Жизнь это Лимон

Глава 5: Теперь я всё вспоминаю (да, вспоминаю всё)

Есть философы, которые считают, что время — это не прямая линия. И на самом деле все события — всё, что есть, было и будет — происходят в одно мгновение. Вся история случается разом. А время — это просто наш способ осознать и увязать с реальностью весь этот потрясающий объём информации.

Есть и другие, которые говорят, что это полный бред.

Лемон Дримс лежала, всхлипывая, под холодным дождём в ту ненастную ночь, и все барьеры, что она тщательно возводила у себя в голове, рушились один за другим.

Сейчас.

Лемон Дримс лежала в грязи, дрожа, как в лихорадке, не в силах справиться со слезами, раз за разом прося прощения у призрака. Она смутно слышала голос, снова и снова кричащий «Прости», пока наконец не поняла, что голос принадлежит ей: он осип и сорвался от бесконечных рыданий.

В гробовой тишине призрак медленно шагнул вперёд, не доставая копытами целого дюйма до размокшей от дождя земли, и встал над пони, глядя сверху вниз. Лемон Дримс попыталась подняться, но её передние ноги подогнулись и она со вздохом плюхнулась в грязь.

— Пожалуйста, прости меня, — прорыдала она снова. — Прости.

Каждую ночь в течение последних десяти лет.

Во сне, во тьме что-то падает.

Шестнадцать лет назад.

— Воу, осторожней!

Лемон Дримс поглядела на папу из-под большой плетёной корзины, нагруженной лимонами и качающейся под их весом из стороны в сторону. Она собрала их сама. Она была ещё совсем маленькой кобылкой, и ей не хватало росту, чтобы добраться даже до нижних ветвей, но папа её поднял в воздух, чтобы она смогла дотянуться до лимонов.

— Я знаю, что делаю, папочка! — надулась Лемон Дримс, ковыляя рядом со взрослым пони и придерживая копытом корзину.

Цитрусовый аромат наполнял её лёгкие, и она глубоко дышала, смакуя это чувство. Она любила помогать в семейном саду, особенно теперь, когда родители перестали считать её жеребёнком. Играть с друзьями было весело, но что-то в прогулках вместе с папой между растущими на холмах деревьями заставляло её чувствовать себя… важной.

— Я знаю, милая, знаю, — отец остановился и улыбнулся ей.

Он был большим пони, самым большим из всех, кого Лемон Дримс знала, с самыми большими усами и самой доброй, тёплой улыбкой среди всех, пожалуй кроме, мамы.

От переполняющего её счастья Лемон Дримс подняла голову и улыбнулась в ответ. При этом, к сожалению, она наклонила корзину с лимонами, которые каскадом посыпались во все стороны. Она шумно плюхнулась на землю, не поймав не единого лимона.

— Прости! Прости! — вскрикнула она, подняв и перевернув ближайший лимон. Он теперь помялся, а мятые лимоны не годятся для продажи — они порченные. У неё задрожала нижняя губа.

— Всё в порядке, Дрими, всё хорошо, — отец прижал к себе Лемон Дримс большим копытом, дав ей зарыться лицом в шкурку у него на груди и высушить об неё слёзы. — Всякое случается. Ты моя маленькая кобылка и я горжусь тобой. Никогда об этом не забывай.

Несмотря на слёзы, Лемон Дримс почувствовала, как её губы растягиваются в улыбке. Она выскользнула из объятий и взяла ближайший лимон, чтобы проверить, не помят ли он.

— Когда я вырасту, — с присущей маленьким кобылкам уверенностью заявила она, — я стану фермером, как ты и мамочка.

Папа шутливо взъерошил ей гриву, отчего она взвизгнула и выронила лимон.

— Ты умная кобылка, Дрими. У тебя ещё всё впереди — ты можешь стать кем захочешь! Мы будем любить тебя несмотря ни на что.

— Я знаю, — Лемон Дримс смотрела, как лимон катится прочь. — Я знаю.

Каждую ночь в течение последних десяти лет.

Во сне, во тьме что-то падает, кувыркаясь в бесконечности.

Четыре года назад.

— И вы ничего не можете сделать? — Лемон Меренг откинулся на спинку и, поглядев в потолок, вздохнул. — Вы же врач! Вы должны лечить! Когда мы услышали, что она обратилась к вам, мы понадеялись…

Он смахнул слёзы с глаз. Он был не из тех, кто позволяет себе плакать.

