Стальные крылья: Огнем и Железом

Глава 18 - "Найди свой путь" - часть 2

— «Мэм, к вам…» — после стука, в дверь сунулась голова в фиолетовом шлеме, и замешкавшись, попыталась выговорить невыговариваемое без репетиции слово – «…канона…».

— «Канонесса, воин» — без тени какого-либо недовольства поправил его спокойный голос земнопони, выглядывавшей у него из-за спины. Ну, или заглядывавшей через холку, если смотреть непредвзято, ведь после поездки в Мейнхеттен слабых или плохо обученных копытопашным приемам в мою охрану Рэйн больше ставить не рисковал, отдавая предпочтение если и недалеким, то по крайней мере, способным упаковать разошедшегося Легата шкафам – «Легат, мне необходимо с вами поговорить о помощи, в которой нуждается Легион».

Поняв, что разговора «по душам» нам не избежать, я угрюмо кивнула, и пока зашедшая пони присаживалась возле стола, с интересом обозревая обстановку кабинета, больше похожего на присутственное место мелкого чиновника захолустного фермерского городка, прошлась по своей берлоге, с кряхтением разминая затекшую спину. Что ж, несмотря на едва-едва обозначившийся животик, поясница и круп уже напоминали о себе, призывая не расслабляться в ожидании дальнейших приколов, которые растянутся на целый год.

— «Кому-то еще стало плохо?».

— «Пока еще нет. Но боюсь, если это и так, то я не смогла бы узнать об этом заблаговременно, и помочь» — вздохнула земнопони. Я уже знала, что ее зовут Саммер Силк, и даже получила от Желли тонкую папочку с собранными о ней данными, но пока еще не открывала, сама понимая, что оттягиваю неизбежное, но все еще втайне надеясь, что навязчивая пони исчезнет сама, словно дым – «Но думаю, что с вашей помощью, вместе, мы могли бы решить эту проблему…».

— «Мисс Силк, не нужно меня агитировать, хорошо? Мы не на сталлионградском митинге, и не на сходке селестианской общины» — изжога, мучившая меня все утро, как и добавившиеся боли в спине, наложившиеся на начавшийся токсикоз, никак не способствовали миролюбивому настроению – «От меня вы чего хотите? Парочку легионеров для ваших сборищ и показательного сожжения еретиков? Я знаю, что публичные церемонии, особенно если они проводятся с огоньком, еще как способствуют сплочению паствы – но для этого вы попали не по адресу. Я, знаете ли, обязана такое пресекать, причем в прямом смысле слова, с помощью вот такого меча».

«Интересно, если я ей нахамлю и выкину из кабинета, она поймет намек и свалит туда, откуда пришла?».

— «Возможно, это была шутка, Легат» — помолчав, ответила Силк. Ее глаза даже не повернулись в сторону здоровенного грифоньего цвайхендера, уже который год красовавшегося на стене. Казалось бы, просто фаллический символ, захваченный у одного из риттеров, оборонявшего двор Каладана, тогда еще называвшегося Кладбищем Забытого, да еще и оставивший глубокий разрез на моем ухе, которое все же сумели сшить вместе наши рогатые доктора – а вот поди ж ты, нашел свое место у меня в кабинете – «Я плохо понимаю своеобразный воинский юмор, но принимаю его, ведь это попытка разума защититься от окружающих его ужасов, и должно не отвергать это, но распознавать и учитывать, как один из симптомов. Но пришла я не для того, чтобы полюбоваться этим грозным трофеем, но с известием о куда большей беде. Вои, что несут свою службу под вашим началом, очень неохотно общаются со мною. Они готовы поговорить, но замыкаются в себе, когда я пытаюсь воззвать к их душам, и это очень тревожный симптом».

— «Понятно. А от меня-то вы что хотите?» — ну, блин, мне еще легионеров на религиозные праздники гонять, создавая массовку? Я потерла висок в попытке понять, кто тут из нас окончательно двинулся, но все мысли, как назло, крутились вокруг горячего пунша со специями, обещанного нам с Нэттл Графитом, поэтому к какому-то однозначному выводу я не пришла, с недоумением воззрившись на белую земнопони – «Устроить торжественный марш с мощами древних аликорнов? Только с разрешением из канцелярии Их Высочеств. А то вдруг ныне здравствующие обидятся? А мне моя шея, как и прочие части организма, довольно дороги. Привыкла я к ним, знаете ли».

— «Богохульствуете?».

— «Первая Ученица Ее Высочества не может богохульствовать. Это нонсенс, и вам никто не поверит» — вернувшись к столу, я покопалась в нем, и вытащила из ящика довольно помятую бумажку, которой с удовольствием потрясла – «В любом случае, вы ничего не докажете, ведь я официально сумасшедшая. Вот, даже справочка есть».

Кобыла вежливо улыбнулась.

Я не менее вежливо присела возле стола, сложила перед собою копыта, и с видом величайшего долготерпения уставилась на ту бараньим «великодержавным» взором, постаравшись как можно точнее скопировать белого аликорна, по такому случаю, надевавшего маску одобрительного внимания к собеседнику.

«А теперь выкладывай, что тебе нужно, или проваливай нахрен!» - говорил весь мой вид.

— «Легат, пусть даже ваши легионеры и именуют вас так, отказываясь признавать вашу отставку, но это пройдет. Они как дети, отказываются принимать тяжелую для них правду…» — я явно не справилась со своей мордой, и увидевшая что-то промелькнувшее на ней кобыла сбилась и не стала развивать эту тему – «Понимаете, для того, чтобы им помочь, необходимо найти с ними контакт. Подать пример. И не будет лучшего примера, чем подающий его Легат».

— «Не уверена, что поняла вашу мысль».

— «Легионеры, с которыми я говорила, верят в вашу… в некую исключительность. Поэтому, видя, что вы игнорируете встречи со мной, они так же неохотно относятся к пенитенции, что не позволяет мне по-настоящему им помогать. Понимаете?».

— «Нет. Что это за пенетрация такая?» — с подозрением осведомилась я. Слово звучало как-то странно, не по-эквестрийски, заставив меня насторожиться в попытке понять, что там еще задумали эти религиозные фанатики, от одного упоминания о которых у меня в голове всплывало то похищение и судилище в каком-то зале или храме одного из орденов, а копыта сами тянулись к мечу.

— «Когда-то давно это называли исповедью» — увидев, как я ощетинилась, миролюбиво откликнулась Силк, сложив копыта на столе, словно пытаясь изобразить примерную школьницу, или меня успокоить. Вот уж не знаю, с чего бы это, ведь я точно еще не успела схватиться за оружие – «Однако со временем из строго обязательного для каждого истого селестианца таинства, которое следовало проходить не реже раза в год, она превратилась в просто желательную и богоугодную беседу, во время которой можно просто поговорить со старейшиной, дьякониссой или иным служителем храма или группы селестиан, которых вы так невежливо обозвали «сборищем», Легат».

Если эта дамочка решила воззвать к моему чувству вины, то ей следовало поискать другую, более сговорчивую сумасшедшую.

— «Когда такие вот «добрые селестиане» похищают тебя из больницы, накачивают зебринским нервно-паралитическим ядом, от которого ты слепнешь, а потом притаскивают тебя на такое вот сборище, где собираются прекратить твое жалкое и бессмысленное, с их точки зрения, существование – да, я становлюсь очень невежливой. И считаю их опасным зверьем. Болезнью, с которой нужно бороться, причем радикально. Я ясно выразилась?!».

Угрозу, острой сталью прозвеневшую за каждым моим словом, не услышал бы только глухой.

— «Думаю, я понимаю, о чем вы говорите. Несколько лет назад это было у каждого на слуху. Как добрая селестианка, я не должна потакать чувству мстительности, разжигая его в вас подобными словами, но к сожалению, мир не идеален, невзирая на все старания нашей богини, и и потому я уверена, что вам бы было приятно узнать о том, что орден этот распущен и предан забвению, а организовавшие это неприятное происшествие до сих пор несут суровое наказание, отмеренное им пони – в том числе, и входящими в наш орден» — желтые глаза внимательно глядели на меня, когда я встала, и вновь прошлась по кабинету, постанывая от тянущих болей. Нет, это не было предвестником чего-то недоброго – слишком высоко они находились от таза, отдавая куда-то в пострадавшее при падении в шахту крыло. Но сам факт того, что прошлое вновь напомнило о себе этими ноющими, докучливыми болями, напоминающими растревоженный зуб, вдруг заставил меня шмыгнуть носом, резким движением крыла утирая непрошенные слезы, навернувшиеся на глаза. И кажется, это было навело мою нежеланную собеседницу на какие-то неизвестные мне мысли – «Они забыли основы селестианства, и углубились в мистерии, изучая предсказания, «откровения» и прочие домыслы тех, кто забыл про дружбу и доброту, вольно или невольно поддавшись страху».

— «Ага. Сами придумали, сами поверили, сами испугались» — от этих разговоров хотелось пунша, причем прямо сейчас, и от невозможности осуществления этой мечты слезы вновь затуманивали глаза, удивляя меня саму подобным вывертам своего организма.

— «И начали пугать других» — сочуственно покивала мне Силк, даже не догадываясь о причине, по которой кобылка заливалась пьяными крокодильими слезами – «Врачи ордена побеседовали с ними и однозначно заключили, что кроме некоторых психологических проблем, они абсолютно вменяемы и адекватны. Поэтому наказание было суровым, но заслуженным».

— «Нет, мисс Силк. Заслуженным – быть может. Но не суровым» — шмыгнув носом, и глубоко вздохнув, я посмотрела в окно. Зима заваливала пушистым снегом просторы Эквестрии, и я поежилась, вспомнив ту мерзкую погодку, что не так давно царила в Мэйнхеттене, и западной части страны – «Но если пони решили, что сего довольно – то кто я такая, чтобы осуждать их выбор?».

Белая земнопони не ответила, ограничившись вежливым, но неопределенным кивком.

— «Мисс Силк, давайте поговорим начистоту» — поняв, что сидевшая напротив пони готова ходить вокруг меня пока я не взвою, я насупилась и сердито поглядела на кобылу – «Для чего вы здесь? Для чего крутитесь вокруг Легиона? На каком основании вы вообще отдаете приказы? Вы входите в какой-то там орден – так и занимайтесь своими делами, ради принцесс! Или что, мне тоже можно будет по вашему примеру свой орден организовать? Если у страны есть воинствующие психиатры – почему бы не быть и ордену буйный алкоголиков? Я это быстро – во имя бога нашего Бахуса, за один вечер устав, традиции и ритуалы соображу!».

— «Да, я слышала об этой проблеме» — столкнувшись с моим настороженным взглядом, пояснила она — «От ваших сослуживцев, от знающих вас пони, и от вашего врача».

— «Вы никогда не слышали о приватности и частной жизни, мисс Силк?» — пусть я и старалась, чтобы мой голос не звучал угрожающе, но в мыслях я уже прошлась по списку этих «знающих» пони, и от крутых перемен в жизни их отделяло лишь то, что я не смогла с ходу решить, сломать им хвост, или четыре ноги одновременно.

— «Конечно же слышала, миссис Раг» — успокаивающе покивала мне эта кобыла, словно и в самом деле думала, что это должно было меня успокоить. Вместо этого мои мысли перетекли на нашего фрументария и новую тему для нашего разговора по душам. Какая тут к сену приватность, какая отдельная кентурия хранителей тела, когда о тебе может любые данные кто хочешь собирать! — «С одной стороны, это размывает такое понятие как приватность, а с другой – служит многим хорошим вещам, которые случаются с попавшими в беду. Для тех, кто не задумывается о подноготной таких событий кажется, что наша страна поистине место чудес, и даже во время самых темных времен обязательно что-то произойдет, случится какое-то чудо, которое прогонит прочь тьму, подобно лучам солнца. Но умные пони понимают, что в нашей спасаемой богиней Эквестрии это случалось бы куда реже, если бы мы скрывали друг от друга то, что происходит в наших сердцах. Как родители «трудного» подростка из Филлидельфии узнали бы о том, что в Мэйнхеттене есть опытный психолог, готовый помочь ему с его проблемами? Как врач узнал бы о том, что кому-то нужна его помощь на другом конце страны? Как бы мы узнавали о проблемах друг друга, если бы молчали о них?».

— «Ага, я с этим столкнулась. Когда кто-то в другой части страны может получить результаты твоих анализов – это действительно чудо какое-то, мать его так…» — прошипела я – «Но это не меняет моего вопроса».

— «Вам нужна помощь. Всем вам. Поэтому наш орден, наша организация, назовем ее так, озаботилась этой проблемой. Вы бы не приняли простого психолога со стороны, это было понятно и прогнозируемо, а вот целый орден, входящие в который пони являются специалистами в области врачевания душ неминуемо будет воспринят гораздо серьезнее. Я поговорила с этой строгой дамой, чье звание, увы, пока не могу запомнить, и получила ее разрешение курировать Легион как простая общественная организация».

— «Ага, с религиозным душком».

— «А вы знали, миссис Раг, что совместное отправление ритуалов является очень мощным объединяющим фактором?» — тонко улыбнулась канонесса, в какой-то момент став похожей на гладкую, холеную кошку. Обитательницу гостиной богатого дома нестарых еще хозяев, в салоне которых, по выходным, ломались незримые копья политических баталий. Вот только праздной прожигательницей жизни я бы ее не назвала. Не ту, что без страха вышла против вооруженного психа, несколько лет учившегося убивать – «В религии нет ничего простого, как говорит вернувшаяся принцесса, и торжественная литургия способствует сплочению пони как ничто другое на свете».

«Принцесса. Не богиня, как ее старшая сестра. Интересно, интересно».

— «Значит, Стомп согласилась…».

— «Не обошлось без накладок, конечно же» — с подкупающей честностью призналась Силк, но почему-то я ни на унцию не поверила в эдакую простодушность. Скорее уж в то, что она решила сразу признаться в каких-то проблемах, и заставить меня смотреть на произошедшее с выгодной для нее точки зрения прежде, чем я узнала бы о случившемся сама, от других – «Первая наша коллега хоть и рвалась исполнить свой долг, но боюсь, действовала при этом чересчур энергично, если можно так сказать…».

— «Ага, представляю» — фыркнула я, уловив наметившуюся паузу – «Эта ваша дамочка приперлась сюда, и решила всех построить, и профосмотр учинить. Ну и кто же ее обломал? Лауд Стомп? Не удивлилась бы – у нашего Трибуна Латиклавия не забалуешь. Сама кого хочешь построит».

— «Возможно. Но как мне стало известно, Гиацинт столкнулась с одним вежливым и обходительным офицером из восточных земнопони» — я недоуменно хрюкнула, попытавшись представить вежливого и обходительного Кабана, но почему-то не преуспела – «По ее словам, они долго и интересно поговорили, после чего он вежливо но непреклонно попросил ее удалиться, назвав ее миссионерскую деятельность «опиумом для народа». Вам тоже это показалось забавным?».

— «Угу. Мы так называем одурманивающую настойку из мака и религиозные течения, оболванивающие население» — не слишком изящно, даже грубо выразилась я, решив ответить грубым ударом накопытника на тонкий выпад рапирой. Эти попытки заставить меня почувствовать себя виноватой безо всякой на то причины начинали раздражать, поэтому я специально не только не стала дистанцироваться от кабаньих приколов, но и чуть ли не открыто объявила себя сталлионградкой, чем я почти никогда не пыталась тыкать кому-то в нос – «Поэтому попытка сделать, к примеру, меня виноватой в оскорблении чувств верующей буйнопомешанной натолкнется на гораздо более жесткий отпор. Так что кентурион Брик был ласков, как опытный любовник, как я поняла».

— «А вы бы действовали жестче?» — Силк бросила на меня острый взгляд, получив в ответ самую гнусную усмешечку из арсенала Равикса, какую я только смогла изобразить. Этот земнопони был мастер одним выражением морды заставить спорщиков схватиться за меч или подгузник – «Боюсь, мне сложно понять, почему».

— «Действительно? Тогда пройдемся».

Поднявшись, я открыла дверь и вышла вслед за белой земнопони. Спустившись по лестнице, я оказалась на улице, и запрокинув голову, с наслаждением втянула морозный воздух, пропитанный запахами пота, стали, дерева и готовящейся еды. Снег все падал и падал, понемногу превращаясь под копытами пони в твердый наст – нелегко же будет очистить его дежурным по хозяйственным работам, которые уже вечером, после развода, возьмутся за лопаты и метлы. Постояв возле входа, я неторопливо направилась к дереву, под которым стояло несколько скамеек, и откуда открывался замечательный вид на плац, что служило неиссякаемым источником шуточек про сталлионградские гены одной пятнистой кобылы. Теперь это место понемногу обретало еще одну важную функцию, и понемногу становилось местом курения, где свободные от несения службы легионеры могли попредаваться новомодому веянию, занесенному в Легион из соседней страны. По большей части это были офицеры, но не из-за какой-то грифоньей сегрегации по происхождению или званию, как можно было подумать, Твайлайт – просто рядовой состав, согласно нашей доктрине, не должен был стоять без дела вообще, и лишь у пробившихся на командные должности жеребцов и кобыл появлялось какое-то личное время, когда они начинали учиться грамотно распределять возложенные на их отряды обязанности, не пытаясь тащить все на своем горбу.

И многие начали проводить это время в курилке, неторопливо или быстро, расслабленно или нервно, в три затяжки-струи или выдувая носом замысловатые кольца, смоля небольшие трубочки, метко прозванные «носогрейками».

— «Поглядите вокруг, мисс Силк» — кивком ответив на приветствия стоявших и сидевших под деревом, я невнятно проворчала что-то себе под нос, и одолжив у одного из кентурионов его трубку, кивнула в сторону площади-плаца, за которой виднелись массивные, приземистые ворота казарм – «Что вы видите вокруг?».

— «Я вижу… многое» — помолчав, спокойно ответила та. Хотя в ее голосе мне послышалось напряжение самоконтроля, скрывавшее под собой раздражение от необходимости подчиняться непонятной игре какой-то пятнистой засранки – «Возможно, если бы вы подсказали мне, на что стоит обратить внимание в первую очередь, то я бы смогла точнее ответить на ваш вопрос».

— «Кентурии возвращаются с учений. Кентурионы отправляются на доклад к принцепсам» — я набрала в рот покалывающий небо и язык дым трубки, и не заглатывая, выдохнула его через нос, понимая, что вскоре я расчихаюсь, утирая слезящиеся глаза, и буду искать комок чистого снега, которым попытаюсь вымыть горящий огнем рот. Увы или к счастью, курение и я оказались вещами несовместимыми, но я все же не могла отказать себе в попытках хоть как-то почувствовать то тепло, которое табачный дым сообщал озябшим телам курильщиков, если верить их собственным словам – «У всех есть свое дело. Это сложный механизм, каждый в котором выполняет свою роль, от винтика до шестерни».

— «Понимаю».

— «А теперь взгляните еще раз на это, и подумайте – как вписываетесь вы и ваши планы, в этот отлаженный механизм?».

На этот раз молчание длилось дольше. Не торопя нахмурившуюся кобылу, я вернула трубку хозяину, и потянулась, с хрустом разминая затекшие за день безделья крылья. Стоило бы почаще отправлять себя на разминку, поэтому путь до комнаты во дворце я решила проделать на них, да еще и сделав пару кругов над городом. Может, и позвоночник перестанет так ныть, вместе с вывихнутым когда-то крылом…

— «Благодарю» — надо же, подчиненный Хунка как в кентурионы выбился, так еще и не вылетел обратно, даже в мое отсутствие, под крылышко олуху-боссу? Значит, далеко пойдет, нам такие нужны.

— «Мэм» — кивнул жеребец, принимая обратно короткую трубочку. Я заметила, как он сунул ее в зубы, не обтерев и даже не поглядев на мундштук, побывавший у меня во рту. Впрочем, я давно заметила, что желудки у пони как биореакторы, способны много разной гадости переварить, над чем я частенько подшучивала – «Разрешите вопрос, мэм? Помните, та песня, на непонятном языке… У нее еще припев такой забавный – «воду дам»… Вы расскажете, как обещали, о чем она?».

— «Ах, Vode An» — я помнила про это обещание, несмотря на прошедшие годы, подернувшиеся пеленой забвения. Впервые ее услышал Графит, когда я металась в бреду после лютого переохлаждения после падения поезда, закончившегося разрушением кантерлотского виадука, затем еще несколько раз мы пели ее вместе с Черри, и хотя я была уверена, что перепутала все слова и попросту шлепала языком, песня почему-то нравилась пони, часто интересующихся о чем были ее чеканные, литые слова, похожие на удары кузнечного молота – «Там, где я… В общем, это сказка. Легенда о воинах. Их создали, искусственно создали в баках для того, чтобы спасти страну. У страны этой не было армии, и жители ее считали, что смогут решить все переговорами или местными войсками самообороны. Поэтому когда пришла беда, то пришлось срочно создавать себе армию. И они ее создали. Вот только полноценными гражданами признавать совершенно не собирались – так, мясо для битв».

— «Тогда понятно, почему она такая мрачная» — поскреб за ухом кентурион – «Есть от чего впасть в отчаяние».

— «Возможно. Особенно видя перед собой командиров, которые были риттерами… единорогами, назовем это так. И которые могли прожить во много раз дольше, чуть ли не несколько веков, подпитывая себя магией. А этим воинам было известно, что их век недолог – сорок лет максимум, но и до них большинство не доживет, погибнув в боях. Но они не возроптали, а выполняли свой долг. И в тайне от своих командиров распространяли среди своих братьев по оружию культуру древних воинов-кочевников, позаимствовав у них язык и эту песню. Которая так и называется – «Все мы братья», на их языке – Водэ Ан».

— «Дискорд побери, командир… То есть, это просто охрененная история, драть меня в зад!» — потрясенно выдохнул жеребец. Скосив глаза я заметила, что не только окружающие офицеры, но и белая кобыла у меня за спиной с нарастающим интересом прислушивались к нашему разговору – «У нас ее иногда бубнят, но без понимания, из нескольких слов. Научишь?».

— «Да? И зачем это мне?» — скучающим тоном поинтересовалась я, игнорируя понимающие смешки остальных офицеров – «Я твои документы на повышение в должности еще полгода назад подписывала, а до сих пор почему-то трезвой хожу…».

— «А… Э… Так это же…» — на секунду завис тот, лишь через пару секунд сообразив, что именно я имела в виду – «Так ты же на полгода улетала к грифонам!».

— «Пффф! Нашел отговорку!».

— «А, да. Действительно» — смех усилился, наведя его наконец на нужную мысль – «Тогда через два дня, в «Котелке и Улитке», как обычно!».

— «Нельзя…» — вздохнув, я уже инстинктивно покосилась по сторонам, ожидая увидеть в тени какого-нибудь куста чьи-то светящиеся гляделки.

— «Оу? А почему?» -  буквально всей своей пятнистой шкуркой ощущая упавший на меня чей-то внимательный взгляд, я сверкнула глазами, призывая его втянуть язык в жопу – «Оу… Ага! Я так и знал! Йееееееее!».

— «Что за странные звуки, боец?!» — затравленно рыкнула я, покосившись на остальных курильщиков, резко снизивших объем выхлопов, и с интересом навостривших уши в нашу сторону.

— «Мэм! Умоляю – не говорите остальным! Хотя бы до завтра! Хоть до вечера, ладно?!».

— «Blyad! Вы там что, опять…» — застонала я, поняв каким-то кобыльим чутьем, о чем пошла речь – «Вы там blyad что, совсем охренели, что ли?!».

— «Но вы же никогда не запрещали, верно?» — нервно потер копыта кентурион, от волнения едва не роняя трубку из кисета, куда пытался запихнуть ее трясущимися ногами. Я заметила эти полотняные сумочки на боках у остальных, попутно отметив, что они становились уже привычным предметом униформы легионера (по крайней мере, курящего). Значит, предстояло просто утвердить случившееся приказом, оформив его задним числом – «Свифт Кеттл сказала, а ей Мисти Мур шепнула, что Грэйп Рэйн пригрозила всем хвосты отвернуть, если будут вас раздражать и вы снова какие-то неприятности с беременностью поимеете… Ну, вы же понимаете…».

— «Blyad. И снова эта кобыла!» — тихо, но в сердцах выругалась я, вспоминая ту здоровенную бабищу из северян, присланных когда-то «по обмену» Первыми Матерями, чтоб им икалось и пукалось, как и ее «порошочки бодрости», на которые я конкретно подсела во время Покорения Севера. Чересчур, на мой взгляд, предприимчивая, как все эти северяне, она быстро перехватила все подпольные каналы снабжения запрещенными вещами в Легионе, и я просто не знала как скрыться от ее гиперопеки, с которой та преследовала меня с добродушной настойчивостью стареющей тетки всякий раз, стоило мне лишь показаться возле казарм – «Ну, и сколько сейчас на кону?».

— «Кажется, около десяти».

— «Сотен? Однако ж».

— «Тысяч!» — я едва не поперхнулась, ошалело посмотрев на быстро-быстро закивавшего жеребца, вновь молитвенно сложившего копыта перед носом – «Мне бы всего полдня, мэм!».

— «Ну вы там вообще… Охренели…» — только и смогла выговорить я, пребывая в легкой прострации от цен на подпольном тотализаторе. То, что ставки делали на меня, как быстро я снова признаюсь в своем положении, придавало всему происходящему крепкий привкус сюрреализма и мне оставалось только качать головой, глядя на снежный вихрь, взметнувшийся вслед за понесшимся куда-то кентурионом. Что ж, видимо, дела в Легионе шли не слишком-то плохо, если легионеры могли позволить себе такие ставки. Конечно, это мог быть общий призовой фонд, который, как я выяснила полгода назад в Друнгхаре, делился между множеством игроков по достаточно сложным правилам ставок; а еще стоило учитывать влитых в наши ряды командором бойцов, но и без этого сумма была куда как большой. Достаточно сказать, что когда-то сам Шилд поставил на меня сорок тысяч золотых битов, и по его словам, на них можно было чуть ли не деревню купить, или две. Но это же говорило и о том, что в Эквестрии тоже была такая неприятная штука как инфляция, и мне следовало разобраться, была ли она вызвана недостатком товаров, или же вбросом денег в экономику нашей страны, не говоря уже о каких-то других факторах, о которых не знала глупая пятнистая пегаска…

«Стоп. А почему это мне?».

— «Думаю, я поняла, о чем вы пытались мне сказать, миссис Раг» — погруженная в свои мысли, я едва не подпрыгнула, услышав рядом голос белой земнопони, еще недавно с надутым видом стоявшей в стороне от белых табачных дымков. Словно ручейки, они сливались в крошечное облако, зацепившееся за покрытые снегом ветки над нашими головами, и я невольно представила себе никотиновый дождь, который прольется на курильщиков благодаря чьим-то проказливым копытам — «Спасибо. Я шла к вам разъяснить некоторые вещи, но сама получила урок смирения».

— «Приятно, когда можно кому-то помочь».

— «Я видела, как смотрят на вас окружающие нас пони» — негромко ответила та, несмотря на весь мой сарказм приближаясь ко мне ближе, чем я могла бы чувствовать себя уютно – «Как приветствуют вас, и провожают взглядами. И как от вас распространяется на окружающих спокойствие, заставляя расправлять плечи и поднимать головы. Они верят в вас, и если вы рядом, считают, что все будет хорошо. Это удивительно».

— «Ааааага. Знали бы вы причину, мисс Силк, то точно бы так не говорили» — хмыкнула я, движением ушей сбивая с них шапочки снега, словно развесистую лапшу, которую пыталась вешать на них белая земнопони – «А может, и знаете. Ведь в религии тоже есть закулисье, обратная сторона, как и в любой организации, не выставляемая напоказ для глаз обывателей, верно? У вас, например, кризис веры когда-нибудь был?».

— «Это нелегкое испытание для любого» — вроде бы как согласилась со мною она, но вновь заметив что-то в моих глазах, взгляд которых она то и дело ловила, заставляя меня чувствовать раздражение, подспудно накапливающееся внутри, постаралась сгладить уклончивость своего ответа – «Если вы почувствуете, что вам хочется об этом поговорить, я была бы рада побеседовать с вами, миссис Раг. Я уверена, что могла бы очень многому у вас научиться, рассказав о собственных страхах и сомнениях».

— «Обязательно, мисс Силк» — лестью меня тоже было в тот день не пронять, поэтому мой ответ был обтекаемым, словно отполированный волнами камень на пляже, и за которым явно звучало еще не высказанное «всего доброго, встретимся когда-нибудь, а теперь уже вали, откуда пришла».

— «Благодарю вас, Легат» — церемонно склонила голову та, прижимая копыто к груди, словно в какой-то пародии на звонкий легионерский удар по тораксу лорики сегментаты – «Я буду с нетерпением ждать этого момента. Приходите, если почувствуете, что готовы к разговору».

— «Ага, при… Стоп. Куда это приходить?» — кажется, с каждым прожитым днем, который я проводила в раздвоенном состоянии, голова служила мне все хуже и хуже, когда мозг, под влиянием коктейля из странных гормонов, понемногу перемещался куда-то в область матки. Так что я не сразу почувствовала подвох и насторожилась, лишь увидев, что надоедливая земнопони удаляется от меня, но не на выход, а в совершенно противоположную сторону от ворот – «Эй, гражданка канонесса… Канонница… Да tvoyu j mat!».

— «В часовне, конечно же» — донеслось до меня из-за снежной пелены, в которой буквально растворилась белая земнопони. Только красная оторочка одежд обрисовывала удаляющийся силуэт, поблескивающий золотыми украшениями в форме солнц с недобро изогнутыми лучами, похожими на ореол из клинков – «В конце этих праздников мы будем вспоминать павших воев. Будем рады видеть вас, Легат».

---

— «Нет, ты видела, а? Видела?» — кипя от возмущения, бурчала я, поминутно оборачиваясь в сторону одного из корпусов казарм, за которым исчезла белая земнопони – «Стоило уехать всего на пару недель – и у тебя полон дом каких-то… зверей! Причем непонятно кем сюда приглашенных!».

Идущая рядом рыжая пегаска звонко расхохоталась — «Ох, да! Насчет странных зверушек, которые появляются словно из неоткуда – это ты очень точно сказала!».

— «Ну вот, все меня не понимают, не любят, и объедают» — продолжила бурчать я, раздраженно зыркая по сторонам. После заявления этой черногривой проходимки я на какое-то время зависла, пытаясь понять, что это за подселенец такой организовался, хотя со времени моей уже почти официальной отставки прошло всего-ничего. Увы, увидев мою охренелую морду, курильщики резко рассосались по сторонам, мгновенно найдя себе какое-то срочное дело, поэтому выяснять, кто разрешил устроить на территории казарм Легиона какой-то сектантский вертеп, мне пришлось самой. Порыскав по заснеженному плацу и прилегающим к нему окрестностям в поисках кого-нибудь из офицеров высшего звена, я наконец наткнулась на Нэттл, заканчивающую какой-то брифинг для кентурионов, и остановившись, не без интереса послушала как та разносила кого-то из своих подчиненных за недостаточное усердие в затиранивании новичков. Куда делась та сияющая, словно солнце, кобылка, что жарко краснела под моими жадными взглядами? Голос Блуми вновь заледенел, превратившись в язвительное лязганье стали, бьющей о сталь сродни тем выражениям, которые она, как и все командиры нашего раздувшегося отряда, не скупилась использовать в общении с подчиненными. Подумать только, что когда-то она, как и остальные, кто пришел в Легион, пыталась доказать нам всю пагубность такого подхода… В общем, дождавшись окончания плановой накрутки хвостов, я утащила радостно зафыркавшую при виде меня поньку с собой, и теперь изливала ей душу, жалуясь на несправедливость мироустройства. Да, я помнила свое обещание не забывать о тех, кто ушел, которое дала когда-то Солт Кейн, а с другой… Но нет, я все же не могла вот так вот просто разломать, разгромить созданное чьими-то копытами, и эта часовенка стала для меня еще одним знаком, еще одной вехой нового времени — того, что уже пройдет без меня. И это било по мне сильнее, чем я могла бы вообразить.

