Фокус и ложь (Зарисовка)

Фокус и ложь

Просят они: «Нас обмани.

Чудо хотим видеть мы!»

гр. Король и Шут

Возле Малого Мэйнхэттэнского театра сегодня собралось очень много пони. Каждый из них хотел, как можно скорее оказаться у кассы и купить просто смехотворный по здешним меркам билет за пять бит! Но ради этого пони приходилось терпеть не только определённую наглость, но и ужасную духоту.

Целый день в городе стоял ужасный зной, да такой, что даже поднятый погодной службой ветер не сумел остудить горячие головы горожан; дорожное покрытие раскалилось до такой степени, что в самый пик жары можно было видеть, как оно буквально плавилось и от него поднимался жар; а одними из самых посещаемых мест в городе были те забегаловки, в которых подавали прохладительные напитки. Впрочем, улицы из-за жары не пустели: многим пони приходилось идти на работу, хотя каждый из них с удовольствием остался бы дома! И только по вечерам, когда спадала жара и на улице становилось заметно прохладней, город «оживал»!

И хотя сейчас был именно вечер, когда загорались фонарные столбы и город начинал «дышать», пони в очереди страдали от недостатка кислорода так, словно только что часы пробили полдень и тень растворились в полуденной жаре.

К счастью, очередь двигалась очень быстро, и уже через двадцать минут от неё осталось лишь два десятка пони. Однако сложно представить с каким волнением те подходили к кассе, ведь в любой момент могла появиться табличка «билетов нет», и тогда они рисковали остаться в дураках!

– Один, – спокойным тоном произнесла единорожка с синей шёрсткой и белой гривой, в который, однако, была одна полоска голубого цвета; кьютимаркой пони являлось изображение полумесяца и волшебной палочки.

Кассирша взяла деньги и протянула взамен билет.

– Вот, пожалуйста.

– Благодарю, – ответила Трикси, так толком даже и не взглянув на пони, и, слегка подняв подбородок, взяла билет.

Затем ей предстояла встреча с ещё одним пони, который уже проверял наличие билета. Грязно-серого цвета земнопони с чёрной, как нефть, гривой взглянул на билет и молча кивнул головой. Он не сказал Трикси ни слова, как и она ему; пони даже не соизволили обменяться взглядами, словно были заклятыми врагами.

Пройдя в вестибюль, единорожка не сразу присоединилась к основной массе пони, а отошла куда-то в сторонку и завернула за угол. И там она стала словно другой: не было более того величия и надменности в её взгляде, ни стало и той гордости, что порой распирала пони изнутри, пропала и грация, но и презрение в её походке; словно в один миг старая королева сняла вдруг свою маску и стала простой служанкой.

Трикси всего пару раз доводилось выступать в этом театре, но она, казалось, запомнила каждое мгновение, проведённое на сцене. Те воодушевляющие взгляды, добрые улыбки, удивлённые лица, крики, вопли, смех, свист, брань… и аплодисменты – всё это она запомнила в мельчайших подробностях. И хотя её последнее выступление оказалось малость неудачным, она больше всего на свете хотела, чтобы того страшного пожара никогда не было. Но, увы, в ту роковую ночь с пятницы на субботу театр полыхал. Пожар удалось ликвидировать в кратчайшие сроки, однако свой непоправимый ущерб огонь всё-таки нанёс. Кровля, благо, не обрушилась, часть помещений осталась относительно нетронутой, но теперь театр закрывался на ремонт, на неопределённый срок. И это было действительно ужасно: для таких артистов, как Трикси (фокусников и других, не имеющих возможности, мастерства или желания выступать в иных театральных жанрах), наступали трудные времена. Во всём Мэйнхэтэнне один только Малый театр открывал свои двери для подобного рода артистов, когда же другие (солидные заведения) наотрез отказывались давать – как они сами любили говорить – «уличным фокусникам» место на своей элитной сцене.

