Робинзонада Данте

Повседневная быль

Я сидел, опёршись спиной о балконные перила, и слушал тишину. Тишина была живая, трепещущая: отголоски вечеринки, шелест ласкаемой ветерком листвы и одинокий сверчок, завёдший свою крошечную скрипку. Когда я нашёл в себе силы пошевелиться, то вытер губы и посмотрел на тёмный развод на тыльной стороне ладони. От крови нужно было избавиться. Я проверил другую руку и одежду. Как ни странно, тога осталась незапятнанной. Одной задачей меньше, но оставались ещё осколки стекла, порез на щеке и липкая дрянь, быстро застывавшая на негнущихся, сведённых спазмом пальцах. Я зажмурился. У меня не было платка. Как избавиться от следов приступа?

Я лизнул ладонь. Терпкий привкус металла почти перебивался запахом и послевкусием тины из лужи Вечнодикого Леса.

Меня дважды чуть не вырвало, пока я не очистил руку от слизи. На языке чувствовались крошечные шарики налёта, и, сколько ни пытайся выплюнуть их, они перекатывались во рту. Я рассмотрел ладонь в предательском свете луны, отыскивая участки, которые пропустил. Чисто. Я схватился за перила и постарался подтянуть тело вверх. Ноги были словно студень. Отсутствующий мизинец впервые за долгое время напомнил о себе, даруя незабываемые ощущения фантомной судороги, отчего я беспомощно кривился, не в силах даже убаюкать раненую конечность — ведь её не существовало. Существовала лишь её боль.

Стекло едва заметно поблёскивало украденными у небосклона огнями. Я нагнулся, с трудом удержался от падения и дрожащими руками собрал остатки бокала.

Очередная проверка хламиды показала, что та чиста. Я зашёл в дом и стал осторожно спускаться на первый этаж. Вечеринка угасала. Энергия, с которой пони веселились, уступала место усталости, но они ещё держались. Я достаточно уверенно сошёл с последней ступеньки, и ко мне подбежала Твайлайт Спаркл со Спайком. Похоже, дракончику давно пора было спать, потому что он то и дело зевал.

— Что с тобой, Робинзон? На тебе лица нет! И… что с бокалом? — спросила Твайлайт Спаркл, всматриваясь в мои глаза. Я понадеялся, что они не красные.

— Я… расстроился, когда узнал, что принцессы не помогут мне. И, пожалуй, не сдержал себя. Кинул его от злости. — Я напустил на себя виноватый вид, но внутри ликовал. Они не слышали моего смеха! Единорожка прищурилась, но честное, как верёвка на шее Кэмпбелла-младшего, признание подкупило её.

— Ничего страшного. — Она разглядывала порез с такой внимательностью, будто прикидывала, под каким углом, куда и как я швырнул бокал, чтобы осколок угодил мне в лицо.

— Где тут мусорное ведро? — Вечеринка растрясла дом-дерево, переставив многие вещи.

— А, что? Да, около того стола с закусками, — ответила Твайлайт, размышляя над чем-то. На её мордочке читалось напряжение. Я оглянулся, нашёл глазами ведро и кивнул пони. Отходя, я услышал, как она говорила:

— Реакция на внешние негативные раздражители имеет ярко выраженную экзонаправленность, вследствие чего у…

Волшебницу перебил тонкий голос:

— Во имя сена, Твай! Давай не сейчас. Где я, по-твоему, должен запи…

Расстояние затушило остаток фразы. Настоящий учёный никогда не расслабляется до конца. Пугающая черта характера, особенно для меня — для подопытной обезьянки.

Я избавился от осколков и отправился в туалет. Пару раз ко мне обращались с предложением поучаствовать в какой-то игре, но я лишь мотал головой. Наконец показалась дверь заветной комнаты. Пришлось встать на колени, чтобы воспользоваться умывальником, и я не был уверен, что потом с лёгкостью поднимусь.

Холодная вода освежила вспотевшую кожу. Я фыркнул, когда вода попала в нос, и поднял взгляд на зеркало. На меня уставился взъерошенный двойник. Правую щёку его расчертила царапина — куда меньше, чем представлялось сперва, — её уже затянуло корочкой запёкшейся крови.

Внезапно на краю поля зрения мелькнула расплывчатая тень. Я мгновенно развернулся, чуть не ударившись головой о стену. Никого. От резкого движения замутило. Я склонился над раковиной, но обошлось парой судорог и ощущением, будто в желудке поселился скользкий угорь.

Я стряхнул капли воды с кончиков пальцев и закрыл кран.

— Видишь, тебе показалось. Нечего бояться. Ты один, и ты в норме. Ты в норме. Вот так, думай о чём-нибудь приятном. О Земле, — пробормотал я. Если бы отражение подмигнуло, я бы заорал. Но оно оставалось послушным эхом моего существования — моего и только моего, по крайней мере, до тех пор, пока не отразило бы кого-нибудь ещё. А что случилось бы с двойником? Погиб бы он, растворённый в лабиринтах вторичной реальности?

Не сказать,что умывание обновило меня, однако я без проблем покинул туалет и вернулся к гостям. Впрочем, те уже расходились. Вечеринка завершилась. Ко мне подскакала Пинки.

— Ты совсем не веселился! Бегал куда-то зачем-то, пропадал, а такие вечеринки — они как пустой звук. — Розовая пони помахала передо мной воздушным шариком, ткнула в него, и он лопнул. Я вздрогнул. — Видишь? Ничего, кроме клочка резины. Но не волнуйся, скоро будет ещё одна! И уж там ты развлечёшься как следует!

— Надеюсь на это, — сказал я. Главное, чтобы не не повторилась история с галлюцинациями, а потерпеть немного шума и даже принять в нём участие непосильной задачей не выглядело. Почему-то вспомнилась Лира. Я не собирался служить этому миру и его обитателям. Я собирался бежать отсюда. Хотя она могла понять меня — в какой-то степени она тоже была проклята. Лира ведь об этом говорила? Сознание окутал туман, воспоминания подёрнулись дымкой, словно с нашей встречи прошёл не один месяц.

— В любом случае я приду завтра помогать с уборкой! — заявила Пинки. — Ведите себя хорошо и не ешьте много на ночь!

К сожалению, гости изъявили желание попрощаться со мной лично, но я запомнил только подруг Твайлайт.

— Сладких снов, — пожелала Эпплджек.

— Ах, ты бы знал, как хороша облачная кровать! Она такая мягкая, и я собираюсь основательно на ней устроиться, — зевнула Рэйнбоу Дэш. Расправила крылья и вылетела в окно, растворившись в вышине в мгновение ока.

— До завтрашнего дня, Робинзон. Было приятно составить с вами знакомство, — улыбнулась Рэрити.

— Пока, — едва услышал я Флаттершай. Ей определённо лучше со зверьми, нежели с разумными лю… существами. Пегаска, в отличие от своей радужной соплеменницы, предпочла удалиться пешком.

Глаза Твайлайт Спаркл слипались от усталости, когда она закрывала дверь за последним гостем.

— Пожалуй, лучше и впрямь лечь спать незамедлительно. Приятных снов, Робинзон.

Я приподнял брови.

— И тебе сладких и многочисленных сновидений, Твайлайт Спаркл.

У единорожки дёрнулась щека. Она чересчур болезненно воспринимала чужие ошибки. Спайк пробурчал что-то невнятное и отправился на второй этаж, пони последовала за ним.

