Золотое солнышко

Sair Te. "Путь хаоса"

Эта ночь выдалась для жреца очень тяжелой. Сон, в котором он осознал многое, завладел его мыслями настолько, что единожды проснувшись, человек долго не мог перейти в страну грез. Беспокоясь за него, желая помочь тому, кто вскоре поможет им с сестрой, Луна осталась ночевать со жрецом. Она прекрасно помнила, что во многих его рассказах человеки зачастую засыпали в обнимку с "лурами" — четвероухими пушистыми животными, по описанию похожими на кошек, и прекрасно этим воспользовалась, уютно устроившись у него под боком. Точнее, несколько наоборот: растеряв всю свою серьезность, снедаемый тревогой за свою солнечную подругу, Халамру безропотно позволил уложить себя поудобней и вскоре уснул, согреваемый телом синей пони, укрытый большим прелестным крылом, словно одеялом, которое сейчас принадлежало вовсе не ему.

Сама повелительница грез, в отличие от жреца, чувствовала себя замечательно. С одной стороны, ее личные переживания, отзвуки былого бессилия перед обстоятельствами пытались урвать свой кусок в разуме принцессы, но с другой...

Вяло подтянув передние ноги поближе, она поправила гриву, чтобы звездное небо не текло в лицо спящего, и улыбнулась. Сколь бы он не старался выглядеть взрослым, мудрым человеком, во снах всегда проявлялась его истинная сущность; вот как сейчас: под ее крылом лежал практически ребенок, еще совсем молодое сушество, мирно посапывая и неосознанно ворочаясь, когда синие перышки щекотали ему какую-нибудь часть тела.

С другой же стороны было равенство, близость с таким удивительным созданием. И он, и она вместе оказались в Эквестрии, без прошлого, без настоящего, неподготовленные к новой жизни вовсе. Ее сестра отринула покой, стремясь вернуть былую ночную принцессу, а затем, совсем немного времени спустя, все повторилось, когда солнечная пони, окровавленная, испуганная, привезла на себе почти бездыханное тело; но в этот раз, не сразу правда, помощь пришла от благодарной повелительницы грез. Луна очень хорошо осознавала, как велика была чаша страданий, испитая Селестией, из-за ее неуемной жажды внимания, которой, увы, не могла ей предоставить ночь; когда Халамру лишь начинал осваиваться в стране пони, синяя аликорн поняла, что значит для сестры его общество, и, иногда давая подсказки во снах, но порою просто приходя в гости для дружеских бесед, всеми силами стремилась оставить в нем все то, что делало его Халамру-человеком. Он был уникален не столько внешностью, сколько характером, обычно добрым, всегда отзывчивым, дружелюбным, но строгим, когда это становилось необходимо. Зябко поежившись, Луна вспомнила, как он посмотрел на нее во сне; да уж, мало кому удавалось сделать из нее жеребенка... жрец определенно имел к этому талант.

В тот раз он был сам не свой, подгоняемый неведением с одной стороны, и явно переигранной таинственностью ночной принцессы с другой. Возможно, тяжесть ее вины сейчас могла бы серьезно ранить душу пони, но лежа рядом с человеком, она ощущала мягкую ауру спокойствия, что убаюкивала рассудок, медленно и настойчиво вытесняя из него все плохое.

Лежа рядом с человеком... они находились вместе, в одной кровати, но никакого дискомфорта Луна не испытывала, напротив, ей очень это нравилось. Никаких нехороших мыслей, просто много раз засыпая в одиночестве, изредка разбавляемым обществом сестры, напевающей колыбельные, начинаешь ценить любую близость; а если она еще и дружеская, совсем не запретная... Неожиданная идея вихрем ворвалась в голову принцессы, надолго оттеснив оттуда зарождающийся было сон.

Утро поразило Халамру своей необыкновенностью. Первое, правда, не самое важное: за прошедший месяц он впервые спал настолько хорошо, что не хотелось вылезать из-под одеяла вовсе... ну точнее как "одеяла", слегка измятого распушенного синего крыла. Второе, весьма странное, но неожиданно приятное: возле него лежала, согревая теплом своего тела, синяя аликорн, очень мило посапывая, тихо-тихо, словно маленькая лура. Еще бы шерстку ей погуще, да вторую пару ушек... В любом случае пони выглядела очень по-домашнему, уютно; ощущение, будто спишь с плюшевой игрушкой. Жрец не всегда понимал тех, кто на его родной земле гулял во грезах, обнимая при этом ту же луру, или еще какое животное, но теперь все изменилось; в мгновение ока недоумение сменилось пониманием, а затем и завистью: "Ну почему раньше я так не делал?".

Не выдержав зова разума, он высвободил правую руку и провел ею по изящной шее, добившись довольной улыбки пони и слабеньких взбрыкиваний передних ног. Совсем не то, что гладить домашних животных, это было похоже скорее на похлопывание по плечу, нежели что-то большее. Распространенный среди пони жест приобретал нежность благодаря ладоням и пальцам.

И все же объятия кровати, столь мягкие и желанные, не могли продолжаться вечно: утро вступало в свои права, а с ним приходили обязанности и заботы. Совсем скоро явятся те, кто нуждается в его целительной магии, а значит, необходимо вставать и идти выполнять утренние ритуалы. Умыться в озерце, покормить Астру, поесть самому, достать и постелить свежую ткань для фосера, подготовить отвары... Даже если он теперь не столько жрец, сколько врач, его все вполне устраивало. Свет, послушный его воле, нес добро и радость, а более ни человеку, ни его стихии было и не надо.

Вздохнув напоследок, он высвободился из-под "одеяла" и, стараясь все делать осторожно, дабы не разбудить свою плюшевую подругу, выбрался на волю.

~

Как обычно, первые посетители пожаловали совсем скоро. Едва успев сделать завтрак своей ночной гостье: пара бутербродов и свежевыжатый сок местных фруктов, Халамру положил поднос на столик, предварительно подвинув его поближе к кровати, и, вновь стараясь производить как можно меньше шума, неспешно покинул спальный этаж.

Стук застал его, когда человек почти преодолел все ступеньки, заставив вздрогнуть, пусть он и ожидал нечто подобное. Едва слышно вздохнув, он придал себе обычный добродушно-сосредоточенный вид и быстро пересек комнату; что бы не происходило на уме мага-целителя сейчас, это не должно повлиять на его работу, ведь пони, стоявшие за деревянной преградой, рассчитывали на него. Прав на нервы и последующие за этим ошибки у него нет.

Решительно толкнув дверь, человек как обычно наклонил голову (лишь Селестия могла смотреть прямо в его глаза, остальные аликорны были немного ниже, а уж обычные пони — подавно) и поприветствовал троицу стоящих на пороге.

