Спроси пустыню

Глава 1

Она попыталась вырваться вперед — ничего не получилось. Не хватало дыхания, сердце бешено колотилось, норовя вот-вот выскочить наружу, в лицо хлестал знойкий и неприятный ветер. Он игрался с ее крыльями, угрожая поломать их, смять словно бумажку и швырнуть бедную пегаску наземь. Как бросает несмышленыш уже сломанную игрушку.
А солнечный диск беспощадно жарил над головой.. Надо было хоть немного отдохнуть, вот только там, где она оказалось, это было не так-то уж и просто. Песок, песок — вокруг только лишь одно рассыпчатое ярко-желтое море. Горячее, страстное, как и весь здешний край. На горизонте возвышались волнистые барханы, в предвечернем блеске напоминающие гору большой золотой пыли. Но не стоит обманываться — это всего лишь самый обыкновенный песок, он не имеет никакой ценности. А самое обидное — здесь есть только один и девушка была бы неимоверно благодарна, если внизу, вдруг, появится хоть один облезлый и высохший куст. Но нет. Пустыню не зря называют пустыней, теперь то ей это было понятно
Иногда на нее вдруг накатывало желание обернуться назад и посмотреть, словно в свое прошлое, назад. Хотелось увидеть Эквестрию, но нет — хотела себе приключений? Так получи и распишись!
Безжалостная пустыня, пролегающая дальше земель Эквестрии всегда манила ее, ибо там — оно ведь ТАМ! Что-то должно было быть, что-то неизвестное — доселе никем не виданное. И она будет первой, кто это увидит, вопреки всему, что ей говорили.
Неудачница...
Почему ее всегда считали неудачницей? Ей частенько приходилось задумываться над этим вопросом, да вот ответ, этакая бестия, не торопился появляться в ее голове. Наверно потому, что дети всегда жестоки. Им нравится смеяться, подшучивать, выискивать тех, кто отличается от них. И у кого не было кьютимарки.
А кьютимарка не появилась до сих пор. Ну почему оно так бывает? Какая жестокая судьба — наверно только с возрастом можно понять, что ее отсутствие есть просто ерунда. Потому что она как первый поцелуй, как первая ночь проведенная с своим особым пони на мягком сеновале. Она когда-нибудь обязательно будет.
Груз прошлого пытался подавить ее дух, сломить волю, но девушка лишь только обернулась назад — чтобы посмотреть — а может не так уж и далеко она улетела?
В горле вдруг резко пересохло — надо было бы взять с собой больше воды. И почему Селестия допускает подобную жару, да еще и посередине осени? Или... в голове белошерстной пегаски вдруг, расталкивая все остальные мысли, пролезло воспоминание из школьных времен — будто бы принцесса светилом только управляет, поднимает и опускает когда надо, но в разных уголках Эквестрии солнечный диск жарит по разному.
Облизнула высохшие, загрубевшие губы, выругалась, но негромко, не вслух. Запершило в горле..
Не стоило соваться в эту пустыню. Она неудачница, следовало бы смириться с этим давно. Ей захотелось домой. Туда, где есть мама, где есть младший братик, хотя и совсем-совсем глупый. Где есть дневник, в который записывается абсолютно все и куда вклеены две фотографии — ее и одного жеребца в рамке, сделанной в виде сердечка. Интересно, а он хоть раз подумал, что она любила его? Что страдала, что не спала ночами, лила слезы в подушку?
А каким же сейчас глупым казалось это занятие. Любовь прошла гораздо быстрее, чем она ожидала. Поначалу-то думалось, что всю оставшуюся жизнь она будет ходить с больным сердцем, вздыхать, как услышит его имя, и прятать лицо, только завидев на улице. Все было не так — что пошло не так? Не правильная любовь? Выдуманная любовь? Да, скорее всего она просто выдумала эти самые отношения, «писала» роман для самой себя, витая в сладких облаках снов.
А теперь вот ее мечты скатились до банальнейшего желания получить хотя бы глоточек воды.
Силы покидали ее все стремительнее и стремительнее, заставив опустится наземь, осмотреться. Где она, как отсюда выбраться и в какую хоть сторону лететь, чтобы вернутся — непонятно. Слезы подступили к глазам, норовя вот-вот вырваться целым градом и оросить этот песок, столь долгое время не знающий влаги.
Нет, слезы тут совсем не помогут — вот совсем-совсем. Вот прямо ничуточки — как будто в доказательство этьих размышлений она отрицательно качнула головой. Надо идти. Просто идти — когда-нибудь придет, неважно куда. Подальше от этой пустыни. Как ей там говорили? Лучше идти хоть куда-то, чем просто топтаться на месте.
Жаркая, знойкая и жестокая — эти пески не зря звались среди побывавших в них «сковородкой». Поначалу, когда пустыню только отыскали чуть дальше владений алмазных псов, все считали что вот дальше то уж совсем ничего нет. Ан нет, оказалось что есть.
Девушка и раньше бывала в пустынях, но ведь тогда-то она ехала в Эпполузу на поезде, по рельсам. Там надо было только смотреть в окошко и наслаждаться видом. А теперь вот — точно такой же вид, хоть углядись во все свои голубые глаза, но ей хочется несмотря ни на что отсюда убраться. Обратно, в Клаудсдейл, пускай ее даже будут судить, пускай ее выгонят из Эквестрии или переселят в Вечнодикий лес, только бы не быть тут.
Крылья хлопнули последний раз и отказались подчиняться своей хозяйке, сложившись и перестав сопротивляться ветру. Благо, что высота была не такой уж большой — поняшка мягко плюхнулась в песок, попытавшись подняться на ноги. Копыта задрожали, не было сил для того, чтобы продолжать путь.
Она заплакала — так, как в детстве, когда у нее что-нибудь не получалось. Горько, от обиды. А где-то там, далеко-далеко отсюда ее подруга Сюрпрайз расчесывает свою волнистую гриву и сядет пить чай. Или не чай — что она там пьет? И зачем она вообще причесывается, ведь грива у нее все одно никогда не распрямляется, даже под действием распрямляющего заклинания. А грива, что не говори, хоть на зависть — красивая. Вот почему у нее самой такой нету?
А ей, бедной и избитой жизнью пегаске, несчастной, захотелось приключений на свою бедовую голову. Она прорвалась через охрану, смогла уйти от них — не поймали пограничники, точнее сказать не стали преследовать. Нет, ну так ведь не может быть. Не может-не может-не может! Неужели они бросят ее здесь, никто ее не спасет?
Никогда до этого она не задумывалась над смертью. А что там дальше, что будет, когда она покинет этот бренный мир? Как будет там? Умирать все одно не хотелось. Хотелось еще хоть разочек повеселится, послушать шутки Сюрпрайз, улыбнуться Фаст Вингу, послушать его смущенный бред, а может быть послушать неудачные стихи Лаки Вордса? Ну вот всего лишь еще разик, ну пожалуйста...
Девушка разрыдалась, опустилась на горячий песок, легла — если ей суждено умереть — ну, пусть оно будет так! Что сейчас она в силах сделать? Словно не веря в собственную беспомощность, пегаска попыталась взмахнуть крыльями — уставшие и изможденные, они отказались подчиняться, заставив ее проваливаться все глубже и глубже в пучины безысходности.
А впереди, прямо над ней нависла грозная, черная туча — казалось, что облака попросту сошли с ума в своем желании излить гнев на пустыню. Выходит, что даже здесь бывают дожди? Забавно, а она об этом не знала. Быть может вот оно — ее спасение. Прольется влага, подует ветерок и она, отдохнув, наберется сил.
А впереди, словно песок ожил и захотел выполнить сложный танец, буйствовали небольшие смерчи. Ей плюнуло горстью песка прямо в лицо, заставив закашляться. Пить...
На самом деле это был жуткий и коварный самум — песчаная буря, готовая в любой момент без остатка проглотить каждого, кто в ней окажется. Стоит лишь на несколько минут попасть, оказаться в эпицентре, чтобы исчезнуть навсегда. Черная туча не угрожала, медленно надвигаясь, она чем то напоминала удовлетворенного своим могуществом дракона, который летит всю эту свою мощь кому то показать. Туча не угрожала — всего лишь обещала.
Фабрика воображения девушки вдруг решила, что слишком уж долго была в простое, а потому заработала с утроенной силой, показывая ей картины будущего — одна страшнее другой. Вот ее заносит песком — и никто ее никогда не найдет, даже если и будут пытаться. Всего лишь еще один барханчик, которых тут неисчислимое множество А может случится так, что она станет пищей для мелких жучков-паучков, которые здесь обитают, бррр... не самая завидная судьба, оставалось только закрыть глаза и уснуть — ведь тогда будет проще? Куда проще убежать от всех своих проблем. Раньше она всегда так делала — прыг в тепленькую кроватку, под одеялку — и закрыла глазки, чтобы изящно засопеть. Как настоящая леди.

Прохладная влага почти обожгла горло — кто-то заботливо вливал ей воду прямо в глотку. Холодную, словно бы только что налитую во флягу из ледяного, утреннего ручья. Ей тут же вспомнилось, как будучи совсем малюткой, она любила бегать к такому ручью — умываться, а потом, закрыв глаза от удовольствия, опустить мордочку и пить — пить пока не упьешся на весь день. С жадностью девушка облизнула губы — может, уже умерла, а это пустые воспоминания? Пришлось тут же ухмыльнутся собственным мыслям, как только открыла глаза — над ней стоял белый, но не такой как она, а кремовый, единорог с иссиня-черной гривой — рослый, хотя и менее крупный, чем она привыкла видеть. Над ними завывал ужасающей силы ветер, напоминая злокозненных Вендиго из старой сказки. Но песок почему-то перестал быть таким горячим, а ветер вдруг решил, что может повременить с ее превращением в очередной пустынный бархан, как хотел до этого.
— Ты... — она хотела задать вопрос, тут же поперхнулась. В горле все еще был песок, да и она совсем не напилась. Казалось, что жидкость только распалило жажду еще больше.
— Потерпи, он скоро пройдет —
— Он? — 
— Самум, проклятие пустынь, вой джина или просто — песчаная буря. Ты тоже караванщик? Тогда где твое снаряжение? Опять ограбили? — 
Ограбили? Что значит ограбили — живя в Клаудсдейле, пегаска слышала это слово и раньше, знала, что оно значит. Вот только воров до этого ей видеть не приходилось. Нет, конечно, будучи маленькой она иногда с другими жеребятами подчинялась сладкому соблазну утащить яблоко с прилавка, но уже когда подросла — поняла насколько это глупо и нехорошо. И больше так никогда не делала. Что он имеет ввиду, называя ее караванщиком и говоря о ограблениях?
— Я пегас? — словно сама неуверенная в этом, ответила она. Единорог не удовлетворился ее ответом, продолжая разглядывать. Девушка уже успела заметить, что их окружала магическая сфера голубоватого цвета, защищая от песчаной бури. Пегаска боязливо поежилась, потерла копытцем свои крылья — они все еще были бессильны. Она не сможет лететь. А вдруг она никогда не сможет больше летать? Страшная мысль кольнула ее, заставив вздрогнуть. Единорог, спасший ее от ужасной смерти воспринял это по своему.
— Не бойся. Я — Мап Сталкер, но вообще можешь звать меня Маст. Слушай, так ты караванщица? Или как? — 
— Нет —
— Так ты... откуда ты? — Маст, кажется, был обескуражен этой новостью.
— Из Клаудсдейла — тут же ответила бедняжка. А мама ведь раньше ей говорила, чтобы она никогда не знакомилась с незнакомцами и уж тем более не разговаривала с ними! И почему она такая простачка?
— Так ты оттуда? — он махнул копытом куда-то в сторону, потом отрицательно покачал головой. — И как тебя сюда занесло? А... Дискорд тебя раздери, почему тебя не остановили пограничники? Ты точно из Клаудсдейла? Ладно, как тебя зовут?
Странно, но единорог не обратил внимания на то, что у нее еще нет кьютимарки. Кажется, его нисколько даже не волновал этот вопрос. Он выглядел излишне возбужденным, удивленным и обескураженным. Конечно, он не ожидал здесь увидеть какую-то пегаску, откуда бы сам не взялся. А... и впрямь, откуда он сам, кто таков, чтобы спрашивать о ее имени?
— Слоу Майнд — представилась пегаска, после недолгого раздумий, не указав, что ее имя можно сокращать, а потом гордо подняла голову.
— Что ж, Слоу, поспешу тебя поздравить — только не торопись торжествовать — ты самая большая идиотка, которую только можно себе вообразить. Ты из Клаудсдейла и вдруг решила переправится через границу, дабы сунуть свою морду в пустыню, даже не подозревая какие опасности она таит. Более того — ты даже не знаешь куда идти и, надо признать, век тебе быть у меня в должницах, ибо если бы не я, тебя бы сейчас попросту замело —
Слоу промолчала, виновато опустив голову. Она и сама понимала, что совершила глупость. Ну что же ей теперь делать? А в воображении все еще были свежи картины одинокого, очередного холмика. Может она здесь уже не первая? Другим, может, повезло куда меньше, чем ей?
— И я даже не знаю, что мне делать с тобой — продолжал свою обвинительную тираду единорог, глядя на нее сверху вниз — Стоило бы отвести тебя обратно, к границе и отдать в копыта стражников, но у меня нет желания идти назад, особенно когда прошел целую треть пути. И что прикажешь делать? Ну, я жду, юная леди.
Мап был и вправду гораздо старше Слоу, у него была недлинная, укороченная грива, на лице виднелась трехдневная щетина. Усталые, воспаленные от глаза песка уничтожающе смотрели на нее, а она не знала что ответить. Раздумывала, взвешивала все за и против, проигрывала в уме варианты, как обычно — ее это в некотором роде успокаивало. Чем больше думаешь, тем меньше кажется ответственность.
Она молчала, а Сталкер не мог успокоится. Ожидание затянулось и он снова продолжил ее упрекать, отчего не становилось легче — только обиднее.
— В следующий раз — попробуй применить голову не только для того, чтобы жевать овес, прежде чем сунуться сюда! Ты хоть понимаешь, что ты наделала, что ждет меня вообще? Меня объявят преступником и бросят в темницу! Если ты не думаешь о себе — неужели и на других тебе плевать?
Капелька слезы скользнула, скатившись по ее щеке, упав, расплывшись, в песке. Мап хоть этого и не заметил, отрицательно качнул головой, с досадой выдохнул и отошел в сторону, чтобы немного успокоится. Единорог шумно выпустил ноздрями воздух, фыркнул, повернувшись снова к пегаске.
— Что я такого сделала? — наконец таки удосужилась она выдавить из себя. Если бы кто-нибудь сейчас сказал, что в его глазах отразилось искреннее раздражение — тот нисколечко б не ошибся. Мап был зол, словно тысяча чейнджлингов разом. Но для начала поинтересовался.
— Ты и вправду не понимаешь, что произошло? —
— Нет — Слоу покачала головой.
— Ты только что подставила меня. Ты вышла за границы без документов и разрешения. Ты не караванщик и ты даже понятия не имеешь что там впереди за страна. Поздравлял ли я тебя с тем, что ты идиотка? Тогда празднуй обширнее, ибо у твоей глупости даже нету границ. И что мне теперь делать с тобой?
— Бросить здесь? — тихо прошептала девушка, надеясь что наконец-то все эти причитания прекратятся. Если уж виновата — то и будет расхлебывать все сама и одна. Обойдется без этого ворчуна!
— Бросить здесь? Ну уж нет, малыш! — он зашипел не хуже какой-нибудь змеи — Что я тебе, Алмазный пес что ли? Пойдешь со мной! Это они могут в беде бросить, а я, Дискорд тебя облагородь, еще не настолько опаскудился!
— Так что ты со мной будешь делать?
— Пойдешь вместе со мной. Сделаю дела, а потом отправимся обратно к границе — там тебя и отдам пограничникам. Прогуляешься, посмотришь, ты же искала себе приключений? Считай, что ты их нашла.
Как будто ответсвенный за бодрость и хорошее настроение нерв в Слоу и вдохнул новую жизнь. Она вскочила на ноги, захлопала ожившими крыльями, норовя вот-вот вновь подняться в воздух. И накинулась на своего нового знакомого с объятиями.
— Поосторожнее! — Маст не мог сказать, что ему было неприятно, когда она обняла его, но осторожно отстранил поняшку в сторону. — Погоди еще благодарить, как бы проклинать не пришлось.
Над их головами, завывал самум. Скоро песчаная буря пройдет и они отправятся в путь. Слоу Майнд была счастлива, пускай и на краткий миг — неужели ее мечты начинают сбываться? Пусть все даже пройдет буднично — он покажет ей страну, а потом проводит обратно, где ее уже наверняка ждут с распростертыми объятиями. Ну и пусть! Пусть! Зато она сможет похвастаться всем, что однажды взяла — да и смогла превозмочь себя, отринуть старую жизнь, окунуться с головой во что-то новое, неизведанное и манящее. И получила при этом незаменимый опыт.
Мап Сталкер не разделял ее энтузиазма увидеть страну алмазных псов — а именно там, за этой пустыней была их родина. Дикая, коварная и странная. Необычная, таинственная, волшебная. Которая не подвластна наукам, которую нельзя изучить и которую нельзя понять, если ты не Алмазный пес. Девушка прилегла отдохнуть, а он должен был поддерживать защитный купол. Ничего, отдохнет завтра. Этой несчастной повезло, что он оказался поблизости, ей повезло что он обратил на нее внимание, не принял за очередной мираж. Оставалось только надеется, что все будет как обычно — неужели он и раньше не встречал таких вот «случайностей» в пустыне? Встречал и не раз, вот только с той разницей, что они были не так далеко от границы и проводить их обратно не составляло проблем. Этой же как то удалось добраться дальше всех остальных. А ведь за то, что он показал ей эту страну — его по головке не погладят, да он и сам не хотел, чтобы она видела ее. За ширмой таинственности и мистицизма таился новый, доселе неведомый мир, в котором была жестокость. Где она была как основа этого мира, где все в разы отличалось от улыбчивой Эквестрии. Что их там ждет?
— Спроси пустыню, улыбнувшись, ответил он самому себе давней поговоркой караванщиков...

Глава 2

С присущим каждой девушке любопытством, она бесстыдно разглядывала его кьютимарку, слегка завидуя тому, что у него она есть. А вот у нее пока что еще нету, как обидно, почему столь жестоко устроен мир? Слоу решила, что обязательно подумает по этому поводу, только чуть-чуть попозже. Потому что сейчас у нее было совсем немного времени, чтобы представить, какие приключения ждут ее дальше. И будут ли это приключения?
Он проведет ее по городам алмазных псов, покажет ей то, как они живут, а потом выведет обратно. Воображение — обрадованное, бодрое, проснувшееся ото сна услужливо подкидывало ей прекрасные картины. А что, если именно там она получит свою метку? И не надо смеяться, это вполне даже не так уж и невозможно — ведь этот единорог наверняка получил ее почти точно таким же образом! Ну или почти точно таким же.
На крупе у Маста был свиток, с пунктирной линией, заканчивающейся на крупном кресте. Интересно, а какой у него особый талант? Говорят, что способности единорогов зачастую связаны с их волшебным рогом. Надо будет спросить у Мапа, как только он проснется.
Вчерашняя песчаная буря закончилась тогда, когда она еще спала, а Мап Сталкер, решив и удостоверившись, что им больше ничего не угрожает, разбил небольшой лагерь, а потом и сам прилег отдохнуть. Нужно беречь силы, если хочешь выжить здесь. Он не сомневался, что может дойти до места назначения, но вдруг чутье даст трещину, вдруг он где-нибудь ошибется — всего лишь один раз оступится — и тогда уже их ничего не спасет. Можно быть сколь угодно хорошим караванщиком, но без достаточного количества припасов ты все одно ничтожество. Очередная песчинка в этой огромной, большой пустыне. А как-то однажды Сит, великий мудрец, призыватель джиннов, спросил у своего призванного слуги — сколько на «сковородке» песчинок. Тот ему и ответил — спроси пустыню. То ли отмахнуться хотел, то ли наоборот — высказал великую мудрость, теперь уже не разберешь. Но караванщикам эта фраза очень уж пришлась по сердцу.
Мап Сталкер открыл глаза, словно по команде, тут же приподнялся и огляделся, и лишь потом только зевнул и потянулся. Посмотрел на пегаску — так значит девушка ему совсем не приснилась. Что ж, хорошо.
— Мы выходим прямо сейчас. Собираем лагерь и идем — сказал он удивленной Слоу. Моргнув глазами, она лишь тихонько поинтересовалась о завтраке и о том, что было бы неплохо хоть немного умыться. В ответ Маст лишь усмехнулся и отрицательно покачал мордой.
— Здесь тебе не Эквестрия. И где ты собралась умываться? Если вдруг надумаешь поискать тут воду, то кликни меня — ради такого я даже задержусь. Говорят, что несколько минут здорового смеха продлевают жизнь. Если же подобные глупости у тебя из головы выветрились то нам надо спешить, чтобы не сжарится на солнцепеке. У тебя есть хоть что-нибудь, чтобы надеть на голову? Ааа, колючку мне в хвост...
Через мгновение он накинул на голову Слоу толстый плотный платок, который она недоуменно сняла.- Что еще за шутки? Здесь и так жарко!
— Надень. Или получишь солнечный удар. И, поверь, здесь он будет куда более опасным, чем где-нибудь на пляже.
Девушка послушалась. Раз уж она обещала ему, что будет беспрекословно идти за ним и делать все что говорит, не следовало сопротивляться..
Маст решил экономить припасы. Теперь их было двое, а он на это не рассчитывал. Придется делить провиант и воду, а значит — им обоим придется немного поограничится. Ничего, глядишь, не поест кобылка до обеда — больше пользы будет, скинет немножко веса. С удовлетворением жеребец подметив, что у Слоу вполне неплохая фигурка, разве только что слегка полновата. Это тут же дало о себе знать — с девушки градом стекал пот, а она вот-вот готова была высунуть язык и повесить набок. Изредка ей приходила в голову глупая идея размять крылья и тут же ее пронзала дикая боль.
— Ты растянула мышцы, потому и болит — пояснил Маст.
— А это пройдет? — в голосе была непередаваемая детская наивность, заставившая жеребца ухмыльнутся.
— Конечно же нет, теперь так будет на всю жизнь. А может даже и еще больнее, как только погода испортится — Сталкер пошутил, даже не заметив, что изрядно напугал Слоу. Она выскочила вперед, заглядывая прямо ему в морду.
— Это правда? Я так не хочу!
— Да успокойся, успокойся... я всего лишь пошутил. Лучше побереги глотку, не ори так громко.
— Так с моими крыльями все в порядке? — продолжала свой град из вопросов девушка.
— Ты просто потянула мышцы. Вчера ты долго летела без передышки, наверно, как никогда раньше. Вот и все.
Повисла неловкая тишина. Слоу, отдышавшись, пропустила его вперед, Маст ловко и легко зашагал. Бедняжка недоумевала, как ему это удается? Как ему удается не поддаваться этому жаркому солнцу, не обжигать свои копыта в песке и чувствовать себя как рыба в воде? Размышления заняли ее настолько, что она даже забыла поинтересоваться насчет кьютимарки — она просто шла следом и думала о своем. Это помогало отвлечься, забыться на короткий миг, представить что все не так уж и плохо.
Ветер, словно игривый малыш-шалун, резко дунул ей в лицо, заиграл с ее непричесанной гривой, окатил очередной волной этого «золотого моря».
— Ааай! — кобылка вскрикнула, закрываясь передним копытом — Что это? Еще одна песчаная буря?
— Нет — Мап Сталкер отрицательно покачал головой, зажмурился. Его рог на пару секунд зажегся, высекая ярко-красные искры, а потом потух. Наконец, Мап Сталкер снизошел до ответа, внемля молчаливому ожиданию своей спутницы. — Поднимается ветер. Наверно, нам стоит поторопится вперед, потому что вскоре начнется дождь.
— А что такого плохого в дожде? — 
— То, что нам придется менять маршрут. Но ничего, у меня есть с собой немного денег. Кстати, а ты, случаем, с собой денег не взяла?
Слоу в ответ лишь пристыжено опустила морду, уставившись на свои копыта. Как будто бы на них происходило нечто более достойное ее внимания.
— Понятно... Ладно, пойдем
— А куда мы идем? Ты сказал, что придется менять маршрут.
— Мы заглянем в один из кишлаков — ответил он ей совсем безучастно и, предвидя следующий вопрос, тут же ответил и на него — это такая деревня у алмазных псов. Все увидишь сама
Честно признаться, Слоу очень устала — даже еще больше, чем вчера. Ноги грозили уйти от своей хозяйки за то, что она столь нещадно их истязает, хотелось пить. Маст делал вид, что не слышит каждый раз, как только она просила сделать привал или говорила о том, что хочет есть. Ей казалось, что этот треклятый кушак или как он там называется — никогда не появится перед ними.
Пустыня представляла из себя самое унылое зрелище, какое только можно было себе представить — кругом только один золотисто желтый песок и возвышающиеся, словно волны, барханы. Уже сейчас у Слоу Майнд на зубах был песок. Он же был в ушах, глазах и где только его не было! Полный пузырь докучал девушке, но она стеснялась сказать Масту, что ей бы совсем не помешало ненадолго уединиться в ближайших кустиках. Да и в какие тут кусты вообще можно отойти? А делать у него на виду свои дела ей абсолютным образом не хотелось. Ну когда же появится эта дискордова деревня? Встретится с культурой алмазных псов кобылка желала теперь более, чем когда бы то ни было. Да и еще и этот дождь... с чего он взял, что вообще будет какой-то дождь? На небе, вторя ее мыслям, не было ни единого облачка.
— Уже не терпится посмотреть, что там будет?
— Более чем — натужено отозвалась девушка. Платок, который выдал ей Маст и в самом деле помогал от жары — а ей казалось что с ним будет только хуже. Внезапно единорог остановился, и столь неожиданно, что девушка врезалась в него, чуть протолкнув вперед.
— Почему мы остановились? Я не вижу здесь никакого Ки... ку... никакой деревни. — девушка растерянно оглядывалась по сторонам, словно предполагая, что поселение алмазных псов прямо сейчас, поднимая тучи пыли, вырвется из под песка.
— Здесь зыбучие пески —
— Зыбучие пески? Что это?
— Нечто навроде болота. Лучше пройдем их стороной, если, конечно, не хочешь принять последнюю в своей жизни песочную ванну.
Слоу явно таким желанием не страдала, а потому прищурилась. Зыбучие пески — что ха чудо такое? В голову приходило что-то из школьных познаний, но она помнила все слишком плохо. Надо было больше слушать учительницу, а не разевать рот и глядеть в потолок, раздумывая над новыми туфельками и пилочкой для копыт. Мап Сталкер, кажется, уроки не прогуливал и даже более того — мог сам многому научить, чем в принципе тут же и занялся.
— Это пески перенасыщенные воздухом или газами, влагой от каких либо источников. По иному — Старсвирлова жидкость, он был первым, кто смог их изучить в достаточной мере. В принципе то, они кажутся твердыми, но на деле — очень опасны. Утянут очень быстро и не выберешься.
— Я слышала о них, когда была маленькой — решила указать на то, что она не совсем неграмотная Слоу. Но ничего более умнее этого произнести не удосужилась.
— Слышать о них мало. Я лично видел, как сюда затянуло одного земнопони. А мы тогда даже не успели и крякнуть от удивления и притащить веревку — кажется, Маст прямо таки пестрил подобными жизненными историями и мог рассказать их не меньше тысячи. А то и двух тысяч. Слоу тут же представила себе понячий череп, хранящийся где-то в глубинах этого песка и ее тут же передернуло. А вдруг это была девушка? Молодая, красивая, вот прямо как она. А может у нее даже парень был, или даже муж. И детки остались...
— Да ладно, я пошутил — рассмеялся Маст, но дополнил — Однако, целиком не утонешь, но вот застрять в песке можешь. А здесь, в пустыне, это может оказаться губительно. Ладно, идем дальше. Следуй за мной и не шагу в сторону, поняла?
Слоу кивнула головой в знак того, что ей все ясно. И почему он постоянно над ней шутит? Это ее пугает — каждая его шутка так или иначе связана с чем-то плохим. В бедняжке начала расти обида к спутнику.
— Как ты узнал о том, что здесь эти самые пески? — 
— Это мой особый талант — без зазрения совести признался Маст, а потом уточнил — Я могу находить путь куда угодно, если хоть раз уже там побывал. Ну и еще вижу все невидимые препятствия, вроде этих песков. В болотах я вижу топи, иногда могу углядеть магическую стену.
Слоу в тот же миг сообразила, сколь ей повезло с попутчиком. Точнее с спасителем. Мало того, что он знал много о пустынях, так еще и видел путь, куда надо идти! Ну разве ей не повезло?
— А чем так опасен обычный дождик? Или в пустыне он тоже какой-то необыкновенный? — не удержалась она от очередного вопроса. Странно, даже для самого Мап Сталкера, но она не раздражала и не надоедала ему своим любопытством. Хотя чему удивляться? Обычно весь энтузиазм и тяга к приключениям заканчивалась у остальных уже там, где он их находил и они канючили об одном — дабы он поскорее вернул их домой.
— Вообще-то дождь в пустыне очень опасен. Поначалу-то он кажется всего лишь обыкновенным, маленьким дождичком, но потом превращается в сплошную стену воды. Настолько сильную, что она сбивает с ног и не дает подняться
— Опять шутишь? — с сомнением, чуть прищурившись, поинтересовалась девушка, расправив крылья от возмущения.
— Отнюдь, на этот раз не шутка.
Слоу решила не продолжать свои расспросы, а идти дальше молча. И впрямь, если бы дождь не был столь серьезной проблемой, то он не стал бы менять свое направление. А может, вдруг он специально изменил маршрут, чтобы отвести ее куда-нибудь и отдать в лапы алмазных псов? Мысль, конечно, была интересной, интригующей и завораживающей, возбуждающей воображение и разум, вот только не было ответа на один вопрос. Зачем? Зачем ему надо было бы отдавать ее кому-то, особенно алмазным псам. Хотя, ей вдруг вспомнилось, что одну модницу, Рэрити, одну из элементов гармонии, как-то один раз утащили алмазные псы. И об этом даже писали в газетах, даже там, в Клаудсдейле! Правда, чести ради, Рэрити была единорогом и ее особый талант заключался в поиске драгоценных камней, особенно алмазов.
— Что у тебя в сумках? — пегаска даже не заметила, что произнесла это вслух. В туалет захотелось еще больше. Странное, необычное чувство, когда хочется пить и писать одновременно. Двойной неописуемый дискомфорт. — Может быть, дашь мне немного воды? Ну хоть глоточек — не дожидаясь ответа, Слоу решила попробовать свои многочисленные просьбы. А вдруг твердое, словно камень, сердце Мап Сталкера оттает и он снизойдет?
Жеребец устало вздохнул, приостановился, вынув из седельных сумок флягу и кинул ее девушке. На вопрос счел возможным не отвечать, но Слоу Майнд была не такова, если бы чуть позже не повторила свой вопрос. Всевозможные мысли проникали ей в мозг, нашептывая разные варианты. Там неимоверные сокровища, которые он прячет от всех. А может быть там чьи-нибудь кости и он хочет их захоронить, чтобы никто не узнал о его преступлении? Нет, не так... это же бред, такого не бывает. Во всей Эквестрии еще не было ни одного случая преднамеренного убийства ибо... ибо зачем?
Если вам вдруг вздумается когда-нибудь попутешествовать по великолепной, красочной и радужной Эквестрии, то не стесняясь можете поймать любого тамошнего жителя и спросить о преступлениях. На вас просто посмотрят с недоумением, ибо зачем? Зачем делать что-то противозаконное, когда можно жить спокойной и нормальной жизнью? Где не жалкий маленький мирок, не крохотная уютная утопия, а целая страна, благополучие которое зиждется на основах не высокой морали — а чистой логики. Ну ведь согласитесь — разве логично причинять кому-то вред, обижать кого-то, делать больно другим, когда ты понимаешь, что это плохо? Более того — когда ты понимаешь НАСКОЛЬКО это плохо.
Пегаска мотнула головой, а потом пошла быстрее, отдала флягу обратно. Вообще-то ей поначалу казалось, что она сделает и впрямь лишь пару глотков, но ведь... ведь жажде не прикажешь, верно?
— Дождь в пустыне опасен тем, что он может идти долго, продолжатся целый день
— Никогда бы не подумала, что в пустыне бывают дожди — хихикнула пегаска.
— Бывают и еще какие. Но у меня нет особого желания показывать тебе его. Идем, не задерживайся, мы должны дойти до кишлака уже через полчаса — пояснил Маст, напрягая свой рог, чтобы посмотреть дорогу и узнать — не ошибся или не сбился он в пути?
Нетерпение Слоу поддерживалась естественными нуждами. Ну там-то уж точно, наверно, должны быть туалеты, куда она сможет отойти. Интересно, а Мап Сталкер страдает от этого или нет? Она не видела, чтобы он хоть куда-то отходил — все шел и шел вперед, не обращая внимания ни на хищных птиц, что пролетали над ними, ни на далекие точки где-то на горизонте. Когда, еще вначале дня, девушка заметила их, он приказал ей не обращать внимания и идти за ним, а сам при этом зашагал куда быстрее. Снова вспомнились его слова о ограблении. Неужели он говорил правду?
Кишлак вырос перед ними совсем незаметно. Точнее сказать, если бы хоть кто-нибудь сказал юной Майнд, что именно так выглядят деревни у псов — она бы ни за что не поверила. Несколько обычных, наскоро слепленных глинобиток, окруженные полуразрушенной стеной, которая только и мечтала о ремонте. Валялись кости каких-то гигантских тварей, судя по всему лежавшие здесь уже не первое десятилетие, а то и столетие. Кто это был? Дракон? Мантикора, а может быть какая-нибудь местная зверушка? Спроси пустыню...
— Этьо... это и есть... тот самый? — с нескрываемым презрением в голосе поинтересовалась Слоу, вглядываясь в Мап Сталкера. Шутит или нет? Если это очередной его подкол, то он получит от нее копытом, сколь бы не был благодетелем.
На его лице не было даже тени улыбки, ни один мускул не дрогнул. Неужели это правда и есть поселение алмазных псов? Да как тут вообще можно жить?
Потягиваясь и разминая мышцы, из глинобитки, покачивая небольшой феской на голове, вышел двугорбый пони. Или не пони — девушка никогда раньше не видела таких. Словно чуя для самой себя опасность от неизвестного, от чужака — хотя это она была здесь чужачка, пегаска бочком-бочком перебралась за спину Мап Сталкера.
— Кто это? — тихо, совсем шепотом проговорила она, прижав уши к голове. И ей совсем было не стыдно за свой собственный и совсем детский страх.
— Тише, помолчи — Маст отозвался чужим, грозным и неприятным, обидным басом. Она поникла еще больше, но промолчала.
— Мафусаил, сколько лун! — на Маста словно бы снизошло озарение и он изменился в лице, сменив маску мрачности и строгости на дружелюбное лицо. Такие метаморфозы в знакомом Слоу почему-то очень не понравились. Как и тот, кого он назвал Мафусаилом — было в нем что-то не то. Двугорбый, цвет шерсти — что у песка, не отличишь издалека. Небольшие, бегающие глазки и вечно веселая морда, жует не хуже коровы, словно жвачку. Длинные ноги, небольшие копыта, а на том месте, где по идее должна была бы быть кьютимарка — большая, вышитая всеми цветами радуги накидка. Словно он ее стыдился, а может у него ее и нет вовсе? Слоу чуть было не хихикнула
— Сала малейкум, Мапсталк. Ханун? — он кивнул в сторону девушки. Слоу вдруг представилось, что она очень-очень далеко отсюда. Что она сидит в ванне и наслаждается прохладной водой, что льется из душа. Сейчас вот она возьмет мыло, мочалку и...
— Нет. Приблуда.
Это она то Приблуда? Да что этот жеребец себе позволяет? Отрастил рог и теперь думает, что все может? Негодование, накопившееся за этот день забурлило в ней с новой силой, обещая излиться самой настоящей истерикой. Но Слоу себя сдерживала. Прохладная вода, даже не так — холодная. Она сидит в ней, и нет никакого солнца, ну вот совсем. Нет, ну есть, совсем чуть-чуть, не такое жаркое. А что если вдруг Селестия захочет сделать солнце не золотым диском, а например синим квадратом? Ей это под силу? Принцесса же все таки.
— Не ханун? Плёхо, бача —
— Это алмазный пес? — недогадливость Слоу можно было понять и простить, ибо этих самых псов она никогда не видела. Только читала, но вот чтобы воочию — нет, не пришлось, ну ни разочку. Юная мисс Майнд мысленно пожалела об этом. В мысли вклинивалась принцесса, кажущаяся крошечной игрушечной фигуркой, которую кто-то высоко подбросил вверх. А на рогу у нее сидит синий шестиугольник солнца. Что за бред? И почему ее называют ханун? Что такое ханун?
— Познакомься, Мафусаил. Видишь эту голубоглазую? Как я тебе уже сказал — Приблуда, ее зовут Слоу. Слоу, познакомься. Это мой старый друг, Мафусаил. Он — верблюд.
Словно бы это название было ругательством, Мафусаил вдруг отвернулся в сторону и смачно плюнул на песок. Далеко плевок полетел, по дугообразной, прям по параболе. Майнд чуть было не начала выстраивать траекторию полета, но таки опомнилась.
— Верблюд? — словно невзначай переспросила она. Интересно, а каких еще существ она здесь увидит? Здесь есть пони? И это не алмазный пес... Очевидно же, глупая, что не алмазный, верблюд же! Слоу отругала себя за тугодумчивость. Неужели она всегда была такой? Видимо, всегда. — А где же тогда алмазные псы? Ты говорил, что это их деревня.
Мафусаил молчал, но продолжал жевать,

разглядывая гостью снизу доверху. Как будто бы изъян в ней какой искал и, что самое обидное — словно и впрямь нашел! Вот же песочная бестия, у самого-то и ноги длинные и морда вытянутые и вообще плюешься! Эти мысли чуть было не образовались в словесной форме и не сорвались с губ девушки. Она вдруг покраснела, словно мак.
— Они там — Маст ухмыльнулся, начиная разгребать копытцом песок, а потом, видя что его знакомая снова впадает в глухую задумчивость, довершил — они привыкли жить под землей из-за постоянных поисков драгоценных камней. Немудрено, что и сейчас они живут под землей. А здесь, на поверхности — только верблюды. Мафусаил, пройдем к тебе? Я страсть как хочу отдохнуть —
— Надвигается буря. Видел самум?
— И не только видел. Пригласишь? — 
— Заходы, гостэм будешь, бача!- Мафусаил, словно не с очень большой охотой, совсем не гостеприимно пропустил их в дом. Точнее пропустил Маста, а перед Слоу встал стеной, продолжая ее разглядывать.
— Мафусаил, она же со мной, пропусти. Дам бакшиш — пообещал Сталкер, кивнув на свои тюки, что были приделаны вместо седельных сумок. Мафусаил довольно крякнул и только после этого девушка была пропущена.

Глава 3

Итак, снова продолжение фика, хоть и обширное, но все одно слоу-слоу, как и главная героиня. Действий мало, пояснений много. В следующей главе обещаю больше заявленного экшна и приключений. Заведомо прошу прощения у читателей.

Подобного отношения к себе Слоу не одобрила. И почему этот самый, как его... верблюд запросто впустил Маста, а перед ней встал непроходимой стеной. И что такое бакшиш? А кто такая ханун? Или что? В головке у бедовой пегаски образовалось вопросное облачко, орошая мозг беспощадным градом. Удивительно, но Слоу часто слышала, что если будешь много-много думать, то обязательно станешь очень умной. Или должна заболеть голова. Голова у девушки ничуть не болела — выходит она очень умная пони? Самопроизвольный, выстроенный из логической цепочки комплимент самой себе пришелся Майнд по вкусу и она улыбнулась. Ведь Мап предупреждал ее, что здесь все не так просто — а вдруг это обычаи у них такие? Сначала впустить в дом одного гостя, а тот уже должен пообещать что-нибудь за вход второго?
Бред, самый обыкновенный бред — больше похоже, будто Мап Сталкер купил ей проходной билет в эту глинобитку.
Хижина не отличалась богатым убранством или же роскошностью, но вполне была пригодна для жилья. Крыша была сбита из деревянных балок, сверху накинуты листья какого-то дерева и солома. Она уже раньше видела подобные деревья в книжках. Вроде бы назывались хальмами или как-то так. Слоу решила, что ей отчаянно не хочется думать об этом, любопытство точило совсем другие вопросы. Чтобы как-нибудь, чуть позже вонзить их в нее, стать тем самым надоедливым комаром с утра и в конце концов доканать.
Осмотревшись по сторонам, девушка вздохнула. Мафусаил зашел следом за ней, закрыв деревянную дверь. Что удивительно — не было никаких замков — заходи кто хочешь, бери что хо... а что тут брать? Стол, кровать, быть может вон те полки, на которых стоит пара крынок? Интересно, а там молоко? Или что-нибудь еще?
Внимание привлек мешок средних размеров, приваленный к стене и железный чайник, ручка которого была натерта до блеска. Видимо, им часто пользовались. А если заглянуть внутрь — наверняка обнаружится твердый, как скала, налет накипи. Вот Слоу никогда не допускала такого, точнее сказать — ее мама никогда не допускала. Внезапное, колкое, будто крошечная иголочка, воспоминание о доме заставило ее пригорюнится. А как там мама? Что она сейчас думает? Надо было бы рассказать ей все, оставить хотя бы записку. Наверняка, бедная женщина уже облетела весь Клаудсдейл в поисках блудной дочери. Желание кинуться назад усиливалось, но твердый разум говорил, с насмешкой, едкой и ядовитой — и куда? В пустыню? Шанс повстречать еще одного добродушного и идущего обратным путем единорога-караванщика был равен нулю. А может, даже и менее чем ноль. Впрочем, пегаска не знала — может ли шанс быть меньше нуля или нет?
— Бакшиш, это хорошо. Бакшиш — это то что надо, бача — Мафусаил чуть ли не потирал копыта от радости, предчувствуя скорую добычу. На крынку села здоровенная муха, точно так же потирая лапками. Будто тоже вот-вот получит загадочный «бакшиш».
А как алмазные псы живут под песком? Точнее, как они могут жить там, весь он сыпучий и наверняка его очень много. Неужели они прорыли туннель вниз на целые километры, минуя песок? А как же они выбираются наружу? Вскоре она озвучит эти вопросы своему невольному проводнику.
Верблюд странно покосился на пегаску, девушке это мало понравилось. Как будто бы он хотел, чтобы гостья убралась отсюда, переждала в другом месте. Да пожалуйста, очень ей надо! Словно бы желая высказать свои мысли вслух, Слоу повыше задрала голову, прикрыла глаза и демонстративно отвернулась. Мап лишь только усмехнулся, отрицательно мотнув головой.
— Зачэм ты здес, бача? Бэда на голову ищеш? Зачэм опят идешь? — речь Мафусаила изменилась, он заговорил со странным акцентом.
— Служба, ты же сам знаешь. А потом, как переправлю, получу жалование и долю с продажи, хапну свой профит и в Лас Пегасус! Не хочешь со мной? — с губ Маста это звучало, как издевка. Мафусаил никогда не покинет эту деревню, не уйдет из кишлака. Словно как один из алмазных псов — пусть великий джинн по своей воле разотрет эти жалкие домишки в труху и порошок, он все одно останется здесь. Будет отстраивать раз за разом, с упорством, достойным лучшего применения.
Верблюд, вместо ответа, презрительно фыркнул. Слоу хоть и делала вид, что не слушает, но Мап таки видел, что подглядывает. Хоть одним глазком, хоть в полглазика. Любопытство до добра никогда не доводит.
Маст сунул морду в седельную сумку, вытащив оттуда небольшой мешочек, положил его на стол.
— Вот — с улыбкой на лице проговорил он. Собеседник только лишь кивнул головой, указав длинным копытом на один топчан в самом углу. Солома, несвежая, на которой, судя по всему, пользовались не раз и не два до этого. Глиняный, кривой кувшин довершал картину. Словно мастер, сотворивший его, куда-то очень сильно торопился и делал работу кое-как.
Слоу всматривалась в этот кувшин, как в нечто родное. Да! Да! Ведь точно такой же был у ее мамы! В памяти всплывали чудные моменты, натягивая на лицо добродушную улыбку — вот она вместе с мамой украшает самодельный кувшин. Единорожка, а мтерью Слоу была именно единорожка, осторожно, с аккуратизмом, водит кисточкой, любовно вырисовывая лепестки ромашки. А маленькой пегасочке доверяет капнуть большую и жирную точку посредине. В ноздри ударяет запах лаванды и мяты, рядом пролетает крупная бабочка с синими крыльями, на момент отвлекая девочку. Но Слоу сосредоточилась — ей доверили самое важное задание в жизни. Она прожила на этом свете уже целых два года, а ей уже доверяют работать вместе с мамой. Рисовать на горшках — это же не хухры-мухры, это целая наука! С жужжанием над головой, будто приняв рисованный цветок за настоящий, пронеслась трудолюбивица-пчелка, но заметив, что ее коварно обманули, обиженно и медленно, словно неторопливый хозяин, двинулась в обратный путь.
Теперь на глиняном жбане красовалась красочная, кричащая ромашка. Можно было гордится. Вот еще несколько мазков — и получилась пчелка. Не такая же красивая, как живая, а пузатая, но веселая, с белыми, не слюдяными крылышками. Словно вот-вот и в самом деле взлетит и последует за своей товаркой.
Но здесь был совсем не дом. К тому же, Майнд уже давным-давно собиралась посетить «потайную комнату», вот только где она здесь?
— Скажите, а где здесь... мм... — не находя подходящих слов или попросту сгорая от стыда и стеснения, Слоу прижала уши к макушке и густо покраснела, не договорив.
Верблюд бросил непонимающий взгляд на Мап Сталкера, как будто спрашивая — чего эта недостойная хочет еще?
— Там, за домом, на заднем дворе. Там есть для этого яма — пояснил понявший все и сразу путешественник, кивнув головой на выход.
— Они дождались, когда пегаска выйдет, после этого Мафусаил сразу же развязал мешочек. Из него выкатились несколько драгоценных камней, уже ограненных и обработанных. Аметисты и сапфиры — он всегда брал только их, а Мап не раз задавался вопросом — почему именно их? Но никогда не задавал такого вопроса, считая что ответа так и так не получит. Это не его дела.
— Зачэм ты привел ее суда? Она чужачка! — в голосе верблюда был явный укор.
— Если ты не заметил, я тоже не двугорбый. И не пес — поправил его Маст, впрочем, без раздражения, вполне спокойно.
— Ты — другое дело. Ты — шурави, дрюг! Ты носиш блага, покупаеш товар. А ей тут нэ место! Тэбя поймают и посадят!
— Оставь это как-нибудь для меня. Ты так говоришь, будто это в первый раз — Маст огляделся по сторонам, облизывая губы. Мафусаил, поднявшись со своего места, поставил перед ним кувшин с молоком, правда, выказывая все свое пренебрежение. Будто бы Маст был для него не другом, как он говорил, а злейшим врагом, которому он просто обязан помочь.
— Когда-нэбудь это обернется очэн плохо! Ее будут искать! — 
— Пускай ищут, разве ж я мешаю этому? Мне меньше работы будет. В чем меня обвинят? Что я подобрал ее в пустыне, а так как было слишком далеко, завел в город алмазных псов, а через неделю-другую вывел обратно? Мне так и предписано делать.
— Ее могут украсть, ее могут продат! Твоя ханун — глюпый крылатка! — верблюд, разозленный, стукнул по столу, да так, что аж кувшин затрясся. Что по этому поводу подумают соседи? Что подумает Слоу, когда услышит? Маст решил, что обязательно тоже должен в разговоре стукнуть копытом, что есть силы, не отставая от собеседника. Тогда соседи будут шептаться, что они бранились, а не Мап Сталкер получал нагоняй от старшего друга.
— Я прослежу, чтобы такого не случилось. Можно подумать, она здесь первая нелегалка! Ха, да она же идет со мной, неужели ты сомневаешься в моих силах?
— Я знаю насколко опасны эты зэмли! Алмазные псы нэ лубят чужаков, пустыня нэ лубит чужаков — отрицательно покачал Мафусаил, отвернулся и плюнул на пол, что было силы. Маст задумался о том, что его другу давно пора бы обзавестись женой и детьми, но он почему-то отказывался даже говорить на эту тему. Хотя самого Мап Сталкера чуть ли не сватал, вот даже хоть за этого найденыша.
Повисло нехорошее, неприятное, вязкое как туман, молчание. Хотелось сказать хоть что-то еще — Мап желал уверить друга, что ничего плохого не случится, но Мустафа вознамерился предупредить его еще раз. Но они молчали.
Слоу занималась очень интересным делом — она оглядывалась на заднем дворе, вглядываясь в кособокую перегородку. Деревянную, на которую кто-то повесил заржавевшую старую подкову. Как будто бы ей уже не одна сотня лет, пегасочка даже ухмыльнулась.
Возбужденно вздохнув, она посмотрела на чистое, безоблачное небо. Попробовать взлететь? Может, крылья уже достаточно сильны для этого? В тот же миг она раскрыла их, дала им подышать свежим воздухом, хлопнула пару раз, приподнялась совсем на чуть-чуть от земли — сила притяжения безжалостно швырнула ее обратно наземь. Пегаска плюхнулась, подняв тучу пыли. Нет, ей пока еще рано летать. Может, Маст не врал и это так будет всегда? Да нет, он же сказал что пошутил. Может стоит попробовать еще разочек?
Недовольного вида, словно бы чем-то выбитый из колее, обескураженный и разозленный над ней навис Маст, смотрев сверху вниз.
— Тебе еще рановато летать. Идем
— А как же... как же... ты же говорил, что нам надо передохнуть! Я устала! Ты понимаешь это? Я устала и хочу есть! — быстро поднявшись на ноги, пегаска стукнула копытом, подняв еще тучку пыли, и демонстративно отвернулась, словно желая показать, что больше она никуда не сдвинется с места. Единорог разглядывал ее — разглядывал как девушку. Грязную, от которой разило давно не мытым телом, с растрепанными волосами гривы, с хвостом, где застряли цепкие и не сразу заметные колючки. Ничего из этого не убавляло ее женственности и красоты, хотя умыться и вправду бы не помешало.
— Не закатывай мне тут истерик. — с раздражением рявкнул жеребец, заставив девушку вздрогнуть — Мы идем сейчас и точка. И, если тебе интересно, я хочу отвести тебя к знахарю, чтобы он глянул твои крылья .
— И где здесь знахарь? Откуда он тут вообще? В этих жалких... жалких... — Слоу спешно подбирала подходящее слово, дабы обозвать жилище Мафусаила. Словно бы верблюду вдруг стало интересно, он даже вышел на крыльцо и остановился в дверном проеме, все так же продолжая жевать невидимую жвачку. И снова смачно и прицельно плюнул, попав в стоявший чуть поодаль кувшин. Вторя всему происходящему, над головами пролетал голодный стервятник. Честно признаться, он уже насмотрелся на такие сцены — обычно они заканчивались абсолютно ничем, потому что здесь нет ни единого алмазного пса. А вот если бы был — то обязательно была бы драка. Еды, конечно, все одно б не появилось — для этого следовало лететь назад, в пустыню, и искать там потерявшихся караванщиков или преступников. Но хоть что-нибудь интересное, да обязательно произойдет!
Но в этот раз интерес стервятника был не удовлетворен. Запала девушки хватило ненадолго. Тяжело дыша и оскалившись, показав зубы, она осматривалась. Как будто бы судорожно размышляла, думала как лучше поступить.
Маст очень медленно к ней подошел и, словно не решаясь, положил ей копыто на голову, погладил.
— Ну-ну, успокойся. Я знаю, что ты устала. Я всего лишь свожу тебя к знахарю — он посмотрит твои крылышки и тебе станет легче. А потом мы обязательно поедим и ты сможешь поспать. — голос был настолько елейным, что пегаске даже показалось, будто ее вот-вот прижмут к себе. Как в детстве.
— Обещаешь? — в голосе слышались надтреснутые нотки и совсем детская, не ушедшая наивность.
— Ну, конечно же! Или ты думаешь, что я железный? Мне тоже надо отдохнуть
— А ты покажешь мне как живут алмазные псы? Мы ведь пойдем к ним? — пегаска оживилась, тут же сменив разочарование на радушие. Неужели сейчас, точнее вскоре, будет тот самый долгожданный момент? Наверно, именно такие моменты заставляют жить дальше и дальше. Да что там — хотя бы ради них стоит родится на свет.
— Идем — Маст уже более дружелюбно ответил ей. И он ничуточки не соврал.
Не соврал он и тогда, когда говорил, что Алмазные псы живут под землей, прямо под этим селением. Засыпанный песком, был специальный люк, чтобы попасть к механическому лифту. Вот тут-то Слоу в первый раз и увидела алмазного пса воочию.
Спик занимался очень ответственным делом. Со всей присущей ему важностью и благородством, восседая на стуле, как на троне, он нарезал резьбу в носу посредством пальца. Извлекая наружу свою находку, он пристально оглядывал ее, а потом, с отвращением на лице, отбрасывал в сторону. Уже не первый день, уже не первый год именно этим он и занимается.
Однако, ко всему прочему, стоит отметить, что сей алмазный пес обладал немалой физической силой, потому как работал лифтером — в его задачу входило крутить колесо, дабы поднимать и опускать всех желающих войти или оказаться внутри селения.
Мап Сталкер шел впереди, уверенной походкой, подсвечивая своим рогом дорогу. Слоу, неуверенно наступая, шагала за ним, иногда повизгивая от страха. Она боялась наступить на крысу, а фантазия, уж какая проказница, так и рисовала ей в этой темноте целые орды хвостатых и красноглазых тварей. Боязнь эта появилась у нее еще с детства, когда одна из этих маленьких чудовищ накинулась на нее, будучи голодной. Маленькая пегаска в тот миг гостила у бабушки вместе с мамой. А потом та крыса безжалостно разбила кувшин, который раскрашивала ее мама. Двойная старая обида.
Но Спику было абсолютно плевать на то, кто сейчас шел. Небесный диск, наеврно, взбеленился и сейчас жарил, что было сил, а ему тут торчать. И еще ему очень хотелось чая — только он помогал спастись от пресловутой жажды.
— Кого там еще несет? — алмазные псы отличались либо басовитыми голосами, либо писклявыми. Спику жутко не повезло — при таком красивом и достойном телосложении ему достался не самый зычный и красивый, а писклявый, негромкий голосок. Не одна женщина внимания не обращает из-за этого!
— Хэй, Спик, это же ты! А я то думал, что ты давным давно решил пойти на пенсию
— Ты мне зубы-то не заговаривай, понь. Кто это с тобой? — длинный черный коготь указал в сторону стоящей позади Слоу. Быть может Мап Сталкер и требовалась подсветка, чтобы хоть что-то видеть здесь, то вот алмазные псы в этом не нуждались. Их зрение давно привыкло к темноте и они видели не хуже кошек. Правда, вот солнечный свет был для них, конечно, не губителен, не неприятен. Он обжигал глаза, заставляя как можно скорее найти какое-нибудь убежище, тень. А оттого-то эти псы за большой редкостью показывались на поверхности. Лишь только специально обученные и подготовленные псы могли почти свободно разгуливать под солнцем.
— Это со мной. Ученица моя — Маст незаметно для Спика подмигнул Слоу, чтобы она во всем с ним соглашалась — А сейчас идем немного поесть, да и песчаная буря — слышал какая вчера была? — Маст приостановил речь, ожидая ответа.
— Я слышал этот жуткий вой джинна — задумчиво проговорил алмазный пес, почесав собственный подбородок. Пропустить или не пропустить? А вдруг это нелегалка? Ведь тогда ему может влететь! Кому ж охота лишится половина от своих честно заработанных денег?
— Ей крылья повредило, и мы потеряли ее сумку. Вот хочу ее подлечить еще.
— А бакшиш то у тебя есть? — усмехнулся здоровяк, держась за собственное увесистое брюхо, осматривая пегаску. Небольшая, впрочем, хорошенькая. Грязная, словно бы ее изваляли стервятники пустыни — безжалостные призрачные волки, но выглядит не замарашкой. Может, и вправду ученица?
— А документы? Бумажки-то у тебя есть? — грозно нахмурившись проговорил Спик.
Бумажек у Маста, конечно же, на Слоу никаких не было.
Если бы единорог за столько лет знал, то творил бы что душе заблагорассудится. Но он не знал, что на самом деле Спик не умеет читать, а в бумажки смотрит только ради создания вида. Возьмет листок, с умным видом, осмотрит со всех сторон, обнюхает — не пахнет ли чем подозрительным? И обратно всегда отдает.
— Я же тебе говорю — буря была. Засыпало песком ее сумку, половину товара потеряли! Ну что ты, совсем что ли не понимаешь? Пусти, в конце концов, где твое гостеприимство? Хану ведь пожалуюсь — он с тебя шкуру быстро спустит!
Угроза с Ханом, главой алмазных псов в этом кишлаке, всегда срабатывала. Особенно, если знать, в каких дружеских отношениях был Маст и Хан. Единорог гордился этой дружбой, предпочитая пользоваться ей каждый раз, как бывал здесь. увы и ах, главы других городов и кишлаков были не столь приветливы к нему и входить в близкие, дружеские отношения не стремились. Там уже приходилось прибегать к другим хитростям.
Слоу была поражена размерами алмазного пса. Большой, самый настоящий великан — если такой вдруг захотел бы ударить ее — размажет по земле с одного кулака, а вторым разотрет! Громадные ступни, тяжелая походка, небольшая голова.
Спик задумчиво почесал собственное брюхо. Он знал, чем грозит расстроить Хана. Но ведь если Маст не попадет в город, никто об этом не узнает! Мысль, внезапно пришедшая в голову, ударила как молотком. И он уже было хотел рявкнуть, а точнее пискнуть грозное, а в его случае, жалкое, «нет!», как Маст сунул свою мордочку в седельную сумку.
Бриллиант, ограненный, блеснул, обрадовав глаз.
— Это тебе на чай, поди пить хочешь, как собака, прости за каламбур. Ну так как, пустишь?
— Что ты ему дал?- шепнула на ухо завороженная Майнд, продолжая следить за каждым действием гиганта. Тот подошел к огромному — как раз ему по размерам, вороту, начав его с энтузиазмом раскручивать. Как будто только и мечтал о том, чтобы размять огромные, играющие мускулы.
— Драгоценный камень. Здесь они заместо денег. Надо отметить, я дал ему гораздо больше, чем хотел — надеясь, что слух у псов не настолько хорош, ответил Маст, потом прищурился.
Слоу сделала шаг в сторону, прошла немного веперд, но жеребец тут же ухватил ее зубами за хвост.
— Не ходи дальше
— Почему? Он же нас пропустил! — пегасочка недоумевала.
— Там пропасть. Селение алмазных псов гораздо глубже отсюда.
— Глубже?
Действительно, куда уж на данный момент было еще-то глубже? И так, в принципе, спутсились вниз по лестнице, прошли по продолговатому коридору, а теперь оказывается, что надо опускаться ниже. А внизу, перед ней — огромная пропасть. И она может туда свалиться, а крылья-то — крылья еще не пришли в себя. Она не сможет взлететь и спастись. Страшная сцена того, как она ломает себе ноги, возникла в ее голове, заставив ужаснуться и рывком отшатнуться назад. А потом она даже отпрыгнула, спрятавшись за спину единорога, потому

