"Эрмитаж"

10. Мизанабим любви и дружбы (часть 2)

«Mise en abyme» (франц. «помещенный в бездну») – рекурсивная художественная техника, известная как «картина в картине», «рассказ в рассказе», «сон во сне» и т.д.

Холодный и сухой ноябрьский день в Петербурге. После Эрмитажа у нас остается еще достаточно времени до отъезда, и она предлагает заглянуть в Летний сад.

Держась за руки, мы бредем по утоптанной пыльной дорожке между рядами античных статуй и голых деревьев. Их переплетенные ветви на фоне белесой пелены в небе кажутся иероглифами с туманным смыслом.

– Чего примолк? – она по-детски тянет меня за рукав. – Скажи что-нибудь.

– Здесь Пушкин некогда скучал…, и Лермонтов свой рыл подвал.

– Что? Ахаха, – хохочет она, привлекая внимание других гуляющих, – какой подвал?

– Не знаю, – пожимаю плечами. – Просто сказал что-нибудь.

Она продолжает веселиться и увлекает меня дальше по аллее.

– Кир! Улыбнись, тебя снимают скрытой камерой!

Поворачиваюсь и замечаю у нее в руке серебристый фотоаппарат, не успеваю ничего сообразить – щелчок!

– Хи-хи! Хочу запомнить тебя таким.

Не понимаю: «Каким – таким? Я что, сегодня какой-то необычный? Или, наоборот, она боится, что я стану другим?» Но повинуюсь и встаю, картинно облокотившись о ствол ближайшего дерева.

– Хорошо, – она вглядывается в экранчик цифровой камеры, смотря, что получилось. – А теперь…, – задумывается, что бы заставить меня сделать, и, наконец, решает: – посмотри на меня так, будто я самая желанная женщина в твоей жизни.

– Разве я не всегда так на тебя смотрю?

– Давай, не упрямься!

Снова слушаюсь и изо всех сил стараюсь изобразить на лице вожделение.

– Ну, нет! – она обиженно упирает руки в боки. – Не так, как будто хочешь меня убить, а как будто просто хочешь.

– Это одно и то же, – вырывается у меня.

– То есть, как это? – удивляется она, присаживаясь на зеленую скамейку, и я в который раз начинаю витийствовать:

– Нет разницы между «желать овладеть» и «желать убить». Власть считается насилием над личностью, убийство – тоже насилие. В «Дюне» звучит мысль: «владеть чем-то значит быть способным это что-то уничтожить». Как в Уроборосе, который сам себя пожирает и порождает в бесконечном цикле, заключается суть жизни, так и в половом акте, способе порождения жизни, не может не быть элемента ее уничтожения. Белое платье невесты символизирует смерть для ее прежней семьи. Карандышев в «Жестоком романсе» кричит: «Так не доставайся же ты никому!» Отелло душит Дездемону. Черная вдова поедает оплодотворившего ее самца. Люди говорят: «От любви до ненависти один шаг». Так почему, по аналогии, нельзя сказать, что от порождения жизни как проявления любви, один шаг до уничтожения жизни как проявления ненависти? Тут вопрос не в морали – сама природа подсказывает нам это единство жизни и смерти.

Резко затыкаюсь. Она смотрит на меня, не мигая, чуть приоткрыв рот. Облака в небе слегка прореживаются, и на ее соломенные волосы падает золотистый луч. Запутавшись в прямых прядях, свет как будто окружает ее голову нимбом.

– Извини, – отвожу взгляд.

– Хочешь меня убить? – улыбается она, лукаво сощурившись.

– Нет. Ты… Как же я без тебя? Я тебя люблю.

– Я тоже, – она клонится ко мне.

– Погоди, – не без внутренней борьбы отстраняюсь я, – дай фотик. Я должен снять тебя, пока солнце не ушло: ты сейчас, как ангел. Хочу запомнить тебя такой.

В этот миг я еще не знаю, что не смогу запомнить ее ангелом, что на долгие месяцы она станет для меня демоном, причиняющим боль одним своим существованием, одним своим счастьем.

---

В детстве я болел часто, и мне это нравилось: можно было не ходить в школу, – но стоило окончить одиннадцатый класс, я вдруг оказался здоров, как бык. За два с лишним года не испытал ни одного серьезного недомогания. Видимо, университет был для меня менее мучителен, чем школа, и подсознательное желание не ходить в него не принуждало организм к болезням.

Однако сейчас мое тело решило, что пора платить по счетам, и я провалялся в коттедже не один день. Температура держалась долго: не помогали ни компрессы, ни лекарства. Ночами скребло горло, и я зажимал себе рот, чтобы не разбудить кашлем Флаттершай – она и так дни напролет без отдыха кружила у моего «одра», готовя припарки, целебные отвары и питательные бульоны. Казалось, даже забросила своих животных – во всяком случае, всякий раз, когда приходил в сознание, она была рядом.

