Робинзонада Данте

Совесть пороков

— Роб! Роб, проснись! — моей руки коснулась чья-то лапа. Я вздрогнул, сбрасывая дрёму, и открыл глаза. Рядом стоял Спайк. Увидев, что я проснулся, он сказал:

— Кантерлот, — он ухмыльнулся. — С прибытием в большой город, Роб.

— Ага, — отозвался я и потёр лицо. Я сомневался, что в столице Эквестрии было больше миллиона жителей. Паверфул Свинга на противоположной кровати не оказалось. Минотавр говорил что-то про родственников в какой-то деревне… Флаверфилде, наверное. В любом случае стоило отдать ему должное: он не разбудил меня, когда выходил на своей станции, хотя с его внушительной комплекцией и сомнительной сноровкой это представлялось тяжкой задачей. Горела только одна лампочка, разбрасывая бессильный свет, и мордочку Спайка испещрили полутени. Он зевнул:

— Ну и ночка… До чего я не люблю просыпаться так рано! Сейчас даже шести нет. — Помощник Твайлайт направился к тамбуру, но обернулся на полпути. — Как выйдешь, иди налево, мы будем ждать тебя где-то там.

Я кивнул, сонно щурясь, но ему, похоже, ответ не требовался. Спайк открыл дверь, впустив в купе звучный перестук колёс, и ушёл. Я потянулся, кое-как натянул тогу и носки и стал собирать вещи. Справился я за минут пять, после чего некоторое время боролся с разбухшим чемоданом, пока не удостоверился, что он не развалится от небольшой встряски.

Мой рассказ Свинг слушал с приоткрытым от удивления ртом. Рэрити, знающая историю отрывками, внимала с присущими ей аристократичностью и тактом, не прерывая повествование каждые пять минут, как это делал минотавр. Под конец заинтересовалась и Рэйбоу Дэш, которая до того спорила со Спайком, быстрее ли она поезда — на определённом этапе стоило больших трудов отговорить её от начала гонки. Винить дракончика было нельзя. Его моя болтовня должна была утомить недели назад, а уж если вспомнить, что он записывал то, что я говорил, становилось понятно, почему он предпочёл компанию пегаски. Твайлайт Спаркл лежала на моей кровати с закрытыми глазами, тихо сопела и изредка подёргивала ушами. Её можно было принять за спящую, но я знал, что она не упустит ни единой мелочи. С моего ракурса единорожка напоминала собаку, неведомым образом обзавёдшуюся рогом, и меня тянуло потрепать её гриву. Пару раз, захваченный историей, я инстинктивно тянулся к ней и лишь в последний миг одёргивал себя. Это заставило задуматься, не владел ли я псом на Земле.

Когда я закончил, Паверфул Свинг покачал головой и произнёс:

— Ничего ж себе! Никогда б не подумал, шо такие штуки правда бывают. — Он почесал подбородок. — Я б мог про себя чё-нить рассказать, да эт не очень интересно. А знаете, чем мы можем теперь заняться?

Минотавр начал рыться в заплечном мешке и выудил оттуда колоду карт: — Не хотите сыграть партийку в десять копыт?

— Азартные игры плохо влияют на душевное состояние и здравое восприятие реальности, — хмыкнула Твайлайт.

— М-да. А мы и не будем это, реальность воспримать, — рассмеялся Свинг. — Да и мозги с картами напрягать нужно, куда без этого? Эт ведь полезно, а? Конеш, пока не загребёшь лишку.

— И что тогда? — спросила Рэйнбоу.

— Тогда придётся напрячь мышцы!

— Вы, должно быть, посещаете крайне сомнительные заведения, — поджала губы Рэрити.

— Хех, всяко бывает. А бывает и так, что под сукном чего лишнего найдут. — Заскорузлые пальцы Свинга с неожиданной ловкостью перебирали карты.

— Шулерство? — нахмурилась Твайлайт.

— Двойные правила. Одни для лопухов, другие для тех, у кого соображалка на месте. Так вы будете? — Он выжидающе поглядел на нас.

— То есть шулерство, — констатировала волшебница. — И зачем нам играть, если вы всё равно победите?

Минотавр шутливо поднял руки вверх.

— Никаких уловок! Усё честно, клянусь рогами Первой матери. Мы ж даж не на деньги.

Твайлайт Спаркл колебалась, и он прибавил:

— А потом могу показать пару трюков.

Это решило дело для жадной до всевозможных знаний лавандовой единорожки. После её согласия в партию попросились Спайк и Рэйнбоу Дэш. Я остался вместе с Рэрити, которая не пожелала участвовать в подобном, по её словам, балагане, наблюдать за процессом. Паверфул Свинг раздал карты, кое-как разъяснил Твайлайт правила, и игра началась. Насколько я понял, необходимо было набрать нужную сумму очков и при этом не нахватать лишней масти, но рубашки у всех карт были разные, одинаковых цифр и фигурок я тоже не заметил. Глаза разбегались от обилия цветов и рисунков.

В первой партии выиграл Свинг. Он пожал плечами и сказал:

— Жизть така. Я ничё не делал.

Твайлайт Спаркл поморщилась и не ответила. В двух следующих раундах победила она, и по её довольному виду я догадался, что единорожка раскусила приблизительную систему игры. Минотавр в четвёртый раз разложил карты, но Спайк заявил:

— Я всё. Есть хочется. Пойдёмте поедим?

Его предложение подтвердило громкое бурчание желудка, раздавшееся, как ни странно, у пегаски.

— Здравая мысль, — поддержала Рэрити, которой это развлечение изначально пришлось не по вкусу.

Рэйнбоу Дэш встала и бросила Свингу:

— Я с тобой не закончила. Пообедаю, и мы ещё поглядим, кто останется с одним копытом!

— Как скажешь, — ухмыльнулся он и собрал колоду. Пони и дракончик ушли, а я со вздохом достал припасённые бутерброды. Минотавр выставил на столик пакетик со сваренными вкрутую яйцами, несколько пирожков и три помидора, один из которых кинул мне:

— Угощайся. И если что, бери, не стесняйся, — сказал он и кивнул на свои яства. Я сглотнул слюну и уставился на яйца. За всё время проживания в Понивилле я ел омлет раза три, не больше. Яйца были дорогие, к тому же Твайлайт их не очень любила. Когда я выяснил, что пони не видели ничего плохого в употреблении молока и сами не прочь были отведать его, сыра и яиц, то здорово удивился.

— Хошь? — заметил мой взгляд Свинг и кинул одно. Я схватил его, не веря своей удаче, и горячо поблагодарил минотавра.

— Да лан, мне не жалко. Да, кстать…

Поезд дёрнулся, железно взвизгнули рельсы. Зажёгся полный свет, резанул привыкшие к окоченелому сумраку глаза. Я зажмурился и, нащупав чемодан, вцепился в его потрёпанную ручку. Когда я проморгался, мы уже подъехали к станции. В последний раз содрогнувшись, состав замер; я встал с постели, смахнул выступившие слёзы и выбрался в тамбур. Посмотрев сквозь стекло, я увидел, как к моему вагону бежал жеребец в униформе, слегка отличавшейся от понивилльской. В огнях фонарей лацканы блестели красным, на воротнике болтались прикреплённые значки — стилизованные солнце и луна. Наверное, железными дорогами владело государство.

Створки дверей разъехались как раз вовремя, чтобы я услышал, как пони пропыхтел:

— Уф, и почему, уф, к минотав… рам всегда я? Не… честно, уф, переть… ся в конец!..

