Принцесса Селестия меняет профессию
Глава 26: С эскиза в натуру
— Гражданочка! – завидев издалека розовую гриву, крикнул Жорж. — Гражданочка, одну минуту!
Уже около часа троица колесила по коридорам дворца в надежде отыскать ту розовую пони, у которой намедни был замечен прототип артиллерийской пушки. Обойдя все коридоры и расспросив всех встречных поперечных, Милославский отправил Буншу на поиски «Её Вашества», в надежде разузнать у неё о розовой незнакомке. Сам же Жорж, оставшись с царем, продолжил розыск и, кажется, напал на верный след…
Увидев приближающихся людей, до этого относительно раскованно ведущая себя пони сжалась, словно пружина, стараясь спрятать свою мордочку в роскошной розовой гриве.
— Прошу прощения за беспокойство, уважаемая! — Милославский осекся. Показавшаяся ему издалека розовой, пони обладала желтой окраской — не считая гривы, соответственно — когда по описаниям царя искомая ими кобыла больше походила на ярко-розовый расписной жупан польского дворянина. Поняв, что опознался, Жорж, однако, не упустил случая расспросить пегаску. — Мы ищем одну пони…
Из-за гривы в ответ последовало едва внятное бормотание.
— Что, простите? – переспросил Милославский, наклонив голову ближе, отчего кобылка сжалась ещё сильнее, пронзительно пискнув.
— Всё ясно, здесь нам ничего не светит! – поняв бессмысленность данного диалога, махнул рукой на «собеседницу» Жорж. – Идем далее. Самое время посмотреть, как дела у нашего венценосного коллеги…
…Войдя в тронный зал, Грозный отметил полное отсутствие следов недавней гулянки. Мраморный пол был натерт до блеска, мусор и битое стекло убраны, а стены, до этого заляпанные заморскими деликатесами – вычищены. Лишь фанера, заботливо вставленная на месте разбитых витражей, напоминала о том, что ещё совсем недавно здесь стоял «пир горой».
— Ни дорогого содельничка, ни нашей фиолетовой знакомой! – окинув взглядом пространство зала, констатировал Жорж. – Мда, ваше благородие, наворотили мы тут дел!
— Наворотили-наворотили, сукины сыны! – не пренебрегая случаем в который раз отчитать пройдоху, упрекнул его Грозный. – Не пить за честь хозяина – неуважение к нему, а напиваться до свинского состояния – стыд и позор! Но ты избрал третью стезю: сам, будучи хозяином, напился, уподобляясь скотине бессловесной! Да где это видано, чтобы на пороге грядущей войны хмельную пирушку устраивать?! Срамно это для боярина честного, срамно! – продолжал наступать царь.
— Да разве ж это пирушка? Так, корпоративчик малый, только и всего! Вот знали бы вы, Великий Государь, как у нас на Новый Год пируют! То, что вчера вы видели в зале, у нас в каждом доме творится! Один так по пьяни полстраны перелетел – хоромами ошибся! – оправдывался Милославский. – А что до вчерашнего – прав ты, Великий Государь! Каюсь, грешен! Бес попутал, да и кто без греха?! Можно подумать, у вас там, на Руси, никогда так не напивались!
— Не может русский человек без веселья хмельного, однако всему свой час! – Самодержец на мгновенье задумался, а привычная суровость оставила его лик, уступая место чему-то светлому, о чём сейчас размышлял государь. – Вспоминаю я нашу с Марфой свадьбу, вот где стоял пир горой! Не то, что этот ваш «новый год»! Весь двор на ушах стоял, да что там – вся Русь-матушка гуляла! На столах от кушаний места свободного не было, снедью заморской ломились блюда, а уж чаши от вина не просыхали, и мёд хмельной рекою лился! Бояре да дворяне за наше здоровье пили, а вот Федька Басманов такое учудил, что потом вся Москва о том только и трещала…
— Оу-оу! Что же, что же он учудил?! – перебивая грозного царя, воскликнул совсем рядом звонкий голосок. – Кого-то разыграл или пошутил? Я люблю розыгрыши! А ещё ванильную помадку, черничные, ежевичные и яблочные кексы, сырки…
— Тьфу ты, чёрт! – отшатнувшись, воскликнул Милославский.
Позади людей стоял предмет их поисков — розовая, как сахарная вата пони, без умолку тараторившая что-то насчёт «медовых коврижек». Впрочем, внезапное появление кобылки Жоржа совсем не смутило, напротив, воодушевило в связи с успешными окончаниями поисков.
«Что ж, как говорится – на ловца и зверь бежит!» — не без удовольствия подметил он.
— О, какая приятная встреча! Мы вас искали!
— Искали? Правда?! Это как игра, да? Давайте поиграем ещё раз! Только на этот раз водить буду я!…- возбужденно произнесла пони.
