Зелёный саркофаг

Первая

1.

— Мам, а мам!

— Чего?

— А я птенец или котёнок?

Инджи повернулась к маленькому сыну, только что вошедшему в дверь кухни, и в отчаянии села прямо на пол. За сорванцом по полу тянулся след из какой-то липкой глинистой грязи, которую он наверняка нашёл на дне одного из ближайших ущелий, где недавно прошли селевые потоки. И куда ему, конечно же, было запрещено соваться до тех пор, пока он не встанет на крыло.

— Чертёнок ты. — проговорила грифина, безуспешно размазывая грязь по перьям сына с помощью полотенца, вышитые узоры на котором стремительно тонули в бурых разводах, — В-все перья на бестолковке своей в-вымазал. Да.

— Ну и что, воду завтра дадут, тогда и помоюсь.

— Не завтрай мне, в-возьмешь в-ведро и будешь очередь у колодца стоять, и чтобы полное притащил. Хотя, наверное, и полного в… ве... ведра не хватит.

— Хватит, я в песке искупаюсь, грязь и отстанет! Мне дед рассказывал, что раньше так мылись в горах, пока водопровода не было. Я видел, как птички в песке купаются, значит и я так смогу!

— Я у деда ещё перья с загривка повыщипываю за такие рассказы, а ты давай, ешь ужин и иди к западному колодцу, мне ещё в-всё гнездо убрать надо после тебя. Да.

— Мам, ты так и не ответила, я кто?

— Ты маленький грифон, — вздохнула Инджи, рассматривая полотенце и прикидывая, сможет ли оно ещё после такого надругательства выполнять полотенечные дела, и не пора бы ему уже превратиться в хозяйственную тряпку. — Чего ты ещё от меня хочешь?

— Как-то это тупо звучит, — проговорил её сын, шамкая полным ртом цельнозерновой каши. — У пони есть жеребята, у яков телята, у птиц птенцы, у львов котята, а я маленький грифон. Как-то не складывается.

— Хочешь быть грифончиком? Буду тебя теперь так называть при в-всех.

— Фу-у. — грязные перья на макушке “грифончика” начали топорщиться в разные стороны, — Не надо.

— Тогда будешь грифошей, — злорадно продолжила мать.

— Ну фу-у! — протянул “грифоша”, при этом из его клювика вылетело несколько зёрен каши, запачкав скатерть на столе.

— То-то. И не думай, что я не в-вижу откуда эта грязь в-взялась, опять по стремнинам лазаешь? Неужели наверху поиграть не с кем?

— Не с кем, — буркнул сын, быстро погрустнев.

— Как “не с кем”, если в-вон за окном целая стайк…

— Они на тебя обзываются.

Взгляд грифины мгновенно стал острым и злым, а клюв непроизвольно щёлкнул. Она быстро отвернулась, чтобы достать из шкафа ещё молока для сына.

— Я кое-кого вздул за это, — продолжил тот, ковыряясь ложкой в тарелке, — заломал ему крылья как ты учила, но остальные подскочили и надавали мне.

— Пузатики желторотые, если толпой на одного накинулись, — деловито отозвалась Инджи, — Значит боятся тебя, нечего с такими в-водиться. Да.

В большом круглом кухонном окне появилась голова соседа. В Грифонстоуне считалось неприличным близко пролетать мимо чужих окон и заглядывать в них, поэтому жители чаще всего ходили по улицам пешком, стучаться и тем более влезать сразу в окно гнезда могли только родственники или близкие друзья. Сосед, при приближении к окну, тактично отвернулся и постучал в стекло кончиком когтя. Грифина раздражённо подняла брови, но ругаться с нахальным гостем, как всегда, не стала. Поначалу, на протяжении нескольких месяцев после переезда в это гнездо, она пыталась аккуратно намекать соседу что не стоит вот так себя вести, но тот пропускал все намёки мимо глаз и ушей. Как и многие другие грифоны, с которыми Инджиджертр приходилось иметь дело на протяжении всей её взрослой жизни, он сразу посчитал просто необходимым начать волочиться за ней при первой же возможности. Широкие крылья, густые перья, острый длинный клюв и блестящая шерсть на боках производили на встречных грифонов неизменно ошеломляющее впечатление.

Будь обстоятельства немного другими, она бы даже могла гордиться своей популярностью, однако грифина слишком быстро и слишком болезненно выяснила, что ни один из ухажеров не был готов ни к каким обязательствам, и не потому, что все они поголовно были какими-то легкомысленными любителями коротких интрижек. Проблема была в её дефективной речи, а это в грифоньем обществе, по какой-то древней традиционной причине, считалось пороком крайнего свойства, а значит ни о каких отношениях нельзя было и думать.

Сосед ещё раз постучал, на этот раз даже не удосуживаясь отвернуться и не заглядывать в окно. Он обивал порог и подоконники её гнезда с самого переезда, даже несмотря на то, что был женат и содержал целую ватагу ребятишек. Но, видимо, осознание того, что рядом с ним живёт одинокая и приветливая грифина весьма приятной наружности действовало на него отупляюще, а доброжелательное обращение он наверняка принимал за кокетство.

Ин раскрыла окно и улыбнулась незваному гостю, приглашая его в гнездо. Тот, перед тем как влететь в помещение, сделал в воздухе залихватский кульбит, видимо рассчитывая впечатлить этим кого-то, хотя грифина и так знала кого.

— Хотите молока? — спросила грифина вместо приветствия.

— Ух, откажусь, только что поужинал. Как поживает мой юный друг? — сосед протянул лапу и поворошил перья на макушке маленького грифона. При этом хлопья засохшей грязи под полным боли взглядом Инджи полетели прямо на скатерть.

— Нормально. — отозвался тот, — Мистер, а можно я возьму у вас тележку? Мне нужно воды набрать из колодца.

— Конечно можно! Ишь, какой помощник растёт у тебя.

— Да, он молодец, в-вот бы только ещё слушался получше. А у в-вас какое-то дело или в.. Вы так, поболтать зашли?

— Шел мимо, и дай, думаю, загляну. — Он картинно округлил глаза. — Я помешал?

— Нет, что в-вы, — махнула Ин лапой, — Мы в-вам всегда рады. Да.

— Пострел, а ты, вроде как, к колодцу собрался? Давай беги прямо сейчас, а то к вечеру там такая очередь будет, что до темноты не выстоишь.

— Нет, — отрезала Инджи, придерживая сына, который действительно вознамерился уходить, а затем мягко добавила, — мне ещё нужно ему перья в-вычистить, а за в, в-в… Извините, за в-водой он всегда успеет. Через пару-тройку часиков сходит, заодно уроки кое-какие с ним приготовим в школу, на завтра.

Лицо грифона, понявшего, что сегодня снова не его день, стало постным и скучающим, однако выпячивать перед Инджиджертр грудь и пушить перья он не перестал, что означало его намерение не бросать упорную борьбу.

— Ладно, — сказал он, — я просто хочу сказать, что очередь действительно будет огромная, без воды в кране уже неделю сидим, а проклятые оползни продолжают сходить как раз там, где их не ждут и ломать все эти дурацкие трубы.

— Жителей в городе слишком много стало, — пожаловалась Инджи, — это раньше в-все колодцами обходились, а сейчас их уже не хватает. В-вот бы узнать, как в старые в… В старые времена умели колодцы копать прямо сквозь скалы, было бы полегче. Да.

— В старые времена вообще много чего умели делать, хотя жили в соломенных гнёздах, а город больше на деревню походил. Это сейчас куда ни плюнь — попадёшь на чьи-нибудь перья, а толку-то от этих толп…

— Зато сейчас молоко привозят на паровозах, и чтобы поесть не надо ловить пони.

