Тетрадь Смерти: Эквестрия
Первая Интерлюдия
Рэйнбоу Дэш было скучно.
Назначение врача вкупе с несколькими длинными полосками ткани насильно удерживали её в больничной койке. Как сказала сестра Рэдхарт, ей ещё очень повезло. Благодаря положению копыт, в котором она врезалась (влетела, подкорректировала пегаска) в окно, бо́льшая часть осколков отлетела от неё. Но, побарахтавшись в занавеске, которая впоследствии стала полным мешком битого стекла, Рэйнбоу получила многочисленные порезы на лице и на теле. Большинство из них заживут через несколько дней, некоторым требовались швы, настоящей проблемой были её крылья: существовала вероятность, что крошечные, острые, как бритва, осколки застряли где-то между перьями, готовые раскромсать хрупкие стержни от малейшего движения. Сестра Рэдхарт думала, что извлекла их все, но для пущей убедительности решила почистить перья Рэйнбоу Дэш ещё раз поутру.
Поэтому крылья сопротивляющейся пегаски были надёжно перевязаны тканью, чтобы она не потревожила возможные оставшиеся осколки во сне. Это было всего на одну ночь, но каждая минута в таком положении казалась пыткой. Клиника была удушливо стерильной. Дэш почувствовала, лёжа на животе, как её крылья вырываются из плена, словно угадывая желание своей хозяйки выбраться из этого душного здания и улететь.
Ей очень нужно было летать.
Рэйнбоу Дэш была самым быстрым из всех ныне живущих существ. И знала это не понаслышке. Там, в небесной синеве, она могла улететь, куда вздумается, сбежать от всего, что тяготило её. Боль, страх, сожаление, горе… в воздухе намного легче было их забыть. Всё будет нормально, пока она продолжает движение. Но здесь… Дэш застонала, бессмысленно сопротивляясь давлению ткани. Здесь бежать было некуда. Она была в ловушке, в буквальном и в переносном смысле, а её память проигрывала ту самую сцену снова и снова…
И медсестра, и Колгейт уже сказали, что она ничего не могла сделать. И сказали, по меньшей мере, раз шесть, но воспоминание от этого не стёрлось ничуть.
«Да знаю я! ‒ безмолвно крикнула пегаска, прижимая раздражённо копыта к вискам. ‒ Знаю, что это не моя вина. Знаю, что сделала всё, что смогла. Так отчего же чувствую себя так, будто бросила своих друзей?»
На её прикроватной тумбочке кое-что лежало. Сестра Рэдхарт сказала, что «странный пони в капюшоне» принёс это для неё немногим позже после её прибытия в клинику. Вначале пегаска расценила это как глупую игрушку. Теперь же, когда воспоминание не давало ей покоя, она взяла маленькое устройство в копыта. Это были счёты, такие, которые Джаз назвал бы «вычислитель первой модели»: простая детская игрушка c десятью стержнями рядами крупных ярко окрашенных бусин. Находившаяся между стержнями записка выскользнула, являя собой написанное вычурным почерком краткое изложение того, как работало устройство, а так же несколько уравнений для практики.
Рэйнбоу толкала копытом маленькие шарики туда-сюда.
‒ Ладно, ‒ пробормотала она. ‒ Легко. Разные ряды ‒ разные числа. Прямо как летать. Простая формула, повторённая бесчисленное множество раз. ‒ пегаска перевернула счёты на бок, заставив бусины вернуться в исходное положение. Усевшись поудобнее, она начала вычислять.
Нелегко быть Дерпи.
Сегодня был печальный день. Мисс Рарити и Пони-Кексики обе отошли в мир иной, весь вечер жители города печалились и плакали. Затем Мисс Харпи сказала всем идти домой на ночёвку, так что Дерпи счастлива, потому что сможет увидеть вновь Малютку-Маффин и Лучшую Подругу. С малюткой-дочуркой не опечалишься, а Лучшая Подруга сделает что-то вкусненькое, и все снова будут счастливы. Потому-то Дерпи радуется, спеша домой на всех парах.
В окнах ещё горел свет, когда она добралась до дома Лучшей Подруги, ‒ а это значит, что Малышка-Маффин ещё не в постели. Серая пегаска вошла внутрь, не ударившись головой о дверной косяк, и дала всем знать о своём присутствии. Гостиная Лучшей Подруги была в полнейшем беспорядке, что озадачивает, ведь она до неприличия опрятная. К Дерпи подбежала жеребёнок-единорог.