— Думаю, мы вас искали немного по другому поводу, – перебивая разошедшуюся кудрявую пони, уклончиво ответил Жорж. – Понимаете…
— Пинки Пай! Меня зовут Пинки Пай, но вы можете называть меня просто Пинки. Вообще моё полное имя Пинкамина Диана…
— …Товарищ Пай, мы бы хотели осмотреть вашу… эм, ваше артиллерийское оружие, – вновь перебив Пинки, закончил Милославский.
— Арлекинское что? – в недоумении переспросила кобылка.
— Вашу пушку, гражданка.
— А! Вы про пати-пушку, да? – выхватывая из-за спины цветастое, под стать хозяйке, «орудие», поинтересовалась пони.
— Именно! Она-то нам и нужна! А теперь позвольте…
— Но я не могу отдать тебе свою пушку, глупенький! – отстраняя необходимый аксессуар вечеринок от потянувшихся к нему воровских рук, уставилась на Милославского кобылка. – Как же я тогда смогу проводить свои вечеринки без неё? Сейчас пони очень грустные и подавленные. Все молчат и не хотят улыбаться. Их просто необходимо развеселить! Твайлайт говорит, что это из-за «грифонов», но как грифоны могут испортить настроение стольким пони? Хотя одна злюка-задира Гильда чего стоит! И вообще…
— Уважаемая…или как вас там?! – начал было Жорж, но был неожиданно опережен Грозным:
— Послушай, сударыня! – неожиданно глубоким, проникновенным голосом начал царь. – Долг наш, как самодержцев страны вашей, от врагов её всячески оберегать. И вот сейчас, когда отчизна ваша в опасности, нужно нам оружие твоё праздное для дел ратных. От того зависит сейчас судьба государства и народа – будет ли он истреблен да в полон угнан, или же одержит победу славную над ворогом жестоким…
Тронный зал, как ещё совсем недавно на переговорах, погрузился в молчание. Пинки Пай посмотрела на царя – былая веселость и легкомыслие как будто испарились с её мордочки.
— Ну, если она вам так нужна, — розовая пони поставила пушку перед людьми. – Забирайте.
Милославский обрадовано потянулся было к орудию, как тут его взгляд упал на его собеседницу: розовая грива заметно поблекла, в глазах уже не играли озорные огоньки, а от самой кобылки веяло грустью – она была похожа на ребенка, которому сунули большую конфету в цветастой обертке, оказавшуюся пустышкой.
«Матерь Божья!» — раздраженно подумал Жорж, закатывая глаза.
— Да ладно, не навсегда же мы твоего «бога войны» забираем! Вернем, как все утрясется, даже в нескольких экземплярах! – обнадежил пони Жорж, роясь в карманах своего пиджака и извлекая на свет шариковую ручку. – А это вам от меня маленький сувенир за предоставленные неудобства, который поможет вам скрасить эти томительные дни! Держи! – добавил он, широким жестом протягивая шариковую ручку кобылке.
Пинки удивленно приняла подарок и повертела его вверх-вниз, наблюдая за мелькающей картинкой. Её мордочку озарила широкая улыбка, а глаза вновь заискрились весельем.
— Вот и порешили! Ну, Иван Васильевич, двинули? – направляясь в сторону дверей, сказал Милославский.
— А как же друг наш? – поинтересовался самодержец.
Жорж уже напрочь позабыл об отправленном на поиски фиолетового аликорна управдоме, и вспоминать о нём совсем не собирался.
— Шляпа-то? Да где ж его теперь сыщешь?! Пока его найдем, пока весь дворец вновь оббежим, уже солнце сядет, а у нас ещё дел по горло, а времени в обрез! – уверенно заявил Жорж, спускаясь по лестнице.
Грозному оставалось лишь согласиться и проследовать за ним.
«Сходи туда, найди того, принеси это…Знал бы этот проходимец, где уже сидят его приказы! – невесело думал Иван Васильевич, кляня на чём свет стоит пройдоху Милославского. – Ишь, попрекает мною, понимаешь ли! Да какое он имеет право?! Я один из правителей этой страны, в конце концов!»
После того, как управдом разошелся с остальной кампанией и отправился на поиски «той фиолетовой лошади», прошло уже много времени. Не найдя нигде своей мнимой цели, Бунша бесцельно шатался по обширным коридорам и залам дворца, давая волю мрачным, навеянным подобной «безысходностью и угнетенностью» мыслям.
