Полярная повесть
Глава 3
– Тихо, тихо, это всего лишь я.
– Прости, я испугалась, что это снова морской лев.
– Он вряд ли вернётся. Очень уж крепко я его приложила.
– Зачем мы ему вообще понадобились?
– Хотел полакомиться драконьим мясом, видимо. Скажи спасибо, что другие драконы пока не сползлись.
– Верно. Может, выкинем его?
– Я ещё от разделки и драки со львом не отошла. Не забывай, мы поели в первый раз за три дня. Пусть полежит пока. В крайнем случае закопаю. Как спина?
– Всё так же.
– Повернись-ка немного…. Обморожения?
– Вроде не увеличиваются, но сказать сложно, я плохо вижу, а на ощупь…
– Подожди, не вертись. Да, в той же поре. Эх, найти бы что-нибудь кроме этой мокрой куртки…
– Может, шкуру используем?
– Маленькая. Её тебе и под половину туловища не хватит, и шипы с неё срезать нечем. К тому же на запах слетятся падальщики со всей округи. Ты просто не видела – я, пока готовила, не знала, куда от чаек деваться.
– Да, пахло ненамного лучше, чем получилось на вкус…
– А чего ты хотела? Я не великая волшебница, сил мне и так еле хватило на то, чтобы додержать череп над огнём. Если бы я начала его вычищать как следует...
– Нет, не подумай, спасибо тебе, просто... Мясной бульон! Меня чуть не вырвало.
– Зато ягоды разварились, а в следующий раз вода будет уже чище.
– Верно. Слушай, а может, добавлять туда немного мха?
– Где я его возьму? Я и хвощей-то нашла всего несколько кустиков, тут под снегом сплошные камни.
– А дальше от берега?
– Там я ещё не была. Погоди, дай в себя придти. И вообще, подвинься, заняла всю куртку…
– Давай, ложись, поспи. Я пока покараулю.
Майлз охнул, с размаху приземлившись на крестец, и открыл глаза. Корабль сотряс ещё один мягкий, но мощный удар, и со стола свалилась чернильница, больно ударив его по голове. Майлз выругался, поднял её и, порадовавшись, что крышка не открылась, вернул увесистую бронзовую вещицу на место. Стряхнув остатки сна, он натянул парку и вышел в коридор. С палубы доносились крики и шум, но он повернул направо по коридору, спустился на одну палубу вниз и оказался в теплом камбузе; там пахло едой, причём как-то необычно сильно. Пейстри, кудрявая упитанная земная пони, растерянно помахала ему, не прекращая собирать тряпкой с пола какое-то дымящееся варево. Майлз подошёл ближе, поймал её за хвост, страшно оскалился, наморщив нос, и сказал хриплым басом:
– Чашку кофе с ромом второму помощнику, или я велю намотать твою гриву на брашпиль! Аррр!
Пейстри рассмеялась и осторожно, но настойчиво отобрала хвост.
– Господин капитан, не велите бросать глупую Пейстри на корм рыбам, я приготовлю вам лучший кофе, какого не попробовать от Порт-Кампа до самого мыса Рог!
– Ну, мы уже южнее мыса Рог, так что где-то здесь у тебя наверняка есть конкуренты.
Пейстри оставила тряпку в покое и отошла к печке; Майлз задумчиво взял со стола кусок капусты и принялся хрустеть им. Пейстри посмотрела на него через плечо и сказала:
– Так, а ну-ка прекратите, господин капитан, а не то я вас разжалую во вторые помощники – и когда я велю прекратить, это я не про конкурентов, заметьте!
Майлз положил оставшуюся от капусты кочерыжку на место и поинтересовался:
– А что ещё будет на ужин, кроме салата?
– Теперь уже и не знаю. Нас с пять минут тому так тряхнуло, что кастрюля с супом упала с печки, – Пейстри расстроенно указала в сторону лужи на полу. – Одно хорошо – кексы сидели в печи, и деваться им оттуда было некуда. Так что вместо супа будет салат из капусты с морковкой, и кофе с кексами на десерт.
