Сказки дядюшки Дискорда

Слепцы

Предупреждение: данный рассказ принадлежит к жанру тёмного ангста

Над городом плыл кровавый туман последней зари.

Какая-то тусклая обречённость витала в воздухе. Её чувствовали все жители города, попрятавшиеся по своим норам, квартирам, домам, коттеджам и дворцам, или же напротив, вышедшие бесноваться на улицу.

Её чувствовали все до единого, и это было очень странно, потому что эта заря, необычайно терпкая и алая, словно разлитое красное вино, была последней не для всех, а лишь для одного-единственного пони.

Слепой Убийца стоял перед колодой Старого Палача, и слушал… Он слушал городскую площадь, на которой, по указу Короля, его собирались сегодня казнить. Он отчаянно вслушивался, но никак не мог уловить ни одного поняшьего слова.

Как Убийца ни старался, он слышал лишь бессвязные крики.

Собравшаяся перед эшафотом Толпа бесилась, орала как обиженный ребёнок и плевалась ядовитой слюной, словно бешеный, лишившийся разума зверь, которым она по сути и являлась.

Под тяжестью шести пар копыт скрипел и прогибался эшафот: его основу составляли старые, а то и вовсе полугнилые доски. Треснуть и окончательно сломаться, развалившись на мелкие обломки и сухую труху, ему мешало лишь то, что он был сбит необычайно умелым и опытным копытом.

Казни на этой площади проводились часто.

Властно поднятое копыто Честолюбивого Глашатая заставляет Толпу на время замолчать. Над притихшей площадью разносится шелест разворачиваемого свитка. Небольшая пауза, и вот, хорошо поставленный, но слегка дрожащий от возбуждения голос доносит до простых пони, пегасов и единорогов монаршую волю:

‒ «Мы, наше Светлейшее Высочество, Великий Король Восточной Державы, своим гением мысли и высочайшим указом, повелеваем: за многочисленные преступления против короны и простого народа ‒ казнить Слепого Убийцу через отрубание головы!»

Лёгкое беспокойство касается Глашатая ‒ он оглядывается и видит, что и Убийца, не имеющий глаз, и Палач, с глазами, прикрытыми колпаком, смотрят на него с какой-то одинаковой иронией.

Старому Палачу было забавно наблюдать за тем, как пыжится, как строит из себя невесть что Честолюбивый Глашатай. Он ещё очень молод, этот белоснежный единорог, как и те, кто был до него. Поначалу они все смотрят на Палача свысока ‒ ведь он же просто мясник, не обладающий никаким чином, и выполняющий грязную работу, а они проводники королевской мысли, вершащей чужие судьбы!

Но потом… хех… потом, рано или поздно, каждый из них как-то незаметно сдувался и серел. А затем, просто исчезал. Уходил к другим хозяевам, а то и вовсе уезжал из города.

И только Палач бессменно остаётся на своём посту, старый и умудрённый годами, проведёнными в объятиях со смертью.

Этот сопляк тоже не задержится в городе надолго. Старик чуял это нутром.

Что же до Слепого Убийцы, его смешило то, с какой невероятной серьёзностью Глашатай относится к своей работе, в сущности, никому не нужной и ничего не значащей. Он носится с ней буквально как курица с яйцом. То ли дело Убийца ‒ он был простым наёмником, не ждущим от судьбы чего-то особенного, и живущим так, чтобы с минимумом усилий получить максимум удовольствия.

Глашатай свернул свиток и важно кивнул Палачу. Затем, напыщенно хмурясь, сказал Убийце, стараясь говорить громче, чтобы заглушить вновь возбудившуюся Толпу:

‒ Сэр, ваше последнее слово.

Убийца поднял голову и вновь прислушался к площади. Тень каких-то хлопков пронеслась по ней ‒ то голубиная стая взлетела над Толпой, испугавшись той истерики, которой она сопроводила движение Убийцы.

Из под позорного капюшона донёсся негромкий, но на удивление глубокий голос, мгновенно заставивший заткнуться всех зевак, пришедших на казнь:

‒ В этой жизни я совершал множество ужасных вещей. Я убивал за презренное золото. От моих кинжалов погибали ремесленники и слуги, стражники и воры, дворяне и другие убийцы. Я убивал, не видя разницы между своими жертвами, ибо я с рождения был лишён дара зрения.

Он замолчал, собираясь с мыслями, и, после небольшой паузы, вновь заговорил:

‒ Смерть слепа ‒ и я стал её воплощением. Но… я всегда знал, ЧТО я делаю, и ЗАЧЕМ я делаю. Мотивы и последствия моих поступков никогда не были скрыты от меня за завесой тайны. И сейчас… я хочу спросить у вас: почему вы так ненавидите меня?

Снова пауза. Тяжёлый вздох. Толпа недоумённо хлопает тысячами глаз.