— Как же мне всё надоело! – стукнув кулаком в стену, взорвался Бунша. – Этот ворюга Милославский, строящий из себя невесть что, это проклятое нагромождение коридоров и залов, тянущихся в бесконечность, этот проклятый безумный мир летающих-говорящих-ходящих лошадей и ещё чёрт пойми кого, больше похожий на сумасшедший дом! «Конский забег» с царской охранкой, невнятные переговоры с гибридами льва и орла, попойки со здешней непарнокопытной, чванливой буржуазией, проклятая война пернатых мутантов с цветными…Что дальше?! Солнце не встанет?! Или Земля — если таковая здесь вообще имеется – натолкнется на свою ось? Хотя я не сильно удивлюсь, если этот мир стоит на четырёх слонах, которые, в свою очередь, топчутся на большой черепахе…
— А по возвращению домой – ну, Тимофеев, погоди, дай только до тебя и до твоего аппарата добраться! – меня Ульяна Андреевна в закрытом гробу за плинтусом похоронит. Причём несколько раз! – продолжал негодовать Иван Васильевич. — Вдобавок ко всему, у меня ещё и «домовая» комиссия на подходе: горит моё почётное звание «Дома высокой культуры и быта»! А всему виной проклятая гора металлолома и велосипедных спиц вместе с её хозяином-неучем!
Распаляясь, управдом совершенно не заметил, как из-за угла показалась процессия из двух королевских стражей, возглавляемая белой кобылкой с гривой цвета красного дерева и меткой золотого желудя и пера на боку. Подойдя к Ивану Васильевичу, она обратилась к нему, что, впрочем, осталось незамеченным.
— Ваше Величество?! – позвала она одного из новых правителей, на что тот ответил потоком ругани и проклятий в адрес некоего «друга Антона Семеновича». – Ваше Величество!
— А? Что? – обернувшись, недоуменно переспросил Иван Васильевич. – Что такое?
— Ваше Величество, — поклонилась писарь. — Дела требуют вашего неотложного вмешательства!
— Что случилось? – уверенно произнес человек. То, как уважительно обратилась к нему верноподданная, откровенно говоря, льстило управдому, как и факт осознания того, что важные государственные дела без него никак не решатся, и требуют его, Ивана Васильевича Бунши, государственного вмешательства.
— Дел предостаточно, Ваше Величество! – сверяясь с огромным списком, извлеченным из седельной сумки, доложила кобылка. – Начиная с устройства вновь прибывших, и заканчивая посещением раненых в больничных лазаретах.
— Давайте не будем забегать вперёд и начнем сначала. Порядок превыше всего! – вытянув указательный палец вверх, многозначительно заявил управдом. Всё больше и больше нравилось Бунше играть роль «самодержца», пусть и народа цветных лошадей. Все проведённое здесь время, на фоне двух остальных провозглашенных правителей – Грозного и Милославского — Бунша смотрелся блеклой, незаметной и почти ничего не значащей фигурой в управлении государства. И вот сейчас у незадачливого управдома появился реальный шанс побыть самодержцем не только в теории.
— Не могу не согласиться с вами, Ваше Величество! Что ж, дела не ждут! Начнём с легкого…
-Уважаемая! – зажимая рукой нос, обратился к кобылке-писарю Бунша. – Не сочтите за прямоту, но чем тут так воня… эм, пахнет?
— Беженцы, — двусмысленно ответила та. – Когда безжалостный враг приходит в твой дом, у какого хозяина не возникнет желания не оставить ему и маленькой толики своего имущества, своей земли? Всё, что можно взять, захватить, унести с собой – лишь бы не досталось грифонам — все несут с собой. Однако нам от этого не легче. Осторожно, не наступите! – предостерегла управдома проводница, указывая на большую кучу навоза прямо под ногами. – Беженцы «запрудили» Кантерлот – это уже ни для кого не секрет. Однако, город способен прокормить всех нашедших убежище за его стенами, а возможно — и выдержать долгую осаду. Но никто не предполагал, что беженцы придут не одни…
— Кого же, позвольте узнать, они с собой приволокли? – поинтересовался Бунша, перешагивая очередную кучу и, вслед за своим личным «ассистентом», выходя на залитую солнцем площадь.
Ответа не последовало, да он был и не нужен. Иван Васильевич время от времени выбирался на природу к своему давнему знакомому колхозному председателю, но такого разнообразного и огромного количества крупного и мелкого скота, будто по нелепой ошибке какого-то пастуха заполонившего площадь, он не видел никогда. Овцы, козы, бараны, коровы, свиньи, быки – и это не считая туч домашней птицы, чьи стаи плотно облепили городской фонтан, устроив в нём купальню. Посреди этого «выпаса» туда-сюда шмыгали пони-беженцы, которые вели кочевой образ жизни. Всё это очень непривычно смотрелось и ощущалось на фоне нарядных городских домов и местного населения, которого, кстати, совсем не было видно отнюдь не из-за зноя – кому из утонченной светской элиты захочется пропитаться господствующим над площадью «парфюмом» или ненароком наступить в «дары деревни»?