Если же кашель сдержать не удавалось, я заходился надсадным лаем, а когда вдыхал, воздух набирался в легкие с таким жутким сипением, что я начал боязливо прикидывать, мог ли за восемь месяцев курения заработать рак.

Помню, в первый день явилась Рейнбоу Дэш и просила у меня прощения за устроенный ливень, но не успел я рта раскрыть, Флаттершай выставила гостью за дверь.

Потом приходили и другие пони: интересовались моим здоровьем, предлагали «доктору Флаттершай» помощь, приносили продукты.

– Всё в п-порядке, – твердила им пегас, – мы с Ки… я…, мы справляемся, не беспокойтесь, пожалуйста.

И пони перестали приходить – или я не был в сознании, когда они появлялись.

В бреду мне слышались голоса земных знакомых: Лехи, Игоря, Ирины, деда, отца, ее… Они что-то втолковывали, о чем-то спорили, задавали вопросы, но я был не в силах ни понять их, ни ответить.

Понемногу жар спадал, и однажды настало утро, когда я, лежа и глядя в потолок, вдруг осознал, что могу встать.

Для начала перевернулся на живот, потом сел на корточки и огляделся. Комната ничуть не изменилась: те же диванчик и креслица с зеленой обивкой, тот же скворечник над лестницей, те же звуки готовки с кухни. А вот деревья за окнами стали совершенно осенними: их кроны напоминали груды золота с вкраплениями меди, янтаря, рубинов и редких изумрудов. В льющемся в окно водянистом свете лениво плавали пылинки. Я подул на них – и они, на миг завихрившись, вернулись к своим прежним неспешным движениям.

Глубоко вдохнул и поднялся на ноги. По телу тут же растеклась слабость, меня закачало, будто я сам был пылинкой. С отвращением посмотрел на скомканный тюфяк и простыни, на которых провел последние дни, и сделал несколько шагов в сторону кухни. Каждое движение давалось легче предыдущего.

Тут Флаттерашай, услышав скрип половиц, выглянула в комнату. Пегас имела такой вид, словно сама провела несколько дней в горячке. Грива была растрепанной, шерсть – свалявшейся, под покрасневшими глазами – зеленоватые мешки.

– К-куда ты встал? – всполошилась она. – Скорее ложись обратно!

– Думаю, постельный режим можно отменить, – неуклюже улыбнулся я. – Мне лучше.

– Л-лучше? – переспросила Флаттершай и попятилась, как будто я сказал что-то плохое.

– Да, твоими стараниями. Спасибо за заботу.

– Ох…, – пегас прислонилась к дверному косяку и опустила тяжелые веки.

– Ты сама-то не болеешь? – обеспокоенно спросил я, сев рядом на корточки.

– Нет, вовсе нет, – улыбнулась пони, не открывая глаз, – просто немного устала.

Завтрак – горячие булочки с малиновым джемом и терпкий чай – проходил в тишине. Наверное, Флаттершай чувствовала опустошение, подобное тому, что испытывают люди, внезапно достигшие цели: сдавшие сессию, прошедшие сложную игру или дописавшие повесть. Она столько сил приложила, чтобы меня вылечить – и вот я здоров, и непонятно, что делать дальше, ведь цели больше нет.

– Ты точно хорошо себя чувствуешь? – спросила пегас, допив чай.

– Точно, – уверенно кивнул я.

– Тогда я чуть-чуть…

Флаттершай начала валиться с табуретки, и я еле удержал ее: пони, пусть даже волшебные, довольно тяжелы, да и руки после болезни заметно ослабели. Пегас медленно моргала и не пыталась сама встать на ноги. Ну, зачем же она так надрывалась?

– «Немного устала», да? – прокряхтел я, подняв ее и потащив к дивану; от натуги и непривычки закружилась голова, ноги плохо слушались, меня заносило то в одну сторону, то в другую, и я боялся, что уроню свою ношу. – Ты совсем себя не щадила?

Уложил пегаса на диван, сунул под голову подушку и накрыл пледом. В моем организме происходило что-то странное, как будто внутренним органам стало неуютно в грудной клетке. Перенапрягся? Нахмурился, сосредоточившись на ощущениях, и будто бы услышал голос изнутри: «Я – дрогнувшее сердце Кирилла».

Задался вопросом, почему мне так жалко Флаттершай: потому что она довела себя до такого состояния из-за меня, или потому, что она милая маленькая пони, которой плохо? Никогда особо не любил животных, так что, скорее всего, причина в чувстве ответственности.

– От лихорадки ты вылечила, а от комплекса вины кто меня теперь лечить будет? – кисло усмехнулся я, покачав головой.

