Врата
III.Плач умирающих листьев
Пони – добрые создания, но я не учёл одного – фактора неожиданности. Добро обернётся злом лишь за одно утро, а я почувствую себя пешкой, которая ничего не решает.
После хорошего сна следовало пробуждение, довольно трудное пробуждение. Я уже и забыл о том, каково это: пригретая головой подушка шепчет на ушко сладкие колыбельные и жалобно просит не уходить, подремать подольше, да только вот я понимаю, что надо прекращать и снова погрузиться в мир собственных мыслей. Я хочу оставить после себя больше, чем сейчас, я хочу заполнить книжку своими мыслями, лечь на неё всем телом, расписать каждую страничку не смотря на то, прочитает ли потом кто-то мои бредни или нет. С ума сошёл и не заметил, оглянулся, не поверил.
Фух… вдох, выдох, вдох, выдох, встал, оделся, сделал зарядку и лёг обратно на свой матрас. Снова книжка и перо в руках и я снова начинаю что-то записывать:
Если бы мне раньше сказали, что я окажусь в таком месте как Эквестрия, в стране, населённой добрыми пони, то я бы рассмеялся тому в лицо, а затем развернулся и демонстративно бросил фразу «Да пошёл ты!». Сам не верю во всё это, но в то же время и верю. Это как видеть перед собой оптическую иллюзию, но в то же время она вполне реальна и её можно даже потрогать рукой, почувствовать её. Использую самообман, дабы не потерять нить реальности и вроде бы получается, только организм немного сопротивляется, создавая свою вселенную, со своими законами, порядками и народом.
То ли мне становиться хуже и я начинаю заболевать, то ли я привязался к Эквестрии и не хочу её покидать, не знаю. Это как конфликт между двумя людьми – он обязательно найдёт отражение в третьем. Два непохожих друг на друга желания так и хотят вырвать коврик из-под моих ног, но я на нём не стою, я над ним сижу на коленях и читаю своеобразную молитву, мантру к самому себе и своему духу. Как его при таких условиях можно вырвать из-под ног? Этот вопрос можно задавать хоть первому встречному, но вряд ли он найдёт в потёмках чужого разума истину, скорее выдвинет очередное предположение, которое послушно отправится в шкаф к остальным скелетам.
Разум подобен крепости, врата которой распахнуты, а стража погрязла в беспутстве. Эта фраза сейчас очень хорошо, как никакая другая, отражает моё общее состояние. Достижение эмоционального катарсиса (чистоты) не представляется возможным, есть только дисбаланс, дисгармония. Начинаю понемногу ассоциировать себя с Духом Хаоса, Дискордом, но так же и прослеживаю нить с неживой материей, с бездушными роботами или подобными им. Своеобразная живая материя, имеющая эмоции, душу и жизнь, но в то же время и отдающая холодным, грубым металлом и потоками энергии, которые поддерживают в этой машине жизнь. Не помешала бы ещё одна прогулка по саду или же сон, чистый и нетронутый бредом сон.
Я отложил книгу в сторону и подошёл к окну. Глубокая и чистая ночь, только несколько одиноких чёрных тучек курсируют по ночному небу, закрывая собой звёзды и различные созвездия. Так хочется дотянуться до всего этого рукой, но стоит только ей приблизиться к решётке, как она в порыве рефлексов отскакивает от боли назад, а другая рука держит страдальца. Луна… просто луна… она приятно светит, отдаёт серебром и мелом, но так осторожно, как будто боится кому-то навредить и медленно, словно задумавшийся над законами мироздания философ, танцует свой собственный вальс.
Ложусь обратно на матрас, прикрываю глаза и засыпаю…
Стало немного легче, мысли снова вернули себе свой прежний ход и не собираются обратно запутываться. Это просто маленький котёнок взял клубок ниток, который не принадлежал ему и начал с ним играться так, как будто это его последняя игра в жизни. Всё же немного апатии остаётся, но она не такая уж и существенная, слабая и не сильно затрагивающая жизненные аспекты.
Я отложил книгу в сторону, захлопнул её и больше не хочу открывать и делать какие-либо записи, ибо всё, что пожелало быть записанным, давно чернильными буквами уже лежит там, изложено понятным русским языком, который пони, на удивление, понимают, как родной. Преодоление языковых барьеров оказалось не тем, над чем мне стоило беспокоиться в первую очередь, скорее это дело второго, третьего, а то и четвёртого порядка. Эквестрийский язык оказался таким же, как и русский, включая всю орфографию, пунктуацию и прочие разделы, но так же всплыл и довольно банальный вопрос: может они знают все человеческие языки, даже мёртвые? Слишком много лишних вопросов, да и всё можно списать на магию.
Просто лежу на матрасе, укрывшись одеялом. Жду гостей, жду когда за мной кто-нибудь придёт и заберёт, но каждая секунда становится похожа на вечность – слишком медленно. Хочу домой, но в то же время и не хочу, как будто так и надо, как будто предо мной поставили два непрозрачных стакана и в одном из них лежит заветный шарик, а я должен найти его. Тут добавляется третий стакан, а затем на мгновение из-под одного из стаканчиков показывается шарик и чьи-то руки начинают все мешать, пряча этот спасительный шарик от глаз. Не рискну выбирать, ибо знаю, что ошибусь, а ошибка дорогого стоит.