— На все просьбы стражей правопорядка освободить площадь от домашнего скота беженцы отвечают отказом, а сами наотрез отказываются уходить. Мы смиренно ждём Ваших приказаний, — с этими словами кобылка преклонила голову, намекая управдому на то, что теперь всё зависит от слов и действий главы государства.
Бунша кивнул в ответ и знаком показал двум стражам и писарю двигаться за ним, взяв курс на палаточный городок в центре импровизированного «стойбища», окруженный телегами по периметру.
— Товарищи беженцы! – привлекая внимание копошащихся в лагере пони, провозгласил управдом, предварительно взобравшись на деревянный ящик для пущего эффекта. Жители городка начали отрываться от своих дел, глядя на одного из новоявленных управленцев, вокруг которого потихоньку начинала собираться толпа. Выждав немного времени и убедившись, что всё внимание приковано к нему, Иван Васильевич продолжил:
— Товарищи беженцы! Я прибыл сюда, дабы разрешить случившееся здесь небольшое недоразумение и выйти из этой досадной ситуации максимально эффективным путём!
— О каком-таком «недоразумении» идёт речь? – раздалось из толпы.
— Что же вы, товарищи, юлите? Вот об этом, конечно же! – Бунша показательно повел рукой, указывая на площадь. – Ваш скот, понимаешь ли, мешает проезду транспорта, нарушает общественный порядок и, в конце концов, — управдом многозначительно посмотрел себе под ноги, – санитарные нормы!
— Ещё один городской! «Санитарные нормы»! Ну надо же! – относительная до этого тишина в миг уступила место ропоту и осуждению, несущимся со всех сторон. – Легко вам, городским, говорить! Всё своё добро здесь, под защитой стен храните, а нам что, этим грифонам-мясникам все нажитое годами отдавать? Это вам не по магазинам разок-другой сходить. Хотя откуда вашему брату про это знать?
Стражи, сопровождающие самодержца, застучали древками копий по каменной брусчатке, призывая толпу к порядку.
— Тишина! – подняв вверх руку, неожиданно громко крикнул управдом.
Данный эффект возымел действие, и когда ропот стих, Бунша вновь заговорил:
— Да, я понимаю вас, товарищи беженцы, понимаю, но ничего поделать не могу – где же я, по-вашему, столько скотины размещу?! Город и без того, чай, не резиновый…
— Оно-то и понятно! Кабы не понастроили своих дворцов да особняков на каждом шагу, так, глядишь, и был бы резиновый! – пробурчал себе под нос светлогривый жеребец в первом ряду, что, впрочем, услышали все рядом стоящие.
«Дворцы и особняки…» — промелькнуло в голове. На ум Ивана Васильевича пришло воспоминание о сегодняшнем утре, о трусливой аристократии, думающей лишь о том, как бы поскорее «свинтить» из осажденного города и набить свой карман, бросив на произвол судьбы свой народ. И тут Буншу осенило.
— Уважаемая, как ваше имя-отчество, и каких мест-краев будете? – обратился к своей ассистентке управдом.
— Арфа из Вильена я, — немного смущенно ответила кобылка. – Но вы можете называть меня просто Арфа.
— Так вот, Арфа Извильевна, не составит ли вам труда продемонстрировать мне список, в котором записаны все те аристократы, что покинули город, а также места их проживания? – поинтересовался Бунша.
— Эм, конечно, Ваше Величество! Сию минуту!
Через несколько минут список находился в ладонях управдома. Иван Васильевич, отметив оперативность Королевской канцелярии, обратился к толпе.
— Товарищи беженцы! Как уже было сказано, я прибыл сюда, дабы найти выход из сложившейся, так сказать, ситуации… — немного помолчав, Бунша продолжил. – И, кажется, я его нашёл.
На мгновенье управдому показалось, что воздух звенит совсем не от туч изумрудных мух, надоедливо жужжащих над площадью, а от повисшего над головами немого напряжения.
— Я, как один из тех, в чьих руках сосредоточена государственная власть, официально приказываю: освободить занимаемую площадь от домашнего скота, и разместить его по указанным адресам. Список прилагается. Уважаемая Арфа, будьте добры, распорядитесь по данному вопросу.
Спустя несколько секунд осмысливания сказанного, пространство над площадью наполнилось радостными криками и всеобщим ликованием. Кобылка-писарь странно посмотрела на управдома: столько недоумения было в этом взгляде, отчего можно было смело сделать вывод, что чего угодно ожидала Арфа, но только не этого. Однако постепенно удивление сменилось одобрением и даже уважением сделанного Иваном Васильевичем выбора.
— Будет исполнено, Ваше Величество, — произнесла кобылка, передавая одному из стражей пергамент, скрепленный королевской печатью. – Передайте это в городскую мэрию.
