Власть Одного

Пролог

"Все под небом"

Лучи золотистого Солнца озаряли великолепную сцену, где вот-вот схлестнутся молодые поэты, жаждущие блеснуть здесь не менее самого светила. Пегасы всех мастей собрались здесь, чтобы узреть творческое дарование своей нации. Среди всех них затерялся и простой серый пегас с серой гривой, серым хвостом и мутно-зелеными глазами. Он видел это буйство и оживление, охватившее город, в котором он сам не знал как оказался. Все происходило так, как будто изначально не могло быть иначе и полагая все за должное он отдался единому потоку всеобщего воодушевления и занял удобное место на близком к сцене облаке. Звали этого пегаса Хельгу и был он обычным, непримечательным зрителем перед сценой, которая все более притягивала его внимание. Более, конечно, из приличия он наблюдал за сценой, ибо вся эта поэзия порядком была ему чужда: чем тратить силы молодых и крепких жеребцов на всякую писанину, когда можно обучать их воинскому делу, раскрывать в них потенциал бойцов, дабы вести их в битвы за Родину. Уже давно пора бросить идеи, что один способен управлять всеми, надо воинам заниматься войной, а политики пускай разберутся там сами…

И вновь настрой мысли прервался, чтобы отдаться общему потоку события. Прозвучали трубы и действие началось: без вступительного слова все проявилось как будто с середины, когда молодые пегасы выходили на сцену и читали свои стихи. Будто все выступающие просто увертюра к действию, они словно торопились успеть проговорить свои заученные слова и тут же забыть после жидких аплодисментов. Лишь редкие жеребцы говорили с выражением, и то если вдаваться в суть их «шедевров» проявляли далеко не глубокий смысл своих текстов. Там были банальные стихи о любви, явно списанные из дешевых книжонок заштатных писак, стихи о природе, далекие от природы, стихи о мечте, навевающие скуку и самое главное, что каждый из авторов этих рифм был чистейше убежден в идеальной отшлифовке своей работы и свято верил в победу. Словно никто не замечал своих ошибок, каждый из поэтов-жеребцов с замиранием сердца ждал оглашения результатов. Хельгу поймал себя на мысли, что уж лучше рифмоплетствовать кобылкам: им это в самый раз, а не заставлять будущих воинов калякать на пергаментах. С каждым номером становилось ясно, что ничего стоящего уже не услышать и как бы под влиянием этого интуитивного чувства, толпа стала медленно разлетаться. Хельгу сам не понимал, за что он тратит время здесь и тоже решил поскорее улететь из этой скучной обители. Вот прозвучал последний стих о мире и чего-то там… там было сказано о приоритете личности над обществом, что пришлось Хельгу по вкусу, но вовсе не заставило его передумать улетать отсюда поскорее.

Но внезапно из-за сцены прозвучал громкий, ломающийся голос стеснительного жеребчика, очевидно, решившегося выступить после тяжелых душевных метаний. Он был одет в парадный костюм, похожий на мантию и был очень напуган своим громким голосом. Все уже почти улетели, когда он начал речь. «Заря разг…»- произнес он, и сразу осекся, похоже от волнения. Простояла пауза, в течение которой Хельгу уже долетел до выхода. Затем, стеснительный пегас начал стих:

Заря разгорается в небе родном,

Тьма тает в лучах, словно дым…

Жеребчик внезапно стих, а затем под общее удивление участников отчеканил громогласно продолжение:

Пусть землю омоют гроза и шторм –

Грядущее станет моим!

Хельгу повернулся и решил посидеть здесь еще немного. Этот поэт пел свой стих так красиво, что это задело реденький к тому времени облачный зал. Голос его звучал спокойно и веял уверенностью. Постепенно, заслышав его,

случайные пролетающие мимо пегасы также решили на это мгновение забыть о своих насущных делах и послушать. «Это та магия общего вдохновения так действует на них?» — подумал Хельгу: «Нет, это нечто иное…».

К морям устремляются реки вперед,

А пчелы – к лугам молодым,

К победе и славе мой путь ведет -

Грядущее станет моим!

Голос оратора, да, пожалуй, теперь его можно смело так назвать, звучал все увереннее, колебая любые проявления нерешительности. Зал, еще минуту назад пустеющий, наполнялся все больше. Создавалось чувство, будто не может быть сомнений в том, что несмотря на беды и невзгоды, грядущее светит всем улыбкой и по праву принадлежит каждому.

Над детской кроваткой склоняется мать,

И шепчет во сне ее сын:

У Хельгу сбилось дыхание, но виной тому было не напряжение, а воодушевление. Он почувствовал, как что-то извивается в его теле подобно необъезженному скакуну, без устали бьющему копытами. Всего через полсекунды, оратор продолжил стих и неожиданно вместе с ним часть пегасов стала повторять слова. Они постепенно вставали, некоторые взлетали и с огнем в глазах пели. В этих словах уже не было лирики, был только марш:

Гроза вскоре грянет, пора вставать!

Грядущее станет моим!

Этот мотив звучал в сердце каждого, резонировал с чувством национального унижения и наполнял все сущее громом нового, светлого будущего. Вот он – он поведет свой народ к славе и победе. Эмоции хлестали через край, не чувствуя стыда или смущения, Хельгу неожиданно для себя также встал и начал подпевать всему остальному залу, который уже почти без остатка подхватывал замечательный стих:

Отчизна, Отчизна, твой голос зовет,

Собраться под флагом твоим -

Ведь день тот настанет, и час придет -
Грядущее станет моим!

Грядущее станет,

Грядущее станет,

Грядущее станет МОИМ!

Не было начала, не было конца. Эта песня не кончалась, ее еще долго пели. Никто уже не вспомнил о том, чтобы оглашать результаты, это было бы неуместно, когда всем ясно и даже более чем, кто стал героем дня. Один из многих, он возвысил их души в этот краткий миг, вырвал из обыденной апатии, блеснул ярче светила, которое уже было в зените. Оратор сложил копыта за спиной, расправил крылья и смотрел в одну точку, словно пытался объять необъятное. Словно он смотрел в душу каждого и, несмотря на буйство аплодисментов и оваций сквозь этот шум каждый слышал его призыв, каждый чувствовал его внимание… Хельгу уже не помнил, как пришел сюда, это было неважно, он пошатнулся в своих взглядах. Вдруг, Оратор посмотрел на него и пронзил своим взглядом. В его глазах горел напор, он что-то проговорил, но его не было слышно. Затем вся сцена поплыла перед глазами, облака испарились, осталось лишь облако, на котором стоял Хельгу и тот жеребчик. Пегас в мантии посмотрел на него и проговорил, очевидно, те неуслышанные слова: «Все под Небом». Каждое слово громом ударяло в Хельгу и он почувствовал, что его колотит дрожь, но не внутри, а извне… Все окончательно расплылось в белом свете и он проснулся.