Я закрыл глаза, а затем помотал головой из стороны в сторону. Не помогло, время всё так же медленно идёт, ползёт как черепаха и даже не думает ускоряться. Вздох. Хочу взять книгу и ещё что-нибудь написать, но одёргиваю себя и ухожу в мир собственных грёз. Тихий стук в дверь вырывает меня оттуда и заставляет невольно улыбнуться.
-Входи. – произнёс я и взял со стола книгу, а затем быстренько её пролистал. Всё на месте, ни один листочек не потерялся.
Это была Флаттершай. Она тихонечко вошла в комнату и закрыла за собой дверь, а затем села на матрас. Её выражение мордочки было довольно странным: оно одновременно выражало и радость, но в то же время и печаль, и я, пожалуй, знаю почему – я. Именно я и являюсь причиной столь странных перемен, но никакой… любви, просто привязанность, просто дружба. Робкой пегасочке довольно трудно заводить новых друзей, а если уже и завела, то потом больно отпустить. Мне стало её жалко, но ничего не изменишь.
-Как ты? – неуверенно спросила Флаттершай и достала из своей седельной сумки небольшую книжку.
-Хорошо. – спокойно ответил я и лёг на матрас, а затем прикрыл глаза.
Мы часто становимся жертвами собственного эгоизма и даже тщеславия, но какова будет наша природа без того, что заложено на генетическом уровне? На безе первородных инстинктов и повадков? Традиций и обычаев? Эгоизм невозможно убрать, его можно только притупить, заглушить, как глушат сильную боль обезболивающим. Я стал жертвой обстоятельств и собственного эгоизма, а они мне всегда твердили одно и то же – это не твой мир! Эквестрия – это не твой мир! Тебе тут не место! Ты же не хочешь нарушить и без того хрупкий баланс сил во вселенной? Эти аргументы, приводимые сознанием, я счёл очень вескими и не подумал о том, что же я здесь оставлю после себя? Как я изменюсь после всего этого сам, и что будет с… Флаттершай? Что будет с ней? Что будет со мной? Чёрт!
-Это… это тебе… — Флаттершай протянула мне книжку, и я её послушно взял рукой, а когда собирался открыть, то копыто меня остановило. – Прочти её после того, как я уйду, хорошо?
Я согласно кивнул и положил её книжку на стол, а затем отдал свою, и Флаттершай решила сразу её открыть, но я её остановил рукой.
-Не сейчас, не хочу смотреть, как ты смеёшься над мои бредом.
Флаттершай положила книжку в сумку, а затем сказала спокойным голосом одну единственную фразу, которая вышибла у меня из-под ног коврик, но я не упал:
-Может ты здесь останешься?
-Нет, Флаттершай, не могу… — на её лице навернулся одинокая слезинка, слезинка печали. – Пойми, но мне здесь не место, я не из этого мира и я здесь просто не смогу прижиться.
Я не говорил никому, что человек ест мясо. Я не хотел ловить на себе косые взгляды и ненависть со стороны пони, не хотел носить на себе робу отверженного и все эти три дня сдерживал в себе жестокое чувство мясного голода. Стану вегетарианцем, как вернусь на Землю и точка, да и зачатки уже к этому даны.
-Я… я понимаю. – Флаттершай кивнула, а затем свернулась на матрасе в комочек и тихонько заплакала.
Такое милое и невинное создание, которое… я даже не знаю…
-Не надо врать, Флаттершай. – я взял пегаску на руки и принялся гладить её гриву. По её телу пробежала дрожь, а шерсть тихонечко вставала дыбом, как будто по ней пробегали лёгкие разряды статического электричества. – Я вижу, что тебе тяжело, и ты не хочешь того, что бы я ушёл, не хочешь всего этого, не хочешь боли от расставания, но я… — я пытался сдержаться, пытался не заплакать, но не смог. – Мне искренне жаль, Флаттершай, но моё место не здесь, моё место там, на Земле, но я по праву могу назвать Эквестрию своим вторым домом.
-Пожалуйста, не уходи…
Изворачивайся.
-Я хотел бы, но не могу…
Тяжело, больно, плохо, тошно. Лучше бы я тогда умер и они бы меня не поймали, а я бы просто не смог причинить столько боли Флаттершай, сколько причиняю сейчас. А если бы тогда было хуже? Если бы она и вовсе в себе тогда закрылась, даже не узнав, кто я на самом деле? Она любит животных, и заботиться о каждом из них, будто это злая мантикора, или же кокатрикс с его каменным взглядом (мне об этом рассказала сама Флаттершай). Такое чистое создание.
-Давай оставим слёзы и поговорим…
Флаттершай согласно кивнула, а затем слезла с моего плеча вернулась обратно на матрас и вытерла слёзы. Она немного успокоилась, но внутри всё же оставалось гнетущее чувство потерянности, оторванности от реального мира и печали. Расставания всегда трудно даются, но иначе никак. Жестокий парадокс, жестокий закон.
В течение всего дня я разговаривал с Флаттершай на самые разные темы, какие только могли появиться. Мы говорили о животных, о доме, о семье, о жизненных ценностях и прочем. Это был приятный разговор, последний приятный разговор. Она ушла глубоко вечером, а я остался наедине с собой и осознанием того, что сегодня я вряд ли вернусь на Землю. Я лёг спать, так ни разу и не открыв книжку, подаренную мне Флаттершай, я просто не смог это сделать, по крайней мере, сейчас.