«По заслугам и честь! — глядя на огромное стадо, подумал управдом. – Пожалуй, по возвращению в свои особняки и дворцы, здешние буржуи обнаружат кое-что похуже поврежденного переднего фасада и помятого газона перед домом…»
— Отлично! – довольно крякнул Бунша. – Товарищи беженцы! – вновь привлекая внимание начавшей сворачивать свой лагерь весело гомонящей толпы, крикнул управдом. – Только не забудьте за своей скотинкой убрать! А то непорядок получается!
— Уж мы-то в долгу не останемся, будьте на этот счёт покойны! – послышались со всех сторон заверения. — Всё вычистим до блеска – и своё, и чужое!
— Ну, раз проблема благополучно разрешилась… — подытожил управдом. – Можно переходить к следующему пункту… Итак, что там у нас дальше?
-…«Торговая монополия Спинелли и Ко. Веселье и радость в любую точку Эквестрии…За ваши биты, разумеется», — Таковой была циничная надпись клейма на пати-пушке, позаимствованной у Пинки. – «Кантерлот, бульвар Доброго Часа»... Хм, уже что-то! А то прямо как в сказке – пойди туда, не зная куда!
Избавившись от лишнего веса в лице пушки и оставив её до поры до времени в оружейной, Милославский и Грозный отправились по указанному адресу, дабы разыскать таинственную монополию, где они, как надеялся Жорж, прольют свет на интересующие их вопросы касаемо пушкарского дела.
— Тааак, здесь направо…- бормотал Милославский, вертя в руках подробнейшую карту Кантерлота, полученную им во дворце. – А после налево, и до первого поворота…
— Ну, что там? – поинтересовался государь, уже порядком уставший от здешних однообразных видов и вынужденного безделья.
— Да чёрт его знает, Царь Великий Государь! Не могу в этой мазне лошадиной разобраться! – раздраженно ответил Жорж. — Такое ощущение, будто карту чертили, будучи пьяным в дрова!
И действительно. Сам по себе план города был начерчен безупречно, даже масштаб был указан снизу, но его планировка, мягко говоря, вызывала недоумение: создавалось впечатление, что город «гулял», и одна часть «налезала» на другую.
— Ладно, разберёмся по ходу, авось не заблудимся, — заключил Милославский, убирая карту.
На выходе из дворцового квартала, перед людьми предстало воистину величественное зрелище – исполинские белокаменные лестницы, ведущие вниз и соединяющие дворцовый квартал с остальной частью города, располагавшейся на большом плато. Отсюда открывался прекрасный вид на лежащий в полуденной дрёме Кантерлот с его резными дворцами и зелёными парками, многопонными площадями и бульварами, тихими переулками и мощеными улицами. Теперь становилось ясно, почему у Жоржа возникли трудности с картой – город, буквально «врезанный» в гору, имел невиданную доселе планировку.
Размеры лестниц поражали: сложенные из мощных блоков белого камня, на пролётах некоторых из них умещались целые улочки и бульвары. Мраморные парапеты были украшены статуями и вазами, в которых, источая дивный аромат, цвели розовые кусты. Перила покрывала сеть затейливых узоров. Довершали картину помосты с расположившимися на них группами зебр в белых шляпах, услаждавших слух прохожих хоровым пением на какой-то знакомый, как казалось Милославскому, буржуйский мотив. Даже приход войны не отбил у них охоты заниматься привычным делом.
— Красота-то какая! Лепота! – любуясь видом эквестрийской столицы, произнёс Грозный. – Да только всё равно сей град Москве Златоглавой уступит. Нет здесь, в царстве этом, присутствия божьего!
— Действительно, — задумчиво пробормотал Жорж, сверяясь с картой. – Кажется, нам туда!
Спустившись по лестнице и повернув направо, они попали в торговый квартал, гул и шум которого ветер доносил даже до дворцовой площади, и где бойкая торговля не прекращалась даже после объявления в городе осадного положения. Правда, с наступлением войны разнообразие товаров заметно поубавилось, и всё же торговый квартал Кантерлота оставался местом, где можно было купить почти всё что угодно по доступной цене.
— Арбат, ей-богу, Арбат! – подивился Милославский.
Барахолки и блошиные рынки стояли здесь бок о бок с элитными магазинами и бутиками, в которые, кстати, сейчас никто не заходил. У жителей Кантерлота сейчас появилась несколько иная забота, и имя ей – война.
Несмотря на то, что на производство вооружения для ополчения были поставлены все кузни, цеха и мануфактуры Кантерлота, экипировки всем не хватало. А потому в бой ополченец мог выйти без шлема, брони или ещё какого-нибудь необходимого снаряжения, способного не раз спасти ему жизнь. А жить-то всем хочется.
