Colorless
Абсорбция
Дежавю. Не самое приятно чувство, особенно если тебе никак не удается вспомнить, где и что конкретно ты уже видел или переживал. Словно назойливая муха, оно кружит над твоим сознанием, засоряя поток мыслей и рассредотачивая внимание. И от него не так просто избавиться, как кажется.
Именно его ощутил Колор, едва приоткрыв слипшиеся от затянувшегося сна глаза. Хотя, на самом деле еще было раннее утро и сон был затянувшимся только потому, что пони, вернувшись прошлым вечером из школы, сразу рухнул спать, оставив все дела и обязанности на потом. Он был просто выбит из сил — несколько контрольных тестирований и длительный спринт на несколько километров для сброса нервного напряжения сделали свою работу, разрядив непарнокопытного за несколько часов, словно дешевую магическую лампу.
Солнышко, хитро выглядывая длинным лучом света из небольшой щели между шторок, медленно приближалось по одеялу прямо к лицу единорога. Воспользовавшись его заторможенным состоянием, оно форсированно преодолело шею и ударило по глазам, заставив того зажмуриться и отвернуться от окна. Протерев зенки затекшими от сна в одном положении копытами, он сел на край кровати и сонно уставился на дверь. Она была слегка приоткрыта.
“Мама, походу, уже заглядывала ко мне”, — мысль монотонно, пробиваясь сквозь назойливое ощущение дежавю, всплыла у него в голове.
Стараясь раскачать еще вялый от дремы мозг, он попробовал легким бегом добраться до ванной, но, не до конца осознавая степень своей заспанности, набрал слишком большое ускорение и впечатался плечом в дверь, после чего, круто развернувшись, чуть не угодил лицом об умывальник.
— Ай, бл... — оборвал пони сам себя, вспомнив, что родители не очень приветствовали брань в доме, и ему даже пару раз перепадало от отца за употребление крепкого словца в их присутствии.
Умывание ледяной водой в который раз не подвело, подействовав словно шокер на его объятый сном рассудок. Мгновенно обретя заряд бодрости, он, теперь уже уверенно, помчался на кухню в надежде застать кого-нибудь из домашних за завтраком. Но, к его удивлению, кухня встретила единорога лишь задумчивым гудением холодильника да снопом приятных ароматов, витающих в ней. Исследовав взглядом помещение и все комнаты, что можно было увидеть через дверные проемы, на наличие еще кого-то в доме, и, никого не обнаружив, Колор пожал плечами и сел за обеденный стол. Его внимание тут же привлекла небольшая фиолетовая бумажка, закрепленная на графине с соком.
Сощурившись, он принялся читать небольшое послание на ней:
“Колор, у мистера Опто в магазине аврал, убежала помогать ему с покупателями. Завтрак на столе, сэндвичи и термос с чаем уже собраны. Удачи в школе, радость моя.”
Довольно улыбнувшись и мысленно поблагодарив свою мать за такую заботу, пони принялся осматривать стол на наличие обещанного завтрака. Отбивные, какой-то салат, пюре... Через секунд пять до него дошла небольшая деталь — от каждого из блюд была отобрана небольшая часть, а котелок с пюре так вообще был наполовину пуст. К его боку была прикреплена еще одна записка, после прочтением корявого почерка которой, немного возмущенный Колор тоже решил не медлить.
“Здесь был Кэмил”, — гласила она.
Медленно проанализировав прочитанное, Колор задорно засмеялся, нисколько не поражаясь уже привычному поведению своего отца. Притянув еще еле теплый кусок мяса и закинув себе в рот, он принялся рассуждать о таком спешном уходе на работу своих родителей, но буквально тут же до него все дошло.
Стояло время праздников — один, посвященный ветру; день Императорской Охоты; торжество Нуота (фактически, день освобождение Империи от первого тирана и второго императора, Гармолукса Свирепого).
В эти дни в Империю стекалось множество туристов из Эквестрии, желающих поучаствовать в грандиозных празднованиях, которые, как правило, грифоны любили отмечать с щедрой душой, не скупясь на подарки, еду и украшения. Тогда Империя представляла из себя цветущее всеми красками государство, находясь в котором просто невозможно было подумать, что оно же и является чуть-ли не самым высоким по проценту преступлений и убийств. Восхитительные карнавалы, в которых участвовали тысячи жителей; салюты, ночи на пролет разрывающие небо над веселящейся страной и вообще дух, царящий в то время, заряжали всех посетителей Империи внушительным запасом позитива на долгое время.
И, естественно, они были прекрасной возможностью сбыть свою продукцию для различных магазинчиков и торговых точек. И тот, в котором работала Кассандра, не был исключением — пышные цветочные букеты и различные сувениры расхватывали словно горячие пирожки с мясом Солнечных Саламандр (на вкус эти рептилии были словно курятина, замаринованная в меде и вине), загружая хозяина лавки и его помощницу работой с головы до ног на весь их период.
