Пони, которая никогда не смеялась
X. Откровения двух пони
А здесь играет легкая понификация песни Dido — sand in my shoes
...Не обязательно жить по какому-то строгому распорядку. Не обязательно следовать велению толпы и слепо повторять одни и те же операции. Пони – это не какие-нибудь роботы, жизненная система которых ограничена повторением определенных команд.
Но существует только одна маленькая поправочка, которую сделала древняя магия Эквестрии, чтобы определить для каждого пони его место под солнцем. Кьютимарка. Отметка, которая подчеркивала особенный талант её обладателя.
Но способна ли она определить судьбу пони на всю жизнь? Нет, вряд ли.
Кьютимарка, которую Кросс получила много лет тому назад, говорила достаточно. Это был не просто красный крест, который можно встретить у большинства пони, призванных в запутанный и сложный мир медицины.
Крест и расправленные крылья.
Ред Кросс. Врач-крылопатолог. Казалось бы, её кьютимарка должна была прочно привязать внимание Кросс к изучению пегасьих крыльев. Но всё оказалось не так просто. Да, она любила свою работу. Любила так сильно, как только могла, и самым большим горем для неё было бы лишиться работы из-за пристрастия к морфию.
Но иногда кьютимарка отображает другую сторону пони. Стоит ли ожидать, что за крыльями и крестом стоит что-то большее, чем лечение крыльев?..
Скажем так — моя метка была предопределена с тех времен, когда я фанател от рассказов про Дэринг Ду, мечтая рано или поздно написать что-то собственное, оригинальное. Что-то такое, что прославит меня. Я получил кьютимарку-книгу, и, если честно, доволен своей судьбой. И вряд ли бы я захотел что-нибудь взять и изменить в своей жизни.
А вот Ред своими поступками показала, что суть кьютимарки не может быть раскрыта в полной мере. Любую, даже самую банальную отметину мы можем интерпретировать по разному. И пони, которая получила определенный талант, может стать носителем множества иных добродетелей, о которых мы и догадываться не смеем.
Почему я изложил всё это в такой странной манере? Чтобы вы поняли наконец, что кьютимарка не способна ограничить жизнь пони. Её счастливый обладатель волен сам выбирать свою судьбу.
Хотя, возможно, что самые счастливые из нас те, кто еще по своей молодости её не получил.
…А где-то далеко, в Кентерлотском Замке, Селестия и Луна меняют цикл дня и ночи. Солнце медленно начинает закатываться за горизонт, уступая дорогу для ночного савана своей темной подружки. Небо окрашивается в лазурные цвета, сливаясь с приходящей темнотой. Золотой свет, идущий откуда-то издалека, освещает дорогу для двух уставших после насыщенного дня пони.
Кросс чувствовала легкий ветерок, проникавший через её мягкую шерстку. Пегаска невольно вздрогнула и посмотрела на Шайнблизз.
На протяжении целого дня, полного неожиданных открытий и приключений, Ред видела в ней не очередную пациентку, которой была нужна её помощь. И не подружку, которой нужно было показать всю жизнь настоящей Эквестрии – места, где балом правят дружба и любовь.
Может быть, впервые в Кросс возобладали именно материнские чувства. Стремление оберегать и защищать маленькую пони только потому, что в ней есть частичка тебя. Но за такими мыслями не было ничего, кроме разрывающей душу печали.
Печали от того, что самый лучший день подходит к концу.
…Пару лет тому назад, холодною порой…
Шайнблизз открыла глаза. В комнате было темно. Но одинокий свет, падающий из чердачного окошка подсказывал ей, что уже наступило утро. Маленькая единорожка медленно поднялась из кровати, устало зевая.
Она разожгла лампу и её комната озарилась неярким красным цветом. Мама строго запрещала ей делать это, утверждая, что для занятия магией свет можно зажечь и без помощи электричества. Но сегодня у Шайни был выходной. Не совсем запланированный…
-С днем рождения, Шайни! – дверь раскрылась. На пороге стоял её брат, Хорн Глори. Он был темно-бордовым единорогом с короткой красной гривой, как у его матери. Но в остальном он почти полностью походил на отца, память о котором у Шайни была довольно смутной. Она уже не помнила его лицо, и память подогревала только небольшая фотокарточка в семейном альбоме – отец не очень любил фотографироваться.