Трикси подошла к почерневшей от огня стене и с грустью посмотрела на небольшой просвет прямоугольный формы. Раньше здесь висела её фотография как одной из артисток театра. И каждый раз перед своим выступлением единорожка смотрела на неё, и на душе становилось спокойно и радостно. А что теперь? Что вообще можно чувствовать, смотря на сгоревшие надежды и мечты? Сожаление и огорчение, боль и угнетение? А может, нечто большее, такое ужасное и оттого неподдающееся описанию чувство? Да, наверное, именно это и ощущала Трикси, смотря на чёрную, как её судьба (а возможно и душа!) стену, на которой, однако, была пусть и слабая, но всё-таки надежда на светлое будущее.

По вестибюлю прошёлся пони со звонком в зубах, оповещая всех о начале представления. Трикси тут же опомнилась и поспешила в зал.

Очаг возгорания был как раз недалеко от зрительного зала. Так что огонь сумел здесь неплохо поразвлечься. Однако сама сцена чудесным образом фактически не пострадала. Перед началом представления её привели в порядок, кое-где подштопали, где-то слегка подкрасили золотого цвета краской, заменили подгоревший занавес, убрали мусор и оставшиеся ряды перед сценой – навели марафет.

Пройдя в зал, Трикси поняла, что ей придётся стоять весьма-таки далеко от сцены. Она, конечно, могла попробовать протиснуться сквозь толпу пони, и это бы у неё, скорее всего, получилось. «Немного наглости и дело в шляпе!» — говорила фокусница сама себе, но в то же время в её голове мельтешили и подобного рода слова: «Я пришла сюда вовсе не за этим. Так к чему же мне так стараться оказаться поближе к сцене? Я и так знаю, что я могу это сделать!» В конечном итоге Трикси решила, что овчинка не стоит выделки, и встала позади всех.

И вот представление началось. Из-за кулис вышел какой-то незаурядный единорог серовато-синего оттенка шёрстки, с гривой морского цвета; на нём был простенький фиолетовый плащ и ничего более. Пони остановился в центре сцены и поприветствовал зал:

– Благодарю всех, кто пришёл сегодня на наше, откровенно говоря, слегка незапланированное представление. Я думал, – улыбнулся он, говоря весело, но с еле заметным сожалением, – что за такую смехотворную цену как пять бит придёт куда больше народу. Но… – пожимал пони плечами, – видимо, я ошибался, и для такого города как Мэйнхетенн, цена, оказывается, является признаком качества?

– Надо было это как-то раскрутить! – тут же раздался чей-то голос из зала.

– Раскрутить? Хм… Хорошо, давайте представим на мгновение, что мы, как вы выразились, всё раскрутили, развесили сотни афиш и раструбили бы об этом на весь город! – говорил пони громко, с величием и гордостью, постоянно подкрепляя свои слова жестами. – Что было бы тогда, а?

– Суматоха?

– Много народу?

– Давка!

– Билетов не хватило бы?

– Вот, – сказал артист, указав копытом на говорившего пони, и улыбнулся, что сделал и зал. – Но это не совсем так, билетов-то хватило бы. Что такое эти билеты? Простые бумажки! Я бы дал своему племяннику ножницы, и он сделал бы сколько угодно таких… – артист скорчил рожицу, – билетов!

Зал тихо засмеялся, а выступающий продолжил:

– Скажу так, – пони сделал акцент на следующих словах, – те, кто мог, уже сходили на наше представление, так что мы решили, что пора пригласить и тех, – артист повысил свой голос, – кто хотел прийти. Поэтому за несколько часов до начала представления мы пустили слух, и пускай уже сама судьба, а не деньги, решает, кто должен сюда попасть.

На несколько секунд в зале воцарилась абсолютная тишина, что можно было слышать, как бьётся твоё сердце, а затем, как-то зловеще, повышая тон и показывая гордую улыбку, артист произнёс: – Леди и джентельпони, наше представление начинается!

Зрители ответили бурными овациями, в предвкушении интересного представления, а артист, тем временем, скрылся за кулисами.