– Кирилл, – улыбнулась Флаттершай и закрыла глаза, – расскажи что-нибудь.

– «Смеялся Кузнецкий, – пробормотал я, припоминая Маяковского, – Лишь я один голос не вмешивал в вой ему. Подошел и вижу глаза лошадиные…» Как там дальше? «И какая-то общая звериная тоска, плеща, вылилась из меня и расплылась в шелесте: “Лошадь, не надо. Лошадь, слушайте…”»

Флаттершай не слушала. Она крепко спала.

– Загнанная лошадь, – вздохнул я и на цыпочках отошел от дивана.

Первым делом направился в ванную, где долго плескал в лицо холодной водой, чтобы смыть остатки болезни. Потом принялся готовить обед: сделал картофельное пюре и нарезал помидорный салат. За проведенные в Эквестрии недели я наловчился действовать левой рукой, и дело шло быстро.

Когда закончил, Флаттершай еще спала. Ей что-то снилось: левая задняя нога подергивалась под одеялом, губы шевелились:

– К-рил…, не б…, не б…, – разобрал я, прислушавшись.

Склонился над ней и шепнул:

– Не болею, не болею. Пойду пройдусь.

Надел куртку и открыл дверь. Яркий осенний день тут же набросился на меня, стоящего на пороге, я чуть не ослеп от солнца и не оглох от ветра. Шагнул на улицу и, прежде чем дверь захлопнулась за мной, снова расслышал бормотание Флаттершай:

– Не б-бросай меня…

Воздух был холоден, но солнечные лучи еще грели. Желтые листья звенели под ветром, точно золотые монеты. Во всём теле ощущались обманчивые легкость и бодрость, как иногда бывает после затяжной болезни.

На полпути к Понивиллю дорогу мне преградила низвергнувшаяся с небес Рейнбоу Дэш.

– Кирилл! – выпалила она. – Ты здоров!

– Угу.

– А я, знаешь, высоко лечу, далеко гляжу, вдруг вижу: ты идешь, ну и решила поздороваться…, – пегас потупилась и продолжила: – Слушай, ты прости, что я того, переусердствовала тогда с ливнем. Ты злишься?

Забавны отношения разумных существ: в один момент ты просишь у них прощения, а в следующий – уже они у тебя.

– Да не, забей, – махнул я рукой, – но…

Я нахмурился, вспоминая что-то неприятное, и договорил:

– Но вроде Флаттешай злилась. Кажется. Ты приходила? Кстати, когда это было? Сколько я валялся?

– Да, Флаттершай, – вздохнула Рейнбоу Дэш, – она… очень за тебя переживала, вот.

– Вы в ссоре? – насторожился я.

– Ну, – поджала губы пегас, – не знаю. Вообще-то, мы с ней не виделись с того дня, как ты слёг. Но тогда она была вне себя, да. Ее такой редко можно увидеть, но когда она злится, лучше держаться подальше.

– Так когда я слёг-то? – переспросил я, возобновив движение к городу.

– Недели две назад.

По дороге она рассказала, как поживали в это время остальные пони: Твайлайт Спаркл изучала какую-то волшебную книгу, которую ей прислала принцесса Селестия, Меткоискатели помогали Пинки Пай нянчить младенцев Кейков, Рэрити готовила осеннюю коллекцию для показа в Мэйнхеттене, а сама Рейнбоу Дэш и Эпплджек усиленно тренировались для грядущего Забега Осенних Листьев, чтобы в этом году уж точно выяснить, кто из них сильнейшая. В общем, жизнь шла своим чередом.

Когда мы добрались до библиотеки, Рейнбоу Дэш полетела дальше по своим делам, а я постучал в дверь.

Твайлайт Спаркл по обыкновению вытаптывала круг на полу, погрузившись в раздумья. Спайк дразнил Энджела, стоя на лестнице и свешивая ему морковку на веревочке. Кролик подпрыгивал, маша лапами, и сердито сипел сквозь зубы. Он был достаточно умен, чтобы подняться на пару ступенек, но оставался на месте, из чего я сделал вывод, что ему нравится игра.

Все трое обернулись на скрип открывшейся двери.

– Кирилл, – кивнула единорог, – рада, что ты поправился.

– Ага, – подтвердил Спайк.

Энджел смерил меня злобным взглядом.

– Здравствуй, – сказал я ему. – Какими судьбами?

Кролик сложил лапы на груди и гордо отвернулся.

– Он теперь с нами живет, – объяснил дракон.

– Спайк! – воскликнула Твайлайт.

– Что?

– Идите с Энджелом наверх поиграйте.

Дракон недовольно вздохнул и, махнув Энджелу, поплелся вверх по лестнице.

– Что случилось? – спросил я, когда они с кроликом скрылись из виду.

– Флаттершай выгнала Энджела из дома, – сказала единорог.

