Одной крови

Глава 1

Лес просыпался после безмятежной ночи и лучи утреннего солнца уже пробивались сквозь кроны деревьев. Но эта идиллия была внезапно нарушена громким мужским криком: “Ах, ты ж, твою мать!” – за которым последовал мощный всплеск. Семья бородавочников, как раз собиравшаяся напиться у небольшого озера, с пронзительным визгом сиганула в заросли кустарника. Через несколько секунд из воды, плюясь и чертыхаясь, вынырнул человек. Осмотревшись по сторонам, он быстро поплыл к берегу, находившемуся от него на расстоянии около пятнадцати метров. Ступив на твердую почву, мужчина протер глаза и слегка согнулся, уперевшись ладонями в колени.

— Какого… — через мгновение произнес он, уставившись на свои ноги.

Человек с удивлением стал рассматривать свое тело, осознав, что был совсем голым. Он некоторое время приходил в себя от увиденного, пока до него не дошли еще пара нюансов: было утро, он находился в чертовом лесу и, что еще больше шокировало – было лето! Он что, совершил скачек во времени и пространстве? Ведь буквально пару минут назад он пробирался по заснеженным горам… Ну, как пробирался – скорее, падал в расселину. “Ладно, чемпион, ты хотя бы жив. Пусть и без одежды… Давай-ка присядем вон на тот камень, успокоимся и прокрутим в голове последние пару дней”. Мужчина быстрым шагом двинулся к небольшому валуну в паре метров от берега и уселся на него, задумчиво потирая лоб.

Итак. Несколько дней назад его наняла небольшая группа энтузиастов, чтобы он провел их, как они выразились, к “сакральному месту”. Если верить легендам, иногда там истончалась грань между материальным миром и обителью духов. А еще ходили слухи, что пару раз в том районе самым таинственным образом пропадали люди – мол, эти самые духи забирали их к себе. Мда. Мужчина, хоть и был агностиком, но все-таки скептически относился к подобным заявлениям. Но место и вправду было очень красивым и, по-своему, сакральным. К тому же, сумма гонорара оказалась весьма соблазнительной. В общем, он не видел поводов отказываться.

Поначалу все шло гладко, даже несмотря на двадцатиградусный мороз и ветер. Но вот затем, часов двенадцать назад, началась лютая метель, хотя в прогнозах погоды не значилось ничего подобного. Да к черту предсказания синоптиков – всем известно, чего они стоят. Он сам все проверил и перепроверил для успокоения совести и максимум, что их ожидало – это легкий снегопад. Он сказал группе остановиться и дал указания, как и куда двигаться в случае чего. Сам же пошел вперед, пытаясь понять, как лучше проложить дальнейший маршрут. И умудрился заблудиться. Заплутал, как последний “выживальщик”, отправившийся в дикую глушь и возомнивший себя Беаром Гриллсом. Мужчина до сих пор не понимал, как мог проморгать ту расселину, но это случилось — он провалился и полетел вниз. И… И все. В лучшем случае он бы переломал себе ноги и замерз насмерть, не дождавшись помощи. Хотя нет, это все-таки было ХУДШИМ вариантом, нежели мгновенная смерть. Человек невесело усмехнулся: ну что ж, если духи решили забрать его именно в тот момент, то с него причитается. “Надеюсь, что группа смогла вернуться без происшествий…”.

Склонив голову на бок и выжав длинные темно русые волосы, он стал думать, что же делать дальше. “Ну, хорошо. Оказаться голым в совершенно незнакомой местности, это, конечно, не предел мечтаний, но и лучше, чем медленно подыхать от холода. Хм… Начну я, пожалуй, с набедренной повязки.” С этими мыслями, мужчина пошел в сторону зарослей в поисках подходящих материалов.

Где-то через пару часов, уже в повязке из папоротника и листьев, он вновь сидел у берега, пытаясь заточить обломанные палки остроугольным камнем. Когда у него было готово три импровизированных копья, человек поднялся и направился к воде: желудок уже потихоньку начинал урчать, напоминая о себе. “Ненавижу рыбу.” Но выбора не было: хоть он и успел приметить различную живность, снующую по лесу, с его “арсеналом” он бы только впустую потратил время, гоняясь за ней. И ему слишком хотелось есть, чтобы тратить время на изготовление и расстановку силков или чего-то подобного

Солнце постепенно клонилось к закату. Сидя возле уже потухшего костерка под большим деревом, мужчина обгладывал третью рыбину. Так же он собрал несколько плодов, похожих на авокадо, но есть не спешил, будучи не до конца уверенным, что после сей трапезы не побежит в кусты по зову природы. Утолив голод, человек улегся на мягкую траву и стал продумывать свои следующие шаги. Его размышления самым наглым образом прервало низкое рычание. Пытаясь сохранять самообладание, он осторожно повернул голову в сторону нарушителя и открыл рот от удивления – в нескольких метрах от него стоял волк. Ну, во всяком случае, он выглядел, как волк, только деревянный. Деревянный, мать его за ногу!

— За-е-бись… – только и смог вымолвить мужчина.

Волк все еще стоял на месте, не двигаясь, лишь ощетинив мелкие ветки, заменявшие ему шерсть. Ну а где один, там и целая стая. Без резких движений, дабы не спровоцировать зверя (или все же растение?), человек подтянул к себе копье и подполз чуть ближе к остаткам костра. После чего резко ударил ногой так, что еще тлевшие угли полетели прямо в морду этого чуда природы. Кожу слегка обожгло, но его нехитрый маневр оказался успешным: волк с визгом отскочил, мотая головой из стороны в сторону и на какое то время забыл про свою жертву. Резко вскочив на ноги, мужчина сделал мощный прыжок и, уцепившись за сук, вскарабкался на дерево. “Надеюсь, по деревьям они не лазают”.

Придя в себя после внезапной атаки, зверь огляделся по сторонам и принюхался. Покрутившись вокруг дерева и сожрав две последние рыбешки, деревянный волк потрусил прочь. Человек сокрушенно вздохнул: в любом случае он бы заночевал вот так, пусть и не столь скоро, но за завтрак было обидно.

Открыв глаза, мужчина крепко выругался: тело нещадно ныло – все-таки спать в подобных условиях это вам не в кровати дома нежиться. Разогнав кровь по затекшим конечностям, он посмотрел вниз: никого не было. Аккуратно, стараясь не шуметь, человек слез с дерева и вздохнул: придется снова идти к озеру и постараться наловить еще рыбы.

В этот раз рыбы почти не было, а та, что попадалась ему на глаза, была слишком юркой и легко уходила от его копья. Мысленно обматерив местную живность, он уселся недалеко от берега и взял один из найденных днем ранее авокадоподобных плодов. Повертев его в руке и уже собравшись было вгрызться в него зубами, человек внезапно остановился. Взяв в другую руку острый камень, он принялся соскабливать кожуру плода. “Не хватало еще отравиться, если это и вправду авокадо”. Слегка утолив голод, человек подумал, не накопать ли ему червей ради порции белка. От одной только мысли его замутило. “Ну уж нет. Оставим это на крайний случай… на САМЫЙ крайний случай… Черт, как же пить хочется”. Положив оставшиеся плоды в наспех сплетенную корзинку из тонких веток, мужчина направился к ручейку, впадающему в озеро. Пройдя вверх по течению, он наткнулся на тропинку, пересекающую ручей.

Вдоволь напившись, человек пристально осмотрел тропинку. На звериную тропу она не походила — слишком прямая. Что было еще интереснее, в некоторых местах виднелись отпечатки копыт. Но для лошади след был мелковат и не глубок… видимо, оставил жеребенок. Странно только, что рядом не нашлось следов обуви. Но все равно, неплохо для начала. Теперь оставалось решить, в какую сторону пойти: запад или восток.

— Что ж, запад, так запад, – сказал он после того, как пробубнил под нос старую детскую считалочку.

Двигаясь в выбранном направлении и осматривая незнакомые ему растения, мужчина поймал себя на мысли, что краски окружающего его леса более… насыщенные, чем те, что он привык видеть в своих прошлых путешествиях. В паре метров от него тропинка резко забирала вправо, огибая здоровенный валун, наполовину вросший в землю. На повороте человек замедлил шаг, чтобы лучше рассмотреть эту каменюку, но вдруг почувствовал, как кто-то или что-то слегка ударило его в грудную клетку. Бросив свои скудные пожитки на землю, мужчина резко отскочил назад, принимая боевую стойку и занося копье для удара.

— Прошу, не делайте мне больно! Я не хотела никого обидеть! Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста… — умолял тонкий женский голосок.

Мужчина опустил взгляд на землю и остолбенел: перед ним, закрыв передними ногами голову и дрожа от страха, лежала лошадь. Ну не лошадь – скорее пони. Хотя в последнем определении он тоже не был уверен: существо было небольшого роста – сантиметров семьдесят в холке. Правда, было непонятно, можно ли было вообще назвать это животным в общепринятом смысле слова: черты лица, мимика и движения тела – все они были очень человекоподобными. “А то, что оно говорит, тебя, конечно, не смутило?… Ладно, пусть будет пони”. А еще у пони была желтого цвета шерстка и розовые грива с хвостом, а на крупе он заметил что-то вроде розовой же татуировки, изображавшей трех бабочек. И, вот блин, у нее были крылья!

— Эмм… Я… я не хотел Вас напугать – простите, что так вышло, – человек слегка расслабил мышцы и опустил копье.

Пони взглянула на него большими сине-зелеными глазами, полными пережитого ужаса.

— И, конечно же, у меня и мысли не было причинять Вам какой-либо вред. — Мужчина понял, что ее пугает и медленно опустил заостренную ветвь на землю. – Вот так. Видите, я ничего плохо Вам не сделаю.

Он поднял руки в примирительном жесте и сделал полшага назад. Его внезапная собеседница немного успокоилась и поднялась на ноги, отряхиваясь хвостом. Она бросила еще один испуганный взгляд на лежавшие копья:

— Я очень рада это слышать, – сказала она тихим голосом. – О, и простите меня, что я так грубо на Вас налетела! Просто… я совсем не ожидала кого-нибудь тут встретить…

— Вы не виноваты, мисс…эээ…

— Ой… Флаттершай. Зовите меня Флаттершай.

— Очень приятно, мисс Флаттершай. И в этом нет вашей вины – я сам слишком засмотрелся по сторонам, – человек приложил правую руку к груди и слегка поклонился. – Примите мои искренние извинения.

Пони широко улыбнулась и, кажется, окончательно пришла в себя.

“Будь Флаттершай человеком, я бы сказал, что она милая. Хотя… если я подумал об этом, то УЖЕ считаю ее милой… Мда”.

— Могу… могу я узнать Ваше имя? – спросила она, переминаясь с ноги на ногу.

— И правда, где мои манеры? Зовите меня… — он на мгновение задумался. — Человек… Да, меня зовут Человек. “Ты не параноик, дружище — ты просто очень осмотрительный”.

— Мне тоже очень приятно, мистер Человек, – она одарила его еще одной милой улыбкой, от чего мужчина почувствовал себя слегка неловко. – Что привело вас в Вечнодикий Лес? Или вы уже давно здесь живете? Просто… Я …. Ммм… я никогда не видела… таких, как Вы…

“Вечнодикий лес? Это что еще такое? Я попал на какой-то Затерянный Остров? Ну, это бы многое объяснило”. Человек задумчиво почесал небольшую бородку.

— Нет, я не отсюда. А вот то, как тут очутился — это вопрос на миллион и, боюсь, точного ответа на него у меня пока нет… — внезапно он запнулся, когда до него дошло…

— Что такое?

— Эмм… ну я только сейчас понял, что мы вот тут с Вами вполне свободно разговариваем, а я почти на сто процентов уверен, что Вы не можете знать мой язык.

— О, с этим нет проблем, мистер Человек, ведь я могу общаться со всеми живыми существами, – снова улыбнулась его собеседница.

Мужчина почувствовал, что начинает краснеть от смущения:

— Очень полезное… умение… “Спокойно, чемпион. Не смей. Думай о червях, которых тебе скоро придется слопать… О, черт…” Его хорошее воображение опять сыграло с ним злую шутку — он почувствовал рвотные спазмы и поспешно прикрыл ладонью рот. “Слабак!”

— Мистер Человек, Вам плохо?! – заметив это, испуганно вскрикнула Флаттершай.

— Нет-нет. Все хорошо, – быстро ответил человек. – Я так понимаю, Вы частенько тут бываете? – добавил он, пытаясь сменить тему, но судя по выражению лица пони, получилось у него не очень.

— Ну, можно сказать и так… Здесь неподалеку живет несколько моих маленьких друзей, и я время от времени их навещаю.

— Оу… кхм… Будет слишком нагло, если я предложу составить Вам компанию?

— О, конечно же нет! Но, возможно, Вам стоит немного отдохнуть – Вы не очень хорошо выглядите.

“Ага. Это не считая того, что одежды на мне чуть больше, чем ничего”.

— Знаете, — добавила она чуть погодя, – я ведь живу недалеко; может … может, мы сейчас вернемся туда, чтобы Вы могли восстановить силы?

“О, это было бы просто прекрасно! Хм… надеюсь, она не питается исключительно сеном и водой”.

— Но как же ваши друзья? – спросил он. Предложение было заманчивым; более того – оно было необходимым. Но вместе с тем ему было неловко отрывать пони от дел, к тому же – вот так вот пользоваться гостеприимством едва знакомого чело… существа.

— Оу… ну… — Флаттершай закусила губу, разрываясь между тем, чтобы позаботиться о Человеке и тем, что уже пора навестить живущее неподалеку семейство бурундуков. – Я думаю, что провожу вас до дома и побегу обратно, а Вы за это время сможете немного отдохнуть.

— Огромное спасибо, мисс Флаттершай, – человек еще раз приложил ладонь к груди и нагнулся, чтобы подобрать свои вещи.

— Что-то не так? – спросил мужчина, заметив настороженный взгляд свой новой знакомой.

— Эмм… Вы уверены, что в них есть необходимость? – она указала копытом на заостренные палки.

Он задумался:

— Я чувствую себя в большей безопасности, держа их под рукой, но… я не хочу причинять вам неудобства, поэтому… — с этими словами, человек переломал копья одно за другим, выбросив обломки в кусты.

Флаттершай вздохнула с облегчением:

— Спасибо. Можете не беспокоиться: в моем доме они вам не понадобятся.

Человек и пони двинулись по тропинке, пытаясь поддерживать немного скованную поначалу беседу. Мужчина не стал поднимать вопрос о том, где и как он очутился, стараясь разговаривать на отвлеченные темы. К счастью, они довольно быстро нашли общие интересы – дикая природа и путешествия. Он поведал своей спутнице о самых запоминающихся местах, где ему удалось побывать, и рассказал парочку поверий и легенд. Знания же Флаттершай о местной флоре и фауне оказались поистине огромными. Не смотря на то, что около половины названий зверей и растений были ему абсолютно не знакомы, он слушал свою спутницу с неприкрытым интересом. “Однако, о другой половине я знаю. Если это, конечно, не просто совпадения”. Сами того не заметив, они перешли на “ты”.

— Ахах, так эти… как ты там их назвала? – спросил человек, когда часа через полтора они начали потихоньку выходить из леса.

— Параспрайты.

— Так эти параспрайты серьезно размножаются делением, после того, как слопают что-то?

— О, да. Это переросло бы в настоящую катастрофу, если бы Пинки Пай своей игрой на музыкальных инструментах не увела их обратно в лес, – ответила пони. После чего добавила виноватым голосом.

– И мне очень стыдно за тот случай, ведь если бы не я, ничего бы и не случилось…

— Брось, Флаттершай! Уверен, знай бы ты об этой особенности, ты и близко не подпустила их к городу.

— Ну, да… наверное…

— Эх, если бы наша проблема решалась так просто, – вздохнул мужчина.

— У вас проблемы с параспрайтами? – удивилась его собеседница. – Я попрошу Пинки Пай, чтобы она рассказала тебе как с этим бороться.

— Нет… То есть – да, у нас проблемы, но не с ними, хотя общего у них много. Те же жуки Харпа способны почти полностью уничтожить запасы зерна, если доберутся до них. Мы пытаемся… — он задумался, стоит ли говорить пони о тех гигалитрах инсектицидов, которыми люди травят вредителей — … бороться с ними различными способами, но пока что это плохо удается.

— Уверенна, что вы просто еще не нашли подходящую мелодию, – на полном серьезе ответила Флаттершай.

— Угу. Надеюсь, что-нибудь из дум-метала заставит их всех сделать массовое сеппуку, – тихо под нос проворчал человек. – Вот, блин!

Пони остановилась и вопросительно посмотрела на него.

— Да это все моя повязка. – Мужчина тоже остановился, пытаясь вновь связать листья воедино. – Она разваливается — фиговая из меня швея.

— Ничего страшного: я найду дома какую-нибудь ткань, – без тени смущения сказала Флаттершай.

— Эээ… то есть, ты мне предлагаешь идти голым? – он почувствовал, как ноги буквально вросли в землю.

— Конечно. Что в этом такого? – пони совсем не могла понять, что его так удивляет.

“Отлично. Не хватало еще, чтобы какая-нибудь летающая хрень укусила меня прямо в…”

— Ну… кхм… думаю, что выбора у меня все равно особо нет, – покраснев как рак, он выкинул повязку в кусты. – И это… долго нам еще идти?

Флаттершай, судя по всему, не обратила на его наготу никакого внимания:

— Еще минут пятнадцать, и мы будем на месте.

— Хорошо. Давай тогда…эээ… пойдем побыстрее, – человек прикрыл причинное место корзинкой.

Пони была права, и вскоре они вышли из леса. Невдалеке виднелась постройка, судя по всему, бывшая домом Флаттершай. Он был выстроен на небольшом возвышении, а его крышу сплошь покрывали листья. “Мда… потолки там явно невысокие, но это всяко лучше, чем спать голым под открытым небом”. Они обогнули дом, пройдя мимо заднего двора с курятником. Человек облизнулся при мысли о запеченных куриных грудках, но тут же подавил эти мысли, будучи почти уверенным, что пони не оценит его кулинарного гения.

— Ну вот мы и пришли… — сказала Флаттершай, когда они встали у входной двери, и отворила ее.

Мужчина удивленно поднял бровь, заметив, что та не была заперта.

Он не успел даже толком осмотреть открывшееся перед ним помещение, как у его ног, словно из ниоткуда, возник заяц. Тот сердито посмотрел на пони, а затем на мужчину. “Стоп, он что, насупился?.. Хотя, чему я удивляюсь...”

— Ой… извини, Энджел, но мне придется вернуться обратно… — робко проговорила Флаттершай.

Зайцу такой расклад явно не понравился, и он застучал задней лапой по полу в знак протеста.

— Вечнодикий лес – не место для таких маленьких зайчат, как ты, — попыталась уговорить его пегаска.

В ответ ушастый бросил на нее еще один сердитый взгляд.

— Ох… ну хорошо… идем со мной, только прошу тебя, не убегай далеко, – сдалась пони.

— Это… твое домашнее животное? – спросил человек. – Я могу присмотреть за ним, если хочешь.

Энджел гордо вскинул голову, переступил порог и встал рядом с Флаттершай, всем своим видом давая понять, что не собирается составлять ему компанию.

— Очень мило с твоей стороны, но, думаю, Энджел прав: если я не возьму его с собой, то он просто не даст тебе отдохнуть.

Заяц кивнул в подтверждение ее слов.

— Проходи, пожалуйста, и чувствуй себя, как дома, – пони пропустила человека вперед. – А ты подожди здесь, – добавила она своему питомцу, на что Энджел выдал еще один недовольный взгляд, но все же остался на месте.

Человек зашел в довольно просторную комнату, где поместились каменная печь, множество мелкой мебели, а так же просторный диван с невысоким столиком. “А потолок тут не такой уж и низкий – скорее, даже неожиданно высокий. И весьма уютно, кстати. Даже эти скворечники ничуть не портят общей картины”. Когда Флаттершай зашла вслед за ним, откуда-то из-под дивана выбежали два хорька и стали виться у ног пони. Человек слегка нахмурился: не то, чтобы его смущали ее питомцы, просто… как то уж слишком их было много, на его вкус. Флаттершай что-то сказала им на непонятном языке, и они тут же убежали в соседнюю комнату.

— Ух ты, хотел бы я, чтобы Алия так же понимала меня, – сказал мужчина, проследив взглядом удаляющихся зверьков.

— У тебя тоже есть дома питомцы? – радостно улыбнулась пони.

— Ну… я бы не сказал, что питомцы и не сказал бы, что дома, – ответил человек. – Я живу… жил, считай почти в лесу и недалеко от меня обосновалось семейство рысей. Мы неплохо поладили, ну и я решил дать имя матери.

— Это так мило, – еще шире улыбнулась Флаттершай, – Тогда у тебя не должно возникнуть проблем с моими маленькими друзьями.

— Ага. Животные меня любят… обычно, – сказал он и бросил взгляд на корзинку, которую все еще держал ниже пояса. – Ты что-то говорила про ткань?

— Ой, точно! Располагайся – я сейчас вернусь, – бросила пони и ускакала в другую комнату.

Мужчина не торопясь прошелся по помещению, осматриваясь по сторонам. Он подметил еще пару уголков, где, судя по всему, жили другие животные, которых в данный момент не было дома. “Как она умудряется сохранять дом в чистоте при таком количестве зверья? У меня бы уже крыша поехала”. Он хотел было заглянуть в один из скворечников, но услышав недовольный щелчок клювом при своем приближении, решил оставить эту идею.

— А вот и я! – пони вернулась буквально через пару минут, неся в зубах ткань зеленого цвета. – Правда, я не знаю, сможешь ли ты использовать этот материал… Рарити уже придумала бы целый наряд из него…

— То, что надо! Спасибо! – он взял ткань в руки: она была тонкая и мягкая на ощупь, но при этом довольно прочная. – Тебе же она не нужна?

— Конечно, можешь забрать ее себе, – она улыбнулась и указала копытом на шкаф. – Вон там есть ножницы, иголки с нитками – все, что может тебе понадобиться. И если ты голоден, то на кухне есть, чем перекусить.

— Эээ… спасибо… тогда скоро увидимся? – сказал человек, чувствуя, как краска опять начинает приливать к его щекам. “Удивительно гостеприимное создание. И такое… неожиданно милое…”

— Да, я постараюсь не задерживаться.

Человек подождал, пока Флаттершай уйдет и закроет дверь. Вздохнув с облегчением, он поставил корзинку на пол, подошел к дивану и уселся на него. “Окей, чего мне сейчас больше хочется: поесть или принарядиться?”. Немного поразмыслив, он подошел к шкафу с зеркалом, и бросил взгляд на свое отражение. На него смотрел человек лет двадцати пяти, среднего роста и крепкого телосложения. На груди слева красовались три идущих почти параллельно рубца – напоминание о том, что гепарды это все-таки не милые кошечки. У него были длинные темно-русые волосы чуть ниже плеч и небольшая бородка, которая вместе с тонкими усами окаймляла рот. Он почесал щеку, покрытую недельной щетиной, и усмехнулся. “Мда. Бритва бы сейчас не помешала… Ну да и хрен с ней”. Открыв верхний ящик, он обнаружил там аккуратно сложенные и так знакомые ему предметы: катушки с нитками, подушечку с иголками, ножницы – в общем, полный набор. Взяв необходимые инструменты, он уселся на диван и разложил их на столике. “Иголки, ножницы… Как она вообще этим пользуется со своими копытами? Да и этот дом тоже… не представляю, как можно было возвести такую постройку без рук”. Размышляя над этими вопросами, мужчина принялся за изготовление одежды. “На тогу или что-то похожее ткани не хватит, но, чем богаты, тому и рады”.

Часа через полтора, до крови исколов пальцы рук, человек закончил работу. Поднявшись с дивана и скептически осмотрев свое творение, он примерил новую набедренную повязку. Теперь она больше походила на килт и доходила почти до колен. Мужчина подошел к шкафу и посмотрел на себя в зеркало:

— Нет, ну вы только гляньте на него: осталось раскрасить лицо в синий, раздобыть огромный меч и будет полный комплект. Так… как там было…

Он приосанился и с воодушевлением произнес, чуть понизив голос:

— Твоё сердце свободно. Имей же мужество следовать за ним.

Усмехнувшись, человек пошел на кухню, поискать что-нибудь съестное. Как и ожидалось, мяса там не было, зато он нашел немало овощей и фруктов.

— Боги… неужели вы улыбнулись мне? – сказал мужчина, заглянув на одну из полок. – О, Флаттершай, ты лучше всех, – добавил он, доставая корзинку с парой дюжин яиц. “Трех будет мало… семь – это слишком нагло… Ну а пять – в самый раз!”

Он довольно быстро нашел все необходимое и, насвистывая под нос веселую мелодию, приступил к готовке.

Закончив с приготовлением пищи, он вернулся в большую комнату и, стараясь не спешить, принялся за овощной салат с яичницей. Утолив голод и прикинув, что у него еще есть пара часов, человек укрылся пледом и почти сразу уснул. Ему снилось, что он падает в бездонную пропасть.

Его разбудил стук в дверь.

— Флаттершай? – пробормотал он спросонья, с облегчением вырываясь из кошмара бесконечного подения. “Боги, она стучится в собственный дом… Она такая вежливая, что рядом с ней чувствуешь себя чурбаном неотесанным!”

— Флаттершай? – прозвучал из-за двери встречный вопрос. Голос был женский, с небольшой хрипотцой и ниже, чем у его крылатой знакомой.

Осознав, что к такому повороту событий он готов не был, мужчина резко вскочил с дивана. Одновременно с этим, верхняя половина двери распахнулась и из проема на него уставилась еще одна пони с голубой шерстью, малиновыми глазами и радужной гривой. Мгновением позже он подметил крылья, которые были слегка встопорщены.

— Эй! Ты кто такой?! Где Флаттершай?! – крикнула пегаска, бросив на него недобрый взгляд.

Человек понял только “Флаттершай”. Язык был ему незнаком, но отдаленно напоминал английский.

— Спокойно, – ответил мужчина, плавно заходя за спинку дивана. – Незачем устраивать истерику. С Флаттершай все в порядке – она скоро вернется, – сделал он акцент на имени.

— Да, Флаттершай – что ты с ней сделал?! Отвечай! – Рэйнбоу Дэш двинулась вперед, не сводя глаз с пришельца. Она нигде не видела таких – не в жизни, не в книжках, хотя… Он смутно напоминал Айронвилла, но у него не было рогов или копыт. Двуногий говорил на непонятном ей языке, однако, имя подруги было ему знакомо. “Питомцев Флаттершай и след простыл – плохой знак”.

Мужчина стал двигаться вокруг дивана, стараясь, чтобы между ним и пегаской было какое-то препятствие. Рэйнбоу Дэш усмехнулся, когда он, сам того не замечая, приблизился к дверному проему. “А вот тут, лысенький, ты и ошибся”.

Совсем забыв про выход позади него, человек остановился и примирительно поднял руки, надеясь выиграть время, чтобы лучше оценить обстановку и продумать дальнейшие действия.

— Послушай, не надо вести себя столь агрессивно. Я, — он указал на себя, – и Флаттершай, — теперь рука показывала в сторону Вечнодикого Леса, куда ушла крылатая пони, – очень хорошо поладили, – закончил он фразу, сжав руки вместе, пытаясь изобразить рукопожатие и надеясь, что этот жест будет понят.

Судя по тому, что пегаска остановилась и чуть расслабилась, у него получилось. “Отлично. Так-с… Ну а теперь…”

Мысль была прервана самым внезапным образом: Рэйнбоу Дэш сделала стремительный рывок, пролетев над диваном и врезавшись в мужчину. Она двигалась столь быстро, что человек даже не успел понять, что произошло, когда мощный удар выбил весь воздух из его легких.

Наверное, он отключился на секунду, так как в сознание он пришел уже на улице, лежа на спине. Пегаска, ухмыляясь, стояла над ним, прижимая его передними копытами к земле. Но что она не могла учесть, так это силу человека: он схватил ее рукой за горло и мощным рывком опрокинул в сторону, пытаясь подмять уже под себя.

— Иди-ка сюда, – сказал мужчина, но его соперница, хоть и потеряв доминирующее положение, успела вынырнуть из-под него в самый последний момент.

— Врешь! Не возьмешь! – с издевкой в голосе прокричала Рэйнбоу Дэш, взмыв над землей. Она отдавала себе отчет в том, что они не понимают друг друга, но в такой ситуации было достаточно и эмоциональной окраски слов.

Человек принял оборонительную стойку, слегка согнув колени и выставив руки перед собой. Он не спускал глаз с зависшей над ним пегаски, понимая, что сейчас может только защищаться и ждать удачного момента для контратаки. “Черт побери, ну почему женщин нельзя бить, даже когда они бросаются на тебя, словно гарпии?.. Ведь она же женщина, да?.. ”

Рэйнбоу Дэш снова ринулась на человека, стремясь сбить его с ног — и вырубить так, чтоб уж наверняка. Тот отшатнулся в сторону, пропуская ее перед собой, но в самый последний момент она невероятным образом изменила траекторию полета, оказавшись позади него, и на ходу крепко приложила копытами по спине. Удар вышел скользящим, но его силы было достаточно, чтобы человек потерял равновесие и кубарем покатился вперед.

Быстро вскочив на ноги после падения, он почувствовал, что происходящее уже начинало потихоньку его бесить – а ведь подобные потери самоконтроля случались крайне редко. “Занятия по рукопашному бою не особо помогают, когда у твоего противника крылья, да, чемпион?”

Пегаска не стала давать возможности пришельцу прийти в себя и сделала еще один молниеносный рывок, стараясь закрепить преимущество: уж в чем, а в драках она знала толк. Но человек, словно предугадав ее действия, отскочил в сторону и, схватив ее за заднюю ногу, резко потянул на себя. Уже оценив его силу, Рэйнбоу Дэш сделала пару мощных взмахов крыльями, и ее противник ослабил хватку, когда поднявшееся облако из листьев и песка полетело ему в лицо. Затем она резко крутанулась вокруг своей оси и вырвалась из захвата.

— Слишком медленно! – выкрикнула пегаска, дразня мужчину, который уже пришел в себя и с вызовом смотрел на нее.

Рэйнбоу Дэш стала нарезать круги вокруг противника, стараясь двигаться как можно быстрее, и надеясь его дезориентировать. Пригнувшись к земле, мужчина безуспешно пытался уследить за ее размытым силуэтом и не пропустить следующую атаку.

— Вот ты и попался… — прошипела пегаска, когда ее действия окончательно сбили его с толку.

Заложив крутой вираж, она пронеслась у самой земли, метя ему в ноги. Провернувшись в момент удара, чтобы не быть потом придавленной человеком, она взмыла в воздух, оставив того лежать на спине. Пришелец еще даже не начал подниматься, а она уже неслась прямо на него. “Один меткий удар копытом и ты выбыл, лысенький!”

Мужчина примерно представлял, что могла задумать эта радужная бестия и вместо того, чтобы вставать на ноги, он откатился в сторону. Пегаска изо всех сил замахала крыльями, стараясь не врезаться в землю. Ей удалось зависнуть буквально у самой поверхности. Облегченно выдохнув, она вдруг почувствовала, как пришелец схватил ее за хвост и рванул на себя самым наглым образом. “Ах ты, сволочь! Ну все, теперь я по-настоящему разозлилась!”

Сцепившись, они покатились по земле, вздымая облако пыли: человек пытался схватить ее и заломать ноги, но Рэйнбоу Дэш неистово била его крыльями по лицу и кусалась, словно в круп ужаленная, не давая сосредоточиться. В пылу драки они не заметили, как оказались на краю обрыва; еще секунда, и они кубарем полетели вниз – прямо в речку. Оказавшись в воде, уже порознь друг от друга, человек и пони мигом вскочили на ноги, готовясь к новому раунду.

— Немедленно прекратите! Оба! – услышали они пронзительный женский крик.

Соперники одновременно повернули головы. На мосту стояла Флаттершай — ее лицо было искажено от гнева. Мужчина же был в легком замешательстве. “Ого. В тихом омуте… как говорится”.

— Пожалуйста… — добавила желтая пони уже своим обычным робким голоском.

— Эй, это она начала! – сказал человек, указав пальцем на Рэйнбоу Дэш. Он принял более расслабленную стойку, но краем глаза все еще следил за нею.

— Не смей тыкать в меня…эээ – пегаска задумалась, пытаясь вспомнить, как называется эта часть тела, — …пальцем!

Мужчина открыл было рот, чтобы добавить еще что-то, но тут же осекся. Он стоял голым, отсвечивая причиндалами, аки статуя Аполлона. А килт, стоивший ему исколотых пальцев, неспешно уплывал вниз по течению.

— Прошу вас, успокойтесь… на вас и так уже живого места нет, – умоляла Флаттершай, переводя обеспокоенный взгляд с Дэш на человека.

— Ха! На нем уж точно! – усмехнулась радужная пегаска.

— Если ты знаешь эту чокнутую, то скажи ей – пусть остынет, а то я за себя не отвечаю, – запал схватки еще не остыл, и мужчина не чувствовал обычной неловкости от осознания своей наготы.

— Флатти, ты можешь с ним говорить? Тогда передай ему…

— Он уже попросил прощения, Рэйнбоу. Ему очень жаль, что так получилось. “Хорошо, что они сейчас друг друга не понимают…”

— Серьезно? А вот по его тону такого не скажешь, – Рэйнбоу Дэш недоверчиво покосилась на двуногого.

— Погоди, что ты… — начал было человек, уловив в речи желтой пегаски примирительные интонации. – Ай… знаешь, ты права.

— Да-да-да, правда… давайте… давайте мы пройдем в дом и постараемся исправить это недоразумение… пожалуйста… — сказала Флаттершай, надеясь, что ее горячая на голову подруга внемлет голосу разума.

Пытаясь выглядеть как можно более искренним, мужчина повернулся к радужной пегаске и приложил руку к груди, всем своим видом показывая, что ему на самом деле “жаль”. Рэйнбоу Дэш фыркнула и, взмахнув крыльями, выпрыгнула на берег.

— Чокнутые бабы… — тихо проворчал человек и стал подниматься вслед за ней.

Когда они оказались наверху, Флаттершай подошла к двери, приглашая их зайти внутрь. Мужчина картинно поклонился своей недавней сопернице:

— Только после вас.

— Иди давай!.. – устало кивнула пегаска в сторону входа, на что двуногий слегка закатил глаза, но все-таки вошел первым.

— Рэйнбоу, — сказала Флаттершай, усадив их на противоположные стороны дивана, – не хочешь начать?.. Сама она расположилась на стуле напротив.

Рэйнбоу Дэш бросила взгляд на двуногого:

— А что? Я уже извинилась.

— Вообще-то… вообще-то нет… — тихо промолвила Флаттершай.

— Я пропустила его вперед – это считается, – сердито пробормотала ее подруга, скрестив передние ноги на груди и уставившись в стену напротив. “Это и вправду считается!”

Человек потер ушибленную грудь и бросил взгляд на множественные следы укусов на своем теле:

— Можешь передать ей, что если бы она… если бы Я не повел себя тогда столь “подозрительно”, то мы бы стали лучшими друзьями. “Извиняться перед девушкой за ее же ошибки – как типично”.

Флаттершай с укором посмотрела на свою подругу:

— Вот видишь? Ему и вправду очень-очень жаль… “Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, только не заводись…”

Рэйнбоу Дэш нарочито громко вздохнула:

— Ох, ну хорошо. Я тоже извиняюсь, что наваляла ему.

— Мир?.. – Флаттершай посмотрела на них, примирительно улыбаясь.

Все еще отвернувшись к стене, пегаска протянула мужчине переднюю ногу в знак примирения. Тот было протянул ей открытую ладонь для рукопожатия, но, осознав проблематичность этого жеста, сжал руку в кулак и слегка стукнул по копыту.

— Ведь это совсем не сложно, правда? – сказала желтая пони и чуть погодя добавила, меняя тему разговора. – Рэйнбоу, очень мило, что ты залетела меня проведать. Подожди, сейчас я принесу чаю. “Совместное чаепитие – лучший способ сгладить их неудачное знакомство!”

— А… ну да! – ее подруга быстро успокоилась, вспомнив, зачем пришла. – Чай это круто, но я к тебе прилетела по делу. Танк приболел, и мне нужен твой совет.

— Ох, надеюсь, что ничего серьезного! – испуганно сказала Флаттершай. – Пойдем, ты расскажешь мне все поподробнее и я…

Подруги удалились на кухню. Мужчина проводил их взглядом и еще раз осмотрел свое тело: радужная бестия оставила на нем немало болезненных укусов, многие из которых кровоточили. “Я привык к покусываниям совсем другого толка!”

Минут через пятнадцать они вернулись. Флаттершай повесила на спину своей подруги небольшую сумку:

— Вот. Давай ему отвар два раза в день в течение одной недели, – сказала желтая пони, провожая Рэйнбоу Дэш к выходу. – Я уверена, что это обычная простуда; но если через несколько дней ему не станет легче, сразу же лети ко мне.

Радужная пегаска благодарно чмокнула подругу в щеку. У самой двери она бросила взгляд на человека, и слегка кивнула в знак прощания. В ответ он криво улыбнулся и помахал рукой.

— Прости меня за Рэйнбоу Дэш, – вздохнула Флаттершай, закрыв дверь и сев рядом с ним на диван.

– Иногда она перегибает палку.

— Не переживай, – ответил мужчина, пытаясь нащупать на спине здоровенный синяк. — Ты не виновата, что у твоей подруги такой горячий нрав.

— О, да. Она такая… но, когда ты узнаешь ее поближе, ты поймешь, что все это не со зла.

— Мы с ней боролись в партере – куда уж ближе?

— В чем боролись? – удивленно посмотрела на него пегаска.

— Ну, партер – это… Ай, не бери в голову. – ответил мужчина, все еще шаря рукой по спине. — Вот блин! – прошипел он, наткнувшись пальцами на болезненный синяк.

— Ой, прости, пожалуйста — сейчас займусь твоими ранами.

— Никакие это не… — человек не успел договорить, так как его собеседница уже скрылась в другой комнате. – Я в полном порядке! – прокричал он вслед.

Следующие несколько минут пегаска бегала по дому. Вскоре на столе образовался целый натюрморт из полотенец, бинтов, каких-то баночек. Большой таз с теплой водой стал последним штрихом, завершившим композицию

— Флаттершай, я серьезно – всего лишь один день и я снова буду в норме, – безусловно, человеку была приятна такая забота, но все происходящее заставляло чувствовать себя совсем уж неловко.

— Тихо! – скомандовала желтая пони, вновь удивив мужчину. – Ложись, – секундой позже, уже спокойным тоном, добавила она.

Понимая, что сейчас спорить бесполезно, человек нехотя лег на диван лицом вниз. Через несколько секунд Флаттершай смочила полотенце и стала очищать ссадины от слюны, земли и пыли, что забились туда во время драки. Закончив с этим, она открыла баночку с какой-то сильно пахнущей мазью, и стала бережно втирать ее в тело человека.

— Ого... – вырвалось у него.

— Ой, прости! Я не специально! – испугалась кобылка, решив, что сделала человеку больно.

— Да нет, просто… твои копыта, они такие… — мужчина замялся, пытаясь подобрать нужное слово. – Такие мягкие.

— Сп-спасибо… — покраснела Флаттершай. – Я стараюсь следить за ними.

Пони стала напевать какую-то милую песенку, слова которой человек не особо уловил: нежные прикосновения копыт пегаски и ее убаюкивающий голос постепенно погрузили его в дрёму.

Он очнулся, почувствовав внезапное возбуждение. Пони закончила с его спиной и теперь наносила мазь на синяк, который Рэйнбоу Дэш оставила на боку чуть выше пояса. Мужчина напрягся, когда копыта пегаски коснулись этого места. И почти запаниковал, когда она случайно забрала чуть ниже, чем следует.

— Так, хорошо, теперь развернись, – сказала Флаттершай через минуту, опуская еще одно полотенце в воду.

— Эээ… сейчас… погоди… — человек уткнулся пунцовым лицом в диван, чувствуя ощутимое шевеление в причинном месте. – Можешь… тебе не сложно будет еще раз пройтись по спине?

Пожав плечами, пони продолжила растирать его спину.

“Да что ж это такое? Тааак… спокойно… Думай о чем-нибудь мерзком и противном… о дохлой кошке… все, во что ты верил и что любил – ложь… неплохо… Теперь фильм поэпичнее... о, этот подойдет!. Вспомни о смерти его возлюбленной; как он пафосно превозмогал, как его предали в конце… Сейчас совсем не время корчить из себя стойкого оловянного солдатика… Ну что, вроде можно и перевернуться?”

— Красивая песня, – сказал человек, когда лег на спину. – И голос у тебя очень красивый, – добавил он, надеясь окончательно прогнать смущение, но почти сразу мысленно чертыхнулся, добившись обратного эффекта. Флаттершай ответила на комплимент своей очаровательной улыбкой.

— О, спасибо! Я рада, что тебе понравилось.

— Поёшь в какой-нибудь группе? Выступаешь? – спросил он, прикрыв пах руками. “Представь, что тебя пытают… да… так сильно пытают… эти мягкие копыта, нежно массирующие грудь…” Каким-то чудом, но ему удалось сдержать вырывающиеся на волю инстинкты.

— Да, – ответила пони, не замечая или делая вид что замечает, его внутренней борьбы. – В квартете Пони Тонз… ну… на самом деле теперь мы квинтет, – добавила она, покраснев.

— Ух ты! Здорово! Я бы с удовольствием вас послушал.

— А у нас как раз концерт через неделю! Ты можешь прийти… если…если, конечно, остальные не будут против… — сказала Флаттершай, осознав что другие пони вряд ли обрадуются его присутствию. Во всяком случае, так скоро. – А ты поёшь?

— Ну “поёшь” – это сильно сказано. Алия как-то пришла послушать мои потуги. Ее хватило на несколько минут.

— О, я уверена, что не все так плохо.

К счастью, спереди ссадин и следов от зубов было куда меньше, и пони довольно быстро обработала оставшиеся раны.

— Ну вот и все, – сказала она, окинув взглядом человека.

— Хвала богам… — прошептал он и начал вставать.

— Ой, подожди! Вот здесь пропустила, – не дала ему подняться Флаттершай. Она нанесла на копыта еще немного мази и стала растирать его ногу чуть выше правого колена.

Мужчина умоляюще посмотрел в потолок. “Вам там наверху совсем заняться нечем?”

— Слушай, я должен извиниться – за то, что мы учинили с твоей подругой, – сказал человек через несколько минут, бросив взгляд на Флаттершай.

— Ну, ведь все хорошо закончилось, да? – ответила пони, закрывая баночку с мазью.

— Конечно, но… просто я хотел сказать… спасибо тебе за такой радушный прием и прости, что доставил столько хлопот.

— О, тебе не за что просить прощения! Я всегда рада помочь своим друзьям. – Она улыбнулась и начала складывать полотенца и флакон с мазью в опустевший тазик. – Нет, нет! Даже не вздумай вставать – тебе сейчас нужен покой, – не терпящем возражений тоном сказала Флаттершай, едва мужчина начал подниматься с дивана, намереваясь помочь. – Лежи, я сама справлюсь.

Пока пегаска была занята, человек задумался над тем, что она только что сказала. “Друзья…” Многие люди очень часто произносили эти слова, которые так и оставались просто словами. Конечно, у него были… есть друзья, но их по пальцам одной руки можно сосчитать. А Флаттершай назвала его другом в тот же день, когда они познакомились. А ведь он для нее чужак – даже не одного с ней вида. Да и обстоятельства их встречи были не самими удачными. Но ее слова звучали столь искренне. “Друзья…”

— Ты успел сшить себе одежду? – спросила пони, когда убрала все со столика.

— А?.. – человек посмотрел на нее, все еще находясь в своих мыслях. — Да. Я сделал повязку, но она слетела с меня во время потасовки с Рэйнбоу Дэш, и сейчас продолжает свое путешествие где-то ниже по течению.

— Давай я помогу тебе с одеждой – чуть позже. Сейчас мне надо уделить время своим маленьким друзьями. – Словно в подтверждение слов пегаски, откуда-то прискакал тот сердитый заяц, и нахально запрыгнул ей на спину.

— Было бы здорово, – человек сел, прикрывая пах. – Не торопись – я подожду.

— Я быстро! – заверила его Флаттершай. – И не вставай! – бросила она у самой двери и вышла на улицу. Взлетевший с насеста зимородок и пара хорьков, вынырнувших из-под дивана, поспешили вслед за ней.

Мужчина повел плечами и поморщился от боли – давно ему так не доставалось. Да еще и от девчонки! Кто бы мог подумать, что в такой маленькой кобылке столько силы. Теперь – уже протрезвев от жара схватки – он не был так уверен, кто из них двоих вышел бы победителем. Радужная пегаска явно знала свое дело.

Имея время на раздумья, он улегся на диван, пытаясь осмыслить, что же с ним вообще произошло за эти дни. Если верить фильмам и художественной литературе, его занесло в параллельную вселенную. “Хех, очень может быть, что где-то тут живет мой непарнокопытный двойник. В этом случае я не удивлюсь, если он сейчас ведет группу любопытных по горам. Черт возьми, да его могло выкинуть в мир людей! Мда… не завидую ему в таком случае”. Мужчина провел ладонями по лицу. Он понимал, что если все так и произошло – и он попал в другой мир, то есть далеко не нулевая вероятность остаться здесь навсегда. Спустя пару секунд он удивился, осознав, что этот факт пугает его не настолько сильно, как должен. Конечно, дома у него были родные и друзья. Но с родственниками он почти не общался, а вот друзья… Да, ему будет не хватать этих засранцев. “Ладно, слишком рано делать какие-либо выводы. Возможно, стоит вернуться к тому озеру, куда меня выбросило. Или поговорить с местным ученым, или шаманом, или как-там он здесь называется”. Человек вздохнул и закрыл глаза. “Но если подумать, то это все мелочи – я ведь даже их языка не знаю; а где мне жить все это время – не быть же иждивенцем на содержании у Флаттершай!” Он почувствовал, как мазь начала действовать и по всему телу разлилась приятная слабость, погружая его в сон. “Ладно, утро вечера мудренее…”

Его разбудил крик петуха за окном. Мужчина был укрыт пледом, а столик перед ним украшали тюльпаны, стоявшие в изящной вазе. Он чувствовал себя выспавшимся и отдохнувшим – даже боль от укусов почти прошла. Откуда-то с доносились соблазнительные ароматы и характерные звуки готовки – судя по всему, Флаттершай делала завтрак. “Прям идиллия какая-то”.

Он сел и протер глаза. Потянувшись, он повязал плед вокруг талии и пошел на кухню.

Пони стояла у плиты и готовила какое-то овощное рагу. Рядом с ней на столе сидела белка и что-то настойчиво стрекотала своей хозяйке.

— Нет, Скратти, — покачала головой Флаттершай, когда та взяла перечницу и протянула ей. – Это слишком острая приправа – вдруг Человеку не понравится.

Пегаска не услышала, как он подошел, поэтому выждав пару секунд, мужчина постучал по двери.

— Доброе утро, – сказал он.

Флаттершай вздрогнула и обернулась:

— Ой, извини – я не хотела тебя будить!

— Все нормально. Я и так продрых слишком много, – он с любопытством посмотрел на белку, которая ответила ему тем же. – А ты рано встала, Флаттершай.

— Раньше встанешь – больше сделаешь, – улыбнулась пони, – Сейчас позавтракаем и займемся твоей одеждой.

— Пахнет очень вкусно. Кстати, я люблю острые блюда, так что можешь не жалеть специй, – человек подошел к плите. – О… — добавил он, увидев, что еще она готовит.

— Я заметила, ты вчера делал яичницу, — сказала пони, перемешивая рагу, – и решила, что ты не будешь против. На соседней конфорке стояла сковорода с почти готовым омлетом, украшенным свежей зеленью и помидорами.

— Это чертовски мило с твоей стороны, спасибо, – мужчина протянул руку к белке. Многозначительно обнюхав его, она позволила почесать себя за ухом. – Помочь тебе?

— Я почти закончила, – ответила пегаска и затем указала на столовые приборы, – но ты можешь пока накрыть на стол.

— No problemo compadre, – взяв все разом, он направился в комнату.

Через пять минут Флаттершай принесла омлет, овощи и кувшин морса. Запах был настолько соблазнителен, что человеку пришлось вспоминать про правила этикета, чтобы с жадностью не наброситься на еду.

— Приятного аппетита, – улыбнулась пони.

— Приятного, – отозвался мужчина. – Ммм… — закатил он глаза от удовольствия, после первого кусочка, — передавай мои комплименты повару!

— Но… ведь повар — это… — замялась Флаттершай. – Ой, спасибо! – смутилась она.

Пони не притронулась к омлету – ограничившись рагу. Мужчина время от времени бросал на нее взгляд и, наконец, не выдержал:

— Ладно, я сдаюсь – как ты это делаешь?

— Делаю что? – удивленно посмотрела на него пегаска.

— Держишь вилку, – он кивнул на столовой прибор, который пони ловко держала копытом. – Просто…

— он перевел взгляд на свою руку, – Просто у меня в голове не укладывается, как можно это делать без пальцев.

— Ну… Я даже не знаю – держу и всё, — задумалась Флаттершай. – Твайлайт наверняка смогла бы объяснить тебе.

— А Твайлайт – это?..

— О, она моя очень хорошая подруга. Она живет в библиотеке, в центре Понивилля.

— Живет, в смысле проводит там уйму времени?

— Нет. Библиотека в самом доме. Но ты прав, она на самом деле может подолгу не вылезать оттуда.

— Хм… — человек почесал бородку. – Библиотека – это хорошо… Хотя, какая разница – я все равно по вашему читать не умею.

Пегаска отложила в сторону тарелку с едой:

— Слушай, а ведь Твайлайт — очень одаренный единорог. Я уверена, что она сможет решить твою проблему с пониманием нашего языка.

— Это был бы просто здорово. Если только это не слишком ее обременит. “Единорог? Это что-то новенькое”.

— О, нет. Напротив – ей будет даже интересно, – улыбнулась Флаттершай, вспомнив, как ее подруга любит принимать подобные вызовы.

— Тогда у меня есть тост, – мужчина взял стакан с морсом и встал с дивана. – За мою новую подругу – Флаттершай, без которой я бы тут точно пропал. И за Твайлайт — не боящуюся трудностей.

— Спасибо… — пони смущенно опустила глаза.

Покончив с завтраком и убрав со стола, они пошли в соседнюю комнату поискать материал для одежды Человека.

— Ох, я совсем не могу найти ничего подходящего, – сказала Флаттершай, стоя перед открытыми ящиками. – Все это совершенно не годится.

— Не заморачивайся ты так, – ответил человек, рассматривая в руках небольшой кусок пестрой ткани. – Соберем побольше листьев, и…

— Нет-нет-нет! – пони не дала ему закончить. – Я сейчас слетаю к Рарити и попрошу что-нибудь подходящее.

— Флаттершай, мне очень приятна твоя забота, но пожалуйста…

— Я быстро! Чувствуй себя, как дома, – не дожидаясь возражений, она выбежала из комнаты, слегка задев мужчину крылом.

— … пожалуйста, дай мне закончить, – вздохнул он и стал складывать все обратно в ящики.

“Ну ладно, пора перестать быть неблагодарной скотиной и отплатить добром за добро. Так-с… Чем я могу помочь? Протек кран, сломалась плита, покосился забор – человек-на-час к вашим услугам!”

Мужчина прошелся по тем помещениям, где уже успел побывать – заглядывать в другие комнаты было бы попросту невежливо – но, к его удивлению все было в полном порядке. Даже скворечники не покосились. Осматривая кухню, он остановил взгляд на грязной посуде и вздохнул:

— Делать нечего — побуду домохозяйкой

Грязная посуда закончилась очень быстро, и мужчина решил выйти на улицу проветриться. Денек обещал быть, что надо. Он прошелся вокруг того места, где вчера боролся с Рэйнбоу Дэш, и увидел лежавшее на земле голубое перо. Взяв его в руку и проведя пальцем по кромке, человек усмехнулся.

— А вот и боевой трофей, – сказал он сам себе и заткнул перо за ухо.

Человек осмотрелся вокруг и вдохнул свежий воздух. “Красота-то какая – лепота!” Чуть поразмыслив, он решил прогуляться вдоль леса, стараясь держаться подальше от виднеющихся вдалеке домов.

Он вернулся примерно через час – Флаттершай еще не было. Пытаясь придумать, чем бы еще убить время, мужчина сделал пару круговых движений руками, разминая плечи. “Вчерашняя драка еще пару дней будет давать о себе знать… А, да какая разница – все равно заняться нечем!”

Сняв с пояса плед, человек повесил его на забор. После чего начал делать растяжку, чем привлек внимания питомцев Флаттершай – несколько птиц уселись неподалеку, с интересом наблюдая за его действиями. Закончив с разминкой, он подошел к дереву, где они устроились:

— Прекрасная погода, не правда ли, дамы и господа? – с этими словами он подпрыгнул и ухватился за подходящую ветку. Убедившись, что она выдержит его вес, мужчина начал подтягиваться на ней. Пернатым такой расклад явно не понравился, и они улетели по своим делам. А вот уже знакомая ему белка была тут как тут. Нисколько не пугаясь человека, она нахально уцепилась за его босую ступню, довольно стрекоча при каждом движении.

— Простите? Мистер Человек? – услышал мужчина незнакомый женский голос позади себя, когда перешел к отжиманиям. Резко вскочив, он обернулся. В нескольких метрах от него, на другой стороне моста, стояла единорожка. У нее были сиреневая шерстка и фиолетовые глаза. Хвост и грива были темно синими, с розовыми и едва заметными фиолетовыми прядками. И… собственно, у нее был рог, который окружало легкое сиреневое свечение. Человек не знал, чему больше удивляться: ее внезапному появлению или связке книг, которые буквально висели в воздухе рядом с ней. Однако вспомнив слова Флаттершай, он догадался, кто сейчас перед ним.

— Мисс Твайлайт, я полагаю? – предположил он, отдавая себе отчет, что они друг друга не понимают.

— Да! – радостно закивала пони в знак подтверждения его слов. – Рада с Вами познакомиться.

— Эээ… — утвердительный кивок Твайлайт ввел его в легкий ступор. “Она понимает меня?”

— К сожалению, я не могу говорить на понятном Вам языке. Но, к счастью, я буквально пару дней назад наткнулась на одно заклинание, с помощью которого можно понимать других существ, – она указала копытом сначала на себя, а потом на него. – И я принесла кое-что почитать, – пони бросила взгляд на книги. – Но, возможно, это было немного преждевременно…

— Ух… Должен признаться, я не ожидал увидеть Вас так скоро, – сказал он, не сводя глаз с левитируемых книг. Не то чтобы он испугался магии – а это явно была она, – но от столь внезапного ее проявления у него пробежали мурашки по спине.

— Понимаю… но когда Флаттершай рассказала мне о Вас, я просто не смогла удержаться от любопытства, – пони в смущении поскребла копытом землю.

— Эмм… — человек вспомнил, что стоит перед ней обнаженный. Он схватил плед и обернул его вокруг талии. – Наверное, я должен пригласить Вас в дом… хоть я и не являюсь его хозяином.

— О, я только оставлю вам книги и побегу обратно – необходимо как можно быстрее придумать, как сделать так, чтобы мы смогли без проблем общаться. “Зачем я столько говорю? Он же все равно не понимает ни слова”.

Человек открыл дверь и жестом пригласил ее войти.

Переходя через мост, Твайлайт уже успела задать себе целую кучу вопросов. “Я нигде не сталкивалась с описанием, которое походило бы на него. Он немного похож на приматов, живущих в тропических лесах… но ходит прямо, как минотавр… да и строение опорно-двигательной системы похоже… но отсутствуют рога и копыта… Хм… Он так быстро прикрылся этим пледом – ему холодно? Тогда почему он до этого был голым? Ой, это что у него за ухом – голубое перо?!”

Зайдя в дом, они уселись на диване. Твайлайт телекинезом опустила стопку книг на столик и тем же заклинанием развязала узел веревки. Затем он взяла верхнюю книгу и положила ее перед человеком. На обложке были изображены две пони, вставшие на дыбы друг перед другом. Одна из них была белого цвета со сверкающими гривой и хвостом, а на ее боку было изображено солнце. Вторая же была темно-синего цвета, а ее грива и хвост словно были сотканы из звездного неба; круп украшал полумесяц. У каждой были как крылья, так и рог.

— Это – Принцесса Селестия, – Твайлайт указала копытом на белую пони. – А это Принцесса Луна, – продолжила она, показав на пони с полумесяцем.

Затем единорожка открыла книгу. Страницы окутало сиреневое свечение, и они стали переворачиваться сами собой.

— Эту книгу мы даем нашим жеребятам дошкольного возраста, которые еще не научились читать, – пони сперва указала на себя, а после вытянула переднюю ногу где-то в метре над полом.

Мужчина с интересом рассматривал иллюстрации. По стилю рисовки они очень походили на картинки в детских книжках.

— Это что-то вроде учебника по истории для самых маленьких? – сделал он предположение через некоторое время, когда увидел некую хронологическую последовательность в рисунках.

— Именно! – Пони кивнула и продолжила листать книгу.

— Хм… — задумался человек, рассматривая новую страницу, на который была изображена схватка между Селестией и Луной. Хотя, он не был уверен, что это была именно Луна – ее цвет вместо темно-синего был черным, она выглядела агрессивно, а на ее голове был шлем.

— Это Найтмер Мун, – ответила Твайлайт, видя его замешательство. – Она… — пони вздохнула. – Флаттершай объяснит Вам, когда вернется.

Чуть позже единорожка разложила перед ним остальные книги. Она не стала подробно останавливаться на каждой, но попыталась жестами объяснить, о чем они. Человек смог угадать букварь и книгу о других расах — последняя заинтересовала его больше всего.

— Ну… я, пожалуй, пойду, – Твайлайт встала с дивана. – Была очень рада с Вами познакомиться, мистер Человек, — улыбнулась она, — и надеюсь в скором времени пообщаться – уже без языкового барьера.

— Рад был познакомиться, мисс Твайлайт, – человек поднялся вслед за ней и приложил ладонь к сердцу. – Или все-таки – миссис? – добавил он, когда они двинулись в сторону выхода.

— Ой, нет, – пони слегка покраснела и отрицательно покачала головой. – Все еще “мисс”.

Попрощавшись с единорожкой, человек закрыл дверь и вернулся к книгам. Взяв ту, которая описывала другие расы, он уселся на диван поудобнее и принялся за чтение. Ну или скорее за рассматривание.

Флаттершай вернулась через полчаса или около того, после ухода Твайлайт. На спине у нее висела небольшая бежевая сумка.

— Привет! – Пегаска подошла к столику и заглянула в книгу, которую человек отложил, когда она вошла. – “Разумные расы вокруг нас”? “Драконы – весьма своенравные создания, обожающие свои сокровища, которые они копят всю свою жизнь”, – прочитала она, увидев, на какой странице остановился мужчина. — Когда то давно с ними было много проблем, но теперь они ведут себя цивилизованно… более или менее.

— Погоди, — человек удивленно посмотрел на нее, а потом на изображение огромного красного дракона, спящего на груде золота, — они реально существуют?

— Ну да, – сняв сумку зубами и положив ее на столик, она села рядом с человеком. – Кстати, у Твайлайт в библиотеке живет один.

— Что?! – Мужчина раскрыл рот от удивления. – Вот эта громадина? – указал он на картинку.

— Ой, конечно же нет, – улыбнулась пони. – Он еще маленький, но уже очень смышленый.

— С ума сойти…

— А что – у вас они тоже есть?

— Только в мифах и легендах, – ответил он, все еще находясь в легком шоке от услышанного. – Во любом случае, доказательств их существования еще никто не нашел.

Флаттершай хотела было сказать что-то по этому поводу, но тут же осеклась, уставившись на мужчину.

— Это… — ахнула пони. – Это что у тебя за ухом?!

— Хех, – человек поднял руку и взял перо. – Да так, трофей. Спасибо Рэйнбоу Дэш.

— Ч-что?.. – начала заикаться пегаска. – Но к-как… я хочу с-сказать… откуда?!

— Ну как откуда — у вас их как-то по-другому получают?

— О, Селестия… неужели вы уже успели… — Флаттершай покраснела до кончиков ушей.

— Конечно, успели! И она меня знатно вымотала, должен заметить. – Мужчина почесал шрам от укуса на груди.

— Я… должна признаться, не ожидала такого от тебя… — Пони опустила глаза.

— Не ожидала, что я не дам ей сдачи? – удивился он. – Ну я все-таки джентльмен, а джентльмены не бьют девушек... кобылок, то есть.

— Ох, так вот ты о чем… пегаска облегченно выдохнула. – А я-то уже подумала…

— Подумала что? – человек в недоумении уставился на нее, все еще держа перо в руке.

— Ну… — замялась пони. — Просто у нас есть традиция…

— Я весь внимание.

— Мы дарим наше маховое перо в знак… знак интереса. А его потом заплетают в гриву.

— Хм. Ты намекаешь, что этим твоя подруга хотела сказать, что я достойный соперник, и она заинтересована в реванше? Тогда я польщен.

— Эмм… нет… — Флаттершай покраснела еще пуще прежнего. – Я имела в виду более личный… интерес.

С несколько секунд человек, не шевелясь, смотрел на “трофей” в своей руке.

— Твою дивизию! – бросил он перо на столик, когда до него дошло. – Флаттершай, клянусь, знай я об этом, даже прикасаться к нему не стал, – начал оправдывать мужчина.

— Я верю, – она смущенно улыбнулась. – Забавно получилось, да?

— Не то слово… — ответил он, все еще приходя в себя. – Ох… Твайлайт тоже могла его увидеть… хотя, она же не пегас...

— На самом деле не-пегасы поступают так же. Просто вместо пера они обычно используют цветок, совпадающий по цвету с раскраской избранника.

— Ох… надеюсь, она не подумала ничего такого.

— Уверена, она уже много чего успела подумать, – сказала пони, и тут же добавила. — Но Твайлайт никогда не будет делать преждевременных выводов, не собрав больше информации.

— И то хорошо.

Пони бросила взгляд на остальные книги, лежавшие на столике, и взяла одну в копыта. На ее обложке были изображены тигр, белка и дятел на фоне леса.

— Ой, а вот эта была моя любимая – “Лесные обитатели”, – она улыбнулась, вспомнив что-то из прошлого. – Родители подарили мне ее, когда я еще только собиралась пойти в первый класс, – она захихикала. – И кто бы знал, чем все обернется.

— Кстати, я бы с удовольствием послушал историю о том, как Флаттершай стала лучшим другом животных.

— Ну… — замялась пегаска. – Раз ты настаиваешь…

Человек хлопнул в ладоши и откинулся на спинку дивана, приготовившись слушать.

— … так что, если бы не Рэйнбоу Даш и ее радужный удар, не знаю даже, чем бы я сейчас занималась и где была, – закончила Флаттершай свой рассказ.

— Ух ты… — Мужчина задумался. – Она и правда много сделала для тебя.

— И не только для меня. Благодаря ей мы вообще познакомились и получили наши кьютимарки. – Пони указала копытом на свой бок, где были изображены три бабочки.

— Они играют такую важную роль?

— О, да. И еще какую. Они проявляются у нас, когда мы понимаем, с чем связан наш талант. Обычно это происходит в период полового созревания.

— Хм… Это изрядно бы упростило людям поиск своего призвания.

— Наверное, это очень сложно – понять, что тебе уготовила судьба, без кьютимарки.

— Да. Многие из нас так и пребывают всю жизнь в неведении. Но, если быть честным, многих это и устраивает.

Повисла неловкая пауза.

— Ммм… А ты не расскажешь?.. — смущенно попросила Флаттершай.

— Не расскажешь что? – не понял ее человек.

— Чем ты занимаешься… и как пришел к этому. – Пони покраснела и опустила взгляд. – Если ты не против… но если ты не хочешь… то все в порядке.

— Конечно же я не против, — улыбнулся мужчина. — Хотя моя история не настолько захватывающая, как твоя.

— О, я уверена, ты скромничаешь.

“Интересно, она понимает, как забавно звучит эта фраза в ее исполнении?”

— Хорошо, но я тебя предупредил.

Теперь уже пони внимала его словам, сложив передние копыта на коленях.

— Хм… с чего бы начать? – Он задумался. – Наверное, с того что по достижении совершеннолетия я, как и все люди моего возраста, какое-то время искал себя. То был довольный забавный период моей жизни – но речь не о нем. Скажем так, я всегда чувствовал, что мое призвание – защищать, как бы пафосно это не звучало. Я долго перебирал в голове различные варианты и остановился на двух: полиция и спасатели. Некоторые твердили, что мое место в армии, но мне не нравилась эта идея – войн и так было слишком много. Я не хотел принимать участия в этом безумии…

— И что ты выбрал? – спросила Флаттершай, когда он задумался.

— Спасателей, – улыбнулся человек. – Хотелось бы сказать, что мне было ниспослано проведение или я получил некий знак свыше, но нет – я просто подбросил монетку. И выпала решка. На следующий же день я подал документы в университет.

— Ты стал защищать дикую природу?

— Не совсем. Моей задачей было предотвращать чрезвычайные ситуации и ликвидировать их последствия, если превентивные меры не помогли. А поскольку стихийные и техногенные бедствия угрожали не только людям, но и животным, то да – можно сказать, что я защищал и тех и других.

— Тех-но-генных? – Пони по слогам произнесла незнакомое ей слово.

— Ну… если на предприятии или заводе произойдет серьезна авария с серьезными последствия для окружающей среды, то это называют техногенной катастрофой или бедствием.

— Хм… Ясно… — задумчиво произнесла пегаска. – Знаешь, вот то, что ты описал, немного напоминает пегасий патруль, – добавила она чуть позже, – они следят за погодой и за тем, чтобы на города и деревни не обрушился ураган или что-то похожее.

— Рэйнбоу Дэш – одна из них?

— Ага. В районе над Понивиллем она чуть ли не самая главная.

— Теперь я понимаю, — усмехнулся мужчина, — откуда у нее такой нрав.

— Уверена, что вы еще подружитесь, – сказала Флаттершай. – Ведь правда? – добавила она с надеждой в голосе.

— Ну как я могу отказать тебе в этой просьбе, – добродушно ухмыльнулся человек, склонив голову на бок.

— Спасибо… — вновь покраснела пегаска. – Ты попал к нам как раз во время исполнения своих обязанностей?

— Ммм… И да, и нет. Понимаешь, когда после окончания университета, я приступил к несению службы, я… Ну скажем так, не очень поладил с руководством. А если быть честным, то я совсем с ним не поладил, и буквально через полгода меня выгнали взашей. – Мужчина рассмеялся. – Да уж, тогда я был далеко не таким сдержанным и рассудительным, как сейчас.

— О, мне очень жаль, что так вышло, Человек.

— Эй, да все в порядке! – он поспешил успокоить ее. – Ведь как раз после этой выволочки я и нашел себя.

— Правда?

— Именно! Один мой друг сказал, что его дяде – лесничему – нужен помощник. Хоть это была и не совсем моя специальность, меня приняли на работу. Но, возможно, работа – не самое подходящее слово…

— Призвание?

— Точно! Ведь если ты занимаешь тем, к чему душа лежит, то это никак нельзя назвать работой, – мужчина увлекся и стал говорить очень эмоционально, погружаясь в воспоминания. – Многие бы назвали это занятие скучным, но только не я! Елки-палки, да одно только выслеживание браконьеров чего стоило! – он рассмеялся, понимая своеобразную иронию своих слов.

— Браконьеры? Кто это? – Флаттершай нахмурилась, услышав еще одно незнакомое слово.

— Это… — начал было человек, но тут же осекся. – Знаешь, давай не будем о них. Не хочу, чтобы ты забивала свою милую головку этой дрянью.

— Хорошо… Если ты так считаешь…

Человек задумался, вспоминая, на чем он остановился.

— Ну а потом я уже стал проводником. Собственно, во время одной из этих “экскурсий” я и очутился здесь, – он вздрогнул, вспомнив свое падение.

— Что такое? – пони заметила резкую смену его эмоций.

— Просто… я почему-то только сейчас полностью осознал, что не очутись я тут, лежать бы мне хладным трупом на дне расселины.

— Ой, не говори так! – ахнула Флаттершай.

— Да… Прости – что-то я увлекся, – смутился он. – Может… — он протянул руку и взял книгу с Селестией и Луной на обложке, чтобы сменить тему. – Ты смогла бы устроить мне краткий экскурс в вашу историю?

Затаив дыхание, мужчина слушал историю нового для него мира. И, возможно – нового дома. Он очутился в волшебной стране под названием Эквестрия. До ее основания три народа — единороги, земные пони и пегасы – жили обособленно. Ладили они, мягко говоря, не очень. Но и выбора у них особо не было. Ведь только земные пони могли выращивать пищу, пегасы — управлять погодой, а единороги — сменять день на ночь. И словно разногласий было мало, наступили сильные холода, вынудившие пони искать новые земли для поселения. Так уж вышло, что все они пришли в один край, с хорошим климатом и плодородными землями. Но старая вражда никуда не делась, а виндиго – злые духи раздора – явились вслед за ними, ведомые этими распрями, словно маяком. Все бы закончилось весьма печально, если бы некоторые представители племен не смогли преодолеть старые предрассудки. Это и послужило началом объединения трех народов. Виндиго пришлось убраться восвояси, а новая дружба дала надежду на что-то лучшее. Через какое-то время явили себя сестры-аликорны: Принцесса Селестия и Принцесса Луна. Никто уже не может точно сказать, как, когда и откуда они появились, но именно под их мудрым правлением была основана Эквестрия.

— Извини, но с твоих слов, получается, что они были чем-то вроде богов? – человек прервал рассказ Флаттершай.

— Так и есть, – ответила она, перелистнув страницу.

— Ух ты… Боги разгуливают среди нас — у меня разрыв шаблона.

— Эм-м…

— Я в высшей степени удивлен, – улыбнулся человек.

Через пару страниц мужчину привлекло изображение крайне странного существа. У него была голова пони, а остальные части тела он позаимствовал от других животных. В сознании человека этот образ однозначно привязался к слову “химера”. Имя его было Дискорд. Со слов пегаски он вторгся откуда-то извне, устроив в Эквестрии настоящий хаос. Даже сестры-аликорны не могли справиться с ним, пока не были найдены Элементы Гармонии: честность, доброта, смех, щедрость, верность и магия. Судя по всему, они были самой мощной силой во всей Эквестрии. В результате их воздействия Дискорд был обращен в статую, и в данный момент украшал собой столичный сад.

— Забавный парень, – сказал мужчина, когда Флаттершай закончила свой рассказ о химере. – Похож на Локи.

— На кого? – спросила пони.

— Был такой тип в одной из наших мифологий. Тоже любил творить страшную поеб… Кхм… Страшное непотребство. Прости, что перебил, — извиняющеся улыбнулся он. – А что было дальше?

Пегаска продолжила свой рассказ.

Как и полагается всем богам и богиням, у каждой сестры была своя сфера влияния. Селестия управляла движением солнца, а Луна – отвечала за звезды и луну. И все были бы счастливы, не обернись все далее очень знакомой для человека чередой событий – Принцесса Луна затаила обиду на старшую сестру. Пони работали и веселились днем, но расходились по домам и спали ночью, и посему не могли оценить всей красоты звезд и лунного света. Зависть все больше съедала Луну и, в конце концов, она стала Найтмер Мун – воплощением своих худших качеств. Она захотела выйти из тени старшей сестры и установить царство вечной ночи, не считаясь с потребностями и желаниями своих подданных.

— Как и у большинства богов, у нее явные проблемы с пониманием баланса мироздания, – тихо пробормотал человек.

Противостояние Найтмер Мун и Селестии разделило страну на два лагеря – началась гражданская война. Пони, принявшие власть ночи, впоследствии претерпели значительные метаморфозы: крылья (у кого они были) сбросили перья и стали кожистыми, как у летучих мышей; уши слегка заострились; форма зрачка сменилась на вертикальную, позволяя прекрасно видеть в темноте. Столь готичный образ завершали небольшие клыки, выступающие над верхней губой. Сильно напоминая типичного вампира из людского фольклора, они, тем не менее, не сгорали под прямыми лучами солнечного света — всего лишь чувствовали дискомфорт. Питались ли они свежей кровью? Вот этого никто доподлинно не знал. За исключением их госпожи и, возможно, Принцессы Селестии. Будучи верными последователями Найтмер Мун, они преданно служили своей повелительнице все годы восстания – а после поражения в войне скрылись в труднодоступных областях Эквестрии.

Восстание Найтмер Мун продолжалось несколько лет, пока Принцессе Селестии не была вынуждена прибегнуть к Элементам Гармонии, изгнав ее на луну. Однако и для старшей сестры это не прошло бесследно – снедаемая чувством вины, она впала в депрессию и без малого на два столетия отошла от дел. За это время успели произойти значительные перемены. Жеребцов, которых и так всегда было в несколько раз меньше чем кобылок, теперь стали ценить на вес золота, ибо с войны их вернулось совсем мало. И эти вернувшиеся матерые ветераны устроили неоспоримый патриархат, жестоко расправляясь со всеми несогласными. Однако через несколько поколений они из правителей стали инструментом для размножения. Вся власть перешла к кобылкам, а жеребцы получили хорошие, на первый взгляд, условия, и много секса. Но вместе с этим, их перестали считать личностями, сделав просто постельными рабами. К счастью, с возвращением Принцессы Селестии, все стало постепенно возвращаться на свои места.

Через тысячу лет изгнания Найтмер Мун смогла сбежать из заточения. Ослепленная жаждой мести, она сковала Принцессу Селестию и установила царство вечной ночи. Но благодаря шестерке юных пони, ставших аватарами элементов гармонии, триумф младшей сестры не продлился долго. Одним из этих аватаров была Флаттершай.

— Погоди-погоди, — вновь встрял человек, — то есть я сейчас сижу на одном диване с живой легендой?

— Ну… — скромно потупилась его собеседница. – Я бы не сказала, что уж прямо легендой…

— Ты – воплощение элемента доброты?

— Да…

— И, если бы не ты, Найтмер Мун одержала бы победу?

— Да… наверное…

— Я не знаю, как у вас, но у нас ты точно была бы легендой, – резюмировал мужчина, окончательно вогнав Флаттершай в краску.

— Да, но Пинки Пай, Рарити, Эпплджек, Рэйнбоу Дэш и, конечно же, Твайлайт – без них… без нашей дружбы ничего бы не вышло.

— Я понимаю, но это не умаляет твоих заслуг. “Три легенды за пару дней? К такому легко привыкнуть”.

— Ну хватит уже… — Флаттершай была готова провалиться под землю от смущения. – Кстати, теперь твоя очередь, – Флаттершай улыбнулась и закрыла книгу, которая закончилась на истории о возвращении Принцессы Луны к своему истинному обличию.

— Вот сейчас не понял? – он в удивлении приподнял одну бровь.

— Я рассказала тебе нашу историю – теперь ты должен рассказать свою… ну… если тебе не сложно, конечно же…

— Ну… у меня нет при себе подходящей книги, – человек похлопал себя по воображаемым карманам на поясе.

— Хотя бы немного?.. – пони посмотрела на него тем самым взглядом, перед которым мужчине невозможно устоять.

— Твоя взяла, Флаттершай, – он улыбнулся. – Я расскажу тебе не совсем историю – это все-таки миф. Но это мой любимый миф. Идет?

— Ага… — большие бирюзовые глаза пегаски, не мигая, смотрели на него.

Человек прочистил горло и начал свой рассказ:

— Вначале была чёрная бездна Гинунгагап, по оба края которой лежали царства: льда — Нифльхейм и огня — Муспелльхейм… “Надо бы пропустить все это через фильтр, а не то скандинавские легенды сделают ее заикой”.

Остаток дня человек и пони рассказывали друг другу истории и предания своих народов, прерываясь на еду или кормление питомцев Флаттершай. Когда за окном уже стемнело, мужчина решил, что пора закругляться.

— Ну что – время спать? – спросил он сквозь зевок. – Флаттершай?

Рассказывая о зарождении олимпийских игр, он совсем не заметил, как пегаска уснула на своей половине дивана.

— Какие же у тебя захватывающие истории, — сказал он сам себе и усмехнулся.

"… Ладно, надо бы укрыть ее чем-нибудь… Мой плед для этого явно не подходит – придется взять что-нибудь подходящее у нее из комнаты.”

Он вернулся через минуту, держа в руках белое пуховое одеяло. Аккуратно, стараясь не разбудить Флаттершай, он укрыл ее и пожелал доброй ночи. После чего распустил волосы, улегся на пол недалеко от дивана и почти сразу провалился в сон.

Мужчина проснулся, почувствовав странное шевеление в волосах.

— Какого… — он провел рукой по голове, ощутив чей-то мех. Но схватить не успел – зверек оказался слишком юрким.

Человек сел и посмотрел по сторонам – рядом сидела уже знакомая белка, с интересом наблюдавшая за ним.

— Надеюсь, ты не хотела снять с меня скальп? – спросил он все еще сонным голосом.

Он потрогал свои волосы за головой и замер на несколько секунд. “Это что… нет, серьезно – это косичка?”

— Ты, конечно, молодец, но… — человек не закончил фразу, услышав позади себя быстрый перестук копыт. Он обернулся и увидел Флаттершай, пробегающую мимо него на кухню.

— Ой, прости, пожалуйста! Я не хотела тебя будить, — на бегу сказала она.

— Все в порядке, – ответил он вслед. – К чему такая спешка? Который час? – спросил он громче, когда пони скрылась на кухне.

— Половина десятого и это очень поздно – я проспала! — прокричала та в ответ.

Человек поднялся с пола и зевнул:

— Куда проспала? О чем ты вообще?

— Я обещала присутствовать на торжественном открытии плотины бобров, – пони уже не выбежала – вылетела — из кухни в направлении своей комнаты.

— Ты там ленточку, что ли, должна разрезать? – усмехнулся он.

— Именно так, – на полном серьезе подтвердила пегаска, не прекращая свои суматошные сборы.

— Эмм… ясненько, — протянул человек. – Помочь собраться? – добавил он, расплетая косичку под укоризненным взглядом белки.

— Нет-нет – я уже почти закончила, – ответила Флаттершай.

Через несколько минут она вышла из комнаты, с небольшой сумкой на спине.

— Извини, — сказал мужчина, почесав затылок. – не стоило вчера так засиживаться.

— Это ты меня извини, — ответила пони, проверяя содержимое сумки, – мне потом еще надо зайти к Рарити – я обещала сходить с ней в SPA. Придется оставить тебя одного на полдня.

— Ну я не пропаду, — улыбнулся человек. – Особенно с таким помощником, – он кивнул на белку, сидевшую на полу рядом с ними.

— Скратти, — обратилась Флаттершай к своему питомцу. – Я знаю, какой ты иногда можешь быть надоедливой… Да! И не смотри так на меня, – добавила она, когда белка нахмурилась и скрестила передние лапы на груди. – Помогай мистеру Человеку только, если он сам попросит... Договорились?..

Белка проворчала что-то и удалилась на второй этаж.

Удостоверившись, что она ничего не забыла, пегаска поспешила к выходу. Открыв дверь, она остановилась и посмотрела на человека:

— Извини, что вчера уснула прямо посреди твоего рассказа. Я бы хотела услышать продолжение истории про Олимпийские Игры, когда вернусь, – улыбнулась она.

Пони уже собиралась выйти, как вдруг снова обернулась:

— Ой, чуть не забыла – я приготовила тебе завтрак. Он еще горячий.

— Давай-давай – ты и так уже опаздываешь, — добродушно поторопил ее мужчина. – И спасибо за завтрак!

Флаттершай попрощалась и вылетела на улицу. Закрыв за ней дверь, человек пошел на кухню подкрепиться. Увидев на столе тарелку с фаршированными яйцами и фасолевым салатом с грибами, он даже немного растрогался, еще раз оценив бесконечную заботу пегаски. “Кому-то очень повезет с женой. Ну а мне УЖЕ повезло с другом”.

Закончив с завтраком, он вышел на улицу и оценил глубину речки. За эти два дня он как-то не додумался поинтересоваться у Флаттершай, где тут у нее баня или что-то похожее. Пройдясь вдоль берега, он приметил подходящее место. Повесив на куст плед, все еще заменявший ему одежду, он зашел в воду. Вымывшись и освежившись, мужчина выбрался на берег и улегся на траве. Небо снова было чистым, если не считать несколько перистых облаков. “Прекрасная погода, свежий воздух, хорошая компания — я словно в оплачиваемом отпуске”. После этих мыслей он помрачнел, вспомнив, что является по сути нахлебником. Мужчина снова принялся перебирать в голове варианты того, чем он может оказаться полезным. Как назло, на ум не приходило ничего толкового. Пролежав так несколько минут, он встал, и, перекинув плед через плечо, решил прогуляться по уже знакомому маршруту.

Глава 2

Вальяжно расположившись на балконе своего облачного дома, рыжий пегас с черно-белой гривой и хвостом нежился в лучах заходящего солнца. Подходил к концу очередной отличный денек – как раз из тех, в которых ну совершенно не тянуло работать. Поэтому он, особо не стесняясь, еще с самого утра переложил свои текущие должностные обязанности – контроль за погодой в Понивилле и окрестностях – на одного из своих многочисленных должников. Учитывая ясный день, работы все равно было немного – а та, что оставалась, была слишком скучна на его вкус. Вот разгон грозовых облаков из Вечнодикого леса, нежданно-негаданно решивших навестить подотчетную территорию, он не променял бы ни на что, с готовностью подменив в этом сложном деле своих менее рисковых коллег. И подменял, и делал услуги, помогал и прикрывал – чтобы потом, когда работать ну совсем желания не будет, с чистой совестью требовать ответной любезности. Начальство в лице Рэйнбоу Дэш не слишком одобряло такое поведение, но, по скромному мнению пегаса, Дэш просто завидовала.

— Эй, Коппервинг! – раздалось откуда-то сверху. – Опять бездельничаешь?

Лениво скосив глаза на звук голоса, пегас увидел свою начальницу. “Легка на помине, что ни говори…”

— Привет, Мириам. Да, есть немного… — он картинно зевнул, не без удовольствия наблюдая, как мордочка Дэш пошла красными пятнами от его приветствия. Мало кто знал ее второе имя, и еще меньше было тех, кто не опасался вот так, ради смеха, его использовать. Крутой нрав Рэйнбоу был общеизвестен – как и ее нелюбовь к этому имени.

— Коппервинг, однажды ты у меня точно договоришься! Сколько раз я просила – не называй ты меня так! Вот выщипаю тебе все перья, будешь знать! – яростно хлопая крыльями, Дэш зависла над пегасом, выразительно помахивая копытом у него перед носом.

— Конечно-конечно! Я и не сомневаюсь в серьезности угрозы, как и в том, что у тебя, пожалуй, даже сил хватит ее сдержать, вот только… кто потом будет тебе спину прикрывать в серьезных делах? Тандерлейн со своим хроническим перьевым гриппом? – Коппервинг закатил глаза. – Неет, Дэши, я тебе слишком нужен – и нужен целым, бодрым и готовым. На все готовым! – Слегка вытянув губы, он послал ей воздушный поцелуй – и негромко засмеялся, получив от Рэйнбоу смачную пощечину.

Лицо пегаски покраснело еще больше, она набрала было воздуха, готовясь обрушить на Коппервинга обличительную тираду – но, не найдя подходящих слов, устало опустилась на облачный пол балкона.

— Вот всегда ты так! На тебя даже сердиться не получается! – голос Рэйнбоу звучал еще обиженно, хотя в нем уже слышались ее обычные бодрые интонации.

— Каюсь, грешен! – Коппервинг с усмешкой развел копытами. – Расскажи лучше, что привело тебя в мою скромную обитель? Ну, конечно, кроме желания сделать мне очередной выговор за отсутствие на рабочем месте.

— Да толку-то тебе выговаривать… что я, первый день тебя знаю, что ли? – Дэш скривилась. – Ты как менялся дежурствами с другими пегасами, так и продолжишь это делать, и никакие выговоры это не изменят. Да и, откровенно говоря, может ты и работаешь меньше, но зато гораздо эффективнее остальных. Кроме меня, само собой! – она горделиво подбоченилась и приняла пафосную позу.

Коппервинг хрюкнул от неожиданности и неудержимо расхохотался. Рэйнбоу сперва насупилась, уперев копыта в бока, но потом, не стерпев, засмеялась вместе с ним. Отсмеявшись, она продолжила:

— А если серьезно. Слышал, Флаттершай себе нового питомца завела?

— Опять? И кого на этот раз? Котенка мантикоры подобрала? Или древесного волка? – В голосе Коппервинга прозвучала легкая нотка пренебрежения. Забота о животных – это, конечно, хорошо – но не до такой же степени! — Жеребца ей пора найти, да жеребят завести – талант талантом, но так можно до самой смерти с одними животными и прожить! А жизнь стороной пройдет!

— Ну, кому-то и этим надо заниматься. А завела она себе кого-то совсем непонятного – смесь минотавра и лысой обезьяны! И – не поверишь! – но он еще и говорить умеет! – Дэш сделала страшное лицо.

— Ну умеет и умеет, чего тут удивительного… коровы разговаривают, бараны тоже не прочь поболтать… Да и дикие существа не отстают – тот же Стивен, помнишь его? Я с ним, правда, не встречался – но по вашим рассказам этот водяной змей горазд языком помолоть! – Коппервинг прикрыл глаза. Не то что бы общество Рэйнбоу его утомляло, нет. Но в планах у него было сходить на вечернюю рыбалку, под которую он давненько уже припас бочонок сидра, да солидных размеров бутыль выдержанного ЭпплджэкДэниелса…

— Вот и я к чему! Но говорит-то он не по-нашему! А ты знаешь, что это значит! – Дэш торжествующе улыбнулась, увидев вытянувшееся от осознания лицо Коппервинга. А тому было от чего удивляться – одной из аксиом Эквестрии было то, что все разумные существа в пределах страны говорили исключительно на эквинском языке. Само собой, ничего не мешало кому-то из пони выучить другой язык – скажем, грифонский – но единственным доступным языком для всех прочих был исключительно язык пони. На этот счет существовало множество теорий и домыслов, но наиболее правдоподобная объясняла такой факт территориальной близостью полуразумных рас Эквестрии к живым божествам – принцессам Селестии и Луне. Одним из лучших обоснований этой теории было то, что за пределами Эквестрии те же коровы были не более, чем бессловесным скотом, не обладающим и малой долей интеллекта их эквестрианских родственников.

— Получается… она пригрела у себя представителя какого-то другого вида? – Коппервинг говорил медленно, мысленно перечисляя известные ему расы, подходящих под описание нового “питомца” Флаттершай. Грифоны, ослики, зебры, драконы, минотавры… Из всех пришедших ему в голову, хоть как-то под описание подходили только минотавры. Но учитывая, что его-то бы Дэш опознала – Коппервинг поморщился, вспомнив наглую и самоуверенную морду Айронвилла – то получается, что Флаттершай обнаружила новый вид!

— Представь себе! – Рэйнбоу всплеснула ногами. – И нет бы сперва уведомить Твайлайт или хотя бы меня, нет! Она сразу потащила его к себе домой! А вдруг он опасен? Или и вовсе – пониед?!

— Дэш, я тебя умоляю! – махнул на нее копытом Коппервинг. – Ну какие пониеды, ты что, опять книжек про Дэринг Ду начиталась? Мы живем не в средние века, и даже у грифонов с драконами уже давным-давно считается абсолютно неприемлемым поедать представителей других разумных рас! К тому же, Флаттершай хоть и трусиха… – будем откровенны и честны, но это так! – поспешил добавить пегас, с трудом увернувшись от подзатыльника Рэйнбоу. – Но она далеко не глупа, а ее подсознательное понимание психологии и поведенческих мотивов живых существ позволяет делать логичные предположения и верные выводы, даже по отношению к неизвестным для нее видам. Улавливаешь мою мысль?

— Кхем… Боюсь, ты меня потерял где-то на половине, — раздраженно проворчала Дэш. – Ты что, в яйцеголовые записался? Мало меня Твайлайт сложными словами грузит, теперь и ты туда же!

— Ладно-ладно, — усмехнулся пегас. – Если простыми словами, то она никогда не стала бы сближаться с кем-либо, от кого она ощущала бы опасность для себя. Вспомни ту мантикору, у которой она вынула колючку из лапы. К тому же, не забывай, в критических ситуациях она всегда могла бы воспользоваться – Коппервинг понизил голос – взглядом! – его передернуло. Сама мысль о том, что кто-то обладает такой необъяснимой и могучей силой, вызывала в нем беспокойство. Оставалось лишь радоваться, что этот дар, эта способность, эта мощь досталась скромной тихоне Флаттершай, а не более одиозной личности.

— Ну так-то оно так, но все же… Он опасен! Ты бы видел, как он дерется – мне пришлось повозиться, чтобы…

— Постой-постой, ты что, не просто его видела – но и успела с ним подраться?! – пораженно воскликнул Коппервинг. И только сейчас, присмотревшись повнимательней, заметил едва различимые следы недавней драки. – Ну ты даешь! И что, он тебя уделал?!

— Аргх, конечно же нет! Если бы не пришла Флаттершай, на нем бы живого места бы не осталось!

— То есть уделал. – На лице пегаса появилась хитрая улыбка.

— Нет, не уделал! – раздраженно рыкнула на него Рэйнбоу. – Он жульничал! Нельзя за хвост хватать! – Она резко взмахнула крыльями и ее лицо исказила гримаса боли. Бросив яростный взгляд на Коппервинга, Дэш принялась разминать потянутую мышцу.

— Ну не уделал, так не уделал, — примирительно отозвался пегас. – Давай-ка лучше помогу, по старой-то памяти! – Игнорируя вялые протесты начальницы, он принялся сноровисто разминать и массировать ее спину. Вскоре недовольное бурчание сменилось довольным постаныванием, а крылья пегаски постепенно стали расправляться. Заметив это, Коппервинг улыбнулся и прекратил массаж. – Хорошего понемножку, — заявил он в ответ на разочарованный и обиженный взгляд Рэйнбоу. – И вообще, тебе лететь пора!

— Коппер, ты свинья! Вот так вот выставляешь из дома старую подругу! – Она возмущенно топнула копытом.

— А еще бывшую и свою начальницу. – Хитро улыбаясь, он хлестко, хоть и не сильно, ударил ее кончиком крыла по крупу. Дэш вздрогнула от неожиданности и закусила губу; ее крылья с глухим хлопком распахнулись, чиркнув перьями по стенам балкона. Улыбка пегаса в ответ на это стала еще шире. – Прости, но у меня еще дела сегодня — уверен, что у тебя тоже.

— Больно надо было! — обиженно фыркнула в ответ Рэйнбоу. Задрав нос, она протопала мимо ухмыляющегося Коппервинга и, щелкнув его напоследок хвостом по носу, полетела прочь.

Грустно и меланхолично улыбаясь, он смотрел вслед улетающей подруге. Их роман начался внезапно – и так же резко прекратился. Подобное притягивается к подобному – и во многих случаях получается крепкая и удачная пара, но, видимо, не в этот раз. Периоды сумасшедшей страсти и головокружительных чувств сменялись ссорами и отторжением; они буквально видеть друг друга не могли. Бурные выяснения отношений, за которыми с интересом наблюдало пол-Понивилля, частенько заканчивались постелью, которую порой они не покидали целыми днями. Но долго так продолжаться не могло, и они оба это понимали. Был серьезный разговор, прощальный секс – и расставание; Коппервинг улетел к родне аж в Лас-Пегасус, где, помаявшись пару месяцев, устроился в местный погодный патруль. Рэйнбоу же осталась в Понивилле, и, как ни странно, выбрала для себя ту же работу, что и ее бывший возлюбленный. Вновь встретились они только спустя два с лишним года. Коппервинг к этому времени стал разъездным специалистом, его отправляли в усиления и на подмогу местным погодным патрулям по всей Эквестрии; Дэш за этот же срок заняла должность главы погодной команды Понивилля. И для них обоих было изрядным удивлением, когда выяснилось, что Коппервинга перевели в родной город – более того, в подчинение к Рэйнбоу!

Давние чувства всколыхнулись было вновь… но повзрослевшие – и поумневшие – Коппер и Дэш решили не давать им продолжения. Еще свежа была память о прошлом, и повторения того опыта – сладостного, но все же кошмара – они совсем не желали. Ну а если даже их дружба иногда подразумевала и большую близость… это им не мешало.

Тряхнув головой, Коппервинг отогнал навязчивые мысли и принялся готовиться к кульминации сегодняшнего дня – рыбалке. Как многие пегасы, он с удовольствием ел рыбу – многие другие пони считали это странным, чуть ли не извращением – но его, как и большинство его сородичей, это ничуть не смущало.

Еще с давнишних времен для крылатых пони рыба была не просто извращенной формой диеты. Богатая микроэлементами, она являлась важной частью их питания – без нее здоровье пегаса могло пошатнуться, вплоть до серьезных болезней в будущем. По слухам, даже божественные сестры-аликорны периодически ели рыбу – что еще больше укрепляло традицию. Это отчасти примиряло единорогов и земных пони со столь странными вкусовыми пристрастиями пегасов – но все же не способствовало распространению этого рациона на Эквестрию в целом. Так что крылатым оставалось либо ловить для себя рыбу самостоятельно, либо же посещать немногочисленные пегасьи рестораны, в которых подавали рыбные блюда.

Так уж повелось, что Коппервинг покупную рыбу не признавал. Еще в жеребячьем возрасте отец подарил ему первую удочку и научил рыбачить — с тех самых пор рыба стала его любимым блюдом, добываемым им исключительно своими копытами. Все эти годы он рыбачил в одиночестве – достаточно близких друзей-пегасов у него не было, а кобылок с собой на рыбалку он не брал принципиально. И даже в период отношений с Дэш, пацанкой и сорвиголовой, он не изменял своим принципам, считая своим долгом жеребца как кормильца и добытчика обеспечивать свою кобылку необходимым количеством свежей рыбы.

Сборы были почти завершены – в старые переметные сумки отправился сундучок с рыбацкой снастью, сидр в бочонке и бутылка Эпплджекдэниелса, легкая закуска и стаканы. Осталось только взять удочку – и можно было отправляться. Вот только какую?.. Коппервинг задумчиво переводил взгляд со старой деревянной, еще отцовской — на новомодный спиннинг, подаренный коллегами из погодного патруля. С одной стороны, со старой удочкой было связано столько воспоминаний – а уж сколько рыбы он ею наловил!.. С другой, спиннинг он так и не опробовал за эти месяцы – то дела, то работа, то просто хотелось рыбы, и было не до экспериментов с новой снастью… Помучившись раздумьями еще пару минут, он решил взять обе. “Если и не пойдет со спиннингом, то уж старой-то точно наловлю”. Закрепив удочки на переметных сумках, Коппервинг приладил их к себе на спину и отправился на рыбалку.

Поймав крыльями поток, пегас неторопливо, с ленцой летел к «своему» месту. Пологий берег, длинные мостки, отличный вид на Понивилль – что еще надо? Да и само место было рыбным – еще ни разу он не уходил оттуда с пустыми копытами.

Внизу виднелись обширные территории фермы Сладкое Яблоко, справа лежал Понивилль, где-то впереди маячил заметным ориентиром домик Флаттершай… Мысли пегаса невольно вернулись к диалогу с Рэйнбоу и ее рассказу о непонятном существе, которого подобрала и пригрела у себя желтая пегаска. “Залечу-ка я на него посмотреть! Все равно почти по пути выйдет… а потом сразу на рыбалку!.” Взмахнув крыльями, Коппервинг слегка подкорректировал направление и взял курс на дом Флаттершай.

Мужчина лежал на диване и подкидывал над собой небольшой мячик, который он приметил в углу комнаты. Прогулка не принесла ему озарения – лишь пару укусов насекомых.

— Плотник, — сказал он, поймав мяч. – Мда… вряд ли – они и без тебя должны неплохо справляться. Давай, чемпион, шевели мозгой.

Он продолжил свое занятие, как вдруг раздался стук в дверь. Человек повернул голову в сторону входа, машинально поправляя обернутый вокруг пояса плед. Через секунду он негромко выругался, когда гравитация мячом залепила ему пощечину.

Мелодично скрипнув петлями, дверь распахнулась. На пороге, широко улыбаясь, стоял рыжего цвета пегас. И это явно был “он”: крупная челюсть, крепкое телосложение и высокий рост – все это давало понять, что перед ним представитель сильного пола. На спине у жеребца висели две переметные сумки.

— А я смотрю, ты тут успел неплохо устроиться, — поглядев на человека, сказал пегас и, не дожидаясь приглашения, зашел внутрь.

Разумеется, мужчина не понял ни слова, но такое бесцеремонное вторжение ему не понравилось. Он сел и вопросительно посмотрел на наглеца.

— Ой, ты прав – где же мои манеры, — спохватился жеребец. – Коппервинг, – указал он копытом на себя.

— Человек, — с прохладцей в голосе ответил мужчина, не спуская с того глаз.

Пегас зашел в комнату и осмотрелся.

— Флаттершай? – позвал он пони. – Ты дома?

— Она ушла, – человек указал рукой в сторону Вечнодикого Леса. “Что ж, он ее знает. Но вот знает ли она его – это еще вопрос”.

— Привет, Скратти, — обратился Коппервинг к белке, которая уже успела шустро сбежать по лестнице и усесться на столике перед пегасом. – Присматриваешь за новым другом своей хозяйки?

Мужчина внимательно проследил за реакцией грызуна. Судя по всему, белка поняла Коппервинга: с важным видом она кивнула и что-то протрещала в ответ. После чего вскарабкалась на голову пегаса и вопросительно посмотрела на него, взяв в лапы несколько прядей его гривы.

— Не сейчас, Скратти, — скосив глаза на юркого зверька, усмехнулся Коппервинг. – Лучше помоги мне наладить контакт с Человеком.

Белка посмотрела на мужчину и подняла большой палец в знак одобрения. После чего спрыгнула на пол и выбежала на улицу. Человек немного расслабился: он достаточно разбирался в повадках животных, чтобы понять – пегасу тут были рады.

— Слушай, — Коппервинг почесал копытом за ухом после небольшой паузы. – Я тут на рыбалку собирался, а ловить рыбу в компании всяко интереснее – не хочешь присоединиться? “Я, конечно, рыбачу один… но проверить опасения Рэйнбоу – какими бы безумными они не были – будет не лишним”.

Мужчина развел руками, всем видом показывая, что не понял ни слова.

— Рога Дискорда! – выругался пегас. После короткого раздумья, он указал копытом на удочку, висевшую у него на боку. – Рыба, — облизнувшись, пояснил он и зарылся мордой в сумку. Достав оттуда закупоренную бутыль со светлой жидкостью, пони поставил ее на стол перед человеком.

— Алкоголь? – догадался мужчина, щелкнув указательным пальцем себе по горлу.

— Жеребец жеребца понимает наверняка? – рассмеялся пегас. – Ну так что, ты идешь?

После непродолжительных размышлений человек утвердительно кивнул и встал с дивана. “Рыба будет очень кстати. Да и оценить искусство местных виноделов я тоже не прочь”.

— Чуть не забыл! – пегас метнулся на кухню, обдав мужчину потоком воздуха.

Послышалось звяканье посуды и хлопок дверцы. Вернувшись, Коппервинг указал на стакан в своем копыте:

— У меня с собой только один, — сказал он, кладя его в сумку. После чего подошел к шкафу в углу комнаты и, достав из ящика карандаш и лист бумаги, начал что-то писать. Карандаш пегас держал в зубах.

— Оставим записку Флаттершай, чтобы не волновалась понапрасну, – закончив, объяснил Коппервинг. Положив лист на стол, пегас придавил вазой. – Идем. Посмотрим, так же ли хорошо ты рыбачишь, как дерешься, – с усмешкой добавил он. Положив бутылку в сумку, пегас вышел на улицу.

Человек пожал плечами и двинулся следом. За порогом он обнаружил еще кое-что из вещей Коппервинга — бочонок с изображением зеленого яблока.

— Гулять, так гулять? – уважительно протянул мужчина, кивнув на внушительную емкость. “Ставлю пять лет своей жизни, это не яблочный сок – возможно, сидр или его местный аналог. А ведь там литров пять-шесть, не меньше!..”

— О, это классная штука – Эпплы делают лучший сидр в округе. Да что там – во всей Эквестрии! – воодушевленно сказал Коппервинг, пытаясь прикрепить бочонок к прочей поклаже.

— Помочь? – спросил человек, вопросительно посмотрев на пегаса.

— Да, — благодарно кивнул Коппервинг, уловив интонацию двуного пришельца, – было бы не лишним. Представляешь, уже на подлете у сумки порвалось дно, и аккурат над курятником! Я еле успел поймать эту злосчастную бочку! И ладно бы просто сидр пропал, но за своих куриц… — Пегас осекся на полуслове, и с досадой хлопнул себя копытом по лбу. – Ах да, языковой барьер…

— Ну, показывай дорогу, — сказал человек, взяв подмышку бочонок. Разумеется, он не понял ни слова. Но, судя по обилию жестикуляции и эмоциональности мимики, с пегасом приключилось нечто из ряда вон выходящее.

— Тут недалеко у реки есть рыбное место, — сказал Коппервинг, когда они проходили по мостику. – Хорошее местечко – не самое лучшее, но неплохое.

Минут пятнадцать они двигались к пункту назначению. Пегас оказался большим любителем почесать языком, и его совсем не смущал тот факт, что человек его не понимал. Несколько раз мужчина улавливал знакомые имена Флаттершай и Рэйнбоу Дэш, будь она неладна. Последнее имя, кстати, звучало чаще.

— Вот тут, — сказал Коппервинг, указав на небольшой мосток у берега. Река здесь была заметно шире и глубже, чем у дома Флаттершай. А на другой стороне, сквозь редкие деревья, виднелась напоминающая амбар постройка.

Вскоре пегас расстелил на земле видавшую виды скатерть и принялся раскладывать на ней содержимое сумки. Алкоголь, пара стопок и два стакана, закуска – весь этот предшествующий рыбалке ритуал был настолько знаком мужчине, что тот рассмеялся.

— Что? – удивленно посмотрел на него Коппервинг, наполняя стаканы.

— Да нет, все нормально, — человек поднял руки, показывая открытые ладони, в знак того, что не хотел никого оскорбить. – Просто все это, — он указал на накрытый “стол”, — так похоже… — Мужчина не стал продолжать и просто склонил голову в знак благодарности.

Передав стакан человеку, пегас, приподнял свой и задумался.

— За знакомство, – опередил его мужчина.

Они сделали по глотку — это и в самом деле оказался сидр. “Черт возьми, варивший его точно знает свое дело – все, что я пробовал до этого даже в сравнение ни идет”.

— Ну, как тебе? – поинтересовался Коппервинг, наблюдая за реакцией человека.

— Божественно! – мужчина поднял большой палец и тут же сделал еще один глоток.

— А то! Эпплы свое дело знают, – довольно усмехнулся пегас и последовал его примеру.

— Ну что ж, Человек, судя по всему, что такое “удочка” тебе известно. А вот умеешь ли ты с ней обращаться? – спросил Коппервинг после первой порции сидра, раскладывая перед собой рыболовные снасти.

Мужчина поставил на землю пустой стакан и взял удочку, осматривая ее конструкцию. “Ну да, вполне себе обычная деревянная поплавочная удочка – все на месте”.

— А ловить на что будем? – спросил он, зажав в пальцах крючок.

Пегас быстро смекнул, о чем мог спрашивать его двуногий товарищ, и открыл небольшую жестяную баночку:

— Опарыши – самое оно для ловли леща.

Взяв стаканы, он заново наполнил их из бочонка.

— Ну, за понимание, — сказал Коппервинг, поднимая еще один тост. – Эй, не торопись ты так – мы сюда все-таки рыбу ловить пришли, — рассмеялся он, когда человек, сам того не заметив, осушил половину стакана.

— Это не сидр – это амброзия, — резюмировал мужчина, утирая усы.

Вскоре пегас достал еще одну удочку. Присмотревшись, человек понял, что это был спиннинг.

— Уже сколько времени лежит, а все никак не опробую, — пояснил Коппервинг, расправляя снасть.

Насадив наживку и прикрепив блесну, они зашли на мосток.

— Новобранцы – вперед, — сказал пегас и кивнул на удочку в руках мужчины.

Подтянув плед, человек вышел вперед и забросил наживку на середину речки. К его удивлению, буквально через несколько минут поплавок ушел под воду. Припоминая, что в водоемах с течением надо подсекать сразу же после поклевки, он резко потянул удилище на себя.

— Ну надо же – новичкам и вправду везет, — присвистнул Коппервинг, оценивая размеры дергающейся на крючке рыбы.

— Один – ноль, — усмехнулся человек и положил крупного леща в заранее приготовленное ведерко. – Твоя очередь, — сказал он, уступая место пегасу.

Вместо этого Коппервинг взмахнул крыльями и завис в воздухе недалеко от мостка. Широко размахнувшись, он забросил блесну по направлению течения. Какое-то время они оба наблюдали за приманкой, пока та не начала подергиваться. Пегас тут же сделал мощную подсечку.

— Дискорд тебя побери, — с досадой прошипел Коппервинг, когда добыча сорвалась с крючка. – Замечу еще раз, что до этого никогда не пользовался спиннингом, — тут же пояснил он, не дожидаясь подколов со стороны двуногого.

Человек никак не собирался это комментировать и, сложив руки на груди, просто кивнул в сторону воды. Следующая попытка увенчалась успехом: пегас подсек окуня, размером не уступавшего пойманному человеком лещу.

— Вот так это делается, — торжествующе воскликнул Коппервинг и положил рыбу в ведро. – За это надо выпить, — добавил он и указал на бочонок.

Через несколько часов они сидели на берегу: человек чистил рыбу, а пегас размещал вертела над воткнутыми в землю обгоревшими рогульками. К этому времени они успели прикончить сидр, и Коппервинг откупорил бутыль со светлой жидкостью. Алкоголь уже ударил им в голову и случайный пони, доведись ему проходить мимо, даже не подумал бы, что эти двое не понимают друг друга.

— … и ведь никто меня не предупредил, что в том районе Вечнодикого Леса будут проходить учения кантерлотской гвардии! – возмущался пегас, разжигая угли. – А они мне еще спасибо должны были сказать: усложнить их полосу препятствий градом и лютым ветром — это вам не облачко перегнать!

— Ну а я о чем! – вторил ему мужчина, передавая выпотрошенную рыбину. – Всегда мы крайние. – А ведь то, что он сыночек большой шишки, не давало ему права охотиться без соответствующего разрешения.

Разведя костер, пегас наполнил две стопки и протянул одну человеку.

— За хороший улов, — поднял он тост. – Перевес, конечно, на моей стороне, но и ты тоже оказался не промах, — добавил Коппервинг, улыбаясь во всю свою пьяную физиономию.

Человек пригубил напиток и чуть подержал во рту, смакуя его вкус. “Похоже на коньяк… нет, на виски! С яблочным послевкусием. Хех…”

Когда рыба была готова, пегас достал из сумки хлебцы и несколько помидоров. Нагуляв аппетит, они с жадностью принялись за еду.

— Нет, ну это уже ни в какие ворота не лезет! – услышали они над собой негодующий женский возглас. Мужчина, конечно же, не понял ни слова, но не узнать этот голос было невозможно.

Рэйнбоу Дэш зависла над их стоянкой, в возмущении сложив передние ноги на груди. Ее взгляд не предвещал двум рыболовам ничего хорошего.

— Хе-e-eй, привет Рэйнбоу! – радостно замахал ей пустой стопкой Коппервинг, пьяно растягивая слова. – А мы тут пьем.

Рэйнбоу Дэш осмотрелась вокруг: рыбьи кости, грязная посуда и полупустая бутылка.

— Да ты уже в стельку! – выкрикнула она. – И вообще…

— Шшшшш! Рыбу распугаешь! – одновременно шикнули на нее собутыльники – каждый на своем языке.

— И вообще, как ты мог, Коппервинг? – проигнорировала их Рэйнбоу. – С ним! На рыбалку! – ее начало буквально распирать от возмущения. – Да ты даже меня никогда с собой не брал, не говоря уже о других пони! А тут – с первым встречным, который еще не понятно, кто такой! – закончила она гневную тираду, указав копытом на двуногого.

— Эй, Солнышко, ну не кипятись ты так, – несмотря на количество выпитого, пегас взмахнул крыльями и уверенно поднялся на один с ней уровень. – Ну да, ну устроили мы тут небольшой пикничок…

Около минуты человек слушал их перебранку, пока его вдруг не переклинило:

— Эй! – крикнул он, встав на ноги и чуть было не приземлившись обратно на пятую точку. Почувствовав, что твердо стоит на земле, он задрал голову и тут же пожалел об этом, когда его снова повело назад. – А ну-ка слушай сюда! Спускайся и послушай, твою мать! – продолжил мужчина пьяным голосом, указав на землю перед собой. – Да-да, я к тебе обращаюсь, Рэйнбоу Дэш, — сделал он акцент на ее имени.

— Если я спущусь, лысенький, то ты ляжешь! – ответила ему пегаска. – Молчи, Коппервинг! – тут же бросила она своему бывшему, когда тот захихикал от двусмысленности ее фразы. – Хочешь что-то сказать – говори! — рыкнула она на чужака.

— Да без проблем! – не понимая ни слова, человек безошибочно уловил ее интонацию. – Коппервинг проявил радушие и, в отличие от тебя, бешенная ты наша, не стал устраивать возню прямо на глазах у Флаттершай! Он проявил гостеприимство, пригласив меня на рыбалку и угостив отменной выпивкой. Так что не смей наезжать на него, слышишь?! Есть какие-то претензии — предъявляй их мне. Если, конечно, кишка не тонка, – последнюю фразу он произнес с явной издевкой.

— Хе-е-ей, дружище, поубавь пыл, — сказал Коппервинг, помня, как легко заводится его подруга. – Да и ты тоже, Рэйнбоу – я сейчас все объясню, если только ты успокоишься.

— Я – само спокойствие! – выкрикнула ему в лицо пегаска. – Ох уж это твое неуемное любопытство – не смог удержаться и не поглазеть на этого двуногого?!

— Ну, радуга моя…

— Не смей меня так называть после того, что ты тут устроил!

— Так, вы меня заебали. Спускайтесь – оба! – мужчина снова указал на землю – теперь уже двумя руками.

Тронув Рэйнбоу копытом за плечо, пегас бросил взгляд на человека. Какое-то время та упрямилась, не собираясь уступать требованию двуногого. Тогда Коппервинг просто потянул ее за собой и спустился вниз, предусмотрительно встав между ними и пристально посмотрев на своего приятеля.

Чтобы позлить пегаску, мужчина скрестил руки на груди — что у него не сразу получилось — и с вызовом посмотрел на нее.

— Ну все – ты напросился, лысенький! – Спровоцированная Рэйнбоу рванулась было к двуногому, но пегас остановил ее, не без труда удерживая ее на месте.

— Давайте будем сохранять трезвость… ахаха…. рассудка и все спокойно обсудим, – совсем “трезвым” голосом произнес Коппервинг. – Мы ведь тут все взрослые…эээ… существа.

— Отпусти ее, приятель, — мужчина похрустел шеей, пару раз наклонив ее в стороны. – Это будет весело.

— Тебе мало было? Хочешь добавки?! – пегаска всем своим видом давала понять, что не прочь закончить то, что начала у дома Флаттершай.

— Не провоцируй ее лишний раз, Человек, – обратился Коппервинг к мужчине, все еще сдерживая свою излишне ретивую подругу. – Поверь мне – шансы у тебя весьма призрачные. И вообще, — он широко взмахнул передней ногой, с трудом сохраняя равновесие. — Если кто-то из вас хочет подраться, то я к вашим услугам, – обратился он к обоим. “Не позволю я своей бывшей колотить моего нового друга, но и новому другу лупить мою бывшую не позволю тем более!”

— Откуда ты знаешь эту чокнутую? – спросил мужчина, указав рукой на пегаску.

— Ох, это долгая история… — начал было Коппервинг.

Его прервал окрик со стороны дома Флаттершай:

— Эй, а я уже тут! – Твайлайт рысью направлялась к ним вдоль речки. – Ой! – воскликнула она, споткнувшись о выступающий из земли корень.

— О, привет, Твай! – радостно, поприветствовал ее Коппервинг, махая копытом. – Какими судьбами?

— Здравствуйте, мисс Твайлайт, — кивнул человек, краем глаза продолжая следить за Рэйнбоу Дэш.

Единорожка замедлила шаг, почувствовав сгустившееся вокруг напряжение.

— Эээ… ребята, у вас тут все в порядке? – подойдя к ним, спросила она.

— Все окей, Твай, — ответила ей пегаска, недобро зыркнув на двуногого.

— Да-да, всё уже в норме, — заверил единорожку жеребец. – Я сказал – в норме, — добавил он, глядя на мужчину.

— Ты ей это скажи! – возмутился человек, указав пальцем на Рэйнбоу Дэш.

Твайлайт какое-то время с удивлением наблюдала за разговором между Коппервингом и Человеком, который сопровождался яростной жестикуляцией и заплетающейся речью.

— Коппервинг, как вы это делаете? – наконец озвучила она свое недоумение.

— Делаем что? – икнув, спросил пегас.

— Как вы с ним общаетесь?

— С кем – с ним?

— Он же не знает эквинский.

— Да кто не знает?!

— Да он же! – выкрикнула совсем сбитая с толку единорожка и указала копытом на человека.

— Эээ… а ты разве не говоришь по-нашему? – пегас удивленно посмотрел на человека пьяным взором, на что тот лишь виновато развел руками. – Хех, видимо, нам на помощь пришла алхимия, – с усмешкой добавил он.

Рэйнбоу Дэш пренебрежительно фыркнула, а вот Твайлайт намека не поняла:

— Что? Вы выпили какое-то зелье? Как оно называется? Тебе Зекора его дала? – начала она заваливать жеребца вопросами.

— О, Селестия… — пробормотала пегаска. – Твай, да раскрой ты уже глаза, – раздраженно воскликнула она, обводя копытом накрытую поляну.

Несколько секунд единорожка переводила взгляд с бутылки на стопки и обратно, пока до нее не дошло.

— О… действительно… — смутившись, сказала она. – Алкоголь ведь раскрепощает и помогает наладить общение. Судя по всему, для Человека он играет такую же роль…

— Твай, а как, собственно, вас двоих сюда занесло? – не дожидаясь продолжения лекции, прервал ее Коппервинг.

— Эй, я тут просто в роли телохранителя, — сказала Рэйнбоу Дэш. – Кто-то же должен следить за тем, чтобы этот, — она бросила испепеляющий взгляд на двуногого, – не слопал мою подругу.

— Дэш, ну прекрати, — с укором посмотрела на нее Твайлайт. – Никто бы не стал меня “лопать” – мы это уже обсуждали. — Она перевела взгляд на пегаса. – Я искала Человека, потому что смогла решить проблему с языком…

— Коппервинг, только ляпни что-нибудь про язык – клянусь, отдубашу тебя прямо здесь! – рявкнула пегаска.

Тот зажал копытом рот, пытаясь не заржать во все горло. Он и внимания не обратил на двусмысленность этой фразы, пока его подруга не подкинула ему идею. Недоуменно посмотрев на пегасов, единорожка продолжила:

— Я разыскала одно заклинание, которое должно помочь Человеку не только понимать эквинский, но и говорить на нем, – сказала она. – Однако чары пришлось бы накладывать каждый день, что…

— Твай, переходи к сути, — попросил пегас, все еще давясь смехом.

Не в силах больше сдерживаться, он истерично заржал, повиснув на Рэйнбоу. Та раздраженно попыталась оттолкнуть его, будучи все еще злой на то, что ее компанию променяли на общество чужака. От неожиданности Коппервинг даже поперхнулся, но уже через секунду продолжил смеяться, прижимаясь к подруге еще сильнее.

— Ну… — замялась единорожка, стараясь не обращать внимания на громкий хохот пегаса. – Я вчера написала Принцессе Селестии письмо, в котором обрисовала суть проблемы… И буквально час назад мне прислали вот это. – С этими словами она достала из седельной сумки металлический амулет на цепочке, украшенный резным драгоценным камнем.

— Ух ты… — Коппервинг отлип от пегаски и будто бы даже слегка протрезвел. – А вот это уже серьезно. Эта штуковина поможет ему трындеть по-нашему? – добавил он, бросив взгляд на человека.

— Слишком много чести для этой лысой обезьяны, — недовольно пробурчала Рэйнбоу Дэш.

— Что это? – спросил мужчина, с интересом рассматривая амулет. Радужную пегаску он показательно игнорировал.

— Тебе нужно просто надеть его, — улыбнулась Твайлайт, левитируя к нему медальон.

Тот непроизвольно сделал шаг назад, прежде чем понял, что от него хотят.

— Ну что ж… — протянув руку и взяв магическую вещь, он повесил ее себе на шею.

— И как – работает? – спросил Коппервинг, с интересом наблюдая за реакцией двуногого.

Мужчина широко раскрыл глаза от удивления и посмотрел на пегаса:

— Твою ж мать… — пораженно прошептал он. – И вправду работает.

— Отлично, теперь я могу высказать все, что о нем думаю, – злорадно усмехнулась пегаска, потирая передние копыта друг о друга.

— О, ну уж нет! – воскликнул человек, разворачиваясь к ней. – Только после меня.

— Брейк! – Коппервинг уперся копытами им в грудь, не давая начать еще одну драку. – Не будем портить такой чудесный момент.

Твайлайт смотрела на них, не зная, какие эмоции испытывать. Радость от того, что амулет сработал на этом пришельце, или тревогу — ведь Человек и ее подруга теперь понимают друг друга и могут наговорить лишнего.

— Ну, знаешь ли!.. – начала было Рэйнбоу Дэш, но мужчина перебил ее самым наглым образом.

— Шшшшш! Дождись своей очереди, – он приложил указательный палец к своим губам и покачал головой. Только сейчас человек начал осознавать всю ценность подарка. – Вначале я хочу поблагодарить твоих более вежливых друзей, – слегка покачнувшись, он повернулся к единорожке. – Спасибо Вам огромное, мисс Твайлайт. За то, что вошли в мое положение. За то, что потратили свое время на поиск решения моей проблемы. И за то, — он усмехнулся, – что не бросились на меня с рогом наперевес при нашей первой встрече.

— Слушай, мы уже поняли, что ты не испытываешь теплых чувств к моей подруге! – икнув, возмутился Коппервинг и попытался приобнять пегаску. Но Дэш ловко увернулась от его копыта, отчего тот чуть было не плюхнулся на землю.

— О, так вы того… это-самое? – удивился мужчина, переведя пьяный взгляд на пегаса. – Прости, не знал.

— Коппервинг, ты ничуть не помогаешь! – пони пихнула жеребца копытом в бок.

— Я была рада помочь Вам, мистер Человек, – улыбнулась Твайлайт, оставив без комментариев возню пегасов. – Хочется верить что, теперь вы с Рэйнбоу сможете прийти к взаимопониманию... без лишнего копыто… и рукоприкладства, — с надеждой добавила она.

— Эт само собой, – икнув, заверил ее мужчина. – И конечно же, спасибо тебе, Коппервинг, — обратился он к своему новоиспеченному другу, – за прекрасную компанию, за эту рыбалку и твое гостеприимство… Ай, да чего там – иди сюда.

Несколько неловких секунд кобылки наблюдали, как Коппервинг и двуногий пришелец обнимались и клялись друг другу в вечной дружбе.

— Фу-у-у! – Рэйнбоу Дэш демонстративно изобразила тошноту, когда они закончили. — Обнимающиеся жеребчики – что может быть отвратительнее.

— Что такое – ревнуешь? – усмехнувшись, спросил мужчина.

— Я тебя умоляю, — фыркнула пегаска. – Было бы к чему ревновать.

— Точно ревнуешь, — заключил он.

— Не нарывайся снова, лысенький, — прошипела Рэйнбоу Дэш.

— А-а-а, — протянул мужчина. – Так ты реванша хочешь?

— Что?! Да кто еще должен его хотеть?! — возмутилась пегаска, из последних сил сохраняя подобие самоконтроля.

Человек уже собирался вплотную подойти к Рэйнбоу и разразиться обвинительной речью, как вдруг почувствовал, что не может сдвинуться с места. Окутавшее его сиреневое свечение, источником которого был рог Твайлайт, не давало ему и пальцем пошевелить. Пегаска хотела было подколоть его, но тут же осеклась, почувствовав то же самое.

— Прошу прощения за столь грубое вмешательство в вашу милую беседу, — не терпящим возражения тоном сказала Твайлайт. – Но я вынуждена попросить вас сбавить обороты.

— Ого! – воскликнул Коппервинг. На его памяти единорожка еще не прибегала к таким радикальным методам. – А можешь их еще и в воду окунуть, чтобы остыли? – добавил он, не замечая возмущенных взглядов двух драчунов.

— Если потребуется, — заверила его Твайлайт. – А мне потребуется? – обратилась она к спорщикам.

Оба отрицательно покачали головой, когда магическая хватка чуть ослабла.

— Вот и хорошо, — обрадовалась единорожка и развеяла чары.

Осматривая себя на предмет возможных травм, человек начинал понимать, какой силой обладала Твайлайт. “Черт, я даже пальцем не мог пошевелить. Да уж… Хорошо, что у нее не такой же буйный нрав, как у радужной бестии”.

Пегаска же просто скорчила недовольную гримасу:

— Ладно-ладно, Твай, – сказала она. – Обещаю, такого больше не повторится… во всяком случае в ближайшее время, — буркнула Дэш себе под нос.

Коппервинг прокашлялся и легонько толкнул мужчину в бок.

— А, ну да… — тот вышел из своих размышлений. – Конечно, я буду держать себя в руках. Но вот…

— Ох, ну что еще? – закатила глаза Рэйнбоу.

— Но вот насчет реванша… — продолжил он.

— Никакого реванша, — непререкаемым тоном сказала Твайлайт.

— Да дайте вы мне закончить, — засмеялся человек. – Я имею в виду реванш спортивного толка – состязание, – объяснил он и посмотрел на остальных. – Смекаете?

Пегаска задумчиво почесала копытом подбородок:

— Хм… а идея мне нравится, — протянула она, чем изрядно удивила единорожку и Коппервинга. – Что? А то вы меня не знаете, – пояснила она и обратилась к мужчине. – Когда?

— Да хоть завтра! – усмехнулся человек.

— Э, нет. Мне не нужна такая легкая победа – подождем, когда ты будешь в форме, — вернула ему смешок Рэйнбоу Дэш.

— Идет! – воскликнул мужчина. Слегка пошатываясь, он подошел к пегаске и протянул ей сжатый кулак.

Дэш приложила свое копыто к его руке.

— Коппервинг, разбей-ка, — обратилась она к своему бывшему.

— Только меня позвать не забудьте, — попросил он, скрепив их пари. – Хочу посмотреть, как мою подругу уложат на лопатки, — захихикал он и, увернувшись от подзатыльника Рэйнбоу, добавил, — Заметь – я даже ничего не опошлил!

— Ты так громко думаешь, что твои мысли тоже считаются, – парировала пегаска и через мгновение внезапно бросилась на Коппервинга. Тот явно не был готов к такому повороту, и спустя несколько секунд они оба лежали на земле. – Ну что, кто теперь на лопатках?! – довольно рассмеялась она.

— Я совсем не против такого развития событий, — игриво добавил он. — Но все же предпочитаю быть сверху! — Обхватив пегаску передними ногами, Коппервинг явно задался целью подмять Дэш под себя.

— Ребята, сейчас не время… — удивленно начала Твайлайт.

Человек предусмотрительно отошел от этой, почти наверняка любовной, потасовки и встал рядом с единорожкой.

— Как думаете, если мы сейчас уйдем, они это вообще заметят? – спросил он, поправляя обернутый вокруг пояса плед.

— Это был риторический вопрос или Вы серьезно? – бросила на него непонимающий взгляд Твайлайт.

— А почему нет? – улыбнулся мужчина, посмотрев на борющихся пегасов. “Она действительно не догоняет, к чему это все идет?”.

— Ну я не знаю… — засомневалась единорожка. – Как-то это не красиво.

— Поверьте, как раз так нам и следует сейчас поступить, – заверил он ее. – Смотрите. — Он обратился к своему новому другу. – Эй, Коппервинг, у Твайлайт с собой есть еще одна бутылка!

Пегас дернулся было при слове “бутылка”, но ответить все равно не мог – его голова была крепко зажата в захвате Рэйнбоу Дэш.

— Ну, что я говорил, — усмехнулся человек. – Им и без нас хорошо.

— Ой… — начала соображать единорожка. – Да, Вы правы – пожалуй, нам стоит уйти, – засмущавшись, она быстро отвернулась, успев краем глаза заметить, как Рэйнбоу прижала Коппервинга к земле в совсем уже недвусмысленной позе.

Человек и Твайлайт двинулись в сторону дома Флаттершай. Первые несколько минут, пока тропинка не стала шире, мужчина шел позади пони, рассматривая ее метку – большую шестиконечную звезду в окружении пяти маленьких звездочек. Чуть позже до него дошло, что он уже смотрит не на метку, а самым наглым образом пялится на плавно покачивающийся круп единорожки. Он чертыхнулся и поспешил поравняться с ней, при первой же возможности, спеша отогнать неожиданные мысли. “Да что же такое мне в голову лезет?!”

— Послушайте, Твайлайт, а каким образом Вы так быстро раздобыли эту штуку? – спросил он, прикоснувшись рукой к медальону.

— Я еще вчера написала Принцессе Селестии, — ответила пони. – И когда сегодня мне пришла посылка с этим медальоном, я сразу же направилась к тебе… Ой, ничего, что я на “ты”? – спохватилась единорожка.

— После того, что ты для меня сделала, можешь обращаться ко мне, как угодно, — улыбнулся человек. – Но, погоди… Сама Принцесса Селестия? – продолжил он. – Она так быстро откликнулась на твою просьбу?

— Я очень подробно обрисовала ей сложившуюся ситуацию, — пояснила единорожка. – Принцесса была очень заинтересована, что неудивительно – не каждый день у нас объявляются представители неизвестных рас.

— А еще ты ее доверенная ученица, — добавил мужчина, вспоминая рассказы Флаттершай.

— И это тоже… — смутилась Твайлайт, но тут же продолжила серьезным тоном. – Кстати, будь готов к ее визиту – Принцесса хочет побеседовать с тобой лично, – предупредила она.

Почувствовав, как по спине пробежал холодок, мужчина нервно сглотнул:

— К такому меня жизнь не готовила…

— К чему? – не поняла его единорожка.

— К аудиенции у богини, — ответил он, пытаясь совладать с трепетом, который все больше походил на страх.

— О, не беспокойся, — улыбнулась Твайлайт. – Наверняка, Принцесса просто хочет убедиться в том, что ты… — она замялась.

— Убедиться в чем? – напрягся человек.

— Ну-у-у… — Твайлайт пыталась подобрать подходящие слова, что у нее явно не получалось. – В том, что ты не представляешь… опасности.

— Какой опасности? – мужчина остановился и удивленно посмотрел на пони. – Меня, считай, уделала Рэйнбоу Дэш – что уж говорить о существе, наделенном такой силой?

— Я понимаю, — вздохнула единорожка, взглянув на него. – В своем письме я заверила ее в том, что ты дружелюбен… — начала объяснять она, умолчав о том, что опустила их стычку с радужной пегаской. – И я также сослалась на мнение Флаттершай, которая бы точно не подпустила к себе кого-нибудь, кто мог хотя бы теоретически представлять угрозу. Но пойми ее правильно – Принцесса Селестия заботится о безопасности своих подданных. А ведь ты – представитель совершенно нового для нас вида. Даже Принцесса ничего не слышала о подобных тебе, и именно поэтому она должна лично убедиться в твоих добрых намерениях.

— Логично, — согласился мужчина, стараясь не прокручивать в голове все те вопросы, которые ему могли задать. – Может, дашь мне пару советов, как себя вести?

Они двинулись дальше.

— Просто говори правду, не утаивая.

— Я был бы последним идиотом, если бы попыталась соврать богу, — невесело усмехнулся человек.

— Все будет хорошо, — заверила его Твайлайт. – Кстати, я еще вчера удивилась, — поспешила она сменить тему. – Почему ты носишь на поясе этот плед? Тебе холодно? Если да, то что случилось с твоей одеждой?

— Хех, тогда мне, пожалуй, стоит поведать тебе всю историю, — ответил он.

— … и благодаря Рэйнбоу я лишился только что сшитой повязки, – закончил свой рассказ мужчина, когда они подходили к дому Флаттершай.

— Так получается, что ты испытываешь неловкость от своей наготы? Это необычно… для меня, во всяком случае, – сказала Твайлайт.

— Так у нас принято, — объяснил человек. – Как я понимаю, вы одеждой совсем не пользуетесь?

— Почему – мы носим ее. Но надеваем по необходимости – когда холодно, например. Или когда хотим принарядиться. Тебя это смущает? – спросила единорожка, когда подошли к двери.

— Ничуть, — соврал человек и постучался. – Флаттершай? – громко спросил он. Судя по отсутствию света в окнах, она еще не вернулась, но проявить элементарную вежливость никогда не помешает.

— Флаттершай упоминала, что они с Рарити собирались сходить в SPA сегодня, — сказала Твайлайт и задумалась. – Наверное, у нее появились неотложные дела, раз она так задерживается – другого объяснения я пока не вижу.

Когда они открыли дверь, то увидели за порогом двух хорьков, прибежавших на стук.

— Привет, народ. Ваша хозяйка еще не объявилась? – опустившись на корточки, спросил у них мужчина. Несколько секунд хорьки обнюхивали человека и единорожку и, признав за своих, просто убежали в другую комнату.

— Слушай, мне стоило бы извиниться за себя… ну то есть за то, что я сейчас весьма нетрезв, — сказал человек, когда они вошли в дом. – Не подобает мужчине быть таким в присутствии леди… то есть кобылки, — поправился он.

— Ой, да все в порядке, — улыбнулась пони, снимая сумку и кладя ее на столик. – Ты просто не видел, как ведут себя некоторые жеребцы в подобном состоянии. Особенно на празднике Сердец и Копыт, — она пренебрежительно фыркнула. – Будто бы после их пьяной бравады каждая кобылка должна отдаться им.

— Это что-то вроде Дня Святого Валентина? – предположил он, когда они расположились на диване.

— Эээ… День Святой Тины? — не поняла его единорожка.

— Ах, ну да… — понял мужчина свою оплошность. – День Всех Влюбленных?

— У вас тоже есть похожий праздник? – удивилась Твайлайт. – Интересно… возможно, мы найдем еще какие-нибудь параллели в наших культурах.

— Ну не знаю, как там с праздниками, — сказал и он икнул. – Но за время пребывания в вашем мире, я встретил уже немало животных и растений, как две капли воды похожих на известных мне.

— Ты думаешь, что оказался в другом мире? – спросила единорожка и задумалась. – Исходя из твоего рассказа, такое вполне можно предположить.

— Теперь я практически уверен в этом, — ответил он, бросив косой взгляд на ее рог. – В моем мире нет магии… Во всяком случае, в таком виде.

— Извини, что пришлось тогда воспользоваться телекинезом, — смутилась Твайлайт. – Это была вынужденная мера.

— Ты все сделала правильно, — успокоил ее человек. – На самом деле, это было даже… забавно, – усмехнулся он и тут же спросил. – Ведь ваша магия им не ограничивается?

— О, нет, — ответила пони. – Еще есть простейшее заклинание света. Большинство жеребят-единорогов начинают именно с него: ведь тут не требуется каких-либо манипуляций над посторонними предметами. Конечно, можно заставить светиться не только свой рог… — она остановилась, понимая, что начинает слишком углубляться в ненужные сейчас разъяснения. – Вообще, у магии практически безграничные возможности. Но большинство единорогов не пользуются чем-то серьезнее этих двух заклинаний.

— Удивительно… — прошептал мужчина. – Обладай я такими талантами, то точно бы не стал зарывать их в землю, – высказал он свое мнение.

— У нас это в порядке вещей, — вздохнула Твайлайт. – В повседневной жизни и не требуется что-либо сложнее телекинеза. Другое дело – специалисты. Например, врачи: их работа предъявляет определенные требования к магическим навыкам. Конечно, талант тоже играет свою роль, но если не брать в расчет высшую магию, то и с помощью трудолюбия можно достичь немалых успехов. Я знаю одного музыканта-единорога, который просто божественно играет на фортепиано. Послушав его выступления, и не скажешь, что еще в детстве ему поставили диагноз “Искаженность восприятия магических полей”. Врачи пророчили, что максимум, на что будет способна его магия – это завязывание узлов.

— А что насчет тебя? – спросил он, откинувшись на спинку дивана. – Бьюсь об заклад, ты умеешь не только сдерживать двух драчунов.

— Ну… — она нахмурилась, думая, как ответить на вопрос. — Я изучаю саму магию…

— Так значит ты ученый? — человек с интересом посмотрел на свою собеседницу.

— Да, я думаю, что это вполне подходящее определение моей деятельности, — согласилась та. – А чем ты занимался до того, как попал сюда?

— Ммм… — он задумчиво почесал бородку. – Если в двух словах, то я – лесничий. Присматривал за дикой природой, так сказать.

— Как Флаттершай?

— Да… Что-то вроде того.

— Неудивительно, что она так тепло о тебе отзывалась, — улыбнулась пони. – Рыбак рыбака видит издалека.

— Да уж, это то еще совпадение – что она была первой, кого я встретил. Но вернемся к магии, — через несколько секунд спросил он. – А есть ли какой-то способ противостоять ее влиянию?

— Другой единорог может попытаться заблокировать заклинание или даже отразить его в нападавшего, – ответила Твайлайт. – А почему ты спрашиваешь? – насторожилась она.

— Я ведь тоже пекусь о своей безопасности, — обезоруживающе улыбнулся человек. – Не все же единороги будут настроены ко мне так же дружелюбно, как ты.

— Твоя правда, — согласилась пони, вспоминая свои стычки с Трикси. – Конечно, есть некоторые существа, которые имеют определенную защиту от магии. Например, драконы… взрослые драконы, — уточнила она. – Насчет пегасов и земных пони – все сложнее. Несмотря на войны прошлого, не сохранилось никаких достоверных свидетельств о том, может ли кто-то из не-единорогов бороться с магическим воздействием. А исследования на добровольцах никогда не проводились. Во всяком случае, я с подобными трудами не сталкивалась, — на мгновение она задумалась. – А еще можно как следует стукнуть единорога по рогу – особенно, если он в этот момент творит магию. На самом деле, любая потеря концентрации чревата для нас и потерей заклинания. Поэтому никогда – кроме экстренных случаев – не бей нас по рогу, — она поморщилась.

— Что такое?

— Да так, — ответила пони. – Вспомнила, как на собственном опыте испытала эти ощущения от удара по рогу.

— Не спотыкается тот, кто не идет, — заметил мужчина и после небольшой паузы добавил. – Ладно, давай попробуем, — он сел прямо и размял плечи.

— Прости, что попробуем? – уставилась на него Твайлайт.

— Я – твой доброволец! – торжественно объявил он.

— Постой… — единорожка на мгновение потеряла дар речи. – Так нельзя. Нужно вначале произвести необходимые расчеты. Сделать теоретические выкладки, предположения… ну и техника безопасности, конечно же… Так сразу это не делается!

— Да ладно, брось! – начал уговаривать ее человек. – Начнем с этого вашего телекинеза. Максимум, что пострадает — это моя гордость.

— Но, ведь, буквально полчаса назад я удерживала вас с Рэйнбоу, — сделала еще одну попытку пони. – И у тебя не получилось сопротивляться чарам.

— Согласен, но ведь можно вкладывать разную силу в заклинание, так? – не унимался он.

— Ох, ну хорошо, — сдалась единорожка. – Только давай я тебе сначала расскажу про телекинез чуть более подробно. Чтобы ты был уведомлен о возможных последствиях.

Рог пони засветился, и из ее сумки вылетел небольшой блокнот с пером. После чего она продолжила:

— Очевидно, что магическая сила единорога играет приоритетную роль в этом заклинании, – на бумаге стала появляться какая-то таблица. — Мы сейчас не говорим о тонком воздействии, вроде игры на музыкальном инструменте – здесь, на мой взгляд, важнее умение. На втором месте – вес и размер объекта, к которому применяют телекинез. Соответственно, чем он больше и тяжелее, тем большее усилие потребуется от заклинателя. Так же стоит учесть, является ли предмет воздействия одушевленным. Сдерживать вас с Рэйнбоу мне было сложнее, чем если бы я пыталась сдвинуть с места какие-нибудь вещи примерно вашего веса и габаритов. Волевое сопротивление так же осложняет телекинез.

— Отлично! – воскликнул мужчина, когда Твайлайт закончила объяснения. – Думаю, что меня как раз можно отнести к упрямому предмету.

— Ну что ж, – единорожка опустила блокнот на стол. – В таком случае начнем с минимального усилия, — она внимательно посмотрела на человека. – Ты уверен, что готов? Я пойму, если откажешься.

— Настало время магии, — решительно кивнул мужчина и приготовился.

— Хорошо, — сказала пони, и человека начало постепенно обволакивать сиреневое свечение. – Я оставлю тебе возможность говорить, чтобы ты мог предупредить меня в случае чего.

Сперва мужчина почувствовал на коже легкое, подобно статическому электричеству, покалывание. Вскоре это уже походило на ощущение, как если бы он влез в одежду, слишком малую ему по размеру.

— Так, теперь попробуй пошевелить рукой, — попросила единорожка, поддерживая уровень воздействия.

Человек напряг мышцы и, преодолевая сопротивление, начал медленно поднимать правую руку. Со стороны могло показаться, что она двигается в невидимом желе.

— По шкале от одного до десяти – насколько это было трудно? – спросила Твайлайт, после того, как сняла заклинание.

— Между семеркой и восьмеркой… ближе к семерке, я думаю, — ответил мужчина, сжимая и разжимая правую кисть. – Если, по-твоему, это минимальное усилие, то наш эксперимент закончится очень быстро, – улыбнулся он.

— Все нормально? Болевых ощущений не было? – участливо поинтересовалась пони.

— Обычная мышечная боль, как при попытке поднять что-то тяжелое — не волнуйся, — сказал он. – Давай дальше.

— Только, прошу, не надо тут строить из себя несокрушимого жеребца, — попросила Твайлайт. – Наука не должна вредить, – добавила она и сделала несколько записей в блокноте.

— Твои бы слова да людям в уши… — пробормотал человек. – Ладно, я готов, – сказал он, напрягая мышцы.

Единорожка кивнула, и ее рог снова начала испускать свечение. На этот раз ощущения добровольца были более жесткими: мужчина словно почувствовал давление огромной толщи воды, как если бы он оказался на большой глубине. Человек попытался поднять руку, но сейчас это было тщетно – он не мог даже пошевелить пальцами.

Вдруг входная дверь распахнулась.

— Ой, привет, Твайлайт, — удивилась Флаттершай, наблюдая, как магия ее подруги струится вокруг Человека. – Не ожидала так скоро тебя увидеть… то есть… я хочу сказать, что рада твоему визиту…

— Флаттершай, — единорожка тут же развеяла чары и почему-то покраснела. – Это не то, о чем ты могла подумать!

— А мы тут… магией балуемся… — объяснил происходящее мужчина, растирая, слегка занемевшие руки друг о друга. “Странно… тогда у речки ничего такого не было. Хм… возможно, из-за того, что сейчас я хоть как-то, но протрезвел…”.

— Мы думали, ты вернешься не так поздно – что-то случилось? – озвучила Твайлайт их с Человеком беспокойство.

— Ничего страшного. Просто Вайнона ощенилась раньше предполагаемого срока, — объяснила пегаска. Пройдя в комнату, Флаттершай уселась рядом с единорожкой. – Ой, а вы что — пили? – спросила она, почувствовав запах алкоголя.

— Виновен, — поднял руку мужчина. – Хотя, у нас было, что отметить, — продемонстрировал он висевший на шее амулет.

— Ага, — улыбнулась Твайлайт. – Теперь Человек может понимать и говорить на эквинском.

— О, это очень-очень здорово! – обрадовалась Флаттершай. – Я была уверена, что ты справишься с этой задачей.

— Ну… сказать по правде – это заслуга Принцессы Селестии, — засмущалась единорожка.

Мужчина хотел было что-то добавить, но вдруг почувствовал внезапную тяжесть в районе живота. Немалое количество выпитого алкоголя и магические опыты дали о себе знать. Не дожидаясь позорной кульминации, он резко вскочил с дивана, едва не оставив на нем свой плед.

— Простите, дамы, — невнятно проговорил человек, с трудом сдерживая рвотные позыв, – но мне крайне необходимо… — он судорожно сглотнул и, проклиная Коппервинга с его выпивкой, выбежал на улицу.

Пони удивленно проводили его взглядом до двери.

— Это моя вина, — покачала головой Твайлайт. – Нельзя было использовать на нем телекинез в таком состоянии.

— А вот ты совсем трезвая, — заметила пегаска. – Он, что пил один? – нахмурилась она, не одобряя подобного.

— Нет, — ответила единорожка. – К тебе зачем-то залетал Коппервинг, но вместо этого встретился с Человеком. Видимо, они почувствовали друг в друге родственную душу и после этого отправились на рыбалку.

Флаттершай недоуменно посмотрела на нее.

— Ох, Флаттершай, — закатила глаза Твайлайт, — ну ты же знаешь, что у жеребцов обычно подразумевается под “рыбалкой”.

— А… ясно… — протянула пегаска. – Так, погоди, а они что, понимали друг друга?! – удивилась она.

— Вот и я про то же! – воскликнула Твайлайт. – Когда я их встретила, они общались, словно и не было никакого языкового барьера, представляешь?

— Удивительно…

— А еще за мной увязалась Рэйнбоу Дэш… — сказала единорожка.

— Ой, — пегаска испуганно приложила копыто ко рту. – Я надеюсь, они не сцепились снова?

— К счастью, нет, — ответила Твайлайт, – хотя и были близки к этому.

— Ты бы видела, что они тут позавчера устроили. Боюсь даже представить, чем бы все закончилось, приди я попозже.

— А они еще успеют закончить – Рэйнбоу Дэш и Человек договорились о реванше.

— Что?! – глаза пегаски расширились от удивления. – Хорошо, что ты не привела ее сюда… то есть… я хочу сказать, что всегда рада Рэйнбоу, но… ты просто не видела, как ему тогда досталось, – поежилась она, вспоминая многочисленные укусы и ссадины на теле человека.

— Спасибо Коппервингу – он нашел, чем ее… эээ… занять, — смутилась Твайлайт.

Услышав это, Флаттершай густо покрылась румянцем – уж слишком хорошо ей было известно о взаимоотношениях двух пегасов.

— Ох, я ужасно извиняюсь, — открыв дверь, объявил мужчина. – Ну не умею я нормально пить, – вздохнул он. – И как только Коппервинг умудряется предаваться любовным утехам в таком состоянии… — пробормотал он себе под нос.

— Может, тебе стоит прилечь? – Бросила на него участливый взгляд Флаттершай.

— Спасибо, я постою, — ответил тот, цитируя только одному ему известный фильм. Закрыв дверь, он подошел к шкафу и устало прислонился к нему спиной.

— Наверное… мне уже пора, — нарушила Твайлайт неловкую паузу и встала с дивана.

— Погоди, — остановил ее мужчина. – Уже слишком поздно, чтобы идти одной до дома – я провожу тебя.

Пони непонимающе посмотрели на него.

— Тебе не о чем волноваться, — сказала Флаттершай. – Я же добралась сюда без происшествий.

— И это было весьма необдуманно с твоей стороны, — возразил человек. – Кобылки не должны разгуливать одни в такое время суток.

— Человек, со мной ничего не случится, — заверила его единорожка, все еще не понимая его реакцию. – К тому же, рано тебе еще попадаться на глаза другим пони, — привела она весомый аргумент.

— Я настаиваю, — с пьяным упрямством сказал он?

— Ну ладно, — сдалась Твайлайт. – Но только до Летнего моста.

— По рукам… по руке и копыту, – согласился и человек. Пошатнувшись пару раз, он подошел к двери и открыл ее. – После Вас, – сказал мужчина, жестом пропуская Твайлайт вперед.

— Не задерживайся, — попросила его пегаска. – Тебе тоже не стоит разгуливать одному… в таком состоянии…

— Одна нога здесь, другая там, — подмигнул мужчина, закрывая за собой дверь.

Минуту или около того человек и единорожка шли в молчании. Мужчина наслаждался свежим воздухом и ночным звездным небом. Он мельком успел подумать, а не наткнутся ли таки они на какого-нибудь припозднившегося пони? Впрочем, эта мысль не надолго задержалась в его нетрезвом сознании, тут же перескочив на другую. А потом еще на одну. И еще. Как обычно и бывает в подобном состоянии, его буквально распирало от желания говорить обо всем и сразу. Но вот завязать беседу отчего-то не получалось. Он покосился на свою спутницу. Твайлайт же все еще пыталась понять мотивы Человека, побудившие провожать ее до дома. “Зачем он это делает? Мы же не в романтических отношениях, чтобы проявлять такие знаки внимания… Или он?.. Да нет, глупости — мы только вчера познакомились, да еще и принадлежим к разным видам. К тому же, это кобылка должна провожать жеребца, а не наоборот… Может быть, в его обществе так принято? Ох, Богиня, да просто спроси у него”.

— Человек, — спросила, наконец, пони, когда дом Флаттершай уже скрылся за холмом, – а почему ты решил проводить меня?

— Эм-м-м… — удивился он такому вопросу, отгоняя рукой скопление надоедливой мошкары. — Я, вроде как, уже объяснил это – разве нет?

— Но ведь со мной и правда ничего бы не случилось, — ответила единорожка.

— Хм… В этом я не сомневался – ты вполне можешь постоять за себя.

— Тогда я ничего не понимаю, — окончательно смутилась Твайлайт.

Человек удивленно приподнял бровь и посмотрел на нее.

— В нашей культуре кобылка пытается таким образом показать жеребцу, что она… — пони замялась. – Этим она выказывает ему знаки внимания, — покраснев, закончила единорожка.

— Ну все правильно, — рассеяно согласился он, не углядев намека. – Люди поступают так же. Правда, провожают обычно кобылку, а не наоборот, — успев уже немного освоиться в аналогиях, он не стал употреблять слово “женщина”.

— Но ведь мы совсем недавно познакомились! – воскликнула Твайлайт, шокированная его признанием.

— Ну и что с того? – возразил мужчина. – Как это может помешать… погоди-погоди, — картина происходящего постепенно начала вырисовываться у него в голове. – Ты решила, что я ухаживаю за тобой?

— Ну… — пони была готова провалиться сквозь землю. – Это было бы весьма логичным предположением!

Человек мысленно стукнул себя по лбу. Ну конечно же, и как он сразу не догадался: кобылки в этом плане ничем не отличаются от женщин. Последние тоже всегда принимали его предложения проводить их за элемент ухаживания, даже когда это было простым желанием проявить галантность. “Осторожней, мачо – думай, что говоришь. Ляпнешь что-нибудь не то, и вот она уже уходит оскорбленная в лучших чувствах. И плевать, что я не жеребец – для женской обиды это не помеха”.

— Твайлайт, — начал мужчина, стараясь подобрать нужные слова. – Ты замечательная пони: умная, привлекательная, добрая – о такой кобылке жеребец может только мечтать. “Хороший старт. Не запори его, как ты очень любишь делать”

Его собеседница покраснела еще больше — ей явно были приятны такие слова. Пусть они и исходили от пришельца из другого мира.

— И даже если отбросить нашу принадлежность к разным видам, у меня и в мыслях не возникло бы желания ухаживать за тобой… “Мо-о-олодец, чемпион. Начал за здравие, а кончил за упокой”.

— …из-за всех тех событий, что произошли со мной за последние несколько дней, — поспешно добавил он, надеясь, что чудо произойдет, и женщина поймет мужчину. – Я просто не могу думать сейчас о таких вещах, понимаешь?

— Думаю, что понимаю, — задумчиво ответила единорожка. – Хотя вот эта инверсия – что жеребец ухаживает за кобылкой – меня удивляет.

— Возможно, это из-за различия наших культур, — предположил он. – У нас именно мужчина должен “завоевывать” даму, — человек сделал пальцами знак кавычек и фыркнул. – Будто бы она стратегически важная высота.

— Хм… Наверное, это тяжко – тратить столько сил на то, чтобы каждая согласилась быть в твоем табуне, – Твайлайт быстро поняла значение слова “мужчина”. Но она и представить не могла, чтобы жеребцы добивались каждую кобылку, которую хотели заполучить. Нет, конечно, далеко не все они были желанны в одинаковой степени. Но даже у не самых статных были все шансы обзавестись небольшим табуном из пары кобылок.

— А нам это и не нужно, — пояснил он. – Мужчина связывает себя брачными узами только с одной женщиной… в теории.

— Что?! – единорожка даже остановилась от удивления. – Один жеребец лишь с одной кобылкой? – Она попыталась осмыслить сказанное Человеком. Разумеется, у них тоже были такие прецеденты, когда жеребец не заводил табун. Из-за большой любви, например. Кейки являли собой как раз одно из исключений: едва ли мистер Кейк был бы особо популярен. А так у него есть пара, а у миссис Кейк нет конкуренток. Но чтобы целый вид принимал моногамию как должное – это у нее совсем в голове не укладывалось.

— Ну, у нас есть и исключения, — усмехнулся мужчина. – В некоторых…эээ… культурах приняты многоженство и полигамия. Поговаривают, что у одного царя было семьсот жен, но ему этого было мало, и он наслаждался компанией еще трехсот любовниц.

— Исключения всегда лишь подтверждают правила, — заметила пони. “Семьсот жен… так еще и триста любовниц! Если людям на такое может хватать сил, то идея с моногамией кажется совсем уж невероятной! Или же у них распространены измены и связи на стороне?..”

— Твайлайт, мужчин и женщин у людей примерно поровну, — улыбнулся человек. – Наверное, с этого и стоило начать.

— Вот как… Ну тогда это многое объясняет, — начала понимать единорожка. – Наверное, тебя удивила моя реакция на ваше… однолюбство.

— Хм, да не особо – Флаттершай успела немного поведать о ваших жизненных укладах.

— И что ты о них думаешь? – спросила Твайлайт, и они двинулись дальше.

Мужчина задумчиво почесал голову:

— Учитывая ваше соотношение полов, вполне логично, что так все сложилось, — ответил он и нахмурился. – Но, должен признаться – это не мое.

— Разумеется, — улыбнулась единорожка его последним словам. – Ведь, как ты и сам сказал, ваше общество не приемлет подобного.

— Нет, — возразил человек. – Просто мне не нравится сама идея… эээ… распылять свою любовь на нескольких женщин.

— Ну а я о чем? Тебя просто так воспитали.

— Ох, ну ладно, — не стал он спорить. – Пусть будет воспитание.

Солнце уже почти скрылось за холмами, последними лучами окрашивая облака в пурпурно-красный цвет. Рог Твайлайт начал испускать сиреневое свечение, освещая им путь, хотя по человеческим меркам видимость все еще была приемлемой. Возможно, пони хуже видят в темноте. А возможно, единорожка подумала то же самое о людях, но постеснялась спросить. Как бы то ни было, хуже от этого не стало. Мужчина с интересом наблюдал за этим светопреставлением, размышляя, накаляется ли рог Твайлайт так же, как самая обыкновенная лампочка. Бред, конечно, иначе поддерживать это заклинание сколько-нибудь продолжительное время было бы попросту нереальным. Впрочем, еще совсем недавно нереальной он считал и саму магию. Любопытство взяло верх и человек, скромно потупив взор, спросил у пони разрешения проверить свою теорию. Судя по сдержанному хихиканью Твайлайт, ее эта просьба позабавила. Она подошла чуть ближе, и человек аккуратно поднес руку к ее светящемуся рогу, инстинктивно боясь обжечься. Напрасные опасения: если рог и накалялся хотя бы чуть-чуть то, чтобы убедиться в этом, пришлось бы к нему прикоснуться. А с учетом их недавнего разговора об ухаживаниях, подобный жест мог вызвать еще больше сомнений и вопросов. Человек убрал руку и невольно ойкнул, заметив, что источником света теперь служат его пальцы. Словно завороженный, он наблюдал за пляшущим сиреневым огоньком, перескакивающим с пальца на палец под довольное хихиканье Твайлайт. Пони с улыбкой наблюдала за реакцией мужчины на столь простейшее чары. Сейчас он очень походил на жеребенка, только что научившегося сплетать свое первое заклинание. Увы, но время колдовства подошло к концу, как и их недолгий путь.

— Ну, вот мы и пришли, — сказала она, остановившись у моста через реку, за которой виднелись дома. В некоторых из них еще горел свет. – Спасибо за познавательную беседу и за то, что… проводил меня, — добавила она, на мгновение смутившись.

— Это тебе спасибо, что вытерпела мою пьяную компанию, — улыбнулся человек, пытаясь проморгаться от пляшущих перед глазами цветных кругов. Он уже было собрался попросить, чтобы она скинула ему смс, что благополучно добралась до дома, но вовремя осекся. – И я буду ждать продолжения наших…эээ… магических экспериментов, – добавил он.

— Утро вечера мудренее, — ответила единорожка столь знакомой ему пословицей. – До встречи, Человек.

— Доброй ночи, мисс Твайлайт, — приложив руку к груди, попрощался мужчина.

Изрядно вспотевшие, но удовлетворенные, пегасы лежали в траве на берегу речки. Голова Рэйнбоу Дэш покоилась на плече Коппервинга, и пони поглаживала копытом его грудь. Она понимала, что скоро они разлетятся по домам, как будто ничего и не было. Eе вполне устраивали подобные отношения, но и эти минуты нежности были по-своему приятны. И она наслаждалась ими так же, как и их бурным, ни к чему не обязывающим сексом.

— А ты все так же хорош, — нарушила она затянувшееся молчание. – Даже когда в стельку пьян.

— Это намек на то, что нам надо чаще встречаться? – улыбнулся пегас и слегка прижал подругу к себе.

— Нет, — усмехнулась Рэйнбоу. – Просто констатирую факт. И я не хочу, чтобы это приелось и стало обыденностью.

— Эй, — беззлобно возмутился Коппервинг. – Ты как-то резко перешла от комплиментов к оскорблениям. Секс со мной просто не может “приесться”.

— Ох, ну простите, мистер безупречный любовник, — фыркнула пегаска и игриво укусила его за ухо.

– Мне заверить тебя, что только с тобой я кончала по-настоящему? – сладострастным тоном прошептала она.

— В этом нет нужды, — невозмутимо парировал пегас. – Я и так это знаю.

Несколько минут они просто лежали, наслаждаясь объятиями друг друга.

— Слушай, Рэйнбоу, — начал Коппервинг, смотря в безоблачное ночное небо. – Ты прости, что вот так вышло… Сама же знаешь, что я всегда рыбачу в одиночестве и… — он замялся, чувствуя как его оправдательная речь разваливается на глазах.

— Продолжай… хотя, пока что у тебя хреново выходит, — пегаска словно прочитала его мысли.

— И я понимаю, что мое внезапное решение взять с собой Человека, могло сильно задеть тебя…

— Что есть у него того, чего нет у меня? – пегаска с наигранным возмущением прижала копыто к своей груди.

— Пальцы, — хихикнул он, вспомнив рассказ другой своей подруги-любовницы, о ее опыте с минотавром. Но он почти тут же заткнулся, осознав, что именно сейчас ляпнул. – Ну ты понимаешь – пальцами намного проще справиться с запутавшейся леской.

Рэйнбоу прыснула от смеха, но подкалывать не стала, что было совсем не в ее стиле.

— А теперь я жду кульминации, — отсмеявшись, напомнила она.

— Прости, что повел себя, как бесчувственный чурбан, — закончил пегас, понимая, что вдаваясь в дальнейшие объяснения, он лишь даст еще один повод подруге застебать себя. Да и, как показывал его опыт, кобылкам зачастую было достаточно простого и искреннего “Прости меня, дурака”. Конечно, Рэйнбоу не была типичной пони, но судя по ее потеплевшему взгляду, она приняла его извинения.

— Ну не зна-а-аю… — тем не менее протянула пегаска и почесала копытом подбородок, всем видом демонстрируя свои сомнения. – Как я уже сказала – ты был хорош сегодня, но вот достаточно ли этого? – она ехидно посмотрела на Коппервинга.

— Намек понял, — сказал пегас и потянулся к ней, чтобы поцеловать.

Рэйнбоу ответила взаимностью, но когда он стал переходить к более активным действиям, мягко остановила.

— Разумеется, без второго круга ты от меня не улетишь, — сказала она, медленно спускаясь копытом по его животу. – Но мне нужно кое-что большее.

— Ролевые игры? – мгновенно возбуждаясь, спросил Коппервинг. Пегаска всегда умудрялась заводить его с пол-оборота, казалось бы, даже совсем простыми способами. Отчасти именно из-за этой ее особенности, он так и не смог отказаться от их “дружеского” секса. – Я не против, но лучше бы отложить их до следующего раза – у меня сейчас совсем нет идей. А играть в пациента и медсестру – это банально и пошло.

— Спасибо, что напомнил мне о них, — игриво улыбнулась Рэйнбоу. Она все еще поглаживала его ниже живота, специально не переходя к самому интересному. – Но, к твоему сожалению, это совсем не касается секса, – добавила она, с каким-то садистским удовлетворением наблюдая за его искренним удивлением.

— Советую поторопиться, — сказал он, непроизвольно двигаясь крупом навстречу движению ее копыта. – Ещё секунда, и нам уже будет не до разговоров.

— Ты возьмешь меня с собой на рыбалку, — заявила пегаска, прекратив дразнить его. – И это не обсуждается.

Какая-то часть Коппервинга успела возмутиться такому требованию, но другая – более твердая в своих намерениях – уже приняла решение.

— Думаю, что у меня просто нет выбора, — сдался пегас. – Ну а теперь… — он обнял ее крылом, прижимая к себе.

— А еще – я сверху! – рассмеявшись, Рэйнбоу опрокинула любовника на спину и оседлала его.

— Сделка есть сделка, — сгорая от страсти, простонал Коппервинг и притянул ее для поцелуя.

Глава 3

Следующее утро началось с похмелья. Если можно конечно называть утром вторую половину дня. Неуверенно открыв глаза, человек тут же прикрыл их рукой, спасаясь от яркого солнечного света. “Ох, моя голова… чертова выпивка… и чертов Коппервинг…” Стараясь не делать резких движений, он с трудом сел на диване. Уткнувшись невидящим взором в пол, мужчина попытался прокрутить в голове события вчерашнего вечера. “Рыбалку помню. Коппервинг толковую выпивку принес… Потом… потом пришла Твайлайт и эта бешеная. Мы вроде даже и не подрались… Что-то я еще кричал, то ли на нее, то ли на пегаса… Я ведь их даже понимал – вот только ума не приложу, каким образом…” Тут человек краем взгляда заметил свисающий с его шеи медальон. Он взял его в руку и недоуменно уставился на украшенный резьбой драгоценный камень. Цепочка событий начала выстраиваться перед ним более осознанно: подарок единорожки, магические эксперименты… “Потом я ее провожал… ” А дальше все было как в тумане. Сквозь алкогольную амнезию красной нитью проступало странное чувство неловкости. Вот только перед кем?..

Его тягостные раздумья были прерваны возвращением Флаттершай.

— Как ты себя чувствуешь? – бросив на него полный сочувствия взгляд, поинтересовалась пегаска.

— Бывало и хуже, — стыдливо отвел глаза человек. Память о вчерашнем вечере все еще пестрела белыми пятнами, и он смутился при мысли о том, что же они могли скрывать. Даже в нетрезвом состоянии он всегда вел себя более-менее прилично и не распускал руки, но ради успокоения совести стоит все-таки лишний раз в этом убедиться. Хотя на кого их тут было распускать?

— Слушай, а я вчера… нормально себя вел? – спросил он, барабаня пальцами по коленям и все еще смотря куда-то в сторону.

Остановившись у шкафа, Флаттершай удивленно посмотрела на него:

— Более чем. А почему ты спрашиваешь?

— Ну мало ли что. Все-таки мы неплохо… кхм… порыбачили.

— Не волнуйся, — улыбнулась пони, — ты был настоящим джентлькольтом. — Она открыла ящичек с изображением красного креста и достала из него небольшой пузырек с какими-то таблетками. Миловидная улыбка Флаттершай заставила человека невольно сглотнуть от шальных мыслей, что тут же набежали в его голову. “Надеюсь, это значит, что я тихо-мирно уснул на диване”.

— Вот, — вернувшись с кухни, пегаска протянула ему стакан с водой, в которой с характерным шипением растворялась таблетка. – У тебя голова сейчас, наверное, просто раскалывается – это должно унять боль.

Парой жадных глотков мужчина выпил похожее на аспирин лекарство и поставил стакан на столик.

— Спасибо, Флаттершай. Тебе нужна какая-нибудь помощь по дому? – голова все еще гудела, подобно духовому оркестру, но возмущения совести о его иждивении звучали громче. – Дай мне часик на то, чтобы перекусить и прийти в себя, и я к твоим услугам.

Но его надеждам не суждено было сбыться. Во всяком случае – не сегодня. Пегаска наотрез отказалась от его предложения, мотивируя это его похмельным состоянием.

Не зная чем себя занять, человек решил почитать что-нибудь из библиотеки Флаттершай. К своему удивлению он не понял ни слова — с подобным же успехом он мог взять какую-нибудь книгу, написанную на арабском языке. Судя по всему, чары подаренного Твайлайт амулета распространялись лишь на вербальное общение. Скорее всего, единорожка сообщила ему эту информацию, но будучи изрядно пьяным, мужчина просто пропустил это мимо ушей. А может, она и сама была не в курсе подобных особенностей этой магической вещи. Это внезапное открытие натолкнуло его на мысль, что неплохо хотя бы начать учить эквинский. Амулет – это, конечно, хорошо, но мало ли что с ним может случиться. Слетит там в самый неподходящий момент или просто потеряется по глупости – и как ему тогда понимать местных?

Поскольку наличие учебников по эквинскому языку для homo sapiens было маловероятным, нужно было найти учителя. Флаттершай с ее талантом подходила на эту роль лучше всего. Судя по тому, что несколько раз желтая пегаска обращалась к Рэйнбоу Даш на непонятном ему эквинском, она вполне могла контролировать эту способность и “отключать” ее в случае необходимости. Но, в который раз, мужчина напомнил себе о текущем положении вещей. А конкретнее о том, что он и так уже обязан этой пони предоставленным ему кровом и… да и вообще, просить ее о большем было бы откровенной наглостью. Конечно, Флаттершай вряд ли бы отказала ему, но человек просто не мог вот так беззастенчиво пользоваться ее добротой и гостеприимством. Возможно, когда он слезет с ее плеч и перестанет быть обузой, он и попросит пегаску поднатаскать его в эквинском… “Хм, у Твайлайт тоже должно быть дел невпроворот… Ладно, оставим это… пока что”.

Этот и следующий день мужчина настойчиво предлагал Флаттершай свою помощь – хоть в чем-то. В конце концов они сошлись на том, что человек займется починкой забора и нарубит дров для ее плиты. Хотя ему показалось, что в этом и не было особой нужды – пегаска просто хотела, чтобы он почувствовал себя нужным. Кстати, конструкция этой плиты и принцип ее работы, оказались очень любопытными, как и сами технологии этого мира. Главной особенностью было полное отсутствие электричества как такового – его заменяла магия. Со слов Флаттершай, эта самая магия настолько сильно переплелась с повседневной жизнью, что воспринималась как должное. Городские улицы нуждаются в хорошем освещении? Пожалуйста – фонари, зачарованные соответствующим заклинанием, отлично справятся с этой задачей. Надоело возиться с традиционной печкой? Приобретайте плиту фирмы “Horsh”, и ваша готовка превратится в удовольствие! Да, она так же требует дров, но теперь вы всегда сможете выставить необходимую температуру и забудете о проблемах с вытяжкой. Правда, придется раскошелиться. А у подруги Флаттершай – Рарити – даже был пылесос! Как и в случае с людским аналогом, пыль собиралась в специальном отсеке. Роль насоса, приводящегося в движение двигателем, выполнял заряженный необходимым заклинанием драгоценный камень. Желтая пегаска попробовала как-то устроить пылесосу тест-драйв, но сей агрегат оказался настолько шумным, что своим рыком распугал всех ее питомцев.

Несмотря на практически безграничные возможности магии, в ходу были и вполне привычные человеку устройства, вроде паровозов. Что интересно, эти и многие другие изобретения в большинстве своем придумывались и создавались конструкторами и мастерами из числа земных пони. Не имея ни магических талантов, ни крыльев, они с лихвой компенсировали это врожденной предрасположенностью к техническим навыкам. Желающие двигать науку вперед обычно отправлялись учиться в Мэйнчусетский Технологический Институт, который на всю Эквестрию славился своими первоклассными молодыми специалистами.

Раскалывая на заднем дворе очередное полено, он подумал, какие еще схожие с человеческими “девайсы” могли изобрести пони. Что-нибудь вроде “маго-пилы”? Ну а почему нет – валить лес всяко сподручнее, имея под рукой подобное устройство, нежели собственными копытами. С другой стороны – пони мыслили иначе, чем люди, и могли просто оставить все, как есть. Наверное, в противном случае, он бы сейчас наблюдал здесь цивилизацию очень похожую на человеческую.

Денек выдался жарким, и человек успел изрядно пропотеть, будучи занятым своим делом. И это даже в свободном длинном килте, который сшила Флаттершай, руководствуясь его “эскизами”. Сегодня пегаска ушла на встречу, посвященную сохранению редких видов, одним из которых являлся кокатрикс. После реально существующих здесь драконов, он уже не так сильно удивился живущему в Вечнодиком Лесу существу с телом ящера и головой курицы (курицы!), способного обратить вас в камень лишь один своим взглядом. Хотя, все-таки было жутковато. “Интересно, а кто еще тут обитает? Гарпии? Мантикоры? Может и чупакабра найдется?”

— Так, еще парочку и все, — в очередной раз сказал он сам себе, утерев пот со лба и бросив взгляд на ряды нарубленных им дровишек. Он отдавал себе отчет, что может закончить начатое и после небольшого перерыва, но ничего не мог с собой поделать – хотелось сделать все и сразу.

Мужчина уже было занес топор над головой для очередного удара, как вдруг услышал незнакомый женск… точнее кобылий голос с противоположной стороны дома.

— Флаттершай, ты дома?

“Опять двадцать пять… Но, вроде, это не Рэйнбоу Дэш…”

Голос был с грубоватым, как и у радужной пегаски, но без выраженной хрипотцы и с характерным деревенским говором. Мужчина отложил топор в сторону и прислушался:

— Я, эт, принесла тебе тут, — продолжила гостья. – Ну, за твою помощь с Вайноной. Я б зашла раньше, но последнее время дел было по горло.

“Вайнона… А не та ли это собака, из-за которой недавно так припозднилась Флаттершай?”

— Эээ… ну я, значит, зайду и оставлю этот яблочный пирог у тебя на кухне, — послышался перестук копыт по полу. Мужчина еле разобрал слова – кобылка обращалась скорее к самой себе, чем к кому-то. – Надеюсь, он не сильно остынет, когда ты…эээ…. вернешься.

Любопытство взяло верх, и человек прокрался вдоль стены дома, надеясь посмотреть на внезапную гостью. Он успел заметить уже удаляющуюся пони оранжевого цвета с желтыми гривой и хвостом. “Ковбойская шляпа? Вы серьезно?”. Проводив ее взглядом, он пожал плечами и вернулся на задний двор. “Яблочный пирог… Пф! Вот яблочный сидр – это совсем другое дело!”

Солнце, казалось, стало припекать еще сильнее, и с мужчины сошло потов семь, прежде чем он закончил работу. “Ополоснуться, как следует – это хорошая идея. Нет, это просто отличная идея!” По дороге к уже знакомому месту, он в очередной раз с досадой подумал, что стоило одолжить у Коппервинга его удочку. Флаттершай восхитительно готовила, но организм упрямо требовал чего-нибудь посерьёзнее куриных яиц. Человек пробовал еще раз провернуть тот фокус с заостренными палками, но в этот раз потерпел полное фиаско.

Лежа на траве и обсыхая после водных процедур, он размышлял о том, каким “именем” представился своим новым знакомым. Человек по имени Человек, может и звучит забавно, но при каждом таком обращении его передёргивало. О причинах, побудивших не называть имя, данное при рождении, он почему-то не задумался. Придумать что-нибудь созвучное с именами жителей Эквестрии? Маловероятно. Во-первых, эквестрийских имен он знал слишком мало, а во-вторых, они скорее всего что-то да означают – будет крайне неловко, обозначай его имя какого-нибудь “Испражняющегося радугой тельца”. “Наверное, стоит посоветоваться с Флаттершай или Твайлайт… и, заодно, признаться. Ладно, оставим пока этот вопрос”. Провалявшись так минут десять, он оделся и собрался идти обратно. Не сделав и пары шагов, человек громко выругался, когда выступающий из земли остроконечный камень больно резанул его по ступне. Хотя, чего он еще ждал, разгуливая по пересеченной местности без обуви? Прихрамывая и внимательно смотря под ноги, мужчина двинулся к дому Флаттершай с твердым намерением смастерить себе что-нибудь отдаленно напоминающее сандалии.

Уже подходя к дому, он вспомнил про вторую просьбу пегаски. Рассудив, что саднящая ступня потерпит еще пару минут, человек решил осмотреть состояние забора.

— Ох, Флаттершай… — проходя мимо забора, мужчина увидел, что единственный ремонт, в котором нуждалась изгородь – это непродолжительная работа малярной кистью. – Ладно, вначале обувь – потом покраска.

Обработав и забинтовав порез, он приступил к осуществлению своего “проекта”. Первое, что пришло в голову – это японские деревянные сандалии. Он слабо представлял технологию производства, но склепать что-то похожее не казалось чем-то из ряда вон выходящим. В конце концов, смог же он сшить себе подобие юбки – пусть она и прослужила недолго. Скрепить воедино три дощечки да пару тесемок не должно вызвать больших трудностей.

Процесс изготовления действительно оказался не сложным, но весьма трудоемким: человек успел провозиться с обувью часа три, не меньше. Запоров несколько вырезанных дощечек (сойдут на растопку), пару гвоздей и кусок ткани, он закончил только с одной сандалией. Мужчина как раз собирался перейти ко второй, когда вернулась Флаттершай.

Пегаска выглядела уставшей, но ее сияющее лицо говорило, что прошедшая встреча была не напрасной. Скинув висевшую на спине небольшую сумочку, она подошла к столику и стала с удивлением разглядывать разложенные на нем столярные инструменты и сопутствующие материалы. Взяв в копыто только что сделанную сандалию, она вопросительно посмотрела на человека.

— Ступни людей слишком мягкие для того, чтобы разгуливать по улице босиком, — пояснил мужчина, не без удовлетворения любуясь своей – пусть и весьма грубой – работой. – Как все прошло? – поинтересовался он, отложив в сторону молоток и долото. Желание Флаттершай поведать о прошедшем собрании не заметил бы разве что слепой.

Усевшись рядом с человеком и радостно выдохнув, пегаска принялась рассказывать. Улыбаясь, он слушал ее слегка сбивчивую от волнения речь о кокатриксах, популяция которых начала восстанавливаться – впервые за последние сто с лишним лет. Местные исследователи, занимающиеся этим вопросом, должны были быть или на редкость безрассудными, или же очень смелыми – а скорее всего и то, и другое. Пони, работающий в непосредственной близости со столь опасными существами, определенно должен был обладать поистине стальными… кхм… мужскими качествами.

Уже довольно давно смогли составить заклинание, позволяющее развеять вызванное кокатриксом окаменение, а чуть позже была даже изобретено зелье, благодаря которому этого окаменения можно было и вовсе избежать! Снадобье давало далеко не стопроцентную защиту от рокового взгляда, но при наличии силы воли и определенной сноровки невезучий лесник имел неплохие шансы на то, чтобы слинять до наступления фатального для себя финала. А финал вполне мог оказаться трагичным. К сожалению, не все отправленные на поиски пропавших исследователей спасательные группы достигали своей цели. Если вас просто до сих пор не нашли, то это еще полбеды. Ваше окаменелое тело могло быть разбито на множество осколков: упавшее дерево, пронесшаяся мимо мантикора (да, они тут тоже были), сильнейший ураган – да что угодно! Это же Вечнодикий Лес! Кстати, история изобретения этого защитного зелья оказалась довольно забавной. Это даже было не столько плодом научных изысканий, сколько результатом самого обыкновенного пьянства. Да-да, именно пьянства! Один уже совсем немолодой земной пони по имени Джэкпот Панч, известный не столько своим умением выследить практически любое существо, сколько любовью закладывать за воротник, решил после очередной попойки выйти подышать свежим воздухом. Хоть егерь и был в сено пьяным, наметанный глаз сразу же подметил все признаки молодого кокатрикса, разгуливающего в окрестностях его хижины. Старина Джэкпот тут же напрягся: ближайшие места обитания этих рептилий были милях в тридцати отсюда, не меньше. “И чего он забыл так близко к границе леса, — подумал пони и решил, тряхнув стариной, разобраться с этим недоразумением”. А на кокатриксов ведь в одиночку никогда не ходят, да и сам Панч уже лет пять, как был на пенсии. Но настойка собственного производства вкупе с желанием доказать самому себе, что новое поколение ему в подметки не годится, дали свой эффект. Сбегав в хижину за своим нехитрым снаряжением: сплетенной из волокон джутового кустарника крепкой веревкой, верным мачете и духовым ружьем с усыпляющими дротиками, полный пьяного энтузиазма лесник отправился на охоту.

Но, как это часто бывает, охотник сам стал добычей. Кокатриксы были всеядными животными, питающиеся различными плодами и насекомыми, не брезгуя при случае мелкими птицами и грызунами. Но при всем этом они еще и весьма агрессивные создания, видящие в любом незваном госте опасность, требующую немедленного устранения. До своей отставки Панч был первоклассным охотником и, действительно, мог без поддержки справиться с кокактриксом, а то и с двумя – его биография и вправду содержит парочку подобных случаев столь безрассудного геройства. Однако в этот раз он явно переоценил свои силы – старость не радость.

Все произошло очень быстро. Кокатрикс возник перед ним, словно из ниоткуда, раскинув крылья и устремив на пони свой ужасающий взгляд. В себя Джэкпот пришел уже дома, тяжело дыша и дрожащими копытами наливая добрый стакан своей настойки. И тут до него дошло, что он сидит в своем старом кресле, а не стоит камнем на той злосчастной опушке. Не теряя ни минуты, полный пьяного энтузиазма егерь поспешил рассказать о происшедшем своим бывшим коллегам. Про то, что его спасла та самая настойка, которую он только что пил, Панч даже не подумал. В голове уже выстраивались столь лелеющие эго мысли о его уникальных навыках, развитых за долгие годы службы. Он будет первым пони-охотником на кокатриксов, не боящимся их взгляда! И, что еще важнее, сможет передать эти навыки другим лесничим!

Джэкпот не стал терять времени, и на первом же поезде отправился в штаб-квартиру эквестрианских егерей, расположенную в Кантерлоте. Его сбивчивый – и несколько приукрашенный – рассказ был принят весьма скептически. Слишком уж невероятно звучала история о пони, который смог посмотреть в глаза кокатрикса, и после этого не превратиться в камень. А известное всем пристрастие пожилого егеря к выпивке не добавляло веса его словам. Но из уважения к заслугам Джэкпота, и в большей степени из-за понимания того, что он от них так просто не отстанет, начальство все-таки дало добро на расследование.

В конце концов, после долгих и занудных изысканий и парочки опытов на добровольцах, было установлено, что Панч устоял под взглядом кокатрикса благодаря настойке собственного производства. Изначально это должна была быть самая обычная ежевичная настойка, но Джэкпот готовил ее в привычном для себя нетрезвом состоянии, и почему-то ему захотелось добавить туда тимьяна со зверобоем. Собственно, благодаря этим двум ингредиентам настойка и давала шанс не превратиться в камень и успеть сделать ноги. Надо ли говорить, что вкус вышел весьма… специфичным – даже для алкогольного напитка. Вдобавок к этому, эффект раскрывал себя только при употреблении настойки в изрядном количестве. Разумеется, такие условия были неприемлемыми. И за довольно короткий срок рецепт был кардинально переработан, оставив из первоначального состава лишь зверобой с тимьяном. Но до сих пор существует целая группа егерей, называющая себя «Хмельное Братство» и считающая, что только оригинальная настойка дает полную защиту от окаменения и что на кокатрикса надо ходить исключительно “под градусом”. Процент превращенных в камень среди них действительно был ниже, но статистическая достоверность этого оставляла желать лучшего.

— Невероятно, — восхитился человек после того, как Флаттершай закончила свой рассказ, — у нас, конечно, тоже хватает историй про совершенно случайную череду событий, которые потом приводили к великим открытиям, но уж точно не при таких обстоятельствах. Во всяком случае, я таких навскидку не припомню.

— Невероятно, что популяция кокатриксов наконец-то начала увеличиваться! – воскликнула пегаска, все еще взволнованная последними новостями.

— Я рад, что ваша встреча была плодотворной, — улыбнулся мужчина, — Будучи сам защитником природы, он всем сердцем разделял ее восторг от этих новостей. Отрадно было узнать, что столь редкий вид – пусть и способный превратить его в статую — теперь не станет лишь достоянием истории.

— А уж как я рада! – засияла пегаска, чувствуя поддержку со стороны своего нового друга. – Столько храбрых пони успело побывать в каменной шкуре, отслеживая перемещения и популяцию кокатриксов. Все прошлые отчеты были просто удручающими, но наконец-то мы получили обнадеживающие вести.

— Ты голодная? – нарушив слегка затянувшееся молчание, спросил человек. – Сегодня забегала одна твоя подруга – пони в шляпе – и принесла яблочный пирог. О, и чуть не забыл – она передает огромное спасибо.

— О, Эпплджек не стоило так утруждать себя, – сказала Флаттершай. – Но я бы с удовольствием перекусила, — почувствовав урчание в животе, добавила она.

— Жди здесь – я мигом! – человек вскочил с дивана и поспешил на кухню.

Взяв в одну руку поднос с увесистым пирогом, а в другую блюдца, нож и пару вилок, он вернулся в комнату.

— Пирог, конечно, уже остыл, — сказал он, раскладывая все на столике и изображая заправского официанта. – Но не думаю, что это повлияло на вкус.

— Эпплы пекут самые вкусные пироги в округе, — облизнулась Флаттершай.

— Не поверю, пока не попробую сам, — усмехнулся человек и принялся разрезать выпечку. – Но пахнет и вправду соблазнительно, – протянул он пегаске кусочек пирога.

Флаттершай оказалась права – Эпплы знали свое дело. И человек, сам того не заметив, умял добрую половину их кулинарного шедевра.

Это был седьмой день его пребывания в чужом мире. Несколько часов назад Твайлайт зашла к Флаттершай, чтобы проведать Человека, который не преминул напомнить ей о незаконченных магических исследованиях. Сойдясь на том, что подобные эксперименты все же лучше проводить в надлежаще оборудованном помещении, они с помощью телепорта перенеслись в жилище единорожки. К удивлению человека, он не почувствовал ничего похожего на покалывание или тошноту, которые любят приписывать телепортации в человеческой художественной литературе или фильмах. Негромкий хлопок – и вот он уже стоит совсем в другой комнате, придерживая отвисшую от удивления челюсть. К его сожалению, помощника Твайлайт не было дома, и у человека не получилось поглазеть на живого дракона, пусть и маленького.

Как он до этого и предполагал, их эксперименты с противостоянием телекинезу закончились на первом же новом опыте. Он даже умудрился потянуть связку на ноге в упорных, но безрезультатных попытках одолеть магию. К счастью, единорожка не заметила на его лице тщательно скрываемой гримасы боли. Твайлайт предложила сделать небольшой перерыв и, сбегав на кухню, заварила им ароматный фруктовый чай.

— Забавная конструкция, — поставив в сторону опустевшую кружку и вертя перед собой телекинезом сандалию, проговорила единорожка, — это ваша повседневная обувь?

— Не моя, это уж точно, — усмехнулся мужчина и после удивленного взгляда Твайлайт пояснил. – Мне просто надо было в чем-то ходить, а поскольку я ни разу не сапожник, то это единственное, на что меня хватило. Было бы здорово, конечно, обзавестись чем-нибудь поудобнее, но для начала сойдет.

— К сожалению, я не знаю ни одного мастера, который мог бы помочь тебе с этим вопросом, хотя… — единорожка на секунду задумалась, — … возможно, стоит обратиться к Рарити. Да, это не совсем ее профиль, но небольшой опыт в чем-то похожем у нее есть.

— Если только это не слишком ее обременит, — ответил мужчина и, бросив взгляд на висевший на шее медальон, добавил, — Скажи, а вот эта штука – дар Принцессы… я так понимаю, она не наделяет меня способностью читать на вашем языке? Или я просто должен сказать какую-то особую фразу? Ну не знаю… “Сим-сим, читайся”?

— Нет, ничего подобного, — Твайлайт посмотрела на него с каким-то странным выражением лица, будто бы он только что сказал абсолютную несуразицу, — На самом деле амулет вообще не обладает такой силой – я не думаю, что вообще существует вещь с похожими магическими свойствами, — единорожка смущенно опустила взгляд. – Извини, я должна была сразу сказать тебе об этом. Просто… когда стражи Принцессы Селестии принесли мне медальон, я даже не дочитала до конца ее сопроводительное письмо – поспешила к тебе, как только поняла, что мы теперь сможешь нормально общаться… Прости… — ушки единорожки расстроенно поникли.

— О боги, Твайлайт, — воскликнул человек, — да за что ты извиняешься?! За то, что потратила свое время на помощь мне – какому-то непонятному пришельцу, явившемуся из леса? Да ты просто не представляешь, что для меня значит твой поступок – я тебе теперь по гроб жизни обязан, — он широко улыбнулся. — Так что не говори глупостей.

— Наверное, ты прав… Просто, я порой могу так сильно чем-то увлечься и совершенно забыть о важных мелочах...

— Твайлайт!

— Ну хорошо-хорошо, — улыбнулась единорожка, — больше не буду.

— Вот и славно. Предлагаю тогда обсудить вопрос моего обучения эквинскому в другой день, чтобы не отвлекаться от экспериментов.

— Ты хочешь учить эквинский? – не поверив своим ушам, решила уточнить пони.

— Само собой! Мы же не знаем, насколько я тут застрял. И черт знает, вдруг я умудрюсь профукать такой ценный дар, — мужчина три раза сплюнул через левое плечо.

— В этом есть смысл, — согласилась единорожка. – Продолжим?

— Конечно!

— Хорошо, — Твайлайт задумчиво почесала копытом подбородок. – Думаю, нет смысла и дальше испытывать на тебе сопротивляемость телекинезу … Может, попробуем иллюзии?

— Я весь внимание.

Следуя за единорожкой, человек встал со стула и отошел к центру комнаты.

— Насколько я знаю, в нашем мире нет существ, которые могли бы видеть сокрытое магией, не пользуясь этой самой магией. Но я вполне допускаю, что людям такое может быть по силам, — дождавшись одобрительного кивка мужчины, пони продолжила. — Сейчас я создам иллюзию, и вместо меня ты увидишь что-то другое, — сказала единорожка, и на кончике ее рога заплясали сиреневые всполохи. – Посмотрим, верны ли мои предположения.

— Ладненько, — сказал мужчина, не представляя, с чего она взяла, что подобное распознавание иллюзий ему вообще по силам.

Испускаемый рогом Твайлайт свет разгорался все ярче, заставляя человека жмуриться и, в конце концов, прикрыть глаза рукой. Через несколько секунд сверкнула ослепительная вспышка, которую он почувствовал даже сквозь сомкнутые веки.

— Можешь открыть глаза, — раздался в его голове голос единорожки. – Извини, что пришлось добавить это светопреставление, но иначе в эксперименте не было бы смысла.

Человек опустил руку и посмотрел по сторонам – Твайлайт нигде не было.

— Телепатия? Мило, — он сморгнул несколько раз, прогоняя пляшущие перед глазами радужные круги. – Мысли тоже читать умеешь?

— Нет, не умею – этим заклинанием владеют только аликорны. А теперь попробуй найти меня. Я здесь – в этой комнате.

— Ну что ж, давай поиграем в прятки.

Неспешно нарезая круги по помещению, мужчина тщательно всматривался в каждый предмет и элемент декора, стараясь уловить хотя бы малейший намек на обман. Весьма нетривиальная задачка, учитывая его абсолютное непонимание того, по каким признакам этот обман можно вычислить. Посвятить его в детали Твайлайт не удосужилась. Что, в общем-то, было правильно: чистота эксперимента и все такое.

— А последствия моего “ослепления” не подпортят результаты эксперимента? – спросил он, но так и не получил ответа. – Понял – молчание тоже часть опыта.

“Хм… Может вон тот стул – что-то не припомню его до сего момента. Интересно, а Твайлайт учла – чисто теоретически – что у меня может быть фотографическая память?”

Он подошел к ничем не примечательному стулу, который, тем не менее, почему-то привлек его внимание. Остановившись в метре от него, человек принялся буквально буравить его взглядом – ничего. Стул не замерцал, подобно голограмме. Никаких его несоответствий окружающей обстановке, подобно наложенным на видеоряд компьютерным спецэффектам, мужчина так же не заметил. “Оки-доки. Надеюсь, я не ограничен в количестве попыток”.

Внезапно у него за спиной раздалось хлопанье крыльев, сопровождаемое совиным уханьем. Человек обернулся и увидел филина, сидевшего на небольшой кушетке, которая стояла у открытого окна. Птица с интересом наблюдала за чужаком.

— Ты, должно быть, Совелий – питомец Твайлайт? – спросил мужчина, подойдя к филину. – Не хочешь помочь мне найти свою хозяйку?

Будто бы понимая его, филин отрицательно покрутил головой, не сводя глаз с мужчины.

— Молодец, — похвалил его человек. – Не стоит вот так сразу помогать всяким двуногим чужакам, разгуливающим по твоему дому.

Еще несколько минут мужчина ходил по комнате, останавливаясь то у одного, то у другого предмета, пытаясь распознать иллюзию.

— Твайлайт, — бросив взгляд на книжные полки, сказал он – Если ты превратилась в книгу, то мы тут до вечера просидим.

— Уху! – снова раздалось у него за спиной. Правда, прозвучало это ну совсем не по-совиному.

Человек не спеша развернулся – на кушетке вместо филина, с трудом сдерживая смех, сидела единорожка.

— Ох, кажется я знатно облажался, — признал он свое поражение.

Твайлайт попыталась было заговорить, но ее речь быстро превратилась в неразборчивую череду слов, прерываемых всхлипываниями и даже еле сдерживаемыми похрюкиваниями. В конце концов, она не выдержала и, повалившись на кушетку, разразилась хохотом.

— Прости, — извинилась единорожка, утирая кончиком копыта проступившие от смеха слезы, – Зато теперь мы знаем, что в распознавании иллюзий ты не силен. – Она встала и подошла к письменному столу, сделав несколько записей в блокноте. – Но правда, ты бы видел себя… — она осеклась, чувствуя, что сейчас опять заржет самым неподобающим для первой ученицы Селестии образом.

— Уж я представляю, — усмехнулся человек. – Знаешь, а могла бы подыграть мне и помочь найти себя.

— У меня были такие мысли, — хихикнула единорожка. – Но у нас тут все-таки серьезное… — она с трудом сдержала еще один приступ смеха, — …исследование, а не магическое шоу.

— Надо было попробовать. Ну что — давай еще разок?

— Зачем? – удивилась Твайлайт.

— Ну, кто же делает выводы, основываясь лишь на единственном опыте, — с самым серьезным выражением лица пояснил он. – Да и мне понравилось – было весело.

— Здорово, что ты тоже понимаешь это!

— Только давай без этой ослепительной вспышки, ладно? Я просто закрою глаза, пока ты не закончишь. Честное пионерское!

— Пионеры? – переспросила пони, услышав незнакомое для нее выражение. – А они что, были особенно честными?

— Честнее некуда, — улыбнулся он. – Потом расскажу, если все еще будет интересно. Ну, приступим?

Пони кивнула в знак согласия. Человек отошел в центр комнаты и закрыл лицо ладонями.

— Я готова, — раздалось у него в голове. – Можешь начинать.

— Поехали, — сказал мужчина и, открыв глаза, принялся не спеша обводить взглядом комнату.

Как и до этого, он не смог углядеть даже намека на иллюзию, сколько не старался. Человек протер уставшие от длительного напряжения глаза — какой бы фокус не использовала в этот раз единорожка, выполнен был он безупречно. Здраво рассудив, что в ногах правды нет, он неспешно подошел к стоящему в углу комнаты стулу. Он уже протягивал руку, намереваясь развернуть его, но тут его ладонь неожиданно уперлась во что-то теплое и покрытое шерсткой.

— Ой… — раздался приглушенный возглас Твайлайт, и иллюзия тут же спала. А до шокированного человека наконец дошло, что его ладонь самым бесстыдным образом лежит на фланке пони.

— Мать мою за ногу! – воскликнул мужчина и тут же отпрянул, чувствуя, как его лицо заливает краска. – Твайлайт, извини! У меня и в мыслях не было… — сбивчиво начал оправдываться он.

— Ничего, все нормально… — единорожка сама сгорала от смущения. – Мне стоило предвидеть подобную ситуацию и… встать как-то иначе, — она слегка закусила губу, все еще ощущая прикосновение пальцев Человека к своей кьютимарке. “А у меня вот-вот начнется период охоты… Ох, Селестия…”

— Не думаю, что от этого сложившаяся ситуация стала бы менее неловкой, — стараясь не смотреть в глаза Твайлайт, возразил он.

— На самом деле… стала бы, — сказала она, безуспешно пытаясь отогнать легкое возбуждение.

— И это отчего же?!

— Ну… — замялась единорожка, подбирая нужные слова. – Просто ты дотронулся до моей метки…

— И?..

— А кьютимарка и сама область вокруг нее является эрогенной зоной, — на одном дыхании выпалила Твайлайт, покраснев пуще прежнего.

— О боги… — только и смог выдавить он из себя. “А ведь это вполне может сойти за сексуальное домогательство!”

— Скажи, а… есть еще какие-то особенности вашей физиологии, о которых мне следует знать? – помолчав, решил уточнить он. Было крайне неловко спрашивать о подобных вещах – особенно в сложившейся ситуации — но лучше уж заранее прояснить для себя, где… от чего стоит держать свои шаловливые руки подальше.

— Конечно, есть. Например, рог… — она запнулась, чувствуя, что подобные разговоры сейчас могут завести ее еще больше. – Слушай, давай я просто дам тебе книгу, в которой все подробно описано, и Флаттершай тебе ее почитает… раз уж тебе интересно.

— Это чисто академический интерес! – воскликнул он, с ужасом представив скромняшку Флаттершай зачитывающую ему главу о том, как лучше всего возбудить пегаску. – Не думай, что я собираюсь… — Его прервал внезапный стук в дверь.

— Да-да, я сейчас! – облегченно вздохнув, единорожка поспешила к входу, мысленно благодаря нежданного гостя, кем он ни был, за столь своевременное вмешательство. Мужчина же не стал дожидаться, пока его попросят уйти с глаз долой, и поднялся на второй этаж.

— Чем могу… — открывая дверь, начала было Твайлайт. – Ой! Принцесса Селестия… Я… я совсем не ожидала Вашего визита.

Человек внутренне содрогнулся, услышав имя богини. “Приехали…”

— Прости за это вторжение, Твайлайт, — прозвучал приятный мелодичный голос. – Я должна быть сейчас на пути в Хуффингтон, но в силу некоторых причин, мы задерживаемся на пару часов.

— Прошу Вас, Принцесса, проходите, – учтиво поклонилась единорожка.

— Оставайтесь снаружи, — эти слова, судя по всему, предназначались королевским гвардейцам. — Ничего серьезного не случилось, — заходя в комнату, продолжила аликорн, предвосхищая ожидаемые вопросы. – Небольшие технические неполадки с поездом — только и всего.

— Понимаю, — кивнула Твайлайт. Хоть Принцесса Селестия и могла телепортироваться в Хуффингтон в мгновение ока, официальные визиты требовали соблюдения определенных церемоний. Одной из которых было прибытие в сопровождении королевского кортежа с последующими торжественными мероприятиями.

— О, я отвлекла тебя от научных изысканий? – совершенно невозможным для бога извиняющимся тоном спросила Принцесса, заметив разложенные на столе книги и блокнот с пером.

— Нет-нет, все в порядке, — заверила ее Твайлайт. – Любой Ваш визит – всегда приятное событие.

— Хорошо… Ну а поскольку у меня выдалось свободное время, я бы хотела обсудить с тобой последнее письмо об этом двуногом пришельце – Человеке.

— Эм-м-м… — замялась единорожка и чуть было не покраснела снова, вспомнив события минутной давности.

— Что-то пошло не так? – встревожилась Селестия. – Он напал на тебя?!

— Нет, что Вы! – поспешно возразила Твайлайт. – Просто… Возможно, Вам лучше задать все вопросы непосредственно ему…

— Он здесь – с тобой? – удивилась аликорн. – Хм… — ее рог засветился, когда она сотворила заклинание, — да, я чувствую в этом доме присутствие неизвестного мне существа.

От этих слов человек покрылся испариной и непроизвольно сжал кулаки. “Твайлайт, ну твою ж мать…” Столь внезапное “собеседование” совсем не входило в его планы. Но всем известно, о чем надо рассказать богу, чтобы рассмешить его до коликов в животе.

— Да, — смущенно ответила единорожка. – Он сейчас на втором этаже… Мы решили, что ему не стоит рисковать лишний раз и появляться на глазах у жителей Понивилля.

— Вполне разумная предосторожность, моя ученица, — улыбнулась Селестия. – Как думаешь, он не будет возражать, если сейчас мы с ним побеседуем? – бросив взгляд наверх, спросила она.

— Думаю, что нет, Принцесса. Я морально подготовила его к беседе с Вами… наверное…

— Будем надеяться, что так оно и есть, — кивнула аликорн и, повысив голос, обратилась к чужаку. – Господин Человек, я поднимаюсь к Вам.

— Вот дерьмо… — тихо прошептал мужчина, услышав шаги поднимающейся богини, которым вторили удары его бешено колотившегося сердца. Он развернулся лицом к лестнице, пытаясь сохранять хотя бы видимость спокойствия.

Принцесса Селестия была намного выше знакомых человеку пони — она превосходила в росте даже его самого. И это без учета длинного рога, прибавлявшего ей еще добрых полметра. Конечно, на виденных им иллюстрациях она возвышалась над всеми своими подданными. Но одно дело рассматривать картинки в детских книжках и совсем другое – находиться с ней в одной комнате. Величественная поступь, ниспадающая и переливающаяся эфирная грива, взгляд, будто бы способный прочесть его душу подобно открытой книге… Потеряв на мгновение дар речи, мужчина сам того не осознавая, опустился на колено и склонил голову в почтении.

— Принцесса Селестия… — с трудом выдавил он.

— Господин Человек, — поприветствовала его богиня. – Прошу Вас, встаньте.

— Да, Принцесса… — усилием воли человек заставил себя подняться и взглянуть на аликорна. Не найдя в себе силы смотреть в глаза, он перевел взгляд на ее лоб, увенчанный рогом, размером походившим на небольшое копье.

— Я рада, что наша возможность поговорить случилась столь скоро, — сказала Селестия, с интересом рассматривая двуного пришельца. – И надеюсь, что мое внезапное появление не сильно смутило Вас.

— Буду честным – не без этого, — напряженно выдохнув, признался он. – Но я понимаю, что эта встреча была необходима.

— Тогда, возможно, нам стоит начать с истории о Вашем появлении в этих землях, — времени было не так много, но Селестия видела, как нервничает Человек, и решила не торопиться с важными для нее вопросами. – Доклад Твайлайт был исчерпывающим, как и всегда, но я все же хотела бы выслушать Вас лично.

— Конечно, Принцесса, как пожелаете, — ответил мужчина и начал свой рассказ с того неудачного похода в горы.

Селестия с интересом слушала его, хоть все произошедшее с ним было ей уже известно. Она больше следила не за словами, а за интонацией и мимикой пришельца, стараясь составить о нем первое впечатление.

— … после этого Флаттершай любезно предложила мне остаться у нее… на какое-то время, — закончил человек повествование на его знакомстве с желтой пегаской.

— Я так понимаю, Вы неплохо с ней поладили, — заметила Селестия. – Как, впрочем, с Твайлайт и Коппервингом. Или, возможно, были недопонимания, о которых моя ученица могла не знать? – спросила она и тут же добавила. – И давайте перейдем на “ты”.

— Как пожелаете, Принцесса… — смутился мужчина, понимая, что не в силах выполнить ее просьбу. – Отвечая на Ваш вопрос – абсолютно никаких… — продолжил он, но вспомнив совет единорожки, нехотя добавил. – Во всяком случае, с ними тремя.

— Да, Твайлайт в последнем письме рассказала о вашей конфронтации с Рэйнбоу Дэш, — кивнула Селестия, отмечая про себя явное нежелание пришельца затрагивать эту тему. – Но, как мне кажется, в этом отчете она не поведала всего – может быть, ты дополнишь его?

Человек сжал кулаки, увесистым мысленным пинком загоняя подальше свое желание солгать.

— Не буду врать, Принцесса – наше знакомство с Рэйнбоу Дэш началось с потасовки, — переборов себя, признался он и посмотрел аликорну в глаза, ожидая увидеть в них осуждение или, упаси боги, гнев. Не заметив в них ни того, ни другого он с некоторым облегчением продолжил. – К счастью, Флаттершай вернулась, как нельзя вовремя.

— А как далеко вы смогли бы зайти, без ее вмешательства? – спросила Селестия все тем же спокойным голосом. Она вполне понимала, почему Твайлайт не включила их драку в свой отчет. Хотя, конечно же, этот инцидент ни в коей мере не повлиял бы на ее отношение к чужаку. Радужная пегаска была известна своим не самым сдержанным нравом, а Человек мог просто защищаться.

— Если честно… — задумался мужчина, непроизвольно почесывая голову. – То я думаю, что все бы это закончилась тем, что Рэйнбоу, в конце концов, одержала бы верх, без каких-либо серьезных последствий для себя. Да у меня и в мыслях не было причинять ей вред – я всего лишь хотел как-то урезонить ее и поговорить… Хотя, без Вашего щедрого дара, — он прикоснулся рукой к амулету, висевшему на его шее, – у нас вряд ли бы это получилось.

— Но с пегасом по имени Коппервинг таких проблем не возникло, — улыбнулась Селестия.

— Хех… что правда, то правда, — напряжение постепенно начало спадать и человек немного расслабился. – Но мужчинам… то есть – жеребцам, всегда проще понять друг друга, даже если они говорят на разных языках.

— Как думаешь, в чем причина вашего конфликта с Рэйнбоу Дэш?

— Причина во мне, — после небольших раздумий ответил мужчина. – Я должен был уступить, а не ввязывать в драку. Конечно, задним умом все сильны, но не пойди я на поводу у своей гордости, то все бы закончилось относительно мирно.

— Такое признание делает тебе честь, — одобрительно кивнула Селестия. – Но все-таки, причина была в вас обоих, — она выждала несколько секунд и продолжила. – Расскажи мне о мире, откуда ты прибыл – в общих чертах.

— Это будет не самый жизнерадостный рассказ, Принцесса, — вздохнул он. – Но правда редко бывает иной…

Мужчина не стал сильно углубляться в прошлое своего мира и начал с настоящего положения вещей, лишь иногда делая исторические отсылки к важным событиям. Принцессу очень заинтересовало, как могут уживаться люди при таком большом количестве различий в их культурах и, особенно, в религиях. Пришлось признаться, что уживаются они, мягко говоря, хреново – бесконечные войны были тому подтверждением.

Пока Человек вел свой рассказ, Селестия незаметно сканировала его мысли заклинанием, чтобы уловить ложь. Однако он говорил искренне, хоть часть правды и была ему неприятна, а некоторые моменты он откровенно ненавидел. Это было видно не только по его резко темневшей ауре – мимика лица и интонации говорили сами за себя. Впрочем, это не было чем-то из ряда вон выходящим – Принцесса сама иногда хотела забыть такие темнейшие события в истории Эквестрии, как восстание Найтмер Мун и последовавшее за ним изгнание своей сестры. Но эти же события служили напоминанием и уроком, помогая не совершить подобных ошибок в будущем.

— … и таковы люди, Принцесса, — закончил мужчина свой рассказ. – Не хорошие и не плохие, способные как на исключительную низость, так и на величайшие акты героизма и самопожертвования. — После этих слов он посмотрел в глаза Селестии, ожидая ее реакции.

— Я задам тебе вопрос, — без намека на эмоции сказала аликорн, составив впечатление о людях. – И я попрошу ответить на него предельно честно, — она выждала несколько секунд, наблюдая за реакцией чужака. Тот сохранял видимое спокойствие, хотя его аура готова была взорваться от вырывающихся наружу эмоций. — Ты можешь представлять опасность для моих подданных? – она увеличила силу заклинания и теперь читала не только поверхностные мысли, но и те, что могли быть запрятаны в глубине его сознания. Это оказалось сложнее, чем она предполагала – вероятно, по причине отличия людского образа мышления – но ничего такого, с чем бы она не могла справиться.

Мужчина нахмурился и потер виски – он почувствовал легкую мигрень, но не мог понять причин, вызвавших ее – аликорн, как и до этого, скрывала свечение своего рога. “Вот так вопрос… Но, признай – ты же прекрасно знаешь ответ на него…”

— Да, Принцесса, — облизнув пересохшие от волнения губы, мужчина посмотрел в глаза Селестии. – Я могу представлять опасность… для тех, кто осмелится навредить моим друзьям и близким. Любому, кто замыслит недоброе по отношению к Флаттершай, Твайлайт, Коппервингу или… или к Вам, Принцесса, стоит дважды подумать, прежде чем совершать что-то подобное. “Что-то не слишком пафосно, чемпион. Раз уж решил строить из себя героя боевика, то давай – выкладывайся на все сто сорок шесть процентов!”

— Ко мне? – удивилась Селестия.

— Простите мою дерзость, Принцесса, — дрогнувшим голосом, сказал он. – Но эти слова идут от сердца.

Селестия молча смотрела на чужака. Ситуация была не самой обычной – уже давно никто, не считая пони, не выражал ей свою преданность при первой же встрече. А этот еще был из другого мира. Аликорн в очередной раз прошлась заклинанием по мыслям Человека: смущение, чувство стыда, тревога – даже страх, но никакого намека на фальшь. Судя по всему, чужак сам не до конца осознавал мотивов, побудивших его произнести такие слова. Склонив голову набок, Селестия неожиданно для себя поняла, что происходящее ей до боли знакомо. События давно минувших дней – еще до первого восстания Найтмер Мун – ностальгическими образами пронеслись перед ее мысленным взором. Понимая, что в заклинании больше нет смысла, она развеяла его и задала человеку вопрос, на который уже знала ответ:

— Откуда такое рьяное желание защищать меня и моих поданных?

— Потому что это мой долг, — неожиданно для самого себя твердым голосом произнес он и тут же уперся взглядом в пол, сгорая от стыда и понимая, как до нелепости пафосно звучат его слова. “Какой к черту долг? Кто ты вообще такой, чтобы говорить это? Никто!” Происходящее в его голове сейчас больше всего походило на яростное противостояние между двумя непримиримыми соперникам – здравым смыслом и чувствами.

Селестия задумчиво посмотрела на него:

— Ты состоял в армии, до того, как очутился здесь?

— Нет, Принцесса, — вернувшись к реальности, ответил мужчина. – Я был спасателем, а затем лесничим.

— Достойное призвание, но, все-таки, почему не армия?

— У меня были такие мысли, — признался он, — но, будучи спасателем, я мог быть уверен, что защищаю людей, а не участвую в разного рода политических играх. Это не умаляет моего уважения к выбравшим путь военного, но… — он уперся взглядом в пол, понимая, что снова несет околесицу — … проклятье…

Принцесса прекрасно видела овладевшее чужаком смятение, но не могла не задать еще один неловкий для него вопрос:

— Во время твоего рассказа я не могла не заметить, что твое имя абсолютно идентично названию вашего же вида – человек. В связи с чем я вынуждена спросить: Человек – это твоё настоящее имя?

— Нет… Принцесса…

— Тогда, как же я должна к тебе обращаться?

— Я… — мужчина замялся, пытаясь ответить в первую очередь самому себе – почему он до сих пор не назвал своего настоящего имени хотя бы Флаттершай. Человек проговорил его про себя несколько раз и не ощутил ничего, кроме пугающей отрешенности. – … не чувствую своего имени – будто оно уже не принадлежит мне… после того, как я очутился здесь… — пытаясь подобрать нужные слова, он чувствовал себя студентом, вытащившим неудачный билет. – Словно оно осталось там – в заснеженных горах моего мира… — он задумался и добавил. – Может быть, теперь мне следует взять другое?..

— Айроншилд… — аликорн вспомнила одного из своих верных стражей, которого так сейчас напоминал этот чужак. Совсем еще молодой офицер эквестрианской армии стоял перед ней, прося допустить его на очередные ежегодные испытания для вступления в ряды Стражей Солнца. За плечами у юного единорога не было ни выслуги лет, ни выдающегося послужного списка – ничего, кроме неугасимого желания посвятить себя защите Принцессы и ее подданных. Не смотря на возражения ее советников, аликорн допустила Айроншилда к состязаниям и не ошиблась: ко всеобщему удивлению, он с блеском прошел все испытания и тесты. Долгие годы он верой и правдой служил короне, пока не погиб, закрыв собой Селестию от магической стрелы Найтмер Мун еще в самом начале гражданской войны.

— Принцесса? – мужчина удивленно посмотрел на нее.

— Ты напоминаешь мне одного верного стража, — грустно улыбнулась она в ответ. – И я уверена, он бы одобрил, если бы ты принял его имя.

— Айроншилд… — человек несколько раз прошептал имя, словно примеривая на себя. – Да… Оно подходит… И я с гордостью принимаю его. — Он поклонился.

Возникла неловкая для Человека – теперь уже для Айроншилда – пауза, во время которой Селестия подошла к окну. Мужчина проследовал за ней и, остановившись рядом, посмотрел на улицу.

— Что Вы теперь будете делать, мистер Айроншилд? — спросила Селестия, наблюдая за проходящими по улицам Понивилля жителями.

— Постараюсь, чтобы мои навыки приносили пользу, Принцесса, — ответил тот. – Не хотелось бы быть нахлебником.

— Будешь пытаться отыскать путь домой?

— Я… — Айроншилд хотел было ответить утвердительно, но внезапно нахлынувшие сомнения чуть было не лишили его дара речи. – Да, безусловно. Это было бы… правильно.

— Ты говоришь не очень уверенно, — заметила Селестия.

— Если честно, Ваш вопрос поставил меня в тупик, Принцесса… “Какого хрена? Конечно же, ты хочешь вернуться! Кому ты тут нужен?..”

— Тогда отложим его, — сказала Селестия, принимая решение. Она развернулась к мужчине и, расправив крылья, торжественно продолжила. – Ты можешь остаться – пока сам того желаешь, или пока твои действия не вынудят меня изменить своего решения. Твайлайт Спаркл поможет тебе обустроиться здесь. Поэтому, если возникнут какие-то вопросы или проблемы – смело обращайся к ней. Я так же дам соответствующие распоряжения, чтобы тебя принимали, как жителя Эквестрии, — Принцесса улыбнулась. – Наша встреча оставит у меня самые хорошие воспоминания, Айроншилд. Надеюсь, как и у тебя.