Не меньшим бременем они были и для отца единорога. На половину мероприятий приходилось раскошеливаться не только жителям, но государству. Огромные суммы, отводимые на их организацию, а точнее распределение этих сумм между ответственными службами и лицами, всей своей тяжестью обрушивались на плечи Кэмила, который должен был в кратчайшие сроки разобраться с ними. И поэтому ему зачастую приходилось допоздна засиживаться за бумагами и раздачей указаний на работе, чтобы вернуться домой под ночь, проспать утренний подъем и, впопыхах отхватив половину завтрака своего сына, спешно умчаться обратно.
“Мда, я мог бы и сразу догадаться, — подумал единорог, задумчиво дожевывая остатки пюре. — И было бы чему удивляться, ведь такое уже случалось. Уже... случалось...”
Не сумев поймать было всплывшую мысль о причине не покидающего его надоедливого ощущения, Колор быстро прибрал посуду со стола и стал неспешно собираться в школу. Приготовления заняли совсем немного времени — стоило только взять сумку с учебниками, сунуть туда уже приготовленную матерью котомку с едой да закинуть все это дело себе на спину. Поравнявшись с зеркалом в коридоре, пони разровнял свалявшуюся от сна челку и, глубоко вдохнув-выдохнув, сказал сам себе фразу, которую произносил уже много лет:
— Соберись, тряпка. Ни сегодня, ни завтра проще не будет, и ты это прекрасно знаешь.
Его отражение ответило лишь регулярным безжизненным взглядом на такую самомотивацию. Еще бы, обычно в таких случаях говорят что-нибудь позитивное и поддерживающие, а не критику с уклоном в сторону не очень жизнерадостного будущего. Но, как он сам успел убедиться, она работала очень эффективно, подготавливая его терпение к предстоящим нагрузкам, готовым обрушиться на него, стоит тому сделать шаг из дома.
Как бы ярко не светило солнце, улицы города все еще сохраняли на себе приличный след ночного холода, успевшего прочно вгрызться в камень брусчатки и стены домов. Борясь с теплом, которое пыталась влить на них могучая звезда, они мощно обдавали всех жителей города скопившейся стужей, заставляя их жалеть о том, что они не оделись теплее и повелись на ожидания относительно времени года и приветливости солнца.
Колор, побыв на улице всего лишь десять минут, успел трижды пожалеть, что не прихватил утепленную накидку из дома, понадеявшись на льющиеся с неба потоки золотистых солнечных лучей и их согревающую силу. Поеживаясь от холодного ветра, старающегося забраться в гриву и докучливо подмораживающего своими вездесущими конечностями его живот, единорог лавировал между скоплениями спешащих по своим делам жителям города. Преодолевая улицу за улицей, он все ближе приближался к школе. И чем ближе он был, тем сильнее становилось не покидающее его дежавю, заставлявшее его подмечать каждую деталь в окружении и пытаться вспомнить, где же он мог их видеть раньше.
“Это не дежавю, дружок, — сказал он сам себе, стараясь побороть разыгравшееся воображение. — Это одна и та же херня каждый день, ага.”
И в чем-то он был прав. Наконец, добравшись до учебного заведения, Колор с неприятным удивлением отметил, что сегодня в нем было до неприличного много народу, что случалось крайне редко (в основном благодаря тотальному разгильдяйству учеников) и сулило лишь дополнительную дозу злых взглядов, поддевок и оскорблений для пони. Виной всему, опять же, были наклевывающиеся торжества, которые не обходили стороной и его школу, чье празднование организовывали различные любители самодеятельности и спортивные секции (естественно, ради идеи прогулять десяток — другой скучных занятий по естественным наукам).
— Воистину, только для меня праздники могут означать не веселье и отдых, а выживание в окружении растущей стаи дебилов, — злобно подытожил единорог, едва заступив за порог здания. — Ладно, надеюсь, этот день не сможет стать еще хуже.
Эта фраза, как он смог убедится далее, прозвучала для всей галактики словно вызов. Не прошло и двух часов, как проблемы начали сыпаться на него, раз за разом подкидывая вызов все труднее и труднее.
Из-за настойчивого дежавю он завалил половину проверочных работ, не сумев достаточно сосредоточится и постоянно теряясь в рытье собственной памяти на предмет зацепок. Этим он очень серьезно подпортил свой настрой, но, так как пообещал сам себе с утра не поддаваться, решил досидеть до конца. Затем кто-то из его группы предложил свалить организацию мероприятий ко дню ветра на плечи Колора, в чем его мгновенно поддержали и, не обращая внимания на протестующие вопли пони, разбежались кто куда, оставив ошеломленного организатора наедине со своими мыслями.
Вся бедственность его теперешнего положения заключалась в том, что никто из голосовавших изначально не собирался в этом участвовать и подчиняться его приказам относительно решения вопроса о подготовке, что означало, что все это ему фактически придется делать либо в одиночку, либо огребать от школьного управления за завал порученного ему задания под многоголосое гиканье грифонов, утверждающих, что тот не то, что не просил их о помощи, даже не заикался о ней и пустил все на самотек. Что, разумеется, было ложью и делалось лишь с целью насолить непарнокопытному.