Неужели всё? Неужели домой? Ещё нет. Принцессы мне ничего не говорят, хотя уже прошло три дня и идёт четвёртый. Солнце занимает своё положенное место и постепенно окрашивает небо в свои утренние тона, а луна лениво и нехотя отступает в царство снов.
Я посмотрел на книжку, послушно лежащую на столе и ожидающую того, что её вскоре кто-то откроет. Небольшая книжка в серебряной обложке, примерно в сотню листов, а в ней хранятся мысли Флаттершай, её внутренние переживания и мечты, с которыми она хотела поделиться, но только со мной.
Тишина. Я взял листочек, единственный оставшийся листочек, который был вырван на всякий случай и принялся дрожащей рукой писать всякую чушь, до которой только мозг может додуматься:
Я не люблю молчание – оно медленно и верно убивает, как яд змеи, пригретой на боку и вскормленной заботливым хозяином, державшим свою любимицу вне террариума. Я привык к одиночеству, но лишь сейчас понимаю, что оно не делает мне чести, а лишь усугубляет ситуацию. Внутри что-то ломается, может кости? Сначала появляется трещина, а потом слышится губительный хруст и внутри всё подкашивается. К чему все эти тайны? К чему вся ложь и фальш? Вы подарили мне надежду, а сейчас её забрали обратно, как будто, так и надо. Чувствую себя куклой, брошенной кукловодом и променявшей её на другую, более новую, совершенную, идеальную! Ненависть…
С последним словом дверь в мою темницу отворилась со тихим скрипом, но никто и не подумал заходить. Почему? Обычно на двери стоит магическая защита, которая и вовсе не позволит её открыть как снаружи, так и изнутри, пока не придёт Луна и не снимет её. Что-то тут явно не так.
С одной стороны мне представилась хорошая возможность прогуляться, но с другой закопошилось гнетущее чувство того, что с Луной что-то произошло, но для меня не это было главным. Флаттершай – вот кто имеет для меня большее значение во всей этой зарождающейся истории. Если с ней что-нибудь случится, то я себе этого никогда не прощу и не прощу другим.
Я собрался с силами и покинул свою клетку, которая послушно выпустила меня, даже и не подумав сопротивляться. Вокруг никого не было, совершенно никого и даже прислужников, стражи или же дворецких, голоса которых я иногда слышал за дверью. Совершенно ничего, только довольно светлый интерьер говорил о том, что тут всё же кто-то иногда ходит. Голубой длинный ковёр с золотым шитьём, постаменты с вазами и бюстами каких-то неизвестных пони, подсвечники на стенах, горящие не от огня, а от самоцветов (магия). В воздухе витал лёгкий аромат лаванды и шёл он откуда-то из глубины дворца.
Это, конечно, вполне стандартный аромат для таких вот дворцов (аромат правящей персоны), но здесь, в его тонах ощущалось нечто зловещее, нечто коварное и явно не доброе. Я начал немного побаиваться всего этого. По телу пробежал легион мурашек, а на лбу проступил холодный пот – тут явно что-то случилось и я чувствую себя слепым котёнком, который потерялся во тьме и не может найти дорогу домой. Страх.
Я пошёл вслед за этим ароматом, но медленно, крадучись и изредка оборачиваясь, пытаясь высмотреть возможных стражников или же прислуг, но говорить с кем-то из них не очень-то и горело желание, а то неизвестно что ещё будет.
Пони – добрые создания, но тут невольно отметаешь всё это, когда вспоминаешь какими люди бывают обманчивы и жестоки, как могут пускать пыль в глаза, а потом отрицать свою вину и делать такой вид, как будто ничего не произошло. Это всё нагнетание, сгущение реальных красок, да только вот внутренние чувства упорно твердят, что не стоит кому-то доверять, даже если они тебе желают добра, и держать ушки на макушке.
Я спрятался в тени, услышав стук чего-то тяжёлого о каменный пол. Захочешь жить, то непременно спрячешься в ближайшем углу и невольно начнёшь подслушивать то, о чём переговариваются между собой два одиноких стражника.
-Так, в какой комнате сидит это создание, которое мы должны привести Селестии? – поинтересовался один стражник у другого.
Тот недовольно фыркнул, и уже было хотел дать своему нерадивому напарнику в лоб, но сдержался и удручённо выдохнул.
-Скоро, через пару коридоров и налево.
Далеко я не ушёл, всего побродил примерно минуту, а это значит, что у меня есть довольно маленький запас времени для того, что бы как можно быстрее взять свои ноги и слинять отсюда без шума и пыли, не смотря на то, что Селестия «приказала». Она-то приказала, но я не чувствую во всём этом ничего доброго… в моей руке оказалась записка, завёрнутая в свиток и я поспешил её тут же аккуратно открыть:
Беги отсюда! Беги из дворца и спрячься в Вечнодиком лесу! Я найду тебя, как всё утихнет. Селестия взбунтовалась и хочет убить тебя, и я не знаю почему, но сердечно тебя прошу, покинь дворец и спрячься. Дверь открыта для тебя, но ненадолго – она быстро закроется и задержит стражников.
Письмо немного запоздало, но в то же время и дало мне понять, что я не зря доверился чувствам и свалил из «тюрьмы». Дверь закроется… не думаю, что это надолго задержит стражников – они или побегут к Селестии за помощью, или же она им уже дала какую-то штучку для разрушения магического барьера.