Человек преклонил колено:

— Конечно, Принцесса – иначе и быть не может.

— Теперь я должна покинуть тебя, – сказала Принцесса после того, как мужчина поднялся. – Королевские дела не любят ждать.

Пока они спускались на первый этаж, Айроншилд не смог удержаться от вопроса:

— Принцесса, простите за, возможно, наглый вопрос, но стоит ли мне готовиться к аудиенции с Вашей сестрой?

— Сильно сомневаюсь: Луна ведет довольно замкнутый образ жизни. Она уже знает о твоем появлении и ей, безусловно, интересно узнать подробности, но едва ли ваша встреча входит в ее планы. Моего пересказа ей будет вполне достаточно.

— Понимаю. Но, все же, я постараюсь быть морально готовым к ее визиту.

— Это не лишено смысла, — одобрительно кивнула Селестия и, когда они дошли до двери, продолжила. – Еще раз спасибо за встречу, Айроншилд. Надеюсь получить от Твайлайт письмо о том, что ты смог найти свое место в нашем мире. И прости, если наша незапланированная встреча доставила тебе неудобства.

— Я сделаю все, чтобы оправдать Ваше доверие, — поклонился новоиспеченный гражданин Эквестрии, пытаясь осмыслить последнюю фразу, сказанную Принцессой. “Я не ослышался? Бог только что извинился перед смертным?..”

Селестия удалилась, и около минуты человек отрешенно смотрел куда-то в пол, пытаясь уложить в голове все произошедшее, пока к нему не зашла Твайлайт.

— Ну, как ты? Все в порядке? – неуверенно спросила единорожка.

— Более чем, — ответил он, приходя в себя после общения с богиней во плоти. – У тебя есть что выпить? – недавняя пьянка с Коппервингом все еще была свежа в его памяти, но только что прошедшее собеседование преизрядно расшатало нервы. Впрочем, алкоголиком себя он не чувствовал … ну если только совсем капельку…

— А… Да, у меня должна остаться неоткрытая бутылка восьмилетнего аравийского. Присаживайся, — единорожка указала копытом не небольшой столик, вокруг которого стояло три стула. – Я сейчас.

Раздался легкий хлопок и Твайлат исчезла – видимо, телепортировалась на второй этаж.

Усевшись на стуле, Айроншилд вернулся к вопросу Селестии о его желании найти способ вернуться домой. Он никак не мог понять, откуда взялись те сомнения. Что могло заставить его, пусть и на мгновение, отказаться от решения вернуться в мир людей. Да, все очень радушно приняли его, видя перед собой не столько чужака, сколько того, кто нуждался в помощи. И проверка Селестии была понятна — учитывая всю ответственность, что лежала на ее плечах. Даже агрессия Рэйнбоу Дэш теперь не вызывала в нем гнева – она просто испугалась за Флаттершай. Но все же… все же человеческий мир был его домом. Пусть не самым лучшим, но все же домом, который он любил – со своими достоинствами и недостатками. “Да, здесь хорошо… Даже слишком хорошо – почти подозрительно хорошо, но дома лучше…” Слова о долге тревожили едва ли не больше. Откуда они вообще взялись? Было ли это всего лишь наваждением, вызванным божественным присутствием Селестии или просто сиюминутным эмоциональным порывом? “А это... имя… неужели я и вправду сказал то, что сказал?” Прислушавшись к своим чувствам, мужчина понял, что говорил искренне – и это еще больше сбивало с толку.

— Коньяк у меня и правда есть, — раздался голос единорожки со стороны лестницы. – Уверена, тебе понравится – аравийские мастера знают свое дело. Но, должна сразу предупредить – они добавляют в напиток экстракт пурпурного лотоса, что делает его вкус несколько… специфичным.

— Спасибо, Твайлайт, — оставив свои размышления, поблагодарил Айроншилд, – это как раз то, что надо.

Единорожка спустилась и подошла к столику, удерживая телекинезом два хрустальных стакана и бутылку из матового стекла с изображением города на фоне восходящего солнца. Поставив все это на поверхность стола, она уселась рядом.

— Человек, так как все прошло? – откупоривая бутылку и наполняя ее содержимым бокалы, спросила Твайлайт.

— Принцесса дала добро, — ответил человек. – И, еще… Я должен извиниться…

— Извиниться? – удивилась единорожка, передавая ему наполненный бокал. – За что?

— За то, что соврал тебе… вам, — признался он. – Человек – это не мое настоящее имя.

— А как мне теперь к тебе обращаться? – повторила вопрос Селестии, сбитая с толку Твайлайт. “Очень странно, что Принцесса не сообщила мне об этом факте. Возможно, она хотела, чтобы я услышала это лично от Человека… Но какой в этом смысл?”

— Айроншилд, — произнес он, с задумчивым видом вертя бокал в руке.

— Айроншилд? – переспросила единорожка, у которой в памяти сразу же всплыли строки из одной книги. – Как, тот самый Айроншилд, который отдал свою жизнь, защищая Принцессу Селестию от вероломного нападения Найтмер Мун?

— Это… — человек был слегка шокирован такими подробностями. Да, он догадывался, что тот страж умер не своей смертью, но и не предполагал подобных обстоятельств. – Ты знаешь о нём? Как он погиб?

— Я читала о нем в “Книге Памяти”, — начала объяснять Твайлайт. – Когда гражданская война еще не успела расколоть страну надвое, Принцесса Селестия попыталась вступить в переговоры с Найтмер Мун, надеясь не допустить еще большего кровопролития. Лунная Пони приняла ее предложение, но во время их встречи она нарушила, пусть и временное, перемирие и вероломно атаковала Селестию. Принцесса никак не ожидала подобного, ведь для нее это все еще была Луна – ее любимая сестра; она не хотела и отказывалась видеть в ней Найтмер Мун. А Айроншилд… Он всегда был не в меру подозрительным… Думаю, что именно благодаря этому качеству он успел вовремя среагировать и закрыть собой Селестию от магической стрелы Найтмер Мун, — она вздохнула. — После такого невозможно было выжить… Но его жертва позволила Принцессе спастись и, в конце концов, выиграть ту войну… “Книга Памяти” хранит множество имен с похожими историями, и Принцесса Селестия помнит их все.

— Тогда за Айроншилда и за всех тех, кто исполнил свой долг, — торжественно произнес человек и одним глотком осушил бокал.

Твайлат молча приняла тост и пригубила коньяк.

— А откуда ты знаешь его? – спросила она, когда молчаливая пауза слегка затянулась.

— Принцесса Селестия, — ответил Айроншилд, пододвинув пустой бокал к Твайлайт. – Это она… дала мне это имя… И теперь я не уверен, что достоин носить его.

Единорожка поняла его намек и наполнила сосуд аравийским напитком.

— И зря, — возразила она. – Принцесса умеет читать чужие души, как никто другой. И если она считает, что ты достоин этого имени, значит так оно и есть.

— Спасибо, Твайлайт, — благодарно улыбнулся человек.

— Давай выпьем за то, что все так удачно сложилось, — теперь уже единорожка подняла тост. – И за то, чтобы ты нашел себя в нашем мире.

Они чокнулись бокалами, и Айроншилд не спеша посмаковал напиток. Он не был гурманом, но, тем не менее, почувствовал привкус сливы и легкое пряное послевкусие. Конечно, это могли быть и совсем не слива с пряностями, а тот самый пурпурный лотос, о котором обмолвилась единорожка. Коньяк отдаленно напоминал тот, что как-то принес его старый друг в их последнюю встречу. Отозвавшись в его душе грустной ноткой, это воспоминание еще больше укрепило желание вернуться домой. “Мой долг перед близкими мне людьми. Я буду последним эгоистом, если променяю их на этот мир”

— О чем ты думаешь? – задала Твайлайт вопрос, который любого ставил в тупик.

— Это не важно, — ответил тот и тут же добавил, понимая, что эти слова могли прозвучать излишне грубо. – Не обижайся – это на самом деле не важно.

— Как скажешь, — понимающе улыбнулась единорожка. Она сделала один глоток и спросила. – Что ты думаешь о Принцессе Селестии?

— Она… — Айроншилд замялся, пытаясь облачить свои чувства в слова. – Она бесподобна… Я не знаю, как описать… Это, словно, ощутить прикосновение солнечного света… — он усмехнулся. – Извини, у меня на самом деле нет слов.

— Я понимаю, — сказала Твайлайт. – Она на всех производит подобное впечатление при первой встрече. Мне просто было интересно, какие эмоции она вызовет у... – она внезапно осеклась.

— У чужака, пришельца? – предположил Айроншилд.

— Нет, — отрицательно покачала головой Твайлайт. – Ты теперь не чужак – не после того, как Принцесса приняла тебя.

— Сомневаюсь, что остальные будут такого же мнения, — улыбнулся человек.

— Остальные – может быть, но только не я, — возразила единорожка. – И не мои друзья.

— Твайлайт, если ты хочешь смутить меня, то ты победила – я уже красный, как помидор, — почувствовал Айроншилд приливающий к лицу румянец. “Нет-нет-нет, даже не думай, чемпион – здесь тебе не место.”

— Я совсем не хотела… — замотала головой единорожка. – Ой… ты ведь просто шутишь, да?

— Ну, если только совсем немного, — сделав рукой неопределенный жест, ответил человек. – Говоря о друзьях, ты имела в виду Флаттершай, Коппервинга и Рэйнбоу Дэш? – спросил он и сделал небольшой глоток.

— И не только их, — закивала головой Твайлайт и пригубила напиток. – Спайк, Эпплджек, Пинки Пай, Рарити – я уверена, что вы все очень хорошо поладите.

— А Спайк – это?..

— Это мой верный друг и помощник, — улыбнулась единорожка. – Не представляю, как бы я справлялась без него.

— А, так это тот самый дракон, который живет с тобой? – оживился Айроншилд. – Я надеялся застать его.

— Он сейчас у Рарити – помогает с ее очередной коллекцией. Не знаю уж, чем Спайк может ей помочь в этом, хотя… — она усмехнулась. – Дело то не столько в помощи, сколько… А, впрочем, не важно.

— Хм, пожалуй, не буду интересоваться его истинными намерениями, — сказал человек, примерно догадываясь, что могло двигать молодым драконом. – Слушай, Твайлайт, раз уж я теперь гражданин Эквестрии, то мне стоило бы внести вклад в общее дело и найти какую-нибудь работу, — сменил он тему. – Есть предложения?

— Дай подумать, — сделав небольшой глоток, ответила единорожка. – Имея твои руки, ты бы мог помогать другим пони в самых разных областях: рубка дров, строительство, массаж, изготовление ювелирных украшений – да почти что угодно…

— Прости, — перебил ее Айроншилд. – Массаж? Ты серьезно?

— А почему нет? В Кантерлот как-то с визитом прибыл один минотавр по имени Стоунхэнд. И хотя его миссия и была изначально дипломатической, запомнился он в первую очередь как умелый массажист. Пальцы дают в этом плане преимущество, — она хихикнула.

— Я совсем не разбираюсь в этом деле, — непроизвольно посмотрел на свои руки человек.

— Да тут важен сам факт наличия пальцев, — махнула копытом Твайлайт. – Да и я говорю сейчас не о лечебном массаже, для которого нужны какие-то особые знания и навыки. А вот на обычный сеанс расслабляющего массажа к тебе выстраивались бы очереди – а Лира непременно стала бы постоянной клиенткой! — она опять хихикнула, смущенно прикрыв копытом рот. – Ой, похоже, лотос уже начал действовать.

— Ладно, оставим массаж на крайний случай, — решил Айроншилд, совершенно не понимая, при чем тут Лира и кто она вообще такая. – Лесозаготовка и стройка звучат, как более подходящий для меня вариант, — он сделал глоток и задал вполне очевидный для него вопрос. – А лесничие или спасатели вам не нужны? Все-таки я обучался именно этому.

— К сожалению, вряд ли, — покачала головой единорожка и наполнила коньяком почти опустевшие бокалы. – По крайней мере, на данный момент. Пегасий патруль занимается всем, что связанно со стихийными бедствиями. А Флаттершай с другими егерями приглядывают за Вечнодиким Лесом. Возможно, когда-нибудь им и понадобиться кто-то на подхвате, но пока что – увы.

— Блин, обидно, — расстроился человек. – Ладно, тогда предложу свои услуги дровосека, — усмехнулся он, вспомнив свои недавние махания топором во дворе Флаттершай.

— А вот с этим проблем не возникнет, — согласилась Твайлайт, — Понивилль сейчас довольно активно застраивается и дополнительная помощь в заготовке материалов будет очень кстати. Я поговорю с ответственными за это пони и дам знать, если ты понадобишься.

— Спасибо тебе огромное, Твайлайт, — благодарно улыбнулся Айроншилд. – Не знаю, что бы я без тебя делал.

— Ой, ну перестань, — то ли от смущения, то ли от алкоголя покраснела единорожка.

Они подняли еще один тост за дружбу и продолжили говорить о самых разных вещах: географии Эквестрии и мира, откуда был родом человек; музыкальных предпочтениях пони; технологическом развитии людей; религии – обо всем, что приходило на ум. Сами того не заметив, Айроншилд и Твайлайт прикончили бутылку восьмилетнего аравийского и теперь, в меру опьяневшие, думали, как человеку пройти незамеченным мимо жителей Понивилля. Солнце только начало клониться к закату и немало пони еще прогуливались по улицам города. Твайлайт наотрез отказалась использовать телепортацию, сославшись на побочные эффекты этого заклинания, сотворенного под действием алкоголя. Айроншилд предложил старый дедовский прием с выпрыгиванием из окна, убеждая единорожку в своих воистину “эпических” навыках маскировки. Та в ответ предложила просто превратить его на какое-то время в земного пони, но почти сразу отбросила эту идею, вспомнив про невероятную сложность этого заклинания даже на трезвую голову. В конце концов, они сошлись на том, что Твайлайт наложит на него отводящие внимание чары, и он, не опасаясь быть замеченным, сможет спокойно добраться до дома Флаттершай.

Заклинание сработало, как надо – человек не стал невидимым, но другие пони просто не обращали на него внимания. Правда, буквально через минуту после выхода из дома единорожки их окликнул Спайк. Пока Твайлайт интересовалась, как он и Рарити справились с новой коллекцией одежды, Айроншилд пытался не выдать себя удивленными возгласами при виде живого дракона – судя по всему, эти чары действовали на всех без исключения, кроме заклинателя. К счастью, Спайк не стал докучать Твайлайт подробностями и скоро удалился со слегка придурковатой улыбкой – видимо, все еще вспоминая часы, проведенные вместе с Рарити.

Понимая, что даже не смотря на отводящие внимание чары, не стоит лишний раз испытывать судьбу и идти по самому оживленному – пусть и самому короткому – маршруту, единорожка решила сделать небольшой круг. И им почти удалось избежать случайных прохожих. На подходе к мосту, за которым начиналась уже знакомая Айроншилду дорога к дому Флаттершай, он зазевался и чуть было не врезался в проходившую совсем рядом кобылку. Причиной такой рассеянности стали мыльные пузыри, взявшиеся, словно из ниоткуда. Совершенно забыв о том, что он находится “под прикрытием”, человек машинально извинился за свою невнимательность и начал озираться по сторонам. Уже зайдя на мост, он увидел, кто затеял это мыльное представление: на просторном балконе близстоящего дома единорожка-подросток фиалкового цвета, как следует ударила передней ногой по внушительного размера цирковой пушке. Ознаменовав свое появление громким выстрелом, целая туча пузыриков вырвалась на волю и, подгоняемая легким ветерком, полетела в сторону мужчины. Юная кобылка радостно захлопала копытами и обняла стоявшую рядом взрослую пегаску серого цвета. А искренний и ничем не стесняемый восторг уже не маленькой пони заставил человека задуматься. “А ведь мы стали так зависимы от мнения окружающих, что совсем разучились радоваться столь простым вещам. Маски равнодушия и циничности теперь для нас намного важнее…” Ударившись в эти псевдо-философские размышления, Айроншилд ОПЯТЬ забыл обо всем на свете, о чем ему тут же не преминули напомнить.

Подгоняемый торопливыми взмахами рыжих крыльев, самокат красной пулей мчался к Понивиллю. Скуталу спешила – ей надо было успеть до отбоя. Весь сегодняшний день она с подругами – Эпплблум и Свити Белль – провела у бобровой плотины, выполняя домашнее задание на выходные. Суть задания была проста: нужно было составить доклад о животном, его повадках, рационе, образе жизни и тому подобном. Сначала они хотели было выбрать для доклада Опал, кошку Рарити – но, поразмыслив, отринули эту идею как «небезопасную». Следующим кандидатом была Вайнона – и они уже направлялись на ферму к Эпплам, но по дороге случайно услышали, что Тиара и Спун уже делают работу на эту тему: две подруги-забияки писали доклад про Побрякушку, карликового пекинеса Филти Рича. Не желая повторяться, метконосцы едва не поругались, пытаясь выбрать устраивавшую всех тему. Было предложено множество вариантов – но они были либо уже заняты другими учениками (они с раздражением наблюдали, как чуть ли не половина класса наперегонки бежала в сторону домика Флаттершай), либо же не подходили по причине недоступности (Танк был в облачном доме Дэш, а Совелий – попросту спал). Скуталу предлагала в таком случае написать доклад про Спайка – но после некоторых размышлений передумала, сочтя идею неэтичной.

Точку в споре подвела Эпплблум, предложившая написать про бобров. Идея показалась настолько удачной, что метконосцы с радостью за нее ухватились – еще бы, это ведь не обыденные собаки или кошки! А настоящие дикие животные, к тому же весьма высокоорганизованные! И вот, спустя неполных полчаса, юные кобылки уже выглядывали из-за деревьев, с интересом наблюдая за длиннющей плотиной, и огромной бобровой хаткой. Вот только самих бобров не было видно.

Разочарованно вздохнув, они собрались было уходить, но тут Свити Белль заметила, как кто-то вплавь приближается к бобровой постройке. Эпплблум грязно выругалась, отчего ее подруги покрылись густым румянцем. Оказалось, что это были водяные крысы – те еще вредители, регулярно доводившие не только Эпплов, но и остальных фермеров своими выходками до белого каления. Между тем, несколько грызунов успели добраться до места назначения и приступить к тому, что они умели лучше всего – пакостить. Прежде чем хозяева плотины сообразили, что происходит, нарушители уже скрылись на берегу, прихватив с собой “стройматериалы” – уже для своих нужд. Не теряя ни минуты и не тратя время на заранее обреченную погоню, бобры начали организованно заделывать поврежденные участки.

Через час с небольшим плотина стала как новенькая. Оставив парочку часовых – на случай возвращения подлых вредителей – бобры, как по команде, нырнули в воду и поплыли к хатке.

Практическая часть доклада была готова! Теперь дело было за малым: собрать теоретический материал и оформить все на бумаге. Посовещавшись, Метконосцы решили на сегодня разойтись. Свити Белль должна была начать писать саму работу, Эпплблум займется оформлением и рисунками, а Скуталу… Поскольку на данном этапе работы ей делать было нечего, она поспешила к себе домой. Ну, если только приют можно назвать домом…

Размышляя о том, с чего бы лучше начать доклад – а именно эту часть работы рыжая пегаска взяла на себя — она и не заметила, как оказалась в окрестностях Понивилля. Лихо слетев с небольшого утеса и не сбавляя темпа, Скуталу приближалась к мосту, за которым виднелась городская ратуша. Путь был чист, и ни один пони не помешал бы ей ускориться еще немного… кроме Твайлайт, как раз переходившей этот самый мост. Прищурившись и прикинув, что она вполне сможет проскочить мимо единорожки, кобылка “дала газу”.

Неожиданно она влетела в облачко мыльных пузырей. Подняв голову, пегаска увидела Дерпи с дочкой, расположившихся на балконе своего дома. На периллах было закреплено устройство, очень напоминавшее пати-пушку Пинки Пай. Заметив приближающуюся Скуталу, Динки радостно замахала ей копытом и, как следует ударив по спусковому рычагу пушки, выпустила на волю очередное облако пузыриков.

— Ух ты ж, блин! – отвлекшись на это представление, пегаска совсем забыла про Твайлайт, которая была уже буквально в нескольких метрах от нее. Но Скуталу не зря считала себя первоклассным гонщиком на самокатах: мгновенно оценив ситуацию, она совсем чуть-чуть повернула руль, избегая столкновения – благо еще и сама единорожка буквально вжалась в перила моста, пропуская ее перед собой. Но что-то пошло не так... Возможно, Скуталу под колеса попал камешек, или же она не заметила выступающую доску. Чтобы то ни было, но это что-то крепко приложилось о колесо самоката, отчего пегаску мощно подбросило вверх. С трудом удерживая копытами руль и замахав крыльями еще сильнее, Скуталу пролетела пару-тройку метров вперед и приземлилась уже по другую сторону моста.

— Привет, Твайлат!.. И извини! – обернувшись, прокричала пегаска: если ей не послышалось, то единорожка только что выругалась – и весьма витиеватым образом. Это было на нее не похоже… как и ее низкий голос.

— Наверное, просто встала не с той ноги, — пробормотала Скуталу, скрывшись за домом Динки.

Погруженный в свои подкрепленные алкоголем размышления и совсем не слыша предупреждения Твайлайт, Айроншилд заметил несущуюся на него рыжую пегаску, когда та уже была практически вплотную. Пытаясь избежать столкновения, он резко развернулся и инстинктивно сделал шаг назад, совсем забыв о периллах позади него.

— Ах ты ж, ебанный карась! – от внезапного удара колени его подогнулись и, потеряв равновесие, человек полетел вниз, подняв целый фонтан брызг при падении. К счастью, речка была достаточно глубокой, чтобы смягчить его падение. Да и высота оказалась совсем небольшой.

Оказавшись под водой, мужчина еще несколько секунд соображал, где вообще он находится. Пробулькав очередное ругательство, он вынырнул и поспешил заплыть под мост, чтобы до поры затаиться под ним, подобно фольклорному троллю.

— Айроншилд? – раздался сверху голос Твайлайт через какие-то полминуты. – Ты в порядке?

— Типа того, — угрюмо ответил человек. По всему выходило, что такие вот падения в воду становятся для него некой извращенной традицией. Вдобавок к этому, колеса самоката таки успели проехаться по пальцам его правой ноги, и теперь они нещадно ныли.

— Можешь выходить – все чисто.

Выбравшись из-под моста, промокший до нитки Айроншилд вопросительно развел руками, прося у единорожки объяснений.

— Пусть Флаттершай осмотрит твою ногу – может быть перелом, — заботливо посоветовала Твайлайт, когда они почти подошли к дому желтой пегаски. Человек старался не подавать виду, что ему больно, но единорожка все же заметила его прихрамывания.

— Заживет, как на собаке, — отмахнулся Айроншилд. Хоть в словах пони и был смысл, он не собирался взваливать на Флаттершай еще и заботу о его здоровье – будто бы ухода за ранами после драки с Рэйнбоу Дэш было недостаточно. С ногой он уж сам как-нибудь разберется. Благо, базовые знания об оказании первой помощи у него имелись.

— В этом нет ничего смешного, — недовольно вздохнула Твайлайт. Подобная бравада был настолько в стиле Коппервинга, что теперь она понимала, отчего эти двое сошлись характерами так быстро. – Ты и сам прекрасно понимаешь это.

— Ладно, ладно. Обещаю, что последую твоему совету.

— Честное пионерское? — несколько неуверенно спросила пони.

— Честное пионерское, — улыбнулся мужчина. – Кстати, вот мы и пришли, — сказал человек, когда они подошли к дому Флаттершай.

— Ага. До встречи, Айроншилд, — икнув, попрощалась Твайлайт. – Я сегодня же зайду к мэру и сообщу о решении Принцессы Селестии. И уже совсем скоро ты сможешь без опаски появляться на улицах Понивилля.

— Эй, а ты уверенна, что стоит идти к ней в таком состоянии? – спросил человек, уставившись на нее пьяным взором.

— Абсолютно! – Твайлайт утвердительно стукнула копытом о землю так сильно, что чуть было не потеряла равновесие. – Такое важное дело просто не терпит отлагательств!

— Ну, оки-доки, — не стал спорить Айроншилд и спустя секунду ехидно ухмыльнулся. – Хех, ты что – решила приударить за мной?

— Поясни, – возмутилась единорожка.

— Ну а кто кого сейчас провожал?

— Не выдавайте желаемое за действительное, мистер Айроншилд, — парировала Твайлайт и опять икнула. – Я просто должна была быть рядом для поддержания заклинания.

— Туше, — признал он свое поражение. – До скорого, Твайлайт, — ведомый внезапным порывом, он опустился на колено, чтобы по-дружески обнять ее на прощание.

Слегка замешкавшись, она ответила ему взаимностью, и Айроншилд непроизвольно вдохнул запах единорожки, когда грива коснулась его лица. Как бы банально это не звучало, но она пахла сиренью – настолько приятно, что ему пришлось приложить некоторые волевые усилия, дабы их дружеские объятия не продлились чересчур долго.

Пожелав друг другу приятного вечера, они разошлись.

Открыв дверь, человек увидел Флаттершай, сидевшую на диване и расчесывающую свою гриву. “Интересно, а чем она пахнет?... Может, орхидеей?... Хей, а ну-ка сбавь обороты! Ты сам-то себя слышишь?”

Он едва успел ступить за порог, а пегаска уже испуганно прижала копыто к губам, заметив его прихрамывающую походку. Не слушая его вялых возражений, она усадила человека рядом и приступила к осмотру ступни. “Как же разительно меняется Флаттершай и какой уверенной в себе она становится, если кому-то требуется помощь. Не удивительно, что Элемент Доброты выбрал ее в качестве своей аватары”.

— Тебе повезло – кости в полном порядке, — через несколько минут резюмировала пони. – А с учетом бешеной езды Скуталу, это почти чудо и... Я смотрю, ты опять пил? – добродушно упрекнула она человека, встав с дивана.

— А у меня опять был повод! – подыгрывая, ответил Айроншилд. – Считай меня алкоголиком, если хочешь.

— Алкоголик, — захихикала пегаска. – Я сейчас схожу за льдом, и расскажешь мне, какой же повод был у тебя на этот раз.

Глава 4

С момента той памятной рыбалки прошло уже два дня. Первый день Коппервинг провел в героической борьбе с похмельем – что ни говори, но выпили они тогда прилично; день второй был посвящен непосредственной работе – мелкие, но многочисленные облачка упорно старались испортить запланированную солнечную погоду. Обстоятельства осложняло то, что Флиттер и Клаудчейзер загодя взяли на этот день отгулы по какой-то семейной причине, так что ситуацию пришлось спасать в урезанном составе. К концу дня все были настолько измучены, что даже не стали играть традиционный еженедельный матч в хуфбол.

Поймав крыльями поток, Коппервинг неспешно летел к центру Понивилля. Запасы еды в его кладовой подходили к концу, и нужно было основательно закупиться. Заодно, чем Дискорд не шутит, побаловать себя ужином в местном кафе – после такого дня готовить еду самостоятельно ему абсолютно не хотелось.

После получаса активного торга, полного криков, споров, воззваний к совести и торжественных – хоть и не искренних – клятв памятью предков, пегас стал обладателем нескольких увесистых мешков и дюжины сумок поменьше. Зерно, овощи да фрукты, соль, молоко, яйца, хлеб, масло, чай – нехитрый продуктовый набор пегаса-холостяка. Покряхтывая под весом покупок, Коппервинг дошел до ближайшего летнего кафе. Игнорируя неодобрительный взгляд официанта, он сгрузил сумки рядом со столиком, и углубился в изучение меню. После недолгих раздумий, он остановил свой выбор на тушеном картофеле с грибами – помнится, кто-то из знакомых нахваливал это блюдо, и кажется, подаваемое именно в этом кафе, вот только кто?..

От размышлений его отвлекли бойкие голоса от соседнего столика. Скосив глаза, он увидел компанию из трех кобылок-подростков, с азартом о чем-то спорящих. Недопитые молочные коктейли были отодвинуты в сторону, а в центре стола сиротливо таяло позабытое мороженое. Активно спорили двое – оранжевая пегаска с темно-розовой гривой, и светло-желтая земная пони с гривой насыщенного красного цвета. Третья – белая единорожка – была, казалось, даже несколько напугана столь активным спором, и, прижав ушки, допивала свой коктейль.

— А я все же говорю, что Рэйнбоу Дэш – самая быстрая и крутая пони во всей Эквестрии! А если она и не состоит в Вандерболтах, то только потому, что однажды она создаст свою команду, которая будет быстрее, круче и успешнее! – Оранжевая пегаска стукнула копытом по столу.

— А вот и нет! Если б она была такой крутой, как ты гришь, то ее давно б приняли в число Вандерболтов! Все знают, шо у них самые быстрые пони! А раз до сих пор не приняли, то… — Земнопони не успела закончить свою тираду, как ее перебила ее оранжевая подруга.

— Значит это лишь то, что они ей не нужны! Она лучший летун в Эквестрии! Она выполнила Радужный удар, когда была еще младше нас! Она – один из Элементов Гармонии! И это Вандерболты должны проситься к ней в команду, а не наоборот!

Будучи невольным слушателем этого спора, Коппервинг лишь меланхолично вздыхал. Одержимость Дэш вступлением в ряды Вандерболтов в свое время подпортила ему немало крови – он долго, пусть и безуспешно, высказывал ей о бесперспективности этого пути. Ведь, вступая в команду, ты становился больше вандерболтом, чем самим собой. Графики, расписания, тренировки, колоссальная ответственность – и ради чего? Быстро летать и круто выглядеть? Когда-то, в прошлые века, Вандерболты были не просто показушными летунами – они были элитой военной мощи Эквестрии, решая важнейшие и сложнейшие задачи. Теперь же они были в первую очередь профессиональными спортсменами – да, сохранившими воинские звания и традиции, но и не более. С некой ноткой злорадства Коппервинг припомнил относительно недавние события, когда трое вандерболтов – Спитфайр, Соарин и Сюрпрайз – элита! – показали свою полнейшую бесполезность в ситуации с внезапно выросшим дракончиком Твайлайт, Спайком. В то время его не было в Понивилле, но когда ему рассказали, как этих троих поймали в пустую водонапорную башню, он хохотал до слез. И вот ТУДА Дэш хотела вступить уже в течение скольких лет. На ЭТО она хотела сменить свою вольную жизнь, с хорошей должностью на весьма полезной работе. Пожертвовать своей свободой, силами, временем… друзьями. И ради чего? Праздно летать на радость фанатам?..

— Девочки… не спорьте… пожалуйста? – В поток его мыслей вторгся новый голос: единорожка наконец оторвалась от коктейля, и теперь пыталась урезонить подруг. – Вы уже не первый раз спорите на эту тему, но к какому-то общему мнению так и приходите. Так останьтесь уже при своем! Не портите друг другу настроение!.. К тому же… — она выразительно скосила глаза на Коппервинга – Мы тут все же не одни…

Спорщицы, казалось, только сейчас поняли, что они не единственные посетители кафе. Метнув быстрый взгляд на пегаса, они смущенно переглянулись, и, уткнувшись взглядом в стол, принялись ожесточенно поедать подтаявшее мороженое.

Как ни странно, но оставшееся время прошло в тишине. Кобылки о чем-то вполголоса переговаривались, и периодически украдкой на него посматривали. Коппервинг стоически терпел, но уже под конец, практически расправившись с горшочком картошки с грибами, не вытерпел и перехватил брошенный с соседнего стола взгляд. Жертвой оказалась оранжевая пегаска. Сперва она смело встретила его взгляд, но под вопросительно-насмешливым взором Коппервинга на ее лице последовательно отразились смущение, затем неуверенность, а под конец – узнавание. Пробормотав слова извинения, она выскочила из-за стола и побежала куда-то прочь. Оставшиеся кобылки неуверенно переглянулись, потом одновременно уставились на пегаса. Но тот был удивлен не меньше их. Недоуменно пожав плечами, словно уверяя, что он здесь ни при чем, Коппервинг уткнулся в остатки своего ужина. Неожиданное бегство пегаски почему-то не давало ему покоя. При этом он был уверен, что не встречал ее раньше. “Может, спутала меня с кем-то?.. Но тогда с кем? Уверен, что не встречал ее раньше… Хотя, меня здесь не было два с лишним года, мог и забыть… Но и знать-то мне ее откуда? Я ж не школьный учитель, знать всех местных жеребят!.. Нет, конечно, мог ее когда-то и видеть, просто внимания не обратить. Еще до переезда. А сейчас и не помню, ведь они так быстро растут!.. Но это все равно не объясняет ее реакцию… Хотя… Судя по тому спору, она фанатеет от Рэйнбоу Дэш. А я с ней работаю… и, как ни крути, встречаюсь. Может, она нас… видела? Ох, Селестия всеблагая, как же некрасиво будет, если это именно так!.. Она все же жеребенок – ладно, подросток — но все же еще не взрослая!.. Надеюсь, что я ошибся, но как знать, как знать… Спрошу у Дэш при случае, знает ли она эту пегаску!..”

Занятый своими мыслями, Коппервинг не сразу заметил пристальный взгляд официанта. “Ну и морда… пафос на важности сидит, и бестолковостью погоняет!.. А прилизан-то как!..” Несколько напряженных секунд надменность одного боролась с брезгливой неприязнью другого. Наконец, пегас не выдержал:

— Ну что еще?! – в голосе Коппервинга отчетливо слышалось раздражение, постепенно переходящее в злость. Впрочем, официант был достаточно вышколен, и умел скрывать ответные чувства:

— Мсье будет еще что-то заказывать? Если нет, то я готов принести вам счет. – Официант старательно имитировал пранцузский акцент, но выходило это у него так же, как у кокатрикса — притворяться милым. Пегаса, еще в летной академии дружившего с однокурсником-пранцузом, этот псевдозаграничный выговор лишь позабавил.

— Счет, да. – Дождавшись, пока официант принесет ему аккуратно сложенный лист бумаги с названием блюда и суммой к оплате, Коппервинг тихонько проговорил: — И бросал бы ты издеваться над произношением. Местных жителей ты-то, может, и обманешь – но стоит тебе хоть один раз попасть на настоящего пони из Пранции, то опозоришься так, что всю жизнь расхлебывать будешь. – Не обращая внимания на ошарашенный взгляд официанта, он оплатил свою трапезу, из вредности не оставив чаевых. Водрузив на себя свои многочисленные сумки, Коппервинг полетел к своему облачному дому.

Следующие полчаса прошли в сортировке покупок и расстановке по местам. И только с хлопотами было покончено, а уставший пегас собирался наконец заварить чай, как во входную дверь постучали. “И кого только Дискорд принес в сей вечерний час!..” — бурчал себе под нос Коппервинг, нехотя топая к двери. Еще по пути к входу, он услышал знакомый голос, с непередаваемой интонацией взывающий к нему через дверь:

— Коппервинг! Я знаю, что ты дома! Пошли на рыбалку! Ты обещал! – Голос Рэйнбоу Дэш был наполнен веселым нетерпением. — Я хочу рыбы! И не какой-то покупной, а собственнокопытно пойманной!

“Не было печали…”. Нет, пегас и не собирался нарушать обещание, не хотел он и затягивать с ним – но вот такое внезапное требование о немедленном выполнении выбивало его из колеи. Открыв дверь, он скептически посмотрел на улыбающуюся ему до ушей подругу.

— Эй, Рэйнбоу, я, конечно, от обещания не отказываюсь, но почему прямо сейчас?

— Потому! – Протиснусь в дверь мимо пегаса, она одарила его обольстительным взглядом, и шаловливо потерлась о его шею. – Это надо сделать именно сегодня! А причину я тебе расскажу не раньше, чем мы отведаем наш улов! – Показав ему язык, Дэш весело рассмеялась, и, не дожидаясь ответа Коппервинга, поскакала к кладовке.

Глядя в сияющие глаза пегаски, видя ее неиссякаемый энтузиазм и заразительно бодрое настроение, он не нашел в себе силы отказать. К тому же, Коппервинг на собственном опыте знал, что когда на его подругу находит такой настрой, сопротивляться бесполезно: в лучшем случае заставит, в худшем – крупная ссора обеспечена.

— Ну раз ты так настаиваешь… — с обреченным вздохом протянул Коппервинг. – Погоди только, я хоть чаю заварю!..

— На чай нет времени! Там попьем! После рыбы, не раньше! – Сверкнув слегка безумными от счастья глазами, Рэйнбоу молнией заметалась по дому, собирая все то, что, по ее мнению, понадобится им на рыбалке. Результатом стал туго набитый мешок, который Дэш с торжествующей улыбкой бухнула на пол перед ошарашенным Коппервингом. – Мы готовы, можно выходить!

При первом же взгляде на мешок, у пегаса задергалось веко. “Да я в недельный поход с меньшим рюкзаком ходил! Что она туда напихала?!” Жеребец ткнул копытом баул – внутри что-то лязгнуло. “По звуку похоже на сковородку…” — Послушай-ка, Рэйнбоу! Я ценю твою помощь в сборах, но так не пойдет. Ты бы еще пару стульев туда положила, или мои гантели, чего уж там! – Не прекращая выговаривать подруге, жеребец принялся копаться в мешке. – Нет, я и сам не прочь отдыхать с комфортом – но это ведь даже не смешно. На кой ляд нам на рыбалке одеяло?!

— А ты подумай, недогадливый ты наш! – томно отозвалась пегаска. Вызывающе потянувшись, она послала пегасу воздушный поцелуй, не без удовольствия наблюдая, как тот смущается.

— Кхем, виноват, не сообразил сразу, — ухмыльнулся Коппервинг. – Но лучше возьмем не одеяло с моей кровати, а вон тот плед. – Пегас ткнул копытом на кресло позади Рэйнбоу. – Он гораздо легче, да и места занимает меньше – и, что немаловажно, его куда проще стирать.

Без одеяла, баул потерял почти четверть размера. Но, судя по решительному выражению на лице жеребца, это было только началом.

— Затем… Так, это еще что у нас, а? Что-что? Ах, сковорода! Ну так просвети меня, зачем это она нам нужна на рыбалке?

Дэш поморщилась. Ослепленная важностью своих известий, она занялась сборами с ненужной поспешностью – и, как она уже сама стала понимать, набрала немало лишнего:

– Ладно, выложи ты уже эту дискордову сковородку! Да и вообще – у тебя наверняка есть готовая сумка для рыбалки, со всем необходимым! Так что бери ее, запихни туда плед, да пойдем уже рыбачить.

— Вот так бы сразу, — улыбнулся пегас. Снова заглянув в мешок, он вытащил из него сверток с хлебом и овощами. – А вот это нам как раз пригодится, не дело рыбу без гарнира лопать… — Достав из-под кровати свои сумки, жеребец принялся укладывать в них все необходимое, радуясь про себя, что не поленился и зашил-таки ту дыру. Взяв удочки – старую и новую – он вопросительно посмотрел на Дэш.

— Какой бы ты хотела половить? Вот этой я рыбачу с детства, — он ласково погладил отцовскую удочку. – А этот спиннинг вы же мне с ребятами и дарили на прошедший день рождения. Сказать, какая лучше – я не берусь: старая требует привычки, новая – сноровки. Но обе отлично показали себя в деле.

— Давай уже на месте решим, ладно? А то время к вечеру, а мы еще даже на место не прилетели. Ну же, копуша! – К Рейнбоу вернулось ее прежнее радостное настроение. Почти приплясывая на месте от нетерпения, она затянула пегасу лямки переметных сумок, и, подхватив удочки, задорно прокричала:

— Наперегонки! Кто последний – тот тухлая селедка! – Она собралась было рвануться к месту рыбалки, но была остановлена насмешливым голосом жеребца:

— Не так быстро, милая. А то я так в ответ поспорю на то, кто больше рыбы наловит! – Коппервинг с огромным удовольствием наблюдал за скисшим лицом Дэш. – Что? А то я не знаю, кто самый быстрый летун в Понивилле! Но еще я в курсе, кто лучший рыбак в нашем городе! – С ехидцей подмигнув подруге, пегас первым выскользнул из облачного дома, и полетел в сторону своего места для рыбалки. Рейнбоу, не мешкая, последовала за ним.

Не мудрствуя лукаво, пегас выбрал то самое место, где они вместе с Человеком совсем недавно так славно порыбачили. Вообще, Копперинг любил разнообразие во всем; и скорее всего, не свались на него Рэйнбоу Дэш, как снег на голову, сводил бы ее в другое – более живописное – местечко. Но столь внезапное появление импульсивной подруги несколько выбило его из колеи, и он просто не мог точно вспомнить, где еще успел прикормить рыбу. Приземлившись на берегу, рядом со все еще заметными следами затушенного костра, пегас скинул поклажу и потянул носом свежий вечерний воздух. Вечер и вправду выдался что надо. Да и как иначе? Не зря же они трудились, разгоняя всю эту мозолящую глаза перистую мелочь на небе. Заходящее за горизонт солнце золотистым светом отражалось в потоке реки и окрашивало крылья Рэйнбоу в столь завораживающий Коппервинга оттенок, что он не сразу услышал доносившееся до него слова радужной пегаски:

— Эй, ты тут или опять в облаках витаешь? – помахала копытом у него перед носом Рэйнбоу Дэш.

— Кхм… ну да… — смутился рыболов, все еще не сводя глаз с крыльев своей подруги, — ну что ж, давай начнем наше… обучение… — Взяв удочку, Коппервинг на личном примере начал в подробностях объяснять основы рыбной ловли. Учеба завершилась первым уловом – уже через несколько минут пегас вытянул крупного окуня. – Вот как это делается!

— Обалдеть! – восхищенно выдохнула Рейнбоу. Порывисто обняв пегаса, она буквально вырвала у него удочку. – Дай-ка теперь я попробую!..

За каких-то полчаса они наловили столько рыбы, что хватило бы на троих. И только тогда дорвавшаяся до рыбной ловли пегаска смогла остановиться. Усталая, но довольная, Дэш присела к весело трещавшему костру.

— Скажи, а рыбалка – это всегда так весело? – спросила она у жеребца.

— Ну, это смотря что понимать под весельем. – Пегас меланхолично нанизывал рыбу на заостренные веточки. – Для меня это не только ловля рыбы. Еще и возможность подумать в тишине, отдохнуть от рабочей суеты… побыть одному.

— И о чем же тут хорошо думается? Ты ж не из числа мыслителей и яйцеголовых! – подколола его Рэйбоу.

Пегас с укоризной взглянул на подругу. “Вот поэтому-то я и не беру тебя на рыбалку… ни тебя, ни еще кого. Человек был взят на пробу – которая, к счастью, оказалась удачной”.

— Ладно-ладно, не дуйся! – Пегаска подошла к нему и нежно провела кончиком крыла по его шее. – Каждому ведь свое, так? И если тебе для душевного спокойствия требуется сидеть на берегу речки и рассеянно смотреть на закат – ну, почему бы и нет?

Коппервинг с искренним удивлением посмотрел на кобылку. Ее последнее высказывание было на удивление… взрослым. “Неужели она за эти годы все же научилась быть терпимее к привычкам и увлечениям других пони? Приятная неожиданность!” Отложив в сторону рыбу, он нежно обнял подругу, игриво куснув за ушко. Та в ответ смущенно хихикнула, заерзав от его дыхания, щекотавшего ей ухо.

— Коппервинг, ну перестань! Успеешь еще! – Дэш высвободилась из объятий пегаса. – Лучше давай уже рыбу пожарим, и я наконец расскажу тебе важную новость!

“Важная новость… Ну-ну”. Неожиданно ему в голову пришел вариант этой “новости”, который до этого он и не рассматривал. Побледнев, он схватил пегаску за плечи.

— Дэши, пожалуйста, скажи что ты не беременна! О, Селестия, только не беременность! – громкий вопль жеребца сотряс окрестности. Рэйнбоу оторопело вытаращилась на него, на ее лице проступило недоумение, затем понимание, и под конец – улыбка. Спустя пару мгновений она от души расхохоталась.

— Нет, милый, я не беременна, успокойся. – Продолжая посмеиваться, она прижалась к облегченно вздохнувшему пегасу. – Мне приятно твое волнение, не думай; моя новость другого рода, но она не менее важна. – Глубоко вздохнув, она торжественно проговорила: — Мне пришло письмо с приглашением поступить в Академию Вандерболтов!

Лицо Коппервинга исказилось в кислой гримасе. Со стороны могло показаться, что у него внезапно заболели зубы. Стараясь скрыть эмоции, он лишь крепче обнял подругу, зарывшись носом в ее радужную гриву.“Спокойствие, только спокойствие… Несмотря на твое мнение о вандерболтах в целом и о дурной мечте Рэйнбоу вступить в этот нелепый отряд, ты мог бы порадоваться за нее. Это ведь, в конце концов, ее жизнь и ее мечта. Ее, а не твоя!”.

Пегаска тем временем заподозрила неладное. Разорвав объятия, она пристально вгляделась в лицо жеребца.

— Подожди… ты что, не рад? – упавшим голосом спросила она.

— Я? Да, конечно же, я рад за тебя, — наигранно бодрым голосом ответил Коппервинг. – Просто… это так внезапно, и… я еще не отошел от мысли, ну, что ты не беременна. Знаю, бредово звучит, но в какой-то момент я подумал об этом, и даже испугался. Ведь если это было бы так, то было бы столь внезапно и непредвиденно!.. – Он осекся, видя, как помрачнело лицо его подруги.

— Ты не рад. Ты всегда критиковал меня за эту мечту. Смеялся над ней. Называл бесполезной и ненужной! – Дэш уже почти кричала. – А ведь ты знал, что спорт – это моя жизнь! Ты знал, ЧТО значит для меня поступление к Вандерболтам! А теперь, когда моя мечта сбывается, ты не можешь даже просто порадоваться за меня?! – По ее лицу покатились слезы. Она со злостью смахнула их копытом. – Ты… ты свинья! Ты ничуть не изменился! Все так же думаешь о себе, и только о себе!

— Рэйнбоу, я… — начал было пегас.

— Молчи! Я не позволю тебе забрать мою мечту! – зло крикнула пегаска, не давая жеребцу продолжить.

— Послушай, милая…

— Я тебе не “милая”! – Снова перебила она его. — Как ты можешь быть таким эгоистом?!

— Рэйнбоу Мириам Дэш! – рявкнул пегас. – Ты говоришь об эгоизме, что я думаю только о себе? А ты? Ты подумала о других?! О погодном патруле, что остается без начальника? О твоих подругах, которым будет непросто перенести столь длительную разлуку с тобой? Наконец, хоть это и действительно эгоистично, но ты подумала обо мне? О наших — пусть и странных, но все же отношениях? – Начав с крика, пегас под конец говорил все тише. Предательски щипало глаза, а сердце словно когтями схватили. “Неужели это и есть любовь? Я готов ее отпустить, готов ее ждать… но как же не хочется вот так расставаться! Не иметь возможности видеть ее, не дурачиться вместе, не слышать, как она в очередной раз отчитывает меня за мои подмены… Не заниматься с ней любовью…” В горле пересохло от волнения. Откашлявшись, он продолжил: — Я рад, очень рад за тебя, правда. Я могу не одобрять твоих целей, но я не могу не уважать ту целеустремленность, с которой ты их добиваешься. И, несмотря ни на что, я счастлив, что твоя мечта начала сбываться.

Рэйнбоу сквозь слезы улыбнулась пегасу:

— Спасибо. Прости, что накричала на тебя… я тоже была не права. Это известие так вскружило мне голову, что я не могла и думать о чем-то другом. Я ведь столько лет мечтала об этом!.. – Достав носовой платок, Дэш трубно высморкалась. – Но ты прав. Я уже взрослая пони, и должна нести ответственность за свои поступки.

— Так ты что… откажешься от приглашения? – недоверчиво спросил у нее жеребец. В ответ она посмотрела на него, как на слабоумного.

— Нет, не откажусь. Но никуда не отправлюсь, пока не закончу свои дела здесь, в Понивилле. Ты верно подметил, что нужно будет выбрать нового начальника в погодный патруль, это первое. Второе – я уверена, что смогу с ними договориться, что мои выходные я буду проводить дома, а не в академии. – Она насмешливо глянула на пегаса. – Так что будет время и на подруг, и на… рыбалку.

— Ну что ж… Я уважаю твой выбор. И рад, что ты подходишь к нему ответственно. – Жеребец криво ухмыльнулся. – Ну а раз мы все же закончили выяснять отношения, обниматься и украдкой смахивать слезы, то давай уже пожарим эту рыбу! А то я здорово проголодался от всех этих нервов.

Спустя неполный час, наевшись рыбой до отвала, пегасы устало растянулись на расстеленном пледе. Солнце уже зашло, и единственным источником света оставался догорающий костер. Говорить не хотелось. Каждый молчал о своем. Слушая негромкое журчание реки, шелест листьев, тихий звон комаров и редкие крики птиц, Рэйнбоу начала понимать любовь Коппервинга к такому времяпрепровождению. Такая обстановка неожиданно успокаивала, и навевала мысли о вечном.

Пегас же думал о другом. Он снова и снова прокручивал в памяти недавнюю сцену в кафе и ту оранжевую пегаску-подростка. “И что мне это так в голову лезет? Ну пегаска и пегаска… мелкая, лет пятнадцать, может даже меньше. Рыжая шерстка, темно-розовая грива… кьютимарки вроде бы нет, хотя я мог и не заметить. Крылья… крылья! Мне показалось, или они были слишком маленькими для ее возраста?..” Решив не терзаться больше вопросами, пегас все-таки спросил – благо, учитывая фанатизм той мелкой от его подруги, Дэш не могла ее не знать.

— Скажи, Рэйнбоу… — начал Коппервинг. – Ты не знаешь случаем одну пони… пегаска, рыжего цвета, грива темно-розовая – ну или сиреневая…

— Ага, а еще фиалковые глаза, и нет метки – в ее-то возрасте! Слабые крылья, надоедливость и редкостное умение попадать в передряги идет довеском, — саркастическим тоном закончила за него кобылка. – Скуталу ее зовут. А к чему такой интерес? Что, меня тебе мало стало? – Рэйнбоу игриво пихнула его в бок.

— Дэш, как тебе не стыдно – она же еще ребенок! – возмутился пегас. – Да и с чего вообще такое негативное отношение? Мне показалось, что она от тебя фанатеет.

— Ребенок? Ей уже пятнадцать. А вспомни, когда мы начинали, а?

— В семнадцать! И это другое! – Вспомнив первые встречи с Рэйнбоу, пегас слегка покраснел. Его родители уехали в другой город на долгий срок, а Дэш тогда в очередной раз сбежала из дома. Окрыленный свободой от родительской опеки, он решил в первый раз напиться. Для нее же это было в ту пору рядовым явлением. Встретились они в баре, где и засиделись до закрытия. Сперва пили по-отдельности, искоса поглядывая друг на друга. Набравшись смелости, пегас решил угостить сидром привлекательную кобылку с необычной, цвета радуги, гривой. Та не отказалась, и между ними завязался разговор – правда, быстро перетекший в спор, а затем и в драку. Кончилось все тем, что бармен их вышвырнул на улицу под ливень, посоветовав продолжить драку в другом месте. Сидя под дождем, побитые пегасы в один голос поносили бармена – так же старательно, как до этого дрались друг с другом. Под конец, промокнув до нитки и несколько придя в себя, они наконец-то познакомились. Рэйнбоу идти было некуда, и она с готовностью откликнулась на приглашение пегаса “зайти на чай”.

Это была любовь с первого взгляда. Во многом похожие, пегасы быстро нашли общий язык, и на какое-то время любовь буквально захлестнула их с головой. Первый месяц и вовсе слился в одно растянутое мгновение чистого счастья. Они почти не вылезали из постели, делая перерывы лишь на еду и естественные надобности. Коппервинг и думать забыл о скором приезде родителей, а Дэш и не помышляла о возвращении домой. Идиллия была прервана первой крупной ссорой. Облачный дом буквально ходил ходуном, когда они в бешенстве кричали и ругались друг на друга. Причина была простой – вандерболты. Уже тогда Рэйнбоу была одержима вступлением в команду, а Коппервинг выступал резко против. Скандал закончился первым расставанием. Кобылка вернулась домой, а жеребец остался разгребать накопившиеся дела, с содроганием думая о скором прилете родителей.

Они думали, что расстались навсегда – но любовь никуда не делась. Зазубренной, отравленной стрелой она глубоко вонзилась в их сердца, отравляя своим ядом, делая жизнь пустой и бессмысленной. Жеребец пытался ее искать, но вот где? За тот месяц она почти не рассказывала о своем доме – а то, что она не из Понивилля, он знал и так. Но однажды она сама нашла его.

Облачный дом Коппервинга и его семьи был единственным в округе – почти все пегасы предпочитали селиться на земле, отдавая дань традициям земных пони как основателей города. Но его родители предпочитали все делать по-своему, и их небесный дом одинокой белой глыбой возвышался над городом. Каково же было удивление пегаса, когда однажды утром он увидел по соседству другой дом – маленький, новый, сияющий свежими облачными блоками. Еще сильнее он удивился, узнав в его хозяине, строителе и жильце свою недавнюю возлюбленную.

Следующие несколько лет их отношения то взмывали к вершинам счастья, то ниспадали в пропасти раздора. При всей своей похожести, между ними оказалось и достаточно различий, некоторые из которых были настолько глубокими, что не оставляли и надежды на компромисс. Наконец, Коппервинг не выдержал, и после длинного разговора, покинул Понивилль. Смена обстановки, новая работа, множество других пони вокруг – все это пошло ему на пользу, и помогло постепенно залечить измученное любовью сердце. Спустя два с половиной года он почувствовал себя готовым вернуться домой. Но… как оказалось, любовь прошла не до конца. К счастью, пегасы смогли сдержать нахлынувшие чувства – слишком сильны были воспоминания о прошлой боли. Парой они вновь не стали – что не мешало им иногда быть любовниками.

От размышлений о прошлом пегаса отвлек очередной тычок.

— Эй, ты там что, уснул? – Рэйнбоу помахала у него копытом перед носом. – Так чего ты спрашивал-то про эту мелкую? Ну да, я ее знаю, она еще все бегала за мной, просила научить ее летать.

— Да? Ну и как? – заинтересовался жеребец.

— А никак, — вздохнула пегаска. – Ты ее крылья видел? Я не врач, но это явно что-то врожденное. Я ее даже на обследование однажды водила. Врач потом долго мне рассказывала про ее случай, мол, редкое да неизлечимое… Кроме этого я там толком ничего и не поняла. – Она замолчала.

Не дождавшись продолжения, Коппервинг спросил:

— Ну… и все?

— И все. Я ей про результаты даже не сказала… Не смогла.

— Как же так? Она должна была узнать! Да и вообще – почему этим ты занималась, а не ее родители? Они-то куда смотрели – жеребенок болен, а они и в ус не дуют? – Пегас начал заводиться. Мало что его раздражало так же сильно, как взрослые, равнодушные к своим жеребятам. В ответ Дэш одарила его долгим странным взглядом.

— Что? – не выдержал он.

— Коппервинг, она сирота.

— Не понял? А что она тогда вообще здесь делает? У нас в городе ведь нет приюта.

— Тебя долго не было. Теперь у нас он есть.

Повисло тяжелое молчание. Наконец, Коппервинг снова заговорил:

— Давай-ка проясним. Она – сирота и инвалид, скорее всего, с рождения. Не имея в городе семьи и близких, она сделала из тебя что-то вроде кумира, надеясь найти в твоем лице близкого и дорогого пони, а ты не стала учить ее летать?!

— Эй, осади поней! – возмутилась Дэш. – Я пыталась! И я старалась! Но не моя вина, что она летать не может! С тем же успехом я могу пытаться учить летать земнопони, результат будет таким же – нулевым!

— А, то есть ты просто сдалась? – в конец завелся пегас. – Быстро и круто, как ты любишь, не получилось – вот ты и копыта-то сложила, и стала ее избегать? Тебе не стыдно? Тебе, Элементу Верности?

— Слушай, ты не знаешь, через что я прошла, пытаясь ее научить! – Рэйнбоу уже кричала. – Сколько времени, сил и битов потратила на это! Мне не меньше тебя жаль, что она не может летать – но это факт! И каждый раз, видя ее, я лишь вновь и вновь понимаю, что я облажалась! Я не могу смотреть ей в глаза, потому что я вижу в них лишь свою беспомощность! А она все надеется, верит в крутую Рэйнбоу Дэш, которая однажды научит ее летать! Но однажды, ей придется-таки снять свои розовые очки и осознать, что она не полетит. Никогда.

— Я не верю своим ушам, — медленно и тихо проговорил пегас. – Просто не верю. Моя Рэйнбоу Дэш, та, что я полюбил столько лет назад, никогда бы не сдалась, никогда не оставила бы жеребенка в беде. Инвалида. Сироту! – Он замолчал на секунду, чувствуя, как сердце омыла ядовитая волна горечи. – Я не знаю, что с тобой случилось за эти годы. Но ты изменилась. Гораздо сильнее, чем я ожидал. И совсем не в лучшую сторону.

— Ты обвиняешь меня? Да как ты смеешь?! – Не сдержавшись, пегаска залепила жеребцу пощечину. У того от удара дернулась голова, но он никак не отреагировал. – Хочешь проблем на свой круп – давай, забирай! Посмотрю я на тебя через пару месяцев!

— И заберу. А ты – вали к своим вандерболтам. Ты ведь всегда этого хотела – быстро летать да круто выглядеть? Ну так иди, спеши. Стань кумиром молодежи! Быстрая, красивая, крутая. Но в глубине души ты всегда будешь помнить, что еще ты – облажавшаяся, предавшая детскую веру и чистое восхищение неудачница. А однажды, вот увидишь, ты поймешь, что сдалась ты лишь в шаге от успеха. Ибо я даю тебе слово – она полетит. Чего бы мне это не стоило.

Лицо Рэйнбоу стало похожим на фарфоровую маску, столь бледным и неподвижным оно сделалось после резкой отповеди Коппервинга. Не сказав ни слова в ответ, она резко взмыла в воздух и полетела в сторону своего дома, оставляя за собой едва заметный в вечернем небе радужный шлейф. Вслед ей донесся яростный крик пегаса:

— Она полетит, слышишь меня? Она полетит!

— И все-таки неловко мне идти в этом на твой концерт. – Айроншилд еще раз критически посмотрел на свое отражение в зеркале. – Нет, не пойми меня неправильно – килт безупречен, но все же не принято на подобные мероприятия надевать такую одежду.

— Пожалуйста, не говори глупостей, — тихим голосом возразила Флаттершай. Она уже успела надеть зеленый свитер, и теперь старательно завязывала галстук-бабочку. – И не забывай, что почти всепони увидят тебя в первый раз, и поэтому едва ли обратят внимания на то, во что ты одет.

— А, ну да… — протянул человек. – Слона-то я и не приметил.

— А при чем тут слоны? – отвлеченно поинтересовалась пегаска, снова и снова поправляя галстук. Несмотря на все ее старания, он все еще смотрелся недостаточно ровно.

— Да так, не при чем, — отмахнулся Айроншилд. – О боги, сколько ты ещё будешь выравнивать эту бабочку?

— Извини… — смутилась Флаттершай. – Думаю, это все влияние Рарити.

— Позволь-ка мне… — Игнорируя слабые протесты, он перевязал ей галстук по новой. – Вот так, готово. Ты прекрасно выглядишь, — улыбнулся человек, после чего сам поправил перевязь килта на своем плече. – Мы не опоздаем? – спросил он, бросив взгляд на часы, что висели над дверью – циферблат показывал без десяти пять.

— Нет, мы вполне успеваем, — пегаска расправила крылья и, удостоверившись, что свитер не сковывает движения, продолжила: – Концерт будет только через три часа. Но я еще должна представить тебя Пинки Пай, Эпплджек и Рарити, не говоря уже о том, что нам с Пони Тонз надо вместе распеться перед выступлением.

Закончив с приготовлениями, они вышли из дома и отправились в городской парк, где и должен был состояться концерт. Пока они шагали к месту назначения, Флаттершай рассказывала человеку о том, как ее – не без приключений – приняли в ансамбль. Айроншилд попытался представить, как это хрупкое и стеснительное создание исполняет столь низкие партии, и, в конце концов, сдался – это было за гранью его воображения.

Первых пони они встретили минут через десять, когда городские постройки уже стали виднеться на другом берегу реки. Большинство бросали на него любопытные взгляды и тихонько перешептывались, проходя в отдалении. Другие же старательно игнорировали его присутствие, всем своим видом давая понять, что ничего особенного не происходит. Айроншилда такой расклад вполне устраивал. Еще не освоившись с местными обычаями и правилами, он не был уверен, что не наговорит – в лучшем случае – какой-нибудь ерунды. Не всем же быть такими понимающими, как его новые друзья.

— Вот так, молодец! Ты все делаешь правильно! – раздался откуда-то сверху кобылий голос. – Давай приземлимся тут, чтобы крылья немного передохнули.

Мужчина задрал голову и увидел двух пегасов – светло-коричневого цвета взрослую пони и бежевого маленького жеребенка с темно-каштановой гривой – спускающихся рядом с ними. Высунув кончик языка от усердия, кобылка старалась в точности повторять за взрослой, но уже на подлете сбилась с желаемой траектории. Не успела взрослая и глазом моргнуть, как жеребенок начал падать прямиком на человека, испугано крича и хаотично махая крыльями.

— Литлвиш! – хором закричали Флаттершай и взрослая пегаска.

Видя, что жеребенок несется аккурат на него, Айроншилд, не раздумывая, чуть пригнулся и приготовился, слегка опустив и разведя руки. Поймав кобылку и стараясь хоть как-то смягчить ее аварийную посадку, он опрокинулся назад и как следует приложился копчиком о землю.

— О, Селестия! Литлвиш, с тобой все в порядке?! Ты не ушиблась? – над ними нависло испуганное лицо светло-коричневой кобылки.

Жеребенок ответила не сразу, еще больше встревожив этим пегасок. Все еще дрожа от пережитого, она посмотрела на человека. Но в ее взгляде не было страха – лишь удивление, смешанное с благодарностью. Облегченно вздохнув, Айроншилд успокаивающе взъерошил кобылке гриву. Та смешно заерзала, освобождаясь из его спасительного захвата.

— Да, мама, со мной все хорошо, — ответила Литлвиш. Не отрывая взгляд от человека, она неожиданно ткнула его копытцем в нос. – Ты спас меня, — ее голос вдруг зазвучал так уверенно, будто бы ничего и не случилось, — И теперь я, как настоящая леди, должна стать твоей женой… когда вырасту, конечно же.

Спрыгнув наконец с груди ошарашенного таким заявлением Айроншилда, жеребенок подошла к маме, тут же заключившей дочь в свои объятия.

— О, милая, ну что ты такое говоришь, — неловко пробормотала пони, прижимая к себе Литлвиш. – Не обращайте внимания – она просто наслушалась историй о прекрасной Сильвербелл и воителе Стронгхувзе, и теперь воображает себе невесть что… И огромное Вам спасибо, мистер… — сконфузившись, пони старалась вспомнить, как зовут этого странного чужака, о котором пару дней назад говорила мэр, — …ох, простите, Ваше имя совсем вылетело у меня из головы…

— Айроншилд, — поднявшись и стряхнув с себя пыль, представился мужчина. – А вы?.. – почесав ушибленную спину, спросил он.

— А я – Сэнди, Сэнди Вингс — ответила та, удерживая вырывающуюся дочурку, желающую получше рассмотреть своего будущего жениха.

— Ох, Сэнди, — с дружеским укором сказала подошедшая Флаттершай, — и заставили вы нас понервничать. Не рановато ты ее полетам начала учить?

— Ничего не рано! – недовольно скорчив мордочку, возмутилась Литлвиш. – Рэйнбоу Дэш говорит, что я очень способная!

Судя по переполняющей Сэнди гордости, радужная пегаска действительно высоко оценивала потенциал ее чада. Перекинувшись парой слов, еще раз поблагодарив человека и на всякий случай уточнив время начала концерта, Литлвиш и Сэнди Вингс отправились по своим делам.

— Флаттершай, успокой меня и скажи, что эти слова про будущую жену – просто шутка! – Задал Айроншилд не дающий ему покоя вопрос.

— Ну, конечно! Литлвиш ведь еще совсем маленькая, чтобы всерьез задумываться о таких вещах.

— Вот и славно. А то я уже успел испугаться…

— Но, с другой стороны, жеребята – они ведь такие впечатлительные... и кто знает…

— Но это же просто смешно! Я ведь даже не… — начал было человек. Не находя подходящих слов, он только и мог что бессильно открывать и закрывать рот. Повернувшись к пегаске, он было собрался-таки продолжить свою возмущенную тираду, но с удивлением увидел, как та тихонько хихикет, деликатно прикрывая рот копытцем. – Флаттершай… ты что, подкалываешь меня?

— Прости, — тихонько отсмеявшись, ответила пони, — но это было так мило, что я просто не могла удержаться.

— Один – ноль, Флаттершай… один – ноль.

— Так, мои подруги должны быть где-то рядом, — сказала желтая пегаска, осматриваясь по сторонам, когда они вошли в парк. – Ой, да вон же они! – радостно воскликнула она, указав копытом в сторону сцены, вокруг которой суетилась четверо пони, развешивая декоративные цветы, шарики, гирлянды и прочие украшения. Среди них была уже знакомая человеку Твайлайт.

— А вот и вы! – поприветствовала их единорожка.– Мы уже почти закончили – осталась лишь пара завершающих штрихов. – Повернувшись к сцене, она магией закрепила очередную гирлянду, придав оформлению некоторую завершенность. – Ну вот, как-то так.

Заметив Айроншилда и Флаттершай, остальные пони оторвались от своего занятия и направились к ним.

— Привет, Твайлайт, — улыбнулся человек, стараясь не смутиться под всеобщим пристальным вниманием.

Не дожидаясь представления, розовая кобылка с розовой же гривой, пружинящей при каждом ее движении, первой подскочила к мужчине. Схватив его руку обеими копытами, она начала трясти ее в неистовом приветствии:

— Мистер Айроншилд! – затараторила она громким голосом. – Безумно рада познакомиться! Как Вам у нас? Добрались без происшествий?..

— Эээ… — только и смог выдавить из себя человек, пытаясь вспомнить, кто сейчас перед ним. “Что-то там на “П”… боги, да отпусти ты уже мою руку!”

— Пинки, если ты хотя бы на секунду остановишься и представишься, уверена, наш гость ответит на все твои вопросы, — улыбнувшись, осадила ее Твайлайт.

— Ой! – спохватилась розовая пони, все еще не выпуская мужчину из руко- (или копыто-) пожатия. – Меня зовут Пинки Пай! Но Вы можете звать меня просто – Пинки! Ладненько? – радостно улыбаясь, спросила она.

— Очень приятно, Пинки, — аккуратно высвобождая руку из ее захвата, сказал Айроншилд. – Думаю, мы можем сразу перейти на “ты”, ага? – поинтересовался он, на что пони радостно закивала в знак подтверждения.

— Так вот для кого Флаттершай просила у меня ткань? – вперед выступила белая единорожка с безупречно уложенной гривой аметистового цвета. – Рарити, — представилась она. Царственно улыбаясь, она удивительно человеческим жестом вытянула в его сторону переднюю ногу.

Этот более чем знакомый жест ввел человека в некоторый ступор. Он вполне понимал, что от него сейчас ждут, но… просто не мог заставить себя закончить этот светский ритуал, как должно. Учитывая не столь давние обнимашки с Твайлайт, все это выглядело до крайности нелепо, но все же… целовать копыто – это, считай, почти то же самое, что целовать ступню девушки, только что ходившей по земле босиком… “Да будь ты мужиком, в конце то концов!”

Надеясь, что его сомнения остались незамеченными, он приложил губы к копыту единорожки, изображая поцелуй, чем вызвал приглушенный смешок еще одной пони:

— Пф, — фыркнула крепко сбитая оранжевая кобылка, поправляя ковбойскую шляпу на голове, — Ты, как всегда в своем репертуаре, Рарити.

— Не обращайте на нее внимания, Айроншилд, — гордо вскинула подбородок Рарити. – Я рада, что Вы знаете, как подобает вести себя с настоящей леди.

— Бла-бла-бла, — передразнила ее ковбойша и протянула свое копыто мужчине. – Эпплджек. Рада встрече.

Ну, тут все так же было ясно – обычное рукопожатие без каких-либо претензий на пафос. И это действительно было рукопожатие! Каким-то невероятным образом Эпплджек крепко стиснула его ладонь в своем копыте, заставив мужчину непроизвольно прокашляться.

— Взаимно, Эпплджек. Рад снова видеть тебя, — зачем-то добавил он.

Оранжевая пони подозрительно посмотрела на него:

— Прошу прощения?

— Язык мой – враг мой… — тихо прошипел Айроншилд, — Ну ты недавно заносила пирог к Флаттершай… — сбивчиво начал объяснять он.

— И где же ты прятался в тот раз? – перебила его Эпплджек, пригвоздив тяжелым взглядом к земле.

— На заднем дворе – дрова колол, — не задумываясь, выпалил человек. “Если она — плохой коп, то кто из них хороший?”

Многозначительно подняв бровь, оранжевая пони продолжала пристально смотреть на человека, давая понять, что не удовлетворена его объяснением. “Словно клещами вытягивает, ей богу!”

— Ох, ну ладно – твоя взяла, — сдался мужчина. В конце концов, он только что целовал копыто – признание в безобидной слежке и рядом не стояло. Глубоко вздохнув, он короткими, рублеными фразами начал признаваться в содеянном. – Колол дрова. Услышал, как ты пришла. С пирогом. Стало интересно. Прокрался вдоль стены. Увидел тебя. Выдавать себя не стал. Всё.

— А шо спрятался-то? Я ж не кусаюсь, – усмехнулась Эпплджек, выслушав его объяснительную.

— Вторая пони, которую я встретил, буквально с порога наваляла мне по первое число. И, судя по всему, ты смогла бы повторить это с не меньшим успехом.

— Справедливо, — согласилась, немного сбитая с толку ковбойша, не понимая, был ли это сейчас комплимент или наоборот.

Дождавшись окончания допроса, Твайлайт прозрачно намекнула всем, что они так и не закончили с подготовкой к концерту, а до его начала оставалась какая-то пара часов. Заверив человека, что его помощь не потребуется, пони вернулись к своим делам. Флаттершай и Рарити, которая тоже состояла в ансамбле, удалились за сцену – видимо, для распевки. Чуть позже к ним присоединилась Твайлайт. Как она потом сама объяснила – для того, чтобы окружить квинтет не пропускающими посторонние звуки чарами.

Пытаясь убить время, Айроншилд решил не спеша прогуляться по парку. Небольшие изящные фонтаны, живая изгородь с незамысловатыми изображениями различных животных, свежий воздух – вся эта красота так и приглашала улечься под каким-нибудь деревом, забыв о насущных проблемах. Будь Айроншилд человеком творчества, он уже вовсю сочинял бы стих или песню о непростой судьбе, что закинула его так далеко от дома. Задумавшись, он уселся на резную деревянную скамейку, расположенную напротив статуи, изображавшую пегаску с луком в копытах – аллюзии на купидона всплывали сами собой. Не обращая внимания на проходивших мимо жителей Понивилля, нет-нет да и кидающих на него любопытные взгляды, человек вернулся к последнему вопросу Принцессы Селестии – хочет ли он вернуться домой. Происходящее в его голове напоминало некую форму шизофрении. Новоиспеченный Айроншилд буквально кричал о том, что надо остаться здесь, перечеркнув прошлое и начав жизнь с чистого листа. Часто ли людям выпадает такой шанс? Человек же, все еще хранивший данное при рождении имя, возражал столь скоропалительному решению – какой шанс?! Да, на первый взгляд, этот мир производил приятное впечатление – особенно в сравнении с людским – но был ли он на самом деле тем, чем кажется? И разве можно судить о книге лишь по первым ее страницам? С другой стороны, он знал, что ждет его дома, а здесь… Здесь же его будущее было сокрыто манящей неизвестностью. С чистого листа… Сложится ли его история подобно сказке со счастливым концом? А может быть и так, что скучающие боги захотят сыграть с ним злую шутку, заменив шило на мыло, или – еще хуже – превратив его новую жизнь в настоящий ад.

Человек замотал головой, прогоняя столь бредовые мысли. Как ни странно, это помогло – теперь он смотрел на произошедшее более трезво и без излишнего драматизма. В конце концов, это было его первое общение с богом, и он вполне мог бы ляпнуть и что-нибудь намного более абсурдное. “Да уж, защитничек выискался... Нет, я, конечно, готов вступиться за Флаттершай или Твайлайт… да и за Коппервинга при необходимости, но строить из себя рыцаря добра и света… Мда… Даже как-то неловко теперь…”

Внезапно Айроншилд и Человек заговорили в нем в унисон. Не слишком ли эгоистично он сейчас поступает, принимая в расчет только себя в решении этого вопроса? Подумал ли он о своих новых друзьях: о Флаттершай, Коппервинге, Твайлайт? Приняв его столь радушно, они ведь могли и пожалеть о своем решении. В конце концов, он совсем не ангел… Но решение самой Селестии…

— Приветики! Ты же Айроншилд, да?

Задорный кобылий голос сбил человека с его размышлений. Оторвавшись от созерцания своих сандалий, мужчина поднял голову, но перед ним никого не было.

— Хотя, чего это я, конечно же ты – Айроншилд, — светло-оранжевая единорожка с гривой кремового цвета уже сидела слева от него, зажав в копыте палочку с сахарной ватой. Откусив внушительных размеров кусок, она так и продолжила – с набитым ртом. – Едва ли тут еще где-то бродит лысая обезьяна в платье.

Дожевав, она вытянула перед собой задние ноги и принялась рассматривать надетые на них роликовые коньки. Проследив ее взгляд, человек многозначительно приподнял бровь, отмечая про себя этот необычный факт. Видимо, пони вполне могли передвигаться на “своих двоих”. Во всяком случае, эту особу такой способ передвижения совсем не смущал.

— Мы знакомы? – начал он с тривиальный фразы, стараясь не обращать внимания на “лысую обезьяну” и зачем-то поправляя перевязь на своем килте, который – ну конечно же! – ни разу не походил на какое-то там платье.

— Будем! – очистив телекинезом испачканное кусочками ваты копыто, единорожка протянула его Айроншилду. – Черри Спайс. Но можешь звать меня просто – Спайси.

— Вот так сразу? – пожав ее “руку”, усмехнулся человек.

— Ну не нравится – зови полным именем, — фыркнула кобылка, — мне то что.

— Да ладно, я же совсем… — сконфузившись, начал извиняться он.

— Пришел послушать Флаттершай? — не дав закончить, перебила его пони. – О, тут ты не прогадал! Я успела побывать на выступлении Пони Тонз, когда она еще “замещала” Биг Мака – и это было охренительно! Не знаю уж, настолько ли хорошо ее сопрано, как и ее бас, – Черри Спайс опять вгрызлась в сахарное лакомство, – но говорят, что поет она просто божественно.

— Откуда ты знаешь…

— Да я много чего знаю, — предвосхитила все его вопросы кобылка. – Слухи же – они быстро разносятся, а я всегда должна быть в теме. Работа у меня такая, — пояснила она.

— Работа?..

— Ага, я ж репортер. – С почти детским разочарованием посмотрев на опустевшую палочку, Черри Спайс тут же выкинула ее в стоявшее рядом мусорное ведро. – Наслаждайся шоу, Айроншилд, а я поскакала… поехала, если быть точнее, — рассмеявшись своей собственной шутке, единорожка спрыгнула со скамейки и, не дожидаясь ответного прощания, умчалась с глаз долой.

— И вам не хворать, — проводил ее взглядом человек.

Стараясь не вникать в суть только что произошедшего, он решил сделать еще пару кругов по парку и вернуться к месту проведения концерта. Если подготовка сцены к этому времени будет закончена, то можно поболтать с Твайлайт или получше узнать ее подруг…

— Посторонись! – ворвался в его размышления громогласный бас.

Мужчина поспешно отскочил в сторону, пропуская перед собой здоровенного красного жеребца, который во весь опор мчался в направлении сцены.

— Ага, спасиб, — не оглядываясь, прокричал пони и припустил пуще прежнего.

“Ему бы колокольчик на шею повесить”.

До концерта оставалось чуть меньше часа, и жители Понивилля уже начали собираться перед сценой. Айроншилд стоял неподалеку в окружении своих новых друзей, пытаясь вести беседу со всеми сразу. И это оказалось сложнее, чем он думал. Если Твайлайт еще пыталась поддерживать общую тему разговора, то Пинки Пай могла запросто перейти от обсуждения миграции параспрайтов к негодованию по поводу обширного брака в последней партии воздушных шариков. Эпплджек и Рарити, казалось, вообще только тем и занимались, что вступали в спор по любому поводу – будь то абсолютное пренебрежение оранжевой пони последними веяниями моды или же полные восхищения вздохи белой единорожки по недавно посетившему Понивилль очередному щеголю. Флаттершай – как обычно, в своей скромной манере – пыталась урезонить их, но это было тщетно – ей и слова не давали вставить. Как, впрочем, и человеку – мужское мнение в таких вопросах явно не имело веса.

Раздался перезвон колокольчика, оповещая всех присутствующих о скором начале концерта. Оставив, как ей казалось, последнее слово за собой, Рарити взяла под копыто извиняющуюся Флаттершай и с гордым видом удалилась за сцену. Эпплджек просто сокрушенно покачала головой и окинула взглядом толпу, словно пытаясь высмотреть кого-то.

— Биг Мак, никуда она от тебя не денется, — крикнула она уже знакомому Айроншилду красному жеребцу, который в стороне от остальных беседовал с земнопони вишневого цвета. – Рарити с тебя три шкуры спустит, если не поторопишься.

Поцеловав свою собеседницу и прошептав ей что-то на ушко, отчего кобылка покрылась густым румянцем, здоровяк поскакал к остальному ансамблю. Но, на полпути заметив человека, все же решил сделать небольшой крюк, даба представиться должным образом.

— Биг Макинтош, — сказал он, протянув мужчине копыто и до хруста сжав его ладонь в рукопожатии. – Без обид, если шо – я тогда спешил.

— Айроншилд, — вернул тот приветствие, незаметно встряхивая словно в тисках побывавшую руку. – Ерунда, бывает. И это… тебя там, наверное, уже заждались.

Торопливо закивав, жеребец поспешил присоединиться к своему квинтету.

Еще раз добродушно пожурив уходящего братца, Эпплджек принялась заваливать человека вопросами, на которые он уже успел составить шаблонные ответы. Было видно, что она витала где-то в своих мыслях и интересовалась его злоключениями лишь для поддержания разговора, который и так не особо клеился. К счастью, Твайлайт смогла разрядить обстановку, подняв тему о трудоустройстве Айроншлида. Оранжевая пони тут же оживилась и поведала о своей проблеме: через пару дней Биг Макинтош отбывал в Мэйнхэттэн на мальчишник своего школьного друга. И все бы ничего, но жеребец, которого ее брат подыскал себе на замену, буквально вчера ухитрился серьезно поранить переднюю ногу. Словно прочитав мысли человека, она скептически окинула его взглядом и после недолго раздумья предложила поработать у них на ферме. Разумеется, не за простое “спасибо”. Айроншилд совершенно не разбирался в денежных отношениях Эквестрии, но в оплату входило питание и, в случае необходимости, проживание. Впрочем, у него и в мыслях не было торговаться или набивать себе цену. Возможность хоть как-то проявить себя и доказать свою полезность уже сама по себе являлась наградой. И, кто знает, если не ударить на работе в грязь лицом, то Эпплджек вполне могла бы и порекомендовать его другим пони. Скрепив договор очередным крепким рукопожатием, мужчина и ковбойша договорились, что завтра утром он придет к ним на ферму для вводного инструктажа.

Колокольчик прозвучал второй раз, давая понять, что выступление Пони Тонз начнется уже совсем скоро.

Внезапно Пинки Пай вытянулась, словно по команде “смирно!”, а ее хвост начал скручиваться и разгибаться подобное заводной пружине.

— Твайлайт, нам срочно-пресрочно нужна сахарная вата! – воскликнула розовая кобылка. – И ты просто обязана помочь мне в этом!

Единорожка подозрительно покосилась на розовую кобылку:

— Опять это твое пинки-чувство?

— Где-то тут какой-то пони сейчас очень грустит и ему просто необходима сахарная вата – как ты не понимаешь?! Бегом, пока еще есть время! – не дожидаясь дальнейших вопросов Твайлайт, Пинки чуть ли не силком потащила ее в неизвестном Айроншилду направлении, оставив того, слегка шокированного произошедшим, наедине с оранжевой кобылкой.

— Эм... Кхм… — после продолжительных и молчаливых ковыряний копытом в земле подала голос Эпплджек, — Ну эт… чем ты раньше на ферме-то занимался?

— Вскапывание огорода на даче у бабушки в отрочестве считается? – бросая неловкие взгляды по сторонам, спросил мужчина.

— Не совсем то, но сойдет. Ток нам надо достроить еще один курятник. Ну и всякая мелочь, вроде небольшого ремонта амбара и прочего.

— Радует, что никакой прополки в твоем списке нет.

— Не могу ничего обещать, — усмехнулась ковбойша и спустя несколько секунд снова начала скрести копытом землю, надеясь вымучить еще хоть какую-нибудь тему для разговора. Словно дополняя эту картину под название “Смущение”, человек пытался изобразить, что ему крайне интересно наблюдать за пустой сценой.

Их неловкое молчание было прервано негромким покашливанием. От неожиданности Айроншилд едва не подпрыгнул; обернувшись, он увидел ехидно улыбающегося Коппервинга. Выглядел тот эффектно – кремовая рубашка и светло-зеленый пиджак весьма удачно сочетались с его коричнево-рыжей расцветкой и черно-серой гривой. Этот наряд настолько не вязался у человека с характером пегаса, что он даже растерялся от такого зрелища.

— А ты, я смотрю, времени зря не теряешь, — подмигнул ему пегас, со смехом уклоняясь от подзатыльника со стороны оранжевой пони. – Шучу-шучу, без обид, ЭйДжей! – Отсмеявшись, он продолжил: — Смотрю, я все же сумел прилететь без опоздания. Или это начало, как обычно, задерживается? – спросил он, смахивая с рукава пиджака несуществующую пылинку. Было видно, что он весьма доволен произведенным впечатлением.

— Я тя умоляю, — фыркнула Эпплджек, — зная Рарити, ты бы еще успел заскочить в бар, чтобы промочить горло. И все равно прилетел бы слишком рано. Кстати, а где Рэйнбоу – она не с тобой? – спросила пони, уже привыкнув, что на подобные мероприятия эта парочка всегда являются вместе. — И прифрантился ты еще зачем-то… словно на Галу, да не к ночи помянута будет, собрался!

— У Дэш возникли какие-то неотложные дела, — раздраженно отмахнулся от вопроса Коппервинг. – Не волнуйся, она успеет. В самый последний момент, как обычно. Что же до костюма – не все же ему в шкафу висеть. Да и вообще, если и напяливать на себя одежду, то глупо ограничивать себя одной лишь шляпой!

Ковбойша одарила жеребца тяжелым взглядом, но в отличие от человека, тот и бровью не повел, будучи уже привычным к подобным фокусам со стороны оранжевой кобылки. Айроншилд же просто пожал плечами, не желая вдаваться как в подробности взаимоотношений двух пегасов, так и в проскакивающую напряженность в отношениях с фермершей.

Легка на помине, Рэйнбоу Дэш прилетела буквально за секунду до третьего звонка. Демонстративно игнорируя Коппервинга, она поздоровалась с остальными и заняла место рядом с человеком, немало этим его удивив. Будь она женщиной, Айроншилд счел бы ее поведение попыткой вызвать ревность своего жеребца. Читать язык тела пони у него пока не получалось, но подобные выводы напрашивались сами собой. В ответ пегас скользнул по ней взглядом, хмыкнул каким-то своим мыслям и отвернулся, что-то негромко бурча себе под нос.

На сцену вышла пони бежевой расцветки. Прокашлявшись и поправив очки, она объявила о начале благотворительного концерта, все сборы с которого пойдут на закупку нового оборудования для городской больницы. Айроншилд нахмурился, не припоминая, чтобы с него требовали билет или какую-либо плату. А это значит, что за мужчину ее внесли Флаттершай или Твайлайт, и что он все глубже влезал в долги, продолжая висеть на шее у своих друзей. Мысленно записав себе пункт по этому поводу, человек решил отойти подальше от сцены, чтобы не загораживать остальным вид. К счастью, ему не пришлось протискиваться через толпу зрителей – большинство пони все еще шарахались при его приближении и сами отходили в сторону.

— Круто, в следующий раз на подобном мероприятии буду использовать тебя в качестве паровоза, — раздался позади голос Коппервинга, решившего составить ему компанию.

— Без проблем, но, по-моему, полет как-то сподручнее.

— Да, ты прав, — вздохнул пегас, — я сегодня не в ударе.

Уже заранее зная ответ, Айроншилд для формальности все-таки поинтересовался причиной угрюмого настроения друга. Как и ожидалось, Коппервинг просто махнул копытом, ссылаясь на то, что взлетел не с того крыла.

К этому времени мэр закончила свою речь, и Пони Тонз вышли на сцену, начав концерт. И после вступительной же композиции мужчина понял, что этот квинтет более чем заслуживает любовь своих преданных фанатов. Они были великолепны. Все они. Рарити, производившая впечатление не только своей внешностью, но и безупречно поставленным сопрано. Биг Макинтош, задававший глубоким и мощным басом общий ритм. Двое пони, имена которых он, к сожалению, не запомнил: пышная кобылка и долговязый жеребец – идеально дополнявшие друг друга своими звонкими голосами. И, конечно же, Флаттершай. Поначалу она была слегка зажата и даже стояла на шаг позади остальных, стараясь привлекать к себе как можно меньше внимания – видимо, еще не успев привыкнуть к выступлениям на большой сцене. Но вскоре смущение покинуло ее, и голос желтой пегаски зазвучал во всей красе. Айроншилд не хотел специально выделять кого-то из ансамбля, но если бы его спросили, кому вручить приз за лучшее исполнение – он бы, не задумываясь, отдал его Флаттершай. Конечно, остальные пони заслуживали его не меньше, но… Но ведь так оно и бывает – когда друг зовет тебя на выступление своей группы, ты всегда отдаешь ему предпочтение перед другими музыкантами.

Где-то на середине концерта Рарити, дождавшись окончания продолжительных и бурных аплодисментов, поблагодарила всех за внимание и сообщила, что Пони Тонз вернутся после небольшого перерыва. На самом деле это, конечно, были не аплодисменты в привычном для человека смысле слова – пони просто неистово стучали копытами по земле, выражая свое одобрение. Ансамбль удалился за сцену, и все присутствующие принялись оживленно обсуждать мероприятие. На фоне вполне обычных разговорах о старых хитах и новых песнях с недавно выпущенного альбома, до уха Айроншилда нет-нет, да доносились полные восхищения ахи-вздохи в адрес отдельных исполнителей. Рарити была вне конкуренции: ее боготворили, притом как жеребцы, так и кобылы. Не разбираясь в критериях красоты этого мира, человек все же не был согласен с большинством — белая единорожка напоминала ему гламурных девиц со страниц глянцевых журналов. Но при всем этом, ей были совсем не чужды хорошие манеры, а своим вокалом она мало в чем уступала Флаттершай. Да и своим новым килтом Айроншилд был отчасти обязан именно ей. В итоге, его первое впечатление об этой кобылке оказалось несколько противоречивым. “Пожалуй, все же не стоит судить о книге по обложке…”

— А ну-ка, народ, пропустите! — дерзко потребовал бойкий молодой голосок, — Девчонки, не отставайте!

Повернувшись, Айроншилд увидел желтого цвета пони-подростка, которая с упорством ледокола пробивала себе путь через толпу удивленных такой наглостью зрителей. За нею следом шли рыжая пегаска и белая единорожка, смущенно извиняющаяся перед каждым пони, которого бесцеремонно отпихивала с пути ее более нахальная подруга.

— И кто это у нас тут такой дерзкий? – осадил троицу Коппервинг, смотря на подростков сверху вниз и не двигаясь с места.

Столкнувшись с неожиданным препятствием, желтая пони было попятилась, но уже через секунду пришла в себя и с вызовом посмотрела на пегаса. Увлеченная этим противостоянием, на человека она совсем не обратила внимания.

— Пропустите, мистер, — сказала она, сдув со лба непослушную прядь волос. – Мы и так опоздали, и моей сестре не понравится, что нас тута задерживают незнакомые жеребцы.

— Правда? И кто же твоя сестра, юная лэди? – усмехнулся пегас, но почти сразу же осекся, когда из-за спины упрямой кобылки выглянули ее подруги.

Айроншилд удивленно посмотрел на своего приятеля, не понимая, как этой пони удалось заткнуть жеребца, который за словом в карман не лезет. Проследив за направлением его взгляда, мужчина понял, что причиной столь внезапной немоты оказалась рыжая пегаска. Едва увидев Коппервинга, она поспешно потупила взор.

— Эпплджек! – торжествующе выпалила желтая пони, решив, что сумела переиграть своего оппонента. – Так что, будьте любезны – в сторону.

— Ну разве осмелюсь я вызвать гнев самой Эпплджек, — отшутился Коппервинг. Однако в его голосе не было уже привычных человеку саркастических ноток.

— Прошу вас, — видя, что его друг находится в неком замешательстве, Айроншилд сам отошел в сторону, пропуская подростков.

— Извините, — бросая смущенные взгляды на пегаса, сказала юная единорожка, проходя мимо них.

— Ну и молодежь пошла, а? – тряхнув головой, спросил жеребец уже в своей обычной манере.

— И не говори. Уж мы-то в советские времена — попытался подыграть мужчина. Заметив удивление пегаса, устало махнул рукой. – Ладно, проехали. А этих троих ты знаешь, я смотрю? – не удержался человек от вертящегося на языке вопроса.

— Немного, — буркнул Коппервинг, прозрачно намекая, что не жаждет развивать эту тему. – Я скоро вернусь, — чуть погодя добавил он и направился в сторону сцены.

Благодаря своему росту, Айроншилд прекрасно видел, как его приятель уверенно прокладывал себе путь через толпу зрителей. Почему тот просто не воспользовался крыльями, чтобы добраться без помех, оставалось для человека загадкой. Вскоре пегас подошел к стоявшей у самой сцены кобылке, которую перед началом концерта так не хотел покидать Биг Макинтош. Ну что ж, вполне резонно – было бы затруднительно найти место для посадки в таком столпотворении. Решив, что остальное его не касается, мужчина начал осматриваться по сторонам. Разнообразие мастей окружающих пони просто поражало воображение – самое невероятное сочетание цветов, собравших, казалось бы, всю возможную палитру. Про совершенно не повторяющиеся кьютимарки можно было вообще молчать – о значении каждой из Айроншилд лишь смутно догадывался. Это навело его на мысль, что метку Коппервинга он так и не углядел, или же попросту не обратил на нее внимания.

Вторая часть выступления даже затмила собой первую. Той Таппер и Торч Сонг (Айроншилд успел поинтересоваться у своего приятеля их именами) начали буквально отплясывать прямо на сцене, словно предлагая всем пони последовать их примеру. Биг Макинтош просто отстукивал копытом такт, но небольшая хрипотца в его голосе добавляла в общее звучание определенный шарм, отчего стоявшие в первых рядах кобылки томно вздыхали, едва не теряя сознания. Окончательно сбросившая оковы смущения, Флаттершай начала отрываться по полной: преисполненная ликования, она взлетала над сценой, приводя этим зрителей в неописуемый восторг. Даже Рарити, забыв про свою напускную маску гордой леди, присоединилась к всеобщему веселью, игриво толкая в бок то одного, то другого члена ансамбля.

Спев на бис еще пару хитов и сердечно поблагодарив своих фанатов, квинтет уже собирался закончить выступление, но не тут-то было. Не желая так просто отпускать своих кумиров, под несмолкаемые аплодисменты пони начали забрасывать сцену цветами. Увлекаемый царившим в воздухе настроением, Айроншилд поднес два пальца ко рту и выдал оглушительный свист. Совершенно не знакомые с таким выражением одобрения, ошарашенные пони, все как один, уставились на него. Несколько наполненных звенящей тишиной мучительных секунд, человек проклинал себя, на чем свет стоит. Но, судя по последовавшим одобрительным возгласам и требованиями “повторить”, жителям Понивилля столь необычное для них проявление эмоций пришлось по вкусу. Уже вернувшийся к этому моменту Коппервинг нахмурился и посмотрел на свое поднятое копыто. Затем на руку человека. Затем опять на свое копыто. Поразмыслив и решив, что это явно плохая идея, он снова вернулся к тяготившим его размышлениям.

Дождавшись, пока публика не начнет расходиться по домам, человек и пегас не торопясь двинули в сторону сцены. Айроншилд не собирался устраивать разговор по душам, но разительную перемену в настроении его друга после встречи с теми тремя подростками не возможно было не заметить. Почти всю вторую половину концерта пегас выглядел, не чтобы подавленным, нет. Скорее, это было похоже на некую отрешенность. Коппервинг подпевал и бил копытами о землю вместе с остальными зрителями, но он будто бы делал все это по инерции, продолжая витать где-то в своих мыслях.

По пути к ним присоединились Эпплджек, Рэйнбоу Дэш и Твайлайт, с каким-то хмурым выражением лица, левитирующую целую охапку сахарной ваты. Рядом с радужной бестией шел незнакомый Айроншилду темно-серый пегас с отливающим серебром ирокезом. Жеребец и кобылка вели милую беседу – слишком милую, по мнению человека – больше походившую на флирт. Хотя чему тут было удивляться: даже для него было ясно, что Рэйнбоу и Коппервинг успели как следует поссориться – показательное кокетство было проверенным оружием любой женщины… видимо, как и любой кобылки. “А может, у Коппервинга просто такой большой табун, что там требуется не один жеребец…” Мужчина усмехнулся, осознав, что уже мысленно отвел своему другу в этих делах главенствующую роль.

Знакомые приятелям молодые кобылки держались чуть в стороне от взрослых, но далеко не отходили. Коппервинг изредка бросал взгляд на рыжую пегаску, словно прикидывая что-то в уме. Она же делала вид, что не обращает на него никакого внимания, увлеченно общаясь о чем-то со своими подругами.

— … короче говоря, это надо было видеть, — закончила радужная пони, окинув взглядом человека, когда Айроншилд и Коппервинг поравнялись с ними. Хотя, скорее всего, она просто посмотрела в их сторону. “О, ну конечно же, она могла говорить только о тебе. И, наверняка, Рэйнбоу только что поведала этому жеребцу с ирокезом о том, как отдубасила тебя по полной программе”. Улыбнувшись, мужчина послал свое эго куда подальше и с наилучшими пожеланиями.

Остановившись невдалеке от шатра-гримерной, у входа в который уже столпилась многочисленная группа самых преданных фанатов, друзья принялись обсуждать только что закончившееся выступление Пони Тонз. Кроме куда-то пропавшей Пинки Пай. Айроншилд еще только успел задуматься над этим вопросом, а розовая кобылка уже была тут как тут – неожиданно возникнув перед человеком, она сразу же начала заваливать его бесконечной чередой вопросов. “Ну как тебе концерт?”, “Правда?! А насколько понравился?”, “А кто тебе больше всех понравился?”, “А песня?! Какая песня круче всех?!”, “Да? А почему-почему?!”. И так далее и тому подобное. Айроншилд не мог даже рта открыть.

— Кхм, Пинки, может ты того – притормозишь немного? – подойдя к ним, вступилась за него Эпплджек, чему тот был сейчас несказанно рад.

— Ага, а то бедняга места себе не находит, — усмехнулся Коппервинг.

— Винги-Винги! — радостно заголосила розовая кобылка, — сто лет не виделись! Вот тебе в честь этого двойные супер-обнимашки!

— Воистину, Пинки, — взлохматив копытом и без того непослушную гриву своей подруги, улыбнулся Коппервинг. – Ну, может быть, чуть меньше ста лет.

— Слушай, ты такой хмурый, что я тебя сразу и не заметила, — закончив тискать пегаса, вопросительно посмотрела на него Пинки. – Или у тебя что-то случилось? – ее удивленный взгляд тут же сменился подозрительным прищуром.

— Хей! Я не хмурый, а задумчивый! – отшутился Коппервинг в своей обычно манере.

Розовую кобылку это объяснение, судя по всему, нисколечки не удовлетворило, и она решила взяться за пегаса всерьез, совсем забыв про Айроншилда, что его вполне устраивало. С интересом за ними наблюдая, человек ожидал развязки и того, как же его приятель выкрутится на этот раз.

Услышав рядом сокрушенный вздох подошедшей Твайлайт, все еще удерживающей телекинезом охапку палочек с сахарной ватой, он многозначительно поднял бровь и посмотрел на нее.

— Что? – устало закатила глаза единорожка. – Это же Пинки Пай – иногда ей просто невозможно отказать.

— Ну да. Это полностью проясняет ситуацию, — усмехнулся Айроншилд.

— Ой, Твайлайт! – словно из-под земли выросла розовая кобылка – аккурат между человеком и единорожкой. – Я чуть про тебя не забыла.

— Про меня или про эти вкусности? – будто прочитав мысли своей подруги, Твайлайт – все тем же телекинезом – отцепила три полочки палочки от общей кучи и передала Пинки, которые она тут же буквально впихнула в копыто слегка опешившего Коппервинга и в руку не менее офигевшего Айроншилда. Третья предназначалась Эпплджек. Ничуть не удивившись и не задавая лишних вопросов, ковбойша поблагодарила подругу и не спеша принялась за это неожиданное угощение.

— Вот, — многозначительно заявила она, — я знала, что кому-то тут очень-очень грустно, но и подумать не могла, что этим кем-то будешь ты! А теперь тебе будет не так грустно, ведь никто не может хмурится, когда у него есть, чем подсластить неудавшийся день – это научно доказанный факт!

— И когда это наука успела доказать состоятельность этой теории?! – взорвалась негодующим возгласом Твайлайт.

Наверное, единорожка все-таки пропустила очередной выпуск какого-нибудь научного журнала, где в подробностях описывалось подобное воздействие сахарных изделий на хмурых индивидов. Несколько секунд Коппервинг пытался сдерживаться, но, в конце концов, смех вырвался наружу, и его сдавленные смешки превратились в громогласный хохот. Пинки Пай, как никому другому, удавалось развеселить его и приподнять настроение.

— Ну? Что я тебе говорила? – торжествующе воскликнула Пинки Пай, радостно запрыгав на месте.

— Эээ… но я вполне себе бодр и весел, — вертя в руках палочку, заметил Айроншилд.

— А тебе – на всякий случай! – самым серьезным голосом пояснила розовая кобылка.

— Давай просто отнесем твою сахарную вату в шатер, — устало вздохнула Твайлайт.

— Оки-доки-локи, — лучезарно улыбаясь, согласилась ее подруга и обратилась к пегасу. – А ты, Винги-Винги, не смей тут больше у меня скучать, а то…

— Знаю-знаю, — вгрызаясь в сахарное лакомство, промычал тот, — Пинки Пай следит за мной.

— Всегда! – весело рассмеявшись, она чмокнула Коппервинга в щеку и вприпрыжку поскакала вслед за единорожкой.

— И в этом вся Пинкамина Диана Пай, — поправляя слегка помятый после двойных супер-обнимашек костюм, сказал Коппервинг и откусил еще один кусок сахарного угощения.

— И не говори, — согласилась Эпплджек. – Даже не верится, что мы с ней родственники. Кстати, о родственниках, — ковбойша бросила взгляд на стоявшую неподалеку троицу молодых кобылок, — Эпплблум, Свити Белль, Скуталу, не желаете поздороваться с нашим гостем?

Подростки неуверенно переглянулись. Они явно не особо-то жаждали этого знакомства, но и перечить Эпплджек тоже не осмеливались. Стараясь не выказывать своего смущения, они подошли к Айроншилду, все еще задумчиво вертевшего палочку с сахарной ватой – сладости не числились в списке его любимых блюд. У стоящего рядом пегаса на лице вновь застыло нечитаемое выражение. “Заболел он, что ли?” — подумалось человеку.

— Здрасьте, мистер Айроншилд, — первой решилась желтая пони. Своим простецким говором и манерой речи она очень походила на свою сестру. – Меня звать Эпплблум. А эт мои лучшие подруги: Скуталу и Свити Белль, — представила она остальных.

Рыжая пегаска попыталась было изобразить хорошую мину при плохой игре, но, бросив на Коппервинга едва заметный взгляд, тут же покрылась румянцем.

— Очень приятно, — исполнив изящный реверанс, поздоровалась Свити Белль.

Она хотела было еще что-то добавить, но Эпплблум, многозначительно кашлянув, слегка толкнула ее в бок.

— Извините нас… за наше грубое поведение, — все же продолжила молодая единорожка: уколы совести оказались чувствительнее тычка желтой пони. – Это было очень некрасиво с нашей стороны.

Хором застонав, Эпплблум и Скуталу одарили ее красноречивыми взглядами. Бедняжка Свити Белль снова начала извиняться – теперь уже перед своими подругами.

— Ну-ка, ну-ка, — Эпплджек смерила троицу суровым взглядом, который больше подошел бы сержанту-инструктору, отчитывающему нерадивых солдат. – Это шо там еще за “грубое поведение”?

Подростки начали сбивчиво и неохотно рассказывать, стараясь сгладить углы и выставить себя в лучшем свете. Выслушав их оправдания, ковбойша взялась за воспитательную работу — судя по всему, это было надолго. Будучи знакомым с такого рода нравоучениями и их продолжительностью, Айроншилд бросал скучающие взгляды по сторонам, успев передать сахарную вату пробегавшему мимо жеребенку. Он даже немного сочувствовал провинившимся… немного. В конце концов, каждый должен быть готов отвечать за свои слова и поступки.

Пони Тонз уже вышли из своей гримерной, и их тут же окружила толпа фанатов, поздравляя с прекрасным выступлением. Не дожидаясь, пока их возьмут в плотное кольцо, Биг Макинтош поспешил удалиться – чтобы заключить в объятия уже знакомую человеку пони вишневого цвета. Остальные же – не считая красной до кончиков ушей Флаттершай – буквально купались в лучах славы и восторженных возгласов.

Отчитав нерадивых подростков, Эпплджек принялась за Коппервинга. Вздохнув, пегас слизал с палочки остатки сахарной ваты и приготовился выслушать длинную речь о том, как нужно вести себя с подрастающим поколением, и что нельзя им спускать с копыт подобное поведение. Слушая краем уха лекцию, которая могла дать фору Твайлайт, Айроншилд перевел взгляд на Рэйнбоу Дэш и ее ухажера. У него все больше складывалось впечатление, что пегаска разыгрывает этот флирт лишь для того, чтобы позлить Коппервинга. Но, как говорится, не рой яму другому… Тот совершенно не обращал на нее внимания. Более того, отрешенно поддакивая Эпплджек, пегас почти неотрывно смотрел на Скуталу. И что-то в его взгляде было такое, отчего рыжая кобылка себе места не находила. И вот теперь уже сама Рэйнбоу испытывала совершенно неожиданную для нее ревность. И к кому – к этому подростку?! “Да глупости все это, Рэйнбоу! Просто хочет доказать, что был прав. Вот и решил не тянуть кота за хвост”. Раздраженно закусив губу, Дэш пропускала мимо ушей болтовню своего ухажера, понимая, что это сражение она проиграла. Окончательно выйдя из себя, она резко взмахнула крыльями и унеслась прочь, оставив недоуменно смотрящего ей вслед пегаса с носом.

— Тебя это тоже касается, Айроншилд, — будто издалека донеся до человека голос Эпплджек. Он удивленно посмотрел на нее, не совсем не понимая, в чем вообще могла быть его вина. – Ты тут, конешн, новенький, но мог бы и приструнить зарвавшуюся молодежь. Или вы там у себя их совсем разбаловали?

Челюсть мужчины отвисла от такого поворота. Не представляя, как парировать эти выпады, он начинал испытывать легкое раздражение от происходящего. К счастью, ему удалось сдержать в узде свою излишне упрямую натуру и не начать препираться с будущим работодателем. Покорно склонив голову и соглашаясь с каждым словом, он заверил ее – больше такого не повторится.

— Ну вот и славно, — тепло улыбнувшись, закончила Эпплджек свою выволочку, будто ее и не было. – Ладненько, пора вызволять нашу Флаттершай из наводящих ужас объятий ее же фанатов, — изобразив страшное лицо, продолжила пони.

Через какое-то время поклонники Пони Тонз начали расходится, не желая донимать их своей излишней настойчивостью. В конце концов, все пони из квинтета были местные и при желании с ними всегда можно пообщаться и в другой день.

Ответив на парочку неожиданных “пока” и “всего доброго”, адресованные ему проходившими мимо жителями Понивилля, Айроншилд внезапно почувствовал то непередаваемое свербящее чувство, когда кто-то буравит тебя пристальным взглядом. Стараясь не делать резких движений, он начал осматриваться по сторонам, высматривая причину своей паранойи. И она не заставила себя долго искать: cидя на деревянной бочке, Пинки Пай, не мигая, пристально смотрела на человека. С задумчивым видом нахмурив мордочку и уперев подбородок в копыто, кобылка явно что-то проговаривала вслух. Айроншилд непроизвольно сглотнул. Поймав его взгляд, Пинки Пай жизнерадостно замахала копытом – настолько активно, что было непонятно, как ей вообще удавалось сохранять равновесие. Нервно улыбнувшись и стараясь не думать о причинах столь пристального внимания к своей персоне, мужчина поискал глазами Коппервинга, чтобы перекинуться с ним парой слов. Пегас стоял неподалеку и – какая неожиданность – продолжал изображать из себя мистера задумчивость.

— Я смотрю, ты сегодня весь день в облаках витаешь… фигурально выражаясь, — подойдя к другу, усмехнулся человек.

— Эээ, что? – рассеянно переспросил Коппервинг. – Я не выражаюсь.

— Боги, да я буквально слышу, как неистово вращаются шестеренки у тебя в голове. Не перегреешься?

— Ха-ха-ха, как смешно – просто обхохочешься, — скорчил недовольную гримасу жеребец.

— И оторви ты уже глаза от этой Скуталу, — не унимался человек, заметив очередной брошенный на рыжую пегаску взгляд приятеля. – Знакомая? – спустя секунду добавил он, решив все-таки сбавить обороты.

— Можно и так сказать. Правда, откуда она меня знает – ума не приложу… ну, наверное, знает… во всяком случае, мне так показалось, — последнюю фразу он произнес как-то неуверенно.

— Ладно, я терпеть не могу задавать подобные вопросы, но, — Айроншилд вздохнул, — у тебя все в порядке? Ты сегодня сам не свой.

— Ты меня всего неделю знаешь, а уже делаешь такие выводы, — усмехнулся пегас.

— Намек понял – мужчины о таком не разговаривают.

Коппервинг устало опустил голову и вздохнул:

— Да нет… просто… слишком много чего успело произойти за последнюю пару дней… Не заморачивайся, в общем, — он проводил взглядом троицу подростков. – Ладно, полечу я домой. А ты бы пока приободрил Флаттершай – она наверняка до сих пор считает, что ее пение было отвратительнее крика мандрагоры. – Он еще раз усмехнулся, на мгновение вновь став тем самым Коппервингом, каким мужчина запомнил его с момента их первой встречи. – Массаж бы ей сделал – концерты утомляют и куда более крепких пони. Что уж говорить о ней.

— Ну, Твайлайт…

— Не вини ее. Сам же знаешь, алкоголь развязывает язык, а вы с ней тогда неплохо выпили. Кстати, зря отмахиваешься – немного практики и SPA-салон станет для тебя неплохим приработком. И еще раз кстати — поздравляю с новообретенным именем!.. Рони…

Ловко увернувшись от захвата Айроншилда, Коппервинг взмыл в воздух и торжествующе посмотрел на человека:

— Ну извиняй, приятель: Айроншилд – это уж слишком длинно и пафосно. — продолжал усмехаться жеребец. – Ладно, заболтался я тут с тобой, а дела неотложные ждать не любят. Так что не пропадай – и до скорого!

— Оки-доки… — проводив взглядом удаляющегося пегаса, начал мужчина, но продолжить ему не дали.

— Локи! – раздался над самым его ухом оглушительный задорный возглас, который мог принадлежать только Пинки Пай.

От неожиданности Айроншилд вздрогнул и шарахнулся в сторону, будто его током ударило.

— П-причем т-тут Локи? – ошалело смотря на стоявшую с ним почти впритык розовую кобылку, спросил он.

Пинки встала на задние ноги и легонько нажала передним копытом человеку на нос, окончательно сбив того с толку:

— Потому что “оки-доки” без “локи” – не “оки”, глупенький. — Словно маленькому объяснила кобылка. После чего начала прыгать вокруг Айроншилда, рассказывая, какую супер-пупер вечеринку в честь дня рождения Гамми он пропустил. А еще вечеринку в честь приезда ее сестры. А еще… Мужчина уже с трудом улавливал, чему было посвящено то или иное празднество. Он только и успевал поворачиваться вслед за скачущей пони, да отвечать что-то невпопад – выбраться из ее окружения не представлялось возможным.

Пинки прекратила свой безумный танец так же внезапно, как и начала. Широко улыбнувшись и поблагодарив за что-то Айроншилда, она все тем же пружинящим шагом вернулась к своим подругам. Несколько раз сморгнув, человек помотал головой, стараясь прийти в себя и понять, что вообще сейчас произошло. Он явно отвечал на какие-то вопросы, но вот на какие? А были ли они вообще? Было такое ощущение, что его только что прогнали через очень хитрый сеанс гипноза… Да нет, глупости, конечно же. Это все мозговыносящая энергетика розовой кобылки, к которой надо просто привыкнуть.

— Эй, Айроншилд! – вернул его к реальности голос Эпплджек, придерживающей ткань шатра и приглашая его зайти внутрь. – Не стой ты в стороне, как столб – давай к нам.

Еще раз мотнув головой, человек решил не заставлять остальных ждать его и зашел в шатер. Судя по происходившему, тут намечалось что-то вроде “афтепати”: внушительных размеров чаша с пуншем на столике в центре, воткнутые в специальную подставку палочки с сахарной ватой, доносившаяся из патефона ненавязчивая музыка и одетый в черный фрак Спайк. Ловко удерживая в когтистой лапке поднос с закусками, Спайк с профессионализмом настоящего официанта чинно перемещался от одной пони к другой, предлагая отведать “изысканных деликатесов”. Заметив Айроншилда, дракончик поправил повязанную на шею бабочку и подошел к человеку.

— Мистер Айроншилд, — демонстративно прокашлявшись, поприветствовал его помощник Твайлайт, — от лица всех драконов я рад приветствовать Вас в наших краях, — выждав небольшую паузу для пущего эффекта, он протянул мужчине поднос с закусками. – Не желаете откушать божественных пранцузских тарталеток с голубым сыром?

Не сводя глаз с живого дракона и стараясь не выдавать плоских шуток на тему драконьего крика, человек взял парочку деликатесов:

— Привет, Спайк. Выглядишь весьма солидно.

Польщенный тем, что хоть кто-то оценил его торжественный вид, не назвав при этом “малипусеньким милым дракончиком с пухлыми щечками” или другим приторно-сладким прозвищем, Спайк приосанился и с совсем уж официальным выражением лица произнес:

— Благодарю Вас, сэр. Если Вам что-нибудь понадобиться – только позовите. – Развернувшись, он направился к остальным пони, что-то бурно обсуждавших. Решив не отбиваться от коллектива, Айроншилд последовал за ним.

— Кто-нибудь видел Рэйнбоу Дэш? – услышал человек голос Рарити, — Я хотела обсудить с ней дизайн ее нового платья для Галлопинг Гала.

— Рарити, не слишком ли рано? — удивилась Твайлайт, — До Галлопинг Гала еще далеко.

— Ох, дорогая, ну ты же знаешь, сколько у меня сейчас заказов – приходится планировать всё на месяцы вперед.

— Спроси у ее приятеля, — взяв одну тарталетку с протянутого ей Спайком подноса, ответила Эпплджек, – Между этими двумя словно черная кошка пробежала. Уж не знаю насчет Коппервинга, но Рэйнбоу весь концерт была темнее грозовой тучи. Еще этот Тандерлейн… Кстати, Айроншилд, — обратилась ковбойша к подошедшему человеку, — он ж за тобой тогда увязался.

— И? – хмуро спросил мужчина, которому уже не нравилось к чему все это идет.

— Шо “и”? Он тож весь концерт изображал из себя кислое яблоко?

— По-моему, нас всех это не касается, — попытался замять этот разговор Айроншилд.

— Ну тебя может и не касается, — неожиданно резко ответила оранжевая пони, почему-то раздраженная таким прямым ответом. – А Рэйнбоу Дэш – моя добрая подруга, и я не могу видеть её… такой!

— Вообще-то я согласна с Эпплджек, — встряла белая единорожка, — и я считаю…

И понеслось. Рарити при поддержке Эпплджек начала наступление по всем фронтам, зачем-то убеждая человека, что помирить Рэйнбоу и Коппервинга очень важно не только для них, но и для него. Твайлайт, будучи самой рассудительной их всех присутствующих, приводила аргументы, как “за”, так и “против”. Но, все-таки, было видно, что она поддерживает своих подруг – пусть и не столь открыто. Флаттершай, как обычно, пыталась всех помирить и, как всегда, у нее это не получалось. Пинки Пай же вообще не принимала участия в этом споре — ее больше интересовала разложенная на стеклянной подставке халва и, разумеется, сахарная вата. Через какое-то время Айроншилд обнаружил, что дебаты продолжают только он и Эпплджек. Правда, конструктивным их общение назвать было сложно – это скорее походило на состязание в упрямстве. Понимая, что пора это прекращать, дабы не быть посланным своим единственным на данный момент работодателем, он глубоко вдохнул и примирительно поднял руки.

— Хорошо, Эпплджек, ты права – я тут всего неделю и не могу давать каких-либо советов по этому вопросу.

— Ладно, проехали, — улыбнулась пони, — а то мы как-то слишком уж увлеклись.

Мужчина в очередной раз подивился этой черте характера оранжевой пони – оставить в стороне спор или другой не самый приятный разговор, будто его и не было вовсе.

— А вы знаете, — донесся до человека голос Флаттершай, стоявшей с Рарити и Твайлайт чуть в стороне. Убедившись, что человек тоже ее слышит, пегаска бросила на него неожиданно ехидный взгляд и продолжила, — Айроншилд ведь с сегодняшнего дня помолвлен.

Все разом замолчали, и повисла такая звенящая тишина, что можно было услышать писк летающего рядом комара.

— У-у-у-у! Когда свадьба?! – Пинки неожиданно выросла перед мужчиной и схватила еще даже не успевшего покраснеть “жениха” за плечи. – Надеюсь, что не очень скоро – это же такое знаменательное событие и надо успеть подготовиться, как следует!

Все еще не отпуская Айроншилда, розовая кобылка начала заваливать его вопросами о том, сколько гостей планируется, о его пожеланиях и прочей предсвадебной ерунде. Не зная, как отвертеться от Пинки, мужчина с мольбой посмотрел на остальных, но те ответили ему лишь полными веселья взглядами. Все, кроме скорчившей недовольную мордочку Эпплджек: как и большинство Эпплов, она была убежденным традиционалистом и не одобряла любые межвидовые связи. А этот, мало того, что явился непонятно откуда, так еще и сделал кобылке предложение через какую-то неделю пребывания в их краях.

— Дорогая, давай позволим Айроншилду хотя бы сказать пару слов о своей избраннице, — решив, что смятения человека слишком затянулись, Рарити тронула копытом розовую пони, возвращая ту к реальности.

— Флаттершай, раз уж ты завела об этом разговор, то тебе и продолжать, — с дружеским укором посмотрел мужчина на тихонько хихикавшую желтую пегаску, когда Пинки Пай наконец отлипла от него.

— Извини, — отсмеявшись, Флаттершай вдруг смущенно опустила голову, испугавшись, что могла обидеть человека.

Но мужчина продолжал добродушно улыбаться, давая пегаске понять, что ее опасения были напрасны. Стараясь в очередной раз не смутиться под всеобщим пристальным вниманием, пегаска поведала остальным о неудачной посадке Литлвиш, ее спасении и твердом намерении выйти замуж за Айроншилда.

— Поверить не могу, что ты решила пред ним извиняться! – Покинув концерт, Эпплблум начала отчитывать свою подругу. – Могла хотя б не перед моей сестрой это делать, Свити! Она ж мне терь плешь проест своими нравоучениями!

— Слушай, ну хватит уже, а? Я ведь извинилась! – Единорожка выглядела такой несчастной, что, казалось, вот-вот заплачет. – Тебе может и кажется нормальным такое отношение к незнакомцам, но я с этим не согласна! А в том, чтобы извиняться и признавать свои ошибки, и вовсе нет ничего плохого!

— Ну хотя б не перед Эпплджек!.. – ворчливым тоном протянула земнопони. – Хорошо еще хоть Большого Маки там не было…

— И моей сестры… — Метконосцев передернуло. Любая отповедь от фермерши меркла перед “уроком хороших манер и поведения, достойного настоящей леди” в исполнение Рарити.

— Да уж, могло быть и хуже. – Эпплблум нервно рассмеялась. – Да, Скуталу? – Ответом было молчание. Обернувшись, она увидела пегаску, стоящую в отдалении. Прищурившись, она напряженно вглядывалась в вечернее небо.

— Эй, Скут… ты чего? – переглянувшись, они подошли к ней поближе. – Эквестрия вызывает Скуталу, прием!

Тряхнув головой, пегаска вымученно улыбнулась и устало посмотрела на подруг.

— Звиняйте, девчат, задумалась я что-то. Да и утомил меня этот концерт, чего уж говорить. Так что, если вы не против, пойду-ка я к себе – завтра учеба и все такое. – Не обращая внимания на удивленные взгляды подруг, Скуталу побрела в сторону школы.

— Скууут?.. — вопросительно протянула Эпплблум. – Ты точн ничего не хочешь нам сказать? Или объяснить? Ты весь концерт была сама не своя! А сейчас вот так вот уходишь?

— Да! Мы же твои подруги! – поддержала ее Свити Белль. – Если у тебя что-то случилось – только скажи, мы поможем!

— И кто был этот рыжий пегас, что на тебя так пялился? – продолжила допрос земнопони. – И почему ты так странно на это реагировала? Если он к тебе лез, только скажи! Я поговорю с братом, он ему в раз перья повыдергивает!

При упоминании Коппервинга, Скуталу остановилась. Опустив голову, она вновь вспомнила тот момент, как увидела его в первый раз. Его – и Рэйнбоу Дэш. В тот вечер она тайком выбралась из приюта и отправилась на прогулку, наслаждаясь толикой тайной свободы. И Дискорд ее дернул дойти тогда до реки! То, что она увидела, оставила неизгладимый след в ее памяти. Рэйнбоу Дэш, ее идол и идеал, ее кумир и икона, была в объятиях этого рыжего пегаса. И одними объятиями дело отнюдь не ограничивалось. Оцепенев, она смотрела, как пегасы словно воссоздают однажды виденные ей сюжеты из “Пони-сутры”. Не веря своим глазам, Скуталу завороженно наблюдала за этой феерией любви и страсти. И острое, горькое чувство зависти, волной поднималось откуда-то из глубин ее души. Она завидовала ему – он был с Дэш, и его ласки находили в ней восторженный отклик и ответную реакцию. Она завидовала ей – даже полное отсутствие опыта не мешало ей отметить тот факт, что этот рыжий пегас был хорош. Статен, красив – и, судя хотя бы по тому, с какой готовностью отдавалась ему Рэйнбоу, он являлся и неплохим любовником. И наконец, она завидовала им обоим. Их чувствам, их близости, их свободе. О чем-то подобном она мечтала в веренице бесконечных ночей, засыпая на казенной кровати в комнате приюта, которую делила еще с тремя кобылками. Даже сильнее, чем ощутить свободу полета, ей хотелось наконец-то вырасти. Повзрослеть, и навсегда покинуть эти стены. Жить своим умом и своей волей, найти себе близкого пони… такую, как Дэш… Такого же, каким этот жеребец был для ее кумира…

— Со мной все в порядке, девчат, правда, — устало произнесла Скуталу. – Что до этого рыжего пегаса, то я понятие не имею, чего это он на меня так глазел. Спутал с кем-то, не иначе.

— Ну а ты? Ты-то чего тогда так краснела и смущалась? – подозрительно спросила Свити Белль. Судя по выражению ее лица, это объяснение не очень-то ее убедило.

— Ну а как еще мне себя чувствовать, когда меня вот так вот пристально разглядывает незнакомый жеребец? – огрызнулась Скуталу. – Посмотрела бы я на твою реакцию, если б он на тебя так весь вечер пялился! – Раздраженно всхрапнув, она обернулась на подруг. – Все, я пошла. До завтра. – Игнорируя оклики Эпплблум, Скут со всех ног рванула к приюту.

— Да что вообще тут происходит? Какая муха ее укусила? И что это за рыжий тип, и как он смел так довести Скуталу?! – тяжело дыша, раскрасневшаяся от обиды и злости Свити Белль повернулась к земнопони. Та, казалось, что-то напряженно обдумывала. – Эпплблум! Почему ты молчишь, почему не удержала ее? Она ведь наша подруга!

— Вот именно – подруга, — кислым голосом отозвалась та. – Вот скажи, как ты предлагаешь мне ее останавливать? Бегает она быстрее, а лассо я кидать не умею. Да и не было бы это дружеским поступком, как по мне. – Мрачно поглядев в след едва уже видимой рыжей пегаске, земнопони продолжила: — Но ты не переживай. Мы поможем ей. И я уже знаю, как.

— И как же? Злость на лице единорожки сменилась заинтересованностью и надеждой.

— Погодный патруль. Любой пегас, постоянно проживающий в городе, если и не работает в нем, то в обязательном порядке числится в списке резервистов. Это значит, что про этого рыжего извращенца там тоже есть информация!

— Мы узнаем, кто он, что ему надо… — торжественным голосом подхватила Свити.

-… и убедим его держаться подальше от Скуталу! Тем самым, мы поможем нашей подруге…

-… а может даже и получим наконец-таки наши метки! – Переглянувшись, метконосцы звонко стукнулись копытами, и окрестности огласил преисполненный ликования двухголосый крик: — Меткоискатели-спасатели-подруг-ЙЕЕЕЕЙ!!!

— … ты божественно поешь, Флаттершай, — убеждал пегаску Айроншилд, закрывая за ними входную дверь в ее дом. – Разве что… ты иногда слишком зажата и чересчур зацикливаешься на том, как выглядишь в глазах зрителей.

— Наверное… может, ты и прав, — с трудом подавив вновь нахлынувшее на нее смущение, кобылка аккуратно положила висевший у нее на спине пакетик с угощениями, которые они прихватили после концерта.

Помня, что ему завтра вставать ни свет ни заря, человек вежливо ретировался с “афтепати”, не дожидаясь ее окончания. Флаттершай же была слишком измотана выступлением и последовала его примеру, успев стотыщ раз перед всеми извиниться.

— Ох, Селестия, как же я устала! – повалившись на диван, пегаска растянулась во весь рост, разминая не привычные к такой нагрузке мышцы, — все тело ломит.

Человек целомудренно отвел взгляд, чтобы не увидеть того, чего ему видеть было не положено. Он уже успел немного свыкнуться с тем, что пони обычно разгуливают в чем мать родила, но иногда их непосредственность не оставляла ничего иного, кроме как отвернуться в сторону и начать рассматривать первый попавшийся на глаза предмет.

— Ага… концерты – это дело такое… похлеще марафонского забега бывает… “Какая интересная конструкция… оконных креплений… Интересно, а насколько хорошо они звуко-… эээ… -изолированы?”

И тут в его памяти всплыли слова Коппервинга про массаж, заставив человека уделить окнам еще больше внимания. Флаттершай, безусловно, не отказался бы от такого предложения… “Хм… а это всё из дерева или есть синтетические материалы?..” …а ведь она не переигрывает – выжата, как лимон… “Возможно, тут использованы уплотнительные элементы…” …пегаска развернулась на диване и, уткнувшись лицом в подушку, продолжила охать на разные лады – что добавляло еще больше неловкости в сложившуюся ситуацию — и упрекать себя в отсутствии хоть какой-нибудь физической подготовки… “Интересно, а у них есть аналог стеклопакетов?.. Мля, да хватит уже! Это же просто массаж!”

— Слушай, Флаттершай, — вытерев уже успевшие вспотеть ладони о килт, Айроншилд сделал пару шагов к дивану.

— Да? – все еще лежа на животе, пегаска расправила уставшие крылья и краем глаза посмотрела на человека.

— Может я… “Черт, да из меня массажист, как из дерьма пуля! Извиняй, Флаттершай, но не в этот раз…”…может, я… чаю тебе заварю? Ну не знаю… у тебя вроде был какой-то – тонизирующий…

— Ох, нет, — пегаска села и в очередной раз потянулась, пытаясь достать передними копытами до пола, — я тогда потом глаз не сомкну, а больше всего на свете я сейчас хочу уснуть. Завари лучше пустырник… если тебе не сложно, конечно же…

— Да, мой капитан! – ляпнув первое, что пришло в голову, человек поспешил на кухню. “Тонизирующий чай да на ночь глядя… ну ты и дурень”.

Вернувшись через несколько минут, он поставил поднос на столик и, налив отвара в чашку, передал ее Флаттершай.

— Спасибо, — отпив чуть ли не половину кружки, пегаска удовлетворенно вздохнула и откинулась на спинку дивана, — то, что надо.

Айроншилд последовал ее примеру – больше из желания поддержать чайную церемонию, чем от жажды – и, слегка поколебавшись, спросил:

— Хм… А в чем проблема Эпплджек?

— М-м-м? – запрокинув голову, Флаттершай наслаждалась приятным теплом, разливавшимся по ее телу.

— Ну, с этими… межвидовыми отношениями? Не то, чтобы я всецело одобрял что-то подобное, но… это же были просто слова совсем маленького жеребенка. По сути – всего лишь шутка… а она так взъелась… еще минут пять потом втирала про то, как это неправильно.

— Ну, это же Эпплджек, — пригладив растрепанную гриву, ответила пегаска – будто это всё объясняло.

— Продолжай…

— Она – Эппл. А почти все Эпплы свято и неукоснительно следуют своим традициям… — пони сделала неопределенный жест копытом, пытаясь облечь свои мысли в слова, — ну, знаешь, вроде того, что каждый жеребец обязан, в конце концов, обзавестись табуном – ну или, в крайнем случае, связать себя с кобылкой узами брака. А каждая уважающая себя Эппл должна стать частью табуна. Или, опять же, хотя бы выйти замуж за работящего жеребца. И нарожать побольше жеребят. Никаких тебе “если” или “потом”. Что уж тут говорить про союз с представителем другого вида – от которого даже потомства не будет.

— Гхм…Ну да. Теперь картина проясняется.

— Нет, не пойми не правильно, это прекрасные традиции… но, если позволишь, иногда они слишком уж на них зацикливаются.

— Мы все иногда впадаем в крайности, — заметил человек, припоминая, как порой из-за своих убеждений и сам упирался рогом, не желая идти на компромисс.

— И не говори… — понимающе вздохнула кобылка. Она сделала глоток чая и вопросительно посмотрела на мужчину. – А как у вас относятся к таким вещам?

— Ох, Флаттершай… — человек украдкой взглянул на часы и – было уже, как пять минут за полночь, — это весьма обширная… тема для разговора.

Судя по молчаливому кивку пегаски, ее это нисколечко не смутило. Смирившись с тем, что выспаться ему не удастся, Айроншилд мысленно чертыхнулся и попытался, по возможности вкратце, обрисовать ей всю картину отношения людей к подобным вещам. И тут же столкнулся с проблемой понятий: homo sapiens ведь являлся единственной разумной расой на его планете. И единственным аналогом межвидовых отношений были межрасовые. А если чуть подумать, то это было крайне ошибочным сравнением. Мужчину и женщину с разными цветами кожи ну никак нельзя было назвать представителями разных видов. А дети от таких союзов рождались, и еще как. Конечно, среди людей были любители разного рода девиаций… на этом моменте он чуть не поперхнулся: а не записался ли он сам в ряды этих любителей “экзотики”? Все-таки сомнительные мысли нет-нет, да и успели посетить его пару раз… “Ну… ведь они же разумные создания, так? Да что там, конечно разумные! А некоторые поразумнее меня будут… Да и почему это желание виртуально вдуть инопланетянке с пылесосом вместо шлема считается нормой, а засмотреться на…” Айроншилд поспешно прервал эти уходящие куда-то в сторону размышления и растерянно посмотрел на пегаску, все так же с интересом смотревшую на него большими сине-зелеными глазами.

— Эээ… тут такое дело, Флаттершай, — прочистив горло, человек попытался спустить тему на тормозах, — в моем мире люди – единственный разумный вид. Поэтому у нас просто не может быть подобных отношений.

— Понятно… — тихонько ответила пегаска. – Ну, давай тогда закругляться – тебе же завтра рано вставать… — Флаттершай стыдливо опустила ушки, — … извини… я совсем забыла про это…

— А вот я совсем не против посидеть за кружечкой чая со сладкоголосой звездой сцены, — приподняв кружку, улыбнулся Айроншилд, решив, что часик недосыпа его не убьет.

— Только… если ты и правда… не против… — безуспешно пытаясь скрыть свое смущение от его похвалы, кобылка принялась сосредоточенно раскладывать на столике принесенное ими с концерта угощение.

– Но ты знаешь, у нас все-таки есть что-то отдаленно напоминающее эти ваши межвидовые отношения. Мы называем их межрасовыми, — он сделал глоток, проводя некоторые параллели с миром Эквестрии. – Думаю, что подобным словом у вас можно назвать союз между пегасом и, например, единорожкой.

— О, у людей тоже бывают крылья или рог? – тут же оживилась Флаттершай.

— Кхм… нет. Если не вдаваться в подробности, вроде разреза глаз и других…эээ… генетических особенностей, первое бросающееся отличие между нами – это цвет кожи. И вот как раз на этой почве возникает довольно много упреков в адрес межрасовых браков…

Закончив импровизированную лекцию, и пожелав Флаттершай доброй ночи, Айроншилд растянулся на диване, прокручивая в голове их только что закончившийся разговор. А ведь получается, что люди и жители Эквестрии весьма схожи в своих взглядах на брачные традиции и взаимоотношение полов в целом. Да, раньше союз того же земнопони и пегаски являлся чуть ли не табу, но теперь к этому относятся куда более терпимо. Конечно, еще остались общины, где строго-настрого запрещается “кровосмешение” племен, но все же… “… но все же, до чего же похоже на нас. Ну, разве что, не считая их повального увлечения многоженством…”

— Ах, ну да, соотношение полов… — сквозь сон успел пробормотать человек, прежде чем окончательно провалиться в объятия Морфея.

Глава 5

— А я смотрю, Айроншилд, ты у нас жаворонок, — усмехнулась Эпплджек. – Проснулся ни свет ни заря.

— Если бы, — зевнул он в ответ, — это всё петухи Флаттершай, будь они неладны.

— Кто рано встает…

— Да-да, знаю – тому бог даёт.

— Вообще-то, я хотела сказать, что “тот не прогадает”, — удивленно приподняв бровь, посмотрела на него кобылка.

Как и обговаривалось ранее, Айроншилд явился на инструктаж по своей предстоящей работе. Ну, если быть честным, то он не столько явился сам, сколько за ним пришли. Он еще только поднял свое протестующее тело с уютного дивана, собираясь для поднятия боевого духа окунуться в речку, а Эпплджек уже ждала его за дверью дома Флаттершай. Поприветствовав своего работодателя и пробормотав что-то о необходимости принять холодный душ, Айроншилд походкой живого мертвеца заковылял к речке. Спать хотелось настолько сильно, что он, совершенно не стесняясь присутствия оранжевой пони, скинул килт и плюхнулся в воду. Дождавшись его “оживления”, Эпплджек предложила позавтракать уже у нее на ферме. В этом был определенный смысл: Флаттершай всё еще нежилась в кровати, отсыпаясь после своего дебюта в составе Пони Тонз – будить ее было бы попросту жестоко.

Путь до фермы оказался весьма продолжительным и Айроншилд со смешанным чувством благодарности и стыда постарался не думать о том, во сколько пришлось встать кобылке для того, чтобы прийти за своим работником. Пока они шли по утоптанной вдоль окрестностей Вечнодикого Леса тропинке, Эпплджек рассказывала о своем соперничестве с Рэйнбоу Дэш за звание “Железная Пони”. Успев оценить крепкое телосложение ковбойши, человек ничуть бы не удивился, если бы оранжевая кобылка уже не единожды завоёвывала этот титул. Но, как оказалось, подобное состязание проводилось впервые, а Эпплджек и вовсе приняла в нем участие лишь с подначек радужной пегаски. Да и завершилось оно дружеской ничьей.

— Мы почти пришли, — заметила Эпплджек, когда они перешли вброд небольшую речушку, оставив лес позади.

И правда, спустя каких-то пару минут тропинка вывела человека и кобылку на широкую грунтовую дорогу, по другую сторону которой растянулась белая деревянная изгородь. За нею уже начинались обширные яблочные сады, простиравшиеся покуда хватало глаз. “С такими большими фермерскими угодьями у них должна быть целая прорва работников – зачем я то им понадобился?.. Не то чтобы я был против…”

— Ну, собсна, вот мы и на месте, — объявила пони, когда они прошли сквозь увитую густым вьюнком арку, на которой красовалась вывеска с изображением большого яблока.

Перед Айроншилдом открылся вид на типичную – как ему показалось – ферму: двухэтажный дом с небольшой жилой пристройкой на самом верху, увенчанной флюгером, стоявший чуть в стороне амбар, ровные грядки с уже прорастающими саженцами, курятник (что очень его очень обрадовало). На холме, в небольшом отдалении расположилась еще одна постройка. Сделанная из дерева морковка, водруженная на крыше, вызывала у человека больше вопросов, чем ответов. “Это специализированный склад, что ли? Или тот, кто там проживает, хочет, чтобы все в округе знали о его кулинарных пристрастиях?”

Эпплджек пригласила Айроншилда в дом и познакомила со своими родными, как раз собравшимися за завтраком. Собственно, она представила его только Бабуле Смит – со здоровяком Биг Макинтошем и Эпплблум он уже успел познакомиться. Помня, как бесцеремонно она пыталась “протаранить” человека и Коппервинга на вчерашнем концерте, младшая сестра бросила полный смущения “Привет”, и уткнулась взглядом в свой завтрак. Биг Мак, же твердо следую поговорке “когда я ем, я глух и нем”, молча протянул копыто Айроншилду.

— Тресни моя подкова, — воскликнула Бабуля Смит, окинув взглядом человека, — знай я, шо ты будешь таким высоченным, то не стала бы скупиться на порции!

— Спасибо, этого вполне достаточно, — поблагодарил мужчина. Пожилая пони явно преувеличивала его потребности в питании: внушительных размеров порция овощного рагу, добрый ломоть свежеиспечённого хлеба и – хвала богам – полдесятка сваренных вкрутую яиц вполне могли составить конкуренцию его обычному “плотному завтраку”. Не иначе, как желтая пегаска успела шепнуть Эпплджек о любви человека к последнему блюду. Или же, это было просто обычным совпадением.

На протяжении всей трапезы Айроншилд сосредоточенно жевал, пытаясь намекнуть этим, что крайне не расположен к застольной беседе. Впрочем, не считая Бабули Смит, никто больше и рта не раскрывал. Поблагодарив за завтрак, Эпплблум поспешила ретироваться на школьные занятия, дожевывая буквально на ходу – настолько ей хотелось избавить себя от неловкого общества с этим их новым “работничком”.

— Ну, значит, эта… — отставив в сторону тарелку, сыто рыгнул Биг Макинтош, своей непосредственностью заставив Эпплджек выдавить из себя смущенную улыбку, — я те должен показать, чо тут да как.

— Ага, а я пока пробегусь по яблоням – посмотрю, не надо ли где крону подрезать, — пнув братца под столом, бросила ковбойша.

— Не забудь про старушку Стронгсид! – крикнула им вслед пожилая пони.

— Конечно, Ба, — обернувшись, улыбнулась Эпплджек, — не волнуйся.

— М-м-м?– вопросительно посмотрел на нее Айроншилд.

— Эт первая яблоня, которую она пересадила, как тока наша семья обосновалась в Понивилле, — пояснила оранжевая кобылка, – после Эпплблум, Биг Мака и меня – это ее самое дорогое сокровище.

— А-а-агась, — надев висевший снаружи деревянный хомут, кивнул жеребец. – Ба верит, что она помогает остальным лучше плодоносить.

— Ну надо же… — многозначительно протянул человек, стараясь выкинуть скептические нотки из своего голоса.

— Вот тута мы собираемся построить еще один курятник, — пожевывая соломинку, Биг Макинтош указал копытом на участок земли, огороженный растянутой на деревянных жердочках веревкой. – Сёдня-завтра подготовим стройматериалы, и можно приступать.

— Планировка, чертежи – в наличии? – изображая знающего свое дело строителя, с умным видом спросил Айроншилд.

— ЭйДжей те всё объяснит, — махнул копытом жеребец. – Ну и поможет, само собой. Лан, с курятником вы быстро управитесь. Пойдем, покажу, чо еще надо сделать…

А сделать предстояло ой как много: поливка, окучивание, подкормка, прополка (куда же без нее), своевременная подрезка кроны молодых яблонь, борьба с вредителями и прочее, и прочее… Иными словами, вполне себе стандартные процедуры для любого огорода, только в куда больших объемах.

— Ну, и если успеешь, неплохо было бы подготовить тут всё к предстоящим соревнованиям, — окинув флегматичным взглядом обширную площадку, очень походившую на небольшой стадион, сказал Биг Макинтош.

Всего лишь краткий экскурс по предстоящей работе уже сам по себе занял без малого часа три. Преисполненный оптимизма в начале дня, человек теперь не был столь уверен, что успеет осилить хотя бы половину всего выше сказанного. А это “если успеешь” весьма прозрачно намекало на то, что жеребец так же скептически оценивал шансы на выполнение плана в срок.

— Слушай, ты же понимаешь, что я просто физически не способен успеть закончить работы к назначенной дате? – озвучил свои опасения Айроншилд.

Биг Мак косо посмотрел на него, будто человек только что рассказал несмешной анекдот:

— Приятель, не тупи. Кроме тебя тут еще ЭйДжей будет. И эт не считая других работников. Ты прост должен меня подменить.

Мужчина сконфуженно почесал затылок:

— Да уж… недосып все еще дает о себе знать. Ну, тогда проблем, и вправду, не должно возникнуть.

— Эт, как посмотреть. Обычно я за двоих работаю, а то и за троих, — равнодушно бросил жеребец. Он не хвастался – просто констатировал факт.

— Мы тоже не пальцем деланные, — усмехнулся человек, умом понимая, что явно не способен тягаться с этим здоровяком в силе или выносливости.

Пораскинув мозгами и не видя причин, почему бы ему не приступить к работе прямо сейчас, вместо того, чтобы томиться бездельем два оставшихся дня, Айроншилд озвучил свои мысли Биг Макинтошу. Не забыв добавить при этом, что ни о какой дополнительной плате и речи быть не может. Задумчиво пожевывая очередную соломинку, жеребец все тем же флегматичным взглядом осматривался по сторонам, словно решая, куда бы припрячь этого двуногого. Чтобы не только под копытами не мешался, но и пользу, какую-никакую, принес. Остановив взгляд на флюгере фермерского домика, Биг Макинтош усмехнулся и молча дал знак следовать за ним.

— Во, — остановившись у ровных картофельных грядок, сказал жеребец, — будешь паразитов собирать. Работенка проще пареной репы, но нудная. На первый раз сойдет, короче.

— Эт можна… — протянул человек, уже предвкушая эти “приятные” ноющие ощущения в пояснице.

День давно перевалил за вторую половину, и солнце, направляемое волей Селестии, словно нехотя клонилось к закату. К слову, небо уже не было столь безоблачным, каким его привык видеть Айроншилд за время, проведенное им в мире Эквестрии. Перистые облака неспеша сменялись кучевыми и, насколько мог судить человек, дело постепенно шло к дождю. А если бы мужчина почаще отрывал взгляд от земли, то почти наверняка заметил бы пегасов из погодного патруля, время от времени рассекающих небо над ним.

Сбор паразитов не занял слишком много времени, но все же чуточку больше, чем он ожидал. В данный момент Айроншилд занимался тем, что сваливал сено в специально оборудованный пресс. Закончив с очередной копной, он захлопнул крышку и с силой потянул за рычаг. Перетянув затем утрамбованный брикет пеньковой веревкой, человек закинул его на стоящую рядом повозку.

— Уф… — выдохнул Айроншилд, облокотившись на воткнутые в землю вилы. – Неплохо, для начала, — он искоса посмотрел на внушительные стога сена неподалеку, — но дальше – больше. Ладно, чемпион, давай еще парочку.

Стараясь игнорировать недовольное ворчание своего желудка, человек утер сгибом локтя заливающий глаза пот. “Да уж, работа на свежем воздухе, конечно, нагуливает аппетит, но не до такой же степени. Словно и не обедал вовсе”.

Полный решимости продолжить начатое, мужчина ухватился рукой за деревянный черенок.

— Хей, Айроншилд, пожалуй, хватит с тя на сегодня, — из-за угла амбарной пристройки показалась Эпплджек и бодреньким таким шагом – словно и не вкалывала с утра пораньше — подошла к человеку.

Мужчина почувствовал мерзкое, похожее на ползущего слизня, чувство зависти. В отличии от оранжевой кобылки, проведенные им за работой часы, пусть и не до смерти, но здорово его измотали. А он-то всегда считал себя человеком в хорошей физической форме. Придется как следует постараться, дабы не ударить в грязь лицом перед своим работодателем. “… а еще заняться бегом по пересеченной местности”.

Эпплджек остановилась у повозки и оценила количество сложенных там брикетов сена:

— Считай, вступительный экзамен на место временно замещающего Биг Мака ты прошел. Да и уговор у нас был, шо начнешь ты тольк послезавтра… — она смерила человека чуть насмешливым взглядом, – … а то взмок уже, словно участник родео.

— Это все моя физиология, — не удержался от оправданий Айроншилд, — а так я свеж и полон сил.

В общем-то, в этом была определенная толика правды: он и впрямь был еще способен отпахать до позднего вечера. Ну а в каком состоянии он бы проснулся на следующее утро – это уже совсем другая история.

— У тебя еще будет возможность эт доказать, — продолжала беззлобно усмехаться ковбойша. – И знаешь, снял бы ты свое платье – только мешает, ведь.

— Это не платье…

— А, — махнула копытом Эпплджек, — да неважно. Просто смысла ща в нем, как у пятого колеса в телеге.

— Давай сойдемся на том, что повседневное ношение одежды – часть моих традиций. “Хотя трезвые мысли в ее словах имеются – работать на ферме в плат… кхм… в килте как-то не сподручно”.

— Да без проблем – носи на здоровье, — кобылка поправила чуть съехавшую шляпу. – Заканчивай, короче, и айда ужинать. Считай это моим первым тебе, как работнику “Сладкого Яблока”, указанием.

— Нет, нет, и еще раз нет! – Пожилая медсестра неприязненно смотрела на Коппервинга. – Это абсолютно исключено! Медицинские карты пациентов, а также результаты анализов и исследований могут просматривать только лечащие врачи. Помимо них – сами пациенты, или же их представители – родители или близкие родственники. А насколько мне известно, вы не являетесь ни родственником, ни законным представителем Скуталу Эмберфлейм.

— Но сестра Сноухарт!.. – начал было пегас, но желтая земнопони оборвала его на полуслове.

— Это против правил больницы, а значит – категорически исключено! А если вы и дальше будете настаивать, я буду вынуждена позвать охрану. – Давая этим понять, что разговор окончен медсестра начала закрывать окошко.

— Но, позвольте… — Коппервинг бесцеремонно протиснул копыто, не позволив створке захлопнуться окончательно.

После нескольких минут спора на повышенных тонах и безуспешных попыток вытолкать копыто пегаса из окошка регистратуры, Сноухарт уже всерьез собралась перейти от угроз к делу. К счастью для Коппервинга, ее крик на полуслове оборвал требовательный голос другого жеребца:

— Сестра Сноухарт! – из коридора показался песочного цвета единорог в белом халате врача. – Что здесь происходит?

— Этот пони требует предоставить ему конфиденциальную информацию о нашей пациентке, не имея на это абсолютно никакого права! — раздраженно выкрикнула кобылка, оставив попытки закрыть окошко. – Не беспокойтесь, я сейчас же позову охрану.

Единорог поправил свои очки и смерил Коппервинга пристальным взглядом:

— Это правда, уважаемый?

— Да, — потирая ушибленную створкой ногу, нехотя ответил пегас, — но я ведь упорствую не из праздного любопытства!

— Ах, ну да, разумеется, — усмехнулся доктор, — “особый случай”. Если бы за каждый такой “случай” мне давали по биту, то я бы уже новое крыло в больнице отгрохал.

— Доктор Хорс? – вопросительно посмотрела на него медсестра. – Мне позвать Бронко?

— Пока в этом нет необходимости, сестра.

Он махнул Коппервингу копытом, жестом приглашая следовать за ним:

— Пойдемте. Расскажете же мне, что такого особенного в этой пациентке. Как ее, кстати…

— Скуталу. Ее имя Скуталу Эмберфлейм.

— Присаживайтесь, — доктор Хорс указал копытом на стул, стоявший возле видавшего виды стола. Сам врач уселся в черное кресло. – Простите за этот беспорядок, — он кивнул на хаотично раскиданные по столу бумаги и папки, — нам увеличили финансирование, и теперь надо убедиться, что полученные средства будут распределены должным образом.

— Спасибо, я постою, — рассеянно ответил Коппервинг, рассматривая висевшие на стенах различные грамоты, таблицы и графики.

— Так значит Скуталу, да? Знаю, знаю – аномальная для пегаса патология развития мышц и, как следствие, абсолютная неспособность к полноценному полету. И ладно бы дело было в одних лишь мышцах – развитие ее крыльев остановилось на уровне восьмилетнего жеребенка. Хотя во всем остальном она вполне здоровый подросток.

— При всем уважение, доктор… — Коппервинг замялся на секунду, вспоминая имя единорога, — … Хорс, не слишком ли это скоропалительные выводы?

— Увы, но на данный момент единственное, на что Скуталу способна – это на несколько секунд зависнуть в воздухе.

— Так-то оно так… но это не значит, что ей и вовсе не суждено испытать радость полета, — упорствовал Коппервинг.

— Я, конечно, не специалист по пегасам, — хмыкнул Хорс, — но так ведь и вы и не дипломированный врач, чтобы делать подобные заявления. Откуда такая уверенность?

— Ладно, давайте по порядку, — вздохнул Коппервинг, обдумывая, с чего бы лучше начать. – Как я уже говорил, я не просто так надоедал вашей медсестре своей просьбой. Я искренне хочу помочь Скуталу побороть ее болезнь, и… — он махнул копытом, не давая доктору прервать себя, — … позвольте, я закончу. Так вот. Она больна, это факт. Но у меня есть друг, у которого было нечто подобное – и который смог самостоятельно побороть недуг. Он выучился на врача, и сейчас уже пишет диссертацию. Уверен, он сможет ей помочь – ну или хотя бы даст несколько советов по лечению. Но для начала ему потребуется хоть какая-то информация о ее болезни!

— Что ж, это все конечно очень интересно, но зачем оно ему? – Хорс снял очки, и принялся тщательно полировать их мягкой тряпочкой. – Насколько я знаю, в Понивилле нет врачей-пегасов такого уровня. А у Скуталу отнюдь не насморк, который можно вылечить за неделю. Соответственно, ему придется к нам переехать – и на немалый срок. А все это означает огромные затраты времени, сил и битов. И все это – ради одной только возможности помочь незнакомому жеребенку?

— Не думал, что Вы такой прагматичный, доктор Хорс, — неприязненно проговорил Коппервинг. – Впрочем, в чем-то Вы правы – свой интерес у него тоже имеется. Вы, как врач, не можете не знать, насколько редки такие патологии развития, и насколько их тяжело вылечить. Тема его работы – лечение и профилактика подобных заболеваний. Но для документального подтверждения его методов необходим пациент. Скуталу получит реальный шанс на излечение, он – заслуженное признание в медицинских кругах, ваша больница – вылеченную пациентку.

— Ну а Вы? Вам-то оно зачем? – жеребец водрузил очки на нос, и с неприкрытым интересом посмотрел на Коппервинга. – Скуталу Вам не родственница и не друг — она не более чем одна из многих жеребят городского приюта. – Он неприятно улыбнулся. – Или же у Вас на нее какие-то… далеко идущие планы, о которых вы не торопитесь рассказывать?

— Да как Вы смеете! – рявкнул пегас. – Она же еще ребенок! Избавьте меня от своих грязных домыслов, Вы!..

— Я, вообще-то, имел в виду кое-что другое. – Было видно, что эта сцена его изрядно позабавила. – Удочерение. Хотя в Вашем случае – скорее, попечительство; Вы ей разве что в братья старшие годитесь, не более.

— У… удочерение? – пегас был явно сбит с толку. – Э-э-э… я и не думал ни о чем таком! Я просто хотел помочь, благотворительность и пегасья солидарность, понимаете?

— Расслабьтесь, я просто шучу, — улыбнулся доктор. – В любом случае, эти вопросы вне моей компетенции. — Посерьезнев, он внимательно посмотрел на Коппервинга. – Хорошо. Я согласен нарушить правила, и передать Вам ее медицинские записи. Но у меня есть несколько условий. Первое – эту информацию вправе просматривать только Вы и тот Ваш доктор. Второе – держите меня в курсе всех методов и способов лечения — я все-таки несу ответственность за Скуталу как за пациентку. Третье – Вы прямо сейчас даете мне честное слово пегаса и жеребца, что все сказанное Вами – правда, и что у Вас нет никаких скрытых умыслов и мотивов. И последнее – если сама Скуталу по каким-то причинам захочет отказаться от лечения, ни Вы, ни тот доктор не станете ее никаким образом принуждать.

— Я согласен со всеми условиями. И да, как перед лицом Сестер клянусь, что все сказанное мной – правда, и никаких корыстных или недостойных мыслей касательно этой ситуации у меня нет.

— Что ж, тогда пойдемте, заберем нужные вам документы.

— Готово, — резюмировал Айроншилд, вкопав последний столб, теперь торчавший из земли где-то на полметра. Размяв чуть уставшую спину, он вопросительно посмотрел на Эпплджек. – Что теперь?

— Теперь ростверк, — развернув на деревянной бочке план строительства, ответила кобылка. – Эт верхняя часть, которая связывает отдельные столбы в единую конструкцию, — заметив, как человек непонимающе насупил брови при слове “ростверк”, пояснила пони.

Мужчина подошел к ней и взглянул на схему. Чертивший ее явно не сильно заморачивался над такой мелочью, как удобное рабочее пространство. Помятые углы, парочка жирных пятен и даже несколько простеньких, но старательно нарисованных ромашек на краях ватмана, сильно контрастировали с самим чертежом, выполненным весьма профессионально.

— Ага, теперь вижу, — пробормотал он себе под нос, прикидывая, как воплотить этот архитектурный гений в жизнь.

— Ладненько, мне тут отлучиться надо минут на десять, а ты передохни пока.

Проводив взглядом удаляющуюся Эпплджек, Айроншилд растянулся в тени ближайшей яблони.

Вчерашний день выдался на редкость скучным. Флаттершай еще утром отправилась в Кантерлот на ежемесячное собрание егерей; на ферме прямым текстом заявили, что сегодня в его услугах не нуждаются; а Коппервинг, видимо, разруливал свои личные проблемы. Правда, Айроншилда навестила Твайлайт, но, к его сожалению, не для продолжения их магических экспериментов – просто удостоверится, что у него все хорошо.

Не зная, чем себя занять (рассматривание картинок в детских учебниках, принесенных единорожкой, ему наскучило еще пару дней назад), человек прихватил собой бутерброд с яйцом и решил прогуляться по Понивиллю. Он не до конца понимал, что хочет там найти, но это было всяко лучше, чем сидеть без дела.

Уже знакомая дорога вывела его на не менее знакомый мост, под которым ему не так давно посчастливилось искупаться. Перейдя по нему, Айроншилд оказался на небольшой площади, центром которой являлось большое круглое здание, по виду напоминавшее городскую ратушу.

Он успел “засветиться” на концерте, и теперь большинство проходивших мимо пони посматривали на него скорее с интересом, нежели с настороженностью. А жеребята так и вовсе при виде человека останавливались, как вкопанные, и нисколько не смущаясь, показывали на него копытом, заваливая своих родителей нескончаемой чередой вопросов.

— Решил прогуляться по Понивиллю?

От неожиданности мужчина вздрогнул сильнее, чем ему бы хотелось. Светло-оранжевая единорожка сидела на скамейке по правую руку от него, сосредоточенно подкручивая кольца на объективе фотоаппарата. Крайне маловероятно, что устройство, которое она удерживала перед собой телекинезом, являлась чем-то другим. Литой корпус, видоискатель, объектив – да, это однозначно был фотоаппарат.

— Мисс Спайс, — немного замешкавшись, поприветствовал ее человек. – Я смотрю, вы любительница подкрадываться незаметно. “Совсем, как одна непомерная любительница сладкого”.

— Да-да, все еще мисс, — удостоверившись, что аппаратура настроена должным образом, единорожка повесила ее себе на шею. – И, по-моему, мы договорились – просто Спайси. Кстати, я тут уже около минуты сижу.

— Ну конечно, — усмехнулся мужчина, — а я целую минуту ворон считал.

— Ага, именно так все и было.

— Это то, о чем я думаю? – не желая начинать глупый спор ни о чем, Айроншилд кивком указал на фотоаппарат.

— Уж не знаю, о чем ты там подумал, но этого красавца я дожидалась целых три месяца, — аккуратно, словно любимое домашнее животное, кобылка взяла копытами сие чудо эквестрийской техники и вытянула перед собой. – Совсем новенький еще – прямиком с завода.

— Ну и как он?

— А вот сейчас и узнаем.

— Каким…

Вместо ответа единорожка, навела на него объектив. Раздался щелчок.

— Та-а-ак, а теперь в профиль… да, автоматический взвод – это вещь! – еще пара щелчков.

— Погоди…

— А теперь задумчивое лицо. Ну давай же! Представь, что рассчитываешь степень расфокусировки магического усилителя.

Щелк-щелк.

— Спайси, может ты хотя бы…

— Мда…с задумчивостью у тебя явно проблемы.

— Да мать твою ж за ногу!.. – уже начал закипать человек.

— Ну ладно, первый блин комом, — единорожка снова начала подкручивать кольца на объективе и выставлять только ей одной ведомые параметры. – А это уже для моего личного альбома.

Айроншилд еще только начал осмысливать ее последнюю фразу, а Спайси уже сидела у него под боком, крепко приобняв копытом за левое плечо. Окутанный свечением магического поля фотоаппарат повис где-то в метре перед ними.

— Улыбнись ты уже, бухтелка.

— Спай…

— Я не отлипну от тебя, пока не улыбнешься.

Отдавая себе отчет, что чем больше он сопротивляется, тем дольше продлится эта фотосессия, человек нехотя подчинился. Но единорожку его потуги явно не удовлетворили. Еще минуту или около того, она продолжала снимать их под разными углами, прося его сесть немного по-другому или добавить чуть больше серьезности, брутальности, страсти и прочей ерунды, которую можно услышать почти от любого фотографа.

— А теперь объясни, к чему было все это представление, — недовольно спросил Айроншилд, раздраженный ее бесцеремонностью. А это “щелк” теперь будет мерещиться ему весь оставшийся день.

— Практикуюсь перед интервью, — захлопнув крышку объектива, ответила Спайси.

— Вот сейчас не понял.

— Какой же ты непонятливый… — тихо себе под нос проговорила репортерша, — Ну сам подумай. Это же Понивилль, и тут далеко не каждый день происходит что-то такое, что можно пустить на первую страницу. Не, ну конечно, Твайлайт и компания время от времени задают жару, но это еще надо умудриться быть в нужном месте в нужное время. Да и мои коллеги тоже не лыком шиты. А тут, — усмехнувшись, она окинула человека оценивающим взглядом, — у меня, можно сказать, полноценный эксклюзив.

— Эксклюзив?..

— Ага. Считай, что я тебя застолбила.

Не зная, как реагировать на подобные заявления, человек молча уставился в невидимую точку перед собой, уже совсем не обращая внимания на свою отвисшую от удивления челюсть.

— Застолбила – в смысле, что первой подписалась на этот репортаж, а не то, о чем ты там наверняка подумал, грязный извращенец, — оглушительно расхохоталась единорожка.

— Я вообще не знаю, о чем сейчас думать, — изо всех сил не давая смущению окрасить его лицо в красный цвет, выдавил из себя Айроншилд.

— Надеюсь, на предстоящем интервью ты будешь поразговорчивее.

— Все, что я скажу, будет использовано против меня?

— Скорее, поспособствует моей карьере.

— Давай ты мне хотя бы список вопросов предоставишь, — шутливо взмолился Айроншилд.

— Хей! Слово “репортер” в моем контракте стоит не просто так! – так же несерьезно возмутилась Спайси. – Так что никакого мухлежа. Будешь отвечать предельно честно. Ну, или не будешь. В конце концов, это же не допрос с пристрастием.

— Правда? А вот у меня почему-то нехорошее предчувствие.

Несколько секунд кобылка смотрела на него с совершенно нечитаемым выражением, пока снова не разразилась звонким смехом:

— Ну ты и параноик. Не зря, видать, Айроншилдом назвался.

— А откуда ты…

— Издержки профессии, — напомнила ему единорожка. – Ладненько, подозрительный ты наш, пора мне. Надо осветить очередное скучное событие, — она вздохнула. – Хотя, ума не приложу, кому может быть интересно читать про рождение четверняшек. Но, как я уже говорила – издержки профессии.

С явной неохотой Спайси встала со скамейки:

— Не скучай, и жди меня в самый неподходящий момент, — кобылка уже собралась было отправиться по своим делам, но на полушаге развернулась. – И еще. Если не любишь прогулки под дождем, то советую потихоньку топать домой.

— Жду с нетерпением, — с кислой миной попрощался человек и, задрав голову, начал высматривать признаки надвигающейся непогоды.

Строительство курятника шло споро, и уже к вечеру Айроншилд и Эпплджек полностью закончили фундамент. Решив перекусить на свежем воздухе, они расположились у небольшого озера неподалеку от фермы. Ковбойша явно была в хорошем расположении духа и, покачиваясь под деревом на качелях, рассказывала человеку о своей подготовке к предстоящему Родео. Обернувшись вокруг пояса пестрым полотенцем и обсыхая после парочки ныряний, мужчина лежал рядом и пожевывал только что сорванную травинку. Сам того не заметив, он уже успел перенять эту привычку у своих работодателей.

— Так шо, времени остается все меньше, а в надлежащую форму я себя так и не привела, — закончила она на том, что бросает лассо теперь куда хуже обычного.

— А почему предыдущие соревнования пропустила? – с нарастающим беспокойством наблюдая за скапливающейся над ним мошкарой, поинтересовался Айроншилд.

Эпплджек стыдливо отвела взгляд в сторону:

— Я не смогла взять ни одного первого места на последнем Родео…

— И что с того?

— Ну щас то я понимаю, шо ничего, а до этого на полном серьезе собиралась послать все это, куда подальше. Девчонки меня потом чуть ли не целый год убеждали вернуться.

— Год? – не поверил своим ушам человек. – Упорства тебе точно не занимать.

— Скорее, упрямства, — улыбнулась кобылка, с теплотой вспоминая поддержку своих подруг и бесконечные с ними споры на тему ее возвращения в Родео.

— Знакомая ситуация…

Внезапно налетевший порыв ветра не дал ему закончить фразу, чуть было не сдув с него полотенце. Правда, он еще разметал уже начинающих надоедать насекомых, словно лишний раз доказывая, что нет худа без добра.

— Так вот, за что тебе Эпплы платят, — полный ехидства голос Рэйнбоу человек узнал еще до того, как та закончила. – ЭйДжей, может и меня возьмешь на полставки?

— Если б я платила за безделье, то ни в жизни с тобой не рассчиталась бы, — парировала ковбойша.

Проигнорировав ответный выпад своей подруги, пегаска приземлилась рядом:

— Ну и как успехи у твоего двуного работничка?

— Ты знаешь, неплохо, — Эпплджек прекратила раскачиваться и теперь просто сидела на качелях, болтая ногами. – Выдыхается, правда, быстрее, чем хотелось бы…

— Эй! – возмутился Айроншилд.

Ковбойша смерила его взглядом и, выждав небольшую паузу, продолжила:

— … но и слабаком его точно не назовешь. Те деревянные балки не показались ему особо тяжелыми.

— Весили они весьма прилично, — столь неожиданный переход от упрека к похвале, сбил и без того неумеющего правильно реагировать на комплименты человека с толку.

Оранжевая кобылка снова посмотрела на мужчину – теперь будто бы с сожалением – и просто вздохнула, не став ничего говорить. И этот вздох был красноречивее любых слов.

— Это точно. Силен, как минотавр, — злорадно усмехнулся Рэйнбоу Дэш, наблюдая за все больше краснеющим лицом Айроншилда. Не то чтобы она действительно так считала, но и удержаться от возможности заставить того чувствовать себя не в своей тарелке так же не могла.

Уже совершенно пунцовый, человек поднялся и, пробормотав, что ему надо одеться, взял висевший на ветке килт и скрылся за широким стволом дерева.

Дождавшись, когда он отойдет подальше, ковбойша негромко обратилась к радужной пегаске:

— Как там Коппервинг? – со всей своей прямолинейностью задала она вопрос в лоб.

— Никак, — злобно буркнула Рэйнбоу. – Не знаю. Сама у него спроси, раз уж так интересно.

— Послушай, сахарок…

— Нет, это ты меня послушай, ЭйДжей! — подстегиваемая своим вспыльчивым нравом, пегаска начала заводится. — Наши с Коппервингом дела тебя не касаются… — в самый последний момент, ей удалось успокоиться и не зайти еще дальше. Она вздохнула, — … уж извини. Я понимаю, ты хочешь, как лучше, но сейчас лучше будет не вмешиваться. Договорились?

— Хорошо, Дэш, как скажешь. Я не хотела тебя обидеть, — как и всегда, Эпплджек была сама невозмутимость.

— Все нормально. Просто, мне еще работать с этим… этим… — злость на своего бывшего снова начала застилать ей разум, и пегаска махнула копытом, словно отвешивая невидимую пощечину. — Да в Тартар его!.. Куда там Айроншилд слинял? Я вообще-то к нему залетала.

— Что, мне уже можно выходить? – подал голос человек. – А то смотрите, я могу тут и еще постоять.

— Вылазь давай, — ответила Рэйнбоу, — дело есть.

Надеясь, что разговор не вернется снова к этой Санта-Барбаре, мужчина вышел из-за дерева, повесив полотенце себе на плечо:

— Внимательно слушаю.

— Мы, вроде как, договаривались о реванше…

— Э, нет, подруга, — встряла Эпплджек, — Айроншилд мне нужен целый и невредимый. Не хватало еще, шоб он потом день-другой отлеживался после ваших с ним разборок.

— Неизвестно еще, кто потом отлеживаться будет, — возмутился такой безапелляционной ставке человек. – Если мне не изменяет память, то закончили мы тогда вничью…

— Сказал лысенький, которого Флаттершай потом несколько дней приводила в чувство, — усмехнулась Рэйнбоу.

— Тебе повезло, что ты столкнулась с настоящим мужчиной, не поднимающим руку на даму… которая кусалась похлеще бойцовской собаки…

— А нечего было меня за хвост дергать! – завелась Рэйнбоу.

— Так, а ну прекратили живо! – пресекла разгорающийся спор ковбойша и, на всякий случай, встала между ними. – Пободаетесь после того, как он закончит свою работу на ферме.

Человек и пегаска с вызовом посмотрели друг на друга. Если бы взгляд мог сжигать, то на их месте остались бы две небольшие кучки пепла.

— Отлично! — после нескольких секунд этой игры в гляделки воскликнула Рэйнбоу. – Пусть морально готовится к своему поражению.

— Уже трясусь от страха и молю о пощаде, — не отставал от нее Айроншилд.

— Ага, потренируйся в этом на досуге, — взмахнув крыльями и снова обдав человека мощным потоком воздуха, пегаска улетала прочь.

Проводив взглядом свою стремительно удаляющуюся подругу, Эпплджек посмотрела на человека и недовольно вздохнула:

— И какого сена тебе понадобился этот реванш?

— Береги одежку снову, а честь смолоду, — ответил мужчина, когда радужная пегаска скрылась из виду, на полном ходу протаранив небольшое облачко.

— Угу, в разборках двух драчунов столько чести, шо хоть лопатой греби.

— И все же…

— Пойдем уже, — проворчала ковбойша, — Ба просила нарубить дров для печи.

— И кто дернул за язык твою сестру рассказать, что я у вас на ферме подрабатываю, — выходя на дорогу, проворчал Айроншилд.

— Давай полегче на поворотах про сестру, — ответила, идущая рядом Эпплджек. – Черили всего-навсего поинтересовалась, нашли ли мы кого-нибудь Биг Маку на замену. К тому же, никто тебя туда силком не тянул – мог бы и отказаться.

— Твайлайт мне потом бы этого не простила.

— Вот только не надо все на нее сваливать!..

Весь недолгий путь до школы они продолжали спорить на эту тему. В общем-то, ковбойша была права: нечего было ныть о том, на что сам и подписался. Конечно, он вполне мог бы сказать Черили, что не сможет присутствовать на их внеклассовом занятии (или как там она выразилась) по редким видам, сославшись на нехватку времени или просто на недомогание. “Редкий вид”… Это словосочетание вызывало в человеке странную смесь возмущения и какого-то глупого чувства собственной уникальности. Каждый, в той или иной степени считает себя особенным и не таким, как все, но не в таком же контексте. Но, если подумать, “редкий вид” – вполне подходящее под него определение. Особенно в сложившейся ситуации.

Айроншилд как раз собирался парировать очередной выпад Эпплджек, но осекся на полуслове, услышав радостный детский возглас, показавшийся ему смутно знакомым:

— А вот и ты!

Не увидев никого перед собой, человек озадаченно опустил взгляд.

— Я боялась, что ты не придешь, — бежевый жеребенок, нетерпеливо помахивая крыльями и широко улыбаясь, смотрела на него снизу вверх.

— Привет, Литлвиш, — вспомнил мужчина имя пегасочки. – Как продвигается обучение полету?

Вместо ответа кобылка изо всех сил замахала крыльями и подлетела к его правому плечу.

— Я очень стараюсь, — с гордостью в голосе, ответила Литлвиш. – Тренируюсь каждый день! – неожиданно она взяла человека под руку и потянула за собой в сторону недавно покрашенного двухэтажного здания. – Идем, я покажу тебе школу!

— Я-я-э-э-э… — увлекаемый своей будущей женой, Айроншилд бросил недоуменный взгляд на Эпплджек.

— Иди-иди, женишок, — сдерживая подступающий к горлу ком смеха, ответила ковбойша. – Встретимся на уроке.

Стараясь лететь ровно и выглядеть так же чинно, как и благородная Сильвербелл, кобылка перво-наперво повела человека на игровую площадку – словно желая похвастаться перед остальными. Неизвестно, удалось ей вызвать зависть у своих одноклассников и других учеников, но то, что в кидаемых на них взглядах читалось, как минимум удивление, было неоспоримым фактом. Как бы то ни было, Литлвиш осталась довольна произведенным эффектом – чего нельзя было сказать о человеке. Чуть ли не силой переставляя свои одеревенелые ноги, Айроншилд старался держаться одного темпа с пегасочкой. Про его лицо, ставшее краснее самого спелого помидора, можно было вообще молчать.

К его счастью, никто из учеников не остановил их с расспросами. Правда, Литлвиш, будучи еще не готовой к затяжным полетам, ничуть не смущаясь, полезла к нему на руки. Шагая по школьным коридорам, Айроншилд изо всех сил старался выглядеть невозмутимо, но его пунцовые щеки, о которые теперь можно было и факел зажечь, говорили сами за себя.

Удобно устроившись на его руках, пегасочка пролежала так до самого входа в классный кабинет. Человек облегченно вздохнул, когда она спрыгнула на пол, но расслабляться было рано. Судя по всему, поглазеть на открытый совсем недавно “новый вид”, пришли не только ученики, но и некоторые взрослые. Заметив его появление, собравшиеся в классе пони притихли, и гул их голосов сменился еле слышными перешептываниями. Не скрывая своего интереса, они принялись обсуждать странный внешний вид пришельца и почти полное отсутствие у него волосяного покрова.

Под нацеленными на него взглядами, человек встал, как вкопанный:

— Вот ты ж ёперный театр… — не удержался он.

— Эй, Айроншилд!

Окинув взглядом помещение, человек увидел Спайси, сидевшую на небольшой деревянной скамейке рядом с кафедрой. Заметив мирно покоящийся на ее коленях фотоаппарат, Айроншилд занервничал еще больше.

— Присаживайся, не стесняйся, — она похлопала копытом по скамейке рядом с собой. – Если, конечно, тебя отпустят.

Как ни странно, ее подкол немного успокоил человека. Стараясь выглядеть, как можно серьезнее, он вопросительно посмотрел на Литлвиш.

— Вы позволите?

Уже вжившись в роль прекрасной Сильвербелл, пегасочка царственно кивнула в ответ:

— С нетерпением жду окончания этого приёма.

Фраза явно было вырвана из контекста, или кобылка не до конца поняла ее смысл. Но эта детская непосредственность и то, как Литлвиш старательно играет сказочного персонажа, заставили Айроншилда улыбнуться и на мгновение позабыть о том, что на него сейчас, не мигая, взирает целая аудитория.

— Как и я, леди. – Он поклонился и, все еще улыбаясь, подсел к Спайси.

Не скрывая своей радости, пегасочка под вновь набирающий гул переговаривающихся пони поспешила занять свободное место.

— А ты хитрец, Айроншилд, — усмехнулась единорожка.

— Что, простите?

— Да то, — помахав копытом, смотревшей на них с первого ряда Литлвиш, ответила Спайси. – Скажи еще, будто не в курсе, что ее отец — владелец перспективной строительной компании. Знатное будет приданное.

— Все-то ты знаешь, — с трудом подавив возмущение, буркнул человек, не желая плясать под дудку единорожки с ее приколами.

— Я знаю то, что знаю, — продолжала усмехаться репортерша, не впечатленная попытками Айроншилда скрыть свои эмоции. – А тебе я бы посоветовала не быть таким серьезным и расслабиться – ты ж у нас сегодня гвоздь программы.

Минуть пять или около того человек отвлеченно слушал болтовню Спайси о ее последней командировке в Балтмэйр для освещения спуска на воду фрегата военно-морских сил Эквестрии “Буревестник”.

— Хоть я и питаю определенную слабость к жеребцам в форме, та поездка не оставила в моей памяти ничего, кроме скуки, — резюмировала единорожка. Буквально за секунду до того, как в аудиторию вошла Черили, и шум голосов немного поутих.

Встав за кафедру и положив перед собой скрепленную шнуровкой папку, земнопони поприветствовала всех собравшихся. Поблагодарив человека, что тот смог выкроить время на их внеклассный урок, она приступила к лекции.

Айроншилд по старой привычке, приобретенной им в бытность свою студентом, потянулся за ручкой в несуществующий карман своего килта. Осознав всю абсурдностью этого действия и то, как нелепо он мог сейчас выглядеть, человек раздосадовано опустил руку. Тема про обитающую на болоте четырехглавую гидру обещала быть интересной и, в каком-то смысле, пересекалась с его профессией.

— П-с-с-т… — шепнула Спайси, протягивая ему истрепанный блокнот и изрядно покусанный карандаш, — не это ищешь?

— Ты мысли мои читаешь, что ли? – так же шепотом, словно на контрольной, спросил Айроншилд.

— Пожалуйста, — насупилась единорожка.

— Спасибо, — добродушно усмехнулся человек. – Кхм... как мило…

— Ой, — Спайси поспешно вырвала страницу, на которой красовался карандашный рисунок статного жеребца в расстегнутом белом мундире и лежащего в совсем уж провокационной позе.

— Хе-хе…

— Сказали же тебе – было слишком скучно, — еле сдерживаясь, прошипела кобылка. – Да и вообще, между прочим…

— Расслабься, — успокоил ее Айроншилд, — я ведь даже еще ничего не сказал.

Спайси открыла было рот, чтобы продолжить свою оправдательную речь. Решив, что это того не стоит, она взяла в копыта фотоаппарат, принявшись выставлять какие-то настройки и бурча под нос, насколько же нудным было то мероприятие.

Лекция и вправду оказалась очень интересной, и, исписав к этому времени уже несколько листов, человек не сразу понял, что его просят подняться на кафедру.

— Мистер Айроншилд? – вопросительно смотрела на него, слегка сбитая с толку Черили.

— Простите, — сконфузился человек.

Пони уступила ему место, и Айроншилд встал за кафедрой, зачем-то прихватив с собой блокнот и карандаш.

— Ну… кхм…, — не зная, с чего начать, он с задумчивым видом барабанил пальцами по дереву.

— Может, Вы начнете с описания Вашего вида? – подсказала Черили. – Люди, если я не ошибаюсь?

— Все верно, Вы не ошибаетесь… — человек решил не изобретать велосипед и начал повествование с того, с чего не так давно начинал свой рассказ Принцессе Селестии, опустив парочку моментов, неподходящих для ушей маленьких жеребят.

— … и таковы мы – люди, — закончил Айроншилд уже привычной ему фразой, до последнего момента надеясь, что его не завалят кучей вопросов.

— Вопросы? – обреченно спросил он, наблюдая тут же выросший со всех рядов лес копыт. – М-м-м… Рыжая пегаска, имя которой я, к своему стыду, забыл? – указал человек рукой на чуть ли не выпрыгивающую со своего места молодую кобылку.

— Мистер Айроншилд, — обратилась к нему Скуталу, — у вас я крыльев не вижу, но есть ли другие люди, которые могут летать?

— Скажем так… Сами люди способны передвигаться только на своих двоих… ногах. Но технологический прогресс позволил нам покорить небесные просторы…

— А можно чуть поподробнее про технологический прогресс? – подал голос жеребенок-земнопони с первых рядов. – У вас есть паровозы? А воздушные шары? Вы на них летаете, да?

Молодежь поддержала ученика одобрительным гулом, видимо, желая сравнить человеческие достижения со своими и решить, кто круче.

— Постараюсь быть кратким, — нервно прокручивая между пальцев карандаш, начал Айроншилд…

К счастью, боги решили сегодня сжалиться над заброшенным в чужой ему мир смертным: аудитория оказалась не самой словоохотливой и продержала его не больше часа. Было ли тому причиной его слишком чуждая для всех наружность, или еще чего – ему было уже не важно. Человеку было достаточно того, что его вот-вот отпустят. Во всяком случае, он так думал, собираясь уже сойти с кафедры и побыстрее вернуться на ферму Эпплов.

— Прошу вас задержаться еще на минутку, — поднялась со стула Черили, как только Айроншилд сделал первый шаг по направлению к выходу. – Мисс Спайс хотела сделать одно объявление.

— Ну, это скорее предложение, а не объявление, — сказала единорожка, не без удовольствия наблюдая за кислой физиономией двуногого. – Как насчет того, чтобы сделать пару общих фоток с нашим гостем?

Большинство присутствующих были только за, и в добровольно-принудительном порядке вытащили человека в актовый зал. Остальные же, пусть и не горели желанием участвовать в этой фотосессии, но и отказываться не решились.

— Нет, милая, я не могу сфотографировать только тебя и Айроншилда, — потрепав гриву одной их учениц первых классов, извинилась репортерша. – Потому что у меня на всех вас пленки тогда не хватит.

— А на меня хватит? – протиснувшись сквозь толпу желающих, Литлвиш встала рядом с человеком.

— А ты у нас особенная, что ли? – тут же раздались полные возмущения возгласы.

— Да, особенная! – стукнув копытцем по полу, заявила кобылка, нисколечко не смутившаяся обрушившейся на нее волной негодования.

— Да ну? И чем же?!

— А тем, — упрямо настаивала пегасочка, — что он – мой суженный!

— Литлвиш… — Айроншилд попытался урезонить ее, нутром чуя, что ни к чему хорошему, сказанные ею слова не приведут, но было уже поздно.

— Ты, должно быть, шутишь, — насмешливо воскликнула молодая пони с украшавшей ее голову тиарой. – Единственное, на что он тебе сужен, так это таскать тебя на руках, когда крылья откажут.

— А вот и нет!.. – пытаясь придать своему голосу возмущенные нотки, неуверенно ответила Литлвиш.

— А ты права, — злорадно ухмыляясь, вступила ученица с изображавшей ложку кьютимаркой. – Ведь он уже тебя на руках таскал. Ну не расстраивайся, не всем пегасам дано летать. Да, Скуталу? – добавила она, бросив язвительный взгляд на свою одноклассницу.

— Ты сейчас договоришься, Сильверспун! – сквозь зубы процедила Скуталу.

— Так, народ, а ну-ка остыньте! – опередив Айроншилда, попыталась закончить начинающиеся пикировки Спайси.

— Ну а что, может, ему и тебя в жены взять? Будет двух неумех таскать , — продолжала издеваться Сильверспун. – Слушай, а, ведь, идеальный табун получается – никто из вас троих летать то не умеет!

Рыжая пегаска сдерживала себя из последних сил, но вид убегающей в слезах Литлвиш переполнил чашу ее терпения. Яростно взмахнув крыльями, она сорвалась с места и набросилась на обидчицу, повалив ее на пол.

— А ну повтори! – прошипела Скуталу и, занеся копыто, одним мощным ударом впечатала голову серой кобылки в пол. – Что такое – язык проглотила?

Дамйонд Тиара бросилась на подмогу своей подруге. Но, не пробежав и пары метров, вскрикнула от неожиданности, когда какая-то неведомая сила крепко схватила ее за хвост и рванула в совершенно противоположном направлении.

— Притормози-ка, прыткая ты наша, — все еще удерживая ее за хвост, сквозь зубы процедила Эпплблум.

Из толпы раздались подбадривающие выкрики, с пожеланиями как следует наподдать этим двум вертихвосткам. Правда, кому конкретно относились эти слова, было не ясно.

На глазах у пораженного Айроншилда завязалась потасовка, со скоростью лесного пожара перераставшая в настоящий бой без правил. Черри Спайс и еще несколько взрослых пони тут же бросились разнимать зачинщиков. Рог репортерши засветился – не собираясь сюсюкаться с учениками, она оттащила их друг от друга телекинезом. Видя, с какой легкостью единорожка это проделала, человек удивленно приподнял бровь.

— Что здесь происходит?! — воскликнула прибежавшая на шум Черили. — Я отлучилась всего на несколько минут, а вы уже успели устроить настоящее побоище!

Классной руководительнице потребовалось без малого минут пять, чтобы успокоить всех и разобраться в причине конфликта.

— Вы четверо, — Черили указала копытом на потрепанных кобылок, продолжавших испепелять друг друга злобными взглядами, — марш в учительскую!

— Эй! Мы только… — возмутилась рыжая пегаска.

Черили была непреклонна:

— Живо!

— Спасибо, что помогла, Свити Белль… — не скрывая своей обиды, бросила желтая кобылка.

— Эпплблум!.. Скуталу!.. – растерянно воскликнула молодая единорожка и поспешила догнать своих подруг. – Ну что вы опять…

Около минуты царила напряженная звенящая тишина. Все пони смотрели на человека, словно требуя от него объяснений.

— Кхм… — нарушил затянувшееся молчание молодой пегас и озвучил вертевшийся у всех на языке вопрос. – Так, значит, суженный, да?

— Родной, это немного не… — решив принять удар на себя, начала Спайси.

— Да, именно так, — не дав ей продолжить, заговорил молчавший до этого Айроншилд. – Следуя традициям моего народа, я должен был – после того случая – сделать Литлвиш предложение.

— Того случая? – не унимался единорог.

— Простите, но мне надо идти.

Не задерживаясь более ни секунды и игнорируя новые вопросы, человек быстрым шагом покинул помещение. Он отдавал себе отчет в том, что сейчас сказал. Как и в том, что ученики теперь не станут задирать Литлвиш, зная, что она действительно обручена. А если станут… Ну что ж, он вполне может устроить еще одну пресс-конференцию для каждого из них, объяснив, что такое хорошо, а что такое плохо. Взрослые же на то и взрослые, чтобы понять двигавшие им мотивы. Чего Айроншилд не учел, так это того, что и среди них всегда найдутся те, кто воспринимает все буквально.

Не найдя Литлвиш в здании школы, он вышел на улицу. Побродив по двору и обыскав, как ему казалось, все возможные места, где могла бы спрятаться пегасочка, человек присел на небольшую скамейку под деревом. Задумчиво почесав затылок, Айроншилд еще раз окинул взглядом окрестности. Литлвиш еще слишком маленькая, чтобы самой вернуться домой. А значит, за ней либо пришла Сэнди Вингс, либо…

Еле слышные детские всхлипывания, доносившиеся откуда-то сверху, напомнили ему об одном очевидном факте, который он упустил. Литлвиш была пегаской, которая, пусть и совсем еще плохо, но уже умела летать. Не мудрено, что первой пришедшей ей в голову мыслью, было забраться куда повыше.

Айроншилд задрал голову и, прикрыв глаза от пробивающихся сквозь крону дерева ярких солнечных лучей, разглядел свою будущую жену, сидевшую на ветке.

— Не упадешь? – спросил он.

Еще раз всплакнув, Литлвиш утерла копытцем слезы и посмотрела на человека:

— Нет…

— А вдруг? Не хочу, чтобы с моей суженной что-нибудь случилось.

— Никакая я не суженная… — всхлипнула пегасочка, и чуть было снова не расплакалась.

— А по-моему, самая, что ни на есть, — улыбнулся Айроншилд.

— Правда?..

— Слово настоящего джентлькольта, — приложив ладонь к сердцу, сказал человек.

Литлвиш едва заметно улыбнулась.

— Может, все-таки, спустишься? – он похлопал по скамейке рядом с собой. – Я хоть и неплохо лазаю по деревьям, но, боюсь, ветка меня не выдержит.

Поупрямившись для вида, пегаска взмахнула крыльями и несколько неуверенно спланировала вниз – но не на скамейку, а прямиком на колени Айроншилду. Устроившись поудобнее, она грустно вздохнула:

— Другие пони теперь будут смеяться надо мной и тыкать в меня копытом.

— Не будут, — успокаивающе потрепал ее по гриве человек, — теперь все знают, что ты говорила правду, и не посмеют издеваться над тобой. А если посмеют, — он ехидно усмехнулся и заговорил голосом благородного рыцаря из сказок, каким его, должно быть, видела Литлвиш, — то им придется нести ответ перед Айроншилдом из Понивилля. И гнев его будет страшен!

Лицо пегасочки просияло, а ее плохое настроение окончательно улетучилось:

— Ты вызовешь их на дуэль? – оживленно спросила она.

— Только если они не образумятся, — все тем же чинным тоном ответил человек.

— Стронгхуфс поступил бы так же, — многозначительно заявила Литлвиш, задумавшись на секунду. – Он всегда – до самого последнего момента – давал своим врагам возможность сдаться.

— Не думаю, что они совсем уж такие враги…

— Ты же придешь к моему отцу, чтобы просить моего копыта и сердца?! – словно забыв что-то важное, воскликнула Литлвиш.

— Безусловно, — стараясь придать своему голосу, как можно больше уверенности, сказал Айроншилд, — но всему свое время…

— Знаю-знаю, — пегаска недовольно скорчила мордочку, — я должна повзрослеть, вырасти, доучиться – и прочее, и прочее…

— Именно! – человек легонько ткнул ее пальцем в нос. – Чтобы стать благородной леди, достойной своего звания, ты должна хорошо учиться и…

— И потом ты сделаешь мне предложение?! – нетерпеливо перебила его Литлвиш.

Айроншилд улыбнулся и вновь потрепал ее по гриве:

— Как только, так сразу, моя принцесса.

— Ну хватит уже… — пытаясь вернуть своей прическе прежний вид, захихикала Литлвиш.

— Эй, верни все, как было! – воскликнул человек и снова взлохматил ей волосы.

Выходящие из школы ученики – из числа тех, кто совсем недавно смеялся над пегасочкой – теперь смотрели на нее с некоторой опаской. После заявлений Айроншилда, последнее, что они хотели – это навлечь на себя гнев ее будущего мужа. Взрослые же пони, прекрасно всё понимая, просто умилялись их возне. Кроме мрачного вида пожилого единорога. Остановившись подальше, он еще раз посмотрел в сторону человека и жеребенка, недовольно сплюнул и двинул дальше, продолжая бубнить под нос о всеобщем упадке нравственности и здравого смысла.

Минут через десять прилетела Сэнди Вингс. Еще ничего не зная о случившемся, она начала извиняться перед Айроншилдом за свою дочурку и за ее излишнюю впечатлительность и надоедливость.

— Надеюсь, она не доставила Вам много хлопот, мистер Айроншилд, — продолжала извиняться пегаска. – Простите, если…

— Все в порядке, миссис Вингс, — улыбнулся человек и незаметно подмигнул Литлвиш, — Ваша дочь всего-навсего рассказывала мне о страшных древесных волках, с одним из которых мне не так давно “посчастливилось” встретиться.

Уже выходя со двора школы, Литлвиш обернулась и удивленно посмотрела на Айроншилда. Человек приложил палец к губам, намекая, что не стоит огорчать своих родителей рассказом о прошедшем в актовом зале инциденте. Серьезно кивнув в ответ, пегасочка кончиком крыла вернула ему жест и, радостно подпрыгивая, поспешила вслед за мамой.

Айроншилд уперся локтями в колени и устало провел руками по волосам. Он всегда считал, что нет ничего плохого в том, чтобы иногда соврать во благо, но эта ситуация… Нужно ли было ему откреститься от заявлений Литлвиш и тем самым положить начало бесконечным издевательствам над нею в школе, или же он все сделал правильно, выбрав меньшее из двух зол? Навряд ли он задержится в этом мире надолго – во всяком случае, именно на это рассчитывал человек. Выдержит ли психика ребенка такое предательство? “Опять решил корчить из себя мистера Справедливость, да, чемпион? Мда… Благими намерениями, известно, куда дорога вымощена…”

— Ну и ну, Айроншилд, — раздался перед ним голос Эпплджек, — ты меня приятно удивил сегодня.

Человек поднял голову и вопросительно посмотрел на кобылку:

— По-твоему, я должен был позволить остальным и дальше гнобить Литлвиш? – съязвил он.

Ковбойша присела рядом, сняла свою шляпу и пригладила гриву.

— Нет, конешн, — ответила она и задумалась. – Просто не ожидала я подобного от чужака.

Айроншилд недовольно фыркнул:

— Спасибо на добром слове.

— Эй, я грю, как есть. Мне трудно представить, что какой-нить грифон или, скажем, минотавр, вот так заступился бы за бедняжку, — она снова водрузила шляпу на голову и обезоруживающе улыбнулась. – А вот ты не только не дал ее в обиду, но еще и успокоил потом.

— Вот такой я – защитник всех обездоленных и… — включил было он сарказм, — Стоп… ты все это слышала?

— Агась. Стояла вон там. – Эпплджек указала копытом в сторону школы.

— Но… каким образом… Это ведь метрах в десяти отсюда…

— Это все Спайси и ее единорожьи штучки.

— О, боги…

— Боюсь, тут они тя не слышат, — усмехнулась кобылка и встала со скамейки. – Ладно, сахарок, идем уже. Я тут вспомнила, шо неплохо бы заделать дырку в одной из бочек для воды.

— Как ты меня назвала?! – почти возмутился Айроншилд.

— Ничо, привыкнешь, — не оборачиваясь, махнула копытом Эпплджек, уже направляясь к выходу.

— Я не люблю сладкое!

“Балк, дружищще! Ты не поверишь – я нашел для тебя пациента! Судя по медкарте, у нее почти та же проблема, что была и у тебя – разве что не такой запущенный случай. Подробности расскажу при встрече. Жду тебя в Понивилле. Коппервинг”. Выплюнув карандаш, пегас запечатал письмо, и кинул в почтовый ящик. Кивнув на прощанье Дитзи, о чем-то говорящей с другими посетителями, пегас вышел на улицу.

“Письмо до Лас-Пегасуса будет идти дня два, край – три; если он все так же легок на подъем, то примчит сюда едва ли не раньше ответного письма. Надо бы за это время пристроить комнату-другую, а то ему с его-то комплекцией мой облачный домишко покажется совсем уж маленьким…”

Решив не откладывать дела в долгий ящик, Коппервинг в тот же вечер принялся за строительство. В этом деле было несколько хитростей, первая из которых – выбор подходящего облака. Не слишком большого размера, плотного – но без воды внутри. Большинство пегасов использовало облака с фабрик Клаудсдэйла, но те, кто проживал неподалеку от Вечнодикого леса, старались выбирать для строительства “дикие” облака. Те, как правило, были меньше по размеру, и заметно более капризные в обработке. А вот блоки из них получались крепкие, ровные и долговечные: если дом из обычных облаков приходилось подновлять раз в два-три года, то при использовании “диких” первый серьезный ремонт не грозил лет десять минимум.

В этот раз пришлось обходиться тем, что было под рукой – до ближайшей фабрики далеко, а лезть в Вечнодикий лес за материалом для пары временных комнат в планы Коппервинга не входило. Спустя полчаса полетов по окрестностям, он стал счастливым обладателем полудюжины вполне подходящих облаков. Хорошие блоки из них не получатся – ну да на пару-тройку месяцев всяко хватит. А там видно будет. Насвистывая веселенький мотивчик, пегас принялся перестраивать свой облачный дом.

— Скуталу, ну сколько раз тебе нужно повторять – прекращай уже поддаваться на провокации Тиары и Спун! Одно и то же, раз за разом!.. – Вымотанная Черили вела пегаску за собой. Она совсем не ожидала, что за время ее двухминутного отсутствия в классе произойдет такая потасовка. И хуже того – эта взбалмошная мегера Спойлед Рич устроила настоящую истерику, похоронив все ее усилия спустить ситуацию на тормозах. Но если для прочих участниц огласка была лишь неприятна, то для Скуталу это означало очередной выговор от Лютефиска, директора приюта.

— Да знаю я, мисс Черили… — упавшим голосом отвечала пегаска. – Но ведь и не реагировать-то я тоже не могу! Сами ведь знаете – я же и по-хорошему пробовала, и игнорировать… толку-то? У Тиары папаша бизнеспони, мать – глава попечительского совета, ну а Спун с ней просто дружит с пеленок. Само собой, что им все сходит с копыт! – Скуталу гневно пнула лежащий на обочине камень, отправив его в полет к ближайшему дереву. Вспомнив недавние желчные высказывания Сильверспун в свой адрес, она на секунду позавидовала даже этому камню – ведь он хоть так, но полетел. А она – нет. И, как не храбрилась, как не хотела бы верить в туманные обещания врачей, в глубине души она знала, что летать ей не суждено. Не зная радости полета, она со временем и свыклась бы со своей судьбой крылатой земнопони, но вот эти постоянные подначки лишь раз за разом бередили эту незаживающую рану.

— Скути… — остановившись, Черили неловко приобняла свою ученицу. – Потерпи, пожалуйста. Осталась неделя до летних каникул, потом последний год учебы – и все, никаких тебе школьных дразнилок. К тому же, я слышала, – она понизила голос, – что после школы и Даймонд Тиара, и Сильвер Спун поедут в Кантерлот, поступать в колледж. А это значит, что еще несколько лет они здесь будут появляться разве что на каникулах!

— Правда? – недоверчиво спросила Скуталу.

— Конечно правда! – улыбнулась ей Черили. – Я случайно услышала, как родители Тиары обсуждали эту тему, так что будь уверенна — информация из проверенных источников. – Учительница весело подмигнула кобылке. – И уж поверь, не ты одна будешь счастлива, когда эти двое наконец-то уедут из Понивилля! – Посерьезнев, она продолжила: — Но сейчас, будь так добра, настройся на разговор с мистером Лютефиском – сама знаешь, как его выводят из себя подобные ситуации.

— И так, что же мы имеем? Очередная драка – четвертая за месяц, между прочим! И в этом раз настолько серьезная, что вас даже пришлось разнимать! Это на глазах у представителя прессы! Позор! Просто позор! Ты хоть представляешь, в каком свете ты выставляешь наше учреждение?! – Лютефиск, директор приюта, изволил бушевать. Когда-то давно он был весьма привлекательным жеребцом, по слухам – еще и невероятно богатым. Но долгие годы, проведенные в праздности и пороке, истощили его кошелек, а его самого превратили в обрюзгшую развалину. В прошлом белоснежная шерсть приобрела грязный серо-розовый оттенок, выцветшие голубые глаза едва виднелись под набрякшими веками, редкую серую гриву щедро дополняла ранняя седина. Но все прочие недостатки меркли и отходили на второй план перед его весом. Лютефиск был не просто толст – он был жирен. Годы распутства, обжорство, болезнь – или же все сразу – превратили некогда стройного пегаса в едва передвигающуюся развалину. Его едва держали ноги – чего уж говорить о крыльях? Скуталу, как и прочим жеребятам, он внушал отвращение, густо замешанное на страхе – в приюте Лютефиск обладал почти безграничной властью. И что еще хуже, не стеснялся этой властью пользоваться.

— Нет, ну это просто невероятно! Будто бы мне мало Снипса со Снейлсом, еще и ты тут проблемы создаешь! – Развалившись на видавшем виды диванчике, директор все краснел и краснел, пока не сравнялся цветом со свеклой. Скуталу втайне надеялась, что его наконец-то хватит удар, и на его должность назначат кого-нибудь нормального. Но ее надеждам не суждено было сбыться. Лютефиск на пару секунд задержал дыхание, шумно выдохнул, и постепенно свекольный цвет его лица спал до привычного серо-розового.

— Господин директор, — начала было пегаска, — я не…

— Молчать! – рявкнул жеребец. – Избавь меня от своих жалких оправданий. – Взяв со стола огромных размеров кружку, он шумно отхлебнул содержимое. По комнате начал разноситься густой яблочный запах. – К тому же, наверняка они лживы — как обычно. Да и чего вообще ожидать от пони вроде тебя? Ни семьи, ни метки, летать не умеешь – в твоем-то возрасте? – презрительную тираду завершила издевательская улыбка. Глядя, как Черили успокаивающе кладет копыто на плечо готовой уже взорваться от несправедливых обвинений Скуталу, улыбка директора стала еще шире:

— Ну а Вы-то, Черили, куда смотрели? Допустили такое происшествие в вашей школе, какой позор! И Вам не стыдно?!

— Я не могу быть везде и всюду, Лютефиск! – раздраженно всхрапнула кобыла, возмущенная не меньше своей ученицы. – И каковы бы не были обстоятельства этой драки, это не дает Вам права оскорблять и издеваться над жеребенком! Она находится под Вашей ответственностью, и у нее проблемы – но Вы вместо помощи лишь усугубляете ситуацию!

— Директор Лютефиск. Не забывайте о субординации, моя дорогая, — жеребец растянул пухлые губы в улыбке. – Помните и о том, что мы легко можем урезать школе финансирование. Как Вы думаете, потянет ли в этом случае ваша школа оплату одного конкретного учителя старших классов, а? – Лютефиск мерзко захихикал, упиваясь бессильной ненавистью на лице Черили.

Испуганная Скуталу смотрела то на директора, то на учительницу. Нет, она знала, что этот заплывший жиром боров до сих пор обладал некоторыми связями и полезными знакомствами, но чтобы вот так?..

— Ну да ладно, по одной проблеме за раз. – Очередной глоток из кружки был подкреплен раскатистой отрыжкой. – Итак! У меня для тебя есть новость, хулиганка. Она тебе, правда, не понравится – ну да тебе не привыкать, да? Я тут подумал и решил, что в моем приюте нет места для столь бесталанной бунтарки, как ты. Последняя твоя выходка лишь укрепила меня в этом мнении, так что… — он выдержал короткую паузу, наслаждаясь испуганным выражением на лице Скуталу. – Знаешь, есть такой промышленный центр – Хуффингтон? Далеко отсюда, на северо-западе. Он активно разрастается, и мне буквально на днях пришло письмо, что там открылся приют. Новый, большой… Как думаешь, что сейчас происходит в других приютах? Всех дебилов, забияк и просто мешающих недорослей собирают в группы и под надзором воспитателей и пары стражников отправляют туда. И я вот подумал – а чем мы хуже? Так что готовься! Через три дня тебе предстоит долгая дорога, уж постарайся представить там Понивилль в лучшем свете! – Директор продолжал говорить, но пегаска его уже не слушала – охваченная ужасом, заливаясь слезами, она выбежала из кабинета.

Выйдя из почтового отделения, Коппервинг еще раз перечитал ответное письмо Балка. Вопреки его ожиданиям, тот не сорвался в путь-дорогу сразу же – как оказалось, он нашел себе кобылку, и у них там “все серьезно”. Он был рад за друга, вот только она была земной пони, что вынуждало их ехать кружным путем на поезде, а не лететь напрямик. “А еще я зря, получается, делал к своему дому эту пристройку… три дня работы псу под хвост…”

Встряхнув головой, пегас отогнал от себя дурные мысли. Скоро он увидится с другом. Тот познакомит его со своей особой пони, и вместе с ним они помогут Скуталу, а сам Балк наконец-то получит заслуженное признание в научных кругах. Ну а дом… а что дом? Будет пара лишних комнат, пока те дрянные облака не потеряют форму. Может, и подновит их в итоге, если будет желание. Ну а сейчас пришла пора утрясти последний вопрос касательно Скуталу – сходить в приют и переговорить с руководством. По слухам, директором у них был какой-то неприятный тип по имени Лютефиск; но он тоже был пегасом, так что, по мнению Коппервинга, не должен был возражать против их с Балком помощи его подопечной. К тому же, сам он хорошо подготовился к этой беседе – на днях снова разговаривал с Черили и та, пусть и неохотно, но все же дала ему сунуть нос в личное дело рыжей кобылки.

Уже подходя к приюту, пегас увидел Скуталу, сломя голову скачущую прямо на него. Улыбнувшись, он попытался было заговорить с ней, но пегаска, не останавливаясь, пронеслась мимо. И она выглядела… заплаканной? Решив, что директор никуда не денется, Коппервинг взмахнул крыльями, и полетел ей вслед.

Он нашел ее на окраине яблочных садов Эпплов. Уткнувшись головой в ствол дерева, кобылка тихо плакала. Глядя на нее, Коппервинг замер в нерешительности. Ох не так, совсем не так он представлял их первый разговор!

— Эм… Скут? Скуталу?.. – неуверенно начал он. Не дождавшись ответной реакции, он подошел поближе. – Скуталу?..

— Уйдите, — сквозь слезы выдавила она. – Оставьте меня одну.

— Прости меня, Скуталу, но я не уйду. – Пегас подошел еще ближе. Сейчас их разделяло всего пара шагов. – Я… я просто хочу тебе помочь. Расскажи, что…

— Катитесь в Тартар! – Пегаска отошла от дерева и наконец взглянула на незваного гостя. – А, дружочек Дэш объявился! – ее раскрасневшееся от слез лицо исказилось неприятной усмешкой. – Что, тоже меня учить летать собрался? Давай уж сразу рыбалке учи, герой-любовник! – она сдавленно всхлипнула. – Все вы, взрослые, одинаковые… Хочешь помочь? Тогда просто уйди…

Вместо ответа пегас шагнул вперед, расправил крылья, и без особого труда или какого-то стеснения притянул Скуталу к себе. Заключенная в плотном коконе из крыльев, прижатая к груди жеребца, пегаска запаниковала:

— Ты что делаешь, извращенец?! Отпусти меня немедленно! – Она попробовала было высвободиться, на что жеребец лишь еще крепче прижал ее.

— Скуталу. Тебя зовут Скуталу Эмберфлейм. – Услышав свое полное имя, которое она не называла даже подругам, кобылка вздрогнула. Коппервинг же продолжил: — Родилась в Филлидельфии. Тебе пятнадцать лет, из которых почти девять ты провела в приютах. Твоя мама — земнопони по имени Лилия Эмберфлейм — была акробаткой в бродячем цирке. Она учила тебя всему, что знала и умела сама, и вы даже начали выступать вместе. Ты осиротела в результате трагического инцидента, когда во время вашей тренировки произошел взрыв зачарованной пиротехники. Два месяца больницы, затем – приют. В Филлидельфии, Балтимэйре, и — наконец здесь, в Понивилле. – Замолчав, пегас с некоторым удивлением обнаружил, что его невольная пленница не только больше не пытается высвободиться, а наоборот, дрожа, прижимается к нему. Вздохнув, он обнял ее еще крепче, отчего Скуталу вновь разрыдалась, крепко — почти до боли — обхватив его в ответ.

“Ну и дела… боюсь даже спрашивать, что послужило причиной всего этого…”, — думал пегас, неуверенно поглаживая кобылку по короткой темно-розовой гриве. “И благослови Селестия доброту Черили, разрешившую мне залезть в ее досье – кто знает, достучался бы я до нее без этих знаний!..”

Постепенно рыдания сменились редкими всхлипами. Потом прекратились и они. Лицо ее залилось краской от смущения, когда она в полной мере осознала всю неприлично-интимную близость таких вот объятий. Неловко поерзав, кобылка неуверенно попросила выпустить ее из этого перьевого плена.

— Подожди минутку, Скут. Я должен кое-что тебе сказать. Кое-что действительно важное. – взглянув в ее фиалковые глаза, Коппервинг продолжил. — Я знаю о твоей проблеме с полетами. – Ушки пегаски поникли, а в глазах мелькнул отблеск застарелой боли. – А еще я знаю одного врача, который может попытаться это исправить. Серьезно и без шуток.

— Рэйнбоу Дэш тоже пыталась, и что толку? – скептически отозвалась Скуталу. – Я просто земнопони с крыльями. И если ты стараешься этим поднять мне настроение, то завязывай. К тому же… если верить этому борову Лютефиску, то уже через три дня твоему другу придется переться за мной аж в Хуффингтон.

— Куда-куда?! – вытаращился на нее пегас. – Через три дня?!

— Я, видимо, слишком неудобная пони для этого приюта. Вот директор и решил меня того — сбагрить куда подальше. – Пегаска шмыгнула носом. Наконец-то нашла друзей, да и с учебой стало получаться – и тут на тебе! Очередная смена обстановки! – Так что… спасибо, конечно… но не стоит волноваться. Ну, там хотя бы не будет ни Тиары, ни Сильвер Спун.

— Ага, а еще не будет Эпплблум и Свити Белль, — хмыкнул пегас. – Не будет Черили, не будет Рейнбоу Дэш, Пинки Пай, Эпплджек – да и всех прочих пони, с которыми ты успела подружиться или хотя бы привыкнуть к ним, там тоже не будет. Ты всерьез думаешь, что эти две стоят всех остальных?

— Нет… конечно же нет… — в уголках ее глаз снова заблестели слезы. – Я не хочу отсюда уезжать! Ни в Хуффингтон, ни куда-то еще!

— Ну так и не уезжай, — улыбнулся жеребец.

— А? – Скуталу вопросительно посмотрела на него. – Я бы и рада, вот только за меня тут решать будет директор, а он та еще сволочь! Да и даже если я сбегу, то где я буду жить? И на какие средства, если уж продолжать фантазировать? Мне и шестнадцати нет, летать я не могу, учусь средне, характер не сахар – кому я тут нужна? Мечтала дотерпеть до совершеннолетия и попытаться осесть здесь, в Понивилле – но теперь и это накрывается медным тазом!

— А ты у меня поживи, — хмыкнул пегас. – Правда, придется первое время тебя подвозить до дома, ну да я переживу. – Глядя на оторопевшую от такого предложения кобылку, Коппервинг лишь довольно усмехнулся. – Видишь, вооон там, большое облако? На нем стоит мой облачный дом. Он небольшой, но комнату-другую я тебе выделю без проблем. “Все, что Селестия не делает – все к лучшему. Никогда бы не подумал, что в эти комнаты поселю такого постояльца…”

— Но я не могу! Директор… — сбивчиво начала Скуталу.

— Твой директор может поцеловать грифона под хвост, — процедил жеребец. – Да и то, если грифон ему позволит. Очнись, он тебя считай что выгнал! Тебя что, после всего этого еще волнует приют с его директором или оценками по поведению?

— Но меня ведь будут искать!

— Непременно будут. Вот только на земле. Летать-то ты не умеешь, — заржал Коппервинг, но резко осекся, видя, как помрачнело лицо пегаски. – Эй! Не вешать нос! Я ведь сказал, что мы это поправим, так?

— Но…

— Никаких “но”! Тебя хотят отсюда перевести через три дня, так? За это время я уж найду способ отменить, или хотя бы отложить твой отъезд. Просто верь мне, ладно?

— Хорошо. Я верю. – Скуталу буквально заразила уверенность этого странного пегаса. – Вот только… я никогда не была на облаках. Ты уверен, что они меня выдержат?

— А это мы сейчас и проверим! – подскочив к Скуталу, пегас одним быстрым движением забросил ее к себе на спину. – Держись крепче, мелкая!

Взмахнув крыльями, он резко поднялся в воздух. Скут испуганно пискнула, когда Коппервинг набрал высоту и полетел в сторону своего облачного дома. Правда, страх быстро сменился восторгом – она была в небесах, она летела! Никогда в жизни, никто из пегасов не снисходил до того, чтобы даже просто прокатить ее на себе во время полета! Никто!.. Даже Дэш никогда не делала подобного! В ней боролось чувство восторга и присущая детдомовцам недоверчивость. Что им двигало? Зачем ему это? Совсем недавно она и не подозревала о его существовании; он, скорее всего, так же не знал о ней. А тут – такая доброта! Не поленился покопаться в ее прошлом, нашел – ну, по его словам, нашел – врача, который может вылечить ее недуг! Пегаска уже было хотела попросить его спустить ее на землю, но в последний момент задумалась. А что, собственно говоря, она теряет? Альтернативу ей уже озвучили – Хуффингтон. Так почему бы и не попробовать хоть что-то изменить, не попытаться выйти из этой круговерти подневольного жеребенка из приюта?

До облачного дома они долетели минут за десять. Уже на подлете Коппервинг мимоходом отметил, что запланированный восточный ветер несколько сдвинул дом в сторону; ничего, это не критично и, при надобности, легко поправимо. Залетев в прихожую, он взглянул на вцепившуюся в него пегаску. Лицо ее выражало смесь восторга и страха. Ну, отчасти он ее даже понимал – судя по всему, за один день на нее свалилось столько всего, что даже взрослому пони хватило бы на месяц.

— Приехали, можешь слезать. – Он сложил крылья. – Спускайся смело, если вдруг чего не так – я тебя поймаю.

Медленно, боязливо, Скуталу дотронулась одной ногой до облачного покрова. Он мягко пружинил под ее копытом, словно огромная пуховая перина. Набравшись смелости, она осторожно слезла с пегаса, встав на пол всеми четырьмя ногами. Ее восторгу не было предела. Радостно вскрикнув, она упала на облачный пол и принялась кататься по нему, смеясь и дрыгая в воздухе всеми конечностями. “Облако… я наконец-то в небе! Я все-таки пегас, пегас!..”

