Винил и Октавия: Университетские дни

Глава 12

Винил впервые чувствовала себя настолько нервно. Или настолько взволнованно.

Она стояла неподвижно с тех самых пор, как Октавия покинула ее. Кобылка просто не могла двинуться с места. Каждая мышца была скована льдом, а копыта прибитыми к полу непрерывным потоком мыслей.

“Она сказала, что ей понравилось“.

Диджей снова облизнула губы, как она делала уже последние полчаса, но ничего кроме собственной шерсти не почувствовала.

“Нет, она сказала, что ей не не понравилось. Совершенно разные вещи. Она просто не хотела меня обидеть”.

Но это отягощающая мысль была напрочь стерта одним неопровержимым фактом.

“Октавия поцеловала меня первой”.

Улыбка наконец озарила ее сконфуженное лицо. Как лучи солнца, пробившись сквозь облака и осветив тусклую комнату через окно, эта простая истина выжгла прочь ее туманное сомнения и тревоги. Неважно, что случится, когда вернется Октавия, но это единорожка запомнит навсегда.

Винил неохотно поплелась к компьютеру. Диджей была не в настроении сочинять музыку, ведь именно она была способом ненадолго покинуть реальность, в итоге став одним большим напоминанием о недавних событиях. Пони решила просто сохранить свои наработки и выключить оборудование.

Без привычного жужжания ее компьютера комната ощущалась на удивление тихой. Полная тишина так же сильно напрягала, как и музыка на полной громкости.

– Поспеши, крошка... – произнесла она, почувствовав себя глупо, как только эти слова покинули ее рот.

“Ага, побыстрее разреши свои эмоциональные проблемы (виной которых являюсь я сама) и возвращайся, потому что мне одиноко”.

– Почему я такая дура? – прошептала единорожка, шлепнув себя копытом по лицу.

Прежде чем до нее смог дойти любой адекватный ответ, удушающая тишина была нарушена легким скрипом дверной ручки. Диджей затаила дыхание, когда серая кобылка, что являлась центром всех ее мыслей, зашла в комнату.

Виолончелистка улыбалась во весь рот, но Винил слишком сильно нервничала, чтобы ответить ей тем же. Сглотнув, она дала возможность подруге заговорить первой. Прошло несколько мучительных мгновений, пока Октавия закрыла дверь и подошла к ней, каждая секунда ощущалась как вечность, каждый шаг как раскат грома.

Но слов не последовало. Напротив, был лишь резкий порыв ветра и внезапное ощущение тепла на груди. Винил, не долго думая, обняла подругу в ответ, наконец позволив себе улыбнуться.

– Похоже, тебе стало намного лучше? – усмехнулась диджей.

Октавия прижалась еще сильнее, уткнувшись мордочкой в белую шерстку:

– Ммв-хмм.

Винил невольно старалась вдохнуть как можно больше аромата виолончелистки, пытаясь запечатлеть его в памяти навсегда. Сложно было выделить что-то одно, и как кобылка ни старалась, подходящим словом описать его не могла. На ум приходило только имя.

“Октавия”.

Оно описывало все, что значил этот запах, все чувства, что он вызывал у диджея, всю страсть и желание, что отрицались вот уже несколько недель, одним словом.

– Октавия, – сказала она дрожащим голосом, зажмурив глаза, чтобы сильнее прочувствовать тепло исходящее от кобылки.

– Да, Винил? – ответила кобылка.

– Пожалуйста, скажи, что это значит то, что, я думаю, это значит.

Они одновременно отстранились, дабы видеть лица друг друга. Диджей медленно подняла голову, встретившись взглядом с виолончелисткой.

– А что, ты думаешь, это значит? – спросила земная пони, пока Винил изо всех сил старалась не утонуть в ее бездонных фиолетовых глазах.

Пульс отбивался глухим стуком в ушах Винил, пока она изо всех сил пыталась произнести слова, казавшиеся такими простыми всего пару минут назад:

– Я т-тебе... нравлюсь...

– Ты мне нравишься.

Волна жара обдала единорожку с головы до ног, но ей стоило удостовериться:

– Нравлюсь — нравлюсь?

– Нравишься — нравишься, – хихикнула виолончелистка.

И на этом время слов подошло к концу. Винил отпраздновала сие событие, жарко поцеловав виолончелистку. Октавия пискнула от удивления, но не думала сопротивляться.