‒ Мамочка! ‒ подпрыгнула и крепко обняла её Малютка-Маффин. ‒ Ты вернулась!
Улыбка для ребёнка.
‒ У меня отгул, ‒ гордо заявила Дерпи. ‒ Одна ночь дома с тобой.
Из кухни вышла Кэррот Топ, которая любезно согласилась присмотреть за её дочуркой. Кэррот Топ и есть Лучшая Подруга.
‒ Смотрите-ка, явилась не запылилась, ‒ сказала рыжая пони. Она была раздраженной, но не злой. Лучшая Подруга не может злиться на Дерпи. ‒ Знаешь, мы так не договаривались. Я соглашалась присмотреть за ней пару дней, а не целую вечность. Если бы Спарклер не захаживал ко мне помочь, то мы бы сейчас оказались в глубокой луже.
Дерпи отпустила малютку и крепко-крепко обняла Кэррот Топ.
‒ Ты моя лучшая подруга, ‒ радостно сказала серая пегаска.
Лучшая Подруга выглядит сердитой, потом перестаёт сердиться и начинает выглядеть грустной.
‒ Да, конечно, ‒ отвечает она, после чего перестаёт грустить и всё снова в порядке.
‒ Мамочка, смотри! ‒ Малютка-Маффин прибежала обратно с листиком бумаги. ‒ Я получила новое письмо от папочки!
‒ Это же здорово, Маффин! ‒ ахнула Дерпи и посмотрела на Лучшую Подругу. Кэррот Топ вновь улыбнулась, но в её улыбке не было радости. ‒ Что в нём?
‒ Папа нашёл новое племя зебр в Брэйзилии, ‒ гордо сказала Динки. ‒ Там был старый брюзга-бородавочник, который издевался над ними и заставлял грустить, но Папочка прогнал его и всё уладил, потому что он лучший искатель приключений во всей Эквестрии, и Зебрике, и Нейпонии, и Пранции и где бы то ни было ещё! ‒ воскликнула она на одном дыхании.
‒ Это потрясающе! ‒ хлопнула копытами Дерпи. Малютка-Маффин улыбнулась и хлопнула тоже. Мать счастлива, потому что её дочь счастлива. ‒ Прочитаешь?
‒ Ура! ‒ воскликнула Динки и вместе с мамой села на пол, чтобы прочитать письмо от папы. Дерпи приобняла крылом свою малютку, чтобы ей было тепло, пока она читает. Лучшая Подруга вновь улыбнулась и покинула комнату, чтобы приготовить всем закуски и напитки. Динки морщит носик, долго и упорно всматриваясь в первую строку, затем начала: ‒ Дорогая Динки…
Малютка-дочурка ‒ хороший читатель. Она теперь может читать почти так же хорошо, как Дерпи. Но Динки ещё слишком мала, чтобы понять, что почерк принадлежит Лучшей Подруге. Однажды она заметит, и матери придётся объяснить, что Большой Маффин вовсе не путешествует по Зебрике. На самом деле он заперт в прескверном месте в Сталлионграде, где полиция не ведает жалости к таким, как Дерпи, а Большому Маффину не дозволено видеть свою дочь. Правила есть и куда хуже этого, так что Большой Маффин будет взаперти ещё очень долго. Но однажды он выйдет на свободу, придёт домой, больше не будет надобности в письмах, лжи, старых книгах о путешествиях, и все они вновь будут счастливы.
Дерпи знает, что она умом не блещет. Ей многие об этом говорили. Но Дерпи известно, что Кира умерщвляет плохих пони, а полиция ведь думает, что Большой Маффин плохой. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что отец Динки в опасности. Так что Дерпи не может спать спокойно, пока плохой пони, который убивает плохих пони, не окажется за решёткой, а Большой Маффин не вернётся домой к своей дочери.
‒ Мамочка, ты меня раздавишь, ‒ извивалась Малютка-Маффин, и тогда только серая пегаска поняла, что слишком сильно завернула её. Дерпи разжала объятия, а Динки посмотрела на неё. Что-то было не так.
‒ Мамочка, ты в порядке? ‒ спросила дочурка.
Будь храброй для Малютки-Маффин. Улыбнись для Малютки-Маффин.
‒ Всё нормально, ‒ ответила Дерпи и поцеловала Динки в макушку. ‒ Всё просто чудесно.