как снизу послышался звук, достойный рычания дракона. Маст ее страха не разделял, а наоборот загоготал, как умалишенный.
— Это же всего лишь лифт, чего ты испугалась?
И впрямь, чего это она испугалась? Столь нелепо Слоу еще никогда себя не чувствовала, прижала уши к макушке, обиженно поджала губы. Вот будет теперь молчать всю дорогу, ни разочку с ним не заговорит, даже словечка не скажет!
Впрочем, свой обет она тут же нарушила, как только оказалась на подъемной площадке. Она представляла из себя плотную, хорошо сколоченную деревяшку, с не менее прочными поребриками. От нее пахло свежей древесиной и лаком, как будто бы ее поставили сюда совсем недавно — и впрямь, поток гостей редко иссякал, а караванщики часто спускались в селение, дабы пополнить запасы, или просто переждать плохую погоду.
Механизм заскрипел, опуская их вниз.
— Почему они живут так глубоко?
— Потому что здесь у них есть хорошая защита от песчаных бурь и дождей. Более того, они не выносят солнечного света — попытался попроще пояснить единорог.
— Совсем-совсем? Прям ни капельки? — ответ, кажется, не очень убедил Слоу и она потребовала более лучшего пояснения.
— Ты хорошо видишь в темноте? — позабыв о вежливости, ответил вопросом на вопрос Маст, заставив тем самым Слоу замолкнуть. А может быть она замолкла оттого, что они приехали? Всего лишь минуту спускались и уже оказались на месте.
Неяркий свет зажженных фонарей ударил ей в глаза, уши же услышали звуки заунывной музыки и причудливую, зазывающую речь. Лифт вел прямиком к сельскому базару.
Разноцветные, сшитые из лоскутов, много раз заштопанные навески, деревянные подпруги, телеги — здесь рябило в глазах от происходящего.
Стараясь изо всех сил, дул во флейту тощий алмазный пес-заклинатель змей. Словно бы ему назло, змея пряталась в своей корзинке и вылезать не собиралась. Мешанина криков, запахов и звуков — вот что из себя представлял этот базар. Не ту развеселую шальную пчелу, которую описывали в каждой книге, а медленную и неторопливую, но громко жужжащую муху.
Неспешность поражала своими масштабами. Черношерстный алмазный пес, гордо сложив ноги под себя, приложил руки к груди и сидел на полотенце с закрытыми глазами. Верблюд, не такой как Мафусаил — другой окраски, стоял широко разинув рот, а соплеменник заклинателя змей заглядывал ему в рот с щипцами. Рядом с ними стоял серьезного вида пони-единорог, не переставая колдовать ни на секунду. Одет он был в белых, но уже запачканный халат.
Но Слоу никогда не видела ничего подобного. Это не могло сравнится с рынком в Понивилле, это не могло быть разухабистой ярмаркой, что устраивалось для пегасов лично от принцессы Селестии, и уж точно не красочное празднество и распродажа в Лас-Пегасусе, на которой всегда присутствовала принцесса Луна. А Слоу всегда любила принцессу Луну, вот как только увидела ее, так сразу же она и стала ее кумиром. Девушка облизнула губы, горя от нетерпения пройтись по рядам, посмотреть, пощупать и потрогать. Как это делали тут все.
Словно танцуя, одна из женщин — по крайней мере, ей казалось, что это женщина, алмазная собачка, более изящная, в накидке, скрывающей ее голову, подходила к каждому лотку. Больше всего ее, почему-то, привлекали именно яблоки. Чуть поодаль от всех стоял верблюд с довольной ухмылкой, в просторной чалме с султаном и торговал водой. Водой?
— Почему он торгует водой? — от такой несправедливости у Слоу просто все закипело. Да как он вообще смеет продавать то, что должно быть абсолютно бесплатно?
— Здесь нет воды, и почти неоткуда ее взять. А оттого она и является более ценной. Ничего удивительного, что на этом хотят заработать! — 
— Но ведь... — хотела снова возразить пегаска, но Маст ее перебил.
— Если они не будут ее продавать, то все останутся без воды и селение опустеет. Придется искать другие места, где вода продается или есть в свободном доступе. Последних мест, кстати, не так уж и много.
Майнд замолкла, опустив голову. Справедливость? Ведь несправедливо, вдвойне... втройне несправедливо продавать воду, если ее здесь нет! Ее надо продавать бесплатно, иначе другие могут попросту погибнуть! Так не должно быть!
— Так не должно быть — потихонечку шепнула она, словно отвечая Мап Сталкеру. Он снова погладил ее по голове, постаравшись успокоить. Молча, ни говоря ни слова — к чему? Разве он в состоянии ей объяснить почему так? Разве что снова повторить — здесь не Эквестрия?
— Идем — подбодрил он ее, зашагав впереди. Фонари давали достаточное освещение для того, чтобы не пользоваться своим волшебством.
К своему удивлению, Слоу подметила, что здесь живут и верблюды — наверно спустились, чтобы что-нибудь купить и некоторые пони. Хоть их и немного, но они есть! Как они сюда попали, ведь Мап Сталкер говорил о том, что... Наверно это были попросту другие караванщики, да! Он же рассказывал о том, что здесь пополняют запасы и отдыхают! Эта мысль прибавила ей уверенности — значит даже в этой чужой стране у нее будут друзья! Ведь пони всегда могут стать друзьями, нужно только постараться! Сюрприз всегда так говорила...

Глава четвертая

Эта глава, на данный момент, будет последней. Нет, дело не в том, что я бросаю писать фанфик или что его мало кто читает. Дело все в том, что у каждого есть своя мечта. Вот моя к примеру — стать писателем, издать хоть один свой опус, а потому покамест мне понадобится не меньше двух недель, чтобы один из этих опусов причесать и сделать удобоваримым. Пятую главу ждите ближе к июлю — масштабную, немаленькую, надеюсь что хорошую ;)Ах, да, еще кое что — все последующие главы будут гораздо больше чем предыдущие. Слоу — такая Слоу, пегасочка медленно думает, а потому приходится записывать за ней все-все. Приятного чтения ^^

Единственное, что до жути удивляло — это был необыкновенный базар. Слоу считала, что тут должны быть глотатели огня, развеселые балаганные певцы, маленькие обезьянки и непременно ловкий вор! Ведь именно так это описывалось в книге про Дэринг Ду.
Но все оказалось куда более прозаичнее. Вот уже в который раз покупатель пытался сбить цену на товар, а торговец, шельма, извивался лаской, но не уступал, а наоборот пытался продать подороже. И нельзя было сказать, кто именно победит в этом состязании. Потому как покупатель брал недовольством, а торговец — веским и льстивым словом. Пегаска облизнула высохшие губы, проследовав за Мап Сталкером.
— Эй, эй! Белокрылая! Ты только глянь, это седло отлично подойдет тебе! Оно просто великолепно! — Алмазный пес выскочил у нее прямо перед мордочкой, предлагая седло с множеством ремней для седельных сумок. Караванщикам именно такие были бы впрок.
— Купи, два рубина, самый цвет! — 
В руках у пса была здоровенная палка, на которую он опирался, при этом щурил маленькие глазки, будто в душу собирался заглянуть. На миг он ловко отскочил в сторону, стукнул верблюжонка, что очень пристально разглядывал что-то в его лавке и уже тянул мордочку — стащить что-нибудь поценнее. Детей здесь и в самом деле было много и они шныряли повсюду, пробегали поблизости, бесцеремонно толкались и уж совсем не стеснялись проскакивать даже меж ног. А может и не было ничего этого, потому как хитрец в тот же миг снова возник у Слоу перед глазами со своим седлом. Не желая обидеть услужливого работника базара, девушка решила хотя бы взглянуть. Пусть не купить, но хотя бы просто посмотреть — убудет от нее что ли? В глазах пса загорелся некий невидимый огонек. Азарт.
— Оно... для жеребцов ведь? Не для кобылок? — приостановившись поинтересовалась, а точнее уточнила Майнд. Седло и в самом деле больше бы подошло Мап Сталкеру.
— Да-да! Оно мужское, но вы же ведь, госпожа, вы прекрасно будете в нем смотреться! Пройдемте ко мне, мы примерим его, а я, что уж делать, скину цену до четырех рубинов!
Слоу в какой-то миг показалось, что цена вдруг резко изменилась и возросла, но возразить она не успела. Маст, заметив, что его спутницу уже начали атаковать надоедливые торговцы, тут же оказался рядом с ней.
— Эй, приятель, нам ничего не нужно. —
— Два рубина всего! — огонек азарта в тот же миг сменился на разочарование — пес разве что не разрыдался от такой неудачи. Ведь он то надеялся, что Слоу уже у него на крючке. И откуда только взялся этот треклятый единорог?
— Идем, идем. Нигде не останавливайся, ни с кем не разговаривай — даже если будут говорить с тобой. Мы тут совсем для другого. Да идем же!
Маст пробирался через толпу, словно раскаленный нож через масло, для Слоу же это было более проблематично. И если бы здесь было чуть посветлее, а крылья не болели — воспарила бы даже здесь. Эх, как же хотелось снова полетать — почувствовать доброе и ласковое небо. А солнышко будет греть тебе спинку — лети, да радуйся хорошей погоде. А как только устанешь и захочешь отдохнуть — вот тебе облачко — мягче всякой перины. Заваливайся-разваливайся в свое удовольствие, да похрапывай!
Пегасочка посмотрела наверх — угрожающе свисали сталактиты. Интересно, а как вот псы не боятся, что в один прекрасный момент один из этих камешков возьмет, да и сорвется вниз? Бухнется на какую-нибудь глинобитку — а их здесь было гораздо больше, чем на поверхности — стояли вплотную друг к дружке. Рухнет — и поминай как звали, плачь потом над тем, что нету твоего домика. А ведь может и покалечить! Если с домом проблему всегда можно решить — поселится у добрых соседей на некоторое время, то вот если покалечит — будет хуже. Однажды Слоу как-то сломала себе заднюю ногу. Подвернула копыто, когда приземлилась и охромела — потом пришлось два месяца ходить в лубках. Ну и беда же тогда для нее была — она не могла сойти с кровати, полететь играть со своими подругами. Хорошо хоть, что Сюрприз и Фасти Винг постоянно находили время, чтобы навестить ее. Лиловые воздушные шарики и звонкий смех...
Пока девушка разевала рот, поглядывая в небо, вспоминая махровое детство, которое, как теперь уже казалось, как будто было сотни лет назад, ее снова окружили. Мап Сталкер куда-то улизнул, не заметив отсутствия девушки.
Маленькие алмазные псы, еще не подростки — обыкновенные малыши обступили ее со всех сторон. Один из них уже гордо восседал у нее на спине и пробовал на вкус гриву, другой приподнял левое крыло, с интересом наблюдая — что же будет дальше? А любопытство того, что был младше остальных, почти еще карапуз и заглядывал ей под хвост и вовсе было трудно пояснить.
— Бакшиш... дай бакшиш! — требовательно заголосил крупный, толстенький щенок, с милыми глазами и выбитым клыком. А может быть этот клык у него сам выпал? Дети, они же когда растут, зубки иногда сами выпадают, да и...
Ее снова потянули за гриву, заставив зажмуриться. Она приподняла переднее копыто, и под ним сразу же проскользнул еще один маленький песик. Щенков стало гораздо больше — им хотелось от нее того самого бакшиша. В глазах горела жадность и просьба. Дай! Дай!
Она зажмурилась от страха, боясь и не зная что делать. Что же с ней теперь будет? Хотелось позвать Мап Сталкера, крикнуть во всю глотку, а разум прямо так и подсказывал — да, именно это и есть твое спасение! Она попыталась сделать шаг назад, но ничего не вышло. Ее словно зажало в тиски, и что там — вот-вот кто-то могучий, как давешний Спик, начнет поворачивать огромный ворот, все более и более ее сжимая.
Но звать жеребца ей не пришлось.
Словно самый настоящий рыцарь из темного леса, он показался из равнодушной толпы, отталкивая мальцов в сторону, торопясь на спасение несчастной кобылки, выставив вперед рог. Словно вот-вот примется бодать им бедных детей. Слоу даже призадумалась над тем, кого ей больше жаль — детей или же саму себя? Ответ на вопрос никак не хотел появляться.
Но Маст сбавил ход, как только оказался поблизости.
— А ну брысь, шантрапа! Сейчас по носу получите! — угрожающе заявил он, оттолкнув от себя щенка, взирая на всех остальных. При помощи магии он снял с нее всадника, деликатно убрал бесстыдника заглядывающего под хвост, отодвинув его в сторону, как мешающее барахло.
— Бакши... — было дело снова затребовал наглец, набрав воздуха в легкие, но посмотрев на грозного Маста, тут же отскочил в сторону и поторопился прочь. Детишки разбегались как стая саранчи от голодной птицы. Словно маленькие крыски — только хвостики и мелькают за поворотами. Эти всегда умели выбирать для себя беззащитную жертву. А по ночам, поди, шныряют с кастетами или заточками, финансово помогают семье. Подумав над этим, Мап горько усмехнулся. Однажды вот так же подловили и его ночью. Пришлось отдать все, что было — не бросаться же на рожон и в самом деле.
— Я... я задумалась и остановилась... я очень испугалась — Слоу чувствовала, как ей хочется прижаться к Сталкеру, оказаться в критической близости от него — и плевать что на это подумают другие. Плевать, потому что ей страшно, ей хочется чтобы рядом был кто-то сильный, большой и кто может ее защитить. Так же, как это только что сделал единорог.
Жеребец, кажется, не сразу сообразил, а может и вовсе об этом не подумал.
— Никогда тут лучше не останавливайся —
— Почему они окружили меня? Почему они хотели от меня бакшиш? А что такое бакшиш? Это деньги ведь, да? — Слоу чувствовала себя пулеметом, выплевывая из себя вопрос за вопросом, не боясь при этом захлебнуться.
— Ты для них чужачка. Ты пони
— Тут, я видела... тут много других пони! — возразила Слоу.
— Не так много, как ты думаешь. И они тут уже давным-давно не новички. Понимаешь ли, чужаков... ну, приезжих тут не очень жалуют, если не знают. Меня вот, к примеру, уже знают, а тебя нет. Чужаки для местных детей — нечто вроде телег с благами. Приезжают и раздают.
— Не поняла.
— Ну как тебе доступнее объяснить? А, вспомнил! — Маст тут же принялся рассказывать давнюю историю. Сказ был о том, как раньше был очень богатый пони, приехавший сюда и он очень много раздавал и денег и всего прочего местным детям. А сейчас они просто уже обнаглели и его требуют сами. Слоу пыталась переварить полученную информацию. Как это так — требовать? Подобное отказывалось улечься у нее в голове. Это же должно быть очень нагло и неправильно! Это плохое воспитание. Девушке стало жалко этих маленьких проказников, за которыми так плохо следят родители. А может быть она просто ошибается? Может так и должно быть? Мап Сталкер словно прочитал ее мысли.
— Понимаешь ли, здесь просто такая культура. Вот у нас, к примеру, принято стукнуться копытом в знак приветствия или же скрестить рога. У них совсем другое представление о гостях. Ты для них чужая, можно даже сказать...эээ... неверная. — Маст долго подбирал слово и наконец разродился на выдохе.
Слоу, кажется, ответ совсем не понравился.
— Неверная? Что это значит? Не такая, как они?
— Да, ты правильно мыслишь, малышка. Итак, мы пришли. Заходи вперед, а то вдруг ты увидишь какую-нибудь птичку. А я ведь не всегда могу быть с тобой рядом всегда. Давай-давай, не дуйся и шагай увереннее! Он подтолкнул ее головой, слегка боднув рогом
Девушка вошла в крепко сбитую хибару, сделанную на манер остальных. Вот только выглядела она гораздо более надежней и крепче, чем соседние.
В ноздри сразу же ударил знакомый с детства запах. Лаванда и мята. Лимон и роза... Она тут же поспешила внутрь, словно это сулило ей облегчение. Будто она вот-вот там встретит свою маму с кувшином и жужжалкой-пчелкой. И кисточки с красками. Ей почему-то подумалось о том, что среди всех песков, странных обычаев, наглости торговцев и детей, здесь, и нигде больше, таится секретная дверь, обратно, в детство и Эквестрию.
Но внутри оказался зебра. Подросток зебра.
Поначалу ей показалось, что это девочка, но он вдруг заговорил вполне мужским баритоном.
— Кого там принести? — он говорил растягивая слова, как будто хотел сказать их как-то иначе, но получалось лишь только это. А потом он увидел девушку с растрепанной гривой, грязную и взбалмошную. Словно бы ее только что вывалили в грязи, а после этого искупали в ближайшей луже.
Слоу почуяла в этом взгляде укор и удар насчет своего внешнего вида. Зебра был более тощим, на его фоне она казалось самой настоящей толстушкой. Захотелось присесть, усадить куда-нибудь свой зад, скрыть его — чтобы никто не видел его ширины. Краска смущения и стыда тут же возникло на ее поняшьей мордочке, заставив отвернутся в сторону.
Маст нисколечко не стеснялся того, как выглядит — а видок, стоит отметить, был у него еще тот. Гулко кашлянув, он заговорил, видя что его подруга не способна выдавить из себя ни звука.
— У нее повреждены крылья. Мне кажется, простое перенапряжение мышц. Есть что-нибудь?
Слоу искала глазами того, к кому именно обращается жеребец. Ведь здесь никого нет, кроме этого ребенка, или же этот зебра и есть...
Майнд вдруг решила, что потерпит до того момента, как ее крылья заживут, нежели доверит себя какому-то мальчишке! Что еще за глупости?
— У меня есть отличный мазь! — подросток словно
В хижине висели пучки трав, в отличии от жилища Мафусаила тут было полным полно всяких баночек-скляночек. Откуда то шел резкий запах благовоний, перебивая все остальные. Одиноко висела высохшая ветка омелы. С ней вроде даже связан какой-то любовный ритуал, вот только какой? Слоу не могла припомнить.
Юный знахарь медлил, подойдя ближе. Майнд чуть привстала в попытке сделать шаг назад, но у нее не получилось, точно так же, как на улице. Сейчас, словно в гранитную стену, она уперлась в Маста.
— Ну чего ты? Испугалась что ли? — с какой-то злой иронией поинтересовался он. Надоело с ней нянчится и возиться, следить как за дитем малым? Злость в девушке взяла верх и она обижено отвернулась от него. А к зебре наоборот сделала шаг ближе — не боится она, мол, никаких знахарей и мазей!
Откуда здесь травы? Здесь, в этой пустыне? Где не растет ничего, кроме больших и колючих-преколючих кактусов? Слоу даже накололось на один из них из-за своей неосторожности.
— Твоя расправить крылья — проговорил подросток, отвинчивая ртом пробку, и нахмурившись.
— Откуда он здесь? — шепотом поинтересовалась девушка, хотя это и прозвучало слишком громко.
— Ну... он живет здесь с своего самого рождения — пояснил Маст с некоей долей задумчивости. Словно пытался что-то припомнить, да никак не получалось. Наконец, он выдохнул.
Зебренок оказался шустрым малым и уже намазывал что-то дурнопахнущее по крыльям девушки. Слоу не сопротивлялась, продолжая показывать чудеса собственной мужественности. Ты смотришь на это, Сталкер, ты видишь, что я ничего не боюсь? Она и сам не знала отчего, но хотела утереть ему нос. Как будто что-то доказать, как в школе: быстрее лететь, выше парить, ниже падать...
Мап Сталкер не стал медлить и уже заранее полез за деньгами. Но на этот раз у него в зубах появилась не очередная находка геоманта, а самые обыкновенные Эквестрианские монетки. Зебренок лишь только кивнул в ответ, дав понять, что согласен на такую оплату. В голове у Слоу в тот же миг все смешалось — да как же оно так может быть? Ведь эти деньги здесь совсем не этого... ну как вот его. Не контируются! Слоу припомнила слово и чуть не выплюнула его вслух. Она с удивлением смотрела насколько ловки неподкованные копытца подростка. Он был осторожен, что-то приговаривал — звучало зловеще. Захотелось убежать и спрятаться, заползти под какой-нибудь булыжник. И не вылезать до тех пор, пока не станет так стыдно за саму себя. Укор со стороны Маста, не озвученный, но от этого не менее болезненный бил в самую точку — нельзя же и в самом деле быть такой трусихой!
На удивление, Слоу очень хорошо приняла укор и набралась смелости. Чуть притопнув копытцем, она обернулась, дабы посмотреть на то, как зебра делает свою работу.
— Как тебя зовут? — вдруг вырвалось у нее и она прикрыла рот копытом. Как будто бы хотела поймать вылетевшие слова и запихнуть их обратно, а может вдруг поняла, что говорила не она? Но как это могла говорить не она, когда точно она!
На щеки накатил стыдливый румянец от осознания своей глупости.
— Моя звать Саламби — совсем без стеснения, будто слыша этот вопрос по тысячу раз на дню, с какой-то грустью произнес парнишка. И отчего Слоу вдруг так стало неловко, будто она заставила его признаться в краже ведра с яблоками?
— Саламби — опытный знахарь — подозревая, что пегаска всего лишь играет роль и напускает на себя важности со смелостью, проговорил Мап Сталкер, стоя в углу. Ему хотелось есть и неприятно заурчало в животе. Отхлебнуть бы сейчас супчику, да закусить хлебушком. Он уже так и видел, как вгрызается в серую мякоть с коричневой корочкой, прикусывая сладким яблочком. Эх, вот как вернется обратно в Эквестрию вместе с этой дурашкой — уж точно не откажет себе в удовольствии. Главное помнить только об одном — не особо тратиться на все и вся. Деньги нужны ему совсем для другого. Чтобы он мог купить здесь товар и вернуться с ним в Эквестрию. А потом, продав его там, накупить чего-нибудь другого и идти сюда. Саламби вот, к примеру, частенько заказывал какие-нибудь сушеные травы или же писчую бумагу, что здесь было достать проблематично.
Слоу в тот же миг перестала сомневаться в опытности лекаря, как ей вдруг резко полегчало. Это как с зубом — вот болит он, болит, а потом рррраз! И перестал и словно бы ничего его все это время не тревожило, а боль тебе лишь только приснилась.
От неожиданности она даже хлопнула крыльями, это произошло произвольно. Саламби в тот же миг отстранился, а вот девушка наоборот готова была затискать его в своих объятиях, крича от радости! Они больше не болели! Они были в норме, она снова сможет летать!
Будто желая поскорее проверить это, она поднялась невысоко воздух, пока не стукнулась макушкой о потолок, осыпав немного глины наземь. А потом, глупо хихикнув, опустилась обратно, с благодарностью глядя на своих спасителей. Теперь она была обязана Масту гораздо больше, чем ранее. Он ведь платил за нее, он вел через пустыню, делился водой и. наверно, сегодня вечером уступит ей ту единственную койку, а сам завалится спать где-нибудь на заднем дворе. Желание любить весь мир одновременно усиливалось с каждой секундой. Побочный эффект от мази? Все возможно.
— Моя спрашивать — куда Мап Сталкер идти? Моя хотеть знать — Саламби, впрочем, представлял из себя вдруг ожившую статую. Ни одного мускула не дрогнула, радость пегаски — обыденная норма. Он, должно быть, лечил таких как она по сотне... нет, по две сотни на дню! Не зря же у него на крупе замысловатыми штрихами выложена кьютимарка — лист какой-то загадочной травы. На Слоу навалилась одновременно усталость и разочарование — вот, даже у этого мальчишки уже есть особый талант. А она выросла такой здоровенной дылдой и все еще в свободном поиске. Словно тунеядка какая — да даже хуже! Даже у лентяев, можно было поспорить, были кьютимарки истинных лентяев. Это она хуже бездельников, выходит? Хуже вообще всех-всех?
От подобных мыслей хотелось поджать губки и с обидой в голосе, устроить небольшую истерику. Расплакаться, совсем как маленькая, орошая пол самым настоящим дождем слез.
— Редслалом — недолго подумав, отозвался Мап Сталкер, почему —то с недовольством в голосе. Не хотелось брать с собой еще одного попутчика? А ведь очевидно, что Саламби задавал вопрос не из простого любопытства.
— Моя хотеть идти с твоя. Твоя согласен? — подросток окунул мордочку в стоявший на полу кувшин, и жадно сделал несколько глотков. Маст решил, что кивка будет достаточно. Слоу промолчала, хотя ее и распирало от вопросов — а чего это вдруг зебренок захотел идти вместе с ними? Хотя и неудивительно — все таки Мап Сталкер обладал талантом знать точное направление. Ну не самое ли это главное в том месте, где есть только песок и трижды проклятый песок?
Настало время перекусить. Майнд жутко интересовалась — что же такое едят алмазные псы? Запахи, идущие из разных уголков селения, даже на базаре, щекотали ноздри. Да и покушать все-таки хотелось — почти целый день ни маковой росинки во рту!
Под круп Слоу подставили мягкий матрас, услужливо предлагая сесть.
— Расслабься. Садись и получай удовольствие
— А ты мне пояснишь? У них, наверно, тут свои традиции, да? А что мы будем есть? Ох, не отказалась бы сейчас от овса или моченых в сахарном сиропе яблок. И сам сироп бы тоже выпила! — Слоу облизнула губы с огромным удовольствием, предвкушая угощение. Наверное, это должно быть что-то необычное.- А вот люцерну терпеть не могу — на всякий случай решила поделится своим мнением девушка.
И в самом деле, е могут же алмазные псы есть какую-нибудь там люцерну — как она ненавидела ее в детстве, аж до тошноты. Вот даже если бы ей сейчас предложили люцерны, несмотря на весь свой голод и аппетит, она бы отказалась. Ну право же слово!
Маст кивнул головой, но как-то грустно посмотрел в сторону. Слоу решила, что это не имеет никакого отношения к предстоящему

обеду. Это он, наверно, задумался о чем-нибудь своем.
Мальчик алмазный пес, Слоу тут же признала его, подбежал к ним, держа в руках маленький кувшин с водой. Этот негодник заглядывал ей под хвост там, на улице, будто надеялся найти там нечто необыкновенное. Или долгожданный и требуемый бакшиш.
Сейчас же пряча глаза и стараясь не смотреть на пегаску, он в нерешительности остановился рядом с ней. Слоу точно в такой же нерешительности уставилась на единорога — ну, что делать-то хоть надо? Или сказать?
— Опусти туда свои копыта — деликатно подсказал Маст. В руках у мальчика уже появился небольшой тазик, который он поставил рядом с девушкой.
— А это чилимчи — не заставил себя ждать жеребец, продолжая пояснять. — Туда должна стекать вода после помывки. Ну-ну, смелее!
Слоу прополоскала копытца, а потом кувшин проследовал к Масту. Единорог вдруг загадочно усмехнулся, но ничего больше не сказал. Что он еще там задумал? Свою очередную подколку? Желудок Слоу подсказал ей о том, что все это может и подождать совсем не деликатным и громким урчанием.
Два других мальчика, дождавшись, когда их соплеменник уйдет, шустро оказались поблизости, расстилая большое полотенце перед двумя гостями. Сегодня они были единственными в так называемой едальне.
— Что будет в меня? Ну же, ну же... — юная пегаска просто таки сгорала от нетерпения, а эти псы, желая угодить, соблюдали все свои мыслимые и немыслимые традиции. Еще чуть-чуть — и она точно сорвется на крик.
— Пусть это будет сюрпризом. Впрочем, по запаху я и так знаю, что будет — отмахнулся Маст.
— Что ты хочешь этим сказать? Нам не предложат ничего выбрать? — удивлению не было предела и на красивом лице Майнд вдруг ярко вспыхнул красный румянец. Не стыдливый, скорее от непонимания происходящего, живой такой румянец, красненький. Как на щечках у Сюрприз, когда она радуется удачно сказанной шутке.
— Ну, понимаешь ли, они тут не держат разносолов. Будем есть то, что подадут.
— А потом... можно мне будет где-нибудь... вымыться? — а вот тут ей уже стало действительно стыдно. Он отрицательно покачал головой, считая вопрос риторическим.
— Быть может денька через два-три, как только дойдем до Редслалома. Там есть умывальни, да и цены там не так кусаются, как здесь.
— А как же тут тогда моются? Ну, те, у кого денег не хватает. Ты же говоришь, что в этом куша... киша...в чем-то там стоит очень дорого — запомнить мудреное слово «кишлак» Слоу никак не удавалось.
— Да как тебе сказать... не особо-то тут и горят желанием мыться. Ладно, просто не думай об этом.
Перед ними поставили небольшой котел, в котором плавало что-то неопределенного вида. То ли в прошлой жизни это было луком, то ли — помидорами, точно теперь уже и не скажешь. А масса была густой, пряной, быть может и не очень приятно пахнущей. Ко всему прочему, подали еще и здоровенные куски хлеба, некогда бывшие единой лепешкой.
— Что это? — Слоу даже не знала, осталось ли хоть что-нибудь от ее аппетита. А люцерна, в прочем-то, не такая уж и не вкусная, если подумать.
— Тыквенная похлебка с чечевицей. Честно признаться, не помню, как уже называется. Есть надо так — берешь кусок хлеба зубами и макаешь в котелок. Ну, вообщем-то так и едят.

Призывно сверкали звезды. Здесь, далеко от дома, они казались такими близкими, но в то же время — такими чужими. Не было того ощущения, что это свое. Родное. Нет, это чужая страна. Казалось бы — небо всюду одинаковое. И луна одинаковая, мерно отмеряющая свой цикл, то убывая, то прибавляясь. И звезды, ну вот как же без этих маленьких ярких точечек, всюду одинаковые. Ан нет, совсем не такие, как там, рядом с Клаудсделойм.
Будучи малышкой, Слоу нередко вылетала по ночам, дабы рвануться им навстречу. Прохладный ветер в вышине неистово и бессовестно гулял у нее под ночнушкой. Он игрался с ее гривой, принимая в свои объятия взбалмошную девчонку. А крылья, еще неокрепшие, неспособные долго держать полет, того и гляди обещали сложится.
Может стоило сделать здесь тоже самое? Взмыть в небо, закружится в танце звезд, слушая тихий стрекот сверчков и кузнечиков, уханье сов и вой далеких древесных волков? Да вот только нет тут их...
Словно желая ей возразить, где-то вдалеке послышался протяжный вой — пугающий, от которого замирало сердце в груди. Она чуть-чуть приподнялась на лежанке, глядя в темнеющую даль. Барханы да и только, ровно уложенные. Красиво, печально и пугающе.
Хотелось спросить у Маста, кто это воет, но тот захрапывал и даже не стеснялся, вращаюсь на полу не хуже юлы.
Тянуло в сон, но спать не хотелось — почему так? Столько впечатлений и все за один день! А что будет завтра? Чем смогут удивить ее эти земля на следующий день? Хотя, наверно, все таки ничем. Маст сказал, что до города придется идти не меньше двух суток, а значит будет только лишь пустыня. Опять этот рыжий пейзаж на горизонте и яркое солнце. Интересно, а что, если вдруг солнце бы захотело вопреки Селестии взять, да и подняться зеленого цвета? Ответ сам собой пришел к ней в голову — спроси пустыню. И она улыбнулась, проваливаясь в сон. И почему надо обязательно засыпать, когда устаешь, ведь так хотелось поразмыслить, обдумать, обглодать, словно хищники кость все произошедшее. Но организм требовал своего, заставляя все глубже и глубже проваливаться в бездну сновидений...

Всегда нужно полежать хоть немножечко, чтобы кусочки улеглись. Отдохнуть, а потом, чего уж там, подремать чуточку или помечтать. Поспать она всегда успеет. За день так много устаешь — от насмешек в школе, от придирок учителей, от веселых игр с друзьями. Единственная, от кого она никогда не уставала — любимейшая мама Дерпи Хувс. Лучшей мамы, наверно, нельзя и желать на свете! Динки изо дня в день думала только о том, как бы поскорее вернуться домой и развеяться в ее компании. И пускай у нее немного скошенные глаза, а над этим многие посмеиваются, отворачиваясь или же шепча в сторону. Пускай. Ведь это ЕЕ мама, самая лучшая, самая красивая.
И самая добрая.
Дерпи осторожненько, цокая копытцами по деревянному полу, вошла в комнату дочери — если Динки уже спала, она обязательно поправляла ее маленького плюшевого ослика, подтыкала одеяла и, улыбаясь, гасила свет, стараясь без скрипа закрыть дверь. А иногда, словно предчувствуя нечто, она оставляла один, но самый крупный маффин именно для своей любимой единорожки и прямо в ее комнате — проснется и будет сюрприз! Как же ей нравилось слышать ее счастливые и радостные вопли, этот насмешливый визг, который нельзя ни с чему спутать.
Быть может у кого-то есть богатство, золото монет привлекает глаз, слепит. Драгоценные камни лежат отдельными красочными и изящными горстями, а свет играет на их шлифованных камнях. Дерпи обладала большим богатством.
Быть может где-то сейчас фиолетовая единорожка, сидя в своей библиотеке осваивает двадцать шестой вид магии, а ее домашний и ручной дракончик, прыгая от радости, документирует это на бумаге и просит наколдовать ему усы. Но серой пегаске с пузырьками на крупе было плевать на подобную чепуху — ведь у нее есть куда более сильное волшебство, куда более мощная магия.
А может быть, вдруг, утирая пот со лба, ЭпплДжек, работая на своей ферме, останавливается, дабы посмотреть и увидеть замечательный пейзаж — каскады растущих яблонь, половина из которых уже обобрана, вторая же еще ждет облегчения. Но златогривка и не думала любоваться пейзажами. Здесь было кое что гораздо более прекрасное, чем это.
Богатство, магия и красота — все это была лишь ее маленькая дочка, свою жизнь которой Дерпи решила посвятить от начала и до конца. Заботится о ней, защищать, а самое главное — любить.
Полы предательски скрипнули, выдавая ее присутствие. Динки хихикнула — тихо и почти неслышно, приоткрыла один глаз, но тут же его закрыла. Ее мама подошла, отрицательно покачав головой и видя. Что одеяло начало сползать на пол — а значит следовало поправить.
Как только Дерпи нагнулась, Динки тут же, игриво и с заливистым смехом, ухватила ее за шею, прижавшись всем своим крошечным тельцем. Малышке отчего-то казалось, что если крепче прижимаешься, тем больше показываешь насколько любишь.
— Так ты не спишь, моя непоседа? — вопросом ответила ей на это Дерпи. Так бывало уже не в первый раз и каждый из них — она самая счастливая мать на свете. Крылья пегаски сами собой раскрылись, но она не стала их складывать. Динки частенько любила потрогать их, потереться о мягкие перья.
— Расскажи сказку! — требовательно и в какой-то мере даже нагло попросила девочка, отпуская маму. Дерпи тут же выпрямилась, призадумалась — о чем рассказать в этот раз? Как будто желая ей подсказать, за окном где-то вдалеке завыли древесные волки. Единорожке не нравился этот вой, она даже сжималась, как от страха. Эти треклятые волки часто мешали спать, завывая на луну свои странные песни.
— А давай про волков? — нашлась златогривая пегасочка. Динки, надо отметить, наверно, две сотни раз уже слышала эту историю, но никогда не уставала. Ей нравилась история про караванщиков и волков. И про далекую — очень далекую, отсюда не видно, пустыню.
— Давай! Давай! — Динки не протестовала, лишь только закрыла глаза и откинулась назад, обратно на подушки.
— Ну, тогда слушай. — Дерпи набрала в грудь воздух...

— Для чего вы вообще нужны? — с недовольством в голосе спросила Слоу Майнд, плетясь следом за Мастом. Медленнее ее вышагивал только Саламби, спокойной глядя впереди себя. Он как будто бы впал в особый транс и молчал, не слушая и не вмешиваясь. Слоу пыталась с ним заговорить, но он лишь только молчал.
— Кто именно? — отозвался караванщик-единорог.
— Ну, караванщики. Что вы тут вообще делаете?
— Ну, мы осуществляем обмен на государственном уровне. Вот, к примеру, как думаешь, откуда берутся шелка и пряности? Ведь их делают алмазные псы. В обмен мы даем им драгоценные камни, золото
— То есть, вы обычные торговцы, так что ли? — Слоу призадумалась над этой темой. А и в самом то деле — в Поннивиле, Клаудсдейле и Кантерлоте нередко появлялись довольно таки необычные вещи. Некоторые из них можно было использовать только в том случае, если у тебя есть пальцы, как у дракона. Или как у алмазного пса.
— Ну, можно сказать и так. Продукты, металл и прочее — это все поставляем мы. Сюда и обратно, понимаешь?
— А почему, к примеру нельзя создать целую дорогу и не мучаться с такими одиночками, как ты?
Мап Сталкер аж поперхнулся от этого вопроса, мотнул головой из стороны в сторону, а, откашлявшись, громко рассмеялся над вопросом.
— Что ты гогочешь, как полоумный? Ответить нечего? — Слоу брала бессильная злость. Не нравилось бедняжке, когда над ней кто-то смеялся, а то что Маст хохочет именно над ней сомнений никаких не было.
— Ты знаешь, тебе бы выступать где-нибудь. Пойти, к примеру, в Хуффингстон. Кладу свой хвост на отруб, что твое шоу будет получше, чем у Великой и Могучей Трикси.
Имя было знакомым, но Слоу не придала этому особого значения. Сейчас ее волновало совсем другое. Обида вскипала в душе, норовя вырваться очередной истерикой. А что, если он вдруг подумает, что она истеричка? И чего это она вообще думает о том, что он подумает? Столь сильное мыслеизлияние ударило в голову Слоу и она начала шагать все медленнее и медленнее, пока сзади ее не подтолкнул Саламби.
— Твоя идти быстрее. Твоя не мешать моя. Моя думать
— Хмпфф, тоже мне, великий мыслитель! Понь полосатый, вот ты кто, а не зебра! — обиженно буркнула она подростку в ответ и показала длинный язык — мол, на, выкуси!. Саламби никак снова не отреагировал.
— Знаешь, цепь караванов невозможна. И путь большой с дорогой тоже невозможен. Караванщики, конечно, иногда объединяются вместе для того, чтобы пересечь пустыню с более ценным грузом, но это бывает слишком редко. Кстати, глотни-ка водички, что-то ты уж слишком... бурная.
Маст был прав. Слоу вымоталась, поднялась рано утром и совсем не выспалась. Непривычно было спать в чужом месте, ночью выли треклятые волки и еще она думала о звездах. Вот, а сейчас ее клонило в сон, хотелось прилечь где-нибудь в тенечке, да забыться на часок другой. Но тени не наблюдалось даже в ближайшем будущем. Быть может, только с наступлением вечера. Благо, что до этого осталось не так уж и много.
Фляга перекочевала к ней в копыта и девушка сделала парочку затяжных глотков. Вода была не холодной и не живительной, казалось, что она только раздражает ей глотку, дразнит желанной влагой.
Тишина быстро надоедает, особенно когда идешь вместе с компанией. Разговор-то все таки разбавляет дорогу, делает ее короче, а если идешь вместе с друзьями — путь и вовсе превращается в удовольствие. Слоу не хватало именно этого. Ну какой интерес тупо идти вперед, обливаясь потом и утираясь собственной головной накидкой, мечтая о глотке воды? Глотку, конечно, драть и петь песни не стоило, но немного развлечь себя стоило.
Майнд решила для самой себя, что ноги за сегодня поработали достаточно, а потому взмахнула вылеченными крыльями — а Саламби таки хорошо знал свое дело, стоило его за это поблагодарить! И поцеловать Маста за то, что он ее привел к нему. Румянец стыдливости возник на ее щечках, но они лишь только игриво хихикнула, поднимаясь в воздух. Ветер хлестнул ей в мордочку — неприятный, пыльный и полный песка, но все таки она снова в небе. Разве это можно сравнить с каким-нибудь другим чувством? Это как ноги для безногого, язык для немого, слух для глухого! Это нельзя описать — это можно только почувствовать.
Она расхохоталась — быть может слишком зловеще, а может слишком радостно, и устремилась к единственному облачку на небе. Если бы здесь жили пегасы, то им, верно, было бы слишком мало работы. Облаков нет. Разгонять нечего, хотя... Если тут собрать пару взводов из Клаудсдейла, договорится с облачной фабрикой — можно было бы превратить эту землю в сад. В прекрасный цветущий сад.
Облачко было небольшим и, кажется, чувствовало себя не очень уютно, вот-вот готовясь исчезнуть, испариться. Но Слоу этого не допустит — она подтолкнет его, даст ему достаточно инерции и будет путешествовать на нем, как на перине. Мысль пришла внезапно, норовя стать одной из гениальнейших — ну а почему бы и нет, в конце-то концов? Это пускай такие упертые ослы, как Маст и его дружок Саламби прут пешочком, а она — особа утонченная! Девушка всегда должна оставаться элегантной, изящной и слабой, где бы она ни была. Интересно, а что там сейчас делает Сюрприз? Наверно задумывается о вечеринке в честь ее возвращения. Пускай взбалмошная пегаска и не знает, когда Слоу вернется назад, не знает даже о том — вернется или нет, но она всегда готова преподнести какую-нибудь неожиданность. Эдакий сюрприз, который хоть и не ждешь, а он, словно непрошенный гость, лихо вламывается в твой дом.
Облако оказало неистовое, воистину достойное лучшего применения, сопротивление, когда ее захотели обуздать и принудить выполнять работу. Дикое облако, необъезженное, в Клаудсдейле такому бы были рады. Особенно Рейнбоу Дэш — если она видела облака дикое, то это было для нее вызовом испытать свои собственные силы. Для нее не было ничего лучше этого. Ничего, воздушная перина, ничего! Мы на тебе еще полетаем, азарт множился в Слоу, разогревался, придавая сил и уверенности.
Крылатая кобылка накинулась на белого неслуха, заламывая и взбивая его копытами. Облако коснулась, не желая подчиняться и стараясь скинуть потенциальную хозяйку. С чего это он вдруг должен ей служить?
Но Майнд оказалась опытной пегаской, она рванула этот белый кусок, похожий на воздушную сахарную вату, на себя, используя его собственную силу, а потом ухватив, осторожно, как будто нежничая, укусила зубами. Если бы облако было зверем, наверно, вскрикнул от боли. А вот будь Слоу единорогом или земнопони — то лишь только клацнула бы челюстями или провалилась вниз. Облака принимали в свои объятия только пегасов и только их могли удержать в небе.
Облако покорилось, медленно снижаясь вниз. Саламби, независимо и не глядя даже перед собой, шагал далеко впереди, а на небо смотрел Маст, обливаясь крупными каплями пота и что-то бормоча себе под нос. Наверно, уже не первую минуту здесь стоит — заботится о ней, волнуется? А это все становилось более забавно, чем когда-либо.
Она проплыла над ним на облаке, свесив переднюю ногу вниз, и развалившись в позе барина. Пускай завидует, пускай любуется. Крылья сами собой сложились на боках, мускулы отдыхали. Да, наверно, пока еще рано летать так быстро и так стремительно, несмотря на то, что их вылечили. Ведь мазь, наверно, действует не сразу, а за сутки, за двое. Хотя боль вчера прошла сразу же.
— Ты... маленькая мерзавка! — вырвалось у Маста, он даже топнул копытом. Рог ярко засветился, а облако потянуло вниз. Единственная возможность для единорога ухватить облако — применить свой волшебный тиелекинез.
— Ты чего? Я всего лишь хотела немного размяться! — обиженно буркнула она ему в ответ.
— Полетать, значит, захотелось? Ты, гляжу, головой только овес жуешь! — 
— Да что там такого со мной могло случится в небе? Я же пегас, я должна летать!
Маст промолчал, злобно оскалившись, не собираясь больше говорить на эту тему. Сплюнул на землю, не хуже верблюда и пошел быстро, стараясь догнать Саламби. Слоу подтолкнула свое новое средство передвижения, хотя и желание подремать у нее пропало. Да что она такого сделала? Почему он так разозлился? Чего он такого может знать о небе, чего не знает она? Ведь она же пегас. Живет в Клаудсдейле, гоняет облака туда-сюда, уж ей ли не знать о ветрах, небе и всем прочем? Глупость, бред какой-то! Или же Маст недоговаривал, умалчивал нечто важное, но о чем рассказывать не мог. Интересно, а считает ли он ее своим другом? Наверное нет, ведь у друзей нет друг от друга секретов.
Осознание этого заставило ее обиженно поджать губки. А вот и Дискорд с ним, не будет она ним разговаривать до тех пор, пока прощения у нее не попросит! Уж лучше с Саламби заговорит, быть может хоть сейчас он будет более разговорчивым?
— Эм... привет? — не найдя большей глупости в своей бедовой голове, спросила Слоу. Ну и в самом деле, а как бы вы начали этот разговор?
Зебренок, вот чудо, приподнял голову и посмотрел на нее с какой-то странной улыбкой на лице. Задумчивой такой, кривой, неполной, загадочной. Ну вот прям как будто скажет сейчас что-то многозначное, похвалит ее. Она попыталась улыбнуться в ответ, чувствуя нарастающую неловкость. И от способа передвижения и от вяло завязывающегося разговора. Она ожидала большего.
— Слушай, а тебя правда зовут Саламби?
— Твоя спросить пустыню — только и произнес подросток, и продолжил улыбаться.
— Эм... ну... а что это была за мазь? Ну, та, которой ты мне крылья намазал? У тебя еще есть? — не отставала Слоу, перевернувшись на спину — в такой позе любила лежать ее знакомая Рейнбоу Дэш. А ей то еще всегда казалось — как она так может? Ведь непривычно, неудобно и совсем неприлично, а сейчас... сейчас же мнение резко изменилось. Это оказалось очень комфортно, можно было расположиться как лучше, да и крылья совсем не мешались, не мялись, как ей казалось.
— Твоя спросить пустыню — не меняя интонации повторил мальчишка, с тем же выражением лица. Слоу на какой-то миг даже показалось, что она никакогов опроса не задавала, а просто выдумала его в