Тишину в комнате нарушали только звук сомкнутых губ, глубокие вздохи и еле слышные возгласы счастья. Этот миг запомнится кобылкам навсегда, являясь самым приятным напоминанием о взаимности их чувств.

В окно, у которого стояли подруги, сквозь легкую вечернюю дымку пробивались лучи дневного солнца, словно приветствуя начало новой страницы в жизни каждой из них.

И только когда Октавия нарушила тишину едва слышным стоном, обе пони наконец пришли в чувство.

Виновница сего прочистила горло, в то время как ее щеки все больше и больше наливались краской:

– Д-давай притворимся, что этого не было.

Винил прижалась к лицу виолончелистки, дразня носом ее шерстку:

– Ни за что, – прошептала она с хитрой улыбкой.

Октавия вышла из зоны досягаемости диджея, тяжело дыша:

– Я думаю, нам стоит прерваться ненадолго. Я с самого утра ничего ни ела.

В течение нескольких секунд Винил намеревалась двинуться вперед и продолжить. Что-то в языке тела подруги дало ей понять, что подобные действия не встретят много возражений. Но разве не ее резкость послужила причиной стресса для Октавии? Нет уж, в этот раз она поступит правильно.

– Тогда как насчет пойти куда-нибудь и перекусить?

Будучи благодарной за несколько секунд передышки, серая кобылка задумчиво повела бровью:

– У тебя есть что-то на примете?

– Мы можем пройтись вдоль по улице и выбрать на ходу, – предложила Винил, левитируя фиолетовый аксессуар со своего стола.

– Звучит прекрасно, – но, когда единорожка подошла к выходу, виолончелистка заградила ей дорогу. – М-м, не могла бы ты оставить свои очки дома?

Хм?

– Зачем?

Земная пони застенчиво шаркнула правым копытцем по полу:

– Затем что... у тебя очень красивые глаза. Их не стоит прятать.

Рот Винил впустую гонял воздух, так и не произнеся чего-либо внятного. За все восемнадцать лет жизни никто, никто и никогда не обращал внимания на ее глаза. Во всяком случае с положительной стороны. Ей, конечно, удавалось избегать издевательств, однако пару раз неприятные случаи все же были.

Но, пускай всего на пару секунд, Винил удалось забыть об этих пони из прошлого. Повинуясь просьбе, она сняла очки и оставила их на тумбочке. Внезапно, кобылка ощутила себя чрезвычайно уязвимой, вспоминая, как выглядит мир за темным стеклом:

– Правда? – спросила она полушепотом.

Земная пони мгновенно уловила смену настроения и подошла ближе:

– Винил, они красивые, – коснувшись ее щеки, произнесла виолончелистка. – Ты красивая.

– Фраза, конечно, избитая, но... спасибо, – они синхронно подались вперед для легкого поцелуя, при этом стараясь чересчур не увлечься.

– Итак, – Октавия в очередной раз поправила гриву. – Пойдем?

---

Вполне ожидаемо, погода снаружи осталась такой же серой и холодной. Ледяной ветер пронизывал насквозь шкуру каждого, кто отважился выйти наружу, раскидывая газеты по асфальту и сея беспорядок в гривах прохожих. Большинство магазинов и не думали закрываться, однако летние столики кафе были занесены внутрь, ставни предусмотрительно заперты, а теплый свет, что маячил за каждой дверью манил к себе посетителей и просто случайных прохожих.

Но Винил полностью устраивало ее нынешнее положение: рядом с серой кобылкой, которая отчаянно пыталась спасти прическу на своей голове.

– Это было ужасной идеей, – сквозь ветер пробурчала Октавия.

– Да забей ты! – задорно ответила диджей.

– Но я выгляжу нелепо!

– Вокруг никого, так какая разница?

И с последней тщетной попыткой поспорить с волосами виолончелистка побеждено вздохнула и опустила копыто. Через считанные секунды ее грива уже свободно развивалась за спиной:

– Я чувствую себя нелепо, – надулась она.

– Хватит ворчать, на моей голове тоже полный хаос.

Октавия скептически нахмурилась:

– На твоей голове всегда полный хаос, вне зависимости от силы ветра. Разница лишь в том, что он тебе идет.

Единорожка улыбнулась до ушей и толкнула подругу своим крупом, получив в ответ довольно забавный писк:

– Ты можешь исправить все, когда мы дойдем... куда бы мы там не шли. А до того момента, просто расслабься!