— «Конечно. Особенно кого-то объели в столовой, сегодня, с утра. На две тарелки каши и сладкий овес с молоком, тоже два».

— «Я… Я должна была попробовать и убедиться, что легионеры питаются правильно!».

— «Я так и подумала» — понизив голос, задушевно откликнулась Нэттл, отчего мои крылья радостно выпростались из-под накинутого на спину старенького плаща, едва не снеся пробегавших мимо, тяжело пыхтевших легионеров. Шарахнувшись в сторону, они засучили копытами в попытке устоять на ногах, но задние напирали на замешкавшихся передних, и вскоре на дорожке между тренировочными площадками образовалась великолепная куча-мала, подкатившаяся к ногам командовавшего новичками кентуриона, обреченно прикрывшего копытом глаза.

— «Встать! Какого конского редиса вы тут разлеглись, придурки?!» — как обычно, добрым словом и ударами палки можно достичь гораздо большего, нежели одним добрым словом, что тот и продемонстрировал, звонко лупя по головам тяжело пыхтевших гастатов – «Быстрее! Еще быстрее! Вам что, в детстве ноги оторвало, или вас уже родили безногими, слизняки?!».

— «Так ведь трудно, сэр!».

— «Это мне с вами трудно! А вы – на службе!» — заорал на самого разговорчивого жеребец, одновременно с этим отдавая мне честь ударом по нагруднику – «Четыре с лишним минуты! Позор! Даже Легат пришла посмотреть, что за отрыжка пьяного яка мне досталась этой весной!».

— «Это просто нереально» — пробормотала одна из кобыл, обиженно сдувая с поцарапанного носа налипший на него снег – «В этих бесполезных железяках быстрее просто не выйдет!».

— «Таааак…» — нахмурившись, я вылезла вперед, бортанув подвинувшегося кентуриона, и свирепо поглядела на насупленных новобранцев. Кажется, они как раз дошли до мысли о том, что над ними попросту издеваются, и я сразу же вспомнила свои страдания в Обители, злость и обиду на инструкторов, и железобетонную уверенность в том, что быстрее полосу препятствий пройти ну абсолютно невозможно. Что ж, вот и представился повод развеяться, поэтому я не смогла удержаться от садистской ухмылочки, когда рванула ближайшего ко мне новобранца за ворот войлочного поддоспешника – «А ну, раздевайся! Быстрее, черепаха сифилитичная! Доспехи с себя снимай!».

— «Ох, мэм» — стоявшая рядом Блуми только закатила глаза, впрочем, не пытаясь мне противоречить – «Вам помочь?».

— «Помоги себе сама» — хмыкнула я, ежась от ощущения мокрого, пропитавшегося потом войлока, прижавшегося к моему телу – «Ну что, старушка, тряхнем молодостью? Или уже все, песок сыпется из-под хвоста?».

— «Пффф! Как в Мэйнхеттене, да?» — пегасы. Пегасы всегда остаются пегасами, и будь перед ними сама принцесса, вызов на соревнования тотчас бы уравнял ее с любым из этого буйного крылатого народа – «Не боишься снова пыль поглотать?».

— «Мечты, мечты. Я просто решила в канаву тебя не макать» — потянувшись и несколько раз подпрыгнув на месте, чтобы убедиться, что все затянуто правильно и ничего не лязгает и не гремит, я отправилась к началу полосы препятствий, привычным взглядом окинув засыпанное рыхлым снегом пространство, имитирующее вязкий песок. Все было на месте: препятствия из бревен, соломенных тюков и жердей с натянутыми между ними веревками, деревянные стенки в три роста пони, узкие лазы-тоннели, и самое страшное испытание для новичков – «разрушенная лестница», представляющая собой четыре п-образные секции из бревен, каждая из которых была выше предыдущей. Да, не зря, ох не зря я настаивала на шипованных подковах и накопытниках, и могла только порадоваться, что эта задумка была перенесена и на сменившие их тяжелые сабатоны – «Кентурион, сигнал по готовности».

— «Так точно, мэм. Три… Два… Один… Вперед!».

Пригнувшись, мы с Блуми пригнулись, синхронно прыгнули вперед, и… не торопясь, поскакали по полосе.

— «Да, это не тяжелый штурмовой доспех» — пыхтя, успела поделиться я своими наблюдениями с кивнувшей мне Нэттл, как и я, постепенно наращивавшей темп. Ошибка всех новичков была в том, что они бросались бежать как наскипидаренные, и неизбежно теряли силы и скорость в вязком песке, который частенько еще и поливали водичкой для особо неугомонных бегунов. Мы не стали торопиться и разогрев ноги в хватавшемся за копыта снегу, буквально проскочили до боли известные нам препятствия, с эдакой хамоватой ленцой бортуя соломенные тюки, и рыбкой ныряя в трубу, проехав большую часть тоннельчика на скользящем по снегу доспехе. Перед лестницей я притормозила, не желая развлекать обалдело таращившихся на нас новичков видом вывихнутой ноги и пропустила вперед раззадорившуюся Нэттл, но все же смогла ее догнать на заключительном этапе, успев хлопнуть крылом по рыжему крупу, прикрытому полосами сегментарной брони, когда та, без крыльев, лезла на высокий деревянный забор, хватаясь копытами за скользкие от мороза и снега деревяшки.

— «Махнемся?».

— «Легко!» — перевалившись через барьер мы разогрелись, и на заключительном этапе уже откровенно схулиганили, поменявшись дорожками в лихом одновременном прыжке и уже не сдерживая себя, рванули вперед, загребая копытами взлетающие в воздух комья снега, и выбрасывая струи пара из раздувающихся ноздрей. Вперед, быстрее, еще быстрее – это была уже гонка на время, когда все силы, что приберегались на предыдущих этапах, вкладывались в ритмичные, размашистые движения корпусом и ногами. Приглушенный грохот копыт, свист ветра в ушах, скрип пластин брони – быстрее, еще быстрее! Мы неслись, сцепив зубы и храпя, видя, как приближается финиш, как опасливо расходятся стоявшие возле него новички, путаясь в собственных ногах и стараясь как можно быстрее убраться с пути несущихся на них офицеров. Громкие, ритмичные хлопки копыт Блуми накладывались на отрывистое стаккато, выбиваемое моими ногами, и финишную черту мы пересекли если не вместе, то с минимальным ее отрывом, пусть я и осознавала, что она придерживала себя, не превращая мою браваду в форменный фарс.

— «Видели? Минута! Минута и тридцать секунд!» — поглядев на хронометр, зарычал кентурион, заставив вновь шарахнуться своих подопечных, которых едва не сдуло от рыка наставника – «В тяжелой броне! Без разогрева! А вы за пять не можете проползти, слизни чешуйчатые!».

— «Да, стареем» — отдыхиваясь, хмыкнула я, толкая плечом разрумянившуюся подругу – «Долго спим, много едим… Разъелись на командных должностях. Скоро и в доспехи влезть не сумеем, как мыслишь?».

— «Ну, кое-кому это вскоре грозит. Но уже по другой причине» — негромко сообщила мне рыжая зараза, почти касаясь губами задергавшегося от щекотки уха. Восстанавливая дыхание, мы не остановились, а сделали круг и вернулись, переходя с резвой побежки  на неторопливую рысцу. И я заметила, что это больше всего озадачило молодое пополнение Легиона, похоже, не верившее собственным глазам, что устроившие такую дикую скачку кобылы спокойно рысили в их сторону и общались о чем-то своем, словно это не они только что носились по казавшейся непроходимой полосе с препятствиями в тяжелых, почти неподъемных доспехах.

— «Тоже ставку сделала?».

 - «Нет, отказали» — с сожалением вздохнула Блуми, принимаясь распускать шнуровку, фиксирующую доспех у меня на спине – «Ну, ты понимаешь…».

— «Как не понять» — хмыкнула я, с грохотом бросая загремевшие сталью пластины их владельцу, и с наслаждением стягивая еще больше пропотевший войлок гамбезона. Холодный воздух заставил поежиться, наждачкой пройдясь по мокрому телу, но тотчас же стих, усмиренный теплым плащом, в который закутала меня негромко ворчавшая что-то Нэттл – «В общем, наглядная презентация для самых недоверчивых и говорливых закончена. Все понятно?».

Переглядывавшаяся кентурия что-то неуверенно загомонила.

— «Вот и хорошо. Значит, к этому времени и будете стремиться» — оскалилась я с видом опытного садиста — «Кентурион, палок не жалеть».

— «Так точно, мэм!» — осклабился тот, но тотчас же согнал со своей морды всякое подобие ухмылки, и свирепо заорал на окончательно добитых подчиненных – «А ну, быстро привели себя в порядок, и построились! Вы не в штабе, чтобы жопы свои геморройные просиживать на снегу! Примерчик теперь у вас самый наилучший – Легат и принцепс показали, как это делают настоящие легионеры, от скуки, по пути из сортира в жратвильню, чтобы ноги размять! И вы у меня эту полосу пройдете, иначе вешайтесь сами – если Легат по своей кобыльей доброте и простит, то я вам тут Тартар устрою!».

— «Думаю, теперь у них будет дополнительный стимул».

— «Явно» — согласилась рыжая, вместе со мной прислушиваясь к звонким ударам палки, проходящейся по доспехам на задницах и головах, оставшихся где-то за спиной – «Скраппи, ты только не злись, и не волнуйся, хорошо?».

— «Вот теперь я уже начала потихоньку волноваться» — такой словесный заход с фланга меня и в самом деле насторожил.

— «Скоро в генштабе начнется проверка по делу того кентуриона, из Восьмой кентурии Пятой когорты. Я уже поговорила с нашим субпрефектом, и он сказал что встретит их са…».

— «Так, почему меня не предупредили?» — резче, чем мне хотелось бы, поинтересовалась я, передергивая плечами под белым плащом. Еще одна вещь, которую следовало оставить новому Легату, а не таскать на себе, словно какую-то цацку из бабкиной шкатулки – «Хай не знает всей ситуации! И я не собираюсь подставлять его, передавая Легион с ворохом незаконченных дел!».

— «Но…».

— «Блум, это моя ноша, и ее понесу я сама».

— «Но я хочу помочь!».

— «Ты уже помогаешь, мое рыжее солнце» — стараясь не поворачиваться к ней кривившейся левой половиной морды, напряженно улыбнулась я, присматриваясь к зданию третьего корпуса казарм, словно надеясь проникнуть взглядом за его стены, в медчасть – «Ты приподнимаешь эту плиту у меня на спине, но это мой крест, и я должна нести его сама».

— «Крест? Какой крест?» — удивилась рыжая понька, цокая вслед за мной по расчищенному плацу. Забавно, а мне казалось, что еще полгода назад она была гораздо выше меня, а теперь я могла смотреть ей в глаза, не задирая голову вверх, как это было раньше. Да, было над чем подумать — «Скраппи, все уже решено. И кстати, мы перенесли отсюда все документы».

— «Как перенесли?!» — остановившись, я едва не споткнулась на крыльце, по ступеням которого, уже по привычке, двинулась к лестнице на третий этаж, решив пошарить в оставшейся возле кабинета Легата пристройке, куда попросила перенести все то, что копилось у меня в кабинете – «Куда? Зачем?!».

 - «Ты попросила сделать нормальную канцелярию и свой штаб, поэтому…» — сев, а вернее рухнув попой прямо на снег, я с обалдением слушала, как эти четвероногие деятели устроили настоящий бедлам, и пользуясь моим отсутствием, попросту утараканили все документы в новое здание генерального штаба эквестрийских вооруженных сил, где под шумок, выбили себе еще несколько кабинетов. Теперь там обретался наш собственный штаб, под бдительным присмотром Трибуна Латиклавия привыкавший к тесному взаимодействию с Гвардией, что включало в себя и оперативный обмен документацией, по такому случаю перенесенной в один из отвоеванных кабинетов. Да, похоже, кое-кто времени не терял, и пока я морозила придатки в горах, размахивая гудящим от злобы и магического пламени мечом, попросту выдрал у меня когти и зубы, оставив, словно стреноженную, грустно вздыхать в своей будочке на третьем этаже казарм, которую ни Хай, ни Стомп так и не пожелали занять. С одной стороны, это было ожидаемо и логично, а с другой — теперь я не могла даже отстоять своего подчиненного, привычно прикинувшись дурочкой, и сославшись на стандартную неразбериху в документации Легиона, ведь все актуальные документы хранились на одном из этажей генштаба – только копыто протяни. Конечно, можно было утешить себя тем, что слишком нагло туда вряд ли кто-то полезет, но я не знала, насколько далеко был способен зайти глава Аналитического Отдела, поэтому не могла исключить и попытку обыска со взломом, инициированного этим безрогим и бескрылым кукловодом, прячущимся в тенях. В общем, я не знала, обрадоваться такой самостоятельности своих подчиненных, или грустно заплакать, поэтому выходящего из медчасти кентуриона встретила с куда как мрачным выражением морды, почти как на похоронах. Вышедший пони болезненно морщился, глядя на заснеженный плац. Интересно, его что, и в самом деле продержали все эти дни в подвале? Вслед за ним вышел знакомый мне единорог – облаченный в положенную по уставу тунику и броню кентуриона, он стукнул копытом по тораксу, приветствуя меня и стоящего рядом принцепса, после чего вновь перевел внимательный взгляд на своего подопечного. Я заметила, как идущий впереди него пегас время от времени ежился, словно мог ощутить этот взгляд, упершийся ему в затылок подобно нацеленному самострелу.

Да уж, кажется, я многого не знала о своих рогатых эскулапах.

— «Все будет нормально, командир» — увидев озабоченное выражение на моей морде, негромко произнес рогатый кентурион – «Думаю, все закончится принудительным лечением в «скорбном доме». Я ему такую характеристику и историю лечения расписал – привлеченные гвардейские специалисты будут рыдать, как маленькие дети».

— «Молодец. Премию подпишешь, Блум?».

— «Мне бы отпуск…» — застенчиво ковырнул копытом снег тот, заставив меня внутренне усмехнуться. Из всех трех видов пони, единороги были самыми хитрожопыми и если пегасы обладали в равной степени хитростью и глупостью, причем одновременно, то носители витой кости напоминали хитровыдуманных евреев – вроде бы делают все правильно и наравне со всеми общее дело, но потом оказывается, что и себя эти ребята отнюдь не забывают. Забавно, но с недавнего времени я стала замечать, что лучше понимаю этих рогатых гешефтмахеров, не обладающих ни выносливостью и силой земнопони, ни скоростью и воинственностью пегасов, но при этом считающих себя элитой четвероногого народа.

— «Блум, оформи» — судя по выражению морды подруги, она все же поняла, что задумал этот прохиндей, и насупилась при мысли, что к отпуску полагаются еще и отпускные, которых явно накопилось немало за эти годы, и которых было явно больше, чем какая-нибудь премия, пусть даже и в размере месячного жалования. Впрочем, я быстро поправилась, вспомнив один печальный нюанс – «Ну, если ты не против, конечно, принцепс-кентурион».

— «Сделаем» — насупившись, буркнула Нэттл, приласкав опустившего глазки рогатого прохиндея таким взглядом, что стало понятно – о легкой жизни ему придется забыть. Тем временем, я в упор рассматривала другого жеребца, уныло глядевшего на окружавшую нас зимнюю сказку, в которую превратила город зима — «Так, теперь ты, боец. Ты помнишь, о чем говорили врачи?».

— «Да, мэм, Легат» — моргая глазами ответил тот. Я искала, и не находила в его взгляде того безумия, что обуревало его всего две недели назад, но следующие его слова здорово поколебали мою уверенность в собственных выводах – «Я понял, во всем виноваты тарелки».

— «Понятно».

— «Угу…» — глубокомысленно хмыкнул рогатый эскулап, заставив вздрогнуть вверенного ему пони.

— «Нет, мэм. Я не… Я имею в виду, что это из-за тарелок мне стало плохо. Понимаете?» — кажется, выражение на моей морде, рожденное видом фигуры канонессы, уверенно бредущей к нам через плац, он приписал своим словам, и быстро поправился – «Мы привыкли ко всякому, мэм – дикому маршу через леса, войне с грифонами, горящим замкам, Грифусу этому проклятому… А до этого я просто жил тут, в казармах, и дома бывал раз в месяц или два».

— «И откуда ты родом?».

— «Кловерфилд. Это в округе Нью Сэддл. Город, лесопилки и лес. Много леса».

— «Ясно» — я зыркнула на подошедшую к нам Силк, но ничего не сказала, хотя была уверена, что та заметила мою дернувшуюся щеку – «Продолжай. При чем тут посуда?».

— «Я даже дома себя не чувствовал как дома, понимаете? А тут, когда мы миловались с Пайнэппл… Она такая затейница, хоть и земнопони — куда там до нее нашим дурехам крылатым…» — я стукнула крылом по укрытой железом макушке возмущенно фыркнувшей Нэттл, призывая ее заткнуться, и дать дослушать до конца, не вставляя свои пегасьи ремарки по поводу неукротимого либидо крылатых лошадок. А то ведь напомню, о чем мне муж говорил – «Ну вот, мы лежали, и я смотрел на шкаф у нее в комнате. Такой небольшой, с прозрачными дверцами. И в нем была посуда – ну, вы знаете такой обычай, красивые тарелочки и чашки хранить на виду. Мы лежали, я смотрел на них, и вдруг понял, что я дома. Не просто где-то у подружки или в  съемном жилье, а по-настоящему дома. Ну, где запах овощного рагу, навощенные половицы, занавески на окнах… Там, где тебя ждут».

— «Я знаю» — почему-то вокруг стало тихо, несмотря на шум, который издают сотни пони, собравшиеся в одном месте. Или это у меня заложило уши от невидимого обруча, сдавившего голову и грудь? – «Дом только там, где тебя ждут».

— «Да, мэм. И где тарелки в стеклянном шкафу».

— «И тарелки. Куда же без них» — я судорожно вздохнула, проталкивая в себя холодный зимний воздух. Он пах казармой – тем букетом запахов, которые сложно описать, и невозможно забыть, но мне почему-то казалось, что в него вдруг вплелись ороматы свежевымытых, натертых воском половых досок, жареных овощей и выстиранных, пахнущих мылом занавесок – «Хорошо. Значит так, кентурион – сейчас ты отправишься с этими офицерами в штаб, где состоится рассмотрение твоего дела. Мы сделали все, чтобы тебя не сделали примером для остальных, но тебе придется лечиться. Врач тебе все объяснил?».

— «Да, мэм. Как скажете, мэм».

— «И когда ты вылечишься – а я надеюсь, ты приложишь к этому все усилия! – ты отправишься в отпуск, домой. Или к этой земнопони, если она еще не слиняла куда-нибудь, и на тебя не наложат обязанность держаться от нее подальше после того, что ты натворил. Это понятно?».

— «Да, мэм».

— «А если ты решишь, что в той, мирной жизни тебя уже ничто не держит…» — двинувшиеся вперед пони остановились, когда перед ними возникло мое расправленное крыло, загородившее путь – «…то возвращайся. По крайней мере, здесь тебя поймут лучше, чем где бы то ни было в этом мире».

— «Мэм, подобными обещаниями вы только вредите ему» — покачала головой Силк, вместе со мной провожая глазами процессию, двинувшуюся к воротам. Как бы смирно не вел себя пациент, его сопровождение включало в себя не только пегасов, но и шедшего чуть позади него лекаря-единорога, способного простым телекинезом быстро скрутить решившего побуянить пациента, что было необходимо в данном, конкретном случае. Все были наслышаны, как умело отбивался поехавший мозгами бедолага от паковавшего его патруля. Интересно, как бы изменилась жизнь старика, если бы ушедшим человекам была доступна такая сила?

— «Я пообещала лишь то, что пообещала когда-то всем своим боевым товарищам» — я твердо взглянула в глаза земнопони, не заботясь о том, слушают меня стоявшие неподалеку гвардейцы и их командующая, или нет – «Что у них будет дом. Сумасшедший, опасный, кочующий с места на место. Но это будет тот дом, то боевое братство, где не бросят, и примут тебя таким, какой ты есть, со всеми тараканами в черепушке, и может быть, даже покажут своих. А у вас есть дом, куда вы могли бы вернуться, когда весь мир рушится вокруг вас, оставляя от вашей жизни только обломки?».

На этот раз она была первой, кто отвел глаза, но не сдалась, и кажется, хотела продолжить этот неприятный для меня разговор, но судя по ее расширившимся глазам, за моей спиной Силк углядела что-то не менее страшное, чем вылезший на обед нагльфар, заставив меня резко крутануться на месте. Но нет, ничего подобного я не углядела – плац оставался плацем, наполненным группами вооруженных пони, снующих туда и сюда по присыпанной снегом площади, и разве что группа устало рысивших с вечерней поверки легионеров была к нам достаточно близко, чтобы привлечь ее внимание… Только чем?

— «Вы это видите, мэм?».

— «Вижу что?» — с подозрением поинтересовалась я, в душе уже успев несколько раз надавать себе подзатыльников за то, что так беспечно повелась на этот дешевый трюк, и повернулась спиной к этой хитровыделанной пони, оказавшейся хорошей копытопашницей. Но нет, ни удара, ни броска, ни даже попытки завернуть меня крендельком не последовало – вместо этого, белая кобыла внимательно и встревоженно ткнула копытом в сторону небольшой, но коренастой фигуры земнопони, рысившего рядом со своими подчиненными, подбадривая тех звонкими ударами дубинки из виноградной лозы.

Интересно, поставщики из Грифоньих Королевств оформят для легиона скидку как оптовому покупателю этой ненужной никому древесины?

— «Вот это, мэм!» — копыто канонессы недвусмысленно указывало на кентуриона, хотя я так и не могла понять, что же в его облике ей показалось подозрительным или тревожным. Хотя…

Да, времена менялись, и мы менялись вместе с ними, неся на своих же шкурах летописи поражений и побед. Коренастый, с толстыми, кривыми ногами, кентурион был поперек себя шире, и выделялся из общего ряда своих сослуживцев лишь двумя вещами – шкурой какой-то зверюги, наброшенной поверх доспехов, и рожей настолько неприятного типа, что по сравнению с ним красавчиком выглядел даже Буши Тэйл. Нет, она не была как-то особенно изуродована – расплющенный, искривленный после нескольких переломов нос; разрубленная, а затем неровно сшитая губа, навечно приподнятая в недобром полуоскале, и сверкающие из-под низко надвинутого шлема глаза. По отдельности все это чем-то странным отнюдь не казалось, ведь после прошедших конфликтов каждый из нас нес на себе печать поражений и побед — но собравшись вместе, на одном конкретном пони, незначительные казалось черты складывались в довольно жуткую харю. Такие рожи были у тех, кто резал младенцев по приказу Ирода Великого, и с усмешкой направлял струю огнемета на белые домики с соломенными крышами, из окон которых кричали запертые внутри жители села.

Ах, да – накидка из шкуры какого-то непонятного существа на его голове и плечах тоже выглядела достаточно экзотично, заставив задаться вопросом, где он отыскал монстра с ребристыми хитиновыми бляхами, выступавшими из коротких и жестких барашков черных волос, да еще такими вот лапищами, каждая из которых могла накрыть мою голову целиком.

— «Ааааа, вижу» — заметив, что я разглядываю его, кентурион замедлил шаг, грохнув копытом по нагруднику, и вопросительно уставился на меня в ответ – «Эй! Внимание всем офицерам!».

Услышав мой хриплый вопль, пронесшийся над плацем, пони направились в нашу сторону чтобы узнать, что вдруг случилось, и что это опять задумала непоседливая пятнистая кобыла. А в том, что я что-то задумала, не сомневалась даже поджавшая губы Силк, закономерно заподозрившая меня в очередном непонятном приколе.

— «Так, все собрались? Отлично!» — подойдя к обладателю мохнатого трофея, я ткнула в его сторону крылом, и с самым серьезным видом уставилась на окружающих нас, легионеры – «Видите этого кентуриона? Так вот – чтобы к концу этой недели каждый начальствующий офицер, от кентуриона и выше, имел такое вот выражение морды! Всем понятно? Выполнять!».

Окружающие нас легионеры застонали.

— «Поздно плакать! Как вы командовать-то собрались, если своей рожей даже жеребенка не напугаете?» — ехидно подначила я призадумавшихся подчиненных, бочком-бочком отступавших подальше от пятнистой сумасшедшей, одержимой очередной пугающей и непонятной идеей. К их счастью, я не стала требовать радикального изменения внешнего вида прямо здесь и сейчас, снова обернувшись к белой кобыле – «Не подумала бы, что такое скажу, но спасибо, мисс Силк. У вас глаза явно острее, чем у меня. Старею, видимо».

— «Или просто издеваетесь над окружающими и мной» — приблизившись, вздохнула та, несколькими глубокими вдохами успокаивая себя, и заставляя улечься встопорщившуюся на загривке шерсть. Охо-хо, моя создательница, что же ты вложила в тот отстойник для генов десятков поколений, что на выходе получилось вот такое вот пятнистое недоразумение, единственным общепризнанным талантом которого было выбесить любого за пару минут – «Вы же понимаете, о чем я».

— «Ну да. Поэтому и похвалила. Я и в самом деле считаю, что такая рожа должна быть у деканов и кентурионов Легиона. Чтобы любому, без разговоров было понятно: «Если зубам тесно во рту – скажи мне что-нибудь поперек!». Верно я говорю?».

— «Да, мэм. Как прикажете, мэм» — сипло ответил тот, злобно зыркнув на своих подчиненных, тотчас же сделавших вид, что идеальное построение в линию – это их любимое времяпровождение всей жизни – «Болл, назначаешься разводящим в наряды! Остальным – отдыхать! Двинули!».

 - «Вот и славно. Как супруга? Детишки?».

— «Все еще шутите, мэм» — ощерился тот, бросив взгляд на стоявшую рядом со мной Силк, отчего мое сознание, на секунду, дорисовало ему каску и серую униформу, а вместо кентурионского витиса – сурового вида ручной пулемет. Вот с чьей мордой нужно плакаты в рекрутском центре вывешивать, а не дорогостоящую мазню! – «Спасибо, командир. Грезеда все еще плохо спит по ночам, но уверен, мы сможем с этим справиться. По крайней мере, я спокоен за нее, пока она здесь, в Эквестрии».

— «Вот и хорошо. После войны миграционное законодательство начали усложнять, но я попросила кобылок из канцелярии провести ее по документам как беженку первых месяцев, задним числом. Поэтому на неделе зайдешь к ним за всеми необходимыми документами. Остальное уже сами оформите – сам понимаешь, с такими бумагами, и твоим ручательством как офицера, вы быстро получите ссуду на собственное жилье. Я там немного подсуетилась, и внесла вас в программу поддержки межвидовых семей… В общем, не бери в голову. Не в съемном жилище же вам с ней теперь жить».

— «Да, мэм! Спасибо, мэм!» — если моя искренняя и открытая улыбка выглядела так же, как и его, то становилось понятно, почему от меня шарахались даже привычные ко всему грифоньи риттеры, нобели и простые вояки – «Даже не знаю, как вас благодарить!».

— «Будь счастлив и служи крепко, дружище. Ведь нам есть, за что сражаться, верно?» — кивком отпустив осчастливленного офицера, я резко повернулась к настороженно зыркавшей на меня земнопони – «Да, Силк, я знаю, о чем ты подумала. Про шкуру эту хренову, и наверняка уже диагноз ему нарисовала. Не так ли? А я вот даже имени его не помню, прикинь – только рожу эту уродливую, которую хоть в учебник по криминалистике или психиатрии вставляй! Каждый раз вздрагиваю, как вижу – но постепенно мне она даже нравиться начала, уродливостью своею вот этой. На своем месте, значится, пони находится, командуя сотней издерганных, сильных, и главное – вооруженных легионеров, обученных убивать. А еще я помню его как земнопони, который прошел с нами эту войну, и вернулся домой не с добычей, а с подобранной где-то грифонкой, которую он в сугробе нашел. Не бросил, выходил, и увез с собой в Эквестрию…».

— «Как добычу» — несмотря на мягкий голос, это было утверждение, а не вопрос.

— «Как жену» — понадобилась пара секунд, прежде чем я разжала сведенные судорогой зубы – «Думаешь, blyad, она кому-то там, на родине, нужна была, с ампутированными задними лапами, а?».

— «Ох…».

— «Она жертва гражданской войны, Силк. А не «добыча», или рабыня, или как ты там еще хотела ее назвать» — помолчав, я не стала комментировать вздох, вырвавшийся у канонессы от моего признания. Меня больше интересовало, чем это таким была занята Нэттл, чья рыжая грива скрылась под шлемом с положенной по уставу щеточкой принцепс-кентуриона, затерявшись среди столпившихся под деревом-курилкой легионеров – «Обморожение. Пальцы и подушечки задних лап было уже не спасти, как и часть хвоста. И лечение он оплатил из своего кармана. Но и до этого между ними уже что-то проскочило, как я поняла. Со своими чувствами они будут разбираться сами – мне насрать, благодарность это, или любовь с первого взгляда, а может просто закономерная реакция любой самки, попавшей в жуткий жизненный переплет, и вдруг обнаружившей, что рядом есть тот, на кого можно опереться. Кому можно поплакаться на груди, и кто возьмет на себя часть наших бед – ту часть, с который мы сами не справимся, если рядом нет нашего жеребца. Глупого, наглого, ленивого, сластолюбивого… Нашего, единственного, в общем. Но узнав о происходящем, я помогла им чем смогла – потому что мы своих не бросаем, и готовы принять их такими, какие они есть».

— «Даже если они наряжаются в шкуры убитых врагов?!».

— «Даже если они наряжаются в шкуры убитых чудовищ. Даже если они притащили с собою грифонку, и объявили своею женой. Даже если они немного сумасшедшие, как и все мы, канонесса».

— «Я поняла вашу мысль, Легат» — после этого короткого монолога Силк уже не решилась настаивать на своем, и проталкивать какие-то идеи, хотя я чувствовала своим копчиком, что они явно у нее были – «Я уверена, что мне стоит это обдумать. Как и то, что вам необходима наша помощь. Согласны?».

Я свирепо фыркнула, хлестнув хвостом по воздуху, вздымая у себя за спиной облако снежинок, миллионами холодных звезд опустившихся на наши головы.

— «Для чего вам это, Силк? Для чего вы так настойчиво пытаетесь убедить меня, что вы нам необходимы?!».

— «Хорошо, мисс Раг. Я буду с вами откровенна. По-настоящему».

— «Ммммда?» — я со скучающим видом поглядела на кромку копыта, затем на рано темнеющее небо, прикидывая, успею ли я чуток себя нагрузить, и устроить небольшую тренировку с отягощением, висевшим на стене кабинета. Давно я не бралась за большие мечи – больше месяца, наверное? Так и разжиреть недалеко.

— «Вы стали мне интересны. Сначала Легион, как собрание всех психологических комплексов и множества психических отклонений, которые только можно встретить в одном месте – добавьте к этому столько оружия, сколько можете вообразить, и я по-настоящему удивлена, что вся эта бочка с фейерверками еще не взлетела на воздух. А затем и вы сами» — до этого спокойный, голос Силк теперь звучал по-прежнему негромко, но уже достаточно холодно и профессионально – «Вас это не пугает?».

— «Возможная катастрофа, или ваш ко мне интерес?».

— «И то, и другое».

— «Меня успокаивает лишь то, что я пользуюсь мечом лучше, чем тот кентурион».

