Извилистый путь

9. Кровь и перья

Отец и сын из семьи грифонов-правителей вступают в бой с силами зла и разрушения...

Пока называющий себя пророком грифон прислушивался к тишине и грациозно взмахивал посохом, прайм-лорд готовил себя к отражению внезапной коварной атаки. Фактически представлял, как из лап Грифна в его сторону вылетает огненный шар, пучок ослепляющего света, появляющиеся из воздуха кинжалы. От всего этого Длань Доблести пообещала защитить.

Когда белый грифон очередным пассом вытянул из горизонтальной перепялины тёмный клубок, оказавшийся небольшой тучкой, градоправитель испытал некоторое разочарование. Это, безусловно, было магическим действием, но совершенно не соответствовало ожиданиями прайм-лорда и едва ли могло представлять для него угрозу. Однако это оказалось лишь прелюдией.

Тучка увеличилась в размерах, поднявшись над головой пророка. Во всех направлениях по арене ударили потоки ветра, усиливающиеся с каждой секундой. Их порывы загасили почти все факелы; оставшиеся были не в состоянии разогнать сгустившуюся тьму.

Грифн продолжал свой шаманский танец; он отпустил посох, и магический предмет, вопреки законам природы, поплыл вверх, прячась в тёмном облаке. Спустя секунды пространство над увенчанной перьями-рожками головой пророка начало гудеть и потрескивать.

— Великое Небо! – последовал громкий призыв. – Открой страждущим свои помыслы. Донеси до моего разума свою идею.

«Великое Небо» из своего убежища, находящегося на расстоянии многочасового перелёта, свою идею донесло. Теми словами, которые посчитало нужным. Сильно огорчив своего последователя, который, впрочем, повёл себя предсказуемо с точки зрения своего божества. Грифн смирился с ролью публичной жертвы.

Когда из клубящейся тучи вырвались змеящиеся молнии, они ударили по белому грифону, а не по ожидавшему нападения прайм-лорду. Именно Грифн трясся и вздрагивал от боли. Но, истязаемый колющим светом, он нашёл силы, чтобы остановить качнувшуюся к помосту толпу, желающую прийти пророку на помощь.

— Нет, – сухо, отрывисто произнёс Грифн. Его слова прорывались сквозь раскаты грома и рождённые болью несдерживаемые стоны. – Это мой долг... Это цена... Цена спасения.

Прайм-лорд Иссет вышел из оцепенения. Последнее, чего он ожидал от белого грифона – это самоистязаний. И градоправитель совершил единственный ожидаемый поступок – он захотел спасти Грифна. Вне зависимости от личного отношения и поступков безумного «пророка».

Длань Доблести отозвалась на желание своего владельца. Невидимый поток ветра вырвал посох, который прятался в облаке, терзавшем грифона электричеством. Чары опасной тучи развеялась, когда артефакт встретился с облачённой в металлическую перчатку лапой, одним мощным движением расщепившей дерево и раздробившей скрытый в нём магический кристалл. Бесновавшаяся стихия, вызванная чарами «Великого Неба», стихла. При этом прайм-лорд скривился от лёгкого укола, который почувствовал в процессе уничтожении посоха. Но не уделил этому внимания – посчитал, что просто слишком сильно сжал лапу. Собственное здоровье грифона не волновало – тревожило состояние сородича, от перьев которого местами поднимались струйки дыма.

— Так вот что даёт твоё Великое Небо? – произнёс Иссет, наблюдая, как пророк постепенно приподнимается, потрёпанный и растерянный, но определённо живой. – Страдания и смерть.

— Ты не понимаешь, – кашлянул Грифн. – Я мог искупить всю твою ересь. Все пороки нашего народа. Я мог обеспечить ему счастье. А теперь Великое Небо в гневе. Ты обесчестил и осквернил это место, не дав мне принести мою жертву. И через день этого места не станет. Такова воля Великого Неба, так Оно говорит мне. Слушайте все! – Слегка потрёпанный порок выпрямился и расправил крылья. – Гнездовья обречены! Мы должны покинуть их! Великое Небо не желает более, чтобы это скверное место, где живут отступники, существовало. Все, кто верят мне! Все, кто хотят уцелеть! Мы все должны уйти с рассветом! Иначе погиб…

— Ах ты, гуано кусок! – перекрывая исступлённую речь пророка, взревел Иссет, вновь стискивая когти и буквально зажимая белому грифону клюв. У того больше не было магии, чтобы вырваться из-под действия заклинания, что ещё раз доказало правителю правильность уничтожения посоха.

Пророк полетел с помоста в толпу сподвижников, оставив в центре всеобщего внимания правящего полульва-полуорла.

— Моё решение таково, – гремел голос Иссета. – Грифн нынешней ночью навеки изгоняется из Гнездовий без права возвращения. Если после рассвета любой житель нашего города заметит его здесь, то сей так называемый «пророк» обретёт себе гнездо внизу, под кроной морских волн. Любой, кто поверит в его байки, любой, кто вознамерится улететь вместе с ним по его наущению, будет нести то же наказание, тире, изгнание. Так что подумайте о своих семьях. О своих близких. И не делайте глупостей.