Вскоре зал затих, и пони замерли в ожидании. Никто не знал, что будет дальше и чего можно ожидать, но, судя по слухам, сейчас на сцене должно было произойти нечто невероятное!

Однако прошла целая минута, а на сцену так никто и не вышел. Тишина в зале сменилась бурными и весьма встревоженными обсуждениями происходящего. Но тут на сцену вернулся тот единорог, что вёл с залом беседу минуту назад. Он выглядел как-то взволнованно и немного растерянно, но услышав овации, позволили себе весёлую улыбку.

– Спасибо-спасибо, – поблагодарил он зал, показывая копытами, что ничего такого не требуется. – К сожалению, у нас возникли кое-какие проблемы, так что с началом представления придётся повременить.

По залу тут же поползли встревоженные разговоры, но артист поспешил всех заверить, что ничего серьёзного не произошло и это дело нескольких минут.

– И дабы вы не скучали, с вашего позволения, дорогие зрители, я покажу вам парочку простых, но весьма интересных фокусов, – предложил пони, и зал согласился. – Для первого фокуса мне понадобится ваша помощь. Я попрошу… – протянул он, оглядывая пони, – вас, – единорог указал копытом на молодую земнопони с голубой шёрсткой и салатовой гривой, — подняться на сцену!

– Меня? – переспросила кобылка.

– Да-да! Ведь это у вас такие красивые серёжки?

Кобылка засмущалась и, под бурные овации и просьбы зрителей, поспешила подняться на сцену.

– Позвольте вам помочь, – поспешил артист к земнопони.

– Спасибо, – поблагодарила она, улыбаясь.

Пони прошли на сцену, однако до самого её центра не дошли. Артист остановился и завёл разговор:

– Как вас зовут?

– Фелиция.

– Красивое имя.

– Спасибо.

– Позволите ли мне узнать, кто же вам подарил столь красивое украшение?

– Муж, на годовщину свадьбы.

– А он сейчас в зале?

– Да, конечно, вот он, видите?

– Который? Тот красивый пегас или прекрасного телосложения земнопони? – зал улыбнулся, а артист добавил: – Как по мне, так они оба могут претендовать на роль вашего мужа! – зал вновь засмеялся, но громче всех хохотала именно Фелиция.

– Он у меня такой один!

– Не сомневаюсь. А как его зовут?

– Геральд.

– Геральд, – обратился артист к мужу Фелиции, которым, судя по реакции, оказался земнопони с серой шёрсткой и тёмно-оранжевой гривой.

– Ах, вот вы где. Прошу прощения за то, что примерял вашу роль мужа на других пони, но, сами понимаете, ошибиться может каждый.

– Я не в обиде, – поддержал всеобщее настроение Геральд. – Надеюсь, с моей женой ничего не случится?

– Нет, что вы, – отмахнулся артист копытом, – с ней ничего не случится, могу вас в этом заверить!

– А что мне нужно делать? – спросила Фелиция.

– Да, по сути, ничего такого, – ответил артист и не спеша направился к центру сцены. – Честно говоря, – продолжил он – впервые за последнее время! – серьёзным голосом, – я хотел бы просто вам сказать, чтобы вы были осторожней, одевая столь красивые и явно дорогие серьги в такие публичные места.

– Почему?

– Просто поверьте моему опыту: чем ярче наряд, тем больше пони могут на него позариться.

– Украсть?

– Проще говоря – да.

– Да бросьте, – засмеялась кобылка в ответ. – Это же надо быть слепой, чтобы не заметить, как с твоих ушей кто-то снимает серёжки!

– Вам виднее, – ответил пони настолько серьёзным тоном, что кобылку бросило в дрожь.

Наступила недолгая, но томительная пауза; как вдруг кто-то крикнул из зала: «Их нет!» – Фелиция резко повернула голову и, увидев застывшую мину недоумения на лице мужа, ужаснулась. Она уже хотела схватиться копытами за «голые» ушки, как вдруг артист резко поднял магией какой-то белый конверт – видимо достав его из-под плаща – и тем самым приковал к себе внимание публики.