‒ Я никогда не убивал в вашем городе. Вы ничего не знали обо мне, до недавнего времени, и не хотели знать. Я лишь прятался у вас, скрывался от властей того места, где я работал. Но и жителям того города тоже было плевать на меня. Я совершенно спокойно жил, и делал своё дело, пока мне не заказали не того пони. Он был каким-то чиновником, не особо важным, но довольно-таки властным и известным в определённых кругах.

Над площадью вновь начинает подниматься ворчание Толпы, гулкое и душное, постепенно

переходящее в прежний крик.

‒ Я прикончил его, как и многих других, не видя разницы между ним, и моими предыдущими клиентами. И вот тогда... Тогда власти сразу взбеленились и объявили меня в розыск. Мой заказчик попытался прикрыть меня, но безрезультатно. Меня объявили чуть ли не врагом государства. Все сразу возненавидели меня!

Прошла всего пара минут ‒ и вот Толпа снова яростно визжит, как голодная свинья. Убийце, даже вместе с усиливающим голос заклинанием Глашатая, пришлось изрядно напрячь связки, чтобы перекричать это беснующееся тысячеглавое чудовище:

‒ И теперь, я спрашиваю у вас, честные горожане ‒ почему вы так ненавидите меня?! Я не убивал ваших матерей, отцов, сестёр и друзей! Моё существование не волновало вас, пока вам не рассказали про меня! Почему вы так сильно желаете моей смерти?! Потому что вы жаждете мести за погубленные мною жизни?! Или потому что вам приказали меня ненавидеть?! ОТВЕТЬТЕ НА МОЙ ВОПРОС, РАЗОРВИ ВАС ГРИФОН! ‒ голос Убийцы срывается.

А в ответ он по-прежнему слышал лишь дикие вопли, ругань и проклятия

‒ Они не услышат тебя, ‒ копыто Палача утешающе ложится на плечо Убийцы. Тот беспомощно опускает голову.

‒ Толпа никогда никого не слышит. Она глушит сама себя своими же криками. И самостоятельно она тоже ни за что не увидит того, о чём ты пытаешься сказать ей. Толпа глупа ‒ стоит дать ей идею, и она вцепится в неё, как сирота в игрушку. И пусть только кто-нибудь попробует отнять её у Толпы ‒ она вцепится обидчику в глотку, разорвёт его, оплюёт и закопает полуживого. Так что тебе ещё повезло.

‒ Эй ты! Хватит разговаривать с преступником! Делай своё дело! ‒ Честолюбивый Глашатай недовольно смотрит на Старого Палача и нетерпеливо притоптывает копытом. Тот мрачно косится на него, но всё же поднимает топор и кивает Убийце, указывая взглядом на изрубленный, бурый от старой крови пень, перетянутый металлическими полосами.

Хмурый пегас поводит головой, укутанной в позорный капюшон, и расслабленно вздыхает. Он прожил интересную и приятную, а значит правильную жизнь. Правда, финал слегка подкачал, но не сильно... Пришло время уходить.

«А всё-таки хороший сегодня денёк… птички поют» ‒ думает Слепой Убийца, вслушиваясь в нечто, слышимое только ему, нечто, что не может полностью заглушить даже монстр, сидящий на площади.

Наблюдая за тем, как преступник укладывает голову на колоду, Глашатай размышлял о своём будущем.

Он не задержится в этой клоаке надолго, нет. Должность Глашатая высока и уважаема, но она далеко не предел его мечтаний. Всю жизнь надрывать глотку, объявляя королевские эдикты? Оставьте эту участь дворянским сынкам, которым не хватило ума продвинуться в этой жизни дальше и выше.

Нет, господа, этот единорог не застрянет в ловушке чиновничьей карьеры, как не застрял в городских бедняцких трущобах, из которых он вышел. Он пойдёт дальше, если понадобится ‒ по чужим головам, он дойдёт до столицы, до самого верха.

Ну а там и до трона недалеко…

У него получится то, что не удалось Убийце ‒ он докричится до Толпы, станет её повелителем, поведёт её за собой. Только так ‒ мягко, постепенно, а не одним рывком, как это попытался сделать Убийца. И тогда, Толпа сама не заметит, что подчиняется кому-то извне…

Да, Глашатай станет чем-то стоящим. Он сможет по-настоящему влиять на окружающий мир, а не просто жить и варится в собственном соку, как Убийца, этот жалкий преступный отброс, даже не сумевший закончить свою жизнь достойно.

Ну а Палач… хех… об этом пони, Глашатай не мог думать никак иначе, кроме как со смесью жалости и презрения.

Глашатай усмехнулся, уложил свиток с королевским указом в сумку, и небрежно бросил Палачу:

‒ Давай, заканчивай уже. У меня ещё полно работы на сегодня.

Старик поморщился, но не стал возражать. Проверил свой инструмент ‒ достаточно ли тот остёр, и кинул на Убийцу последний, прощающийся взгляд.

Взмах топора.

Удар.