Последний пристальный взгляд в сторону распластавшегося среди почитателей пророка, и прайм-лорд неспешно удалился, забрав вооружённых воинов. На долю Инфёма незамедлительно выпало задание наблюдать ночью за облачными кварталами, контролируя отлёт Грифна и сопровождающих. Вот только секонд-лорда среди воинов не обнаружилось. Иссету пришлось повторять приказ дома, попутно ужесточив его. Срок наблюдения для бросившего пост сына растянулся на всю ночь.

Постепенно, когда народ понял, что время позднее, а всё интересное на сегодня закончилось, арена стала пустеть. Вокруг белого грифона с подпалинами от разрядов молний остались несколько десятков самых отчаянных последователей, которые до этого сверлили правителя Гнездовий полными ненависти взглядами.

— Великое Небо велит нам уйти?

— Что грядёт завтра?

— Что нам делать?

Грифн когтём поскрёб кончик клюва. С него только что спала печать молчания, поскольку Длань Доблести вернула затраченную на это магию. И грифон мог ответить всем слушавшим.

— Великое Небо обрушит свой гнев на эти земли. Звезда Перелёта принесёт разрушения и смерть тем, кто не последует воле Неба и не отправится со мной. Я уведу вас в сторону созвездия Скрещённых веток. Там острова, которые свободны. Которые уготованы вам, собратья мои.

— Мы летим с тобой, – прозвучал голос в толпе. Практически сразу его поддержали прочие собравшиеся. Хоровое «Мы летим с тобой» заставило вздрогнуть тех грифонов, что ещё не разлетелись по домам. Иссет с воинами был уже слишком далеко, чтобы его услышать.

— Хорошо, но… – прервал сторонников Грифн. – Я прошу вас ещё об одной вещи. Это странно прозвучит. Но пусть тот из вас, кто верен мне, принесёт из дома своего гамак.

Недоумение толпы вызвала не трудность исполнить повеление пророка. Верёвочный гамак являлся одной из самых часто встречающихся, едва ли не обязательных вещей в облачных жилищах. Заменял сидения и лежанку, а зачастую стол и полки. Два-три гамака, в принципе, обеспечивали практически все потребности грифона, не стремившегося к роскоши и не заведшего семью. У населения, которому повезло поселиться в пещерах, такой предмет быта обычно симпатии не вызывал, зато в небесных кварталах их насчитывалась не одна сотня. И в эту ночь под мигающим светом яркой новой звезды у простого предмета появилось новое, преисполненное коварства предназначение. Именно оно вызвало смущение и трепет, но Грифн распорядился, а его последователи не посмели ослушаться.

Они потратили ночь на сборы и сонные, но гордые духом, преисполненные веры в своего пророка, построившись в десятки клиньев, отправились в путь. Практически каждый нёс с собой самое ценное. И ещё один гамак с грузом, который повелел собрать Грифн. Большинство отправилось в новые места в одиночестве, хотя нашлись и такие, кто сманили за собой жён, детей, прочих родственников. До рассвета из каждых восьми семей Гнездовья потеряли по одной, но оставшиеся узнали об этом лишь наутро. Хотя те, кто не спал, слышали хлопанье крыльев и прочие звуки, заставлявшие хмуриться и настраивавшие на мрачный лад.

К их числу относился и прайм-лорд Иссет, который отказался от сна и еды, просидев в молчаливых раздумьях всю ночь. Он не покидал своей пещерки, но мысленно побывал в Белой башне. Вспоминал, как два значка кружились над иллюзорной картой. Побывал на той арене, где поведение пророка поставило его в тупик. Вспоминал, как выглядел магический посох и творимые им чары. Отмотал время на неделю назад, на год назад, на пять лет назад. В день, когда впервые встретил грифона белой масти, сына домостроителя, обречённого стать домостроителем. В воспоминаниях градоправитель искал ответы на вопросы, которые не мог даже правильно задать.

Он пытался встроить новый факт в своё понимание этого мира. Есть Длань Доблести, растёкшаяся по его лапе – средоточие магических сил, покорных владельцу. Кто-то когда-то с какими-то намерениями её создал и передал грифонам. Архивы не сохранили подробностей, а кости очевидцев давным-давно истлели. А также есть – вернее, был – посох у Грифна. Средоточие магических сил, которые он получил от какого-то Великого Неба. Два сопоставимых по силе артефакта, которые вступили в противоборство из-за расхождения взглядов своих владельцев. Иссет мучил себя вопросом: не могла ли Длань Доблести оказаться подарком того же Великого Неба? Не мог ли он, вторя своим предкам, неправильно распоряжаться даром народа грифонов?