Спайк подбросил одеяло, ворочаясь в своей корзинке.
Это была другая кровать, которую он вытащил из подвала, и из которой начал вырастать: пальцы на задних лапах свисали над краем, а деревянное основание явственно ощущалось через тонкий матрас. Раздосадованный малыш перевернулся на бок и уставился в темноту вокруг. Чуждые эмоции циркулировали внутри него. Не оформившиеся мысли скакали вокруг головы, какие-то кричали, какие-то шептали, но ни одна из них не молвила ничего конкретного. Была лишь только одна вещь, за которую дракон сумел удержаться. Рарити – убийца.
Это до сих пор казалось несусветным. Даже после того, как слёзы, наконец, остановились, даже после долгой прогулки домой, даже после того, как Твайлайт уложила его в постель и спела ему колыбельную, какая-то часть его была по-прежнему убеждена, что всё это было страшным сном. Спайк опять перевернулся и застонал.
«Я должен выспаться, − приказывал он себе. – Мне нужно выспаться, если я завтра хочу быть полезным».
Но Рарити – убийца.
В конце концов, это было не хорошо. Что-то дрогнуло внутри дракона, как второе сердце, посылая через него чужеродные импульсы разочарования. Спайк вытащил себя из корзины и потянулся, чувствуя, как слабая боль отозвалась в его конечностях. Он на цыпочках подошёл к открытому окну и посмотрел на ночное небо. Облака медленно проплывали мимо светила Принцессы Луны, отбрасывая длинные тени на землю Эквестрии. Спайк зевнул и потёр глаза, пытаясь подумать о чём-нибудь другом, о чём угодно, лишь бы отвлечься. По какой-то причине, он переключился на своё детство.
В целом, Спайк очень мало знал о драконах.
Но знал, что взросление в обществе пони наложило на него свой отпечаток. Родись он в горах иль на островах в дальних океанах, в этом возрасте ему надлежало покинуть гнездо и учиться жить самому. Драконам полагается быть гордыми и независимыми. В дикой природе он бы искал свою пещеру и свои сокровища, не заботясь о проблемах других. Но пони изменили это. Заводя друзей, имея Твайлайт в качестве второй матери, имея настоящую семью – это чувство бытия с иными пересилило его драконьи инстинкты. Это сдерживало его естественный рост, отсрочивая зрелость. Неким образом магия дружбы сохраняла его неестественную молодость.
«Может, это не так уж и плохо», − проскочила мысль в голове Спайка.
У большинства драконов не было нормального детства, в понимании пони. Жизни обещала быть короткой и ожесточённой для большинства детёнышей, а тех, кто был не в состоянии приспособиться к суровости бытия, ожидала не очень долгая жизнь.
«Многим ли драконам посчастливилось играть с игрушками в детстве? Или говорить со своими ровесниками, или поесть свежеиспечённые хэйфри, или работать с самой прекрасной единорожкой, что когда либо…
Лицо Спайка накрыла тень, и он отвернулся от окна.
«Что ж, в конечном итоге, любое детство заканчивается»
Коробка дракона осталась на прежнем месте за корзиной. Он притянул её к себе. Л конфисковала большую часть писем из этой коробки, но всё остальное осталось нетронутым. Он настоял на том, чтобы вернуть её домой, даже пожертвовав своей обычной кроватью, лишь бы добраться до библиотеки быстрее. Спайк поднял крышку и презрительно уставился на содержимое.
Журналы. Газетный вырезки. Фотографии Рарити. Всё, что касалось белошёрстной модницы, от полноценных статей до случайных упоминаний – что нашлось благодаря одержимому разуму. Дрожащими лапами дракон поднял на уровень глаз издание на самом верху стопки, направляя его к окну, чтобы лунный свет осветил обложку. Это был старый, прошлогодний, номер журнала «Pose!» с изображением Рарити на обложке. Именно этот журнал был у Спайка любимым, но не из-за потрясающего платья на единорожке, а из-за её улыбки: как и одежда на ней, Рарити излучала нескрываемую радость. Она сияла своим светом со страницы журнала, совершенно довольная, совершенная в своей стихии, само совершенство во всём. Спайк помнил, как был рад за неё.
Она нравилась ему. Нет, даже больше. Он любил её. Но сейчас он чувствовал отнюдь не любовь. Не боль, которая сковала его, не горе, которое разрывало изнутри, не потеря, которая заполонила все его мысли. Это был гнев.
Она убила Пинки Пай.