Спрашивать «почему» я не стал: и так понятно.

– Давно?

– Неделю назад.

Значит, кролик не хотел мириться с моим присутствием. Поначалу Флаттершай терпела его (или утихомиривала Взглядом?), а потом ей надоело. Или она не могла больше применять Взгляд из-за усталости.

Нет, мне здесь не место. Даже притом, что я вроде как перевоспитался, от меня всё равно одни беды. И они чуть ли не хуже, чем до перевоспитания! В конце концов, к гигантским драконам, похищающим Рэрити, им тут не привыкать, а вот к разрушенным семьям… Флаттершай с Энджелом ведь были настоящей семьей, пока я не припёрся и всё не испортил.

– Твайлайт, – проговорил я, – мне надо вернуться на Землю. Лучше прямо сейчас. Ты или принцессы могут меня отправить?

Единорог наморщила лоб и, помолчав, сказала:

– Да.

– И?

– Понимаешь…, та вечеринка должна была стать прощальной. Но всё пошло не так.

– Я напортачил, – склонил я голову. – Но теперь я готов.

– Дело не только в этом, – казалось, слова давались Твайлайт Спаркл с трудом, – не только в тебе. Я не совсем уверена, но… не все пони были согласны отпустить тебя, и кое-кто обрадовался, когда ты сбежал. Мы думали, что всё образуется, но ты заболел, и Флаттершай…

– Ты ее подразумеваешь под «кое-кем»? – тревожно спросил я.

– Да. Мы надеялись, что она найдет в себе силы, но из-за твоей болезни ей стало еще сложнее расстаться с тобой. Поговори с ней. Мы придем вечером, чтобы узнать о решении. Я желаю Флаттершай добра, но не знаю, что будет лучше для нее.

Сегодня Твайлайт не сыпала научными терминами, но понять ее от этого было не проще. Усвоил лишь, что Флаттершай не хочет, чтобы я возвращался на Землю. Но, по размышлении, ничего необычного в этом не увидел: она и из коттеджа не хотела меня отпускать, объясняя это тем, что очень привязывается к «питомцам». Однако Твайлайт Спаркл выглядела странно смятенной.

Решив не заморачиваться лишний раз, я списал поведение единорога на то, что ее голова забита исследованием для принцесс, поэтому она и говорит невпопад. Попрощался и двинулся назад.

Солнце перевалило зенит, земляную дорожку иссекли тонкие черные тени деревьев.

Я шагал по ним с твердым намерением попрощаться с Флаттершай и поблагодарить за всё. Как ни крути, именно она была рядом с первого дня в Эквестрии, именно она верила в меня, именно она взялась доказать мне ценность дружбы. И у нее получилось. Потому что, если бы не получилось, разве я вызвался бы с такой готовностью вернуться домой, где меня не ждет ничего хорошего, чтобы ее жизнь нормализовалась? Нет, я думал бы только о собственном спокойствии, о том, как бы подольше продержаться в этом волшебном убежище. Но Флаттершай научила меня заботиться о других, и пришло время показать, чему я научился. Уйти – это всё, что я могу сделать для нее и остальных.

Из-за поворота показался коттедж. Хотя до заката было еще далеко, в окнах горел свет.

– Где ты пропадал так долго? – набросилась на меня хозяйка, едва я переступил порог. – Я волновалась! А вдруг тебе стало плохо, и рядом не было никого, кто смог бы помочь?

– Ну, я был с Рейнбоу и Твайлайт. Так что беспокоиться не о чем.

– А…, ясно, – Флаттершай отвела взгляд и по-прежнему выглядела недовольной.

– Как поспала? – спросил я, снимая куртку и вешая ее на крючок. – Я там тебе покушать приготовил, ты поела?

Пегас ответила, что хотела дождаться меня. Я развел руками, и мы направились накрывать стол к позднему обеду – или раннему ужину.

Я на разные лады повторял ей благодарности за заботу (пони смущенно отнекивалась, утверждая, что ей было совсем не трудно), но всё никак не мог перейти к главной теме. Наконец, решился:

– Мне пора домой.

– Ты же дома, – удивилась Флаттершай.

– Ты знаешь, о чем я. Помнишь, с чего всё началось? Ты захотела доказать мне, что дружба важна, научить меня дружить и стать моими другом. Так вот, тебе удалось: я признаю поражение в нашем споре. Мы подружились.

– В этом-то и проблема, – тихо проговорила пегас. – Вначале с тобой всё было просто, как со зверьком: я должна была вылечить тебя, а потом отпустить. Только в твоем случае было лечение не тела, а души. Но… дружба, она ведь…, эм…, двусторонняя. Ты научился дружить, и я стала твоим другом, а ты – моим. А я…, я не хочу расставаться с друзьями.