Прайм-лорда глодали сомнения, ползавшие как жуки под древесной корой. Он чувствовал, что Грифн где-то врёт, что-то скрывает, но в образ обыкновенного лжеца не встраивались его призывы, его искреннее воззвание, предостережение народу. Иссета сбивала с мысли попытка убить себя магией, на которую белый грифон ещё несколько лет назад ни за что бы не решился. Потому что несколько лет назад он на подобный поступок – пусть и без магии – как раз не решился, предпочтя добровольное изгнание. Но вчера пустословный пророк готов был умереть – опытный воин и полководец Иссет ясно видел это. Грифн, улетевший прочь, изменился, а следующий традициям предков прайм-лорд, не оставляющий привычного уклада Гнездовий, – нет. Это не позволяло ясно увидеть, на чьей стороне правда. Во всей этой круговерти мыслей опять всплыли фигурки, которыми на треугольном столе обозначилась нависшая над Гнездовьями угроза…

Не придя ни к чему определённому, но наметив примерный план действий, прайм-лорд зашёл в спальню супруги. Но вовсе не для того, чтобы занять вторую половину постели и выспаться. В предрассветный час Иссет разбудил жену, чтобы сообщить ей своё решение.

— Вот что, птичка моя, забирай невестку, внука и улетай! – скомандовал он. Видя, что супруга совсем не понимает, что нашло на прайм-лорда, и почему тот совмещает ласковое обращение с приказным тоном, Иссет повторил: – Райшес, тебе улетать надо. Немедленно.

— Дорогой, с тобой всё в порядке?

— Я не знаю, что произойдёт в этом городе в ближайшие сутки, но не хочу, чтобы родные мне грифоны здесь оставались. Лети в замок Двух Сестёр. Тебя там примут, о тебе там позаботятся. Если я волнуюсь напрасно, Райшес, если ничего не случится, то Инфём за вами прилетит. А иначе… Я хочу, чтобы моя семья была в безопасности.

— Я не оставлю своего…

— Это приказ твоего прайм-лорда! – рявкнул Иссет, демонстрируя семейную традицию прекращения споров. – Сказал «ты улетаешь», значит, ты улетаешь. И мне плевать, какие у тебя есть здесь нечищеные перья. Через двадцать прибоев тебя в городе быть не должно, ясно?

— Даже не дашь попрощаться с Инфёмом?

— Напрощаешься потом. И Рил’яр тоже напрощается. Я скажу Инфёму, куда вы улетели, и что вы это сделали по моему распоряжению. На этом трели закончены. Выполняй приказ, Райшес!

Супруга молча и покорно кивнула. С поставленной задачей она справилась до того момента, когда приливные волны в двадцатый раз обрушились на скалы Гнездовий. Ещё через пятнадцать прибоев взволнованно расхаживающий по карнизу жилища Иссет встретил поднимающееся солнце. Отметив, что одну звезду дневное светило почему-то не затмевает. Именно ту звезду, которой сутки назад ещё не существовало. Жуки сомнений стали копошиться ещё агрессивнее.

— Грифн исчез? – затребовал отчёт отец у сына, когда последний вернулся с ночного дежурства. Вернулся, правда, не на том потоке ветра, на котором должен был. И чуть раньше положенного времени. Отец списал это на усталость и низкую дисциплинированность.

— Да, отец, но не только он, – сбивчиво начал Инфём. Тревога секонд-лорда моментально передалась родителю. Он повременил сообщать о срочном отлёте остальной семьи до выяснения прочих обстоятельств.

— Я ожидал, что несколько упёртых пичуг полетит с ним, – кивнул прайм-лорд, комментируя донесение. Он всячески пытался доказать, главным образом себе, что всё творящееся вокруг не означает потерю им контроля. – Ну, ничего. Они скоро сообразят, что их предводитель, кроме как чирикать, ничего не умеет. Клевать им будет нечего, ночевать негде… Опомнятся – вернутся. Мы их по-отечески отругаем, но простим и примем обратно.

— Отец, они забрали все яйца из гнёзд! Всех невылупившихся птенцов. И, кроме этого, какое-то количество золота…

Эти слова разом переменило настрой правителя с ироничного на «пора точить алебарды». Жучки сомнений проворно забились в норки, прячась от закипающей ярости.

— Так, Флайт, Ньер, остаётесь при мне! – распорядился прайм-лорд, стремительно шагая сквозь строй дружины. – Сын, берёшь всех остальных воинов, догоняешь этих стервятников, задаёшь им такую трёпку, чтобы я отсюда слышал. Верни все яйца, всех птенцов!

— Я должен лететь? – К Инфёму вновь вернулся тон неуверенного подростка. – Может, ты их лучше на место поставишь? Они направились, как я слышал, на северо-восток, они…

— Я сейчас нужен городу, – отрывисто произнёс старший грифон, отворачиваясь от сына. – Если я прав, то, видя меня в Гнездовьях, и остальные поверят в эту правоту. Если я ошибаюсь… – Иссет поднял сверкающую в лучах солнца перчатку. – Возможно, только я и смогу защитить свой народ.

— Понял, – опустил голову Инфём. Прежде чем поднять дружину в воздух и построить боевыми двойками, он не удержался и задал ещё один вопрос:

— А что мне сделать с Грифном?