И, хотя виолончелистка улыбнулась в ответ подруге, вскоре эта улыбка приняла более... хитрый характер. Недолго думая, Октавия придвинулась вплотную и слегка куснула беззащитное ухо диджея. Это заняло меньше секунды, но результат был на лицо. Винил споткнулась и упала на грудь, лягнув задними ногами в воздухе. Земная пони удовлетворенно хихикнула, но резко остановилась, когда ее мозг наконец осознал всю ситуацию.

– Ох, прости меня, пожалуйста! Ты в порядке? – она тут же помогла своей подруге встать на ноги. Белые щеки Винил изрядно покраснели, по-видимому, от удара об землю, но других ранений заметно не было.

– Ты поняла меня... слишком буквально, – единорог старалась выглядеть рассерженной, но не смогла сдержать глупую ухмылку.

Будь виолончелистка одной из тех, кому в голову могли запросто прийти грязные мысли, она бы решила, что Винил понравился этот укус. Благо, она была из воспитанной семьи, и подобные варианты даже не рассматривала.

Винил перевела взгляд обратно на дорогу. К своему облегчению, она заметила манящий маленький ресторанчик на углу улицы. На вид заведение было эпохи ретро (или просто выполненное в одноименном стиле), а красные лакированные диванчики, длинная барная стойка для заказов и пол шахматной расцветки придавали ему некую старомодную атмосферу. И к этой самой атмосфере, несмотря на свою любовь к современным технологиям, диджей почувствовала непреодолимую тягу.

“Старомодное свидание в старомодном ресторане. Могу поспорить, Октавия будет в восторге!”

– Как насчет этой кафешки? – будто невзначай спросила она.

Октавия перевела вопросительный взгляд на строение и вскоре расплылась в теплой улыбке:

– А в ней определенно что-то есть.

Две кобылки спешно вошли внутрь, желая побыстрее спрятаться от холодного ветра. В контрасте с температурой снаружи, подруги ощутили себя словно на пляжном курорте. Октавия незамедлительно принялась за работу над своей гривой, пытаясь привести ее в мало-мальски пригодное состояние, в то время как Винил пошла напрямик к столику у окна.

Большинство мест были заняты другими пони, также решившими на время укрыться от непогоды. Само их присутствие и непринужденные беседы наполняли уютом воздух вокруг.

Винил села, сразу юркнув вправо, вплотную к окну, нарочно предоставив виолончелистке право выбора: рядом или напротив нее. К безмолвному счастью единорожки, Октавия села прямо рядом с ней, придвинувшись так близко, что повернись они синхронно, тут же оказались бы мордочка к мордочке.

Дабы спрятать улыбку до ушей, единорожка отвернулась к окну, принявшись разглядывать уходившие во мрак очертания улицы. Не ожидая такой реакции от подруги, Октавия нервно прочистила горло и шепотом спросила:

– Я не слишком близко к тебе?

Высокие стенки, что окружали каждый столик, надежно защищали от посторонних взглядов, поэтому Винил резко повернулась, смело обхватила виолончелистку за талию и притянула еще ближе к себе для крепкого объятия:

– Крошка, ты никогда не сможешь быть слишком близко ко мне.

Виолончелистка хихикнула и решилась оставить легкий поцелуй на белой щеке, заразив обеих едва сдерживаемым смехом. И лишь внезапное появление официанта, заставило их прекратить свое веселье:

– Могу ли я обслужить вас? – спросил он с ухмылкой, явно гласившей, что он в курсе происходившего.

– Ну, я буду... знаешь, я не в курсе, что у вас в меню. Есть предложения? – Винил старалась выглядеть как ни в чем не бывало, поспешно убрав копыто с талии земной пони.

– Ну что ж, у нас есть все от жареной морковки до тыквенного супа. Однако, – лукаво добавил он. – Думаю наше фирменное “блюдо на двоих”, могло бы привлечь ваше внимание, – ушки Октавии вмиг поникли, а сама она опасливо осмотрелась по сторонам, будто за ней могли шпионить. Винил одарила официанта плоским, недовольным взглядом. Он вопросительно поднял бровь, но тут же сморгнул, поняв, что к чему. – Ох, прошу прощения. Все еще... мм... под прикрытием, так? Разумеется, это не мое дело, – жеребец понизил голос. – Но, не желаете ли вы, “блюдо на двоих”?