---

— Заключенный – на выход — проревел один из стражников.

Хельгу проснулся в камере, в которой провел последнюю ночь…в жизни. Он не сразу пришел в себя и его тормошили тюремщики-пегасы, стукая копытами.

— Предатель народа, сегодня славный день для смерти! — сказал уже мягче стражник, очевидно порученный для доставки преступника на казнь.

Этот блюститель правопорядка — типичный пример того, как монотонная работа притупляет чувства: он может совершенно спокойно часами пытать в казематах преступников и ни капли не проявить эмоций. Для него это просто золотые в кармане за проделанную работу. Пара тюремщиков взяла Хельгу за копыта и провела к облачной двери, за которой начинался тюремный двор.

— Улыбнись смерти — сказал ему тюремщик. — Это единственное, что ты можешь сделать.

— Радест, а к чему нам велели столько почета оказать врагу народа, ведь многие предатели были просто на месте порезаны. Чести многовато: и ночь в камере, и эти, кхем, изысканные сухари с водой, целая ободранная перина – вообще полные королевские условия! – спросил второй тюремщик.

— Нам сказали – мы сделали, и вообще, не забивай себе голову Вельс, скоро показательный смотр…

Дверь открылась без шума, словно ее не было и в глаза сверкнул яркий свет,

который был непривычен после тьмы казематов. Все было ярко-белым, все участвовало в этом буйстве света. Ничего не было видно кроме облачного белого Неба. Хельгу улыбнулся, его крылья были связаны насмерть еще вчера. Он понимал, что не запомнил свой последний полет и глядел сколько мог в это небо.

— Может нам еще чайные посиделки устроить? – с иронией сказал кто-то из двух тюремщиков – Давай, перед смертью не надышишься.

Внимание серого пегаса привлекло восходящее Солнце, которое даже из-за туч отмечало рассвет. Кому-то покажется, что все в этом небе было как всегда. Но в реальности все уже поменялось. Весь мир уже не может жить как прежде, он перерождается. Этот рассвет – новый рассвет, он предвещает первый день новой эры. «Первый день новой эры… какая же ирония, что я это только сейчас понял…» — подумал Хельгу – «Я увижу только его рассвет…». Словно сбросив с себя шелуху прошлых сомнений и убеждений, простой серый пегас с серой гривой, серым хвостом и мутно-зелеными глазами шагнул навстречу объявшему его свету…

Глава I: Лесенка

Ну вот, первая глава. Отмечу, что мало кто читает мои повести, так что пусть она будет и последней. В ожидании комментариев, ваш неугомонный автор.

«И у обратной стороны есть своя обратная сторона»

Наша история начинается задолго до событий пролога. Когда мир еще был юн. В те времена неоспоримым лидером пегасов был командир Воист. Он был мастером войны, никто не мог оспорить его первенство в битвах, когда он сам лично участвовал в сражениях и бился в первых рядах. Но время шло, командир дряхлел и за его спиной уже прикидывали кандидатов на замену. По традиции, должен пройти его последний бой, в котором он обязан умереть и это послужит сигналом к гонке претендентов на высшую власть. Воист и сам понимал это, у него было два сына, чья мать умерла. Два жеребчика, которые еще не догадываются, что взоры капитанов и командармов уже пронизывают их с гривы до хвоста. Эти военные уже придумывают, как бы использовать отпрысков командира в своей игре и самим встать у власти. Этих маленьких пегасов звали Хельгу и Яорил. Как дети командира, они почти все время только и делали, что занимались с инструкторами и учителями, наставлялись на будущую роль полководцев в летной академии. Почти ни с кем не общаясь из своих сверстников из-за преград, поставленных их отцом, они уже смирились нехотя с тем, что будут обращаться к другим пегасам только командами субординации: «Рядовой — туда, рядовой — сюда», «Смирррно», «Звено – лечь на курс» и прочими сухими малословными рублеными фразами.

С самого начала их обучения, с началом их осмысленного возраста, им было сказано, что происхождение не дает гарантий стать им следующими командирами, что нужно заслужить титул и что этот титул – один на всю пегасью нацию…

– Яри! – крикнул маленький серый жеребчик – Яри, лети сюда!

– Хели, вечно ты со своими вымыслами…- донесся вслед голос – Я с тобой не играю!

На целой группе красиво выложенных облаков в виде плит, выстроенных для тренировок полетов и взлетов с разбега резвились два пегаса. Один был серый полностью и лишь мутно-зеленые глаза его контрастировали с остальным телом. Другой же был посветлее, и именно к нему и обращался «Хели», его грива немного отливала темно-красным цветом вперемешку с черным, а его глаза были точно такими же, как и у серого пегаса.

– Яри, я тебе говорю сегодня мы ее найдем! Лесенка должна быть совсем близко…

– Скоро начнутся уроки и из-за тебя нас опять накажут за опоздание! Я с тобой не играю! Давай после уроков.

– Но Яри… Ты такой зануууда.

Яорил полетел в академию, оставив на взлетном поле своего брата. «А ведь после уроков он опять забудет искать лесенку и завтра снова будет звать меня на новою игру»- думал он. Хельгу не отличался постоянством никогда, из всей семьи не было в роду подобного забываки, как Хели. Он мог часами искать потерянную игрушку, из-за которой много переживал, но стоило хоть что-то отвлечь его внимание и он переключался с головой в новый процесс, причем погружался чуть ли не фанатично. Он не из тех, кто любит подолгу заниматься одним делом. Вот сегодня утром ему приснилось, что есть в Велиополисе такая лесенка, которая позволит без помощи крыльев пегасу добраться до самого солнца, когда оно в зените. И не советуясь ни с кем, он потащил своего братишку на поле перед академией, сказав, что у него особо важное и срочное дело. С раннего утра, когда единороги, обличенные обязанностью поднимать светило, еще видели сны, два брата стояли на взлетном поле пока терпение одного не лопнуло.

– Яри зааанудаааа! – еще раз крикнул вслед брату Хели в надежде если не вернуть его, то хотя бы позлить.

Хельгу еще раз осмотрел поле, ничего не нашел, неловко пролетел под полем, ничего не нашел, коряво пролетел спиной вперед над полем и снова ничего не нашел. Со стороны это зрелище казалось бы более странным: Хели был как и его брат не старше возраста карапуза, но то, что он сын Воиста ставило его бы в неловкое положение, окажись здесь свидетели. Но Хели не сдавался, он буквально рыл носом облака, чтобы найти… лесенку? Да, уж это точно странно. Внезапно, увлекшись поисками, он уткнулся носом в крыло рядом стоящего пегаса.