Как только стражники скрылись за углом, я поспешил покинуть своё укрытие и отправиться дальше по дворцу. Была проблема лишь в одном – я не знаю схему дворца, и где что может находиться здесь («загадочный спаситель» мне не дал подсказки). Буду выглядывать в окна, и выстраивать с их помощью наиболее благоприятный маршрут, который поможет как можно быстрее добраться до точки прибытия (в Вечнодиком лесу меня и выбросило тогда).
Окошко первое. Я выглянул в него и ничего особо не приметил, кроме одного – небо. Оно окрасилось в оранжевый цвет, даже были и красные полосы, которые словно бельмо на глазу врезались в эту картину. Это не было похоже на закат или же на необычный рассвет, скорее на вмешательство какой-то силы в естественные процессы матушки-природы, с которой лучше не шутить, а то она больно может ответить. Цунами, землетрясения, наводнения, извержение вулканов и прочее… От таких мыслей невольно передёрнуло.
Я отпрянул от окна и пошёл дальше по дворцу, петляя по этим коридорчикам и прячась от различных шорохов, которые раздавались с разных сторон и заставляли мурашки становиться на дыбы, а тело немного коротить, как будто удар током получаешь, только довольно слабый. Неприятные ощущения.
Те стражники уже давно пробежали мимо с сумасшедшей скоростью – они всё же смогли пробить барьер, но меня не нашли и теперь как послушные собачки побеждали докладывать Селестии об этом.
Я снова вылез из тени и посмотрел в ещё одно окно. Неверие. Я не поверил увиденному, я не мог во всё это поверить! Вся красота, которая раньше была за окном… она… она просто погибла. Некогда цветущие, живые сады, перестали ими быть, они просто превратились… они стали остовом, скелетом, оставленным некогда вымершим динозавром. Чёрная земля и обугленное дерево, только ещё несколько живых листочков кружат в воздухе, но приземляясь на землю, тут же погибают, сгорают. Они кричат от боли, и этот крик заставил меня скорчиться от приступа мигрени и припасть на одно колено, держась руками за голову.
Я закрыл занавеску, но крики не прекратились, только ослабли. Зелёная листва превращается в пепел и этот предсмертный крик я и слышу, но слышит ли его кто-нибудь ещё кроме меня? Вряд ли… Ещё один приступ головной боли заставил меня и вовсе повалиться на каменный пол. Это слишком сильно, я чуть не потерял сознание от этого, наступила кромешная тьма, и лишь открыв глаза, я понял, что ничего не вижу. Началась паника, я начал вбирать в лёгкие воздух, едва не закричал, но всё же справился и медленно встал на ослабшие ноги. Резкая вспышка и цвета вернулись, и унесли головную боль.
Я снова выглянул в окно, и раздались крики, но они были уже тихие, осторожные, как будто сгорающая листва поняла мои чувства и стала кричать тише, дабы дать мне возможность продолжить свой путь. Занавеска послушно вернулась на своё законное место, и я продолжил идти дальше, попутно запоминая уличные пейзажи. Вся трава медленно, но верно начала покрываться чёрной корочкой и всё больше листвы падало на неё и сгорало, но крики всё так же оставались довольно тихими. Лишь в местах, где лежала плитка, было всё нормально, только ветер не жалел одинокие зелёные листочки и выдувал их на чёрную траву.
Мне стало не по себе от всей этой картины, от всех этих криков, молящих о помощи. Во мне проснулось сострадание и желание помочь, только вот я был беспомощен словно тряпичная кукла, которая не может помочь даже себе. Я от злости врезал кулаком по стене, хотел таким образом немного успокоиться, но успокоения не наступило, только добавилась глухая, ноющая боль в руке. Надо думать о последствиях.
Я пошёл дальше по коридору и нашёл винтовую лестницу, при помощи которой спустился на этаж ниже и пошёл по нему, продолжая играть с окружающим в прятки. Здесь всё было почти так же, как и на этаже выше, только вот добавились гобелены с различной геральдикой и изображениями. На одном из них был даже герб Эквестрии – слияния луны и солнца (луна слева, а солнце – справа и вместе они образуют своеобразный союз).
В одну секунду этот гобелен оказался на мне, да ещё и металлическая трубка, которая держала его на стене, чуть не заехала по голове (вот весело было бы, если бы она взяла чуть левее). Я выбрался из-под гобелена и онемел от шока. Впереди была одна пони, с которой я сейчас совсем не хотел видеться – Селестия. Эти очертания четырёхцветной плавающей по воздуху гривы, практически белоснежная шерсть, длинный рог во лбу и крылья по бокам, а так же кьютимарка в виде солнца (да, я знаю о кьютимарках). Мы встретились практически нос к носу, и прятаться мне было абсолютно бесполезно, только вот язык так и хотел сказать какую-нибудь гадость.
-Дмитрий, это вы, а я как раз вас искала. – произнесла солнечная принцесса спокойным, но в то же время и немного радостным голосом.
Я вышел из ступора, а затем развернулся и побежал, как будто за мной погнался сам дьявол.
-А я вас нет!
Она не видела, что я видел, что он сорвала при помощи телекинеза гобелен и попыталась состроить невинность, только вот уже было поздно – меня предупредили, да и стражники ясно дали понять, что ничего хорошего ждать не придётся.