своей голове, как и эту сценка. Она решила попробовать еще раз. Мап Сталкер шел впереди, иногда приостанавливался на мгновение — его рог загорался, а потом продолжал путь, стараясь не обращать на своих спутников никакого внимания. Как будто они для него лишняя обуза, груз, от которого он рад избавиться. Мол, ползут где-то там за спиной, ну и ладно! Не потеряются. Он словно бы специально увеличивал расстояние между ними, а быть может он хотел вот таким образом напугать Слоу? Дескать, останешься вот тут снова одна — не страшно будет? Не испугаешься, не завизжишь, не заплачешь? А вот и не заплачет, даже не пискнет! Если он такой обидчивый сухарь, ну так пусть и идет там впереди! Не будет она с ним говорит! Обида раздувалась до неимоверных размеров, грозя превратится даже не в слону, а в злобно рычащего цербера. Того и гляди с цепи сорвется. Да еще и этот полосатый засранец нагло улыбается, вот как будто он светоч мира, лампочка интеллигенции, знаток всея и обо всем, а она лишь жалкая мушка, задающая вопросы о том: а что вкуснее — папайя или чечевица?
— Ты всегда и всем так отвечаешь? И не скучно? Я же всего лишь поговорить хочу. Слушай, а ты знаешь... Зекору?
— Твоя спросить пустыню — покачав головой из стороны в сторону, медленно и неспешно, с хитринкой ответил Саламби. Девушка от злости шмякнула по ни в чем неповинному облаку копытом, а вдалеке снова рассмеялся Маст.
— Он никогда тебе не ответит ни на один вопрос.
— Но почему? Почему!? — неистовствовала Слоу, истерика стала ближе, как никогда. Вот-вот должна была бы сорваться, Мап Сталкер даже закусил губу, начиная отсчет. Один, два, три... на четыре точно сорвется!
Но Слоу оказалась куда крепче, чем он рассчитывал.
— Почему? — вопрос прозвучал спокойно и без лишней эмоцианальности.
— Саламби не любит разговаривать с другими. Кстати, он трижды тебя просил отстать от него. — пояснил единорог. Слоу уставилась на жеребца.
— Так значит эта... это... спроси пустыню твое — это просьба отстать, да?
— Ненавязчивая, доброжелательная. Можно сказать, что он вежливо попросил. Сейчас Саламби в трансе, он... ах, я сам в это не верю, но он сейчас «говорит с духами». А потому он ни на что не реагирует и никому не отрицает. И, вправду, лучше никогда не мешай ему.
— Ты знал о том, что он в трансе? И почему не сказал мне?
— Было забавно наблюдать, как он просит тебя отстать, а ты все никак этого не уразумеешь!
Слоу уставилась в безоблачное небо, вздохнула. Сказать бы ему что-нибудь такое же обидное, чтобы на своей шкуре почуял, да вот ничего хорошего в голову не приходит.
— У нас в Поннивиле живет зебра. Ее зовут Зекора и она говорит совсем не как этот — она махнула в сторону Саламби копытом — Она говорит только стихами и всегда замысловато. Двусмысленно, я бы даже сказала.
— Ничего удивительного. Многие зебры, как и алмазные псы, делятся на кланы и племена. И у каждого свои заскоки. Кто-то говорит шутками, кто-то стихами, кто-то нормально, но с большим акцентом. А некоторые коверкают слова до неузнаваемости. Наш язык не всем дается хорошо —
— Наш язык? Я думала, что... ну, я слышала. Что раньше были и другие языки, но сейчас то все говорят на одном! И алмазные псы и ...и верблюды, и Зеко... зебры там всякие! — поясняя, Слоу и сама не замечала, как усилено жестикулирует копытами из стороны в сторону, разве что слюной не брызжет.
— Алмазные псы приспособились быстрее всех. Верблюды до сих пор используют свое наречие, вплетая в наш язык. Зебры — серединка на половинку. Зависит от их собственного желания. Если уж одно из их племен говорит стихами на нашем языке, причем так хорошо и экспромтом, то это уже хоть что-то, да значит!
Слоу и сама не заметила, как плюнула на свою обиду. Тихо опускалась ночь, укутывая покрывалом темноты невзрачную пустыню. Ветер стал уже не столь мягким, а песок больно кололся. Облако развеялось, ослабело и пегаске снова пришлось встать на ноги, чтобы продолжить путь. И как только они будут ту спать? Или быть может Маст снова создаст защитный купол при помощи магии? А хватит ли у него на это сил? Мап выглядел уставшим от долгого пути. Как так вышло, что за весь день они ни разу не остановились, чтобы перекусить или дать копытцам погреться в песке. Погреться, а не обжигать. Ветер стал холоднее и севернее, в пору было доставать теплые вещи.
— Мы... мы остановимся здесь, да? — не удержалась от очередного вопроса девушка.
— Да, придется. Накинем на себя как можно больше тряпок — и будем отдыхаьб. Увы и ах, это единственное для нас сейчас способ. Слоу остановился, посмотрел на большой бархан перед ними — идеальное место. И песком не будет так сильно засыпать и хоть какая-никакая преграда для ветра. Старательно, достав из сумки колышек, вогнал его в песок, а предчувствуя недоуменный вопрос, ответил Слоу.
— Это чтобы, вдруг если со мной что-то станет, или с моим рогом, чтобы знать, в каком направлении мы шли. Сейчас вобью второй колышек — контрольный и упредительный. И можно будет располагаться для...
Договорить ему не дал слишком близкий вой. Жалобный такой, голодный и кровожадный. Будто хищники учуяли добычу, что пришла к ним сама. Как обидно, что добычей, видно, будут именно двое пони и зебра-подросток.
— Подхвостник Селестии — тихо и обреченно, почти шепотом, раскрывая глаза все шире и шире, проговорил Сталкер, отрицательно качая головой. Ему это совершенно не нравилось. Словно не веря собственным ушам, он вскочил на бархан и, спотыкаясь, утопая в песке, старательно поднялся на него.
— Нет... неет, так не должно было случится. Ведь я же... откуда...
Слоу вспорхнула на крыльях, приземлившись рядом с ним, сначала посмотрев на жеребца, на его неровное и нервное дыхание, а потом вперед — туда же, куда и он.
Волки. Необыкновенные такие волки, что поджидают тебя в Вечнодиком лесу почти на каждой тропке. Озлобленные, здоровенные и почему-то прозрачные. И светятся. И глаза красные горят в ночи, что два маяка — не спутаешь. И вновь жалобный вой — уже оплакивают свою жертву?

Глава 5

Вот я и вернулся. "Хозяйка", то самое произведение, которое я надеюсь издать, вышло на финишную прямую — исправление мелких огрехов и переписывание малой толики текста, а потому я теперь смогу уделять фанфику больше внимания. Прошу прощения за столь долгую задержку.

Слоу никогда до этого не видела волков вживую, особенно песчаных, пустынных призраков. А сейчас ей выпал просто таки самый уникальный шанс в жизни! Еще вечером она слушала их вой и вот тебе подарочек!
Смотрят, завывают, сверкают красными глазами. Герой девушки и жеребец-единорог сделал пару шагов назад, мотнув мордой из стороны в сторону. Как будто перед ним должен был быть самый обыкновенный мираж. Мап очень хотел в это поверить, хотелось зажмурить глаза и когда откроет — увидеть только удивленное лицо Слоу и ничего больше. Красивые, надо отметить глаза, вот хоть век бы на них любовался.
Саламби не разделял их беспокойства и спокойно поднялся на бархан, приостановился и посмотрел на скалящих зубы хищников, топнул копытцем — и пошел прямо на них как ни в чем ни бывало. Наверно, до сих пор еще не вышел из своего загадочного транса. Ему сейчас все кажется таким далеким и неважным, что он даже в пропасть сиганет!
— Стой! — Мап кинулся на подростка зебру, сбив его с ног и они кубарем покатились вниз. Волки это восприняли как знак к действию — еще бы! Теперь эти двое будут валяться в песке и пока они там поднимутся — уже можно будет тяпнуть разочек. Вцепятся в горло и тогда уже отправляйся на философские беседы с ангелами. Вон, Слоу, кажется, уже даже задумалась над темами для разговора с ними, потому как встала приоткрыв рот.
— Не стой! — рявкнул жеребец, противореча прошлому выкрику, подняв голову и вскакивая на ноги. Один из призрачных волков, поведя ноздрями, алчно клацнул зубами и бросился прямиком на него. Страх, вселившийся в душу единорога, вперемешку с паникой, заставил действовать. Магический импульс телекинеза сбил нападавшего прямо в воздухе, отшвырнув его. Послышался пронзительный вой вперемешку с визгом. Второго призрачного смельчака ловко отбил копытами Саламби, наконец-то пришедший в себя. Кажется, до него начала доходить вся опасность сложившейся ситуации, но на выражении мордочки это никак не отразилось.
Копытами? Призрака? Масту показалось, что сейчас не тот момент, когда стоит размышлять и задумываться.
Слоу пришла в себя, очнувшись от наваждения, посмотрела в разные стороны, не зная даже что и делать. С каждым мгновением становилось темнее, будто сама ночь пообещала их в жертву этим проклятьям пустыни. Где же ты, принцесса Луна, где звезды, которые ты зажигаешь?
Ноги оказались куда более расторопнее своей хозяйки, а потому пегаска не сразу поняла, что уже куда-то бежит. А куда? Тут ничего не видно? Где Маст? Где Саламби? Она взвизгнула от ужаса.
Майнд никогда не была хорошей бегуньей. Ей всегда не удавался этот необычный вид спорта — ведь надо было уметь сосредоточится, правильно дышать, ловить ритм. Если бы разговор шел о полете — тут совсем другое дело, но ведь надо именно бежать! Передвигать ножками! До Слоу сразу и не дошло, что она и впрямь может воспользоваться своими крыльями, оторваться от земли и парить — высоко-высоко, чтобы эти твари не смогли ни поймать ни увидеть.
Саламби молчал, спокойно дышал, а вот у Мап Сталкера бешено колотилось сердце, сбивалось дыхание. Как так случилось, что особый талант не сработал, почему не предупредил о тварях? Ведь он сотню раз проверял дорогу впереди себя — и ничего! Хорош сюрпризец. Надо будет проверить рог, когда выберутся из этой заварушки — может от него кусочек отломился? Говорят, что зебры умеют наращивать новые зубы — так наверняка и рог нарастить смогут. Мысли о том, что волки их нагонят и тогда уже никакая помощь врожденной волшебной палочке не понадобится, он отгонял.
Ноги утопали в вязком песке, проваливались не давая двигаться как следует. Пустыня хочет их задержать? Природа в эту ночь была совсем не на их стороне. Мап Сталкер вдруг припомнил, как в детстве обозвал своего друга трусом за то, что он боялся пройти по самодельному мосту из сваленного, покрытого скользкой плесенью дерева. А теперь он готов был бы извиниться за каждое сказанное в тот момент слово. Страх и вправду делает беспомощным и в то же время пробуждает новые силы, заставляет двигаться быстрее. А желание жить дальше заставляет бороться за каждый вдох.
Над ухом лязгнули челюсти, попала едкая и противная слюна. Удивительно, но призрачные волки на самом деле не голодны — они всего лишь помнят инстинкты, а потому и атакуют. Яростно, самозабвенно, ибо это единственный смысл их существования. Никто толком не смог изучить этих удивительных созданий, которых нельзя было потрогать. Но которые при этом могли тебя обслюнявить, обдать гнилостным дыханием и проще говоря — загрызть.
Как же все таки хотелось жить. Не хотелось превращаться в добычу, которую даже не съедят, а лишь только по надкусывают. А вдруг их не загрызут до смерти, а лишь искалечат, оставят жарится на солнцепеке без возможности даже сделать хоть глоток воды.
Мап Сталкер не мог даже себе представить, что о чем-то подобном в данный момент размышляла и его подруга-пегаска, его приблуда и его самая главная ответственность.
Слоу сделала прыжок, вспорхнула крыльями — куда она летит? Была не видно. Главное, чтобы подальше, чтобы повыше.
— Рог! Бегите на мой рог! — прокричал Маст, хотя это только ему показалось что прокричал — сипло прохрипел. Где был Саламби? Ночная темнота стала совсем невыносимой, нельзя было ориентироваться — ничего не видно кроме красных треугольников глаз. Волков было много, словно они зашли в их логово. Призрачные треугольники красных глаз зловеще появлялись то тут, то там. Единорог боялся только одного — что он вот так наткнется на одного из них и тогда все.
Ощущение того, что эти твари уже совсем близко, на расстоянии одного прыжка не покидало его. Только приостановись, убавь скорость — и ты почуешь гнилостное дыхание из их пасти, узнаешь, как острейшие как бритва клыки вонзятся в твою глотку.
Слоу искала глазами жеребца или зебру, и лишь потом смогла сориентироваться — надо лететь на свет рога, который звездой загорелся внизу. Молодчина, Мап! Ей хотелось его похвалить, восхититься его находчивостью и... хотелось, чтобы он выжил. Чтобы после всего она смогла обнять его и больше никогда-никогда не выпускать. Как плюшевую детскую игрушку.
Волнение нервной дрожью пронзило ей сердце, заставив впасть в жуткую тоску — а вдруг с ним что-нибудь случится? Девушка зажмурилась, прогоняя все мысли. Нет, сейчас не до этого, но как? Как можно не думать о них? Как можно не размышлять, когда думы сами пробираются тебе в голову и терзают?.
Мап Сталкер спотыкался, наступал на булыжники и, в конце концов, ударившись копытом о камень плюхнулся в песок, пропахав носом песок. Все, конец. Им всем конец. Даже Слоу. Эти волки будут ждать до тех пор, пока она не опустится наземь, будут гнаться куда бы не направилась. А когда крылья устанут и девушка рухнет — начнут свою жуткую трапезу. Ну, а сейчас у них в меню — самый обыкновенный путешественник караванщик. Вот уж действительно царское блюдо! Караванщик под соусом из зебры, накрытый крыльями пегаски...
Поднявшись на ноги, жеребец — совершенно инстинктивно вскочил на задние ноги — встал в стойку. Приготовившись защищаться до последних сил. А вдруг, он так же, как и Саламби, сможет нанести им парочку ударов? Живым он им не дастся... какая ирония, а ведь они и не собирались оставлять его в живых...
Волки, взвыли, почуяв скорую трапезу, кинулись на несчастного. Мап успел только зажмуриться, позабыв про желание биться до последней капли крови, как хищник опрокинул его наземь. Пасть широко раскрылась, будто единорог должен был влезть туда целиком. Снова осечка — зебренок-целитель, маленький паршивец, никак не собирался теряться в темноте. Он вообще был слишком спокоен для происходящего. Как будто на них не призраки напали, а самые обыкновенные параспрайты — и он от них просто отмахивается до тех пор, пока кто-нибудь не притащит тромбон.
— Твоя подниматся., моя тебе помогать! — с врожденным добродушием прозвучал голос Саламби. Наверно, поди, еще и улыбался — Мап даже не видел где он, но мигнул рогом, подсвечивая им как фонарем. Где же Слоу? Может девушка тоже подаст голос?
Пегаска не знала, что впереди, прямо перед ней, где споткнулся Сталкер, был большущий холм, бархан — высокий, наверно десятка два метров, под уклоном, а потому через некоторое время снарядом вонзилась в песок. Впрочем, она смогла еще увидеть яркую вспышку света с рога Маста
Ночным обитателям пустыни совсем не понравилось то, что от них вообще могут отбиться — они не привыкли к этому. Ведь раньше жертвы всегда были такими мягкотелыми и не отбивались. Что за времена пошли? Вот уж воистину — раньше и песок песочнее и пустыня пустыннее...
Но Слоу обладала излишне добрым характером, подарив им еще одну возможность по трапезничать, потому как пегаска выглядела вполне аппетитно. А самое главное — более доступнее, чем те двое. Мягкая, нежная кожа, шерстка. Крылышки — пусть мясца не так много, как на единороге, но вот она-то уж точно отбиваться не будет.
Если бы кто-нибудь спросил, о чем сейчас думала юная Майнд, то наверно, сказал что перед смертью стоит размышлять совсем о другом. Она думала о том, что грива Сюрприз очень похожа на желтую сахарную вату. А она очень любит сахарную вату — вот только розовую и вкусную. Пожуешь ее вот так — и доволен. Наверно, для этих тварей она точно такая же сахарная вата. Потому как совсем рядом ее погибель — не воет, но менее страшнее от этого не становилось. Зубы давали концерт чечетки во рту, копыта закрывали голову.
А вот в то что она сейчас умрет — да как-то совсем не верилось. Ну вот как можно принять, что тебе, такой красивой и милой, настал самый что ни на есть обыкновенный конец? Как можно представить, что тебя попросту сожрут — как сладкую вату. Насладятся твоей плотью и выпьют твою кровь. Ну, волки, особенно призрачные — они же наверняка кровью запивают, а как же иначе? Так бабушка всегда рассказывала.
Девушка боязливо сложила крылья, закрыв глаза копытцами, прижав ушки к макушке. А что ей оставалось делать еще? Быть может будь она героиней плохого романа, то автор заставил бы ее визжать и кричать. А может даже вскочить и драться из последних сил, сыпать угрозами как из пулемета и плеваться в разные стороны. Ничего из этого не хотелось, вообще ничего не хотелось. Сахарной ваты хотелось — пожевать ее. Кусочек, а почему бы и нет? Или ей в самом деле думать о смерти?
Боли не было, просто поблизости щелкнуло, а где-то высоко над ними была яркая вспышка — наверно именно вот так и умирают? Совсем и не больно ни чуточки. Надо было открыть глаза, но усталость пришла на смену страху, назойливой подругой утаскивая в глубокий сон. Сопротивляться было совершено бесполезно. Это как сопротивляться желанию сходить в туалет — как ни крути, а таки либо сам сделаешь вовремя, или твой организм это сделает за тебя.

— А потом волк на нее прыг и... фррррр! — Дёрпи резко скакнула на дочку, заставив ее в восторге завизжать, и уткнулась мордочкой в живот поняшки, потеревшись об него. Девочке это всегда очень нравилось, да и сама златогривая пегаска получала немало удовольствия!
— А что было потом? Ну, мама! Мама! — Динки все время хотела узнать, чем же закончилась эта мистическая история, да вот мама все время то была слишком занята работой, то забывала продолжение.
— Расскажу завтра — пообещала Дерпи.
Завтра. Ну какое же это неприятное обещание. Вот представьте себе, что вам дают плитку шоколадки, заверяя что она целиком и полностью ваша. А как только вы маленький кусочек от нее с большим удовольствием схрумкали — вам говорят, что остальное вы обязательно получите. Но завтра.
Обидно, что хочется взять и разрыдаться.
— Ну маааам! — требовательно заканючила Динки, выдалбливая передними копытцами в воздухе какое-то устрашающе-недовольный танец... Дерпи улыбнулась. Ей и самой уже хотелось лечь спать, окунуться в плен подушек и одеял. Да и поздно, в самом деле, девочка завтра не проснется в школу, пойдет не выспавшаяся и...
— Маааааам!
На свете живут всего один раз.
На свете у нее есть всего одна дочка и, как знать, быть может единственная.
Женщина улыбнулась, снова подошла к кроватке. Скрипнула несмазанная и приоткрытая дверь, через которую пегаска собиралась ретироваться. Надо будет позвать Биг Мака, чтобы смазал петли. Хороший жеребец, красивый...
— Мам, а они ее съели? Ведь не съели, да? Не съели же? — 

Волки исчезли. Испарились. Как и не бывало их.
Растворились с недовольными мордами и горящими, жаждущими и угрожающими глазами. Мол, свидимся еще, поквитаемся. Велика пустыня, да все по ней ходим. Маста передернуло, он аж покачал головой из стороны в сторону.
Как вовремя их спасли — наверно, если бы рядом не оказались другие караванщики, то остаться бы им всем здесь. Жеребец посмотрел под ноги, желая видеть обо что он споткнулся — из земли торчал давно съеденный ржавчиной плуг. Словно всю жизнь, сколько пустыня есть, здесь лежал. Селестия его сюда, что ли, забросила?
Саламби сидел в необычной позе, закрыв глаза и что-то бормоча себе под нос. Жеребец посмотрел на него — да уж, и как этот полосатый умудряется так изгибаться? Он бы точно так никогда не смог.
Чего именно говорил подросток, Маст не понимал, но по интонации сообразил — хвалу возносит. Кому, чему? Наверное, своим духам, ведь это с ними он общался. Наверно, они и помогали ему с волками биться, позволяли прикоснуться к ним. Из нематериального сделали материальное. А что, вполне даже неплохая версия!
-Эк вас угораздило! — старческий голос с покашливанием возвестил о своем присутствии. Если Маст до этого размышлял о том, кто мог их спасти, то сейчас уже знал наверняка. Старик Олд Вей. И его дочь, конечно же. Не настоящая, приемная, маленькая зебра — где он ее подобрал, каким образом смог приручить — непонятно. Сдружился с маленькой дикаркой, вроде даже говорить выучил. Массивная борода с усами на мордочке, видавшая виды соломенная шляпа. Ну и, конечно же, кожаная вяленая теплая жилетка, куда ж без нее? Караванщик хоть куда, вот только со странностями. Взять ту же жилетку — ну кому она нужна в такой жаре? Маст еще, помнится, пошутил, дав совет выкрасить ее в черный цвет. И с ухмылкой добавил — чтобы солнце не так сильно палило. Олд Вей только фыркал, да плевался в ответ, но юмор воспринимал. Забавный старик со странностями. Великий старик со странностями, или даже... великий старик с изюминкой! Честно признаться, Мап Сталкер расхохотался — самый настоящий произвол судьбы. Олд Вей, старый хрен, он готов был ему расцеловать копыта, пообещать его полосатой приемной дочке какую только захочет игрушку из Эквестрии. И просто будет теперь радоваться жизни, быть может даже побреет свою щетину. Щетину? То, что еще несколько дней назад было щетиной уже сейчас превратилось в толстую, начинающую завиваться, грязную бороду. Ну и вид, наверно, у него сейчас. Такого точно в город не пустят.
Старик снисходительно смотрел на спасенных, а как только заметил поодаль пегаску, лежащую в песке, вдруг заулыбался. Ну и денек у него сегодня! Точнее, вечерок! Никогда ему еще не приходилось вытаскивать из передряги самого Мап Сталкера! Обычно все бывало наоборот.
— Такось я гля! А там волки зверствуют! Ну я и грю: Саман, пущай рокеты, опять нечисть беснуетсо! А она, смышленыш мой, шмыг, где-то в сумке покопалась — и трех секунд не прошло! А энтово вон чагось? Полюбовница твоя? — он кивнул головой в сторону Слоу. Рядом с пегаской уже копошился Саламби, доставая откуда-то из своих сумок мази и дурнопахнущие настои. Саман, посматривала на подростка из-за спины Олд Вея, боясь высунуться. Стеснительная, скрытная. Зебра не очень любила быть у других на виду. Иногда, конечно, ее вдруг разбирало на разговор и она бегло начинала задавать вопросы Масту, желая вызнать у него что-нибудь новое или получить гостинец. А Мап завсегда прихватывал для нее какую-нибудь безделушку из Эквестрии. Пусть ребенок порадуется — ему жалко что ли?
Олд Вей был из тех караванщиков, которые не возвращались обратно на родину, желая дожить свой век на чужбине. Да и Саман здесь, в пустынях и городах алмазных псов было гораздо лучше. Что ее ждет там? Постоянное сидение дома? Школа? Старик считал, что тратить время на такие глупости, как школа — просто прожигать драгоценные мгновения жизни. Уж он-то сам лучше знает, что лучше для его дочки. Мап Сталкер однажды пытался переубедить своего друга. Однако, получив копытом по лбу, подобные попытки оставил навсегда. Да и что он, в конце концов, может изменить?
— Она не моя любовница. Она приблуда.
Приблудами караванщики называли тех, кого находили в пустынях, с кем не хотелось долго возится и от кого мечтали поскорее избавится, сдав в руки заботливых стражников. Маст мог это отрицать, но отдавать Слоу он не хотел, скорее даже наоборот — чем-то эта пегаска смогла привлечь не только его внимание, но и его симпатию. С ней просто приятно было общаться, рассказывать, с ней было интересно путешествовать. Смотреть в ее голубые глаза, на темносинюю гриву. Просто приятная в общении девушка, только и всего.
— Хех, старого дурня не обманешь! Ты, тогось самого, скажи лучше, якож ты забыл здесь, да еще и в ночь Лунного Странника?
— Ночь Лунного Странника? — Маст хлопнул себя копытом по лбу — а разве она сегодня? Я думал, она была вчера. Даже в кишлак пошел ночевать. Так значит вот почему мой рог бездействовал?
Олд Вей лишь только сделал задумчивую мину, как бы говоря, что не знает ответа на все эти вопросы. Сталкер тяжело вздохнул, а потом, поднявшись, медленно пошел посмотреть на Слоу. Главное, чтобы с ней было все в порядке. А ведь с ней все в порядке, с ней не может быть иначе. Саламби бы уже давно сказал, если бы что-то случилось. Червячок сомнения разрастался в его душе, заставляя ускорить шаг. Олд Вей ухмыльнулся ему вслед. Девочка-зебра, в свою очередь перебирала копытом песок. Словно это было куда интереснее всего происходящего.
Зебра-знахарь со своими склянками что-то мудрил. В ноздри ударил совсем неприятный, даже тошнотворный запах. Маст закашлялся, попятился назад, как от чумы. Змей сомнения вдруг обернулся крылатым драконом и немилосердно рычав, наступал на него по всем фронтам, руша последний оплот надежды. Нет, все таки, со Слоу случилось нечто. Нечто такое, чего он не поймет или чего Саламби не сможет объяснить доступным для него языком. Иначе почему у него такая скорбная моська, отчего он старается не смотреть на него?
— Что с ней? — жеребец изо всех сил скрывал собственное волнение, делая вид что ему все едино. Кого он обманывал, перед кем сейчас ломал комедию? За это хотелось порвать самого себя на кучку крошечных единорогов. Быть может тогда груз собственной ответственности станет меньше? Ну, если разделить его на много частей, а не принимать единолично.
— Она ушла — спокойно ответил Саламби. В отличии от единорога он говорил не наигранно. Он всегда был спокоен. Упади сейчас с неба метеорит в трех шагах от него — ведь даже не отскочит, а смерит презрительным взглядом и пойдет дальше. Мол, падают тут какие-то каменюки!
— Что значит ушла? Она что, умирает? — Сталкер не сдержался, превозмог самого себя, оказался в тот же миг рядом с подростком. Если бы рядом была какая-нибудь стена — Маст впечатал бы зебру в нее.
Саламби моргнул глазами, а потом указал на песочный, далекий бархан. На торчащий из песка плуг, ставший причиной боли в ноге

Мапа. Да, он ее довольно таки сильно ушиб и теперь ходил чуть прихрамывая. А тогда ему показалось, что это был камень...
— Она спрашивать пустыню
— Что? — глаза единорога широко раскрылись, словно он ожидал услышать что угодно, кроме этого. Не банальное и старое «спроси пустыню», а «она спрашивает пустыню». Она? Спрашивает? Как это возможно? На мгновение единорог задумался над тем, что знахарь сбрендил. Сошел с ума, сдвинулся с катушек — чего еще ждать от того, кто общается с какими-то там «духами»?
— Моя знать, что она спит. Великий дух сюда приходить — хотеть с ней говорить. Она великий дух спрашивать, много спрашивать, а потом он ее спрашивать...
— Много спрашивать — цинично и совсем не к месту вырвалось из уст Олд Вея, что подкрался сзади. Неспешно так, вальяжно, по старчески. Самый медленный караванщик, который абсолютно никогда и никуда не спешит, но всегда появляется не во время. Вот для волков он появился совсем не кстати.
— Много — не поняв шутки, кивнул головой Саламби. Мап Сталкер сверлил взглядом его полосатую холку, хотел в нее вцепиться. От злости, чтобы хоть как-то ее выместить. Вместо этого топнул копытом, отвернулся в сторону, опустив голову, оскалился.
— Это надолго?
— Моя не знать. Она спать, пока дух с ней говорить. Когда дух устанет — он ее отпустить
— Брехня все то, вот я что думаю, сынок. Брешит твой полосатый, а чтоб ему у Дискорда в заднице застрять, ей-ей, брешит, как в белый свет! — Олд Вей дружелюбно водрузил свое копыто ему на плечо. — Проснется. Продрыхнется. Не к обеду, так к вечеру, яки новенькая будет!
Единорог хотел отбрыкнуться, скинуть и отойти. Не отошел, не сбросил, не отбрыкнулся...

Слоу в замешательстве осматривалась по сторонам. Казалось, еще совсем недавно была ночь, а сейчас над головой пылало солнце. Не жаркое, не палящее — будто Слоу вновь очутилась в Клаудсдейле. Прохладный ветерок накинулся на нее, принялся играть с ее растрепанной гривой и хвостом, заставил зажмуриться от удовлетворения. И почему так хорошо, как никогда?
Интересно, а где сейчас Мап Сталкер? Страшная мысль уколола несчастную, заставив в панике раскрыть глаза. Слезы сами потекли по ее пухленьким щечкам — неужели Маст ее бросил здесь? Как несмышленыш бросает надоевшую игрушку, оставил на произвол судьбы. Тише, малышка, тише — это был его насмешливый голос в голове. Она представляла, как это происходило. Как Саламби не хотел оставлять здесь несчастную, но зебра-подросток сам не собирался здесь оставаться. А потому ему пришлось идти с самым лучшим проводником по пустыне. А Мап Сталкеру, ему же на всех плевать, она ему только мешалась. Обуза, лишняя ноша, лишняя сума, что надо зашвырнуть в ближайшую пропасть...
На смену мрачным раздумьям пришли уже более романтичные — Слоу потеряла сознание в окружении волков — вот это-то она помнила замечательно. А единорог вместе с Саламби отбивались до последних сил, до последней капли крови, как самые настоящие герои. Мерзкие волки утащили их, чтобы сожрать. Зачем волки будут куда-то оттаскивать свою жертву, Слоу думать не хотела.
То, что это были призрачные волки и испарялись сразу же, как только на горизонте, медленно потягиваясь, как ленивый хозяин, из-за барханов выглядывало солнце она тоже не знала. Выглядывало, чтобы сменить драгоценный пурпур и тьму ночи на розово-желтый далекий закат. И ветер на жаркий зной.
Рядом некто хихикнул — Слоу в тот же миг обернулась, ожидая увидеть родное лицо. Ну, наконец-то! Это всего лишь шутка, ее захотели разыграть, а на самом деле они поблизости. А волки... да не было никаких волков, и облачка не было. Ей просто напекло в голову, она потеряла сознание и ей все приснилось. Улыбка стала меньше, когда позади совсем никого не оказалось, а внутри проснулось неприятное чувство тревоги. Как будто ты вдруг вспоминаешь, что оставил дома печься пироги в духовке и совершенно позабыл.
Она облизнула высохшие губы, медленно стала поворачивать голову в сторону, надеясь, что шутник ловко успел спрятаться за спиной. Нет, ну не послышалось же ей в самом деле!
— Наверно, задаешь себе кучу вопросов? — насмешка была уже более сильной, едкой. Ядовитой.
— Где ты? — обиженно выкрикнула Слоу, притопнув копытцем. Конечно, она и сама бывает не прочь поразвлечься, но это уже зашло слишком далеко — Мап? Это ты? Где ты? — 
— Оу-оу-оу, не надо только слез, деточка. Я здесь, вот совсем рядом.
Майнд подскочила на одном месте и резко развернулась — и впрямь перед ней стоял... некто. Это не был пони, ни алмазный пес и даже не верблюд. А говорить, что это зебра было бы и вовсе оскорбительно. Это был некий собирательный образ, который невозможно было описать. Через мгновение он стал невысоким подростком-земнопони. Над головой у него кружила песчаная воронка, да и сам он был каким-то... зыбким, песочным, матовым. Словно чья-то скульптура.
— Ну, вот такая я и есть.
— Такая? — не сразу сообразила Слоу. Нет, ведь это же совсем не кобылка перед ней стоит, это маленький жеребчик! Что с ним? Почему он так выглядит?
Мальчишка ухмыльнулся, оскалившись, а через мгновение заставил девушку взвизгнуть, рассыпавшись песком. Сильный порыв ветра медленно раскидал его на мелкие песчинки.
— Я пустыня.
— Пустыня? — переспросила Слоу, медленно шагая назад. В кого-то врезалась, остановилась. Жаркий пот выступил на лбу, по мордочке покатились крупные капли, одна из них попала на язык. Соленый, неприятный.
Позади оказалась она сама. Точно такая же, вылитая копия пегаски, только вот матовая. Песочная, рассыпаясь понемногу и снова собираясь из рядом лежащего песка под ногами.
— Ты не понимаешь? Тебе хотелось ведь у меня спросить. Помнишь? «Спроси пустыню». И вот я тут. Чтобы ответить на твои вопросы. А взамен... ты ответишь на мои вопросы — ненастоящая Слоу, допельгангер озлобленно сощурилась, возникла какая-то зловещая ухмылка, бедняжка даже не думала, что может выглядеть настолько противно. А еще она была толстой. Пегаска не поверила в то, что она такая пухлая. Нет, конечно есть самую чуточку, но чтобы вот так?
Девушка мотнула головой из стороны в сторону, прогоняя наваждение, но вот уже перед ней стоит Мап Сталкер собственной персоной. Первым желанием было воскликнуть, охнуть от радости и обнять его, прижаться к его сильному телу. Но нет, это такой же Маст, как и та пегаска — Слоу. Всего лишь еще одна копия. Пустыня с ней играет, подсовывает миражи, смеется над ней.
— Спрашивай, маленькая, спрашивай. Я тебя слушаю. Но запомни, я тебя слушаю внимательно
— Ты Дискорд? — Слоу вдруг почувствовала, что ей хочется бежать. Что это чем-то поможет ей. Нет, она не вырвется тогда из непонятного плена, но ей просто станет легче. Как от горячего супа при простуде.
Пустыня расхохоталась в ответ, да так звучно и басовито, что это больше походило на громыхание при грозе. Разве только молнии не сыпались наземь, не жалили горячий песок.
— Конечно же нет, куда мне до Бога Хаоса. До того кто сам есть Хаос? Я не хаос, я всего лишь пустыня. Покровитель пустыни, ее дух, сама ее суть.
Слоу мало удивилась. И впрямь, если есть Бог Хаоса, то почему, к примеру, не быть духу пустыни? Интересно, а есть ли покровитель у полосатых носочков? А у огурцов? Ответ ее собеседника лишь только породил тучу совсем никому не нужных вопросов.
Девушка вспорхнула крыльями, приподнялась, взлетела, не оборачиваясь по сторонам. Рядом хлопали еще чьи-то крылья. Сюрприз — зыбкая и поддельная. Еще одна фальшивка, но какая точная, сколь великолепная! Желтая грива развевалась по ветру, теряя кудряшки, но при этом ни сколь не убавляясь. Словно бы это была не грива, а оживший и холодный огонь.
— Пустыня. Пустота. Ты помнишь, как я пел для тебя. Прекрасная была колыбельная
— О чем ты говоришь?
— Я хотела забрать тебя — пустыня сама не знала, к какому именно полу отнести себя, а может это еще один способ издевки над ней? Запугать, запутать, заставить растеряться — Мне нравятся твои крылья, твоя шальная грива. Нравится твоя вечная задумчивость над всем происходящем.
— Зачем я тебе? Что бы ты со мной... сделал? — Слоу и впрямь начала путаться.
— Ты же вешаешь себе на грудь талисманчики из коры деревьев, украшаешь голову цветочным венком. Твои кости стали бы для меня великолепным украшением.
Перед Слоу нарисовалась не самая лучшая картинка — какая-то поняшка-единорожка, песочного окраса, вертится у зеркала, а вместо ожерелья у нее крошечная и еще живая Майнд собственной персоной. Дергает ногами, брыкается копытцами, жалко пищит...

Вечерело. Барханы проглатывали в свое нутро жаркое солнце, пытаясь дать уставшим путникам хоть немного долгожданной прохлады. Словно на сидящих у костра снизошла благодать.
— Да подумаешь, не очнулась к обедне, так тогось — пройдет часок другой и оклемается! Я вот, помнится, сидр смешал с сивухшкой — и так дрых, что меня даже бы Найтмер Мун не разбудила.
Мап Сталкер посмотрел на серьезно сидящего рядом со Слоу Саламби. Он закрыл глаза, вокруг него было странное свечение. Смрад и букет странных запахов забивался в ноздри, заставлял отвернуться. Интересно, как он сам-то при это дышит?
Майнд не открывала глаза вот уже с того момента, как потеряла сознание.
— Олд Вей, а разве тебе не надо отправляться в путь? Ты не теряешь со мной время? — 
— Дык, тогось-самагось, можно было б идти дальше. Дык куда ж мне? На пост опять караванщицкий петрехять? Нет охоты совсем ни якой, вот не хочу —
— Вернуться не надумал? — Маст сморгнул слезу, вытер копытом, чтобы никто не видел. — В Понивилль? Или куда-нибудь еще? В Сталионград не хочешь вернуться? Там, говорят, стало жить гораздо лучше, чем до этого.
— Неее, чагось я тама забыл? Чагось в твоем Сталионграде не видел? Да и Саман — куда я ее потащу? Ей здесь, в пустыне нравится. Буду свой век доживать тут. Ей, девке-то, слышь, пустыня — как дом родной. Молчаливая она у меня. А там, в Сталионграде ребятишки все резвые, шустрые, разговорчивые. Не сможет она среди них.
— Ну, быть может она там сможет завести друзей? — робко предположил единорог, почесав копытом нос. Вокруг них немилосердно кружили мухи, надоедливо садясь и взлетая каждую минуту. Маст как раз сейчас смотрел на одну из таких мух. Сидит, значит, лапки потирает, как разбойник перед добычей.
Мап Сталкер не понимал своего более старшего товарища. Олд Вей никогда не возвращался обратно, лишь изредка появлялся на постах, закупался чем-то, брал некоторые заказы и снова погружался с головой в работу. Пустыня давным-давно стало для него родным домом. Как будто бы тут и родился.
— А уходить... дык куда ж сейчас идти-то? Ночь, да и вдруг опять волки? Мне совсем неохота, чтобы тебя сожрали эти прозрачные тварюги. Я ж тебя молокососом помню, маленький ты мерзавчик! — старик залихватски потрепал единорога по холке, пытаясь не коснуться рога. Для единорогов это считалось оскорбительно — если кто-то посягал на их волшебную реликвию.
Саман, растеряв свою боязнь, крутилась вокруг Саламби, чувствуя в нем родную кровь, но продолжала молчать. Нарезала один круг за другим, словно марафон сдавала, а потом вдруг вернулась к своему приемному родителю, пристально посмотрев к старику в глаза. Тот, словно прочитав мысли, спохватившись, вытащил из седельной сумки засохшее печенье. А может быть это был пряник? Маст не успел рассмотреть.
— Обещал ей, маленькой мерзавке, после ужина отдать. Любит сладкое она, малютка моя. А я-то тогось, где тут сладкое брать? Приходится вот заказывать и в сумке прятать. — Олд словно бы оправдывался, разведя передними копытами в стороны. Маст лишь только кивнул головой.
Саман сразу же смачно захрустела угощением.
— Олд, мы тебя не задерживаем? — Мап Сталкер решил убедиться еще раз.
— О, ничуть! Я ж энтово, тогось! Куда мне шканделять так быстро? Посидим, подождем, как твоя девка тогось, оклематься, значит.
Маст промолчал, начиная что-то подозревать. Неужели долгое общение с алмазными псами и верблюдами пошатнула его веру в доброту пони? Единорог усмехнулся собственным мыслям и отрицательно покачал головой.

Девушка врезалась во что-то. Несильно, до ушиба не дошло — словно вплыла в очень густой туман, вонзилась в мягкую резину, отпружинившую ее назад, заставила рухнуть в песок.
— Ха-ха, неужели ты думала, что я позволю тебе сейчас путешествовать по себе? Ты в моем нутре. Даже более того — ты, это теперь я! Пока мне этого хочется.
Девушка встала, обиженно поджав губки и в любой момент готовая зарыдать. Хватит, в конце концов, она не железная! Почему она должна все это терпеть?
— Ну-ну, не плачь — дух тут же сменил тактику, а голос стал менее насмешливым, поспешил ее успокоить — Не плачь, к чему нам слезы, к чему нам... вода? Нам хорошо и так, моя маленькая пони. Быть моим украшением — великая честь!
— Честь, как же! — огрызнулась пегаска, отскочив в сторону, как от ожога.
— Тебе лишь только кажется, что это плохо. Ты только посмотри — я могу быть хорошим собеседником. Я знаю все и обо всем! Я могу дать тебе чего угодно. Богатств, любви, знаний?
Повелительница песка не уставала обещать, голос становился то мужским, то женским, а потом и вовсе обращался в какой-то монотонный гул.
Слоу не успела заметить, как вокруг нее начали возникать стены, медленно окрашиваясь в белый цвет, приобретая форму облаков, из которых был построен ее дом.
Да ведь это же ее собственная комната! Вот стоит кровать, вот любимый плюшевый зайчонок, с которым она ложилась спать, мягкие подушки.
Словно не веря своим глазам, Слоу молча подошла и коснулась кровати. В миг мираж рассыпался, осыпался целым водопадом песка, попав в глаза, нос, рот.
Бедняжка закашлялась, слезы потекли сами собой.
— Хватит! Зачем ты издеваешься надо мной? Почему ты издеваешься надо мной?
— Потому что я хочу играть — в голосе пустыни не было совершенно ничего зловещего. Словно бы жеребенок заявляет своей кукле, что сейчас они вместе будут пить чай, вне зависимости желания самой куклы. Это что же выходит, она теперь марионетка? Вещица, забавная безделушка в чужих лапах? И есть ли они вообще, эти самые лапы?
Пустыня читала ее мысли, она видела ее страхи, слышала каждый маленький ужас, проникающий внутрь пегаски. И смеялась.
— Принцесса Луна накажет тебя! — пригрозила Слоу, подняв мордочку — Накажет-накажет-накажет!
Вера в правительницу, младшую сестру Селестии, была столь велика и непоколебима, что Майнд и впрямь верила, будто темносиняя принцесса вот-вот явится к ней на выручку. Явится, даже не зная, что здесь страдает одна из ее подданных. Впрочем, если спрашивать Слоу, она была и не против Селестии. Какая разница кто из них придет?
Смех тут же прекратился, обратился в тишину — неприятную и липкую. Кажется, кобылка нашла способ уязвить противника. Это придало ей новых сил.
— Накажет и еще как! Она придет сюда вместе с принцессой Селестией! Они вместе изгнали Дискорда, а тебя то уж и подавно!
— Замолкни, синегривая невежда! Селестия никогда не осмелится сделать этого. Селестия никогда не убьет собственное создание
Он врал. Или она — какая разница? Главное что врал. И это чувствовалось, слышалось. Слоу получила преимущество — неужели дух и впрямь испугался наказания? А что, солнце то ведь и есть тут, значит, Селестия может все это видеть! Догадка, пускай и не самая лучшая, заставила ее перейти в словесную атаку.
— Они никогда не бросают в беде своих подданных! А я... а я ... а я их... главная советница, вот! — Слоу выдумывала прямо на ходу.
— Врать не хорошо, милая — рядом со Слоу выросла фигура единорожки. Ее матери.
Пегаска отскочила в сторону, когда псевдомама собиралась погладить ее по голове. Слезы потекли по кругленьким щекам. Нет, зачем он с ней так поступает? Ей вдруг стало жаль собственную маму, настоящую и такую брошенную в Клаудсдейле. И папу — ведь он наверняка тоже волнуется.
— Принцесса Селестия, говоришь? — единорожка вдруг подросла, став и изящней и больше, рог вытянулся, выросли массивные крылья, грива удлинилась и стала радужной, светящейся. — Твоя милая принцессочка на самом деле коварный и злой тиран.
Словно в доказательство, пустыня изменила образ Селестии, обратив ее голову в морду устрашающего чудища.
— Тиран? Нет, это не так! — Слоу сбилась, приготовилась защищать обоих правительниц до конца, пускай и в словесной перепалке. Да как оно вообще смеет обзывать их тиранами? Есть ли у него хоть какие-то доказательства, аргументы? А если даже есть — она надменно в них не поверит.
— Ты думаешь, что она такая добренькая, что ваша жизнь с ней наполнена радостью и счастьем. А на самом деле она удерживает власть, лишь только доказывая, что она вам необходима. Здесь поднимается солнце и без ее старого рога, здесь луна появляется и без ее поганенькой сестрички. Они лгут вам вот уже которое столетие.
— Это ты все врешь! — Слоу притопнула от переполнявшего негодования, угрожающе замотала головой. Крылья раскрылись, хлопнули по воздуху. В ней бурлило доселе невиданное чувство. Плохое, злое и нехорошее — ей вдруг показалось, что она хочет вцепиться зубами в гриву своего собеседника. Интересно, а духа пустыни есть грива? Можно ли за нее ухватиться? А какого она тогда цвета?
Отвлеченные размышления на краткий миг помогли ей успокоится.
— Это тебе так хочется, чтобы мои слова были неправдой. Но это правда, маленькая пони, правда. Ты никогда не задавалась вопросом — почему у вас так мало агрессии? Но почему на вас постоянно что-нибудь сваливается? Найтмермун, Дискорд, Кризалис? Пройдет еще совсем немного времени — и появится кто-нибудь еще. Как только Селестия чует, что ее власть хоть чуть-чуть пошатнулась — тут же появляется кто-нибудь, кого она побеждает. Со своими маленькими прихлебниками — и все снова ее любят. Это просто такой способ воздействия на ваши маленькие мозги. Ты всего лишь куколка на ее столе. Она играет твоей фигуркой, двигает ее по шахматной доске и смеется. И таких как ты у нее много.
Задайся небольшим вопросом, поняшечка, напряги хоть разочек свои и без того слабенький мозги. Заставь себя думать, ибо этого ты делать совсем не умеешь. Представь себе такую маленькую сценку — как так вышло, что чейнджлинги ворвались в Кантерлот? Ты ведь тогда приходила на королевскую свадьбу, хотела оказаться в числе подружек невесты и поймать букетик...
Слоу припомнила, что в подружки невесты она не попала и даже не смогла поймать букет цветов. Не быть ей следующей невестой, по крайней мере в этом году. Майнд тут же глянула на свой круп — а не появилась ли там кьютимарка неудачницы? А что, ей не везет с таким постоянством, что это и впрямь уже пора записывать в талант! Что там, пожалуй, она достигла в этом такого мастерства, что может брать себе даже учеников!
— Так вот, представь себе... чейнджлинги не пробили защиту — Селестия впустила их сама, когда для этого настал момент. Какой же гениальный театр, какое шоу и представление! Все, даже Каденс сама поверила, что все это правда. А откуда взялась Кризалис? Селестия — ваша богиня, но почему ее вдруг смогла одолеть какая-то колдунья? Колдунья — богиню?
Слоу не хотелось слушать этот бред, который проникал к ней в голову, и заставлял задумываться. Дух пустыни знал, куда надо бить. Ведь пегасочка — как благодатная почва для мыслей. Нужно всего лишь посеять вопросы, чтобы ответы, пускай и нелепые, сами собой появлялись в ее голове.

Ее никогда не звали. Вот не было у нее имени, так же, как и у тысячи ее товарок. Самая обыкновенная, но до невозможности загадочная и таинственная.
Змеи всегда считались удивительными и пугающими существами. А еще многие полагали, что у них

есть особая способность магическая способность — гипноз. Иначе как же тогда объяснить, что ее жертвы застывают, как вкопанные, и даже не могут пошевелиться с места?
Впрочем, Стар Свирл бородатый заверял о обратном, называя это предположение антинаучным бредом. В змее нет абсолютно никакой магии, даже ни капельки, если, конечно, не брать в расчет некоторые виды змей золотистого цвета.
Безымянная была не золотистая. Обычная такая, зелененькая, с раздвоенным язычком, который высовывала.
Она не любила пони. Они всегда приходили не вовремя, они всегда приходили и распугивали мышей, а иногда даже приносили с собой зловреднейших и мерзких мангустов. Пони надо было жалить — жалить беспощадно, чтобы они как можно скорее отсюда убирались. Они сейчас распугают всякую мелочь, а она останется без ужина. Вот уже второй день без ужина. Разводят костер, дымят, смотрят на закат. Вон тот, полосатый — тот был особенный, к нему неприязнь была куда больше. Но нечто, непонятная сила не позволяла маленькой змейке подползти к нему близко. Лежащая на подстилке пегаска, белая и синегривая, в умиротворенной позе — вот ее можно было бы ужалить, хотя она, кажется, и так скоро сдохнет. Иногда в своих мечтах змейке хотелось, чтобы пони уменьшились и она смогла бы их съесть.
А еще змея не любила запах дыма.
— Ты ее любишь? — это говорил земнопони, мордочка которого была скрыта за роскошной бородой, лишь только глаза сверкали. С хитринкой был вопрос, насмешливый.
Единорог отрицательно покачал головой, уставившись на замысловатый танец костра, промолчал, ничего не ответил. Змея задержалась на какой-то миг. Что привлекло ее внимание? Почему вдруг стало интересно?
Мышка, выползшая, молодая и совсем безрассудная, медленно, оглядываясь по сторонам, подползала к костру. Огня ей видеть еще не приходилось, а потому его свет в ночи был для нее удивительным явлением. И ей хотелось прикоснуться к этой красивой красной волне.
Змея насторожилась — а вот, кажется, и ее ужин на сегодня. Мелковата, конечно, но ничего — сойдет.
— Чагось девке голову морочишь, я же вижу. Волнуешься за нее так, будто завтрась свадьбеха у вас. Старый глаз наметан, старый глаз не обманешь! — старик многозначительно поднял правое копыто, подмигнув. Собеседник снова ничего ему не ответил, а потом сам задал вопрос.
— Олд Вей, а что если она не придет в себя и завтра?
— Так, энтово ж, тогось, тут посидим. А чагось, плохо сидим, али как? Жрача вон, хоть на месяц, хоть давись! Водицы тож где-нито раздобудем. Я вона слыхивал, что воду хорошо полосатые умеют искать. Ну так пускай вонючка тот и пошукает малось, не развалитсо.
Олд Вей снова порождал мысли в голове Сталкера. Почему старик не торопится? И, собственно говоря, как его так вдруг угораздило оказаться тут?
Единорогу вот уже который час хотелось подняться и пройтись. Второй день на заднице, вторую ночь. Слоу все еще никак не приходила в себя, Саламби молчал, войдя в транс. И лишь только Саман была неукоснительно молчаливой, улыбаясь то приемному родителю, то Масту...
Мышка оказалась слишком близко к костру, обожглась, гулко взвизгнув от боли, метнулась в сторону. Змея проделала рывок, больше похожий на кратковременный полет, но промахнулась — маленькая чертовка оказалась проворнее. Опять сегодняшний день без ужина, ну что ты будешь делать? В воздухе повис смрад обожженной кожи и паленой шерсти...