Я пошёл в свою каморку. Рухнув на гору одеял, заменявшую кровать, я избавился от тоги и устроился поудобнее. Наверху погасили последние свечи, и прыгавшие на стенах всполохи перестали мелькать у меня. Дверь в комнатёнку не заперли, и я оставил её открытой. По утрам здесь становилось душно, как в могиле. Я подавил нарождавшийся истеричный смех. Пора съезжать отсюда, с каждым днём этот дом навевал всё более странные ассоциации. Интересно, как отреагирует моя хозяйка?

---

— Съехать? — Твайлайт прищурилась. — Но твои обследования не закончены. И как ты будешь жить отдельно?

Мы сидели на кухне, завтракали и ожидали, когда появится Пинки Пай с обещанной помощью в уборке.

— Большую часть ты провела. Остальное, подозреваю, связано с психикой, что, к слову, довольно неприятно, так как предполагается, что я какой-то… ненормальный. И проживу вполне хорошо, надо только найти работу.

Волшебница замотала головой и бросила растерянный взгляд на тарелку с цветочными бутербродами.

— Ну, ты можешь уточнить у Мэйор Мэйр. Это мэр Понивилля, — добавила она, когда я открыл рот.

— Очень… подходящее имя. Её офис, догадываюсь, находится в мэрии. А сама мэрия…

— Во главе Веселоместской площади. Пересечение Зелёной и Золотой улиц. Зачем были использован критерий «подходимости»? — спросила единорожка.

— Мэр, Мэйор, Мэйр… ничего не напоминает?

— Нет, мэр, Мэйор и Мэйр ничего мне не говорят, кроме того, что одно из слов — должность, а остальные — имя. Они ведь даже не созвучны.

Отвар Зекоры порой начинал чудить. Ну, несозвучны так несозвучны.

— Неважно. Ты про ратушу? Рядом с ней есть клумба с кучей каменных цветов.

— Ровно двадцать семь каменных цветов в честь первого садовода Понивилля… — начала пони, но я прервал её.

— Так это она?

— Да, — поморщилась она. — Довольно интересная история, но раз ты не хочешь слушать… Думаю, она уделит тебе несколько минут. У неё ты можешь узнать, выставляется ли сейчас что-нибудь подходящее на продажу. И… я не считаю тебя ненормальным, Робинзон. Но исследовать психологические, технологические и социальные особенности у неизвестной доселе расы слишком интересно, и я порой… чрезмерно погружаюсь в наработки, переставая замечать реакцию других.

Я отодвинул полупустое блюдо с кашей и взял яблоко.

— Рад это слышать. Кстати, у тебя не найдётся удочки? Я бы порыбачил, раз уж такое дело.

Вегетарианская еда после продолжительного воздержания от мясной пищи вызывала отвращение. Кусать губы, думая о плавающей в реке рыбе и сдерживая хищнические порывы всеядной сущности, я не желал.

— Нет, но ты можешь купить её в лавке после того, как зайдёшь к мэру. А деньги… — Она остановилась. — Я одолжу тебе, пока не найдёшь работу и не вернёшь. Спайк, не сбегаешь за битами? Тридцати хватит, полагаю.

— Бегать тут ради этого… — проворчал дракончик, стягивая с себя поварской фартук, но послушно вышёл из кухни.

— Спасибо. Я знаю, где торговый квартал, если что. Непременно всё верну.

— Только одна просьба. — Единорожка покосилась в сторону, куда отправился Спайк. — Возьми Спайка с собой на рыбалку. Вы с ним не очень ладите, а мне бы хотелось, чтобы вы подружились.

— Без проблем, — пожал я плечами.

Ящерица вернулась с тряпичным увесистым мешочком, который и вручила мне. Я потряс его, и приятный звон монет мгновенно поднял настроение. Я приоткрыл кошель и заглянул туда. На вид золотые. Я и раньше видел биты, но так и не привык к тому, сколь небрежно разбрасываются местные свалившимися на них богатствами. Тот же дракончик периодически поедал драгоценности у меня на глазах.

— Огромное спасибо, Спайки, — улыбнулась волшебница, и её помощник буквально расцвёл.

Оказывается, что карманов на тоге за последний день не появилось. Я вспомнил про встречу со швеей.

— Скажи, ты не могла бы дать знать Рэрити, что я буду у неё во второй половине дня?

Твайлайт почесала подбородок копытом.

— Ну, у Спайка были дела в «Карусели»… это её бутик, — пояснила пони. — Она просила его помочь, кажется. Передам ей твоё послание через него. Вряд ли на сегодня у неё запланировано что-то особое, так что она будет там весь день.

— Прекрасно. О, Спайк, не хочешь сегодня порыбачить? Новую удочку надо опробовать в деле, как считаешь?

Он заколебался, но требовательный взгляд Твайлайт решил всё.

— Почему бы и нет? — хмыкнул он, как бы выражая, с каким облегчением сказал бы это самое «нет». — Я к тому времени буду свободен, если Пинки соизволит-таки прискакать, а Рэрити надо просто перетащить парочку ящиков. Не против, если я кое-кого позову?

Больше участников — больше пойманной рыбы. В перспективе.

— Конечно, не против.

Единорожка захлопала.

— Мы вместе здорово повеселитесь! И тебе не отвертеться от вечернего разговора, кстати говоря, — подлила она масла в огонь моего недовольства. — Я хочу составить наиболее точную схему общества вашей расы.

Я закатил глаза.

— Встретимся тут. Надеюсь, когда я вернусь домой, ты уже освободишься.

Вот так и обретаешь нежданных попутчиков в дороге, имя которой — жизнь на другой планете.

---

Почему Зелёная улица так названа? Потому что она, чёрт её дери, зелёная! Тёмно-зелёные дома, ярко-зелёные дома, кислотно-зелёные дома, всюду клумбы с зеленью, с балконов свисают зелёные стебли плюща, а живут здесь пони преимущественно с зелёной шерстью. В глазах рябило от буйства зелёного. Я вздохнул с облегчением, когда ад имени зелёного закончился и показалась Веселоместская площадь. Само собой, никакой статуи в центре не имелось. Туда-сюда ходили группы лошадок, наслаждаясь погожим летним днём. А сколько здесь длилось лето? Неужто целый год?

Я пересёк площадь, миновал композицию каменных цветов и поднялся по ступеням ратуши. Навстречу спускались два пони, и их изучающие взгляды встревожили меня. Я не горел желанием связываться с официальным властями. Вокруг них всегда полно мишуры вроде силовых ведомств или, упаси Боже, военных. Война в Эквестрии виделась чем-то невероятным, но всё бывает в первый раз, не так ли? Сбрасывать со счетов хладнокровных расчётливых контрразведчиков, ежели таковые объявятся, нельзя.

Массивная дверь с литой бронзовой ручкой подалась неожиданно легко. Внутри чувствовалась прохлада, но её свежесть перебивал легко угадываемый отпечаток чиновничьей обители — запах пыли и бумаги. Я прошёл к стойке, где сидящая в кресле красная лошадка болтала с коричневым пегасом, опёршимся о стол. При моём приближении жеребец стёр ухмылку с мордочки и отодвинулся чуть в сторону.

— Чем могу помочь вам? — спросила пони.

— Я бы хотел увидеть Мэйор Мэйр.

Она переглянулась с жеребцом и улыбнулась.

— Правда? А вы записаны?