Я осторожно приподнял чемодан и вышёл наружу. Прохлада осеннего утра коснулась незащищённой кожи головы и рук, и я поёжился, оглянувшись туда, откуда прибыл состав. Кромка далёкого, изогнутого горизонта пылала фантасмагоричным густо-жёлтым заревом, плавно переходящим в размытый красный цвет. Наступающий рассвет сжигал остатки редкой туманной пелены. Рваные облака в вышине застыли, словно декорации в некой картине, что изображала пастораль, охваченную лихорадочным энтузиазмом сюрреализма.

Проводник ещё переводил дыхание:

— Эквестрийская… железнодоро… жная компания благодарит вас за… использование наших услуг. Надеемся… что вас устроило качество обслуживания.

Он поднял глаза и вытаращил их:

— Уф, простите за любопытство, но кто вы такой? Я такой расы в жизни не встречал.

— Человек, — ответил я, охватывая взглядом платформу, постепенно наполнявшуюся пони: сонными пони, возбуждёнными пони, громко переговаривающимися пони, перетаскивающими свою поклажу пони. Они походили на тени самих себя, на призраки в мертвенном электрическом свете, замысловатые миражи чуждой реальности. На миг я ощутил себя в похотливых объятиях делирия, по спине пробежали мурашки, вызванные не то свежестью воздуха, не то разгулявшимся воображением. Нависавшая громада вокзала венчала многочисленные перроны, сходящиеся к нему, как сосуды к сердцу. Серое здание призматической формы имело фасад, основным элементом структуры которого был ряд прямоугольных колонн без капителей с остеклёнными промежутками меж пилонами. Крошечные декоративные башенки едва угадывались на плоской крыше без карниза. Длинный шпиль подпирал собой небо, знак гордыни и самонадеянности, Вавилонская башня в миниатюре.

— Ни разу не слышал, — удивился жеребец и попытался повторить: — Вы сказали… э-э-э… чьелф…

— Человек. — Я ждал, пока основная масса пони схлынет и можно будет пройти без бесчисленных остановок и извинений. — Интересная архитектура.

— О да, — с готовностью объяснил проводник, — наша гордость, самый красивый железнодорожный вокзал Кантерлота. Построен сравнительно недавно с появлением поездов, если не вру, в честь какой-то дипломатической даты с зебрами или как-то так. Вы увидите рельефы, когда подберётесь поближе. Они там, между колоннами, наверху.

— Ясно. — Я подышал на каждую ладонь по очереди, согревая их.

— Вы тут долго прождёте. Гляньте, часть уже прошла внутрь, идите и вы, чего мёрзнуть-то? — предложил он. Я согласился с ним, попрощался и двинулся вперёд. Своих попутчиков, увеличившихся в числе, так как Рэрити взяла новых носильщиков, я отыскал сравнительно быстро. Мы направились, влекомые потоком, к высоким громоздким дверям. По пути я задрал голову и заметил металлические барельефы, изображавшие встречу пони и зебр. В центре композиции, разделяя послов обеих рас, стояла Селестия, вокруг неё распространялась железная аура, наливавшаяся иллюзорными лучами ещё не поднявшегося солнца. Пинакли на крыше, декорированные едва видимыми в стремительно редеющей синеве выпуклыми флеронами, наводили на мысли о схожести поздней архитектуры Эквестрии с земной готической.

Гладкий зеркальный пол внутри отражал развесистые канделябры, свисающие с далёкого потолка. Около касс, несмотря на ранний час, толпился народ. Стены были расписаны яркими узорами, на первый взгляд бессмысленными, которые складывались в цельное изображение, если прищуриться и чуть наклонить голову. Мы прошли здание насквозь, нигде особо не задерживаясь, разве что позволив себе небольшую остановку, чтобы Спайк сходил в туалет. Я терялся среди столпотворения, напоминая, должно быть, деревенского жителя, впервые выбравшегося в большой город; оказалось, я привык к тихому Понивиллю.

Кантерлот встретил нас широкой круглой площадью, посреди которой располагалась медная статуя пони с вытянутым к небосклону передним копытом. Не дожидаясь вопросов, Твайлайт пояснила:

— Вэйгрант Савант, один из крупнейших исследователей просторов за Эквестрией. Именно он в своих странствиях открыл для нас Зебрику. К сожалению, его потомки не смогли похвастаться ничем выдающимся.

Дома, что обрамляли плохо вымощенную площадь, до нелепого напоминали земной типаж: высокие бетонные многоэтажные сооружения преимущественного серого цвета, хотя вдалеке мелькал и жёлтый, и зелёный.

— Ничего себе! Один в один с Землёй! Я имею в виду здания, — добавил я, поймав взгляд лавандовой единорожки. Она улыбнулась.

— Да, ты уже описывал это в своих рассказах. Правда, такой стиль сохранится только до въезда в Старый Город, где функциональность уступит место красоте.

Я догадался, что пони говорила о том ужасе, что творился с домами в Понивилле. Неужели мой эстетический вкус будет вскоре безжалостно изнасилован тем, что аборигены почитают за изящество? Однако Твайлайт не выказала никакого удивления ни тогда, когда впервые услышала о стандартных высотках, ни сейчас. Похоже, местные жители всё же способны отыскать преимущества в штамповке и банальности — хотя бы в вопросах стоимости и времени.

Хоть утро только вступало в свои права, площадь наводняли сновавшие туда-сюда пони и раскрашенные в жёлтый с белым колясок. На моих глазах кобылка-единорог с двумя тяжелыми сумками, поднятыми магией, подошла к одной из бричек и после недолгого разговора с усатым жеребцом-земнопони, одетым в лимонную униформу, села в неё. Тот ухнул, подхватил оглобли и бодро поскакал к выезду.

— А что это за телеги?

— Такси, — сказала Твайлайт. — Но нам обещали личный транспорт. И… вот он!

Она махнула копытом в сторону роскошной кареты, чей лакированный чёрный кузов украшали позолоченные чеканные украшения. На вытянутой двери имелась эмблема в виде скрещенных между собой сапфирового полумесяца и полукруга восходящего солнца. В карету были запряжены три жеребца-земнопони в простых серебрящихся доспехах, украшенных лишь одиноким дымчатым аквамарином на груди, четвёртое место пустовало. В пони было нечто странное, помимо средневековых парадных панцирей и шлемов, не сочетавшихся с современным духом окружавших площадь домов. Подойдя ближе, я с изумлением убедился, что стражи выглядели как две капли воды, с точностью до строения мордочки. Пожалуй, единственным различием была расцветка проглядывавших шкур. Остальные, похоже, не видели в этом ничего странного. К нам подскочил подтянутый единорог в облачении, отличавшимся от увиденных ранее военных небольшим плюмажем и отсутствием голубого камня в нагруднике. Единорог не походил на остальных стражников. В гриве его виднелись отдельные седые волосы, а сам он был худощав и постоянно кривил губы.

— Мисс Твайлайт Спаркл с сопровождением? — Конец фразы он выделил сухим тоном. Так могли бы говорить о вещах.

— Да.

— Королевской гвардии лейтенант Фирлес Болднес. Нам приказали доставить вас во дворец. Вы готовы?

— Полагаю, да.

— Я разберусь с вещами. — Он подхватил нашу поклажу магическим полем и распахнул дверь. Рэрити вручила носильщикам по рубину, и их озадаченные мордочки заставили меня задуматься. Везде ли драгоценные камни были так дешевы, как в Понивилле?