— Нет-нет-нет и нет! — Слоу оказалась куда более серьезным противником, чем представлял себе дух пустыни. Но его слова, как змеи, уже дали свои плоды, влив свой яд в ее душу. Она вдруг... начала сомневаться в принцессах? А вдруг оно и вправду все так? Словно почуяв свою скорую победу, пустыня продолжала издеваться.
— И Дискорд? Вспомни этого весельчака, с которым ты уже сегодня меня хотела перепутать. Чем так этот бедолага провинился? И почему он так быстро сдался, почему? Нету у тебя на этот счет никаких размышлений? Да вообще, вам хоть кто-нибудь рассказал, что Селестия просто пришла к Дискорду самолично и, когда они, вместе посмеявшись над происходящим, решили что с поняшек хватит, они и так усвоят урок надолго. Будут послушны и веселы. Довольны будут, смеяться и развлекаться. А в Клаудсдейле не было дымно? Дракошка никакой не курил?
— Отстань от меня! — взмолилась пегаска, прижимая уши копытами, зажмурившись — отпусти меня — девушка заплакала. Было страшно представить, что все беды исходят от их любимых принцесс.
— Оу, ты снова плачешь. Я не люблю воды, маленькая. Не плачь. Ты вправду хочешь вернуться туда? Где твоя мать тебя ненавидит, где принцессы используют вас в своих целях, а Мап Сталкер... ммм... я вот все думаю, сказать ли тебе, о чем он мечтает по ночам? Но ты присутствуешь в его думах и занимаешь не последнюю роль, оу... хочешь услышать? А может быть даже увидеть?
Слоу закричала от набежавшего страха и ощущения, что ее предали. Правда, вот кто предал, понять не получалось.
— Отпусти меня! Я не хочу говорить с тобой! Прошу...
Смех громыхающими камнями прошелся по ее ушам.
— Нам мешают, мое дорогое ожерельице, но ничего. Придет время и ты сама придешь ко мне. И тогда я вдосталь смогу наиграться с тобой. А сейчас — отпущу...

— Она проснулась! Етить, проснулась же, грю, оглухели все разом, али как? Сюды петряйте, сюды! Очухалась ваша ненаглядная! — Олд Вей разве что не свершал ритуальный зебриканский танец вокруг Слоу. Он внимательно глядел, как девушка медленно моргает глазами, поднимает мордочку. Впрочем, стоит отдать должное, в чувство ее привел при помощи своих мазей и притираний именно Саламби. Он и сам обмазался какой-то вонючей дрянью, раскурил траву — и откуда только трубка взялась?
— Слоу? Малышка, ты в порядке? — Сталкер упрекал себя за такую банальность. Но, в конце концов, что он еще мог ей сказать?
Слоу, словно не слыша их всех, осматривалась вокруг, разглядывая то один, то другой бархан. Песок грел спину, в нескольких метрах прополз возмущенный скорпион, остановился на мгновение, посмотрел на собравшихся. Вроде — кто это у нас тут? Вы? Ну, сидите-сидите, так уж и быть, разрешаю. А потом, как ни в чем не бывало, отправился в обратное путешествие.
Отпихнув Маста, над ней возникло обремененное бородой лицо Олд Вея.
— А я им говорил, что оклемаешься к обеду. Эх, жаль, Маст все сожрал. Схрумкал, стал быть, аж свист за ушами слышен был. Вот оно, значит, как! Поднимайся же, дочка, неча разлеживатьсо-то. Ну, смелее же!
Мир был до ужаса настоящим, реальным, воистину живым. Слоу поднялась — резко, рывком, будто в раз захотела высвободить скопившиеся в ней силы. Переднее копыто покопалось в песке, девушка глянула себе под ноги.
— Чагось-то с тобой, дочка? Щас моя Саман тебя полечит, не то что этот полосатый хрен. Обмазался яким то навозом и тебя намазал, и теперя вона сидит, вишь. Вишь, как лыбится, будто медом тебе обмазал.
Они все настоящие. Ей хотелось очень верить, что это не очередной мираж пустыни, что все это действительно есть. Взволнованный взгляд Мап Сталкера, который почему-то молчит, улыбка Саламби, борода старика. Девочка-зебра, что прячется за его спиной, изредка и боязливо выглядывая.
А может быть это был всего лишь самый обыкновенный сон? В конце-концов, всем снятся сны. И даже кошмары снятся — вот однажды ей приснилось, что она жутко обидела Сюрпрайз и Лаки Вордса. А они не пригласили ее на вечеринку по случаю их дня рождения. Или вот месяца три назад она видела, как снова ломает себе ногу и опять погружается в плен бинтов и лубков. Пегаску вдруг передернуло от воспоминаний. Это плохо — как только она вспоминает то, от чего так смело ушла, тут же появляется грусть, печаль и тоска. Ей и впрямь хочется домой.
Мап Сталкер молчал, не желая говорить. Единорог почему-то приподнял голову, отвернулся и посмотрел в другую сторону, совершенно не пугаясь перемены в настроении. Как будто ничего и не произошло, а она просто спала. А может так оно и было? Она же вот не обращает особого внимания, когда кто-то спал-спал, а потом проснулся.
— Маст? — это было первое, что она сказала, глядя на его гриву, на его рог. На щетину, такую некрасивую. Странно, а ведь еще совсем недавно она казалось ей приятной глазу. Украшала его.
— Хочешь есть? — он облизнул высохшие губы, обернувшись к ней, не желая о чем-либо говорить. Он ничего не заметил, той искорки, что была в глазах Слоу. Вот только Саламби все знал заранее. Он медленно открыл глаза, продолжая лучезарно улыбаться, копытом поправил хохолок на голове и подошел к пегаске.
— Твоя говорить с пустыня. Духи говорить мне, что пустыня тебя хотеть. — он говорил тихо, не желая, чтобы его слышали другие. Маст прищурился, глядя на них обоих.
— Я... пожалуй чуть позже — Майнд ответила. Ведь не отвечать не вежливо, а с Мастом девушке хотелось быть самой вежливой. И самой послушной и самой хорошей. Ей хотелось понравится ему. Интересно, а о чем он и вправду мечтает по ночам?
— Не хочешь — как хочешь. — это прозвучало из его уст излишне суховато, и он двинулся к разведенному костру. Слоу вдруг подумала, что если бы была похрабрее, то обязательно спросила у пустыни — там, во сне, как разводят костры в пустыне? Тут нет деревьев и хвороста тоже нет.
— Твоя отвечать. Я хотеть знать — что тебе говорить пустыня?
— Это ведь был всего лишь сон? Саламбик, ну скажи, что это был всего лишь сон!
Зебра подросток молчал. Не улыбался. Слоу в миг опознала, что это плохой признак. Не улыбается, не отговаривается, смотрит своими глазами, прищурился. Как будто угрожает.
— Твоя говорить с пустыня. Что тебе говорил джинн?
— Джинн? — у кобылки перед глазами возникло аморфное существо, верхняя часть которого была похожа на дракона, вот только с не такой длинной шеей. А хвост, точнее сказать, туловище плавно перетекало в облачко, струей уходившим в золотистую, блестящую лампу. Именно такими их, джиннов, рисовали во всяческих книжках. Особенно в книге про Дэринг Ду. Именно там и был этот рисунок, прямо на обложке. Ее, книгу, кажется, ей показывала Рейнбоу Дэш.
— Дух. Это злобный дух пустыни. Моя говорить с духами. Они сказать, что ты быть в опасность. Моя помочь твоя выбраться, но я хотеть знать — что тебе обещать пустыня?
— Он... она... оно — Слоу наконец-то смогла подобрать местоимение, каким будет звать того зловредного духа, продолжила — Оно обещало мне, что я получу все, что захочу. А еще оно мне рассказывало про наших принцесс...
Простоте девушки не было предела. Наверно, подойди к ней на улице любой незнакомец и задай парочку вопросов из разряда — где ты живешь, сколько зарабатываешь денег и где прячешь свои сбережения? — ответила бы без зазрения совести и даже не задумавшись. Впрочем, в Клаудсдейле, как и во всей Эквестрии, деньги никто ни от кого не прятал. Красть — не хорошо.
— Этот... оно сказало неправду, скажи, ведь оно всегда врет? — Слоу боялась услышать ответ, который мог бы разрушить все ее мировоззрение. Ей не хотелось верить в ту чушь про принцесс.
— Пустыня много говорить. Она часто врать, но так же часто говорить правда. Моя не может ответить на твой вопрос.
Ответ явно был неоднозначным, повергающим бедную пегаску в целую россыпь новых вопросов, которые она однажды озвучит. Не здесь и не сейчас.
— Долго я...
— Твоя спать два дня и две ночи. — ответил подросток, отходя в сторону с напряженным выражением на мордочке. Кажется, ему совсем не нравилось, что случилось с девушкой.
Мап Сталкер осматривал свои седельные сумки, и уже закидывал их, желая поскорее отправится в путь. Они и без того пробыли здесь слишком долго, а ведь ему еще придется возвращаться с товаром обратно. Пегаска слишком сильно задержала его, а потому в душе было какое-то странное раздражение. Как будто бы это она виновата во всех его бедах. Маст прекрасно понимал, что все это глупости, что девчонка никакого отношения к не сработавшему таланту не имеет, что это не она навлекла на его тропу призрачных волков, но ведь как хотелось в это поверить! Слоу Майнд — уникальная единица измерения невезучести!
Единорог фыркнул, выпустив воздух ноздрями, отрицательно покачал головой. Слоу — бедняжка чуть не погибла по его вине, а он хочет свалить на нее всю вину? Ну и кто он после этого? Сможет ли он теперь вообще называть себе жеребцом?
Он усмехнулся собственным мыслям, чуть прикрыл глаза. Хотелось оказаться далеко-далеко отсюда.
— А ты чагось-то удумал, милок? Ужель в пустыню собрался? Али чагось?
— Нам надо идти до Редслалома. Да и тебе, старый хрыч, пожалуй, пора
Олд Вей почесал копытом макушку.
— Так оно, конечно, так. Да як же вас тут бросить? Да и девчонку только глянь — ей бы отдохнуть тогось... малость чуть-чуть — старик указал на Слоу.
Мнение о том, что караванщик никуда не торопится и даже более того — не хочет расставаться с Мап Сталкером становилось все больше и больше. Вопрос о том, что Слоу и так отдыхала дольше, чем когда-либо так и оказался не озвученным
— В чем дело, Олд?
Старик промолчал, явно не желая отвечать на поставленный вопрос, но собрался с силами, вздохнул.
-Ни в чем, милок. Но, ежели так в пески тянет — то иди, ужель мне держать тебя?
Маст решил, что подождет. Еще немного, еще чуть-чуть, до завтрашнего дня. Провизии у него еще хватит на полторы недели. Один день его не спасет.

Глава 6

А вот и она) Наверно, заждались? Встречайте новых героев, радуйтесь встрече со старыми! В гостях этой главы, посполйерю, Гильда и Трикси! Бандиты, фокусы, зебриканский допинг! Все это есть тут, в "Пустыне"...

Глава шестая

В воздух взлетели яркие фейерверки, через мгновение обратившиеся снопом разноцветных искр, заиграла музыку, нечто выше задудело. Вокруг походного фургончика-сцены образовался густой серый дым. Блики от вспышек создавали столь необходимую мистику и антураж. Маленькие жеребятки, да и их родители, заворожено смотрели на сцену. Из очередной вспышки появился огненный дракон, быстро растворившийся в воздухе и заставивший совсем маленькую поняшку из присутствующих заплакать от страха. Впрочем, ее плач потонул в гуле удивленных криков.
А потом, с шумом и рокотом грома, разбрасывая конфетти явила себя единорожка темно-голубого цвета, светлой гривой. Колдовская, остроконечная шляпа с звездочками-блестяшками, широкий плащ на пару размеров больше. Естественное для нее величие, осанка и выдержка. Фокусница прекрасно знала свое дело.
— Трепещите и склоняйте головы, ибо сегодня перед вами Великая и Могущественная ТРИКСИИИИ!
Ее любили, ее обожали, здесь она нужна, здесь она востребована. Какая хорошая публика, для такой прямо и хочется выступать и выступать. Более смелая, чем подруга, другая малышка, дабы увидеть своего кумира, заскочила к своей маме прямо на спину. Из ее глотки в тот же миг вырвался радостный клич. Словно по сговору, ее поддержали и все остальные.
Приезд Трикси всегда ознаменовал только одно — хорошо проведенную ночь. Замечательная актриса, заносчивая и высокомерная, Трикси была любимицей. Ведь не зря же она Великая и Могущественная, верно?
Толстенький жеребенок пожирал ее глазами и, того гляди, готов был заползти на сцену. Трикси внезапно укололась неприятным воспоминанием, что вот однажды именно из-за почти точно такого же — круглого и завороженного, она потерпела фиаско.
Хотя что значит, она потерпела фиаско? Все было совсем не так! Великая не может ошибиться, ибо каждое ее действие величественно.
О Понивилле не хотелось вспоминать, а особенно о той обиде, которую ей там нанесли. Ну так и им же хуже, она к ним больше никогда не приедет. Все чаще и чаще волшебницу посещали мысли о том, чтобы остаться навсегда где-нибудь Лас-Пегасусе; давать там пару-тройку шоу в неделю для скучающих снобов и просто жить. Найти себе хорошенького жеребца, наплодить ребятишек — почему нет? Она же тоже хочет обычной жизни.
Ну а сейчас следовало тренироваться. Нет, конечно же, она и так самая лучшая и замечательная актриса во всей Эквестрии, но ведь если мышцы не напрягать — со временем они могут попросту атрофироваться. Когда-нибудь она обязательно исполнит свою мечту. А сейчас — публика ждет!
Фонтаном посыпались искры, когда Великая и Могущественная, королева магии, принцесса чародейства сняла свою шляпу. Мгновение, и она в ту же секунду вытащила оттуда живого кролика, держа за уши зубами. Заяц был немало удивлен такому повороту событий, но морковку, что была в лапках, жевать не перестал. Послышался звонкий и дружный смех. Ну, может ли быть какая-нибудь иная награда за свои труды?
Трикси будто заряжалась этой плещущей энергией из смотрящих, радовалась их восторгу. Им нравится, нравится, нравится! Она самая талантливая волшебница из талантливейших, а зазнайка Спаркл может утереть себе нос! Подумаешь, Дискорда там какого-то смогла одолеть и малую медведицу успокоить, а теперь ходит, нос выше крыши. Зазнайка и хвальбунья!
Когда Великая и Могущественная была маленькой, бабушка часто звала ее «хвальбушей-хрюшей» А она то ведь никогда не была хвастливой! Вот еще, было бы перед кем хвастаться! Просто она немного недоговаривает. Или приукрашивает — разве же это преступление? Это ее работа!
А в Поннивиле она просто была уставшей после представления, не успела отдохнуть — вот ничего с медведицей и не вышло! О том, что само мистическое животное она видела в первый раз, волшебница скромно забывала.
Представления и в самом деле очень сильно утомляли, превращали ее в выжатый лимон. Но ей нравилось.
— Великая и Могущественная Трикси может что угодно! Ей подвластна магия, волшебство склоняет пред ней колени! — снова заиграла музыка, звук фанфар и еще несколько ярких вспышек. На этот раз, вместо дракона, они распустились синими розами.
Пони любят вспышки, они им очень нравятся, радуют глаз, наверно, даже снимают напряжение.
Чародейка хитро вглядывалась в публику, выбирая жертву будущего фокуса, зловеще улыбаясь. Конечно же, это будет безобидный фокус, точнее сказать — безболезненный. Это же всего лишь шоу.
— Быть может есть хоть кто-то, кто сможет доказать обратное? Или есть некто сомневающийся в моих способностях? Выходи и покажись!
О, такие обязательно находились. Без этого не могло обойтись ни одно представление. Трикси должна была выбрать именно тех пони, у которых на мордочке так и написано недовольство или ядовитый сарказм. Неверие в мощь всякой магии-шмагии.
Иногда, конечно, попадался тот, кто портил все настроение, напомнив про ее провал на сцене Понивилля. Но такое случалось очень редко, да и не стоило обращать на это внимания. В конце концов, это было слишком давно.
Увы и ах, в этот раз, кажется, таковых не было, и лишь тоненький девчачий голосок где-то из-за сцены натянуто пискнул.
— А вы бывали в Пустыне?
Бывала ли она в пустыне? Что за глупый вопрос? Да ведь эту историю она уже рассказывала не одну сотню раз, неужели все по новой? Единорожка горько усмехнулась, подумав, что могла бы быть хорошей писательницей или сказительницей. Ведь слушают же. Или, быть может, все это потому, что каждый ее рассказ сопровождается магическим представлением? Сияющие фигурки из магических искр двигались, швырялись в друг друга несуществующими снарядами, пытались напугать или же наоборот — рассмешить. Получалось неплохо.
Была ли она в пустыне? Ну, конечно же была. И не один раз и еще до того момента, как туда попала одна пегаска, о которой было столь много разговоров. Трикси просто запамятовала, как ее звали. Да и важно ли это? Главное что ОНА, Великая и Могущественная облагородила эти безжизненные пески своим присутствием. И подзаработала там немножечко денег...
Толпа расступилась, а перед взором волшебницы появилась низкорослая девочка-единорог, с заплетенной в косичку гривой. Маленькая, в очках, с недовольным лицом — ну, наконец-то! То, что надо! Трикси готова была воздать принцессам Луне и Селестии многоминутную хвалу.
— Конечно же я там бывала, юная невера! Быть может ты хочешь услышать об этом историю? — чародейка прищурилась.
Мордочка девочки, где-то все время прятавшая милую улыбку, вдруг озарилась радостью. Аж глаза загорелись, чувствовался азарт, но не восхищение. Словесная дуэль, из которой Трикси обязательно выйдет победительницей. Разве есть хоть что-то на свете, неподвластное ее чарам? Ответ был очевиден.
— И что же вы там делали?
Вместо ответа рог Трикси ярко засветился. Запрыгали яркие фигурки пони и огромные, зловещие туши алмазных псов. Публика от предвкушения по раскрывала рты...

А на следующее утро все нежелание Олд Вея расставаться с старым другом стало куда более объяснимым и понятным...
Маст проснулся как бы невзначай — ему вдруг захотелось справить малую нужду, да и с кем такого не бывает посреди ночи?
Во рту было сухо и хотелось чего-нибудь глотнуть. Единорог решил, что поищет в сумках — должно же было хоть что-то остаться, как сделает дела. На бархане — том самом проклятом бархане, где из земли торчал плуг, о который он тогда споткнулся, стояли две мрачные фигуры. В накидках, грузно фыркая, но не собираясь спускаться вниз. Ни мордочек, ни уж тем более кьютимарок в такой темноте жеребец разглядеть не мог.
Поначалу опытному проводнику показалось, что сие есть только мираж, который он увидел спросонья. А что, пески очень любят пошутить над доверчивыми простаками, рисуя всевозможные образы. Зажмурился, мотнул головой и снова открыл глаза.
Нет, не исчезли — продолжали стоять, копая копытом песок, словно это и было то, ради чего они сюда явились. Единорог начал подозревать страшное — а что, если это разбойники? Час от часу не легче. Нет, если бы это были разбойники — то уж точно алмазные псы. Зебры навряд ли пойдут грабить в пустыню, особенно караванщиков, верблюды... не похоже эти типчики на верблюдов, как не разглядывай.
Он откашлялся, прочистил горло, хотел что-то сказать, но две фигуры в тот же миг метнулись с бархана назад, уносясь прочь, тенями растворяясь в вечерней мгле. Происходящее все больше и больше не нравилось Масту. Надо было уходить отсюда еще вчера — странные вещи творятся.
Спать он уже не мог, да и разве будет тут до сна? Единорог принялся будить остальных — пора было уносить отсюда ноги.

---

Но, после того, как солнце явило себя в небе, сменив луну, окрасив надеждой и рождением нового дня, ночные гости вернулись.
Две зебры-жеребца, в накидках, украшенные ритуальными масками. За спинами, словно в угрозу кому-то, висели, мерно покачиваясь в такт движениям, копья. Каменные, остроконечные, с блестящими наточенными лезвиями. И их, наверно, пускали в ход и уже не один раз.
— М-мап, что происходит? — с легким испугом в голосе прошептала Слоу, чувствуя все больше нарастающую тревогу где-то внутри. Кто эти двое? Друзья или враги? Девушка пыталась прочитать ответ в глазах Сталкера, услышать от него хоть что-то, ну хоть словечечко. Двое пришельцев внушали ей только страх. Словно бы они явились за ней. Конечно же за ней, а как же иначе, за кем они могли прийти еще? Ведь это именно она вчера говорила с пустыней. И, если верить Саламби, беседа затянулась не на одни сутки. Девушка сглотнула, сделала шаг назад, прячась за своего мужественного героя. Маст сможет ее защитит, он спасет ее во что бы то ни стало.
Единорог молчал, не торопясь отвечать. А что он ей скажет? Он и сам был заинтригован не меньше, чем она напугана. Но одно он знал точно — если этим двоим вдруг захочется ее обидеть, он не позволит этого сделать. Мап Сталкер будто забыл, что никогда не умел драться, что быть может у него и сильные ноги, но вот применять их как следует он не умеет.
А вдруг говорить с пустыней у зебр — самое страшное преступление? Ведь есть же преступления в Эквестрии и, вроде даже наказания за них есть. Правда, вот хоть одного наказанного еще никто не видел. Кобылка не унималась, да и как? Как тут можно быть спокойной, когда эти двое в таком молчаливом и медленном темпе приближаются. И от них веет самой настоящей угрозой. Точно такой же, как и от волков
Зебры шли прямо на них. Олд Вей, до тех пор спокойный, заметно занервничал. Он выступил вперед, потом вздохнув, потрепал Саман по взъерошенной холке. Девочка скинула с себя капюшон, обнажив голову. Красивая будет зебра, когда подрастет, она уже сейчас была милашкой. Неудивительно, что старик ее так полюбил.
Масту не хотелось, чтобы его догадка подтвердилась, но именно к этому-то все и шло. Зебры шли к Олд Вею. Саламби, смотрел молча, но с очень недовольной миной. Видимо то, что будет дальше — не самое приятное зрелище. А ведь так, Дискорд вас всех раздери, так все было хорошо... Ушли от волков, Слоу проснулась, до Редслалома осталось идти три, может четыре дня. Неужели все не может пройти как по маслу? Обязательно должно случится нечто нехорошее? Не хватает разве только что разбойников алмазных-псов. Кстати, интересно, а может быть вон за следующим барханом они и прячутся? Жеребец поймал себя на том, что привстал, пытаясь заглянуть дальше, будто и вправду высматривая псов. Горько усмехнулся.
— Gee die meisie(Отдайте девочку) — зебры не собирались долго тянуть и заговорили сразу же, указав копытом на... Саман.
— Что-что они сказали? — переспросила Слоу, немного дрожа от страха. Хоть язык зебр и был ей не знаком, но она сразу же поняла, что они пришли не за ней. Сейчас их интересовала приемная дочь Олд Вея. Чего они хотят, почему тычут в нее копытом?
— Их хотят забрать Саман — пояснил грустным голосом Саламби, глядя на своих сородичей прищурившись, словно презирая их. Что здесь происходило не так?
Пегаска вдруг подумала, что это его старые знакомые, просто с ними отношения не сложились. Но вот зачем им девочка? Как они вообще могут что-то требовать? А может быть... вдруг Олд Вей Саман выкрал, а это ее настоящие родители? Скажем, брат и отец, а мама где-то дома осталась...
— Kom uit!Laat hulle in die einde alleen!(Уходите! Оставьте их в покое!) — на том же странном наречии заговорил Саламби, выйдя вперед. Его слова пропустили мимо ушей, даже не повернули головы в его сторону. Олд Вей виновато снял с себя свою соломенную шляпу, как будто извиняясь, а потом, подняв голову, не сдержался.
— А вот шиш! Шиш вам, слухаете? Дырку от шляпы, уши от мула, но не отдам! Не отдам! — старик обнял девочку копытом, укрывая собой, словно спасая от неведомой опасности. Подросток-зебра сейчас выглядел очень озлобленным, будто вот-вот набросится на сородичей. Те проявляли немалую взаимность по отношению к полосатому лекарю. Нет, тут все совсем не так чисто, да что там — черно от неизвестности! А самое главное, все всё знали, кроме самой Слоу. В самый неподходящий момент ее накрыло любопытство и обида. Ну как же так? Почему ей никто ничего не рассказывает? Ей не доверяют? И Мап молчит...
— Мап?
— Замолчи. Сейчас не время — Маст лишь только отрицательно покачал головой. Во рту пересохло. Почему именно в такие моменты хочется пить? Надо было глотнуть водицы часом ранее, а он решил потерпеть. А теперь вот тут какая оказия происходит. Единорог облизнул губы.
Саман, ставшая яблоком раздора, кажется, вообще никак не реагировала на происходящее, впала в ступор, лишь изредка моргая глазами. Словно хотела всем показать, что она еще жива. Забавная такая живая куколка, с немым вопросом на мордочке — а чего ради, собственно говоря, вы все тут собрались?
— Dit is nie joune nie!Gee die meisie, goddelose, as jy wil nie hier doodgaan nie!(Она не твоя! Отдай девчонку, нечестивец, если не хочешь сдохнуть прямо здесь!) — выкрикнул стоящий ближе пришелец ловко и молниеносно выхватив копье из-за спины и удерживая его при помощи зубов и одного копыта, направил прямо в сторону караванщика. Масту показалось, что острие, как в издевку, несколько раз даже коснулось туловища старика. Что и подтвердилось — Олд Вей был немало разозлен.
— Выпердывайтесь отсюда, паршивцы! Не ваша она, слухаете-нет? Она моя дочка, моя! Где ж вы были, полосатые засранцы, когда ее продавали на базаре, словно горсть яблок? А?
— Ее продавали? — Слоу потеребила жеребца, ткнув того копытом. Маст не нашелся что ей ответить. — Она... рабыня? — слово само всплыло из недр памяти девушки. Откуда она его знает? А самое главное — откуда знает, что оно значит?
Как можно ограничивать личность в свободе, почему некто может считать себя хозяином другого, представлять живое существо своей вещью, собственностью? Так не должно быть, Селестия бы такого никогда не допустила...
Но ведь здесь не Эквестрия. Жестокая, злая, беспощадная земля... так вот что имел Мап Сталкер, когда говорил, что она еще ужаснется тому, что придется увидеть? Рабство, насилие, что дальше?
— Ээ, нет, малыш, он совсем немного не то хотел сказать... — открывающаяся история появления Саман у старика и для самого жеребца была неожиданной. Олд ведь всегда молчал, где подобрал. Все-то думали, что обыкновенная приблуда, а теперь вот оно как оказывается?
— Почему тут есть рабство? Это же неправильно! — Слоу все никак не могла уняться. Ей претили вообще мысли об этом. А что, если она сама вдруг окажется в рабстве? А ведь она совсем недавно в нем побывала — когда была в гостях у духа пустыни. Ей не понравилось. Сочувствующий взгляд упал на виновницу. Если бы кто-нибудь захотел поставить спектакль про живую статую, Саман имела все шансы получить главную роль! Ее спокойствие, а самое главное, молчание напрягали. Словно некто могущественный все натягивал струну и вот-вот, с звонким треньканьем, должен был отпустить.
— Verstik, hond(Подавись) — на песок плюхнулся мешочек, из не затянутого горлышка прямо в песок выкатилось несколько золотых монет. Любопытство, бурным цветом разрастающееся в пегаске и подпитываемое всеобщим нежеланием что либо объяснять заставило ее вытянуть мордочку и взглянуть на монеты. На эквестрианские монеты и, надо сказать, крупного номинала. Деньги?
— Под хвост себе засунешь, смекаешь-нет, sebras? — Олд Вей даже не посмотрел себе под ноги. А потом, угрожающе мотнув головой, высунул язык и красиво, по длинной дуге сплюнул. Норовистый и ловкий, тот, что первым выхватил оружие, грозно фыркнул, снова собираясь перейти к активным действиям. Слюна тут же зашипела, испаряясь на горячем и обжигающем песке.
Мап Сталкер знал, что сейчас будет. Что он может сделать? Сказать им, чтобы они уходили? Да ну, они уложат его прямо здесь, окрасят кровью песок. Он-то ладно, а что если они поранят Слоу? Нет, он не может рисковать голубоглазой, не может. Девушка же еще почти ребенок! Она не должна этого видеть. Жеребец вздохнул.
— Стойте-стойте-стойте. В чем, собственно говоря, дело? Быть может мы можем все решить миром? —
— Nie een van jou besigheid, Moron(Не твое дело, червяк) — зебры не считали нужным говорить с другими иначе, кроме как на своем наречии. Прекрасно понимал их только Саламби и Олд Вей. Впрочем, насчет старика Маст сомневался. Саламби слишком долго молчал, да по подростку было видно, что он вот-вот сам рванется в атаку. В детскую, слабенькую такую, но яростную атаку. А где же его обычное спокойствие? Он ведь даже на волков так не реагировал. Быть может ему опять впасть в какой-нибудь транс?
— Эта девочка уже давно ходит с моим другом. Кто вы такие, чтобы претендовать на нее? Он ей как отец. — Мап подскочил к девочке, оттолкнул в сторону старика, взял ее копытами за голову. Оба недруга выхватили оружие, словно предполагая, что единорог может представлять опасность для предмета их спора. Но единорог лишь заглянул прямо в миндальные глаза, в черно-белую холку, в загадочную и задумчивую мордочку. Почему она молчит? Лишь только ушками иногда подергивает — что это все значит? Ему хотелось, чтобы она заговорила.
Скажи же хоть что-нибудь, девочка, ну, пожалуйста.
— Саман, ты хочешь остаться с Олд Веем? Со своим папой. Видишь, скажи что хочешь остаться с ним и не хочешь идти с ними — Маст не просил, последние слова он выкрикивал, требовал, неизвестно на что надеясь. Неужели зебры вдруг одумаются, если девочка скажет им, что хочет остаться с опекуном? Кажется, он слишком погряз в своей собственной наивности.
Саман, наверное, всему миру на зло, наконец-то оживилась, осмотрелась вокруг. Неужели ступор прошел, неужели сработало?
Но радоваться, как оказалось, было рано. Зебра продолжала молчать. Саламби вдруг как-то странно заулыбался — что он задумал? А может быть, как Маст и хотел, снова впал в свой транс?
Саламби не желал раскрывать карты раньше времени. Духи этого места буйствовали, они кричали ему прямо в ухо, утягивали вглубь транса, требуя внимание. Словно малые дети. Духи всегда ведут себя именно так — требовательно, безотлагательно и если уж они чего-то хотят, нужно выполнить немедленно. Иначе могут быть последствия. Особенно для шамана.
Духам не хотелось, чтобы малышка попала в копыта своих сородичей. Точнее сказать — в копыта именно этих двоих. От них исходила зловещая, пугающая аура, выдавая все их намерения.
Зебернок-знахарь закрыл глаза, всего лишь на мгновение, дабы сосредоточиться. Духи обещали ему помочь, лишь бы только он не бездействовал. Могущественные силы не могли действовать сами, им нужен был шаман для действий. Совсем недалеко отсюда, наверно, в километре, быть может чуть ближе происходила забавная картина. Банда алмазных псов собиралась ограбить очень заносчивую и хвастливую единорожку. Никто ведь не обидится, если он немного подыграет ей и укажет псам на более желанную добычу?
Духи были согласны...

— Отдавай нам все, пони! Все, что у тебя есть!
Волшебница делится ничем не хотела. Да и, собственно-то говоря, с чего это

она вдруг должна с ними делиться? Она наконец-то скопила на представлениях здесь, среди алмазных псов, на новый актерский фургончик. Старый, увы и ах, случайно погиб в Понивилле от одного неловкого недоразумения. И неужели вдруг появляются непонятные разбойники и хотят у нее все отобрать? Волшебница она, или кто?
Она раскрыла свой плащ пошире, выпуская оттуда яркие искры, ударившие в воздух. Не хватало разве только привычных фанфар.
— А не то мы тебя покажем! — алмазные псы жадно пожирали ее глазами, кивая головами. Будто именно по этим киваниям она должна понять, что они ей покажут. Впрочем, их больше интересовали ее седельные сумки и тюки, лежащие на горбах верблюда носильщика. Спутник Трикси сейчас представлял из себя просто образчик смирения и спокойствия. Как будто ничего и не произошло. И в самом-то деле — чего ему волноваться? Тюки ведь не его, а значит самого и не тронут.
Кто копье, кто тяжелую шипастую дубину, а кто и просто большой заточенный нож — алмазные псы держали оружие, готовые применить его в любую секунду. В любое мгновение. Неужели они и в самом деле могут это сделать? Неужели они могут ее убить? Юная единорожка отказывалась в это верить.
Самым главным у них был небольшой, с кошачьим лицом и визгливым голосом, сидевший верхом на более крупном сородиче. Наверно у них нет никакого понятия о волшебстве и магии. Ну ничего, она обязательно явит всю свою мощь.
— Трепещите, несчастные! Перед вами сама Великая и Могущественная Трикси! Волшебница, которой подвластна магия! Убирайтесь прочь и оставьте нас в покое, иначе мигом обратитесь в жалких жаб и лягушек!
Трикси, если честно, лгала без зазрения совести. Вот именно это заклинание она почему-то не выучила. Наверно, потому, что зрители обычно не любили, когда их во что-нибудь превращали.
Мафусаил мерно двигал губами, словно жевал нечто вроде жвачки и на его лице вдруг начали появляться тревожные нотки. Неужели! Неужели он вдруг заметил, что дело принимает не самый лучший оборот, и ей, несчастной, понадобится его помощь. Хотя, кажется, что он сейчас вот-вот сбросит ее сумки здесь и даст деру, повизгивая и вереща, как маленький жеребенок.
Деваться было некуда, потому как маленькое представление Трикси совершенно не удалось. Алмазные псы, кажется, совсем ничего не поняли из сказанного, а может ни разу не смотрели ее шоу. Ну как? Как в этой пустыне могут быть такие невежи, что ни разу не ходили на ее выступления? Она же срывала здесь аплодисменты и любовь зрителей.
Девушка сама себя успокоила. Нет, не надо показывать, что она волнуется. Ведь если волнуется, значит боится. Из чего следует, что совсем не волшебница, а просто обычная хвастунья.
Она прищурилась, рог начал ослеплять своим неистовым сиянием. Она старалась изо всех сил.
— Ой-ой-ой, пони сейчас будет колдовать! — только один из псов притворно закрыл глаза руками, изобразив страх, чем вызвал у своих товарищей дружный смех. Неужели придется все-все отдать? Каждый драгоценный камушек, каждую монетку, каждый сувенирчик? Нет, она точно не сможет жить без той красивой диадемки, с которой так любила вертеться у зеркала!
Не отдаст она им ничего, а вот шиш!
Магический снаряд врезался в толстую шкуру ездового пса, отчего он, немного подумав, почесался. Больше ничего не произошло, лишь только смутивший Трикси гогот. Да как они смеют смеяться над ее волшебными способностями? Они же превосходны! Они великолепны! Никто не смеет в них сомневаться, ну, сейчас она обязательно им задаст!
Девушка встала на задние копыта, угрожающе подняла передние. Ветер принялся играть с ее плащом, сорвал остроконечную шляпу, повалив в песок. Грива растрепалась — надо будет после обязательно причесать. Великая и Могущественная не может себе позволить небрежность в отношении своего внешнего вида!
— Может, оторвем ей ее сверкалку?
Чародейка замотала головой, не желая мириться с таким оскорблением, будто угрожая, что сейчас всех перебодает той самой «сверкалкой». Становилось темнее, могло показаться, что сгущаются тучи. Трикси прекрасно знала, что надо делать, как запугать своих противников — и в этот раз уже получилось гораздо лучше. Девушка оскалилась, показывая свои серьезные намерения. Доказывая, что сейчас им может быть очень больно.
Алмазные псы, точнее несколько из этой шайки разбойников сделали пару шагов назад. Атаман соскочил со своего ездового — он был маленьким, даже меньше самой Трикси. Но с острыми когтями и зубами. И, кажется, он вот-вот вцепится в ее рог.
Магический конус, отросток из головы, волшебный рог — это то, что делает единорога единорогом. Как она сможет жить без него? Наверно, без диадемки она вполне сможет обойтись, если уж на то пошло...
— Убирайтесь, мерзкие, подлые, грязные... — волшебница подбирала обидные эпитеты, желая уязвить своих противников, напугать, заставить развернуться и бежать. На главаря же это нисколько не действовало.
— Не подходи, я заколдую тебя! Ты станешь мерзкой и склизкой жабой и посажу тебя в баночку! — последняя угроза даже самой единорожке казалась очень устрашающей. Вот только представьте, что вас засунут в душную и тесную банку, да прикроют крышкой — кошмар, да и только!
Главарь разбойников в тот же миг остановился, посмотрел на Трикси, а потом обиженно, как щенок, заскулил. Вот-вот, казалось, еще и на солнце завоет. Все остальные псы из его шайки, глядя на своего предводителя, отступили, вот только с какими-то застывшими лицами. Словно бы их кто-то направлял или отдавал им приказы. А может с ними решил позабавиться загадочный Дух пустыни, к которому отправляют всех с надоедливыми вопросами? Старики про него ей уже все уши прожужжали.
Хотя нет, все дело совсем в другом. Просто она слишком гениальная актриса, потому-то все и прошло гладко. Разве посмеет теперь хоть еще один нечестивец в этом усомниться? Ее мордочку посетила самодовольная ухмылка..

В голове у Мап Сталкера, вызвав нервный смешок, рисовалась довольно интересная картина — одного из этих охотников за детьми он отшвырнет телекинезом. Другого, уворачиваясь от копья, копытами оглушит Саламби. На Олд Вея, конечно, есть кое-какая надежда, но слишком маленькая. Стар, силы уже не те, не сдюжает он здесь...
Саман молчала, лучезарно улыбаясь, будто собиралась подражать Саламби. Да что она за вредность такая? Неужели не понимает?
Единорог судорожно сглотнул, прикидывая шансы. Либо у жеребца было плохо с математикой, либо и в самом деле удача была не на их стороне..
— Die geeste sal dit nie toelaat nie.Kry van die wêreld of om hul woede te leer ken(Духи не пустят вас. Уйдите с миром или познайте их гнев) — наконец проговорил Саламби, резко раскрыв глаза. И как у него так быстро получается менять настроение? Вон, улыбка до ушей, хоть за завязками беги, глаза светятся, будто мешок овса где углядел...
— Toordokter inmeng nie! Dit is nie jou besigheid nie! Hierdie meisie — ’n zebra. Dit moet net onder die sebras.(Шаман, не вмешивайся! Это не твое дело! Эта девочка — зебра. Она должна быть только среди зебр) — тут же послышалось в ответ от ярого желателя применить силу. Олд Вей тоже не оставался в долгу.
— Агась, а то як же, среди зёбр ей быть надо. Когда ходили по рынку, поди, нос воротили, как от кучи навозной, а тут, ишь чагось, совестливица проснулась? Светлое начало в башке настучало? Шиш! А сколько их в рабстве, поди, не задумывались? Ничагось не получите, вытрясывайтесь хоть на изнанку, ан шиш вам!
Маст вспотел, обливался холодным потом. Что этот старый дуралей делает? Каждое его слово оскорбляет зебр и он при этом еще хочет, чтобы они оставили девочку ему? Удивительно, что не проткнули копьем сразу.
А все сразу становилось понятно. Олд Вей знал о этих двоих, как и то, что они идут за ними следом. Что им нужна именно его приемная дочка, которую он не отдаст даже за все сокровища мира. И впрямь — зебры боялись подходить, пока был разожжен костер и даже когда все остальные спали. А могли бы и просто выкрасть девчонку — кто бы заметил? Прирезали в ночи — всего и делов-то.
Единорог сглотнул, рисуя в воображение не самые лицеприятные картины. Сплошь радостные перспективы!
Олд Вей не зря оказался в том же месте, где и он с Саламби и Слоу — он убегал от них. Пытался спастись — а тут такое подспорье в виде Мап Сталкера! Парня, который не раз и не два готов был вытащить его из любой передряги, чего бы самому это не стоило.
Впрочем, а был ли у старика другой выход? Наверно, если бы Масту предложили прямо сейчас расстаться с кобылкой— чтобы к примеру эти зебры не Саман решили увести, а пегаску, то жеребец бы даже подавился от негодования. И точно так же принялся искать спасения в своих нежданных друзьях, так внезапно оказавшимся на пути.
— Мы не можем отдать вам девочку. Если у вас есть вопросы, обратитесь к принцессе Селе... — 
— Ons wil graag kak op jou prinses!(Клали мы на твою принцессу!) — зебра набросился первым, впрочем, не так, как ожидал единорог. Полосатый противник кинулся на него, отшвырнув свое копье в сторону, опрокинул Маста на землю, поднял тучи пыли. Неистово завизжала Слоу, захлопали крылья. Противник замахнулся копытом, собираясь впечатать караванщика поглубже в песок, Сталкер только успел зажмуриться. Но удара не последовало... ничего не последовало.
— bandiete —
Это слово, наверно, на всех языках и наречиях звучит абсолютно одинаково. Маст проклял самого себя за мысли о разбойниках в самом начале их перепалки. Выходит, что накаркал. Зебра отскочил в сторону, схватив свое копье, смотря впереди себя, опасливо пятясь. Ни Саман ни Маст его больше не волновали. Он был занят совершенно иным.
С той стороны, куда он смотрел, вдруг появились алмазные псы. Небольшие, маленькие шавки, но уж явно не щенки. Некоторые из них с палками, один и самый здоровенный тащил в обоих руках массивную булаву — интересно, а его мама знает, что он таскает такие штуки?
Слоу продолжала визжать, обливаясь слезами и потом, не открывая глаз. В ее воображении сейчас творилось самое невероятное и парадоксальное действие на свете — били Мап Сталкера. Никто не смеет его бить, никто не может его побить! Ведь он самый сильный, самый лучший, как же такое могло случиться?
Псы многообещающе приближались, улюлюканье и гавканье можно было услышать даже отсюда..
— Бежим — он дернул зубами ее за гриву, заставив оторваться от своего столь интересного занятие. Пегаска, как ни странно, в тот же миг перестала вопить во всю глотку, заморгала глазами и, увидев перед собой жеребца, смущенно улыбнулась. Прямо как глупенькая.
— Бежим! — прорычал единорог что есть сил, на этот раз уже дернув сильнее, чуть не повалив девушку в песок.
Саламби совсем не удивился появившейся внезапно третьей силе, а как будто бы ждал ее. Странная улыбка не сходила с полосатой мордочки.
Олд Вей в свою очередь, по своему воспринял сложившуюся ситуации и тоже побежал — вот только совсем в другую сторону. Зебры не стали их догонять и лишь самый буянистый и агрессивный озлобленно проводил убегающих взглядом. У них теперь есть совсем другие заботы.
— Toe(Потом) — сказал его товарищ, фыркнув. Он бросил презрительный взгляд на удаляющегося Саламби и, надо отдать должное, пока еще не мечтал сделать с шаманом чего-нибудь кровавого. Пока что.
Единорог, отбежав немного, затоптался на одном месте, глядя на полосатых воинов — а почему, собственно говоря, они тоже не бегут? Они что, хотят принять бой с этими паршивцами? Маст в тот же миг приостановился — на этот раз уже Слоу уговаривала его идти дальше.
— Они не убегают, видишь? Они не убегают! — 
— Ну и что, мы должны бежать! Пойдем, Мап. Пожалуйста, я тебя умоляю, пойдем...
Она его умоляет. Забавная штука, Сталкер никогда не думал, что кто-то будет его умолять. А как же это, чтоб вас всех Селестия залюбила, было приятно, когда кто-то за тебя волнуется и переживает. Не материнской родительской любовью, а какой-то иной. Интересно, а он тоже ей симпатичен, выходит?
Жеребец вдруг приосанился — а что, не такой уж он и плохой жеребец в самом деле. Вот только Слоу ему абсолютно не нравится. Нет, как друг и попутчица она, конечно же, великолепна, но вот как особенная пони...
— Мы же не можем бросить их тут! Это будет неправильно! Мы должны помочь им! — Маст и сам упрекал себя за то, что говорил. Интересно, а чем они могут помочь этим зебрам? Постоять рядом? Получить дубиной по голове вместо них? Не очень радостная перспектива.
— Прошу, идем! — Слоу была на взводе, готовая в любое мгновение сорваться в очередную истерику.
Ее пугало то, что с Мап Сталкером, с этим задирой, врединой и подлецом может вдруг случится нечто нехорошее. Нет, она не может бросить его тут. Она же еще не успела у него спросить, о чем именно он мечтает по ночам и что так неистово хотела показать ей пустыня? Быть может он мечтает о пирожных по ночам? Она вот часто мечтала по ночам схрумкать чего-нибудь вкусненького и чтобы это совсем никак не отразилось на ее фигуре.
Но дело то сейчас совсем не в этом! Дело в том, что ему могут сделать больно. Что угодно, но только не это! И с каких это пор он вдруг стал ей так дорог?
— Они выстоят — проговорил Саламби, пробежав вперед. Слишком уверенно, чтобы в этом следовало сомневаться...

---

Запыхавшиеся и уставшие, они наконец остановились. Масту хотелось вычислить, сколько же они бежали, утопая, спотыкаясь и снова поднимаясь, но не смог. Наверное, несколько часов, не меньше этого. Слоу, как только они все остановились, плюхнулась, развалилась, блаженно вздохнув. Было очевидно, что девушка устала.
Что там говорить, Мап и сам выглядел не лучше и только неведомые силы позволяли ему еще крепко стоять на ногах. Словно доказывая, что все в мире противоречиво, совершенно нормально выглядел только подросток-зебра. Медленно прошагав мимо страдающих от одышки пони, он спокойно сел, сунул мордочку в сумку, извлек какой-то пузырек.
— Опять твоя... магия? — задыхаясь, ловя воздух ртом, выдавил из себя измученный жеребец. Саламби в тот же миг ответил единорогу, отрицательно покачав головой.
— Твоя пить. И твоя тоже — он поставил пузырек на первый подвернувшийся камень, зубами, не без усилия, вытащил пробку.
Мап Сталкер, прекрасно зная, что подросток-знахарь навряд ли хочет причинить им какой-то вред, да и то, что он прекрасный целитель, послушался. Сосуд в тот же миг взмыл, поднятый телекинезом в воздух, полетел к жеребцу. Слоу жаждущее облизнула высохшие губы.
Хотелось пить, как и тогда, в первый ее день здесь. Пот стекал со всего тела, раздражая и мешаясь, совсем обнаглев чесался нос. Хотелось окунуться, вымыться. Почему тут такие обычаи, что никто не хочет мыться? Ведь на такой жаре — это самое прекрасное!
Пегасочка представляла, как она, отбросив всякий стыд, бросается в ручей, а вынув из журчащего потока воды голову, начинает ею трясти из стороны в сторону. Наверно, как только она вернется домой, то именно так и поступит. Хорошо было бы, если бы и Мап Сталкер был в этот момент с ней. Ведь ему, наверно, тоже хочется окунуться и...
Единорог устыдился самого себя. Разве мама не учила его, что девочкам надо уступать в первую очередь, а ведь он, в конце концов, настоящий жеребец. А Слоу просто изнывает от жажды и это было очевидно.
От размышлений девушку прервал легкий тычок копытом в бок, Маст протягивал ей питье, не забыв при этом улыбнуться. А интересно, о чем он все таки думает по ночам? Надо будет спросить, сразу же как только сделает несколько глотков.
— Что это? — привередливо поинтересовалась Майнд, не спеша приниматься за угощение. А вдруг это какая-нибудь отрава? Она слышала, что однажды какой-то глупый жеребенок выпил не предназначающийся для него напиток и после этого охромел, окосел и оглох. Правда, эффект был недлительным и Зекора быстро смогла привести его в чувство. Но сейчас-то ее тут нет — мало ли чего там этот умник намешал?
Ей стало стыдно за саму себя. Как она может сомневаться в умениях Саламби, если он смог вылечить ее крылья всего лишь за пару секунд, смог ее вырвать из плена духа пустыни. По крайней мере, не просто сидел и наблюдал, как она спит, а хоть что-то делал!
Мап Сталкер не успел ей ответить, как она тут же приложилась к узкому горлышку пузатого пузырька, сделала несколько протяжных глотков, выпив больше половины.
Жар в тот же миг сменился прохладой, ударившей откуда-то изнутри. Нос, переставший чесаться, приятно защипало, заставило поморщиться. Но, копытца Селестии, как же то было приятно! Неимоверное, неизмеримое и самое главное — непередаваемое ощущение. Словно бы она вдруг оказалась в легком бризе, будто и впрямь исполнилась ее мечта о том, чтобы искупаться. Было уже не так жарко, а дыхание нормализовалось. Словно сомневаясь — а не успел ли измениться весь мир за столь короткое время, девушка пошире раскрыла глаза, и оглянулась, уставилась в небо. Нет, диск солнца как висел, так и продолжал висеть. В голову уже не так напекало.
Маст, поднося зелье ко рту, подумал о том, что надо бы опять найти какую-нибудь накидку. Удивительно, как во всей этой суматохе они не умудрились потерять свои сумки, а вот накидки — как и не было. Напечет в голову и будет солнечный удар. До Редслалома идти еще как минимум два-три дня. Он напрягся, используя свой рог. Да, так и есть.
— Ну, чтоб вас всех... — сказал он, мотнув мордочкой и выпил все до конца.
Никто не заметил, как зрачки у обоих сузились.
Появилось дикое желание бежать, говорить, болтать о чем угодно. Неимоверно хорошо, дикий восторг, что вдруг проник в душу. Будто некто могущественный вдруг влил в них новую жизнь или даже так — заставил их жить. Слоу отбила танец копытами в воздухе, а потом, хлопнув крыльями, решила немного пролететь. Ха, наверно сейчас она смогла бы даже посоревноваться с Рейнбоу Дэш и, возможно, даже смогла бы ее обогнать.
Мап Сталкер видел сейчас абсолютно все, лишь только стоило применить свой рог. Камни, находящиеся за сотни километров, притаившихся в песке скорпионов, гнезда змей, высокие горы, преграждающие путь — очень и очень далеко отсюда. Его способности получили новый уровень, рывок, возносящий его особый талант на вершину мастерства. Единорог даже не мог себе представить ничего подобного. Он бежал вперед, ветер, пытавшийся его сломить, остановить или отбросить назад был бессилен. В отместку он игрался с его гривой, хотел заплести ее в узелки, но ничего не получалось.
Было радостно как никогда в жизни. Хотя нет, словно бы ему снова было пять лет, а родители, на день рождения, подарили ему столь долгожданный мячик. Когда он вырос и стал караванщиком, он уже мог позволить себе сотню таких мячей, да вот только той радости уже не было. А сейчас — вот она, та самая эйфория. Что же такое им подсунул Саламби? В любом случае, стоило его вечером поблагодарить за это!
— На перегонки? — Слоу опустилась, шепнула ему на ухо и вырвалась вперед. Жеребец мог видеть, как хлопают ее девичьи, красивые изящные крылья.
Что стало с Олд Веем? Маст вдруг вспомнил, что еще совсем недавно его друг вместе с приемной дочерью вот точно так же и в таком темпе резко рванули вперед. Быть может Саламби и им дал какого-нибудь снадобья? Мап решил, что обязательно задаст этот вопрос своему юному спутнику.
Слоу парила в воздухе, поторапливаясь, подгоняя свои крылья, да так, что жеребец испугался за нее и поддал в скорости, нагнал девушку.
— Как думаешь, нас не догонят разбойники? — озабоченно спросила она

у него.
— Если продолжим вот так нестись — нас не догонит даже ветер!
Слоу хихикнула вместо ответа.
Через некоторое время они устали, решив сделать небольшой отдых, сбавить скорость и подождать Саламби — в конце концов, их юный друг зелья не пил. К их удивлению, зебренок появился гораздо быстрее — буквально через пару минут, после того, как они остановились, чтобы оглянуться. Выплыл, словно корабль, из-за ближайшего бархана, не сбиваясь с темпа, бодренько. И это не могло не удивить.
— Наверно, мне не стоило быть таким недоверчивым. Видимо, духи, которым он поклоняется и с которыми говорит, все таки существуют — Маст не знал, для кого это произнес. То ли для самого себя, то ли для рядом стоящей Слоу, на щечки которой выступил красный и жаркий румянец. Запыхалась? Устала? Наверно.
Подросток нагнал их, но, не остановился, продолжил движение, оставаясь в своем трансе.
— Саламби? — позвал Мап.
— М?
— Что думаешь о бандитах, от которых мы так дали деру? Что будет с теми двумя? С твоими сородичами?
— Твоя спросить пустыню — Саламби дал понять, что не хочет говорить на эту тему, немного изменившись в лице. Было очевидно, что разговор для него неприятен. Маст знахаря больше не беспокоил.