-Я тебя поймаю!
Селестия оказалась передо мной, но я не растерялся и прошмыгнул под её копытами, прокатившись на животе, а затем быстро встал и продолжил бег. Эта зараза многоарсенальная будет меня ловить по всему дворцу, пока не поймает, но я без боя сдаваться не собираюсь. Рыбка хочет немного побарахтаться перед тем, как оказаться у рыбака в сковородке.
Я свернул за угол, но эта пони даже не собиралась меня отпускать – она взмахнула крыльями и взлетела, а затем резко спикировала вниз. Вспышка новой головной боли заставила меня остановиться, застыть на месте как статую. Таких вспышек у меня ещё никогда не было, они были необычные, неестественные, вызванные магией или чем-нибудь ещё. Я не могу понять всего этого, но знаю лишь одно – надо бежать и…
Из-за моей резкой остановки Селестия не смогла задеть меня и полетела дальше, только её посадка была не такой уж и мягкой – она врезалась в пол и начала собирать ковёр, а я упал и чуть не ударился головой. Весело, слишком весело, только вот не смешно. Селестии ничего не будет после этого – магия подлатает, ослабит боль от синяков и вернёт шерсти первозданный блеск, только это не излечит душу, да там и лечить нечего, наверное.
Немного проморгавшись, я развернулся и тут же поспешил свернуть в ближайший коридор, а там и заскочить в одну из многочисленных комнат, прикрыв за собой дверь. Я даже не получил отдышку от всего это короткого, но сумасшедшего забега, хотя обычно даже такой спринт отнимает достаточно сил.
Впору уже задаться вопросом: что со мной? Пока мне это всё помогает, то грех не попользоваться этим себе во благо и Селестии во вред, но какими будут последствия после этого? Это не похоже на помощь Луны или кого-либо ещё, это как будто организм задействовал все внутренние резервы, но адреналинового прилива нет. Над этим стоит подумать, но попозже, когда сбегу от сумасшедшей принцессы.
Быстро окинув взглядом комнату, я выглянул в окно и начал искать пути к отступлению. Прямо, внизу только чёрная трава, справа каменная плитка, но до неё очень далеко, слева пропасть, а под ней озеро. До пропасти ближе, всего около пятнадцати метров, а я смогу допрыгнуть до туда, нужна идея. Окинув взглядом комнату ещё раз, она пришла сама собой: если использовать занавески и постельное бельё, то можно связать себе своеобразный канат и при помощи него пробежаться по стене и прыгнуть в озеро.
Вариант для самоубийцы, равносильный тому, что человек упадёт с высоты в полкилометра. Смерть неминуема и не нужно строить каких-либо иллюзий, считать, что она пройдёт мимо и пощадит, что всё будет нормально, что вернётся прежняя жизнь. Это всё блеф, фальш и глупые иллюзии. Уже ничего не будет прежним, и старые шрамы не залечишь, а новые только прикроешь, притупишь боль, но не спрячешься от неё.
Занавесочки в узелок, да покрепче… ооу. Примерно в двух комнатах от моей (в первой, если правильно рассчитать), начал твориться самый настоящий хаос – деревянная мебель стала летать и разбиваться о стены с жутким треском, вся одежда начала рваться, и я это слышал, слышал так, как будто находился в соседней комнате, только снова не мог понять почему. Да что это со мной? Нет времени думать.
-Иди сюда, я тебя не убью!
Если бы Селестия действительно не хотела меня убивать, то не начала бы ловить меня и громить комнаты. Как можно доверять тому, кто идёт за тобой и оставляет только разрушение? Мало кто бы доверял и в этот раз я вынужден пойти согласно стадному инстинкту, но держась подальше от пастуха и её гипнотизирующей флейты, а так же своры послушных псов, готовых вернуть заблудшую овечку обратно в стадо. Прикинься волком в овечьей шкуре и тогда шансов будет больше, а если обнаружат, то приготовься дать отпор.
Постельное и занавески. Я слышу из-за стены, как Селестия осыпает меня проклятиями, злобно рычит, показывая свой гнев и ненависть ко мне, отдалённо веющую расизмом. Она – пони, аликорн, полубог, а я – человек, пешка, но я так хочу дойти до конца доски и стать ферзём, что готов сделать всё для этого, будто возможное или невозможное. Верёвки оказалось мало, и я полез искать ещё что-нибудь подходящее в шкафу, а за это время Селестия уничтожила ещё одну комнату, и в итоге осталось две.
В шкафу нашлось ещё немного постельного белья, но этого всё равно было мало для того, что бы вылететь из окна и упасть в озеро, не задев какой-нибудь конечностью уступ. Ещё одной комнаты не стало. Всё… тушите свечи, господа! Селестия идёт!
Времени проверять прочность узлов совсем не осталось и, привязав «верёвку» к ножке кровати, я выпрыгнул из окна и как раз вовремя.
Акт первый. Преддверие.
Внизу чёрная трава и я лишь уповаю на одно, а именно на то, что бы кровать выдержала. Самые дурацкие решения принимаются только тогда, когда смерть рядом, когда на горизонте виднеется чёрная мантия и заточенная коса. Эта фигура снимает капюшон и обнажает свою голову, свой череп без плоти и крови, показывает свою беспристрастность ко всему.