Появившаяся за ночь томительных раздумий мысль простить «пророка» в случае его раскаяния истаяла, как ночная тень в свете последних новостей. Для существа, покусившегося на будущее Гнездовий, милосердия градоправитель не припас.

— Что хочешь, – буркнул грифон с сединами. – Но чтобы я эту тварь в Гнездовьях больше никогда не видел. Надо было дать ему сдохнуть этой ночью!

Иссет в запале ударил закованным в металл кулаком о выступ скальной стены. Выступ превратился в крошку, наградив агрессора странным ощущением тяжести в лапе и мгновением утраты равновесия. Иссет пошатнулся, но тут же оправился и одобрительно кивнул сыну, благословляя того на первый в жизни ратный подвиг. Сам же в компании двух бойцов остался напряжённо следить за пробуждающимся городом. И за неестественно яркой звёздой на небосводе.

Гнездовья старались вернуться к нормальной жизни, но получалось у них это совсем плохо. Воззвание пророка за ночь проникло в те дома и в те пещеры, где о Грифне ранее и слышать не хотели. Пересуды летали над улицами. Грифоны практически забросили повседневные дела и тратили время на обмен новостями и мнениями, разглядывание опустевших жилищ или неподвижной фигуры градоправителя, возвышающегося на крыше дворца, но неспособного одним своим видом вселить уверенность в сердца подданных. Ощущение приближающейся беды висело над городом подобно дыму пожара, страх и растущее отчаяние змеями скользили из дома в дом. Новость о краже яиц ещё не пошла в народ, и Иссет искренне надеялся, что у него получится вернуть невылупившихся птенцов на место прежде, чем по этому поводу поднимется истерика.

После полудня никто уже даже не пытался сохранять видимость спокойствия: все жители столпились на улицах, неотрывно и молча наблюдая за более не затмеваемой солнцем звездой Перелёта. Никто не проронил ни слова, когда та из белой вдруг стала кроваво-красной, обретя расползающийся по небу светло-дымчатый ореол, в котором словно потерялось и потускнело солнце. Молчание стало ещё глубже, когда с тихим треском, словно от сломанной ветки, от звезды начали отделяться меньшие, но хорошо различимые точки. Воздух наполнил низкий гул, отдающийся в костях, заставляющий внутренности болезненно сжиматься и с каждой минутой набирающий силу.

Иссет никогда не видел ничего подобного. Он закрыл глаза и обратился к Длани Доблести за подсказкой. Ответ ужасал. Реликвия открыла картину молниеносно движущейся вниз с неимоверных высот каменной глыбы, теряющей по дороге куски. И Длань Доблести сомневалась, что остановит этот полёт. Но Иссету моментально пришла в голову идея, которая могла сработать. Она должна была сработать. Иначе…

Он не мог остановить гнев Великого Неба, но он обратил всё своё стремление, всю свою волю, чтобы отвести его. Выставив вперёд закованную в металл лапу, прайм-лорд попытался сдвинуть что-то соразмерное всей Белой башне. Произошло то, что переполошило залёгшую на другом краю света рептилию – звезда начала отклоняться от предначертанного пути. Грифон мог спасти свой край, мог спасти Гнездовья. Если бы двигавшее его побуждения сердце не поплатилось за ошибку, допущенную накануне.

Тот импульс, то желание спасти Грифна от его собственной магии перенесли волшебный посох в ладонь, позволив ему миновать любую защиту, которую обеспечивала Длань Доблести. И Ламия получила возможность сделать то, что не удалось бы при самой мощной атаке. Из остатков раздробленного Дланью кристалла она вытащила щепотку чар, уязвила градоправителя их нитями. Маленькие дымные змейки с волос толщиной вонзились ему в предплечье, прорвавшись в кровь и дойдя с ней до сердца. Там магия всего лишь оставила один достойный искусного лекаря непримечательный рубец. Не болевший, не отвлекавший, не мешавший Иссету ходить или летать. Но разошедшийся в миг, когда от сердца требовалось максимальное напряжение, в миг, когда ставкой оказалось спасение всего народа. Совершённый инстинктивно добрый поступок обернулся великим горем. Прайм-лорд даже не успел понять, почему в одну секунду его усилиями сдвигались небесные звёзды, а в следующую он стал вечным пленником тьмы.

Флайт и Ньер лишь увидели, как их начальник и правитель, выступивший против надвигающейся с неба угрозы, замер, обратившись к внутренним силам, пошатнулся и упал. Они увидели его гибель и ощутили, что последняя надежда Гнездовий только что покинула их пределы. Они не подозревали, что Длань Доблести может всё исправить, что достаточно просто протянуть лапу и взять артефакт. Что с помощью реликвии можно вернуть к жизни Иссета или отвести ярко-красное зарево, надвигавшееся с небес.

Два воина не дерзнули использовать реликвию своего владыки. Более того, вспомнив горячие слова Грифна, Флайт и Ньер сошлись во мнении, что Иссет, пошедший против воли Великого Неба, был сражён божественными силами. И что такая же судьба ждёт каждого, кто решит последовать примеру прайм-лорда. В момент, когда от них требовались отвага и мужество, два грифона вспомнили лишь про страх и отчаяние, посеянные пророком.

