Эпоха полночных кошмаров
Глава XV
Фэнси Пэнтс ждал единорожку, встав прямыми передними ногами на стол и наклонившись вперёд. Рэрити, как только закрылась дверь за ушедшим стражником, едва подавила желание пискнуть: «Спасите».
Она находилась в знакомом кабинете с ненормальным жеребцом, лицо которого было нечитаемым, но поза несла в себе больше угроз, чем вся эта ситуация. Это по-плохому пугало и по-хорошему щекотало нервы.
Единорожка чувствовала: Фэнси есть что сказать. Он тянет время, накаляет обстановку, заставляя нервы противно вибрировать и отдаваться звоном в ушах от напряжения и терпеливой, выжидающей тишины. Рэрити была готова поклясться, что ощущала между ушей ласковое дыхание чего-то плохого. Внезапно кобылка поняла, сколь мало она знает; она даже не отдавала себе отчёта в том, что здесь делает. Даже если заберёт сестру – какой ценой, что будет дальше? Неизвестность пугала.
Невозможно, но белая гора пошевелилась.
Рэрити чувствовала себя мелкой – во всех смыслах. Без плана, без оружия, с отсутствующей рядом поддержкой, ничего не понимающая, потерянная. И напротив неё – сильный, хладнокровный жеребец, который находится в своём доме, даже без многочисленной охраны сулит единорожке неминуемую гибель и прекрасно знает, что происходит. Знает, но не говорит ей, невзирая на то, что она является, по-видимому, не последним звеном в его планах.
Фэнси Пэнтс вышел из-за стола и пошёл на единорожку. Но сейчас его обычная лёгкая для такого крепкого тела походка превращалась в глазах Рэрити в разгон тарана.
«Он ещё не сказал ни слова, а я уже готова выпрыгнуть в окно, чтобы не умереть позорно от страха», — с ужасом подумала она и отметила про себя, что ей было бы легче, если бы он орал на неё, бил, швырнул телекинезом в стену – тогда она хотя бы знала, что ему нужно, смогла бы сориентироваться по ситуации. А сейчас она могла только закричать, к своему унижению:
— Не подходи!!!
Он не остановился. Не стал ей подчиняться. Он не ускорил шага. Даже не сделал ей назло.
Её слово ничего не значило. Он был намерен делать то, зачем её вызвал.
Но что?
В панике Рэрити попятилась, запуталась в копытах, развернулась на подкашивающихся задних ногах и прыгнула к двери, но резкая боль в взметнувшейся от этого манёвра наполовину растрепавшейся гриве – и единорожку рвануло назад. Вперёд, к двери, улетел только её испуганный вскрик, да и тот разбился о равнодушную полированную древесину, заскакал искрами по дорогой отделке – или это слёзы?
— Где моя сестра? – упавшим, жалким голосом прошептала Рэрити, покорно поворачивая голову за тянущим гриву телекинезом.
— В надёжном месте. – ответил Фэнси Пэнтс, продолжая магией тянуть волосы кобылки. – И останется там до тех пор, пока всё не разрешится.
Рэрити очень хотелось пригрозить ему в духе «если хоть один волосок упадёт с её головы». Рэрити очень хотелось в несвойственной ей манере с рёвом броситься в атаку и разбить копытами лицо единорога. Но она понимала, что абсолютно ничего не может противопоставить этому монстру.
— Пока что не разрешится? – прошептала Рэрити.
— То, ради чего я рискую своей карьерой, благополучием и жизнью. – неожиданно бережным жестом Фэнси поправил выбившуюся из чёлки прядь. Эта забота так и манила завизжать от ужаса и отскочить; сердце единорожки замерло. – И ты можешь мне пригодиться.
— А если не пригожусь? – замирая, спросила Рэрити.
— Тогда я убью тебя, потому что ты слишком много знаешь.
— Я ничего не знаю! – не выдержав, закричала кобылка со слезами на глазах. – Как я должна тебе пригодиться?! Скажи, я даже не знаю, что мне нужно делать!!! Скажи мне!