Серый пегас, малиновая земная пони и совсем еще маленькая бирюзовая единорожка, сидевшая на спине у мамы — все дружно улыбнулись и почти синхронно махнули копытами в ответ на аналогичный жест человека. Невольно умилившись жеребенку, буквально разинувшему рот от созерцания столь странного, не похожего на папу с мамой существа, хозяин избушки посторонился вбок, позволяя маленькой семье зайти внутрь.

— Скай Рок, — обратился жрец к жеребцу, а затем повернулся к его подруге, — вашего имени, миледи, я, к сожалению, не знаю.

— Здравствуй, человек, — пегас встал на дыбы и стукнул копытом в протянутый кулак, — позволь представить: моя особенная пони — Хидден Раби, и наша прелесть — Фелисса. Прости, что завалились всем табуном, — его голос постепенно приобрел извиняющиеся нотки, — просто Раби и Фели очень хотели тебя увидеть.

— Ничего страшного Рок, ты же знаешь, что я всегда не против новых знакомств, — жрец пожал плечами, и улыбнулся в ответ на широкую улыбку маленькой единорожки, — рад знакомству Фелисса, Раби, меня зовут Халамру, можно просто Хал.

— Очень приятно, — кивнула кобылка человеку, а затем повернулась к своему дитя, ласково толкнув ее носом, — дорогая моя, что нужно сказать дяде?

— Пливет! — тут же радостно откликнулась малышка, чрезвычайно довольная тем, что знала ответ на этот вопрос.

Привычным движением человек поднял сломанное крыло пегаса и начал понемногу растягивать, пока его владелец сдавленно не зашипел. Широким резким взмахом руки он остановил кобылку, чьи намерения подбежать к своему мужу были весьма очевидны, и зажег в ладони маленький светлячок. Призванная магия ощутила чужую боль, мелко-мелко завибрировала, а затем в одно мгновение высосала часть энергии из жреца, распухнув при этом в несколько раз.

— Не мешайте пожалуйста, миледи, иначе заклинание сорвется.

Шарик словно бы обрел разум: медленно выплыв из вмиг ослабевшей руки, он подобрался к поврежденному участку на теле серого пони и неподвижно завис, выжидая. Послушный разуму человека, шарик Света точно знал, куда ему надо двигаться, но без специальных подготовок — физической помощи со стороны мага, он бы наделал больше вреда, чем пользы.

Привычное недомогание — расплата за действенные чары, прошло весьма быстро. Все это время стоя привалившись к фосеру, жрец кое-как вернул себе равновесие и отправился к столику, на котором стояли уже готовые баночки с отварами. Одна бутылочка ему, одна — пациенту, хорошее болеутоляющее после магических обработок, оно значительно упрощало Халамру жизнь.

— Надеюсь, это не та противная пурпурная гадость, которую ты мне давал в прошлый раз? — подал голос пегас, извернувшись, чтобы взглянуть на человека, — о нет, я не буду это пить!

— Ты сам пришел ко мне, — хозяин избушки пожал плечами и протянул отвар пегасу, игнорируя его вялые попытки защищаться, — и поаккуратней, не сбей сферу крылом.

— Ты как дитя малое, Рок, — поддержала жреца кобылка, незаметно подмигнув ему, — не надо подавать плохой пример дочери.

— Не надо, — самым серьезным голосом подтвердила малышка, окончательно сломив сопротивление главы семейства.

Коротко вздохнув, он взял баночку, зажмурился и одним глотком испил содержимое, почти тут же шарик заклинания дернулся и буквально "впитался" в крыло. Послышался сильный хруст, затем вспышка: поврежденная конечность пегаса засияла желтым и на глазах двух удивленных пони, не очень понимающих, что происходит, раскрылась во всю ширь. Чары сделали свое дело, но расплатой за это стало сильное жжение по всему

телу, как у мага, так и у пациента. И если первый уже использовал "антидот", то второй... Зажмурившись, жрец вторил крылатому пони и залпом вылил в себя сваренную совсем недавно гадость, закашлявшись от жуткого послевкусия.

— И как ты можешь просто смотреть на это, — пегас потряс пустой склянкой, прекрасно осознавая, что испытывает сейчас целитель, — изо дня в день?

— Только когда какие-нибудь тяжелые травмы, крыло к примеру, или рог, — человек отмахнулся и достал из глубоких карманов два сахарных комочка, кинув один пони, а затем подумал и выудил еще парочку, вложив их в маленькие копытца единорожки, — магия попроще не такая требовательная, да и вообще: привык уже.

Пока организм серого пони осознавал, что с ним произошло, Скай неподвижно лежал на мягкой подстилке, с завистью в глазах наблюдая, как Раби, ловко орудуя длинным, не очень удобным ножом, разделывает принесенный ею пирог. По всей избушке, с легкостью перебивая устоявшийся запах трав, распространялся чудный вишневый аромат: кобылка явно умела готовить, и делала это очень хорошо, с душой: красивый узор на кулинарном изделии, изображавший солнце, был тому подтверждением.

И этот самый узор послужил своеобразным напоминанием жрецу, ключом, что открыл двери тщательно запрятанным на время переживаниям. Аккуратно завернув часть лакомства в платочек и убрав его на место, Халамру тяжело уселся на стул и мельком взглянул на солнце, вяло поднимающееся на небосвод. Селестия... Она поднимает светило, чтобы ее пони наслаждались днем, управляет страной честно, ведя ее к процветанию, отдает себя всю, но что получает взамен?

Щелкнув пальцами, жрец призвал еще один шарик, бледный-бледный, подернутый внутри светло-желтым туманом; тоненькая ниточка протянулась от него к крылу пегаса, все еще стоящему ровно, несгибаемо.

— Осталось немного, — задумчиво произнес целитель, оценив золотые вихри, что принялись вращаться внутри сферы.

"Ты так похож на мою сестру, — сказала ему Луна однажды, — тоже помогаешь всем, не требуя ничего взамен". Услышанная тогда, эта фраза не особо заботила жреца, но сейчас она вдруг заиграла новыми красками. Доселе для него сокрытая, принцесса дня была чем-то великим в глазах человека. Ее вечная улыбка, мягкий добрый голос, забота о нем, словно о малом дитя... На протяжении всей его новой жизни Селестия стала ему самым близким другом даже несмотря на то, что сама была верховным правителем этой земли, а он — лишь обычным, если можно так выразиться, жителем; и дружба развивалась так легко... Но почему же другие не могли поступить точно также?

~

— Луна, сестра моя, ты хочешь слишком многого.