Но кое-что они решили сделать. И даже попытались. Флайт накинул на металлическую перчатку кусок ткани и завернул артефакт, передав его более молодому и быстрому воину.

— Отнеси, отдай его Инфёму! – приказал он. – Теперь он прайм-лорд, и ему править… – Опытный воин, прищурившись, посмотрел на пылающее в вышине второе солнце. И печально продолжил: – Ему править тем, что уцелеет от нашего народа.

Понимая важность миссии, Ньер стрелой помчался прочь, оставив позади родные островки и облака Гнездовий. Он успел перемахнуть через все кварталы и расправить крылья над бескрайним морем, когда оглушительно ревущий клуб огня и тверди завершил свой сокрушительный полёт. Гнездовья затопил звук, бывший отсутствием звуков. Гнездовья скрыла вспышка, стёршая все цвета мира. Гнездовья объяло пламя, поглотившее саму землю. Звезда с неба ударила в границу между морем и скалой, навеки изменив очертания береговой линии.

Бушующее пламя рванулось во все стороны, испаряя облачные дома, расплавляя глину и камень, сжигая окружающий лес. В воздухе испепеляющая волна догнала одинокого грифона, не оставив от него даже эха мучительного крика. Лишь капля металла вырвалась из сгустка пламени, камнем рухнула вниз и канула в отступившее от пылающих берегов вздыбившееся море. Величайший артефакт грифонов, Длань Доблести, исчезла для всех, и никто не узнал места её упокоения.

Ударная волна от падения небесной звезды устремилась окрест через воздух, воду и землю. Она ломала и крушила всё, что оказывалось поблизости, заставляла море остервенело бросаться на берег, захлёстывая даже те земли, что раньше никогда не знали горько-солёного вкуса его вод. Порывы ветра разметали разлетавшихся в разные стороны существ. И тех, полагавшихся на интуицию, что давно переселились подальше, заставив жителей Гнездовий недоумевать о причинах отсутствия птичьих песен. И тех, выполнявших волю уже не существовавшего правителя, что лишь недавно отправились в путь, к замку Двух Сестёр или к островам под сенью созвездия Скрещённых веток. Путники сумели удержаться в воздухе и продолжить путь, не подозревая, что отголоски ужасного бедствия опередили них.

Через несколько минут покачнулись гобелены в замке Двух Сестёр, и пара аликорнов буквально взлетела на крышу, чтобы увидеть, как на юге светлеет, а потом темнеет небо. Переглянувшись, они устремились к Белой башне, потому что срочно нуждались в совете.

Через час оглушающий звон сотряс всю Кристальную Империю. Новонаречённый король весь остаток дня обходил свои владения, наблюдая разбившиеся предметы утвари и трещины на стенах, после чего распорядился всё немедленно восстановить и отремонтировать. Чуть позже он узнал, что на Кристальную бухту, принадлежавшую его Империи, обрушились такие волны, что от зданий и кораблей остались исключительно воспоминания.

Даже остатки племени длинношерстных пони под горным хребтом, до которого с трудом получалось добраться грифоньим делегациям, ощутили, как вздрогнула и затряслась почва, всколыхнулась пыль.

Отзвуки трагедии донеслись до крылатого отряда, двигавшегося на северо-восток. Грифоны увидели, как под ними вздыбилось море, гоня пенные валы от их родного дома. И секонд-лорд Инфём, нарушив приказ отца, развернул всё воинство, направив его обратно. Он подгонял себя и всех остальных, он чувствовал – с Гнездовьями что-то случилось. До последнего момента, до открывшегося зрелища уничтоженных Гнездовий Инфём верил в отца, в его опыт, в его способность решить любую возникшую проблему.

Воины не смогли приблизиться к месту, некогда бывшему их домом, из-за кипевшего моря, густой стены дыма, возносившегося вверх и расползавшегося там многослойным, непроглядно-чёрным пятном. Но всё-таки смогли разглядеть скрытое за дымовым столбом ничто, полное отсутствие жизни, тех семей и домов, которые они оставили. Даже на дальних подступах не уцелело ни одного облака, и все пещеры, поколениями вычищавшиеся до блеска, обрушились в один момент. От всего, что представлялось знакомым Инфёму, осталось лишь похожее на сковороду каменное кольцо с зубцами растрескавшихся скал, на которое обрушивались гигантские волны, размывавшие восточный край. У молодого грифона, даже если бы он решился заговорить сквозь душивший его кашель, не нашлось бы слов, чтобы выразить простую, но абсолютную в своей чудовищности мысль: у него больше нет отца, матери, жены и сына. В момент, когда Инфём, как он считал, потерял всё, прежде всего родной край, он ничего не хотел говорить. Но кое-что он хотел сделать.