Майлз пожал плечами.
– Уже неплохо. Сейчас заберу у тебя кофе и пойду смотреть, что там Роуз с парнями набедокурили.
– Вы уж пропишите им там по первое число, Майлз. Хорошо, что я в тот момент стояла возле стола, а не то…
Майлз обеспокоенно покачал головой и сказал:
– Ты же могла обвариться! Нет, я догадываюсь, что скажет Роуз: «А нечего было готовить во время проводки!» Но что было делать? Оставаться без ужина?
– Честно говоря, я так и хотела сделать – думала, вы вполне обойдётесь салатом и солёными помидорами на закуску, но потом пожалела ребят из команды, что сейчас стоит вахту – они там совсем с ног валятся, замёрзли все, и кто-то говорил, что до конца канала ещё минимум два узких места.
Майлз принял из её копыт чашку горячего кофе, благодарно кивнул и направился к выходу.
– Ладно, я там постараюсь как-нибудь урезонить Роуза, а то так и будем до конца канала обдирать борта. Смотри, чтобы кексы не пригорели, тысяча вендиго! Арр!
Пейстри рассмеялась и, подняв тряпку, угрожающе замахнулась ей в сторону Майлза. Тот пригнулся и ретировался, а кок, продолжая улыбаться, продолжила собирать с пола остатки супа.
На палубе хозяйничал холодный южный ветер, дувший в правый борт, и Майлз надел капюшон. Стемнело, и на западе виднелись только последние отсветы закатного зарева; на их фоне отчётливо выделялась фигура рулевого и перила мостика, на котором замер Роуз – его силуэт было трудно узнать, потому что он замотал голову шарфом и спрятал крылья под куртку. Майлз посмотрел в сторону бака и разглядел застывшие вдоль бортов фигуры вахтенных: мачтовые, оставшиеся без работы, стояли с баграми наизготовку вместе с палубной командой, готовясь отталкивать корабль от ледяных берегов, если потребуется. Он повернулся к лестнице и поднялся на мостик, стараясь не пролить кофе. Роуз высунул нос из-под шарфа и поинтересовался:
– Что, не спится?
Майлз возмущённо ткнул в сторону собственного крупа и сказал:
– Попробуй тут усни, с твоими-то взглядами на лоцию! Я себе всю задницу отбил, упав с койки; а Пейстри на камбузе едва не ошпарилась – у неё кастрюля с супом упала.
Роуз нахмурился и ответил:
– Ну, я не виноват, что ты проложил такой канал. Ты только посмотри на это: какой-то дикий зигзаг, будто таракан по сковороде полз!
Он указал на лежавший поверх нактоуза лист бумаги, придавленный биноклем и подзорной трубой, чтобы его не унесло ветром.
– Это мне мачтовые набросали, чтобы примерно прикинуть, как и когда подавать команды в машинное. Видишь?
Майлз подошёл ближе; в тусклом свете ночной лампы были видны кое-как разбросанные по бумаге линии. Из них складывался совершенно непохожий на пробитый ими широкий проход извилистый, почти исчезавший в нескольких местах канал. Рядом с сужениями стояли отметки, указывавшие их ширину в футах; цифры заставили его поёжиться. Он недоумённо посмотрел на Роуза.
– Слушай, но это совсем не то, что мы проложили! Он был куда прямее и без таких вот сужений! – он указал на одно из самых проблемных мест, рядом с которым красовалась цифра «пятнадцать».
Роуз кивнул.
– Был. В том-то и дело, что был. Ветер усилился, и лёд дрейфует. За эти полтора часа проход стал уже и изменил конфигурацию, и продолжает сужаться, а мы теряем время, скалывая лёд и пытаясь успеть, пока нас не сожмёт. Поэтому я и тороплюсь, Майлз – если мы сейчас будем осторожничать, «Конька» просто выдавит на лёд и отнесёт к северу на полградуса, а то и на градус, прежде чем сжатие прекратится и мы выберемся на свободу.