---

Пустыня встретила их так же, как и обычно — неприветливо. Диск солнца, спешащий скрыться за горизонтом давал знать, что вскоре день подойдет к концу и неплохо было бы подыскать место для ночлега. Но Моник было не до этого. Она смотрела на свои записи, которые вела с самого начала дня поисков. Это позволяло проанализировать и сопоставить множественные факты. По крайней мере, в случае неудачи, она сможет доказать принцессе, что они не прохлаждались, а действительно выполняли свою работу.
Огромные крылья хлопнули перед тем, как массивная туша грифонши приземлилась рядом с женщиной. Моник почесала собственный клюв, осмотрелась вокруг.
И волшебники пока еще ничего не смогли обнаружить, какая досада.
Пегаска словно бы растворилась в пустыне, пропала бесследно. Или пустыня над ними снова издевается — ей это нравилось.
Слоу Майнд, пегаска, 17 лет от роду, с белой шерстью, темносиней гривой и голубыми глазами. Без кьютимарки. Прорвалась через ограды, смогла уйти от ротозеев стражников — и для чего они вообще там стоят? Пить чай и разговаривать? Одни лишь дармоеды!
— И почему мы должны возиться в поисках этой... пони? — приземлившаяся рядом грифонша приподняла летные очки — прекрасную защиту в полете от всякой дряни.
— Захлопни клюв, Гильда. Принцессе Селестии нужна наша помощь, иначе для чего она бы обратилась к нам?
Гильда была новенькой, раздраженной и, словно бы чем-то уязвленной. У нее сложилась слишком стойкая неприязнь к пони, а потому ей не очень-то хотелось участвовать в подобных поисках.
Вообще-то прочесывать небо могли и хваленые Вондерболты. Но эти пижоны были слишком заняты другими делами. Хотела бы Моник знать, что это за «дела» у них такие. Послеобеденный сон? Скорее всего.
Мысль о летунах-соперниках развеселила ее. Как же приятно знать, что за помощью идут к тебе, а не к этим лентяям. А самое главное — уже не в первый раз.
— Я все одно не понимаю — почему именно мы? Потерялась какая-то вертихвостка, возомнившая себя умнее других? Ну так пускай пони ее и ищут, они же у нас такие умные, смелые, такие... крррутые!
Ходили слухи, что однажды Гильду унизили, утерли нос, доказали, что она не столь крута. Будучи молодой, дерзкой и ярой она никак не могла смириться с нанесенным оскорблением, продолжая лелеять собственную обиду.
— Ты начинаешь напоминать мне курицу, Гильд — подняв тучу пыли, опустился старый поисковик, грифон Винсент, с роскошными усами над клювом и летном шлеме. С ним он никогда не расставался, считая, что тот приносит ему удачу. — Помнится, когда в прошлый раз ты потерялась здесь, не была такой язвительной, а разве что не кудахтала от радости, когда единороги смогли выискать твою тушку. А ведь могла бы и жариться. Цыпочка.
— Заткнись, Винс. Не напоминай мне об этом — скрывая забурлившую ярость, грифонша отошла в сторону. И впрямь, подобные воспоминания ей не очень нравились. Потерялась тут, как какой-нибудь новичок. Стыд и позор, причем который она никогда не сможет с себя смыть. Совсем-совсем не круто.
— Печет, как в духовке — не обращая на ее слова внимание, проговорил грифон — Да и песчаная буря. Мне кажется, тут нужны не мы, а поисковики трупов.
Моник подумала, что в кои то веки согласна с Гильдой. Винсу следовало захлопнуть свой клюв и не говорить глупостей. Они должны найти девчонку во чтобы-то ни стало.
Единороги, что были поблизости, выискивали следы пегаски. Не могла же она и в самом деле пропасть бесследно, должно же было хоть что-то остаться. Хотя бы кости, хоть тело — это уж в крайнем случае, хоть бы Винс был не прав. Пока что им удавалось найти живых пони, вытащить отсюда.
Глупые кобылки и жеребцы, считавшие, что смогут вот так запросто пройти через эту «сковородку». А ведь тут можно запросто поджариться, стоит лишь немного постоять на открытом солнце. Им думалось, что они будут умнее всех, а через день другой валились без сил. Да что там через день — некоторым хватало и тройки часов.
Ни один из караванщиков пока не заявил на постах, что смог найти ту, подходящую под описание.
Поисковые команды, вроде той, что была сейчас у Моник пользовались частым спросом. Принцесса Селестия очень трепетно относилась к своим поданным, а потому хотела спасти от глупой смерти каждого, кто здесь оказался. Хорошая принцесса, замечательная правительница, чего бы там не шептал дух пустыни. А он ведь говорил с ней, говорил с Моник, тогда, в прошлый раз. Грифон мотнула головой, не желая вспоминать мутные и неприятные дни. Дни без воды, без куска хлеба, без единого живого существа, если не считать скорпионов. Только лишь золото песка, да солнце. Да жар, который невозможно вытерпеть. Пони в пустыне всегда полегче, а вот им, грифонам, приходиться тяжко. Грифонша раскрыла свои записи, отбросила много листов назад, вернулась почти к самому началу, вчиталась в наскоро написанные строки, пробуждая в памяти дело былых времен. Как же давно это было...

[i] Жар был совсем не выносим, крылья прилипали к телу, нельзя было даже подумать о том, чтобы взлететь. Язык был совершенно сухим, клюв, казалось, одеревенел вслед за языком. Воды не было, она уже давным-давно закончилась. Интендант — он должен был позаботиться о том, чтобы воды хватило, а он, стервец, видимо, плохо рассчитал. Паршивец. Взять бы его за гриву, да приволочь сюда!
Впрочем, Моник было грешно жаловаться — сама принцесса Селестия обратилась к ней с очень важной миссией. Она должна залезть дальше, чем любой из караванщиков до этого и даже более того. Она должна найти поселение пони.
Юная грифонша задавалась вопросом не в первый раз — откуда дальше пустыни пони? Нет, конечно же, она знала, что планета, на которой они живут — круглая, чуть приплюснутая с полюсов, но все таки не такая же маленькая! Или солнечная принцесса хотела расширить свои границы владения? Но ведь у нее и так хватало земель под ее патронатом, да и глупо искать новые в такой дали.
Но больше всего поражало лишь одно. Ей выдали подробную карту как пустыни, так и земель алмазных псов. Когда и кто ее успел нарисовать — неизвестно. Была и еще одна карта — якобы того, что должно находиться там, ЗА пустыней. Но тогда Моник и вовсе было непонятно — для чего все эти диковатые танцы с разведкой, когда все и так всё знают?
Девушка в тот же миг остановилась, тоненько вскрикнула, сделав несколько шагов назад, расправив крылья, словно собираясь улететь отсюда. Из песка торчал полусгнивший, высохший череп пони...[/i]

— Ну как? Есть что? — женщина оторвалась от воспоминаний сразу же, как только рядом оказался единорог. Тот отрицательно покачал головой и снова принялся за работу. Счет пошел на часы. Третий день поисков — сколько может бедная кобылка обойтись без воды? Им повезет, если какой-нибудь из караванщиков подобрал ее по дороге и просто пока не успел сообщить на пост, но на это надежды с каждым мгновением становилось все меньше и меньше.
Менее всего Моник хотела увидеть труп пегасочки...

---

Ночью всех мутило, кроме Саламби, что сидел у теплого костра. Становилось все более и более холоднее, ветер перестал быть жгучим, а теперь лишь только пытался засыпать их песком. Мап хотел было поднять щит при помощи телекинеза, но у него не было на это сил. Его тошнило, чем он, собственно говоря, и занимался. Слоу лежала вповалку и старалась не двигаться — было видно лишь то, как она дышит. Вполне милая картина, стоит отдать должное. Вот только Масту было совсем не до этого.
— Ай-ай-ай — только и говорил Саламби, впрочем, без сожаления. Он же не виноват в том, что у них такой слабый организм и не смог выдержать какой-то обыкновенной вытяжки из слизи лягушек и можжевельника? Впрочем, туда для аромата были добавлены лавровый лист, пыльца ядовитой шутки, но ведь это все мелочи. С ним самим-то ведь все в порядке и он уже не раз пил подобное зелье.
Пони оказались слабее его иммунитета.
— Ты мерзавец, Сал — комок тошноты снова подошел к горлу, заставив жеребца отвернуться. Да чем его может вообще тошнить? Он итак уже выблевал все, что только было, он столько не съел! Того и гляди внутренности вылезут. Кобылка тихо кашляла, ее начало знобить.
— Это пройдет. Ваша надо лишь только ждать
— И долго мне еще блева... ждать? — язвительно, разве что не брызгая ядом поинтересовался Мап.
— До утра, быть может, до следующего полудня. Твоя надо набраться смелости и смирения, духи не любят нетерпеливых.
— В подхвостник Селестии твоих духов, ох, чтоб тебя... — Мап Сталкер отвернулся, не в силах больше сдерживать рвотный порыв. Саламби лишь только усмехнулся. Неужели эти пони не понимают, что за все надо платить? В конце концов, они не так уж и плохо пробежались тогда, когда отвар дал им новые силы. А это позволило им уйти дальше и от его, Саламби, сородичей и от разбойников.
Зебра-подросток не зря вступился за Саман. Те двое были из племени Акка; на самом деле они не искали потерявшихся соплеменников, а всего лишь выискивали новые жертвы для своего культа. Не убивали, а зомбировали, превращая в совсем безропотных существ. Разве мог он желать такой судьбы для Саман, еще мало понимающей девочки-зебры? В ней есть сила, в ней есть потенциал, возможно, из нее потом могла бы получится такая же шаманка, как и из него. Духи мало с кем говорят, тех, кто может говорить с ними за последнее время стало не так уж и много. Они не смогли бы простить его, не вмешайся он, не послушайся их зова. А тем двоим не помешает небольшое рандеву с алмазными псами. Олд Вей со своей приемной дочерью смогли уйти, а это главное. Зебренок ухмыльнулся собственным мыслям. Он никогда не откроет причину ни Мап Сталкеру, ни его пегаске-подружке...
Слоу знобило. Ей казалось, что рядом с ней завывает жуткий ветер, сковывает в свои объятия, зубы во рту отбивали дикое стаккато. Никогда-никогда-никогда больше она не выпьет того, что приготовил Саламби, от чего бы он не обещал ее избавить! А теперь этот понь полосатый оправдывается, что это у них, де, желудок слабоватый.
— Как ты, моя маленькая пони? — ей послышалось в ночи. Девушка приподняла голову — поблизости никого не было. Быть может это у нее галлюцинации? Она слышала, что такое бывает. Кажется, что кто-то идет или что кто-то разговаривает, а на самом деле нет. Иллюзия, фокус, издевка воображения.
-Ау, маленькая. Ты еще не хочешь украсить своими косточками меня? Ай-ай-ай, я этого очень жду!
— Отстань — шепнула она, положив голову поудобнее. Солома, которую деликатно пожертвовал ей Маст, чтобы голове было лежать помягче была слишком душной. Или она таковой лишь только казалась? Но Слоу решила для себя что будет лежать на ней и только на ней. Даже если сюда вдруг явиться принцесса Луна собственной персоной и предложит самую лучшую, прохладную, освежающую подушку из дворца.
— Что у тебя за неприязнь ко мне? Разве я сделала тебе что-то плохое? Кстати, а соломка-то тебе как? Не жестковата?
— Я не хочу с тобой говорить. Отстань от меня. Мне плохо, мне нехорошо, уйди, прошу...
Но Дух пустыни не желал оставлять свою добычу. Ему — а может ей? — хотелось по донимать бедную пегасочку, поиздеваться. Унизить и оскорбить всю ее суть, доказать, что весь мир вокруг нее — сплошная фальшь.
— Ага, а вот к тебе идет и твой любимый жеребчик — в зловещем шепоте читалась легкая грусть. Пустыня сожалеет? Такого ведь не может быть! Ей жалко ее? Слоу? — Хочешь знать, о чем он мечтает по ночам? Прыг-скок, прыг-скок, туда-сюда, туда-сюда, тебе ни о чем не говорит? Хи-хи.
Шепот становился все тише и тише, исчезая, утопая в собственном недовольстве от того, что Слоу снова не сдалась под его напором.
Буквально через мгновение Маст оказался рядом с девушкой.
— Как ты... тебе лучше?
Он знал, что спрашивать бесполезно. Наверняка ей гораздо хуже, чем ему самому. Бедняжка, это он во всем виноват. Надо было оставить ее в кишлаке, сообщить на пост караванщиков...
Последнее, Мап понял, следовало сделать давным-давно. Хотя бы по той причине, что их ищут. Ее ищут — принцесса Селестия не желала, дабы в эти пустыни шастали, как к себе домой. Быть может она уважала традиции алмазных псов, не привечающие чужаков. А может быть просто слухи были правдой, и коронованная особа хочет скрыть нечто очень личное и важное. Хотя что именно личного может быть у нее с этой пустыней? Надо же придумать такую глупость!
— Лучше — пегаска врала настолько неумело, что Мап решил даже не говорить ей об этом. Просто кивнул головой, собираясь пойти спать. Рвотных позывов больше не было, а значит варево негодяя Саламби уже перестает действовать. Наверно, он все его выблевал до капли.
— Мап? — позвала она его измученным, но очень требовательным голосом.
— Ась? — отозвался жеребец.
— А о чем ты мечтаешь по ночам?

Глава 7

Новая глава. Восьмую ждите уже на этих выходных^^

Глава седьмая

Редслалом встретил их самым настоящим буйством красок. Слоу даже представить себе не могла, что ее посетит чувство, будто она снова оказалась в Кантерлоте. Забавно, но местная архитектура словно так и хотела выкрикнуть, что некогда была возведена пони, а сейчас просто была улучшена псами. Тут и там возносились к небу огромные белые башни, блестя золотыми оборками и узорами, сверкая драгоценными камнями. Весь город хотел крикнуть гостям о том, что здесь — обитель роскоши.

По улицам расхаживали как верблюды, так и алмазные псы. Последние преобладали. Маст сумел поймать на себе удивленный взгляд пегасочки и предугадал ее немой вопрос. Он же ведь совсем недавно объяснял ей, почему алмазные псы живут под землей и вот вуаля – здесь они под землю забираться не торопились, скорее даже наоборот.

— Видишь окрас их шкуры?

— Вижу. Рыжая шерсть? – кобылка кивнула головой. Ее в тот же миг заинтересовало, а что может означать рыжая шерсть? Быть может солнце к такому окрасу более милосердно? Синегривка попыталась припомнить всех рыжих пони. Особой любви к солнцу среди них она не вспомнила, светило отзывалось взаимностью. Тогда что? Быть может, шерсть дает какую-то особую защиту для глаз, привыкших к темноте? Стоило подождать объяснений жеребца.

— Давным-давно – Мап Сталкеру не терпелось рассказать очередную историю, на этот раз, основания города. Он кашлянул, прочистил горло и повторил.

— Давным-давно, не припомню сколько лет назад, но здесь жили два клана алмазных псов. Два, так сказать, племени. Одно из них вполне нормально переносило солнечный свет, другое – пряталось в подземельях. И, в силу этого они враждовали меж собой. Собственно-то говоря, есть предположение, что причиной вражды были немалые запасы золота и драгоценных камней, находящихся в недрах, под городом. Однако, официальная причина была озвучена лишь в личной неприязни.

Маст говорил, будто читая по учебнику.

— И? – потребовала продолжения пегасочка. Ей надоело идти и она взлетела – надо же ногам хоть иногда отдыхать. А крыльям полезно поработать, а то совсем обмякнут.

Саламби шагал следом – с ним они не разговаривали вот уже третий день, как шли до сюда. Оба не смогли простить ему того отвара, от которого штормило целую ночь. Слоу лично заявила, что больше не притронется ни к одному вареву, которое сделает зебра. Даже если его сделает Зекора из Понивилля.

Солнечный свет придавал белым стенам красноватый, ярко-розовый оттенок, а некоторые арки словно окрашивались в золото. В глаза били блеск аметистов, синих рубинов и голубых топазов. Нет, это был совсем не Кантерлот. Конечно, столица, где живут принцессы, очень красива, но никогда не сможет сравнится с представшим взору великолепием. В отличии от кишлака, где им пришлось побыть, здесь многое выглядело совсем иначе.

Жители были одеты получше и от них не исходило мерзкого зловонного запаха. Улицы были чисты и опрятны, каждая телега выглядела как особое произведение искусства. По проулкам расхаживали гордые грифоны, с кривыми саблями в ножнах. Слоу так хотелось разглядеть это оружие поближе, что у нее загорелись глаза. Появись такая возможность – и кобылка двинулась бы за ними следом. Вопросная фабрика заработала, выдавая на гора продукцию в юной мохнатой головке. А они острые? А они блестят? А как было обработано железо? Как это делают здесь? Ей хотелось вызнать каждую подробность. Быть может потом, если Маст ей разрешит, она обязательно постарается обратиться к кому-нибудь из стражников. И будет его расспрашивать и расспрашивать.

Пегасочке и в голову не приходило, насколь вся эта роскошь и красота может быть обманчива.

— Все проще некуда. Подземные начали строить отдельный ход наружу, вроде как пытаясь доказать, что они самодостаточны и им не нужны наземники. Естественно, рыжикам такая перспектива не очень пришлась по вкусу. Видишь воооон там? – Маст указал копытом вдаль. Слоу в тот же миг, с усердием внимательного слушателя, мечты любого гида, вглядывалась в самое неприглядное, что здесь было. Некая недостроенная и заброшенная постройка, напоминающая… лифт. Точно такой же, на котором их тогда опускали вглубь кишлака. Недострой уродовал прекрасный ландшафт, но, судя по всему, убирать его никто не торопился. И даже более того – не собирался.

— Как думаешь, что это такое?

— Мусорка? – торопливо предположила голубоглазая пони.

Ведь в каждом городе обязательно должно быть место, куда свозиться и скидывается основная часть всякой всячины. Чтобы ее потом легче было собрать и отвезти для дальнейшей утилизации. Единороги из Кантерлота обычно придумывали второе применение для мусора, превращая зловонную кучу в новый источник ресурсов. Почему бы такому не быть и здесь?

— Нет, это лифт

Значит, первая догадка была все таки верной. Пегасочка вдруг задумалась – а куда же тогда тут свозят ненужные вещи, на выброс, если не сюда? Должно же быть такое место, просто не может не быть!

— По этому лифту – продолжил Сталкер – подземники должны были подниматься наружу. Тогда город еще не был таким большим.

— А почему его тогда не достроили? Они помирились?

— Ты почти угадала, малыш. Произошло все немного иначе. Рыжие, наземные алмазные псы, подарили своих женщин подземным

— Как это, подарили женщин? – Слоу даже не могла представить себе чего-то в этом роде. Что значит, подарили? Просто вот так взяли и отдали? А те приняли? Как вещи?

Синегривка вдруг представила, что Маст, дабы с кем-то наладить отношения, дарит ее первому встречному торговцу. А тот уже лыбится во весь зубастый рот, скалится и, как муха, потирает лапки. Бедняжку передернуло – ведь он так не сделает? А вдруг? Ведь он так и не ответил на ее вчерашний вопрос. Замялся, сказал, что расскажет об этом после, а когда именно – не уточнил. А вдруг дух пустыни прав, а Маст – распоследний негодяй?

Девушка мотнула головой, прогоняя подобные мысли. От них становилось только обиднее. Словно сумев подчинить себе мозг, она тут же задумалась — но что же было дальше? Ей захотелось об этом узнать, а потому она продолжала слушать жеребца. Что было после того странного дара?

— Ну, вот так. Взяли – и подарили. Ну, не в прямом смысле – просто отдали, а предложили союз, выдали своих дочерей за них замуж

— А девушки были согласны?

— Эээ… да, конечно. – единорог, ради полноты рассказа, пошел на откровенную ложь. У женщин-псов никто не спрашивал о их согласии. Слоу, кажется, это вполне удовлетворило. – Ну, слушай дальше. Все вышло хорошо, да только когда девушки дали потомство, то есть родили деток – те были с рыжей шерстью. Сейчас подземных алмазных псов здесь почти не осталось, а недостроенный лифт – это своего рода памятник, потому-то его и не хотят убирать отсюда.

— Понятно – пегасочка кивнула головой. Почему вся эта история ей не понравилась? Почему алмазные псы начинают ей казаться самыми настоящими мерзавцами и негодяями? Но ведь девушки же были согласны, да и… разве могут негодяи соорудить нечто подобное этому городу?

Слоу сошлась на мнении, что нет – не могут.

Кобылке все эти три дня не хотела спрашивать про Саман, боялась узнать для себя очередную нелицеприятную правду. Предпочитала строить пустые догадки. А теперь любопытство зажглось в ней с новой силой. Рабство. Что есть рабство, почему оно кажется таким плохим? Быть может она знает о нем неправду? Нередки случаи, когда взрослые, дабы уберечь глупых жеребят говорят им неправду, обманывают. Например то, что в вечнодиком лесу живет злая-презлая колдунья, мечтающая съесть всех пони. Особенное предпочтение, де, она отдает именно мальцам. Слоу доводилось встречать уже взрослых пони, продолжающих верить в подобные сказки. Быть может так и она с рабством?

— Мап, а что такое рабство? –

— Рабство, это… — Маст начал весело, но в тот же миг запнулся, прочистил горло и сделал вид, что закашлялся. Осознал весь смысл вопроса и почему Слоу интересуется. Мап быстро распознал, откуда дует ветер. История появления девочки-зебры у Олд Вея, кажется, не дает ей спокойно спать по ночам.

Драматическая пауза слишком уж затянулась и ее нужно было хоть чем-то прервать. Перевести разговор на другую тему? Единорог сомневался, что это поможет, да и как долго он сможет убегать? Придется отвечать.

— Скажи, тебе действительно это нужно знать? – жеребец решился попробовать — а вдруг получится? Помотает кобылка отрицательно головой и дело к стороне. Хотя бы ненадолго.

Но синегривая пегасочка не оправдала ожиданий караванщика — Слоу лишь только кивнула головой. Да, мол, хочет знать и все тут. Разве что копытцем не притопнула от негодования.

Сталкер удрученно вздохнул. И почему так не хочется говорить об этом? Хотя, ведь если вспомнить, он и сам по первой никак не мог уняться от клокочущей где-то внутри несправедливости. Обида захлестывала тогда его самого полностью. Но потом – смирился, понял, что ничего поделать не сможет, а, может, просто стал циничнее? Пообтерся, обмяк, привык. Ожесточился?

— Да, здесь вправду держат некоторых существ в рабстве. Зебр, псов, верблюдов…

— И пони – докончила за него неугомонная тугодумка.

— И пони – кивнул головой жеребец, заметив, что обливается потом, прячет глаза. – Но все не совсем так, как тебе кажется, хотя… все именно так. Одни покупают свободу других за золото, драгоценные камни или воду.

— То есть, тут можно купить чужую жизнь всего лишь за воду? За несколько глотков? – удивлению Слоу не было предела.

— Когда очень хочется пить, вода начинает превращаться в товар, который дороже золота. И уж тем более чужой жизни.

Пегаска вдруг поникла головой, задумалась. За воду. За ту журчащую жидкость, которой в Эквестрии всегда хватало на всех. Подойди к любому ручейку, сунь в него мордочку. Послушай как журчит вода, и пей – не хочу!

Сколько стоит чужая жизнь? Несколько глотков живительной влаги. Разве она сама этого не поняла, когда оказалась одна и когда песчаная буря вдруг глянула ей в глаза? Когда смерть подходила на шаг, решая, как поступить – разве не хотелось водички?

— Но почему кто-то может считать себя хозяином другого? Поясни. Я не могу этого понять! А почему те, кого продают, не могут взбунтоваться?

Ну, что он мог ей ответить? Рассказать про плети семихвостки, свистящие при ударе. Про страшный щелчок, повергающий вполне здоровых и сильных жеребцов на колени, выводя их из строя на долгое время? Про увечащую боль, про страдания?

Он зажмурился, припоминая, как на базаре хлестнули так одного зебренка-воришку. Спина окрасилась красным, алые линии в тот же миг набухли буграми, а вся торговая площадь услышала отчаянный крик и мольбу о пощаде.

Жеребца вдруг передернуло от этого воспоминания. Не самое из приятных, Маст словно на себе прочувствовал тот удар.

— Они не могут. Они попросту бояться. А некоторым… некоторым нужна не столько свобода, сколько хозяин

Слоу вдруг представила, что она вещь. К примеру, тележное колесо, причем не простое, а скрипучее. А хозяин – старый пони с бородой, бранится на нее, дает пинка сгнивающей деревяшке, грубо вправляет его обратно на основную ось. Сравнение показалось ей довольно таки удачным.

Нет, она не хочет быть чужой собственностью, хотя разве это ей угрожает?

— А как пони могут попасть в…

— Видишь, здесь на улицах не очень оживленно? Да и нищих тут нет. Ну, собственно говоря, об ответе, малыш, ты догадаешься сама?

Голубоглазка и впрямь догадалась сама. И ее в миг охватил ужас. Она оглянулась, увидев, что Саламби шагает сзади, молча и безучастно, тут же прильнула поближе к жеребцу. Будто боясь, что некто ее прямо сейчас примет за бродяжку и потащит в рабство.

— Зебр трогают не так часто. Они слишком… загадочные для здешних жителей. Посмотри на Саламби – он прямо так всем своим видом и излучает, что ему известно нечто особенное, чего не понять другим. А потому-то его алмазные псы боятся.

— Моя быть благодарна твоя. Здесь наши пути расходится. Да будут духи благосклонны к вам! – зебренок вдруг оживился, чтобы сказать не самую приятную новость. Майнд уже успела привыкнуть к его тихому и безмолвному обществу, не хотелось расставаться.

— Ты… уходишь? – и отчего девушке казалось, что вопрос слишком наивный и даже больше – риторический?

— Моя оставаться здесь. Моя идти дальше сам и покупать нужные травы. Да видят духи, быть может, снова увидимся, когда пойдем назад? Будь осторожна, синегривая пони. Пустыня следит за тобой – последние слова подросток проговорил с грустной миной на мордочке. Он развернулся, оставляя их двоих стоять на опустевшей улице, где они были единственными фигурами. Будто весь город в одночасье вымер.

— Пойдем, Слоу. Эй, да ты, никак, плачешь? А ну, иди сюда, малышка – он приобнял кобылку, притянул к себе.

Слоу почувствовала облегчение…

Шесть дней в песках искали тень, седьмой удачным вышел день.

Моник вздохнула с облегчением – кажется, они наконец-то напали на след. Хоть маленькая, но все таки зацепка. В одном из кишлаков видели пегаску, именно такую, какая подходила под описание. А это было гораздо больше, чем ничего. Мафусаил, а именно так звали старика-верблюда, совсем бескорыстного, разве что попросившего за свои знания чуть-чуть камушков, поведал им удивительную вещь.

Караванщик, Мап Сталкер заявился к нему несколько дней назад и снял койку – одну на двоих. Вместе с девушкой-пегасом. Грифонша ухмыльнулась – интересно, чем эти двое занимались? Удивляло только другое – Мап до сих пор не доложил на пост караванщиков о находке. Хотя мог это сделать прямо здесь – стоило лишь спуститься вниз, в подгород, к алмазным псам. И не просто ли с ним обыкновенная караванщица? Может быть, ученица?

Она сплюнула, проклиная указ, разрешающий заводить учеников.

— Говори яснее, кто с ним был?

Мафусаил помалкивал, задумчиво глядя в облака. Для него они все – неверные. Пришедшие издалека только для того, чтобы разграбить эти пески. И пускай каждая змея знает, что здесь нечего брать, но ни пони ни грифонам верблюд не доверял. Смотрел снизу вверх.

Винсент, откровенно говоря, скучал, был занят разглядыванием своих когтей. Сие важное дело поглотило его настолько, что он, казалось, ни на что не отвлекался. Гильда фыркала, расхаживая из стороны в сторону – помогает ей это, что ли?

Возня с какой-то пони оказалось куда более долгой, чем казалось грифонше изначально. Гильда была уверена, что они разделаются с этим в два счета. Разноцветные лошадки были куда более слабыми и немощными, нежели грифоны, а оттого и думалось, что они найдут пегаску через несколько часов. Шел уже седьмой день. Там, в Эквестрии, наверняка, уже идут выступления летунов. А она хотела принять в них участие, показать летный класс, быть может снова увидеть Рейнбоу Дэш, утереть ей нос…

Радужногривая пегаска, наверно, единственная подруга, с которой она была ближе остальных, так подло предала ее, променяв на «новых» друзей. На полных лузеров, ламеров и конченых неудачников. Гильда разглядывала себя в зеркале день ото дня и не могла понять – что же именно в ней не так? Почему это произошло? Почему это вообще могло произойти?

С тех пор ей не нравились все остальные пони все больше и больше. Особенно розовые. С каждым новым днем она начинала их ненавидеть, отчего-то делая исключения для Рейнбоу.

Если бы старая подруга вдруг появилась прямо здесь и прямо сейчас – грифонша, наверно, даже не знала, как отреагировала. А может и знала — отвернулась бы и не стала даже разговаривать. А там, в глубине души, ей хотелось вернуть все назад. Те самые лучшие и крутые деньки, когда они могли летать вместе. Дни. Когда крылья разрезали пелену облаков, врываясь в синеву неба.

Мысль о том, чтобы попробовать извиниться Гильда отбрасывала сразу же. С чего это ОНА должна извиняться?

Моник смотрела на юную ученицу, отрицательно качая головой. Интересно, а самостоятельно-то она сможет достичь хоть чего-то? Мечтает стать первоклассным летуном, а вот от сомнений избавиться не может. Гложет ее нечто изнутри.

Глава поискового отряда не раз пыталась вызнать об этом под тем или иным предлогом, но никак не получалось. Не может же она и в самом деле подойти к соплячке и сказать – так, выкладывай все как есть или выметайся!

Хотя, не такой уж и плохой вариант, можно было бы попробовать…

Мафусаил продолжал молчать. Будто тут нет никаких грифонов, а он вышел подышать свежим воздухом.

— Мафусаил, ты меня слышишь? –

— Мая памэт нэмного притупилас… Пэсок в башка попадат – сааавсэм плохо.

Платить Моник не хотелось. Почему она обязана отдавать свои камни? Нет, конечно, будь она помоложе, вздохнула, но мешок пришлось бы облегчить. Сейчас деньги были нужны ей самой. А на драгоценные камни и самой нравилось любоваться. Когда она полетит к драконам, они ей пригодятся больше.

Старый хрыч отвечал взаимностью, явно намекая на то, что и ему есть куда применить цветные камушки. А в особенности аметисты.

— Послушай сюда, старый пердун – Моник осмотрелась по сторонам – нет ли поблизости изнеженных пони-единорогов? Тем наверняка не понравится ни манера, ни способ общения. Волшебники-поисковики затерялись где-то позади. Ушли дальше, прочесывая магией пустыню, за что она была им благодарна. – Я ищу синегривую пегаску и того караванщика, Мап Сталкера. Ты сказал, что они были здесь. Мне хочется знать, куда они пошли. Или на твоей морде прекрасно будут смотреться отметины от моих когтей!

Моник прорычала ему все это прямо в лицо, опасно щелкая клювом, будто вот-вот клюнет им прямо в глаза.

А это и впрямь произвело впечатление.

— Ты нэ пасмеешь! – Мафусаил, сглотнув, прошептал, помотав головой из стороны в сторону, моргая глазами. Шапочка упала в грязь, вызвав ухмылку женщины.

— И что же мне помешает? Быть может плюнешь мне в лицо? Или лягнешь? Или позовешь кого-нибудь на помощь? Тут не так много твоих сородичей. Процент тех, кто хочет вступится за тебя столь ничтожно мал, что я даже не стану его упоминать. Я не буду играть в считалочку. Или говоришь, или…

Каждый ребенок знал, что когти грифонов – самое настоящее оружие. Остры, как бритва, ими было достаточно полоснуть, чтобы прорвать кожу, чтобы брызнула алая кровь. Ходить с такой отметиной на лице Мафусаил не очень хотел.

В какой-то миг в нем вдруг проснулось не только инстинкт самосохранения, но и обыкновенный страх. Тот, что превращает мужчину в обыкновенного труса, цыпленка.

Моник и раньше видела такой страх – им можно было упиваться. Хороший, вкусный, от него словно исходил запах.

Когти блеснули на солнце – она и впрямь была готова свершить угрозу – молча и без шуток.

— Падажди, падаждиии, эээ, дорагайа! Зачэм нам такие мэтоды? Бил тут мой друг, бил! Он пашел в Ред’Слалом! Вмэсте с зёброй пааашел, Салам’би зват! – на последнем слове верблюд запнулся, а может просто неудачно икнул. Выражение на его морде выдавало в нем блаженство идиота, мечта которого внезапно таинственным образом исполнилась.

— С ним была пегаска? Он не сказал, зачем ведет ее за собой?

— Он скааазал, что она – приблуда. Глюпый бача. Глюпуй его ханун. Он говорит, что его ханун хотет смотреть пустыня и алмазных псов

Моник выругалась. Винсент удивленно поднял на ее глаза. Словосочетание, каким разразилась грифонша могло вогнать в краску даже таких матерых матершинников, как он. Впрочем, стоило отдать должное, Винс сквернословил если тому и правда был повод.

Приблуда. Караванщики называют так тех, кого найдут в пустыне. Замечательно. Просто великолепно! И этот паршивец потащил девчонку дальше, словно забыв про самый главный запрет. Ни одна пони ни должна пройти дальше, чем Редслалом, не говоря уже о Рейвенхувсе или, того хуже, Казаабада.

Там, дальше есть незримая опасность, о которой подозревают даже не все караванщики. Обычные пони не должны знать той тайны.

— Редслалом, значит. С зеброй Саламби – Моник проговорила медленно, не спрашивая, упоминая лишь для самой себя. Парнишку-лекаря она и сама знала прекрасно – хороший полосатик, именно он ей тогда помог. Словно в стародавних книгах, явился из-за горизонта, напоил какой-то гадостью, а потом помог добраться до Редслалома.

— Мон, там собираются тучи – Винс подкрался сзади, заставив грифоншу вздрогнуть. Она уже не угрожала верблюду, а Мафусаил все одно смотрел на нее пристально, внимательно. Вот ведь, наверно момент выбирает, чтобы плюнуть хорошенько и дать деру.

Верблюд был стар и убежать смог бы навряд ли. Ну и глупости же ей лезут в голову.

Над ними и в самом деле, будто желая отомстить за удачу в поисках, пустыня собирала над ними даже не свинцовые – черные тучи. Тьма облаков грозила в любой момент разразиться неистовой грозой. Уже второй за эти несколько дней – удивительно! Навряд ли даже старики припомнят, чтобы дожди бывали так часто.

Сверкнула первая молния, прокатился медленный и ленивый раскат грома. Словно невзначай где-то треснул арбуз.

Стоило остаться здесь и переждать бурю. Не лететь же прямо через нее, в конце концов. Что с девчонкой может случится, если она с караванщиком? Припрет ее на пост, сдаст и их работа тут закончится. Можно будет вернуться обратно, выпить немного красного вина и съесть пару-тройку яблочек. Обязательно кислых. Непрошенным гостем вклинилась и мысль о дольке лимона – тоже не помешает.

— Когда вернуться единороги – скажешь, что мы направились в Редслалом. И если тебе вдруг вклинится глупая мыслишка направить их куда- в другое место – я исполосую тебя так, что подохнешь раньше, чем взойдет солнце.

Мафусаил решил не отвечать, да и что он скажет? Мон провалилась в собственные размышления, опустив клюв чуть ли не до самой земли.

Мап Сталкер, кто он такой? Ей доводилось слышать об этом единороге, вот только какой он, она не знала. И что у него на уме – тоже. Некоторых караванщиков грифонша знала в лицо, да и в личном общении. За некоторых могла поручится собственной головой, что они не наделают глупостей. А вот за других…

Кто ты, волшебный рог? Чего ищешь в пустыне, зачем стал тем, кто есть и для чего тебе пегаска?

Алмазные псы устраивали торги рабами. Им было неважно, кто будет товаром в этот раз – зебра, старый и немощный верблюд, быть может пони. Или даже собственный сородич-сосед, у которого не хватило денег выплатить штраф, а потому он оказался с продаваемыми на одной скамье.

Нет, конечно, не было еще ни одного ЗАДОКУМЕНТИРОВАННОГО случая, когда караванщик продал в рабство Приблуду, но вот Моник была уверена – когда-нибудь нечто подобное случалось. И даже более того – предводительница поисковой группы даже видела разношерстных лошадок совсем с неприглядной стороны. Нельзя быть уверенной ни в чем.

— Взлетаем –

— Тучи же. Мы можем не выдержать. А может молния шандарахнет? Ты моих детей потом кормить будешь? – Винс упрекнул ее за то слишком большее рвение выполнить работу. А вот Гильда, вдруг ожившая, будто некий волшебник вдохнул в нее новую жизнь, была наоборот, взаимна с начальницей.

— Ты совсем, вижу, выжила из ума. Кой демон тебя тянет, к такой спешке? Она с караванщиком, что может случится? – Винсент не желал уняться, сверля ее взглядом. Но грифонша знала, что он сделает так, как прикажет она. Пофыркает, поворчит, но не ослушается.

А вот найти достойные аргументы для спешки никак не получалось.

— Летим. Эти старые крылья могут не позорится и пошлепать по пескам, промокая под водичкой. Как какие-нибудь там пони. А я полечу. С тобой. – Гильда была столь довольна собственной хвалебной речью, что даже не скрывала этого. Бахвальство или же храбрость? Или вдруг проснувшееся ощущение долга? Моник сошлась на том, что всего понемногу…

Чем дальше они шли, тем больше и больше встречных прохожих им попадалось. В основном, это были алмазные псы, гораздо реже – верблюды. Последние чаще были нагружены неимоверным количеством тюков и сумок и подгонялись первыми. Лишь изредка можно было увидеть песочную двугорбую фигуру в маленькой шапочке с довольным видом и свободной спиной. Пони, казалось, здесь не было вообще.

Устремляясь к небесам, сверкая золотом, возносились величественный фигуры статуй, изображающие алмазных псов. Верно, самых лучших из них, не иначе. Слоу заинтересовал тот, что сжимал в лапах немалую суму. Сам был пузат, доволен и верхом на верблюде.

У нее,(Слоу, конечно же) было немного паршиво на душе, после прощания с тихим лекарем-зеброй. Казалось, он все это время был лишь тенью, плелся позади, говорил лишь редко и по делу, не намерен был отвечать на вопросы… Не самый лучший собеседник в пути, не самый лучший попутчик, но, наверно, именно ему она была обязана многим.

Интересно, а зачем он сюда приехал? Закупить трав? И опять же возникал давний вопрос – где тут вообще можно взять хоть какую-нибудь зелень? Тогда зачем? Слоу укорила себя за то, что не спросила его об этом, но тут же опомнилась, вспомнив, как отвечал зебра-подросток. Натянет свою паршивую улыбку и так ласково – спроси, дескать, пустыню, да будь довольна.

А вот про песчаную глушь и вовсе не хотелось вспоминать. Этот ее, пустыни, вездесущий дух был надоедливым и неугомонным, иногда посещая ее, пытаясь заговорить. И всегда с какой-нибудь желчной издевкой, желанием поддеть, обидеть.

А почему она тогда заплакала? А Дискорд его знает. Ей стало жаль расставаться с полосатым другом. Столько дней были вместе, столько пережили…

А может еще и оттого, что зебренок кое-что знал о пустыне, чего не хотел рассказывать. Утаивал ради ее же безопасности, но ведь так нечестно! Ведь это ее одолевают, он мог бы подсказать ей, помочь, рассказать как быть. Так нет же, сказал до свидания, пожелал удачной дороги и нежадных продавцов и был таков.

А вот жеребец был не столь сентиментален, как она, его совсем не тянуло на слезы, да и к чему? Подобные прощания у него бывали часто, из недели в неделю. Находились попутчики туда, и обратно. Интересно, а как она будет расставаться с ним?

Он долго умалчивал перед ней этот факт, но он должен отправить ее домой. Все, напутешествовались вместе, пора и меру знать. Не хочется, конечно, но это его долг. Девчонку, наверняка, уже целую неделю как ищут. И будут искать, пока не найдут косточки или ее саму. Или пока он не сообщит на пост, где и при каких обстоятельствах встретился с ней. Ну и выволочку ему устроят за это! Жуть! Промылят гриву так, что долго не отплюется, век припоминать будут, а друзья еще и посмеиваться станут.

Все дело в том, что таскать за собой «Приблуд» дальше этого города было запрещено. Если не здесь, то нигде больше. Или придется идти назад без закупок. Дискордовы рога, это сколько же он потеряет с ней времени? Несколько недель, не меньше. Почти месяц с кучей денег, но без товаров. Недолго еще – и выпрут его, отберут значок и пропуск в эту зону. Скажут, что совсем бездельник стал и не нужен тут больше. Даже Олд Вей – медленный, старый, а вовремя покупки доставляет.

Система караванщиков работала очень просто. Не каждый пони мог войти в эту не очень дружную и, в принципе, разномастную братию, а лишь по особому отбору. Жеребцу же пройти благодаря своему особому таланту. Такие, как он ценились на вес золота

Все заключалось в том, что пустыня и земли, а точнее коварные пески Алмазных Псов были под запретом. Сюда нельзя было путешествовать без особого пропуска, нельзя просто пройти через таможню. Только с личного разрешения принцессы Селестии. Надо отдать должное – столь строгие меры были не напрасны. Мало того, что эта пустыня не зря звалась «сковородкой», и тут может сжарится любой. Не стоит забывать про банды алмазных псов, желающих ограбить, а тебя самого – отправить, продать в рабство. И им совершенно неважно, кем ты будешь. Для них нет законов Эквестрии, принцесса для них… нет для них ни Луны, ни Селестии, а уж на Каденс они и вовсе махнут лапой. Скажут – какая еще Каденс? Кадушка есть, а вот Каденсов тут никаких нет.

Но всегда найдется то, что пони не в состоянии произвести сами – или из-за дороговизны, а может и просто из-за недостатка умения и ресурсов. Но это почти в обязательном порядке обнаруживалось у Алмазных псов. Пони-караванщики и служили этакой перемычкой меж двумя расами, словно соединяли их воедино. Позволяли производить достойный обмен на хороших условиях.

На себе в пустыню они тащили золото, воду, фрукты и стальные пруты, а обратно уже возвращались с легкими тканями, необычайной красоты шелком, безделушками, оружием и пряностями с благовониями. Стояли, так сказать, на перекрестке двух культур.

У Мап Сталкера были с собой драгоценные камни. Золото было тут хоть и в цене, точно так же, как и в Эквестрии, однако, камешки ценились гораздо больше.

Никто толком, даже волшебники Селестии, не могли объяснить того факта, что драгоценные жеоды были прямо таки полны уже огранеными и разнофигурными кристаллами. Впрочем, пони уже давным-давно смогли к этому привыкнуть, а вот для алмазных псов сие было в диковинку.

Удивительно и странно, но вот о родине собак пони знали мало или не знали вообще. А некоторые и вовсе были уверены до последних пор, будто алмазные псы – всего лишь пустая выдумка. Ну кто в здравом уме будет верить, что есть какие-то собаки, непонятно для чего собирающие алмазы? Конечно, они дорогие и красивые, но не дороже же денег, в конце концов.

Оказывалось, что дороже.

В большей мере правительница Эквестрии поступила гораздо мудрее, чем могла, придя к великой мудрости. Не можешь остановить – возглавь! Контрабанда драгоценных камней самими псами из страны радуги и счастья стала не нужной и вовсе безнадежной. Караванщики с легкостью расставались с драгоценными стекляшками, умело обращая их в нужные и требующиеся товары.

Товарищи по профессии Мап Сталкера частенько ходили с туго набитыми кошельками, но не стоило себя обманывать – богачами они были лишь только в мыслях. Большая часть денег обратится в новые драгоценные камни, в товары нужные для жизни, в провиант для семьи, если она есть.

Маст не часто задумывался над тем, чтобы завести семью. В конце концов, зачем ему это надо? Впрочем, иногда зов плоти заставлял его идти на необдуманные поступки, на большие траты денег. Еще года три назад ему доставляло удовольствие козырнуть звонкой монетой перед впечатлительными кобылками. Они ахали и падали в обморок от одного его появления, в одно время он даже прослыл известным сердцеедом. А сейчас, будто бы, поостыл.

Единорог бросил взгляд на Слоу, на то, как она до сих пор еще всхлипывает. А когда придется расставаться – будет точно так же плакать?

Ее слезы были ему неприятны и поражали где-то внутри необычное чувство – не прикрикнуть на синегривку, чтобы она прекратила ныть. Нет, совсем иное – хотелось обнять и успокоить, прижать к себе, притянуть, подарить немного тепла, нежности.

Жеребец вдруг подумал, что ему совсем бы не помешала кадка с холодной водой – полоснуть себе на голову, чтобы всякие глупости в голову не лезли. Что он, мальчишка какой?

Наверно, выходило что так и есть. Мальчишкой был, мальчишкой и остался. Избалованным, коего в свое время слишком избаловали родители. Добродушные, мягкотелые, они не понимали единственного. Ребенка нельзя было купить на дорогие вещи и игрушки, ему просто нужно было совсем немного их внимания. Совсем малую толику, чуточку. Им невдомек, какая жалость, что именно из-за этого он бежал с опостылевшего быта. Молодость подгоняла к чему-то новому, к глупостям и необдуманным поступкам. Вперед, к приключениям, где есть не только кьютимарка, особый талант, но и бодрящий, бьющий в голову сидр. Где есть красивые кобылки и первая ночь, пусть и с не особенной пони. Тогда они все казались особенными. В какую не ткни – влюблен по уши и даже на гриву еще хватит.

Прошла ли молодость, те бурные годы, о которых временами хотелось позабыть и вычеркнуть? Нет, совсем не прошла – он еще жеребец в самом расцвете сил. Молод, красив, быть может не так мощен, как деревенские работяги-бугаи, или пышные аристократические снобы.

Он вдруг облизнул губы, будто это помогало ему размышлять. Сумки мешались – интересно, как им удалось не растерять их по пути?

На голову, для Слоу он в тот же миг, как только они оказались на базаре, купил красивый платок. Чтобы было чем прикрыть голову.

Для самого себя он превратил это в долг, в необходимость, нечто вроде потребности. Как потребность поесть или сходить в туалет.

Со Слоу же все было иначе.

Синегривка превращала покупку этого платка в какой-то одной ей понятный знак. Он обратил на нее внимание? Нет, он уже давно обратил на нее свое внимание, но ведь не так, как раньше! Быть может он к ней неравнодушен?

Легкий румянец сам собой возник на ее щечках, заставив смущенно потупится головой. Жизнь казалось прекрасной, по крайней мере для девушки. А вот караванщик был угрюм, понимая, что ничего хорошего для него в ней сейчас нет. Он до сих пор еще не реализовал взятый с собой капитал, некоторую часть растерял по дороге, удирая то от бандитов, то от волков. Да, камней все еще было достаточно и, надо отдать должное, когда он потратит их, все одно останется в немалом выигрыше. Можно будет уйти на короткий отдых, взять отпуск. В это время караванщик должен был сдать цеховой знак и пропуск, вроде как отказаться от выполнения обязанностей. Уже не служащий, но гражданский.

Однако, караванщик продолжал стоять на учете еще долгое время – пару лет, только после этого его пропуск и документы, позволяющие свободный проход и право обращаться за помощью на посты уничтожались. Но не будет же он, в самом деле, целых два года прохлаждаться. Ноги не смогут усидеть на одном месте, да и его особый талант… если он не сможет найти ему хоть какое-нибудь хорошее применение в обычной жизни, что выглядело невозможным, станет пустышкой.

А быть пустышкой не охота никому.

Единорог вздохнул. До отдыха еще предстояла немалая работа. Торговля с алмазными псами – своего рода игра. Вот только играют в нее двое – и оба дураки. Один дурак покупает, другой тем временем, продает.

Маст знал, что здешние обитатели считают его чужаком, недругом, неверным. А в мире нет ничего лучше, чем хорошенько обмануть неверного. Не обманешь такого – день для пса пролетел даром.

В воздухе кружили стражники грифоны, закончив наземную вахту. А может это просто другой патруль – грифоны считались опаснейшими противниками. Навряд ли найдется в мире существо, способное сравнится с ними по силе или ловкости. Есть, конечно, некоторые пегасы, способные показать и лучшие результаты в мастерстве полетов, но ведь только в нем. В остальном – грифоны несравненно лучше.