— Мы всё ещё любим её. Она должна это понять.

— Я понимаю, — Люсид Лайт наклонился вперёд, делая заметки в толстой папке, полной листов бумаги. Эти заметки не играли никакой роли, но они помогли заполнить неловкую паузу.

Дождавшись, пока большой жеребец не перестанет плакать, он отложил карандаш. — Прошло четыре года с того… лимонного инцидента.

Он осторожно подбирал слова, ловко меняя подход, едва заметив что собеседник расстраивается.

— Она уже взрослая; у неё своё место в Понивилле. Когда она пришла ко мне, жалуясь на плохие сны, я думал — надеялся — что помогу ей, но… — он вскинул копыта вверх. — Может быть лучше оставить всё как есть.

Лемон Меринг съёжился в кресле больше, чем Люсид считал возможным.

— Лучше? — выдавил он. — Лучше? С чего это лучше? Мы хотим назад нашу дочь! — он замолчал, осознав, что сказал. Глаза у него тут же подёрнулись туманом, а по щеке скользнула очередная слеза.

— Да, но… — Люсид толкнул коробку с салфетками через захламлённый стол. — Вся проблема ведь в этом, правда? Она счастлива, мистер Меринг. Я уверен, что могу вылечить её, но тогда она станет несчастна. В конце концов я думаю, вы согласитесь, что нынешнее состояние её душевного здоровья — это меньшее из зол.

Лемон Меринг не ответил. Он молчал целую минуту, что казалась в тишине кабинета целой вечностью. Наконец он встал, собираясь уйти.

— Возможно, — тихо, почти беззвучно сказал он перед тем как выйти за дверь. Он обернулся в проеме и посмотрел на Люсида большими грустными глазами над повисшими выцветшими усами. — Конечно же, мы её любим. Как может быть иначе? Но иногда, когда я не могу заснуть и вижу, как моя жена плачет во сне, я её ненавижу. И это меня убивает.

Он ушёл, не сказав больше ни слова. Люсид сделал глубокий, долгий вдох и захлопнул папку с чувством «будто навсегда».

Это был наилучший выход.

Каждую ночь в течение последних десяти лет.

Во сне, во тьме что-то падает, кувыркаясь в бесконечности. Лемон Дримс протягивает копыта, но оно слишком далеко.

Пятнадцать лет назад.

Лемон Дримс беспокойно ходила взад-вперёд по кристально чистому белому коридору. Ей здесь не нравилось. Ей не нравился запах стерильности, резкий холодный свет и больше всего ей не нравилось ждать.

— Ну же, ну же! — заныла она, прижавшись всем телом к двери комнаты ожидания. — Пойдем!

— Дрими, пожалуйста, успокойся! — шёпотом одёрнул отец, оттаскивая её в сторону. — Всё будет хорошо, я обещаю. Мы же говорили об этом, помнишь?

— Но это больница! — ныла Лемон Дримс, вырываясь на свободу, и снова пошла бодать маленькой головой дверь. — Я хочу к мамочке! Я хочу знать, всё ли с ней хорошо! Ну же!

Затем она снова подскочила к двери, но на этот раз врезалась прямиком в копыта медсестре, которая на своё несчастье открыла дверь прямо перед бросившейся на штурм Лемон Дримс.

— Ой! — Лемон Дримс услышала, как отец от души рассмеялся, и слабо улыбнулась ему, когда он поставил её на ноги.

— Хочешь пойти туда? — медсестра мягко улыбнулась едва не сбившей её с ног кобылке. Лемон Дримс оживилась и с нетерпением побежала за медсестрой, чувствуя, как отец хватает её за хвост всякий раз, когда она пытается влезть под ноги старшей пони.

Лемон Дримс трусила вперёд, чувствуя, как кружится голова от звуков и видов больницы. Куда бы она ни глянула, везде видела занятых работой докторов и медсестёр, стонущих и охающих больных пони, а иногда даже плачущих. Каждый раз, когда она слышала что-нибудь подобное, она прижимала уши к голове; эти звуки будили в ней страх и тревогу. Папа не хотел брать её в больницу, но она просила и умоляла, пока он не сдался. Это было важно, она знала это. Она знала, что должна быть здесь.

Наконец они достигли цели. Лемон Дримс начала открывать носом дверь, но отец отодвинул её в сторону сильным копытом.

— Будь послушной кобылкой и подожди здесь немного, хорошо?