– Мда, дилемма, – медленно кивнул я. – Но я должен исчезнуть отсюда не только потому, что ты выполнила свою задачу, а потому, что твое благополучие мне теперь небезразлично. Я видел Энджела у Твайлайт, знаю, что ты выгнала его из-за меня. Да и с Рейнбоу Дэш поссорилась тоже. И я не вижу иного способа вернуть твою жизнь в привычное мирное русло, кроме как уйти.

– А я…, – пегас отвернулась, – а я не хочу в привычное русло.

– О чем ты?

Не сама ли она рассказывала, как любит своих пятерых подруг, Энджела и зверюшек? Не пела ли оды узам судьбы, которые связали их еще до того, как они встретились?

Может ли быть, что я с самого начала был прав, и их дружба – просто лживый фасад, скрывающий неприглядную правду? От нее я наслушался достаточно историй о грызне в женских коллективах, так почему бы не предположить, что Флаттершай как была изгоем в школе, так и осталась, и эти так называемые подруги в тайне ее третируют?

Если бы существовала шкала, показывающая мой прогресс на пути постижения Магии Дружбы, сейчас я откатился бы по ней на кучу пунктов назад.

Флаттершай сосредоточенно жевала помидор, будто бы пропустив вопрос мимо ушей.

– Тебя до сих пор обижают? – спросил я.

– Н-нет.

– Тогда… они собирались прийти вечером, чтобы…

– Чтобы отнять тебя у меня! – выпалила Флаттершай, и я вздрогнул от неожиданности. – Они приходили и раньше, пока ты болел, и пытались забрать тебя, но я им не позволила! И, если мне придется отказаться от подруг, чтобы ты остался, я готова. Я хочу всю жизнь заботиться о тебе.

– Тихо, тихо, – я встал из-за стола и попятился, зайдя за стул. – Что ты несешь?

– За это время… я полюбила тебя, Кирилл, – к глазам Флаттершай как будто прилепились две прозрачные дрожащие медузы: они были полны слез. – Я хочу быть твоей особенной…

«Так, приехали, – с досадой подумал я. – Это уж ни в какие ворота». И главное – речи ее знакомы до боли: не говорил ли я то же самое ей: «никто не нужен, только ты…»? Разве после нашего расставания не давал себе зарок, что если вдруг какая-то девушка полюбит меня, я ни за что не оттолкну ее, и буду ей верен, даже, если не полюблю, – чтобы она не чувствовала себя со мной так, как я с ней? Разве не мечтал, чтобы кто-то полюбил меня так же, как я – ее, чтобы отверг всех своих друзей ради меня? И вот теперь мечта исполнилась самым диким образом. И я совсем не рад.

А был бы я рад, если бы Флаттершай была человеком?

Нет, Флаттершай – это Флаттершай. И я не могу позволить ей погубить свою жизнь так же, как погубил свою.

– К-кирилл…, – робко позвала она, – что ты скажешь? Я не такая, как та твоя…, – пони покривилась, – земная. Я никогда тебя не брошу. А ты меня?

Пегас слезла со стула и двинулась вокруг кухонного стола, приближаясь ко мне. Я снова попятился и уперся в раковину.

– Я твой друг, – проговорил я, стараясь, чтобы голос звучал успокаивающе, – и желаю тебе добра…

«Так вот, о чем говорила Твалайт, – сообразил я. – Она видела, что жизнь Флаттершай пошла наперекосяк из-за заботы обо мне, но при этом допускала мысль, что Флаттершай может быть счастлива со мной, поэтому предоставила выбор ей – и мне, нам двоим». Да какой тут выбор? Очевидно же, что я должен уйти. Это, в конце концов, детский мультик, тут не место любовным историям!

– … добра, – повторил я. – А я…, да я изменился благодаря тебе, но всё равно не тот человек, с которым… Да, кстати, я человек. Помнишь, мы как-то на прогулке встретили такого мускулистого пегаса? Вот он бы тебе лучше подошел. Прости. Я не изменю своего решения.

– После… п-после всего, что я для тебя сделала, – обиженно воскликнула Флаттершай, – ты отворачиваешься от меня? Я прошу тебя только быть со мной – больше ничего! Неужели тебе сложно? Неблагодарный! Ты… ты просто воспользовался мной и не хочешь платить!

Наверное, я никогда в жизни не испытывал такого стыда. Всё это время я купался в лучах ее доброты, терпения и заботы, и теперь ее обвинения заставили меня усомниться в правильности решения: действительно ли ей будет лучше, если я уйду, или будет лучше только моей совести? А если останусь… я всё-таки половозрелый парень: мне не нужна пони, мне нужна девушка! Ну вот, опять я о себе.

– Кирилл! – крикнула Флаттершай с таким отчаянием, будто висела над пропастью, и только я мог не дать ей свалиться.