Спайк втянул в себя воздух.
Струя огня прорезала ночную тьму. Не магическое пламя, а настоящая стихия, пылающий жар почти белого цвета. Журнал в одно мгновение воспламенился и рассыпался в прах, уносящийся в ночь. В течение следующих нескольких секунд Спайк тяжело дышал, затем закрыл рот и позволил передним лапам безжизненно свиснуть по бокам. Мгновенно вернулись страх и сожаление, а вместе с ними чувство неправильности, чувство той же вины, как и когда Твайлайт застала его за воровством драгоценных камней с кухни. Но на первом месте, пересиливая всё остальное, было животное удовлетворение. Дракон сжал ладони в кулаки и оскалился.
«А это было… приятно»
Он наклонился и подобрал другой журнал, даже не посмотрев на обложку. Не было времени думать или чувствовать. В этот раз, раскрыв рот, Спайк испустил рёв.
Одна за другой страницы из коробки исчезали в огне. И чем больше Рарити исчезало из его жизни, тем ярче и жарче становилось пламя, а каждый новый выдох длился дольше предыдущего. После того, как сгорела последняя вырезка, коробку постигла та же участь. Вслед за ними отправились книжки с комиксами, постеры со стен и детские приключенческие рассказы, которые он писал о себе. Дракончик чуть не сжёг учебник Твайлайт, прежде чем свалился на пол, совершенно измотанный.
Прошло немало времени с тех пор, как Локет оставила надежду заснуть.
Она целый час судорожно ворочалась на голом матрасе, прежде чем сдалась и стала ходить взад-вперёд по своей маленькой комнате. Время для неё исчислялось количеством шагов, необходимых, чтобы пройти из одного конца комнаты в другой. Ответ оставался неизменным, но на несколько мгновений он помогал ей отвлечься от вопроса, преследовавшего её весь вечер.
Разве я плохая пони?
Локет прислонилась к стене и вздохнула.
«Конечно же, нет, ‒ пыталась она убедить себя. ‒ Я знаю, что то, что происходит в Понивилле, неправильно. Знаю, что деяния Киры неправильны. Я делаю всё возможное, чтобы хоть как-то улучшить положение вещей. Разве это не делает меня хорошей пони? Хоть что-то разве не делает меня хорошей?
И тем не менее…
Без разрешения, её мысли переключились на происшествие в бутике. Два Элемента Гармонии мертвы, ещё два выглядят так, будто хотят последовать за ними. Твайлайт рыдала, а Рэйнбоу Дэш недалеко ушла. И кровь повсюду. Рациональная часть голубой земной пони знала, что подобная сцена по любому бы потрясла её, но после первоначального шока наступила холодная тишина, Локет просто замерла и ни на что не реагировала. Даже спустя несколько часов пугающее спокойствие никуда не испарилось.
«Почему я ничего не чувствую? ‒ злилась на себя она. ‒ Разве хорошей пони не было бы сейчас плохо? Грустно или страшно, хоть что-нибудь? Разве хорошей пони не всё равно?»
Локет простонала от отчаяния и продолжила измождённо расхаживать.
Если не считать кровати, дом был почти абсолютно пуст. Большая часть мебели принадлежала Грин Грейпсу, а когда он переехал, Локет настояла, чтобы он забрал её с собой.
«Эпплуза ‒ это новый город, ‒ напоминала она ему, ‒ Нельзя знать наверняка, когда сможешь получить больше».
Прошло уже более двух лет, и, тем не менее, ей так и не удалось заменить хоть что-то: ежемесячной платы от Л едва хватало, чтобы заплатить за жильё и купить еды. Разумеется, эти деньги были лишь подарком за оказанные услуги, в смысле, что Локет сможет поддержать себя вне работы детектива.
А настоящей работы у голубой пони не было уже очень давно.
Незаметно для самой себя она подошла к уголку, где хранила ещё одну вещь, которую оставил Грин Грейпс. Это был маленький деревянный сундук, подарок от покойного деда Локет и одна из тех немногих вещей, которыми она дорожила. Земная пони нежно погладила деревянную поверхность, прежде чем открыть его. На вершине стопки внутри лежали письма, для и от Грин Грейпса. Истории и его приключениях на диком западе, подробности о яблочном фермерстве, а также единственная и ужасная любовная поэма. Всё остальное было от Локет, аккуратно систематизировано и каталогизировано, но не отправлено: отправка почты в Эпплузу была затратной. С течением времени каждую неделю приходило всё меньше и меньше писем, затем каждый месяц, пока не дошло до одностраничного послания на ежегодный отпуск.