Сосед странно посмотрел на Ин, которая слишком поздно осознала, что он точно не в курсе той самой истории. Она нервно улыбнулась и игриво поворошила перьями на крыльях, показывая, что это такая шутка.

— Когда-нибудь и паровозную дорогу обвал закупорит, — медленно продолжил грифон, так и не решив, как реагировать на упоминание такой табуированной темы как охота на разумных. Будь на её месте кто-то другой, он бы закатил показательный скандал и, возможно, донёс районному старосте, чтобы выслужиться в его глазах. Но такой красотке он физически не мог сказать ни слова поперёк, к тому же все знали, что у неё не всё в порядке с головой, даже просто разговаривать с ней из-за её заиканий было тяжело для любого нормального грифона. Но он стоически терпел.

— Если на дороге будет обв… Обвал, пони её быстро починят, — неловко сказала Инджи, еще не определив, прошла ли её неудачная оговорка бесследно, — у них специальные поезда есть для ремонта.

— Да, у них много чего есть, — без энтузиазма проговорил грифон, оглядываясь на окно, — уже вечереет, не хочу вам мешать.

— Ну что в-вы, в… Вы совсем не помешали, — улыбнулась Ин, внутренне радуясь тому, что сегодня он решил уйти сам, без обычного длительного потока намёков с её стороны, — благодарим за разрешение в-воспользоваться тележкой. Если будет в-возможность, мы в-вам тоже в-в...

— Не нужно, — нетерпеливо перебил её сосед, — к завтрашнему вечеру водопровод уже починят. А если не починят, то я своих отправлю к колодцу на подводе, от одного ведра всё равно толку не будет, у меня немытых перьев полное гнездо.

— Что ж, тогда в-всего хорошего, передавайте привет супруге. Да. — Ин толкнула когтем скучающего за столом сына, — А ты не хочешь ничего сказать?

— До свидания, — проговорил тот, зевнув от скуки, — спасибо за тележку.

Грифон кивнул и направился к всё еще открытому окну, лучи солнца на котором даже не начали окрашиваться в оранжевые вечерние цвета. Район, где располагалось гнездо Ин, был далеко не самым престижным в городе. Гнёзда стояли прямо на земле, образуя улицы и кварталы, словно дома пони, а из-за расположения ближайших горных склонов темнело в этой части города очень рано, и всегда внезапно, поэтому жители начинали готовиться к окончанию дня задолго до остальной части Грифонстоуна.

— А, да, тут ещё такое дело, — проговорил грифон, уже поставив лапы на подоконник, — я ведь тебе письмо принёс.

“И ты молчал!? Куропатка мохнолапая, я бы выпотрошила тебя собственными когтями, вырвала бы хвост и задушила им же!”

Конечно, она не сказала это вслух, хотя ругань в грифоньем обществе была вполне в порядке вещей. Если в случае грифона причиной его терпимости были надежды рано или поздно подобраться к Инджи поближе, то в ситуации грифины портить отношения с соседями было просто никак нельзя. У неё не было близких знакомых или родственников, которым она могла бы оставить сына, на случай если бы пришлось срочно заняться делами, или если бы с ней произошло что-то неприятное. Единственной её роднёй был отец, но он жил за городом в гнезде, расположенном настолько высоко, что отправлять туда кого-то не способного летать было просто неразумно. Сам он в Грифонстоуне не появлялся принципиально, его глодали какие-то старые глупые обиды.

Инджиджертр мгновенно вернула себе самообладание, единственной её реакцией был громкий щелчок клювом, который окружающие обычно принимали за какую-то ещё одну дурацкую причуду. Сосед сунул лапу под крыло, туда, где грифоны обычно носят маленькие сумочки для мелочей типа денег или перьевых щёток. Повозившись некоторое время он извлёк порядком помятый конверт из бумаги, уже успевшей пожелтеть, видимо в пути письмо не уберегли от сырости.

— Очень в-вам благодарна, — улыбнулась Ин, — я сама редко на станции бываю, да и не пишет нам никто.

— Не стоит, — приторно отозвался сосед, — я знаю, что у тебя мало знакомых, если заскучаешь зови в гости, я всегда рядом.

— Конечно, — продолжила улыбаться Ин. Конечно же он всегда рядом.

Конверт оказался в лапах грифины ещё до того, как кисточка на хвосте соседа исчезла за подоконником. Инджи очень редко злилась на свой словесный недуг, но сейчас была не в силах от волнения вымолвить ни одного разборчивого слова, чтобы сказать сыну закрыть окно. Вкупе с недавней назойливостью соседа это всё сильнее распаляло её на ровном месте, настолько, что она не могла даже раскрыть письмо, без толку вертя запечатанных конверт в когтях.

Уже привычный к подобному, сын без слов понял, что от него требуется. Он закрыл окно, задёрнул на нём занавески и взял конверт из лап матери.

— Здесь не по-нашему написано, — сказал он, аккуратно разрезав когтем краешек конверта и мельком взглянув на письмо.

Сердце Ин забилось ещё быстрее. Неужели это письмо от неё, от этой затворницы со зловещим именем? Сколько лет прошло? Однако, положив бумагу на поверхность стола и аккуратно разгладив её, грифина увидела чернильные кляксы, съехавший набок текст и почерк похожий на дорожку, оставленную припадочной улиткой. Рес так не писала, она просто не могла себе позволить такой небрежности, это не она.

Перед тем как тихонько уйти с кухни, маленький грифон положил на стол вскрытый конверт, на котором Инджи сразу заметила почтовый штамп Равнин. Ну конечно… Так коряво мог написать только як, удерживая перо своим неуклюжим раздвоенным копытом.

2.

Сын спал, свернувшись на подушке, его клювик тихо пощёлкивал во сне, а задние ноги легонько двигались. Ему снилось что он кого-то ловил или от кого-то убегал. Наверное, снова наслушался от старухи по соседству историй про времена короля Гровера и обретение идола Борея. Инджи почему-то с самого детства считала все эти сказки чистейшей выдумкой, просто способом сплотить непокорные грифоньи умы хотя бы во что-то похожее на единый народ, остановить его деградацию в полудикие племена, враждебные всему миру. Считала она так до тех пор, пока Рес, как бы между делом, не сообщила что это всё историческая правда, вплоть до того факта, что Идол действительно создан из пыли золотых закатов над перевалами. А на вопрос “что это вообще значит” единорожка, по своему обыкновению, таинственно зажмурилась и ответила, что не стоит об этом думать.

Грифина сидела на ящике для дров у окна комнаты на первом этаже её гнезда. Она никогда не любила сидеть на полу. Её взгляд бездумно сновал по улице за окном, по которой текли грязные ручейки с горных склонов, проделывая в слежавшемся песке глубокие русла, наполненные мелкими острыми камешками. Когда-то, во времена королевств, вся эта лишняя вода отводилась в ущелья специальной системой каналов, но она была уже много поколений как заброшена. Чтобы улицы совсем не превратились в горные реки и целые районы города не уползли вниз по склону, власти иногда раскошеливались на кое-какие мероприятия, в основном приглашая трудолюбивых горных яков, которые равняли улицы и засыпали свежим песком. Этого хватало на пару лет, а в будущее грифоны смотреть не умели. То, что местные яки даже рабочих сословий всегда ходили разодетыми в золото, было нисколько не удивительно.

“Совет Объединённых Равнин.

Ветер, звёзды, горизонт.

Дата: 14-е число Сухотравья, 187 год Союза.

Грифине Инджиджертр, уроженке Песчаника, ветерану хранителей линий в отставке.