Она собралась было протестующе запищать, но передумала. Отец зашёл в комнату за медсестрой и закрыл дверь.

Лемон Дримс прижалась ухом к двери, стараясь расслышать что-нибудь. С каждой минутой в кобылке нарастала паника. Через мгновение, показавшееся вечностью, дверь распахнулась, и выглянул отец. Она посмотрела снизу вверх, открыв от изумления рот.

Он плакал.

— Нет! Нет! Мамочка! — Лемон Дримс вбежала в комнату мимо удивлённого отца и устремилась к одинокой кровати, не переставая кричать. — Нет, нет, нет!

Подбежав ближе, она остановилась, растерянно глядя на счастливое лицо матери.

— Дрими, дорогая! — мягко и нараспев проворковала мама.

Она лежала, откинувшись на груду подушек, и держала что-то в копытах, но что именно, Лемон Дримс разобрать не могла — ей не хватало роста.

— Что это? — Лемон Дримс возбуждённо запрыгала, глядя то на родителей, то на медсестру широко открытыми в недоумении глазами.

Передним копытом папа взял странный сверток у мамы и опустил его так, чтобы Лемон Дримс смогла его рассмотреть. Теперь она увидела, что он не только плакал, но и улыбался. Она никогда не видела его таким счастливым.

— Скажи привет сестре, Дрими.

Лемон Дримс вытянула передние ноги и уставилась, разинув рот, на лицо, выглядывающее из плотного свертка одеял, который держал на копытах отец. Жеребёнок с крохотной головкой, обрамлённой огненно-оранжевой гривой, булькнул в ответ.

— Не беспокойся, — сказала она папе, принимая себе на копыта полный вес жеребенка. — Я её не уроню. Как её зовут?

Отец просиял, глядя, как она медленно качает младенца.

— Саншайн.

Каждую ночь в течение последних десяти лет.

Во сне, во тьме что-то падает, кувыркаясь в бесконечности. Лемон Дримс протягивает копыта, но оно слишком далеко. Она плывет к нему по воздуху, но никак не может ухватить.

Четырнадцать лет назад.

Лемон Меренг рискнул высунуться за кухонную дверь и спрятался, пока дочери его не заметили.

— Знаешь, — сказал он жене с улыбкой, прочертившей его обветренное лицо, — я раньше думал, что Дрими может обидеться, что она не единственная в семье, но они неразлучны, правда?

— Это так чудесно, верно? — Пичи Кин положила голову мужу на шею, прислушиваясь к звукам из соседней комнаты. — Ах, какая у нас счастливая жизнь.

Лемон Дримс осторожно укачивала сестру в копытах, удивляясь теплу её крошечного тела.

— Ты моё солнышко, — пела она тихо, касаясь носом её лба. — Тёплый лучик, ты мне радость несёшь, когда мрачны небеса.

Саншайн агукнула, размахивая копытцем. Лемон Дримс мягко боднула его в ответ.

— Никогда тебе, дорогая, не узнать, как же дорога ты мне. Не забирайте, прошу вас, моё солнышко от меня никогда.

Каждую ночь в течение последних десяти лет.

Во сне, во тьме что-то падает, кувыркаясь в бесконечности. Лемон Дримс протягивает копыта, но оно слишком далеко. Она плывет к нему по воздуху, но никак не может ухватить. Она напрягает глаза во мраке, отчаянно пытаясь разглядеть, что же это такое.

Одиннадцать лет назад.

— Агрх, почти получилось! — Саншайн неуверенно качалась на ветке, всё ближе и ближе подбираясь к бабочке, которая сидела на зрелом, сочном лимоне и лениво помахивала крыльями на лёгком вечернем ветерке. Она сосредоточилась на движении ползком вперёд, изо всех сил стараясь не смотреть на землю. Пока она карабкалась на дерево, земля казалась не так уж далеко, но стоило ей глянуть вниз, открывающийся вид пугал, заставляя голову кружиться, а тошноту — подступать к горлу. Но она знала, что ничего плохого с ней случиться не может.

— Слезай оттуда! — Лемон Дримс строго уставилась на сестру, едва различимую за листвой лимонного дерева. — Мама с папой сказали, что тебе нельзя лазить на деревья!

Она поставила копыто на ствол, словно сама собралась лезть, но передумала и отошла.

— Ты слишком тяжелая!