Копнув глубже, Локет почувствовала, как дрогнули струны её чувств, когда она достала фотографию Грин Грейпса. Это даже был не он, а его брат, Сэр Коултон Уайнс, с которым она случайно столкнулась на рынке. Устав от ноющей боли внутри каждый раз, когда видела его, земная пони щёлкнула его на камеру подруги и убежала. Между двумя пони были незначительные различия, которые Локет научилась игнорировать, когда ей хотелось.
«О, Грини», ‒ вздохнула кобылка, прижимая размытую фотографию к груди.
Как обычно, она вспомнила тот последний раз, когда они видели друг друга на ежегодном торжестве Дня Согревающего Очага в Кантерлоте. Эти двое были немногословны друг с другом. Он никогда не спрашивал, как у неё дела, да и она сама не поднимала эту тему. Как только они оставались наедине, он валил её на пол, своей грубостью показывая, сколь скучал месяцами по этому. Она назовёт его Грини, он её ‒ Шушайн, а затем…
Стеклянный взгляд появился на лице Локет. Осознавая лишь отчасти, что делает, она наклонилась и потянулась к ряду объектов на самом дне сундука. Дно собой заполнял длинный ряд книг в дешёвой обложке и с помятыми корешками. Нечто вроде голода загорелось в глазах кобылки, когда она перескакивала взглядом от одного названия к другому.
«Шесть ночей в Мэйнхеттене? Слишком вяло. Принц и Плам Пэтал (примечание переводчика: Plum Petal ‒ англ. «Лепесток Сливы»)? Слишком скучно, ‒ губы Локет беззвучно двигались, пока она искала с учащающимся дыханием. ‒ Тайный Жеребёнок? Не сейчас. Грифон-Отшивала? Не думаю, ‒ её копыто остановилось на одной конкретной книге. Кобылка медленно подняла её, про себя отмечая потёртую обложку и загнутые страницы. ‒ Развратные приключения Лорда Клоппингтона».
Локет несколько секунд смотрела на эту книгу. Название призвало образы, которые вырвали её из фантазий, любящее объятие Грин Грейпса сменила рыдающая в бутике Твайлайт. Внезапное чувство вины и отвращения захлестнуло Шушайн, и она раздражённо швырнула книгу через всю комнату. Фотография Сэра Коултона Уайнса одиноко приземлилась в сторонке. Локет упала на пол, неким образом находя в себе силы сдерживать слёзы.
‒ Я плохая пони, ‒ вслух прошептала она. ‒ Я плохая пони.
Несколько минут спустя Локет подползла к отвергнутой книге и подобрала её, аккуратно разгладив складку, которая образовалась, когда она приземлилась на открытые страницы. Кобылка вернулась к постели и легла. Спустя полчаса Локет наконец-то заснула беспокойным сном.
Колгейт казалась спокойной, но разум её был далёк от спокойствия.
Голубая единорожка неподвижно сидела за своим рабочим столом в полицейском участке. Толстая папка с официальными документами лежала перед ней в открытом виде: даже во время кризиса кто-то должен выполнять бумажную работу. Кобылка читала финансовый отчёт этого месяца уже третий раз со свисающим на губах карандашом. Она пыталась писать как обычно, с помощью магии и пера, но каждая попытка оканчивалась тем, что Колгейт отвлекалась и роняла пишущий прибор на стол.
Благодаря частым переездам между Понивиллем и Кантерлотом полицейская пони уже привыкла засиживаться допоздна. Хоть у неё и был свой дом в Понивилле, она редко посещала его, разве что оставляла в нём свои вещи. В офисе были все необходимые средства для комфортного житья, хоть и проживала Колгейт в нескольких минутах ходьбы, да и постоянный доступ к работе делал её более продуктивной в течение дня. Кобылка порой даже подлавливала себя на мысли: зачем пони вообще иметь собственный дом?
В настоящий момент её положение было далёким от комфортного. Спина кобылки одеревенела и болела, следы осеннего холода рыскали по комнате, а слабый зуд указывал на то, что хотя бы одна семья крыс облюбовала стул в отсутствие пони. Однако Колгейт всего этого не замечала. Она двигала карандашом во рту туда-сюда, а её глаза пожирали одну и ту же строку раз за разом, сосредоточившись на событиях прошлого: не произошедших накануне, а далёких, воспоминаниях самого первого дня в роли Служителя Закона Эквестрии.