Майлз промолчал, глядя на схему. С бака раздался крик:
– Не проходим!
Роуз повернулся к переговорной трубе и быстро проговорил:
– Стоп машина!
Вернувшись к нактоузу и достав из-под него рупор, он скомандовал:
– Багры готовь! Тормозите его, ребята!
На юте поднялась мгновенная суета, и почти тут же матросы замерли, готовясь смягчить момент касания льда форштевнем. Вот послышался скрип, кто-то ухнул от натуги, кто-то закричал: «Давай, давай, дружно!», у кого-то треснула, ломаясь, рукоять багра, и «Морской конёк» сотряс ещё один тяжёлый удар. Майлз повернулся к штурману и сказал:
– Ты не хочешь свистать всех наверх?
Роуз подумал и кивнул.
– Хорошая мысль. И Грейхуфа надо бы разбудить, а то проспит не только сжатие, но и ужин. Давай к капитану, а я подниму подвахтенных.
Майлз подошёл к двери капитанской каюты и громко постучал. В ответ не донеслось ни звука, и он постучал снова. Наконец, после третьей попытки сонный и хриплый голос пробурчал: «Сейчас, сейчас», послышалось шарканье ног, и из приоткрывшейся двери показался нос капитана.
– А-а, Майлз. Что случилось?
– Корабль в тяжёлом положении, сэр. Во время проводки возникли подвижки льда, и сейчас канал сужается. Кроме того, он изменил конфигурацию. Нас может выдавить на лёд, капитан, сэр!
Грейхуф молча захлопнул дверь. Не прошло и минуты, как он снова распахнул её, стоя на пороге полностью одетым, в куртке поверх кителя, тёплой вязаной шапке и шарфе. Выйдя на мостик, он огляделся, поёжился и пробормотал себе под нос:
– В такую погоду сжимаются не только льды.
Сделав вид, что он не расслышал, Майлз взволнованно сказал:
– Что будем делать, сэр?
– Во-первых, пороть вас за то, что не разбудили меня раньше. Где Роуз, кстати?
– Отправился поднимать подвахтенных.
– Та-а-ак, а его – за оставление мостика во время вахты.
– Он ушёл только после того, как корабль закончил манёвр, сэр. Сейчас мы не движемся…
– Я вижу.
Грейхуф подошёл к борту и посмотрел вперёд. Перед самым носом корабля льдины почти соприкасались, оставляя узкий проход, через который не протиснулся бы даже вельбот. Капитан покачал головой и сказал:
– Майлз, остаётесь на мостике. Я сейчас спускаюсь на лёд вместе с подвахтенными; будем колоть лёд.
– Толщина льдов, капитан, здесь…
– Я знаю, какая здесь толщина льдов. Поэтому, когда вернётся Роуз, я велю ему взять мачтовых и, сняв грот и фок, поставить их на северной льдине.
Майлз задумался. Ветер был довольно силён, и шансы на успех, конечно, были; вот только очень уж они были малы. Размеры ледового поля, площадь парусов, относительная скорость дрейфа южной и северной стороны прохода…
– Сэр, я предлагаю попробовать взорвать. Тут осталось-то нет ничего, ещё с полдюжины зарядов – и мы пройдём!
Грейхуф молча указал себе за спину. Майлз обернулся и увидел, что позади корабля льды уже сомкнулись. Грейхуф посмотрел на него и спросил:
– Теперь поняли, почему?
Майлз кивнул. Отвести корабль на безопасное расстояние уже не получится. Просто некуда. Значит, оставалось только пытаться решить совершенно невероятную задачу: растащить два огромных, неимоверно тяжёлых ледовых поля, или – что было почти равносильно задаче первой – пробить лёд толщиной в два с лишним ярда и снова расширить канал. Майлз опустил голову и встал возле нактоуза. Кажется, сегодня начнётся первый ледовый дрейф в его жизни.
– Навались! Дружнее! Раз-два, раз-два!