С воздуха было гораздо лучше видно, что происходит внизу. Если, вдруг, раздастся вопль о грабеже, о том, что убивают – они стремглав бросятся на помощь. Тем и хороши.

Закон был равен для всех.

Кроме тех, у кого в кошельках было монет по более, чем у остальных…

Если базар в кишлаке и поразил девушку своей необычайностью, неожиданностью и размахом, то здешний просто заставил прийти в восторг.

Здесь, наверно, было все на свете. Перлматуром переливались идеально круглые жемчужины, сверкали ярко-красным, почти кровавым блеском рубины. А Слоу не любила рубины – они казались ей застывшими, остекленевшими капельками крови. Торговец кошенилью расхваливал ее на все лады, яро убеждая, что ткань цвета индиго, у продавца напротив, оскорбление и позор. Тот в свою очередь, делал еще более страшные предсказания про товар соперника. И при этом ни на одном лице не было обиды. Словно сие некая забава, всего лишь игра и не больше. Лишь только огонек азарта в желтых, собачьих глазах.

Завопил какой-то торговец – мимо пони вдруг прошлепали босые ноги щенков. Один из победоносно держал в руках лепешку, удирая со всех ног, но посматривая в воздух – не летит ли там его наказание?

Это могло казаться забавным для Слоу, а вот Мап Сталкер прекрасно знал, что бывает с такими весельчаками. Им отрубают лапу за воровство.

Крик о помощи, о разорителях, матерях, кои прямо сейчас должны стыдится, а то и вовсе провалится в пучину морскую, за то, что воспитали таких неслухов, вдруг потонул в общем гвалте голосов. Тут каждый стремился доказать свою правоту.

Алмазные псы, в особенности рыжие, создавали вид очень неспешных и мирных созданий. А куда им и в самом деле, торопится?

Кобылка рассчитывала увидеть какое-нибудь забавное представление – ведь она читала в сказках, что именно на базаре-то и происходит все самое интересное.

Заклинатель змей играл на дуде, причем гораздо лучше, чем его собрат по труду в кишлаке. Мелодия получалась, пускай, не самая лучшая, но куда более веселая. Да и змея была сговорчивее, высунулась, показала голову, зашипела раздвоенным языком.

Девушке стало страшно. Змей она видела и раньше, в питомнике у Флаттершай, когда еще хотела завести себе зверушку. Но не сложилось – оказалось, что сама синегривка слишком занята, чтобы за кем-то ухаживать. А точнее – попросту испугалась полагающейся ответственности.

Были среди предлагаемых зверушек и змеи, только не такие, как тут – а более мелкие и не такие злобные. И все одно они казались ужасающими и страшными, скользкими и неприятными. Как лужа, посреди дороги – всякий желает обежать, не промочив ног.

— А что это за тряпки у них на головах? Ну, такие, свернутые! – поинтересовалась кобылка.

— Это чалма. И это не тряпка, а очень длинное полотенце

— А разве им не жарко в такой ходить? Наверно, всю голову можно спарить.

— Им не жарко – парировал Маст, вздохнув и размышляя, что ответить. – Понимаешь ли, чалма – походный головной убор. И многоцелевой. О него можно вытирать лицо и руки, можно подкладывать под голову во время ночи. Накрыться, чтобы спастись от песчаной бури. Да и воду очищать через него тоже.

— Очищать воду? Как это? – Слоу ни разу не видела, как это делается. Смешно, но всю жизнь она считала, что воду-то очищать не зачем. Она сама станет хорошей и питьевой через некоторое время. Да и откуда в ней вообще может взяться грязь?

— Я как-нибудь попозже тебе об этом расскажу – хмыкнул жеребец, не скрыв злой усмешки над ее наивностью. А потом покачал головой, упрекнув себя в недостойности поведения. Он должен быть с ней помягче. В конце концов, не ее же вина в неосведомленности. Пони просто никогда не собирались жить в пустыне.

Сегодня был прекрасный денек. И он в Редслаломе. Там, где можно купить благовония по вполне сносной цене. Здесь они почти никому не были нужны, а потому и цена была маленькой. Вот поди он в Казаабад! Там пришлось бы платить тройную, а то и больше цену.

Впрочем, дураки были всегда и везде.

Со временем каждый караванщик находил места, где лучше купить то, а где – другое. Не только рынок и спрос, но и география диктовала им условия. Казаабад, стоящий рядышком с морем был набит крупным и мелким жемчугом, который перепродавал ювелирам для украшений. Рейвенхувс, город из горы – набит золотом и другими драгоценными металлами. Да и большая часть металлического – от оружия, до сковороды – все сделано из тамошних руд. А вот обрабатывали их, превращая в мечи или выше упомянутый кухонный инвентарь в Надабаде. Тамошние псы были кряжистыми, большими и жилистыми. А самое главное – выносливые, потому быстро смогли освоить ручную ковку металлов. Пони в этом деле приходилось полагаться либо на магию единорогов, либо на крепкие зубы, либо же на сложные механизмы.

Руки – какая же это, наверно, дрянь. Зачем они нужны – длинные отростки с пальцами-когтями? Разве с ними удобно? Удобнее копыт? Слоу отказывалась в это поверить, но слышала о одной единорожке, что мечтала именно о таком вот извращении.

А сейчас девушка ворвалась в новый, чудный для нее мир. Алмазные псы были способны ее многим удивить. Казалось – ведь точно такой же базар она видела тогда и там, в кишлаке, название которого не знает, а не нет. На этом все было иначе. И совсем не было пони.

— Наземные псы не очень любят чужаков – он будто прочитал ее мысли, предугадал вопрос, а потому ответил заранее.

— Почему?

— Не могу сказать с точностью. Но, вообще-то, как говорят их старейшины, они не хотят терять собственной культуры

— Что за ерунда? Как чуж… гости могут заставить их потерять культуру? Они что, сразу бескультурными станут? Невежливыми, да?

В своих вопросах Слоу казалась совсем несмышленой кобылкой-глупышкой. Смешной, задорной, с задатками на что-то умное. Но всегда говорящая какую-нибудь совсем по-детски милую глупость.

Маст не преминул ухмыльнутся.

— Хах, не в этом дело. Они не хотят чужих традиций и надеются сохранить свои. А потому многое держат в секрете. Честно сказать, когда у них тут какой-нибудь праздник, они выгоняют отсюда всех приезжих за ворота города.- он посмотрел вверх. Грифонов выгоняли тоже. И на тот короткий день все молчащие и запуганные шайки, не боясь быть пойманными, выползали из своих нор. Многие из торговцев-чужаков называли этот день – праздником грабителя, потому как могли вернуться в совершенно опустевшую и разбитую глинобитку. Обидно, досадно, но ничего поделать нельзя. Таковы правила, таков закон.

Смогли примириться только гордые грифоны. Как и почему – загадка, грозящая остаться без ответа до скончания времен.

— А сегодня у них нет какого-нибудь праздника? – Слоу не хотелось провести ночь, как какой-нибудь бродяжке, под большими и изукрашенными воротами. В Кантерлоте бы никогда так не поступили.

Единорог уже было хотел сказать, что если сегодня не намечается показательной казни, то других праздников на сегодня не намечено, но в тот же миг сдержался. Нельзя говорить ей про казни. Про наказания, жестокие и беспощадные. Она из другого мира, она всего лишь ребенок, маленькая девушка. Так ли давно она перестала играться с плюшевыми куколками?

Во многих деревнях и городках Эквестрии была такая профессия, как психолог. Пони, который должен был следить за психическим здоровьем, лечить и усмирять неизлечимых. Ведь мир, как и география, диктует свои условия проживания. Они могут быть сколь угодно счастливыми в своей стране под мудрым покровительством принцесс. Но даже те не мог остановить природный ход вещей. Не могут заставить стихию отступить, по крайней мере сразу. Они не остановят дикую эпидемию, болезнь, не искоренят смерть от старости. Потому что это естественно, потому что так было заведено еще до их появления. Кто они такие, чтобы решать? Даже принцессам иногда приходится подчинится.

И вот тогда потрясенные вдруг обрушившейся на них жестокостью пони обращались к врачу. Или сходили с ума, требуя за собой особенного ухода и лечения. Не многих, но все же удавалось вернуть в мир, полный житейских прелестей нормальными. Многие не становились прежними, уходили, дабы растворится.

Если в логово волков засунуть маленького ягненка, коего эти самые волки тронуть не смеют, он просто однажды растворится в их общине, станет чем-то вроде безделушки-игрушки. Есть он – хорошо. Нету – тоже неплохо.

Так было и в Эквестрии.

Жеребец фыркнул на самого себя – что это он такое удумал? Будто Слоу может сойти с ума? А сам-то он, выходит, не менее наивен, чем она. Кобылка крепкая, многопонимающая. Вот только про казни ей таки говорить не стоит.

— Н-нет, ничего такого не должно намечаться

— А как к нам отнесутся?

— Как и ко всем чужакам – пренебрежительно. Но не кручинься, малышка, я всего лишь сделаю тут пару покупок, а потом… — Маст снова замолк. А что потом? Может быть, стоило признаться ей во всем сразу? Чтобы она потом не столь сильно расстраивалась, чтобы поняла, как он заботится о ней и…

Все остальное казалось бредом. Нет, он подождет ей говорить, что отправится на пост вместе с ней и сдаст ее. Сдаст, словно преступницу и пойдет дальше, чтобы больше никогда не встретится. Чтобы больше не видеть голубых глаз и это патлатой синей гривы, с которой гребешок и мыло сотворят чудеса. Но это будет там, когда она вернется домой. Конечно, она тоже получит выговор, быть может даже ее отправят в тюрьму, в заточение.

Маленькая, испуганная фигурка, метающаяся в четырех стенах в тут же миг нарисовалась в его воображении. Не самая приятная картина, ничего не скажешь. Единорог сглотнул, осмотрелся по сторонам.

— Потом? — Слоу сама потребовала от него продолжения, несколько раз умилительно моргнув глазами. Мимо них протарахтела огромная, как по размерам, так и по количеству поклажи, тачка. Вез ее, на удивление, небольшой алмазный пес и, кажется, даже не испытывал особых неудобств. Здесь, в городе, будто каждый из жителей хотел козырнуть предметом роскоши перед другим. Даже вышеупомянутая телега – и та была изящна в своей красоте. А вот другой житель тащил на спине огромный пифос, от которого шел прохладный пар, при том улыбался, словно получил целую гору самоцветов.

— Потом, наверно… может пойдем дальше, а может и вернемся домой. Хочешь домой?

Маст решил идти ва-банк, сразу задавая провокационные вопросы. Навряд ли эта юная барышня сможет ответить ему как-то иначе. На душе было грустно. Он добавил – Хочешь к маме? -

— Я… да… я хочу… к маме – Слоу проглатывала каждое слово, будто вот-вот готова подавится собственными слезами. В горле образовался комок. Ну как – как она может сказать, что хочет домой и к маме, вот только не одна, а вместе с ним? Быть может побродить с ним по Понивиллю, зайти в «Карусель» и глянуть на красивые наряды, примерить парочку на нем. А потом зайти к мистеру и миссис Кейк, поиграть с их подросшими детишками, купить кексов с кремом. Вот только чтобы не одной, а вместе с Мап Сталкером.

Где-то в глубине собственной души, кобылка искала хоть какое-то оправдание столь странному желанию. Но, увы и ах, на этот раз воображение-проказница лишь только покачивало головой, да жало плечами. Ничем, мол, помочь не могу..

— А ты пойдешь со мной? – девушка набрала воздуха в грудь и словно вдохнула большую дозу наглости, чтобы задать подобный вопрос. И тут же пожалела об этом густо покрылась румянцем, готовая сгореть от стыда. Что он теперь о ней подумает?

— М, не знаю… может быть, там посмотрим.

Жеребцу тоже было непросто отвечать. Дальше они шли молча. Он не любил виновато стоять и мучительно подбирать слова. Ему больше нравилось переть напролом, говорить, что думает, но как это можно было сделать здесь? Перед ней?

Юная пегасочка не собиралась довольствоваться таким ответом, уже открыла рот, чтобы осыпать очередным градом вопросов, но жеребец повернулся к ней задом.

— Пойдем. Нам надо отметиться кое-где. Твои родители, наверно, уже с ума сходят, пока тебя нет. А потому мы дадим им весточку.

— И пойдем дальше?

— Потом поговорим об этом...

Кто знает, как складывается судьба, как она хихикает над нами, над всеми, кто ходит под ней? А может быть это могучие силы, взирая на жалкие потуги ничтожных фигурок принимать решения, играют в свою чуждую игру?

Кто ответит за то, что происходило с этими двумя путниками дальше? Быть может стоит винить в этом архитектора Брикворк Лаки. Или во всем виноват скромный верблюд по имени Ашшур? Можно было бы приписать часть вины и самой принцессе Селестии, но правители никогда виноваты не бывают. Хотя, наверно, в этот список можно было внести и грифона, прибывшего сюда за драгоценными камнями, Реми – он собирался подзаработать на учебу своей дочери. Но чья вина была больше остальных – так это воришки, по имени Стикки, которому вдруг позарез понадобилось сунуть загребущую лапу в кошель. Прямо на базаре, нагло и у всех на глазах. Словно вожжа под купированный хвост попала.

А начать, наверно, следовало с того, что Брикворк Лаки, модный и именитый архитектор, предложил сложить здание поста караванщиков именно на главной площади. Де, оттуда прекрасный вид, да и смотреться будет хорошо. А Ашшур, скромный верблюд-уборщик тем временем подговаривал знакомого воришку Стикки стащить не просто пару монет, а самую настоящую драгоценность. Продадут – и век не будут знать горя. И на лепешки хватит и на лечение для мамки. Надо только украсть. Никто и не должен был заметить. Реми, как издревле благородный грифон, уже порядочное время изнывал от безделья и жаждал поймать за руку какого-нибудь паршивца. Воришка ему как раз и подвернулся.

Но кто же знал, что такая цепочка вполне обыденных и объяснимых событий, приведет к столь необычному результату?

Когда Маст зашел вместе с семенящей за ним Слоу, он в тот же миг понял, что ошибся. Что поторопился, что надо разворачиваться и идти назад, но было слишком поздно. В городе было не так тесно лишь по той причине, что каждый житель, от брадобрея до разнузданного торговца, был сейчас тут. На главной площади.

В голове бились догадки о том, как поступить. Быть может протолкаться к посту, быстро зайти, закрыть, запереть за собой все двери и щели. Чтобы не слышать рева жаждущей зрелища толпы, чтобы не слышать скулящего визга наказанного щенка. Который вот-вот останется без своей лапы.

В мыслях он уже телекинезом раздвинул толпу, пробил себе дорогу, гордо подняв голову, шагая вперед. А Слоу, удивленная такому поступку, шла молча, восхищенно разглядывая во все глаза. Много чего полезного и нужного он уже сделал в мыслях, лишь после заметив, что только стоит на месте. Сзади подтягивались остальные смотрители. Верблюды, грифоны, алмазные псы и... пони. Всего несколько. Без кьютимарок.

— Что происходит, Мап? – для Слоу это было в диковинку. Она приподнималась на ножках, но впереди стоящие алмазные псы были слишком уж высокими. Вспомнив про крылья, она воспарила над землей, имея лучший вид.

— Куда ты? Немедленно вернись! – зашипел он на нее, пытаясь зубами ухватить за гриву, но поздно.

Пойманного несчастного щенка – а ему и вправду было не так много лет, держали за лапу. Палач – грифон, с кривой саблей, лезвие которой блестело на солнце, пускало солнечных зайчиков, был готов приступить к делу хоть сейчас. Сразу видно, профессионал, не первого воришку казнит, не только ручонки рубил. И головы тоже.

— Маааап? – протяжно произнесла ничего непонимающая пегаска. На место, где она только что стояла, вдруг протиснулся небольшой верблюжонок. В его глазах горел восторг и нетерпение. Ну, мол, ну когда же уже будут отсекать?

А ведь все могло пройти гораздо иначе, подумал Мап Сталкер, облизывая высохшие губы. Почему сразу не увел, почему повел себя как нерешительный мальчишка? Что он скажет ей теперь?

— Мааап! – это был уже более требовательный и не вопрос, а крик. На нее шикнули из толпы.

Щенок вопил и скулил от страха, не особо желая расставаться со своей конечностью. В какой-то миг юркнул, вывернулся из цепкой хватки палача и упал на колени. Ползая, он умолял о пощаде, говорил о том, что больше никогда, ни одним ноготком, ни разочку.

Но толпа пришла сюда не слушать сбивчивые клятвы и плач. Она пришла сюда лицезреть расправу. Лицезреть творящееся правосудие!

Интересно, а что на это бы сказала принцесса Селестия?

Несколько камней упали рядом с мальчишкой, врезавшись в деревянный помост, один из них попал в грифона, на что тот безжалостно пригрозил оттяпать руку следующему метателю. Но ропот не прекращался ни на миг.

Сыпались страшные обвинения. Оказалось, что беспомощный щенок был виноват ну абсолютно во всем. И в том, что у соседки куда-то пропали серьги с волшебными хризолитами, что торговец Друпи поперхнулся вчерашним рисом и что у старой бабки, имя которой не помнили, болит спина. А потому надо обязательно оттяпать ему верхнюю конечность. Вот тогда-то свершится возмездие. Тогда и спина, наверно, болеть перестанет, сразу найдутся серьги, а торговцы, как пить дать, перестанут давится от жадности.

Удивительно, но Стикки даже не пытался бежать, хотя его мучитель снова схватил его – на этот раз уже за шиворот, поволок к пеньку. На нем вполне можно было различить не только застывшую кровь, но и множественные зарубины – не первый раз пользовали.

Повизгивание превратилось в жуткий, умоляющий вой.

— Нет! Мап, что они делают? За что? Так не должно быть, это не правильно, так не должно быть! – она осыпала его целым рядом упреков того, что это не должно происходить. Будто это он сжимал в своей лапище несчастного и держал тот здоровенный тесак.

Сейчас прольется кровь, какое ему до этого дело? Жалко, конечно, но ведь парнишка виноват сам.

А Слоу против этого, она же из Эквестрии, какое ей-то дело до него? Ей его жалко? Интересно, а вот если бы это пегасочке рубили что-нибудь, хоть кто-нибудь снизошел до жалости?

Сомнительно.

Заиграли солнечные зайчики на клинке. На миг ослепляя смотрящих. Маст не успел проследить за кобылкой, за тем, как резво она метнулась вперед.

Клинок рухнул на помост, запрыгал, словно таким образом выражая собственное неудовольствие. Все произошло за какие-то секунды, лишь за несколько мгновений. Рррраз – будто все приснилось.

Ахнула взбудораженная и возбужденная толпа, ахнул удивленный палач, Мап Сталкер широко раскрыл глаза, будто боясь пропустить дальнейшие события. Стикки, грязный воришка, поняв, что расправа над ним еще не свершилась, на этот раз уже был куда более догадливым. Шмыгнув носом, он дал деру с своей плахи, запрыгнул на голову к одному своему сородичу, быстро перескочил на другого. Крики, визг, лай. Несколько голосов глупо хихикнули – алмазные псы не умели по другому.

Слоу Майнд, еще помнившая свой стремительный полет, сейчас была на деревянном помосте. Мощными когтями, прижав к полу, сытой кошкой над ней навис грифон-палач...

Глава 8

Новая глава, как и обещал. Стихи в тексте сочинены edinorojek( https://stories.everypony.ru/viewuser.php?uid=264 )
Всем кто читает и кому сие нравится — пишите свое мнение — оно очень важно для меня! Хочется знать, что хочет видеть народ. Улучшить стиль? Больше экшена? Сшипить, наконец, Слоу и Маста?)) Жду^^

Облака в пустыне были совсем не такие, как в Эквестрии. Гуще, строже, сильнее, наполненные влагой. Больше всего они напоминали пони с мешком денег, которому просто позарез куда-нибудь эти деньги деть. Выплеснуть поток на других.

Пегасам из Радужной Фабрики, будь такая надобность, пришлось бы повозиться с этим намечающимся ураганом. Хлесткий, неприятный ветер усиливался, поднимая песок до небес. Винсент был прав – они здесь не справятся.

Моник в последний раз бросила взгляд на кишлак. Теперь он был совсем игрушечным, будто кукольный. Поселить туда игрушечных верблюдов и пони – да играть в свое удовольствие.

Они долетят во чтобы то ни стало. Быть может какие-нибудь Лэзиболтсы, по иному их назвать нельзя и наотрез откажутся лететь. Но не грифоны. Ибо сородичи Моник завсегда быстрее пегасов, они лучше справляются с полетом. Они доберутся до Ред Слалом, пока еще...

Пока еще что?

Что ее так тянет вперед? Память о прошлом? То, что старается позабыть, но чего хранит в себе ее тетрадь?

Возможно, так оно и было. Грифонше хотелось убежать от самой себя, ринуться с головой в работу, подавить все позывы памяти. Нет, она не узнает этих мест, никогда не была здесь. Ей приснилось, не было тех дней.

Кого она обманывала?

— Гильда? – рявкнула она в небесах. Сейчас говорить приходилось только криком, потому что ветер уже начал шуметь в ушах. Начался дождь, роняющий щелкающие прямо по макушке капельки. Вода, вода – как же ее не достает, когда так хочется пить. И откуда она сразу появляется, если ты торопишься, мешая продвижению?

Молодая грифонша что-то ответила, кивнула головой, глядя на старшую. Моник не сумела расслышать. Решила, что можно отложить откровенный разговор для более спокойных времен. Лететь предстояло немало, долго.

Сколько может лететь грифон, без пищи и воды, которая закончилась вот уже несколько дней назад? Сколько может раздумывать над тем, чтобы, наконец, повернуть назад? И что при этом должно заставлять идти его вперед?

Лететь не было сил, Моник расправляла свои крылья лишь только тогда, когда это было необходимо. Пропасти, горные перевалы – не такие, как в Ред Слаломе, но перебраться через них можно было только влет.

Рядом с тем богатым городом алмазных псов были ущелья – глубокие, как дно реки. Может, это и впрямь была когда-то река? Но названия свое оправдывали – песок и солнце создавали неповторимый красный оттенок на скалах, на свисающих вниз травинках. Что вообще при такой жаре может расти? Ан нет же, поди – ползет, пытается вырваться, хочет жить.

Так же, как и она.

Солнц, решив сжалиться, подарило немного прохлады, а быть может это ветер уже был другим? После Казаабада, пройдя по карте, той тропой, она стала замечать изменения. Менялось все – климат, растительность, живность. В здешних песках не было змей и скорпионов. Лишь только странного вида плотные, толстые жуки. Пробовала склевать одного из них, но тут же выплюнула, не в силах расколоть панцирь. Скверно – помирать вдалеке. Скверно – бросить все, что было дорого, выполняя приказ, сдохнуть просто от того, что не хватило воды. А кушать, меж тем, хотелось не меньше.

Впрочем, голод еще иногда удавалось слегка утолить, пожевав хилые побеги здешних деревьев. Таковыми, впрочем, они могли называться лишь номинально, ибо были тонкими, с двумя-тремя веточками. Листьев почти не было.

Что заставляло ее делать каждый следующий шаг? Движения давались ей с трудом, но отчего-то казалось, что там, вдалеке будет спасение. Чтобы было проще, измученная летунья выбирала себе ориентиры, ставила задачи. Дойти до того камня, потом вон до того хилого куста. Подождать с минутку – и снова дальше. Дальше…

Когтистая лапа сама собой сжала флягу, потрясла ее. Нет, воды не было. Ладно, дойти до следующего монумента из камней. Или это не монумент? Моник подумала, что теперь это уже не имеет значения. Просто шагать дальше – вот все, что нужно.

По словам алмазных псов, которых она опросила в Нировобаде и Казаабаде – там были более разговорчивые жители, нежели в Рейвенхувсе и более доброжелательные – в этих горах есть жизнь.

В какой-то миг ей показалось, что вот так идти можно до бесконечности.

Острыми шпилями вверх, исчезая в облаках, горные массивы стенами преграждали путь. Приходилось их обходить, подниматься на возвышенности, перелетать и тратить последние остатки силы.

То единственное, что двигало ее вперед – дымок вдалеке. И не дым пожарища, а вкусной похлебки. Луковой. Моник облизнула собственный клюв – сейчас она не откажется ни от какой еды, даже если пони притащат ей сено.

По словам все тех же жителей, здесь были – о чудо! – именно пони.

Грифонша споткнулась, грузно завалившись наземь, понимая, что сама подняться уже не в силах. Вот он – конец? Скверно, очень скверно. Принцесса Селестия отрицательно покачает головой и будет недовольна. А ведь она так и не успела попробовать сырное фондю, которое готовит ее братишка, а ведь обещала. Трепло, выходит...

Стук копыт заставил ее отвлечься, хотя – вдруг очередной мираж? Пустыня подсовывала несчастной путнице колодец вдалеке, рыбу, эклеры и... с каждым разом обманывала. Иногда были и караваны верблюдов, но стоило ей подойти ближе – исчезали, становились ничем. Расплывались горсткой песка. Очередной бархан, песок, пустота.

И горы на горизонте.

А может... может это смерть к ней пришла? Откроет глаза. А перед ней поняший скелет в балахоне черном. Вот-вот скажет – пошли. И она, отбросив всю усталость, послушно пойдет следом.

— Воды ей дай, воды – это было первым, что она услышала. А потом потеряла сознание прямо в тот блаженный миг, когда столь желаемая влага коснулась глотки...

Ветер неистовствовал, не желая принимать вызов, который ему бросили грифоны. Да кто они такие, в конце концов, чтобы совладать с ним? Откуда столько дерзости, столько наглости и такого азарта? Ветер решил, что сейчас покажет им всю свою мощь, а потом, когда их хлюпкие крылья сложатся в воздухе, он посмотрит. Посмотрит, как они будут падать, рыдать и плакать, умоляя о пощаде. А затем посмеется над очередными глупцами.

Чужаки, одним словом. Они завсегда являлись сюда – с разными намерениями. Кто-то хотел доказать — не ветру, самому себе – силу и могущество своих крыльев, кто-то наоборот – хотел покорить небо умопомрачительным полетом. А заканчивали они все одинаково – носом в песок и, дай великий Ашшур, чтобы живы остались.

Моник не столько чувствовала, сколько понимала, что они собираются свершить невозможное. Еще никто не мог пролететь в песчаном урагане, в диком ветре, в россыпи шныряющих, разрезающих небо молний.

Вот-вот, как раскалывающаяся скорлупа ореха, затрещат полные влаги небеса, заплачут неистовым дождем. Захохочет ветер, сдувая всех и все на своем пути, кровеносной веной блеснет молния. Ураган, буря. Пустыня…

Зря она не послушалась Винсента. Старый грифон, накрутив свои усы, пофыркал для вида, но подчинился и сейчас летел где-то внизу, не собираясь подставлять свою тушу опасности. И правильно.

Вверху парила Гильда, очень уж артистично делавшая вид, будто ей легко, а сам полет – беззаботная прогулка.

Капли дождя хлынули не внезапно, но неожиданно. Моник даже успела подумать – как это? Дождь был очевиден, как вода в море, ан нет же, немного удивил своим появлением.

— Гильда? – снова позвала она молодую летунью. Фыркнув в небе от пренебрежения, заносчивая грифонша таки снизила скорость и опустилась, вопросительно посмотрела на главную, молчаливо спрашивая – чего, мол, еще надобнось?

— Что у тебя за проблемы с пони? – лидер поисковой группы успела выругать саму себя за беспечность. Ну и времечко же она выбрала для разговора! Такие беседы стоит вести за чашкой хорошего кофе, прикусывая эклером, смотря на закат. Мечтая о молоденьком и, несомненно, сильном и красивом грифоне. Нет, не сейчас, может быть, позже?

— Какая разница? – юная летчица не очень хотела отвечать, изменилась, нахмурилась. Ей явно не хотелось об этом говорить, что и выставила напоказ.

Будто забыв про свои размышления, Моник продолжала. Нет уж, она заставит ее все рассказать! Прямо здесь и прямо сейчас! И плевать на безумность затеи.

Громыхнуло в небе, да так, что заложило уши. Гильда дрогнула в полете, растеряв всю свою браваду, опустившись ниже. Моник тоже решила не выделяться – собственная шкура дороже. Да и лидер должен давать пример остальным.

— Я хочу знать, отчего у тебя такое к ним пренебрежение? – вопрос Моник потонул в монотонном гуле усилившегося дождя. Стало труднее лететь – струи воды, уже даже не льющиеся, а хлещущие заставляли снижаться, делать маневры, тяжело дышать. Гильда молчала, потому как вопроса не услышала, а у Моник отпало желание повторять. Теперь и впрямь было не до этого. Ибо началось то, чего она больше всего боялась.

Молния, зигзагами распарывая небо, хлопнула, стрелой рванулась к земле.

От шума дождя закладывало уши. Что они могут тут сделать? Беспомощные и жалкие, с чего они решили, будто хватит сил выйти из этой битвы победителями?

Гильда чувствовала, как силы оставляют ее, как дождь вот-вот обратит ее в камень, заставит рухнуть наземь. Дикая усталость навалилось вместе с болью мышц – их будто разрывали на части.

Что-то крикнул Винсент, но разобрать было невозможно, развернулся плашмя. Молния проехала рядом с его брюхом – и как только не опалила перья? Опытный летун, действительно, самый настоящий асс. Молодая грифонша посмотрела на него с нескрываемой завистью. Будучи еще совсем птенцом, Гильда мечтала, грезила полетами. Она летала наяву, чтобы ночью, как только мама заботливо укроет ее одеялком, вновь ринутся в бескрайнюю синеву. Крутой, опасный, рискованный – но чтобы полет.

Что это такое, когда ты не летишь – паришь, отдаешь себя на откуп бродяге-ветру? Разве это – полет? Это для лентяев, для олухов и лопухов, не знающих для чего у них есть крылья. Думают, наверно, чтобы ветра разгонять в жару, да и только. Нет, полет – это соревнование, борьба, это проявление силы. Это доказательство твоей собственной крутизны. Разве грифон не должен представлять из себя одну сплошную крутость?

Когда создатель всех этих полей, лугов, пустынь, рек и прочего хотел придумать крутость – получились грифоны!

И именно сейчас Винсент, несмотря на свой возраст, смог ей доказать, что так оно и есть.

Моник почуяла приступ тошноты – вот-вот ее вырвет, прямо в воздухе и она ничего не может с этим поделать. Забавно, она всегда считала, что сможет совладать с ветром. Может быть поддаться ему, лететь, качаясь на нем, как на волнах, парить до самого прикосновения с землей? Жесткого, болезненного прикосновения.

Нет, нельзя, ведь так уже было раньше, а может быть даже и хуже было. Она должна справиться, должна выправить полет. Крылья хлопнули, наверно, сильнее чем следовало и это сыграло злую шутку. В расправленные крылья, будто в парус, хлынул ветер, откинув ее назад. Что это? Очередной грохот, шум воды, льющейся с неба? Или его, зловещий хохот? Неподвластного, неподкупного ветра.

Грифонша резко рванулась вперед, в попытке выправить полет, увернулась от очередного воздушного потока, нырнула с головой в свинцовое облако, окунулась в его туманную сущность.

Страх проникал в ее душу, заползал в укромные уголки, задерживался там надолго, не исчезал. Он будто шептал – брось все, оставь. Не для тебя это, опустись наземь, спрячь голову в песок, а группа… ну, что она, группа-то? Своя рубашка ближе к телу, а остальные уж как-нибудь сами.

Вода стекала с нее, нависала потоками, гирями утаскивая вниз, но в то же время – освежала голову. Страх медленно, с водой, но уходил, отпускал, чтобы вернуться через несколько мгновений с очередным раскатом грома. Крыльям становилось все тяжелее и тяжелее, они отказывались работать, роптали, норовили отдаться во власть сильного противника. Что хозяйка себе позволяет? Нет, они сильные, но не могут же они сделать невыполнимое! И вода – эта проклятая вода. Мокрая, от нее слипаются перья, становиться только больнее, только тяжелее.

Винс, громадным и массивным туловищем рванулся вперед. Старый грифон, а сколько силы. Не изящества или ловкости, не норовистости – обыкновенной мужской упрямости. Подобно солдату, выполняющему приказ, он рвался вперед, снова и снова находил в себе силы подниматься. Озлобленными осами облака пытались ужалить его сильным разрядом, но все они пролетали мимо. Лишь только очередной рокот, слишком громкий. Кто-то, наверно, что-то кричал, но Моник не слышала. Не слышала она и того, как Гильда, не совладав в этой яростной борьбе, обессиленная камнем полетела вниз.

Она не выживет. Молодая грифонша уже знала об этом, представляя свое падение. Что ж, летая так высоко и круто, нельзя думать, будто однажды не сможешь сорваться вниз. Ведь как ей там говорила мама? А, да она и забыла. Оставалось лишь только закрыть глаза.

Пожить еще чуть-чуть? А зачем? Для чего? Вспоминалась испуганная мордашка той желтошерстной и розовогривой пегасочки, которую она тогда обидела. Съеденное украденное яблоко, игры с Рейнбоу Дэш, непонятное устройство той, которая розовая и приставучая…

Но просто вот так сдаваться Гильда не привыкла. Сдаваться? Грифон? Эти два слова несовместимы друг с другом! Победа или смерть, полет до последнего взмаха крыла, до тех пор, пока еще течет кровь в жилах.

А кровь-то начинала застывать, становилось холоднее.

Воздухом ее сдуло вбок, влево, подарив возможность расправить уставшие крылья. Мышцы заныли, чувствуя, как их раздирают, растаскивают. Захотелось завыть, из глаз брызнули слезы, передние лапы конвульсивно дернулись вперед, по инерции протащив в воздухе тело. Нет, не выдержит. Рухнет, и упадет.

Выдержала – всего лишь на мгновение дольше оказалась сильнее самой себя и выдержала, нашла правильный ритм движения и дыхания – стало полегче. Всему делу мешал только дождь и вспышки молний, освещающие все вокруг. Внезапные, страшные, будоражащие кровь, ослабляющие.

На этот раз своей жертвой ее избрал страх, уже успевший немало набедокурить внутри как Моник, так и кажущегося невозмутимым Винсента. Теперь настал ее черед задрожать, испугаться, поддаться.

И она ошиблась. Когда боишься, когда тебя вот-вот может настигнуть разряд, поджарив до хрустящей корочки – вдруг понимаешь, как близка твоя кончина. Словно она вон там, за спиной – обернись и увидишь, как она беззвучно клацает зубами, пытаясь ухватится за одежду, ремни, за задние лапы…

Гильда зажмурилась, опустила голову, решив превратить саму себя в управляемый снаряд. Ведь так гораздо легче будет прорваться, пережить и…

Не помогло. Она не успела уследить, а безобразник ветер, почуявший, что его соперники не так уж и слабы, как ему думалось, решился таки взять хоть одну жертву. Отвесил ей звонкую пощечину, стукнул, отшвырнул назад, заставив растеряться и потерять ориентацию. Гильда раскрыла глаза, но было уже слишком поздно – она не знала, в какую сторону лететь и даже более того. Неведомая сила ураганом подхватила ее и закружила в воздухе, швыряя то в одну сторону, то в другую. Выбраться оттуда не было никаких шансов.

— Если выживу, подумала грифонша, стараясь не падать духом и думать о хорошем. Если выживу, то обязательно вернусь в Понивилль. Вернусь и попрошу прощения у Рейнбоу Дэш, у той розовогривой и у той, надоедливой, Минки Пай, что ли? Обязательно попрошу…

Два грифона вырвались из пелены грозовых туч, невзирая на воздушные потоки, ухватили ее за лапы, напряглись и потащили ее прямо по воздуху. Моник и Винсент теперь старались сразу за двоих, вытягивая свою молодую подругу из этого круговорота. Резко рванули вперед, дико и бешено хлопая крыльями. Очередная молния. Близко, слишком близко. Гильда уже не очень соображала, что происходит, и где она находится. Но эти двое, ее напарники, они ведь были рядом. Что-то говорили – может ей, а может меж собой переговаривались, но были рядом. И, наверно, в этот-то самый миг и пришло облегчение, пришло осознание, что опасность миновала. Что они долетят, а когда она раскроет глаза – все будет паршиво, но вот жизнь останется при ней. От этих размышлений хотелось растянуть клюв в длинной и большой улыбке.

— Нет, никуда я не вернусь, ни у кого ни чего не попрошу…

Мап Сталкер смотрел на грозовые тучи, что были далеко от города. Благо, шли они совсем в иную сторону, а значит никакой угрозы не представляют.

Их выперли из города, выгнали и выкинули, словно каких-нибудь бродяг, наложив вето на все последующие посещения. Если стража увидит и узнает их в пределах и за стенами города – вмиг вместе с пегасочкой окажутся в тюряге, а то, чего хуже, на месте того самого щенка.

— Ты злишься? – спросила Слоу осторожно. В ее голосе была слышна тревога, волнение и страх. Что он ответит ей, что скажет? И что, в конце концов, сейчас будет.

Выходили они молча. Кобылка боялась даже произнести хоть слово, проглатывала накатывающиеся слезы и вертела головой из стороны в сторону. Будто хотела насмотреться вдосталь, навсегда, запомнить всю жестокую и несправедливую роскошь. Разве можно назвать здешний суд – справедливым?

Мап Сталкер шел опустив голову, несмотря в глаза прохожим. Их вели два здоровенных грифона. Интересно, ухватят за шкирку как котят, швырнут из ворот, презренно хмыкнув и захлопнут двери? А что он мог теще сказать? Даже, наверно, у самого лучшего поэта и книгописца в мире не хватит слов, дабы описать его состояние сейчас.

Маст резко развернулся к пегасочке, чтобы посмотреть ей в глаза, оскалился. В нем бушевал неведомой силы гнев, желавший вырваться из своей тюрьмы, вылиться хоть на кого-нибудь. И Слоу была самой лучшей для этого жертвой. Не на дракона же ему выплескивать свое негодование, что сейчас плелся рядом?

— Ты еще спрашиваешь? Ты еще смеешь спрашивать? – прошипел он ей в ответ, видя, как каждое слово впечатывает несчастную девушку все больше и больше в песок. Слоу будто пыталась сжаться, уменьшится, стать размером с мышку, прижимаясь к песку. Еще чуть-чуть – и она с головой в него зароется. Скверно, подумал про себя жеребец. Скверно, что он так поступает, скверно что все это говорит, но, да видит Селестия, заслужила…

Начать, наверно, стоило бы с того, что пегасочка и впрямь совершила самую главную ошибку в своей жизни – помогла юному воришке остаться с лапой. Впрочем, в самом поступке не было ничего плохого, если бы она не нарушила чужих законов. Пони в Редслаломе и так не особо жаловали, а теперь, верно, и вовсе ненавидели.

Мап Сталкер с трудом разлепил зажмуренные глаза, представляя, что может увидеть. Возможно, там будет обезглавленная Слоу – палач ведь должен был кому-нибудь что-нибудь отрубить. Иначе справедливость не свершится.

Но нет, увидел он самую обыкновенную картину – грифон, во всей своей мощи и красе прижимал бедную маленькую пегасочку к земле, одной лапой наступив ей на крыло, второй упираясь в грудь. Казалось, надави он чуть сильнее, и девушка попросту будет раздавлена как таракан. Клинок палача, теперь уже не такой опасный, отрешенно валялся на дереве помоста, обратившись в обыкновенную железку. Посмотри на него сейчас, так невольно вопрос закрадется – это этим, что ли, рубить собирались?

Единорог размышлял. Запрыгнет на помост, лягнет грифона, а там будь что будет…

Толпа, было начавшая разбегаться, собиралась по новой. Обычную казнь видели все, но вот такую – не часто. Просто таки уникальный случай, мимо которого пройти невозможно. Будет что порассказать дома, о чем побрехать в едальнях. Разговоров на целые месяцы – такое событие! Из ниоткуда вдруг появилась пони и спасла лапу преступника. Пройдет совсем немного времени – и история обрастет более подробной информацией.

В голове вдруг зашевелилась змейка, шипя один и тот же вопрос – что делать дальше? Пока можно было только ждать.

Ждать слишком долго не пришлось, потому как сразу же явился судья. По идее он должен был сидеть в суде, принимать решения по каждому вопросу. В виду отсутствия времени и очень большой занятости, все приговоры выносились быстро, а иногда и не глядя на то, что было свершено. Видимо, алмазных псов такая система вполне даже устраивала, иначе давно бы подняли бунт.

— Что здесь происходит?

Ну что за наивный вопрос? Масту на короткий миг показалось, будто все в этом мире, и даже Слоу, обернулось против него. Растягивается время тягучей ириской, тянутся чужие разговоры, произносятся бессмысленные и риторические фразы, вопросы. А он стоит, как оплеванный и понимает, что абсолютно беспомощен. Не может он ничем помочь Слоу, разве что только взять вину на себя. Он сглотнул, облизнул высохшие губы, попытался пробраться ближе. Алмазным псам не очень понравилось, что какой-то пони смеет вот так бесцеремонно протискиваться через них. А не применить ли волшебную силу?

Каламбуру не хватало маленькой детали. Великолепной картине, в которой грифон старается не раздавить тщедушную кобылку, где стоит судья – алмазный пес, рыжего окраса, с приплюснутой мордой и хищными, бегающими глазками, брылями щек, где есть Слоу, наверняка, перепуганная до смерти, явно чего-то не хватало.

— Стойте! – выкрикнул Маст, набрав побольше воздуха в легкие. Это далось ему нелегко, но не смотреть же на последующую расправу? Пусть лучше его казнят, чем эту глупышку. А она уж тут как-нибудь сама дальше сможет справиться. А на пост караванщиков так и не попали, вот же засада. И не попадут, не дадут им туда зайти, даже близко приблизится. Вот же гадство. Единорог почувствовал целую необходимость сплюнуть от досады.

-Картина дополнилась еще одним персонажем. Мап Сталкер, столь старательно пробиравшийся через толпу, что-то кричавший, казавшийся себе сейчас воплощением смелости, вдруг ощутил себя безвольным дурачком. И на что именно он надеялся, поднимаясь? Что его выслушают, поймут, а потом отпустят хотя бы пегасочку? Казнят теперь обоих, как пить дать – казнят. А ведь он не успел купить кошенили, не успеет теперь уже. Вот кому-то повезет, когда с него сумки снимут. Палачу, наверно. Жеребец еще раз сглотнул – и почему в такие моменты всегда хочется пить?

— Стойте – повторил он уже более спокойно, тише. Полетят камни, ударят в круп, по спине, а потом и палки. И тухлые овощи. – Стойте.

— Говори, пони! – судья ткнул в Мап Сталкера кривым когтем, прищурился, отчего его морда стала еще более плоской. И смешной – вот же, зараза, будет потеха, если он засмеется. Такая потеха, что и до виселицы доведет. Мап торопливо подавил в себе порыв хохота.

— Мы… я… оно… она – Маст старательно подыскивал слова, но почему-то вместо этого получалось одно лишь бессвязное мычание. На выручку, если так можно сказать, ему пришел палач-грифон.

— Ваше высокосудешейство, они прервали казнь уличного вора. Напали на меня вовремя исполнения приговора – четко, строго и без лишних эмоций. Все-таки хорошие из грифонов получаются солдаты, даже лучше, чем нужны.

Повисла неприятная долгая пауза. Первый камень из последующего града медленно рухнул на помост, заскакал по помосту маленьким проказником, остановился рядом с копытом единорога.

— Тише! Тише! – судья явно не желала оказаться еще одной жертвой, а потому призвал собравшихся к порядку. Да к какому, Дискорд всех раздери, порядку, можно было призвать алмазных псов? Маст и сам удивлялся тому, о чем думал и о чем размышлял. Как же хотелось, чтобы из ниоткуда вдруг появилась принцесса Селестия и решила все проблемы разом. А может, пусть, появятся ее ученица – Твайлайт Стар, или как там ее звали. Еще элемент гармонии и не раз спасала Эквестрию из очень затруднительных положений. Удивительно, как можно забыть таких героев?

— За оскорбление суда, за оскорбление наших традиций…

После этого Мап Сталкер понял, что казни им не избежать. Посягнули на самое святое, выходит. На традиции.

— Приговариваю к закидыванию камнями и…

Закидывание камнями. Набросится на палача, сшибить его и дать пегасочке улететь? Сообразит, наверно, что делать, когда появится свобода, а он… Что ж, будет держать щит при помощи телекинеза и магии, а там. Как получится. На лучшее надеяться не стоило.

Спасительным кораблем, лучиком надежды послужил не писклявый и скрипучий голос алмазного пса, а знакомым спокойным баритоном стал голос Саламби. Молодого, доброго зельевара, шамана, да и просто очень хорошего такого зебренка. С ним был кто-то еще, на пару, и тоже говорил. Маст старался расслышать, но в ушах будто был какой-то гул. На миг он подумал, что из ушей сейчас идет кровь.

К судье торопливо подбежал пони, с кьютимаркой листа бумаги и лупы, в тоненьких очках, с жиденькой бородкой на лице. Толстый, массивный от сидячей работы, постоянно потеющий и немного страшный, но такой сейчас родной Брутал Бюрократикал. Забавное имя, еще более забавная фамилия, над которой так любили посмеиваться караванщики. От него было очень много проблем с документами. Дотошность выявлялась в каждом движении. И не дай Селестия, вдруг какая-нибудь закорючка не будет совпадать с шаблоном – век будешь мучиться.

Зебренок, впрочем, подмигнув единорогу, в тот же миг поторопился исчезнуть по своим делам. Хоть на этом спасибо – не поленился заглянуть на пост и вытащить этого жирдяя из кресла. Интересно, а чего пообещал? Средство для похудения? Мап пообещал, что обязательно задаст этот вопрос при первом удобном случае.

Ну, этот-то уж точно должен был вычленить чего-нибудь этакое, чего-нибудь особенное, выдумать. Спасены. Найдет какую-нибудь лазейку даже в их шатающемся законодательством. Так и хотелось теперь показать этой плоской морде с Брылями язык, мол – что, съел?

Судья и в самом деле, виновато, а может устало опустил глаза, понимая, что его ждет.

— И чего это вы тут такое учиняете?

Забросают камнями. Должны просто, ну не могут псы вот так спустить все на самотек. И плевать им на этого толстяка. Так даже лучше – он для них станет самой хорошей мишенью. В самом деле, по такому крупу точно не промажешь. А сколько, наеврно, таких банальных шуток Брутал слышал в детстве?

— Так-так-так, я вот караванщика вижу Эквестрийского, благодетеля, да приносящего деньги. И чего энтого вы учинять собрались? К чему нам камешки? Кто-кто хочет принцессу Эквестрийскую обидеть, кто-кто хочет к пони в подземелье отправится? – в каждом слове бюрократа слышалась насмешка над беспомощностью псов перед ним. И в самом деле, каждый из присутствующих, включая даже маленьких щенят знали – этого трогать нельзя. И не потому, что от него потом проблем не оберешься, а потому, что он посланник Эквестрии, один из самых главных. А если он отсюда уйдет – не будут ходить сюда караваны. Не будет больше Великой и Могущественной Трикси, не будет карамельных сладостей и красивых нарядов. Самоцветов тоже.

Брутал будто вплыл в свою стихию. Удивительно, что еще копыта не потирает от нетерпения. Улыбка то вон уже растянулась – завязками тут точно не обойдешься – канатами только стягивать.

— Они нарушили закон! – судья решил не терпеть и хоть чуть-чуть доказать собственную значимость. В конце концов, уважаемый он человек или нет?

— Так-так-так? И вправду? И какой же?

— Они нарушили казнь, напав на палача, высвободив преступника! Мы собираемся их забить камнями, а если тебе…- судья чуть не сказал «толстое брюхо», сглотнул, продолжил – а вам, если есть желание, лучше уйти, иначе тоже… закидают.

— Так-так-так? Угроза официальному представителю нашей могучей Эквестрии может дорого вам стоить, господин судья! Я буду вынужден доложить об этом в управление, и передать все султану.

Брутал покачал головой, выражая тем самым свое неудовольствие. А потом бросил взгляд на Мап Сталкеру, подошел к нему ближе, шепнул прямо в ухо.

— Это дорого тебе обойдется, караванщик! – зашипел он, — Значок с бумагами в момент сложишь, дай только до стола добраться. Такую на тебя телегу накатаю, что ввек не утянешь. В подземельях сгниешь, на солнце ввек сжаришься, в засратом вечнодиком лесу будешь жить!

Казалось, что обещаемым карам не будет конца. Маст сник головой, представляя, что его ждет в дальнейшем. Уж лучше сразу выйти за ворота города и засунуть голову в песок. Задохнутся в жарком песке, но не возвращаться обратно.

— Я… — он хотел сказать про то, что надо оставить тут Слоу, что девушка – приблуда, но его уже не слушали.

— Но справедливость вашего закона свершится. Я, властью, данной мне вашим благороднейшим из благороднейших султанов, смягчаю приговор до вечного изгнания этих двоих. Прямо сейчас, отсюда, их вышвырнут вон.

Хэлпи они встретили по пути, когда начали идти от города. Единорог просто шел, всего лишь раз воспользовавшись рогом, Слоу безропотно и молчаливо следовала за ним, в дикой боязни сказать хоть одно слово. Даже кашлянуть было страшно, хоть как-то обратить на себя внимание.

Хэлпи являлся драконом неопределенного возраста. Неблагодарная эта работа – выявлять драконий возраст, ибо их размеры и форма часто зависели от многих факторов. Угловатые конечности, острые локти и коленки, сформировавшаяся длинная мордочка, вечно прищуренные глазки.

Синяя шкура сапфиром блестела на солнце. Казалось, этот ящер и есть ожившая драгоценность. В лапах сжимал лютню – небольшую, не по своим размерам, но красивую, изукрашенную узорами и покрытую лаком. Впрочем, если приглядеться, на инструменте можно было заметить некие зарубки, но вот что они значат – одному Хэлпи известно.

Огнедых набился к ним в попутчики сам. Безошибочно разглядев в Мап Сталкере караванщика, он предложил сделку – они идут вместе, а он, дракон, в свою очередь, даст немного драгоценных камней. И, конечно же, совершенно бесплатно, споет и сыграет для них на своей лютне – не даром же он бард!

И действительно, как оказалось, совсем не даром – голос дракона, когда он начал петь, был слегка басовит, с хрипотцой, но прекрасно ложился на читаемые стихи. Словно его песни и были под его баритон писаны.

А после этого Слоу вдруг решила заговорить, задать тот самый вопрос, столь сильно взбесивший Мап Сталкера.

— У тебя хватает наглости задавать мне такие вопросы? Ты… ты эгоистка, которая думает только о самой себе! Захотелось ей, видите ли, повидать дальние страны, земли и саму себя показать. Ни о ком не подумала – ни о матери, ни о том, что можешь здесь навредить. Что там, уже столько делов наделала, в век не разгребешь! Такая маленькая, а такое… отродье – жеребец прямо выплюнул последнее слово, отвернулся, мотнув гривой, развернулся.

— И как тебе твой герой? Нравится? Хорош, хорош, ничего не скажешь. Знает, как обидеть маленькую и беззащитную девушку! – дух пустыни снова проснулся, посмеиваясь над ее горем. Не хотелось ему отвечать, не хотелось его слушать, но почему – почему его горькие слова оказывались правдой?

Девушка первый раз всхлипнула, сильно и от обиды, рванулась назад, в попытке взлететь, но ничего не получилась. Неведомая сила в тот же миг схватила ее прямо за крылья, и заставила рухнуть в песок. Грубо, бесцеремонно, совсем не так, как должен вести себе жеребец. Пустыня был прав?

