В поисках эмпатии
Глава 4. Серость как стиль жизни
Хило размышлял о последних событиях, проходя мимо последнего серого здания Понисбурга. Дальше грунтовая дорога уходила вдаль, исчезая в чудесном хвойном лесу, манящим своей живостью, выгодно отличающемся от оставшегося позади пейзажа. Солнце было уже в зените и начинало припекать. Если трава ещё некоторое время оставалась влажной, то на дороге влага высохла очень быстро. Скоро нельзя было представить себе, что всего каких-то полчаса назад здесь сверкали молнии, а воздухе висел сам дух уныния.
— Итак, жизнь начинает налаживаться — думал молодой исследователь. — Теперь я не один. Пусть мой новый друг со странностями, он всё же очень добр. А это главное. Кроме того, оказывается дождь не будет идти здесь всё время. Это тоже не может не радовать.
Ушедшие на восток тучи, унесли с собой и его пасмурное настроение. Его первое впечатление от города становилось тусклым и неправдоподобным. Высыхая на солнышке, юный медик думал лишь о том, как ему сейчас хорошо. Воистину всё познаётся в сравнении.
Банджо в сомбреро и со своим музыкальным инструментом за спиной шёл бодро и с тех пор как они покинули город, начал даже насвистывать что-то весёлое, но вскоре поэт начал выдыхаться.
Сначала он пытался вести разговор. Однако, очень скоро он понял, что, пока они идут так быстро, ему лучше не сбивать дыхание.
— Хило, погоди, я выдохся, давай притормозим! — взмолился наконец нетренированный понисбуржец.
— Не вопрос, друг, давай, — кивнул кантерлотец и сбавил темп, — тебе нужно немного больше, наверное, уделять времени своей форме.
— Конечно, ты прав, — улыбнулся Банджо.
— А то я сам не знаю, — чуть злобно подумал он.
Пройдя ещё немного, Скриптор пробубнил:
— И всегда так. Во всём. Из меня даже земной пони никуда не годный получается. Ты единорог. И всё равно держишь темп бодрее меня, — погрустнел он.
— А у этого парня больше тараканов в голове, чем может показаться на первый взгляд. — иронично подумал ординатор — Похоже время для небольшой профилактики.
— Знаешь… судьба кое-чему научила меня, — Хило положил своё копыто на плечо товарищу, — И один из первых уроков, который мне преподала школа жизни это то, что не стоит сравнивать единорогов, пегасов и земнопони друг с другом. Все мы можем всё, чего захотим добиться.
— А как же магия? — недоверчиво спросил поэт.
— Мама говорила, что каждый имеет свою особенную неповторимую магию. К примеру, пегасы поднимаются ввысь, преодолевая силы притяжения, единороги контролируют сгустки магической энергии, а земные пони, не имея крыльев и рога, используют доступную им магию смекалки и физической натренированности.
— Похоже, из меня выходит очень плохой маг, — с грустной иронией заключил Скриптор. Однако, через некоторое время он повеселел. Участие практически незнакомого спутника в его проблеме положительно повлияло на его самочувствие. За пределами города Скриптор чувствовал себя намного лучше. Эту перемену отметил и молодой исследователь. Серость Понисбурга как будто скрючивала жеребца, он ходил с опущенной головой, с вечной задумчиво-угрюмой физиономией. Здесь же поэт мог раскрыться, и не чувствовать себя в агрессивном окружении прочих пони, которые от него вечно чего-то хотят.
Увидев, что поэт уже в хорошем расположении духа, Инсепт решил вернуться к разговору, который они начали ещё у того дома, пережидая грозу.
— Банджо, — напомнил Хило, — ты хотел мне ещё что-то рассказать. Вся эта атмосфера, с которой я столкнулся в городе, как только приехал, отсутствие погодных пегасьих команд в небе, жители ещё…
Синий земнопони почесал копытом затылок и начал отвечать.
— Видишь ли, Северный Ветер очень не любит, когда его планы нарушают.
— Северный Ветер? Что?
— А.. Так.. Не обращай внимания. Местная поговорка. Дело в том, что со стороны залива дуют очень неприятные ветры и в определённые сезоны летать просто смертельно опасно. Ну так по крайней мере нам говорили в школе. Истинная же причина, скорее всего вряд ли отличается от этой версии. Я не пегас — я не летал. Однако, ходят слухи, что пегасы, пытающиеся в это время года подняться воздух, чтобы расчистить небо над Понисбургом сталкиваются с древним проклятием из легенды о Северном Ветре вживую.