Солнечная принцесса на этот раз не улыбалась, но и не гневалась. На ее мордочке застыло выражение абсолютного спокойствия, холодный взгляд был направлен вперед и чуть вверх, таинственным образом сплетаясь со взором бирюзовых глаз. Не готовая к разговору, поглощенная переживаниями, мыслями, что заставили ее сорваться и убежать ото всех, запрятавшись в этом уединенном месте, Селестия особенно сильно ощущала, как сложно будет избежать назревающего диалога и старалась смутить, запутать Луну, сделать вид, что все не так плохо, как кажется.

— Всего лишь объяснения, простые слова, — синяя пони улеглась, свесив передние ноги в ручей, — не пытайся обмануть меня, сестра, я слишком долго тебя знаю.

Удар был столь беспощаден, что самообладание — самая лучшая броня солнечной принцессы, служившая ей верой и правдой на протяжении долгих столетий, треснула в одно мгновение, обнажив светлую душу перед неодолимостью ночи. Селестия вздрогнула и опустила голову, более не в силах выдерживать лик сестры.

— Пожалуйста, не надо...

— Ты не имеешь права так говорить, — жестко произнесла синяя аликорн, — я прекрасно вижу, что у тебя появилась проблема, из-за которой ты стала вести себя странно.

— Она решаема! — вскинулась в слабой попытке защититься солнечная. — Решаема, и я ее решу.

— Я дала тебе время, но все осталось неизменным, а когда в твоей жизни появился Хал, стало лишь хуже. Дошло до того, что ты просто сбежала из дворца.

Голос повелительницы грез был спокоен, но за спокойствием ощущалась настойчивость, ранее неведомая для нее. Все это время она не переставала удивляться тому, на что, спустя тысячу лет сна на Селене, способна, хотя внешне этого не показывала, совсем как сестра до этого.

— Халамру ни в чем не виноват, — сказала белая аликорн тихо-тихо, так, что ее собеседнице пришлось напрячься, дабы расслышать, — напротив, я обретаю покой лишь рядом с ним. Он словно... словно развеивает весь негатив, вытягивает плохие эмоции, делает меня счастливой; он — единственный, кроме Твайлайт и тебя, кто так умеет.

Услышанное совсем не удивило Луну: лишь слепец не заметил бы, как сильно меняется ее сестра до и после визитов к жрецу. Обретая хорошее настроение перед наступлением вечера, она оборачивалась земной пони и покидала дворец, исчезая в сгущающихся сумерках; проходило время, солнце отправлялось на покой, уступая место величественной Селене, и лишь тогда, когда все пони уже пребывали в царстве снов, возвращалась, зачастую потерянная, грустная и замкнутая.

— Ты призналась, а это уже половина пути, Селли, — ночная пони взмахнула ножкой, прочертив в воздухе искрящуюся полосу, разбитую пополам, — покажи мне теперь, что тебя тревожит.

— Что толку открывать старые раны? — печально вздохнула Селестия, тяжело поднявшись из мягких, таких приятных вод, — ты все равно не в силах помочь, так зачем тебе знать это?

Желая закончить бессмысленный разговор, она попробовала было взлететь, но синяя магия, возникшая словно бы из ниоткуда, надежно спеленала белые крылья. Ее владелица, гневно блеснув бирюзовым взглядом, вошла в ручей и подошла столь близко к сестре, сколько позволяли нормы приличия.

— Отвергая помощь, ты, сама того не ведая, наносишь удары мне. Я чувствую всю твою боль, она перекидывается на меня! — жестко, но в то же время обиженно произнесла Луна, для наглядности топнув ножкой, подняв сверкающий веер брызг. — Взор твой настолько затуманен, что ты не видишь, как из-за тебя страдают другие?

— Другие? — сраженная, Селестия сделала шаг назад словно бы в страхе, — звездочка моя, что ты имеешь ввиду?

Она замерла, никак не препятствуя магии сестры, и уставилась на нее взором ужаса и мольбы.

— Я умолчу о тех, кто доверился тебе, и кого ты так поспешно бросила на приеме, — ощутив благодатную почву, младшая сестра немедленно перешла в атаку, собрав для этого все резервы, все факты, доступные ей, и эмоции, — стражники и служанки сбились с ног, стремясь тебя найти, по городу разлетелись пегасы-вестники, даже сам принц явился из теней; и все ради тебя, кобылы-эгоистки, убежавшей от своих проблем в какую-то тайную комнату. Что ты скажешь на это?

Все выпады достигли цели, разорвав пелену, застилающую лавандового цвета глаза. Сжавшись, будто температура вокруг резко упала, Селестия медленно опустилась на круп, раздавленная тяжестью собственных ошибок. Всю жизнь оберегая своих маленьких пони, она вдруг взяла и все исказила, поставив под вопрос то, к чему всегда стремилась.

— Я не думала...- лишь это смогла выговорить солнечная пони, ощущая, как осознание и сопутствующая ей вина накатываются волнами, омывая беспокойно трепещущее сердце, а после вздохнула обреченно, — ты права, мне нет прощения за такое.

С легкостью разбив оковы ночи, она расправила большие белоснежные крылья и, сопровождаемая удивленным бирюзовым взглядом, воспарила над водой, остановившись на мгновение, чтобы соткать рядом с сестрой яркий желтый шарик, подернутый внутри серой пеленой.

— Я слишком слаба, чтобы сейчас признаться лично, и, боюсь, не могу сделать это и впредь, а потому прошу, посмотри все сама.

Сказав это, она улыбнулась своей младшей сестре и исчезла в яркой вспышке, отправившись исправлять свои ошибки.

Грустно покачав головой, Луна встала и подтянула шарик поближе к себе.

— И все же, она сбежала...

Золотистая сфера обратилась в туман, лишь только рог аликорна коснулся ее, и в этом тумане отчетливо проявилась картина. Тронный зал, заполненный пони: они стояли в просторном помещении, образуя несколько небольших групп, и ожидали своей очереди. Их было немного, явившихся сюда, чтобы обсудить с принцессой важные проблемы, решить которые сами, своими силами, оказались не в состоянии.

Взор Селестии, от мордочки которой и повествовал нод памяти, плавно перемещался от пони к пони, пока стоящий перед ней аквамариновый единорог что-то говорил. Она не могла себя заставить сосредоточиться на нем и рассматривала других посетителей, привычно для себя отмечая различные мелкие детали. К примеру — невдалеке сидели пони, тесно прижавшись друг к дружке: северяне, в чьих традициях числилось и не такое; а раз северяне, значит, у них весьма важная цель визита. На мгновение белая аликорн решила пропустить их вне очереди, но тут же отбросила эту мысль: нельзя нарушать установленный ей самой порядок.

Но вот единорог договорил, постоял немного и, вняв неспешной ответной речи принцессы, вежливо кивнул, да был таков, а его место занял молодой земной пони. Как только взгляд Селестии упал на него, мир словно бы выцвел, следуя чувствам аликорна: на спине ее подданного сидела пегаска-жеребенок, уставившись на нее своими большими выразительными ярко-голубыми глазами.