Бюрократия — вот что рано или поздно удушит ветвистыми побегами формальностей любое общество; универсальное лекарство от хаоса и анархии содержало в себе опасный аллерген, удивительно. Оставалось радоваться, что зараженный бюрократией социум перед смертью непременно распишет и запротоколирует акт гибели — прогресс, если сравнивать с первобытными временами!

Однако стоило догадаться, что к мэру не пускали всяких проходимцев. Странно, что Твайлайт ничего не сказала насчёт этого.

— Нет, но…

— Я могу записать вас на одиннадцатое число этого месяца, — оборвала она мой лепет. — Вас это устроит?

Я растерянно побренчал мешочком с деньгами.

— Мне бы сегодня…

Вопрос с взяткой поднимать не имело смысла; я не был уверен, что в Эквестрии распространена коррупция… Глупости! Везде, где есть слуга народа, есть и тонкая, а порой и не очень, ниточка денег, вьющаяся прямиком ему в карман… Однако покуситься на стоимость удочки — верх жадности. Мои сомнения разрешились сторонней силой, вмешавшейся в диалог.

— Вас ведь зовут Робинзон, верно?

Я повернулся и увидел земнопони средних лет с седой гривой и кофейного цвета шерстью. Кобылка взглянула на меня через очки-половинки, её голубые глаза сверкнули.

— Да, это я, — подтвердил я. — А вы…

— Мэйор Мэйр. Вам повезло, могу заявить, — обратилась к подчинённым мэр Понивилля. — Макнейр, вижу, вы тратите рабочее время на болтовню с Лифлет? Вы хотите перевестись из отдела управления погодой в обслуживающий персонал? Вам нужно только сказать, у нас как раз очередная текучка кадров.

— Нет, мэм. Возвращаюсь к работе, мэм, — отозвался он и испарился, будто ветром сдуло.

— Ваше дело — встречать тех, кому нужна помощь, а не прохлаждаться с симпатичными жеребцами,

Лифлет Дистёрб. Помните это, — напоследок заявила она сконфуженной Лифлет и повернулась ко мне. — Идёмте.

Мы двинулись направо в узкий коридор. В нём было множество неглубоких ниш, где стояли вазы с цветами. Между нишами находились чёрные двери без номеров. Крохотные лампочки в стальной оправе освещали наш путь. На полу лежал серый жёсткий ковёр, приглушавший шаги.

— Полезно бывает размять копыта после долгой рутинной работы, — сказала Мэйр. — Можно обзавестись новыми знакомствами. Я не говорю, что полезными, но новыми.

— Вы прямолинейны.

— Порой это бывает необходимо. Вы знаете, каждый стиль беседы соответствует своему случаю. Не думаю, что вы посол другой страны. А будь вы им, то ваши дела лежали бы вне моей компетенции.

— Избиратели могут принять прямолинейность за грубость.

— Избиратели? Должность мэра не выборная. Её назначает из Кантерлота правительство.

— Принцессы?

Мэйор Мэйр остановилась напротив лакированной двери красного дерева. На ней висела табличка: «мэр».

— Принцессы помогают формировать парламенту правительство. А вот парламент выборный. Нельзя сказать, что принцессы не имеют на него влияния, но они выступают больше как советники, а не главы государства. Естественно, многие вопросы обсуждаются ими напрямую и только потом попадают на рассмотрение парламента, но в целом справляемся своими усилиями. Принцессы… как бы выразиться точнее… фасад Эквестрии. С ними встречаются послы, они представляют наши интересы на международной арене, но правительство всегда готово перейти в режим полной автономии. Правда, система работает и в обратную сторону. Впрочем, смысла распускать парламент нет. Прибавьте до кучи некоторые тонкости избирательного механизма, прикиньте, что в парламенте сидит слишком много аристократов, которые пропихивают в правительство своих родственничков, и вы поймёте, зачем нужны принцессы. Благодаря им простой народ имеет шанс получить доступ к власти.

После краткого ликбеза по политическому устройству Эквестрии мы попали в кабинет Мэйр. К дальней стене был прислонён шкаф без дверец, доверху забитый какими-то свитками. Перед ним находился стол с двумя креслами — для владельца помещения и просителя. Стены, единственным украшением которым служили портреты Селестии и Луны, имели кремовый оттенок. Аскетично.

— Присаживайтесь, — попросила-приказала пони.

— Пожалуй, я постою.

— Присаживайтесь, — повторила требовательным тоном кобылка, и я сел на пол.

— Боюсь сломать вам стул.

— Как угодно. — Она скрестила копыта и опёрлась на них подбородком.

— Слушаю. Что вы хотели от меня?

Я рассматривал её стол. На нём стояла фотография, повёрнутая так, что я не видел изображения. Рядом была чернильница и писчее перо. Стопка бумаги завершала скудную обстановку.

Пони прочистила горло, и я пришёл в себя.

— А, да. Я, собственно, вот с какой целью… не могли бы вы рассказать мне, продаёт ли кто-нибудь в Понивилле дом? Я бы хотел поселиться тут.

На мордочке Мэйр появилось странное выражение.

— И… всё? За этим вы приходили?

— Да. — Я почувствовал себя не в своей тарелке, осознав, что оторвал главного государственного служащего городка ради такой мелочи.

— А у вас есть чувство юмора. По-вашему, я похожа на риелтора? С чего вы решили, что я вообще располагаю такого рода информацией?

— Ну… мне казалось…

Мэйр рассмеялась. Покачав головой, она заявила:

— Да, вы тот ещё оригинал. Не думала, что ваша проблема будет настолько тривиального характера. Пожалуй, я помогу вам, настолько вы меня позабавили.

— Вы и впрямь знаете такие вещи? — Мне не стоило удивляться. Я и пришёл-то в ратушу именно за этим. Правильные мысли, как водится, всегда позади действий.

— Это же мой город. — Пони посмотрела на меня через очки-половинки. — Дайте-ка подумать… Нет, в последнее время никто не думал переезжать. Скажу больше, тут и гостиниц нет. Понивилль — это вам не Лас-Пегасус.

Я ощутил едкое разочарование.

— И что мне остаётся?

— Вы можете сплясать на площади. Тогда при некоторой удаче вас возьмёт какая-нибудь семья в качестве шута или домашнего питомца.

У меня отвисла челюсть.

— Знаю-знаю, у меня плохо получается шутить. Собственно, поэтому я ушла в госслужбу, там шутки несколько иного рода. Конечно, есть и другой способ…

— Какой? — встрепенулся я. Если она скажет про картонную коробку, то я её… я её… Что-нибудь с ней сделаю.

Мэйор Мэйр задумалась.

— Свит Партишн, одна пожилая кобылка, промышляющая ростовщичеством, живёт вместе со своей сестрой в огромном доме. Слышала, они вместе занимают полторы комнаты, и не спрашивайте, как я выяснила это. От лёгких денег она не откажется.

Ростовщичество в Эквестрии?

— Но будьте осторожны в разговоре с ней. У неё… сложный характер. И когда я говорю сложный характер, я имею в виду то, что Партишн эксцентричная и, возможно, слегка сумасшедшая. Годы дают о себе знать.

— Вы очень прямолинейны, — напомнил я. Мэр отмахнулась.

— А вы «ищейка»? Инспектор из департамента контроля нравственной чистоты чиновников?

— Нет, не думаю... — моргнул я.

— Вот и хорошо. Тогда не учите меня, кому и что говорить. Это в ваших же интересах. Если вы до сих пор не оставили своей затеи, Партишн живёт на Низкооблачной аллее.