Если есть божество, готовое так наказать свой народ, то Инфём не желал, чтобы оно существовало. Великое Небо, решившее по прихоти своей отнять всё, теперь удостоилось ненависти, которой по глубине проигрывало само море. Ненависть пылала ярче, чем огонь, пожиравший окрестные леса. Ненависть била сильнее, чем твёрдый, обжигающий дождь из мелких частичек поднятой взрывом земли и искрошенных скал, рождавшийся из угрюмо-траурных туч. Инфём распорядился следовать по тропе ненависти, навстречу тому, с кого начиналось возмездие. Попутно он рассчитывал выполнить последний приказ отца. Хотя многие из его дружины только что уверовали в белого пророка и правоту его воззваний, молодой властитель безудержно жаждал крови. Крови Грифна Великого.

Оправдывая свой статус, грифон-пророк предугадал прибытие воинов и ждал их появления на одном из группы невысоких островов, недалеко от тех обещанных земель, куда он привёл своих сподвижников. С небольшим числом верных грифонов он ждал последнего представителя династии прайм-лордов, ждал в полумраке, созданном затянувшими южную часть неба тучами, ждал, вслушиваясь в рёв растревоженного звездой моря. И всё это время в своём уме ожесточённо спорил с собственным божеством, которое по десять раз убеждало, что Грифн Великий всё сделал правильно, что спас достаточно народа, и больше спасти не мог никого.

Великое Небо, прежде весьма отстранённое и убедительное, сейчас словно голодная собака, сидевшая в шаге от полной кормушки, огрызалось на своего верного последователя. Который не видел испарившихся Гнездовий, но подозревал, что сородичам, не внявших пророку, ничего хорошего не уготовано. Грифн ставил под сомнения поступки своего божества, и даже не потому, что оно вчера готовилось пожертвовать одним ради спасения многих. А потому, что смутно почувствовал: у сущности, называющей себя Великим Небом, имеются и иные интересы помимо изменения судьбы одного народа. И грифонам не было места в этих замыслах. Теперь Великое Небо, прежде горячо убеждавшее своего пророка в необходимости немедленных действий, на все его призывы отвечало неохотно и холодно, словно удивляясь, что он ещё смеет беспокоить Его своими проблемами. Грифн не понимал, чем вызвана столь резкая перемена, но Великое Небо не отвечало на мольбы открыть ему ещё немного своей мудрости, вновь и вновь произнося пустые фразы о «судьбе», «избранности» и «предначертании».

Облачённый в доспехи Инфём почти упал на травянистую площадку, которую не так давно накрывало волнами моря, его лапы продавили размокшую землю. Ратники-грифоны образовали позади своего военачальника полукруг. Их силы казались несопоставимыми с Грифном и пятью верными сподвижниками – остальные переселенцы по распоряжению пророка искали на дальней группе островов места для обустройства временных убежищ и возведения постоянных поселений. Или просто отдыхали от длительного перелёта и транспортировки не родившегося ещё потомства грифоньего народа.

Наследник правителей обратил в сторону пророка взгляд, который невозможно было понять превратно даже в сгущающейся темноте. Взгляд, говорящий, что Грифну этот кусочек суши покинуть не суждено, и иной судьбы Инфём для белого грифона не видит.

— Ты и твоё Великое Небо должны исчезнуть! – Голос вступившего в права при столь трагических обстоятельствах прайм-лорда заставил отшатнуться даже его собственную дружину. В нём не было и следа былой робости и неуверенности. Одержимый жаждой крови воин, закованный в броню, размахивал утяжелённой глефой, разминаясь перед неизбежной стычкой. Семейное оружие, знакомое с детства до последней зазубрины на лезвии или трещинки в длинном древке, придавало уверенности.

— Твой отец не захотел меня слушать. Я предупреждал его.

На всякий случай пророк сделал призывающий жест когтями. Ему кинули такую же стандартную для грифонов-воинов глефу с продолговатым наконечником, заострённым с одной стороны. Причём, что особенно удивило Грифна, подкинул оружие один из воинов секонд-лорда.

— И я не слушаю! Твоё Великое Небо хочет уничтожить весь народ. Но я не позволю. Остановлю его. Остановлю тебя!

— Я пытался спасти всех.

— Ты всех погубил! – отчётливо сказал тёмно-серый грифон.

— Ваша приверженность старым порядкам всех погубила. Ваша слепая надежда на чудесные артефакты, которыми вы пытались излечить страдания народа. Не понимая, что народ страдает от несправедливых законов. Вам, правителям, удобнее было прятаться в пещерах и не слышать всеобщего ропота.

— Гнездовья сгубил не ропот! Не законы! Не мой отец и его слова. Его сгубило твоё Великое Небо, да будет оно после этого проклято! И твоему Великому Небу должно ответить за эти убийства.

— У тебя не получится противостоять Великому Небу, – спокойно ответил Грифн, хотя его тело уже ждало момента, когда крутящееся в когтях противника оружие займёт положение, подходящее для колющего удара. В бою на «мечах с двухметровой рукоятью» белый грифон чемпионом не являлся, но отступить шанса не видел.