— А вот и нет! — пискнула в ответ Саншайн и села на задние ноги, внимательно глядя на бабочку в ожидании лучшего момента для прыжка. Быстрая как молния, она метнулась вперёд, открыв рот, чтобы ухватить бабочку за крыло. Она поняла свою ошибку слишком поздно, когда всем своим весом приземлилась на край ветки. Та мгновенно треснула и полетела вместе с ней к земле в потоке сломанных веточек и листьев. А бабочка же вспорхнула в воздух, будто насмехаясь над её падением.

Саншайн не успела даже вскрикнуть, как земля бросилась ей навстречу. Впрочем, падение резко остановилось: пара сильных копыт возникла будто из ниоткуда, и Саншайн упала на сестру, запутавшись в своих и её ногах.

— Тьфу! — Лемон Дримс выплюнула попавшую в рот гриву Саншайн и, поставив маленькую кобылку на землю, поглядела на неё с укором. — Я говорила тебе! Говорила! Деревья не для прыжков и охоты на бабочек!

Саншайн сморщила нос, размахивая хвостом из стороны в сторону и провожая взглядом порхающую в солнечных лучах бабочку. В конце концов ей пришлось отвернуться, жмурясь из-за слепящего света.

— Я знаю, Лемми, я знаю! — пискнула она.

— Хорошо! — Лемон Дримс потрепала сестре волосы и обняла. — Помни, в следующий раз ты должна слушаться меня!

— Я знаю! — ещё раз пробормотала Саншайн, уткнувшись взлохмаченной гривой сестре в бок, а потом широко улыбнувшись. — Когда я вырасту, я стану как ты! Ты самая лучшая-наилучшая пони!

— Нее, это чушь! Не говори глупости! — Лемон Дримс подняла голову, демонстративно разглядывая висящие лимоны, но на самом деле пряча широкую улыбку. Её сердце переполняла гордость.

Каждую ночь в течение последних десяти лет.

Во сне, во тьме что-то падает, кувыркаясь в бесконечности. Лемон Дримс протягивает копыта, но оно слишком далеко. Она плывет к нему по воздуху, но никак не может ухватить. Она напрягает глаза во мраке, отчаянно пытаясь разглядеть, что же это такое. Фигура в темноте обретает кристальную чёткость.

Десять лет назад.

— С днем рождения, Лемон Дримс!

Лемон Дримс пискнула от восторга: на неё сверху пролился дождь серпантина и разноцветных шариков, а потому она поскорее прогнала сон из глаз и поправила гриву, чтобы выглядеть более прилично.

— О, не нужно было! — она улыбнулась от уха до уха и неуверенно оглядела семейную гостиную, которая была пугающе лишена подарков. — Вы? Я имею в виду, вы не должны были, но вы сделали, да?

Родители Лемон Дримс кивнули друг другу и, ухмыльнувшись, расступились, открыв стоящую за ними маленькую кобылку, наполовину покрытую скотчем и подарочной бумагой; на её спине лежала штуковина, подозрительно напоминающая большого желтого воздушного змея.

— Спорим, ты ни за что не догадаешься, что это такое! — крикнула Саншайн, помахав сестре. Неосторожным движением копыта она надорвала немного упаковку на змее и неуверенно улыбнулась.

Лемон Дримс подошла и отцепила змея от спины сестры. Обёрточная бумага упала, укрыв Саншайн как саваном.

— Ого! Это же воздушный змей! — с притворным удивлением сказала она, осмотрев его на повреждения и сорвав оставшиеся куски липкой ленты. — Как вы догадались?

Саншайн энергично замотала головой, скидывая с себя бумагу.

— Потому что ты об этом постоянно говоришь! А я хорошо умею слушать! — она наморщила нос, отрывая особенно липкую ленту. — А ещё мы сделали ванильные пирожные на ланч, твои любимые, но это сюрприз.

Поняв, что проговорилась, Саншайн медленно сунула копыто в рот и попыталась спрятаться.

Внимательно изучив воздушного змея, Лемон Дримс посмотрела на родителей горящими глазами.

— Могу я разок запустить змея? Я не долго, обещаю!

Родители быстро переглянулись, и Лемон Меринг кивнул, заботливо похлопав Лемон Дримс по спине.

— Конечно. Ты теперь большая кобылка. Главное вернись до обеда. Мама всё утро пекла тебе праздничный торт.

— Обязательно! — Лемон Дримс подскочила и быстро обняла родителей. — Не волнуйтесь, я просто хочу посмотреть как он летает.

— Я тоже! — Саншайн схватила ртом змея, смяв ленту, украшающую его хвост. — Я тоже!