В карете было темно, и Рэйнбоу Дэш с одной стороны и Спайк с другой раздвинули тяжелые шёлковые занавески, впуская внешний мир. Минуту ничего не происходило, затем экипаж тронулся. Сперва он чуть подскакивал, когда под колёса попадался выбитый булыжник, но рессоры смягчали прыжки, и я вскоре перестал обращать на это внимание. А когда мы выехали на дорогу, камень и вовсе сменился асфальтом.

Внутреннее убранство поражало комфортом. Сидения и их спинки были обиты чем-то мягким и на ощупь напоминали парчовую бархатистую ткань.

— Итак… — протянула волшебница.

— Почему они одинаковые?! — Вопрос вырвался с некрасивой поспешностью, за что я удостоился укоряющего взгляда Рэрити.

— Ты имеешь в виду гвардейцев, не так ли? — начала пони. — Смысл ритуала обезличенности скрыт в глубине веков, но существуют предположения насчёт этого. Кто-то считает, что одинаковость позволяет стражникам нести службу, не отвлекаясь на посторонние дела. Кто-то видит в этом эстетическую сторону. Практическое же осуществление достигается за счёт аквамарина, встроенного в броню. Зачарованный надлежащим образом с помощью матрицы общности, он создаёт иллюзию физически развитого и привлекательного жеребца, на поддержание которой уходят крохи энергии из-за грамотного распределения поверхностной нуль- и один-структуры по всей площади доспеха, а также благодаря…

— Я предпочёл бы не углубляться в области теории магии, — закатил глаза я. Лавандовая единорожка хмыкнула.

— Я и не собиралась давать тут развёрнутые пояснения.

— А почему именно привлекательного?

— Военные части Эквестрии выполняют больше декоративную роль. Естественно, они должны выглядеть соответствующе, — сказала Твайлайт. На этих словах Рэйнбоу Дэш прыснула со смеху.

— Ох уж мне эти вояки! — хихикала она. — Строят из себя незнамо кого, а на деле-то! То ли дело Вондерболты…

— Тем не менее именно эти мужественные воины будут защищать нас, если у порога Эквестрии появится враг. — Рэрити откинулась на сидение.

— Мужественные, ха! Как будто они смогут что-то сделать!

— Какая разница, — вступил в разговор Спайк. — Эквестрия ни с кем не воюет и, надеюсь, никогда и не будет воевать.

— Действительно, — поддержала его волшебница. — Политическая ситуация сейчас, равно как и на протяжении очень многих лет, не располагает к войнам. Разумеется, у Эквестрии существуют некоторые шероховатости во внешней политике с некоторыми государствами, но это мелочи, из-за которых ни одно здравомыслящее существо не выпустит в мир нечто настолько… ужасное.

Я вспомнил чрезвычайно богатую на примеры обратного историю Земли и решил промолчать.

Обсуждение мало-помалу утихло, и в карете установилось молчание, прерываемое лишь сопением Спайка, прикорнувшего под боком у Твайлайт Спаркл, и смачными зевками Рэйнбоу Дэш. Глядя на пегаску, я крепко сжимал челюсти, которые начинало сводить от сдерживаемых порывов. Длинные ресницы Рэрити подрагивали, и наконец она не выдержала:

— Дорогая, зевать на публике не прикрывшись невежливо.

— Да брось, какая тут публика. — Но в следующий раз радужногривая пони заслонила рот копытом.

Следующая реплика принадлежала Твайлайт и предназначалась мне:

— Робинзон, мы проезжаем Старый Мост. Это въезд в Старый Город.

— С фантазией на имена у вас бедновато.

Лавандовая единорожка поморщилась, словно услышала плохую шутку. Может быть, так оно и было. Я выглянул в окно и увидел в свете поднимавшегося солнца сверкавшую поверхность воды во рву, неожиданно чистом, без зеленоватой плёнки тины. Стены Старого Города были обычны для зодчества пони: идеально белые стены с квадратными зубцами сходились в узких воротах, по бокам которых были пристройки, похожие на вафельные рожки мороженого. Створки сверкали золотом. В первоначально замеченной красоте проглядывал какой-то неприметный штришок пошловатой аляповатости. Миновав границу Старого Кантерлота, карета вновь затряслась: кончился асфальт. Высотки сменились приземистыми двухэтажными зданиями, какофония их проектировки не поддавалась разумному объяснению или описанию. Различные материалы для каждого дома, шпили и цветастые купола, маленькие балкончики и двускатные черепичные крыши — я будто попал в карамельное королевство. Мы проехали статую аликорна — я не опознал, какого именно. Наш путь озаряли газовые фонари. В этом районе чудилась древность, но не земная, не та, что внушала невольный трепет ночью и вызывала благоговение днём, — нет, уютная и домашняя древность, сохранённая в веках заботливыми хозяевами.

Ещё один поворот, и нам открылось величественное зрелище. Исполинский дворец, прежде скрытый нависавшими над каретой крышами жилищ пони, явил себя во всей красе. Многоярусный белоснежный замок, чьи террасы были заняты зданиями много мельче, стоял в окружении десятка маленьких купольных и пары циклопических в сравнении с окружением остроконечных башен. Высота самой большой из них не превышала размеров десятиэтажного дома, но компенсировалось это эклектичным изяществом; утончённость кверху создавала впечатление эфемерности. Главный корпус отличался воздушностью изгибов, лучи восставшего светила озаряли его, и камень будто подсвечивался изнутри мягким приглушенным сиянием. Я приник к окну. Экипаж проехал через распахнутые ворота. Витая стальная ограда, поддерживаемая гранитными колоннами, позволяла увидеть раскинувшийся вдаль парк, однако ровные ряды деревьев и густая живая изгородь скрыли большую часть сада.

Карета остановилась, и я сел на место.

— Впечатляет? — Твайлайт осторожно тронула дракончика, и тот завозился, что-то неразборчиво бурча.

— Не то слово! Я и не думал, что пони способны на такое.

— Правда? — прищурилась она. — А на что мы, по-твоему, были способны?

— Ну, Понивилль… — я подобрал подходящие слова слова. — Не поражал особыми изысками.

Дверь распахнулась, и внутрь заглянул Болднес. Его грудь заметно вздымалась и опадала после быстрой скачки.

— Мы прибыли. Дворец Кантерлота. Пожалуйста. — Он помог выбраться лавандовой единорожке и Рэрити. Рэйнбоу Дэш отпихнула его копыто и вышла сама. Спайк кое-как сполз с каретной ступеньки, беспрестанно зевая и протирая глаза.

Мы стояли на узенькой площадке перед роскошными дверями из красного дерева. Они были по меньшей мере с два моих роста. Навстречу нашей компании из-за створок вынырнул средних лет жеребец-единорог в чёрном сюртуке. Обменявшись кивками с лейтенантом, пони представился:

— Главный распорядитель кантерлотского замка, барон Ригурус Перфомер. Такая честь приветствовать вас здесь, мисс Твайлайт.

— Ох, благодарю вас, барон, — смутилась волшебница, — не стоило…

— Право, пустяки. Мои помощники обойдутся без меня пару минут, а я покажу вам комнаты, мисс. — У распорядителя были тонкие рыжие усики под стать гриве. Его кьютимаркой был штандарт в окружении звёзд. — Было бы оскорблением обделить лучшими сопровождением и встречей ученицу Её Высочества.

Он позволил улыбке скользнуть по мордочке, но его голубые глаза стали удивительно холодными и колючими, едва он перевёл взгляд на остальных.