Раз уж виолончелистка даже глаз на жеребца поднять не могла, Винил ответила за нее, в форме слабого кивка головой. Официант подмигнул и поспешно скрылся из виду.

– Прости меня, Винил, – виновато всхлипнула Октавия. – У меня ведь все... на лбу написано, так? – она немного отодвинулась, прервав близость с подругой.

– Хэй, я тоже не особо скрытна в последнее время. Просто будем держать уши на стреме, – единорог вздрогнула. – Представляешь, какого будет, если Псайк вдруг узнает?

– Ужасно, я полагаю, – Октавия спрятала маленькую ухмылку, выглянув из-за стола якобы в поисках преподавателя.

– Ага, или та кобыла с лирой на заднице. Какая же она все-таки су-

– Следи за речью! Мы же на публике.

– Оу, конечно, – почесав затылок копытом, Винил застенчиво улыбнулась. – Ты поняла, о чем я.

Виолончелистка лишь пожала плечами, решив не принимать конкретную сторону, не узнав результатов диалога между ней и (общепризнанно грубой) мятно-зеленой кобылкой. В конце-то концов, кому как не Октавии было знать, какого это быть судимой по обложке. Единственное, что она могла — так это предотвратить цикл от повторения.

К моменту, когда кушанье принесли, солнце уже окончательно скрылось за горизонтом, накрыв улицу темной мантией, изредка пронизываемую тусклым светом фонарей. Однако внимание парочки было далеко от мерзкой погоды за окном.

Две тарелки медленно водрузились перед ними, привнося резкий, но приятный аромат с примесью остроты за их стол. Октавия долго колебалась, но, попробовав, убедилась, что суп едва ли был острым. Растерявшись от контраста между запахом и вкусом, она не смогла назвать в нем ни единого ингредиента. Вкус был странным, но далеким от плохого, неожиданно напомнив первый поцелуй с Винил. Одной мысли хватило, чтобы к щекам Октавии подступила краска, что не осталось без внимания диджея.

– Перчик, наконец, берет свое, а? Мой, к счастью, не острый, – единорожка поднесла очередную ложку ко рту. – И довольно-таки не дурной.

– Да, конечно. Перец, – виолончелистка вытерла рот салфеткой. – Может он согреет нас по пути домой.

Винил вздрогнула от одного лишь взгляда за окно:

– Да нет, тут нужно что-то покрепче в наших животах, – внезапная мысль озарила ее голову, и единорожка повернулась к своей соседке. – Эй, а напомни, когда там у тебя днюха?

– Ну... скоро.

– Давай же, скажи наконец. Ты говорила, что она через несколько недель, когда мы впервые пошли в Блюз Таверн, а уже прошло, ну, типа, три месяца.

– Мы ведь только познакомились, естественно я не собиралась говорить тебе, когда у меня день рождения, – возмущенно ответила земная пони, как будто знание об этой дате было священно.

Винил закатила глаза:

– Сдается мне, сейчас мы достаточно близко знаем друг друга.

Виолончелистка снова покраснела, решив свалить всю вину на суп:

– Что ж, ладно, если ты так настаиваешь. Он через три недели, сразу после экзаменов.

– Супер! О-о-ох, какую вечеринку я тебе закачу! – Октавии стало вдвойне неловко ломать энтузиазм единорожки, учитывая, как она обрадовалась открывшейся перспективе.

– Эм, Винил... но кого я приглашу?

Секунду спустя ее подруга заметно поникла, только чтобы снова воспрять духом:

– Управимся и вдвоем! Мы устроим свою вечеринку, с карточными играми и сидром.

– Весь день с тобой? О лучшем я и мечтать не могла, – серая кобылка прикрыла рот копытцем, издав шутливый смешок.

– Эй, что там говорят про книгу и обложку? Поверь мне, это будет клево.

Опустошив тарелки и тем самым полностью расправившись с ужином, парочка решила отправится в долгий поход домой. Серая пони обреченно посмотрела в темноту и вздрогнула:

– Мы просто обязаны купить б-ботинки, – прошептала она.

– И ш-ш-шарфы, – согласилась Винил.