Сейчас мне кажется, что я лежу на траве, а Смерть стоит рядом и смотрит на меня. Были бы у неё глаза, то они были бы полны жалости и сострадания, но она явно думает, размышляет, играет со мной и не стремится выносить приговор. Она ждёт, она чего-то ждёт, выжидает…
Акт второй. Столкновение.
Этот полёт не обязан был получиться удачным. Селестия сломала кровать и верёвке больше не за что было держаться, и ножка полетела вслед за мной, чуть не встретившись с головой. Затем я врезался рукой об уступ, и в ней что-то хрустнуло, а затем боль лавиной нахлынула на неё. Стисни зубы и терпи.
В жизни я никогда и ничего себе не ломал, только пару ушибов, которые быстро заживали. Это первый перелом в моей жизни. Это как первая в жизни драка, первые выпавшие молочные зубы или первый поход в кино на последний ряд вместе с девушкой – первые воспоминания навсегда останутся в жизни, и ничем их не сотрёшь, даже ластиком, именуемым молотком.
Антракт. Первый и последний антракт.
Мне едва хватило сил для того, что бы перестать кувыркаться в воздухе и кое-как начать лететь ровно вниз, раскинув руки и ноги.
Двести метров свободного полёта, двести метров свободной тишины и от всего остального, что может обременять мою душу и сердце, мою волю и разум. Я бы ни о чём не думал, но не могу, ибо понимаю, что уже ничего не изменишь, не повернёшь назад, ведь это не часы, которым достаточно просто повернуть стрелки назад.
Акт третий. За несколько секунд до смерти.
Я никогда не думал, что умру таким вот образом, что просто упаду и разобьюсь насмерть. Сколько мне бы люди больно не делали, я терпел и не думал о самоубийстве, а сейчас убил себя. Возможные предполагаемые варианты смерти: старость, болезнь, нож, газ, шальная пуля или же преднамеренная, утопление и прочее, но не самоубийство.
Перед глазами пролетела вся жизнь, вся чёртова жизнь! Все грехи, все хорошие поступки, всё! Я – идиот, возомнивший себя каким-то сверхчеловеком, который может всё и даже больше, но какой из всего этого следует вывод? Я – раб эгоизма, своего собственного эгоизма, который поработил меня, подчинил и не позволил узреть истину вовремя, не позволил понять ценность отношений, ценности дружбы, которые Флаттершай пыталась мне привить, но осторожно, что бы я не заметил. У неё это получилось и теперь… теперь я лишь тень от того, кем был раньше, кем был до Эквестрии.
Эпилог. Врата.
Флаттершай, прости меня, прости меня за всё.
Я закрыл глаза, а затем почувствовал воду, эту холодную, практически ледяную воду. Сначала живот и лицо, а затем и всё тело отключилось. Человечек не пожелал быть утопленником, но стал им, окунувшись в этот жестокий мир, полный рыб и грехов.
Холод… мне холодно… я умираю… конец, он рядом, он ближе чем я… думал. Захлебнулся, получил множество переломов, умер.
Мне показалось. Я потерял сознание от сильного удара, но не умер из-за того, что вмешалась магия – тёмно-синий пузырь спас от верной смерти, только вот если бы он ещё смог заглушить сильную боль в руке.
Он услышал мою мысль, и небольшой поток потянулся к сломанной руке, а затем обволок её и исчез, как и пузырь. Боль ушла, и я начал всплывать, медленно и не спеша, дабы избежать кессонной болезни. Селестия? Её стража? Они могут поджидать наверху, но хочется надеяться на то, что я просто сам себе накрутил, и никого там нет, может кроме Луны.
Глубокий вдох. Всплытие. Помутнение в глазах и разуме. Лёгкий привкус запёкшейся крови на губах, слюна сухая и отдающая чем-то знакомым, только я не могу вспомнить чем. Неужели всё настолько плохо? Снова накручиваю.
Вот… чёрт! Сколько я пролежал в пузыре? Если раньше на небе были только зачатки кровавого неба, то сейчас оно стало таким, стало кровавым и даже облака пропитались кровью. Арх… голова… я снова слышу листья, их предсмертный плач и они не просят о помощи, они просят посмотреть на берег.
Зрение ещё не восстановилось, но кое-что я всё же разглядел. На берегу было множество пони, облачённых в доспехи стражей, там была и Селестия, а так же и Луна. За ними, чуть дальше от берега, начинался лес, а из него и доносился плач, который попадал ко мне в голову. Это… я уже думаю, что это плачут не листья, а души пони, давно умерших пони, которые остались здесь и наблюдают за миром в своём стиле. Души умерших любят баловать мир живых.
Возвращение зрения. Селестия и Луна стояли на своеобразной сцене и разговаривали друг с другом, но не на повышенных тонах, а довольно спокойно. На сцене ещё кто-то стоял, но их принцессы загородили.
Арх… опять… в голове как будто бомба взорвалась… арх… кровь… едва хватило сил удержаться на плаву и не потерять сознание. Давление в голове просто зашкаливает, но можно потерпеть, можно перебороть и вернуть всё обратно. Вдох. Выдох. Полегчало.