Услышав эту пикировку, последние слова которой звучали неприкрытой угрозой, стоявшие неподалеку здоровяки Рэйна сделали вид, что двинулись в нашу сторону совершенно случайно, и просто решили ноги размять.

— «Быть может, покажете?».

— «Нет» — увидев на морде надоедливой земнопони скептическую ухмылку, я только пожала плечами. Странно, что настолько опытная дама, назвавшаяся магистром каких-то там социальных наук^[10], пытается использовать столь дешевую подначку, пытаясь меня спровоцировать с помощью моих подчиненных, пусть и бывших – «Вы будете показывать мне свое ушу и карате, а я в любом случае буду сдерживать свое оружие».

— «Даже если я попрошу не сдерживаться?» — увидев как мой кивок, так и ухмылки околачивавшихся вокруг бездельников она насупилась, и спросила – «Почему же?».

— «Потому что мы не воюем с безоружными. Потому что мы защищаем пони, и прочих разумных!» — теперь уже я повысила голос, заставив прислушиваться к себе всех, до кого он долетал. Признаюсь, сделала я это нарочно, решив что внушение нужно не только этой зануде, но и кое-кому в наших собственных стройных рядах, представители которых беззастенчиво грели уши неподалеку – «Потому что Легион создавался для нападения на врага и защиту друзей от чего бы то ни было! Потому что мы не просто нарядились в эту броню и туники, и не бегаем с мечами наперевес, словно клюнутые в темечко любители приключений, а на самом деле, на полном серьезе поклялись отдать жизнь за наших близких, наших принцесс и нашу страну!».

Эхо моего выкрика еще гуляло между стен казарм, когда разлившаяся после него тишина была разорвана в клочья громовыми ударами копыт, быстро слившихся в один-единственный грохочущий гул, грозно перекатывающийся громадным валуном между бежевыми стенами с дрожащими окнами. В некоторых быстро вспыхнул свет, заставивший меня благодарно вскинуть крылья в ответ на эту безмолвную поддержку со стороны тех, кто не так давно шел парадом по улицам Кантерлота и вместе со мной, свысока, поглядывал на глупую пони, решившую сделать себе имя на наших проблемах. По крайней мере, так мне казалось, а я привыкла доверять своим ощущениям, хотя внутри меня постоянно вибрировала какая-то тонкая струнка, призывавшая не бороться, а сдаться и признать те проблемы, которые я видела и без этой желтоглазой задницы, для чего-то впившейся всеми зубами и копытами в Легион.

 - «Впрочем, вы можете поглядеть на мою тренировку» — великодушно решив не измываться при всех над психиатром, подавая тем самым не самый лучший пример, предложила я прижавшей уши кобыле — «Я как раз обещала кое-кому спарринг-сессию, а потом… Потом я могу познакомить вас со штатным психологом Легиона».

— «В Легионе есть свой психолог?» — несмотря на попытку держаться с видом опытного психиатра, только глухой не услышал бы в голосе Силк прорвавшиеся нотки скепсиса – «Вы знаете, я наверное воздержусь… Хммммпфффф! Хорошо, мисс. Считайте, что вы меня убедили!».

— «Вот и отлично» — услышав отказ, мне было достаточно лишь отвернуться, брезгливо дернув на прощанье крылом, чтобы услышать поспешное согласие, сопровождающееся тяжелым выдохом и громким скрежетом зубов, с которыми белая земнопони постаралась держать себя в копытах. Надеюсь, что она не видела моей широкой ухмылки, которая отразилась на мордах стоявших передо мной жеребцов, наверняка вспомнивших мою любимую поговорку о том, что «я настолько нормальная, что от меня психиатры шарахаются» — совсем до скандала дело доводить я не собиралась, но вот попробовать напоить до изумления эту прилипчивую надоеду решила со всей определенностью, чему немало способствовала мысль о приезде Маккриди, за эти месяцы планомерно подминавшего под себя мэйнхеттенский поницейский отдел. Что бы он там ни говорил про коррупцию или банальные «благодарности» патрульным, при этом он все же не постеснялся обратиться ко мне за помощью, когда ему понадобилось побыстрее протолкнуть какие-то бумаги на подпись в штабе и канцелярии дворца. Посмеявшись, я решила лично заняться этой задачей, и… Быстро переадресовала ее остальным. Почему? Потому что боялась своей самонадеянностью и предвзятостью причинить пони вред, как я обьяснила повернувшимся ко мне за объяснениями секретарям белоснежной принцессы. Когда поняла, что не могу опустить ручку печатно-сшивающего механизма на кипу бумаг, отсылая ее на подпись. Когда долго сидела, глядя на толстую папку, отложенную в корзину для входящих бумаг. Этот пони не будет мне подчиняться и в случае возникновения проблем, я не смогу призвать его к ответу, явившись в мейнхеттенскую поницию с большим полуторным колуном и поэтому все, что я могла сделать для Ника – это попросить своих коллег по новой работе проверить эти бумаги вне очереди, о чем уведомила синешкурого жеребца. Через силу, конечно же, испытывая жгучее чувство стыда от внезапно нахлынувшей нерешительности – но он, вроде бы, не обиделся, или просто сделал вид что все в порядке… Но предложение мое принял. В любом случае, бумаги ушли на проверку быстрее, чем это было бы сделано обычным путем, а мне предстояло проставиться в попытке загладить свою вину, поэтому я решила совместить сразу несколько важных дел, объединив их в одно, а заодно и выяснить, что же именно представляет из себя новая пассия Рэйна и для чего ей вдруг понадобился Легион. И именно поэтому я отправилась на тренировочную площадку, где принялась запихивать себя в комплект тренировочных доспехов, ожидая прихода этой розовогривой красотки с ледяным голосом и каменным выражением морды. Несмотря на все свои закидоны и попытки вести себя словно кристальная королева, ее желание стать хорошим бойцом и до тошноты образцовым легионером внушало уважение окружающим, хотя я бы назвала их маниакальными и каждый раз призывала себя и Рэйна следить за нею во все глаза, озаботив тем же и Желли, плотно окопавшегося в своем кабинете генштаба. Оставив вместо себя какую-то бесцветную кобылу, чьи имя и внешний вид были настолько незапоминающимися, что просто вылетали из головы сразу же после того, как она покидала поле зрения того, кто с ней говорил, он решил вплотную заняться противодействию попыткам его несостоявшегося шефа из Аналитического Отдела Королевской Канцелярии вновь прибрать к копытам наш Легион, поэтому не было ничего удивительного в том, что моя «речь», которую я огласила с трибуны Генштаба, была во многом построена на тезисах его докладной, заложив таким образом фундамент этой невидимой обороны. Послав за вишневой кобылой кого-то из пробегавших мимо легионеров, я начала разминаться, неторопливо помахивая здоровенным полуторником, давным-давно приволоченным с севера после очередного «конфликта», да так и занявшего место на стене в моем кабинете. Самое обычное, ничем не примечательное оружие, выделявшееся разве что большим весом, чем у прочих мечей, оно не будило во мне никаких чувств, и оставалось на своем месте разве что из-за своей «половинной» заточки, оставлявшей тупой часть лезвия возле рикассо, ограниченной небольшими шипами или как их еще называли «клыками», направленными вперед будто два острия, что давало возможность в полной мере отрабатывать немногие известные мне навыки боя Старого Дома, или «работу половиной меча» как называл мои кривляния де Куттон. Наверное, поэтому это излишне тяжелое для боевого оружия ковыряло у меня и осталось, так что ожидая прихода протеже Рэйна я уже успела немного вспотеть – равномерно, не сильно, что говорило о том, что хорошо разогретые мышцы готовы к работе, и не откажут болью негаданной судороги в самый неприятный момент. Меч понемногу стал двигаться изящнее и быстрее, описывая то запутанные восьмерки защит, то вдруг вытягивался, будто развернувшаяся плеть и обрушивался то сверху, то снизу на гудевший под ударами поникен. Это я придумала уже сама, чуть разжимая хватку на оружии и позволяя его рукояти скользить, пока копыто не упиралось в навершие, внезапно удлиняя на несколько дюймов клинок, что в бою часто означало границу между победой и поражением, жизнью и смертью. Поднявшись на задние ноги и упираясь крыльями в утоптанный снег, я понемногу выбросила из головы окружавшие меня здания, стену, чьи-то любопытные рожи за каждым углом и внимательно-острые глаза следившей за мной канонессы – я была ногами, за каждым шагом которых мне приходилось следить; я была копытами, сжимавшими большую, обитую деревом и скрепленную проволокой рукоять, и я была броней, что поскрипывала по слегка шелестевшей кольчуге, приминавшей похрустывавший войлоком гамбезон. Я была каждой искрой, которые высекала из отчаянно звеневшего поникена, я была ветерком, который обвивался вокруг грозно гудевшего лезвия, отчаянно пытавшегося разрубить своими тупыми гранями непокорную стихию… И я была хрустом шагов, которые замерли неподалеку, возобновившись только когда злобно взвизгнувший меч обрушился на изрубленный риттерский доспех, застряв в очередной дыре, пробитой в прикрывавших его спину пластинах. Выдохнув, я отступила и раскачав, выдернула оружие из объятий скрипнувшего железа. Полностью погрузившись в собственные мысли, я не сразу поняла что изрубила полезную вещь до состояния металлолома, кое-как державшегося на деревянном чурбаке. Тело приятно гудело, а в голове царила не одержимость или черная злоба, так часто выплескивавшаяся из меня в тяжелом бою, а какая-то мягкость, наполненность и теплота. Так мягко и слегка одуряюще пахнет теплая летняя ночь, поэтому даже прищуренные, кошачьи глаза канонессы, топтавшейся за пределами небольшой тренировочной площадки, не вывели меня из себя, а лишь отметились где-то в сознании, когда я ловила снежинки длинным своим языком, увлеченная ощущениями остывающего на холоде тела.

Говорить о чем-то с холодной длинноногой красоткой нам было пока не о чем, и после короткого кивка мы сошлись вначале с коротким мечом и щитом, имитируя строевую давилку, затем с обычным мечом против грифоньей сабли, которую выбрала вишневогривая, закончив полуторными мечами. Первый бой вышел вничью – вначале мы просто потолкались, прощупывая друг друга, затем мне насовали за щит множество быстрых ударов снизу и сбоку, ну а потом я сама начала откровенно хамить, то отступая, заставляя противницу проваливаться и напарываться на подставленный меч, то просто прижимала щит к плечу и груди, чуть поворачиваясь на месте, заставляя вишневую терять равновесие и злобно фыркать при звуках затупленного лезвия, со скрежетом проходящегося по шее или груди. Зато в дуэли один на один мне живо насовали горячих, попросту выбивая спату из-под копыта и даже зубов не слишком-то хитрыми, но явно отточенными приемчиками заставляя чувствовать себя новичком, впервые попавшим в копыта Праул Шейда, из которого тот обстоятельно и не торопясь делает набивную подушку. Никаких воплей, криков, обвинений в нечестном бою – мы прощупывали друг друга, впиваясь глазами в глаза и я заметила, что извечное холодное высокомерие вишневой уже не раз и не два дало трещину при виде того спокойствия, с которым я реагирую на все ее закидоны, все ее попытки перевести бой на мечах в копытопашную схватку. Для нее это было непонятно но думаю, было бы вполне очевидно любому, прошедшему с нами последнюю грифонью войну, когда на поле боя у тебя есть одна лишь единственная цель – выжить, выжить несмотря ни на что и то, как именно ты обезвредишь противника, как именно ты убьешь своего врага, ни тебя, ни его не волновало. Как говорил один рано поседевший офицер из наших с Древним воспоминаний, «На войне не бывает нечестных приемов, док. И если ты сталкиваешься с чем-то новым в бою, то единственное, о чем ты жалеешь – что это пришло в голову не тебе, а врагу». Возможно, что он преувеличивал, а может быть и нет, но я и в самом деле оценивала эту длинноногую красотку, при виде которой что-то холодное, звериное начинало ворочаться у меня внутри, приподнимая шерсть на загривке, поэтому отдала должное ее попыткам сохранить хладнокровие, когда на ее доспехах, не раз и не два, победным колоколом гудело лезвие моего полуторника, с металлическим грохотом обрушиваясь на открывшуюся часть тела. Не помогли даже попытки перевести бой в партер – при каждой попытке приблизиться, подскочить или подкатиться поближе я отступала в сторону, встречая летящие ко мне конечности затупленной металлической полосой, карая эти поползновения пощупать меня за морду копытом с помощью грифоньего монстра, со звоном отмечавшего сразу несколько ударов по раскрывшейся жертве.

— «Хорошо. Закончили!» — наконец рявкнула я, выдыхая из раздувавшегося носа две тугие струи горячего воздуха. Холодало, и наше дыхание застывало облачками у губ, превращая всех говоривших в каких-то персонажей комиксов. Почему всех? Да потому что грохот сражения, проходившего на маленьком пятачке, на задворках казарм, да еще и длившийся так долго, быстро привлек внимание окружающих и всех свободных от дел, понемногу облепивших окна, крыши и даже стену между башнями, откуда эти любопытные задницы наблюдали за тренировкой. Тяжело дыша, вишневая кобыла разогнулась и попыталась встать ровно, по одной подтягивая к себе широко расставленные ноги, на которые она опиралась в попытках не упасть прямо там, в истоптанный и перемешанный с гравием снег. Бурно дыша, я подхватила оба тренировочных меча, свой и ее, не глядя перебросив их возбужденно приплясывавшей у края площадке канонессе, которая наверняка так и рвалась показать этим психам-убийцам, как может скрутить их бантиком настоящий психолог-профессионал, после чего одобрительно хлопнула крылом по поджарому вишневому крупу, прикрытому полосами легионерской брони – «Что ж, неплохо, кентурион. Очень неплохо. Задатки у тебя есть, остальное дело техники и тренировок. Если чувствуешь желание продолжать, подскажу тебе хорошего учителя фехтования, как и обещала. У тебя как вообще, с продолжать?».

— «Как… Как скажете… Мэм» — пытаясь отдышаться, та с трудом утвердилась на дрожащих ногах, и даже попыталась бухнуть одной из них по тораксу но, покачнувшись, решила не делать слишком резких движений – «Разрешите… Идти?».

— «Иди. Переоденься и возвращайся» — увидев ее непонимающий взгляд, я вздохнула, успокаивая дыхание и потянулась всем телом, ощущая, как то наливается приятной усталостью и дремотой, а мышцы гудят, словно высоковольтные провода – «Кентурион, ставлю задачу – переодеться в гражданскую одежду и проследовать к воротам. Сегодня у нас по плану культурная программа. Нет, без кентурии. Да, только для тебя. Да, со мной и еще несколькими пони. Все понятно?».

— «Так… точно… мэм».

— «Вот и хорошо» — вздохнув, я оглянулась и с удивлением уставилась на белую земнопони, барахтавшуюся на земле под весом двух железных оглобель – «Мисс Силк, а вы чего там забыли в снегу?».

— «Ищу свое самолюбие, которое вы походя втоптали в этот самый снег!» — тихо, но очень зло выдохнула она, после чего, с моей помощью спихнув с себя тренировочный инвентарь, уже спокойно, своим обычным голосом заявила – «Если позволите, я забираю назад свои слова, миссис Раг. Если и остальные ваши воины столь же умело владеют оружием, то я начинаю понимать, почему принцессы столько лет игнорируют критику этого отряда».

— «Умело? Эти кривляния – просто ерунда по сравнению с тем, что умеет хороший мечник, уж поверьте» — буркнула я. Де Куттон говорил, и я ему верила, что мои навыки могут произвести впечатление разве что на каких-нибудь разбойников или мелкопоместных дворянчиков-ваза, поэтому не собиралась поддаваться на лесть, тем более такую грубую – «Кстати, вас это тоже касается, мисс. Через пятнадцать минут, у ворот».

— «Вы уверены? Мне показалось, что ваши планы вдруг изменились…» — вскидывая на плечо тренировочное оружие, я удивленно подняла глаза на эту белую земнопони, увидев на ее губах какую-то странную усмешку – «… и я буду явно лишней на этой встрече».

«Она что, намекает на то, что я вдруг эту длинноногую на свидание собралась затащить?!».

Пауза длилась долго. Уже разошлись обсуждавшие что-то свидетели нашей громкой тренировки, уже были собраны и сложены в кучку мечи и щиты, а я все еще не могла придумать, что на это ответить. Так и не сообразив, разозлиться мне или целомудренно покраснеть, я буркнула «Через пятнадцать минут, мисс Силк!», после чего убралась в свой кабинет, где задумчиво разглядывала свое отражение в зеркале, вделанном в дверцу шкафа, из которого на свет появилась моя старая-добрая курточка, сменившая пропотевшую тунику у меня на плечах. Забавно, а мне казалось, что она окончательно сгинула за все эти годы – или в Глубинах Гравора, или во время диверсии и пожара в нашем лагере, или уже потом, во время войны с неведомой Тьмой и ее жуткими слугами… Но нет – вот она, висела передо мной, словно овеществленное доказательство неведомых сил, раз за разом оставлявших ее в моем шкафу или походном сундучке. За годы плотная зеленая ткань ее стала жестче, обзаведясь многочисленными потертостями, разрывами и разрезами и я, холодея, глядела на острепавшуюся бахрому, выглядевшую так, словно чьи-то умелые и любящие копыта, раз за разом, ремонтировали ее, подшивая в нужных местах недостающие ленточки ткани и накладывали тонкие, но крепкие швы на каждый разрыв и разрез. Схватив зашуршавшую куртку, я вдруг прижала ее к груди и тихонько разревелась, уткнувшись мордочкой в плотную ткань, ощущая непреодолимое желание вновь оказаться под большим, тяжелым крылом, растворяясь в дремотных ароматах теплой летней ночи или горячем дурмане полуденного луга. Так хотелось – и было нельзя. Я должна была давно научиться знать свое место в этом мире и быть благодарной хотя бы за то, что…

На этом мои самокопания были прерваны невесомым ощущением чьей-то руки, погладившей меня по голове и заставившей сотни мурашек проскакать по всему телу. Так тяжелая, но ласковая нога жеребца сонно нащупывает в темноте рыдающую о чем-то подругу, проснувшуюся среди ночи от нахлынувшего вдруг чувства Огромного Кобыльего Горя и вновь забывшую о том, что тот, о ком она так безутешно рыдает, находится рядом с ней. Увы, ощущение это не повторилось – Старик вновь исчез и мне хотелось надеяться, что он спал, как и всегда, этой зимой, видя сны, в которых лодка несла его куда-то по сужающемуся проходу в толще неведомых гор. В общем, к воротам я явилась совсем не через пятнадцать минут, порядком накрученная, но хотя бы отдаленно напоминая Легата в отставке, а не зареванную двенадцатилетнюю кобылку, непонятно отчего прорыдавшую почти час в шкафу своего кабинета. Вишневая была уже там, и знала бы ты, Твайли, чего мне стоило не захохотать как гиене при виде делового костюма, в который та обрядилась, словно направлялась на совещание или деловую встречу. Плохим назвать его было нельзя, но на мой скромный взгляд, ткань тонкой шерсти серого цвета и черная сорочка с фиолетовым галстуком, завязанным на шее тугим узелком, приличествовали бы скорее какому-нибудь земнопони с востока страны, нежели красивой кобыле, чей внешний вид портило лишь холодно-надменное выражение морды, с которым она глядела на окружающий ее мир. А вот белая земнопони рядом с ней выглядела какой-то потрепанной, и я какое-то время не могла взять в толк, какое ей было дело до нашего тессерария, которого та, запрокинув голову, отчитывала и судя по багровеющей роже жеребца, уже почти выпросила пару ударов суровым кентурионским витисом промеж глупых ушей.

— «Что за шум, а драки нет?» — поинтересовалась я, не придя к какому-то однозначному выводу – «Мисс Силк, вы все-таки решили нарваться, чтобы вас выбрыкали отсюда прямо через стену, не открывая ворот?».

— «Дело в том, миссис Раг…».

— «Легат, а не «миссис», мать твою за вымя, дура!» — проревели со стены, заставив белую земнопони негодующе ткнуть копытом в сторону плюющегося от злости кентуриона, словно призывая меня в свидетели того, как обходятся в этом месте со столь важной кобылой – «Это что, так сложно запомнить, гражданская ты пизда?!».

Морда «невоенного кобыльего полового органа» начала наливаться нездоровым багрянцем, чему немало поспособствовал мой искренний смех, с которым я выслушала эту тираду, заставившую меня по-настоящему ощутить себя в том месте, которому я по-настоящему принадлежу.

— «Это уже переходит всякие границы!».

— «А я предупреждала, что мы пони грубые и абсолютно не женственные» — снова ржанула я, успокаивающе махнув крылом бесменному тессерарию дежурной кентурии, что-то рычавшему себе под нос с надвратного укрепления – «Ну-ну, не переживайте так, мисс Силк. Уверена, он не хотел сказать ничего дурного. Просто вырвалось».

— «О, неужели?!».

— «Это армия, Силк» — вздохнув, я поняла, что даже шутить долго над этой кобылой не получается без того, чтобы самой не начать испытывать искреннее желание начистить ей рожу – «Здесь матом не ругаются – здесь матом говорят. И если ваша тонкая душевная организация не может этого вынести…».

— «Моя душевная организация, как вы назвали чувство самоуважения, присущее каждому пони, не терпит, когда мне угрожают!» — увидев мою предвкушающую ухмылку и отставленное крыло, тамекающе направленное в сторону закрытых ворот, земнопони недобро прищурилась искрящимися от злости глазами – «Нет, не этот… грубиян. С ним все понятно. Но нападение…».

— «На вас кто-то напал?» — уже совершенно искренне удивилась я. Повернувшись к стоявшей навытяжку фиолетовой кобыле я оглядела вначале ее, затем стоявших над воротами легионеров, и вновь посмотрела на белую пони, пытаясь взглядом отыскать на ней хоть какие-то повреждения – «Говорите прямо, мисс Силк – это дело серьезное и согласно уставу, может расцениваться как преступление».

— «Один жеребец. Которого вы видели сегодня, и даже так высоко оценили».

— «Какие повреждения он вам нанес?» — продолжила я официальный допрос, хотя внутри что-то напряглось от нахлынувшего чувства непонимания, чего вдруг мог так сорваться виденный нами чуть ранее кентурион. Или она и до него домоталась, компостируя мозги по поводу шкуры этой несчастной?

— «О, я вполне способна за себя постоять, если вы об этом» — хмуро усмехнулась каконесса, хотя я заметила, каким нервным жестом она подернула на себе черный шарф, украшенный с каждого края вышивкой-солнцем – «Но он достаточно грубо принудил меня к разговору».

— «Принудил… к разговору?» — я искренне попыталась представить себе эту сцену. Мозг выдал критический сбой, никак не желая сопоставлять массивного, жуткого кентуриона, похожего на глыбу грубого камня и эту гражданскую пони, которую тот безуспешно пытается к чему-то «принудить».

— «Очень грубо. Схватил за грудки и прижал к стене, после чего угрожал».

— «А вот это серьезно. И что же ему не понравилось?» — нахмурилась я.

— «Кажется, он искренне заблуждался, но это не облегчает его вины. Он полагал, что обязан вам жизнью, мисс Раг, говоря о каком-то чудовище, из пасти которого вы вытащили его, и еще какого-то грифона, когда их обоих сожрал огромный червяк. Я не знаю, имело ли место на самом деле это происшествие, но должна сказать, что ни один пони не должен вот так…».

«Блядь. Я надеялась, что никто не узнает об этом» — подмахнув в журнале разрешение на выход трех пони, я вернула его сбежавшему со своего места легионеру и протиснулась в щель приоткрывшихся ворот. Воспоминания поднимались из глубин памяти словно черный ил, всплывающий со дна потревоженной садовой кадушки, возвращая меня в ту долину перед грифоньим городом-горой, наполняя нос запахом крови, пепла, сгоревших алхимических зелий и душным, страшным запахом неведомого зверя, чьей шерстью был отделан воротник полагающегося Легату плаща. Огромное тело нагльфара, бьющееся на земле, взлетающий и опускающийся меч, брызги ихора и чьи-то тела, которые я вытягивала из разрезанной, разорванной пасти. Да, кажется, там и в самом деле был какой-то грифон и тот земнопони, которого я вырезала, вырвала из нечистых потрохов, уже начавших переваривать попавшую в них добычу. Я постаралась, чтобы это не попало ни в какие отчеты, чуть позже предупредив каждого врача и всех присутствовавших при этом легионеров о том, на какие ленточки будет разорвана их жопа, если хоть кто-нибудь расскажет бедолагам о том, что там произошло. Почему? Потому что спасать их пришлось из-за моей собственной некомпетентности, непредусмотрительности, моей жуткой болезни, в которую я погружалась, словно в пучину бездонных болот. Потом была лечебница Стикки Виллоу, отдых и возвращение в Грифоньи Королевства, за время которых я и забыла о том, что когда-то произошло. Ну, хорошо, пусть и не забыла, но каждый раз, глядя в обезображенную харю того жеребца изо всех сил старалась не вспоминать о произошедшем. И вот такой вот поворот… Оказывается, он все же узнал или вспомнил об этом, но мужественно терпел, ни разу не напомнив о случившемся, и даже не плюнул мне в морду, хотя кто знает, каких трудов ему это стоило…

— «И чем же он вам угрожал?» — остановившись на перекрестке Канатной и Роз, я оглядела своих попутчиц, прикинув, сколько времени у нас осталось до назначенной встречи. Этим вечером Ник уезжал, увозя с собой документы, а у меня оставалось к нему еще немало вопросов и пара просьб, связанных с огромным городом на западе нашей страны – «Не стесняйтесь, говорите прямо. Если легионер нарушил устав, его ждет кара. Особенно если от его действий страдают гражданские – еще полгода назад я выделила это особо, о чем вы должны были бы знать».

— «Напрямую нет, не угрожал» — с неохотой признала Силк. Я заметила, что она чуть поколебалась перед тем, как это сказать, отметив про себя эту заминку. Видимо, врать она все-таки не решилась, что говорило о планах, которые у нее были на Легион – «Он обвинил меня в том, что я все время «кручусь» рядом с вами, отчего у вас каждый раз портится настроение после разговоров со мной, из чего он сделал вывод, что порчу вам его я или мое присутствие, что для него было едино».

— «Ну ты погляди, какой заботливый» — я попыталась спрятать за неприкрытой иронией свое смущение, но кажется, не преуспела – «И до чего же вы договорились?».

— «Не не хотелось бы повторять его слова…».

— «Помните, что я вам говорила про нецензурную лексику? Давайте уже конкретнее, канонесса! Как профессионал по оболва… по работе с населением, я хотела сказать, вы слишком много мямлите и мнетесь, словно школьница на первом свидании. Я что, эти ваши недомолвки в протокол должна записать?».

— «Он не ругался. Но пригрозил вышвырнуть меня за ворота и запретить приближаться к вашим казармам под страхом физических увечий, если я буду продолжать вас раздражать!» — насупившись, выдала та – «Теперь вы понимаете, почему вам нужны профессионалы нашего ордена?».

«Надо же. И мне ни разу ничего не сказал. А действовал точно так же, как я — не привлекая внимания и делая вид, что никто ничего не знает» — от этой мысли у меня в груди разлилось давно забытое чувство тепла, немного ослабив сдавившее ее ощущение бесполезности.

— «Чтобы заткнуть рты тем, кто говорит то, что думает?».

— «Пони не должны поступать так грубо и опрометчиво, военные они, или нет!» — забывшись, рыкнула на меня белая дамочка. Интересно, насколько большой этот орден боевых психиатров и сколько придется с ними возиться, если придется реализовать «силовой» вариант решения этой проблемы? Впрочем, додумать эту увлекательную мысль я не успела,  и отдышавшаяся кобыла вновь приняла свой внешне благодушный, но уже бесивший меня до судорог вид, который я назвала про себя обезьянничеством с извечно невозмутимого облика наших принцесс – «Вербальная агрессия — это тоже агрессия, миссис Раг. Даже хуже, чем прямое нападение, ведь вербально атакующий тебя негодяй уверен в своей безнаказанности, раз не причиняет, по его мнению, физического вреда».

— «Справедливо. Как справедливо то, что другие пони, с хорошо подвешенными языками, не должны считать себя вправе указывать остальным, как им нужно жить, говорить, что делать и как думать» — парировала я, ощущая, что вскоре взбешусь. Отчего? Наверное, от попыток манипулирования другими, скрытых под тонким слоем глазури психологии, которую используют как средство давления на окружающих. Что ж, теперь я лучше понимала того кентуриона, ведь у меня самой зачесались копыта сделать что-нибудь нехорошее с этой прилипчивой кобылой – «И поэтому я тоже бешусь, когда кто-нибудь лезет ко мне в голову, пытаясь заставить думать так, как нужно кому-нибудь постороннему».

— «Не как надо, на самом деле. А как это нужно вам».

— «Да?» — я остановилась, и рывком развернула белую пони в сторону ворот, заставив крутануться волчком на двух ногах из четырех – «Вон там несет службу хромой кентурион – да-да, тот самый, с которым вы гавкались минут десять назад. Его уже пытались отправить в почетную отставку, и два раза отстранить от несения службы по ранению. Он сам заставлял себя ходить прямо, не хромая на заднюю ногу, которую ему почти напрочь отрубил грифоний халберд. Через боль заставлял, чтобы не оказаться за воротами этих казарм! Значит, следуя вашей логике, я должна была поощрять его в этом? Требовать, чтобы он ходил и бегал наравне с остальными или признался, что инвалид и свалил уже куда-нибудь на ферму под Эпплузой, не мозоля другим глаза?!».

— «Но вы не стали этого делать…» — под этим утверждением был слышен неприкрытый интерес и я не сразу сообразила, как хитро и даже изящно белая земнопони ушла от ответа, заставляя меня саму продолжать разговор.

— «Нет, естественно. Я ж не умная, blyad, пони, как остальные» — прищурившись, я пересчитала глазами шлемы, видневшиеся на гребне стены, и нашла один знакомый, с поперечным гребнем кентуриона – «Я поговорила с ним и предложила продолжить  службу на должности, на которой не нужно убегать или догонять, но где нужно терпение, внимательность, и неплохая толика ответственности, определив в бессменного разводящего дежурной кентурии, и начальника караула ворот».

— «Это действительно необычно» — помолчав, наконец ответила белая кобыла. Возможно, ей не хотелось отвечать вообще, но со мной такие фокусы не проходили, и если я видела, что от меня собираются что-нибудь получить, то и сама не собиралась ограничивать свои душевные порывы получить что-то взамен — «Вы – открытая книга, но вот страницы в этой книги отлиты из стали. И я не знаю, какой нужен жар, чтобы их растопить».

— «Ну, у меня на этот счет, в принципе, есть одна проверенная идея…» — скабрезно хмыкнула я, прикидывая время до встречи с Ником. Вроде бы время еще было, а некоторая неопределенность даже заставила меня ухмыльнуться, подумав о том, что в этом мире мне не нужны были часы или иной прибор для измерения времени, под который бы я подстраивала свою жизнь, делая десятки дел и опаздывая в несколько мест одновременно — «Поэтому двинулись, дамы – нас ждет Кафе!».

---

— «Леди и джентельпони, мы идем в Кафе. В общем, все в сад!».

— «Вы там будете петь, мэм?».

— «Нет, это вы там будете слушать… мэм!».