Хорн Глори, в отличие от старшего брата, Баунда Глори, не был таким уж особенным затворником. Да, он очень успешно осваивал магическое искусство, однако не был погружен в него целиком. Ему не часто приходилось разговаривать с Шайни – он подолгу учился на подготовительных курсах, чтобы поступить в школу для одаренных единорогов. Но он был добр с ней. И судя по всему, был её С.Б.Л.Д.Н. – «Средним братом – лучшим другом навеки».
-У меня для тебя подарок есть.
-Правда? – Шайни не улыбалась. В её семье это было как-то не принято. Никакого повода для веселья у них никогда не было. Все работали, все учились, все были заняты.
-Ну да, — его рог замерцал лиловым. В комнату влетела небольшая бархатная шкатулка.
-Надеюсь, тебе понравится. И это… мама сейчас в кабинете отца. Сказала, чтобы ты к ней подошла.
Шкатулка легла на тумбочку Шайнблизз, немного потеснив стопку из нескольких томов «Систематизированной магии». Хорн пошел дальше.
Раз уж мама сказала – нужно идти. Шайни была послушной маленькой пони. Но подарков мама ей не дарила. Таких особенных, какие ей дарит Хорн, уж точно. Так что она может немного подождать.
«Она маленькая, а значит, книги в ней нет», — облегченно подумала она. Маленькая единорожка быстренько раскрыла шкатулку и замерла, не веря своим глазам.
В шкатулке лежала небольшая серебряная цепочка с небольшим кулоном-сердцем. На его обратной стороне было выбита надпись «Шайни от Х.Г.»
Шайнблизз очень хотела улыбнуться. Правда. Такая забота со стороны среднего брата её очень радовала. Но крик матери вернул всколыхнувшиеся чувства маленькой единорожки на место. Она отложила шкатулку и спустилась вниз.
…Она никогда не знала, что день рождения празднуют. В смысле, вообще. Для неё это был обычный серый день, как и сотни других серых дней. Одно только радовало ей душу – сегодня не придется ничего учить. Можно будет посидеть дома и хорошенько отдохнуть.
Её мама сидела на тахте и читала письма, притягивая их к себе с помощью магии. Похоже, что она только-только пришла с улицы, о чем говорил снег, скопившийся на полах её лазурно-голубой мантии.
-Привет, мама, — безразлично сказала ей Шайнблизз. Она на секунду отвлеклась и бросила ей:
-Собирайся.
-Мы уходим?
-Да. Оденься и жди меня в коридоре. Я скоро подойду, — сказала она, поднимая магией перо и обмакивая его в чернильницу. Прежде, чем единорожка ушла, она нанесла свою размашистую подпись на пергамент и посмотрела на огромные часы. Они показывали половину девятого.
Зима в Кентерлоте. Снег кружился в легкой метели, осыпая редкими снежинками теплую одежду Шайнблизз и её мордочку, на которой уже появился легкий багрянец от холода. По городу бродили пони и единороги, занятые своими делами.
Шайнблизз оглянулась и заметила небольшую группку из маленьких единорогов, которые столпились около кондитерской. Её взгляд заметила мама, поэтому единорожка быстро отвела взгляд от витрины.
Но к её немалому удивлению, мама повела её туда. Маленькие единороги расступились перед ними, и она чувствовала на себе их завистливые взгляды. Раскрылись огромные двери, и перед малюткой Шайни предстал огромный зал, освещаемый золотой люстрой.
В кондитерском магазине стоял легкий запах карамели. Лотки просто ломились от всевозможных сладостей, искусно приготовленных одним из лучших кондитеров Эквестрии. Здесь было очень много народа. Многие стояли у витрин, делая покупки, а кто-то сидел за столиками, поедая сладости и переговариваясь с друзьями.
К ним подошел земной пони-швейцар.
-Вы миссис Глори, да? – её мама кивнула. Швейцар проводил её до одного из столиков, убрав от него табличку «Заказано». Когда она и Шайнблизз подошли к нему, к ним уже спешила молодая белая единорожка-официант.
-Добрый день, что будете заказывать? – она вопросительно посмотрела на маму Шайнблизз, развернув перед двумя кобылками с помощью магии коричневую папочку с меню. Миссис Глори посмотрела на Шайнблизз.
-Выбирай, — просто сказала она ей.
Шайнблизз ознакомилась с меню. Ассортимент предлагаемых здесь сладостей был внушающим. Пробежавшись по нему, она попросила кусочек вишневого торта.
-Хороший выбор. Миссис Глори?
-Мне только чай. Без сахара,- сказала она. Папка захлопнулась. Пони побежала выполнять заказ.