Звёзды, заглядывавшие в редкие разрывы плотных низких облаков, перемигивались, глядя на бесплодные усилия полутора десятков пони, пытавшихся обрушить в воду обколотую со всех сторон глыбу льда. Заведя в трещины длинные ломы, матросы тянули и толкали так, что трещали кости; пегасы налегали изо всех сил, готовые взмыть в воздух, как только глыба тронется, но всё было без толку. Наконец, Грейхуф скомандовал:
– Отставить!
Вымотанные до предела пони расселись на льду кто где стоял, побросав инструменты. Кто-то закуривал дрожащими от усталости копытами, пряча трубку от ветра и ломая спички, кто-то отдувался, вытирая взмокший от пота лоб, но Грейхуф крикнул:
– На корабль марш! Сейчас остынете и простудитесь, все до единого. Быстро в тепло!
Лениво и нехотя поднявшись, матросы потянулись к спущенному на лёд трапу. Грейхуф, постояв рядом с непокорной льдиной, пошевелил оставшийся воткнутым в трещину лом и сплюнул. Рядом с ним из темноты появилась фигура Роуза, который беззвучно и медленно подлетел поближе и, не касаясь копытами льда, браво отрапортовал:
– Капитан, сэр, паруса поставлены! Я оставил четверых править ими; через полчаса их сменят. Ветер уж очень силён, помёрзнут парни…
Грейхуф подпрыгнул и повернулся к нему. Роуз довольно засмеялся и сказал, прежде чем капитан успел открыть рот:
– Есть идея насчёт того, как растолкать льды.
Грейхуф перевёл дыхание и сказал:
– Роуз, я спишу тебя на берег в первом же порту, обещаю! Ты меня чуть заикой не сделал.
– Виноват, сэр. Так вот, если упереть «Конька» носом в северную льдину, поставить все паруса – ветер тогда будет в фордевинд, самое то, что надо – и дать полный вперёд, думаю, нам удастся заставить её плыть немного быстрее южной.
Грейхуф помолчал и ответил:
– Да, это лучше, чем ставить на ней паруса. Отзывай ребят, пусть возвращают фок и грот на место. Вот где ты был, когда я предложил их снять?
– На баке, сэр, собирал подвахтенных!
– Да, действительно… Ладно, приступай. Пусть крепят их и спускаются в кают-компанию, надо поесть, прежде чем продолжать; ты тоже на мостике не торчи, нечего там сейчас делать.
– Есть! – Роуз повернулся и исчез в темноте. Грейхуф вытащил лом из трещины и побрёл к кораблю. Поднявшись по трапу, он зашёл в кубрик и сказал, ни на кого не глядя:
– Будем пробовать оттолкнуть северную льдину. Поставим паруса и дадим полный ход машине; но сперва все в кают-компанию. Надо поужинать.
Матросы радостно загомонили и начали подниматься – перспектива горячего ужина радовала всех. Появившийся в дверях Майлз несколько охладил их пыл, бросив:
– Супа не будет. Только салат и кофе с кексами.
Не слушая поднявшийся разочарованный гул, он повернулся к Грейхуфу и сообщил:
– За время вашего отсутствия происшествий не было, сэр! Ужин подан в кают-компанию.
Грейхуф кивнул и направился к выходу. Майлз, повернувшись на месте, последовал за ним. Последними из кубрика потянулись приунывшие матросы.
Когда паруса были водружены на место, замёрзшие мачтовые присоединились к общей трапезе. Ели молча; в кают-компании был слышен лишь стук ложек и громкий хруст уничтожаемого крепкими зубами моряков капустного салата. Через полчаса, когда все насытились и откинулись на стульях, неторопливо потягивая кофе и медленно, по кусочку, жуя кексы, Грейхуф встал и откашлялся. Все взгляды устремились в его сторону, пони отставили кружки и приготовились слушать.