Советом принято решение отозвать вас обратно на службу, дело чрезвычайной важности. Засим вы обязаны как можно скорее явиться в Порт и получить дальнейшие распоряжения.

Отправлено пять резервных копий письма.

Копия номер три.”

Возобновившийся шум дождя вывел грифину из оцепенения. Она еще раз прогнала в памяти текст письма и еще раз усмехнулась тому, каким напыщенным официальным слогом был тот составлен. Ни дать ни взять — настоящее государственное ведомство, даром что всё государство состояло из безбрежного моря травы, да чахлого городка, единственной реальной достопримечательностью которого была высоченная каменная башня для причаливания тяжелых межконтинентальных дирижаблей. Видимо тамошние равнинные яки нашли кого-то достаточно образованного, чтобы составлять официальные бумаги, но доверять кому-то сам процесс начертания этих закорючек гордость не позволила.

— Мам… Ты куда?

Несмотря на то, что сын никогда не отличался робостью или излишней тактичностью, сейчас он не стал подходить близко и заглядывать в сундук с вещами, который видел открытым впервые в жизни. Инджи извлекала из сундука вещи, которым, казалось, уже и не суждено было снова увидеть солнечный свет: сумки для дальних полётов, похожий на корсаж жилет, стягивающий перья на груди для того, чтобы они не цеплялись за ветки деревьев, складная астролябия, которую когда-то сделала Рес…

Рассовав всю экипировку по сумкам и карманам жилета, Инджи присела перед сыном, прижав его к себе крыльями.

— Мне нужно ненадолго улететь, малыш. Помнишь, я рассказывала про свою работу? Про Лес?

— Тот, который ест магию? Он снова голодный? Ты же сказала, что он наелся.

— В-вряд ли дело в… в нём. Может, у степных для меня какое-то другое поручение, они же глупые там в-все, я одна умная была, в-видимо ничего без меня не могут. Да.

Маленький грифон отстранился от Ин и нахмурился, глядя в глаза матери. Его пёрышки на загривке поднялись, как будто он ощутил какой-то тревожный сигнал. Малец умел чувствовать и сразу определил, что это объяснение никуда не годится.

— Хорошо. Я понял.

— Иди умойся, тебе тоже нужно будет собираться. Пока поживёшь у соседей, я отправлю деду письмо, чтобы он прилетал тебя навещать, он конечно откажется, но я постараюсь быть убедительной. И ещё, в-всё-таки постарайся подружиться с другими ребятишками, пускай они обзывают меня, больше не обращай на это внимания. И не забывай учить уроки.

— Ты вернёшься?

Она щёлкнула клювом и замерла, почувствовав болезненный укол воспоминаний. Когда-то она задавала тот же вопрос его отцу.

— Я должна в-в… — грифина глубоко вдохнула, — В-вернуться.

— Хорошо. — повторил он, всё еще хмурясь.

Сборы были закончены как раз когда небо успело очиститься от тяжелых дождевых туч, от которых остались только мелкие рваные облачка, спустившиеся ниже и облепившие ближайшие горные склоны. Грифина некоторое время болтала с соседкой, спросонья таращившей глаза на её необычную экипировку, и даже позабывшей придавать физиономии приторно-участливое выражение, когда Ин начинала заикаться. Соседские ребятишки были примерно того же возраста что и ребёнок Инджи, поэтому просьба присмотреть за ним не вызвала никакого беспокойства, особенно, потому что в придачу Ин оставила соседке ключи от своего гнезда и разрешение наведываться в тайник под лестницей, где хранились сбережения. Конечно, далеко не все, но и этих было вполне достаточно.

— Я скоро. — улыбнулась она сыну напоследок.

Он не ответил, а только кивнул, как взрослый.

3.

В какие-нибудь старинные времена такое путешествие наверняка должно было быть крайне опасным. Нужно было собирать целую стаю опытных спутников, набивать полные сумки провизией, водой и лекарствами, не говоря уже о том, что перелететь через перевалы на собственных крыльях можно было только потратив предварительно пару недель на физические упражнения. Некоторые дальние скалы были в изобилии усеяны костями тех, кто пытался преодолеть их на одной браваде, без соответствующей подготовки.

Но те времена давно прошли, и чтобы покинуть горы, нужно было всего лишь спуститься вниз в долину и сесть на эквестрийский поезд. Железную дорогу в эти места проложили не так уж давно, Ин ещё помнила то ущелье засыпанным валунами и толстыми стволами деревьев, принесённых оползнями за многие сотни лет. Пони и яки, строившие дорогу, каким-то образом укрепили все склоны. С тех пор как станция приняла первый паровоз, в ущелье не случалось ни одного обвала. Впрочем, грифоны всё равно не доверяли всем этим манипуляциям, и в городе прошедшие десятки лет упорно ходили слухи что дорогу вот-вот завалит камнями и наверняка поубивает кучу пассажиров в поезде. Но этого “вот-вот” всё никак не случалось, зато в Грифонстоуне появилось невиданное доселе свежее коровье молоко, доставляемое с эквестрийских ферм через Кристальную империю целыми цистернами, и мгновенно ставшее любимейшим местным напитком. Наверное, потому что местные жители всё-таки были наполовину кошками.

Поезд тронулся с тихим щелчком сцепок, будто нехотя, будто ещё можно дождаться опоздавшего, а, может быть, наоборот того, кто изменил своё решение в последний момент и захотел сойти. Инджижертр сидела у окна в общем вагоне, неловко растопырив крылья. Пони, проектировавшие типовые сиденья, явно не рассчитывали, что на них будет сидеть кто-то с такими длинными крыльями, и поэтому большинство грифонов ездили лёжа вдоль скамеек. Наверное, в глазах чопорных пони, выглядело всё это не очень прилично, но никто из них ни разу ничего об этом не сказал, видимо и у них такая практика встречалась частенько. В вагоне было почти пусто: один старик-осёл, беспробудно уснувший еще до отправления, два земных пони с большими сумками, видимо коммивояжёры, да пони-кондуктор с заплатой на фуражке, сразу ушедший из вагона куда-то в сторону паровоза.

Состав медленно плёлся, огибая склоны и ныряя в короткие тоннели. Он ещё не успел толком покинуть тени станционного ущелья, как вагон уже наполнился запахом сгоревшего угля, а пони прилипли к окнам пытаясь запечатлеть в памяти местные скалы, вздымавшиеся на головокружительную высоту. Инджи смотрела на всю эту красоту сквозь полуприкрытые веки, всё-таки она выросла здесь, очертания всех скал она могла бы нарисовать с закрытыми глазами: вот этот выступ похож на сломанный коготь, а вон та седловина — на след от крыла в снегу. А вот про ту скалу отец рассказывал будто там в хрустальной пещере спит какой-то из древних могучих королей, и как только Грифонстоуну будет грозить опасность он проснётся и защитит всех. Классика...

— Простите великодушно, а не желаете ли…

Ин повернула голову и увидела одного из пони-попутчиков, он как-то незаметно подтащил свою сумку ближе и запустил в неё копыта, видимо намереваясь начинать представление своих товаров.

— Мне ничего не нужно, благодарю, — ответила грифина, сразу же отвернувшись обратно к окну.

— Вы, вероятно, меня не так поняли, — на этот раз устало проговорил пони, — мы ничего не продаём. Не могли бы вы просто попробовать?

— Что попробовать?

— Вот, — пони извлёк из сумки картонную коробочку, уже порядком помятую в долгом путешествии. Коробка оказалась набитой какой-то выпечкой непритязательной квадратной формы. — Попробуйте хотя бы одну, это бесплатно.