— Ваши друзья? — не дожидаясь ответа, он сказал. — Рад знакомству…

Мы назвали наши имена.

— Естественно, вам будут отведены подобающие покои, — продолжал Перформер. — Будьте добры проследовать за мной… Не беспокойтесь за вещи, слуги отнесут их.

И он повернулся к дворцу. Я оглянулся и увидел, как карета с тремя жеребцами скрывается на повороте одной из дорожек. Её заслонили разросшиеся кусты. Фирлес Болднес исчез.

В замке было на удивление прохладно, почти как на улице. Высокий потолок украшали сияющий хрусталь люстр и детально прорисованные фрески. Светильники, стилизованные под факелы, освещали казавшуюся бесконечной алую дорожку, на которой через равные промежутки были вышиты крупные восьмиугольные звёзды. На стенах висели портреты живших в далёкие времена пони, во внешнем облике которых сквозила одна общая черта: провожавший нас внимательный взгляд на хмурых мордочках. Ни одна картина не могла похвастаться наличием улыбки у её обитателя. Лиловые гобелены перемежались огненно-красными, от них веяло едва ощутимой затхлостью.

— Приношу извинения за вынужденную прохладу, — сказал главный распорядитель. — Дворец строили в те годы, когда о системе центрального отопления имели весьма смутное понятие. В какой-то мере это повлияло на необходимость ношения одежды при дворе. Теперь холод стал чем-то вроде местной достопримечательности.

Он рассмеялся, словно подметил что-то крайне забавное. Как ни странно, его поддержали и единорожки, и пегаска, и даже дракончик. Похоже, чего-то в культуре местных жителей я не знал.

Мы поднялись по крутой мраморной лестнице, чьи ступени прекрасно подходили для человеческих ног, и миновали неподвижных стражей. Издалека их можно было спутать с каменными статуями. Всю дорогу Ригурус Перформер не прекращал развлекать нас разговорами и успел полюбопытствовать насчёт моего происхождения. Его болтовня на первый взгляд была безобидна, но я нутром чувствовал, что он бросил свои дела и ринулся помогать нам не от доброты душевной. Или то была лишь пустая мнительность? И всё же от жеребца веяло чем-то неестественным, каким-то внутренним напряжением.

— Ах, кантерлотский дворец поистине прекрасен, и я не устаю поражаться его великолепию ещё с прошлого моего визита сюда, — улыбнулась Рэрити.

— О, так вы уже были тут? — Распорядитель пригляделся к белой пони. — Что-то припоминаю… Гранд Галопинг Гала, не так ли?

— Верно, — кивнула она, и я буквально увидел, как в его незримой табели о рангах Рэрити поднялась на несколько пунктов.

— Действительно, и я счастлив работать здесь, служа принцессам. Если бы только… — Перформер вздохнул. — Неважно. К слову, мы пришли. Гостевое крыло.

Мы находились в начале длинного коридора с множеством дверей. Единорог подвёл нашу компанию к ближайшей и сказал:

— Выбирайте любые покои, какие вам приглянутся.

— Я буду с Твайлайт! — заявил Спайк. Это никого не удивило.

— Так что там с этим «если»? — уцепилась за брошенную фразу Твайлайт Спаркл.

Барон нахмурил лоб, узкие губы сложились в горькую усмешку.

— Нелицеприятная история. Видите ли, мой племянник, пони больших возможностей, но малого почтения, в прошлом месяце посмел отпустить шутку в присутствии Её Высочества принцессы Селестии… Из тех, о которых в приличном обществе вспоминать не принято. Он не думал, что Её Высочество услышит, но… Она отослала его от двора, и теперь он томится без дела где-то в Мэйнхеттане. — Перформер покачал головой, сокрушаясь о глупости современной молодёжи. — На мой род пало неудовольствие принцессы.

— Возможно… я могу что-то сделать для вас? — Желание волшебницы помочь читалось на её мордочке крупными буквами. Ведь этот жеребец был так вежлив и обходителен, что не ответить любезностью на любезность казалось практически святотатством.

— Я пробовал поговорить с Её Высочеством, но тщетно, её гнев ещё силён. Но, может быть, если именно вы затронете в разговоре с ней эту тему, она сжалится над ним? Моего племянника зовут Райотас Спри.

— Я непременно постараюсь сделать всё, что смогу, — заверила она, и глаза барона увлажнились, как если бы он сдерживал слёзы.

— Ох, я и не знаю, как благодарить вас, мисс! — воскликнул он.

Мы разошлись каждый к облюбованной им двери, и распорядитель добавил:

— Если вам что-нибудь понадобится, дёрните шнур у изголовья кровати. Слуги исполнят ваши просьбы.

— Большое спасибо вам за вашу помощь, — выразила общую благодарность Твайлайт.

— Пустяки, пустяки! — отмахнулся жеребец. Мои компаньоны разошлись по своим покоям, а я задержался и обернулся. На мордочке барона красовалась ухмылка, которую он стёр, едва заметил мой взгляд. Перформер поспешно развернулся и направился к лестнице. Простенькая двухходовка, но для наивных провинциалов сгодится и такое. Жалкие интриги благородных пони. Я сделал себе мысленную отметку объяснить Твайлайт, что её пребывание при дворе будет отмечено подковёрными кознями различной степени гадливости. Впрочем, этим может заняться и Селестия. Уж она-то должна понимать, к чему приведёт переезд, пусть и временный, её умной, но не разбирающейся в определённых областях жизни фаворитки.

Я вошёл в комнату и сразу же шарахнулся назад: напротив входа находились почтенных размеров маятниковые часы, чьё равномерное тиканье наполнило тело дрожью. Вычурный циферблат насмехался надо мной, длинная нить раскачивалась из стороны в сторону, завораживая, гипнотизируя равномерными движениями. В ушах послышался шелест листьев. Я выскочил в коридор и побежал за Ригурусом.

— Постойте! — крикнул я, и жеребец, находившийся на середине лестнице, оглянулся; я застал его врасплох, и он не успел до конца скрыть раздражение в голосе.

— Да?

— Если не трудно, прикажите слугам вынести из моих комнат часы.

— О. — Его недоумение быстро сменилось невозмутимостью. — Я передам тем, кто занесёт ваши вещи.

Он продолжил спускаться, не дожидаясь ответа. Я вернулся к своим покоям и замер в нерешительности. Я физически не мог зайти внутрь, чтобы дёрнуть чёртов шнурок и позвать кого-нибудь на помощь. Я даже разглядеть толком ничего не успел, кроме Богом проклятых часов. Я понятия не имел, что они хотели нашептать мне, какой дьявольский морок навести, и проверять желания не испытывал. Так я и простоял до момента, когда появилась группа земнопони в ливреях; багаж Рэрити взвалили на свои спины двое, в то время как остальные несли наши вещи во рту. Пони молча разошлись к комнатам и синхронно постучали в двери, но хриплое дыхание парочки, которой достались сумки белой единорожки, разрушало впечатление идеальных слуг. Ко мне направился один жеребец, и я протянул руку, забирая слегка обслюнявленный чемодан.

— Его благородие упомянул, что вы нуждаетесь…

— Да-да, иди туда и вынеси… эту штуку, скорее! Просто… избавься от неё, выкинь, разбей, отнеси, неважно!

При мысли о том, чтобы спать в одном помещении с самой настоящей тикающей бомбой, от которой меня может переклинить в любой момент, холодела спина.

— Вы говорите про часы? — уточнил он.