– Смотри куда идешь, малец! – предупредил пегас, очевидно, учащийся в академии на старших курсах.

На вид он был подросток-жеребец, впрочем, Хели это занимало лишь постольку, поскольку он мог быстрее выкрутится из ситуации. Старшие – такие вспыльчивые. Он сделал вид, что не замечает его и прошел мимо, но сразу повернулся, когда тот стал говорить:

– Эй! Я ведь с тобой говорю! Что ты делаешь на поле так рано? В твоей группе полеты должны начаться ох нескоро…

– Я… Извините! – протараторил Хели – Я так, дышу воздухом…

– Так вот, знай меня. Я – Радест и убираю влагу с облаков на поле по утрам. Так что в следующий раз не то что смотри куда идешь, но вообще тут не появляйся до занятий!

– А ты знай меня! Я, если ты знаешь – сын…

Гонг возвестил начало занятий в академии и заглушил его слова. Хели со всей своей силы полетел в кабинет. Выжимая сколько мог из своих маленьких крылышек, он спотыкался, попадал в воздушные ямы, чуть не входил в штопор. Он не так бы плохо летел, если б не беспокоился о том, что учитель опять накажет его за опоздание. Третье опоздание подряд – жалоба отцу, седьмое – выговор с контрольными. Но этого ему врятли пришлось бы ожидать, ведь он опаздывал в одиннадцатый раз…

---

Влетев в распахнутое окно, Хели застал своего брата их учителя в классе. Они учились отдельно от других курсантов, пользуясь определенными привилегиями. Когда он сел на скамейку, их учитель сказал:

– Хельгу, ты опять опоздал. Вы оба сегодня не лучшим образом начинаете день. Да-да, и ты Яорил. Как ты мог бросить брата на поле?

– Как вы узнали?- озадаченно спросил Яри.

– Это детали… Важнее, что вы сегодня продемонстрируете мне. У вас сегодня испытание, так что покажите лучшее, что можете!

Под «испытанием» подразумевалось изъяснение своей проектной работы за год. Да, в академиях тех лет за жеребятами плелось целое ярмо знаний, которые и среднекурсникам сейчас не сразу даются. Хотя, они уже привыкли к требовательности учителя и не удивлялись большим заданиям. Вместе с этим, вторая часть испытания состояла в схватке: они должны в небе сразиться в дружеском поединке и победитель считался сдавшим испытание, проигравший же чистил небо академии от облаков. Хоть год назад, когда они впервые переступили копытами стены этой академии, эта мера наказания для проигравшего считалась для них позорной, сейчас с братьев сошла частично гордость своим «исключительным» положением и грязная работа их не особо пугала.

– На этом уроке мы будем изучать грифонов. Итак, кто-нибудь из вас может сказать что-либо про них?

– Они летающие монстры с головой орла и телом льва – ответил Яри – С ними мы боремся уже много лет.

– А еще они едят мясо! – добавил Хели.

– Вы оба в чем-то правы, но у всего есть обратная сторона: грифоны построили свою уникальную цивилизацию, у них велики познания в полетах. Они летают быстрее нас, однако мы можем успешнее маневрировать. Для победы над врагом необходимо познать этого врага во всех тонкостях не оставляя на откуп случаю ничего. А теперь скажите мне, почему мы боремся с ними?

– Нууу — протянул Яри – Они ведь чудища! Чудища, не похожие на нас.

– Нет, они едят мясо, а мы – нет. Вот и сражаемся! – сказал Хели.

– Все гораздо сложнее. Если углубиться в этот конфликт на поверхность всплывут гораздо более серьезные, но менее моральные причины. Мы воюем, чтобы жить в мире. Не мы развязали войну, но нам ее предстоит закончить. Еще ваш отец, Воист Смелый встретил начало этого конфликта. Тогда король грифонов Асмар пригласил его встретить Торжество Битвы, древний обряд всех крылатых собратьев. Он прилетел по первому зову в Летящее Гнездо – обитель грифонов. Король встретил вашего отца радушно, он потчевал всех щедро, но когда настало время ритуала битв, он в противоречие со всеми традициями возложил на свою главу венец следующего Главы Неба, заявив, что имеет на это прав больше, чем Велиополис и другие парящие города. Он сказал, что сопротивляющимся решению ритуала будет дарована смерть. Ваш отец был из первых, кто встал против него и с тех пор мы в состоянии войны с самозванцем-грифоном и его прихвостнями.

– А разве мы не можем с ними договориться, чтобы прекратить войну?- спросил Хельгу

– В свое время ты поймешь, почему мы до сих пор не договорились… -ответил учитель- А теперь давайте свои отчеты по работам за год…

---

Конечно, учителя мало волновали эти отчеты, по сути, чего можно ожидать от жеребят. Бегают, летают, мельтешат, ветер в голове. Все это очень грустно, однако с момента их первой встречи прошел год и он уже выковал в них кое-какие способности. Оба «отчета» от братьев были наподобие: «я полетел, я нашел, я сообразил, я сделал». «В общем, и так сойдет»- подумал учитель – «А вот через пять лет буду требовать по полной…». Ни для кого не было секретом, что главное испытание – схватка. И они собрались на отшлифованном облаке в виде арены, чтобы провести последнее испытание.

– Яорил, Хельгу, вы должны будете взлететь на уровень вон той колонны, и находится на нем в продолжение схватки. Помните, это дружеский поединок: не кусаться, не бить копытом в голову. Победит тот, кто прижмет соперника к арене первым. Если кто-нибудь из вас упадет на облако, он автоматически проигрывает. Начнем!

Два пегаса взмыли в воздух на уровень облачной колонны. По сигналу учителя, начался бой. Яри использовал тактику истощения, хотя врятли знал, что ее использовал: он просто старался не лезть в прямой контакт, предпочитая уворачиваться и отлетать. Его крылышки довольно тяжело маневрировали, и этим пользовался Хельгу, который напором давил попытки брата улетать от ударов. Яри использовал удар брата так, чтобы он стал его же оружием и как только копыто Хели занеслось над ним, он ловко пролетел под ним и ударил в спину. От этого Хельгу совсем потерял контроль:

– Это нечестно! Ты дерешься не по правилам!

– Это ты дерешься не по правилам!

Хельгу совсем распалился, он взвинтил воздух и очутился совсем рядом с Яорилом. Со всей злобой он ударил его в нос так, чтобы учитель не заметил, развернувшись к нему спиной и закрыв собой брата.

– Вот теперь не по правилам! Съел, братец?