Посмеиваясь, Коппервинг прошел на кухню. Наблюдать за счастливой возней, дорвавшейся до облаков Скуталу, было одно удовольствие, но время уже шло к вечеру, и надо было подумать об ужине. Решив не забивать голову, он поставил вариться картофель и наскоро нарезал овощи для салата. Увлекшись, он и не заметил, как в дверях кухни появилась его новая знакомая.

— Скажи, Коппервинг… — секунду помолчав, пегаска все же набралась смелости для своего вопроса, — почему ты это делаешь? Я не про салат, — словно прочитав его мысли, улыбнулась кобылка, — я про твою помощь. Зачем? Мы с тобой только сегодня ведь по-настоящему познакомились, а ты уже, оказывается, расспрашивал про меня и даже кого-то уговорил приехать и помочь.

На кухне воцарилось молчание, прерываемое только бульканьем в кастрюле.

— Значит, просто в бескорыстную помощь ты не поверишь? – медленно и неохотно проговорил он.

— Честно? Верится с трудом, — призналась кобылка. – Без обид, но в этой жизни от меня все чего-то хотели за свою помощь. Кому-то – яблока с обеда, кто-то хотел ответной услуги или же просто оставить в должниках, а некоторые… — Ее передернула. – Скажем так, иным было нужно больше.

— Надеюсь, последним ты отказывала? – невинным голосом проговорил пегас.

— Ну само собой! – вспыхнула кобылка. – А особо упорные потом долго с подобным предложением не могли ни к кому подойти! – Она вздернула носик с чувством уязвленной гордости.

— Понял-понял, — хмыкнул Коппервинг. – Ну да ты не переживай – рыбалке в небесах не обучают, глазастая ты наша. – Он довольно хохотнул, видя, как зарделась его гостья.

— Я… случайно… тогда… — пролепетала пегаска.

— Да будет тебе, — махнул копытом жеребец. – Все равно у вас в школе уже должны были преподавать хотя бы теорию.

— Хотя бы теорию?! – всполошилась Скуталу. – А что, потом должны быть и практические занятия?!..

— Да шучу я, — рассмеялся пегас. – Возвращаясь же к твоему вопросу… — он посерьезнел. – Тебе нужна была помощь, а у меня была возможность помочь. И сразу скажу – от тебя в ответ я ничего не требую. Ты пегас, не умеющий летать – это неправильно. А учитывая все то, что с тобой уже приключилось за эти годы, не помочь тебе, имея для этого возможности, сродни преступлению.

“Не думаю, что ей стоит знать про тот наш спор с Дэш и про то, что изначально затеял я это отчасти из желания утереть подруге нос. Теперь… тут уже нечто большее”.

Прокашлявшись, он продолжил:

– Тебя мы, надеюсь, вылечим – а мой друг получит детально описанное подтверждение результативности его методики. Так что если тебе будет легче, то вот то единственное, что от тебя будут ждать в ответ: все его усилия и действия будут записаны. Если все получится – а я уверен в успехе – ты станешь летать, а Балк получит подтверждение своей методике. Что, в свою очередь, позволит ему добиться ее использования для пегасов с похожими проблемами — как у тебя. И какие были у него.

— Так он что, тоже не мог летать, а сейчас летает?! – Глаза Скуталу округлились от удивления.

— “Да” — на оба твоих вопроса, — улыбнулся жеребец. – Ну, на соревнованиях ему не победить, однако летать он более чем способен. Впрочем, сама скоро увидишь – через два дня он сюда и прибудет. А пока… что будешь пить? Хочешь, сварим какао?

— Какао? С зефирками? – ахнула Скуталу.

— Ну куда же без них, — хмыкнул Коппервинг. – Давай, дорежь салат, а я пока принесу молоко из ледника.

— Скут! Скуталу!.. Ты где?.. – растерянно звал пегас. Не верилось, что его гостья могла куда-то сбежать. Да и каким образом — из облачного-то дома! – вот только он никак не мог ее найти. Осмотрев все комнаты, он решил на всякий случай проверить крышу – и не зря. С неприкрытым наслаждением, нежась под лучами заходящего солнца, с книжкой в копытах, юная пегаска разлеглась на крыше в столь открытой позе, что уже готовая было сорваться с его губ отповедь сменилась сдавленным кашлем.

— Ты чего это тут делаешь?! – сипло спросил пегас. – Ударив себя копытом в грудь, он привел голос в норму. – Мы же договаривались – из дома ни ногой!

— Ну так ведь я и дома, разве нет? – обезоруживающе улыбнулась Скуталу. – Меня никто не видел, а здесь так солнце греет!..

— Пф-ф-ф! – фыркнул пегас. – Ладно… главное, чтобы ты не скучала здесь одна. – Глядя на пегаску, на ее улыбку и задорный взгляд, он с удивлением понял, что попросту не может на нее сердиться. И что еще хуже – уже подготовленная было речь, со всему объяснениями и причинами, вдруг показалась какой-то не настоящей, нелепой, неискренней. – И-и-и… Нам надо поговорить. Так что, давай все же спустимся вниз, хорошо?

Спустя пару минут они уже сидели на кухне. Без какого-либо стеснения, принуждения или неловкости, Скуталу начала хлопотать у плиты. Рассеяно постукивая копытом по столу, Коппервинг отстраненно наблюдал за тем, как она заваривает чай. Ему – черный, себе – зеленый. Каждому по ложке сахара. Еще уходя утром из дома, он с содроганием думал о возвращении – и о том хаосе, который он ожидал увидеть. Как ни странно, но здесь не только не было беспорядка – наоборот, кухня казалось чище, чем обычно. Прищурившись, он попытался увидеть то желтое масляное пятно на стене над плитой, оставшееся после недавней попытки приготовить попкорн в домашних условиях. Как он не старался, но того пятна он обнаружить так и не смог – как и еще ряда других отметин поменьше. “Неужели… она все это отмыла?..”

Перехватив его взгляд, пегаска довольно улыбнулась:

— У тебя было не прибрано. Считай это своего рода благодарностью, что приютил меня на ночь.

— Э-э-э… Спасибо, Скути. Но, право, это было… — неуверенно начал он. В ответ она лишь пренебрежительно махнула копытом.

— А, ерунда. Мне все равно заняться нечем было. К тому же… — она скривила мордашку, словно откусив добрую половину от незрелого лимона. – В приюте я была “вечной” дежурной – так что мыть и убирать мне не в первой. А у тебя, к тому же, и делов-то было на полчаса, не больше. Так что все в порядке, правда! – Она широко улыбнулась, не без удовольствия наблюдая удивление пегаса.

Неторопливо размешивая чай, Коппервинг уже совершенно не понимал, с чего ему начинать этот разговор. Если еще часом раньше ему казалось, что все будет просто, легко, очевидно, то сейчас его уверенность не просто дала трещины — она рассыпалась в пыль и погребла под собой все его продуманные наперед мысли и фразы. Наконец, решившись, и, словно ныряя в прорубь, он спросил:

— Скут, я хочу… — жеребец запнулся. – Я… Я хочу тебя удочерить!

От неожиданности пегаска подавилась чаем. Выпучив глаза, она надрывно кашляла, пока Коппервинг не постучал ее копытом по спине.

— Это что, шутка такая?! – невнятно спросила она у пегаса. – Если шутка, то она нихрена не смешная!.. – Видя по его лицу, что он не шутит, Скуталу растерялась. Бесчисленное множество раз она мечтала о подобном, что некие добрые пони забирают ее из приюта в свой дом, окружают теплом и заботой, называют дочерью… Но она никогда и подумать не могла, что это произойдет вот так!..

— Нет, я не шучу, — медленно проговорил пегас. – Правда, называться это будет не удочерением, а попечительством, но суть в целом та же.

— Но… почему? Мы ведь едва знакомы! Еще пару недель назад ты знать не знал обо мне, а сегодня хочешь забрать меня из приюта! – Скуталу уже почти кричала. Слишком много неожиданностей свалилось на нее за последние сутки. Драка. Лютефиск. Приют в Хуффингтоне. Этот странный пегас, его обещания полета и ночевка в этом облачном доме. А вот теперь еще и этот разговор про опеку…

— Нет, ты не пойми меня неправильно – я ценю это, правда, вот только… зачем тебе это? И почему именно я?

— Потому что это будет правильно.

На кухне воцарилось молчание: глаза Скуталу наполнили непрошенные слезы; лицо же Коппервинга выражало непоколебимую решимость.

— Ты спрашиваешь, зачем мне это? Я отвечу. Не так давно мы с Дэш всерьез поссорились. Причиной, как ни странно, была ты.

— Я?! – изумилась пегаска.

— Ты, ты, — заверил ее жеребец. – Она упомянула, что пыталась учить тебя летать, и что у нее ничего не вышло. Сказала, что даже стала тебя избегать, стыдясь своей неудачи, и не имея сил взглянуть тебе в глаза. Она смирилась с тем, что ты не можешь летать, смирилась со своим поражением, опустила копыта и постаралась забыть о своей неудаче. Ну а я… я так не могу. Я сказал Рэйнбоу, что глупо и стыдно сдаваться на полпути, не испробовав все шансы и возможности. Я заверил ее, что ты полетишь, чего бы мне этого не стоило. – Пегас хмыкнул. – Упрямство ли тому виной, глупость, алкоголь… Не знаю. Но я не мог хотя бы не попытаться помочь тебе!

— Иии… как же от стремления научить меня летать ты дошел до желания меня удочерить? – вопросительно изогнула бровь пегаска.

— Я начал собирать информацию о тебе. Больница, школа, приют… до него я, правда, не дошел – встретился с тобой на полпути. И чем больше я узнавал, тем сильнее было мое желание помочь. Ну а твой перевод в Хуффингтон стал последней каплей. – Он грохнул копытами по столу, опрокидывая чашки. – Я хочу тебе помочь! Я могу тебе помочь! А этот жирный боров одним росчерком пера хочет отправить тебя на другой конец страны!

Взяв с полки графин с водой, жеребец сделал большой глоток прямо из горла. Поперхнулся, закашлялся. Вернув его на место, Коппервинг продолжил.

— Я говорил с Твайлайт. К счастью, она достаточно подкована в законах и правилах и смогла многое мне объяснить.

— Например?

— Ну например то, что, как не противно это признавать, но Лютефиск в своем полном праве с твоим переводом. Да, там есть целый ряд условий и ограничений, но под твой случай они не подходят. Поэтому, мы стали искать лазейки и обходные пути. Как выяснилось, за столь короткий срок можно было либо всерьез уложить тебя в больницу, либо же… подать документы на попечительство. Так что… не могу сказать, что я это планировал, или же что мне легко далось это решение, но я решил взять тебя под свое крыло. Если ты не против, конечно же.

На кухне воцарилось молчание. Коппервинг мысленно укорял себя за сумбурную речь, а Скуталу все никак не могла решить, как на все это реагировать.

— Ну… не могу сказать, что мне было приятно услышать о том, что твое желание помочь было вызвано стремлением утереть нос Рэйнбоу Дэш… Но сам тот факт, что ты мне об этом сказал… ну… это по-честному. А в главном… — она тяжело вздохнула. – Я верю тебе. Я хочу тебе верить!.. Ведь за эти сутки ты сделал для меня больше, чем иные могли бы сделать за год. И я верю, что ты действительно хочешь мне помочь. И поэтому… я согласна! “О, Селестия, неужели у меня будет дом? Своя комната! Куда я могу без стыда приводить в гости подруг! А сам Коппервинг станет мне… ну не отцом, само собой, но… братом? У меня появится родня – брат — старший брат! И он будет учить меня летать! О, Луна, если это сон, то я не хочу просыпаться!..”

Десять дней работы на ферме пролетели, как один. Ну, или как два. Все это время Айроншилд проживал у Эпплов, ночуя в амбаре и вставая ни свет ни заря.

Стараясь оправдать возложенные на него ожидания и отработать положенное ему жалование, человек выкладывался по полной программе. Во всяком случае, он надеялся, что так оно и есть. Эпплджек один раз пришлось чуть ли не силком отправлять его на отдых, когда уже выжатый, как лимон, Айроншилд едва не распорол себе ногу топором во время заготовки дров. “Не хватало мне еще оплачивать твой больничный”, — добродушно отшутилась она, отправляя человека на боковую.

Как-то вечером к нему заглянула Твайлайт, обрадовав Айроншилда тем, что нашла ему еще одну подработку на строительстве нового жилого дома. И это было очень кстати – биты лишними не бывают.

Коппервинг все еще пропадал где-то, занятый одному ему известными делами. А вот его бывшая (ну, скорее всего, бывшая) подруга – Рэйнбоу Дэш – навещала человека чуть ли не каждый день. И это было, по меньшей мере, странно. Усевшись где-нибудь повыше, пегаска обычно вела беседу ни о чем, рассказывая о передрягах, в которой ей посчастливилось побывать. Еле поспевая за графиком работ, человек слушал ее вполуха, но и этого было достаточно, чтобы понять – историй Рэйнбоу хватило бы на вагон и маленькую тележку.

Сейчас же Айроншилд стоял в центре небольшой покрытой песком площадки, окруженной пустыми зрительскими трибунами. Разминаясь перед предстоящим и долгожданным реваншем, он ждал свою соперницу — Рэйнбоу Дэш должна была подойти с минуты на минуту.

К слову сказать, на нем уже был не килт, а добротный “костюм”. Рарити, несмотря на огромное количество заказов, успела сшить ему из похожего на хлопок материала штаны и рубашку с короткими рукавами. Единорожка отказалась брать с него биты за саму работу, ограничившись лишь платой за материалы. Одежда совсем не сковывала движения, пропускала воздух и, судя по всему, была весьма износостойкой. Иными словами, случилось чудо, и дизайнер в точности исполнил все пожелания заказчика. Поначалу он хотел выйти против пегаски в своем килте, не желая устраивать подарку Рарити проверку качества в первый же день, но в штанах и рубашке почему-то чувствовал себя увереннее.

Айроншилд заметил Рэйнбоу и Эпплджек, когда те наперегонки пересекали полосу препятствий, сооруженных для предстоящих соревнований. Крылья пегаски были плотно прижаты к телу — она была вполне уверенна в своих силах и не собиралась жульничать. Финишировав ноздря в ноздрю и перекинувшись парочкой шутливых подколов, они подошли к человеку.

— Готов к поражению, лысенький? – ехидно прищурившись, спросила Рэйнбоу.

Айроншилд развел руки в стороны и показательно зевнул:

— К твоему-то? Всегда готов.

Пегаска загадочно усмехнулась и сбросила со своей спины увесистую на вид сумку. Покопавшись в ней, она вытащила пару странных предметов. Они походили на накопытники, сделанные из какого-то прорезиненного материала. Или же на…

— Перчатки? – удивился Айроншилд.

— Пер-чё? – переспросила Рэйнбоу, надевая защиту. – Эти штуки смягчат мои удары и не дадут мне случайно порезать тебя копытом, — она потянула зубами шнуровку, затягивая узел. – Извиняй, но ничего похожего — только для двуногих и рукастых — у меня не нашлось.

— Ничего, — человек посмотрел на свои кулаки, — я все равно бы не смог ударить кобылку.

Дэш потянулась, и, несколько раз взмахнув крыльями, совершила головокружительное сальто назад.

— Это ты сейчас так говоришь, — уверенно приземлившись на задние ноги, зловеще улыбнулась пегаска. – Кстати, ЭйДжей будет судьей. Ну, знаешь, подсчет очков и все такое – если вдруг случится чудо, и у меня не получится отправить тебя в нокаут.

Айроншилд озадаченно посмотрел на ковбойшу:

— А это вообще честно? Все-таки, она – твоя подруга и…

— Эй! – возмущенно выкрикнула оранжевая пони с первых рядов трибуны. – Я абсолютно честный и беспристрастный судья – так что попрошу тут, — она вгрызлась зубами в непонятно откуда взятое яблоко и постучала копытом по скамейке. – Ладно, меньше слов – больше дела.

Соперники отошли друг от друга на пару метров и приготовились.

— В синем углу – Рэйнбоу Дэш. Более известная, как Радужная Бестия, — начал человек, насмешливо указывая пальцем в сторону пегаски. В красном углу, – приосанившись, он горделиво постучал себя по груди кулаком, — Айроншилд, порхающий, как бабочка, и жалящий…

Пегаска не стала дожидаться окончания этой пафосной речи и ринулась в атаку:

— Слишком много болтаешь, бабочка! – прокричала она, едва не сбив Айроншилда с ног.

Человек успел отскочить в сторону в самый последний момент, но крыло соперницы все равно задело его по лицу, ослепив на долю секунды и заставив потерять ориентацию в пространстве. Рэйнбоу Дэш было достаточно и этого. Она тут же дала задний ход и с силой приложила его спиной.

Мужчина уже собирался сгруппироваться перед падением, но вместо этого с удивлением обнаружил, что ноги его потеряли опору, а сам он, оторвавшись от земли, описывает в воздухе изящную дугу в совершенно противоположном направлении. Развернувшись со скоростью молнии, пегаска схватила его за плечи и каким-то сверхъестественным образом перекинула через себя. Либо Дэш была намного сильнее, чем ему показалось во время их первой встречи, либо законы физики для нее просто были не писаны.

Приземлившись и вдоволь наглотавшись пыли, Айроншилд в ярости ударил кулаком по земле. Не прошло и минуты, а эта злорадно усмехающаяся пегаска уже сбила его с ног! Сплюнув забившийся в рот песок, человек вскочил и принял защитную стойку. Сейчас, как и тогда, его снова вынуждают играть от обороны.

Дождавшись, когда он поднимется, Рэйнбоу тут же рванула вперед. Айроншилд повернулся, намереваясь пропустить ее перед собой и схватить за ногу. Но вместо этого его руки нащупали лишь воздух. За полметра до своей цели, пегаска рванула ввысь и, выполнив какую-то хитрую петлю, на обратном ходу крепко заехала ему копытом по челюсти.

От этого неожиданного удара человека повело в сторону, и он чуть было снова не потерял равновесие. Мужчина мотнул головой, прогоняя стоявший в ушах звон, и приложил руку к подбородку. Совершенный в такой манере удар должен был, если не отправить его в нокаут, то хотя бы выбить челюсть. А у него даже все зубы на месте. Значит, пегаска специально изменила траекторию в самый последний момент. Либо она щадила его самолюбие — что было маловероятным; либо же попросту не хотела травмировать.

— Ну как настроение? – зависнув в паре метров над землей, торжествующе крикнула ему Дэш. – Лично мне пока что скучно.

Айроншилд согнул ноги в коленях и поманил ее рукой:

— Дерзай, — яростно прошипел он.

Пожав плечами, кобылка начала заходить на очередной вираж.

Поединок продлился без малого минут десять. А человеку уже начинало казаться, что прошла целая вечность. Он буквально не мог коснуться радужной бестии. Ни одна из его контратак так и не достигла цели. Подобно налетевшему торнадо Рэйнбоу крутилась вокруг него, уклоняясь от всех выпадов, предугадывая каждый его шаг. Удар тут, бросок там, подсечка здесь. К концу этого позорного для него реванша Айроншилд с трудом стоял на ногах, тяжело дыша и безуспешно пытаясь уследить за своей соперницей. Дэш была не просто хороша – она была великолепна. Каждое ее движение, каждый прием были выверены до мелочей и выполнялись с хирургической точностью. В очередной раз растянувшись на “ринге”, человеку пришлось признать это. Но сдаваться в его планы не входило.

Подстегиваемый гордостью, он встал с земли, поднял весившие не меньше тонны руки и тяжело посмотрел на Рэйнбоу.

— Слушай, по-моему, с тебя хватит, — обеспокоенно сказала пегаска. – Без шуток.

— Я. Еще. Стою, — смахнув заливавший глаза пот, упрямо ответил Айроншилд.

Дэш не стала бросаться на человека в очередной атаке. Вместо этого она не спеша подлетела к нему и, без труда уклонившись от его вялых попыток защититься, просто толкнула копытом в грудь.

Мужчина сделал шаг назад. Еще один. Затем покачнулся и, потеряв равновесие, рухнул на спину. Если у него и были силы подняться снова, достучаться до них он был уже не в состоянии.

— Ну всё! – объявила молчавшая весь поединок Эпплджек. – Бой окончен. Победитель – Рэйнбоу Дэш. Кстати, подруга, с тебя причитается.

Рэйнбоу зависла над человеком, обдав его прохладным потоком воздуха.

— Ты как? – тихо спросила она, все еще опасаясь, что тот потеряет сознание. – Живой?

Сердце бешено стучало, с каждым новым ударом грозя вырваться наружу из его грудной клетки. В глазах все плыло, и потребовалось несколько секунд, чтобы сфокусировать взгляд на пегаске.

— За что… причитается? – стараясь успокоить дыхание, прерывисто спросил он.

— Говорить может – значит, живой, — усмехнулась Дэш и протянула ему копыто.

Ухватившись за ее ногу, Айроншилд не без труда принял сидячее положении. Его все еще немного качало из стороны в сторону, поэтому вставать он пока что не решился.

— Рэйнбоу билась со мной об заклад, что уделает тебя меньше, чем за три минуты, — спустившись с трибун, ответила на его вопрос ковбойша. – А ты продержался все десять. Так что за ней теперь должок.

— Да уж, тут я прогадала, — улыбаясь, покачала головой пегаска. Порывшись в сумке, она достала оттуда флягу с водой. – После слов ЭйДжей о том, что выдыхаешься ты быстрее, чем ей хотелось бы… — она с трудом подавила смешок, представив, как Коппервинг опошлил бы эту фразу по полной программе. Молча выругавшись на то, что мысли о нем опять посетили ее голову, она продолжила. — … кхм… ну так вот. Я тогда и подумала, что долго ты не протянешь.

Взяв протянутую ему флягу, человек прополоскал водой рот и сплюнул.

— Как мило, — утерев губы, проворчал он.

— Выдыхается быстрее, если сравнивать его с земнопони, — пояснила Эпплджек. – Хотя на ферме он работал на износ, над признать. До Биг Мака ему, конешн, как до Як-Якистана пешком, но все же неплохо.

— Вы обе – такие любезные, — поднявшись на ноги и потирая начинающие зудеть ушибы и ссадины, беззлобно усмехнулся человек.

— Стараемся, как можем, — бросив взгляд в сторону фермерского домика, парировала ковбойша – Ладно, у меня еще есть парочка дел, так шо я поскакала. Кстати, Айроншилд, не забудь принять душ и переодеться в платье, которое ты оставил в амбаре.

— Это килт! Не платье! – крикнул ей вслед человек. – Когда ты уже начнешь называть вещи своими именами?!

— Эй, успокойся, лысенький, — осадила его Рэйнбоу Дэш. – Нечего срывать на ней горечь своего поражения.

Айроншилд бросил недовольный взгляд на пегаску, развалившуюся на скамейке:

— Сама не похвалишь – никто не похвалит?

— Да ладно, не кипятись ты так. Все рано или поздно проигрывают.

Человек глубоко вдохнул и нехотя согласился с ее словами. Он и сам частенько подкалывал своих проигравших соперников по спаррингу. Как, впрочем, и принимал ответные шутливые издевательства – все это было в порядке вещей. Но вот так позорно слить этот поединок…

Айроншилд присел рядом с ней и вернул флягу:

— Проигрывают – да, но не с таким треском, — озвучил он свое тлеющее негодование.

— Ну, все было не так уж и плохо.

— “Не так уж и плохо”?! – то ли удивленно, то ли возмущенно воскликнул человек. – Да ни один судья мне бы и очка ломанного не дал за то представление.

Рэйнбоу Дэш покосилась на него и ехидно улыбнулась:

— У меня было преимущество, как-никак.

— Ага, крылья и все такое…

— Нет…

— И я ограничивался лишь бросками и толчками…

— Пытался ограничиться, — лежа на спине и наблюдая за пролетающими над ней облаками, снова улыбнулась пегаска, — но нет.

— Ладно, я сдаюсь, — уткнувшись лицом в ладонь, пробубнил Айроншилд.

Выждав небольшую паузу для пущего эффекта, кобылка села и заговорщицки посмотрела на человека:

— А ты думаешь, я просто так чуть ли не каждый день залетала на ферму?

Брошенный на нее исподлобья взгляд давал понять, что мужчина не намерен и дальше играть в угадайку.

— Все это время я наблюдала за тобой: за тем, как ты двигаешься; оценивала длину этих твоих хваталок и тем, как далеко ты можешь ими замахнуться; насколько ты проворен, силен и вынослив. Хотя, признаю, в последнем случае я тебя недооценила. Да и ЭйДжей тоже внесла свои полбита, — пегаска откинулась назад и потянулась. – Иными словами, “знай своего врага” – или как там звучит главное правило Ночных Стражей.

После ее слов пазл в голове Айроншилда наконец-то сложился в полноценную картину. Все эти непонятные каждодневные визиты Рэйнбоу и ее, как ему тогда казалось, пустая болтовня преследовали одну единственную цель – победить. И, что ни говори, победить красиво.

— Снимаю перед тобой шляпу, — посмотрел на кобылку человек, которая предстала перед ним в несколько другом свете, — ты не так проста, как мне показалось вначале.

— Да, я такая, — довольно призналась пегаска. – Всегда на двадцать процентов круче, чем можно подумать.

— И на двадцать процентов скромнее, я полагаю?

— Не-е-е-е, — лениво протянула она, — первенство в этом принадлежит Флаттершай. Слушай, — пони внезапно вскочила с места, словно ее только что посетила гениальная идея, — а ты не хочешь стать моим спарринг-партнером?

— Спарринг-партнером? – непонимающе нахмурился Айроншилд. – Занимаешься единоборствами, значит…

— Начала заниматься ради вступления в Вандерболты. Это необязательное требование, однако, наличие определенного разряда дает преимущество перед остальными претендентами… но ты на вопрос отвечай!

— Но какой тебе прок в этих поединках со мной?

— Разнообразие! Найти соперника с крыльями, рогом или крепкими ногами я всегда смогу, а вот с подобным тебе возникают проблемы. Минотавров я в расчет не беру, ибо эти ребята гордые сверх меры и никогда не снизойдут до поединка с пони, которая им еще и наваляет по самое небалуйся.

— Ты только что уделала меня, особо не напрягаясь, — заметил человек, решительно заткнув возмущенные возгласы своего эго. – В состязании с более слабым противником особой выгоды нет.

Рэйнбоу Дэш раздраженно фыркнула и посмотрела на Айроншилда, как на маленького:

— Во-первых, это было не настолько легко, как ты мог подумать – в драках ты явно не новичок. Во-вторых, как я уже сказала, у меня было дополнительное преимущество. Ну и в-третьих, я даю тебе шанс – пусть и призрачный – одолеть меня и взять реванш!

— Реванш – это, конечно, хорошо… — человек задумчиво почесал подбородок, размышляя над этим не безынтересным предложением.

Айроншилд не был профессиональным атлетом или борцом, но любовь к спорту ему привили еще в детстве – и отсутствие дополнительной физической нагрузки уже начинало понемногу угнетать. Да и Рэйнбоу не казалась ему теперь той злобной мегерой, какой он запомнил ее после их первой встречи. Было бы неплохо наладить с ней дружеские отношения.

— Ладно, — хлопнул он ладонями, — уболтала, чертяка языкастая. Будет тебе спарринг партнер.

— Зашибись! – совершив парочку воздушных пируэтов, воскликнула кобылка.

— Но тебе придется меня поднатаскать, чтобы не наскучило слишком быстро, — усмехнулся мужчина.

— О, это без проблем! Думаю, что через пару дней и начнем. Покажу тебе парочку самых распространенных приемов и в общих чертах ознакомлю с тем, чего стоит ждать от пегаса, когда он хочет тебе ребра пересчитать. Что скажешь?

— Мне нравится твой настрой, Рэйнбоу, — ответил человек, впечатленный ее неудержимым энтузиазмом. – Кстати, один вопрос у меня уже созрел.

— Валяй.

— Как ты… я хочу сказать, каким образом… — выразить свои мысли оказалось сложнее, чем он думал. – Короче, каким образом ты умудрялась швырять меня, будто я почти ничего не вешу? Да и твои удары, нанесенные на такой скорости, должны были отправить меня в нокаут еще в самом начале.

Дэш опустилась на землю и задумчиво почесала голову:

— Ох, ну и вопросик…Ну это своего рода наша пегасья магия – алимантия, — начала объяснять пегаска. – С ее помощью мы создаем облака и управляем ими – да и, в принципе, всеми погодными явлениями. Как и у единорогов, это — врожденная способность, но в отличие от них, наша магия… интуитивная, что ли. Ее очень сложно разложить на формулы, как это любит делать Твайлайт. То есть, учебники тут не помогут – нужна практика и еще раз практика. Конечно, можно разделить алимантию на какие-то там школы, но этой ерундой занимаются только самые яйцеголовые, — Рэйнбоу отхлебнула из фляги и продолжила. – Так вот, самое важное я и забыла. Летаем мы как раз благодаря этой самой алимантии. Обучаясь полету, жеребенок-пегас первым делом овладевает искусством управления своей массой тела и гравитацией… или это одно и то же?.. Ай, да какая к Дискорду разница!

— То есть, все дело в магии?

— Аргх… И да, и нет… как же тебе объяснить… Физическая подготовка также очень важна. Возьмем, например, Флаттершай. Не считая ее противоестественной нелюбви к полетам, она – вполне себе здоровая пегаска без каких-либо отклонений… — Рэйнбоу внезапно запнулась, почему-то вспомнив о причине своей ссоры с Коппервингом. Прогнав так некстати нахлынувшее чувство вины перед Скуталу, она продолжила. – Но, не смотря на это, летает наша скромняшка, мягко говоря, хреново. А все потому, что она не поддерживает свои крылья в должном тонусе, отдавая предпочтение передвижению на своих четверых. Смекаешь?

Человек сконфуженно покачал головой:

— Да не особо…

Дэш обреченно застонала, не зная на кого больше злиться: на Айроншилда – за то, что тот такой тугодум, или на себя – за то, что прогуливала занятия по основам алимантии.

— Ладно, забудь. Давай вернемся к сути твоего вопроса — сделала она еще одну попытку, — для того, чтобы достичь нужного ускорения, мне необходимо снизить массу своего тела, так? Сила удара тогда будет заметно меньше. Умелый пегас способен вернуть себе часть веса перед столкновением, но тут палка о двух концах – переборщишь, и тебе самому мало не покажется. Я наблюдала что-то похожее – обоих соперников тогда на носилках отправили прямиком в госпиталь.

— Ну хорошо, с этим, вроде бы, все понятно, — несколько неуверенно произнес человек. – Но, как у тебя получалось с такой легкостью швырять меня по рингу? Во время нашего первого выяснения отношений у меня не сложилось впечатления, что ты особо сильная. Без обид.

— Пегас так же способен воздействовать алимантией на других, но и тут не все так просто. Смотри.

Дэш подскочила к Айроншилду и, схватив его под руки, подняла на несколько сантиметров над скамейкой.

— Видишь, не очень-то у меня и получилось, — не без улыбки наблюдая за его ошарашенным выражением лица, продолжила свою лекцию кобылка. – А вот будь ты дезориентирован, в отключке или желай этого, то я бы уже перекинула тебя через себя. Сомнительно, конечно, что ты бы хотел чего-то подобного, но суть ты уловил.

Рэйнбоу отпустила человека, и он плюхнулся обратно на скамейку:

— Уловил-уловил, можешь не повторять, — напрягся человек, вдруг почувствовав себя беззащитным перед силой алимантии. – С неживыми объектами, я так понимаю, вы тоже можете этот фокус проделывать? – добавил он, вспомнив, как недавно видел запряженную стражниками-пегасами колесницу Селестии, проносившуюся по небу.

— Ага, можем… Но не забывай, что эта сила не безгранична, и с тяжелыми штуками такое уже не проканает. К тому же…

— Ладно-ладно, — похлопав кобылку по плечу, усмехнулся человек, — можешь не продолжать – вижу же, что ты не из любительниц вдаваться в пространные объяснения. Ясно уж, что приемчик этот не из простых, а вот ты проворачивала его на раз-два.

— А это и в правду нелегко, — без намека на хвастовство заявила пегаска. – Все дело в моем таланте – мама с папой постарались. Ну и тренировки, конечно же, тоже внесли свой вклад.

Дэш бросила взгляд в сторону фермерского домика и, будто бы, помахала кому-то крылом.

— Ладно, идем уже, — прокашлявшись, сказала она. – Надо бы тебе и вправду душ принять, а то воняешь, как земнопони после Родео.

Освежившись и сменив испачканную одежду на килт, Айроншилд вышел из душевой кабинки, расположенной на заднем дворе. Никакой двери тут и в помине не оказалось. Учитывая отношение всех пони к наготе, не было ничего неожиданного в том, что они не заморачивались на таких вещах. Выжав волосы и перекинув через плечо свою испачканную “спортивную форму”, он поискал глазами Рэйнбоу Дэш. Пегаска обещала подождать его, но куда-то слиняла.

— Рэйнбоу? – спросил он, озираясь по сторонам.

— Я тут – в амбаре! – раздалось в ответ. – Зайди на пару сек.

Пожав плечами, человек толкнул створки двери и вошел внутрь.

Его появление ознаменовал оглушительный пушечный выстрел, а воздух наполнился множеством разноцветных конфетти.

— Сюрприз! – хором раздалось множество голосов, а самый громкий из них прозвучал прямо у него под носом, отчего у человека аж зазвенело в ушах.

Айроншилд непроизвольно подался назад. Непослушная грива розовой молнией мелькнула у него перед глазами и вот он, уже в который раз за сегодня, обнаружил себя уложенным на лопатки.

— Ну сколько можно было тебя ждать?! – уткнувшись в его нос своим, широко улыбалась Пинки Пай.

— Э-э-э… прости?.. – уставившись в ее большие голубые глаза, заслонявшие почти весь обзор, выдавил из себя человек.

— Пинки, мы пришли, как только ты подала мне знак, — обойдя их стороной, заметила Рэйнбоу Дэш.

— Да, но ведь я успела подготовиться еще два дня назад! – розовая кобылка перестала гипнотизировать Айроншилда своим пристальным взглядом, однако слезать с него все еще не собиралась. – Ты представляешь, насколько долго тянулись эти два дня?!

— Кто-нибудь объяснит мне, что тут вообще происходит? – пытаясь выползти из-под Пинки, сдавленным голосом спросил человек.

В конце концов, ему позволили встать и осмотреться. Не считая только что отпустившую его розовую кобылку и Рэйнбоу Дэш, напротив него стояли ухмыляющаяся Эпплджек и Флаттершай, скромно опустившая глаза. Чуть позади остальных он увидел Свити Белль и Эпплблум. В отличие от своей подруги, в доме которой больше недели жил человек, белая единорожка сконфуженно отводила взгляд. Казалось, что воспоминания об их бесцеремонном поведении на том концерте все никак не хотели покидать ее. К удивлению Айроншилда здесь были и незнакомые ему кобылки и жеребцы: единороги, земнопони и пегасы — все они дружелюбно улыбались и радостно приветствовали его.

Амбар изнутри было не узнать: всевозможные гирлянды и ленты украшали стропила и опорные балки; повсюду были развешаны разноцветные воздушные шары; на тюках сена были разложены мягкие подушки. Слева стояла уже знакомая ему пушка, только что выпустившая те самые конфетти. Он так же успел подметить несколько столиков с угощениями и один с патефоном, прежде чем его взгляд уперся в большой транспарант, растянутый на дальней стене. Из всего там написанного человек понял только восклицательный знак.

— Мы говорили ей, что амулет не позволяет тебе читать или писать по-эквински, но она не хотела нас слушать, — сказала Эпплджек, заметив непонимающее выражение лица человека.

У главного массовика-затейника Понивилля, судя по всему, было совершенно иное мнение по данному вопросу:

— Ну и что? – не сдавалась она. – Мы сами прочитаем ему надпись, и ему будет очень приятно!

— И там написано?.. — вдруг почувствовав себя неловко, поинтересовался Айроншилд.

— Будь как дома, Айроншилд! – встав на дыбы и высоко подняв передние ноги, громко воскликнула Пинки Пай.

Пони, одни за другим, начали подходить к человеку, приветливо улыбаясь и на разные лады повторяя слоган транспаранта. Последней к нему подлетела Флаттершай. Смущенно потупив взор, она в нерешительности зависла перед ним.

— Привет, Флаттершай, — улыбнулся Айроншилд. – Давно не…

Неожиданные объятия желтой пегаски не дали ему закончить фразу:

— Извини, что так и не смогла навестить тебя за это время, — разомкнув копыта на его шее и опустившись на пол, сказала она. – У меня было очень много неотложных дел…

Человек ответил не сразу. Такие проявления эмоций, мягко говоря, смущали его. Да, он как-то и сам в порыве дружеских чувств, подкрепленных алкогольными парами, обнимал Твайлайт, но тогда он был пьян. Сейчас же он был трезв, как стеклышко. Как очень красное стеклышко. В отличие от людей, пони куда более открыто выражали свои эмоции. Подобные обнимашки, нежные тычки мордочкой и другие прикосновения не просто не осуждались, а были в порядке вещей – даже среди малознакомых пони. Все это ему потом объяснила Твайлайт, а сейчас же Айроншилд пытался собрать свои мечущиеся мысли в единое целое. “Хватит уже надумывать себе всякой ерунды. Нет ничего противоестественного в том, что я рад ее видеть, так? Так”.

— Все в порядке, Флаттершай, — наконец ответил он и снова улыбнулся. – Я тоже соскучился.

Лицо пегаски озарила радостная улыбка:

— Тебе понравился наш сюрприз? – спросила она.

— Конечно, понравился, – ответил Айроншилд. — Только вот… Нет-нет-нет, – тут же воскликнул он, заметив, как кобылка грустно опустила ушки, — мне правда приятно! Я просто не понимаю, для чего такой размах.

Приподнятое настроение мигом вернулось к Флаттершай:

— А Пинки по-другому не умеет, — деликатно прикрывая рот копытом, захихикала пегаска. – Она для каждого нового друга устраивает такие вечеринки.

— Допустим, но откуда столько народу? Я, конечно, совсем не против – скорее удивлен.

— Ну… после концерта Пони Тонз нашлось немало желающих познакомиться с тобой поближе. А еще твое выступление в школе и работа на ферме… Роузлак, например, уже интересовалась у Эпплджек, не сможешь ли ты помочь со строительством новой теплицы.

— Стоило вбить пару балок для курятника, и все сразу же решили, что я прирожденный строитель? – шутливо заметил Айроншилд.

— Нет, просто…

— Я просто пошутил, Флаттершай. И не очень удачно.

— Ой, прости, я не поняла сразу…

— Флаттершай…

— Как прошел твой реванш с Рэйнбоу? – сменила тему пегаска, заметив его помятый вид.

— О, об этом поединке сложат легенды! – усмехнулся человек.

— Надеюсь, тебе не слишком досталось?

— Не слишком, но запомнится ему надолго! – крикнула Дэш, примеривая на себя праздничный колпак.

Не удостоив насмешку радужной пегаски даже кислой миной, Айроншилд начал расспрашивать Флаттершай о том, чем она была занята последние пару недель.

Надо было отдать Пинки Пай должное – подготовила она все по высшему разряду. Начиная от любимых блюд Айроншилда и заканчивая легкой ненавязчивой музыкой, доносившейся из патефона. Жанр, к слову сказать, напоминал поп-музыку его родного мира. Не попсу, а именно поп-музыку – без заезженных мотивов и рифмы уровня “меня-тебя” или “любила-позабыла”. Розовая кобылка будто бы залезла к нему в голову и досконально изучила все его пристрастия, в чем бы то ни было. Человек не преминул поинтересоваться у нее, каким таким способом ей удалось все это разузнать. Ответ оказался простым и пугающим одновременно – он сам все это ей и рассказал после концерта, когда Пинки скакала вокруг него в своем гипнотическом танце. Судя по ее искреннему удивлению такому вопросу, она либо не собиралась делиться своими секретами, либо сама о них не догадывалась.

Через час или около того, Айроншилд, Эпплджек и Рэйнбоу Дэш отделились от остальных, принявшись обсуждать их достижения на спортивном поприще.

— Чемпион, значит? – спросила радужная пегаска после того, как человек “обновил” ее бокал с сидром. – Чемпион в чем?

Поставив бочонок на пол, Айроншилд с удивлением посмотрел на нее:

— С чего ты вообще это взяла? – ответил он вопросом на вопрос.

— Ну, пока мы там с тобой танцевали, ты пару раз обронил это слово, обращаясь к самому себе.

— А, это… — человек задумчиво почесал подбородок. – Ну привык я так себя называть. Для поднятия боевого духа или в качестве самоиронии.

— Пф, всего-то, — махнула копытом Дэш, — а я-то уже подумала…

— Но со спортом он явно на “ты”, — заметила Эпплджек. – Чем занимался-то?

Прищурив глаз, Айроншилд прогнал в голове все те спортивные дисциплины, в которых успел себя попробовать и достичь более-менее значимых результатов:

— Дай подумать… единоборства… в университете нас знатно гоняли по всяким физкультурам… армрестлингом еще баловался…

— Каким-каким рестлингом? – тут же оживилась ковбойша.

— Борьбой на руках, — пояснил он, не понимая, отчего кобылка так уцепилась за это слово.

— Даже не начинай, ЭйДжей, — осадила свою подругу Рэйнбоу. – Всем известно, что в хуфрестлинге тебя не всякий жеребец одолеет.

У человека же на этот счет было свое мнение. Успев познакомиться с ковбойшей поближе и принимая в расчет ее великолепную физическую форму, он отдавал себе отчет, что навряд-ли сможет так легко ее одолеть. Но спортивный азарт и ехидные подначки Эпплджек сделали свое дело. Слово за слово, и вот они уже сдвигают в центр амбара столик и два стула.

— Ребята, что вы задумали? – недоуменно спросила Флаттершай.

— Доказываю ей, что я не всякий жеребец, — присаживаясь, с усмешкой ответил Айроншилд.

— Доказываю ему, шо он сильно ошибается, — метким броском закинув свою шляпу на торчащий из балки крючок, вторила ему Эпплджек.

— Ой, мамочки… — прошептала желтая пегаска, заметив с каким вызовом ее друзья смотрят друг на друга.

Рэйнбоу Дэш зависла над ними и приложила свое копыто к их крепкому захвату:

— Готовы? – спросила пегаска. Дождавшись их подтверждения, она резко подняла копыто, – Начали!

Мысленно сославшись на принадлежность Эпплджек к слабому полу и решив не выкладываться на полную, Айроншилд уже с первых секунд совершил огромную ошибку. Его рука словно уперлась в каменную стену. Крякнув от неожиданности, он вложил чуть больше сил в свое движение. Никакого эффекта. С таким же успехом он мог бы пытаться опрокинуть дом. Уже откровенно паникуя, человек попытался вывернуть “предплечье” ковбойши наружу. На мгновение ему это удалось, и он со всей силы повел его в сторону. Копыто Эпплджек сдвинулось на какие-то жалкие несколько сантиметров, а затем опять вернулось в прежнее положение. Это было просто смешно. Да, он не был профессиональным армрестлером. Что уж греха таить – Айроншилд и до любителя то с трудом дотягивал. Но, черт возьми, он был далеко не слабым мужчиной!.. Мужчиной, который вот-вот проиграет девчонке. Опять.

Голова Эпплджек в этом момент была занята почти такими же мыслями. Щадя самоуважение Айроншилда, и без того подмоченное поединком c Рэйнбоу Дэш, она решила дать ему фору. Но не тут-то было… Двуногий, конечно, не мог тягаться с ее старшим братом, но и откровенным слабаком так же не был. Подбадривающие крики Эпплблум ничуть не помогали, скорее даже наоборот. Испугавшись, что может проиграть прямо на глаз у своей младшей сестры, кобылка чуть было не потеряла инициативу, когда Айроншилд начал заламывать ее ногу. Тихонько выругавшись и крепко ухватившись свободным копытом за край стола, Эпплджек оттолкнула руку человека в первоначальное положение. “Ну уж нет, сахарок. Ты, конечно, силен, но я сильнее”.

Айроншилд потерял счет времени еще с самого начала их поединка. Каждая секунда их противоборства растянулась на бесконечную череду попыток сломить сопротивление соперника. И к его ужасу ковбойша начала брать верх. Вначале еле-еле, а потом все более уверенно, она приближала его руку к поверхности стола. Было ясно, как божий день, что его выносливости банально не хватит, чтобы остановить ее наступление. Возможно – только возможно – оцени он свою соперницу по достоинству и вложи всю силу в первые же секунды их противостояния, у него был бы шанс выйти победителем. Да и хорошая взбучка от Рэйнбоу Дэш тоже могла сыграть свою роль, но… но задним умом все сильны. А если по правде, то все это больше походило на недостойные мужчины отмазки, и единственное, что ему теперь оставалось – это не проиграть с треском. Хоть, мысли о том, чтобы сдаться и не оттягивать лишний раз очевидное, успели посетить его, но Айроншилд тут же отмел их. Это было попросту неспортивно, и ему почему-то казалось, что Эпплджек не одобрила бы подобную капитуляцию.

— Есть контакт! – воскликнула радужная пегаска, когда ее подруга последним рывком буквально впечатала руку человека в стол. – Молодец, ЭйДжей!

По амбару разнеслись громкие восторженные крики. Пони наперебой поздравляли победительницу. Кое-кто из жеребцов, вдохновленный их примером, предлагал другим померяться с ним силой.

Ковбойша ничего не ответила. Потирая одеревенелую от сильного напряжения ногу, она смотрела на человека со смесью превосходства и уважения. Она не была хуфрестлером, но если брать в расчет Понивилль и окрестности, то всего лишь двум пони удалось одолеть ее: Биг Макинтошу и еще одному жеребцу, который как потом оказалось, был профессиональным борцом на копытах. Айроншилд чуть было не стал третьим.

— Это было сложнее, чем я думала, — все еще не сводя пристального взгляда с человека, сказала Эпплджек.

— Аналогично, — удостоверившись, что его правая рука начинает подавать признаки жизни, хмуро ответил человек.

Эпплблум подскочила к ковбойше и крепко обняла ее:

— Да! Я знала, шо ты ему не по зубам! – преисполненным гордостью за свою старшую сестру голосом, воскликнула она. – Знай наших!

— Знай-знай, — оглохнув на одно ухо от радостных возгласов подростка, сказала Эпплджек. – Принеси-ка мне лучше…

В этот момент дверь амбара широко распахнулась, приковав всеобщее внимание к стоящему в проходе Коппервингу:

— А вот и мы! – торжественно заявил он.

Рядом с ним стояли Скуталу, Твайлайт и незнакомая человеку парочка: стройная земнопони светло-голубого цвета и огромный – даже крупнее Биг Макинтоша – белый пегас.

— Прошу любить и жаловать. Мой друг из Лас-Пегасуса — Балк Бицепс, и его прекрасная спутница – Мисти Лайт, — представил их Коппервинг. – Со Скуталу и Твайлайт вы, конечно же, знакомы.

— Привет! – хором сказали единорожка и молодая пегаска.

— Приветствую, — отвесил поклон здоровяк.

— Рада встрече, — изящным реверансом поприветствовала всех его спутница.

Вечеринка набирала обороты. Пони постепенно разбивались на кучки и компании: кто-то проводил время в чинной беседе, другие устраивали различные игры и конкурсы. Волею случая, оставшись наедине с Мисти Лайт, Флаттершай первое время молчала, уткнувшись взглядом в свой бокал с вином. Но как только подруга Балка обмолвилась, что работает ветеринаром, смущение пегаски как копытом сняло. Свити Белль и Эпплблум в дальнем углу допытывались у Скуталу, где она пропадала последние пару дней и почему не появлялась не то что в школе, но даже в приюте. Коппервинг хохотал над очередной шуткой Пинки Пай, успев к этому моменту подколоть человека на тему его двойного проигрыша за один день. Балк Бицепс рассказывал Твайлайт, Эпплджек, Айроншилду и Рэйнбоу о своей докторской диссертации, наконец-то сдвинувшейся с мертвой точки.

В отличие от своих друзей Дэш откровенно скучала и слушала белого пегаса в пол-уха, то и дело переводя подозрительный взгляд с Коппервинга на Скуталу. Тот факт, что эти двое заявились вместе, вызывал в ней гремучую смесь из злости на своего бывшего и стыда перед Скуталу. Неужели Коппервинг оказался прав, и она действительно просто-напросто сдалась, предав тем самым, доверие подростка? Неужели она… испугалась? Она – пони, не боявшаяся никого и ничего – оттолкнула Скуталу только из страха, что все ее попытки обучить рыжую пегаску полету потерпят полное фиаско, а сама Рэйнбоу окажется проигравшей? Теперь Дэш злилась на саму себя. “Извини, Скуталу… Я от всего сердца желаю вам с Коппервингом удачи, но… боюсь, твоим мечтам так и не суждено сбыться”.

— … так, что мои коллеги, хоть и скептически отнеслись к теме моей докторской, но продолжали поддерживать меня по мере возможности, — закончил свой рассказ Балк и за один присест слопал черничную слойку.

Такие обширные познания этого здоровяка в медицинских вопросах и наличие – ни много ни мало – ученой степени удивили бы многих из его знакомых. В отличие от них, Айроншилд не разделял более чем распространенного стереотипа о том, что все бодибилдеры (а Балк, определенно, входил в их число) тупы, как пробки, и подобное опровержение лишний раз доказывало его правоту.

Эпплджек начала расспрашивать Бицепса о том, как они с Коппервингом познакомились, и что привело его в Понивилль. Приготовившись выслушать ответ на этот вопрос, человек внезапно ощутил странное покалывание в затылке. “Ох, нет… только не снова…”

Сделав глоток сидра для храбрости и собравшись с духом, мужчина развернулся. Его врожденная паранойя в этот раз оказалась права – Пинки Пай стояла напротив и смотрела на него с каким-то подозрительным прищуром.

— Как тебе вечеринка, Айроншилд? – вкрадчиво спросила она. – Все нравится?

— По высшему разряду, — одобрительно подняв бокал, ответил человек. – Закуски просто восхитительны.

— Но… ты так и не попробовал ничего из выпечки, — обиженно заметила розовая кобылка, словно это было чем-то из ряда вон выходящим.

— Видишь ли, я не любитель…

— Может, попробуешь пастилу? – схватив поднос с десертом, она с надеждой протянула его Айроншилду. — Я сама ее приготовила!

— Пинки, я просто не люблю сладкое.

— А кексики?! – мигом заменив поднос с пастилой на корзинку с кексиками, не унималась пони. – В Сахарном Уголке они всегда нарасхват!

— Нет, спасибо…

— Попробуй кексик…

Обычно задорно-веселый голос Пинки Пай в одно мгновение сменился на почти угрожающий. От такой разительной перемены у Айроншилда по спине пробежал холодок, и он нервно сглотнул.

— Послуш…

Окончание его фразы потонуло в нечленораздельном мычании – словно не собираясь мириться с тем, что кто-то может равнодушно относится к кондитерским изделиями, Пинки одним молниеносным движением заткнула ему рот этим растреклятым кексиком.

К этому моменту все остальные прервали свои разговоры и молча наблюдали за этим представлением, старясь не выдать себя раньше времени вырывающимся наружу смехом.

— Тебя удочерили?! – внезапно разнесся по амбару шокированный возглас Свити Белль.

Теперь уже все внимание было приковано к трем подросткам. Человек от услышанной новости непроизвольно проглотил добрую половину насильно поданного ему десерта. Даже Пинки Пай замерла, как вкопанная.

— ААААААААХХХХХ?!?!?! — все еще стоя на задник ногах, с копытом у рта Айроншилда, только и смогла произнести она.

"Ну вот, началось…" — извинившись, Коппервинг поставил недопитую кружку с сидром, и принялся проталкиваться к своей подопечной.

— Ой… прости! Прости-прости!.. – пунцово-красная единорожка умоляюще смотрела на почти столь же сильно покрасневшую Скуталу. – Я… просто так удивилась и обрадовалась, что… как-то само вырвалось!

Не успела пегаска как-то ответить, как их угол уже обступили другие пони. Их глаза горели любопытством, и было очевидно, что просто так, без подробностей, они не отстанут. И в следующую же минуту они буквально засыпали ее настоящим градом вопросов:

— Тебя удочерили? Вот здорово!

— А кто, какая семья? Они из Понивилля?

— Когда это случилось? Ты рада?

— А у тебя теперь есть братики или сестренки?

— А…

Поток вопросов, со всех сторон сыплющийся на рыжую пегаску, был прерван прибытием Коппервинга. Ловко вклинившись в толпу, он встал рядом со Скуталу, загородив ее от любопытных взоров жадной до сенсаций толпы. Успокаивающе приобняв кобылку своим крылом, он обратился к окружающим:

— Кхем, уважаемые кобылки и джентльпони, дабы пресечь слухи и расспросы – да, на Скуталу было оформлено попечительство, и я официально взял над ней опеку.

Толпа зашумела. Радостные взгляды сменились недоумевающими и подозрительными. Не то что бы подобное было редкостью, но в семью кобылку-подростка! И не в сложившуюся семью или табун, а к молодому жеребцу-одиночке!..

— Мистер Коппервинг, — обратилась к нему отчаянно краснеющая Свити Белль, — Получается, что Вы теперь для Скуталу стали приемным отцом, да?

— Ну, все же не отцом – скорее, старшим братом. – Пегас почувствовал, что сам начал потихоньку краснеть. – Но в целом, ты права – теперь мы одна семья. "И я очень надеюсь, что мы станем ей не только на бумаге…"

— Я слышала, у Вас большой облачный дом! – вступила в разговор Эпплблум. – Получается, Скуталу теперь живет там, а не в приюте? И у нее наконец-то появилась своя собственная, отдельная, комната?

— Все правильно, Эпплблум. Еще не до конца обставленная, но это вопрос времени. "И пожеланий – ведь изначально комнату я пристраивал как времянку для Балка". – Справившись с первоначальным волнением, пегас немного расслабился. Осознанно или нет, но эти кобылки своими вопросами здорово приглушили подозрительность и недоверие толпы. “Как все-таки странно – вроде бы, знаю всех этих пони уже который год, многим из них помогал, и почти со всеми нахожусь в добрых отношениях. А тут – такая реакция! Даааа, Балк все-таки был прав – не поймут! Не поймут и не поверят в то, что у моего поступка нет и не было какого-то скрытого мотива!..”

По толпе пошел гул обсуждения. Хорошие, добрые и правильные, они не могли сходу взять да и принять его необычный поступок. Для них подобное отклонение от нормы повседневной жизни было почти нереальным, невозможным – и, следовательно, неправильным. И принять его было непросто. Ну а с другой стороны – а что им еще оставалось?

— Да ладно ж вам, пони, это ж ведь Коппервинг! – В толпе пошло какое-то движение, и вперед выступила Эпплджек. – Да мы с ним учились в одной школе! Я его хорошо знаю, он хороший и порядочный пони, а его поступок может послужить всем нам примером! – Она поправила шляпу и с вызовом оглядела окружающих. – То, что он сделал – достойно уважения. Не думаю, что большинство из вас – да и я сама, чего уж там говорить – смогла бы вот так взять в свою семью жеребенка из приюта.

Постепенно пони стали возвращаться к прерванной вечеринке. Последней, ободряюще подмигнув пегасу, ушла ЭйДжей. Облегченно выдохнув, Коппервинг повернулся к метконосцам.

— Спасибо, девчата. Ваша помощь оказалась весьма кстати.

— Да ладно, пустое, — отмахнулась Эпплблум. – Главное, что Скут наконец-то обрела семью, ведь так?

— Да, Блум. Обрела. – Пегаска неловким движением приобняла жеребца своим коротким крылом, отчего тот снова покраснел. – Я… не так это представляла, это правда… Но я уверена, что все у нас будет хорошо.

Наклонившись к самому уху земнопони, Свити Белль торопливо зашептала:

— Не знай я, что он взял ее под опеку, я бы подумала, что они стали парой!

Эпплблум захихикала, и что-то прошептала единорожке в ответ, отчего та вновь залилась краской.

— Эй! Больше двух – говорят вслух! – возмутилась Скуталу. – Тем более, вы там не иначе как неприличные анекдоты травите!

— Не-не, мы так, о своем земном! – заржали кобылки. Возмущенно ахнув, пегаска вступила с ними в шутливую потасовку, сопровождаемую смехом, визгом и борьбой. Засмотревшись на драку, Коппервинг не сразу заметил пристально наблюдающую за ним Рейнбоу Дэш.

— Пойдем-ка выйдем. На пару слов. – Не дожидаясь ответа, она зарысила в сторону выхода. Устало вздохнув, жеребец последовал за ней.

— Удочерение, да? – с места в карьер рванула Дэш, стоило лишь пегасу прикрыть за собой дверь. – Ты совсем ума лишился?! Из-за нашего спора…

— Не удочерение, Дэши – опека. В папы я ей не гожусь – возраст не тот, — прервав начавшуюся было отповедь, ответил он. – И не льсти себе – наш спор был в лучшем случае причиной, почему я вообще на нее обратил внимание. И уж точно не из-за него я поступил так, как поступил.

— Все же собрался ее учить, да? – фыркнула она.

— Сперва я собираюсь ее вылечить, — с прохладцей в голосе ответил Коппервинг. – Я читал ее медкарту, и проконсультировался у знающего врача. Более того, лечение мы начинаем уже завтра. Да, на это уйдет время, многие месяцы – если не годы – но я уверен, что у нас все получится.

— И только поэтому…

— Да, именно поэтому я ее и забрал из приюта, — прервал ее пегас. – Ей нужно не просто обучение, и даже не только лечение – ей нужен дом, ей нужна забота и поддержка. А я ей могу все это дать – потому что мне не все равно.

— Мне тоже было не все равно! – рявкнула в ответ Рейнбоу. – Я старалась, и…

— Да неужели? Не все равно?! – жеребец неприятно улыбнулся. – Хорошо, скажи тогда, каково полное имя Скуталу.

— Полное… имя?.. — опешила Дэш.

— Да, полное имя. Ну, или откуда она родом? Кем были ее родители? Когда она осиротела? В скольких приютах побывала, и когда ее перевели сюда, в Понивилль? Докажи, что тебе и в самом деле было не плевать на нее!

Рейнбоу молчала. Такой отповеди она никак не ожидала. "А ведь в чем-то он прав. Я шла по простому пути, пытаясь решить проблему, не интересуясь ее причинами. И не справилась. А этот… раздолбай!.. не поленился ведь такое разузнать! А теперь он ее еще и удочерил. Решил лечить, учить, заботиться. Когда он успел так повзрослеть и измениться?.."

— Да, ты прав, — тихо проговорила она. – Мне было все равно. Никудышный из меня вышел учитель – и никудышный друг. – Смахнув копытом непрошеную слезу, она резко взмахнула крыльями и взмыла в воздух. – Надеюсь, у тебя получится лучше. Удачи.

Не дожидаясь его ответа и проклиная себя за то, что дала волю чувствам, Рэйнбоу Дэш полетела в сторону своего облачного дома.

— Значит, опека, да? – спросил Айроншилд.

Вечеринка подходила к концу. Прихватив уже початый бочонок с сидром, человек и пегас расположились на заднем дворе, усевшись под одной из яблонь. Еле видимая полоска солнечного света окончательно скрылась за горизонтом, и ночь вступила в свои законные права. Стрекотавшие в траве сверчки словно в такт подыгрывали мерцающим на небосклоне звездам. Айроншилд ради праздного любопытства попытался отыскать знакомую ему Большую Медведицу, но сколько не всматривался в неизвестные ему созвездия, так и не нашел ничего похожего.

Внимание же Коппервинга привлекла группа облаков, которую, в соответствии с распорядком дня, должна была разогнать одна подменявшая его пегаска. “Надо будет с ней обсудить этот вопрос”.

— Ну ты же все слышал, приятель, — лениво откинувшись на ствол дерева, ответил он.

— Просто… ты ж ее меньше месяца знаешь – и сразу в отцы… то есть в братья заделался.

— Хочешь сказать, ты бы не поступил так же на моем месте?

Айроншилд выкинул изжеванную травинку и задумался:

— Честно? Я не знаю. Даже если отбросить тот факт, что я не могу быть на твоем месте, я бы уже точно не принимал столь поспешных…

Пегас рассмеялся, заставив сверчков на несколько секунд прервать свой концерт:

— Да про тебя слухи уже по всему Понивиллю ходят. На свадьбу то позовешь?

— Это другой случай… — сконфуженно сказал человек. – Я действовал по обстоятельствам.

Коппервинг одобрительно похлопал его по плечу:

— И правильно действовал, скажу я тебе, — с ухмылкой заметил пегас. – У Литлвиш настоящий талант. Было бы очень прискорбно, не реализуй она его из-за всяких выскочек… — лицо пегаса посерьезнело, и он продолжил. – Честно говоря, я и сам до сих пор поверить не могу. Правда, у меня и выбора-то, считай, не было: либо я оформляю над Скуталу попечительство, либо ее уже через несколько дней отправляют в другой приют за тридевять земель отсюда. Было тяжело принять это решение – даже очень тяжело!.. но я поступил правильно… просто… — Коппервинг негромко выругался, — Найтмер Мун мне в тещи, как же тебе объяснить… ни один пегас не должен быть лишен радости полета. Этого невероятного ощущения яростного ветра бьющего в лицо, когда рассекаешь облака под самым краем неба… помочь всем, увы, не возможно, но я могу помочь ей.

Жеребец поморщился, поняв, что приправил свою речь изрядной долей пафоса, который он сам на дух не переносил.

Проследив взглядом сверкающий след падающей звезды, Айроншилд загадал желание и сделал глоток сидра. “Хочу домой”.

— Рожденный ползать — летать, конечно, не может, — утерев губы, сказал он, — но я понимаю тебя. И надеюсь, что у вас все получится.

— А я надеюсь, что у тебя все получится с Литлвиш, — возвращаясь к “типичному Коппервингу”, не удержался пегас.

Человек сделал вид, что пропустил его очередной подкол мимо ушей:

— Ты мне вот что лучше скажи. Как у тебя так быстро получилось оформить опеку? Уверен, это та еще бюрократия.

— Твайлайт постаралась. За что ей огромное пегасье спасибо. Наша умница всегда читает то, что написано мелким шрифтом. А там черным по белому написано, что при определенных “исключительных” обстоятельствах стандартные процедуры и правила не имеют силы. Так что Лютефиксу теперь остается только с жиру беситься, — Коппервинг злобно усмехнулся, вспомнив, как обрюзгший пегас проклинал его, на чем свет стоит. – С жиру – точнее и не скажешь.

— Нажил себе врага?

— Я тя умаляю, — пародируя голос ковбойши, фыркнул Коппервинг, — было бы кого наживать.

— Ясно… — барабаня пальцами по краю бокала, протянул Айроншилд. – Кстати, чтоб ты знал, я тогда поддавался Эпплджек.

— Ну конечно-конечно. Куда уж ей — пони, берущей первые места на Родео – до тебя, Человека, танцующего аки параспрайт и…

— Как бабочка!..

— Ахахаха!!!

Глава 6

Отдельное спасибо MadHotaru за арт к этой главе.

Благодаря неоценимой помощи Твайлайт и рекомендациям Эпплов, Айроншилд получил работу на стройке. Правда, в этот раз ему пришлось пройти через все процедуры, сопутствующие принятию нового сотрудника. Ничего необычного, за исключением того, что главой этой строительной фирмы оказался не кто иной, как отец Литлвиш – Тандер Дэйр.

Мистер Дэйр был крепким земнопони со светло-зеленой шерсткой и коротко стриженой гривой цвета хаки. В прошлом он служил офицером на одном из линейных кораблей военно-морского флота Эквестрии. И если бы не встреча с Сэнди Вингс, он так бы и продолжал бороздить Лунный Океан до самой своей отставки. Тандер Дэйр был потомственным военным, и его отец был вне себя от ярости, когда сын после рождения дочки оставил службу. Жеребцу это решение далось нелегко, но Литлвиш очень плохо, почти болезненно переносила прибрежный климат Ванхуфера, и молодая семья решила перебраться в Понивилль – родной город Сэнди Вингс.

Военная выправка, а так же упорство и дисциплина, привитые ему с самого детства, помогли жеребцу и на “гражданке”. Поначалу его фирма – Большие Надежды — состояла всего из четырех пони (включая самого Тандера и его жену), и занималась разного рода ремонтом или реставрацией зданий.

Строительство в Понивилле было организованно отвратно. Обычно это происходило следующим образом: собиралась группа пони, хоть как-то разбирающихся в строительстве, и им поручалось возвести ту или иную постройку. Результат был вполне себе сносный, но из-за нехватки организованности дело, как правило, излишне затягивалось. Мистера Дэйра такой расклад не устраивал, и он решил взять все в свои копыта. Местным жителям его подход пришелся по нраву, и не прошло и пары лет, как его скромное начинание превратилось в успешную строительную компанию, насчитывающую почти два десятка сотрудников.

— Итак, что мы имеем в итоге, мистер Айроншилд? — начал Тандер, сидя на деревянном стуле в своем офисе. Или, как сам жеребец иногда в шутку называл его – в ставке командования. – У Вас есть рекомендации от мисс Твайлайт и семьи Эпплов, неплохие физические данные, необходимые в нашем деле, и неиссякаемый запас энтузиазма в довесок. Неплохо для начала. Но, как Вы и сами сказали, работа на стройке для Вас в новинку

Перед знакомством со своим новым начальником Айроншилд здорово нервничал. Он ведь и в правду не был строителем – на кой черт его вообще должны брать? Да и сам Дэйр мог оказаться не самым приятным типом. Служба во флоте не могла не сказаться на характере Тандера: он всегда требовал от сотрудников четкого выполнения своих указаний, наказывая в случае чего строго, но по делу. Да уж, располагающим к себе назвать его было трудно. По слухам, служба на флоте наложила свой отпечаток на характер Тандера. Однако благодаря именно такому отношению к делу между мужчиной и жеребцом возникло некое взаимопонимание. Пусть Айроншилд и не был военным, но в вопросах дисциплины его обучение на спасателя мало чем отличалось от службы в армии. И если не считать того “скользкого” инцидента, после которого его выперли из спасателей, человек привык выполнять приказы быстро и без вопросов.

— Так точно, — едва не вытянувшись по стойке “смирно” ответил Айроншилд. В кабинете была еще пара стульев, но Тандер почему-то не предложил ему сесть. Видимо, старая привычка – не давать подчиненному чувствовать себя слишком вольготно. – Я помогал дяде с отделочными работами нашего загородного дома, но не думаю, что это в полной мере можно считать строительством.

— Тем не менее, молоток Вы держать умеете, — улыбнувшись краем губ, заметил Дэйр.

— Молоток, долото, пилу, отвертку…

— Можете не перечислять, — осадил его взглядом жеребец, — я знаю, какие инструменты используются при отделочных работах.

— Виноват.

Тандер Дэйр взял со стола листок бумаги, и еще раз пробежался взглядом по написанной там детским почерком просьбе. Ошибок было предостаточно, но автор так старательно следовал официальной форме заявления, что жеребец не смог удержаться от улыбки.

— Ладно, давайте без обиняков. Да, мы расширяемся и мне нужна дополнительная бригада для выполнения новых заказов, но я вполне могу потратить еще несколько дней и найти пони, обладающего необходимыми мне навыками строителя. Но, к счастью, у Вас имеется козырь за пазухой, — он отложил записку в сторону. — Вы спасли мою дочь не только от возможной физической травмы, но и от гарантированной душевной. Поэтому я предоставлю Вам возможность показать себя.

— Так Вы знаете…

— Не только я – весь Понивилль знает. — Тандер бросил взгляд на фотографию, с которой ему радостно улыбались Сэнди Вингс и Литлвиш.

— Надеюсь, с этим не возникло никаких проблем? — спросил мужчина, вспомнив, как шокировал тогда всех своим “признанием”.

— Отнюдь. Все пони оценили этот поступок – что уж говорить о Литлвиш. Ну, или почти все. Кстати, — в голосе Тандера внезапно зазвучала сталь, — настоятельно рекомендую Вам продумать свои дальнейшие действия по этому вопросу. Я не хочу, чтобы моя дочь прибежала в слезах после того, как будет отвергнута своим “суженным”. Я прозрачно изъясняюсь?

— Как стеклышко, — нервно сглотнув под его суровым взглядом, ответил Айроншилд.

Мистер Дэйр одобрительно кивнул и посмотрел на часы.

— Желаете обсудить размер гонорара или другие вопросы? – спросил он.

— Никак нет.

— Хорошо, — жеребец встал из-за стола и подошел к человеку. И хотя головой он едва доставал мужчине до груди, но у того все равно возникло ощущение, что на него смотрят сверху вниз. – Если Вас все устраивает, то миссис Вингс оформит необходимые документы, и завтра можете приступать.

— Спасибо за предоставленный шанс, мистер Дэйр, — сказал Айроншилд и протянул земнопони открытую ладонь.

Вернув ему “рукопожатие”, жеребец открыл дверь своего кабинета.

— Надеюсь, что я в Вас не ошибся.

В строительную бригаду, куда приписали Айроншилда, помимо его самого входило еще четверо: трое жеребцов земнопони и единорожка, руководившая процессом. Коллектив принял человека радушно, уже будучи наслышанным о его школьном представлении – в небольшом городке, подобно Понивиллю, новости разносились очень быстро. А один из строителей по имени Роки Роуд даже посетил вечеринку, устроенную розовой кобылкой в честь Айроншилда. Без намека на сарказм, жеребец высоко оценил его состязание с Эпплджек и предложил, если будет время, помериться силами и с ним. Такой случай им потом представился, и человек, пусть и не без труда, но одержал верх. Слова Рэйнбоу Дэш о том, что далеко не всякий жеребец способен одолеть ее подругу, в очередной раз подтвердились — даже по меркам сильного пола Эпплджек обладала недюжинной силой.

Впрочем, Айроншилда в этом вопросе природа тоже не обошла стороной. Но коллеги стали ценить его не за физические данные, а, как они сами говорили – “тонкую работу”. Жители Эквестрии вовсю использовали самые разнообразные приспособления для выполнения поставленных задач, но у человека было одно неоспоримое преимущество – пальцы. Пони вполне были способны и сами забить гвоздь или закрепить сверху очередную балку, но мужчина просто справлялся с подобными задачами быстрее.

Работа на стройке давалась Айроншилду с куда большим трудом, чем он предполагал вначале — а всё из-за регулярных тренировок с Рэйнбоу Дэш, со свойственным ей энтузиазмом взявшейся за его обучение. Но был в этом и свой несомненный плюс: благодаря физическим нагрузкам и вынужденному “правильному” питанию, человек стал выглядеть более подтянутым, чем раньше. Конечно, оценить здесь этого не могли, но смотреть на свое отражение в зеркале стало приятнее.

Сегодняшний день не стал исключением, и Айроншилд вздохнул с облегчением, когда единорожка объявила перерыв. Усевшись в тени забора, мужчина развернул на сложенных бревнах свой обед, который ему заботливо приготовила Флаттершай. Решив немного себя побаловать, он еще вчера прикупил рыбных котлет в единственном на весь Понивилль пегасьем ресторане. Удовольствие не из дешевых, но тратить время на рыбалку у него не было ни сил, ни желания.

Быстро закончив с едой, человек довольно растянулся на бревнах, наблюдая за неспешно плывущими по небу облаками и носящейся туда-сюда группой пегасов, устроивших состязания в скорости. “И жизнь хороша, и жить хорошо. Пусть и не так, как планировал когда-то, но могло бы быть и хуже. Эх, интернета, конечно, не хватает… с другой стороны я бы все равно там ничего не…”

— Айроншилд! – радостно закричала Литлвиш и буквально через секунду приземлилась на живот человека, едва не заставив того растерять весь свой обед. – Я вчера поставила новый рекорд – продержалась в воздухе целых пять минут!

— Ух ты, — сдавленно проговорил мужчина, — не забудь записать в дневник тренировок.

— Уже записала! – пегасочка начала пританцовывать у него на животе, взмахивая крыльями, чуть приподнимаясь в воздух и спустя секунду приземляясь обратно. – Ой, извини, пожалуйста, — тут же прекратила она свои подпрыгивания, заметив, как человек прокашлялся и приложил ладонь ко рту.

— Литлвиш, слезь с мистера Айроншилда. Раз уж ты хочешь быть принцессой, то и вести себя должна соответственно, — подойдя к ним, Сэнди Вингс многозначительно посмотрела на свою дочурку. – И не забывай, зачем мы сюда пришли.

Испугавшись, что она могла упасть в глазах своего жениха, пегасочка тотчас же спрыгнула с человека:

— Простите, мама. Я забылась, — Литлвиш старалась следовать манере речи, присущей благородным кобылкам. – Нет, я сама! – воскликнула будущая принцесса, когда миссис Вингс сняла зубами со спины небольшой сверток.

— Ну конечно, милая, — улыбнулась пони, когда ее дочурка, с едва сдерживаемым нетерпением взяла эту “посылку”. – Постарайся только не задерживать мистера Айроншилда – он все-таки на работе.

— Ничего, у меня еще есть свободных полчаса, — усевшись поудобнее, сказал человек.

— Мне очень неловко спрашивать, но… — Сэнди сконфуженно поскребла копытом землю — … Вас не затруднит присмотреть за Литлвиш? Мне надо уладить кое-какие вопросы с Руби.

Пегасочка неистово закивала, всем своим видом давая понять, что его это нисколечко не затруднит.

— Разумеется, мисс Вингс, — не в силах противостоять детскому очарованию, ответил Айроншилд. – С удовольствием составлю Вашей дочке компанию.

Поблагодарив человека, пони удалилась в строительный вагончик, где обычно проводила свободное время единорожка.

— Вот, — смущенно протягивая ему сверток, сказала Литлвиш, — я приготовила тебе бутерброды. Папа всегда говорил, что строители должны хорошо питаться, а то инструменты из копыт будут вываливаться.

Айроншилд улыбнулся и потрепал ее по гриве:

— И чтобы я без тебя делал, — незаметно смахнув с бревен следы своей недавней трапезы, сказал он. – Как назло, забыл свой обед дома.

— Настоящая леди никогда не оставит своего жениха голодным, — гордо вскинув подбородок, ответила пегасочка, отчего человек снова расплылся в улыбке.

Он всегда с трудом находил общий язык с маленькими детьми и чувствовал себя неловко, когда они уделяли его персоне излишнее внимание. С Литлвиш все было совсем иначе. Он даже сам не понимал, почему – с ней было… проще, что ли. Может быть потому, что он до сих пор подсознательно воспринимал пони как животных – а с животными он ладил; а может и оттого, что Литлвиш была скорее милой, нежели надоедливой.

Айроншилд развернул обернутый фольгой бутерброд и, подвинув в сторону свою извечную паранойю, так и подначивающую изучить состав сэндвича, откусил кусок. Наверное, кобылка была еще не в том возрасте, когда пегасы начинают добавлять в свой рацион рыбу, поэтому начинка была в вегетарианском стиле: листья какого-то салата, огурец, ломтик помидора и еще что-то… Стремительно ворвавшийся горький привкус заставил человека прервать дегустацию и проглотить все это, как можно скорее.

— Тебе не нравится?.. – наблюдая за выражением его лица, со скоростью мысли сменяющим одну непонятную эмоцию на другую, грустно спросила Литлвиш.

— Отнюдь, — стараясь не морщиться, соврал человек. – Скорее, необычно. Что в нем?

Пегасочка уселась рядом с ним и начала перечислять:

— Cалат, зеленый огурец, розовый помидор, петрушка и листики клевера.

— К-к-клевера?..

— Ага! – радостно воскликнула Литлвиш, решив, что заикание человека вызвано изумлением ее необычному кулинарному решению. – С ним все становится еще вкуснее!

На мгновение Айроншилд выпал из реальности, тупо уставившись на бутерброд в своей руке. Кто-то назвал бы это невероятным совпадением, кто-то иронией судьбы. Сам же он видел в этом несмешную шутку высших сил, которые в очередной раз заскучали. Будучи примерно в таком же возрасте, что и Литлвиш, гостя в деревне у своих родственников, человек чуть ли не все лето уплетал этот самый клевер. И не потому что ему нравился вкус – вовсе нет. Виной тому была куча историй о целебных – едва ли не волшебных – свойствах этого растения, которые рассказывала его бабушка. То, что клевер обязательно должен быть четырехлистным и то, что его не надо есть, Айроншилд благополучно пропустил мимо ушей. Каким образом он умудрился тогда отделаться лишь легким расстройством желудка, оставалось для него загадкой.

— Эй, ты чего? – настороженно спросила пегасочка и для верности ткнула его копытцем в бок.

Человек мотнул головой, возвращаясь из воспоминаний своего детства.

— Все в порядке, — ответил Айроншилд и, пересилив себя, откусил еще один кусок. – Профто фпомнил, фто… — решив, что не стоит показывать Литлвиш плохой пример, говоря с набитым ртом, он дожевал и продолжил, — …когда я был маленький, моя бабушка заваривала мне чай на клевере. Говорила, что это приносит удачу.

— Пра-а-а-авда? – округлив глаза от удивления, протянула пегасочка. – А вот моя бабушка ничего такого мне не рассказывала.

— А то, — усмехнулся человек, — думаешь, почему тебе так везет?

— Не очень-то и везет, — насупилась кобылка, — вчера, вот, тройку получила по математике.

— Что, совсем-совсем не везет?

— Нисколечко!

Айроншилд ахнул и в притворной обиде приложил ладонь к груди:

— А как же я? Мое сердце разбито!

Не на шутку испугавшись, Литлвиш прыгнула ему на колени и крепко обняла копытами:

— Ой, прости, пожалуйста! – умоляюще запричитала она. – Пожалуйста-пожалуйста- пожалуйста! Конечно, мне очень повезло с тобой!

— Литлвиш, — сдавленно сказал он, едва не выронив от неожиданности еще недоеденный бутерброд, — а ты точно принцесса, а не пони-воительница?

Все еще не отпуская его, пегасочка подняла голову и вопросительно посмотрела на человека:

— Ты думаешь?

— Уж слишком крепкие у тебя объятия для изнеженной леди.

Литлвиш задумалась. Она всегда хотела стать благородной принцессой, как Сильвербелл, но и “пони-воительница” звучало ничуть не хуже.

— Ну не зна-а-аю, — протянула кобылка и наконец-то разомкнула копыта, — не уверена, что я могу быть обеими сразу.

— Очень даже можешь быть, — заверил ее Айроншилд. – Я знаю одну принцессу, которую отец хотел выдать замуж за смазливого и ничуть не доблестного принца из другого королевства.

— Фу-у-у-у! – пегасочка сморщила носик в отвращении. – Сильвербелл никогда бы не вышла за такого.

— Сильвербелл очень повезло, что у нее был Стронгхуфс, да?

— Ага, — закивала Литлвиш, — А что эта принцесса? Она, конечно же, убежала из дворца, чтобы встретить своего суженного, да? – кобылка начала нетерпеливо дергать человека за рубашку, требуя продолжения истории.

— Безусловно, — ответил Айроншилд, стараясь на ходу сплести воедино самую типичную сказку и один сериал о королеве воинов. Получалось у него не ахти как, но кобылку это, судя по всему, нисколечко не смущало. – В ночь перед своей свадьбой, она переоделась в форму прислуги и, укр… гм… позаимствовав меч одного из стражников, покинула родной дом.

— И ее мама всячески помогала ей в этом, правда?

— Литлвиш…

Пегасочка заткнула рот обеими копытами:

— Всё-всё, я молчу, — почти прошептала она через секунду.

Неловко ее приобняв и усадив поудобнее, Айроншилд продолжил:

— Королева, конечно же, была против этой свадьбы, но не осмеливалась перечить своему мужу. Именно поэтому принцесса ничего ей не сказала – только оставила записку, прося прощения и говоря, как сильно ее любит.

Человек сделал паузу и краем глаза посмотрел на Литлвиш, ожидая, что та снова не удержится от вопросов. Но кобылка завороженно смотрела на него, открыв рот от удивления.

— Так вот, — он прокашлялся, — в дороге на принцессу напала шайка угрюмых и безжалостных разбойников…

Пегасочка испуганно ойкнула, прижав копыто ко рту, но перебивать не стала.

— … и если бы не проходившая по той же дороге дева-воительница…

На следующий день после памятной вечеринки, Коппервинг с утра пораньше разбудил Скуталу и повез ее к Балку. Не выспавшаяся пегаска что-то недовольно бурчала себе под нос, норовя уснуть прямо у него на спине. Не часто ее поднимали ни свет, ни заря в субботнее утро!

Балк Бицепс уже ожидал их. Несмотря на ранний час, белый пегас был бодр и энергичен, едва не приплясывая от нетерпения. Еще бы! Наконец-то, спустя столько времени, он сможет применить свою методику на практике, подтвердив ее раз и навсегда.

Коротко поздоровавшись с Коппервингом, здоровяк пристально оглядел все еще сонную Скуталу. Та широко зевала и терла глаза – казалось, что она вот-вот снова заснет. Хмыкнув своим мыслям, Балк принес с кухни объемистый кофейник. Налив кофе в маленькую чашечку, он протянул ее пегаске:

— На, мелкая, глотни-ка. А то стоя заснешь.

— Я не мелкая!.. – сонно запротестовала Скуталу, но чашку взяла. Глядя на то, как она залпом опрокинула в себя содержимое, взрослые пегасы понимающе переглянулись, и принялись с любопытством ждать ее реакции.

Та последовала почти незамедлительно. По телу пегаски прокатилась волна дрожи, крылья встали торчком, а на лице расплылась широкая улыбка. Буквально только что Скут клевала носом, с трудом моргая тяжелыми от сна веками, а теперь она возбужденно прыгала по комнате, заваливая Балка и подошедшую Мисти Лайт потоком вопросов. Задав один, она, не дожидаясь ответа, задавала новый, перескакивая с одной темы на другую, зачастую даже не связанную с прошлым вопросом. Здоровяк казался даже несколько растерянным – а Мисти и вовсе, сославшись на «дела», поспешила ретироваться, унося с собой от греха подальше злополучный кофейник.

Коппервинг же казался эдаким «глазом бури» в этой ситуации. Прикрыв рот кончиком крыла, он беззвучно хохотал, наблюдая за тем, как Балк безуспешно пытался успокоить разошедшуюся «пациентку». И неудивительно – может, белый пегас по привычке уже и не осознавал, но он готовил кофе такой крепости, что едва-едва не растворялась даже сама посуда. Насколько Коппервинг мог судить, крепче Балка кофе варила только Пинки Пай. И немудрено – иначе откуда бы праздничная пони черпала заряд бодрости для своего гиперактивного поведения?

Спустя еще пару минут пегаска наконец-то начала успокаиваться. Поток вопросов сошел на нет, а прыжки по комнате уже не доставляли такого удовольствия. Поискав взглядом кофейник, она требовательно посмотрела на Балка:

— Мистер Бицепс, а можно мне еще чашечку Вашего замечательного кофе? Это лучшее, что я пила за всю свою жизнь!..

— Нельзя! – строго ответил пегас. – По крайней мере, не сегодня – и уж точно не такой крепости. Моя вина – рассчитывал тебя слегка взбодрить, а получилось… вот это. И да, зови меня просто Балк. Договорились?

— Как скажете, мист… Балк.

— Вот и хорошо. Нам предстоит многое сделать, чтобы ты смогла излечиться от своего недуга. Процесс лечения будет включать в себя массаж, ЛФК, а так же ряд специальных упражнений и тренировок. Не все они простые или приятные, но поверь – они тебе необходимы. Более того, их нужно будет делать регулярно и на совесть. Так что давай сразу договоримся – ты или следуешь моим инструкциям, пройдя лечение от начала и до конца – или же не начинаешь вовсе. Уговор?

— Договорились, Балк. Я готова. – Она смело посмотрела на здоровяка-пегаса. – Какими бы сложными или неприятными эти упражнения не были бы, я выполню их все. Я хочу летать, хочу больше всего на свете! И ради этого, я готова на все.

— Правильный настрой, Скуталу! Мы сделаем это, ДЫЫЫАААААА!!!

Наступили долгожданные выходные. И, надо заметить, очень вовремя – Пинки Пай как раз собиралась устроить пикник у одного из самых больших озер Эквестрии. Путь занимал пару часов, но по рассказам Флаттершай, это того стоило. Несколько километров в поперечнике, оно, тем не менее, было известно не столько своими размерами, сколько безупречно гладкой поверхностью. Даже когда бушующий ветер разрывал небо в клочья, воды Небесного Зеркала покрывала лишь небольшая рябь. А в спокойный солнечный день оно и в правду было подобно огромному зеркалу, отражающему проплывающие над ним облака или случайную птицу. Поговаривали, порой даже Принцесса Луна приходила сюда, чтобы помедитировать у пойманных безупречной водной гладью звезд, сияющих с ночного небосклона.

Оставив позади бутик Рарити, человек и желтая пегаска направлялись к облачному дому Коппервинга. Из-за внезапно свалившегося заказа от очередной кантерлотской знаменитости единорожке пришлось отказаться от запланированного пикника и посвятить весь день работе. Спайк, как настоящий джентльмен, не мог оставить свою даму сердца в столь трудный для нее час и остался помогать Рарити. Их взаимоотношения очень походили на всем известную “фрэндзону”, но Айроншилд решил не копаться в чужом белье и не делать поспешных выводов.

— Очень любопытно, что Алия мешала тебе тренироваться, когда была рядом, — сказала Флаттершай, когда они остановились у дома Коппервинга, который он спустил почти к самой земле. Лестницы, как таковой, тут не было – парочка облаков, по которым Скуталу могла без проблем подниматься или спускаться. – Интересно, а как бы отреагировали мои питомцы?

Человек усмехнулся, вспоминая, как здоровенная рысяра с удивлением ходила вокруг него то и дело, тыкая лапой или хватая за ногу, когда он выполнял серию упражнений на свежем воздухе:

— Думаю, что животным не ведомо такое понятие, как “поддержание себя в тонусе”, — ответил мужчина. – И давай все же не будем проверять реакцию твоих. Мне хватило Скратти — не хочу даже представлять, что бы отчебучил Энджел.

Пегаска захихикала и собралась что-то добавить, но донесшийся из облачного жилища Коппервинга шум заставил их замолчать и прислушаться.

— Это больнее, чем я думала! – воскликнул полный возмущения кобылий голос, очень похожий на Скуталу.

— Я почти закончил! И хватит ерзать — я нужную точку найти не могу! — ответил ей низкий баритон.

Айроншилд и Флаттершай удивленно переглянулись. Голоса явно принадлежали Скуталу и Коппервингу, но сказанное ими уже оставляло слишком много пространства для воображения и догадок.

— Ай! Не так резко! – Чтобы там не делал жеребец, но пегаска явно была недовольна.

— Лежи смирно!

— Коппервинг, вытащи, вытащи скорее — больно!

— Скуталу, ты же понимаешь…

— Сколько можно в меня этим тыкать? Заканчивай уже, хватит на сегодня!

— Слушай… они же там не того?.. ну ты поняла… — прошептал человек, не желая верить, что его друг прямо сейчас растлевает несовершеннолетнюю.

— Я не знаю… — Флаттершай, видимо, и сама не могла поверить в происходящее. – Не думаю… вряд ли… Коппервинг не такой.

— Ну и что нам делать? Черт, его ведь и посадить за такое могут…

Вместо ответа пони тряхнула гривой и несколько неуверенным шагом поднялась по облачным ступенькам. Перед тем как постучаться в дверь, она краешком глаза заглянула в окно и ахнула в изумлении.

— Мать моя женщина! — прошипел Айроншилд. – Только не говори мне, что…

Неизвестно, что там увидел Флаттершай, но этого явно было достаточно, чтобы она чуть ли не пинком распахнула дверь и буквально ворвалась внутрь:

— Мистер Коппервинг, немедленно прекратите свои грязные… — в праведном гневе начала пони.

Вместо ответа одно из формирующих крышу облаков разлетелось в клочья.

— Флаттершай, ну молнией тебе по одному месту! Какого сена?! – зависнув в воздухе, Коппервинг ошалело смотрел сквозь проделанную им дыру на желтую пегаску. Его появлению предшествовал приглушенный раскат грома, как после удара молнии, и сдавленный возглас Скуталу: “Коппервинг... что ж ты делаешь!..”

Гневное возмущение Флаттершай в один миг сменилось смущенным удивлением:

— Ой… извини… я подумала, что вы… что вы… а что вы вообще делали?

— А почему ты врываешься без приглашения?!

— Ну, потому что…

— Эй!.. Я… я вам тут не мешаю?! – Скуталу явно была не в том расположении духа, что бы слушать их препирания.

Жеребец вздохнул и сосредоточенно потер копытом лоб:

— Так, давайте по порядку. Вначале я закончу со Скуталу – потом отвечу на все твои вопросы, — сказал он и вернулся в дом.

— Спасибо огромное! – полная сарказма благодарность молодой пегаски недвусмысленно намекала на ее отношение к происходящему.

Стараясь игнорировать доносившийся из дома звуки возни, недовольные возгласы Скуталу и бесконечные извинения Флаттершай, человек подошел к первой ступеньке облачного крыльца. Присев на корточки, он с некоторой неуверенностью провел ладонью по поверхности облака. Вблизи оно совсем не походило на привычное ему земное облако и сохраняло визуальную форму. Коснувшись его ладонью, он ощутил легкое сопротивление, но явно недостаточное для того, чтобы удержать его вес.

Коппервинг однажды предлагал человеку – после того, как опустил свое жилище к земле – воспользоваться магией Твайлайт и заскочить к нему на пару кружечек сидра, но Айроншилду его энтузиазм не пришелся по душе. Так уж повелось, что он не разделял мечты многих людей летать подобно птицам. А те сны, где он взмывал в небо, больше походили на кошмар, чем на сказку. Да чего уж там, Айроншилд даже на самолетах летать побаивался – а предложение пегаса прогуляться по облакам звучало для него совсем уж дико. Пусть эти самые облака и располагались не выше пары метром над землей.

Абсолютно ничего не понимая, Флаттершай наблюдала странную картину: Скуталу лежала на расстеленном на полу одеяле, а Коппервинг вынимал из ее тела длинные иглы. С их концов тянулись черные провода, тянущиеся к небольшому металлическому прибору с какими-то датчиками и тумблерами. Под потолком висело совсем маленькое грозовое облачко, искрившееся статическими разрядами — устраивать подобные фокусы дома осмелился бы далеко не каждый пегас, но Коппервинг был первоклассным специалистом во всем, что касалось управлении погодными явлениями. Так что за опасные для жизни инциденты можно было не беспокоиться.

— Флаттершай, ну посмотри, что ты наделала! – продолжал негодовать пегас, выключив гудящее устройство и развеяв грозовое облачко. – Скуталу, ты в порядке?

Рыжую пегаску слегка подергивало после удара электричеством – желтая пони знатно напугала Коппервинга своим внезапным появлением, и тот от неожиданности заставил облако выдать несколько больший по силе разряд, чем было необходимо.

— Всё... всё, окей… — прерывисто ответила Скуталу, и, прикрывшись одеялом, перевалилась на спину. – Надеюсь, на сегодня мы закончили? – спросила она, посмотрев на пегаса со странным выражением на лице.

Сложив иголки и провода в два деревянных ящичка, Коппервинг бросил на нее полный извинения взгляд:

— Да, думаю, на сегодня с тебя хватит. И… прости, за то, что чуть не поджарил тебя.

— И меня прости… — стыдливо опустив голову, сказала Флаттершай. – Не стоило мне так нагло… прерывать вас…

— Да какая мантикора тебя ужалила? – буркнул пегас, все еще злясь на свою подругу.

Желтая пегаска посмотрела куда-то в сторону:

— Эм-м-м… — протянула она. – Ну, видишь ли…

— Может, вы продолжите свою беседу где-нибудь в другом месте? – не сводя глаз с потолка, вмешалась Скуталу. – Мне надо… прийти в себя, — поспешно добавила она, буквально почувствовав удивление двух пегасов.

— Кхм… ну как скажешь, — после некоторого замешательства ответил Коппервинг. Жестом пригласив Флаттершай следовать за ним, он удалился на кухню.

Дождавшись, когда они закроют за собой дверь, Скуталу блаженно растянулась на полу и закрыла глаза.

— Ладненько, давай я начну, — налив им вишневого сока и усевшись за стол, сказал Коппервинг. – Если ты помнишь, то я взялся учить Скуталу полету, — дождавшись утвердительного кивка Флаттершай, он продолжил. – Так вот, все что ты тут увидела, есть часть процедур, направленных на ее выздоровление. Если не вдаваться в излишние подробности, то только что мы, скажем так, пытались вывести из спячки ее умение управлять своей массой тела, присущее всем пегасам. Для этого мы стимулировали особые точки на ее… — пегас запнулся и непонимающе посмотрел на внезапно покрывшуюся густым румянцем Флаттершай, — … что я такого сказал?

— Нет-нет, ничего такого, — торопливо замотала головой пегаска. – А это… устройство – оно для чего? – кобылка попыталась замять острую для нее тему и вернуть Коппервинга к объяснениям.

— Это что-то вроде ограничителя – не пропускает разряд свыше выставленного значения. Я, конечно, и сам могу с этим справиться, но лучше перестраховаться… “Кстати говоря, я, походу, спалил все предохранители – надеюсь, с заменой проблем не возникнет”.

Пробормотав что-то в ответ, Флаттершай уткнулась взглядом в свой стакан с соком. В другой ситуации Коппервинг не придал бы ее смущению особого значения, но тут явно было что-то еще.

— Флаттершай, какого сена сейчас происходит? – сурово сдвинув брови, спросил он. – Только не говори, что это мои разглагольствования вогнали тебя в краску – ни в жизни не поверю.

— Ну, мне просто показалось…

— Показалось что?

— Ну, вы были… так… близко друг к другу…

Повисла звенящая тишина. Не зная, как реагировать на подобные заявления, Коппервинг молча переводил взгляд с Флаттершай на дверь, за которой находилась Скуталу.

— Пресвятая Селестия… – сложив, наконец, два и два, прошептал он, — как тебе вообще могло такое в голову прийти?..

— Слышал бы ты со стороны то, что слышали мы, и не такое подумал бы! – с несвойственным ей раздражением, воскликнула пегаска. – Я уже молчу о том виде, который предстал передо мной, когда я заглянула в окно!

Жеребец немного стушевался от такой отповеди со стороны обычно тихой кобылки, но быстро пришел в себя:

— Да что ты там могла увидеть?! Как я иглоукалывание делаю?

— Ты сидел у нее на бедрах так, словно… словно… — Флаттершай замотала головой, будто желая выкинуть из головы ту картину, — ну и вы такое говорили, что… — не в силах продолжать она скрыла мордочку в гриве.

Осознав всю комичность происходящего, Коппервинг расплылся в ехидной ухмылке – той самой, после которой все его друзья начинали морально готовиться к сальным шуточкам. Флаттершай же посмотрела на пегаса со смесью удивления и страха:

— Чему ты улыбаешься?.. И… почему так странно на меня смотришь?!

— Так вот оно что? Признаюсь, не ожидал, не ожидал… — покачал он головой, — Такая скромница и тут такое!

— Ч-что?

— Да ладно, тебе – здесь все свои! – стараясь не перегнуть палку, продолжал он. – Вот только… как бы получше выразиться… — пегас картинно почесал затылок, — лучше все-таки не подсматривать, а самому делом заниматься.

— Что?! – тут же вспыхнула Флаттершай, когда поняла, на что сейчас намекает ее друг. — Н-нет! Я бы никогда и ни за что… не стала бы ни за кем… подглядывать… — последнее слово она произнесла почти шепотом.

— Все нормально! И я все прекрасно понимаю! – начал успокаивать ее Коппервинг. – Эта проблема вполне решаема, — доверительно приобняв пегаску, он заговорщицки зашептал ей на ухо. – Знаешь, у меня как раз есть один… знакомый, который… в общем, я думаю, что у вас бы все получилось…

Тут дверь распахнулась – да с такой силой, что зазвенела стоявшая на полках посуда.

— Так, а ну-ка притормозите! — Скуталу стояла в проходе и не сводила с Флаттершай пристального взгляда. — Ты подумала, что я… что мы… — она натянуто рассмеялась, — Ну ты поняла… что мы занимались этим?!

— И как долго ты подслушивала, юная лэди? – не давая желтой пегаске вставить ни слова, ответил вопросом на вопрос Коппервинг.

— Видимо, недостаточно, раз уж я спрашиваю!

— Извини, Скуталу, мне просто показалось, — уже совершенно не находя себе места, Флаттершай встала из-за стола и шагнула к двери. – И… я совсем забыла об Айроншилде – он уже, наверное, заждался…

— Кто бы сомневался… — пробормотал Коппервинг, параллельно прокручивая в голове предстоящий диалог со Скуталу.

— Я… я, пожалуй, пойду, — не расслышав его слов, продолжала желтая пегаска, — а вы приходите, когда… закончите… Еще раз извини, что надумала себе такого…

— Ну а почему нет? — Скуталу прищурилась и бросила на Коппервинга ехидный взгляд. – Жеребец он видный. А уж про его божественный массаж я вообще молчу.

Пегас шумно выдохнул и с деланным спокойствием взял со стола пестрое полотенце.

— Знаешь, Флаттершай, ты права – негоже заставлять Айроншилда ждать. Встретимся на пикнике.

— До скорого! – уже понимая, к чему все идет, пегаска поспешила удалиться.

— Ага, до скорого… — протянул ей вслед жеребец. — Ну а я… — он хлестко взмахнул полотенцем и посмотрел на Скуталу, как строгий учитель на непослушную ученицу, — …а я пока что займусь воспитательными работами.

Скуталу неуверенно рассмеялась и попятилась назад:

— Эй, уже и пошутить нельзя!

— Можно, конечно же можно! Ты пошутила, мы посмеялись; а теперь моя очередь!

Следующие несколько минут пегасы с азартом играли в догонялки. Скут, хохоча во все горло, лавировала между облачной мебелью от преследующего ее Коппервинга. Периодически хохот прерывался громкими взвизгами, когда жеребец все-таки попадал ей по крупу или ногам кончиком полотенца. Погоня кончилась внезапно: уворачиваясь от очередного шлепка, пегаска не успела затормозить и на полном ходу пробила головой облачную стену между прихожей и кухней.

Ошеломленная произошедшим, Скуталу пропустила момент, как на ее круп пришелся новый удар от приснопамятного полотенца. Возмущенно вскрикнув, она завозилась, пытаясь выбраться из неожиданной ловушки. Тщетно! Вылезти назад не давали крылья, а спереди было не за что ухватиться. Второй удар пришелся по ногам. Было совсем не больно, скорее даже немножко обидно.

— Коппервинг! Ну хорош уже! – взмолилась Скуталу. Лучше помоги вылезти!

— Конечно-конечно, Скути. – Пегас коротко хохотнул. – Вот только накажу тебя за то, что засмущала не только скромняжку Флаттершай, но даже и меня!

— Эй! Я же не…

— Такая славная юная кобылка, а такое наговорила! – прервал ее на полуслове жеребец. – И не стыдно тебе?

— Ну я же просто пошутила! Она такую чушь надумала, что я решила ей подыграть, чтоб уже она сама засмуща-а-ай! – На круп кобылки пришелся еще один удар. – Сейчас-то за что?!

— Ну как же! – самого Коппервинга она не видела, он был в другой комнате, но по интонации чувствовалось, что он улыбается. – Ты говорила, что я – «видный жеребец», и делаю «божественный массаж». А теперь, оказывается, это было лишь шуткой? Я оскорблен!

— Ты меня не так понял! Я не про это шутила! – Пегаска чувствовала себя на редкость неуютно. Мало того, что она застряла в стене, и так крепко, что самой никак не выбраться. Словно этого было мало, вокруг ее задней части ходил и отпускал ехидные шутки жеребец, периодически не стесняющийся еще и похлестывать ее круп полотенцем! – И вообще! – она неловко заерзала. – Чего ты все там ходишь, лучше помоги мне вылезти!

— Ну раз ты так просишь… — Широко улыбаясь, пегас уперся передними копытами в бедра кобылки, и попытался протолкнуть ее сквозь дыру.

— Какого сена, ты что творишь, дурак, пошляк, извращенец?! – взвыла зардевшаяся Скуталу.

— Как что? – невинным голосом ответил Коппервинг. – Помогаю тебе вылезти, а что?

— А ничего! – зарычала пегаска. – Спереди ты не можешь этого сделать?! Убери свои копыта от моего зада!

— А что, есть разница, тянуть тебя вперед – или толкать тебя сзади? – Из дверного проема выглянула кристально-честная морда жеребца. Посмотреть – так сама невинность! И лишь где-то в глубине его карих глаз прыгали и кувыркались смешливые искорки.

— Представь себе, есть! – рявкнула на него Скут. – Вытаскивай меня уже!

— Ладно-ладно, уговорила!

Посмеиваясь, Коппервинг ухватил Скуталу за передние ноги, и одним движением вытащил ее из дыры. В следующий же миг жеребец оказался на полу, сбитый с ног неожиданным прыжком своей подопечной.

— Пошляк, дурак, извращенец, растлитель!.. – эти и многие похожие слова срывались со смеющихся губ пегаски, пока та для порядка игриво колотила упавшего пегаса. Тот, принимая правила игры, шутливо отбивался, хохоча в голос.

— Вот тебе, вот, вот, получай! – разошлась кобылка. Увлекшись «избиением», она упустила момент, когда жеребец, странно извернувшись, неуловимым движением уронил ее на пол. – Эй! – начала было возмущаться Скуталу. – Поставь где взял!

— Ну уж нет! Моя очередь! – и прежде чем пегаска успела и слово сказать, Коппервинг быстрым движением прижался губами к ее животу и резко дунул. От щекотки и получившегося забавного звука, кобылка захихикала. – А, тебе уже смешно? А вот так?! – он снова прижался к животу, и принялся выводить затейливые рулады, доводя Скуталу почти что до истерики щекоткой и смехом.

Обессилив от смеха, они развалились прямо на полу. Немного отдышавшись, Скуталу решила задать пегасу один давно вертящийся у нее на языке вопрос:

— Эм… Коппервинг?

— Да, Скут? – лениво отозвался тот.

— Скажи, а… как ты получил свою Метку? – Пегаска указала копытом на его бедро, где на фоне рыжевато-коричневой шерстки красовался большой бронзовый кубок с цифрой три посередине. – И что она вообще значит?

— А, моя Метка… — жеребец закатил глаза. –Это целая история… Давай ты заваришь нам чаю, а я, так уж и быть, расскажу.

Спустя минут десять, пегасы попивали на кухне горячий чай. Скуталу хлопотала с посудой, а Коппервинг собирался с мыслями. Не то что он не любил про это рассказывать… просто в свое время рассказывал столько раз, что эта история успела ему поднадоесть. Вздохнув, он начал рассказ.

— Десять лет назад, когда я был еще младше, чем ты сейчас, меня отправили в летний лагерь. Но не в лётный, для одних только пегасов, а в обычный, куда приезжают в основном единороги и земнопони. Ну что могу сказать – лагерь был отличный, впечатлений хороших – куча! Но больше всего запомнились тамошние состязания. Десять команд, по восемь пони в каждой, должны были показать себя в групповых и индивидуальных испытаниях и дисциплинах, зарабатывая очки как для себя лично, так и для команды в целом. Задания были разные – на скорость, силу, ориентирование по местности, соображалку… По хитрой системе подсчитывались очки за мастерство выполнения, время, результаты – и, как потом выяснилось, командный дух. Я сам выступал неожиданно успешно, а вот остальные… в общем, с командой мне не повезло. Одна кобылка получила травму и выбыла, еще двое было просто младше остальных года на два… В итоге я остаюсь последним из команды, кто еще не прошел последний тест, и передо мной маячит интересный выбор… Я мог набрать очки лично для себя, получив высший балл и первое место, а моя команда при этом оказывалась в аутсайдерах… Либо же сосредоточиться на командных баллах, и тогда мы еле-еле, но набираем на третье место – вот только в личном зачете я оказываюсь в самом конце. Тот еще выбор, скажу я тебе…

— И… что же ты решил?

— Ну, раз на моем боку не золотой кубок с единичкой… — съязвил Коппервинг. – И да, тогда же, на церемонии награждения, в кругу наперебой благодарящей меня команды, я и получил свою Метку. Лучшая награда, никакой кубок и медали и рядом не стояли!..

— А… а что она значит-то? – недоуменно спросила Скуталу. – Ну ты принес команде призовое место и кубок, молодец и все такое… но что значит твоя Метка? К чему она тебя призывает и так далее?

— Хороший вопрос, мелкая, – хмыкнул пегас. – Сперва я и сам не знал. Просто радовался этому кубку с тройкой на своей заднице… а потом стал думать и недоумевать. “Неужели это знак того, что мне вечно ходить в неудачниках” — думал я? Помнится, на этой почве у меня чуть не случился нервный срыв. Спасибо родителям, отправили меня на прием к одному спецу по этим вопросам, аж в Кантерлот.

— И что, помогло?

— А как же. Спецом оказалась старая земнопони. Расспросила меня обо всех обстоятельствах, что делал, как получил… А потом и выдала – твой талант, мол, заключается в командной работе. Будешь помогать другим, работать вместе с ними – будет у тебя все хорошо и замечательно, счастлив будешь и все такое. Я еще возмутился тогда – “Что за бред? Помогать другим? А как же я сам?” Невольно представлял себя сиделкой в доме престарелых или нянькой в детском саду. А потом сообразил – все мы что-то да делаем, кому-то помогаем, кем-то работаем. Ну а у меня Метка – на все случаи жизни! Работай – кем хочешь! Будь – кем хочешь! Главное, приноси пользу и помогай другим. И осознав это, я примирился и с Меткой, и с собой в целом.

— Вау! Круто!.. – восторженно протянула Скуталу, с неким сожалением посмотрев на свой пустой бок. Заметив ее расстроенный взгляд, Коппервинг шутя пихнул ее копытом.

— Эй, не расстраивайся ты так! У тебя тоже рано или поздно появится Метка, и я не сомневаюсь, что она будет еще круче моей!

— Вот именно – рано или поздно. Скорее уже поздно… — пегаска посмурнела. – Почти у всех в нашем классе есть Метки! У многих жеребят младше меня есть Метки! Одна я, да подруги мои, ходим пустобокими…

— Кстати о подругах. Ты, Свити Белль и Эпплблум – как вы там себя называете… Меткоискатели, правильно? Пробуете вместе заниматься всяким-разным, в поисках своих Меток?

— Именно так! – то ли с гордостью, то ли с отчаянием в голосе выпалила Скуталу. – Мы решили, что если приложим достаточно усилий, то получим свои Метки – и получим за одно и то же дело!

— Ага, вот оно что, – хмыкнул пегас. – Ну и чем последним вы занимались?

— Пытались вязать крючком, — скривилась кобылка.– Мне показалось ужасно скучным, но у Свити Белль вроде бы что-то получалось. Но сегодня мы пойдем пробовать получить Метки игроков в теннис!

— Скуталу… а тебе самой чем бы хотелось заниматься в жизни? Что тебе нравится? Что ты умеешь делать – и делать хорошо?

— Ну… я не знаю даже… — растерялась кобылка. – Я очень хочу научиться летать. Больше всего на свете!..

— Ну летать-то я тебя научу, а дальше что? Летать всю жизнь, просто чтобы летать? Это так тебе в Вандерболты надо, это они у нас только и делают, что летают… — Коппервинг раздраженно всхрапнул. Даже сейчас, после окончательного, судя по всему, расставания с Дэш, одно лишь воспоминание об этих летунах выводило его из себя.

— Я хочу летать, но честно сказать, к Вандерболтам я бы не пошла. Одно дело смотреть на их выступления, а другое – быть в их команде. Тренировки и выступления, постоянно на виду, гастроли по всей Эквестрии – нет уж, спасибо. Вступая в их число, ты становишься больше членом команды, чем самим собой. Ответственность и все такое. А разок облажаешься – и все будут помнить не то, как ты хорошо летал, а как ты запорол выступление.

— Ты на удивление здраво мыслишь, но давай-ка чуть вернемся назад. Дискорд с Вандерболтами, чем хочешь заниматься ты? Что тебе нравится?

— У меня неплохо получается делать всякие трюки, еще мама научила… — начала перечислять пегаска. – Опять же, координация движений хорошая, и я довольно ловкая – в прошлом приюте был кружок танцев, мне там нравилось. Ну и на самокате катаюсь хорошо…

— Вот видишь, уже и задел какой-никакой есть. Ну а вязание – оно что, по душе тебе было? – Кобылка отрицательно замотала головой. – Ну а теперь представь, что ты получила бы Метку в виде клубка пряжи и пары спиц! У тебя теперь есть метка, ву-ху! – Коппервинг картинно зацокал копытами. – Ты больше не пустобокая! Вот только будешь ли ты радоваться такой Метке? – Побледневшая пегаска испуганно завертела головой. – Ну вот видишь! Занимайся тем, что тебе близко и что тебе нравится. Твоя Метка появится – рано или поздно, так или иначе.

— Но мы хотели получить их вместе!

— Скути, вы все трое – совершенно разные пони, со своими интересами и талантами. Вас объединяет дружба, и это здорово. Но должны ли вас объединять еще и одинаковые Метки? – Выдержав паузу, Коппервинг продолжил. – Вот представь себе, к примеру, Пинки Пай, Рарити и Флаттершай с одинаковыми метками – пусть будет как у Пинки, с шариками? Ты можешь себе представить, как Рарити устраивает детский день рождения? Или Флаттершай – веселит жителей спонтанной песенкой? Одна только Пинки будет на своем месте. И это правильно – они разные, но это совершенно не мешает их дружбе. Так и ты с подругами – найдите что-то свое, что вам нравится и интересно, занимайтесь этим – и оставайтесь друзьями.

На кухне воцарилось молчание. Наконец, просветлев лицом, Скуталу посмотрела на пегаса.

— Кажется, я поняла. Надо будет это еще обдумать вместе с Блум и Белль, но мне кажется, что они тоже поймут. “А ведь так просто – пробовать себя в том, что тебе действительно нравится, но при этом получая поддержку со стороны подруг! Не заниматься через силу тем же вязанием или зельеварением, а сосредоточиться на акробатике, танцах, спорте!..”. Поток восторженных мыслей прервал бой часов. “Ох ты ж конские яблоки! Я уже опоздала!”. Вскочив, пегаска заметалась по кухне, торопливо убирая со стола.

— Да беги уже, я уберу! – улыбнулся ей Коппервинг. – Только не до ночи, не как в тот раз!

— Спасибо! Я буду вовремя! – уже на бегу прокричала ему пегаска. Хмыкнув, жеребец убрал со стола, и начал собираться на пикник.

Место, которое они выбрали, было почти полностью окружено густым хвойным лесом. Открывающийся отсюда вид завораживал: вздымающиеся на горизонте остроконечные вершины гор, укрытые снежными шапками, безмятежная водная гладь и неспешно плывущие вдалеке лодки. Вот только всю эту идиллию отравляли мысли о комарах и прочих надоедливых насекомых…

Но Твайлайт, как и всегда, предусмотрела все возможные мелочи. Пустив в ход магию, единорожка сотворила отпугивающее кусачих гадов заклятие, и теперь единственное, чего мог опасаться Айроншилд – это внезапная перемена погоды. Однако и тут все было схвачено – по расписанию сегодня должно быть солнечно и без осадков. Человек все никак не мог привыкнуть к тому, что погоду здесь не прогнозируют, а, так сказать, заказывают. Следуя приказам сверху, пегасы из погодного патруля разгоняли тучи, когда требовалось или же наоборот – устраивали проливной дождь. Как раз по этой причине Рэйнбоу Дэш и не смогла составить им компанию, пропадая где-то на дальних границах региона Понивилля в борьбе с так некстати надвигающимся циклоном.

Пока Твайлайт и Флаттершай нежились под теплыми лучами солнца, остальные, не задумываясь, сиганули в озеро, нарушив царившую вокруг безмятежность радостными криками и громкими всплесками. Благодаря Флаттершай, человеку не пришлось в этот раз плавать, в чем мать родила. Взяв за основу его брюки, она сшила ему что-то вроде плавок. Так что теперь мужчина мог, без какого либо стеснения, присоединиться к остальным. За свой амулет Айроншилд не волновался: усиленную магией цепочку было практически невозможно разорвать; а благодаря этой самой магии, амулет никогда не слетал – даже во время тренировок с Рэйнбоу Дэш.

Вдоволь наплававшись, Айроншилд уже собрался было позагорать, как вдруг ему в голову прилетел резиновый мяч.

— Попала! – раздался победный возглас Пинки Пай. – Один ноль в нашу пользу!

Повертев мяч в руках, Айроншилд недоуменно посмотрел на стоящую на берегу розовую кобылку:

— Мы уже во что-то играем? — спросил он. — Ну и какие правила?

Правила были до невозможности просты – набить как можно больше очков, путем выбивания мячом команды соперника. Обычные вышибалы, знакомые любому ребенку. За одним исключением – проходили они на воде.

Как оказалось, на команды они тоже успели поделиться: с одной стороны Коппервинг и Айроншилд, с другой – Пинки Пай и Эпплджек. Человеку вначале это деление по гендерному признаку показалось несколько нечестным, но первое же попадание от ковбойши заставило его кардинально поменять свою точку зрения: в ушах звенело так, будто ему заехали не надувным резиновым мячом, а самым настоящим футбольным. Словно этого было недостаточно, броски Эпплджек отличались почти снайперской точностью – проще было перехватить мяч, чем увернуться от него. В противовес своей подруге Пинки бросала мяч, исповедуя принцип “куда бог пошлет”. Но вот попасть по ней самой было той еще задачкой: кобылка легко могла в один миг скрыться под водой и оказаться в совершенно неожиданном месте – иногда еще и с мячом в копытах… После таких бесцеремонных нарушений всякого здравого смысла алимантия пегасов начинала казаться человеку чуть ли не детской забавой.

— Таймаут! – сложив руки буквой “Т”, объявил Айроншилд после того, как очередной пушечный выстрел ковбойши оставил пегаса считать летающих вокруг его головы параспрайтов.

— Лучше сразу сдавайтесь, — победно стукнувшись копытами с Пинки Пай, усмехнулась Эпплджек. – У вас уже такое отставание по очкам, шо вам ни в жизни нас не догнать.

Беззлобно махнув в ее сторону рукой, человек подплыл к Коппервингу:

— Компадре, не хочется этого признавать, но она права. Нам надо срочно менять тактику.

— Ком-пот? – смаргивая все никак не проходящие перед глазами цветные круги, недоуменно

посмотрел на него жеребец. – посмотри в корзинке.. вроде бы Пинки брала с…

Стараясь игнорировать очередную шутливую издевку Эпплджек, Айроншилд встряхнул друга за плечи:

— Не время прохлаждаться, боец! – с разгорающимся в глазах азартом, посмотрел он на Коппервинга. – Или ты хочешь поджать хвостик и сдаться на милость победителя?!

Пегас еще раз мотнул головой и бросил на кобылок ехидный взгляд:

— Нет, конечно! – изображая уязвленную гордость, воскликнул он. – Мне хватило и твоего примера.

Человек был уже готов удушить его за эти слова, но желание доказать, что у них еще найдется трюк-другой в запасе, оказалось сильнее. Положив Коппервингу руку на плечо, он начал излагать свой тактический замысел.

Первая уловка, на удивление Айроншилда, сработала, как часы. Дождавшись, когда пегас перехватит мяч и все внимание кобылок будет переключено на него, человек нырнул под воду и изо всех сил поплыл к Пинки Пай. Он еще только начал показываться на поверхности, а Коппервинг уже мастерски выполнил пас в его сторону. Позволив себе долю секунды, чтобы насладится этим бесценным выражением на лице розовой кобылки, мужчина легким – почти небрежным – броском заработал им еще одно очко. Какими бы способностями не обладала Пинки Пай, но даже они не могли помочь ей увернуться от брошенного почти в упор мяча.

— Ух ты! Это было просто супер! – тут же воскликнула она, опередив победные крики другой команды, несколько смутившейся от такой реакции. – Да, ЭйДжей?

— Скорее, эт было не по правилам, — недовольно нахмурившись, заметила ковбойша. – У нас такого уговора не было.

— Победителей не судят, знаешь ли, — поддел ее Коппервинг. – Кстати, мяч опять у нас.

В чем-то пегас был прав, и каких-то особых правил в этой игре не было: знай, попадай по противнику мячом и сам не забывай от него уворачиваться. Разумеется, никто бы и не подумал использовать всякие запрещенные приемы, вроде удушения или болевых, но остальное – почему нет? И как раз сейчас представители сильного пола собирались разыграть еще одну, с позволения сказать, комбинацию.

План был довольно прост, хоть и с большими допущениями. Вначале намеренно позволить Пинки Пай перехватить инициативу, а точнее – мяч. Обычно она пасовала Эпплджек, чтобы та уже как следует засадила по одному из соперников. И тут в дело вступал Айроншилд. Кобылки еще не начали акцентировать на нем свое внимание, поэтому он, как и в прошлый раз, должен был незаметно подплыть к ковбойше и перехватить или выхватить у нее мяч – тут уже, как получится.

Подплыть тайком и внезапно выскочить перед ней, у человека получилось, а вот дальше все пошло наперекосяк. Хватка кобылки была настолько сильной, что вместо мяча, Айроншилд потянул ее саму. На несколько секунд он скрылись в туче брызг, из которых то и дело показывалось копыто, рука или этот пресловутый мяч.

— Ну всё… — раздалось яростное шипение Эпплджек, когда они прекратили баламутить воду своей возней, и волны немного поутихли. – Ты напросился, сахарок.

Смахнув со лба мокрую прядь гривы, она бросилась на человека, собираясь проучить его как нашкодившего жеребенка.

— Хочешь, борьбы? Ну что ж, получай! – крикнула кобылка, прежде чем они оба погрузились под воду.

Не знай Коппервинг свою подругу достаточно хорошо, то уже кинулся бы разнимать их, боясь, как бы она не утопила Айроншилда. Но Эпплджек всего лишь хотела поставить зарвавшегося жеребца на место – пусть и в несколько грубой манере. Пожалев, что Пинки не захватила с собой попкорн, он решил не вмешиваться и просто наслаждаться шоу.

— Эй, я с вами! – в отличие от пегаса розовая кобылка не собиралась отсиживаться в стороне и присоединилась к всеобщему, как ей казалось, веселью.

Борьба превратилась в настоящую кучу малу. Эпплджек пыталась поймать человека в захват, стараясь при этом спихнуть повисшую на ее плечах Пинки. Айроншилд уже совсем ничего не понимал и делал все возможное, чтобы просто выбраться из этого хаоса.

Последней каплей были едва не стянутые с него плавки:

— Брейк! – воскликнул мужчина, разведя руки в стороны – буквально за секунду до того, как Твайлайт собралась пустить в ход телекинез. – Думаю, я понял урок – никакого рукоприкладства в вышибалах.

Ковбойша собиралась было продолжить свою обвинительную тираду, но сконфуженный взгляд человека и удивленное лицо Пинки, вместо этого заставили ее громко рассмеяться.

— Шо, уже выдохся? – тем не мене усмехнулась она, дав единорожке знак не беспокоиться. – А я вот только разогреваюсь.

Айроншилд искоса взглянул на розовую кобылку, готовую в любой момент продолжить веселье, и отрицательно покачал головой:

— Вас двоих мне не сдюжить. Но, если ты хочешь продолжить, то я к твоим услугам, — ехидно ответил он и вдруг почувствовал себя неловко, осознав двусмысленность только что сказанного. – Я хочу сказать… — тут же начал оправдываться человек, буквально чувствуя, уже готовую вырваться наружу очередную сальную шуточку Коппервинга. — … что, нет… я не выдохся…

Эпплджек фыркнула и махнула на него копытом:

— Как скажешь, сахарок. Ладно, не знаю, как вы, а вот я знатно проголодалась – готова умять с дюжину эклеров. – С этими словами она вместе с Пинки Пай направилась к берегу.

Провожая ковбойшу взглядом, Айроншилд подумал, что и сам бы не прочь перекусить. Да и принять солнечные ванны в такую прекрасную погоду, было бы очень… Тут его мысль споткнулась и уступила место другой. “ЭйДжей, конечно, не девушка, но… черт возьми… до чего же хорошо она сложена… Эти капли воды так соблазнительно стекают по ее упругим бедрам, лишний раз подчеркивая и без того спортивную фигуру… а мокрый хвост, прилипший к ее телу... открывает такой прекрасный вид на ее…”

— Нравятся крепкие кобылки? – человек настолько потерялся в своих желаниях, что не заметил подплывшего к нему Коппервинга. Пегас, конечно, не был уверен на все сто процентов, но, Дискорд его побери, что еще могло послужить причиной этой отвисшей челюсти? “Того и гляди на слюну исходить начнет”.

Мужчина повернулся к нему и непроизвольно сглотнул:

— Ч-что? – удивленно переспросил он, все еще не понимания или не желая признаваться – в первую очередь самому себе – что сейчас произошло. – Н-нет… Просто задумался.

Коппервинг прищурился и перевел взгляд с него на Эпплджек, уже вовсю уплетавшую эклеры, которые принесла Пинки Пай.

— М-м-да?.. – скептически протянул он. – Ну, как знаешь, как знаешь…

— Слушай, ты… — тут же начал заводиться Айроншилд, — … детектив хренов, хватит уже докапываться! Говорят же тебе – задумался. – Не желая продолжать эту неловкую тему, он направился к берегу.

— Кхм, Рони… я бы на твоем месте повременил с выходом из воды…

“Клянусь, если он еще раз назовет меня “Рони”…”

— Это в честь чего?! – из последних сил сдерживая свое бурлящее негодование, спросил он.

— А ты вниз глянь – авось, ясно станет, — как можно более серьезным голосом пояснил пегас.

Айроншилд раздраженно фыркнул и опустил взгляд:

— Ну и что я там должен… — начал он, но осекся на полуслове, — Ох ты ж е-е-ежик… — прошипел мужчина и тут же сделал пару шагов назад, чтобы вода скрыла его топорщащиеся плавки.

Видя, что его друг в своем смущении сейчас способен переплюнуть Флаттершай, Коппервинг с трудом, но все-таки подавил свою беспардонную натуру. Его догадки оправдались – для начала этого было вполне достаточно.

— Расслабься, я тебя прекрасно понимаю, — сказал он. – Думаешь, почему я сам до сих пор не вылез?

На самом деле пегас слукавил. В большинстве своем пони не прикрывают одеждой свои интимные части, и соблазнивший мужчину вид Эпплджек оставил в памяти жеребца лишь приятные впечатления от спортивного тела. Так что, сказанное Коппервингом являлось не чем иным, как проявлением солидарности.

— О, серьезно? – воскликнул человек, проклиная свои чертовы животные инстинкты. – То есть у тебя тоже… того… на представительницу совершенно чуждого вида?!

— Нет, но Дэш как-то рассказывала, что ее подруга Гильда – она грифон, если что – весьма сексуальна, когда злится, — усмехнулся Коппервинг. – Так что, как знать?

— Все хорошо, чемпион… ты спокоен и хладнокровен… как камень… — не слушая его, Айроншилд старался унять свои желания всеми возможными ему способами.

Пегас вздохнул и закатил глаза. После чего отвесил своему приятелю пару крепких пощечин, приводя того в чувство.

— Ну как, полегчало? – спросил он.

— Вроде бы… — проведя руками по лицу, неуверенно ответил человек и прислушался к своим ощущениями. – И это… чтобы никому!..

Коппервинг рассмеялся и похлопал его по плечу:

— Да без проблем. Но рано или поздно…

— Лучше поздно.

— Так… сейчас-сейчас… на “С”… — бормотал Коппервинг, шепотом перебирая названия известных ему городов. – Во, Сталлионград!

Следующей была очередь Пинки Пай, и розовая кобылка сосредоточенно сложив копыта перед собой, переводила взгляд на каждого из своих друзей, словно пытаясь найти подсказку у них в голове.

— Хор-р-роший ход, Коппервинг, — похвалила она пегаса и окончательно погрузилась в свои мысли.

Коппервинг расслабленно откинулся назад – Пинки не была сильна в географии, так что на несколько минут можно было позволить своим мозгам отдохнуть. Сквозь прикрытые веки пегас наблюдал за Айроншилдом, который – по понятной причине – отказался играть в города, но с интересом наблюдал за остальными. Кроме Эпплджек. После той неловкой ситуации его друг старался не пересекаться с кобылкой взглядом и держался по отношению к ней отстраненно. Иными словами, вел себя, как закомплексованный подросток на выпускном балу – и это с учетом того, все игры были сугубо словесными. Коппервинг усмехнулся: хорошо еще, что он забыл прихватить с собой твистер, иначе бедняга совсем бы себе места не находил. Подобное поведение человека не осталось незамеченной и самой ковбойшей. Её поначалу удивленный взгляд очень скоро сменился самым настоящим раздражением. А зная Эпплджек, она не преминет случаем высказаться с присущей ей прямолинейностью. Коппервингу оставалось только иронично улыбаться, видя, как своим поведением его друг продолжает рыть с завидным упорством себе могилу. “Интересно, все люди такие или только этот?”

Закончив с игрой в города, друзья стали потихоньку сворачивать пикник и собираться домой. Пока Эпплджек была занята разговором с Твайлайт, пегас подошел к Айроншилду – смотреть на его жалкие потуги изображать из себя видимое спокойствие, было уже попросту смешно.

— Все страдаешь? – спросил Коппервинг. – Да-да, знаю – я хренов детектив и все такое, — саркастически добавил он, после разыгранного человеком “искреннего” удивления. – А ты – хреновый актер и наивней жеребенка, если думал, что никто ничего не заметит.

Айроншилд бросил на приятеля хмурый взгляд:

— Я думал, что мы решили не возвращаться к этому вопросу, — буркнул он и, не удержавшись, украдкой посмотрел на ковбойшу.

— Да я тоже думал, но, видимо, придется.

— Без обид, конечно, но какое тебе дело до всего этого?

Коппервинг присел на поваленное давним ураганом дерево:

— А все просто, — дождавшись, когда Айроншилд нехотя последует его примеру, сказал пегас, — хочу помочь своему другу. Вполне себе причина, как считаешь?

— Ну отлично, — проворчал мужчина, — только разговоров по душам мне и не хватало.

Теперь уже пришел черед Коппервинга злиться — это упрямство начинало понемногу раздражать пегаса. Только слепой бы сейчас не заметил, что человек хочет выговориться, но по какой-то неведомой причине идет на попятную. Знай жеребец людей получше, то понял бы — в отличие от пони им зачастую требовалось проявить определенные волевые усилия, чтобы заставить себя пойти на такой откровенный разговор.

— Ты же понимаешь, что ничего страшного не произошло? – выдохнув и успокоившись, спросил он. – Ну подумаешь – засмотрелся на кобылку. С кем не бывает?

В конце концов, Айроншилд сдался, и устало провел ладонями по лицу:

— С людьми… С людьми не бывает, — ответил он. – Во всяком случае, не должно такого быть.

— Да отчего же?!

Тут человек задумался. Нет, он ясно представлял себе, почему не может просто махнуть рукой на произошедшее, но как сказать об этом Коппервингу? Сказать как есть, мол, у нас это называется зоофилией? “А что такое зоофилия?” – сразу же спросит пегас. После разъяснений он ведь и обидеться может – не очень-то приятно, когда тебя сравнивают с неразумными животными. “Животными… ну хорошо, пони… здешние пони ими, как ни крути, не являются. Ну и кто я тогда – ксенофил, что ли? Мда… звучит ничуть не лучше. Ох, и сожгли бы меня кое-где за подобные еретичные мыслишки – как пить дать, сожгли бы”.

— Это против наших правил, — наконец ответил он. – Это неправильно.

Жеребец нахмурился, не понимая, что тут такого страшного. Но мужчина говорил столь уверенно, что люди, должно быть и вправду, считали межвидовые связи самым настоящим табу. Или же у самого Айроншилда имелся пунктик на этот счет. Решив прояснить для себя этот вопрос, Коппервинг неуверенно спросил:

— Неправильно, что ты можешь испытывать естественные позывы при виде привлекательной кобылки?

— Кобылки… — мужчина нервно рассмеялся, — Вот именно, что “кобылки” – дикость какая-то…

— Та-а-ак, а скажи-ка мне, приятель, когда ты последний раз расслаблялся в обществе коб… то есть этой вашей… ну как ее…

— Женщины, — на автомате поправил его Айроншилд, — но вот это тут при чем?

Коппервинг усмехнулся:

— Видимо, давненько – раз отвечать не хочешь. Тогда это многое объясняет.

— Так просвети же меня, о Зигмунд Фрейд! – с наигранной мольбой всплеснул руками человек. – Только давай без сигар.

— Слишком продолжительное воздержание, — менторским тоном заявил пегас, чуть было не спросив кто такой этот Зигмунд, и при чем тут сигары, – гормоны играют похлеще, чем у кобылок во время охоты – вот твое подсознание и подталкивает тебя к вполне естественным действиям. Именно естественным, прошу заметить.

Айроншилд выдал очередной смешок и взъерошил волосы на голове:

— Вжар… то есть завалить… аргх! Ну ты меня понял.

— Именно, — улыбнулся Коппервинг. – А все, что естественно – не безобразно, — тут его кольнула одна неприятная догадка, и он, на всякий случай, спросил. – Ты ведь не из этих? Ну… жеребцов-затейников?

Айроншилд шумно втянул ноздрями воздух, когда до него дошло значение последнего слова, и бросил на пегаса испепеляющий взгляд. Жеребец непроизвольно подался назад, решив что человек сейчас не сдержится и все-таки заедет ему по физиономии.

— Нет, — успокоившись, бросил в ответ мужчина. – Иначе бы я положил взгляд на тебя, сладенький.

— Хах! Начинаешь хохмить – эт хорошо, — усмехнулся Коппервинг. – Значит я, тем более прав, и тебе не о чем беспокоиться. Просто найди себе милую кобылку, — пегас посмотрел куда-то в сторону. – Вон, та же Флаттершай – ну чем тебе не…

Не дожидаясь, пока его друг зайдет не в ту степь, Айроншилд протестующе поднял руки:

— Так, погоди-ка. Допустим – только допустим – ты типа меня убедил и все такое. И теперь ты предлагаешь мне, какому-то хмырю из леса… гм… покрыть свою подругу? Это тоже по-твоему нормально?

— Рони, ты вообще следишь за тем, что я говорю?

— К сожалению, да… — человек задумался, словно решая, задавать вопрос или нет. – Окей, я пожалею об этом, но – почему именно Флаттершай?

— Ну ты уже столько времени живешь у нее дома. Столько вечеров наедине друг с другом, — Коппервинг ехидно улыбнулся. – Да и она сама…

— Всё-всё, зря я спросил – не продолжай.

Повисло напряженное молчание, прерываемое стрекотанием кузнечиков да доносившимися разговорами кобылок.

— Ну и что ты решил? – бросая тревожные взгляды на спорящих о чем-то Эпплджек и Флаттершай, спросил пегас. А судя по тому, как оранжевая пони только что посмотрела на человека, последнему предстоял еще один непростой разговор.

— Оставлю всё, как есть, — ответил Айроншилд. – Пусть в чем-то ты и прав… наверное.

— То есть?

— То есть, я постараюсь не париться из-за своих, — мужчина сделал выразительный жест руками, — естественных желаний и не заглядываться лишний раз на кобылок, разгуливающих в чем мать родила, но следовать твоему совету не собираюсь.

Коппервинг пожал плечами, но спорить дальше не стал. Да и какой смысл – этот все равно продолжит стоять на своем, и никакими аргументами до него не достучишься. “Эти два упрямца стоят друг друга. В каком-то смысле даже жаль, что он другого вида – та еще пара бы получилась…”

— Ну, дело твое, — с деланным равнодушием сказал жеребец. – Но так, на всякий случай, если вдруг надумаешь, то про нее забудь – там тебе ловить нечего.

— Да не собираюсь я ничего!..

— Значт так, Айроншилд, — уже на подходе к ним начала Эпплджек с явным намерением расставить точки над “и”, — я не знаю, какого сена происходит, но изволь объясниться! — подойдя к человеку почти вплотную, она не сводила с него пристального взгляда. – Я, конечн, понимаю, шо мы немного повздорили, но почему ты продолжаешь вести себя, как трухлявое полено из-за такой-то ерунды?!

Коппервинг тут же вскочил и предусмотрительно встал между ними, чувствуя, что еще немного и его друг может разразиться словами, о которых потом сам пожалеет.

— Хей, Эпплджек, — положив ее копыто на плечо, примирительным тоном сказал пегас, — у вас просто возникло малюсенькое недоразумение. Позволь мне объяснить, – слегка пнув задней ногой человека, чтобы тот не встревал, жеребец продолжил. – Думаю, ты уже знаешь, что люди – в отличие от нас – обычно ходят в одежде.

— Да, я заметила, — гневно фыркнув, ответила кобылка. – И шо?

— И вид соблазнительного обнаженного тела наталкивают их на определенные мысли, — не давая Айроншилду вставить ни слова, Коппервинг собирался закончить. Пусть он и обещал человеку, что будет держать рот на замке, но это был как раз тот случай, когда данным словом можно и нужно пренебречь. – А ты у нас такая фигуристая, что вогнала беднягу в краску. Вот он и пытался всячески тебя избегать. Глупо, конечно, но что же с них, людей, взять?

Не дожидаясь, пока до нее дойдет, пегас ободряюще похлопал их обоих по плечу:

— Теперь, когда вам есть, что обсудить, я позволю себе удалиться, — подмигнув напоследок Айроншилду, жеребец с чувством выполненного долга оставил их наедине.

Заявление Коппервинга грянуло, как гром среди ясного неба, и Эпплджек, сосредоточенно сдвинув брови, решала для себя, как на все это реагировать и какие эмоции она должна испытывать. Будь Айроншилд жеребцом ей, безусловно, льстило бы подобное внимание. С другой стороны, ничего похожего на негодование или гнев она также не почувствовала. Скорее, она была просто удивлена – не более.

— Так это правда? – спросила она. – Коппервинг ничего не придумал и не приукрасил?

Человек вздохнул и потер переносицу, давая себе еще несколько секунд на раздумья.

— Нет, — ответил он. – То есть да, Коппервинг не соврал, и все это чистейшей воды правда.

— Я-я-ясно…

— Слушай, прости меня, — испугавшись, что Эпплджек были отвратительны похотливые взгляды двуного пришельца, сбивчиво начал извиняться Айроншилд. – За то, что вел себя, как кретин. И за то… что вообще посмел на тебя так посмотреть. Просто… блин… — чертыхнувшись, он нашел в себе силы посмотреть ей в глаза. – Ладно, давай по честноку: я не могу обещать, что такого больше не повторится… в смысле, что у меня больше не возникнет сомнительных мыслей на твой счет. Но, честное пионерское – идиотского поведения в моем исполнении ты больше не увидишь.

— Пионеры? А они что…

— Да, они просто супер-честные, — улыбнулся человек. – Ну что, все нормально?

-Да, все нормально, и я не в обиде, только… — Эпплджек видела, что это признание далось человеку нелегко, но ради успокоения своей совести и для того, чтобы развеять его возможные надежды она все же сказала. – Но, шоб потом не было недопонимания. Ты – славный жер… человек, но не в моем вкусе: ты – не пони.

— Хвала богам! – облегченно вздохнул Айроншилд, чем окончательно сбил ковбойшу с толку. Она ожидала несколько другой реакции: грустный взгляд, всякие “ну может у нас бы все получилось” – или как там описывала Рарити мольбы охаживающих ее и получивших отказ жеребцов. – Я о том же – мы же с тобой разных видов.

— Рада, шо у нас тобой одинаковые взгляды на этот вопрос, — усмехнулась Эпплджек. “Подгори моя шарлотка, а по нему так сразу и не скажешь. Ну и ладненько. Не хватало еще, шоб бегал за мной, как Спайк за Рарити”. – Идем тогда, а то остальные на нас уже странно смотрят.

Поправив свою бессменную шляпу и дав понять, что вопрос исчерпан, она развернулась, намереваясь оставшиеся вещи и двинуть домой. Но Айроншилд с неожиданной поспешностью проскочил вперед нее:

— Обычно я пропускаю кобылок вперед, но не в этот раз, — смущенно извинился он. – Ты уж прости.

— Эт поче… — нахмурилась было Эпплджек, но выразительный взгляд, брошенные человеком на ее метку, расставил все по своим местам. – Только после Вас, — закатив глаза, проворчала кобылка. – Только после Вас…

Лето стремительно подходило к концу: Эпплы уже вовсю собирали урожай, ученики готовились к новому учебному году, а остальные жители Понивилля просто наслаждались теплыми деньками. К слову сказать, деление на времена года здесь было таким же, как и у людей. Кроме месяцев, количество которых равнялось восьми, а не привычным для человека двенадцати. Посему выходило, что по людским меркам уже больше двух месяцев он проживает в этом мире на правах вынужденного переселенца – слово “беженец” ему не нравилось. Если уж он и сбежал от чего-то, так это от своей смерти.

За это время он постепенно втянулся в размеренный ритм своей новой жизни. Какая-никакая, но работа и поддержка новых друзей – а своим характером Коппервинг так вообще почти полностью копировал одного его старого друга — не давали ему утонуть в тоске по дому. Так что перспектива остаться тут навсегда хоть все еще и пугала его, но уже не представлялась ниспосланным богами адом.

Да и эти недели пронеслись очень быстро – уж что-что, а скучать ему не давали. То Твайлайт, выкроив несколько свободных часов, навестит его с предложением продолжить их магические эксперименты: выяснилось, что люди крайне неохотно поддаются наложению на себя иллюзорных заклинаний – на данный момент единственное, что удалось единорожке это на какое-то время поменять цвет его одежды и волос. Или занятия по эквинскому с Флаттершай, в которых она показала себя умелым и терпеливым учителем – человек никак не мог справиться с мелодичностью, присущей новому для него языку, произнося все слова отрывисто и грубо, но читать и писать простейшие фразы был уже в состоянии. И, конечно же, Коппервинг… в своей обычной беспардонной манере он продолжал намекать Айроншилду, что неплохо бы уже отбросить предрассудки и пригласить на свидание одну миловидную кобылку, которая наверняка ему не откажет. Дошло до того, что пегас однажды протянул ему парочку журналов пикантного содержания, предлагая “раз уж человек такой упрямый” помочь себе самому. Посылая каждый раз пегаса с подобными предложениями, человек использовал более приемлемый для него способ, выпуская пар на тренировках с Рэйнбоу Дэш. После них единственное, чего ему хотелось, это принять душ, и плюхнутся на кровать.

Сегодня как раз состоялась такая тренировка, и у человека было хорошее предчувствие: он уже успел немного изучить тактику радужной пегаски и намеревался если и не выйти победителем, то хотя бы закончить поединок в ничью.

— Молодец, Рони, — раздался одобрительный крик Рэйнбоу Дэш. – Грамотно предугадал мой маневр и уклонился. Осталось поменьше думать и побольше доверять инстинктам – тогда бы и контратака не прошла мимо.

Айроншилд усмехнулся и утер капающую из носа кровь – один из выпадов пегаски смог пробить блок и как следует заехать ему по лицу.

— Ага, добавить к этому твою молниеносную реакцию – и меня не победить, — не скрывая самоиронии, ответил он. – Тем не менее, я все еще стою.

После двух месяцев изматывающих тренировок Рэйнбоу наконец решила, что человек готов к первому тесту. И, надо признаться, кобылка не ограничилась одними лишь спаррингами. Специально для такого случая она разработала самую настоящую программу тренировок, включающую в себя отработку приемов, объяснение особенностей физиологии пегасов и даже несколько экскурсов в историю о сложившихся в мире Эквестрии школах боевых искусств. Сама кобылка не следовала на сто процентов ни одной из них, твердо веря в то, что приверженность одному стилю делает бойца излишне предсказуемым. Тренер Айроншилда был бы с ней солидарен. Но, признаться честно, навряд ли бы даже он смог забороть эту радужную бестию – уж слишком та была резкой и неудержимой.

— Ну, это ненадолго! – устремив на человека хищный взгляд, Рэйнбоу устремилась ввысь и резко рванула в сторону, намереваясь обойти его с фланга.

Айроншилд сделал вид, что пытается проследить ее траекторию движения – вместо этого он решил, как она сама советовала, довериться своим инстинктам. Вот она заходит на очередной вираж, будто бы собираясь устремиться в лобовую атаку… теперь молниеносный рывок в небеса, стараясь при этом оглушить его ударом крыльев… теперь она пикирует на него, уверенная, что двуногий растерялся…

— Попалась! – за долю секунды до удара Айроншилд падает на спину и обхватывает руками ее спину. Не давая пегаске возможности вырваться, он подключает к захвату ноги и подминает ее под себя. – Некуда бежать!

Рэйнбоу Дэш попыталась отпихнуть его, но куда там – хватка человека казалась крепче камня. Вероятно, что сравнение его с минотаврами было не так уж и далеко от истины. Первой мыслью было вцепится ему зубами в плечо, но это бы нарушило обговоренные заранее правила. Понятное дело, что ему просто повезло, и победителей не судят, но это торжествующий взгляд… эта ехидная ухмылка… “Видит Селестия, я этого не хотела!..”

— Похоже на очко в мою пользу, а? — сдавливая ее в своих тисках, Айроншилд не смог удержаться от помпезных речей. – Ну и что…

Чтобы он там не думал, но пегаска не собиралась сдаваться: собравшись с духом и проклиная себя, она впилась в его губы своими. Это был не какой-то мимолетный “чмок” – о, нет. Поставив на кон свою победу, Рэйнбоу поцеловала его, как следует – с языком и со всей страстью, с которой она всегда отдавалась своим стремлениям быть первой.

Такой внезапный ход не то, что смутил – буквально оглушил Айроншилда. Пегаске этого было более, чем достаточно. Выскользнув из его захвата, она поднялась в воздух, плюясь и кроя человека, на чем свет стоит.

— Чтоб тебя, лысенький – я теперь несколько дней не отобью твой привкус! – продолжала Дэш свою гневную тираду. – Ох, ну ничего, сейчас на тебе же и отыграюсь!

Отброшенный на спину, Айроншилд успел бросить полный растерянности и какой-то детской обиды взгляд на несущуюся на него кобылку. “Мне кранты…”

Поединок закончился очень быстро. Вне себя от того, что ей пришлось поцеловать человека, Рэйнбоу практически швыряла его по “рингу”, не давая встать на ноги или хотя бы прийти в себя. К счастью для мужчины, даже в порывах гнева пегаска продолжала сохранять некое подобие самоконтроля, не позволяя себе причинить тому существенный вред – синяки, ссадины и побитое в очередной раз эго не считались.

— Вот тебе еще один урок, Айроншилд – не болтай, когда не следует. – Сделав пару глотков, кобылка передала флягу человеку. – Упустишь победу.

Мужчина ополоснул лицо и устало откинулся назад, прислонившись спиной к дереву. Полянка, которую они выбрали для своих тренировок, сейчас больше походила на перепаханное битвой поле.

— Это было несколько нечестно, — ответил он, накинув легкую ветровку, которую сшила ему Рарити.

– Похоже на запрещенный прием.

— А вот и нет! Все правила мы с тобой обговорили и даже записали на бумаге: укус – да, был бы нарушением, а вот простой поцелуйчик… — ее передернуло, -… никто не запрещал.

— Ну, простым я бы его и близко не назвал, — усмехнулся человек. – Но вот то, что он был неожиданным – эт однозначно.

Кобылка легла на мягкую траву и довольно потянулась. Она была с ним полностью солидарна: не смотря ни на что, она смогла быстро найти выход из трудного положения, пересилить себя и зубами вырвать у него победу. Или, скорее, все же губами.

— А вот тебе и второй урок за сегодня, — менторским тоном заявила Рэйнбоу, — будь готов к любым неожиданностям.

— К такому себя подготовить невозможно…

Пегаска расплылась в улыбке от очередной похвалы, но уже через несколько секунд зашлась кашлем:

— Стоп-стоп-стоп! – вскочив и уставившись на Айроншлида, воскликнула она. – Только не говори, что тебе это понравилось.

— Пресвятые макароны, конечно же нет! – вернув кобылке удивленный взгляд, ответил он. – И рядом не стояло с поцелуем девушки.

Рэйнбоу с облегчением выдохнула и смахнула со лба воображаемый пот:

— Фуф, рада это слышать, — она собралась было плюхнуться обратно, но вместо этого оперлась копытом о землю и как-то уж слишком хитро посмотрела на мужчину. – Слушай, а ты… ну это… уже целовал кобылок до меня?

— Не-е-ет, — протянул он, нутром чуя тут какой-то подвох. – А почему ты спрашиваешь?

— Хе-хе-хе…

— Чё в этом смешного?

— Ну как же… — с трудом сдерживая смех, сказала она, — Получается, что я у тебя первая в этом плане.

Не зная, чего он сейчас хочет больше – придушить эту засранку или посмеяться вместе с нею, Айроншилд на некоторое время впал в прострацию. Вид его вытянувшейся от удивления физиономии был последней каплей – хрюкнув пару раз, Рэйнбоу повалилась на спину и разразилась хохотом. Ее пример оказался заразительным, и Айроншилд не смог удержаться от парочки смешков – и правда, ну что в этом такого?

— Да иди ты, — он беззлобно толкнул ее кулаком в бок, и пегаску накрыло по новой. – Будет зато, что внукам рассказать.

— Ага, — утирая слезы, поддакивала кобылка, — Первая в небе – первая во всем!

— Ну всё, сейчас я тебе покажу!

— О, да я смотрю, тебе все-таки понравилось – хочешь продолжения?

Завязалась шутливая потасовка. За последние месяцы они, пусть и не без скрипа, но сошлись характерами. Происходи подобное в каком-нибудь фильме, то все непременно бы закончилось любовной сценой – разумеется, не в случае этих двоих. Хотя, совсем без клише не обошлось и тут: два непримиримых соперника вначале начинают смотреть друг на друга с уважением, а потом между ними зарождается самая настоящая дружба – большего штампа надо еще поискать.

— Литлвиш, стой! – из-за ноги Рэйнбоу, заслонявшей ему обзор, Айроншилд не смог разглядеть происходящее, но привыкший отдавать команды голос почти наверняка принадлежал мистеру Дэйру.

— Убери свои копыта от моего жениха! – Жеребенок на полном ходу влетела в радужную пегаску, уложившую человека на лопатки, и принялась колошматить ее копытами.

— Ох, сейчас кто-то огребет… — недобро процедила Дэш и приготовилась жестко ответить на внезапную угрозу. – Что за… — узнав в этом яростном комочке Литлвиш, она опустила уже занесенное для удара копыто и остолбенело уставилась на Айроншилда. – Чего его этой с ней? – прошептала пегаска, упершись крылом жеребенку в лоб и чуть отпихнув от себя.

— Подыграй ей, — шепнул человек.

— Чего?..

— Я ж ее суженный, а мы тут с тобой боролись. Смекаешь?

Раздраженно всхрапнув, радужная пегаска театрально вскрикнула и позволила Литлвиш сбросить себя с человека и повалить на землю.

— Простите меня, Ваше Высочество, за то, что Вам пришлось лицезреть это, — изображая провинившегося верноподданного, ответила кобылка, — но я всего лишь обучала сэра Айроншилда премудростям копытого боя.

С видом победителя пегасочка уперлась передними копытами в грудь своей соперницы и прижала ее к земле:

— Я пони-воительница! – грозно расправив крылышки воскликнула она.

Рэйнбоу закатила глаза и чуть повернула голову, подставляя незащищенную шею:

— Тогда я вручаю свою жизнь Вашей воле, — смиренно произнесла она.

Гордо вскинув подбородок и удостоверившись, что все запечатлеют ее благородный жест, Литлвиш спрыгнула с радужной пегаски.

— Я прощаю тебя и так же приношу свои извинения за… за… — жеребенок смешно нахмурилась, не зная, чем закончить это предложение. Быть пони-воительницей оказалось сложнее, чем она думала.

Пока она шепотом перебирала подходящие слова, Рэйнбоу Дэш и Айроншилд поднялись с земли и отряхнулись. Как и ожидалось, Литлвиш прибыла не одна, а в компании своего отца и Твайлайт Спаркл. Умиляясь этой сцене, да и вообще этой историей с суженным, единорожка решила, что все-таки стоит отправить отчет Принцессе Селестии о неожиданной дружбе пегасочки и человека. Даже не отчет – простое письмо.

А вот Тандер Дэйр не находил в этом ничего милого. Он не имел ничего против этого двуного и действительно был благодарен ему за поддержку дочери, но после их знакомства Литлвиш стала еще более несносной. Сменив амплуа маленькой принцессы на благородную воительницу, она начала вести себя соответственно. Как военному в отставке, жеребцу поначалу были приятные бесконечные расспросы проказницы о его службе и ее стремление подражать героям прошлого, но Литлвиш несколько увлеклась. Твердо веря в то, что она должна вставать на защиту своих друзей и пресекать любую несправедливость, пегасочка начала устраивать потасовки – иногда даже без видимого повода! Дэйр в ее возрасте и сам нередко колошматил излишне наглых одноклассников, но во всеуслышание назвать учителя по физкультуре тираном… Это было уже вне его понимания. Возможно, та кобылка и правда слегка перегнула палку, заставляя всех выполнять нормативы, которые были составлены специально для маленьких земнопони, но ведь есть же определенные правила. Литлвиш могла бы пойти с этим вопросом к своему классному руководителю, к родному отцу – да к тому же директору, в конце концов. Но никак не сравнивать преподавателя с упивающимся безнаказанностью тираном!

— Литлвиш, пони-воительницы должны вести себя не менее достойно, чем юные принцессы, — все еще хмурясь, сказал Тандер. – Поэтому…

— … приношу извинения за то, что не смогла сдержать свой праведный гнев! – воскликнула пегасочка, подобрав, как ей казалось, подходящее окончание фразы. – Ой… прости, папа… — Она стыдливо опустила ушки и подошла к отцу.

— Мистер Дэйр, — с трудом подавив желание отдать честь, поприветствовал его Айроншилд, — признаюсь, меньше всего я сейчас ожидал Вашего визита. Что-то случилось?

— Можно сказать и так – появилась новая вакансия, — ответил жеребец и посмотрел на единорожку. – Мисс Твайлайт?

— Да, конечно, — достав телекинезом из седельной сумки блокнот, она пробежалась взглядом по тексту. – В соответствии с королевским указом, замок Двух Сестер подлежит полному восстановлению от разрушений, нанесенных ему Войной Солнца и Луны. Для этого привлекаются строительные компании Кантерлота и близлежащих городов. Кроме того, свой вклад могут внести вольные старатели, умелые лесничие и заклинатели, а так же все остальные, кто считает, что его навыки помогут общему делу. Полный список требуемых специалистов прилагается…

— Лесничие? – тут же загорелись глаза Айроншилда. – Ты хочешь сказать…

— Нет, — отрезал Дэйр, — на эту должность тебя не возьмут – нет необходимых навыков.

— Да как это – нет?!

— Прости, Айроншилд, но мистер Дэйр прав, — покачала единорожка головой. – Твоя людская подготовка не будет котироваться руководителями. Да и самих лесничих хватает.

— Ага, а в строители, по-твоему, я гожусь?

Твайлайт бросила взгляд на Тандера, передавая тому эстафету.

— Именно, — придерживая свою дочку, которой уже не терпелось задать кучу вопросов, сказал жеребец. – Две неделе назад бригаду Больших Надежд включили в общий список, но после недавнего инцидента некоторые мои подчиненные… скажем так, показали себя излишне суеверными.

Говоря о недавнем инциденте, мистер Дэйр имел в виду вторжение в Понивилль целой стаи древесных волков. Занятый укладкой кровли, Айроншилд узнал об их появлении лишь по доносившимся с улицы испуганным крикам пони. Один наглый волчара потом даже пробрался к ним на стройку и попытался втихаря свистнуть обед Роки Роуда, получив вместо этого крепкий удар копытом по морде. К счастью, жители городка отделались лишь сильным испугом и никто не пострадал. Присоединившись к Твайлайт, Коппервингу, Рэйнбоу Дэш, Флаттершай и еще нескольким добровольцам, человек и Роки Роуд помогли им отловить снующих по Понивиллю древесных волков и отправить их восвояси. С последним очень помогла желтая пегаска и ее сверхъестественное умение ладить с любыми животными. Впрочем, со стороны это больше походило на приказ, чем на просьбу: уставившись на вожака стаи немигающим взглядом, Флаттершай твердым голосом сказала ему вернуться домой и больше не тревожить жителей Понивилля. Покорно склонив голову, матерый волчара прорычал что-то в ответ и увел стаю обратно в лес. “Именно поэтому лучше не доводить эту кобылку до белого каления, если ты, конечно, не хочешь на себе испытать ее взгляд”, — смотря вслед удаляющимся волкам, с нескрываемой тревогой сказал тогда Коппервинг. А после его объяснений и у самого человека по спине пробежал холодок – этот взгляд вполне бы мог работать и на людях.

После столь бесцеремонного нарушения привычного им жизненного уклада пони устроили в ратуше собрание. Некоторые были до сих пор напуганы, но большинство хотели знать – может ли это повториться вновь, и какого Дискорда древесные волки делали так далеко от леса, да и еще и в Понивилль заявились. Объяснения Флаттершай всех одновременно и успокоили, и заставили насторожиться. Действительно, подобное поведение диких животных выходило за рамки обычного, но Вечнодикий Лес назвали Вечнодиким не просто для красивого словца. В самых глубоких его чащах творились вещи, неизвестные и неподвластные даже принцессам, и порою они эхом отдавались и во внешний мир. Подобное происходило очень и очень редко, но подготовиться заранее было практически невозможно. Единственное, что можно было сделать — это решать проблему по мере ее появления.

Успокоиться то горожане успокоились, но большинство зареклись даже приближаться к границам Вечнодикого Леса. Во всяком случае, на ближайшие полгода.

— Понимаю, — хмыкнул Айроншилд. – Но Вы уверенны, что мою кандидатуру утвердят?

— Абсолютно! – улыбнувшись, Твайлайт достала из сумки небольшой свиток и развернула его. – Это подписанное мною рекомендательное письмо; добавь к этому, что за тебя ручается управляющий строительной компании, а еще статью Черри Спайс…

— А вот тут поподробнее, пожалуйста, — перебил ее человек. – Что это за статья и почему я только сейчас узнаю о ней?

Успев зазевать себя чуть ли не до полусмерти во время их разговора, Рэйнбоу Дэш дружески толкнула его в бок:

— Да расслабься, Рони, — усмехнулась пегаска. – Ты ж все равно читать по-нашему не умеешь, да и газета только вчера вышла. И нет, там нет ничего провокационного, — предвосхищая его вопросы, продолжала она. – Спайси выставила тебя в лучшем свете – какой ты у нас распрекрасный жеребец и как все хорошо к тебе относятся.

Дав пегаске закончить, Тандер Дэйр прокашлялся и недвусмысленно посмотрел на свои часы:

— Так что ты решил? – спросил он. – Поболтать вы успеете, а мне нужно подготовить

соответствующие бумаги или подыскать тебе замену, если откажешься.

— Я в деле, — взвесив все за и против, ответил Айроншилд. “Предложение слишком заманчивое, чтобы отказываться. Поверить не могу, я не только приложу руку к возрождению древнего замка, но и смогу побродить по его окрестностям – а это вам не обычный пригородный лесок. Конечно, после того инцидента есть определенный риск, но я буду распоследним кретином, если упущу такой шанс и не оправдаю доверие Твайлайт и Дэйра. Жаль, правда, что теперь уже так свободно не пообщаюсь с друзьями, но, уверен, они меня всецело поддержат и…”

— У-у-у-у! – развеяв его воображаемую картину ближайшего будущего, Литлвиш вырвалась из отцовских объятий и подскочила к Айроншилду. – Ты, прям как в сказках, отправишься в самые темные чащи Вечнодикого Леса и будешь бороться со злом! – Обхватив копытами его ногу, пегасочка не сводила с человека восхищенного взора.

— Ахах… — покосившись на уткнувшегося лицом в копыто Тандера, нервно рассмеялся Айроншилд. – Литлвиш, я же строитель, а не герой какой-нибудь.

— Ну и что! – не сдавалась она. – Кольтен тоже не был солдатом, но когда в его дом пришла беда, он, не раздумывая, взял свой кузнечный молот и как следует наподдал тем…

— Дочка…

— Или ты будешь, как знаменитый охотник на чудовищ Тэйлмир, отгонять от замка бродячие пониедные растения!

— Литлвиш, нам пора, – Тандер Дэйр схватил протестующего жеребенка зубами за загривок и еле оторвал ее от человека. – Завтра в девять у штаба – и не опаздывай, — процедил он сквозь зубы и понес свое возмущенное чадо домой.

— Есть, не опаздывать! – крикнул ему вслед Айроншилд и помахал пегасочке рукой.

На секунду та прекратила свои попытки вырваться и радостно помахала ему в ответ. После чего вновь начала упираться жеребцу крыльями в лицо, безуспешно пытаясь вырваться из его стальной хватки.

— Твайлайт, у меня просто нет слов… — сказал человек, когда отец с дочкой скрылись за деревьями, — спасибо тебе огромное.

Единорожка покраснела и махнула копытом:

— Ой, да ладно тебе — я всего лишь чиркнула пару строк.

— Да при чем тут строки? Не о них же речь…

— Пожалуйста, хватит! – не давая им продолжить обмениваться приторно-сладкими “спасибо” и “ну что ты!”, Рэйнбоу Дэш схватила Айроншилда за локоть. – А не то меня сейчас стошнит…

Человек присел и неожиданно притянул пегаску к себе:

— Ой, прости меня, как же я про тебя-то забыл, — стиснув кобылку в дружеских объятьях, деланно виноватым голосом сказал он. – И тебе тоже спасибо – мне будет не хватать наших милых тренировок.

— Не дождешься, — сдавленно прошипела Дэш. – От моего дома до замка крылом подать…

— О-о-о, ну тогда я просто обязан подарить тебе еще одну порцию обнимашек!

Оживленно болтая, троица Меткоискателей бодрым шагом топала по лесу. Очередные попытки поиска своих Меток были выполнены, и теперь усталые, но все равно довольные подруги отправились гулять. После того приснопамятного разговора с Коппервингом об особых талантах, который Скуталу не поленилась пересказать подругам, их подход к этому вопросу ощутимо изменился. Оставив уже поднадоевшие попытки получить Метку всем и сразу за какое-то одно дело, подруги наперебой советовали друг другу занятия, где, как они считали, те могли бы проявить себя. И хотя результат был все так же нулевым, их это не смущало – к трудностям им было не привыкать.

— …А еще два дня назад Коппервинг отвез меня на экскурсию в Клаудсдейл! Этот город просто невероятен – огромадное облако, на котором живут тысячи пегасов! Мы посетили Клаудзей, фабрику погоды, ряд достопримечательностей, и даже сходили на концерт Громовых Летунов – самой популярной пегасьей рок-группы! – От переизбытка чувств, Скуталу подпрыгнула в воздух, сделав перед приземлением двойное сальто. Она все еще не могла летать, но лечение уже приносило свои плоды – у нее начало получаться уменьшать свой вес, что позволяло ей на некоторое время зависать в воздухе.

— Вау! По твоим рассказам, звучит очень круто! – восхитилась Свити Белль. – Хотела бы и я там побывать!..

— Это все здорово, но ты говорила, что он хотел наконец-то познакомить тебя со своими родителями. А то два с лишним месяца прошло, пора бы уже! – Было видно, Эпплблум, как земная пони, не была особо впечатлена описаниями воздушных красот облачного города.

— А он и познакомил! Рэйн Дропс и Солар Флейм были со мной весьма добры и любезны! Было видно, что в их семье царит любовь и взаимоуважение. Хоть они и были удивлены решением Коппервинга оформить надо мной опеку, но приняли и одобрили его выбор, поругав его только лишь за то, что так долго не рассказывал им обо мне! – Скуталу улыбнулась нахлынувшим воспоминаниям. Она сперва несколько боялась этой встречи, но родители Коппервинга оказались милейшими пони. Рэйн Дропс испекла вкуснейшего имбирного печенья, а Солар Флейм, солидного вида пожилой жеребец, узнав про ее любовь к творчеству Летунов, сумел достать билеты на завтрашний концерт! И видя их радушие, ощущая их заботу, Скуталу впервые столь полно ощутила то, что у нее теперь была семья.

— Да уж, повезло тебе! Ты не представляешь даже, как мы с Блум рады за тебя! У тебя ведь теперь есть семья! Никакого Лютефиска, издевательств и приюта, и ночных побегов – настоящая, любящая тебя семья!

— Главное, чтобы кой-кто из твоей семьи любил тебя, лишь как сестру! – хмыкнула Эпплблум. – А то слышала я слухи про похождения этого героя-любовника!

— Блум, да как ты смеешь! – возмутилась пегаска. – Это просто невозможно, он бы никогда себя так не повел! Или у вас Эпплов так принято – чтобы братья на сестер заглядывались?

Земнопони аж споткнулась от такого выпада.

— А ну-ка, Дискорд тя дери, что ты там такое сказала?! – рявкнула она.

— Ты отлично меня слышала. Да и ты сама однажды рассказывала про то, как узнала об “особой дружбе” твоего кузена Брейберна и кузины Рэд Гала, забыла? Такой особой, что дело аж до свадьбы дошло! – Недовольно всхрапнув, Скуталу раздраженно посмотрела на стремительно краснеющую Эпплблум.

— В семье не без урода, но они-то хоть и родня, но все же дальняя! А вас с Коппервингом связывает лишь опекунство! – огрызнулась та. – Вот надует он тебе живот через полгодика – я на тебя посмотрю!

Пегаска ошарашенно уставилась на свою желтую подругу. Нет, она уже свыклась с тем, что шутки у Эпплблум получались порой на редкость неудачными, а то и грубыми, но чтоб вот так?!.. Агрессивно распахнув окрепшие за эти месяцы крылья, Скуталу угрожающе посмотрела на земнопони.

– Слушай, Блум, ты мне хоть и подруга, но хоть иногда думай, что говоришь. Шутки шутками, но тут ты уже палку перегибаешь.

— Шо есть, то и говорю, — не впечатлилась Эпплблум. – Опекун-то твой, как оказалось, тот еще кобель! Его только за этот месяц видели с тремя разными кобылками – и не похоже, что их общение ограничилось невинным чаепитием!

— Эй, девчата… — тихонько проговорила Свити Белль, указывая копытом куда-то между деревьями. Наблюдая за чем-то, видимо, невероятно интересным, она пропускала их перебранку мимо ушей. – Вы только гляньте!..

— А тебе-то что? Завидуешь? – не обратив внимания на единорожку, продолжала ссору Скут. – Твой-то брат и училку нашу никак покрыть не может!

— Завидуешь здесь ты! – ощерилась земная пони. – Вспомни, как ты нам тогда рассказывала, как застукала Коппервинга и Рейнбоу Дэш у реки, как краснела и вздыхала, аж крылья стоймя торчали! Похоже, зря я на него наговариваю – если между вами что и произойдет, так по твоему почину!

После таких слов драка была неизбежной. Но не успели Скуталу и Эпплблум сцепиться, как Свити Белль сдавленно закричала:

— Да они там ЦЕЛУЮТСЯ!!!

— Чего?..

— Кто?..

— Да вон же, смотрите!.. Блин, уже перестали!.. – разочарованно всплеснула копытами белая единорожка. – Ха, смотрите, как Дэш отплевывается! Наверное, человек зубы не чистит! – хихикнула она.

— Да ладно?!.. Рейнбоу Дэш и Айроншилд?!.. Да быть того не может! – Забыв о драке, Скуталу неверящим взглядом наблюдала, как человек и радужногривая пегаска, еще секунду назад сливавшиеся в страстном поцелуе, вступили в нешуточный бой. – Кажется, кое кто любит пожестче…

— А я думала, он запал на Флаттершай… — растеряно протянула Эпплблум. – Не, ну а шо? – воскликнула она, видя ошарашенные лица своих подруг. – Он жешь и живет-то до сей поры у нее! А тут вона как…

Под пристальными взглядами меткоискателей парочка прекратила драку, и развалилась на траве, о чем-то оживленно переговариваясь. Из-за расстояния слов они не различали, но по общему согласию, тема разговора была определенно любовной. Вскоре последовала и оживленная возня, характером и процессом даже близко не походившая на недавний поединок. Похоже, что дело шло к закономерному финалу…

— Девчат, пойдемте-ка, а то меня сейчас стошнит… — с отвращением в голосе проговорила Эпплблум. – Поверить не могу, что Рейнбоу Дэш легла под этого лысенького!..

— Буэээ! – Скуталу картинно прижала копыто ко рту. – Мне теперь ночью кошмары сниться будут!

— А по-моему, это так романтично!.. – мечтательно глядя куда-то в небеса, сказала Свити Белль. – Он попал в другой мир, чтобы здесь обрести возлюбленную! Завоевать ее, пройдя сквозь препоны непонимания и презрения, стать ее рыцарем в сверкающих доспехах!.. Ах, любовь!..

Двое других меткоискателей переглянулись с одинаково кислыми выражениями на лицах. Чего они обе никогда не могли понять, и в чем всегда были солидарны, так это в непонимании – и неприятии – всей той возвышенно-романтической чепухи, что порой приходила в голову их белой подруге.

— Ага, романтично… Как сортир летним днем, — буркнула Эпплблум.

— Со срущим в нем Лютефиском! – хохотнула пегаска.

— Да ну вас к Дискорду! – отвернулась Свити. – Вам лишь бы поглумиться!

Зажав зубами карандаш, Коппервинг заканчивал рисовать очередной набросок. На листе бумаги слегка небрежно, но все равно узнаваемо, был изображен амбар Эпплов. В кресле-качалке дремала бабуля Смит, мордаха Эпплблум выглядывала из окна верхнего этажа, а Макинтош, обливаясь потом, тянул к воротам полную телегу яблок. Дорисовав в углу свою «подпись» — кубок с тройкой на боку – пегас наконец-то выплюнул обгрызенный карандаш, и с удовлетворением взглянул на готовый рисунок. Получилось весьма неплохо, особенно учитывая то, что рисовал он по памяти. Это было его маленькое хобби, о котором мало кто знал. Еще меньше пони знало о том, что когда-то он всерьез рассчитывал получить Метку художника, но… Тряхнув головой, Коппервинг убрал рисунок в ящик стола, добавив к целой стопке прежних работ еще одну. Сколько потраченной бумаги, карандашей и красок, ну и конечно же, времени. Так, баловство. Стоящие работы он хранил в небольшой коробке, спрятанной в неприметной нише в стене его комнаты. Пока он жил один, нужды их прятать у него не было. Теперь же…

Поддавшись воспоминаниям, пегас достал коробку, и вытащил на свет те особые работы. Вот портрет его двоюродного брата, Клауд Кипера; на следующем, карандашном, Балк Бицепс – получает награду за первое место на местных соревнованиях по бодибилдингу. Рисунков Рейнбоу Дэш было несколько. Один из них был особенным – в тот раз она выбрала настолько провокационную позу, и так настаивала на деталях, что… Кхм. Пинки Пай, в фартуке и поварском колпаке, стоя на стуле украшает взбитыми сливками огромный торт. И, наконец, целая серия рисунков и портретов Узури. Госпожа Узури… Она была зеброй, почти на десять лет его старше, но все равно – для него тогда она была прекраснейшей кобылой на свете. Невольно погрузившись в воспоминания, Коппервинг словно наяву увидел свою подругу – ее стройное тело, бесчисленные косички гривы, насмешливый взгляд, и главное – улыбку. Таинственную, понимающую, немного ироничную и бесконечно загадочную, словно Узури знала и улыбалась чему-то такому, что не видел или не понимал никто из окружающих.

Увлекшись, он пропустил возвращение своей подопечной. Чертыхнувшись вполголоса, он торопливо сложил рисунки обратно в тайник – не то что бы он стеснялся своего хобби, скорее пока не был готов рассказывать о нем.

— Коппервинг, я дома! Я отбегала положенные двадцать кругов, и хочу тебе напомнить, что ты обещал мне массаж! – Усталая, но довольная, Скуталу со свойственной ей бесцеремонностью вошла к нему в комнату. Грива сбилась, шерстка намокла от пота, но глаза сияли азартом. Было видно, что она начала получать настоящее удовольствие от тренировок.

Первая часть лечения – с одними лишь иголками да молниями – уже была успешно пройдена; на нынешнем же этапе к ним добавились регулярные занятия спортом, укрепляющие и развивающие мышцы. Пегас и тут показал себя с лучшей стороны, не только на личном примере показывая правильность выполнения, но и наравне с ней делая упражнения, что ей поручил Балк Бицепс.

— Сделаю, раз обещал. Но только после того, как ты примешь душ – а то выглядишь как Эпплджек после родео!

— Гррр! Да я лучше пойду в речке искупаюсь! Там вода хотя бы теплая – не то что из твоих облаков! А зимой как – в снегу мыться, да? – К чему Скуталу никак не могла привыкнуть в доме Коппервинга, так это к водным процедурам. Роль “ванной” выполнял маленький закуток в углу дома, а вода была из дождевых облаков. Мощность напора регулировалась силой и интенсивностью ударов копытами по облаку. И все. Никакой горячей воды, никакой ванны или хотя бы тазика – только дождевая вода, в любую погоду. На все ее возражения Коппервинг только пожимал плечами, и наставительно заявлял, что “настоящему пегасу холода нипочем!”

— Нет, зимой мы будем ходить мыться в баню, — хмыкнул он, глядя на радостное удивление Скуталу. – К Берри Панч, она совсем не против. Придется, конечно, помочь с дровами, но оно того стоит.

— Погоди… так ты… и с ней тоже?! – поразилась пегаска.

— Что значит – “с ней тоже”? – не понял Коппервинг. – Тем более – “и с ней тоже”?

-Ну… я слышала… что ты… — стремительно краснея, Скут проклинала свой длинный язык и Эпплблум в придачу, рассказавшую ей эти сплетни.

— …Веду развратный и аморальный образ жизни, ты это хотела сказать? Что встречаюсь со многими кобылками, сплю с ними, но ни замуж, ни в табун не зову – ты это слышала, да? – насмешливо спросил жеребец. Дождавшись короткого кивка, он продолжил. – Мне отлично известны эти слухи, я знаю, кто их начал распространять и даже знаю, почему. А у нас с тобой, кажется, назрел долгий разговор… иди-ка прими душ, сделаю тебе массаж, а потом и поговорим.

Спустя час, удобно устроившись на своем любимом диване, Коппервинг приступил к тому, о чем еще несколько месяцев не мог и подумать. К чему мысленно готовился, но к чему никак не чувствовал себя готовым – к разговору со своей приемной сестрой о сексе.

— Кхем! Немного истории – как ты знаешь, в Эквестрии считаются общепринятыми два типа отношений: брак между жеребцом и кобылой, и табун, включающий в себя жеребцов и кобыл общим числом, как правило, до десяти особей. Как вам уже должны были рассказывать в школе, табун – исторически сложившееся явление, обусловленное в первую очередь количественным неравенством полов, разнящемся в среднем от одного к трем у единорогов и до одного к восьми у земных пони. У нас, пегасов, соотношение получается где-то один к пяти. Брак, кстати говоря, явление относительно новое — ему всего несколько сотен лет. Первыми его начали практиковать единороги, стремясь сохранить – тут Коппервинг изобразил знак кавычек – чистоту крови и преемственность магической силы. Неважно, в том или ином случае все равно остается немало кобылок, по тем или иным причинам не сумевших найти себе мужа, или же влиться в состав табуна. И тут…

— И тут появляешься ты, спаситель одиноких кобылок! – прыснула со смеху Скуталу.

— Не совсем, — оценив подначку, улыбнулся Коппервинг. – Я хотел сказать, что эти бедные кобылки стали находить усладу в объятиях друг друга. Более того – образовывать семьи из одних лишь кобылок!

— О… О-о-о! – Отчаянно краснея, пегаска спрятала голову под подушку. – Я не слушаю! Ты говоришь про какие-то извращения!

Пегас коротко хохотнул.

— Если бы. В итоге происходил своего рода естественный отбор – одни кобылы продлевали свой род, другим везло меньше. Сама посуди: даже сейчас жеребенок – это большая ответственность, а тогда и подавно. Взрослые и связанные отношениями жеребцы не хотели распылять свои силы, а кобылы из табуна их ревностно в этом плане берегли. А найти свободных жеребцов, при этом и половозрелых, и здоровых, было той еще задачей.

— Это все, конечно, здорово, — зевнула Скут, — но как это связано с тобой и твоим образом жизни?

— Я как раз подхожу к этому, — успокоил ее пегас. – Так вот. Для кобыл что тогда, что сейчас, является естественным желание заполучить жеребца, и не так важно, в брак или табун. Они идут на многое, стараясь заполучить своего избранника, вот только если у них это не получается… Скажем так – порой бывает, что потерпев неудачу, некоторые кобылки хотят отомстить своему недавнему избраннику, не гнушаясь и совсем уж некрасивых методов, вроде сплетен и шантажа.

— То есть… кто-то хотел стать твоей кобылой, у нее не получилось, и теперь она распускает о тебе такие вот слухи?! – От удивления Скуталу даже привстала на диване. Ей очень хотелось, чтобы это оказалось только лишь глупыми слухами, но с другой стороны… ей в чем-то нравилась мысль, что ее опекун оказался таким вот популярным и востребованным у многих кобылок.

— Почти, — рассмеялся пегас. – Обычного секса без обязательств ей показалось мало, и она хотела заполучить меня для себя одной, пригрозив в случае отказа такими вот слухами.

Воцарилось напряженное молчание. На лице Скуталу мелькала вся возможная гамма эмоций, на лице же Коппервинга застыла нечитаемая легкая улыбка.

— Так, я вижу, что ты еще не до конца поняла. Хорошо, скажу прямо. Я люблю кобылок, и я люблю секс с ними. Но в отличие от большинства, я пока что не готов ограничиться одной или несколькими – я хочу и получаю, по обоюдному согласию и к взаимному удовольствию, столько секса, сколько мне необходимо. И поверь – свободных кобыл, которые этого хотят и которым это нужно, хватает даже и в Понивилле. Главное, чтобы это было с взаимным пониманием того, что это – встречи без обязательств.

— То есть… если кобыла свободна, и не против секса с тобой, то ты ее… того, покроешь? – медленно проговорила Скут. – Просто ради удовольствия?

— Обоюдного удовольствия, прошу заметить. Да, так и будет – конечно, если я и сам не буду против этой кобылки.

— А как же Дэш? Когда вы с ней встречались, ты тоже вот так вот встречался без обязательств?

— Два года назад мне бы такое и в голову не пришло. Несмотря ни на что, я ведь любил ее, хоть мы и ссорились по несколько раз за неделю. А вот после Лас-Пегасуса… — жеребец мечтательно улыбнулся своим воспоминаниям. – После Лас-Пегасуса у нас был именно такой вот секс, без обязательств и даже мыслей о создании семьи.

— Но почему? Ведь вы так подходили друг другу!

— Со стороны так могло казаться, но на деле… — Коппервинг вздохнул. – Не от любви к Рейнбоу я покидал город на два года, не от любви – а из-за любви. Мы не могли быть вместе, но и порознь нам было невыносимо. Я улетел, чтобы дать ей возможность начать что-то новое, и чтобы такой же шанс был и у меня.

— И как, помогло?

— Еще как. Ведь именно в Лас-Пегасусе я встретил Узури… — погрузившись в воспоминания, жеребец начал свой рассказ.

Первая же случайная встреча растянулась почти на двое суток – они разговаривали обо всем на свете, гуляли, пили и веселились на полную катушку. Пегас был поражен – никогда прежде он не встречал столь близкую ему по духу кобылу, а тот факт, что она была зеброй, лишь придавал ситуации дополнительную пикантность. При беседе с ней у него всякий раз создавалось ощущение, что он общается со своей копией, только исправленной и улучшенной. Узури была способна на лету уловить всю суть его идеи и закончить за него недосказанное предложение с такой легкостью, словно могла читать его мысли. Она была умна, красива, образованна, обладала отличным вкусом и чувством стиля – было неудивительно, что Коппервинг влюбился в нее без памяти. Но… тут он получил от нее неожиданный отказ. Даже сейчас он с предельной ясностью помнил те ее слова – жестокие, но искренние и честные:

“Я не хочу снова связывать себя отношениями, и тем более, впутывать в них тебя. Мы свободны, и мы ничем не обязаны друг другу – мы проводим время, веселимся и занимаемся любовью осознанно, не сковывая себя рабскими кандалами собственничества. Мы не влюбляемся, но мы уважаем друг друга, наши желания и наши потребности. Ну а когда встречаемся, то каждый наш союз – как первый, последний и единственный раз, к которому мы относимся со всей пылкостью и страстью. А если есть желание и нужда, то мы вольны встречаться и с другими, без ревности или обиды. Коль согласен ты с этим, то сейчас я – твоя; если же нет, то уходи безвозвратно”.

Он тогда едва не ушел. Но даже сама мысль о том, чтобы потерять ее общество, пугала его. К тому же, думалось ему, первые и на тот момент последние его отношения привели к тому, что он покинул родной город – не окажется ли предложенное зеброй лучшим вариантом?..

Так начался новый период его жизни. Он жил почти как прежде – работал, гулял, веселился с друзьями, но теперь в его жизнь вошла Узури. Они виделись нерегулярно – то почти ежедневно, а то едва ли и раз в месяц. Но каждая их встреча была особенной – и дело было далеко не только в сексе: на правах старшей, зебра решила вплотную заняться его образованием. Будучи дочерью посла, Узури получила блестящее образование – и теперь с готовностью и удовольствием делилась своими знаниями и навыками с Коппервингом. Она научила его делать массаж, рассказывала историю и мифы своей далекой родины, воспитала в нем чувство стиля и даже показала ему основы традиционных боевых зебринских искусств. Он же рассказывал ей о родных краях – тихом Понивилле, древнем Кантерлоте, прекрасном облачном Клаудсдейле. Как пегас, Коппервинг показывал Узури тонкости управления погодой, и даже пару раз брал с собой в небеса.

Не сразу и с трудом, но он сумел примириться и отчасти понять вольные взгляды зебры на отношения. В первый раз, застав ее с другим, Коппервинг затеял знатную драку. И быть бы ему битым, если бы не вмешательство Узури. В тот раз он понял, насколько же велико ее мастерство копытного боя – разгневанная зебра парой неуловимо быстрых ударов сперва вырубила его оппонента, а потом надавала тумаков и ему. Затем последовала долгая беседа, в которой она повторила свои принципы свободных отношений. Побитый, оскорбленный в лучших чувствах, пегас с юношеским максимализмом затеял “страшную месть”. Подговорив двух знакомых подруг притвориться его кобылами, он специально попался на глаза Узури. Но ни ожидаемого впечатления, ни сцен ревности, его эскорт не произвел. Отозвав его в сторонку, широко улыбающаяся зебра лишь поздравила его с удачным выбором подруг, и спросила разрешения присоединиться! А после, посерьезнев, сказала:

“Пойми, я тебя уважаю, но не люблю. И жду от тебя такого же отношения. Мне хорошо и приятно с тобой, мне нравятся наши разговоры, дурачества, секс – но пойми, ты не единственный особый друг в моей жизни. Я общаюсь, смеюсь и сплю с теми, с кем хочу и с кем считаю нужным это делать, какой бы не была причина. И кем бы ни был мой партнер, пока мы вместе, я его уважаю, а в сексе выкладываюсь по полной. И я никак не запрещаю тебе делать так же, наоборот – может быть, хоть так ты сможешь до конца меня понять…”

Так прошло больше года…

— Эй, Коппервинг, ты там заснул, что ли? – Для верности Скуталу ткнула замолчавшего пегаса в бок.

Мотнув головой, он с некоторым сожалением вырвал себя из приятных и одновременно грустных воспоминаний:

— Нет, просто задумался.

— Ну так, что… — нахмурившись, пегаска почесала затылок, — получается, теперь вместо того чтобы любить кобылок ты их… эээ… уважаешь?

— Нет, конечно! Что за вздор?

— Но Узури…

Коппервинг раздраженно взмахнул крыльями и бросил на свою ученицу недовольный взгляд:

— А что Узури? – спросил он. – Она меня уважала… ну, по-своему, конечно же. А я был счастлив с нею и продолжал любить, даже не смотря на отсутствие взаимности. Молодой был и глупый… хотя, чего уж греха таить – я и сейчас поступил бы так же.

— Но тогда вот что мне непонятно – если у вас все было так хорошо, и тебя все устраивало, то почему вы расстались? Неужели тебе все же надоело такое положение вещей, и ты ушел?

— Не я ушел, — грустно улыбнулся пегас, – Она. – Коппервинг ненадолго замолчал, вспоминая то утро. Узури явно уходила в спешке – об этом свидетельствовали наспех собранные вещи, из-за чего она оставила немало важного для нее. Вместо прощания была торопливо написанная записка, содержимое которой, помимо прочего, строго-настрого запрещало ему следовать за ней или же пытаться как-то ее найти. Само собой, его это не остановило, и следующие два месяца он потратил на поиски зебры. Безрезультатно – Узури как сквозь землю провалилась.

— Поверить не могу, что она вот так взяла, и ушла! Без причины, даже не объяснившись!.. – Скуталу гневно стукнула копытом. – Поступила, как самая настоящая сволочь! Ух и вломила бы я ей при встрече!..

— Эй-эй, полегче, боевитая ты наша! – рассмеялся пегас. – И если я не озвучил тебе причину, это еще не значит, что ее и вовсе не было. Просто… это личное. “Совсем личное…” – Видя, как насупилась пегасенка, жеребец поспешил добавить: — Скут, я тебе доверяю, и лгать не буду. Но это личное, и касается только меня и Узури. Без обид, ладно?

— Конечно, как скажешь. – Несколько секунд Скуталу неловко постукивала копытами друг о друга, пока не решилась спросить:

— Ну а Рэйнбоу… ты все еще уважаешь ее? Или…

— Ну снова-здорова… — Коппервинг устало закатил глаза.

— Ладно-ладно, я поняла…

Пегас сосредоточенно потер копытом лоб, соображая как бы так ответить, чтобы не вызвать дальнейших расспросов о своих взаимоотношениях с радужной кобылкой.

— Тут все сложнее. Когда-то я ее любил… потом… потом любовь прошла, а на ее место пришло уважение. А сейчас… скажем так, мне все равно.

— Даже после того, как она и Айроншилд… ой! – Скуталу поспешно зажала себе рот, надеясь, что Коппервинг пропустит ее слова мимо ушей.

Пегас нахмурился и подозрительно посмотрел на кобылку:

— А что с ними не так?

— Я думала, ты знаешь… — смутилась пегаска. – Ну что у них того… любовь-морковь, — продолжила она под пристальным взором Коппервинга.

Какое-то время пегас остолбенело пялился в одну точку, пока не разразился громким хохотом, немало удивив этим Скуталу:

— Ну, Рони, ну хитрый жук! А скромника из себя строил — похлеще Флаттершай, — утирая проступившие от смеха слезы, сказал Коппервинг. – Кстати говоря, может и ей там место найдется, а? Знатный же табун получится – одна его лечит, а другая калечит!

Кобылка растерянно смотрела на своего опекуна, не понимая, чего тут может быть смешного – особенно для самого жеребца.

— То есть ты совсем не против, так что ли? – спросила она. – Что твоя бывшая водит с ним шашни?

— Отнюдь, — отсмеявшись, ответил пегас. – Правда, я думал, что упрямиться он будет куда дольше.

— Но ведь он… не пони. Это, по-твоему, нормально?

Коппервинг посерьезнел:

— А что тут такого ужасного? Ну да, они разных видов, но раз уж их друг к другу потянуло, то к чему панику разводить? Даже если это простая интрижка, сейчас она нужна ему, а он ей – пусть развлекаются.

— Ага… — Скуталу ехидно усмехнулась. – Со всеми своими кобылками ты развлекался по этой же причине?

— А как же? Если кобылке действительно нужен секс и она в моем вкусе, то разве могу я ей отказать?

— Что, и мне тоже?

— А я тебе так нужен? – изображая саму невинность, захлопал ресницами Коппервинг.

— Я… — вместо ответа пегаска зашлась кашлем и поспешно вскочила с дивана. – Я, пожалуй, сделаю еще пару-тройку кругов.

Глава 7

С трудом стянув края большой сумки, Айроншилд закрыл на ней молнию и, взяв со столика исписанный листок бумаги, еще раз пробежался глазами по тексту. Убедившись, что все на месте, он уселся на диван и развернул перед собой рабочий комбинезон с большим количеством карманов. Материал очень походил на брезент, и скорее всего, им и являлся. Рядом стояла пара сапог, изготовленных из прочной водостойкой ткани. На стройке в Понивилле человек работал в одежде, сшитой ему Рарити, и каске, которую худо-бедно смогли подобрать под его голову. Но поскольку реставрация полуразрушенного замка да еще в Вечнодиком Лесу была связана с куда большими рисками для здоровья, Мистер Дэйр заказал “особый” комплект формы, который буквально на днях доставила серая пегаска по имени Дерпи.

О ее прибытии мужчина узнал по пронзительному крику и испуганному кудахтанью, доносившемуся с заднего двора. Выскочив на улицу и подбежав к курятнику, Айроншилд и Флаттершай проводили взглядом разбегающихся в разные стороны куриц и уставились на множество раз обклеенную посылку, которая мирно покоилась прямо перед ними.

Из курятника послышался сдавленный стон, приправленный парочкой крепких выражений.

— Ммм… Дерпи, это ты? – желтая пегаска подошла поближе и осторожно заглянула внутрь.

— Ой, я случайно… опять… — окончание фразы потонуло в глухом ударе. Курятник тряхнуло, а наружу выскочила еще одна курица, едва не сбив Флаттершай с ног. – Да чтоб тебя! – продолжал негодовать кобылий голос. – Кто так переборки ставит?!

Вскоре показался и сам непутевый почтальон. Выпрямившись и отряхнувшись от украшавших ее форму пучков сена, серая пегаска начала спешно озираться по сторонам:

— Вот ты где! – подскочив к отшатнувшемуся от такой прыти человеку, она схватила копытами посылку. Самого человека она будто бы вообще не заметила. – Мне нужен… — пони прочитала имя адресата на коробке, — мистер Айроншилд.

Мистер Айроншилд выразительно прокашлялся:

— Вы стоите прямо перед ним, — сказал он, глядя на пегаску сверху вниз.

— Ой, а ведь и вправду! – удивленно воскликнула Дерпи. Поставив посылку на землю, она запустила мордочку в пухлую сумку. Что-то там отыскав, кобылка вытащила почтовый бланк и чернильницу. Нахмурившись и пробормотав что-то о своей забывчивости, она к некоторому шоку Айроншилда вырвала у себя зубами перо. – Получите и распишитесь! Здесь и здесь.

Глянув на сопроводительную документацию и поняв там от силы слов пять-шесть, человек усмехнулся:

— Надеюсь, этой подписью я не продаю себя в пожизненное рабство? – вертя в пальцах ее импровизированную ручку, спросил он.

Дерпи непонимающе уставилась на него, и только сейчас Айроншилд заметил, что ее глаза смотрят в разные стороны. Человек было нахмурился, но потом понял, что этот изъян не отталкивает его и ни коим образом не уродует саму пегаску, просто… просто она выглядела не так, как остальные.

— Позволь мне… — посмотрев на мужчину с дружеским укором, Флаттершай аккуратно взяла у него блокнот. Пони уже успела привыкнуть к несколько параноидальному характеру человека и его соответствующим шуточкам, но иногда он перегибал палку. – Все нормально, и ни в какое рабство ты себя не продаешь.

— Как вообще можно…

— Простите меня за неуместный юмор, мисс Дерпи… — почувствовав себя виноватым, Айроншилд попытался как можно быстрее замять неловкий момент. – Или все-таки миссис?

Я… — тень печали внезапно легла на лицо серой пегаски, а ее ушки печально поникли — … мисс… — ответила она, смотря в сторону.

В воздухе повисло неприятное напряжение, и человек непроизвольно поежился, осознав, что опять ляпнул что-то не то – вот только что? В немой мольбе он взглянул на Флаттершай, прося у нее помощи.

— Ох, Дерпи… — желтая пони приобняла Дерпи и потерлась о ее мордочку своей, надеясь приободрить.- Прости Айроншилда – он ведь не знал.

— Да ничего… я все понимаю… — Дерпи шмыгнула носом и попыталась улыбнуться. – Давайте просто закончим с этим, и я полечу – мне еще уйму писем доставить надо.

Приложив кончик пера к бумаге, мужчина на мгновение задумался. Решив, что сейчас явно не тот момент, когда стоит выдумывать (да и стоит ли вообще) для себя новую подпись, он расписался той, что была у него в паспорте.

— Вот, — он передал блокнот кобылке. – И простите меня еще раз…

Положив все в сумку, Дерпи улыбнулась — теперь уже по-настоящему:

— Никаких проблем! Ну а теперь… — она поправила чуть съехавшую почтальонскую фуражку, — письма сами себя не разнесут. Увидимся!

— Обязательно залетай к нам… ко мне на чай с печеньем! – успела крикнуть Флаттершай уже набирающей высоту серой пегаске.

Не обращая внимания на стремительно приближающееся к ней дерево, Дерпи обернулась и радостно махнула в ответ копытом. Айроншилд болезненно скривился, ожидая очередной катастрофы. Но в самый последний момент пони совершила невообразимый кульбит, который впечатлил бы саму Рэйнбоу Дэш, и, проворно обогнув густую крону, скрылась из виду.

Убедив куриц, что в курятнике тем больше ничего не угрожает, человек и пегаска вернулись в дом.

— Флаттершай, я совсем не хотел… — поставив посылку на столик, Айроншилд не смог не вернуться к тому, что сказал.

— Не вини себя – ты ведь и вправду не знал.

— С ее мужем случилось что-то плохое?

Отложив в сторону канцелярский нож, пони тяжело вздохнула:

— За несколько лет до возвращения Найтмер Мун попавшая под ее влияние группа фанатиков, попыталась устроить покушение на Принцессу Селестию — чудовищный взрыв в самом центре Кантерлота. Жених Дерпи пытался предотвратить это, но что-то пошло не так, и своим заклинанием он перенес в небо не только уже готовую вот-вот взорваться бомбу, но и себя самого… — пегаска снова вздохнула и утерла кончиком крыла проступившие слезы.

Лицо Айроншилда омрачилось, и он мысленно начал проклинать себя, на чем свет стоит. Факт того, что он не мог знать об этой трагедии, никак не облегчал чувства вины.

— Это ужасно… — только и смог вымолвить человек. В душе зародилось отвратительное чувство – словно в любовно написанную картину швырнули банку с черной краской.

Какое-то время они сидели в тишине, погруженный каждый в свои мысли. Флаттершай первой решилась нарушить тягостное молчание:

— Давай не будем о плохом, — робко коснувшись руки человека, сказала она. – Дерпи не понравилось бы, узнай она, что мы корим себя из-за этого.

— Ты права, — едва заметно вздрогнув от ее прикосновения, ответил мужчина. – Не стоит бередить старые раны.

Выругавшись, что позволил мерзким мыслям вернуться, Айроншилд начал сосредоточенно вертеть в руках рабочий пояс для инструментов, стараясь занять свою голову чем-то более позитивным. Это не особо помогло – теперь он злился. Злился на ублюдочных психопатов, решивших, что прервать сотни невинных жизней это хорошая идея; на жениха Дерпи – за то, что оставил свою кобылку вдовой; на себя – за наивность и любовь смотреть на мир сквозь розовые очки; на этот чертов пояс, который был слишком шершавым…

— Айроншилд… — собираясь придумать еще один повод для своей ненависти, человек совершенно не заметил, как вернулась его крылатая подруга. — … ты в порядке?.. – заметив его искаженное злостью лицо, спросила Флаттершай. – Что-то не так?

Ее мягкий участливый голос успокоил мужчину. Отложив пояс в сторону, он наклонился и почесал лодыжку:

— Да комар укусил, — посетовал человек. Чешется – просто жуть!

Кобылка улыбнулась, смешно приподняв в удивлении бровь:

— Маленький комарик едва не довел Айроншилда до белого каления? – присев рядом с ним, пошутила пегаска.

— Ага, маленький... размером с кулак! Хоботок — как карандаш! Летит — уши от гула закладывает, — буркнул он в ответ и бросил взгляд на часы. – Ты сегодня припозднилась – незапланированные дела?

Похихикав над ужасающим комаром, Флаттершай устало потянулась и расправила крылья, случайно проведя одним из них по спине человека. От неожиданности мужчина выгнулся и шумно втянул ноздрями воздух, чувствуя, как по телу приятно забегали мурашки.

— Ага, — сложив крылья, сказала пони, не заметив сконфуженного выражения его лица, — поступило сообщение, что в окрестностях видели крупную стаю параспрайтов – надо было все проверить.

— И как?

— Ничего такого. Просто группа впечатлительных жеребят испугалась очередной миграции монархов.

— А вот я бы с удовольствием понаблюдал за этим действом, — Айроншилд посмотрел на Флаттершай и мысленно стукнул себя по лбу за отсутствие такта. – Ты, должно быть, проголодалась? – спросил он. – Я не вегетарианец, да и повар из меня тот еще, но на винегрет моего таланта хватило. Осмелишься попробовать?

— О, тебе совсем не обязательно было…

— Ну уж нет, теперь моя очередь обслужить тебя – сиди тут!

Несколько минут он бегал между гостиной и кухней, надеясь, что Флаттершай достаточно вымоталась, чтобы не помогать ему. Закончив с сервировкой и водрузив в центр стола большую салатницу с винегретом, человек с деланно серьезным видом начал перечислять ингредиенты, стараясь при этом пародировать французский акцент.

— К сожалению, повар не имел возможности добавить квашеную капусту, поэтому…

— Ох, ну не знаю, — хихикала пони, — как же без капусты-то?

В притворной обиде Айроншилд гордо вскинул подбородок:

— Если мадемуазель желает, то я верну блюдо на кухню и передам повару ее негодование.

— Ну-ну, не будем огорчать его – уверена, что не все так плохо.

— Вы очень любезны.

Сдерживать смех становилось все сложнее, и Флаттершай почувствовала, что еще немного, и она разразится самым настоящим хохотом.

— Пожалуйста, хватит, — хрюкнув пару раз, взмолилась пони, — твой пранцузский акцент просто ужасен.

Человек облегченно выдохнул и, подсунув под каждую тарелку по салфетке, плюхнулся на диван.

— Спасибо, а то я уже начал чувствовать себя идиотом. И… пранцузский акцент?

— Ну… да. Я даже удивилась, что ты о нем знаешь.

— У нас его называют французским – наверное, еще одно из множества пересечений в наших культурах.

— Очень может быть. Думаю, Коппервинг оценил бы твою шутку – он терпеть не может, когда официанты пытаются на полном серьезе строить из себя иностранца. – Вытерев влажным полотенцем копыта, пони взяла вилку и попробовала винегрет. Судя по тому, как просияло ее лицо, старания Айроншилда не пропали втуне. – Очень вкусно! – прожевав, резюмировала она. – Такое необычное сочетание ингредиентов.

— Дедушкин рецепт, — расплылся в улыбке человек. – Хотя, "рецепт" — сильно сказано, он просто намешивал все, что ему нравилось.

Когда они закончили с ужином, Айроншилд убрал все со стола и принес с кухни два бокала и бутылку розового вина.

— Я тут подумал, — под удивленный взглядом Флаттершай начал объяснять он, — что за все время так и не сказал тебе спасибо… Знаю, вино и винегрет, мягко говоря, не сочетаются, но…

— Nouvian de Selle... – прочитала она название на этикетке. – Это же мое любимое… Откуда ты узнал?

— Коппервинг посоветовал – сказал, что тебе должно понравиться. “Он вообще много чего успел тогда сказать… сводник, мать его”.

— Ох, оно же совсем не из дешевых!

— Флаттершай!

— Не стоило…

Спорить было бесполезно — мужчина молча откупорил бутылку и разлил вино по бокалам. Передав один кобылке, он прокашлялся и воззвал к зачаткам своего ораторского искусства:

— Дорогая Флаттершай, судьба частенько любит напакостить как следует, но сейчас я все-таки хочу сказать ей искреннее “спасибо”… нет, не ей… я хочу сказать спасибо тебе. Спасибо за твою бесконечную доброту и понимание; за то, что не убежала в день нашей первой встречи, а не испугалась и помогла в беде совершенно незнакомому тебе существу. Ведь, не налети мы тогда друг на друга, то кто знает, чтобы сейчас со мной было. Я… — мужчина запнулся, чувствуя, что его пафосная тирада начинает излишне затягиваться. – За моего друга, – он поднял бокал, – за тебя, Флаттершай!

Успев к этому моменту несколько раз покрыться румянцем от смущения, пони приняла тост и чокнулась с ним краешком бокала.

— И тебе спасибо… — чуть погодя сказала она. – За то, что не дал моим опасениям сбыться…

— Опасениям?

— Я, ведь, и вправду тогда очень испугалась… — заикаясь от волнения, Флаттершай начала нервно перебирать копытами гриву, — … что ты окажешься страшным творением магии Вечнодикого Леса… что ты можешь навредить мне или моим друзьям…

— Флаттершай… — Айроншилд аккуратно тронул ее за плечо, — в этом нет ничего плохого, и я более чем понимаю твои опасения на свой счет…

— Нет-нет-нет, — замотала она головой, — нельзя вот так сразу судить о других, об их мотивах. А я не только успела надумать себе всякий ерунды, но… даже чувствуя, что тебе нужна была помощь, хотела бросить тебя еще по пути домой… и даже потом…– милое личико пегаски неожиданно приобрело гневные черты, — У-у-у-х, я так зла на себя! Я была такой эгоисткой!

— Да о чем ты говоришь?! – человек приобнял ее за плечи и развернул к себе. – Ты пустила меня к себе в дом, накормила, помогла в трудную минуту – какой эгоизм?

— Я… — она опустила голову, — мне сложно объяснить… даже мои подруги не всегда это понимают…

Стиснув от бессилия зубы, мужчина судорожно копошился в своих мыслях, пытаясь как-то исправить ситуацию.

— Мы все совершаем ошибки, — сказал он наконец, – и не сокрушайся ты сейчас из-за этого, ты не была бы той Флаттершай, которую все знают и любят, согласна?

Несколько мучительно долгих секунд она молчала, размышляя над его словами.

— Наверное, — ответила пони и, посмотрев на него, лучезарно улыбнулась. – Но все равно, спасибо.

Прежде чем Айроншилд успел подумать, что его руки лежат на плечах пегаски излишне долго, она наклонилась вперед и чмокнула его в щеку.

— Кхм… ну вот и отлично, — человек неловко поправил воротник рубашки, – Раз уж с этим мы разобрались, может, ты расскажешь поподробнее о том, что может поджидать меня в Вечнодиком Лесу? На случай, если мне вдруг захочется прогуляться.

— Ты же сейчас шутишь? – испуганно ахнула Флаттершай. – Если да, то это совсем-совсем не смешно. Вечнодикий Лес – очень опасное место, по которому не стоит разгуливать без особой необходимости.

— Я как бы лесник…

— Ты еле-еле убежал от древесного волка!

— Поправочка, — человек назидательно поднял указательный палец, — это древесный волк еле убежал от меня.

Кобылка скорчила недовольную мордочку и с укором посмотрела на него:

— Ну не будь ты, как Коппервинг – тебе совсем не идет.

— Что?

— Он тоже любитель бахвалиться и строить из себя неустрашимого героя. Знаешь, как часто это выходило ему боком?

— Я-я-ясно… — протянул человек, — значит, не расскажешь…

— Ох, ну что за глупости ты говоришь – конечно, расскажу! Просто, пообещай мне, что не будешь лишний раз подвергать себя опасности, хорошо?

Айроншилд встал и торжественно приложил ладонь к груди:

— Обещаю!

— Ты должен дать Пинки-клятву.

— Ты серьезно?!

С упрямым видом пони сложила копыта на груди и молча кивнула.

— Ладно… как бишь там… — прикрыв глаза, человек несколько раз проговорил про себя текст клятвы. – Через сердце на луну в глаз я кекс себе воткну, — неуверенно произнес он.

— Вот теперь я спокойна, — радостно хлопнув копытами, сказала пегаска. Встав с дивана, она подошла к книжной полке. Достав один из томов Большой Эквестрианской Энциклопедии, Флаттершай подсела обратно к человеку. – Давай начнем с уже знакомых тебе древесных волков, — с открытой страницы на Айроншилда уставилась пара этих удивительных созданий. – Перво-наперво запомни – они прекрасно умеют лазать по деревьям, и это просто чудо, что встретившийся тебе волк не полез вслед за тобой.

— Да уж… не самое умное из моих решений.

Пони кивнула и продолжила:

— Основные ареалы их обитания – вот здесь, — она указала кончиком копыта на несколько выделенных на карте Вечнодикого Леса областей. – Но, время от времени, древесные волки покидают свои охотничьи угодья и могут забрести очень далеко. Причиной тому обычно служат…

Внимательно слушая рассказ Флаттершай, наслаждаясь ее компанией и чуть терпким вином, Айроншилд начинал понимать, как сильно ему будет не хватать этих вечерних посиделок. Хоть новая работа и обещала быть своего рода очередным приключением, которыми мужчина грезил с самого детства, он уже успел привязаться к этой желтой пегаске, Коппервингу, Рэйнбоу Дэш и остальным; своему новому дому. Расставание с ними – пусть даже и недолгое – было той самой ложкой дёгтя в бочке меда.
“Наверное, я все же не настолько люблю одиночество, как убеждал себя все эти годы”, — меланхолично подумал он и наполнил их опустевшие бокалы Nouvian de Selle.

Наступило долгожданное утро. Небо, затянутое бесконечной серой пеленой, всем своим видом обещало продолжительные осадки, но у погодного патруля было иное мнение на этот счет. “Никакого дождя”, — сказало их начальство. – “Но и тучи не разгонять”, — добавило оно. Почему? Ну, потому что сверху виднее.

Снедаемый мыслями о новом назначении и невероятными чудесами Вечнодикого Леса, Айроншилд почти всю ночь не смыкал глаз, ворочаясь с боку на бок. Но, не смотря на это, он не чувствовал и признака усталости – лишь приятную волнительную дрожь. А перед глазами, сменяя друг друга, то и дело вставали картины древнего замка, которые ему показала Флаттершай, или навеяло его собственное воображение.

Пунктом отправления выбрали площадь перед городской ратушей. Вокруг повозок, под завязку набитых припасами, инструментами и прочими необходимыми в восстановлении былого величия замка вещами, столпилась целая куча пони – и это не смотря на столь ранний час. Кроме знакомых ему строителей и провожающих, человек насчитал с десяток королевских гвардейцев. На вкус Айроншилда их броня была излишне сильно наполирована, но выглядели эти ребята весьма сурово – лица парочки даже украшали шрамы. “Видимо, прислали не только украшения ради”.

— Эти гвардейцы не из парадного полка, — заметив его заинтересованный взгляд, сказала Флаттершай. Ей, как и остальным ее подругам, было поручено осмотреть замок и составить отчет для Принцессы Селестии. Человек не совсем понимал, какая часть отчета была за Пинки Пай, но Принцессе виднее. – Все они хорошо показали себя во время второго восстания Найтмер Мун и других опасных поручениях.

Хмыкнув в ответ, Айроншилд поискал глазами своего начальника, который собирался отправиться вместе с первой группой и лично оценить состояние замка. Заметив Тандер Дэйра, переговаривающегося о чем-то с Айвори Скролл, человек поправил висевшую на плече сумку и направился к нему.

— Я до сих пор не понимаю, почему Вас так пугает всего лишь один следопыт? – удивленно спрашивал жеребец. – Вам всего лишь надо расквартировать его в городе на денек-другой. Какие проблемы?

— Такие,- мэр пренебрежительно фыркнула, — что этот жеребец из Хмельного Братства – их поголовное пристрастие к выпивке всем известно. Ему и одного дня хватит, чтобы устроить тут…

— Ой, да бросьте! — раздраженно махнул на нее копытом Тандер. – Гнусные сплетни, распространяемые их завистниками – ничего более. Да, эти парни любят повеселиться, но всегда ведут себя в рамках… о, Айроншилд, — поприветствовал он человека, который уже открыл рот для приветствия, — вот скажи, стал бы ты отказываться от… а-а-а, в бездну морскую, — жеребец еще раз махнул копытом – теперь уже самому себе. – Скажи лучше – форма, что я для тебя заказал, пришлась впору?

— Более чем, тов… мистер Дэйр, — похлопав себя по груди, сказал человек. – Разве что, карманов многовато, но это дело житейское – привыкнем.

— Прекрасно, прекрасно… мисс Флаттершай, — поприветствовал жеребец кобылку, — надеюсь, что и Вы меня порадуете?

— Следопыты докладывают, что расчистили дорогу и смогли… ммм… убедить мантикору перебраться в другое место, — ответила пегаска и, смутившись, добавила. – Но, все равно, это же Вечнодикий…

— Да-да-да, никогда нельзя быть полностью уверенным по поводу того, что творится в чащах Вечнодикого Леса и прочее, и прочее, — Тандер посмотрел на стоящего неподалеку стражника, с невозмутимостью статуи игнорирующего подколы Рэйнбоу Дэш. – Уверен, что “Ворчуны” способны справится с непредвиденными ситуациями. Не говоря уже о сопровождающей нас мисс Спаркл.

— Мистер Дэйр…

— Да-да, миссис Скролл, я прекрасно помню, что наш разговор еще не закончен…

Оставив бывшего военного и мэра наедине, Айроншилд и Флаттершай подошли к Рэйнбоу, которая уже оставила свои попытки вызвать в стражнике хоть какое-нибудь подобие эмоции.

— Как всегда – слишком хороши… — услышали они ворчание радужной пегаски, — Ну вы только посмотрите! – заметив приближение своих друзей, воскликнула она. – В кои-то веки я пришла раньше вас двоих.

Обняв Флаттершай и стукнувшись копытом о кулак человека, Рэйнбоу не преминула похвастаться, что она несколько дней назад приступила к тренировкам в академии Вандерболтов. Из того что Айроншилд слышал об этой команде, даже стать претендентом в их число было уже выдающимся достижением. И такой талантливый пегас, как Рэйнбоу Дэш, отлично впишется в их команду. “С дисциплиной у нее, конечно же, возникнут проблемы… но тут уж либо соответствуй полностью, либо проваливай”.

— Вы бы видели, какие фокусы вытворяет Флитфут! “Кобра Даззлфлэш” в ее исполнении просто…

Пытаясь уследить за бесконечными названиями трюков, которые исполняла команда Вандерболтов, человек не сразу заметил, что к нему обращаются:

— …дорогой, я очень извиняюсь, что не успела вовремя закончить твой заказ, – Рарити телекинезом передала ему объемный пакет с изображением логотипа ее бутика. – Как всегда, в самый последний момент, — улыбнулась кобылка.

— Ты успела до моего отъезда, значит, успела вовремя, — без тени иронии заметил Айроншилд. Поставив пакет на землю, он принялся рыться в кармане своей сумки. Достав мешочек с уже приготовленной суммой, он протянул его единорожке. – Как мы и договаривались…

К его удивлению пони не стала принимать оплату.

— Брать с тебя деньги? После того, как ты помог мне разобраться с тем хаосом, что Свити Белль учинила в моем бутике?! – Рарити играла столь правдоподобно, что человек чуть было, не поверил в ее возмущение. Привыкнуть к ее театральным жестам было немногим проще, чем к абсолютно непредсказуемым выкрутасам Пинки Пай.

— Да я всего-то починил ножку стула да заменил на нем обивку, — все еще протягивая ей мешочек с битами, ответил мужчина. Тяга к халяве, в той или иной степени присущая почти каждому человеку, так и подначивала согласиться на щедрое предложение единорожки и оставить деньги себе. Но Айроншилд был слишком принципиальным и упрямым, чтобы поддаться этому искушению – уговор есть уговор.

