FO:E - "Проект Титан"
Не время
[ЗАДАНИЕ: ОБНОВЛЕНО]
[ПОИСК И ВОЗВРАЩЕНИЕ]
[КАРАВАН РАЗГРАБЛЕН. ПОСЫЛКА ПОХИЩЕНА. ПОСЛЕДНИЙ КОНТАКТ: КВАДРАТ А5-В5. НАЙТИ И ИЗЪЯТЬ ИМУЩЕСТВО СТОЙЛА]
[УРОВЕНЬ УГРОЗЫ: УМЕРЕННЫЙ].
Не знаю, что заставило меня не смотреть на свет – было ли то банальное желание жить, несмотря ни на что, или это и впрямь были огромные, неестественно большие крылья, взмахом которых небольшая фигурка, повисшая где-то в центре белоснежного тоннеля, отправила меня назад – я так и не понял. Ощущение того, как твоя душа сбрасывает с себя оковы смертного тела и устремляется куда-то вверх, по бесконечному колодцу, сотканному из белоснежных облаков, было настолько сильным, настолько… реальным, что из моего перекошенного рта вырвался обиженный стон, когда белоснежный свет вновь стал тусклым и невыразительным лучом, который отбрасывал старый, не сдающийся времени и радиации фонарь на потолке спортивного зала. Хрустнув неподатливыми застежками, шлем раскрылся словно раковина, уступая напору нависшей надо мной фигуры, ловко, даже истерично, орудующей каким-то твердым и острым предметом, выковыривавшей из стали свой трофей. После душегубки респираторной системы доспеха, воздух пустоши лягнул меня словно старый осел, и все, что я мог делать в тот момент – лишь громко дышать, глупо разевая перекошенный рот, мгновенно наполнившийся мусором и кирпичной крошкой.
— «Ааииииии! Усику! Усику рохо!» — мне показалось, или решивший присвоить себе добычу рейдер вел себя не особенно адекватно? Фигура, только что царапавшая мою, скрытую под слоем пластоткани шею ножом, внезапно замерла, а затем, с диким воплем, отпрянула, вновь заметавшись по краю обрушившегося балкона.
«Похоже, они все тут больные на голову. И кстати, а это еще что?» — верещавший что-то рейдер словно бы и не слышал нехорошего гула и потрескивания, отдающихся в моем теле словно выстрелы. Шорох камня за моей спиной усилился, и внезапно, я ощутил, как где-то в глубине завала, похоронившего под собой мой круп и задние ноги, лопнула последняя струна, наполнив полыхающее болью тело отзвуком чудовищного, глухого щелчка, с которым просевшая на мгновение куча камня вздрогнула – и повлекла нас за собой, с грохотом низвергаясь вниз вместе с плюющимся обломками лопнувшей арматуры куском балкона, вопящим от ужаса рейдером и моим телом, все еще сжимавшим в стальных объятьях тело последнего врага.
Открыв глаза, я сипло втянул в себя прогорклый воздух. Сухой, горький, пропитанный бетонной пылью от рухнувших плит, в этот миг он показался мне слаще глотка чистейшей воды. Прошло еще немало времени прежде, чем я смог открыть глаза, с трудом расклеив слипшиеся ресницы. «Густые, красивые, как у кобылки» — некстати вспомнились слова матери. Она всегда восхищалась моими глазами, вызывая приступы ревности у сестры, награждавшей меня тумаками за то, чего сама была лишена. Васс вообще следовало родиться жеребчиком, как по мне и с годами я твердо уверился в том, что именно из-за ее неуемного, чересчур живого характера мы и оказались в таком дурацком положении, еще в утробе получив совсем не подходящий нам пол. Еще раз вздохнув, я с трудом пошевелился, ожидая чего угодно, и в первую очередь взрыва боли в покалеченных ногах, но вместо этого услышал скрежет металла и хруст бетонных обломков, прижимавших к полу мою силовую броню.
Вернее, было бы сказать «погребших под собой силовую броню», но я не был уверен в том, что такое слово вообще существовало. Похоже, что-то из химии еще не выветрилось из крови, раз меня интересовали подобные дефиниции, но мне хватило сил отбросить бредовые, рожденные наркотиком мысли, и сосредоточиться на выживании. Или вылезании. Или…
«Тьфу. Что за навоз в голову лезет…».