Луна аккуратно слетела со сцены, и я смог увидеть их, их… Сцена на самом деле оказалась виселицей на шесть персон, но не простых, сцена на шесть носительниц Элементов Гармонии, на шесть героинь и средин них была… Флаттершай. Во мне вскипел гнев, вскипела ненависть ко всем тем, кто сейчас там стоит и собирается лицезреть всё это со злобными ухмылками на мордах. Хочу всех их убить, лишь бы не допустить то, к чему всё идёт.
-Эй… послушай, это я – Луна. – раздался тихий голос моей голове, очень тихий, едва слышимый.
-Что здесь происходит? – спросил я вслух и пожалел об этом, получив очередную вспышку головной боли (Луна тут не при чём).
-За один день всё резко изменилось. Ты был гостем и мы должны были ещё вчера отправить тебя домой, но что-то произошло с Селестией, и она съехала с катушек, сошла с ума.
-Сошла с ума?! Как?
Луна наладила телепатию и мы сейчас можем разговаривать друг с другом, только очень тихо, а то Селестия может услышать и тогда ни ей, ни мне не поздоровиться. Общаемся мыслями.
-Я тебе позже постараюсь объяснить, а сейчас мне нужна твоя помощь. – её рог едва заметно засветился и в моей левой руке начало появляться нечто твёрдое и отдалённо напоминающее меч. Полупрозрачная твёрдая материя. – У тебя хватит сил?
-Я постараюсь.
-Уверен? Просто я не смогу тебя забрать, только их…
-Да уверен я, чёрт возьми! Говори, что нужно делать…
-Просто взмахни рукой с мечом, прямо на уровне верёвок, перережь их.
Я не очень понимаю план Луны, но в то же время и понимаю. Если я перережу таким образом верёвку, то все падёт на меня, а пони, готовящиеся к смерти, смогут вместе с Луной сбежать. Я сделал так, как она и просила, и верёвки оказались перерезаны. Её рог вспыхнул, а затем она исчезла вместе с пони, спасла их, увела прямо из под носа Селестии и её послушных псов.
Арх… опять… арх… голова… кхе-кхе… кровь… приближающийся белоснежный силуэт… темнота, пустота, забвение.
Это была не смерть, она снова обошла меня стороной, но со зловещей усмешкой на недвижимых устах и верхом на Селестии. Она вытащила меня, а затем упекла за решётку, даже не оказав медицинскую помощь, но это особо и не нужно – рука пусть и болит, но я всё ещё её чувствую, чувствую шевеление, происходящее в ней, и с каждым часом боль ослабевает. Что со мной? Откуда у меня это всё? Эта… сила? Мне плохо, но я держусь, и даже пробыв три дня без еды, чувствую лишь небольшую слабость, не более.
Спасибо тебе за помощь, Дмитрий. У меня с магией были проблемы – кровавое небо не позволяло пользоваться ей в полной мере, да и сейчас не позволяет, но благодаря тебе всё получилось. Я не знаю, что в тебе зародилось после той ночи, но лучше тебе последить за этим и начать контролировать, а то мозг может не выдержать всего этого и умереть.
Я знаю, как сильно ты переживаешь за Флаттершай и я с ней поговорила. С ней всё хорошо, но она… она о тебе даже ничего не слышала и это не похоже на амнезию или что-то подобное. Как будто того дня, когда ты оказался в Вечнодиком лесу и остальных, и вовсе не было. Не знаю в чём причина, но постараюсь разобраться во всём этом.
На счёт тебя. Прости, но… тебя я не смогу вытащить – у меня еле хватило сил для того, что бы отправить это письмо, и сейчас Твайлайт мне помогает восстановиться как можно скорее. Прости меня за мою беспомощность – не рассчитала свои силы, понадеялась на авось, и вот что получилось.
Это было письмо от Луны, и оно сгорело сразу же, как только последняя строчка оказалась прочитанной. Меры предосторожности, которые сейчас будут как раз кстати. В Эквестрии начинается гражданская война, конца которой не может предсказать ни один оракул и всевидящий. Я ли всему этому виной? Не думаю, скорее что-то с Селестией случилось.
Сейчас я шёл вперёд, стараясь не упасть, не смотря на то, что на ногах кандалы. У этих стражников нет сердца, нет души, нет разума, нет собственной воли, есть только приказ – доставить меня на дворцовую площадь. Глупо спрашивать, зачем, ведь ответ известен – казнь, при… при… публичная казнь (хотел сказать прилюдная, но к пони это не подходит). Повесит или же четвертует, не важно, ведь для меня всё кончено. Луна не придёт, никто не придёт за мной, но не потому, что я никому не нужен, а потому, что нет возможности.
-Пошёл!
Один из этих охламонов толкнул меня в спину, и я упал на пол, прямо на сломанную руку. Стиснул зубы, дабы не вскрикнуть и ещё больше не разозлить стражников, а затем встал и пошёл дальше, перебирая кандалами. Руки скованы, как и ноги, цепи неприятно гремят, но не раздражают слух. Ассоциирую себя с тенью, безжизненной тенью, тенью умершего в пустыне Сахара под палящим солнцем, которого вскоре скроют пески.
Голова немного побаливает, но это не важно. Я снова слышу плач умирающих листьев, которые наверху продолжаю падать на чёрную траву и сгорать, и не слышу от них мольбы о помощи, только скорбь и плач, чем-то напоминающий детский плач, плач младенца. Душа немного кровоточит.