Почему я потащила эту пару в Кафе? В первую очередь, я отправилась туда с Ником, желая загладить так не вовремя охватившую меня нерешительность, которая могла помешать каким-то его планам. Формальные извинения, которые я принесла, сопровождались намекающим закатыванием глаз и эдаким поигрыванием бровкой, долженствующими убедить синешкурого жеребца в том, что на самом-то деле все было иначе, и лишь по причине принесенной присяги я не имела права рассказывать о всех сложностях, с которыми мне пришлось столкнуться в кулуарах дворца. Не знаю, поверил он мне, или нет, но наша встреча прошла спокойно и мирно, как и передача объемистой сумки, в которой находилось множество документов, вернувшихся ко мне после утверждения в канцелярии.

На каждом стояла подпись принцессы. Вот только каждый из них был передан мне через секретаря.

— «Мэм, могу я задать вопрос? Почему pizdato – это хорошо, а pizdets – просто ужасно? Мэм, я должна обратиться к вам потому, что вы ввели этот сталлионградский сленг как второй командный язык и я, как командир, должна знать, как общаться с вверенным мне подразделением».

— «Ты еще спроси, почему khuyevo – это плохо, но при этом okhuyenno – это настолько хорошо, что лучше некуда! Считай это частным примером диалектического материализма, и просто запоминай. В бою тебе никто растолковывать это не будет!».

В общем, все прошло тихо, мирно и почти хорошо. Ник был вежлив с моими спутницами но, кажется, думал все-таки о своем, поэтому общались больше мы с ним, в то время как сопровождающие меня кобылы судорожно пытались понять, зачем я притащила их в этот ресторан. Фиолетовая была до изжоги официальна, белая — дулась на то, что я ее обманула и вместо конкурента на психологическом поприще решила накачать алкоголем, от которого они обе демонстративно отказались. Переглянувшись, мы с Маккриди равнодушно пожали плечами, и не стали отказывать себе в дегустации осенних новинок четвероногих самогонщиков, после сидра плавно перейдя на продукт грифоньих винокурен, а затем и на фирменный напиток Маккриди. Ты бы видела его, подруга, когда тот гордо притащил из бара бутылку своего долбанного виски, напевая на ходу «Дикий Пэ! Дикий Пэ! Мы напьемся Диким Пэ!». Клянусь, я с трудом заставила себя не заржать при виде его довольной морды. Но виски, если к нему привыкнуть, был и в самом деле не так уж и плох, а закуской нам послужили постные морды сидевших напротив кобыл, над которыми мы втихомолку посмеивались весь вечер. Для чего я это сделала? Да, обычно в заведение Кропа Шедоу я таскала лишь проверенных пони, но в этот раз именно Ник был виновником торжества, а эти бескрылые дамы — лишь пряной приправой к хорошему вечеру. Скорее всего он это понял, поэтому, когда мы, покачиваясь, шли по вечерним улицам, на наших мордах расплывались пьяноватые, но добродушные улыбки, в животике приятно побулькивало выпитое и съеденное, так что в целом, все вокруг казалось приятным и умиротворяющим. Даже вес сиреневой пони, лежавшей поперек наших спин, чьи волочившиеся по снегу ноги уже не раз и не два привлекали к себе внимание патрулирующих улицы гвардейцев и легионеров, казался не досадной обузой, а лишь частью ожидаемого окончания вечера. Ведь в конце концов ей все же пришлось попробовать сей напиток из древних времен под внимательным взглядом экс-Легата, с интересом наливавшей ей еще, еще… И еще, пока та не свалилась под стол.

Потому что такое холодное выражение рожи в Легионе может иметь только Легат.

— «…а потом он женился на Кетрин Найт. И они дуэт организовали, составленный из их фамилий. И играли фолк-рок, классный кстати».

— «Да ладно. Ричард — и фолк? Они же тяжелую музыку играли».

— «Х-ха! Дип Перпл – тяжелая музыка? Тебе просто повезло не дожить до хардкора, гранджа, не говоря уже о дум, сатаник и гот металле!» – пьяно заржала я, и схватив бутылку, словно микрофон, завопила в ее загудевшее горлышко – «Бу-бу-бу-бу-бу сатааааан! Бу-бу-бу-бу-бу дестроооой! Вар-вар-вар-вар-вар резняяяяя!».

— «Че это за срань господня?!» – не понял Ник, пытаясь вырвать у меня бутылку, попутно окатывая веером брызг меня, себя и Силк, шедшую неподалеку и всем своим видом пытавшуюся показать, что она совершенно не с нами и вообще, видит нас в первый раз.

— «Это обычный дум-метал. Главное люто орать что-то в микрофон, чтобы никто тебя не понял. И гитары пониже настроить – если их рев был тише, чем грохот взлетающего вертолета, то твое звучание обосрали бы как плюшевое и назвали колледж-роком для малолетних зассых».

— «Святый Боже…» — стукнул себя копытом по морде синий земнопони – «Тогда я не удивлен, что все закончилось полным дерьмом».

— «Ха-ха. Это я тебе еще про тролль-металл не рассказывала!».

— «Не хочу даже знать об этом дерьме!».

— «Да нет, это все временное увлечение. Ну, как мода, понимаешь?» — отобрав у синешкурого транжиры бутылку, я запрокинула голову, отправляя ее содержимое внутрь себя, рассудив, что еще немножечко места внутри меня все-таки осталось. Голова приятно закружилась, и почему-то снова захотелось попробовать приклеить бутылку на лоб – ну, просто посмотреть, получится ли у меня изобразить единорога, или же это кого-нибудь огорчит. Так и не придя к какому-то однозначному выводу, я отправила ее в ближайшую урну и повела натруженными плечами, поправляя сопящий на них груз – «Постепенно все сошло на нет, вкусы вновь поменялись… Зато нестареющая классика вроде Луи Армстронга, Элвиса Пресли и Криса Ри и тогда была живее всех живых».

— «Этот мелкий, смазливый ирландский паренек — классика? Да уж, человечество всегда найдет, как вляпаться в какое-нибудь дерьмо» — неодобрительно проворчал Ник. Кажется, алкоголь в этот вечер настроил его на меланхолический лад. Лежавшая в отключке на наших спинах кобыла что-то согласно пробулькала и негромко испортив воздух, снова затихла – «Вот жеж черт… Кстати, как хоть эту красотку зовут?».

— «Честно? Никогда не интересовалась» — равнодушно вздохнула я, движением плеча поправляя сползающую сиреневую тушу – «А ты не знаешь?».

— «Что?! Вот черт, Рааааг!» — пьяно захохотал Маккриди, заставив шествующих навстречу пони высокомерно поморщиться, поглядывая поверх меховых воротников дорогих курток, шуб и пальто – «Она ж твоя подчиненная, и ты не знаешь, как ее звать?!».

— «Да насрать. Главное, чтобы дело делала, а называться может, как хочет» — уязвленно проблеяла я. В конце концов, это Рэйн ее притащил, а не я, поэтому пусть и выясняет, как ее звать! Опять же, сидр, вечер, снежок… Думать о каких-то там проблемах самоидентификации псевдоединорогов мне совершенно не хотелось – «Как там ее… А ты – ты сам-то помнишь?».

Мы задумчиво посмотрели друг на друга. Потом на нашу похрапывающую ношу. Потом опять уставились друг другу в порядком окосевшие глаза.

— «Может, Берри?» — наконец, неуверенно предположила я – «Как ягоду. У пони на имена вообще фантазии нет».

— «Твист. Как танец» — уверенно заявил синий земнопони – «Или это был фокстрот?».

— «Вот! А еще мне выговаривать взялся, старый мул!».

— «Эй, я не старый! Забыла?».

— «Ага, значит, по поводу мула разногласий у нас не возникло?».

— «Ох ты и язва, мелкая!» — покачал головой Ник.

— «Она назвала себя Тень» — вклинилась в разговор молчавшая до того Силк.

Переглянувшись, мы захохотали, отправив в вечернее небо стайку недовольных голубей, устроившихся под козырьком проплывавшего мимо дома.

— «Ожидаемо от новобранца».

— «И не говори. Заметил, сколько пафоса у большинства новичков?» — утирая сгибом крыла выступившие от смеха слезы, согласилась я и не удержавшись икнула, игнорируя неодобрительный, холодный взгляд Силк – «То Кровавым Кентурионом себя обзовут, то Жестоким Клинком… Я уже весь лоб копытом отбила, выслушивая весь этот пафосный бред. А еще мои прозвища высмеивала, жопа с ручкой!».

— «А у тебя какие, чика?» — заинтересовался Маккриди – «Неужели Симпатичные Пятна?».

— «Разные. Все они получены от других. И каждое из них я ненавижу. Потому что каждое из них словно маска. Как какая-то грань личности, разбитой на осколки. И в каждом осколке я отражаюсь по-разному».

— «Прозвища имеют привычку прилипать. И часто мы начинаем им соответствовать» — согласился Ник, дружески подталкивая меня плечом, оставив без внимания лежавшую на спине свою часть четвероногого груза, ненароком приложив этот груз головой о попавшуюся на дороге скамейку. Так и не проснувшись, длинноногая кобыла с грозным именем что-то возмущенно простонала и издала серию угрожающих звуков, но вскоре затихла и вновь засопела в две дырочки, свешиваясь с наших спин – «Как говорил мой дед, «Если долго говорить человеку, что он свинья, то рано или поздно он хрюкнет».

Может, со стороны это казалось жалобами или унылым нытьем, к которому часто скатываются любые попойки, но для нас это была та самая психологическая разгрузка, сравнимая с походом к хорошему психологу. Она позволяла приоткрывать наши души, сбрасывать излишнее напряжение, проветривать голову, выдувая из нее гнетущие мысли — ну, и неплохо проводить время, как по мне. Тем более, чем еще можно заниматься трое суток поездки по железной дороге, запертой в четырех стенах покачивающегося на рельсах вагона? Наверное, только нажираться и отключаться, к чему мы и стремились этим зимним вечерком, последовательно перепробовав половину бара Кафе, под задумчивым взглядом Кропа.

— «Слушай, а кто из нас должен был ехать в Мейнхеттен?» — задумчиво пробурчала я, глядя на поезда, застывшие возле платформ. Вокзал расширялся, платформ прибавлялось, ночное расписание ширилось и сразу несколько паровозов разводили пары, нацелив в ночь яркие конусы прожекторов – «А кто в Понивилль? Ты не помнишь?».

— «Я уже ни в чем не увере… уверен» — икнул Маккриди, утомленно прислонившись к столбу. С ним же соприкоснулась и голова лежавшей у него на спине кобылы, вызвав к жизни глухой стук, сопровождавшийся очередным недовольным постаныванием.

— «Тогда пусть все решит случай» — решила я, решительно закрывая глаза – «Силк, ты не могла бы покрутить нас, пока мы закрыли глаза? Пожалуйста?».

— «А вы уверены, что это будет хорошая идея?».

«Нет. Кажется, я тогда тебе просто в морду наблюю. Или в карман».

 - «Нет. Это оп-пределенно плхая идея. Мы должны были поехать… Но куда?» — покачиваясь, глубокомысленно и с пьяной обстоятельностью принялся рассуждать Маккриди, после чего повернул голову и заинтересованно уточнил – «Раг, что ты делаешь?».

Подняв глаза на стоявших передо мной пони я вдруг поняла, что все это время ходила взад и вперед, зачем-то пытаясь наступить на хвост Ника, шуршавший по хрусткому снежку.

— «Лучше ее вот возьми» — поняв, что ответа от меня можно было ждать долго, предложил жеребец, намекающе подвигав плечами, на которых расположился симпатичный, долговязый груз, чьи ноги свисали почти до земли.

— «Зачем это?» — удивилась я, тыкая краем копыта фиолетовую задницу, недовольно дернувшую хвостом — «Кто девушку ужинает — тот ее и танцует».

— «Чего?».

— «Ты ее, говорю, напоил? Напоил. Домой унес? Унес. А теперь решил бросить все на половине дороги? Неужели ты способен так жестоко разбить кобыльи надежды, Никки?».

— «Раг, ты грохнулась что ли? Я ж почти женат! Или не почти, но это одно и то же!».

— «Ну вот, а казался таким приличным жеребцом! Никогда бы не подумала про тебя такое, Никки-бой!».

— «Нет, ты все-таки мелкая засранка, Раг! Меня ж Гудолл с дерьмом съест!».

— «Раньше надо было думать, когда авансы раздавал и даму поил. Она ж наверняка даже кружевные трусики ради такого случая нацепила — и все ради тебя, неблагодарный ты негрила!».

— «Д-да? Никогда не видел их у этих понях!» — отчего-то вдруг загорелся описанной мною картиной Ник, и даже вывернул шею, словно пытаясь проверить мою догадку, и заглянуть под короткую юбочку, прикрывавшую подтянутую фиолетовую попку — «А она чего, и в самом деле?..».

— «Я не могу поверить, что вы и в самом деле обсуждаете, как воспользоваться беспомощным положением своей подчиненной» — поджав губы, вклинилась в наш разговор белая земнопони. Разговор, уже попахивавший натуральной конюшней, отчего мне было немного смешно.

— «А вот нечего было пытаться меня перепить!» — естественно, мы ничего такого не намечали. Просто дружеские приколы, проходящие по грани дозволенного, но я была уверена в том, что мы оба понимали, что никогда эти грани не перейдем. Но не пощекотать себе нервы, расслабленные алкоголем, мы были просто не в состоянии — «Это неуважение к начальству, Силк, и карается пятью палками. Ну, не теми, а другими. Палками, то есть».

— «Ага. «Кинуть кость», да?» — пьяно ржанул жеребец.

— «Кинуть палку!».

— «Вставить кость!».

— «Прекратите, пожалуйста. Вы ведь знаете, что она вас уважает, и полностью вам доверяет» — ответила канонесса, но почему-то отвела глаза, наткнувшись на мой насыщенный алкоголем и скепсисом взгляд – «Ну хорошо. Скажу правду – она вами одержима, можно сказать. Мне стало известно, что в ее комнате есть книга, которую написал кто-то из легионеров, и еще какие-то документы. Она изучила отчеты о ваших подвигах, ваших приключениях и единственное, почему я об этом вам говорю – мне кажется это опасным».

— «Опасным?».

— «Да. Психология знает примеры, когда одержимость кем-либо, какой-нибудь персоной, превращается в маниакальное чувство, приводя к самым ужасным последствиям. Поэтому я в первую очередь беспокоюсь за нее».

— «Хорошо, мисс Силк. Очень хорошо…».

— «Не стоит питать надежду, что я буду делать это постоянно, мисс Раг. Я рассказала это вам потому, что посчитала себя обязанной предотвратить возможные проблемы, поэтому я обещаю вам, что непременно сообщу и ей о своих наблюдениях».

— «Глупо. Вы потеряете доверие ее и всех, кто об этом узнает» — я задумалась, постукивая копытом по нижней губе, не чувствуя вкуса холодного снега и странного, мало на что похожего, впитавшегося в него запаха стертых копыт – «А что если…».

— «Я не покупаюсь» — это прозвучало твердо, сопровождаясь прямым взглядом в глаза, прижатыми ушами и хлестнувшим по боку хвостом. Всеми явными, наглядными, демонстративными жестами, которые должны были поставить точку в этом вопросе – «Я пришла к вам не для того, чтобы стать вашим наушником, пусть даже вы и покинули официальный пост в Легионе».

— «Да? Даже если я предложу вас стать моим личным исповедником?» — этот удар попал в цель, и я увидела, как расширились зрачки земнопони, старавшейся удержать на лице все ту же благостную, профессиональную мину легкой отстраненности и дружелюбного внимания к собеседнику – «Вы, кажется, стремились занять место где-то во главе Легиона? Ну, так заслужите его. Заслужите доверие тех, кого вы решили протестировать на вменяемость. В Легионе для каждого открыт путь хоть до самой верхушки, от рядовых до Легата – вот и попробуйте, каков он на вкус».

— «Я не легионер, мисс Раг» — уже спокойно ответила белая кобыла. Позволив эмоциям на секунду взять над собой верх, она быстро пришла в себя, и вновь лучилась тем спокойствием и вниманием, которое я так не любила в собеседниках, считая его абсолютной фальшивкой – «И моей задачей является не участие в боевых действиях, не причинение вреда другим существам, а помощь каждому, кто в ней нуждается».

— «Тогда уходите».

— «Простите?».

— «Уходите, мисс Силк» — твердо повторила я. Да, это была игра на грани, но я решила, что не собираюсь оставлять Хаю такое вот наследие в Легионе, в виде чересчур прыткой дамочки, решившей подняться на наших хребтах в те времена, когда нам и в самом деле нужна помощь как для тел, так и для душ. Я понимала, что она слишком опытная пони и быстро станет проблемой, похожей на мокнущую язву, разъедающую все вокруг, поэтому собиралась решить все кардинально, разрубив сворачивающийся узел – «Уходите, и больше не появляйтесь в Легионе».

— «Вы расстроены, миссис Раг, и я понимаю ваши чувства. Из-за того, что я отвергла ваше предложение, вы не можете мыслить рационально, но я уверена в том, что мы сможем…».

— «Не пытайтесь ссать мне в мозги, миссис Силк!» — рявкнула я, уже не заботясь о том, что нас может слышать полупустая платформа вокзала или проснувшийся Ник, с глухим всхрапом продравший глаза и глупо оглядывавшийся по сторонам. Правое копыто его каким-то привычным жестом лапнуло нагрудный карман, словно пытаясь дотянуться до чего-то привычного, как сигаретная пачка – «Я бубнила эти заученные фразы задолго до того… Да вообще до того, как вы появились на свет! Не нужно воспроизводить тут белый шум в попытке перевернуть ситуацию вверх ногами и сделать меня виноватой в вашем проклопе! В вашей наглости, дерзости, хамстве!».

— «Прошу прощения, но мне кажется, что мы с вами только поссоримся, если продолжим разговаривать в таком тоне…».

- «Уж лучше враг открытый и известный, чем друг лукавый и союзник ненадежный!» — пророкотала я. Кружившаяся от выпитого голова немного кружилась, а блестевшие в свете фонарей снежинки казались волшебными фонариками, падавшими на наши головы, когда я глядела сверху вниз на остолбеневшую земнопони – «Кто в спину бьет с улыбкой добродушной, алкая недоступного по праву, тщась получить того, что не добыто трудом великим и усердием похвальным!».

— «Раг? Вот черт, какой сейчас час?».

— «Вы сами осознаете, чего алчете, миссис Силк?» — бредовый настрой на явную драку, когда что-то темное лезет наружу вот такими вот воплями, с которыми ты прешь на кого-то с непреодолимым желанием поколотить бурлил во мне, делая голос издевательски-тихим, похожим на покидающий ножны клинок. Впрочем, раздавшийся позади меня голос проснувшегося жеребца уничтожил желание придушить эту интриганку от психологии, за что ей явно стоило его поблагодарить – «Вы хотите получить все, не отдавая взамен ничего. Вы собрались стать властителем дум, не зная ничего о том, кого вы собираетесь врачевать!».

— «Я стараюсь, мисс Раг. Но вы мне не даете этого сделать!» — кажется, мне все же удалось пробить эту маску, когда голос земнопони изменился, сделавшись гораздо естественнее из-за явного раздражения, переходящего в злость, которые она больше не собиралась скрывать – «Вы сами похожи на… На маленького жеребенка, который кричит и вырывается из копыт осматривающего его врача, не желая показать горло или дать выслушать легкие! Что еще я, опытный психолог и магистр социальной работы^[11], должна, по-вашему, сделать, чтобы «узнать» вас? Ну же, прошу, просветите меня!».

— «Начать с начала!» — сказала, как плюнула, я.

— «Простите?».

— «Начать с начала» — при взгляде на Ника, уже проснувшегося и довольно иронично глядевшего на нашу «кошачью ссору», злоба улеглась и темной волной прошипела по берегу из черного, графитового песка – «Начать с начала, от рядовых. Как ты хочешь понять тех, кого собираешься наставлять в религии и психологии, если ты не знаешь, что им приходится переносить? Как ты хочешь разобраться с их проблемами, если ничего не знаешь о том, почему они вообще возникают? Ты хочешь править – но как ты хочешь делать это, не зная, как подчиняться?».

— «Возможно, я буду не права и скажу обидные слова, но… Это же фермерская философия!» — фыркнула белая, понемногу успокаиваясь, как и я.

— «Обрати взгляд на свои же слова, Силк. Еще недавно ты жаловалась мне на то, что тебя не слушают легионеры, не собираются раскрывать перед тобой свою душу и вообще, не спешат со своими проблемами к тебе со всех ног» — отвернувшись, я подняла голову к небу, глядя на сверкающие зерна звезд, видимые через прорехи в снеговых облаках – «Ты сама описала мне симптомы болезни, а значит – medice, cure te ipsum! Врач, исцели себя сам!^[12]».

— «Так ты думаешь, что я ошибаюсь?».

— «Разум приказывает телу, и тело подчиняется. Разум приказывает себе – и встречает сопротивление» — фыркнув, я высунула язык, и принялась ловить снежинки, падавшие с закутанных в тучи небес, делая вид, что уже все для себя решила, и не собираюсь продолжать этот спор – «Что ты можешь, канонесса ордена боевых психопатов? Что ты можешь им дать? Вывалить им на головы кучу психологических банальностей вроде «будь спокойным, будь доброжелательным, пей воду и ходи медленно»? Или ты собралась устраивать им сеанс прикладной психологии и психиатрии, записав большую часть в натуральные психи? Пффф! Для этого не нужно было целого психиатра нам присылать!».

— «А то, что я могу помочь каждому из них, ты не думала?» — с обидой произнесла белая кобыла.

— «Что ты посоветуешь рядовому Вайлд Ститчу, когда он к тебе обратится с жалобами на нервозность, плохой сон, кровавые кошмары по ночам, от которых он просыпается с криком?».

— «Есть много путей для того, чтобы с этим справиться. Магия, лекарства и сеансы опытного психиатра, если применять их все вместе и грамотно, обязательно принесут свои плоды».

— «Нас десять или пятнадцать тысяч, дура» — грубо ответила я, поворачиваясь, и уже безо всякой агрессии, а лишь с бесконечной усталостью глядя на прянувшую от меня земнопони. Где-то рядом крякнул Маккриди, и я была благодарна ему, что тот не вмешивался в наш разговор – «Скоро Легион восстановит штатную численность, и… Ты действительно думаешь, что успеешь помочь хотя бы кому-то, устраивая часовые сеансы психологической разгрузки на мягкой кушетке в твоем кабинете?».

— «Так вы считаете, им уже ничем не поможешь?».

«Смотря с чем, умница моя!».

— «Я не знаю» — вздохнула я, решив что ударов по голове было достаточно, и пришла пора поддаться, ложным отступлением спровоцировав эту чересчур уверовавшую в психологию пони перейти в наступление – «Я знаю, что нужно что-то делать, но не представляю, кто сможет нам с этим помочь».

— «Вы сумасшедшая, мисс» — обреченно и вымученно засмеялась она коротким, неприятным смешком той, что все уже решила на мой счет – «Я сейчас нарушила все основы, все базисы психологии, но… Я долго сдерживалась, но сейчас просто вынуждена это сказать, уж простите».

— «И я, и еще пятнадцать тысяч бойцов, находящихся в разной стадии ментальной нестабильности. Нам всем нужна помощь, но даже если все психиатры страны начнут нами заниматься, то сколько времени это займет? И не получим ли мы вместо боеспособного подразделения кучку гражданских психов, страдающих от жуткой дихотомии, и обученных лишь одному – убивать?».

— «Дихото… Где вы учились, мисс Раг?» — помолчав, вдруг осторожно поинтересовалась канонесса. Голос ее вновь стал спокойным, профессиональным, но при этом показавшись мне странно вкрадчивым, словно та поняла, что очутилась на неразмеченном минном поле, и все это время в роли учителя была совсем не она – «Вы говорите не так как та, кем пытаетесь показаться».

— «Что может быть ужаснее, чем убедить каждого из них в том, что они должны отдать свою жизнь за страну? За тех пони, что живут с ними рядом» — попросту наплевав на этот вопрос, я продолжила следовать извивам собственных мыслей, уже по-настоящему увлекаясь тем путем, куда они вели меня в эту зимнюю ночь – «Обучить их тому, как убивать противника – профессионально, быстро, с точно отмеренной дозой насилия и толикой страха, которую нужно внушить врагам; а после этого – оставить без помощи, во власти терзающих их страхов, комплексов и фобий, да еще и порицая за специфические умения. Это ли не подлинное сумасшествие?».

— «Но… Я уверена, что можно что-то сделать…».

— «Например?».

— «Быть может, курсы… Нет, это вряд ли будет сколь-нибудь эффективно» — не знаю, задумалась ли она об этом всерьез, или просто пыталась поддерживать разговор, проецируя на меня высказываемые мною же мысли – «Массовые курсы… Массовые собрания… Религиозные общины? Сомнительно…».

— «Вы говорили что-то про литургию, мисс Силк?» — это было опасное решение. Опасная попытка, но я не видела другого пути.

— «Вера? Но… Селестианство – и воины, которые уверены, что нужно не защищаться, а нападать, убивая врагов? Разве могут они воспринять такую мирную религию, как селестианство?».

— «Наша служба волей-неволей приучает нас к особому отношению к жизни и смерти – требует такого отношения. Ты все время помнишь о них – и не из этого ли растут все те страхи, те нервные срывы, жестокость и алкоголизм, которые все чаще и чаще встречаются у легионеров? Но в то же время они как дети – подросшие дети, с большими мечами и членами, а их игрушки просто стали дороже, и могут убивать. Пока мы способны держать друг друга в узде – но что будет дальше?».

— «Так значит, вы тоже думали о решении этой проблемы?» — кажется, эта магистр каких-то наук наконец-то сообразила, что все это было совсем неспроста, и прищурилась, закономерно подозревая именно меня во всех выдуманных кознях, которые наверняка пронеслись у нее в голове – «Ну и чем же религия сможет им помочь, по вашему мнению?».

— «Вы когда-нибудь отнимали жизнь, мисс Силк? Не присутствуя при ней, как сторонний наблюдатель, а сами – оружием или копытом?» — подняв бровь, я ударила словами сильно, наотмашь, выбивая из этой выкрашенное в черное головы совершенно ненужные мне мысли о мнимом ее превосходстве – «Легионеры очень часто глядят в глаза смерти, мисс Силк. Вся наша служба, по сути – это тренировки в ожидании смерти, нашей или врага. Поэтому у моего народа была поговорка «В окопах не бывает атеистов» — жизнь в постоянной опасности слишком сильно бьет по психике, канонесса. И, вольно или невольно, заставляет верить в высшие силы».

— «Простите, я не совсем поняла про лисьи норы…»^[13].

— «Это укрепления на поле боя» — ответил ей Ник. Оказывается, он либо не был настолько пьян, насколько хотел показаться, или же уже протрезвел, услышав наш кошачий концерт – «И мисс Раг абсолютно правильно говорит. Отнимая чью-то жизнь, вольно или невольно, ты идешь против заповедей Господних, совершая тяжкий грех.

— «И вы предлагаете снять с них ответственность за это?» — не знаю, обратила ли она внимания на оговорку синего жеребца, но решила больше с Ником не пить. Столько не пить, по крайней мере.

— «Мне кажется, она думает, что было бы неплохо объяснить этим смелым ребятам, каждый из которых грудью стоит за свою страну, что кто-то все же присматривает за ними там, на небесах. Что жизнь и смерть не случайны, как не случайно и то, что что-то или кто-то там, на небесах, призвал их для выполнения особенной миссии. Что он говорит им: «Будь сильным! Будь стойким! Будь смелым! И воздастся тебе по делам твоим!».

Повисла напряженная пауза.

— «Это очень… необычно, скажем так. Но вы уверены, что это поможет?».

— «Да» — глядя в ночное небо и куда-то внутрь себя, ответила я. Ночное небо – что скрывало оно за собой? Неужели и в самом деле то, что мы видим – это лишь тонкая пленка, отделяющая внутренний мир всего одной клетки от организма, от окружающей среды, от целого мира? – «Да, это может помочь. Те, кто готов отдать свою жизнь за других, должны быть крепко соединены чем-то большим, чем просто контракт. И этим может стать вера. И психология, кстати, которая говорит что-то о кругах общения. Верно?».

— «Одна из социальных концепций де Бюженталя. Я удивлена тому, что вы знаете о ней» — я буквально ощущала, каким колючим и внимательным стал взгляд земнопони, почти ощутимо скользивший по мне, словно бегущая по шерсти игла.

— «Лишь поверхностно. Но нам нужны те, кто будет врачевать разум столь же старательно, как и тело» — я лишь дернула уголком рта, заметив сверкнувшие в ночи глаза белой земнопони — «Те, кто поймет и примет своих пациентов такими, какие они есть».

— «Это кредо каждого психолога, мисс Раг».

— «Нет. Это фальшивка, которую используют для того, чтобы быстро добиться доверия от тех, кому должен помочь. Поверь старому врачу» — скептически хмыкнула я, отводя взгляд от ночного неба, накрепко приколоченному к новому миру серебрянными гвоздиками звезд — «Я устала пытаться донести до тебя свою мысль, Силк. Просто устала. Я намекала… намёкивала… Наме… Короче, уже открыто тебе говорю, на каких условиях я готова терпеть в наших рядах стороннюю организацию, орден это или просто клуб любителей makrame. Но раз уж ты не понимаешь моих намекательств, то объясню тебе прямо, прохфессор».

Несмотря на участливое внимание, нарисовавшееся на роже белой земнопони, я услышала скрип ее судорожно сжатых зубов, почему-то наполнивший меня ощущением несказанного удовольствия.

— «Легиону нужны психологи. Но те, кто смогут их понять, и предложить что-то действенное, а не эти разглагольствования на мягкой кушетке. Они должны искренне понимать своих пациентов, а значит — представлять себе, через что им приходится проходить каждый день. Всей душой, всем своим разумом понять и представлять себе, что их ждет. И я считаю, что это возможно лишь в одном-единственном случае…».

— «Нет, мисс Раг! Боюсь, это абсолютно неверная мысль!».

— «…только если они пройдут через что-то подобное» — завершила я эту «неправильную» мысль, после чего испытующе уставилась на раскрасневшуюся отчего-то кобылу, стараясь не ощущать себя при этом демоном-искусителем, торгующимся за чью-то душу, с кем себя невольно сравнила — «Как я могу доверять кому-то, кто будет расчесывать мне нервы, если он не представляет себе, через что я прошла? Как я могу поведать свои мысли и чувства кому-то, кому совершенно не доверяю? Почему я должна устраивать перед кем-то ментальный стрептиз? Ты скажешь мне, что я поступаю неправильно — а чем ты это докажешь? «Потому что я так считаю»? Ха-ха! Для этого у нас командующие офицеры есть, и вот их авторитет всегда будет выше уже потому, что они прошли через то же, что и те, кто нуждается в помощи. Всегда, что бы вы там ни говорили, и как бы ни выпрыгивали из копыт!».

— «Но вы же только что сами сказали…».

— «Верно. Поэтому никакого десанта психологов не будет — я тебе только что объяснила, почему это попросту бесполезно и не желаю больше тебя убеждать. Это уже просто скучно и глупо — ты сама пришла ко мне с тем, в чем я сейчас, blyad, пытаюсь тебя убедить».

— «Так же глупо, как пытаться пополнить свои ряды гражданскими пони?» — ядовито поинтересовалась она, стегнув воздух выкрашенным в черное хвостом — «И как же вы предлагаете поступить?».

— «Примерно так же. Я вижу из этого несколько выходов, но по определенным причинам могу попробовать лишь один» — я уставилась на снег, словно читая на нем давным-давно написанные мысли, отметив краем взгляда синего жеребца, вновь прикрывшего глаза и кажется, даже не замечавшего веса длинноногой кобылы, тихонько похрапывавшей у него на спине — «Нам нужны пони, которые будут понимать своих пациентов. Искренне понимать, а не вот этот вот всё, что вы попытались мне там предложить. Для этого они должны пройти через все, что проходят их пациенты и, не сломавшись, подставить им свое плечо, когда те упадут, исцелив их духовные раны. Однако на этом пути я предвижу ловушку, в которую попали наши единороги-врачи, почти утратившие чувство сострадания, превратившееся в критерии эффективности. Это не их вина, я понимаю — сложно искренне сочувствовать кому-то, если сам прошел через это и не сломался, а значит, считаешь что и остальные должны быть способными это сделать…».