— Нет, нет и еще раз нет, — упрямо замотала головой кобылка. – Я не могу не заметить, что хоть моя младшая сестра и была причиной всего того… — пони демонстративно поджала губки и выдержала строго выверенную паузу, — … беспорядка, ты не взял с нее ни бита за проделанную работу. Более того, ты даже пытался выгородить ее – и это после того, что она устроила! Столь благородный жест, без всякого сомнения, должен быть вознагражден.

— Она подросток – в ее возрасте вполне естественно искать приключений на свою жо.. пятую точку, — Айроншилд улыбнулся, вспомнив не на шутку перепуганное лицо Свити Белль, когда она наткнулась на него, пока тот возвращался с работы.

В очередной попытке обрести свою долгожданную метку молодая кобылка решили, что ее призвание – скрытое проникновение и прочие шпионские штучки. Понятное дело, что настоящие диверсанты дверями не пользуются, а вторгаются исключительно через окна. Ради такого случая она даже специально заперла изнутри окно, ведущее в мастерскую Рарити, пока та пропадала в поисках драгоценных кристаллов. Вскрыть запертое ей же окно у нее как-то получилось, но вот дальше все пошло коту под хвост – в прямом смысле. Радостно ворвавшись в комнату, кобылка забыла учесть тот факт, что окружающая обстановка иногда имеет свойство меняться. В данном случае все ее карты спутала любимица Рарити – Опал. Что ж, возможно, у Свити Белль и правда были определенные задатки к шпионским играм: отпереть окно, не разбудив при этом мирно дремавшую на стуле кошку, достойно похвалы. Но вот сбрасывать на нее – пусть и случайно – клубок ниток, было не самым умным ходом. Дальше все происходило в лучших традициях диснеевских мультфильмов: яростное шипение, испуганные крики, смятение и, как результат – сломанная ножка стула и исполосованная когтями обивка. Повезло еще, что она не задела стоявшую на набросках Рарити баночку с чернилами.

Справедливо боясь гнева своей старшей сестры, Свити Белль чуть ли не умоляла человека исправить содеянное до возвращения единорожки. Работа была не из сложных, но хозяйка бутика вернулась как раз, когда Айроншилд принялся за лишенный ножки стул. Немая сцена, все смотрят друг на друга, Опал умывается в центре комнаты, будто ничего и не произошло…Занавес.

— В ее возрасте пони уже должны привыкать нести ответственность за свои поступки, — сердито цокнув копытом, парировала Рарити.

— И все же, я настаиваю...

— М-м-м… друзья, может не будем… — робко попыталась встрять в их спор Флаттершай, но Рарити не стала ее слушать.

— Это абсолютно искл…

— Ёшкин понь, да возьми ты уже эти деньги! – Эпплджек неожиданно возникла между ними и, схватив мешочек, беспардонно сунула его в переметную сумку единорожки. – У меня сейчас уши отвалятся слушать ваши пререкания.

— Я… ах… ну… ну знаете ли!.. – не в силах подобрать слов на столь наплевательское отношение ко всем правилам приличия Рарити махнула гривой и с чувством собственного достоинства оставила Айроншилда, Эпплджек, Флаттершай и прыснувшую от смеха Рэйнбоу Дэш.

— Не благодари, — усмехнулась ковбойша, провожая взглядом свою подругу.

— Хм… кажется, ты перегнула палку… — нахмурился человек, уже в который раз не понимая, обиделась ли Рарити на самом деле, или это всего лишь очередной спектакль одного актера.

— Да н-е-е-е, — махнув копытом, протянула радужная пегаска, — наша модница любит повыделываться… как и некоторые двуногие, имен которых мы не будем называть, — посмотрев в сторону, она деланно прокашлялась и будто бы незаметно указала на Айроншилда копытом.

— Уговор есть уговор, — без тени эмоции на лице, ответил он.

— Аргх, вот упрямец! У ЭйДжей нахватался?

— А я-то тут при чем…

— Спокойно! – не давая ковбойше втянуть себя в очередной спор, Рэйнбоу молниеносным движением заткнула ей рот копытом. Собираясь добавить что-то еще, пегаска внезапно осеклась на полуслове и скривила в недовольстве мордочку. – Ладно, я и так еле-еле отпросилась у Спитфайр, чтобы проводить вас – не хочу и дальше испытывать ее терпение. Кстати говоря, — она развернулась к Айроншилду, – свободного времени у меня теперь будет заметно меньше, но ты не думай – лишать себя удовольствия уложить тебя на лопатки я не собираюсь. Так что, жди меня через недельку, чтобы обсудить наши дальнейшие тренировки…

— Привет, Рэйнбоу…

— Бывайте! – Дэш взмахнула крыльями и рванула ввысь, скрывшись из виду еще до того, как осело поднявшееся от такого низкого старта облако пыли.

— Пока, Рэйнбоу… — не обращая внимания на кружащиеся вокруг него песчинки, сказал Коппервинг. – Как всегда, в своем репертуаре… — пробормотал он. – Извини, что своим появлением разлучил вас двоих, — в глазах жеребца заплясали ехидные искорки, а человек почувствовал, как у него засвербело в затылке от нехорошего предчувствия.

— Хей, Коппервинг, — поприветствовала его Эпплджек, — все-таки смог выкроить время в своем графике? Как там Скуталу? Последнее время ее почти не видно.

— Ее прогресс налицо, — обняв кобылок и обменявшись рукопожатием с Айроншилдом, ответил пегас. – И не только благодаря программе Балка. Скуталу просто умничка, — он хохотнул. — Иногда настолько, что приходится чуть ли не насильно отправлять ее на боковую.

— О, это очень здорово! – воскликнула желтая пегаска. – Я так рада, что ее давняя мечта наконец осуществится. И все благодаря тебе!

— Ну… это все заслуга Скуталу и Балка… — едва заметно покраснев, Коппервинг смущенно поскреб копытом землю. – Я так… на подхвате был. Ничего особенного.

— Вы только поглядите на этого скромника, — решив, что сейчас идеальный момент, мужчина постарался как можно быстрее перехватить инициативу, ибо его врожденная паранойя настойчиво подавала сигналы опасности.

— Говоря о скромниках… — маневр человека провалился, и Коппервинг, загадочно улыбаясь, тут же перешел в наступление. – Как у вас двоих вчера все прошло?

— Просто чудесно! – не заметив в его словах двойного смысла, улыбнулась Флаттершай. – Так мило с твоей стороны, что ты помнишь мою любимую марку вина.

— Надеюсь, я не зря торговался с Берри Панч за последнюю бутылку, а, приятель? – пегас ткнул Айроншилда копытом в бок, на что тот лишь раздраженно промычал.

— Да, вино и вправду было великолепно. Спасибо, – поняв, что бесполезно играть по правилам своего приятеля, человек перешел в глухую оборону. – Ты залетел нас проводить или мне придется выносить твое присутствие до самого замка?

Жеребец и бровью не повел:

— Чай не маленький – потерпишь, — усмехнулся он в ответ. – Ради такого случая я устроил себе выходной. Да и Скуталу тоже не помешает отдохнуть от бесконечных тренировок и прочих процедур.

Не дожидаясь пока соберутся все остальные, Эпплджек и Коппервинг, словно по команде, принялись заваливать Айроншилда вопросами о его тренировках с Рэйнбоу Дэш. Несколько удивившись их внезапному и настойчивому интересу, человек поначалу отвечал без какой-либо задней мысли, но довольно быстро сообразил, на что намекают его друзья. И ладно бы Коппервинг – с его талантом опошлить почти все что угодно, он уже смирился – но ЭйДжей? Хорошо еще, что Флаттершай к ним не присоединилась, хотя… судя по тому, как пегаска смущенно прятала мордочку в локонах гривы, она знала что-то, чего не знал Айроншилд.

— Ну не расстраивайся ты так, Рони, — шутливо начал утешать его Коппервинг, после того, как человек поведал об очередном почти-ее-одолел поединке, — не везет в бою – повезет в любви. Да и в борьбе ты, судя по всему, силен… — пегас с ухмылкой посмотрел на ковбойшу, которая не без труда сдерживала накатывающиеся на нее волны смеха, — … сумел завалить ее и… поцеловать.

— Агась, — вторила ему Эпплджек, — а разговоров то было! “Мы разного вида! Да ни за шо на свете!”. Не, я тя ни в коем разе не упрекаю! Рэйнбоу у нас кобылка видная – как тут устоять жеребцу в самом рассвете сил.

— Ты смотри, такими темпами они тебе и перо подарит, — то ли предостерег, то ли ободрил его Коппервинг. – Тут уже не отвертишься…

Пегас хотел добавить что-то еще, но неожиданный смех Флаттершай, которая перестала смущенно отмалчиваться, заставил его замолчать на полуслове и удивленно уставиться на нее.

— Флаттершай, — обратился к ней жеребец, — сдается мне, ты хочешь внести свой посильный вклад в нашу милую беседу.

— Ну… я даже не знаю… уместно ли…

— Конешн, уместно, — заговорщически приобняла ее ковбойша. – Давай, можешь шепнуть мне на ушко. Только шоб все слышали.

После непродолжительных уговоров, кобылка сдалась и поведала историю о том, как Айроншилд ни разу не смутившись, украсил свою прическу пером радужной пегаски. Уже понимая, что его обложили со всех сторон, человек с чувством обреченности сложил руки на груди и уткнулся лицом в ладонь.

— И ты, Брут… — с наигранным драматизмом произнес он, после того, как Коппервинг и Эпплджек закончили хохотать.

— Не знаю, кто такой этот Брут, — утирая проступившие от смеха слезы, сказал пегас, — но вот от кого, от кого, а от Рэйнбоу я не ожидал столь продуманного плана. Специально оставить свое перо на месте вашей первой встречи с расчетом на то, что не только его подберешь, но еще и заткнешь его себе за ухо… настоящий стратег!

— Ага, прям многоходовочка, — пробубнил Айроншилд. – Как вы вообще про это узнали?

— У деревьев тоже есть уши, — хитро улыбнувшись, ответил жеребец. – Нет, Флатти тут абсолютно не при чем! – предвосхитил он его возмущение на желтую пегаску.

— Погодь, – сказала ЭйДжей. – над предоставить ему слово в свою защиту. Щас, наверняка, будет оправдательная речь о том, шо эт все пустые домыслы.

— Но так и есть! – воскликнул в сердцах человек. – Это был обычный поединок и я действительно смог поймать ее в захват… Заткнись, Коппервинг!

— Молчу-молчу!

— И единственное, что смогла сделать Дэш в этой ситуации это… поцеловать меня. Да, сам факт поцелуя я не отрицаю, но это был отвлекающий маневр, чтобы сбить меня с толку. Только и всего!

— Ну разумеется, сахарок, и мы тож будем придерживаться официальной версии.

— Да мать вашу за ногу! Когда до вас дойдет…

Пытка продолжалась еще несколько минут, пока мистер Дэйр не оповестил собравшихся, что все готовы выступать. Это было как нельзя во время, ибо к этому моменту подошли Твайлайт и Пинки Пай. Махнув рукой на своих друзей, которые в обновленном составе начали заходить на второй круг, Айроншилд переместился в конец обоза, надеясь побыть в столь желанной сейчас тишине.

Под размеренный скрип колес вереница телег углублялась в Вечнодикий Лес, оставив позади так называемую “буферную зону”, где законы природы еще имели силу. Сомкнувшиеся над головами процессии кроны мощных деревьев почти не пропускали солнечный свет, который и так был приглушен серыми тучами.

Освещая путь факелами и заклинаниями, пони то и дело бросали по сторонами тревожные взгляды, ожидая, что из густых зарослей на них выпрыгнут древесные волки или еще что похуже. В противовес им стражники сохраняли незыблемое спокойствие. Окружив обоз, они всматривались в сгущающийся мрак, готовые ответить на любую внезапную угрозу. Пляшущие то тут, то там тени создавали иллюзию, что тьма жила собственной жизнью. Возмущенная наглостью вторгнувшихся в ее владения пони, она слово беззвучно шипела, протягивая к ним свои сотканные из мрака щупальца.

Айроншилд глубоко вдохнул и поежился – здесь даже воздух был другой. Он привык, что в лесу дышится легко и свободно, а тут… его легкие наполнял какой-то дурманящий эфир, от которого едва заметно кружилась голова, рябило в глазах, а врожденный страх темноты начинал принимать вполне реальные формы. Впервые, после того как его приютила желтая пегаска, человек пожалел, что у него нет под рукой хотя бы кухонного ножа.

Лес не молчал, как любят описывать в страшных сказках, но… боги, лучше бы так оно и было! Звуки, которые время от времени раздавались вокруг, словно насмехались над самой природой. Крики птиц больше походили на демонические песнопения, а при каждом скрипе деревьев человек сжимал кулаки до боли в костяшках.

Айроншилда все никак не покидало ощущение того, что за ними следят. Возможно, виной тому был Вечнодикий Лес, но это чувство было настолько отчетливым и реальным, что уже не получалось просто отбросить его в сторону и посмеяться над собственной паранойей. И этот страх... Никогда – даже будучи еще совсем ребенком – человек не ощущал в лесу ничего подобного. Страх не обращал в паническое бегство – подобного затаившемуся хищнику, он словно ждал своего часа, готовый явить себя, когда придет время. И это ожидание неминуемого было во сто крат хуже.

Ну вот, опять. За просветом среди деревьев мелькнула тень, и Айроншилд готов был поклясться, что это никакая не игра воображения. Чертыхнувшись, он прибавил шагу.

— Можешь назвать меня психом, но я уже не первый раз наблюдаю кого-то за деревьями, — поравнявшись с Флаттершай, сказал мужчина.

— Не волнуйся, это следопыты и лесничие, — тихим голосом ответила кобылка. Окружающая обстановка давила на нее едва ли не сильнее, чем на человека. – Они следят, чтобы нас не застали врасплох.

— Могли бы и сигналы подавать – что все в порядке…

— Они подают… вот, слышишь?

Зловещую тишину нарушило совиной уханье, перемежаемое птичьими трелями. Пегаска нахмурилась:

— Неподалеку заметили семейство кокатриксов, — тревожно сказала пони. – Они двигаются почти в нашем направлении. Если мы продолжим путь с этой же скоростью, то очень скоро столкнемся с ними на дороге. Я должна предупредить лейтенанта.

Флаттершай поспешила к головной повозке, оставив Айроншилда размышлять о том, насколько серьезную угрозу для подготовленных стражников и лесничих могут представлять эти твари.

Через минуту процессия замедлила ход, а потом и вовсе остановилась. Пони начали тревожно перешептываться, ожидая худшего. Сквозь приглушенный гул их голосов, до человека доносились слова лейтенанта:

— Всем сохранять спокойствие, — своим непоколебимым тоном кобылка не просила – приказывала следовать ее указаниям, — впереди возникло непредвиденное препятствие. Я уже послала следопытов. Как только они разберутся с этой проблемой, мы продолжим путь.

Но это были обычные рабочие, плотники, архитекторы – не военные, которыми она привыкла командовать. Да, все эти пони осознавали опасность, когда ставили свои подписи в контрактах, но нервы у них и так уже были на пределе, а тут еще какая-то проблема. Некоторые начинали откровенно паниковать, и ни Тандер Дэйр, пытавшийся привести их в чувство, ни бесстрашные стражи не могли прогнать страха надвигающейся катастрофы.

Вдруг над одной из повозок поднялся ярко желтый шарик. Это не преувеличение – он действительно словно бы светился, подобно маленькому солнцу разгоняя сгущающиеся тени. Все замолчали. Одна кобылка, уже на полном серьезе собиравшаяся ринуться назад, остановилась как вкопанная и в немом удивлении уставилась на шар, к которому присоединился еще один – теперь уже оранжевый.

В толпе началось движение: пони расступались, пропуская кого-то перед собой, а над их головами поднимались все новые и новые шарики: красные, зеленые, голубые, бирюзовые – самых разных цветов.

Звонко смеясь и подпрыгивая при каждом движении, Пинки Пай передвигалась от пони к пони, рассказывая каждому что-то невообразимо забавное и одаривая своей озорной улыбкой. Вначале неуверенно, но с каждым мгновением все сильнее, игривый настрой розовой кобылки сбрасывал с них оковы ужаса, прогоняя прочь любую мерзкую мысль. Каким бы не был пугающим Вечнодикий Лес, но даже его чары ничего не могли поделать с силой смеха, который олицетворяла эта странная пони.

— А-а-а-а-йроншилд! – воскликнула Пинки, когда очередь дошла до него. – Только не говори, что и тебя напугали эти неуклюжие деревья и злючие-презлючие кусты!

— Я не…

— Чтобы сказала Рэйнбоу Дэш, увидев тебя таким?! Не говоря уже о пони-воительнице!

— Опять двадц…

— Все, что тебе надо сделать, это улыбн-у-у-у-ться! – дабы показать, как это делается, кобылка встала на задние ноги и растянула его рот в улыбке.. – Вот, — закончив с мастер-классом, она достала из висевшей на спине сумке небольшой мешочек. – Особые конфетки Пинки Пай. Не слопай все разом, а то будешь потом смеяться до коликов в животе — на полном серьезе шепнула ему пони и попрыгала к остальным.

Удивленно глядя на мешочек в своей руке, человек не сразу понял, что и его лицо расплылось в искренней улыбке. “Ну что ж, теперь все встало на свои места: она – наше секретное оружие на случай непредвиденных обстоятельств”.

Дальнейшие путь они и проделали без каких-либо происшествий. Под разноцветными знаменами из шариков, обоз добрался до Замка Двух Сестер. Еще на подходе Айроншилд начал замечать, как меняется окружающая обстановка и сам Вечнодикий Лес: деревья больше не походили на искореженные переплетения стволов, а сквозь поредевшие кроны стало виднеться закатное небо. Даже воздух стал нормальным: чистым, бодрящим – без привкуса страха и отчаяния.

Повозки остановились перед обрывом, через который был переброшен веревочный мост. Каким образом он сохранился за прошедшие столетия, оставалось для человека загадкой. Возможно, его заблаговременно соорудили отправленные на разведку следопыты… Но все же, как быть с повозками?

Размышления Айроншилда замерли, когда его взгляд остановился на цели, к которой они все шли. Даже подвергнутый суровым испытаниям войны и времени, замок продолжал горделиво возвышаться на крутом утесе, словно герой из легенд – побежден, но не сломлен. Некогда высокие стены были почти полностью разрушены, от ворот ничего не осталось, но две чернокаменные башни, как бдительные часовые, все так же стойко несли свою службу.

Из леса, кольцом окружавшим замок, начали выходить следопыты. Уставшие, измазанные грязью, травой и листьями, они, не смотря ни на что, радостно улыбались и оживленно переговаривались. Им навстречу тут же поспешили несколько пони – из числа санитаров. Судя по тому, как некоторые следопыты прихрамывали, они не отделались простой борьбой со своими страхами, как остальные.

— Не переживай за них, Айроншилд, — подойдя к нему, сказал Коппервинг. Все время, пока они шли, пегас оставался рядом с головной повозкой и только сейчас решил перекинуться парой слов со своим другом. – Они – крепкие ребята. Даже Вечнодикому Лесу придется попотеть, чтобы одолеть их.

— Ты знаешь, что произошло?

— Нет, — с досадой в голосе ответил жеребец. – Это не для посторонних ушей, если я правильно понял слова их старшого. Флаттершай в курсе, но и она не скажет, — он пожал плечами. – Наверное, правильно: все и так еще не отошли от этой прогулки – незачем нагнетать обстановку.

Айроншилд молча кивнул и снова обратил свой взор к замку.

— Просто дух захватывает, да? – заметив, куда смотрит человек, спросил Коппервинг.

— Не то слово…

С похода в Вечнодикий лес и осмотра руин замка Двух Сестер прошло уже несколько дней. Вымотанный вчерашней возней с надвигающимся на Понивилль грозовым фронтом, Коппервинг устало развалился на балконе своего дома. Время перевалило за полдень – Скуталу была в школе, работы не намечалось аж до послезавтра, и поэтому пегас с чистым сердцем наполнял уже вторую кружку яблочным сидром. Его расслабленную идиллию прервал стук в дверь.

— И кого это Дискорд на хвосте притащил?!.. – заворчал он. Скут не должна была вернуться так рано, а гостей он сегодня не ждал. Пристроив кружку на спине между крыльев, он спустился вниз к двери. В дверь снова постучали, нетерпеливо и настойчиво. — Да иду я… – вполголоса буркнул он. Отворив дверь, он с недоумением уставился на двух незнакомых пегасов: тощую пожилую кобылу в очках с толстыми стеклами и полноватого жеребца примерно его возраста.

— Мистер… э… Коппервинг, верно? – мельком глянув в бумаги, услужливо подсунутые ее спутником, спросила кобыла. В ее седеющей гриве еще просматривался прежний салатовый оттенок, приятно сочетающийся со светло-голубой шерсткой.

— Да, это я. А кто вы? И в чем дело? – Сухой тон собеседницы, вкупе с кипой бумаг у ее спутника, не внушал ему доверия.

— Меня зовут Пэйл Скай, а это мой помощник Брайтвинг. – Бирюзовый пегас небрежно кивнул Коппервингу. – Мы прибыли из Кантерлотского Департамента опеки; нам поручено проверить условия проживания вашей подопечной — Скуталу Эмберфлейм. Мы можем войти?

— Да, конечно, проходите. – Пропуская гостей, Коппервинг постарался незаметно снять со спины кружку с сидром и оставить ее в прихожей. – Я готов ответить на все ваши вопросы. – Конец фразы потонул в оглушительной отрыжке, более походившей на рык древесного волка – уже выпитый сидр эффектно вмешался в беседу. Коппервинг пробормотал слова извинения и покраснел. Пэйл Скай закатила глаза, а Брайтвинг посмотрел на него с плохо скрываемым презрением, отметив что-то в своих бумагах.

Нельзя сказать, что этот визит стал для Коппервинга сюрпризом. В конце концов, нет ничего удивительного в том, что представители опеки заявятся проверить, как поживает в его доме Скуталу. Вот только он ожидал какого-то предупреждения, что ли – раз уж они прибыли аж из Кантерлота, едва ли им понравилось бы проторчать под дверью добрую половину дня, окажись у него в этот день дежурство в патруле. С другой стороны, проверка и должна быть внезапной…

Следующие полчаса он добросовестно отвечал на их вопросы, показал им дом, рассказал о лечении Скут, ее поведении, жизни в целом и их взаимоотношениях в частности. Спрашивала в основном Пэйл Скай, ее спутник больше отмалчивался, быстрым почерком заполняя страницу за страницей полученной от Коппервинга информацией. Кобыла, сперва державшаяся холодно и почти враждебно, постепенно сменила гнев на милость. Особенно ее впечатлили успехи в лечении пегаски; было заметно, что ей очень хотелось посмотреть на это вживую. Но увы! – Скуталу еще была в школе.

— Что ж, мистер Коппервинг, спасибо за интересный и познавательный рассказ. Отрадно видеть, что Вы искренне заботитесь о своей подопечной, и делаете все от Вас зависящее для ее комфорта, образования, а так же душевного и физического здоровья. – Кобыла не глядя подписала какой-то протянутый своим спутником бланк. – От лица Департамента выражаю Вам благодарность, и…

Договорить ей не дали. Снаружи послышался какой-то шум, и дверь резко распахнулась, выбив из копыт Брайтвинга стопку бумаг, и отправив их в суетливый полет по прихожей. На пороге стояла Дерпи.

— Коппервинг, я буквально на минутку! – затараторила она. – Мы с дочкой играли в бадминтон, но наш воланчик куда-то улетел, и мы никак его найти не можем! Не одолжишь свой – я знаю, у тебя есть! – Только сейчас пегаска обратила внимание на стоящих в прихожей гостей. – Ой, здрасте… я не вовремя?

— Не совсем, мы уже уходим, — натянуто улыбнувшись, ответила Пэйл Скай. – Брайтвинг, бумаги, не стой же столбом!.. – Жеребец начал суетливо собирать разлетевшиеся листы и не сразу заметил медленно багровеющее лицо Коппервинга. Он тоже поймал один листок, и сейчас, едва сдерживая ярость, вчитывался текст.

— “Неподходящие условия… рискованные медицинские эксперименты… алкоголизм опекуна… беспорядочные половые связи… — а ведь про это я даже не рассказывал!.. Рекомендации – изъятие из семьи и возвращение в приют”. — Вот так вот, значит, да?

— Эй! Это грязная ложь, — возмутилась Дерпи. – Коппервинг совсем не такой! И Скуталу тут хорошо, она сама моей дочке Динки об этом рассказывала!

— Брайтвинг! – ахнула Пэйл Скай. – Что ты такое написал?! Откуда ты вообще это выдумал?..

Бирюзовый пегас испуганно вжался в угол, прижимая к груди собранные листы. Глядя на приближающегося к нему Коппервинга, он в конец потерял самообладание, и попытался сбежать прямо через облачную стену. Безуспешно – пробиться сквозь дикие облака, из которых был построен дом, оказалось ему не под силу. Взвизгнув, он швырнул в Коппервинга стопку листов, и заорал:

— Не подходи! Если ты меня тронешь, Лютефиск этого так не оставит!

— Ах вот оно что, — сквозь зубы прошипел пегас. – Этот жирный боров все никак не угомонится, да?

— Эй, Коппервинг… ты успокоился бы, а? – опасливо приблизившись к нему, Дерпи робко приобняла его крылом. – У тебя просто такое лицо… будто ты его сейчас прямо тут бить начнешь.

— Может и начну, я пока еще не решил. Очень хочется – это уж точно. – Глубоко вздохнув, Коппервинг немного успокоился. – Пэйл Скай… я правильно понимаю, что вы ничего не знали о такой вот авантюре вашего помощника?

— Конечно же, нет! – возмутилась старая кобыла. – Я работаю в Департаменте почти сорок лет и никогда не видела такого бесстыдного вранья и столь дерзкого подлога! Подумать только – ему еще хватило бесстыдства подсунуть мне эти бумаги на подпись!

— Да уж, наглости ему не занимать, — фыркнул рыжий пегас. – Зато с храбростью у него все куда хуже – его даже спрашивать не пришлось, сам выдал нам своего нанимателя! Брайтвинг, ты, мулье отродье, навозник обосраный! Ты хоть понимаешь, чего ты пытался добиться?! Если бы ты сумел сдать в этот ваш Департамент эти бумаги да под подписью Пэйл Скай, то Скут как пить дать забрали бы назад в приют – к Лютефиску, который был бы только рад такому повороту дел! Он – настоящий выродок, к тому же крепко невзлюбивший эту пегаску! Ты наверняка не в курсе, но он хотел отправить ее в другой приют, аж в Хуффингтон, в новое и незнакомое место, и без какой-либо причины! Я успел ее забрать оттуда раньше, изрядно разозлив этого жирного борова, и не думай, что он это забыл или смирился с этим. Ты хоть представляешь, в какой ад он бы превратил ее жизнь теперь, если бы ее вернули к нему назад?!

— Н-но… я… не знал! Я не хотел!.. – заскулил Брайтвинг. – Он обещал заплатить мне! Много битов! Сказал, что сможет продвинуть меня по службе!.. – Пегас разрыдался. Дерпи смотрела на него с жалостью, Коппервинг с презрением, Пэйл Скай – с брезгливым отвращением.

— Твои поступки могли дорого обойтись не только этой несчастной кобылке, но и ее опекуну. – Льда в голосе старой кобылы с лихвой хватило бы для заморозки всего Небесного Зеркала. – Думаешь, приятно было бы ему всю оставшуюся жизнь ходить с ярлыком извращенца и растлителя, навешанным твоим лживым языком? Одной бумажкой ты мог разрушить две жизни!..

— Три, — буркнул Коппервинг.

— Прошу прощения?.. – удивилась Пэйл Скай. – Если ты про мою жизнь, то тут не все так плохо, я…

— Я имею в виду его самого, — оскалился в хищной ухмылке пегас. – Неужели вы думаете, что я не узнал бы, в чем была бы причина таких изменений? Или что я не докопался бы до правды, кто такое бы про меня написал? А когда я бы узнал, то превратил бы жизнь этого мерзавца в настоящий кошмар. Ну а почему нет? – Коппервинг с искренним удивлением встретил непонимание и неприятие во взглядах Скай и Дерпи. – Чего вы так смотрите? С его легкой подачи меня бы заклеймили бы похотливым чудовищем, совратившим свою подопечную. Да меня бы и изгнать из Эквестрии могли бы за такое! Неужели вы думаете, что я не захотел бы поквитаться?

— К счастью, ничего из этого не произошло, — сухо ответила Пэйл Скай. – А значит, нет никакой нужды в угрозах. Брайтвинг повинен в попытке служебного подлога — за это он, без сомнений, будет оштрафован и вылетит со службы. Поскольку никакого вреда он причинить все же не успел, то тюремного заключения не потребуется. В отношении директора Лютефиска будет начато служебное расследование – очевидно, что он радикально превышает свои полномочия. Ну а я сама как специалист Департамента Вам лично гарантирую, что подам честный и правдивый отчет о ситуации. И кроме того – она холодно посмотрела на Коппервинга – об этой Вашей вспышке гнева я упоминать не стану. Можете считать это извинением от лица Департамента за поведение одного из его сотрудников.

— Справедливо, — кивнул Коппервинг. – Спасибо, миссис Скай.

Сложив исписанные Брайтвингом листы в свою сумку, Пэйл Скай вместе со своим все еще шмыгающим носом помощником собрались уходить. Дерпи, получив-таки искомый воланчик и на прощанье попросив Коппервинга меньше нервничать, улетела чуть раньше. Провожая незваных гостей, хозяин внезапно ткнул копытом в сторону висящего на стене длинного предмета.

— Эй, Брайтвинг, знаешь, что это такое? – тот отрицательно помотал головой. – Это шпигу, зебриканская острога. Знаешь, чем она особенная? В болотах на территории племени Орах водится во-от такая здоровенная рыбина, они называют ее висшу. Хитрая, сильная, зубастая. Сети рвет только так. Но по слухам очень вкусная, да и из ее чешуи зебры делают клановые украшения. Так вот, шпигу… — Коппервинг подлетел к остроге, снял ее со стены и сунул под нос испуганному Брайтвингу. – Видишь, какие у нее шипы, как они расположены? С любой другой остроги, с любого гарпуна висшу соскочит, но только не со шпигу. Если поразил им рыбину, достать назад ее уже невозможно – придется проталкивать всю острогу насквозь. Мерзкая штука, одним словом; мне ее подарили как-то по случаю… Ну да не будем отвлекаться. Так вот, Брайтвинг, – Коппервинг приблизился к съежившемуся жеребцу вплотную, почти уперся в него лбом, – Передай Лютефиску, что если он еще раз вздумает попытаться забрать обратно Скуталу, то Сестры свидетели, я ему шпигу в его жирный зад затолкаю, ты меня понял?

Повторять не было нужды. Холодный, без намека на эмоции, голос жеребца пробрал Брайтвинга до самый костей. Истошно крича от страха, он почти снес с петель дверь, и рванул прочь. Неодобрительно качая головой, Пэйл Скай последовала за ним, бормоча себе под нос что-то о сумасшедших пегасах и их неуместных шутках. С шумом выдохнув, Коппервинг утер пот со лба, и повесил острогу на прежнее место. Он как-то попробовал поймать с ее помощью щуку – и ведь поймал. Вот только после увлекательного процесса вытаскивания шпигу из несчастной рыбины, дал себе крепкий зарок никогда не использовать ее по назначению. «Надеюсь, и не по назначению мне с ней дела иметь не придется…» Поискав глазами кружку с уже выдохшимся сидром, пегас сделал добротный глоток – что ни говори, а день начался увлекательно.

Хайдреф, 7. Второй год Эпохи Равновесия.

Наконец-то добрались до замка. И именно что “наконец-то”. Селестия Всемогущая, эти девять часов растянулись на целую вечность! Радует, что свет Принцессы еще не покинул это место: Вечнодикий Лес хоть и подступился почти вплотную, но дальше заходить пока что не осмеливается. Осмеливается… надо же, рассуждаю о нем, будто это нечто живое. Впрочем, может так оно и есть…

Как бы то ни было, теперь можно вздохнуть спокойно и прийти в себя, а с завтрашнего дня приступаем.

Хайдреф, 8. Второй год Эпохи Равновесия.

1. Приступили к осмотру вверенного объекта. Мда… теперь понимаю, что снаружи замок выглядит еще более-менее – внутри же полный хаос: некоторые стены почти полностью разрушены, кругом обломки мебели и битый камень, а в полу местами зияют такие провалы, что даже подумать страшно, как глубоко они уходят. Тронный зал, однако, выглядит почти как новенький… в сравнении с остальным.
2. Не совсем понимаю, зачем к нам приписали этого Айроншилда. Рекомендации у него, конечно, есть, но каков он в деле? Отправил его и еще парочку рабочих разгребать завалы в восточном крыле, а там видно будет.
3. Дискорд побери эту Пинки! Даже дня не прошло, а она уже успела добраться до зала с органом! Ума не приложу, как эта штука еще работает, но эта… пони своей игрой заставила всех нас знатно ~~просраться~~ испугаться. Хорошо, что завтра она вернется в Понивилль — не уверен, что разъяснительная беседа возымела бы хоть какой-то эффект.

На заметку: в плане разгребания камней и прочего не слишком тяжелого хлама двуногий вполне способен подменять единорогов, которым можно дать другое задание.

Хайдреф, 9. Второй год Эпохи Равновесия.
1. Пинки Пай и ее подруги в сопровождении трех стражей и одного следопыта отправились домой. Отсутствие одного следопыта меня не напрягает, но вот гвардейцы… здесь, вроде бы и спокойно, но вернутся они только со следующей пересменкой, а она через две недели – хрен его знает, что может произойти за это время.

Твайлайт Спаркл осталась. Что ж, пока она пропадает в библиотеке и не сует свой всезнающий нос в мои дела, не вижу тут никакой проблемы.
2. Внеплановая приостановка работ. А все из-за этого, что эти дурни, судя по всему, подтерлись выданными им методичками по технике безопасности! Из-за чего двое умников чуть было не оказались погребенными под несущей стеной. Просто чудо, что это не спровоцировало дальнейшее обрушение потолка, и никто серьезно не пострадал.

Отправил всех зубрить ТБ, а этим двоим влепил выговор с занесением в личное дело.

Хайдреф, 12. Второй год Эпохи Равновесия.
1. Заделали провалы и укрепили все несущие стены. Продовольствия хватает с избытком, но вот древесина уходит быстрее, чем предполагалось. Добывать стройматериалы придется в Вечнодиком – рядом с замком подходящих деревьев нет. В дровосеки из добровольцев записался только Айроншилд – да еще с каким-то бешенным энтузиазмом… Не вижу причин ему отказывать. Может это и цинично, но если что-то случится, то уж пусть лучше с ним, чем с другим пони. Остальные же тянули жребий. Чтоб от страха копыта не тряслись, отрядил к ним двух следопытов.

Хайдреф, 15. Второй год Эпохи Равновесия.
1. В Башни из черного камня (материал похож на базальт, но не уверен) попасть так и не удалось. Пегасы пробовали залететь через верхние ярусы, но и тут нас постигла неудача: окна, судя по всему, защищены сильной магией – ни открыть ставни, ни даже разбить стекла не представляется возможным. Твайлайт обещала разобраться. На всякий случай сказал гвардейцам присматривать за этими башням – лучше перебдеть, чем недобдеть.

Хайдреф, 17. Второй год Эпохи Равновесия.
1. Неделя без происшествий. Но надолго ли?
2. Айроншилд просил разрешения “прогуляться” по окрестностям… Разумеется, ответил ему отказом и посоветовал не соваться туда в одиночку, когда его смена закончится: страховка в таких случаях лечения не покрывает. Да и сожрут его там в два счета.
3. Мисс Спаркл отбыла в Понивилль. К счастью, отсылать вместе с ней еще стражников не пришлось: пришедшие за ней подруги сказали, что заклинатели из Кантерлота наконец-то оградили дорогу защитными чарами – так что путешествовать теперь можно без опаски… если это слово вообще применимо к Вечнодикому Лесу.

Хайдреф, 20. Второй год Эпохи Равновесия.
1. Следопыты раздали всем какой-то травяной отвар. Сказали, что для укрепления иммунитета. Что-то они не договаривают, но в таких вопросах с ними лучше не спорить. На вкус, кстати, очень даже ничего.
2. Либо у Айроншилда проблемы с желудком, либо у его вида аллергия на ингредиенты отвара – весь день провалялся с несварением. Бедняга.

Хайдреф, 22. Второй год Эпохи Равновесия.
1. Начали разгребать нижние ярусы замка. Пока не уверен, но складывается впечатление, что они простираются намного глубже, чем кажется на первый взгляд. Среди прочего хлама нашли вполне себе сохранившиеся доспехи и несколько мечей с изображением грифона на гарде. Айроншилд спросил, представляют ли они какую-либо ценность. Себе забрать один хочет, что ли? Скажу честно, мне абсолютно фиолетово, но так как я не знаю ничего про то, являют ли эти мечи собой какую-то государственную ценность, решил повременить с разрешением и дождаться ответа из Кантерлота.

Хайдреф, 23. Второй год Эпохи Равновесия.

Берри Вайт смену сдал. Подробный отчет о проделанной работе, материалам и прочему смотри в приложении.

— Не обращайте внимания на серое небо – дождя сегодня не будет. Это я вам гарантирую, — подмигнув Айроншилду и Скуталу, Коппервинг скинул переметную сумку на землю. – Хотя, и под ним порой такой жор начинается – только успевай подсекать! Но мы же не собираемся надеяться на случай, да, Скуталу?

Широко зевнув и проморгавшись, молодая пегаска устало оглянулась вокруг:

— А обязательно было просыпаться ни свет ни заря? Я даже в школу так рано не встаю.

— Окуня лучше ловить как раз поутру, — ответил жеребец. – Ночью тоже неплохо, но у нас с тобой завтра весь день забит, так что этот вариант не подходит. Смирись! – он усмехнулся и отцепил от сумки удочку. – Если втянешься, то сама начнешь будить меня “ни свет ни заря”.

Скептически фыркнув, кобылка последовала примеру Коппервингу и, сняв свою сумку, принялась раскладывать рыболовные снасти.

Поежившись и поплотнее застегнув ворот куртки, Айроншилд огляделся вокруг. Погодка была не ахти, но местечко они выбрали живописное. Покачивающиеся на ветру деревья сбрасывали пожелтевшие листья, которые подхватывали неспешные волны, унося их вниз по течению. А умиротворяющий шум реки и утренний туман, поднимающийся над водой, вызывали желание послать к чертям эту рыбалку, усесться под деревом, забить трубку-другую и поразмышлять о вечном.

Где-то за тучами поднималось осеннее солнце, по которому он уже успел соскучиться. Территория вокруг замка хоть и сохранила частичку божественного присутствия, но погода и там продолжала вытворять различного рода фокусы – ни о каком пегасьем патруле не могло быть и речи. Дождь начинался так же внезапно, как и прекращался; температура скакала от почти что заморозков до изматывающей жары; солнце, вроде бы и светило, но его самого никогда не было видно – даже, когда на небе было ни облачка; а один раз даже повалил снег…

Поначалу Айроншилд откровенно не хотел тратить свое время на какую-то ни было рыбалку: его организм более-менее адаптировался ко всей этой полу-вегетарианской диете. Да и платили ему весьма неплохо, так что он вполне мог позволить себе закупаться рыбой в магазине, но Коппервинг был очень надоедливо-убедительным. Жеребец считал, что любой пегас был обязан хотя бы попробовать забросить удочку и отведать собственнокопытно пойманной и приготовленной рыбы. Поэтому он всерьез решил обучить свою подопечную этому “тонкому” искусству. А Айроншилд внес бы свои пол-бита, показав ей пару-другую людских трюков.

Присев на корточки, человек взял в руки утыканную шипами острогу, которую прихватил Коппервинг. По виду эта штуковина больше походила на оружие. Пегас успел провести целую лекцию о том, что некоторые племена зебр используют ее для ловли особо норовистой рыбины – висшу. Где он ее достал, жеребец не обмолвился, но с учетом его любви к рыбалке, тут не было ничего удивительного.

Встав и разогнув спину, которая нещадно ныла после вчерашней тренировки с Рэйнбоу Дэш, Айроншилд вытянул шпигу перед собой. Выглядела она, и вправду, как зверское орудие убийства, но никак не рыбацкая снасть.

— Спину потянул, что ли? – спросил пегас, заметив гримасу боли на лице человека.

— Типа того. Не знаю, что в Академии Вандерболтов делают с претендентами, но твоя подруга теперь совсем бешенная. Почти всю тренировку я провел, согнувшись в три погибели…

Скуталу и Коппервинг перекинулись ехидными взглядами и едва не прыснули со смеху.

— Эк она его загоняла… — нарочито громко прошептал жеребец. – Но я думал, он уже привык, что Дэш любит… вести…

— И иногда по-жесткому … — безуспешно пытаясь сохранить невинное выражение лица, поддакивала ему кобылка. – Айроншилд, а тебе как больше нравится?

Человек театрально выдохнул и исподлобья посмотрел на эту парочку заговорщиков:

— Мы зачем сюда пришли? – нарочито спокойным тоном спросил он.

— Ну… рыбу ловить… — неуверенно ответила пегаска.

— Вот и ловите рыбу! О Рэйнбоу – ни слова!

— У-у-у-ху, еще одна! – торжествующе воскликнула Скуталу после очередной удачной подсечки. – Коппервинг, ты говорил, что это здорово, но я даже и представить не могла, что это будет настолько круто!

Человек и пегас переглянулись с одинаково кислыми выражениями на лицах – кто мог знать, что эта кобылка по количеству пойманной рыбы уделает их обоих вместе взятых.

— Молодец, Скуталу, — дрогнувшим голосом похвалил ее жеребец. Он, конечно, был рад за успехи своей воспитанницы, но неприятное чувство уязвленной гордости никуда не делось. – Ты, это, осадила бы немного, а то нам с Рони ничего не останется.

— И то верно, – все еще широко улыбаясь, пегаска бросила крупного окуня в ведерко и передала удочку человеку. – Твоя очередь.

Скептически повертев удилище в руках, Айроншилд положил его на землю и, решив попробовать зайти с другой стороны, переключил свое внимание на шпигу.

— Коппервинг, ты уже успел опробовать эту страхолюдину? – спросил человек, кивнув в сторону остроги, мирно покоившейся у ног пегаса.

— Было дело… — отвлеченно ответил тот, с задумчивым видом перебирая в копытах различные блесны. “Может, вот эта? Хм… нет, великовата для здешней рыбы… а эта?..”

— Ты позволишь?

— Плохая идея, — покачал головой жеребец. – От здешней рыбы одни ошметки останутся после того, как снимешь ее со шпигу, — он кивнул в сторону небольших зарослей, — лучше выстругай себе гарпун. Нож в сумке.

Изготовление остроги не заняло много времени. Хищно усмехнувшись, Айроншилд снял обувь и спустился по скользкому глиняному склону к реке. Он, конечно, не мастер спорта по экстремальным видам ловли, но какой-никакой опыт – и даже успешный — у него имелся. Если Скуталу, которая вообще первый раз в жизни держала удочку, и тут его уделает, то… ну уж нет, никак “если”.

Зайдя по колену в воду, человек поднял заостренный шест и принялся рыскать глазами в поисках рыбы, которой не посчастливилось оказаться поблизости.

Затаив дыхание, пегаска наблюдала за его плавными движениями, ожидая, что в любую секунду рука сделает молниеносный выпад, и острие поразит цель. Коппервинг так же не остался безучастным. Сохраняя неподвижность, человек вполголоса рассказывал, что в первый же день пребывания в Эквестрии ему пришлось прибегнуть к такому же способу – теперь можно было проверить, не наврал ли он с три короба.

Тренировки с Рэйнбоу Дэш не пропали даром – тело среагировало быстрее разума. С едва слышным всплеском наконечник пронзил поверхность воды. Руку повело в сторону, когда обреченная рыба попыталась спастись, но человек лишь сильнее вдавил гарпун в речное дно. Победно вскрикнув, он выставил свой трофей на всеобщее обозрение.

Скуталу радостно застучала копытами по земле, а Коппервинг уважительно крякнул, мысленно записав человеку еще одно очко.

— Неплохо, приятель, неплохо, — помогая Айроншилду выйти на берег, сказал он. – Дай-ка теперь…

— А можно я, можно?! – нетерпеливо притоптывая на месте, воскликнула кобылка.

— М-м-м… даже не знаю… — перекинувшись взглядом с человеком, протянул жеребец. – Это тебе все же не удочкой махать.

— Ой, да ладно! Что тут сложного? — ничуть не смутилась пегаска. — Знай себе, смотри по сторонам, да тыкай в нужный момент…

— Ну как знаешь…

— Да как это вообще возможно?! – яростно прошипел Айроншилд, уже готовый рвать волосы у себя на голове. – Три из трех – вы издеваетесь?!

Скуталу была вне себя от счастья. Тут была и гордость победителя, одержавшего верх, не смотря на численно превосходство соперников, и переполняющий душу восторг, и удивление от того, насколько легко ей это дается, и еще… какое-то странное чувство, которое она не могла до конца разобрать…

— Ну Скуталу, ну рыболов, — Коппервинг прижал пегаску к себе и взъерошил ей гриву. – Хоть завтра на соревнования!

— Отпусти, ты меня испачкаешь! – тут же захихикала кобылка, пытаясь вывернуться из его объятий.

— Всё-всё, намек понял, — рассмеялся он и перевел взгляд на человека, все еще не пришедшего в себя от происходящего. – Ну не кипятись ты так, приятель, — начал он успокаивать друга в своей обычной ироничной манере. – Не везет в рыбалке… ну, продолжение ты и без меня знаешь.

Пробормотав что-то про “спокойствие, только спокойствие”, Айроншилд медленно выдохнул и угрюмо посмотрел на три ведерка, больше походившие сейчас на пьедестал победителей рыбной олимпиады. С большим отрывом лидировала Скуталу – в ее ведерко рыба уже не помещалась, так что дальнейший улов приходилось банально складывать рядом; серебро было за Коппервингом, а сам человек довольствовался почетным третьим местом.

— Может, хватит на сегодня? – с нескрываемой надеждой в голосе спросил мужчина. – А то такими темпами мы все это добро просто не унесем.

— Погоди, — оставив Скуталу с восхищением рассматривать свой улов, пегас взял спиннинг и крупную ярко-желтую блесну. – Последняя попытка отыграться.

Полетав вокруг их стоянки и приметив подходящее местечко, Коппервинг опустился на землю и закинул спиннинг в воду. Минут пять ничего не происходило. Жеребец уже начал было думать, что следовало взять приманку поменьше, как вдруг леска резко натянулась, а удилище угрожающе изогнулось.

— Ага! – воскликнул пегас, когда поверхность воды взорвалась громкими всплесками. – Тут явно что-то крупное. Скуталу, тащи рыболовный… да твою ж!.. – он начал накручивать леску на катушку, но рыба попалась упорная и никак не давалась.

— Ослабь-ослабь – сорвется же! – подбежав к нему, закричал Айроншилд.

— Не учи ученого!

— Дай сюда…

Коппервинг попытался отпихнуть друга крылом, но тут натяжение лески внезапно ослабло, и пегас кубарем покатился назад, прихватив с собой и человека.

— Рога Дискорда тебе под задницу, ты зачем полез?! – прорычал жеребец, когда они встали на ноги. – У меня все было схвачено!

— Ну, конечно, — не отставал от него мужчина и указал на перекусанную леску, — и это тоже?!

Коппервинг ткнул его копытом в грудь, намереваясь приправить свое возмущение парочкой более крепких выражений, однако замер на полуслове и уставился куда-то в сторону.

Ударившись в пререкания, они совсем забыли про Скуталу. Вооруженная шпигу, она стояла ниже по течению и с яростным выражением лица боролась с рыбой, которая несколько секунд назад оставила ее друзей с носом.

Айроншилд и Коппервинг, не сговариваясь, рванули к пегаске. Стиснув зубы, она с трудом удерживая острогу в копытах, и медленно, но верно приближалась к берегу.

Когда трепыхающаяся рыба показалась над водой, они не поверили своим глазам – здоровенная щука килограмм эдак в семь-восемь, как не пыталась, но не могла справиться с юной кобылкой. Одно мгновение казалось, что еще чуть-чуть и хищница возьмет верх, но пегаска лишь сильнее навалилась на острогу.

— Врешь, не уйдешь… — сквозь зубы процедила Скуталу. Она мощно взмахнула крыльями и каким-то запредельным усилием вылетела на берег, все еще удерживая в копытах шпигу с насажанной на нее рыбой.

Вокруг воцарилась звенящая тишина. Кобылка тяжела дышала, стараясь унять бешено колотящееся сердце, и осознать, что ей удалось сейчас сделать. Человек и Коппервинг ошарашено молчали.

Тут глаза жеребца удивленно расширились, и он тронул Айроншилда за локоть:

— Смотри… — указав на Скуталу, прошептал он.

Пегаску окутал белый свет, а на ее пустом боку проступил рисунок: скрещённые на манер мечей удочка и гарпун .

— Это… это… — боясь шелохнутся, кобылка неверящим взором уставилась на свое бедро.

— Да, Скуталу, ты наконец получила столь желанную метку, — жеребец подошел к ней и положил копыто на плечо. – И кто бы мог подумать…

Скуталу нетерпеливо переминалась с ноги на ногу: вечеринка в честь обретения ею столь желанной кьютимарки должна была уже вот-вот начаться. Подготовиться к празднеству за столь короткий срок задача не из легких, но для такого профессионала, как Пинки Пай, нет ничего невозможного. И вот, за какую-то половину дня, Сахарный Уголок был готов к вечеринке. Замысловатые фигуры из праздничных шариков, яркие бумажные гирлянды, игры на любой вкус, пиньята в виде мантикоры и многое другое – все это обещало отличный праздник.

Друзей у Скуталу было не очень много, однако она ни за что не стала бы отказывать любому пони, реши тот заглянуть к ней на праздник. Посему, разослав приглашения, она повесила на дверь Сахарного Уголка большое объявление, в котором сообщалась, что она будет рада всем желающим. Но, признаться честно, она не рассчитывала на аншлаг, да и не то чтобы сильно хотела его – все-таки, это не Вечер Согревающего Очага, а нечто более личное.

Стоя у двери, пегаска то и дело бросала взгляд на часы, стрелки которых уже показывали половину шестого. “Пожалуйста, пусть она придет, ну пожалуйста…”

Петли едва слышно скрипнули, и Скуталу тут же подскочила к двери, надеясь, что ее тайные мольбы были услышана.

— Кхм… мы ж не виделись всего час… — удивленно заметил Коппервинг, после того, как кобылка чуть не сбила его с ног, — но я всегда рад обнимашкам…

— Она придет, придет?!

— Прости, Скут, — вздохнул жеребец, — Рэйнбоу не сможет…

— Ну вот…

— Хе-е-ей, — пегас ободряюще приобнял ее за плечо, — не раскисай раньше времени – особенно в такой день! И не принимай близко к сердцу. Дэш у нас же теперь важная персона и тренируется в Академии Вандерболтов. Сама понимаешь, свободного времени у нее считай, что нет.

— На Айроншилда у нее всегда есть время… — с чувством зависти и обиды буркнула пегаска. – А чем я хуже?

— Ничем, — кивнул Коппервинг, — и Рэйнбоу, как и Рони, без раздумий пропустили бы свой очередной спарринг, намечайся он сегодня. "Наверное…"

— Он, кстати, тоже мог бы прийти…

— Да… — жеребец недовольно скривился, — он хотел присоединиться, но Твайлайт, как оказалось, смогла откопать что-то касательно его возвращения домой, и сегодня утром они отбыли в Замок. Так что Айроншилда можно понять. К тому же — пегас лукаво усмехнулся — он ведь такой ранимый, и ему надо время, чтобы прийти в себя после вчерашнего.

Скуталу тряхнула головой и улыбнулась:

— Ну не могут, так не могут – пусть потом копыта кусают от зависти. Ты, Свити Белль, Эпплблум и остальные будут – это главное.

— Лучше и не скажешь! Кстати, — Коппервинг сунул нос в переметную сумку и достал бумажный пакет. – Мы совсем забыли про такую важную вещь, как лимоны. Вроде бы и мелочи, но они отлично смотрятся, если мы украсим щуку их дольками.

— Я этим займусь! – выхватив сверток, она поспешила выполнять предложение.

Усмехнувшись и проводив ее взглядом, пегас подошел к Пинки Пай, придирчиво выбиравшей музыкальные пластинки для предстоящего празднества.

— Ну как успехи? – спросил он, дождавшись, когда розовая кобылка закончит с размышлениями над очередной пластинкой.

— Ну-у-у-у… — пони скептически пожала плечами, — у меня уже есть заготовленный набор под этот праздник, но сейчас-то случай особый! Думала про “Балладу о Рыбаке”, а потом вспомнила, что она до жути грустная… хм… как она вообще у меня оказалась?,,

— Пинки, я уверен, Скуталу важен сам факт того, что мы все за нее порадуемся. Просто поставишь что-нибудь веселое и…

Сжав щеки Коппервинга, кобылка притянула его к себе:

— Нет! Как ты не понимаешь?! – Праздничная пони была на редкость серьезна. – Скуталу же так долго ждала свою кьютимарку – просто “веселое” тут не сгодится!

— Ну, раф так, — с трудом выговаривая слова, сказал пегас, — дафай я тепе помогу …

Отпустив пегаса, Пинки сунула ему под нос объемную стопку пластинок:

— Выбирай, и поскорее – времени мало! – Когда дело доходило до организации праздников, она становилась ответственнее, чем Твайлайт во время подготовки к экзамену.

К назначенному времени в Уголке собралась настоящая толпа. Гости один за другим сердечно поздравляли Скуталу с одним из самых важных дней в жизни каждого пони. Вдоволь наобнимавшись с виновницей торжества, пони разделялись на небольшие группки, продолжая обсуждать метку Скуталу и то, какие перспективы она ей сулит. Свити Белль и Эпплблум считали, что их подруга станет – не много, ни мало — самым известным рыболовом не только в Эквестрии, но и за ее пределами, побив все возможные рекорды. Кто-то предполагал, что кобылка откроет доселе неизвестный вид или даже выведет новый. Твайлайт ставила на неуемное любопытство и живой ум пегаски, уверяя всех, что та вполне может разработать новый способ рыбной ловли, требующий гораздо меньших затрат сил и времени. Сгорая от смущения и похвалы ее еще не свершенных деяний, Скуталу все же больше нравился вариант предложенный Эпплджек. “Эт все, конешн, круто”, — усмехалась ковбойша, — “Но после тех ощущений, что испытала Скуталу во время ловли такой громадины, ждите газетных заголовков о юной пони, охотящейся на самую экзотическую рыбу в самых экстремальных условиях”.

— … и пока они препирались на пустом месте, я была тут как тут, и не дала щуке улизнуть! – подкрепив действием рассказ об этом героическом противостоянии, Скуталу высоко подняла шпигу и стукнула наконечником об пол.

— Ох, теперь я понимаю, почему ты получила метку именно тогда… — завороженно прошептала Свити Белль. – Это так… круто…

— Жаль я не видела выражения их лиц! – Эпплблум громко рассмеялась. – Они ж оба считали себя первоклассными рыбаками – Коппервинг-то уж точно. А тут их уделал совсем зеленый новичок.

— Ну, если быть честной, то Коппервинг был только рад моим успехам, — поспешила оправдать своего сводного брата пегаска. – Да и если бы он не вытащил меня тогда еще до восхода, то я так и ходила бы пустобокой.

Земнопони и единорожка неловко переглянулись, что не могло не укрыться от их подруги:

— Что такое? – удивленно спросила она.

Свити Белль поскребла копытом об пол, стараясь не смотреть на пегаску:

— Видишь ли… — начала пони, — мы безумно рады за тебя… я хочу сказать…

— Мы хотим сказать, — встряла Эпплблум, видя, что если единорожка будет продолжать в том же духе, то они тут до Дня Согревающего Очага простоят, — что, получив кьютимарку, ты захочешь покинуть наш клуб Меткоискателей.

Не веря своим ушам, Скуталу ошарашенно уставилась на подруг:

— Что?.. да как… как вам такое вообще могло в голову прийти?!

— Ну а шо?.. какой теперь в этом смысл – ты ж теперь не пустобокая… — в голосе земной пони радость за подругу смешалась с легкой ноткой зависти.

— Но… мы все равно любим тебя и поймем… — ушки Свити расстроенно опустились – если ты решишь… решишь…

— Да ни за что на свете! – воскликнула Скуталу. – Мы с вами через столько прошли – я была бы распоследней эгоисткой, если бы так поступила. И… — она смущенно опустила голову, — я тоже боялась… ну, что вы сами попросите меня уйти… по той же причине…

Не в силах совладать с нахлынувшими на них чувствами, они молча смотрели друг на друга, пытаясь подобрать подходящие слова. Свити Белль даже пустила слезу.

— Тогда… — неуверенно сказала единорожка. – Как насчет того, чтобы устроить завтра внеочередное собрание Меткоискателей? Ты, как первая из нас, кто получила кьютимарку, могла бы…

Не дожидаясь, пока она закончит, Скуталу заключила своих подруг в крепкие объятия:

— Девчонки, вы самые лучшие! Не знаю, чтобы я без вас делала!

Вечеринка набирала обороты. Пони не переставали нахваливать Скуталу – как рыболова, а пегасы – еще и как повара Хоть Коппервинг и взял на себя большую часть хлопот по приготовлению щуки, он решил на сей раз остаться в тени – этот праздник и всеобщее внимание принадлежали Скуталу и только ей.

— И все же Айроншилд – эгоистичный упрямец, — ворчала Скуталу, наблюдая за попытками Литлвиш разбить пиньяту. Завязанные глаза этому не особо способствовали: жеребенок успела снести со стола конфетницу и едва не заехала палкой по носу Пинки Пай. – Мелкая ведь так надеялась, что он придет.

— И не говори, — прожевав изрядный кусок сочного медовика, согласилась Эпплблум. – ЭйДжей тож немного расстроилась.

Пегаска подняла брови и перевела взгляд с ковбойши, увлеченно разговаривающей о чем-то с Твайлайт, на свою подругу:

— Эм-м-м… Ты сейчас о чем?

— Нет!.. – земнопони чуть не поперхнулась. – Не то о чем ты подумала! Прост, Айроншилд пару дней назад заходил к нам в гости. Мы отлично провели время, и уже под вечер он начал рассказывать об этих… — она недовольно скорчила мордочку, вспоминая новое для нее слово. — … короч, об ихних Эквестрийских Играх. Как по мне, он слишком ударился в религиозную подоплеку и много так и не успел рассказать. А нам терь две недели гадать, почему марафон назвали марафоном.

— А-а-а… — протянула Свити Белль. – А уж я то…

— Нет! – тут же пресекла ее дальнейшие фантазии Эпплблум. – Во имя… Свити, ну опять двадцать пять! Мало те было сводничества Айроншилда с Рэйнбоу – решила и за мою сестру взяться?

— Извини…

Земнопони уткнулась лицом в копыто и устало вздохнула:

— Лан, проехали. Ты тож прости.

— Ага, — вступила Скуталу, расплываясь в ехидной ухмылке. – Иногда мы забываем о том, какие вы у нас традиционалисты. Не хочу даже вспоминать, что ты сделала с Тиарой, когда она начала распускать слухи о том, что Эпплджек…

— Не вздумай продолжать... – глаза Эпплблум предупреждающе сузились.

— Не, ну ты должна признать, что отсутствие у нее жеребца – да еще с учетом этих ваших эппловских “в табун, как только стукнет шестнадцать!” – выглядит… выглядело несколько…

— Я тебя предупреждала! – защищая честь своей любимой сестры, земнопони сорвалась с места и отвесила Скуталу легкий подзатыльник. – Возьми свои слова назад! Сейчас же! – уже смеясь, потребовала кобылка.

Смущенно отведя взор от их шутливой потасовки, Свити Белль подошла к столу, на который водрузили здоровенный поднос со щукой. Взяв щипцы, она положила кусочек себе на тарелку. Несколько секунд единорожка боролась с чувством отвращения, знакомому каждому не-пегасу. Наконец, под несмолкаемый гомон возни и дружеских взаимных упреков, кобылка зажмурилась и неуверенно откусила кусочек. К ее удивлению вкус совсем не был противным, а ее – хвала звездам! – не стошнило.

— Свити Белль… — краешком глаза зацепив эту феноменальную картину, Скуталу в один миг прекратила попытки вырваться из захвата своей подруги и уставилась на единорожку. – Ты чего?

— Ну… ты же так старалась… да и остальные пегасы были в восторге, — смущенно ответила кобылка. – Я просто обязана была попробовать…

— Ну ты даешь! – спихнув с себя ошарашенную таким поворотом событий Эпплблум, воскликнула пегаска и, улыбаясь, подошла к подруге. – И как тебе?

— Вкус очень необычный и… — тихонько, словно самой себе, проговорила Свити Белль. –… не знаю, как описать.

Рыба и вправду не вызвала у нее отвращения, как она опасалась. Но осознание того, что она только что съела то, что некогда было живым существом, странным образом будоражило ее сознание. “Наверное, именно поэтому почти все пегасы такие агрессивные… такие живые. Словно… словно они крадут частичку жизненной энергии у съедаемых ими рыб”.

Некоторые пони успели заметить, как Свити Белль совершила кощунственный для любого не-пегаса поступок, и по Сахарному Уголку стали разноситься неодобрительные перешептывания. Стараясь не смотреть в ее сторону, земнопони и единороги осуждающе качали головой:

— Это уже слишком…

— … она же единорог…

— Я бы никогда в жизни…

Радость того, что она заслужила одобрение Скуталу, в один миг сменил страх, а затем и ужас. Теперь весь Понивилль будет считать ее больной на голову извращенкой… и Рарити тоже здесь – что она скажет на это? Не зная куда себя деть, единорожка стыдливо прижала ушки и попятилась к выходу.

Заметив ее смятение, Скуталу притянула подругу к себе и приобняла:

— Не слушай их, Свити, — стараясь ее приободрить, сказала кобылка. – Они просто не ожидали ничего подобного от единорога – отсюда и такая реакция.

— Да, но они же правы… — пони все еще хотела как можно быстрее покинуть это место, но покидать теплые объятия Скуталу ей не хотелось сильнее. – Это все же … неправильно…

— Глупости! – справившись с застрявшим в горле комом, воскликнула Эпплблум. Увиденное шокировало ее не меньше остальных, но Свити Белль была ее другом. И пусть она сама никогда бы не решилась на такое, Блум никогда бы не позволила таким вещам – не важно, предрассудки это или сложившиеся традиции – встать между их дружбой. – Ну подумаешь, ты оказалась не такой, как все. Пф, делов-то! Вон, Флаттершай, так вообще рыбу не ест. А она, на минуточку, пегас!

— Спасибо, девочки… — благодарно прошептала единорожка. – Мне очень важно, что вы меня поддержали… правда…

А поддержали ее не только Меткоискатели.

Почти все пегасы поддержали ее смелый поступок гулом одобрительных возгласов. Коппервинг и Эпплджек многозначительными взглядами и парой крепких подзатыльников, адресованных самым непонимающим, ненавязчиво попросили всех желающих продолжать свои осуждения заткнуться, и больше к этому не возвращаться. Рарити несколько переиграла со своим удивлением, но, в конце концов, просто улыбнулась и пошутила, что теперь ей придется инкогнито закупаться рыбой в пегасьем ресторане. Твайлайт и Флаттершай окончательно успокоили молодую кобылку, поведав ей, что этот случай не из ряда вон выходящий, и имеется немало свидетельств о земнопони и единорогах, изменивших своим кулинарным пристрастиям. А Пинки Пай даже рискнула последовать примеру, но лишь затем, чтобы потом перебить рыбное послевкусие добрым куском праздничного торта. Что тут скажешь – не каждому это дано.

Вечеринка вернулась в прежнее русло. Пони продолжали веселиться, а некоторые подростки, непривычные к алкоголю, немного перебрали с сидром, так что Коппервингу пришлось приводить их в чувство и отводить по домам. Скуталу уже понадеялась, что все закончится на позитивной ноте, пока не услышала знакомый голос, от которого ее раз за разом передергивало в отвращении.

— Так-так-так, что тут у нас? – надменно спросила Даймонд Тиара, брезгливо осматриваясь по сторонам. – Отмечаешь свою кьютимарку, Скуталу? Ну что ж, лучше поздно, чем никогда.

— Удивительно, что ты ее вообще получила, — поддакнула Сильверспун. Как и обычно, она, подобно тени, всегда следовала за своей подругой.

— Что надо? – Скуталу поморщилась. – Вас двоих никто не звал.

— А разве в твоем объявлении не значилось, цитирую, “буду рада всем желающим”? – Тиара иронично приподняла бровь, чем только подкинула еще больше дров в разгорающийся гнев пегаски. – И я желаю.

— К тому же, мы подумали и решили, что, раз уж ты теперь с меткой, то наверняка захочешь присоединиться к нам, — издевательская манера, с которой Сильверспун сделала свое предложение, было подобно плевку в лицо. – К чему тебе продолжать общаться с этими… — она пренебрежительно взглянула на Свити Белль и Эпплблум, — …пустобокими.

Не давая Эпплблум вставить ни слова, Скуталу яростно бросилась на обидчиц. Она еще могла бы стерпеть выпады в свой адрес, но никому не позволит насмехаться над своими подругами.

Драка была неизбежна, но за секунду до того, как они сцепились, Даймонд Тиару и Сильверспун окутал золотистый свет. Прежде чем они поняли, что происходит, неведомая сила сбила их с ног и раскидала в стороны.

— Я так устал от того, что вы портите все, до чего ни доберетесь, — молодой долговязый жеребец показался в дверном проеме, одним своим присутствием заставив Меткоискателей уставиться на него с широко открытыми от удивления ртами.

Скуталу не могла поверить своим глазам. Она ожидала увидеть кого угодно, но… Снейлс, серьезно? Не то чтобы они враждовали, но и закадычными друзьями никогда не были. К тому же, он и Снипс несколько раз пытались подмазаться к Даймонд Тиаре, чтобы снискать ее расположения и тем самым поднять свой статус. А тут такое…

— Что ты себе позволяешь, ты… — поднявшись и задыхаясь от злости, прошипела Сильверспун. — … ты… неотесанный…

— О, как только мои родители узнают об этом…

— Секундочку… — пропуская их угрозы мимо ушей и ни к кому конкретно не обращаясь, сказал Снейлс. Из-за его спины появились два окутанных магией ведерка, зависли над несносными кобылками и в одно мгновение устроили им холодный душ, которому аккомпанировали пронзительные визги. – Так-то лучше, — с меланхоличным взглядом провожая их стремительно удаляющиеся хвосты, закончил он. – Эх, хороши кобылки – жаль, что стервы…

— Ух… спасибо, Снейлс, — не зная как реагировать на этот внезапный приступ рыцарского поведения, Скуталу озадаченно почесала затылок. – Мы бы и сами справились, но все равно, спасибо – избавил нас от лишнего копытоприкладства.

— Пустяки, — отмахнулся жеребец. – Это я должен извиняться, — он посмотрел под ноги, — залил вам тут пол.

Уже в красках представляя, как эти две гарпии будут слезно жаловаться своим предкам, Эпплблум по-дружески толкнула его копытом в бок:

— Эт того стоило, — сказала она. – Давно пора было преподать им урок, да еще и у всех на глазах.

Поднявшийся одобрительный гул не оставлял сомнений в том, что каждый присутствующих был с ней солидарен. Кто-то даже посетовал на то, что Снейлс не надел эти ведра им на головы.

— Вы же не против, что я пришел? – жеребец сконфуженно посмотрел в сторону. – Знаю, я припозднился…

— Брось! Мы, конечно, не ожидали, но все равно рады тебе, — широко улыбнулась Скуталу. – Пойдем, — она повела Снейлся к столу, — у нас еще полно вкусняшек, да и пиньяту так никто и не… а… кхм… — она осеклась, вспомнив, что пони-воительница уже успела побороть бумажную мантикору и раздать всем победные сладости. – Да неважно! Расскажи лучше, с каких пор ты так умело управляешься с ведрами?

Однако Снейлс не был расположен к застольной беседе. Более того, сбросив свою привычную маску заторможенного пофигизма, он теперь казался каким-то нервным. Долго гадать над этим вопросом не пришлось. Отведя их подальше, единорог завел разговор о Лютефиске. И том, что знает, где и как достать на него компромат.

Скуталу прекрасно знала, что этот жирный пегас не так давно перевел Снипса в приют Хуффингтона, и Снейлс потерял своего лучшего друга. “Бедняга… я же легко могла оказаться на его месте… чтобы я делала без Эпплблум, Свити Белль, Коппервинга и остальных…”

Но пегаска никак не ожидала, что Снейлс решится на столь рискованный шаг. А азарт и возбуждение, приправленные парой кружек праздничного сидра, помешали задать вопрос об источнике этой информации.

— Ну как-то так, — закончил жеребец. – Если достать эти документы, то Лютефиска надолго упрячут за решетку, а Снипса, возможно, переведут обратно. Только вот… — он замялся и облизнул пересохшие губы.

— Да хватит уже ходить вокруг да около, — нетерпеливо прошипела Эпплблум. – Сказал “А” говори и “Б”.

— Мне нужна твоя помощь, Скуталу… я б не стал просить, но… просто…

— Снейлс!

— Документы хранятся в сейфе, а он открывается ключом… зачарованный ключом – взять его может только пегас.

— Допустим, но с чего ты взял, что Лютефиск все время не носит его с собой? – мысль о том, чтобы отомстить директору за все годы унижения, уже давно не давала Скуталу покоя, но она не хотела действовать опрометчиво и без подготовки.

— Пока он на работе, то оставляет ключ в столе. Я видел, как директор кладет его туда, когда заставлял меня прибираться в его кабинете.

— Как-то эт странно… — прищурилась Эпплблум.

— Вполне в его стиле, — заметила пегаска. – Он мнит себя всемогущим, когда расхаживает по приюту. И он так всех запугал — ему и в голову не придет, что кто-то из сирот пойдет против его власти.

— Так ты поможешь? – Снейлс с надеждой посмотрел на Скуталу. – Я пойму, если...

— Шутишь?! Прижучить этого гада я мечтала едва ли не больше, чем получить кьютимарку.

— Хвала Селестии, — облегченно вздохнул жеребец. – Тогда вот мой план… — он опасливо посмотрел по сторонам, словно боясь, что у Лютефиска и тут найдутся уши. – Обычно директор оставляет меня драить его кабинет, когда я начинаю… слишком тормозить, — он меланхолично усмехнулся. – Ну, с этим проблем не возникнет, так что остается подгадать, чтобы к этому времени он отправился жрать…

— О, да! Это займет не меньше часа.

— Именно, — не скрывая злорадства, кивнул Снейлс. – Ящик стола тоже заперт, но там самый обыкновенный замок, а я специально выучил заклинание по этому случаю. Затем ты…

Хайдреф, 34. Второй год Эпохи Равновесия.

Руби Даск смену приняла.
1. Перво-наперво хочу заметить, что мои предшественники не удосужились озаботиться таким важным вопросом, как надлежащий комфорт наших подчиненных. В связи этим я завтра же отправляю посыльного с просьбой включить в расходы следующее: развлекательные и научно-популярные журналы, книги, три шахматных набора, мячи и хуфбольную сетку для ворот (да, звучит странно, но некоторым пони просто некуда девать энергию – даже в конце рабочего дня). Так же крайне рекомендую периодически проводить опрос с целью выявления общих предпочтений. Неужели никто не понимает, что довольный сотрудник исполняет свои обязанности с куда большим рвением и желанием? Но впадать в крайности и потворствовать капризам каждого тоже не стоит – это расхолаживает.

2. Вижу, что ответ по поводу найденных мечей так и не получен. Отправляю повторный запрос и дублирую его в Исторический Музей Кантерлота – возможно, у них не возникнет проблем с бюрократической волокитой.

Хайдреф, 37. Второй год Эпохи Равновесия.
1. Жгучая Поросль на заднем дворе продолжает доставлять неприятности. Вначале сослалась на непрофессионализм моих коллег за то, что так и не решили эту проблему, но теперь беру свои слова назад: по неясной на данный момент причине сорняк не поддается ни одному из известных мне или следопытам способу борьбы с ним – на следующий день, словно по волшебству, прорастает вновь. Твайлайт Спаркл, которая нередко нас навещает, обещала сделать все возможное. Без упрека, но башни все так же закрыты.
2. Включить в следующий запрос средство от укуса насекомых. Как вообще могли проморгать этот момент?!

Хайдреф, 41. Второй год Эпохи Равновесия.
1. Айроншилд и Роки Роуд раскопали один из завалов на нижнем ярусе. Чтобы натолкнуться на очередную запертую дверь: ни магия, ни грубая сила не помогли. Хотя, имеется замочная скважина…
2. Я не знаю, что находится за этой дверью (планов замка не сохранилось, но, судя по всему, там казематы), но мне доложили о странных звуках доносившихся изнутри: скрежет, цоканье копыт по камню, игра на арфе, хихиканье, шепот на неизвестном языке… Перечислять можно долго, ибо показания каждого, кто их слышал, разнятся – даже если несколько пони слышали их одновременно. Возможно, это все происки охочих на розыгрыши земных духов, но… во-первых, насколько я помню, они не играют на музыкальных инструментах, а во-вторых – это всего лишь легенды давно минувших лет. Приказала снова завалить дверь и с помощью лейтенанта оградила это место защитными чарами. Честно, я даже не знаю, сработают ли они в случае чего, но лучше уж так, чем никак. Сегодня же отправляю пегаса с донесением, чтобы нам в срочном порядке прислали разбирающихся в этом вопросе. Если такие вообще найдутся.

Хайдреф, 43. Второй год Эпохи Равновесия.

Ночи внезапно стали не по сезону холодными. Под тронным залом находится Сестринский Очаг, который должен поддерживать тепло во всем замке, но вновь зажечь огонь способна лишь магия Принцесс. В связи с этим мы восстановили кухню и находящуюся в ней печь. Никакого подобия теплоотводов тут и в помине не было — пришлось импровизировать. Опасаюсь, что зима тут может быть такой же лютой, как и во времена правления Вендиго. На случай, если к этому времени Сестринский Очаг так и не заработает, я приказала сложить еще несколько печей в соседних помещениях.

Хайдреф, 44. Второй год Эпохи Равновесия.

Видимо, мистер Айроншилд страдает запущенной формой арахнофобии. Его испуганный вопль и последующая серия витиеватых ругательств, заставили нас всех испугаться едва ли не больше: он работал на нижнем ярусе – недалеко от той самой заваленной двери. Но никакого земного духа или другого мифического монстра мы не обнаружили – он просто случайно потревожил семейство тенелазов. Эти ребята совсем не страшные и не способны даже прокусить кожу, но Айроншилд весь оставшийся день проходил какой-то дерганный и постоянно отряхивался. Весьма иронично, что жеребец, без страха входящий под своды Вечнодикого Леса, испугался столь милых созданий.

Стэри, 3. Второй год Эпохи Равновесия.
1. Наконец-то прислали заклинателя из Кантерлота! Вместе с ним прибыла и Твайлайт, чему я нисколько не удивлена – она бы ни за что не упустила возможности изучить этот феномен. Хоть дверь открыть так и не удалось (никаких посторонних звуков из-за нее, кстати, больше не доносилось), но они окружили территорию замка защитой и объяснили, как ее поддерживать (смотри приложение).
2. Завтра вся Эквестрия будет праздновать Ночь Кошмаров … Уж не знаю, как остальным, но мне за глаза хватило этих двух недель – проведу ее дома за чашечкой какао и чтением чего-нибудь жизнеутверждающего.

Стэри, 4 Второй год Эпохи Равновесия.

Руби Даск смену сдала. Убедительная просьба уделить особое внимание запертой двери и постараться разобраться с этой жгучей порослью.

— Рони, если ты собрался поиграть в “Рарити Прихорашивается”, то сейчас неподходящий момент, — проворчал Коппервинг. Сидя на стуле, пегас лениво пролистывал последний выпуск “Животного Мира Эквестрии”. Открыв страницу, с которой на него пялился болотный увалень, он скорчил в омерзении лицо и снова вздохнул. – Ночь Кошмаров скоро начнется, а нам еще топать несколько часов… притом быстрым шагом.

— Ну простите, что моя смена так задержалась, — запахнув серый утепленный кафтан, Айроншилд принялся завязывать украшенные замысловатым орнаментом тесемки. – Если ты спешишь, то я разрешаю тебе сорваться в путь прямо сейчас.

Друзья расположились в небольшом закутке, служившим человеку чем-то вроде комнаты: по-спартански жесткая кровать, пара пустых бочек вместо тумбочки, да вбитый в стену гвоздь — чтоб было куда одежду вешать. Айроншилд никогда сознательно не отказывался от комфорта, но и подобные условия были ему не новинку – спасибо казармам и продолжительным выходам на природу. Его коллеги, правда, поначалу не понимали всей этой тяги к уединению и, почему он не разместился вместе с остальными, но потом просто махнули копытом.

О том, что тут отмечают столь похожий на Хэллоуин праздник, он узнал только за три недели. В родном мире он успел несколько раз поучаствовать в торжестве, но вот полноценного костюма у него не было: как назло именно в это время у него начинались проблемы с деньгами, а собственноручно сшить что-нибудь достойное выхода на публику ему было не по силам. Поэтому он решил попытать удачу и, в который раз, обратился к Рарити. Выслушав его пожелания, единорожка уже собралась было извиниться за нехватку времени и ответить отказом, но вспомнила, что у нее среди старых заготовок было кое-что подходящее. И пусть оно изначально шилось под пони, настоящему мастеру это не помеха – через какие-то пять дней заказ был готов. Более того, она даже подшила к торсу пластины из мягкого металла, хотя Айроншилд всего лишь вскользь упомянул, что этот персонаж был в доспехах.

— Какие мы обидчивые, — хмыкнул Коппервинг и отложил журнал в сторону.

— Я просто констатирую факт, — равнодушно ответил мужчина. Набросив на плечи темно-синий плащ, он застегнул изящную фибулу в виде полумесяца и окинул себя придирчивым взглядом.

Плащ несколько выбивался из изначально задуманного им образа, но, если отбросить мифологическую подоплеку, то в целом смотрелся круто. Особенно ему нравился рисунок, изображающий единорога, вступившего в неравную схватку с аликорном – Найтмер Мун. Со слов Рарити плащ у нее заказал один жеребец – для реконструкции какого-то события Войны Солнца и Луны, но потом как в воду канул и за заказом так и не явился. Вначале человек принял единорога за того самого Айроншилда, имя которого он взял, но Рарити поведала ему другую — столь же грустную и одновременно героическую историю. Миднайт Бриз был первым и самым преданным помощником Принцессы Луны и первым, кто испытал на себе гнев ее искаженного перевоплощения. Осознав, что все слова и уговоры бессмысленны, он сделал то, что велел его долг – защищать свою госпожу. Даже от нее самой.

Так что, если подумать, плащ очень даже вписывался – герои они и в Эквестрии герои.

— И кто же ты у нас будешь? – поинтересовался пегас.

— Былинный герой моего народа, — взяв в руки выпиленный им из дерева меч и сделав пару выпадов, ответил Айроншилд. – Ну, знаешь, одолел трехглавого змея, победил темного рыцаря, и все такое в этом духе. Для большей достоверности мне бы еще бороду нормальную отрастить да объемов добавить, но чего нет того нет.

— Ты с этой штукой обращаться-то хоть умеешь? — пегас довольно бесцеремонно ткнул копытом в деревянный меч. – Или так, для красоты взял?

— Пару лет ходил в исторический клуб, но дело давно было, так что да – для красоты.

— Стало быть, любишь поиграть в героя? – Коппервинг криво ухмыльнулся. – Теперь понятно, у кого Литлвиш нахваталась.

— Я всего лишь вдохновлялся легендами прошлого. Не вижу ничего плохого в том, что и остальные будут следовать моему примеру, — Айроншилд пригладил растрепавшиеся волосы и приосанился. – Ну что, как я выгляжу? Достаточно героично?

— Угу, — пробубнил пегас, — все кобылки твои – только успевай в амбар заводить.

Человек окинул взглядом Коппервинга и нахмурился:

— Ну а ты… эээ… восставший из мертвых любитель цилиндров и классических костюмов?

Пегас не стал дожидаться их возвращения в Понивилль, решив приодеться и нанести грим прямо в замке. Как он сам потом пояснил – дабы покрасоваться перед прекрасным полом и, при случае, шугануть остальных работяг. В обоих случаях его ждало разочарование: кобылок его образ не особо впечатлил, а идея напугать жеребцов, несущих смену в окружении Вечнодикого Леса, мягко говоря, отдавала наивностью. Однако продолжительный обратный путь при полном параде Коппервинга не смутил. Использованные им особые краски были невероятно стойкими, и нормально смыть их потом было возможно только с помощью таких же особых смесей.

— Наконец-то ты спросил! – вскочив со стула, жеребец взял в копыто черную трость. Ее набалдашник был стилизован под конский череп, а на древке болтались какие-то языческие побрякушки. Сам же пегас был одет в черный (и явно не дешевый) фрак, под которым виднелась ярко-красная рубашка. На голове Коппервинга, как влитой, сидел высокий украшенный перьями цилиндр, а лицо – раскрашенное под лик смерти белой краской — больше подошло бы стереотипному представителю готической тусовки. – Барон Маути – собственной персоной! – покрутив тростью и стукнув ею об пол, он с несвойственным ему пафосом посмотрел на человека.

Выждав короткую паузу, пегас пригладил воротник фрака:

— Персонаж зебриканской культуры – дух, если быть точнее. Я могу долго про него рассказывать, но в двух словах, его епархии это: рождение, смерть и сексуальность. Зебры верят, что одержимый им становится ненасытным до еды, выпивки и, собственно, секса…

— Секса… – Айроншилд удивленно поднял бровь. – Куда уж больше, а?

— Его никогда не бывает слишком много.

— Да-а-а… — с нескрываемым скептицизмом протянул человек. – Как скажешь.

Жеребец набрал было в грудь воздуха для ответа, но, догадавшись, что друг его просто провоцирует, спокойно выдохнул и ехидно улыбнулся:

— Ты на себя вначале посмотри, — начал он. – Нарядился героем и втираешь мне про “слишком много”.

— Но я-то не спасаю прекрасных дам от огнедышащих драконов…

— У тебя был хороший старт, тем не менее, — Коппервинг плюхнулся обратно на стул и, откинувшись назад, сдвинул цилиндр на лоб. – Не окочурился в Вечнодиком Лесу, оказавшись там совсем голым, — начал перечислять он, — не склеил ласты, схватившись с Рэйнбоу – да, на геройский поступок не особо тянет, но для начала сойдет; уберег Литлвиш от падения и, более того, вступился потом за нее в школе – вот это я уже понимаю! Так, что там еще… Ах, да! Отлавливал древесных волков по всему Понивиллю и, если верить слухам, постоянно вызываешься добровольцем, когда надо отправлять группу в Вечнодикий Лес. Я не силен в психологии, но все это уж слишком похоже на комплексы… Хм, тебя в детстве сильно задирали?

Если пегас ожидал, что после этого психоанализа человек тут же пойдет на попятную, то несколько просчитался.

— В детстве я много читал, — невозмутимо сложив руки на груди, ответил Айроншилд. — Достаточно много, чтобы понять – долг каждого мужчины в защите слабых. И каким бы не был вызов, ты должен побороть свои страхи, неуверенность и…

Коппервинг скривился так, будто проглотил что-то неимоверно кислое:

— Во имя Селестии Всемогущей, избавь меня от продолжения этой высокопарной речи! – взмолился он.

Человек усмехнулся. Подобные пафосные и возвышенные тирады были лучшим способом заткнуть словоохотливого пегаса и сменить тему. Уж что-что, а толкнуть что-нибудь пафосное Айроншилд был всегда готов.

— Но я только начал…

— И закончил! – Коппервинг достал карманные часы. – Пошли уже, чемпион ты наш – время поджимает, а я еще хочу блеснуть своим образом перед кобылками…

— Можешь не продолжать…

Заскочив по дороге к Коппервингу, чтобы оставить там вещи Айроншилда, они поспешили дальше.

Понивилль встретил их громкой музыкой и озаряющей небо яркими взрывами пиротехникой. Хоть с начала праздника прошло уже часа два, и было далеко за полночь, мимо них то и дело с радостными криками проносилась галдящая детвора. Стены почти каждого дома украшали страшные и не очень изображения Найтмер Мун и других мифических существ. Веселье было в самом разгаре.

— Ну, наконец-то! – воскликнул Коппервинг, когда они вышли к городскому парку. – Мы словно вечность шли – не будь я при наряде, то довез бы тебя на раз-два.

— Я говорил, что плохо переношу полеты? – поправив висевший на поясе меч, спросил Айроншилд.

— Три раза, как минимум.

Друзья прошли мимо деревянных катапульт, вокруг которых столпилась группа пони. Зарядив их здоровенными тыквами, они запускали эти снаряды, стараясь поразить двигающиеся по полозьям цели. Судя по большому разбросу тыквенных “осколков”, снайперы из них оказались никудышные, но никого это не волновало – пони просто нравился сам процесс.

— Эх, жаль времени в обрез, — Коппервинг с досадой обернулся на радостные возгласы, когда тыква наконец поразила цель, — показал бы им класс.

— А куда мы, собственно, так торопимся? – Айроншилд едва поспевал за другом, который, если бы не одетый поверх крыльев фрак, уже бы наверняка сорвался бы с места, чтобы достичь пункта назначения как можно быстрее.

— На кладбище, — бросил пегас. – Надеюсь, они еще не растеряли своего энтузиазма – мы ж так опоздали!

— Что, прости?!

— Ой, да расслабь булки, — отмахнулся жеребец. – Ничего такого мы там устраивать не будем – просто небольшая вводная… Рога Дискорда, осторожнее! – едва не сбив с ног жеребенка, одетого в костюм пирата, воскликнул Коппервинг.

Был ли тому виной столь реалистичный образ Барона Маути, который примерил на себя пегас, или царившая вокруг атмосфера Ночи Кошмаров, но маленький земнопони замер, как вкопанный.

— П-п-простите… — заикаясь, с трудом выдавил из себя Пипксвик. – Но я отдал все свои конфеты Найтмер Мун, чтобы она не съела меня… пожалуйста…

— Сладости не спасут тебя, смертный, — покрутив трость в копыте, жеребец упер ее в землю. – Но вот поиск спрятанного мною сокровища – предоставит такой шанс…. ром восемнадцатилетней выдержки – вполне сойдет за сокровище, — шепнул Коппервинг человеку. – Так что, друг мой, — вновь обратился он к жеребенку, — пираты же страсть как любят искать сокровища, а ты – какая удача – как раз из их числа!

Глаза Пипксвика загорелись, а страх сменился истинно пиратским азартом:

— Конечно, мистер… э-э-э…

— Маути. Барон Маути. Не забывай про “барона” – я очень злюсь, когда вы – пони – не обращаетесь ко мне с должным почтением.

— Конечно, Барон Маути! Будьте уверены, я первым найду ваш клад! Лопни моя селезенка, а-р-р-р!

— Славно, — подмигнул ему Коппервинг. – А сейчас, почему бы тебе не присоединиться к нам: я намерен собрать у кладбища всех желающих получить мое благословление. Ты же не боишься кладбищ, а, друг мой?

— Никак нет, мист… Барон! Пираты ничего не боятся, ар-р-р-р!

— Вот такой настрой мне по душе! – пегас ободряюще похлопал жеребенка по плечу. – Кстати, познакомься, это мой верный соратник… — он многозначительно помахал копытом.

— Добрыня Никитич, — закончил за него Айроншилд.

— … мой верный соратник – рыцарь из Понивилля с труднопроизносимым именем. Так что можешь обращаться к нему просто – Сэр Рыцарь. Должен заметить, что он мастер боя на мечах и, уверен, он сочтет за честь обучить тебя премудростям этого искусства.

Мужчина криво усмехнулся:

— Разумеется, Господин Барон, — намеренно переигрывая с уважением, сказал он, — как только мы найдем подходящее ристалище, я весь к услугам благородного пирата. А пока что объясни мне, что тут происходит и что ты вообще задумал, — прошипел человек, когда они двинулись дальше.

— Всему свое время.

Пока они шли, их трио разрослось до самой настоящей толпы: кого-то привлекли экстравагантные костюмы Коппервинга и Айроншилда; кто-то, судя по возгласам “ну наконец-то!”, уже был в курсе затеи пегаса; ну а некоторые будто нутром чуяли – намечается что-то явно из ряда вод выходящее. Среди прочих человек узнал Пинки Пай, почему-то нарядившуюся в курицу, неполный состав Метконосцев: Свити Белль с ее изысканными лохмотьями, красно-белым макияжем и ярко подведенными глазами явно косила под призрака; а Эпплблум … ну, пестрящий зеленью костюм и бутафорские оленьи рога недвусмысленно намекали на дриаду. Скуталу рядом с ними не наблюдалось. В самый последний момент к ним присоединилась Литлвиш. Образ она себе выбрала просто шикарный: костюм очень правдоподобно имитировал кожаный доспех; вместо мудреной прически “я у папеньки принцесса” жеребенок стянула гриву в тугой хвост; присутствовала даже боевая раскраска, внезапно перекликающаяся с Храбрым Сердцем. Что уж и говорить – самая Королева Воинов не нашла бы к чему придраться. Не хватало только металлического шакрама на поясе. Юную воительницу сопровождала ее мама, в противовес своей дочери облачившаяся в изысканное бальное платье нежно-салатового цвета. Едва заметив Айроншилда, Литлвиш тут же сорвалась с места и гордо встала по правую руку своего суженного, всем видом давая понять, что не позволит никому из присутствующих кобылок позариться на ее жениха.

Собрав всех вокруг себя и дождавшись, когда несмолкаемый шум голосов наконец утихнет, Коппервинг прокашлялся и начал вступительную речь, прерываемую иногда добрым глотком из бутылки с тремя “X” на этикетке.

Пегас настолько вжился в роль, что этим представлением легко дал бы фору вполне сносному актеру. Пони ловили каждое его слово, и даже Пинки, словно ее вечный двигатель дал сбой, замерла с широко открытым ртом, словно каменное изваяние. Айроншилд, неровно дышащий к любым сказаниям, легендам и прочим историям такого толка, тоже не остался равнодушным.

Как следовало из рассказа пегаса, Барон Маути являлся одним из ключевых персонажей зебриканской культуры. Вначале человек счел его очередным богом, но это было не совсем так. Скорее, он был могущественным духом, который заведовал кладбищами и мертвыми в целом. Сферами его влияния так же считались смерть, сексуальность и рождение детей – весьма странное сочетание, по мнению Айроншилда, привыкшему к более узким божественным “специальностям”. Да и в целом, барон оказался весьма противоречивым персонажем. Еще он заведовал черной магией, и если какому-то колдуну требовалось наслать проклятье на своего недруга или даже убить его, то он обращался к Маути. Но при этом барон был милосерден к жеребятам, и горе тому, кто задумывал против них что-то недоброе. Странный, короче, тип, но не без изюминки. К концу повествования Айроншилд, кажется, понял, отчего Коппервинг так проникся симпатией к этому зебриканскому духу и так легко нацепил на себя его личину. Когда Барон Маути вселялся в пони, тот отбрасывал все маски и начинал вести себя естественно – так, как велит его натура. А Коппервинг не терпел лицемерия. Но хоть человек и был в чем-то с этим согласен, но считал, что это – палка о двух концах, и подобная “естественность” легко могла превратиться в банальное удовлетворение своих низменных инстинктов. А с учетом того, как барон котировал обилие выпивки, еды и секса, результат такой одержимости был вполне предсказуем.

Закончив рассказывать про себя любимого (а говорил Коппервинг от первого лица), пегас перешел к самому главному – объяснению причины, по которой он собрал всех у кладбища.

С его слов выходило, что каждую Ночь Кошмаров Барон Маути изъявлял желание послать подальше свои обязанности, и устремлял взор на какое-нибудь зебриканское поселение, дабы "предложить" жителям поучаствовать в его игре. Правила были до невозможности просты: найти запрятанную на местном кладбище бутылку рома. Разумеется, барон не был бы бароном, не приправь он свою задачку всевозможными пакостями. Как то: внезапно налетающий ветер, дрожащие надгробия, доносившиеся из-под земли завывания мертвецов, смотрящие из ночной мглы кроваво-красные глаза – и прочие прелести заколдованного кладбища. Победитель удостаивался чести разделить выпивку с самим Маути, и до следующей Ночи получал его благословление: возможность общаться с умершими, избавляться от ненужных привычек и способность снимать наговоры и проклятья.

Разумеется, Коппервинг не собирался устраивать эту игру на кладбище – как-никак, традиции жителей Эквестрии отличались от зебриканских. Да и наградой, по понятным причинам, мог бы служить разве что сам ром. А если бы бутылку нашел еще совсем маленький жеребенок, то барон выменял бы его на ящик первоклассного лимонада – подростки же, такие как Скуталу или Свити Белль, довольствовались бы легким яблочным сидром.

Но начало должно быть положено именно на кладбище. Для этого всем желающим необходимо переступить порог и среди могил своих предков поприветствовать куратора загробного мира, заявив тем самым о намерении снискать его расположение. И тут случился интересный момент, который Айроншилд не мог не заметить. Подавляющее большинство людей возмутило бы само предложение отдавать почести чужому небожителю – да еще и на кладбище. Но все присутствующие пони без колебаний последовали предложению Барона Коппервинга, и направились на кладбище, всю дорогу заинтригованно перешептываясь и наперебой споря, кто же выйдет победителем. Что и говорить, мультикультурализм — в самом лучшем понимании этого слова.

Искатели рома еще только собирались пройти на кладбище, как Коппервинг вдруг злодейски рассмеялся и едва заметным движением бросил что-то себе под ноги, чтобы к всеобщему удивлению исчезнуть в клубах пурпурного дыма. Пока ничего не понимающие пони суматошно оглядывались по сторонам, с противоположной входу на кладбище стороны раздался легкий хлопок. Все обернулись. Из клубов все такого же пурпурного дыма, но уже окутавшего небольшой холмик под деревом, зазвучал голос Коппервинга: — Я вижу ваше смятение, смертные, но не бойтесь, ибо я возрадовался, видя, как вы откликнулись на мой зов! Дело осталось за малым. На счет “три” все, как один, воскликнете “Веселись до упаду!”, и мы начнем!

— До упаду! – разнесся вокруг нестройных хор голосов.

Коппервинг довольно улыбнулся и уже в который раз бросил взгляд на зебру, чью распущенную гриву “украшали” подвески в виде небольших, но крайне мерзких на вид паучков. Айроншилда передернуло. Не расскажи пегас заранее, человек бы решил, что она – всего лишь одна из пони, решившая раскрасить себя черно-белыми полосками. Зекора – так ее звали. Домом ей служило огромное и старое дерево где-то в Вечнодиком Лесу — зебра предпочитала уединение и редко появлялась в Понивилле, хоть и снискала расположение его жителей. Но сам Коппервинг частенько к ней захаживал и похоже, что именно она стала причиной его интереса к чуждой для него культуре.

— Тогда, идемте же! – воскликнул пегас, после того как Зекора одобрительно кивнула. – Мое сокровище спрятано вон там, — он указал копытом куда-то в сторону, где располагалось здание школы, — и вы должны как следует постараться, чтобы отыскать его.

Проследовав за Коппервингом и миновав небольшой подлесок, они остановились по его команде. Удостоверившись, что все в сборе, жеребец обвел копытом огороженный тряпичной паутиной участок леса позади него:

— Вот здесь, — проговорил он, — и начинаются ваши поиски. Дабы предоставить вам больше шансов на успех я отметил границы – не вздумайте выходить за них! Шаг в сторону, и мои верные слуги тут же вернут вас назад и, поверьте, знакомство с ними – не из приятных. Тот, кто отыщет бутылку рома, будет благословлен мною лично, — пегас сделал паузу и прокашлялся. – Хочу заметить – и это относится к единорогам – магия тут не поможет. Да, вы можете попробовать, но… а, да чего там, если захотите – я не буду за это осуждать. Всем все понятно?

Все торопливо закивали, не в силах сдержать распирающий их азарт.

— Тогда… Начали!

Айроншилд, Литлвиш и пристроившаяся к ним Свити Белль решили начать с глубокой ямы, черным пятном зиявшей неподалеку.

— Джентльмены вперед, как я понимаю? – иронично спросил человек, после того как кобылки боязливо переглянулись.

— Пони-воительница никогда не оставит своего суженного! – придя в себя после его слов, гордо вскинула подбородок Литлвиш.

— Призраки лучше видят в темноте… — попыталась реабилитироваться Свити Белль.

— Лучше прикрывайте мне спину – на случай… если барон решит пошутить.

Ухватившись за выступающий из земли корень и перекинув плащ через плечо, мужчина начал спускаться. Несмотря на магические светильники, развешанные по деревьям, дно он увидел, только оказавшись в самом низу. “Да тут метра два-три, если не больше. А судя по ровным краям, яму вырыли спецом под это дело… хм, а это что?..”

Айроншилд протянул руку, чтобы разгрести кучку камней, из-под которых едва заметно пробивался тусклый свет. Внезапно его окутал густой зеленоватый туман, и доносившиеся снаружи звуки быстро сошли на нет.

— Х-с-с-с-с! – раздалось зловещее шипение.

За спиной Свити Белль в мгновение ока выросла крылатая тень с очертаниями пони. Единорожка только и успела что испуганно ойкнуть, а чьи то копыта уже крепко обхватили ее, не давая двинуться с места.

— Я выпью тебя до дна! – зловеще проговорил напавший голосом, очень похожим на голос Скуталу.

Пегаска облачилась в костюм и шлем иссиня-черных оттенков, которыми Ночные Стражи раскрашивали свою броню. Собственно, она и изображала этих самых стражей. Вернее, как их любили описывать в сказках, написанных после первого восстания Найтмер Мун: безжалостных ночных охотников, ненасытных до чужой крови.

— Не трогай мою подругу, мерзкий вампир! – оправившись от испуга и воззвав к своей смелости, воскликнула Литлвиш. Но, не успев сделать и пары шагов, удивленно остановилась.

Когда накладные клыки осторожно, почти игриво, впились в ее шею, Свити Белль начала было вырываться из захвата, однако, признав в нападавшей свою подругу, прекратила свои попытки и неожиданно обмякла.

— Ах… какая жалость, что в нас – призраках – не течет теплая кровь смертных, — расстроено прошептала она. – Но… ты можешь попробовать… если хочешь…

Скуталу разжала копыта и раздраженно оттолкнула единорожку:

— Свити, ну могла бы и подыграть!

— Но я и… подыграла… — закусив губу, еле слышно ответил призрак.

Литлвиш собралась уже разразиться кучей вопросов на тему столь необычного поведения Свити Белль, но тут до нее дошло, что Айроншилд – ее жених, ее рыцарь в сияющих доспехах! – куда-то пропал. Будь она изнеженной леди, как когда-то, то уже опустила бы копыта и в ужасе принялась оплакивать своего суженного, но не знающие страха пони-воительницы так не поступают. Забыв про все еще недовольную Скуталу и Свити Белль, на лице которой застыло какое-то глупое выражение, маленькая пегаска стремглав бросилась в черную бездну ямы.

От неожиданности Айроншилда споткнулся и кубарем полетел вперед. Успев сгруппироваться он, тем не менее, больно приложился обо что-то твердое. Потерев ушибленное колено, человек другой рукой прикрыл глаза от ударившего в лицо яркого света. Он осмотрелся. Просторное помещение, в котором его угораздило оказаться, очень походило на пещеру. Сквозь потолок прорастали многочисленные корни, украшенные светящимися разноцветными бутылками и странными языческими масками. В паре метров от него, в самом центре помещения, стоял каменный алтарь, весь покрытый непонятными письменами. На поверхности алтаря была небрежно раскидана кухонная утварь: пустые бутылки, стопки, деревянные миски, здоровенная глиняная пивная кружка и изготовленные из костей столовые приборы. А судя по толстому слою пыли и паутине, покрывающей все вокруг, последний раз уборкой тут занимались очень и очень давно.

Айроншилд оперся рукой о стену и встал на ноги. Присмотревшись внимательнее, он понял, что эта не совсем обычная пещера располагается в стволе огромного дерева, а деревья таких размеров он видел разве что в Вечнодиком Лесу. А учитывая, что дом-библиотеку Твайлайт он узнал бы сразу, значит… его вправду закинуло так далеко? “Да не, бред какой-то. Такой прикол – это слишком даже для Коппервинга”.

Вдруг, свет, исходивший от развешанных бутылок, начал дрожать, а потом и вовсе скакать, создавая стробоскопический эффект. В глазах человек зарябило, и на мгновение он потерял ориентацию в пространстве.

— Герой лихой, искавший клад, неосторожный сделал шаг, — зазвучал отовсюду женский голос со странным акцентом, и почему-то говоривший стихами. – И вот беда, спустя мгновенье, попал в Барона Маути владенья

Протерев глаза все еще саднящие от света, который к этому моменту уже прекратил свое безумную пляску, Айроншилд, наконец, заметил говорившую. Напротив него, за алтарем, стояла уже знакомая фигура. Окутанная ядовито-зеленым дымом, Зекора заботливо сняла с гривы одного из пауков и любовно погладила его копытом. Тот, будто кошка, вытянулся, что-то пропищал в ответ (человек был готов поклясться, что именно это он и услышал) и спрыгнул на алтарь.

— Признаю, спецэффекты у вас на высоте, — опасливо поглядывая на копошащегося в миске паука, Айроншилд аккуратно подошел к алтарю и поднял оброненный во время падения деревянный меч. – Но вот с нагнетанием ужаса надо бы еще поработать.

Зебра загадочно улыбнулась и склонила голову набок:

— Сильны герои в доблести словах. Проверим же, готовы ли они узреть свой страх, что с детства поселился в их сердцах.

— Страх? Я смеюсь в лицо страху. Ха-ха-…

Последнее “ха” застряло у него в горле ровно в тот момент, когда прямо под ухом человека раздалось подозрительное стрекотание. Оцепенев и боясь даже вдохнуть, Айроншилд с нарастающей подобно цунами паникой наблюдал, как по его левой руке карабкается черный паук – намного более мерзкий, чем тот, которого только что гладила Зекора. Он вообще не был уверен, что это паук: круглое мохнатое туловище, пара ярко-красных глаз (и именно что пара) и… о, боги… расплывшийся в широком оскале рот, усеянный множеством мелких зубов.

Человек начал трясти рукой, как ошпаренный, но это не помогало. И, словно этого было мало, у его ног уже копошилась целая стая этих отвратительных созданий.

— К черту, ни один ром не стоит такой херни!

Крутанувшись вокруг своей оси и узрев спасительный просвет в стенах дерева, Айроншилд, под торжествующий смех Зекоры, рванул к выходу. Но, видимо, она не хотела отпускать его так просто. Прежде чем выскочить наружу, мужчина успел споткнуться о выступающий из земли корень, растянуться на полу и, в качестве бонуса, стукнуться головой об одну из бутылок-светильников.

Вылетев из пещеры, подобно пушечному ядру, он на полном ходу влетел во что-то мягкое.

— Сразу к делу? Мне нравится.

Сам того не заметив, Айроншилд умудрился сбить с ног и подмять под себя кобылку. Темно-лазурная единорожка с гривой настолько черной, что, казалось, поглощала окружающий свет, насмешливо смотрела на него, словно ожидая следующего шага.

— Приношу свои извинения, — мужчина поспешно вскочил на ноги и помог ей подняться. – А Вы у нас… — убедившись, что злобные насекомые ему более не угрожают, он пробежался взглядом по ее кожаной броне, — очередная стражница ночи, я полагаю?

Опершись о его руку, кобылка поднялась, все еще чему-то улыбаясь:

— Можно сказать и так.

— Грим на уровне, — осмотрев ее получше, продолжал человек.

А грим, на самом деле, производил впечатление: слегка изогнутый рог – не такой, как у привычных ему единорогов, заостренные ушки с кисточками, очень реалистичные клыки и “кошачьи” линзы – пони явно подошла к вопросу со всей серьезностью.

— Стало быть… о, боги… — последнее слово исчерпывающе описывало возвышающуюся позади единорожки фигуру, которая выступила из тени.

— Найтлайт сопровождает Нас… меня на этом празднике, — глубокий чарующий голос Принцессы Луны разительно отличался от мелодичного сопрано ее старшей сестры. – Я рада, что ты наслаждаешься им, как и все остальные.
“То есть… это никакой не костюм, а единорожка – самая настоящая стражница?”, — успел задаться вопросом Айроншилд, прежде чем припасть на колено, неосознанно положив руку на эфес висевшего на поясе меча.

— Моя Принцесса, — поприветствовал он аликорна.

Так же как и Повелительницу Солнца, Луну окружала аура могущества и спокойствия, но… было в ней что-то еще… что подобно пламени разносилось по всему телу, заставляя человека чувствовать себя крайне неловко.

Найтлайт отошла в сторону, позволяя Принцессе подойти к Айроншилду.

— Встань, — то ли попросила, то ли приказала Луна. – Хочу посмотреть, насколько оригинал отличается от своего описания, — улыбнувшись краешком рта, добавила она.

И опять, человек не смог удержаться от сравнения. Когда он общался с Принцессой Селестией, это больше походило на разговор королевы и подданного, а Принцесса Луна… Она, словно бы, говорила с ним на равных и не заморачивалась на правилах этикета. И Айроншилда, привыкшего к субординации, это сбивало с толку.

Распрямившись, человек неуверенно поднял голову. Едва посмотрев на нее, он к своему смятению и ужасу осознал, что не может отвести взора от ее бирюзовых глаз. Волнистая грива, ниспадающая подобно ночному небосклону, усеянному мириадами звезд; идеальные черты лица, поражающие своей красотой… непонятное чувство, охватившее его с самого начала, взорвалось в сознании со всей ясностью – это была страсть. Не низменная похоть, а именно страсть, когда ты желаешь кого-то не только телом, но и душой. Айроншилд успел смириться с тем, что кобылки из этого мира непроизвольно пробуждают в нем известный интерес, но… захотеть богиню? Это уже откровенно попахивает ересью.

— Ты представлялся мне чуть ниже, — закончив с осмотром, резюмировала Луна. Ростом она была с Айроншилда, так что их глаза находились на одном уровне.

— Возможно, наша пища стимулировала рост, — не скрывая ехидства, предположила Найтлайт. – Ну, или это от того, что он вытянулся по стойке смирно.

Человек пытался выдавить из себя хоть что-то, но каждая последующая мысль казалась ему еще более глупой или пошлой, чем предыдущая. Положение спас Барон Маути.

— Ого-го! Вы только посмотрите, даже особы королевской крови не прочь отыскать мой ром! – воскликнул Коппервинг. Протиснувшись между пони, что с благоговением и обожанием смотрели на свою Принцессу, он вышел вперед.

Сохраняя дистанцию, он, казалось бы, ничуть не смутился при появлении Принцессы. На самом же деле, жеребец успел изрядно понервничать и испытать весь спектр тех же ощущений, что и человек. Просто подобная бравада и попытки отшутиться были его защитой реакцией на большинство непредвиденных обстоятельств. Разумеется, об этой черте знали только его самые близкие друзья. Ну, и сама Луна, которой ничего не стоило заглянуть чуть глубже в сознание пегаса.

— Увы, Барон, ром не числится в списке моих любимых напитков, — улыбнувшись, обратилась она к Коппервингу, отчего тот в один миг покрылся румянцем, заметным даже сквозь грим. – Но, — она взглянула на Найтлайт, — я разрешаю моим верным стражам принять участие в твоей игре.

— Благодарю, моя Принцесса, — поклонилась единорожка. – Обязательно произнесу тост в Вашу честь.

Освободив своих гвардейцев от их обязанностей на день и предоставив им полную свободу действий, Принцесса Луна удалилась по своим королевским делам. Человек понятие не имел, был ли в Понивилле еще кто-то из Стражей Ночи, но Найтлайт решила не терять времени даром. Правда, она не столько пыталась отыскать этот треклятый ром, сколько развлекалась тем, что по-дружески пакостила всем остальным. А слепленный ею с помощью телекинеза земляной голем едва не заставил разбежаться добрую половину искателей, тем самым чуть было не поставив крест на всей затее.

Кроме дымовой завесы, телепортировавший каждого, кому не посчастливилось в ней оказаться в пределах ограниченного паутиной участка, Барон Маути имел в запасе еще несколько фокусов. Тяжкие стоны, доносившиеся из кустов, внезапно оживающие деревья, проносившиеся то тут, то там бледные силуэты призраков – все это и многое другое знатно пощекотало нервы не только пони, но и Айроншилду.

Здоровенное дерево, из пещеры которого, не так давно выскочил человек, никому не давало покоя. Один за другим каждый пони решался попытать среди его корней свою удачу. И каждый же, спустя пару минут, с криком выбегал оттуда – Зекора прекрасно справлялась с возложенной на нее ролью помощницы барона.

Последней в списке смельчаков была Литлвиш. А поскольку теперь она ни на шаг не отходила от своего жениха, Айроншилд, скрепя зубами, заставил себя вновь встретиться со своими детскими страхами.

И все повторилось. Пауки, правда, пусть и сбавили в размерах, но зато изрядно прибавили в численности. Каким-то запредельным усилием воли, человек смог сохранить хотя бы видимое, но спокойствие, когда чертовы твари принялись взбираться по его кафтану. Он покосился на Литлвиш. Пройдя немного вперед – поближе к алтарю – пегасочка, остановилась и начала удивленно озираться по сторонам, словно к чему-то прислушиваясь. На пауков она не обращала никакого внимания.

Зекора, видимо, отошла по делам, ибо ее он не увидел.

— Нет-нет-нет! – неожиданно воскликнула Литлвиш и подалась назад. – Я вам не позволю!

Она обернулась – ее лицо исказила болезненная гримаса, а на глазах проступили слезы:

— Ты же не поддашься им? – дрожащий голос был готов вот-вот сорваться на плач. – Ты же Айроншилд из Понивилля… ты же… ты…

Не прошло и пары минут, а ситуация начала стремительно выходить из-под контроля. Человек уже догадался, что это место вызывает галлюцинации, заставляя каждого встретиться с одним из своих глубоко засевших страхов. Неизвестно, что — или кого — сейчас узрела юная пони-воительница, но Айроншилд точно был вовлечен во все это.

Подскочив к пегасочке, мужчина взял ее, уже рыдающую, на руки и погладил по голове:

— Конечно, я никому не поддамся, — попытался он успокоить трясущегося жеребенка. – Кто тебе сказал такую глупость?

Литлвиш подняла копыто, указывая Айроншилду за правое плечо:

— Сирены… Нет, пошли прочь! – пони рванула вперед с такой злостью и силой, что человек еле удержал ее. – Вам не забрать его у меня!

Мужчина покрутил головой, но увидел только пауков, один из которых даже свисал с его уха на манер серьги, и на которого ему было уже откровенно плевать.

— Сирены… — недоуменно проговорил он, — какие… вот идиот!

Мысленно проклиная себя самыми грязными ругательствами, Айроншилд, что есть мочи, рванул к выходу.

Сперва никто не обращал на них особого внимания, но, заметив его озлобленное лицо и плачущую на руках Литлвиш, пони в один миг окружили их, с тревогой спрашивая, что стряслось:

— Айроншилд, что с ней?

— Почему Литлвиш плачет?

— Она поранилась?

— Сэнди! Сэнди Вингс! – игнорируя все новые и новые вопросы, закричал Айроншилд.

К счастью, мама была неподалеку:

— Ох, доченька моя, что произошло? – подлетев к человеку, она бережно взяла Литлвиш, которая уже перестала плакать и тихонько всхлипывала.

— Они… хотели забрать его… — пегасочка утерла слезы и посмотрела на человека. – Но он не сдался… — она едва заметно улыбнулась, — рыцари никогда не сдаются.

— Да что у вас стряслось?! – в сердцах воскликнула Сэнди Вингс. – Почему моя дочь вся в слезах?!

— Эй, Ночь Кошмаров для страха, а не для слез! – как и обычно, Пинки Пай выросла, словно из ниоткуда. Ее нелепый наряд курицы, столь выделяющийся на общем фоне, окончательно вырвал Литлвиш из цепких лап пережитого ужаса.

Айроншилда немного отпустило, но тут он заметил среди столпившихся пони Коппервинга и Зекору, встревоженных не меньше остальных. С трудом подавив желание выругаться, человек направился к ним:

— Кое-кто слишком заигрался… — сквозь зубы процедил он. – Я скоро вернусь, — заверил он Литлвиш.

Буквально кожей чувствуя исходивший от него гнев, пони поспешно расступались.

— Посмотри, что ты наделал, – нависнув над пегасом, прошипел человек. – Совсем из ума выжил? Или…

— Спокойно, приятель. Не кипятись, — Коппервинг уперся ему в грудь копытом. – И держи дистанцию.

— Дистанцию?! Ну давай, расскажи мне про дистанцию – после того, как своими сюрпризами довел ребенка до слез. Хотя, чего это я! Ты же Барон Маути – понятие меры тебе не знакомо, не так ли?!

— Может, ты закончишь плеваться оскорблениями и скажешь, что случилось? – вспыльчивый нрав Коппервинга быстро дал о себе знать, и пегас уже сам с трудом сохранял хладнокровие.

— Твои фокусы с галлюцинациями – вот, что случилось. Ладно, я или взрослый пони – да даже подросток – но дети?

Зекора встала рядом с Коппервингом и с силой надавила ему копытом на плечо, словно осаживая и призывая к спокойствию:

— Из трав особых эта смесь, — смотря в разъярённые глаза человека, ответила зебра. – Твой страх по силам ей прочесть. Лицом к лицу – лишь только так – повержен будет старый враг.

— Хреновый из тебя психолог, Зекора, — фыркнул Айроншилд. – После таких свиданок маленькому жеребенку светит не избавление, а сломанная психика и загубленная жизнь.

— Следи за языком! – пегас угрожающе шагнул вперед, но Зекора вновь осадила его. – И не забывай, что я предупредил всех о том, насколько правдоподобным будет это испытание.

— Тогда какого лешего ты вообще допустил на него жеребят?! – Человек непроизвольно сжал эфес меча.

— Не хватайся за оружие, если не готов его использовать, – слева от Айроншилда выступила Найтлайт. Ее рог мерцал темно-пурпурным светом, а она сама выразительно смотрела на руку человека, окутанную аурой телекинеза. – Мы друг друга поняли?

Мужчина недовольно промычал в знак согласия, и магическая хватка исчезла.

— Чудно. Ну а теперь, — повысила голос единорожка, — пока никто из нас не сделал того, о чем потом будет жалеть, мы успокоимся и во всем разберемся.

Она подошла к Литлвиш, чей страх хоть и отступил, но его место заняло другое неприятное чувство – вина. За то, что она испортила всем праздник, а человек из-за нее поссорился со своим другом.

— Милая, тебе не в чем себя винить, — словно прочитав мысли жеребенка, мягким голосом обратилась к ней Найтлайт. – Да, ты испугалась – очень сильно испугалась – но такое случается со всеми. Согласна?

Не сводя глаз со стражницы, Литлвиш робко кивнула в ответ.

— Все пони-воительницы, рано или поздно, сталкиваются со своими страхами. Но лишь затем, чтобы побороть их и посмеяться над тем, как глупо и нелепо они сами выглядит, — Найтлайт тепло улыбнулась. – И я вижу, милая, что ты – самая что ни на есть пони-воительница. Иначе бы уже бежала без оглядки до самого океана.

— Да-а-а, — подхватила розовая кобылка, — смех – лучшее оружие.

— Но… ведь, пещера и тебя очень сильно напугала… Я сама видела, — Литлвиш нахмурила мордочку и недоуменно посмотрела на Пинки Пай.

— А то! Но иногда пугаться – это просто супер весело! – воскликнула пони. – Я хочу сказать, да, зубастый кексик, который хочет тебя съесть, и правда был страшным, но если подумать… — она сдавленно хрюкнула, — кексик с зубами… это же такая умора!

Больше не в силах сдерживаться, Пинки разразилась звонким смехом.

— Литлвиш, — дождавшись, когда кобылка успокоится, сказала Найтлайт, — расскажешь нам, что случилось? Я понимаю, это нелегко, но…

— Я в порядке! – нетерпеливо перебила ее пегасочка. – И я больше их не боюсь!

— Их?

— Гадкие сирены хотели своим пением очаровать Айроншилда и забрать его у меня! – сердито скорчив мордочку, пояснила Литлвиш.

На мгновение все замолчали и уставились на человека, который покраснел от столь открытого признания.

— О, прости меня, мой рыцарь! – воскликнула пони-воительница и, одним стремительным рывком подлетев к Айроншилду, крепко его обняла. – Как я могла усомниться в тебе! Пойдем, — она потянула его за край кафтана в сторону пещеры, — в этот раз им меня не одолеть!

— Конечно, моя принцесса, — человек вопросительно посмотрел на Сэнди Вингс, ожидая, что она не позволит свое дочке вновь пройти через тот кошмар. Но к его удивлению, пегаска лишь одобрительно кивнула. – Пауки… ну почему опять пауки… — вздохнул мужчина и поспешил за своей суженой, которой не терпелось воплотить свои угрозы в жизнь.

— Сдается мне, в этот раз он не с ними встретится, — провожая взглядом удаляющуюся парочку, сказала Коппервингу Найтлайт.

— Это почему еще? – удивился пегас.

— А тебя не смутило его недавнее поведение?

— Ну… да, наверное. Еще не видел его в таком бешенстве. Но это тут при чем?

— Иногда, вещи, которых, как ты сам думаешь, ты боишься больше всего, на самом деле оказываются не более чем детскими страшилками.

— Твоя правда, — скрипнул зубами пегас. – Твоя правда…

В третий раз за прошедший час Айроншилд вступил в святая святых своих страхов. Пусть это и было проще, чем в предыдущие два, но нервы вновь натянулись подобно гитарной струне.

— Давай, я уверена, что сокровища где-то здесь! – обогнав его, Литлвиш подскочила к алтарю и принялась внимательно изучать его на предмет возможных подсказок.

Человек с опаской посмотрел по сторонам, ожидая, что из темных углов на него вот-вот ринутся полчища пауков. Но прошла секунда, другая, а восьминогие засранцы так и не давали о себе знать – лишь бутылки-светильники опять начали свое светопредставление.

— Странновато, — пробормотал он и подошел к жеребенку. – Сирены все еще тут?

Пегасочка не отвечала. Вдруг прекратив поиски, она уставилась в невидимую точку перед собой.

— Литлвиш?

Голова жеребенка поникла, и она всхлипнула.
“Черт, я знал, что это плохая идея!”

— Нет, — тихонько проговорила она. – Теперь их еще больше, и они хотят забрать не только тебя, но и моих папу с мамой…

— Литлвиш… — Айроншилд протянул было к ней руку, но пегасочка отпрянула от него и забилась под корень – достаточно большой, чтобы спрятаться там, но слишком глубокий, чтобы человек мог до нее достать.

— Почему?! – сквозь слезы воскликнула она. – Ты же говорил, что мы будем вместе, что защитишь меня и моих близких! Ты же обещал!

— Они лгут, не слушай…

— Пожалуйста… помоги мне…

— Литлвиш, – Айроншилд попытался коснуться ее, но плечо уперлось в дерево, а жеребенок лишь забился еще глубже. – Я тут, рядом… – голос его дрогнул, — … просто возьми меня за руку… Литлвиш…

Человек почувствовал, как липкие тенета страха сдавили его сердце в тисках, с радостью набросившись на новую добычу. Пегасочка рыдала, прося его о помощи, а он… он был бессилен.
“Тоже мне, защитничек выискался. Жалкий слабак – только и всего!”, — торжествующе прозвучал в его сознании злорадный смех.

В отчаянии мужчина ухватился за корень, пытаясь сломать его, согнуть, заставить поддаться – что угодно, лишь бы не дать Литлвиш в обиду.

— Пошли прочь! – уже не отдавая отчет своим действиям, человек сжал кулаки и начал со всей силы наносить удары по деревянной преграде.

— Айроншилд… Эй, Айроншилд!

В один миг плач прекратился. Мужчина опустил руку и обернулся. С тревогой смотря на его содранные в кровь костяшки пальцев, пегасочка безуспешно старалась оттащить человека в сторону. Рядом с ней валялась непочатая пузатая бутылка.

— Литлвиш! – не веря своим глазам, Айроншилд одним движением сгреб ее охапку. – С тобой все в порядке!

— Да… — пробубнила она сквозь ворот его кафтана.

— Хвала богам! Но… — он наконец ослабил хватку и посмотрел в темноту под корнем, — ... если ты тут, то кто там?

Они смущенно посмотрели друг на друга: пегасочка никак не могла понять, почему ее рыцарь ведет себя так странно, а сам рыцарь, пусть уже и сложил в голове два и два, все еще ощущал отголоски сломившего его страха. Он разжал руки, и Литлвиш, спрыгнув на землю, неуверенно заглянула внутрь.

— Никого кроме жуков, — резюмировала она. – А там кто-то был?

— Ты… — человек поморщился – уровень адреналина спал, и боль заявила о себе. – Неважно. Уверен, это всего лишь фокусы барона.

— Очень больно? – пегасочка схватила его руку копытами и начала бережно дуть ссадины.

— Ерунда… а что сирены? Они все еще тут?

— Неа, — не скрывая радости, ответила она, — убежали, когда я посмеялась над их попытками тебя очаровать. Я молодец, да?!

— Еще какая молодец! Хм… — Айроншилд взял бутылку и повертел в руках. Оригинальная этикетка была сорвана, а на ее место прилепили другую – выполненную нарочито грубо и небрежно: Барон Маути, положивший трость на плечо; в левом нижнем углу жирным шрифтом выведена цифра “42” – не иначе, как крепость напитка, вот только вместо знака процента был нарисован конский череп. – Где ты ее нашла?

Пегасочка вскочила на алтарь и цокнула копытцем:

— Вот тут. Стояла в самом центре.

— Все бутылки, которые тут стояли, были давно пусты… Ты ничего не путаешь?

— Нет, конечно! – тут же возмутилась Литлвиш. – Я же не маленькая. Правда… я увидела ее только после того, как справилась с сиренами.

Человек опустил взгляд на свои избитые кулаки:

— А я? — спросил он, представляя, как должна была испугаться пони, видя его в том невменяемом состоянии. – Что я делал все это время?

— Сражался с сиренами, как настоящий герой! – грозно распушив крылышки, воскликнула Литлвиш. – Но как только я прикоснулась к бутылке, ты внезапно исчез и оказался… вон там… и почему-то бил дерево… — она сконфуженно указала на место, где стоял мужчина.

По груди Айроншилда разлилась теплая волна благодарности – если бы не пони-воительница, то неизвестно насколько бы они застряли в этом месте, и во что превратились бы его кулаки. Не говоря уже об их психике. Человек подошел к ней и протянул руку, чтобы потрепать по гриве, но вовремя одернулся – не хватало еще испачкать ее своей кровью. “Черт, но костюм я все-таки заляпал…”

— Литлвиш, — он опустился перед ней на одной колено, — ты не просто поборола свои страхи и нашла сокровище Барона – ты спасла меня.

Жеребенок округлила мордочку в удивлении:

— Правда? А от чего?

— Расскажу, когда подрастешь…

— Ну-у-у-у!

— Баранки гну, — передразнил ее Айроншилд. – Давай лучше на свежий воздух – барон тебе задолжал.

Человек неторопливо прогуливался по улочкам Понивилля, прокручивая в голове недавние события.

Гордо выставив на всеобщее обозрение с таким трудом добытую бутылку восемнадцатилетнего рома, Литлвиш, однако, не стала потом выменивать ее у барона на ящик лимонада. “Подарю папе”, — пояснила пегасочка, в ответ на раздосадованное лицо Коппервинга. Благословив ее до следующей Ночи Кошмара и заверив, что обязательно наведается к ним через год, жеребец удалился в компании Зекоры. У остальных тоже не было причин задерживаться: жеребята уже вовсю зевали и клевали носом (кроме неугомонной пони-воительницы; королеве-маме пришлось потрудиться, чтобы уговорить свою дочурку вернуться домой), да и вообще, все изрядно подустали и хотели спать.

Айроншилд уже собрался было сделать шаг в сторону единственного в городе бара, но, решив, что пить – пусть и в компании – сейчас плохая идея, двинулся дальше. А вот свежий ночной воздух и здравая толика уединения будут в самый раз.

Мимо него проскакала молодая парочка: пегас и единорожка в костюмах… эм-м-м… ниндзя? Судя по слегка заплетающейся речи и чуть кривой походке, оба были подшофе. А уж после игривого шлепка крылом по крупу…

— Да, у кого-то сегодня точно будет секс, — проводив их взглядом, улыбнулся человек.

Никого больше не встретив, он вышел на городскую площадь. Из всех близлежащих строений свет горел только в здании мэрии: фонарики, развешанные над балконом, золотистой змейкой опоясывали второй этаж. Проход наверх был почти всегда открыт для общего доступа, и Айроншилд, мысленно пожав плечами, не нашел причин, почему бы ему не воспользоваться моментом. Миновав доску с объявлениями, стоявшую у крыльца, человек прошел еще чуть вперед и под еле слышный скрип ступенек поднялся наверх.

Облокотившись о перила, он поднял голову и улыбнулся, наслаждаясь безоблачным ночным небом и неведомыми ему созвездиями. Жаль, рядом не было Твайлайт или Флаттершай – обе пони неплохо разбирались в астрономии и, наверняка, смогли бы устроить ему небольшую лекцию, которую он бы с радостью послушал. Но, увы, Флаттершай настолько боялась Ночи Кошмаров, что не осмеливалась даже носу из дома показать, а Твайлайт сейчас веселилась где-то с остальными. Айроншилд с удовольствием бы присоединился к ним – даже несмотря на Коппервинга, на которого он уже не злился, но все равно считал виновным в том, что случилось с Литлвиш – но ему так же хотелось избежать и кучи вопросов от своих друзей. И они бы непременно начали их задавать – таковы уж были жители Эквестрии. Очень социальные и обладающие сильной обратной связью, они просто не могли пройти мимо друга, когда того снедали темные мысли. А уж в данном случае, они бы точно от него просто так не отстали. Да и сам он легко бы мог ляпнуть что-нибудь сгоряча. “Ненавижу эту фразу, но сейчас лучше побыть одному”.

Но в компании самого себя есть один неоспоримый минус – ты рискуешь начать вариться в собственных мыслях. Что и произошло с Айроншилдом. Не желая возвращаться к тому, что произошло в пещере страхов, подсознание решило занять голову своего хозяина другим более приятным – как ему, подсознанию, казалось – событием сегодняшней ночи – встречей с Принцессой Луной. Человек почувствовал, что при одном воспоминании об этом, по телу пробежала приятная дрожь, а щеки предательски загорелись.

— Вот ты где! – раздался у него за спиной знакомый голос.

Неслышно подкравшись, Найтлайт не без удовольствия наблюдала, как резко распрямились его плечи, а пальцы судорожно стиснули деревянные перила.

— Ты смотри, — обойдя человека, она пристроилась рядом и, встав на задние ноги, почти скопировала его стойку, — даже не пискнул! Кстати, офигенный плащ!

— После того что сегодня произошло, потребуется нечто большее, чем простое “бугага” за спиной, — недовольно проворчал он. – Значит, следим за мной?

Стражница смерила его янтарными кошачьими глазами и чему-то улыбнулась:

— Виновна, — призналась она. – Но в свою защиту скажу, что изначально такого плана не было – просто случайно заметила одиноко бредущего рыцаря, и любопытство взяло верх.

— Удовлетворена?

— Ох, Айроншилд, ну не строй ты из себя мрачного типа – это же не твой профиль.

— Дерьмо случается.

— Как твои руки?

Человек вытянул пальцы и посмотрел на бинты, обвязанные вокруг костяшек. Чтобы привести их в порядок и заглушить боль, Зекора смазала раны какой-то едкой вонючей дрянью. Боль, и правда, быстро прошла, но несколько долгих секунд Айроншилд “наслаждался” ощущением от наждачной бумаги, сдирающей плоть с костей.

— Заживет, как на собаке, — ограничился он дежурным ответом.

Найтлайт промолчала и устремила взгляд на звезды.

— Смотри, — сказала она спустя несколько секунд и указала на небо. – Видишь это созвездие, похожее на профиль аликорна? Вон там – примерно над библиотекой Твайлайт.

Айроншилд неуверенно кивнул.

— Это Лунное Созвездие, — объяснила единорожка. – Во время Войны Солнца и Луны, когда моя Принцесса поддалась слабости и стала Найтмер Мун, эти звезды потускнели и больше походили на тлеющие угли. После ее изгнания Лунное Созвездие вообще исчезло с неба, и тысячу лет все считали, что оно пропало навсегда. Но Принцесса вернулась – вернулись и звезды. И теперь они светят ярче чем когда-либо… — Найтлайт внезапно смутилась. – Ну, как-то так. Извини, хреновый из меня рассказчик…

— Не прибедняйся, — улыбнулся человек, — и лучше расскажи еще о ваших звездах.

— Да вы романтик, мистер Айроншилд, — удивленно присвистнула стражница, — серенады под окнами не поете, часом? Я бы послушала.

— Я такой, да.

— Или, — ехидно прищурившись, она продолжила свою мысль — причиной тому стало твое знакомство с Принцессой Ночи?

— Что ты имеешь в виду? — Человек постарался сыграть в каменное лицо, но Найтлайт его потуги, видимо, не впечатлили.

Единорожка развернулась к нему и пронзительно посмотрела в глаза:

— А если серьезно и без шуток — какое впечатление она производит на людей?

— Если я скажу, ты меня частями закопаешь по всему Вечнодикому Лесу.

— За что? – по лицу Найтлайт скользнула тень удивления. – За то… — она усмехнулась, — что ты захотел возлечь с моей Принцессой?

Айроншилд судорожно сглотнул и приготовился к самому худшему.

— Ой, да не волнуйся ты! При первой встрече ее хочет каждый пони, независимо от пола. А это твое “Моя Принцесса”… сдается мне, — кобылка успокаивающе похлопала человека по плечу, — расовая принадлежность тут тоже роли не играет.

— Я предпочел бы не продолжать эту тему… — сгорая от смущения, пробормотал человек. Он хотел придумать подходящий предлог для того, чтобы вежливо ретироваться, но все мысли сбились в тугой клубок, который никак не желал распутываться.

— Правильно, к Дискорду разговоры! В таких ситуациях надо первым делом бежать к своей кобылке, чтобы выпустить пар.

— Я не…

— Что? Ты спец по жеребцам?

— Нет! Я… — Айроншилд вновь облокотился о перила и нервно взъерошил волосы, — почему я вообще это с тобой обсуждаю?

— Погоди-ка… ты, что… — лицо Найтлайт озарила новая догадка, -… девственник?

— Нет!

— Как это нет, когда да! – дабы не взорвать ночную тишину своим смехом, единорожка поспешно прикрыла рот копытом. – И кто бы мог подумать…

— Семнадцать лет – это не так уж и поздно. – Человек знал, как глупо звучат факты из его личной жизни, больше похожие сейчас на оправдания, но ничего не мог с собой поделать. Найтлайт будто разыграла хитрую шахматную комбинацию, и ему теперь не оставалось ничего иного, как плясать под ее дудку.

Стражница опустилась на все четыре ноги и начала медленно приближаться к человеку, незаметно оттесняя его от лестницы в сторону двустворчатой двери позади.

— О-о-о, нет, — расплываясь в улыбке, покачала она головой. – В своем мире ты мог быть хоть Пон Жуаном, но здесь… — кобылка многозначительно подняла бровь и еще раз окинула его взглядом, — здесь у меня необъезженный жеребец в самом рассвете сил, и я просто обязана что-то с этим сделать.

— Например, пожелать мне спокойной ночи? – неуверенно промямлил он.

Не сводя глаз с ее почти хищного выражения лица, Айроншилд вдруг заметил, что рог Найтлайт засветился, а у него за спиной угрожающе скрипнули петли.

— Обещаю тебе ночь, но отнюдь не спокойную. — Продолжая наступать, единорожка завела его в небольшую комнату, служившую гостевыми покоями. Окутанная магией дверь захлопнулась, и в комнате воцарилась темнота, из которой на человека с вожделением смотрели большие янтарные глаза.

— Я бы оставила полумрак, ибо прекрасно тебя вижу, — сказала стражница, сделав в его сторону еще один шаг, — но тогда ты не увидишь меня, а, поверь, тут есть на что посмотреть.

Ее рог опять засветился, и несколько магических свечей вспыхнули, озаряя комнату ровным тусклым светом. Под действием все того же телекинеза шнуровка ее кожаного доспеха начала нарочито медленно развязываться.

Отступая под ее напором, Айроншилд с чувством, все больше похожим на панику, искал пути отхода. “Использовать грубую силу? Да она меня скрутит в бараний рог на раз-два – с ее-то магией… может, легонько ударить по рогу? Вроде бы, я достаю… нет, нифига – она держит дистанцию и, как пить дать, успеет среагировать…”

— К чему тебе все это? – сделал он очередную попытку. – Мы познакомились то, считай, только сегодня. Да и любовник из меня тот еще… не говоря уже про то, что я стремный прямоходящий…

— Первое, я знаю тебя намного лучше, чем ты думаешь, — еще один шаг, броня с легким шелестом сползла с ее спины и осталась позади, — второе мы сейчас проверим, ну а третье… — она провела кончиком языка по клыкам в предвкушении, — третье меня нисколько не смущает. Я – ночной страж. А мы все – пони широких взглядов.

— А как же мое мнение…

— Мнение? Твои слова, может, и говорят “нет”, но твои глаза, твой запах, — единорожка показательно и шумно втянула ноздрями воздух, — прозрачно намекают на твои истинные желания.

Слова протеста замерли у него на языке. Разумом Айроншилд понимал, что это неправильно, противоестественно и… но… воображение уже во всех красках рисовало перед ним соблазнительные картины. “Боги, я, что и правда, хочу этого?.. нет, нет и еще раз нет! Мало того, что вижу ее, считай, только второй раз, так она еще и не человек!”

— Надо же, раскладывается — какая прелесть!

Раздался щелчок, и ноги человека подкосились от внезапного удара под колени. Он упал и растянулся на диване.

Подобно кошке, Найтлайт скользнула вслед за ним, попутно расстегивая тесемки на его кафтане – от деревянного меча она успела избавиться еще на входе.

— Это уже изнасилование какое-то… — во рту пересохло, когда единорожка встала над ним и победно усмехнулась.

— Никакого изнасилования, но… — она согнула ноги и опустилась, прижавшись к нему всем телом, — если ты на самом деле этого и желаешь… — мягкая грива скользнула по лицу, жаркое дыхание приятно защекотало кожу, и губы над самым ухом прошептали, — просто скажи, что не хочешь меня…

Лежа на спине, он смотрел в потолок. Казалось, после того, что произошло, его голова должна была быть битком набита самыми противоречивыми мыслями, но нет. Ему просто хотелось как можно дольше сохранить это кристально чистое сознание, когда единственное, что тебя заботит – количество магических свечей на люстре.

— Что ж… — нарушила Найтлайт затянувшуюся тишину, — это было неплохо.

Айроншилд отвлекся от своей медитации и поднял голову:

— Неплохо? – Он никогда не считал себя героем-любовником, но… было как-то обидно, что ли, от такой оценки его… навыков. Пусть и от лица кобылки.

— Не вздрагивай ты так каждый раз, когда я хватала тебя телекинезом за задницу, было бы вообще отлично.

Мужчина сел на диване и, упершись локтями в колени, усмехнулся:

— Руки… я хочу сказать, у тебя же их нет, но ощущалось, будто ты гладила меня именно руками.

Единорожка стянула последнюю шнуровку доспеха, убедилась, что ничего не стесняет движений и удивленно посмотрела на него:

— Я думала, тебе понравится.

— Понравилось, просто… у меня от этого разрыв шаблона.

— Магические захваты, судя по всему, тебе вполне пришлись по вкусу, — игриво улыбнулась кобылка.

— Я люблю… ролевые игры… — покраснев, как рак, смущенно пробормотал Айроншилд.

Приведя в порядок растрепанную гриву, Найтлайт телекинезом собрала разбросанную по всей комнате одежду человека и сложила рядом с ним.

— Намек поняла – в следующий раз попробуем что-нибудь эдакое, — пообещала она.

— В следующий раз?

— А что, хочешь сказать, тебе не понравилось?

— Ты и так знаешь ответ. – Человек мельком посмотрел на сломанный стул. Не выдержав их веса, он буквально разлетелся на куски.

— Да, — хихикнула кобылка, — надо будет принести мэру свои извинения и выплатить компенсацию за нанесенный ущерб.

— Не надо! – тут же всполошился Айроншилд. – Лучше я просто оставлю эту компенсацию на столе – у меня в кармане кошелек. Как думаешь, сколько…

Единорожка закатила глаза и пробормотала что-то про “упертого идиота”:

— Хватит драматизировать. Тебе было хорошо, мне было хорошо – максимум, за что тебя осудят это порча государственного имущества. Да и то, скорее просто ограничатся дежурным “Ата-та”.

Человек промолчал. Окончательное запутавшись в своих чувствах и эмоциях, он уже не знал, что сейчас правильно, а что нет.

— Слушай, — Найтлайт подошла к нему и положила копыто на руку. – Ты слишком много думаешь. И если тебе это говорит страж ночи то, поверь, так оно и есть. У нас всех есть потребности, и я крайне сомневаюсь, что в вопросе сексуального желания ты отличаешься от прочих пони. А судя по продолжительности нашего “забега”, — она уважительно хмыкнула, — у тебя этого желания накопилось с излишком. Хм… Или это все люди такие ненасытные?

— Без понятия…

— Короче, вот что тебе надо усвоить, — уже устав от этой игры в скромника, пони взяла его копытом за подбородок и посмотрела в глаза, — даже Принцессам неизвестно, насколько ты тут застрял – может еще на пару месяцев, а может… а может и навсегда. И если ты будешь продолжать эту нелепую борьбу с самим собой, то, в конце концов, слетишь с катушек. Никто не заставляет тебя покрывать каждую встречную кобылку или, тем паче, заводить свой собственный табун. Но в сексе по обоюдному согласию нет ничего противоестественного. Так что хватит разводить проблему на пустом месте!

Слушая нравоучения Найтлайт, Айроншилд не мог не признать правоты в ее словах. То, что случилось, было лишь вопросом времени. Возможно, даже и к лучшему, что он не стал оттягивать этот момент еще больше.

— Ну так что, — спросила она. – До следующего раза?

— А у меня есть выбор?.. Ладно-ладно, шучу, — ответил он на ее многозначительный взгляд. – И когда мне тебя ждать?

— В самый неподходящий момент, — подмигнула единорожка. – Люблю сюрпризы.

Развернувшись и напоследок игриво шлепнув его хвостом по лицу, она неспеша удалилась, покачивая бедрами.

Облетая уже темные улицы Понивилля в поисках человека, Коппервинг все думал о словах Зекоры. Он еще долго бесился с поведения Айроншилда, но зебра был права: пройдя через пещеру страха, его друг не просто столкнулся со своим самым большим страхом – он, наконец, сам осознал, чего боится на самом деле. Подобные открытия, пусть и были необходимы, но редко проходили безболезненно. Жеребец содрогнулся, вспомнив, что испытал сам, встретившись со своими страхами во второй раз.

— Рони, черт тебя дери, мне до утра, что ли, искать? – ввернув позаимствованное у человека выражение, пробурчал пегас.

Оказавшись на городской площади, он заметил выходившую из ратуши фигуру единорога.

— Эй! – окликнул незнакомца жеребец. – Прощу прошения, но Вы, случаем, не видели Айроншилда? Его сложно не заметить: высоченный такой, с деревянным мечом на поясе. И совсем не похож на пони…

Подлетев ближе, Коппервинг неуверенно остановился, признав в единорожке Найтлайт:

— Хм… привет…

— О, здарова, Коппервинг, — улыбнулась кобылка. – Попробуй поискать там, — она указала копытом на здание мэрии, из окна которой виднелся свет.

— Спасибо… стало быть, вы только что разминулись?..

— Именно так, — Найтлайт блаженно закатила глаза и глубоко вздохнула, — и это было прекрасно.

— Отлично… стоп… — жеребец запнулся, когда до его носа донесся столь знакомый запах. – Вы… — он остолбенело уставился на стражницу, — там…

— Лучше спроси у него. Если он, конечно, опять не станет играть в молчанку.

— Ла-а-а-адненько…

Аккуратно открыв дверь, Коппервинг заглянул внутрь. Не считая собранного гармошкой ковра, раскиданных по полу подушек и – вот это да! – разломанного стула, ничего не говорило о свершившемся в этой комнате акте любви и страсти. Айроншилд стоял к нему спиной, завязывая тесемки на своем кафтане.

— Тук-тук, — озвучил пегас свое появление.

Человек едва заметно вздрогнул и обернулся:

— Ты как всегда во время, — иронично заметил он. – Чего хотел?

Коппервинг, не торопясь, прошелся по комнате, одобрительно приподняв бровь при виде сметенных со стола чернильницы и стопки бумаг.

— Да так, пообщаться, — сказал жеребец, — и извиниться.

Айроншилд повесил меч на пояс и дружелюбно улыбнулся:

— Все в порядке. Мы оба хороши.

— Нет, я серьезно, — Коппервинг не без труда сдерживал свой вырывающийся наружу интерес о произошедшем. – Та пещера… поверь мне, она, и правда, создавалась с благими помыслами. Но я не должен был реагировать так резко… ты ведь…

— Не парься, — человек собрал с пола листы бумаги и принялся сосредоточенно складывать их в стопку. – Ты хотел, как лучше. Я понимаю. Просто, Литлвиш…

— Все было так плохо?

— Ужасно, — кивнул Айроншилд. – Правда, теперь я думаю, что испугался больше, чем она.

— Пауков? – жеребец вернул чернильницу на место, которая, к счастью, не открылась после падения. – Ты серьезно настолько их боишься?

— Как выяснилось, нет.

— Тогда что?

Человек нахмурился и потер переносицу, размышляя, стоит ли рассказывать об этом другу:

— Я не мог ее защитить, понимаешь? – решив в этот раз не закрываться, ответил он. – Я был бессилен. Я подвел ее. Прямо, как в тот раз…

— Что за чушь? Если бы тогда в школе ты не…

— Не в школе, — перебил его мужчина. – На Земле – в моем мире…

Только слепой не заметил бы боли, промелькнувшей в глазах Айроншилда, но Коппервинг, уже начав понимать образ мышления людей, не стал давить новыми вопросами. “Ну хватит уже держать все в себе, приятель. Я же твой друг, в конце-то концов…”

— Хоть я и недолго пробыл в рядах спасателей, но одно назначение… — взяв со стола карандаш, человек нервно прокручивал его между пальцами. – В общем, людей тогда не хватало, и нас – новобранцев — отрядили на объект в числе остальных. В новостях потом говорили о малых жертвах и том, как грамотно мы провели операцию… пострадавших, и правда, было мало, но тот склад… так уж получилось, что я добрался до него раньше остальных… там была девушка… дверь завалило рухнувшими балками, и я никак не мог до нее добраться. Кругом пламя, едкий дым… я сразу же запросил помощи, но… нас было мало, а огонь распространялся так быстро… я до сих пор помню ее лицо… она просила… молила меня о помощи… — раздался хруст. Половинка карандаша выпала из сжатой руки Айроншилда и упала на пол. – … она сгорела заживо – у меня на глазах. Она была на расстоянии вытянутой руки… а я ничего не мог поделать… я – тот, кто пришел, чтобы спасти ее – просто стоял и смотрел, как она гибнет…

Лицо Коппервинга побелело. Хорошее воображение и восприимчивость, свойственная почти всем пони, в мельчайших подробностях воссоздали в его голове описанную человек кошмарную картину. Будучи сам из погодного патруля, жеребец знал о парочке чрезвычайных ситуаций произошедших на погодной фабрике Клаудсдейла, но они были настолько редки, что последнее случилось задолго до его рождения. Он мог только догадываться, насколько тяжело его другу было возвращаться к тем воспоминаниям.

— Это… ужасно, — пораженный до глубины души, как и любой другой пони, услышь он что-то подобное, пегас с трудом подбирал слова, — я не могу в полной мере тебя понять, но разделяю твою боль… — он глубоко вдохнул, — но в случае с Литлвиш ты не прав.

Айроншилд горько усмехнулся, но спорить не стал.

— Пусть ты и был причиной ее страхов, но ты же стал избавлением от них.

— Ты не видел ее…

— Нет, — согласился жеребец, — но я видел, что было потом. Именно благодаря твоей поддержке и заботе она справилась. Понимаешь? Ты вселил в нее уверенность, ты заставил ее поверить и сдержал свое слово, — он сделал паузу и посмотрел на человека. – Ты защитил ее.

Айроншилд промолчал. Пусть мерзкое чувство все еще скреблось на затворках его сознания, но друг был прав. Собственные страхи были пустышкой в сравнении с тем, что Литлвиш отпустила и переборола свои.

— Кхм… ладно, хватит о грустном, — Коппервинг встряхнул головой и пнул валявшуюся рядом ножку стула, — поговорим о приятном. Я смотрю, в этот раз кобылка не ушла от тебя непокрытой. Да-да, — отмахнулся он на удивленный взгляд человека, — я уже давно в курсе, что у тебя с Рэйнбоу ничего не было, но уж слишком благодатной была почва, чтобы лишний раз тебя не подколоть.

— Угу, и думаю, что парочка человеческих трюков не оставили ее равнодушной, — ответил мужчина. Пегас, как и остальные его друзья, обладал потрясающей способностью переключать его мысли на что-то более жизнеутверждающее. За что Айроншилд был ему сейчас безмерно благодарен.

— Тогда ты просто обязан поделиться со мной! Я и сам неплох в этом деле, но всегда рад научиться чему-то новому.

— Точно не сегодня, — Айроншилд бросил взгляд на стоявшие антикварные часы, которые он и Найтлайт по чистой случайности не опрокинули на пол. – Время позднее, и мне надо придумать, как проникнуть в дом Флаттершай, не разбудив ее и не напугав до чертиков.

— Или ты можешь разбудить ее, но очень нежно, а? – Коппервинг заговорщицки толкнул его копытом в бок. – Хотя, с другой стороны, может она только на виду такая тихоня, а сама любит по-жестче, как думаешь?

— Я думаю, что ты преувеличиваешь.

— Почему? Была у меня одна кобылка – не Флаттершай! — скромница скромницей, а на деле…

Айроншилд обреченно вздохнул и направился к двери:

— Пожалуй, мне пора…

— Стой! – воскликнул жеребец и поспешил вслед за ним. – Я ж самое интересное еще не рассказал. Так вот, прихожу я к ней домой, а там…

Глава 8

C Ночи Кошмаров прошло уже восемь дней. Наконец, Снейлс сообщил о подходящем моменте для их задумки – к Лютефиску приехал какой-то важный гость, и директор запланировал на вечер роскошный банкет в помещении столовой. Собравшись в клубном домике, Метконосцы принялись обсуждать план налета.

— Итак, вот что нам известно, – начала Скуталу. – Кабинет директора находится на втором этаже, в левом крыле приюта. Там две комнаты: в первой сам кабинет, с рабочим столом и интересующим нас сейфом; во второй находится его спальня, но туда мы, понятно, не пойдем. – Продолжая говорить, она обмакнула кончик крыла в чернильницу, и сделала грубый набросок местности. – Окна там выходят в сторону леса, и это хорошо – никто случайно нас не заметит.

— Вот только они “глухие”, не открываются, я проверял. – Встрял Снейлс.

— Ну, это нам не помешает, — отмахнулась Скут. – Этажом ниже находится старый склад спортивного инвентаря – в нем хранятся маты, мячи и прочее; на окне там сломан замок, и снаружи его открыть легче легкого. А оттуда до кабинета крылом подать.

— Ну… вроде бы, план неплох… — неуверенно протянула Свити Белль. – Ну а дальше как?

— А потом уже все просто. Вот, смотрите! – Пегаска с торжествующим видом вытащила из седельной сумки новенький ключ. – Пару дней назад директор снова отправил Снейлса драить полы, и при этом обленился настолько, что даже не присутствовал там лично, а просто выдал ему ключ от двери! Ну а дальше – дело техники: после того, как уборка была завершена, Снейлс попросту сходил к мастеру, и тот сделал ему копию!

— Так вот п’чему мы теперь не ограничены днями, когда ты у него убираешься! — Ловк проделано, что ни говори! – восхитилась Эпплблум.

— Ерунда, — отмахнулся единорог. – Я на все готов, чтобы вернуть Снипса в Понивилль. Из-за этой жирной сволочи мой лучший друг прозябает в Хуффингтоне!

— И мы вернем его, я обещаю, — заверила его Скуталу. – Главное, все сделать правильно. И вот что мы будем делать…

По плану пегаски в налет на кабинет они отправлялись втроем: она сама, Снейлс и Свити Белль. Эпплблум же предстояло прятаться на опушке леса, и, если дела пойдут совсем скверно, бежать за подмогой. Та принялась было возмущаться, и даже предлагала поменяться ролями со Свити, но Скуталу вполне резонно заметила, что у Блум будет куда больше шансов в случае чего привести помощь, нежели чем у единорожки. В случае проблем, единороги должны будут устроить небольшой фейерверк искрами из рога – это служило сигналом для Эпплблум, что ей нужно во весь дух бежать за помощью. Не то, что бы Скуталу всерьез ожидала каких-то неприятностей, но годы, проведенные в приюте, давали о себе знать.

Ставить в известность кого-то из взрослых, а тем более звать с собой, Метконосцы единодушно отказались. Ведь в лучшем случае, они попросту бы запретили эту авантюру. Ибо хоть Лютефиска не любил почти весь город, с ним старались не связываться. В связи с этим перед кобылками встал острый вопрос – а как аргументировать свое отсутствие дома в столь поздний час? После долгих размышлений и жарких споров, они сошлись на том, что отпросятся “на ночевку в клубный домик”. Конечно, тут был шанс, что их придет проведать Эпплджек, до сих пор излишне опекающая свою младшую сестренку… но другие варианты были и вовсе неосуществимыми.

Стояла ясная лунная ночь, а на часах было ближе к полуночи, когда Метконосцы вышли к приюту. Заняв позицию в кустах напротив кабинета директора, они стали ждать условного сигнала Снейлса. Единорог еще вечером вернулся в приют, пообещав встретиться с ними на складе спортинвентаря вскоре после отбоя. В такой предосторожности был определенный смысл – Лютефиск принимал у себя какого-то важного гостя, а значит, вполне мог устроить показательную перекличку перед отбоем. “Похвастаться своими детками”, как он это называл.

Помимо директора, в приюте стоило избегать еще двоих – пегаса Насти Торна и земнопони Стоунбрейкера. Среди учеников они оба имели ту еще репутацию. Насти, худой и нервный, с вечно сальными гривой и хвостом, работал поваром. Нельзя было сказать, что он готовил плохо – он готовил никак. Любой продукт, попадавший к нему на кухню, словно нарочно превращался в максимально худшую и неаппетитную версию еды. Каша разваривалась до состояния клейстера, хлеб больше напоминал пересушенные сухари, салаты заправлялись драконовскими дозами специй, и даже чай отдавал половой тряпкой. Переехав к Коппервингу, Скут первое время никак не могла наесться – ведь даже простенькие холостяцкие блюда казались ей изысканным кушаньем, достойным королевского двора. Нет, готовку Насти Торна тоже можно было есть… что и приходилось раз за разом доказывать его подопечным, но вот без рвотных рефлексов это получалось разве что у его друга Стоунбрейкера. Невозмутимый и флегматичный земнопони совмещал в приюте должности физрука и уборщика, с одинаковым равнодушием как гоняя до седьмого пота учеников, так и отмывая до блеска пустующие коридоры. Но, в отличие от Торна, он пользовался в приюте даже некоторым уважением. И не столько за внушительную физическую силу, сколько за тот факт, что не пытался приставать к своим подопечным или еще как-то над ними издеваться. Но в любом случае, они оба были преданы Лютефиску, что делало любую встречу с ними нежелательной и даже опасной.

Скрипнуло, отворяясь, заветное окно. Из него с опаской выглянул Снейлс. Еще раз убедившись, что за ним никто не следит, он молчаливым жестом дал знать, что все спокойно. Стараясь производить как можно меньше шума, Скуталу и Свити Белль проскользнули на склад со спортивным инвентарем. Так же молча кивнув Эпплблум, единорог закрыл окно и повел их за собой.

В коридорах царила гробовая тишина. Боясь, что любой маломальский звук выдаст заговорщиков с потрохами, Скуталу, старалась даже не дышать. А вот ее подруга напротив, неожиданно чувствовала себя, словно рыба в воде. Восприняв эту вылазку как очередное приключение, Свити Белль уверенно шла вперед. Пегаска, от волнения покрывшаяся легкой испариной, собралась было осадить излишне ретивую подругу, но та, словно уловив ее немой вопрос, выразительно указала копытом на свой рог. Тот еле заметно светился, почти незаметно озаряя коридор призрачным зеленоватым светом.

— Ого, я и не знал, что ты уже способна создавать купол тишины! – Снейлс восторженно присвистнул. Несложное в применении, но трудное в освоении, это заклинание создавало вокруг единорога своего рода небольшую сферу, не пропускающую наружу никаких звуков, но при этом позволяющий свободно слышать все то, что происходит за его пределами. – Только имей в виду – в кабинете директора нам придется обходиться без него, зачарованный ключ может среагировать на твою магию.

— Спасибо, — мило улыбнулась единорожка. – Я начала практиковаться в нем, чтобы иметь возможность спокойно петь… Не знаю почему, но Рарити не всегда адекватно реагирует на мой вокал… — она поморщилась. – К счастью, у этого заклинания оказались достаточно широкие возможности для применения!..

Через несколько минут они дошли до лестницы на второй этаж, а там и до кабинета было крылом подать. Массивная деревянная дверь, усиленная металлическими вставками, одним своим видом отбивала желание не то что войти, а даже подходить ближе. Прижав ушки, Скуталу вновь переживала свои многочисленные визиты за эту дверь – когда за дело, а когда и просто так – “для профилактики”, как любил говаривать директор. Лютефиск… как же она ненавидела его! Ненавидела и боялась. Даже на фоне прочих пони, пусть сволочных, как Насти Торн, или же испорченных, вроде той же Даймонд Тиары, Лютефиск резко выделялся черной кляксой озлобленности и садизма. Он не просто умел устраивать разносы ученикам – не важно, по делу или нет – он наслаждался ими. Он любил чувствовать свою власть и безнаказанность, с редким цинизмом раз за разом доводя своих беззащитных подопечных до слез, истерик – а то и нервных срывов. Хуже всего было то, что ему все сходило с копыт – подонок до сих пор обладал завидным влиянием, деньгами и обширными связями. Осознавая, что жалобами они не могут добиваться ничего, кроме новых наказаний, обитатели приюта быстро становились безразличными и забитыми в своем вынужденном послушании. Скуталу в очередной раз поблагодарила Коппервинга – Хуффингтон, в который ее пообещал отправить директор, был его главной угрозой для всех тех, кто еще осмеливался проявлять неподчинение. Угрозой реальной, действенной и страшной. И даже не потому, что этот город находился аж на другом краю Эквестрии – просто ни один из тех, кого директор туда отправил, не поддерживал связь ни с кем из оставшихся в Понивилле. Они словно пропадали – хотя все запросы и проверки в один голос утверждали, что те прибыли и находятся на новом месте. Или же там было настолько хорошо, что старая жизнь отметалась как кошмарный сон, в чем Скуталу оправданно сомневалась; или же там было настолько плохо, что ученики боялись даже высказать свое негодование. “Неудивительно, что Снейлс так стремится спасти Снипса – если бы туда отправили кого-то из моих подруг, я бы тоже землю носом рыла, лишь бы вернуть их обратно!.. ”

— Ну… мы на месте, – глухо произнес Снейлс. – Начнем. И да поможет нам Селестия!..

Поворот ключа, и массивная дверь с удивительной легкостью открылась. Кабинет директора, пустой и тихий, был залит ярким лунным светом. Все в нем было так же, как и в последний раз, когда она в слезах убежала из кабинета. Изящные стулья, массивный рабочий стол, шкаф с личными делами учеников, и люстра. Огромная, на почти полсотни свечей, щедро украшенная сложным растительным орнаментом, она была горячо любима директором – и бешено ненавидима учениками. Еще бы – ведь это им, а не Лютефиску, приходилось регулярно менять в ней свечи и чистить бесчисленные бронзовые цветы и листья от неизбежных восковых потеков! Но вопреки проклятиям, щедро насылаемыми воспитанниками, люстра так и не падала – ни на директора, ни хотя бы просто так…

Тряхнув головой, Скуталу отогнала от себя навязчивые воспоминания. Ведь сейчас единственно важным было то, что в кабинете никого не было – а на краю заваленного бумагами стола призывно поблескивал заветный ключ.

— Это он! – громко зашептал Снейлс. – Ну же, Скут, бери его!..

Но стоило лишь пегаске прикоснуться к ключу…

Многочисленные свечи на старинной люстре зажглись подобно вышедшему из-за туч солнцу – внезапно и ослепляюще. Пока взломщики ошеломленно моргали глазами, дверь в спальню директора широко распахнулась.

— На ловца и зверь бежит – не правда ли, Скуталу? – загородив своей тушей дверной проем, спросил Лютефиск. Грузно опираясь на резную трость, он медленно прошествовал в комнату.

— Бежим! – увлекая за собой ошарашенную подругу, пегаска рванула к выходу. Словно дежавю, дверь в коридор вновь распахнулась, сбив кобылку с ног. В комнату вошли двое: Насти Торн издевательски улыбался; Стоунбрейкер же равнодушно смотрел на них, не выказывая и намека на эмоции.

— Директор, — Снейлс, даже не удивленный происходящим, торопливо подошел к Лютефиску. – Как Вы и просили, я…

— Да-да, парень, ты молодец, — жирный пегас бесцеремонно отпихнул жеребенка в сторону. – А теперь свали и не мешай взрослым заниматься делами.

— Так-так, Люти, кого же ты подкинул мне на этот раз, — в кабинет из комнаты вышел незнакомый единорог. Окинув кобылок придирчивым взглядом, он медленно облизал свои подкрашенные губы. – Ох, хороши! До чего ж хороши!.. Особенно та, белая. Господин будет доволен, о да, весьма доволен!..

Незнакомцу на вид было лет сорок. Белый завитой парик, щедро напудренное лицо, роскошные пурпурные одеяния с золотым узором… в другой ситуации он выглядел бы нелепо и смешно. Но вот его глаза – блеклые, невыразительные, с желтоватыми белками и крохотной точкой зрачка – жадно пожирали застывшую в невыразимом ужасе единорожку.

— Не забывай про уговор, Чэйсер. — напомнил единорогу Лютефиск. – Рыжая сучка останется со мной.

— Ох, дорогуша, ну дай мне хотя бы полюбоваться… — негромко рассмеялся незнакомец. Казалось странным, что каждое его слово, сказанное чуть ли не шепотом да еще и сквозь тихий смех, было слышно столь четко. В самом же голосе звучало нетерпение и страсть, а интонация менялась чуть ли не в каждом слове. Не сводя глаз с единорожки, странный гость достал из кармана небольшую баночку. Открыв ее, он подхватил телекинезом щепотку какого-то порошка, и, продемонстрировав свои крепкие желтые зубы, ожесточенно втер порошок в десны. С губ его сорвался странный, прерывистый стон. – Вот теперь хорошо, теперь я готов! Ты же не откажешь мне в наблюдении, не так ли, Люти?

— Это пожалуйста – любуйся, сколько влезет, — тяжело дыша – то ли от свершившийся мести, то ли от чрезмерных для такой жирной туши усилий, директор повернулся к Снейлсу. – С ними был кто-то еще? Например, та желтая деревенщина?

— Нет, директор, — ровным голосом ответил единорог. – Только эти двое.

Не заметив удивленного взгляда Скут, толстяк, тем не менее, решил убедиться в его словах:

— Торн, — скомандовал он. – Слетай и прочеши окрестности – вдруг наш недалекий упустил кого из виду.

— Сделаем, начальник! – пегас преувеличенно бодро отдал крылом честь. В ответ директор наградил его таким взглядом, что Торн стушевался и спешно покинул кабинет.

— Снейлс… — горьким шепотом произнесла Скуталу, — как ты мог… Я думала, что мы друзья…

— Рыжая, ты уже достаточно взрослая, чтобы начать понимать: дружбы не существует. Есть только личные интересы. Иногда, только иногда! они могут совпадать с интересами других – тогда это уже интересы общие. Но всегда – всегда! – в первую очередь следует заботиться о себе и своих интересах. Вот он, – Лютефиск покровительственно похлопал молодого единорога по плечу – он это уже понял.

Слегка покраснев – от неожиданной похвалы, а не стыда – Снейлс смущенно потупил взор.

— Нет, ну только посмотрите на него – покраснел, как кобылка перед первым разом! Как будто не понимал, к чему это приведет – а, тормоз? – Пегас снова легонько пихнул жеребенка в бок. – Знал ведь! Знал, но руководствовался своими интересами – для него дружба с тем мелким обжорой оказалась куда важнее вас. Он твой ровесник, а смотри-ка, уже умеет держать нос по ветру! – Директор столь самодовольно улыбнулся, будто подлый прагматизм Снейлса был целиком и полностью его заслугой. – И вот он пришел ко мне – и мы оба от этого выиграли! Я получил вас, а он – воссоединится со своим другом.

— Но ты-то выиграл дважды, дорогуша, — усмехнулся незнакомец. – Преимущество опыта! Решил свои проблемы, а заодно и со мной провернул выгодную сделку. – Единорог не сводил плотоядного взора со Свити Белль. Нет, ну просто посмотрите на нее! Эталон классической красоты! Сочетания цветов шерстки и гривы – почти Селестия во плоти! Эмир давно хотел заполучить в свой гарем нечто подобное. Ты говорил, она еще и поет? – Слушая его сомнительную похвалу, дрожащая от страха Свити отступила за спину к подруге. Из глаз ее потекли слезы, а из горла рвались испуганные всхлипы.

— И не просто поет, у нее прямо-таки неземной голос! Твой господин будет удовлетворен – во всех смыслах, хе-хе. – Директор злобно захихикал. Стоящий у двери Стоунбрейкер, глядя на все это, с презрением скривился.

— Прекрасно, дорогуша, прекрасно! — Чэйсер сделал шаг к уже рыдающей в голос единорожке. – Я позабочусь, чтобы твою награду удвоили – за такое тельце не жалко отвалить целое состояние!..

До Снейлса постепенно стало доходить, какую на самом деле кашу он заварил. Нет, он вполне отдавал себе отчет, что у кобылок будут неприятности – но в его представлении, , это означало бы вызов родителей, а в худшем случае и путевку в Хуффингтон для одной лишь Скуталу. Но вот это… Тряхнув головой, он отогнал от себя эти мысли. В конце концов, их никто не заставлял верить ему, и лезть среди ночи в кабинет директора!

— Директор, — робко проговорил он. – Вы обещали!..

— Разумеется! – расплылся в издевательской улыбке толстяк. – Я прекрасно помню, что обещал тебе воссоединение с Снипсом и я от своего слова не отказываюсь. Стоун, — обратился он к своему подопечному, — посади нашего предателя на поезд в Хуффингтон – он, какое совпадение, отправляется буквально через час!

Этого Снейлс не ожидал. Директор обманул его! Ведь он не хотел уезжать из Понивилля, он хотел, чтобы его друга вернули сюда! А ведь все сделал, как ему велели – привел сюда и рыжую, и ее белую подружку, а в ответ обман, предательство!..

Прежде чем земнопони сгреб его в охапку, Снейлс отскочил к окну. Его рог сверкнул подобно сверхновой, затмив собой даже сияние люстры. Приняв его действия за покушение на свою персону, Лютефиск с неожиданной для его размеров прытью крепко приложил Снейлса тростью по кончику рога. Протяжно застонав от боли, тот медленно осел на пол.

— Поздно каяться и спасать положение, этот поезд уже ушел, — расхохотался директор. — А вот твой еще нет. Стоунбрейкер, раздолби тебя Дискорд, не стой столбом!

— Лютефиск, — холодно сказал земнопони, — я на это не подписывался. Устроить взбучку хулиганам или нарушителям – пожалуйста. Но продавать кобылок в рабство…

— Ты подписался, оказавшись с нами в одной комнате, — рявкнул на него директор. – Но если твои хрупкие моральные принципы начали бунт, я тебя не держу. Проваливай, раз ты такая неженка! И не вздумай попадаться мне на глаза! – сорвавшись, завопил пегас. – А теперь быстро взял и оттащил эту падаль на вокзал! И помни, — в голосе Лютефиска послышалась нешуточная угроза. — Проболтаешься кому – пожалеешь!

Секунду поколебавшись, жеребец перекинул жалобно стонущего Снейлса через плечо, и молча вышел.

Эпплбулм уныло сидела “в засаде”. “Ну что за невезение – приходится сидеть в кустах!.. Им-то, небось, весело!.. ” Вся эта затея казалась ей настоящим приключением – наподобие тех, о которых пишут в книжках. Ночной порою, скрытно и таинственно, герои идут в налет на логово коварного злодея! Преодолевают опасности, проходят испытания, решают головоломки – но в конце возвращаются с добычей, посрамив врагов и оставив их с носом. Но… эта доля выпала ее подругам. Ей же досталось скучнейшее дело – сидеть в кустах и ждать сигнала, которого может и вовсе не быть. “А если будет – что тогда? Ну поймает их директор у себя в кабинете, велика важность! Головомойка, конечно, будет знатная – но и только. Чего ради Скут меня прям заинструктировала – беги да приводи Коппервинга! И где, скажите на милость, мне искать ее опекуна? Летать я не умею, а лазить по домам и искать его по постелям местных кобылок мне совсем не с копыт. Эх!.. ” Вскочив было от внезапного света, залившего кабинет, Эпплблум быстро сообразила, что это только люстра. Невнятно бурча себе под нос, земнопони вернулась на позицию. Она даже не знала уже, чего хочет больше – чтобы у ее подруг все спокойно получилось, или же чтобы их прихватили на горячем. Нет, зла или проблем она им ни в коей мере не желала – но кобылке хотелось проявить себя, пусть даже это и означало всего лишь бежать со всех ног за помощью. “И пробегу, и приведу! Только не Коппервинга, а Макинтоша – он мой брат, он сильный, и к тому же один из городских дружинников! И так быстро все сделаю, что рекорд поставлю! И Эпплджек возьмет меня с собой на следующий Забег Листьев!.. ” Замечтавшись, она едва не пропустила устроенный Снейлсом фейрверк. – Ого, сигнал! И такой сильный!.. Может, они действительно попали в беду?.. – Она вскочила на ноги. – Надо бежать!

Дождавшись, пока за Стоунбрейкером закроется дверь, Лютефиск обратился к своему расфуфыренному гостю:

— Теперь нам никто не помешает. Ты говорил о каких-то проверках, да?

— Именно, — весело ответил Чэйсер, нависнув над попытавшейся отшатнуться от него единорожкой. Под долгим немигающим взглядом ловчего, смотрящего, казалось, в самую ее душу, поток рыданий иссякал как на глазах. На смену ему пришел ступор, вызванный ужасом. – Мне надо убедиться, что ты, красавица, еще не тронута. Расслабься, Люти, — осадил он готового было возмутиться пегаса, — ты получишь свою награду в любом случае. Но лишний бонус никогда не помешает, ведь так? К тому же… не знаю, чего ты там себе надумал, но это просто диагностическое заклинание. Его обычно применяют в медицине, но у нас тут несколько другой случай… — Он направил рог на Свити Белль, и прикрыл глаза.

Вопреки ожидаемому, его рог даже не засветился. Однако она почувствовала, как через все ее тело прошло покалывание чужого заклинания.

— Невинна, здорова, хронических болезней нет, синяк на колене и кариес в двух зубах… — Он вскинул голову и ехидно усмехнулся. – Любишь послаще, да? Это хорошо, значит и круп наешь без труда, эмир любит округлые формы.

— Пожалуйста… — сломленная ужасом единорожка едва смогла произнести пару слов. – Не надо… мы же можем договориться… хотите… хотите, я спою на приеме…

— Ш-ш-ш! – Чэйсер приложил отполированное до блеска копыто к ее губам. – Ты слишком много говоришь. Эмир любит хорошо поставленный вокал, но его вполне устроит и немая наложница.

После этих слов Свити Белль окончательно впала в ступор. То, что начиналось как захватывающее приключение, обратилось кошмаром, немыслимом в тихом и мирном Понивилле.

Не в силах видеть унижения своей подруги, Скуталу бросилась в наступление. Несмотря на кажущуюся безвыходность ситуации, она все еще надеялась на благоприятный исход. Ведь Снейлс, даже оказавшись предателем, по непонятной причине не стал сдавать Эпплблум – и более того, сумел подать ей сигнал! И пегаска верила, что подруга уже со всех ног бежит за помощью, и уже вот-вот сюда прибудут другие пони, взрослые, сильные и добрые – и помогут вырваться из этого кошмара. Верила, потому что другого шанса на спасение у них просто не было.

В самом начале она еще думала о побеге. Но если бы ей и удалось сбежать, то наверняка одной – пусть она еще толком не летала, но кое-что уже умела. Да и, чего скромничать, была самой быстрой из их компании. Но тогда что стало бы со Свити Белль? Ведь та пошла на это дело ради нее, и Скуталу просто не могла оставить подругу один на один с этими мерзавцами. Раз они своими воплями еще не поставили на уши весь приют, то этот франт точно позаботился о том, чтобы им не помешали. Оставалось одно – тянуть время. “Чего бы мне это не стоило”.

— Лютефиск! – завопила она с такой силой, что тот от неожиданности отшатнулся. – Ты, жирная пародия на пегаса, думаешь, что тебе все сойдет с копыт?! – грозно встопорщив крылья, она двинулась на директора. — Думаешь, что никто не узнает? Что выйдешь сухим из воды? Видит Селестия…

Лицо директора покраснело, на губах выступила пена, и вместо ответа он наотмашь ударил пегаску тростью. Раз, другой, третий.

— Ты кем себя возомнила? – брызжа слюной, заорал пегас. – Госпожой Справедливость? Ха! Только не в этих стенах! – войдя в раж, Лютефиск продолжал жестоко избивать свою бывшую подопечную.

Скуталу, ошеломленная обжигающей болью, сперва пыталась уворачиваться и прикрывать уязвимые места ногами. Но после того, как несколько ударов не достигли цели, в дело вступил единорог. Вскрикнув от неожиданности, она ощутила на своих конечностях телекинетический захват, растягивающий их в разные стороны. Теперь-то уж директор смог лупцевать ее, как хотел. Резная трость свистела в воздухе, удар за ударом вымещая на теле взвизгивающей от боли пегаски всю его жестокость и злобу.

– Никакая Селестия тебе не поможет – здесь я царь и бог! Только я решаю, кто будет влачить свое никчемное существование в этом приюте, а кто отправиться в занюханный Хуффингтон или… в могилу! – директор вложил весь свой огромный вес в следующий удар, под истерический хохот Чэйсера лишая Скуталу сознания. – И знаешь, второй вариант мне нравится даже больше!

Налив еще по одной, Коппервинг приготовился произнести тост и многозначительно прокашлялся:

— Мы уже полбутылки осушили, а я так и не удосужился поблагодарить тебя за приглашение, — огласив окрестности громкой отрыжкой, пегас продолжил. – Не часто бывает, чтобы вся родня из дома отлучилась – а ведь это открывает сколько возможностей! Кобылок зазвать, книжку почитать, или с друзьями выпить в спокойной обстановке. Вот только планов обычно куда больше, чем свободного времени, и поэтому…

— Да брось ты, — с улыбкой перебил говорливого пегаса БигМак. – Если не можешь даже посидеть с другом – то зачем вообще жить? – обычно неразговорчивый, здоровяк ощутимо изменился после третьего бокала.

— Это верно. Ну, за дружбу! – жеребцы стукнулись бокалами.

Эта попойка, рискующая принять поистине грандиозный размах, вышла у них спонтанно. Сперва Метконосцы решили устроить пижамную вечеринку в своем клубном домике, потом Эпплджек и бабуля Смит получили запоздалое письмо от дедушки Эппл Штруделя с приглашением к нему в гости на пару дней… Оставшись в одиночестве, Макинтош, недолго думая, решил откупорить бутыль яблочного самогона – пару месяцев назад он вычитал особый рецепт, и наконец-то приготовил первую партию.

Едва Коппервинг получил от него приглашение на дегустацию, как сразу же намекнул одному из должников о том, что его следует сегодня подменить. Тот повздыхал, но безропотно отправился на рутинное дежурство. А как иначе? Долг ведь платежом красен. Сам же Коппервинг занялся приготовлением закусок – у БигМака хорошо получался алкоголь, но в готовке он был полным профаном. Да и зачем ему – с такими-то кулинарами, как его сестра и бабуля? Пегас же постарался на славу: непривередливый к еде в целом, он иногда – под настроение или хороший повод – доставал с полки свою потрепанную, еще со школьных времен, тетрадь с рецептами, и начинал творить. Кухня разве что ходуном не ходила – он мыл, чистил, резал овощи и фрукты, превращая обыкновенные продукты в необычные и весьма вкусные блюда. Помимо салата и фруктово-сырной тарелки, сегодня он решил запечь в печи свеклу с шампиньонами – получилось от души. Сочная, нежная, она прямо-таки таяла во рту, приятной сладостью оттеняя крепость яблочного самогона.

— Хорошо сидим!.. – мечтательно протянул пегас.

— Агась, — довольно подтвердил Макинтош. Обычно они уходили подальше от дома, чтобы не мозолить лишний раз глаза бабуле Смит – но сейчас, когда она уехала, расположились прямо во дворе.

— Ну что, давай еще по одной? – Коппервинг сноровисто наполнил бокалы. БигМак, ворошивший длинным прутиком угли небольшого костра, средь которых запекалась картошка, с готовностью кивнул. Время тянулось неспешно, хмель мягко туманил голову – одним словом, вечер удался.

— Так, мой тост был прошлым, давай теперь ты. – Пегас передал другу бокал. Земнопони откашлялся, и заговорил:

— Коппервинг, дружищще, как ты знаешь, я – пони немногословный. Такие моменты, как сейчас – лишь исключения, подтверждающие этот факт. Тосты говорить я тоже не мастак. Но мы, как друзья, ведь можем общаться и вовсе без слов, так? Поэтому… за солидное дружеское молчание!

Но выпить друзья не успели. Из-за деревьев, во весь голос зовя Макинтоша, выбежала Эпплблум. Жеребцы оторопели – Метконосцы хотели устроить пижамную вечеринку в клубном домике, и что могло бы случиться там такого, чтобы Эпплблум вот так со всех ног побежала за старшим братом?

— Братец, помоги! – не заметив пегаса, начала земнопони. – Там, в приюте!.. Скуталу и Свити Белль… они в беде! – Пока она бежала к ферме, в голову Эпплблум лезли черные мысли. Она корила себя за то, что в глубине души даже желала вот такой пробежки – ведь кто знает, что стряслось с ее подругами? Вдруг директор на них кричал и грозился вызвать родителей, или даже стражу?

От услышанного у Коппервинга стакан выпал из копыт. После того случая с проверкой у него сложилась уверенность, что от директора еще хотя бы какое-то время неприятностей можно было не ожидать.

— Помедленнее, юная лэди. Зачем вы вообще туда полезли? И… почему ты-то убежала? – Пегас сдерживался, не желая сгоряча наломать дров – хотя часть его так и просила расправить крылья, и мчаться к приюту, разобраться с этим мерзким директором раз и навсегда.

— Ну… мы… — Блум опустила голову, не выдержав пристального взгляда Коппервинга и тяжелого молчания БигМака. Ведь, как ни крути, но совершили они преступление – вломились в запертый кабинет, и хотели позаимствовать бумаги из запертого сейфа. Глубоко вздохнув, она затараторила скороговоркой: – Директор отправил Снипса в Хуффингтон, а Снейлс рассказал, что в кабинете – в сейфе! – лежат бумаги с этим, как его… компроматом! И что если мы их достанем и всем покажем, то Лютефиск вылетит с должности, а Снипса удастся вернуть назад! А Скут так хотела за все отомстить директору, что мы согласились! Она со Снейлсом и Свити Белль пошла туда, а меня оставили снаружи. И еще мы договорились, что если их поймают, то они подадут знак, и мне надо бежать за помощью… я сидела под окнами и ждала сигнал, и он был… и вот я тут! – Она неуверенно улыбнулась.– Вы же им поможете, да?..

Жеребцы переглянулись.

— Дружищще, нам нужно туда, и срочно! – Пегас от волнения и нервов разве что не приплясывал на месте. – Я не позволю этому жирному борову снова кричать на Скуталу – и мне плевать, при каких обстоятельствах она там оказалась!

— Так я ж не спорю, — согласно кивнул земнопони. – Если виноваты – накажем; но накажем сами. Пойдем, Коппервинг.

— А я? – робко пискнула Эпплблум.

— А ты дома сиди, сестрена, — строго сказал Макинтош. Кобылка упрямо топнула ногой, с вызовом глядя на брата.

— Да ладно тебе, пусть идет! – вступился за нее пегас. – Не видишь разве? Побежит туда, невзирая на запреты! Там же ее подруги, как-никак. Лучше уж с нами вместе, время-то позднее.

— Ладно, — вздохнул БигМак. – Давай, залезай на спину – наш темп ты не выдержишь.

Просияв, кобылка забралась брату на спину, и крепко обняла ногами, готовясь к быстрому галопу. Выпив “на ход ноги”, жеребцы поспешили к приюту.

Сперва Коппервинг не спешил, стараясь лететь со скоростью бега земнопони. Но тревога за подопечную тупой иглой колола в сердце, заставляя скрипеть зубами и про себя костерить размеренный бег Макинтоша. Директор! Все упиралось в директора! Будь на его месте кто-то другой, он бы волновался разве что о наказании, которое могут назначить Скуталу. Но Лютефиск уже проявлял себя, и осознание этого мешало отнестись к ситуации как к заурядному происшествию. Наконец, он не выдержал. С криком “Догоняй! ”, он стрелой рванул к виднеющемуся вдали зданию приюта.

Крякнув с досады, земнопони прибавил скорости, стараясь не терять друга из виду. Пробежав примерно половину оставшегося пути Макинтош с удивлением увидел, как пегас, на пару секунд зависший напротив освещенного окна на втором этаже, издал полный ярости крик; вышибив окно, Коппервинг исчез внутри.

— Какого сена?!.. – ошарашенно проговорил он, и поскакал к зданию со всех ног. – Блум! Ты останешься снаружи, ясно? Там творится что-то непонятное.

— Но… там мои подруги! – запротестовала Эпплблум.

— Никаких “но”, — отрезал здоровяк. И по его тону она поняла, что спорить брат не намерен.

— Ладно…

Зависнув напротив окна, Коппервинг с ужасом увидел, как хохочущий директор вновь и вновь опускает трость на тело лежащей ничком Скуталу. В углу, сжавшись в комок, рыдала Свити Белль, а в отдалении стоял кто-то незнакомый – единорог в богатых одеждах и пышном белом парике, явно не местный. Не было слышно ни хохота Лютефиска, ни звука ударов, ни плача единорожки – однако пегас не стал заострять на этом внимание. С перекошенным от гнева лицом, он в стремительном порыве разнес вдребезги стекло, и изо всех сил впечатал передние копыта прямо в бок директора. От удара его отбросило к стене, а треснувшая трость улетела куда-то в угол.

Словно по волшебству, вернулся звук, буквально оглушая своей внезапной громкостью. Не обращая внимания на кровоточащие порезы и застрявшие кусочки стекла, Коппервинг сгреб стонущего Лютефиска в охапку. Удар! Разбитые губы лопнули, словно раздавленные вишни. Второй! Несколько зубов веером разлетелись по комнате. Третий! Нос директора хрустнул и заметно поменял форму. Голова Лютефиска дергалась из стороны в сторону, словно у деревянного болванчика. Коппервинг размахнулся для очередного удара, но внезапно застыл, пойманный телекинетическим полем единорога.

— Ну ладно, поиграли – и хватит, — насмешливо прошептал своим странным голосом Чэйсер. – Личные счеты, да?

— А ты еще кто такой, Дискорд тебя раздери?! – рыкнул на него Коппервинг. Рванувшись, он попытался было вырваться, но безуспешно.

— А тебя это не касается. Важно лишь то, что против тебя – пока что! – я ничего не имею. И могу даже тебе не мешать. Но! – он прошелся по комнате, подойдя к вжавшейся в угол Свити. – Я не могу уйти отсюда с пустыми копытами. Я ее забираю – а тебя отпускаю и дальше резвиться с нашим несчастным дорогушей Люти. Или же… — он поднял холодный взгляд на пегаса. – Я все равно ее заберу, но перед этим отмудохаю тебя так, что мать родная не узнает. Ну так что?

— Да ты в своем уме?! Отдать тебе ее? – Сложно сказать, что ошарашило пегаса больше – самоуверенность единорога, или же его наглое требование. – Только через мой труп!

— А вот это как раз-таки легко устроить, — неприятно хихикнул Чэйсер. – Лютефиск, дорогуша, кончай изображать обморок! Бить он тебя пока не будет, самое время отыграться! – Направив рог в сторону директора, ловчий телекинезом зачерпнул из своей баночки порошка, и поднес к сломанному носу директора. Один вдох – и наркотик был внутри. Результат не заставил себя ждать – жирный пегас медленно, но все же поднялся, и с ненавистью посмотрел на Коппервинга.

— Явился, защитник сирот и заступник обездоленных! – с трудом проговорил он. – Это хорошо. Сучку твою я уже разукрасил, теперь и твой черед настал. Чэйсер, держи-ка его крепче! – Прихрамывая, он проковылял к своему столу и вынул из ящика большой, похожий на мясницкий тесак, нож. – Сейчас я этому хахалю любилку-то отрежу!..

При виде идущего к нему с ножом в зубах Лютефиска, пегас разволновался не на шутку. Было очевидно, что ни директор, ни его странный гость, не шутили. Забившись в телекинезе, словно муха в паутине, он лихорадочно осматривал комнату, ища малейший шанс на спасение. Стол с бумагами, пара стульев, шкаф, сейф в углу, огромная люстра на полсотни свечей. И тут его взгляд упал на Скуталу, лежащую почти прямо под ним. Передняя нога пегаски была вывернута под неестественным углом, на груди и боку следы ударов тростью, все лицо залито кровью… ему даже показалось, что она уже не дышит. При виде того, что с ней сотворили эти выродки, изо рта Коппервинга вырвался хриплый рык. Он изо всех сил рванулся в захвате – раз, другой, третий.

Единорог, глядя на его попытки, озадаченно наклонил голову. Отшлифованный за долгие годы метод удержания строптивых жертв давал сбой! Сконцентрировавшись, он усилил хватку: трепыхания пегаса снова превратились в едва заметную дрожь, но теперь каждое его движение болезненным уколом отдавалось у ловчего в висках. Поморщившись от накатывающей боли, Чэйсер обратился к ковыляющему директору:

— Чтобы ты не задумал, делай это быстрей! Потом кончай его, и нужно уходить!

— Да-да, я уже почти готов! – Дойдя до Коппервинга, жирный пегас примерился для удара. – Скажи “прощай” своему маленькому дружку, защитничек!

В этот момент, всеми позабытая Свити Белль, оглашая кабинет безумными криками, набросилась на Чэйсера. От неожиданности он ослабил захват – для переполненного гневом пегаса этого было более чем достаточно. Разорвав оковы телекинеза, он мешком рухнул вниз, чудом не придавив Скуталу. А единорожка, ухватив покрепче директорскую трость, принялась колотить ею ошарашенного таким напором ловчего, с каждым ударом вымещая на нем весь свой страх и унижение.

Поднявшись на ноги, Коппервинг взглянул в глаза Лютефиска. И столько ненависти, столько боли и ярости было в его взгляде, что директор замер от ужаса на месте. Одним прыжком, усиленным резким взмахом крыльев, Коппервинг настиг подонка. Хлесткий удар копытом – и нож, крутанувшись в воздухе, полетел в дальний угол. Следующий удар, в который пегас вложил весь свой гнев, швырнул директора на пол.

— Я тебя ведь предупреждал, помнишь? – яростно раздувая ноздри, рычал Коппервинг. Его ноги безостановочно работали, сторицей вымещая на Лютефиске нанесенные им побои. – Я тебе говорил – не лезь к Скуталу, не трогай ее, оставь в покое! Но нееет, ты не мог отказаться от мести. – Еще один удар, и директор с протяжным воем корчится в позе эмбриона, пытаясь прикрыть отбитую промежность. – Я обещал тебе шпигу в жопу затолкать, ты, выродок!? Обещал?!.. На твое счастье, у меня ее сейчас с собой нет, но… — Он перевел взгляд на Свити Белль: единорожка с остервенением била тростью по голове лежащего без сознания Чэйсера, а ее саму сотрясал плач, то и дело прерываемый нервными смешками. Ловчий выглядел паршиво – одежда порвалась, на холеном и залитом кровью лице застыла гримаса боли, парик был щедро присыпан землей из разбитого об его голову цветочного горшка. – Для тебя и эта трость сгодится. – Еще раз пнув для острастки Лютефиска, пегас пошел отбирать у Свити ее оружие возмездия.

— Ну-ну, хватит с него. – Коппервинг осторожно потянулся копытом к плечу единорожки. Он видел, что у нее была истерика, и посему постарался придать предательски дрожащему голосу хотя бы подобие успокаивающего тона. – Успокойся, он тебя уже не тронет, ну же, Свити!..

— Коп…Коппервинг!.. – в пустые глаза постепенно возвращалось осознание происходящего. Единорожка неуверенно посмотрела сперва на сломанную трость, все еще зажатую в ее копытах; потом ее взгляд медленно переместился на лежащего ничком ловчего. При виде крови, единорожка испуганно, словно ядовитую змею, отбросила в сторону оружие. Секундой позже ее скрутило мощным рвотным позывом.

— Ну хотя бы с тобой все более-менее нормально… — вздохнув, пегас поднял трость, и с мрачной решимостью направился к стонущему от боли Лютефиску.

Минутой позже тяжелая дверь в кабинет была практически снесена с петель, и в комнату влетел здоровяк Макинтош. Его глазам предстала невероятная картина: Свити Белль, отчаянно плача, баюкает лежащую на ее ногах голову Скуталу; в углу лежит незнакомый единорог с окровавленной головой. А в центре комнаты Коппервинг, с перекошенным от ярости лицом, готовится совершить какое-то жуткое непотребство с директором, связанное с применением то ли трости, то ли ножки от табурета. На мгновение здоровяк потерял дар речи, но потом метнулся к пегасу.

— Эй, ты чего?! Остынь! – БигМак был заметно крепче и сильнее Коппервинга, но сейчас ему пришлось приложить немалые усилия, чтобы не дать тому совершить эту экзекуцию.

— Отойди, Мак! – рыкнул на него пегас. – Этот ублюдок убил ее! Забил до смерти! И заслуживает той же судьбы!

— Убил?!.. Скуталу?.. – ужаснулся здоровяк. – Не… не может быть! – Он перевел взгляд на кобылок: Свити со слезами на глазах нежно гладила подругу по короткой гриве, вполголоса шепча ей что-то на ухо. В ответ на последние ее слова окровавленные губы пегаски изогнулись в слабой улыбке, и она неловко попыталась приобнять подругу. – Увидев это, глаза Макинтоша изумленно расширились. – Нет, погоди! Она еще жива!

— Жива?!.. – Пегас резко вскинул голову и посмотрел на пегаску. Спустя долю секунды, выпустив злосчастную трость, он подлетел к кобылкам и опустился на пол у тела пегаски. – Скут… Скути… Скажи хоть слово!..

Словно в ответ на его мольбы, с губ пегаски сорвался слабый стон. Взволнованно прокричав что-то нечленораздельное, Коппервинг вылетел в разбитое окно. Через считанные секунды он вернулся, толкая перед собой небольшое облако. С величайшей осторожностью перенеся на него пегаску, он со всей мочи рванул в больницу.

Ей снился сон. Снилось, что она, бескрылая, наконец-то летает в облаках. Ночное светило, такое огромное, что вот-вот коснешься копытом; смех ее братьев и сестер; веселые игры и ласковые прикосновения… Этот сон был ее любимым, своего рода наградой – но не за что-то уже сделанное, но скорее авансом за предстоящее непростое задание. Поэтому она совсем не удивилась, когда на фоне сияющей серебром луны возник силуэт ее госпожи, богини ночи. Короткая вспышка магии – и информация о предстоящем поручении стремительно затопила ее сознание. В следующий миг Найтлайт проснулась.

Было раннее утро. Ночью жизнь в пещерах сарозийского квартала только набирала обороты – они были созданиями ночи, и дневной свет их не особо прельщал. Однако тем, чья служба принцессе была связана с взаимодействиями с другими пони, приходилось менять привычный ритм. Наскоро собравшись, Найтлайт прокручивала в голове цели и задачи порученного ей расследования. “В этом городишке творится Дискорд знает что… да еще и дипломатический скандал назревает. Зато наконец-то дали в подчинение целый отряд гвардейцев!.. Посмотрим, на что они годны помимо караулов да парадов!”

После возвращения принцессы Луны большая часть ночных пони – сарозийцев, как они себя называли – дружно отправилась в Кантерлот, дабы возобновить служение своей создательнице и госпоже. Этот спонтанный исход до полусмерти перепугал местных жителей, считавших их “фестралами”, по имени мифических демонов ночи; и лишь своевременное вмешательство принцесс предотвратило новый виток братоубийственной войны. А ирония заключалась в том, что, назвав сарозийцев фестралами, пони были в чем-то правы. Но лишь отчасти.

Незадолго до окончания войны Солнца и Луны в рядах армии Найтмер Мун начались разногласия: все больше и больше офицеров и простых солдат осознавали, что эта братоубийственная война уже не имеет ничего общего с теми идеалами, за которые они когда-то сражались. Окончательный раскол произошел после поражения и изгнания Владычицы Ночи. Генерал Сароз, руководивший отступлением в горы, выступил с осуждением Найтмер Мун и ее действий, сделавших его народ предателями, и поставивших под угрозу само их существование. Понимая, что вернуться они уже никогда не смогут, он призвал свой народ сплотиться и начать новую жизнь, в которой не будет места черной злобе и жажде мести своим бывшим собратьям. Но его слова пришлись по душе далеко не всем: почти половина заклеймили Сароза мягкотелым трусом и предателем. Новая гражданская война разразилась почти сразу же, как закончилась прошлая.

Верные – так стали называть себя пони, не отринувшие тьму, которой их одарила Найтмер Мун – поклялись нести в Эквестрию ужас и боль во славу своей Повелительницы, веря, что своими деяниями они способствуют ее возвращению. Сароз и его сподвижники не могли допустить подобного. Стремясь получить прощение в своих собственных глазах и в попытках защитить невинных, они на протяжении всего последующего тысячелетия вели незримую войну — войну против тех, с кем когда-то сражались бок о бок. Сам генерал, ставший одним из идеологов конфликта, был выслежен и жестоко казнен убийцами из числа Верных – что окончательно разделило бывших союзников. В память о заслугах Сароза, не давшего им превратиться в кровожадных монстров, его последователи назвали себя в его честь – сарозийцами. Верных же они с презрением нарекли фестралами – демонами ночи, которыми те и являлись.

С изумлением и страхом жители Кантерлота смотрели на сарозийцев, ровной колонной печатающих шаг прямо ко дворцу. Заостренные уши с кисточками на конце, глаза с вертикальными зрачками, изогнутые рога и кожистые крылья. В отличие от огромного разнообразия цветов у пони, у фестралов все цвета были темными – серые, коричневые, черные, темно-синие… Но больше всего собравшихся пугали клыки – ослепительно-белые и острые, словно иглы. Казалось невозможным, что когда-то пони и сарозийцы были одним народом, так сильно разделила их пропасть этой тысячи лет. И лишь Метки, столь знакомые и приятные глазу, перечеркивали все различия, заставляя поверить, что перед тобой – пусть и дальние, но все же родственники.

С тех пор прошло более года. Сарозийцам, решительно отказавшимся жить отдельно от своих, выделили для поселения сеть пещер в самой горе и под городом, в которых они старательно воссоздали колорит и суровую красоту их прошлого места обитания. Первоначальный страх и взаимное недоверие постепенно забывались, и вот уже не редкостью было встретить пони в пещерах, а ночных пони – в верхней части города. Немалую роль в этом сыграло и то, что почти половина взрослых сарозийцев выразила желание вступить в гвардию. Пусть и не сразу, но разрешение было получено: небольшой отряд лучших воинов сформировал элитное подразделение “Ночная стража”, подчиняющееся принцессе Луне лично; остальные пополнили ряды гвардии, со временем практически полностью взяв на себя ночные дежурства.

Но все же различия нет-нет, но давали о себе знать. Разница традиций и жизненного уклада независимых сарозийцев и гордых воинов гвардии, неуступчивость одних и горячность других порой приводили целые отряды на грань конфликта. Росли как снежный ком обиды, расцветало недоверие к “чужим” — и вскоре уже единство всей гвардии оказалось под угрозой.

Вдобавок сами их подходы к ведению боевых действий кардинально отличались. Тяжелые и подчас смертельные условия жизни среди дремучих чащ, темных пещер и порожденных магией Найтмер Мун опасных тварей, нескончаемое противостояние с фестралами – все это не способствовало быстрому росту популяции сарозийцев. Из-за малой численности крупные столкновения почти не случались, и вместо полноценных боевых действий между ними велась партизанская война, замешанная на тактике быстрых ударов и стремительных отступлений. Используя шпионаж, обширные диверсии и даже убийства, сарозийцы ослабляли позиции фестралов, чтобы затем нанести хирургически точные удары в стратегически важных местах. Пока враг оправлялся после обрушившегося на него хаоса и потерь, сарозийцы исчезали так же стремительно, как и появлялись. Личная инициатива не только не осуждалась, но даже поощрялась – случаи, когда отряды действовали в полной изоляции и без приказов сверху, стали вполне обыденным делом.

Дабы как-то исправить ситуацию, было решено создать смешанные отряды из эквестрийской гвардии и новоприбывших сарозийцев. И тут дал о себе знать еще один камень преткновения. Втянутые в бесконечное противостояние с фестралами, сарозийцы стали смотреть на мир соответствующе. Каждый день, месяц, год – все их существование превратилось в борьбу за выживание. Все это привело к тому, что каждый жеребенок обучался азам военного ремесла почти с пеленок. И поэтому даже сарозиец-новобранец обладал навыками и опытом, не уступающими опытному эквстрийскому вояке. Но в силу своей подготовки, направленной в первую очередь на личную инициативу и партизанскую войну, сарозийцы пасовали, когда дело доходило до открытых столкновений или полномасштабной войны на истощение. Ведь у них не было армии в привычном для прочих понимании. По сути, каждый клан и был небольшой армией, координировавшей свои действия с остальными. И у каждого племени были какие-то свои уникальные традиции и устои. Оторванные от своих собратьев по клану, без их поддержки и в окружение чужаков, сарозийцы замыкались в себе, становясь порой просто до абсурда подозрительными, что лишь еще сильнее усложняло координацию и взаимодействие.

Стремясь поднять качество подготовки до уровня гвардии, было принято решение отправить ночных пони на переобучение по эквестрийским стандартам. А чтобы сгладить клановые различия, распределить их по уже существующим полкам.

Среди сарозийцев это вызвало ожидаемые волнения. Если повторное обучение за одной партой с зелеными новичками они еще могли понять и стерпеть, то дробление целых кланов по разным отрядам стало последней каплей. И кто знает, во что бы это впоследствии вылилось, не вмешайся Принцесса Луна. Являясь для ночных пони живым божеством и спасительницей, она смогла найти нужные слова и убедить их в необходимости этого решения. Так началась новая страница истории, как для сарозийцев, так и для всей Эквестрии.

Вынужденные жить в общих казармах, вместе выполняя приказы и полагаясь на товарищей, какой расы и цвета те бы ни были, воины постепенно привыкали к новому положению вещей. Следующим шагом стало создание отрядов из пони одного вида, но под командованием другого. Такие группы, численностью в десять бойцов, обычно отправляли на дальние или длительные задания. Бойцы приспосабливались и сплачивались вокруг командира, а тот в свою очередь учился не только командовать, но и заботиться о бойцах – невзирая на расу и масть. Учитывая, что в такие отряды частенько отправляли на перевоспитание драчунов и прочих нарушителей дисциплины, получить над ним командование считалось настоящим испытанием. Почетным, но весьма непростым.

Еще на этапе формирования, принцесса Луна твердо решила, что ее личная гвардия никогда не станет “парадным полком”, а будет заниматься действительно важными задачами. Лично составив список требований, Луна собрала со всей страны учителей и специалистов, способных в максимально сжатые сроки обучить Ночную стражу всему необходимому. И вот, спустя всего лишь год интенсивной подготовки, их признали готовыми, первая группа сарозийцев-контрразведчиков была готова приступить к своим новым обязанностям.

Знакомиться с отрядом ей пришлось уже в поезде. Бойцов заметно удивило, что командовать над ними поставили кобылку из Ночной Стражи, элитного отряда самой принцессы, состоящего целиком из сарозийцев… но и уважения с их стороны заметно прибавилось. Устроившись поудобнее на узком диванчике, Найтлайт делала вид, что сосредоточенно изучает планшет с информацией по заданию. На самом же деле она незаметно наблюдала за своими бойцами. “Десять бойцов, из них трое жеребцов, и все под моим командованием! По два пегаса и единорога, остальные – земные пони. Жеребцы рослые и мощные, а кобылки гибкие и ловкие. И горячие!.. ” — Она осторожно сменила позу, стараясь не выдать своего состояния и настроения. “Вот только эти магические амулеты делают вас всех одинаковыми – белая шкура, голубые глаза, синие гривы и хвосты. А жаль! С вашим-то разнообразием цветов и их сочетаний!.. ”. – Пофантазировав еще немного на тему того, как же на самом деле выглядят ее бойцы, Найтлайт все же взялась за изучение планшета всерьез.

Дело, судя по всему, намечалось непростое. И очень серьезное – избиение, покушение на убийство, и даже работорговля. Последнее настолько поразило Найтлайт, что она заново перечитала тот абзац. “Просто невероятно. Рабство? В Эквестрии? В наши дни?!..” Сами сарозийцы никогда не практиковали рабовладение. И насколько она помнила историю пони в целом, подобное случалось считанное число раз – да и то, лишь в удаленных районах и только после крупных войн, когда рушился привычный порядок и в обиход вступало “право сильного”. Но всякий раз принцессы реагировали на такие случаи стремительно, и даже беспощадно: несчастных пленников освобождали, а рабовладельцев судили по всей строгости закона. “А тут такое – и в тихом-мирном Понивилле. Наверное, в спешке либо местный глава, либо наши чинуши что-то напутали. Но даже если и так, покушение на убийство — тоже весьма серьезное преступление…”

Окончив чтение, Найтлайт перешла к списку участников происшествия, с неприятным удивлением обнаружив в их числе одного знакомого ей по Ночи Кошмаров пегаса… “Рога Дискорда, его-то каким боком в это занесло?!..” Ситуация была не очень-то понятной. Вроде как пегас полез в драку, защищая свою подопечную – та, кстати, оказалась в больнице; но потом разошелся, и так разукрасил виновного, что теперь ему самому впору предъявлять обвинения… Директор приюта, пострадавший от ярости пегаса, и вовсе винит кобылок, которые влезли к нему в кабинет, называя себя жертвой гнусной провокации… Но непонятнее всего было с той частью, которая так взбудоражила ее начальство – про рабство. Неизвестный единорог, которого обвиняют в попытке захватить и передать в гарем эмира Камелу одну из тех кобылок, поступил в больницу без сознания. К нему сразу же приставили охрану – шутка ли, ведь если обвинения были правдивы, то он пытался похитить сестру Элемента Щедрости! Найтлайт на мгновение задумалась – охрану поставили, чтобы он не сбежал – или чтобы уберечь его от самосуда со стороны местных жителей?.. “Повезло мне с делом, что ни говори. Теперь главное в лужу с ним не сесть!” Также было поручено задержать и допросить двух подручных директора – по словами свидетельницы, непосредственно они ни в чем не участвовали, но полученные от них показания могли заинтересовать следствие.

Увлекшись делом, Найтлайт едва не пропустила прибытие поезда в Понивилль. От мыслей ее отвлекла кобылка из ее отряда:

— Лейтенант, мэм! Простите, что отвлекаю, но мы прибываем на станцию!

— Как, уже? – Найтлайт удивленно посмотрела на бойца. Та выглядела стандартно – белая шкурка, синие грива и хвост. “Интересно, какие все же у нее цвета на самом деле? Надо бы с ними со всеми познакомиться, и не откладывать это в долгий ящик…” — Твое имя, солдат?

— Рядовой Пепперминт, мэм! – боевито щелкнула копытами об пол кобылка.

— Вольно, солдат, — с улыбкой ответила единорожка. “Одно имя есть!” — Поднимай остальных, и выходим.

Собрав разложенные по сиденью бумаги, Найтлайт выглянула в окно, высматривая обещанного встречающего. И точно – на перроне, безуспешно пытаясь скрыть зевоту, нетерпеливо переминалась с ноги на ногу желтая пегаска с бирюзовой гривой и хвостом. “Как же там ее… Рейндропс, кажется?..” Поймав взгляд единорожки, та заулыбалась и энергично замахала копытом. “Интересно, ее предупредили, что командует отрядом сарозийка? Или в этом и причина ее энтузиазма?”

Едва Найтлайт вслед за отрядом ступила на перрон, Рейндропс, вытянувшись по стойке “смирно” и отдав честь, отрапортовала:

— Рядовой запаса Рейндропс по приказу прибыла! – Пегаска прямо-таки поедала командира глазами. – Поручено оказать поддержку и всестороннее содействие!

— Вольно, вольно, — хмыкнула Найтлайт. – Значит так… Пепперминт! Берешь еще семерых бойцов, и двигайте в больницу. Если я правильно поняла, то именно в ней сейчас находятся все – ну или почти все – участники ночного происшествия. Задача следующая – разбиваетесь на пары; одна пара сторожит директора, вторая – неизвестного единорога. Еще одна – общая охрана больницы, если потребуется – то отдельно тех кобылок, что тоже участвовали. Хотя наверняка они там так и так не одни… Последняя пара в резерве, мало ли чего. Считаешься за главного, ясно? И еще: ты лично должна найти там Коппервинга – тебе его покажут, если вдруг сама пропустишь; скажи ему, что к нему тоже есть вопросы, и попроси до моего прибытия из больницы не уходить, все ясно?

— Так точно, лейтенант! – козырнула Пепперминт. – Вот только…

— Где больница, ты хотела спросить? – подхватила Найтлайт. – А ты голову поверни – во-он там здание видишь? Оно типовое, девять из десяти, что больница. Учитывая размеры городка – то почти наверняка.

— Лейтенант, мэм, вы абсолютно правы! – встряла Рейндропс. – Это новое здание, построенное три года назад, и… — заметив насмешливую улыбку единорожки, она смутилась и забормотала извинения. Сарозийка в ответ лишь закатила глаза – не то что она была сторонницей уставщины, но смущенные извинения нравились ей еще меньше.

— Рейндропс, а к тебе будет другое дело. Отведи-ка нас в приют – а по дороге расскажи поподробнее, что собой представляют все участники ночных событий. Начни-ка, пожалуй, с директора этого самого приюта…

Слушая рассказ пегаски, Найтлайт все больше мрачнела. С ее слов получалось, что Лютефиск почти не покидал приют, построенный, кстати говоря, всего-то год назад и на его собственные средства. Сам он переехал в Понивилль примерно за полгода до этого, откуда-то с западной части Эквестрии. Прибыл не один, а с несколькими… слугами? Работниками? Подельниками? Учитывая, что на работу ни один из них так и не устроился, а счета оплачивали вовремя, то на довольствии у него они точно состояли. Позже, после постройки и заселения приюта, все они получили в нем какие-то должности. Какие точно – пегаска не знала: даже в таком маленьком городишке как Понивилль, они ухитрялись проживать замкнуто и отчужденно.

Самого директора в городе периодически видели – мэр так вообще называла его меценатом, и приглашала на различные мероприятия. Впечатление на Рейндропс он произвел отталкивающее: “Толстый, как свин – небось, тяжелее даже Макинтоша! И взгляд такой скользкий и гадкий – так и хочется хвост прижать, чтоб прикрыться лишний раз! Наш мэр все им восхищалась – сперва приют с нуля построил, а потом и новое здание школы рядом – чтоб, говорит, его постояльцам далеко бегать не пришлось! А как по мне – посмотришь на тех жеребят, что у него в приюте живут, так невольно подумаешь, что лучше бы он к нам и вовсе не приезжал!..”

Что интересно, жеребят в приют привозили из других районов страны, порой аж из Хуффингтона. В самом-то Понивилле, где все друг друга знают или состоят в родстве, сирот и вовсе не было. На резонные в целом вопросы, что мешало построить приют в другом месте, дабы не завозить в него жеребят со всей страны, директор отвечал пространной речью, восхваляющей здешний климат и доброту местных обитателей. Но, как бы то ни было, за все время было совершено только одно удочерение кобылки из приюта кем-то из местных – тем самым Коппервингом, который этой ночью участвовал в драке. На все прочие запросы почему-то отвечали отказом – а жеребенка и вовсе спешно переводили в другой приют, обрывая все контакты и связи. Дескать, для него еще раньше нашли какого-то другого опекуна. Да и сама текучка жеребят была весьма бойкая – директор хвастался показателями, рассказывая о счастливых семьях, но…

— Но ему почему-то с трудом верилось, да? – закончила Найтлайт. За разговором они пришли к самому приюту. Может, сама пегаска знала о Лютефиске не так много, но вот общее мнение, сложившееся о нем в городе, передала в полной мере.

— Ну да… — вздохнула Рейндропс. – А вообще, расспросите лучше Черили, учительницу – она сможет больше рассказать и о директоре, и о жеребятах, что у него здесь содержались.

— Непременно, — улыбнулась единорожка. – А пока что – спасибо за помощь, не будем вас задерживать – дальше мы справимся.

— А… ну… ладно. – Пегаска явно расстроилась. Еще бы! Пройти когда-то подготовку, являться на сборы – но при этом быть в вечном резерве. А тут серьезное дело! Настоящее расследование, и под командованием кобылы из Ночной Стражи, воссозданного легендарного отряда элитных воинов принцессы Луны!

— Не переживай, если будет необходимость, то обязательно тебя снова вызовем! – попыталась подсластить пилюлю Найтлайт. – Но сама посуди – к чему тебе это? Расспросы свидетелей, обыск места драки… скукота! А тут вон какой день хороший намечается – даром что ноябрь!– Видя помрачневшее лицо пегаски, она тяжело вздохнула. Что ни говори – не понять обычным пони всей благодати хорошей погоды, чистого неба, свежего ветра… — Ладно, если так уж хочется еще в этом покопаться – то вот тебе, Рейндропс, поручение: найди и приведи сюда Черили, учительницу.

— Будет сделано, лейтенант, мэм! – просияв, пегаска отсалютовала и сломя голову понеслась куда-то в сторону города.