– Не буду лукавить – положение у нас тяжёлое. Попытка расширить канал, обколов его края, провалилась – лёд слишком толстый. Но мы можем попытаться ускорить дрейф северного ледового поля, уперев в него нос «Конька», подняв все паруса и дав полный ход. Нужно найти подходящую трещину, куда бы плотно вошёл нос корабля – иначе его начнёт разворачивать параллельно краю льдины. Через пятнадцать минут все поднимаются наверх и приступают к поискам; бассейн, в котором мы стоим, невелик, так что времени на это много не уйдёт.
Майлз поднял копыто и спросил:
– Сэр, что мы будем делать, если не найдём подходящей трещины?
– Попытаемся её сделать. Наконец – в самом крайнем случае – у нас будет возможность попытаться пробить себе дорогу к полынье динамитом. Это опасно, и к этому способу я прибегну, только если все остальные себя исчерпают.
Он достал из кармана кителя хронометр, посмотрел на него и спрятал обратно. Майлз понял этот жест как «время пошло», и встал, убрав со стола тарелку и кружку. Подойдя к окошку, которое вело на камбуз, он оставил посуду на подносе и окликнул Пейстри, которая мыла большую миску из-под салата:
– Спасибо, было очень вкусно. И как ты умудряешься готовить такие кексы в этой печи и из этой муки?
Пейстри чуть улыбнулась и сказала, хитро глядя на него:
– У каждого повара свои секреты.
Майлз рассмеялся и пошёл наверх, на ходу заматывая мордочку шарфом. Ему не терпелось начать поиски подходящего упора для форштевня «Конька», и вой ветра и начавший срываться снег его совершенно не пугали.
Сейл дошёл до дальнего от корабля края открытой воды, где края канала снова смыкались, и сел на лёд. Ни одной подходящей трещины. Матросы нашли множество мелких сколов, которые совершенно не годились для того, чтобы зафиксировать в них нос корабля; он даже выбрал из них что-то похожее на то, что им требовалось, но при ближайшем рассмотрении оказалось, что трещина слишком узка даже для того, чтобы пытаться её расширить. Он оглянулся и посмотрел на еле видневшийся на фоне льдов силуэт корабля; он был виден от ватерлинии до горизонта, а выше казался срезанным, сливаясь с тёмным небом. Все уже вернулись в тепло, и он остался один. Начавшийся снег летел почти параллельно льдам, и отчего-то казалось, что стало немного уютнее. Сейл посидел, наблюдая через плечо, как из серой мглы соткался абрис чьей-то фигуры, приблизился, чуть погодя послышались шаги, и к сидящему первому помощнику подошёл Майлз. Он остановился чуть сзади и, посмотрев в воду, спросил:
– Ничего не нашли?
Сейл поднял голову и ухмыльнулся.
– Ничего, но даже если бы и попалось что-то? План был так себе, хоть и лучше тех, что предложил Грейхуф… Нет, нам отсюда так просто не выбраться. Либо придётся ждать, пока льды разойдутся сами, либо придётся взрывать, рискуя повредить корабль. Но капитан торопится, и, думаю, первое, что он велит поутру – это закладывать заряды.
Он поправил капюшон, который ветер норовил сорвать с головы, и отвернулся. Майлз сказал:
– Ну, если ближе к кораблю закладывать только по одной шашке в каждой точке…
– …то, скорее всего, эти взрывы просто ничего не смогут сделать со льдами, – закончил фразу Сейл и поёжился, поднимаясь. – Идём, я уже замёрз. Хорошо пегасам и земным, они могут натянуть капюшон до самого носа.
Майлз молча указал на свой капюшон, в котором он проделал отверстие для рога и который теперь держался на голове как влитой, и пошёл за ним, продолжая рассуждать вслух.
– Наверняка можно будет подобрать заряд подходящей мощности, чтобы просто расколоть льдину; остальное можно будет доделать корпусом «Конька».