— Чтоб тебя черти драли, конечно! — не выдержал я. — Да, про часы, — поморщился я, поймав его непонимающий взгляд.

Он осмотрел комнату.

— Один не справлюсь.

Слуга крикнул другому пони, который только что избавился от своей ноши, передав её дракончику:

— Мидоу, иди сюда!

— Чё? — откликнулся его товарищ.

— Мистеру надо вытащить из комнаты часы.

— А-а-а… — протянул Мидоу и вместе с первым слугой зашёл в мою комнату. Послышался звук возни, другой звук, с которым движут по паркету тяжёлую мебель, раздались приглушённые ругательства. Затем пони показались вновь; они придвинулись близко друг к другу, и часы покоились на их спинах, противно тикая, разочарованные тем, что не поймали меня.

Я скомканно поблагодарил слуг и в конце концов перебрался в свои покои. Первой комнатой была спальня, чуть ли не половину которой занимала безразмерная кровать с воздушным балдахином, державшимся на золочёном деревянном каркасе. Концы опор венчались маленькими гранитными шарами. Подушки и одеяла были шёлковые. Просторная столовая на десять персон, если судить по количеству стульев, не имела ничего похожего на кухню поблизости — видимо, еду должна была доставлять прислуга. Обширная кладовая была доверху забита одеждой не только для пони, но и для других рас; вытащив пару тряпок оттуда, я попытался нацепить их и удивился, когда мягкий вельветовый камзол с вышитыми розами сел как влитой. К сожалению, штанов при быстром поиске не обнаружилось, как не обнаружилось и желания расхаживать наполовину нагим. Я бросил куртку на вальяжно раскинувшийся рядом с постелью диван, пообещав себе разыскать что-нибудь подходящее к ней. Главным же украшением моей скромной княжеской берлоги стали ванные комнаты. Их было две: одна относительно маленькая со стенами кремового мрамора, ониксовый прохладный пол переливался в свете хрустальной люстры. Чаша ванной была тоже мраморная, но бежевого цвета; в ней неловким гостем смотрелась белоснежная керамика. Зеркало, обрамлённое ветвями янтаря, довершало образ немыслимой роскоши. Вторая ванная комната походила на бассейн со множеством кранов. В сравнении с ней клозет выглядел маленьким и забытым, хотя и совпадал размерами с моими апартаментами на чердаке в Понивилле.

Убедившись, что в помещениях более часов не осталось, я решил немедленно опробовать в деле водопроводную систему замка. Наполнив маленькую ванну, я разделся и нырнул туда, с наслаждением отфыркиваясь. Горячая вода облаком окутала тело, и я расслабился, закрыв глаза и отдавшись на волю купели…

Встрепенувшись, я приподнялся. Вода успела остыть и теперь была едва тёплая. Кожа огрубела, скукожилась. По всей видимости, я умудрился заснуть. Кое-как намылился мочалкой, смыл пену и встал на пушистый ковёр. Вытеревшись махровым полотенцем, пышущим чистотой, я обмотал его вокруг живота и направился в спальню. Как оказалось, меры приличия были не напрасны. На постели сидела незнакомая сиреневая единорожка с пушистой оранжевой гривой. На пони было нарочито простое серое платье, на создание которого наверняка ушла целая прорва усилий и денег. При моём появлении она склонила голову и произнесла:

— И вам не стыдно, мистер Рьёбиньзон? Появляться в таком виде перед дамой… ох, свет этого не одобрит. — Впрочем, в её голосе, обворожительном и немного озорном, присутствовала явная нотка веселья.

Пораженный, я застыл, затем попытался прикрыться. Она рассмеялась.

— Вы очаровательны! А теперь, я думаю, самое время познакомиться вживую, — прощебетала пони, поднялась и подошла, на её мордочке проскакивала лукавая ухмылка. — Шарминг Эйринес, виконтесса Низкогорская. Но для вас — Шарминг.

— А… а… Что вы тут делаете?!

— Жду вас, Рьёбиньзон… У вас сложное имя, лучше Рьёбин… Нет, Робин. Да, Робин. — Она смаковала слова, несколько растягивая их. — Мне поручили подготовить вас к церемонии, которая состоится через пару недель. Я уже вижу, мы с вами отлично поладим.

Единорожка дотронулась до полотенца и слегка его одёрнула. Я отпрянул, и она снова хихикнула.

— Прелестно!

— Что вы делаете?! — Я отстранился и попытался взять ситуацию в свои руки. — Прошу, отвернитесь и дайте мне переодеться.

— Надеюсь, не в этот камзол? — Шарминг указала на брошенную на диван куртку.

— А что в нём не так?

— С ним всё в полном порядке, не считая одной мелочи. Он предназначается для представительниц слабого пола расы минотавров. Правда, я не осмелюсь назвать их слабыми при встрече…

Я покосился на злополучную тряпку и вновь посмотрел на единорожку.

— Покиньте помещение и дайте мне переодеться.

— Зачем такие формальности? Я как раз закончу вводную часть к тому времени, как вы оденетесь.

Я глубоко вздохнул. Неужели подобное было в порядке вещей? Но нет, в Понивилле никто, никто не позволял себе настолько неприкрытого и явного вторжения в личную жизнь.

— Хотя бы отвернитесь.

— Как угодно, — она фыркнула и показательно повернулась ко мне спиной. Я сбросил полотенце и потянулся к своей тоге. От спешки я запутался в ней и некоторое время боролся с предательской тканью, потом всё же кое-как натянул её. И обнаружил, что рог Шарминг светился, а сама она изучала висящее перед ней зеркало фута в два ростом, переливающееся зелёной под стать глазам единорожки магией.

— Что вы себе позволяете?!

— Уверяю, ничего кардинально нового я для себя не обнаружила, — ответила она, развеяв волшбу. — Я могу повернуться к вам?

— Тогда… зачем?

— А зачем мы живём, милый Робин? Философский вопрос, я знаю, но вы подумайте на досуге. — Не дожидаясь более разрешения, пони обернулась, и мы опять оказались лицом к мордочке. — Итак, касательно формата вашего обучения. Я прихожу сюда около десяти утра и рассказываю о сути церемонии, а также даю вам текст для запоминания и дальнейшего произнесения уже перед принцессами. Далее мы проходим в танцевальную комнату, и там вы разучиваете парочку па, которые пригодятся вам на балу после вручения грамот послами и вашего принятия подданства. К двум часам мы прощаемся до следующего дня. Как вам такая программа?

— Что? Тексты? Танцы?

— Клятвы и заверения. Стандартные слова, ничего интересного. — Щёки Шарминг Эйринес порозовели от возбуждения. — Куда интереснее балы, что следуют за формальностями! Столько страсти, столько пыла в кружащихся парах, и музыка носится по залу! Великолепно. Жаль, что время приёма официально считается главной частью, но будь иначе, не заключайся все самые важные союзы и сделки за портьерами в отдалении от основной публики посреди танца, балы потеряли минимум половину своей прелести. Прелести тайны, конечно.

— Я… — Я взлохматил ещё влажные волосы. — Мы будем видеться каждый день?

— И я рада этому, Робин. — Единорожка грациозными движениями подобралась ещё ближе. — Меня с детства захватывали далёкие страны и диковинные расы. Только не обижайтесь на «диковинные», — она понизила голос. — Когда я была маленькой кобылкой, я мечтала открывать новые страны. Но взрослые, эти противные, доставучие взрослые! Они никак не хотели мириться с моими еженедельными побегами за неизведанным, и я оставила свою затею. Получила кьютимарку, выросла, но жажда открытий никуда не исчезла. Поэтому, когда я услышала про вас, про… че…человьека… Я вызвалась быть вашим проводником в закрытый для посторонних мир Кантелота. Хотя бы в такой малости, как помощь с клятвами.