— Этот же энтузиазм, да в мирных целях!.. – закатила глаза Найтлайт. Было очевидно, что несчастную учительницу найдут и приведут сюда, невзирая на все ее дела и планы, и уж тем более – не интересуясь ее мнением. – Ладно, теперь вы… — Она перевела взгляд на оставшихся с ней бойцов – плечистого пегаса-жеребца и миниатюрную кобылку-земнопони. – Ты! – указала единорожка на кобылку. – На тебе – работа с жеребятами. Расспросишь их, может кто-то что-то видел или слышал, что тут ночью происходило. Заодно узнай их мнение о директоре. Письменный отчет подашь по завершении работы. Ну а ты!.. – Найтлайт одобрительно скользнула взглядом по рослому пегасу. – Ты идешь со мной, осмотрим место драки…Надеюсь, местные не успели там все затоптать…

Поднявшись на второй этаж, они подошли к кабинету директора. Поперек входа была натянута яркая лента с табличкой, гласившая, что “вход воспрещен” и все такое. Сама же дверь, со следами удара копыт, сиротливо висела на одной петле.

— Кто-то очень хотел сюда войти, и отсутствие ключей ему не помешало… — задумчиво пробормотал стражник.

— Не поспоришь, — заинтересованно отозвалась Найтлайт. Аккуратно поднырнув под ленту, она вошла внутрь. К ее удивлению и частично разочарованию, кабинет не походил на зону боевых действий – да, пара стульев было опрокинуто, ворох бумаг – вероятно, со стола – рассыпался по полу… но и только. О драке напоминала разве что снесенная с петель дверь – да еще окно, стекло которого было вдребезги разбито. А еще кровь – ее следы нет-нет, да и пятнали комнату. – Ладно, приступим. Сначала опишем место происшествия, сделаем ряд снимков… стандартная процедура. Готов, боец? – обратилась она к пегасу. – Я буду диктовать, а ты – записывай. Итак, время составления протокола осмотра места преступления – 10:27 утра…

Рэйндропс вернулась еще до завершения осмотра, и как ни странно, без Черили. Смущенно кашлянув, она виновато поковыряла копытом дорогой ковер:

— Лейтенант, мэм… Я нашла учительницу, она сейчас в больнице, вместе с Коппервингом, и не отходит от постели Скуталу. И… уходить оттуда она отказалась наотрез – сказала, что если вам что-то от нее нужно, то приходите к ней туда.

— Даже так? – удивилась сарозийка. – Что ж… Значит, схожу к ней сама. Боец!.. как там тебя, кстати?.. – обратилась она к пегасу.

— Капрал Кримзон Клауд, мэм! – жеребец вытянулся по стойке смирно.

— Завершите осмотр, составьте протокол. Далее, вместе с Рэйндропс проведите полный обыск – даже если тут действительно была лишь попытка работорговли, или угроза ею, или же редкостно глупая шутка, мы обязаны все проверить. Дело очень серьезное, поэтому отнеситесь со всем тщанием. Особое внимание на бумаги и записи: едва ли там будет что-то полезное для расследования, но общую картину нам обеспечат. Перед началом найдите пару понятых, пусть все будет по закону. Если кто-то будет возмущаться, качать права и тому подобное – в сопровождении бойца шлите ко мне, разберемся. Вопросы?

— Никак нет, мэм! – хором ответили пегасы. На лице Рэйндропс играла восторженная улыбка – наконец-то настоящее дело! Покачав головой в ответ на такую легкомысленность, Найтлайт отправилась в больницу.

Коппервинг, осунувшийся от переживаний, сидел у постели Скуталу. Юной пегаске пришлось несладко – была сломана передняя нога, в ребрах было несколько трещин, тело пятнали синяки и ушибы. Крылья не пострадали только чудом – как мрачно думалось Коппервингу, директор специально хотел оставить их напоследок. Но хуже всего было то, что один из ударов пришелся прямо в левый глаз. Сейчас он был скрыт под компрессом с какой-то целебной мазью, но в прогнозах на счет него врачи уверены не были. По заверению доктора Хорса, они сделали все возможное. Осталось надеяться на то, что молодой и здоровый организм положительно отреагирует на лечение, и глаз вернется в норму. Если же нет… Коппервингу даже думать об этом не хотелось.

Помимо него, в палате находилась одна лишь Свити Белль. Черили, еще недавно сидевшая у постели своей ученицы, отправилась домой, хоть немного привести себя в порядок перед неизбежным допросом. А белая единорожка вот уже как пару часов беспокойным сном дремала на кушетке, которую по ее настойчивой просьбе принесли со склада. Поставив ее рядом с кроватью подруги, она категорично заявила, что пока Скуталу не поправится, из больницы она не уйдет. Все попытки Рарити забрать сестру домой, все ее мольбы и аргументы оказались бессильны: Свити твердо решила оставаться здесь столько, сколько необходимо, пока пегаске не станет лучше. “Она защищала меня”, — рыдала она в объятиях сестры. “Скуталу специально вывела директора из себя, чтобы его… сообщник… не тронул меня! Она сумела занять их на то время, пока не прилетел Коппервинг и не поколотил тех подонков!.. Я должна быть здесь, я просто должна!..” Наконец, Рарити уступила – то ли слезам сестры, то ли молчаливому взгляду пегаса.

Эпплблум тоже порывалась остаться – но ее забрал домой Макинтош. Поняв, что это был один из тех моментов, когда спорить с братом бесполезно, земнопони подчинилась – пообещав непременно зайти к ним после обеда.

Случившееся произвело в городе настоящий переполох. В тихом мирном Понивилле даже заурядный пьяный дебош вызывал волну слухов и пересудов на следующую пару недель. Что уж говорить о таком исключительном происшествии! Драка! Тяжкие телесные! Попытка убийства, и — внимание! – работорговля. Едва узнав о случившемся, мэр поспешила в библиотеку. Рассказав Твайлайт о случившемся, она с помощью Спайка и его драконьего пламени передала срочное сообщение в Кантерлот, вкратце описав ситуацию и запросив подмогу. Ожидая прибытия гвардии, мэр по тревоге подняла резервистов и дружинников, общим числом в семь пони; приказ был прост и понятен – охрана больницы. И не столько пострадавших от возможных сообщников похитителей, сколько директора с сообщником от самосуда. Уж слишком неслыханной была ситуация.

За те часы, что прошли с того момента, как взмыленный Коппервинг влетел в приемный покой, толкая перед собой облако со стонущей от боли Скуталу, их успела посетить добрая половина жителей Понивилля. К счастью, едва они прибыли в больницу, им выделили отдельную палату – как оказалось, очень кстати. Весть о произошедшем молнией облетела весь город. Большинство посетителей просто желали пегаске выздоровления, а кое-то даже приносил с собой еду или вещи; так, например, Кэррот Топ принесла морковный пирог, а Даймонд Тиара, непривычно тихая и серьезная, передала сумку с лекарствами. Не то чтобы они были нужны в больнице, но Коппервинг, прекрасно зная о стычках Метконосцев с Тиарой и Сильверспун, не мог не оценить этот жест. Но сильнее всего его тронул тот факт, что ни один пони не поставил под сомнение его версию произошедшего. Не все верили сразу, но стоило им взглянуть на избитое тело пегаски, как сомнения уходили безвозвратно. Приходили даже несколько стражников, не местных. Видимо, мэр таки вызвала подмогу из центра… Сменив резервистов, они деликатно попросили его не покидать пределов больницы – как будто он сам собирался!

Наконец, поток посетителей иссяк. Последними заходили Айроншилд и Рэйнбоу Дэш, оба встревоженные и взволнованные. Перед общей бедой отступила былая холодность разлуки, и голубая пегаска была почти прежней – верной, заботливой, и очень-очень злой от того, что не смогла поучаствовать в недавних событиях. С благодарностью выслушав их переживания, дополненные обещаниями поддержки и помощи, усталый Коппервинг наконец-то проводил и их.

Присев на край кровати, Коппервинг невидящим взглядом смотрел на заснувшую от укола Скуталу. В голову лезли горькие мысли – пегас видел и свою вину в произошедшем. Если бы он не ждал Макинтоша, а сразу бы полетел со всей мочи в приют!.. Если бы проверил, действительно ли Скут с подругами ночует в клубном домике!.. Если бы, в конце концов, он нанес бы директору визит еще раньше, лично предупредив его о том, что не потерпит ни малейшего вмешательства в их жизнь, и пригрозив последствиями!.. Ах, если бы!..

Волевым усилием он отогнал от себя горькие мысли. Что толку плакать над пролитым молоком? Сейчас уже приходилось решать последствия. Больше всего его волновал заплывший левый глаз его подопечной. Насколько он знал, доктор Хорс был первоклассным врачом, и любой пациент, с каким бы недугом он не попадал в больницу, мог быть уверен, что он – в надежных копытах. Но тем сильнее его беспокоил неопределенный прогноз. Хорошо, если глаз поправится – а если нет? Для пегаса, вольного странника небес, глаза были важнейшим органом чувств. Без одного глаза пегас, конечно, мог летать сам по себе – но о мало-мальской работе, связанной с полетами, он мог навсегда забыть. Слишком велик был риск. И сейчас Коппервинг, изо всех сил сдерживая клубящийся внутри не страх, нет – ужас! – думал о том, что – и как – сказать Скуталу, если выйдет так, что глаз ей спасти не удастся… “Любое средство! Сколько бы оно не стоило! Спрошу Зекору, разошлю запросы во все больницы!.. Да чего там – самим Принцессам напишу, вдруг их магия сможет помочь!.. Если же нет… даже думать о таком не хочу! А ведь через каких-то пару недель я собирался начинать учить ее полноценному полету!..”

От размышлений его отвлек деликатный стук в дверь. Недовольно всхрапнув, пегас открыл дверь. На пороге стояла знакомая ему по Ночи Кошмаров единорожка сарозийской крови.

— Я могу войти? – вежливо поинтересовалась она.

— Входите уж, — неопределенно буркнул Коппервинг. Нет, он был рад тому, что хотя бы шапочно, но знаком с гостьей, но ему было бы как-то проще, будь она обычной пони — не сарозийкой. С другой стороны, если те слухи, что рассказывали о ночных пони в целом и Ночной Страже в частности были хоть немного правдивы, то это здорово облегчало ситуацию. Ведь одно дело – вера местных жителей, а совсем другое – оправдываться перед законом. А ведь он, как ни крути, может оказаться виновным, наравне с директором и его сообщником. Тут Коппервинг в очередной раз мысленно поблагодарил Макинтоша – если бы не его вмешательство, он бы точно в том состоянии воплотил бы свою угрозу в жизнь. А это, как ни крути, уже как минимум “тяжкие телесные”, если и вовсе не убийство. Нет, директора ему было ничуть не жаль – но вот отправляться в изгнание ему совсем не хотелось. Его родители, само собой, взяли бы Скут под крыло, но смогли бы они помочь так, как ей требовалось – и как мог помочь он? Отгоняя лишние мысли, он сумел выдавить подобие на улыбку. – Скуталу сейчас спит, так что можем поговорить прямо здесь. Но негромко – пегас ткнул крылом в сторону Свити Белль. – Ей-то никаких успокоительных не давали, так что не будем ее будить, ладно?

— Ага, договорились. – Найтлайт шагнула в комнату. Пройдя мимо пегаса, она первым делом осмотрела спящих подруг – невредимую единорожку, и покрытую бинтами и целебными припарками пегаску. От увиденного глаза сарозийки потемнели от гнева. “Такое? И с жеребенком?!.. Тот, кто это сделал, не лучше фестралов!” Постаравшись скрыть эмоции, Найтлайт прошла в угол, к столу и паре легких кресел. Устроившись в одном из них, она недвусмысленно указала пегасу на второе. Устало взмахнув хвостом, он послушно занял свободное кресло.

— Как ты уже мог догадаться, меня направили из Кантерлота для расследования этого дела. Так-с… — Найтлайт вытащила телекинезом из сумки маленькую коробочку диктофона. – Разговор будет записан. Мы хоть и виделись, и даже условно знакомы, порядок требует, чтобы мы назвали свои имена. – Она ткнула краем копыта в одну из кнопок. – Раз-раз… Сегодня – Стэри, 12, Второй год Эпохи Равновесия; мое имя – Найтлайт Индиго. Беседую с Коппервингом… — она снова нажала на кнопку, останавливая запись. – Прости, как твоя фамилия?..

— Самая распространенная среди пегасов, “Винг”! – кисло улыбнулся жеребец. – Но в моем имени она уже произносится, так что фамилией по правилам имяобразования я могу не пользоваться.

— Вот как? – удивилась сарозийка. – Любопытно, не знала о таких особенностях. Ладно, продолжим… — Она вновь потянулась к диктофону. – Время – 12:13 дня. Говорю сразу – ты можешь молчать; все сказанное тобой может быть использовано против тебя же. Твои слова будут проверены на правдивость и ложь прямо во время разговора. Надеюсь на твое понимание и сотрудничество, ну и все такое. – Подмигнув удивившемуся такому отхождению от правил пегасу, она водрузила коробку диктофона на стол. Порывшись в памяти, Найтлайт припомнила сложное заклинание, позволяющее отличить ложь от правды. Секунда концентрации и напряжения, и вот уже ее рог засветился ровным белым светом Заклинания Правды. Древнее заклинание ночных пони, созданное еще в эпоху раскола на фестралов и сарозийцев для выявления предателей и диверсантов, отлично подходило и для рядового допроса. Оно позволяло как отличать правду ото лжи, так и улавливать настроение и эмоции собеседника в целом. – Итак, расскажи о событиях вчерашнего вечера. Как ты вообще оказался в столь поздний час в приюте?..

Слушая рассказ пегаса, сарозийка прислушивалась к своим ощущениям. Как она и надеялась, он не врал. Его рассказ был нескладным и сумбурным, он перескакивал с события на событие, попутно рассказав и о своем порыве забрать Скуталу из приюта, с целью вылечить ее недуг. Втайне опасаясь узнать о скрытых мотивах его поступка, Найтлайт была приятно удивлена, не найдя в его словах и мыслях ничего, кроме искренней заботы и желания помочь. Это напомнило ей о своем собственном детстве – когда ее, еще жеребенком, забрал к себе двоюродный брат ее матери после того, как в результате вылазки фестралов ее собственная семья была зверски убита. Но ее-то забрал пусть и дальний, но все же родственник! А здесь – совершенно чужой пони, как оказалось, совсем не чуждый благородства и сострадания. С тем большим возмущением она услышала историю, как директор Лютефиск подговорил работника из органов опеки составить лживый отчет, с нездоровым стремлением изъять Скуталу из семьи. Было сразу понятно, что директору было наплевать на благополучие жеребенка, а действиями его управляла лишь уязвленная гордость и жажда мести. Этот рассказ вплотную подвел их к угрозе Коппервинга запихнуть директору шпигу в зад, если он еще раз попробует вмешаться в жизнь пегаса и его подопечной…

— Погоди, ты так и сказал? Мол, передайте директору, что я ему шпигу в зад запихаю, так? – Сарозийка не знала, плакать ей или смеяться. С одной стороны, угроза была налицо – и было понятно, откуда у встречного заявления Лютефиска про то, что его, дескать, “сперва избили в его же кабинете, а потом грозили непотребством”, растут ноги; с другой, она отлично понимала пегаса – шутка ли, ведь тот обман едва не увенчался успехом! В глубине души Найтлайт признавала, что поступила бы если и не совсем так же, то уж точно схожим образом. Но… закон есть закон. К счастью, нарушить его толком не успели, так что…

— К твоему счастью, ты не успел исполнить свою угрозу: иначе просто так ты бы не отделался. Надо сказать, что ты действительно пони слова – но хорошо, что ты не успел это подтвердить делом. – Криво усмехнувшись, она с уважением взглянула на пегаса. В ее взгляде было что-то такое, что тот в ответ даже покраснел. Довольная результатом, она продолжила: — Что до вашей драки – ты действовал в состоянии аффекта, это очевидно. Ну и как порядочный пони защищал жизнь и здоровье члена своей семьи. – Найтлайт ненадолго замолчала. – Действовал ты жестко, да… — ее взгляд стал твердым, словно сталь. — Так ведь обстоятельства были такими! К тому же, директор под конец угрожал тебе ножом… и Чэйсер, его пособник, держал телекинезом… — Она вздохнула. – По этому эпизоду ты однозначно невиновен. Но само дело непростое и запутанное. Я не верю, что директор действовал в одиночку, или что этот единорог – его единственный хм... клиент. Мы обыщем кабинет Лютефиска, допросим их обоих – и будем распутывать этот клубок дальше. Еще бы двоих его прислужников найти… — Найтлайт на секунду замолчала, давая себе пометку в памяти – проконтролировать розыск подельников директора. – В любом случае, в дальнейшем, возможно, у нас появятся еще вопросы. Пока что Вы свободны. Одна просьба – до завершения расследования не покидайте город без уведомления, это понятно?

— Шутите? Куда я от нее уйду – тем более, пока она в таком состоянии? – Коппервинг ткнул крылом в сторону пегаски. – Пока что у меня есть к Вам один вопрос, не против? – получив утвердительный кивок сарозийки, пегас продолжил. – Как Вы возможно уже знаете, у нее поврежден глаз. И доктор Хорс дает неопределенный прогноз… в худшем случае она сохранит глаз как таковой, вот только видеть она им не сможет. Может быть у вас, ночных пони, есть какое-то средство, способное помочь?

— Увы, — развела копытами Найтлайт. – Но даю слово, что поспрашиваю в Кантерлоте – может, чего и узнаю. Потому что не дело это, когда такие выродки жеребят калеками оставляют! – От злости и агрессии ее ушки прижались, а клыки стали особо четко видны.

— Буду… буду признателен, — выдавил из себя он. – Если же это все, то я хотел бы дойти до столовой, взять чего-нибудь перекусить…

— Ага, от меня все, — улыбнулась Найтлайт. – Вот только к тебе скоро заглянет еще один посетитель, точнее – посетительница. Черри Спайс, слышал о такой? Уж не знаю, как эти репортеры узнают все и обо всем, но не успели мы уехать из Кантерлота, как она уже стояла на вокзале и ждала наш поезд!

— А это обязательно? – скривился пегас. – Не поймите меня неправильно, но как-то не умею я с прессой общаться, да и не люблю, чего уж там…

— Обязательно! – отрезала единорожка. – Во-первых, это слишком серьезное дело, и оно непременно всплывет в прессе. Лучше уж пусть это она у тебя возьмет интервью, чем другие будут тебе покоя не давать и здесь, и дома. Ну а во-вторых, я читала ее статьи, и Черри хотя бы свой хлеб ест не зазря. Она честна и объективна – расскажи ей то же, что и мне, и пресса тебя поддержит. А там, глядишь, еще чего-нибудь вспомнишь, — подмигнула она пегасу. – Ладно, ставь свою подпись. Разговор окончен. Остался последний штрих… – Убрав диктофон, единорожка достала фотоаппарат и сделала несколько снимков Коппервинга для подшивки к делу. – Готово!

— Лейтенант? – обратился к ней пегас. – Можно еще один вопрос, но не для протокола и записи?

— Вот как. Задавай, отвечу честно – но не обещаю, что отвечу вообще. – По лицу Найтлайт скользнула хитрая улыбка.

— Вот будь Вы на моем месте… что бы Вы сделали? – судя по голосу Коппервинга, ему действительно был важен ответ на этот вопрос. И ответ не от случайного пони, но от той, кого принцессы наделили властью и ответственностью.

— Честно? – сарозийка снова посмотрела ему в глаза. Для заклинания это было не обязательно, да и в целом она больше слушала голос, его тембр и интонации, нежели пыталась читать его по лицу. – Говоря начистоту, ему повезло, что на твоем месте не было меня. Я бы его просто убила. И директора, и его прихвостня.

После такого откровения Коппервинг вздрогнул и машинально отшатнулся. Для него, как и для любого пони, убийство было табу, запретной темой и худшим из грехов. Даже планируя устроить экзекуцию над директором, он не представлял себе ситуацию, в которой он кого-то убьет, в результате самозащиты или по своей воле отняв чью-то жизнь. Ведь жизни заслуживали все – даже такие выродки, как Чэйсер или Лютефиск. Но в этот момент он вдруг внезапно и с поразительной ясностью осознал: что является запретной темой для него, для других может быть столь же простым и обыденным, как покупка продуктов к ужину. “А ведь и правда… прибудь я позже на десять, двадцать, тридцать минут – и я мог бы действительно застать уже остывающее тело Скути, виновной лишь в том, что она не хотела быть безвольной игрушкой в копытах директора, что хотела счастья, хотела летать!..”

Видя замешательство задумавшегося о фундаментальных вопросах Коппервинга, Найтлайт тихонько встала и вышла за дверь. “В этом все вы, пони… добрые, мягкие, отзывчивые – и такие неприспособленные к той жизни, что была для нас обыденностью. Все эти столетия мы, как могли, защищали вас, принося в жертву свои жизни, дабы вы жили, не зная ужасов жестокости братоубийственной войны. Защищали, надеясь и веря, что однажды мы искупим свои грехи, и заслужим место в вашем обществе. И вот прошло больше тысячи лет, мы вернулись и были приняты, и что же? В вашем обществе встречаются подонки, ничуть не уступающие фестралам. Продают в рабство детей, а непокорных забивают до смерти. Вы еще хуже демонов ночи, вы, пони! Над вами не довлеет наследие Найтмер Мун, вы сами… Сами до такого дошли! И за счет своей трусости, корысти, равнодушия и жестокости вы рушите тот мир, за который мы сражались и умирали. Но нет, не дождетесь!.. Мы не позволим вам обесценить нашу жертву и наш подвиг! Если понадобится, мы еще раз пожертвуем собой, но оставим после себя чистый, добрый и справедливый мир! Мир, существующий благодаря нашей вере и крови; мир, где наши дети окончательно обретут свое законное место; мир, достойный принцессы Луны, нашей Госпожи и Повелительницы!..”

Спустя минут пятнадцать, в дверь палаты снова постучали. Задумавшись о своем, Коппервинг отреагировал лишь тогда, когда за дверью послышался язвительный голос, недовольно интересующийся, уж не спят ли несчастные участники ночных событий, и если да, то что прикажете делать несчастной журналистке, приехавшей в такую даль аж из самого Кантерлота, к тому же учитывая, что…

Открыв дверь, Коппервинг прервал монолог гостьи на полуслове. Перед ним стояла светло-оранжевая единорожка с кремовой гривой. Судя по фотоаппарату на шее и чему-то похожему на диктофон на поясе, это была никто иная, как Черри Спайс. Не дожидаясь разрешения, она скользнула в палату. Провожая ее взглядом, пегас с удивлением отметил, что она была в роликах

— Ну что, начнем? Лейтенант Индиго заверила меня, что ты не откажешься от интервью! Так что не будем тянуть кота за яйца, рассказывай!.. – одним движением включив микрофон, она водрузила его на стол.

— Что рассказывать-то? – хмуро спросил Коппервинг. Его совершенно не прельщала необходимость еще раз пересказывать все то, что он получасом назад говорил сарозийке.

— А то самое! – неожиданно показала ему язык Черри. – Когда впервые решил заняться лечением своей подопечной – кстати, кто там уж она Вам, сестра, дочь?..

У Коппервинга от такой постановки вопроса нервно задергался глаз. Эта беспардонная репортерша задала строго тот вопрос, на который он и сам не мог себе ответить! Вроде бы он Скуталу удочерил, если судить по документам. Значит, она ему приходится дочерью? Бред же. У них не настолько большая разница в возрасте, чтобы хотя бы логически можно было бы согласиться с таким утверждением. Тогда кто – сестра? Нет, он был бы не против, плюс это облегчало бы их взаимоотношения в целом, но… Вот не мог он ее воспринимать как сестру. Не мог – и все тут! Более того, она тоже ну никак не видела в нем брата – может, оно и к лучшему. Между собой они общались на “ты” и по имени, а когда возникала потребность в официальщине, то он использовал нейтральное слово “подопечная”, не греша ни против документов, ни против истины.

— Она моя подопечная, этого достаточно, ага? – с нарастающим раздражением отрезал пегас.

— А-а-га, что открывает нам целое море возможностей по взаимодействию, — с улыбкой подхватила Черри. — А как Вы относитесь к Скуталу, как к кобылке? – ее лицо было бесхитростно, голос деловит. Лишь в глазах прыгали насмешливые искорки. – У Вас есть определенная репутация в Понивилле и даже его окрестностях. Итак – Ваши действия, если подопечная станет проявлять к Вам интерес в определенном плане?

С полминуты Коппервинг сидел без движения, потеряв дар речи от наглой бесцеремонности вопроса. Наконец, с усилием заставив себя выдохнуть, он обратился к репортерше:

— Мисс Спайс… я все понимаю, вы пишете статью на животрепещущую тему, и стараетесь взять у меня интервью. Однако мне непонятно, почему в своих вопросах Вы касаетесь исключительно событий прошлого, а не настоящего, вызвавших столь сильный резонанс и настолько важных для меня лично?

— А, все это я уже слышала, — отмахнулась Черри. – И про то, как ты избил директора, и про его прошлые угрозы, и про Чэйсера, и про вашу со Скуталу первую встречу…

Пытаясь скрыть свое изумление, Коппервинг старательно избегал смотреть в лицо репортерши. Да, он понимал, что кое-какие истории и моменты могли всплыть и даже стать достоянием общественности, но чтобы все сразу?.. Ну не могла же Найтлайт Индиго, в конце-то концов, его так сдать! К тому же, когда – да и как, и, тем более, зачем?

— Молчите? Тогда я отвечу! – единорожка указала копытом на пегаса. – Согласно независимым исследованиям, подобная опека, как в Вашем случае, в 10.8% кончается соблазнением, сексом и браком! А еще в 57.3% — сексом без брака, после чего несчастные кобылки, всеми позабытые и никому не нужные, тщетно пытаются найти себе крышу над головой и место в жизни. А это ведь насколько сложнее, особенно имея при себе жеребенка, требующего немалых средств, внимания и заботы!..

— Допустим, — ледяным тоном проговорил Коппервинг. – Я даже не буду спорить с цифрами, которые выглядят так, словно Вы их только что придумали. Но при чем здесь я и Скуталу? Я никогда даже не пытался проявить в ее адрес никакого внимания, и…

— Так то проявить! Но испытывать-то испытывали! Не могу не отметить Ваш вкус – пегаска, возрастом почти в самом цветении!

— Мисс Спайс, — с трудом сдерживая гнев, произнес Коппервинг. – Это был последний раз, когда Вы оскорбили меня и мою подопечную. Хотите писать статью о ночном происшествии – пожалуйста, я готов поделиться с Вами информацией и своими мыслями на этот счет. Но если Вы еще хоть раз, упаси Вас Сестры, упомяните, а тем более напечатаете ту ахинею, которую Вы мне сейчас рассказывали… — в голосе пегаса зазвучала неприкрытая угроза. Где-то в уголках разума он понимал, что вот так угрожать представителю прессы, которая все это может и в статье описать, не лучшая мысль, но… — Говорю прямо, в этом случае я за себя не ручаюсь, и гарантирую Вам последствия. Что, как, когда и прочее – выбор останется за мной, Вам ясно?

— Абсолютно, мистер Коппервинг, — улыбнулась во весь рот Черри Спайс. – Спасибо Вам за познавательное и честное интервью, как только номер выйдет в печать, я пришлю Вам экземпляр, обещаю!

Окончательно запутавшись и потеряв нить беседы, Коппервинг ошалело взглянул на единорожку. Та улыбалась, покровительственно и не слишком ехидно.

— Значит, ты напишешь статью, со мной в главной роли, при этом не задав мне ни единого вопроса о произошедшем? А всю информацию получив от жителей Понивилля?

— Ага! – широко улыбнулась единорожка. – Здорово, правда? Компилируй факты, добавь искусной речи и драгоценных камней для блеска – и все, публика твоя. Можешь не верить, но даже оправдание захватнической войны – ну а вдруг такая случится? – можно написать минут за десять. Сила фактов, знания и немного проправительственных лозунгов – и вуаля.

— Черри… ну зачем Вы мне-то это говорите?.. – Коппервинг был похож на быка, которого от души долбанули по лбу чем-то тяжелым.

— Как это – “зачем”? Вы ведь звезда, так что уж будьте любезны соответствовать!

— Знаете… я как-то предпочту не быть звездой, но зато иметь больше свободы действия. Мне вот еще мою подопечную лечить надо…

— Именно! А моя статья как раз сможет собрать нужную сумму на лечение – ведь когда пони видят страдания других, они готовы поделиться последним, не так ли?

— Угу, — промычал пегас. – Вот только мне все равно не ясно, к чему было само “интервью”. Задали мне пару вопросов не по теме, нахамили, так еще и напишете статью, при этом опираясь только на чужие слова! В чем суть? Где логика?!..

— А суть в том, что Вы можете быть первоклассным погодным экспертом, но при этом ни на грамм не смыслить в журналистике. – Черри показала язык пегасу. – А для меня это работа и призвание. Так что будьте уверены, статья получится что надо. Ну а что до вопросов… Вот спросит у меня редактор – “А брала ли ты, Черри Спайс, интервью у Коппервинга?” — а я честно отвечу, что брала. А что уже все знала, так кому какое дело?

— Представьте себе, разница есть, — ледяным тоном отозвался пегас. – Уж не знаю, что вам там наговорили городские кумушки, но в отличие от них, я там был лично. Хотите что-то узнать о произошедшем – спрашивайте у меня, а не у них.

— Узнать-узнать-узнать… — Черри в наигранной задумчивости погрызла кончик карандаша. – Ага, придумала! Почему Вы хотели использовать именно трость – а не, скажем, ножку от стула? Это потому, что трость покрыта резьбой, и это причинило бы заднице директора еще больше неудобств, да?

В ответ пегас в отчаянии закрыл лицо крыльями. К такому жизнь его не готовила. Не убирая крыльев, он ткнул копытом в сторону выхода:

— Дверь там. Интервью окончено.

— Заметано, красавчик. – Единорожка покатилась на своих роликах в сторону выхода из палаты. – Вечером жди газету! Ну а пока – чао! – Послав пегасу воздушный поцелуй, журналистка скользнула за дверь.

— Грязная тварь! – перестав сдерживать бурлящий в нем гнев, Айроншилд начал с того, что походя пинком отправил покрытый инеем камень в затяжной полет до ближайшего дерева.

Вчерашняя ночь ознаменовала первые заморозки, и легкая пелена снега уже успела окрасить землю белым. Если верить Флаттершай, то у погодного патруля не все пошло так, как задумывалось – минусовая температура планировалась только через три дня.

– Жирный кусок сала… — продолжал человек, накручивая себя еще больше, — о, попадись он мне, уж я бы устроил ему веселую жизнь с паяльником в жопе!

Рэйнбоу Дэш с опаской посмотрела на своего друга. На ее памяти он выходил из себя только один раз – во время их первой встречи или, скорее уж, стычки. Все остальное являлось не более чем наигранными эмоциями, которыми человек любил прикрывать свои истинные чувства и переживания. Даже во время постоянных проигрышей на их тренировках, его гнев больше походил на раздутое негодование или попытки приободрить самого себя. Был, правда, еще тот случай на Ночи Кошмаров... Но никогда она еще не видела его в таком состоянии.

Пожелав Скуталу скорейшего выздоровления и пообещав регулярно ее навещать, они вышли с Коппервингом в коридор, где он уже подробно рассказал, что же конкретно произошло. Они слушали его, раскрыв рты от изумления: произошедшее было дикостью, находившейся за гранью понимания любого нормального пони и, видимо, человека тоже. Когда жеребец закончил, Рэйнбоу с трудом узнала в Айроншилде того друга, которого еще вчера шутливо подкалывала над очередной попыткой взять над нею верх. Его глаза налились кровью, а лицо побагровело от гнева. Злость, сдерживаемая – без сомнения – с большим трудом, заставила даже Коппервинга удивиться. Да, он знал, что между человеком и Скуталу возникла некая взаимная симпатия, но жеребец и представить не мог, что реакция его друга будет столь резкой и бескомпромиссной. Видя что Коппервинга едва ли не валится с ног от усталости, они оставили его наедине с пегаской и покинули здание клиники.

Тем временем Айроншилд, как заведенный, продолжал придумывать все более изощренные способы линчевания Лютефиска. А исходившие от него волны гнева, заставили Рэйнбоу поежиться и поверить, что он бы вполне мог воплотить угрозы в жизнь – представься ему такой случай. — Рони, — сказала кобылка, когда человек запнулся, подбирая подходящее прилагательное для очередного крепкого выражения, — сбавь-ка обороты, а то сейчас взорвешься. Директор получит по заслугам. Уже сейчас его должны допрашивать стражники, и, поверь, церемониться они не станут.

— Ага, а потом что? – огрызнулся мужчина. – Посадят его на несколько лет или даже отпустят под каким-нибудь надуманным предлогом? – он презрительно фыркнул. – Я уже столько подобного дерьма повидал…

— Если и отпустят, то только в один конец – в изгнание, — ответила Рэйнбоу, не понимая, почему человек делает такие нелепые предположения. – Это высшая мера, насколько я помню.

— Высшая… Да уж, стоило догадаться, что у вас тут будет мораторий на смертный приговор…

— Мы не практикуем такие вещи уже несколько сотен лет, — скривилась пегаска. – Но, если подумать, изгнание и есть смертный приговор. Особенно для такого, как он.

— Этого недостаточно… — сквозь зубы процедил Айроншилд, стараясь отбросить болезненные воспоминания своей жизни.

Рэйнбоу взмахнула крыльями и, устроив вокруг них небольшую метель, встала перед человеком, заставив его остановиться.

— Да что с тобой?! – воскликнула она. – Откуда вся эта жесткость? Ты же всегда был добрым, пусть и грубым, малым!

— Жестокость? – Айроншилд ткнул пальцем в сторону больницы, очертания которой все еще виднелись позади. – Может спросим у Скуталу, что она думает по поводу моей жестокости? Или у этого ублюдка, который едва не лишил ее жизни?!

— Хочешь уподобиться ему?!

Их взгляды встретились, и ответ замер у человека на языке. Он закрыл глаза и устало провел ладонью по лицу, пытаясь успокоиться.

— Ты права… — ответил он несколькими секундами позже. – Какой бы сволочью не был директор, я не должен брать с него пример. Просто… — Айроншилд глубоко вздохнул, — … что случилось со Скуталу… просто чудо, что Коппервинг оказался поблизости. Но ее глаз…

— С ней все будет в порядке, — пегаска легонько потянула его за край кафтана, предлагая двинуться дальше. Проходившие мимо пони уже настороженно косились на них — не хватало еще, чтобы они начали подходить с вопросами. – Врач же сказал, что критичных повреждений нет, и шансы на возвращение зрения обнадеживают.

Перейдя железную дорогу, они вышли к недавно перестроенной пожарной станции Понивилля. С Ночи Кошмаров прошло уже больше недели, но стены некоторых домов все еще украшали изображения Найтмер Мун и прочих чудовищ, при свете дня выглядевших скорее смешно, нежели устрашающе.

— А что будет с тем единорогом? – спросил Айроншилд после затянувшегося молчания. – Он ведь тоже приложил к этому руку.

— Тут уже сложнее… — нехотя призналась Рэйнбоу. – Он ведь не из Эквестрии, и дело, скорее всего, затянется. Но я уверена, что в конце концов, и его надолго упекут за решетку.

— А я надеюсь, что в ваших тюрьмах с подобными ему поступают так же, как и у нас.

Радужная пегаска взглянула на него с удивлением:

— Не уверена, что понимаю тебя…

— Ну он же… того… — Айроншилд нахмурился, стараясь вновь не сорваться. – Свити Белль хотел купить для своего забугорного хозяина…а она же несовершеннолетняя… ладно, забудь, — махнул он рукой, видя, что окончательно сбил подругу с толку. – Лучше вот что мне скажи: у Коппервинга проблем не будет? А то вдруг еще припишут ему какую-нибудь статью…

— Слушай, я не сильна в таких делах, но сомневаюсь, что его отдадут под суд. Есть же свидетели, да и директор был той еще скотиной – не говоря уже про то, какими делами он промышлял. И не забывай, что Коппервинг является законным опекуном Скуталу, который… — при очередном упоминании имени пегаса по лицу Рэйнбоу скользнула не совсем понятная эмоция, больше всего похожая на грусть, — … который защищал ее всеми силами…

— Все в порядке? – спросил мужчина.

Они остановились у припорошенного снегом поля, окруженного скамьями, где жители Понивилля время от времени устраивали матчи по хуфболу. Кобылка кивнула в сторону ближайшей скамьи. Судя по всему, она хотела выговориться, и разговор предстоял непростой.

Усевшись, Рэйнбоу устало – почти обреченно – вздохнула.

— Дэш? – спросил Айроншилд.

— Да погоди ты, – невесело усмехнулась она. – Я терпеть не могу все эти откровенные разговорчики и мне надо собраться с мыслями.

— Говори, как есть, — вернул ей ухмылку человек. – Тут все свои.

— Общение с ЭйДжей не проходит даром, как я погляжу… — буркнула себе под нос пегаска. – Ну, елки-палки, сколько еще это будет продолжаться?! – неожиданно воскликнула она, подняв взгляд к небу, с которого чуть ли не с утра падал мелкий снег. – Они без меня, что ли, совсем ничего не могут?!

— Дай угадаю, — возвращая ее к теме разговора, сказал Айроншилд. – Это из-за Скуталу и Коппервинга? Поэтому ты сейчас мрачнее тучи? – Он терпеть не мог ввязываться в разборки своих друзей, пока его об этом прямо не попросят, но даже по его мнению, эта ссора несколько затянулась.

— Ну… — кобылка нахмурила брови и, наконец, сдалась. – Типа того. Нет, не пойми неправильно, я рада, что у них все получается, и Скуталу, вот-вот, должна совершить свой первый полноценный полет… должна была… но… блин…

Пегаска снова запнулась. Человек, не желая ее подгонять, вытянул руку, молча наблюдая, как снежинки медленно опускаются и тают на его раскрытой ладони.

— Я зла на себя, — справившись с собой, продолжила пони. – За то, что подвела Скуталу; что взъелась на Коппервинга за правоту в его словах; за то, что испугалась своего поражения… — она горько усмехнулась. – Какой я после этого Элемент Верности…

— Никто не идеален…

— Да, но Коппервинг меньше чем за полгода успел сделать то, чего я не смогла за несколько лет! Он не отвернулся от нее, столкнувшись с непосильной, как я думала, задачей. Он верил в Скуталу, понимаешь? Верил, что она сможет. Он столько сделал для нее… не поленился раскопать ее прошлое, взял над ней опеку – даже Балка подрядил. А я? Что я? Просто отмахнулась, когда Скуталу так во мне нуждалась… это… — Рэйнбоу закрыла глаза, и по ее щекам потекли слезы, — … это самое настоящее предательство… — прошептала она.

Айроншилд сунул руки в карманы кафтана, который очень подходил сегодняшней погоде, и перевел взгляд на свою подругу:

— Лучше поздно, чем никогда…

— Да ты просто гений… — вяло огрызнулась кобылка.

— Но это так. Ведь, в конце концов, ты увидела свои ошибки и признала их. Не стала упираться рогом, как любят поступать многие из нас. Разве не это главное?

— Но прошлого-то не воротишь.

— Безусловно, — кивнул человек. – Но его всегда можно исправить.

Пегаска выдала скептический смешок.

— Не веришь? Спроси Принцессу Луну.

— Может, спросим Скуталу? – своим упрямством Рэйнбоу сейчас была готова поспорить с Эпплджек. – Как думаешь, что бы она сказала, увидев меня?

— Я уверен, что она бы обрадовалась. Ведь несмотря ни на что, ты же пришла. А вообще, надо было и тебе пройти тот ритуал... Барона Маути по борьбе со своими страхами. Многое бы о себе узнала.

— Например? – недовольно проворчала пони. Она не хотела признавать, но Айроншилду таки удалось склонить чашу весов на другую сторону.

— Например, — Айроншилд смахнул снежинки со своего плеча, — что ты сейчас и смотришь на все это сквозь призму собственных страхов

— Ну приехали! – всплеснула она копытами, а в ее голосе прорезались язвительно-веселые нотки. – Тоже в яйцеголовые решил записаться?

— Без проблем – побуду Капитаном Очевидность…

— Кем-кем?

— Ты настолько боишься, что Скуталу никогда тебя не простит, что теперь любые ее действия, любые ее слова в свой адрес ты трактуешь именно с этой позиции, — он ехидно покосился на пегаску. – Голова еще не болит?

— Ща у тебя заболит, — беззлобно оскалилась пони. – Давай уже, толкай дальше свою нравоучительную телегу.

— А мы уже приехали. Просто постарайся взглянуть на ваши взаимоотношения со стороны — отбросив надуманный страх. В конце-то концов, ты же Рэйнбоу Дэш, которая никого и ничего не боится!

— Что есть, то есть… — кобылка нахмурилась, снова погрузившись в тяготившие ее мысли. – Ну а что, если сейчас не прав ты? Вдруг, Скуталу на самом деле больше не захочет иметь со мной ничего общего?

Айроншилд внезапно встал со скамьи:

— Посидишь тут? Я сгоняю к Пинки за костюмом курицы.

Это еще зачем? – недоуменно посмотрела на него пони, сбитая с толку столь резкой сменой темы.

— Тебе пойдет. Кудахтать умеешь?

— А ну-ка стоять! – тут же взъярилась Рэйнбоу, как только до нее дошло, куда клонит двуногий.

— Вот такой настрой мне больше нравится, — невозмутимо ответил он.

Несколько секунд пегаска еще мысленно костерила друга на чем свет стоит за то, что сам того не осознавая, он только что провернул один из излюбленных приемов Коппервинга – выбесить ее как следует, чтобы она пришла в себя.

— Ну и что… — она нервно поежилась, — мне теперь делать вид, будто ничего не произошло? Что я не отвернулась от нее, когда была так нужна?

Теперь уже Айроншилд кивнул в сторону выхода, предлагая двинуть дальше.

— Ну, — сказал он, — искренние извинения еще никогда не были лишними. Главное… постарайся, чтобы они не скатились в самоуничижение… ну ты поняла.

— Поняла, — буркнула Рэйнбоу. – Кстати, — она вспорхнула со скамьи и отвесила ему легкий подзатыльник. – Это за курицу.

— Намек понял – не дурак, — потирая голову, усмехнулся человек.

— Теперь осталось, чтобы Коппервинг удержался от своих “я же говорил!”, а то тут я уже за себя не ручаюсь, — с кислой миной заметила кобылка, прекрасно зная об этой несносной черте своего бывшего.

— А он может?

— Может-может, — ответила она, после того как друзья вышли на улицу, ведущую к городской площади. – Еще и Вандерболтов мне припомнит – к гадалке не ходи.

— Они тот тут при чем?

Дэш с досадой уткнулась лицом в копыто:

— Аргх… ладно, сказала “А”, говори и “Б”. Ну не пришлась ему по душе новость, что меня взяли в Академию. Он же терпеть не может профессиональных спортсменов, понимаешь? Считает, что они зазря свой хлеб едят.

— Знакомая песня…

— Ага… Коппервинг, конечно, был рад тому, что моя мечта наконец осуществилась, но, все равно, неприятный осадок остался.

— Ну, как по мне, так ничего не зазря они едят…

— Уверена, он с радостью выслушает твои “доводы”, — она показательно изобразила в воздухе знак кавычек. – Хотя, молнию мне под хвост, этот засранец и тут оказался прав! – пони бросила взгляд на человека, ожидая, что он опять выдаст какую-нибудь дежурную фразу, но Айроншилд ограничился простым удивлением. – Оказалось, что я смотрела на Академию, да и на самих Вандерболтов сквозь розовые очки. Поначалу все было просто супер: изматывающие тренировки, постоянные соревнования между претендентами, одобрения Спит Файр и ее коллег – но вот потом… потом меня, как бы невзначай, начали ставить перед выбором – друзья или команда. А я так не могу, я не могу выбирать между такими вещами!

— Не припомню, чтобы кто-то из твоих друзей поднимал этот вопрос, — заметил Айроншилд. – Наоборот, они… мы всецело тебя поддерживаем.

— И за это я вам очень благодарна, — пегаска широко улыбнулась, но секундой позже вновь потемнела лицом. – Но атмосфера, царящая в Академии, не дает тебе расслабиться ни на минуту. Я-то ожидала благородного соревновательного духа, а на деле… на деле все только и ждут возможности, чтобы пихнуть тебя под крыло и выставить в дурном свете перед инструкторами. Я пыталась себя убедить, что это временно, что никто не идеален, но даже сами Вандерболты только на публике такие распрекрасные друзья. Уж не знаю, правда это или обычные сплетни, но поговаривают, что и Спит Файр не чурается самых грязных трюков, дабы сохранить за собой лидерство в команде. И я уже представляю выражение ее лица, когда буду объяснять ей причину сегодняшнего опоздания... – тут Рэйнбоу выдала столь неподобающее кобылке витиеватое ругательство, что даже Айроншилд покрылся румянцем – и вовсе не по причине легкого морозца.

— Слушай, Дэш… — сказал он после того, как она закончила свою тираду. – Если там так все серьезно, то черт с ними – нашими тренировками – друзья важнее.

— Дурилка ты, Рони, — ехидно осклабилась пони, — раз не считаешь себя моим другом.

— Ну… я, как бы…

— Дурилка, как есть… — она посмотрела на небо, где сквозь густые облака едва заметно поблескивали кристальные шпили Клаудсдейла. – Ладно, пора мне возвращаться и выслушивать очередные нравоучения от Спит Файр. Кстати, когда будешь покупать рыбу, лучше не бери морскую – она у них не первой свежести. И это… спасибо.

Попрощавшись с Рэйнбоу и придирчиво выбрав самую свежую, как ему казалось, плотву, Айроншилд решил по пути заскочить в бакалею. Прохаживаясь вдоль прилавков, он не сразу заметил стоявшего рядом с ним пожилого земнопони. На вид ему было... а черт знает! На первый взгляд, границы его возраста были настолько размыты, что ему легко можно было дать, как сорок, так и все шестьдесят. Седая, некогда бордовая, грива беспорядочными космами падала на плечи. Темно-зеленая шерсть во многих местах была прорежена старыми шрамами. Из-под видавшей виды переметной сумки едва заметно выглядывала часть кьютимарки – ветки чертополоха.

— Значт так, милочка, — жеребца слегка покачивало из стороны в сторону, а в нос человека ударил стойкий запах перегара, – я возьму с пяток головок чеснока, лучка, само собой, во-о-он ту связку моркови и банку квашеной капусты – уж очень она у вас хороша. Рекомендую, — не оборачиваясь, вполголоса шепнул он мужчине.

Продавщица поспешила выполнять заказ, а жеребец тем временем развернулся к человеку, окинул взглядом и что-то пробурчал себе под нос, словно соглашаясь с одному ему известными домыслами. Он явно был подшофе, но вот в глазах не было и намека на опьянение – они смотрели кристально чисто и даже с какой-то пугающей проницательностью.

— Вайлд Панч, — представился он, не дожидаясь ответной реакции двуногого. – Имею честь представлять небезызвестное Хмельное Братство.

— Айроншилд, — спустя секунду вернул приветствие человек, сведя воедино поддатое состояние жеребца и название гильдии. – Просто Айроншилд.

— Наслышан-наслышан, — к удивлению мужчины, одобрительно кивнул тот головой. – Флаттершай много о тебе рассказывала на последнем собрании егерей.

— Даже так…

— Так, так… дорогуша, давай банку побольше! – крикнул он кобылке. – Я при деньгах. Кхм… так о чем бишь я… ах да! Было весьма занятно послушать, как неподготовленный двуногий не скопытился в Вечнодиком Лесу, оказавшись там без средств к существованию… пусть и всего на одну ночь, но все же.

— Ну, во-первых, то был не совсем Вечнодикий Лес – скорее уж, граница, — несколько смущенно начал Айроншилд. – А во-вторых, я вполне подготовлен…

— Знаешь где у мантикоры слепая зона?

— Н-нет…

— В курсе, что древесные волки на дух не переносят запаха жженой шерсти?

— Теперь в кур…

— Благодарствую, — перебив человека, обратился Вайлд Панч к кобылке и, отсчитав названную сумму, положил биты на прилавок. – Так вот, дружок, подготовки у тебя, что у минотавра манер – то есть, никакой.

— При всем уважении, мистер Панч, но мы сейчас разве на экзамене?

— Хех, на экзамене ты бы у меня крокодиловыми слезами изошел.

— Не сомневаюсь… — буркнул человек. – Если позволите, то мне надо кое-что купить…

— Конечно! Для начала послушай совета бывалого и даже не смотри на те бобы – спасибо потом скажешь. Хм… болотной спаржи тут, само собой, нет, а жаль. Штука на редкость противная, но достаточно слопать всего лишь пару стручков, чтобы отбить у Змеиной Лозы всякую охоту слопать тебя…

— Простите, а Вы сюда точно за едой пришли? – Айроншилд недоверчиво покосился на Панча, который продолжал бубнить под нос названия совершенно незнакомых человеку существ и способов борьбы с ними.

— Ась? – икнул жеребец. – А… действительно… Прости старика – иногда меня слегка заносит. Не буду отвлекать.

Вайлд кивнул на прощание и, звякнув дверным колокольчиком, вышел на улицу.

Взяв уже привычный набор овощей из помидоров, огурцов и чего-то отдаленно напоминающее брюссельскую капусту, человек, на всякий случай, последовал совету Панча касательно бобов. Убедившись, что больше ему ничего не хочется, он вышел из магазина.

— Слушай, — к некоторому раздражению мужчины Панч ждал его за дверью, попивая что-то из бутылки без опознавательных знаков, — ну тот твой маневр с древесным волком – когда ты полез от него на дерево… — он сделал еще один полный задумчивости глоток, — это либо дикая удача, либо не менее сильная интуиция.

Айроншилд остановился и удрученно вздохнул:

— Да, Флаттершай уже ясно дала мне понять, что идея была плоха – они прекрасно лазают по деревьям.

— Разумеется, но дерево-то было не простое! – воскликнул жеребец и спустя секунду протянул бутылку человеку. – Употребляешь?

— Да, но не когда стрелки часов едва перевалили за полдень.

— Наше дело предложить, — равнодушно пожал плечами пони. – Так вот, дерево. Как я только что сказал, дерево то было не простое, а дуб, зараженный одним хитрым магическим паразитом. Смекаешь? Ай, да чего я – нет, конечно. Одним словом, древесных волков оно чуть ли не буквально отталкивает! Не веришь? Ну мы тож не верили, пока эксперимент не провели. Некоторые из особо ретивых нас бы за это по головке не погладили, но им то легко говорить – сами то, чай, дальше чем “по грибы” в лес не заходят. Короче, суть вот в чем. До сего дня я руководил группой следопытов в лесу Белой Дымки – к северо-западу от Лас-Пегасуса. И есть там одна опушка с одним единственным деревом в самом центре. Дерево старое и мощное – древесные волки как раз такие используют, чтоб мелких зачать… не спрашивай каким образом – слишком долгая лекция выйдет… а тут, на те, самый разгар их брачного сезона, а каждая стая его стороной обходит! Признаюсь, мои парни несколько поторопились и, недолго думая, словили одного – помоложе – да и посадили на ветку. Я им, конешн, знатный потом нагоняй устроил… — Панч промочил горло и кивнул вдоль улицы. – Давай-ка, двинем пока. А то стоять пнями как-то не охота. Те куда?

— К Флаттершай, — стараясь уследить за его быстрой и слегка заплетающейся речью, ответил человек.

— Чудно, значит нам по пути – я к внучке направляюсь.

— Ну и… волк, — не сдержав любопытства, спросил Айроншилд. – Что он?

— О, дружок, тут-то самое интересное и случилось – едва прикоснулся к коре — замер, как вкопанный… можно даже сказать, одеревенел… хех… они, конечно, испугаться успели знатно – животное, хоть и рожденное Вечнодиким Лесом, но само по себе ко злу несклонное. Дикое, одним словом. Вдруг загубили? Отнесли, значит, его в лагерь. Единороги наши колдуют, колдуют – ничего, продолжает лежать, аки статуя. Ну все, думают, отняли жизнь ни за что. Ан нет! К утру как миленький вскочил, снес пару палаток и был таков! Тут, правда, мои балбесы очередной прокол совершили, пусть и не осознанно. Терь то ясно, что нельзя было волчару отпускать, ну нельзя. Если дерево “порченное”, то и сам волк заразу мог подхватить…

— Как я понимаю, по результатам лишь одного опыта выводов вы делать не стали?..

Вайлд Панч посмотрел на человека и снисходительно покачал головой:

— Обижаешь, Айроншилд! Не первый год по лесным тропам ходим. Проверили еще ни один раз с волками из разных стай – тож самое. Без посадок на дерево, само собой, но чем ближе подводили к нему клыкастых, тем сильнее они упирались. А уж у самого дерева буквально впадали в панику. Почему, отчего? После недель исследований единороги сообщили, о каких-то “магических паразитах”. Единственное, что о них ща известно так это, что они замедляют рост дерева.

— Хм… Флаттершай ни о чем подобном не рассказывала, — заметил мужчина.

— Ах, наша умница порою и поболе меня знает, — жеребец тепло улыбнулся, — но у нее пока других проблем хватает, чем маяться с подобными вещами. Да и не распространялись мы особо об этом открытии – рано, понимаешь? Ну и паразиты – звучит не очень-то приятно. Отправили донесение в штаб – пусть разбираются. Мы тут никак помочь не можем в данный момент – не прочесывать же каждый лес? Эт похлеще иголки в стоге сена будет.

— Я, конечно, не силен в географии вашего мира, но…

— В именно! – то ли от волнения, то ли чтобы очередной раз промочить горло Панч сделать долгий глоток. – Дерево другое, лес другой и за сотни миль от Белой Дымки! Флаттершай как мне о тебе рассказала, так я сразу же отправил весточку ребятам. Времени проверить не было, как и возможности… до сего момента, — он покосился на человека. – Помнишь хоть примерно, где тогда заночевал?

Мужчина задумался:

— Ну, дуб, действительно, внушительным оказался… озеро, ручеек, тропинка… Как минимум, могу попытаться…

— Вот и ладненько! Заодно прогуляешься. А если не срастется побыть гидом, то хотя бы обозначишь границы – всяко легче, чем по всему Вечнодикому шариться, — жеребец отвлекся на еще один долгий глоток. — Так что, Айроншилд, с меня причитается. Пусть ты и оказался там по воле случая, но случаю не проставишься, а вот тебе – за милую душу!

Айроншилд усмехнулся:

— Не вижу причин отказываться, — сказал он. – Увлекательные истории или иные уроки прилагаются?

Вайлд, конечно, был несколько странноватым пони и явно себе на уме, но при этом также являлся бывалым следопытом с солидным багажом знаний и опыта за плечами. Практического опыта. Айроншилд всегда с огромным удовольствием слушал лекции Флаттершай, но ее рассказы больше походили на передачу “В мире животных”: интересно, захватывающе, но… будто бы ты смотришь на все это с экрана телевизора. А ему хотелось самому прикоснуться к тайнам Вечнодикого Леса, хотелось узнать, каково это – проскользнуть под носом у того же кокатрикса и оставить его в дураках. Хотелось какого-то… действия, что ли.

— За этим не заржавеет! – хрипло рассмеялся жеребец. – Историй у меня – вагон и маленькая тележка.

— Погодите-ка… — человек наконец вспомнил, почему имя следопыта с самого начала показалось ему очень знакомым. – Вайлд Панч… Вы, случаем, не родственник Джекпот Панча, который изобрел зелье от окаменения?

Жеребец гордо приосанился:

— Он самый. Потомственный следопыт уже в Дискорд знает каком колене. Прискорбно, что нынешняя молодежь не особо чтит свои традиции и историю… — недовольно пробурчал он секундой позже.

— Хех, мир другой — слова те же.

— Увы, но это так, — пони вздохнул. – Я надеялся, что хотя бы мои внучки последуют за дедом, но одна стала учительницей в местной школе – дело нужное и общественно полезное, не спорю, но все же… а другая вот-вот откроет собственную винодельню, что впрочем, тоже неплохо. Сам-то по родительским стопам пошел?

— Можно и так сказать, — с легкой ноткой ностальгии возвращаясь к детским воспоминаниям, ответил Айроншилд. – Тетя вдохновила. Она б душу продала, чтобы побродить по здешним лесам и не только… — он запнулся, понимая, что даже его тетя, никогда не задерживающаяся на одном месте подолгу, навряд ли решилась бы затеряться в чужом мире без полной уверенности вернуться назад. — … ну, наверное…

— Хах, сдается мне, Айроншилд, что и тебе есть что рассказать, — жеребец остановился у небольшого домика с фиолетовой дверью. – А между тем, я уже пришел,

Человек приложил ладонь к сердцу и поклонился:

— Приятно было пообщаться, мистер Панч.

— Агась, взаимно… да погодь ты! – осадил он мужчину, едва тот собрался продолжить свой путь. – Дело еще есть… предложение, если быть точнее. Флаттершай говорила, что ты у себя следопытом был, все правильно?

— Лесником, — поправил его Айроншилд.

— Да не важно – суть почти не меняется. Короче, есть желание закончить с перетаскиванием камней и вернуться к старому?

— Еще какое! – не веря своим ушам, воскликнул человек. Предложение было столь внезапным, что он на мгновение задумался – а не снится ли ему все это? – Но мне уже дали ясно понять, что людская подготовка здесь не котируется…

— Эт дело житейское, — отмахнулся Вайлд Панч. – Не умеешь – научим, не хочешь… хех, ну тут, вроде, и так все ясно, — он поднял копыто, пресекая дальнейшие вопросы Айроншилда. – Ты это, не гони пока поней и хорошенько все обмозгуй. Я тебе не экскурсию предлагаю – дело серьезное и весьма… гм… травмоопасное. Будешь хреново слушать, учиться и строить из себя героя, долго не проживешь. Своевременную оплату гарантирую, но, учти, особо не пошикуешь – тут тебе не государственный заказ на реставрацию Королевского Замка. Да и вообще… короче, подваливай ко мне послезавтра – обсудим подробности. Адрес ты знаешь

— Всего один вопрос, мистер Панч, — человеку было несколько неловко спрашивать подобное – уж слишком вопрос походил на избитые клише из фильмов и книг. – Почему я?

Жеребец лукаво улыбнулся:

— Интересно, что из тебя получится. Да и Флаттершай просила за тебя. А как я могу отказать столь прекрасному созданию?

Еще раз попрощавшись с Панчем и пообещав впредь обращаться к нему на “ты”, Айроншилд, преисполненный воодушевлением и какой-то дурацкой дурманящей эйфорией, поспешил домой.

— Присаживайся, — Вайлд Панч кивнул на диван. Усевшись рядом, он развернул на столике истрепанную и потертую папку, полную каких-то бумажек, записей и вырезок из газет. Поверх всего этого лежали совсем новехонькие листы бумаги. Пробежавшись глазами по напечатанному в них тексту, жеребец одобрительно хмыкнул и перевел взгляд на человека. – Что решил?

Они расположились в гостиной за столом, поверхность которого украшал выжженный рисунок виноградной лозы. В углу уютно потрескивал камин, а желтые всполохи огня заставляли окружающие тени сливаться в причудливом танце.

— Так-то я согласен, — краем глаза осматриваясь по сторонам, ответил Айроншилд. – Но хотелось бы чуть больше подробностей.

Гостиная была оформлена в весьма строгом стиле, что несколько выбивалось из образа хозяйки дома – Бэрри Панч, любившей, если верить слухам, как следует покутить. На каминной полке стояли антикварные часы. Маятник, стилизованный под двулезвийный топор, не двигался, и сами часы выполняли лишь декоративную функцию или же попросту сломались. Рядом с часами стояли рамочки с каким-то грамотами и наградами. Но внимание человека почти сразу же привлек висевший почти под потолком довольно крупный череп, принадлежавший когда-то дракону, не иначе. Вот это да!.. Возможно, это был всего лишь его очень реалистичный муляж, но…

— А, это… — заметив, на что так пристально смотрит Айроншилд, пони усмехнулся. – Было дело. Во времена моей бесшабашной молодости, когда меня было сеном не корми – дай ввязаться в какую-нибудь авантюру. Эх… — он ностальгически вздохнул. – Ладно, насчет подробностей…

— Так он настоящий?! – человек мысленно подобрал с пола упавшую челюсть.

— Настоящий-настоящий, можешь не сомневаться.

— Слушай, ты ж обещал захватывающие истории своей жизни – может, тогда, и начнем с одной из них? – Айроншилду и самому поначалу не терпелось узнать о своей будущей работе, но это был, мать его, череп дракона! И не просто череп, а самый настоящий трофей!

Панч покосился на стоявший на столике графин с какой-то мутной жидкостью и что-то пробурчал себе под нос:

— Твоя взяла, Айроншилд, — ответил он. – Не могу удержаться от рассказов о своем, — он хохотнул, — героическом прошлом. Время то есть? А то меня, порою, не заткнешь.

— Через пару часов надо зайти к Твайлайт, но, думаю, мы уложимся.

— Ну это как повезет, — жеребец усмехнулся. – Лады, значт, дело было далеко на востоке, за королевством грифонов в землях минотавров – Кантерии. Мы уже лет десять как налаживали с ними дипломатические отношения… опять… но не суть. Королевским указом было решено устроить между нами что-то типа обмена опытом: ученые, инженеры, архитекторы, представители армии, даже заклинатели… хотя, на кой хрен, спрашивается заклинатели? У минотавров то волшебников нет... лесничих и следопытов, само собой, тоже собирали. Вобщем, всех не упомнишь. Разумеется, кого попало не брали, и конкурс был просто жуткий – всем хотелось и мир повидать, и себя показать, – Панч взял со стола кувшин с водой и налил себе в кружку. – Старшой вначале моего заявления даже принимать не хотел – собирался отправить меня в Хасидские Болота. Говорит, мол, места в Кантерии толком неизведанные и надо отправить кого-то постарше и поопытнее. А я ему в ответ… вообщем, спорили мы долго, но я оказался упрямее, и через неделю уже вовсю матерился в тренировочном лагере, — пони прищурился и посмотрел на человека. – Ты, кстати, морально готовься. Я с тебя семь потов сгоню на экзаменах.

— Не впервой, — усмехнулся Айроншилд. – Наши инструктора тоже не лыком шиты. Олег Борисович такую полосу препятствий устраивал, что врагу не пожелаешь.

Скептически хмыкнув, Вайлд продолжил:

— Стало быть, прошел я отбор – со скрипом, но прошел. Путь до Кантерии описывать не буду, ибо долгий и до смерти скучный, — жеребец сделал глоток и почесал затылок. – Но вот сама Кантерия и быт ее жителей… щас то уже уйму книжек да путеводителей всяких выпустили, но в то время типичный минотавр все еще виделся нам эдаким грубым и жестоким громилой. Что ж, с первым спорить не стану – ребята, и впрямь, над манерами не заморачиваются, говорят прямо и того же требуют от собеседника. А вот со вторым не соглашусь. Ну не увидел я в них тех звериных черт, коих им приписывали. Жесткие – безусловно, но эт от суровых реалий жизни. Понимаешь, Кантерия — в отличие от Эквестрии – не особо похожа на единое государство, а скорее на… — он задумчиво покрутил копытом. – Представь себе соединенные торговыми трактами города-крепости, что окружены совсем недружелюбной местностью – навроде нашего Вечнодикого Леса — и где каждая тварь только и ждет, чтобы сожрать тебя. Да уж… — он иронично улыбнулся. – Если наши тогдашние описания страны минотавров хотя бы отдаленно походили на правду, я б еще сто раз подумал, прежде чем записываться. Лан, что там дальше… ах да! Меня и еще парочку следопытов отрядили в столицу Кантерии – Минос. И знаешь, шо я тебе скажу – может, двурогие и не сильны в музыке или живописи, но вот их работа по камню не знает себе равных! Храмы настолько прекрасны, что у меня даж при одном воспоминании дух захватывает. Храмы и часовни, кстати, там чуть ли не на каждом углу – ребята, на мой взгляд, излишне религиозны, и… так, — Панч выругался, — я опять ухожу не в ту степь.

— Твайлайт рассказывала об этом, — заметил Айроншилд. – И показывала несколько иллюстраций из книги… из одной книги за авторством одного из них. Видать, изображения – это не просто фантазия художника.

Пони серьезно кивнул и вернулся к повествованию:

— За время той “командировки” я успел хлебнуть лиха, но встреча с этой рептилией, — жеребец покосился на череп, — уделывает их всех вместе взятых. Отправились мы, значт, в лес выслеживать местный подвид химеры, но в отличие от нашей, эту плясками со стулом не одолеешь – только мастерство и скорость реакции. Гримхайд – вождь следопытов Миноса – был спокоен, как камень и не сомневался в успехе, ибо дело для них-то привычное, пусть и не из легких. Правда, не припомню, чтоб в Кантерии вообще хоть какую-то охоту можно было бы назвать “легкой”. В начале все шло по плану, а мы шли по следам химеры, покуда… — Вайлд еще раз промочил горло, отчего пауза получилась особенно напряженной, — … покуда не вышли мы на бездыханное тело этой самой химеры… или то, что от нее осталось – столько кровищи и разбросанных внутренностей я больше никогда в жизни не видел… и хвала Селестии! Гримхайд удивлялся с секунду – не больше. Крикнув всем рассредоточится и, перехватив алебарду, он поднял голову и стал всматриваться в нависшие над нами густые кроны деревьев. Не успели мы занять позиции, как по земле скользнула крылатая тень, а воздух разорвал оглушительный рев. Огромный зеленый дракон, едва не накрыв своей тушей Гримхайда, с грохотом приземлился рядом с нами.

Айроншилд слушал, затаив дыхание. История казалась просто невероятной и больше походила на миф. Но, многое из того, что он раньше считал простыми легендами, в этом мире оказалось самой настоящей былью.

— В один миг все стало очень и очень хреново, — продолжал тем временем жеребец. – Стараясь прикрыть своего вождя, остальные минотавры начали забрасывать тварь копьями и отвлекать внимание на себя вызывающими криками. Я же… я, к своему стыду, на какое-то время впал в ступор. Из оружия у меня были только стальные заточенные накопытники – что я вообще мог противопоставить такой громадине — лягнуть ее в голову? Ну, силы мне всегда было не занимать, но супротив дракона, к которому еще надо как-то подобраться? А пока я пытался собраться и прийти в себя, тварь уже разорвала на части двух минотавров и мощным ударом отправила Гримхайда в затяжной полет до ближайшего дерева. К чести вождя, он таки успел нанести гадине парочку глубоких ран, но недостаточно серьезных, чтобы та хотя бы начала думать об отступлении. Теперь внимание дракона было переключено на застывшего земнопони. И это было последней каплей – у меня сработал инстинкт “бей или беги”. Спасибо древесным волкам, благодаря которым моя реакция тогда ничем не уступала реакции Вандерболтов – я увернулся от щелкающих зубов менее чем за секунду до того, как они нашли свою цель. А дальше… — Панч вздохнул и широко усмехнулся, — дальше все становится очень похожим на бабкины сказочки, так шо, хочешь верь – хочешь не верь… То отскакивая в сторону, то ныряя под брюхо дракона в попытках спасти свою жизнь, я каким-то образом оказался у него верхом на шее… Гримхайд, уже поднявшийся на ноги, но все еще контуженный, наседал на тварь со спины. Если бы не он, дракон уже скинул бы меня и превратил в мокрое место. “Ухо, – проорал Гримхайд, — “Вмажь ему за ухом!”, — продолжал кричать он, схватив тварь за хвост и оттягивая на себя… — пони рассмеялся и покачал головой. – Уж сколько я на своем веку силачей повидал, но этот минотавр скрутил бы любого из них в два счета… В общем, дождавшись, пока дракон снова отвлечется на вождя, я пополз по длинной шее к голове этой ящерицы-переростка, и со всей силы принялся бить по тому месту, где у нее должны были находиться уши… — Вайлд покосился на Айронишлда. – Что, звучит не очень-то правдоподобно, а?

— После моей встречи с древесным волком и всего того, что я успел увидеть в Вечнодиком Лесу? – человек с наигранным видом задумался. – Если только капельку.

— Хах! То ли еще будет, — хрипло рассмеялся жеребец. – Ну, что случилось потом, думаю, ты уже догадался. После парочки таких подзатыльников дракон вначале взвыл от боли, а затем и вовсе рухнул оземь. Не давая тому прийти в себя, Гримхайд одним молодецким ударом отрубил твари голову. Потом было много шумихи по этому поводу: в Миносе закатили знатный пир и… все почести, почему-то, достались в основном мне. А ведь без помощи Гримхайда быть мне обедом, а не местным героем. По молодости я не мог понять, на кой хрен он отдал всю славу чужеземцу, но с возрастом, кажись, доперло – хитрый дипломатический ход. Большинство минотавров тогда относились к пони с едва скрываемым презрением, считая нас безвольными слабаками, а тут – нате! — слабак побеждает Карнатского Дракона и спасает жизнь их соплеменнику. После такого тупыми громилами их уже не назовешь, да? Но, должен признать, дело все-таки было не только в политике. Гримхайд и правду был впечатлен и настоял, чтобы я забрал череп дракона в качестве памятной награды, — Вайлд перевел взгляд на свой трофей и вздохнул. – Бэрри и остальные пони до сих пор не понимают, зачем я вообще притащил эту штуку в дом. Дескать, не по-нашему это. Я их не виню – надо быть на моем месте и пройти через все то же что и я, чтобы понять. Ну а дорогой внучке придется терпеть бесконечные вопросы своих гостей, покуда, как говорят минотавры, духи предков не призовут меня в свои чертоги, — он хохотнул.

— У нас бы оценили, — человек усмехнулся. – Еще бы и экскурсии водили.

— Все экскурсии потом – по Вечнодикому Лесу. Ну а сейчас… — жеребец взял в копыта папку.

— Погоди, последний вопрос: разве у минотавров не возникло потом проблем из-за того, что они убили дракона? Насколько я знаю…

Панч отрицательно покачал головой:

— Никаких. Карнатские драконы это злобные, но неразумные твари – прародители теперешних драконов. Последним и самим невдомек, как, когда и почему их развитие пошло столь разными путями. Кстати поговаривают, что не стоит упоминать карнатских драконов в присутствии их дальних родственников, если не хочешь вызвать гнев последних.

— Занятно, надо запомнить, но… — Айроншилд хрустнул пальцами, – пора переходить к делу.

— Значт, расклад у нас такой. Жить будем на территории замка. С Тандер Дэйром я уже покумекал, и проблем с твоим увольнением не возникнет: после того набега древесных волков страсти уже поутихли, и желающих занять твое место предостаточно. Оформить тебя, как ученика я покуда не могу, уж извиняй – будешь числиться разнорабочим. Но я за долгую жизнь успел скопить небольшое состояние, так что битами не обижу. Но и шиковать, как раньше, не получится – в следопыты идут по призванию, а не за большой деньгой. На тренировках и теоретических занятиях никакой поблажки: увижу, что сачкуешь – сразу же выпинаю за дверь. Зубрить, кстати, придется едва ли не больше, чем бегать по лесу. На начальном этапе уж точно. Сам понимаешь, больше знаешь – дольше проживешь. Далее, на мой взгляд, самая серьезная часть – работаем не по расписанию, и, что важнее, пропадать по долгу службы ты будешь частенько и надолго. Забыть про личную жизнь или друзей я, упаси Селестия, не требую — эт святое – но в этом плане будет нелегко. — Пони пристально посмотрел на мужчину. – Пока все устраивает?

Какое-то время Айроншилд обдумывал слова, сказанные старым следопытом. Пока что все это не очень отличалось от того, чем он и сам когда-то занимался: невысокий оклад, постоянные разъезды, далеко не всегда безопасные маршруты; друзей он видел, хорошо, если раз в полгода. Но, не смотря на это, ему нравился такой образ жизни. Да и друзей, по правде, тогда у него было не так много – наверное, именно поэтому он и свыкся с тем одиночеством и даже начал в какой-то мере любить его. Свыкнется ли он с ним вновь? В данной ситуации, это пошло бы только на пользу, но Айроншилду, почему-то, такая перспектива не особо нравилась – в каком-то смысле она даже страшила его.

“Никогда не путай уединение и одиночество”, — сказала ему как-то Твайлайт, — “первое позволяет тебе побыть наедине с самим собой, собраться с мыслями, отдохнуть от суеты. В основе же одиночества лежит разочарование, ненависть и злоба”. Нельзя сказать, что Айроншилд успел превратиться в злобного ворчливого двадцатисемилетнего старика, но пара предупредительных звоночков к тому времени уже прозвенели.

— Где расписаться? – мысленно тряхнув головой, ответил человек, но его улыбка вышла несколько натянутой и неуверенной.

Панч смерил Айроншилда пронзительным взглядом и хмыкнул. Жеребец обучил многих пони и даже парочку грифонов, и все новички в той или иной степени боялись, что не совладают с новым образом жизни, что накладывает на них работа следопыта – метания человека были вполне понятны. “Что ж, посмотрим из какого ты теста, парень”.

— Вот здесь, — следопыт ткнул копытом в лист с напечатанным текстом. – Читать по-нашему, как я понимаю, ты не умеешь. А подписывать бумаги, в которых написаны непонятные тебе каракули – не самая лучшая идея… Короче, — он передал мужчине контракт, — я мог бы и сам тебе зачитать, но пусть это сделает тот, кому ты больше всего доверяешь…

— Резонно… — человек пролистал внушительный контракт.

— Не округляй так глаза, — хрипло рассмеялся жеребец. – Там половина – это анкета медицинского толка. Мне надо знать, не отбросишь ли ты копыта, выпив той же настойки против окаменения.

— А мне-то откуда знать?

— Вот попробуешь и узнаешь, — не дожидаясь новых вопросов, пони продолжил. – Я приготовил целую сумку с различными ингредиентами – в малых дозах они не смогут нанести никакого вреда. Ну, почти никакого… короче, — он махнул копытом, — там все подробно расписано, чего, сколько и как принимать – просто следуйте инструкциям.

— О-о-окей, — многозначительно протянул Айроншилд, стараясь не представлять возможных последствий этих “медицинских экспериментов”. Проведя некую аналогию из всего вышесказанного, он весело усмехнулся. — Выслеживание чудовищ, зелья – серебряный меч потом тоже выдашь?

— Серебряный?.. — Вайлд приподнял в удивлении бровь и озадаченно почесал затылок. – Эт как-то связанно с вашими традициями или чо? Нехило у людей, видать, содержание армии обходится… серебряный.. кхм… ну стальной еще можно откопать – есть у меня один знакомый единорог из королевского полка – любитель помахать мечом…

— Виноват, — человек примиряюще поднял ладони. – Неудачно пошутил. Разумеется, никакого серебряного клинка мне не требуется, но с голыми руками выходить на того же древесного волка как-то не особо улыбается.

— Да уж, — фыркнул жеребец, — надеюсь, что сражаешься ты лучше, чем шутишь. А что до оружия… Есть у меня где-то один неплохой кинжал – прикупил в Миносе на память… еще до Карнатского Дракона, хех… Ну и лук тебе потом достанем – грех не использовать преимущества, что дают руки. Хотя, один хрен, по первости тебе это все не понадобятся. Будешь грызть гранит науки, да наблюдать. Ладненько, — он налил в стопки мутноватую жидкость из графина и легким тычком отправил одну на конец столика, за которым сидел Айроншилд. – подпись подписью, а наш договор надобно скреплять алкоголем. Знаешь, у минотавров есть замечательные стопки для тостов – с ножкой, но без подставки. То есть, поставить обратно ее можно только когда выпьешь – чашей вниз. Чтоб не отлынивал, значит… — он широко улыбнулся, продемонстрировав недостающие зубы, — Короче! За наше успешное начинание. Будем!

— Будем, — приняв тост, человек опрокинул в себя содержимое стопки и почти тут же зашелся кашлем. В его горло будто бы плеснули раскаленной лавой. Словно этого было недостаточно, огненную крепость напитка дополняла не менее обжигающая острота.

Панч же невозмутимо осушил стопку и, дождавшись, когда Айроншилд придет в себя и утрет проступившие слезы, налил еще по одной.

— Отличная штука, да? – лукаво улыбнувшись, поинтересовался он. – Собственного производства, даже запатентована.

— Ты меня убить хочешь или этой какой-то тест? – стараясь сбить полыхающий во рту пожар, мужчина влил в себя половину кувшина с водой. Один его друг – с Земли – тоже любил поэкспериментировать с разного рода настойками и острыми перцами, но они ни в какое сравнение не шли с адовым варевом, которым только что угостил его Вайлд.

— Что, слишком остро или чересчур крепко?

— И то, и другое!

— Эт ничего. В конце концов, не каждому дано стать Хмельным Братом, — деланно покряхтев, пони встал с дивана и пошел на кухню. – Принесу закусок и что-нить менее крепкое и острое.

Прикончив бутылку выдержанного бренди (ну, по большей части, приканчивал ее Панч), Айроншилд в приподнятом настроении направлялся к дому Твайлайт. Единорожка говорила, что нашла пони, готовую взяться за обучение его эквинскому. Правда, с учетом того, что ему пару часов назад сказал следопыт, едва ли у него будет достаточно времени на что-либо, кроме предстоящей переквалификации. Гадать, впрочем, он так же не собирался – там видно будет, что да как.

Пегасий Патруль довольно шустро управился с капризной погодой. Некоторые пони продолжали ворчать – дескать, все еще не по сезону холодно – но по меркам Айроншилда было даже как-то жарковато. А вот снега успело выпасть преизрядно – малышня и взрослые уже вовсю лепили снеговиков и устраивали снежные баталии. Увернувшись от пущенных в него “снарядов” и вернув парочку в ответ, человек шутливо пригрозил зачинщикам и двинулся дальше.

Во всех окнах библиотеки горел свет, и еще на подходе до Айроншилда начали доноситься топот копыт и оживленные разговоры. Сбив с сапог налипший снег, он постучал в дверь.

— Открыто! – тут же раздался голос Твайлайт. – О, привет, Айроншилд! Проходи, ты почти вовремя, – воскликнула она, после того как человек закрыл за собой дверь. Водрузив на стол целую стопку книг, кобылка широко – даже как-то маниакально – улыбнулась. – Мы уже начали разрабатывать методику твоего обучения…

— Твай… — рядом с единорожкой сидела земнопони нежно салатового цвета. Показательно вздохнув, она взъерошила зеленую же гриву с розовыми прядками, приоткрыв украшенное множеством сережек ухо. – Опять ты впереди паровоза скачешь… — кобылка покосилась на стол, поверхность которого благодаря энтузиазму Твайлайт уже почти скрылась под многочисленными книгами и блокнотами.

— Ой, ты права, — на мгновение стушевалась единорожка. – Познакомься, это Нёрди Боффин – моя хорошая подруга. Мы вместе учились в школе для одаренных жеребят. Мы до сих пор…

— И ты до сих пор забегаешь ко мне, когда надо что-то расшифровать или перевести, — земнопони довольно улыбнулась.

— О, это правда! Она – один из лучших филологов, которых я знаю, и очень талантливый криптограф. Уверена, если кому и по силам обучить тебя эквинскому в кратчайшие сроки, так это ей.

— С этим не спорю, — без капли скромности согласилась с подругой Нёрди и поправила очки в черной оправе. – А ты, стало быть, Айроншилд, — она исподлобья посмотрела на человека, — учитывая, что нам предстоит еще много работать, можно сразу перейти на “ты”.

Положив объемную сумку, которую ему вручил Вайлд Панч, и, махнув рукой на удивленный взгляд Твайлайт, мужчина пододвинул свободный стул и сел рядом с ними:

— Он самый. Рад знакомству, Нёрди. Ну так… ммм… — Айроншилд задумчиво забарабанил пальцами по столу, — с чего начнем?

Вытащив из-под стопки книг свой блокнот и карандаш, земнопони еще раз с укором посмотрела на Твайлайт:

— Не люблю водить вокруг да около, так что сразу же начнем с твоего произношения. Сейчас ты снимешь амулет и будешь повторять… ну, пытаться повторять за мной. Готов?

Человек кивнул и, чуть замешкавшись, положил свой магический переводчик на стол. Уже много месяцев он не расставался с ним, не снимая даже перед сном, и теперь чувствовал себя в каком-то смысле, безоружным.

Прокашлявшись, Нёрди Боффин начала зачитывать с блокнота заранее заготовленные слова и фразы, делая одной ей известные заметки. Пытаясь не ударить в грязь лицом, Айроншилд в легкой панике вспоминал то, чему его успела научить Флаттершай. Но с каждой последующей его попыткой лицо земнопони вытягивалось все сильнее, а замёток на листе становилось все больше и больше. После очередной фразы она выплюнула карандаш, а на ее лице заиграла целая гамма эмоций – от удивления до самого настоящего гнева. Твайлайт покраснела до кончиков ушей и молча уставилась в пол.

Пытаясь совладать с нахлынувшими на нее чувствами, Нёрди чуть ли не силком нацепила на человека амулет:

— Ну… я… — она возмущенно засопела, отчего Айроншилд непроизвольно вжал голову в плечи и отстранился назад. – Мало того, что ты рубишь окончания слов, как дровосек деревья, так в последней фразе ты настолько исказил интонацию, что пожелал мне пойти и… и…

— Думаю, не стоит заканчивать! – в один миг выйдя из ступора, воскликнула Твайлайт.

— Все так плохо? – извиняющеся спросил человек

Земнопони закрыла глаза и сделала пару глубоких вдохов:

— Бывало и хуже… ой, да кого я обманываю! Конечно, не было! Селестия Всемогущая, я даже в страшном сне представить не могла… — она еще раз вдохнула и развела копытами в стороны, призывая себя к спокойствию. – Ладно, раз уж я смогла научить минотавра говорить почти без акцента, то и с тобой справлюсь. Грубое произношение – это дело поправимое, да и вообще не является проблемой самой по себе, но вот интонация… одним словом, тут придется попотеть. Видишь ли, — пробормотала она сквозь зубы, чиркнув еще что-то в блокноте, — фразы и целые предложения, произнесенные на эквинском, нередко зависят от того, какую интонацию ты в них вкладываешь. Не буду сейчас загружать тебя подробностями, но сразу предупреждаю, подобных правил довольно много. И это не считая самых разнообразных исключений…

— Уверена, ты справишься, — Твайлайт положила ей копыто на плечо. – Ведь справишься, да?

— Конечно, я справлюсь! Ты не первый год меня знаешь, Твай – когда это я отступала?

— Ну, я помню один манускрипт…

— Я не отступала! – Нёрди сердито сдула со лба непослушную прядь гривы. – Я просто поняла, что надо зайти с другой стороны… кто мог знать, что обходной путь окажется таким долгим… — пробубнила она под нос секундой позже.

— Ну что ж… — Айроншилд решился нарушить несколько затянувшееся всеобщее молчание, — раз ты согласна, то перейдем к оплате. Во что мне обойдутся твои уроки?

— Будешь учить меня своему языку, — не раздумывая ответила кобылка. – Чему так удивляешься?

— Ну я… кхм… как бы единственный представитель своего вида вашем мире… вида, который, кстати, говорит на самых разных языках.

— Вот именно! – оживленно воскликнула Нёрди, заставив Айроншилда и Твайлайт вздрогнуть от неожиданности. – Совершенно новый и никому не известный язык. И к тому же, кто знает, вдруг не такой уж и уникальный, и к нам уже пожаловали новые гости из твоего мира. Или пожалуют в будущем…

— Боги!.. Надеюсь, что нет…

— Плюс ко всему, — продолжала земнопони, — изучение даже простейших основ столь чуждого нам языка очень даже поможет в моем деле. Ну, знаешь, может похожая грамматика или семантика. А может вообще окажется, что у наших языков общий праязык! Вот будет круто!

— Оки доки… — протянул человек. – Значит, дело осталось за малым – определиться, когда и где мы будем встречаться… ммм… с учетом моей новой работы это будет несколько затруднительно…

— Так вы с Вайлд Панчем договорились? – не скрывая радости, спросила Твайлайт. – О, это так здорово, что ты будешь заниматься тем, к чему душа лежит!

Айроншилд улыбнулся:

— Да, это будет то еще приключение… кстати говоря, — он кивнул на сумку, стоявшую рядом, — мне понадобится твоя помощь. Панч выдал мне анкету, которую надо заполнить, и целую кучу… ингредиентов в довесок.

— Конечно, я помогу! Можем начать завтра утром!

— Че за работа? – поинтересовалась Нёрди.

— Меня будут обучать ремеслу следопыта, — не без гордости ответил человек.

— Хм… — Она задумчиво почесала подбородок. – Давай проясним. Ты собираешься обучаться делу, требующему полной отдачи и с далеко идущими перспективами, а так же хочешь выучить язык жителей Эквестрии… как я погляжу, домой ты не очень торопишься?

Айроншилд на мгновение запнулся, осознав некоторые противоречия в своей мотивации. Безусловно, он до сих пор хочет вернуться на Землю, и у Твайлайт, если верить ее словам, дело сдвинулось с мертвой точки, но…

— Поспешишь – людей насмешишь, — ответил он. – Я никогда не отказывался от желания вернуться домой, но, давай смотреть на вещи здраво – никто не знает, сколько я тут протор… кхм! пробуду. И если мне придется осесть в вашем мире надолго или даже навсегда, то я хочу подготовиться заранее.

— Резонно, — согласилась земнопони. – Ну ладно, — она встала из-за стола, — раз на данный момент ты еще толком не знаешь график и место своей новой работы, то я пока пойду. В общем, как все определится, скажешь Твай, а она уж мне передаст.

Не успели они попрощаться, как дверь без стука распахнулась. В проеме, тяжело дыша, стояла Эпплджек. Ее встревоженный взгляд и отсутствие столь привычной образу ковбойши шляпы говорили, что стряслось что-то действительно серьезное. В очередной раз Айроншилд не смог удержаться от мысли, что без головного убора, ЭйДжей выглядит почему-то куда более мило и привлекательно. Однако он тут же пресек дальнейшие попытки своего подсознания продолжить начатое.

— Эпплблум! – с порога выпалила земнопони. – Эпплблум, ты здесь?!

Пони и человек удивленно переглянулись.

— Ох, занозу мне под хвост, тогда все паршиво… — Растерянный и беспомощный вид обычно невозмутимой ковбойши шокировал всех без исключения.

— Эпплджек, переведи дух, – единорожка провела подругу в комнату и усадила на стул, который заблаговременно освободил Айроншилд. – Что стряслось?

— Эпплблум куда-то пропала!

— Ну, она же вчера оставалась ночевать в больнице – вместе со Свити Белль … а потом в школу…

— В том то и дело, что в школе ее не видели! А на часах уже полдесятого! – Эпплджек начала нервно ерзать, вновь готовая броситься на поиски своей сестры.

— Так, давай по порядку… — неуверенно вступила Нёрди Боффин.

— Я и так уже обошла всех по порядку! Флаттершай, Пинки Пай, Рарити…ну, Блум, как ток я тебя отыщу, то всыплю по первое число!

— Тогда чего мы ждем? – Айроншилд кивнул в сторону открытой двери, за которой падал мелкий снежок. – Что вы так на меня смотрите? Ежу же понятно: сестра пропала – надо искать.

— Спасибо, сахарок. — ЭйДжей нетерпеливо вскочила со стула. – Ну, идем…

— Где ты еще искала? – обматывая вокруг шеи шарф, спросила единорожка.

— Ох уж эти подростки, — тихонько проговорила Нёрди, направляясь вслед за ними. – Вечно что-нибудь отчебучат…

— Подруга, соберись-ка уже с духом, — продолжал Айроншилд. – Никогда сама, что ли, из дома не убегала?

В поисках пропавшей младшей сестры они обходили южные окраины Понивилля. Хоть он и понимал опасения Эпплджек, но все же считал, что зря она так себя изводит. Возможно, его мысли и слегка отдавали эгоизмом, но он крайне сомневался, что юной кобылке тут что-то серьезно угрожает. Впрочем, мотивов Эпплблум он не знал… а вдруг с ней вообще произошел несчастный случай или что-то похуже – вроде до сих пор непойманных сообщников Лютефиска… А он тут списывает все на подростковый максимализм. Мысленно пнув себя за неподобающие мысли, он поспешил за кобылкой, которая снова припустила вперед.

— Представь себе, нет, не убегала, — зло огрызнулась ковбойша. – Если хош, можешь гулять – я не заставляла помогать мне.

— По дурости ляпнул, виноват. – Айроншилд примирительно выставил вперед руки. – Есть идея, почему она вообще могла убежать? – чуть погодя спросил человек, когда они вышли в парк и принялись обшаривать чуть ли не каждый встречный куст. – А то эти поиски больше похожи на поиски иголки в стоге сена.

— Если бы я знала! Хотя, погоди… — кобылка сбавила темп. – Вот ты ща спросил…

— И-и-и?

— Она после празднования метки Скуталу ходила какая-то смурная. А потом еще этот кошмар с приютом… После такого она даж попытки получения своей собственной оставила… — вот я дура! – осознав свой промах, в сердцах воскликнула пони. – Думала, шо Блум вняла моим словам и последовала совету – мол, все будет, ты только не гони поней. А она держала всё в себе, и терь прорвало плотину!

— В домике Меткоискателей я, так понимаю, ты уже искала?

— Конешн! Там щас бабуля дежурит… с ремнем наперевес.

— Кхм… ну я бы не торопился с наказанием… вдруг, что…

Эпплджек испуганно охнула, а затем крепко ткнула его копытом в бок:

— Даж думать не смей! С ней все в порядке… но вот сидеть она потом долго не сможет…

— Погоди, — Айроншилд положил ей руку на плечо. – Догадка, конечно, призрачная, но мы так можем до второго пришествия ее искать… — ковбойша бросила на него столь красноречивый взгляд, что он незамедлительно перешел к сути. – Ты в баре смотрела?

— Не смешно, приятель, — раздраженно ответила пони.

— Я разве смеюсь? Конечно, я сужу по… гм… себе и людским подросткам, но запить свое горе пинтой другой сидра – вполне в их стиле.

— Ее бы оттуда спровадили в два счета, а то и за шкирку домой притащили.

— Ну… она же без года совершеннолетняя?

— И шо?

— Сомневаюсь, что каждый в городе знает ее дату рождения, а возраст у нее на лбу не написан.

— Ладно… — недовольно проворчала кобылка, понимая, что в чем-то он прав, – закончим с парком и в бар.

Едва переступив порог единственного в Понивилле бара “Шальной Кокатрикс”, они стали свидетелями разговора на повышенных тонах. И самой громогласной из спорщиков оказалась ни кто иная, как Эпплблум собственной персоной. Перекрикивая всех и каждого, она требовала налить ей самого лучшего — эпплского – виски, да поскорее, пока ее терпение не лопнуло.

— Шо те не ясно? – икая, возмущалась кобылка. – Думаешь, я не могу заплатить? Вот! – вытащив из сумки несколько битов, она бросила их на барную стойку.

— Юная леди, по-моему, с Вас на сегодня хватит, — спокойно ответил ей бармен, — Вы мне всех клиентов распугаете. Ступайте-ка лучше домой, да проспитесь хорошенько.

— Не указывай мне, шо делать! – взвилась Эпплблум. Чтобы придать своим словам больший вес, она сильно стукнула по столу, но ее копыто соскользнуло с гладкой поверхности, и она чуть было не рухнула на пол.

— Ну, что я говорил…

— Это же Эпплблум…

— Народ, ну я думаю, хватит уже с нас этого спектакля – ведем ее домой…

— Чтоб тя, сахарок, — застыв на месте, прошептала Эпплджек, — а ты был прав…

— Не врали, значит, что у козерогов хорошая интуиция… — Айроншилд был ошарашен не меньше ковбойши. Шанс – один на миллион, что ни говори.

— Дорогуша, — продолжал тем временем осаживать Эпплблум один из посетителей, — не стоит пить одной. Ни к чему хорошему это не приведет… точнее, уже не привело…

— У меня есть повод! – бросила в ответ кобылка и ее голос вдруг задрожал. – Мне пятнадцать, и я пустобокая! Я – пони без судьбы и без будущего!

— Ты – пони без живого места на крупе, — скрипнула зубами Эпплджек и двинула к барной стойке.

— Полегче с ней, — не отставая от подруги, осадил ее человек.

— О, а вот и старшая сестра, – воскликнул кто-то пьяным голосом. – Богатой будешь, ЭйДжей!

Услышав имя своей старшей сестры, Эпплблум испуганно прижала ушки, но, будучи изрядно пьяной и осознав, что терять ей уже нечего, она резко развернулась и тут же перешла в наступление.

— Шо, пришла снова учить меня уму разуму, сестренка? – слегка опешив от ее полного злой обиды тона, Эпплджек подалась назад. – Ну давай, не тяни, — продолжала юная кобылка, — я твои нравоучения всю жизнь слуш’ла – послушаю и сейчас!

— А смысл?! – быстро придя в себя, выпалила ковбойша. – Те шо в лоб, шо по лбу! Решила отыскать свою метку на дне бутылки? И как успехи?

— Может и отыскала, тебе то что?! Уж лучше так, чем всю жизнь проходить пустобокой! Но тебе же все равно, да? Главное, шоб младшенькая смирно сидела на ферме и не рыпалась лишний раз, так?!

— Прикуси язык, Блум! Если кому тут и все равно, так это тебе. Чуть с ума нас всех не свела своей выходкой. А бабуле в ее возрасте нельзя так нервничать – ты о ней подумала?!

Последняя фраза резанула Эпплблум больнее ножа. Одурманенная алкоголем, своей бедой и подростковыми комплексами, она сорвалась с места, пытаясь влепить старшей сестре пощечину.

Понимая, что еще немного, и их силком выкинут из бара, Айроншилд оттащил разъярённого подростка от Эпплджек и довольно бесцеремонно перекинул через плечо.

— Пусти меня, ты… обезьяна лысая! – закричала кобылка. – Пусти, кому говорят!

Она начала изо всех отбиваться и даже попыталась укусить человека, но сделать это через плотный кафтан оказалось довольно проблематично.

— Лысая обезьяна отпустит, как только мы выйдем на свежий воздух, а ты успокоишься. – Под одобрительные возгласы посетителей бара Айроншилд и Эпплджек вышли на улицу.

— Клянусь, если ты щас же не поставишь меня на землю, то я... тебе потом не поздоровится! – Эпплблум вертелась как юла, но человек все так же крепко держал ее, не давая вырваться.

— Вот ща я с ней солидарна, сахарок – отпусти ее, а уж я…

— Что, жалеешь, что не выбила из меня всю дурь, пока была такая возможность?! – пуще прежнего взъярилась Эпплблум. – Поздно, поезд уже ушел!

— А ты права, сестра, если уж гнилое семя взошло, то ничо не попишешь! Хорошо, что мама с папой не видят, что ты сейчас вытворяешь.

Эпплблум будто парализовало. Замолчав, она, не мигая, уставилась на Эпплджек. Ковбойша прикусила губу, понимая, что ударила по больному месту.

— Блум, — опередив уже открывшего рот Айроншилда, продолжала ковбойша, — тебе сейчас разве не стыдно? Вот мне от стыда в Тартар провалиться хочется.

Юная кобылка продолжала молчать. Если бы не человек, она бы уже в слезах убежала и, наверняка, натворила бы потом еще немало глупостей. Но при всем этом ЭйДжей была права. Ведь именно их упрямство, свойственное почти всем Эпплам, довело до этой ссоры.

— Мы ж с тобой одна семья, одна кровь, — продолжила Эпплджек, — а смотри, до чего себя довели? Еще чуть-чуть и сцепились бы, как две гарпии.

Не в силах смотреть ей в глаза, Эпплблум виновато прижала ушки и отвернулась. Повисла тишина, лишь тяжелое дыхание сестер нарушало всеобщее молчание.

— Можешь опускать, — шмыгнув носом, сказала она.

Человек опустился на одно колено, позволяя ей спрыгнуть на землю.

— Блум, прости меня… — тихо проговорила Эпплджек и потерлась о нее мордочкой. – Прости, шо отмахивалась от твоих проблем и не принимала их всерьез… — по ее лицу скатилась одинокая слезинка. – Плохая из меня старшая сестра – как ни посмотри…

— Самая лучшая! – воскликнула Эпплблум и, крепко ее обняв, тоже не смогла сдержать слез. – Это я повела себя, как распоследняя эгоистка…

Айроншилд деликатно отвернулся. Если что и заставляло его чувствовать себя более неловко, чем участие в подобных душещипательных беседах, так это быть при них посторонним зрителем.

— Ну я это… пойду, наверное, — смущенно пробормотал он. – Раз уж проблема решена…

— Не, погодь, — утерев слезы, Эпплблум ухватила его за край кафтана. – Я ж те спасибо не сказала…

— Я сделал то, что должно… — пытаясь скрыть свое смущение в неуместном сейчас пафосе, ответил человек. “Приятно, конечно, но, черт возьми…”

— Она права, сахарок, — поддержала сестру Эпплджек. – Раньше я б сказала, шо не ожидала такого от чужака, но терь уж слишком хорошо я тебя знаю.

— Послушайте, я всего-то пресек вашу драку – тоже мне подвиг…

— Смотри, Блум, кажись, у Флаттершай появился конкурент, — ковбойша заговорщицки толкнула сестру в бок.

— Ой, не говори, — не отставала от нее юная кобылка. – А покраснел-то как!

— Это все от мороза!..

— Да-да-да…

Закончив с дружескими подколами, Эпплджек вдруг недобро прищурилась и бросила взгляд в сторону бара:

— Но кое с кем я еще не закончила, — сказала она. – Никому не позволю спаивать мою любимую сестру…

— Нет, стой! – икнув, вскрикнула Эпплблум. И тут же пожалела об этом – собственный голос тяжелым звоном отозвался в голове и заставил ее болезненно скривиться. – Они тут не при чем… это я…

— Ну напилась-то, конечн ты, но наливали-то тебе они!

— Я стащила бутылку у Биг Мака… — сгорая от стыда, прижала ушки кобылка. Но вместо ожидаемой взбучки последовал заливистый смех.

— Ну сестра, ну проныра! – не веря своим ушам, ЭйДжей утирала проступившие — уже от смеха — слезы. – Умыкнула у братца его заначку, а он, небось, до сих пор уверен, шо хорошенько ее припрятал.

— Угу, хорошо… настолько хорошо, что я обнаружила ее под кроватью…

— Ой, хватит, а то у меня ща живот сведет! – продолжала хохотать старшая сестра. Отсмеявшись, она внезапно стала самой серьезностью. – Но перед ним придется извиниться – если ничо не путаю, то он именно эту бутылку хотел придержать до какого-то особого случая.

— Ага… — икнув, протянула Эпплблум, — и перед бабулей Смит…

Эпплджек многозначительно поцокала языком:

— Мда… от нее тебе влетит – тут к гадалке не ходи.

— А может и не влетит, — вмешался Айроншилд и под их удивленные взгляды продолжил. – Уложишь ее спать по-тихому…

— А утром шо?

— А утром… — человек усмехнулся, — утром у нее будет такое похмелье, что даже бабуля Смит сжалится.

— Ну… я думаю… — проговорила кобылка, слегка пошатываясь из стороны в сторону. – Раз уж похмелья не избежать, то… — окончание фразы потонуло в мощной отрыжке. Ойкнув, она смущенно зажала рот копытами, а Айроншилд и Эпплджек с трудом сдержались, чтобы не заржать во всё горло.

— Ты только…

— Ох, ну конечно я попрошу у бабули прощения! – перебила она сестру. – ЭйДжей, ну правда, я же…

Ковбойша взъерошила ей гриву и тепло улыбнулась:

— Я помню, ты уже не маленькая.

— Блум, тебе нехорошо? – Эпплджек с тревогой посмотрела на сестру. До этого без умолку болтавшая, она внезапно замолчала, как только они прошли здание школы.

— Ну так… — кобылка походя пнула небольшой камушек и покосилась на свое бедро, — Я ж все равно пустобокая…

— Сахарок…

— Не, ну ведь правда! Скуталу уже получила метку – уверена, шо и Свити скоро последует ее примеру.

— Милая, я знаю, шо уже надоела тебе с этим, но потерпи…

— ЭйДжей права, — опередив возмущенный возглас Эпплблум, сказал Айроншилд. – Вот у меня метки до сих пор нет…

— Пф… — фыркнула кобылка, — ты ж не пони…

— Ммм… согласен, плохой пример, но подумай вот над чем – в ожидании тоже есть своя прелесть.

— Ага, извращенная такая прелесть… — алкоголь так и подначивал ее завести шарманку по новой.

— А вот и нет, — возразила Эпплджек. – То, шо ты пока не нашла своего предназначения, лишь открывает перед тобой множество… кхм… возможностей.

— Да-да, ты мне эт уже говорила… но сколько ждать-то можно?

— А знаешь, сколько я ждал?

— Аргх! Я ж грю, ты не по… — возмутилась было кобылка, но человек не дал ей закончить.

— Да, но даже не имея метки, люди всегда стремились понять, что им уготовлено судьбой, — выждав короткую паузу, Айроншилд собрался приправить правду небольшой щепоткой лжи во благо. – Мы взрослеем чуть медленнее вас, но к твоему возрасту уже все мои сверстники знали, чем хотят заниматься в жизни – знали, что им суждено. А я… — его сокрушенный вздох вышел столь правдоподобным, что Эпплблум, кажись, поверила, — Короче, мне потребовалось еще без малого восемь лет. Восемь лет разочарований и бесконечных поисков, чтобы в конце концов, обрести себя.

Задумчиво нахмурившись, Эпплблум осмысливала сказанное человеком. “Восемь лет… а он ведь не сломался и терпеливо ждал… несмотря на постоянные насмешки окружающих, он продолжал верить. Может, я и вправду принимаю все слишком близко к сердцу, а надо просто сбавить обороты?”

— Ты прав, — неожиданно твердым голосом сказала она. – Вы оба правы, и я больше не буду изводить себя и моих близких постоянным нытьем. Я верю, что рано или поздно получу свою метку, да!

— Вот это настрой! – победно сжав кулак, воскликнул Айроншилд.

— Так держать, сестренка!

— Надеюсь только, что не слишком поздно… — проворчала Эпплблум. Вдруг ее осенила одна догадка и она обратилась к человеку. – Слушай, так получается, что и в Эквестрию ты попал не прост так? Ну, судьба и все такое.

— Как знать, Блум, — запнувшись на мгновение, внезапно севшим голосом ответил Айроншилд. – Как знать. — Он не особо верил в предопределенность судьбы, твердо следуя принципу, что каждый человек творит свою сам, но слова юной кобылки словно выбили опору из-под его убеждений.

Но подогретый алкоголем разум Эпплблум не остановился на этом, продолжая развивать предположение с пугающей скоростью. До того, как они остановились у арки, отмечающей границы фермы Эпплов, юная земнопони успела много чего понапридумывать – интересного, забавного и даже дикого. Но, пожалуй, самой интересной теорией оказалось предположение, что Айроншилд, на самом деле, когда-то был пони, чью душу после смерти затянуло в мир людей. И теперь она, наконец, отыскала путь домой. Человек всегда был агностиком, стараясь не ударяться в религию, но это заставило его задуматься. Если душа и вправду существует, а он сам застрял тут с концами, то куда она попадет после его смерти?

— Вот мы и дома, — вернув Айроншилда к реальности, улыбнулась ковбойша. – Спасибо, сахарок. Не знаю, сколько бы еще я бегала по окрестностям в поисках этой заразы, не угадай ты с баром.

— Да-а-а, огромное спасибо, Рони, — проигнорировав “заразу”, Эпплблум, в порыве нахлынувших чувств, внезапно крепко обняла человека. – И шоб не пропустил мою будущую Меткосеньеру!

— Буду, как штык, — заверил он пони, после того, как она закончила тискать его в объятиях. – Ладненько, я пойду разыщу остальных и сообщу, что спасение рядового Эппл прошло успешно. До скорого.

Эпплджек одарила его еще одной благодарной улыбкой, отчего по телу человека пробежали неожиданно приятные мурашки.

— Еще раз спасибо, Айроншилд, и да, до скорого. Идем, Блум, — ковбойша кивнула в сторону дома, — тебе пора спать, а мне над’ поговорить с бабулей.

— А знаешь, ЭйДжей, — стараясь идти прямо, Эпплблум последовала за сестрой, — будь Рони жеребцом, из вас двоих получилась бы отличная пара, — Не, я серьезно… ну и что, что он слышит? Я ж так, тер… теора… теоретически, во!

Сделав вид, что пропустил сказанное юной земнопони мимо ушей, Айроншилд поспешил обратно в Понивилль.

Эта проблема была решена, но то, что Эпплблум рассказала о состоянии Скуталу, вновь всплыло в его памяти и теперь скреблось подобно крысам в кладовой. Он имел лишь базовые знания и навыки в оказании первой помощи, но если по прошествии целой недели глаз пегаски так и не показал даже малейших признаков улучшения, то это явно было плохим знаком. Врачи, правда, всех пытались успокоить – дескать, ничего хорошего, конечно, нет, но и ничего плохого тоже. “Надо еще подождать”, “слишком рано для столь окончательных выводов” и прочие дежурные фразы, которыми медики обычно пытаются выиграть себе время. Айроншилд не мог сказать за остальных, но подруги пегаски после этого встревожились еще больше. Но изменить ситуацию к лучшему они, увы, были не в силах. Свити Белль и вовсе не отходила от Скуталу ни на шаг и проводила в больнице все свободное время, добившись даже разрешения ночевать в палате своей подруги. А Эпплблум… видимо, этот ужасный инцидент ударил по ней сильнее, чем остальные могли подумать, и пытаясь хоть как-то приглушить свои переживания, она вернулась к старой больной теме – своей пустобокости. Ну а дальше сценарий уже был известен: алкоголь, накручивание себя, снова алкоголь, еще больше самокопания – все что угодно, лишь бы не начать верить в то, что ее подруга может ослепнуть на один глаз.

Чертыхнувшись, Айроншилд прибавил шагу. “Расслабься, если ты уже не в силах что-либо изменить”, — любил говаривать его бывший сокурсник. “Чему быть – того не миновать”, — тоже его слова. Вроде бы и была логика в этих умозаключениях — а человек и вправду не мог ничего изменить, но… почему? Почему чертовы боги так любят усаживать его на место наблюдателя именно в те моменты, когда страдают близкие ему люди?.. или пони… Почему, хотя бы раз в жизни, они не предоставили ему выбор – поменяться местами с теми, кто ему дорог? Особенно сейчас, когда его – уже откровенно идеализируемый – образ этого мира трещит по швам.

— Видимо, жизни моей сестры вам, уроды, было мало, — прошипел Айроншилд. – Решили взяться за сестру моего друга? – выдав еще парочку богохульственных изречений, он постучал кулаком в дверь дома Твайлайт, где сейчас дежурил Спайк, готовый тут же отправить послание единорожке, если кто-нибудь вернется с новостями об Эпплблум.

Прежде чем дракончик открыл дверь, человек глубоко вздохнул, успокаивая себя тем, что Коппервинг, ни на грош не поверив заверениям врачей, уже искал способы излечения Скуталу, обратившись за ними к своей подруге – Зекоре.

“У тебя всё получится, дружище. Не на того напали. Не на такого напали…”

Пытаясь совладать с мандражом, Айроншилд в очередной раз проверял, не забыл ли он чего из вещей.

— Свитер – есть, еще один – есть, — копаясь в сумке, перечислял он вслух, — запасная пара сапог – тоже имеется… — человек запнулся, когда в его руках оказался небольшой календарик, сделанный Пинки Пай.

Розовую пони очень встревожила новость о том, что теперь Айроншилд будет подолгу пропадать в Вечнодиком Лесу. И, разумеется, она просто не могла отпустить его без сувенира. “Даже если тебе вдруг станет очень-очень грустно, ты всегда будешь помнить, что у тебя есть друзья, которые тебя очень-очень любят!” – вручив подарок, сказала кобылка, и после этого едва не задушила Айроншилда в объятиях. Страницу каждого месяца сопровождала фотография, с которой на человека смотрели его друзья. Эпплджек и Биг Макинтош на фоне яблоневого сада – усталые, но довольные; Твайлайт, уснувшая на открытой книге в летнюю ночь; Рэйнбоу Дэш в форме студента Академии Вандерболтов – человек еще никогда не видел ее такой гордой и воодушевленной; Коппервинг и Скуталу на ее Меткосеньере; и, конечно же, сама Пинки, на полном серьезе приготовившаяся слопать высоченную башню из румяных блинов.

Тепло улыбнувшись, человек достал из бокового кармана сумки карандаш и обвел сегодняшнюю дату – Стэри, 22, Второй год Эпохи Равновесия. По значимости в его жизни этот день вполне заслуживал почетное третье место – первым был день его появления на свет, а второй – когда его закинуло в мир Эквестрии. Возможно, это звучало излишне пафосно, но он чувствовал, что именно сегодня его судьба совершила еще один резкий поворот в покрытую туманом заманчивую неизвестность.

Айроншилд повел плечами и недовольно скривился. Вчера он и Твайлайт закончили с заполнением анкеты Вайлд Панча и… с сопутствующими этому процедурами. Как и сказал следопыт – никакого серьезного вреда здоровью. Но вот без побочных эффектов не обошлось. Ложка лунного меда (добычу которого, к слову, нельзя назвать безопасной) внезапно подействовала на него как легкий афродизиак. Возможно, у него и получилось бы как-то скрыть свою резкую смену настроения от Твайлайт, но в инструкциях черным по белому значилось – отвечать предельно честно. Единорожку, впрочем, это нисколько не смутило, и она без тени насмешки сделала соответствующие пометки в анкете. К счастью, эффект продлился не более получаса – в течении которого он всеми силами пытался выгнать из мыслей ехидно ухмыляющуюся Найтлайт.

Но вот последствия от приема молодых ростков жгучей поросли (бодяга Панча все равно брала первый приз за остроту) ощущался до сих пор. Суставы ныли, как если бы у него была температура, а кончик пальцев рук иногда начинали несильно, но противно неметь.

Убедившись, что все вещи на месте, и дав себе обещание не устраивать очередную инвентаризацию, Айроншилд бросил взгляд на часы. Уже почти двенадцать, и Вайлд Панч должен вот-вот явиться за своим новым протеже.

Руки сами собой вновь потянулись к сумке, но тут же отдернулись, когда дверь с легким скрипом отворилась. В комнату прошмыгнул пушистый зверек, любым занятием которого было крутиться вокруг Айроншилда, пока он гостил в домике желтой пегаски. И если бы не Флаттершай, то Скратти и на работу бы с ним ходила.

— Привет, подруга, — поприветствовал зверька человек. – Уже сделала все свои беличьи дела?

Покрутившись вокруг здоровенной сумки и обнюхав ее вдоль и поперек, Скратти взгромоздилась сверху и серьезно кивнула в знак подтверждения.

Следом за ней вошла Флаттершай.

— Ты готов? – улыбнувшись, спросила она. – Вайлд Панч сказал, что подождет снаружи, на случай если еще нет… — от человека не укрылись грустные нотки в ее голосе.

Так уж вышло, что желтая пегаска проводила с Айроншилдом больше времени, чем остальные ее подруги, и ее очень печалила мысль о предстоящем расставании. Человек мысленно покачал головой. Они оба понимали, что он только приступил к своему обучению, и первые месяцы будет жить в замке. Пусть и безвылазно, но и его друзья, в чьи обязанности теперь входит помощь в реставрации, стали там нередкими гостями. Но такова уж была Флаттершай.

— Всегда готов, — стряхнув меланхоличные мысли, которыми, видимо, заразила его кобылка, ответил Айроншилд. Он встал, но секундой позже сел обратно и похлопал по дивану рукой. – Присядем на дорожку?

Пони присела рядом и перевела взгляд на белку, которая начала что-то очень быстро тараторить.

— Ах да… — на секунду замявшись, сказала пегаска, когда зверек, наконец, умолк. – У меня… у Скратти… есть одна просьба… если ты, конечно, не против…

— Я весь внимание.

— Скратти хотела бы… отправиться с тобой в Вечнодикий Лес…

— Эм-м-м… — протянул Айроншилд, с непониманием смотря то на Флаттершай, то на белку. – Смысле?

— Она уверена, что тебе понадобиться ее помощь… ох, я знаю, как глупо это звучит. Я пыталась отговорить ее, но Скратти была на редкость упряма…

Будто в подтверждение ее слов зверек скрестил лапы на груди и показал кобылке язык.

— Это… не самая лучшая идея… — нахмурился человек. – Вечнодикий Лес – не место для…

— Именно это я ей и сказала! Я даже тебя боюсь туда отпускать – что уж говорить о такой маленькой белочке… Да, ты смогла отогнать древесного волка от своей семьи, но это еще ничего не значит. В Вечнодиком Лесу водятся куда более страшные звери, ты же знаешь.

— Ты разве не можешь просто приказать ей? Использовать “взгляд” в конце концов.

— Нет, конечно! – возмущенно ахнула Флаттершай. – Иначе я бы и на тебе его использовала.

Последней фразой кобылка поставила его в замешательство – если не в ступор. Скратти же посмотрела на него с упреком и сокрушенно покачала головой.

— Я никогда, ни за что на свете на стану использовать “взгляд”, чтобы запретить кому-то следовать велению своего сердца, — серьезным голосом пояснила его крылатая подруга. Ее ушки виновато поникли, и она покраснела от стыда. – Когда ты сказал, что хочешь стать следопытом и подвергнуть себя тем ужасам, что таит Вечнодикий Лес, я… я так хотела тебя отговорить, что даже на секунду задумалась… но ты так хотел этого… разве могу я решать твою судьбу?

— Н-нет… думаю, что нет, — с трудом выдавил из себя Айроншилд.

Только сейчас, сидя рядом с этим невинным созданием, он в полной мере осознал смысл слов о большой силе и большой ответственности. Лишь богам известно, как бы все повернулось в жизни Флаттершай и всего Понивилля (если не всей Эквестрии), обладай она другим характером и большими амбициями.

— И не мне осуждать Скратти и ее выбор. Если она и правда этого желает… — пегаска посмотрела на зверька и вздохнула, когда та с совершенно невозможной для животного теплотой улыбнулась и кивнула головой, — … то я только попрошу ее быть очень-очень осторожной… о, ну и еще ты, конечно, должна получить согласие Айроншилда, — словно хватаясь за соломинку, пони теперь с мольбой смотрела на человека. – Если же он будет против…

Мужчина задумался. Настолько усердно, что, казалось, у него мозг сейчас вспотеет. Минуту назад он бы сказал Скратти не лезть в неприятности и сидеть дома, но… ведь это как раз то, чем он собирается заниматься. Да и слова Флаттершай были далеко не лишены смысла. Плюс – тут включилась эгоистичная часть его характера – он всегда ладил с животными и ему, порою, не доставало компании Алии и ее вечно любопытного усатого семейства.

Продолжение мысли неожиданно пересеклось с воспоминанием из детства. Когда он, будучи еще школьником, тратил свое время на одну компьютерную игру. Добавив к этому обучение ремеслу следопыта и окончательно проведя очередную аналогию – которых за месяцы его пребывания в Эквестрии накопилось уже несколько штук – он громко рассмеялся.

— Добро пожаловать на борт, Скратти, — не обращая внимания на их удивление, сказал он, отсмеявшись. – Всегда хотел, чтобы моим соратником была гигантская космическая белка в миниатюре. Надеюсь, что как и те двое, мы найдем общий язык.

Понимая, если не слова, то интонацию, Скратти возбужденно завертелась по сумке и, взобравшись на плечо к человеку, выдала что-то отдаленно напоминающее боевой клич.

— Ум-м-м… ну, если ты согласен, то… хорошо… — тихонько проговорила кобылка. – Только обещай, что будешь присматривать за ней и не дашь в обиду!

— Кто еще за кем присматривать будет, да, Скратти?

Уже в не себя от радости, зверек взобрался ему на голову и принял настолько пафосную позу, что больше бы подошла персонажу из супергеройского кино.

Айроншилд шел налегке. Вайлд Панч — уже навеселе — уговорил человека сгрузить основную часть его вещей в обоз, отправляющийся в замок через несколько дней. Причиной тому послужил жгучий интерес жеребца к месту, где Айроншилд провел свою первую ночь в новом мире, а конкретнее – к тому дереву, на котором он, собственно, и заночевал. За пару дней до этого пони долго изучал карту местности и, сопоставив ее со словами Айроншилда, сузил зону поисков до практически точной координаты. Дабы не терять времени даром, Панч по пути начал свой первый урок.

— Так что, дружок, физическая подготовка, хоть и необходима в нашем деле, со знаниями не сравнится. Ты можешь быть сколь угодно силен или проворен, но, не имея представления, с какой стороны вообще подступиться к решению проблемы, в лучшем случае, уйдешь ни с чем. А в худшем… ну, думаю, ты и сам понимаешь, — закончил вступление жеребец.

— Будешь гонять меня по ОФП? – спросил человек и, заметив недоуменный взгляд своего наставника, пояснил. – Общей физической подготовке?

— Не вижу смысла. Скажу лишь то, шо я говорил моим ученикам из числа грифонов: ты – не пони, и я ни в зуб копытом, какая методика подойдет для тебя лучше всего, — на ходу ответил Панч. – Да и твоих возможностей я тож не знаю. Походу разберемся, короче.

С трудом пробираясь сквозь густой валежник, на который земнопони, казалось, вообще не обращал никакого внимания, Айроншилд старался поспевать за следопытом. Покрывавший всё вокруг снег этому ни разу не способствовал.

— Мне дали неплохую базу в университете, — пригнувшись под веткой, заметил мужчина. – Да и после него я тоже не чаи гонял.

— Мда? – обернувшись, скептически протянул Панч. – Ну-ну, посмотрим тогда, как быстро ты выдохнешься.

— Хах, то есть неспроста мы ломаем ноги об эти упавшие деревья и…

— У меня усё в полном порядке, а вот те, ага, стоило б смотреть, куда ногу ставишь.

В подтверждение его слов, Скратти, сидя у человека на плече, проверещала что-то и потянула Айроншилда за воротник кафтана, словно пытаясь задать нужное направление.

— Да-да, слушай свою подругу – она дело говорит, — усмехнулся пони.

К озеру, где в свое время Айроншилд ловил рыбу, имея в наличии лишь заостренные палки, они вышли, когда солнце уже лениво клонилось к закату. К удивлению человека, они даже наткнулись на одно из тех самых “копий”, воткнутое в землю на берегу и наполовину занесенного снегом. Еще больше его удивил тот факт, что озеро покрывал толстый слой льда, хотя по всем законам природы было еще рановато. Но озеро находилось на границе с Вечнодиким Лесом, что вполне могло объяснять этот феномен.

Отыскать небольшую опушку с нужным деревом не составило особого труда. Пусть и прошло изрядное количество времени с той его вынужденной ночевки, Айроншилд никогда не страдал провалами в памяти или топографическим кретинизмом.

— Хм… — промычал Панч, с интересом обходя вокруг мощного ствола, — я бы спросил, уверен ли ты, не заметь я схожих с тем случаев признаков. — Он обвел опушку копытом. – Видишь, в радиусе пяти метров не растут ни кустарники, ни другие – даже совсем молоденькие – деревца. Даже мха нет – только трава и снег.

— Не скажу, что это так уж подозрительно, — заметил человек. Подойдя к дереву, он протянул руку и провел ладонью по коре, вспоминая свою встречу с древесным волком. – Незаурядно конечно, но я встречал нечто подобное.

— Я и не говорю, что это прям оно, но определенные предпосылки есть, — Панч разворошил снег в паре мест. – Ага, вот и место твоей стоянки, — сказал он и указал копытом на едва заметные остатки кострища. – Значт, точно не ошибся. Ну что ж… — следопыт хотел добавить что-то еще, но внезапно нахмурился.

— Позовешь своих парней? – приняв его заминку за размышления, спросил Айроншилд.

— Само собой, но посмотри сюда… — пони обратил его внимание на ничем не примечательный корень, выступавший из-под земли. – Видишь?

Припорошенные снегом следы были трудно различимы, но не могли укрыться от внимательного Панча. Человек пригляделся. На корне были видны зарубки от когтей – примерно такие же Алия оставила на тумбочке, когда согласилась войти в его дом.

— Древесный волк? – предположил Айроншилд.

— Неа, — жеребец начал рыскать вокруг. – Они никогда не оставляют следов на деревьях. Больше похоже на кокатрикса… ага, и правда, он, — следопыт ткнул копытом в окаменевшую лесную мышь, съесть которую кокатрикс, видимо, посчитал ниже своего достоинства. – Видать, тут одна из его стоянок. Но вот что кокатрикс забыл в этих краях, да еще и в это время года… — замолчав, Панч продолжил свои поиски.

Встревоженная видом своего – пусть и дальнего, зато мертвого, родственника, Скратти начала нервно озираться по сторонам. Пусть с кокатриксами она была знакома только понаслышке, но этого было вполне достаточно, чтобы заставить ее нервничать.

— Следы замело снегом и, судя по экскрементам… — Вайлд без намека на омерзение принюхался к замерзшей кучке, — наш приятель последний раз навещал это место два-три дня назад.

Айроншилд тут же почувствовал себя крайне неуютно и поежился – встреча с тварью, обращающей все живое в камень, внезапно стала очень реальной, и его инстинкт самосохранения вовсю забил тревогу.

— И что теперь? – спросил он спустя секунду. – Будем выслеживать? – в конце концов, он сам вызвался за эту работу – что с того, что его бросили с места в карьер в первый же день службы?

— Будем, но в этот раз обойдемся без тебя, — безапелляционно отрезал пони. – Жаль к настойке ты еще не готов… — он покосился на свою сумку. Из прочитанных ему Флаттершай методичек, человеку было известно определенное свойство почти всех настоек, которые используют следопыты – фаза привыкания. Прежде чем зелье начнет действовать в полную силу, было необходимо принимать его в малых дозах на протяжении определенного времени, — … еще можно было бы устроить тебе разведку боем, но… — жеребец пожевал губами и неуверенно посмотрел на человека. – Едрёна вошь, ну и дилемма…

— Да говори уже…

— Да придется тебе устроить разведку боем!

— Не вопрос! Я…

— Хватить хорохориться, балбес! – в сердцах воскликнул пони. Ему совсем не хотелось принимать такое решение, но с возрастом чувство долга стало уверенно перевешивать моральные принципы. – Ты не то что зелен, ты… ты вообще не втыкаешь, с чем имеешь дело! Даж если отбросить взгляд, у них все еще в наличии мощный клюв и острые когти. И неподготовленного пони так же ожидает теплый прием в виде хорошо устроенной засады. Ты отдаешь себе отчет, шо твой первый день обучение легко может оказаться последним?

На скулах Айроншилда заиграли желваки, и он с вызовом посмотрел на своего наставника:

— Моя подпись не была простой закорючкой.

— Прекрасно, — проворчал Панч, – потому что выбора у тебя все равно нет. Поступим так. Скратти, — он посмотрел на белку, — Сейчас ты на всех порах несешься к Флаттершай и рассказываешь ей обо всем, что бы сейчас обсуждали. Не спорь, — махнул жеребец копытом на ее возмущенное стрекотание. – Кокатриксы давно не появлялись так близко к Понивиллю, и даже ты должна понимать, что дело не терпит отлагательств. Вернешься к своему приятелю со следующим обозом.

Скратти ободряюще ткнулась мордочкой о щеку человека и, не дожидаясь, пока следопыт начнет ее подгонять, поспешила назад.

— Хорошо, теперь ты, — жеребец перевел взгляд на Айроншилда. – Идешь со мной до места, которое кокатриксы обычно используют в качестве временной стоянки. Может, наш пациент там осел… Никакой самодеятельности. Топаешь позади и подмечаешь все вокруг так, словно ты сова, и голова у тебя крутится на все триста шестьдесят. Да, с учетом общей опасности кокатрикса может прозвучать дико, но этим тварям потребуется время, чтобы зыркнуть на тебя как следует – секунда-другая у тя точно будет, чтоб отвернуться и подать сигнал.

— Глядеть в оба, закрыть глаза, крикнуть тебя, — кивнув, подтвердил человек. – Что дальше?

— Дальше доходим до места. Оцениваем обстановку. После чего, чтобы не случилось, ты сворачиваешь на дорогу и несешься в замок так, словно за тобой гонится Найтмер Мун верхом на Дискорде. А я… — достав склянку с мутно-оранжевой жидкостью, пони одним залпом влил в себя ее содержимое, — … а я покумекаю с нашим…

— Но зелье не дает стопроцентной защиты! – встрял Айроншилд.

— Я вполне могу справиться с кокатриксом и с закрытыми глазами. А зелье – так, для подстраховки, — предвосхищая его возмущение, Панч продолжил. – И это не хвастовство. Когда дело доходит до прямой конфронтации, кокатриксы производят слишком много шума. Со временем и ты научишься, а сейчас… да какого! — жеребец осекся и устремил на человека гневный взгляд. – Ты делаешь то, что я скажу, или проваливаешь – забыл?!

Айроншилд не знал, сколько они прошли, пока Панч не обнаружил следы – постоянное ожидание атаки размыло для человека понятие времени. Единственное, что он мог с уверенность сказать, так это то, что очень быстро темнело.

Судя по отметинам на снегу, кокатрикс преследовал какое-то небольшое животное. Чуть погодя, они наткнулись на кульминацию этой охоты: все вокруг было перепахано произошедшей схваткой. Проследив дальнейшее направление следов, Панч повел человека за собой.

Солнце окончательно скрылось за горизонтом, и молодая луна украсила ночной небосклон. Словно одолевая злую магию Вечнодикого Леса, ее свет пробивался сквозь густые кроны деревьев, помогая двум следопытам не сбиться с пути.

Они продолжали идти. Молча. Иногда Вайлд Панч знаком приказывал Айроншилду остановиться, прислушиваясь к окружающей их зловещей тишине. Человек же нервно сжимал кулаки, отчего его перчатки слегка поскрипывали. Материал почти полностью копировал по своим качествам кожу, но ею не являлся.

Метрах в десяти перед ними деревья начали редеть, и жеребец замедлил ход.

— Вот он, голубчик, — еле слышно прошипел пони, когда они, скрывшись в неглубоком овраге, остановились у опушки. – Как по расписанию. Только что притащил добычу и сейчас будет трапезничать. Дуй в замок, — сказал он через плечо.

— А ты? – пересилив чувство субординации, спросил мужчина.

— Кокатриксы – территориальные животные. Покажу ему, кто в этих местах главный, и он свалит, как миленький, — глаза пони угрожающе сузились. — Ты все еще здесь?

Стараясь производить как можно меньше шума, Айроншилд двинулся в сторону дороги. Не удержавшись, он напоследок бросил взгляд назад. Панча он уже не увидел – лишь дрогнувшая ветка и следы, оставленные следопытом на снегу, говорили о его недавнем присутствии.

Раздалась громкий клекот, который тут же заглушил воинственный крик жеребца. Человек замер. Все его существо подталкивало броситься обратно, помочь своему наставнику, но разум оказался сильнее – если с Панчем что-то случится, то…

Скрипнув зубами, Айроншилд занес ногу для следующего шага, но замер, когда до его уха донеслись подозрительные звуки. Хрустел снег – кто-то или что-то торопливо пробиралось буквально в нескольких метрах от него.

Не дыша, человек повернул голову. За деревом мелькнула змеевидная тень – она явно направлялась в сторону стоянки кокатриксов. Поборов страх, Айроншилд последовал за ней. Не потребовалось много времени, чтобы понять – это был еще один кокатрикс. Тварь была размером чуть больше пони. Пригнув голову, и слегка покачивая хвостом в предвкушении, она явно собиралась зайти ни к чему не подозревающему следопыту со спины. Человек нахмурился, заметив, что этот кокатрикс отличается от виденных им в книгах: задние лапы находились чуть ближе к хвосту, а передние – которых у него вообще быть не должно – заканчивались похожими на драконьи когтями. Крылья тоже выглядели иначе, и походили на недоразвитые придатки, едва ли позволяющие ему полноценно летать. Голову существа украшал мощный, слегка загнутый клюв; казалось бы, им без труда можно было вскрыть даже рыцарский доспех. Вид кокатрикса одновременно и впечатлял, и ужасал Айроншилда. Почувствовав, как по спине пробежал холодок, он сжал кулаки.

Но рассуждать над необычным даже для кокатрикса видом и, тем паче, предаваться панике времени не было — Айроншилд должен был сделать хоть что-то. Плевать на приказ! Если ничего не предпринять, то жизнь Панча может оборваться очень быстро. Продолжая красться за кокатриксом, человек лихорадочно пытался осмыслить свой следующий шаг. Он огляделся по сторонам. Понимая, что выдаст себя раньше времени и окажется в невыгодном положении, если еще больше сократит дистанцию, Айроншилд не нашел ничего лучше, чем слепить снежок и метнуть его в спину рептилии (или курицы).

Раздраженно зашипев, кокатрикс обернулся на наглеца, осмелившегося прервать его многообещающую охоту. Вид незнакомого доселе двуного существа смутил его, но только на мгновение. Яростно заклекотав, он бросился на новую жертву.

За секунду до того, как тварь подскочила к нему одним молниеносным рывком, Айроншилд успел укрыться за молодой елью. Как и говорил Панч, кокатрикс выдавал себя громкими криками, но человек не был мастером слепого боя, чтобы как-то воспользоваться этим преимуществом. Опустив взгляд и крутясь вокруг дерева, он старался по мелькавшим то тут, то там лапам определить местоположение кокатрикса и его движения. Но надолго его не хватило. Быстро раскусив стратегию начинающего следопыта, тварь предугадала его следующий шаг и, прыгнув навстречу, сбила мужчину с ног.

Для обоих время будто остановилось. Айроншилд с ужасом и отчаянием понял, что смотрит своей смерти прямо в глаза. И что еще хуже – он не может отвести взора. Но и кокатрикс был ошеломлен не меньше. Уже сейчас его добыча должна была начать превращаться в камень, но… этого не происходило.

Человек пришел в себя быстрее — буквально на долю секунды, но этого хватило, чтобы мощным хуком справа отправить тварь в нокдаун.

Быстро оправившись, кокатрикс вскочил на все четыре лапы и издал еще один гневный крик. Там, где не справляется взгляд, в ход идут клюв и когти. Встав на дыбы, он начал наносить размашистые удары, намереваясь располосовать следопыту лицо. Но его жертва оказалась куда проворнее, чем он думал.

Если бы не жесткие тренировки с Рэйнбоу Дэш, Айроншилд навряд ли бы смог совершить подобное. Положение было критическим, и инстинкты, отодвинув разум подальше, взяли управление на себя. Будто предугадывая движения противника, они уводили тело человека в сторону буквально за долю секунды до атаки, тут же отвечая ответным выпадом.

В иной ситуации это порождение магии Вечнодикого Леса уже оценило бы сложившуюся ситуацию и поспешило убраться восвояси, но слепая ярость вновь и вновь заставляла его бросаться вперед. Разорвать, убить, оставить изуродованный труп – охотник не может стать жертвой.

Получив еще несколько увесистых ударов по голове и корпусу, кокатрикс окончательно взбесился. Пригнувшись, он взмахнул крыльями, намереваясь перепрыгнуть человека и оказаться позади него, чтобы вцепиться в шею. Маневр вышел очень неуклюжим, и Айроншилд уже был готов ответить апперкотом, но тут его мышцы на мгновение свело судорогой. Недостаточно сильной, чтобы сделать его беспомощным, но вполне достаточной, чтобы тварь успела приземлиться и располосовать кафтан, оставив красную борозду на плече.

Вскрикнув – больше от негодования, чем от боли – человек крутанулся вокруг своей оси, стараясь нанести низкий удар по корпусу. Еще раз взмахнув крыльями, кокатрикс оттолкнулся от земли и, увернувшись от удара, обрушился на следопыта сверху.

Управляемый инстинктами, Айроншилд тут же увидел отличную возможность поставить противнику шах и мат. Мужчина шагнул в сторону, собираясь перехватить кокатрикса еще в падении и, прижав затем к земле, сломать ему шею, но очередная судорога режущей болью прочертила полосу от ступни до пояса. Не удержав равновесия, он рухнул под тяжестью твари. Смертоносные когти нависли над его головой и тут же опустились, стремясь закончить эту схватку раз и навсегда. В последний миг человек сумел перехватить их, и с глухим рычанием оттолкнул от себя. Он напряг пресс, намереваясь перекатиться вправо и сбросить тварь, но вдруг осознал, что почти не чувствует свое тело ниже пояса.

Справляясь с пробивающейся в его сознание паникой, Айроншилд все еще мог удерживать когти кокатрикса подальше от своего лица, но теперь ему так же приходилось изо всех сил мотать головой, чтобы острый клюв не размозжил ему череп. Положение казалось безвыходным. Насколько у него еще хватит сил в таком состоянии? Казалось бы, достаточно, чтобы дождаться помощи от Вайлд Панча… если к этому моменту человек не превратиться в камень, а сам следопыт не станет жертвой, но… Но по его телу, подобно лесному пожару, вспыхивали все новые очаги боли, онемение пробиралось к плечам. С каждым мгновением становилось все яснее, что его час пробил. Еще пара щелчков клювом — и он труп.

В последней попытке дать смерти отпор Айроншилд с ревом оттолкнул кокатрикса от себя. Человек с вызовом посмотрел ему в глаза. Сил уже почти не осталось, но он не собирался умирать вот так – сдавшимся и смирившимся с судьбой.

Но прежде чем тварь успела нанести смертельный удар, ее голова треснула подобно гнилому арбузу. Секундой позже кокатрикс обмяк и безжизненно рухнул на человека.

— Чтоб тебя… балбес… — тяжело дыша, прохрипел Вайлд Панч. – Я же… говорил… никакой само… самодеятельности… — спихнув в сторону тушу кокатрикса, жеребец стряхнул с копыт мозги и начал торопливо прощупывать тело Айроншилда. – Ох ты ж, блятство…

Страх за своего подопечного смешался с шоком от того, что двуногий все еще не превратился в камень. А он явно успел поиграть с кокатриксом в гляделки – тут можно было не сомневаться. Но, как бы то ни было, выглядел Айроншилд прескверно: на шее проступили бардовые – почти черные – вены, пальцы сжимались и разжимались в непрерывных судорогах, а кожа в некоторых местах покрылась темно-серыми наростами. Выглядело так, будто человек превращался в камень, но… не полностью…

Айроншилд попытался ответить, но вместо слов из его горла вырвался болезненный хрип, а голосовые связки словно превратились в трущиеся друг о друга листы наждачной бумаги. Весь его организм превратился в аттракцион пыток: резкие спазмы ломали тело, мышцы разрывало изнутри, будто сквозь них неспешно протягивали колючую проволоку, а из глаз вместо слез скатывались похожие на маленькие льдинки кристаллы. Уже теряя себя в этом океане боли, человек с трудом посмотрел на своего наставника. В его взгляде следопыт увидел не страх и даже не мольбу, а какое-то наивное детское непонимание.

— Держись, парень, — Панч ухватил человека зубами за воротник и поволок в сторону дороги, ведущей к замку. – Потерпи чуток, — сквозь зубы продолжал он, будучи уже не уверенным, что Айроншилд его слышит. – До замка то всего час… ну, в нашем случае два часа… ты главное с предками своими не здоровайся, коли встретишь… а уж если статуей обернешься, так эт дело житейское – единороги мигом поправят…

Боль постепенно проходила, но положение становилось лишь хуже. Ощущение окружающего мира быстро сходило на нет: теряя зрение, Айроншилд уже с трудом различал силуэты деревьев; барабанная дробь сердца, отдаваясь в ушах сильными и частыми ударами, почти заглушала речь жеребца. Даже запахи куда-то делись, воздух с трудом, как через слой ваты, пробивался в ноздри. Скоро его начало клонить в сон – столь желанный после адских мучений.

Инстинктивно понимая, что уснув сейчас, он уже не проснется, человек, как утопающий за соломинку, начал хвататься за каждое слово, сказанное старым следопытом. Стараясь осмыслить, все, что он слышит, Айроншилд упрямо отказывался умирать.

“Же”, — шептало его угасающее сознание, — “это союз… служит для… “замок” – большое каменное здание… стены… “протянуть” – это глагол… слова… должен думать слова, проговаривать… нельзя не думать…”

Внутренний голос становился все слабее, а мысли превращались в хаотичный набор импульсивных переживаний. Затем все поглотила немая тьма.

Сквозь сон Айроншилд почувствовал легкое прикосновение к груди. Мгновенно открыв глаза, он попытался поднять руку, но тут же опустил ее, болезненно скривившись: мышцы ныли так, как если бы он вчера весь день отпахал на ферме Эпплов.

— Полегче, прыткий ты наш – врач сказала “никаких резких движений”. – Над ним нависло лицо Найтлайт. Радостно улыбаясь его пробуждению, единорожка, тем не менее, не смогла сдержать ехидных ноток в своем голосе.

Человек повернул голову – к счастью, этот маневр удался без помех – и осмотрелся. Он находился в небольшой комнатке, каменные стены которой носили следы недавнего ремонта. Из мебели он увидел грубо сколоченный шкаф с несколькими полками, на которых стояли какие-то склянки с непонятной жидкостью, а также небольшой сундучок и металлический поднос, покрытый белым полотенцем. В углу на табурете стояло странное устройство, конструкцией напоминающее плазменную лампу, но вместо электрических разрядов в шаре словно горело миниатюрное солнце, освещая комнату и разнося по ней приятное тепло. Сам он, укрытый большим ворсистым одеялом, лежал на невысокой кровати.

— Не люблю, когда меня трогают во сне, — сказал он, и, переведя взгляд на стражницу, усмехнулся. – Но, возможно, я поторопился с пробуждением.

— Я всего лишь хотела поправить одеяло, — оставив его последние слова без ответа, Найтлайт внимательно осматривала человека. – Ты почти все время пролежал неподвижно… как камень, но с сегодняшнего утра вдруг начал ворочаться, как…

— Сколько?

— Панч принес тебя четыре дня назад, чем поставил весь замок на уши.

— Как камень… — прошептал человек. – То есть, в статую я все-таки не превратился?

— Нет. И именно это поставило всех в тупик – никто не знал, с какой стороны подступиться. Ты был в отключке, хоть и при смерти, а заклинание работает только на окончательно превращенных в камень. Если не считать температуры твоего тела, упавшей до опасной отметки, отчетливого, но редкого пульса и столь же редкого дыхания, дальнейших ухудшений не последовало. Так что единственное, что они могли сделать на тот момент – это держать тебя в тепле.

— Понятно… — человек попытался воспроизвести в памяти подробности произошедшего, но смог вычленить только раздробленные куски. – Слушай, — сказал он, когда Найтлайт закончила с осмотром, — не подумай, что я жалуюсь или не рад тебя видеть, но… каким боком ты тут оказалась?

— Я пришла с Принцессой Луной вчера вечером, — ответила единорожка. – Она должна была возжечь Сестринский Очаг и осмотреть текущее состояние замка.

— То есть… это Принцесса Луна привела меня в чувство?

Найтлайт отрицательно покачала головой:

— Нет, в этом не было необходимости. Она отбыла сегодня, как только стало ясно, что тебе полегчало, — заметив вопросительное выражение на его лице, она улыбнулась уголком рта. – Ты с таким упорством начал скидывать с себя одеяло – будто тебе что-то снилось. Принцесса заглянула в твои сны. Уж не знаю, что она там увидела, но сказала, что дальше ты сам справишься, и беспокоиться больше не о чем.

— Я не помню никаких сновидений с ее присутствием, — озадаченно проговорил Айроншилд. — Я вообще ничего не помню с того момента… — В этот момент он вдруг осознал, что под одеялом на нем не было никакой одежды. Понимая, что прикрываться глупо даже в целом, а уж тем более – от нее, мужчина все же попытался как-то поглубже закопаться под одеяло.

Найтлайт равнодушно пожала плечами:

— А это и не важно – важно, что ты победил, — она направилась к истертому куску ткани, выполнявшему роли двери. – Скоро вернусь, надо сообщить лекарю, — бросила кобылка через плечо.

— И принеси что-нибудь поесть! — крикнул ей вслед мужчина, почувствовав недовольное урчание в животе. – Я голоден, как волк!

Спустя лишь секунду, как Найтлайт скрылась за “дверью”, Айроншилд осторожно поднялся с кровати. Морщась при каждом движении, он принялся рыться в своей сумке — одно лишь одеяло поверх голого тела заставляло его чувствовать себя неловко.

Молодая единорожка в одеяниях следопыта осматривала человека добрые полчаса, прежде чем резюмировала, что пациент будет жить, и самое худшее уже позади. Прописав ему постельный режим в течение еще трех дней, она оставила Айроншилда и Найтлайт наедине.

— Для начала сойдет, — сказал человек, с благодарным кивком отдавая сарозийке чуть ли не вылизанную дочиста тарелку. – Панч в курсе, что мне стало лучше? – чуть погодя спросил он.

Кобылка присела рядом с ним и отрицательно покачала головой:

— Старик с группой следопытов отбыл вчера утром. Они прочесывают окрестности в поисках других кокатриксов. Хотят поймать одного – таких, с которыми вы столкнулись, еще никто не встречал.

— Новый вид?

— Может быть, — неопределенно протянула стражница. – Я не сильна в том, что касается магии Вечнодикого Леса, но подобные изменения уж слишком радикальны — даже для него. Возможно, где-то в чащах образовался искажающий пруд. Такое иногда случается, пусть и очень редко…

— Чертова тварь успела напугать меня до усрачки, — признался человек. Уж не знаю, все ли кокатриксы такие страхолюдины, но этот выглядел просто омерзительно.

— Видимо, не настолько, раз ты осмелился выйти с ним один на один.

— Ну а что мне было делать? – пожал плечами человек. – Он бы застал Панча врасплох. Я не ставлю под сомнение его опыт, но… короче, я должен был хотя бы попытаться уравнять шансы.

Взмахнув густыми ресницами, Найтлайт посмотрела на человека и улыбнулась:

— О его приказе “не соваться” ты, видимо, забыл… Нет, я не осуждаю! – заметив его скривившуюся физиономию, сказала она. – Наоборот, приятно видеть, когда прислушиваются к интуиции. Но ты сильно рисковал, – посерьезнев, продолжила кобылка. — Ведь повернись все иначе, до замка не добрался бы никто из вас. И тогда об этом странном поведении – не говоря уже о виде – кокатриксов, мы узнали бы только Дискорд знает когда. Но без риска достойные дела редко делаются, и как следствие, мы имеем спасенную жизнь, полезную информацию и восхищенные взгляды коллег.

— О да, я прям былинный герой, — саркастически усмехнулся Айроншилд. – Бойтесь, порождения мрака!

— Ты еще не слышал “официальную” версию Панча. С его слов выходит, что ты чуть ли не в одиночку одолел одного кокатрикса и помог ему справиться с другим… Хитер старик, ох, хитер, — оборвала она, уже готового возмутиться человека. – Зная, что Гильдия Следопытов не станет просто так принимать человека в свои ряды, он уже вписал жирный пункт в твое будущее резюме. Продолжай в том же духе, и уже максимум через полгода получишь ранг полноценного претендента.

— Спасибо, что предупредила, — ошарашенно протянул человек. – Я… не ожидал подобного от… — замолчав на полуслове, он внезапно вспомнил рассказ Вайлд Панча о той схватке с Карнатским драконом. “История повторяется, судя по всему…”

— Ученики для него – святое, — не обратив внимания на паузу в его словах, продолжала кобылка. – Он всегда полностью отдавался обучению и следил, чтобы его подопечные получили заслуженное признание. Постарайся не подвести его.

— Я уже успел почти облажаться. Просто невероятно, что кокатрикс не обернул меня статуей.

;- А вот это уж точно. Пока не ясно, что послужило причиной такой сопротивляемости, но, исходя из отчетов Твайлайт… что? – спросила Найтлайт, заметив изумление Айроншилда. – Я же говорила, что знаю о тебе больше, чем ты думаешь… Так вот, исходя из этого, можно предположить, что любой метаморфозис воздействует на тебя так же слабо, как и заклинания иллюзий. Но, тут уже пусть сама Твайлайт и разбирается – она все-таки спец в подобных вопросах… Ой, совсем забыла! – перебила сама себя пони, а ее рог замерцал. – Я ж тебе принесла кое-что.

Лежащий у стены длинный холщовый сверток поднялся в воздух и плавно пролетел к нему. Магия развеялась, и он почувствовал, как что-то тяжелое опустилось на колени.

— Разворачивай уже! — не дожидаясь его действий, торопила человека Найтлайт, а в ее глазах плясали искорки. – Уверена, тебе понравится, — добавила она, подсев чуть ближе.

Развернув сверток, Айроншилд не удержался от восторженного вдоха. Это был меч – один из тех, что он и Роки Роуд нашли пару месяцев назад на нижних уровнях.

С легким металлическим шелестом клинок покинул ножны, и человек медленно провел ладонью по прохладному лезвию. Сомкнув пальцы на рукояти, он вытянул его перед собой. Длина меча была чуть меньше полутора метров, сантиметров двадцать приходились на рукоять. На ониксово-черной гарде был выгравирован расправивший крылья грифон. Эфес венчала когтистая лапа, удерживающая темно-фиолетовый камень нарочито грубой огранки. Мечом можно было орудовать как двумя, так и – при наличии достаточной силы — одной рукой.

— Найтлайт… — тихо проговорил Айроншилд, продолжая завороженно смотреть на клинок. – Я…

Широко улыбаясь произведенному эффекту, единорожка положила ему голову на плечо:

— Я знала, что тебе понравится. И надеюсь, что ты умеешь с ним обращаться, а то все старания прахом.

— Ну, с какой стороны за него браться я разберусь… но почему?

— У тебя нет ни крыльев, ни копыт, магией ты так же не владеешь, — ответила Найтлайт, незаметно заводя копыто ему за спину. – Разве могла я оставить тебя безоружным, один на один с Вечнодиким Лесом?

— Слов у меня сейчас тоже нет… — смутился Айроншилд, действительно не зная, как выразить переполнявшую его благодарность.

— Мне хватит твоей реакции, милый, — улыбнулась единорожка. Забрав у мужчины меч, она вернула его в ножны и поставила в угол. – Ладно, успеешь еще наиграться, а сейчас… — она нарочито медленно провела копытом по его боку, отчего человек шумно втянул воздух. – Какая прелесть – ты все еще смущаешься! — ее губы расплылись в игривой улыбке. — Это никогда не надоест. Жаль, конечно, что из одежды на тебе сейчас только брюки, а то мне жуть как понравилось тебя раздевать!

— А как же постельный режим и “без резких движений”? – ухмыльнулся Айроншилд. В ответ Найтлайт мягким движением толкнула его в грудь, и человек растянулся на кровати. Легкое замешательство быстро прошло, и в этот раз он не стал разыгрывать из себя недотрогу. Отсутствие полноценной двери, правда, все еще несколько сбивало его настрой, но желание оказалось сильнее.

— Постельный режим мы уже соблюдаем, — взобравшись на него, Найтлайт игриво укусила человека за шею. – А двигаться тебе особо и не надо… доверься мне, в этом вопросе у меня большой опыт. Плюс ко всему… — покрывая его тело поцелуями, она начала не спеша опускаться вниз. Добравшись до цели, кобылка бросила на Айроншилда озорной взгляд. – Плюс ко всему, твои мышцы все еще слишком напряжены – мне это не нравится. Надо срочно исправлять, и… — кобылка потянула зубами веревку на брюках, — напрячь кое-что другое…

Глава 9

Скуталу проснулась оттого, что озорной солнечный зайчик, проскочивший сквозь щель между шторами, устроился прямо на ее здоровом глазу. Недовольно бурча себе под нос, пегаска осторожно потянулась. За прошедшие три дня она уже успела научиться двигаться так, чтобы не тревожить ни сломанную переднюю ногу, ни треснувшие ребра. Вот только никак не могла привыкнуть к тому слепому пятну, которое образовалось на месте ее левого глаза.

Стараясь не шуметь, она спрыгнула на пол, и неловко захромала в ванную. Свити Белль все еще спала на своей кушетке, зарывшись носом в подушку. Верная своему слову, она почти не отходила от пегаски, и даже выпросила у Черили разрешение не ходить в школу до ее выздоровления. Правда, та взамен потребовала, чтобы она самостоятельно изучала учебный материал и делала домашние задания. И, по мере возможностей, помогала с этим и Скуталу – на что единорожка откликнулась со всем старанием. Видеть свою подругу в виде «строгой» учительницы было необычно и даже забавно – но пегаска не могла не признать, что у той неплохо получалось.

Подойдя к зеркалу, кобылка мрачно уставилась на свое отражение. Синяки и ушибы постепенно сходили на нет, а сломанная левая нога мирно покоилась в гипсе. Трещины в ребрах на деле оказались не такими страшными, как сперва казалось, и были особым образом стянуты хитрыми повязками. Но вот глаз!.. Отведя копытом челку, Скуталу медленно распутала бинты и осторожно отлепила пропитанный мазью тампон. Отек от удара уже не выглядел так кошмарно, как несколько дней назад… но радужка по-прежнему выглядела неприятно мутной, да и зрение к ней никак не возвращалось. Зажмурив здоровый глаз, пегаска изо всех сил попыталась увидеть больным хоть что-нибудь. Бесполезно.

Отодвинув штору, она подставила лицо ярким солнечным лучам в отчаянной надежде, что может хоть свет дневного светила, зримое проявление силы и любви Селестии, сумеет пробиться сквозь заполнившую его тьму. Тщетно. Пегаска все стояла и стояла, а из глаз ее текли слезы.

Наконец, она смогла взять себя в копыта. Умывшись, достала чистые бинты, тампон и мазь; спустя несколько минут повязка вновь скрыла под собой ставший бесполезным глаз. «Ничего… я еще жива, Свити им не досталась, а директор скоро отправится за решетку. А глаз… ну, на крайняк у меня есть еще один!» — Невесело улыбнувшись своим мыслям, пегаска пошла будить подругу.

Три прошедших дня были тяжелы, но Коппервинг мрачно подозревал, что следующие будут только хуже. После «интервью» с той странной журналисткой, он смог урвать всего лишь несколько часов сна – а после развернул кипучую деятельность, единственной целью которой был поиск любых возможных способов лечения. Заручившись поддержкой Твайлайт, он написал десятки писем самым выдающимся и именитым докторам Эквестрии. Кроме того, сообщил родителям и Балк Бицепсу – вряд ли тот мог как-то помочь, но Коппервинг посчитал необходимым известить врача о состоянии его пациентки. Он хотел было написать и принцессам – но после некоторых раздумий, решил с этим не спешить. Ему показалось недостойным просить помощи у божественной сущности, прежде чем были испробованы все прочие способы и средства. Остаток дня они с Твайлайт провели в библиотеке, ожесточенно штудируя книгу за книгой, пытаясь найти описание подобных случаев и советы по лечению.

На следующий день, оставив единорожку и дальше разбираться с книгами, пегас решил навестить Зекору. По своему опыту он знал, насколько сильно отличаются подходы и методы зебриканских шаманов и травников от традиций эквестрийской медицины. Не обладая собственной магией, зебры научились использовать ту силу, что содержится в окружающем мире, получая на выходе совершенно фантастические зелья и мази. В ход шло бесчисленное множество растений и трав, кореньев и плодов. Иногда добавлялись и вовсе несъедобные ингредиенты – Коппервинг вспомнил, как однажды Зекора выпросила у него одно из его перьев – и тут же пустила на очередное варево. Нет, опытный лекарь-единорог умел лечить не хуже, вот только его могло просто не оказаться рядом. А вот припасенное про запас зелье всегда могло поправить здоровье или прогнать болезнь, в какой бы глуши не возникла в нем нужда. Эти различия способствовали здоровой конкуренции – в Эквестрии стали все чаще попадаться травники-зебры, а в Зебриканию отправлялись некоторые из единорогов-целителей. И хотя не все относились к такому обмену с доверием, высмеивая чужаков или демонстративно отказываясь у них лечиться, обмен опытом непрерывно нарастал, а достигнутые результаты говорили сами за себя.

Прибыв на место, пегас нетерпеливо заколотил в дверь. Не дождавшись ответа, он вошел в дом. Зекоры внутри не было. Наскоро осмотревшись, Коппервинг увидел записку. В ней рифмованным текстом было сказано, что шаманка ушла на несколько дней, намереваясь набрать запас каких-то особенно редких трав. Прочитав дату – вчерашнее число! – пегас от души выругался. Отыскав перо и чернильницу, он оставил Зекоре свое сообщение, прямо под ее стихами. В ней пони вкратце обрисовал ситуацию, и попросил зебру как можно скорее явиться к ним в Понивилль. Вернув записку на место, Коппервинг поспешил назад в город. Мельком проведав свою подопечную, он вновь засел в библиотеке вместе с Твайлайт.

Уже на следующий день стали приходить первые ответы от светил эквестрийской медицины. Из большинства писем следовало, что врачи уважают и признают медицинский авторитет доктора Хорса, и доверяют методам его лечения. Также было предложено восемь новых лечебных заклинаний; а еще поступило несколько предложений о переводе Скуталу в другие лечебные заведения. И если заклинания, хоть и безрезультатно, они честно испробовали, то на переводы был дан решительный отказ: те больницы не гарантировали исцеления, к тому же находились в многих днях пути от Понивилля.

Коппервинг храбрился изо всех сил. Развив бурную деятельность, он искренне старался поверить сам и убедить окружающих, что глаз придет в норму, нужно лишь еще немного времени и лечебной магии. Но в глубине души пегаса рос ужас – он не знал, что делать дальше, и боялся того, как Скут может перенести худший вариант развития событий. Все это, вкупе с нервным перенапряжением, привело к тому, что вечером жеребец напился в стельку, сидя прямо на полу ставшего неожиданно пустым и холодным дома. И если бы какому-то другому пегасу пришло в голову заглянуть в окно облачного дома, его взору бы открылась страшная картина. Коппервинг, едва держась на ногах от выпитого, наматывал бесконечные круги по комнате. Заплетающимся языком он то злобно костерил Лютефиска и клятвенно обещал ему жестоко отомстить – то, со скупыми слезами на глазах, безудержно молил высшие силы – любые и все сразу – об исцелении больного глаза своей подопечной.

Расследование тем временем шло своим чередом. Опросив свидетелей, Найтлайт с помощниками устроили еще один, гораздо более тщательный, обыск в помещениях приюта. Помимо кабинета директора, они также старательно проверили и комнаты его беглых подельников. И если первая была безукоризненно чиста, то во второй было найдено несколько пегасьих перьев. Опрошенные жеребята подтвердили, что они по цвету совпадают с окрасом Насти Торна, местного повара. Сотворив поисковое заклинание, Найтлайт выяснила, что тот уже покинул город, и сейчас спешно направляется на восток, в сторону Филлидельфии. Не имея возможности отправить за ним погоню, сарозийка написала письмо командиру гвардии, ответственному за тот район. Вкратце обрисовав ситуацию, она попросила приложить все усилия для поиска и задержания Торна. Вложив в конверт одно из перьев, Найтлайт отнесла его на почту, где за счет своих полномочий добилась для письма наивысшего приоритета срочности.

Когда она вернулась в кабинет директора, ее ждал приятный сюрприз: снова и снова сканируя помещение на тайники и скрытые секреты, единороги смогли-таки нащупать аномальную зону внутри одной из стен, и теперь с гордостью демонстрировали лейтенанту найденную в потайной нише резную шкатулку.

Впрочем, радовались они не долго. Все попытки открыть находку были неудачными: судя по всему, ее защищали хитроумные заклятья, накрепко запирающие ее для всякого, кто не знал тайное слово-активатор. Словно этого было мало, чары препятствовали и магическому сканированию, не давая даже выяснить, что скрывается внутри. Сдерживая раздражение, сарозийка отнесла шкатулку к Твайлайт Спаркл: если кто в этом городе и мог взломать или обойти заклинание, то разве что носительница Элемента Магии.

Выслушав Найтлайт, единорожка внимательно изучила принесенную находку. Не сумев сходу дать внятного ответа, она принялась искать его в томах и фолиантах библиотеки Золотого дуба. Подчиняясь ее телекинезу, книги десятками слетали с полок, зависая у нее перед глазами; страницы перелистывались с бешеной скоростью, вызывая у сарозийки рябь и помутнение в глазах. Перо металось по блокноту, покрывая страницы аккуратным почерком и редкими пятнами клякс – единорожка сверяла, анализировала, отделяла правду от выдумки и факты от надуманной со временем ерунды. Наконец, спустя почти что два часа, у нее был готов предварительный ответ.

Со слов Твайлайт, это была Шкатулка Тайн – редкий и дорогой артефакт, гарантирующий владельцу абсолютную сохранность содержащихся в нем вещей. Больше ей не удалось выяснить ничего полезного – на шкатулке не было клейма мастера, а наложенные на нее заклятья обеспечивали ей идеальную сохранность. Ни рассохшегося дерева, ни потрескавшегося лака, ни даже сколов или царапин – находка могла быть сделана как вчера, так и пару веков назад. Итоговый вердикт был неутешителен: без кодового слова не открыть. Силовой способ исключался – заклятия были так хитро наложены, что при разрушении шкатулки уничтожилио бы содержимое. А на перебор вариантов, по самым грубым подсчетам, могли уйти годы. Напоследок Твайлайт попросила обращаться со шкатулкой максимально осторожно: бывали случаи, что на них накладывали не только защитные, но и охранные чары, активация которых могла грозить увечьем или даже смертью.

Следующие пару дней сарозийка провела в попытках допросить бывшего директора приюта. Сам вид его, избитого и в кровоподтеках, доставлял ей мрачное удовлетворение – было видно, что Коппервинг успел основательно над ним поработать. Но допросу это, увы, не помогало — говорить Лютефиск наотрез отказывался, нагло заявляя о своей невиновности, и требуя адвоката. Не действовало ничего – ни угрозы, ни осторожно применяемые сарозийские техники допроса. Директор молчал, лишь иногда презрительно косился на кобылку, словно сама ситуация его совершенно не волновала.

«Вот ведь гад!.. Понимает, сволочь, что поиски наши пока что окончились ничем! Да и что шкатулку не открыли, тоже наверняка догадывается! Ведь наверняка самое главное в ней спрятано, иначе смысл такую защиту городить?» — Тут Найтлайт задумалась. – «А что, если шкатулка – лишь приманка, эдакий отвлекающий маневр, призванный спрятать настоящую тайну, реальный компромат? А внутри – вкладыши от жвачек или подобная ерунда? Да нет, едва ли. В любом случае – пока что это все, что у нас есть. Но ничего, ничего... Я отослала фотографии и описание шкатулки в архивы и хранилища Кантерлота. Если где и смогут раскопать что-то полезное про эту дискордову штуковину, то только там. А еще на днях приедут умники из столицы, и уже вплотную займутся молчуном-директором. И кабинет еще раз проверят, и подельника его расколят, кстати, как он там?..»

А Чэйсер с момента попадания в больницу так и не приходил в сознание. Врачи пожимали плечами – на кому это не походило, но и дать внятное объяснение причинам его состояния они тоже не могли. Поэтому его допрос откладывался на неопределенный срок. Само собой, к нему, как и к Лютефиску, были приняты самые строгие меры по безопасности: особое кольцо блокировало магию, а правая передняя нога приковывалась к изголовью массивной больничной кровати. Кроме того, у обоих было срезано по пучку волос, чтобы в гипотетическом случае побега у них не было и шанса скрыться от погони. Словно и этого было мало, больницу в целом и их палаты в частности были под круглосуточной охраной – но их стерегли не столько от побега, сколько от всего того, что с ними могли сделать разъяренные местные жители.

На следующий день прибыло обещанное подкрепление. Ко всеобщему удивлению, в Понивилль направили самого Крисп Крекера, ветерана кантерлотского сыска. Старик был живой легендой и признанным мастером своего дела; уже сам факт того, что дело поручили не кому-то другому, а именно ему, говорил о многом. Его сопровождала молодая единорожка по имени Лаванда – успевшая, несмотря на молодость, раскрыть нескольких громких дел. Вместе с ними прибыл десяток гвардейцев, во главе с пегасом Опал Клаудом.

Сразу же после прибытия, Крисп с головой погрузился в работу. Наскоро изучив отчеты Найтлайт и ее отряда, Крекер взял командование на себя, оставив за ней лишь вопрос охраны и общей безопасности. Сарозийка была только рада, хоть и изо всех сил старалась это скрыть. Допросы того рода, что предстояли Лютефиску и его сообщнику, никогда не были ее сильной стороной; в то же время, с силовыми задачами опыта и знаний ей было не занимать.

Дело постепенно сдвинулось с мертвой точки. Презрительно молчавший в ответ на все старания Найтлайт, директор наконец-то стал реагировать на усилия новых следователей. И хотя ничего стоящего он пока что так и не сказал, начало было положено.

После первого же допроса, Лаванда забрала найденную в кабинете шкатулку. Тщательно ее изучив, она долго сверялась с полученной из архивов информацией, делая какие-то пометки и записи. А ближе к вечеру устроила офицерскому составу небольшую лекцию.

По всему выходило, что шкатулке было уже несколько сотен лет, и создана она знаменитым мастером Кирионом Джином, или же его учениками. В подтверждении своих слов, Лаванда указала на контуры печати мастерской, вплетенные в замысловатый узор верхней части шкатулки. Сделано это было настолько ловко, что символ невозможно было распознать даже в упор, если не знать точно, что именно и где искать. Для наглядности Лаванда показала несколько фотографий двух других творений того же мастера, еще одной шкатулки и небольшого сундучка. Резьба и орнамент различались, но характерная печать была одинаковой на всех трех изделиях.

Этот факт вызвал оживленное обсуждение со стороны присутствующих. Ценность и стоимость находки была поистине невероятной, что приводило к следующему логичному вопросу: откуда у такого, как Лютефиск, такое сокровище? Сам факт того, что он владел артефактом подобной редкости, говорил о многом. Ведь продав его, можно было выручить столько денег, что хватило бы до конца жизни. Однако вместо этого директор использовал Шкатулку Тайн по назначению, спрятав в ней секреты и подробности своего заработка на работорговле.

На правах рассказчика призвав коллег к молчанию, Лаванда добавила, что в общих чертах догадывается, как ее можно открыть. Как сообщили из Королевского архива, все подобные работы Кириона, бывшего в те годы придворным изобретателем при дворце императора Грифоники, на самом деле открывались еще одним паролем. Вплетенное в саму структуру заклинания, это потайное слово было абсолютно невозможно обнаружить, и тем более, избавиться от него. Само собой, что заказчики, выкладывающие за «совершенный сейф» огромные деньги, про такое не знали и знать не могли. Не то что бы Джину были нужны те секреты или ценности, что он мог похитить с помощью такой вот хитрости, нет. Но жизнь среди грифонов превратила его в настоящего параноика, что и привело к созданию таких вот встроенных лазеек. В дальнейшем немногочисленные шкатулки и сундучки благополучно осели в сокровищницах знатных родов, принеся мастеру и его школе богатство и заслуженную славу. А сам факт существования лишнего пароля всплыл совершенно случайно и не так давно, когда исследователи наконец-то смогли расшифровать книгу мемуаров самого Кириона Джина.

Терпеливо переждав последующую за этим известием настоящую бурю восторгов, Лаванда несколько остудила пыл собравшихся. На данный момент было известно лишь то, в каком направлении нужно искать, а не сам пароль. Исходя из информации по тем двум изделиям Кириона, что оказались не в частном хранении, но пополнили музейные фонды, можно было утверждать, что потайное слово как-то связано с искусством той эпохи. Если им удастся найти упоминания о конкретно этой шкатулке, то подбор ключа займет всего несколько дней; если же нет, то положительного результата придется ждать недели две, не меньше. В любом случае, начало было положено.

И вновь из Понивилля по всей Эквестрии разлетаются письма и послания. На этот раз – в библиотеки и архивы. Помеченные знаком «секретно», они содержали описания найденной шкатулки, и запрашивали всю имеющуюся информацию по этому вопросу. Отдельное письмо было направлено в Королевский архив, где хранились мемуары Кириона. Помимо вопроса о шкатулке в целом, архивариусов просили составить список и описание литературы, музыкальных произведений, живописи и всего тому подобного, что упоминалось в записях Джина. Это был огромный объем работы, но выбора не было. Важно было не упустить и малейшей детали, ведь именно в ней могла скрываться подсказка к заветному кодовому слову.

Новое утро принесло Коппервингу жуткую головную боль и прочие, еще менее приятные, последствия излишних возлияний. Запив припасенную таблетку целым кувшином воды, показавшейся ему поистине освежающе-прохладной и прямо-таки невероятно вкусной, он снова завалился на кровать. Облегчение пришло в положенный срок – спустя каких-то полчаса он вполне бодро готовил себе завтрак. Но поесть спокойно ему не дали – снизу послышался знакомый голос.

— Коппервинг, друг мой!

Войдя лишь только я домой,

Как клич увидела я твой!

И вот, собрав…

Выглянув в окно, он увидел Зекору и приветственно замахал ей копытом. Та запнулась на полуслове, а потом помахала в ответ. Оставив на столе недоеденный завтрак, Коппервинг поспешил навстречу подруге.

Уже на земле пегас обратил внимание, что выглядела зебра неважно. Длинное шерстяное пальто, не по сезону теплое, наглядно демонстрировало, насколько плохо зебра переносила даже такой слабый морозец. На спине у Зекоры были закреплены две большие сумки, разносящие по округе крепкий аромат лекарственных трав. Ее привычный ирокез был растрепан и помят, ноги густо испещряли свежие царапины, а глаза покраснели от усталости и недосыпа. Но несмотря на все это, улыбка у нее осталась прежней. Отмахнувшись от обеспокоенного взгляда Коппервинга, она расстегнула ремень и с видимым облегчением опустила свою ношу на землю. Несколько долгих секунд они молча смотрели друг на друга – а после коротко и тепло обнялись.

— Тебя всегда я видеть рада,

Но причина…

— Зекора, ну ради всего святого! – разорвал объятия пегас. – Мы не первый день знакомы – и достаточно близко, попрошу отметить! – чтобы ты при мне утруждалась в рифмованной речи.

— Слова твои… — начала было зебра. Но, увидев закатившего глаза жеребца, виновато улыбнулась и продолжила обычной речью. – Приятно, что хоть с кем-то можно поговорить по-простому, без этих статусных стихов. А то доходит до того, что я даже сама с собой так говорю, веришь? – Следом она проговорила несколько слов на родном диалекте. Неплохо зная Зекору, пегас мог с уверенностью утверждать, что это было что-то непечатное.

— Ты представить себе не можешь, как я рад тебя видеть, — искренне сказал Коппервинг. Не дожидаясь просьбы, он подлез под ремни сумок, расположив их у себя на спине. – И как же я хочу верить, что твои микстуры и зелья смогут помочь там, где бессильны наши доктора!..

— Давай не будем забегать вперед, ладно? – поморщилась зебра. – Из твоей записки было понятно, что дела там плохи. И главная проблема в том, что поражен именно глаз – а это то место, которое ни наши знахари, ни ваши врачи, толком лечить так еще и не научились. Мы можем снять воспаление, ускорить восстановление, устранить инфекцию – но и только. Понимаешь, к чему я клоню?

— Понимаю, — скрипнул зубами пегас. – Вы можете лечить то, что еще можно вылечить. А вернуть зрение…

— …Мы не в силах, — закончила за него Зекора. – Медицина с каждым годом идет вперед, семимильными шагами тесня болезни, увечья и саму Смерть – но до окончательно победы еще очень далеко, и увидеть ее нам с тобой не суждено. – Видя, как поник от ее слов жеребец, она поспешила добавить: — Как бы то ни было, Скуталу сперва нужно осмотреть. Есть у меня одно средство – не очень-то приятное, зато скажет наверняка, можно ли там еще что-то сделать. Быть может, ты излишне сгустил краски, и помочь ей в моих силах. А пока будем идти, расскажи-ка мне в подробностях, что и как там случилось…

Вот уже десять минут прошло, как Скуталу терпеливо сносила нескончаемые манипуляции Зекоры. Явившаяся вместе с Коппервингом, зебра изрядно удивила кобылок своей неряшливой внешностью. Сколько они ее помнили, та всегда выглядела аккуратно и даже с определенным стилем, словно жила в обычном поселении, а не в дебрях страшного Вечнодикого леса. Однако настоящим шоком стало то, что она заговорила с ними обычным, не рифмованным, слогом. Но как бы то ни было, все остальное в ней осталось прежним. И основательность в обследовании, и общая энергичность, и густой запах трав, от которых у пегаски сразу же жутко засвербело в носу.

Глядя на снимки ее сломанной ноги, Зекора одобрительно кивала, явно довольная увиденным. Пообещав приготовить несколько зелий для скорого срастания перелома, она перешла к осмотру глаза. И судя по резко помрачневшему выражению лица, увиденное ей совсем не понравилось. «Каким же чудовищем нужно быть, чтобы сотворить подобное с юной кобылкой?.. Осознанно! С азартом и жестокой радостью! Предки свидетели – поступок, достойный звездопоклонников из древних мифов, и совершенно чудовищный в наши года!..»

Закончив с осмотром, Зекора попросила принести ей ту мазь, что прописал пегаске доктор Хорс. Изучив ее на запах, растерев между копытами и даже попробовав на вкус, зебра явно осталась ей довольна. Чего нельзя было сказать о состоянии самого глаза, тем более после нескольких дней лечения. Порывшись в своих сумках, травница вытащила оттуда небольшой шарик землисто-серого цвета. Стряхнув с него пыль, зебра отправила шарик себе в рот, и принялась сосредоточенно пережевывать.

Следующие несколько минут прошли в молчании. Зекора жевала; Свити Белль, словно завороженная, наблюдала за этим монотонным процессом. Коппервинг нетерпеливо мерял шагами палату, а Скуталу отчаянно чесала нос, с трудом удерживалась от оглушительного чиха. Наконец, зебра закончила. Сплюнув получившуюся кашицу на подставленное копыто, она обратилась к пациентке:

— Тебе не понравится, что я собираюсь сделать, но ты уж потерпи, для тебя ведь стараюсь. Коппервинг, будь готов! – С этими словами Зекора одним хлестким движением запустила получившееся месиво прямо в лицо Скуталу, с невероятной точностью полностью покрыв им левый глаз. А когда кобылка с возмущенным воплем отпрянула, с явным намерением отереть лицо, жеребец уже был рядом. Даже не предполагая, чего ожидает от него Зекора, он среагировал быстро и правильно. Одним прыжком подскочив к подопечной, Коппервинг стиснул ее в крепких объятиях, не давая ей стереть с лица дурно пахнущую кашицу.

— Терпи, моя маленькая… пожалуйста, потерпи, — ласково шептал пегас ей на ухо. Даже он не всегда понимал действия Зекоры – но в том, что они как минимум не несут в себе вреда, как бы странно или неприятно не выглядели, жеребец был уверен полностью. – Еще немного, прошу тебя, для тебя ведь старается!..

Пенящаяся серо-коричневая жижа медленно стекала по лицу Скуталу. Прочертив грязные дорожки, она бурыми слезами капала на спину Коппервинга, оставляя на его шерстке мерзкие кляксы. Свити Белль, во все глаза смотревшая на происходящее, позеленела и, прикрыв рот копытом, побежала в ванную. Вскоре оттуда раздались протяжные звуки, наглядно свидетельствующие, что медицина зебр подходит не всем и не каждому.

Постепенно Скуталу сумела успокоиться, во многом благодаря бережным, хоть и крепким, объятиям пегаса. Глубоко вздохнув, она сомкнула веки, позволив… да чему бы то ни было! – полностью размазаться на поверхности пораженного глаза. Ощущения при этом были очень странными – вроде бы морозит, но при этом слегка пощипывает. Не зная, в чем смысл такой проверки и боясь по итогам услышать плохой прогноз, Скуталу воспользовалась возможностью и покрепче прижалась к своему опекуну. Чувствуя тепло его тела, ровный звук дыхания, крепость объятий и легкий запах пота, пегаска нашла в себе силы расслабиться, невольно вспоминая их первый разговор в больнице.

Она тогда только проснулась. Как выяснилось позже, это оказался тот редкий момент, когда в палате кроме нее никого больше не было. Все еще с затуманенным лекарствами сознанием, Скуталу с удивлением смотрела на незнакомый потолок. Отрывки воспоминаний и общее состояние позволяли предположить, что сейчас она в больнице. Вскоре, следом за возвращением способности рассуждать и мыслить, пришла и боль. Она чувствовалась словно через толщу воды или толстое одеяло, но она была. Все еще качаясь на волнах лекарственной отчужденности, кобылка попыталась проверить состояние своего тела. Чувствовалась болезненная твердость и неподвижность левой ноги, вероятно сломанной и закатанной в гипс. Каждый осторожный вздох приносил с собой боль в груди – видимо, были повреждены еще и ребра. Немного поерзав, пегаска смогла устроиться так, чтобы боль чувствовалась слабее. За этими движениями последовало понимание, что по всему телу ее поджидает множество синяков, ссадин и прочих мелких травм. Закусив губу, Скут с содроганием подумал о том, сколько же времени уйдет на лечение и восстановление. Но это все пустяки, если только… крылья! От внезапности этой мысли она едва не подскочила на постели, зашипев от растревоженных ран. К ее огромному облегчению, крылья оказались в порядке. Чуть-чуть помяты, несколько перьев сломаны – и только. От осознания, что важнейшая для пегаса часть не пострадала, она улыбнулась и попыталась устроиться поудобнее. Вроде бы она отделалась, что называется, «легким испугом», но что-то еще, какое-то чувство или ощущение, все никак не давало ей покоя. В этот момент Скуталу внезапно осознала, что смотрит на мир лишь правым глазом. Левый же, хоть на ощупь и был на месте, ощущался одним сплошным ушибом, скрытым под пропитанной лекарством повязкой.

В этот момент дверь в палату отворилась, и внутрь зашел Коппервинг. Он был растрепан и взвинчен – как ей почему-то показалось, после непростого разговора с врачами или медсестрами. Увидев, что она пришла в себя, пегас замер на несколько секунд – а затем бережно ее обнял.

К своему изумлению, Скуталу почувствовала, что пегас плачет. Это не было рыданием навзрыд или деликатными всхлипываниями – тем не менее, из его глаз катились скупые слезы. «Наверное, так плачут жеребцы», — внезапно подумалось ей. Сквозь слезы, Коппервинг то ли шептал, то ли едва слышно что-то бормотал. Вскоре слезы сменились торопливым, отчаянным шепотом. Не различая и половины, она все же уловила общий смысл. Что пегасу было жаль, и что он подвел ее. Что должен был прилететь раньше, а лучше – еще заранее доходчиво объяснить директору, чтоб оставил ее в покое. Что ему теперь стыдно, больно, страшно за нее.

Слушая его повторяющиеся извинения, она сначала даже растерялась – а что сказать в ответ? И как вообще реагировать на минуту слабости того, кто прежде был известен ей своей силой, упорством, оптимизмом, юмором? Наконец, она решилась – и обняла Коппервинга в ответ. Получилось совсем не так крепко, но все же Скуталу с удивлением отметила, как напрягся в ответ ее опекун. Его тихая беспорядочная речь прервалась, позволив ей вставить хоть слово.

— Ты не виноват, — шепнула она. – Ты спас меня, спас меня снова. Я ни в чем тебя не виню, я тебе только благодарна – за все благодарна. За пищу и кров, за тренировки и лечение. Ты взял меня к себе – ту, до кого никому из взрослых и дела не было. Ты дал мне дом, одарив заботой и вниманием. А теперь ты спас меня, спас второй раз. Если бы ты не пришел, я бы там… умерла. – Одно простое слово, но сказанное со спокойствием и твердой уверенностью. Оно рикошетит от стен и окон, отражается в углах и эхом шумит под кроватью. «Умерла». Смерть, конец. Скучный камень на кладбище и незаживающая рана в сердцах близких. Произнесенное и осознанное в своей окончательности, оно заставляет их разжать объятия и взглянуть в глаза друг другу.

Скуталу глядит в глаза Коппервингу. Пожалуй, это впервые, когда она смотрит в них с такого близкого расстояния. Его глаза слегка покраснели от слез, в них видны боль, беспокойство и… бессилие? Пытаясь ободрить и успокоить, пегаска поднимает здоровую ногу и нежно проводить копытом по лицу своего опекуна. Тот было дергается, но потом прижимает ее ногу своей, пытаясь найти успокоение в этом неловком жесте. Его лицо расслабляется, и на губах наконец-то появляется слабый намек на улыбку.

Коппервинг смотрит в глаза своей подопечной. Правый глаз выглядит нормально, левый не разглядеть под толстым слоем бинтов. Но и этого вполне достаточно, чтобы на него снова накатила волна отчаяния и страха. «А ведь я хотел в следующем месяце начать учить ее летать… И что теперь? Сколько времени уйдет на лечение? И… лечится ли вообще такое?» В этот момент Скуталу касается его лица своим копытом. Пытаясь прогнать дурные мысли прочь, Коппервинг хватается за ее ногу отчаянным жестом утопающего. Ее касание служит четким свидетельством, что может он и опоздал, но все же сумел успеть. Это непросто, но ему удается немного расслабиться и выдавить на лице слабую улыбку. Ведь, как ни крути, он все же успел. Успел опередить смерть.

— Ты все просишь и просишь прощения. – Голос пегаски слаб и невнятен от лекарств, но слова она старается произносить четко и ясно. – Вот только я не считаю тебя виноватым. Ты сделал все, что мог – и даже больше. Но… если тебе это важно и нужно… — она перевела дыхание. Боль в ребрах хоть и не была сильной, но говорить мешала. – Я прощаю тебя. Прощаю за все. Я не держу на тебя зла, не виню и не в обиде. Напротив – я тебе от всей души благодарна. Спасибо тебе за все, Коппервинг. Ты, будучи для меня никем, сумел стать для меня самым близким пони на всем белом свете. Я не могу описать и выразить мою признательность за все то, что ты для меня сделал. И если мое прощение хоть немного поможет тебе, снимет камень с души или хотя бы поднимет тебе настроение – то я с радостью прощаю тебя, прощаю за все…

— Ну-ка, дай мне взглянуть на твой глаз… — Подойдя почти вплотную к пегасам, Зекора решила прервать их затянувшиеся объятия. Не дождавшись от кобылки никакой реакции, зебра слегка потыкала ее копытом. – Э-эй! Да очнись ты уже!

Скуталу настолько погрузилась в воспоминания, что не сразу поняла, что происходит. А потом, встрепенувшись, покраснела и резко отпрянула от Коппервинга, словно бы внезапно засмущавшись такой их близости. Краем глаза она заметила Свити Белль, застывшую на пороге палаты – единорожка, густо покраснев, со странным выражением на лице переводила взгляд с нее на пегаса. Не обращая внимания на Скуталу и ее бурную реакцию, Зекора осторожно раскрыла ей веко, и осмотрела обработанный глаз. Увиденное ей явно пришлось не по вкусу – разжеванная кашица, еще недавно серая, теперь сменила цвет на бледно-розовый. Велев пегаске умыться, зебра кивком указала Коппервингу на дверь.

Жеребец нервно следовал за зеброй. Игнорируя все попытки с ней заговорить, та целенаправленно шла к одной ей известной цели, вынуждая его идти следом. Вскоре они вышли на улицу. Завернув за угол больницы, зебра остановилась возле уединенной лавочки, скрытой от посторонних взглядов густыми зарослями шиповника. Глубоко вздохнув, Зекора, словно бы внезапно обессилив, завалилась на скамейку. Взглянув ей в лицо, Коппервинг с ужасом ощутил, как сердце его проваливается куда-то вниз. Такой мрачной он еще не видел шаманку никогда. Губы ее были сжаты в тонкую линию, на щеках то и дело играли желваки. Бирюзовые глаза ее, всегда казавшиеся ему как-то по-особенному живыми – не важно, смеялась Зекора или гневалась, они всякий раз дополняли ее мимику и невероятно подчеркивали ее эмоции – даже сами глаза теперь казались ему выцветшими, безжизненными. Мертвыми.

Наконец, зебра нашла в себе силы прервать затянувшееся молчание.

— Прости меня, Коппервинг… Трещины в ребрах, сломанная нога – ерунда, мелочь; больничный покой да несколько моих отваров, и гипс снимет уже через неделю. А вот глаз… с этим я помочь ей не в силах. Травма оказалась слишком тяжела, и повреждения… они необратимы. – Последнее слово она выдавила почти через силу. Дрожащим копытом сорвав с пояса флягу, она сделала жадный глоток. Вздохнув, продолжила: — Не спеши винить врачей – поверь, доктор Хорс сделал все возможное. Будь на его месте я сама, или другой опытный врач из ваших, результат бы не изменился. И он не лгал, говоря о том, что шанс на исцеление у нее был. Но даже так, лишь на частичное. Видеть левым глазом она бы могла, но гораздо хуже, чем до травмы. Вот только… ей не повезло. Просто не повезло. Мне жаль…

Наступило долгое молчание. Ветер стих, и даже вездесущие птицы смолкли. Зекора с беспокойством поглядывала на пегаса. Застыв, словно статуя, он невидящем взором глядел куда-то сквозь нее. Попытавшись перехватить его взгляд, зебра поежилась, словно от холода. Застывшие и пустые, глаза его выглядели стеклянными, словно у куклы; но под всем этим таилось скрытое напряжение, напоминающее о грядущей буре, слепой и безудержной в своем проявлении. Губы пегаса едва заметно шевелились, шепча молитвы – или проклятия. Наконец, спустя несколько долгих минут, Коппервинг тряхнул головой, и выдавил из себя бледную пародию на улыбку.

— Спасибо за… честность. Но сейчас… сейчас мне нужно побыть одному, и… есть дела, да… — Тихий и ровный, его голос звучал почти нормально. Но вот взгляд… Не дожидаясь ответа, пони развернулся и собрался было уходить, но замер, ощутив на своей шее ноги зебры.

— Послушай, Коппервинг… — завершая объятия, Зекора вытянула шею, и прижалась к его щеке. На фоне уличной прохлады ее касания касались обжигающими. – Мне очень жаль. Тебе тяжело, и я разделяю твою боль, но… не стоит тебе сейчас быть одному, тем более в таком состоянии.

— Оставь меня… пожалуйста. – Замерев, пегас все так же смотрел вперед, не отвечая на объятия – но и не пытаясь из них высвободиться.

— Нет. Прости, но я не могу, — шепнула ему на ухо шаманка. – Для этого я тебя слишком хорошо знаю. Ведь ты намеревался посетить доктора Хорса, так ведь? И высказать ему все, что думаешь про то, что он, якобы, «утаивал от тебя истинное положение дел». В результате того, что тебе всего лишь нужно выпустить пар, вы крепко поругаетесь. А потом ты сам чувствовал бы себя виновато и глупо – за свою вспышку эмоций и то, что оскорбил и обидел невиновного в ней пони.

— Зекора, ну ради всего святого! – не выдержал пегас. После его ровного и холодного тона, эта вспышка эмоций заставила зебру улыбнуться. – Не надо читать мне нотации, ты не моя мать, в конце-то концов!

— И хвала предкам, — с усмешкой отозвалась она. – Иначе часть наших взаимоотношений была бы в принципе невозможной! – Зебра с облегчением отметила, что от ее шутки жеребец чуть расслабился. Сочтя за добрый знак, она слегка сменила позу, прижавшись к нему еще и боком. В этот момент ее не волновало, как это выглядело со стороны, и что об этой сцене могли бы подумать случайные свидетели. Коппервинг был ее другом, и ему сейчас было очень-очень плохо. А слова и объятия оказались единственным, чем она, шаманка и травница, оказалась в силах ему помочь.

Казалось, прошла вечность, прежде чем пегас распахнул крыло и прижал к себе зебру. Охвативший его гнев понемногу улетучивался, и теперь он мог рассуждать без его ослепляющего воздействия. Ему на смену пришли стыд и самокопание. «Хорошо еще, что она не догадалась, что я хотел сделать после ссоры с Хорсом…» В голове снова замелькали образы, как он врывается в палату к Лютефиску, и любым острым предметом – да хоть ножницами с кухни – воплощает в жизнь древний грифоний принцип «око за око». А дальше – будь что будет. Умом он понимал, что шансов у него было мало – ведь директор находился под постоянной охраной стражи, но еще несколько минут назад план казался вполне себе выполнимым. Мысль же о том, что он сам после такого станет преступником, и понесет суровое наказание, пришла куда позже, уже после слов Зекоры. «Ну отомщу я, отдамся гневу… а что в итоге? Глаз это Скуталу не вернет, а опекуна – меня, то есть, – лишит вмиг. Нет, родители-то мои ее бы не оставили, но каково ей было бы все это вынести? Эгоист ты, братец, дискордов эгоист!..»

— Коппервинг? – нарушила молчание зебра. – Когда… — она сглотнула комок, и попробовала снова: — Когда ты ей скажешь?

— Не знаю, — честно признался пегас. – До сегодняшнего дня она – да и я тоже, чего уж там! – жили надеждой, что ты, или Хорс, или хоть кто-нибудь другой сможет исцелить ее травму. А теперь… теперь даже не знаю. Она сильная, но как бы эта новость, этот приговор, ее бы не сломала окончательно.

— Ну сказать в любом случае придется, — виновато ответила Зекора. – К тому же, она ведь не ослепла полностью! В мире живет множество существ – зебры, пони, грифоны и многие другие, которым повезло куда меньше. А уж после того, что довелось ей перенести, то и…

— Да знаю я! – огрызнулся на нее пегас. Едва утихшее, пламя гнева снова шевельнулось, грозя вновь затопить его рассудок. Разорвав объятия, он навис над зеброй, и продолжил, тихим и злым голосом: – Это моя вина, что она лишилась глаза! Сперва я недосмотрел – ну откуда мне было знать, что она вот так полезет на рожон, прямо в копыта к этому ублюдку? А потом прибыл слишком поздно, когда он едва не забил ее до смерти! Я подвел ее тогда – и не могу помочь теперь!

Стоя с ним нос к носу, Зекора чувствовала себя очень неуютно. В подобном состоянии она видела Коппервинга всего пару раз. Обычно веселый и беспечный, в редкие критические моменты он мог вспыхнуть от гнева, словно спичка. И, по словам самого пегаса, не всегда такие случаи проходили без различных происшествий. Поэтому зебра не стала с ним спорить или что-то доказывать; вместо этого, улучив момент, Зекора высунула язык и быстрым движением лизнула его в нос.

— Да какого!.. – не ожидавший такого, Коппервинг машинально отшатнулся, ошарашенно уставившись на весело улыбающуюся кобылу.

— Хватит злиться и дуться! А то или лопнешь, или надуешься как шарик! И улетишь тогда на небо, до срока навещать духи предков!

— Твоя правда, — слабо улыбнувшись, вздохнул жеребец. – Прости, что высказывал тут всякое… Просто… к кому ни обращусь, что ни сделаю, а результат один.

— Да я-то не в обиде, — махнула копытом зебра. – Но пообещай мне тщательнее следить за своими эмоциями, уговор?

— Я постараюсь, Зекора. Спасибо. – Пригладив гребень своей гривы, Коппервинг тяжело посмотрел на здание больницы. Идти туда ему совсем не хотелось, с такими-то вестями. Впрочем, одернул он себя, ведь была еще надежда… «Я сделал все, что мог. Лучшие врачи, заклинания, зелья Зекоры – ничего из этого не смогло помочь. Да, не на все письма пришли ответы – но едва ли там скажут что-то новое. Остается лишь честно признать свое поражение, и написать письмо принцессе Селестии. Кто, как не она – бессмертная и всемогущая, добрая и милостивая, владычица Солнца и правительница Эквестрии – сможет помочь в таком горе?» Посветлев лицом, Коппервинг перевел взгляд на зебру:

– Идем же! Вот только… давай я скажу, что не можешь помочь конкретно ты, хорошо? Не спрашивай о подробностях – я все тебе расскажу, но после!

— Ну… ладно, — неуверенно пожала плечами кобыла. Ей совсем не нравились те скачки настроения, что продемонстрировал ей пегас за какие-то считанные минуты. От уныния к ярости, затем усталость – и, наконец, оптимизм и радость! «Его переживания куда серьезнее, чем он пытается показать. Немудрено – такие события подкосят любого!» Решив непременно напоить его настоем успокаивающих трав, зебра натянула на лицо слабую улыбку:

– Если ты так говоришь, то ладно. Ну, пойдем к ним?

Сознание возвращалось медленно и неохотно. Не шевелясь, Чэйсер лежал с закрытыми глазами, пытаясь вспомнить последние события и понять, где и как он оказался. Кровать под ним была мягкой, сам он был накрыт легким и теплым одеялом. Что-то тяжелое сжимало ногу чуть выше копыта, а при попытке воззвать к магии он натолкнулся лишь на зияющую пустоту. Одежда и вещи пропали… Но когда он осторожно ощупал зубы языком, то с облегчением убедился, что фальшивый зуб с дозой «хорры» внутри остался на месте.

Полежав еще немного, ловчий начал прислушиваться к окружающим звукам – они казались неразборчивыми и тихими, будто долетали сквозь толщу воды; но постепенно слух возвращался. Следом пришло обоняние, и нос единорога начал различать витающие в воздухе запахи. Негромкие писк каких-то приборов, неистребимый запах лекарств и антисептиков, тихие разговоры в углу – по всему выходило, что он в больнице. И более того – в плену.

«Что же пошло не так? Как меня взяли – и главное, кто?.. И где я теперь? В Понивилле – или уже где-то в другом месте?»

Мысли медленно, но верно, выстраивали последовательность воспоминаний. Вот он прибыл в эту провинциальную дыру – приехал за особым товаром, способным осчастливить великого Эмира, а его самого – озолотить на всю оставшуюся жизнь. Навестил старину Лютю, и принял предложение поучаствовать в «шоу», как тот выразился. И все шло неплохо, пока… Мысли путались. Вот врывается какой-то левый пегас, и начинает от души избивать директора. В другой ситуации Чэйсер был бы совсем не прочь за этим понаблюдать – подобные сцены его всегда завораживали, а кому выпадала роль жертвы, его не заботило. Вот только этот случай был особым, и ловчему пришлось вмешаться. Но потом что-то пошло не так. Он помнил, как Лютефиск, кровожадно усмехаясь, уже приготовился оскопить наглеца, но вместо этого… «Меня ударили по голове. Ударила та соплячка, которую я так рвался доставить Эмиру. Какой-то палкой, кажется… или тростью. Точно, Лютиной тростью! А потом, не дав даже подняться, била еще и еще, пока я не потерял сознание. Какой позор!..»

От самого факта неудачи и тем более – ее постыдных обстоятельств, Чэйсеру хотелось кричать. Хотелось ломать мебель и бить стекла. Полосовать осколками свое тело, добавляя новые шрамы к уже имеющимся. Но куда сильнее ему хотелось мстить – и тому пегасу, и этой юной кобылке, воплотившей в себе столь любимые Эмиром признаки классической эквестрийской красоты. Перед глазами ловчего замелькали кровавые и грязные картины, способные вызвать ужас у любого другого пони. Но не у него. Ведь для того, кто родился в рабских ямах Камелу и зубами прогрыз путь к свободе и положению, попросту не могло существовать ни запретов, ни принципов.

К реальности его вернули звуки голосов.

— Смотри, прибор пискнул! – раздался взволнованный возглас молодой кобылки. – Надо позвать лейтенанта Клауда!

— Не торопись, Пепперминт, — остудил ее хриплый голос жеребца постарше. – Если он очнулся, то мы скоро об этом и так узнаем. А вот если он опять собрался обгадиться…

— Фууу! – даже не видя выражения ее лица, Чэйсер явственно представил, как кобылка скривилась. – Тогда я сперва позову сестру Сноухарт! – Далее последовал топот копыт, скрип двери – и негромкая ругань второго стражника.

«А ведь хорошая мысль!» — Ловчий мысленно рассмеялся. Он-то лучше всех прочих знал свой организм, в детстве закаленный лишениями, а после – измученный излишествами. И поэтому почти сочувствовал медсестре и стражникам, которым будет суждено познакомиться с этой стороной его физиологии. Стараясь не разочаровать ожидания, Чэйсер напрягся, и…

— Селестия милостивая!.. – сдавленный вздох стражника и шум спешно открываемого окна показались единорогу музыкой. Едкий смрад беспрепятственно проникал сквозь тонкую ткань одеяла, постепенно заполняя всю палату. Даже самого Чэйсера проняло – он даже начал гадать, чем же таким его в больнице пичкали, для такого-то запаха?!.. Ситуацию портил еще и тот факт, что на нем было надето подобие подгузника, в результате чего и самому ловчему досталась масса неприятных ощущений. Но не успел он пожалеть о принятом решении, как снова скрипнула дверь, и в палате раздался незнакомый голос.

— Рога Дискорда, он что, опять?! И снова в мою смену!.. – в голосе пожилой кобылы явственно слышалась усталость и раздражение.

— Сестра Сноухарт, я… — подал было голос стражник.

— Кэш отсюда, бездельник! – не дала ему закончить медсестра. – Помощи от жеребцов вроде тебя все равно не дождешься, так хоть не мусоль мне уши своей пустой болтовней да рвотными позывами!

Наблюдая сквозь прищуренные веки, как сестра выгоняет из палаты последнего стражника, Чэйсер едва сдерживал улыбку. Все складывалась даже лучше, чем он мог надеяться. Улучив момент, когда кобыла отвернулась, он особым образом двинул челюстью и языком, выламывая с креплений фальшивый зуб. В следующий миг он с хрустом растер его в пыль, высвобождая скрытый в нем наркотик. Сноухарт обернулась было на шум, но так ничего и не заметила.

Продолжая недвижно лежать на кровати, Чэйсер с некоторым опасением прислушивался к организму. Уже второй раз за последние полгода ему приходилось принимать «хорру» — а это было небезопасно даже для матерого наркомана вроде него. Чудовищное изобретение алхимиков Эмира, она на короткий срок запредельно повышала физические возможности любого, кто ее принял. Что ожидаемо, наркотик обладал и столь же кошмарными побочными эффектами, буквально изнашивая тело наркомана. Строго-настрого запрещалось принимать чаще двух раз в год, и прежде ловчий со всей ответственностью следовал этому правилу, но… выбора не было. Или «хорра» и шанс на побег, или же – допросы и тюремный срок.

Тем временем медсестра набрала в таз воды, взяла стопку салфеток и чистый подгузник. Откинув в сторону нижний край одеяла, Сноухарт с недовольным ворчанием занялась очисткой его обгаженного крупа.

Ощущения Чэйсера были двойственными. С одной стороны, откуда-то из глубин вылез давным-давно позабытый стыд – казалось унизительным, что за ним ухаживают, как за несмышленым жеребенком! С другой же стороны, происходящее его забавляло. Особенно же веселило отвращение медсестры, тем не менее вынужденной делать свою работу. «Интересно, если я ее убью, это будет по отношению к ней милосердием, или все же жестокостью?..» — С этими мыслями он резко стиснул шею кобылы своими задними ногами, и рывком подтянул ее вверх, к своему лицу.

— Ну здравствуй, говнотерка, — шепнул он медсестре. От прилившей к лицу крови ее желтая шкурка начала приобретать оранжевый оттенок. С выпученными от страха и удивления глазами, она попыталась было вырваться, но безуспешно. Предупреждая ее дальнейшие попытки, Чэйсер стиснул зубы, напрягся – и изо всех сил потянул прикованную переднюю ногу. Одно из звеньев стальной цепочки, тянущейся от кровати к железному браслету, не выдержало и лопнуло. С деланным равнодушием осмотрев кошмарный след, оставшийся на его ноге от этого рывка, ловчий перевел взор на сестру Сноухарт.

— Поняла? Стоит мне захотеть, и я запросто сломаю тебе шею. Но… мы можем договориться. – Видя, как желтая кобыла старательно пытается кивнуть, единорог слегка ослабил хватку. – Умница… Если будешь и дальше себя хорошо вести и ответишь на мои вопросы, то я тебя не трону… Вопросов у меня много, а времени мало; так что отвечать тебе придется быстро, договорились?

Дождавшись, пока медсестра немного успокоится, Чэйсер приступил к допросу, занявшему несколько минут. Получив необходимые ответы, ловчий без сожалений свернул сестре Сноухарт шею; впереди был побег, но сперва нужно было разобраться еще с парой дел…

Время уже близилось к вечеру, когда Скуталу наконец закончила с домашним заданием. В этот раз пришлось обходиться без помощи и менторского тона со стороны Свити Белль – подругу еще утром забрали домой родители. Та изо всех сил пыталась остаться, но родители были непреклонны. И в чем-то Скут могла их понять – единорожка почти не покидала ее палату уже который день, и было неудивительно, что папа с мамой успели по ней соскучиться. И даже недавний побег Чэйсера, сообщника Лютефиска, ничуть не ослабил их решимости. Пегаска с улыбкой вспомнила, как Магнум и Найтлайт кричали друг на друга. Один хотел забрать дочь, вторая же апеллировала к соображениям безопасности. Мол, беглый преступник опасен, и Свити будет подвергаться излишнему риску, находясь до его поимки вне охраняемой территории больницы. В ответ Магнум резонно заявил, что охранять ее могут и дома, а запрещать кобылке находиться в ее же собственном доме как минимум противозаконно, да и в целом неправильно. В итоге они сошлись на том, что Найтлайт выделит для охраны двоих стражников, а родители Свити Белль обязуются принять их на постой.

Расставание вышло тяжелым, словно бы они прощались не на несколько дней, а как минимум на полгода. Скуталу с улыбкой вспомнила неожиданно крепкие и жаркие объятия подруги, а еще то, что единорожка даже всплакнула во время этих прощальных обнимашек. Но как бы долго они не длились, в итоге пегаска осталась одна.

За все то время, что Скуталу лежала в больнице, она успела привыкнуть к постоянному присутствию подруги. С самого первого дня Свити Белль всегда была рядом, днем и ночью, скрашивая своим присутствием однообразные больничные дни. Они вместе играли, читали, готовили домашнее задание, и главное – говорили. Прежде пегаска и не подозревала, что у них может быть столько общих тем для бесед и разговоров. Свити была отличным собеседником – порой немного наивным, но всегда искренним и чутким. Они говорили обо всем – от школьных тем до шутливых фантазий, делились секретами и потаенными мечтами. Азартно обсуждали жеребчиков, и с румянцем на щеках рассказывали друг другу сплетни и взрослые истории. В городских слухах особенно доставалось Коппервингу – у опекуна рыжей пегаски была устойчивая репутация Пон Жуана. В то же время о том, что жеребцу хватило духу забрать ее из приюта, и небезуспешно заняться ее лечением, почему-то старались не упоминать.

Отдельное место в их разговорах неожиданно заняла медицина. Никогда прежде ничем серьезно не болевшая, Свити Белль впервые оказалась в больнице – и была поражена увиденным. Выпросив у доктора Хорса доступ в библиотеку, она принесла оттуда немало книг, медицинских атласов и учебных пособий. Ее интересовало буквально все – от диаграмм со строением тела пони до процедур обеззараживания инструментов после операций. Запоем проглатывая главу за главой, она с восторгом пересказывала подруге неизвестные им прежде тонкости и факты эквестрийской медицины. И хотя Скуталу не разделяла ее энтузиазма, пегаска не могла не радоваться такой увлеченности и интересу.

Переходя от легких тем к серьезным, они раскрывали в диалоге те стороны своих жизней, что прежде оставались скрытыми. В порыве откровенности, пегаска даже рассказала подруге о годах, проведенных в приютах. О порядках и нравах, воспитателях и постояльцах; рассказала обо всех радостных и страшных моментах, что ей довелось пережить за все те годы, что прошли после смерти ее матери. Все то, что она носила в себе долгие годы, о чем не рассказывал не единой живой душе, было выплеснуто в той долгой и тяжелой исповеди.

Вспоминая тот диалог, Скуталу с неловким смущением припомнила и его окончание. Как они с подругой, вымотанные эмоциональной тяжестью рассказа, вдвоем заснули на ее кровати. Этому предшествовали долгие и крепкие обнимашки; и если тогда Скут не обращала внимание, то сейчас ей все сильнее казалось, что они были несколько большими, чем просто дружескими. Прокручивая в голове тот вечер, она вспоминала и необычное поведение Свити Белль. Ее румянец и тяжелое дыхание, настойчивость в объятиях и телесном контакте. Более того! Сейчас пегаска была почти уверена, что те неуклюжие движения и жесты, которыми ее несколько раз удивляла подруга, на самом деле были попытками… поцеловать ее?

«Да ну, ерунда! Совсем я уже с ума схожу от одиночества и больничной обстановки! Ну не может быть того, чтобы Свити Белль интересовалась мной в таком плане!.. Или все же может?..»

Отложив в сторону учебник, пегаска заерзала на кровати, устраиваясь поудобнее и плотнее кутаясь в шерстяной плед. Недавние мысли казались ей неправдоподобным бредом, но память с издевательской услужливостью подкидывала все новые и новые воспоминания. Вот они с Эпплблум и Свити Белль в их клубном домике; в тот день они пытались получить Метки спелеологов, для чего облазили ближайшую к городу пещеру. Меток они так и не получили, а вот грязью и паутиной покрылись с ног до головы. Не рискнув в таком виде возвращаться домой, кобылки решили помыться прямо в домике – и Свити Белль в тот раз на удивление долго и старательно расчесывала ей гребнем гриву и хвост. «Даже Эпплблум тогда шутила – мол, готовит она меня словно на показ мод! Считается это или нет? Или я надумываю на ровном месте, неспособная правильно оценить проявления обычной дружеской заботы?»

А вот Ночь Кошмаров. В тот раз она, облаченная в костюм фестрала, решила напугать подругу, будто бы собираясь прокусить шею и напиться ее крови. Но как только Свити ее опознала, она сразу же стала подыгрывать, сказав, что сожалеет, что у призраков не течет кровь в жилах, или как-то так. Вот только помимо слов она к ней еще и так крепко прижималась!..; более того – словно была совсем не против, осуществи Скуталу свою задумку на самом деле.

Уже в самой больнице Свити Белль попросила сестру Рэдхарт научить ее делать перевязки. Видя ее интерес к медицине, так и искреннее желание хоть чем-то помочь подруге, та не смогла отказывать – и вскоре уже единорожка меняла Скут глазной компресс, и затягивала повязки ей на ребрах. И все это получалось так ловко и сноровисто, что Рэдхарт с чистым сердцем переложила эту часть своей работы на нее, к радости и смущению Белль.

«Неужели и вправду?..» — Многие воспоминания заиграли новым смыслом, едва пегаска взглянула на них под таким вот необычным углом. Таких моментов было немало, да и начались они достаточно давно. Особо выделялся тот факт, что Свити Белль по сути легла в больницу вместе с ней. Двигало ей чувство вины, благодарность, забота – или же нечто другое? Ведь та же Эпплблум, хоть и тоже была Метконосцем, ограничивалась лишь посещениями! Частыми, долгими – но все же! А вот Свити… Неужели все это время ее подруга и в самом деле проявляла к ней особый интерес, а она этого даже и не замечала? И… что ей делать дальше? Как действовать и реагировать, чтобы не обидеть и не оттолкнуть свою лучшую подругу? В голове пегаски зазвучал насмешливый голос Коппервинга, рассказывающий о том, что немало кобылок ищут усладу в пределах своего пола. Неужели Свити Белль – из их числа? А она сама? Какая тогда она?..

На этот вопрос, положа копыто на сердце, она так и не смогла дать себе ответа. Жизнь в приюте приучила ее к некой отстраненности, а частая смена соседей – к тому, что лучше не привязываться к окружающим. Приют в Понивилле был у нее третьим; прочих жеребят и вовсе переводили из одного места в другое столь легко и часто, словно тасовали колоду карт. Тогда на это смотрели как на неизбежное зло, но теперь, когда вскрылись махинации Лютефиска, на деле все могло оказаться куда страшнее.

Как бы то ни было, друзей до Понивилля у Скуталу попросту не было. Приятели, товарищи, знакомые – да. Но не больше. А здесь все почему-то кардинально изменилось. Всего лишь один праздник, куда Скут забрела с желанием поесть вкусняшек нахаляву, переменил ее жизнь, наградив ее встречей с двумя кобылками, ставшими ей ближайшими и лучшими подругами. Их дружба ширилась и крепла, и до встречи с Коппервингом у нее не было пони ближе, чем Эпплблум и Свити Белль. А теперь вот, похоже, что эта дружба грозит переродиться в нечто большее…

«Свити Белль. Почему она? И почему ко мне? Если, конечно, все это не плод моего воображения…»

Единорожка была самой красивой из них троих. Снежно-белая шкурка прекрасно сочеталась со слегка вьющимися гривой и хвостом, мягкие пастельные цвета которых эффектно дополняли ее огромные зеленые глаза. Фигура тоже не подкачала – пусть даже рост ее оставался лишь чуть выше среднего, сложена Свити была на удивление гармонично и соразмерно. Из хорошей семьи, воспитана, умна, с явным талантом к пению, она заслуженно привлекала внимание – на нее с интересом и восхищением смотрели как жеребцы, так и кобылы.

«Не удивительно, что этот ублюдок вознамерился ее похитить и продать!..» — злобно скрипнула зубами пегаска.

О своей же внешности Скуталу была вполне честного мнения. Симпатичная – не более. Не самое удачное сочетание цветов и довольно-таки высокий рост были лишь меньшими из проблем. Куда более серьезным недостатком был тот факт, что она была сиротой. А это значит – без гроша за душой, без семьи и родственников, способных помочь в трудную минуту. Без каких-то особых умений и навыков – вроде того же пения – обучение которым не входило в базовую школьную программу. Но все это меркло на фоне того, что она была не способна летать. Была даже не «легасом», как пренебрежительно называли тех немногочисленных пегасов, кто предпочитал ходьбу полету, нет. Хуже. До недавних пор она была просто неспособна подняться в воздух, что одним махом перевешивало все прочие ее достоинства.

«Инвалид. Калека. Вот кем я была еще недавно – и была бы и до сих пор, если бы не Коппервинг…»

Скуталу ощутила волну признательности к своему опекуну. Взявшись словно из ниоткуда, он без преувеличений перевернул ее жизнь. Сперва подарил ей семью и дом, а потом и вовсе, без страха и сомнений вступил в бой с ее постыдным недугом. И что самое невероятное, достиг в этом заметных успехов – и хоть она не могла полноценно летать и по сей день, но достижения уже были ошеломительными. Воодушевленная прогрессом, Скут старалась все больше и больше – что естественным образом вело к следующим, все более впечатляющим, результатам.

«Даже подруги замечали, что я переменилась – стала более уверенной в себе, чаще улыбалась… да и в целом окрепла, еще бы – с такими-то тренировками! Может, из-за этого и возник этот интерес Свити Белль ко мне? Или же он появился еще раньше?..»

Как бы то ни было, сам факт такого внимания к ее персоне, был приятным и даже лестным. Ей заинтересовались – и не абы кто, а такая красавица! Вот только что дальше? Чего именно хочет Свити, и на что готова пойти она сама?

«Это все конечно здорово и жутко интересно, но я все же хотела бы однажды завести жеребят. А это значит – выйти замуж или же вступить в табун. Становиться матерью-одиночкой у меня определенно никакого желания нет. Но! Возьмут ли меня? Даже если научусь летать, у меня останется мое прошлое сироты из приюта. И словно этого мне мало, по вине директора у меня остался лишь один глаз. Свити-то я нравлюсь… я ее подруга, да и от этих мерзавцев защищала как могла… А другим? Нужна ли я буду еще хоть кому-то?»

Скуталу со злости впечатала копыто в подушку. К счастью, та не порвалась, хоть и вызывающе хрустнула. От резкого движения у нее зачесалось крыло – одно из перьев уже несколько дней как грозилось выпасть, и вот теперь, кажется, пришло его время.