Яорил не ответил, он лишь пробурчал про себя что-то. С этого момента инициатива переключилась на Хельгу. Он начинал брать верх и Яорил это чувствовал, но не сдавался. Для него проиграть сейчас стало бы позором. Он не мог до конца сказать почему, но чувствовал унижение, когда братец улыбался ему. Он будто говорил «Не отчаивайся, я сегодня победитель, но может быть завтра ты им станешь». Это звучало как усмешка прямо в душу. Хельгу всегда не сдерживал показное рвение, он постоянно побеждал во всех играх и ставил брата в поражение побежденного уже заранее. Но самое больное было именно это: утешение, мол, не победил, так победишь. Это неискреннее, глубоко противное явление в Хельгу, заставляло Яорила вновь и вновь пробовать опередить его, превзойти, стать лучше, чтобы сам братец признал это. И чем ближе Яорил был к арене, чем меньше расстояния оставалось до нее, чем сильнее жал его братец, нанося показные удары «в пол силы» и чем отчаяннее было положение, тем яростнее он становился. В нем клокотало малопонятное ему чувство. Чувство обреченности, но вместе с тем, желание эту обреченность не показать, не ударить в грязь лицом, и даже если позор неминуем, то пусть он будет меньшим. Наконец, о брат прижал его к облаку и улыбкой сказал:

– Хех, похоже я победитель — подметил Хели, но заметив грустное лицо брата добавил — Не расстраивайся, это всего-лишь игра.

«Как я ненавижу! Да, для него игра! Да если б он проиграл мне он бы так не выражался!» — подумал Яри.

– Сдавайся! – веселым голосом сказал Хели.

– Нет. – процедил его брат, словно его колотила дрожь.

– Хватит Яри, ты уже не можешь победить, все кончено. Давай в следующий раз. Даю слово, что дам тебе фору.

– НЕТ! – уже кричал Яорил. Он чувствовал, что ему в сердце лили яд.

Но вот подлетел учитель и прервал их разговор, сказав:

– Хельгу, ты сдал зачет! Можешь лететь к отцу и доложить о своем успехе. А ты, Яорил, готовься чистить небо.

– Я полечу к папе только тогда, когда Яри признает мою победу и сдастся! – невинным голосом сказал он.

– Тогда ты никогда не полетишь к нашему папе! – взревел Яорил.

– Ладно, ты все равно признаешь это! Я полетел! – сказал Хельгу и отпустил брата, которого он уже долгое время прижимал копытами к арене.

– Яорил, тебе надо признавать поражения, это качество сильного пегаса. Надо уметь проигрывать.

– С чего мне начать – обреченно начал Яри.

– Я тебе дам помощника, сегодня погода не из лучших… Будешь расчищать небо с ним.

– И кто же он?

Тотчас из-за туч проявилась фигура молодого жеребца. Он выглядел весьма контрастирующе из-за своей белой гривы и темной шерсти. Он ловко покрутился в воздухе и приземлился напротив Яри. Он смотрел ему прямо в глаза, которые отливали синим, холодным светом.

– Познакомься Яорил, это Радест. Он убирает поле по утрам а заодно и подрабатывает тут чисткой неба. Уверен, вы поладите!

С этими словами он улетел, оставив их с глазу на глаз среди места позора Яорила. Радест хотел что-то сказать, но увидев страдальное лицо маленького жеребчика счел нужным немного помолчать и оставить его с мыслями.

– Эй, парень, чем так расстроен?

– Эммм, да так, ничем. Чтож, приступим к уборке?

– Да, пожалуй пора…

Уборка заняла не так много времени. Тучи легко таяли от прикосновения копыт, с некоторыми пришлось повозиться, но это не заняло более 20 минут. Радест выполнял свою работу весьма монотонно, как будто постоянное повторение притупило чувства, Яорил же вкладывался в работу горячо. Он не хотел уходить с поля и возвращаться домой, где его будет ждать укоряющий взгляд отца и ухмылки братца. Он желал подольше остаться здесь, находя утешение чувствам в работе. Теперь он понимал, почему Радест так выполнял работу: она действительно притупляет чувства.

– Кажись все – сказал Радест — А чего это тебя препод заставил чистить небо? Провинился?

– Да, так тоже можно сказать… Скажите, а вы испытывали чувство постоянных поражений, когда тебя всегда обходят?

– Ах, как мне знакомо это. Что, неудачный день? Плюнь на это! Если кто-то выше тебя, не подавай вида, что ты ниже его. Веди себя гордо, как он и в самом трудном случае улыбнись себе. Ха! Да я так всегда делаю- ответил Радест, но вдруг его глаза расширились и он как будто прозрел- Да ты ведь… Ты разве не сын командира Воиста?

– Д-да. Я его сын.

– Вот уж не думал, что говорю с отпрыском главы пегасов. Думал я, что вы в недосягаемых высотах от нас, простых пегасов.

– М-мне так не д-думается.

– Отчего?

– В-все ведь равны? Я ничем не отличаюсь от вас, р-разве что возрастом.

– Что у тебя зубы так дрожат?

– М-мне п-просто холодно.

– Да, уже скоро вечер. Знаешь, лететь до дворца с твоими озябшими крыльями трудно, давай подвезу?

– С-стража. В-вы забыли п-про нее. Да и у п-преддворцов-вым парком охрана. И я-я н-не у кого н-не одалж-живаюсь.

– Я пожалею о том, что сделаю, но…

И пегас присев, покрыл тело жеребчика своим крылом. Яорил не сопротивлялся, он был еще юн для иммунитета к холоду, который проявляется в юношестве. Он просто грелся под крылом и чувствовал более стыд за одалживание у незнакомца. Потом когда Радест убрал крыло он увидел что Яри стоит в готовности к взлету.

– Ладно пацан, ничего не было, хорошо?

– Хорошо – он присмотрелся к Радесту — Спасибо вам.

Яорил поспешил домой, к самой вершине дворца Славы – главного здания Велиополиса.