Опустился на колени и обнял ее, в ответ она обхватила меня передними ногами и, уткнувшись носом в ключицу, заплакала. Я бездумно гладил волосы пегаса, понятия не имея, что делать дальше. Что выбрать, на что решиться?

С одной стороны – Земля, где я эгоистичный пещерный недочеловек, где у меня нет друзей, где я стрелял в нее. С другой – Эквестрия, где я обрел друзей и – я не мог подобрать лучшего слова – извратил жизнь Флаттершай.

Что лучше для меня? Что лучше для нее? Когда я не беспокоился о других, было куда проще.

Тем временем пегас прекратила рыдать, но объятий не размыкала.

Я осторожно отстранил ее и поднялся с пола.

– Так что? – умоляюще спросила она, страдальчески изогнув брови.

– Нет, – неожиданно для самого себя твердо сказал я. – Ты знаешь, я был на твоем месте, поэтому понимаю, каково тебе. И знаю, что такая любовь губительна: ты поддаешься одержимости, перестаешь быть собой, и, даже если любимый рядом, не будешь счастлива. Ты только в начале пути, который я прошел до конца, в тебе еще не проснулась ревность. Но она проснется – и превратит тебя в чудовище. А ты… ты Флаттершай, понимаешь? Элемент Доброты, пегас, который заботится обо всех живых созданиях, а не сосредотачивает свое внимание на ком-то одном в ущерб другим. Ты нужна всем – такой, какой ты была, когда мы впервые встретились. И мне нужна – такой, какой была, пока я не влез своими грязными ногами в Эквестрию.

– Не разбивай мне сердце, – сказала Флаттершай, вскинув голову и заглянув мне в глаза.

В ее голосе прорезались знакомые дребезжащие железом нотки, и я отвернулся.

– Смотри на меня! – пронзительно завизжала пони. – Ты! Меня! Полюбишь!

Попытался закрыть глаза руками, но она взлетела и развела их в стороны передними ногами. Засверлила Взглядом:

– Люби меня!

Я не успел зажмуриться. Цвет ее радужки менялся: из бирюзового становился сине-зеленым, как у нее, и снова делался привычным. Чудилось, что я уменьшаюсь, и меня затягивает в черную бездну зрачка.

А может, это всё-таки наказание? Око за око, зуб за зуб: я мучил ее своей эгоистичной жаждой обладания, которую называл любовью, и теперь должен испытать то же самое на себе – встать на ее место, почувствовать, каково ей было. Она ведь любила меня, заботилась обо мне, но не так, как, казалось мне, должна была. И я люблю Флаттершай, но не так, как она того хочет. «Любовь – это активная заинтересованность в благополучии другого», – сказал как-то отец, и сейчас я, наконец, понял смысл этих слов. Но слишком поздно.

Лицо пони плыло, мне мерещилось, что на нем проступают человеческие черты – ее черты. Не в силах больше сопротивляться гипнозу, я опустился на пол, потянулся к ней…

– Нет! – Флаттершай отшатнулась и, закрыв лицо копытами, отлетела в противоположный угол кухни, залепетала своим обычным, таким милым голосом: – Ох, мамочки, что я наделала! П-п-прости, прости, пожалуйста, я… я не должна была, я не хотела…, только нет так! Я чудовище! О, Селестия, и Энджел – как же подло я с ним обошлась!

– Уверен, вы помиритесь, – прохрипел я, массируя себе виски и часто моргая, вытряхивая из головы следы наваждения.

Сейчас мне по-настоящему захотелось обнять пегаса и, возможно, даже расцеловать, но я решил не будить лихо, пока оно тихо, и так и остался сидеть под раковиной.

В дверь постучали, но Флаттершай не отреагировала. Я поднялся – ноги еще дрожали – и пошел открывать.

На пороге стояли пятеро пони, маленький дракон и хмурый кролик. Перед Твалайт Спаркл парила окутанная сиреневым сиянием толстая книга в тёмной обложке с узором из серебристых звезд.

Гости вопросительно посмотрели на меня, и я кивнул. Впустил их в гостиную и сказал:

– Флаттершай сейчас выйдет.

С кухни донесся шум воды, и вскоре перед нами предстала вытирающая глаза и робко улыбающаяся хозяйка коттеджа.

– Простите меня, друзья, – сказала она, едва слышно хлюпнув носом, – прости, Энджел.

– Ты готова отпустить Кирилла? – спросила Твайлайт Спаркл.

Флаттершай поспешно затрясла головой, будто боялась передумать.

– Кирилл, а ты? – единорог посмотрела на меня.

Я обвел взглядом присутствующих и ссутулился: будто кто-то вырвал у меня сердце и заменил его тяжелым камнем, давящим на легкие и диафрагму. В одном Флаттершай была права: расставаться с друзьями очень сложно. Я так стремился убраться и перестать причинять им неудобства, что только теперь осознал, что и мне будет их недоставать.