Вечер опустился на город так же незаметно, как и исчезла большая часть солнца, которое теперь скрывалось за горизонтом и лениво освещало своим видимым краешком Империю, заливая все, до чего могло дотянуться мягкими малиновыми тонами закатного света. Однако, большинство улиц все же уже были охвачены властью сумерек, и даже изредка проглядывающие из-за домов лучи мало что могли сделать с поглощенными тенями проспектами.
Неистово скрипя зубами и проклиная все на свете, Колор скользил в пустом школьном коридоре, надеясь вырваться поскорее из его личной тюрьмы строгого режима. Все случилось так, как он и не предполагал, но почему-то на протяжении всего дня он был практически уверен в том, что должно случится в следующие минуты.
Выбежав на тесную улицу, пони облегченно вздохнул, утратив над собой нависшее давление школьной атмосферы, и неспешно побрел вдоль длинного проспекта, освещаемого множеством витрин различных магазинов и светом едва-едва зажегшихся фонарей. Непрекращающийся гомон идущих рядом прохожих незаметно смешался с привычным шумом города, погрузив Колора в размеренный поток движения и неся по нему все глубже и глубже в город. Единорог уже и забыл, зачем он туда шел, но и думать сейчас об этом ему особенно не хотелось — ведь, вслушиваясь в этот гул, он практически полностью заглушал нарастающую злобу на неудачи сегодняшнего дня и непрекращающиеся попытки своего мозга цепляться за любые детали, которые попытаются реабилитировать в памяти что-то забытое, что никак не давало ему покоя.
Так, окунувшись в любование вечерними улочками, он прошел еще где-то полтора часа, пока из задумчивого забвения его не вырвало встреча, важность которой ему, видимо, придется переосмысливать всю оставшуюся жизнь.
— Так-так, вы только посмотрите, кто у нас здесь, — хриплый голос, словно лавина, обрушился на сознание Колора, впившись ледяными иглами ему меж позвонков, как только в пони зародилось подозрение, кому он принадлежит. — Привет, хуйло. Соскучился?
Единорог медленно развернул голову на источник голоса, про себя молясь Императору, чтобы там оказался не тот, о ком он думает. Но увы, его молитвы не были услышаны.
— Дайден... — глотая звуки пролепетал пони, едва их взгляды встретились.
Крупный, для его возраста, грифон с серым оперением довольно ухмыльнуться и, поднявшись на задние лапы, пару раз хрустнул костяшками передних конечностей.
— Хм, значит, имя мое ты еще не забыл. Видимо, плохо я тебя в последний раз тряханул, раз остатки разума сохранились. Гляжу, ты свободно гуляешь по городу. Думал, я не вернусь из исправительного лагеря? — серая туша сделала шаг вперед. — А вот хер тебе, родной. Теперь мы будем видеться с тобой гораздо чаще, если ты, конечно, наше сегодняшнее свидание переживешь.
Из-за его спины раздалось сдавленное хихиканье еще трех голосов, но тот, замахнувшись внушительной лапой, быстро осадил ржущих над тупой шуткой дружков. Взгляд, которым он смотрел на пони, ни сулил тому ничего хорошего, да и по словам уже было понятно, что диалог не будет клеиться. Но единорог решил попытать удачу. Которая уже неоднократно за сегодняшний день подводила его.
— Слушай, зачем тебе все это? — в каждом слове Колора была неуверенность, которая давала возможность грифону наседать все сильнее, медленно подступая к нему. — Если ты только вернулся, то Регуляторы будут следить за тобой еще минимум неделю, и если сейчас...
— Захлопнись. Мне похуй, что на Регуляторов, что на тех, кто “якобы” должны наблюдать за мной. Да и потом, нестрашно еще раз попасть туда, если в замен мне дадут славную возможность вдоволь поиграть с тобой, — хищно оскалившись, огрызнулся грифон.
А вот теперь Колору стало по-настоящему страшно. Сердце бешено забилось, стараясь начать выработку адреналина, мышцы на ногах напряглись, готовясь к бегу. Безудержный стук в голове, вызванный работой огромной мышцы, колокольным звоном заглушил все остальное. Если сейчас он не сорвется с места и не даст деру настолько быстро, насколько способен, то пернатый маньяк в самом лучшем случае очень, ОЧЕНЬ серьезно покалечит его. В худшем... Об этом задрожавший от животного страха пони старался не думать.
Дайден был, если не самой серьезной головной болью для единорога, то одним из тех, выбор между которым и тем, чтобы быть осыпанным градом оскорблений и парой-тройкой незаслуженных наказаний, делался с явным уклоном не в сторону первого. И хотя таких любителей поиздеваться над пони с помощью когтей и кулаков было достаточно, серый бугай разительно выделялся среди остальных.
Он был психом. Не то, чтобы это было его основной чертой, но зашкаливающая безбашенность и отсутствие каких-либо моральных самоограничителей у него пугало даже его корешей, повсюду таскающихся следом. Что в сумме с достаточно хорошим физическим развитием давало ему широчайшие возможности для произвола, который он не брезговал регулярно устраивать.