---

А во дворце отец был очень занят: планировалась новая дерзкая кампания против грифонов. Он был встревоженным весь день, генералы и офицеры били копытами у его дверей с самого утра. Сейчас он был в зале с огромной картой на воздушной подушке, исполняющей роль стола. Рядом с ним стояли первые лица нации: командарм Преслав, комиссар Гельмир, верховный ярф Имаст и команкор Фрелав. На повестке дня висел вопрос, ждать ли с нападением на грифонов у Белой Скалы, или выдвинуть поход. Сегодня пришло донесение авангарда передовых летных эскадрилий о том, что грифоны готовят атаку на Сельф, крепость Велиополиса на северных окраинах. Выгоднее было бы навязать им бой у Белой Скалы, где меньше пространства для грифонов и открыто поле для маневров. Армия грифонов пролетит через Скалу в ближайшее время и надо его очень точно подгадать. Разрозненные данные разведки не позволяли дать точных сведений. Из всех присутствующих здесь под сводами колонного зала только один имел полную картину. Это был светло-синий пегас в мантии с мелкими аристократическими крыльями — верховный ярф Имаст. Он знал, что поздно что-либо предпринимать, его тайная служба уже узнала, что бой у Белой Скалы не светит – грифоны ее уже преодолели и дня через два будут у облачных стен Сельфа. Сейчас он только думал, от предвкушения удачи его лоб вспотел и заболела голова. «Выступят сейчас – гарантированно проиграют. Пойдут на ожидание – одержат победу. Только бы все сошлось». И вот, подгадав паузу в диалоге Воиста и командарма, он вставил свое слово:

– Мы боимся действовать. Сейчас, когда покушаются на наши владения, оспаривая превосходство на небе! Мы даже не знаем, вдруг они уже пролетают Белую Скалу!

– Это не повод паниковать ярф — отрезал комиссар Гельмир – Если они ее и пролетают, значит тем более стоит подумать об обороне.

– Вы не забыли, комиссар, о поражении при Велиме, так? Тогда скажите, что вы сделали, когда надо было атаковать?

– Это другое дело…

– И так вы каждый раз говорите нашему командиру… О великий Воист, должно ли нам сидеть в позорной обороне, которая видно унесет немало жизней и закончится неизвестно чем, тогда как мы имеем шанс взять все и сразу, малой кровью взяв в плен, возможно даже самого короля!

– Скажи Имаст тогда, ты сам бы полетел в это сражение? – спокойно спросил Воист

– Не будь я обязан полномочиями гражданской службы я бы… Да, принял бы участие.

– А как считают остальные?

– Я согласен, будет хорошая битва – сказал командарм Преслав

– Я против, авантюры подобного рода без должных знаний провальны – отрезал комиссар Гельмир

– Мне думается, что стоит повести армию сначала в крепость Сельф. А там видно будет. – предложил команкор Фрелав

– Мы тогда потеряем день на поворот к Сельфу. Я просто думаю, что этот день… — Имаст выдержал паузу – Этот день может сыграть фатальную роль…

Ни для кого не секрет, что Имаст имел такой вес среди военных и шел вместе с ними на собрания из-за своего влияния на внутреннюю политику, но более всего из-за его «Верелиста» — организации, давно опоясавшей каждый сантиметр Велиополиса, да и всех оставшихся городов. На этом собрании Фрелав и Преслав просто не захотели идти вразрез с такой фигурой. Они знали, что нежелательных устраняли. Гельмир же давно спорил с ним за право влиять на командира и считал своей прерогативой сохранение его у власти подольше. Но он просчитался, Воист неоднократно склонялся к походу и даже вчера отдал распоряжения, которые долетели до ушей Имаста о том, чтобы готовить штат на время отсутствия его в походе, а также дал наказ в летную академию ускорить обучение своих сыновей. Все ниточки вели к тому, что командир готовился к последнему бою. «Теперь пора списывать фигуру из игры. Те, кто держатся за этого старика уже копытом в могиле» — думал Имаст. Он чувствовал удачу впервые за пару лет, когда был приближен к Совету Войны, он сейчас знал – события надо форсировать, и чем скорее — тем лучше.

– Теперь я возьму слово – сказал командир – Я думаю, что верховный ярф прав: нам надо выступать немедленно!

Заседание окончилось, все разошлись. Воист бродил по залу, погруженный в свои мысли и не заметил, как начало смеркаться. Потом он пошел в зал для приемов, который также опустел и устроился на лавочке из кучевых облаков. В этот момент прилетел Яорил и поклонившись отцу, сообщил:

– Отец, я извиняюсь за опоздание. Я долго чистил небо от облаков…

– Значит, Хельгу сдал зачет? Хммм, молодец.

– Разве он не говорил тебе об этом?

– Куда там… Мне было некогда. Я завтра улетаю с армией к Белой Скале. Пожелайте мне удачи.

В этот момент в зал влетел Хельгу и также поклонился отцу.

– Отец, вы наконец закончили говорить с этими в касках. Я с утра хочу тебе сообщить, что сдал зачет за год!

– Яорил уже все мне рассказал. Я горжусь тобой! Подойдите ко мне ближе…

Оба жеребчика прошли через ровно гладкий пол вытянутого зала с колоннами и остановились перед старым командиром.

– Я хочу наставить вас… Помните, где бы вы ни были, вы всегда остаетесь пегасами в сердце. Это нелегко понять, но я вынужден сказать вам, что даже в бедах и невзгодах можно находить радость. И у каждой плохой стороны есть своя светлая сторона. Ну как, вы сегодня нашли лесенку? – улыбнувщись хитрой улыбкой сказал командир.

– Ааа, ту самую? – протянул Хельгу – Нет, все поле обыскал, но не нашел, потом бросил это дело, сейчас вот думаю стать воином-бомбардиром! Как ты думаешь, какая у меня будет метка тогда?

– Завтра проводите меня в поход, наденьтесь понаряднее, ибо этот миг нашей славы! Мы разгромим грифонов одним сраженьем и победим в этой войне! Ваш отец еще покажет этим клювокрылым где параспрайты зимуют!

Глава II: Сделка

Я вернулся из депрессии. Все-таки продолжу писать этот рассказ. Здесь вы узнаете о том, что произошло с Командиром Воистом, какая судьба была у этого похода и что за этим последовало...

«Холодной думай головой…»

Дворец Славы готовился к торжеству мира с грифонами. К чести организаторов, можно сказать, что никто бы не смог сделать такое унизительное мероприятие столь достойным. Все было, как будто делегаты грифонов прилетали не в зависимую страну, а в равную по силе, словно деловые партнеры, а не как хозяева. До приезда делегации оставалось десять дней, но уже сейчас как мухи у улья возились вокруг, да около пегасы всех мастей. Оперевшись на колонну, Хельгу поймал себя на мысли, что вот уже десять лет длится этот «мир», а чувства окончания войны нет…

Десять лет назад... Он помнил тот вечер, когда они с братом узнали у отца об этом злополучном походе. Тогда еще никто не мог знать, чем все это обернется. Он помнил тот день, когда отец попрощался с ними на площади и взмыл в прохладное, голубое небо. Целая тысяча пегасов: бомбардиры, команкоры с пиками, офицеры в сапогах, командармы в сияющих латах, звуки горна, ленты и флаги. Совсем как сейчас. Только повод иной…