Но так надо. Если есть шанс жить настоящей жизнью, нельзя прятаться в грезах. А у меня такой шанс появился благодаря пони, и неуважением будет им не воспользоваться.

У меня ведь есть друзья и на Земле, просто раньше я об этом не знал, и с ними я не пропаду. А если из-за того, что я пытался сделать с ней, они от меня отвернуться – что ж, значит, такая судьба. Лишь бы дед был здоров.

Я склонил голову, и Твайлайт Спаркл сказала:

– У меня в руках журнал Старсвирла Бородатого – великого волшебника прошлого. В нём есть заклинания на все случаи жизни, и только одно, последнее, не закончено… но это уже моя забота. Сегодня нас интересует то, что позволяет путешествовать между мирами.

Единорог открыла книгу на нужной странице и уже открыла было рот, как Пинки Пай вдруг расстроено пропищала:

– А что, прощальных объятий не будет?

– Прошлый раз они закончились не очень хорошо, – заметил я. – Лучше не стоит.

Флаттершай взлетела на высоту моего роста, быстро обняла за плечи, потерлась своей покрытой мягкой шерсткой щекой о мою – и сразу вернулась на место. Остальные пони протянули копыта, и я поцокался с ними своим. Крепко пожал Спайку левую лапу. Погладил по голове Энджела (его в это время держали Рейнбоу Дэш и Эпплджек).

Твайлайт Спаркл глубоко вдохнула и начала читать:

На старых скрижалях, потертых страницах

Они обитают в десятках вселенных –

Герои историй ломают границы,

Стремятся в миры сквозь четвертые стены.

Вырвутся к нам тысячи масок –

Каждому сыщется что-то по вкусу:

Они – это мы, лишь чуть больше красок,

Чуть больше веры, чуть больше искуса.

Всё стало так просто, что сложно представить,

Зачем нам теперь в зазеркалье молитвы,

Ведь «бог из машины» всё может исправить,

Пока не пошли финальные…

*

*

*

«…Титры? – возмутился я. – И это всё? Они сделали Твайлайт аликорном – и пустили титры, как будто так и надо?»

Я сидел в своей темной комнате, освещенной лишь мерцанием монитора. В системном блоке тихо гудел кулер. На экране белыми буквами на черном фоне мелькали имена создателей мультсериала «My Little Pony» – только что завершилась тринадцатая серия третьего сезона. Справа от монитора стояла плюшевая Рэрити с пришитым черными нитками рогом. Ее подарок…

Стоп!

Я же разорвал ее! Я же стрелял в нее! Почему я просто сижу и смотрю мультики?

Вцепился в волосы руками… руками. Никак не мог понять, почему меня это так смутило.

«Да потому что у меня должна быть одна рука!» – вдруг вспомнил я и недоверчиво осмотрел все десять пальцев.

Свернул видеофайл и глянул на часы на панели «Пуск»: полпервого ночи двенадцатого мая – прошла всего неделя с тех пор, как она подарила мне куклу и сказала, что хочет дружить, не смотря ни на что.

Распахнул шторы: за окном тяжелые капли дождя барабанили по мясистым густо-зеленым листьям.

Конец второго курса… Но я же перешел на третий! Прошло лето, настала осень, я украл у деда пистолет и выстрелил ей в лицо… А потом очнулся в Эквестрии!

Ничего этого не было. Я просто смотрел сериал – и в процессе переосмысливал свою жизнь: что буду делать, если ничего не изменится, и к чему это приведет. Любительница экстрасенсорики Ирина как-то рассказывала о природе пророков: в предсказаниях нет ничего сверхъестественного, просто некоторые люди способны делать далеко идущие выводы на основе анализа текущей ситуации, но этот анализ происходит глубоко в подсознании, а до сознания доходит только готовый результат, вот и кажется, что это магия или ниспосланное свыше откровение. А под конец я так погрузился в происходящее на экране, что забыл, где нахожусь на самом деле, и мысленно оказался по ту его сторону.

«С дедушкой всё в порядке, – расплылся я в улыбке. – Я не крал у него пистолет, а может, у него и не было никакого пистолета».

Ничего этого не было. Но отменяет ли это всё то, что я смог осознать за прошедшую неделю, растянувшуюся на пару месяцев?

Конечно, нет.

Ощущение катарсиса портила лишь мысль о том, что теперь придется заново сдавать летнюю сессию.

Я закрыл все окна и хотел уже выключить компьютер, но заметил на рабочем столе незнакомый текстовый файл под названием «Эрмитаж». Открыл и прочел: «До заката еще часа два, но город уже погружен в дождливый октябрьский сумрак, низкое небо – свинцовый молот, занесенный над асфальтовой наковальней…»

«Это еще что? Это я успел настрочить?» Занес палец над кнопкой «Delete», но поколебался и пробормотал:

– Завтра.