Вытянув шею, она осторожно ухватила его самым кончиком зубов. Осторожно потянула, тихонько охнув от неприятного ощущения – и положила на подушку маховое перо. Несколько выдохов, осторожное разглаживание кончиком носа – и вот уже оно выглядит как новое. Оранжевое, длинное. Красивое.

В стародавние времена пегасы старательно собирали выпавшие перья, придавая им чуть ли не мистическое значение. Собранные перья – которых к концу жизни пегаса могло накопиться на целый сундук – использовали при захоронении, скрывая тело пони под покровом из сотен и тысяч перьев. Сейчас все было куда более прозаично – любой пегас мог сдать выпавшее перо в ближайший магазин, получив за него пару монет. Но все с тех же давних времен сохранился и другой обычай – желая обозначить к другому пони свой особый интерес, пегас мог подарить ему свое перо. Если же его принимали, то это свидетельствовало о согласии и ответных чувствах.

Большинство своих выпавших перьев Скуталу, не раздумывая, сдавала – в Понивилле как раз был магазин с говорящим названием «Диваны и перья». Что уж там из них делали – письменные принадлежности или набивку для подушек, пегаску волновало мало. Зато за них платили – а в условиях постоянной сиротской безденежности это имело решающее значение. Но это перо, выпавшее не где-то еще, а в больничной палате, где с ней столько времени пробыла ее лучшая подруга, Скут решила сохранить. На всякий случай.
Нерешительный стук в дверь вырвал Скуталу из потока все сильнее смущающих ее размышлений.

- Войдите! – крикнула пегаска, торопливо пряча перо под подушку. Подняв голову на посетителя, она опешила – в палату вошла Даймонд Тиара. – О! Это ты… Ну привет. Не ожидала, честно говоря…

— Привет-привет! – кисло улыбнулась земнопони. Скинув переметную сумку на пол, она вернулась назад к двери. Быстрым взглядом выглянув в коридор, она закрыла дверь, и под изумленным взглядом Скуталу, заперла ее на замок. – Так нам никто не помешает, — неопределенно ответила Тиара на невысказанный вопрос пегаски.

— Ну… как скажешь, — подозрительно протянула Скут. Коппервинг ей рассказывал, как еще в самый первый день после того случая в приюте, Тиара с отцом приходили ее проведать. И даже приносили лекарства! Любому другому Скуталу бы не поверила – уж больно невероятно это звучало. Еще бы! Ведь они с Тиарой никогда не ладили, часто ссорились и порой даже дрались. А тут такое – и не просто ни к чему не обязывающий визит вежливости, но и какая-то конкретная помощь. Только по этой причине пегаска до сих пор не выставила земнопони за дверь; но как бы то ни было, Скуталу все равно в глубине души ожидала подвоха.

— Корпишь над домашкой, я смотрю? – надув губки в брезгливой гримасе, Тиара кивнула на заваленный учебниками столик. – Черили раз за разом задает такую скуку!..

Не дожидаясь ответа, она сунула нос в сумку, и вынула две бутылки с соком. Одну она оставила себе, а вторую быстрым движением кинула Скуталу. Пегаска, захваченная врасплох, едва поймала нежданный подарок.

— Эй, аккуратнее! – возмутилась она. – А если бы разбилась?

— Так не разбилась ведь, — фыркнула Тиара. Открутив крышку, она присосалась к своей бутылке. Та была небольшой, но Даймонд пила ее прямо-таки невозможно долго. Смаковала вкус? Или же оттягивала начало разговора? Сама Скуталу просто поставила сок на столик, рядом с учебниками и тетрадями. Не то чтобы она подозревала, что туда подмешан яд или слабительное, но…

Поняв, что пауза затягивается, Тиара наконец оторвалась от бутылки с соком. Переводя взгляд со Скуталу на свою сумку и обратно, она наконец заговорила: — Ну… и как здоровье, как самочувствие?

Вместо ответа пегаска вытянула вперед замотанную в гипс ногу, и выразительным жестом поправила скрывающие глаз бинты. Носить их было уже необязательно, однако она успела к ним привыкнуть. Да и какая разница, если глаз все равно ничего не видит?..

— В остальном спасибо, все здоровы, — сухо добавила она.

Тиара поджала губы. Перед ней был наглядный пример того, что могут сделать уверенные в своей вседозволенности и безнаказанности взрослые. Рядом с этим вся их со Скуталу вражда, споры, драки – все это выглядело именно так, каким и было на самом деле – мелким и незначительным. «Вот ведь ублюдок… это просто чудовищно. И с ним мой отец вел дела, с этим!..»

— Прости. – Земнопони виновато опустила голову. Ее лицо покраснело от гнева и стыда. – Это было грубо и невежливо с моей стороны.

— Принято. Ладно, проехали, пустое это все, — кисло улыбнулась Скут. Ситуация понемногу начинала ее забавлять, вот только все это никак не приближало к истинной цели визита Тиары. – И все же! Мне… удивительно тебя здесь видеть. «Да, именно так – не приятно, но и не неприятно. Скорее, странно. Или же удивительно». – Спасибо за визит – за этот и за прошлый, когда я еще без сознания была… Но я спрошу прямо – зачем ты пришла?

В палате воцарилась тишина. Нервно кусая губы, Тиара долго молчала, словно не зная, с чего начать. Наконец, она вытащила на центр комнаты стул, и уселась на него задом наперед, сложив передние ноги на спинке. Сделав глубокий вдох, она быстро и эмоционально затараторила:

— Ну что ж, начну издалека… Так вот! – Даймонд ткнула копытом в сторону пегаски. – Ты мне не нравишься. Я осознала это сразу же, едва увидела тебя в школе еще в самый первый раз. Ты – заноза в моем крупе, и тебе с подругами хватает наглости подрывать мой авторитет в классе, переча мне по любому вопросу! Мы постоянно ругаемся и ссоримся, порой даже деремся. Я на дух тебя не переношу – и отлично понимаю, что это взаимно. Но! – она выбросила копыто вверх, подражая фирменному жесту Черили, которым та призывала класс к вниманию и порядку. – Мы живем в одном городе, учимся в одном классе. Как и я, ты радуешься переменам и стонешь от контрольных, с нетерпением ждешь каникул и молишь Селестию, чтобы нам на них поменьше задали. И хотя я терпеть не могу тебя и твоих подруг, но исчезни вы вдруг… — голос ее надломился, и последние слова она произнесла куда тише: — Если бы вы исчезли, класс чего-то бы лишился. И я совсем такого не хочу.

И вновь в больничной палате застыло напряженное молчание. Скуталу потрясенно молчала – не ожидала она такой откровенности! В то же время она мысленно аплодировала своей однокласснице – за прямоту и честность, отчасти выразившие и мысли самой пегаски. Тиара же, вновь залившись краской, старалась отдышаться после долгого монолога. Вскоре она продолжила:

— Ты спрашиваешь, зачем же я пришла? Так я отвечу. – Даймонд придвинула к стулу свои переметные сумки. – Как бы мы с вами не ссорились, как бы не ругались, у меня и мысли не возникало даже просто пожелать вам чего-то подобного, что тогда произошло. Да, я знала, что директор – мерзавец и скотина, но вот это – настоящее зло! Немыслимое, чудовищное преступление! И на фоне вот этого всего наши ссоры выглядят не серьезнее, чем плюшевые тычки жеребят-трехлеток, не поделивших совочек в песочнице!

Схватив свою бутылку с соком, Тиара сделала большой глоток. Поперхнулась, закашлялась. Смахнув копытом липкие капли с подбородка, она равнодушно отбросила практически опустевшую бутылку на пол. Та протестующе звякнула, но не разбилась.

— Я знаю, что ты отправилась к нему в кабинет не просто так. Снейлс, этот кусок дерьма, наплел с три короба, будто бы сможете достать на Лютефиска некий компромат – бумаги, счета, записи – да что угодно, лишь бы засадить его за решетку. Здорово ты его ненавидела – уже тогда, потому как сейчас… — она запнулась. – Ненависть тебя и сгубила, помешала думать разумно и ясно.

— Ближе к делу, будь добра, — недружелюбно процедила Скуталу. Понятное дело, что задним умом все крепки, и сейчас она бы дважды подумала над предложением Снэйлса, но теперь-то зачем ее в это носом тыкать?! – Сделанного уже не воротишь, но хотя бы директор уже под стражей, а потом и в тюрьме окажется, это лишь вопрос времени.

— Ага, в тюрьме. Ну-ну! – фыркнула Даймонд Тиара. – За превышение самообороны, не больше. Будет говорить, что защищал, мол, свое имущество от дерзких взломщиков, и слегка перестарался. А потом даст кому надо денег – и вовсе выйдет на свободу. Про рабство спишет на неудачную шутку, а потом и выставит встречный иск, уже к твоему опекуну. Вот смеху-то будет!

Слушая язвительный голосок Тиары, видя ее насмешливую, презрительную, высокомерную улыбку, Скуталу с трудом подавила порыв устроить с ней очередную драку. Плевать на ногу, глаз, не до конца зажившие ребра – что угодно, лишь бы заткнуть ей рот, и стереть с ее лица эту мерзкую гримасу! Заметив, что собеседницу уже натурально трясет от бешенства, земнопони лишь шире улыбнулась – доводить до ручки этих пустобоких всегда было одним удовольствием! Но… сейчас она была здесь не за этим.

— Ну все, ладно, остынь, — Даймонд примирительно подняла копыта над головой, словно бы признавая поражение. – Я говорю это не затем, чтобы лишний раз тебя позлить, — «хорошо, не только за этим!». – Это был лишь пример того, что директор мог бы попытаться сделать. Но… он не сделает. Не сможет. Не после вот этого. – Короткий пинок – и сумка заскользила по полу к постели. – Ну же, открой ее.

Все еще красная от гнева, вызванного словами Тиары, Скут подняла сумку. Внутри лежало несколько толстых бумажных конвертов. Открыв один из них, пегаска с удивлением уставилась на содержимое. Счета, накладные, договора, чеки, письма… В некоторых фигурировал Лютефиск или понивилльский приют. В остальных были другие места и персоны, казалось, не имеющие к ним никакого отношения. Вот только… Она присмотрелась повнимательнее. – Не может быть…

— Может, может, — самодовольно улыбнулась Тиара. – Здесь выписки за несколько лет, плюс личные письма и еще кое-чего вкусного. Хватит с лихвой, чтобы упечь за решетку не только директора, но и всех тех, с кем он вел свои грязные делишки.

— Но как… откуда?!.. – Перебирая бумаги, Скут никак не могла поверить своим глазам. Она мало чего понимала в банковских записях, но отдельные места были понятны даже ей. – Да у него была целая сеть таких вот приютов, по всей стране!.. С ума сойти, да как… — Пегаска осеклась, едва ей в копыта попало содержимое следующей папки. На одной половине листа была прикреплена фотография Свити Белль, в роскошном платье и с короной на голове. Скуталу вспомнила – все это было в реквизите одного пожилого единорога-фотографа, который приезжал в Понивилль несколько месяцев назад. Стоили такие фотографии больших денег, и сделали их немногие; она с подругами тоже бы не стала, но старик так настаивал, а Свити и вовсе пообещал снять бесплатно, «из уважения к воплощенным канонам древней красоты», или как-то так. И вот оно, это фото! А рядом – вырванная страница из старинной книги, на которой изображена, кажется, принцесса Платина, одетая в точно такие же одежды! Внешнее сходство тоже было очевидным – правда, у принцессы грива была целиком розовая, но все остальное совпадало. Под фотографиями был нарисован знак вопроса и написано одно-единственное слово: «Берешь?»

— Откуда… откуда это у тебя? – до глубины души пораженная увиденным, Скуталу почти со страхом смотрела на Тиару.

— Это долгая история, — мрачно ответила Даймонд. – И знай, эти документы имеют цену.

И вновь в палате воцарилось молчание. Прижав к груди бумаги, пегаска сверлила земнопони своим зрячим глазом. Страх ушел, сменившись недоверием и подозрительностью. Тиара попыталась было выдержать этот напор, но вскоре сдалась и отвернулась.

— Тебе не кажется, — медленно начала Скуталу, — что о цене нужно было сказать до того, как ты мне это все показала? Потому что теперь, если цена вдруг покажется мне чрезмерной, я ведь тебе их попросту не отдам. Да и что ты хочешь от меня взамен? Даже не так, — поправилась она, — Что я могу тебе дать? Школьный завтрак? Или домашку за тебя сделать? Потому что если это нечто большее, то у нас с тобой проблема.

— Эти документы… они… Я… — Тиара закусила губу, на лице появилось страдальческое выражение. Казалось, будто она сейчас заплачет. – Я позаимствовала их из сейфа моего отца.

— Что?! – от изумления Скуталу ослабила хватку, и ворох листов выскользнул у нее из копыт, разлетевшись по палате. Выругавшись, пегаска спрыгнула с кровати, торопливо собирая с пола листы с бесценным компроматом. Почти закончив, она заметила, что Тиара успела подобрать несколько документов. – Даймонд?.. – с угрозой в голосе начала было Скуталу. Но продолжение было излишним – земнопони, тщетно пытаясь скрыть катящиеся по щекам слезы, сама передала ей собранные листы.

На лице пегаски застыло удивление и растерянность. За все годы, что она училась с Тиарой в одном классе, она ни разу не видела, чтобы та плакала. Ни после драк, ни когда их отчитывала учительница, ни в тот раз, когда однажды во время обеда у нее в копытах треснул стакан с горячим чаем, и ее крепко обожгло. Но сейчас… Не зная, что делать, Скуталу достала из ящика стола чистый платок, и протянула земнопони. А после, нерешительно помявшись, неловко ее обняла. Постепенно поток слез иссяк. Отстранившись, Даймонд звучно высморкалась, и начала свой рассказ.

— Мой отец, Филти Рич, известный бизнес-пони. Ну да ты и так знаешь – «Безделушки Рича» и все такое, больше сотни магазинов по всей стране. Торгуют всем, от яблок до кроватей, от иголок до паровозов. Разумеется, не все есть в магазинах, многое на заказ, но… — она осеклась. – Ай, да что там – все равно не поймешь, как это все устроено, да и не нужно. Но помимо этого, он крупный акционер и занимает должность в совете директоров Эквестрийского банка.

— Ничего себе, — присвистнула Скут. – Не, я знала, что у вас самая богатая семья в городе, но чтоб настолько?.. А чего живете тогда тут, а не в Кантерлоте?

— Мой отец здесь родился и вырос, — пожала плечами Тиара. – Здесь же он открыл и свой первый магазин. Потом была Филлидельфия, Мэйнхеттен, Лас-Пегасус, столица… А уже потом, став богатым и влиятельным, отец вернулся назад. Конечно, управлять бизнесом отсюда сложнее, чем из Кантерлота, но он справляется. Ну и меня постепенно стал вводить в курс дела – я все же единственный ребенок в семье. Там посчитать, здесь подписать, тут принять решение, а потом и с оплатой разобраться… множество клиентов, разные контракты… — Тиара ненадолго замолчала. – Да, мой отец работал с Лютефиском и его приютами. Но! Пойми же ты! Мой отец бизнес-пони, а не злодей. Большинство контрактов с директором были вполне законными – ну, почти законными, — поправилась Тиара. – Они работали вместе не первый год, постепенно расширяя и укрепляя сотрудничество. В результате мы поставляли практически все, что могло потребоваться приютам – да, у него их было много, по всей стране. Еда, чернила, кровати, обои для комнат и доски для строительства… Все это приносило хороший доход, а даже если и оплачивалась крупным переводом откуда-то из-за границы – да и что с того? До кучи – махинации с тендерами и закупками, обналичивание денег… Не все легально, да – но ничего совсем уж криминального.

— Ты так обо всем этом говоришь, будто бы это абсолютно и полностью законные, нормальные, обыденные вещи! – возмутилась Скуталу.

Тиара позволила себе снисходительно улыбнуться. Еще бы! Ведь она и сама когда-то считала, что уже узнала об их бизнесе всё необходимое. Но, как это обычно бывает, верхушка айсберга оказалась куда меньше, чем она могла представить. А многое из того, что со временем ей открылось, было совсем не тем, о чем ей хотелось бы знать.

— Некоторые вещи действительно были легальны и скучны, — согласилась земнопони. – А вот некоторые стали для меня откровением. — Она прокашлялась, готовясь перейти к самой неприятной для нее части рассказа. – Папа всегда был очень скрупулёзным, когда дело касалось его бизнеса, записывая всё до самых мельчайших подробностей и деталей. Для бухгалтерии польза, как он говорил… А еще – чтобы иметь в запасе козырь на тот случай, если деловые партнеры начнут слишком многое себе позволять.

— Компромат, значится, да? – пегаска выразительно помахала листом с фотографией Свити Белль. – Это он тоже лишь «скопировал»? По мне, так подобное можно разве что украсть.

— А ты еще скажи, что против! – вызывающим тоном парировала Даймонд. – Не тебе осуждать методы моего отца – особенно, если они работают.

— Ладно, ты права, не мне тут спорить – тем более, если украл он это у мерзавца-Лютефиска! – Скуталу развела копытами. – Но я все равно не могу понять следующее. Почему с документами пришла ты, а не твой отец? Почему только сейчас, спустя столько дней? Что ты хочешь взамен за эту информацию? И наконец – почему ты пришла со всем этим ко мне, а не к стражникам, что занимаются этим делом? Не к лейтенанту Найтлайт Индиго, в конце-то концов?

— Ну… тут все сложно. – Тиара потупила взор. – Мой отец, он… он не знает, что я взяла эти документы.

— Ты их украла?! – изумилась – или восхитилась? – Скут. Он удивления ее крылья с резким хлопком расправились, заставив Даймонд вздрогнуть от неожиданности.

— Тише! – зашипела на нее земнопони. – Ты еще на всю больницу это прокричи! Да, я взяла все это без спроса – и что с того? Отец поймет и простит – я для него ведь стараюсь. Для нас, всех нас... – Тиара замолчала. Было видно, что ей требуется немалая храбрость, чтобы продолжить свой рассказ. – Чэйсер… этот кусок дерьма… Я ведь знаю, что он сбежал. Да-да, знаю, не округляй ты так свой последний глаз, красивей от этого ты точно не становишься. А откуда знаю – к делу не относится. Так вот… Чэйсер не раз фигурировал в этих записях. Где-то с четким указанием, где-то его присутствие или участие можно лишь предположить, но тем не менее. Но всякий раз после этого на счет директора в Эквестрийском банке приходила кругленькая сумма. Якобы «пожертвование». Через такую длинную сеть посредников, что изначального отправителя вычислить было просто невозможно. А вот если сопоставить по датам упоминания этого мерзавца с архивом королевской стражи, то можно обнаружить удивительные совпадения… догадываешься, какие?

— Исчезновение жеребят? – помертвевшим голосом спросила Скуталу.

— Именно. Ну, такое все же бывало редко, а вот «переводы» из приюта в приют встречались куда чаще. Из одного в другой, да через пол страны, туда-сюда… Кому какое дело, где находится очередной осиротевший жеребенок, у которого нет никаких родственников? А начнут копать – так всегда можно заткнуть любопытство деньгами.

— Так почему же твой отец молчал все это время?! – взъярилась пегаска. – Столько судеб покалечено, столько жизней оказались под ударом! А ведь он знал!

— Не знаю… — тихо ответила Тиара. – Может быть, он просто боялся… Или не верил.

— Или состоял в доле? А, Даймонд? Такое могло быть, как считаешь? – серьезно спросила у нее пегаска. «Она была права – на фоне всего этого наши ссоры и впрямь не важнее возни в песочнице…»

— Да не знаю я! – отчаянно повторила земнопони. В уголках ее глаз снова выступили слезы. – Мой отец – хороший пони. Не идеальный, порой не всегда порядочный – но он не мерзавец и не злодей. И я считаю, что он собирал все это не просто так – а хотел в один прекрасный момент разоблачить всю эту схему, предоставив за раз такое количество доказательств, чтоб за решетку их мог отправить даже зеленый новобранец!

— А за то время, что он набирался храбрости, Чэйсер с подачи Лютефиска продавал жеребят в рабство, одного за другим… — В голосе Скуталу звучало презрение и горечь. «Сколько кобылок познали на себе «прелести» гарема у правителя верблюдов? Скольких покалечили или убили, пока он ждал очередную бумажку с доказательствами? А ведь ты, Тиара, наверняка будешь просить о том, чтобы твоего отца освободили от наказания, как коронного свидетеля!.. И более того – Найтлайт на такое вполне может и согласиться!» — Ну хотя бы скажи, чего он тянул, когда и директора, и его сообщника взяли? Ведь передай он документы раньше, Чэйсеру бы просто не дали бы сбежать! Или Филти Рич рассчитывал, что их и без него расколят, а сам он и вовсе будет не у дел? А компромат хранил как залог того, что Лютефиску про его участие выгоднее промолчать, так что ли?

Тиара в ответ лишь еще ниже опустила голову. Боялась ли она за отца, или же ей было за него мучительно стыдно, Скуталу так и не могла понять. Наверное, и то и другое.

— Я не решилась пойти к лейтенанту-сарозийке, — шмыгнула носом Даймонд. – Она… она меня пугает. К тому же, она могла бы не согласиться с моим требованием. Но ведь плох он или хорош – он все же мой отец! – В ее голосе звучало отчаяние. – И если я смогу уберечь его от тюрьмы… то все остальное неважно.

— Ага, а так все «в выигрыше»? – растягивая слова, проговорила Скут. – Найтлайт накрывает преступную группу, быстро и четко. Ты спасаешь от тюрьмы своего отца. А мне – мне достается месть директору? Нет, мне безусловно приятно, что он отправится в тюрьму, вместе со всей своей бандой. Но глаз! Глаз мне кто вернет? – Скуталу сорвала бинты, выставив на обозрение помутневший, невидящий, мертвый глаз. От этого зрелища Тиара судорожно икнула, и в ужасе прикрыла рот копытом. – Принеси он гвардейцам эти документы дней десять назад, и ничего этого бы не произошло! А теперь-то что?.. – устало махнув загипсованной ногой, кобылка вернула повязку на место.

И снова в палате застыло тяжелое, гнетущее молчание. Одна говорить не могла – а вторая не хотела. Каждый думал о своем, но мысли были одинаково тяжелыми. Наконец, пегаска прервала молчание:

— Тиара. Я постараюсь сделать, как ты просишь. Не ради твоего отца, но ради тебя. Потому что у тебя хотя бы хватило смелости и силы воли решиться на такой шаг. И пусть даже тебя вела не забота о других – всех тех, кто теперь уже никогда не попадет в гарем к эмиру или подобные места – ты все сделала правильно. Но… пообещай мне кое-что. – Подняв ей подбородок здоровым копытом, Скуталу пристально посмотрела в красные от слез глаза Даймонд Тиары. – Пообещай, что станешь лучше, чем твой отец. Что будешь честнее и порядочнее.

Стиснув зубы, Тиара еле заметно кивнула. – Я обещаю. Спасибо за все. И прости.
В кабинете было темно – лишь яркая полоска света пробивалась из-под двери, ведущей в коридор. Но сидящую за учительским столом кобылку это нисколько не смущало – ведь она была сарозийкой, и негоже было созданиям ночи бояться ее проявлений. В сумерках или тьме ночной, благословение Луны позволяло им видеть так же ясно, как при свете дня.

Отложив в сторону последний рапорт, Найтлайт тяжело вздохнула. Активность в крыле приюта, что мэрия выделила прибывшим стражникам, наконец-то поутихла. В чем-то это было не совсем кстати – ей всегда думалось лучше, когда вокруг кипела работа, нежели в тишине и спокойствии. В голове сарозийки даже промелькнула мысль пойти заполнять бумаги в местное кафе – но, поразмыслив, она была вынуждена от нее отказаться. Если уж и в столице на нее нет-нет, да и бросали настороженные взгляды, то чего ожидать в сонном и провинциальном Понивилле?..

Весть о сегодняшней трагедии уже долетела до высших чинов в Кантерлоте, и Найтлайт пришлось изрядно попотеть, дабы эта информация не просочилась в открытые источники – во всяком случае, без внесенных ею же «правок». Просто чудо, что Пепперминт пришла в сознание до того, как персонал больницы хватился Сноухарт. В противном случае, ситуация легко могла выйти из-под контроля. Бедная медсестра… К своим неполным тридцати, Найтлайт неоднократно сталкивалась не только со смертью, но и с куда более страшными вещами. Со временем она научилась справляться с этими ужасами, не давая им взять над собою контроль, но равнодушие так и не запустило корни в ее сердце. В отличие от треклятого Чэйсера, который без колебаний свернул несчастной Сноухарт шею. Как и ненавистные ею фестралы, он отнял жизнь просто потому, что не видел причин этого не делать. Оставалось загадкой, почему единорог оставил в живых ее подчиненных – лишь избил и запер в палате. Как бы то ни было, это были единственные хорошие новости за весь день – все остальное было намного, намного хуже.

Прогнав навязчивые мысли, Найтлайт собралась и начала сводить воедино отчеты стражников, донесения дружинников, показания свидетелей. Ее рог едва заметно замерцал, и на поверхности стола стали вырисоваться и пропадать всевозможные геометрические фигуры. Со стороны это выглядело необычно и даже странно, но ей это помогало отсечь посторонние мысли и сосредоточиться на деле.

Итак, теперь уже было ясно, что Чэйсер имел при себе некий сильнодействующий стимулятор, который он умудрился скрыть, даже будучи без сознания. Найтлайт была почти уверена, что единорог использовал нечто схожее с «последним доводом», к которому прибегали загнанные в угол агенты фестралов. Ломая магически зачарованный клык, они высвобождали темную энергию, дарованную (как они сами верили) их госпожой, и наполняющую тело неестественной мощью. На такое решались лишь в случае, когда отступать было некуда и единственной возможностью спастись – было прорываться с боем. Все это сильно истощала тело, и в случае спасения, перед фестралом вставала еще одна проблема: восполнить истраченные силы любым доступным способом. Одним из наиболее доступных – и при этом весьма эффективным – было поглощение крови живых существ. Пусть Верные и не являлись вампирами в прямом смысле этого слова, питаясь тем же, чем и все остальные пони, но за сотни лет они научились использовать жизненную силу других в случае экстренной необходимости. Ритуал «довода» был крайне сложным, и вызывал серьезные побочные эффекты, но был признан фестралами «разумной платой» за получаемую мощь. Если Чэйсер и впрямь использовал нечто подобное, то заемная сила должна была вскоре иссякнуть, а он сам – стать уязвимым к заклинаниям поиска. Вот только ничего подобного пока что так и не произошло. А следовательно… Вздохнув, единорожка развеяла только что нарисованный октаэдр, и принялась заново восстанавливать цепь событий.

Вырубив стражников, Чэйсер втащил их в палату. Обыскав их и найдя размыкающий ключ для своего антимагического кольца, он для маскировки надел комплект брони Пепперминт, и покинул здание больницы.

Найтлайт скривилась. Она приказала, дабы подчиненные следили за тем, чтобы ключ всегда хранился в приемной – на случай как раз вот таких непредвиденных обстоятельств – но те, в конце концов, вняли просьбам врачей. Те, ссылаясь на нестабильное состояние пациента, уговорили дежурную смену держать ключ при себе. Преступник он или нет, но ловчий все же был пони – что накладывало на докторов определенную врачебную ответственность.

- Ну и как, стоило оно того? – горько процедила Найтлайт. Она запросто могла бы переложить с себя вину простым росчерком пера; вот только понимала, что ответственность все равно лежит на ней. Она должна была быть жестче с подчиненными и врачебным персоналом. Возможно, ей даже стоило пригрозить им судом или гневом принцесс – да чем угодно, лишь бы удержать их от самодеятельности и излишнего милосердия. Но сделанного – точнее не сделанного – уже не воротишь.

Найтлайт в бессильной злобе стукнула по столу копытом. Ей было стыдно и горько – ведь именно по ее недосмотру Чэйсер настолько преуспел с побегом. Продолжая сопоставлять факты, она продолжала восстанавливать хронологию его действий. Освободившись, ловчий первым же делом направился в приют – как уже потом стало ясно, за этой треклятой шкатулкой. Украденная броня позволила ему добраться туда без каких-либо помех – ни у кого не возникло и мысли даже просто окликнуть спешащего по каким-то своим делам стражника.

На мгновение единорожка подумала, что несколько перегнула палку, отчитывая вверенный ей отряд. Они же, в конце концов, не сарозийцы, чтобы на уровне инстинктов всегда находиться в состоянии боевой готовности. А неполного года совместной службы недостаточно, чтобы пони смогли перенять привычки ее народа. Они просто не были готовы, не ожидали… Найтлайт мотнула головой. Нет. Может, она и была излишне резкой в своих обвинениях, но только так молодые стражники смогут на своей шкуре прочувствовать всю горечь совершенных ими ошибок и намотать их на ус.

Дальше было хуже. Не обнаружив шкатулки в кабинете Лютефикса, Чэйсер как-то умудрился выведать у расквартированных в приюте стражников, что шкатулкой занимается протеже Крисп Крекера. Не мешкая, единорог сразу же направился в предоставленное Лаванде помещение. Поспешность, с которой он действовал, говорила либо об охватившей его панике, либо – что лишний раз подтверждало ее предположения – о краткосрочности действия стимулятора. Или же… в той шкатулке было нечто такое, что разом решило бы проблему и бегства, и нехватки времени.

Слепая удача и в этот раз оказалась на стороне ублюдка. В тот момент, когда Чэйсер буквально вломился к ней, следователь как раз корпела над решением головоломки, открывающей шкатулку. Поглощенная сложностью задачи, Лаванда была захвачена врасплох – оказавшись один на один с накаченным наркотиком единорогом.

У нее не было и шанса. Выбив из нее нужные сведения и убедившись, что шкатулка в его копытах, Чэйсер, словно этого ему было мало, с немыслимой жестокостью сперва избил, а затем еще и грубо изнасиловал Лаванду. Прямо там, в комнате детского приюта, совершенно не стесняясь стражников или воспитанников, то и дело проходящих по коридору.

Надругавшись над Лавандой, Чэйсер в качестве последней издевки оставил у ее бесчувственного тела открытую шкатулку, прихватив с собой содержимое. Был ли ему известен пароль, или же он знал решение загадки, оставалось неясным. Очевидно было одно – он их переиграл, с лихвой отплатив за легкомыслие и беспечность. И это был последний поступок, который был доподлинно известен стражникам – что бы то ни было внутри бесценного артефакта Кириона Джина, оно надежно скрыло ловчего от любого вида магического поиска.

«Нет…» – подумала Найтлайт, — «он хуже, намного хуже фестралов. Если они просто одержимые кровожадные фанатики, ведомые жаждой мести, то этот выродок четко следует своему плану. Попутно же не стесняется потакать своим сиюминутным желаниям и прихотям. Если он хочет чего-то, то будет стремиться получить это здесь и сейчас… порою даже не принимая во внимания последствия. Лишь бы вписывалось в общее направление плана и замысла».

Лаванда… одаренная пытливым умом, подающая такие надежды! «Еще пару лет, и я с чистой совестью смогу уйти на пенсию, зная, что меня сменит достойный преемник», — говорил Крисп стражнице во время их самой первой встречи. А теперь… Сейчас Лаванда лежит в искусственной коме, в которую ее поместил доктор Хорс в последней попытке спасти ей жизнь. Возможно, она выкарабкается – а может и нет. Но даже в лучшем случае, для нее это не пройдет бесследно – нанесенные ей травмы, душевные и физические, были слишком тяжелы.

Узнав о случившемся, старшего следователя едва не хватил удар. Не зная, куда выплеснуть переполнявшие его отчаяние и гнев, он устроил Найтлайт самый настоящий разнос. В другой ситуации она никому бы не спустила такого обращения, но в тот момент сарозийка понимала, что Крекеру была необходима подобная разрядка. Поэтому она смиренно и терпеливо приняла все обрушившиеся на нее крики, обвинения и угрозы. К чести же самого Криспа, он довольно быстро сумел прийти в себя, и вместе с Найтлайт начал планировать ответные действия.

Вздохнув, сарозийка взяла пустой лист бумаги, отмеченный гербовой печатью Стражей Ночи. Чэйсер сбежал, и она собиралась официально объявить его в розыск. Она уже запросила помощи у пегасов из погодного патруля и гвардии – но этого было мало. К тому же, Чэйсер каким-то образом умудрился обойти заклинание поиска, которое теперь указывало на каждого единорога в радиусе действия, что делало его поимку еще более затруднительной. Но вот это письмо, разосланное по городам и селам, поведает о его преступлениях на всю страну. Пусть вся Эквестрия ищет подонка – и пусть все и каждый знают, что он натворил! А еще письмо извещало, что от него следует держаться подальше – не хватало еще, чтобы его попытались самостоятельно задержать какие-нибудь фермеры, или же жеребята в поисках Метки стражников. И хотя Найтлайт нутром чуяла, что ловчий окончательно и бесповоротно скрылся, но нельзя было отмахиваться даже от малейшей возможности на успех.

Если его поймают… Нет. Никаких «если»! Когда его поймают, его будет ждать суд – и заточение, пожизненное заточение в Дракенберге, единственной тюрьме такого рода во всей Эквестрии. Где в одиночных камерах, одинаково далеких как от света Солнца, так и от сияния Луны, доживают свой век все те немногие мерзавцы, что совершили тягчайшие и абсолютно непростительные преступления. Признанные слишком опасными и неисправимыми, они отлучаются не только от проявления силы и заботы Сестер, но и от самого дорогого для пони – общества себе подобных. Социума и коллектива, против которых они пошли – и которыми были за это наказаны. Эдакое проявление «мягкой силы», сталь внутри шелковой обертки – если мы, сарозийцы, ловчего просто бы казнили, то Селестия поступает иначе – и не могу даже сказать, что из этого на деле более гуманно…

Стук в дверь, оглушительным стаккато прозвучавший в вечерней тишине приюта, прервал мысли стражницы.

— Войдите, — отозвалась Найтлайт, машинально переворачивая бумагу исписанной стороной вниз. Не то что бы она опасалась шпионов или предателей, но этот рефлекс был вбит ей в голову еще в первый месяц обучения.

Дверь с протяжным скрипом отворилась, и в комнату неуверенно заглянула Рэйндропс.

— Мм… лейтенант, разрешите войти?

— Да входи уже, — устало закатила глаза сарозийка. – С чем пожаловала?

— Ну… Тут такое дело, — замялась пегаска. – В общем, меня отправил старшина больничного патруля, ну, этот, как же его… — На лице кобылки явственно проявилась напряженная работа мысли. – Ну да не суть важно! Он попросил передать, что Скуталу – ну, та кобылка, что в больнице…

— Я знаю, кто она такая, и почему в больнице, — отрезала Найтлайт. – Ближе к теме.

— А, да!.. Так вот, она попросила о встрече с Вами, и как можно скорее – говорит, что у нее появилась срочная информация о директоре Лютефиске и прочих связанных с ним делах!

— Вот как? – удивилась сарозийка. «Прямо сейчас, почти ночью? Кому другому я бы и не поверила, но Скуталу не похожа на пони, что способна разыграть бурю в стакане…» – Ну что ж, спасибо за оповещение. А теперь – вольно и свободна!

Пегаску как ветром сдуло. Заверив бумагу своей личной печатью лейтенанта Стражей Ночи, Найтлайт отправилась на почту. Растолкав задремавшего было почтальона, она вручила ему письмо и отправила в столицу. «Крекер был прав, договорившись о переводе почты в круглосуточный режим на все время расследования – иначе пришлось бы сейчас искать волонтера, или же отправлять кого-то из стражников… А так спустя каких-то пару часов о розыске узнают в штабе в Кантерлоте – а уже оттуда сообщение разлетится по всей стране. Ну, выблядок – стоит тебе теперь только показаться хоть в самой Луной забытой деревушке – тебя там уже будут ждать. А следом придем мы – и тогда ты заплатишь за все».

Покинув почту, сарозийка отправилась в больницу.

По дороге лейтенант ломала себе голову, как и откуда к Скуталу могла попасть такая информация. И почему сейчас, а не завтра? Или днем раньше? «У того, кто это передал, вчера ее просто не было? Или же потребовалось столько времени, чтобы их доставить в Понивилль? Но даже так, почему ей? Почему не встретились со мной напрямую?»

Кобылка бодрым шагом трусила по улочкам городка. Несколько дней назад прошел снег, укутав Понивилль снежным покровом. А сегодня вечером ударил мороз, заставив ее перед выходом зябко укутаться шарфом, и застегнуть плотнее плащ. «А ведь еще только середина Стэри… но зиму обещали в этом году суровую…» Не останавливаясь, она достала телекинезом шапку, и натянула ее до самых бровей. «Глупо выгляжу… но лучше уж так, чем мерзнуть. Да и смотреть на меня все равно некому. Но я отвлеклась. Так… и что же у нас случилось за последние пару дней?..»

Найтлайт, пораженная внезапной мыслью, остановилась как вкопанная. – Рога Дискорда!.. – вырвалось у нее. «Вчера сбежал Чэйсер! И спер содержимое шкатулки! Мог ли он подбросить ей что-то из этого? Надеясь на то, что пока мы будем разбираться с Лютефиском, он успеет сбежать из страны?!»

Ошеломленная такой идеей, сарозийка со всех ног помчалась в госпиталь, продолжая торопливо обдумывать эту немыслимую идею. «Возможно, да… Но не сходится. Да, он пощадил стражников – но при этом изнасиловал Лаванду. Выходит какая-то непоследовательная бессмыслица. Чэйсер не мог не понимать, что ему такого не простят, что будут искать и найдут, рано или поздно. Или тогда он не сдержался, а теперь – запаниковал? Но даже если так, то как он передал документы? Личная встреча исключается – незамеченным в больницу ему теперь просто не попасть. Подговорить кого-то местного? Возможно… заплати сотню-другую битов – вот и вопросов задавать не станут. Но все же… нет, просто не могу поверить. Но если не он – то кто?..»

Затормозив возле массивных деревянных дверей городской больницы, Найтлайт сделала глубокий вдох и попыталась успокоиться. Получилось не очень – но все же немного полегчало. Стянув с головы шапку, она вошла в просторный холл и поискала взглядом дежурного гвардейца. Тот был обнаружен у сестринского пункта, о чем-то негромко разговаривающий с молоденькой медсестрой. Найтлайт сперва даже подумала, что они флиртуют – но уж больно мрачными оказались их голоса. Подойдя ближе, она увидела, как сестра украдкой смахивала слезы. Заметив сарозийку, гвардеец вытянулся по стойке «смирно» и отдал честь.

— Здравствуйте, лейтенант, мэм! – поздоровался жеребец. Белая земнопони-медсестра нервно поправила шапочку на голове, а затем едва слышно выдавила робкое «здрасте». Найтлайт припомнила, что зовут ее Рэдхарт, и по каким-то причинам она так и не смогла преодолеть страх перед ее сарозийской внешностью. Вздохнув, лейтенант махнула копытом бойцу, избавляя его от ненужных формальностей, и отвела жеребца в сторону.

— Доложи обстановку, рядовой. – Гвардеец стойко выдержал ее пристальный взгляд, и начал отчет. По его словам, в больнице все было тихо и спокойно. Последняя смена постов прошла два часа назад, происшествий не было. Палаты Лютефиска и Скуталу под охраной, с этим тоже все было без изменений.

— Неужели? – левая бровь Найтлайт медленно поползла вверх. Лицо кобылы застыло, а вот глаза, казалось, пытались пробурить его насквозь. – И больше ничего ты добавить не хочешь?

— А. Да. Виноват. – Гвардеец еще слишком плохо знал своего командира, чтобы испугаться такой реакции – но что-то в голосе, выражении лица и самой позе сарозийки заставило его замереть на месте. «Селестия милостивая!.. Последний раз на меня так смотрели древесные волки, в том патруле, полгода назад! Все же они чужие… и пугающие». Откашлявшись, он продолжил:

— К Скуталу приходила посетительница, примерно два часа назад. Кобылка, ее возраста… одноклассница, вроде бы.

— «Вроде бы»? – передразнила его Найтлайт. Жеребец неуверенно кивнул, не заметив подвоха. Глаза сарозийки угрожающе сузились, не предвещая стражнику ничего хорошего. – Имя? Раса, внешность? Метка?

От этих коротких, хлестких вопросов, жеребец снова вытянулся во фрунт, а со стороны сестринского пункта донеслось испуганное ойканье. – Зем… земная пони, розовая… На голове – обруч какой-то, или что-то подобное. Метка… не видел, у нее седельные сумки были…

— Метки не видел, а имени не спросил. Молодец, что сказать! – Найтлайт старательно удерживалась от желания закрыть лицо копытом. Охранничек, хоть куда!

— Лейтенант… мэм… — робкий голос медсестры спас стражника от заслуженной отповеди, переключив на себя внимание сарозийки. Под пристальным взглядом вертикальных зрачков земнопони задрожала, но нашла в себе силы продолжить. – Это б-была Даймонд Тиара… она местная… Ее еще единорог из патруля проверял… говорил, что все в порядке…

— Вот как?.. – задумчиво протянула Найтлайт. Слова медсестры ее несколько успокоили – появилась зацепка и свидетель – одновременно являющаяся и невольным соучастником. «Или же она действительно приходила навестить подругу, а все документы попросту закинули в окно… Ладно. Сейчас сама все и узнаю». Наскоро отчитав проштрафившегося стражника, лейтенант отправилась в палату к Скуталу. На полпути ее остановил патруль – к одобрению кобылки, гвардейцы без вопросов и напоминаний применили к ней заклинание «истинного зрения». Убедившись, что перед ними действительно их лейтенант, они козырнули и вернулись к обходу. «Ну хоть кто-то службу несет, как положено…»

Постучав в дверь палаты, единорожка проскользнула внутрь. Ее взору представилось необычное зрелище: Скуталу сидела прямо на полу, окруженная бесчисленными рядами листов, бумаг и документов. Придерживая толстую папку своей загипсованной ногой, она с удивительной ловкостью раскладывала ее содержимое, следуя понятному лишь ей принципу. Увидев вошедшую сарозийку, пегаска отложила папку, и приветливо заулыбалась.

— Найтлайт, здравствуйте! Извините, что Вам пришлось прийти в столь поздний час… но Вам надо это видеть! – Крылья пегаски были раскрыты от возбуждения, а единственный зрячий глаз полыхал огнем азарта. Глядя на это зрелище, лейтенант с удовлетворением отметила, что ни травмы, ни увечье, не смогли сломить в ней главное – дух.

— Ну здравствуй, Скуталу! – Найтлайт улыбнулась ей в ответ. Аккуратно обходя многочисленные стопки, кобылка дошла до кресла – и устроилась в нем, поджав под себя ноги. – Смотрю, бодра и полна сил, не так ли?

— Точно! Доктор Хорс говорил, что на днях меня выпишут, и я смогу наконец-то вернуться домой! Жду не дождусь снова попробовать всю ту вкуснятину, что готовит Коппервинг! Нет, здесь тоже кормят вкусно, но дом…

— …но дом есть дом! – договорила за ней единорожка. «Интересно, ее опекун и впрямь так хорошо готовит? Или же тут важнее, не что готовят – а кто?» Улыбаясь своим мыслям, она подмигнула собеседнице – на что та лишь недоуменно подняла брови. «Ладно, к делу». Найтлайт посерьезнела.

– Ну да ладно, Скути… Ты бы не позвала меня в такой час из-за ерунды, так ведь? Да и обстановка у тебя в палате уж больно… занимательная.

— Это уж точно, — кивнула пегаска. Забравшись на кровать, она повторила позу лейтенанта. – Но прежде чем мы начнем, я хочу, чтобы Вы мне кое-что пообещали.

Брови стражницы поползли вверх.

- Ставишь условия? Неожиданно, но занимательно… – она одобрительно хмыкнула. – Ну что ж, давай послушаем.

— Эти бумаги, документы, фотографии, счета… мне их передал друг. – Голос Скуталу задрожал от волнения. Не только от того, что она сейчас будет спорить с лейтенантом сарозийской крови, а от осознания того, что она только что назвала Даймонд Тиару своим другом. Скажи ей кто-нибудь об этом день назад, она подняла бы его на смех. А теперь вот… Тряхнув головой, она изо всех сил постаралась придать голосу твердости. — Близкий и дорогой моему другу пони работал с этой мразью Лютефиском. Работал долго и плотно. Недостаточно, чтобы быть в курсе всех его темных делишек – но хватило, чтобы этот пони насобирал не него изрядное количество… различного компромата. На всякий случай, для страховки. Этого хватит, чтобы прикрыть всю его шайку, а его самого – осудить как следует!

- Позволь догадаться, — мягко прервала ее Найтлайт. – Ты хочешь, чтобы я обеспечила этому пони иммунитет во время судебного разбирательства взамен на предоставленные им… или ею сведения, так?

На «ею» Скуталу непроизвольно дернулась, а ее зрачки слегка расширились. Что не укрылось от пытливого взора стражницы, носившей в свое время чин дознавателя.

— Д-да… — ответила пегаска, нервно облизнув пересохшие губы. – Если эти документы правдивы, если смогут пролить свет на дела и тайны Лютефиска – это того стоит. И… я не прошу, чтобы все обвинения были сняты, вовсе нет! Ведь я отдаю себе отчет в том, что этот пони совершил немало… эээ… всякого рода махинаций с деньгами…

- Экономических преступлений, — поправила ее Найтлайт.

- Да, именно! И он должен за это понести наказание, но... – голос Скуталу окреп, и она вызывающе посмотрела сарозийке в глаза, — Но вы должны пообещать, что суд не поставит его в один ряд с Чейсером и Лютефиксом!

Найтлайт устало вздохнула. Порыв Скуталу был от чистого сердца, но едва ли она представляла целиком ту мрачную картину, что могла скрываться в этой кипе бумаг.

— Милая, ты же понимаешь, что не в моей компетенции обещать что-то подобное? – стражница попыталась вложить как можно больше теплоты и сочувствия в свои слова, чтобы они не прозвучали, словно приговор. – Даже если этого и очень хочу.

- Но ведь это чистосердечное признание! – с негодованием воскликнула пегаска. – Не говоря уже о том, что с помощью этих документов вы сможете накрыть всю его мерзкую шайку!

— Ну это еще надо установить… — пробубнила себе под нос сарозийка и тут же продолжила, чтобы не пресечь очередной возглас кобылки. – Послушай, Скуталу, давай прикинем – просто в теории… — видя, что та уже на взводе, Найтлайт аккуратно подбирала слова, стараясь сглаживать углы. Скуталу и так натерпелась. Побои Лютефикса, серьезная травма – если не инвалидность, теперь еще страх за то, что подставила своего друга – подвергать ее лишнему стрессу было совершенно ни к чему. — … просто в теории представим, что документы, принесенные твоим… другом, лишь усугубят его вину. Я ни в коем случае не обвиняю– он мог просто не знать подробностей – но все же, что если так?

— Я… думаю… — Скуталу закусила губу, а ее глаза забегали по разбросанным по полу бумагам, словно пытаясь отыскать подсказку. – Я не знаю, — сдалась она наконец. – Я не хочу в это верить, но… но и то, что Вы говорите, может оказаться правдой.

Найтлайт облегченно вздохнула: ей совсем не хотелось прибегать к должностным полномочиям и забирать эти документы против воли пегаски.

— Давай поступим следующим образом, — она спрыгнула с кровати. Подойдя к понурившейся пегаске, стражница мягко положила ей копыто на плечо. – Я обещаю, что досконально изучу все предоставленные твои другом улики, опрошу свидетелей – возьму расследование в свои копыта, короче говоря. Если все это действительно окажется правдой, как он и говорит, то суд ограничится лишь наказанием за экономические преступления. Идет?

— Вы… Вы будет допрашивать его лично? – робко спросила Скуталу, не зная радоваться ей, или переживать – допрос, проводимый стражницей ночи… звучит не очень-то мило.

— Ну разумеется, — Найтлайт поправила Скуталу повязку и добродушно усмехнулась, — я же обещала тебе, да и не стала бы доверять это никому другому. «Особенно Криспу Крекеру», — добавила она про себя, — «ему пока лучше не знать про это, а то и вообще отойти от дела». – Но не волнуйся, я не вижу причин применять особые «сарозийские» методы допроса. В конце концов, он же явился с повинной!

Скуталу неуверенно улыбнулась, чувствуя, как напряжение постепенно спадает. — Ну… тогда я согласна, — ответила пегаска. Секундой позже она посмотрела на Найтлайт и ехидно добавила. – Но ведь выбора у меня все равно не было, да?

— Какая ты смышленая, — рассмеялась стражница. – Но выбор есть всегда, и я рада, что сегодня ты с ним не ошиблась.

Собрав документу в сумку и пообещав держать Скуталу в курсе расследования, Найтлайт направилась было к выходу, но у самой двери остановилась.

— Есть еще кое-что, милая, — сказала стражница, — у меня тоже есть просьба к тебе.

Скуталу удивленно приподняла бровь.

— Коппервинг…

— Ох, Селестия, с ним что-то случилось?!

— Возможно, в моей просьбе и не было нужды, — тепло улыбнулась сарозийка. – Вы так похожи… так заботитесь друг о друге…

— Нет! То есть... в смысле да! — смутившись, Скуталу на мгновение запнулась. – Я Вас не отпущу, пока не скажете…

— Просто… береги его, ведь сейчас он нуждается в поддержке едва ли не больше, чем ты…

— Р-разумеется… — Скуталу ожидала чего угодно, но только не этого. – Все пони понимают, как ему сейчас тяжело. Даже Айроншилд…

— Рони – славный малый, но он слишком много возлагает на самодостаточность личности, он все еще одержим этой идеей – ему надо время, чтобы понять… а остальные… они понимают и действительно стараются помочь, но этого недостаточно… — глаза Найтлайт блеснули, а слова, уже готовые сорваться, замерли нее на губах. — Сейчас ты – самый близкий ему пони… Не дай Коппервингу утонуть, Скуталу. Не дай ему захлебнуться в темных мыслях, в которых он сам же себя и топит. Я слишком хорошо знаю, что может случиться, если пустить все на самотек.

Коппервинг спал и видел сон. Снилось ему летнее небо. Закат, полыхающий феерией оттенков красного, уже угасал; ему на смену откуда-то из-за горизонта с торжественной неспешностью выплывала луна. Сам пегас, удобно устроившись на небольшом пушистом облачке, словно завороженный наблюдал за восходом ночного светила. Лишившись темного пятна в виде головы аликорна – мрачного свидетельства давних ошибок, — луна величаво сияла холодным белым светом. Засмотревшись, пегас с удивлением осознал, что прямо на его глазах ночное светило превращается в огромное, сияющее все тем же серебристым светом, око.

Не успел он испугаться, как небесный глаз затемнился, и на его сверкающем фоне появилась бирюзовая радужка и черное пятно зрачка. Пронзительный взгляд словно пригвоздил жеребца к его облаку; он задрожал от мысли, что впервые за много лет его посетил ночной кошмар. Но тут наваждение рассеялось. Огромный глаз отдалился, позволив рассмотреть остальное лицо. На него смотрела принцесса Луна.

Серебристый свет, струящийся подобно слезам, вырисовывал контур длинной лестницы. Вспышка – и аликорн, величественно раскрыв крылья, покинула пределы луны и начала спуск. Вниз, к нему.

Нервно облизав вмиг пересохшие губы, Коппервинг преклонил колено в почтительном поклоне. Впервые в жизни он получал личную аудиенцию у принцессы Луны, тем более – во сне. Лихорадочно вспоминая, чем бы он мог заслужить такую честь, он внезапно осознал – ну конечно же, письмо! То самое, в котором он рассказал о травме своей подопечной; в котором он смиренно и со всем уважением просил о помощи. Вот только он адресовал его принцессе Селестии… неужели Спайк напутал, и отправил послание ее младшей сестре?

— Встань, наш подданный! – прогремел откуда-то сверху голос принцессы. Торопливо поднявшись, он встретился с неожиданно строгим взглядом Луны. Стушевавшись, он попытался было опустить взор – но не тут-то было! Глаза принцессы вдруг показались ему огромными, как само ночное светило; ослепительным потоком бирюзового света они словно бы впились в карие глаза Коппервинга. Вздрогнув от неожиданности, жеребец нашел-таки в себе силы посмотреть в ответ. Он слышал рассказы о том, что одним лишь своим взглядом принцесса Селестия могла отличить ложь от правды, проникая таким образом в самые сокровенные мысли и воспоминания. И наверняка ее сестра тоже владела подобным талантом. Скрывать ему было нечего, вот только… Пегасу почему-то показалось, что через этот зрительный контакт аликорн узнаёт гораздо больше, чем он написал в том письме. Вслед за страхом пришел и гнев, подстегиваемый незаслуженным оскорблением: он ведь по первому слову готов был ответить на все ее вопросы, так зачем же вот так?

Усилием воли, Коппервинг все же заставил себя успокоиться. В конце концов, он делал это не для себя, а магия принцесс была единственным, что могло помочь Скуталу. Более того, его ощущения могли быть в корне неверны – и непонятно, какой была бы реакция на такие обвинения? Стиснув зубы, жеребец приготовился терпеть и дальше; надеялся он лишь на то, что это все скоро кончится.

Словно в ответ на его мысли, Луна оборвала зрительный контакт. Тяжело дыша, пегас без сил опустился на облако, безуспешно пытаясь проморгаться. Наконец, он снова поднял голову и посмотрел на принцессу. К его удивлению, строгость на ее лице сменилась легкой, едва заметной, улыбкой.

— Я прочла твое письмо, Коппервинг. – Голос принцессы больше не звучал подобно грому, теперь в нем слышались теплота, забота и внимание. И… грусть? – А теперь, посмотрев в твои очи, могу я подтвердить: все в нем – правда.

— Благодарю Вас, принцесса Луна! – Пегас вновь склонился в глубоком поклоне. Выпрямившись, он посмотрел на Принцессу Ночи взглядом, полным надежды и восхищения.

— Более того! Ты обратился к нам лишь тогда, когда все другие известные тебе способы оказались тщетны. – Словно подчеркивая свои слова, Луна распахнула крылья и воздела копыто к небесам. Ее голос стремительно набирал силу; казалось, будто она просто не привыкла его сдерживать. – Этим ты показал себя с лучшей стороны – обратись ты к нам сразу, мы бы не удостоили бы тебя такого ответа. Увы, сколь многие ошибочно считают, что мы с сестрой должны принять на себя груз их проблем и бед, не пытаясь при этом и копытом пошевелить самостоятельно!!!

К концу фразы, величественный голос принцессы вновь зазвучал с силой и раскатистостью грома. Коппервинг, не привыкший к таким звуковым атакам, вжался в облако. Изо всех сил пытаясь заткнуть копытами уши, он для верности еще и накрыл голову своими крыльями.

На его счастье, Луна заметила его состояние. И если бы не заткнутые уши, он непременно расслышал бы, как она тихонько ойкнула, смутившись своей несдержанности. Подняв пегаса своей магией, принцесса осторожно распутала его «защитный кокон», и поставила его назад на облако.

— Приносим свои извинения, Коппервинг… Мы… Я!.. Я еще не окончательно и полностью свыклась с тем, как изменились обычаи и речь за тысячу лет моего отсутствия. – Она недовольно наморщила носик. Вкупе с легким румянцем от смущения, это придавало ее прекрасному лицу удивительную живость и обаяние. Эти простые эмоции словно бы сбросили с нее маску принцессы, открыв под собой настоящую Луну – со своими желаниями и чувствами, потребностями и предпочтениями. Но это длилось считанные мгновенья – и вот перед пегасом вновь предстала Ее Величество Принцесса Луна, младший диарх Эквестрии.

— Прошу Вас, не беспокойтесь, принцесса! – улыбнулся в ответ жеребец. Тот факт, что он смог увидеть принцессу как пони, а не бессмертного аликорна, заметно его приободрил. И хотя сперва он испугался и даже разозлился на нее, увиденное подняло Луну в его глазах почти вровень с Селестией. – Я безмерно ценю, что Вы нашли время и почтили меня личным визитом. И мне видится непростительным, что я своей болтовней буду и дальше тратить Ваше бесценное время. – «Спасибо тебе, Узури, дочь посла, за науку красиво говорить и витиевато изъясняться!» — Поэтому… Вы не против, если мы перейдем к теме моего письма?..

На лицо Луны набежала тень. Раскрыв крылья, она с грустью посмотрела на пегаса: — Коппервинг… Прости, но в твоей просьбе отказано. Мы не в праве ей помочь.

Не веря собственным ушам, жеребец отшатнулся как от удара, и, запутавшись в ногах, плюхнулся на облако. Но тут же вскочил, с изумлением уставившись на Принцессу Ночи.

— То есть как – отказано?.. Но… Но я… Она… — не в силах подобрать слова, пегас разевал и закрывал рот, словно рыба, вытащенная на берег. В его карих глазах застыла такая боль и ощущение предательства, что Луна не выдержала и отвернулась.

— Мы не имеем права исцелять, — отвернувшись, она украдкой смахнув слезу. – Никого. Ни ее, ни любого другого пони. Этому запрету уже не один десяток веков, и мы не в праве его нарушить.

— Но почему? И кто мог что-либо запретить вам, бессмертным аликорнам, владычицам Солнца и Луны? – Коппервинг, сам того не желая, снова начал распаляться. Абсурдность древнего запрета, о котором он услышал впервые; ответственность и вина перед Скуталу; отчетливое осознание того, что принцессы бы МОГЛИ нарушить запрет и МОГЛИ БЫ помочь – все это гнало его вперед, придавая отчаянную смелость пони, которому нечего терять.

— Мы сами! – Топнув копытом по ступени призрачной лестницы, Луна снова посмотрела на пегаса. Взор ее сверкнул мрачной решимостью. – Нас с сестрой лишь двое, а больных и нуждающихся многие тысячи! Мы не имеем сил и времени помогать всем, а если будем спасать выборочно, то это будет каплей в море! И приведет лишь к гневу и обидам тех, кому не выпал шанс получить исцеление!

— Но даже нескольких! Пусть даже не Скут – почему вы лишаете шанса всех? – Коппервинг уже не мог сдерживаться. В глубине души он понимал, что сейчас с непростительной дерзостью кричит и спорит с Принцессой Ночи… но ничего не мог с собой поделать. Горькие слезы обиды и предательства жгли ему глаза, горло перехватывало от невероятности происходящего – но он упрямо говорил, пытаясь если не донести свои доводы до Луны, то хотя бы попытаться понять ее собственные. – Эта «капля в море» — это десятки и сотни спасенных жизней! Безнадежно больных, калек, жертв несчастных случаев! Ваших подданных, в конце концов! Неужели скорбь тех, кому не выпало счастье вашей помощи, для вас громче радости и благодарности тех, кого вы спасли?!..

— Умолкни, Коппервинг!!! – голос Луны снова обрел пугающую громкость, заставив пегаса вновь заткнуть уши, и едва не разорвав под ним облако силой звуковой волны. – И мы запрещаем тебе подавать голос до тех пор, пока мы снова не разрешим тебе говорить!!!

Собравшись духом, пегас поднялся на ноги. Глаза принцессы метали молнии, ноздри гневно раздувались; крылья стояли торчком, а рог светился от нарождающегося заклинания. По всему выходило, она не шутила, а он сам едва не переступил последнюю черту. Через силу кивнув, Коппервинг вызывающе задрал подбородок, и с неприязнью посмотрел на Луну. От добрых чувств, любви и восхищения, не осталось и следа. Более того – до него наконец дошло, что запрет приняли и поддерживали обе сестры: не только младшая, что стояла перед ним – но и старшая, прекрасная и искренне чтимая им принцесса Селестия…

— Молчишь? Так оно лучше будет. – Принцесса несколько сбавила мощь своего голоса, и теперь лишь просто кричала, не пытаясь соревноваться с громовыми раскатами. – Ты написал письмо, и отправил его через дракона Твайлайт Спаркл. Без ее ведома, ну надо же! Так знай же! Что спроси ты у нее сперва, не пришлось бы мне теперь высказывать! – Приложив копыт к груди, Луна сделала долгий вдох и выдох. В результате, громкость ее голоса снизилась еще на пару тонов. – Запрет, о котором я говорила, не тайна за семью замками. О нем просто стараются не упоминать. С каждым годом все больше пони находят помощь у врачей и знахарей, а письма вроде твоих – приходят все реже.

Коппервинг, округлив глаза, слушал монолог Принцессы Ночи. Получается, Твайлайт… знала? Припомнив их поиски в библиотеке и то, как деликатно она обходила тему письма принцессам, пегас отчетливо понял – да, знала. Но почему не сказала? Может, хотела рассказать, но тогда, как он решится отправить письмо? Вот только Твайлайт он вчера на месте не застал; ждать ему не хотелось, поэтому он попросил Спайка написать и отправить письмо Селестии. И даже отблагодарил его за труды большим куском яшмы…

…- Селестия в ту пору помогала всем, исцеляла, не жалея себя. Она не могла видеть слезы и мольбы черни – и посему готова была возиться с ними днями напролет. – Задумавшись, он пропустил начало нового монолога Луны. Это было не сложно – ведь теперь она говорила с громкостью обычного пони. – И… надорвалась. Настолько, что мне пришлось поднимать Солнце вместо нее. А они все шли и шли… некоторым хватало наглости просить исцеления таких мелочей, как сломанные ноги! – Голос принцессы отдалился – видимо, она погрузилась в воспоминания, вновь переживая те стародавние времена. – Не получив помощи от моей сестры, они в бесстыжей дерзости отправились ко мне… а я их прогнала. Они кричали и плакали, молили и проклинали – но ответ был неизменен. Я видела, как сестра бездумно растратила свою силу, как стремление помочь сломило ее. И я совсем не хотела для себя такой же участи – ведь на мне, как и на ней, лежала ответственность за движение светил. Кончилось все тем, что я забрала Селестию, и мы несколько лет прожили в укромной долине на окраине Эквестрии. И тогда я взяла с нее клятву – не дарить исцеления силой нашей никому. Никогда.

Луна замолчала. Коппервинг тоже не открывал рта – сказать ему было просто нечего. Об этой истории он не слышал никогда – и был уверен, что она вообще мало кому известна. Он даже в чем-то понял Селестию – когда та, не в силах слушать мольбы и крики боли, исцеляла всех подряд. И даже, скрепя сердцем, сумел осознать жестокую необходимость в том запрете. В этот миг он отчетливо осознал ту пропасть, что отделяет обычных пони от бессмертных богинь-аликорнов. Дело даже не в вечной жизни и могуществе, в понимании и логике. Дело в памяти. Глядя, как Луна с легкостью рассказывает о событиях тысячелетней давности, он понял, что она так же запросто может вспомнить тех пони, что жили еще до Дискорда. Их имена, цвета, метки. Их рождение, годы жизни, семью и друзей, разговоры и подвиги – а потом и смерть. И так много, очень много раз. Его передернуло. Помнить мольбы о помощи тех, кому просто не повезло получить исцеление от бессмертного аликорна. Помнить и благодарственные речи тех, кого твоя сила исцелила. Но при этом осознавая, что жизни и тех, и других пролетят для тебя так же незаметно, как для простого пони – жизнь насекомого-однодневки. Но память, проклятая память! Ведь к ней, словно репейники к хвосту, пристанут истории их жизней, загружая мозг ненужной для аликорна информацией, заставляя вновь переживать боль потерь и сожаления о несбывшемся! Вот и получается, что единственный шанс для бессмертного оставаться в здравом рассудке – разумная отстраненность, которую легко можно спутать с холодностью и бесчувственностью.

— Теперь-то ты понял, почему на твою просьбу я вынуждена – Луна четко выделила голосом это слово – Повторяю, действительно вынуждена ответить отказом? – Не дождавшись ответа, она поморщилась и добавила: — Ах да, разрешаю тебе говорить.

— Понимаю, — помертвевшим голосом процедил Коппервинг. – Если это все, то могу я вернуться к своим снам? Или проснуться – уж на Ваш выбор? – Льдом в голосе пегаса можно было заморозить средних размеров озеро, и такая перемена не могла ускользнуть от внимания Луны. Невесело усмехнувшись, она кивнула. Взмах рога – и позади жеребца прямо в воздухе открылся разлом, сквозь который ему была видна не только его кровать, но и он сам, мечущийся в беспокойном сне.

— Иди, я не держу тебя. – Она величаво махнула крылом в сторону портала. – Но помни. Хоть и соблюдаем запрет мы с сестрой вместе, она принимает его гораздо ближе к сердцу. Не шли ей больше писем с такими просьбами – они все равно не дойдут, как и это. А если все же отправишь… я лично накажу тебя за дерзость.

Не прощаясь, пегас направился к порталу. В последний миг его догнал окрик принцессы Луны:

— Коппервинг! Мне жаль, что так вышло со Скуталу. И… прости.

Не оглядываясь, пегас переступил порог портала. Секундой спустя он пробудился от сна, с бешено бьющимся сердцем на мокрой от пота кровати. На душе было мерзко и горько – помощь Принцесс, последняя надежда на исцеление, на деле оказалась одним лишь разочарованием.

В ту ночь Коппервинг больше не сомкнул глаз. Вновь и вновь прокручивая у себя в голове ночной разговор с принцессой, он пытался понять отстраненную логику бессмертных аликорнов. Всецело заботиться о своих подданных — и при этом отказывать в столь важном деле, как исцеление. Видеть страдающих от неизлечимых недугов; калек, ограниченных в свободе движений; медленно угасающих от болезней или травм – и всем им, на коленях умоляющих о помощи, суметь сказать «нет». Интересно, а случались ли исключения? Те самые случаи, когда царственные сестры отрекались от своих же слов и принципов, спасая особо близкого им пони? Вот окажись неизлечимо больной та же Твайлайт – на этой мысли Коппервинг суеверно постучал по дереву; вот случись такое с ее дорогой ученицей, носительницей Элемента Магии, победительницей Найтмер Мун и сумевшей вернуть ей сестру – что тогда? Нашла бы Селестия в себе силы и в такой ситуации остаться верной их с Луной «принципам»? Или же со всех ног поспешила бы к ней с лечением и помощью? Где она, та узкая грань между силой и бессилием? Верностью слову и страхом потери?

Дело близилось к рассвету. С тяжелой головой и мешками под глазами, жеребец занялся завтраком. Без юной пегаски, с искренним восторгом встречавшей его немудреные холостяцкие блюда, весь его энтузиазм к готовке напрочь пропал. Еда, одной другой проще, превращала вкусные завтраки, сытные обеды и ароматные ужины в равнодушные «приемы пищи». Зачем тратить время и силы на нарезку того же салата, если можно все это съесть раздельно? В животе-то и так один ляд перемешается...

Сегодня у него был последний выходной – взятые им в погодной бригаде отгулы подходили к концу. На днях Скуталу должны были уже выписывать из больницы, поэтому жеребец занялся тем, что откладывал до последнего: уборкой их облачного дома.

Процесс этот был не сложным, но длительным. Первым делом нужно было смахнуть пыль со стен и мебели. Затем, приготовив ведра с мыльной водой, следовало щедрым потоком лить ее прямо на пол. Облака впитывали влагу, а вместе с ней и грязь; а после, повинуясь магии пегаса, извергались вниз кратковременным дождем. Благо, что его дом был на отшибе – ему не приходилось волноваться, что он кого-нибудь случайно обольет.

Устроив себе небольшую передышку, Коппервинг с улыбкой вспомнил, как учил такому методу уборки свою юную подопечную. Для нее все это было в новинку – облачные дома, работа с дождем, использование своих природных сил пегаса. Вспомнил ее восторг – и то, как быстро уборка переросла в игру. Скользя по мыльному полу, Скуталу с восторженным смехом убегала от преследующего ее жеребца. У него было куда больше опыта – но и куда больший вес и габариты, что и привело к тому, что в один момент он не вписался в поворот, и снес часть облачной стены. Помнится, Скут тогда хохотала так, что у нее даже началась икота.

Не переставая улыбаться, Коппервинг вернулся к уборке. Прошло уже три часа, и неубранной оставалась одна лишь прихожая. Смахнув пыль взмахами крыльев, жеребец собрался было на речку за очередным ведром воды, но тут услышал чей-то голос, звавший его по имени. Выглянув в окно, он увидел знакомую темно-синюю единорожку. Заметив его, та приветственно замахала копытом.

Спускаться не хотелось. Нет, он не испытывал к Найтлайт каких-то негативных чувств – но ее внешний вид лишний раз напоминал ему о Луне и ее отказе. Да и сам факт того, что лейтенант пришла к нему лично, навевал на мысли о чем-то важном и срочном – а это было совсем не тем, чем пегасу хотелось заниматься в последний выходной. «Ладно… хотя бы большую часть работы успел сделать…»

— Приветики, Коппервинг! – поприветствовала его единорожка. Одета она была как следует: на ней были не только шапка и шарф, но еще и теплая куртка, и даже изящные сапожки. Несмотря на это, она вся прямо-таки лучилась радостью и хорошим настроением, словно бы пытаясь посоревноваться этим с самой Пинки Пай. – Отличная погодка, не правда ли?

— Ну… да, ничего так, — неуверенно отозвался пегас. Веселье сарозийки его настораживало – прежде он не замечал за ней такой эмоциональности. «Пьяная она, что ли?.. Или и в самом деле произошло нечто хорошее?». – И да, здравствуй, Найтлайт. Я так понимаю, что ты не просто пришла со мной поздороваться и поговорить о погоде?

— Правильно понимаешь, — хмыкнула она, с легкой завистью глядя на Коппервинга. Тот, как и любой пегас, мог становиться нечувствительным к холоду, и сейчас стоял перед ней в естественном, не-одетом, виде. – За последние дни много чего случилось, а сегодня настала пора и тебя в это посвятить. – Видя, как расширились зрачки пегаса, она дружелюбно пихнула его копытом под ребра. – Да не переживай ты, все в порядке с твоей зазнобой, жива-здорова, бодра и весела!

— Она не… — раздраженно начал было жеребец, но договорить ему не дали.

— К нам попали в копыта документы, факты и доказательства виновности как самого Лютефиска, так и его сообщников. Мы узнали, кто работал с директором, и вскоре будем их брать. – Вмиг посерьезнев, Найтлайт посмотрела в глаза пегасу. – Сейчас они под наблюдением, устанавливаем последних участников. Уже сейчас известно о десятках замешанных пони. Это в восьми приютах, по всей стране. Целая сеть, опухоль на теле Эквестрии. Но ничего, мы ее вырежем и выжжем, с корнем и дотла. И скоро, уже очень скоро виновные в этом предстанут пред судом.

У жеребца от такой новости глаза на лоб полезли. Нет, он догадывался, что директор работал не один – но чтобы вот так, с таким размахом?!.. Да и сама стража – проделать такую работу, и так быстро?

— Ничего себе, — наконец, выдавил из себя из себя Коппервинг. – Найтлайт, это просто невероятно! Но как?..

— Лучше не спрашивай, «как» или «откуда», — поморщилась кобылка. – Главное, что по всей стране идет масштабная работа – мерзавцы под колпаком и скоро отправятся в камеры, счета и переводы отслеживают, по договорам со сторонними компаниями ведется тщательная проверка. Ну а жеребят, что были у них на попечении, мы готовы передать в заботливые копыта настоящих врачей и всамделишных педагогов. Но! Это не единственная новость, — остудила она восторги пегаса. – Чэйсер… ублюдок сумел сбежать.

Следующие несколько долгих минут Найтлайт пересказывала Коппервингу события последних дней – из тех, что ему было можно или нужно знать. Скуталу и ее участие в получении информации было упомянуто мельком и без подробностей – да и то лишь потому, что пегаса это касалось напрямую. Под конец сарозийка порекомендовала ему до срока забрать свою подопечную из больницы, и хотя бы на несколько дней увезти из города.

— Риск есть, — честно призналась она помрачневшему жеребцу. – Небольшой – но все же. Мы считаем, что Чэйсер со всех ног спешит к границе Эквестрии, спасая свою шкуру – но полной уверенности в этом нет. Он импульсивен и непредсказуем, и как знать, не решится ли ловчий рискнуть и довести дело до конца?

Наступило напряженное молчание. Пегас нервно бил по земле копытом; от одной лишь мысли об этом мерзавце-ловчем у него внутри зарождалась привычная уже волна ярости. Но в этот раз было немного иначе – нарождающийся гнев был смыт чувством заботы и ответственности, стремлением защитить ту маленькую рыжую пегаску. Однажды он с легкостью впустил ее в свою жизнь, и лишь сейчас с удивлением осознал, сколь важной и нужной стала для него Скуталу.

— Я знаю, где она будет в безопасности, — наконец, ответил Коппервинг. – У моих родителей, в Клаудсдейле. Да и они, уверен, будут только рады провести время со своей… то есть, с моей… — Пегас запнулся, пытаясь подобрать верное определение. Кто для него Скуталу? Сестра, дочь – кто? Он столько раз задавал себе этот вопрос, и все никак не мог найти ответа, убегал от него, запирал в дальнем углу сознания, прикрываясь нейтральным словом «подопечная». «Все же не «дочь», это точно, хоть по документам и написано обратное. И дело не в столь малой разнице в возрасте – я не могу заменить ей отца, я не умею этого!.. Да и отношения у нас другие. Но и сестрой я ее ни назвать, ни считать не могу, хотя по факту это самое близкое по сути – и самое удобное, что ли, определение. А от слова «подопечная» отдает отстраненностью и официозом, и меня уже от него тошнит!..»

Задумавшись, Коппервинг не обратил внимания, что Найтлайт и не подумала встревать или договаривать, а с добродушной ухмылкой ждала, как же именно он закончит свою фразу.

«Мы со Скуталу очень сблизились, сдружились, она важна для меня – и я уверен, что она сказала бы про меня такое же. Подобное было с Дэш, было с Узури; но они были не просто моими подругами – они были моими кобылами. Я любил их, я вожделел их, я с ними спал. Со Скут же я не чувствую подобного – и не потому, что она настолько меня младше. Тут другое, но…»

Вспомнив свою подругу-зебру, Коппервинг, как по волшебству, вспомнил одно из ее «наставлений»: «Настоящая дружба – это любовь, но без постели. Это проявление заботы и внимания, терпения и взаимопомощи; это желание быть рядом как в горе, так и в радости – и способность оставить в покое, когда требуется. Это готовность рискнуть за друга жизнью, а понадобится – так и вовсе отдать свою взамен его. Настоящая любовь немыслима без дружбы – но дружба куда шире, поскольку способна окружить куда большим числом близких и дорогих тебе… существ».

Воспоминание было столь ярким, что он будто бы увидел Узури наяву, услышал ее мягкий чарующий голос, уловил запах кальяна, который та частенько покуривала, наполняя комнату пряным ароматом своей далекой родины. Не удержавшись, он принялся невольно сравнивать ее и Рэйнбоу.

«Любил ли я Дэш? Да. Но дружбы у нас с ней настоящей так и не сложилось. А госпожу Узури? Она была резко против того, чтобы считать наши с ней отношения «любовью», четко дав понять, что наши отношения осознанные и добровольные, к обоюдному удовольствию и все такое. Мы не любили друг друга, по крайней мере, никогда не употребляли по отношению к нам такое выражение – но при этом были друзьями, «друзьями с привилегиями», как она однажды метко выразилась. Но несмотря ни на что, мы с ней были гораздо ближе, чем с Рэйнбоу, как бы при этом наши отношении не назывались».

Прогнав сторонние мысли, пегас вернулся к тому вопросу, который умудрился загнать его в такие дебри воспоминаний и размышлений. Сопоставив и сравнив чувства, что он испытывал к Дэш и Узури, жеребец с немалым удивлением осознал, что любит рыжую пегаску. Без малейшего вожделения и страсти, испытывая привязанность, заботу и ответственность. Что может назвать ее, первую из всех знакомых ему кобылок, своим настоящим другом. «Друзья – это та семья, что мы сами себе выбираем», — вспомнилось ему еще одно изречение от все той же зебры.

Погрузившись в размышления, Коппервинг едва не забыл, что поступило их первопричиной. Что он вообще-то разговаривал, и собеседница с необыкновенным терпением до сих пор его ждет… Всхрапнув, он дернулся, замотал головой и виновато улыбнулся – один в один студент, разбуженный преподавателем на скучной лекции.

— Ты так увлеченно думал, что я уж побоялась не дождаться окончания твоего мыслительного процесса, — съехидничала Найтлайт. – Ну что, решил-таки, кем тебе приходится Скуталу, кем ее сам считаешь? Сестрой, дочерью, подопечной, или даже?..

— Она мой друг, — ответил ей Коппервинг, предпочтя не заметить многозначительную незавершенность в вопросе сарозийки. Судя по удивленному выражению на ее лице, такого ответа она не ожидала. Как, впрочем, и он сам – до сих пор друзьями, настоящими друзьями, он за всю жизнь называл лишь четверых.

— Друг?.. Просто «друг», и все, так просто? – Найтлайт разочарованно цокнула языком. – Ну вот. А я-то надеялась на нечто большее. Ну да ладно, дело ваше. Я ведь, в конце концов, лейтенант гвардии – не престало мне, словно какому-то газетному журналисту, выпытывать причины и разнюхивать подробности.

Припомнив свою прошлую встречу с журналисткой – не к ночи будет помянутой Черри Спайс, Коппервинг с досадой поморщился. Ее бесцеремонные вопросы, настырность в стремлении влезть в его личную жизнь, общая манера вести беседу – все это, как ни странно, было уравновешено на редкость хорошо написанной, вдумчивой и объективной статьей. Тем не менее, от одной лишь мысли о повторном интервью, у пегаса начинал нервно дергаться глаз. «Хорошо еще что Скут тогда была не в том состоянии, чтобы и ей вопросы задавали…»

— Друг, друг… — Жеребец тряхнул головой, прогоняя посторонние мысли. – А много это или мало, просто или сложно – это уже каждый сам для себя решает.

Ответом ему была многозначительная ухмылка на лице Найтлайт. Обговорив с ним последние детали, сарозийка пообещала информировать о проведении расследования и о дне, когда Скуталу можно будет вернуться в город. Распрощавшись с лейтенантом, Коппервинг еще долго стоял на том же месте, вновь погрузившись в воспоминания и пытаясь разобраться в своих мыслях.

Друзья… Коппервинг был на короткой ноге с половиной города, не отказывал в посильной помощи и был желанным гостем на каждом празднике. Но еще даже до знакомства с Узури, в далеком жеребячестве, он осознал и принял для себя схожие принципы, пусть и не умел тогда выражать их столь четко и красиво. За всю жизнь он мог назвать настоящим другом лишь четверых. Торнадо, его бывший одноклассник и закадычный друг с раннего детства, вскоре после выпуска переехал в Балтимэйр. Они долго общались по почте, но постепенно поток писем превратился в тонкий ручеек, а затем и вовсе иссяк. Разные интересы и огромные расстояния развели друзей надежней любой ссоры. Затем был Сноу Винд, с которым они сдружились в Клаудсдейле. Веселый и бойкий, скорый на шутки и розыгрыши, на деле «друг» оказался с гнильцой – что наглядно проявилось, когда он, не моргнув глазом, ловко спихнул на Коппервинга вину за один из своих «розыгрышей». Чудом избежав больших проблем, пегас решительно вычеркнул Сноу Винда из своей жизни.

С оставшимися двумя дружба была все еще в силе. С Балк Бицепсом он познакомился в Лас Пегасусе. Коппервинг был поражен умом и целеустремленностью белого пегаса – мало того, что сумел преодолеть свои врожденные проблемы, так еще сумел разработать методику, подходящую и для других! Как мог, он помогал и поддерживал здоровяка, что принесло заслуженные плоды – техника и знания Балка смогли «разбудить» магию пегасов в теле Скут, отчего та однажды сможет полноценно летать.

Ну а с Биг Макинтошем их сроднила их любовь к алкоголю. Долгие посиделки сопровождались глубокими разговорами на всевозможные темы, в результате чего Коппервинг не без некоего удивления понял, что красный земнопони весьма неглуп, и обладает немалым кругозором. А молчаливость, над которой порой посмеивались городские кобылки, была результатом внутренней гармонии и железного самообладания.

Все четверо тех, кого Коппервинг мог когда-либо назвать своим настоящим другом – все были жеребцами. Не то что бы он не верил в дружбу между жеребцом и кобылкой. Он верил – но как-то с ней не сталкивался. Даже Пинки Пай и Флаттершай, с которыми он был ближе прочих, даже их он не мог назвать настоящими друзьями, поставить в ряд с Биг Маком или Балком. Они дружили и отлично ладили, но с точки зрения пегаса, чего-то в этой дружбе не хватало. Возможно, виной тому был его подход к отношениям с кобылками. Все-таки встречи без обязательств мешают образованию дружбы – все вроде к обоюдному удовольствию, но теряется та часть, что ведет к доверию.

А теперь он сам для себя признал, что считает Скуталу своим настоящим другом. Всерьез и с большой буквы, первую из множества кобыл, с кем он познакомился за всю свою жизнь. Череда случайностей, спонтанное событие, внезапное решение – и вот, спустя какое-то время, в его жизнь вошел новый друг. Член семьи со спорным обозначением – то ли сестра, то ли дочь. Да какая разница? Она для него друг – и это куда важнее, куда ближе и куда как прекраснее, чем все остальное.

Радуясь от осознания того, что наконец разрешил столь долго терзающий его вопрос, Коппервинг полетел в больницу. Уборка подождет — впереди был полет в Клаудсдейл и встреча с родителями. А еще – долгий разговор и объяснения: и про ситуацию с приютами, и про его собственные решения и выводы. «Ну а они пусть сами для себя решают, кто там кому приходится!..»

Вогнав втулку до упора, Эпплджек для уверенности стукнула пару раз копытом по колесу.

- Сойдет, — резюмировала она и закинула молоток в телегу. – Во всяком случае, до замка дойдем.

Кобылка впряглась в головную повозку и, дав знак остальным, двинулась дальше. Ночь в Вечнодиком Лесу уже вступила в свои права, и пони хотели добраться до Замка Двух Сестер, не дожидаясь, пока луна окончательно скроется за набежавшими тучами. А тут еще это клятое колесо… Еще больше раздражало, что заминка произошла по ее недосмотру. «Да уж… сколько раз любила говорить Блум, что поспешишь – поней насмешишь, а сама на этом же и прокололась. Не напусти Флаттершай такого страха… а-а-а, да чего уж…»

Словно почувствовав, что к ней обращаются, желтая пегаска подлетела с левой стороны:

- Ммм… а мы можем двигаться чуть быстрее?.. Ну… совсем… совсем ка-а-а-апельку… — она была так взволнована, что даже позабыла о своем излюбленном способе передвижения – пешком.

- Шоб вообще все колеса отвалились? – ковбойша недовольно посмотрела на подругу. – Вон, бери пример со Скратти – сидит себе позади без намека на панику.

- Это и ее просьба тож… — пегаска осеклась на полуслове и бросила испуганный взгляд в сторону кустов, где раздался хруст, а с потревоженных веток упал снег.

Не дожидаясь команды, два единорога в доспехах эквестрийской гвардии устремились вперед, усилив заклинание света до почти ослепительного сияния. Пройдя едва ли пару сотен метров, процессия вновь остановилась. Секундой позже два зайца стремглав перебежали дорогу и скрылись на другой стороне. Не заходя слишком далеко, стражники какое-то время побродили вокруг, всматриваясь в темную глубину леса.

- Все чисто, мэм, — отрапортовала единорожка, обращаясь к Эпплджек. – Можно двигать дальше. Не волнуйтесь, с нами вам ничего не грозит, — добавила она, заметив тревогу на лице Флаттершай.

- Я не за себя боюсь… — тихонько ответила пегаска, на что стражница в удивлении приподняла бровь. – Мой друг…

- С ним все в порядке, — уже в который раз за последние несколько дней начала успокаивать свою подругу ковбойша, кивком давая единорожке понять, что разберется. – Рони не дурак, шоб вот так – без подготовки – ломануться на… — ее голос упал до шепота, — кокатрикса.

Из всех пони, входящих в состав обоза, о неожиданном появлении кокатриксов знали только подруги, да гвардейцы, которых им выделила из своего отряда Найтлайт – не было нужды пугать народ раньше времени. Скрипнули телеги, и пони продолжили путь.

Флаттершай хотела было возразить, но, закусив губу, устремила взгляд вдоль дороги – до Замка Двух Сестер оставалось еще около полутора часов ходу. Если, конечно, опять не случится какой-нибудь форс-мажор.

Эпплджек покачала головой. Она бы соврала, сказав, что не волнуется за их друга – собственно, именно поэтому она и сорвалась вместе с обозом, скинув часть своей работы по ферме на Биг Мака и младшую сестру – но так же она была и уверена в сказанных ею словах. Айроншилд, конечно, любил поиграть на публику, но не был таким сорвиголовой, как Рэйнбоу или Коппервинг, если только… Кобылка нахмурилась, чувствуя, что сейчас начнет переживать едва ли не больше Флаттершай. Она уже достаточно хорошо узнала человека – как правило рассудительный (в сравнении с той же Дэш), он вполне мог сорваться, угрожай кому-то реальная опасность. А блуждающий в окрестностях голодный кокатрикс как раз попадал под это определение. Оставалось надеяться, что старый следопыт нашел способ приструнить своего нового подчиненного.

- Эпплджек? – заметив, как потемнела лицом ковбойша, обратилась к ней желтая пегаска. – Всё в порядке?

- Агась, но давай, и вправду, прибавим ходу.
Едва головная повозка перешла деревянный мост, построенный взамен навесного, Флаттершай, подхватив оказавшуюся тут как тут Скратти, на всех парах полетела к самому замку. Недовольно поворчав, Эпплджек откатила телегу в сторону. Скинув упряжь, она поспешила за подругой.

Она поравнялась с пегаской, когда та, позабыв про свою обычную стеснительность, чуть ли не силком оттащила одного из строителей от чана с известковым раствором.

- Простите, что прерываю, — отбросив робость, сказала Флаттершай, — но мне очень-очень надо, чтобы Вы подсказали, где я могу найти Айроншилда. Возможно, Вы его знаете, он…

- А то, — поправив каску на голове, ответила молодая земнопони. – Как не знать это чудо двуногое. Притащили его пару дней назад. Шороху было!..

Пегаска испуганно ахнула и прижала копыто ко рту.

- Да не волнуйтесь Вы так — жив наш герой. Хотя, по первости, страху он на нас нагнал…

- Прост’ скажите, где нам его найти, — опасаясь, как бы ее подруга – успевшая уже накрутить себя к этому моменту – не впала в истерику, встряла ковбойша.

- Да без проблем. Отлеживается в одной из комнат, отведенных под лазарет.

Выслушав пояснения, кобылки, не теряя более не секунды, поспешили в направлении, указанным строителем. Признаться, Эпплджек и сама чувствовала копошащиеся у нее в голове нехорошие мыслишки: слово «жив» было довольно расплывчатым, и… «Да хватит уже накручивать, подруга! Ща всё узнаешь!...»

Они завернули в длинный коридор, от стен которого шло несколько ответвлений. Конец коридора без занавешен плотной тканью, из-за нее пробивался яркий свет и доносились голоса, один из которых точно принадлежал человеку.

Опередив ковбойшу, желтая пегаска буквально влетела в комнату, заставив Скратти крепко вцепится в ее гриву.

- Флаттершай?! – услышала Эпплджек полный удивления и, как ни странно, смущения возглас Айроншилда, прежде чем протиснуться внутрь.

Уже собираясь поворчать на вставшую как по команде подругу, земнопони и сама не заметила, как последовала ее примеру – едва не открыв рот от изумления?

На низкой кровати, среди смятой простыни и отброшенного в сторону одеяла, заключенный в объятиях темно-лазурной единорожки, и совершенно сбитый с толку лежал человек. Он попытался было сесть, но стражница ночи лишь сильнее прижала его к себе.

- Кажись, твой друг язык проглотил, – обратилась к пегаске Найтлайт, стараясь сдержать смех от безуспешных попыток человека выдавить из себя еще хотя бы пару слов. – Теперь должна последовать та часть, где ты, — она похлопала его по плечу, — начинаешь объяснять, что это не то, что они подумали, — решив, что пока с него хватит, кобылка выпустила человека из своих цепких объятий и позволила сесть.

Эта картина настолько смутила Флаттершай, что она уже на полном серьезе собралась принести извинения за свое вторжение, но тут ее взгляд упал на плечо Айроншилда.

– Селестия милосердная… – Флаттершай подошла к нему и аккуратно провела копытом по повязке.

— О, эта история достойна первой полосы во всех газетах, — усевшись рядом, усмехнулась Найтлайт. – Неподготовленный, совсем зеленый следопыт дает отпор – ни много ни мало — двум кокатриксам и спасает своего учителя.

- Ну как же ты так… — прошептала Флаттершай. – Я же просила тебя… — уже не находя слов, она мягко обняла Айроншилда и, уткнувшись мордочкой ему в шею, тихонько всплакнула.

Прострекотав утешительные слова пегаске на ухо и бросив полный осуждения взгляд на Айроншилда, Скратти спрыгнула на пол и принялась исследовать, решив пока не мешаться.

Молча наблюдая за человеком, успокаивающим ее подругу, Эпплджек перевела взгляд на стражницу, и к своему удивлению, почувствовала едва заметные уколы ревности. Это не было сродни ревности одной кобылки к другой – больше похоже на ревность к другу… когда внезапно появившаяся особа одним махом привлекает к себе все его внимание – да еще таким способом! «А сколько слов-то было, о разных видах! Пф…»

Словно прочитав мысли ковбойши, Найтлайт прекратила приводить свою гриву в порядок и посмотрела ей в глаза. Эпплджек чуть не поперхнулась. Взгляд единорожки был столь неоднозначным, что в нем одновременно можно было прочесть усмешку, приглашение и, Дискорд ее побери, нечто похожее на извинение. Она, лягать ее в круп, извиняется?!

Не зная, что ее больше бесит – пошлая двусмысленность или возмутительный намек на то, что она неровно дышит к Айроншилду – Эпплджек поспешно прогнала все левые мысли, решив, что пора заканчивать эту нелепую игру в гляделки.

- Флатти, ну хорош себя изводить, — обратилась ковбойша к пегаске, показательно игнорируя Найтлайт, которую это лишь позабавило. – Но ты тож’ «молодец», сахарок – заставил нас понервничать.

Флаттершай глубоко вдохнула и пригладила растрепавшуюся гриву. Успокоившись, она теперь внимательно осматривала человека на предмет других травм или ранений. Его недавняя близость со стражницей, казалось бы, ее абсолютно не интересовала.

- Как ты себя чувствуешь? – начала спрашивать она. — Что-нибудь болит? А голова не кружится? После снятия окаменения это может продолжаться вплоть до недели…

- Здоров, как минотавр, — ответила за мужчину Найтлайт и, усмехнувшись, добавила. – Хотя, насчет головы не уверена. Сдается мне, что я… — осознав, что начинает перегибать палку, единорожка – к радости присутствующих – не стала заканчивать предложение. Незаметно для кобылок она провела Айроншилду копытом по спине и, не обращая внимания на его попытки удержаться от вздоха, спрыгнула с кровати. – Ну да ладно – вам есть что обсудить, да и у меня дел невпроворот. Не буду мешать, короче.

Бросив напоследок веселый взгляд на Скратти, с интересом обнюхивающую заключенный в кожаные ножны меч, стражница телекинезом приподняла входной полог и скрылась в коридоре.

- Я в норме, Флаттершай, — ответил Айроншилд. – Мышцы все еще ноют, но в остальном – полный порядок. И никакого головокружения! – поспешно добавил он.- Ведь в камень я так и не обратился.

- Как это так?! – в голос изумились кобылки. Ведь всем было известно, что единственным существом, на которого не действует роковой взгляд кокатрикса, является сам кокатрикс.

Человек виновато развел руками:

- Без понятия. Что-то там про сопротивляемость полиморфу, но, опять же, с этим не ко мне. Главное, что жив остался. А вы как тут оказались?

- Шо за глупые вопросы, сахарок, — удивленно приподняла бровь Эпплджек, старательно делая вид, что не замечает царивший в комнате специфический запах. Будь то причиной продолжительное затишье на личном фронте или еще что – но это оказалось сложнее, чем ей того бы хотелось. Поэтому она поспешила продолжить. – Неужто ты думаешь, мы стали б сидеть на крупе ровно после того, что нам Скратти рассказала?

Не отвлекаясь от исследования комнаты, зверек лишь повел ухом, услышав свое имя, и ловко взобрался на шкаф.

Закончив с беглым осмотром, Флаттершай села рядом с Айроншилдом. Чуть погодя, ее примеру последовала и ковбойша, усевшись с другой стороны.

— Я должна была сразу же примчаться в замок, — пегаска виновато вздохнула и опустила ушки, — нельзя было дожидаться обоза…

- Флаттершай… — начал было человек.

— Я сердцем чувствовала неладное, но… — внезапно в ее голосе прорезались стальные нотки. — … но понадеялась на твое благоразумие, — кобылка подняла голову и посмотрела на Айроншилда, посмотрела с таким упреком, что он невольно сглотнул и приготовился к душещипательной беседе. – Зачем… зачем ты вообще ввязался в эту схватку, да еще и на первом же дне обучения, не имея и малейшего представления о том, как надо сражаться с кокатриксом… нет! — тон ее голоса угрожающе повысился, — С двумя кокатриксами! О чем ты вообще думал?! У-у-у-ух, о чем о чем, но точно не о нас. И ладно окаменение – из него тебя бы вытащили – но кокатрикс легко мог задрать тебя насмерть!..

Словно по щелчку, Флаттершай из робкой, застенчивой кобылки превратилась в… черт, сейчас она очень походила на тётю Айроншилда, отчитывающей его за беспечность в отношении больших кошек. От мимолетного воспоминания старый шрам на груди человека неприятно зачесался.

- Неужели тебе настолько важно проявить себя в новом, еще толком незнакомом деле, что ты готов пожертвовать своей жизнью ради этого? – продолжала тем временем кобылка. – И даже не думай пенять на Вайлд Панча – я очень хорошо его знаю, и он бы никогда не отправил совсем зеленого ученика на бой с кокатриксом. Более того, я абсолютно уверена, что он приказал тебе не вмешиваться. Так почему?.. – уже тихонько, но настойчиво повторила она свой вопрос. – Зачем… к чему было все это подростковое геройство?

Чувствуя, как в нем начинает закипать взрывоопасная смесь из негодования и вины, Айроншилд выдохнул и постучал пальцами по коленям.

- Ты… права, — ответил он, запнувшись на секунду, — Панч на самом деле приказал мне не вмешиваться и отправил в замок, но ситуация в мгновение ока приняла скверный оборот – мне пришлось вмешаться. У меня просто не было выбора.

- Настолько, что ты в одиночку схватился аж с двумя куроголовыми – судя по скептическому тону Эпплджек, ей слабо верилось в такое объяснение.

- Согласна, — кивнула Флаттершай, — Вайлд Панч один из самых опытных следопытов не только в Эквестрии, но и за ее пределами. Даже в столь преклонном возрасте… Селестия… — испуганно охнула пегаска, — с ним же всё в порядке?

- В полном, — поспешил успокоить ее мужчина. – Прочесывает местность с группой следопытов, насколько мне известно.

Он надеялся, что отвечать на вопрос о геройстве ему теперь не придется, но не тут-то было.

- Тогда, почему он позволил поступить тебе столь безрассудно? – Флаттершай сердито нахмурилась. – Или… или ты все же ослушался его?! Ох…

Помня об «официальной» версии Панча, Айроншилд перескакивал с одной мысли на другую, пытаясь придумать более-менее правдоподобное объяснение. Он мог бы сказать своим друзьям правду: навряд-ли они бы стали распространяться об этом за пределами замка, да и ему самому не очень-то по душе пришлась сказка, выдуманная старым следопытом…

- Сахарок? – видимо, его молчаливые сомнения затянулись излишне долго, и ковбойша вернула его к реальности. Причем, в прямом смысле: лгать не было нужды – он просто должен сказать так, как есть.

- Ситуация вышла из-под контроля, — медленно, по словам произнес он. – И я принял единственно возможное решение…

- Но…

- Да, Флаттершай, я осознавал весь риск, — прервал ее очередное возмущение человек и продолжил холодным размеренным тоном. – Но я не мог поступить иначе. Не вмешайся я, Панча бы застали врасплох, и финал был бы весьма печальным. Думал ли я о вас… честно? – он перевел взгляд с пегаски на ковбойшу.

Кобылки молча переглянулись, не зная, что ответить.

- Нет, – словно рубанув топором, сказал Айроншилл. – Поймите, вы очень дороги мне, но нас учили, что в критических ситуациях подобные мысли и сомнения – непозволительная трата драгоценного времени… а я и без того успел замешкаться… И я поступил в соответствии с тем, чему меня учили – спасать жизни. Даже ценой своей собственной – пустое геройство тут не при чем. Поэтому... вы можете осуждать мои действия, но не мои мотивы...

Флаттершай печально выдохнула, и сердце человека сжалось от осознания того, что своими словами он мог причинить боль этому невинному созданию, что сделало для него столько добра с первого дня его пребывания в чужом мире. Но иногда у тебя просто нет другого выбора, кроме как сказать правду.

- Я… я думаю, что понимаю, но… — прошептала она, когда тишина стала уже совсем нестерпимой. Даже Скратти прекратила свои попытки проинспектировать содержимое сумки Айроншилда, чувствуя сгустившееся в комнате напряжение. – Но… это же было так опасно… ты мог погибнуть…

- Как и мы, — серьезно сказала Эпплджек, — когда выступили против Найтмер Мун. И я не помню, шоб кто-то из нас был сильно озабочен предстоящей смертельной опасностью – мы делали то, что от нас требовалось… — она усмехнулась и взглянула на человека. – Как и он.

- Да… — еле слышно согласилась желтая пегаска. – Мы хотели защитить наших родных и близких…

Повисла очередная – теперь уже неловкая – пауза.

Вдруг, как по команде, кобылки с двух сторон заключили мужчину в любящие объятия, заставив того поперхнуться от столь неожиданного поворота. Мгновением позже к ним присоединилась и Скратти, каким-то образом втиснувшись между ними.

- Прости нас, — все еще не отпуская Айроншилда, Флаттершай подняла на него взгляд. – Мы не со зла, просто… просто очень-очень за тебя испугались.

- Ага, — перехватила эстафету Эпплджек. – Но, клянусь старыми подковами бабули Смит, если ты еще раз учудишь что-то подобное, то так прост’ не отделаешься.

- Ахах… — выдавил из себя смущенный смешок человек, — это же не от меня зависит, так?..

В ответ ковбойша сердито прокашлялась.

- Я хотел сказать… простите, что заставил вас так нервничать. Я тоже не со зла – работа такая… то есть…впредь буду максимально осторожен.

В комнате внезапно стало как-то уж слишком жарко, но, к счастью для Айроншилда, обнимательная экзекуция продолжалась недолго. Впрочем, и сами кобылки уже чувствовали себя неловко: сильный запах, исходивший от человека, был в чем-то сродни запаху жеребца после бурной ночи – щекотал нос и будоражил воображение.

— Вот и ладненько, — натянуто улыбнулась Эпплджек, крепким мысленным пинком загоняя подальше нелепое для нее чувство зависти к Найтлайт.

Флаттершай же чуть отсела в сторону и смущенно потупила взгляд, надеясь, что приливший к лицу румянец не выдал ее с головой

– О, давненько я таких штук не видела, — окидывая комнату взглядом, ковбойша заметила нечто интересное. Спрыгнув с кровати, она подошла к стоявшей на табурете «солнечной лампе. – Собственно, и видела-то я ее ток’ один раз – покуда жила у дяди и тёти Оранж. Правд’, ихняя всем своим видом больше кричала «гляньте, какие мы богатые и утонченные!», чем реально грела, — пони вытянула перед собой копыто и провела им вокруг стеклянной сферы, — чего не скажешь об этой.

Человек позволил Скратти взобраться на его плечо и почесал ее за ушком. Зверек довольно заурчал и секундой позже как-бы невзначай принялся закручивать его волосы. Разумеется, это не осталось незамеченным.

- Найтлайт сказала, что ее принес Вайлд Панч, — ответил он, безуспешно пытаясь прекратить попытки Скратти преобразить его внешний вид, — а он, как и любой другой человек его профессии в первую очередь ценит практичность, а не внешний вид.

- Эт по-нашему, — одобрительно крякнула ковбойша. – Кстати, пока не забыла, Твайлайт и остальные передают те привет и надеются, шо с тобой всё оки-доки.

- Локи, — закончил ее незавершенную фразу Айроншилд.

- Д-а-а, как я могла забыть… Пинки передала те торт… как там бишь она сказала…

- Торт «Гроза Кокатриксов», — хихикнув, напомнила Флаттершай. Она пыталась выглядеть непринужденной, но человек почувствовал, как при слове «кокатриксов» она положила копыто на предплечье и слегка его сжала – Уж не знаю, как она догадалась… Пинки-чувство, не иначе.

- Точно! – воскликнула Эпплджек. – Всю ночь перед нашим отбытием просидела. Уверена, шо как и всегда, ее выпечка достойна первого места на соревнованиях кондитеров, — земпнопони мечтательно облизнулась, видимо, вспомнив одно из этих событий. – Но в этот раз это в сам’деле что-то с чем-то! Я хочу сказать, шо эт не просто торт, а настоящее произведение искусства!

- Ага, будто бы Рарити для нее эскиз рисовала, — подхватила пегаска. – Тебя она сделала из румяных вафель, а кокатриксов…

- Ш-ш-ш-ш! – шикнула на нее земнопони и рассмеялась. – Не порти впечатление. Хочу посмотреть на выражение его лица.

Айроншилд уже набрал было в грудь воздуха, чтобы выдать свою дежурную тираду о том, насколько он не фанат сладкого, но к своему удивлению почувствовал протестующие урчание в районе живота. Не сказать, что он все еще был голоден – ужин, принесенный ему Найтлайт, оказался вполне достойным – но организм недвусмысленно намекал, что пора бы уже изменить сложившимся привычкам.

— С удовольствием разделю сие кушанье со своими друзьями, — намеренно растягивая предложение, сказал он, чем заставил Эпплджек скривиться от помпезности его ответа.

- Ёшкины кошки, ну вот опять… — она устало вздохнула, а человек лукаво улыбнулся. Иногда он просто не мог удержаться от того, чтобы в очередной раз не вызвать на лице своей подруги это недовольное и одновременно милое выражение. — Ну почему нельзя было ограничиться простым «тащи торт» или, на крайний случай, «с удовольствием попробую». Как тя Коппервинг еще не прибил за такие фразочки, ума не приложу.

— Кстати, как он? – уже посерьезнев, спросил мужчина.

Айроншилд переживал за своего друга. За время, прошедшее с того ужасного дня, человек видел пегаса лишь пару раз. Обычно словоохотливый и неунывающий жеребец был мрачнее грозовой тучи. Нет, хуже. Коппервинг был попросту разбит. Последняя их встреча – за день до того, как Панч забрал своего ученика в замок – врезалась в душу Айроншилда так глубоко, что навряд-ли сможет когда-нибудь изгнать ее из своей памяти, даже если очень этого захочет.
Он наткнулся на него вечером, прогуливаясь по парку Понивилля. Пегас сидел на скамейке в полном одиночестве, устремив невидящий взор куда-то вдаль. Рядом стояла узнаваемая человеку бутылка Эпплджекдэниелса. К его удивлению, еще полная. Сделав пару шагов к другу, Айроншилд едва не отшатнулся, почувствовав, как липкая паутина отчаяния, стиснувшая Коппервинга в своих черных объятиях, перекинулись и на него.

Сам пегас словно бы не обратил на него никакого внимания. Присев рядом, человек окинул друга пристальным взглядом. На того было больно смотреть. Черно-белая грива, обычно гордо встопорщенная подобно боевому ирокезу, поникла и висела спутанными космами; под глазами набухли мешки, красноречиво свидетельствующие о ночах, проведенных без сна и отдыха; даже его шерстка выглядела так, как если бы художник забыл добавить в ее в палитру больше цвета… Да еще этот отсутствующий взгляд… Айроншилд словно смотрел на живой труп.

Пегас так и не проронил ни слова, и само время будто застыло в его тяжелом молчании. Лишь медленно и неторопливо падал снег. Прошла минута, две, а то и куда больше – человек не следил за этим, это было неважно.

Многие на его месте попытались бы выдавить из себя слова жалости или сочувствия, но только не Айроншилд. Жалость убога сама по себе, это отвратительное чувство – отвратительное в первую очередь тому, на кого оно направлено. А сочувствие… Оно не нуждается в словах – только не сейчас. В такие моменты гораздо важнее участие или, как сказала бы давняя подруга человека: «важно просто быть рядом».

- Я подвел ее… — еле слышно прошептал пегас, и до мужчины донесся запах алкоголя. Его друг еще не успел напиться до полусмерти, но явно собирался исправить это в ближайшее время. – Я – тот, кто должен был опекать ее – бухал, пока этот ублюдок, эта мразь, избивал ее и ломал ее будущее… как я мог не заметить, что она… Селестия, всемо… — он внезапно выругался, покрыв богиню солнца такой бранью, что у Айроншилда от услышанного сейчас святотатства кровь застыла в жилах. — Да какая ты после этого всемогущая?!..

— Так, спокойно, — дрогнувшим голосом сказал Айроншилд. Даже он, будучи пришельцем в здешнем мире, и думать бы не посмел о Селестии в таком ключе. А уж Коппервинг… насколько человек успел узнать, пегас всегда относился к Принцессе с искренним уважением и даже любовью. И тем страшнее было слышать эту чудовищную брань, полную презрения и ненависти.

— … мы считали тебя нашим путеводным маяком, нашей защитницей, спасительницей, а на деле ты… нет, не ты… вы! Вы обе прикрываетесь вами же выдуманными правилами – лишь бы не опускаться до помощи своим поданным, когда она им так нужна!

С каждым словом речь жеребца звучала все внятней и четче, словно бы алкоголь отступал под напором ярости и гнева.

— Ты переходишь грань, друг…

— О, неужели? – язвительно отозвался Коппервинг, резко обернувшись к человеку. – Может, поведать тебе историю о том, как Принцессы отвернулись от молодой пегаски, даже не попытавшись? Хотя куда там… — он махнул копытом. – Чужаку не понять.

Последняя фраза резанула Айроншилда больнее ножа. Умом он понимал, что за друга говорят эмоции, но ему все равно стоило немалых усилий, чтобы загнать свое негодование и обиду туда, где им было самое место.

— А ты попробуй, — спокойно произнес человек. – Я, вроде бы, парень не глупый.

— Они могли помочь! – голос пегаса зазвенел от злобы. – Что им стоило поступиться правилами?! – он с яростью ударил копытом по скамейке, и Айроншилд готов был поклясться, что отчетливо услышал, как треснули доски. – Какое вы вообще тогда имеете право принимать нашу любовь и поклонение, если не готовы дать взамен даже такую малость?.. — Коппервинг с презрением сплюнул. – В Тартар! Они не достойны и таких слов в свой адрес.

Дождавшись, пока на скулах пегаса перестанут играть желваки, человек спросил:

— Насколько все плохо? – только тупой не понял бы сейчас, что все и так хуже некуда, но Айроншилд так же понимал, что его другу необходимо выговориться и выплеснуть всю накопившуюся в нем злость. Именно поэтому сам он старался говорить как можно меньше.

— Сегодня утром пришло письмо из Клаудсдэйла, — сквозь зубы процедил Коппервинг. – Повреждения глаза признали необратимыми. И врачи тут же выдали ей справку об инвалидности. Вот так легко, простым росчерком пера, эти ублюдки списали ее со счетов. Им потребовалась всего лишь несколько дней, чтобы вынести такой вердикт. С ее травмами, да с этой бумагой, для она них теперь самый настоящий недопегас, со всеми вытекающими. Да, ей будут выплачивать пособие, обеспечат какие-то льготы, но в Клаудсдэйле и других подобных городах пегасы не будут смотреть на нее, как на равную.

— Звучит дико, даже по человеческим меркам…

Жеребец горько усмехнулся и посмотрел на Айроншилда:

- Вспомни, что ты сам как-то мне рассказывал, про древнюю Спарту. Где больных, слабых и уродливых детей сбрасывали со скалы на поживу дикому зверью. Мы, конечно, даже в древности так не поступали, но некоторые… — следующее слово он буквально выплюнул, — традиции сохранились и по сей день. Будь Скуталу земнопони или единорожкой, отношение пегасов к ней бы не изменилось, но теперь… Теперь в довесок к слабым крыльям она еще и навсегда лишилась глаза. Она стала изгоем среди своих же соплеменников, понимаешь? Проклятье, как же я их за это ненавижу!

Его лицо перечеркнул злой оскал. Он протянул копыто к бутылке, но человек оказался быстрее.

— Пусти… — угрожающе прошипел пегас, но Айроншилд лишь покачал головой в ответ.

- Хватит, тебе это не надо, — вновь встретившись с ним взглядом, сказал мужчина. – Не сейчас. Сейчас ты нужен ей.

Коппервинг горько рассмеялся.

- Зачем?! – воскликнул он в отчаянии. – Чтобы в очередной раз ощутить свою никчемность? Я испробовал все возможные способы, но все бестолку!.. Как мне теперь смотреть ей в лицо?!

- Зачем? – остолбенело переспросил человек, чувствуя, как и в нем самом начинает закипать злость. — Чтобы быть рядом! Чтобы разделить ее боль, какой бы сильной она не была. Ты обещал защищать ее, так защищай же, дьявол тебя побери! «Прости меня, дружище, но это, как говорится, ради твоего же блага.»

Глаза пегаса сузились – Айроншилд был готов поклясться, что его друг уже готов броситься на него за такие слова, но все равно собирался закончить начатое. Да, он видел, что Коппервинг отдает всего себя заботе о Скуталу. Да, он видел, что он делал и продолжает делать ради нее все возможное и невозможное. Да, он мог бы позволить пегасу продолжить свое самобичевание. Да, да, да и еще тысячу всевозможных да, но порою даже такие как Коппервинг нуждаются в пощёчине. Хорошей такой пощёчине, чтобы перезапустить их жизненные установки. Да что там – Айроншилда и самого пару раз приводили в чувство подобным образом.

- Ты, блять, что о себе возомнил, а?! – продолжал кричать на жеребца человек, абсолютно не заботясь о возможном отсутствии логики, вложенной в его слова. – Решил соскочить по-легкому, так что ли?

Ноздри пегаса раздулись, и он с нескрываемой угрозой вперил свой взгляд в Айроншилда.

- Ведь так легко отмахнуться от проблем и забыться затем в алкогольном угаре, да?! – не сбавлял напора человек. – Ну уж черта с два! – мужчина вырвал бутылку и со всей силы швырнул ее в стоявшее неподалеку дерево.

Звон разбитого стекла огласил окрестности, спугнув стайку каких-то мелких птиц. Лицо Коппервинга побагровело, и мужчина почувствовал, как резко упала температура. Жеребец начинал терять контроль.

— Раз уж ты вспомнил историю моего народа, то изволь выслушать еще одну. Илья Муромец был калекой, и ноги его не слушались. Все свое детство и молодость он просидел дома. Никто не верил в него, даже он сам. Родителей скосила чума, а так называемые друзья просто махнули рукой. Всем было на него плевать. Всем, кроме Ольги. Не слушая чужих упреков и насмешек, она продолжала верить в своего любимого брата, — Айроншилд начал перекраивать легенду почти с самого ее начала. Взбешенный на своего друга, опустившего руки, он всецело отдался охватившим его эмоциям. – Она верила, что своей заботой и просто своим участием вдохнет в Илью силы перебороть его недуг. И знаешь что? Она, блядь, была права! В один прекрасный день он встал во весь рост и пошел, плюнув в лицо всем тем ублюдкам, что смеялись у них за спиной! И слава о его подвигах затем гремела повсюду!..

- Сказочки о твоих героях…

- Да, ты прав. Давай лучше послушаем историю об одном жалком пега…

- Довольно! – Коппервинг вскочил со скамейки и навис над человеком. – Если еще хоть одно слово вырвется…

— Что, въебешь мне? Ну что ж, это всяко лучше, чем слушать твое нытье!

— Я клянусь… — грива жеребца встала дыбом, а температура воздуха, управляемая алимантией пегаса, вокруг него продолжала падать.

- Точно! Вспомни, что ты там обещал, когда брал опеку над Скуталу. Самому-то не стыдно перед ней…

Мощный удар, обрушившийся на его голову, прервал дальнейшую тираду. Благодаря тренировкам с Рэйбоу Дэш, мужчина успел заметить начало замаха. Он намеренно не собирался уклоняться, но, ведомый инстинктами, все же слегка повернул голову, и удар пришелся вскользь. Хотя, сказать по правде, навряд ли бы он смог полностью избежать этого хука справа – столь быстрыми были движения Коппервинга.

Оперевшись о спинку скамьи, Айроншилд мотнул головой, прогоняя пляшущие перед глазами цветные круги. Сплюнув уже скопившуюся во рту кровь, он посмотрел на пегаса и через силу улыбнулся.

- Ну как-то так, да, — проговорил он. В голове звенело, а перед глазами на всей скорости проносились не птички, а гудящие локомотивы, но челюсть особо не пострадала. Зубы, вроде бы, тоже все были на месте.

От осознания того, что он только что сделал, Коппервинг в мгновение ока побледнел лицом. Алкогольное опьянение, негодование, обиду и злость словно крылом смело.

— Айроншилд… — прошептал он. – Я… я не знаю, что на меня нашло…

— Да мы оба знаем что, — совершив пару вращательных движений челюстью, ответил мужчина. – Помогло хоть?

Очередным молниеносным движением пегас сгреб его в охапку, и человек почувствовал, как под воздействием алимантии, его тело слегка поднялось над землей.

— Вот же ж дурень, — уже смеясь, сказал Коппервинг, продолжая стискивать друга в объятиях. – Я ведь и убить тебя мог…

— Сочту это за «спасибо», — сдавленно ответил Айроншилд, мысленно начиная отсчет.

— Черт, ну конечно, спасибо! Ты же все это время пытался привести меня в чувство… хотя, мог бы выбрать…

— Три секунды! – почти взмолился человек. – Иначе мне придется пригласить тебя на свидание.

— Ахахах, боюсь ты не в моем вкусе, — разомкнув копыта, отшутился пегас, и Айроншилд с облегчением почувствовал, как его пятая точка приземлилась обратно на скамейку.

Он хотел добавить еще что-то, но мужчина прервал его, положив руку на плечо:

— Оставим шутки до следующего раза, дружище, — серьезно сказал Айроншилд. – Скуталу сейчас…

— Она в Клаудсдэйле, гостит у моих родителей, — нехотя ответил тот.

— Стоп-стоп-стоп, ты же сам говорил, что в пегасьих городах…

— Да знаю я!.. – пегас поморщился, как от зубной боли. — Просто... так надо было, долго объяснять и… — заметив мелькнувшую на лице человека болезненную гримасу, жеребец поспешил сменить тему. – Сильно заехал? – виновато спросил он.

Айроншилд снова сплюнул и усмехнулся:

- До свадьбы заживет…

- Не сомневаюсь, — вернул ему ухмылку Коппервинг, все еще коря себя за содеянное, — осталось придумать, как объяснить твою набухшую губу Флаттершай. Впрочем, время у нас есть. Заодно и свадьбу твою обсудим. На кого глаз хоть положил, уж не на…

Человек остановил его, подняв руку и покачав головой:

- Не пойми неправильно, я рад, что снова вижу перед собой старого доброго Коппервинга, да и состояние Скуталу мне далеко небезразлично, но сейчас тебе лучше вернуться домой и хорошенько проспаться – привести себя в порядок, в конце концов, — он задумался, прикидывая в уме возможную дату их следующей встречи. – Сделаем так. Завтра я отбываю с Панчем в замок и сомневаюсь, что покину его в ближайшие месяцы – там и свидимся, лады? Уверен, тебе будет интересно посмотреть, что он сейчас из себя представляет.

- Ну вот, — разочарованно протянул пегас. — А я уже было собрался начать с выбора смоки… — брошенный в него человеком снежок прервал его на полуслове. – Да ладно тебе! Впрочем, мне и вправду не мешало бы придавить подушку, — взмахнув крыльями, он поднялся над землей, устроив вокруг небольшую метель. – Кстати, пока не забыл, с тебя бутылка, и это… еще раз извини за несдержанность.

С этими словами Коппервинг развернулся и полетел в сторону своего облачного дома, совершив по пути немыслимый для пьяного пегаса вираж.

Айроншилд проводил взглядом стремительно удаляющегося жеребца и прикоснулся к ноющей челюсти:

- Удар, конечно, не поставлен, но от души, — проворчал он. – Хорошо хоть в ледышку не превратил…
- … чем мы опасались. Спит он, правда, немногим больше, чем раньше, но терь у него словно… открылось второе дыхание, что ли. – Воспоминание пронеслось в его голове так быстро, что Айроншилд вернулся к настоящему, не успев пропустить ничего важного.

- Ага… он действительно воспрянул духом, — добавила Флаттершай, и ее лицо озарила улыбка. – После того, как появилась эта зебра, его словно подменили.

— Ты про Зекору?

— Не, — махнула копытом Эпплджек, — эт другая, звать – Узури. Пришла издалека... с нею еще двое были. Она то ли посол, то ли дочь посла… Вообщем, как и сказала Флатти, от Коппервинга ща не дождешься внятных объяснений… важная особа, короче. Важная и, судя по всему, давняя его знакомая… — закончила она с неопределенной интонацией, словно не зная, к добру ли это или к худу.

Человек посмотрел на пегаску и хмыкнул. При упоминании Узури она отвела взгляд в сторону, словно желая сохранить при себе мнение об этой загадочной зебре, гостившей сейчас в одной

- Ладно, Коппервинг у нас взрослый мальчик: раз не хочет пока распространяться о своей внезапной подруге, то этому есть веская причина, — сказал он, видя, что его подругам не хочется развивать эту тему. – А Скуталу – как она, держится?

- Еще как, — тепло улыбнулась Эпплджек. – Наша малышка – самый настоящий боец! Если б не ее неиссякаемое жизнелюбие, то не хочу даже и думать, чем бы все закончилось?.. — она запнулась и посмотрела на своих друзей.

- Я рад, что они нашли поддержку друг в друге, — пришел ей на выручку человек.

Как бы не переживали за Коппервинга и Скуталу, но они также и понимали, что продолжение этого разговора приведет лишь к излишней нервотрепке. «Это как в электронике», — говаривала подруга Айроншилда, — «положительная обратная связь: чем больше себя накручиваешь, тем больший заряд будет на выходе… вот только положительным исходом тут и не пахнет». Они не могли ничего изменить – во всяком случае, сейчас.

- Они так сблизились! — согласно кивнула Флаттершай и тут же запнулась, снова покрывшись густым румянцем, — я хотела сказать, что они прекрасно дополняют друг друга!.. то есть… ох, нет…

- Не волнуйся, сахарок, мы прекрасно тя поняли, — Эпплджек прикрыла копытом смешок, наблюдая, как ее подруга продолжает свои попытки исправить сказанное. – Они и впрямь хорошо спелись… то есть притерлись… ох, ну вот, терь и меня понесло!

Человек многозначительно приподнял бровь, с нетерпением ожидая продолжения.

- Ну а я просто промолчу, — с некоторой досадой сказал он, когда понял, что не дождется. – Только… вот черт, Скратти! – заболтавшись, он совсем позабыл о сидевшей у него на плече белке.

Не отвлекаясь на их разговоры, она методично заплетала его волосы в одну большую толстую косу. Айроншилд попытался было аккуратно схватить зверька рукой, но тот ловко увернулся и юркнул за спину пегаски. Оказавшись вне пределов его досягаемости, Скратти задорно посмотрела на мужчину и, приложив лапку к губам, причмокнула, словно мастер, любующийся мастерски проделанной работой.

— Вот ты ж… туго-то как… — первая попытка вернуть волосам привычную для них форму провалилась.

Сделав вид, что продолжает распутывать это безобразие, Айроншилд покосился на Скратти, что не сводила с него победного взгляда. Тут же раскусив его нехитрый замысел, она в одно мгновенье оказалась у выхода и, показав напоследок человеку язык, сиганула в коридор.

- Кажись, кому-то придется изменить своим привычкам, да, Рони? – сквозь напускную серьезность Эпплджек прорывался с трудом сдерживаемый смех. – Не смотри на меня древесным волком – ты знал, на что идешь… — взгляд ковбойши скользнул по старым часам, стоявшим в углу. – Так, чет я засиделась! – ковбойша звонко цокнула копытом по каменной кладке пола, пресекая любые контраргументы со стороны своего друга, — У меня там целый обоз, за разгрузкой которого надо бы проследить, и торт в придачу. И, бьюсь об заклад, один из стражников всю дорогу следил скорее за ним, чем за окрестностями!

- А я отнесу наши вещи в комнату, — Флаттершай встала с кровати, — и прослежу, чтобы Скратти далеко от меня не отходила…- добавила она еле слышно, но секундой позже ее лицо озарила радостная улыбка. – И еще приготовлю нам чаю! Ведь что может быть лучше совместного чаепития с друзьями, после долгого пути, правда?

Айроншилд плюхнулся на кровать:

- Ну а я… — зажмурившись, он крепко и с удовольствием потянулся, как сытый деревенский кот. – Подожду вас здесь… И не смотри так на меня, ЭйДжей, — продолжая довольно улыбаться, обратился он к земнопони, предвосхищая ее дальнейшую фразу. – Я ж тебя знаю: предложи я свою помощь, ты тут же пойдешь в отказ, мотивируя это моим постельным режимом, что, в общем-то, правда. Так к чему тратить время впустую? – человек приоткрыл один глаз и ехидно скосился на свою подругу. – Ой, прости, уже потратил.

- Он прав! – тут же вмешалась Флаттершай, едва Эпплджек втянула ноздрями воздух, готовясь к ответному выпаду. – Айроншилду сейчас нужен отдых и забота. – Ну а нам уже пора!

Ковбойша показательно фыркнула и вышла из комнаты следом за пегаской.

- Забота… — донеслось уже из коридора, — Да о нем некоторые уже успели как следует позаботится…

Дорога. Путешествия, скитания, поиски. Вот уже который месяц Узури была в пути, разыскивая потерянные страницы истории народа зебр. Искала не только физические ее проявления – книги, артефакты, ценные предметы старины; не меньшее внимание уделялось устным легендам, преданиям, сказкам, даже слухам. Что-то покупалось или обменивалось; другое доставалось даром или находилось в тех забытых местах, где уже давно не звучала разумная речь. Ну а кое-что, чего уж там, попросту кралось – в самых крайних случаях, но все же. Сожаления или стыда она не испытывала – ей был дан приказ. Приказ из тех, что не обсуждают и которых не ослушиваются.

Она со своими спутниками побывала в Империи грифонов, чудом спаслась из гиблых джунглей Кантерии, поездила по отдаленным уголкам Зебрикании и, само собой, вдоволь намоталась по Эквестрии. Для нее не было запретных мест и территорий — она была готова отправиться и в сам Тартар, если бы вдруг случилось так, что в нем был бы скрыт очередной предмет их поисков. Впрочем, было все же одно исключение – тихий и провинциальный Понивилль, родной дом одного рыжего пегаса….

Вспоминая свой роман с Коппервингом, Узури всякий раз грустно улыбалась. Нет, она изначально знала, что общего будущего у них нет и не будет – но не ожидала, что расстаться им будет суждено настолько скоро, и так внезапно. Как дочь посла, она получила блестящее образование, обладала уникальными навыками и познаниями. Ее семья была известна, богата, пользовалась уважением в высшем обществе. За ее копыто, реши она наконец-то найти себе мужа, разразилась бы нешуточная борьба. Но у всего этого была и цена – служение стране и народу, с готовностью и по первому же зову, без сомнений и колебаний. Права и возможности знати, элиты, избранных были сполна уравновешены их грузом ответственности перед всеми теми, кто не был так богат, умен и образован.

Понял бы ее Коппервинг? Сумела бы она объяснить ему все те причины, что не оставляли ей выбора, не спрашивали ее мнения и желания? В глубине души Узури была уверена, что пегас все-таки сумел бы ее понять – но тогда он бы твердо решил бы отправиться на поиски вместе с ней. Зная его упрямство, переубедить рыжего жеребца было бы почти невозможно, а взять его с собой зебра попросту не могла. Не потому что это было напрямую запрещено, нет. Сама суть ее миссия была опасной, секретной, не всегда законной. Но если Узури была готова выполнить свой долг даже ценой своей жизни, то подвергать такому риску Коппервинга она не собиралась. Слишком сблизились они за те полтора года; слишком многое он ей дал, слишком многое стал для нее значить.

«Поэтому – трусливое письмо о предстоящем замужестве, и спешный побег в ночи. Мне пришлось порвать его сердце в клочья, во имя моего долга. А все лишь затем, чтобы лазить по древним развалинам со старым Зулуном или рыться в бесконечных архивах вместе с юной Агатой. Искать диковины и старину, пыльные книги и туманные легенды. Их книжная Дэрин Ду обгадилась бы от восторга при виде того, что мы порой находили, какие тайны вытаскивали из глубин веков под взгляд светил. Вперед гнало нас чувство долга, а оглядываться назад не давали вина и стыд…»

Узури печально вздохнула. Не раз глядевшая в лицо смерти, она тем не менее пасовала перед возможной встречей с бывшим любовником. Часть ее страстно желала, чтобы Коппервинг забыл ее, организовал табун с парой красавиц, а на возможную встречу отреагировал бы не более, чем дружески. Но другая часть… о, в глубине души она жаждала того, что они снова будут вместе. Она гнала от себя эти мысли, стыдилась их, ненавидела себя – но продолжала мечтать.

Все это время, когда долг заводил их в Эквестрию, они избегали Понивилля и его окрестностей, делали крюки и прокладывали обходные маршруты. Зулун на это лишь снисходительно улыбался, Агата же закидывала ее вопросами. А вот сегодня их маленький отряд разбил лагерь в лесочке на окраине города.

Пока старик-телохранитель и юная книжница ставили шатры, Узури занялась костром. Выбрав подходящее место и очистив его от снега, она скрыла под хворостом тонкий газетный лист – тот самый, что сумел заставить ее сюда явиться. Зебра зябко поежилась – никакие путешествия не смогли приучить ее к такой погоде. Согрев дыханием копыта, она достала коробок. Одна спичка – и пламя, весело потрескивая, разогнало своим теплом окружающий холод.

«Зулун меня раскусил, тут и гадать нечего. Агата… не знаю. Впрочем, какая разница? Через пару дней и так всем все станет ясно…», — кобылка рассеянно продолжала свои размышления, не переставая заниматься костром. В ход пошли сухие поленья, которые они со стражником заготовили еще на прошлой стоянке. Вбив в промерзшую землю рогатины для котла, она подкинула еще дров, и отправилась за водой к ручью.

«Для всех прочих – поиски в местной библиотеке. Если здесь и вправду живет ученица Селестии, то и книги могут быть стоящими. А что и поисков как таковых не будет – не суть важно, как причина для визита сойдет». – Водрузив котел с водой на перекладину, она длинной палкой вернула в костер выкатившееся полено. Усевшись на ствол поваленного дерева, Узури с удовлетворением отметила, что Зулун с Агатой закончили с шатрами, и занялись нарезкой овощей для супа. Не было видно лишь последнего ее спутника – большого серого бухури, по имени Птуш – не иначе, полетел лакомиться ягодами рябины, во множестве растущей в окрестностях.

«Коппервинг, мой милый крылан… я не смогла ответить на твои чувства, а потом сбежала, как трусливая дура. Но теперь!.. теперь я смогу возместить этот долг, и успокоить свою совесть».

Словно в ответ на ее мысли, раздалось хлопанье тяжелых крыльев, и рядом с ней уселся Птуш. Во внушающем уважении клюве была зажата небольшая тетрадь в черном переплете – та самая, которую Узури штудировала последние несколько дней. Мудрая птица круглыми немигающими глазами смотрела на зебру, а ее взгляд, казалось, проникал ей в самую душу.

— Ты прав, ты прав, мой хороший, — она легонько пригладила птице перышки на голове. – Уже совсем скоро мне вновь придется применить на практике те знания, ту силу и то проклятье. Сумею ли я?.. Пожалуй, да. А вот решится ли он?..

После той памятной «беседы» с Айроншилдом прошло уже два дня. Как ни странно, но тот мотивационный пинок, что пегас получил от человека, отлично подействовал. Отринув мрачные мысли, после работы он принимался усердно штудировать книги. Темой было – зрение пегасов, его роль в полете, и главное — возможности и способы компенсации его частичной потери. В городской библиотеке оказалось всего две книги по этому вопросу – но Твайлайт помогла с отправкой запроса в столицу. Книг оттуда придется ожидать не меньше недели, а пока что стоило разобраться хотя бы с теми, что оказались под крылом.

Просидев за чтением почти час, Коппервинг решил сделать перерыв. Текст была весьма интересным, но при этом сложным для понимания. И тем более – для практических выводов.

Поставив чайник, пегас поймал себя на мысли, что по привычке набрал воды не только на себя, но и на Скуталу. Невесело улыбнувшись, жеребец невольно задумался, когда же именно она успела стать для него настолько близкой и родной. Месяц назад, три месяца? Или с первых же недель? Незаметно для самого себя, он привык к ней, привязался, полюбил ее компанию и общество. И вот, прошло всего пара дней, как он отвез ее в Клаудсдейл – а он уже успел по ней соскучиться. По их урокам и валянию дурака, шуткам и совместные чаепитиям, проникновенным беседам и уютному молчанию – и главное, по ее неиссякаемому оптимизму, любопытству, жажде жизни! За всю свою жизнь Коппервинг сильнее и крепче сближался лишь с Узури, но с ней-то они состояли в отношениях! Пусть странных и необычных, но от этого не менее уникальных и особенных.

«А теперь я сам для Скуталу стал кем-то вроде Узури – старшим товарищем, другом, учителем. Отношений только таких особенных нет – но это и к лучшему…»

От размышлений пегаса отвлек свист закипевшего чайника. Наполнив чаем свою любимую чашку, жеребец достал к ней из буфета пару маффинов. Но едва он собрался приступить к чаепитию, как из прихожей донесся какой-то стук. Не дожидаясь приглашения, входная дверь распахнулась, и в кухню влетела Дитзи Ду.

— Привет, Коппервинг! Я тебе письмо принесла; чаем меня угостишь? А то холодно на улице весь день-то летать, ух! Аж перышки задубели! – Не переставая тараторить, серая пегаска сделала сальто под потолком кухни, отчего из плохо закрытой сумки вылетело несколько писем. Не заметив этого, почтальон попыталась сфокусировать свои косящие глаза на хозяине – но тут в ее поле зрения попала тарелка со сластями.

– Ух ты, кексик! Шоколадный! – неуловимое движение, и сладость оказалась у нее во рту. На лице пегаски застыло выражение блаженства. Спустя миг, слизнув языком крошки с губ, она все-таки посмотрела на Коппервинга. – Ах да, я ж тебе письмо принесла!..

Пегас с улыбкой смотрел на происходящее пред ним представление. Да, Дитзи была неловкой, неуклюжей, часто попадала в смешные и нелепые ситуации… но оставалась при этом неизменно доброй, веселой и неунывающей. А уж ее любовь к маффинам и вовсе стала чем-то вроде городской легенды.

— За письмо благодарю. Садись, подруга, налью и на тебя чаю. – Подмигнув пегаске, он достал вторую чашку, а вместе с ней и еще один кексик. И правильно – за те полминуты, что жеребец стоял к ней спиной, Дитзи успела слопать и вторую сладость. Лицо ее при этом выражало такую радость, что сердиться или обижаться на нее было просто невозможно.

— Спасибо, Винги! – поблагодарила его кобылка. – Но сперва твое письмо, та-ак, где оно тут у меня?.. Зарывшись мордочкой в сумку, Дитзи занялась поисками. Коппервинг тем временем поднял упавшие на пол письма. Так и есть – одно из них как раз и было для него.

— Еще немного… еще чуть-чуть!.. – Пегаска явно начинала нервничать. Ей частенько случалось терять письма, и пони в ответ на это обычно очень расстраивались. Иногда даже кричали и ругались. Но она же не специально!.. – Я его уже почти вижу!

— Расслабься, Дитзи, вот оно! – улыбнулся пегас. Передав ей остальные конверты, он внимательно посмотрел на почтальона. С ее косоглазием никогда нельзя было быть точно уверенным, куда именно она смотрит, но сейчас-то было можно – она снова сунула нос в сумку, теперь уже раскладывать письма по нужным отделам.

«Ей ведь лет тридцать пять, не меньше… У нее дочка еще, Динки, примерно ровесница Скуталу. Косоглазие, что очевидно – отсюда и неловкость, постоянные врезания в стены, облака, других пони. Однако ж – летает, и работа с полетом связана. Есть ли признанная инвалидность – не знаю, а спрашивать будет невероятно невежливо. Но как бы то ни было, полезный и любимый член общества, даже дочь есть – правда, сама она ни замужем, и в табуне не состоит. Ну… это не удивительно. Так что и для Скути еще не все потеряно!»

Задумавшись, он и не заметил, что она разглядывает его в ответ, с не меньшим любопытством. Смутившись, он выпалил первое, что пришло ему в голову:

— Дитзи! У тебя… ээ… крошка от кекса к носу прилипла, справа!

— Да? – удивилась та. Невероятно скосив глаза, она внимательно осмотрела кончик своего носа. – Ничего не вижу, где?

— Да уже все, упала только что! – нервно хохотнув, Коппервинг поспешно уткнулся носом в чашку. Дитзи еще какое-то время подозрительно буравила его своими косящими глазами, затем пожала плечами, и тоже принялась за чай.

Спустя десять минут, проводив наконец почтальона, пегас взял в копыта доставленное ею письмо. Первой его мыслью было, что ответил еще один из врачей. Но нет. Присмотревшись внимательнее, пегас удивленно поднял брови – на письме в графе отправителя стоял штамп Понивильского почтового отделения!

— От Агаты Сильверспайр, Коппервингу… — Жеребец почесал затылок. Понивилль был небольшим городом, и он знал в нем каждого, по имени уж точно. Ни «Агаты», ни «Сильверспайр» среди жителей не было. – Может, приезжая?..

От конверта исходил необычный аромат. В нем было что-то смутно знакомое, он уже вдыхал этот запах, но где?.. Дрожащими от волнения копытами, пегас развернул аккуратно сложенное письмо. При виде знакомого почерка, столь характерно угловатого, у него перехватило дыхание. В этот же миг он вспомнил, откуда ему знаком этот запах. Ее любимый букет, смесь пряностей и чего-то неуловимого, таинственного, возбуждающего!.. Коппервинг тяжело вздохнул. Он искал ее столько времени, и никогда не мог забыть – Узури, госпожа Узури! Здесь, в Понивилле! Но как – и главное, зачем?

С трудом приведя чувства в порядок, он наконец прочел сам текст письма. Даже не письма – записки на пару строчек.

«Привет, Крылан. Волею Предков в краях твоих, на дней несколько. Встретиться потребно, приходи как письмо получишь. Твоя, Узури».

Следом за подписью был витиеватый черно-зеленый узор, личная печать его давней подруги. Ниже был схематически нарисован участок леса. По ориентирам, указанным достаточно четко и узнаваемо, можно было легко добраться до нужного места.

Запах, почерк, стиль письма, и особенно это обращение – «Крылан», как звала его только она! Да и печать – такие были в ходу лишь у зебр, да и то не у всех. Этот рисунок он неоднократно видел на письмах, которые она отправляла из Лас-Пегасуса. И этот же узор был на том самом прощальном, в котором она сообщила, что отец договорился о ее замужестве! Но что Узури делает здесь? И почему именно сейчас?

Не теряя ни минуты, пегас наскоро оделся и пулей вылетел на место встречи. Как, почему, зачем – не важно. Даже окажись она теперь мужней женой, он был бы рад ее снова увидеть. Заглянуть в ее глаза, услышать ее голос, заключить в объятия, коснуться ее губ своими!..

На этой мысли он себя одернул. Нет, он был бы рад проделать с ней не только это, но и куда как большее, но… «Не могу же я лезть в ее брак! Так нельзя и я так не делаю! Я ее выслушаю… и задам ей несколько вопросов. Она решила уйти – ладно, пусть так. Но не таким же образом, сбежав в ночи, оставив лишь записку!»

Спустя считанные минуты он приземлился на поляну посреди леса. В центре догорал большой костер, с разных сторон от него стояли два шатра. Возле того, что поменьше, стоял передвижной фургон, а у второго, широко и радостно улыбаясь, стояла…

— Узури!..

Она выглядела все так же, словно расстались они только вчера. Волосы были заплетены в бесчисленные черно-белые косички; он хоть и не видел, но был уверен, что хвост перехвачен несколькими золотыми кольцами, а грива подвязана лентой. Фигура была все той же худощавой и легкой, что было заметно даже невзирая на одежду – но он-то знал, сколько силы и возможностей скрывалось под этой обманчивой хрупкостью. Глаза, теплого золотого цвета, смотрели узнаваемым лукавым взором – так, словно видели собеседника насквозь.

Видя ее широкую и теплую улыбку, Коппервинг камнем рухнул вниз. Уже у самой земли он неистово замахал крыльями, подняв небольшую метель, но превратив свободное падение в контролируемый спуск. Оказавшись нос к носу с давней возлюбленной, пегас на какое-то время замер, не в силах сдвинуться с места или хоть что-то сказать. А потом, позабыв о приличиях, заключил зебру в крепкие объятия.

— Узури! Узури!.. – он снова и снова шептал ее имя, до сих пор не веря в эту нежданную встречу. К его немалой радости, кобылка ответила на его объятия. А потом и вовсе, отыскав его губы своими, подарила ему поцелуй такой нежности и страсти, что у жеребца закружилась голова и задрожали ноги.

Спустя несколько долгих минут они наконец-то смогли оторваться друг от друга. Мило улыбаясь своей непроницаемой улыбкой, Узури поманила Коппервинга за собой, в шатер. Уже заходя вовнутрь, она расчетливым движением хвоста щелкнула пегаса по носу, сопроводив веселым смешком этот недвусмысленно эротический жест. Шумно выдохнув, жеребец без промедления последовал за ней.

В центре круглого шатра с земляным полом располагался очаг, в котором весело потрескивал небольшой костерок. Над ним, подвешенный на хитрой треноге, шумел, закипая, котелок с водой. Чуть поодаль от огня был расстелен толстый матрас, с подушками и одеялом; сундук в углу очевидно выполнял роль обеденного стола, о чем свидетельствовали несколько чашек и чайник, стоящие на его крышке. На одной из стен были развешаны традиционные маски – действительно, куда уж без них?.. Значение нескольких из них Коппервинг припоминал – приветствие, пожелание здоровья, благополучие и счастье этому дому; в дальнем углу висела маска, которая, как он с улыбкой вспомнил, призывала всевозможных насекомых покинуть помещение, и никогда не возвращаться. Возле матраса приютился знакомый ему еще по Лас-Пегасусу кальян – судя по свежим углям, забит он был совсем недавно.

— Госпожа Узури, я… — начал было пони.

— Тихо, — мягко, но властно, прервала его зебра. – Сперва – вознесем хвалу предкам, что способствовали нашей новой встрече. – С этими словами она прижала копыто к груди, повернулась в сторону масок, и забормотала что-то на зебриканском наречии. Хоть пегас и немного знал язык, но так и не смог разобрать ничего, кроме нескольких имен и повторяющихся слов благодарности. Не желая расстраивать подругу, Коппервинг тоже попытался вознести хвалу – как мог и считал нужным. «Хуже не будет», — здраво рассудил он. Если «предки» или кто-то еще поспособствовал их встрече – он был им от всей души признателен; если же нет – да и ладно, с него от благодарностей не убудет.

Наконец с ритуальной частью было покончено. Лукаво улыбнувшись, зебра кивком указала ему на матрас; сама же она принялась заваривать чай.

Не без некоторого стеснения заняв предложенное место, пегас принялся наблюдать за кобылкой. Узури, ухватив ручку котелка ротовой прихваткой, сняла его с треноги и ополоснула кипятком заварочный чайник. От близкого жара ее щеки раскраснелись; одно движение – и толстый стеганный плащ одним рассчитанным движением был сброшен вниз. У жеребца от этого зрелища жадно раздулись ноздри, а зебра, лукаво улыбаясь, лишь шагнула вперед, освобождаясь от спавшей к ногам одежды.

«Она играет со мной? Дразнит? Насмехается? Рога Дискорда!.. да плевать!.. Я готов послать в Тартар свою гордость, лишь бы все стало, как тогда! Хоть на день, на час, на миг!..» — Не замечая напряженно раскрывшихся крыльев, Коппервинг жадным взором буквально пожирал свою давнюю подругу. У него было немало кобыл, но никто, даже Дэш, не могли разбудить в нем такой пожар чувств, как эта зебра. Казалось, что она словно ЗНАЛА, что и когда делать, дабы испытываемые им эмоции были максимально сильными, а ответные чувства – невыразимыми в своей глубине и насыщенности. «Так, стоп, остынь, успокойся!.. Она писала тогда о замужестве – а это та грань, переступать которую я не стану, что бы не случилось!..», — но как не храбрился бы пегас, в глубине души он совсем не был уверен, хватит ли ему сил отказать, если она попросит, подаст хоть единственный намек, словом или жестом позовет и пригласит… к себе.

Узури же, словно и не замечая реакции пегаса, с таинственной улыбкой нарочито медленно продолжала таинство заварки чая. Хвост ее, заплетенный во множество черно-белых косичек, равномерно мотался из стороны в сторону, словно от скуки или подыгрывая какой-то неслышной прочим мелодии, будоража чувства и воображение. Наконец, она взяла в зубы поднос и перенесла на сундук, подтвердив тем самым его функцию стола. Подвинув жеребцу одну из чашек, зебра уселась на матрас. Вроде бы и в отдалении, но при этом настолько рядом!.. Подмигнув пегасу, Узури ухватила губами мундштук кальяна, и с наслаждением затянулась. Ароматный дым, наполненный вкусом фруктов и ароматом экзотических пряностей, наполнил комнату, пробуждая очередной виток воспоминаний и сожалений о несбывшемся.

Уже не зная, что и думать, Коппервинг дрожащими копытами обхватил чашку с чаем. Все его существо буквально кричало о неправильности происходящего – ведь даже если отринуть историю с женитьбой, оставался сам факт ее побега – смириться с которым ему не позволяла его гордость.

— Узури… — ему пришлось приложить немало сил, чтобы даже просто произнести ее имя. Но дальше как будто пошло легче. – Я безумно рад тебя видеть, но… — он запнулся. «Почему ты ушла? Почему бросила меня? Почему теперь, будучи мужней женой, ты ведешь себя так, словно ничего не случилось?!..» — эти и многие вопросы мельтешили в его голове, мешая выбрать нужный. Словно ощутив его замешательство, зебра пришла ему на помощь.

- Почему сейчас, почему здесь, почему одна, и почему веду себя, как ни в чем не бывало? Это ты хотел спросить, а, Крылан? – на ее лице заиграла широкая улыбка. Очередной затяг – и колечко дыма полетело прямо в лицо пегасу. – Ну что ж… Будет правильно и честно, если я расскажу тебе историю с ее начала, уже известного тебе.

Она передала жеребцу шланг кальяна. Глядя, как тот послушно затягивается, как его глаза приобретают характерный маслянистый блеск, Узури не могла сдержать улыбки. Сколько времени прошло – и как ей его не хватало! Его голоса и шуток; доверия и желания учиться; широты его души и непримиримости характера; жертвенности и внимания; его любви и силы – всего этого и многого другого, что впервые за много времени позволяло ей чувствовать себя счастливой. Она избегала любви – боялась, не верила в нее, не умела проявлять свою и ощущать любовь чужую – но с ним рядом была к ней близка, как никогда прежде. Это было одной из причин, почему она сбежала тогда – но также и одной из тех, почему вернулась сейчас.

— Как ты помнишь, мне… предстояло замужество. – Получив от Коппервинга шланг, Узури сделала долгую затяжку. Гнетущую тишину нарушал лишь тихий треск костра да побулькивание кальяна. Поймав взгляд пегаса, зебра впилась в него глазами, словно бы пытаясь не упустить ни малейшего проявления его реакции и отношения к сказанному.

– Я не хотела замуж, но у отца было другое мнение… Моим супругом должен был стать Хопеш – давний друг отца, из богатого и знатного рода. Год назад он овдовел, и был совсем не против найти себе молодую супругу. Брак был политическим и договорным – наши рода отлично бы дополнили друг друга… А что до чувств – никто их и не принимал всерьез.

Долгая затяжка – сперва ее, потом его; наконец, голос зебра продолжила.

— Свадьба была – на зависть многим. Все в соответствии с традициями, да при нашем богатстве – можешь себе представить!.. Был бы жених не ровесником отца, может, к нему и могли бы быть какие-то чувства… Но… сам понимаешь… — на лице зебры застыла редкостно неприятная ухмылка. – К моему счастью, пусть и нехорошо так говорить… Но я вскоре овдовела. Ну как «вскоре»… совсем скоро. Хопеш, бедолага, не пережил брачную ночь… смешно и стыдно, да простят меня предки… Кто ж знал, что у него настолько слабое сердце!..

Слушая откровения своей подруги, пегас то краснел, то бледнел. Представив же себе смерть Хопеша, он и вовсе пошел пятнами.

— То есть, он… Ну… В тот самый момент, как?.. – Жеребец не знал уже, как и реагировать. Хоть в целом жестокая и грустная, история была еще и довольно смешной. В обычной ситуации он бы точно сумел отшутиться, но сейчас даже его обычная защита дала сбой.

— Представь себе! – неловко улыбнулась в ответ зебра. От тех воспоминаний на ее лице тоже появилась краска смущения и стыда. – Нет, самого Хопеша, безусловно, мне искренне жаль – он был очень умен, образован и начитан. Когда-то давно был даже недурен собой. Как собеседник – выше всех похвал! Но муж?! Да он был старше меня лет на тридцать!..

— Так ты, выходит, вдова?.. – с плохо скрытой надеждой и воодушевлением спросил ее пегас.

— Так уж получилось! – весело фыркнула Узури. – Свободная и независимая, если что… — как будто этих слов было недостаточно, она послала жеребцу воздушный поцелуй. Тот было оживленно заерзал – но затем посерьезнел; даже сам взгляд его, из жадного и обожающего стал пристальным и даже подозрительным.

— Узури… госпожа Узури, один лишь вопрос. – Голос пегаса был тих, а сами слова произносились ровным тоном. — Почему здесь? Почему сейчас?

— Я скучала, — искренне призналась зебра. – У меня не было возможности прийти сюда ранее – но это не значит, что я не хотела! – торопливо заверила она. – Как слуга народа Зебрикании, я не вольна всецело в своих поступках и делах. После той… ситуации со свадьбой, я стала не совсем желанным гостем при дворе. Слишком уж деликатной была ситуация. Поэтому… мне поручили задание, почетное – и при этом не требующего моего присутствия в столице. Если конкретно – то было поручено собирать древнюю мудрость и историю нашего народа, в нашей стране и сопредельных государствах. Но как могла я не увидеться с тобой, едва лишь выдалась возможность? Особенно после того, как именно мы расстались?

Следующие несколько долгих минут Коппервинг пристально смотрел на свою подругу. Взгляд Узури был непроницаемым; ее золотые глаза светились знанием и опытом, но несмотря ни на что, в их теплой глубине притаилась улыбка. Пегас не раз видел у нее подобный взгляд – он словно свидетельствовал, что зебра расскажет только то, что считает нужным. Будет ли это правдой? Полуправдой? Или же тонким слоем правды, прикрывающим толщу лжи, которую она скажет по своим причинам? Возможная неправда могла быть и «ложью во спасение», но стоило ли оно того? Он хотел ей верить, и верил ей, но что-то в ее голосе казалось… неверным? Неправдой? Вот только что? И главное – почему?

Не оставив без внимания его взгляд и его молчание, Узури глубоко вздохнула. Она и не надеялась, что Коппервинг ей поверит целиком и полностью. Не обманывая напрямую, она сплетала в своем рассказе воедино ложь и правду, откровенность и тайну. Ведь несмотря на все свои теплые чувства к пегасу, она вовсе не собиралась открывать перед ним все карты. В том числе, для его же спокойствия и безопасности.

— Ладно. Раскусил. – Узури коротко глянула на жеребца, на сей раз – строго и даже сурово. – Мне запрещено рассказывать о своих путешествиях, без крайней на то необходимости. Запрещено как заводить новые длительные отношения, так и поддерживать старые контакты; рекомендуется автономность и соблюдение тайны; все – во имя общего дела. А все найденные мною знания объявляются достоянием народа зебр, со всеми вытекающими. Но… скажи спасибо газетам. Что в них прочла я, стало не только обоснованием визита в город сей, но и помощи конкретной причиной стало. – Забывшись – или специально? – но кобылка перешла на тот стиль беседы, что был привычен ей по праву и особенности рождения.

— Так ты… — неверящим голосом начал Коппервинг.

— Именно. Знаю и про тебя, и про твою… подопечную, мм? – Зебра хищно ухмыльнулась и весело ему подмигнула. – Знаю-знаю, не оправдывайся!

— Но я не!.. – вспыхнул было он. В голове пегаса невольно промелькнула мысль, что пора бы уже привыкнуть к бесконечным подколкам окружающих на счет природы их со Скут отношений. Привыкнуть – и перестать уже так остро реагировать.

— Это неважно, милый мой, — отмахнулась от его возмущения Узури. – Главное, что в газетах писали не только про это. А еще и про то, как тот мерзавец поступил со Скуталу. Описывались ее раны да повреждения; а также был призыв ко всем докторам, кто хоть что-то может сделать, помочь ей.

Услышав рассказ про то «интервью», Коппервинг лишь скрипнул зубами. Но как бы то ни было, хоть он и не одобрял методов работы Черри Спайс, пегас не мог не признать, что статья вышла блестящей. А вот чего он точно не ожидал, так это того, как массово она разошлась, раз даже Узури достался экземпляр. «Надо будет все-таки поблагодарить ту репортершу при случае. И я хотя бы увиделся с Узури!.. И не так уж важно, что ее к нам привело на самом деле.»

— Если написанное было правдой, то тяжко Скуталу пришлось, ох и тяжко!.. Но ты успел вовремя – и ее спас, и ублюдка отделал. – Губы зебры искривила мрачная ухмылка. – Учитывая, что он сделал… я, признаться, даже удивилась, что ты сумел сдержаться и не отправил его к предкам. Молодец, горжусь! – Она картинно захлопала копытами. – Я ведь знаю, что в тебе вспыльчивости на трех грифонов хватит!

Коппервинг неуютно поежился. Его редкая вспышка ярости, так несвойственная пони, впервые случилась как раз в присутствии Узури, поэтому зебра точно знала, о чем говорила. Обычно спокойный и веселый, иногда он словно бы переполнялся гневом, что выливалось в слова и поступки, коих после окончания вспышки он нередко стыдился, и в которых как правило раскаивался. Но никогда прежде он не был так близко к тому, чтобы совершить действительно непоправимое. Убийство другого существа, даже такого редкостного мерзавца, как Лютефиск, было бы чудовищным и неприемлемым преступлением, противным самой его природе пони. Последствия были бы кошмарны – и худшим наказанием было бы его собственное чувство вины. Да, директор изувечил и едва не убил Скути – но он-то, Коппервинг, лучше его! А подонок ответит по всей строгости суда: он никогда больше не потревожит других пони, но и сам останется жив.

— Да… — протянула Узури, внимательно и хитро глядя на пегаса. – Повезло, одним словом. Хотя он того действительно заслужил бы. Редкостная мразь! – Ухватив мундштук кальяна, зебра долго затянулась – а потом выпустила в потолок целое облако ароматного дыма.

— Госпожа Узури! – нетерпеливо окликнул ее пегас. – Пожалуйста, давай ближе к делу. Как мои проблемы, так и прошлые события – все это не приближает нас к теме твоего визита! Ну же, не тяни! – Нетерпением в его голосе смешивалось с надеждой и мольбой. – Ведь ты не просто так это все упомянула? Есть ведь шанс, да? Расскажи, прошу тебя!

— Я как раз подхожу к этому, не спеши... – Со стороны могло показаться, что ей доставляла удовольствие нервозность Коппервинга. На деле же, это было лишь повторением одного из уроков, что когда-то она давала ему – Урока Терпения. То ли уловив ее задумку, то ли просто подчиняясь просьбе, но пегас словно бы сумел успокоиться, и даже сделал несколько глотков чая. Одобрительно улыбнувшись, зебра наконец продолжила:

– Есть один способ. В чем-то новый, в чем-то старый. Даже очень старый… — голос ее зазвучал напевно и тягуче, так, словно она рассказывала сказку. Впрочем, в чем-то так оно и было. – В давние времена, многие тысячи лет назад, когда народ зебр еще жил отдельными родами, далеко, в месте, где встречается Великая Саванна и Большая Пустыня, жил-был клан зебр, и звался он Ска’терри. Жил бедно и горько, ибо земли те были пусты и неплодородны. Легенды гласят, что когда-то они жили в местах богатых и изобильных, где трава высока и сочна, а реки вкусом были словно молоко любимой кобылицы. Но вражеское племя, коварное и злое, в кровавой битве одолело, а после прогнало Ска’терри, и забрало себе их земли, убило многих жеребцов и взяло к себе лучших кобыл. Обескровленному клану, в условиях таких оказавшемуся, грозила гибель, медленная и неотвратимая. Кто в бою был ранен, а еще больше – хворью лютой одолеваемы, силы и саму волю к жизни отнимающей. Отчаявшись выжить, стали зебры просить помощи у сил высших, моля о спасении жизней своих. Они просили у Солнца и Луны, спросили воду, землю и воздух, взывали к духам предков!.. Тщетно. Лишившись всякой надежды, Ска’терри пали духом, и лишь тоскливые стоны умирающих зебр разносились над затихшим лагерем…

Слушая рассказ Узури, Коппервинг не переставал ужасаться прошлому. Что теперь считалось неприемлемым, тогда было нормой, и даже могло преподноситься как доблесть. «И ведь не только зебры! Мы, пони, были немногим хуже! Как же хорошо, что наши предки нашли в себе силы переступить границы варварской жестокости, и смогли построить другое, лучшее общество!.. И все же, как же наши народы различаются – мы стараемся вымарать со страниц известной истории подобные грязные страницы. А Зебры напротив, не только не стесняются своей истории, но со спокойствием и даже гордостью ее рассказывают!»

— …Тем днем, в самый полдень, умер старый Нгабу, последний оставшийся шаман и жрец Солнца. Ночью, при свете полной луны, зебры клана собрались отправить старика в последний путь. Но едва приготовились они опустить его тело в хладную землю, как из темноты вышел юный Цесса, внук Нгабу.

«Стойте! – воскликнул он. Мы просили помощи у Солнца и Луны, просили у стихий, просили у предков! Но не просили у Звезд! Мы молчали, повинуясь трусливым запретам древних времен, но Они сами спустились к нам, и принесли свое благословение! Узрите же!..»

— С этими словами, Цесса подошел к одному из раненых, мечущемуся в бреду от многочисленных ран. Положив копыто ему на голову, жеребец принялся напевным голосом выкрикивать незнакомые прочим слова. Глаза его приобрели звездное сияние, они горели все ярче и ярче, наливаясь неведомой силой и пульсируя в ритм обряда. Наконец, Цесса издал последний гортанный крик, и на глазах ошарашенных родичей рассек той зебре горло. Брызнула струей кровь… но в свете ночи она казалась не алой, а серебряной. Ска’терри схватили было преступника, но тут же, в страхе, отступили. Ведь кровь, пролитая убийцей, словно бы подхваченная невидимой силой, плыла по воздуху к нескольким другим раненым. Она словно бы всасывалась в раны – а те, кого она коснулась, вставали на ноги, исцеленные от ран и недугов…

— Пораженные увиденным, зебры склонились перед юным пророком. Отчаянно желая выжить и отомстить обидчикам, они с радостью ухватились за новую веру и обычаи. И даже когда святотатец Цесса отсек у тела своего деда голову, возжелав сделать из нее памятный талисман – даже тогда никто не попытался его остановить. Совсем скоро племя Ска’терри отгородилось ото всех контактов с внешним миром, целиком и полностью погрузившись в изучение обрядов и таинств, переданных им Звездами…

Словно завороженный, слушал пегас рассказ подруги. Все это больше походило на вымысел – или же интересную, но страшную сказку, которую в самый раз прочесть, когда захочется немного пощекотать себе нервы. Вот только зная зебру, он не сомневался, что легенда была правдива и честна – по крайней мере настолько, как вообще может быть легенда. «У нас такое только во время Найтмер Мун могло быть… или же совсем в стародавние времена, о которых остались записи разве что в королевской библиотеке…» Углубившись в свои мысли, он пропустил часть рассказа, и теперь судорожно пытался разобраться в новых подробностях истории.

-…И поняли племена и кланы, рода и кочевья, что лишь вместе смогут они отразить угрозу, нависшую над ними от злобных чар нечестивых Ска’терри. И была война, и шли бои; воины принимали смерть, но не сдавались – ведь знали, что участью пленного будет погибель лютая, а членам Ска’терри еще и исцеление приносящая! Отчаянно бились звездопоклонники, немало секретов новых, что страшней один другого, нашептали звезды Цессу Бессмертному, Цессу Вечному… Но сильней была общая мощь кланов, а вели их не чужие заветы, а чувство праведности дела их! И разбили в итоге род Ска’терри, и убит был Бессмертный Цесса, и разбежались последние его последователи, в тщетной попытке сохранить свою жизнь и наследие своего темного владыки! И мир настал прочный промеж родов и кланов, племен и кочевий! А с мира того и дружбы, кровью скрепленной, пошла страна общая, страна великая, страна моя родная – Зебрикания!

Столько мощи и величия, страсти и воодушевления было в последних словах Узури, что Коппервинг в восторге затопал ногами. Такой рассказ, и такая подача… нет, он конечно всегда знал, что его подруга умеет складно и красиво говорить, но чтобы аж вот так?..

Видя, какую реакцию произвел на жеребца ее рассказ, зебра театрально раскланялась. Не переставая довольно улыбаться, она подкинула дров в костер, и вернулась на матрас, но теперь уже куда как ближе к пегасу. Тот, не колеблясь ни секунды, приобнял ее крылом. На какое-то время в шатре воцарилось уютное молчание, нарушаемое лишь слабым потрескиванием огня. Наконец, Коппервинг заговорил:

— Красивая легенда, что ни говори… немного жуткая, но с моралью и счастливым концом. – Продолжая обнимать кобылку, он игриво пощекотал кончиком крыла ей шею. В ответ та захихикала, словно маленькая кобылка. – Вот только… как это поможет помочь Скуталу? И… раз уж ты говоришь, что тебе это под силу, то, быть может… ну, не будем затягивать?

— Крылан, милый!.. – зебра обняла его в ответ, ласково ткнувшись носом в шею. – История имеет прямое отношение к твоей проблеме! И это была лишь первая, которую тебе суждено было услышать! Ну а чтобы ты не переживал, скажу еще и вот что: завтра, с самого утра, Зулун и юная Агата пойдут в Вечнодикий лес, собирать последние недостающие ингредиенты.

— Зулун? – встрепенулся жеребец. – Старик Зулун, твой охранник еще из Лас-Пегасуса, он тоже тут? – Впервые пегас его увидел лишь парой дней позже того, как встретил саму Узури, а хоть как-то познакомился гораздо позже. Точным возрастом он никогда не интересовался, но на вид Зулуну было крепко за шестьдесят. Седой как лунь, покрытый множеством шрамов, с лицом, морщины которого напоминали кору старого дерева, он был отставным офицером зебриканской армии и ветераном множества пограничных конфликтов. Исполнительный и молчаливый, с вежливой улыбкой на лице, он казался безобидным пенсионером, которого поставили доживать свой век на теплое местечко. Но Коппервинг отлично помнил тот единственный раз, когда увидел старика в деле – после чего раз и навсегда отучился судить по одной лишь внешности. Несмотря на годы, Зулун мог дать трехкратную фору любому – а те несколько спаррингов, которые он однажды провел с пегасом, лишь утвердили в этом мнении. Друзьями, впрочем, они так и не стали – уж больно неуживчивым характером обладал старик, — но со временем прониклись друг к другу определенным уважением.

— Куда ж я без него? – развела копытами зебра. – Такие путешествия – нелегкое и опасное дело, а на кого еще я могу положиться так же, как на него? Он да Агата – ты с ней еще познакомишься – вот и вся моя компания.

— Ясно, — неопределенно протянул Коппервинг. – Ну… может, я все же помогу им в поисках? Лес-то я хоть немного, но знаю; да и взгляд с высоты бы не помешал – если, конечно, твоя помощница не пегас.

— Не стоит, милый, правда. Им предстоит поиск одной редкой пещерной плесени – как она выглядит, им известно, а разведка с воздуха в пещерах ни к чему. К тому же… — зебра текучим движением поднялась с матраса, и томно потянулась, словно бы случайно открывая взору жеребца свои особые места. Его сложившиеся было крылья снова мощно распахнулись, сшибая на пол чашки с недопитым чаем. Лукаво улыбаясь, кобылка плавным шагом приблизилась к пегасу. Неуловимо быстрый, но мягкий толчок – и Коппервинг падает на спину, буквально утопая в податливой глубине матраса. Узури тяжело дышит, низко наклонив голову; в глазах отражаются пламя очага, нижняя губа сладострастно закушена, бесчисленные косички хвоста бешено мечутся из стороны в сторону. Привычные маски терпения, вежливости и манер наконец-то спадают и летят в Тартар. Перемены кажутся невероятными в своей скорости и силе; но не для него, слишком хорошо и близко они знакомы. Здесь, сейчас, из-под личины дочери посла и верной слуги своего народа, проявляется настоящая, живая Узури. Та кобыла, которую он любил; та, по которой скучал. Та, которую Коппервинг безудержно хотел.

– Крылан, мы не виделись многие месяцы… — в хриплом шепоте зебры слышалось нетерпение и страсть, много страсти. Дикой, животной, неистовой. – Я скучала, и так долго этого ждала!.. Здесь и сейчас, ты и я… Немедленно! – Одним прыжком кобылка подмяла пегаса под себя, одаривая его жадными поцелуями и игривыми укусами.

— Узури!.. – только и успел выдохнуть он, прежде чем они слились в бесконечном потоке поцелуев и объятий, укусов и ласк. Захваченный этим неудержимым вихрем страсти, Коппервинг как никогда прежде осознавал, что ни с кем и никогда он не испытывал – да и вряд ли испытает! – что-то близкое к тому, что испытывал к Узури. Он жаждал ее, вожделел, он в ней неистово нуждался – а она не просто знала и умело этим пользовалась; каждый секс с ней становился особенным, ярким, запоминающимся. Уникальным и совершенным. Пегас любил ее, по-настоящему любил. И как бы не относилась зебра к такому, сколько бы не подчеркивала «недопустимость» этих слов и этих чувств, Коппервинг не сомневался в том, что в глубине души ей это приносит не меньшее удовлетворение. А ее «свобода» в выборе партнера и то, что сама она никогда в той же мере не ответит ему взаимностью – да и Дискорд с этим. Все равно оно того стоило.

Спустя несколько часов, наконец-то насытившись друг другом, любовники в изнеможении откинулись на матрас. Костер тем временем прогорел до самых углей, и в шатре было уже довольно прохладно. Глядя, как прижавшаяся к нему Узури суматошно натягивает на себя второе одеяло, Коппервинг собрался с силами, и решил заново разжечь очаг.

Радость от встречи с подругой и сладостное послевкусие от их страстной любви постепенно отступали, и пегас вновь принялся размышлять о том, что привело его сюда. Любопытство и нетерпение, надежда и страх разочарования, отчаянная вера в слова Узури и чувство собственного бессилия – все это бурлило и перемешивалось в его сознании, требуя ответов и действия. Усилием воли он все же сумел успокоить эту бурю чувств, сосредоточившись на отрешенном выполнении простой и монотонной работы.

«Охапка хвороста, береста, пара щепок… Она сама скажет, когда сочтет нужным, как и всегда… Очаг почти погас, но жар еще есть, не придется спички тратить… Терпение и еще раз терпение, она это ценит, спокойствие и невозмутимость…»

Умело сложив растопку, пегас осторожными взмахами крыльев раздул присыпанные пеплом угли. Разгораясь, весело затрещало пламя. Не теряя зря времени, он проверил уровень воды в котле – немного, но им хватит; опустив его пониже, Коппервинг подложил в огонь поленья потолще. Услышав позади себя какую-то возню, жеребец обернулся к зебре, и не смог удержаться от смеха. Оставшись на матрасе в одиночестве, та скрутила из одеял настоящий кокон, из которого наружу торчали только кончики ушей, да бесчисленные косички гривы.

— Чего смеешься? – откуда-то из глубины послышалось недовольное бурчание. – Ты ушел, и я замерзла! Не все же быть морозостойкими пегасами!

— Ну-ну, хватит жаловаться! – поддразнил ее жеребец. Буря чувств наконец-то прошла, и он сумел смириться с предстоящим ожиданием. – Я разжег огонь, и уже совсем скоро здесь снова станет тепло. А через пару минут и вода для чая закипит – согреешься мигом!

Подняв с пола скинутые им стаканы (Деревянные! Она все такая же практичная!), Коппервинг залил в них заварки из чайника, с удовольствием принюхиваясь к аромату. Неплохо разбиравшийся в сортах и видах чая – опять же, благодаря Узури — он так и не смог опознать конкретный сорт. В одном он был уверен – чай был очень и очень дорогим. Пегас с легкой грустью улыбнулся – в таких вот мелочах ярче всего проявлялась та пропасть, что была между ними. Дочь древнего и богатого рода, Узури выросла в роскоши, которую он и представить себе не мог. И хотя сама она, что удивительно, никогда не кичилась этим, да и вообще жила весьма скромно, некоторые ее поступки сразу же выдавали ее происхождение. Взять к примеру тот же чай. Не привыкшая сорить деньгами, она с азартом тратила баснословные суммы денег, заказывая со всего мира лучшие сорта и купажи. И даже сейчас, вдали что от родных мест, что от своего дома в Лас-Пегасусе, зебра оставалась верна своим привычкам. «А ведь на те деньги, что она выложила за эту коробочку, можно было бы скупить весь наш рынок, а то и не раз!..»

— О чем задумался, Крылан? – заинтересовавшись его внезапным молчанием, зебра таки высунула голову наружу, и теперь с любопытством глядела на Коппервинга. – Если ты гадаешь, чем бы еще меня можно согреть, то есть одна отличная идея…

— Ты… снова хочешь, да?.. – от такого неприкрытого намека пегас даже покраснел. В ответ зебра лишь расхохоталась.

— Само собой хочу, но позже. – Она послала жеребцу воздушный поцелуй. – А сейчас открой-ка сундук, там, справа…

Следуя указаниям Узури, Коппервинг убрал в сторону все лишнее, и откинул крышку сундука. В правом углу, заботливо обернутая в большое полотенце, лежала бутылка вина, а рядом с ней – пара изящных серебряных бокалов. При виде их пегас внутренне содрогнулся – смотрелись-то они красиво, но удобными были разве что для единорогов. Но… не из чашек же им пить, это ведь не чай и не компот! Размотав бутылку, Коппервинг вытянул зубами деревянную пробку, и осторожно разлил вино по бокалам.

— Прошу, о моя полосатая госпожа! – повернувшись к зебре, он отвесил ей шутливый поклон. В ответ Узури кинула в него подушкой. Перехватив неожиданный снаряд, Коппервинг притворился было, что готовится метнуть его обратно. А едва кобылка, весело смеясь, с головой укралась одеялом, жеребец уложил подушку на пол, и с наслаждением на нее уселся.

Ожидая подвоха, зебра еще несколько минут провела в своем укрытии. Наконец, не выдержав, она одним глазком осторожно выглянула наружу – и только чтоб увидеть Коппервинга, внимательно изучающего этикетку на бутылке. Разочарованно простонав – он таки провел ее! — Узури все же выбралась из кровати, и подошла к столу. С завидной грацией ухватив копытами бокал, она какое-то время молча вглядывалась в его содержимое. Затем, под удивленным взглядом пегаса, осушила его до дна.

— Скажи, Крылан, как ты относишься к Скуталу? Кем ее для себя считаешь? Как она относится к тебе? И, наконец, почему ты забрал ее из приюта? Если уж ты решил взвалить на себя груз такой ответственности – то почему выбрал именно ее, а не кого-то другого?

Что не переставало Коппервинга удивлять в Узури, так это ее способность, умение, навык смены настроения. От глупой шутки к строгому разговору, от сухой и чопорной беседы к запанибратскому веселью. Или как сейчас – после рассеянного молчания, закидать собеседником настоящим градом вопросов. Это ставило в тупик, настораживало, пугало. Удивительнее же всего было то, что эти перемены не были наигранными. Зебра не играла — она перевоплощалась. Словно заправский картежник, она с удивительной легкостью меняла прежний образ на тот, что лучше подходил к текущей ситуации. Не зря ведь ее Меткой Судьбы была маска – невероятно меткий и подходящий ей символ. Вот и сейчас, Узури за считанные секунды из веселой и шутливой стала серьезной и внимательной, сходу задав ему те самые вопросы, на которые он и сам не сразу смог найти для себя ответ.

В шатре повисло долгое молчание. Не торопясь с ответом, Коппервинг неторопливо цедил вино, мимоходом отмечая терпкую сладость и легкую остроту. На кобылку он не смотрел – но отлично знал тот взгляд, которым она смотрела на него. Полуприкрытые глаза, видимая отрешенность и словно бы даже вялость – все это скрывало под собой предельную сосредоточенность и внимание к деталям. Этот взгляд лучше всяких слов давал понять, что для нее действительно важен его ответ. Вот только… зачем? Что могли изменить его причины, или их со Скут отношение друг к другу? Или же в ней внезапно заговорила… ревность?

— Хорошо к ней отношусь, госпожа Узури, очень хорошо. – Не определившись до конца, с чем связан такой пристальный интерес к этой теме, Коппервинг решил отвечать честно, но коротко. – А кем я ее для себя считаю? Другом!

— Другом? – растеряно переспросила зебра. Маска ее настроения словно бы дала трещину – но лишь на мгновение. – Не дочерью и не сестрой, не подругой и объектом страсти – а именно другом?

— И ты туда же!.. – закатил глаза пегас. Необходимость в очередной раз отвечать на вопрос о природе их взаимоотношений поставила жирный крест на краткости его ответов. – У меня нет и не было к ней никаких чувств и фантазий! Она была в беде, а я мог ей помочь – вот я и помог! Да, забрав ее к себе, я поступил импульсивно! Я и не предполагал, с какими сложностями придется сталкиваться – но я ни о чем как не жалел, так и не жалею! А счастливая улыбка Скуталу, ее счастье и радость всякий раз убеждают меня в том, что поступил я правильно!

Видя, как ее Крылан горячится, сверкает глазами и раздраженно роет копытом землю, Узури едва удержалась от самодовольной улыбки. Так легко и просто… Зато в гневе он будет честнее и откровеннее, а именно это от него и нужно. Для него самого, в первую же очередь!

— Ладно-ладно, я поняла! – протянув копыто, она ласково коснулась шеи жеребца. Тот было возмущенно всхрапнул – но отстраняться не стал. – Прости, не ожидала, что эта тема окажется для тебя столь непростой. Ответь на последний вопрос, ладно? Кем она считает тебя, как к тебе относится?

— Относится ко мне хорошо, — помолчав, ответил Коппервинг. – Мы весьма дружны, ладим между собой, и за все это время у нас с ней не было ни единой ссоры. А вот кем считает… не могу сказать точно. Скорее, кем-то средним между братом и старшим товарищем.

— Хорошо, очень хорошо… — Задумавшись о чем-то своем, Узури рассеянно наматывала на копыто одну из своих бесчисленных косичек. – Ты ради нее готов на многое, если не на все. А она? Случись тебе попасть в беду, как бы Скуталу поступила? Ответила бы взаимностью, приложив все силы и старания? Или же отошла бы в сторону, оставив тебя один на один с бедой и горем?

— Она пришла бы мне на помощь, и старалась бы изо всех сил, — без колебаний ответил пегас. – И не из-за одной лишь благодарности – Скут сама по себе пони с добрым и отзывчивым характером. И случись чего, я знаю, что смогу на нее положиться.

— Отрадно слышать. Я рада, что между вами сложились такие близкие взаимоотношения; а твоя высокая оценка делает ей честь. – Узури моргнула – и на лице ее появилась прежняя улыбка, да и сам голос наполнился теплотой и участием. – Прости, если мои вопросы показались тебе невежливыми или излишне прямыми. Но поверь, я спрашивала не просто так, и это действительно очень важно.

— Это как-то связано с ее исцелением? Ведь так? – Не в силах больше сдерживать свое нетерпение, Коппервинг подался вперед, буквально нависнув над зеброй. Крылья пегаса были уже наполовину раскрыты, красноречиво свидетельствуя о его волнении. – Узури, прошу тебя, не тяни, расскажи мне все!

— Ты абсолютно прав, — подтвердила кобылка. – Но уж прости, я снова начну издалека. Так надо, поверь… Я рассказывала тебе про Ска’терри, помнишь? Так вот, они…

Жеребец обессиленно плюхнулся на подушку. Ему хотелось действовать, обсуждать конкретный план, спешить за ингредиентами и лететь в Клаудсдейл за Скуталу – а приходилось выслушивать очередные легенды и истории. «Думай позитивно. Узури ведь сказала, что у них нет какой-то плесени для лечения, так? А Зулун пойдет за ней лишь завтра. Значит, до его возвращения, лечение не состоится. Вот и нечего переживать почем зря...»

-… по всему свету. – Заметив, что пегас фигурально говоря витает в облаках, зебра раздраженно постучала ребром копыта по крышке сундука, привлекая его внимание. – Коппервинг! Для тебя ведь рассказываю – и Предки свидетели, повторять не буду! – Видя его виноватое выражение лица, Узури сменила гнев на милость. – Ладно, ничего особо важного ты пока не пропустил. Но постарайся дальше быть внимательнее, хорошо?

И вновь голос и интонации зебры изменились, сделались глубокими и напевными, раскрывая перед пегасом загадочные и страшные тайны истории…

После поражения в войне, остатки клана Ска’терри разбежались кто куда, спешно пытаясь покинуть пределы родных краев. Хоть и понесшие ужасные потери, кланы послали вслед за ними столько воинов, сколько смогли – так велико было их желание раз и навсегда расправиться со звездопоклонниками. Время шло, и отряды, один за другим, возвращались домой. Кому-то удача благоволила – колдуны пали от их копыт, а их нечестивые артефакты были уничтожены в очищающем пламени. Другим везло меньше – из отряда в несколько дюжин возвращались лишь единицы, принося с собой не победу, а рассказы о чудовищных силах, обрушенных на них еретиками Ска’терри. Кто-то не вернулся вовсе – храбрые воины могли не вынести тяготы пути, пасть от враждебности чужих краев и колдовства звезд, или же… переметнуться к врагам.

Не имея возможности продолжать охоту, кланы сосредоточились на мирной жизни и развитии. Население росло, племена богатели, и далекая угроза со стороны изгнанников казалась все более призрачной и эфемерной. Со временем поиски Ска’терри стали уделом чудаков и авантюристов; без поддержки кланов, отправляющиеся почти что наугад, их экспедиции закономерно возвращались ни с чем, вселяя в остальных ложное чувство безопасности. И даже когда в южных провинциях вспыхнул бунт, стремительно переросший в гражданскую войну, даже тогда никто и не подумал искать в нем следы вмешательства служителей Звезд. И лишь когда восстание было подавлено, чья-то светлая голова сообразила обобщить некоторые жуткие факты и пугающие слухи, и сравнить их с отрывочными записями о прошлом…

Так охота – вернее, Охота, — получила второе рождение. В первые же походы были найдены и разгромлены несколько потайных убежищ звездопоклонников, как в Зебрикании, так и в сопредельных странах. Книги и артефакты, старательно уничтожаемые в прошлом, отныне в целости и сохранности доставлялись в столицу, где передавались для изучения лучшим ученым. Много жутких тайн и темных ритуалов было в этих книгах; но самым страшным было то, что изгнанники старательно искали способ воскресить Цесса. Вышедший из лона самих Звезд, вернувшийся из-за грани Жизни и Смерти, их повелитель должен был обрести невиданное могущество. Но цена его оживления внезапно оказалась слишком велика, даже для них.

Ска’терри, с присущей им прямотой, решили пойти привычным путем – жизни других в обмен на возвращение Цесса. Но когда Звезды озвучили свои условия, колдуны пришли в ужас: жизней всех зебр в их клане было бы недостаточно, чтобы оплатить такую цену, а жертвовать следовало в очень сжатые сроки. Но решение вскоре нашлось: война промеж кланов, война всех против всех, когда племя идет на племя, а брат на брата. Разжечь пожар такой силы, чтобы вся Зебрикания вступила в войну, а в решающей битве пролилось бы столько зебринской крови, что хватило бы для воскрешения Цесса Вечного.

— И ведь у них почти получилось, — тихо проговорила Узури. – В тот день, когда силы кланов взяли штурмом цитадель мятежников, в тот день едва не ожил Бессмертный Цесса. На подмогу к ним, в бой суровый и беспощадный, шла армия наемников – минотавры, грифоны, бизоны… Приди они вовремя – и победа осталась бы за Ска’терри, а мир, что мы знаем, был бы совсем иным. Но почему они не пришли, почему сперва прождали целый день, а потом развернулись и отступили восвояси? История умалчивает.

В шатре воцарилось гробовое молчание. Коппервинг сидел, как громом пораженный, с трудом пытаясь уместить в голове услышанное. Все это было настолько чудовищным и диким, что в это не хотелось даже верить. С другой стороны, и лгать для Узури ведь не было причин.

— Так и… э… что было дальше? – наконец спросил он.

— Дальше… дальше между народом зебр и звездопоклонниками Ска’терри началась настоящая война на уничтожение. – Глядя на выпучившего глаза Коппервинга, Узури с деланным равнодушием вытянула вперед копыто, словно бы разглядывая, а не треснул ли лак после хуфикюра. Это ее пренебрежение лишь подлило в огонь масла.

— Но… это чудовищно! Так же нельзя! Ну ладно еще взрослых, но неужели вы и жеребят?..

— Крылан… это были не просто жеребята, это были маленькие Ска’терри, — терпеливо отвечала ему зебра. Момент был опасный, но… она не зря готовилась к нему. А пегас… он поймет. Ибо должен. – Они с самого детства упивались чужой болью и страданиями, считали убиение естественным, а пытки – нормой! А вот милосердие, доброта и сострадание, были им неизвестны, непонятны, казались таким же чудовищным извращением, как для нас с тобой – осмысленное причинение боли родным и близким!

— Но… так же нельзя… Это неправильно!.. – на пегаса было жалко смотреть. Плечи опустились, взор потух, и даже гордо торчащий ирокез растрепался и поник.

— Согласна. Но… милый, это все в прошлом. – Узури заключила его в объятия, и одарила нежным поцелуем. – К тому же… есть все основания полагать, что конец у этой истории будет все-таки счастливым. Позволь, я завершу свой рассказ…

Охота шла полным ходом. Найденные при подавлении мятежа артефакты и книги позволили раскрыть многие из убежищ Ска’терри; и спустя несколько месяцев в Зебрикании не осталось ни единого звездопоклонника. Но на землях других народов все еще оставались их тайные поселения и скрытые базы, и с этим нужно было что-то делать. Об открытом вторжении и большой войне не могло быть и речи – обескровленные гражданской войной, зебры были просто не в состоянии начинать полномасштабный конфликт с соседями. Да и, чего доброго, так и самим недолго было Цесса воскресить…

В ход пошла дипломатия. Уговоры, подкупы, шантаж, даже угрозы – не гнушались ничем, лишь бы цель была достигнута. Но обычно хватало вежливой просьбы – и подробного описания, что за колдуны скрываются у них под носом. После такого доказательства небольшой отряд зебр без лишнего шума сопровождался к нужному месту… а потом, изрядно поредевший, так же тихо выводился назад к границе. Так продолжалось еще несколько лет, пока мудрецы не заявили во всеуслышание, что со Ска’терри, какими их знали зебры, покончено.

Вызвав бурную радость по всей стране, новость тем не менее оставила и ряд неприятных вопросов. Были ли Ска’терри уничтожены окончательно, или же их просто теперь не получается найти? И что значит – «какими их знали зебры»? Во что они переродились, и чего от них теперь следует ожидать? Все это привело к расколу в обществе, особенно – в рядах участников Охоты. Не в силах смириться с тем, что привычная для них жизнь закончилась, большинство охотников не только отказались верить мудрецам, но и вовсе покинули страну, дабы продолжить выполнять свой долг. Это решение нашло свой отклик и среди простых граждан, многие из которых решили поискать счастья на чужбине. Так начался Исход – массовая миграция зебр из Зебрикании в сопредельные страны.

— Большинство из них нашли для себя новое место для жизни, — продолжила Узури. – И по сей день в большинстве крупных городов почти любой страны мира, можно найти общину моих сородичей. Наше искусство, культура, обычаи оставляют свой след везде, где бы ни ступало копыто зебры; и в свою очередь, мы впитываем что-то и от новой родины. – В голосе ее зазвучала несвойственная ей увлеченность.

– Подобные примеры искусства, живое свидетельство нашей истории – вот та цель, ради которой я путешествую. Но главное – книги! Предания, легенды, генеалогические записи, рецепты традиционных блюд и мемуары – все это важная часть нашей культуры, и достояние нашего народа! Все, что забыто и оставлено, должно вернуться к истокам, как решили Старейшины. И я горжусь тем, что мне выпала эта честь, поиски и возвращение самой истории нашей страны! – Широко улыбаясь, Узури отсалютовала пустым бокалом ошалевшему от потока информации пегасу. После чего, как ни в чем не бывало, вытащила откуда-то маленькую книжку в потрепанном переплете, и отсела поближе к костру, читать.

В шатре застыло тяжелое молчание. На лице Коппервинга сменялась вся гамма чувств – от обиды за потраченное время, до воодушевления от прослушанной истории. Но сильнее всего было недоумение – Узури никогда не была легкой для понимания, но сегодняшним ее действиям он не мог найти ни оправдания, ни логики. «Да она играет со мной! Или издевается, и еще не ясно, что из этого лучше! Или… или это какая-то проверка, очередной урок? Жестоко, но… вполне в ее характере. Но тогда она от меня чего-то ждет. Но чего?!..»

В отчаянии сжав голову копытами, Коппервинг начал прокручивать в голове сегодняшний день. «Это игра, проверка… Она ведь так и не сказала, как именно она собирается помочь Скуталу. Вместо этого был рассказ про Ска’терри, в двух частях; потом – про Охоту и Исход, но куда как короче. Зачем ей все это – вот бы что узнать…»

Погруженный в свои мысли, пегас даже не обратил внимания, как зебра отложила свою книгу, и стала с пристальным интересом наблюдать за его напряженной работой мысли. Наконец, она сжалилась над ним: — Можешь задать… мм… два вопроса. Любых, но по теме.

В ответ жеребец лишь кинул на нее уничижительный взгляд, не сказав ни слова. «Игра, все же игра, Дискорд все это подери! Аргх, терпеть не могу такие игры на соображалку! Зачем все так усложнять — и почему рядом нет Твайлайт, когда она так нужна?!..» — Одним глотком допив остатки вина, пегас вновь наполнил кубок до краев. Вино не помогало думать, но также и не мешало; зато хоть злость на зебру чуть утихла.

«Как там она сказала – знание тайное, старое, страшное? Еще в самом начале? И про Ска’терри столько было сказано. Да нет, быть не может. После рассказов про Охоту она не стала бы подначивать меня на такую мерзость. Да и… тут разве что Лютефиска можно было бы без сожалений на жертву пустить. Но… нет, даже он такого не заслужил. Тогда что?..»

Впору было биться головой о крышку сундука. Всегда оставались два вопроса, но тут уже мешала гордость. «Ее игра, ее правила… Справлюсь сам, и плевать на правила!» Поймав краем глаза насмешливую улыбку Узури, Коппервинг из принципа уселся к ней спиной.

«Что еще у нас в неизвестном? Ска’терри, да, которые «перестали быть теми, что были известны зебрам как Ска’терри», как-то так она ведь сказала? А что их делало теми, кем они были? Они колдуны, звездопоклонники, получали силу от мучений и смерти. Но смерти всех, или только лишь зебр? Для воскрешения Цесса устроили гражданскую войну, а не поход на соседей. Вероятно, для них годится лишь кровь и жизнь других зебр, и только. Что в них должно было измениться, чтобы мудрецы их не нашли, и даже объявили не-Ска’терри?»

«Все то, что я вспомнил — все взаимосвязано. К примеру, если бы перестали поклоняться Звездам – те лишили бы их сил; а значит, ни ритуалов, ни силы от смерти. С остальным примерно так же – без колдовства нет ритуалов, а без ритуалов бессмысленно и все остальное. Интересно… Могло ли быть такое, что Ска’терри все еще поклонялись бы Звездам, но их силой питали другие ритуалы, не ту кровавую мерзость, что поведал им Цесса?.. Но если даже и так – то почему тогда Звезды в ответ не лишили их силы и поддержки, ведь у них все изначально было повязано на крови и жертвоприношениях? Или они нашли способ обмануть сами Звезды?..»

Узури вздрогнула от неожиданности, настолько резко повернулся к ней Коппервинг. Впрочем, на лице ее вновь заиграла снисходительная и насмешливая улыбка. – Что, Крылан, подсказочку?

— Нет, — отрезал пегас. – Кажется, я решил твою загадку. Ты нашла в своих странствиях книгу!

— Браво! – захлопала копытами зебра. В ответ на его хмурый взгляд, она без стеснения показала пегасу язык. – И не одну, а уже несколько сотен! И тебе удалось сделать такой безошибочный вывод, даже без моих подсказок! Растешь, растешь!

— Ты искала крупицы истории времен Исхода. — Коппервинг старательно пропустил насмешки мимо ушей, хотя в глубине души они его задели. «Она разве и была раньше такой грубой? Или это я забыл, за столько-то времени?..» — Сама ведь говорила, что общины зебр были во всех крупных городах, так? Вот только не думаю, что в книжке с рецептами сто и одного блюда из гороха, можно отыскать еще и способ исцеления для Скуталу!

Зебра медленно кивнула. Приободренный такой реакцией, пегас с новыми силами продолжил:

— Ты нашла нечто особое! Тайное, старое, страшное знание – так ведь ты говорила? Ты нашла одну из книг Ска’терри! Но при всей своей исторической ценности, для нас они бессмысленны – мы не станем поклоняться звездам или убивать других, чтобы забрать их силу! – От одних этих слов Коппервинга передернуло. – А значит, ты нашла книгу тех Ска’терри, которые перестали быть Ска’терри! Они изменились – и изменились настолько сильно, что и в книге у них должны быть совсем другие записи и ритуалы! И одним из них мы сможем исцелить ослепший глаз Скуталу!

Вместо ответа, зебра поднялась и отвесила пегасу глубокий поклон. Выпрямившись, она улыбнулась ему улыбкой столь радостной и довольной, что он почти простил Узури за это испытание.

— Браво, Крылан! Ты сказал абсолютно верно, и даже без подсказок! Признаться, не ожидала; ты меня приятно удивил! Воистину, ради Скуталу ты готов на все, даже на подумать!

Не зная, как и реагировать на столь сомнительный комплимент, Коппервинг натянуто улыбнулся. А зебра тем временем продолжила:

— Но хоть сказал ты верно, но не до конца. Не буду тебя мучить дальше, скажу сама, так уж и быть. Помнишь, спрашивала тебя про ваши со Скут отношения? – Дождавшись его неуверенного кивка, Узури продолжила: — А ведь это ключевое условие для Ритуала! Ведь не будь между вами тесной дружеской связи, то это был бы просто ритуал Ска’терри, со всеми вытекающими. Но поскольку Дружба – это ма…

— Дружба – это магия, спасибо, в курсе, — перебил ее пегас. – Мне только непонятно – как это простая дружба, без артефактов вроде Элементов Гармонии, может защитить от воздействия темной магии, уходящей корнями аж к Звездам? И как вообще работает этот новый ритуал?

— Удивительно, что ты, пони, не веришь в силу Дружбы, — с прохладцей в голосе ответила кобылка. – Что до вопросов твоих, то скажу начистоту. Как именно защищает – не знаю, но это факт. А откуда я это знаю и как работает… На практике пришлось проверить.

От таких новостей Коппервинг буквально потерял дар речи. С минуту он стоял неподвижно, беззвучно открывая и закрывая рот. Выглядело это настолько нелепо, что Узури не выдержала и расхохоталась.

— Рот закрой, ворона залетит! Налей-ка лучше еще вина, я забью кальян, и расскажу тебе…

Спустя четверть часа жеребец приготовился слушать очередную уже историю. «Надо было записывать… Теперь каша в голове, уже и не разберу, что да когда происходило…» Раскурив кальян, Узури передала ему мундштук; Коппервинг попытался было втянуть в себя ароматный дым, но поперхнулся и закашлялся. То ли табак был куда крепче, то ли помимо него были и другие ингредиенты…

— Не дорос ты до этого, смирись! – хмыкнула кобылка. – Послушай-ка лучше…

Из рассказа зебры выходило, что книгу заклинаний «Ска’терри, которые перестали быть Ска’терри», они нашли в далекой Кантерии. И не просто так, а по прямой наводке одного старого минотавра – представителя таинственной секты воинов-жрецов, что было особенно удивительно. Они редко общались даже со своими сородичами, а о встречах с представителями других рас и народов, я и вовсе не слыхала.

— Представляешь, они верят, что все в мире предопределено. Но не так, что чего бы ты ни делал – или бы и вовсе бездействовал – результат будет одинаков. Они каким-то образом видят – или верят, что видят – цепь событий, причинно-следственную связь явлений и всего такого. – То ли вино стало давать о себе знать, то ли кальян, но голос Узури сделался невнятным и слегка напевным. – И при этом не все события равны по значимости. Но если сделать это, а потом еще и вот это, и предотвратить еще что-то, и еще другие пятьсот восемнадцать пони сделают еще это, это и вот это, то получится предсказанный результат!

— Бред какой-то, — тряхнул головою Коппервинг. – При таком количестве переменных, тем более неизвестных, невозможно достичь хоть какого-то точного результата.

— О как загнул, молодец!.. – Узури икнула, и весело хихикнула такому нарушению манер и приличий. – Чтобы хотя бы надеяться достичь успеха при такой системе, нужно состоять в их секте… ну или просто быть сумасшедшим. Правда, они наверняка и так поголовно с ума посходили, с такой-то философской системой… Ну да не важно! И вот, рассказал он нам, как найти одно особое место…

— В указанных руинах и впрямь была найдена книга. Даже не так – Книга! Было понятно сразу, что находка действительно не имеет цены даже в том случае, если содержащиеся в ней обряды и ритуалы не действуют. Слишком уж интересный и спорный временной период был описан в первой половине тома – история Ска’терри, от Великой Гражданской Войны и на добрых триста лет вперед. А это значило, что тот анклав на многие годы пережил Охоту, и, возможно, был связан и с другими тайными поселениями звездопоклонников.

— Впервые осмотрев ту часть, что про ритуалы, я была полностью уверена, что это ложь и ерунда. Ну не могли у них быть такие заклинания, и все тут! – Зебра гневно стукнула копытом по крышке сундука. Что бы не было причиной изменения в ее поведении, эффекты усиливались. – А вот потом, уже направляясь к границе, мы наткнулись еще на одни руины… И приспичило мне их тоже осмотреть… — Она замолчала. Было заметно, что те воспоминания не из приятных, и еще свежи в ее памяти. Вздохнув, кобылка продолжила рассказ:

— Лучше бы мы туда не лезли, вот видят Предки… Слишком поздно мы поняли, что в пещере, где находился вход в храм, было логово махайрода…

— Мака… кого?

— Ма-хай-ро-да! – по слогам повторила Узури. – Это, милый мой, слабопуз… саблезубый тигр! Страшная вещь, скажу тебе!.. – Зебра замолчала. Казалось, что ей больно вспоминать о произошедшем. – Выпрыгнула, и прям на Зулуна!.. Сшибла с ног, и как вцепится зубами ему в бедро! А клыки-то передние и точно как сабли, длиною – во! – Отмерив копытами неправдоподобно огромное расстояние, она продолжила: — Я к ним, ору!.. Палка была, так кошке об хребет ее сломала, а толку-то? Она за мной, я бежать! И быстрая ведь была, тварь!.. Хорошо Зулун, да хранят его Предки, нашел в себе силы не только подняться, но и залезть на стену. А оттуда – веришь, нет? – прыгнул прям на нее, и задними копытами как даст прямо по черепу! – Снова удар по сундуку, но теперь куда как более сильный. – И так вдарил, что проломил махайроду голову, как гнилой орех – хвала Предкам за его стальные накопытники! Силен старый, нам бы такую силы в его годы!..

Коппервинг подозрительно взглянул на Узури – та казалась пьяной. Мысленно подсчитав количество выпитого, алкоголь он решительно отмел. Пить она умела, да и выпили совсем немного. Чуть захмелеть – да, но чтоб так? Улучив момент, когда зебра отвлеклась, он незаметно осмотрел ту коробку, из которой она брала табак для кальяна. «Почти полная, и даже бирка с составом есть. Табак, просто очень крепкий. Тоже не то… если только она что-то в сам табак не добавила, или и вовсе, это от него одна лишь коробка… Да что же с ней такое?»

— Короче… пока мы били кошку, Агата, трусиха, бегала да искала, как в сам храм попасть. И нашла! Рычаг в стене, ну надо же!.. Занесли мы туда Зулуна, припасы затащили – и вовремя. Саблезубы-то семьями живут, как оказалось! Мамку мы прибили, и папка-то за это очень сильно захотел прибить нас, мда… — Узури потянулась за кальяном. Коппервинг хотел было отодвинуть его за пределы досягаемости, но зебра неожиданно так на него взглянула, что он счел за лучшее ей не препятствовать.

— Смотрим, значит, мы старика… Я зелья достала, Агата колдовать пробует – впустую, не жилец. Стабилизировать магией – да, смогли. Но это на пару суток, не больше! А потом? Лечить–то нечем. Наружу ход заказан, да и до ближайшего поселения неделя пути… Кот ходит, рычит так, что пыль с потолка летит. Хорошо хоть внутри еще один рычаг нашли, двери на место вернуть успели… – Зебра снова затянулась. Движения ее стали еще медленнее, речь невнятной, и даже будто бы сама манера говорить несколько поменялась. – Осмотрели храм – ничего ценного, для нас, в смысле. Но через слуховые окошки проходит воздух, а на нижнем ярусе нашли ручей. Казалось, жить можно, а дальше что? Выход один, снаружи тигр, Зулун вот-вот к Предкам отойдет, а без него нам однозначно погибать. Ну и… достала я книжку ту, и давай смотреть. Не верила, врать не буду – но когда тонешь, то и за змею ухватишься… — Зебра широко зевнула. Ее лицо, еще недавно такое живое и эмоциональное, казалось осоловевшим и вялым. – Поспать бы, да…

— Узури! Да что с тобой происходит?! – Коппервинг ни на шутку перепугался. Что бы не творилось с его подругой, он уже не мог все списывать на опьянение или добавки к табаку. – Тебе плохо? Может, врача позвать?!..

— Крылан… не мельтеши… Дай поспать… Завтра, все завтра, ладно? – продолжая отмахиваться от всех попыток ее растормошить, зебра мешком завалилась на матрас, и укрылась с головой одеялом.

— Госпожа Узури! Чем все закончилось? Что за ритуал, как он действует? – К переживанию за здоровье зебры прибавилась изрядная доля зла и обиды. «На загадки время было, на истории было, на секс, чего уж там – тоже, а на самое важное – времени не хватило? В чем же тут дело в конце-то концов?..» — Мне нужно знать, и я не уйду, пока не скажешь!

В ответ послышался долгий недовольный стон. Следом из-под одеяла показалась взъерошенная голова зебры.

— Расскажу, но потом ты дашь мне поспать!.. – голос ее был сонным, но достаточно внятным. – Мы провели Ритуал, и он сработал! Нужны двое – жертва и пациент, и у них должны быть хорошие отношения друг с другом, и это очень важно! Сперва… сперва хотела я попробовать себя как жертву. Знаю Зулуна я давно, могло бы получиться. А потом! Потом вышла вперед Агата, и как давай признаваться старику в любви! Я уж подумала – все, рехнулась от страха, вот так вот внезапно заявлять, что влюблена в жеребца, который тебе в деды годится! Нет, ну ты представляешь? Потом говорит, что только ради него во все это и ввязалась, и тихо любит его уже больше полугода! Да такое и в книжках если напишу, не поверят! А тут – реальная, Предки ее дери, жизнь…

— А… Зулун чего? – осторожно поинтересовался пегас. История и ему тоже внушала недоверие – расскажи ему кто другой про такое совпадение, он бы и сам, пожалуй, усомнился бы.

— Он-то? Не будь дураком, не стал отказываться! – фыркнула Узури. – А что? Агата кобылка что надо, таких еще поискать! А про отношение к ней… представь себе, за эти полгода этот старый дурень сумел к ней привыкнуть…. – Раздался душераздирающий зевок, и зебра вновь попыталась скрыться под одеялом.

— Дальше! Дальше! – Коппервинг не знал, что и делать. Ему хотелось узнать ответ немедленно, но и требовать его силой он не мог. Как знать – вдруг она и в самом деле заболела, или есть еще какие-то причины, неизвестные ему?

— Потом? Потом провели ритуал… Попрыгали, покричали, в барабаны постучали… Дружба или любовь, такие чувства почему-то обманывают Звезды в ритуале. Пациент исцеляется не сразу, но и жертва не теряет здоровье или силы навсегда… Месяц или около того на все… — голос зебры ослаб до едва различимого бормотания. – Старик поправился, кота убили… Пошли назад…

— Для меня и Скуталу! Ну расскажи же, как для нас все должно быть, пожалуйста! А потом спи сколько влезет!

— Ее глаз – твое зрение… месяц, может два… слепым будешь, как крот подземный… — Узури слабо хихикнула сквозь сон. – Потом вернется… Если Скут к тебе относится не так хорошо, как ты сказал… то зрения лишишься навсегда. Ну и еще может просто не повезти, шанс маленький, но есть всегда… И запомни! То, что Звезды себе забрали, не вернет никто и ни-ког-да…

Зебра захрапела. Ошеломленный, Коппервинг замер посреди шатра. В голове мелькал настоящий калейдоскоп мыслей и воспоминаний прошедшего дня. Легенды зебр, Ска’терри, секс с Узури, подробности ритуала и непонятное состояние его подруги в конце вечера. Последнее взволновало его не на шутку. Что и как должно было случиться, чтобы она почти на глазах так поменялась? Встав возле матраса, пегас долгим пристальным взглядом смотрел на спящую зебру. Лицо ее казалось умиротворенным, дыхание было ровным, температуры – он осторожно коснулся губами ее лба – вроде бы не было. Не зная, что и думать, он вырвал из найденного в сундуке блокнота лист бумаги, и отсыпал туда горсть табаку. «Если там что-то есть, то Твайлайт или Зекора мне расскажут. Заодно, может и про Ска’терри чего слышали…»

Подоткнув Узури одеяло по бокам, Коппервинг вышел на улицу. Часов у него не было, но навскидку было не меньше двух часов ночи. Ежась от холода, он полетел в сторону облачного дома.

— Рога Дискорда, завтра ж на работу!.. Так, стоп. – пегас мысленно отвесил себе подзатыльник. – Пока Узури здесь, пока есть шанс вылечить Скут – никакой работы, не до того. Мне еще есть с кем поменяться сменами. Но вот ритуал… С ним-то как быть?

В Скуталу он не сомневался, это факт. Если уж такой твердолобый кремнедил – Зулун – смог за полгода достаточно подружиться с Агатой, то их со Скут взаимоотношений тем более достаточно. Но его пугал шанс неудачи. Что тогда? Просто заново? Или кто-то что-то потеряет, и с концами? И главное – какой шанс? От чего зависит, и можно ли как-то его свести к нулю? И… не лгала ли Узури?

«Будем исходить из худшего. Неудача – потеря зрения, и навсегда. Скут это коснуться не должно, по ритуалу она пациент. Значит, при плохом раскладе я… ослепну? Навсегда?..»

От этой мысли его полет сбился. Судорожно махая крыльями, Коппервинг спешно набрал прежнюю высоту и скорость, чудом избежав столкновения с верхушкой столетней ели.

«Слепота… мой старый, еще детский страх. Я тогда увидел пегаса-инвалида, слепого… и я помню, как меня ужаснуло, что я могу стать таким же. Потерять зрение… а вместе с ним – и способность к самостоятельному полету. Сколько лет мне потом снился тот кошмар – два года, три?.. И даже на испытании Барона Маути, что впервые устроила для меня Узури в Лас-Пегасусе, моим сильнейшим страхом была боязнь ослепнуть!»

Какое-то время Коппервинг летел молча, стараясь даже ни о чем не думать. Ибо вслед за воспоминанием о Лас-Пегасусе пришла память о том, как он уже здесь, в Понивилле, примерил на себя мантию Барона Маути… И каково же было его удивление, когда он осознал, что его величайший страх претерпел изменения, и теперь…

— Стоп! Хватит! Я не слушаю, ля-ля-ля!.. – Замотав головой, жеребец попытался прогнать неприятные мысли прочь. К его удивлению, сработало.

«Я могу попробовать… Я верю Узури, ей просто нет резона появляться здесь, и выдумывать такую сложную ложь! Мы тогда расстались, но не врагами, совсем не врагами, что сегодня и подтвердилось… Но… Если я верну Скути зрение, но за счет своего собственного, что тогда?..»

В голове Коппервинга замелькали картины мрачного будущего. Вот он, слепой, влачащий жалкое существование на пенсию по инвалидности. Оказавшийся в той ситуации, от которой он отчаянно пытался избавить Скут. Не имея возможности работать в небе, он словно земнопони учится выполнять простейшую, не требующую зрения работу – конверты клеить, например. Лишившись возможности лицезреть всю красоту мира, он и сам, казалось, выцвел… А рядом с ним – Скуталу, в своем благородстве и чувстве ответственности не посчитавшая себя в праве оставить без присмотра своего бывшего опекуна. Вот только теперь это она его опекун… повзрослевшая, уставшая, без перспектив и будущего; такая же серая, как и она сам.

«Стоит ли оно того? У нее сейчас нет одного глаза, у меня на месте оба. Неужели будет лучше, если я рискну, но в результате стану слепым? И… как скоро это будет понятно? Сразу же, или же мне весь месяц жить в страхе и неуверенности?»

«Узури была готова рискнуть, когда не было выбора; Агата пошла на риск по той же причине – ну и еще по любви. Они вообще не знали, сработает ли – но рискнули, и выиграли. А я, есть ли выбор у меня? Вот что бы сказала Скут?»

Воображение нарисовала четкую картину, как Скуталу, едва узнает про такой ритуал, начинает топать ногами и категорически требует не рисковать так собой ради нее. С другой стороны… именно это он и сам сказал бы ей, приди она вдруг к нему с таким вопросом.

«Придется не говорить Скути, пусть будет в тайне, если не сам ритуал, то хотя бы процесс и риски…»

Продолжая размышлять, он прикинул реакцию и действия некоторых его друзей из Понивилля. Результаты… разделились. Особняком стояли варианты действий, вероятных для той же Твайлайт – «написать письмо принцессе Селестии» и «найти ответ в моих книгах».

«Ну да, принцессы и книги… сдается мне, Твайлайт вообще про ритуал придется не говорить. Как и Зекоре… Первая захочет книгу, или копию книги, на что Узури точно не пойдет. А Зекора… она запретит ритуал, как наследие Ска’терри. И возможно даже будет права, вот только я даже представить не могу, каким еще способом, с чьей помощью, заплатив какую цену можно вернуть Скуталу ее утраченный глаз…»

Погруженный в свои тяжелые мысли, пегас наконец-то добрался до своего облачного дома, где без сил завалился на свою облачную кровать. Уже засыпая, он успел подумать: «А Рони? Он-то бы что сказал и чего бы посоветовал?..»

Но выспаться пегасу было не суждено. Сон, густой и липкий как патока, был наполнен мешаниной переживаний и ощущений от прошедшего дня. Поцелуи с Узури были прерваны злобным хохотом закутанных в темные мантии фигур. Они оторвали от него кричащую зебру, и грубо швырнули на алтарь, прямо под занесенный кинжал жреца, расцветкой напоминающий принцессу Луну. Коппервинг рванулся было на помощь – но тут из кустов выпрыгивает махайрод, почему-то выглядящий точь-в-точь как Опал, кошка Рарити, только увеличенная до размеров крытого фургона. Она угрожающе рычит на столпившиеся у алтаря фигуры, а потом хватает Узури своими неправдоподобно огромными зубами. Жрец, откинув капюшон, что-то кричит в сторону кошки – и ее огромные клыки лопаются, словно воздушные шарики, а сама Опалесенс выпускает свою добычу и грохотом валится наземь. Пегас спешит к падающей кобылке, успевая подхватить ее у самой земли. Темные фигуры бросаются к нему, он готовится было взлететь, понимая, что не успеет… Пронзительный крик зебры тонет в торжествующем вое толпы, их хватают и тащат к жрецу, он направляет на них ритуальный нож…

И в этот момент у всех присутствующих, включая Коппервинга, Узури, и самого жреца, начинают стремительно расти клыки…

Крики агонии заглушили все прочие звуки. Это было невероятно больно! Ныла челюсть, нестерпимо болела голова, а сами зубы словно бесконечно выдирали с помощью клещей. Из последних сил взвалив рыдающую зебру на спину, жеребец неуклюже ковыляет прочь, не разбирая дороги. Сумев преодолеть жалкие полсотни шагов, он без сил падает на землю, придавленный сверху телом подруги. Та едва не запорола его торчащими изо рта огромными клыками, уже лишь немного уступающими по длине ее ногам. Скосив глаза, он с содроганием обнаружил, что и его постигла та же участь. Не в силах больше сдерживаться, Коппервинг отчаянно взвыл от ужаса и боли. Все происходящее словно бы сошло со страниц истории зебр, перемешалось с рассказами Узури и сценами его обычной жизни – и в таком виде было выплеснуто наружу, затягивая в тягостный кошмар, из которого невозможно найти выход. Он слышал леденящие душу крики, испытывал жгучую боль и невероятный ужас – но ничто из этого не прерывало сон, не позволяло проснуться. Более того – происходящее и не думало заканчиваться.

Баюкая в объятиях надрывно плачущую подругу, пегас в отчаянии посмотрел на небеса. Как и всякий пони, он знал, что ночная принцесса повелевала снами и была способна прогнать кошмар. Но на месте луны, в беззвездном небе бледно сияло мертвое и равнодушное око, в котором Коппервинг с содроганием опознал ослепший глаз Скуталу. Лишенный век, он своим холодным взглядом притянул и словно бы впечатал жеребца в землю, заставив позабыть о выросших клыках, жреце, Опал и даже об Узури. Все, что осталось для него от всего мира – один лишь этот глаз, слепой, но при этом видящий многое из того, что не дано видеть даже зрячим. Пегас не знал, сколько длилось это противостояние – секунды, дни, месяцы. В какой-то момент ему на мгновение показалось, что это он сам смотрит с небес на замершее тело рыжего пегаса, невидящим взором уставившегося куда-то вверх. Но не успел он испугаться, как раздался странный звук, напоминающий усталый вздох кого-то невероятно огромного; глаз в небесах словно бы сместился – и погас, погрузив весь мир в кромешную тьму.