Шлем валялся рядом, сиротливо лохматясь неумело разрезанной подкладкой и обрывками проводов. Что за странный нож был у этого мусорщика, раз смог перерезать плотный, усиленный металлическими нитями пластик, из которого были сделаны гибкие части силовой брони как раз для того, чтобы уберечь оператора от разных любителей накидывать на шею веревку или стальную струну? Этот вопрос, наверное, был очень важен, но в данный момент мне хотелось лишь одного – вылезти из той ловушки, в которую превратилась броня. Изогнув шею, я нащупал непослушным языком выемку на стыке грудных бронепластин и, помянув Госпожу и всю святость Ее, постарался прикусить хоть одним зубом колечко аварийного экстрактора, или СЭПБ – системы экстренного покидания брони. Создателям оной пришлось крепко думать над тем, как их улучшить, когда царствовавшие какое-то время на поле боя стальные рейнджеры, казалось, почти сломили ход той войны и «спрямили» огромные участки прогнувшегося фронта, столкнулись со зачарованным оружием зебр, превращавшим кибернетические доспехи в жуткие орудия смерти, убивавшие своих операторов, запекавшихся живьем в полыхающих стальных утробах. Конечно, оно было редким и встречалось далеко не повсеместно, но… Полосатых, как известно, было много, а оружию было все равно, из чьих копыт или рта стрелять – новичка или обученного профессионала. Одно хорошее попадание бронебойно-зажигательной очередью – и тартарская печь сжимала свои стальные объятья, выбраться из которых было практически невозможно. Да и просто извлечь пострадавшего из силовой брони было задачкой нетривиальной – по крайней мере, во время боя, или при падении в глубокую воду, ведь первые версии не имели замкнутой респираторной системы и кислородного талисмана. Так и появилось множество улучшений, которыми, благодаря придумавшей эту броню знаменитой министерской кобыле, обзавелись последние варианты брони, в числе которых было и наиболее желанное – средство избавиться от стальной оболочки. Кто-то сочтет это трусостью? Что ж, возможно. Но я без малейших душевных терзаний рванул клыком за небольшое кольцо, принудительно расстыковывая элементы силовой брони.
Серия громких металлических щелчков – вот и все, никаких тебе фейерверков. Горжет и спинные пластины со скрежетом разошлись, раскрывая его словно экзотический цветок, выпуская меня на свободу. Свобода горько пахла цементом и штукатуркой, кисло воняла самодельным порохом и обжигала сухим воздухом пустошей, царапавшего обоняние как застарелая рвота. Да, сожаление пришло позже, когда я вспомнил, сколько всего рабочих костюмов осталось в убежище, и что вряд ли мы сможем их где-нибудь получить. Что я лично почти уничтожил последний из тех, что хранились в нашей семье. Что теперь я безоружен и беззащитен перед опасностями, и любой может протянуть свое копыто, лапу или клешню, чтобы забрать мою жизнь. Что…
«Спокойно. Спокойно. Вдох-выдох. Вдох-выдох» — привалившись к стене, я поджал под себя дрожавшие ноги и, для верности, уткнулся лбом в стену, стараясь не обращать внимания на пыль, забивавшую нос и косые лучи света, пробивавшие сквозь дыры в перекрытиях – «Это просто день. Это просто солнце. Оно такое же, как луна, только ярче и жарче. Оно не сможет мне навредить. Я выйду на солнце и пройду под ним. И когда я закончу свой путь, солнце уйдет, а я останусь, под сенью прекрасной луны. Вдох-выдох, вдох-выдох …».
Жизнь в моем убежище накладывает отпечаток. Вырабатывает особое отношение к жизни. Требует такого отношения. С самого детства нас пичкают знаниями, которые пригодятся нам на поверхности – но кто в своем уме решится сюда уходить? Не так давно, когда я впервые вылез на поверхность, то едва не сошел с ума от этих огромных, не ограниченных стенами пространств, и лишь сплошной покров облаков где-то высоко в небе придавал толику уверенности в том, что я не кувыркнусь и не упаду в какую-то бесконечную голубую бездну, по книгам, когда-то висевшую над головой каждого пони старого мира. Бррр, ужас какой! Но кто же знал, что этот ужас однажды станет явью, и облачный покров, отделявший нас от ужасов неведомого, разойдется, являя во всей своей неприглядности истинное положение дел? Что за чудовище могло так поступить, уничтожив наследие древних пегасов, даже после своего исхода продолжавших охранять эту истерзанную землю? Кто знает – дедуля Скиррбл, с трудом способный ходить, день-деньской просиживал за центральным пультом и пересказывал нам обрывки радиопередач, доносившихся из центральной Эквестрии, но думается мне, он слишком часто заполнял своими фантазиями рожденные помехами пробелы.