– Они здесь! – громко произнёс он. – Я рискнул спрятать их в этот конверт, дабы уберечь вас от напрасных переживаний, – зал застыл в изумлении, а артист продолжил: – Для пущей сохранности я даже запечатал конверт. Как видите, – единорог постучал копытом по сургучовой печати, показывая её целостность, – она не тронута и уже успела неплохо застыть. И дабы все мы убедились, что серёжки Фелиции именно там, я вскрою конверт.

Единорог сломал печать и показал всем две золотые серёжки. Зал ахнул, некоторые восторженно посмеялись, а сама несчастная смогла наконец спокойно выдохнуть.

– Как это? – спросила она.

– Вот видите, я же вам говорил, – улыбнулся артист в ответ и вернул серьги обратно в конверт. – Я думаю, что теперь вы будете куда более осторожной, верно?

– Можете в этом не сомневаться!

– Хорошо. Тогда я, пожалуй, верну серьги их законной владелице. Ловите! – сказал единорог и кинул конверт кобылке; но пролетев всего пару метров, бумага вдруг вспыхнула, словно взорвалась, и от неё, как и от серёжек, не осталось ни следа!

Шокированный взгляд Фелиции проводил кружащиеся в последнем танце частички пепла, пока те не упали на пол. Пони резко перевела взгляд на артиста и, поразившись его улыбке, не смогла сказать ни слова.

– Я решил, что с вас на сегодня хватит всяких хлопот, и поэтому позволил себе самому надеть серёжки на ваши милые ушки, – услышав это, кобылка резко поднесла копыта к ушам и улыбнулась: серёжки действительно были на ней.

Зал буквально взорвался в бурных овациях (никто не был исключением), а Фелиция, получив разрешение от артиста, вернулась в зрительный зал.

– Леди и джентельпони, – обратился артист громко и чётко, – наше представление начинается!

Свет в зале плавно, но в то же время и весьма быстро погас, а затем, спустя пару секунд, «загорелась» уже сама сцена. И началось…

Ох, чего там только не было. Шесть замечательных фокусников-иллюзионистов вовсю демонстрировали своё мастерство и не давали залу ни минуты покоя. Очень часто участниками номеров становились обычные пони – то и дело на сцену поднимался кто-нибудь из зрителей. Зал ликовал и буквально вопил от восторга. Артисты выкладывались по полной, словно перед ними были не рядовые жители Мэйнхэттэна, а какие-нибудь важные аристократы или даже члены королевской семьи! Зрители же дарили артистам в ответ море оваций, буквально не щадя собственных копыт.

Никто не хотел, чтобы этот вечер когда-нибудь заканчивался, но, увы, полтора часа пролетели просто незаметно. И несмотря на несколько кусочков потолка, случайно упавших на пони, и «отбитые» копыта у некоторых личностей, никто из присутствующих не остался разочарованным. Зрители просили, буквально умоляли артистов выйти на бис, и каждый пони, у кого оказались при себе цветы, сложил букет на краю сцены. К сожалению, на сцену вернулся лишь один фокусник, тот самый, кто приветствовал зал, и кому, видимо, суждено было заканчивать представление. Пони собрал все цветы, позволил себе немного слёз и, наконец, произнёс:

– Спасибо вам, вы были замечательной публикой. И от лица всей нашей труппы я хотел бы сказать, что для любого артиста нет лучшей награды, чем горящие глаза его зрителей! Спасибо вам, и до скорой встречи! – закончил пони прощальную речь и, под бурные овации и возгласы залы, скрылся за задвигающимся занавесом.

Представление закончилось. Пони стали не спеша расходиться по домам, бурно обсуждая увиденное в сегодняшнем шоу. Однако Трикси не спешила уходить. Она пришла сюда не просто для того, чтобы посмотреть выступление (хотя то и произвело на неё неизгладимое впечатление!) и теперь, убедившись в правоте своих убеждений, отправилась «за кулисы».

Как смогла выяснить Трикси, труппа должна была покинуть город уже сегодня ночью, а пока пони находились в гримёрной, где собирались в путь.