Лемон Меринг закатил глаза и рассмеялся.

— Идите уже, негодяйки. Чтобы вернулись через час, и не ходите дальше парка.

Когда отец закончил говорить, Лемон Дримс была уже на полпути к двери, а воздушный змей триумфально покоился на её спине.

— Не волнуйся, не пойдём! — солгала она.

---

— Лемми! — захныкала Саншайн, когда две пони подбежали к поросшему травой краю обрыва и ветер растрепал ей гриву по лицу. — Это не парк! Я думала, мы идем в парк!

Лемон Дримс выставила копыто, чтобы остановить сестру и хитро улыбнулась.

— Это не парк, это лучше, чем парк! В парке ветра нет, а здесь, в Жутком ущелье, он дует всегда!

Она взвесила змея, наблюдая, как желтая ткань натягивается на ветру. Вой ветра, дующего в ущелье, напоминал вопль тысяч банши, но восходящий поток делал его идеальным местом, чтобы быстро запустить змея в небеса. Как только она увидела его, то сразу поняла, что он создан для неё; она представила, как гордо будет реять в воздухе этот красивый бумажный ромб, как будет выписывать бочки и танцевать в небесах. Нельзя было терять времени.

— Куда мы пойдём? – Саншайн снова стала жевать ткань змея. — Мне он нравится, — пробормотала она набитым тканью ртом, — потому что ленточки похожи на бабочек. Я хочу, чтобы они летали!

Лемон Дримс аккуратно разжала сестре челюсти и осторожно забрала змея, проверив промокшую от слюны нитку на предмет повреждений. К счастью, их не было.

— Нет, стой здесь! — приказала она. — Оставайся здесь и следи за мной, туда вниз можно только большим пони.

Проигнорировав протесты Саншайн, Лемон Дримс начала спускаться вниз, к краю ущелья. Трава с прошлой ночи была еще мокрой, а потому Лемон Дримс заскользила на несколько головокружительных секунд на притаившейся в траве луже грязи. Несколько волнительных мгновений спустя, она съехала на середину холма, стараясь удержаться на ногах и не угодить в зияющую бездну ущелья, от которой не отрывала все это время взгляда.

Она нерешительно подняла змея, который тут же натянулся от могучего порыва ветра из пропасти. Всё было идеально. Она бросила быстрый взгляд на вершину холма, где её ждала сестра, которой, судя по всему, было куда интереснее следить за летающей вокруг своей головы бабочкой. После чего Лемон Дримс пошла вдоль середины склона в поисках подходящего места, чтобы разогнаться и запустить змея.

Не успела она пройти и пятидесяти метров, как услышала крик. Змей выпал изо рта и покатился в сторону, в тот кратчайший миг, когда все в ее жизни встало с ног на голову. Маленькое жёлто-оранжевое пятно, испуганно крича, катилось вниз по склону, кувыркаясь через голову и беспомощно размахивая ногами в попытке остановиться.

— Лемми! — панический крик Саншайн удивительно отчетливо звучал сквозь свист ветра. — Лемми!

— Саншайн! Не волнуйся, я здесь! — Лемон Дримс не могла оторвать глаз от сестры, катящейся с холма к краю ущелья, совсем позабыв про воздушного змея. Мгновенно распрямив ноги, она рванула через холм, к сестре и краю пропасти. В отчаянии она смотрела только вперед и разглядела лишь на кратчайшее мгновенье лицо сестры, которая кувыркалась через голову, катясь вниз всё быстрее и быстрее.

— Лемми!

— Не бойся! — услышала собственный крик Лемон Дримс, спотыкаясь и поскальзываясь на траве, выжимая из себя всё, чтобы добежать до цели.

— Лемми!

Саншайн была маленькой и лёгкой; она летела вниз почти без труда, кувыркаясь быстрее и быстрее, пока не превратилась в смазанное жёлто-оранжевое пятно, несущееся прямиком в сторону ущелья. Лемон Дримс, впрочем, тоже была быстра: она использовала свой вес, чтобы ускориться на спуске с холма. Она стремительно неслась к краю ущелья, чувствуя, как сердце колотится почти до боли. Но боль не замедлила её. Только скорость имела значение, больше ничего.

— Лемми!

Крики Саншайн эхом отдавались в голове, пока она приближалась и, несясь вниз, поскальзывалась на траве и грязи, оставляя в земле глубокие борозды. Она протянула копыто сестре, до которой остались жалкие футы.