Через несколько минут пони-официантка с помощью магии пододвинула к ним тарелку с вишневым тортом и чай в фарфоровой чашке. Шайнблизз посмотрела на торт. И на ложку, которая прилагалась вместе с тарелкой.
Жестокая ирония – ложка для пони, которая не умела колдовать. Маленькая кобылка посмотрела на свою маму. Она тяжело вздохнула.
-Ешь как хочешь, — и её рог загорелся, поднимая кружку с чаем.
Они не разговаривали. Даже здесь взрослая кобыла была погружена в работу. Она подписывала какие-то письма и документы, которые всегда держала в своей сумке. Заметив, что её дочка доела торт, она сложила их в сумку, допила чай и пошла в сторону выхода. Шайнблизз последовала за ней.
Оказавшись на улице, они не пошли домой. Вместо этого мама сказала ей идти за ней. Они обошли заметенную снегом площадь, которую уже убирали дорожные работники, и остановились возле большого белоснежного здания с красным крестом на вывеске.
«Кентерлотская Королевская больница»
-За мной, — приказала ей мама. Она и Шайнблизз вошли в здание.
В отличие от филигранно обставленной кондитерской, клиника была простой и невыразительной. Сплошные белые стены, несколько кушеток и ощутимый запах лекарств. И очень много пони в белых халатах.
Мама приказала ей ждать здесь. Через несколько минут к ней подошел единорог в белом халате.
-Миссис Глори, я — доктор Кидни,- представился он, — пройдите в мой кабинет, обсудим все детали.
…Где-то через полчаса они вернулись. Мама подошла к ней и сказала, что она, Шайнблизз, должна на некоторое время остаться здесь, на попечении у доктора Кидни. В голове маленькой пони ютился вопрос, но строгое воспитание взяло своё – он так и не был задан матери. Шайнблизз только кивнула.
Взрослая кобыла пошла к выходу. И, когда она распахнула магией двери и пересекла порог клиники, услышала только тихий голос Шайнблизз:
-Спасибо, мам.
Дверь захлопнулась.
-И на этом всё. Потом я ездила по разным клиникам, но в этом нет ничего интересного.
-Согласна,- кивнула Кросс.
Они вместе сидели у того самого дерева в парке, где Шайнблизз в первый раз спустилась в свои темные воспоминания. Пегаска смотрела на закатывающееся небо, обдумывая свои следующие слова.
-Знаешь, Шайни… это дела прошлого. Твоего прошлого. Но вся суть таких воспоминаний в том, что их хочется забыть. И как можно быстрее. Иначе они всю жизнь на тебя давить будут.
-У всех есть такие, — просто ответила она.
-У меня их просто навалом, — заметила Кросс, — я же говорила тебе, что сама врач? Так вот: у всех моих больных плохое прошлое. Или настоящее. В моих силах сделать так, чтобы у них было хорошее будущее.
-И я тоже твоя пациентка? – спросила маленькая пони.
-Не-а, — Кросс улыбнулась ей, — ты же не больная. А я больше не врач.
-А как же твоя кьютимарка?
-А, это… — Кросс посмотрела на свой бок, — ну, моя дорогая, это не показатель. Как ты думаешь, что она означает?
-Ну, это красный крест и крылья. Ты пегас, и лечишь пони, да?
-Тоже вариант, — кивнула она,- но у неё очень много разных вариантов. Моя специальность — болезни крыльев.
-Варианты? А разве они есть? – спросила Шайнблизз.
-Ну конечно! Кьютимарка определяет состояние души, а не профессию. Перед тем, как… э… заболеть, я лечила не крылья.
-А что ты делала?
Кросс задумалась. И честно ответила:
-Я лечила души.
-Души? Как можно вылечить душу?
-Ну… саму душу, может быть, и нельзя. Многие мои пациенты болеют очень странными болезнями. Знаешь, это не какая-нибудь ерунда вроде простуды или боли в копытах. Каждая из таких болезней – настоящая загадка и проявляется у разных пони по разному. Когда кто-то делает что-то нехорошее – ничего страшного, такое со всеми бывает. Но вот когда он не может дать отчет своим действиям и поступкам – это очень плохо, потому что такой больной непредсказуем и очень опасен. Хотя и нельзя его винить за то, что его здоровье оборачивается против него же самого.
-А за что ты получила свою кьютимарку, Кросс? – спросила Шайни.
Кросс улыбнулась.
-Хороший вопрос, — сказала она,- я была примерно твоего же возраста, когда мне пришлось оставить свою маму в Филлидельфии.