«Я, Романа Кантерлотская, торжественно, чистосердечно провозглашаю и утверждаю, что буду верой и правдой служить Принцессе…»
Разумеется, на тот момент, когда она приняла присягу, была всего одна правящая Принцесса. И, конечно же, с возвращением Луны формулировка была изменена. Вспомнилось, как началась суматоха с обновлением официальных документов в первую неделю после той роковой ночи. Колгейт тогда задалась риторическим вопросом, значило ли это, что её старая клятва недействительна.
«… с беспристрастностью, честностью, усердием и непредвзятостью поддерживаю незыблемость основных прав пони и оказываю равное уважение ко всем пони…»
Обычно, с этим было легко разобраться. Основы философии Эквестрии, «Любовь и Терпимость», были впитаны Колгейт с молоком матери. Понивилль был весьма идилличен, но даже в самых суровых уголках света редко находилась проблема, которую нельзя было решить путём обмена и понимания. По крайней мере, так было.
«Прекрати! ‒ рефлекторно приказала себе кобылка, когда непрошеные образы Л и Твайлайт прорвались в её мысли. ‒ Я сделала всё возможное. Я была честной и добросовестной. Я сделала всё, что могла, чтобы помочь другим, я предоставляла всем презумпцию невиновности. Никто не посмеет возразить»
Но даже так мир изменился. Колгейт не могла сказать, когда или как это случилось, но и очевидные изменения отрицать не могла тоже. Когда-то пони бесстрашно приходили на помощь своим сородичам во времена нужды, теперь же они быстро прибегли к воровству и насилию. Споры решались оружием, а не словами. Безобидные шалости превратились в жестокие и несправедливые игры. Как будто мрак опустился на Эквестрию, и моральные устои в мире развалились.
«… и что я всеми силами буду сохранять и поддерживать мир, предотвращая все преступления против пони и их собственности…»
Это должно быть верно. Разве не в этом ли всё дело? В поддержании мира?
«Но ведь нет, не совсем, ‒ почти незаметно на лице Колгейт появилась хмурая морщинка. ‒ Каждый раз, провоцируя Киру, мы обрекаем хорошего пони на смерть. А тем временем, когда заключённый умирает, уровень преступности чуть снижается. Словно… Кира лучше справляется с поддержанием мира, чем мы»
Кобылка отбросила эту мысль, пока она не завела её в густые дебри.
«… и покуда я занимаю эту должность, я буду, полагаясь на навыки и знания, добросовестно выполнять свои обязанности в соответствии с законом»
Вот. Вот в чём проблема. Согласно закону, шпионить нехорошо. Лгать нехорошо. Хранить секреты от правительства нехорошо. А послушай Л, так всё это не только приемлемо, но и необходимо для поддержания закона. От этих противоречий у Колгейт закружилась голова.
«Какой смысл поддерживать закон, если я собираюсь пренебречь им?»
Тут ей вспомнились действия Киры.
«Это нечестная игра, ‒ дошло до неё. ‒ Кира не обязан играть по правилам. А вот я должна. Это даёт ему преимущество. ‒ некоторое время она поразмышляла над этим. ‒ Может, правила изменились. Может, пора сражаться, как другие в Эквестрии. ‒ её разум мгновенно восстал против этой идеи. ‒ Но так нельзя. Кто-то должен помнить о правилах, даже если это делаю только я. Игра бессмысленна, если не играть честно»
В её мыслях Романа на несколько лет младше гордо кивнула. Она дала клятву и собирается довести дело до конца, не смотря ни на что. Но даже так Романа не могла отделаться от ощущения, что остальной мир вырос и продолжает жить без неё, оставив полицейскую пони в своём мире самообмана.
«Может, правильного ответа нет. Может, его и вовсе не может быть»
Вскоре Колгейт поняла, что жуёт свой карандаш. Она выплюнула его и потрясла головой, заставляя себя сосредоточиться.
«Ну же, нужно покончить с этим до рассвета»
Её взгляд переместился на страницу и прочитал вновь первую строку. Её мысли колебались, оступались, а затем, как заевшая пластина, вернулись к началу:
«Я, Романа Кантерлотская, торжественно, чистосердечно провозглашаю…»
Когда Бон-Бон вошла в главную комнату убежища с тарелкой конфет, Л на её обычном месте не оказалось. Тарелка упала на пол. Нижняя губа кобылки задрожала, когда она посмотрела на пустое кресло.