— Не волнуйся, Саншайн, я поймаю тебя!

Но заросший травой склон неожиданно оборвался в обрамлённую камнем пустоту. Лемон Дримс подпрыгнула. Капли пота бисеринками катились по лицу, а передние копыта судорожно метнулись в воздух, чтобы схватить сестру.

Но этого оказалось мало.

Лемон Дримс рухнула в нескольких дюймах от обрыва, а её сестра беспомощно плыла в воздухе, выделяясь силуэтом на фоне черной пустоты и выкрикивая её имя. Последнее, что она увидела — это глаза сестры, широко раскрытые и и смотрящие на неё в ужасе, пока та стремительно неслась вниз, в темноту.

И потом, к своему вечному стыду, она отвела взгляд.

Каждую ночь в течение последних десяти лет.

Во сне, во тьме что-то падает, кувыркаясь в бесконечности. Лемон Дримс протягивает копыта, но оно слишком далеко. Она плывет к нему по воздуху, но никак не может ухватить. Она напрягает глаза во мраке, отчаянно пытаясь разглядеть, что же это такое. Фигура в темноте обретает кристальную чёткость.

И это её сестра.

Восемь лет назад.

Она ничего не могла сделать. Так они ей сказали. Это несчастный случай. И в нем нет её вины. Многие её утешали, говорили, что даже самый быстрый пони не смог бы поймать её сестру.

Но когда каждый раз на смену спокойным вечерам в кругу семьи приходили беззвучные рыдания родителей в ночной тишине спящего дома, она понимала, что все это ложь.

Мир стал холодным без Саншайн. Все казались такими далёкими. И Лемон Дримс знала, что это её вина, что она не справилась.

На это ушло два года. Два года она тайно пробиралась к жуткому ущелью с корзиной лимонов и скатывала их друг за другом вниз, чтобы броситься им наперерез и доказать самой себе, что она могла поймать. Что это было возможно.

И это было возможно.

— Я смогла, — хрипло прошептала Лемон Дримс, раскачиваясь в шоке и прижимая идеальный лимон к груди. — Я всегда знала, что могу. Знала, что могу поймать.

Коппер смотрела то на лимон, то на Лемон Дримс, начиная понимать.

— Нет! — твердо сказала она, упёршись копытом в плечо Лемон Дримс и рискнув взглянуть вниз, в ущелье. — Нет! Это ничего не значит, слышишь? Ни-че-го!

Лемон Дримс не слушала Коппер, словно её и не было. Она то ли отошла, то ли отшатнулась от подруги, аккуратно держа лимон перед собой.

— Я сделала это… — она подняла лицо вверх, глядя в серое небо, с которого начали накрапывать первые капли дождя.

Сквозь странный туман в голове она смутно слышала голос Коппер, но не обращала внимания, убегая в темноту сгущающейся ночи. Это правда. Всё это правда. Она заслужила то, что получила, потому что это всё её вина.

Мысли грохотали в голове, пока она шла сквозь сгущающийся шторм. Дождь хлестал по лицу, и она не чувствовала, где кончаются слезы, и где начинается дождь. Вечер в итоге стал ночью, а юная кобылка просто брела вперед, не обращая внимания ни на мокрую шкуру, ни на покрывающую её до макушки грязь. Всё это не имело значения.

В конце концов она добралась до дома. Встав в семейном саду, она смотрела в тёплый манящий свет окон и чуяла запахи готовящейся еды, доносящиеся по холодному воздуху. Это не для неё. Она знала, что не может вернуться, знала, что не достойна, только не после того, что она сделала.

Казалось, прошла целая вечность, пока Лемон Дримс сидела в грязном саду, глядя на дом сквозь спутанную гриву, упавшую ей на лицо, а затем откинула голову назад и завопила в небеса от боли, переполнившей её разбитое сердце. Сотрясаясь всем телом от рыданий, она почувствовала, что лимон всё ещё прижат к груди, и она обняла его крепче.

Она неуверенно посмотрела на него. Он лежал у её тёплой груди, целый и невредимый. Она спасла его. Все было в порядке. Лемон Дримс медленно отвернулась от огней дома и, вскарабкавшись по грубому, мокрому стволу ближайшего лимонного дерева, устроилась на нижней ветке.

— Всё хорошо, — прошептала она лимону. — Я тебя спасла. Всё будет хорошо.

А дождь продолжал идти.

Сейчас…