— Я бросаю ему вызов, – прошипел Инфём, с силой воткнув деревянный конец глефы в землю. – Я бросаю вызов тебе, пророк! Бой насмерть. И посмотрим, как защитит тебя твоё Великое Небо!

Глефа снова поднялась в воздух, на этот раз чтобы резко ударить в точку, где только что колыхались белые одежды пророка. Грифн вывернулся, попутно избавляясь от мешавших тряпок. Даже успел царапнуть лезвием своего оружия по металлической броне секонд-лорда. Инфём только усмехнулся и провёл серию выпадов на дальней дистанции, которые Грифн с трудом, но отразил. За ними последовала ещё одна серия ударов. И ещё одна. Вспоминая многолетние тренировки, молодой грифон изматывал противника, удерживая его на максимальном удалении, пускал в ход как лезвие, так и брусок-противовес на противоположном конце древка. Несколько выпадов Грифн уже пропустил, получив неглубокие царапины и синяки. Печальный для пророка исход становился лишь вопросом времени.

Но Инфём не подозревал, что белый грифон одновременно ведёт два сражения. В сознании Грифна его божественный заступник пытался занять главенствую позицию, пытался подсказывать действия и убеждал, что в этом поединке последователь Великого Неба проиграть не имеет права. Всё это разбивалось об уверенность Грифна в том, что он знает, что делает. И его готовность принять любой исход противостояния, даже если в финале он будет трепыхаться, насаженный на длинную палку с лезвием.

Но Ламия видела картину иначе и считала такой исход неприемлемым. Это ей, Великому Небу, бросил вызов отчаявшийся наследник престола, последний из претендентов на место, которое в планах рептилии отводилось пророку Грифну. И змея хотела на этот вызов ответить. Поэтому, после очередного болезненного укола, чуждое сознание само вступило в бой, заместив разум грифона. Да, теперь Грифн наверняка увидел и почувствовал, что за покровитель вёл его всё это время, но Ламию это не волновало. Волновал только итог поединка, рисунок которого резко изменился.

Остатки дневного света позволили публике разглядеть, как глаза грифона-пророка накрыла серая пелена, а сам он, усердно работая крыльями, поднялся над полем боя, заманивая противника в воздух. Здесь у Грифна было преимущество, которого он не осознавал – его полёт не затрудняли доспехи, и двигаться он мог быстрее, чем Инфём на это реагировал. И потому белый грифон сократил дистанцию, начав осыпать ударами грифона тёмно-серого, почувствовав ещё одну уязвимую точку. Инфём никогда не дрался насмерть, любой из его предшествующих тренеров-противников сдерживал свой натиск, опасаясь покалечить наследника престола. Поэтому в настоящей схватке секонд-лорд ощутил настоящее неудобство, сам стал пропускать удары, вредившие, правда, лишь броне, а не телу.

Управляемая Ламией марионетка прижимала противника к земле, обрушиваясь на него под углом сверху. Получала лёгкие ранения, как и раньше, но боль змея блокировала. Она заставляла тело использовать резервы, недоступные сознанию. За месяцы жизни внутри рассудка грифона Ламия изучила все тонкости его манёвров, все трюкачества. И она торопилась их задействовать, торопилась выиграть. Потому что истинный хозяин сознания, напуганный злобой невиданной прежде личины Великого Неба, рвался вернуть контроль над своей жизнью, развивал иммунитет такой силы, какую змея раньше не встречала. Ламия в любой момент могла навсегда утратить контроль над ручным грифоном, но хотела распорядиться последними минутами так, чтобы они превратились в судьбоносные.

Сражение двух лидеров, за которым почтительно наблюдали все остальные, вернулось на землю, и Инфём немедленно попытался склонить чашу весов в свою пользу. Неожиданным выпадом он перекинул глефу из одной лапы в другую, развернул крылья для устойчивости и ткнул обратной частью оружия противнику в глаз. Грифн отшатнулся и зажмурился, белые перья на правой стороне морды начали стремительно краснеть. На те секунды, которые понадобились Ламии, чтобы разработать план, пророк ослабил натиск, снова перейдя к вынужденной обороне. А противник бил длинным оружием то с левой стороны, то с правой, вынуждая подпрыгивать или блокировать атаки. Инфём устал, запыхался, но, оживляя в сознании образы дорогих сердцу существ, которых потерял, шёл напролом. Его бы не остановила ни поломка оружия, ни мольбы о пощаде, ни тяжёлая рана.

В очередной раз его глефа налетела на глефу противника, поставленную вертикально, и секонд-лорд попытался сбить пророка, навалившись на него плечом. Однако Ламия манёвр разгадала, и её марионетка в последний момент проделала то, что свидетели боя впоследствии назвали «пируэтом Грифна». Белый грифон крутанулся вокруг оружия, сделав почти полный круг, одновременно приподнимая себя на один взмах крыльев. Оружие воин потащил за собой вверх, чтобы быстро поменять его наклон и нацелить в неприкрытый доспехом тыльный участок шеи, чуть ниже шлема. Со стороны, откуда ни один грифон не ждёт удара – со спины. Участок шеи стал уязвим, потому что Грифн поднялся в воздух, потому что Инфём на мгновение растерялся, упустив из виду противника, потому что утяжелявшие секонд-лорда доспехи вынудили его продолжить движение вперёд. Лезвие глефы нанесло удар между шейных позвонков, мгновенно и чисто завершив схватку. Совершив убийство, Ламия практически прекратила борьбу. Сознание Грифна возвело против вторженки защиту, очистив зрение от серого тумана в уцелевшем глазу, но навсегда лишившись магических возможностей, чтобы вылечить пострадавшую часть морды или совершить иные чудеса-трюки.