У пони всё такое маленькое, такое узкое, даже лестницы, ведущие из подвала. Я едва смог удержаться и не упасть, только вот приступ головной боли снова застал врасплох, но если бы не он, то я бы точно упал. Это… это сложно объяснить, тем более тогда, когда ты сам не понимаешь в чём тут дело. Магия? Не знаю…
Поднявшись на первый этаж и пройдя несколько коридоров, стражники открыли главную дверь дворца, и яркий солнечный свет тут же врезался в глаза, но не заставил сморщиться. Это снова что-то во мне.
Я увидел орудие своей смерти – виселица. Они возвели довольно большую сцену, по которой спокойно могла бродить Селестия, дабы разговаривать со своими подданными, но в данном случае это будет больше похоже на осмеяние зверушки, которая не разделила её убеждения.
Я поднялся по ступенькам, а затем встал на положенное место и смерился с предстоящей смертью. Рог Селестии на секунду засветился тёмно-жёлтым, и она начала свою «высмеивающую» речь, своеобразный античеловеческий манифест.
-Посмотрите на это создание. Это – человек и он нам враг, но не потому, что отличается от нас, а потому, что является убийцей. Он убил шестерых пони, которые столько всего сделали для Эквестрии, но это ещё не всё – он убил мою сестру, принцессу Луну.
Толпа явно напряжена, немного рассержена и внутри каждого разгорается пожар, который хочет перекинуться на меня. Селестия тихо радуется, и готовится продолжить, но взяла паузу, но снаружи видно только скорбь. Попытать счастье и попробовать скомпрометировать эту надутую персону? Можно попробовать, но долго я не смогу так делать, может только один раз.
-У тебя нет никаких доказательств моей причастности к смерти носительниц Элементов Гармонии и принцессы Луны. Зачем лгать народу и утверждать то, чего сама не знаешь… или может быть ты их и попыталась убить, но они скрылись, ааа?
Настроение в толпе немного переменилось – появился скептицизм, недоверие, но злость никуда не исчезла. Селестия маленько запаниковала. Инициатива в моих коварных ручках. Не зря учился на юриста.
-Это всего лишь слова, которые человек сказал перед своей смертью, а перед ней можно много лишнего наговорить, но покойнику это прощается.
Холодная голова, точный расчёт, контроль эмоций. Селестия знает как можно выкрутиться из под моих слов так, что бы пони не взбунтовались – она просто сдавила мне магией челюсть и я не могу сказать ни единого слова.
-Как можно слушать того, кто ест наших друзей, свиней, коров, нас? Как? Мясопоедателям тут не место и они должны умереть, как и этот.
Твою… фу… Селестия достала из мешка голову Сани. Как он сюда попал?! Как он оказался здесь? Неужели он пошёл искать меня и тоже провалился? Чёрт! Я убью эту тварь вместе со всем её курятником!
Отчаяние. Пусть он окажется в лучшем мире, чем я. Упокой его душу и проводи в последний путь, покажи места под солнцем, покажи ему белоснежные облака и райских девушек, перебирающих пальцами по струнам арфы и наигрывающих мелодии мира и блаженства. Мне же дорога туда пусть будет закрыта, ибо не достоин лицезреть всех тех прелестей, всей той красоты, что живёт там тысячелетиями.
Селестия ещё десять минут несла свой бред касательно того, какие люди плохие, приводила довольно скудные аргументы, которые я мог спокойно опровергнуть, только магия всё ещё мешала открыть рот. Я бы смеялся, но это не смешно, я бы плакал, но это не то, над чем стоит плакать. Тут не над чем плакать или смеяться, нужно просто слушать, нужно смотреть и осознавать, только тогда будет что-то понятно. Мне понятно лишь одно – клевета, ложь, а всё ради того, что бы поднять себе авторитет на чужом горе. Ей это ещё аукнется.
-Твоё последнее слово? – спросила Селестия и разжала мне челюсть.
-Когда-нибудь ты упадёшь со своего трона, больно упадёшь, и тебя заклюют твои же вороны, именуемые стражниками. Тебя затопчет твой народ, когда поймёт, что ты за создание и сколько на твоих копытах было крови. Развязав эту войну, ты только погубишь Эквестрию, погубишь её народ, но что ты этим докажешь? Ты докажешь только одно, а именно то, что ты – тиран, жестокий тиран и убийца, которому не место здесь.
Пони никак не отреагировали.
-Он не хочет говорить. – произнесла Селестия и огорошила меня (сволочь, наложила звукоизоляцию, но мои слова она прекрасно услышала).
Листья снова плачут, но они скорбят обо мне, взывают к жалости своих собратьев и просят спеть прощальную серенаду. Я склоняю голову перед ними и прошу не петь, но они не слушают меня и продолжаю петь ещё громче, завывая как раненый волк-одиночка и больно терзая душу. Как же больно, но я терплю и не ради кого-то, а ради… не знаю ради кого я мучаюсь. Одинокая слеза сорвалась с глаз и принялась бежать по щеке, но медленно, словно боясь сорваться в свободный полёт и встретиться с деревянным полом сцены для висельника. Последняя слеза в жизни.
Мне накинули на шею верёвку, а затем дёрнули рычаг. Я закрыл глаза, но не почувствовал удушья от верёвки, ни самой верёвки, ничего. Я просто исчез, и это не Луна меня спасла или кто-нибудь ещё, а я сам, я сам себя спас, только как?..