Свою психическую неуравновешенность он с лихвой компенсировал количеством насилия и погрома, которые только мог учинить за двадцать четыре часа. Его ни что не могло остановить — ни многочисленные дисциплинарные взыскания с его семьи, ни ответные меры по физическому воздействию. Он не раз сцеплялся в схватке в Регуляторами и иногда выходил победителем, оставляя тех с переломанными конечностями, порванной униформой и украденным оружием. А уж говорить про его склонность поиздеваться над теми, кто с ним учился (а над Колором — в особенности и с высшим приоритетом), вообще не стоит, все и так понятно.
Апофеозом его звериной тяги к разрушению стали события полугодовой давности, когда Дайден, пытаясь догнать Колора, ввязался в драку с заступившимся за пони случайным грифоном и чуть не отправил бедного на тот свет, толкнув его на торчащие из недостроенного здания куски железных опор и тем самым пробив ему грудь насквозь.
“Защитнику” повезло, что рядом, в одной из забегаловок была группа отдыхающих после работы врачей из клиники неподалеку, которые сумели оказать ему первую помощь и не дали захлебнуться собственной кровью. А вот серый грифон за это угодил в исправительную колонию, после чего Колор смог облегченно вздохнуть в надежде на то, что малолетнего преступника оттуда не выпустят, пока не выбьют из него всю придурь.
И вот сейчас, когда этот полоумный шизоид стоял прямо перед его глазами, что-то подсказывало, что это у них не получилось. По злобе и пылающему желанию свернуть единорогу шею в глазах грифона было понятно, насколько опасна была ситуация, в которой Колор оказался. И что самое плохое, он не был к ней готов.
— Ну так на чем мы там с тобой в прошлый раз остановились? — с издевкой сказал грифон. — Ах да, вспомнил. Я, кажется, обещал тебе все кости переломать, если еще раз увижу на нашем стадионе. Ребята тут рассказали, как ты усердно там покрытие утаптывал, так что теперь не серчай. Пацаны, — он поднял лапу и направил ее в сторону и так побелевшего насколько это возможно пони, — взять этого уёбка.
Хоть единорог и не готовился к такому повороту, но зато было готово его тело. Инстинкт самосохранения, грубо обрубив все его мыслительные процессы, взял управление на себя и во весь опор вдарил в глубь толпы. Колор даже и не надеялся в ней потеряться — его среди крылатых хищников было видно так же хорошо, как кристаллического пони среди обычных. Его задачей было лишь набрать как можно больше скорости и, лавируя меж жителей и пропадая в узких улочках между домов, оторваться от преследующей его группы гопников.
Расталкивая всех на своем пути, пони и кучка грифонов неслись сквозь толпу. Бешеный топот копыт единорога, смешавшись с резким хлопаньем крыльев Дайдена, набирающего ускорение, чтобы одним рывком догнать убегающую цель, заглушали возмущенные возгласы прохожих, то и дело отлетающих в стороны, чтобы не напороться на них. Выкрикивая ругательства и угрозы, серый грифон все ближе и ближе приближался к Колору, но тот не обращал внимания — неистовая одышка и яростный стук крови в висках, подгоняемой перепуганным сердцем, не давали им возможности быть услышанными.
Вынырнув из потока горожан, пони ускользнул в первую же попавшуюся улочку между домами, перепрыгивая различные препятствия в виде коробок и низких изгородей. Но маневр не сработал — за ним, цепляя когтями стены и покрытия крыш, по воздуху скользили преследователи.
“Твою мать, твою мать, ТВОЮ МАТЬ! — мысленно орал Колор, чувствуя, как грохочут по земле и камню доски и различный хлам, который грифоны отбрасывали с дороги. — Быстрее, ноги, быстрее!”
Одышка становилась все глубже и чаще, принося вместе с вдыхаемым воздухом резкую боль и резь в области диафрагмы. И хотя он был неплохим бегуном, с каждой секундой для единорог становилось все очевидней, что продолжать затягивать бегство бессмысленно — у него просто не хватит сил. Устанет один из пернатых лбов — так его заменят другие. Да и не верилось ему, что Дайден вообще остановится, пока не настигнет пони.
Плана у него как такового не было, но самая очевидная идея — спрятаться, пришла к нему как раз во время того, как он мчался мимо спортивного стадиона.
“Идеально! Коридоров там завались, да и в раздевалках можно укрыться, — на бегу обмозговывал пони. — Лишь бы они потеряли мой след.”
Круто развернувшись, он со всей мочи помчался в его сторону. Грифоны, описав разворот, планировали за ним. Проносясь сквозь несколько дверных проемов, практически вышибая их собой, он начал маневрировать по коротким коридорам, стараясь сбить с хвоста преследователей. Сквозь сердцебиение он слышал, как они, не рассчитав расстояние, с матами влетали в стены и закрытые двери помещений. Но серый грифон, видимо, слишком хорошо знал обстановку и не отставал так сильно, как его друзья.