Коппервинг с криком подскочил на кровати. Хрипло и тяжело дыша, он дрожащим копытом смахнул со лба липкие капли пота. Дотянувшись до прикроватного столика, пегас схватил кружку с водой, и сделал несколько больших глотков. Взглянув на часы – те показывали четыре часа утра, — жеребец с раздраженным стоном откинулся на спинку кровати. Он знал, что заснуть повторно уже не сможет – что было не так уж и плохо, после такого-то сна.

— Не сна. Кошмара! Надеюсь, это не принцесса Луна вздумала наказать меня за дерзость, а просто следствие насыщенного и долгого дня…

Скатившись с кровати, пегас вяло затопал в ванную. Стоя под холодным душем, Коппервинг мысленно представлял, как воспоминания об этом сне смываются тяжелыми струями воды, оставляя вместо себя «трезвость ума и здравость мышления». Помогало слабо – как и многое другое из того, о чем когда-то рассказывала ему Узури. Но хотя бы и спать ему больше не хотелось.

Выйдя на кухню, жеребец занялся завтраком. Но пока его копыта механически выполняли утреннюю рутину – помыть, порезать и прочее – разумом он вновь и вновь возвращался к зебре и ее ритуалу. «А теперь еще и сон этот…» Пегас содрогнулся, вспомнив тот слепой глаз в ночном небе, и особенно тот краткий миг, когда свет уже пропал, а он сам еще не проснулся.

Темнота. Полное отсутствие света, но при этом наполненное звуками, касаниями и запахами. Словно исчезавшие на время, что он смотрел в тот кошмарный глаз, они вернулись с такой силой и яркостью, что грозили захлестнуть его целиком. Никогда прежде пегас не ощущал ничего подобного – и теперь уже не был уверен, проснулся он от страха внезапной и полной темноты, или же от нахлынувшего потока ощущений.

Отрешенно пережевывая салат, Коппервинг попытался вспомнить сновидение целиком, от начала и до конца. Этот сон был просто невероятно ярким и реалистичным, да и случился слишком уж «кстати». На первый взгляд казавшись хаотичным и безумным, он явно намекал на что-то упорядоченное, продуманное, искусственное. «Неужели все же Луна?..» После некоторого раздумья, Коппервинг отмел эту мысль. О Ска’терри и прочем он узнал лишь вчера, а с самой принцессой он не виделся. Мысль же о том, что та могла прочитать его мысли, находясь во дворце Кантерлота, казалось в равной степени как невероятной, так и ужасной. К тому же, Луна избавляла от кошмаров, а не наоборот; и не в ее принципах было насылать такие сны даже на неугодных ей пони. Если же все это приснилось ему случайно, выплеснув наружу полученные им впечатления и информацию, смешанную с памятью и приправленную страхами, то… что тогда?

Коппервинг задумчиво рассматривал висящий на стене календарь. «Сегодня 23-й день Стери… Уже двенадцать дней прошло, как со Скуталу приключилась беда. Я могу отчаянно хвататься за соломинку или надеяться на чудо, но все меньше и меньше шанс того, что кто-то сможет ей помочь. Чтоб безопасно, без риска, с гарантией!..» — Он тяжело вздохнул.

Вроде бы еще совсем недавно он широким жестом приютил рыжую пегаску у себя, связался с Балком, и вместе они с азартом бросились лечить ее недуг. Все это казалось таким далеким… таким простым. А теперь его затея неожиданно приняла новый оборот, резко подняв ставки и ужесточив наказание за провал. «А ведь я могу оставить все как есть – и никто даже не осудит… но смогу ли я потом смотреться в зеркало, без стыда и презрения? Смотреть в глаза – в глаз! – Скути? Нет! Тысячу раз нет! Я был готов на что угодно, если это ей поможет – и вот он, шанс! Возможность жить полноценной жизнью пегаса, вместо убогой инвалидности и неспособности к нормальному полету! Что до риска…» — Он представил Скуталу здоровой, смеющийся и счастливой; представил ее первый настоящий полет, ее благодарность и радость. Вспомнил то чувство, те переполнявшие их обоих эмоции, когда словно волшебник, он совершал для нее невозможные вещи, сперва забрав из приюта, а потом начав лечить и обучать. Все это, и многое другое, оно…

- Стоит любого риска!

Вскочив из-за стола и наскоро одевшись, он спешно вылетел из дома. Начинался новый день, и у него впереди было еще много дел.

Спустя пару часов, уладив вопрос с работой на ближайшие несколько дней, Коппервинг приземлился на поляну, занятую Узури и ее помощниками. Самой зебры нигде не было видно, но возле затухающего костерка возилась с посудой молодая единорожка. Услышав шум его крыльев, она торопливо обернулась, с настороженностью глядя на пегаса.

Взглянув на нее, тот едва не лишился дара речи. Да, Узури упоминала, что Агата – а это наверняка была она – весьма красива, но что бы настолько?.. Персиковая шерстка, оранжевая грива, светло-зеленые глаза, точеная фигура и правильные черты лица… Жеребец давно не встречал таких красавиц, и мысленно восхитился старым Зулуном – в его-то годы, и суметь очаровать такую кобылку!.. Словно прочитав его мысли, единорожка заметно покраснела. А может, ей просто не по нраву было столь беспардонное внимание.

— Доброе утро, — прервала затянувшееся молчание кобылка. Голос ее был мелодичный и нежный, но в нем присутствовал некий акцент. – Чем… чем могу помочь?

— Здравствуйте! – Жеребец галантно поклонился, вызвав у собеседницы новую волну румянца. – Прошу прощения за ранний визит, но я к госпоже Узури, по важному делу. Кстати, зовут меня…

— Коппервинг! – раздался откуда-то сбоку низкий хриплый голос. Не сговариваясь, они повернули головы – пегас с интересом, а Агата с явным облегчением.

От ближнего шатра к ним размеренной походкой приближался жеребец. Он был высок и крепко сложен; светло-голубые глаза смотрели внимательно и ясно. О его почтенном возрасте красноречиво свидетельствовали глубокие морщины, густо изрезавшие лицо – да грива с хвостом, сменившие былую полосатость на однотонный белый цвет. В отличие от легко одетой единорожки, старик был утеплен как следует, оставив непокрытыми лишь копыта, хвост да седую голову.

— Зулун! Старый ты сухофрукт! – улыбаясь, пегас шагнул навстречу старому знакомому.

— Коппервинг! Птенчик ты недорощенный! – жеребцы обменялись короткими тычками, которые когда-то давно заменили им копытожатия и прочие приветственные ритуалы. – Как знал, что это по твоей вине до глубокой ночи заснуть было невозможно! И чего, спрашивается, так кричать да охать?.. – Не обращая внимание на залившуюся краской единорожку, старик гулко расхохотался. - Ну да ладно, раз уж так порадовал Хозяйку, то прощу на этот раз!

— А ты попроси, расскажу чего да как, тоже по пол-ночи спать не будете! – весело огрызнулся пегас. Он и забыл уже, каким ехидным и желчным бывал этот старый отставной солдат. – Хотя учиться такому в твоем-то возрасте – значит, обрекать себя на муки сожаления об упущенных в молодости возможностях!..

Дружеская перепалка, сопровождаемая скабрезными шуточками, насмешками и громким хохотом, продолжалась еще несколько минут. Пунцово-красная Агата спешно удалилась где-то на середине, бросив напоследок про «недопустимость подобного поведения в присутствии честных молодых кобылок» — что, в свою очередь, лишь подстегнуло жеребцов. Наконец, отсмеявшись, Коппервинг осмелился задать столь интересующий его вопрос.

— Зулун… Госпожа Узури рассказала мне кое-что. Про старый храм, кошку с дурацким названием, твою рану и… Ритуал. Скажи… это все взаправду было, она ничего не приукрасила?

— Правда, птенчик, все правда. – Старик глубоко вздохнул и продолжил. – Раз уж Хозяйка сама рассказала, то и мне скрывать резона нет. Ритуал звездопоклонников в самом деле вытащил меня с того света – я много чего повидал, и с той раной шансов у меня не было. Агата, да благословят ее Предки, рискнула собой ради меня. Они с Узури сделали что требовалось – и я сразу же почувствовал себя лучше. За три дня выздоровел – но Агата, моя лиеф, почти целую луну была больной и слабой. Все это время я был с ней рядом, возился, как с жеребенком. Сперва – просто в благодарность, жизнь мне спасла, как-никак. А потом… я принял и сумел ответить на ее чувства. На старости лет – и такое счастье!

Пегас с интересом смотрел на старика. Морщины на его лице словно бы разгладились, отчего он выглядел лет на двадцать моложе. В голосе слышалась непривычная нежность, а глаза сияли от счастья.

— Вот так вот все и было, о чем говорю тебе как пред ликом Предков. Так что, если близкого тебе мучает болезнь смертельная или недуг неизлечимый – дерзай. Рискованно, скажешь? Да! Вот только раз Хозяйка рассказала тебе о Ритуале – значит, других вариантов уже нет. Посему это уже не риск, это средство и способ.

— Спасибо за рассказ, Зулун; и отдельное – за честность и высказанное мнение. Поверь, для меня это важно…

Вместо ответа старик дружески пихнул его в плечо. А после, не прощаясь, отправился в шатер к Агате.

Потирая место удара, Коппервинг задумчиво смотрел на уходящего зебру. Он знал его не слишком хорошо, но достаточно, чтобы заметить изменения. Что бы то ни было – любовь, благодарность, или же сам факт того, что он стоял одним копытом в могиле – это оставило на нем ощутимые отметки. Сделав его… добрее, что ли. Улыбаясь своим мыслям, пегас направился к шатру Узури.

Вопреки его ожиданиям, зебра уже не спала. Закутавшись в плед, она сидела возле сундука, держа в копытах какую-то книгу. Не обращая внимания на его прибытие, она ловко подхватила ртом карандаш, и сделала какие-то пометки – сперва в тексте, а потом и в лежащем перед ней блокноте.

— Госпожа Узури, я…

Вместо ответа она повелительным жестом вскинула копыто, требуя тишины. Пожав плечами, пегас принялся терпеливо ждать. Спустя примерно четверть часа, зебра наконец-то оторвалась от своих записей и перевела взгляд на Коппервинга.

— Крылан! Ты нынче рано. Впрочем, оно и к лучшему – да и лишний раз подтверждает, что ты решился. На вот, взгляни-ка… — Узури протянула ему блокнот. В нем аккуратным убористым почерком был составлен немалых размеров список. – Все это нужно купить, или изготовить, не важно… О цене не думай, денег я тебе дам…

— Вот еще! – оскорбился пегас. – У меня есть…

— Коппервинг! Ни слова больше! – ледяным тоном перебила его кобылка. – Оставь свое возмущение для тех, кому есть до него дело. Да, у тебя наверняка хватит денег на все покупки – если ты разоришь последнюю кубышку, и наберешь долгов. – Видя, как жеребец начинает багроветь от незаслуженного оскорбления, зебра решила подсластить пилюлю. – А может и без этого справишься, не суть важно! Но! Так ты потратишь деньги на то, что тебе, не считая одного-единственного раза, больше никогда не понадобится. А вот я непременно увезу все это с собой – тот же самый барабан, представь себе, не одноразовый. Ну а про то, насколько моя семья богаче… ну, сам понимаешь. Ты в своей гордыне видишь тут подачку – а на деле это лишь посильная дружественная помощь.

Скрипнув зубами, жеребец коротко кивнул. Ему было жутко неудобно принимать деньги от кого бы то ни было, но… Когда дело касалось Узури, ситуация часто выходила за привычные рамки.

— Мудрый выбор, — улыбнулась зебра. – Так вот… купи или закажи все необходимое, и возвращайся сюда. Да, и если будет заказ, то предупреди, что на выполнение два дня, сегодня и завтра. Крайний срок – послезавтра, но до полудня.

— Так срочно? – удивился пегас. Следом его осенила догадка: — Погоди, так ты уже послезавтра вечером хочешь провести Ритуал?!..

— Именно так. Зулун с Агатой должны успеть. Снадобья готовятся быстро, нужно будет лишь добавить споры той плесени, что из Вечнодикого. Но это все так, мелочи маловажные. Время поджимает по другой причине – Ритуал можно проводить в любую ясную звездную ночь, но некоторые названы особенно подходящими. Считается, что в них риск неудачи куда меньше. Те две ночи – из их числа. А не успеем – придется ждать еще целую дюжину дней, что было бы нежелательно. Я рада твоему обществу, ценю его и так далее, но у меня есть дела и обязательства.

— Стало быть… потом ты уедешь? – глухо спросил пегас.

— Уеду, — подтвердила Узури. – На месяц где-то. Потом снова заскочу, убедиться, что у вас все в порядке. И не смотри на меня так – ты не хуже меня отдаешь себе отчет, что я не могу остаться. И тем более, не могу взять тебя с собой – особенно теперь, когда на тебе лежит огромная ответственность перед твоей воспитанницей. – Видя, как Коппервинг стремительно краснеет от смущения и гнева, зебра, ехидно улыбаясь, буквально всучила ему список покупок и увесистый кошель. Не успел пегас опомниться, как она уперлась ему лбом куда-то вбок и практически выпихнула его за порог. – А теперь марш на рынок! И так дел по горло!

Стоя на улице, Коппервинг наконец-то присмотрелся внимательнее к списку.

— Рога Дискорда! И зачем ей это?.. И сколько-сколько штук?!.. – Он нервным движением взлохматил свой черно-белый ирокез. – А еще это… и это… Кажется, мистера Стил Смита работой на пару дней озадачить можно…

Пегас управился меньше чем за час. Многое из списка – те же благовония – он купил почти сразу. Некоторых у торговца не оказалось – но, к счастью, Узури заблаговременно подготовила список замен. Кое с чем вышли сложности. Стил Смит, городской кузнец, не скрываясь покрутил копытом у виска – у него честно не укладывалось в голове, зачем кому-то могло понадобиться все то, что озвучил ему Коппервинг. Впрочем, убедившись в платежеспособности и твердости намерений пегаса, за работу все же взялся – не забыв при этом не только взять задаток, но и затребовать лишних двадцать процентов, «за срочность и нестандарт», как он выразился.

Следующим пунктом была солома. Пегас трижды перечитывал записку, не в силах поверить в требуемый объем. «Это ж почти целый воз, если я правильно соотнес наши и зебриканские системы измерений… На кой ляд им столько соломы?!..» Походив по рынку, он наконец договорился о покупке со стариком Вит Строу, пообещавшим привезти заказ прямо к зебре в лагерь. Коппервинг сперва было возражал против доставки, а потом сдался, справедливо рассудив, что визит Узури все равно не сможет остаться незамеченным.

С оставшимися покупками, помеченными как «провиант», проблем не возникло. И вот, нагруженный мешками и тюками, он вернулся в лагерь. Сгрузив припасы во второй шатер, жеребец отправился к Узури.

Сидя у огня, зебра увлеченно работала с чем-то длинным и тонким. Присмотревшись, пегас опознал в нем рог антилопы, что его неприятно удивило. Про них он знал мало, но никогда не слышал, чтобы те, как олени, каждый год сбрасывали рога.

— А, Крылан! Ты быстро, молодец. Вот, послушай-ка!.. – прежде, чем он успел как-то отреагировать, Узури поднесла рог ко рту. Раздался пронзительный и гнусавый вой, удивительно сильный для столь небольшого инструмента. – Здорово, правда?

— Ага… Нет слов, одни эмоции… — Жеребец перестал зажимать копытами уши. – Госпожа Узури, а все это и в самом деле необходимо для Ритуала?

— Мм… Это не обязательно, тут ты прав. Но если есть возможность, то лучше соблюсти точность и в мелочах, разве не так?

В ответ пегас промолчал. В конце концов, если это воющая дудка, смесь благовоний или что-то из заказа у Стил Смита, неважно как, но поможет сохранить его зрение…

— Есть еще кое-что, что может тебе помочь… — продолжая попеременно ковыряться в роге то сверлом, то напильником, Узури бросила быстрый взгляд куда-то вбок. – Слышал про собак-поводырей?

— Ну… так, немного, — озадаченно ответил Коппервинг. – Но… я все же пегас, а не земной пони – пса я в свой облачный дом даже взять не смогу.

— Я и не говорю о собаке. Есть вариант лучше – как раз для тех, кому посчастливилось родиться с крыльями. Птуш! Милый, будь любезен, подберись-ка поближе…

На глазах ошарашенного жеребца, в шатер влетела большая серая птица, отдаленно напоминающая крупную сову. Описав широкую дугу, она приземлилась на крышку сундука, и доверительно потерлась о копыто зебры. Та в ответ осторожно почесала ей шею – прикрыв глаза от удовольствия, птица оживленно защелкала клювом. На пегаса она демонстративно не обращала ни малейшего внимания.

— Приятно тебе, да, мой хороший? Вот молодец!.. – Продолжая осторожно почесывать то шею, то спину, Узури не переставала говорить птице всякие хорошие да ласковые слова. Та в ответ пушила перья – то ли от гордости, то ли от ее прикосновений. – Коппервинг, познакомься. Это большой серый бухури, и зовут его Птуш! Птуш, это Коппервинг, мой давний друг и любовник.

После этих слов птица соблаговолила взглянуть на пегаса – и вроде как даже приветственно кивнула. Удивленный как реакцией бухури, так и самой процедурой знакомства, жеребец шутки ради протянул ему крыло… на что тот, без задержки, ответил аналогичным жестом!

— Узури!.. А… он… насколько он разумен? – Коппервинг старался подбирать слова с осторожностью – настолько необычных птиц пегас еще не встречал. – Он и в самом деле понимает, что мы говорим?

Вместо зебры ответил сам Птуш. Взъерошив перья, он распахнул крылья, увеличившись в размерах почти вдвое. Словно этого было мало, он выдал в его сторону целую серию раздраженного шипения, перемежающегося быстрым щелканьем клюва.

— Как видишь, он и сам смог ответить на твой вопрос. – Узури широко улыбалась, не отрываясь при этом от работы над рогом. – Большие серые бухури крайне умны; я слышала такую шутку, будто бы они умны настолько, что не считают нужным с нами разговаривать. Ничего не говорят – но все понимают. И это действительно похоже на правду. Поэтому… будь с ним вежлив и внимателен, ладно?

— Погоди-ка, это ты к чему?.. – не понял пегас. В ответ зебра закатила глаза, а птица разразилась серией клокочущих звуков, отдаленно напоминающих смех.

— Крылан, не глупи. Ты будешь слеп почти месяц – как ты представляешь свою жизнь в это время? Дома сидеть будешь? Или за порог без свой подопечной побоишься выходить?

Жеребец раздраженно засопел. Рядом с Узури он имел регулярную возможность почувствовать себя идиотом – там, где он продумывал ситуацию на шаг вперед, зебра планировала на все десять. Это неизменно задевало его самолюбие; с другой стороны, он никогда не считал зазорным учиться на своих ошибках и недочетах.

— Я попросила, и Птуш согласился. Поживет этот месяц у тебя, заботься о нем! Он почти всеяден – фрукты, орехи, семечки, рыба, выпечка… Лишнего не съест, чего не надо – тоже. Будь с ним вежлив, и не обижай! Бухури птицы гордые, и с характером. А Птуш… он еще и не молод. – Птица в ответ пронзительно крикнула, в ее скрипучем голосе явственно слышалось возмущение. – Прости, милый, но это ведь правда. А на нее не обижаются!

Коппервинг открыл было рот… и тут же закрыл. В голове замелькали идеи, как именно бухури мог бы стать его поводырем. И пусть он никогда не слышал прежде, чтобы птиц обучали подобной науке, но если Птуш действительно так уж умен, то и проблем возникнуть не должно. Более того – может, ему и показалось, но выглядело все так, что и кобылка как-то понимает то, что он ей говорит! Или же… достаточно хорошо изучила птицу, и может предсказывать его реакцию на определенные действия и фразы.

— Я… я благодарен тебе, госпожа Узури, за дальновидность и заботу. – Он церемонно поклонился зебре. Затем, стараясь придать голосу серьезность, обратился к птице. – Птуш, если ты не против мне помочь, то я буду тебе весьма признателен. Обещаю тебя вдоволь кормить, заботиться и защищать, если в том возникнет необходимость.

Щелкнув клювом, бухури перелетел на спину Коппервинга. К удивлению пегаса, птица оказалась неожиданно тяжелой – словно бы на ее месте расположили булыжник соответствующих размеров. Больно перебирая острыми когтями, Птуш наконец уцепился за ремень переметных сумок. Потоптавшись на месте, он устроился поудобнее, а потом замер и затих, словно бы превратившись в собственное чучело.

— Это нормально, — не отрываясь от работы, прокомментировала Узури. – А сейчас – поцелуй меня, и бегом тренироваться! У тебя есть время до Ритуала, и еще три дня после, когда хоть и плохо, но видеть еще будешь.

— Я… приду вечером, ты же не против? – ощущая волнующий вкус ее губ, пегас не мог удержаться от вопроса. Словно очнувшись, Птуш заклокотал и защелкал; в интонациях птицы безошибочно слышалась насмешка.

— Я была бы очень разочарована, если бы ты не пришел, — усмехнулась зебра. – И будь любезен, захвати местного сидра!..

Добравшись до облачного дома, Коппервинг честно устроил птице экскурсию. Всю дорогу от шатра зебры Птуш словно влитой сидел у него на спине, уцепившись когтями за ремень сумок. И сколько пегас не старался, у него никак не получалось уменьшить вес бухури за счет своих врожденных способностей. Словно бы на него они не работали – или же Птуш просто не хотел, чтобы те на него подействовали.

Обойдя комнаты, жеребец добрался до кухни. Не успел он и глазом махнуть, как бухури слетел с его спины, и спикировал на вазу с печеньем. Вопреки ожиданиям, он не набросился на лакомство, а лишь застыл, с немым вопросом глядя на пегаса.

— Мм… Да, конечно, угощайся… — Коппервинг в очередной раз дал себе слово, что не будет больше ничему удивляться, и начнет относиться как к равному к этой серой, похожей на крупную сову, птице. Поразительно умной. Неожиданно тяжелой. Понимающей его речь, но не считающей нужной говорить в ответ. Нежданной и негаданной, но с легкого копыта Узури ставшей его соседом на ближайший месяц. – Птуш, будь как дома, ладно? А как доешь, приступим, хорошо?

Закончив грызть печенье, бухури неожиданно серьезно посмотрел на пегаса. Затем, закрыв крыльями глаза, что-то скрипнул и зашипел. Не дождавшись понимания, повторил свой жест, раздраженно щелкая клювом, словно бы отчитывал Коппервинга, как нерадивого ученика.

— Что? Что ты хочешь, я не понимаю! – В ответ птица удивительно правдоподобно закатила глаза. И тут жеребец понял.

— Точно! Повязка на глаза, вот я дурень! – Сняв с крючка шарф, пегас завязал его на узел и примерил. Подходило идеально – плотная ткань практически не пропускала свет. – Птуш, прежде чем начнем… давай отработаем условные сигналы? Ты меня понимаешь, а вот я тебя – нет. Вот скажи, какой твой… звук будет означать «да», а какой – «нет»?..

И началась учеба. Получив возможность хоть как-то общаться с характерной птицей, Коппервинг воспрянул духом. Обговорив условные сигналы, он натянул повязку, и принялся расхаживать по дому. Сперва было тяжко – как и любой другой, жеребец привык в основном полагаться на зрение, а лишившись его, почувствовал себя крайне неуверенно. А тот факт, что приходилось слушаться команд и сигналов Птуша – существа в высшей степени умного, но при этом почти ему не знакомого (да и вообще птицы!), ситуацию совсем не облегчал. Бухури кричал, шипел и щелкал, бил крыльями и расцарапал ему спину до крови, словно бы возмущаясь его непонятливостью. Не сдержавшись, Коппервинг в итоге наорал на него в ответ… и только потом осознал, каким же идиотом смотрится. Извинившись, он объявил перерыв… а затем через силу вернулся к тренировкам.

К удивлению пегаса, дело постепенно пошло на лад. То ли он наконец заучил систему сигналов и научился своевременно ей следовать, то ли просто начал чуть больше доверять своему пернатому помощнику. Ближе к вечеру он уже без запинок ходил по дому, не роняя мебель и не снося плечом облачные стены. Решив на этом закончить, он искренне поблагодарил Птуша – тот в ответ распушился от гордости! – взял пару бутылок сидра из своих запасов, и отправился к Узури. Заскочив по дороге на почту, он написал родителям короткое письмо, в котором, не раскрывая деталей и подробностей, предупредил, что завтра вечером заберет Скуталу домой. Впереди была тайна Ритуала, страх слепоты и риск неудачи – но сегодня он не хотел об этом даже думать. Ведь прежде будет вечер, наполненный радостью и смехом, поцелуями и ласками; вечер с кобылкой, которую он по-настоящему и искренне любил.

Возбужденно меряя шагами комнату, Скуталу снова и снова бросала быстрый взгляд на часы. Едва почтальон принес письмо, как она сразу же бросилась собирать сумки, и теперь с нетерпением ждала прилета Коппервинга. Прекрасный облачный Клаудсдейл, столь поразивший ее в прошлый визит, на деле оказался не таким уж и замечательным. Косые взгляды, которые другие пегасы нет-нет, да и бросали на ее крылья и глаз; перешептывания за ее спиной, и даже откровенные насмешки, которые порой кричали сверстники ей вслед… Другой крайностью была жалость, оскорбительная и пустая, высокомерная и неискренняя. Все это настолько сильно отличалось от ставшего ей родным Понивилля, что уже через несколько дней Скуталу наотрез отказалась выходить из дома. Родители Коппервинга были милы и заботливы, искренне за нее переживали и всячески пытались помочь – даже сводили на прием к местному светилу медицины! Но... в глубине души пегаска уже смирилась со своим недугом. И очередной доктор, разводящий в бессилии копытами, вызвал в ней скорее усталость, чем разочарование.

Впрочем, от визита в больницу все же вышел прок – с ее ноги наконец-то сняли гипс. Врачи не верили своим глазам – перелом, на лечение которого обычно требовались долгие месяцы, сросся менее чем за десять дней! Прежде подобные результаты требовали многодневной и непрерывной терапии от целой группы единорогов-лекарей. Процедура эта была невероятно сложной и баснословно дорогой, далеко за пределами финансовых возможностей Коппервинга и всей его семьи, поэтому к ней сразу же пристали с расспросами. Но лишь стоило ей рассказать, что такого же эффекта добилась одна-единственная зебра, несколько раз напоив Скуталу отварами собственного приготовления, как ее тут же подняли на смех. Походило на то, что врачи с большей готовностью поверят в некомпетентность доктора Хорса или «эффект плацебо», чем в эффективность лечения, как они выразились, «у зебриканских шарлатанов».

Видя, что еще немного, и она вспылит – «В лучших традициях нашего сына!», — родители торопливо распрощались с докторами, и поспешили отвезти ее домой. На их лицах было явное смущение и даже гнев – совсем не такого итога приема они ожидали. Еще бы! Скольких трудов стоило пробиться на сам прием, а еще больше – перебороть нежелание Скуталу выходить на улицу, а тут такое. По прибытию домой пегасы резко высказались о врачах и клинике в целом. «Они могут быть трижды признанными специалистами по лечению особых пегасьих болезней и специфических травм, но это не дает им права закрывать глаза на остальную медицину! На другие методы, источники, способы! И тем более в такой именитой больнице не должно быть места слепому шовинизму!» — горячился Солар Флейм. Было похоже, что ситуация его действительно задела, и он был готов перейти от слов к действиям. И лишь прибытие почтальона, доставившего письмо из Понивилля, сумело разрядить нарастающее напряжение. Получив письмо от сына, пегасы сразу же позабыли о случившемся, переключив свое внимание на его сегодняшний визит. А Скуталу, воспользовавшись моментом, поспешила к себе в комнату, готовиться и собирать вещи.

Ее тянуло домой. К подругам и Коппервингу, к деревьям и земле. К теплоте и дружелюбию населяющих Понивилль пони всех трех рас, столь разительно отличающемуся от высокомерия и гордыни населяющих Клаудсдейл пегасов. Душу кобылки жгло от незаслуженной обиды – ведь не ее вина была в том, что она ослепла на левый глаз! Как и в том, что крылья ее были столь малы, и недостаточно сильны для полета! Но вместо понимания она получила лишь насмешки, а вместо помощи – пенсию по инвалидности. Жители облачного города с готовностью встречали своих собратьев – и с такой же легкостью равнодушно отворачивались от тех, кто не соответствовал их и ожиданиям требованиям. «Интересно, а будь я единорогом, неспособным творить заклинания, или же земной пони, лишенной их талантов – отвергло бы меня их общество? Или же это только гордые и свободолюбивые пегасы, веками живущие на облаках, в окружении исключительно себе подобных, способны на такую жестокость?..»

С удивившей ее саму легкостью, Скуталу приняла тот факт, что никогда не сможет – да и не захочет! – влиться в пегасье общество. Клаудсдейл, как и любой прочий облачный город, не был ей родным; она родилась и выросла на земле, там был ее дом, ее друзья, ее жизнь. И сейчас, по десятому разу перечитывая короткое письмо от Коппервинга, она с нетерпением ждала возможности туда вернуться.

В дверь постучали. Дождавшись ответа, в комнату зашел отец Коппервинга, Солар Флейм. Видя ее мрачное лицо, он на секунду замер, а затем улыбнулся натянутой, грустной улыбкой.

— Что, милая, не терпится домой? – жеребец указал копытом на ее собранные сумки. – Надеюсь, место еще осталось? Рэйн Дропс сейчас на кухне, на ужин будет фалафель, жареный на молниях, со снежным кремом на десерт. И она непременно отложит еды вам в дорогу – там, внизу, такого точно не готовят.

— Она в самом деле готовит на молниях? – удивилась Скуталу. Насколько она помнила, Коппервинг всегда готовил на обычной плите, без использования таких пегасьих способностей.

— Ага, — широко улыбнулся Солар Флейм. Он был рад тому, что хоть ненадолго смог отвлечь от мрачных мыслей свою… «А, кстати, кого? Приемную дочь? Или уже приемную внучку?.. А, не важно!» – За редкими исключениями, таким способом готовить можно только в городах, вроде Клаудсдейла – но это лишь побочный эффект определенной высоты и большого количество постоянно применяющейся магии пегасов, алимантии. За счет этого мы можем на порядок эффективнее управлять погодными явлениями – не случайно ведь погодная фабрика находится здесь, а не в том же Мэйнхеттене. – Увлекшись, жеребец незаметно для самого себя перешел на менторский тон. – Иначе подготовка и планирование погоды было бы сопряжено с куда большими усилиями, а количество требуемых пегасо-часов превысило бы все разумные пределы. А готовка на молниях, как и кое-какие другие бытовые мелочи – всего лишь приятный сопутствующий бонус. И хотя это относится к исторически традиционным способам готовки пищи, сейчас он используется все реже. Все больше в дорогих ресторанах, или же на кухне у тех немногих энтузиастов, как моя жена.

— Здорово! – впечатлилась пегаска. И тут же погрустнела: – Нам в школе никогда о подобном не рассказывали…

— Ну а вам-то и незачем было, — пожал плечами жеребец. – Даже у нас о таком рассказывают в основном лишь тем, кто всерьез решает заниматься планированием погоды. А большинство пегасов не настолько любопытны, чтобы задавать вопросы и пытаться разобраться, как же именно работают их способности. Живут по принципу – «работает, и ладно».

— А можно… можно мне посмотреть? – робко спросила его Скуталу. – У меня, наверное, никогда так не получится, но даже просто увидеть…

— Более того – нужно! Заодно и сама попробуешь – поверь, ничего сложно в этом нет. Ведь несмотря ни на что, кто бы там чего не говорил, ты все же пегаска! И алимантия у тебя в крови! – Приобняв крылом засмущавшуюся кобылку, Солар Флейм мягко подтолкнул ее к двери.

На кухне ее глазам открылась невероятная картина. На кухонном столе, на массивной подставке, располагалась высокая сковорода. Над ней злобно щетинилось вспышками молний небольшое грозовое облачко. Рядом сидела на стуле Рэйн Дропс, и старательно вылепливала копытами небольшие колобки, зачерпывая тесто из стоящей рядом миски. Периодически она вытягивала крыло, и легким шлепком отправляла в сковороду очередную молнию – на что оттуда раздавалось шипение и бульканье раскаленного масла. На большом блюде лежали уже готовые шарики фалафеля, а рядом с ними стояла вазочка с чем-то воздушным и белым. Наверное, это и был обещанный снежный крем. Несмотря на открытые окна, в кухне стоял тяжелый чад от кипящего масла, смешанный с ароматом готового блюда.

Неслышно подойдя к супруге, Солар Флейм нежно обнял ее со спины. В ответ та довольно засмеялась, и одарила мужа долгим поцелуем, ничуть не смущаясь присутствия вмиг зардевшейся пегаски. Глядя на эту картину, она невольно им позавидовала, их очевидной любви и семейному счастью. Как ей однажды рассказал Коппервинг, они познакомились двадцать пять лет назад. Его отец в свои неполные тридцать уже преподавал в университете Клаудсдейла, где и познакомился с юной многообещающей студенткой по имени Рэйн Дропс. Отношения стремительно набирали оборот, и уже через год они сыграли свадьбу. С тех пор пегасы жили душа в душу, в полной гармонии и взаимопонимании. Коппервинг был единственным жеребенком – гордостью отца и отрадой матери; а когда он решил забрать из приюта Скуталу, став ее опекуном и попечителем, те всецело одобрили его поступок, приняв пегаску в семью и полюбив, как собственную дочь.

Столь непохожих внешне – жеребец был песочно-желтого цвета, с щедро разбавленной сединой голубой гривой, а кобыла фиолетовой, с ярко-рыжей гривой, — их объединяла любовь друг к другу. Прошедшая сквозь годы, она не только не ослабла – наоборот, сделалась лишь глубже и трепетнее. Скуталу невольно задумалась, встречались ли ей прежде столь счастливые пары – и не смогла дать себе ответа. «Вот бы и мне так повезло!.. Хотя теперь-то шансы на это ничтожны – спасибо Лютефиску…»

— Скути! Пришла помочь с готовкой, да? – весело обратилась к ней Рэйн Дропс. – Ммм... Скут? Кухня вызывает Скуталу, как слышно меня?

Углубившись в свои мысли, кобылка не сразу сообразила, что ее зовут. Ойкнув от неожиданности, она с растерянной улыбкой посмотрела на смеющихся пегасов.

— Извините, я что-то задумалась…

— Ничего, бывает. Ну что, хочешь попробовать себя в высоком искусстве традиционной пегасьей кухни?

Следующий час пролетел незаметно. Сперва Скуталу училась катать шарики фалафеля. Несмотря на кажущуюся простоту, в этом деле тоже оказались свои секреты и тонкости. Но благодаря чуткому руководству Рэйн Дропс, дело быстро пошло на лад, и уже вторая порция шариков вышла почти идеальной. Следующим шагом стало управление грозовым облаком. Пропустив самую первую часть – создание и транспортировку облака до кухни, Рэйн Дропс подробно объяснила, как правильно необходимо было шлепнуть по нему крылом, чтобы получить разряд нужной силы. Слишком слабая молния нарушала технологию приготовления, а слишком сильная могла испарить масло и расплавить емкость. Кроме того, удар должен был быть еще и метким – иначе разряд рисковал уйти в сторону, грозя испортить уже саму кухню. Солар Флейм в свою очередь разбавлял практические советы теоретическими знаниями и историческими фактами. Наконец, когда голова Скуталу начала уже понемногу пухнуть от информации, Рэйн Дропс предложила ей опробовать полученные знания на практике.

Опасливо подойдя к потрескивающему облаку, пегаска неуверенно шлепнула по нему крылом. В ответ оно плюнуло молнией, едва не угодившей в люстру, и оставившей в облачном потолке небольшую дыру. Покраснев от смущения, она попробовала снова – но разряд, хоть и угодил прямо в цель, оказался слишком слабым.

— Молодец, Скути! Схватываешь на лету! – Рэйн Дропс радостно захлопала копытами. Ободренная похвалой, пегаска вновь ударила облако… в ответ оттуда вылетела молния, попав ей прямо в грудь. Кобылка дернулась, и тяжело осела на пол.

Было не так уж и больно, скорее неожиданно. Еще когда Коппервинг лечил ее, совмещая иглоукалывание и удары током, ей приходилось терпеть и более серьезное напряжение – самый мощный был в тот раз, когда к ним так некстати залетела Флаттершай. Но тогда-то она была к этому готова, а сейчас… Слыша взволнованные голоса взрослых – было похоже, что те здорово перепугались, Скуталу тяжело поднялась на ноги. В ту же секунду Рэйн Дропс заключила ее в объятия, не переставая извиняться за случившееся. За ее спиной кобылка увидела Солар Флейма, сжимавшего в зубах ремешок аптечки.

— Эй… Да в порядке я, — неловко обняв кобылу в ответ, Скуталу попыталась успокоить пегасов. – Меня не так уж и сильно приложило, неожиданно было просто, вот и все…

— Ну слава Селестии, — облегченно выдохнул жеребец. – Скоро ведь и Коппервинг прилетит; представляешь, что он бы нам высказал, увидь он свою подопечную оглушенной ударом молнии?

— Да уж, некрасиво бы вышло, — хмыкнула его супруга, разжимая объятия. – Впрочем, мы тоже хороши, развели тут панику! Это ведь для земного пони или единорога такой разряд не прошел бы бесследно, а Скути ведь пегас! – Посмотрев на юную кобылку, она вдруг рассмеялась: — Хотя, видела бы ты сейчас свою прическу!..

Несмотря на произошедший инцидент, Скуталу настояла на продолжении урока. Спустя полчаса проб и ошибок, она наконец-то смогла нанести удар нужной силы и точности, заслужив радостное одобрение взрослых. Солар Флейм, до этого внимательно наблюдавший за ее успехами, неожиданно удалился, сославшись на дела. А у Скуталу, тем временем, дело пошло на лад. Поняв принцип, пегаска быстро научилась повторять верное движение раз за разом, и в итоге закончила готовку без помощи Рэйн Дропс. Сняв пробу, кобыла с удивлением посмотрела на свою юную помощницу – приготовленное блюдо лишь немного недотягивало до ее собственного.

— Знаешь, даже странно, что не ты получила Метку повара, — похвалила она Скуталу. – Ты освоила не просто новое блюдо, но и сам принцип готовки в целом. В свое время, у меня на это ушло больше недели, а уж молнии в меня били чуть ли не через раз…

— Это целиком и полностью заслуга моих учителей, то есть Вас с супругом, — смутилась та в ответ. – Но было очень здорово! Жалко, что дома такое не получится повторить…

— Вообще-то, можно, — лукаво улыбнулась Рэйн Дропс. – Но только если хорошо попросишь Коппервинга – он не любит рассказывать, но на самом деле у него редкий талант к управлению погодой. Так что, если он согласится на протяжении всего времени готовки поддерживать и контролировать грозовое облачко, то у тебя все получится.

— Ничего себе, — присвистнула пегаска, и прониклась к своему опекуну еще большим уважением. – Он и вправду не рассказывал…

— Такой уж он есть, — тепло улыбнулась кобыла. Было заметно, что она гордится сыном. – Ему не раз предлагали перебраться из Понивилля в другой город, предоставив даже возможность выбора, куда именно. Должность повыше, условия получше… А он всякий раз отказывается. Уж не знаю почему, но любит он тот городок, и всей душой к нему привязан. Опять же, у рядового погодного пегаса и свободы куда больше – а ее он всегда ценил куда больше, чем жалованье или чины…

Слушая рассказ пегаски, Скуталу вдруг содрогнулась, на минуту представив, что с ней стало бы, не встреть она в Понивилле Коппервинга. «Случайность, счастливая и замечательная случайность… но случайны ли случайности?..»

Из раздумий ее вывел громкий голос Солар Флейма, просящий зайти к нему в комнату. Извинившись перед Рэйн Дропс, Скуталу пошла на его голос.

К ее удивлению, пегас встретил ее, сидя за швейной машинкой. Краем крыла он поманил кобылку, а когда та подошла, показал ей результат своей работы. Это было чем-то вроде пиратской повязки на один глаз, сшитой из мягкой серой ткани.

В комнате повисло напряженное молчание. Не зная, что и думать, Скуталу неуверенно крутила в копытах повязку. Наконец, она в немом вопросе подняла на жеребца свой единственный здоровый глаз.

— Видишь ли… я заметил, как тебя неприятно задевал каждый косой взгляд, которым окружающие беспардонно пялились на твою… проблему. – Пожилой пегас явно нервничал, спешно заготовленная речь вмиг улетучилась из его головы, заставляя судорожно подбирать слова. – Вот я и решил… помочь. Хоть так, раз уж лечить никто не берется. Я не заставляю тебя носить, Селестия упаси… но… может быть, с ней тебе будет проще.

Вместо ответа Скуталу примерила повязку, скрыв под ней свой незрячий глаз. Мягкая ткань приятно ласкала шерстку, давая неожиданное ощущение защищенности. Что-то подобное она носила в больнице – но тогда это было не более чем смесью бинтов и пропитанных лекарством тампонов. А это воспринималось больше как… элемент одежды или необычный аксессуар, притягивающий внимание и подчеркивающий индивидуальность, пусть даже и столь необычную. Встав к жеребцу спиной, пегаска тихим голосом попросила того помочь с завязками. Когда он закончил, Скуталу направилась к висящему в углу зеркалу.

Выглядело… не так плохо или странно, как она сперва подумала. С повязкой на глазу она действительно слегка напоминала пирата – какими их описывают в книжках, или как они выглядят в исполнении жеребят на Ночь Кошмаров. Она и впрямь будет притягивать взгляды окружающих – но скорее все же удивленные или насмешливые, чем жалостливые или брезгливые.

— Я, вроде бы, угадал с размером… Если же не нравится цвет – могу сделать любого другого, на твой выбор, — нервно проговорил Солар Флэйм. – Или узорами украсить… Ну... что скажешь?

С минуту Скуталу крутилась перед зеркалом. Новый образ был непривычен… но нравился ей куда больше, чем зрелище ее тусклого слепого глаза. Наконец, она повернулась к жеребцу.

— Спасибо Вам, Солар Флейм, — дрожащим голосом поблагодарила его пегаска. – Она замечательная. И это именно то, что мне было нужно. Я… я все думала, что же мне сделать, как мне скрыть его… от себя, от всех! А вы… — всхлипнув, она крепко обняла жеребца – а тот в ответ укутал ее своими крыльями. Совсем как Коппервинг когда-то давным-давно, в тот самый день, когда забрал к себе домой, пообещав лечение и помощь. Все эти эмоции и чувства, нынешние и прошлые, благодарность за заботу и любовь к новой семье – все это бурлило в душе Скуталу, смывая недавние обиды, боль и страх перед будущем. Не в силах больше сдерживаться, она изо всех сил обняла пегаса и безудержно разрыдалась, выплескивая все то напряжение, что переполняло ее еще с больницы. Но даже слезы ее были слезами радости – немало потеряв, она приобрела куда большее. Дом, близких, семью. Тех пони, которых она смогла полюбить; и кто еще прежде этого сумели принять и полюбить ее саму.

Закатное солнце уже окрашивала в багрянец стены Клаудсдейла, когда Коппервинг, умело лавируя меж облачных построек, наконец-то подлетел к родительскому дому. Проснувшись ранним утром в шатре Узури, пегас после быстрого завтрака отправился на рынок, забирать вчерашние заказы. Как он и предполагал, было готово почти все – последнюю вещь, странной формы металлический ящик, Стил Смит обещал закончить ближе к вечеру. Под прицелом откровенно подозрительного взгляда кузнеца, жеребец спешно заполнил сумки и улетел прочь, боясь даже представить, для чего зебре все это понадобилось.

Оставив покупки в лагере Узури, весь остальной день пегас посвятил занятиям с Птушем, и достиг определенного прогресса. Он сам уже расторопнее реагировал на команды, будь то крик, царапанье или удары крыльями. Птица же, словно оценив старательность ученика, в свою очередь меньше ворчала своим скрипучим голосом. В результате, жеребец уже не только свободно перемещался по дому, но и осмелился на короткий полет снаружи, завершившийся возвращением домой. Окрыленный результатом, он щедро угостил бухури орехами, а сам полетел в Клаудсдейл, забирать свою подопечную.
Приземлившись на пороге, он кончиком крыла пригладил спутавшуюся в полете гриву. Глубоко вздохнув, пытаясь отогнать внезапное волнение, Коппервинг потянулся к веревке колокольчика. Но не успел он позвонить, как входная дверь распахнулась. За ней, широко улыбаясь, стояли его родители.

— Мама! Папа! – коротко их обняв, он закрутил головой. – А где Скуталу?..

— Да не переживай, не сбежала твоя принцесса, — хохотнул Солар Флейм. – Просто с достойным уважения чувством такта, она не посчитала правильным вмешиваться во встречу родителей и сына. Правда, Скути?

Из-за угла, смущенно улыбаясь, вышла юная пегаска. На голове ее была шляпа с широкими полями, явно ей не по размеру, закрывающая всю верхнюю половину лица. Следующим, что бросилось ему в глаза, было отсутствие гипса на ее ноге. Но прежде чем Коппервинг успел как-то отреагировать, она шагнула вперед, и одним движением сорвала головной убор, явив ошарашенному пегасу свою новую серую повязку.

— Ну, и как тебе? Как я выгляжу – похожа на пирата, а? – Ее голос был весел, а улыбка беззаботна. А жеребец в ответ лишь с досадой стиснул зубы, запоздало сообразив, что она могла вытерпеть за эти несколько дней.

— Смотрится потрясающе! – наконец, нашелся Коппервинг, искренне надеясь, что его запоздалый ответ не прозвучал неискренне или фальшиво. Он раскрыл объятия, и Скуталу с готовностью в них прыгнула, крепко обнимая пегаса. – Пап, твоя работа, да?

— Ну не моя же, — весело фыркнула Рэйн Дропс, опередив супруга. – Здесь только один пони с талантом к кройке и шитью, верно, милый? – Она легонько ткнула смущенного мужа копытом. – Такой талант! Такие навыки! И ведь до сих пор смущается и пытается это скрыть, не решаясь на рынке купить даже катушку ниток! Все боится, что узнают, засмеют!..

— Ну-ну, хватит уже, дорогая! – Солар Флейм, подыгрывая жене, спрятал лицо за крыльями. – Что поделать, если тебе не хватает ни ловкости, ни терпения, чтобы самостоятельно пришить хотя бы пуговицу! Все сам, все сам!..
Продолжая шутить и смеяться, пегасы перешли в столовую и сели за стол. На протяжении всего ужина Коппервинг был преувеличенно бодр и весел, нахваливал еду и несколько раз пообещал своей подопечной по первой же ее просьбе помочь с готовкой на молниях. Но на душе у него скребли кошки. Больше всего ему хотелось взять Скуталу, и улететь назад; и желательно – чтоб прямиком на Ритуал, вот сразу же. Вместо этого ему приходилось поддерживать беседу, с благодарностью принимать добавку, старательно и чинно пользоваться приборами. Иными словами, вести себя как ни в чем не бывало.

После ужина, пока Скуталу помогала Рэйн Дропс убирать со стола, Солар Флейм, отвел Коппервинга в сторону, и насел на него с вопросами. Тому пришлось несладко – отец спрашивал про будущее, про его работу и обучение Скуталу, про объявленную ей инвалидность и возможность обойти ограничения ее недуга. Не желая лгать, пегас пытался отделаться общими фразами, старательно умалчивая про грядущий Ритуал. В глубине души Коппервинг не сомневался – родители бы его поняли, и может быть даже одобрили, но… Жеребец попросту не хотел взваливать на них этот груз, подвергать волнениям и страху. Он расскажет – но позже, когда все уже случится, и изменить будет ничего нельзя. А пока что, вынужденный обманывать не ничего не подозревающего отца, пегас чувствовал себя в высшей степени паршиво.
Наконец, все закончилось. Попрощавшись с родителями, Коппервинг дождался, пока Скуталу поудобнее устроится на его спине, а затем резко взмыл в воздух. Встречный ветер уносил слова, не позволяя нормально общаться, чему пегас был только рад. Завтра ему предстояло совершить самый сложный, рискованный, важный поступок за всю жизнь. И чем ближе был час Ритуала, тем тяжелее, страшнее было на него решиться. Узури он верил, но… она ведь прямо сказала, что есть шанс неудачи. Маленький, но есть. Вот только насколько маленький? Один процент? Три, семь, пятнадцать? Коппервинг был готов сломя голову броситься в неизвестность Ритуала, едва про него услышал, действуя сгоряча и импульсивно. Но время подтачивало его решимость, подкидывала вопросы, засыпало градом сомнений. А тут еще эта повязка…

«Она словно бы сама смирилась со своей травмой. Искренне радовалась повязке, словно бы скрытый под ней недуг и не существует вовсе. Если даже она смирилась… какое я право имею в это лезть?!..»

«Смирилась, потому что это проще. Зачем зацикливаться на том, чего не в силах изменить? А ты изменить можешь, спасибо Узури. Только вот сомневаться стал да трусить.»

Поток мыслей в его голове словно бы разделился, втягивая его в спор с самим собой.

«Изменить-то я могу, но какой ценой? Если преуспею, но ослепну – что тогда? Что будет со Скут? А с родителями? Представь на минутку их реакцию на то, что их единственный сын полностью потерял зрение, сдуру согласившись поучаствовать в древнем темном ритуале!»

«Это будет невероятно плохо, да. Но ты и сам не веришь в такой исход!»

«Не хочу верить, ты хотел сказать!»

«И это тоже. В Скуталу я уверен полностью – силы ее дружбы хватит и на десять ритуалов! Что до шанса… Есть ненулевой шанс, что завтра на тебя упадет булыжник с высоты. Что ты подавишься костью от рыбы, задохнешься и умрешь. Или подцепишь какую-то неизлечимую болезнь. Так что теперь, и не жить дальше?»

«Эти шансы куда ниже. Не настолько, чтобы считаться статистически ничтожными, но все же.»

«Зато случайностей, что могут произойти, куда больше. Как плохих, так и хороших. В случае с ритуалом, Скут гарантированно… хорошо, почти гарантированно излечит слепой глаз. А ослепнуть можно лишь с незначительным шансом. Разве это того не стоит?»

«Сперва «маленький», теперь – «незначительный»… Какое слово не используй, а шанс как таковой есть, и никуда от этого не денется. И как его не назови, точная вероятность известной тоже не станет.»

«Кто не рискует, то и не выигрывает. К тому же, неужели не интересно не просто посмотреть, но увидеть изнутри древний ритуал Ска’терри? Тех, кто ими был, но при этом быть ими перестал?»

«Не ценой риска потери зрения, уж извини!»

«Опять за свое… Тогда ответь, сможешь ли ты смотреть Скуталу в глаза – в глаз! – зная, что мог попытаться ей помочь, но струсил и отступил? Она-то может и простит, но простишь ли ты сам себя?»

«Подлый удар… Но и ты ответь тогда – что лучше, жить с одним глазом и здоровым опекуном, или с двумя, но тащить на своей шее слепого инвалида?»

«Будь храбрым и самоотверженным!..»

«Не будь глупцом!..»

«Она зависит от меня! Я учу, забочусь, воспитываю ее! Своей заботой я дал ей веру в будущее! Я начал лечить ее крылья, смогу исцелить и глаз! Неужели тебе не хочется совершить невозможное? То, что не сможет никто больше? Неужели она этого не заслуживает? Неужели мы этого не заслуживаем?»

Неловкое движение пегаски на его спине прервало этот странный диалог. Только сейчас Коппервинг почувствовал, что несмотря на холод, Скут была горячая, словно печка. Подтянувшись повыше, она проговорила ему прямо в ухо:

— Коппервинг, смотри! Там, в лесу, костер! – Посмотрев в ту сторону, пегас с удивлением осознал, что она указала ему именно на ту поляну в лесу, где остановилась Узури со спутниками. Увлеченный мысленным спором, он и не заметил, как долетел почти до самого Понивилля. – Интересно, кто это? В лесу, и так поздно!..

— Путники, не иначе, — уклончиво ответил он. – Почти прибыли!

Спустя несколько минут, они уже были дома. Отчаянно зевающая пегаска сразу же отправилась спать, пожелав ему напоследок спокойной ночи. Птуш, к счастью, на глаза ей просто не попался – последнее, чего Коппервингу сейчас было надо, так это объяснений на ночь глядя. Наскоро разобрав сумки, жеребец с облегчением последовал ее примеру. Рухнув на кровать, он почти сразу же провалился в сон – на этот раз, к счастью, без сновидений.
Разбудил его отчаянный визг Скуталу, перемежаемый скрипучими криками бухури. Вскочив с кровати, пегас поспешил на звук, походя отметив, что для своих размеров птица способна кричать удивительно громко. А когда он зашел в комнату, глазам Коппервинга открылась удивительная картина.

Вжавшись в угол между стеной и кроватью, пегаска прикрывалась подушкой, словно щитом. Вторая лежала возле комода, на котором сидел яростно шипящий Птуш. Увидев вошедшего жеребца, птица громко заскрипела и защелкала, словно бы на что-то жалуясь или возмущаясь.

— Коппервинг! – взвыла Скуталу. – Что это такое?! И что оно делает в моей комнате?!..

— Ах, приношу свои извинения, не успел вчера вас познакомить, — ехидно ухмыляясь, раскланялся пегас. В голове его тем временем закончила воссоздаваться примерная картина произошедшего. – Птуш, это Скуталу, мой друг и моя воспитанница. – Продолжая играть выбранную роль, он величавым жестом указал крылом сперва на пегаску, а потом и на птицу. – Скуталу, это большой серый бухури по имени Птуш. Некоторое время он будет жить у нас, поскольку любезно согласился помочь мне в одном деле.

В комнате воцарилось напряженное молчание. Скуталу нервно поглядывала то на жеребца, то на птицу. Наконец, не выдержала.

— Он? Эта птица? Любезно согласился помочь? Это что, шутка такая?

— Нет-нет, все верно, — улыбнулся пегас. – Бухури очень умные создания, и они отлично понимают нашу речь. Я действительно попросил его о помощи, и он согласился мне помочь. И его участие действительно неоценимо. Кроме того, — продолжил он, — Бухури создания гордые и с характером. А ты его подушкой…

— Он меня напугал! – возмущенно отозвалась Скуталу. – Я просыпаюсь, а он сидит на комоде, и… и… скрипит на меня!

— Он не хотел тебя пугать, правда, мой хороший? – не обращая внимания на недовольное шипение птицы, Коппервинг кончиком крыла легонько почесал ему спину. На глазах удивленной пегаски бухури распушился и словно бы обмяк; вместо прежнего шипения и скрежета послышалось довольное воркование. – Давайте все вместе признаем, что это было чистой воды недоразумение? А потом вы друг перед другом извинитесь, и попытаетесь подружиться, пойдет?

Глядя, как пегаска настороженно, а бухури снисходительно, но все же протягивают друг другу крылья, Коппервинг испытал ощутимое облегчение. Последнее, что ему было необходимо, так это чтобы его подопечная передралась с его поводырем.

— Вот и отлично. А теперь прошу меня простить, – пегас картинно кивнул на висящие на стене часы. – Мне пора, у меня еще уйма дел. И да, Скут – не планируй ничего на поздний вечер, хорошо?

Не дожидаясь ответа пегаски, Коппервинг спешно выскочил за дверь. Дела у него и вправду были, но не так уж и много. Но оставаться дома – значило отвечать на вопросы, а к этому он сейчас был не готов.

Оставшись один на один с непонятной птицей, Скуталу некоторое время молчала, пытаясь осознать всю странность ситуации. Потом, собрав волю в копыто, она посмотрела на бухури, и неуверенно спросила:

— Мм… Птуш? Будешь завтракать?..

Забрав последнюю часть заказа, Коппервинг поспешил к Узури. Уже на подлете он обратил внимание на произошедшие в окрестностях лагере перемены. Соседняя поляна была тщательно очищена от снега; на освободившихся ровных участках, прямо на мерзлой земле, белой краской были начертаны неизвестные ему символы. При взгляде с высоты становилось видно, что они образовывали несколько кругов, вписанных один в другой, и соединенных длинными строками таинственного текста. Одна сторона казалась незаконченной. Нае ней склонилась уже знакомая фигура Агаты: поминутно сверяясь с какой-то книгой, она осторожно дорисовывала новые ряды неведомых значков.

Неподалеку от шатров, Узури что-то оживленно обсуждала с Зулуном. Коппервинг не различал слов, но судя по интонациям, между ними происходил нешуточный спор. Уже снижаясь, он расслышал последние слова кобылки «…тебя услышала. Ну а ты сделаешь так, как я сказала!..» Вместо ответа старик развернулся, и пошел прочь, на прощанье одарив пегаса неожиданно злым и неприязненным взглядом.

Удивленный сценой, невольным свидетелем которой ему пришлось стать, жеребец приземлился на землю рядом с зеброй. Тяжело дыша от гнева, она повернулась к Коппервингу, и натянуто улыбнулась.

— А, вот и ты. Прости за все то, что тебе пришлось услышать – мы со стариком немного не сошлись во мнениях. – Узури глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться. – Пожалуйста, не обращай внимания – с тобой это никоим образом не связано.

— Да? – недоверчиво отозвался пегас. – А мне показалось, что он…

— Тебе показалось, — резко оборвала его зебра. – Давай не будем об этом, ладно? У Зулуна сложный и порой даже вредный характер, поэтому его иногда приходится осаживать. Я ценю его советы и мнение, но в нашем маленьком отряде главная все же я.

Не зная, что тут и ответить, пегас просто пожал плечами. Скинув со спины последнюю часть заказа, Коппервинг потянул завязки, и извлек из сумки странного вида железный ящик. Длиной и шириной почти что с его ногу, в глубину он был не меньше трех копыт. Сбоку были приделана пара ручек, через которые проходило несколько ремней – вероятно, чтобы можно было надеть его на шею.

— Ума не приложу, зачем тебе он понадобился… как и все остальное, что ковал Стил Смит, — честно признался Коппервинг. – Но смотрел он на меня, как на сумасшедшего. Это… действительно необходимо для Ритуала?..

— Еще как необходимо!.. – Узури почти с благоговением погладила копытом железный ящик. – Кузнец постарался на славу, ему удалось воссоздать ритуальный илу Ска’терри!..

Просунув шею под ремни, зебра достала из сумки пару коротких и гладких деревянных палочек, снабженных петлями для крепления на копытах. Усевшись на землю, она закрепила их на своих передних ногах, и отбила на илу короткую дробь.

От резкого металлического звука у пегаса заныли зубы. В глухих ударах явственно слышалась агрессия, дикая и жестокая в своей простоте и искренности. Никогда прежде Коппервинг не слышал настолько не-музыкального звучания. Кто бы ни был изначальным создателем этого, с позволения сказать, инструмента, вкус к музыке он имел крайне специфический.

Видя его реакцию, Узури лишь самодовольно улыбнулась:

— А ведь в прошлом на ритуалах Ска’терри играло от тринадцати до тридцати таких барабанов!.. И не морщься ты так раньше времени – вот когда вместе с илу раздастся звон агого, и пронзительный вой иво!..

— Спасибо, я уже понял, что музыка древних зебр для меня подходит слабо, — скривился жеребец. – Это было последнее из того, что ты заказывала. Больше ничего не потребуется? И... что дальше-то? Что еще мне нужно знать о Ритуале?

— Больше ничего не нужно, спасибо. Остальное подготовим мы сами. Что касается самого Ритуала… — Узури задумчиво посмотрела на затянутое тучами небо. – Он начнется в полночь. Скуталу приводи хотя бы на час раньше, проведем последние приготовления. А перед этим я попрошу тебя очистить небо от облаков – для него потребно чистое звездное небо. Все прочее я сообщу вам обоим, уже перед самым началом.

— Ну… ладно. Тогда я полетел?..

— Стой, — повелительным тоном осадила его зебра. Приблизившись почти вплотную, Узури внимательно посмотрела в глаза пегаса. – А ты, смотрю, трусить начал? Сомневаться?

— Ну… да, — выдавил из себя Коппервинг. – Я хочу помочь, но страшно боюсь ослепнуть. Не только за себя переживаю – но за нее ничуть не меньше! Она не сможет меня бросить, а я вместе со своей окончательно сломаю и ее жизнь тоже!..

— Крылан, милый!.. – Высвободив голову из ремней илу, Узури заключила пегаса в нежные объятия. – Твой страх естественен, и в нет ничего постыдного, — горячо зашептала она ему на ухо. – Ведь как говорят – «смел не тот, кто не боится; но тот, кто пересиливает свой страх». Я не могу решить за тебя, и не могу сыграть твою роль в ритуале Ска’терри. И поверь, я не стану тебя осуждать, если ты откажешься.

— А ты? Ты бы согласилась? – глухим голосом спросил у нее пегас. – Пошла бы на такой риск – не ради спасения своей жизни, как была готова тогда, с раненым Зулуном; но ради дружбы, любви, счастья другого пони?

— Да, — тихо ответила зебра. – Окажись ты в такой беде, я была бы готова пожертвовать каждым своим вздохом и рискнуть за тебя не только зрением, но и самой жизнью. Иначе грош была бы цена нашей дружбе, отношениям… и чувствам.

Воцарилось долгое молчание. Пристыженный Коппервинг не мог подобрать нужных слов – а Узури, догадываясь о его состоянии, тактично ждала, позволяя пегасу разобраться в своих чувствах и эмоциях. Наконец, жеребец разжал объятия – но лишь затем, чтобы одарить подругу долгим и чувственным поцелуем.

— Я… я даже не знаю, что и сказать… — тихо произнес пегас. «Неужели я действительно так много для нее значу? И… она хоть понимает, что это значит для меня? И если это не проявление любви или настоящей дружбы… то я даже не знаю, что тогда вообще значат эти слова и чувства.»– Спасибо тебе, госпожа Узури, – добавил Коппервинг после долгого молчания. – Ты даже представить себе не можешь, как много для меня значат твои слова. И как сильно я тебе за них признателен.

— Я лишь озвучила то, что считаю для себя верным и правильным, — улыбнулась в ответ зебра. – К тому же, ты и сам для себя все уже решил – и мои слова не подтолкнули, а лишь упрочили твою решимость. А теперь уж извини, но мне нужно вернуться к приготовлениям. – Одарив жеребца поцелуем, Узури мягко выскользнула из его объятий. – И не забудь про облака!

Завтрак протекал в неловкой тишине. Не зная, чем питается бухури, Скуталу честно наложила ему того же, что и себе – овсяной каши на молоке, с добавлением изюма и орехов. К ее удивлению, птица вперед нее умяла все содержимое тарелки – при этом Птуш сперва методично склевал всю кашу, и лишь потом приступил к добавкам. Не иначе, как оставил на десерт.

— И откуда ты только такой взялся?.. – растеряно произнесла пегаска. Подперев голову копытом, она вяло ковыряла свою тарелку – птица ела хоть и быстро, но весьма неряшливо, чем основательно подпортила пони аппетит. В ответ бухури разразился булькающим шипением, подозрительно напоминающим хихиканье. Наклонив голову, словно бы благодаря ее за еду, Птуш вылетел из кухни, скрывшись где-то в недрах облачного дома.

— И вправду, характерное создание, — ворчала Скуталу, моя посуду. – Интересно, откуда Коппервинг его притащил? И с чем это он ему должен помочь? И почему нельзя было заручиться помощью кого-то другого – что такого особенного может делать Птуш, с чем не может справиться пони?..

Закончив с посудой, пегаска посмотрела на часы. Стрелки показывали начало одиннадцатого. Было бы неплохо повидаться с подругами, но… сегодня был учебный день, и еще несколько часов им предстояло провести в школе. При этой мысли Скуталу скривилась. Все те дни, что она провела в Клаудсдейле, она не имела возможности узнавать о домашнем задании – а зная Черили, его неизбежно скопилось изрядное количество.

«Займусь-ка я пока уборкой, и приготовлю что-нибудь на обед. А после уроков встречусь с Эпплблум и Свити Белль, и спрошу у них про домашку. А может и вовсе, сделаем ее все вместе!..»

Набрав воды и подготовив тряпки, кобылка приступила к уборке. К ее удивлению, в доме было достаточно чисто. Или Коппервинг не ленился убираться, или же почти не появлялся дома. Во второе верилось с трудом – пегаска давно уже поняла, насколько раздутой была его «определенная» репутация. Что, в свою очередь, ничуть не мешало ей частенько над ним подшучивать.

Спустя час неубранной осталась лишь комната ее опекуна. Глядя на закрытую дверь из дикого облака редкого темного окраса, пегаска на мгновение остановилась. Хоть эта комната вовсе не была каким-то особым местом, входить в которое пегас ей запрещал, но как-то так получилось, что за все эти месяцы Скут была в ней всего несколько раз – да и то лишь в присутствии Коппервинга.

«Даже когда мы вместе убираемся дома, в ней он всегда все делает сам. Боится показать свою неряшливость? Или же, забрав меня из приюта, попросту видит в своей комнате последнее полностью его место в доме...»

После этой мысли Скуталу едва не передумала входить. Но любопытство оказалось сильнее. «Я ведь только хочу помочь с уборкой, так ведь? Рыться в его вещах или делать какие-либо подлости и в мыслях не было. Просто стараюсь быть хоть в чем-то полезной и все такое…»

Убеждая себя таким образом, пегаска осторожно приоткрыла тяжелую дверь. Увиденное могло поразить разве что своей обыденностью – пара шкафов, просторная кровать, тумбочка да письменный стол… Она облегченно выдохнула – где-то в глубине души она боялась – но при этом хотела! – неожиданно узнать, что Коппервинг скрывает некую тайну. Пусть не как Суперпони или Пон Уэйн из комиксов – но все же! Будь он секретным агентом Селестии, работающим в Понивилле под прикрытием, тоже оказалось бы круто. А так… обычная комната, немного пыльная, удивляющая лишь раскиданными книгами… и приличной батареей пустой тары из-под выпивки.

Неодобрительно качая головой, она выставила прочь скопившиеся пустые бутылки, надеясь лишь на то, что жеребец не выпил все это в одиночку. Следующим пунктом, действительно требующим внимания, были книги. Фантастика и история чередовались в шаткой башне, опасно кренящейся набок, а несколько знакомых ей книг по оздоровительной физкультуре лежали рядом с богато иллюстрированным справочником по массажу. Пестрящий картинками журнал статистики погоды соседствовал с таблицами влажности, состоящих словно бы из одних лишь непонятных графиков… Причудливо перемешавшись, книги лежали на кровати, стопками стояли на полу, теснились на тумбочке. Глядя на эту мешанину, Скуталу даже присвистнула от удивления – она конечно же и раньше замечала Коппервинга за чтением, но чтоб вот так, и такого разного… Вот только сам беспорядок наводил на другие мысли – или же он читает по десять книг разом, или же почему-то ленится ставить их на место.

Коротко рассмеявшись, пегаска принялась за дело. Вложив на открытые страницы закладки, она начала расставлять книги по полкам. И хотя изначально они наверняка стояли на других местах или в ином порядке… но это было все же лучше, чем ничего. Уже закончив, Скуталу неожиданно наткнулась еще на одну книгу – та лежала под подушкой, и выдал ее лишь кончик корешка, торчащий наружу.

— Неужели… пони-сутра?.. – покраснев от одних лишь мыслей, она боязливо ткнула находку копытом. К ее облегчению, ничего страшного не произошло – не завыли оглушительно сирены, а сама книга не приклеилась к ее ноге, и тем более не взорвалась. Отбросив подушку в сторону, кобылка схватила книгу – и тут же разочарованно вздохнула от досады. Вместо запретных знаний, в ней сухим научным языком рассказывалось о проблемах, особенностях и методах лечения зрения. На самой первой странице стояла печать понивилльской библиотеки – а графа выдачи сообщала, что Коппервинг взял ее всего несколько дней назад.

На глазах пегаски невольно выступили слезы. Несмотря на все произошедшее, после нескончаемой череды отказов и неудач, Коппервинг неустанно продолжал откуда-то черпать силы для новых попыток, упрямо не желая смириться с поражением. Его вера в нее, его упорство и безграничное стремление помочь – все это до сих казалось Скуталу удивительным и странным. Для нее, долгие годы проведшей в атмосфере приютской подозрительности и недоверии, все это выглядело настолько невероятно, что в первое время она ему не до конца доверяла, и даже побаивалась. О чем теперь вспоминала с неизменным чувством стыда – и облегчением от того, что ее страхи и опасения не подтвердились.

— Коппервинг сделал для меня больше, чем любой другой пони за всю свою жизнь. Ну, кроме мамы… — Обхватив копытами, кобылка изо всех сил прижала к себе жесткую книгу, жалея лишь о том, что не может вместо этого так же сильно обнять опекуна.

– Больше чем подруги, больше чем Рэйнбоу Дэш! – Она горько ухмыльнулась, вспомнив безуспешные попытки радужной пегаски научить ее летать.

– Рэйнбоу… Крэш! – едко и злобно выплюнула она. – Одного не пойму, как после всего этого это ты стала Элементом Верности – а не Коппервинг?.. Не иначе лишь потому, что его тогда в Понивилле не было – из-за тебя, между прочим!..

Потратив еще какое-то время на сотрясание воздуха обвинениями в адрес бывшего кумира, Скуталу постепенно затихла. Наконец-то высказав вслух свои давнишние обиды, пегаска почувствовала неожиданное облегчение. Но следом пришло раскаяние и стыд – при всем прочем, Рэйнбоу Дэш не была плохой пони, и не заслужила такой вспышки гнева. Пусть и безуспешно, но все же пыталась ей помочь; навещала ее в больнице, и самое главное – когда-то рассказала о ней Коппервингу. За одно лишь это ей следовало бы сказать спасибо – ну а теперь еще и извиниться заодно. Наконец-то успокоившись, Скуталу осторожно вернула книгу на место. Нужно было заканчивать с уборкой – она твердо решила приготовить на обед что-нибудь поинтереснее холостяцких блюд пегаса. И если она поторопится, то потом будет встреча с подругами, и… домашка. Много домашнего задания…

… — а п’том Айроншилд нес меня на плече через полгорода… - смущенно улыбаясь, Эпплблум рассказывала пегаске про тот день, когда впервые в жизни напилась. Не то что бы она очень уж хотела поднимать эту тему – но повелась на уговоры Свити Белль, и теперь заслуженно краснела. – А уж как п’том стыдно было бабуле и Маку в глаза-то посмотреть… — Земнопони содрогнулась от нахлынувших воспоминаний. – Так что мой тебе совет, Скут – не пей ты эту гадость, ни в будущем, ни тем более сейчас! Не стоит оно того.

— Ну да, пожалуй… — впечатленная услышанным, рыжая пегаска невольно задумалась над тем, отчего же тогда ее опекун не чурается алкоголя – более того, судя по увиденному в ее комнате, имеет к нему некую тягу.

Подруги неторопливым шагом прогуливались по улицам Понивилля. Ночью выпал снег, и теперь из-под копыт доносилось приятное похрустывание. Серая повязка, скрывшая больной глаз Скуталу, вызвала настоящую сенсацию – кобылки наперебой восхищались подарком Солар Флэйма. Были сразу же предложены и варианты «усовершенствования» — Блум была уверена, что повязка просто обязана быть черной, и с черепом по центру. Не согласная с ней Свити Белль горячо доказывала, что лучшее дополнение повязки – вышитое драгоценными камнями изображение глаза, максимально точно повторяющее его вид в здоровом состоянии. Спеша предотвратить зарождение одного из их бесконечных споров, Скуталу раздраженно отрезала, что менять или как-то улучшать повязку не позволит. Поворчав, подруги успокоились и продолжили прогулку.

Вскоре для Свити Белль пришла пора их покинуть – из ее сбивчивого и смущенного объяснения друзья узнали, что за время пребывания в больнице, единорожка всерьез заинтересовалась медициной. И что доктор Хорс не только оставил за ней доступ к больничной библиотеке, но и сам с готовностью отвечал на любые ее вопросы. На что Блум, ехидно ухмыляясь, предостерегла ее на тему того, какими еще могут быть «игры в доктора». Мгновенно покраснев как помидор, Свити вступила в яростный спор с покатывающимися со смеху подругами. Не добившись результатов, она слепила телекинезом снежок, и метнула его в земную пони. Та пригнулась, и снежок угодил прямо в шею Скуталу.

Следующие десять минут, к огромному удовольствию всех участников, происходило настоящее снежное побоище, ожидаемо завершившееся дружеской ничьей. Вспомнив про время, единорожка наскоро попрощалась, и поспешила в больницу, напоследок пообещав Скуталу забежать вечером.

Оставшись вдвоем, кобылки продолжили прогулку. По дороге Блум рассказывала пегаске о свежих новостях и слухах, рассказала пару анекдотов и шуток из школьной жизни. Потом настала ее очередь – и Скуталу поведала подруге о прекрасном внешне, и столь черством внутри Клаудсдейле. Рассказ пришлось прервать на середине, столь бурное обсуждение он вызвал. Горячо осудив общество, состоящее из одних лишь пегасов, подруги пришли к единодушному решению, что жить рядом с пони всех трех рас гораздо лучше.

Выслушав историю до конца, Эпплблум закидала пегаску вопросами – ее явно заинтересовал традиционный пегасий способ готовки на молниях. Прошедшая суровую кухонную школу под присмотром Бабули Смит, Блум была единственной из Метконосцев, кто по-настоящему умел готовить. Приготовление еды действительно увлекало ее – впрочем, не настолько, чтобы мечтать о Метке в виде поварского колпака или чего-то подобного; младшая из Эпплов скорее относилась к этому как к долгу, с готовностью вставая за плиту по первой же просьбе родных или друзей.

— Как ж здор’во!.. – вновь и вновь восхищалась земнопони. Глаза ее горели от азарта и мечтательности. – Вот бы эти ваши молнии соединить со старинной посудой земных пони! Какие бы здоровские блюда мы смогли бы приготовить!.. Эх, и почему для этого обязательно нужен целый обл’чный город!..

— Ну да, ага… — настороженно отозвалась Скуталу. Ей здорово не понравилось оживление в голосе Эпплблум – и поразмыслив, она от греха подальше не стала рассказывать о том, что Коппервинг способен на такое и вне пегасьих городов. Так, на всякий случай.
Погуляв еще немного, подруги распрощались и отправились по домам. Насвистывая веселый мотивчик, Скут с искренним удовольствием шагала по нечищеным улицам. Сперва больница и сломанная нога, потом Клаудсдейл с его облаками – она и сама не ожидала, насколько соскучилась по таким вот прогулкам и твердой земле под копытами. «Спасибо Зекоре и ее травкам – если бы не это, я бы до весны ковыляла в гипсе…»

К ее удивлению, Свити Белль пришла даже раньше нее. Лежа на узенькой скамейке, она сосредоточенно листала какие-то тетради. Неподалеку от нее сияла белая громада первой ступени облачной лестницы, благодаря которой Скуталу могла без посторонней помощи добираться до дома. Не желая буквально переезжать с небес на землю, и при этом не имея возможности расположить дом у самой поверхности, Коппервинг подготовил и зачаровал целую кучу облаков, намертво скрепив их в одну монолитную конструкцию. Пара десятков прыжков – и Скут оказывалась дома. Сперва жеребец хотел смастерить еще и горку, для быстрого и веселого спуска вниз – но вовремя одумался, сообразив, что таким образом рискует превратить свой дом в аттракцион для каждого пролетавшего мимо пегаса.

Убедившись, что единорожка ее еще не заметила, рыжая кобылка решила пошалить. Пусть лишь с третей попытки, но у нее получилось уменьшить свой вес настолько, чтобы шагать практически бесшумно. Затем, легкими и плавными движениями, она подкралась к Свити Белль почти вплотную – не настолько близко, чтобы суметь прочитать записи в ее тетради, но при этом достаточно, чтобы с удивлением уловить тонкий запах ее духов.

«Мороженое? Зефир?..» — пегаска осторожно втянула носом воздух. – «Определенно что-то сладкое! И… мне кажется, или на прогулке этого запаха не было?..»

Решив все же не пугать подругу до полусмерти, кобылка все так же неслышно сделала пару шагов назад, а затем деликатно постучала копытом по краю скамейки. Но даже так белая единорожка прямо-таки подпрыгнула от неожиданности, коротко пискнув и дикими глазами уставившись на пегаску. Вслед за узнаванием пришло облегчение – и страх на лице сменился краской смущения и гнева.

— Скуталу! – возмущенно крикнула Свити Белль. – Сколько раз вам с Блум повторять, чтобы вы перестали меня пугать! В отличие от вас двоих, мне от этого совсем не до смеха!

— Ну прости-прости, — виновато улыбнулась пегаска. – Как вспомню, как мило это выглядит, так сразу же забываю о том, что ты уже раз сто просила меня так не делать… И вообще, подвинься!..

Не дожидаясь реакции единорожки, она залезла на скамейку и улеглась, поджав ноги под себя. Свити попыталась было отодвинуться, но оказалась накрепко зажата между боком рыжей кобылки с одной стороны, и спинкой скамьи с другой. Запах духов усилился, не оставляя никаких сомнений – это был зефир. Жадно втянув сладкий и нежный аромат, Скуталу, словно всего этого было мало, неожиданно даже для самой себя распахнула крыло – и обняла им застывшую в изумлении Белль.

Повисло напряженное, неловкое, смущенное, испуганное молчание.

«Что я делаю?..» — запоздала ужаснулась пегаска. Нет, она хотела о чем-то таком поговорить, подтвердить или опровергнуть те мысли, что терзали ее еще с больницы – но не так же! И лишь поговорить, деликатным тоном и осторожно подбирая нужные слова – а вовсе не с изяществом пьяного минотавра давить на свою лучшую подругу! «Как… как вообще это произошло?» — недоумевала она. – «Я только хотела запрыгнуть на скамью, а потом… этот запах… Зефир! Такой аромат, такой!..»

Запоздало спохватившись, Скуталу попыталась было осторожно убрать крыло – но сразу же поняла, что его как будто что-то мягко схватило и не отпускает. Медленно, почти с испугом она повернула голову – лишь для того, чтобы с одного-единственного взгляда на Свити Белль, получить ответы на все свои вопросы.

На ее залитом румянцем лице застыла широкая, счастливая и при этом немного глупая улыбка. Словно бы она получила билет на Гала, шикарное к нему платье, и освобождение от домашней работы на весь год, подписанное лично Черили. Ротик кобылки был слегка приоткрыт, словно от внезапной радости; подернутые поволокой зеленые глаза сверкали, словно звезды, смотря куда-то сквозь нее. По мерцающему зеленоватым свечением телекинеза рогу пробегали небольшие искорки, делая его чем-то похожим на маленький диковинный салют.

«Как она необычно выглядит… Это так только у нее, или прочие влюбленные выглядят так же?.. А я-то хороша! Хотела убедиться? Вот и убедилась! Зачем, зачем я это сделала?! Ведь даже и не собиралась!..» — Скут украдкой вздохнула, мимоходом отметив сногсшибательно вкусный, чарующий и пьянящий аромат зефира, исходящий от единорожки. – «Дальше-то что? Как мне не обидеть подругу, но при этом избежать обмана?»

— Свити Белль… — вместо ее обычного голоса, послышался какой-то робкий писк.

— Тихо, Скути, — шепнула та в ответ. Взглянув на растерянное лицо рыжей пегаски, она расплылась в счастливой понимающей улыбке. – Ничего не говори. Не сейчас. Я… чувствуешь, счастье?..

Не ощущая ничего особенного, пегаска все же неуверенно кивнула. Она-то может и не чувствовала – а вот ее подруга это без сомнения испытывала! Чувствуя себя определенно не в своей тарелке от неспособности разделить эти чувства, рыжая кобылка опустила голову и смущенно отвернулась.

Некоторое время обе молчали. Согретая теплым боком Свити Белль, Скуталу невольно вспомнила больничную палату – и их самих, вот так же лежащих рядом, увлеченно решающих пример за примером. Как ни странно, но это успокаивало и расслабляло, и даже вездесущий зефирный запах перестал казаться таким уж соблазнительным и приятным. Тем временем, искорки на роге постепенно гасли, а лицо единорожки медленно приобретало осмысленное выражение. Погруженная в воспоминания, Скуталу не обратила на это внимание, и очнулась лишь после того, как невидимая хватка телекинеза ослабла, позволяя ей наконец-то высвободить крыло. С улыбкой на лице она повернула голову, желая поблагодарить подругу… и застыла в замешательстве.

Свити Белль… плакала. Тихо, почти беззвучно. Слезы одна за другой катились по ее щекам, а на лице ее застыла смесь боли, вины и отчаяния. Увидев шок на лице Скуталу, единорожка рывком вскочила, и попыталась сбежать. С опозданием на секунду, Скут бросилась в погоню. Несмотря на недавнюю травму, она все равно была в куда лучшей форме, и буквально за несколько прыжков смогла догнать подругу. Не рассчитав силы, с последним рывком пегаска буквально врезалась в нее, отчего они обе покатились по снегу кувырком.

Мигом вскочив, она поспешила к стонущей единорожке. Оглушенная падением, Свити Белль только поднялась на ноги, когда на нее налетела пегаска, и решительно сгребла в объятия. Рыдая, Белль попыталась было выбраться – в ответ Скут лишь обняла ее еще крепче, накрыв голову единорожки своими крыльями. Как Коппервинг однажды, как Солар Флейм совсем недавно. Запутавшись в происходящем, не способная дать себе самой отчет за все свои поступки, Скуталу была уверена лишь в одном: Свити Белль была ее лучшей подругой, и только это сейчас имело значение.

Наконец, рыдания затихли. Медленно убрав крылья, пегаска внимательно посмотрела на единорожку. Все еще красная и слегка опухшая от слез, в остальном она выглядела почти нормально. Даже вездесущий запах зефира, казалось бы, истончился и пропал. Шмыгнув носом, Свити телекинезом достала из своей изящной сумочки платок, и трубно в него высморкалась.

— Извини, — невнятно буркнула она. – Ну, за это. – Словно уточняя, за что именно, платок описал широкий круг в воздухе, и исчез в недрах сумки. – А вот за остальное… я… — голос единорожки надломился, а сама она изо всех сил сжала зубы, пытаясь не разрыдаться вновь.

— Эй! Свити! Да ты чего, ты ни в чем не виновата! – скороговоркой выпалила Скут. Последнее, чего она сейчас хотела, так это очередных отчаянных рыданий – что бы ни было причиной произошедшего ранее, но в том была и ее вина тоже. – Как я могу винить тебя хоть в чем-то? Ведь ты моя лучшая подруга, Свити Белль!

— Подруга? Только… подруга? – голос единорожки был тих, но в ее зеленых глазах, что смотрели, не мигая, в единственный глаз пегаски, застыла решимость и тоска. И лишь где-то на самом дне мелькал отголосок того, что можно было бы счесть надеждой. Нервно сглотнув, Скуталу с ужасом осознала, что будет зависеть от ее дальнейших слов.

— Не просто подруга – лучшая подруга! Самая-самая!.. – Видя, как единорожка печально опускает голову, как пытается высвободиться из объятий, Скуталу со страхом замерла. А потом, решившись, выпалила: — Ииии… Ты мне тоже нравишься!

И вновь застыло неловкое молчание, показавшееся пегаске вечностью. Не зная, что еще сказать или что сделать, она с волнением ждала хоть какой-то реакции. И с каждой секундой неизвестности ее накрывали волны паники. Вдруг она сказала что-то не то? Не так? Неправильно поняла чувства и ожидания подруги? Или же была недостаточно искренней в своем признании?..

— Правда?.. – еле слышный шепот спас Скут от нового витка самокопания.

— Правда, — честно ответила она. – Я заметила, что нравлюсь тебе… ведь так, да? – Приободренная едва заметным кивком, она продолжила: — Когда я… заметила это, то не знала, что и думать. Я никогда не… ну… — Скуталу запнулась от внезапного смущения. Наконец, нашла в себе силы продолжить:

— Я… никогда ни с кем не… встречалась. И… влюбляться… тоже не довелось. Хах, приют не самое подходящее место, ну ты понимаешь!.. – Вопреки ожиданиям, Свити Белль слушала ее внимательно, не смеялась и не перебивала. То ли и для нее все это было так же в новинку, то ли ей это было действительно важно. Ободренная ее реакцией, Скуталу продолжила:

— Ты мне нравишься, честно. Но… я не думаю, что готова встречаться или… на что-то подобное. По крайней мере, сейчас! – Торопливо добавила она. Чем больше пегаска говорила, тем сильнее краснела, переходя из рыжей в какую-то красно-оранжевую масть. – Я… хотела бы сперва получше разобраться, чего я хочу; что – и кто – мне может понравиться. Хочу понять, что могу дать в ответ я сама – и как мне этого добиться. Но поверь мне… Если я однажды пойму, что хочу быть с тобой… что смогу полюбить тебя… и получу от тебя ответ… То я правда буду счастлива!

Вместо ответа Свити резко притянула ее голову к себе, отчего их носы почти соприкоснулись. На мгновение Скуталу почудилось, что та решила поцеловать ее в губы, украв тем самым ее первый поцелуй… Но Белль, словно уловив ее страх и нерешительность, легонько поцеловала ее в кончик носа. Запах зефира, едва уловимый и прежде, вдруг резко пропал, словно его и не было. Недоверчиво втянув носом воздух, Скуталу наконец задала вопрос, вертевшийся у нее на языке с самой второй встречи:

— Свити Белль… А что это за запах такой странный? Зефиром вроде пахнет, да? Он… приятный, но какой-то навязчивый, что ли.

В ответ единорожка виновато склонила голову, и принялась рассказывать. Начав издалека, она призналась ошарашенной этим фактом подруге, что присматривалась к ней уже больше года. Робкая и застенчивая по характеру, Белль долго не решалась хоть как-то проявить свою симпатию – и лишь несколько месяцев назад набралась храбрости и приступила к «активным» действиям. Слушая ее рассказ, Скуталу не уставала поражаться услышанному. Помимо наиболее явных случаев вроде тех, что они припоминала в больнице, Свити назвала много таких, которые со стороны выглядели дружеской заботой, и ничем больше. А белая единорожка, оказывается, искренне переживала о своих неудачах, а после корила себя за нерешительность и трусость.

Последней каплей стала засада у директора. С точки зрения Белль, пегаска добровольно пожертвовала собой, выигрывая время и отвлекая на себя все внимание этих выродков. Сложно описать всю гамму эмоций и чувств, переполняющих ее душу. Еще бы! Объект ее симпатии и почти любви, все это время слепой ко всем ее попыткам, вдруг решается на такое самопожертвование! Это ли не истинные чувства?!

И с тех пор, со стыдом на лице призналась Свити, она стала проявлять всю большую настойчивость в своих поступках. Для начала, осталась с ней в больнице. Находясь со Скуталу рядом, Белль постепенно смелела. Не получая ответа, она все же не встречала и отторжения – оттого почему-то стала верить, что еще немного, еще чуть-чуть – и пегаска увидит ее чувства, и разделит их. Но вместо этого, Коппервинг отвез Скуталу в Клаудсдейл, разом разрушив все ее планы и мечты.

— После этого я решила действовать по-настоящему решительно, — виновато продолжала единорожка. – Зная, что ты рано или поздно вернешься, однажды ночью я… позаимствовала у моей сестры чуточку ее любимых духов…

— Погоди, так это ими ты… надушилась? – перебила ее Скут. Казалось, что последний кусок мозаики был готов лечь на нужное место…

— Ну да, они самые, — слабо улыбнулась Свити. – Они… то ли магические, то ли в них какие-то редкие ингредиенты – короче говоря, прибавляют тому, кто ими надушился, обаяния и привлекательности. Но почему-то они не сработали – да, ты обняла меня крылом, но и только…

— Свити Белль, милая моя! – Скуталу уже не знала, плакать ей или смеяться. – Твоя сестра ищет внимания не у других кобылок, а у жеребцов! Вот духи и не сработали – я-то ведь кобылка! – Не выдержав, пегаска покатилась со смеху. Но видя мрачное и подавленное лицо подруги, нашла в себе силы остановиться. Осторожно подбирая слова, она попыталась хоть как-то исправить положение:

— Эй, Свити… На меня они не подействовали, да – просто пахли приятно, и тебе очень подходили. Пахли зефиром, да и сама ты… белая, как большая Зефирка! – Скут не сдержалась и хохотнула своей немудреной шутке. – И подумай сама – неужели ты и вправду считаешь, что такой красавице как ты, нужны «магические» духи? Тебе что, своей природной красоты и обаяния не хватает? На меня не могли подействовать духи – но я все равно захотела, и обняла тебя! Без принуждения! Да, было внезапно; и тогда я сама даже не поняла тогда, почему так поступила.

— А… сейчас понимаешь, почему?

— Ну… да. Ты… ты мне нравишься, — смутившись, еле слышно выдавила Скут. Видя, как на лице у Свити расцветает улыбка, а сама она тянется к ней с очевидными намерениями, пегаска в испуге отшатнулась. – Но пожалуйста! Давай пока остановимся на этом! Дай мне время, прошу тебя!

— Как скажешь… милая. – На лице единорожки наконец заиграла прежняя улыбка. Показав Скут язык, она невинным голосом добавила: — Кажется, теперь и я смогу тебя чем-то пугать… И попробуй только скажи, что это не весело!

Когда Скуталу наконец-то собралась домой, было уже почти восемь вечера. После того разговора они со Свити засели за домашку, расположившись на все той же лавочке. Несмотря на непогоду, лежать бок о бок было тепло и комфортно, а магия единорожки давала достаточно света, чтобы без усилий читать учебник.

Как она и боялась, за время ее отсутствия в школе прошли еще несколько тем, и гора домашней работы росла, как снежный ком. Помощь Свити Белль оказалась как нельзя кстати – особенно с математикой, которая у пегаски всегда была слабым местом. Закончив с ней, единорожка с явной неохотой стала прощаться – по ее словам, она и так засиделась допоздна, и теперь переживала, что ей за это попадет. Без какой-то задней мысли Скуталу предложила было ее проводить – на что Свити, покраснев до корней волос, скороговоркой выпалила что-то вроде «Мне-нужно-бежать-у-меня-дела-до-завтра!», и сломя голову понеслась к дому. Только тогда до пегаски дошло, в каком контексте были восприняты ее в общем-то невинные слова. Закатив глаза, она решила завтра же снова поговорить с Белль. Чувства чувствами, но такие моменты смотрелись бы странно в глазах окружающих, а делать их симпатию друг к другу предметом досужих слухов и сплетен, пегаска вовсе не планировала.

Прыгая вверх по облачным ступеням, она с удивлением отметила, что в облачном доме горел свет. Не иначе, Коппервинг уже вернулся – странно только, что не заметил их на лавочке внизу. Или же заметил, но предпочел не мешать их… близости.

Скуталу с содроганием представила реакцию своего опекуна, ответь бы она на чувства Свити Белль взаимностью. Нет, он ни в коем бы не осудил и не стал бы к ней – к ним! – как-то хуже относиться, но сам его характер не позволил бы ему удержаться от шуток на эту тему, вгоняя подруг в краску. Поэтому… лучше бы некоторым темам оставаться в тайне, и чем дольше, тем лучше.

Раздевшись, кобылка прошла на кухню. Коппервинг сидел за столом, задумчиво вычерчивая на нем копытом одному ему видимые узоры. Рядом с ним стоял стакан с недопитым чаем, а на плите была закутанная в полотенца кастрюля – судя по запаху, с отварным картофелем. Погруженный в свои мысли, жеребец не сразу обратил внимание на ее присутствие – а заметив, вздрогнул и как-то неуверенно улыбнулся.

— Ну наконец-то! Еще бы полчаса, и пришлось бы разогревать, точно тебе говорю! – Вскочив со стула, пегас начал торопливо накрывать на стол. Тарелка с пышущей паром вареной картошкой была дополнена еще одной, поменьше, куда он щедро наложил квашеной капусты. – Садись! Ешь! А я пока… кое-что тебе должен рассказать.

Настороженно глядя на Коппервинга, кобылка послушно уселась за стол и принялась за еду. Такое его поведение… было непривычным, и даже пугающим. Обычно самоуверенный и веселый, сейчас опекун казался нервным и встревоженным. А сами обстоятельства разговора намекали на то, что это будет не беседа, а скорее монолог.

— Так вот… В Понивилль на днях прибыла Узури, помнишь, я как-то… — глядя, как в ответ Скуталу округлила глаза, и едва не подавилась куском картошки, Коппервинг виновато улыбнулся и подвинул к ней стакан с морсом. – Прости, чего это я… конечно же ты помнишь. И она…

— Вы что, решили пожениться?!.. – выпалила пегаска.

На кухне воцарилось молчание. Покрасневший Коппервинг только и мог глупо открывать да закрывать рот – нечасто случалась так, чтобы в разговорах у него вот так выбивали почву из-под ног. Глядя на его реакцию, густо покраснела и Скуталу – она уже поняла, какую глупость она сморозила, и теперь ей хотелось сквозь землю провалиться от стыда.

— Прости пожалуйста, — наконец выдавила она. – Я…

— Нет-нет, все в порядке, не стоит извиняться. – Пригладив копытом ирокез гривы, пегас как-то по-новому посмотрел на свою подопечную. С еще большим уважением, что ли. – Идея хороша, но увы, невыполнима… Но так ведь и поговорить я хотел о другом.

— А… почему это невозможно? – в голове пегаски боролись смущение и любопытство. Из тех рассказов и упоминаний про эту зебру, в голове у Скут сложилось совершенно невероятное о ней представление. Словно бы как о Спитфайр, капитане Вандерболтов – или же об известном музыканте, вроде той же DJ Pon-3. Но Узури от них отличало то, что все услышанное о ней было не плодом фанатских домыслов или редких интервью – Коппервинг ее знал лично, и более того – встречался с ней.

— Потому что, — отрезал жеребец. – Скуталу, сейчас ты не разговариваешь; сейчас ты ешь. Пожалуйста, не обижайся и прояви терпение! Выслушай меня, а потом я отвечу на все твои вопросы, хорошо?

Кивнув, пегаска уткнулась в тарелку, здраво рассудив, что сейчас определенно не время перечить или спорить. А Коппервинг, вздохнув, попытался вспомнить все то, что – и главное, как – он хотел рассказать. Но после таких вот «прерываний» получалось у него плохо.

— Так вот, Узури… Я получил от нее письмо, где она просила о встрече. И… я сходил. Еще до этого, я пытался найти способ, хоть какой-то, любой – лишь бы исцелить твою травму. Даже принцессам писал, а все впустую… А вот Узури… спасибо газетам, она узнала о твоей беде. Более того – сказала, что может помочь. Что вернет зрение твоему слепому глазу.

Не ожидавшая подобных известий, Скуталу как раз подносила к губам стакан – в результате чего в лицо Коппервинга ударил фонтан из клюквенного морса. На секунду время словно бы застыло – она видела, как по лицу ошарашенного пегаса растекается липкий красный поток. От этого зрелища ей было одновременно и стыдно, и смешно – и от этого еще стыднее.

Облитый морсом, пегас замер в недоумении. Нет, он ожидал какой-то реакции – но все же не такой. Скут, опрокинув стакан, с вытаращенными глазами уставилась на него – выражение ее лица было весьма смешным в своем неприкрытом изумлении. Впрочем, его-то лицо наверняка выглядело еще нелепей и глупей.

Вскочили они одновременно. Коппервинг спешно сунул голову под умывальник, а Скуталу схватила тряпку, и принялась вытирать пролитый морс. Спустя минуту они вернулись за стол – с гривы жеребца стекала вода, а на лице кобылки застыла отчаянная надежда и ожидание чуда.

— Бурная реакция, во всех смыслах… но я сам виноват. С другой стороны, ты не подавилась, что тоже хорошо. – Криво улыбаясь, пегас ткнул в нее крылом. – А сейчас ты ешь, ешь давай, мы ж договорились! Других новостей такого калибра не будет, обещаю.

Пока Скуталу честно доедала ужин, Коппервинг рассказал ей краткий и сильно цензурированный вариант истории, услышанной недавно от Узури. Ска’терри в нем пристали не в таком мрачном свете, а про риски ритуала для «жертвы» он и вовсе умолчал. Под конец рассказа пегаска едва могла усидеть на месте – настолько ей не терпелось отправиться в лагерь к зебрам. Авторитет Узури в ее глазах вырос до невиданных вершин, а описанный Коппервингом Ритуал казался не древним и опасным таинством запретной магии, а почти театральным представлением, способным при этом неким мистическим образом исцелять друзей и влюбленных. Удивляло ее лишь одно – почему же о нем все забыли на долгие столетия? И к чему была вся таинственность и взятое с нее обещание хранить детали ритуала в строгом секрете?..

Глядя, как повеселевшая пегаска убирает посуду со стола, жеребец испытывал смешанные чувства. За весь свой рассказ он ни разу не солгал – но о многом умолчал, отчего чувствовал себя просто отвратительно. Даже понимая, что все это было сделано ради нее; что расскажи он правду, она бы ни за что на Ритуал не согласилась. Хуже всего было понимание того, что истина обязательно всплывет, и всего уже через несколько дней, когда зрение станет его покидать.

«Она обидится на меня… что я умолчал, что не сказал всю правду. Будет кричать, даже плакать. Что-то из того, что было между нами, уйдет безвозвратно – наша искренность, доверие. Что придет взамен, что займет их место? Я ценю наши отношения, нашу дружбу, нашу близость – и пусть даже все это мне придется пожертвовать наряду со зрением, ее здоровье, ее счастье, ее будущее – все это стоит того. К тому же… я верю в то, что она поймет. Не сразу, с трудом, с неохотой – но поймет. Если же нет… то я совершенно не разбираюсь в пони!»

Из раздумий Коппервинга вывел мягкий тычок в плечо. Уже одетая, Скуталу почти приплясывала от нетерпения. Его собственный плащ был перекинут у нее через спину, а шарф и шапка были зажаты в зубах. Улыбнувшись ее предусмотрительности, пегас оделся сам, и вместе со своей подопечной отправился на Ритуал.

Яркий свет костра выдавал знакомую поляну. Приземлившись, он подождал, пока Скут слезет с его спины, и потянул ее за собой, к шатру Узури. Как он и думал, зебра была внутри; вытянувшись на матрасе, кобылка коротала вечер за курением кальяна и чтением какой-то книги. Увидев их, она поднялась на ноги, и приветливо улыбнулась.

— Здравствуй, Коппервинг. Здравствуй, Скуталу. Я – Узури; уверена, Крылан обо мне уже не раз рассказывал.

— Зд… здравствуйте, — смущенно пискнула Скуталу. Один лишь вид Узури вызвал у пегаски целую бурю эмоций. Восхищение, любопытство, потрясение… Зебру нельзя было назвать эталоном красоты – она была красива, но не прекрасна; но ее голос, умение себя держать, чувство собственного достоинства!.. В этот миг пегаска не только поняла причину чувств Коппервинга, но и невольно восхитилась им. Ведь даже в Эквестрии, где соотношение полов было в среднем один к пяти, встречались кобылы, которые могли себе позволить не бегать за жеребцами, а позволять уже им добиваться их внимания. Узури, хоть и была зеброй, без сомнения была на том же уровне – и при этом из всех прочих возможных кандидатов, выбрала быть именно с ним. Осмысливая все это, Скуталу случайно перехватила взгляды, которыми ее опекун обменялся со своей давней подругой – и вместе с завистью, неожиданно ощутила еще и ревность.

«Я признаю, что мне никогда не стать такой же кобылой, как она – но что мне нужно сделать, чему учиться, как себя вести – чтобы на меня однажды смотрели так же, как сейчас на нее смотрит Коппервинг?!..»

— Крылан, милый… Тебя не затруднит заняться облаками? А мы пока с этой прелестной юной кобылкой побеседуем – о своем, о кобыльем! – Широко улыбаясь, Узури поманила Скуталу копытом. – Не бойся же, я не кусаюсь. Это только в сказках злые зебры варят суп из маленьких пони. А мы ведь не в сказке, так?

Глянув напоследок, как Скут, словно зачарованная, идет на зов Узури, Коппервинг вышел на улицу. Было очевидно, что его подопечная уже попала под ее обаяние, и пегасу оставалось только гадать, какие «уроки» и «советы» преподаст зебра юной кобылке. Но… с этим он разберется позже. Сейчас же пришла пора заняться облаками.

Несмотря на кажущуюся простоту задачи, у Коппервинга ушло больше получаса на расчистку неба. Сказывалась близость к Вечнодикому лесу – сами облака были плотнее, хуже поддавались магии пегаса, так и норовили ужалить молнией. Очищенный участок то и дело заполнялся другими облаками – создавалось впечатление, что их скопилось столько, что им было тесно во всем небе. Наконец, его старания увенчались успехом, и над поляной и окрестностями холодным светом засияли мириады звезд. Приблизительно прикинув, что облакам потребуется не меньше нескольких часов, чтобы снова заслонить звезды, пегас счел задачу выполненной, и устремился вниз. Зайдя в шатер, он без особого удивления увидел, как Скуталу сидит едва ли не в обнимку с Узури, и увлеченно рассказывает зебре какую-то историю. Завершился рассказ дружным веселым смехом; и лишь после этого кобылки обратили на него внимание.

— Скути, милая! Теперь мне пора посекретничать с нашим дорогим жеребцом. Помнишь, к нам Агата заходила? Иди, сходи сейчас к ней, она поможет тебе с последними приготовлениями! – Узури мягко шлепнула кобылку по крупу своим заплетенным в бесчисленные косички хвостом. На что та лишь улыбнулась, и без промедления выскользнула за порог.

— Смотрю, вы поладили? – спросил пегас, усаживаясь на матрас рядом с зеброй, и обнимая ее крылом. – И… как тебе Скуталу?

— Поладили — не то слово! – хихикнула та. Прижавшись к теплому боку жеребца, Узури зажмурилась от удовольствия, а затем продолжила: — Поздравляю тебя, Коппервинг. У этой юной леди есть характер, есть порода.

— Порода? – недовольно переспросил пегас. – Мы говорим о пони, а не о собаке! Какая еще к Дискорду «порода»?

В ответ зебра без предупреждения укусила его за шею.

— Ай! Больно же, ты что творишь? – потирая место укуса, жеребец непонимающе смотрел на подругу. На ее лице не было ни улыбки, ни радости, а глаза смотрели внимательно и холодно.

— Порода, Коппервинг, есть то, что отличает знать от черни, великого от незначительного. Бывают исключения, и в обе стороны – но если среди высокородных шанс на отбраковку достаточно велик, то для низших вероятность создать себе породу крайне мала. Условия не те. И пожалуйста, избавь меня от своих извечных тирад про равенство и братство. Ни пони, ни зебры, ни грифоны или минотавры – никто из нас не равен. Кто-то всегда в чем-то лучше, в чем-то хуже. Но даже при равных талантах у богачей и знати попросту больше возможностей для их реализации. Пока чернь работает, мы учимся. Пока они снова работают, мы путешествуем и узнаем новое. Пока они опять работают, мы имеем возможность развиваться, расти дальше. Словно клинки из лучшей стали, мы годами куемся в жаре чужих жизней. А все лишь для того, чтобы однажды суметь служить тем, за чей счет, чей труд, чей пот мы стали тем, кем мы есть. Но все это справедливо лишь для тех из нас, у кого есть порода. А кто без нее… они лишь отдыхают, бездельничают, прожигают жизнь все то время, что одни работают, а мы учимся и становимся лучше.

— Это все здорово, и ты не раз мне про это говорила. Скут-то здесь при чем? Она не знатна и не богата, откуда у нее взяться той самой «породе» — и что с ней делать?

— А при том, глупыш. – Высокомерную улыбку на ее лице сменила улыбка искренняя, и словно в знак извинения, зебра нежно коснулась губами места недавнего укуса. – Она тот редкий случай, когда порода врожденная, а не приобретенная по праву рождения. В ней стальной стержень характера, она словно заготовка для меча, ждущая прихода своего кузнеца. Верь в нее! Заботься, уважай, учи! Не можешь сам – сделай все для того, чтобы она смогла получить достойное образование! И однажды, спустя годы, ты с удивлением увидишь, какой великолепный клинок получится из невзрачной заготовки. А тебя самого – уж не обижайся – запомнят в первую очередь за то, что ты был для Скуталу опекуном и другом, что заменил ей родителей и помог ей стать тем, кем она есть!

— Мм… Узури, а тебе не кажется, что из каждого второго жеребенка, окружи его заботой и вниманием, хорошими учителями и возможностью познавать новое, выйдет не менее «породистый» взрослый? – Было заметно, что слова зебры его задели. Но не последние, а скорее ее подход к вопросу в целом. – У многих тех, кого ты называешь «низшими», просто нет возможностей проявить себя! А получи бы они образование, то…

— …то стали бы беспородной, хоть и образованной, чернью, — оборвала его зебра. – Давай не будем спорить, ладно? Тем более сейчас. Друг друга нам все равно не переубедить, к тому же, сам этот вопрос является принципиальным для нас обоих. Все, что я хотела сказать – это лишь то, что твоя подопечная воистину удивительная кобылка. Ты для нее уже сделал многое – так не останавливайся и впредь, и твои усилия окупятся стократ.

— Да понял я, понял! – закатил глаза пегас. – Как будто я без этого собирался ставит на ней крест, и запрещать учиться! Давай лучше перейдем к Ритуалу – что мне нужно сделать для подготовки? Что мне нужно будет делать в его процессе? Как вообще он будет проходить?

— Делать? Да почти что ничего, — хмыкнула зебра. – Будешь себе сидеть в обнимку со своей ненаглядной все это время, да и все. Глаза тебе помажем в какой-то момент – вот и все твое активное участие. А вот подготовка… это куда как более интересное. Давай, раздевайся! Ну же!

— Зачем это? – настороженно спросил пегас. В голову тут же полезли мысли, одна хуже другой. Нет, против секса с Узури прямо на очерченных знаках алтаря он бы ничего не имел, но ни при Скуталу же!

— Красить тебя буду! – весело улыбнулась кобылка. – В Ритуале должны участвовать зебры – а ты у нас бесполосый! Надо исправить! Агата в это время твою подопечную разрисовывает, ну а с тобой я и сама повожусь!

Спустя еще полчаса с покраской было покончено. Вопреки первоначальным опасениям, Узури не стала красить его целиком, а лишь нанесла на его шерстку темные полоски. Но не черного, а красного цвета – по ее словам, жертвенную зебре было принято перекрашивать таким вот образом, символизируя кровавую дань, взимаемую жрецами Ска’терри в пользу Звезд. Закончив с пегасом, Узури принялась за себя. Сперва она накинула на плечи бесформенный черный балахон. Затем, слой за слоем, она надевала все новые и новые элементы одежды, постепенно превращаясь в нечто таинственное и страшное. Нижние участки ног Узури щедро вымазала густой черной сажей от железного котла; та же участь постигла и ее лицо, после чего она надела редкостно уродливую маску. Накинув капюшон, кобылка повернулась к Коппервингу.

— Ну, и как тебе? – Даже сам доносящийся из-под маски голос звучал иначе. Он был одновременно грубым и визгливым, злым и презрительным. От одного его звука пегаса передернуло от отвращения.

— Чудовищно, — честно признался он. – И я даже знать не хочу, где, как и откуда ты раздобыла такую маску. И тем более, насколько глубоко в безумие погрузился тот, кто создал такую мерзость изначально.

— Ха-ха-ха! – в ответ та лишь рассмеялась. Смех звучал еще кошмарнее, чем голос. Откинув капюшон, Узури стянула маску, и бережно провела по ней копытом. Спутанные космы волос, искаженный злобной гримасой рот с торчащими вразнобой кривыми зубами, выпученные глаза со старательно переданным выражением безумия… На Ночи Кошмаров она бы взяла первый приз – напугав при этом всех вокруг. – По легенде, впервые такие маски начал создавать сам Цесса Вечный. А конкретно эту я сделала сама, из папье-маше и старого парика для карнавала. В той книге оказалась на удивление подробная инструкция!..

— Ладно, нам пора. – Закончив приготовления, Узури ткнула копытом в сторону часов, стоящих на крышке сундука. Те показывали без десяти минут полночь. – Вместе со Скуталу занимайте область внутри Круга Нергала, она знает, где это. Скоро начнем. Что бы ни случилось, ничего не бойся. Следи за Скуталу. Это очень важно! Запомни главное – как пациент, «страждущий», она и только она имеет власть над Ритуалом, стоит лишь ему начаться. Ее желания будут законом – но ты должен понимать, что неверным словом она может разрушить все. Имей бы она опыт, Скут могла бы управлять Ритуалом, устранять огрехи, усиливать его силу – но пока что может его лишь невольно оборвать. Вы можете разговаривать, даже кричать – это нормально и помехой не будет. Поэтому делай что хочешь, но не позволяй ей прервать Ритуал! Звезды такого не потерпят, и последствия будут чудовищны. И ни в коем случае не выходите из круга, пока я сама вам не скажу! А остальное… – она вновь надела маску – Мы сделаем сами.
Спустя пару минут Коппервинг сидел в обнимку со Скуталу внутри Круга Нергала. Надо было отдать должное мастерству Агаты – из пегаски получилась весьма симпатичная юная зеброчка! А судя по довольной улыбке Скут, идея с перекрашиванием пришлась ей по нраву – и жеребец мог биться о заклад, что уже в ближайшее время можно было ожидать такой же выходки сначала от ее подруг, а потом и от половины школы.

Без предупреждения, резко взвыла дудочка из рога антилопы. Следом за ней послышался ритмичный металлический стук того диковинного барабана. Глазам пони предстала жуткая картина. Узури, сжимая в копытах похожий на косу посох, на коленях буквально ползла по земле. Курильница, закрепленная на вершине посоха, источала из себя густой, странно пахнущий зеленый дым. Следом за ней медленно переваливалось нечто огромное. Не иначе, Зулун. Старик был с головы до самых копыт закутан в какой-то невероятный костюм, при ближайшем рассмотрении словно бы сделанный из многократно сложенных пучков соломы, торчащими стеблями наружу, словно иглы. За счет своего наряда, старый солдат казался почти вдвое больше; на груди у него висел илу, барабанные палочки которого были окутаны оранжевым свечением телекинеза Агаты. Сама она шла рядом, и старательно поддерживала ритм илу своей дудочкой. «Иво», вспомнил Коппервинг. Тело единорожки было целиком скрыто под черным костюмом, внешне неприятно напоминающим мех какого-то хищного животного. На ногах и по бокам спины, где обычно пони носят парадное седло, у нее висело несколько десятков сплющенных с боков колокольчиков – тех самых, что он заказывал у Стил Смита. На голове что у юной книжницы, что у старого солдата, были рогатые маски – разные на вид, но одинаково уродливые и злые.

Диковинная процессия медленно приближалась к сидящим в Круге Нергала пони. Чудовищная какофония в какой-то момент стала еще громче и пронзительнее – когда Агата, словно заправская газель или сама Пинки Пай, стала хаотично дергаться и прыгать, добавляя к безумному оркестру глухой звон десятков агого.

Когда они подошли еще ближе, Коппервингу отчаянно хотелось зажать себе копытами уши. А Скуталу напротив, сидела с зачарованной улыбкой, отбивая копытом такт «мелодии». Наверное, это напоминало ей об агрессивной музыке столь любимых ей Громовых Летунов – о каких-то других объяснениях и думать не хотелось. На какой-то миг ему отчаянно захотелось встряхнуть пегаску, разбудить ее от этого наваждения… но он нашел в себе силы сдержаться. Вместо этого, жеребец еще крепче сжал кобылку в объятиях, с удовольствием отметив, что та ответила тем же.

Обойдя круг три раза, процессия разделилась. Зулун занял свое место на пригорке; усевшись прямо на землю, он просунул передние копыта в какие-то щели между элементами костюма, и теперь мог играть на илу самостоятельно. Агата продолжала хаотично скакать по всей поляне – но если вой ее иво еще хоть как-то сочетался с барабанами старика, то агого звенели совершенно невпопад, придавая звучанию поистине кошмарную интонацию.

Узури же тем временем то ползала, то передвигалась шагом, то валялась в грязи, словно пьяная. И на секунду не выпуская посох, она временами начинала издавать какие-то звуки. Именно звуки, ибо то рычание и плач, хохот и гнусавое завывание, просто невозможно было назвать членораздельной речью. Все это походило на какой-то безумный маскарад, словно бы пообещали некий приз за самый устрашающий костюм, самую отвратительную музыку, самую чудовищную актерскую игру. Хуже всего было то, что кто-то это все придумал, отточил и зафиксировал в таком вот «совершенстве» — и более того, оно каким-то образом работало. Еще раньше Узури говорила про то, что это «темный» ритуал, но Коппервинг представлял его совсем иначе. Темнота, балахоны, заунывное мрачное пение, нечестивое причастие из резной серебряной чаши кровью девственной кобылки – реальность же оказалась куда страшнее, безумнее, темнее.

Внезапно какофония прекратилась. После той мешанины грохота и шума, тишина буквально оглушала своим спокойствием. Повертев головой, Коппервинг увидел Агату, с поклоном ставящую перед Узури какое-то блюдо или поднос. Приняв его, зебра с силой шарахнула концом посоха о землю, вызвав целый поток дыма из кадильницы. Выкрикивая непонятные слова, она закружилась волчком, одновременно ступая в обратном направлении, обходя Круг Нергала. Описав полный круг, Узури провыла какую-то короткую фразу, и рухнула ниц у подноса, и затихла в неподвижности. Спустя казавшейся вечной минуту, она вскочила на ноги, и вперила бешеный взгляд прямо в Коппервинга. Тот вздрогнул сперва от неожиданности, а затем и от страха – прямо на его глазах темные прорези маски начинали сиять нестерпимо ярким серебряным светом.

Подхватив поднос, зебра на трех ногах заковыляла к замершим в испуге пони. Улыбка сползла с лица Скуталу, и она изо всех сил прижалась к жеребцу. Зашептав слова одобрения и поддержки, Коппервинг попытался было заразить ее своей уверенностью, которую на деле уже и не испытывал. Не имея возможности отменить или прервать Ритуал, им оставалось только вытерпеть его до самого конца.

По мере приближения Узури, символы круга вспыхивали серебряным огнем, словно бы пытаясь остановить ее, а затем медленно угасали. По телу зебры змеилась паутина молний; конечности дергались, а спина выгибалась, словно натянутый лук. Ее колотило от боли, а движения напоминали игрушку, ведомую неумелым кукловодом – но она упорно шла, направляемая какой-то другой, внешней волей. Еще один шаг – и последний круг, засияв в ослепительной вспышке, обратился в прах.

— Же-е-ертва, — гнусавым голосом протянуло существо, некогда бывшее Узури. Забыв обо всем, пегас вскочил на ноги, не собираясь сдаваться без боя. Ритуал или нет, но происходящее начало переходить все границы! Но прежде чем он успел сделать хотя бы шаг, как его обхватило оранжевое сияние телекинеза, заключая его в прочный и неразрывный кокон.

— Агата! Пусти!.. – только и сумел выдавить пегас. Ответа не было; а сковывающая его магия, казалось, стала лишь сильнее. Из последних сил Коппервинг скосил глаза на Скуталу. В ее широко раскрытых глазах плескался ужас, а зрачки превратились в крохотные пятнышки. Кобылка цеплялась всеми копытами за его ногу, словно бы за якорь, являющийся последним островком нормальности посреди безумия и тьмы Ритуала.

— Узури! Очнись, Узури! – взмолился он. Не слушая пегаса, она подошла к нему вплотную, и принялась толстым слоем покрывать его глаза и веки отвратительно пахнущей грязью со своего подноса. И сколько он не пытался проморгаться, стряхнуть с себя эту липкую погань, все было бесполезно. – Узури!!!

— Ужас жертвы вечен! Боль жертвы питает Цесса Вечного! Кровь и жизненная сила жертвы наполнит собой тело страждущего! – Не обращая на него ни малейшего внимания, она продолжала свою работу. Вскоре оба его глаза были скрыты под толщей грязи, полностью лишив пегаса зрения. Под аккомпанемент ругани и проклятий Коппервинга, Узури протяжно завыла очередную молитву на непонятном языке.

В этот момент Скуталу отцепилась от ноги пегаса и вышла вперед, загородив его собой от зебры. И хотя у нее лязгали от страха зубы, она нашла в себе силы прикрикнуть на Узури:

— Пр…Прочь, ведьма! Не нужны нам твои ч-ч-чары! Отп-п-пусти нас!

Словно в ответ на ее слова, сияние вокруг Коппервинга ослабло, а сам он от неожиданности грохнулся наземь. Монотонная молитва Узури прервалась на полуслове, и наступила зловещая тишина. На самом краю слышимости пегас услышал странный звук – то ли писк, то ли едва слышный гул. Громкость его стремительно нарастала; казалось, что еще минута, и чему бы он не был предвестником, как оно уже будет тут. В голове пронеслись слова Узури: «делай что хочешь, но не позволяй ей прервать Ритуал! Звезды такого не потерпят, и последствия будут чудовищны!..» Объятый сверхъестественным страхом, жеребец отчаянно закричал, обращаясь к своей подопечной:

— Нееет! Скажи ей, пусть продолжает!

— Но, Коппервинг!.. Это… Это ведь какой-то кошмар, безумие!.. – недоуменно отозвалась та.

— Сейчас же! Пожалуйста! Ну же!.. – взмолился пегас. – Верь мне, прошу тебя!..

— Но… — секунду помедлив, Скуталу крикнула: — Узури, продолжай!

Странный звук пропал. Зебра продолжила свою молитву, словно бы и не прерывалась. Разве что телекинетическое поле, удерживающее своей хваткой пегаса, не заключило его в свою хватку вновь.

Ничего не видя, Коппервинг вслепую нащупал Скут, и сжал ее в крепких, почти до боли, объятиях. В ответ та сдавленно охнула, и прижалась к опекуну.

— Зачем? Зачем ты сказал, чтобы я велела ей продолжать? – шепнула она. – Это не просто какая-то древняя магия — это самое настоящее зло! В нет ничего из того, о чем ты рассказывал – вместо этого творится какое-то безумие!

— Ни о чем таком я и сам не знал, — виновато признался пегас. – А если бы мы прервали Ритуал на половине… случилось бы нечто ужасное. Даже думать не хочу, что это могло было быть!

Тем временем, зебра закончила свою молитву. Подойдя к пегасу, она железной хваткой обхватила его голову – а затем принялась слизывать языком ту вонючую грязь, что совсем недавно нанесла ему на глаза и веки. В тот же миг вернулась и музыка, разрывая уши мучительной какофонией.

Коппервинга передернуло от отвращения. Он прекрасно знал Узури, и отлично помнил некоторые особые части ее тела. И то, что сейчас влажно касалось его лица, жадными движениями смахивая эту отвратительную слизь, просто не могло быть языком его любимой зебры. Это было нечто мерзкое, бугристое, дурно пахнущее и совершенно чуждое всему этому миру. Кто или что сейчас занимало тело Узури, откуда это пришло и чем являлось – все это было совсем не тем знанием, которое он хотел бы постичь. Уже в который раз он содрогнулся от ужасов Ритуала – и, пожалуй, начал понимать древних зебр, объявивших Ска’терри войну на уничтожение. Если так они лечились – то как же тогда они проклинали врагов!?

Закончив с ним, зебра равнодушно отбросила пегаса в сторону, и направилась к замершей от страха Скуталу. Прежде чем Узури подошла к ней вплотную, кобылка взвыла, и попыталась было броситься наутек. В самый последний момент Коппервинг каким-то чудом успел поймать ее за хвост зубами, не дав покинуть границы круга.

— Пусти меня! Она идет ко мне – ты что, не видишь?! – визжала пегаска. Чувствуя, как жеребец настойчиво держит ее за хвост, не давая сбежать, она отчаянно забилась, словно пойманная на крючок рыба. – Пусти, пусти, пусти-и-и-и!

Прежде, чем он среагировал, Скут успела пару раз лягнуть его копытом прямо в голову, чудом не задев ни глаза, ни нос. Озлившись, он рывком подтянул ее к себе и навалился сверху, придавив к земле.

— Тихо ты, успокойся, — жарко зашептал ей в ухо Коппервинг. – Терпи, все почти закончилось! Мне тоже страшно, меня тошнит от ее действий и этой проклятой музыки, но! Я верю Узури. И верю в нее. Поверь и ты – и если не в нее, так хоть в меня, который верит в нее!

В этот момент тот жрец, ведьма, существо – которым некогда была Узури, подошло вплотную к сжавшейся от страха пегаске. Почти ласковым движением она коснулась ее подбородка, поднимая ее голову вверх… а затем неудержимым потоком выблевала съеденную ею слизь, прямо на ослепший глаз Скуталу.

Отчаянный вопль, полный отвращения и ужаса, разнесся по окрестностям. Пегаска отчаянно металась в захвате Коппервинга, из последних сил сдерживающего ее бешеные рывки. Но сколько ни трясла она головой, сколь не терла освобожденным-таки копытом глаз – все было бестолку, мерзкая гадость прилипла, словно клей. Наконец, она оставила безуспешные попытки – и горько разрыдалась, изо всех сил вжимаясь в обнимающего ее пегаса.

Ритуал тем временем близился к завершению. Бешеным ритмом взвыли клятые инструменты Ска’терри, вновь что-то завопила Узури – но уже как-то вяло, без прошлого напора, словно бы даже успокаивающе. В какой-то момент Коппервинг с удивлением обнаружил, что зрение к нему возвращается. Но… чего-то словно бы не хватало. То ли четкости, то ли цветов, то ли дальности обзора. Он посмотрел на Скуталу – отвратительные бурые потеки исчезали, осыпаясь мелкой темной пылью. Сама пегаска к тому моменту потеряла сознание, не вынеся чудовищности происходящего. Осторожно взвалив ее к себе на спину, Коппервинг собрался было выйти из круга, но тут его взгляд упал на Узури.

Зебра отчаянно каталась по земле, бешено молотя всеми четырьмя ногами. Тело ее выгибало вперед и назад, рот был широко открыт, но с него не срывалось ни звука. Наконец, ее конвульсии ослабли, и она без сил вытянулась на земле.

— Можно… Теперь – можно!.. Выходите… Ооо, Предки!.. – Отчаянным движением она сорвала с головы маску. Подбежавший к ней Коппервинг, едва взглянув на ее лицо, замер в ужасе. Казалось, что Узури постарела лет на десять. Под налитыми кровью глазами пролегли темные круги, скулы заострились, само лицо выглядело опухшим и прямо-таки мертвенно-бледным. Глядя на ошарашенного жеребца, зебра скривила губы в кривой усмешке:

— Ну и как… тебе… Ритуал? Теперь понимаешь… почему должен быть… в тайне?

— Понимаю, — глухо ответил пегас. – Потому что если такое вскроется, никто и никогда не станет доверять зебрам.

— Верно! Так цени…те же то, чему были свидетели!.. – Тут к ней наконец-то подбежали Зулун и Агата. Не способный самостоятельно освободиться от громоздкого костюма, старик напоминал не зебру, а скорее бизона – разве что с толстыми, как у слона, ногами. Подняв Узури магией, Агата уложила ее на спине Зулуна, и торопливо сунула ей горлышко фляги с водой. Жадно глотнув, она перевела взгляд на пегаса:

— Ритуал… Ритуал прошел успешно. Ее глаз полностью исцелится через три дня.

— А что с моим зрением? Узури! – отчаянно крикнул Коппервинг.

В ответ та лишь устало улыбнулась:

— Если бы нас постигла неудача, ты ослеп бы сразу. Радуйся, что эта пигалица тебя на самом деле любит…

Оставив позади едва не умершего от облегчения пегаса и его подопечную, Узури со своей свитой медленно направились в лагерь. Ритуал был совершен – но какой ценой?..

— Жду тебя на месте! – чтобы придать своим словам больший вес, Вайлд Панч постучал копытом по деревянной двери, ведущей в по-спартански скромные покои Айроншилда. Хотя, дверью это можно было назвать лишь с натяжкой: наспех сколоченные и подвешенные на скрипучие петли доски – не более.

— Так точно! – отозвался человек.

Затянув ремень потуже и проверив, надежно ли крепятся ножны, он скользнул взглядом по стене, выполнявшей роль его памятки. Добрая ее половина была скрыта за всевозможными записями и памятками: начиная от времени принятия внутрь различных ингредиентов для последующей адаптации организма и заканчивая расписания лекций и самостоятельных физических тренировок. Но среди всего этого нагромождения особое место занимало письмо Литлвиш. Выполненное скорее в стиле красочной поздравительной открытки, оно изображало юную пони-воительницу, смущенно протягивающей своему облаченному в сверкающий доспех избраннику пышный букет хризантем на фоне радужных водопадов. Избранник получился не очень умело, но, как это говорится, с видимым старанием: фигурой он был схож с минотавром, но руки-ноги больше походили на копыта, а вместо рогов красовалась буйная шевелюра. Да и на самом рисунке были отчетливо заметны многочисленные помарки художника, но желание автора преподнести свой порыв в нужном ключе пробивалось с такой любовью, что Айроншилд просто не мог оставить его пылиться в углу.

Выйдя в уже отреставрированный королевский зал, он на какое-то время позволил себе остановится и полюбоваться видом. А посмотреть было на что. Потолок украшали изображения солнца и луны, сплетенные в причудливом и одновременно гармоничном танце. Вдоль стен были развешаны шелковые полотна, последовательно ведущие рассказ о деяниях сестер-аликорнов, финалом которых являл собой поистине божественный узор их нерушимой дружбы, окаймленный шестью пони – олицетворениями элементов гармонии.

Приветливо кивнув встретившимся ему рабочим – а после той «героической» схватки с кокатриксами в замке его знал каждый первый – Айроншилд вышел за главные ворота. Реставраторы еще только приступили к своей работе, но даже человеку было ясно, что стертые войной и временем остовы будут старательно и бережно восстановлены. И снова он остановился. Теперь уже взирая на величественные чернокаменные башни, стоявшие чуть позади замковых ворот. Зачарованные магией аликорнов и неподвластные времени, они всегда вздымались выше любых здешних построек – дабы никто не усомнился в могуществе принцесс.

Со слов Найтлайт Луне и Селестии это архитектурное решение не особо пришлась по душе, но они не стали вносить какие-то изменения в план своих подданых – лишь попросили не делать их опочивальни в башнях чересчур помпезными и экстравагантными. И да, это были именно они – места, где божественные правительницы Эквестрии находили свое уединение, когда в этом была необходимость.

Айроншилд нахмурился, вспомнив еще кое-что из того, что успела рассказать ему стражница ночи после их… времяпрепровождения:

«Башни были недосягаемы ни для кого, кроме аликорнов – каждая из них могла войти в сокровенные своей сестры, ибо не было между ними тайн, присущих простым смертным, коими являлись их подданные. Но явив миру свою искаженную сущность, Найтмер Мун отреклась не только от родственных уз, но и от самой себя. И не могла она более ступить за очерченный ими же порог. Преисполненная гнева, обрушила Темная Госпожа невиданную доселе силу, желая стереть саму память о днях былых, но потерпела неудачу — лишь опалила в черное, некогда сверкающие белым и голубым башни.»

Будучи первой из сестер, кто вернулся в древний замок, Луна не стала тревожить опочивальню любимой сестры. Пробыв в своей башне несколько часов, она вышла обратно так же, как и вошла – без малейшего намека на эмоции. Холодный, подобно сиянию звезд, взгляд ее заставил даже Найтлайт – одну из самых доверенных приближенных Принцессы Ночи – воздержаться от вопросов.

У башен была еще одна интересная особенность. Установленные по всей территории замка магические светильники и факелы не освещали их, а сами башни не отбрасывали тени. Вообще. Но лишь в темное время суток. И когда последний лучик изредка видимого отсюда солнца скрывался за горизонтом, черная каменная кладка начинала поглощать любой падающий на нее свет. Что на фоне остальных построек заставляло башни выглядеть подобно провалу в реальности или черной дыре. Было ли так задумано изначально, или причиной стали попытки Найтмер Мун пробраться внутрь, человек не знал. Но смотрелось это жутковато.

Айроншилд достал из кармана похожий на тонкий стеклянный стержень – светлячок. Встряхнув его как следует, и дождавшись, пока он начнет озарять пространство вокруг ровным белым светом, мужчина двинул дальше – в сторону границы Вечнодикого Леса, где его должен был ждать Панч.

Не сбавляя шага, человек поднял голову: на черном, усеянными звездами полотне неба не было ни облачка, но снег, подгоняемый легкими порывами ветра, падал на землю, совершенно не заботясь о таких пустяках. Лес сам устанавливал свои порядки. И Айроншилду это рвало шаблоны по полной программе. Даже магия единорогов, к которой он уже давно успел привыкнуть, не могла создать что-то из ничего. Тот же Коппервинг, обладающий неоспоримым талантом к управлению погодой, не способен был жахнуть молнией, ни имей он поблизости хоть какой-нибудь источник. Но Вечнодикий Лес ломал, казалось бы, самые фундаментальные законы, присущие любому миру.

Правда, зажжённый Принцессой Луной очаг несколько приструнил Его изменчивую натуру, установив вокруг замка некое подобие защитного купола и принеся этому месту более-менее привычный порядок вещей. Но стоит лишь пройти чуть дальше, километра три-четыре, как погода возвращалась к привычному своевольству.

- Ничего такого, к чему бы я ни привык, — буркнул Айроншилд, все же запахнув ворот кафтана, который в силу его нового образа жизни пришлось несколько подрезать и доработать, дабы он не стеснял движений. Человек не боялся холода, он в каком-то смысле даже наслаждался им, но его личные ощущения далеко не всегда совпадали с тем, что без дальнейших последствий мог перенести организм. К тому же, чем дальше он отходил от замка, тем холоднее становилось.

Айроншилд свернул с дороги, ведущей в Понивилль, и стал буквально продираться через густые ветки пепельника – весьма занимательного кустарника. Свое название он получил за серого цвета листья, пронизанные темными прожилками, и черно-пепельные соцветия – точь-в-точь как непохожие друг на друга снежинки. А занимательным он был по следующим причинам. Первая, это сезон цветения: оно начиналось в конце осени и длилось до середины, а то и конца зимы. То есть, фактически, сезон приходился на самые холодные дни, когда Вечнодикий Лес накидывал на свои владения трескучее морозное покрывало. Вторая – его борьба за территорию, больше похожая на самую настоящую войну. Любые другие растения, посмевшие покуситься на место, где обустроился пепелник, нещадно уничтожались; даже деревья не в силах были пустить рядом свои корни. Ботаники Эквестрии и по сей день вели нескончаемые споры на тему способа размножения пепельника, но ясно было одно: уж если он закрепился где-то, то вывести его оттуда становилось самой настоящей проблемой. Ветви, крепкие и гибкие, с трудом поддавались даже остро наточенной стали. А если вы решите выкорчевать этот кустарник, то должны подойти к вопросу со всей серьезность, потому как даже самая малая его часть, оставшаяся в земле, с упорством минотавра пробьет себе путь наверх и вернет растение к жизни. К счастью, пепельник никогда не выходил за пределы Вечнодикого Леса, произрастая преимущественно вдоль дорог и тропинок. Но бывали и неприятные исключения – например, главный тракт, на котором за прошедшую тысячу лет пепельник успел прочно обосноваться.

Закончив с этой небольшой полосой препятствий, Айроншилд остановился и негромко выругался: почти весь его кафтан покрывала густая пыль, что осталась от соцветий чертового кустарника. В отличие от крепких веток и листьев, они распадались подобно пеплу, приложи к ним силу чуть большую легкого прикосновения. Пройди он вдоль дороги еще около километра, то нашел бы прореху в этой живой изгороди, но тратить время на обходной путь ему было попросту влом.

Отряхнувшись, человек задумчиво почесал затылок. Старый следопыт сказал, что оставит ему метки, ведущие к месту их сегодняшней встречи, но вот какого рода должны быть эти самые отметки умолчал. Хотя, блин, какие тут могут быть еще отметки, кроме следов на снегу?..

Не спеша, вперившись взглядом себе под ноги и освящая путь светлячком, Айроншилд двинул дальше. И правда, не пройдя и пары шагов, он наткнулся на свежие следы копыт… которые начинались так же внезапно, как и обрывались… Более того, чем дальше человек продвигался вперед, тем больше он не понимал, что тут вообще происходит. Следы появлялись то тут, то там в абсолютно хаотичном порядке, словно их обладатель был в стельку пьяным пегасом. Ну, если с первым мужчина легко бы согласился, то второе ставило его в тупик: у Панча не было крыльев. Ну не мог же старик прыгать по деревьям, аки Скратти. Сам зверек, не разделяющий столь ранних пробуждений, остался дрыхнуть в замке, чтобы после докучать своему двуногому другу, когда тот приступит к физическим упражнениям.

Айроншилд поднял глаза, изучая кроны деревьев. Ага, вот оно! В паре мест ветки явно были кем-то или чем-то потревожены, и упавший снег был тому подтверждением. Радость найденной улики быстро прошла, как только стала ясна ее абсолютная бесполезность.

Раздраженно выдохнув облачко пара, человек еще раз осмотрелся и наконец заметил хоть какую-то закономерность: обрывочные следы на земле и прорехи в кронах вели в определенном направлении – на север. Стараясь не забивать себе голову мыслями о том, как Панч провернул этот фокус, Айроншилд все так же потихоньку шел к предполагаемому месту их встречи.

Внезапно, на самой границе зрения что-то блеснуло. Пока разум пытался осмыслить происходящее, тело инстинктивно отклонилось назад. Переносицу прочертила обжигающая вспышка – пущенный со всей силы снежок без сомнений предназначался его голове. Секундой позже еще один снаряд полетел в сторону Айроншилда, теперь уже под другим углом и метя в корпус. В этот раз человек был готов и просто отошел в сторону:

- Панч, — вытянув перед собой магический светильник, крикнул он, — ставлю пять лет своей жизни, что это ты. Никто другой не стал бы забираться сюда в такую рань.

Широкий ствол похожего на осину дерева пришел в движения и из-за него вышел старый следопыт, облаченный в зимний маскхалат.

- Аккуратнее со ставками, парень, — откинув капюшон, хрипло рассмеялся пони и направился к ученику. – Ибо с последним ты дал маху.

- Вот как? Стало быть, есть еще заговорщики? – когда пони подошел ближе, мужчина заметил, что его обычно голубые глаза были почти черными, от неестественно больших зрачков – верный признак того, что следопыт использовал совиное зелье, позволяющее прекрасно видеть в темноте.

Поморщившись от ударившего в глаза света, следопыт надел висевшие на шее солнечные очки, заставив человека задуматься – мог ли его учитель быть неготовым хоть к чему-то.

- Хех… нет, уже нет, — покачал головой Панч. В зимнем камуфляже и с очками в довесок, он теперь походил на заправского героя старого, но бодрого боевичка. – А вот насчет самих заговорщиков ты прав, — он поднял взгляд, указывая на одну из потревоженных заснеженных крон. – Их работа… — жеребец собирался добавить что-то еще, но вместо этого резко взмахнул копытом, устремив в лицо Айроншилда целый ворох снега.

Словно по наитию, мужчина сделал шаг назад и поднял руки в защитном блоке, не давая снова застать себя врасплох.

- Неплохо-неплохо, — довольно ухмыльнулся старик. – Реакция у тебя что надо, но вот над внимательностью надо поработать: я минуты три шел в нескольких метрах от тебя, покуда ты бродил кругами с разинутым ртом, как деревенская кобылка по столичной площади… — он снова поднял копыто, но теперь уже чтобы нарочито медленно почесать за ухом. – Расслабься, больше никаких внезапных атак, — добавил Панч, не без улыбки наблюдая за тем, как напрягся его подопечный, — во всяком случае, пока…

Плечи Айроншилда опустились, но внутренняя паранойя продолжала держать его в боевой готовности на случай новых сюрпризов.

- Признаю, ты меня подловил, — стараясь выглядеть непринужденно, ответил он. – Начиная с «места встречи» и заканчивая этим маскарадом. Я-то думал, что топать мне еще и топать…

- Типичная ошибка новичка, — без тени иронии заметил жеребец и куда-то в сторону. – Идем.

- Куда?

- Просто двигай крупом.

Человек последовал за наставником, углубляясь все глубже в чащу леса.

- Так вот, — продолжил пони, — как и все – я подчеркиваю – все новички в нашем нелегком, но благородном деле, ты совершил классический промах, а именно – слишком увлекся своей целью. Чем повесил на глаза шоры, совершенно не заботясь о том, что происходит вокруг. Я тебя не виню, ибо сам был таким попервости, но… — он внезапно прервал свою мысль, — что мы щас прошли?

- Э-э-э… – сбитый с толку, Айроншилд растерянно оглянулся по сторонам в поисках ответа. дерево?

— Ну, деревьев тут полно, — жеребец усмехнулся, — но вот одно выделялось на фоне остальных – кора в паре мест выглядит чересчур гладкой, словно отшлифована. Древесный волк недавно кормился, значт… — он многозначительно посмотрел на человека.

— … значит… это отбившийся от стаи или же изгой, — закончил тот, вспоминая недавние уроки Панча. – В противном случае, обглоданных деревьев было бы куда больше.

Вернувшись из дозора на следующий день после пробуждения Айроншилда, старик к его удивлению не стал корить его за устроенную самодеятельность, да и вообще не касался того злосчастного события – лишь поинтересовавшись самочувствием. Результаты поисков нового вида кокатриксов следопыт тоже не стал обсуждать. Выждав отмеренные врачом три дня постельного режима, жеребец приступил к обучению и начал с лекций об одном из самых известных всем пони творений Вечнодикого Леса – древесном волке. Информации по этому поводу он вывалил вагон и маленькую тележку – и это была только верхушка айсберга. Биология, повадки, иерархия стаи, ареалы обитания, особенности размножения и много чего еще – Айроншилд только и успевал, что записывать за ним, да после перечитывать и запоминать.

- Ничего не забыл? – Вайлд выжидательно посмотрел на него.

- Разведчик? Но я думал, что они уже успели исследовать все вдоль и поперек — с тех пор, как в замок прибыли строители.

- Зависит от стаи, — пожал плечами пони, — некоторые просто жуть, как любопытные… так, что там у нас на очереди?

Они продолжали углубляться в лес, а Панч продолжал задавать вопросы о древесных волках, совмещая их с совсем уж нелепыми на первый взгляд вопросами вроде «было ли дупло в том дереве?» или «какой день недели был перед тем, что был позавчера». От всей это чехарды голова Айроншилда пошла кругом, и он совершенно потерялся среди бесконечных опушек, ручейков и оврагов.

- Вот такой подход мне нравится, — резюмировал жеребец, когда они остановились у небольшого замерзшего озера, на островке в центре которого возвышалась столетняя голубая ель.

Айроншилд озадачено приподнял бровь, покрывшуюся к этому моменту легким налетом инея. Он взглянул на следопыта, стараясь одновременно прикинуть, сколько уже прошло времени с момента их встречи. Судя по взошедшему солнцу, а так же тому, что он не успел хоть как-то замерзнуть – около двух часов, не более.

— Никаких лишних вопросов с твоей стороны за время нашей небольшой прогулки, — продолжил пони, не обращая внимания на его удивление. – Но ты отвечал на все мои – пусть и, скажем так, не всегда успешно.

- Сейчас ты, наверное, поведаешь, к чему всё это было, — намеренно избегая прямого вопроса и превратив его в некую форму вопросительного утверждения, сказал человек.

Он бросил взгляд на кристальную гладь озера и почувствовал, как у него перехватило дух. Невообразимые, в чем-то диковатые узоры на льду переливались под солнечными лучами в причудливом и завораживающем танце. Природа Вечнодикого Леса, хоть и была по большей части враждебной, все же привносила некую красоту в этот мир — нужно было просто уметь ее разглядеть.

— Многозадачность. Идеальный следопыт должен быть не просто готов ко всему, — ответил Панч и для пущей серьезности, поправил очки. — Он должен… нет, обязан одновременно держать в голове хренову тучу информации, подмечать, шо творится вокруг, просчитывать любой возможный исход событий, не забывая и о текущей цели. И… — Панч с ухмылкой взглянул на своего ученика, — если дела его все же стремительно покатились в Тартар, доверять своей интуиции.

- Ага… — протянул мужчина, видя, куда клонит его наставник. – Выходит, что я таки не балбес, а молодец.

- Балбес и, еще каких поискать, — смеясь, осадил его эго пони. - К хорошему чутью надо бы приложить не менее хорошую подготовку.

- Значит, многозадачность…

- Именно! И давай-ка закрепим ее еще разок – на обратном пути, — он поднял копыто и посмотрел на часы с ударопрочным двойным стеклом, в которые также были встроены компас и магическая подсветка. – Как раз успеем вернуться вовремя – ты же не забыл о пепельнике?

Айроншилд в отвращении скривился, а во рту возник фантомный привкус этой гадости:

- Такое забудешь, но, — он похлопал себя по груди, где во внутреннем кармане лежал небольшой флакон со смесью льняного масла и пыли, оставшейся от соцветий растения, — я прихватил его с собой – на случай, если мы задержимся.

- Не морщи так нос, приятель – если окажешься голым посреди промерзшей тундры, еще спасибо скажешь. Согревает – мама не горюй! А лучше привыкай: почти все наши зелья и отвары на вкус едва ли не хуже стряпни моей тещи, — хохотнув, Панч перевел взгляд на человека и махнул копытом. – Потопали уже, — проворчал он, видя, что не вызвал своей шуткой на лице двуногого никаких эмоций, — Расскажу тебе кое-чо для, так сказать, общего развития. Не боись, записывать ничего не надо. В случае чего, потом повторю.
Обратно Вайлд повел его другим маршрутом – более, как показалось человеку, коротким.

В этот раз лекция была об истории и структуре Ордена Следопытов, что зародился в незапамятные времена, еще до появления сестер-аликорнов.

В те далекие времена не существовало еще единого государства, что известно сейчас под именем Эквестрия. Многочисленные поселения земных пони были раскиданы среди дремучих лесов, бескрайних степей и холодных отрогов гор. Окруженные далеко не дружелюбной местностью и подвергаемые постоянными атаками дикого и подчас смертельного зверья, они, тем не менее, не сдавались, и с присущим их племени упорством отвоевывали себе место под солнцем. Но за это приходилось платить немалую цену. Хорошо обученное ополчение было вполне способно оберегать деревни, но попытки расширить территорию, основать новое поселение, а порой даже и простые вылазки в лес, нередко заканчивались весьма плачевно. Нужен был кардинально другой подход. И вот, на очередном собрании старосты порешили – если они хотят что-то изменить, то надо брать дела в свои копыта. С этого дня каждое поселение должно было выделить хотя бы небольшой отряд добровольцев, которые за годы своей жизни успели не на словах познакомиться с ужасами, таящимися в темных чащах, под толщей воды и глубоких пещерах. В их обязанности так же вменялся регулярный обмен навыками и опытом. Только так, объединив усилия, могли они стать первой линией обороны — авангардом, что должен был бороться с врагом на самых дальних подступах.

Надо ли говорить – первые годы унесли немало храбрых жизней. Кто-то нашел свою смерть в когтях мантикоры, кого-то задрала волчья стая, кто-то не смог выбраться из цепкой хватки топких болот. Но самые сильные и ловкие, наиболее умные и хитрые, по-настоящему смелые и упорные – выжили. Выжили, чтобы стать первыми учителями, наставляющими будущие поколения следопытов, дабы они не совершали тех же ошибок и были готовы встретить любые опасности во всеоружии.

Время шло, молодой орден набирался опыта, но никакой опыт и смекалка не могли совладать с наступающими виндиго и их магией. С болью в сердце земнопони покинули обжитые места и следом за единорогами и пегасами отправились на юг.
Панч вел свой рассказ неспешно, то и дело останавливаясь или замолкая на секунду, заставляя этим Айроншилда в судорожно проигрывать в голове последние секунды их пути в ожидании очередного внезапного вопроса. Но старик лишь загадочно улыбался и продолжал свое повествование.
Одолев совместными усилиями злых духов зимы, уже объединенные племена принялись за освоение новых земель. Не сказать, что следопыты с радостью делились секретами с единорогами или пегасами – былые обиды все еще сидели занозой в креппкой памяти земных пони – но, все же, прошло совсем немного времени, как новые талантливые рекруты пополнили их ряды. Теперь Орден Следопытов был готов ответить на любые вызовы, что могла бросить на них дикая природа.

Явление Селестии и Луны стало началом новой эры развития Эквестрии. Разрастались старые города и закладывались новые, расширялась территория страны и реорганизовывались институты государства. В те же года был основан прекрасный и величественный Кантерлот, ставший символом силы и единства объединенных народов пони. Изменения не обошли стороной и Орден, пусть и коснулись его в куда меньшей степени. Эквестрия была разбита на округа, наблюдение за каждым из которых вверялось уже сплоченным и притертым друг к другу группам следопытов. Централизованного управления не предполагалось – лишь в случае войны Орден полностью переходил в подчинение верховного командования, исполняя роль разведчиков и войск экстренного реагирования. В остальное же время следопыты действовали в соответствии с ситуацией и собственными соображениями, отчитываясь время от времени одному из старост округа. Этим званием, прошедшим сквозь века от самого образования Ордена, награждали наиболее опытных и заслуженных следопытов – чаще всего тех, кто уже отошел от дел, посвятив себя обучению новобранцев. Панча, кстати, до сих пор просили взять управление над одним из округов. Но что тот постоянно отказывался, ссылаясь на то, что его место в поле, а не за письменным столом.

Так что на данном этапе Орден представлял собой полувоенную организацию, где в первую очередь ценились личная инициатива, умение находить нестандартные решения и легкая толика паранойи. Наверное, именно это – а еще здоровое пренебрежение правилами – стало причиной, почему следопыты без каких-либо проблем приняли в свои ряды вернувшихся из добровольного изгнания сарозийцев. Пока в гвардии бурлили нескончаемые споры и дебаты, следопыты и дети Луны уже вовсю обменивались опытом, учась друг у друга новым тактикам и приемам. Несколько увлекшись, Панч признался, что старосты даже не стали принудительно расформировывать прибывшие к ним отряды сарозийцев, обозначив это лишь на бумаге.
- А среди вас служили пришельцы? – поинтересовался Айроншилд, когда среди поредевших крон деревьев в отдалении замелькали чернокаменные пики башен. – Ну… не-пони?

- Имеешь в виду среди эквестрийских следопытов? Бывало, — ответил Панч, перешагнув через выступающие из земли корни. – Но не всем эта практика приходится по душе, — добавил он секундой позже и скривился. – Во всяком случае, с одной такой стервой я знаком лично.

- Надеюсь, со мной у тебя не возникнет проблем. Я бы не хотел…

- Чушь! – с вызовом в голосе воскликнул старик. – Эта выскочка может думать о себе все, что ей вздумается, но… — он выразил свое отношение к неизвестной человеку личности в емком и крепком ругательстве, — молоко на губах не обсохло, короче.

Айроншилд понимающе присвистнул, краям глаза продолжая рыскать вокруг на случай, если Панч снова разразится мозговыносящим вопросом:

- Да я смотрю, вы с ней прям на ножах, — сказал человек. – Знакомая песня.

- Знакомая, да не очень, — огрызнулся старик. – Короче, — он тяжело посмотрел на него, пресекая дальнейшее разговорчики, — не лезь вперед батьки в пекло – успеется еще. А давай-ка пока веди нас дальше сам, а то я чёт подустал. — Панч явно отдал этот приказ лишь для смены темы, ведь проложить обратный маршрут по столь явному ориентиру, как замковые башни, не смог бы только слепой.
По возвращении Айроншилда ждал приятный сюрприз: вместе с очередным обозом прибыла Твайлайт и Нёрди Боффин, теперь безвылазно обитающая в библиотеке, помогая подруге с переводом старых текстов. Но день был в самом разгаре, и у человека впереди было еще множество дел: новые лекции сменялись повторением уже изученного, следом шли тренировки – да и Скратти тоже требовалась толика заботы и внимания. Поэтому, как бы ему не хотелось пообщаться с новоприбывшими друзьями, пришлось задвинуть это желание на второй план.

Уже вечером, изрядно пропотев за долгое занятие, человек наконец отложил в сторону тренировочный деревянный меч. Приняв контрастный душ и наспех перекусив, Айроншилд поспешил в библиотеку. Скратти хотела было отправиться вместе с ним, но прикинув, что ей точно не позволят бесцеремонно шнырять среди древних книг и манускриптов, решила вместо этого погонять обосновавшихся в окрестностях замка птиц.

Вглубь просторной залы уходили бесконечные ряды книжных шкафов и полок. Войдя внутрь, Айроншилд с удовольствием вдохнул тот особый спертый воздух, что является непременным спутником многих тысяч книг, собранных под одной крышей. Будучи ребенком, он частенько пропадал в библиотеке за чтением очередного героического эпоса различных народов мира, то и дело представляя себя на месте несущего спасительный огонь Прометея или неустрашимого Добрыни Никитича. Любую из книг можно было взять домой, но ему нравилось то вдохновение и умиротворение, что дарили эти стены. Даже вечно хмурые библиотекари виделись в его воображении преисполненными мудростью старцами, хранившими древние знания.

Пройдя мимо статуи Старл Свирла Бородатого, человек свернул в небольшой закуток, где Твайлайт обычно проводила свои научные изыскания – словно стараясь уединиться в и без того пустующей библиотеке.

Единорожка и Нёрди корпели над объемным свитком, конец которого едва ли не сваливался с противоположной стороны стола. Заметив Айроншилда, они помахали ему копытами, но их приветствие вышло каким-то натянутым, будто они хотели избежать очень неприятного для них разговора. Мужчина мысленно пожал плечами, сославшись на поздний час и усталость своих подруг.

- Ух ты… — неуверенно улыбнулась Твайлайт, когда Айроншилд подсел к ним. – Я думала, что Панч отпустит тебя несколько позже, — она посмотрела за плечо человека, где под потолком висела магическая проекция часов, видимая из любой точки библиотеки. Стрелки показывали без пяти восемь.

Мужчина добродушно усмехнулся:

- Так бы и вышло, не возьми я у одной пони привычку планировать свои дела заранее, — сказал он, на что Нёрди многозначительно закатила глаза. – Ты успела заинтриговать меня словами о важных новостях. Так что… вот он я!

Кобылки переглянулись, и человек был готов поклясться, что они обмениваются неслышимыми для него мыслями.

- Ну…кхм… — прокашлялась земнопони. – Мне еще надо разобраться в запутанном ключе одного засекреченного грифоньего письма, так что буду кратка. Раз уж я тут осела на неопределенный срок, проблем с нашими уроками возникнуть не должно. Главное, чтобы ты время нашел.

- Ну, старик вошел в положение и обещал не нагружать меня по первости, стало быть… — протянул он, не понимая, с чего вдруг эти пони смотрят на него так, словно в чем-то виноваты. – Время найдется…

- Вот и зашибись! – поспешно перебила его Нёрди. – Значит, договорились… Ну, Твай… до завтра тогда, ага?

- Да, Нёрди, до завтра… — тяжело вздохнула единорожка, провожая взглядом свою уже удаляющуюся подругу. Подхватив свиток, она с преувеличенным старанием принялась его скручивать. Несколько раз, словно бы недовольная результатом, кобылка начинала заново – со стороны же казалось, будто она просто тянет время.

- Тва-а-ай… — обратился к ней Айроншилд, уже в не себе от подтачивающей его паранойи. – Так что за новости?

- А?.. Ой, прости… я… я просто задумалась…

- Не слишком ли быстро она свалила? Я точно не помешал?

- Н-нет… мы как раз закончили… Как у тебя дела? – кобылка выдавила из себя очередную улыбку, но получилось это, мягко говоря, не очень убедительно. – Прости, что не смогла тогда навестить вместе с Эпплджек и Флаттершай…

- Я в полнейшем порядке, — ответил человек и подозрительно на нее посмотрел. – А вот о тебе такого не скажешь. Если ты устала, давай встретимся завтра утром, я…

- Нет-нет, усталость тут не причем… просто, Скуталу…

- О, боги… — сердце его ёкнуло от закравшихся в душу мыслей. – Только не говори, что началось заражение или, еще хуже…

- В том то и дело, что она идет на поправку… Чего не скажешь о Коппервинге…

Айроншилд терпеливо смотрел на нее, не желая прерывать очевидными вопросами.

- Это случилось так внезапно, никто не подозревал… эта зебра, Узури… она провела одной ей известный ритуал, который вылечил глаз Скуталу, но ценой зрения Коппервинга…

- Что?.. – на мгновение ему показалось, что магический переводчик дал сбой – настолько невозможным и диким было сказанное единорожкой.

- Да знаю я! – с досадой бросила Твайлайт. – Не доглядели… — она выдала нервный смешок, осознав, как нелепо сейчас прозвучали ее последние слова. – Но теперь уже ничего не поделаешь…

- Вот так просто? – человек растерянно посмотрел на кобылку, ошеломленный ее вердиктом и тем, что ему не послышалось. – То есть, Коппервинг ослеп на всю жизнь?

- Нет… Во всяком случае, если верить Узури. Она заверила Коппервинга, что слепота продлится месяц, максимум – два… — по ее лицу пробежала тень. – Заверила, чтобы исчезнуть почти сразу же после ритуала… ох, не добру всё это…

Айроншилд провел ладонями по лицу и шумно выдохнул:

- Скуталу и правда лучше? – спросил он спустя несколько секунд. – В смысле, никаких побочных эффектов и прочего?

— Доктор Хорс говорит, что да. И что бы ни было причиной этой сверхъестественной регенерации, глаз исцеляется прямо на… глазах, уж прости за тавтологию. – Твай натянуто хихикнула своей невольной шутке.

- Ох, Коппервинг, чертов ты упрямец… — прошептал человек. – Но благородный упрямец, что ни говори. Поступил, как настоящий мужчина…

- Он не хотел никому говорить о своем состоянии, — тихо сказала единорожка, — но такие вещи невозможно долго держать в секрете. Сейчас весь Понивилль говорит об этом… чудесном исцелении…

- Я навещу его, как только смогу, — заверив скорее себя, чем Твайлайт, сказал Айроншилд. – Нет, я завтра же буду просить Панча об увольнительной…

Кобылка положила ему копыто на плечо и тепло улыбнулась. Вот только за этой теплотой до сих пор проглядывалось непонятное человеку чувство вины.

- В этом нет нужды, — сказала она. – Скуталу ни на шаг от него не отходит, да и сам Коппервинг просил передать, чтобы ты, цитирую, «не дергался и не драматизировал подобно изнеженной барышне».

- Стоило ожидать от него таких слов… — хмыкнул мужчина, не отбросив своих намерений вырваться, как только выпадет такая возможность. – Твай?.. – он озадаченно посмотрел на подругу, когда она, все еще не убирая копыта, закусила губу и отвернула взгляд.

- Есть еще одна новость… — ее голос дрогнул. – О твоем возвращении домой…

- А что, он откладывается? – Айроншилд ободряюще похлопал ее рукой. – Да не волнуйся ты так! Я ж понимаю, что это тебе не за хлебом в булочную сходить…

- Ты не сможешь вернуться! – в отчаянии выкрикнула пони. – Никак, понимаешь? – на ее глазах навернулись слезы. – Прости меня… я… я просто… я не знала, как тебе сказать…

В библиотеке повисла гробовая тишина, нарушаемая лишь тяжелым дыханием единорожки. Человек же словно окаменел от такой новости.

- Так… — наконец, выдавил из себя Айроншилд. – Давай по порядку… что, как и почему.

- Это невозможно… не считая записей сошедшего с ума пони, нет более никаких подтверждений тому, что между мирами возможно упорядоченное перемещение!

- Что это за записи и кто их автор?.. – человек пока еще сохранял видимое спокойствие, но все его существо уже начало стремительно затягивать в черную дыру.

- Бедняга Колд Фит… он – единственный из смертных, кто пережил пытки Дискорда. Я же не просто так позвала тогда Нёрди – не только ради твоего обучения… Я наткнулась на его записи, больше похожие на бессвязные каракули, в этой библиотеке… Я уловила общий смысл, но очень быстро уперлась рогом в стену, и попросила Нёрди о помощи… Вместе мы разобрались в этом запутанном клубке, но легче не стало… Понимаешь, Дискорд не пытал пони в прямом смысле слова – что-то подобное было ниже его извращенного самолюбия. Для каждого он придумывал «испытание», связанное с личными качествами и талантами несчастного. Драконикус заявлял, что у каждой из созданных им загадок есть решение – надо лишь взглянуть на проблему под другим углом. Он загубил множество невинных душ, но лишь Колд Фит… — единорожка сокрушенно вздохнула. – Дискорд швырнул его в открывшийся портал и, крикнув напоследок «Выход где-то рядом!», оставил Фита в ином мире… мире столь ужасном, где отсутствует само понятие пространства и времени… где черное похоже на сладкое, а белого вообще не существует… это… — ее передернуло, — прости, я не могу продолжать…

- И ты поверила запискам сумасшедшего? – горизонт событий остался далеко позади, но человек продолжал хвататься за призрачную надежду.

- Он не сумасшедший! Во всяком случае, не был им до встречи с Дискордом… Фит был признанным мастером телепортации: он мог, не моргнув глазом, перенести себя в другой конец Эквестрии и обратно! Он был гением своего времени. Как раз по этой причине Дискорд и устроил для него тот кошмар – драконикусу было интересно посмотреть, что предпримет умелый заклинатель, оказавшись в таких стрессовых условиях. И среди порожденных искалеченным сознанием изречений единорога, мы смогли отыскать четкие и однозначные формулы… ты можешь покинуть наш мир или любой другой, но куда ты попадешь после этого, не смогут сказать даже принцессы… ты можешь просто испариться, кануть в небытие без надежды на возвращение… Даже сам Фит – уже сломленный и потерявший себя – до конца не верил в то, что ему самому удалось создать портал, ведущий именно в Эквестрию. «Лишь растворившись в волнах первородного хаоса и став его частью, можем мы склонить чашу весов на свою сторону. Но бойтесь многоликого, ибо настроение его подобно бурлящему водовороту, а благость непостоянна и мнительна» – примерно так звучат его последние слова… Прости, Айроншилд… — Твайлайт с болью посмотрела на друга, — но единственный шанс для тебя вернуться домой – довериться слепой удаче. И вероятность успеха… ничтожна.

Время замерло. Кобылка не сводила взгляда с застывшего на месте человека, боясь даже вздохнуть. Наконец, он откинулся на спинку стула и привычным жестом провел ладонями по лицу. Единорожка ожидала увидеть после этого горькую усмешку, потрясение – гнев, в конце концов, но никак не пугающий своей отрешенностью застывший и холодный лик статуи.

- Ясно, — даже его губы двигались подобно механизму, без малейшего намека на эмоции. Мужчина медленно встал. – Идем, я провожу тебя.

- Айроншилд…

- Прости, я забыл, что у тебя еще есть дела, — не говоря больше ни слова, он направился к выходу.
На негнущихся ногах он идет к… да неважно куда – он просто идет, а мимо стремительно проносятся воспоминания из прошлого. Воспоминания о людях: близких, родных и просто знакомых – людях, которым он больше никогда сможет сказать: «Здарова, друг, давно не виделись!»; руки которых он больше никогда не сможет пожать и чьи объятия ощутить. Они все остались там – за точкой невозврата.

- Айроншилд, да послушай же меня! – знакомый голос с надрывом пытается достучаться до него. – Это же не конец!..

Он слышит ее, но не слушает – возможно, и хотел бы, но не может. Мысли и образы пожирают его с потрохами. Все то, в чем он пытался так долго себя убедить, на поверку оказалось банальным самообманом.

Теперь маски сброшены, и реальное положение вещей запоздало стучится в дверь.

- А, вот ты где! – еще один знакомый голос. – Э-э-э... все в порядке?

- Это неважно, — бросает он в ответ, пытаясь убедить себя в значимости сказанных слов.

- Простите, мистер Панч, но сейчас очень неподходящее время!

Старые воспоминания смешиваются с недавними, пробуждая в нем чувство вины и словно заставляя выбирать между ними. Он пытается прогнать их, но с таким же успехом можно сдерживать ситом напор воды.

— Ну уж нет, я не собираюсь стоять в стороне, когда мой ученик похож на ходячий труп!

— Айроншилд, ну прошу тебя…

— Я сказал, это не важно.

Он чувствует неведомую силу, мягко прикоснувшуюся к его плечу и тут же отпрянувшую.

На какое-то время голоса – но не чертовы мысли – замолкают, и он видит себя среди знакомых вещей. Руки сами собой тянутся к холодной стали в попытке занять сознание хозяина чем-то спокойным и размеренным. Он садится на кровать и небрежно отбрасывает ножны в сторону. Вжух-вжух. Точильный камень начинает неуверенно скользить по поверхности лезвия.
- Какого хрена тут происходит? – шепотом обратился к Твайлайт старый следопыт, встав в дверном проеме и не сводя взгляда с человека, все так же машинально продолжающего затачивать меч.

Вместо ответа единорожка лишь покачала головой и аккуратно подсела к мужчине:

- Айроншилд… — скользящий звук на мгновение прервался, а брови человека задумчиво сдвинулись. Раздраженно хмыкнув, он вернулся к своему занятию, не проронив ни слова.

Твайлайт не собиралась сдаваться так просто. Она взглянула на друга, надеясь углядеть за его отрешенным состоянием что-то, за что можно было бы зацепиться, но вновь натолкнулась на каменную преграду.

«Думай, Твайлайт, думай… к каждому можно найти подход и помочь. Даже если он настолько замыкается в себе… даже если не хочет, чтобы ему помогали… или не хочет признаваться в этом?» – ухватившись за последнюю догадку, она последовала дальше. – «Если считать Айроншилда типичным представителем своего вида, то можно с определенной долей уверенности утверждать, что люди не склонны проявлять свои эмоции в том ключе, как привыкли это делать мы – пони», — мысленно проговаривала единорожка сделанную ею же запись, что пошла потом в отчет для Принцессы Селестии. – «Могу предположить, что в случае сильного стресса запускается следующий защитный механизм: в первую очередь происходит попытка дистанцировать себя от возможного вмешательства со стороны окружающих путем…»

Внезапно монотонные движения Айроншилда на несколько секунд сменились почти остервенелыми, а его лицо перечеркнула гримаса боли – если не гнева.

«Хватит рассматривать его, как очередной объект для исследования!» – с молчаливой злостью прикрикнула на себя пони. – «Он же твой друг! Друг, переживания которого нельзя отсортировать и разложить по полочкам.»
Человек перевернул меч и принялся затачивать другую часть лезвия. Но этого уже было недостаточно: канувшее, словно в небытие, прошлое все сильнее упрекало его, обвиняя в предательстве и обрубая все надежды на светлое будущее. «Не обманывайся, этот мир никогда не станет тебе домом», — нашептывали ему. – «Здешние обитатели могут казаться сколь угодно радушными и понимающими, но для них ты так и останешься чужаком – изгоем. Просто смирись с этим – так же как и с тем, что с удовольствием променял бы нас на это… недоразумение».

Он не хотел ничего менять, не хотел выбирать между двумя жизнями. Ему просто хотелось остаться в абсолютной тишине – вдали от всех упреков, от самобичевания и этих взглядов… в которых он чувствовал немую поддержку и доброту. Которые вселяли надежду…

«Надежда!» – он зло стиснул зубы. – «Надежда рано или поздно сменяется отчаянием, а затем опустошением. Не лукавь, ты же с самого начала видел это все занимательным приключением. Словно за границу смотаться на годик-другой, да? Смена обстановки, новые друзья, новая работа – ну а потом — домой, когда все надоест. Или нет? Ох, друг, ты даже сторону не хочешь выбирать. Не-е-ет, швейцарский нейтралитет тут не прокатит».
Панч и Твайлайт молчали. Кобылка, как и Айроншилд, изо всех сил прогоняла лезущие в ее голову мысли: чем больше она думала, как помочь другу, тем запутаннее все становилось. Но одно она знала наверняка: она не оставит его – она найдет тот ключик, что откроет дверь и поможет достучаться до него.

Старый следопыт хмуро смотрел на своего ученика: ситуация отдаленно напоминала ему что-то – что-то из прошлого. Или кого-то… Угрюмый взгляд жеребца сменился пониманием, а его брови поднялись в удивлении. Он не был уверен на сто процентов, но уже это натолкнуло его на мысль, что в данной ситуации они с единорожкой, скорее всего, лишние.
Роящийся в голове хаос стал почти нестерпимым. Он на секунду остановился и, глубоко выдохнув, потер виски пальцами руки.
- Айроншилд… — увидев в этой заминке шанс, вновь обратилась к человеку Твайлайт.

- Айроншилд?.. – неуверенно переспросил он, и секундой позже камень вновь заскользил по сверкающему лезвию. – Сомневаюсь…

- Ты не обязан держать это в себе, — сделала единорожка еще одну попытку. – Мы…

- Я же сказал, это неважно! – с пугающей яростью выкрикнул мужчина.

Рука соскочила на острие, и ладонь пробороздил глубокий порез.

- Ох, Селестия! – испуганно ахнула Твайлайт. - Я сейчас… — ее взгляд заметался по комнате.

Человек замер, молча наблюдая, как каменная кладка под ним окрашивается алым.

- Не шевелись! – схватив телекинезом висевшее на стене полотенце, она закрыла им рану. – Мистер Панч…

- Уже ищу, милая, уже ищу, — следопыт подскочил к старому секретеру, на крышке которого были разложены мешочки и емкости, помеченные неизвестными ему надписями на людском наречии. – Чтоб меня… надо было продублировать на эквинском… — ворчал он, открывая все подряд и принюхиваясь к содержимому.

Мужчина недоуменно смотрел на постепенно проступающую под тканью кровь. Снедающие мысли унеслись прочь, оставив лишь физическую боль и… чувство заботы, с которой пытались помочь ему эти пони.

— Ага, вот оно! – воскликнул Панч и схватил небольшой сверток. – Измельченные листья жгучей поросли. Можно использовать и для… — попрекнув себя за бесполезную сейчас лекцию, он протянул сверток единорожке. – Нанеси на рану и прижми, как следует. Вполне хватит до того, как наложим швы.

Следуя его словам, Твайлайт взяла шепотку порошка, нанесла на широкий порез и как можно быстрее вновь закрыла его полотенцем.

Человек инстинктивно дернулся, а по его лицу пробежала недовольная гримаса.

- Потерпи, — заботливо взяв его руку в копыта, сказала пони. – Сейчас пройдет.

- Твайлайт, я… — пробормотал он с трудом, чувствуя, как его собственный голос словно пробивается через толщу воды.

- Потом, все потом, — мягко сказала она, аккуратно увеличивая силу заклинания, позволяя ране закрыться под воздействием жгучей поросли. – Мы лишь приведем тебя в порядок, а дальше… — ее голос дрогнул. – … мы оставим тебя одного… если ты на самом деле этого хочешь.

Человек повел плечами, и единорожка испугалась, ожидая, что он попытается вырваться. Но вместо этого Айроншилд развернулся к ней – насколько позволяла удерживаемая телекинезом рука – и неловко уткнулся лицом в плечо.

- Спасибо тебе… — виновато прошептал человек. – Спасибо вам за то, что вы есть… — Айроншилд усмехнулся, — Ну отлично, не хватало только выдавать на-гора избитые клише.

Твайлайт подалась вперед и потерлась мордочкой о его щеку. Из ее глаз текли слезы.

- Конечно, мы здесь, Айроншилд, — с трудом справляясь с нахлынувшими на нее эмоциями, сказала кобылка. – Мы бы никогда не бросили тебя одного…

- Кхм… милая, — прокашлялся жеребец, окончательно убедившись в знакомой для него ситуации. – Ты, конечно, молодец, но лучше не продолжай.

- Что?.. – единорожка с негодованием посмотрела на жеребца. – Но ведь…

- Я узнаю этот взгляд, — жеребец ухмыльнулся и посмотрел на своего ученика. Айроншилд поднял голову и наблюдал за струящейся вокруг его руки магией. Но теперь в его взгляде Панч видел умиротворение, а не молчаливую агрессию. – Есть в нем что-то от минотавров – те тоже любители послать всех к Дискорду и побыть в одиночестве, когда всё пошло по пиз… кхм… под откос. К нашей удаче, его хватило ненадолго…

- Эй… — тихо проговорил человек, наслаждайся столь желанным сейчас покоем. – Я же все-таки не каменный – могу и поиграть на публику.

- И это хорошо… короче! – жеребец пристукнул копытом. – Я за нитками и иглой, а ты, — он исподлобья посмотрел на единорожку, — сиди тут с ним, но даже не вздумай продолжать этот душещипательный разговор: надо будет – сам начнет. Лучше взбодри его темой о том, что только самый распоследний балбес способен ранить себя вне служебных обязанностей.

- О, да… — не без сарказма подхватил Айроншилд, — как же я теперь, без руки-то – придется брать больничный по недееспособности.

Панч многозначительно фыркнул:

- Ага, но правая рука в полном порядке, так что никаких увольнительных – завтра будешь учиться готовить целебные мази… — сказал он и покинул комнату. – Тоже мне, — донеслось до них его постепенно удаляющееся добродушное ворчание, — простой царапины хватило, чтобы растрогать его чуть ли не до слез…

- Больно?.. – участливо спросила Твайлайт, когда стихли шаги старого следопыта. – Я знаю одно заклинание… — оставшись наедине с Айроншилдом, она к своему смятению поняла, что не знает на какую тему стоит переключиться.

- Не нужно, — ответил человек и снова положил ей голову на плечо. – Лучше расскажи какую-нибудь историю…

Каверзная просьба заставила единорожку в легкой панике перебирать в голове множество прочитанных ею рассказов, повестей и даже научных статей. Но Айроншилд быстро успокоил ее самым неожиданным способом.

- Например, о Свирле Бородатом, — предложил он. – Ты так часто упоминала его имя, что я просто обязан услышать полную историю.

— О… сейчас… — Твайлайт перевернула импровизированную повязку и, собравшись с мыслями, начала свой рассказ. - Будучи жеребенком, Стар Свирл никак не проявлял своих выдающихся талантов, как бы ты мог подумать. Более того, все учителя пророчили его полную бесполезность, как единорога! Но Свирл был не из числа тех, кто сдается – он…

Слушая все более увлекающуюся своим рассказом Твайлайт, Айроншилд чувствовал, как его собственные пророки окончательно умолкли и оставили свои черные проповеди.

Прошлое осталось в прошлом.

Глава 10

В ночь после Ритуала Коппервинг так и не сомкнул глаз. Смыв с себя красные полосы, он сидел на кухне с кружкой чая и напряженно думал, размышлял, прикидывал. Воспоминания об ужасах Ска’терри чередовались с мыслями о будущем – ведь ни его слепота, ни исцеление пегаски, не могли остаться незамеченными. А значит – вопросы и объяснения; принять его слова на веру сможет далеко не каждый, что приведет к слухам, кривотолкам и новым «версиям», одна безумнее другой. «Интересно, а кто из моих друзей-знакомых поверит моему рассказу? А кто отвернется – обвинив во лжи, или же не сумев примириться с правдой?»

Осторожная радость за Скуталу сменялась беспокойством об Узури. Пегаска вскоре вернет себе зрение – но какую цену заплатила за это его подруга зебра? Жеребец с содроганием вспомнил лицо Узури после Ритуала – краше в гроб кладут. И ведь непонятно, что с ней будет дальше. Пройдет ли это со временем, или ей тоже суждено было чем-то пожертвовать, дабы Ритуал прошел безопасно и правильно? «Она рассказала мне ровно столько, чтобы я на это согласился. Но что осталось тайным? И какие последствия могут подстерегать нас в будущем?»

Встав из-за стола, Коппервинг уже в который раз заглянул в комнату пегаски. Ее обморок сменился сном – тревожным и беспокойным. Кобылка металась на кровати, жалобно стонала, порой невнятно вскрикивала. Подойдя ближе, пегас осторожно прикоснулся губами к ее лбу – тот был мокрый от пота, но жара вроде бы не было. Поправив одеяло, Коппервинг вернулся на кухню, решив выпить еще одну чашку чая.

В ожидании чайника, пегас взял в зубы карандаш и занялся расчётами. Его слепота обещала серьезно ударить по их бюджету – ведь о том, чтобы в таком состоянии работать в погодном патруле, не могло быть и речи. А еще счета из больницы… Недобро улыбнувшись, Коппервинг достал присланные из Клаудсдейла документы об инвалидности, пару чистых листов бумаги и конверт. «Сами назначили – вот теперь и оплачивайте!», — зажав зубами карандаш, невнятно бурчал он себе под нос. Спустя пару минут, официальное письмо со всеми обоснованиями и отсылками на законы и параграфы, было готово. Ссылаясь на признание Скут инвалидом, пегас просил перенаправить счета в соответствующий департамент Клаудсдейла, и требовать оплату уже с них. «А как глаз восстановится, направлю им еще одно письмо, с требованием аннулировать этот несправедливый статус. Пусть пропесочат в ответ тех дурней, что выдали его не то что без осмотров и проверок – даже без личной встречи! А мы пока что хоть немного сэкономим, не повредит…»

Закончив подсчеты, Коппервинг подвел итог. Если не будет никакой подработки или помощи со стороны, то денег им хватит примерно на полтора месяца. «И это если не случится никаких непредвиденных обстоятельств или внезапных трат… Друзья, случись чего, в беде не оставят – но как же не хочется их впутывать в наши проблемы!..» Подхватив кружку с чаем, пегас принялся гадать, где он мог бы заработать хоть какие-то деньги, будучи полностью слепым. Результат был неутешителен – в маленьком провинциальном Понивилле такой работы просто не было. В городах крупнее – том же Лас-Пегасусе – было бы куда проще, но и там сперва пришлось бы долго учиться и привыкать, как к самой слепоте, так и к новой работе. Для него же, слепого на месяц или два – «Только бы Узури не ошиблась! И пусть будет месяц, всего лишь один месяц!..» – это тем более не подходило. Впрочем, у него было то, чего не было у прочих несчастных, лишенных зрения – Птуш.

— Да, мой хороший?.. – ласково окликнул птицу Коппервинг.

Задремавший было на кухонном шкафу, бухури лениво приоткрыл глаз и что-то недовольно скрипнул. Пегас улыбнулся. Если за каких-то несколько дней он научился без происшествий передвигаться по дому, полагаясь лишь на команды мудрой птицы – то как знать, что еще он сможет сделать, если продолжит тренироваться?

«Надо будет попросить у Твайлайт ее патефон – впереди у меня будет много свободного времени, которое не получится потратить на чтение. А потом, может и нам домой такую же штуку куплю – все-таки здорово, когда в любой момент можно услышать музыку!..»

Размышления пегаса прервал тихий вскрик кобылки. Вскочив, он поспешил к ней в комнату. Скинув одеяло на пол, она свернулась калачиком на краю постели и мелко дрожала. Вздохнув, Коппервинг снова накрыл ее – и вдруг замер, услышав свое имя, шепотом срывающееся с губ пегаски. Раз за разом Скуталу звала его, будто бы потеряла и не могла найти. Вдруг она дернулась, как от удара молнией, и словно бы попыталась отползти от кого-то невидимого.

— Узззз…зури! Прочь! Не… не подходи!.. – Пегаска то шептала, то вскрикивала; без сомнения, тень Ритуала отпечаталась в ее подсознании, превращая сон в изматывающий кошмар. Жеребец осторожно потряс ее за плечо, пытаясь разбудить или хотя бы избавить от дурного сна, но та никак не просыпалась. Напротив, кобылка заскрипела зубами и замолотила копытами, как будто отбиваясь от чего-то ужасного и враждебного.

— Коп! Копппер… винг! Помоги!.. Где… ты?! Одна! – Видя, как Скуталу – его подопечная, его друг! – мечется в плену кошмара, у Коппервинга защемило сердце. Отбросив стеснение и сторонние мысли, он залез на кровать и заключил пегаску в бережные объятия, пытаясь защитить и успокоить. Та была холодна, словно лед, но при этом с ног до головы покрыта липкой пленкой пота. Накрыв их обоих одеялом, пегас прижался к ее спине, щедро делясь своим теплом. В ответ Скуталу буквально вцепилась в его ногу, словно бы ища в этом жесте защиты и спасения. Вскоре она успокоилась – выровнялось дыхание, прекратились стоны и крики. Поерзав, пегаска поудобнее устроилась в объятиях Коппервинга. Затем, не просыпаясь, она что-то облегченно прошептала, и наконец-то погрузилась в сон, свободный от кошмаров.

Убедившись, что Скуталу успокоилась и согрелась, жеребец попытался было встать – но не тут-то было! Пегаска капканом вцепилась в его ногу – и сколько бы он не пытался высвободить зажатую конечность, у него не получалось. Конечно, можно было вырваться силой – но тогда бы она непременно проснулась. Смирившись, Коппервинг уронил голову на подушку. Ситуация, что ни говори, получалась неловкой – а со стороны и вовсе бы выглядела неоднозначной и двусмысленной. Чувствуя тепло тела своей подопечной, вдыхая ее чистый нежный запах, слыша ровное биение сердца и спокойное дыхание, пегасу едва удавалось сохранять спокойствие. «Да и сама поза… мы лежим, словно бы две ложки! Заснуть вот так с подругой, особенно после бурной ночи – это одно дело, но… со Скути?.. Эти мысли и реакция организма абсолютно неправильны – но я-то ведь тоже не железный!..»

Стараясь отвлечься, он приподнял голову и окинул пегаску взглядом. Та все еще напоминала своим окрасом зебру, но жеребец отлично помнил ее родные цвета. Рыжая шерстка, темно-розовая грива, хорошие пропорции во всем, кроме разве что крыльев. Уже не жеребенок, но еще не взрослая, подросток. Слегка высоковата, что не так уж и плохо – а в ее возрасте и вполне естественно. Кроме того, пегасы взрослели быстрее прочих пони – так что Коппервинг не мог не отметить, что его подопечная по определенным параметрам куда ближе к взрослой кобыле, чем ее подруги. «Однажды ты воистину осчастливишь своего избранника… или избранницу, не важно. И я все сделаю, чтобы так оно и было». С внезапно накатившей нежностью, Коппервинг ласково пригладил кончиком крыла ей гриву, и в который уже раз подивился своему поступку, что в итоге привёл к такому вот развитию событий. Ссора с Дэш, желание доказать ей, что та сдалась слишком рано; неприятие того, что жеребенку-пегасу даже некому научить летать; внезапное осознание того, что даже в светлой и благословенной земле Эквестрии есть ненужные дети… Все это, и множество других причин, великих и малых, разделили их со Скуталу жизни на «до» и «после». «А может правы были те жрецы минотавров, говоря, что все в жизни предопределено? Ведь не расстанься мы несколько лет назад с Рэйнбоу, я бы не отправился в Лас-Пегасус – а значит, не познакомился бы с Узури… А не сбеги она тогда на свою свадьбу – не вернулся бы обратно в Понивилль; или же вернулся, но уж точно не так скоро. Значит, не было бы опеки над Скут, а без зебры – не случилось бы исцеления. А не познакомился б с Балком – не знал бы, с какого бока подступить к ее беде с крыльями… Неужели для судьбы так она важна – с обоими глазами, и способная летать?..»

Тут уже Коппервинг замотал головой, прогоняя столь туманные размышления. Воистину, чтобы разбираться в таких высоких материях, или даже просто в это верить, нужно быть или безумцем, или гением. «Или минотавром… Не важно! Я сделал все, чтобы вернуть ей зрение, а скоро научу летать… Обучу всему, что знаю сам и чему она сама захочет научиться. А ее счастье, вместе с чувством заслуженной гордости за хороший и правильный поступок, будут мне лучшей наградой!..»

Как бы то ни было, но все эти мысли сделали свое дело – пегас сумел успокоиться, и ощущения от лежащей рядом кобылки перестали будоражить его сознание. «Чудо ты мое рыжее! Не сестра, не дочь, не кобыла – а настоящий друг. Спасибо тебе, что ты есть в моей жизни…» Незаметно для себя, Коппервинг уснул и сам. И весь остаток ночи его лицо озарялось легкой улыбкой радости и счастья.

Проснувшись поздно утром, Скуталу не сразу поняла, где находится. Последнее, что она запомнила, был тот отвратительный Ритуал… а теперь она лежит в своей кровати, ей уютно и тепло… даже слишком тепло. Слышался еще какой-то непонятный звук, а грива на ее макушке слегка колыхалась от… дыхания?!..

Похолодев, пегаска медленно повернула голову. Так и есть, рядом с ней негромко похрапывал Коппервинг. Более того, одна передняя нога лежала у нее под шеей, а вторую, оказывается, она сама крепко прижимала к своей груди. К непониманию добавилось смущение и… страх. «Рядом жеребец. Коппервинг. Жеребец! Впервые в моей жизни, так близко… даже вплотную. Чем же все вчера закончилось? Надеюсь, мы… он… мы… ничего такого не делали? Ведь так?.. И… что это такое упирается… мне… возле хвоста?..»

Откинув одеяло, Скуталу кубарем скатилась с кровати. Тяжело дыша, она с круглыми от шока глазами смотрела на пегаса. От резких движений тот дернулся и приподнял голову, сбитый с толку внезапным пробуждением. Заметив ее, он зевнул и сонно улыбнулся.

— Доброе утро, Скути…

Стремительно заливаясь краской, кобылка неверяще смотрела на своего опекуна. Точнее, на одну конкретную его часть… ту самую, что ее так напугала и взбудоражила. «Это… он ею… хотел со мной, в меня?!.. Какой стыд… позор!» Прислушавшись к своим ощущения, она с удивлением не почувствовала ничего неожиданного. Хоть и не имея никакого практического опыта, на уроках Черили она достаточно хорошо усвоила теорию. В том числе и знание о том, что первый... раз… весьма болезненный.

— Скути?.. В чем дело? Ты так смотришь… — в этот момент Коппервинг перехватил направление ее взгляда, и осознал, на что именно она смотрела. Вспыхнув, он стремительно накрылся одеялом. – Э… это не то, что ты могла подумать! Я просто… — виновато прижав уши, он снова посмотрел на пегаску, отчетливо замечая ее шок, страх и отвращение — Ничего не было, клянусь! – затараторил он. На его лбу выступили крупные капли пота. – Я не думал и даже думать не мог о тебе в таком… качестве! Ты вчера очень плохо спала, металась, кричала, замерзла вся… Я просто хотел… — жеребец нервно смахнул пот со лба и потупил взор, судорожно пытаясь подобрать верные слова. Давно уже в разговорах не стеснявшийся подобных тем, привыкший обсуждать секс и все с ним связанное напрямую и в открытую, сейчас пегас смущался, словно юный жеребчик, не заходивший дальше поцелуев даже мысленно. – П... просто хотел тебе помочь. Обнять, согреть, успокоить… Прости…

Слушая сбивчивые объяснения своего опекуна, пегаска постепенно успокаивалась. Теперь уже ей было стыдно за свои подозрения и за то, как она себя повела. Ведь за все это время Коппервинг не дал ей ни малейшего помысла для таких мыслей – а сейчас она отреагировала, словно перепуганная дурочка.

— И ты меня прости, — виновато сказала она. – Это все нервы… И прошлое. – Видя, как он дернулся от этих слов, пегаска поспешила добавить: — Нет-нет, хвала Селестии, ничего такого со мной не случалось. Просто… приют, все эти годы… Мы еще грустно шутили, что можно вывести жеребенка из приюта, но не приют из жеребенка. Прости меня, надумала себе всякого… — ее губы изогнулись в ироничной ухмылке – хоть и не на ровном месте.

Вздохнув, следующие полчаса Коппервинг рассказывал Скуталу о некоторых деталях и нюансах касательно полов, физиологии и всего сопутствующего. Отдельно обсудили пегасий «стояк крыльев» и схожую особенность, присущую только жеребцам, но зато всех видов. Смущенная кобылка слушала, приоткрыв рот от удивления; затем, осмелев, стала задавать свои вопросы – на какие-то пегас смог ответить, а по некоторым предложил переговорить с кем-то из кобылок постарше. Как бы то ни было, утренний казус был прояснен, и между ними восстановились прежние доверительные отношения.

Эта тема так увлекла пегаску, что они не прерывались даже за завтраком. И лишь уже допивая чай, Скут вспомнила про свой глаз. Он по-прежнему не видел – к чему она настолько привыкла, что уже не обращала внимание. Но вот ощущения его… они изменились, стали какими-то странными, словно бы там слегка покалывало и обжигало изнутри. Улучив момент, Скуталу шмыгнула к зеркалу, где с удивлением отметила свою раскраску «под зебру», о которой уже успела позабыть. С гулко бьющимся сердцем, она со всем вниманием осматривала глаз, надеясь углядеть хоть какие-то перемены. На первый взгляд он не изменился – но присмотревшись, кобылка увидела едва заметные нити, хаотично расчертившие мутную поверхность радужки. Пегаска была готова поклясться, что еще вчера их не было. Не в силах скрыть волнение, она осматривала их снова и снова, не замечая тихонько подошедшего к ней Коппервинга.

Видя ее воодушевление и радость, он приобнял ее крылом и взъерошил копытом гриву – а затем, слушая ее восторги и благодарности, и сам рассмотрел случившиеся с ней изменения… неприятно удивившись тому, что для этого ему пришлось прищуриваться. Присмотревшись, жеребец увидел не только появление пары новых полосок, но и смог различить их цвет. Сквозь серое пятно слепоты пробивалась фиолетовая радужка исцеленного, здорового, нового глаза.

Однако сам факт того, что ради такого ерундового осмотра ему пришлось прикладывать определенные усилия, наглядно показал Коппервингу, что его собственное зрение уже начало ухудшаться. Та зоркость глаз, которой он втайне гордился, начинала покидать его. «Еще день-два», — подумалось ему, — «и хорошо если свет от тьмы отличить смогу. Надо торопиться. Дела уладить… и Скути рассказать».

— Отличные новости! – вслух порадовался за нее жеребец. Старательно пряча тяжелые мысли за улыбкой и непринужденным тоном, он ткнул копытом в сторону кухни. – Я пойду приготовлю еще чаю – а ты бегом в душ, смывай свою… боевую раскраску! А потом возвращайся, нужно будет еще кое-что… обсудить.

Прошло каких-то десять минут, а Скуталу уже вернулась. Обернув голову пушистым полотенцем, она внимательно осматривала свои крылья, кончиком носа разглаживая примявшиеся перышки. Искоса поглядывая на нее, пегас нерешительно мялся, попросту не представляя, с чего начать этот разговор. Пытаясь придумать хоть что-нибудь, он отчаянно тянул время, с преувеличенной тщательностью заваривая свежий чай и медленно разливая его по чашкам. Тем временем кобылка закончила с крыльями, и прямо-таки светилась от хорошего настроения – было заметно, что ей не терпелось показать глаз подругам. Так и не дождавшись чая, она вопросительно посмотрела на Коппервинга, не понимая, отчего вдруг тот стал таким тихим и серьезным. Так и не продумав план разговора, он вздохнул и решил положиться на удачу.

— Скуталу… — возненавидев неуверенность в своем голосе, пегас хорошенько прокашлялся. – Скути… я должен тебе еще кое-что сказать. О… Ритуале.

Не найдя в себе силы сразу рассказать о том, какую плату с него взяло ее исцеление, он зашел с другой стороны, рассказывая о всех попытках найти для нее лечение в других местах. Пегаска слушала его с вытаращенными глазами – она и представить себе не могла, сколько сил и времени ее опекун потратил на эту проблему. История про письмо Сестрам и вовсе привела ее почти что в священный ужас – как от самой попытки, так и от реакции Луны. За тот срок, что она прожила у Коппервинга, Скуталу не могла не заметить, с какой любовью и почтением он относился к божественным сестрам-аликорнам. А тут такой удар… глупо было бы верить, что для него это могло пройти без последствий.

А пегас все говорил и говорил. Что-то кобылка уже знала, о чем-то услышала в более полной версии, а иные подробности ее неприятно удивили. Жеребец рассказывал о внезапном прибытии Узури и ее прошлых путешествиях; про то, как она узнала про ее беду и поспешила к ним на помощь. Об их воссоединении и долгих историях, поведанных ему зеброй.

Поражаясь его ровному и будничному тону, Скуталу выслушала легенды о Ска’терри и их жутких ритуалах. Все это зло, вся эта жестокость, потрясли пегаску до глубины души. А факт того, что в одном из них они вчера даже приняли непосредственное участие, подействовал на нее не хуже ведра ледяной воды, вылитого на голову. А Коппервинг тем временем продолжал рассказ – но становилось очевидно, что он начал повторяться, словно не осмеливаясь перейти к самой причине разговора. Решив помочь, Скуталу как примерная ученица вытянула вверх копыто. Удивленный ее жестом, жеребец запнулся, позволив ей вставить хоть слово.

— Коппервинг… я уже поняла, что ты хочешь сообщить мне нечто важное… может, даже страшное. Но никак не могу понять, что именно. Все эти истории… они жутко интересны и занимательны, но не приближают нас к сути. Пожалуйста… какими бы ужасными не были твои новости, расскажи о них. И мы вместе справимся со всем тем, что может случиться в будущем.

— Хорошо… — Жеребец тяжело вздохнул. – Но… тогда еще чуть-чуть истории. Последняя Ночь Кошмаров, тот праздник с Бароном Маути, который устроили мы с Зекорой... – Пегаска с готовностью закивала, вспомнив и саму ночь, и свое в ней участие. Тогда ей удалось напугать немало пони – и едва не покусать Свити Белль. От последнего ее окатило жаром, а щеки украсил легкий румянец. То, что тогда показалось ей игрой, внезапно обрело определенные далеко идущие последствия...

– Так вот. Целью было достать бутылку рома, помнишь? Ты туда так и не сходила, но в той пещере была иллюзия, созданная искусством знахарства Зекоры. Каждый, кто спускался туда, вдыхал аромат особой смеси трав и растертых в мельчайшую пыль еще кое-каких ингредиентов. В результате его глазам представало видение его самого сильного, потаенного, глубинного страха. Впервые я прошел через это еще в Лас-Пегасусе… Узури настаивала, что каждый должен встретиться со своим кошмаром – ну я и попробовал. И тогда моим величайшим страхом стала… — осекшись, он стиснул зубы, и наконец выдавил, — Слепота. С детства я боялся потерять зрение, или же как-то повредить глаза. Началось однажды, лет в пять, когда я увидел слепого пегаса – никому не нужный, он сидел на улице Клаудсдейла и просил милостыню. Незрячий, неспособный нормально летать и найти какую-то достойную работу, он был выброшен на обочину жизни жестокими традициями нашего общества. И я испугался, до смерти испугался, что однажды могу встретить такую же судьбу.

— Одержимый страхом за сохранность своих глаз, я выпросил у отца его старые летные очки… а надев, отказывался снимать их даже на ночь. Потом начались проблемы со сном, а следом – приступы паники и наяву. Кончилось все тем, что меня отвезли к очень хорошему единорогу-психологу. Мы поговорили, он подробно расспросил меня о причинах и мотивах моих страхов… а затем погрузил меня в нечто вроде транса. Очнувшись, я почувствовал себя гораздо лучше – безумие с очками прошло, сон наладился, да и бояться в целом стал куда меньше. Вот только… он лишь скрыл проблему, но не сумел ее убрать. Я никогда не забывал о ней, но и не вспоминал настолько, чтобы снова впадать в панику.

Спустя годы, уже в Лас-Пегасусе, Узури провела для меня ритуал барона Маути. Так я встретился лицом к лицу со своим забытым страхом... и с ее помощью смог осознать его, перестал бояться о нем даже помыслить… Я сумел принять, примириться с ним, и нашел в себе силы жить дальше.

Скуталу, замерев, слушала эти откровения. Было очевидно, что пегас по-настоящему раскрывал ей свою душу, рассказывая о столь потаенных и важных деталях своей биографии. Кобылку переполнила благодарность и гордость за доверие – а в голове тем временем сложился еще один кусочек мозаики.

— Так вот почему!.. – пораженно выдохнула она. – Вот почему ты из кожи вон лез, пытаясь вылечить мой ослепший глаз!

— Не только поэтому, — грустно улыбнулся Коппервинг. – И я не случайно рассказал про Ночь Кошмаров – но к этому вернемся чуть позже. А то, что я скажу тебе дальше, должно остаться в тайне, между нами – и Узури с ее свитой. Согласившись провести Ритуал, она подвергла себя нешуточному риску – и самим участием, и возможными последствиями со стороны своей родины. Так что пожалуйста, отнесись к этому серьезно. – Дождавшись кивка пегаски, он продолжил. – Зебры справедливо считают такие знания своей историей, национальным достоянием и бесценным сокровищем. Каким бы темным не было оно, это часть их прошлого, и не в их принципах делиться чем-то подобным с прочими народами. Более того – в отличие от своего изначального предшественника, этот Ритуал был радикально переработан, позволяя жертве перенести его лишь с временными, обратимыми последствиями. При этом исцеляемого это не касалась – он излечивался хоть и не сразу, но все так же навсегда. И это знание – революционное, невероятное, не имеющее цены – зебры уж точно не будут отдавать задаром.

— Уж будь уверена, они разберутся как в этом Ритуале, так и во всех прочих, что отыскала Узури, — продолжал жеребец. – Выяснят, что в нем действительно необходимо, а что лишь шелуха традиций. Приукрасят самые неприглядные детали, изучат вдоль и поперек, а потом – начнут рассылать по всему миру группы целителей. Ну а те, вооруженные древними знаниями, будут способны вылечить от любой болезни, недуга, травмы – даже утраты конечностей! И разумеется, их услуги будут стоить существенных денег. Так что… Узури не только выложилась вчера на полную – ты уже не видела, но выглядела по окончанию она ужасно, словно бы постарев лет на десять, — но еще рискует впасть в немилость у себя в Зебрикании. Так сказать, за разглашение. Поэтому… держи подробности в секрете, ладно? Спросят – скажи, что не помнишь, или что настоем опоили. Пусть ко мне обращаются, если захотят.

На кухне воцарилось молчание. Пегас с наслаждением хлебал остывший уже чай, промачивая горло после долгого монолога. А Скуталу тем временем пыталась уложить в голове новые подробности – информации было столько, что в мыслях образовалась настоящая каша. Преодолевая замешательство, она старалась вспомнить нечто важное, сказанное Коппервингом, какую-то подробность или намек. Ей казалось, что она уже знает истинную причину этого разговора – осталось лишь сложить ускользающие клочки памяти воедино. Уже совсем близко, еще чуть-чуть!..

— Коппервинг... ты упомянул жертву в описании Ритуала. – Перед ее внутренним взором пронеслись все прочие участники – Узури, Агата, Зулун. Все чем-то занятые, и на жертву не походили. – Но там же не было никакой… О, Селестия!..

Осознав наконец, кто был жертвой, пегаска вскочила, уронив на пол стул. С ужасом глядя на жеребца, она пыталась найти хоть какое-то опровержение, словом ли, жестом. Но тот в ответ лишь слабо улыбнулся и кивнул.

— Нет! Не может быть! Как ты мог?! Как тебе это вообще в голову пришло?!.. – охваченная гневом, напуганная открывшейся правдой, кобылка подскочила к Коппервингу и в отчаянии замолотила копытами по его груди. – Как ты мог от меня такое утаить? Не спросить! Слова ни сказать! И что же ты пожертвовал за мое исцеление?

Осознание пришло к ней одновременно с последним вопросом. Отпустив пегаса, Скуталу без сил сползла на пол, и заплакала. Вскоре она ощутила, как ее опекун спустился к ней, и уже привычным жестом заключил ее в объятия. Вжавшись ему в грудь, пегаска разрыдалась с удвоенной силой.

— Ну зачееем? – сквозь слезы взвыла она. – Почему ты не сказал?..

— Если бы сказал, ты бы мне запретила, — негромко ответил Коппервинг. – Сказала бы, что не в праве подвергать меня такому риску, и скорее проходишь оставшуюся жизнь с одним глазом, чем согласишься на такое. Поэтому… поэтому я сам решил за нас обоих, взяв на себя всю тяжесть ответственности. К тому же… когда Ритуал начался, остановить его могла ты и только ты. Один раз так почти и случилось – а Узури говорила, что последствия могли бы быть катастрофическими. Смогла бы ты, зная о моей жертве, сохранить эмоции в себе и не допустить прерывания Ритуала?

— Дискорд бы побрал эту зебру! Если бы ни она… если бы сразу все рассказала!..

— Милая, если хочешь, то ругай и обвиняй меня и только меня. Узури сказала достаточно, чтобы я принял решение; предупредила обо всех опасностях и последствиях. Сам факт того, что она пошла на такой риск – ради тебя, ради меня – делает ей честь. Поэтому – я тебя очень прошу – не говори о ней худого, ладно?

— Но ведь это не навсегда, правда? Прошу, скажи, что это только временно!..

— Месяц. Может, два. Узури не была точно уверена. – Пегас вздохнул. – Так что… впереди нас ждут некоторые проблемы и трудности.

Про шанс того, что он мог остаться слепым навсегда, Коппервинг благоразумно умолчал. Для общего спокойствия. Повезло – и ладно.

— Мне все равно! Я все сделаю, чтобы ты ни в чем не нуждался, не скучал и не чувствовал себя лишним и бесполезным! – Услышав о сроках, у Скут словно камень с души свалился. Вжавшись лицом в грудь пегаса, она невнятным голосом продолжила. — Я… я представить даже не могу, что мне сделать для того, чтобы отплатить тебе за всю доброту, заботу, внимание. Ты раз за разом делаешь невозможное, словно волшебник творишь для меня чудеса, о которых я даже и помыслить не могла. Из всех пони, что я знаю, ты для меня самый близкий, самый родной, самый… любимый. Спасибо тебе, от всего сердца.

Еще несколько минут они сидели в объятиях друг друга. Наконец, пегаска высвободилась и внимательно посмотрела в лицо Коппервингу. Дорожки от слез подсохли, и лишь едва покрасневшие глаза напоминали о том, что она недавно плакала.

— Скажи… а тогда, на Ночи Кошмаров… что еще случилось такого, о чем ты хотел мне рассказать?

— Вспомнила-таки, — хмыкнул жеребец. – После окончания всех приготовлений, я спустился в пещеру, проверить, правильно ли подействует иллюзия Зекоры. Свой страх я знал, и был готов с ним встретиться лицом к лицу. Других ловушек или сюрпризов тогда еще не было, так что… Я был готов ко всему, но не к тому факту, что мой прежний сокровенный страх сменился новым!

— Ничего себе… — удивленно покачала головой Скут. – И… что же это было? – Видя, как играют желваки на его скулах, а в глазах застыла боль, она пошла на попятную. – Нет. Не стоит. Я вижу, что это… слишком тяжелые воспоминания, так что…

— Я увидел, что потерял тебя, — тяжелым голосом прервал ее пегас. – Что ты в какой-то беде, в смертельной опасности. Я слышу, как ты зовешь на помощь – но не могу найти, не могу к тебе пробиться. Впустив тебя в свою жизнь, я принял на себя эту ответственность. И отныне мой самый глубокий и потаенный страх – потерять тебя, не суметь помочь, допустить необратимое. И Дискорд свидетель, я не отступлю ни перед чем, рискну жизнью, всем, чем имею – лишь бы не дать моему кошмару превратиться в жизнь.

После такого признания они еще не скоро смогли отстраниться друг от друга. Не было слов, не было действий – лишь крепкие и любящие объятия двух близких пони. Потрясенная услышанным, Скуталу молчала. Было тяжело даже просто представить, что кто-то другой, посторонний, некогда чужой для нее пегас, захочет сделать для нее столь многое. И ведь сделает! Не ожидая и не прося награды, разделит тяжесть забот и решит ее, казалось бы, неразрешимые проблемы. А ведь все, что она сама пока что могла дать ему в ответ – лишь душевное тепло, благодарность, толику заботы. Однако кажется, что уже совсем вскоре ей представится возможность хоть немного отплатить своему опекуну…

А Коппервинг тем временем прокручивал в голове недавний разговор. Тайны, скрытые на самом дне его души, были им же самим безжалостно вытащены на свет, беззащитные в своей простоте и искренности. Одновременно он ощущал и радость – ведь рассказав об этом той, кого это действительно касалось, он получил не только облегчение, но и еще сильнее укрепил их взаимное доверие и дружбу. Даже страх предстоящей слепоты отошел куда-то в сторону, заслоненный благодарностью пегаски.

Пока Скуталу мыла посуду, жеребец наскоро составлял план на день. Визит в полетный патруль стоял первым пунктом. Разговор без сомнения выйдет непростым – Рэйнбоу Дэш без одобрения отнесется к тому, что ему придется взять отпуск на месяц или даже два. Впрочем, когда она узнает о причине… «Все равно будет кричать и ругаться, хоть уже и по другому поводу. И вообще, надо бы друзей собрать и всем разом рассказать, что произошло… Заскочу-ка я потом к Макинтошу, организуем встречу в их амбаре, вечером… Придется на это потратить еще немного денег, но дело того стоит.»

Отдельно стояли их занятия с Птушем. Учитывая то, как стремительно ухудшается его зрение, вопрос был одним из наиболее важных. Покрутив головой, Коппервинг нашёл птицу на шкафу, на том же самом месте, где и ночью. Нахохлившись, бухури пристально смотрел на него из-под полуприкрытых век своими мудрыми желтыми глазами. Несмотря на то, что он во всех подробностях слышал их разговоры, Птуш не встревал и никак не комментировал. «Он и в самом деле умнее, чем кажется… или же это уже я приписываю ему куда больший интеллект, чем есть на самом деле. Но перед всеми делами, патрулем и прочим, нужно проводить Узури – поблагодарить ее и попрощаться.»

— Скут! – позвал он. Та обернулась. – Я хочу слетать в лагерь к Узури. Надеюсь, еще успею их застать.

— Я с тобой! – тут же отозвалась пегаска. – Я… не очень хорошо и честно вела себя по отношению к ней. Хотела бы попросить прощения… и поблагодарить. К тому же… и прости пожалуйста, что не спросила раньше, но как ты сам себя чувствуешь? Нет ли изменений… с твоим зрением?

— Ритуал берет свое, — с деланным спокойствием пожал плечами Коппервинг, – но сегодня-завтра еще полетаю. А раз уж хочешь отправиться со мной, то давай-ка одевайся, и полезай уже ко мне на спину – время идет, а дел на сегодня осталось еще много.

Несколько минут спустя пегасы покинули облачный дом. К их удивлению, Птуш неожиданно решил составить им компанию – поравнявшись с ними, он описал несколько кругов, а затем вцепился когтями в куртку Скут, где и застыл, словно статуя. Та охнула от неожиданной тяжести, и попыталась вспомнить уроки алимантии, но…

— Коппервинг! – позвала она опекуна. – Подскажи, у меня почему-то не срабатывает алимантия, не могу уменьшить вес Птуша! А он почему-то такой тяжелый!

— И у меня это с ним тоже никак не получается! – хохотнул в ответ пегас. – Уж даже не знаю, почему – словно бы она на него совсем не действует! «Или он не хочет, чтобы действовала…»

— Как странно! – крикнула Скут. Поднялся ветер, и общаться становилось затруднительно. – А чего он с нами-то полетел?

— А кто его знает? Может, проветриться захотел. Или попрощаться… — добавил он куда тише. Вспомнив, что так и не рассказал пегаске о том, кто был прежним владельцем диковинной птицы, жеребец решил исправить упущение. – Мне ведь его как раз Узури отдала, в помощь. В качестве поводыря. Мы уже тренировались, и получается вроде неплохо – у меня повязка на глазах, а он своим резким голосом командует! Уже научился перемещаться по всему дому, не снося стены и не роняя посуду!

— Ничего себе! – удивилась кобылка, и прониклась к Узури еще большим уважением. – Эта зебра действительно все предусмотрела!

Остаток пути прошел в молчании. Но еще на подлете к знакомой поляне, Коппервинг с досадой понял – опоздали. «Очень странно. Узури не из тех, кто встает с рассветом. А тем более, учитывая вчерашнее!..» Заложив крутой вираж, он пристально всматривался вниз. Вон там стояли шатры, там – повозка, за деревьями виднелось место проведения Ритуала. Сама же поляна пестрела отпечатками копыт – и было их слишком много, чтобы столько могли натоптать лишь Узури со своей свитой.

Приземлившись, пегасы продолжили осмотр. И только на земле Коппервинг с раздражением понял, кому принадлежали эти новые следы. «Слишком ровные для копыт. Это накопытники. У нас такие почти не в ходу… в вот стража из Кантерлота еще как их носит!» Отметины от колес телеги вели куда-то на восток – похоже, что зебры все-таки без помех отправились в путь. Это подтверждали и следы гвардейцев, оставленные на тропинке в сторону Понивилля.

— Коппервинг, что здесь произошло?.. – пегаске явно было не по себе от происходящего. Чужие следы, внезапный уход – или даже бегство? – Узури и остальных, все это ее явно напугало.

— Ну, можно предположить, что какой-то пони случайно застал или хотя бы услышал звуки Ритуала, и на всякий случай позвал стражу… — задумчиво проговорил жеребец. – Непонятно лишь то, кто это сделал и зачем? И что произошло между гвардейцами и Узури – что они спрашивали, и что услышали в ответ?..

В этот момент раздался резкий, пронзительный крик бухури. Обернувшись на звук, пегасы увидели, как из-за дерева выходит зебра. Зекора. Коппервинг приветливо улыбнулся при виде подруги, но радость быстро сошла на нет – настолько серьезно и неприветливо та выглядела.

— Все ж ты!.. В то я не верила и лишь того боялась.

Ведь лишь твоя нужда столь сильной оказалась,

Что помощь ты решил просить за гранью Света.

Ну, besetene, аль твои мольбы остались без ответа?

— Зекора! Я… рад тебя видеть, но не могу сказать, что понимаю все то, что ты пытаешься мне сказать. – Коппервинг неуверенно почесал затылок. – И… почему ты рифмуешь? Мы ведь, вроде как…

— Молчи, подлец! Тебя и знать я не желаю!

Ведь если я пред Небом вечным только отвечаю,

Да Предков духами, что в вечности живут –

То ты отныне Звездам посвящен, и ныне их ты восхваляешь путь!

Нашел подмогу ты у жизни всей и всяческой врагов,

Принес им жертву в ожидании даров!

А где ж несчастный тот, чью кровь, и плоть, и жизнь принес ты на алтарь?

Ответствуй! Отныне ведь ты ketter, ты Ска’терри, хуже даже тех, что были встарь!

— Зекора… Я не знаю, под воздействием какого зебриканского зелья ты сейчас находишься, но несешь ты какую-то чепуху. Более того, оскорбляешь меня без малейшего повода! – От незаслуженной обиды у жеребца задергался уголок рта. Он не хотел ссориться и тем более драться с зеброй, но ее странные слова начинали не на шутку раздражать. – Я правда не понимаю, о чем ты!

— Вedrieër, leuenaar, verraaier! – Зекора словно бы выплевывала незнакомые слова, а на лице ее застыла гримаса отвращения. Было заметно, что она считает себя оскорбленной до глубины души, а пегас в ее глазах из друга превратился в предателя. Горько усмехнувшись, она вернулась к своим стихам:

— Ты предал всех, обманом получив дары,

Что Звезды жадные сулили. Но взамен миры,

Чрез таких, как ты, в мучениях пылают и сгорают.

А слуги их – вроде тебя – в забвенье и бесчестье погибают,

Прознав под самый лишь конец пути

Об истинной личине их божеств. Когда уж некуда идти,

И нет прощенья, а вокруг лишь смерть.

Таков путь тех, кто связан с нечистью, зовущей их сквозь неба твердь.

— Хватит! Прекрати! – Видя, что ее опекун уже едва сдерживается, вперед выступила Скуталу. – Я ничего не поняла из твоих странных и бессмысленных стихов, но ты ошибаешься! Коппервинг мне все рассказал! Да, это был ритуал Ска’терри, это правда. Но не тот, которым когда-то пользовались Цесса и его приспешники! Его исправили! Доработали! Он теперь лечит не сразу, зато и жертвующий не лишается здоровья навсегда, лишь на время!