— «Вот видите! Именно это я и хотела вам объяснить!».

— «И чтобы избежать этой ловушки, наши новые сослуживцы должны всячески избегать возникновения такой зависимости, стараться быть не строгими учителями, коих довольно в нашем Легионе; не ломать самих себя через колено, столкнувшись с психологическим прессингом  но пытаться перенаправить всю тяжесть надежд, грехов и ошибок множества вооруженных существ на того, кто этого веса попросту не заметит. На последнюю, окончательную инстанцию и высший авторитет».

— «На богинь!» — прошептала Силк, невольно захваченная моей страстной речью. Ну, или же просто пытавшуюся разобрать, что именно я там бормочу, уставившись на сугроб возле края платформы.

— «Именно. На богинь. Мне представляется, что лишь в этом случае возможна и исповедь, как бы вы там ее ни обзывали, и молитвенные собрания, и факельные шествия с мощами вокруг стен осаждаемых городов — уверена, Легион быстро новые ритуалы изобретет. Легионеры ведь как дети, готовы чем угодно развлекаться, лишь бы не работать. И мне кажется, именно тогда психолог будет не раздражающим жеребцом или кобылой, для чего-то докапывающимся до тебя после маршей, построений и изматывающих тренировок, а кем-то вроде хорошего соседа, с которым приятно поболтать, к которому можно заглянуть за спичками или солью, и кто всегда даст хороший совет. И именно такие пони, по моему мнению, смогут делать свою настоящую работу — выгребать грязь из наших душ».

— «Спасибо. Это была очень вдохновляющая речь, мисс Раг, достойная ученицы принцессы» — откликнулась Силк, несколько нервно переступая ногами по снегу, скапливавшемуся у стен вокзала. Не в силах удержать себя, она принялась ходить взад и вперед, напряженно размахивая хвостом, хотя я и не могла быть до конца уверенной, что это не очередная невербальная демонстрация для тупой пятнистой кобылки — «Это очень необычно, мисс Раг, и мне нужно это хорошенько обдумать. Но кажется, это может сработать, хотя я все еще против ваших попыток пополнить ряды этого отряда за счет привлечения к службе гражданских специалистов».

— «А я не собираюсь с тобой торговаться. В наши ряды можно влиться полностью, либо обходить нас стороной» — боднув ее взглядом, я снова запрокинула голову и прикрыла глаза. Кажется, печени все-таки надоели попойки и та решила помахать мне копытом, уйдя на покой, оставляя меня во власти выпитого алкоголя, почему-то решившегося настойчиво попроситься обратно — «Это, кстати, теперь и в уставе написано, и приказом оформлено, и даже соглашением с командором Гвардии скреплено»

— «Мне нужно подумать об этом».

— «Подумайте, почему бы не подумать. И кстати, мисс Силк…» — обернувшись, я с трудом подняла наползающие на глаза веки и посмотрела на внимательно глядевшую на меня канонессу, после чего неприятно усмехнулась, позволив кривой улыбке исказить левую половину мордочки, старательно давя усиливающееся ощущение тошноты – «Я не шутила, когда говорила насчет справки. Она и вправду у меня есть».

Думаю, в это было трудно не поверить при жутких, потусторонних звуках, с которыми пятнистая пегаска взывала к богиням, извергая выпитое и съеденное в ближайший сугроб под ехидное похохатывание синего жеребца, на спине которого болталась как тряпка длинноногая кобыла, облаченная в помятый, заляпанный выпивкой строгий костюм.

---

О своей поездке в Мэйнхеттен я могла рассказать очень мало, тем более, на страницах этого дневника. Ну да, мы так и не смогли разобраться, кто из нас должен был ехать в Мейнхеттен, а кто в Понивилль, поэтому я очнулась на койке вагона, а Ник… Надеюсь, что в самом глубоком сугробе у станции нашего захолустья. Всю первую половину поездки я проспала — а это полтора дня пути, между прочим! — очнувшись, когда поезд пересекал Единорожий Предел. Эквестрия развивалась и железнодорожная ветка Мэйнхеттен-Кантерлот уже давно не была единственным, местами однополосным, путем, активно разрастаясь и ветвясь, чему немало поспособствовали решения, принятые после прошедшей войны, когда во весь рост встала проблема доступности и скорости доставки войск в любую точку страны. В целом это было ожидаемо, поэтому я совершенно не удивилась, увидев многочисленные ответвления от основного пути, самое крупное из которых уходило в сторону Дракенриджских гор и дальше, теряясь в поросших неопрятным лесом теснинах. Склоны поросших лесом и кустарником балок, по которым раньше змеились пути, были расчищены и взгляд уже не цеплялся за мелькающие ветки, свободно скользя по заснеженным холмам и долам до самых гор, часть из которых могла похвастаться тонкими струйками дыма, словно шапочки, облепивших острые зубы вершин.

Интересно, там и в самом деле водились драконы? Тогда почему я за все эти годы не увидела ни одного?!

Эта мысль примирила меня с совершенной ошибкой, поэтому весь оставшийся путь я провела за составлением разных заковыристых планов по поиску огромных рептилий в составе этнографической экспедиции, а также хихикала, представляя себе рожи Ника и Фауны, когда первый проснется после этой попойки в Понивилле, а вторая — увидит вместо Ника меня, важно выходящую из вагона. Мои предчувствия меня не подвели, хотя итог оказался не совсем таким, как я рассчитывала и когда прибывшие на вокзал патрульные смогли оттащить от меня Гудолл, потребовалось немало времени прежде, чем мои завязанные узлом конечности смогли распутать, а ее — снять у меня со спины, где она с удовольствием заламывала мое последнее оставшееся на свободе крыло. Так что с вокзала я вышла не гордо и весело, как полагала, а тихонечко прихрамывая и оглядываясь на сердитую земнопони, гневно потрясавшую своим трофеем в виде пучка перьев перед носом у настороженно посматривавшего на нее гвардейского офицера.

О самих заботах, которые я расхлебывала в Мэйнхеттене, я напишу как-нибудь потом. Я не любила этот город и необходимость подтирать за собой, которой мне эдак ненавязчиво и почти не скрываясь ткнули под нос, нисколько не улучшила моего отношения к Большой Подкове. Пометавшись по городу несколько дней, пообщавшись с Хаем, уже начавшим собирать пул доверенных офицеров, образовавших вокруг нового Легата «круг приближенных», я была готова отправиться восвояси, но перед этим меня ждало еще одно дело, доверить которое я не могла никому — включая Слизи Мэйна, все это время настойчиво пытавшегося добраться до моей неуловимой тушки, опасливо порхающей как можно выше от поверхности города, где в каждой подворотне, каждом ресторане и банке могла поджидать меня желтая земнопони, в погоне за справедливым возмездием прилюдно обещавшая полностью меня ощипать. Получив возможность неплохо подняться во время доения жадных подрядчиков и субподрядчиков, окончательно перепутавших все берега и решивших подергать за вымя казну в виде подрядов на строительство Бастиона, он наконец смог организовать свою юридическую контору, принявшую от меня свой первый крупный заказ. Само собой я понимала, что этим ушлым пронырам, собравшимся вместе, под одной крышей, было неважно, кого именно доить — что проворовавшихся бизнеспони, что ничего не соображающую в коммерции и законах пегаску, ведь с каждого они могли поиметь свой кусок поджаренного тоста с засахаренными марципанами, поэтому заранее предупредила Мэйна о некоторых особенностях и личных предпочтениях при ведении дел. Воспринял он их всерьез или нет, я могла только догадываться но понадеялась, что тот подумает дважды прежде, чем решит погреть свои копыта в моем кошельке. Моем, Легиона или Эквестрии — это было не важно, поэтому я и согласилась на встречу только тогда, когда у меня выдалось свободное время для разговора. Ну о чем еще можно было говорить, когда отданные мне цеха производственных мануфактур были полупусты, а сами эти цеховые объединения бронников и оружейников напоминали полукустарные производства? Поэтому ему предстояло понять, что же именно представляет из себя этот «токсичный актив, который мне всучили очень умные и ловкие пони», как выразился адвокат, еще не знавший о том, что я надеялась найти в этих деревянных бараках.

Но для осуществления моих планов предстояло найти тебя, Твайли, для чего мне понадобилось вернуться обратно, в Кантерлот, а перед этим — поприсутствовать на предварительном слушании по делу «Эквестрия против Мэйнхеттенской Конференции». Как это дело так быстро дошло до суда я не знала, но памятуя о словах Армед Фур про политиков и юристов, прикормленных Байсти Вейном, приготовилась к нехорошему, совершенно не удивившись тому, что узнала в суде. Как когда-то и мне, на этом коротком заседании обвиняемым предстояло лишь признать или выразить несогласие с выдвинутыми обвинениями и к их однозначному несогласию я была подспудно готова, но вот отсутствие имен главных фигурантов этого дела во время чтения предварительного заключения меня сильно расстроило и насторожило. Выходило, что некие личности ввели в заблуждение, предоставили неверную информацию, в результате чего другие личности, которым, безусловно, стоило доверять, добропорядочно заблуждаясь, сделали из всего вышеизложенного неверные выводы, поторопились, не до конца осознали, и т.д. и т.п. Слушая полтора часа этот юридический бред, выписанный на бумаге мастерами судебного крючкотворства, я тихо зверела, не обращая внимания на трость Слизи Мэйна, которой тот успокаивающе притрагивался к моей ноге в попытке успокоить тяжело сопевшую от ненависти клиентку.

— «Что ж, если суд решит, что это была всего лишь «ошибка» или «добросовестное заблуждение» граждан, обеспокоенных судьбой своей страны, как красиво написано в протоколе, я буду абсолютно не против» — выдала я, наконец добравшись до трибуны, на которой сменила пытавшегося протестовать прокурора. Уже знакомая мне жесткая тетка, едва не отправившая меня когда-то на каторгу за события в Белых холмах, удивленно вытаращилась на меня через очки, по-видимому решив, что я окончательно поехала крышей, или попросту издеваюсь над всеми в суде — «В конце концов, если пони решат, что их соотечественники просто заблуждались и не имели в виду ничего дурного — то кто я такая, чтобы оспаривать решение всего народа? Ведь они же не признают свою вину, ваша честь?».

Эти слова заставили бледно-желтого единорога скривить неподвижный рот в холодной усмешке, в то время как прокурор тихо хрустнула сломавшимся в копыте карандашом.

— «Обвинение ложно» — его голос вновь прошелся по моим нервам подобно грубому наждаку — «И уверяю всех присутствующих, что организовавшие этот безобразный скандал будут привлечены к ответственности и понесут за свои действия заслуженное наказание».

— «Чудненько. Раз мы с этим разобрались и обвинение в противоправных действиях будет снято с этих господ…» — я гнусно ухмыльнулась, ощущая, как ненависть заставляет безобразно перекашиваться левую половину мордочки, которую уже не прикрывала растрепавшаяся со временем грива — «То я с удовольствием выдвигаю другое».

— «Какое же, мисс Раг?» — настороженно поинтересовалась судья. Судя по мордам присутствующей на подиуме судейской коллегии, такого финта ушами не ожидали даже они, не говоря уже о воззрившейся на меня госпоже прокуроре — «Вы должны знать о порядке подобных действий, поэтому не можете…».

— «О, лично я ни в чем не собираюсь обвинять этих свободолюбивых господ!» — вновь ощерилась я, ощущая острый, царапающий взгляд единорога, проходящийся по моей фигурке в попытке понять, что еще задумала эта раздражающая всех пегаска — «Я лишь сообщу нашим принцессам о том, что они свободны от обвинений и могут вполне собою располагать для того, чтобы встретиться с повелительницами для улаживания возникшего между ними дела».

Опустившуюся на зал тишину можно было резать ножом.

— «Вы имеете в виду…».

— «Да, ваша честь. Я имею в виду, что действия данных господ могут быть трактованы только и не иначе как измена трону, а значит — личный вызов принцессам» — я ощущала как ненависть душит меня, вырываясь из горла злыми, кипящими от ярости словами старого языка и архаичными, церемониальными оборотами, известными каждому дворянину. Древними, уже не применявшимися нигде и никогда… кроме особенных случаев. Очень особенных, и ставших общепризнанным церемониалом — «Я имею в виду, что действия этих господ были рассмотрены пони, чей суд признает их деяния неопасными и незаботными для всего понячьего рода. И если та «конференция», что была призвана ввергнуть Эквестрию в финансовую кабалу, была направлена не на жителей поименованной Эквестрии, то единственный вывод, который может быть сделан — она была направлена против ее правительниц. Против принцесс».

— «Это смехотворно!» — искривив рот, со своего места прошипел Вейн, отмахиваясь от пары фигур в строгих костюмах, начавших настойчиво шептать что-то ему в оба уха — «Это настолько притянуто за уши, что вам низачто не удастся доказать этот бред!».

— «А я и не собираюсь ничего доказывать, Басти. Ведь ты сделал все сам за меня» — я вновь ухмыльнулась так, что почувствовала, что еще немного, и моя голова развалится пополам — «Знаете, ваша честь, в Грифоньих Королевствах, по долгу службы, я немного потерлась среди знати, и тогда же узнала про один интересный обычай, имеющий хождение как в Эквестрии, так и в Королевствах — помечать фамильные вещи клеймом с монограммой рода или семьи. И нет более надежного способа оскорбить или бросить вызов аристократу, как преподнести ему в подарок украденную вещь, украшенную этим клеймом. Его клеймом».

— «Я знаю о таком обычае, и о связанной с ним правоприменительной практике, мисс. Переходите к сути дела, если это с ним связано, или умолкните» — хмуро буркнула строгая тетка, внимательно и недружелюбно глядевшая на меня из-под буклей своего белоснежного парика.

— «О, еще как, ваша честь. Дело в том, что эти милые пони и грифон имели наглость и глупость замараться в похищении огромной количества серебра, которое должно было поступить в казну нашей страны. Именно его следы привели меня в этот город перед Днем Согревающего Очага. И как выяснилось, это серебро было отмыто — то есть легализовано и присвоено данными пони под видом законных доходов. А знаете, что они использовали как средство для легализации этих богатств? Продаже мне — мне, Легату Легиона! — акций убыточных предприятий, от которых когда-то избавился Легион».

— «Я все еще не вижу связи между этими событиями, мисс».

— «А если мы хотя бы на секундочку вспомним о том, что Легат Легиона — отнюдь не какой-то частный предприниматель, бизнес-пони, мелкий лавочник или биржевой спекулянт? Что, если мы вспомним, что Легат — это офицер на службе Эквестрии, и не владеет ничем, чем имеет право распоряжаться по долгу своей службы?» — произнося эти слова негромким, шипящим голосом я ощущала, как яд буквально стекает по острым иглам клыков, покалывающих обнаженные десны — «Тогда все становится гораздо, гораздо интереснее. Не так ли, ваша честь?».

После этих слов с мест для обвиняемых раздался ропот и парочка придушенных стонов, сопровождаемых задумчивым «Хмммм…» от госпожи прокурора, заново открывшей толстую папку с загадочными документами. Я покривила бы душою, если бы не отметила в ее голосе порадовавший меня энтузиазм.

— «В таком случае вы были всего лишь принимающей дар и хранительницей для того, кому этот дар предназначался…» — очки грозной дамы недобро блеснули в сторону группы на скамьях подсудимых — «Вы на декрет «семь-одиннадцать» пытаетесь намекнуть?».

— «Я? Я пытаюсь намекнуть?! Ваша честь и госпожа прокурор, да вы сами взгляните — у всех этих милейших существ декрет от седьмого числа месяца Закатного Солнца, третьего года от основания Эквестрии, который вы «семь-одиннадцать» обозвали, на лбах написан вот-такенными буквами!» — вскочив, я сама воздела в воздух передние ноги и крылья, пародируя адвокатов Вейна и его преступной компашки, еще недавно сотрясавших воздух заявлениями о невиновности их клиентов — «Согласно хартии «Диктум Фамилиа», которую, по моим сведениям, еще никто и никогда не пытался отменить или хотя бы оспорить, все их действия трактуются вполне однозначно — как измена трону, а значит — вызов. Вызов правящему аликорну. О чем я их с бооооольшим удовольствием уведомляю!».

— «Этой хартии уже более тысячи лет!» — снизойдя до прямого ответа, презрительно каркнул единорог.

— «Их Высочествам, согласно этой же хартии, являющимся гарантами нерушимости древних законов, гораздо больше. И что с того?» — услышав свои собственные слова, которыми я ловко припечатала оппонента, Слизи Мэйн гордо хмыкнул, подвигав копытами в бесшумных аплодисментах — «Но я смотрю, вы решили и дальше оскорблять Их Высочеств? Что ж, я с удовольствием передам им ваши слова. В свою очередь как Первая Ученица Ее Высочества принцессы Луны Эквестрийской, а также младший секретарь канцелярии Ее Высочества принцессы Селестии Эквестрийской я уверена, что они благосклонно примут ваш вызов. Ваш — и всех, кто вас поддерживал и помогал в этом добросовестном заблуждении. Уверена, Их Высочества с удовольствием обсудят их с вами. Условия встречи и место Их Высочества оставляют на ваше усмотрение и заранее всячески их одобряют».

Да, это была та самая ритуальная фраза, заключающая вызов на дуэль. Напугать — вот что я решила, пока ехала в поезде. Если судьба тянула меня в этот город, заставив отправиться туда настолько экзотическим способом, что придумать его мог бы только писатель-фантаст, то как я могла противиться этому зову? Значит, я была нужна в этом месте и значит, мне нужно было быть готовой к тому, что все сказанное когда-то о Д.Н.Е. окажется правдой. И я решила бить наотмашь, не жалея сил на благое начинание, пусть даже потом я и удостоюсь головомойки от повелительниц, которые явно обалдеют от того, как я пыталась втравить их в дуэль с их же подданными, пусть и преступившими закон. Оставалось надеяться, что меня просто сошлют куда-нибудь в Каладан или дальше, возиться с лохматыми аборигенами и монстрами окрестных лесов до конца своих дней, а не оставят статуей в уголке королевского сада — но что-то внутри меня вспыхнуло, закипело подобно ревущему пламени, когда я обдумывала весь этот бред. Какое-то собственническое чувство рвануло за душу, заставив выдохнуть опаленной глоткой злые слова. Ощущение несправедливости в том, что эти хилые, бесталанные, жадные, наглые, рожденные в золоте но недостойные даже железа — все они приведут нас к чему-то ужасному. К тому, что приходило ко мне в жутких снах. И я не могла, не хотела противиться зову, шедшему изнутри, когда наливавшимися кровью глазами глядела на будущих мертвецов, видя вместо них сочащиеся кровью куски мяса и пробившие шкуры обломки костей. «Они бросили Нам вызов!» — ревело что-то внутри, и я не могла, не хотела, не собиралась противиться этому пламени, готовому выплеснуться на врагов, или пожрать меня изнутри — «Низвергнуть во прах, или погибнуть, отстаивая свое право быть первой! Быть сильной! Быть….».

— «Мисс Раг, вы сказали это серьезно?».

— «А у вас есть причина сомневаться в моих словах, ваша честь?» — выдохнула я. На секунду выпав из реальности, я понемногу приходила в себя, ощущая возвращающиеся звуки и запахи, прохладу шумевшего зала и удивленно-обеспокоенные глаза прокурора -  «Ее Высочество принцесса Селестия Эквестрийская лично произнесла эти слова во время своей приветственной речи участникам Мэйнхеттенской Конференции в конце 1096 года, и у меня нет причин сомневаться в словах нашей принцессы. Она предупреждала об этом и, как видите, вновь оказалась пророчицей. Пони решили, что эти милые граждане нашей страны их нисколечко не побеспокоили, а значит — все их действия, все их помыслы были направлены против кого-то еще. Против царствующих аликорнов».

С рядов скамей для многочисленных обвиняемых раздались первые стоны. Признаться, я даже не подозревала, что такой закон и в самом деле существует, решив лишь попугать этих хитровыделанных господ, заставив выбирать между каторгой и гневом принцесс — а оказалось, что эта наспех состряпанная провокация грозила превратиться в серьезнейший процесс. Как просветил меня Мэйн, на этот случай и в самом деле существовала некая хартия между принцессами и правящим классом страны, оговаривавшая какие-то замысловатые юридические заморочки, обставлявшие правление тысячелетних сестер, едва ли не приглашенных на царство вцепившимися друг другу в гривы народами четвероногих существ. Как уж там дело было на самом деле я не представляла, но ознакомившись вкратце с некоторыми изложенными в ней положениями долго качала головой, удивляясь предусмотрительности и определенной беспринципности крылато-рогатых правительниц, согласившихся со многими вольностями и оговорками своих подданных но взамен выцарапавших себе право творить ну просто что угодно, когда дело доходило до вызовов лично им. На мой скромный взгляд, испорченный ХХ веком ушедших людей, трактовать подобные положения можно было куда как широко, на свое собственное усмотрение решая, что из сказанного или сделанного считать вызывающим поведением. Всего один пункт с несколькими подпунктами, практически теряющийся среди прочих правил и положений, ограничивающих королевскую власть — а какой простор для карательных мер, если ты оказывался настолько глуп, чтобы полезть буром на аликорна! Пункт, выводящий ваши отношения из-под действия законов и правил, норм традиций или морали — ты бросал вызов аликорну, и должен был выйти против него. Рыцарь против дракона, герой против чудовища — и да помогут тебе высшие силы пройти этот путь. Я не знала, были ли когда-нибудь пони, способные поспорить с этими прекрасными чудовищами, но наличие во дворце бюстов незнакомых мне рогокрылых существ наводило на определенные мысли. Кто знает, как закончили они свою жизнь? В общем, мне предстояло вновь навестить закрытую секцию Королевской библиотеки, а пока — разобраться с происходящим, ведь мое заявление не оставило равнодушным очень и очень многих из сидевших по правую ногу от меня. До того надутые и хмурые, словно сычи, бывшие члены городской администрации едва не лезли по головам для того, чтобы добраться до ограждения, где, перекрикивая друг друга, сознаться во всем, включая вымирание шиммервудских сомиков и редких видов улиток, но только не в злоумышлении супротив божественных диархов. Исключение составляли разве что главные заговорщики, брезгливо взиравшие на поднявшийся кавардак, но и в их глазах я видела мелькающую обеспокоенность, переросшую во что-то большее, когда я покинула свое место за левым столом обвинения, и встала напротив судейского подиума, пристально глядя на тех, кто собрался в кучу на правых скамьях.

— «Я говорила с вами, когда приехала в этот город. Я знаю, для чего вы все собрались. Помните тот разговор и мое обещание? Я вас предупреждала. Я вам сказала угомониться. Я предлагала доказать свои слова делом где-то еще, не пытаясь разрушить то, что существовало веками. И что?» -  негромко, но веско проговорила я, выдавливая слова через плотно сжатые зубы. Басти Вейн был спокоен; Мадди Рут кривился, поглядывая на балкон, где скребущая перьями братия журналистов разом, как по команде, отложила блокноты и карандаши, будто я ничего и не говорила. Ханни Би и Клэм понуро уставились в пол, в то время как единственный представитель грифонов в этой банде криминальных авторитетов, ее финансовый мозг, напряженно глядел на меня своими хищными орлиными глазами, как и остальные, игнорируя дергавшуюся за их спинами шушеру из бывшей администрации города и прочих причастных — «Вы не успокоились. Вы не отступились. Вы решили, что я просто сотрясла воздух. Помните, что я вам обещала?».

Судя по глазам, они помнили. Но теперь вспоминали об этом без покровительственных усмешек.

— «Да, возможно принцессы не станут вспоминать об этом декрете. Уверена, они не будут слишком строги. В конце концов, принцессы заботятся о своем народе, и им не чуждо милость и всепрощение» — при этих словах оппортунисты от криминала почему-то проявили хоть какие-то чувства, хотя и по-разному. Вейн с негодованием прищурился, в то время как остальным явно стало не по себе. Келлер продолжал зомбировать меня немигающим взглядом, да здоровяк Клэм осмелился поднять глаза, в которых я увидела разочарование и обиду за то, что не сдержала данное обещание. Впрочем, его я мариновать за решеткой не собиралась, полагая, что тот сидит на достаточно прочном поводке, и может быть гораздо полезней принцессам на воле, чем на каменоломне. А вот грифон по-прежнему был величиной непонятной — «Но если Их Высочества в доброте своей вас и помилует, то я — не пощажу. И не забуду. Ведь я родилась и выросла там, где миллионы «не вписавшихся в рынок» умирали в нищете для того, чтобы другие вскарабкались им на плечи, пытаясь первыми дотянуться до богатств. Я помню — и преподам урок всем остальным на вашем примере. Домашний арест — и вы будете засыпать от ужаса, спрятавшись под кровать. Заточение в темнице — я буду первой, кто встретит вас у ворот. И даже если решите сбежать — я найду вас. Я найду вас — и сделаю то, что вам обещала. За все пролитые слезы, за все загубленные жизни, за все, что вы хотели причинить всем вокруг».

Прорычав последнюю фразу, я внимательно оглядела лидеров Д.Н.А., стараясь запечатлеть каждого из них в своей памяти. Искаженные морды, судорожно стиснутые копыта, обильно вспотевшую шерсть — каждую черту, каждое движение, каждую мысль, проступавшую в их фигурах. Блеф стал правдой, выдумка — истиной, и однажды я собиралась исполнить все то, что пообещала этим дельцам. Тем, кто поставил себя над народом и выше закона этого народа. И за это им предстояло расплатиться сполна. В общем, скандал вышел громким и соблазнительным — на что, в общем-то, я и рассчитывала, когда по воле случая вновь оказалась в Большой Подкове. Теперь им точно будет чем заняться и совершенно не до того, чтобы портить жизнь правильным пони, а уж если и суд не пойдет у бывших воротил криминала на поводу, то я смогу искренне заявить, что прожила свою жизнь не совсем уж зазря, совершив в ней хоть что-то хорошее.

Но поселившиеся в голове мысли так просто было из нее не изгнать, и поселившееся внутри беспокойство все все нарастало, заставив меня, наконец, вернуться во дворец, где я собиралась сознаться в произошедшем. Письменно, конечно же, ведь обращаться напрямую к принцессам означало вновь разбередить старую рану, вновь заставить их вспомнить о подросшей собачке, из милого и забавного щеночка превратившуюся в лохматого кабыздоха, чье место было на кухне или в дворницкой, а отнюдь не в королевской опочивальне. Странное ощущение охватило меня, когда я вновь шла по этим бесконечным коридорам, ступая по мягким ковровым дорожкам, любуясь высокими потолками с резьбой и прихотливой лепниной. Белый снаружи и серый внутри, дворец совершенно не изменился – но изменилась я сама, ощущая какую-то неловкость, словно подросший ребенок, вернувшийся в место, где провел свое детство. Праздник закончился, и страна возвращалась к привычному ритму работы, ощущая скорый приход весны, и связанные с этим приятные хлопоты. Странное чувство, Твайлайт – в бытность свою всеядным, не так остро ощущаешь смертельную опасность зимы, свою зависимость от накопленных запасов и надежные плечи тех, кто сможет тебя поддержать во время долгой бескормицы. Когда-то, еще тысячу лет назад, пони по-настоящему голодали, ведя полукочевой образ жизни и эти долгие месяцы холодов уносили жизни множества симпатичных четвероногих существ. Но жизнь не стояла на месте, и теперь уже Эквестрия не боялась, а ждала этих дней, суливших освобождение от забот – вольно им было праздновать и веселиться, когда амбары забиты овощем и зерном, в животике булькает сидр, а мудрость богини хранит от великих потрясений ее возлюбленную страну. Аграрность имеет и свои плюсы, подруга – по крайней мере, жители нашей страны всегда будут уверены в том, что правительницы всегда найдут, чем накормить свой народ.

По крайней мере, пока им не будут мешать разные пятнистые засранки, то и дело устраивающие какую-нибудь войну.

— «Кхем!».

— «Ох. Простите» — задумавшись над непростыми вопросами бытия и общественного строя, я подняла голову лишь тогда, когда она уперлась в чью-то грудь, обтянутую хрустящей от крахмала манишкой. Как и всегда, в свои годы Реджинальд мог похвастаться молодецкой статью, безукоризненным костюмом, и тяжелым, осуждающим взглядом, которым часто баловал горничных и меня, когда я встречалась ему на пути. Вот и теперь он с неодобрением взирал на меня с высоты своего роста, настигнув возле двери, за ручку которой я держалась, ведь ноги сами принесли меня уже известным маршрутом в Старое крыло, повторяющее разрушенный некогда замок сестер. И от которой я отпрыгнула, словно от ядовитой змеи.

— «Простите, я… Я задумалась. Глубоко».

— «Вы давно не баловали нас своим посещением, леди Раг» — ну и ну. Кажется, этот день начинался с порции искрометного юмора от мажордома, сдержанность и лаконичность которого всегда восхищала меня, хотя я и не рискнула бы признаться об этом вслух. Впрочем, я его понимала – мне и самой стало стыдно за то, как привыкла я к тем благам, которые были дарованы мне, пока я считалась необходимой. Ну и для небольшой толики контроля, как признавалась другим аликорнам принцесса, куда уж без этого. Но дети растут, и мне следовало гораздо быстрее осознать и привыкнуть к тому, что теперь это не место моего проживания, но рабочее место, и хорошо еще, что где-то в канцелярии, а не с кружевным передничком, и тележкой грязного белья.

— «Мне дали отпуск, Реджинальд… сэр» — постаравшись справиться с голосом, я ощутила, как уши сами виновато прижимаются к моей голове. На самом деле, я его наскулила, конечно же, пытаясь окончательно расправиться с передачей Легиона своему заместителю, но думаю, теперь этот номер вряд ли еще когда-либо пройдет – «Я задумалась, когда шла, и… Ну… Вот. Я не входила, честное слово!».

— «Я думаю, принцессам было бы приятно увидеть вас, юная леди» — вопрос о том, кто теперь их занимает так и не родился, оставшись у меня на языке. Действительно, какое теперь это имело значение? Пожалуй, неведение в этом вопросе было лучше, чем знать, кого же приблизили к себе правительницы – я еще помнила слова принцессы о том, какая очередь на годы вперед стояла затем, чтобы попасть хотя бы в подсобное помещение кантерлотского дворца.

— «Не стоит беспокоить их такими мелочами, Реджинальд» — поняв, что старик никак не отреагировал на почтительное обращение «сэр», и не собирался давать мне подсказок о том, как вести себя дальше, неуверенность внутри меня начала крепнуть, заставив попятиться от двери – «Я просто заблудилась. По старой привычке. И я знаю, где теперь мое место».

— «Я провожу вас, юная мисс» — не принимая моих возражений, дворецкий двинулся по коридору, заставив меня почувствовать себя камешком, попавшим под бульдозерный отвал, пятясь все дальше и дальше. Наконец, мне пришлось развернуться и сдавшись, посеменить перед ним в сторону лестницы, ощущая на себе все прелести подобного передвижения, заставившие меня живо вспомнить о том пегасе, которого эскортировал наш добрый легионный эскулап. Ступени сменялись коврами, и снова ступенями – мы покинули жилое крыло, и поднимались куда-то вверх, по одной из башен, и каждый раз, встречая кого-то, я старалась глядеть лишь вперед, пытаясь выбросить из головы осуждающие взгляды разноцветных глаз, встречавших нас на пути. История моего падения так и не стала достоянием истории – она стала достоянием играющейся с нею толпы, но как же сложно было принимать от пони заслуженное отвержение, которое я ощущала каждый раз, оказываясь среди высокородного стада.