Поражение при Сельфе стало неожиданностью для всего государства. Казалось, судьба отвернулась от пегасов. Воист принял бой прямо у крепости: Фрелав настоял на плановом заходе туда для пополнения провизии и марш-броска на Белую Скалу. Но самое удивительное то, что они обнаружили Сельф уже на осадном положении. Такого не ожидал никто. Даже ярф Имаст, когда ему докладывали об этом, не поверил. Пророчествуемый «Триумф Белой Скалы» обернулся тем событием, которое запомнилось навсегда в пыльных свитках как «Резня при Сельфе». Превосходящие силы грифонов наголову разбили подлетавщие войска, воспользовавшись их замешательством. Фланговым ударом они обрушились на первые звенья, среди которых был и командир Воист. Он пал в бою, сохранив остатки разрозненных войск, и приказал держать уцелевшим оборону. Но стены не защитили пегасов, и даже не из-за летных навыков грифонов, заметно возросших с последних встреч. Их сломили те, кто узнал об этом в Велиополисе. С первым гонцом, принесшим весть, началось заседание Совета Войны. Поскольку многие военные улетели с командиром, оставшиеся в столице члены совета, узнав о смерти Воиста, немедленно инициировали мирные переговоры. Более это заслуга верховного ярфа, он первым выдвинул предложение, ибо знал, кого отправлять в поход, а кого – нет. В Велиополисе остались только те члены совета, которые были под его личным влиянием, Имаст об этом позаботился. Мирные переговоры напоминали желание мышки быть съеденной кошкой. В качестве условий мира были: отказ Велиополиса от Сельфа, передача его грифонам, контрибуции в пользу грифонов и запрет пегасам на регулярную армию. Эти невыносимые условия были с легкостью приняты советом, а день этой резни назначен праздником.

Вот уже десять лет, юбилей этой битвы. Остается загадкой, почему никто не воспротивился решениям переговоров…Но так или иначе, у власти не оказалось никого, кто мог быть абсолютным лидером и это очень устраивало грифонов и короля Асмара в частности.

– Мы делаем вид, что это для нас честь. Юбилей национального предательства отмечаем как праздник, не находишь?- сказал Яорил, плавно приземлившийся рядом с братом

– Яр, не подкрадывайся ко мне так больше! – вздрогнув, сказал Хельгу- Порой мне кажется, что ты работаешь за мою тень.

– У этой работы уже есть сотрудники…

– Не пойму, к чему ты клонишь.

– А разве не понятно? Ты задумывался, почему нас держат до сих пор во дворце? Мы нужны им как оправдание ошибок. С совершеннолетием, один из нас должен будет огласить волю отца. И вот тогда начнется театр. Мы даже сами не знаем, кто будет претендентом. Это ли не повод беспокойства!

– А причем моя тень?

– Да притом, что «Верелиста» следит за нами с самого дня, когда наш отец улетел. Уж лучше твоей тенью буду я, чем они.

– Яр, ты преувеличиваешь. Отец наверняка передаст власть одному из нас. А охранка нужна для слежки за простыми пегасами из провинций, чтоб облака вовремя подгоняли. Еще три недели — мы станем совершеннолетними. И тогда все проблемы улетучатся.

– Ты еще проживи эти три недели…

– Это что…

Но в их разговор вмешался пегас-официант, который подносил угощения. Спотыкаясь на своих хромых копытах, он протянул поднос к братьям:

– Командармы, прошу отведать.

– Эмм, нет спасибо – ответил Хельгу.

– Что это с вами?- спросил Яорил, взглядом указывая на его копыта.

– Ветеран войны, командарм. Повредился при Велиме.

– И что, другой работы нет?

– Армии нет, командарм…

Официант отлетел в другую часть зала. Только теперь было заметно, что он повредил не только копыта: его правое крыло слегка отставало от левого, а на спине был шрам. Велим был тем сражением, когда нужно было атаковать, а весь авангард бросили под удары клиновых звеньев противника на открытой местности. Юг страны тогда был потерян. Всю армию оставили держать оборону без средств к существованию. Комиссар Гельмир лично приказал оставаться в глухой обороне и ждать помощи, а сам отсидел все сражение в Сивиласе — крепости южных небесных владений.

Яорил стоял как вкопаный посреди зала и думал об этом. «Время притупляет чувства. Хотел бы я знать, как повела себя армия, будь мир подписан сегодня» — подумал он. «Но армии не было ни тогда, ни сейчас».

– Приветствую вас, командармы – приятным, елейным голосом сказал верховный ярф Имаст — Не позволите ли просить вас, командарм Хельгу, на минутку?

– Конечно! – сказал Хельгу

Имаст похлопал крылом его по плечу и провел из зала. Они прошли через галерею дворца, увенчанную пилястрами, колоннами с каннелюрами и прочими древнепегасскими элементами эксерьера. Поднявшись по извилистой лестнице, отдававшей дань традиции хождений в помещениях дворца, они остановились у богато изукрашенной двери, состоящей из разных сортов кучевых и перьевых облаков. Сейчас Хельгу волновало то, что для разговора пришлось идти в его кабинет. Кабинет ярфа.

«Что же за дело, которое побудило к такой тайности? Даже брата он не пригласил.» — подумал Хельгу. Пока Имаст открывал дверь, запертую на множество хитрых конструкций, Хельгу мимолетом увидел его метку, которой он раньше не придавал особого значения. У Имаста была метка в форме развернутого пергамента, на котором начертаны красные письмена. «Важная административная работа? – похоже на то». По дворцу ходили слухи, что он ее получил, когда сдавал выпускной экзамен в академии: он подставил своего напарника по проекту, и когда все защищали свои работы, он переложил всю тяжесть заданий на него. Напарник его не успел дописать сочинение по древним законам кхмеров и когда у него закончились чернила, Имаст велел ему писать своей кровью, чтобы сдать работу в срок. Он не согласился, и тогда Имаст сам написал последние строки. В тот день он проявил свой талант, говорящий о том, что добиваясь своих целей, не надо ничего страшиться. Впрочем, это только слухи, никто не знал что было на самом деле. Верховный ярф как сфинкс стерег свои тайны детства.

– Присядь, Хельгу. Нам нужно очень серьезно поговорить.

– Это как-то связано с праздником?

– …Это связано с тобой лично и с нашими судьбами – Ярф выдержал паузу – Я говорю о последней воле твоего отца. В день своего совершеннолетия, никак не раньше, ты и твой брат узнаете, кому передастся власть. Этот обычай введенный со времен Хориоса и привел нас к катастрофе десять лет назад.

– Но почему вы раньше не говорили об этом? Почему именно сейчас?