В Эквестрии, где войны бывают раз в тысячу лет, оружие, по понятным причинам, считалось неходовым товаром, изготовлявшимся сугубо на заказ. Так было до сегодняшнего дня. Всегда найдутся пони, в чьих головах — лишь числа и строгий расчёт, и которые не прочь подзаработать на сложившемся положении. Заручившись информацией о возможном наступлении войны, вышеупомянутые личности почти за бесценок, из третьих копыт приобретали комплекты боевых снаряжений и тихо выжидали того дня, когда эти груды хлама станут самым востребованным в столице предметом. И когда этот день настал, дело оставалось за малым – осторожно сбыть товар, пока он не потерял свою актуальность.
«Как это низко – наживаться на чужом стремлении выжить!» — скажет какой-нибудь досужий моралист, на что получит твердый ответ уверенного в своей правоте коммерсанта: «Бизнес, ничего личного».
А потому ширилась сеть подпольных рынков, где можно было купить оружие, цены на которое возросли в несколько раз. Подобные места посещали в основном знатные дворяне и прочая светская элита Кантерлота, решившая вооружиться если не для вступления в ряды ополчения, то хотя бы в целях собственной безопасности. Хотя, справедливости ради стоит заметить, что были среди знати те, кто не только не бросил город в трудную годину, но и пожертвовал большие средства на его оборону, и таких было немало.
Торговый квартал Кантерлота, помимо сосредоточия эквестрийской торговли, являлся также местом базирования головных офисов лидирующих торговых компаний и монополий страны, в один из которых и направлялись Милославский и Грозный.
«Чего это они на нас так пялятся? Что, Homo sapiens никогда не видели? — оглядываясь по сторонам и ловя на себе множество взглядов, нервно думал Милославский. И действительно: почти каждый обитатель квартала хоть на минуту останавливался, откладывая свои повседневные дела, будь то жаркий ожесточенный спор насчёт определённого товара или же мирная непринужденная беседа, дабы посмотреть на «экзотичных» в этих местах существ. – Иногда я забываю, что нахожусь в мире разноцветных лошадей, и что для местных обывателей мы в диковинку во многих отношениях».
Поинтересовавшись у одного из «блошатников», как пройти к бульвару Доброго Часа и получив исчерпывающий ответ, очень скоро авантюрист и царь уже стояли у дверей торговой монополии мистера Спинелли – двухэтажного здания со светлыми длинными галереями, охваченными купеческим ритмом жизни. Потянув за тяжелую кованную ручку, Милославский и следующий за ним Иван Васильевич оказались внутри просторного фойе. На резной тумбе сбоку играл патефон, заполняя помещение тихой, умиротворяющей музыкой. За столом сидела, по-видимому, секретарша, методично строча что-то на пишущей машинке. В воздухе царила официальная обстановка. И в этой обстановке расписание рабочего дня, установленное, судя по всему, хитрым, щепетильным и бережливым владельцем, было выше всех уставов и законов, и малейшее отставание от графика сильно наказывалось.
— Гражданка! – бесцеремонно набросился на секретаршу Жорж. — Можем ли мы повидаться с гражданином Спинелли?
Оторвавшись от своего занятия, кобылка медленно подняла голову. Весь её облик выражал недовольство и раздражение, однако, увидев перед собой Милославского, всё возмущение быстро сошло «на нет».
— Чего изволите, господа?! – извиняющее улыбаясь, спросила секретарша.
— Говорю же, со Спинеллой нам надо свидится.
— Прошу прощения, но… мистер Спинелли сейчас занят, и посетить его не представляется возможным!
— Да будь твой торгаш хоть трижды занят! Негоже дела государственной важности отлагать! – резонно возразил царь, устремляясь в коридор.
— Погодите, туда нельзя…- только и успела крикнуть вслед удаляющимся людям пони. – Хорошо-хорошо! Скажите хотя бы, как вас представить?
— Вот это уже другое дело! Скажи, что к нему пришли с визитом новые государи эквестрийские и видеть его желают.
— Подождите секунду, — поднявшись на второй этаж и остановившись перед украшенной изысканной резьбой дверью, сказала кобылка. – Я сообщу о вашем прибытии мистеру Спинелли.
С этими словами секретарша скрылась за дверью, оставив людей на несколько минут. И вот, в дверном проёме вновь показалась кобылка, заявившая официальным тоном:
— Пройдемте. Мистер Спинелли ожидает вас.
Первым, что сразу бросалось в глаза, был старинный камин, который в тёплое время года использовался немного не по назначению – в нём сжигался бумажный хлам и мусор. В центре светлой, обставленной дорогой мебелью комнаты, стоял массивный деревянный стол, на котором аккуратными стопками лежали свитки и пергаменты, а также кучки остро заточенных гусиных перьев и латунная чернильница. За столом, в широком кресле сидел сам хозяин — тучный жеребец каштановой масти, чья седая грива опускалась на тёмно-зеленый камзол.
