FO:E - "Проект Титан"
Подчищая хвосты
[ЗАДАНИЕ: ОБНОВЛЕНО]
[ПОИСК И ВОЗВРАЩЕНИЕ]
[КАРАВАН РАЗГРАБЛЕН. ПОСЫЛКА ПОХИЩЕНА. ПОСЛЕДНИЙ КОНТАКТ: КВАДРАТ А5-В5. НАЙТИ И ИЗЪЯТЬ ИМУЩЕСТВО СТОЙЛА]
[УРОВЕНЬ УГРОЗЫ: УМЕРЕННЫЙ].
Запах тлена – это то, к чему привыкаешь в убежище. Запах медленно разлагающегося времени, складывающийся из запахов старой краски, старого бетона, старого дерева, пластика, стали… Влажность и тлен. Запах Пустоши был иным – опасным, мерзким, горько-кислым, словно засохшая рвота. А тут, в этом колледже с названием, давно стершимся с установленной перед входом таблички, мой нос вновь заполнил знакомый запах, пусть и лишенный вездесущей влаги. Коридоры с облезшей краской, остатки которой изгибались барашками на потрескавшихся стенах, многочисленные металлические ящики, ржавые и вскрытые поколениями мусорщиков, обшаривавших руины. Многочисленные дыры в полу и потолке. Без шлема окружающее выглядело иначе – острее, сочнее, и я даже не удивился, когда ощутил прохладную струйку слюны, скользнувшую по языку при звуках шебурщащихся этажом ниже радтараканов. Осторожно двигаясь по коридору, я то и дело останавливался возле многочисленных трупов, разбросанных тут и там в полумраке развалин – частью изломанные, частью разорванные практически пополам, с оторванными конечностями, они усеивали пол и, некоторым образом, стены, тоже немало пострадавшие во время происходившей тут бойни. Впрочем, часть тел носила аккуратные дырочки одиночных огнестрельных ранений и даже лазерные ожоги, разительно отличавшиеся от той мясорубки, которую устраивает девятимиллиметровая рейнджерская автопушка с вращающимся блоком стволов. Именно эти тела я использовал для того, чтобы разжиться хоть какой-нибудь одеждой, способной защитить меня от жуткого солнца, чьи кошмарные лучи проникали сквозь дырявую крышу и косыми столбами расчерчивали полумрак колледжа, больно обжигая глаза. Выбирая наименее заляпанные кровью куски, я рвал ткань на лоскуты и длинные полосы, которыми, как сумел, замотал свое тело и ноги, после чего обратил свое внимание на еще один занимательный факт.
Вокруг практически не было оружия.
Осторожно двигаясь по коридорам, я постепенно ускорял шаги, проходя мимо разбросанных по классам, коридорам и рекреациям тел, каждое из которых носило следы поспешного обыска. Весь огнестрел, гранаты, патроны – все исчезло, словно все это время я воевал с какими-нибудь призраками. Единственной моей добычей, оставшейся на втором этаже, был порядком затупленный нож и какой-то кустарный самопал на десяток патронов, подававшихся почему-то сверху вниз, по отвратно приваренному магазину. Рукоять для хвата зубами была настолько изжеванной, что прикоснуться к ней было выше моих сил и все, что оставалось – это в силу возможностей выправить нож, повозив им по более-менее подходящему камню. Испортить этот кусок стали было решительно невозможно, поэтому я не усердствовал и лишь постарался, чтобы кончик и лезвие достигли хоть какой-нибудь остроты, после чего забрался в один из дальних и наименее разрушенных классов, где задремал, прикрывшись ворохом собранных лохмотьев.
Как можно было спать в таком месте? Очень просто. Нужно накачаться наркотиками и обезболивающими. Нужно устроить бойню, грохот которой наверняка разносился на мили окрест. Нужно по собственной глупости оказаться в настороженной на тебя западне. Выжить в этой западне, лишившись брони, оружия и медикаментов. Вот и все. Теперь оставалось дождаться, когда Бак, Мед-Х и прочие непонятные химикаты постепенно начнут выходить из организма – и в итоге получишь вместо тела выжатую тряпку с дрожащими, точно резинки, ногами. Силы мои были почти на исходе и до груды парт, за которыми я укрылся, мне пришлось едва ли не ползти на подгибающихся ногах. Измотанные, накрученные баком нервы никак не хотели успокаиваться, погрузив меня в болезненный полусон — полуявь, в котором я вновь и вновь входил в полумрак заброшенных коридоров, подсвеченный стробоскопическими вспышками перестрелки, в которой увязли члены собранных мною банд.