Взял телефон, чтобы выставить будильник, и обнаружил два пропущенных звонка – оба от нее: один – девятого числа, другой – всего сорок минут назад.

«Может, еще не спит?» – подумал я и нажал «Вызов», хотя и не знал точно, что ей сказать.

– Кирилл! – раздался из динамика ее взволнованный голос. – Ты почему в универе не появлялся? Заболел?

– Да, немножко, но вроде уже поправился. Завтра буду.

– Хорошо, – сказала она и замолчала.

– Извини, что на звонки не отвечал, не слышал.

– Нашел, за что извиняться, – усмехнулась она.

– И прости, что был таким мудаком. Я рад, что мы можем снова поговорить, рад, что мы стали друзьями. Кстати, спасибо за Рэрити: я тут решил заценить мультик, откуда она есть пошла, – и он нереально крутой.

– Кирилл, – серьезно сказала она, – я хочу прояснить, чтобы ты не обманывался: мы именно друзья. У меня есть парень, и там всё… в общем, не так, как с тобой.

– Понимаю, – ответил я ей в тон, – и не рассчитываю ни на что. Я благодарен тебе за то, что ты подарила мне нечто большее, чем любовь. Ты подарила мне саму жизнь, Зоя.

– Ну, ты выдал, как обычно! – захихикала она и вдруг смолкла, а потом облегченно выдохнула: – Господи, ты вернулся! Я уж думала, что мы никогда больше так вот не поговорим.

– Ну, хорошего понемножку, – важным голосом ответил я. – Спокойной ночи.

– Сладких снов.

С легким сердцем сбросил вызов и пошел умываться. Прокрался на цыпочках мимо храпящего отца в ванную. Включил свет, закатал рукава, подставил ладони под чуть теплую струю из крана…

И увидел, что запястье на правой руке обвивает широкий белесый шрам.

Как будто кисть была пришита.

---

---

От автора. Второй отчет о магии фанфиков.

Дорогие читатели и авторы Сториса,

Благодарю за внимание к этому рассказу. В процессе работы над ним я узнал, что писать регулярно гораздо сложнее, чем писать, когда хочется. На самом деле, я сочиняю истории (не фанфики) уже не первый год, но их читало полтора человека, поэтому раньше я мог не заморачиваться с скоростью письма, но теперь ощущаю нечто вроде ответственности перед вами. Поэтому прошу прощения за долгий перерыв зимой.

О его причине я расскажу в конце отчета, а пока, если вам интересно, поведаю о природе «Эрмитажа».

Его идея родилась за много месяцев до того, как я взялся за свой первый фанфик. Однажды друг, который подсадил меня на «МЛП», настойчиво посоветовал прочитать небезызвестный рассказ «Не брони» за авторством Sapka. Если вы читали мой предыдущий отчет, то знаете, что раньше я был очень низкого мнения о фанфиках. Но рассказ оказался лучше, чем я предполагал. К тому же, тогда я был совсем не искушен в штампах и общих местах пони-фиков (до этого читал только «Мою маленькую Дэши» и «Кексики»), поэтому воспринял его незамутненным взглядом, и идея того, что человек с мрачным прошлым попадает в Эквестрию и пересматривает свои взгляды на жизнь, показалась мне очень оригинальной (сейчас я знаю, что это не так). Увы, я не получил от «Не брони» того, чего ожидал, – мне не хватило подробного показа того, как герой жил до Эквестрии, почему был злым, и что творилось у него в голове, как происходила ломка сознания под влиянием пони.

И тогда я решил написать собственного «Не брони» с психологизмом и рефлексией. С ней я, возможно, даже переборщил, а получилось у меня убедительно показать духовное перерождение человека, или нет – это виднее вам. Тут я не берусь судить, ибо глаз замылен.

В общем, выражаю признательность Sapka как вдохновителю.

Теперь о причине долгого зимнего перерыва – чувствую, что должен оправдаться. Дело в том, что во время написания я так перевоплотился в Кирилла, что его механистическое, товарно-денежное восприятие людских отношений на время завладело мной, и из-за этого я крупно поссорился с одним важным для меня человеком. Я опасался, что, если продолжу писать сразу после этого, мои реальные жизненные коллизии прорвутся в рассказ, и он скатится в махровый селф-инсёрт, а этого я не хотел, поэтому и нужен был перерыв – чтобы охладить эмоции и вернулся в нормальную колею.

Я пишу это не чтобы пожаловаться, а чтобы продемонстрировать, как фанфики, порождения нашей фантазии, могут влиять на реальный мир. Прямо как магия. Которой они и являются. Магией.

Еще раз спасибо за внимание.

Искренне ваш,

Эриол.