Как только в кабинет вошли люди, мистер Спинелли положил перо и, слегка пригнув голову, глянул на вошедших правым глазом, в то время как левый был плотно закрыт.
— Приветствую Вас, Ваши Величества, — доброжелательным, даже несколько простодушным и бесхитростным голосом начал он. – Искренне рад вас видеть в моей скромной обители! Не каждый день меня посещают королевские особы, знаете ли…Ну вы присаживайтесь-присаживайтесь! Чувствуйте себя как дома! Чай, кофе будете?
— Не отказался бы от чашки чая! – разваливаясь в кресле, под неодобрительный взгляд Ивана Васильевича, озвучил свой заказ Милославский.
— Да вы, Ваше Величество, любитель чая, как я посмотрю! – шутливо заметил мистер Спинелли. – Ну, тогда вам крупно повезло – мне в копыта, благодаря одному моему старому другу, попал пакетик чудного цинкайского чая! Слышал, что этот сорт был самым любимым у Её Высочества Селестии… Эх, как жаль, что она оставила нас в такую трудную минуту… Но не будем о плохом. Чай принесут сию минуту! – с этими словами, он сделал секретарше знак, после чего та, кивнув, вышла из кабинета. – Итак, чем я обязан столь высоким визитом правителей Эквестрии?
— Надобны нам, купец, чертежи пушек артиллерийских, что на мануфактуре твоей созданы были, — веско сказал царь.
— Иван Васильевич имеет ввиду продукцию, создаваемую и выпускаемую вашей монополией, — пояснил Милославский. – А именно, так называемую «пати-пушку», на которой стояло клеймо «Торговой монополии Спинелли и Ко». Это ведь клеймо вашей организации, уважаемый?
— Абсолютно верно.
— Так вот, нам необходимы её чертежи, — закончил Жорж.
— Хм, позвольте поинтересоваться, если это, конечно, не какая-нибудь государственная тайна, – выждав паузу, мистер Спинелли продолжил, – для каких целей, господа правители, вам понадобились оные чертежи?
По лицу отказавшегося сесть Грозного, пробежало заметное раздражение излишней любопытности купца. «Меньше знаешь – крепче спишь», — читалось в его хмуром взгляде.
В этот момент в кабинет вошла секретарша, несся на подносе чашку терпко пахнущего чая. Милославский засуетился, усаживаясь поудобнее, и, поблагодарив кобылку и радушного хозяина, отпил маленький глоток.
— Да, чаёк и взаправду хорош! А принцессу и вправду жаль… Тот недолгий миг, позволивший нашим путям пересечься, дал мне понять, что если она оберегала своё государство хоть вполовину также усердно, как свою корону, то вам, граждане пони, крупно повезло! – разглагольствовал он, дождавшись ухода секретарши. – А что до чертежей – что ж, открою вам наши замыслы. Понимаете, в связи со сложившейся обстановкой – я, конечно же, о войне – ваше изделие может стать той решающей силой, что принесёт нам победу в грядущей битве. Вашу «пати-пушку» из безобидного, увеселительного аттракциона, можно превратить в настоящее боевое орудие. И, имея под своим началом несколько кузнечных дел мастеров, мы сможем это сделать. Не хватает только одной маленькой детали – ваших чертежей…
-…И верности отечеству своему, — закончил Грозный.
Мистер Спинелли некоторое время пристально смотрел на визитёров открытым правым глазом, особенно акцентируя внимание на грозном самодержце, который, в свою очередь, не спускал глаз как с открытого правого, так и с закрытого левого ока купца. Наконец, предприниматель изрёк:
— Я согласен, господа правители, и с радостью передам вам чертежи пати-пушки, а также дам в распоряжение столько кузнецов и рабочих, сколько Вашим Величествам потребуется, и даже вложу немалые средства в развитие вашей задумки. Но позвольте поставить одно скромное условие: я хочу, чтобы орудие победы, отстроенное по моим чертежам и сокрушившее врагов, вы назвали моим именем. Согласны?
— Согласны! О чём может идти речь? – не раздумывая, крякнул Жорж. – Тут уж сам Бог велел назвать орудие в честь такого доброго малого, как вы, мистер Спинелли!
— Отлично. Не смею вас больше задерживать, господа. Чертежи хранятся в кузнечном квартале, в переулке Звонкой Стали. Найдите там оружейника До-До и скажите ему, что вы от меня. И да, Ваше Величество, я надеюсь, вы не станете забывать своих соратников. Особенно тех, что в будущем ещё не раз окажут вам поддержку…
— Всенепременно, уважаемый, — ставя в этом диалоге точку, произнес Милославский и направился вслед за Иваном Грозным к двери. – Ещё раз огромное спасибо за содействие! Уж поверьте – мы своё слово сдержим.