- «Ответствуй, тать, где прячется твой набольший?».
— «Ч-че?! Ааааа, бля! Ааааа! Там он! В лагере Пекосов! Нас там сотня, хер ты че сделаешь, железяка!».
- «Сковорода, из местных Дикобразов, за голову его готова заплатить. Моей награда будет».
— «Ах она ссучка ебаная! Э, бля! А на мою награды нет! Точно нет!».
- «Вестимо то. Мне за тебя не заплатили. Пошел отсюда, смерд».
Слипающиеся веки горят, будто намазанные жгучей мазью от копытных нарывов. Но вместо сна вновь приходят образы недавних событий.
— «Ты возьмешь все эти заказы, рейнджер?».
- «Головники и тати наказаны должны быть справедливо. Так завещала Ночи Мать своим разумным детям».
— «Что б я сдохла, еще один отляганный на голову идеалист-новобранец. Слушай, а ты, случаем, не этот, очередной герой Пустоши, а? Нет? Тогда должен бы понимать, что эти банды могут и объединиться. Я бы не хотела увидеть эту броню здесь, среди товаров или металлолома. Улавливаешь?».
- «Их головы заказаны друг другу. Сцепились в схватке лютой пауки. Кто же богаче среди них? Кому нести награду, заставив выжившего заплатить за всех?».
Лимонного цвета кобыла с тремя бутылочными крышками на бедре. Навострившиеся уши. Внимательные глаза. В этом месте можно купить и продать все – включая информацию, которая может стоить дороже, чем вещи. И столь же легко эту информацию распространить. Не расскажет она – расскажут другие. Десятки ртов и языков разнесут этот разговор по Пустоши, передавая из уст в уста весть о новой войне банд. Это заставит зашевелиться их главарей, до того дня едва ли не с гордостью хваставшихся заказами на их головы, развешенными во всех больших городах.
Заставит собраться для серьезного разговора.
Вздрогнув, я широко распахнул глаза. Еще не отошедшее от сна, тело ответило ноющей болью в каждой мышце, но уши уже привычно двигались по сторонам, отметая хруст тараканьего хитина, шуршание медленно разрушавшихся стен и вычленяя из всего этого шума глухие хлопки и позвякивание, доносившиеся из коридора.
«Пять или восемь копытных. Этажом ниже. Осторожничают».
Рывком поднявшись, я мягко выскочил в коридор, словно танцор, грациозно выбрасывая вперед ноги. Ну, по крайней мере, так называла это мать, а вот сестра вечно дразнила «пауканом», что бы ни значило это слово. Ну, такой дурынде, как она, было легче с топотом носиться по коридорам стойла, чем вот так, мягко переставляя все четыре ноги, быстро скользить среди мусора и камней, подобно привидению. Наткнуться на кого-нибудь в темноте я не боялся – не с этими ослепительными лучами фонарей, которыми они только слепили себя и друг друга. Темнота была моим другом, темнота царила в нашем стойле, и самый кромешный мрак для других был для нас просто сумраком, где бродили охотники и их беспомощные жертвы.
— «Всех, блядь, положили. Всех».
— «Ага. Гля, босс – это что, Сковородка?».
— «Добегалась, лярва. А я говорил! Идиоты. Ебаные идиоты. Нашли остальных?».
— «Ищем. Днем бы удобнее было…» — слова бандита заглушил громкий звон и визг откуда-то снизу, заставивший странно одетых пони остановиться, вскидывая разнообразное оружие и с подозрением глядя куда-то вниз, себе под ноги – «Эт че за нахер?! Клоун! Сачок! Че там у вас?!».
«Так, тут что – есть подвал?».