Фэнси Пэнтс медленно улыбнулся. Сердце Рэрити загрохотало барабанами в груди, когда она поняла, что только что сделала.
— Очень хорошо. Лучший раб – раб по своей собственной воле. – единорог фамильярно похлопал её копытом по щеке. Хотя, исходя из нынешнего положения единорожки, это следовало бы рассматривать как великую милость. – Скажи мне… как твои подруги?
Кобылка сглотнула, похолодев. Что ожидать от Фэнси? Она даже не могла сказать, чего именно боится. Этот жеребец просто внушал ей первобытный ужас. «Что значит этот вопрос? – истерично пыталась сообразить Рэрити. – С чего бы ему интересоваться Эпплджек и Флаттершай? О нет, неужели он собирается что-то сделать с ними? Или уже сделал?! Им грозит опасность?!».
«Ты ведь единорог; придумай что-нибудь», — припомнила белая пони развязную реплику Спектрального Шторма. И решила, что случай поработать мозгами как нельзя подходящий.
— Они счастливы, — нервозно улыбнулась единорожка.
— Очень хорошо. Где вы были всё это время?
— Тебе лучше знать. Это ведь ты послал гонца. – Рэрити, коря себя за такую поспешность и дерзость, прикусила язык. Но всё обошлось.
Фэнси Пэнтс посмотрел на неё с печальным выражением и произнёс:
— Да, действительно. Узнала что-нибудь новое?
— Тебе нужны сведения? Информация? – голос Рэрити дрожал, да что там, она сама вся дрожала! – К чему эта светская беседа – просто скажи, что тебе нужно, и я дам тебе это! – она была готова на всё, что угодно, лишь бы получить самую малость, которая всё прояснит, которая приблизит её и Свити Бель к свободе.
— Похвально. Пожалуй, такими темпами мы продвинемся быстрее, чем я ожидал. Да, мне нужна информация. – Фэнси Пэнтс повернулся спиной, направляясь к своему столу. – Расскажи мне о Спектральном Шторме. Ты ведь у него была эти три дня?
Как только жеребец отвернулся, Рэрити переступила с левых ног на правые, панически закусив нижнюю губу и озираясь по сторонам. Вот он, шанс подать знак. Бросить что-нибудь в окно, стрельнуть лучом в небо – как? Она бы придумала! – и вдруг вопрос, который обрезает пути и способы к спасению. Если Спектральный Шторм или Тандерлейн прилетит в тот момент, когда единорожка будет сдавать местоположение лагеря повстанцев, ничем хорошим это не закончится.
Что там, кобылка не хотела сдавать это самое местоположение даже при условии, что её не спасут.
«Погодите, он спросил не о движении, он спросил о Шторме!» — осенило Рэрити, и та, немного расслабившись, ответила чуть спокойнее:
— Не «у него», а «у неё». Спектральный Шторм – кобыла.
Брови Фэнси Пэнтса медленно поползли вверх. А потом он расхохотался.
Единорожка шарахнулась в сторону, подумав, что он сошёл с ума.
А жеребец смеялся до колик, до слюнных брызг, до покраснения, бил здоровым копытом по столу и валился на него грудью, рискуя проломить, и смеялся, смеялся, смеялся. Рэрити засмеялась вместе с ним, истерическим смехом давая выход напряжению, достаточному, чтобы запустить товарный состав.
Фэнси Пэнтс резко перестал хохотать. Он перемахнул через стол, припечатал ещё раз шарахнувшуюся от него всё ещё смеющуюся единорожку двумя копытами к стене и тихо, серьёзно пророкотал:
— В лагере Спектрального Шторма – шпион.
«ЧТО?!» – внутренне возопила Рэрити от того, что Фэнси Пэнтс воспринимал это как что-то ужасное. «ЧТО?!» – ещё раз внутренне возопила она от того, что единорог был осведомлён об этом и предпочёл, зная, что она водится с повстанцами, сообщить ей об этом.
— Я… я не понимаю, — сквозь стихающий смех, сдающий позиции перед набегающими на глаза слезами, пролепетала единорожка.