Что и требовалось доказать. Взятки и злоупотреблением положением — явление общевселенского масштаба. Я расспросил Мэйор Мэйр о местоположении дома нужной мне пони и поблагодарил за то, что она уделила мне толику своего времени. Выходя из кабинета, я услышал:

— Постойте!

Я оглянулся и увидел, что мэр указывает копытом на забытый мешочек битов.

— Потрудитесь завести карманы, Робинзон. Полезные штуки для тех, кто не владеет заклятьем межпространственных тайников.

— Непременно, — кивнул я. — Вы хороший мэр.

— Не спорю, — откликнулась Мэйр. Она явно исповедовала принцип, что ложная скромность растлевает характер.

После недолгих раздумий я решил отправиться сначала к Свит Партишн. Кошелек с монетами должен был убедить её в платёжеспособности клиента. Изрядно помотавшись по городку, я был вознаграждён зрелищем угрюмого трёхэтажного особнячка с серыми раскрошившимися стенами. Его огораживал строгий забор, чья высота как минимум в два раза превышала мой рост. Несколько портили впечатление открытые ворота, которые немилосердно скрипели на ветру. По крайней мере, никаких кислотных расцветок. Да и вся аллея вызывала приятные чувства; не будь шнырявших всюду пони, её можно было бы принять за земную. Я позвонил в висевший колокольчик и принялся ждать. Раздавшееся в глубине дома шарканье приближалось непозволительно долго. Наконец лязгнули снимаемые цепочки, заскрипели сдвигаемые засовы, дверь приоткрылась, и на меня, подслеповато щурясь, уставилась сухая коричневая земнопони. У неё были до странного маленький носик для лошадки и тонкая шея, укутанная в шарф.

— Чевось вам надо?

— Свит Партишн?

— Ну, я. Это ты, Рорас, минотаврья ты башня? Принёс долг?

Следовало ожидать, что она спутает меня с человекобыком. Это делало большинство аборигенов, а уж полусвихнувшейся старухе сам Бог велел.

— Нет, я не Рорас. Меня зовут Робинзон, — сказал я. — Я по другому делу.

— Дело? Дело — это прекрасно! Входи, Рорас, послушаем, чего ещё намелешь языком.

Чтоб тебя, ветхая кошёлка.

Я прошёл по тёмному пыльному коридору, где было на удивление просторно, в гостиную. Партишн вела меня, двигаясь, как сонная улитка. Когда мы пришли, пони уселась в просторное зелёное кресло и накинула на задние ноги плед. Жёлтые обои сливались с древней жёлтой мебелью. Я обошёл круглый столик, присел на диван с выгнутой блестящей спинкой. В отличие от прихожей, здесь всё сверкало чистотой.

— Так чевой тебе надо? — зашевелилась Партишн.

— Я бы хотел снять у вас комнату. Мне негде жить, а у вас много места.

Старушка захихикала.

— Енто кто же тебе сказал, что я комнаты даю? Рорас, что ты как маленький и глупый! Я биты в долг даю, а не на постой беру.

— Но я дорого заплачу, — произнёс я. Мутный блеск в глазах пони исчез, сменившись проницательным взглядом.

— Вот оно как, дорого заплатишь, милок. Другой разговор.

Я решил ничему не удивляться и лишь добавил:

— Я не прошу целый этаж. Несколько комнат.

— И ты думаешь, что мы с моей сестрой будем готовить тебе, а?

— Я сам в состоянии позаботиться о себе. А вы для обслуживания ещё и пожилая. Вам трудно будет.

Она надтреснуто засмеялась.

— Я для постельных скачек уж пожилая, а сготовить завтрак постояльцам всяко сумею. Но не буду.

— Ла-ладно, — запнулся я. — Сколько вы хотите за месяц проживания?

— А во сколько ты сам оцениваешь его? — Старуха закрыла глаза.

— М-м-м, двести битов…

— Вон.

— Что? — ошалел я.

— Я ещё не отупела настолько, чтобы не прогнать того, кто решится ободрать нищую пожилую леди. Выметайся, — сказала она и махнула в мою сторону копытом.

— Но я всего лишь предположил… назовите свою цену.

— Три тысячи, пожалуй, будет вполне достаточно. — Пони откинулась в кресле.

Я заподозрил, что это была баснословная сумма.

— М-да.

— Я не блахотворительная орханизация, милок. Я старая кобылка, доживающая свой век вместе с одной сестрой. И ты думаешь, что я стану с тобой церемониться?

— На что вам столько денег? — попробовал я зайти с другой стороны. Она расхохоталась, и её сухой смех, напоминавший перестук горошин в просторной банке, разнёсся по всему дому. Дипломатия определённо не входила в перечень моих достоинств.

— Деньги — это то, почему нас ещё не забыли тут! Стоит расслабиться, и ты уже на обочине жизни, отпихнутая молодняком, стремящимся вскарабкаться повыше по головам родителей и дедов с бабками. Нам никто не нужен. Но отчего-то мы нужны многим, а причина одна — у меня есть деньги!

С ней будет трудно сладить. Такой взгляд на своё существование требовал большого жизненного опыта за плечами. Несомненно, рано или поздно такими темпами один из должников захочет сладить с ней методами, включающими в себя применение острых тяжелых предметов. Хотя это же Эквестрия, карамельный мир, вряд ли тут практикуют такое. Наверху послышался шум, похожий на звуки шагов. Партишн взглянула вверх и нахмурилась. Она не дала мне спросить.

— Так ты согласен или как?

— Вообще, у меня есть временный дом. Так что я не в такой уж безнадёжной ситуации…

— Мне всё равно. Ты платишь и остаёшься или не платишь и выметаешься. Вы, минотавры, любите тратить время впустую, — окрысилась пони.

— С удовольствием останусь, когда вы скостите цену.

— А сейчас ты что делаешь, уходишь? Милок, не дури старую пони, будь умницей.

Заскрипели ступени. Кто-то спускался к нам. Я пялился на хрустальную люстру, стараясь не замечать яростных взглядов, бросаемых на меня Свит Партишн.

— Ох, сено мне в мужья, ты тут совсем недолго, а уже надоел. Я имею право на маленькие слабости, и одна из этих слабостей — сказать гостю, когда ему пора отчаливать от пристани моего дома.

Я изогнул бровь.

— Что? Пристань вашего дома?

— Звучит, согласись. А можешь и не соглашаться, просто выметайся.

Она разрывалась между противоречивыми желаниями: какая-то её часть хотела поболтать, одержимая скукой, а другая стремилась выкинуть назойливого визитёра. И вторая одерживала верх. Я сцепил руки в замок.

— Признайтесь, две комнаты плюс туалет не стоят три тысячи.

— Много чего не стоит три тысячи. Моя первая объездка, например.

Я закашлялся. Какого чёрта она переводит разговор на такую тему?

— А вы… Вы…

— Милок, я стара, как сноп лежалого сена. Конечно, у меня был муж, и не один.

Шаги были всё ближе.

— А вы знаете, что я не минотавр, а человек? Между прочим, выходец с другой планеты. Принимать путешественника между мирами — это честь для вас. А вы — три тысячи.

Партишн стрельнула в мою сторону глазами.

— Кто-то заврался, я погляжу. Чего только не учудят, только бы не платить нормально! Голь на выдумки хитра.