Сейл обернулся и насмешливо спросил:
– Правильно, он же нам больше не понадобится, поэтому мы добьём его здесь. Майлз, «Морской конёк» не годится для этого. Если мы попытаемся таранить льды, то останемся тут не на пару дней, а навсегда, причём отнюдь не в надводном положении. Единственное, что мне приходит в голову, это попытаться объединить усилия и доделать то, что не доделает взрыв, магией.
Майлз покосился на него и промолчал. Сейл насмешливо посмотрел на него – в темноте под капюшоном блеснули белки глаз и зубы – и сказал:
– Ну, не напрягайся так, в этом нет ничего… такого. Просто мы с тобой наиболее опытные и образованные единороги на корабле, а поодиночке мы этого точно не сделаем.
Майлз пожал плечами и сказал:
– Я и не напрягаюсь. Просто, согласитесь, это довольно интимная вещь…
Сейл отбросил с дороги осколок льда – он запрыгал вбок и со всплеском упал в воду.
– Ну, а как раньше, по-твоему, наши поднимали солнце? Так и поднимали… Мощная магия требует единения.
Майлз покачал головой и сказал:
– Ну, про тех единорогов как раз и говорят, что их единение было весьма… специфического толка…
Сейл от души рассмеялся и сказал:
– Может, было, а может, и нет – кто знает? Главное, что они поднимали солнце. Я ведь из потомков Старых Семей, и мой дед был одним из них. Как видишь, мой отец всё-таки появился на свет.
Майлз внимательно посмотрел на него. В темноте было трудно угадать выражение мордочки белоснежного единорога, которая к тому же была скрыта капюшоном, и только уголок тёмных губ, видимый на белом фоне и приподнятый в ироничной улыбке, выдавал его настроение. Майлз отвернулся и промолчал. Приближавшийся корабль выглядел тёмным и заброшенным – на палубе не горело ни одного огонька, и не было слышно голосов – только ветер свистел в снастях, понемногу заметая пойманного в ловушку «Конька». Когда они подошли к трапу, молодой единорог остановился, пропуская первого помощника вперёд. Тот шагнул на наклонную доску и поднялся по ней на палубу; Майлз поднялся следом. Сейл оглянулся, подчёркнуто отстранившись, и сказал:
– Грейхуфу я доложу сам. Иди спать, твоя вахта третья, так что взрывные работы опять достанутся тебе.
Майлз кивнул и сказал:
– Спокойной ночи, сэр.
– Спокойной ночи.
Роуза нигде не было видно. На мостике виднелась одинокая фигура вахтенного матроса; остальная команда попряталась от ветра и снега. Небольшие наносы уже начали скапливаться с наветренной стороны мачт и бочек, и Майлз, подняв немного снега, растёр его на копыте. Он был довольно липким, и Майлз поморщился, подумав о том, сколько его скопится на парусах к утру и сколько его вахте придётся поработать, очищая такелаж. Он махнул Сейлу, поднимавшемуся по лестнице на мостик, и пошёл к себе.
В каюте было тихо и холодно. Тёплый воздух, подававшийся по трубам из камбуза и от машины, иссяк – печь и топка остыли, и на окне намёрзла толстая корка льда. Майлз постоял немного, дыша на неё, пока не появилось круглое окошко, через которое, впрочем, не было видно ничего, кроме тёмного неба и тёмной же воды; узкая полоса льдов между ними казалась белой лентой, которую Южный океан повязал на голову, готовясь идти в бой с незваными гостями. Ощущение уюта, которое он всегда испытывал, стоя у окна во время метели, и не думало приходить – скорее наоборот, мир, живший по ту сторону стекла, казался ему всё более настороженным, недобрым и хищным. Он лёг, не снимая куртки, и укрылся толстым шерстяным одеялом, но поначалу в постели было всё равно зябко, и он дрожал, пытаясь не лязгать зубами. Палубой выше поскрипывали половицы – там Грейхуф сидел, должно быть, в одиночестве, курил, покачиваясь на стуле, и глядел на циферблат хронометра. Майлз закрыл глаза; постепенно ему стало теплее, он перестал дрожать, и вскоре уснул.