Дойдя до нужной комнаты, Трикси далеко не сразу решилась постучать. Примерно две минуты она стояла возле двери и мялась, словно нерадивый ученик перед экзаменом. Вот только она бездействовала не из-за того, что не знала, что сказать (это-то единорожка как раз знала), а по той причине, что ей не нравилось, вернее, не хотелось об этом говорить. Но в конце концов пони всё-таки усмирила своё эго и постучала.

– Никаких автографов мы давать не собираемся! – раздался грозный голос из-за двери.

– Что? – запнулась Трикси. – Какие ещё автографы?!

– А если вы пришли за секретами фокусов, то сразу катитесь к Дискорду!

– Секреты фокусов? Автографы?! – повторяла Трикси в полнейшем недоумении, вот-вот готовясь сменить удивление на гнев.

«Да пошли они!» – сказала Трикси про себя и, возмущенно отведя взгляд, отошла от двери. Но тут же раздался голос артиста:

– Но для вас, мисс Трикси, наша дверь всегда открыта.

Трикси остановилась и, обернувшись, увидела, что дверь слегка приоткрылась. «Вот так-то лучше!» – подумала она и прошла в гримёрную.

Раньше в этой гримёрной артисты занимались последними приготовлениями перед выступлениями. Но теперь, после пожара, сюда отнесли часть спасённых вещей, так что комната из гримёрной превратилась в кладовую. Вдобавок ко всему сейчас тут находился ещё и реквизит труппы. Вот пред Трикси и предстала не некогда просторная гримёрная, а забитая всякими вещами тесная комната. И хотя раньше света здесь было в избытке, теперь, когда часть лампочек не работала, а другая – закрывалась вещами, комната пребывала в полумраке.

– Привет, – сказала Трикси.

– Проходите, только будьте осторожны, тут легко переломать себе копыта.

И действительно, идти приходилось весьма осторожно. То и дело под копытами оказывался разного рода «хлам». А один раз Трикси, не заметив спинку стула, лежащего на полу, споткнулась и чуть ли не завалила на себя целую металлическую стенку. Благо, обошлось, но сердечко пони ещё долго не могло прийти в себя.

– Надо быть осторожней, я же предупреждал, – услышала Трикси знакомый голос и, завернув за угол (из вещей тут создавались настоящие коридоры!), увидела у зеркала того единорога, в том же самом плаще, скрывающем кьютимарку, что приветствовал публику вначале и прощался с ней в конце.

– Это вы? А где же остальные?

– Разве одного меня вам мало? – удивился артист, но всё же улыбнулся.

– Я пришла сюда по делу.

– Мне это прекрасно известно, иначе бы я вас просто выставил за дверь! – единорог сказал это таким голосом, что Трикси на мгновенье стало как-то не по себе. – Поэтому я предлагаю не тратить попусту драгоценное время, а приступить к делу.

– Я хотела бы… – попыталась начать Трикси, но её сразу же прервал артист.

– К шести часам, плюс минус десять минут, ко мне должны прийти важные гости, – единорог посмотрел на часы и после продолжил разговор уже лицом к лицу, – так что у вас в лучшем случае полчаса.

– Да послушайте вы наконец! – крикнула Трикси (сказалась грубость артиста при встрече). – Я хочу поговорить не с вами, а с другими…

– Странно, – вновь прервал кобылку жеребец, – а ваш наставник говорил, что вы хотите поговорить именно со мной. Собственно, только с его подачи вы и здесь!

– Мне лучше знать, что я хочу!

– Хорошо, – согласился артист фактически без каких-либо эмоций, и в тот же миг свет резко потух.

А когда же он новь загорелся – случилось это через пару секунд, – Трикси невольно сделала шаг назад и пошатнулась: артист исчез, пропал без следа; хотя уйти отсюда было просто некуда, разве что проскочить за спиной у единорожки. И прежде чем Трикси успела осознать, что же произошло, позади неё раздался довольный голос:

– Как жаль, что я здесь только один.