— Ты ему совсем не нужна. Ты мешаешь ему, ты мешаешь всем. Пустышка, которой подарили ноги. Бродишь бесцельно, и у всех случаются проблемы. Притягиваешь неудачи. Как магнит. Скажи – разве же это жизнь?

— Хватит, налеталась уже! Никуда больше не полетишь, будешь рядом со мной ковылять и только попробуй хоть на шаг отойти! – он кричал не переставая, глядя на нее снизу вверх. Кричал, и сам не мог понять – для чего? Единорог пытался успокоить ту мысленную бурю, что началась у него в голове, но не получалось. Злость хотела вырваться наружу, вылиться вся и без остатка. Он просто решил расслабиться и плыть по течению этой реки злости – быть может, когда она изольется, ему станет полегче?

— Огогогого! А вот сейчас он достанет поводок, накинет тебе на шею и поведет, словно какую-нибудь собачку. – и, будто подтверждая слова духа пустыни, Мап Сталкер при помощи рога вынул из сумки бинт. Давний, старый и не раз использованный, с видными багровыми пятнами. Кровь? Пегасочку передернуло – она боится крови. А вдруг это у нее течет кровь и дух ошибается? А Мап Сталкер заботливо хочет ее перевязать? В глубине души теплилась надежда, что все это – глупый фарс, а Маст, ее благородный и хороший Маст, вдруг извинится перед ней. И она простит и они вместе посмеются.

Но девушка ошибалась.

— Слоу – собачонка. Да-да! Именно этого ты и хотела! Именно это ты выбрала, уходя от меня. Но передумать еще не поздно!

Неаккуратно, нарочито небрежно, он накинул бинт на ее туловище, перевязал вокруг, прижимая крылья к телу, не давая им никакой возможности раскрыться, а потом завязал на бантик. Хэлпи, наблюдавший эту картину, лишь только мотнул головой с улыбкой на морде. Или это была не улыбка, а осуждение? Жеребцу было абсолютным образом плевать, что об этом думает какой-то там певун.

Мап Сталкер зашагал вперед, представляя его попутчикам идти следом. Или продолжать всхлипывать и ронять слезы, но оставаться в пустыне.

— Идем, маленькая – Хэлпи подошел к ней, погладив по холке, на короткий миг призадумался – а не запрыгнуть ли к ней на спину? Подумал, что это будет слишком нагло – все таки это не Лира, а совсем неизвестная ему кобылка. Впрочем, хорошая песня должна будет ее развеселить, нужно лишь подождать, пока она успокоится.

— Что ты хочешь от меня? – прошептала бедняжка, обращаясь к духу пустыни. А он все еще был здесь, он наблюдал. Дух сидел в том кактусе. Или в скорпионе, который вдруг куда-то заторопился. И в солнце, что безжалостно выжимало из нее последние капли пота, впитывавшиеся в головную накидку.

— Тебя. Наверно, ты никак не можешь понять – почему же именно ты? Здесь есть куча других пони, псов, грифонов, да одна Селестия знает каких еще существ. Почему же именно ты? Понимаешь ли, они все – «здешние». Привыкшие, они здесь родились, они пришли сюда раньше тебя, слились со мной, стали моей частью. Видишь вдалеке башни города, который остался позади?

— Слоу! – рявкнул Мап Сталкер, как только заметил, что она оглянулась, чтобы посмотреть на удаляющийся Редслалом, дернул телекинезом ее за гриву, потянул в свою сторону. – Иди за мной! Ни на шаг, ни шажочек, попробуй мне только! – пригрозил он, впрочем, не говоря, какая именно кара ее будет ожидать. Кобылка молча поплелась, опустив ушки. Разочарованна и расстроена, обижена, а теперь еще и унижена. Словно игрушка – не только в руках пустыни, но и в копытах Маста. Держит ее при себе! А если она такая плохая, чего же не бросит прямо здесь? Бросал бы и дело с концом!

Слезы, недавно высохшие, снова набирали силу, собираясь орошать эти безводные зхемли. Можно подумать, от этого кому-то должно было стать легче.

Становилось. Слоу плакала и ей в тот же миг ее касалось облегчение. Стало гораздо проще осознавать собственную ничтожность.

— А этот город – он часть меня. Они уже все давно часть меня. Поглощены, проглочены и переработаны. Даже твой жеребчик – он тоже давным-давно мой. А вот так я могу с ним играть, хи-хи.

Единорог неожиданно споткнулся – и как только у него под копытом оказался этот камень. Споткнулся, упал, прямо мордочкой в песок, как до этого опустил Слоу. Вскочил, быстро, отряхнулся, сплюнул то, что попало в рот. Он не слышал сдавленных хихиканий, а потом уж и откровенного гоготания духа. Слоу нахмурилась.

— Прекрати.

— А что не так? Я всего лишь слегка приунизил его собственное величие. Он тоже ничтожество, но все таки, хоть что-то из себя представляет. В отличии от тебя. Что держит? Почему не хочешь просто лечь спать и не проснутся? Я не сделаю тебе больно. Ты же была хорошей кобылкой в детстве и не делала плохо своим игрушкам?

Румянец застил щеки. Нет, все было немного не так. Однажды она порвала в приступе злости плюшевого мишку, отодрав ему лапку. А потом долго рыдала и пыталась зашить, пока не пришла мама и не помогла ее горю.

А дух пустыни словно бы знал об этом. Насмехается, издевается. Но если так всемогущ – почему не может просто взять и забрать? Засыпать песком, убить, вот так же подложить камень, когда она будет идти?

Вопрос остался без ответа, дух, будто, чего-то выжидал.

— Ты немного иная. Маленькая, забавная, миленькая. Помнишь, как тебе однажды хотелось поймать бабочку и посадить ее в баночку? Чтобы она была только твоя, а ты могла на нее любоваться в своей комнате?

— Откуда ты про это знаешь? – Слоу чуть не вскрикнула от неожиданности, нор удержалась, осмотрелась вокруг.

— Я все знаю про тебя, маленькая пони. И знаю, что дальше тебя не ждет ничего хорошего. Если, конечно, ты не останешься со мной.

— А если не останусь?

— Я показательно тебя накажу. Жестоко, да так, что ты сама будешь умолять меня о смерти. Но тогда настанет мой черед привередничать. Согласна?

Как бы то не было постыдно, она смотрела на круп жеребца. Круглый такой, массивный, сильный круп. На мохнатые бабки на ногах, на жесткие и сильные копыта. На сильную спину, которая могла вытянуть на себе такое количество сумок. А потом на бинты, которыми от связал ее, не давая возможности взлететь. Это что же, выходит, наказание? Конечно, она маленькая и глупая поняшка, а он уже взрослый и опытный жеребец, но какое он имел право ее наказывать? Разве она ему хоть чем-то обязана?

Обязана и еще как обязана. Слоу припомнила все те радостные моменты, которые у нее были вместе с ним. И их, надо признать, было гораздо больше, а то что было час назад – всего лишь досадное недоразумение. Это бывает, это пройдет. Ради общения с Мастом стоило жить.

В голове закрутилась мысль о том, что он кричал на нее. Обозвал отродьем, обидел своим поведением. Но сердце, бившееся пташкой у нее в груди, искало ему все новые и новые оправдания. Нет, он, наверно, просто погорячился, вот и все. К тому же она и впрямь виновата. Майнд решила, что обязательно попросит у него прощения. Обязательно, как только наступит для этого подходящий момент… ведь он наступит, он обязан наступить!

— Нет – четко проговорила она, обратив на себя внимание как жеребца, так и Хэлпи. Единорог отрицательно покачал головой, молча пошел дальше. Пегасочка и впрямь семенила за ним, подобно собачонке, боясь отстать хоть на шажочек.

Слоу ждала взрыва ярости со стороны пустыни, что он обвинит ее в чем-то, закричит. Но нет – пустое молчание, что хуже всего. Благо, на помощь пришел Хэлпи, вдруг решивший, что настал неплохой момент для еще одной песни.

Когти легко коснулись струн – и как ему это удается? Такими острыми, кривыми и угловатыми когтями высекать из инструмента столь божественные звуки?

Кобылке-красавице радует глаз

Оправленный в злато рубин,

Его переливы огнем горят,

Пьянят крепче пряных вин.

А скряга сидящий на сундуке,

Вам скажет одно в ответ:

Алмазы в ларце и кошельке

Надежнее простых монет.

Драконий же хохот гремит грозой:

Зачем же на них глазеть?

Топазами, яшмой и бирюзой

Приятнее всего хрустеть!

И, будто в доказательство своих слов, дракон извлек из своего напоясного мешочка драгоценный камень, попробовав его на зуб. Мап Сталкер закрыл глаза – это зрелище было ему не по нутру. Ну кто захочет смотреть на то, как вот так беспардонно пожирают целое состояние? А если он вдруг в пути оголодает – так ему всех Сталкеровских запасов не хватит.

— Здорово – Слоу подала голос, разглядывая лютню, забежав вперед ящера и заглянув ему в глаза. В голубых очах пегасочки была грусть, но и место для восторга тоже осталось. Хэлпи захохотал.

— Я певец-бард, маленькая пегасочка. Хожу-брожу где вздумается, пою о том, что приходит на ум. Тебе понравилось?

— Ага – совершенно по детски согласилась кобылка, мотнув головой, скидывая челку гривы, попавшую на глаза – Еще как понравилось! А…мм… можно тебе вопрос?

Слоу и до этого видела драконов, но те не особо торопились о чем-нибудь рассказывать. А ведь ее любопытство не знало границ. Каждый раз, когда ей приходилось видеть этих могучих хвостатых и крылатых существ, вопросы сами появялись в голове. Первый из них – правда ли они дышат огнем? Ну, вот пони, например, дышат кислородом. А Драконы огнем. Это как же должно получаться? Чтобы надышаться – ящер вынужден совать мордочку в огонь?

— Валяй – он махнул лапой, но лютню не убрал, продолжил ее настраивать, будто вот-вот снова примется петь.

— А драконы, они… то есть вот такие как ты, вы огнем дышите?

— Неее, мы дышим воздухом. Огонь мы только из себя выдыхаем.

— А камни? Почему вы едите драгоценные камни?

Единорог делал вид, что говорить ни с кем не хочет и не собирается. Его право, в конце концов, Хэлпи ему и не надоедал.

— Ну, все дело в том, что это для нас лакомство. Вот как для тебя – печенье. Ты же любишь печенье?

Кобылка закивала головой. Да, мол, любит и еще как! Кто же печенья не любит?

Хэлпи почесал затылок, прервав беседу, прищурившись, обратился к Мап Сталокеру

— Мы хоть куда идем-то, караванщик рогатый? – дракон, наконец, заговорил с Мастом, окликнув ее, выйдя слегка вперед, обогнав Слоу.

Мап Сталкер в тот же миг остановился, закрыл глаза, использовал свой рог для проверки дороги. Нет, не сбились, идут как надо, даже с опережением графика. Надо торопиться, потому как запас провизии-то пополнить они не смогли, а вода и вовсе норовила кончится. Если, конечно, певчий голосок не решит с ними поделиться содержимым того бурдюка, что был у него за спиной.

— В Рейвенхувс – проскрежетав зубами, нехотя ответил единорог.

— Замечательно, а зачем? – не унимался ящер.

— У тебя какие-то проблемы в городе? – парировал ответным вопросом Мап.

— Да нет, просто интересно.

— Надо отвести… эту. На пост караванщиков сдать – единорог, словно в какую-то отместку, говорил нарочито громко. Будто хотел уязвить Слоу, сделать ей больно и сам себе же удивился – откуда это в нем? Захотелось в тот же миг кинуться к кобылке, обнять ее, обхватить, почувствовать ее дыхание, притянуть к себе. И не отпускать – не отпускать до тех пор, пока она не перестанет дрожать, пока она не уснет в его обьятиях.

Сдержался, не стал, лишь только мотнул головой, чуть прикрыв глаза. Но Слоу его услышала. Широко раскрыв глаза от удивления, а может от неожиданной пдлости со стороны жеребца, опустила голову, будто снова собираясь изливать из себя все то, что еще осталось. Опять плакать будет? Сталкер чувствовал, как не выдерживает, как его подмывает сделать все вышесказанное.

Бедняжка не заплакала. Кобылка сумела себя успокоить. А пускай – пускай все так и будет! Ее собственное наказание, от которого она будет плакать ночами в подушку. Если, конечно, в подземельях, куда ее зашвырнут, есть подушки. Будет скучать по нему точно так же, как по тому мальчишке, которого любила в юности. Почему с ней все так жестоко? Слоу вдруг и впрямь захотелось крикнуть пустыне – да, мол, согласна, но не стала. Пускай, пускай все так и будет. Она это заслужила.

— Признайся, приятель, она тебе нравится, да? – вдруг сменил тему Хэлпи, подмигнув, говоря как можно тише. Если это секрет, то уж надо его таковым и сохранить.

— Ты о чем, певун?

— Не юли. Она вон немного подостатла, потому говори свободнее. Я же вижу – искра между вами

— Нету между нами никакой искры. Тебе привиделось – Маст не желала говорить на эту, ставшую больной, тему. И почему он вообще кому-то должен изливать душу? Разве обязан? Начало расти раздражение, желание плюнуть на все.

-Хех, да ты плохенько меня знаешь, караванщик. Кстати, зови меня Хэлпи, если уж на то пошло. Эй, Слоу, хочешь песню? – дракон вдруг крикнул ей, заставив поднять голову. Девушка посмотрела на него, ничего не ответила. Он прочитал его в ее глазах и начал сочинять. Прямо на ходу, экспромтом, накладывая рифмы на знакомую, собственную, мелодию. И читая, читая из недр воображения чужую, но такую знакомую историю…

На пестрых беспечных лугах,

Где ветер любовью пропах,

Сложила тропинки весна,

И встретились он и она.

Крылатая дочь облаков,

И он, сын чужих берегов –

Забились сердца в унисон

Под пчёл медвяной перезвон.

Но месяц принес им беду:

На темном, холодном пруду

Всплыла ледяная звезда

Вдруг их разлучив навсегда.

С тех пор он вечно в пути,

Стремясь для себя найти

Последнее забытьё,

Чтоб снова встретить её.

Глава 9

Очередная глава, что давно должна была добраться до Стормс. Фанфик окончательно дописан и вскоре здесь будут выложены оставшиеся пять глав

Глава девятая

В горле запершило. Грифонша приготовилась отплевывать песок – ведь она рухнула прямо вниз клювом. Но его не было. В глотке все еще был вкус той вкусной воды, той самой лучшей в мире жидкости.

Моник провела языком по клюву. Во рту был еще привкус крови, вдруг захотелось сплюнуть. А еще, вот удивительно, хотелось чего-нибудь сожрать. Нет, не съесть, а именно сожрать. Накинуться дикаркой на снедь и потреблять в неимоверных количествах.

Жива, раздери их всех ветры, жива! Вы хоть когда-нибудь представляли, что это значит, сколь это много? Что мыслишь ты, глупый птенец, вылупившийся из яйца только вчера? Можешь ли ты узреть что такое жизнь? А ты, пони, что смотрит на нее – грифонша была в этом просто уверена, что прямо сейчас на нее глазеют. Он то хоть понимает ее состояния? Она просто жива – и это уже гораздо больше, чем все сокровища на свете.

Вслед за радостью пришел вполне разумный укор – неужели она и вправду верила в собственную безвременную кончину?

Но все таки больше следовало радоваться. Она не только жива – рядом жизнь. Запахи лукового супа, свежеиспеченного хлеба, где-то плещется вода. Неужели кто-то смеет вот так запросто плескать жидкостью? Для чего?

Были и другие запахи, которые она не желала замечать. Букет из запахов пота, мочи и соли били ей прямо в ноздри.

Не уследив за самой собой, она вдруг почувствовала, как изо рта начала стекать капелька слюны – словно у умалишенной, тут же сглотнула и открыла глаза.

Кто-то возился рядом.

Маленькая поняшья мордошка уставилась на нее, изучая, моргая глазами. А все таки, наверно, здесь живут хорошие пони. И они ее накормят. Это же пони.

Разноцветные лошадки могут быть только хорошими и Моник это прекрасно знала. К любой кобылке или жеребцу можно было обратится за помощью и если она действительно была нужна – никогда не откажут. Есть, конечно и те, которые поворчат, но результат всегда один. Надежное сообщество, что готово вовремя подставить тебе дружеское плечо.

Поняшке было совсем мало лет. Кобылка, с темно-оранжевой шерсткой, каштановой гривой, прищуренными глазками. Будто плохо видит, но никто не подумал исправить сию оплошность очками. Глядит с недоверием, как на неведомую ранее зверушку.

— Прихв…кхе… веет – выпалила, подавившись внезапным приступом кашля, Моник. В горле запершило. Каштаногривая, ничего не говоря, молча соскочила и подскочила к кувшину, протянув его гостье. Грифонша, вспомнив, что у нее есть массивные лапы, взялась за ручку, сделала несколько глотков. Умная малышка. Но почему-то уж дюже молчаливая. А может быть это от удивления? Никогда не видела таких, как она.

Грифонша вдруг задумалась над тем, что эта мордашка ей кого-то напоминает. Видела она уже лицо этой маленькой молчуньи, вот только где? Здесь ведь Моник гостила первый раз в жизни…

Хвост Моник зашевелился сам собой, напоминая гремучую змею, она быстро подобрала его под себя. В глаза ударил яркий свет горящих под потолком ламп. Только уж как-то слишком ярко, не бывает таких от огня.

Освещало все комнату, видно было как днем. А может, тут сейчас и есть день?

Моник пристыдилась перед девочкой, заметив за собой, как жадно глотает воду, проливает ее себе на грудь, на крылья…

О крыльях стоило поговорить отдельно – они превратились в какое-то месиво из перьев. Интересно, а на этом еще можно летать? Грифонша горько ухмыльнулась своей собственной шутке. Малышка послушно ждала, не прекращая рассматривать женщину. И Моник, наконец, смогла понять, что ее смущает в этом взгляде. В нем не было интереса и любопытство. В нем было лишь послушное ожидание.

— Как тебя зовут? Слушай. Прости, конечно, но нет ли у тебя чего-нибудь съедобного?

Оранжевая шерстка ничего ей не ответила, лишь снова моргнула глазами а потом медленно-медленно, бочком стала пробираться к выходу. Резкое движение, скользнула к выходу, зацокали маленькие и легкие копытца. Моник лишь только пожала плечами, покачав головой. А что она, виновата в этом? Лишь только кьютимарку успела разглядеть – волчья, а может еще какая, но отпечаток лапы. Заботится о животных? В таком юном возрасте? Здесь? Все возможно...

Как жаль, что на тот момент ей еще ничего было неизвестно. Ни о том, где она оказалась, ни о тех, к кому она попала. Пройдет всего лишь пара часов, и ее вера в доброту пони резко пошатнется и устремится к нулевой отметке…

Моник выплюнула песок, поднимая глаза. В лицо плеснули водой. Не так много, как следовало бы, но вполне достаточно, чтобы пришла в себя. Гильда и Винсент оказались уже на ногах, а она вот, оказывается, была последний. Какой же она, тогда, к дьяволу, лидер, раз ее будят последней?

Хотя грешить на это стоило навряд ли. Поисковая группа оказалась среди своих – в РедСлаломе стражниками служили исключительно грифоны. И это большой плюс – летун завсегда сможет понять своего собрата по крылу. Быть может, здесь даже есть ее знакомые? Моник хотелось на это надеяться.

Гордые, надменные, облаченные в латы, они не смотрели на них, будто на чужаков.

— Мы – поисковая группа – Моник решила, что стоит начать говорить. А так, как она лидер, то и изъяснятся надо именно ей. Грифон, на голову которого был нахлобучен самый красивый и блестящий шлем, только лишь кивнул головой. Промолчал. Прямо как с той девчонкой? Неужели, история имеет события повторяться? Только бы не убежал…

— Мы – Моник подумала, что повторяется, потом кашлянула, прочистив горло. Проклятый песок все еще попадался на клюв. Она сплюнула, продолжила – Наша группа представляет интересы Эквестрии и принцесс. Можете ли вы проводить нас до поста караванщиков – нам следует задать несколько вопросов…

Гильда вполне свободно болтала с одним из стражников, будто была знакома с ним вот уже целую вечность. Что ж, хоть у нее есть здесь знакомые это уже гораздо лучше.

А вот Винсент, несмотря на все, был гораздо хуже. Его крыльям пришлось тяжелее, чем их. Старые, уставшие, ослабевшие – эта буря была для них большим испытанием? Он теперь уйдет на пенсию и будет всю жизнь припоминать молодой командирше этот пустой полет? Эту пустую спешку? Синегривая пегаска уже найдена, о ней доложили на пост и, наверно, сейчас она дожидается конвоя, чтобы отправится домой. И ради того, чтобы узнать это, он ломал самого себя?

— Добро пожаловать в РедСлалом – ответил блестящий шлем, потом тоже деликатно кашлянул, протянул лапу, помогая подняться. Будто извиняясь за то, что не сделал этого раньше, он представился.

— Меня зовут Пак. Накиб[1] Пак. У вас есть с собой какие-нибудь документы, подтверждающие вашу причастность к поисковым квестарям?

Документы были. Наверняка, сейчас они представляли из себя нечто похожее на бумагу, с расплывшимися чернилами. Влага проникала всюду, неу3жели можно было поверить, что не коснулась сумок?

— Их замочило во время бури

— Куда вы так спешили? – женщина хотела услышать здесь – что? Укор? Нет, в вопросе не было укора – только лишь пустой вопрос, лишенный интереса. Как на допросе.

А они и в самом деле были на допросе. Комнатка, где они вдруг оказались, была не столь уж и большой. Всего одно окошко, через которое разве что только ребенок сможет протиснуться. Не убежишь, не улетишь.

Грифонша сглотнула. Бывает же такое. И как угораздило оказаться под подозрением? И под подозрением чего? Здесь нечто произошло?

Пак сделал жест когтями лап и Гильду с Винсентом в тот же миг вывели без лишних разговоров. Те были подозрительно послушны, особенно Гильда. Уж она то точно должна была взбунтоваться, ан нет — смиренна, как монахиня.

Грифон-страж снял свой шлем, поправил взлохмоченные перья на голове, фыркнул. Моник ахнула в один момент.

— Кто бы мог подумать, что встретимся здесь, а? Ты вот меня узнала сразу. Странно ведь, шутка, ирония. Думал, никогда сюда не вернешься. – грифон повернулся к ней спиной, проглотил вязкую противную слюну. Потом повернул к ней свой гордый профиль.

Доминик, все с тем же шрамом и разбитым клювом. Но такой же молодой, бравый и сильный.

Грифонша ошиблась. Слишком сильно. Пока кобылки не было, она сумела осмотреть то помещение, в котором оказалась. Лампы накаливания вместо свечей и светильников. Кажется, здешние пони живут с размахом. Вид из окна подтверждал тот факт, что она оказалась не в деревне.

А где же тогда? Когда она шагала по горам, выискивая хоть кого-нибудь живого. А тут, вон, оказывается, есть высотные дома, ну прямо как в Кантерлоте. А может быть она и оказалась в нем, просто не знает об этом? Не помнит же она каждой улицы в том прекрасном городе.

Нет, это был совсем не город, где правила солнечная принцесса. Не острые шпили башен упирались в небеса, а похожие на каменные коробки домишки. Высотные, в три-четыре этажа. Грубовато выложенные, но в каждом ярко горел свет. Внизу, на вымощенной дороге, улица полнилась звуками. Ночными криками, чьей-то руганью, ругательствами. А точно ли среди пони она оказалась? Конечно, эти лошадки умудрялись спорить друг с другом, но вот до откровенной ругани с проклятиями дело никогда не доходило.

Моник угрюмо глянула в сосуд – он был пуст. Всю воду выпила, даже капельки не осталось. Хотя, если подумать, осушить все до капли – это же только метафора…

В новых гостях, которых привела за собой маленькая беглянка было нечто такое, пугающее. Не сразу бросающееся в глаза. Будто не хватало некой детали, а вот какой именно – загадка? Моник прищурилась, но, оказалось, разглядывать собирались именно ее. А еще у них в зубах была ее сумка с картами, нехитрыми приспособлениями для поиска пути, линейками и компасом. Ну и немного драгоценных камней, конечно же, но они, верно, уже пропали. Подобрал их какой-нибудь доброхот, не иначе.

Грифонша фыркнула, моргнула глазами, осматривая вошедших. Молчаливые, как и девочка. А может быть они все тут немые? Или говорят как-то иначе? До этого Мон слышала, что есть существа, общающиеся не при помощи звуков, а каких-то там волн. Из головы они еще, вроде, идти должны.

— Это твое? – грубо спросили у нее, швырнув сумку на пол, да так, что из нее сразу же вылетела свернутая трубочкой карта. Показался уголок бумаги-документа – разрешения от принцессы Селестии на проход и выход из пустыни. Забавно, а что этим не нравится? И почему у них такие хмурые лица? Но каждый вопрос должен заслужить ответ. Моник вдруг почувствовала, как в горле запершило, откашлялась.

— Мое – ответила она, смотря зачем-то в окно. Темно там, но горят внизу фонарные столбы. Двое пони – кобылка и жеребец чуть постарше шли пошатываясь из стороны в сторону. Они не говорили ничего. А лишь прижимались друг к другу и сладострастно вылизывали мордочки. Грифонше стало противно. Неужели они всегда так ведут себя по вечерам? Без какого-либо намека на приличие?

— Привидите второго – потребовал самый высокий из пришедших. Девочка с кьютимаркой лапки пряталась за спинами взрослых, лишь иногда позволяя выглянуть, трогательно моргая глазами. Моник наконец разглядела всех остальных.

Самым главным, судя по всему, как уже говорилось, был долговязый, с серой шерсткой и каштановой гривой жеребец. Не тощий, вполне крупный, на носу красовались не менее мощные солнцезащитные очки, полностью закрывающие зрачки глаз. Как и периферийное зрение.

Двое других одеты в черные пиджаки-накидки, с прищуренным-строгим взглядом. Впрочем, со стороны могло показаться, будто они долго не могли сходить в туалет, а сейчас пытались утерпеть и удержать все рвущееся наружу в себе. Моник ухмыльнулась собственным мыслям. Интересно, а кого должны сюда сейчас привести?

Нет, совсем не интересно.

Для грифонши все будто в один миг потеряло особый смысл, все стало обыкновенным, скучным и надоедливым. Рутинным. Будто вот так с ней бывает каждый день.

Его впихнули в дверной проем. Не провели, не впустили, а именно пропихнули, хотя грифон вовсе не сопротивлялся. Его швырнули на пол, рядом с ее кроватью. Измученного, истерзанного, с кровоподтеками и синяками. Сверкнул разбитый клюв…

— Доминик, это действительно ты? – грифонша осторожно, будто боясь, что он как и тогда взвоет от невыносимой боли, провела лапой по лицу. Дотрагиваясь до шрама, разглаживая морщины, прикасаясь к разбитому клюву. Ну как, как она сразу не заметила такую выдающуюся деталь? Ведь не ослепла же она в самом-то деле.

Доминик прищурился, глядя на нее. Казалось, будто его радость от встречи прошла и он вновь готов стать неумолимым стражем города. Который рубит лапы щенкам и сносит головы всем неугодным правителю.

— Здесь была пегаска? И караванщик? Женщина отстранилась, решив свернуть разговор в другое русло. А что ей еще оставалось делать? Предаваться глупым воспоминаниям? Вот их то ей хотелось забыть навсегда. Пусть эти отрывки из жизни хранит бумага в ее тетради.

Грифон сглотнул, прежде чем отвечать.

— Это, значит, я у тебя на допросе? Не наоборот?

— Не наоборот. Я действую по приказу принцессы Селестии, если что. Не хочешь, чтобы у твоего начальника были с ней проблемы?

— Я не просто этого не хочу – я этого даже не боюсь. Если мне захочется, ты не сможешь отсюда выйти. И твои сопартийцы тоже останутся тут. Объяснись, почему я должен тебе доверять?

Моник вздохнула. Этот грифон никогда не изменится. Интересно, а сейчас он здесь служит в чью пользу? В пользу Грифонской короны, или же и вправду просто зарабатывает на безбедную старость? Что ни говори, но алмазные псы умели хорошо платить за проделанную работу.

Даже там, в плену у безметных от не сразу доверился ей. Это была его особенность – не доверять. Моник как-то задумалась над вопросом – а он себе-то хоть иногда верит? По всем приметам выходило, что нет.

— Потому, что у меня слишком мало желания мотаться по пустыне в поисках… чего? Что можно найти здесь? Алмазных псов? Сокровища из песочка? Доминик, я устала. Я летела несколько часов, я летела через бурю. Нам чуть не подпалило крылья молниями. Я хочу вымыться, я хочу есть и пить. Но из всего этого я прошу одно – рассказать, была ли тут синегривая пегаска и караванщик? Были ли они на посту? Ты же должен, чтоб тебя, знать!

Доминик сделал несколько шагов назад, глядя на жалкую старую знакомую. Исхудала, крылья стали, будто бы, короче, из глаз пропал молодой блеск. Но ведь это же та самая Моник, с которой они прошли огонь и воду. Разве не так? Грифон не заметил, как начал убеждать самого себя в правдивости ее слов. Ищет она пони – ну и пускай ищет, ему-то что?

— Зачем они тебе?

— Кобылка незаконно пересекла границу. Куда и зачем ведет ее караванщик – большущий вопрос. Если он не оповестил о ней на постах, то тут несколько вариантов – либо он ведет ее в рабство, либо хочет отдать тем, безметным. Хочешь для нее такой перспективы?

Доминик уже стар. Он втянул ноздрями воздух, почесал клюв, моргнул глазами. А в каморке, там, за стеной, у него лежат сухари и бутылочка вина. Хранил для особого случая – быть может предложить ей? Или все таки не стоит?

— Ты сам прекрасно знаешь, на кого я работаю и для чего. И по каким причинам не хочу того кошмара для обыкновенных пони. Мы – грифоны. Сильные, гордые и смелые. А разноцветные лошадки слабы, то, что есть там, в горах – не для них. Да будешь ты говорить, или мне расквасить твой клюв еще раз?

Доминик решил проглотить сказанную обиду. Действительно, был такой случай, когда ради выполнения своих планов, они хорошенько поцапались и Моник удалось выйти победительницей. Наверно, именно из-за этого он сейчас все больше не доверял ей. А может быть по то причине, что после своего поражения не посмел вернуться обратно на свою родину. Моник украла у него кое-что, украла значительную часть жизни, заставив прозябать в пустыне рядом с этими треклятыми псами. Будь его воля, он бы ринулся обратно, туда, где его ждут с нетерпением. Вот только теперь его там ждут для того, чтобы засунуть в новые пыточные тиски и мучить, пока не умрет.

— Летим с нами. Брось свою работу и летим с нами. Тебе понравится в Айле Париже, ты будешь среди своих. Как ОНА оказалось тоже среди своих. Что могли дать ей вы?

Грифон только фыркнул в ответ, отвернулся, не желая продолжать подобный разговор. Моник поняла, что совершила ошибку, но ей следует попробовать очаровать его снова. Он должен ей поверить,

— Она в сохранности и живет в любви. Она счастлива. Но сейчас уже не в этом дело, теперь другая ситуация. Помоги мне, Дом, помоги найти пегасочку. Скажи, что с ней стало и где она. Я улечу сразу же и больше никогда не буду раздражать твой взгляд своим присутствием.

Он продолжал молчать.

Грифоншу вдруг охватила бессильная злость. От отчаянья, что как будто ее совсем не слышат.

— Они были здесь. И твоя желанная кобылка напала на стражника, прервав казнь воришки. Их выгнали из города несколько часов назад.

Моник хотел сказать что-то еще, но остановилась, замолкла, тяжело задышала. Все складывалось куда более хуже, чем она думала.

Она проглотила вязкую и горькую слюну…

— Меткоискатели-покорители Пустыни, вухуууу!

Эплблум аж от удовлетворения закрыла глаза, глядя на то, как ее подруги собираются в поход. И действительно – чего только не сделаешь ради того, дабы получить собственную метку? Нет, этот процесс нельзя подстроить или ускорить, но если не искать – так всю жизнь с пустым крупом и проходишь. И Диамонд Тиара будет всю жизнь над ней смеяться. Над ними.

Скуталу усердно затягивала ремни седельных сумок, складывая туда все самое необходимое. Выдвигаться решили сегодня же ночью, чтобы взрослые не заметили. Ибо если их заметят – то уж точно ни в какую пустыню они двинутся не смогут. А так хотелось быть, как та пегасочка из рассказов! Смелой, красивой, самоотверженной! Скуталу облизнула губы – да, она то уж точно будет такой.

Свитти Белль тихонечко напевала мелодию и у нее вполне неплохо получалось. У белоснежной единорожки не было ни единого шанса заполучить метку там, в царстве песков и барханов, однако, не может же она бросить своих друзей! Если вместе – так значит всегда и всюду, в независимости от обстоятельств!

И каждая девочка думала о своем. Эплблум не знала, что их там ждет, но догадывалась о приключениях, о далеких и красивых странах. Скутала жаждала погонь, драк и опасностей. Что же это за приключения такие, раз там неопасно? Вот если брать в пример Дэринг Ду – то для нее каждая история – смесь риска. И всегда ей все удается. Свитти Белль же, наверно, единственная из метикоискателей, кто слегка трусила. В памяти еще была жива история о том, как алмазные псы украли е сестру – Рарити. Ей не хотелось такой же судьбы для самой себя. Хотя, камни-то ведь она искать не умиеет, есть ли тогда чего на самом деле бояться?

В сумки клалось почти все, что попадалось под руку. Молотки, яблоки, блокноты, карандаши. Свитти Белль, нарочито небрежно, положила свой гребешок – должны же они будут хоть чем-то расчесываться.

Маленькое собрание в амбаре «Сладкого яблочка» уже порядком затянулось и это немало напрягало ЭпплДжек. Ведь надо было работать, складировать и заготавливать яблоки – зима скоро заглянет им всем в глаза. Благо, что сезон сидра выдался хорошим и им удалось заработать больше обычного. Теперь можно будет даже слегка подобновить ферму, сделать пару новых пристроек, расшириться.

Единственное, что беспокоило на данный момент яблочную пони, так это братья Флим-Флэм. Они где-то организовали собственную компанию по продаже яблочного сидра, да вот только яблок у них всегда не хватало. С момента знаменательного спора прошло уже достаточно времени, а они все одно положили глаз на ее ферму. То и дело предлагают выкупить ее и, что греха таить, на вполне хороших условиях. Хотя ЭйДжей вполне догадывалась, что их нетерпением и желанитем движет другое – им не столько нужна сама ферма, как ферма хранительницы Элемента Гармонии. Как скоро она вырастет в цене?

Размышления ЭпплДжек прервал звонкий смех ее сестры. Да, надо бы зайти, да глянуть, что там эти маленькие негодницы делают. В прошлый раз они вздумали получить метки поедателей яблок и хорошенько, стоит отдать должное, потрудились. Яблок-то было, конечно, не жалко, вот только у всех троих потом долго болели головы.

Земнопони отрицательно покачала головой – неужели им просто не хватает терпения? Ведь метки рано или поздно сами появятся, их нельзя подогнать. Их можно только дождаться. Неужели она и сама в детстве была такой?

Биг Макинтош вдалеке перетаскивал огромнейшие корзины с яблоками. Вскоре понадобится расфасовать их по качеству и выставить на продажу. Яблоки с «Сладкого яблочка» всегда только свежие и спелые, сладкие и невероятнейше вкусные. Не как мед, конечно, но…

— Меткоискатели-покорители пустыни! – вскрикнула вдруг Скуталу, без всякой возможности сдержать свой восторг.

В пустыню они собрались не просто так, а после того, как Лира дала недавно несколько своих концертов. Салатовая единорожка очень любила таким образом собрать немного денег и сходить куда-нибудь с Бон-Бон. Ляжет, заиграет на своей лире, выдавая божественные звуки, складывая мелодии – в чистую музыку и поет. Голос у нее был хороший, приятный и подходящий для пения. Она даже однажды сказала Свитти Белль, что та могла бы стать хорошей певицей, если будет разрабатывать связки и много над этим работать. Девочка и вправду старалась.

История оказалось совершенно новой, а потому, прежде чем рассказывать ее в стихахз, Лира подождала, пока все жеребята соберутся. Так ведь, если честно, гораздо больше можно было заработать.

Рассказ поразил много, заставил многих заболеть новым увлечением. Дэринг Ду – несчастная пегасочка-путешественница была в одночасье забыта – замаячили новые персонажи и новые герои. Ворд Пресс, книгоиздатель, гостивший на тот момент в Понивилле оказался немало озабочен этим фактом – ведь если продажи книг упадут, то есть ли смысл брать в оборот новые рассказы полюбившегося автора? На его счастье, это было лишь временным явлением.

Но тогда, прямо в тот момент это произвело эффект разорвавшейся бомбы. Пегасочка, имя которой Лира не указала, смелая и невероятно красивая, бросившаяся в самую пучину опасности, с головой окунувшаяся в атмосферу пустыни. И единорог-жеребец, с которым, все подозревали и не зря, у нее была любовь. Могучий, даже больше самого Биг Макинтоша, с невероятными волшебными способностями расшвыривать всех неугодных прямо на ходу. Сильные копыта, острый взгляд, мужественная мордочка – ну разве это не идеал жеребца в представлении совсем еще маленьких кобылок?

Вместе, вдвоем они прошли столько опасностей, успели побывать даже в рабстве у алмазных псов, смогли увидеть то, что было за пустыней. Впрочем, о последнем Лира как-то деликатно умолчала, спев лишь о факте такого подвига. Если бы кобылку спросили – она, возможно, таинственно моргнув глазами, только улыбнулась и ушла, давая всем понять, что это страшный секрет. Но на деле же она и сама не знала, более того – эту историю ей рассказал друг дракон.

— И что это вы тут делаете? – строго, словно являясь матерью всех троих девочек, произнесла ЭйДжей. Она напоминала собой вид танка, неспешно въезжающего в дверной проем амбара. Веселье в тот же миг поутихло, стало не таким бурным, угасло потушенным костром.

Все трое как-то странно поникли головой, понимая, что сейчас последует нравоучительно наставление.

— Ну, смелее, что вы там говорили про… пустыню?

ЭпплДжек подумала, что обязательно накрутит хвост Лире, дабы та больше не забивала головы жеребят подобной псевдофантастической ерундой. Пустыня-алмазнеые псы-рабство, что вообще за бред? И слово-то какое нехорошее – рабство! А можно еще обломать ей рог – пускай побегает без своей магии. Впрочем, ЭйДжей на самом деле нисколько не держала зла на музыкантку. Просто мысленно шутила.

— Мы… мы хотели… — ЭпплБлум начала говорить первой, но никак не могла подобрать правильные слова для объяснения. Они тонули где-то в районе глотки, а потому девочка постоянно и судорожно сглатывала.

— Мы хотели отправится в пустыню! – Скуталу была смелее остальных. Наверно, родись она жеребцом – та еще была бы забияка. Рыжешерстная пегасочка, пока только-только, немало благодаря урокам Рейнбоу Дэш, научилась подниматься в воздух. Ненадолго, крылья быстро уставали, но уже куда более лучший прогресс, чем раньше.

Скуталу, видя, что от них до сих пор ждут объяснений, продолжила.

— Мы хотели там получить свои метки!

Интересно, а какие именно метки можно получить в пустыни? Метку перекати-поля? Или быть может зеленого кактуса. Мордочка маленькой забияки было напряжено, озлоблена, бросало вызов. Яблочная пони представила вот прямо на ней, на крупе Скуталу кьтимарку кактуса и в тот же миг, сначала тихо, а потом уже задорно захохотала.

Девочки стояли в недоумении. Решимость и испуг сменилось задумчивым переглядыванием. Все трое искали в мордочках других ответ – а что же таки происходит? ЭпплБлум была встревожена больше остальных – а не сошла ли с ума ее старшая сестра от столь неожиданной новости. Кобылке вдруг показалось, что бант на ее голове слишком сильно стягивает гриву и стоит его ослабить.

— В пустыню? Да бросьте! И какие именно метки вы там хотите заработать? –

— Ну…. Нуу….-девочки тянули, не зная что и сказать. Кажется, вот об этом они не подумали.

— Кьютимарки покорителей пустыни? – робко и совсем неожиданно для остальных пискнула Свитти Белль. Приступ смеха обладательница элемента честности усилился, как летний дождь в грозу.

И меткоискательницам вдруг стало стыдно…

— Как только мы дойдем до Рейвенхувса – я оставлю тебя на посту караванщиков. Тебя оттуда заберут стражники и сопроводят в Понивилль. Или в Клаудсдейл или где ты там еще живешь. Эй, ты меня слышишь? – строго обратился он к ней, заставив поднять мордочку и посмотреть ему в глаза.

Слоу лишь только кивнула головой в ответ и ничего больше. Обиделась? Что ж, вполне понятно из-за чего. И натворил ты делов, Маст, натворил.

Виноватым быть Мап Сталкеру очень не нравилось – эта самая вина давила на него, как здоровенный камень.

Извинись – подсказывал ему здравый смысл. Извинись, скажи что-нибудь одобряющее, покажи ей, что она тебе дорога.

А она мне дорога? – задавал он себе вопрос и отрицательно качал головой, в огромном нежелании признавать сей очевидный факт.

— Оставлю тебя там – жеребец будто смаковал каждое сказанное им слово, предоставляя бедняжке гадать о своей дальнейшей судьбине. – Посидишь несколько деньков, быть может с недельку, ничего с тобой не станется. Ну, быть может, посидишь еще в какой-нибудь канаве – в наказание.

Последнее было лишним и единорог это понимал. Но вот заставить себя остановиться, не говорить он уже не мог. Будто в нем засел язвительный и крошечный алмазный пес, а может даже сам Дискорд. Язык сам болтал то, что было на уме.

Но, если говорить на чистоту, то Маст ни о чем не знал. Ни о том, что до Рейвенхувса им добраться не суждено, ни о том, что ждет их в дальнейшем путешествии. И уж точно он не знал, как распорядится злодейка судьба с полюбившейся ему пегасочкой.

Злость и обида по прежнему гостили у него в душе. Да что, в конце концов, эта крылатка себе позволяет? Нападает на стражников во время казни, вмешивается в чужие дела, попадается на пути честным караванщикам и изрядно портит им жизнь. А жетон и вправду могут снять за такой проступок. О Слоу не было сообщено ни на одном из постов, а это скверно.

Правда, значок он всегда может выпросить обратно. С его-то талантами и способностями он почти незаменим. В конце концов, подаст прошение к самой принцессе Селестии, неужели она откажет? Звездогривая принцесса слишком милосердна к своим поданным и тем, кто честно хочет работать, конечно же не откажет. Все будет в порядке. А то, что со Слоу – ну так она поймет. Не тиран же она, в конце концов, как здешний султан Пипин.

В Рейвенхувсе, городе-скале правил князь Пипин. За что именно так прозвали верблюда, а в том что это прозвище, сомнений не было – никто не знает. Да и не узнает.

Старый двугорбый прожил уже так долго, что все наследники уже успели помереть дважды и наплодить новых.

Вот уже который год советники мечтали проверить на действительность поговорку «горбатого могила исправит». Но он все пока еще никак не собирался покидать этот свет.

Изначально правителем он был хорошим, даже самым лучшим из всех прочих, но время и старость сделали с ним свое дело. Он сошел с ума, начиная издавать такие указы, что можно было даться диву. Целый год, под страхом смерти, в городе запрещалось умирать. Был введен налог на выдох, но отменен через три недели. Почти сразу же после того, как несколько граждан, явно решившие сберечь как можно денег, задохнулись в попытке дышать поменьше. Музыка то запрещалась, то, наоборот, разрешалась и должна была быть в каждом доме. Праздники сменяли один другой, вот только радоваться никто не торопился. Казни происходили каждый день, и каждая из них – по разному. Кого-то закидывали камнями, некто вынужден был расстаться с конечность. Ну а других просто хлестали плетьми за совсем непонятные провинности. Палачи и сами не знали, для чего выполняют свою работу, отказывались от выполнения обязанностей и сменялись, сменялись, сменялись…

Мап сглотнул. Идти к такому извергу в город ну никак не хотелось, а уж делать там покупки – и подавно. Один раз, единорог это прекрасно помнил, потому как оказался за решеткой, была запрещена продажа вообще чего-либо. Интересно, а какой сюрприз будет ждать его на этот раз?

Кобылка плелась сзади, иногда похныкивая насчет того , что он уж слишком сильно затянул бинты, а на деле – просто хотела привлечь его внимание к себе. А пускай канючит, еще совсем недолго ей осталось. Рейвенхувс, он ведь не за горами. Сегодня уже там будут. Жеребца бросало то в жар, то в холод, когда он размышлял о скорой разлуке. Привязался, привык? Скорее всего. Может быть даже подружился? Ну вот уж это навряд ли! С такими друзьями, пожалуй, никаких врагов не надо.

Хэлпи бренчал на лютне. Нет, не пел, просто играл какую-то одному ему понятную затянутую, но красивую мелодию.

И под нее легче шагалось и думалось. Словно он вклинился в некий ритм, дыхание нормализовалось – вытирай лишь иногда текущий со лба пот, да и делов-то.

Не будет пони-пегасочки рядом. Никто не будет задавать вопросов, никто не поинтересуется – а зачем вон-то, а для чего вот это?

Мап Сталкеру вдруг стало грустно. Он то с большим удовольствием раздумывал над тем, как сбросит уже вполне надоевшую ему обузу, то вдруг, поддавшись некому порыву депрессии волновался. Ему одновременно хотелось и не хотелось с ней расставаться. Он вдруг обернулся, посмотрел на то, как опустив голову, она бредет за ним. Молчит, глаза на мокром месте, разве только что вот-вот и разрыдается. Может быть, погладить ее по гриве, успокоить, приласкать в конце концов? Что с ним тогда было такое? За тот порыв злости было невероятно стыдно, да вот только единорог не привык извиняться и просить прощения.

Ничего не говоря, сохраняя устоявшуюся тишину, в которой даже Хэлпи ничего не пел, он вдруг растянул бинт, освободив крылья.

Девушка посмотрела на него с невероятной благодарностью, но потом снова впала в свою депрессию. Конечно, вероятно сейчас она видит в нем предателя, отказавшегося от нее. Как маленький ребенок, которого вновь сдают в детский дом, после того, как приютили.

Быть может ему удастся пояснить ей, почему так? Почему он должен ее оставить? Ведь не по своей же воле! Мысль о том, что если бы была возможность, то он бы разрешил ей плестись за ним дальше хоть до бесконечности не давала ему мыслить свободно. Это что же такое получается?

— Слоу – позвал он ее. Пегасочка сделала несколько поспешных шагов вперед, поравнялась с ним. Она была ниже его почти на целую голову, маленькая и хрупкая. Совсем беззащитная. Место ли ей здесь? Где рубят руки и головы, где продают в рабство. Здесь, где жизнь абсолютно не имеет никакой ценности. Злобная ухмылка алмазного пса – вот что здесь за жизнь. Страшная, искаженная, кошмарная. Он мотнул головой из стороны в сторону, поймал на себе заинтересованный взгляд кобылки. Ах, да, ведь он же ее позвал, а сейчас молчит. Что же он хотел ей сказать?

— Не обижайся на меня – смелости единорога не было предела. Выдавить из себя эту короткую фразу – ничуть даже не извинение стоило ему огромных усилий. У горла будто поселился комок, не желающий уходить, проглатываться. Он будет мешать ему говорить – не что извиняться. Вдруг стало трудно дышать.

— Ммм? – пегасочка и сама не ожидала такого поворота событий. Глаза вдруг радостно заблестели – он снова с ней заговорил! По нормальному заговорил, не язвительно, без обвинений! Хотелось хлопать крыльями по воздуху, а еще лучше – вцепиться в него, обнять и притянуть к себе.

Слоу Майнд просто шагала рядом.

— Я говорю, чтобы ты не обижалась на меня, потому что… — Маст замолк, понимая, что прямо сейчас чуть не сказал очередную обвинительную тираду. Вот-вот готово было вырваться – ты сама все это заслужила! Слава Селестии, что не вырвалось. Он успокоился, вздохнул свободнее, глубже.

— Я и не обижаюсь – призналась девушка. Он уловил на ее щеках легкий, неподдающийся объяснению румянец.

— Понимаешь ли, ты поступила неправильно. Нет, конечно, ты поступила правильно, но в тоже время – совсем-совсем не правильно. Я же тебе говорил, что здесь совсем другие законы и другие традиции. Вот так беспардонно вмешиваться в чужие дела – нехорошо.

— Но ведь они хотели отрубить ему лапу! Отрубить! – парировала Слоу. Что ей сказать – что это тут такая справедливость? В чем она измеряется? В количестве отрубленных конечностей? В кои-то веки ему вдруг захотелось не просто с ней согласится, но и поддержать.

— Да, это так. Но тут так принято.

— Как бы он потом жил, без лапки? Я представила, что мне самой оттяпают копытце – как я бы смогла без него?

Маст видел раньше пони-калек. Не самое приятное зрелище, правда, если здесь, в пустыне к инвалидам было презрение, то в Эквестрии – все наоборот. Помощь и уважение.

— Понимаю – Мап Сталкер сглотнул. Хэлпи, идущий сзади, самодовольно хмыкнул, качая головой. Как же жеребцу сейчас хотелось плюнуть ему в лицо. И поблагодарить. – Понимаю, но дело вовсе не в этом. Видишь ли, тут вот какое дело, нас за это могли закидать камнями.

И зачем он это сказал? Слоу, а он уже достаточно смог узнать кобылку, чтобы сделать такие выводы, бросилась бы на помощь при любом раскладе. И казнь ее нисколечко при этом не страшила. Хотя, откуда ей знать, что такое смерть?

Она решила не отвечать, всего лишь опустила голову, принимая вину на себя. Да мол, Маст, это я корень всех зол. Кричи на меня, бей меня. Жеребцу вдруг защемило в сердце от жалости к самому себе. Да за что с ним судьба так поступила, подсунув эту малышку?

Наверно, за таким неспешным и ничего не значащим разговором они могли дойти до города, где правил жизнелюбивый и жестокий Пипин. Наверное.

Он чуял алмазных псов поблизости, но не предавал особого значения. Мало ли из них путешествует по пустыне? Другие купцы-караванщики, просто жители, идущие в гости к родственникам, путешественники. Пустыня, хоть таковой и зовется, чем ближе к городам, никогда не бывает без обитателей. Они меняются в ней ежедневно, ежечасно, ежеминутно. Наверно это и заставляет думать, будто тут есть хоть какая-то жизнь.

Но псы подошли к ним уж слишком близко. Сильно близко и единорог поздно это заметил. Лишь Хэлпи смог уловить взволнованные нотки на его мордочке, но ничего не сказал. Продолжал весело распевать что-то про драгоценные камни, красные горы, алмазных псов и мужью неверность. Фарс был бы смешным, если жеребец хоть чуточку лучше понимал природу местных обитателей. Дракону, видимо, она была знакома лучше.

В мыслях все еще теплилась надежда, будто это всего лишь заблудившиеся путешественники. К тому же их пока еще не было видно. А впереди зыбучие пески, надо их будет обойти. И гнездо змей тоже, чтобы не нарваться на разъяренную кобру.

Скорпионы бессовестно шныряли под ногами, ни чуть не боясь быть раздавленными. Слоу боязливо, как только видела это опасное насекомое, поднималась в воздух – теперь-то ведь крылья были свободны. Мап Сталкер отшвыривал слишком наглых при помощи телекинеза, не забывая всякий раз проверять дорогу.