-Ты… тоже росла без родителей? –Шайнблизз удивилась. Таких подробностей о жизни Кросс она не знала. Как и многих других, гораздо менее приятных. А вообще, она о Кросс практически ничего не знала. Она свалилась в её жизнь, как снег на голову.
-В каком-то роде, — кивнула она, — довольно долгое время. Я была пегасом, и мне нужно было учиться летать. Моя мама определила меня в лётную школу Клаудсдейла, чтобы я получила там достойное образование. После этого мы с ней нечасто виделись. До Филлидельфии далеко, и мама тоже не могла навещать меня, потому что была единорогом, и попасть ей в город пегасов было невозможно, она бы провалилась под облако.
-В общем, в моем классе был один задира-пегас. Постоянно донимал меня. Обзывал «Белоснежкой», рвал мои тетрадки и дергал меня за волосы. И не смотри так, раньше я заплетала волосы в пару косичек, — добавила она, тряхнув своей короткой шевелюрой.
А что касается меня, то я мало кого знала в своем классе. Была новенькой. Подружилась в школе с медсестрой. Частенько бывала у неё в медпункте, смотрела, как она лечит других пегасов. Ставить градусники и подносить чай кучке малолетних симулянтов – это было скучно. Но мне нравилось смотреть, как она делает перевязку. Наверное, только это привлекало меня в работе врача.
Я в детстве была очень странной. Игралась со своими куклами во врача. Перевязывала их. Даже свой портфель покрасила в белый цвет и нанесла на него красный крест. Надо мной смеялись, и довольно часто, пока в дело не вмешался один случай…
В общем, этот мелкий пегас хотел спустить на меня «тучку-ловушку». Так, детские шалости, все пегасы любят пугать ими остальных. Идет какая-нибудь пони, и вдруг – Бац! Её слегка бьет молнией. Не больно, но очень смешно. Правда, я не находила его шутки забавными.
Когда я лежала на облаке и читала книжку, он тихо спустил на меня такую вот тучку. Ударила молния. Меня неплохо шибануло, а вдобавок, еще и окатило дождевой водой – тучка с «сюрпризом». Я закричала, полетела за ним… не догнала, конечно. Он покрутился, покорчил рожицы, и захотел сделать «бочку» от радости. Но немного не рассчитал своих сил и свалился вниз.
…Я сразу же полетела за ним. Он не знал, как правильно перестраиваться в полёте, поэтому он свалился где-то в лесу. Я с трудом его нашла. Просто чудо, что он остался жив. Пересчитал своим носом ветки деревьев,зацепился за столетний дуб, а с него грохнулся на землю и сломал крыло.
Мне стоило бы отвесить ему хорошего пинка. Была такая возможность. А вместо этого я вытащила из сумки бинты и перевязала его раненое крыло. После этого я смогла оттащить его подальше от леса, где нас и заметили взрослые пегасы.
-Вот так я и получила свою кьютимарку. Задира меня больше не доставал, другие пегасы из моего класса меня тоже не трогали… всё-таки он теперь заступался за меня, если что-то шло не так. Не поверишь, но когда его уносили, он посмотрел на меня и назвал «ангелочком». Не знаю, что значит это слово, но звучит очень мило, — и Кросс довольно улыбнулась.
Они еще посидели некоторое время. Шайнблизз думала о том, что произошло за этот день. Он стоил для неё больше, чем все остальные, вместе взятые. И от того, что он скоро закончится, ей было очень грустно. Они вернутся в клинику, где её ожидают серые стены и врачи в белых халатах. И всё повторится, как и раньше.
Кросс тоже грустила. Но по другим причинам. Она тоже не очень хотела возвращаться обратно. Её мысли были в Филлидельфии, где среди безликих многоэтажек на Блоссом-стрит находится её дом. В нем всё как обычно – извечный бардак, много всякого ненужного хлама, а на большой кровати её особенный пони отсыпается после долгой и напряженной работы. Ей очень хотелось прийти туда, лечь рядом и стянуть всё одеяло на себя – эту выходку Кросс считала забавной.
-Этот день еще не закончился, малышка. Поверь мне, -улыбнулась она Шайнблизз. И, приобняв маленькую кобылку, она затянула песню. Единорожка вспомнила слова дедушки Хука.
I’ve still got sand in my hooves,
And I can’t shake the thought of you.
I should get on, forget you,
But why would I want to?
I know we said goodbye,
Anything else would have been confused,
But I... want to see you again.
Солнце помахивало своими яркими бликами двум тихо-тихо поющим кобылкам. Приближался вечер. История близка к своему завершению.