– Достойный вопрос. Через три недели вам минет восемнадцать лет, вы станете совершеннолетними жеребцами. Мне недавно стало известно кое-что о завещании Воиста. Да-да – сказал ярф в ответ на удивленный взгляд Хельгу – том самом, что хранится уже десять лет с того дня в архивах. Ты знаешь, раскрывать само письмо можете только вы с братом в день совершеннолетия, но мне пришло донесение короля Асмара.

– И…что он сказал?

– Король грифонов велит переиначить завещание в пользу Яорила…

– ЧТО? Но как он может знать, кто вообще указан в завещании.

– Я не сказал, что он знает, я сказал, что он велел его переиначить. Он прощупывает почву для дальнейшей эксплуатации Велиополиса и ему нужен слабейший из вас. Тот, кто легко манипулируется…

– Почему именно он, а не я?

– Это мне неизвестно, но важнее то, КАК он собирается переделать завещание. Во время произнесения последней воли Воиста читать завещание будет статский канцеляр, в нарушение всех традиций. Вы узнаете о наследнике от него. Нас известили, что канцеляр должен вне зависимости от содержания прочитать в пользу Яорила. После этого – сжечь письмо в костре Силы перед дворцом, а там уж поминай как было на самом деле…

– Но кто дал ему право? Пусть мы в контрибуциях поуши, но у нас ведь осталась гордость и самосознание!

– Ты говоришь мудро – протянул Имаст – Поэтому я не сомневаюсь в том, кто станет следующим командиром.

– Я? Но как же мой брат?

– Твой брат туманен и загадочен. Он имеет слишком много в себе. Я бы с радостью воспринял любую волю Воиста Славного, но представь на миг, что взойдет на высшую власть твой брат и станет известно, что его назначения желали грифоны.

– С тем же успехом можно сказать, что возможны и конфликты с грифонами в случае моего прихода к власти.

– Я не ошибся в тебе. Ты мудр, Хельгу. Возможно, мудрее нас всех: стариков, доживающих свой век. Ты, однако, должен отстаивать интересы своей нации, а не чужой. У тебя копыта развязаны и крылья расправлены. Яорил же окажется меж двух огней, если соберется исполнять свой долг: и народ его не примет, если узнает о поддельном назначении, и грифоны отвернутся, если он будет независим. Даже если он и выберет сторону грифонов, он окажется в войне со своим народом, а это уже попахивает войной. Тебе же дана полная свобода: народ тебя поддержит, а грифоны… с ними всегда можно договориться.

– Слишком много «если» в ваших словах.

– Я политик и ты скоро поймешь, что из двух карт выбирают наилучшую, даже если они почти равны. Я предпочитаю ставить на прочность и вижу в ней тебя.

– Так что вы предлагаете?

– Твой брат должен упасть в газах всех, чтобы ни у кого не возникало сомнений в справедливости твоих прав на власть.

– Разве нельзя устранить канцеляра или подкупить его?

– В таком случае мы рискуем на ужесточение контрибуций и новые волны гнета грифонов. Подкупить канцеляра невозможно и потому, что ему слишком много платят за свою работу, чтобы он рисковал.

– Н-но разе нет другого выхода?

– Если бы я знал, то сказал бы.

– Что конкретно я должен сделать?

– Вот это правильный подход, командарм Хельгу. Всегда думай холодной головой. – улыбнулся ярф и продолжил – Твой брат…Твоего брата необходимо убрать… Если ты ценишь свой народ, ты должен понимать, что этот шаг необходим…

– Да вы издеваетесь! Как вы могли обо мне такое подумать! Вы только что говорили, что он лишь должен упасть в глазах общественности! Я улетаю отсюда! Когда вы говорите, такое ощущение что вы бредите…

– Постой, Хельгу – ярф проронил слезу – Позволь сказать тебе. Я был вынужден соврать насчет его унижения, чтобы ты дослушал до конца. Ты бы не смог… Ты не дослушал бы… Я говорю о том, что нет другого выхода, кроме такого. Мне больно говорить тебе это, но иного выхода нет. Выкрутится из этой ситуации можно только так, иначе… смерть всем пегасам. Гнет будет нарастать и мы все окажемся в условиях геноцида. Со смертью твоего брата, неважно на кого будет написано завещание, оно автоматически перекинется на тебя. Ты –наша единственная надежда.

– Вы забываете, что мой отец мог оставить завещание и другому пегасу.

– Ты не заметил, что Яорил ходит за тобой по пятам? – резко переменив тему разговора, сказал Имаст – Наверное, не просто для знания распорядка твоего дня. Может, он угрожал тебе когда-нибудь?

– Это не имеет…

– Это имеет отношение. Большее, чем ты думаешь. Он мог настраивать тебя против меня. Ходят бредни о том, что моя агентурная сеть следит за всеми.

– Холодная голова приведет вас к провалу в глазах своих же приближенных.

– В уме тебе не откажешь. Но подумай о тех тысячах пегасов, что ютятся в коморках, воздушных настилах, разрушенных крепостях. Разве стоит жизнь одного их всех, разве не пора заняться политикам политикой, а воинам войной? Не пора ли отказаться от идеи, что власть одного губительна для страны?

– Братоубийство…

– Да, оно самое. Но кто об этом будет знать? Твой отец гордился бы тобой, если бы видел на пьедестале славы в момент, когда ты как никогда нужен.

– Я немедленно сообщу Совету о ваших замыслах. Ваша песня спета, Имаст. Как мой отец держал вас у власти? Я лично позабочусь о том, чтобы вас примерно наказали!

– Я должен предупредить тогда, что никто не будет ручаться за вашу сохранность.

– Вы мне угрожаете?!

– Я предупреждаю… Если вы не примете мое предложение, мне придется принять меры. Соответствующие меры.

– Я вам нужен, зачем бы вам убивать меня? Ведь я, как вы говорили, взойду во власть.

– Есть вещи куда страшнее смерти. Если вы не хотите их прочувствовать на себе, командарм, слушайте внимательно меня. Итак, я спрошу: принимаете ли вы мое предложение спасти пегасью нацию?

– Да – мертвым, словно труп голосом сказал Хельгу

– Завтра вы скажете брату, что коммисар Вельс приказал явиться к нему. Если он спросит «зачем», скажешь, что не знаешь. Скажи, что коммисар ждет его на улице Штормового Ветра напротив таверны «Гарцующий пегас». Все понял?

– Н-но, почему мое участие так необходимо? Вы не можете убить его сами?

– Пегаса убить легко, но трудно убрать. Он тебе доверяет больше всех. Так я не слышу, вы все поняли, командарм?

– Да – слабеющим голосом пропищал Хельгу.

– Вы свободны, командарм.