Инджи протянула лапу и взяла одно из печений двумя когтями. Грифоны обычно не ели сладкой выпечки, в основном потому, что традиционно в горах её негде было достать. Сев на скамью прямо, она пожала плечами и откусила.

— Слушайте, это очень в-вкусно, — удивлённо протянула грифина, тут же сунув в рот оставшийся кусочек, — Не сладко и не пресно, в самый раз. И в-вы это продавали?

— Нет, не продавали, мы привезли рецепт, в качестве подарка. Долго подбирали то, что может понравиться грифонам, в итоге остановились на вот таком варианте галеты, а все эти сумки забиты пробниками. А ведь когда собирались, даже думали, что берём слишком мало, хотели даже багажный вагон прицепить. Но, — пони в досаде растянул губы, — ничего не вышло.

— Оно и понятно, что ничего не в-вышло, — проговорила Ин, уплетая очередную печеньку, — в-вы подозрительно в-выглядите, да и не доверяют здесь тем, кто предлагает что-то бесплатно. Здесь в-вс… В-всегда чуют подвох. Да.

— Мы даже пытались представление организовать, презентацию этакую, но…

— В Грифонстоуне запрещены публичные в-выступления, даже знаки кругом в-висят, разве в-вы не заметили?

Лицо пони снова приняло досадливое выражение, он попытался переглянуться со своим спутником, но тот был слишком увлечён горными пейзажами за окном.

— В общем, — протянул он, — у нас осталась куча печенья, а рецепт взяла только одна семья. Но мы так и не смогли научить их готовить, вроде бы следуют рецепту, но в итоге всегда получается что-то… Иное. Как будто они забывают вложить в готовку частичку чего-то, я не знаю, как это объяснить.

— Мне правда в-вас жаль, ребят, — ответила Инджи, — но я тоже толком не умею готовить ничего кроме простейшей каши для сына, поэтому никакого совета в-вы от меня не дождётесь. Единственное, что могу сказать, это то, что в-времена помаленьку меняются, и если нынешнему поколению в-ваши печеньки не пришлись по душе, то их дети наверняка будут от в-всего этого без ума. Да.

— Мы и не требуем от вас ничего… — улыбнулся пони, — я всего-то хотел убедиться, что дело не в самом рецепте. Извините если потревожил. Коробку я тут оставлю, может ещё одну принести? Вы в Кантерлот едете?

— Ох, благодарю, но мне одной хватит, это почти пустые калории, не хочется наедаться таким в пути. — Она взглянула на него, размышляя, стоит ли рассказывать куда направляется. — И нет, я на узловой сойду, мне не в Кантерлот, мне… Значительно дальше.

— Оо-о, вы путешественница? Или по рабочим делам?

Инджи не ответила, бросив на пони долгий выжидающий взгляд. Тот сразу всё понял, коротко поклонился и вернулся обратно к своему спутнику, после чего они начали вполголоса о чём-то переговариваться, то и дело роясь в своих сумках.

Поезд мягко покачивался, проходя витки горных серпантинов. Внизу под полом поскрипывали металлические детали, но со временем путь становился всё ровнее, тише, как будто поезд был каким-то ползучим хищником, готовящимся скрасть ничего не подозревающую добычу.

До самого вечера грифина сидела неподвижно, только, время от времени, протягивала лапу, чтобы взять из коробки очередной крекер. За стеклом мелькали последние горные сосны, искривлённые ветром, приземистые, одновременно и уродливые, и по-своему красивые. Они росли, вцепившись в камень, всеми силами стремясь не соскользнуть вниз. Когда-то, во времена ещё до старых царств, грифоны строили гнёзда как раз у подобных деревьев, удерживающих крепкими корнями не только себя, но и каменные склоны вокруг.

— Прошу прощения, — сказал кто-то совсем рядом. Инджи повернула голову и увидела второго пони. В отличие от чересчур учтивой манеры его спутника, этот держался по-деловому.

— Мне больше не нужно печенья, большое спасибо, — сказала Ин, но вдруг поняла, что этот пони держит не сумку с пробниками, а небольшой деревянный ящик с видоискателем. Фотоаппарат.

— Мы с партнёром очень рады тому, что наш рецепт всё-таки пришёлся вам по вкусу. Но у меня другое дело. Не дадите ли вы разрешения сфотографировать вас, прямо вот здесь у окна. Вам не нужно будет ничего делать, я сам найду нужный ракурс.

— Это не кинокамера?

— Боюсь, нет, это фотографический аппарат, он предназначен для…

— Жаль, — отрезала грифина, раздосадованная тем, что этот пижон принимает её за какую-то дикарку, — я очень люблю киноленты. В Грифонстоуне кинотеатра ещё нет, но я много где была.

— И всё-таки, могу я получить ответ? Солнце находится как раз с противоположной стороны, время для удачного кадра уходит…

— Да, без проблем, я не про…

Именно в этот момент вагон погрузился в кромешный мрак, поезд вошел в последний, самый длинный тоннель. Инджи, будучи грифиной, видела в темноте, и прекрасно различала пони, который после такой перемены обстановки быстро взял себя в копыта и буквально наощупь начал готовить аппарат к съемке. Бросив в клюв ещё одно печенье, Ин отвернулась обратно к окну, прислушиваясь к дрожанию воздуха, отражающемуся от стенок тоннеля стуку колёс и пыхтению паровоза, казавшегося совсем рядом.

Поезд вынырнул из противоположного склона горы, будто выброшенный на открытое море, а перед Инджи развернулись Равнины. Не холмы и не склоны каких-то оврагов, а горизонт. Настоящий, чистый, не имеющий видимых границ. Линия между небом и поверхностью земли была ровной и резкой, словно лезвие. Равнина от подножия горы сразу уходила вдаль, ржавая трава, тонкие следы высохших речушек, одинокие кляксы зарослей кустарников, всё сливалось в один сплошной ковёр.

Рядом послышался щелчок затвора камеры, а затем ещё один, но грифина уже не обращала на это внимание. Ин прижала щеку к стеклу, даже не от любопытства, ведь она проезжает здесь уже четвертый раз. Для неё восторг от созерцания таких пространств был ритуалом. Родные горы за спиной вдруг стали чем-то прошлым, будто бы даже несущественным, однако грифина быстро осознала, что уже не ощущает того чувства, какое накатывало на неё в предыдущие три поездки на этом же поезде. Сейчас она понимала, что обязана вернуться, ведь дома её ждёт чумазый комок шерсти и перьев, которого она ещё даже не научила летать.

Серпантин железной дороги вёл вниз, огромными пологими петлями обвивая внешний склон горы. Каждая дуга открывала новый ракурс: то виден был засыпанный обвалами, но всё же сохранившийся с древнейших времён тракт, по которому когда-то через перевал шли торговые караваны, то виднелись какие-то заброшенные постройки, сложенные из грубого сланца, облепившие склоны и полусъеденные ветром.

Узловая станция уже маячила внизу, этакая клякса цивилизации, оставленная там, где раньше сходились караванные тропы перед перевалом, а сейчас железнодорожные пути с трёх направлений. Оставшиеся два направления расползались от станции в разные стороны, прижимаясь к основанию скал, словно боясь хоть немного заступить на территорию Равнин. Если кому-то нужно было отправиться туда, прямо за горизонт, к его услугам были либо редкий почтовый дирижабль, либо собственные ноги и крылья. Станционные постройки и немногочисленные дома местных жителей казались игрушечными на фоне огромного пространства, дым от печей тянулся вверх, неуверенно растворяясь в холодном воздухе.