Единорожка перешла на шёпот, и теперь я с трудом улавливал её слова. Она посмотрела по сторонам и опустила голову.

— Наклонитесь, — услышал я.

— Зачем?

— У стен есть уши. — Будто бы в подтверждение она потрепала своё лохматое ушко, пригладила гриву, хвост взметнулся распушённым водопадом. Я присел. Пони смотрела на меня с живым бесстыдством.

— Ниже.

Я придвинулся к пони, гадая, кому требовалось нас подслушивать. Приоткрыл рот, чтобы спросить, что происходит. И Шарминг Эйринес, вскочив передними копытами на моё колено, крепко поцеловала меня. Её язычок встретился с моим и с истой бесцеремонностью скользнул по нему, пробежался по зубам. Единорожка закрыла глаза. От шёрстки пахло вкусными духами. Я вздрогнул и дотронулся до её спины, чтобы отпихнуть пони, но вместо этого оставил ладони на ней. Разум надсадно завопил, требуя прекратить, остановить бессмысленное безумство. Мягкие губы Шарминг настойчиво прижались сильнее, она почти уткнулась в меня носом, и я чувствовал её тепло на своём лице. Я рефлекторно обнял пони, прижимая атласное платье к затрепетавшему телу. И в тот момент, когда я стал по-настоящему отвечать, она разорвала поцелуй, выдохнула и спрыгнула с колена.

— Что… Что-что-что это было?

— Поцелуй. И я думала, что целуетесь вы гораздо лучше.

— Я был… не готов.

— Тогда остаётся надеяться, что в следующий раз выйдет лучше. — В голосе Шарминг расцвела искорка веселья.

— Что?!

— Знаете, детские увлечения могут проявить себя и в старшем возрасте. Как я уже говорила, я обожаю необычные расы. Они меня… как бы выразиться культурно… — Пони выдержала многозначительную паузу. — Влекут.

— И… — Чего я никак не ожидал, так это нимфоманки-ксенофилки. Мог ли я считать себя везучим человеком? Едва ли. Это же пони. Пони. Лошадь низкорослых пород. Хотелось заорать, вскочить, подкинуть вещи в воздух — словом, сделать что-нибудь до безумия глупое.

— Мы что-нибудь придумаем. Вы не выглядите преисполненным отвращения. Только смущённым. Это забавно, — поделилась со мной мыслями единорожка. — Уверена, нас ожидает весёлое времяпрепровождение.

Я слабо повращал ладонью в воздухе и промолчал.

— До завтра, Робин, — донёсся до меня её голос. Я остался один. По телу проходили слабые разряды энергии, на губах сохранился мимолётный вкус Шарминг Эйринес.

— Боже праведный… И должно же всё закончиться этим.

Я точно не понимал, что подразумевал под «этим», но «это» явно было что-то приятное и порочное одновременно. Оставайся у меня какая-то сила воли… Хоть капелька… Жалкие оправдания. Я прикоснулся ко рту, поколебался и утёр его. Что за нравы у местной элиты… Извращенцы и интриганы. Все до единого. Если сейчас не сбегу хотя бы на прогулку по городу, то непременно нарвусь ещё на какую-нибудь пакость. В конце концов, вместо кобылки я мог нарваться на мускулистого жеребца-экспериментатора, и вот тогда… Я треснул себя по лбу. Всё от лукавого! Но с поцелуем я и впрямь напортачил, что и говорить…

Я пнул стену и взвыл от боли, смешанной с облегчением. Выскочив в коридор, я заозирался по сторонам, готовый спрятаться в покоях, как только замечу знакомый силуэт Шарминг. Её поблизости не оказалось, и в груди появилось щемящее чувство лёгкости и разочарования — тревожащий душу коктейль. Я направился в сторону лестницы; примерное направление было известно, и найти выход в Кантерлот труда не составит…

---

— Ну помоги же мне, сноп ты лежалого сена! Ты, банка консервная, мул бесхвостый! Скажи хоть слово! — Я раздражённо всплеснул руками, а недвижимый страж и глазом не повёл в сторону. Смотрел в одну точку, изредка моргая. Должно быть, он выражал собой этакую композицию на тему британских часовых; вспомнить бы, что такое Британия, да память в очередной раз подводила, подкидывая ворох разрозненных названий и фактов.

Потерялся я быстро. Оказалось, чтобы заблудиться в замке, полном разумных существ, достаточно свернуть не в ту сторону на одном разветвлении, и вот уже стоишь посреди пустынного коридора рядом с дверями, которые охраняют невозмутимые гвардейцы. Я бы с радостью наткнулся на одного из слуг, но они будто все попрятались, и знакомых полосатых ливрей нигде не было видно. Или они сливались с бесчисленными гобеленами. Я фыркнул, и бронированные пони, как обычно, не обратили и толики внимания. Пытаться разговорить стену и то было бы проще.

— Ну же, не будьте вы такими… кирпичами! Вас что, заставляют молчать во время смены? Боритесь с системой, не позволяйте ей диктовать… а, ну вас к сену. — Мне показалось, или во взгляде правого охранника мелькнула вспышка ехидной весёлости? Они ещё и потешаются надо мной!

Громкие возгласы всё-таки привлекли ещё одно действующее лицо — вернее, мордочку. Рэйнбоу Дэш вынырнула из-за угла и, чуть не столкнувшись со мной, затормозила в последний момент. И куда, спрашивается, ей спешить? До чего… активная особа.

— Ух, так и знала, что это ты вопил! — Она упёрлась копытом мне в ногу.

— Хм, не… вопил, а… говорил на повышенных тонах. Я потерялся, а эти не хотят показывать дорогу. Вот и разозлился чуть-чуть. Кстати, а что ты тут делаешь?

Последствия знакомства с сиреневой обольстительницей давали о себе знать, и я поспешно отодвинулся. Разбуженное воображение оказалось не так легко приструнить, и я впервые обнаружил в гибели снов преимущество: по крайней мере, эротических фантазий у меня ни разу не было.

— Я… — Пегаска на секунду замялась. — Я прогуливаюсь! — с вызовом сообщила она.

— Ну, в какой-то мере и я прогуливаюсь. Давай прогуливаться вместе? — предложил я.

— Извини, но ты не в моём вкусе, — хмыкнула она. Я закатил глаза, сетуя то ли на плохую шутку, то ли на паршивый перевод зелья.

— Я к тому, что неплохо бы отыскать выход.

— О, это верно. Если честно. — Рэйнбоу посмотрела на потолок. — Эта штука, хоть и высокая, всё равно словно давит на спину. Не люблю я долго сидеть в помещениях… А ещё они тут все окна позапечатывали.

Теперь я был уверен в том, что один из стражей тихонько хихикнул. Развернувшись к нему, я ткнул пальцем в аквамарин и пригрозил:

— Я ещё найду тебя. И когда в следующий раз у меня при себе окажется перо, то тебе не поздоровится, яблочный ты огрызок. Впрочем. — я присмотрелся к крыльям пегаски. — Есть вариант и…

— Ещё чего. — Поняв, куда я клоню, Рэйнбоу Дэш на всякий случай прижалась к земле в стойке, смахивающей на боевую. Я счёл за лучшее не устраивать во дворце борьбу с неизвестным исходом и примирительно пожал плечами.