Я развёл руками. Возражать бессмысленно. Но в нашу застопорившуюся было беседу влился новый участник. В дверях стояла кобылка вдвое младше Свит Партишн, её шерсть при свете свечей была дымчато-голубой. У неё были грязно-белая грива и взгляд, от которого мне стало неловко. Кроткий и всепрощающий, как будто пони смотрела прямо в душу и заранее отпускала грехи, которые могли в ней зародиться. Я заёрзал на диване, чувствуя себя как уж на сковородке.

— Это один из твоих должников?

— Халлоу Пли, дорогая, прошу тебя, не встревай. У нас деловой разговор. — Голос старухи потеплел, как бы она ни старалась ожесточить его в моём присутствии.

— Здравствуйте, я Робинзон, — вставил я, а Халлоу, не уделяя мне и толики внимания, повторила: — Так это должник?

— Нет, — нехотя ответила Партишн. — Он хочет снять комнаты.

— Нам не помешает компания. Тут бывает грустно.

— Грустно? Милая, в доме совсем не грустно.

Халлоу помотала головой.

— Тут одиноко. Мы одни. Только ты и твои должники, но они редкие. Нам не помешает компания.

— Я… я… хорошо, я разберусь. Иди к себе, ладно?

— Так ты пустишь его к нам? — спросила сестра Партишн. Та вздохнула:

— Зачем нам ещё постояльцы? Разве тебе не хватает меня?

— Тут бывает грустно. Ты пустишь его?

— Я… ты правда этого хочешь?

— Да. Так будет веселее.

— Хорошо, — сдалась Партишн.

— Хорошо. — Ровный тон Халлоу не изменился. Она развернулась и исчезла в другой комнате. После паузы старуха заговорила. Её голос напоминал шипение змеи.

— Если ты… ты сейчас промолчишь. Промолчишь, понял? И я уступлю мансарду за пятьсот битов в месяц.

Я кивнул, не издавая ни звука. Партишн закрыла глаза и вжалась в кресло. Она словно бы уменьшилась в размерах и выглядела теперь хрупкой, как стакан с треснувшим донышком — бесполезный, пустой, мёртвый кусок стекла, в который больше ничего не нальют.

— Убирайся, — прошептала она. — Возвращайся с деньгами и без вопросов. Понял?

Я снова кивнул и облизал губы. Пони указала в сторону двери, я тихо поднялся и направился к выходу. За спиной растекалось безмолвие, и лишь на пороге меня догнал звук заскрипевшего кресла. Выйдя на улицу, я постоял у ворот. Потряс кошельком. Мысли разбегались потревоженными тараканами.

— Удочка, — вспомнил я и зачем-то обернулся к особняку. Он был угрюмый, как скала, о которую разбивался бурным морем внешний мир. Поселиться там казалось теперь отнюдь не гениальной идеей. Я вспомнил взгляд Халлоу Пли и вздрогнул. Такие глаза бывают у святых или умственно отсталых. По коже пробежали мурашки. У добровольного затворничества всегда есть цель. Иногда она благородна. Копаться в чужом благородстве — мучительная затея, которая почти всегда заканчивается плохо. А надо ли влезать в чужую жизнь в попытках устроить свою? Я потоптался на месте, развернулся в сторону торгового квартала. В конце концов, жить вместе с несущими крест ещё не значит принимать его на себя.

Я обошёл с десяток магазинов, торгующих всякой всячиной, начиная от скобяных изделий и заканчивая одеждой для детей, но так и не нашёл места, где можно было бы купить удочку. Вконец обессилевший от палящего солнца и бесплодных поисков, я остановился рядом с причудливого вида кондитерской, откуда доносились заманчивые запахи. Она сама напоминала гигантский шоколадно-клубничный торт, чудом не поддавшийся влиянию давящей жары. Табличка гласила «Сахарный Уголок». Живот напомнил о себе жалостливым урчанием. Я решил перекусить, но, только зайдя внутрь, сообразил, что финансы таких выкрутасов бы не стерпели. Витрины демонстрировали облитые шоколадом пирожные, воздушные круассаны, пышные, золотистые, выбеленные сахарной пудрой пончики и величественные, сверкавшие глазурью кексы, а в воздухе витал аромат свежеприготовленного кофе. В помещении было несколько высоких столиков, за которыми стояли пони, переговариваясь и набивая животы божественной амброзией, принесённой с эквестрийского Олимпа. Я стоял истуканом, захлёбываясь слюной. Земнопони у стойки окликнула меня:

— Что-нибудь желаете?

— Я пока… осматриваюсь.

Она доброжелательно улыбнулась и вернулась к обслуживанию клиентов. Мне же вновь очутиться в грёзах гурмана помешал возглас:

— Робинзон?

Пинки Пай выскочила из задней комнаты и вихрем оказалась рядом со мной.

— Что ты тут делаешь? — спросил я. — А ты разве не помогаешь с уборкой Твайлайт и Спайку?

— Работаю, глупенький! Мы уже разобрались со всем беспорядком. А ты пришёл перекусить?

Да, кондитерская и впрямь ей подходила.

— Не совсем… я искал магазин, где продаются рыболовные принадлежности, а сюда заскочил… заскочил… — запнулся я.

— Но в Понивилле нет рыболовного магазина. Разве что… — Пинки почесала подбородок. — У мистера Аркейн Пакта может найтись то, что тебе нужно. Но он чудной, хотя и добрый! И его трудно найти. Хотя, раз ты про него теперь знаешь, то отыщешь к нему дорогу.

Она вся задрожала мелкой конвульсивной дрожью, точно в припадке, её грива встала дыбом, но тут же приняла свой обычный вид. Судорога длилась меньше пары секунд. Казалось, пони не придала ей никакого значения, так что по здравом размышлении я поступил так же и лишь поздравил себя с тем, что мой голод в кои-то веки стал мне проводником, а не помехой. Но от этого он не утих.

— А где его магазин?

— Соседнее здание. Моё Пинки-чувство говорит так. Иди сразу направо, как выйдешь отсюда.

Пинки-чувство? Я отлично помнил, что никаких домов рядом с «Уголком» не было, но не стал спорить.

— Тогда я пойду, пожалуй.

— Погоди. — Для меня осталось загадкой, откуда она достала пирожное. Оно изображало гигантскую клубничину. — Бери. За счёт заведения! Объедение жуткое, ещё захочешь!

— Спасибо, — поблагодарил я, принимая подарок, простился с пони и вышёл, накинувшись на истекавший глазурью и сиропом кекс. Превосходное тесто таяло во рту. Я замычал и не сразу сообразил, что нахожусь совсем близко от здания, которого тут быть не должно. Рядом с кондитерской пристроился неприветливый дом со стрельчатыми окнами и покатой крышей, чей потемневший от времени известняк наводил на мысли о готическом стиле. Я осмотрелся по сторонам, но никто не обращал внимания на то, что ещё пару минут никакого дома тут не было. Пони по-прежнему двигались по своим делам, их взгляды равнодушно скользили по зданию. Ситуация выглядела подозрительно, если не сказать больше, но раз местным нет никакого дела до бродячих сооружений, то здесь такое было, видимо, в порядке вещей. В любом случае я должен выяснить подробности.