Трикси резко обернулась, и в тот же миг её вновь невольно передёрнуло: за её спиной стоял артист с довольной миной на лице.

– Впечатлило? – спросил он и вернулся на своё прежнее место.

– Как это у вас получилось? Магия?

– Магия? – усмехнулся пони. – Не нуждаюсь. Она для тех жалких и никчёмных, кто неспособен на большее. Сами пользуетесь?

– Пфф, магия, – фыркнула пони, однако прежде недолго, но всё же подумала. – Я и без неё спокойно справляюсь.

– Да? А вот ваш наставник…

– Хватит о нём!

– О, сколько злобы. Неужели вы так сильно его ненавидите?

– Не ваше поганое дело!

– Дерзишь, щенок! – прокричал артист, и свет начал медленно и плавно гаснуть. – Ваша напыщенность и самооценка, словно прыщик, готовый взорваться от распирающего гноя.

Трикси была на взводе, из её ноздрей шёл не простой воздух, а раскаленный пар, как у настоящего дракона, и глаза, о, эти глаза, готовые буквально вспыхнуть от гнева. Фокусница была – мягко говоря! – возмущена таким хамским поведением. Но в то же время она стала замечать, что перегибает палку и вскоре её слова могут стать ей поперёк горла. Но вдруг артист просто-напросто засмеялся, вовсю скаля белые зубы. И смех тот не оставил от прежней злобы ни следа, и дальше пони говорил уже восторженно, с улыбкой, иногда жестикулируя копытами:

– Вот именно это мне в тебе и нравится. Твоё рвение, пускай даже совмещённое с чрезмерной напыщенностью, дерзостью и чудовищным эго, вызывает восхищение. Ты никогда не позволишь себя унизить и не приклонишь копыта, если тебе самой этого не захочется! Эх, Трикси, ты даже не представляешь, насколько сильно всего этого не хватает нынешнему поколению, по крайне мере, в Эквестрии уж точно!

Трикси стояла, словно в ступоре, и не знала, что сказать; столь быстро этот единорог менял свои маски, превращаясь то во взбешённого маньяка, то в восхищенного зрителя, что кобылке иногда казалось, словно перед ней какой-то ненормальный пони, страдающий раздвоением личности!

– Не знаю, как тебе, – продолжал разглагольствовать пони, – а мне кажется, уж ты ему, пожалуйста, не говори, что твой наставник, Гаюс – великий фокусник! – сказал артист, подняв копыто вверх, но затем резко его опустил и продолжил говорить уже без уважения, но с презрением. – Но дней минувших. Его время уже давно прошло, а он всё никак не желает это признавать. А его консервативность и это противное чувство… хм, как бы это сказать… правильности. Эй богу! Да с ним поговорить даже нормально нельзя. Только поставь в слове неправильно ударение, и он тебя тут же поправляет, да ещё и гордится этим! – фыркнул жеребец. – Старый сноб – не больше того.

Наконец артист замолчал и уставился на Трикси так, словно он – шахматист, сделавший свой ход и теперь ожидающий ответных действий.

– Ну так… – подстегнул артист фокусницу.

– Зачем вы всё это рассказали?

– Понимай мои слова, как хочешь. Быть может, я хотел тебя оскорбить, восхититься тобой, высказать своё мнение. А может быть, хотел показать, что я – именно тот, кто тебе нужен… Или уже дал ответ на твой вопрос.

– Который я ещё не задала.

– Верно подмечено.

– Это были вы, на сцене, всё это время, ведь так?

– Неправильный вопрос, – покачал артист головой. – Но ты права – всеми был я один.

– Но как, как у вас это получилось? Ведь всё происходило настолько быстро! Да там даже и минута не успевала пройти, как на сцену уже выходил новый пони! И всё – одежда, фокусы, поведение – было иным!

– Ты даже не представляешь, сколько фокусов мне известно. Сменить наряд с помощью магии – плёвое дело! А образы, – усмехнулся пони, – ты и сама видела, меняю, как перчатки!