Спустя пару минут безудержного спринта Колору все-таки удалось укрыться от них в одном из шкафчиков, стоящих в раздевалке спортивных команд. Пока грифоны рыскали по ней, переворачивая скамьи и срывая дверцы шкафов в попытках отыскать его, он, вжавшись в холодный металл, свернувшись калачиком и не дыша, пережидал пернатый тайфун. Как только их голоса пропали в глубине коридоров, он отсчитал еще немного времени, прежде чем выйти. Вид развороченной раздевалки, об которую тушили свой гнев грифоны, заставил его поежиться от неподдельного страха, ведь это все вполне могло обрушиться на него. Но теперь все позади. Если они, правда, не ждали его снаружи.
Неслышно крадясь по коридору, он добрался до туалета, чтобы смочить пересохшее горло и умыться от щиплющего глаза пота, внушительным потоком текшего с него. Обдав лицо ледяной водой, он уставился в плитку пола, погрузившись в свои мысли о том, что же теперь ему делать, коли этот психопат снова вернулся. Когда, наконец, он поднял голову и измученно посмотрел в зеркало, его кровь похолодела от вида высоко силуэта, стоящего прямо за спиной.
— Что, мразь, не получилось? — гневно осведомился Дайден.
Удар плашмя по голове дверцей от шкафчика чуть не вырубил Колора, отбросив его на одну из стен уборной. Закрыв копытом место удара, он попытался сфокусировать расплывающееся зрение, но от звона, гулящего по его черепу, у него ничего не получилось. Отбросив помятое импровизированное оружие, серый влетел в оглушенного пони и, удерживая одной лапой за шею, пригвоздил его к стене, а свободной принялся наносить мощные удары, выбивая из того весь воздух и ломая ребра.
— Я. Тебя. Предупреждал. Сука, — после каждого слова следовала новая зуботычина. — Говори. Предупреждал?!
Серый грифон практически рычал, захлебываясь в нахлынувшей на него ярости. Выпад за выпадом он все сильнее прессовал Колора, не боясь использовать даже зазубренные когти, после применения которых на теле пони оставались рваные раны, моментально покрывающиеся кровавым налетом.
Колор машинально пытался закрыть лицо от когтей, но оглушение и возросшая от злости сила грифона сводили на нет его попытки защититься. Зверское избиение продолжалось еще минуту, пока Дайден не схватил единорога обеими лапами и с силой не швырнул в другой конец помещения, а затем подлетел к умывальнику и принялся отдирать его от стены. Его кенты, прежде стоящие в стороне и молчаливо наблюдающие за тем, как их главарь месит контуженного страдальца, все как один побелели и, быстро смекнув, зачем ему тяжелая керамическая штуковина, бросились осаждать серого, стараясь вернуть тому контроль над своими действиями.
— Чувак, хорош! — орал грифон с ярко-оранжевым оперением. — Ты получил, что хотел! Он с койки вряд ли ближайшие недели три подымется, заканчивай!
— Да, не стоит заходить за край! — кричал другой, цвета яичного желтка. — Он и так еле дышит, валим отсюда!
— ОТЪЕБАЛИСЬ, БЫСТРО! — взревел грифон, после чего быстрым разворотом скинул их с себя и, для пущей убедительности, пояснил одному из них кулаком в челюсть, отправив того в нокдаун. Закончив с ними, он мощным усилием наконец оторвал умывальник от трубы и, держа его над головой, начал медленно приближаться к пони.
Когда град ударов перестал обрушиваться на Колора, он попытался открыть глаза. Пони был едва живой, обзор застелила кровавая пелена от алой субстанции, попадающей в глаза, а внутренности горели, да и дышать было просто невозможно — на каждый вдох отвечали раздробленные ребра, возвращая в ответ разряд обжигающей боли. Сквозь с трудом просматриваемую красную завесу он увидел идущего к нему Дайдена, держащего в лапах над собой какую-то большую штуку. И хоть единорог сейчас был практически не способен думать о чем-либо, но до него мгновенно дошло, что психопат попытается его добить.
“Он... хочет меня убить? — мысли, словно вялое течение в застойном ручье, медленно пробирались сквозь нервные рецепторы его мозга, сплошь и рядом сигнализирующие лишь о том, что его тело в критическом состоянии. — И не боится наказания? Стоп-стоп. Наказания за что? За мою смерть? Нет, НЕТ! — его инстинкт самосохранения истерично метался в застенках его самосознания. — Я не хочу умирать! НЕ ХОЧУ!”
Глаза пони широко распахнулись, и его взгляд, полный холодного ужаса, недвижимо впился в надвигающегося хищника.
“Нет, нет, нет, нет! — его сердце в паническом припадке разрывалось. — Что делать, что мне делать?!”
“Хочешь жить? — голосок, словно ломкий звук расстроенной гитары, раздался из глубины его подсознания. — Тогда забери у него.”
“Забрать что? — не столько удивившись голосу в голове, сколько вопросу, спросил он сам себя. — Его жизнь взамен моей?”
“Нет, — глухо отозвался его внутренний собеседник. — Достаточно тела.”