Жеребец начал что-то говорить, но был остановлен легким взмахом закованной в золото белой ноги, которая, затем, указала на малышку. Та радостно подпрыгнула и спросила нечто такое, отчего мир значительно посерел и подернулся пеленой. После этого взгляд принцессы принялся метаться, словно загнанный зверек, остановившись лишь на ступенях к трону: она опустила голову.

~

Дело близилось к вечеру. Уставший человек сидел, откинувшись на стуле, и созерцал замысловатый путь небольшого светлячка, который метался по комнате, словно загнанный зверек. На данный момент свободный от своих обязанностей, ведь пони взяли за правило ходить сюда лишь днем, он просто наслаждался жизнью. Скоро светило коснется горизонта, сюда прилетит прекрасная белая аликорн, и тогда дела вновь напомнят о себе, но сейчас... Было бы неплохо решить вопрос с младшей принцессой, которая спала беспробудным сном всю ночь и почти весь день, совсем не думая возвращаться из мира грез. Несколько раз Халамру ходил к ней, чтобы убедиться, что все в порядке, но на все его аккуратные прикосновения пони отвечала лишь случайными взмахами копыт, да невразумительным мычанием, после чего частенько переворачивалась на другой бок и неизменно продолжала тихо сопеть. Пару раз ему, признаться, хотелось почесать ей синий, такой манящий животик, но осознание того, что перед ним лежит царственная особа, а не какой-то там питомец, сдерживало его железной хваткой; по той же причине Луна до сих пор спала, не потревоженная всерьез. Что ж, вскоре прибудет ее сестра и решит этот вопрос, а пока что оставалось лишь покориться судьбе.

Глубоко вздохнув, Халамру поймал шарик в кулак и кинул его в сторону окна; обиженно заискрившись, тот шустро уплыл наружу. "Может, прогуляться?" — посетила человека шальная мысль, и он тут же поднялся со стула, ведомый довольно-таки навязчивым теперь желанием. К тому же его маленькое заклинание, золотистая сфера, словно мячик брошенная на улицу, устроила там целый танец, дергаясь из стороны в сторону.

Прохладный воздух встретил его, радушно приняв в свои объятия. Поплотнее укутавшись с свой балахон, Халамру направился вдоль тропинки, по которой так часто ходила к нему Селестия. Начинаясь возле сокрытого среди деревьев озера, она чудно петляла, огибая даже такие незначительные препятствия, как простой булыжник, и оканчивалась прямо перед маленьким крылечком.

Шарик света послушно пополз вперед, подсвечивая дорогу своим переменчивым сиянием, и жрец последовал за ним, погруженный в раздумья. Навеянные событиями недалекого прошлого, они не раз заявляли о себе, но попытки эти были слабы, ровно до тех пор, пока человек, пусть и на время, не стал свободен от власти стен.

Что же такого увидела Селестия тогда, что не выдержала и улетела от проблем, впервые за тысячу лет? Сколько он знал ее, она всегда была спокойна, относилась ко всему с легкой улыбкой, даже рассказ о прошлой жизни Халамру, не самого лучшего образца детства и отрочества, вызвал только лишь сочувствующий взгляд, не более; да что там, солнечная пони не поддалась спасовавшему разуму и спасла Халамру жизнь в довольно экстремальной ситуации, не зная кто он и как устроен его организм! Верх самообладания, эталон, он не мог столь просто исчезнуть, оставив белую аликорн без прикрытия. Нет, за всем этим явно скрывалось нечто, какое-то событие, может, желание, мысли о котором разъедали внутреннюю гармонию принцессы.

А сможет ли он узнать об этом больше? В силах ли его? Даже у Луны, родной сестры, ничего не получилось, но... Человек — не пони, к тому же дружба, взращенная многими совместными вечерами, чего-нибудь да стоила.

Неожиданно, весьма ощутимый порыв прохладного осеннего ветра вывел жреца из раздумий. Остановившись, он с удивлением обнаружил себя на полянке, где не был доселе ни разу. Окруженная самыми обычными деревьями, из которых состоял окружающий хижину лес, она, тем не менее, не вписывалась в его картину; травы, более высокие и темные, слабо покачивались, направляемые едва заметными дуновениями. Причем делали это весьма хаотически: тогда как большая часть полянки подчинялась ветру, маленький ее кусочек словно жил собственной жизнью.

Магия света, небольшой светлячок, зазвенела и исчезла в слабой вспышке совершенно самовольно, погрузив окружение во власть сумрака: солнышко, опустившись довольно низко, не могло пробиться сквозь высокий зеленый барьер деревьев. Вздрогнув, жрец ощутил слабые отголоски опасности — умение, развитое в прошлой жизни, и попятился, стремясь избежать лишних неприятностей. Увы, слишком поздно: обернувшись, чтобы уйти восвояси, он чуть было не наткнулся на странное существо, похожее на аспида о двух рогах, снабженного весьма странными руками и ногами, словно бы отобранными у разных зверей и прикрученные к этому телу. Оно появилось внезапно, бесшумно, и застало таким образом человека врасплох так, что он даже забыл хотя бы положить руку на кинжал.

— Можешь меня не бояться, хотя, должен признать, твой испуганный взгляд весьма забавляет, — произнесло оно голосом, в котором сквозило веселье пополам с серьезностью.

Отпрянув, словно перед ним разверзлась пропасть, человек рефлекторно принял стойку боевого мага, но оружие по-прежнему не доставал.

— Ты умеешь говорить?

— Представь себе, — он щелкнул пальцами, волшебным образом убавив в росте, чтобы быть с собеседником на равных, — ты этот вопрос задаешь всем эквестрийцам?

— Нет, только... — слова сами вырвались на волю, но жрец вовремя спохватился, — откуда ты знаешь?

Хоть они и были теперь немного схожи, но доверия существо не вызывало, удерживая человека в напряжении.

— Мне положено знать многое, я ведь дух хаоса, как-никак, — он пожал плечами, — жрец Халамру.

"Дух хаоса?" Удивление стремительным потоком захлестнуло человека в короткой, неравной схватке потеснив настороженность. Он слышал о нем многое, из уст обеих сестер. Правивший ранее этой страной, Дискорд был побежден и заключен в камень, освободился и проиграл вновь, после чего проникся волшебством пони и, вроде бы, принял светлую сторону... Вроде бы — здесь ключевая фраза.

И что же теперь ему, Халу, делать?

— Почему же ты молчишь? — притворно-удивленно вопросил дух, — я думал, у тебя не так уж много времени, — на одной из его лап появились часы с десятью стрелками и он скептически их осмотрел, — примерно через десять минут твоя гостья соизволит проснуться.

Казалось бы, куда уж изумляться более, однако, у человека получилось.