— Не сомневаюсь, — согласился с ним мистер Спинелли.
-…Пока всё складывается наилучшим образом, — вслух размышлял Жорж, шаркая по булыжной мостовой. – Осталось только найти этого До-До, во всём с ним договориться и дело в шляпе!
— Уж шибко ты доверчив, боярин. Купец, аки жид венецианский, сладко пел, льстиво, а что на уме — то одному Богу известно. Не с лукавым ли мы сделку свершили? – смотря куда-то перед собой, пробасил государь. Его шаги сопровождались громким отстукиванием посоха о булыжник.
— Да не, царь-батюшка, не с лукавым. Этот из тех, кто держит нос по ветру, только и всего. Да и запросы у него скромные, для нечистого-то! Новое правительство не грех подмазать, так уж повелось!
— Редкий купец о мошне печётся меньше, чем о душе. Тут ты прав, — согласился Грозный. – Но коль нажива его манит, значит с ветром он, не раздумывая, сменит и господ. Эх, в делах государственных, что не скреплено страхом, то ненадёжно! Разбаловали тут всех горе-принцессы! Где ж это видано, что торгаш с монархом как со скупщиком глаголит?!
Изрядно пришлось поплутать людям по хитросплетенным между собой переулкам и улицам, дабы добраться до своей цели, и вот – кузнечный квартал Кантерлота лежал перед ними.
Бредя по мощеным улицам и заглядываясь на упирающиеся в небо трубы, Милославский и Грозный, сверяясь с картой, всё же дошли до переулка Звонкой Стали, пусть и не без происшествий. А между тем дело шло к вечеру, зной спадал, а сам первопрестольный град постепенно окрашивался в вечерние тона.
— Бог помощь, товарищи кузнецы! – громко приветствовал работяг Жорж, подходя к ближайшей кузнице. – Носить бы вам — не переносить, возить бы — не перевозить!
— И тебе здорово, коль не шутишь, — не отрываясь от работы, ответил один из кузнецов. – И спасибо на слове добром.
— Для хороших пони хороших слов не жалко! Не подскажите ли вы, где здесь обретается некий «оружейник До-До»?
— Хах! Есть тут такой! – обернувшись к собеседнику, кузнец от неожиданности выронил молот. – Простите, Ваше Величество, не признал вас зараз, — на этих словах он склонил голову.
— Да полно, полно кланяться! Лучше подскажи, где нам этого До-До найти!
— Конечно, Ваше Величество! Дальше по улице идите, на длинную, красного кирпича кузню наткнётесь – там он! – махнув копытом в сторону предполагаемого направления, сказал жеребец.
— Сердечно благодарим!
Царящую в кузнице темноту разгоняли ярко горевшие огни и снопы искр, разлетающиеся от наковален. Громоподобно стучали молоты. Как брюхо невиданного доселе заморского существа раздувались огромные меха. Милославский и Грозный продвигались внутрь кузницы, где предположительно находится оружейник.
Они нашли его в дальнем конце — До-До раздувал там меха. Это был крепкий жилистый пони преклонных лет, пепельной окраски и с выцветшей синей, местами уже седой гривой. Колючий взгляд зеленых глаз рассматривал посетителей.
— Новые правители, я полагаю, — делая легкий полупоклон, начал оружейник. – Думаю, нет смысла разъяснять мне, зачем вы здесь. Меня уже обо всём оповестили. Прошу идти за мной.
Следуя за жеребцом, управленцы оказались в просторной широкой комнате уставленной стеллажами, заваленными свитками, пергаментами и различными механизмами. С одной из полок жеребец достал пыльный тубус и проковылял к столу, с которого одним движением смёл весь посторонний хлам. Освободив место, До-До извлёк из тубуса несколько бумаг и, расстелив их на столе, сказал:
— Вот чертежи, что вы просили. Все ресурсы кузнечного квартала к вашим услугам, Ваши Величества.
— Добро, — озирая хранилище идей и мыслей механиков, бросил царь. – Ты боярин, глянь пока, что тут есть, а я с людом работящим потолкую.
Оставшись один, Жорж взял первый попавшийся на глаза свиток и направился к широкому столу. Скопившуюся у стенки темноту разгонял горевший в углу комнаты горн, но удобнее было довериться мирному свету ламп. Обложившись ими, дабы лучше разобраться в испещрённых схемами чертежах, Милославский развернул свиток и вперился в него внимательным взглядом. Даже его несильной осведомлённости в военной инженерии хватило, чтобы уловить разницу между тем, что изображено и тем, что должно выйти в итоге.
— Мда… Долгая у нас будет ночка… — невесело хмыкнул Жорж, отбрасывая на стену мрачные тени.