— «Нашли! Нашли-и-и-и!» — припевая, еще двое показались в другом конце коридора, заставив меня еще сильнее приникнуть к дыре в полу. Как и остальные, они были одеты в какие-то нелепые пиджаки с неестественно широкими плечами и спинами – словно палки туда подложили – и даже во время ходьбы не выпускали из зубов скоб немаленьких ружей. Перед ними, в такт пинающим его ногам, катился какой-то ком тряпок, тихо попискивая от каждого удара.
— «Во, босс! Гляди, че наши!» — доложился один из пони, белый пиджак которого был замызган до такой степени, что превратился в серо-коричневое пальто. На его спине лежал здоровенный мешок, издавший разнокалиберное звяканье и звон при любом движении тащившего его жеребца – «У нас тут крыса завелась, да и попалась! Вон сколько нагребла!».
— «После разберемся, кто это. Тащите наружу эту... тварь».
Главарь обернулся, и я прищурился, заметив на его боку чемодан с металлическими накладками и полустертой эмблемой погибшей страны. Кофр, наверняка военный – там могло быть то, что мне нужно! Хотя бы подсказка! Упускать этих скотов было нельзя.
— «А остальные?».
— «Уходим. Предчувствия у меня нехорошее…» — проскрипел тот, кого они называли боссом. Судя по голосу и запаху, это был пожилой земнопони, почти что старик – жаль, мельтешащие лучи фонарей никак не давали мне возможности получше его разглядеть. Конечно, десяток бандитов против кривого ножа – это почти безвыходная ситуация… — «Снаружи их подождем».
Но кто мешает попробовать?
— «А она чего?».
— «А она такая: «Пошел в жопу, кетчуп!». Ха-ха-ха-ха-ха! Прикинь?».
— «Пиздец. Кекчу… Кепчук… Кеч… Да ну нахуй, надо было такое придумать!».
Двое. Идут по лестнице. Болтают. Подождем.
— «Слы, ты трепись поменьше».
— «А то чо? Кто услышит?».
— «Да я себя не слышу».
— «И что?».
— «Да возьму и не услышу, когда тебя кто-то пришьет, мудака. Прикинь?».
Один остановился, второй продолжает идти. Может сработать.
— «Ну чо ты сразу, чо?».
— «А ничо. Закрой хавальник и иди молча» — первый отходит. Второй стоит и думает, что ответить. Процесс оттянул на себя и без того невеликие мощности мыслительной матрицы, не оставив почти ничего для возможности отреагировать на удар. Нож – отвратительная пародия на оружие, резать им не получится. Значит, попытка всего одна.
— «Агх-х-х-х-х…» — удар в затылок, между позвонков, как учил дед. И тотчас же подхватываем падающее тело, утаскивая в закуток. Дергающиеся копыта скребут по полу, ружье громко лязгает о бетон.
— «Слы, Сыч – ты, бля, заебал, мудофил ебучий! Нехуй там шариться!».
Положить тело. Быстро обыскать. Ножей нет, только какая-то полоса стали в самодельных ножнах на бедре. Ржавая, заточена скверно, да еще и лезвие скруглено – для испуга использовалась, что ли? Ладно, выбирать не приходится.
— «Сыч! Сыч, бля!» — стук шагов. Приближаются. Осторожничает – в дверном проеме появляется ствол, рывками двигаясь по сторонам. Затем и сам владелец – его слепит фонарь, валяющийся на полу, поэтому он поднимает переднюю ногу и на секунду прикрывается от яркого света – «Сы…».
Железяка и в самом деле дерьмо – погнулась у рукояти от одного-единственного удара. Даже голову полностью отрубить не смогла, застряв в позвоночнике. Скользнув с притолоки, на которой угнездился, я рассчитывал сделать все быстро и аккуратно, но увы, снова не получилось. С другой стороны, я привык – тренировки с дедом и сержантом Блумом все же разительно отличались от реальности свирепой копытопашной и удушливой остроты ножевого боев. Так что не расстроился. Ну, и что же у нас тут есть?
— «Эй, Сыч! Клистир! На выход, долбоебы! Долго вас еще ждать?».
Следовало поторопиться. Мой арсенал обогатился двумя однозарядными ружьями, пулевым и дробовым, парочкой стареньких револьверов, патронами и даже одним лечебным зельем светло-фиолетового цвета, хранившегося в скляночке для духов. Видимо, слабенькое или выдохшееся, но перебирать не приходилось.