Голос Великого Неба смолк, оставив рухнувшего на траву белого грифона вздрагивать от боли в ноющем теле и от осознания, что последний год его использовали для разобщения и уничтожения собственного народа. Будучи в плену у другого сознания, Грифн понял истинные помыслы Ламии и едва не утонул в том океане злобы, который она скопила в себе. Он увидел вечно голодную тварь, жаждущую унижений для других, не признающую спокойствие и порядок, ползущую к разрушению ради разрушения. И теперь его переполнял стыд, глубокое раскаяние за то, что он не уловил противоречивых нот в голосе Великого Неба прежде. Что он не понял, на какую судьбу его обрекают. Что он не остановил себя, не прекратил вкладывать ложные истины в головы сородичей. Что он действовал не по приказу божественной сущности, а по прихоти злобного и полного безразличия существа, способного найти сотню таких же грифонов для воплощения своих планов. Жалкость и убогость составляли суть величия, которым окружил себя пророк.

Он поднял взгляд и вернулся на место только что завершившегося поединка. Где за него одержали победу. Где за него совершили убийство. Но жить с этим теперь надлежало ему. Он уже создал образ, что навсегда станет продолжением его имени. От этого образа Грифн Великий сбежать не мог – ведь любые сомнения, любой новый раскол в вере обернулись бы новыми страданиями, гибелью остатка некогда процветавшего племени грифонов. И ему пришлось продолжать игру, навязанную извне по умыслу коварной твари. Ему пришлось подняться, опираясь на глефу простого воина, в одночасье ставшую святыней для многих поколений. Ему пришлось ощутить себя победителем, воплощением той стороны, чья правда, какой бы отвратительной она ни была, только что оказалась сильнее.

Он начал строить новое общество, начал указывать грифонам путь к лучшей жизни. Было поздно отбрасывать эти начинания, отворачиваться и лететь в другую сторону.

Не обращая внимания на собственную боль, белый грифон повернулся к поверженному противнику, простёр над ним лапу и произнёс:

— Да примет тебя Великое Небо.

Ложь цеплялась за ложь, глупость рождала глупость. Но следующие поколения, дети тех детей, яйца с которыми были спасены из Гнездовий, посчитают эти обряды, традиции и законы самыми продуманными, самыми правильными, какие есть на свете. Грифн лишь назывался пророком, он не мог видеть грядущих событий, но наперёд знал, что так и будет. Что сейчас он создаёт новый мир, новое общество, а все, убедившиеся в его превосходстве, слушают и внимают.

— Любой, кто бросит вызов мне или именем моим, – возвестил Грифн, перекрикивая прибой, – должен быть готов биться насмерть. Потому что не может такой бой закончиться иначе. Я не хотел этого. – С трудом разжавшаяся лапа указала на тело Инфёма. – Я пытался вразумить правителей Гнездовий. Но их ересь чудовищна. Она отравила их разум. Служение иллюзии доблести, ставшей для них ближе, чем свой народ, привело к этому.

Собравшаяся группа пернатых молча слушала. Им всё равно некуда было идти, нечем было заняться. Гнездовий больше не было, правителей больше не было. Была лишь нависшая над ними тьма. И голос, который шёл от белого светящегося существа, словно прорезавшего собой эту тьму. Голос, который притягивал внимание подобно зажжённому светильнику. И они потянулись к этому голосу. Как мотыльки на свет.

— Давайте же, прошу, оставим здесь и сейчас эти старые иллюзии. Отречёмся от оков старых законов! Избавим себя и потомков своих от страданий мира, взыскавшего кару Великого Неба. Прошу, следуйте за мной к новому порядку. К благословенным землям, что простёрлись рядом. Они обещаны нам Великим Небом. И теперь они наши!

Наступил опасный момент. Ещё одного сражения Грифн не выдержал бы. Стоило любому из вооружённых воителей пойти по следам секонд-лорда, кинуться в бой с приверженцами Великого Неба – и новое государство на благословлённых землях и его правитель исчезли бы, не успев возникнуть. Но таких воинов не нашлось. Все, прежде верные Иссету и Инфёму, увидели низвержение своих господ, увидели уничтожение своего дома, увидели ярость Великого Неба, увидели светлую фигуру в надвинувшейся тьме. И не пошли поперёк воли пророка, не сказали против него ни слова. Лишь попросили разрешения похоронить тело секонд-лорда в море, по старому обычаю. Грифн Великий великодушно позволил.