Письмо

Письмо

Её Высочеству Твайлайт Спаркл, Принцессе Эквестрии.

Мы со Спайком, доживающие свои дни в тишине понивилльской библиотеки, всеми забытые в постаревшем без Вас городе, шлём Вам привет и желаем доброго здравия. Да будут все последующие годы Вашего правления мирными и изобильными.

Впрочем, в нашем с Вами возрасте, думаю, можно уже обходиться без официоза. Каждый из нас сейчас стоит на пороге вечности, только Вас ожидают тысячелетия бодрой молодости, а меня – бесконечная тьма, которая приходит к старикам и прибирает их в своё ничто.

Спайк держится бодрячком, но я вижу, что он, на самом деле, плох. Ваш старый помощник уже почти ничего не слышит. Я вот подхожу к нему и спрашиваю:

— Как дела, старичок?

— Ась?! Портвешок? Конечно, буду! Наливай, Джакомо.

Мне неприятно о таком Вам писать, но у дракончика, как мне кажется, проблемы с употреблением этого самого портвешка. Конечно, Вы поступили с ним так, как и должны были поступить: Спайк из-за возраста уже не мог исполнять свои обязанности так же бойко, как и в юности, поэтому Вы одарили его наградами, назначили ему пенсию, и оставили здесь, в библиотеке, но чувство собственной ненужности и ощущение слабости, нарастающей с каждым днём, заставляют Вашего бывшего помощника всё чаще и чаще заглядывать на дно стакана. Как-то, находясь в изрядном подпитии, он мне сказал, что был бы рад даже простенькой открыточке от Вас на праздник.

Вы уж меня простите, что в этом своём письме я перескакиваю с пятого на десятое – ум у стариков не такой острый, как у молодых, опыт замедляет ход мыслей, заставляет их плутать самыми вычурными дорогами, смешиваться с воспоминаниями, оставшимися с поры, позабытой всеми остальными, кроме тебя самого.

Я помню, как я увидел Вас в первый раз. Это было так давно! Вы тогда только-только получили свою корону, и торжества по этому случаю захлестнули всю Эквестрию. Я решил, что настал подходящий момент обеспечить себя на всю жизнь, и приехал в Кантерлот. У меня была беспроигрышная идея для облапошивания мира, в котором существование магии никем не ставилось под сомнение. Благодаря моим связям и монетам, сунутым в копыта нужных пони, мне была предоставлена аудиенция в Кантерлотском Дворце.

В тот день моим глазам открылось ослепляющее зрелище: три величественнейших принцессы в ореоле власти и славы, подобные небожителям или героиням эпосов, сложенных народами, без следа проглоченными историей. Вы, все трое, были более, чем прекрасны, и мне, жалкому шарлатану, даже захотелось броситься прочь, чтобы не осквернить то, что я увидел, задуманным мной обманом. Мне пришлось буквально силой заставить себя вспомнить о преследующих меня кредиторах, о судьях и о необеспеченных векселях. И когда я начал рассказывать о магической природе золота, Вы, с таким непосредственным любопытством подались вперёд. Вы заинтересованно смотрели на то, как я демонстрировал свой эксперимент, и с таким детским восторгом захлопали копытцами, заметив блеснувшие в тигле крупицы золота. Ваша радость смутила меня, и я смог только промямлить заготовленные заранее фразы о получении золота из свинца, и что мне нужна определённая сумма для завершения исследований. В тот момент я мог думать только о Ваших любопытных глазах, о том, как воздушно ступают Ваши копытца, о сиреневом плечике, так некстати показавшемся из-под торжественного платья. Я стушевался и поспешил откланяться, унося из дворца в своём сердце что-то такое, чего оно раньше никогда не ощущало. Я вернулся в гостиницу одновременно и подавленным, и окрылённым, я не знал, что с этим теперь делать, но даже такое незнание было сладостным. Я желал только одно: как можно скорее добиться ещё одной аудиенции, чтоб хотя бы одним глазком снова увидеть Вас.

Увы, в тот вечер моя судьба разрешилась самым печальным образом. Фельдъегерь вручил мне предписание покинуть Эквестрию в течении двадцати четырёх часов, а гвардейцы тут же услужливо отконвоировали меня до границы. И начались мои скитания по чужбине. Опасности и пиры, дуэли и аферы, золото и кобылки, свадьбы и разводы, тюрьмы и побеги – так я стал теперь жить, это меня прославило, про меня сочиняли куплеты, жеребята играли во дворах «в Джакомо», а знаменитый авелинский пони-режиссер Федерико снял обо мне фильм, сделавший меня знаменитым уже на весь мир. Окруженный ореолом романтического негодяя, я жил легко и весело, но никто не догадывался, как страдало моё сердце, и почему я опускал глаза, проходя мимо газетных киосков, чьи витрины пестрели эквестрийскими журналами с портретами сиреневой большеглазой принцессы на обложках.

Со временем груз прожитых лет согнул мои плечи, новые похождения теперь стали приносить не радость и азарт, а усталость и разочарование. И тогда я бросил всё, чем занимался раньше и засел за то, что прославило меня больше, чем преступления и эротические победы. Вы знаете, о чём я говорю: о своём многотомном труде «История правления принцессы Твайлайт Спаркл», скрывавшего за каждой буквой сухого исследовательского текста порывы моего сердца в сторону Кантерлота. За эту книгу я получил научные премии, но эти медальки, грамоты, деньги и теперь уже добрая слава знаменитого учёного, а не сорвиголовы, так и не смогли тронуть моего сердца – оно всё так же хранило тот самый давний образ любопытных глаз, невесомых копытец и нечаянно приоткрывшегося плечика. Ну а потом пришло письмо с высочайшим разрешением вернутся в Эквестрию и с предписаниями поселиться в понивильской библиотеке и не приближаться к Кантерлоту ближе, чем на сто километров.

И вот я здесь, в компании другого позабытого всеми старика, ожидаю холод той зимы, у которой не бывает конца, и эта стужа, последующая за остановкой сердцебиения, наверно, только она сможет унять ту мою тоску, начавшуюся в день демонстрации принцессам золотых крупинок в алхимическом тигле.

Сейчас с каждым днём я чувствую себя всё более и более слабым, и потому мне нужно успеть написать и отправить это письмо, хотя это и стоит мне огромных усилий, я чувствую, что каждая новая написанная буква даётся мне всё труднее и труднее, но я должен его дописать, чтобы Вы узнали о тайной истории моего сердца.

Приписка: Твайлайт, старый Джакомо умер. Я нашёл его утром, за письменным столом, видимо, как он тут выразился, зима без конца, застала его за написанием этого письма. Оно адресовано тебе, поэтому я его тебе же и отправляю. Да, не подумай ничего такого: по поводу портвешка Джакомо сгустил краски: я свою норму знаю, употребляю не во вред себе, а, наоборот, исключительно для хорошего самочувствия.

Твой бывший первый помощник Спайк.

PS. Однажды Джакомо раскрыл мне секрет того самого «эксперимента». Крупинки золота были спрятаны в полом шпателе, которым он размешивал расплав в тигле, и в нужный момент выпали. Так что в то время он был самым отъявленным проходимцем.

PPS. Приезжай навестить меня. Пожалуйста.