«Она никогда никуда не уходит, не сказав мне. Никогда не встаёт, не сказав мне. Она никогда ничего не делает, не сказав мне»
‒ Харпи? ‒ крикнула Бон-Бон, в её голосе смешались страх и надежда. Звук эхом отозвался в пустой комнате. Ответа не последовало. Она попыталась опять, уже начиная нервничать: ‒ Харпи?
Спустя несколько минут тревога обратилась в полноценную панику.
‒ Харпи? ‒ заметалась туда-сюда Бон-Бон.
Когда почти никого не осталось, объект вернулся к своему исходному состоянию, когда были только они вдвоём: пустой, зловещий, коридоры одновременно вторящие и пугающе тихие.
‒ Харпи, где ты? ‒ крикнула кремовая кобылка.
«Она должна быть где-то здесь… просто обязана быть где-то здесь!»
Жилые помещения были особенно призрачны: в своём порыве побыстрее уйти большинство обитателей базы оставили здесь большую часть своих вещей. Это только усугубило влияние на не привыкшую к одиночеству Бон-Бон, да так, что она судорожно начала открывать двери одну за другой.
‒ Харпи!
Примерно на полпути по коридору она вломилась в комнату Джаза. Зрелый жеребец медитировал посередине комнаты на полу.
‒ Джаз, ‒ вздохнула Бон-Бон, ‒ ты не видел Л?
Последовала короткая пауза.
‒ Нет, не видел, ‒ ответил жеребец, не открывая глаз. Он снял с себя рубашку и пиджак, обнажая причудливую мозаику из выцветших серых линий, спускающихся к его спине. ‒ Но и не слышал, чтобы главная дверь открывалась, так что, скорее всего, она где-то здесь.
‒ Спасибо. ‒ некоторые опасения исчезли, и Бон-Бон развернулась к прихожей.
Она на мгновение замерла и оглянулась назад, ‒ ей раньше не доводилось видеть Джаза без костюма, ‒ затем возобновила свою беготню из комнаты в комнату, но на сей раз в менее суматошном темпе.
‒ Харпи?
‒ Я здесь. ‒ голос был ровный и тихий.
Бон-Бон остановилась, не вполне веря своим ушам, затем распахнула ближайшую дверь. Это была одна из неиспользуемых спален, совершенно пустая, если не считать раскладушку в углу. Вначале на глаза не попадалось ничего необычного, даже возник вопрос, а в ту ли комнату она зашла. Но, приглянувшись, кобылка заприметила выглядывающий из-под кровати светло-зелёный хвост. Она наклонилась и увидела зелёную фигуру, отвернувшуюся от неё.
Бон-Бон вздохнула. Слабо, по краям губ, улыбка вернулась на её лицо.
‒ Я думала, что потеряла тебя. ‒ забежала она внутрь, позволив двери захлопнуться за её спиной. ‒ Ну серьёзно, если уж собираешься убегать, хотя бы для приличия…
‒ Я не знаю, смогу ли это сделать.
У Бон-Бон перехватило дыхание.
‒ Что?
Л наполовину повернула голову к земной пони, но не смотрела прямо на неё. Единорожка плотно прижимала к груди подушку, ритмично поглаживая и сжимая её.
‒ Я не знаю, смогу ли это сделать, ‒ повторила она. ‒ Он слишком умён. Он всегда на шаг впереди меня. Что если… что если он тот, кто убьёт меня?
Щёки земной пони побледнели.
‒ Дорогая, не говори так! ‒ бросилась она к зелёной пони. Бон-Бон упала на колени, заглянула под кровать и стала осторожно поглаживать гриву детектива. ‒ Ты же Л, спаситель Эквестрии, помнишь? Прошлый Л лично выбрал тебя. Ты делала то, о чём другие пони могут только мечтать. Ты самая лучшая и самая умная из всех. Если кто и может остановить Киру…
‒ Ты думаешь, я не знаю? ‒ огрызнулась Л. ‒ Я знаю, кто я. Знаю, на что способна. ‒ её взгляд на несколько секунд обратился к стене, затем вновь уткнулся в подушку. ‒ Отчего ещё более пугающе, если Кира лучше меня.
Бон-Бон прикусила губу.
‒ Милая, Кира не лучше тебя!