— В лагере Спектрального Шторма – шпион, — ещё, как ни странно, тише повторил единорог и слегка встряхнул прижатую спиной к стене кобылку копытами за плечи. – Императрица послала шпиона. Когда – не знаю, но точно послала, раз хотела. Кто он – не знаю, но он есть, потому что она его послала. Ты должна сказать об этом Шторму, и быстро.
«Зачем?! Зачем ему помогать повстанцам?! Разве он не на стороне Императрицы?! Почему именно я?!» – возобновился поток безотчётных вопросов. Не словами, а обильными солёными слезами вылился из единорожки, потёк по белым щекам, собрался на подбородке и закапал вниз, на копыта Фэнси Пэнтса. Тот почти растерянно взглянул на Рэрити и неожиданно прижал её к себе, к сердцу, утешая ласками, неразборчиво шепча что-то. Жеребец прекрасно удерживал равновесие на задних ногах, а вот Рэрити не могла так просто стоять, ни на что не опираясь. А единственной опорой сейчас был белый единорог, так неожиданно и безумно проявивший сочувствие, даже нежность. Отчаянно рыдающая и всхлипывающая единорожка обняла рельефный торс жеребца передними ногами. Тот притиснул кобылку ближе к себе, копытами стремясь объять всю её спину; одно из копыт зарылось в гриву Рэрити, массируя кожу головы.
Единорожке вдруг дико захотелось посмотреть Фэнси в глаза, понять, чем является порыв столь нежной благожелательности – фальшью или наконец-то искренностью? Рэрити подняла к жеребцу лицо, уложив голову на его копыто, и встретилась с ним взглядом, невозможно близко, так близко, что это вообще не имело право называться расстоянием. И этот момент таил такую степень интимности, что они оба сошли с ума.
Забыв о том, что минуту назад они были неприятелями, Фэнси и Рэрити рванулись навстречу друг другу и бросились в поцелуй, как в бушующий поток. Они хватались друг за друга копытами в объятиях, ласках, прикосновениях, целовались так жадно, словно не осталось кислорода нигде, кроме лёгких друг друга, и каждый желал разделить его с другим: возьми, возьми всё. В сметающем всё противящееся и препятствующее единении мыслей и желаний подробности того, как они оказались на столе, потеряли своё значение.
Единорог ворвался в кобылку, вызывав болезненный вскрик, но он плавно перешёл в стон, стоило только Фэнси телекинезом найти клитop кобылки и сжать его. Фэнси закрыл кобылке рот поцелуем. Рэрити поразилась, когда поняла, что до дрожи в теле и искр в глазах хочет его. Она никогда в жизни никого не хотела, вся её личная жизнь состояла из насилия и продажности. Но сейчас всё было по-другому. И даже если боль только-только испытавшего на себе все краски дикой оргии лона отрезвила единорожку, заставила задать вопрос «что мы делаем?», Рэрити не смогла оттолкнуть Фэнси – не нашла в себе для этого ни сил, ни желания. И она со страстью, с искренней, первой в своей жизни страстью отдавалась ему снова и снова, упиваясь чувством принадлежности и одновременно свободы, переплетающихся в столь же сладостный коктейль, каковым были путающиеся их стоны, вдохи и выдохи в густом от мускусных запахов воздухе комнаты.
Экстаз накрыл их одну за другим мучительно-райской лавиной, из холода бросил в жар и мягким прибоем, будто в качестве последней милости, вынес на берег реальности. Беспощадной реальности, в которой Фэнси Пэнтс, возвращая контроль над дыханием, отходит, телекинезом поднимает с пола свою сорванную в порыве вожделения одежду. Жестокой действительности, в которой Рэрити с всё ещё мутным от огненно-льдистых послеоргазменных всполохов взглядом стекает со стола на пол, на шатающихся ногах, не глядя на единорога, выходит из кабинета и слышит вдогонку убитый голос, требующий передать Спектральному Шторму весть о шпионе.
Ехидной подлинности, в которой Рэрити не только по-прежнему не понимала, что происходит, но и ещё больше запуталась.