Как кодовая фраза, эти слова круто поменяли расклад между грифоном и его добычей. Внутри израненного пони что-то словно щелкнуло, как будто старый, ржавый рубильник, который не смазывали годами и все это время держали с соляном растворе, со скрипом сдвинулся с места и, заискрив, встал в положение ВКЛ. Примитивный инстинкт, появившийся из самых глубин его подсознания, подсказал ему, что он должен делать.
Едва поглощенный первобытным гневом грифон замахнулся для того, чтобы обрушить на неподвижно лежащего перед ним пони умывальник, Колор сорвался с места и, оттолкнувшись задними копытами от стены, со всеми оставшимися силами всадил своей головой в живот Дайдену. Рог, прорвав кожу, словно копье, впился в его торс, заставив грифона отбросить увесистую сантехнику от внезапной вспышки боли и, схватив пони за гриву, вместе с ним повалиться на спину. Его опешившие от такого поворота соратники вместо того, чтобы бросится на помощь, стали наблюдать за происходящим, потерянно пытаясь вглядываться в темноту.
То, что произошло далее, не поддавалась никаким законам логики. Силой выдрав из пресса грифона застрявший рог, Колор за секунды отбил его попытки откинуть пони с себя и поравнялся своей окровавленной головой с удивленной мордой Дайдена. Затем, он широко разинул свою пасть и уткнулся носом в клюв грифона. Через несколько мгновений серый... повторил за ним, раскрыв клюв и не моргая уставившись в безумные глаза единорога. Его лапы обмякли и он прекратил какое-либо сопротивление, впав в подобие транса. Внезапно, из его клюва забил серо-красный фонтан из непонятной субстанции, точно попадая как раз в открытый рот Колору. Издавая отвратительные хлюпающие звуки, тот принялся глотать эту дрянь, не роняя мимо не капли. Как только “переливание” закончилось, пони с силой отпрянул от побелевшего до замогильного оттенка грифона и, поднявшись на дрожащие копыта, начал отхаркивать остатки цветной рвоты.
В полумраке помещения, едва-едва освещаемого светом восходящей луны, дружки грифона не могли четко разглядеть, что конкретно сейчас случилось, и поэтому в замешательстве смотрели на тень, в мелких судорогах бьющуюся в центре уборной.
— Слышьте, — еле заметно сказал один из них, — он его че там, жрет, что ли?
— Кто кого? — спросил другой.
— Ну этот, пони, жрет Дайда.
— Совсем ебнулся? Они же не едят мяса. И вообще, кто там из них кого вырубил? — осторожно осведомился желтый грифон, поддерживая под плечо нокаутированного товарища.
— В душе не ебу. Нихера не видно.
— Так пойди проверь, а то...
Его фразу оборвал грохочущий вопль, больше похожий на болезненный рев, стоящего перед ними силуэта, сразу после чего их лица обдало брызгами крови. Фигура прямо у них на глазах немного увеличилась в размерах и взмахнула здоровенными крыльями, прогоняя по помещению ветер. На несколько секунд в разрушенном сортире воцарилась тишина, которую нарушал стук клювов грифонов и шлепанье вязкой жижи, медленно капающей со шкуры тени на кафель.
Когда лунный свет наконец соизволил немного озарить тьму, осевшую в комнате, грифоны были готовы поотгрызать себе свои маленькие языки, лишь бы не завизжать от дикого ужаса, как девочки, и не пуститься наутек от вида того, что на них вышло из темноты.
Оно не было похоже на грифона, но и пони тоже напоминало очень отдаленно, хотя имело общую с пегасами комплекцию. Первой из тени показалась морда — изувеченная, со стремительно заживающими (это было видно по пульсирующей плоти по краям) разрезами по всей её площади. Нос и верхняя челюсть обросли роговым налетом, напоминающим тот, из которого состояли их клювы, и походившим на чешуйки-пластинки, с зазубренных краев которых прокапывали капельки сукровицы. Из под дрожащих губ показался ряд невесть откуда взявшихся небольших желтых клыков, практически полностью заменивших все плоские жевательные зубы, лихорадочный стук которых слабым эхом гулял по помещению. Его глаза, приобретшие цвет точь-в-точь как у Дайдена, были широко распахнуты то ли в паническом страхе, то ли в каком-то непонятном виде гнева, однозначно определить который было невозможно. А зрачки, “по-грифоньи” сузившись до размера точек, нервно дергались, устремив свой взгляд на застывших наблюдателей. Дополняла картину открытая рана прямо во лбу, которая, струясь темно-алой жидкостью, медленно зарастала, скрывая под собой исчезнувший рог.
Затем их взору предстало его тело — свалявшаяся шерстка, принявшая четкий оттенок серого, была покрыта слипшейся кровью, на которой в некоторых места проглядывали короткие перья. Спину, если так можно было назвать тот пульсирующий кусок мяса и открытых мышц с проглядывающими позвонками, венчали непропорционально приличные крылья — слишком большие для пони-пегаса, но в самый раз для комплекции грифона, если бы он им был. Они тоже были перепачканы и кое-где на них проглядывали участки еще не заросших кожей сухожилий и костей, от вида которых грифонов чуть не вывернуло наизнанку. Мускулы на его теле вздулись, на коже показались многочисленные синюшные вены, разбухшие от циркулирующей крови. Копыта, прежде еле видные из под шерсти на ногах, теперь же были открыты и их передние кромки очень отчетливо выступали, царапая своими заточенными краями плитку, чем порождали жуткий скрежет при каждом шаге.