— «Проверьте, что там!».
— «Босс, там… Там призраки водятся, говорят. Может, мы днем…».
— «Призраки? Ты совсем идиот?».
Сбруя для ружей – всего лишь ременные или кожаные ремни с петлями и спусковым поводком. Но даже такую простую вещь эти пони умудрялись держать в небрежении. Представляю, что сказал бы на это сержант Блум. Впрочем, «Им потеря – нам находка», по его же словам. Странно, чем-то мне это даже нравилось – брать добычу, хотя я изо всех сил это скрывал.
И, кстати, очень не любил, когда меня от нее отвлекали.
— «Дикобразы тут рабов держали. Потом пришли рейдеры, и всех положили. Говорят, всех зажарили и сожрали. Или вообще живьем. А потом Дикобразы пониедов опять вышибли, а выживших зачем-то всех положили. Ну, типа, совсем всех. С тех пор тут, говорят, призраки и водятся».
— «Ты совсем больной, дружок?».
Ножей нет. Сбруя не подогнана, и тяжесть болтающихся при движении стволов непривычно оттягивает бока. Один из них обрезан для зубного хвата, но явно не моего – даже прикусить нормально не получается, поэтому остается в чехле. Второе – для копытного, но может действовать и на сбруе. Револьверы с трудом входят в рот – рукояти мелковаты, и опять же, для пони.
— «Трое на первом, трое на второй. Найти долбоебов!».
— «А если это привидения?».
— «А это значит, что ты идешь искать их в подвал! Ты уже даже меня заебал, идиот!».
Спуск в подвал был в конце того коридора. Значит, надо бежать, пока они разбрелись. Покачиваясь, бегу, двигая ногами в странном, рваном ритме – «как паукан», по словам Весс. Знать бы еще, что это такое… Почти успел. Луч фонаря почти настигает, приходится резко ускориться, и буквально на кончиках копыт прошмыгнуть в чернеющий зев полуподвала. Ноги трясутся – еле успел.
— «Нашли кого?».
— «Клистир. И Сыч тут. Кажись, они друг друга кончили».
— «Вы че несете, идиоты?!».
Темнота становится только гуще за пределами света фонаря идущего подо мной жеребца. Прыжок на спину, зажать рот, удар в ухо. Удар в горло. Рез нужно вести с противоположной от себя стороны, чтобы не запачкаться кровью.
Из подвала выбираюсь уже быстрее. Ноги дрожат – сказывается недостаток сна. О препаратах стараюсь не думать, но коробочка все сильнее стучит по груди, как намек свыше. Осталось семеро, но они собрались на втором. Три ружья и два револьвера – мало что из этого я могу использовать эффективно. Брони нет. Взрывчатки тоже.
Будем импровизировать.
— «Их прибили и тут бросили – для вас, дебилов, блядь!».
— «Ссука-а-а… Ну все, пошли того мусорщика кончать!».
— «Еще один придурок… Искать! И не ссать! Не видите, что ли? Ножами работали – значит, мусорщики, нормального оружия у них нет».
Один караулит выход, нервно поглядывая то наружу, то в темноту. Его хорошо видно на фоне огня, полыхающего в бочках у входа. Убрать его – со спины зайдут остальные. Да еще и автомат – я непроизвольно облизываюсь. Автомат – это почти пулемет, даже диск напоминает патронный короб, но…
— «Гля чо тут!».
Грохот выстрела, визг чиркнувшей по стене пули.
— «Быра-быра-быра!».
— «Веселей шевелимся! Веселей!».
Огонь ослепил. Заставил прищуриться, сузив зрачки. Оставить без внимания лестницу на второй этаж. Едва успеваю юркнуть за угол, как коридор пронзают яркие лучи света.
— «Туда побег, ссученыш!».
— «Найти! Найти и грохнуть! Кишки на нос намотать!».
Врать самому себе – все равно, что играть в шатрандж с зеркалом. Все равно проиграешь. Топот копыт и мелькание фонарей приближаются, и мои копыта сами нашаривают баночку, доставшуюся в добычу – ту что я не хотел использовать. Фигуры в пиджаках несутся вперед, они чуют добычу.
Но добыча уже их нашла.