Доев кекс, я вошёл. Внутреннее убранство представляло собой нечто среднее между помойкой и лавкой старьёвщика. Разнообразнейшее барахло валялось вперемешку на полках: мячи, телескопы, перья, тряпки, в которых смутно угадывалась одежда, статуэтки, колбочки, парочка копий и штуковина, в которой виделся арбалет без тетивы, но с причудливым взводным и спусковым механизмами. На полу лежали ящики, громоздкие запертые шкафы преграждали путь. Освещение давали канделябры, расставленные в хаотичном порядке. Я осторожно ступал вглубь помещения, опасаясь задеть что-нибудь, ведь тогда меня погребла бы под собой целая лавина.

— Ау-у, есть кто живой? — полюбопытствовал я. Нет ответа. Я развернулся к выходу и подскочил. На меня смотрел вишнёвого цвета единорог с лазурными глазами и жёлтой гривой. Он стоял полубоком. На его бедре красовалась пентаграмма.

— Что привело страждущего в лавку Аркейн Пакта? — торжественно и чуть переигрывая интонациями спросил он.

Я растерялся. Лавка напоминала декорации к фильму про волшебников или облагороженную помойку, так что атмосфера — слава Богу, не запах — была подходящая. От помещения веяло потусторонним, веяло магией и секретами — тем, что я не любил с тех самых пор, как очнулся в лесу. Разбуженные воспоминания облегчения не принесли, напротив, смутили больше.

— Удочка, — сказал я. Моё заявление, казалось, смутило его.

— Удочка? Только обычная удочка, и всё? — Хозяин магазина заморгал.

— То есть у вас её нет?

— Конечно, есть! У меня есть вещи, поражающие воображение несведущего в глубинах таинственного! — провозгласил Пакт.

— А мне жутко нужна удочка.

— Я в силах удовлетворить твой запрос, о невежественный. Но помни: не всякое средоточие силы можно купить за деньги! — заявил пони. Бесформенные мглистые тени сгустились, жадные до истлевавшего света древних резных шандалов.

— Но удочку-то я могу купить за деньги? — Темнота отпрянула, обиженная непочтением.

— Э-э-э, да, пожалуй.

— Прекрасно. Сколько?

Жеребец, криво улыбаясь, перешёл на деловой тон. Его рог засветился, и я сглотнул, не в силах отвести взгляд от чародейского красного пламени.

— Зависит от того, что тебе требуется. Я могу дать тебе удочку, что ловит по десятку рыб за раз, могу дать тебе удочку, что поднимает со дна морского затонувшие сокровища…

— Хм, десять рыб? Полагаю, за каждый улов я буду расплачиваться десятком дней жизни или типа того? Нет, я бы ограничился банальной крепкой удочкой. Я бы вообще не зашёл бы в этот магический притон, если бы мне не посоветовала знакомая.

— Кто раскрыл секрет Аркейн Пакта? — Почудилось, что жеребец увеличился в размерах, его тень поднялась над ним угрожающей волной, готовой схватить, удушить. Я сглотнул.

— Пинки Пай.

— Ах, она… — Он вернулся к обычному росту так быстро, что я заколебался: не показалось ли? — Хорошая кобылка, но болтливая изрядно.

— Такая уж она, — согласился я. — Так что там с удочкой?

— Пятьдесят семь битов. — Пакт потерял ко мне интерес, в голосе его зазвучало равнодушие.

— У меня только тридцать.

— И ладно. Получите и распишитесь, — сказал он и выудил из близлежащей кучи длинную удочку с катушкой. — Давай деньги.

— Но это спиннинг. — Чёрное удилище матово поблёскивало в слабых огнях канделябров, тонкая нить лески была обмотана вокруг него. Поплавка я не приметил.

— Тебе не всё равно? — Мне удалось его разозлить.

— Хм. Да, всё равно. На ней нет проклятия?

Он пригляделся внимательнее к предмету торговли в своих копытах. Издал невнятный звук.

— Теперь нет.

— Обнадёживает. — Я вручил мешочек Пакту и взял спиннинг. — Загляну ещё, если вдруг захочу продать душу. Ох, вот ещё. Здесь, случаем, нет портала на другую планету?

— Нет. Сила моих вещей ограничена этим миром, — чопорно ответил Пакт. Стоило попытаться.

Я двинулся к выходу из лавки. Уже на пороге я услышал:

— Аркейн Пакт даёт только один шанс! — единорог хихикнул. — Да и нечего тебе продавать, игрушка. Ты не принадлежишь себе.

В спину толкнула волна воздуха, и я едва не сверзился на землю. Там, где мгновением назад была лавка, росла ничем не примечательная трава.

— Ты это о чём? — сорвался с уст запоздалый вопрос. Подобные намёки не остаются без последствий, особенно если их отпускают маги, способные размещать целые дома, где им вздумается. И без того плохое настроение испортилось окончательно. Хуже того — до меня только сейчас дошло. Я был в месте, которого больше нет, в месте, полном зловещей магии, и оскорбил лавочника своим пренебрежением. По спине побежали мурашки. Я выронил спиннинг из рук, и он упал на землю с сухим шлепком. В нём чудилось нечто зловещее: темнота из магазина, торгующего сверхъестественным, осела в его частях, испачкала неизвестностью. Ничего хорошего от покупки вроде этой ожидать не приходилось. Я поднял спиннинг, и послышался звук упавшей в воду капли. А с чего я решил, что Пакт действительно снял проклятье?

Поверженный сегодняшним днём, я заковылял домой. В дверях меня встретил Спайк с ведром в когтистых лапах.

— О, я как раз собирался искать тебя, — сказал он, взглянул на спиннинг и добавил:

— Классная удочка.

— Спиннинг.

— Без разницы. Идём или как?

Желание отказаться было почти непреодолимым, однако просьбы Твайлайт до поры игнорировать не следовало.

— Да, идём. Ты кого-то звал?

— Увидишь, — отозвался дракончик. — Есть тут неподалёку одна речка, а около неё находится чудесная полянка. Нас ждут там.

— Веди. — Я позволил Спайку руководить походом, отчего он мгновенно повеселел и больше не кидал на меня неприязненные взгляды. Ящерка даже засвистела и пошла вприпрыжку.

Мы покинули Понивилль. Не прошло десятка минут, как я услышал громкие возбуждённые голоса, в которых было нечто странное. Спайк нырнул в разросшиеся кусты, я последовал за ним, шипя и ругаясь, когда очередная надоедливая ветка цепляла тогу или спиннинг. Пришлось даже остановиться, чтобы освободить запутавшуюся леску, и я заподозрил, что ящерица нарочно повела нас трудным путём. Ко всему прочему налетела мошкара, чьё жужжание над ухом здорово выводило из себя. Когда я выбрался на открытый участок, взору предстала жемчужная, искрящаяся солнцем речка футов пятнадцати в ширину, вальяжно текущая меж пологих берегов. Пара деревьев, напоминавших плакучие ивы, находилась у самой воды. Под развесистыми кронами краснела скатерть для пикников, на которой сидели три жеребёнка: пегаска, земнопони и единорожка. Впрочем, сидели — это не совсем уместное слово. Они прыгали, перекатывались, то и дело кидались в стороны, играя в догонялки. Рядом лежала открытая корзинка. Спайк подходил к ним, и я внутренне застонал. Уж на что я точно не подписывался, так это на выгул детского сада!

Они увидели нас.

— Сюда!

— Скорее!

— Это он?!

— Я не знаю!

— Ого, какая удочка!

Дракончик поставил на землю ведро и зашикал на троицу:

— Этак вы всю рыбу распугаете! Тише.