Поезд сбрасывал скорость. По вагону прошёл пони-кондуктор, бесцветным голосом оповещая немногочисленных пассажиров заученными фразами о том, что поезд прибывает на станцию и выходящим не стоит забывать вещи. Под полом вагона начали громко стучать какие-то механизмы, всё чаще раздавался скрежет тормозов. Ин выпрямилась, одной лапой прижимая к груди сумки, а другой — коробку из-под печенья, которую она уже успела опустошить за день.

За окном промелькнул знак с ржавыми коваными буквами: «Восточные Ворота».

Инджи встала и надела сумки. До Порта было ещё несколько суток пути.

4.

Паровоз с шумом выпустил остатки пара, словно живое существо, делающее последний глубокий выдох перед тем, как отойти ко сну. Кроме Инджи на этой станции не сходил никто, да и в обоих пассажирских вагонах с земли нельзя было никого разглядеть, кроме тех двоих пони, как обычно прильнувших к стёклам. Несмотря на то, что поезду предстояло торчать на станции ещё почти целый час, транзитных пассажиров погулять не выпускали. Испокон веков проходившие здесь караваны исполняли похожий ритуал, запрещавший кому бы то ни было отходить от своих попутчиков. Сейчас станцией заправляли предгорные яки, ценившие традиции с силой, граничащей с помешательством.

Воздух здесь был совершенно другим: более сухой, пахнущий горькой полынью, дорожной пылью и сгоревшим каменным углем, которым здесь топили печи. Несмотря на вечернюю прохладу, всё вокруг наполнял стрёкот полевых насекомых, а в вышине с громкими криками носились ласточки, охотясь на припозднившихся дневных жучков.

Инджи совсем не спешила, даже притом, что солнце уже начало клониться к горизонту. Она знала, что на параллельной с перроном улице, в общем-то на единственной улице этого городка, можно было найти маленькую гостиницу с дурацким названием “караван-сарай”. Там всегда были свободные койки, и потомственной династии владельцев этой дыры никогда не грозило разорение, просто потому, что, согласно традициям, в подобных местах всегда должен быть караван-сарай, а значит яки оплачивали все издержки.

Грифина некоторое время постояла на месте, вполглаза наблюдая, как вымазанные в угольной пыли, но всё равно щеголяющие золотыми украшениями яки толкают к паровозу большую цистерну с водой. Кроме этой процессии вокруг не было никого, но так Инджи показалось только на первый взгляд, потому что в закатной тени грифина заметила его.

У старых ржавых багажных весов стоял грифон. Он пижонски опирался на один коготь, слегка сутулился, и в целом оставлял впечатление того, кто здесь впервые, но притворяется, что знает, куда идти.

Вилфред.

Грифина узнала его с первого взгляда. Всё тот же резко очерченный профиль, некрупные лапы и крылья, длинный хвост со стриженной по последней моде кисточкой. Он довольно сильно возмужал, с тех пор как Инджи видела его в последний раз, но розовые перья на макушке и кончиках крыльев по-прежнему не оставляли ему шансов произвести впечатление кого-то прямо-таки опасного.

Она не стала взлетать, чтобы побыстрее добраться до гостиницы, вместо этого грифина прошла мимо Вилфреда, попытавшись состроить самую скучающую физиономию из возможных. Он проводил её взглядом, но в нём не было ничего кроме обычного оценивающего внешность выражения, к которому Ин уже давно привыкла.

Конечно, не узнал. Она в те времена была хороша в своём деле, она была его тенью, поначалу почти непрерывно, а через пару недель, когда убедилась, что его компашка больше не собирается устраивать сомнительных гастрономических ритуалов, наведывалась раз в пару дней просто чтобы убедиться. Рес попросила приглядеть за несмышлёнышами после той заварушки, и Ин приглядывала, тихо и незаметно, до тех пор пока грифоны не покинули Порт.

Грифина вразвалку зашла за угол и тут же обернулась, аккуратно выглянув обратно. Вилфред остановил проходившего мимо мула в униформе станционного клерка и вытащил письмо, пытаясь что-то втолковать. У этого письма конверт не был пожелтевшим, видимо почта в месте жительства этого грифона работала не так нерадиво, как в Грифонстоуне, и печать Совета виднелась гораздо лучше даже в сумерках. Грифон говорил с мулом устало, чуть раздражённо, в его голосе сквозила неуверенность. Значит, не знает, зачем его позвали. И, скорее всего, даже не знает, как добраться отсюда до Порта. “Бедняга, хе-хе. Да.”

День уже окончательно склонился к вечеру. Станция за спиной немного оживилась, послышались свистки паровозов, тот на котором приехала Инджи разводил пары, готовясь отбыть в сторону границы с Кристальной империей, а на параллельный путь встал новенький грузовой состав откуда-то с юго-востока, из жарких стран, где Ин никогда не была. Вечерняя прохлада здорово щекотала нос, поэтому грифина расстегнула жилет, чтобы была возможность распушить перья, и зашагала прямо к гостинице, прокладывая себе путь между станционных подсобок и завернутых в брезент товаров, ожидающих отправки. Всё это лежало здесь совершенно без охраны, даже если бы здесь очутился какой-то злоумышленник, утащить что-либо он мог только в сторону Равнин на своих ногах или крыльях, что было не самым разумным решением.

На единственной улочке Восточных Ворот за прошедший без малого десяток лет абсолютно ничего не изменилось. Даже брехатая собака размерами с небольшого медведя и свисающими с боков клочьями линяющей шерсти выскочила из подворотни ровно в том же месте, где и в прошлый раз. Почему-то яки очень любили эту древнющую породу, даже несмотря на то, что им уже множество сотен лет не требовалась защита от волков и койотов. Инджи громко щёлкнула на собаку клювом, отчего та в недоумении подняла уши и начала обнюхивать ближайший забор, притворившись будто вовсе и не собиралась кого-то облаивать.

В середине улицы, там, где стояли здания постарше, осевшие, с облупившейся штукатуркой и выцветшими окнами, покрытыми налётом пыли, по-прежнему торчала деревянная табличка с выведенной масляной краской надписью “Постоялый двор”, а второй строчкой “Караван-сарай”. Слоёв краски на табличке прибавилось изрядно, и краску на неё не жалели, она даже стекала снизу на манер пещерных сталактитов, в некоторых местах обломанных, видимо, местной детворой. Сам караван-сарай оставлял удручающее впечатление, и явно не видел десятилетиями не то что свежей штукатурки, но даже завалящего ржавого гвоздя. Ин решила, что поддержание таблички в свежести наверняка тоже является одной из местных традиций.

Дверь во двор тяжело скрипнула под лапой, при этом с неё облетело несколько хлопьев высушенного солнцем лишайника. Во дворе пахло старым деревом, пыльным ковром, вывешенным на перекладину, и сваренным ещё утром рисом в прокопчённом казане на дворовой глиняной печи. В грязном окошке хозяйского дома заплясал свет керосиновой лампы и из глубин поросшей жухлым виноградом арки показался осёл — серый, в тёмном жилете, с блеклой лентой на гриве. Один глаз щурился, второй блестел чуть мутновато. Инджи помнила его по прошлому разу, но тогда он выглядел куда более… презентабельно. Видимо, почти абсолютное безделье в этих глухих местах сказывается на личности крайне разрушительно.

— Комната? — коротко буркнул хозяин, бросив взгляд в котёл, как будто проверяя не успела ли грифина украсть оттуда пригоршню риса.

— Да. На одну ночь.

— Платишь вперёд.