– Это просто… изумительно!

– Не стану спорить.

– Если бы я так только умела, – вздохнула Трикси. – Обо мне бы уже говорила бы вся Эквестрия!

– Ключевое слово – «если бы».

– Научите!

– Не в твоём случае.

– Но почему?

– Некоторые секреты лучше никогда не раскрывать. К тому же, ¬¬– вздохнул артист с сожалением. – Эх, Трикси, мне искренне жаль, что ты этого не видишь. Тебе не нужно меняться, ведь у тебя есть всё, чтобы стать той, кем ты стремишься быть… Ведь ты шла сюда не с вопросом: «Как стать мне другой?» Верно?

– Да… Я хотела узнать, как… как заставить пони поверить мне? Как провернуть то, что вы проделывали сегодня?

– Время, – взглянул артист на часы, – уже почти шесть – тебе пора уходить.

– Уходить? – опешила пони. – Но ведь вы не ответили!

– Вспомни моё выступление, и ты найдёшь ответ на свой вопрос.

– Нет, расскажите сейчас!

– Нету у меня времени, понимаешь это? Нету!

– Я пришла сюда за этим и не уйду, пока не получу ответ!

– Не надо было тратить время в пустую!

– Так это вы тут разглагольствовали, вместо того, чтобы нормально поговорить!

– Пошла вон!

– Сначала ответьте!

– Вон! – гаркнул единорог настолько громко, что у Трикси заложило уши, и сама она еле устояла на копытах.

Фокусница подняла взгляд и ужаснулась: вместо коричнево-красных глаз на неё смотрели два чёрных, как сама тьма, зрачка, поглотившие очи единорога. Сердце кобылки замерло, а её собственные зрачки сузились от страха. Она не могла ни пошевелиться, ни сказать ни слова, лишь только смотрела в эту бездну, неспособная отвести взгляд. Вдруг артист мёртво улыбнулся и сказал, словно усилив голос магией:

– Ну что же, я повторю свой фокус с серёжкой. Ты увидишь его прямо со сцены.

Рог пони засветился, и в тот же миг Трикси резко потащило назад. А затем – удар. Не сказать, что он был сильно болезненным, но и назвать его приятным тоже нельзя. К тому же на единорожку затем ещё и обрушился стеллаж с вещами (коврами), и её буквально «похоронило заживо».

– Сиди там и не высовывайся – представление вот-вот начнётся!

Единорог посмотрел на часы и недовольно фыркнул. «Пунктуальность в наше время – редкая вещь! – говорил он про себя, и голос его эхом раздавался в голове единорожки. – Но думаю, что мы можем использовать это время с умом. Дабы затем у тебя не возникли вопросы, я расскажу тебе несколько простых правил, которые работают далеко не только в сфере фокусов. Начнём. Во-первых, вступление – весьма важная часть любого фокуса. Тут надо быть либо очень скрытным, дабы никто до самого конца не мог понять, чего ожидать; либо, что гораздо лучше, сразу расскажи зрителям побольше о себе и о предстоящих действиях; пусть они сами захотят узнать, что будет дальше. Во-вторых, сам фокус. Здесь твоя задача сделать так, чтобы зритель не терял интерес; это не так уж и сложно. Можно использовать какую-нибудь бутафорию и красивые слова. Помни, прекрасный оратор способен даже самую плохую новость преподнести как нечто, вызывающее улыбку. В-третьих, вера. Да-да, именно вера, прежде всего, твоя собственная. Я думаю, что ты уже явно встречалась с тем, что ты сделал что-то грандиозное, невероятное, но тебе мало кто верит. Так вот, поверь в это сама, и уж кому-кому, а тебе удастся убедить толпу. И последнее, наверное, самое важное!»

Тут дверь слетела с петель, и голос замолчал. Единорог посмотрел на вход и увидел нескольких стражников, пробирающихся через коридоры из «хлама». Артист кротко улыбнулся и вдруг резко сорвался с места. Словно дикий зверь, загнанный в клетку, он стал метаться по сторонам, ища выход, но единственный заблокировала стража.