У Хельгу дрожали копыта, он не мог поверить, что согласился на сделку. Как будто его околдовали. У него стучали челюсти, но он, не подав виду, плавно вышел из кабинета ярфа. За окном сгущались тучи, гремел гром, но ни разу не просверкала молния. Таков уж дворец, запреты на молнии были введены здесь давно. Но сейчас Хельгу казалось, что этот гром без молний, словно бил каждым ударом в его душу. Словно годы прошли с того момента, как он покинул брата в зале для приемов. Он чувствовал, что каким-то образом он уже прошел точку невозврата. Но он так считал не потому, что полагал затею ярфа четкой и обоснованной, а потому, что сам хотел жить. Он очень хотел жить. В один момент он озадачился «что же я наделал», и эта мысль стала разливаться по нему. Дорические колонны из облаков поплыли перед глазами, пол расшатывался под копытами, а крылья его будто каменели. Это продолжалось не более секунды, после которой он разразился болезненным рыданием. Он полетел в свою комнату и заперся там.

Тем временем, в кабинете ярфа из-за стенной двери вышел темный, иссиня-черный пегас в придворных латах. Он был весь мокрый, так как летел под дождем. Порезы на его лице говорили о том, что он участвовал в битвах. Он поклонился Имасту и подошел ближе.

– Ваши поручения доставлены, ярф.

– Прекрасно, прекрасно… Ты не слышал разговор между мной и командармом?

– Да, слышал.

– И сколько ты ему дашь?

– До рассвета он обо всем расскажет брату, не позже.

– Ставлю на полдень. Ты недооцениваешь юношу.

– Тогда ставлю Песилия, что ты ошибаешься! – задорно сказал пегас – А вы ставьте тогда мое досье.

– Жирно будет. Я не спорю за такие ставки.

«Песилий», как выражался черный пегас, был орден, который носили на плащах особо отличившиеся сотрудники «Верелисты». Этот промокший агент был связью Велиополиса с Кантерлотом и поставлял самые разные сведения о политике единорогов. Он был облечен обязанностью вербовать агентурную сеть там и был признанным мастером по кадрам. Досье же, это такая характеристика, которая в целях контроля за агентами структур «Верелисты» держалась в архивах Велиополиса, а некоторые и у самого верховного ярфа, чтобы в нужный момент, если агент не слушается, прижать его изменением досье или оглашением уже нелицеприятного документа из его прошлого. Выдача же досье на руки агенту означало либо большую честь и доверие, которое он заслужил, либо выход с работы. Из этой работы можно было уйти только двумя способами: либо отбросив копыта, либо дождавшись старухи с косой.

– Что передает нам королева Серебренна?

– Что у вас есть поддержка кантерлотской аристократии на случай вашего прихода к власти. Они не будут вмешиваться в разборки, но и не станут активно противодействовать вашим врагам. Вас это устроит, или нужен союз с Кантерлотом?

– Нейтралитет и то прогресс. Рискуем испытывать их добродушие. Меня пока все устраивает.

– В таком случае, могу задать вам вопрос?

– Один и только быстро.

– Зачем вам впутывать в это дело детей Воиста?

– Они прямая угроза моему авторитету и моему будущему. Вот смотри, на шахматной доске два коня. Один и второй – он показал на шахматное поле на столе – И только один конь может ходить, второй будет идти следом. Так пусть Хельгу будет на шаг впереди, а Яорил за ним. И в конце концов, поняв это, один конь выстраивается против другого. И они по взаимному желанию сами себя убивают. Сегодня Хельгу согласился на сотрудничество в убийстве своего брата, хоть и не без нажима. Завтра Яорил узнает от комиссара Вельса… впрочем, тебя это не касается. Все я веду к тому, чтобы этот процесс был естественным, чтобы у всех на глазах распался союз братьев и тогда можно смело избавляться и от одного, и от другого. Для этого один конь должен быть белым, а другой – черным. Я понимаю, что они могут рассказать обо мне Совету, но даже на этот крайний случай все присяжные в моей власти и отобраны лично мной. В нужный момент они сами захотят вцепиться друг другу в глотки, но это не должно походить на маскарад. Все должно быть натурально, чтобы каждый поверил в это. Но на доске нет короля, да? Этим королем буду я, пока офицеры и блатари ставят то на одного коня, то на другого. Я буду призывать к миру в этом беспорядке, и все примут мою позицию.

– Понял.

– Ты закончил формировать агентуру в Кантерлоте?

– Да, все готово. Можете назначать меня командующим.

– Я предпочту отдать тебе досье…

– О, спасибо!

– Уведите его – сказал Имаст, передав в руки черного пегаса пергамент – Уведите в Хаталькум!

– Нет! Вы не посмеете! Я же столько для вас сделал!

– Ах, да – сказал Имаст, оторвав с его плаща орден Песилия – Теперь ты ничего не сделал.

Латники у входа, которые появились в кабинете на первый зов, ловко схватили пегаса и утащили его в ту же тайную дверь, откуда доносились теперь лишь слабые вопли бессильного ужаса. Хаталькум была тюрьма на самой окраине морозных скал, где располагали всех пегасов, которые были не настолько просты, чтобы их убивать, но и не настолько надежны, чтобы держать на свободе. Это позволяло время от времени выбивать порой сокрытую информацию из особо хитрых заключенных. Путевка туда была равносильна прощанию с жизнью. Имаст закрыл потайную дверь и расплылся в жирной улыбке. Он с самого детства мечтал о власти ради власти и неважно против народа идти или нет. Он готов был продать родную мать за чиновничий мандат. Со смертью командира Воиста, страной управлял Совет, который был окрещен за прошедшее десятилетие «Советом жирных губошлепов». К чести этой народной молвы следует сказать, что ярф и все остальные члены Совета действительно не отличались стройностью и весь день только и делали, что проводили бесчисленные пустословные заседания. Ярф был пегасом-бизнесменом, если корректно так сказать. За последнее время многие игорные заведения и прочие развлекательные таверны перешли к нему во владение. Он был твердо убежден в том, что военным не нужно лезть в политику. Считая войну злом, если она в убыток и добром, если в прибыль, причем его личную, он был сторонником того, чтобы отменить право военных на голос в Совете и предоставить все управление в руки бюрократов. Став главным, среди этих бюрократов, он смог бы упиваться своим могуществом хоть до захода солнца…

До захода солнца… Имаст вдруг понял, что не тот, кем был десять лет назад. Мантия потускнела, сам он раздался вширь, да и седина все ясней прорисовывает его немолодые годы. Только бы успеть добыть власть. В воздухе слышался запах бури, разряды молний из предместий Велиополиса принесли во дворец пьянящий аромат свежести для пегасов. Имаст раскинулся в своей кровати и ,удовлетворившись, пролепетал с улыбкой:

– Холодная голова – это сила.