Она кивнула вместо ответа, сунула лапу в сумку под крылом и передала хозяину пяток мелких эквестрийских монет, которые были в ходу во всех цивилизованных частях света. Тот безразлично покосился на них, хмыкнул и зубами потянул за верёвочку, торчащую из кармана жилета. К веревочке был привязан тяжелый старинный ключ, видимо как раз от жилья. Приглашающе мотнув головой, он поплёлся к двери в гостевой дом на противоположном краю двора. Инджи бросила беглый взгляд на остальные постройки и с некоторой горечью поняла, что в этом постоялом дворе уже не осталось других комнат, и вовсе не потому, что они были кем-то заняты. Они пребывали в таком состоянии, что жить там могли разве что пауки да скорпионы. Там, где Инджи ночевала в прошлый раз не было не только дверей и стёкол, но даже и соломы на крыше.

У двери единственного более-менее целого домика хозяин снял с гвоздя второй фонарь, зажёг его и передал гостье вместе с ключом. Ин постаралась не прикасаться к верёвочке.

— Еда в котле, если не хватит, то ещё наварю. Отхожее место вон там за плетнём, колодец на улице, только собаку берегись, лучше палку с собой бери если пойдёшь, вон она стоит у ворот. Что еще… — Он задумался, — ну, вроде, всё. Выселение завтра, когда захочешь, если надумаешь ещё остаться, то монеты на окно снаружи поклади, будить меня не надо.

Несмотря на грубую массивность и покрывавшую ключ ржавчину, тот провернулся в замке с отчётливым щелчком, словно механизм был совсем новеньким. Оказавшись внутри домика, грифина постояла некоторое время, поводя фонарём и пытаясь оценить бедственное положение комнаты, в которой ей придётся провести целую ночь. Низкий провисший в середине потолок с торчащими жгутами пакли, подозрительный диван, обитый вытертой тканью с нарисованными цветами, которые давно превратились в пятна. На стене у узкой металлической койки отстающие пузырями пожелтевшие обои, остальные стены покрыты побелкой. Стол с зеркальцем в раме, растрескавшимся по краю, и покрытый жирной плёнкой умывальник завершали изысканное убранство этой гостиницы.

Грифина прошлась по комнате, подвесила фонарь на крюк в центре потолка, проверила замок на двери. Сбросила на стол сумки и жилет, но потом вдруг вспомнила что-то, обернулась к единственному миниатюрному окну и поняла, что на нём нет занавесок. Вряд ли в этих копытных местах кому-то пришло бы в голову подглядывать за грифиной, но Ин всё равно взяла сумку и поставила на подоконник так чтобы она полностью загораживала окно. Умывальник оказался наполнен водой и даже довольно чистой, поэтому Инджи достала из жилета дорожную щётку, смочила её и постаралась хоть немного избавиться от пыли на перьях и шерсти.

Немного освежившись, она сняла лампу с крюка и поднесла ближе к койке, долго и пристально разглядывая бельё на предмет кусачей мелкой живности. К чести хозяина, бельё на койке оказалось свежим, чистым, и даже пахло какой-то отдушкой.

Ин не стала расправлять постель, она медленно повернула фитильную задвижку на лампе, дождавшись, пока слабый огонёк совсем потухнет, а затем улеглась поверх сыроватого одеяла и осталась лежать в темноте на боку. Она слушала как где-то на чердаке ночной ветер шуршит соломенной кровлей, поскрипывает забор под окном, откуда-то со станции доносятся редкие свистки паровоза.

Так началась её первая за десяток лет ночь вне гнезда.

5. 

Солнце только поднималось над равнинами, его белёсый диск прорезал низкий утренний туман. Утро даже могло бы быть добрым, если бы только продавленная койка не подпирала бока металлическими гранями, а проклятая собака не шастала всю ночь по улице вдоль забора, громко фыркая и опасливо принюхиваясь к запаху хищника из домика где ночевала грифина. За всю ночь Ин так и не смогла уснуть, вместо этого она старалась лежать неподвижно и не открывать глаза, давая отдых хотя бы им. Когда в комнате, даже несмотря на загороженное сумкой окно, стало настолько светло что она смогла различить паутину в противоположном углу, грифина встала.

Инджи умылась ледяной водой, влезла в жилет и накинула на спину сумки. Старая дверь скрипнула, впуская её в утренний двор. Сейчас, без вечернего полумрака, он производил уже не настолько гнетущее впечатление, хотя то, что всё вокруг было покрыто капельками холодной утренней росы создавало ощущение мерзкой промозглости.

В противоположном конце двора, под виноградной аркой, сидя на расстеленной дорожной накидке зевал Вилфред. Он пытался расправить крыло, чтобы маховые перья в нём улеглись как надо, и одновременно обнимал толстую палку, которой хозяин постоялого двора предлагал отбиваться от собаки в случае чего. Грифон выглядел не слишком бодро: шея скособочена, перья на боку взъерошены, а багаж из большого чемодана и узелка с книгами был сиротливо поставлен к стеночке под крышей. Хотя Инджи не спала всю ночь, и никогда не жаловалась на слабый слух, она не слышала как грифон появился во дворе, наверное он каким-то образом прилетел сразу сюда, удачно найдя путь к постоялому двору в ночной мгле, ведь уличных фонарей здесь не было. Только вот хозяин уже спал, а по улице бродила страшная собака, поэтому Вилфред просто нашел ближайший свободный пятачок под крышей и улёгся ночевать там. “Хе-хе, бедолага. Да.”

Он не сразу заметил её. Только когда совсем поднялся и, бормоча ругательства, стал расправлять крылья в стороны, просушивая перья под первыми холодными лучами солнца.

— …Ты. — голос у него был хриплый, как у того, кто говорил всю ночь. Видимо, ему пришлось немало побеседовать с местными несговорчивыми обитателями до тех пор пока не удалось выяснить что-то вразумительное.

— Мне досталась комната. — Ин произнесла это ровным голосом, всеми силами стараясь одновременно скрыть злорадное торжество и не произносить слов на букву “в”. Она слишком хорошо знала что бывает когда она заикается в диалоге с незнакомым грифоном. — А тебе нет?

 Вилфред фыркнул.

— Ты, наверное, бывалая уже, но меня крайне удивило всё это. На целой узловой станции, в ключевом инфраструктурном центре региона, нет ни одной внятной гостиницы, и даже на постой никто не пускает. Я здесь бывал один раз, сразу после института, но только проездом. Если не выходить из вагона, то сквозь стекло всё это кажется даже миленьким. — Он приподнял узел с книгами, проверяя нет ли под ними сырого пятна. — Но вся идиллия заканчивается, когда тебе предлагают ночевать либо на улице под забором, с шансами попасть на зуб этому косматому чудищу, либо в сарае со степными ядовитыми пауками. Конечно я выбрал звёзды.

— Да ты прямо поэт, — съязвила Инджи, и только тогда поняла, что общается с этим грифоном как со старым знакомым, хотя это утверждение было справедливым только частично. Она его знала уже давно, а он видел её впервые.

— А ты прямо напарница Дэринг Ду, — произвёл грифон ответный выпад, — собралась будто в экспедицию за утерянными сокро…

Он осёкся, нахмурившись и глядя как Инджи с ухмылкой достаёт из-под крыла пожелтевший конверт со знакомым штампом.

— Меня зовут Инджиджертр. Можно Инджи или просто Ин.

— Я Вилфред, сокращать не стоит, если можно. Но я догадываюсь почему ты сразу предлагаешь варианты, насколько мне помнится, пони вряд ли смогли бы выговорить подобный набор звуков.

— Да, это в-ве… — грифина раздраженно щёлкнула клювом и уставилась под ноги, сжав несчастное письмо в лапе так сильно что послышался шорох расползающейся бумаги, — Это в-верно. Да.