Харпи на это ничего не ответила. Вместо этого она пролезла чуть дальше под раскладушку, прижимаясь к стене. Бон-Бон вздохнула, затем, по привычке, оглянулась, дабы убедиться, что дверь полностью закрыта. Земная пони медленно, чтобы не потревожить простыни, легла на пол и проползла под кровать, занимая место рядом с Л. Места для них обоих едва хватало, передние копыта Бон-Бон упирались в плечи детектива.
‒ Ты знаешь, что должна делать, ‒ прошептала кремовая пони.
‒ Бон-Бон, я не хочу потерпеть фиаско.
‒ Я знаю.
‒ Ты знаешь, что случится, если я провалюсь.
‒ Я знаю.
Пара в течение минуты не проронила ни слова. Бон-Бон заговорила первой:
‒ Ты действительно волновалась за неё, не так ли?
‒ Да, ‒ ответила Л вдруг очень тихо. ‒ Я думала, что, если бы только спасла её, тогда, возможно, всё это стоило бы того.
Внезапно события этого вечера стали проясняться.
‒ Так вот почему ты отправила всех по домам? ‒ спросила Бон-Бон. ‒ Чтобы они не увидели тебя… такой?
‒ Да, ‒ пискнула Харпи. Земная пони ощутила дрожь под копытами, к её ужасу, единорожка испустила всхлип. ‒ Разве неправильно желать спасти жизни? ‒ бормотала детектив, к её глазам подступали слёзы. ‒ Разве я не могу спасти одну пони, только для себя? Разве неправильно хотеть, чтобы пони, которых я люблю, были в безопасности.
Бон-Бон утешительно поглаживала её копытами по спине, лихорадочно думая.
«Дело плохо, дело плохо. Нельзя сейчас допустить очередной рецидив», ‒ боролась она, прежде чем нашла вдохновение.
‒ Помнишь Кольтифорнию? ‒ Л насторожилась, но Бон-Бон продолжила. ‒ Вспомни случаи убийства на почве нацизма?
‒ Да, ‒ Л проглотила очередной всхлип, замаскировав его под вздох. ‒ Даймонд Эдж была там.
‒ Вот-вот, ‒ в голосе земной пони появились умиротворяющие, мелодичные нотки.
«Наконец-то хоть к чему-то меня подготовила моя тренировка»
‒ Она помогла тебе. Помнишь, чему она у тебя научилась?
Детектив шмыгнула носом, но её дыхание выровнялось.
‒ Быть сильной, ‒ наполовину прошептала она. ‒ Делать то, что должно быть сделано. Не искать лёгких путей. Быть той пони, в которой нуждается Эквестрия. И быть храброй, не смотря ни на что.
‒ Верно. ‒ теперь обе пони лежали неподвижно. ‒ А что означает быть храброй?
Л замолкла, но потом почти машинально произнесла:
‒ Это не значит: не бояться. Это значит: поступать правильно даже если ты напугана. Это означает: противостоять страху и преодолевать его.
‒ Хорошо сказано, Харпи, ‒ шёлковый голос Бон-Бон, словно одеялом, накрыл их. ‒ Она научилась этому у тебя. Поэтому ты и выиграешь. А знаешь, почему? ‒ Л покачала головой. ‒ Потому что ты самая отважная пони, а Кира ‒ трус, который прячется за выдуманной моралью. Но ты самая отважная пони из всех.
Постепенно на лице Л появилась улыбка.
‒ Ты права. ‒ медленно, шаркая в тесном пространстве, она перевернулась и посмотрела Бон-Бон прямо в глаза. Кремовая кобылка улыбнулась в ответ. ‒ Знаешь, ты всегда права. Даже я иногда совершаю ошибки, но ты… ‒ Л любяще прижалась к земной пони, ‒ ты всегда права.
Зелёные глаза единорожки, давно ожидавшие покоя, наконец, закрылись. Бон-Бон внимательно слушала, как её дыхание смягчилось и стало более постоянным. Инстинкты говорили ей встать, привести свою подопечную в надлежащий вид и приступить к уборке, чтобы подготовиться к возвращению остальной команды. Но вместо этого она тоже закрыла глаза и прижалась к детективу теснее.
Это была первая ночь за долгое время, когда Твайлайт спала спокойно.
Примечание Автора:
Ожидайте во втором сезоне:
Игры разума!
Големы!
Второй Кира!
Новые злодеи!
Великий план Твайлайт!
И многое другое!