— «Хыть!..» — я выхватываю первого из всей бегущей толпы, изо всех сил врезав прикладом по воздуху, из-за угла крошечного закутка. Ногу дергает, а хекнувшее от неожиданности тело кубарем покатилось по полу, где и остается лежать, воя от боли в сломанной челюсти. Вот о него спотыкается первый, второй, за ним третий – и вскоре половина бежавших за развлечениями любителями кишков валяется на полу.
И воцаряется тартар.
— «Че?!».
— «Бля! Какого хуя?!».
Лучи упавших фонарей беспомощно мечутся по стенам и потолку, не помогая, а только сбивая с толку владельцев. Грохает выстрел, и пуля уходит куда-то в сторону пары отставших, вынуждая тех юркнуть за шкафчики, открывая ответный огонь. Вспышки выстрелов добавляют неразберихи в мельтешение фонарей, а пули из автомата с жирным чмоканьем входят в катающийся по полу ком из пытающихся подняться бандитов. Крики усиливаются, и половина ярких лучей окрашивается алым.
— «Аааааа!».
— «Сууукаааа!!».
— «Ааааа, бляяяя! Я маслину поймал!».
Вновь очередь. Снова крики. Кто-то размахивает фонарем, не рискуя вставать. Ноздри щекочет запах сгоревшего пороха, но меня интересует другой – резкий, медно-кислый, он приближается к моему закутку, тонкими струйками разливаясь по полу.
— «Сука!» — ком из стонущих тел распадается, и из кучи ног, голов и хвостов поднимается одинокая фигура с огромным ружьем. Клацает затвор, и грохот выстрела сотрясает опустевший коридор.
— «Валим, босс!».
— «Сваливаем! Скоро сюда вся округа сбежится!».
Оставшиеся на ногах не выдерживают, и опрометью мчатся к выходу.
— «Сука!» — снова выстрел и лязг затвора. Кажется, это ружье, и большое. Интересно, откуда оно у него? Снова выстрел. И снова. И снова. И…
Сухой щелчок. Магазин пуст.
— «Ах ты мразота!» — яркий свет фонаря упирается мне прямо в морду, заставив бросится в сторону. Случайно ли, или нарочно, враг направил его прямо в мое крошечное убежище, заставляя выпрыгнуть наружу. Грохот – это бабахнул зажатый в зубах обрез, добавляя массу черных точек к той грязи, что покрывает испачканный пиджак громилы, окрасившийся еще и кровью. Увы, большая часть дроби ушла в сторону, даже несмотря на мои налившиеся мощью мускулы, усиленные баком. Снова крики и мельтешение бело-красных огней, на фоне которых ко мне шагает здоровенная фигура.
«Да чем они вообще раскормили этого бизона?!».
Взмах – ружье взлетает, как дубина, удерживаемое за ствол, вынуждая меня оттечь в сторону. Ноги сами нащупывают копошащихся под копытами бандитов. Вздохи, ругань. Наступая на них, я почти танцую, короткими прыжками легко перемещаясь вокруг размахивающего своей импровизированной дубиной здоровяка. В рваном, стробоскопическом свете в воздух взлетают темные брызги, но, кажется, он не ощущает ранений.
— «Убью!» — не знаю, что там он успел достать из кармана, пока барахтался на полу, но я не отказался бы иметь такое же и в своей аптечке. Оставалось кружить, уклоняясь от могучих взмахов и бить, бить, бить… Пока, наконец, могучая фигура не зашаталась и грузно осев, захрипела, орошая все вокруг темными струями из многочисленных ран – «Убь… ю-ю-ю…».
Интересно, а что это такое там звонко щелкнуло, словно сорванная чека? И еще раз. И еще…
[Новый уровень]
[Навык: холодное оружие (50)]
[Навык: скрытность (60). Вы можете совершать беззвучные рывки на короткое расстояние]
[Новая способность: «Тихая смерть». При скрытном ударе в спину вы можете мгновенно убить противника слабее вас. Прочие получают двойной урон]
[Новая расовая особенность: Глядящий-в-ночь. Вы неплохо видите даже в полной темноте, а ваши атаки становятся критическими, если цель плохо вас видит. При этом все штрафы к броскам на атаку для вас удваиваются при ярком, и утраиваются при очень ярком свете]