— Хочешь сказать, кто-то здесь верит в Вендиго? — усмехнулся учёный.
— Кто-то верит, кто-то нет. Но ясно одно — в городе суммарно полгода невозможно расчистить небо от туч. Сейчас как раз такое время.
— Вижу, Вендиго имеют реальную власть над твоими земляками, — иронично улыбнулся Инсепт, отлично зная, что их не существует, — У вас так всех встречают или сделали для меня особое исключение?
— А ты про это… — улыбнулся Банджо. — С жителями вообще отдельная история… Ты очень сильно выделяешься в толпе. Выпрямленный, не серый, да ещё и вежливо разговариваешь с незнакомыми.
— Да я знаю, что я жёлтый.
— Я понимаю, но я не совсем про цвет твоей шерсти. Все пони здесь рано или поздно сереют. То есть они конечно разноцветные, но немногим удаётся остаться разноцветными по характеру. Вот смотри. Например тебя встретила наша глава фирмы Понисбург Дирижабль Транслайн. Я видел это, когда ты только сошёл с поезда. Она считает себя слишком офигенной, чтобы общаться с кем-то кто не достаточно нагл, в крайнем случае хотя бы на её уровне. Её противных собачонок знает весь город. Они все в хозяйку. Гадят везде где ни попадя. Только хозяйка делает это интеллигентно, считая себя светской львицей. Серость её не даёт ей отличаться от тучи хоть чем-нибудь — ласковой улыбкой или добрым отношением к подчинённым — хоть чем-нибудь! Далее ты нечаянно заговорил с куртизанкой Мэги. Это падшая пони во всех смыслах этого слова. Духом, ценностью, она предала свою мечту стать учительницей и теперь ошивается у рабочего пристанища выбирая себе подороже партию на ночь Её победил серый цвет. Она ничего из себя не представляет. Более того. Она это отлично знает и самооценка у неё просто нулевая.
— А ты у неё это спрашивал? — перебил товарища ординатор. — Она об этом тебе сама рассказала?
— Эм… — смутился Банджо. — Вообще-то нет.
— Тогда откуда ты об этом знаешь? — посмотрел Хило на того поверх очков.
— Да это же видно невооружённым взглядом! Она была моей одноклассницей и я помню её ту, в которой ещё не поблёкли краски. Была такая милая и добрая кобылка, а теперь… — он не мог уже говорить дальше. Было видно, что он не может больше оправдываться и, что ему стало стыдно за свои слова.
— Так ты говоришь вашем городе, всех-всех поглотила “серость”? — Инсепт поспешил увести разговор в другое русло — подальше от Мэги или мисис с семью собачонками.
— Почти всех. Есть конечно добрые поняши, которые не забыли облик настоящей пони — тепрпеливой, доброй и мягкой. Однако тем, кто выделяется из общей модели поведения, устраивают “сладкую жизнь”. — проговорил поэт. — Но ты знаешь что? Пони этого города объединяет презрение друг к другу. Вот так вот. Их объединяет качество, которое обычно разделяет пони. И да! Каждая, каждая пони, думает что именно она — не серая. Каждый жеребец уверен, что именно он — особенный. А серость — вокруг него.
— А ты сам что думаешь о себе?
— Я тоже был о себе такого мнения. Но потом я понял, что именно эта самоуверенность делает тебя похожим на всех остальных больше чем что-либо. Чувство собственной уникальности в свою очередь порождает презрение к тем, кто как тебе кажется стоит ниже тебя по уровню развития. Вот так и получается. И тогда я смирился с тем, что я не особенный, а мои стихи никому кроме меня пока что не интересны. Но я не унываю и верю всё ещё впереди — главное не поступать с другими так, как бы не хотел, чтобы поступали с тобой. Но что это я всё о себе да о себе? Тебе наверное уже скучно стало. — улыбнулся Скриптор.
— Нет, что ты! Мне очень интересно, — искренне ответил Хило. — Я никогда не был на Севере, а ближайшее время мне придётся провести здесь. Так что мне может пригодиться любая информация.
— Хорошо, но всё же давай о другом. Я сгораю от любопытства. чем ты занимаешься и что эта за штука с сапфиром у тебя в рюкзаке?
Инсепт ждал этого вопроса. Ему просто нетерпелось рассказать о своей специальности, которую он себе выбрал и о проекте, что недавно завершил. Он уже давно приготовил заряд для научного словоизвержения.