— Х-х-храни Император... — заикаясь, прошептал оранжевый. — Что это з-з-а хуйня?
Вид этого существа, медленно наступающего из тьмы на грифонов, словно огромный моток колючей проволоки, сковал их тела. Желтый, поддерживая все еще находящегося в отключке товарища, все сильнее вжимался в стену, а другой быстро рыскал глазами по помещению в поисках того, чем бы можно было отмахнуться от приближающегося ужаса, лишь бы не смотреть в его безумные глаза. Но кроме короткого куска трубы, которая была вырвана Дайденом вместе с умывальником, ничего существенного не было и, подхватив ее, трясущийся герой сделал пару взмахов в попытке достать до морды монстра.
Но существо, прежде бывшее Колором, и бровью не повело. Вместо этого оно, одним прыжком набрав внушительное ускорение, накинулось на грифона и стало обрушивать на него свои заостренные копыта. Тот попытался скинуть монстра с себя, но, как только два удара импровизированного рогового лезвия пробили его защиту, распоров ударом щеку от края рта до уха, прервался, схватившись за пораженный участок лица.
Сквозь панические попытки отбиться, грифон попытался воспользоваться свободными задними лапами. Но потерпел фиаско — как только полупони-полугрифон ощутил мягкое касание подушечек лап пернатого, то с недюжей силой впился оранжевому в плечо своими короткими, но острыми клыками, сжав челюсти настолько сильно, что под ними захрустела ключица оранжевого храбреца, заставив того коротко визгнуть и начать извиваться, прекратив любые попытки сопротивляться.
Второй грифон, в это время наблюдающий за этим спектаклем, нехило струхнул от развернувшегося зрелища. С трудом сдерживая рвотные позывы, он подхватил начинавшего приходить в себя третьего и вывалился в коридор. От воплей своего товарища, которого в это время то ли жрал, то ли грыз их бывший объект для травли, внутри у него все сжалось и заставило прибавить скорости, на бегу стараясь привести в чувство нокаутированного. Пройдя половину пути до поворота и с трудом заставив темно-коричневого братка бежать за ним, он прислушался и обнаружил, что рыжий перестал кричать. Тогда он обернулся, чтобы посмотреть, что же случилось.
Он увидел, как из дверного проема в тьму коридора высунулась, сверкая кошмарным взглядом и жутчайшим оскалом, окровавленная морда Колора. С его лица, покрывая все пространство от макушки до шеи, тонкими струйками стекала темно-алая субстанция, собираясь на подбородке, чтобы потом, слившись воедино, медленно прокапывать на пол, порождая в бесшумном коридоре звук, подобный звону колокола. Демонический оскал ужасной пасти, увенчанной двумя рядами желто-красных, острых, словно бритва, зубов, из которой беспорядочно свешивались содранные куски мяса его предыдущей жертвы и обильно текла слюна. Его взгляд, полный безумия и примитивной жажды крови, гремучей, злой алчности, дикого желания содрать кожу с обидчиков и насытиться их плотью, чтобы утолить неимоверную жажду копившейся годами ярости, помноженной на ту, что он перенял от “поглощенного” им грифона. Чудовищный, холодный, как льды многовекового ледника, но и в то же время обжигающий, словно магма.
Зверь тяжело дышал, сотрясая пространство вокруг себя своими огромными крыльями, которые больше напоминали еще одну пару длинных лап, жадно тянущихся своими многочисленными когтями к добыче, стремясь как можно скорее дать своему хозяину возможность насладиться вкусом теплых внутренностей и металлической пряностью крови.
Он медленно вышел в коридор, царапая покрытие пола своими зазубренными копытами. Скрежет, порождаемый ими, в унисон с пульсированием многочисленных, стремительно заживающих ран на его теле разносился по коридору, отражаясь от стен и звеня словно старые, ржавые цепи. Тени, будто подыгрывая монстру, темным, величественным ореолом нависли над ним, вгрызаясь в его пропитанную потом шерсть, образовывая мрачное подобие живого плаща из черных, склизких щупалец вокруг. Они завершали его образ, превращая и без того отталкивающую внешность в абсолют леденящего сознание ночного кошмара, вырвавшегося из своих привычных границ беспокойных снов в реальный мир за новыми душами, готовыми с хрустом сломаться в смертоносных тисках его челюстей.
От увиденного весь мир вокруг птицы поплыл. Грифон, адово хлопая крыльями, стал набирать ускорение, чтобы оторваться от теперь уже преследующего их пони. Когда за его спиной раздалась еще одна канонада подобных взмахов, он подумал, что это третий последовал его примеру, и решил краем глаза проверить.