— Моя гостья? Но откуда ты знаешь?

— Профессия обязывает меня ведать о многом также, как тебя — управлять целительной магией, и, — он поднял указательный палец правой лапы вверх, — я уже это говорил, между прочим.

По велению магии хаоса на полянке появились два стула, на удивление, вполне нормальные и удобные, что по достоинству смог оценить Халамру, неведомо как оказавшись на одном из них. Дискорд же устроился напротив, развалившись, словно сидел на троне, и закинул ногу на ногу.

— Итак, судьба оставила нам жалкие крохи времени, — степенно начал он, привычно щелкнув пальцами, в результате чего между ними неподвижно зависли песочные часы, — потому сразу перейдем к делу. Совсем скоро у нашей общей знакомой будет очень знаменательный день, о котором никто уже не помнит. Понимаешь, о чем я?

— С чего бы? — жрец уперся руками в подлокотники и привстал, но, увидев безразличие в глазах духа, решил все же не вести себя, словно ребенок, выдохнул и уселся обратно, — о чем ты хочешь мне поведать?

— Дай-ка подумать... — приложив правую лапу к подбородку, он принял позу мыслителя, а затем вдруг телепортировался, материализовавшись прямо перед Халамру и протянул ту же лапу с раскрытой ладонью, на которой красовалась маленькая плюшевая фигурка принцессы Селестии, — речь пойдет о ней.

Дух хаоса на то и дух хаоса, чтобы сбивать всех с толку, заставляя чувствовать несоответствие логики и фактов. Вот и сейчас Хал инстинктивно подался назад, чуть не упав вместе со стулом, после чего уставился на игрушку, преподнесенную перед ним.

— Смелее, мой юный друг, неужели, тебе это не интересно?

Интересно, еще как, вот только... какие цели преследует это странное создание, для исполнения которых оно прибыло в этот уголок страны и сейчас пытается что-то донести до человека?

— Насколько я знаю, — сглотнув, начал жрец, — ты с ней не в лучших отношениях...

— В лучших, худших... какая, в сущности, разница? — он пожал плечами, — никогда это не было поводом, чтобы не устроить большой сюрприз Милестии на день рождения.

— День рождения?!

— А ты не знал? — в свою очередь удивился Дискорд, после чего махнул лапой,- а, впрочем, это и не удивительно. Ее сестра была далеко отсюда, ну а я изображал статую, так что не мудрено, что за тысячу лет традиция немного подзабылась. Тем интереснее выйдет сюрприз, — воодушевленно закончил дух, взвившись к часам, — ну так что, ты согласен?

Сюрприз принцессе — звучит весьма заманчиво, что Халамру не мог не признать, однако, предложение Дискорда было таким, словно он — демон-искуситель, сбивающий людей с пути света; ни капли информации, лишь обнадеживающее предложение. Равно как и радость, сей "сюрприз" мог принести горе солнечной принцессе, внутреннее равновесие которой и так расшатано, а этого жрец допустить не мог.

— Я не хочу причинять вред своему другу, Дискорд, поэтому помочь тебе не могу, увы.

— Вред? — дух удивился, искренне на этот раз. — Я не замышляю ничего такого, клянусь вот этой штуковиной! — В его лапе появился какой-то ядовитый зеленый шарик, принявшись испускать тонкие нити-лучи, создавая ощущение миниатюрного солнца. Заметив недоуменный взгляд Халамру, уточнил: — нет, я не знаю что это за штука.

Небрежный взмах и шар улетел куда-то в сторону, скрывшись в листве.

— Тогда какие цели ты преследуешь? — проследив взглядом траекторию снаряда, не самую ровную, будто его кто толкал в полете, жрец удивленно хмыкнул, — ты ведь раньше был врагом принцесс.

— И что? — принял дух эстафету хмыкания, — сюрпризы и розыгрыши — вещи, несомненно, нужные, и какая-то там вражда не должна быть им помехой. К тому же, — он улыбнулся, — у нас сейчас более дружеские отношения.

— Это не отменяет того, что ждать от тебя можно чего угодно.

— Ты слишком подозрителен, мой юный друг, — Дискорд вновь взглянул на часы и нахмурился, — время бежит от тебя, но ты отворачиваешься, не отправляешься вдогонку, теряя столько возможностей. О чем это я? Ах да, — он поднял указательный палец вверх, — даю гарантию, Милестия это оценит точно; быть может, мой сюрприз даже поможет тебе разрешить некую сложную задачку?

Мир вокруг исказился, скрутился в воронку и пропал, а его место, спустя пару мгновений, занял другой. Другая обстановка, не деревья, но стены, мебель заместо кустов... И очень удивленная, заспанная мордочка синей аликорн.

~

Тогда как сам жрец перенесся мгновенно, его мысли, распуганные, не успевающие следовать обстоятельствам, еще не добрались до надлежащего им места, поэтому Халамру промолчал, чем еще сильнее вогнал ночную кобылу в ступор.

— Ты только что сам телепортировался, или я еще сплю?

— Нет, — он схватился за голову в тщетной попытке помочь несчастному разуму, — я тебе все расскажу, но чуть позже, хорошо?

Все еще находясь в растерянности, человек спустился вниз и поставил чашу Святого Пламени на положенное ей место, воткнув в нее свой кинжал. Вспыхнув тотчас, золотой огонь принялся танцевать на каменной площадке, распространяя вокруг себя волны тепла и света, погружая помещение в чудное царство домашнего уюта.

Созерцая волшебство своей стихии, Халамру впервые всерьез задумался о том, что предложил ему дух хаоса каких-то жалких несколько минут назад. Он вновь и вновь прокручивал разговор, состоявшийся на странной поляне, отмечая про себя многие моменты, что упустил тогда. Дискорд вел себя необычно, но вроде бы как и всегда, характерно для него самого: он напустил туману, в сердце которого, сокрытая, таилась суть требуемого от Халамру.

Покопавшись в одном из шкафчиков, человек извлек оттуда высушенные листья местного чая и опустил их в медный чайник, стоящий подле. Мимоходом бросив взгляд на принцессу, которая спускалась по лестнице, левитируя за собой до сих пор не тронутый завтрак, он кивнул ей, мол, еще пару секунд, и продолжил свое незамысловатое занятие, в процессе думая над событиями прошлого. Нацепив на чайник специальные рога, жрец водрузил его на чашу, дабы пламя могло облизывать посеребренное дно, и отправился за кружками: разговор за чаепитием всегда идет много проще, к тому же, весьма вкусный отвар помогает привести мозги в порядок.

Наблюдая за этим, Луна никак не могла понять, что же произошло, и это понемногу начинало ее волновать. Ее двуногий друг был словно сам не свой, его взгляд был пуст, как будто тело сейчас не слушало разум, но действовало по своей воле; к тому же, у повелительницы грез были вопросы относительно того, что случилось, пока она спала.