Впрочем, настоящего катаклизма не произошло, и спустя какое-то время прореха в облаках затянулась, но это не могло не повлиять на защищающий нас покров облаков и теперь, время от времени, прорехи помельче то и дело находили в нем слабину, и в течение нескольких часов или даже суток жгли израненную землю солнечными лучами. Они закрывались, конечно, хотя такие вот происшествия не могли не остаться незамеченными, и все чаще приходившие в наши края караваны приносили вести о том, что все больше жителей Пустоши ожидают прихода кого-то, кто принесет им бесконечный свет, и откроет затянутые тучами небеса.
Оставалось надеяться, что таких умалишенных сектантов было все-таки меньше, чем кажется. Иначе жить становилось уж слишком неуютно.
Наконец, я смог собраться и поднялся на ноги. Как такому невротику доверили броню, спросил бы любой разумный пони? Да очень просто – я об этом никому не говорил, кроме деда, научившего меня этой кафизме. Не знаю, многое ли он понял из того, что я ему, захлебываясь, наговорил, когда кубарем скатился обратно в убежище, чтобы рассказать про Катаклизм и провалившееся небо, но запомнил эту короткую молитву Госпоже, повторяя ее всякий раз, когда отправлялся на Пустошь. Первый раз был самым ужасным, второй – чуть менее страшным, третий был просто напряженным, а затем пугаться стало попросту некогда, ведь вылазки стали слишком серьезными, когда местное население решило попробовать нас на зуб. Но иногда страх находил себе щелочку, в которую просачивался, будто вода через отсыревший бетон, кроша и без того не железную волю. Но лежать здесь означало стать жертвой кого-то из тех, кто мог выжить после устроенной мною зачистки, а то и просто мимопробегающих и пролетающих рейдеров, мусорщиков, бандитов и иных «искателей приключений». Последние были самыми опасными – вылезают словно из ниоткуда и носятся, везде суя свой нос и охотясь за каждым предметом экипировки из старого мира, будь то оружие или броня. И не важно, нужен им он или нет – все равно найдут, настигнут, убьют и отберут, назвав «артефактом», будь то винтовка с монограммой прежнего владельца, хорошо сохранившаяся броня или роторный пулемет. И ладно бы на продажу – но нет, будут таскать с собой в рюкзаке, пока не попадутся под выстрел таких же приплюснутых на голову. Ну, по крайней мере, так дед Скиррбл рассказывал, если, по своему обычаю, ничего не додумал. Как бы то ни было, это место следовало замаскировать – броню нужно было сохранить любою ценой, и я потратил немало времени, рискуя своей шкурой ради того, чтобы собрать побольше обломков и завалить ими раскрытую силовую броню, после чего осторожно оглянулся. Было бы наивным ожидать, что никто не услышит моей возни, но как бы я ни прислушивался, коридоры колледжа оставались такими же тихими, как и прежде – лишь повсеместные радтараканы, радкрысы и кажется, какой-то радсвин наполняли их звуками жизни. Жизни осторожной, но яростной, старавшейся брать всё, что доступно – как знать, не она ли в какой-то момент соблазнила и повлекла меня за собой своим созвучием устоям наших предков, заставляя напрашиваться в патрули? Впрочем, не следовало забывать и о том, что за все приходилось платить, а чтобы было чем – не кривить нос при виде возможностей, коими следовало разжиться хотя бы для того, чтобы достойно закончить порученное мне дело.
О том, что будет, если я его не выполню, я старался не думать.
[Открыто новое квестовое достижение: «Железная дева\Медный бык». [В тяжелом бою ваша силовая броня была выведена из строя, но вы выжили и смогли самостоятельно покинуть ее. (1\1)]. Ваш класс брони увеличен на 20% при использовании силовой брони, и на 10% при использовании брони любого другого типа.]]