Дальше мы отправились вдвоём. Портреты давно мёртвых пони, равно как и богатые гобелены и статуи, потеряли притягательность новизны, и я завязал разговор с радужногривой пегаской.

— Скажи, а почему тут так много единорогов? — спросил я и кивнул в сторону картин. Дэш задумалась, вышагивая рядом. До этого она пару раз взлетала, но вскоре приземляясь, говоря, что ей неуютно.

— Не знаю. Ну, вроде как среди аристократов их больше всего. Земнопони и пегасы как-то меньше хватаются за титулы, что ли, — пояснила она. — Да и не нужно это нам. У нас есть небо, а что дадут звания? Больше облаков? Но как их делить? Небо принадлежит всем.

— А чем вообще занимаются расы? Есть ли какие-то расовые профессии? — Мы зашли в тупик и развернулись, мягкий ковёр ласкал ступни.

— Наверное, — сказала она. — Вон, среди знати единорогов полно. Но это ничего особенного им не даёт. Принцесса Селестия не допустит превосходства одних над другими. Мы равны во всех правах, забыла только, как эти права называются. Так вот. — Рэйнбоу зашевелила крыльями. — Единороги больше всякой учёной магией занимаются, это-то и понятно. У них рога как-никак. Да и другие профессии, где требуется она, тоже для них. Пегасы, разумеется, в большинстве случаев связаны с небом, и редко когда можно увидеть пегаса-клерка. Это сводило бы с ума — не видеть часами ясного неба, ужасно! — Её передёрнуло. — А ещё из пегасов выходят отличные поэты и писатели. Так получается. Бывает, взглянешь ночью на мириады звёзд, и нахлынет такое настроение… такое… волшебное.

Она запнулась.

— А ты что-нибудь пишешь?

— Да так, мелочи. Пара строчек там, пара строчек после дождя, когда в воздухе повисла лучезарная капель, дробящая солнце и землю на мириады пылающих миров… — Рэйнбоу смешалась. — Забудь, ничего интересного. Сложно вспомнить пегаса, который бы, не увидев такую красоту, не постарался записать её в словах.

— А как с музыкой и искусством? Картины?

— Музыкой больше земнопони и единороги промышляют. Лично мне лень возиться с громыхающей или звенящей штуковиной, когда наверху столько всего, когда наверху скорость и свобода! А картины… ну, этим все расы занимаются. Трудно выделить кого-то особенного.

— И что там с земнопони?

— Земнопони? Они либо кормят остальных, либо работают на подхвате, как слуги в замке, например. Хотя у них здорово смекалка развита, так что из них выходят прекрасные торговцы, архитекторы там... учёные.

— Учёные? Разве это не единороги?

Рэйнбоу Дэш поморщилась.

— Не совсем. Когда тебе надо получить какую-нибудь волшебную штуку вроде зачарованных камней или лекарств, ты идёшь к единорогам. А поезда, фейерверки и другие надёжные вещи оставляют земнопони. Хотя тут, конечно, трудно сказать. В любой технологии Эквестрии есть частичка магии. Даже в электричестве.

Я посмотрел на стилизованный под факел светильник и спросил:

— И как вы добываете электричество?

— Точно не знаю, за этим тебе к Твайлайт надо, но кое-что я помню. — Пегаска надула щёки от усердия. — Есть два типа станций: в одних топят углём и каким-то образом получают энергию, в других единороги разогревают огненной магией котёл… или не котёл… Но это всё не очень выгодно. Маленькая эффективность, вот! Поэтому нам постоянно требуется уголь от Зебрики.

— А чего хотят зебры? — Кажется, я увидел знакомого пони. Он шёл к нам спиной, тень стелилась за ним, тёмная, как цвет его сюртука.

— Драгоценных камней. Никогда не думала, зачем они им, — предупреждая дальнейшие расспросы, добавила она.

— Ваше благородие, подождите! — крикнул я, и Рэйбоу Дэш с недоумением покосилась на меня.

Пони замер и повернулся к нам.

— Не ожидал встретить вас здесь, — сказал Ригурус Перформер. — И зачем эти титулы? Друзья Твайлайт Спаркл могут звать меня Ригурусом.

— Мы тоже не ожидали очутиться здесь, — ответил я, — и были бы очень признательны, если бы вы показали нам выход в город, мистер Перформер.

На этих словах Рэйнбоу Дэш засвистела с натянутой беззаботностью, показывая, что последняя реплика не относилась к ней. Она действительно не любила быть зависимой от других.

— Хм, выход в город… К парадным воротам вам лучше не идти. Я провожу вас до Восточных дверей, они тут недалеко. Странно, что вы не встретили слуг.

— И верно. Обратно, я так понимаю, тоже через них?

— Лучше будет так, — согласился барон. — Там постоянно кто-то проходит, и вам не составит труда найти помощников.

— Кстати, — встряла пегаска, — а ты… — Она поморщилась под пристальным взглядом единорога, — вы не знаете, где можно отыскать кого-нибудь из Вондерболтов?

— В настоящее время в замке находится только Соарин. — Мы зашли в узкий проход и вынырнули в другой части замка, где преобладал полированный розовый камень и через равные промежутки вдоль коридора в нишах находились расписные вазы. То и дело мелькали слуги, и я вздыхал в душе: где же они были раньше!

— Не подскажете, как к нему пробраться?

— Он настоятельно просил, чтобы к нему не направляли… фанаток. — Он с иронией взглянул на Рэйнбоу Дэш.

— Это я-то фанатка?! — возопила она. — Да Вондерболты примут меня, как только я поговорю с одним из них! В воздухе я держусь с ними на равных, если не лучше!

— Тогда это, безусловно, меняет дело, — интонации Ригуруса приобрели ядовитый оттенок. — В таком случае я просто… вынужден выдать вам расположение его покоев.

Я представил, что ожидает несчастного Соарина, и покачал головой. Пегаска насела на управляющего с расспросами, и тот подробно объяснил ей маршрут. Спустя десяток минут она наконец отстала от изрядно утомившегося барона, который теперь то и дело смахивал пот со лба, и я спросил:

— Мы в новом крыле? Расцветки изменились.

— О да, — кивнул Ригурус Перформер. — Розовое Крыло названо так из-за розового мрамора, из которого выполнены стены. Правда, ещё ходят легенды о притаившемся где-то тут розовом призраке, бродящем по ночам и распугивающем пони, страдающих бессонницей. Все свидетели уверяют, что у привидения необычайно густая и пышная шерсть, но это всего лишь сказки. Если честно, увидев нечто настолько несуразное, я бы скорее рассмеялся, а не ужаснулся. Сюда, пожалуйста.

Он махнул копытом в сторону небольшой двери. Я распахнул её, и в глаза ударило утро. Покатое солнце светило необычайно ярко для осени, и я подслеповато щурился, привыкая к изменившейся обстановке.

— Спасибо за всё, — Рэйнбоу Дэш расправила крылья, — а теперь я, пожалуй… Тут ведь можно летать?

— Это не одобряется, но…

Окончание фразы утонуло в восторженном вопле пегаски, взмывшей в столь любимое ей небо.

— Сама непосредственность, — сказал Ригурус так, что было непонятно, хвалил или ругал он Рэйнбоу. — Идите по этой дорожке, никуда не сворачивая, и выйдете к двери в стене. Она ведёт в Старый Город. К слову, рекомендую на обратном пути прогуляться по саду. Он красив в это время года.