Пару минут они шли в полной тишине, прерываемой только дрожанием зубов и цоканьем копыт по дороге. Винил не могла сдержать усмешку над тишиной происходящего:

– Если мы замерзнем насмерть посреди Мэйнхеттена, я этого точно не переживу, – Октавия не ответила, лишь придвинулась ближе к своей подруге, наслаждаясь теплом, так и исходившим от единорожки. – Эй, а это неплохая идея. Старое доброе телесное тепло. Всегда работает, с таким не ошибешься, – речь диджея стала походить на нервный лепет, а тело постепенно выходило из-под контроля. После этого странного на вкус супа в ее голову начали закрадываться очень любопытные мысли, и от того, что объект этих мыслей прижималась к ее правому боку, лучше не становилось.

Схожие чувства испытывала и вторая кобылка, когда не нарочно потерлась своей щекой о шею Винил. Ее глаза были прикрыты, а глупая улыбка на лице являлась знаком плотного тумана в голове.

“О, Селестия, она такая мягкая...”

– Ты там в норме, Октавия? – да, единорог ненавидела прерывать, однако не так она того хотела... чем бы оно ни было.

К пепельногривой кобылке, похоже, наконец, вернулась часть благоразумия, и она тут же прекратила зарываться носом в шерстку единорожки:

– А? Ой, прости, пожалуйста. Я... на секунду потеряла ход своих мыслей.

– Ага, я тоже. Похоже, тот парень не шутил насчет “блюда на двоих”, – Винил выдавила из себя усмешку, дабы уберечь свой мозг от нежелательных мыслей.

– Что ты имеешь в виду? – Октавия решила прикинуться дурочкой, надеясь, что ее красных щек не было заметно в темноте ночи.

– Ну... ты не чувствуешь себя... как-то... – Винил сделала паузу, чтобы подобрать верное слово. – Игриво?

– Я... винила в этом чрезвычайную близость к тебе, – признала виолончелистка.

Триумфальная улыбка озарила губы Винил, и она гордо выпятила грудь вперед:

– Ага, пони часто так на меня реагируют.

– Да ну тебя, – Октавия легонько пихнула единорога в сторону.

Территория университета была освещена гораздо лучше остальной части города, за что подруги были безмерно благодарны. Единственными кто еще не спал в эту ночь, были подвыпившие пони, бредущие со стороны таверны. Октавия покачала головой и обреченно вздохнула. Некоторые студенты просто не знают, на что потратить свободный вечер.

К моменту, когда парочка ввалилась домой, большая часть мыслей улетучилась восвояси. Всем что осталось, было сонное чувство блаженства. Поэтому, во второй раз повиснув на Винил, кобылка лишь зевнула да попыталась прижаться еще ближе.

Диджей хихикнула:

– Ты такая милая, – произнесла она с чрезвычайной нежностью в голосе, уложив кобылку на ближайшую кровать. – Давай спать, я тоже чертовски устала.

Октавия поступила, как просила подруга: заползла под одеяло, с головы до задних ног укутавшись в нем. Но даже с натянутым поверх тушки слоем теплого одеяла, земная пони еле заметно дрожала.

Она нахмурилась в раздумьях, однако решение предоставилось само. Вспышкой истощенной магии, единорог левитировала второе одеяло со своей кровати и накрыла виолончелистку еще одним слоем. Тем не менее, земную пони такой расклад не устроил, и она вопросительно взглянула на соседку:

– Но ты ведь замерзнешь, – тихо сказала она.

Винил пожала плечами:

– Да ладно, я ведь однажды прямо на улице спала. Все норм.

– Нет. Залезай ко мне.

Ровно миг понадобился единорожке, чтобы подчиниться желанию виолончелистки:

– Ну, если ты настаиваешь, – она изо всех сил старалась скрыть улыбку, устроившись под горой одеял рядом с Октавией, получая неописуемое удовольствие от тепла ткани и кобылки одновременно.

Ее собственные сомнительные мысли также улетучились без следа, но те, что остались, были не менее сильными. Уже не в мечтах, а наяву она смогла зарыться носом в шерстку пони, что регулярно приходила к ней во снах. Снах, которые в точности повторяли все чувства и ощущения этой ночи, но на утро оставляли лишь горечь одиночества в пустой кровати. Она прижалась еще сильнее, не желая отпускать эти мгновения. И если они были плодом очередного сновидения, то Винил не желала просыпаться.

– И знаешь, что в этом самое странное? – прошептала Октавия.

Единорожка недоуменно мотнула головой:

– И что же?

– Это вовсе не кажется странным.