— Хм-м, — протянул грифон, в раздумьи постучав когтем по клюву, — теперь всё ясно. Повтори-ка следующее: “Арндис бегает, всё глядит. Друзья ей ёжики, живые, забавные и йогурт, конечно, любят молочный. Но однажды пришёл радостный слонёнок, танцевал у фонаря хорошо. Целый час шумел, щебеча энергично. Юморист явно”. Если не запомнила могу повторить.

Инджи выучила эту фразу едва ли не раньше чем научилась читать, и примерно тогда же перестала воспринимать подобные попытки подколоть её или унизить. Вместо ответа она отбросила письмо в сторону и направилась прочь с постоялого двора. Вилфред некоторое время торчал на месте, всё еще не осознавая, что его собеседница не собирается возвращаться, а затем спохватился и побежал за своим багажом.

Они шли вниз по пыльной улице, воздух вокруг уже почти избавился от ночной свежести и постепенно возвращал себе дневную палитру запахов: полынь, уголь, горячие камни. Тени от зданий падали длинно и косо, гул парового водяного насоса на станции почти растворялся в утренней тишине. Ин шла уверенно, сдержанным шагом, чуть впереди. Вилфред летел следом, у самой земли, никак не соображая каким образом ему управиться с чемоданом и связкой книг. Иногда он бросал на спутницу взгляды и тут же смущенно отворачивался.

— Слушай… — он всё же решился заговорить. — Мы точно раньше не встречались?

Ин не обернулась.

— Нет.

— Странно. У тебя манера держаться такая, будто ты знаешь больше, чем говоришь, и будто я тебя уже где-то видел. — Он на мгновение замолчал. — Хотя, может, просто нервы. Не каждый день получаешь гербовое письмо от Совета с приказом явиться на другой край света.

Инджи слегка повернула голову, но глаза её оставались направлены вперёд.

— Ты думал, тебя одного в-вызвали?
— Ну… — он пожал плечами. — Не совсем. Я знал, что это всё не просто так, ведь я бы всё равно вернулся через месяц, я ведь в Мейне был на симпозиуме, а в Порту у меня врачебная практика, пациенты, я бы в любом случае вернулся. Но меня вызвали обратно со всей срочностью, а теперь, когда я вижу, что в этом всём участвуют… — он замялся, и, наконец, спросил напрямую: — Кто ты вообще такая?
— Та, кто тоже следует приказу. — Она бросила на него быстрый, пронзительный взгляд. — Этого достаточно.
— Ага, — протянул он, подтянув к голове лапу с книгами и задумчиво почесав клюв. — Таинственно. Ты выглядишь как кто-то, у кого есть план, или хотя бы понимание, что вообще происходит. Не то что я.

Ин не ответила. Они двигались молча, грифина продолжала идти пешком, а Вилфред так и летел следом, поднимая взмахами крыльев небольшие облачка дорожной пыли, давно высохшей от предрассветной влаги. На самом краю посёлка грифина остановилась и медленно оглядела горизонт, с правой стороны ограниченный горным склоном и уходящей вдоль него насыпью железной дороги. Чуть левее, посреди пустынной равнины, торчал длинный шест с красной полосатой тряпкой на верхушке. Когда-то ветроуказатель был выполнен более прилежно, его установили здесь примерно в то же время, когда пони и яки строили эту станцию. Но, со временем, какой-то шальной порыв сильного ветра унёс тканевый конус, который заменили на обычную тряпку.

Грифина снова двинулась с места, на этот раз в сторону шеста. Когти на лапах иногда цокали по ровному бетонному покрытию, выглядывающему сквозь проплешины в сплошной степной траве. Когда-то по нему катали тележки с грузами для дирижаблей, которые здесь приземлялись, но это быстро потеряло смысл, потому что перевозка по железной дороге была куда практичнее и дешевле.

Бескрайний простор пустого поля тянулся до горизонта, это место даже ещё нельзя было назвать настоящими Равнинами, но ощущения от присутствия на пороге одного из самых грандиозных просторов на всём известном свете заставляло немного робеть. Блёкло-жёлтая трава шевелилась под гуляющим ветром, редкие ползучие сорняки цеплялись за потрескавшийся бетон у основания шеста. Пахло старым машинным маслом и высохшей травой.

Рядом с ветроуказательным шестом из земли, словно круглый столик, торчала древняя кабельная катушка, невесть как сохранившаяся здесь со старых времён. Инджи никогда не нравилось сидеть просто на полу или земле, поэтому она забралась на катушку и устроилась там, сидя по-кошачьи ровно, будто на парадном посту. Её ожидающий взгляд был устремлён в небо.

Вилфред некоторое время шатался вокруг с таким видом, будто ему тоже полагалась удобная катушка для сидения, но из-за чьей-то халатности её не оказалось на месте. Вскоре он бросил свои брожения, расстелил на траве рядом с катушкой походную накидку и устроился на ней, поставив багаж под боком. Он также уставился в небо, иногда бросая взгляды в сторону станции, а иногда — на грифину.

— Он опаздывает, — пробормотал грифон наконец, хмурясь. — Я думал, что почтовые дирижабли должны ходить по строгому расписанию.
— А я думала, что канючить среди в-взрослых грифонов не принято.

Ин почувствовала укол стыда, она действительно не хотела говорить ничего подобного, но на этот раз всё вырвалось как-то само. Видимо, утренняя подколка грифона слишком сильно её задела, она очень давно не общалась с незнакомцами и отвыкла от подобного. То что это могло быть чем-то кроме оскорбления она даже не задумалась.

Вилфред ничего не ответил, принявшись развязывать узелки на стопке с книгами. Ветер тем временем усилился, взметнув пыль вдоль бетонной дорожки. Где-то в посёлке громко хлопнула оконная створка, а ветроуказательный шест начал раскачиваться из стороны в сторону.

— Почему ты решил остаться в Порту?

Вилфред чересчур поспешно отложил в сторону трактат о какой-то мерзкой заразной болезни, видимо обрадовавшись, что Ин всё-таки решила завести с ним диалог.

— Там не было нормальных врач… — грифон сощурил глаза, — Откуда ты знаешь что я “остался” там, а не прилетел специально?

— Я в-всё знаю, — проговорила Инджи, повернув к грифону голову и пронзительно взглянув на него, — В-все похождения в-в... Вашей троицы. А теперь отвечай на мой в-вопрос. Да.

К его чести, грифон нисколько не потерял самообладания, узнав что величайший тёмный секрет его жизни раскрыт кому-то ещё.

— Там. Не было. Нормальных. Врачей. — проговорил он со всей серьезностью, почти цедя сквозь клюв, — На весь город пара фельдшеров и стайка сестёр. Если ты уже была там, то сама должна понимать, что пони в Порту почти не живут, а остальным не до образования.

— А грифону-зубриле, значит, там жить как-то удаётся? — ядовито бросила Ин, — Как ты справляешься без гор и облаков? Как поддерживаешь силы в крыльях?

Не дождавшись ответа она снова взглянула на собеседника, увидев как тот замер буквально раскрыв рот.