Почему, ну вот почему это должно было произойти? Или Слоу и вправду – обладает свойством притягивать к себе целую уйму и кучу проблем. И чем дальше они идут – тем сложнее эти самые проблемы разрешать.

Тревога его не подвела.

Алмазные псы-работорговцы действовали очень хитрой манерой, когда выслеживали свою цель. Нет, это были не городские и пузатые собачонки, сидящие на тюках с золотом и продающие даже собственных собратьев. Тех, кто так или иначе оказался в таком плачевном положении. О нет, эти были совсем другими.

Эти псы выискивали рабов, работая на заказ. Особенность такой работы заключалась в том, что кому-нибудь нужна была именно пегасочка-пони, или алмазный-пес с особым окрасом шерсти. Верблюдами почти не торговали – рабы из них были хорошие, но они и так сами готовы были надеть на себя поводок за воду и кусок хлеба.

— Что ты думаешь о свободе? – неизвестно кому задал вопрос Маст, устало посмотрев как на дракона, так и на кобылку. Слоу лишь удивленно хлопнула глазами, Хэлпи обо всем догадался.

— Думаю, что если ей что-то угрожает, то мне не жаль своей лютни. Разбить ее о чью-нибудь голову.

Захихикали. Издалека, по-подлому, тихонечко. Услышали, что сказал дракон и их это ничуть не испугало.

Скверно, подумал Сталкер. До жути скверно, иначе ведь тут их гораздо больше, чем они смогут со всеми справится.

Кобылок-караванщиц было очень мало и те, стоит отдать должное, появлялись ненадолго. Кидали свой значок, уходили, резко развернувшись, пряча за задетой гордостью свой страх. Жеребцы их не интересовали – работорговцы с завидным постоянством утаскивали именно кобылок. И чем моложе, тем лучше.

Маст осмотрел Слоу с ног до головы. Нет, выдать ее за старуху вряд ли получится. Такая как она – самая лучшая добыча. И кому она могла понадобится? Собственно, не она лично, а молодая пегасочка. Какому-нибудь старому, жирному до неузнаваемости алмазному псу? Сидит сейчас себе, хихикает, готовится к тому, чтобы посадить свой жирный зад на ее хрупкую спину. Полетать захотелось?

Он не отдаст им ее, чего бы это не стоило. Будет драться до тех пор, пока сам не погибнет. Уж лучше пускай это его заберут, а не ее.

— Слоу, делай все, что я скажу. Прямо сейчас, прямо здесь. Ничего не спрашивай – Маст говорил протяжно, почти не раскрывая рта, шептал. Пегасочка озадаченно оценила его состояние – а не сошел ли жеребец с ума? Но согласно кивнула головой

Единорог сглотнул, кашлянул, но опоздал буквально на мгновение. А может быть это Слоу сама слишком поздно среагировала, не поняла, что от нее требовалось. Она же пегаска – взмахнула крыльями – и лети себе, ни одна банда не догонит.

— Слоу, лети! – он заорал, что было сило, рявкнул не своим голосом, напугал ее. Но девушка подчинилась, расправила крылья, когда на нее набросили сеть. Слышал ли жеребец хлопок из специального механизма? Того, который стреляет сетьми – работорговцы были немало изобретательны создании подобных устройств.

Было уже не важно – попытавшаяся взлететь Слоу запуталась, бухнулась в песок, скатилась вниз по бархану, закашлялась. Алмазные псы атаковали.

Первого из них огрел лютней, как и обещал, Хэлпи, приняв боевую стойку. Сколько раз он бывал в таких передрягах? Быть может сейчас затянет какую-нибудь строевую-боевую песенку?

Окрас у противников был рыжий и это было куда более, чем плохо. Солнце им не помеха, а копать – эти наверняка умеют. Маст разглядел у них длинные когти на лапах – точно могут быстро зарыться в песок и прорыть тунелль. А может быть, здесь они уже и есть? Загнали их в ловушку, знали что тут пойдут и…

Нет, это было глупо. И невозможно.

Маста атаковали сразу трое. Сколько тут их, работрговцев? Единорог не успел подсчитать, да и так ли это важно? Быть может есть хоть какая-то возможность их победить?

Нету.

Работорговцы были опытны в своем деле. Не первый раз выходили в подобные рейды. Что им какое-то сопротивление единорога? Втроем и сразу они навалились на него, утопив под весом своих тел, вцепились руками в гриву, натягивая и наматывая на лапы. Третий, оказавшийся самым ушлым, оказался сзади, неистово царапал круп, хватлся за хвост.

Гораздо лучше дела шли у Хэлпи, орудовавшего своим инструментом не хуже какой-нибудь дубины, а когда уставал – грозно выдыхал из себя огонь.

— Ну, шавки паршивые! Подходи поближе! Уж я то вам хвосты подпалю! – грозно обещал он, выдыхая с каждым словом зеленоватую струю огня. Огонь и в самом деле подпалил кому-то шерсть, запахло опаленной кожей, пустыню пронзил жалобный вой.

Бывают такие моменты, когда тело само делает свою работу. Нельзя точно распознать, как и что происходит, не вспомнишь потом ни единого движения. Просто все само…

Пес сзади был сброшен, в тот же миг, найдя силы, он подобрал под себя задние ноги и лягнул его, отшвырнув подальше. На этом боевой успех и закончился, потому что дальше его заставили завалится набок. Словно огромное животное, атакованное маленькими хищниками.

Отброшенный в тот же миг, вскочив на ноги, помотал головой из стороны в сторону и нырнул в песок. Вот точно так же, как ныряют в воду, разве что не было жидкого «плюх», и ушел вглубь, усердно работая лапами. Где и когда он выпрыгнет – теперь уже и не скажешь.

Мапа сунули несколько раз мордой в песок, кто-то отвешивал пинка по бокам. Ребра немилосердно стонали и просили пощады. Его сейчас изломают и бросят здесь. А Слоу, как же там Слоу? Быть может ей удалось выбраться из сети?

Он не знал, что беднягу уже окружили сидевшие в засаде псы, связали, сунув в зубы кляп, не давая даже шанса вскрикнуть.

— Мап! Маааап! – выкрикнула она, сумев выплюнуть противный и вонючий кляп, звала на помощь единственного, кого считала своим героем.

Позабыв про своих противников, единым порывом, привстав на задние ноги, он разметал их в разные стороны. У державшего за гриву остался ее клок в лапах, он грузно покатился по песку, ошарашенный таким поворотом событий. А вот у Хэлпи теперь все было иначе. Алмазных псов оказалось гораздо больше, чем они рассчитывали. И как только на всех будут делить добычу?

Маст сбросил мешавшиеся ему сумки – так значит это они спасли ему бока, во время избиения, иначе он бы уже не смог подняться? Драгоценные камни из образовавшихся прорех сочились, как остекленевшие капли воды.

— Ррррах! – Хэлпи держал за загривок мелкого щенка, но вот появилась и тяжелая артиллерия. Породы алмазных псов всегда были разные. Были среди них и великаны.

Песок позади уже подуставшего барда взорвался, подняв тучу пыли, швырнув мелкие камни и кусты в воздух, обнажая взгляду самое настоящее чудовище. Выскочивший был в два раза выше, чем дракон, а за спиной держал почти целое дерево. Интересно, а с таким легко передвигаться там, под землей, прорывая очередной тоннель? Маст сразу же догадался, кто получит львиную долю всех денег, облизнул высохшие губы. И метнулся к визжащей Слоу – в тиот миг ей снова засовывали кляп, хотели сунуть нечто под нос. Чтобы быстрее уснула и не мешала процессу.

Жаль, что у него нет крыльев, очень жаль. Очень.

Он прыгнул на них, явившийся будто из ниоткуда. Его не ждали – ведь другие должны были задержать жеребца единорога. По сути, его никто и не собирался забирать в рабство – его как раз хотели бросить на произвол судьбы, хорошенько избив. А вот дракона и пегасочку – схватить. На кобылку – был заказ, а вот дракон, его как дополнительный подарок можно прихватить. Жеребцы не нужны.

Хэлпи подпрыгнул, уворачиваясь от низкого удара, замахнулся лапой – он и сам мог царапаться не хуже, рассекать чужую плоть. По широкому пузу когти проехались, встретившись с металлом брони. Пес яростно взвыл от боли. Наверно, не стоило делать этого – великан вдруг раззадорился. Прочие псы, поняв, что намечается куда более страшная битва, попятились, а потом и вовсе и заметили, что их товарищам нужна помощь. С драконом тут и так справятся

Дубина перекочевала в другую руку, толстяк тут же проделал ей кульбит, наступая на Хэлпи. Певун отступил назад, прогнулся, попытался достать противника выпадом вперед, хватануть в область паха. Но промахнулся. Точнее столкнулся с защитными пластинами. Пес ухмыльнулся маневру своего противнику, отвесил легкого пинка, опрокинув дракончика наземь. Лютня, сломавшаяся, бренча отскочила в сторону, утонула в толщах песка и пыли.

Надо было вставать, надо было продолжать бой и бард это прекрасно знал. Драконов, как известно, не жалеют никогда. Если пони еще могут продать в рабство, то вот драконов пускают на столь ценную драконью чешую.

Над ним нависла туша, закрывающая солнце, но отпугнул его, выплюнув очередную струю огня., заставил отступить.

Гигант затоптался на одном месте. Будь здесь не песок, а твердь, наверно, послышался бы грохот и небольшое землетрясение. Хэлпи надеялся, что оппонент рухнет и не сможет подняться. С таким массивным телом он навряд ли сможет перевернуть свою тушу, навряд ли найдет силы и…

Он не упал. Загнулся назад, казалось, только подтолкни и рухнет. Но нет, не рухнул, устоял на двоих ногах, откинул дубину и хватанул здоровенной лапой. Дракон увернуться не успел.

Маста били с особым усердием и тщательностью, дабы единорог уже не смог подняться. Жеребца не пнул разве что ленивый. Столько проблем из-за какого-то единорога. Работорговцы смогли успокоится только тогда, когда он перестал подавать хоть какие-то признаки жизни, лишь только поднимались и опускались избитые, исцарапанные бока.

— Ссссучонок, щщщенок! – ругнулся алмазный пес, вытирая стекающую из губ кровь, пнув жеребца. Тот лишь тихонечко застонал.

— Оставь его, Джибси! – великан, тащивший под мышкой оглушенного дракона грузно спустился вниз. Пегасочка без единой царапинки, связанная где только можно и нельзя, сейчас лежала на песке, мирно сопя. Они смогли ее усыпить сонным порошком, осторожно связали ей крылья. Узел был специальным, стягивающим крылья, но не мешающим дышать. Сколько молодых кобылок было погублено из-за слишком тугих узлов. Пони были слишком изнежены для здешних краев.

— Пускай сам подохнет. Пойди, лучше, пособирай камушки, которые у него из сумок выпали.

— Хи-хи, камушки, камммушки, хи-хи! – глуповато засмеялся щенок, с опаленным плечом. Хэлпи сумел его достать.

— Он караванщик, но в таком состоянии отсюда не выберется. Если найдут – то только его кости, нас не найдут. Я же говорил вам, что тут хорошее место! – великан, переложив из одной руки в другую дракона, оглянулся назад. Дубина, оставленная им, одиноко ждала своего хозяина. Следовало ее забрать…

[1] Звание в армии

Глава 10

Неблизкий путь,

Сквозь мрак и жуть,

Под свист засад

В пустыни Ад

Нам предстоит

И будь готов,

Без слез и слов

Покинуть дом,

В краю чужом

Злодей не спит…

Хэлпи голосил, широко разевая пасть, ему, своим низким и красивым сопрано помогала Лира, очень удачно подбирая мелодию под новые слова и новую песню. Дракона она очень любила. Как друга, естественно.

Хэлпи был могуч, обладал хорошим голосом, умел подстраиваться под музыку, ну и сам писал для себя рифмы.

Лира, музыкальный инструмент, приподнятая в воздух при помощи магии своей пони-тезкой осторожно забренчала струнами, издавая прекрасные звуки. Бон-Бон, закусывая конфеткой, смотрела в облака, лежа на подстилке. Пускай эти двое поют, а она их послушает. Послушает красивую музыку, немного расслабится. Хэлпи она, в свою очередь, недолюбливала. Дракон умудрялся украсть у нее лучшую подругу на очень долгое время. Но не сейчас. Сейчас они были все вместе на хорошем пикнике, вдалеке от города, суеты взрослых и озорства детей. Спрятались в недалекой лесной чаще.

Здесь вполне можно было насладиться звуками природы и помолчать, помечтать, всего лишь наблюдая за диким кружением птиц. Посмотреть на витиеватые облака, что бесстыдно уплывают вдаль без должного надзора пегасов. Но конфетная пони не удержалась, взяв для своей любимой и лучшей подруги маленький, но давно приготовленный подарок. Новую лиру.

— Бон-бон, ты слышишь? – изумрудная единорожка, дернув головой и сбрасывая челку гривы, попавшую на глаза, радостно обратилась к подруге. Бон-Бон же оставалось только кивнуть головой.

— Ты слышишь? – будто не замечая этого, переспросила Лира – Она же поет сама! Эта лира поет сама, да ты только послушай как звучат струны, мммм! – и она снова заиграла. Хэлпи молчал, не прикасаясь к лютне. Пускай, пускай кобылка насладится своим подарком, спеть они еще всегда успеют.

— Спасибо – немного зарумянившись, буркнула Лира себе под нос, явно стесняясь дракона. Наверно, не будь его здесь, она бы совсем иначе выразила свою радость и благодарность. Ящер вдруг подумал, что мог бы написать и еще одну балладу – про двух кобылок, любящих друг друга до беспамятства. А потом отбросил эту глупую затею – ну кому она, такая баллада, нужна?

— Хэлпи, а что было дальше? – вдруг заговорила Бон-Бон, продолжая наблюдать за облаком. Последнее было пышным, выделялось на фоне остальных, а самое главное – очень походило на карамельку в обертке. Вот именно-то такие облака ей и нравились. На самом деле кобылку не сильно волновала история дракона. Сейчас все ее думы занимал рецепт новых конфет – протяжное рассыпчатое печенье, политое сверху карамелью, обсыпанное орехами. И вся эта роскошь – в шоколадной глазури. Конечно, тут можно было сказать, что это просто печенье необычное получится, но ей так хотелось назвать свою задумку конфетой! Она уже и название подходящее придумала – шоколадная конфета-батончик!

Дракон глубоко вздохнул, не торопясь отвечать на поставленный ему вопрос, потом вдруг оглядел хорошенько Лиру. Она смотрела на него с вызовом и просьбой. Ей тоже была интересна эта история, хоть ей уже довелось услышать ее тысячу раз. А может даже и больше тысячи. Да она и сама могла неплохо спеть, если уж на то пошло. Чем, наверняка, и занималась в его отсутствие.

— А дальше было…

— Нет, мне интересно, как вы вырвались из рабства!

К такой постановке вопроса Хэлпи был не готов. Одно дело рассказывать о героях и какие приключения их вот-вот настигнут, совсем другое – про себя. Ящер лязгнул челюстью, поперхнулся, быстро задрал голову вверх и выдохнул из себя струю огня. Поспешно извинившись, он поправил подушку за спиной, лег поудобнее и взвалил на пузо лютню. Что ж, если они так хотят услышать, то услышат. Но придется добавить парочку не совсем лицеприятных подробностей.

Слоу спала на тот момент, когда Хэлпи открыл глаза. Оно и верно – ей дали подышать сонным порошком. Как удивительно поворачивается жизнь! До того, как уснуть ты был свободен, а пробуждение подарит тебе всего лишь позорное рабство.

О рабстве алмазных псов дракон слышал не мало. Хорошего там было немного. Для пони – еще меньше; наверняка из бедной кобылки сделают обыкновенное ездовое животное. Будут шпорами раздирать бока, заставят возить тяжести, станут бить и издеваться. Ему, как дракону, повезло в гораздой степени меньше. Потому что из драконов получаются плохие рабы, да и в мире не так много существ, желающих настолько укротить дракона. Ибо в такой битве еще кто кого укротит. А значит, его пустят на чешую, шкуру и зубы, славящиеся своей крепостью. Хотя, если уж на то пошло, стоило признаться, драконья чешуя была не столь крепкой, сколь огнеупорной. Зубы – вот уж действительно, где твердость! Как у алмаза, а то и покрепче! Правда основным оружием дракона был и остается хвост…. Хэлпи молчал о этих маленьких секретах. Попадать на бойню ему и вовсе не хотелось. А что делать? Ну, уж точно не плакать!

Слоу зашевелилась, приподняла взлохмаченную голову, болезненно застонала. Кажется, та дрянь плохо на нее повлияла, и теперь у бедняжки будет болеть голова. Ящер-певун фыркнул – в него тоже влили некую дрянь, пока он был без сознания. Зелье, чтобы он не мог дышать огнем. Временное, конечно же, его всегда пьют простуженные драконы, дабы не спалить все и вся поблизости.

— Мап? – позвала пегасочка, чуть только приоткрыла глаза, осматриваясь вокруг и пытаясь понять, где же именно это она оказалось. Память, зловредно хихикая, отказывалась выдавать события минувших часов, заставляя ее додумывать и раздумывать. Наконец, на глаза попался Хэлпи.

— Хэлпи, что происходит? Где мы? Где я? – последний вопрос прозвучал слишком звонко, по их клетке, сложенной из тонких стволов какого-то дерева стукнула здоровенная лапа. Повозка-тюрьма закачалась из стороны в сторону.

— У меня для тебя слишком плохие новости. Кажется, ммм, мы в рабстве – буднично, совсем чуть-чуть замявшись, ответил дракон.

— А ну тихо, вы, там, а то шкуру спущу с обоих! – пригрозил голос. Обладателем голоса был тот самый великан-пес, который и сразил дракона. Пес неосторожно задел повозку своим плечом, она снова закачалась, уронив тем самым Слоу, что только-только поднялась на ноги. Во второй раз встать оказалось не в пример труднее.

— В рабстве?

— Угу. Располагайся, пока можешь. Нас, я так думаю, сейчас везут в Рейвенхувс, а уж потом… потом я не знаю куда.

— Подожди-подожди, как так в рабстве? Я совсем не хочу в рабство! Нет-нет-нет! – отказываясь принимать уже свершившуюся истину, девушка отрицательно замотала головой. Пегасочка фыркнула, озлобленно, отскочив назад, подозревая дракона в жутком обмане. Нет, они не могут быть в рабстве, она не может быть там! Оно ведь плохо, оно ведь… оно же нехорошо!

Мысли путались у нее в голове, обратившись в бешеных белок, скакали с одной ветки разума на другую, не давая сосредоточится. Неужели все-таки она была права, и Мап Сталкер ее продал? В душу проник страх, быстро выросший из малого цветка в пышный бутон паники и ужаса. И скоро он даст плоды, приумножая свое действие.

Память начинала понемногу сдаваться. Ударив в голову, заставив ее застонать от боли, воспоминания сами потекли. Про то, как алмазные псы напали на них, про то, как Маст просил ее послушаться его в любом случае и приказал улетать, а она не смогла. Или не успела? Как ее жеребца лупили ногами – она видела это, как над ним издевались, когда он уже был не в силах защитить ни себя, ни ее…

— Ну, вот как-то так – дракон пожал плечами. У него были некоторые мыслишки насчет побега. Такова уж природа каждого узника – стоит ему оказаться за решеткой, как тут же в голове созревают, богато удобренные домыслами, планы побега.

Слоу отказывалась поверить в то, что Маста бросили. Единорог должен был быть здесь. Мап просто едет в другой повозке, вот и все. Вместе с ним они что-нибудь придумают. Но кобылка, желая развеять эти сомнения, обратилась к дракону. Он отрицательно покачал головой, лишь чуть прикрыв глаза.

— Как не с нами? Они что? Бросили его там? – удивлению пегасочки не было предела. Она заржала, замотав головой, отбивая в воздухе одной ей понятный танец копытами.

— Тихо, говорю! А, холера вас задери! – гигант порядочно вышел из себя. Кажется, громкие звуки и разговоры вообще его раздражали.

Несмотря на давность постройки ездовой тюрьмы, ставни были смазанными и новенькими, не было и следа ржавчины. Будто только вчера установили. Пес ухватил крошечную по сравнению с собой пони, и вытащил из клети, как нашкодившего котенка.

— Я СКАЗАЛ ТИХО! – рявкнул он прямо ей в мордочку, обдавая зловонием своего дыхания и сгнивших зубов. Слоу лишь только испуганно поджала копытца и прижала уши к макушке, задрожав. Вид такой пасти, куда она могла бы влезть целиком, да еще и место бы осталось, действительно немало ее напугал.

— Отпу…пустите нас – лишь только промямлила она в ответ. И откуда только смогла набраться храбрости? Впрочем, голос у нее сильно дрожал.

— Заткни свою пасть, пони! За свою дерзость, ты будешь наказана!

Что было силы он швырнул ее в песок, подняв тучу были. Она больно ударилась, но поняла, что это хорошая возможность для побега. Если она расправит крылья и они ее не поймают – взмоет стрелой, рванется к облакам и только ее и видели. А там уж она как-нибудь придумает, как помочь Хэлпи.

Но крылья были предусмотрительно связаны и куда крепче, чем тогда ее забинтовал единорог-караванщик. Но на ноги она вскочить успела, метнулась из стороны в сторону, ловя кругом лишь хихикающий, зловещий оскал. Она окружена, а бежать некуда. С ней жестоко играются…

— Нет! Не троньте ее! Возьмите лучше меня! – обеспокоено, застыв у прутьев клети выкрикнул Хэлпи. Действительно, уж лучше он стерпит на себе все унижение, нежели все перейдет на хрупкую спину кобылки.

Но псы уже достали седло, придирчиво оглядывая его, проверяя, насколько хороши шпоры.

— Дракон под седлом, ха! Я бы многое отдал, чтобы такое увидеть? Может, и вправду поразвлечемся, парни? – гигант громогласно загоготал, держась за живот. Дубина – треклятая дубина висела у него за спиной. С каким бы удовольствием Хэлпи подпалил ее, изрыгнув из себя хоть чуть-чуть огня. Но нет – зелье было действительно хорошим. Проклятые зебры…

— Нетушки! Я всегда хотел покататься на крылатой! Хи-хи, на крылллатой, хи-хи – алмазный пес, наверно, единственный, кто мог бы взобраться на кобылку и не сломать ей спину под своим весом, приплясывал рядом с ней; не упуская возможности больно ткнуть или дернуть за гриву. Он чем-то был похож на щенка, в цветастой жилетке, из карманов торчали драгоценные камни. Слоу почему-то захотелось выхватить у него сапфир, но он снова дернул ее за гриву, заставив закрыть глаза. От боли слезы брызнули из глаз. Он не отпускал, продолжая тянуть, будто собираясь вырвать целый клок из гривы.

— Пусти! Пусти! Аааа! – обиженно, маленькой девочкой заверещала Слоу, что вызвало только лишь дружный хохот.

— Маленькая пони хочет к маме?

— Хи-хи, к маме, к маммме, хи-хи! – не унимался будущий наездник.

Седло оказалось тяжелым и старым, явно не рассчитанным на кобылок.

Словно делал это уже тысячи раз, в чем Хэлпи не усомнился, щенок вскочил прямо в седло, заставив Слоу крякнуть от тяжести. Но на ногах она устояла.

— Н-но, поннни, н-но! – прокричал он и тут же, не стесняясь, саданул ногами по бокам. Острые шпоры впились девушке в бока, пронзив резкой болью, заставив дико заржать. Снова потекли треклятые слезы.

— Я сказал, н-но!

Боль в миг заставила ее подчиниться и рвануться вперед. Неважно куда, лишь бы убежать от унижения, лишь бы в боках перестало колоть. Страх не унимался, а лишь продолжал нарастать. Пегасочка боялась обернуться назад, продолжая скакать вперед. Наверно, будь у нее свободны крылья, она бы еще и взлетела. Бежать от страха, бежать от боли, не наслаждаясь, а теряясь в неизбывном и странном ужасе. А сзади седок все подгоняет и подгоняет, угрожая вновь впить шпоры в бока.

Хэлпи не сразу заметил оплошность великана-пса, да и не сразу обратишь внимание, когда видишь подобное. Издевается над бедняжкой только ради собственной потехи. Хохочут, закрыв глаза, получая удовольствие от чужих страданий. Хотя, скорее всего, удовольствие им доставляло другое – полная безнаказанность. Разве мог им хоть кто-нибудь и что-нибудь сделать? Лишь в некоторых городах работорговля была запрещена, но это ни в коем случае не обозначало, что пойманный работорговец будет хоть как-то наказан. Оштрафуют, да и только.

Оплошность же заключалась в том, что вытащив наружу Слоу, он не достаточно хорошо захлопнул дверцу. Она же не скрипела, не возвещала о своем недостатке, а потому про нее и забыли. Не захлопнули, замок был открыт, а это означало только одно.

Хэлпи плюнул себе на ладони, попытался дыхнуть огнем. Это бы ему сейчас сильно пригодилось. Ничего не вышло – пока еще рано. Но действовать надо сейчас.

Кто-то ведь однажды сказал, что бардам и дуракам – везет.

Напружинив задние ноги, Хэлпи в один прыжок оказался на улице, прошелся когтями, разодрав кожу до крови, по спине одного из своих ранних обидчиков, всполошил всех остальных. Действия были столь неожиданны, что работорговцы впали в кратковременный ступор. Раб убегает? Как это? Разве это возможно?

Как оказалось, возможно, и даже более того. Хэлпи мог бы попытаться помочь кобылке бежать, только вот результатов это не даст. Алмазные псы умеют двигаться куда проворнее, чем пони, а возится с перевязью крыльев было долго. Можно было бы рубануть по ним когтями, но это значит разодрать бок самой Слоу. Тоже ничего хорошего. А убежав, он сможет привести сюда помощь, сможет указать, куда направляются псы.

И в тот же миг он понял, что это всего лишь его собственное оправдание и не больше. Что он просто хочет казаться хорошим хотя бы в собственных глазах, извиняется за подлую трусость.

— Прости меня, маленькая. Прости и потерпи еще чуть-чуть…

Главное достичь хоть одного поста караванщиков и…

Он побежал – на четырех лапах, подобно лисам или самим псам. В таком виде драконы напоминали змей на ножках. Но, несмотря на всю краткость своих лап, те могли передвигаться излишне быстро. Даже по пустыне.

Обтрескавшиеся губы требовали только одного – хоть чуть-чуть влаги. Глаза почти были затуманены, ничего не видели, будто все происходило в плотном и густом, как сметана, тумане. Да и открывать очи, собственно говоря, не хотелось.

У Мап Сталкера болело все, что только могло болеть. Ныли уставшие ноги, вопили растрескавшиеся копыта, огнем горели избитые бока, мечтая о чудодейственных мазях Саламби. Интересно, а где сейчас был зебренок? Может быть, пришел бы на помощь?

Мечты…

Маст понимал, что умирает – не от полученных побоев, бывало ведь и хуже, совсем нет. Он умирает от жары, от того бессилия, что охватило его. И от апатии. Жажда уже не мучила, превратилась в постоянное, привычное состояние, будто всегда была его спутником. Пот, не холодный, градом стекал по нему, неприятно висел каплями на кончике носа и проникал, пропитывал собой гриву. Хвост, казалось, вырвали. У Маста достало бы сил приподнять голову и взглянуть – верно ли сие, но ему не хотелось. Многое резко потеряло для него смысл. Он умирает? Да, ну и что? Он избит? И что дальше? Уже не волнует.

Над кремовым телом, что одиноко пылилось в пустыне, с гривой которого играл ветер, кружились грифы. Вот уж у них сегодня будет пиршество! Хотя, чего именно они ждут? Когда подохнет? Да зачем, пускай садятся прямо сейчас, единорог был совсем не против! Даже не стал бы их прогонять – пускай.

Драгоценный камень, сиреневый топаз, ограненный и отшлифованный в мастерских Кантерлота, сейчас безучастно лежал и утопал в песке, всем своим видом показывая обиду на мир. Ну как же так, будто вопрошал он того, кто обратит на него внимание. Ну как же так? Всех моих братьев подобрали, а меня бросили – несправедливо!

Жизнь вообще несправедливая штука, пробубнил Маст с неким подобием улыбки. Привыкай.

Наконец, осмелевший стервятник сел рядом с жеребцом, ловко перебирая лапами, направился к нему. Здоровенный такой стервятник, с длинной шеей, большущим клювом. Хорошо кушал, наверно. В раз положит конец всем страданиям и переживаниям.

Масту не хотелось думать о том, что будет после смерти. Что будет со Слоу, которую он взялся вести и сопровождать? Как хорошо, что в мире все-таки есть средство, снимающее с тебя всю ответственность. И жеребец, незаметно для всех остальных, слабо ухмыльнулся.

Наверно, на этом бы все и закончилось для горемычного караванщика, вот только у судьбы были на него совсем иные планы.

Хлопот крыльев не заставил его взволноваться – просто, наверно, еще один стервятник и не больше. Но единорог ошибся.

Эти трое приземлились внезапно, басисто окликнули стервятника, вспугнули и заставили последнего улетать как можно скорее. Солнце било Масту в глаза в тот момент, когда они подошли ближе.

Три темные фигуры, разглядеть которых мешал ярко палящий диск. Единорог щурился, отворачивался, но ничего не получалось, пока, наконец, кто-то не решил о нем позаботится.

Мольба губ о влаге была услышана, и их смочили водой. Потом, приподняв жеребца, плеснули в глотку несколько глотков из фляги. От неожиданности и столь необычного поворота событий, Маст закашлялся и поперхнулся, но в миг продолжил пить. Жить – главное снова жить! Ведь, наверно, есть ради чего? Вопрос остался без ответа.

Благотворители оказались грифонами. Большими, крупными, с повязками на передних лапах, обозначающих, что они из поисковой группы. Ищут заблудившихся пони в пустыне, приводя их обратно в Эквестрию. Жеребец приветливо помахал им копытом, расслабившись, собираясь упасть и потерять сознание. Почему-то караванщик не сразу догадался, что они искали не его, что их больше интересовала пегасочка-спутница.

— Где она? Где девчонка? – грубовато отстранив остальных, приподняв Маста над землей, произнесла грифонша, глядя в его мордочку, сама не желая того, вспоминая…

— Кто такая принцесса Селестия?

— Правительница Кантерлота и Эквестрии.

— Врешь, Эквестрии не существует!

Послышался звонкий, протяжный удар, пощечина. Очередная, далеко не первая. Моник задавали одни и те же вопросы, она отвечала, не понимая, что именно от нее хотят услышать.

Били постоянно и после каждого вопроса, иногда не сильно – чтобы просто показать, кто тут хозяин. Оно и не требовалось: крылья были связаны, лапы – прикованы тяжелыми наручами к полу. Единственное, чем она могла шевелить, так это хвост и клюв.

Пони над ней издевались, посмеивались, а она не понимала – что же им нужно? Тот грифон, которого они притащили к ней в палату, избитый и измученный, сейчас находился в точно таком же положении. Но он был обессилен, а допрос продолжался.

— Что это такое? – прямо перед глазами Моник появилось разрешение на проход за кордон, в пустыню, подписанное принцессой. Сколько же можно отвечать им на один и тот же вопрос?

— Это разрешение. Отпустите нас! Принцесса Селестия никогда не допустит, чтобы на ее землях происходило нечто подобное, да как вы смеете? – внутри грифонши будто разорвалась маленькая бомба, заставившая ее говорить. Быстро, если не сказать молниеносно зашуршал самописным пером пони-писарь. Он с улыбкой сидел и наблюдал за всем, что происходит, всем видом выказывая как ему нравится его работа. Или то, что не он сейчас допрашивается здесь.

До Моник в какой-то миг начала доходить одна очень не прекрасная мысль. Что здесь совсем не владения досточтимой царственной особы из Кантерлота. И она совсем не в Эквестрии. Она за пустыней. Селестия знала об этих землях, наверняка знала, что тут происходит, но почему не предупредила? Какова была цель, посылать молодую и неподготовленную грифоншу сюда? У Моник не было на это ответа.

На этот раз ее не ударили, но помощник мучителя уже, надрываясь, толкал к ней небольшой стальной аппарат. В него, судя по всему, должны были зажиматься копыто.

Лязгнули ключи на кольце, потянулись к засову наручей. Ну, подумала девушка, наконец-то! Подействовала угроза? Или они устыдились?

Однако все оказалось куда более прозаичнее – лапу Моник запихнули в тот странный инструмент.

Допрашиватель, а именно так называла своего палача грифонша, потому как не могла разглядеть ни его мордочки, ни цвета шерсти, ни кьютимарки. А ее-то скорее всего и нету. У здешних пони словно бы какая-то странная болезнь. Они ведут себя совершенно иначе, не так, как в землях Селестии. Что с ними? Есть ли у них своя принцесса? Почему им так противно знать о солнцеподнимательнице?

Грифон, тот что был напротив, заорал. Его лапа была сдавлена в точно таком же аппарате, который сейчас был надет на Моник. Девушка в миг поняла, что и ей не избежать болезненной процедуры.

— Принцессы Селестии не существует. Откуда вы? Грифонья Корона продолжает за нами следить? Отвечайте! Ты, зачем ты здесь? Какова твоя цель?!

— Меня прислала…

Моник не успела договорить, как грубое железо тисками сдавило ей лапу. Звонкий, протяжный крик, чем-то напоминающий карканье разнесся по тусклым стенам казематов…

В чувство ее привел очень резкий запах, заставив приподнять голову, мотнуть ей из стороны в сторону и тут же понять, что зря это сделала. Зря очнулась. Все тело отозвалось нехорошей и уж точно неприятной болью, задница зудела, но не было никакой возможности ее почесать. На соседней койке, уже ранее пришедший в себя, ворочался грифон, то и дело постанывая.

Виновница их пробуждения крутилась рядом, постоянно что-то откупоривая, роясь мордочкой в сумках, залезая в полки. Одним словом, суетилась.

Девочка старалась так, как умела, носясь между измученными грифонами. Ей не хватало скорости, проворности и помощника, а потому получалось все из копыт вон плохо. Однако, не заметить усердия было невозможно.

Моник смотрела в потолок, наслаждаясь тишиной, звуком своего дыхания и медленно уходящей в небытие болью. Надо было лишь совсем немного потерпеть и все пройдет. Ведь поняшка старается, вон как старается!

Оранжевошерстная кобылка с кьютимаркой – единственная пони, что была здесь с кьютимаркой, приподняла лапу грифонши. Моник завопила от резкой, пронзившей боли, но тут же успокоилась. Девочка осторожно погладила ее копытцем, а потом, сжимая зубами бинт, вторым, свободным копытом начала втирать мазь. Что за мазь, что с ними делают, во что превращают? Моник доводилось слышать о чудодейственных смесях зебр, но они были настолько же чудотворны, насколько и губительны. Может, это просто изощренный способ избавится от них? Моник ухмыльнулась горько и нехорошо.

— Зачем? – спросила она у нее, даже не надеясь, что малышка ответит. Лекарша была молчуньей, а, может быть, привыкла так работать. А может, вместе со всеми, она хочет показать свое безразличие, хотя это на самом деле не так?

— Потому что это мой особенный талант – буркнула вдруг девочка себе под нос, завязала узелок на перевязи и двинулась к Доминику.

— Доминик – Моник хотелось хоть с кем-нибудь поболтать. Имя своего собрата по несчастию она узнала там же, в казематах, где их пытали довольно продолжительное время. Крылья лишились нескольких перьев, изломанные пальцы на лапах, грифонше чуть не разбили клюв. Доминику же повезло куда меньше. Сегодня у него, прямо на глазах Моник, отрубили хвост и вывесили всем на потеху как трофей. Откуда это? Откуда эта жестокость, которой в пони доселе не было? Это другие пони? Но ведь это так же абсурдно звучит, как «это другие грифоны». Природы существ невозможно ведь изменить, нет! Или же все-таки возможно?

— Откуда ты? – ответил он ей вопросом, со стоном перевернувшись набок, чтобы видеть собеседницу. Моник подобный вопрос немало удивил. Разве он не знает, где живут все грифоны? Конечно же в Айле Париж. Родной город Моник точно так же, как и Клаудсдейл, парил в облаках. Конечно, есть и другие города грифонов, может, он спрашивает о них?

— Ты служишь Грифонской Короне или нет?

И снова это необычное словосочетание. Грифонская корона – что он хочет этим сказать?

— Ты. Служишь…АААА! – девочка затянула на нем бинт слишком туго, сразу же спохватилась и ослабила хватку. Грифон, разозленный таким действием, мог лишь только угрожающе фыркнуть. В воздухе стоял неприятный запах больницы, доселе незнакомый запах стоматологического кабинета…

— Что это за Грифонская Корона? Это ты так называешь принцессу Селестию?

— Селестии не существует! Зачем они тебя прислали? Помочь мне? Да уж, хороша из тебя помощница, ты сразу же угодила к ним в капкан, да и еще с такой глупой историей – он разразился смехом, наверно, даже слишком безумным. Моник вжалась в подушку, ей вдруг, словно малютке-птенцу, захотелось домой, под теплое мамино крылышко. Чтобы вздремнуть и никуда не вылезать, потому что где-то в мире может быть опасно…

Опасно, опасно, опасно… Как часто она слышала это слово от родителей, как часто они произносили его по поводу и без? И что бы они сказали сейчас? Ведь все, что было до этого, все, что считалось рискованным, теперь казалось лишь обыкновенной детской игрой. Потому что опасность спряталась и затаилась здесь – настоящая такая, всамомделишняя.

— Принцесса существует. И Эквестрия. Ты что, заодно вместе с ними?

На этот вопрос никто не успел ответить, потому как дверь со зловещим скрипом раскрылась. Никто толком не мог пояснить, почему дверь должна раскрываться именно со скрипом и именно зловеще, но деревяшка хорошо справлялась со своей ролью.

На пороге показался очередной пони. Черный пиджак-накидка, темные очки, скрывающие глаза и небольшая шапочка-кепи, надетая поверх пышной зеленой гривы.

— Мы тут, значит… лечим – задумчиво проговорил он. Каждое его слово было похоже на муху, увязшую в липком варенье – тягучие, растянутые, неторопливые и в то же время резкие. Угрожающие.

— Лечим, значит – констатировал он в очередной раз вполне очевидный факт. Девочка уставилась на него, остановилась в своей постоянной спешке и сейчас медленно пыталась заслонить собой Моник, рядом с которой стояла. Будто и впрямь могла защитить своих подопечных.

— Мы калечим, а ты, маленькая шлюшка с меткой в заднице, их лечишь. Вижу полное несоответсвие интересов, как думаешь?

Девочка было хотела отстраниться, чуть приопустила голову, но потом вновь встала в боевую стойку. Впрямь будет с ним драться? Это было бы интересно, если не так печально.

Жеребец в один прыжок оказался рядом с ней, стукнул копытом – не сильно, но вполне достаточно, чтобы малышка отлетела в сторону, ударилась о стол. Мучитель вновь оказался над ней, не давая ей подняться, положил копыто ей на голову, несколько раз заставив ткнуться мордочкой в пол. От столь интересного занятия его оторвал другой голос.

— Ты что делаешь, Спай Дарк? Убери свои грязные копыта от нее!

Жеребец приостановился, посильнее нажал, вмял носом девочку в пух ковра, обратил внимание на владельца голоса. Как и молчавшие, завороженные происходящим грифоны. Моник проклинала себя за то, что не вступилась за девочку, Доминик же… казалось, что ему абсолютно все одно, что происходит, но он следил за происходящим. Был у него некий свой интерес.

— Ого, да это как никак наш храбрый защитничек, Гардиан? И что же ты мне сделаешь? Хватит ли силенок?

— Я тебе твой рог доломаю и засуну в одно местечко – послужит затычкой. И говна из тебя столько литься не будет – ответил грозный и более мощный жеребец, весь закованные в стальной костюм. Если это и были доспехи, то уж слишком странные, голова так и вовсе была открыта – бей не хочу. Зловредный пони, мучавший девочку, оскалился, но оскорбление проглотил, гордо прошагал, пообещав еще поквитаться. Тот, кого назвали Гардианом, подошел ближе к лежащей малышке. Та хныкала от боли и обиды, даже боясь поднимать свои глаза. Не рыдала навзрыд и истерично, а всего лишь тихо плакала. Как и привыкла.

— Успокойся, Хэлси. Пойдем со мной, пойдем – по доброму, будто был ей отцом, помог подняться и вывел из комнаты где были грифоны.

— Слышишь? – после недолгой тишины проговорил Доминик – Слышишь? Нам надо бежать отсюда.

Бежать. Им действительно требовалось бежать из этого места. Это действительно не те пони, которых она знала. Это чудовища и одновременно – милосердные существа. Она должна вернуться к принцессе и все ей рассказать. Может быть, именно-то за этим ее и послали сюда?

— Слышишь? — в который раз повторил он ей, добиваясь ответа. И ей так хотелось крикнуть о том, что слышит его. Слышит и даже очень хорошо. Но почему-то слишком нетактично молчала…

Любовь светла,

Но злая мгла,

Беду сулит.

Свой меч и щит

С собой возьми

Чтоб цепт разбить,

Освободить

Цветок любви.

Но враг жесток,

Его срази!

Ты победишь,

Злодей, как мышь

Визжа, сбежит

И заблестит

Звезда побед…

Хэлпи продолжал петь для Лиры и Бон-Бон, но уже посмурнев, улетучилась его веселость, исчезла улыбка. Он вспоминал все, как оно было на самом деле, а не так, как рассказал в балладе. Песня – игрушка в руках барда, тревожащая чужие сердца, но все одно лишь игрушка. А сейчас, перед его рассказом, уже не балладой, ночь испугалась и отступила тьма. Словно не было больше дня – была лишь только цель рассказать. О том, как Мап Сталкер метнется выручать свою подругу, позабыв обо всем на свете, рассказать о грифонше, утаивающей в недрах своей памяти секрет Кантерлота и обоих принцесс разом, рассказать, в конце концов, о собственной храбрости. Не о трусости же ему рассказывать, только о храбрости! И пускай он чуть-чуть приврет, от этого ведь никому хуже не станет?

В воздух было подброшено желтое, будто золото, яблоко и тут же отправилось в пасть дракона. Надо было промочить горло…

— Где девочка? Где? – Моник трясла измученного караванщика, будто не замечая, в каком он был состоянии. Его самого сейчас хоть в гроб клади, да закапывай – никто и не заметит, а она ему еще какие-то вопросы задает.

— У него сломано несколько ребер. Пожалуйста, опустите его – единорожка, небольшая медсестра уже провела осмотр. Ее звали Рентген Хэлс. – И не трясите!

В голосе кобылки слышалась раздраженность, а еще она не любила, когда ее приказов не слушают. Будучи невысокликом, не очень красивой, девушка умудрялась быть властной. Наверно, именно в этой властности что-то находили жеребцы, табуном обращающие на нее внимание.

Моник фыркнула, но свою жертву опустила. Мап Сталкер был жалок, а в голове грифонши строилась картина того, как все произошло. Алмазные псы отказались платить, он бросился с ними драться, за что и получил. И пегаску, соответственно, тоже потерял.

— Мы нашли вот это – единорог-поисковик, как же хорошо, что они дождались этих пони и взяли с собой. При помощи магии своего рога, пони держал в воздухе разломанную лютню. А вот это уже становилось интересно. Музыкальный инструмент явно был сломан не так давно и лежал не целую вечность. Значит, среди алмазных псов есть певцы? Глупо, они никогда не используют лютни, предпочитая другие струнные инструменты. Тогда что?

Ответ мог дать только караванщик.

Моник отошла в сторону, осматривая все окрест. Следы – много следов от алмазных-псов, а вон там, если спустится с бархана, видны занесенные следы колес. Интересно, а если дальше пройти – их еще не успело занести песком? Женщина сглотнула, понимая, что поиски становятся все более и более изнурительными и бессмысленными. Найти пони, которую продали в рабство очень тяжело, а сколько времени назад это было? День? Несколько часов? Кто сейчас ответит на этот вопрос? Сколько тут провалялась эта падаль, караванщик? Больше всего на свете она желала ему сдохнуть за то, что он сотворил, но в то же время – он должен был выжить, чтобы подарить бедной пегасочки хотя бы один крошечный шанс на спасение. А она и Винсент, и Моник – они ринуться за ней разом. Хотя, как знать, куда псоглавые решат ее продать? Быть может туда, за горы, за пустыню, к тем безмарочным? Тогда все превращается в слишком сложную мозайку. Девочка будет потеряна навеки. Грифонша отрицательно замотала головой.

Ее внимание привлекли драконьи следы, нечастые, но вполне крупные. Быть может это ему принадлежала лютня? Бред какой – дракон-певец. Разве может быть у этих гордых ящеров хоть какое-нибудь уважение к музыке? Моник снова фыркнула, отказываясь принимать подобное, а потом ухмыльнулась. Надо написать принцессе Селестии о том, что здесь происходит и отправить в Кантерлот. Отправить сообщение о своем поражении и о своей несостоятельности.

— Он пришел в себя!

Кто это сказал, для грифонши было неважно. Гордо и поспешно она подошла ближе, к Мап Сталкеру, склонилась над ним.

— Где девочка? Куда ты дел пегасочку? Ты ее продал? Кому? Отвечай! – она чувствовала, как закипает, как теряет над собой контроль, позволяет ярости выплеснутся наружу. Того и гляди, вцепится в него когтями. А и пускай – никакой жалости к нему она не испытывала.

— Нет… н-кхе-кхе… нет… — было ей ответом из еле движимых губ… – Ее… украли…

— Украли? Что ты хотел с ней сделать? Зачем ты вел ее туда? Зачем ты завел ее так далеко? Ты ответишь за это, караванщик, ответишь! – женщина не хуже змеи шипела прямо ему в лицо, брызгая горячей и липкой слюной. Если бы была такая возможность, то он ответил бы ей прямо здесь и прямо сейчас. Не хотелось просто расстраивать бедных пони-поисковиков, что сейчас были поблизости.

— Мы не смогли…кхе… нас не пустили на пост караванщиков в Редслаломе… долго…кхе… объяснять… — он не переставал откашливать песок, но уже начал говорить более связанно и складывать целые предложения. Дышать ему, по всей видимости, было непросто. Моник взглянула на Рентген. Та лишь тут же отреагировала, оказалась рядом.

— Он сможет идти?

— Вполне, хотя и с очень большим трудом. У него сломаны ребра, и он еще не успел восстановиться. Нормально функционировать он сможет только через недели две, а то и через месяц – пояснила медсистричка, тут же отходя в сторону, заметив знак от грифонши, что желает поговорить с подозреваемым один на один.

— Алмазные псы… они… кхе, тьфу, кхе… напали на нас, когда я вел ее… в Рейвенхувс… в Редслаломе… она нарушила… закон и нас… прогнали…

Моник знала, что единорог говорит правду. Доминик все ей рассказал, в подробностях, вплоть до того, что зачинщицей была именно пегасочка. Что, собственно говоря, было вполне понятно.

— Дальше. Чья это лютня? С вами был кто-то еще, кто может подтвердить твои слова?

— Дракон… с нами был… дракон, это, кхе-кхе, его лютня.

Моник поспешно отошла в сторону, окликнула своих спутников.

— Дело принимает не самый радужный оборот.

— Пони с ним нет и не было? – устало предположил Винсент. Он любил говорить в депрессивном тоне, сразу предполагая если уж и не самое худшее, то вариант, где все старания оказывались напрасными.

— Гораздо хуже. На них напали алмазные псы, утащив нашу искомую с известными целями. Кажется, теперь ей грозит рабство и забвение. Шансы ее найти слишком малы.

— Мы возвращаемся? – в голосе Гильды было больше радости, нежели сожаления или сопереживания судьбе бедной кобылке. Но она в тот же миг поняла свою оплошность и сделала скорбную мину на мордочке. Моник это удовлетворило мало.

— Отправляйтесь в Кантерлот и передайте принцессе Селестии тот отчет, который я сейчас напишу. Быть может солнцеподнимательница сможет спасти эту беднягу.

— Что с караванщиком? – поинтересовался скучающим голосом Винсент, накручивая собственный ус на коготь. – Жить будет? Забрать его?

— Скорее всего, ибо информации от него мало. Подозреваю, что во всем виноват он, но гаденыш отнекивается, говорит, что невиновен и чист, как осенний лист. Пускай в Кантерлоте сами решат, что с ним делать дальше.

— Я… я знаю, где она – сплюнув кровью, выговорил каким-то чудом поднявшийся жеребец, рядом оказалась медсестричка, метнувшаяся в попытке уложить его обратно на песок, но он грубо оттолкнул ее. – Я… знаю… где Слоу. Возьмите меня с собой.

Грифонша изучала его, разглядывая, смотря прямо в глаза. И, наверно, что-то увидела…

Доминик выломал колодки, сдерживающие его лапы, а потом помог освободится и Моник. Пони оказались слишком доверчивы и поверили в то, что смогли сильно ослабить грифона. Интересно, как ему это удалось после того, что они делали с его лапами?

— Зачем ты притворялся? Зачем?- недоумевала грифонша, пытаясь найти в этом хоть капельку логики. Последняя оказалось слишком вредной особой и усердно пряталась.

— Чтобы добыть нужную мне информацию. И я ее добыл и даже больше того – увидел. Мы должны ее забрать.

— Мы? Кто это, мы? О чем ты вообще говоришь?

— Грифонская корона всегда интересовалась этими землями. Пони смогли дальше продвинуть свои технологии, дальше, чем наши! Ты посмотри на всю эту аппаратуру, технику, выгляни в окно! Там шныряют по дорогам высокотехнологичные автомобили! Их медицина ушла вперед, а наша родина умирает. Ты что, не видишь? Или, быть может, сошла с ума?- Доминик все еще никак не мог поверить в то, что перед ним стоит грифонша, ничего не понявшая из того, что было им сказано.

— Ты вправду веришь, что есть принцесса Селестия? – спросил он у нее, вдруг поняв ее удивление.

— Ты хочешь сказать, что сюда меня послал призрак, фантом, игра чужого воображения и местная страшилка? Да, она существует и, мне плевать, что там собираешься сделать ты, но я возвращаюсь в Кантерлот, чтобы рассказать обо всем, что здесь творится!

— Для начала ты должна помочь мне – настаивал Доминик – Только вместе мы сможем прорваться.

В словах грифона была крупица разума и истины. В одиночку ей было бы пробраться сложно, к тому же она осталась без карт. А Доминик, судя по всему, прекрасно знал здешние места и мог бы ее вывести.

— Что ты хочешь забрать? Какого рода информация?

— Девочка. Та, которая нас перебинтовывала и лечила. Мне нужна именно она и ее знания.

Моник вдруг замолчала, опустив глаза. Что ж, эту малышку она и сама была бы не против забрать отсюда, чтобы было хоть какое-нибудь доказательство. Чтобы принцесса могла поверить. Кобылке явно тут приходилось не сладко, а она, Моник, смогла бы доставить ее к другим пони. Где над ней не будут издеваться, где она будет жить в любви, где о ней позаботятся, как о родном ребенке.

А что ей могли дать в стране грифонов, где все летают, парят в облаках, где ведутся свои собственные интриги? Да и как не крути, но грифоны – не пони, а куда более агрессивные и опасные существа. Ей там будет совсем не место, девочку попросту погубят!

Доминик рушил все столь милосердные планы тем, что его какой-то там короне вдруг понадобились высокие технологии. На взгляд Моник, все, конечно, выглядело куда получше и помощнее, чем в Кантерлоте, но не столь уж и высокотехнологично. На родине Доминика до сих пор жгут лучину, а раны прижигают раскаленным железом? В это верить никак не хотелось, но грифонша промолчала. Она что-нибудь обязательно придумает…