Очень соблазнительно смотрелись бутерброды, которые человек делал не так, как пони: хлеб, пропитанный чем-то вязким и вкусным, был словно ящичек, внутри которого таилась начинка. До сих пор помня рекомендацию есть его перевернутым, ведь: "Так вкуснее, как мне сказал один знакомый", — принцесса неизменно улыбалась... Закрыв глаза и успокоившись, она поставила еду на столик и уселась на низкий широкий, сделанный специально для них с сестрой, стул, напустив строгость на свою мордочку.

Чашка с ароматным содержимым опустилась перед ней, заставляя трепетать в предвкушении, но так просто победить все возрастающее любопытство было ой как непросто — взгляд бирюзовых глаз был по-прежнему строг.

Впрочем, он мало что сейчас значил для Халамру, который был сбит с толку чередой странных неожиданностей. Вроде бы он лишь гулял, как вдруг оказался на необычной поляне, встретившись с духом хаоса лицом к лицу, после чего тот ошарашил его раз, второй, а затем и третий; смысл последнего добрался до разума только сейчас. "...Поможет разрешить некую сложную задачку".

Но почему дух столь быстро прервал их диалог? Неужели из-за спящей принцессы?

— Халамру, скажи хоть слово, — мягко вклинился в поток его мыслей голос аликорна, вынуждая вернуться к реальности.

Вздрогнув, он обратил взор на свою гостью, задержавшись на синей мордочке, словно бы ответы на вопросы были скрыты в кобыле.

— Я разговаривал с Дискордом, Луна.

Теперь наступила очередь повелительницы грез удивляться, она даже изящно изогнула бровь в истинно королевской манере, желая продолжения.

— Рано или поздно сие должно было произойти, друг мой, ведь ты совсем не похож на пони, а наш общий знакомый весьма любознателен. — Отпив немного чая, принцесса обнаружила перед собой кусочек пирога на платочке и позволила себе улыбнуться. — О чем шла речь между вами, если не секрет?

— О твоей сестре, Лун, — жрец невесело усмехнулся, — и я, дурак такой, не подумал порасспрашивать его побольше.

— О Селли? — сделав еще глоток, она кивнула, отмечая неплохой вкус напитка, — и что же на этот раз он решил сотворить?

— Я не знаю. Дискорд сказал — сюрприз. Сюрприз для Селестии, — поправился жрец. — А еще дополнил, что это поможет нам разрешить нашу проблему.

Следующие пару секунд человек наблюдал поистине чудную картину, как у принцессы сами собой широко распахиваются глаза и натурально отвисает челюсть. Она даже забыла, что сейчас надо было делать, поэтому чашка, окутанная синим сиянием, пролетела мимо рта, неподвижно зависнув чуть сбоку.

Зрелище было столь забавным, что впервые за все время на лице Халамру заиграла улыбка.

— ... о которой я, к сожалению, ничего выяснить не смог.

— Но ты ведь шутишь? — первая фраза, произнесенная после паузы, во время которой повелительница грез пыталась справиться с собой. — Чтобы Дискорд, да безвозмездная помощь?

— Я понимаю еще меньше, чем ты, — парировал человек, — нет, здесь не звучали шутки.

— Но ведь это же... Дискорд? С чего бы ему помогать кому-то? Разве что случайно...

Нахмурившись, ночная пони опустила голову, задумавшись над нежданно возникшим вопросом.

Предпочитая молчать, оставив думы той, кто разбирается в проблеме лучше его, Халамру лишь вздохнул и достал из кармана яблоко — подарок, принесенный кем-то из его посетителей. Яблоко было, о чудо, ярко-желтого, можно сказать, золотого цвета, и когда человек собрался было вонзить в мягкую плоть острые зубы, он вдруг замер, плененный одной мыслью.

— Луна, а ты не боишься, что Селестия тебя застанет здесь?

— Нет, человек... — она вскинулась, встряхнув звездной гривой, — да и с чего бы?

Ну как бы ей объяснить... Наверное, это ведь синяя аликорн сбежала, не появляясь во дворце весь день и всю ночь? Причины, конечно, были ясны, да и вообще неведомо, кто от кого прячется, но они же все-таки сестры, правительницы к тому же, и эта их жизнь порознь — суть плохо.

— Ты в бегах, насколько мне известно.

— Ах это, — аликорн подарила ему улыбку и подмигнула, — я вернусь во дворец сегодня же, вновь попробую разузнать что-нибудь. Неужели ты полагал, что я, такая глупая, собираюсь издеваться над Селли, добавляя еще боли в ее сердце?

Выставив руки перед собой в защитном жесте, жрец шутливо попятился, чуть не свалившись со стула.

— Столь вопиющая несправедливость твоих суждений ранит меня, принцесса, — он усмехнулся. — Я лучшего мнения о тебе и знаю, что ты желаешь сестре только хорошее; но именно поэтому, ведь мои чувства к вам схожи, я тебя и спросил.

— Мне это было ясно сначала, уточнять не стоило, — Луна кивнула, — спасибо тебе, Халамру, за заботу, но наша с Селли встреча действительно произойдет чуть позже.

Рог ее вдруг обернулся синим мерцающим туманом, под стать гриве и хвосту, и ярко-ярко засветился. Человек машинально прикрыл глаза рукавом, запоздало подумав, что сейчас свершится нечто необычное, и внутренне напрягся. Раздался тихий, на грани слышимости, звон и помещение озарила серебристая вспышка, после чего свечение угасло столь же быстро, как и появилось.

— Селена вновь взойдет над Эквестрией, — гордо произнесла аликорн, обращаясь словно бы ко всему, что ее окружало, устремив затем взор на человека, — настало время мне тебя покинуть, хотя, признаться честно, есть множество интересных, но незатронутых тем, которые следовало бы обсудить.

Синий туман принялся окутывать ее тело, делая повелительницу грез похожей на плюшевую игрушку.

— Так скоро? — жрец подарил кобыле грустный взгляд, будто говорящий: "Не уходи!"

— Я вынуждена, друг мой, прости, — она легко мазнула его крылом по лицу, что можно было бы приравнять к поцелую в щеку, — постарайся разговорить Тию, я верю в тебя всем сердцем.

~

Дверь, жалобно скрипнув, отворилась, впуская в избушку долгожданную гостью, щеголявшую в этот раз красивым расписным шарфом, да небольшой накидкой, обвязанной вокруг шеи и закрывающей все тело. Привычно осмотревшись, так, на всякий случай, она преобразилась, со вздохом облегчения развернув красивые белые крылья.

— Халамру? — негромко позвала Селестия, устремив взор на лестницу, — ты тут, друг мой?