— Благодарю. Я, наверное… Постойте, — оборвал я себя, — я бы хотел обсудить один вопрос.

— Слушаю. — Спокойствие на мордочке барона было непоколебимо.

— Я познакомился с одной кобылкой… Вернее, это она со мной познакомилась. Единорожка по имени Шарминг Эйринес заявила, что она будет готовить меня к церемонии, но её манеры несколько… выбивают из колеи и…

— Не продолжайте, — губ жеребца коснулась тень улыбки. — Этого стоило ожидать. Как только она услышала про новую расу, она тут же помчалась выспрашивать подробности и выбила привилегию на кураторство над вами. Предполагаю, она приставала к вам.

— Да, — не сдержавшись, я фыркнул, настолько нелепо звучала фраза. — И что мне с этим делать?

— С вашей стороны задавать такие вопросы немного странно… Я бы посоветовал вам, если вы не интересуетесь мужским полом…

— Вот уж чего нет, того нет.

— И если вас не отвращает мысль о межрасовых связях, поддаться ей. Поверьте, Шарминг бывает крайне настойчива в достижении того, что взбредёт в её голову. А уж такой лакомый кусочек, как чьель… чёльовьек, она не упустит ни за что, — невозмутимо закончил пони.

— Поддаться? — я не верил своим ушам. — И у вас такое в порядке вещей?

— Нет, свет осуждает проявления подобной… неразборчивости. Но Шарминг Эйринес с юных лет пренебрегала чужим мнением, а вы, догадываюсь, тем более равнодушны к осуждению аристократов.

— Но… это неправильно!

— Кто-то коллекционирует бабочек, кто-то собирает монеты или древнее оружие. А кто-то предпочитает секс с другими расами.

— И всё-таки это как-то… бр-р-р…

— Позвольте. — Барон переступил с ноги на ногу. — Чем же, по-вашему, плох секс как источник удовольствия? Поверьте, на моей памяти никто от него не умирал. Обоюдное согласие в этих вопросах снимает все претензии, если не считать возражений консерваторов. У нас находятся эстеты, предпочитающие своему виду другие. В мультирасовом обществе это неизбежно. И, как я уже упоминал, видеть в сексе нечто грязное способны только очень скованные обычаями личности. Поэтому получите свою порцию наслаждения, а после Шарминг утратит к вам интерес. Для неё важна новизна ощущений.

— А как же любовь? — Ригурус поглядывал в сторону дворца, и мой новый вопрос, казалось, несколько раздражил барона.

— А что не так с ней? Любовь — прекрасное чувство, не спорю. Когда-нибудь Шарминг найдёт своего особенного пони, хотя с учётом её повадок это вряд ли будет пони, и будет хранить ему верность. Я понимаю, что, быть может, в вашем обществе это работает не так или на вас повлияло проживание в закостенелой провинции, но моральный облик жителей Кантерлота именно таков. Да что там, я убеждён, что связи с иными расами не преследуются даже в вашем… Понивилле.

Я задумался. Выглядело логично и не слишком-то отличалось от Земли, напротив — кое-где на моей родной планете терпимость не достигла уровня Эквестрии. Но тут выносили даже открытую ксеноманию! А я, превратившись в объект преследования, получил в ответ на жалобы лишь лёгкое недоумение. Что с этим делать? Резко и грубо отвергнуть её притязания, объяснив, что ничего не выйдет? Я вспомнил бурлившие в те мгновения чувства — острый шип удовольствия — и невольно сглотнул. Как-то летом я шутил над собой, представляя знакомство с особой, достаточно безумной для того, чтобы заняться любовью — какая, к чёрту, любовь?! — с иномирцем. Двойственность желаний била по мозгам, и без того израненными приступами. Счастья не прибавляло и странное подобие чахотки, оставляющее после себя замученное тело и пустоту в голове. Взваливать на плечи ещё одну проблему казалось глупейшей затеей.

— Полагаю, на этом всё, — по-своему истолковал молчание барон и, сухо кивнув на прощание, удалился. Я показал ему в спину язык и направился по указанной дорожке, жалея, что сноровистые слуги вымели с неё всё лишнее, оставив равнодушный холод точно подогнанных камней. Было бы неплохо увидеть сейчас что-нибудь ещё более невезучее, чем я — например, умирающие, наливающиеся багрянцем гниения листья. Увы, ни одного упавшего листочка поблизости не было, и тающие кроны деревьев издевательски воровали солнце, оставляя на мою долю жалкие крохи лучей. Я повёл плечами, поёжился. До чего дожил, сравниваю себя с листьями!

Тропа была прямая, от неё ровными стрелами отходили ответвления, но я никуда не забредал и вскоре достиг двери около шести футов в высоту, проделанной прямо в стене, потолок которой поддерживали мощные подпорки. Я хмыкнул, прикидывая ненадёжность конструкции, но потом бросил бессмысленное занятие, поняв, что держаться всё могло за счёт магии; в таком случае укреплениям отводилась декоративная роль. К тому же я был никудышным инженером.

Меня встретила привычная парочка гвардейцев-близнецов, единственное различие которых от уже виденных мной стражей было в том, что эти имели рога. Дверь выглядела запертой, поэтому я подошёл к ним и сказал:

— Я тут в город собираюсь, не пропустите?

Молчание. Я поколебался, но шагнул вперёд и коснулся ручки, дёрнул её на себя — глухо.

— Да ладно?! Серьёзно? — В груди возникло желание, едкое, горькое, как корень полыни, подойти и со всей силы ударить одного из гвардейцев. До хруста в костях, до крови на надменных, невозмутимых мордочках, до сдавленного вопля, до страха в огромных глазах. Я сделал шаг к пони, прежде чем наваждение исчезло, оставив после себя грязный, склизкий призрак злобы, давящий на грудь. Я прислонился к стене, хватая ртом холодный воздух, помассировал виски.

— Нервы ни к чёрту, — сказал я в пустоту. — Боже, как меня всё достало. Я просто хочу домой. Что стоит Тебе швырнуть меня обратно? Я многого прошу? Скажи, что нужно, и я сделаю. Всё сделаю, только верни меня на Землю. Я тут с ума схожу, видишь?

Молитвы в никуда бесполезны, как бесполезны молитвы без веры. Я не верил в Бога, но, как и всякий попавший в затруднительное положение, обращался к Нему, расписываясь в извечной человеческой беспомощности перед ликом непреодолимых обстоятельств.

Снаружи завозились, и дверь распахнулась, пропуская кобылку в полосатой ливрее.

— От себя? Дверь открывалась от себя?! — воскликнул я, от возмущения подпрыгнув. Нахлынуло смущение, вызванное собственной глупостью и недальновидностью.

— Мистер? Да, мистер, со стороны замка дверь открывается от себя, — ответила пони.

— И вы двое не могли мне сказать?

— Гвардейцы очень неразговорчивы на посту, мистер. Но вы могли проверить это самостоятельно.

Я кивком поблагодарил кобылку и наконец-то ступил на камни Старого Кантерлота. Никакого душевного подъёма сие событие не вызвало, да и странно было бы ожидать чего-то другого после всех событий этого недолгого, но очень насыщенного дня. Я обернулся и произнёс в стену:

— И только попробуйте запереть дверь перед моим носом, если я вернусь поздно!

Одному дьяволу известно, что бы я тогда сделал. Не жаловаться же Твайлайт на нерадивых гвардейцев! Впрочем, они не идиоты и пересекать определённые границы не станут. Наверное. Я шагнул вперёд — маленький человек навстречу большому городу.