Но вместо коричневого силуэта он узрел темно-серую тушу, стремительно приближающуюся к нему огромными рывками крыльев. Испытав еще один приступ панического страха, тело подвело беглеца — крыло мощно прочертило по стене, от чего грифона развернуло в обратную сторону и сразу же после этого в его шею, грозно рыча, клыками впился Колор. Они кубарем пролетели еще несколько метров, прежде чем угодили в большой стеклянный стенд, обрушив на себя куски разбившегося стекла. Шипя от боли, вызванной стеклянной крошкой, впивающейся в плоть, пони разжал челюсти, отпрыгнул и всадил два мощных удара задними копытами в торс желтого грифона, чуть не вскрыв ему грудную клетку. Задыхаясь и отхаркивая кровь, пернатый рухнул на пол и вырубился от болевого шока.
Третий (и последний) из оставшихся грифонов, прислонившись к стене, ошарашенно смотрел в сторону проема, ведущего в коридор, куда только что перед его глазами на огромной скорости промелькнули два силуэта. Его все еще мутило от головокружения и звона, вызванных крепкой подачей от Дайдена, но, судя по тому, насколько был напуган его друг, когда старался расшатать коричневого и что-то ему сказать, случилось что-то, что нарушило планы серого бугая разделаться с непарнокопытным.
Спустя секунды до него донесся звук скрипучих шагов. Штука, преследовавшая прежде его друга, теперь направлялась сюда. Из-за контузии грифон не мог полностью отдавать себе отчет в том, какая опасность к нему приближалась, поэтому просто осел на пол и бессильно смотрел в мрак коридора. Когда же оттуда показался ужасающий лик Колора, у пернатого просто не хватило духа перебороть опутывающий холод от испуга. Наблюдая за приближающимся монстром, он лишь еле слышно прошептал:
— М-м-мамочка....
В следующую секунду, брызгая слюной вперемешку с кровью, на него с диким криком накинулся зверь.
— ХВАТИТ! — единорог, завопив от видений кошмарного сна, подорвался с кровати и, неловко развернувшись, повалился на деревянный пол. Тихо выругавшись, он сел на край ложи и стал осматривать свое тело. Пропорции и окрас пришли к его привычному виду, а ноющая боль во лбу подсказала, что рог тоже вернулся на свое законное место. Теперь он стал похож на прежнего себя: не то белого, не то серого единорога с короткой черной гривой и длинным хвостом.
— Хвала Императору, — пони облегченно выдохнул и уставился в потолок.
Сегодня сон оборвался значительно раньше, чем должен был. По его логической цепи, дальше он должен был вспомнить свой полет над городом, за которым последовало не слишком мягкое приземление в лесу, находившемся неподалеку. То, как его после этого вырвало, и началось обратное превращение, адские муки которого до сих пор иногда отзываются нытьем в суставах. Колор не знал, почему эффект длился так недолго, но в какой-то степени был благодарен за его столь короткую продолжительность — ведь как только к нему вернулся прежний облик, он мог вернуться домой, что и поспешил тогда сделать. Ему даже не пришлось ничего объяснять — все порезы и синяки на его теле исчезли, не оставив и следа. Когда пони оказался в своей комнате и, дрожа от пережитого, завернулся в одеяло, то решил наконец обратить внимание на жгучий дискомфорт на крупе.
Перестав бессмысленно втыкать вверх, он перевел взгляд на задние ноги. Там, на широкой поверхности его бедра, красовалось изображение в виде белой челюсти, из пасти которой выливалось несколько струек разноцветной жидкости. Вздохнув, он потер копытом страшную метку, которая теперь покидала его лишь на время трансформаций. Ему рассказывали, что они значат в жизни пони, но он до конца не хотел верить, что его судьба...
Да и то, что он о ней знал, тоже не особо проясняло тучи его сомнений. Следующим утром он поинтересовался у своих родителей, что могло послужить причиной самопроявления такой татуировки на его боку. Те, едва поняв, о чем спросил их сын, оторопели и не смогли дать однозначного ответа, отделываясь мутными фразами до тех пор, пока Колор не сказал, что попробует выяснить все сам. Перепугавшись, грифоны на ходу соорудили очередную ложь, ссылаясь на то, что у единорога редкий генетический признак, схожий с тем, что есть у Эквестрийских пони, который каким-то образом отражал его внутреннюю предрасположенность к чему-то. На вопрос, почему же тогда ни у одного грифона нет чего-то подобного, они лишь натягивали идиотские улыбки и в унисон притворно пожимали плечами, забалтывая пони фразами о том, что он уникален и вообще чудо в единичном экземпляре. Ровно как и на вопросы о том, что же такая хищная метка может значить.
Нет. Он не мог понять, чем же она была. Но если догадывался, то не хотел принимать такой, какой она казалась.
Свернувшись калачиком, единорог попытался снова погрузиться в сон, который теперь уже должен был принести с собой что угодно, кроме кошмара того дня. Проведя копытом по лицу, он в удивлении раскрыл глаза, чтобы посмотреть на кончик своего носа. На самом его конце появилась небольшая роговая чешуйка. Точь-в-точь, как у того серого грифона.