Тишина послужила ей ответом. Немного удивленная, а еще заинтригованная, она прошла вглубь помещения и остановилась возле фосера, на котором стояла потухшая чаша Святого Пламени. Кинжал отсутствовал и нечему было излучать огонь; хмыкнув про себя, аликорн подвесила над хладным камнем шарик своей магии, блеклый, едва освещающий все вокруг, и села прямо на пол, опустив голову. Пока человека нет, у нее есть время подумать.

В это же время Халамру, ругая пухлые темные тучи, которые решили вдруг излиться на землю, быстрым шагом возвращался в свою обитель. Полный надежд, он вновь отправился той же тропой, но его постигла неудача: то ли просто ошибся, то ли Дискорд не желал с ним пока что разговаривать; в любом случае, пришлось идти домой ни с чем. Это очень сильно огорчило человека, делая его столь же хмурым, как и погода.

Каково же было его удивление, когда он, промокший, злой, добрался до желанной избушки и увидел в ней свет. Мгновенно насторожившись, жрец тихо подкрался к окошку, оберегаемый шумом разбивающихся о кров капель, вгляделся внутрь... И практически сразу же облегченно выдохнул: это была его белая подруга, ключ ко всем переживаниям человека, сидящая возле потухшей чаши. Невольно улыбнувшись, Халамру, не таясь более, спокойно подошел к двери и протянул руку, схватившись за резную ручку.

"Но почему она выглядела так разбито?" — мысль, вдруг посетившая человека, заставила его ненадолго замереть. Тревожный холодок тронул сердце, когда он вспомнил, совершенно случайно, мысли Луны, прозвучавшие во сне-воспоминании: "Покидала дворец нормальная, возвращалась потерянная". Не до конца осознавая всю суть этих слов, он сейчас воочию убедился в их правильности, а также в том, что его общество на самом деле значит для белой аликорн.

Но отступать, пасовать перед проблемой, было поздно, да и нечестно это по отношению к той, кто с чистым сердцем называет человека своим другом даже несмотря на то, что он — единственный в своем роде и вовсе не похож на пони. Поборов сомнения, Халамру нацепил на себя улыбку и решительно нажал на ручку двери.

Ушки пони беспокойно дернулись, когда до них добрался скрип не смазанных петель; она слабо вздрогнула и выпрямилась, вмиг выбросив все грустные мысли из головы.

— Да не угаснет свет на пути твоем, — послышалось знакомое, и принцесса улыбнулась, повернув мордочку к человеку.

— Я рада видеть тебя, Хал, в добром здравии, — ответила она в своей обычной манере, без тени грусти, что ей владела, но скрыть эмоции у нее в этот раз не вышло: жрец все уже знал. Однако, идти напролом было бесполезно, да и не хотелось этого Халамру вовсе.

Сопровождаемый взглядом лавандовых глаз, он подошел к чаше и вставил в нее кинжал, тут же одернув руку. Золотое пламя весело вспыхнуло, озарив полутемное помещение мягким сиянием.

— Не подсобила мне в этот раз погода, — вздохнув, поведал жрец, снимая с себя промокший плащ, на котором был вышит золотой круг, — ты не замерзла, пока шла сюда?

— Вовсе нет, — аликорн забавно наклонила голову вбок, — спасибо за заботу.

Далее в молчании они занялись каждый своим делом: человек подвешивал плащ на сушилку, одиноко стоящую возле лестницы, а Селестия же наблюдала за ним неотрывно; ей нравилось, как друг ее необычно действует, весьма ловко управляясь со всякими мелкими деталями, будь то застежки, или мелочь, выпавшая из карманов. Незаметно для хозяйки, ее мысли начали сворачивать к поиску плюсов и минусов тела Халамру, если сравнивать его с пони. Более ловкий, правда, слабый, не обладает хоть какой-нибудь магией, которую используют пони, но при этом превосходный целитель... Его характер был своеобразен, не замутнен всякими образами, как водилось у ее подданных, однако, был несколько своенравен и необычен: даже зная, что она — принцесса Эквестрии, жрец не переставал называть ее "поняшей"; и переучивать его не хотелось вовсе.

Интересно было бы взглянуть на него, если бы человек вдруг стал жеребцом. Ммм... и сделать его стражником, чтобы всегда был возле нее, что уберет проблему огромного расстояния между ними. Каков бы он был тогда? Как бы он смотрел на других пони, и на нее?

Ощутив вдруг теплую ладонь на своей шее, Селестия несознательно потянулась к ней и мечтательно улыбнулась, прикрыв глаза.

— К сожалению, я не могу освободить фосер, поэтому с ритуалом "очищения" придется повременить, — раздался тихий голос Халамру над самым ухом, — ты не против, Ти?

— Нет, — также тихо ответила она, наслаждаясь приятными прикосновениями, — я понимаю.

Жрец честно признавался, что гладить пони для него было самое обычное дело, ведь все четвероногие — словно бы питомцы для него, но даже чувство, будто ты — зверушка, не сподвигло принцессу хоть как-то сопротивляться; лишь одно существо в этом мире позволяло себе столь близкий контакт, особенно ценный для одинокой аликорн, и отвергать его — было бы глупостью.

— Тогда, во искупление, позволь я угощу тебя чаем?

С таким предложением аликорн не могла не согласиться. Встряхнув головой, чтобы поправить гриву, она кивнула и поднялась на все четыре, проследовав к столу. Стул, сделанный специально для пони, одиноко стоял в углу, поэтому Халамру направился сразу к нему, движимый желанием поухаживать за гостьей, но та, как обычно, притянула мебель к себе магией и улыбнулась в ответ на удивленно приподнятую бровь. Хмыкнув, человек развернулся и направился к шкафчику, наполненному всякими сборами трав.

— Хорошо вам, пони, с магией, — сказал жрец, вытягиваясь на носках, чтобы ухватить нужную баночку с самого верха, — управлять предметами на расстоянии, телепортироваться по желанию... Я тоже так хочу.

— Пробуй, учись, и у тебя обязательно все получится, — уверила его пони менторским тоном, — ты итак уже умеешь немало, и даже обладаешь уникальными способностями, которые не даны моему народу.

— Уникальными... — он вздохнул. — Для меня даже самый простой телекинез — чудо, в которое я бы раньше и не поверил; по сравнению с ним вся моя магия — что-то мелкое, крошечное.

— Ты не прав, друг мой, твоя "крошечная магия" способна исцелять также хорошо, как врачи из лучших госпиталей Эквестрии.

Поставив чайник над пламенем, жрец вернулся к принцессе и сел за стол, аккурат напротив нее, положив голову на сцепленные пальцы рук.

— Спасибо за комплимент, Ти, но я и вправду посредственный маг. Были у меня попытки научиться приподнимать что-нибудь силой мысли, однажды даже под надзором одной единорожки, но все они одинаково провальны. Ну не могу я это сделать, и все тут.