Пони умолкли и так старательно закивали, что я бы не удивился, отвались у них головы. Я положил спинниг неподалёку от ведра и сказал:

— Ну-с, давайте знакомиться. Меня зовут Робинзон.

— Странное имечко для минотавра, — открыла рот белая единорожка, кого-то мне напоминавшая. — Но ты ведь не минотавр, да? Всякие слухи ходят, другие планеты, иные миры. Здорово! Когда-нибудь и я стану открывательницей миров. Мы все станем!

— Ага.

— Я Свити Белль, — продолжила она, но её перебила оранжевая пегаска.

— Я Скуталу, а это Эппл Блум. Мы Меткоискатели, ищем свои кьютимарки.

— А у тебя она есть? — вклинилась жёлтая земнопони.

— Что? Кьютимарка? Нет, у нас таких не водится.

— У минотавров тоже, — заметила Скуталу. — Не представляю, каково это — жить, не зная своей судьбы.

— Очень легко, — произнёс я, — люди хотя бы не ограничены в своём выборе.

Свити Белль подпрыгнула:

— А я и забыла название твоей расы. Точно, люди! И ты люди!

— Я человек.

— Ты только что говорил, что твоя раса — люди. И ты сам люди. Это же очевидно.

И почему жизнь так сложна? Почему бы пони просто не говорить на земном? На разъяснение лингвистических тонкостей языка ушло минут пять, на изрядно подредактированный и сокращённый рассказ о Земле — ещё десять, после чего я предложил:

— Давайте уже рыбачить.

Как ни странно, Спайк меня поддержал. Видно, и он устал от бесконечных вопросов и болтовни жеребят.

— А где ваши удочки? — спросил он. Ответила Скуталу:

— Мы их сейчас сделаем! Палки у нас есть, льняная верёвка тоже, да и крючки мы успели сделать из проволоки!

Я представил, что они поймают с таким набором, и покачал головой. Это не укрылось от взглядов пони.

— Не веришь в нас? А мы больше тебя поймаем! — заявила Скуталу. — Мы ещё и кьютимарки получим, вот!

Она фыркнула, подозвала Белль и Блум, и они зашептались.

— Спайк, а что у нас с наживкой? — спросил я, разматывая леску. Только сейчас я сообразил, что не знаю, что конкретно делать со спиннингом. Забрасывать крючок подальше, ждать, пока клюнет, и крутить катушку? Звучало не очень.

— Я принёс хлеб, — отозвался дракончик и вытащил из ведра половину буханки. Пожалуй, надо было подготовиться основательнее, хотя бы червей накопать.

Речка была узкая и неглубокая, и я всерьёз засомневался, поймаем ли мы хоть что-нибудь. Отступать было некуда, Рубикон лежал у наших ног; я забросил спиннинг, передал его Спайку с наказом следить за водой и ушёл проверять, как обстояли дела у пони. Свити Белль магией пыталась привязать леску к кончику ветки, я сглотнул, смотря на светящийся рог. Ощущение, которое у меня вызывало волшебство, было болезненным и притягательным одновременно, как если бы я давил на подживающую рану. Единорожка подняла мордочку и спросила:

— Ты чего?

— Нет, ничего, — откликнулся я. — Смотрю. Помочь?

— Нет, мы сами справимся. — Скуталу наградила меня нахальным взглядом. Судя по рожице Эппл Блум, она была не так уверена в их победе.

Прошло пятнадцать минут. Глобально ничего не изменилось. Мы со Спайком поменяли наживку — старую то ли съели, то ли смыло — и теперь позёвывали. Я наблюдал за кочеванием пушистых облаков.

Подошла Скуталу, произнесла:

— Нравятся облака? Мне тоже. Однажды я буду летать среди них.

— А сейчас почему нет? — поинтересовался я. Она смутилась и оттого напустила на себя угрюмый вид.

— Крылья не держат.

— Подрастёшь ещё, — воодушевил её я.

— Стараюсь. Что, поймали что-нибудь?

Ветерок обдувал моё лицо. Я зажмурился, вытягиваясь на траве. Около деревьев она была низкая, но мягкая.

— Не-а.

— А мы сделали удочку. Сейчас забрасывать будем, — похвасталась Скуталу.

— Молодцы. — Здесь, посреди благолепия природы, тревоги отступали. Проблемы казались незначительными на этой полянке, где пахло свежестью реки и летом. Я перекидывался словами со Спайком, который от скуки был не прочь поболтать даже с таким нахлебником и натягивателем чужих одеял на себя, как я, но потом умолк и просто наслаждался периодом спокойствия. Ах, сюда бы девушку! Конечно, пони разумны, а организму после определённого периода вообще будет наплевать на расу партнёра, — разумный, и ладно — но разум протестовал, настойчиво подсовывая слово «зоофил». Строго говоря, это не будет зоофилией как таковой, но в плане физиологии мне скорее подошли бы минотавры. Однако я так устал от вечных напоминаний о них, что заочно приобрёл к ним подобие инстинктивного неприятия. Более того, забывать про то, что наличие постоянного любовника рассеивает возможные — куда он денется с подводной лодки, оставив любимую? — подозрения, было нельзя. К сожалению, понимание, что всё это не более чем обычное самовнушение, никуда не делось.

Сонливую истому прервал крик:

— Клюёт! Клюёт!

Я подскочил и увидел, как Эппл Блум зубами тянет удочку. Подскочила Свити Белль, помогла ей, и на берег упала маленькая, в пару дюймов длиной, рыбёшка, задёргалась, стараясь отсрочить свой конец.

— Тащи ведро! — Спайк, забыв про спинниг, подбежал к речке, зачерпнул воды в ведро, и Свити Белль магией перенесла улов в него. Я оглянулся на Скуталу; она сияла от счастья.

— Кстати, а что вы будете делать с ней? — спросила жёлтая земнопони. Я пожал плечами.

— Ухи из таких не сделаешь. Пожарим, наверное.

— Жалко её, — сказала единорожка. Дети...

За пару часов мы поймали ещё три маленьких рыбки и одну побольше. Наша невеликая добыча целиком лежала на совести пони. Я подумал, что Аркейн Пакт мог зачаровать спиннинг на то, чтобы никто на него не клевал, но быстро отмёл эти мысли. Для торгующего судьбами размах был слабоват. Выходит, мы со Спайком никчёмные рыбаки.

Солнце потихоньку клонилось к горизонту, и я объявил рыбалку завершенной. Мы собрались у ведра с уловом, чтобы решить, что с ним делать. Пони выглядели немного разочарованными тем, что не получили желанные кьютимарки, но наслаждение от победы над пришельцем из космоса перевешивало все горечи.

— Давайте их отпустим? — предложила Эппл Блум. — Их всё равно мало.

Я запротестовал, очарованный призрачными ароматами жареной рыбы.

— Так это мы всё поймали, — ухмыльнулась Скуталу.

— А ведро наше, — возразил Спайк. Я заразил его рассказами о том, как вкусны рыбные блюда. Ничего плохого я в этом не видел: он дракон, в конце-то концов.

— Забирайте ведро, а рыбу оставьте нам, — проворчала Скуталу. Я мысленно махнул рукой. Не сегодня так завтра.

— Отпускайте, если хотите.

Три пони победно запрыгали. Я наклонился к Спайку и шепнул:

— Ничто не мешает нам собраться вдвоём, как думаешь?

Дракончик задумался.