— «Иногда наши чувства берут над нами верх» — пробурчал в роскошные усы мажордом, чьи мерные, почти неслышные шаги за моей спиной заставляли двигаться вперед, хотя я уже не раз и не два ощущала желание спрятаться в глубоких альковах за статуями, чтобы избавиться от этой тяжести, что легла мне на грудь. Все было заслуженно, но не становилось от этого более легким – «И почитая, что знаем, как будет лучше для других, своими копытами причиняем боль тем, кого любим».

— «Я заслужила все то, что думают обо мне остальные» — машинально откликнулась я, словно колокольчик, тоненьким звоном ответивший на густой, тягучий удар большого собрата – «Но я даже не представляла, что это так тяжело. «Огонь, вода и медные трубы», как говорили когда-то ушедшие предки. Считалось, что трубы есть испытание известностью или властью, и они являются испытанием посильнее, чем просто огонь и вода. Но трубы, как оказалось, могут возвещать не только о славе, но и о бесчестии, и я не знаю, кто мог бы выдержать этот звук».

— «Достойная аналогия, юная мисс. Позволю себе заметить, что ваш перевод на иное место службы сказался на вас хорошо».

— «Не издевайся… пожалуйста» — попросила я. Именно попросила, а не потребовала, как раньше, не сверкала глазами, не пыталась показать отсутствующие клыки, чем неосознанно грешила, по словам окружающих. Теперь я могла рассчитывать только на милость пони, которые не станут добивать ту, что так высоко взлетела, и так низко пала, обрушившись вниз – «И вообще, выход и канцелярия в той стороне. Куда мы вообще идем?».

— «Уверен, что скоро мы узнаем об этом. И похоже, что мы уже на месте» — сердито насупившись, я засопела, когда увидела перед собою знакомые двери, украшенные древним символом недоброго солнца, ощетинившегося изогнутыми клинками кинжалов-лучей.

— «Реджинальд! Ну зачем?!» — в отчаянии проскулила я, отступая от старинной двери, ведущей туда, где все когда-то и начиналось – «Я и так пользовалась добротой наших повелительниц слишком долго! Зачем меня выталкивать перед ними еще раз?!».

— «Позволю себе заметить, что вы абсолютно правы. И я уверен, что вы найдете для них несколько слов благодарности» — невозмутимо ответствовал старый сом, движением копыта подталкивая с открывшейся двери — «Ну же, опоясанный риттер, вперед!».

Вот так вот. Привыкайте к новым реалиям, госпожа бывший Легат. Конечно, с какой-то стороны это было даже забавно, когда почти все могут решить за тебя, и не потребуют чего-нибудь безумного или противоестественного. Когда все твои заботы помещаются в треугольнике «работа – друзья – семья». Когда не нужно рвать жилы, и сходя с ума от необходимости объять разумом необъятное, убивать себя в попытках сделать хоть что-нибудь, что поможет другим. Но идя по лесу тонких, похожих на юные деревья колонн, я вдруг подумала, до чего пресной и сонной может быть такая вот жизнь. Не от того ли я, при каждой удобной возможности, хваталась за полуторный меч? Не от того ли дни и ночи проводила в казармах, надоедая советами Стомп, Черри и Хаю, пока меня не утаскивали оттуда Нэттл или Графит? Голоса раздавались все ближе, заставив меня, сосредотачиваясь, тряхнуть головой. Не хватало еще выползти вот так вот, без приглашения – вообще дурочкой сочтут, и отправят куда-нибудь подальше…

Интересно, я и в самом деле мечтала о том, чтобы забиться в какой-нибудь медвежий угол всего полгода назад?

— «Да, принцесса Селестия. Вы абсолютно правы, и я полностью поддерживаю ваше решение о проведении Всеэквестрийских Игр в Кристальной Империи!».

— «Уррра! Игры! Пони! Веселись!».

— «Эмммм… Йеееей?».

Веселые возгласы подруг раздавались вокруг, словно эхо, теряясь среди колонн, за одной из которых я и притаилась, не желая мешать какому-то важному совещанию, от которого, возможно, зависел весь будущий год. Принцесса все чаще отдавала на откуп Твайлайт решение важных социальных и международных вопросов, связанных с этими социумами разных стран, поэтому я решила, что не имею права даже присутствием своим повлиять на то, какие решения она примет на благо ее народа. Нашего народа. Нас самих. Поэтому я притаилась, ни звуком, ни движением не выдавая своего присутствия уходившим носительницам Элементов Гармонии – пусть даже с Пинки такой номер мог бы и не пройти, но мне оставалось надеяться, что розовая хрюшка была слишком занята прыжками вокруг своих подруг, и не почувствовала моего присутствия в полумраке малого зала.

Я обязательно встречусь с ними – но позже.

— «Здравствуй, Скраппи» — раздался где-то над ухом знакомый голос, заставив меня вздрогнуть, едва ли не накручиваясь на узкий каменный шпиль, к которому я прислонилась, пережидая уход знаменитой Главной Шестерки эквестрийских героинь – «Не желаешь выйти и присоединиться ко мне?».

— «Прошу прощения, Ваше Высочество» — пробормотала я, выходя из-за колонн. По какому-то акустическому капризу казалось, что она стоит рядом со мной, и лишь оказавшись у тронного возвышения я смогла убедиться, что белоснежный аликорн и не думал покидать свое место, греясь в лучах яркого солнца, бьющего из большого окна у него за спиной, как и не собирался реагировать на мой поклон, который я постаралась выполнить по всем правилам дворцового этикета, и не закряхтеть.

«Охо-хо, кажется, я так скоро снова в доспех перестану помещаться».

— «Я не хотела мешать…».

— «Ты никогда не мешаешь, Скраппи. Наоборот, в последнее время твоя помощь была просто неоценима».

— «Стараюсь изо всех своих сил» — очередной поклон с расставленными крыльями. Покажем, что не забыли за эти месяцы придворного этикета – «И я тоже хотела поблагодарить вас, Ваше Высочество за то, что дали мне возможность послужить нашей стране. И лично за участие в моей судьбе…»

Казалось, искрящийся пылинками воздух вдруг резко похолодел. Мои губы еще произносили какие-то слова, выдавая куртуазные банальности, но по моей шкурке уже прошел холодок, когда тихий, но от того не менее злобный сквозняк вдруг куснул меня за живот, пройдясь по занывшим вдруг копытам.

— «Поблагодарить?» — пошевельнувшись, фигура на троне подняла голову, заставив меня уткнуться носом в пол от нахлынувшего вдруг ощущения неправильности и обиды, волной пронесшегося по залу.

— «Я…» — ох, похоже, я точно сказала что-то не так. Кроме этого глупого блеяния больше выдавить из себя я ничего не смогла. Ощущение неправильности нарастало, пока не накрыло меня с головой, заставив броситься перед троном на пол, прикрывая копытами глаза – «Прости, пожалуйста! Мне не следовало вообще приходить…».

— «И почему же?».

— «Потому что…» — не в силах больше держать все в себе, я вдруг поняла, что секунду спустя сбивчиво выкладываю все, что пугало и волновало меня все эти дни. Всю неуверенность, и пугающее меня ощущение счастья, сквозь которое все больше проглядывал лик настоящей рутины. Усиливающееся беспокойство, переходящее в настоящий страх за тех, кто оказались мне самыми близкими существами. Тех, о ком я не могла забыть, даже погрузившись в спокойную, мирную жизнь. Чьей добротой продолжала пользоваться даже когда следовало просто уйти, и не досаждать…

— «И откуда у тебя такие мысли, Скраппи?» — запутавшись в собственных мыслях и чувствах, я пропустила миг, когда меня просто сгребли за шкирку, и ухватив за отросшую гриву, запрокинули голову, заставляя поглядеть в глаза нависавшего надо мной аликорна. Движение это было свирепым и мягким одновременно, заставив меня что-то пискнуть от удивления и испуга – «Предположу, что ты вновь почувствовала себя счастливой, и испугалась этого?».

— «Нет! То есть… Я испугалась за вас!».

— «Правда? И почему же?» — голос принцессы был мягок, но я ощущала, что где-то внутри него таилась сталь, скрытая до того под слоем вежливых слов, как скрывается дага в ворохе изысканной парчи – «Быть может, тебе все же не стоило так легкомысленно относиться к советам врачей?».

— «Они…».

— «Да-да?».

— «Они помогают. Но тогда я не…» — решившись, я вновь подняла голову, глядя в лавандовые глаза – «Тогда я больше не вижу снов. Понимаешь?».

— «Снов? Снов…» — в следующий миг я уже обнимала белое тело, прижимавшее меня к своей горячей груди, зарывшись носом в мягкую шерсть. Да, никакого сравнения с дикими предками, послужившими когда-то образцом для создания этих прекрасных существ – шерсть пони была мягкой и теплой, напоминая временами какую-то экзотическую ткань, и я поняла, что могла бы провести вечность, прижимаясь носом к белоснежной шкуре, ощущая губами движения могучих мышц, скрывавшихся под мягкими, идеально подстриженными волосками…

По крайней мере, до тех пор, пока мочевой пузырь вновь не напомнил мне о том положении, в котором я оказалась меньше чем несколько месяцев назад.

— «Расскажи мне» — не отпуская, попросила откуда-то сверху принцесса.

— «Камера, похожая на палату для буйных. Я видела такие, снаружи и изнутри. По ней бродит серая единорожка. Цвета почти неразличимы в тусклом свете единственного светового кристалла. На задних ногах у нее кандалы, но она, кажется, их не замечает. Миловидная, хотя и несколько отощавшая мордашка, чумазая вся такая. На роге надета какая-то штука из проволок и проводов. В центре камеры стоит куб, от которого отходят провода, уходящие за закрытую дверь. Она бродит по камере, то и дело запинаясь о провода, и тряся всклокоченной, небрежно обрезанной гривой. Что-то бормочет. Потом свет начинает мигать – раз, другой, третий. Меня охватывает ужас, когда эта единорожка поворачивается к кубу, и что-то лихорадочно бормоча, бежит к нему на заплетающихся ногах. «Это сигнал! О, принцессы! Я буду свободна!» — я слышу, как она бормочет, и трясусь от ужаса. Мне хочется крикнуть «Не трогай! Не подходи!» — но она уже нажимает на кнопку, двумя копытами сразу.

Вспышка. И затем я вижу, как на по полу катается… что-то. Это тело пони, но оно все в крови и каких-то кусках… чего-то красного. У него нет части лба, ушей, рог отсутствует, вместо них видна багровая, зияющая дыра, из которой хлещет кровь и летят куски мяса. И я слышу визг – он повторяется раз за разом, короткими сериями, на выдохе, в такт струям крови. Ее задние ноги лихорадочно двигаются, словно она пытается бежать или едет на велосипеде, с костяным скрежетом царапая копытами бетон. Кровь – вокруг все в крови, костяной крошке и кусочках чего-то красного. Визг становится слабее и дольше, пока, наконец, не превращается в хрип. Двери в камеру открываются. Две фигуры заходят внутрь, и меня трясет от вида этих странных черно-белых полос, похожих на волнистые линии. Они берутся за цепь, и за задние ноги вытаскивают еще шевелящееся тело, словно один кусок мяса, еще подергивающийся в агонии долгой, мучительной смерти».

Я выдохнула этот короткий рассказ, это признание на едином духу, ощущая, как с каждым словом разжимаются тиски беспокойства и страха. Селестия узнала о том, что меня тревожит, и теперь все будет хорошо. Все абсолютно точно будет хорошо.

— «Я боюсь за вас. Тебя и Луну» – призналась я, пытаясь найти ее глаза. Я знала, что все будет отлично, но почему же я не могла встретиться с нею взглядом? – «Эти сны… Они становятся какими-то жутко подробными, и раздробленными одновременно. Я понимаю, что мне это снится, как понимаю, что все вокруг меня похоже на пони, помещенных в декорации будущего, как его представляли себе люди в начале ХХ века. Но все равно…».

— «Понимаю…» — прошептала принцесса. Казалось, она разрывалась между какими-то планами, и тем, что узнала от меня. О кошмарах, которые снова стали приходить ко мне без лекарств – «Но помнишь, о чем мы с тобой говорили? Мы не должны подстраиваться под обстоятельства, а должны подстраивать их под себя, оборачивая в свою пользу. Я предупрежу Луну. Тем более, что здесь ее уже нет».

— «Нет? Как нет?» — опешила я. Понимать, что тебе не почину уже общаться с наигравшимися тобою аликорнами это одно, а вот понимать, что все это ты себе надумала – уже совершенно другое. Что жизнь не стоит на месте, и у всех, кто живет рядом с тобой, есть свои собственные заботы, надежды и далеко идущие планы – «Я думала, что она просто избегает меня…».

— «Как ты, может быть, подозреваешь, я тоже кое на что способна по части прорицания» — я прикусила язык, вновь опуская очи долу. Тоже мне, нашла кого поучать! – «И меня уже давно беспокоит тот узел, что закручивается вокруг нас».

— «Здесь?!».

— «Это было сказано фигурально. На самом деле, везде. В этот миг, в этот момент времени. Я обсудила мои предчувствия и подозрения с Луной, и моя сестра благоразумно решила, что в Обители ей будет гораздо спокойнее, чем в Кантерлоте».

— «Но… Как? Почему Обитель?!» — не выдержав, я по привычке собралась сделать круг по полу зала, переходящий на стены и потолок, как случалось всегда, когда в тяжких раздумьях, от волнения, я начинала метаться из стороны в сторону. Но крыло, прижимавшее меня к груди принцессы, не собиралось меня так просто выпускать из этой мягкой ловушки – «Почему туда? Что, если на нее нападут?!».

— «И кто же? Моя сестра спросила меня тоже самое, и заявила, что если такое и произойдет, она готова встретить опасность».

— «Но…».

— «Но основным аргументом стало то, что в Обители она сможет дать достойный ответ любому, кто пожелает бросить ей вызов, не беспокоясь о… сопутствующем ущербе, скажем так».

«Не беспокоясь, что жертв среди мирных, ничего не подозревающих пони будет слишком много, чтобы это всколыхнуло недовольство подданных, когда она отмахнется от бросивших ей вызов достойно, не жалея на благое дело сил» - перевела для себя я, и содрогнулась. Какие же еще силы существовали в этом мире, что требовали приложения столь чудовищных сил, как магия аликорнов?!

— «Так значит, это вызов» — тяжелые мысли родили эти слова. Тяжелые мысли были похоже на темноту асфальтовой ловушки, и кто знает, что таилось в ее глубине – «Она специально провоцирует тех, кто до поры скрывается в тенях. Но это значит, что мы…».

— «Это значит что ты и Твайлайт – вы обе должны оставаться там, где вы есть» — отстранив меня, Селестия внимательно оглядела меня с ног до головы, словно на глаз пытаясь оценить, насколько я растолстела за эти два месяца – «Твайлайт отправится в Кристальную Империю, где будет заниматься подготовкой к Всеэквестрийским Играм со своими подругами. Ты же останешься здесь, в Кантерлоте. Это понятно?».

«Похоже, это не шутки. Но почему? Что случилось?» - промелькнуло у меня в голове. Селестия отбросила извечно дружелюбный свой тон, и голос ее прозвучал сурово и напряженно – так, как звучал он у меня или Хая, когда нам приходилось отдавать приказы, смысл которых мы не хотели раскрывать до поры, но при этом при всем пытались одним только тоном сообщить окружающим, что шутки закончились, и повеления наши следовало выполнять неукоснительно, до последнего слова. Не ответив, я вжала голову в плечи, и осторожно, одним только глазом взглянула на возвышавшегося надо мной аликорна, чье большое копыто осторожно опустилось мне на спину.

— «Хорошо, Скраппи. Я вижу, ты прониклась моими словами. Но не будем забывать про твое обучение, что обещала я нашей возлюбленной Луне. Так подумай, и ответь мне – почему я приняла такое решение, и позволила убедить себя в том, что государство Ми Аморе Кадензы достойно провести такое важное мероприятие, как Эквестрийские Игры?».

— «А не жирно ли будет?» — не задумываясь, вякнула я первое, что пришло в мою глупую голову. Принцесса только изогнула в усмешке точеные губы, глядя на мою надувшуюся мордочку – «Что-то я не видела подразделений кристальных гвардейцев под Грифусом. Отдавать ей на откуп важный праздник только за пару заявлений для газет?».

— «О, помощь Ми Аморе была гораздо существеннее, чем просто пара-другая заявлений для правителей окружающих нас государств» — укорила меня принцесса. Кажется, ее и в самом деле позабавило подобное заявление – «Но об этом известно немногим, и мне кажется правильным, чтобы все так и оставалось».

— «Но не будет ли это опасным? Ну, я имею в виду, что если политика будет таким грязным делом, как она есть, то очень быстро народ перестанет доверять политикам. Нет, конечно, можно успокоить тебя размышлениями о том, что пони не обязан знать, что там хирург отрезает у него в животе, если это приносит облегчение – но ведь это может развратить и политиков, которые уверуют, что грязь абсолютно нормальна в этой самой политике. И она в самом деле превратится в настоящую грязь, из благого начинания став его полной противоположностью».

Остановившись, я перевела дух, и смущенно покосилась на принцессу – «Ну, по крайней мере, я так думаю».

— «Ты ли?» — негромко осведомилась та, заставив шерсть встать дыбом у меня на загривке.

— «Эммм… Да. А что? Я снова сказала какую-то глупость?».

— «Нет. Совсем наоборот» — меня снова прижали к большому, белому и мягкому, заставив возмущенно пискнуть, уткнувшись носом в мягкую шерсть, пахнущую ромашковым лугом – «Я горжусь тобой, Скраппи. Как жаль, что ты настолько недооцениваешь себя».

— «И я тоже…».

— «Гордишься мною?» — иронично подколол меня белый аликорн.

— «Нет».

— «Неужели?».

— «Я просто тебя обожаю. Зачем-то» — выдала я привычную шуточку… И остолбенела, лишь после сообразив, насколько «на грани» была та.

Но шуткой ли это являлось?

— «Спасибо, Скраппи» — негромкий, но искренний смех позволил мне расслабиться, распрямляя сведенные плечи, хотя внутри поселился какой-то странный, не желавший рассасываться холодок. Я ли это сказала? И что толкнуло меня так наивно и так прямо обратиться к принцессе, словно напрашиваясь на то, чтобы она наконец назвала меня… Нет, она же явно показала, что я была той, кем являлась – простым экспериментом, пробой пера перед тем, как… Нет, я не хотела думать об этом, Твайлайт. Ни о себе, ни о тебе. Поэтому я постаралась загнать эти мысли подальше и поглубже, благо ощущение оторопи, охватившей меня, этому только способствовало – «Ты даже не представляешь, насколько мне важно было это узнать. Но не будем отвлекаться. Итак?».

— «Ну… Быть может, это часть ее обучения?» — попробовав думать непредвзято, путь это и было очень трудно при первой же мысли о розовой мымре, рискнула предположить я. Присев, я напряглась, прищурилась, обхватила себя крыльями и от усердия прикусила язык, старательно думая так, как это сделала бы ты, Твайлайт. Было трудно, но еще труднее было не встречаться глазами с тихонько веселившимся аликорном, явно угоравшим от моих чрезмерных потуг – «Проверка, как она справиться не с кучей подданных, но еще и с множеством соревнующихся и гостей?».

— «Очень хорошо» — я обрадовалась, что смогла наконец-то хоть чуть-чуть приоткрыть для себя завесу над тайными путями, коими следуют мысли этих дивных существ… Но как выяснилось, слишком поспешно, и зря – «Но есть и еще кое-что, Скраппи. Попробуй подумать, что еще могло послужить причиной для этого. Не слишком фокусируясь на моей племяннице, но и не исключая ее. Как ты думаешь, могло ли тут быть что-то еще?».

— «Зная тебя…» — тихо буркнула я, вновь непроизвольно рискуя, и вновь проходясь по краю обрыва. Ответа не последовало – только короткий, ободряющий кивок головой, от которого сделалось неуютно, ведь он подтверждал мои самые худшие опасения, которые крутились у меня в голове. Вновь закрыв глаза, чтобы не видеть Высочайшей усмешки, я попыталась представить себе карту страны и прилегающих территорий – оставшаяся со службы привычка, позволявшая мне легче понять расстановку имевшихся сил. Итак, вот Эквестрия и Кантерлот, граничащий с Грифоньими Королевствами – не так давно еще самым сильным врагом. В нем находится Селестия, старшая из двух сестер. Потенциально – самое могущественное существо в известной мне части этого мира. На северо-востоке, к границам страны прилепилось карликовое королевство с громким названием – там теперь правило другое создание с крыльями и рогом. Его потенциал был мне неизвестен, но и само направление, на котором лежали лишь неизведанные пустоши вечной мерзлоты, показалось мне не слишком-то и важным – еще два года назад на этом направлении у Эквестрии был всего лишь заштатный гарнизон, куда ссылали всякое отрепье… А вот на юго-западе страны, в Дракенриджских горах, обосновалась Принцесса Ночи, и ее потенциал недооценивать я не могла. Из Обители она могла контролировать как Мэйнхеттен, до которого было не так далеко по прямой, так и обширные лесные массивы Старого Королевства, где некогда знатно порезвились два аликорна, втоптав свое королевство во прах. Ну, если верить древним легендам, да еще и не слишком официальным, если можно было так их назвать. В общем, направление на Мягкий Запад и Седельную Арабику не пустовало, и теперь предстояло понять, что же во всем этом было плохого. А что было – я была готова зуб какой-нибудь дать, ведь чем дольше я разглядывала нарисовавшуюся в мыслях картину, тем больше она мне не нравилась, порождая внутри какое-то глухое ворчание просыпавшегося зверя, почуявшего врага. Значит, попробуем нанести на карту меня и тебя, Твайлайт, и посмотреть, что получится, если тебя отправить на северо-восток, к твоей золовке, а меня… Охо-хо.

— «Скраппи?».

— «Все… Все настолько плохо?» — вздрогнув, я открыла глаза. Кажется, я задумалась слишком надолго, и потребовалось прикосновение большого крыла, чтобы вывести меня из тяжелых раздумий – «Вы разделились, прикрывая собою страну. Но меня пугает то, что вы разделили нас с Твайлайт. Скажи, чего вы боитесь? Что враг нанесет по вам удар, когда все вы будете в одном месте? Это из-за того, о чем мы говорили, когда обсуждали Кризалис?».

— «Не ум, но глубокая, животная мудрость» — негромко проговорила принцесса. Не знаю, кому предназначалась эта фраза больше, мне или ей, но на всякий случай решила обидеться, не преуспела и снова заволновалась, ощущая, как страхи вновь поднимают голову в душе – «Я горжусь тобой, Скраппи. Ты повзрослела, и смогла очень быстро понять то, что не смогли бы понять другие. И именно поэтому я прошу… Нет, я требую, чтобы ты оставалась недалеко от меня. Это понятно?».

— «Но…» — я собиралась сказать, что вроде бы никуда пока еще не собиралась, но тут же понятливо заткнулась, увидев сверкнувшие глаза аликорна, отчего мой мочевой пузырь вдруг решил, что ему будет гораздо комфортнее и безопаснее где-нибудь еще, и как можно дальше отсюда.

— «Я не шучу, Скраппи. Сейчас я отнюдь не шучу, и прошу тебя отнестись к моим словам со всей доступной тебе серьезностью» — убедившись в том, что я осознала намек, звучавший в ее словах, и понятливо закивала, втянув язык в пятнистую задницу, принцесса поднялась, и приглашающе повела крылом, приглашая присоединиться к ней у окна, за которым виднелись башни дворца, и сияющие золотом крыши города – «Время не стоит на месте, и мало кто знает, как сложно нам, долгоживущим, отслеживать его неостановимый бег. За столетия привыкаешь ко многому, и твои суждения начинают строиться на опыте прошлых веков. Но на этом пути лежит опасность, и рано или поздно ты поймешь, что жизнь проходит мимо тебя, в то время как твой глаз вычленяет из ее бега лишь отдельные, привычные тебе фрагменты. Так наш разум стремится защитить себя от опыта и знаний, переизбыток которых может быть столь же губительным, как и их недостаток. Но нужно быть со временем союзной, как говорит моя дражайшая сестра, и я согласна с нею в том, что мы ослабли, став мягкими и телом, и душой. Увы, разнообразные народы, о коих мы лишь слышали в веках, нас уважают лишь как лидеров бессменных, ничуть не опасаясь наших сил, что были, есть и будут нам подвластны…».

Повернув голову, принцесса лишь вздохнула, заметив, как я старательно пучу глаза, вытянувшись по струнке и изо всех сил пытаюсь не давить лыбу, вслушиваясь в переливы староэквестрийского.

— «Да, лишь возвращение моей дорогой сестры заставило меня вспомнить всю красоту нашего древнего языка» — не знаю, что меня выдало, но легкий подзатыльник, который я получила за эту импровизацию, дал мне понять, что в целом, она удалась – «Надеюсь, ты осознала всю серьезность моей просьбы, не так ли? Ну, а если нет, то по совету моей драгоценной сестрицы, я с большим интересом познаю такой волнующий опыт, как наказания. Наказания для чьего-то непоседливого пятнистого крупа, который уже извертелся где-то рядом. Не так ли?».

— «Эй! Так не честно!».

— «Ну почему же? Луна говорит, что это очень важная часть воспитания жеребенка» — если кто-то и мог обмануться столь легкомысленным и веселым тоном Селестии, то только не я. Поэтому не стоило удивляться, что я тотчас же хлопнулась попой на пол, прикрывая крыльями стратегически важные тылы своего организма. Ведь этот самый организм уже почувствовал приближающуюся розгу – «Как она часто говаривает: «Если пони слаб, то правильная порка поможет ему стать сильным. А если он силен – то не повредит». А что думаешь по этому поводу ты?».

— «Но я же просто хотела помочь!» — уже не в силах сдерживаться, завопила я. Похоже, за время моего отсутствия пред очами любезной родительницы, та пришла к пугающему выводу, что кое-кому необходима профилактическая порка, и я с обреченностью понимала, что ее «дражайшая сестра» и в самом деле не прочь заиметь столь волнующий опыт. Впрочем, эта мысль пришла мне в голову не одна, и я постаралась как можно скорее отбросить все то, что пришло за ней после, Твайлайт – в конце концов, я еще долго буду с содроганием вспоминать о том Равноденствии, и отнюдь не стремлюсь занять твое место подле принцессы.

— «Правда? И чем же?» — осведомилась Селестия, словно это и в самом деле было ей интересно – «Быть может, своим знанием магии?».

Я лишь пробормотала что-то в ответ.

— «Магическая дуэль, Скраппи, это не просто метание друг в друга заклятий и контрзаклятий, как полагают начинающие маги. Это борьба разумов – и как ты сможешь биться с тем, о чем не знаешь практически ничего? Да, твоя особенность, назовем ее так, позволит противостоять сильному. Но помнишь наш разговор во время поездки в Мэйнхеттен? Что будет, если тебе будет противостоять умелый и умный? Вспомни, что ты рассказывала мне про ту пирамиду».

— «Так это была… Иллюзия? Обман, чтобы заставить меня разобраться с тем устройством?!».

— «Было бы опасно отбрасывать и такой вариант. Что делает ее создателей намного опаснее» — при воспоминании о Вонючке и том, что произошло после нашей встречи, мои копыта скрипнули по полу, сжимаясь вокруг рукояти воображаемого меча. Вломить изо всех сил, пробивая грудную клетку, и прижав к себе дергающееся тело слушать, как жизнь покидает его с каждым толчком крови, с каждым ударом затихающего сердца! Глядеть в угасающие глаза, напевая ту жуткую песенку, от которой меня бросало в дрожь каждый раз, когда я вспоминала безыскусные куплеты на давным-давно умершем языке! — «Но я думаю, чем бы та магия ни была, она сработала. Верно?».

— «Верно. Лгать себе – самое последнее дело» — сквозь зубы выдавила я. Почему-то захотелось полусырого, плохо прожаренного мяса, которое можно жрать, вырывая из чьего-то теплого тела, и чтобы кровь брызгала между зубов – «Но о следующей нашей встречи эти твари сильно пожалеют!».

— «Правда? И почему же? Неужели лишь потому, что они оказались хитрее и умнее тебя?».

— «Нет! Потому что они меня предали!» — холод и лед разрастались в груди, когда я вскочила, грохнув копытами об пол, рождая к жизни звонкое это, бросившееся прочь, в полумрак между колонн – «Потому что молили о помощи, а когда я думала, что спасла их – ударили мне в спину! Почти убили меня!».

— «Что ж, хорошо» — столь спокойный ответ охладил мою голову, заставив с удивлением уставиться на возвышавшегося надо мной аликорна. Величавого, невозмутимого, идеального – «Удивлена? Или ты думала, я буду тебя отговаривать? А может быть, ты бы последовала моему совету?».

Вновь опустив голову, я что-то пробормотала про смерть, ножи и кишки, намотанные на нос.

— «Что ж, я не удивлена. Но хватит ли тебе сил для того, чтобы отыскать этих существ?» — хитрым голосом продолжила белоснежная принцесса, заставив меня вновь удивленно поднять на нее глаза. Она что, меня за жеребенка тут держит? – «Ни сила, ни обещание сказочных богатств, ни чужие усилия пока что тебе не помогли. Но может быть, есть и другая возможность?».

Возможность? Хочу-хочу-хочу! Честное слово, я буду послушной кобылкой!

— «Я слышала, что в Кантерлоте есть места, где можно узнать что-нибудь про магию, Скраппи» — если у нее и не получалось играть искушение для жеребенка, пытаясь подменить конфету невкусной резиновой соской, то в тот момент мне было абсолютно плевать. Подчиняясь игривому голосу белой богини, мои мысли приняли новое направление, отвлекая от кровожадных размышлений о пытках и расчленении, от которых сбежал бы любой уважающий себя маньяк. Кантерлот – здесь находилась Школа для Одаренных Жеребят Принцессы Селестии. Здесь все еще были Аша и Фикс, которые точно разбирались в магии. Здесь была Твайлайт… Ах, да – уже не была. Но тем не менее, это и впрямь было лучше, чем вновь и вновь пытаться поймать этих тварей, рискуя жизнями остальных. И мне показалось, что я знала, к кому можно было обратиться за помощью в таком сложном вопросе.

— «Ага… Вот только это не объясняет одного – почему я не могу вам помочь?».

— «Ну, раз наш разговор зашел об этом… Ты ведь помнишь, что мы обещали быть честными друг с другом, правда?».

— «Ну, да» — а вот теперь ее тон заставил меня насторожиться. Кажется, шутки кончились, и меня собирались приголубить той самой правдой, которой я так глупо и яростно домогалась, не понимая, что лучше бы мне ее было не знать.

— «Тогда давай подумаем – а сможешь ли ты чем-то помочь? Не выйдет ли так, что ты вольно, или невольно, станешь помехой, а может быть, даже причиной того, что произойдет?».

— «Как?!» — услышав такое признание, я снова шлепнулась на пол – «То есть, это то самое видение с горящим городом…».

— «Представь, что будет, если Луне придется вступить в настоящую схватку» — спокойно, и как-то безжалостно проговорила принцесса, задумчиво глядя куда-то в полумрак, между колонн – «И что может случиться, если вместо полного сосредоточения разума и сил, ей придется отвлекаться и на тебя – для защиты, конечно же. Представь, что может произойти, если ты, на самый краткий миг, вдруг превратишься в помеху, не позволив ей должным образом ответить на нанесенный удар, оказавшись между ней и врагами?».