— Но научиться хочешь, ведь так?

Человек согласно кивнул, уставившись в прекрасные лавандовые глаза. Небольшая хитринка промелькнула в них, тут же сокрытая, но он успел ее заметить.

— Тогда может... — аликорн запнулась на мгновение, обдумывая то, что хочет сказать, — ...может отправишься со мной во дворец? Думаю, я смогу уделить пару часов тренировкам, или же позову кого-нибудь из школы для единорогов.

— В этом нет большой необходимости, моя принцесса, пока что меня и собственные руки выручают.

Сказав это, Халамру заметил тень грусти на белой мордочке, и лишь только после этого до него дошло, что он сделал. Она, по-видимому, хотела побыть с ним подольше, а человек просто взял, и развеял ей эту возможность. Ляпнул, не подумав...

— Это зря, друг мой, — как ни в чем не бывало продолжила Селестия, вновь и опять скрывая свои эмоции под добродушной улыбкой, — новые умения еще никому не помешали.

Человек оставил эту реплику без ответа, пристально вглядевшись в глаза пони. "Почему же ты скрываешься от меня, но желаешь, чтобы я был ближе?" — мысль, что отражалась в его взгляде, заставила принцессу вздрогнуть и немного сжаться, ощутив себя виноватой.

— Селестия... — медленно произнес Халамру, ощутив, что настал момент. "Сейчас, или никогда".

Улыбка разбилась вдребезги; неотвратимое приближалось, и у белоснежной аликорн уже не было ни сил, ни желания сопротивляться. Единственный уголок спокойствия, эта тихая лесная обитель, только что исчез, когда она не смогла закрыться от человека...

— Прости, друг мой, — кобыла сникла, опустив голову, — я не должна была вести себя так...

— Расскажи, — мягко перебил он ее, не дав договорить, — позволь мне узнать.

Встав и обойдя стол, жрец нежно взял переднюю ногу принцессы в ладони и поднес к своей груди. Пусть он так делал только для того, чтобы успокаивать лишь жеребят, пусть жест этот может быть истолкован аликорном неверно, но сейчас он был замечательно подходящим, теплым, показывающим все то дружеское отношение к принцессе, которое ей было так необходимо.

— Халамру... — тронутая, она не могла более вымолвить ни слова. Барьер, поставленный вокруг сердца ее, рассыпался, выпуская истинные чувства и эмоции наружу. Не выдержав их напора, кобыла, к своему великому стыду, тихо заплакала.

Пони были очень милыми созданиями, и человек не мог спокойно смотреть, как они грустят: это задевало его добрую сущность, заставляло сделать хоть что-то, лишь бы все вокруг были счастливы. Эффект проявлялся особенно ярко, когда он видел слезы, и утроился сейчас, ведь слезы те принадлежали его близкому другу. Растерянный, Халамру осторожно притянул кобылу к себе, обняв за шею также, как недавно обнимал Луну, надеясь, что это подействует вновь.

Будто специально, погода подстроилась под ситуацию: дождь забарабанил по крыше с удвоенной силой, заглушая тихие всхлипы пони; за окном стало еще темнее, когда солнце, бросив на землю несколько прощальных лучиков, опустилось за горизонт. Ощущая то же самое и у себя в душе, Халамру принялся рассеянно гладить свою гостью по шее, ощущая под своими руками бархатистую белую шерстку. Ему очень не хотелось лишать и себя, и Селестию их обычной жизни, но с другой стороны он понимал, что рано или поздно, это произойдет.

— Халамру, я... — она тихо всхлипнула, — я не могу рассказать тебе этого, это слишком больно.

И это действительно было так. То, как принцесса вжалась в человека, словно бы боясь отпустить его, потерять, говорило о многом... Но, к сожалению, не о всем.

— Все станет лишь хуже, пока ты держишь это в себе, Ти.

Совсем неподалеку, спрятанные под покровом невидимости, среди кустов сидели и наблюдали за происходящим два существа. Оба они знали боль солнечной пони, оба желали помочь, каждый по своим причинам, но оба же не ведали как... ну, почти не ведали.

На самом деле Луна никуда и не уходила, желая убедиться, что у Халамру что-нибудь да получится, а Дискорд просто составил ей компанию, молча свернувшись кольцом рядом с ней. Пройдя сквозь дружбу и предательство, обретя настоящих друзей, дух хаоса стал осознавать много больше, чем раньше, и конечно же сразу вошел в положение аликорн, жившую целую тысячу лет окружавшим ее народом, но в полном одиночестве.

— Как думаешь, он справится? — тихо произнесла ночная пони, смотря, как ее сестра что-то говорит, сидя в кольце рук человека, словно маленький жеребенок.

— Иначе бы он тут и не появился.

Взяв небольшую паузу, Луна кивнула, но затем, обдумав его ответ, удивленно повернулась к духу, уставившись на него, словно на привидение.

— Нет-нет, я тут не причем, — замахал он лапами, — человек оказался здесь сам.

Аликорн нахмурилась.

— Честно, — предчувствуя надвигающуюся бурю, пролепетал он, — почему ты на меня так странно смотришь?

— Эх, Дискорд, Дискорд, — покачала головой пони, — потому что вечно ты говоришь странные вещи, которые вдруг оказываются правдой.

Отвернувшись, она положила голову на передние ноги и продолжила тихо наблюдать, оберегая в сердце надежду.

— А ведь он и вправду тот, кого так отчаянно не хватает Милестии, — поведал странную истину Дискорд, извернувшись так, чтобы их головы оказались на одном уровне, и заглянул в глаза принцессе.

Его ожидания не были обмануты, небольшой сюрприз удался: Луна вздрогнула, словно ее хлестнули по крупу, и резко встала, повернувшись к духу всем телом. Она возвысилась над ним, словно утес над приливом.

— Дискорд! — прозвучало обиженное. — Ты либо говори все как есть, либо вообще молчи. Хватит с меня и Хала того, что мы сейчас мучаемся в неведении относительно твоего "великого плана", который ты предлагал ему давече.

Исчезнув безо всяких эффектов, дух переместился кобыле за спину и, в своей обычной манере, заговорил ей прямо на ухо:

— Неожиданность и удивление — важнейшие составляющие сюрприза, без которых пропадает весь интерес, — тут же исчезнув вновь, он вернулся на свое первоначально место, пару мгновений наслаждаясь тем, как пони дезориентировано вращает головой, — но так и быть, для тебя я сделаю исключение, если ты будешь хранить все в тайне...

— Клянусь Селеной, — раздраженно произнесла она, уперев взгляд в драконоподобное тело, — а теперь, неуловимый ты мой, будь так добр, посвяти меня во все это.