— Наверное. — Рано или поздно я к нему подмажусь. Друзей не бывает слишком много, даже в мире, где наивность правит бал. А здесь, вспомнил я Свит Партишн и Мэйор Мэйр, её не так много, как хотелось бы тому, кто хочет без проблем отправиться на свою планету.

Мы простились с Меткоискателями и отправились домой. В руках у меня был спиннинг, а в ладошках у Спайка — ведро, которым он размахивал с такой энергией, что, казалось, помощника Твайлайт вот-вот унесёт в ближайшие кусты. Обратный путь был полегче, потому что мы пошли не напрямик через заросли, а по тропинке.

Да уж, возиться с жеребятами оказалось утомительным занятием. Я не особо обременял себя приглядыванием за ними, но их деятельные натуры и без того выматывали.

Спиннинг я оставил в прихожей. Твайлайт нашлась в читальном зале, восстановленном после вечеринки. Около неё сидел филин, ухнувший при нашем появлении.

— Как порыбачили?

— Да так… — протянул я, а Спайк взахлёб стал рассказывать:

— Мы поймали такую рыбину, что в ведро не уместилась! А затем…

— Вы ходили со Скуталу, Свити и Блум? — уточнила Твайлайт, не отрываясь от изучения какой-то книги.

— Верно, — подтвердил я.

— Ты не забыл, что тебе надо встретиться с Рэрити?

— Точно, спасибо. Вопрос напоследок, что это за сова? — на всякий случай спросил я.

— Ах, ты ещё не представлен Совелию. Это мой ночной помощник. Спайк любит поспать ночью, а у Совелия таких проблем нет, — поведала единорожка.

Филин вновь ухнул.

— Ты вообще спишь?

— Разумеется. Но иногда моё бодрствование ночью необходимо, например при изучении звёздного небо с помощью телескопа. — Пони перевернула страницу. Я кивнул, но она, кажется, этого не заметила.

С прошлого визита бутик швеи не изменился. Всё так же стояли манекены, всё так же призывно блестели витрины. Я зашёл, рядом зазвучал колокольчик. Я потоптался на месте, раздумывая, будет ли вежливо идти в жилую часть без сопровождения. Сомнения рассеялись, когда откуда-то сбоку выпорхнула Рэрити, пребывавшая, очевидно, в превосходном настроении.

— А вот и вы, Робинзон! Рада увидеть вас в моём скромном обиталище.

— Ваше святилище моды не перестаёт меня удивлять, Рэрити. — Я прижал руку к груди. Пожалуй, переигрывал.

— Вы льстите мне, — единорожка указала копытом вперёд. — Обсудим дела в мастерской.

Мастерская была большая комната с многочисленными шкафами, доверху заполненными тканями. На столах распростёрлись многочисленные наработки, рядом лежали ножницы, швейные машинки гордыми айсбергами возвышались над буйством цветов. Не обошлось без манекенов, которых одели в наполовину готовые платья. Огромные, почти в мой рост зеркала создавали причудливый лабиринт отражений. На мой взгляд, пони переборщила с пурпурным и розовым — не только стены, но и занавески были выкрашены в яркие оттенки красного. Хотя кто я такой, чтобы судить вкусы другой расы?

— Где бы вы хотели карманы?

Я похлопал по тоге.

— Вот тут будет в самый раз. И, — я остановился, прикидывая, — нагрудный карман ещё бы не помешал.

Рэрити прищурилась, оценивая работу. Затем вытащила из ящика стола, похороненного под рулонами цветастой ткани, красные очки в черепаховой оправе и надела их.

— Посмотрим. Раздевайтесь.

Я поднял брови.

— Не думаете же вы, что я буду шить прямо на вас? И оставьте вашу эксцентричность на потом. — Пони будто подменили: из светской дамы она превратилась в творца. Творцы редко бывают вежливы.

— Там, откуда я родом, как раз нагота является признаком эксцентричности. — Я стянул хламиду, и Рэрити подхватила её магией. Я поёжился, и не понять, прохлада или стеснение было тому виной.

— Что вы говорите? Звучит неразумно. Нагота естественна и потому прекрасна. — Она вращала одежду, разглядывая её с задумчивым видом, затем поднесла к ней швейную линейку.

— Но вы торгуете платьями…

— Чтобы подчеркнуть, а не замаскировать. Кутюрье нельзя стать без осознания того, что каждое тело по-своему совершенно; нужно лишь найти это совершенство и придать ему необходимую форму. Сочетания цветов, фасон, стиль, чертежи и лекала — это следует за идеей, взрывом, озарением, как воплотить совершенство в жизнь и соединить пони и его одежду в грандиозном дуэте.

— Творческая жилка?..

— Особое видение, я бы сказала. — Рэрити положила тогу на ближайший стол и вытащила из низенького шкафа моток ткани. — Карманы займут некоторое время. К завтрашнему утру всё будет готово.

— А где разница?

— В практике и теории. Видение — это ещё не то, что создаёт шедевры. Тут необходимы упорство и труд.

— Мне нужно расширить свой гардероб, — сказал я, — но не хочется предстать перед вами трутнем.

Я и без того стоял без единой ниточки одежды, а глубже погрязать в долгах не хотелось.

— Я бы хотел найти работу, и первым делом я подумал о друзьях Твайлайт. Видите ли, я не многих знаю в городе близко, поэтому первая мысль была о вас.

Рэрити взглянула на меня с отсутствующим видом, погруженная в размышления.

— О?

— У Твайлайт Спаркл есть целых два помощника. Пинки Пай едва ли требуется кто-нибудь на подхвате. Рэйнбоу Дэш я бы не помог при всём желании, ибо хождение по облакам в список моих талантов не входит. Со зверями я никогда не ладил, а работа на ферме Эпплджек кажется излишне… грязной.

— Нам всем порой приходится извозиться в грязи, — произнесла пони, — но я понимаю вас. Вот только что я могу предложить вам?

— Работу помощника. Ведь вы закупаетесь у поставщиков ткани сами? Это должно отнимать кучу времени. То же и про инвентаризацию. А уборка и прочие домашние дела? Творческой личности не следует погрязать в мирских заботах.

Рэрити задумалась.

— Заманчивое предложение. Я бы добавила в ваши обязанности один пункт. Дело в том, что моей младшей сестре нужен присмотр на время летних каникул. Ничего особенно, просто напоминать ей про заданные домашние задания — она и не приступала к ним, верите ли? — и разыскивать, если она совсем заиграется с подругами. Когда меня заваливают заказами, я не в силах и добраться до постели, и в такие моменты она предоставлена самой себе, что плохо для воспитания.

Я вспомнил сегодняшнюю троицу и невольно вздрогнул. Но отказываться от собственного жилья и дополнительной одежды только из-за того, что я не любил возиться с детьми, было бы глупостью.

— Я согласен. А что с зарплатой?

— Шестьсот битов в месяц, — ответила пони, — а дальше зависит от ваших успехов. Вы согласны?

Впритык, но Свит Партишн получит деньги за аренду. В первый месяц придётся брать в долг у Твайлайт, чтобы съехать сразу, но потихоньку я всё верну. Столоваться, похоже, придётся у неё же. Оставшихся средств не хватит на месячный запас еды, не говоря о мелких тратах. Я кивнул.

— Свити, милая, подойди сюда! — позвала единорожка. — Познакомься с Робинзоном, он будет присматривать за тобой!

Из соседней комнаты донёсся дробный перестук копыт.

— Её зовут Свити Белль, — прибавила она.

Сказать, что я удивился, значило не сказать ничего.