— «Ох. Я… Я не думала об этом вот так» — я почувствовала, как мои губы задрожали, а уродливый шрам, уродовавший левую половину мордочки, вновь потянул за угол искривившегося рта – «Прости! Я вправду не думала о таком!» — хотя должна была бы, после полугода путешествий по королевствам грифонов, во время которых я и в страшном сне не подумала бы взять с собою в бой близнецов. Но несколько месяцев покоя, да еще и гормональных изменений в измученном организме, вновь надругались над моей головой, превращая в какой-то скандальный животик на ножках, отчего мне вдруг стало очень неловко и стыдно, заставив покаянно шмыгнуть носом.

— «Я рада, что наконец смогла объяснить тебе столь сложную вещь, как невозможность тотчас же полететь и покарать всех большим мечом, Скраппи» — да, ирония в словах Селестии была мною полностью заслужена, но к счастью, я не услышала в ее голосе отчуждения, которого так опасалась. Удивительно, как она еще не послала меня куда подальше, вынуждая нянчиться с глупой пятнистой кобылой, мозги которой перманентно пребывали где-то между маткой и головой – «Ну-ну, моя дорогая. Не стоит вновь винить себя во всем, что происходит вокруг. Пони стараются выполнять мои просьбы добросовестно, Скраппи, не потому, что я не требую от них чего-то невозможного – отнюдь, и ты сама могла в этом убедиться еще полгода назад. На самом деле, очень многое показалось бы им попросту нереальным, скажи кто-то об этом заранее. Но дело все в том – и я хочу, чтобы ты накрепко запомнила этот урок! – что я всегда стараюсь убедиться в том, что пони поняли, что требуется сделать. Хорошенько поняли, а не подумали, что поняли, или отнеслись к этому формально. Понял, что требуется? А теперь расскажи. И напиши. И отчитайся о написанном. И пусть я не стала проверять, что же именно ты написала в том коротком эссе перед отъездом к грифонам полгода назад, во время нашего разговора на Глициниевой веранде мы с тобой убедились, что ты точно поняла, что же требуется нашей стране. И я готова провести с тобой, или Твайлайт сколько угодно времени для того, чтобы объяснить вам, что же именно нужно мне, или нашим маленьким пони. Понимаешь?».

— «Спасибо. Я просто глупая пегаска» — покаянно шмыгнула носом я, когда большое белое крыло опустилось на мой затылок – «Я сделаю все, что будет нужно – для тебя и Луны».

— «И для наших маленьких подданных».

— «Для тебя» — на этот раз голос мой не дрожал, заставив белого аликорна удивленно вскинуть точеные брови – «И для Луны. Для вас двоих. Потом уже – для всех остальных. Понимаешь?».

— «Спасибо, Скраппи» — тепло улыбнулась принцесса – «Ты даже не представляешь, насколько важно для меня это знать. О, и еще кое-что…».

Опустив крыло, она задумчиво поглядела через окно, на огромный город, засыпанный снегом. Последним снегом в этом году.

— «Я думаю, что нашей милой Твайлайт совершенно не обязательно знать о том, что ты, совершенно случайно, конечно же, можешь повстречаться «с ней» в Кантерлоте, даже зная о том, что она находится совершенно в другой части нашей страны или сопредельного государства. Ты меня понимаешь?».

— «Безусловно, Ваше Высочество» — деревянным голосом произнесла я, отвешивая прощальный поклон милостиво кивнувшей принцессе.

---

Да, я знала, что подчиненный и командир из меня никакой. Что я имела привычку исполнять приказы так, как считала необходимым, а иногда и просто класть на них свой хвост. Но если я что-то пообещала – то была готова расшибиться в лепешку, но выполнить все в точности, от начала и до конца. Поэтому несколько следующих дней от меня не было ни слуху, ни духу, и я уверена, что по всей стране очень много пони вздохнули спокойно – разве что какие-нибудь шпионы и соглядатаи сбились с копыт, пытаясь разыскать пятнистую сумасшедшую, решившую залечь на дно. Но перед этим я отправила записку профессору Йорсетсу, в которой попыталась узнать, сможет ли он меня принять в удобное для него время.

Видишь, Твайли? Я тоже способна чему-то учиться.

Еще одним изменением – одним из многих, произошедших за восемь или девять месяцев моего отсутствия – стали скамейки, появившиеся на Канатной. Широкая, напоминающая подкову, она была довольно короткой, и охватывала наши казармы, с обеих сторон заканчиваясь тупиками, упиравшимися в одну из многочисленных городских стен. Расширяясь, город вырос когда-то из ставшего слишком тесным укрепления, превратившегося в один из старых поясов обороны, охватывавшего довольно престижный квартал Роз, названный так по широкой, но короткой и довольно мрачной улочке, ведущей прямо к воротам казарм, оставив нам в наследство несколько башен и участок стены, за которым, где-то внизу, лежали новые кварталы, словно соты, лепившиеся к карнизу, на котором находились казармы, и весь наш квартал.

Я, кстати, так и не забросила идею выкупить его целиком, сделав мало привлекательным для всяких бездельников, которым, видите ли, было престижно иметь дома на улице с цветочным названием лишь потому, что ей было уже много сотен лет!

— «Привет, Скраппи!» — отдуваясь, приземлилась рядом Блуми. Приподнявшееся крыло наполнило воздух едва заметным запахом ее пота, от которого мои собственные крылья рефлекторно приподнялись, и поползли в разные стороны – «Повезло найти свободную скамейку?».

— «Да уж, повезло» — я покосилась на многочисленных пони, с довольно дебильным видом таращившихся на бетонные стены с многочисленными ребрами контрфорсов – «Постоянно кто-то пытается на нее приземлиться. Уже забодалась этих шпионов сгонять!».

— «Шпионов?».

— «Угу. Но я просто смотрю вперед, и напряженным голосом спрашиваю «За тобой не следили? Биты принес? Товар смотреть будешь?». Странно, почему-то все сразу же убегают».

— «Действительно!» – откинув голову, рассмеялась рыжая. Графит потребовал от нее последить за непутевой супругой, и Нэттл отнеслась со всей серьезностью к его поручению. Даже мои пыпытки что-то вякнуть про приказ Легата наткнулись на ехидную усмешечку, с которой мне напомнили о том, что технически говоря, Легата уже пару месяцев как зовут Хай Винд, а он ничегошеньки не имеет против того, чтобы она, Блуми Нэттл, последила за одной пятнистой буянкой – «А почему ты решила, что это шпионы?».

— «А ты сама погляди!» — я обернулась, и раздраженно поведя крылом на остальные скамейки, воткнула крайне недружелюбный взгляд в многочисленных пони, задумчиво обозревавших виды казарм – «Сидят, смотрят, даже что-то записывают, не стесняясь! Стил Трэйл совсем охренел там что ли?! Давно я к нему с секирой или мечом не заходила, чтобы уши его поганые обрубить!».

— «Оу, Скраппи, это же споттеры».

— «Хто?!».

— «Споттеры» — объяснила мне Нэттл, успокаивающе поглаживая по крылу. Услышав мой нарастающий рык, соглядатаи на ближайших лавочках обеспокоенно напряглись, явно уловив в этом звуке грозящие им неприятности – «Ну, это такие пони и прочие существа, которым нравится наблюдать за всяким. Ну, пролеты стай птиц, разные фигуристые облака, полеты воздушной повозки принцессы или миграции драконов… Но это раньше, а теперь они переключились на паровозы, цеппели, и даже военных».

— «На военных? Так это же шпионаж!».

— «Нет, Скраппи. Они просто смотрят. Ну, это как спортивные фанаты, понимаешь?» — вновь успокаивающе дотронулась до меня Нэттл, не в силах сдержать усталую улыбку от вида того, как на меня действует запах ее тела, недавно вылезшего из доспеха – «Они следят за разными подразделениями, зарисовывают их знаки отличия и доспехи. Даже за тем, кто командует ими, следят».

— «Шпи-о-наж!».

— «Фанаты. Они организовали свои официально зарегистрированные общества, и даже выпускают свои каталоги».

— «Какие еще, нахрен, каталоги?!» — потрясенная, изумилась я. Мир буквально зашатался под моими копытами, когда до меня начало доходить, что любой враг, внешний или внутренний, может в любой момент узнать о состоянии дел вооруженных сил страны, просто купив какой-то там каталог, с перечислением действующих подразделений и их командиров! А дальше что – еще и адреса их, за небольшую сумму, могут предложить?!^[14]

— «Каталоги подразделений. Для коллекционеров» — добила меня рыжая, устало потягиваясь на скамейке, отчего очередная волна запахов пота, войлочного гамбезона, смазки и стали доспехов вновь обрушилась на мою голову, выбивая из нее любые умные мысли – «С картинками. По ним можно проследить боевой путь любого эквестрийского подразделения и выдающихся командиров. А еще у них можно коллекционные фигурки заказать».

— «Эммм…» — а вот это уже звучало знакомо.

— «Да-да. Такие деревянные резные фигурки, большие и маленькие. Они сами их вырезают или заказывают у искусных мастеров, после чего раскрашивают, с точным соблюдением мельчайших деталей».

— «И что, это популярно?».

— «У коллекционеров? Безумно! Некоторые пони много лет собирали огромные коллекции, на которые любит любоваться даже сама принцесса Селестия. Но раньше их можно было сделать только на заказ, а теперь кто-то придумал, как выпускать их в большом количестве, хотя тоже не дешево. Но отличие в том, что их нужно собирать и раскрашивать самому. Представляешь?» — вновь оглянувшись, я провела глазами по множеству пони, сидевших на скамеечках или слонявшихся вокруг стен. Летать за чертою Канатной было строго запрещено, о чем окружающих уведомляли весьма доходчивые плакаты, часть из которых редактировала я сама. И именно они, кстати, были самыми популярными у праздношатающихся, надолго застывавших перед доходчивыми картинками, живописующими результат несоблюдения этого простого, но в то же время раздражавшего крылатых правила. А вот сидеть на крышах запрета не было, чем и пользовалось множество крылатых задниц, чьи блокноты и даже примитивные фотокамеры я с возмущением разглядела, задрав к небу нос. Среди этих споттеров было много не только молодых, но и пони среднего, а иногда и преклонного возраста, делавших вид, что они тут совсем-совсем не шпионят, а просто наслаждаются погожим зимним деньком, которых немного осталось до наступления настоящей весны.

— «Кстати, Графит тоже мечтает о таком наборе» — добила меня рыжая, заговорщицки наклоняясь к задергавшемуся уху – «Как раз такому, который нужно клеить и раскрашивать самому. К ним даже краски специальные прилагаются. Недешевое удовольствие, кстати говоря. А еще их хранить негде, поэтому он пока на них только облизывается – ведь дети их вмиг на части разберут».

— «Ох ты ж поньский хрен…» — обалдело проблеяла я, просто добитая такой сногсшибательной новостью – «Он же какой-то кораблик, управляемый палочкой, недавно хотел?!».

— «Ну да. Но теперь у их клуба…».

— «Клуба? У них еще и клуб свой есть?!».

— «Заткнись, и не ори!» — раздраженно рыкнула на меня Блуми, заставив поперхнуться и удивленно икнуть, ведь обычно в нашем маленьком трио буйной полагалось быть мне. Но похоже, мы понемногу притирались друг к другу, и вскоре уже я могла стать той, кого будут валять по матрасику в комнатке облачного общежития – «Конечно, у них есть свой клуб. И уже несколько месяцев идет обсуждение, стоит ли добавить к их возне с корабликами еще и новые наборы для раскрашивания. Кажется, они все же на них перейдут».

— «И хана нашим финансам. Это же ужасно, Блум!» — возопила я, воздевая в воздух копыта – «Никаких новых платьев, курточек и пальто! Никаких попонок и туфелек детям! Никаких посиделок в Кафе! Зато в игрушечных солдатиках будем ходить по колено!».

— «Ну, пока их негде хранить, поэтому пока этот кошмар откладывается. Но только пока» — коварно усмехнулась пегаска, подтягивая седельные сумки покрепче к бокам – «Я, кстати, тоже такой наборчик себе присмотрела».

— «О, нет! Tu quoque, Блуми? И ты?!»^[15].

— «А что? Я там тоже буду присутствовать» — задрав нос, Нэттл гордо огляделась окрест, словно пытаясь высмотреть поджидавших ее журналистов – «Представляешь? Коллекционный набор с моей фигуркой! Это же… Это просто отпад!».

Головы сидевших на лавочках, и просто слонявшихся туда и сюда, начали поворачиваться в нашу сторону. Но хуже всего было то, что на нас уставились и гармошки объективов примитивных фотокамер.

— «Это заразно! Это очень заразно!» — в отчаянии завопила я, вскакивая со скамейки. Ударили в воздух распахнувшиеся крылья, и обалдевшая от такого поворота рыжуха успела лишь пискнуть, в мгновение ока оказавшись высоко в воздухе, перехваченная под брюшком ногами уволакивавшей ее куда-то пегаски – «Блуми, тебя заразили! Через укус! Я читала про такое в комиксах Хая!».

— «Скраппи, такого не может быть» — попробовала было протестовать та, но добилась лишь того, что ее попросту подбросили в воздухе, перевернули, и оставшийся путь она провела вверх ногами, прижатая к моей сопевшей от напряжения тушке – «Это же комиксы, ты же сама над ними смеялась».

— «Иногда популярная литература не врет!» — убежденно заявила я, направляясь в сторону окраины Кантерлота. Там, за городскими стенами, вырос новый квартал, где вышедшая в принцепс-кентурионы Блуми сняла себе комнату, переехав из ненавистного ей общежития, слишком сильно напоминавшего о том, как жила она до тех пор, пока в ее жизни не появилась одна пятнистая сумасшедшая – «Тебя явно покусал этот маньяк, поэтому ты ничего не помнишь, и не можешь сказать, есть на тебе следы укусов, или нет. Поэтому необходима проверка. Внимательная, вдумчивая, очень подробная проверка, Блум. И будь спокойна – я спасу тебя от заражения этими жуткими мыслями об игрушках!».

Что ж, проверка и в самом деле состоялась, и мы лишь успели закрыть за собой дверь, как я начала срывать с рыжей пегаски седельные сумки, путаясь в прочных ремешках, и буквально захлебываясь в запахах, исходивших от усталой, оттрубившей двойную смену на службе кобылы. Впрочем, та тоже не отставала, и надышавшись исходившими от меня запахами угрозы и вожделения, сама зашвырнула меня на постель, с которой мы вскоре рухнули обратно на пол. Может, это была подступающая весна, а может, непредвиденная (по крайней мере, мною) жеребость вновь одарила меня таким коктейлем из гормонов, что крышу рвало даже у самых стойких, кому я, наверняка, успела уже надоесть. Рыча и кусая друг друга в загривки, мы катались по полу, сшибая стулья и грохоча копытами по гудевшим доскам, стараясь подмять, подгрести под себя сопротивляющееся тело любовницы, наслаждаясь ощущением двигавшихся под шкурами мышц, твердостью закаменевших сосков, и влажными звуками соприкасающихся промежностей. Свиваясь в один непрерывно двигавшийся, стонавший клубок, мы до боли вжимались друг в друга, раскинув ноги в популярной, пускай и не слишком удобной, но безумно возбуждающей, на мой взгляд, позе, которую опытные кобылы называли иностранным словом «трибадизм», а не слишком опытные, вроде меня – попросту «ножницами». Кто бы ни придумал это название, в чувстве юмора ему отказать было сложно, и судя по удовлетворенному пыхтению и постаныванию обнимавшей меня рыжухи, ей было абсолютно плевать, как называлось то безумие, которое связало нас, свивая в единое целое. Наконец, наши силы иссякли, и мы развалились на переворошенной кровати, утомленно вытянувшись на измятых простынях. Убирать постель или идти в душ, который был общий на всем этаже, было откровенно лень, поэтому мы прикрылись моими крыльями, завернувшись в них словно в кокон из пуха и перьев, чему немало способствовала и прохлада, царившая в доме. Я ведь уже писала, что наши четвероногие потомки придерживались спартанского образа жизни, когда дело касалось температур – по крайней мере, жители городов, ведь в любом приличном домике земнопони часто бывало натоплено так, что с мороза было и не продохнуть.

— «Теплая постель, любимая рядом, и полизушки перед сном. Безо всяких грифонов. Все дежурство мечтала об этом» — призналась Блуми. Вместо того, чтобы уснуть, как и полагалось любому уважающему себя партнеру по кровати, она таращила сонные глаза в потолок, вместе со мною разглядывая стены из красного кирпича и массивные потолочные балки, каждая из которых была увешана самыми разными сумками, картонками, вешалками и просто плечиками для многочисленных нарядов, количество которых все увеличивалось после наших набегов на бутик поношенных одежд. По-хорошему, большую часть из них стоило бы вернуть в качестве обмена обратно, но я скорее отгрызла бы свой глупый язык, чем обидела бы эту кобылу, с сонным видом улыбавшуюся мне в щеку, не смущаясь даже шрама, кривившего рот – «Я вот всегда думала, почему жеребцы такие ленивые? Все, на что они способны даже в постели – это забраться на тебя, повозиться, заляпать все вокруг чем-то липким, после чего уснуть».

— «Ага. Даже поговорить с ними не успеваешь» — хихикнув, поддакнула я, убирая копытом непокорную алую прядь, выбившуюся из ирокеза подруги. Регулярно подбриваемые виски наконец превратили гриву в спускающийся по темени и затылку хвост из волос, придававший ей вид лихой и опасный, заставляя меня похотливо раздувать нос всякий раз, когда я видела эдакую прическу, смахивавшую на уставные знаки отличия на шлеме Легата или принцепс-кентуриона – «То ли дело мы, правда? Если нет «того самого времени», кобылы могут описать секс со всеми нюансами и подробностями. Нам нравится то, не нравится это…».

— «А жеребцы?».

— «Жеребцы?» — усмехнулась я, задумчиво водя подбородком по шее подруги – «Они всегда помнят только то, что у них встал, а потом — все как в тумане. Гормоны бьют по мозгам с силой копыта, превращая их в движущийся орган размножения. Они и сами этого стыдятся, между прочим, потому что когда заканчивают, то это словно еще один удар тем же самым копытом, но немного помягче. У одних это происходит резко, у других чуть более растянуто во времени, но каждый раз возникает какое-то сожаление, что потратил столько времени и сил на мимолетное удовольствие. Особенно, если партнер из тех, что часто топчется по мозгам, или в постели изображает бревно. Ну, ты знаешь таких, правда? В общем да – им приходится нелегко».

— «Ох. А я и не знала… Слушай, а ты это все не придумываешь?».

— «Нет» — улыбнулась я, ощущая всю неискренность этой вежливой улыбки – «Однажды я тебе расскажу… Быть может. Или все-таки нет».

— «Почему это?».

— «Потому что не хочу, чтобы ты думала обо мне плохо».

— «Поверь, я не буду думать о тебе плохо» — повернув голову, рыжая поглядела на меня зеленым глазом, в солнечном свете искрившимся, словно изумруд – «Если ты не будешь снова драться, конечно же».

— «Это не моя тайна» — извинения за ту зиму в бурге я оставила при себе. Они бы ничем не помогли, а лишь растревожили бы нам души, поэтому молчаливое согласие было мне ответом – «Не только моя. Понимаешь?».

— «А чья?».

— «Этого я тебе сказать не могу».

— «Ну хотя бы намекни!».

— «Да? Но тогда мне придется провести проверку перед тем, как выдавать государственную тайну» — коварно усмехнулась я, вдруг поняв, как можно отвлечь эту любопытную четвероногую дамочку от той грани, за которой лежало то, чего страшилась даже я – «Очень тщательную и всестороннюю проверку. Ну-ка, переворачивайся на спину!».

— «Скра… Скраппи! Пре… Ах-хахаххахах… Прекрати!» — не выдержав, засмеялась та, пытаясь отбиваться от моей морды, уже щекотавшей губами ее живот.

— «Нет, это очень серьезное дело, дорогая!» — стараясь говорить как можно более официальным тоном, заверила ее я, поднимая голову от чьего-то мускулистого животика, вздрагивавшего под моим подбородком от смеха – «Это же очень тайная тайна, поэтому ты должна сосредоточиться, и…».

— «Скраппи! Ахахахахаха! Ну… Ну прекрати! Ох, Скраппи…».

«Интересно, а у пони есть пупок, или нет? Каждый раз забываю проверить».

В общем, ушмыгнувший куда-то супруг не оставил меня без поддержки, больше смахивающей на недобровольный, и очень строгий надзор. Но я смогла кое-как выкрутиться, нейтрализовав слишком серьезно отнесшуюся к его просьбе Блуми, и спустя очередные десять минут, наполненные сонным пыхтением, я все же угомонила вымотавшуюся за сутки кобылу, после чего, приспав счастливо похрапывавшую подругу, выскользнула из ее комнаты, отправившись по своим делам. Пупок, как ни странно, нашелся, включая положенные катышки из шерстинок внутри, и одна из основных загадок мироздания была для меня полностью решена. Так что в Школу для Одаренных Единорогов я прибыла во всеоружии – с мечом, пером и бумагой, на которой собиралась делать нужные мне пометки. А может быть, даже лекции записать, если вдруг мне повезет, и я смогу просочиться на какой-нибудь важный урок, где будущие личинки величия четвероногого народа постигают ужасные тайны мироздания, обучаясь повелевать силами, двигавшими новый для меня мир.

— «Боюсь, миссис Раг, что все гораздо более прозаично. Хотя проявления божественных сил мы тоже изучаем» — вздохнул профессор Йорсет. Явившись к назначенному сроку, я была вынуждена буквально спасаться от целой толпы четвероногих школяров, подстерегавших меня на лестнице в это вместилище тайных знаний, к которым я вдруг пожелала приобщиться, и только благодаря явившемуся по мою душу единорогу смогла прорваться через свору маленьких и не очень энтузиастов – как оказалось, им всем, по какой-то причине, до смерти (моей, наверное) хотелось узнать, что же это такое поделывала целых полгода одна пятнистая пегаска среди горных долин и ущелий. А особенно с какими чудовищными и не очень созданиями мне приходилось иметь дело, и лишь вмешательство директора школы, пообещавшего мелким рогатым энтузиастам мою тушку на растерзание в виде семинара или целого мастер-класса, спасло меня от миллиона вопросов, с которыми наседали на меня ученики.

Ну, и что я могла им ответить? Дать десять советов по лучшему расчленению какой-нибудь гончей тьмы?

— «То есть, вы здесь не изучаете магию?» — с подозрением осведомилась я. Кажется, меня тут пытались нае… обмануть, и по уже въевшейся в плоть привычке, я начала прикидывать, как же именно меня собирались вые… воспользоваться одной глупой пятнистой кобылкой – «А чем тогда тут вообще занимаются? Кроме разнузданного магического наукоблудства?».

— «Конечно же изучаем, мисс Раг» — примиряюще покивал синий единорог, внимательно разглядывая меня поверх своих очков забавной, полукруглой формы. Словно кто-то взял и расколол пополам каждую линзу. Отдельного взгляда удостоился и Кабанидзе, дремавший у меня на затылке словно статуэтка древнего божества. Обнаружив, что я вернулась домой с очередной парочкой странных существ птыц возревновал, и вот уже два с лишним месяца передвигался исключительно у меня между ушей, бдительно отслеживая любые покушения на его место – «Помните, как я говорил вам, что знания должны принадлежать всем, от единорогов до земнопони? Мы не собираемся изменять этому принципу, и пусть большая часть наших учеников обладает такой особенностью как рог, талантливым пони всегда найдется место в этих стенах».

— «Ну, это, само собой, не про меня. Хотя одна из моих новых подчиненных изучала в вашей школе какую-то там Матрицу и талисманы. Чрезвычайно бойкая кобылка, надо сказать, и совершенно безбашенная – у меня даже сложилось впечатление, что она, прямо как моя дочь, приходит в неестественное возбуждение при виде жутких и опасных вещей. Чем жутчее и опаснее – тем лучше. Думаете, стоит обратиться к ней?».

— «Отчего же? Я сам с удовольствием постараюсь удовлетворить ваш интерес к такой загадочной для вас части нашего мира, как магия» — всего пара слов выбивалась из фразы, но они же и дали понять, что единорог прекрасно все помнит. О том, что услышал на том коротком и тайном суде во дворце, и что случилось после. О наших беседах, во время которых я задавала бессистемные, казалось, вопросы об истории тех или иных открытий и изобретений. О том, кто я такая, и что произошло когда-то в замке Ириса, на краю пустынных болот – «Признаться, мне очень приятно, что вы не стали обходить стороной такую важную составляющую нашего мира. В отличие от вас, мистер Маккриди, как мне кажется, обладает более приземленным складом ума, и склонен попросту не замечать то, чего он не понимает. Не в обиду будет сказано этому приятному и в целом неглупому жеребцу».

— «Тогда – что вообще такое магия?».

— «Это все. Это источник и явление жизни» — лекторским тоном начал единорог. При виде моего копыта, ухватившегося за деревянную ручку-пенал, в которую было вставлено свежеочиненное перо, он чему-то коротко улыбнулся – «Мы можем процитировать очень много древних и современных исследователей, но пожалуй, нам стоит остановиться на академическом определении, считающимся сейчас основным. Оно гласит, что магия – это сила, которая служит источником всякой жизни, и в то же время, является ее продуктом. Надеюсь, это не слишком сложное определение для вас, миссис Раг? В противном случае мы попробуем подобрать какое-либо иное, ведь мне бы хотелось, чтобы вы хотя бы вчерне понимали, о чем далее пойдет речь».

— «Нет-нет. Это меня вполне устроит. Хоть я и не самое умное существо, но все-таки понять, что такое «самоподдерживающаяся реакция» все же сумею».

— «Отлично!» — хлопнул копытами единорог. Кажется, его искренне обрадовало, что не пришлось влезать в дебри популяризаторства и объяснять мне азы, доступные даже детсадовскому жеребенку – «Очень меткое, пусть и не совсем точное алхимическое определение. Но пусть будет так – главное, что суть вы ухватили. Что ж, тогда пойдем дальше, и определим, как же именно единороги могут взаимодействовать с магией?».

Что ж, несмотря на некоторую склонность к впадению в лекторский тон, которой грешили все, кому приходилось читать одни и те же лекции, год за годом, Бастион Йорсетс не сбивался на сложнодоступные простым смертным материи, не воспарял мыслью к небесам, но и не растекался ею по дереву, отчего слушать его было приятно, пусть и не всегда понятно. Впрочем, он быстро замечал, когда слушавшая его кобыла теряла нить рассуждений, и возвращаясь к началу очередного постулата, тщательно его разбирал, заставляя меня чувствовать все большее уважение к этому умному жеребцу.

— «Да, вы правы. Магия, эта животворящая сила, одна – а магические искусства суть способы работы с этим обозримым океаном силы. Кто-то ходит по берегу, едва наступая копытами в воду, кто-то седлает волны; кто-то плывет, борясь с течением, а кто-то снаряжает корабль, чтобы бороздить просторы, или погружается в загадочную глубину. Точно так же единороги практикуют самые разные техники — способы взаимодействия с магией — от самого примитивного высвобождения внутренних сил, до сложносоставных схем-мыслеобразов. Самые сильные маги действуют почти интуитивно, но если мы сможем рассмотреть их действия так, чтобы увидеть их все за доли секунды, то мы поймем, насколько сложными могут быть эти схемы, и насколько умело они оперируют десятками, а иногда и сотнями глифов одновременно. Многим единорогам в наше время довольно и самых простых действий с магией, чтобы чувствовать себя вполне комфортно в современном обществе, моя дорогая. Но это не значит, что само взаимодействие с магией для всех настолько легко, как можно подумать. Причин, по которым каждому единорогу подходит тот или иной подход, очень много – предрасположенность, тип и строение рога, и даже сама среда, в которой он рос. Одним достаточно практиковать практически детскую схему «взгляд-образ-мысль», не посягая на нечто большее, другим же приходится проводить много времени в библиотеках и учебных заведениях, чтобы изучить свою природу, и научиться пользоваться своим даром».

— «Хорошо. Это понятно. Магию можно «видеть», хотя это часто просто синоним слова «ощутить». Но как тогда выглядит сама магия? Что такое глифы? Как их можно увидеть, и могут ли это делать только единороги?».

— «У вас вопросов больше чем у жеребенка, моя дорогая. Тогда позвольте задать вам вопрос — вы когда-нибудь смотрели на небо? Нет-нет, я серьезен. Видели вы при этом едва заметные точки и червячки, которые вдруг становятся видимыми, и следуют за движением ваших глаз? Помните, как трудно удержать на них взгляд? Для того, чтобы видеть магию, необходимо такое же единение напряжения и расслабленности, пристальной расфокусированности взгляда, чтобы увидеть то, что не видят другие. Представьте себе, что у вас в кармане или седельной сумочке в любой момент времени находится кисея из паутины, которую плетут мастера из Седельной Арабики. Вы можете взмахнуть ей, накинув на интересующий вас предмет, и с помощью узоров из тончайших нитей добиться того или иного эффекта – и примерно так работает магия, по крайней мере, для адептов Классической школы магических искусств».

— «Значит, глиф – это какой-то узор?».

— «Не совсем. Представьте себе полупрозрачные трехмерные геометрические фигуры. Каждая из них, сама по себе, и называется «глиф», и воздействует определенным способом на реальность. Например, самый простой и базовый вариант, которому учат жеребят – это простейшие трехмерные фигуры, вроде кубиков. Куб, пирамидка, и постепенно более сложные фигуры».

— «То есть, это как игра в кубики?».

— «Упрощенно. На базовом уровне, для жеребят».

— «Шатрандж?»

— «Позволю высказать свое мнение, что это скучнейшая игра, в которой каменно-застывшие фигуры сосредоточены на тактике и стратегии в пределах ограниченной доски».

— «И это по-вашему скучно?».

— «Конечно. Ограниченная неизменным количеством клеток плоскость с фигурами, способными на один-единственный вид действий – уже из этого описания вы поймете, что количество доступных ходов и ситуаций может быть исчислено, проанализировано, и избраны самые выигрышные стратегии и ходы. Вам по-прежнему кажется это увлекательным?».

— «Ну, с такой точки зрения…» — решив было возразить, я осеклась, вспомнив про виденные когда-то Древним книги по шахматному искусству, в которых обсасывались какие-то частности начала, середины и конца партий, в конце концов, доводя до читателей основную мысль о том, что нужно не мудрствовать лукаво, а использовать уже проверенные, «исчисленные», как сказал этот единорог, наиболее выигрышные стратегии и ходы – «Тогда, пожалуй, вы правы. Для новичка все будет казаться новым и неизведанным, в то время как для гроссмейстера результат будет известен еще в начале партии».

— «Прекрасно! А теперь представьте, что вы играете в трехмерный шатрандж, когда фигуры располагаются не в одной плоскости, а в пространстве. Ситуация усложнилась, не так ли? Но давайте пойдем дальше, и представим, что количество и расстановку фигур в нем вы измысливаете и составляете сами, пользуясь какими-то основными принципами, но не ограничивая себя ничем. Дело становится интереснее, не правда ли?».

— «Хммм… Тогда победа или поражение будет зависеть от того, насколько силен единорог» — недоверчиво хмыкнула я, непроизвольно тряхнув порядком уставшей от ведения заметок ногой – «Я ведь тоже могу намыслить такое…».

— «Разве? А если вам попадется умный или просто опытный оппонент? Думаете, что большое количество примитивных фигур принесет вам победу? Представьте, что вы жонглируете хотя бы несколькими кубиками, подбрасывая их в воздух – что произойдет, если их будет становиться все больше и больше? Опытный и ловкий единорог, поднаторевший в сложных плетениях, просто дождется, когда вы растянете свою вязь, и несколькими точными ударами обрушит все ваше плетение, пока вы будете копаться, распыляя внимание между всеми созданными вами глифами».