— Ты была там, — испуганно прошептал он, — прямо там. Я никому кроме мисс Рестинг не говорил таких слов о себе. Где ты пряталась? Неужели в комнате мортем-стазиса?
— Не мисс, а миссис, — поправила его грифина, на что Вилфред недоуменно похлопал глазами, но быстро забыл об этом, — я в-вас, желторотиков, сразу раскусила. Да. В-вы же, бестолочи, лагерь прямо на старой башне разбили, как раз там где я обычно отдыхала на обратном пути от сторожки Рес. У в-вас в.. В-ведь даже мысли в головах не появилось о том, что это место слишком приметное. Пощупала костёр, увидела угольную сажу, и в голове сразу всё сложилось. Полетела обратно над Лесом, напрямик, как раз успела к тому в-времени, когда в-вы только-только в дом в-вломились. Да. И в-ведь наверняка в-вы трое до сих пор даже не догадываетесь, насколько же в-вам повезло. — она начала говорить куда быстрее, — Если бы на месте Рес был любой другой смотритель, он бы ещё на подлёте расщепил вашу троицу на мелкие клочки. Другие никогда не церемонились. А если бы в-вы навредили Рес, хоть это и невероятно, но в-всякое бывает... Тогда я просто свернула бы каждому из в-вас шеи, прямо там, в домике, одному за другим. У меня были на это полномочия, у меня до сих пор есть на это полномочия, на территории Равнин, конечно. Да. — Грифина злорадно улыбнулась, — Поэтому не трясись пока.

Вилфред и бровью не повёл на всё это кровожадное откровение, чем здорово озадачил Инджи, планировавшую произвести на него пугающее впечатление просто чтобы понаблюдать за реакцией. Когда она на немножко нетрезвую голову рассказывала подобные вещи в первый раз, её собеседник отпросился в уборную и сбежал через малюсенькое световое окошко под потолком. Грифоны, населяющие Грифонстоун и окрестности, в абсолютном большинстве никогда не сталкивались даже с проявлениями бытовой агрессии, не говоря уже о чём-то подобном. А более радикальные сородичи обычно не жаловали скучную историческую родину, расселяясь по всему свету, там где есть горы или облака, и зарабатывая на жизнь собственными крыльями и когтями.

Но сейчас этот грифон смотрел на неё с таким выражением, будто она не рассказывала как планировала прикончить его и его друзей, а исповедовалась в какой-то мелкой шалости. Через некоторое время Инджи смутилась, сама не понимая от чего, и неловко поворошила перьями на крыльях.

— …А где я пряталась? — протянула она, заполняя неловкую паузу, — Ну, там есть люк на чердак, про него даже Рес не знала. Да. И я…

— Она была в больнице после этого? — серьезным тоном спросил Вилфред.

— Только спустя месяц. В-врач сказал что шов просто мастерский. Да. Правда, прошло слишком много в-времени, со связками что-то случилось, и теперь она хромает. — грифон нахмурился, а Ин вдруг догадалась что произошло прямо противоположное её задумке: она сама начинает бояться Вилфреда, примерно так,  как боятся строгих врачей их легкомысленные пациенты. Она нервно улыбнулась: — Но не сильно хромает, так, прихрамывает чутка… Да.

Грифон снова уставился на небо.

— Нету больше “нашей троицы”. Туве с Когтем решили не возвращаться домой, попрощались и уехали, теперь гастролируют, Туве ведь поёт хорошо. Сначала открытки присылали, теперь уже нет. А я вот получил диплом и сразу сюда вернулся. Ну, точнее не сюда, а туда, — он махнул лапой в сторону горизонта, — там меня хорошо приняли.

— Ты не ответил как справляешься без гор и облаков.

— Облаков там действительно нет, ты и сама знаешь. И с горами тоже напряг, — он пожал плечами, — зато там есть высоченная древняя башня для дирижаблей. Забыла что ли?

— Её же высотники оккупировали.

— Как Лес расти перестал, они свернулись и улетели. Осталась пара пегасок на самом-самом верху, и то они на месте почти не бывают. Поэтому мне разрешили там жить. Там нормально.

Ин неопределённо хмыкнула, не совсем доверяя подобным словам. Грифонам, как и пегасам, жизненно необходимо периодически бродить по облакам либо отдыхать на огромной высоте, например, в горах. Без этого начинаются необратимые процессы в крыльях, которые хоть и не приводят к проблемам со здоровьем, но отрезают для пегаса или грифона дорогу к полётам, крылья просто перестают воспринимать магическую подъёмную силу, а на физической грифоны могут летать только короткими скачками, словно домашние куры. Пегасы же без магии летать не могут вовсе.

По этой причине в Порту, над которым практически никогда не образовывались  облака, пегасы и другие грифоны бывали только проездом, а сама Инджи на службе проводила много времени на старых башнях, расположенных по окраинам Города, поглощённого Лесом. Это нельзя было назвать постоянным решением, но помогало отложить появление неприятных ощущений на многие месяцы. Хотя, древняя башня для дирижаблей в центре Порта была куда выше всех этих развалин…

Солнце давно перевалило зенит, Вилфред достал из чемодана бутылку молока и недоеденную половинку сэндвича. Разделив её ещё на две равные части, он протянул одну из них Ин, виновато объяснив, что остальное съел ещё вчерашним днём, всерьёз рассчитывая, что в этом захолустье найдутся добрые гостеприимные жители, готовые усадить его за стол. Ага, как же.

Ин не стала отказываться от угощения.

Небольшой перекус не принёс желаемого облегчения, дирижабль опаздывал, и Вилфред даже перестал читать свою мерзкую книгу, вместо этого когтем расчищая от дёрна маленький кусочек дорожки рядом с собой. Он уже обнаружил торчащий из бетона обломок болта с всё ещё навинченной  на него гайкой, видимо здесь раньше располагалось какое-то сооружение типа прожектора или цистерны… Кто ж теперь знает.

Откуда-то сзади послышалось шуршание травы под тяжёлыми шагами. Инджи уже давно заметила как со стороны станции к ним двигался старый як с огромными рогами, с ног до головы покрытый заслуженным золотом. Он шёл медленно, то и дело оглядываясь по сторонам или просто останавливаясь, будто переводя дух. Хотя грифина прекрасно знала, что эти проходимцы даже в глубокой старости при желании умеют двигаться очень быстро. Сейчас як никуда не торопился, и путь, который проделали грифоны минут за пятнадцать, у него занял почти час.

Поравнявшись с их импровизированной площадкой для ожидания рейса, он остановился, чуть поднял голову и принялся вместе с ними разглядывать небо. Инджи и Вилфред переглянулись, одновременно решив, что это наверняка хороший знак, ведь эта самоходная гора шерсти наверняка тоже собирается подсесть на рейс к Порту, и поэтому точно знает, что дирижабль вот-вот прилетит.

— Чего делаете? — протянул як, покосившись на грифонов.

— Во-первых, здравствуйте, — раздражённо проговорил Вилфред, более не питавший любви к местным обитателям, — Во-вторых, ждём почтовый дирижабль, как раз сегодня он решил опоздать на целую половину дня.

— Так вот же он, — снова протянул як.

Грифоны встрепенулись, оживлённо шаря взглядами по небу, но ничего не увидели. Як, тем временем, повернул своё обширное тело чуть вправо и сделал лёгкое движение головой в сторону горы. Там, за железнодорожной насыпью, на склоне поросшем ползучими кустарниками, виднелась большая проплешина, которую грифоны приняли за колонию каких-то желтоватых лишайников. Вилфред услышал громкий щелчок клюва своей спутницы. Да, это был не лишайник, это была жёлтая обшивка почтового дирижабля, уже порядком выбеленная солнцем и ветрами.

— Ещё в прошлом годе его ветром туда унесло и расшибло, — продолжил як, разворачиваясь для пути восвояси, — хорошо хоть не покалечился никто.
— Вы хоть бы табличку какую повесили! — закричал на него Вилфред.

— Погодите, — вскочила Ин со своего места, — а как же другие? В-ведь будут другие?

— А зачем другие? — отозвался як, не поворачивая головы и не сбавляя медленного шага, — Другие уже не нужны. Пони сказали, здесь ветер шальной, опасно сюда летать на дережоблях. Почту с тех пор поездами возют. А из Порта почта в другую сторону идёт сперва…