– Стоять! – крикнул стражник, обнажив меч.

– Не двигайся, бежать тебе больше некуда. Мы тебя наконец поймали, Вальридер.

Артист вдруг резко остановился и смиренно опустил взгляд, но на лице его был не страх, а лишь ухмылка. Тем временем остальные стражники окружили пони и приготовились приступить к задержанию.

– Вальридер, вы задержаны по обвинению…

– Да у тебя язык отсохнет всё это перечислять, юнец!

Стражник опешил от такой наглости и замолк. Служители правопорядка переглянулись, и после молчаливого кивка командира, один из них достал «кандалы» и подошёл к арестанту.

– Ты только себе копытца не обожги, юнец, – сказал вдруг Вальридер и резко поднял взгляд.

Его глаза вновь переполняла тьма, а улыбка пони, знающего нечто большее, ужаснула стражника. В следующий миг тело артиста вспыхнуло, как спичка, а затем взорвалось, словно бочонок с порохом. Огонь волною разнёсся по комнате, неплохо обдав нерадивую стражу. Пони простонали от боли и поморщились от запаха палёной шёрстки.

– Да я его!.. – «прорычал» один из гвардейцев.

– Вон он! – крикнул другой, указав копытом на тёмный силуэт, мелькнувший в дверном проёме.

Стража ринулась за ним; но тут путь им преградила обрушившаяся стена. Пони потребовалось всего ничего, чтобы разобраться с завалом, однако, когда на кону была каждая секунда, задержка стоила им дорогого.

После того как стражниками покинули гримёрную, Трикси наконец выбралась из своего «мягкого» плена. (Сделать это раньше, ей не позволяла необычная слабость, которая, видимо, была вызвана магией Вальридера!) Трикси внимательно посмотрела на дверной проём, боясь – по неизвестной причине – того, что гвардейцы могли вернуться, и, убедившись в обратном, облегчённо вздохнула.

Теперь она могла уйти, но почему-то не спешила этого делать. Она подошла к тому зеркалу, возле которого стоял Вальридер, и присела рядом. Единорожка посмотрела на зеркало в первый раз; затем во второй; и на третий ¬– помимо своего собственного отражения – увидела Вальридера. Лишь очень внимательный глаз мог заметить кое-какие эмоции на его лице, в частности удовлетворение.

– И, наконец, последнее, – сказал Вальридер, – дай толпе ощущение выбора, пуская они наивно считают, что могут тебя раскусить, что от них что-то зависит. И пока у них будет этот… – фыркнул Вальридер, – «выбор», ты сможешь вытворять с ними всё, что только душе вздумается! – Вальридер улыбнулся и сказал напоследок: – Удачи тебе, Великая и Могучая Трикси.

Вдруг что-то с грохотом упало за спиной единорожки, заставив ту обернуться. Оказалось, то был какой-то металлический ящик. (Однако он стоял настолько хорошо, что без чьей-либо помощи упасть никак не мог!) Когда же Трикси снова посмотрела на зеркало, отражение Вальридера исчезло.

И вот, немного обождав, Трикси наконец вышла из гримёрной, а вскоре и из самого театра.

Возле здания было необычно много пони в форме. Увидев выходящую единорожку, два гвардейца подошли к ней и задали несколько вопросов. Все они, конечно, касались Вальридера. Трикси, с ловкостью змеи, сумела с лёгкостью отовраться и уже через пару минут спокойно шла по улице.

По дороге домой она всё время думала о Вальридере, о его словах и действиях. Однако голова, к сожалению, мыслила туго, и в конце концов Трикси решил, что если она и будет принимать какие-то решения, то сделает это завтра. «Утро вечера мудренее!» – говорила она. Однако, как бы в противовес собственным убеждениям, кое-что фокусница всё же решила: ей так понравилось, как Вальридер её напоследок назвал, что она решила выходить на сцену именно под таким именем.

«Великая и Могучая Трикси! Мне нравится!» – сказала пони и ускорила шаг.