— «Поняла. Действительно, это я понимаю, и могу представить. Сложно биться с вооруженным дубинкой врагом, размахивая огромной, цепляющейся за все вокруг занавеской».

— «Браво! Очень меткое наблюдение. А хотите еще усложним всю ситуацию?».

— «Да куда уж сложнее?».

— «Да-да. Представьте себе конструктор, в котором вы сами определяете даже форму ваших фигур. Да, это уже не базовый уровень, а пороговый и выше – когда становится понятным, выйдет из единорога толк, или он так и останется пони с рогом, владеющим базовыми глифами».

— «Многим и этого достаточно» — вздохнула я, вспоминая многих пони нашего городка. Да и в Легионе было достаточно тех, кто сидел на заднице ровно, укладываясь в необходимый минимум для рогатого легионера.

— «К сожалению. Наше общество пришло к тому, что просто базового телекинеза уже достаточно для того, чтобы спокойно существовать. Хотя еще тысячу лет назад такого единорога не взяли бы и в прислугу хороших домов».

— «А что там с уровнем выше?».

— «А дальше идут продвинутый, профессиональный, после чего — настоящий маг или волшебник. Это те, кто постиг не просто базовые плетения и обращение с ними, как риттеры, но и сам способен их менять».

— «Да уж, если риттеры освоили «просто базовые» заклинания, то чего можно ждать от всяких там магов?» — задумчиво пробурчала я, делая очередные пометки, листов с которыми становилось все больше и больше — «А что такое Фарифаранская вязь?».

— «Давайте определимся с понятиями. Мы узнали о глифах, не так ли? И то, как выглядит каждый из этих глифов, сколько их и какой сложности сочетания они образуют, их расположение в пространстве и способ взаимодействия, называется словом «вязь». А теперь представьте, что вы способны менять форму глифов. Нет, не кардинально, иначе это превратит вашу вязь в путаницу, и нарушит стройность течений магических каналов, их расположение и взаимосвязь… Но не будем углубляться в детали. Так вот, глифы можно изменять и усложнять, добиваясь от них поразительных эффектов. Пример – куб, иначе «гексаэдр». Глиф устойчивости, базовости, основательности и остановки. Основной кирпичик для основы, устойчивого или прекращающего что-либо заклинания. Для продвинутого уровня довольно, чтобы единорог мог свободно их создавать, и без проблем оперировать в составе других заклинаний. Вы понимаете?».

— «Да, конечно. Владение чем-либо не задумываясь, как хорошо тренированный боец».

— «Я рад, что вы так точно понимаете мои мысли. Но представьте, что будет, если мы отнесемся к нему более вдумчиво к этому кубу? Что он такое? Многогранник, не так ли? Но тогда, справедливо спросим мы, что будет, если изменить количество его граней?».

— «Мы получим другую фигуру. Либо полностью другую, сделав его пирамидой, либо… Хммм».

— «Ну-ну. И что же?».

— «Неужели получим другие свойства, или усиление его базовых свойств?».

— «Браво! Браво! О, и почему жестокая судьба не забросила вас в тело представителя нашего вида?!» – воздев копыта, простонал Бастион Йорсетс – «А ведь понимание этой дефиниции есть уже переходный-пороговый уровень. И именно от того, с каким количеством преобразований базовых глифов, рано или поздно приходит к своим учителям единорог, можно сказать, выйдет из него толк в будущем, или он так и останется обывателем с десятком наработанных заклинаний для работы и жизни. Это как озарение, как вспышка понимания – я помню этот миг по себе, помню ту легкость, с которой становится легко дышать, как ощущаешь магию, которая гудящим потоком вдруг врывается в твое тело по новым, открывшимся вдруг каналам, а горизонт возможного раздвигается, словно необъятное небо! Простите старика за его сентиментальность… Так вот, возвращаясь к кубам – вы поняли, что их можно менять. И там, где был куб, вдруг появляется многогранник. Из простого и скучного кирпича-гексаэдра можно сделать в том числе додекаэдр – глиф с двенадцатью гранями. Так же, как вместо пирамид, не задумываясь, опытный единорог творит октаэдры, являющиеся, по сути, сдвоенными пирамидками, не только удваивая силу каждого глифа, но и получая возможность сопрягать его с несколькими другими, добиваясь поразительного эффекта».

— «Это и в самом деле поразительно, профессор Йорсетс. Но ведь фигура с двенадцатью гранями может быть разной, насколько я знаю…».

— «И вновь вы задаете очень правильные вопросы, мисс Раг. Но для полного понимания и пользования этим знанием нужно овладеть комбинаторикой – искусством сопряжения граней глифов. И это уже уровень магов и волшебников. Ведь тот же додэкаэдр может быть как ромбо, так и пентагондодекаэдром. И каждый тип взаимодействия и построения глифов, отличающийся определенной базовой структурой, называется «плетение» или «вязь». Например, Рифейское плетение состоит из таких вот базовых фигур, собранных в определенной последовательности. Пусть фигуры усложнены, но последовательность глифов уже исчислена, и вам нужно просто комбинировать их в нужной последовательности, чтобы окружить себя холодом или теплом. А форма, которую вы решите придать вашему заклинанию, послужит ему своеобразной оболочкой – защитная сфера теплоты, противостоящая холоду, или лед, собранный в острый наконечник копья».

— «Значит, базовые элементы… А ведь при должном воображении и усердии, из пирамидок можно вылепить и кубик, и шар. И если единорог научился пространственному мышлению, чем не могли похвастаться даже многие представители нашего вида, то это значит, что он может творить все, что угодно, имея базовые элементы как полотно, на котором может писать широкими мазками, не заботясь о том, какие элементы использует. Или наоборот, собирая их в такие чудовищно сложные схемы, что каждая из них будет самодостаточным конструктом, в котором части целого будут обладать своими собственными свойствами, которые можно использовать в любой момент. Это уже просто какая-то самонастраивающаяся система, которую можно применить к чему-либо, и она сама приспособится к нужной задаче – останется только с настройками поиграться».

Повисла неловкая пауза, и в кабинете установилась напряженная тишина.

— «Да. Это так» – профессор протер очки и водрузив их на нос, внимательно поглядел на меня, не забыв и приоткрывшего глаза Кабанидзе, настороженно зыркнувшего вокруг между моих ушей – «Когда единорог становится настолько умен и силен, что может творить из того, что ему придет в голову, сообразуясь лишь с собственными целями и количеством магии, которую может через себя пропустить, выдержав могучую пульсацию лей-линий мира. Когда базовые элементы его плетения не имеют порой ничего общего со стандартными элементами в форме кубов или пирамид, представляя собою сложные пространственные элементы, форма которых может быть любой, абсолютно любой, ставя в тупик любого, кто сможет найти в себе силы увидеть его. И это и есть Фарифаранская вязь. Не то чтобы тайная, но попросту недоступная пониманию большинства».

— «Как интересно…» — задумавшись, буркнула я. Быть может, моя фантазия и не шла ни в какое сравнение со способностями супруга, чьими романами, как я слышала, зачитывалась кобылья часть нашей огромной страны, но представить себе все сказанное я как-то сумела. И от представившегося просто захватывало дух, а в теле и впрямь появлялась какая-то легкость, от которой хотелось взмахнуть крыльями, и помчаться вперед, навстречу бескрайнему небу. Или поднатужиться, и поднять какой-нибудь дом. Или ударить копытами друг о друга, зажигая между ними ослепительный шар света. Или… — «Да, это и в самом деле прекрасно. Ведь наш вид магии не знал. Представляете? Придумывал самые странные ритуалы, окунался с головой в религию, засрал весь мир настолько, что уже нечем было дышать, нечего пить и нечем питаться. Затевал преступные войны, под конец даже прекратив прикрывать ханжеской ложью желание отобрать у окружающих последнее, чтобы протянуть еще один лишний день. Но если ваше определение магии верно, если все так и есть…».

— «То что же?» — слегка прищурился на меня профессор Йорсетс, за обманчивой мягкостью голоса которого я уловила внутреннее напряжение. Интересно, а его тоже, как причастному к этой тайне, снабдили каким-нибудь специальным заклинанием, способным быстренько отправить в небытие осколок древнего зла, задержавшегося в этом мире, если он почувствует прямую и неприкрытую угрозу для остальных?

— «Тогда вы живете в прекрасном мире, мистер Бастион. В мире, где есть справедливость, которой не было у нас» — обдумывая эту мысль, с подкупающей искренностью выдохнула я, слепо глядя в огонь. Да, наши потомки экономили на отоплении, но кажется, зная о некоторых особенностях своей гостьи, директор школы хорошо подготовился, и в его кабинете было тепло – «Когда отнять что-то у другого означает отдать что-то самому. Когда сделанное тобою обязательно вернется к тебе, усилившись во сто крат. Когда вы все связаны друг с другом в гигантском Круге Жизни, и смерть одного лишь начало чего-то другого. Это… Это прекрасно, профессор. Это та самая Высшая Справедливость, о которой мечтали создавшие вас. И я столкнулась с нею, когда делала ужасные вещи. Да, некоторые из них называли удивительными, некоторые даже невозможными, но все они были ужасны. И за каждую из них я платила сполна, не скупясь и не оправдывая себя».

— «Это очень необычное мнение, дорогая Скраппи» — заметил единорог. Его рог тихо звякнул, подхватывая чайник телекинезом, и в запах сгоравших в камине сосновых чурочек вплелась сладковатая, травяная, осенняя нота. Запах скошенных трав и костров из опавшей листвы – «И я ценю, что вы поделились им со мной».

— «Забавно. Я только сейчас поняла, что могла бы стать единорогом. То есть, смогла бы это принять. Видеть что-то, чего не видят другие. Ощущать то, что недоступно другим. Наверное, я бы и сейчас согласилась – даже в обмен на крылья. Даже став самой простой единорожкой, которой доступен лишь свет и телекинез, или еще что-то по мелочи. Представляете?».

— «Ах, тогда вам стоит прочитать «Песнь о Джокависе Светлом». Это прекрасный образчик доэквестрийских поэм, считающийся хорошим примером, который используют при обучении единорогов, когда хотят показать их отличие от остальных видов пони» — жеребец лишь вежливо улыбнулся, хотя мне почему-то не понравилось то напряжение, которое почудилось в глубине его глаз — «Хорошо, допустим, что такое могло и случиться. И что бы тогда произошло?».

— «Многое пошло бы по-другому» — призналась я, двумя копытами беря свою чашку. Пар от горячего чая окутывал мою голову, похожий на табачный дурман – «Я бы действовала по-другому. Многие вещи бы случились или наоборот, не произошли. Знаете, о чем я подумала? Что я бы сфокусировалась на телекинезе. Это простое заклинание, верно?».

— «Конечно. Базовое. Ему учат жеребят едва ли не с той поры, когда их рог выдаст первую искру. А почему же именно оно?».

— «Потому что это была бы основа, профессор. Одна моя подчиненная, погибшая когда-то в бою, просила меня развивать не только силу или ловкость в полете, но и ум. Увы, ум – не мышцы, накачать его вряд ли возможно, но я не так давно поняла, что знания и опыт, какими бы они ни были, всегда несут нам какой-то урок».

— «Узнаю сентенции^[16] вернувшейся Повелительницы Ночи» — с уважением склонил голову жеребец, вновь добавляя чай в свою и мою чашку – «И это каким-то образом может быть применено к телекинезу?».

— «Конечно. Как с помощью телекинеза нагреть вот этот чайник, к примеру?» — усмехнувшись, я осторожно втянула в себя обжигающе-горячий чай, оставлявший на губах кисловатый привкус осенних ягод, похожий на вкус слез – «Разве что поставить на огонь. Но что есть телекинез, как не передвижение чего-либо в пространстве? А зная о том, что температура предмета напрямую зависит от скорости колебания, то есть движения частиц, из которых оно создано, кто-нибудь умный вполне может создать такую сборку глифов, которые будет ускорять колебания составляющих предмета, тем самым придумав, как нагревать предметы без огня».

— «Теория Хуфсмана-Шольца. Интересно, интересно…» — помолчав, негромко проговорил единорог, глядя вместе со мною в огонь, полыхавший за белым, непрозрачным каминным экраном – «И вы придумали это сами, или услышали от кого-нибудь вроде мисс Синс?».

— «Это просто фантазия, мистер Йорсетс» — отвлекаясь от собственных мыслей, пожала плечами я – «Даже если отвлечься от этих бредней глупой пегаски – сколько можно всего насовершать, если сосредоточиться на телекинезе, как средстве манипулирования реальностью? Левитация, когда поднимаешь саму себя. Соединение конструкций с помощью сжатия и вращения. Передвижение самой себя с помощью сферы телекинеза. Да просто помощь пони, попавшим в беду – сколько можно было бы хорошего совершить с помощью магии! Но мне она недоступна, поэтому не нужно так волноваться по этому поводу, хорошо? Я же вижу, какие у вас стали отсутствующие глаза, профессор, поэтому прошу вас, не переживайте. В конце концов, обратиться к вам за консультацией мне посоветовала сама принцесса Селестия».

— «Да, я знаю… То есть, я предполагал, что Ее Высочество может принять такое решение».

— «Ага. А что тогда не так с Ашей Синс?» — сделав вид, что не заметила обмолвки, невинно осведомилась я. Вот и доверяй после этого умникам. Вечно пытаются обмануть!

— «О, я помню эту энергичную кобылку. Она не была единорогом, но мы все прекрасно помним, каким одержимым учеником она являлась. И идеи, которые она высказывала, чем-то напоминали те, о которых вы, вскользь, только что упомянули. Вы точно с нею это не обсуждали?».

— «Вроде бы нет. А стоит?».

— «Делайте это очень осторожно, мисс Раг. Иначе я не могу предсказать, что случится, если вдруг вы решите объединить ваши усилия на почве магических изысканий» — вздохнул единорог, с видом полнейшей покорности судьбе отставляя в сторону опустевшую чашку – «Помнится, одной из ее отчетных работ было создание портала на луну».

Я подавилась остатками чая, и выпучила глаза на усмехнувшемуся чему-то единорога.

— «Инициативная группа под ее копытоводством решила проверить правдивость древних легенд. К счастью, никто не пострадал, и мы успели вмешаться до того, как их всех унесло потоком воздуха через открытый портал».

— «Какая… милая… пони…» — прокашляла я, по привычке бросая взгляд на дверь, словно там все еще находился, как некогда, приставленный ко мне пони из Соколиной, которого я намеревалась послать обратно в казармы, с совершенно четкими инструкциями по поводу одной гнедой земнопони и набором крепких кандалов.

— «О, ее экзаменационная работа все еще хранится у нас. В особом хранилище, конечно же, на особом учете» — решил окончательно добить меня Бастион. Кажется, ему доставляло физическое наслаждение созерцание моих округлившихся глаз и нарастающей паники – «Она придумала целый корсет из проводов и связанных с ним накопытников, с помощью которых намеревалась собирать магию, пропитывающую земнопони, и с помощью концентрированных выбросов заставлять растения расти буквально на глазах».

— «Ну, это звучит как неплохой план…» — осторожно откликнулась я, прикидывая, как быстро я успею добраться до входа, а оттуда – до казарм, с их камерами и цепями.

— «Конечно, теоретические выкладки были безупречными, и в конце концов, все остались живы, и даже не сильно пострадали… Хотя испытательнице этого устройства пришлось провести в новом госпитале Крылатых Целителей около двух недель, потому что никто не знал, как лечить магическое истощение у земнопони».

— «Вот же blyad!».

— «Я уверен, что не стоит так переживать, миссис Раг. В конце концов, цели у нее были самые благие».

— «Ага. Но вот только теперь она подобралась к одному мечу, случайно попавшему мне в копыта… Ладно. Либо он отрежет ей ноги, либо она разберет его на запчасти – в любом случае одной из двух проблем будет меньше. Кстати, а Целители тут при чем?».

— «Потому что это была задача как раз их профиля» — вздохнул профессор, глядя на темнеющее окно. Звякнула магия, и задернувшиеся шторы надежно скрыли от нас зажигающиеся огни большого города, в то время как вспыхнувшие лампы на световых кристаллах добавили кабинету уюта – «Как любопытно – даже самые странные решения нашей принцессы, какими бы непонятными они ни казались простакам, рано или поздно оказываются единственно верными».

— «Да, я ощутила это на себе, когда мне требовалась медицинская помощь» — подумав пару секунд, я все же решила донести до своей дражайшей создательницы все те извинения и слова благодарности, которые она не захотела услышать от меня лично. Ну не могло такого быть, чтобы пони, посвященный в такую тайну, не отчитывался перед ней – «Спасибо им, и вам, как куратору всего этого проекта. Надеюсь, что моя помощь была хоть немного полезной».

— «Была? Вы решили оставить сотрудничество с этой новой больницей?» — остро взглянул на меня единорог.

— «Нет, но… Я уже не командующая Легионом, и поэтому вряд ли смогу позволить себе лечиться в этом заведении…».

— «А как это меняет суть того соглашения, что госпиталь заключил с вами, миссис Раг?» — сложив копыта домиком возле рта, поинтересовался профессор, и у меня возникло нехорошее ощущение, что мою голову решили вывернуть наизнанку, как не опоросившуюся в срок свиноматку – «Вы можете сменить службу, работу, вообще уйти на покой, но мне кажется, невозможно переоценить все то, о чем вы нам сообщили за все эти годы. Даже если не вдаваться в подробности, крупицы оставшихся у вас знаний дали серьезный толчок по стольким направлениям сразу, что конкурирующие с Целителями медицинские организации и ордена были буквально ошарашены таким количеством прорывов в лечении заболеваний без применения магии. Ведь еще до недавнего времени мы полагали, что сердечная недостаточность является естественным исходом для тех, кто от рождения обладает слабым сердцем и никак не могли предположить, что кора синкорны или мякоть шипастых яблок способны предотвратить образование тромбов, ответственных за сердечный коллапс! И кто бы мог предположить, что мозговой удар, приводящий к самым тяжелым последствиям вроде парализации, может быть вызван кусочками опухолей, находящихся в совершенно других частях организма?».

— «Но это же просто разрозненные факты, профессор! Не какая-нибудь доказательная база, и не инструкция! Просто воспоминания о каких-то отдельных фактах».

— «Не страшно. Абсолютно не страшно, миссис Раг. Вы знаете, я однажды шел по парку, и увидел лежавшую на скамейке кобылу. Я часто видел ее там, и каждый раз она выглядела слабее, чем прежде. Но она каждый раз приходила туда, чтобы погулять со своим жеребенком. И в тот злополучный день я решил подойти и проведать, как у нее дела».

Я молчала, ощущая, что услышу что-то ужасное.

— «Увы, было уже поздно. Она лежала там, и я помню нитку мутной слюны, стекавшей из приоткрытого рта. Это был поньский крак, дорогая Скраппи – тот самый, от которого вы избавили одну из своих соседок по городку. И тот самый, который мы даже не представляли, как лечить или хотя бы вовремя обнаружить, пока вы не сказали про овеществленную сущность, пожиравшую вашу подругу».

— «Так это был не монстр, а просто болезнь?!» — взволнованно приподнялась я. Мои ноги дрожали от нахлынувших воспоминаний о полутемной палате, и жутком создании, пожиравшем Дэрпи снаружи и изнутри.

— «Полагаю, все вместе. И только благодаря вашему рассказу – не инструкции, заметьте! – мы поняли, куда нужно смотреть. Мы привлекли к исследованиям предсказателей и специалистов по парафизическим сущностям, выяснив, какие заболевания привлекают этих паразитов, и тем самым совершили прорыв в области предсказания, диагностики и лечения нескольких тяжелых заболеваний. Ну, и множество инструментов, с которыми привыкли иметь дело ушедшие тоже произвели в медицине Эквестрии тихий фурор. Поэтому вспоминайте, миссис Раг, вспоминайте и не волнуйтесь – мы проверим каждую идею и сами создадим доказательную базу под каждым исследованием. Но главное – мы спасаем столько жизней пони, что обслуживание вас и всей вашей семьи выглядит на этом фоне просто как дань уважения вашему бескорыстию. Ведь я помню те пункты, которые вы попросили добавить в тот договор».

— «Я просто хотела, чтобы знания и воспоминания из прошлого помогали всем пони» — съежившись в кресле, тихо ответила я. Бескорыстие? Неоценимая помощь? Нет-нет-нет, это говорили про какую-то другую пони. Не про меня.

— «И они помогают, миссис Раг» — поднявшись, единорог ободряюще дотронулся до моего плеча, после чего оглянулся на гулко ударившие часы – «О, вы только подумайте, как летит время! Быть может, вы не откажете мне в удовольствии, и присоединитесь ко мне во время вечернего собрания учеников?».

— «А… Это обязательно?» — я неуверенно покосилась на дверь, словно подозревая, что за нею прячется толпа, жаждущая крови невинных – «Что я могу им рассказать?».

— «Не беспокойтесь, это неформальное мероприятие. Мы просто собираемся, и обсуждаем все, что накопилось за день…».

— «Ох, простите, у меня есть еще один маленький вопрос. «Дверной», как называли его мои соотечественники, потому что задавался он в последний момент, в дверях».

— «Конечно же. Спрашивайте без сомнений».

— «У… одной… моей… подруги…» — запинаясь, начала я, не зная, как подступиться к тому, что терзало меня все эти два года – «Она… Видит магию. Вот».

— «Видит?» — поднял брови единорог.

— «Ну, она… Она описывает это как серые линии, которые мерцают и двигаются вокруг магически усиленных предметов. Понимаете? Вокруг предметов, магических ловушек и иногда даже вокруг рога что-то колдующих единорогов».

— «Ах, эта подруга…» — спрятав улыбку, протянул единорог, заставив меня еще больше нахмуриться в попытке понять, что же именно он заподозрил, и где же меня подвел мой болтливый язык. По его милости я ощущала себя залетевшей от приятеля малолеткой, пытающейся обмануть старого гинеколога – «Ну, тогда вам бы следовало поискать рог у нее самой. Знаете, сейчас в моде такие прически, что иногда земнопони от единорога не отличишь».

— «Ага. А крылья тоже оторвать, чтобы не мешали научные выводы делать?» — насупилась я.

— «Так она еще и пегас?» — развеселился Бастион Йорсетс, по-видимому, сочтя все не более чем шуткой или расхожей легендой – «Скажите, а она не рассказывала вам, получалось ли что-нибудь эдакое у нее самой?».

— «Ну, профессор…» — решив, что надо мной решили поиздеваться, я запыхтела не хуже голодного хомячка – «А вы вообще в курсе, сколько усилий нужно приложить для того, чтобы сломать любому умнику колено?».

— «Дайте подумать… Примерно от двух до шести фунтов на квадратный дюйм, в зависимости от вида противостоящего вам пони» — как ни в чем ни бывало откликнулся единорог, заставив уже меня застыть с ужасно глупым выражением морды – «А вы уверены в том, что вам необходима эта информация?».

— «Я уже ни в чем не уверена, мистер Йорсетс. Даже в том, что делают с моим телом, когда я сдаю анализы или участвую в этих странных экспериментах. Но они, хотя бы, не такие живодерские, как у той команды «ученых», которые пытались обследовать меня в Сталлионграде. И я надеюсь, что они все же принесут пользу пони».

— «Эти эксперименты действительно очень важны» — уверил меня жеребец, помогая мне влезть в мою курточку. Странный обычай, если подумать – очень мало где в этом мире я встречала общественные гардеробы, или похожие на них места. Разве что в театре, и нескольких присутственных местах. Похоже, что пони еще не привыкли к такому массовому ношению одежды, предпочитая по старинке устраивать развесистые вешалки в нишах возле дверей – «Именно из-за них столько блестящих ученых стремятся поучаствовать в них, или ознакомиться с их результатами. Я понимаю, что для тех, кто не обладает возможностью погрузиться в непередаваемый мир красок, который дарует нам магия, будет очень сложно понять, как это необычно – видеть лишенный магии предмет. Или пони. Это настоящая дыра в пространстве и времени, и глядя на нее в первый раз испытываешь настоящую оторопь, словно заглядываешь в глубокий колодец…».

«Магию можно увидеть».

Эта мысль тяжело билась в моей голове все то время, пока мы шли по лестницам и коридорам, заполненным возвращающимися с последних лекций учениками. Увлекающийся по натуре, как и все единороги, Бастион Йорсетс все разглагольствовал о том, как весело и загадочно исследовать такой провал в мироздании, как одна пятнистая пегаска, которую не иначе как судьба забросила в жадные копыта рогатых исследователей, стремящихся заглянуть за грань реальности, чтобы узнать, что расположено там, в непередаваемой черной глубине.

— «Так значит, ее все-таки можно разглядеть?» — возвращаясь к волнующему меня вопросу, я решила не давать этому единорожьему умнику уйти от ответа – «Только пожалуйста, не обманывайте такую глупенькую пегаску, как я. Поймите, профессор – это настолько новая вещь для меня, настолько волнующий столп мироздания, правду о котором не знали ваши… предшественники, назовем их так, что я хочу выяснить, что же все-таки это такое».

«Не говоря уже о моей воображаемой подруге».

— «Хорошо. Да, ее можно увидеть» — поколебавшись, все-таки откликнулся жеребец. Наморщив лоб, он о чем-то подумал, и по тому, как расцвела его рогатая морда я поняла, что сейчас меня снова начнут водить за нос – «Иначе как бы мы оперировали с глифами, не говоря уже о прочих, более древних и не таких удобных методах использования магии? Но что навело вас на эту мысль?».

— «Вы, моя подруга и даже принцессы – вы все, когда сам язык выдавал вас оговорками. «Видеть», «смотреть», «рассматривать» — все это по отдельности можно было считать синонимами, но чем дальше, тем больше я была уверена, что это все говорится неспроста. Вы видите магию, но скрываете это, или просто не распространяетесь об этом остальным».

— «Ах, как все-таки несправедлива бывает судьба. Вас бы в тело какой-нибудь единорожки, пусть даже самой слабосильной – о, какую ученицу я мог бы получить!» — снова посетовал профессор. Все больше и больше учеников шло мимо нас, и я заметила, что путь в полутемных коридорах им приходилось освещать себе самостоятельно, поддерживая разноцветные шарики магии на кончиках их рогов, что выглядело как неплохая тренировка на магическую выносливость – «Хорошо, миссис Раг, давайте я объясню это на одном интересном примере. Вспомните пожалуйста, как выглядит ночное небо».

— «Красиво. В мое время не было видно столько звезд из-за светового загрязнения от громадных городов, раскинувшихся на сотни миль. Представьте, я никогда не представляла, что звезд может быть столько».

— «А что, если я скажу, что ничего этого нет?» – хитро ухмыльнулся пожилой единорог, кивками отвечая на приветствия учеников. Очередной коридор школы был шире и забирал влево, давая понять, что мы очутились в одном из грибообразных корпусов, напоминающих огромную, приплющенную башню – «Ни этого черного неба, ни серебряных гвоздиков звезд? Что если поднять голову, то мы увидим миллиарды разноцветных огней, сливающихся в чарующие разум фигуры и знаки, над расшифровкой которых столетиями бьются нумерологи, предсказатели и рунорезы? Что черное небо, если разглядывать его через призму магических сил, вдруг обретает небывалую глубину и цвет, описать который попросту невозможно? Вы, верно, сочли бы меня сумасшедшим – и так было еще восемь или девять сотен лет назад. Пегасы и земнопони, не говоря уже о прочих видах существ, не могли поверить в то, что они всего лишь слепцы, копытами и лапами ощупывающие невидимые для них картины, стараясь по шероховатости краски понять, что же на ней изображено. Но разум победил предрассудки, особенно когда ученые существа отбросили разногласия, и вскоре те же грифоны смогли изобрести насыщенные магией линзы, через которые, размыто и очень поверхностно, смогли посмотреть на мир так, как смотрят на него единороги. Я понимаю, что сама концепция подобного вида покажется вам странной…».

— «Нет. Не покажется. Мы… Ушедшие всегда задумывались, как бы выглядели «братья по разуму», которых они ждали со звезд. И как бы они смотрели на мир. Поэтому мысль о каком-нибудь существе, который воспринимает окружающую реальность в виде теплового излучения от предметов и тел, не кажется мне чем-то из ряда вон выходящим. Особенно когда я убедилась в том, что магия существует – так почему бы вам не видеть мир посредством нее?».

— «Замечательно! Не откажетесь повторить это прекрасное сравнение перед студентами?».

— «Возможно. А что такое Бездна?» — как бы ни улыбался мне мистер Йорсетс, я не дала сбить себя с мысли, к которой мы вплотную подошли, как к дверям, возле которых нас ожидала симпатичная голубая кобылка. На ее форме был приколот какой-то значок – староста курса, быть может?

— «О, Бездна…» — единорог сразу притух и даже зачем-то оглянулся, словно ожидая, что нечто ужасное вот-вот покажется из-за угла – «Эта древняя легенда, которую мы узнали от пегасов. Ну, по крайней мере, мы считали, что это легенда. «Невообразимо огромный колодец, в который падают несчастные души погибших или живших недостойно, чтобы навсегда сгинуть в голодной тьме? Ха-ха, какая глупость!» — думали мы. Долго думали, поколениями не верили в эту легенду, посмеиваясь над крылатыми соотечественниками, и одобрительно поглядывали на принцессу Селестию, догадавшуюся использовать страхи воинственных крылатых пони, чтобы усмирить их, и влить в наше общество».

— «Не колодец. Воронка из черного песка. Громадная, как континент» — пробормотала я, скользя взглядом по теням, лежащим в альковах полутемного коридора. Где-то позади огоньки жеребят и подростков сливались в настоящую реку из светлячков, двигавшуюся в сторону тех же дверей, возле которых остановились и мы — «А теперь, значит, поверили?».

— «Несколько лет назад. После событий в замке Ириса. И после того, как начали вас изучать» — от этих слов ерничать сразу перехотелось. Как и от того тона, которым это было произнесено – «В мистере Маккриди это проявляется меньше, хотя и есть определенное сходство паттернов, что отмечают многие исследователи. Понимаете, магия есть даже в ваших телах – иначе они бы не смогли существовать. Но есть внутри вас еще что-то, что лучшие умы Эквестрии пока не могут полностью осознать. Мы назвали это явление Великим Аттрактором – нечто невообразимо могучее и огромное, всасывающее в себя магию, поглощающее ее без следа. Кое-кто из предсказателей даже высказал теорию о том, что наш интерес к Бездне вызвал ее интерес к нам и мы сами, своими копытами обрекли единорогов на то, что терзало некогда пегасий народ».

— «Если долго всматриваться в бездну, бездна начнет всматриваться в тебя» — прошептала я, слепо глядя на реку огоньков, стремившихся к распахнувшимся дверям зала. Словно души ушедших, громадной воронкой закручивающихся и стремящихся ввысь. И темнота вокруг, в которой таилось что-то ужасное.

— «Звучит довольно мрачно» — передернулся жеребец. Медленно повернув голову, я встретилась с ним взглядом, отметив, какими встревоженными выглядят его глаза – «Новые методы лечения магического истощения и перенасыщения, новые заклинания, устойчивые к магии материалы, приборы и устройства – все это слишком интересное и перспективное направление работ, чтобы от него отказаться. По крайней мере для тех, кто силен духом, и не боится того, что увидел».

— «И все это можно изобрести всего лишь исследовав анализы одной глупой пегаски?» — не слишком поверила я.

— «Исследуя вас, дорогая Скраппи» — чему-то невесело усмехнулся единорог. Глаза его при этом оставались такими же колючими и настороженными – «Ведь вы не являетесь каким-то ключом к этой Бездне. Бездна находится в вас самой».