Собравшаяся было и дальше читать свои мрачные и депрессивные стихи, Зекора запнулась на полуслове, удивленная неожиданным отпором. А пегаска все не унималась:

— Вот, давай, посмотри в мой левый глаз! Он исцелен? Нет, но скоро будет! С ним уже что-то происходит, видишь? А Коппервинг? – Скут ткнула копытом в его сторону. – Мой опекун – что, уже ослеп? Видит хуже, но все еще не слепой! Его зрение уйдет – на месяц, пусть на два – но потом вернется! Он будет видеть, как и прежде – а у меня излечится глаз, на котором все прочие врачи и доктора поставили крест! И что, вот это все – зло? Это чудо, скажу я тебе! Благословение, дар! Столько больных исцелится, сколько калек отбросят костыли! А вместо радости, ты обвиняешь нас в какой-то потусторонней ерунде!

Закончив свою речь, Скуталу шагнула назад, к Коппервингу, и ободряюще боднула его в бок. Тот машинально приобнял ее крылом, все еще не находя слов после той отповеди, что устроила зебре его неожиданно острая на язык подопечная. Что ни говори, но это было внезапно… и очень приятно! Зекора, по всей видимости, была ошарашенно не меньше. Лицо ее приняло озадаченное и какое-то глупое выражение, пока она в своих мыслях делала какие-то выводы.

— Подождите… Я что-то не поняла. Так это он был жертвой? – Пегасы в ответ дружно закивали. – Но… это невозможно! Твой глаз… его глаза! Немыслимо!

— Ведь можешь, если захочешь, — поддел зебру жеребец. – А то все эти рифмы… тоску только наводят.

— Поверить не могу… — она помассировала виски. – Ты настоящий безумец, Коппервинг. Ты не мог знать, что все сработает именно так, как ты думал – и все же рискнул. И не для себя, для нее – что хоть и делает тебе честь, но отнюдь не умаляет твоей вины! – Зекора снова повысила голос. – Якшаться со Звездами! Возносить им мольбы! Приносить жертвы! Уж не знаю, откуда вы вообще взяли эту безумную мысль, что их можно обмануть – и почему думаете, что сумели в этом преуспеть? – но в любом случае связались с силами, которые вам не подвластны! В самой их сущности лежит зло – неужели не понятно? Все темное и злое, чуждое доброте, противное любви, противоположное самой жизни – вот сама их суть, изначальная природа их силы! Коппервинг, ужели не боишься того, что Звезды не простят обман, и однажды спросят с тебя, с процентами и лихвой?

— Не боюсь, — спокойно ответил пегас. – Я верю той, что открыла мне тайну Ритуала. Верю, что это знание – верное, и даже близко не такое злое, как ты сейчас нагородила. Кроме того, я уже сделал свой выбор, так? А значит, поздно пугать меня мифами и космическими ужасами.

— «Той», говоришь, да? – тут же отозвалась зебра. – Чуждый нашему роду не смог бы поведать тебе такие тайны, а ты рассказывал лишь об одной, с кем был настолько близок. Узури, да? Она здесь была? Это она нашла и поведала тебе сию нечестивую тайну, зная, что ты не откажешься от помощи и самого Дискорда, если он поможет с твоей бедой? А взамен-то что просила, позволь узнать? Секрет-то воистину королевский!

— Представь себе, абсолютно ничего. – Гнев пегаса окончательно прошел. Чувствуя тепло тела прижавшейся пегаски, он в который раз мысленно поблагодарил ее за поддержку и вмешательство. Стыдно было признавать, но слова зебры едва не довели его до срыва – а теперь ситуация изменилась с точностью до наоборот. Теперь уже он был спокоен, а Зекора источала потоки ненависти и гнева. «Здорово же завела ее эта история с Ритуалом и Ска’терри. Никогда бы не подумал, что Зекора – мягкая и тактичная, вежливая и уравновешенная – может настолько потерять над собой контроль. Обидно будет, если мы в итоге разругаемся – но кажется, к этому все и ведет!..» – Она услышала о нашей беде, и поспешила на помощь. Просто так, без обязательств и долгов, по-дружески. И мне горько слышать, что ты, столько прожившая бок о бок с нами, пони, попросту неспособна в подобное поверить. Неужто не слышала и про то, как носительницы Элементов Гармонии, объединенные силой Дружбы, победили Найтмер Мун и освободили от ее порчи принцессу Луну?

— Самые глубокие долговые ямы начинаются порой с точно таких же заверений. – Зебра упрямо продолжала отстаивать свою позицию. – А ты не задумывался о том, как это она так удобно и кстати здесь объявилась? Да не просто так, а с лекарством – словно зная, что ты не откажешься?

В ответ на это Коппервинг прикусил губу. Как ни крути, но тут крыть было нечем. Появление Узури ему и самому казалось слишком уж удачным совпадением – но не было как явных причин, так и внятных идей о других основаниях для ее столь своевременного прибытия. К тому же, он верил ей. Верил в их дружбу, в искреннее стремление помочь. Порой не всегда ее понимал, но однозначно мог на нее положиться.

— Твои слова сочатся ядом, словно зубы у гадюки! – Восприняв его молчание как призыв к действию, Скуталу снова вышла вперед. – Но ты напрасно сотрясаешь ими воздух. У тебя твоя правда, а у нас своя. Если мы не будем друг друга слушать, доверять, хотя бы пытаться понять и обдумать чужую точку зрения – то не придем ни к чему, кроме раздора. Хочешь поговорить и обсудить произошедшее? Давай, вперед, мы слушаем. А вот если ты ищешь ссоры – то лучше просто уйди. Мы не хотим с тобой ругаться, но твои речи начинают действовать на нервы.

Вздохнув, зебра печально покачала головой, а в уголках ее глаз заблестели слезы. Упрямо топнув копытом, Зекора с грустью посмотрела на пегасов, и мрачным голосом произнесла последние стихи:

— Пусть будет так, покину вас я, другие ждут меня дела.

Но знайте наперед – что дружба, бывшая меж нами, отныне и навеки истекла.

Вы вольны верить в что угодно, и хитрецу любому ухо подставлять.

Но так разбрасываясь дружбой, подумайте, кто ж встанет рядом, как самих вас придет пора спасать?

Прощайте же. Во имя прошлых дней, я пожелала бы вам счастья –

Но знаю, Звезды его высосут до дна. Останутся лишь беды и ненастья,

Болезни, горе, смерть и нищета. Послушай, ты, пегас, что был мне другом,

Совет последний, что тебе скажу. Отринь же тьму! Не следуй ты по замкнутому кругу

Служенья Звездам, чреды пустых надежд, обетов, ритуалов и мольбы.

Ведь в мире все ж остались те, что ладан жгут в надежде, чтоб прочь свернул ты с этой гибельной тропы.

Надежда есть! Но лишь ты сам, по своей воле, остаться можешь сердцем чист.

Теперь прощай. Мне горько, но историй нашей дружбы твоим копытом перевернут лист.

Не говоря больше ни слова, Зекора скрылась за деревьями. Невольно проникшиеся мрачной безнадежностью ее стихов, пони долго не решались прервать затянувшееся молчание. И тут неожиданно раскричался Птуш. Усевшись на припорошенный снегом пень, он долго и выразительно скрипел, щелкал клювом и недовольно скрежетал, раз за разом указывая крылом в сторону ушедшей зебры. Понять его пегасы не смогли, но общий посыл речи был однозначен.

— Если уж даже птица так отнеслась к ее дурно рифмованным стишкам, то нам тем более не стоит принимать их близко к сердцу! – Голос Коппервинга был преувеличенно весел, но в глубине души засела неопределенность и тревога. Ведь он действительно так мало знал про Ритуал… и все, что перед ним успел узнать, получил лишь из одного источника, из рассказов Узури. Он доверял ей, да – но до сегодняшнего доверял и Зекоре тоже! А их слова и мнения оказались полностью противоположными. Версия шаманки была целиком и полностью традиционной, даже ортодоксальной; дочь посла, напротив, смотрела на это смело, современно, с оптимизмом. Но как бы то ни было, Коппервинг совершенно не желал хоть как-то служить Звездам, что бы это ни значило – притом, что первый шаг в ту сторону уже был сделан. «Наверное, они обе в чем-то правы – Зекора в своем мрачном рассказе о злобной природе Звезд; Узури же – в том, что их можно обмануть и использовать эту силу в свою пользу. Но Ритуал уже свершился, и пути назад нет. Остается лишь жить дальше, пользуясь полученными дарами – и при этом никогда не забывать, каким путем они получены. Ведь Звезды действительно могут оказаться такими силами, что попросту за пределами нашего понимания…»

— Ну да, наверное… — наконец отозвалась пегаска. Помолчав, она спросила: — Коппервинг, а вдруг она говорила правду? Вдруг мы действительно совершили… нечто ужасное, запретное, злое?

— Я бы не стал на этот рифмованный бред обращать столько внимания, — беззаботно соврал пегас. Видя, что Скут ему не очень-то поверила, он поспешил развить тему. – Ну сама подумай, Зекора судит о проблеме, при этом не зная ничего, кроме подчерпнутого из книг и бабушкиных сказок. А те столетиями твердили, что Ска’терри – зло, и ритуалы их тоже зло, и всяческие кары и несчастья падут на тех, кто осмелится следовать их путем. У нее нет другого источника знаний об этом, нет возможности взглянуть на это с другой стороны, проанализировать и сделать свои собственные выводы. И этот путь не ведет ни к чему, кроме тупика и застоя.

— Пожалуй, ты и прав… — призадумалась пегаска. Слова опекуна не убедили ее окончательно, но все же несколько успокоили и приободрили. – А что на счет Узури? Она ведь тоже про них узнала из книг! Ска’терри ведь исчезли, вымерли – я правильно понимаю?

— Именно. Их след давно угас во тьме веков, остались только книги и легенды. Вот их-то изучением Узури и занималась – но в отличие от Зекоры, она имела возможность подойти к вопросу гораздо более обстоятельно. Прочесть бесценные тома, изучить забытые предания… само ее положение обязывало, знаешь ли. Кроме того, — продолжил он, — у нее была уникальная возможность изучить и книги самих звездопоклонников, взглянуть на все это с другой стороны. А потом и вовсе – опробовать их обряд в действии. И зная Узури, она бы и близко не подошла к чему-то похожему на рассказанные Зекорой ужасы.

— Значит… все в порядке? Не нужно бояться ужасов со Звезд, несчастий и всего остального? – доверчиво распахнув глаза, Скуталу с надеждой смотрела на пегаса. Вера его слова была очевидна, а желание забыть мрачные пророчества зебры – тем более. – Неправда все это, да?

— Ну конечно, — широко улыбнулся жеребец. Ему было тошно обманывать доверие жеребенка, но и оставить на ее душе страх перед этими ужасами он тоже не мог. К тому же… он и сам верил во все то, что ей только что наговорил. Другое дело, что не было никаких гарантий того, что вся его вера не была наивной ошибкой, ловушкой, призванной снизить бдительность жертвы. «Как бы то ни было, Ритуал – целиком и полностью мое, и только мое, решение. Скут, как пациент, как вершитель обряда – чиста перед Звездами, и должна быть в безопасности. Ну а если Зекора все же окажется права… ну тогда и посмотрим. А пока не вижу смысла переживать и бояться неведомого, что вполне может и не произойти!»

— Фух, аж камень с души, — радостно улыбнулась кобылка. – А то от ее слов мне даже не по себе стало, веришь?..

— Как не верить? Для меня они тоже приятными совсем не были. А еще… спасибо, что поддержала меня в этом разговоре. Это действительно помогло, и… очень много для меня значило.

— Рада была помочь, — засияла от похвалы пегаска. После всего того, что уже сделал для нее Коппервинг, ей было важно понимать, что и она ему хоть в чем-то может помогать, быть полезной. Пусть даже и в такой малости, как эта. – Вот только у меня еще один к тебе вопрос. Тогда, в больнице, Зекора не говорила стихами – и сегодня не всегда рифмовала. А сколько я ее помню, она никогда не говорила… ну, просто так, обычно, как все остальные. Не знаешь, чего это она вдруг?

— А, ты об этом, — Коппервинг загадочно улыбнулся. – Видишь ли, у зебр много разных племен, и везде свои обычаи. И у того рода к которому принадлежит Зекора, существует традиция: шаман в повседневной жизни должен общаться только стихами. Исключения бывают, но возможны лишь для в кругу близких. В других же случаях это считается постыдной слабостью, и даже позором.

— Близких?.. – недоуменно переспросила пегаска. Следом пришло понимание. И смущение. – Так ты… и с ней?!..

— Ну… так уж получилось, — криво усмехнулся Коппервинг. – После Лас-Пегасуса я кое-что знал о зебрах, их культуре и обычаях… так что мы с Зекорой нашли друг в друге интересных собеседников. А со временем наши встречи… скажем так, получили новую глубину и близость.

— Поверить не могу! – мотнула головой Скуталу. На ее лице смешалось неверие, удивление и даже нечто вроде восхищения. – И это все в то же время, когда ты встречался с Рейнбоу Дэш!..

— Если уж говорить совсем начистоту, то и не только с нею, — подлил масла в огонь пегас. – Что поделать, если я такой ненасытный – а кобылки и рады ответить мне взаимностью?

На несколько долгих секунд на поляне застыло гробовое молчание. Скуталу стояла, открыв рот от изумления, а Коппервинг из последних сил сдерживался, чтобы не заржать. Наконец, он не выдержал, и неудержимо расхохотался; вскоре к нему присоединилась и пегаска. Отсмеявшись, она игриво ткнула его копытом:

– Дурак! Ну ты и даешь! Я ведь едва не поверила! — смахивая с глаз слезы, Скут пыталась успокоиться. – Фух. Давно так не смеялась. Но давай уже осмотрим, наконец, поляну? Я ни за что не поверю, что Узури не оставила для тебя письма или хотя бы записки!

— И то верно, — кивнул пегас. – Но сперва… пообещай мне еще раз, что не станешь рассказывать кому бы то ни было о Ритуале, хорошо? Да, помню, ты уже обещала – но после разговора с Зекорой ты не могла не понять еще одной причины моей просьбы. А то ведь ее послушать, так нас с тобой можно записывать что в дискордопоклонники, что в секту последователей Найтмер Мун!

— Ну я ж не дура! – надула губы пегаска. – Все понимаю. Хочешь озвучить одну версию – свою – так я и не против. Обещаю быть немой, как рыба, и по всем вопросам ссылаться на тебя, так пойдет?

— Отлично сказано, Скути! – похвалил ее Коппервинг. – Емко и по делу. А теперь, приступим уже к поискам!

И они принялись искать. Вековые сосны лениво качали колючими ветвями, под копытами приятно похрустывал выпавший за ночь снег. Но сколько они не старались, сколько не искали, не было найдено и намека на оставленное послание. Устало вздыхая, пегасы разочарованно обвели взором оставленную стоянку. Неужели письма и вовсе не было? Вроде бы все по несколько раз осмотрено… кроме разве что того пенька, на котором все это время неподвижно восседал серый бухури.

— Птуш! Птуш, милый! – умильным голосом обратился к птице жеребец. – Мы ищем письмо от Узури – у тебя случайно нет никаких мыслей, где бы оно могло быть?

— Ты что, серьезно думаешь, что он тебе что-то дельное ответит? – шепнула ему пегаска.

— А вот сейчас и узнаем. Он куда умнее, чем кажется – и просто полон сюрпризов…

Вместо ответа Птуш с явной насмешкой поглядел на них, потоптался на месте, и… вытащил из трещины во пне лист бумаги, все это время остававшийся незамеченным под его лапами. Подлетев к онемевшим от изумления пегасам, он сбросил письмо прямо на голову Коппервингу. Вытащив застрявший в гриве листок, жеребец проводил хитрую птицу долгим задумчивым взглядом, и принялся за чтение.

— Эй! – заерзала Скуталу, безуспешно пытаясь подсмотреть письмо. – Опусти пониже, я тоже хочу почитать!

— Ну уж нет, милая, — улыбаясь, отозвался Коппервинг. – А вдруг Узури там написала что-то особо личное, лишь для моих глаз? Если ничего такого не будет, то дам тебе почитать; иначе – зачитаю письмо вслух, опустив особые места.

Пробежав глазами по тексту, жеребец не стал зачитывать – вместо этого начал пересказывать, смягчая в своей речи необычные обороты и особенности речи своей давней подруги. Из письма можно было понять примерно следующее…

По всему выходило, что со стражей он подметил правильно. Часа через два после Ритуала, едва лишь Агата с Зулуном подчистили все следы да улеглись спать, явились трое стражников. Заявив, что поступила жалоба на доносящиеся с поляны жуткие звуки, они поинтересовались, что тут собственно происходит. На шум из шатра вылезла Узури, явно недовольная таким бесцеремонным пробуждением. Глазом не моргнув, зебра поведала им длинную и подробную историю о ритуальных танцах и песнопениях ее народа. А когда стража выразила сомнения в этой версии, с высокомерной улыбкой предъявила им свой комплект бумаг и документов. Как официальный член зебриканской делегации, имеющий при этом звание «первый помощник посла», Узури вместе со свитой обладали дипломатической неприкосновенностью, о чем она радостно сообщила ошалевшим от такого поворота событий стражникам. Крыть тем было нечем – попросив до рассвета больше не шуметь – вежливо попросив! – они отправились восвояси.

Недобрым взглядом проводив «гостей», Зулун высказал предложение отправиться в путь прямо сейчас, не дожидаясь утра и тем более полудня. Мысль была сочтена дельной – и спустя каких-то полчаса лагерь был снят, а повозка собрана.

По итогам встречи со стражей Узури советовала Коппервингу придерживаться ее версии, заодно пространно предостерегая от тех, «кто обладает знаниями, но чьи догматы лживы, и зашорен взгляд, лишен тем самым зоркости и кругозора».

— Ну один в один она сейчас Зекору описала, — отозвалась Скуталу. – Ведь как знала!.. Наверное, это она и позвала стражу – а потом ждала того, кто сюда явится.

Согласно кивнув, Коппервинг вернулся к пересказу.

Узури обещала вернуться в Понивилль через месяц-полтора, вскоре после возвращения к пегасу зрения. Было непонятно, как она собиралась вычислять эту дату, но… жеребец не сомневался, что если она так сказала, то слово свое сдержит. В конце письма шли пожелания здоровья, надежды на скорую встречу и прочие общие фразы – приятные, но не стоящие особого внимания.

— Ну вот и все, — закончил пегас, засовывая письмо в карман своей куртки.

— Как, уже? – запротестовала кобылка. – Там же еще на второй стороне!..

— А это уже специально для меня, — широко улыбнулся жеребец. – Рано еще тебе такие вещи читать!

Скуталу поканючила немного для приличия, но вскоре перестала. Нельзя – так нельзя, чего ж тут непонятного? А по дороге в их облачный дом Коппервинг снова и снова прокручивал в голове тот последний кусок, предназначенный лишь для его глаз. Помимо сочной и красочной части, посвященной описанию всего того, о чем обычно мечтают любовники, с нетерпением ожидающие новой встречи, в самом низу была небольшая приписка. Просьба, если можно так сказать. Гласила она следующее:

«Крылан, милый, помощи твоей прошу. В день, как сможешь видеть для сего достаточно, ступай в библиотеку. Там спроси все книги об истории, культуре, искусству зебр – все, что старое и что про мой народ. Древнее чем, тем лучше – ничто из переизданных да новоделов мне не сгодится. Хотела я сей день сама заняться этим – да стража планам помешала. Как возвращусь я, книги гляну – хоть нужные найти и не надеюсь, но вдруг удача улыбнется мне? Коль повезет – скажу я прямо, не таясь, без книги этой не уеду. Куплю, сменяю, даже украду, если нужде моей навстречу не пойдут. А ты поможешь – цену обсудить, аль обмена всякие варианты. С воровством подмоги не прошу, спокоен будь. Сумеешь выполнить – поможешь мне изрядно, сердце обогреешь, признательность всего народа зебр обрящешь. В тебя я верю, на тебя надеюсь, тебя я рядом жажду. Твоя, Узури».

С одной стороны, ничего сложного. Взять в библиотеке книжки, да подержать у себя пару дней. В том, что среди них не окажется ничего такого, что могло бы заинтересовать зебру, Коппервинг был почти что полностью уверен. Библиотека Золотого Дуба в целом имела неплохие фонды – но лишь для городка, размера Понивилля. В сравнении с изобилием крупных городов, вроде Клаудсдейла или Лас-Пегасуса, их подборка не выдерживала никакой критики. С другой стороны, это именно здесь библиотекарем трудилась Твайлайт Спаркл, личная ученица и протеже принцессы Селестии… И с тех пор, как она заняла эту должность, к ним регулярно стали доставлять все новые и новые книги, среди которых порой встречались действительно интересные экземпляры.

Пегас тяжело вздохнул. Твайлайт была известна своим трепетным отношениям к работе – книги всегда стояли на полках в соответствующих разделах, обложки и корешки были целы, а про выдранные страницы и думать нечего. Станет ли она продавать или обменивать хоть какую-то из них? А с поправкой на нужды Узури – однозначно редкую и старинную. Да, той наверняка было что предложить на обмен, и уж тем более она имела достаточно битов, чтобы заплатить любую цену. Вот только Спаркл была библиотекарем – она хранила книги, а не занималась их продажей. Так что дело вполне могло дойти и до кражи. И хотя Коппервингу совсем не хотелось испортить их с Твайлайт отношения, но и отказать Узури он тоже имел права, не после всего того, что она для них сделала. Устало закатив глаза, пегас решил отложить этот вопрос до своего часа. Чего ради изводить себя мыслями и догадками? Придет время, а там и видно будет. Как знать, может быть удастся помочь ей каким-то другим образом?.. Но пока что этот вопрос вполне можно отложить на потом. Тем более, что сейчас хватает других проблем и насущных дел…

Следующий час выдался для Коппервинга напряженным. Подбросив Скуталу домой, он обговорил с ней планы на вечер, а после отправился на поиски Макинтоша. Как назло, того не оказалось на ферме, и ему пришлось облететь в своих поисках весь город. К своему удивлению, пегас увидел его выходящим из дверей Сахарного уголка, куда он и сам собирался заглянуть чуть позже. Переговорив со здоровяком, Коппервинг получил от него «добро» на вечернюю встречу в их семейном ангаре. Более того, Биг Мак пообещал помочь и с угощением – сидром и всевозможными блюдами из яблок, при этом не позволив Коппервингу даже заикнуться об оплате. Договорившись увидеться вечером, они распрощались, и пегас наконец зашел в пекарню.

Сахарный уголок встретил его ароматами свежей сдобы, заварного крема и горячего шоколада. Мистер Кейк стоял за прилавком; судя по звону посуды и тиканью кухонного таймера, его супруга готовила очередную порцию сластей. Пинки Пай, радостно улыбаясь, с подносом на спине весело прыгала к столику посетителей, единорога в доспехе гвардейца и одной из местных цветочниц, Дейзи. Судя по смущенному румянцу на их лицах, это наверняка было свиданием.

Услышав звон колокольчика, Пинки повернула голову к двери. Узнав Коппервинга, она разулыбалась до ушей. Одним движением отправив поднос на столик, розовая земнопони подскочила к пегасу, и заключила его в крепкие объятия.

— Винги-Винги! Давно не виделись! – подмигнув, она таинственным голосом добавила: — Я так рада, что это оказался именно ты!

— Прости, не понял?.. – опешил жеребец. – В смысле – именно я?

— Ну как же! – Пинки Пай широко улыбнулась. – У меня с самого утра подергивался хвост, чесалось в ухе и щекотало правое копыто! А это значит, что мне предстоит устроить вечеринку в амбаре Эпплов для того, кто придет сегодня в Сахарный уголок восемнадцатым посетителем! – Она тараторила со скоростью швейной машинки и при этом лучилась такой радостью, словно бы произошло нечто воистину чудесное.

– Так что как же хорошо вышло, что перед тобой зашел Маки-Маки, а только потом – ты! Нет, само собой, я была бы рада устроить вечеринку и для него – но было бы странным что-либо праздновать там же, где живешь и в любой момент и так можешь побывать! А вот ты – другое дело! Я заранее отпросилась у миссис Кейк, так что через три часа уже освобожусь, и займусь приготовлениями! Есть пожелания по десертам или играм, а? – Но не дав пегасу и рта открыть, Пинки Пай ахнула, широко улыбнулась, и легонько ткнула его копытом в нос.

– Придумала! Знаю-знаю-знаю! Большой вишневый пирог, тарталетки с яблоками и мусс со взбитыми сливками! О да, взбитые сливки!.. – Пинки на миг замолкла и облизнулась, а изо рта у нее даже слюна закапала от предвкушения.

Все то время, пока она говорила, Коппервинг терпеливо молчал и улыбался. Они были не первый год знакомы, и он уже успел привыкнуть как к ее манере говорить, так и к ее особому, прямо-таки сверхъестественно-невероятному чутью. Знал пегас и то, что во всех вопросах, связанных с праздниками, на Пинки можно было всецело положиться. Ни одна из бесчисленного множества устроенных ею вечеринок не была унылой или скучной; угощения, игры, декор – все было именно таким, каким и должно было быть, идеальным и уникальным для каждого события. Она смогла устроить праздник даже для Айроншилда – пришельца неизвестной расы, которого видела перед этим лишь однажды. Поэтому жеребец даже не подумал давать ей какие-то советы или высказывать пожелания – розовая веселушка все равно справилась бы куда лучше, чем он мог вообразить.

— Каким будет список гостей? – тряхнув головой, Пинки облизала губы и как ни в чем не бывало, вернулась к разговору. – Хотя нет, не говори! Сама догадаюсь, тааак…

Смешно перекосив лицо, она о чем-то напряженно думала. Или же прислушивалась к каким-то своим, непонятным для остальных, ощущениям.

— Хотите посидеть тесным кругом, вот как?.. – Земнопони словно бы немного загрустила, но потом снова широко улыбнулась. – Так тоже хорошо! Я быстрее закончу разносить приглашения, а значит, смогу больше времени уделить украшениям и играм! И мы сможем начать уже в семь вечера! Как же здорово!!! – От радости она снова крепко обняла пегаса. – Если мы все обговорили, то я все же вернусь к делам – надо ведь еще заняться готовкой!..

Что-то напевая себе под нос, Пинки как ни в чем не бывало запрыгала в сторону прилавка. Не переставая улыбаться, Коппервинг проводил ее взглядом. Если в жизни и было что-то постоянное, то это был неиссякаемый энтузиазм и жизнерадостность его розовой подруги. Казалось, что скорее небо упадет на землю, чем с лица Пинки Пай исчезнет ее веселая улыбка. Не зря ведь именно ей суждено было воплотить в себе Элемент Смеха.

Стражник, невольно слышавший ее монолог, сидел с каким-то потерянным выражением лица. Рядом с ним негромко посмеивалась Дейзи. Наконец, взяв себя в копыта, она принялась ему что-то вполголоса рассказывать – наверняка давала пояснения тому зрелищу, свидетелем которого они только что были. Сдерживая смех, Коппервинг направился к прилавку, на ходу доставая из сумки кошелек. Стоящий за ней Мистер Кейк деловито щелкал костяшками счётов, подсчитывая предстоящие расходы на вечеринку. Закончив расчеты, желтый жеребец огласил общую сумму. Было меньше, чем могло было быть – но больше, чем бы пегасу хотелось. Отсчитав Мистеру Кейку биты, Коппервинг стукнул на прощанье с ним копытом. Впереди было самое сложное – погодный патруль и разговор с Рейнбоу Дэш.

Полчаса спустя, Коппервинг прибыл в координационный штаб полетной бригады. Несмотря на громкое название, «штабом» была всего лишь пара комнат, выделенных им на втором этаже мэрии. Здесь собирались пегасы из погодного патруля перед очередным дежурством, и сюда же заходили остальные пони, пожелавшие из первых уст услышать прогноз, или же захотевшие выразить свое мнение касательно предстоящей смены погоды.

Обменявшись приветствиями с коллегами, Коппервинг постучал во вторую комнату, бывшую кабинетом капитана патруля. Уже больше года эту должность занимала его давняя подруга Рэйнбоу Дэш, поэтому разговор грозил выйти непростым. Тяжело вздохнув, он заглянул вовнутрь. Радужной пегаски внутри не оказалось – вместо этого, за ее рабочим столом сидел Тандерлейн, бывший у нее кем-то вроде заместителя.

Коппервинг даже не знал, радоваться этой неожиданной встрече, или же наоборот. С одной стороны, не придется объясняться и выслушивать в ответ всякое от Дэш. Они не были в ссоре, но после их расставания и всего того, что он сумел сделать для Скуталу – преуспев там, где она попросту сдалась! – их взаимоотношения были несколько натянутыми. Сам факт того, что Тандерлейн сейчас работал за ее столом, однозначно свидетельствовал о том, что Рейнбоу нет в городе – и это в чем-то было к лучшему. Вот только и с ее заместителем у Коппервинга сложились не самые лучшие отношения – и были все шансы, что тот не постесняется воспользоваться ситуацией.

Причина их раздора была стара как мир – кобылка. Для одного она была бывшей подругой, для второго – давним объектом любовного интереса. Но если пегас смог «отпустить» прошлые отношения, то для радужногривой кобылки все оказалось не так просто. И для Тандерлейна, сумевшего после того разрыва наконец-то за ней приударить, это вовсе не было тайной. А осознание того, что его подруга раз за разом невольно сравнивает его с Коппервингом, доводило пегаса до бешенства.

— Явился, смотрю? – неприветливо начал Тандерлейн. – Неужели отгулы кончились? Или просто поработать захотелось?

— И тебе «здравствуй», — закатил глаза Коппервинг. Ничего не имея против собеседника лично, он невольно оказывался заложником ситуации. Серый пегас упрямо воспринимал его как соперника, и относился соответственно. И это несмотря даже на случившийся однажды разговор, когда он честно пытался объяснить, что между ним и Дэш уже все кончено!.. Так и не поверив во все это до конца, Тандерлейн, с заслуживающим лучшего применения упрямством, раз за разом шел на конфликт, вынуждая его отвечать тем же. Принимая чужие правила игры, Коппервинг изогнул губы в язвительной улыбке, а голосу постарался придать куража и дерзости:

– И нет, ты не угадал. Хочу взять отпуск за свой счет, на месяц, – видя, как у того глаза на лоб лезут от такой наглости, пегас ехидным голосом припечатал. — А может и на все два.

Несколько секунд Тандерлейн лишь беззвучно хлопал губами, не находя слов от услышанного. Потом недобро улыбнулся:

— Может, тогда уж сразу из патруля уйдешь? А то в штате числишься, а работать не работаешь… толку от тебя тогда, лодырь? Место только занимаешь. Мы б кого другого вместо тебя бы приняли — хоть лишняя пара крыльев будет.

— Ты отлично знаешь, почему я не так давно брал столько отгулов. – Голос Коппервинга стал заметно холоднее. – И если ты сейчас скажешь, что я поступил неправильно, что не имел на это права – то будешь самым настоящим подлецом, и мы с тобой подеремся, прямо здесь.

— Нет, не скажу, — честно ответил серый пегас. – Все понимаю, и ситуации твоей сочувствую. Но и работать вот так… тоже неправильно. Мы – команда. Впереди зима, самое сложное время в году! Если же верить прогнозам из Клаудсдейла, то она и вовсе будет самой холодной за последние несколько лет. У нас на счету каждый пегас – а тут ты со своим отпуском! Ты не можешь его как-то передвинуть – на весну, к примеру? Или на лето?

— Поверь, и рад бы – да не могу, — развел копытами Коппервинг. Высказанные ему претензии он отлично понимал – и в целом был с ними полностью согласен. – Но… получилось так, как получилось. Хотите – увольняйте, дело ваше. Найду потом другую работу, после… «отпуска».

Тандерлейн скрипнул зубами. Сам он был бы только рад избавиться от намозолившего ему глаза соперника – но просто так его уволить он никак не мог. Во-первых, Коппервинг и в самом деле был весьма талантливым пегасом – и как бы серому жеребцу не хотелось обратного, был наголову выше его по основной рабочей дисциплине, управлению погодой. А второе, во многом вытекавшее из первого – понимание того, Рейнбоу никогда не простит ему такого поступка.

— Ладно, Дискорд с тобой, будет тебе отпуск! – сквозь зубы процедил он. Достав из ящика рабочий журнал, пегас открыл его на нужной странице. – Что в причине написать прикажешь? Лень? Или же обострение хронического недоебита?

— «Обострение хронического перьевого гриппа» запиши, — вернул подначку Коппервинг. Глядя, как вспыхнул при этих словах Тандерлейн, он добавил. — А лучше оставь графу пустой. Хочешь узнать настоящую причину? Приходи вечером в амбар к Эпплам. Праздник устраиваю, там и расскажу, чтоб всем сразу.

— Ты? Меня? Приглашаешь? – Серый пегас подозрительно уставился на коричневого жеребца. – С чего бы вдруг? И зачем мне приходить?

— Да все за тем же, – Коппервинг устало вздохнул и снова закатил глаза. – Может поймешь наконец, что я не стою между тобой и Дэш. Что я тебе в этом не соперник. Повторяю тебе в сотый раз — мы с ней расстались, причем уже давно. И я не вижу никакой причины, никакого повода для того, чтобы мы возобновили отношения. Что на этот счет думает она – я понятия не имею, и мне нет до этого никакого дела. Тебе же я желаю лишь удачи – и терпения; если хочешь быть с ней, то оно тебе понадобится, – посмотрев в глаза Тандерлейну, пегас добавил. — И когда ты наконец-то мне поверишь, и перестанешь отравлять своей ревностью любой наш с тобой разговор и каждую встречу, то ты увидишь, что мы вполне можем поладить. Потому что делить нам с тобой нечего.

После его слов в комнате повисло долгое молчание. Не дождавшись реакции собеседника, Коппервинг расписался в журнале и направился к выходу. Уже на пороге он обернулся:

— Если надумаешь прийти, то начало в семь. Бывай.

Оставшись одна, Скуталу недолго размышляла, чем же ей заняться. В доме было чисто, ужинать сегодня им предстоит на устраиваемом Коппервингом празднике, на счет домашней работы узнавать было еще рано, а значит… Рыбалка! То, что соответствовало ее Метке! То, чем она уже так давно хотела, но никак не могла заняться – сперва была больница, потом Клаудсдейл!.. После того раза, когда Скут вытащила ту огромную щуку, а ее бок украсило изображение гарпуна и удочки, она с нетерпением ждала новой возможности заняться рыбной ловлей. И вот такой случай! Она наконец-то дома, и свободна до самого вечера. К тому же, ее опекун запланировал вечеринку – и на ней непременно будут и другие пегасы! И если она добудет на нее хоть какую-то рыбу, это будет очень и очень кстати!

Зайдя в кладовку, где Коппервинг хранил рыболовные снасти, Скуталу торопливо собрала все то, что запомнила по прошлому разу. Спиннинг, ящик со снаряжением, ведерко… Шпигу пегаска не взяла – ей почему-то показалось неприличным брать ее без разрешения. Одевшись потеплее, она не без труда взгромоздила на себя выбранную поклажу, и начала по облачной лестнице спускаться вниз, на землю.

Направляясь к тому же месту, где они ловили в прошлый раз, Скут погрузилась в раздумья. За все те годы, что она провела в приюте, ей так и не удалось припомнить ни единого случая, когда бы в столовой им давали хоть что-то рыбное. Может она и ела рыбу в далеком позабытом детстве… но дома у Коппервинга Скуталу словно бы попробовала ее впервые. И это было настоящим откровением… и лишним отличительным признаком пегасов. Из всех ей знакомых пони не-пегасов, рыбу попробовала лишь Свити Белль – да и то всего однажды. И Скут отлично помнила, с каким неодобрением на нее в ответ посмотрели остальные… Еще, вроде бы, тогда же попробовала и Пинки… но для нее это даже не выглядело чем-то странным, при всех прочих особенностях ее поведения.

«Какие все-таки мы все разные… Пегасы, единороги, земные пони. Мы способны летать, управлять погодой, ходить по облакам. Единороги – колдовать, порой даже такое, от чего ум за разум заходит, как та же Твайлайт… Земнопони – сильны и выносливы, как носороги; и только под их заботой и уходом земля готова одаривать нас урожаем. При этом мы все – пони – и у любой пары может родиться жеребенок любого вида. Несмотря на все различия, сходств у нас куда больше. Вот только мы, пегасы, едим рыбу – что кажется диким и неприемлемым всем остальным. Интересно, почему так?..»

Выйдя на знакомое место, Скуталу озадаченно замерла. Река с обеих берегов была покрыта тонким слоем льда, и лишь в середине колыхалась темная, не замерзшая еще, вода. Для комфортной ловли пришлось бы выходить на лед – но едва пегаска тронула его копытом, как тот предательски хрустнул и расстрескался.

— Да уж, ведь зима на носу… — досадливо поморщилась она. – И вот жешь я дуреха! Знала ведь, что на улице минус – а про лед даже не подумала! И что теперь делать-то?..

После недолгих размышлений, кобылка решила попытать счастья на озере неподалеку, здраво рассудив, что лед на нем должен быть покрепче. Спустя четверть часа, она вышла к своей цели.

Оставив снасти на берегу, Скуталу осторожно ткнула копытом прибрежный лед. В ответ тот угрожающе захрустел, заставив кобылку испуганно отпрянуть. Он был явно крепче, чем на реке – однако просто так на него выходить было бы слишком рискованно.

— Ну уж нет, меня не остановите! – ворчала себе под нос пегаска, старательно вспоминая уроки алимантии, проводимые ее опекуном. Сконцентрировавшись, она попыталась найти, ощутить, почувствовать свои природные способности. Их источник, ее маленькие крылышки, как будто отозвались легкой вибрацией и слышимым внутри головы тоненьким звоном. Первые несколько попыток оказались безуспешными – однако Скуталу упрямо пробовала снова и снова, отказываясь смиряться с неудачей. И наконец у нее получилось. Обуздав скрытую в ней магию, что подвластна лишь пегасам, кобылка направила ее на свое же собственное тело.

Алимантия была одной из самых важных и используемых способностей крылатых пони. Без даруемого ей уменьшения собственного веса, пегас попросту не сумел бы подняться в воздух, длина крыльев бы не позволила. Была даже поговорка, в которой шутили на счет зависимости размера тела и алимантии – мол, чем сильнее магия, тем меньше крылья, и наоборот. После встречи с Балк Бицепсом Скуталу была готова в нее поверить – иначе как объяснить, что тот гигант мог летать на своих крошечных крылышках? А раз смог он, то и ей когда-нибудь удастся. И хотя до такого ей было еще далеко, однако же просто уменьшить свой вес, стать легче и не ломать своей тяжестью хрупкий озерный лед, кобылке было уже вполне по силам.

Почувствовав невероятную легкость, Скуталу попробовала подпрыгнуть вверх – и сама удивилась, сколь невесомым сделалось ее тело, и каким высоким оказался прыжок. Никогда прежде ей не удавалось достигнуть столь заметных результатов в алимантии, и тем более одной, без присмотра и советов Коппервинга. Окрыленная удачей, она попыталась взлететь – но все еще безуспешно. Получалось только высоко прыгать, а затем плавно и далеко планировать.

— Ладно… не все сразу, — приободрила она саму себя. – А что там со льдом?..

Она осторожно шагнула на его хрупкую поверхность. К ее облегчению, он выдержал. Подхватив снаряжение, Скуталу поспешила к краю льда, ближе к центру озера. Ею двигало не только желание поскорее наловить рыбы, но и честная оценка своих собственных сил – в пегасьей магии она была еще не очень опытна, а отправляться купаться ей совсем не хотелось.

Усевшись на пока еще пустое ведерко, пегаска взяла в копыта спиннинг и открыла ящик со снастями. От увиденного у нее разбежались глаза – она не знала даже названия большинства приманок, что уж говорить о том, какая для какой ситуации и под какую рыбу.

— Так ведь еще и места знать надо… а я и в этом дуб дубом… Получила, блин, Метку – да и то, по случаю! – Решив положиться на удачу, Скут прицепила первую попавшуюся блесну, и закинула ее в воду. Какую-то отдачу она заметила лишь на двенадцатый заброс – леска дернулась, пегаска резко подсекла и старательно зажужжала катушкой. К ее разочарованию, ей попался маленький, с полтора копыта, окушок.

Осторожно освободив его от крючков, Скуталу долго рассматривала пойманную рыбешку, решая, что же с ним делать. Вот было бы таких десятка два – можно было бы уху сварить, пожарить или даже закоптить. А вот один… Толку-то с него?

— Давай, плыви отсюда! – бурчала пегаска, выпуская рыбку обратно в озеро. Тут ей вспомнилась присказка Коппервинга, и Скут весело прокричала ему вслед. – И дедушку своего приводи!

Время шло, а клева все не было. Она меняла места, ставила другие наживки – безрезультатно. Пегаска начинала нервничать. Раз за разом обращаясь к своим врожденным силам, она с беспокойством отмечала, насколько труднее дается ей каждая следующая попытка. В отличии от взрослых и опытных пегасов, для которых пользоваться алимантией было так же естественно, как и дышать, Скуталу пока что просто не умела поддерживать ее вот так вот походя, не думая. Еще минут двадцать, ну может полчаса – и придется возвращаться.

— Ну же, Метка! Помоги же мне, давай, начинай работать! – Скуталу сердито посмотрела на свой бок. Прежде ей казалось, что Метка будет давать бесспорные преимущества в связанных с ней областях, какая бы она не была. Что с ее получением достигать новые вершины можно будет легко и играючи. И вот пегаска наконец-то получила долгожданную Метку – можно сказать, случайно, и вовсе не в том деле, о котором мечтала. Да она даже и представить себе не могла, что ее особый талант будет связан с рыбалкой!.. К тому же, он еще и не работает. Или же это она не знает, как к нему воззвать и как заставить проявить себя. Свою помощь, значимость, преимущество… словом, все то, что объясняет сам факт и свойства конкретно этой Метки.

— А мы-то с девчатами все бились, искали свои Знаки Отличия, пробовали себя во всякой-разной ерунде… Вот у меня теперь есть Метка – а что толку-то, если от нее никакой помощи?..

Ворча себе под нос, пегаска не переставая забрасывала удочку. Ведро для улова, служившее ей стулом, похоже так им и останется. Это был провал – она четко понимала, что ее силы уходят, а надо еще успеть вернуться на берег. Потеряв надежду, Скуталу продолжала попытки лишь из чистого упрямства. Голова кобылки тем временем освободилась от мыслей, даже желание поймать уже хоть какую-то рыбу куда-то исчезло…

И вдруг – рывок! Едва не слетев с ведра, пегаска судорожным движением подсекла, и изо всех сил закрутила рычажок катушки. Не веря глазам, Скуталу уставилась на свою добычу. Это был окунь, килограмма полтора весом. Тряхнув головой, она спешно засунула его в ведро. Несколько следующих минут кобылка пребывала в глубокой задумчивости. Почти два часа безуспешных попыток – и тут такой успех!

«Что же изменилось? То, что я перестала думать о рыбалке, как о результате? А ведь возможно. Выбрав своей целью ловлю рыбы, я игнорировала саму рыбалку как таковую. У меня ничего не получалась, я злилась и ворчала… Даже ругалась на Метку. А тут я закинула удочку, не то что бы смирившись с неудачей, но и без надежды на успех, без цели, ради самого процесса. Может, это так и надо было? Или же мне попросту под конец свезло?..»

Пытаясь отыскать то состояние бездумного спокойствия, Скуталу потратила еще минут десять. Не клевало, но и сама рыбалка не вызывала прежнего раздражения. Теперь она пыталась получить удовольствие от самого процесса, сделать все правильно и четко – закидывать блесну именно туда, куда хотелось, плавно крутить катушку, ровно держать удочку. И уже на самом последнем забросе, когда пегаска уже собралась уходить, ей снова повезло, и ее ведро пополнилось вторым окунем, размером даже чуть крупнее первого.

Собрав снасти, кобылка не стала и дальше испытывать судьбу и поспешила восвояси. Она едва успела – с каждым следующим шагом лед хрустел все громче, а возле самого берега Скут пробила его своим копытом, едва не провалившись в ледяную воду. Выбравшись, она развеяла магию – и только сейчас поняла, насколько же она устала. Привыкнув к собственной невесомости и легкости движений, теперь же для не казалось неподъемным даже собственное тело. Словно этого было мало, непрерывное использование алимантии отзывалось мучительной болью в крыльях и спине.

— Да что ж за наказание такое! – жалобно стонала кобылка. Вспоминая упражнения, которые ей когда-то показал Балк Бицепс, она пыталась хоть как-то размять свое ноющее тело. – Завтра же снова начну бегать! И стану вдвое упорнее работать над своими способностями пегаса!..

Хоть как-то придя в себя, Скуталу, морщась от боли в мышцах, медленно поплелась в сторону города. Да, она возвращалась с рыбалки не с пустыми копытами – но рыбу мало было поймать, ее необходимо было еще и приготовить. Здесь вся надежда была на Коппервинга – чего-чего, а этого она пока не умела. С этими мыслями она добралась до дома. С трудом одолев облачную лестницу, пегаска оставила ведро с пойманной рыбой в леднике не кухне. Убедившись, что крышка закрыта на совесть, и вредная птица открыть ее не сумеет, Скуталу кое-как дошла до своей комнаты. Раздевшись, она без сил рухнула на кровать, заснув едва ли не раньше, чем ее голова коснулась подушки.

Когда кобылка проснулась, за окном было уже темно. Она взглянула на часы – стрелки показывали начало шестого. С кухни доносился веселый голос ее опекуна, перемежаемый хриплыми криками Птуша; а еще оттуда восхитительно пахло жареной рыбой.

Вскочив с кровати, пегаска наскоро пригладила гриву, и поспешила навстречу одуряюще вкусному запаху. У плиты, одетый в фартук и с деревянной лопаткой в зубах, колдовал над сковородкой Коппервинг. На секунду оторвавшись от готовки, он коротко взглянул на свою подопечную, а затем махнул головой в направлении стола. Там стояла большая кастрюля, а рядом с ней громоздились кучки разных овощей. Чуть поодаль стояла миска, доверху наполненная уже нарезанных ингредиентов.

— Ты как раз вовремя, не пришлось тебя будить! – Пегас выплюнул лопатку, и широко улыбнулся. – Осталось только дожарить рыбу, да закончить салат. Сейчас быстренько управимся, да отправимся к Эпплам.

— Мог бы и пораньше разбудить! – буркнула в ответ Скуталу, прикидывая объем уже сделанной работы. – Ты ведь тут один не меньше часа провозился!

— А, пустяки! – весело откликнулся жеребец. – Ты и так уже герой дня – вон какую рыбу выловила! Хвалю, горжусь! Лично у меня перед поимкой таких вот экземпляров прошло больше года регулярной практики, полной разочарования и ошибок. А тебе уже на вторую рыбалку так свезло! Вот что значит Метка рыболова!..

Покраснев от такой похвалы, Скуталу опустила голову. Ей до сих пор было неясно, сыграла ли ее Метка хоть какую-то роль, или ей попросту улыбнулась удача, никак с ее талантом и не связанная. Зажав зубами нож, кобылка принялась нарезать овощи. Ее участие в разговоре таким образом сошло на нет – но вскоре стало понятно, что пегасу это нисколько не мешало.

— А я, представляешь, как с делами закончил, так полетел тренироваться вместе с Птушем. И… в какой-то момент стало ясно, что обговоренных нами условных обозначений попросту не хватает для мало-мальски сложных маневров. Он-то успевает говорить, а вот я, понимать и вовремя реагировать… — Усевшись за стол, Коппервинг картинно подпер голову копытом и устало вздохнул; но вскоре на его лице снова расплылась довольная улыбка. – Но мы нашли выход! И теперь, с сегодняшнего дня, Птуш начал обучать меня языку бухури!

От удивления у Скуталу даже ножик изо рта выпал. Нет, она уже поняла, что Птуш – птица очень умная и вообще необычная, но учить их язык?!..

— Правда, мы еще только начали… Я успел запомнить звучание лишь самых необходимых сейчас слов – «да» и «нет», обозначения направлений и скорости для полета… Еще мы условились, как будут звучать команды для маневров, особенно экстренных – правда, это уже не совсем «язык», скорее, шифр… зато получилось кратко и понятно. Еще он обучил меня некоторым полезным мелочам, вроде как «дом» или «еда», названиям простых цветов, а еще числам от одного до десяти. В целом же, их язык кажется мне невероятно простым, хотя я так и не могу понять принципа, по которому он построен. Порой сложные слова звучат совокупностью нескольких простых, а иногда вроде бы непримечательное слово может неожиданно означать нечто самобытное. К примеру, «красный-красный» будет означать темно-красный, а «белый-красный» — розовый; в то же время, серый цвет обозначает отдельное слово, не связанное ни с черным, ни с белым. Необычно, правда?

— У меня просто нет слов, — ответила ему пегаска. – И если бы мне об этом сказал кто-нибудь другой… я бы, пожалуй, не поверила. Вот только говоря о языке бухури – это вы с Птушем лично и лишь для вас двоих договариваетесь, что вот этот звук — значит то, а вот такой-то – это? Или же…

— Не совсем, – перебил ее Коппервинг. – Бухури действительно разумны настолько, что имеют нечто вроде собственного языка, и он меня обучает именно ему. Так что, если вдруг я когда-нибудь повстречаю еще одну такую птицу, мы вполне смогли бы с ней пообщаться. Более того, они и в самом деле понимают нашу речь – вот только Птуш так и не сумел объяснить, почему они это умеют, и каким образом это понимание работает. Но мне кажется, что для бухури это нечто вроде врожденного таланта. Кроме того, он знает не только эквинский, но и зе-хару, а еще наречие минотавров. И это без какого-либо обучения, даже завидно немного!.. С другими расами он не встречался, но можно предположить, что и с ними у него проблем бы не возникло. Наверное, это что-то вроде таланта Флаттершай, только работает лишь с другими разумными расами. Кстати, интересно, понял бы он Айроншилда…

— Вот тебе и на, прям птица-полиглот! – Скуталу уважительно посмотрела на Птуша, но в ее взгляде была и некоторая доля опасения. Не каждый день выясняется, что твой «домашний питомец» знает больше языков, чем ты сама! Бухури в ответ вытаращился на нее желтыми глазами, и проскрипел что-то неожиданно мелодичное. Перелетев на спину Коппервинга, он издал этот звук повторно, добавив к нему несколько щелчков и отрывистых криков. Видя, как они оба уставились прямо на нее, пегаска почувствовала себя несколько неуютно. – Коппервинг? Это что он сейчас сказал?

— Хочу тебя поздравить, — хмыкнул в ответ жеребец. – Ты третья, для кого Птуш придумал абсолютно новое, ранее не используемое кем-либо из бухури, слово. Первой, что и неудивительно, была Узури; вторым стал я. Всех прочих он называет «серый-жеребец-земля», или «бело-синий-кобыла-летает» — это я для примера, но принцип понятен. Так что тот мелодичный скрип… — словно по команде, Птуш снова повторил тот необычный звук. – Спасибо, милый, он самый!.. Именно так теперь звучит твое имя на языке больших серых бухури, постарайся запомнить...

— Спасибо, я учту, — сухо буркнула пегаска. Глядя на то, как Коппервинг чешет птице спинку, а та в ответ клокочет что-то непонятное и норовит потеряться об него головой, Скуталу испытывала смешанные чувства. За те годы, что она провела в приюте, ей всегда хотелось завести домашнего питомца, желательно попугая или котенка. Но она уж точно не хотела иметь дома здоровенную, похожую на сову птицу, интеллектом способную поспорить с университетским профессором! А теперь Птуш придумал для нее отдельное имя… повод для гордости, что ни говори! – Значит… Узури тоже могла с ним общаться?

— А вот это очень интересный вопрос! – вмиг посерьезнел Коппервинг. – Как я понял, она могла бы… Но почему-то даже не попыталась этому научиться. А сам Птуш не стал и предлагать, такие вот дела…

— Тогда почему он вдруг решил обучать тебя? Только лишь потому, что ему придется быть твоим поводырем, и это бы здорово облегчило ему работу?

— Я задал схожий вопрос… И хоть я и не все понял из ответа Птуша, но похоже на то, будто бы Узури не пыталась по той причине, что для нее бухури был не более, чем птицей. Умной, понимающей – но птицей. Однажды она спасла раненому Птушу жизнь – поэтому он и следовал за ней столько времени. Бухури, знаешь ли, птицы гордые. Разумеется, для нее не был тайной тот факт, что сам он ее отлично понимает – вот только Узури и близко не считала его равным себе, чтобы даже попытаться самой научиться его понимать. – Коппервинг поморщился. – При всех своих плюсах, иногда она бывает очень высокомерна.

— А ты, получается, считаешь? – криво улыбнулась пегаска. Переждав ожидаемую реакцию бухури – гневное шипение и скрежет клювом – она как ни в чем не бывало продолжила. — Без обид, но… не каждый день узнаешь, что твой опекун братается с птицей. Просто… все это так странно! Вчера был тот кошмарный Ритуал, а сегодня вдруг узнаешь, что серые бухури не только имеют свой собственный язык, но и без какого-либо обучения способны понимать речь других существ! И более того – даже обучать своему языку других! Боюсь даже представить, что будет завтра…

— Ну про завтрашний день не скажу… но зато точно знаю, что случится на третий день. – Кобылка непонимающе уставилась на него, а жеребец беспечным голосом продолжил, словно бы говорил о какой-то маловажной ерунде. — Ослепну я, вот что. На месяц, а то и все два. И без помощи Птуша сидеть мне все это время дома, да на стены лезть с тоски. Так что прошу, прояви к нему хоть немного уважения, хорошо?

— Коппервинг, прости!.. Я…

— Да пустое, не переживай, — махнул копытом пегас. – Давай-ка лучше закончим с салатом, рыба-то уже почти готова…

На ферму «Сладкое яблоко» они прилетели за полчаса до назначенного времени. Несмотря на ранний час, многие гости уже прибыли. Кто-то был увлечен беседой, другие помогали Пинки Пай и Рарити с последними приготовлениями. В углу амбара стоял длинный стол с едой и напитками. У него суетились Эпплблум и Свити Белль, под присмотром Макинтоша разливающие по стаканам пунш.

Радостно взвизгнув, Скуталу соскочила со спины своего опекуна, и бросилась навстречу подругам. Коппервинг, на ходу здороваясь с гостями, отправился следом – нужно было отдать принесенную из дома снедь.

Освободившись от сумок, пегас оглядел амбар. Пинки, как и всегда, постаралась на славу – помещение было красиво украшено ленточками и воздушными шарами, в углу висел плакат для игры в «Приколи пони хвост», а под потолком ждала своего часа разноцветная пиньята. Закончив с декорациями, вечериночная пони принялась о чем-то оживленно переговариваться с Рарити. Неподалеку от них выставляли угощение на стол чета Кейков. Пегас собрался было подойти к ним, но по пути его перехватила Берри Панч.

— Здарова, крылатый! – улыбнулась ему земнопони. Вопреки обыкновению, алкоголем от нее не пахло – во всяком случае, пока. – Хорошая штука – праздник, и пообщаться можно, и поесть, и выпить чего! Вот толь’к причину к нему я так и не пойму – дни рождения у вас со Скут не в это время года, а других поводов представить я чет не могу…

— И тебе привет, Берри! Как говорит одна розовая пони, «всякая вечеринка хороша, внезапная – еще лучше», — отшутился от нее пегас. – Что до причины – я расскажу позже, чтоб всем и сразу. А пока что… о, Дитзи Ду, привет!..

Перемещаясь по амбару, Коппервинг здоровался с гостями, обсуждал последние новости, несколько раз даже пришлось поднимать бокалы. Пинки Пай и здесь оказалась на высоте – с ее сверхъестественным чутьем ей были и списки никакие не нужны, чтобы пригласить сюда именно тех пони, которых он или Скуталу хотели бы сегодня видеть. Конечно, будь его воля, сам пегас позвал бы еще нескольких – Балк Бицепса, Айроншилда, своих родителей… Узури с ее свитой, в конце-то концов. «А вот кое-кого, пожалуй, и наоборот…»

Жеребец поморщился, увидев рядом с Дэйзи и ее подругами встреченного в Сахарном Уголке стражника. Не то чтобы он был против того, что кто-то явился хоть и незваным, но все же за компанию – но после своего утреннего визита на стоянку зебр, общаться со стражей ему не совсем хотелось. Однако и сам гвардеец явно чувствовал себя не в своей тарелке – то ли потому, что пришел без приглашения, то ли от хищных взглядов, что бросали на него цветочницы.

Праздник тем временем набирал обороты – звучал принесенный из библиотеки патефон, пони радостно смеялись, налегали на угощение и оживленно общались между собой. Берри Панч выкатила бочонок; взгромоздив его на стол, она зазывала выпить всех желающих. В углу кипела игра в «Приколи пони хвост». Прямо сейчас какая-то серая пони прицепила его на почти правильное место, а теперь весело прыгала от радости. Коппервинг никак не мог разобрать, кто же это был – то ли Дитзи, то ли ее дочка Динки… «Да, Ритуал действует вовсю… они ж теперь для меня одинаковы на цвет! А завтра тогда что будет – зрение окончательно черно-белым станет?..»

Полчаса спустя, когда веселье немного поутихло, он понял – пора. Взлетев на стоящую у стены бочку, пегас затопал копытами, привлекая всеобщее внимание. Взгляды всех собравшихся сразу же переключилось на него. Глядя на их радостные лица, Коппервинг почувствовал, как к горлу подступила тошнота. Ведь он им не просто собирался рассказать про Ритуал – он им собирался про него солгать. И пусть даже это было ложью во спасение, ситуации это не меняло. Его друзья, коллеги, соседи… все они услышат этот обман, и конечно же, поверят – ведь никогда прежде он не давал им даже повода сомневаться в своей честности.

Оглядывая толпу, жеребец невольно подмечал отдельных гостей. «Вон доктор Хорс… мы раньше толком не общались, но после недавних событий я рад, что он пришел. А там, в стороне – Тандерлейн… неожиданно, что ни говори… Но это только к лучшему, авось перестанет мне плешь проедать своей ревностью… Возле стола с рыбой стоят коллеги из патруля, во главе с Клаудчейзер и Флиттер – небось уже кости одни оставили, да и ладно, не жалко… В углу стоит Лира – надо будет потом поблагодарить за отличную игру, сегодня она выступила просто бесподобно!.. Рядом с ней Бон-Бон, неловко обнимает единорожку за шею – они так мило вместе смотрятся, еще бы стесняться этого перестали!..» В следующий миг его взор выцепил и подопечную – Скуталу проталкивалась через толпу, спеша встать с ним рядом. Ободренный этим проявлением поддержки, Коппервинг хотел было начать свою речь, как вдруг заметил еще кое-кого… «Рога Дискорда, она-то что здесь делает?!..»

В дальнем углу виднелась стройная фигура Найтлайт. Безмятежно улыбаясь, сарозийка перехватила его взгляд, и заговорщически подмигнула. Всем своим видом кобылка словно бы выражала готовность слушать и внимать. «Как же я ее-то не приметил?.. А даже так, что бы я сделал – прогнал бы ее с праздника, при всех? Но как бы то ни было, ее присутствие не предвещает ничего хорошего. А ну как начнет копать, что за Ритуал да прочее? Если же еще и с Зекорой пообщается, то та ей такого нараскажет… как бы проблем для Узури не подкинула…»

Молчание затягивалось. Кто-то из гостей завертел головами, пытаясь понять, на кого так уставился пегас. Наконец протиснувшись через толпу, к бочке подошла Скуталу. Не подозревая о тяжелых мыслях опекуна, кобылка тихим голосом поблагодарила Коппервинга, искренне посчитав, что он попросту ждал ее появления. Натянуто улыбнувшись в ответ, пегас высоко поднял голову и заговорил:

— Леди и дженткольты, друзья и коллеги, соседи и… неожиданные гости. – Жеребец хотел было одарить ядовитым взглядом Найтлайт, но сарозийка уже смешалась с толпой. Вместо нее на глаза ему попался тот гвардеец, которого привела с собою Дэйзи. Приняв его слова на свой счет, он заметно смутился, и что-то шепнул своей спутнице. В ответ та укоряющее посмотрела на пегаса, и осуждающе покачала головой. Закатив глаза, Коппервинг продолжил:

— Как все вы наверняка слышали, совсем недавно наш город взбудоражила новость о чудовищном преступлении. Лютефиск, бывший директор приюта…

Закончив краткий пересказ тех событий, пегас без промедления двинулся дальше. Перечисляя все то, что он перепробовал в безуспешном поиске лечения, он умолчал разве что о письме к Селестии да разговоре с ее сестрой, благоразумно рассудив, что о таком лучше не рассказывать во всеуслышание. Собравшиеся слушали его со всем вниманием, а когда Коппервинг окончил свой рассказ, в амбаре повисло тягостное молчание.

Многие кобылки, не стесняясь, смахивали с глаз слезы. Жеребцы хмурились; кто-то скрипел зубами, кто-то нервно бил копытом. Доктор Хорс, будучи в курсе его поисков, задумчиво покачивал головой – наверное, вспоминал свои попытки вылечить Скуталу, а то и тихо скорбел о медсестре, убитой Чэйсером. Рядом с ним, до боли закусив губу, стояла Твайлайт. Она не могла не обратить внимание на пробел в рассказе пегаса – и теперь со смешанными чувствами ждала продолжения истории. Рядом с остатками рыбы, о чем-то оживленно переговаривались пегасы из погодного патруля. На глазах Коппервинга один из них шагнул куда-то в сторону, а потом вернулся вместе с непривычно тихим Тандерлейном. Обсуждение на глазах набирало обороты, становясь все громче и оживленнее.

Весь рассказ простоявшая возле его импровизированной трибуны, Скуталу невольно оказалась в центре внимания собравшихся. Бедная кобылка не знала куда и деться от смущения, а цветом лица больше походила на Макинтоша. Наконец она не выдержала, и умоляюще посмотрела на своего опекуна. Кивнув пегаске, тот откашлялся и вернулся к рассказу

— Друзья, друзья! Прошу вас!.. – Коппервингу с трудом перекричал расшумевшихся гостей. – Я еще не рассказал всю и половины истории – и поверьте, в финале есть все основания для праздника!..

Вновь захватив внимание собравшихся, жеребец вкратце поведал про Узури и ее странствия. Без упоминания ее истинных целей, в его рассказе зебра выглядела кем-то вроде собирателя старинного фольклора, сказок и преданий древности. Что в принципе было не так уж и далеко от истины…

— Случайно прочитав в газете о случившейся у нас беде, она, не медля и часа, поспешила на выручку. Ведь незадолго до этого, Узури в своих путешествиях наткнулась на удивительную книгу, в которой описывался некий древний и давно забытый ритуал. Он рассказывал, как далекие предки зебр через церемониальную музыку, традиционные танцы и священные песнопения, просили о милости Духов Предков. И по легенде, это якобы позволяло им исцелять даже самые тяжелые раны и недуги. – Мысль о том, чтобы не просто опустить участие Звезд как некой высшей силы, но сделать им подобную замену, осенила пегаса прямо во время рассказа. Идея показалась неплохой – ведь если даже нынешние зебры чтят духи своих Предков, то их пращуры вполне могли им поклоняться, как некой совокупной высшей силе. Ободренный своей выдумкой, Коппервинг с еще большим энтузиазмом вернулся к рассказу:

— Прибыв в Понивилль, Узури рассказала мне об этом обряде, и предложила попробовать провести его. Я отнесся к этой идее с недоверием, но исцелить мою подопечную способно было только чудо. А раз так, то нам стоило хотя бы попытаться его сотворить… — Словно бы читая его мысли, Скуталу протянула ему кружку с сидром.

Сделав несколько глотков, он благодарно кивнул и продолжил рассказывать, на ходу приукрашивая свою речь новыми выдуманными деталями:

— Для этого нам пришлось поломать голову над шифром, которым была написана та книга; словно этого было мало, записи было необходимо еще и перевести на понятный нам язык. Местами текст было невозможно разобрать, а некоторые страницы и вовсе отсутствовали. По этой причине пришлось пропускать неизвестные нам части обряда, или же пытаться импровизировать, полагаясь на общий текст. Это был огромный риск – в лучшем случае, ошибочно проведенный ритуал мог не просто не подействовать… В худшем же мог – сработать, но не так, как нам требовалось.

Речь пегаса оказалась столь проникновенной и волнующей, что на всем ее протяжении сопровождалась испуганными возгласами от собравшихся кобылок. А вот Дейзи, стоящая в первых рядах слушателей, и вовсе от волнения сомлела и без сил завалилась на стоящего рядом с ней стражника. Тот ловко подхватил цветочницу, и теперь бережно поддерживал, позволяя ей прийти в чувство. И как показалось пегасу, он был совсем не против этой неожиданной ситуации. Подмигнув единорогу, он продолжил:

— И лишь благодаря усилиям моей подруги, ее обширным знаниям и множеству других бесценных книг, обряд удалось восстановить – но даже так лишь частично. Больше всего мы боялись ошибиться, ведь последствия могли оказаться непредсказуемыми и катастрофическими... а то и вовсе гибельными. В какой-то момент меня снова одолели сомнения, и я даже попытался ее отговорить. Разумеется, не потому, что расхотел вылечить Скуталу – но потому, что был не вправе подвергать риску жизнь и здоровье самой Узури. Однако… она настояла на своем. Не будучи что-либо должной мне, и уж тем более моей подопечной, она все же согласилась пойти на этот риск. Тем самым, проявив всю глубину своей самоотверженности и храбрости, верности и сострадания, благородства и силы дружбы! Проведение обряда потребовал от нее уймы сил и времени, применения редчайших и не имеющих цены ингредиентов – но я считаю, что именно ее личностные качества были его важнейшей составляющей. Преодолев все трудности, Узури провела ритуал – и он сработал!

Последние слова были встречены восторженными криками. Не ожидавший настолько бурной реакции, Коппервинг был ей только рад – от долгого рассказа в горле было сухо, как в пустыне. Скуталу протянула ему очередную кружку, и пегас жадными глотками осушил ее до дна.

Амбар гудел от шума голосов – забыв об играх и еде, гости оживленно обсуждали его рассказ. Кто-то явно не поверил словам пегаса; другие же наоборот, искренне прониклись его историей. Пегасы из патруля, вместе с примкнувшим к ним доком Хорсом, дружно гадали: может ли этот обряд исцелять и другие недуги, и если да, то какой окажется цена. Со всех сторон слышались споры, касающиеся ритуала: выдвигались всевозможные предположения о его истории, удивлялись мастерству создавших его зебр, гадали о природе Духов Предков. Впрочем, кое в чем гости были единодушны – они дружно поражались самим фактом его создания и тем обстоятельствам, почему это знание оказалось утерянным на многие столетия. Отовсюду слышалось имя Узури – сложно было понять, хвалят ли ее за помощь, или же осуждают за рискованный и таинственный ритуал… но ясно было одно: следующий ее визит не обойдется без повышенного внимания, всевозможных встреч и подробных расспросов.

Скосив глаза вниз, пегас кинул быстрый взгляд на свою подопечную. Скуталу стояла, крепко стиснув зубы; румянец на щеках сменился мертвенной белизной. В отличие от остальных, она-то познакомилась с Узури лично – и не могла не понимать, в насколько выгодном свете он только что ее описал. Вздохнув, Коппервинг начал прокручивать в голове заключительную часть своей речи. Оставалось самое сложное – рассказать о последствиях ритуала… и пережить шквал вопросов, которыми их закидают любопытствующие друзья и соседи. В голову пегаса пришло запоздалое понимание – вместо того, чтобы проводить эти пару месяцев в Понивилле, нужно было уехать на весь срок куда-нибудь в глушь… Ну или в Клаудсдейл, к его родителям… Так его слепота осталась бы незаметной для остальных, а с глазом Скуталу можно было бы что-нибудь и придумать… Но теперь-то чего уж плакать над пролитым молоком!

Однако, рассказ сначала требовалось завершить, а с этим возникли сложности. Разошедшиеся пони галдели так, что дрожали даже стены амбара. Безуспешно попытавшись перекричать стоящий вокруг грохот, Коппервинг встретился взглядом с Макинтошем. Поняв друга без слов, тот глубоко вздохнул, а затем…

— ТИИИИИИИИИХООООООООООО! – звучный бас здоровяка-земнопони с легкостью перекрыл все прочие звуки. Кто-то подпрыгнул от неожиданности, кто-то испуганно заозирался вокруг, выпучив глаза и держась за сердце. Несколько кобылок, во главе с оставшейся парой цветочниц, изящно упали в обморок – к счастью, вовремя подхваченные соседями. Побледневшая Берри Панч выглядела так, словно бы внезапно протрезвела; стоящий рядом с ней доктор Хорс кинул укоризненный взгляд на Коппервинга, не переставая при этом шептать что-то успокаивающее буквально повисшей на нем Рэдхарт. Пинки Пай, не обращая внимания на осуждающие взгляды, в бешеном восторге требовала от Биг Мака крикнуть «на бис». В дальнем конце амбара Коппервинг наконец-то разыскал и Найтлайт – покинув свой укромный угол, она с хищной жадностью оценивающе смотрела на красного жеребца. Сам же Макинтош, как было очевидно, лишь стеснялся всеобщего внимания. Благодарный за его вмешательство, Коппервинг дождался относительной тишины, и приступил к заключительной части рассказа.

Излагая слушателям свою версию Ритуала, пегас делал особый упор на необходимых для него ингредиентах, редких и безумно дорогих. Ведь скажи он, что для него требуется лишь крепкая дружба или настоящая любовь, то Узури бы точно проходу не давали, выпрашивая исцеление по малейшим пустякам. А сам Ритуал, в его изложении радикально сокращенный и избавленный от творящихся там ужасов, выглядел скорее диковинной сказкой, в которой баснословная цена и туманные последствия были щедро замешаны на зебриканском колорите и чуждой для современных пони религиозности.

Оставался лишь вопрос потери зрения: если все остальное еще можно было списать на байки, то от этого факта просто так не отмахнуться. Даже те, кто не поверил рассказанной им версии, не смогут отрицать сверхъестественную природу произошедшего. Поэтому, тщательно выбирая слова, Коппервинг снова подкорректировал вчерашние события. Вместо «жертвы» появился «просящий», а обман Звезд из доработанного ритуала Ска’терри преподнес как «проверку истинности чувств пред ликом Предков». Само собой, и сам возврат зрения сменил свою природу: из хитрой лазейки, позволяющей обвести Звезд вокруг пальца и украсть их силу, превратился в заслуженную награду, которой награждали просящего за истинные чувства и жертвенность.

Выговорившись, усталый Коппервинг наконец-то слез со своей импровизированной трибуны. Как он и думал, в его рассказ поверили не все – слишком уж невероятно звучала эта история про древнее наследие народа зебр. Наибольший же скепсис вызвала сама необходимость возносить хвалу некой высшей сущности. Ведь несмотря на то, что Эквестрией тысячелетиями правили бессмертные и могущественные сестры-аликорны, прошли уже многие столетия с тех пор, когда пони всерьёз возносили им мольбы и выражали божественные почести. И даже те немногие, кто до сих пор видел в них нечто большее – как сам Коппервинг еще совсем недавно! – просто относились к ним с особым почтением и любовью, как к неким всеобщим праматерям. Но даже так, это проявление сыновьих чувств и близко не походило на полноценную религию, вроде той, что исповедовали минотавры.

Следующим камнем преткновения стал озвученный им способ лечения. Вылечить необратимо поврежденный глаз, но ценой потери зрения у другого пони? Для тех, кто привык к магии единорогов-докторов, к таблеткам и уколам, все это выглядело дико и отвратительно. И даже факт того, что неподалеку от города обитала Зекора, зебра-травница, и некоторым из присутствующих уж точно довелось испытать на себе воздействие ее отваров да мазей, для них сути дела не менял. Пегас с изумлением услышал, что некоторые пони оправдывали свое обращение к ней лишь тем, что прием у врача в больнице, видите ли, обошелся бы им дороже в битах – а эффективность лечения у них была примерно одинаковой.

Однако же часть присутствующих приняли слова Коппервинга на веру – и теперь горячо отстаивали его правоту. В амбаре снова становилось шумно. С болью в глазах пегас смотрел на то, как спорят Флиттер и Клайдчейзер, Дитзи Ду и Миссис Кейк, Пинки Пай и Рарити. Рядом с подругами стояла Твайлайт – вымученно улыбаясь, она пыталась их успокоить, но без особого успеха. Из дальнего угла его буравила взглядом Найтлайт, а мелькнувший в дверях силуэт говорил о том, что Тандерлейн покинул сборище. Задуманный как дружеская вечеринка, вечер стремительно превращался во что-то совсем другое, нехорошее, грубое и злое. Не зная, что и делать, Коппервинг шагнул было вперед, но тут его тронул за плечо доктор Хорс. Отрицательно покачав головой, он прикрыл глаза, сконцентрировался, и…

Яркая магическая вспышка озарила амбар. Забыв о ссоре, пони подслеповато моргали, пытаясь прогнать пляшущие перед глазами пятна. Прокашлявшись, Хорс поправил очки и заговорил:

— Отрадно видеть, что обсуждение методов лечения – пусть и столь… нетрадиционных – настолько интересует большинство присутствующих. Однако, увлекшись пустой полемикой, основывающейся исключительно на вере или неверии рассказу Коппервинга, вы позабыли про действительно важное – а именно, научный подход. – Видя, что он завладел вниманием всех собравшихся, единорог самодовольно улыбнулся, и продолжил. – Как врач, который проводил обследование поврежденного глаза Скуталу, я могу утверждать, что полученные им повреждения были необратимы. Ни я лично, ни другие известные мне доктора – никто из нас попросту не обладает знаниями, способностями или методами лечения, чтобы справиться с такой травмой. В то же время, никто из здесь присутствующих не станет сомневаться, что Коппервинг на текущий момент не является слепым, правда ведь? Так вот, все остальное проще пареной репы. Если по истечению соответствующих сроков глаз у Скуталу снова начнет видеть – значит, в том… обряде… действительно есть какая-то целительная сила. Ну а если ее опекун сперва потеряет, а потом вернет назад свое зрение, то это будет лишним доказательством самого принципа работы этого зебриканского ритуала. У кого-то остались вопросы?

В амбаре воцарилась абсолютная тишина. Затем, словно бы по чей-то неслышной команде, пони начали оживленно переговариваться. Даже самым заядлым спорщикам стала очевидна правота доктора, и сейчас они дружно недоумевали, как это им самим не пришло такое в голову. Настроение улучшалось на глазах: Берри Панч громко требовала пунша, кто-то смеялся, в углу снова заиграл патефон. Глядя, как Твайлайт, Пинки Пай и Рарити прижались друг к другу в дружеских объятиях у Коппервинга отлегло от сердца.

— Вроде бы праздник вернулся в свою колею, не так ли? – негромкий голос Хорса вывел пегаса из задумчивости.

— И не говорите! Спасибо Вам огромное за своевременную помощь! – искренне поблагодарил тот доктора. – Уж даже не знаю, как до этого дошло, и как бы мы без Вас тут навели порядок…

— Да бросьте, пустое. Однако же… — наклонив голову, врач поверх очков пристально оглядел пегаса. – Скажу прямо, я был бы Вам очень признателен, если бы Вы со Скуталу заходили бы ко мне для регулярного осмотра… пока не станет очевидно, так сказать. Вам – медицинская консультация, разумеется, бесплатная; мне – возможность изучить и описать процесс выздоровления после этого… ритуала.

— Я согласен, док, — не раздумывая согласился пегас. Предложение было разумным и щедрым, но сейчас его куда больше занимала Найтлайт, неотрывно наблюдавшая за ними из своего угла. Не пытаясь спрятаться или смешаться с толпой, она не скрывала своего интереса и внимания – словно бы таким образом приглашала его на разговор. – А сейчас, прошу прощения… Мы зайдем к Вам в больницу завтра, хорошо? – Не дожидаясь ответа, жеребец направился к настырной сарозийке.

Устроившись на тюке сена, Найтлайт сидела за столом. Помимо блюда с пирожными, на нем стоял кувшин с пуншем и пара стаканов. И теперь, наблюдая за его приближением, она медленно, не торопясь, разливала напиток по бокалам. Подхватив телекинезом несколько подушек, сарозийка старательно сложила их в кучу, и приветственно похлопала копытом.

— Коппервинг! – певуче протянула кобылка. – Какая встреча! Прошу тебя, садись!

— Найтлайт, — неприязненно отозвался пегас. Приглашение сесть он проигнорировал. – Не ожидал тебя увидеть здесь. – Выделяя интонацией каждое слово, жеребец ясно давал понять собеседнице, что ей тут не рады. В ответ она лишь рассмеялась.

— О, Луна! Не будь таким грубым занудой, тебе не идет. – Глотнув пунша, единорожка ехидным тоном добавила. — И да, про «увидеть» ты хорошо сказал – ведь уже совсем скоро тебе это будет недоступно. Правда, лишь временно, так ведь?

Коппервинг в ответ скрипнул зубами. Что ни говори, а язык у нее был подвешен как надо.

— Ладно, ты пошутила – я тоже посмеялся. Вот только не сочти за грубость, но я тебя на этот вечер не приглашал. Уверен, что Скут об этом даже не задумывалась. И сомневаюсь, что могла позвать Пинки Пай – она в таких вещах не ошибается. Поэтому… давай к делу?

— Как скажешь, — покладисто кивнула сарозийка. Посерьезнев, она начала рассказ. – Итак, первое… хочу тебя обрадовать, про Чэйсера можете забыть. Ублюдок мертв. Наши его зажали в горах, при попытке перейти через границу к грифонам… Угробил троих ребят, сволочь! - так еще и живым не дался. Как понял, что не уйдет – сиганул с обрыва. Каким бы мерзавцем не был… надо отдать должное, предпочел плену смерть, не каждый бы на такое смог решиться… Тело после долгих поисков нашли – однозначно он, однозначно мертв.

— Это… отличная новость! – искренне ответил пегас. Услышав о смерти Чэйсера, теперь жеребец смотрел на Найтлайт с искренней симпатией, а со спины его словно бы свалился тяжеленный камень. Ведь каким бы незначительным не был шанс того, что ловчий захочет вернуться и закончить начатое, но совсем не думать об этом Коппервинг не мог. Особенно, учитывая свое скорое состояние. Спохватившись, добавил. – Прости, мне горько слышать о гибели гвардейцев, но…

— Стоило того, да? – невесело усмехнулась Найтлайт. Жеребец в ответ на это промолчал, но его молчание было красноречивее любых слов. – Ладно… и второе. Я все знаю про этот твой ритуал. Наврал ты с три короба, но меня ты так просто не проведешь. Удивлен, да?

Глядя на ее посерьезневшее лицо, Коппервингу стоило неимоверного труда сохранить хотя бы видимость спокойствия. Было очевидно, что сарозийка без труда читала его, как открытую книгу, и даже это его напускное равнодушие не могло ее обмануть, но…

— Ничего ты не знаешь, Найтлайт. – Льда в голосе пегаса было бы достаточно, чтобы заморозить средних размеров водоем. – А все то что думаешь, будто бы знаешь, услышала от той, что и сама нихрена не понимает.

— Да, ты прав, Зекора знает лишь основы, предания и легенды, запреты да предупреждения, — не стала отпираться единорожка. – И так ясно, что твой ритуал имеет мало общего с ее рассказом, вот только… — она понизила голос, и подалась вперед, к пегасу. – Есть там и кое-что общее, никуда от этого не денешься. А именно – те силы, к которым вы обратились. И я не про твою идею с Духами Предков – кстати, довольно неплохую – а про Звезды. Они невообразимо стары, они невероятно могущественны, у них свои, неясные для нас, цели и устремления. Тысячу лет назад под их влияние попала сама владычица Луна – так что поверь, я знаю, о чем говорю. По силе с ними можно сравнить разве что Принцесс… ну и Дискорда, да не к ночи будет помянут… Вот только Сестры воплощают добро, свет и порядок. А те твари со звезд – все прямо противоположное. И просить у них помощи, делать обряды в их честь, служить им… ты хоть понимаешь, ВО ЧТО ты решил влезть?..

— Нет, не понимаю, — равнодушно пожал плечами пегас. – И не хочу понимать.

— А надо бы! – злобно прошипела сарозийка. – Нельзя просто так заигрывать с подобными силами и надеяться, что они однажды не возьмут своего! Да еще с процентами! Неужели ты…

— Вот ты сказала, что эти сущности со звезд – сравнимы по силе с Принцессами, так? – перебил ее Коппервинг. – Тогда скажи, почему они могут себе позволить потратить кроху своего могущества, чтобы исцелить Скуталу, а Божественные Сестры-аликорны, которых я всю свою жизнь искренне любил, и которых один-единственный раз умолял о помощи – нет? А, почему? Или же они могут, но не хотят?

Найтлайт молчала. Было видно, что она хочет что-то ответить; что она знает, что именно нужно сказать… Однако с губ ее не слетело ни слова. Наклонив голову, она со спокойным выражением лица смотрела на пегаса, словно бы игнорируя его негодование и неудобные вопросы.

— Молчишь… Оно и понятно. Как же, стражница самой принцессы Луны, ее доверенная слуга и помощница! – Коппервинг говорил тихо, но его слова были наполнены такой едкой болью, что казалось, было бы легче, если бы он кричал. Напускное равнодушие единорожки его лишь сильнее заводило. Хотелось резко повысить голос, ругаться, добиться от собеседницы если не понимания, то хоть каких-то эмоций. Но… учитывая обстоятельства, пегасу приходилось сдерживаться. – Ты думаешь, мне это далось легко? Или что я бы не предпочел другой путь? Вот только не было его! А оставить все как есть… я просто не мог.

Вокруг них шумно бурлило праздничное веселье, пони играли и смеялись, обнимались и пели… А Коппервинг и Найтлайт с потемневшими лицами молчали, словно бы понимая, что разговор исчерпал себя. Наконец, пегас не выдержал. Подхватив бокал пунша, он залпом опрокинул его, и с мрачной решимостью спросил:

— Ну, дальше-то что? Я ж, по-твоему, со звездами спелся. Мне в изгнание – или сразу в тюрьму?

— Да ничего тебе не будет, — устало вздохнула сарозийка. – Пока, во всяком случае. Ритуал-то ты не сам проводил, а твоя подруга-зебра. Вот ей зададим несколько вопросов…

— Оставьте ее в покое, — с угрозой в голосе ответил Коппервинг. Крылья его начали раскрываться, наглядно говоря о том, что теперь-то он по-настоящему начал терять самообладание. – Она ни в чем не виновата. А как дочь и старший помощник посла, обладает неприкосновенностью.

— А это уже решать ни тебе и ни мне. В лучшем – для нее – случае, она отделается высылкой за пределы Эквестрии, без права на возвращение. В худшем… законы у зебр куда строже наших. Можешь быть уверен в одном – мы приложим все усилия, чтобы разобраться во всем без лишнего шума. Тебя с подопечной это тоже касается — так что не обессудь, если потом и вас на разговор вызовем. А зебры – что Узури, что Зекора – им болтать языком и вовсе смысла мало. Не поверят, да и вопросы задавать начнут. Ну а пока что… — она встала и потянулась. – Береги себя. Береги Скуталу. И всегда помни, что звезды однажды спросят с процентами. И не обязательно с тебя лично.

Для Свити Белль праздник не очень-то задался с самого начала. Сперва Рарити решила во что бы то ни стало прийти с ней вместе – а собиралась она как обычно… В результате этого, они едва не опоздали. Потом она вместе с Эпплблум помогали разливать пунш и ставить на столы новые порции угощения. В другой ситуации, вместо нее этим занималась бы Эпплджек – но та совсем недавно в спешке отбыла в Замок Двух Сестер. До единорожки доходили только обрывки слухов, но вроде бы как тот странный человек, Айроншилд, попал в серьезную передрягу. Правда это было или нет, но фермерша, вместе с примкнувшей к ней Флаттершай, отправились в Замок вместе с первым же караваном. Свити Белль все это казалась довольно странным – она ни в коем случае не испытывала к человеку неприязни, но вся эта спешка выглядела подозрительно. И ладно бы отправилась одна Флаттершай, в доме которой с самого своего появления и жил двуногий… но ЭйДжей?.. Но какой бы ни была настоящая причини, в отсутствии сестры обязанности хозяйки пришлось брать на себя Эпплблум.

Внезапно свалившуюся на нее ответственность та приняла с восторгом. Ей уже и ранее приходилось брать на себя заботу об этой стороне организации праздников, но всегда под присмотром и руководством Эпплджек. Но подобная опека, сколь бы мягкой и ненавязчивой она не была, ее явно тяготила. Поэтому такой шанс проявить себя, доказать свою самостоятельность и взрослость, земнопони упускать не собиралась. Едва узнав от брата про скорый праздник, Эпплблум вплотную засела за готовку. Она сама пекла сытные пироги и воздушные слойки, нарезала овощи на салат и окунала в карамель сочные яблоки, разливала по кувшинам сидр и расставляла по столам принесенные Пинки Пай кексики – одним словом, выложилась на полную, посвятив приготовлениям весь день. И лишь уже на самом празднике, доказав родным и самой себе свою состоятельность как хозяйки, она сочла возможным попросить Свити Белль о посильной помощи.

О том, чтобы ответить подруге отказом, не могло было быть и речи. Единорожка разносила по столам последние тарелки, убирала пустые подносы, разливала по стаканам напитки. Волнение Эпплблум передалось и ей самой, и теперь она тоже старалась сделать этот вечер безупречным. Работа ее настолько поглотила, что Свити едва не пропустила прибытие зачинщиков праздника — Коппервинга и Скуталу. При виде пегаски сердце ее замерло от сладостного волнения, щеки заалели, воротник навязанного Рарити платья стал казаться неприятно тесным… Но как следует пообщаться у них не вышло. Тепло поздоровавшись с подругами, Скут, извинившись и пообещав все объяснить позже, торопливо вернулась к своему опекуну, и практически не отходила от него до самого окончания его рассказа.

Слушая Коппервинга, Свити не могла удержаться от слез – настолько свежи в памяти были те ужасные события. Сильнее всего единорожку жгло понимание того, что травма пегаски произошла по ее вине – ведь та встала на ее защиту, и в итоге едва не поплатилась за это жизнью. Погрузившись в воспоминания, она едва не пропустила продолжение рассказа, про Узури и ритуал. С замиранием сердца слушая эту историю, Свити Белль разрывалась от противоречивых чувств – ей страстно хотелось, чтобы тот обряд вернул ее дорогой подруге зрение, но… одновременно она злилась на себя за то, что первой не узнала про этот способ. В том же, что ритуал подействует, кобылка не сомневалась ни секунды. Само осознание того, что это Коппервинг, а не она, пошел на такую жертву, на такой риск, добровольно согласившись на временную утрату зрения, лишь бы Скуталу выздоровела!.. это одновременно и восхищало, и бесило белую единорожку. Ведь окажись она на его месте, как бы это сблизило их, ее и рыжую пегаску!.. Оценив ее жертву, та наверняка бы ощутила ответные чувства, а теперь!.. Теперь… теперь все пошло прахом. Сколько Свити Белль не думала, ей не приходило в голову ничего столь же значимого, опасного, важного, с чем бы она могла помочь своей подруге. В этот момент кобылка едва не возненавидела Коппервинга – и одновременно столь же сильно ему позавидовала. Единственным утешением служили лишь ее постоянные заявления, что между ними с опекуном нет ничего, кроме семейных и дружественных чувств.

— Ах, какая прекрасная история! Какое благородство, какое самопожертвование!.. – увлекшись своими мыслями, Свити совсем позабыла о стоящей рядом сестре. Достав из сумочки шелковый платочек, та смахивала слезы – разумеется, осторожно и бережно, чтобы не смазать макияж. – Вот бы кто-нибудь совершил и для меня нечто подобное!..

Накрыв лоб копытом, Белль поспешила отойти в сторону, одновременно высматривая среди гостей свою рыжую подругу. Наконец-то перестав хвостиком ходить за Коппервингом, она нашлась возле пегасьего стола, уставленного тарелками с остатками жареной рыбы. При одном лишь взгляде на рыбу, к горлу единорожки подкатил плотный комок – попробовав ее однажды, она на всю жизнь запомнила ее запах, вкус, саму консистенцию – и тонкие кости, противно хрустящие на зубах. В тот раз она пошла на такое, только чтобы произвести впечатление на Скуталу – и может быть именно поэтому вкус показалось ей не таким уж и плохим. Но есть такое регулярно, как это делают пегасы, Свити ни за что бы не согласилась.

Подойдя почти вплотную к не заметившей ее пегаске, Белль долго не могла подобрать нужных слов. Так и не определившись, вместо этого она крепко обняла подругу, положив голову ей на плечо. Та на миг напряглась – а затем, узнав единорожку, вернула ей объятие.

— Свити!.. Я так рада, что ты пришла!.. – искренняя теплота в голосе пегаски наполнила ее сердце радостью, заглушив даже ее чувства к Коппервингу. Эта их близость – долгая, но не настолько, чтобы перейти рамки приличий – все же закончилась, и теперь подруги стояли лицом к лицу. Глядя на подругу, единорожка почувствовала, как неудержимо краснеет, не в силах совладать со своими чувствами и мечтами.

— Я… я так рада, что ты скоро поправишься! – через силу выдавила она, смущенно опустив взгляд. – Но если чем-то… хоть чем-то! я могу тебе помочь… пожалуйста, только скажи!

— Эй! Уже все хорошо, — улыбнулась пегаска, а затем… пусть неуверенно и осторожно, но поцеловала Свити Белль в щеку. – Но все равно, поверь, я искренне ценю твое желание и готовность помочь!

Некоторое время они молчали. Скуталу покраснела лишь немного, а вот румянец, выступивший на белой шерстки ее подруги, напоминал скорее лесной пожар. Не в силах вымолвить и слова, Свити окинула взглядом амбар и, отыскав свободный угол, направилась туда, силой своего телекинеза настойчиво потянув пегаску за собой.

Подождав, пока Скуталу устроится поудобнее на куче свежего и ароматного сена, единорожка подхватила магией несколько свободных тюков, и поставила их друг на друга, соорудив нечто вроде закрывающей от посторонних взглядов стенки. Прижавшись к боку пегаски, Свити с наслаждением ощутила касание крыла, накрывшее ее спину, словно одеялом. Так прошли несколько долгих минут. Шум праздника, разговоры других пони, истории и тосты – все это осталось где-то в стороне, вне пределов их огороженного мирка. Но как бы единорожке не была приятна эта тишина и близость, посмотреть в лицо подруге ей хотелось еще больше. Ведь еще раньше, при встрече, она заметила нечто новое в ее больном глазу, и теперь ей не терпелось рассмотреть его поближе.

Ожидание ее не обмануло. Приглядевшись, Свити отчетливо увидела фиолетовые прожилки, испещрившие еще вчера тусклое и ослепшее око, к внешнему виду которого она уже успела привыкнуть. Широкие и как будто бы мерцающие, эти полоски пробивались откуда-то изнутри, прорезаясь сквозь мутную пелену невидящего глаза. И если бы единорожка посмотрела бы на это еще и утром, то она без сомнения смогла бы заметить, что теперь фиолетовых линий стало больше, а сами они – толще.

— Невероятно!.. – пораженно выдохнула Свити Белль. Одно дело услышать таинственную историю о неведомом обряде, способном на чудо, – а совсем другое – наблюдать его результат воочию. – И это для любых ран, болезней и травм может сработать? Если да, то нужно непременно научиться этому ритуалу! Какой бы не была стоимость его составляющих, когда на другой чаше весов лежит исцеление неизлечимо больных, никакая цена не может быть чрезмерной!.. – Восторг единорожки угас сам собой, стоило ей лишь посмотреть на скривившееся, словно от боли, лицо подруги. – Что? Что не так?..

— Этот Ритуал… — нехотя проговорила пегаска. – Поверь, я врагу не пожелаю через него пройти… То, что рассказал обо всем это Коппервинг… ну… он слегка сгладил детали и приуменьшил его последствия…

— Так он соврал?! – ужаснулась Свити Белль.

— Ну не то что бы «соврал», — уклончиво ответила Скуталу. – Скорее, пощадил нервы всех присутствующих. Ритуал работает, в самом деле работает – вот только давай не будем о том, как он проходил и что во время него случилось, ладно?

— Ты можешь мне рассказать, я сохраню вашу тайну, я обещаю! – горячо зашептала единорожка. Воспользовавшись тем, что пегаска другим боком лежала впритык к стене амбара, она подвинулась так, чтобы прижаться к ней еще крепче. – Я же твоя подруга!.. и спрашиваю лишь затем, чтобы суметь при необходимости помочь!..

— Нет, Свити, и не проси… — подвигав плечами, Скут явно показала подруге, что ей нужно больше личного пространства. И лишь та отодвинулась, как пегаска поднялась на ноги. – Не обижайся, но… не стоит тебе этого знать. Сестры свидетельницы, я говорю так лишь для твоего блага. А теперь… извини, но мне нужно помочь опекуну с проведением праздника…

Вскочив, Скуталу спрыгнула на пол, без труда увернувшись от последней попытки Свити Белль ее обнять. Виновато улыбнувшись, она скользнула за тюки сена, оставив единорожку одну, в самых расстроенных чувствах.

На следующий день после праздника, Скуталу и Коппервинг отправились в больницу, на обследование у доктора Хорса. Глаз пегаски был уже почти наполовину испещрен фиолетовыми росчерками – и хотя он все еще не видел, но такие перемены позволяли надеяться на удачный исход. А вот у жеребца ситуация была куда хуже – проснувшись утром, он осознал, что полностью лишился способности воспринимать цвета, а само зрение ощутимо просело в четкости и дальности. Кроме того, пегас отметил невозможность адекватно оценивать расстояния до окружающих предметов и вещей. Попытавшись было начать утро с привычного чтения, Коппервинг только со второго раза смог снять книжку с полки – а открыв ее, с досадой для себя уяснил, что читать теперь он сможет, лишь буквально уткнувшись в страницу носом.

Некогда многоцветный мир заиграл всеми унылыми оттенками серого, а неспособность четко отличить одну помеху от другого едва не сыграла с ним злую шутку во время полета. Никогда прежде Коппервинг и в мыслях не мог представить, что однажды может спутать серого пегаса и маленькое грозовое облако, однако ж! От неприятных последствий их спасли лишь запоздалый окрик Скуталу, да его отменная реакция. Веря своему опекуну, кобылка до последнего не сомневалась, что тот знает, что делает. Но пусть и запоздалый, ее окрик успел предотвратить столкновение, а рефлексы опытного погодного пегаса вывели их в крутой вираж, подальше от тянущейся к ним молнии. После такого происшествия, дальше они полетели гораздо медленней. Без лишних слов им обоим стало ясно, как стремительно развивается его недуг.

«Сперва невозможность читать книги, теперь и неспособность нормально летать… Конечно, для меня это не стало совсем уж неожиданностью, я знал, на что иду. Вот только одно дело знать, а другое – в полной мере испытывать на себе… Да, у меня есть Птуш, он поможет – но одно дело ходить по дому или же летать вокруг него, а совсем другое – отправиться на рынок за продуктами. Не говоря уже про работу в патруле! Слишком рискованно… я никак не могу так рисковать! Даже малейший шанс того, что Скуталу придется возиться еще с моими травмами… нет, ни в коем случае.»

Добравшись до больницы, пегасы направились в кабинет доктора Хорса. Тот явно подготовился к их визиту – на стене висела таблица для проверки зрения, на полке рядом с ней лежал ящик с линзами, а на столе выстроился целый ряд причудливых инструментов и приборов.

Обменявшись дежурными вежливыми фразами, они приступили к проверке. У Скуталу зрение на здоровом глазу осталось прежним; травмированный же пока что не показывал улучшений, не считая испещривших его фиолетовых прожилок. А вот у Коппервинга было все куда печальнее. Некогда идеальное, его зрение ухудшилось в разы – вглядываясь в висящую на стене таблицу, он с трудом смог прочитать лишь самую верхнюю строку.

Следом пришла очередь тех диковинных приборов – они что-то измеряли и странно щелкали, светились разными цветами и звоном отзывались на магию врача… Не понимая деталей, пегасы просто сообщали единорогу результаты. Делая пометки в тетради, доктор Хорс задал несколько дежурных вопросов – не менялся ли рацион, не было ли контактов с больными и все прочее. Закончив писать, он положил ручку с записной книжкой на стол, и пристально взглянул на пациентов.

— Ну что я могу вам сказать, помимо очевидного… Коппервинг, твое зрение стремительно падает – да ты и сам это знаешь… Скуталу, кроме изменения цвета глаза, никакого другого прогресса я не наблюдаю. Разумеется, в целом все это крайне необычно, но… пока что без явной перспективы. Ни одна из устроенных проверок не смогла определить причины таких эффектов – и тем более, когда и чем все это может завершиться. – Поправив очки, Хорс внимательно посмотрел на пегасов. – Чем бы ни был тот… «ритуал», что бы вы там не использовали – я не могу даже предположить того, что сейчас с вами происходит. Что эта стремительная утеря зрения, что эти фиолетовые линии… Такое просто вне компетенции и области знаний современной эквестрийской науки. Безусловно, это все очень необычно, интересно и познавательно – но пока что я не могу дать вам никакого прогноза, совета или руководства к действию. Поистине, уникальный случай – я, как врач, просто обязан его всесторонне изучить и записать. Во имя науки, разумеется… и конечно же, только если вы дадите на это свое согласие.

«Пиши, кто ж не дает… Вот только если зебры не поделятся с миром знаниями о Ритуале, случай этот рискует стать единичным», — думал Коппервинг, машинально прощаясь с доктором Хорсом. Дождавшись Скуталу, он начал медленный и осторожный полет домой, твердо решив в следующий раз отправиться в больницу пешком. То, что едва не произошло утром… Эта ситуация была элементарна даже для жеребенка, едва освоившего одиночные полеты – а он едва не сплоховал. Хорошо еще, что Скут среагировала, сберегла от беды!..

Страх слепоты — забытый, но не побежденный до конца — вновь охватил пегаса. В голове непрерывно крутилась единственная мысль – что Ритуал был лишь обманом, и что его потеря зрения будет окончательной и необратимой. И неизвестно, чем бы окончилась эта борьба с внутренними ужасами, если бы не осторожная ласка со стороны Скуталу. Словно бы ощутив его внутреннее противостояние, она прижалась к нему как можно крепче, и нежно провела передней ногой по его шее, своей поддержкой прогоняя неуверенность и дурные мысли.

Остаток пути прошел спокойно. Оказавшись дома, Скут засела за учебники: вчера была контрольная, и ей непременно придется ее пересдавать. Срок справки из больницы подошел к концу, и уже завтра пегаске следовало бы появиться в школе. Коппервинг тем временем позвал Птуша, и с ним вместе отправился куда-то прочь, в спокойной обстановке тренировать навыки слепого полета. Случившееся утром заставило его переосмыслить свое состояние – но если от привычных полетов он решил отказаться, это вовсе не значило, что летать он перестанет вовсе. «Как в детстве… прямо, вверх и вниз… просто, скучно – но лучше, чем совсем ничего!..»

Оставшись одна, пегаска честно зубрила заданный материал. Закрывая здоровый глаз, она раз за разом на память повторяла строчки из учебника, как вдруг… Ей показалось, или?.. Не веря происходящему, Скуталу кубарем скатилось с облачного дивана, и поспешила к ближайшему окну. За те несколько часов, что прошли после больницы, небо успело распогодиться, и теперь она, зажмурив здоровый глаз, направила увечный прямо на солнце. Уже привычную ей темную пелену рассекали слабые искорки – еще недавно вовсе неспособный видеть, ее левый глаз теперь мог отличать тьму от света. Окрыленная этим фактом, Скуталу едва не пустилась в пляс – по всему выходило, что Ритуал действительно работал, и полное выздоровление было лишь вопросом времени.

Следующий день принес с собой новую радость – и новые проблемы. Левый глаз пегаски все уверенней отличал свет от тьмы – в то время как Коппервингу уже почти ничего не видел. Все вокруг казалось ему лишь пятнами всех тонов серого – одни побольше, другие поменьше. Он храбрился и шутил, но и так было понятно, с каким трудом ему даются такие перемены. Скуталу хотела было даже остаться дома, поддерживать и заботиться о нем, но опекун с беззаботным смешком отправил ее в школу.

Дождавшись, пока пегаска спустится на землю, Коппервинг позвал Птуша. Скрыв под повязкой глаза, с мудрой птицей на плече, он принялся раз за разом повторять упражнения полета. Не все получалось гладко, не все получалось сразу – но постепенно пегас учился приноравливаться к новым реалиям. А запоминая язык бухури, Коппервинг все чаще реагировал на голос Птуша, стоило лишь услышать начальные звуки команды. И как бы то ни было, в этой крупной, ворчливой, своевольной птице, пегас все чаще видел друга, нежели навязанное домашнее животное.

Час сменялся часом, упражнение шло за упражнением, тренировка прерывалась лишь на короткие перерывы. Мокрый от пота, пегас устало развалился на близлежащем облачке; рядом с ним уселся бухури, глядя на жеребца своими круглыми желтыми глазами.

— Да-да, сейчас продолжим!.. – наконец буркнул Коппервинг, не выдержав немигающего взгляда птицы. – Ох и глупо я небось смотрюсь со стороны – но лучше уж так, чем чахнуть весь срок в четырех стенах…

Утром нового дня Скуталу проснулась по будильнику – что было странно, поскольку ее опекун, бывший закоренелым «жаворонком», как правило будил ее лично. Не обнаружив пегаса и на кухне, кобылка тихонько постучала в дверь его комнаты. Слабый голос был ей ответом. Собрав волю в кулак, Скут толкнула дверь и вошла внутрь.

Коппервинг сидел на кровати. Подняв голову на скрип двери, он все равно смотрел куда-то в бок, не туда… и лишь когда пегаска осторожно прикоснулась к его ноге, жеребец склонил голову в ее сторону.

— Привет, Скути… Уж извини, совсем я расклеился… — в нарочито бодром голосе ее опекуна кобылке явственно слышалась неуверенность и страх. И немудрено! Даже у самой кобылки, хоть она едва не лишившаяся глаза, все же оставался второй, зрячий. Какого же тогда было ему, ослепшему сразу на оба?

— Да все в порядке… — непривычная к роли хозяйки, пегаска чувствовала себя не совсем в своей тарелке. Однако же понимание того, насколько хуже сейчас приходится Коппервингу, заставило ее собраться силами и взять инициативу в свои копыта. – Ты садись, я пока приготовлю завтрак!..

Спустя полчаса, едва закончив с завтраком, Скуталу отправилась в школу. Это решение далось ей нелегко – часть ее требовала остаться рядом со стремительно слепшим Коппервингом… однако тот категорически отказался, и буквально выгнал ее на занятия.

А там ей не давали покоя одноклассники. Уже на первой же перемене они окружили пегаску, закидав ее расспросами и беспардонно пытаясь заглянуть в ее еще недавно мертвый глаз. Кое-как, с помощью подруг, Скут наконец отбилась от их назойливого внимания… но было понятно, что это лишь временная мера. Если взрослым хотя бы хватало такта и уважения обсуждать ритуал в кругу таких же заинтересованных, то подросткам был нужен результат, желательно – сразу, и при этом такой, чтобы был понятен на их уровне.

Не выдержав напора прочих учеников, Скуталу сбежала с половины уроков, поспешив в относительную безопасность и спокойствие их облачного дома. Коппервинга дома не было – наверное, тренировался летать вслепую. Решив порадовать опекуна горячим обедом, пегаска следующие полтора часа простояла у плиты; а после, так и не дождавшись его возвращения, засела за уроки.

Жеребец объявился уже под вечер. Сопровождаемый почти непрерывными криками Птуша, Коппервинг медленно, как будто наощупь, залетел на крыльцо и прошел на кухню. Бухури сидел на его спине словно приклеенный, периодически оглашая воздух своим скрипом. Однако пегасу это явно помогало – за все время он ни разу не врезался в стену, не побил посуду и не пролил и капли воды из чайника. Наблюдая за этим зрелищем, Скуталу прониклась невольным уважением к их новому домашнему питомцу… или по отношению к Птушу правильнее будет сказать, «к члену семьи?..» А затем, не слушая отговорок опекуна, усадила его за стол, и взяла все кухонные хлопоты в свои копыта.

Не имея сил протестовать, Коппервинг смирился, позволяя пегаске о нем позаботиться. Зрение его к тому времени пропало почти полностью: он мог видеть силуэты крупных объектов, отличить ночь ото дня – но не более. Сама его подопечная виделась ему лишь большим движущимся пятном, а тарелка с ужином и вовсе сливалась с очертаниями стола… На короткий ужасающий миг жеребца затопил почти животный ужас от осознания своей беспомощности – ведь даже вкушать пищу ему теперь предстоит на ощупь. И лишь крик Птуша, пронзительный и неприятно громкий, помог Коппервингу собраться силами и прогнать тяжелые мысли. Следуя почти непрерывно звучащим командам, пегас нащупал тарелку, и отправил в рот первую порцию салата. Ведь как бы ни было трудно, жизнь все же продолжалась.

Поставив рядом пивную кружку, до краев наполненную пенящимся напитком, Вайлд Панч уселся за старый письменный стол, что знавал и лучшие времена. Сделав глоток, он устало проморгался и бросил взгляд в сторону высокого окна, сквозь который падал мягкий лунный свет. В кои-то веки на ночном небе можно было наблюдать взошедший месяц и россыпь многочисленных звезд. Погодный патруль постарался на славу: даже с учетом магии Сестринского Очага, что в какой-то степени развеяла влияние Вечнодикого Леса в районе Замка, задачка оставалась далеко не из заурядных. Засмотревшись на эту красоту, он почувствовал, как его потянуло в сон с еще большей силой. Тихонько выругавшись, следопыт нехотя встал со стула и подошел к окну. Панч никогда не числился среди ценителей высокого искусства, оставаясь верным принципу “главное, чтоб работало”, но даже он не смог удержаться, чтобы не остановиться и не насладиться гением Рарити, приложившей копыто к дизайну. Богато драпированный, украшенный подвесами темно-зеленый занавес поднимался к потолку, где затем скрывался под выступающими резными ламбрекенами. Панч потянул за толстый декоративный шнур, и тяжелый бархат с мягким шелестом заскользил вниз.

Окинув комнату взглядом, он обошел ее по периметру, пока не занавесил всю дюжину окон. Не считая уже упомянутого стола и стула, походной сумки да бочонка крепкого темного эля, что столь удачно подогнал ему знакомый из Миноса, в помещении было пусто. И прохладно. Отчасти поэтому, а также из-за того, что он терпеть не мог заниматься умственным трудом в тесных комнатушках, отличным примером которых и был его с позволения сказать “кабинет”, Панч приходил работать именно в этот зал. И на фоне невероятных размеров помещения его одинокое рабочее место почти терялось. Благо, никто не возмущался, когда он притащил сюда найденную где-то в подсобке мебель. Правда, пару дней назад его вежливо попросили переехать, на что он так же вежливо – пусть и нехотя – согласился.

Усевшись поудобнее, следопыт вернулся к разложенной на столе карте Вечнодикого Леса. Один из ее уголков придавливал небольшой магический светильник в виде вставшей на дыбы мантикоры, что подарила его бывшая ученица перед тем, как отбыть на дальние рубежи Эквестрии. Тепло улыбнувшись старым воспоминаниям, Панч подкрутил кольцо, чтобы добавить чуть больше света.

Карта была относительно новая, но уже вдоль и поперек испещрена множеством надписей, указателей и прочего рода пометок, лично нанесенных старым следопытом. Он слышал о недавно изобретенном типе бумаге, что постепенно обретал популярность среди высшего звена Ордена. Усиленная магией и почти не поддающаяся влиянию времени и внешней среды, она была своего рода школьной доской, позволявшей стирать и писать по новой. А благодаря шедшему в комплекте магическому перу, можно было не беспокоиться о том, что важная информация случайно сотрется. Статус и былые заслуги вполне позволяли ему запросить карты, изготовленные из материалов с подобными свойствами – и этот запрос был бы выполнен в кратчайшие сроки, но… Панч всякий раз откладывал это дело, обещая самому себе, что пересилить свою нелюбовь к бюрократии и вот на следующей неделе уж точно заполнит соответствующую форму. Сделав глоток и отдав должное мастерству кантерских пивоваров, он вернулся к тяготившим его мыслям.

— Кого же отправить… — бормотал старик, медленно проводя копытом вдоль границы, разделявшей северные болота и Бродячие Холмы. – Скарлет Шадоу?.. – жеребец нахмурился и пожевал губами. – Сарозийцам в подготовке не откажешь, но Вечнодикий Лес для них все еще в новинку… не, не пойдет… — его копыто остановилось на очерченном зеленым карандашом круге. – Хотя… этих можно отправить на разведку в Сайлент Грув: место не самое дикое, но и совсем зеленых туда не отправишь. Да и пора бы уже начать восстанавливать наши старые дозорные пункты…

Следопыт осекся, поняв, что вновь неосознанно пытается уйти от вопроса, решение по которого необходимо было принять уже сейчас. Этот случай далеко не первый, когда ему приходилось делать тяжелый выбор, и каждый последующий раз был ничуть не легче предыдущего.

И все из-за тех странных кокатриксов, один из которых едва не лишил жизни его ученика.

Группе опытных следопытов, возглавляемой Панчам, так и не удалось выследить самих тварей, но они смогли обнаружить следы, ведущие в самое сердце Вечнодикого Леса – место настолько таинственное и покрытое таким количеством сказаний, что Орден рисковал отправлять туда своих агентов только в случае крайней необходимости. И далеко не все из них возвращались назад.

Не медля и минуты, весь отряд вызвался добровольцами: желая, если не найти причину появления этих драконоподобных кокатриксов, то хотя бы обнаружить их логово или другие зацепки, могущие помочь дальнейшим расследованиям. И им стоило немалых трудов отговорить старика от совместной с ними вылазки. Скрипя сердцем, Панч согласился. Миссия была из разряда смертельно опасных, но если эти искаженные магией леса существа смогли забраться так близко к поселению пони, то дело не терпело отлагательств.

И вот, это повторилось снова: ни в назначенный срок, ни несколькими днями позже, добровольцы не вернулись в замок. Даже от их магических маячков, что уже несколько веков использовали следопыты, не поступило ни единого сигнала бедствия. Отследить их местоположение также не удавалось. Отряд просто исчез, растворился в непроглядных чащах ненасытного зверя по имени Вечнодикий Лес.

В бессильной злости Панч стиснул зубы. О, если бы он прислушался к самому себе и отправил не весь отряд, а лишь его часть, как ему нашептывала интуиция, если бы он не поддался на уговоры своих подчиненных, то сейчас все было бы куда как проще. Он бы отправил сарозийцев под началом Старбарста и Айси Блоссом. Да, это не облегчило бы его ношу, но по крайне мере он был бы уверен, что вверяет столь важную и опасную миссию в надежные копыта.

На мгновение у него мелькнула мысль: “а не запросить ли помощи Принцесс?” – но старик тут же отмел ее. Согласно протоколам, подобные запросы осуществлялись только в случае чрезвычайной необходимости, коей данная ситуация, как ни крути, пока что не являлась. Панч с содроганием представил то опустошение, которое учинил бы невероятных размеров песчанник, если бы сорок с лишним лет назад Селестии не удалось остановить его неумолимое продвижение из юго-восточных пустошей. С того случая больше подобных запросов не случалось, и жеребцу ой как не хотелось ставить всех с ног на голову лишь из-за желания перестраховаться лишний раз.

— А значит, — бормотал он себе под нос, — пока что ты должен собрать как можно более полный отчет и отправить его в штаб… а для этого придется направить запрос в этот самый штаб, чтобы они предоставили нам опытных следопытов.

Не сказать, что эта идея пришлась ему по душе. Нет, с бюрократией проблем бы не возникло – в отличие от армии, Орден Следопытов не страдал таким недугом, так что старосты регионов тотчас бы приступили к работе, стараясь выбрать подходящие кандидатуры. Но сделать это – значило отозвать опытных агентов из областей, где они, без сомнений, тоже были нужны. Ведь Орден никогда не славился многочисленностью; и пусть даже возвращение сарозийцев и преподнесло немало опытных и талантливых кадров, но мало кто из них был готов к вызовам Вечнодикого Леса.

— Поэтому работаем с тем, что имеем – пока обойдемся без божественного вмешательства, — напомнил он себе свое же излюбленное выражение, сопроводив его добрым глотком эля.

Покопавшись в сумке, Панч достал нужную форму и, взяв в зубы перо, принялся заполнять документы.

— В срочном порядке прошу рассмотреть необходимость в отправке пятерых опытных членов Ордена, имеющих, как минимум, ранг смотрителя… — бормотал он сквозь зубы, уже в уме прикидывая, кого мог отрядить штаб.

Сники Свинг? Было бы здорово – она хоть и почти моя ровесница, но до сих пор двигается так, что даже змеиная лоза не почувствует ее шагов. Стронг Стомак? Хех, не встречал еще следопыта, способного выпить столько зелий за раз и не скопытиться от интоксикации…

Среди множества имен его старых и не очень сослуживцев почему-то всплыло имя Айроншилда. Закончив с запросом, Панч отложил перо в сторону и с досадой усмехнулся. С его сопротивляемостью к окаменению, человек просто идеально подошел бы на эту миссию. И это без использования зелий! Кто знает, быть может в будущем он вообще сможет засмотреть кокатрикса до смерти. Эх, был бы Айроншилд уже лет пять как полноценным следопытом, он бы, не задумываясь, взял его с собой!

Составив список, он вложил документы в конверт и скрепил его личной печатью. Обновив затем свою кружку, старик откинулся на спинку стула и задумался — о своем новом ученике и о том, как бы все повернулось, отправься Панч с пропавшим отрядом.

Слова «если бы», «чтобы», «а вдруг» словно рой терзали его мысли и души нескончаемым потоком предположений. Ведь, кто знает, если бы он не поддался на уговоры, то кто-нибудь из отряда вполне мог уцелеть. Вдруг, он поступил необдуманно и этим обрек их на участь, возможно, хуже смерти? Но чтобы тогда случилось, каким путем все пошло, не вернись он сам живым?

Жеребец крепко выругался и осушил почти половину кружки.

Как не посмотри, но он тогда поступил правильно. И с точки зрения старшего представителя Ордена, и с точки зрения принятой им на себя ответственности перед человеком. Не вернись он назад, местные следопыты на какое-то время потеряли бы координированное управление – и кто знает, чем бы это потом обернулось. Ну а Айроншилд… он бы лишился возможности следовать велению своего сердца, ведь никто из Ордена — и в этом Панч был уверен — не взялся бы учить его. Орден вообще теперь с неохотой брался за обучение даже грифонов и минотавров, что уж говорить о пришельце из другого мира. А тут еще неделю назад, как гром среди ясного неба, человека поставили перед фактом, что домой ему путь заказан.

Айроншилд тяжело воспринял эту новость, но, к удивлению старого следопыта, уже на следующий день мужчина вернулся к своим занятиям и тренировкам, как ни в чем не бывало. Даже распоротая ладонь, казалось бы, ничуть его не беспокоила. Более того, он насел на свое обучение с еще большим упорством.

И по-первости это выглядело даже несколько подозрительным. Панч опасался, как бы его ученик не пытался таким образом заглушить душевные муки – что гарантировало бы очередной нервный срыв, рано или поздно.

Но присмотревшись чуть лучше, он понял, что его опасения напрасны. Айроншилд не замкнулся в себе, не начал превращаться в отшельника. Нет. Его состоянию больше подошли бы такие слова как смирение и принятие. Будучи опытным учителем, Панч тонко чувствовал такие личностные изменения – неважно, пони это, минотавр или единственный представитель человеческого вида в этом мире.

— Такими темпами, глядишь, и полугода не пройдет, как предстанешь перед старостами в числе прочих новичков, — усмехнулся Панч и потянулся копытом к небольшой стопке писем в дальнем конце стола. – Вот жешь, криворукий ты старикан – выругался он, задев ногой кружку, отчего та расплескала драгоценное содержимое, и едва не слетела со стола.

Обложив себя еще парочкой крепких выражений и убедившись, что не заляпал ничего ценного, жеребец погрузился в чтение.

Вот письмо от еще одного ученика – Силвер Бриза, что закончил обучение всего пару лет назад. По сравнению с остальными следопытами, парень не обладал ни выдающейся силой, ни сноровкой, да и в зельеварении талантами не блистал. Старосты отбрили бы его еще на первой фазе финальных испытаний, если бы не его учитель, настоявший на том, что в данном случае необходимо провести нестандартные экзамены. При всех своих слабых сторонах, парень обладал практически уникальным даром: по непонятной причине животные души в нем не чаяли. И это касалось не только домашних питомцев — древесные волки, иглохвосты, мантикоры и многие другие — все словно бы принимали его за своего. Рога Дискорда, даже кокатриксы не пытались обратить его в камень – лишь бросали недобрый взгляд, да шипели при его приближении. А судя по приложенной фотографии, где Бриз как ни в чем ни бывало резвится с внушающей ужас химерой, он вписал в своей послужной список еще один пункт. Пожалуй, единственным, кто мог переплюнуть молодого следопыта на этом поприще, была Флаттершай. Но с ее взглядом и не такое было возможно… на этой мысли Панч почувствовал, как по его спине пробежали мурашки. Хвала Селестии, что эта сила досталась столь мягкой и доброй кобылке.

Отложив это письмо в сторону, жеребец взял следующий конверт. Прочитав имя адресанта, он нахмурился от нехорошего предчувствия – писал Брэйвфьюри, младший сын одного его старого товарища. Уже само по себе это было странно: единственным минотавром, с кем Панч поддерживал переписку, был Гримхайд. А из всех его детей, хоть и всегда радующихся редким визитам старого следопыта, никто не разделял этого странного, на их взгляд, увлечения отца.

Распечатав конверт, Вайлд дрожащими копытами достал черный пергамент; грубые, цвета слоновой кости, иероглифы минотавров не предвещали ничего хорошего. Панч знал их язык почти так же хорошо, как эквинский – и сейчас какая-то его часть жалела об этом.

Мастер Панч, Сокрушитель Драконов, Чемпион Миноса, я – Брэйфьюри, Смотрящий Вперед, — с гордостью и печалью сообщаю Вам о том, что Гримхайд Стилфист услышал Зов и отправился на поиски Чертога Предков. Как истинный сын своего отца, я верен его последней воле – быть образцом для подражания и не только в ратном деле, но и в искусстве дружбы с другими народами и понимании — посему и направляю Вам эту весть.

Будучи одним из его ближайших побратимов, Вы приглашены на Торжество Ушедших, которое состоится тридцать первого Фаввида Второго года Эпохи Равновесия, в соответствии с летоисчислением Эквестрии.

Вот так – скупо и сухо – минотавры пишут любые письма. Накладная на груз, заявка на кредит, письмо другу или сообщение о смерти родственника – все выполняется в одной безэмоциональной, присущей им манере. «Бумага есть лишь бумага. Не в ее силах передать весь порыв сердца», — так они говорят. Наверное, именно поэтому ты скорее встретишь щедрого грифона, чем поэта в Кантерии.

— Девяносто четыре года… — Панч грустно улыбнулся. – Эх, Гримхайд, а я ведь бился об заклад, что именно ты станцуешь на моих поминках… но не вышло – зов предков оказался сильней. Стало быть, это тебе проставляться на том свете, — Вайлд поднял кружку. – За тебя, мой друг и учитель. За того, кто смотрел в самую суть! Осушив до дна, он с громким стуком поставил ее на стол.

Панча унесло в воспоминания юности, когда он – еще совсем молодой и зеленый – с открытым от удивления ртом слушал рассказы Гримхайда о традициях и верованиях его народа. Тогда он впервые и услышал о Зове предков, и нескольких сокрытых за этим словом смыслах.

Зов предков… Это выражение имело несколько смыслов.

Первым была смерть, как она есть. Тот, кто погиб в бою, на охоте или просто во время исполнения своих священных обязанностей – услышал Зов.

Вторым было ритуальное самоубийство. Каждый минотавр всегда имел при себе нарочито грубо сделанный кинжал. Если он понимал, что нарушил священный кодекс своего народа – и нет никакой возможности искупить вину — то отправлял свою душу на суд предков, рассекая себе сонную артерию.

Правда, находились и те, кто осквернял заветы предков, отказываясь – а в большинстве подобных случаев боясь – принять свою судьбу. Таких минотавры презрительно называли «hrafnasueltir». С очень большими условностями его можно перевести как «поступившийся честью трус». Но ни в одном кантеро-эквинском словаре такого слова не значится, ибо его разрешено произносить только жрецам и особой касте Преследователей. Долг последних – выследить и довершить то, на что у hrafnasueltir не хватило духу. Панч был одним из немногих чужаков, посвященных в это таинство. И это знание он поклялся унести с собой в могилу.

Третье относилось к минотаврам, чьи раны и увечья не позволят ему исполнять свой долг. Воинов оставляли на поле боя, вложив в его руки оружие. Следопытов закапывали по пояс – чтобы Мать Земля могла принять детей в свое лоно. Подобные «ритуалы» встречались повсеместно, почти для каждого случая. Панч с трудом понимал мотивы, побуждающие минотавров поступать столь жестоким в глазах пони образом. Одно дело, когда раны твои смертельны или до лекаря ты не дотянешь, но… Но даже лишившийся ног опытный воин все еще способен приносить пользу обществу, наставляя новые поколения бойцов.

Четвертое… случилось не то чтобы редко, но и не часто. Если минотавр доживал до глубокой старости, то он начинал слышать Зов – ведь недостойно сыну Кантерии принять свой конец, лежа в кровати. Он отдавал свой ритуальный кинжал жрецу, и с его благословления отправлялся в последний путь. У каждого он был свой, но за все время существования Кантерии еще ни одно тело Того-Кто-Ушел так и не было найдено.

Наполнив кружку остатками эля, Панч откинулся на спинку стула и меланхолично вздохнул. Последние годы ему и самому начинало казаться, что он слышит Зов, ненавязчиво намекающий, что время его на исходе. Наверное… это было бы правильно. Ему повезло прожить жизнь полную приключений и событий, которые некоторые сочли бы за стариковские байки; он обучил и воспитал столько прекрасных следопытов… разве можно было просить о большем? Да и умирать в постели, окруженным плачущими родственниками – со всем к ним уважением – ему не особо-то хотелось.

Да, он так и сделает – после того, как подготовит последнего в своей карьере ученика. И он был уверен, что у Айроншилда есть для этого все данные и, что более важно, упорство, граничащее с упрямством.

Панч снова улыбнулся, но теперь его улыбка была светлой и радостной:

— Пусть и не быть тебе Братом во Хмелю, но свой выпускной ты запомнишь надолго, — хрипло рассмеялся он. – Уж это я тебе обещаю… Ладненько, хватит переигрывать с драмой, — пробормотал он несколькими секундами позже, — что там у нас далее…

Жеребец положил перед собой очередной конверт и приподнял бровь в легком удивлении – адресант не был указан.

— Пресвятая Селестия, надеюсь это не очередная писанина от кантерлотских пройдох с предложением провести старость в их – разумеется, шикарном! – доме для престарелых следопытов!..

С первых же строк на его скулах заиграли желваки – отправителем оказалась не кто иная, как Флавлесс Старр — одна его из старых коллег, ставшей теперь, в силу определенных обстоятельств, старостой этого региона и его непосредственной начальницей.

— Не было печали, да кокатриксы настращали, — зло прошипел Панч, стараясь прочитать письмо как можно быстрее.

Из него выходило, что Старр собиралась “почтить” подчиненного своим визитом. Неофициальным, что было для нее нехарактерно. В противном случае, письмо было бы передано ему лично в копыта, а не скинуто в коробку, выполнявшую роль почтового ящика.

Флавлесс накатала хренову тучу текста, объясняя свое появление простым желанием пообщаться со следопытами замка в неформальной обстановки, посмотреть, как продвигается реставрации, потрепаться с Панчем и прочее и прочее. Но это все было чушью – жеребец знал ее, как облупленную.

Стерва хотела лишь взглянуть на Айроншилда, так сказать, воочию. И это не сулило ничего хорошего. Она была ксенофобкой – хоть и хорошо скрывавшей сей факт от подавляющего большинства пони. Кто-нибудь сказал бы, что у нее есть на это причины – но только не Панч. Тот инцидент был, бесспорно, трагедией, но это не давало старосте право равнять всех не-пони под одну гребенку. И именно благодаря ее связям и влиянию, почти все дальнейшие попытки обмена опытом и следопытами с другими государствами были сведены на нет. И то, что человек был чуждым этому миру созданием, лишь подтасовывало ей карты.

Жеребец знал, что весть о странном двуногом, претендующим на место следопыта, не заставит себя ждать, но он не ожидал, что Флавлесс прознает об этом так скоро. Вот уж воистину – у стен есть уши.

— Проклятье… — прошипел Панч, прикидывая, как бы отсрочить встречу Айроншилда и этой ксенофобки.

Само собой, что вечно это продолжаться не сможет, но сейчас просто было неподходящее время. Человек только-только начал втягиваться в процесс обучения и смирился с невозможностью вернуться домой – а Флавлесс могла все пустить под откос. Являясь еще и отличным психологом, она бы легко могла запудрить Айроншилду мозги, например, внушив, что жизнь следопыта не для него. Или что ему будут куда как более рады в Империи Грифонов или Кантерии. Да что угодно! Из-за нее около полудюжины многообещающих рекрутов уже успели забрать свои заявления. Особенно больно было видеть в их числе уроженку Зебрикании: едва вступившая в свое совершеннолетие кобылка с горящими энтузиазмом глазами и тягой к знаниям отказалась от своей мечты всего лишь после короткого разговора с Флавлесс. Как не пытался Панч отговорить ее, но вкрадчивые речи старосты оказались сильнее. В такие моменты он жалел, что в свое время отказался от предложения возглавить этот регион. Теперь же оставалось лишь скрипеть зубами.

Айроншилд, правда, был крепким орешком — не в последнюю очередь благодаря своей упертости. Но, как любил говаривать Гримхайд, всегда найдется рыба побольше.

«Расколет она его, как пить дать. Попотеть, конечно, придется… но вода камень точит.»

Еще раз выругавшись, Панч устало положил подбородок на стол. Словно ища подсказку, он пробежал взглядом по поверхности по сторонам и остановился на часах с длинной цепочкой, что лежали под лампой. Следопыт выпрямился и склонил голову на бок. Несколько секунд он тупо пялился в циферблат и отображенную на нем сегодняшнюю дату, пока его не осенило.

— Мда… — протянул он с ухмылкой. – Ответ-то лежал на поверхности. Старость не в радость, что ни говори…

Где-то в отдалении раздался гулкий хлопок, и стены охваченного огнем помещения содрогнулись. Спустя несколько секунд над их головами, словно раскат грома, угрожающе затрещал потолок.

— Стоять! – в последний момент Айрошилд успел схватить ломанувшегося было вперед рабочего за воротник и потянуть его назад.

Дверной проем перед ними смялся под тяжестью рухнувших перекрытий, подняв в воздух облако из пепла и бетонной пыли. В и без того задымленной комнате видимость упала почти до нуля.

— Поднимайся, — схватив под локоть упавшего рабочего, Айроншилд рывком поднял его на ноги. – Будем искать другой выход.

— Нет другого выхода, — протирая саднящие глаза, ответил мужчина в черно-сером комбинезоне, поправляя съехавший респиратор. Его голос дрожал, но к его чести он до сих пор справлялся с подступающей паникой. – Во всяком случае, мне через огонь не пройти, — добавил он, бросив взгляд на огнеупорный костюм спасателя, в который был облачен спасатель.

— Жить захочешь – пройдешь, — сквозь зубы сказал Айроншилд. – Но постараемся обойтись без этого.

Обругав себя за задержку, он повел выжившего вдоль огромных станков и конвейерных линий.

— Третий, на связь.

Рация ответила статическим шумом.

— Третий, прием!.. Пятый, прием!

И снова тишина.

Не сбавляя темпа, он продолжал попытки выйти на связь с напарниками, но… на мгновение ему все это показалось очень знакомым – словно дежавю. Словно он уже проходил через это, и не один раз. Вот только… что-то было не так: бушующее вокруг пламя то и дело принимает совсем уж реалистичные образы, переливаясь фантасмагоричными цветами; штурмовая кувалда в руке явно не соответствовала стандартам и больше походила на боевой молот, как собственно и сам огнеупорный костюм, напоминающий скорее высокотехнологичную защиту из будущего; станки цеха то включились, то выключались… да и этот рабочий… вел себя, скорее как молчаливый статист, а не непосредственный участник разразившейся вокруг адской пьесы.

— Второй… — хриплый голос, донесшийся из рации, вернул Айроншилда к реальности. – Походу, мне пиздец…

— Обстановка?

— Хуевая… Я не знаю, что они хранили в подвале, но эта хрень рванула, обрушив под нами перекрытия…

— Двигаться можешь?

Раздался горький смешок:

— Мне арматурой пробило поясницу – сам как думаешь?

— Штаб, у нас раненный спасатель и гражданские в подвальном помещение блока А. Прием. — Айроншилд переключился на частоту командования, но ответом ему снова была статика. – Штаб?!

— Бесполезно, второй… — словно прочитав его мысли, сказал напарник. – Они нас не слышат… странно, что ты еще не заметил.

— Я… — только сейчас до него дошло, за последние пятнадцать минут он так и не удосужился связаться с начальством.

— У тебя всегда были проблемы с многозадачностью, приятель…

— Потом поднатаскаешь меня, — стараясь вложить в свои слова как можно больше уверенности, которой у него сейчас не было, ответил Айроншилд. — У меня гражданский. Я вернусь за вами, как только…

— Не уверен, что кто-то еще пережил это, но я постараюсь не сдохнуть до твоего прибытия. Кислорода пока хватает. Вот только…

— Твою мать, никаких «только»!

— Дым начал пульсировать…

— Обратная тяга… — прошептал Айроншилд. Иногда, когда пожар происходит в замкнутом помещении, огню не хватает кислорода, и он затухает. На время. Но продукты горения, вроде угарного газа, продолжают накапливаться. И как-то только доступ к кислороду возобновиться, пламя распространится вокруг с молниеносной скоростью подобно взрыву. Если это на самом деле она, то спасение его напарника сильно усложняется… – Если есть возможность, постарайся окопать…

Раздался еще один смешок, но теперь в нем сквозило возмущение:

— Ты что, Рони, учить меня вздумал?.

Виски Айроншилда на секунду сдавил гулкий отзвук – где-то на затворках сознания.

— Я тебя вытащу, — почти прорычал он в ответ и мотнул головой, прогоняя непонятно откуда взявшееся наваждение.

С помощью штурмовой кувалды и огнетушительной смеси, что осталась в его заплечном баке, Айроншилд расчищал путь. Выживший рабочий молчал – лишь изредка из-под его респиратора вырывалось незамысловатое ругательство, когда они сталкивались с очередным препятствием. Напарник периодически напоминал о себе – ранение было серьезным, но болеутоляющие инъекции должны были продержать его в сознании до прибытия помощи. «Болеутоляющее… когда это нам успели выдать такое?..»

Вот только производственному цеху не было конца. Потолок окончательно скрылся в густом дыму и пламени цвета крови. Лишь нескончаемые куски бетона и стальных переборок, падавшие сверху, продолжали гнать их вперед.

Это было за гранью разумного. И теперь уже Айроншилд с трудом сдерживал накатывающиеся на него волны паники. Если он не найдет выход…

— Вот оно! – воскликнул он, заметив прореху в стене огня. – Третий, я почти вывел гражданского – не смей подыхать.

Токарный станок стоял под небольшим углом, а за ним виднелась окутанная пламенем стена – преодолев которую, они наконец вырвутся из этого ревущего ада. На колебания времени не оставалось. Вдавив курок огнетушителя до упора и израсходовав остатки смеси, Айроншилд на время сбил преграждавшее путь пламя. Скинув со спины теперь уже бесполезное устройство, он взял кувалду в обе руки и уперся стальной рукоятью в торец станка. Тело содрогнулось от напряжения, а мышцы натянулись подобно гитарной струне. В этот раз плоть оказалась сильнее стали, и металлическая махина словно бы нехотя сдвинулась, с грохотом опрокидываясь на бок – теперь они могли пройти.

Айроншилд рванулся было вперед к спасению – как вдруг в его рации раздался полный ужаса крик третьего:

— Оно живое! Господи всемогущий, оно живое!

Прежде чем Айроншилд успел хотя бы понять смысл этих слов, из темноты – подобно плети – стремительно вырвался протуберанец пламени и обвился вокруг его левой руки. Инстинктивно сжав пальцы в кулак, он дернул рукой в противоположную сторону. Безуспешно. Запястье обожгло болью, а пламенный хлыст с силой потянул его в темноту.

Яростно крикнув, Айроншилд взмахнул кувалдой и опустил ее, рассекая огненную нить на две части. Кольцо пламени дернулось, и жидкий огонь закапал с его перчатки, стекая на пол.

— Не сдавайся! – рыкнул он скорее самому себе, нежели напарнику. – Это разум играет с тобой. Я буду с минуты на минуту. Он со всей силой ударил кувалдой по бетонной кладке. К его удивлению, один единственный удар выбыл солидного размера кусок.

— Чертово пламя проникло в мой костюм! – истошно продолжал кричать третий, заставляя Айроншилда наносить удары со все большим остервенением. – Рони, оно пожирает меня заживо!

«Мы знали на что идем… долг превыше смерти…» — словно молитву, шептал он, но вопли напарника заглушали внутренний голос. – «Наш долг – защищать. Даже ценой собственной жизни».

Внезапно все окружающие звуки исчезли – будто звукорежиссер выкрутил уровень громкости на ноль.

— Будь ты проклят, Айроншилд! – оглушительный вопль, пробившийся в его сознание, разорвал могильную тишину. – Будь ты проклят, что втянул нас в это! Чертов ты ублюдок, со своими принципами!

Сквозь этот поток проклятий прорвался стонущий вой. Рация заискрилась и с легким хлопком треснула, обдав лицо Айроншилда обжигающим фейерверком.

Окончательно потеряв себя в этом водовороте хаоса, он продолжал машинально выбивать куски из преграждающей путь стены. Выживший рабочий, погибший напарник и его предсмертные слова – все, словно бы, отошло на второй план.

- Есть! – воскликнул Айроншилд, когда кувалда совершила последний взмах и в толстой стене образовалась достаточного размера дыра.

Схватив словно из ниоткуда взявшегося рабочего и чуть ли не швырнув его вперед, он прыгнул следом. Но рядом никого не оказалось. Он растерянно обернулся.

— Я ведь уже давно мертв, — мужчина в комбинезоне стоял позади – охваченный пламенем и с ухмылкой на лице. – Погиб под тем завалом… надо было быть расторопнее. И умнее…

— Но… я же… ты… — выронив кувалду, прошептал Айроншилд. – Я же спас тебя…

— Никого ты не спас, — покачал головой огненный силуэт. – Ни меня, ни остальных. Ты спас только себя.

Спасатель в отчаянии сорвал шлем и сделал шаг назад:

— Нет… нет! Это иллюзия, морок! Все было не так!

— Не так, — кивнул головой призрак и, прежде чем сложившиеся стены обрушились на него, промолвил. – Но, возможно, ты еще успеешь спасти других… или другую…

В мгновение ока блок А вспыхнул, подобно спичке, заставив Айроншилда прикрыть лицо рукой.

Он оглянулся, но вокруг были лишь нескончаемые ряды горящих зданий, окутанных тьмой. Сквозь гул пламени то и дело слышались смех, плач, крики агонии.

Не в силах более сопротивляться воцарившемуся вокруг безумию, Айроншилд обхватил голову руками и упал на колени.

— Помогите! – раздался позади полный ужаса женский голос. До боли знакомый голос. – Кто-нибудь!

Он поднял голову и обернулся.

— Нет… — сорвалось с его губ. – Невозможно… Тебя не должно быть здесь…

А голос продолжал молить о помощи:

— Кто-нибудь! Дверь завалило, мне не выбраться самой!

Это уже было за гранью всякой логики и понимания. Ведомый эмоциональным порывом, он взял в руки штурмовую кувалду, поднялся на ноги и побежал в сторону склада, откуда доносились крики. Но не прошло и пары секунд — он замер как вкопанный.

— Айроншилд, помоги! Огонь уже близко!

Окружающее пространство словно бы свернулось в одну точку, а затем с низким гулом вернулось к предыдущему состоянию. Вот только вместо многочисленных горящих зданий осталось лишь два окаймленных бордовым пламенем круга.

В одном из них была заключена молодая девушка лет двадцати. Огонь неспеша подбирался к ней, оставляя на легком голубом платье черные подпалины.

— Ты еще можешь спасти меня! – истошно крикнула она, медленно отходя к центру круга под напором пламени. – Ты же всегда защищал меня, еще с самого детства… неужели отвернешься сейчас?..

Иссушающий жар испарял его слезы прежде, чем они успевали коснуться щек.

— Айроншилд! – второй голос, ставший ему родным за столь короткий срок, раздался с противоположной стороны. – Не бросай меня… пожалуйста!

Прижав ушки и прикрывая мордочку крылом, желтая пегаска испуганно сжалась посреди все еще полыхающего остова ее дома.

— Ты не сможешь спасти нас обеих, — сказала девушка неожиданно спокойным голосом. – Придется выбирать.

— Она права, сахарок, — на месте Флаттершай теперь стояла Эпплджек, не обращая внимания на подбирающийся к ее копытам огонь.

— Либо мы, либо они, — глубоким баритоном сказал высокий бородатый мужчина. Его жилетка вспыхнула как спичка, и пламя начало жадно слизывать плоть с костей. В нос ударила жуткая смесь запахов жарящегося мяса и паленых волос.

— Либо они, либо мы, — согласился Коппервинг, с отстраненным интересом наблюдая, как обугливается его крыло.

Время остановилось, словно давая ему возможность принять решение, одновременно заставляя лицезреть страдания друзей и близких. Но прежде чем он успел предпринять хоть что-то, тьма под ним разверзлась. Вырвавшиеся языки пламени обвили его конечности и прижали к земле. Время сдвинулось с мертвой точки, позволяя ему в очередной раз убедиться в своей никчемности: двоюродная сестра, тетя, Третий, Флаттершай, Эпплджек, Найтлайт, Вайлд Панч – все родные ему люди и пони горели заживо, безмолвно упрекая его за бездействие и нерешительность.

Кровавая пелена затмила его взор. Не в силах более выносить происходящее вокруг, Айроншилд взревел и начал метаться из стороны в сторону. Гнев придал ему сил, и несколько огненных оков рассыпались, но им на замену пришли новые.

Огненные цепи натянулись, сдерживая его ярость, и в нос ударил резкий запах паленой синтетики. Защитный костюм больше не мог сдерживать натиск пламени; ткань лопнула, и пламя впилось в плоть, плавя кожу и раздирая мышцы. Еще один хлыст взмыл вверх и обвил его шею. Но теперь он обжигал холодом. Айроншилд начал задыхаться, но, словно загнанный зверь, продолжал неистовые попытки вырваться на волю.

— Довольно! – преисполненный силой голос – голос, который бы он узнал из сотни тысяч – заполнил собой все вокруг.

По сковывающим его кандалам пробежала дрожь, и спустя мгновение они распались мириадами искр. Айроншилд надрывно вдохнул и рухнул наземь без сил.

— Я сказала, довольно этого кошмара!

Злобно оскалившись, сжигающий всё и вся огонь прыснул в стороны, а потом затих – признавая свое поражение.

Тяжело дыша, человек уперся руками в землю и приподнялся на локтях. Сводящая с ума какофония наконец стихла, уступив место благостной тишине.

— Моя Принцесса… — подняв взор, неуверенно произнес он. Аликорн стояла перед ним, не сводя с него полного сочувствия взгляда. Сверкающая нездешними звездами, грива кобылицы ниспадала ей на плечи, беспрерывно колыхаясь словно на незримом ветру. Одного это хватало, чтобы успокоить израненное тело и усмирить рассудок. Скривившись от все еще пульсирующей по всему телу боли, человек опустился на колено и склонил голову.

— Встань, Айроншилд, — мягко сказала Луна. – Негоже хозяину дома падать ниц перед гостьей.

— Как прикажете, моя Принцесса, — распрямившись, он осмотрел себя и огляделся вокруг. Вместо огнеупорного костюма его тело было облачено в льняную рубаху и штаны, украшенные ярко-красными узорами. Многочисленные ожоги исчезли, а под босыми ступнями простиралась черная пустота без конца и края. В другой ситуации такой вид должен был свести его с ума, но рядом с Повелительницей Ночи почему-то наоборот помогал ему прийти в себя.

— Прости меня, — сокрушено вздохнула аликорн, — твои кошмарные сновидения были ведомы мне и доселе, но лишь только этой ночью смогла я преодолеть возведенный чуждым для меня человеческим разумом барьер. Мне надобно было утроить усилия, но… увиденное ужаснуло даже меня – ту, которая за сотни лет повидала страхи многих. Должна признать, пони в здравом уме такое не снится.

«Так это всего лишь сон… ведь только во сне бог станет просить прощения у смертного… Стало быть, она – тоже сон, так?»

— Нет, Айроншилд, я реальна, — словно прочитав его мысли, сказала Луна. – Настолько, насколько может быть реальной проекция моей души.

— Значит, я таки сплю… И все это… — человек посмотрел по сторонам, но вновь не узрел ничего кроме непроглядной черноты, — … лишь плод моего воспаленного воображения?

— Можно сказать и так, — Принцесса вслед за ним огляделась. – Позволь мне разбавить эту пустоту чем-то более приятным нашему взору.

По ее рогу пробежала светло-голубая искра. Мгновение, и тьма рассеялась, окрасив небо ночью и переливающимся звездным покрывалом. Горизонт скрылся за густым лесом и остроконечными пиками гор, а под ногами, словно по водной глади, начали расходиться круги.

— Где мы? – Айроншилд устал удивляться происходившему, но это место почему-то казалось ему знакомым.

Луна улыбнулась:

- Зеркальное Озеро. Пусть ты и был здесь всего лишь раз, но в редкие свободные от кошмаров ночи твоя душа стремилась именно сюда. Надеясь обрести уединение. Или же отыскать ответы.

Человек поморщился. В его голове роилась целая куча вопросов. «Луна способна бродить по чужим сновидениям? Вот это номер… хотя, с другой стороны, вполне логично – Принцесса Ночи, как никак… и душа… она дважды повторила это слово за столь короткий промежуток времени… стало быть, она существует? Или это просто оборот речи? И почему именно Зеркальное Озеро? Я ж, и вправду, был тут всего раз…»

Аликорн терпеливо ждала, устремив взгляд в ночное небо. Айроншилд мог бы заметить, как по ее лицу скользнуло удивление, смешанное с интересом. Звезды, столь родные ее взору, ничем не отличались от звезд ее родного мира, но вот созвездия… Потребовалось не больше секунды, дабы ее древний разум прочертил воображаемые линии, соединяя их в структурированные и разделенные между собой образы. Принцесса окинула взглядом картину целиком. Будь она лет на тысячу-полторы моложе, то непременно ахнула бы от переполнивших ее чувств: беловатое облако, раскинувшееся через весь небосклон подобно сверкающей тропе, представляло собой поистине захватывающее дух зрелище.

— Редкие ночи, свободные от кошмаров… — сказал он наконец. – Неужели подобный пизд… подобные вещи снились мне так часто?

— Чаще, чем ты думаешь, — кивнула в ответ Луна.

— Но я толком ничего и не помню – лишь пару моментов. А мой мозг никогда не отказывал себе в удовольствии поиграть со мной… я к тому, что флэшбеки давали о себе знать еще какое-то время…

— Единственное, что я могла сделать на тот момент – это оградить тебя от… — аликорн смешно наморщила носик, — … от этих, как ты выразился, «флэшбеков».

— В Ваших силах было совершить подобное, но Вы не смогли преодолеть какой-то там барьер? – Айроншилд не мог не признать – факт того, что его разум, пусть и чуждый, оказался серьезной помехой для столь могущественного существа вызывал в нем едва заметное чувство нелепой гордости.

Луна мотнула головой вперед, словно предлагая прогуляться.

— Сие было мне по силам. Вломиться в твое сновидение, словно грабитель вламывается в дом – нет ничего проще. Но это бы имело свои последствия, а Принцесса Ночи пошла бы на такой шаг только лишь в самом безвыходном положении.

— Как то, что случилось сегодня? – осторожно спросил человек и так же осторожно последовал за аликорном. Сквозь зеркально-гладкую поверхность озера он легко мог видеть проплывающую под ним рыбу, и звездный свет, тающий на самой глубине. Даже отголоски давно минувших дней: улыбающийся мужчина в парадной форме идет в окружении своих сослуживцев.

— Не совсем, — Луна на мгновение задумалась. – Кошмары вновь дали о себе знать после того случая с Литлвиш, что случился в пещере Зекоры. Как и прежде, они порождались стыдом и чувством вины перед теми, кого ты не смог спасти. Через воссозданные памятью образы людей и не только, через собственную боль и страдания, твоя душа желала получить искупление. И именно эта темная часть твоего подсознания оградилась от всякого внешнего воздействия, не подпуская к себе никого – даже меня.

— Да уж… Мы, люди, такие – себе на уме, — пробормотал Айроншилд, не совсем представляя, откуда аликорн могла узнать об ужасных сновидениях, терзавших человека еще полгода после того, как его турнули из спасателей.

Где-то в отдаление сверкнула молния, хотя на небе не было ни облачка. Несколькими секундами позже окрестности огласил глубокий рокот – больше походивший на рык мифического зверя, нежели на привычный человеку гром. Подгоняемая сильными порывами налетевшего ветра гладь озера покрылась густой рябью.

— Чтоб тебя… — сквозь зубы процедил мужчина – его вполне устраивало безмятежное ночное небо, и эта зарождающаяся вакханалия была совсем не к месту.

Подстегиваемая его злостью, молния ударила три раза к ряду. Он глубоко вдохнул, пытаясь изобразить буддийского монаха, которому все до лампочки. К его удивлению этот экспромт сработал на отлично.

— Ну хорошо, — продолжил он, — с этим, допустим, ясно. Но что поменялось?

— Ты понял, что никогда не увидишь родной мир, — сказала Луна, а Айроншилд снова скривился, от потревоженных воспоминай недельной давности. Впрочем, в этот раз ткань сновидений никак не отозвалась на его эмоции. Словно читая его суть, Принцесса говорила прямо и без столь раздражающих попыток сгладить острые углы. И каким-то странным образом это успокаивало. – Сдерживаемая доселе боль разлилась, подобно реке в половодье. Барьер ослаб, и я смогла войти, не причиняя ущерб.

— Но я смирился с этим фактом, — нахмурившись, заметил он. – Конечно же, не без помощи Твайлайт и Вайлд Панча… однако, я все же оставил прошлое в прошлом.

Скорбь и чувство утраты, проступившие сквозь улыбку аликорна, заставили мужчину неприятно поежиться.

— Прошлое нельзя оставить в прошлом, — сказала она полушепотом. – Как бы нам того не хотелось, оно всегда будет преследовать нас. Вопрос в нашем к нему отношении. Мы можем сдаться и позволить ему овладеть настоящим. Или же стойко принять ответственность за совершенные деяния, поблагодарив за вынесенный урок.

— Я не понимаю… — Айроншилд растерянно посмотрел на Принцессу. – Какой урок должен вынести я? Что мне следовало серьезнее отнестись к своему обучению, и тогда бы тех жертв можно было избежать? Или что смертному негоже роптать на судьбу?

— Такой, что все сложилось так, как сложилось. И никому не дано предусмотреть все исходы.

Злость перечеркнула его лицо:

— Но я должен был. Именно этому меня учили… это было моей работой и обязанностью. Даже Панч…

— Ну хорошо, — словно бы сдалась Луна. – Допустим, ты спас тех рабочих, пожертвовав собой. Или даже спас не только их, но и себя. Руководство, друзья, простой люд – все зовут тебя героем, бросившим вызов стихиям и вышедшим победителем. Теперь нет нужды менять свою жизнь, тебя вполне устраивает текущее положение вещей. Ты не сменил форму спасателя на одеяния проводника, не повел ту группу сквозь холод и метель, не упал в расселину и не обнаружил себя в Вечнодиком Лесу. Не встретил Флаттершай. Но, предположим, именно эта встреча спасла ее от гибели. Не вернись она с тобой назад, она бы наткнулась на пару кокатриксов – и даже ее взгляда могло оказаться недостаточно, чтобы совладать с ними. Она обратилась в камень, а поваленное налетевшим ураганом старое дерево, разбило ее на множество осколков, — аликорн не сбавляла темпа, и Айроншилд с трудом поспевал за ее мыслями. – А может ничего такого не случилось, и она благополучно вернулась домой. Но неделями позже, совершая первую в своей жизни попытку полететь, маленькая пегаска сделала роковую ошибку, потеряла контроль и упала на землю. Мама не успела ее подхватить, и теперь крыло ее дочери невозможно вылечить. Впрочем, все могло закончиться более-менее благополучно. Но вот другому пегасу, съедаемому горем и отчаянием, не хватило всего лишь толики поддержки существа из другого мира – существа чуждого и до конца ему не понятного, но именно эта помощь не позволила бы ему опустить копыта. Пусть цель его и недостижима, но теперь он не видит смысла своей жизни – она превратилась в существование. А, возможно, он и выкарабкался – кто знает. Вот только старый следопыт не подозревал, что противников окажется двое. Он храбро сражался, но проиграл. Он мертв, и некому доложить о новой угрозе. Ах, если бы его прикрывал тот подающий надежды ученик, все сложилось бы совсем иначе…

Луна остановилась и пронзила человека взглядом:

— Если бы, может, допустим, теоретически, скажем – предположения бесконечны. Но ответь… представься такая возможность, ты бы обернул время вспять? Ты бы позволил случиться хоть чему-то из того, что я сказала?

Айроншилд не проронил ни слова. Хаос, царивший сейчас в его голове, отразился и на окружающей действительности – горы распались прахом, деревья туманом унеслись в небо, обратившееся в ничто. Вода стала черным обсидианом, поглощавшим голубоватое свечение, исходившее от Принцессы. Остались только человек и аликорн.

— Я… — сорвалось с его губ. – Я бы… оставил все, как есть. Я не имею права… распоряжаться чужими жизнями.

Луна улыбнулась, но теперь ее улыбка была подобно вышедшему из-за туч месяцу, освещающему путь заблудшему страннику.

— Воистину, — сказала она. – Судьба не есть что-то предначертанное. Мы сами творим ее, делая выбор или склоняясь под гнетом непреодолимых обстоятельств. И мы все совершаем ошибки – порою глупые и, казалось бы, недопустимые – но таков ход вещей. Используй сей опыт – каким бы горьким он не был. Прими его, но как учителя, не как господина.

Не зная, как еще выразить всю гамму нахлынувших эмоций, мужчина преклонил колено.

— Благодарю Вас, моя Принцесса, — преисполненным почтением голосом промолвил он. – За оказанную честь, за мудрость и за помощь.

— Я Принцесса Ночи, Хранительница Эквестрии, — ничуть не смутившись, ответила она. – Оберегать ночной покой поданных – моя святая обязанность. А теперь… — Луна сменила торжественный слог на шутливый, — я думаю, что ты уже по горло сыт этой проповедью сердцеведа.

Айроншилд встал и усмехнулся в ответ:

— Уж что-что, а психолог мне иногда не помешает. Ну, знаете, людская натура и прочее...

— О, с этим проблем не возникнет, — подмигнула аликорн. – Я сообщу Найтлайт, чтобы она почаще навещала тебя. Вроде бы, вы нашли общий язык.

«Осталось понять, чей он был…» — пронеслось у него в голове, но ехидный блеск в глазах Луны пресек продолжение этой мысли на корню.

— До встречи, юный следопыт, — тепло улыбнувшись, сказала она. – Я верю, что ты найдешь свое счастье в нашем мире.

Айроншилд открыл глаза. Приподнявшись на локте, он окинул взглядом свою комнатушку. Лунный свет, пробивающийся сквозь шторы, освещал его скромные апартаменты, мягко играя на склянках и выключенном “плазменном” шаре, что Панч оставил своему ученику. Свернувшись калачиком, Скратти мирно дремала, уютно расположившись на стуле и укрывшись его штанами как одеялом.

Мужчина прислушался к ощущениям: сердце не пыталось вырваться из груди, как это обычно бывало после пробуждения от кошмарного сна, дыхание было ровным и спокойным. А мысли… пусть они никуда и не делись, но теперь он как бы смотрел на них со стороны, имея возможность отрешиться от всего субъективного.

— Ну ладно, — сказал он сам себе, — программа к действию, вроде бы имеется – осталось воплотить теорию на практике. – Айроншилд повернулся на бок, просунув руку под подушку. – Но потом, не сейчас. А сейчас пора спать.

Прошло уже шесть дней, как у Коппервинга окончательно пропало зрение. С трудом преодолев первоначальную апатию и ужас, пегас поставил перед собой задачу – научиться свободно перемещаться по дому в условиях своего положения. С этим ему здорово помогла одна дурацкая привычка, оставшаяся еще с детства – неосознанно вести счет, будь то пройденные шаги или ступеньки лестницы. Дом превратился в одну большую площадку для своего рода игры – жеребец мерял шагами коридоры и комнаты, ощупывал стены и мебель, старался запомнить, где лежит та или иная вещь. Поначалу было сложно, но пегас не сдавался. Ведь чего-чего, а свободного времени у него теперь было, хоть отбавляй. А поставленная цель и постоянные упражнения прогоняли прочь отчаяние и страх, поднимали настроение, избавляли от скуки.

Параллельно с этим, Коппервинг пытался освоить и множество других вещей. Но если с уборкой и мытьем посуды особых трудностей не возникало, то с готовкой все оказалось куда хуже. Любые блюда сложнее макарон или каши превращались в настоящее испытание. Даже с помощью Птуша, на приготовление простейшего салата уходило больше часа. Любую вещь приходилось искать на ощупь, овощи никак не получалось нарезать хоть как-то ровно, от постоянных порезов передние ноги были в йоде и бинтах – но Коппервинг не сдавался, и упрямо продолжал свои попытки.

Освоившись в доме, пегас начал понемногу выходить наружу – сперва на короткие прогулки и осторожные полеты, а затем, набравшись храбрости, рискнул отправиться за покупками на рынок. Само его появление, да еще и с Птушем на спине, произвело настоящий фурор. Пусть даже на том празднике и не побывал весь город, но слухи и сплетни сделали свое дело, поведав миру о благородном опекуне, его больной подопечной и древнем ритуале зебр. И теперь почти каждый встречный считал своим долгом пристать к нему с расспросами.

Не купив и половины от задуманного, Коппервинг взмыл вверх, спасаясь от докучливого внимания. Слушая отрывистые команды Птуша, пегас осторожно развернулся, и на черепашьей скорости полетел к своему облачному дому. Вслед ему неслись восторженные крики и топанье толпы.

Зайдя внутрь, жеребец первым делом запустил патефон, который Скуталу на днях принесла из библиотеки. Одолженный у Твайлайт, он стал для него поистине незаменимым, скрашивая долгие часы одиночества во тьме и успокаивая его мечущуюся душу. Вот и сейчас, слушая запись Хорс-Шопена, Коппервинг ощутил явный прилив сил. Отрешившись от произошедшего на рынке, они вместе с Птушем принялись за уборку.

Пару часов спустя дом был признан чистым. Не переставая общаться с бухури, жеребец перешел на кухню, где приступил к готовке. Старательно нарезая овощи, он внимательно вслушивался в скрипучий птичий голос – Птуш рассказывал что-то из своих путешествий с Узури. Тот факт, что пегас понимает в лучшем случае одно слово из пары дюжин, птицу ни в коей мере не заботило. Махнув крылом на попытки уловить суть рассказа, Коппервинг погрузился в воспоминания – о том недавнем дне, когда их дом посетили его родители…

За всеми навалившимися на них событиями и проблемами, он неприлично долго затянул с письмом в Клаудсдейл, в котором собирался рассказать родителям, обо всем и по порядку. В итоге письмо пришлось писать Скуталу, под его диктовку. В нем он вкратце рассказывал про Узури, Ритуал и его последствия; в конце передавал, что у них все хорошо, и просил не волноваться – хоть и отлично понимая, какой эффект это произведет на самом деле. Однако в его отношениях с родителями на первом месте всегда стояли честность и доверие, поэтому умолчать о произошедшем, или же хитрить и утаивать, Коппервинг считал себя не в праве.

Ответной реакции долго ждать не пришлось. Уже на следующий день, ближе к вечеру, двери в дом распахнулись, и на пороге стояли его родители. Увидев сына, безмятежно улыбающегося, невзирая на свои выцветшие, ослепшие глаза, они на мгновение утратили дар речи.

А потом разразилась буря.

Старый пегас бушевал, его жена тихонько плакала. Коппервинг то отвечал на вопросы и реплики отца, то пытался утешить мать. Скуталу, охваченная ужасом, вжалась куда-то в угол, стыдясь разворачивающейся перед ней сцены. Она никак не могла поверить, что родители ее опекуна – можно сказать, ее приемные родители! – столь резко высказывались о проведенном ими Ритуале, имевшим целью исцеление ее больного глаза. Но… чем больше она слушала, тем яснее понимала, что здесь происходит отнюдь не ссора.

Солар Флейм, несмотря на свою громогласность, ругал сына вовсе не за проведенный Ритуал – а лишь за то, что тот рассказал об этом лишь сейчас, а не перед самим обрядом. Кроме того, он в категоричной форме требовал, чтобы на все время лечения они перебрались к ним домой, в Клаудсдейл, что должно было непременно облегчить неудобства и упростить бытовые хлопоты. А судя по редким фразам Рейн Дропс, ее слезы не имели ничего общего с жалостью, стыдом или отчаянием; как и отец, она сокрушалась лишь о том, что узнала обо всем настолько поздно – а значит, не могла предложить свою помощь ранее.

Как Скуталу потом расскажет своему опекуну, она впервые увидела настолько крепкую семью. Ни жалости, ни осуждение – лишь доверие и честность, а еще искреннее стремление подставить плечо в трудную минуту. А пока что пегаска, не выдержав потока нахлынувших на нее чувств, вылезала из своего угла. Не зная, как еще проявить свое участие, она порывисто обняла Рейн Дропс, в тот же миг ощутив ответные объятия.

Наклонившись к супруге, Солар Флейм что-то шепнул ей на ухо. Кивнув, та выскользнула за дверь, увлекая Скут за собой. Жеребцы остались в комнате вдвоем. Предстоял серьезный разговор…

Прокашлявшись, отец заговорил уже обычным тоном. Не ставя под сомнение мотивацию или последствия проведенного Ритуала, старый пегас принялся расспрашивать о подробностях. Услышав подтверждение, что там не обошлось без Узури, он скривился, будто бы отведал чего-то кислого. Коппервинг прекрасно знал, насколько настороженно родители относились к его подруге. Основными точками преткновения была их разница в возрасте – ведь Узури была почти на восемь лет его старше! – ну и сам факт того, что она была зеброй, а не пони. Но несмотря на все предубеждения, они никогда не ставили под сомнение его выбор; более того, нашли в себе силы признать, что их связь однозначно пошла ему на пользу, расширив его кругозор и приумножив багаж знаний.

Продолжая рассказ, Коппервинг без утайки рассказал про Ритуал во всех деталях и подробностях. Никому прежде, даже Скуталу, он не пересказывал всего того, что услышал от Узури. Хоть и не видя выражения его лица, он чувствовал, как мрачнеет отец с каждым произнесенным им словом. Закончив с описанием зебриканского обряда, пегас постарался выразить и все терзающие его тогда чувства – надежда, бессилие, отчаянная вера и твердое желание помочь. Пересказывая все это, он невольно начал горячиться, заново переживая в своих мыслях те события. Перед ним будто бы опять встала та возможность, тот выбор, то рискованное решение. И даже испытав своей шкуре те последствия, он честно признавался самому себе, что его решение бы не изменилось. А стоило жеребцу это осознать, как он сразу же успокоился, и завершил рассказ прежним тихим голосом.

Коппервинг молчал, ожидая реакции отца. Не имея возможности взглянуть на часы, он с привычной уже легкостью начал мысленно отсчитывать секунды – и прежде чем Солар Флейм заговорил, пегас досчитал почти что до шести сотен.

Отец говорил долго, проникновенно, и вдумчиво. Воздержавшись от осуждения или оценки выбранного им метода – переделанного Ритуала Ска’терри – он высоко оценил и одобрил его стремление и цель, пусть даже они и потребовали такого неоднозначного метода решения. Сама причина – исцеление глаза Скуталу – была безусловно достойной и правильной; а значит, и сам тот Ритуал не мог считаться грязным или предосудительным. Сам же факт того, что Коппервинг не побоялся рискнуть, и согласился лишиться зрения на долгие недели и месяцы – и все это в отчаянном стремлении вылечить спасенную из приюта кобылку! – в глазах отца, делал ему честь.

— Я горжусь тобой, сынок, — мягким и проникновенным голосом начал Солар Флейм. – Твои поступки – когда ты взял Скути к себе, занялся ее крыльями, как пошел на все, чтобы помочь – тогда, когда все другие отказались! – все это свидетельствует о том, что ты вырос настоящим жеребцом и настоящим пегасом. И пока ты будешь поступать по совести и слушать свое сердце, пока будешь беречь в своей душе огонь чести и достоинства – знай, твои поступки будут правильными. И если понадобится, то всегда найдешь помощь и поддержку у нас, твоих родителей. Пусть кто угодно говорит, что захочет! Но пока ты веришь и следуешь своим принципам, для меня ты – любимый сын, источник отрады и гордости!..

Остаток вечера был посвящен дружному семейному ужину. Несмотря на все уговоры, Коппервинг наотрез отказался перебираться в Клаудсдейл, справедливо рассудив, что в тихом и родном Понивилле им будет куда комфортней и спокойнее, чем в облачном пегасьем мегаполисе. Когда же родители стали настаивать хоть на какой-то помощи, попросил их выслать новых пластинок. Классическая музыка, оперы и спектакли из запасов Твайлайт, перекочевавшие к нему вместе с граммофоном – все это уже успело ему здорово приесться. Хотелось разнообразия, чего-то более бойкого, быстрого, живого. Сидящая рядом Скуталу робко упомянула своих любимых «Громовых летунов» — на что родители как-то подозрительно зашептались, пообещав в скором времени ожидать от них некоего сюрприза. В ответ на все попытки рыжей пегаски получить хоть малейший намек, что же это будет, они лишь посмеивались и говорили, что через несколько дней и сами узнаете.

На следующее утро, взяв с них обещание впредь писать почаще, родители отбыли обратно. Коппервинг долго еще стоял и «смотрел» им вслед – честно поведав им все о Ска’терри и их страшных тайнах, он чувствовал невероятное облегчение от того, что хоть кому-то в полной мере излил душу. А тот факт, что его приняли и поняли, позволял надеяться на то, что у всей этой истории есть надежды на счастливую концовку.

Вырвавшись из воспоминаний, пегас услышал скрипучий голос Птуша. Патефонная пластинка, с которой не так давно звучала прекрасная ария «Царицы Ночи», доиграла, и теперь сухо щелкала иглой. Вздохнув, Коппервинг поднял нож и достал из миски очередную картофелину. Благодарность и любовь к родителям – безусловно, здорово, но надо бы и к делам вернуться.

Пегас продолжал упорное сражение с клубнями картохи, как вдруг услышал громкий стук в дверь. Отложив нож, он вышел в прихожую, гадая, кто бы это мог быть. Скуталу просто бы зашла, чего ей стучаться-то в дверь собственного дома?.. Никого из друзей он не ждал, да и не стали бы они останавливаться на одном лишь стуке, вовсю бы уже галдели, пытаясь до него докричаться.

Тем временем стук повторился. Ругаясь себе под нос, Коппервинг наконец добрался до двери, распахнув ее нараспашку. Воцарилось неловкое молчание – хозяин не мог увидеть, что за гость к нему пожаловал; а тот, не иначе как растерялся, увидев перед собой слепого.

— Служба экспресс-доставки Клаудсдейла! Посылка для Коппервинга, отправитель – Солар Флейм! – судя по голосу, на пороге стояла молодая кобылка. Естественно, пегаска – никто другой просто не поднялся бы к его облачному дому.

— Ага, это я, — отозвался жеребец. Он уже и думать забыл про обещанный родителями сюрприз, однако ж вот он, уже привезли. – Где мне расписаться?..

Спустя еще несколько минут, неловкую ситуацию кое-как разрешили. Затащив в дом увесистый короб посылки, пегас оставил его на полу в гостиной. Здраво рассудив, что без помощи кого-то зрячего за распаковку нечего и браться, он вернулся на кухню и продолжил готовить обед.

Вскоре после того, как он справился-таки с приготовлением кастрюли супа, пришла из школы Скуталу. Категорически возражая против того, чтобы пегас надолго оставался в одиночестве, она с завидным упрямством проводила с ним почти все свободное время, позабыв даже о подругах. Ее левый глаз, еще совсем недавно признанный необратимо ослепшим, уже несколько дней как видел, пусть пока и хуже правого. Столь невероятное исцеление не могло пройти незамеченным – в результате чего некоторые жители Понивилля начали ставить под сомнение как сам ритуал, так и неизлечимость ее травмы. Вкупе с известиями о слепоте Коппервинга, все это основательно подогревало к этой теме интерес; не заставили себя ждать и самые невероятные слухи и версии того, что же произошло на самом деле. Сперва кобылку это ужасно раздражало; но после недавней беседы с опекуном, Скут успокоилась и начала пропускать подобные вещи мимо ушей.

Не успела пегаска накрыть на стол, как Коппервинг рассказал ей о посылке. Минуты не прошло, как вооруженная ножницами кобылка принялась азартно кромсать жесткие картонные стенки. Скуталу так увлеклась, что едва не порезало и само содержимое – лежащие стопкой виниловые пластинки. Их оказалась целая куча – вытаскивая одну за другой, пегаска вслух озвучивала их названия. Жеребец на это удовлетворенно кивал головой – родители не только выполнили его просьбу, но и выслали весьма достойные записи.

Но одними пластинками дело не ограничилось. Почувствовав, что подопечная его настойчиво куда-то тянет, Коппервинг покорно последовал за ней. Подведя его к коробке, Скуталу предложила ему самому узнать, что же там на дне. Послушно запустив копыта внутрь, пегас сразу же нащупал что-то большое и металлическое. Секундой позже из его глаза скатилась одинокая слезинка благодарности – на дне посылки стоял новенький патефон.

Покончив с распаковкой, они вернулись на кухню. Решительно усадив опекуна за стол, кобылка занялась последними приготовлениями. Разлив суп, пегаска придвинула к нему тарелку. Глядя, как он ест – медленно и неторопливо – Скуталу не могла удержаться от ласковой, покровительственной улыбке. Стараясь окружить его заботой и вниманием, пегаска наконец-то могла хотя бы частично вернуть ему долг и отплатить за все, что он уже успел для нее сделать. И хоть она и понимала, что все ее труды – не более, чем капля в море, ухаживать таким вот образом за Коппервингом оказалось неожиданно приятно.

А могло быть и такое, что подобным образом она реализовывала свой материнский инстинкт – пусть на месте жеребенка и оказался ее взрослый опекун. Так или иначе, вся проявленная ею забота казалась естественной и правильной, не тяготила ее и не была чем-то неприятным. Боялась Скут лишь одного – что пегас может начать хандрить и впадет в апатию, не в силах справиться с потерей зрения. Но Коппервинг держался молодцом. В обязательной компании Птуша, пегас целыми днями безвылазно сидел дома, с неожиданным азартом пытаясь научиться выполнять домашние дела, полагаясь на прочие органы чувств заместо зрения. И если сперва у него получалось плохо, то теперь он справлялся даже с готовкой, оставив на ее плечах лишь те дела, которые даже с помощью бухури были действительно сложны, а то и вовсе невыполнимы. К первым относились та же стирка; ко вторым – чтение.

Покончив с ужином, пегасы заваривали чай или готовили какао – разумеется, с непременными зефирками. Устроившись поудобнее на мягком облачном диване, Скуталу час-другой читала Коппервингу. Из всего списка того, с чем приходилось ему помогать, это для нее оказалось самым сложным. Никогда не любившая читать, кобылка прежде открывала разве что учебную литературу, да и то вынужденно; совсем редко – комиксы или фантастику. А вот у ее опекуна… целые полки, от пола и до потолка, были забиты книгами всевозможных жанров и стилей: погодные журналы перемежались томиками с анекдотами, современная проза сменялась вековой давности стихами – притом даже не всегда рифмованными! Коппервинг же, словно бы с какой-то целью, просил доставать с полок все новые и новые тома – одни приходилось читать с начала, другие – с закладок, а некоторые как будто бы и вовсе со случайно названой страницы. Пегаска пыталась его расспрашивать о причинах такой непоследовательности, предлагала выбрать какую-то одну и прочесть ее полностью – но жеребец на это лишь таинственно улыбался, и неизменно отвечал отказом.

За первые же несколько дней у нее в голове образовалась самая настоящая каша из обрывков информации, бесчисленных персонажей, продуманных сюжетов и мозголомных погодных таблиц. Впрочем, некоторые из книг, в чем она с неохотной признавалась, оказались действительно интересными. Одна из них, в которой журналист берет интервью у сарозийца, почему-то еще и являющегося вампиром, понравилась Скут особенно. Но несмотря на просьбу читать эту книгу и дальше, опекун лишь хмыкнул, и назвал новую страницу, перескочив вперед почти на добрые две сотни листов. Спорить она не стала, но обиду затаила – еще бы, персонажи перенеслись в совсем другие места, появились новые герои и новые враги! Поэтому вечером кобылка не вернула книгу на полку, а тайком унесла к себе в комнату, где до глубокой ночи с упоением читала, радуясь возможности узнать историю целиком. К ее удивлению, сюжет оказался таким захватывающим, а слог настолько понятным и живым, что пегаска попросту не могла оторваться до тех самых пор, пока не узнала, чем же там все кончилось. Скуталу читала перед сном, в школе на переменах, даже за столом – схитрив опекуну, будто бы это был учебник. На третий день, перевернув последнюю страницу, пегаска удовлетворенно выдохнула… и только теперь в полной мере осознала произошедшее. Кобылке стало одновременно стыдно и смешно – смешалась ее нелюбовь к чтению, обида на Коппервинга, любопытство и интерес – а в итоге она сама, добровольно, засела за книгу, да еще с таким усердием. Более того, ей это понравилось!

На следующий день, Скуталу во всем призналась своему опекуну. Как она и подозревала, все это было его задумкой, с помощью которой он хотел привить ей любовь к чтению. Требуя открывать все новые и новые книги, Коппервинг стремился найти хоть одну, что окажется ей интересна. А заставляя читать с разных мест и пропускать целые куски сюжета, пытался зацепить ее любопытство и желание узнать, что же было дальше. Слушая его рассказ, кобылка не могла обидеться на опекуна даже в шутку. Вместо этого, она была ему даже благодарна; а простота и действенность его плана и вовсе привели пегаску в восторг.

Стоило жеребцу добиться своего, и он тут же перестал требовать от подопечной читать ему по несколько книг за вечер, или же начинать с середины повествования. Упомянув скорый Праздник Звездной Ночи, Коппервинг откуда-то с верхней полки достал внушительных размеров том, целиком посвященный эквестрийским праздникам. На его страницах упоминалось буквально обо все – от истории и обычаев, музыки и танцев – кончая описанием декора и праздничными блюдами. Скуталу была поражена как необычной тематикой, так и качеством изготовления этой книги – прежде ей не доводилось видеть ничего подобного. Под тяжелым переплетом с массивными медными застежками скрывались сотни листов из дорогой плотной бумаги; края страниц были покрыты сложным орнаментом, их украшали многочисленные рисунки и даже черно-белые фотографии. Книга выглядела баснословно дорогой, и вряд ли была Коппервингу по карману.

Словно бы заметив ее замешательство, жеребец неопределенно махнул копытом и признал, что получил ее в подарок. Не решившись проверять мелькнувшую в ее голове мысль о личности дарителя, Скут послушно расстегнула медные застежки и пролистала до названой главы. Детальному и подробному описанию Праздника Звездной Ночи, на котором она прежде так никогда и не бывала, были посвящены несколько десятков страниц. История возникновения, устоявшиеся еще в далеком прошлом традиции и недавние изменения, музыка и угощения, характерные для разных районов Эквестрии… Все это сопровождалось рисунками и фотографиями, рецептами блюд и партитурой для оркестра. Праздничным танцам было уделено особое внимание – несколько страниц было посвящено движениям и их последовательности, а также правилам и этикету при выборе партнера.

Полистав массивный том, кобылка убедилась, что другие события расписаны не менее подробно. Больше всего эта книга походила на детальный справочник, с помощью которого можно было бы с точностью и без ошибок провести любой эквестрийский праздник даже силами тех, кто ни разу в них не участвовал. Сложно было даже представить, сколько труда, времени и сил было затрачено на такую работу, и сколько эта книга могла бы стоить в битах. Если это действительно был подарок – то без преувеличения, воистину королевский.

Закончив чтение главы, пегасы еще целый час посвятили обсуждению. При всех достоинствах книги, упомянутая в ней информация все же не была исчерпывающей. Скуталу задавала опекуну бесчисленные вопросы – тот изо всех сил старался отвечать. Сильнее всего кобылку заинтересовали проводимые на празднике танцы – их значение, история, символизм и скрытый смысл. Все то, что ей рассказывали на уроках про этот – да и остальные древние праздники – оказалось слишком уж поверхностным, урезанным, детским. Слушая ответы Коппервинга, пегаска отчаянно краснела, приходя к пониманию того, почему про них почти не рассказывают в школе, предлагая вместо этого спросить у родителей. Слишком уж серьезным, важным, взрослым – даже интимным! – было это знание.

Следующие ее вопросы касались личного опыта жеребца – как проводят праздник в Понивилле, какие происходят приготовления, принимал ли он участие в последнем, особом, танце. Планирует ли он пойти в этом году – и если да, то кого бы из кобылок хотел бы пригласить? Выпалив последнюю фразу, Скуталу испуганно прикрыла рот копытом – при всей его откровенности, такой вопрос мог бы даже для Коппервинга показаться через чур уж личным, на грани приличия. Но ответа просто не последовало – жеребец лишь криво улыбнулся, и предложил закончить на сегодня. Не зная, что и думать, Скут отправилась в свою комнату, прихватив с собой и книгу. Перечитав главу еще раз, кобылка долго не могла заснуть. Ворочаясь с боку на бок, пегаска снова и снова прокручивала в памяти все, что было ей известно о празднике. Постепенно в ее голове начал зарождаться дерзкий и неожиданный план…

Вернувшись с очередного патрулирования, Панч наспех заполнил отчетную форму и пошел искать своего ученика. Та потеря сильно ударила по расквартированному в замке контингенту следопытов, и покуда не прислали подкрепление, им нередко приходилось работать почти на износ. Местные рабочие назвали бы это сверхурочными, но в Ордене такое понятие было не в ходу – ты работаешь столько, сколько от тебя требуется. Точка.

Времени не хватало катастрофически. Настолько, что он с трудом умудрялся выкроить хотя бы час-полтора на обучение Айроншилда. Так что все текущие уроки он посвятил зельям и травам: где и как собирать, в каких пропорциях смешивать, температурная обработка и прочее, и прочее. Это шло вразрез с намеченным Панчем графиком, но выбора не оставалось – он физически не смог бы устраивать регулярные «выходы в поле». А так, у человека был хоть какой-то материал для изучения – читать на эквинском он все равно пока не умел, поэтому заучивал свои конспекты и иллюстрации в книгах по ботанике. Не сказать, что Айроншилд схватывал все налету, но каких-то особых трудностей с усвоением информации у него тоже не возникало. Возможно, у него был даже определенный талант к этому делу. Ведь первое, и пока что единственное, практическое занятие прошло почти на отлично: со второй попытки под молчаливым взглядом наставника он сварил вполне себе рабочее зелье Колибри – названное так за способность этих крошечных пташек летать без устали. Снижая выработку молочной кислоты в мышцах, оно повышало выносливость следопыта, позволяя дольше бежать, сражаться и выполнять любую другую физическую работу до момента, когда усталость возьмет свое.

Правда, почти сразу же после окончания занятия Панч немного пожалел о выборе зелья. Обладая внушительной – даже по меркам земнопони – силой, Айроншилд заметно уступал им в выносливости. Да что там земнопони, даже самый распоследний книжный червь из числа тех же единорогов, влегкую пробежал бы добрую дюжину миль без намека на одышку. Человеку же такой вызов был не по зубам, и он прекрасно отдавал себе в этом отчет. Именно поэтому нездоровый блеск в его глазах так насторожил старого следопыта. Панч хотел было еще раз прочитать лекцию о том, что у каждого алхимического стимулятора есть свои последствия, но в итоге решил позволить мужчине убедиться в этом на собственной шкуре.

Всю вторую половину дня Айроншилд провел в тренировках, отвлекаясь лишь на еду и другие естественные нужды организма. Словно жеребенок подарку на день рождения, он радовался новым открывшимся возможностям своего тела.

А затем наступило утро следующего дня. И расплата.

Бедняга с трудом встал с кровати. О том, чтобы взять в руки тот же меч, и речи не было. Человек старательно делал вид, что с ним все в порядке, а Панч с удовольствием подыгрывал этому. В конце концов, сжалившись над своим учеником, он всучил ему что-то вроде антидота, или – как его называли некоторые следопыты – «опохмел». От него так же были определенные побочные эффекты, но в данном случае ими можно было пренебречь. «Конечно, полноценный отдых – лучшее лекарство», — объяснял жеребец, — «но, выходя на задание, лучше на такую роскошь не рассчитывать. Так что, вот тебе сразу два примера того, что лишний раз алхимией лучше не баловаться».

Панч открыл дверь и вошел в библиотеку замка. С применением «опохмела», побочный эффект Колибри должен был пройти за один день. Поэтому пони ожидал, что найдет ученика в саду, где тот обычно оттачивает технику владения мечом. но прогадал. По словам Роки Роуда, Айроншилд сейчас изучал премудрости эквинского языка под руководством Нёрди Боффин. И судя по доносившимся голосам, эти двое были неподалеку.

— Ложить… ложить?! – донесся до следопыта полный возмущения возглас кобылки, когда тот завернул за угол и увидел эту парочку. – Я тебя щас сама так приложу – мама родная не узнает!

Вжавшись в спинку стула, Айроншилд затравленно смотрел на своего преподавателя, которая продолжала разносить нерадивого ученика по полной программе. Его магический медальон лежал рядом на столе, поэтому он навряд ли мог понять хоть что-то, но в этой ситуации и одной интонации Нёрди было более чем достаточно.

Панч даже бровь приподнял от удивления. Он не мог навскидку припомнить момент, когда бы видел на лице человека это полное паники выражение. Любопытство взяло верх, и он решил пока не объявлять о своем присутствии; сделав пару шагов назад в тень книжного стеллажа, жеребец принялся наблюдать, к чему все это приведет.

— Так, живо надень это обратно, — кобылка схватила медальон и чуть ли не бросила им в мужчину. Успокоившись, она продолжила. – Еще раз, слово “лежит” так не склоняется. Положить – да, отложить – тоже да, но не… — ее слегка передернуло, -… никаких “ложить” или “ложит”. Считай это исключением. Ясно?

Айроншилд взял карандаш и сделал пару заметок в тетради.

— Ок... – ответил человек. Секундой позже он нахмурился и, чиркнув что-то на бумаге, показал Нёрди. – Тогда так… класть?

Кобылка уже было приготовилась выдать на-гора очередной нагоняй, но бросив взгляд на то, что ей подсунул Айроншилд, широко улыбнулась.

— Ты смотри-ка, а не все ведь потеряно, — сказала она. В ответ мужчина наконец облегченно выдохнул и чуть-чуть расслабился. – Но, опять же… — кобылка взяла в зубы один из карандашей и, сделав сама пару записей, отложила его в сторону. – Не допусти такую же ошибку, но со словом “класть”. Вот так правильно, а вот так – нет.

— Ну и много у вас такого рода исключений? – уже представляя ответ, спросил он.

— Достаточно, но все же меньше, чем в том же грифоньем. Там сам Дискорд бы повесился.

— Мда-а-а… Хотя, чего я жалуюсь – в нашем языке их тоже… — он запнулся, когда наконец-то заметил стоявшего в тени жеребца. – Панч… Думаю, вопрос о том, сколько ты уже за нами наблюдаешь, излишен.

Старый следопыт хрипло рассмеялся и подошел к ним:

— Несомненно. Это было отличное представление, Боффин. Какой слог! Какая экспрессия! Из тебя бы вышел отличный инструктор Ордена.

— Нет уж, — фыркнула она, быстро придя в себя от его внезапного появления. – Никогда не испытывала тяги к ползанью по оврагам и охоте на живность, что может слопать тебя на раз-два.

— Ну и как ваши успехи?

— А то ты сам не слышал, — теперь уже фыркнул Айроншилд.

— Нет, я серьезно. Шансы есть или все глухо?

— Ну-у-у… — смешно вытянув губы, протянула кобылка. – Скажем так, никакого таланта к языкам у него я не наблюдаю, но все могло быть куда хуже. Проблемы возникнут, когда мы всерьез займемся выражениями, где большую роль играют произношение и интонация. Насколько я пока могу судить, его родной язык не имеет ничего подобного. Правда, как и эквинский, он является синтетическим, что в какой-то мере облегчает задачу.

— Жаль, что эта штука в добавок ко всему не позволяет читать по-вашему, — человек прикоснулся к медальону. – Я не то, чтобы жалуюсь, но все-таки обидно.

— Весьма спорное утверждение, — с нескрываемым скептицизмом в голосе заметила Нёрди. – С одной стороны да, но с другой – это лишило бы тебя дополнительного стимула. И вообще, я крайне рекомендую время от времени снимать его, чтобы помещать себя в нашу языковую среду. Да, ты почти ничего не поймешь, но твой мозг все равно будет учиться – на подсознательном уровне.

— Угу, только не просри его, — хмыкнул жеребец. – А то хана твоему обучению.

— Панч… — Айроншилд уткнулся лицом в ладонь. – Ну не при дамах же.

В ответ кобылка лишь закатила глаза:

— Я тя умоляю, после моей командировки в Гриффонстоун я сомневаюсь, что хоть какое-то ругательство может вогнать меня в краску.

— Сгоняй в Минос, — буркнул Панч, — узнаешь много нового.

— Я бегло разговариваю на кантерианском! И, поверь…

Следопыт прервал ее, явно сказав что-то не по-эквински, ибо медальон в данном случае не сработал. Нёрди так же ответила ему какой-то непонятной человеку тарабарщиной, и понеслось…

Какое-то время Айроншилд слушал их перебранку, лениво переводя взгляд с одного на другого. В противовес эквинскому язык минотавров звучал грубо, отрывисто и иногда даже угрожающе, чем-то напоминая наречия северных народов его родного мира. В нем чувствовалась некая сила, готовая идти напролом и не принимающая никаких компромиссов.

— Ладно, — мужчина встал из-за стола. – Раз такое дело, то не буду вам мешать. У меня там Скратти некормленная сидит, да и вообще, надо бы закрепить пройденное за сегодня.

— Э нет, — тут же спохватилась Нёрди, — ты никуда не уйдешь, пока мы не закончим эту часть со склонениями. Ну а ты… — она вперила взгляд в Панча, — твой кантерианский далеко не так хорош, как ты думаешь.

— С удовольствием приду на лекцию именитого филолога, — парировал жеребец, всем своим видом давая понять, насколько ему все равно. Но в одном она права – присядь пока, я быстро, — он жестом усадил человека обратно. – Почему бы тебе не взять пару дней выходных? Смотаешься в Понивилль ненадолго, повидаешь друзей – развеешься, в конце концов.

— Предложение, конечно, заманчивое, — задумчиво отозвался Айроншилд. Дел у него было предостаточно, но слова Твайлайт о том ритуале, слепоте Коппервинга и так каждый день подначивали его просить Панча об увольнительной, чтобы проведать друга. – Но почему так внезапно?

— Потому что завтра Праздник Звездной Ночи, потому что всем надо иногда отдыхать и потому что я так сказал, — отрезал следопыт. – И вообще, лови момент – неизвестно, когда еще выпадет такая возможность.

Мужчина деланно вздохнул и развел руками:

— Ну если начальство так желает, то кто я такой, чтобы ставить его указы под сомнение.

— Вот и славно, — пропустив его подкол мимо ушей, сказал Панч. – Чтобы завтра утром и духа твоего в замке не было. Засим оставляю вас наедине.

Коротко кивнув, он развернулся и направился к выходу, радуясь, что его ученик не стал задавать лишних вопросов. Рано или поздно, человеку предстоит встретиться с Флавлесс, но пусть лучше это будет поздно.

Айроншилд вогнал меч в ножны. Одернув длинный темно-серый плащ, что идеально подходил его перешитому под походную одежду кафтану, он любовно погладил яблоко рукояти и усмехнулся. Казалось бы, восторг от обладания столь прекрасным клинком должен был уже пройти. Но он по-прежнему чувствовал себя ребенком, получившим заветную игрушку, каждый раз, когда пальцы касались холодной стали. Это не текстолитовый огрызок, с которым он когда-то в юности бегал по лесам!..

Сидевшая на его плече, Скратти ловко сбежала вниз по руке и прыгнула на полку шкафа.

Прострекотав что-то неразборчивое, она указала лапкой на небольшую деревянную коробочку, в которой он хранил соцветия пепельника, и вопросительно посмотрела на человека.

— Хм… а ведь и правда, почему бы нет. Соберу немного на обратном пути – лишним точно не будет. — задумавшись на секунду, согласился он. – И чтобы я без тебя делал, а?

Многозначительно кивнув, зверек взобрался обратно и похлопал по плечу, словно давая знак, что пора выходить.

Стянув шнуровку походной сумки, он окинул взглядом свою комнатушку и улыбнулся. «Много ли простому человеку для счастья надо? Место для ночлега, да верные друзья… ну и широкополосный интернет – с ним вообще все было бы идеально».

Во дворе его уже ждали: две стражницы, а с ними Роки Роуд и еще двое недавно прибывших строителей, имен которых он еще не знал. Нёрди Боффин должна была вот-вот подойти, и зная ее любовь понежиться в кровати, человек почти всерьез подумывал молить богов, чтобы это не затянулось надолго.

Поприветствовав остальных, Айроншилд подошел к крепко сбитому земнопони:

— Ну что, Роки, как настрой – мандражируешь, небось? – как можно серьезнее спросил мужчина, но уголки его губ так и норовили расползтись в ехидной улыбке.

Жеребец закатил глаза и вздохнул:

— Во-первых, с чего бы это?..

— Ну как же? – не удержавшись, перебил его человек. – Мероприятие-то весьма серьезное, не говоря уже о его кульминации — танце. Сам же не так давно мне…

— Во-вторых, — не поддаваясь на эту дружескую провокацию, продолжил пони, — больше я с тобой не пью – уж больно память у тебя хорошая. Даже алкоголь ее не берет.

— Или у кого-то слишком длинный язык…

— Ну и в-третьих, — жеребец вздохнул еще раз, теперь уже театрально, — я тебе сотню раз говорил: в моем случае “Роки” — это фамилия, так что хватит так меня называть. Ну или добавляй “мистер” вначале.

— Прости, я знаю, как глупо это звучит, но я не могу отделаться от ощущения… я хочу сказать… ты случайно не боксируешь?.. А, — Айроншилд махнул рукой, — забудь. Я и так сейчас выгляжу, как идиот.

— Вот этого я точно не забуду, — коротко рассмеявшись, ответил Роуд. – И внукам еще расскажу.

— Ты сначала детей задел…

— Всё-всё, я тут, — Нёрди Боффин, как обычно громогласная, заявила о себе в наиболее подходящий момент – когда остальные пони уже начали с неприкрытым интересом поглядывать на препирающихся мужчину и жеребца. – Это всё? – она исподлобья окинула небольшую группу пони, стоявшую перед ней. – А следопыта нам разве не полагается?

— Ну… — Айроншилд с деланной неуверенностью осмотрел себя. – Допустим, я за него.

— Ты? – тут же прыснула кобылка. – Ой, извини… как бы так помягче выразиться… — она смешно выпятила нижнюю губу и и с легкой издевкой добавила, — насколько мне известно, ты даже еще не претендент. Какой от тебя прок – дашь нам фору, пока всякая нечисть будет уплетать тебя за обе щёки?

Нисколько не обидевшись, человек лишь снисходительно улыбнулся, а вот Роуда ее слова, судя по всему, задели за живое:

— На минуточку, Айроншилд одолел двух кокатриксов и спас Вайлд Панча, — вперив в нее взгляд, заступился за друга земнопони, — что едва не стоило ему жизни! Уверен, ему вполне по силам справиться с фокусами, что может устроить нам Вечнодикий Лес.

— Роуд… — шепнул ему человек, — не горячись ты так. Она же в шутку…

— Ой, ну простите, если задела его нежные чувства, — Нёрди фыркнула. – Прощенья просим, раз уж такое дело.

— Мы можем уже отправляться? – раздраженно встряла единорожка в полном облачении Эквестрийской Гвардии. – Я сына почти месяц не видела. Закончите свои разборки по дороге к городу, если вам так неймется.

— Она права, — согласился человек. – Но я позволю себе напомнить, что тракт уже несколько месяцев как под защитой чар – ни одна тварь и носа не покажет. Ну, а если вдруг покажет, — он приосанился и нарочито пафосно добавил, — можешь рассчитывать на меня в качестве отвлекающего маневра.

Если не считать непонятно откуда взявшегося чувства тревоги, их путь прошел без происшествий.

Но как и несколько месяцев назад, когда он вместе с первым обозом отправился к Замку Двух Сестер, его не покидало ощущение, что за ними следят. Возглавляя их небольшую процессию, он то и дело подмечал едва заметные тонкие силуэты, что двигались вместе с ними по правую сторону дороги, стараясь скрыть свое присутствие среди деревьев и кустарников.

В конце концов человек не выдержал. Поддавшись на уговоры Скратти, то и дело дергающей его за ворот кафтана и указывающей лапкой в сторону обочины, а так же своей обычной паранойи, он подал знак остановиться и свернул с дороги, чтобы проверить местность – чем не на шутку напугал Нёрди Боффин.

Потратив добрые полчаса, он так и не обнаружил ничего подозрительного или необычного: лишь причудливо скрученные стволы деревьев да хаотично переплетающиеся между собой черные ветви, на которые он уже успел вдоволь насмотреться. Не считая его собственных следов, поверхность снега тоже была нетронутой.

— Видимо, все же воображение разыгралось», — сказал он все еще взволнованной Скратти, — но лучше перебдеть, чем недобдеть.

Выйди из леса к восточной части города и миновав башню с часами, человек и пони остановились у развилки, откуда уже виднелся домик Флаттершай. Скратти тут же спрыгнула на землю и, не дожидаясь Айроншилда, стремглав побежала вперед.

— Спасибо за компанию, — обратился к спутникам мужчина. – Но сейчас я вынужден откланяться – хочу по пути заглянуть к подруге.

Пробурчав на прощание что-то невнятное, стражницы поспешили по своим делам: видимо, четыре часа, проведенных в компании то и дело спорящих Айроншилда, Роуда и Нёрди, оказались для них тем еще испытанием.

— Стоп! Я думал, вы… — жеребец перевел взгляд с человека на кобылку, а коллеги рабочего сокрушенно вздохнули, понимая, что им предстоит выслушать очередную дружескую перебранку этих троих, — ну, как бы вместе. Или ты уже табуном обзавелся? Ну могёшь! Танцевать будешь с обеими за раз?

Шутка была настолько неудачной, что Айроншилд даже не знал, как на нее реагировать. А вот Нёрди – к немалому его удивлению — кокетливо улыбнулась и прильнула к Роуду.

— Вообще-то, — сказала она игриво, — я надеялась, что меня пригласишь именно ты, и мы с тобой станцуем – в двух актах. – Жеребец от столь внезапного поворота замер, как вкопанный, а на его лице застыло ни с чем несравнимое выражение абсолютного непонимания. А Нёрди тем временем и не собиралась сдавать обороты. – Ну так что скажешь, станцуем? А, милый? – вытянув шею, прошептала она ему на ухо.

— Я… эм-м-м… — взгляд Роуда заметался по сторонам и остановился на коллегах, что уже начинали тихонько посмеиваться. – Нам нужно идти! – выпалил он наконец и, подталкивая разразившихся хохотом приятелей, скорым шагом двинул в сторону Понивилля.

— Эй, погоди! – крикнул ему вслед кобылка. – А как же танец? – склонив голову набок, она медленно облизнула губы. – Станцуем, никуда не денешься.

Айроншилда эта сцена удивила едва ли не больше, чем Роуда. Он успел достаточно наобщаться с Нерди чтобы знать, что та за словом в карман не полезет – но что вот так, в упор начать соблазнять жеребца, которого она видела лишь пару-тройку раз… Это было что-то новенькое. Хотя…

— Классно ты его поддела, — сказал человек. – Не ожидал от тебя такой актерской игры.

— А это и не была игра, — совершенно серьезно ответила пони и, не дожидаясь реакции двуногого, расставила все точки над «и». – Послушай, на празднование Звездной Ночи в основном приходят за тремя вещами: укрепить уже сложившуюся пару, создать новую и – знатно потрахаться. Так вот, я принадлежу к последнему лагерю.

— Но…у него же типа… есть та самая особенная пони, — неуверенно попытался возразить Айроншилд.

Нёрди равнодушно пожала плечами и, прежде чем покинуть человека, добила его прямым, словно таран, ответом:

— Меня это никогда не останавливало.

Не застав Флаттершай дома, человек направился на ферму «Сладкое Яблоко», надеясь застать ее там. А заодно сдать свой меч Биг Маку, как представителю дружины — разгуливать по городу с оружием было запрещено.

В этот раз интуиция дала сбой: на ферме были только ее хозяева, занятые приготовлением к празднику, и Твайлайт, оказывающая им посильную помощь.

Прервав ненадолго свои хлопоты и выдав ему месячный запас обнимашек, пони тут же принялись заваливать его вопросами о том, как проходит обучение, первых достигнутых успехах и как он вообще себя чувствует в роли ученика столь знаменитого следопыта, как Вайлд Панч. Они старались не показывать вида, но по сочувствующим взглядам, что нет-нет да мелькал на их лицах, Айроншилд быстро понял – о невозможности его возвращения домой им уже было известно. И он был безмерно благодарен друзьям, что они не стали опускаться до столь неприятных его сердцу слов сожаления – и тем более жалости.

Теперь же настала его очередь задавать вопросы.

Флаттершай, как оказалось, еще утром отбыла в Кантерлот по делам Ордена Следопытов. А Коппервинг… уже дней десять он почти безвылазно сидел дома, не иначе как избегая встреч с любопытными и порою очень докучливыми жителями Понивилля.

Человеку хотелось побыть с друзьями подольше, но был полон решимости поскорее встретиться с Коппервингом. Перед тем, как уйти, Айроншилд к всеобщему удивлению попросил Твайлайт наложить на него заклинания хождения по облакам. Зная о его фобии, поэтому единорожка даже переспросила – уверен ли он? «Я все еще тешу надежду, что мне дико повезет, и я наткнусь на него где-нибудь в городе», — ответил ей мужчина, — «если же нет, то я хочу быть готовым к тому, чтобы самому постучаться к нему в дверь».

Пони переглянулись. С одной стороны, они понимали причины, по которым Коппервинг желал сейчас уединения. Именно поэтому они не хотели тревожить его все это время. Другую позицию высказала Эпплджек, со свойственной ей прямотой заявив, что хватит уже пегасу сидеть в четырех стенах. «Если уж кто и сможет вытащить его из дома, так эт Рони», — добавила она, — «ни в жизни не поверю, шо Коппервинг пошлет его куда подальше».

Закончив с заклинанием, Твайлайт пожелала ему удачи с поисками в городе. Напоследок, она попросила лишний раз не упрямствовать, если вдруг окажется, что пегас окажется не в настроении общаться и с ним тоже.

Как потом быстро выяснилось – удача сегодня взяла выходной. Пони лишь разводили копытами и как один говорили то же, что и его подруги час назад: нет, не видели; но возможно, он объявится на самом празднике. Но это неточно.

— Где ж тебя черти носят? – смахнув снег со скамейки, Айроншилд уселся аккурат напротив городской ратуши. Откинувшись назад, он посмотрел по сторонам, словно надеясь каким-то чудом разглядеть Коппервинга в проходящих мимо пони: Понивилль оживился в преддверии праздника, и пони спешили по своим делам, стараясь закончить все приготовления.

«Да, к чертям это все! Ты уже больше часа потратил впустую из-за своей идиотской фобии. Уж ради друга можно и перебороть ее. Хотя бы и на один день. Магия будет действовать еще три часа – времени вполне достаточно. Главное вниз не смотреть…»

— Эй, Рони! – знакомый голос прозвучал, когда мужчина уже собрался поднять свою пятую точку со скамейки. – Есть минутка?

Не дожидаясь ответа, Рэйнбоу Дэш в одно мгновенье подлетела к нему, оставив позади настоящий вихрь из поднятого в воздух снега.

— У меня есть все время мира, — ответил он, усаживаясь обратно. – И ты очень вовремя, кстати. Ты случайно… чисто случайно, не знаешь, где бы я мог сейчас найти Коппервинга?

Усевшись рядом, кобылка удивленно посмотрела на человека:

— Шутишь что ли? Я у тебя то же самое хотела спросить.

Как и большинство встреченных им пегасов, она не носила одежду даже сейчас, когда температура неплохо так упала ниже нуля. Будучи и сам привычным к холоду, Айроншилд не мог отрицать, что в какой-то степени завидует этой способности – это решило бы много проблем с приобретением зимней одежды и связанных с ее ношением неудобств.

От иронии сложившейся ситуации мужчина рассмеялся:

— Тогда становись в очередь, подруга. Я – первый.

— Ха-ха-ха, — по слогам протянула кобылка, — хорошая попытка, лысенький. — Внезапно посерьезнев лицом, она добавила. – Но если без шуток, мне реально надо его увидеть. Давно уже хотела с ним поговорить, да только сегодня смогла время выкроить.

— А вот это уже интересно, — Айроншилд развернулся к ней вполоборота. – Расскажешь? Не, если что-то личное, то я не настаиваю.

Дэш вздохнула и несколько секунд смотрела себе под ноги, словно собираясь с духом.

— Да чего там таить… хочу последовать данному как-то тобой совету и извиниться перед ним... и Скуталу… — она вновь замолчала, ожидая какой-то реакции от человека, но тот лишь молча смотрел ей в глаза. – За то, что была иногда такой стервой; за то, что предала доверие… Да ты и так прекрасно знаешь – сам же говорил…

— Я рад, что ты решилась… — без тени иронии ответил ей мужчина.

— Угу, не прошло и года…

— У многих на это уходит куда больше года, а некоторые так и вовсе не осмеливаются сделать этот шаг.

Кобылка усмехнулась, в попытке скрыть смущение:

— Может быть… не знаю… Значит, сам отыскать не можешь... Аргх! Ну за каким Дискордом ему понадобилось исчезнуть именно сейчас – не мог обождать денек-другой?

— Видимо, не мог, — Айроншилд бросил взгляд через плечо в направлении дома пегаса. – Но, возможно, в этот раз ищущих ждет успех – ведь, теперь их двое. Заглянем-ка к нему еще раз, авось…

Рэйнбоу показательно закатила глаза и что-то прошептала себе под нос:

— Во-первых, теперь я понимаю, чем ты так иногда выбешиваешь Коппервинга – тебе бы эпические и пафосные баллады писать, а не по лесам бегать. Во-вторых...

— Я…

— Во-вторых, к тебе у меня тоже дело есть. Просьба, если быть точнее.

— Во-первых, — мужчина прокашлялся, — я не пафосный, а поэтичный. Во-вторых…

— Я тебя ща поколочу.

— Во-вторых, я весь внимание.

— Ну… — пегаска на мгновение замялась, словно стесняясь своей просьбы, — ты же типа работаешь в замке…

— Скорее, я там прохожу обучение.

— Ага… а еще ты, вроде как, протеже Вайлд Панча. Так?

— Ну-у-у… — не понимая, куда она клонит, протянул Айроншилд, — можно сказать и так. Ты решила в следопыты податься или что?

— Селестия всемогущая, нет конечно! – воскликнула кобылка. – Короче, — она глубоко вдохнула и скороговоркой выпалила, — я ушла из Академии Вандерболтов и подала заявление на вступление в погодный патруль, несущий службу в замке.

Желание побыстрее отыскать Коппервинга на какое-то время отошло в сторону, и человек остолбенело уставился на подругу, прокручивая в голове сказанные ею слова.

— Я даже не знаю, с чего начать… Наверное, с этого – почему ты оставила мечту всей своей жизни, когда уже была на полпути к ее осуществлению?

— Вспомни наш разговор, когда мы возвращались из больницы, — ответила ему пегаска. Дождавшись, когда лицо Айроншилда озарится пониманием, она продолжила. – Вот именно. Я сделала выбор… если Вандерболтам так нравится играть во все эти закулисные интриги – пусть продолжают. Но уже без меня. Я не стану унижаться до лицемерия и грязных трюков, только чтобы получить место в отряде или продвинуться в звании… настоящая команда – это в первую очередь верные друзья, о чем я едва не успела позабыть в своем стремлении стать лучшей…

Человек прекрасно понимал, что последняя фраза относилась к Скуталу. Пусть он и считал, что его крылатая подруга несколько преувеличивает свою вину (он и сам не был готов с уверенностью сказать, что у него хватило бы мужества поступить подобно Коппервингу и взять на себя все ту ответственность, что взял пегас), но не стал делать каких-либо замечаний на этот счет. Если это помогло Рэйнбоу принять столь важное и сложное для нее решение, то пусть так оно и будет.

— Это… сильный шаг, — сказал он наконец. – Признать свои ошибки и отказаться от заветных желаний ради друзей и собственных принципов – достойно похвалы и уважения. В моем мире многие приняли бы совершенно противоположное решение, — Айроншилд тепло улыбнулся и вновь посмотрел на пегаску. – Ты и вправду – воплощение Элемента Верности.

— Оставь свою лесть тем, кому она нужна! – вспыхнула кобылка, но тут же опустила взгляд. – Прости, я не хотела… просто… просто я не привыкла к подобным душещипательным разговорам.

— Все в порядке, я понимаю, — мягко ответил мужчина и поспешил перейти к следующему вопросу. – Но почему именно замок? Почему не вернуться в погодный патруль Понивилля?

— Это сложно объяснить… — Рэйнбоу на мгновение задумалась. – Это сродни тому, что приходит изнутри… когда ты чувствуешь, что должен поступить именно так, а не иначе.

— Интуиция? — вставил человек.

— Ага… типа того. К тому же, это тебе не просто смена обстановки, а настоящий вызов. Присматривать за мирными тучками нашего городка не сравнится с той дичью, что постоянно творится в небесах над Вечнодиким. Ну и наконец, Коппервинг давно заслуживает повышения – он прекрасно справится с новой должностью… если, конечно, согласится… кстати, тут мне так же понадобится твоя помощь, чтобы убедить этого упрямца.

— Ну, чем смогу – помогу, но следующий вопрос напрашивается сам собой…

— Почему я упомянула Панча?

Айроншилд согласно кивнул.

— Тут все просто, — продолжила пегаска. – Да, у меня хороший послужной список, и любой погодный патруль был бы только рад заполучить меня в свое распоряжение… и это я сейчас совсем не хвастаюсь!

— Эй, нет ничего зазорного в констатации фактов, – человек поднял ладони в знак того, что и не думал спорить. – Что есть, то есть.

— Гм, так вот… я в курсе, что к Замку приписано свое собственное звено погодников, которым заправляет опытный пегас, но! Но насколько мне известно, он пару недель назад подал рапорт о переводе — по семейным обстоятельствам. Однако, несмотря на все это, вышестоящее начальство может просто не отпустить меня из Понивилля, понимаешь? Им проще оставить меня на старом месте, чем заменить на не менее талантливого пони.

— Ну да, — пробубнил человек, — старый ко… — он запнулся на секунду, переиначивая привычную поговорку новый лад, — старый понь борозды не испортит…

— Э-э-э… предпочту не уточнять, что ты сейчас имел в виду… в любом случае, уверена, мне нет смысла продолжать, так ведь?

— Так, так, — Айроншилд задумчиво почесал бороду. – Я попрошу Панча замолвить за тебя словечко, но никаких обещаний дать не могу: у нас сейчас… — он прервался на полуслове, не желая вдаваться в подробности всего того хаоса, что творился в ставке следопытов замка. – Короче, сделаю, что моих силах.

— А я большем и не прошу. Не дура же, и понимаю, что от тебя тут мало что зависит… без обид.

— Какие тут обиды.

— К тому же, — Рэйнбоу ехидно прищурилась, — в этом и твоя выгода есть. Ну ты понимаешь, наши тренировки и все такое. А то, поди, совсем форму потерял в мое отсутствие.

— Есть такое, — легко согласился человек, — не каждый день сражаешься с кокатриксами.

При упоминании курицеголовых пегаска оживилась, и даже подсела к нему поближе:

— Кстати да, слухи об этом уже давно ходят, но никаких подробностей. Давай, колись, как ты аж двоих одолел. Повезло небось, а?

Айроншилд уже было открыл рот, чтобы навесить на уши кобылки ту же лапшу, что Панч вешал на уши остальных пони, но его прервал голос, доносившийся откуда-то сверху.

— Стало быть, слухи не врали, — темно-серый пегас с серебристым ирокезом завис над ними и смотрел на человека с почти нескрываемой враждебностью. – Не думал, что ты опустишься до этого, Дэш.

— Для начала, Тандерлэйн, опустись сам, — закатив глаза, раздраженно бросила в ответ кобылка, — а то некрасиво получается. Или боишься получить втык за сказанное?

Пегас закатил глаза и нехотя последовал словам кобылки, больше походившими на приказ.

— Я искал тебя, Дэш, — стараясь сохранить чувство собственного достоинства, жеребец приземлился перед ними. – В штабе ходят слухи о твоем… переназначении… Объяснишь?

Мужчина чуть ли не кожей чувствовал исходившую от пегаса неприязнь, но не смог справиться с желанием подлить масла в огонь.

— Айроншилд, очень приятно, — он протянул руку в приветствии, — а Вы, стало быть, Тандерлэйн. Я правильно расслышал?

Пытаясь сохранить хорошую мину при плохой игре, тот протянул копыто:

— Взаимно… Но у меня дело не к Вам, а к моему – пока еще – начальнику.

— Что ты хочешь услышать, Тандерлэйн? Что я и вправду собираюсь оставить должность главы погодного патруля Понивилля? Ну так это не слухи, это правда.

Сбитый с толку ее прямым ответом, пегас мог лишь растерянно смотреть на кобылку:

— Но… почему? Я понимаю, из-за чего ты оставила Академию… правда, понимаю, но зачем уходить?..

— Давай не сейчас, — сквозь зубы процедила Рэйнбоу. – Дай мне закончить разговор, а потом разберемся…

— А… — жеребец поджал губы и перевел взгляд с кобылки на человека. – Теперь понято, почему ты выбрала именно Вечнодикий Лес – чтобы быть поближе к нему. Мало мне было Коппервинга, так теперь еще этот двуногий…

Он уже собрался было улететь и оставить последнее слово за собой, но Айроншилд оказался быстрее. Схватив того за ногу, он довольно бесцеремонным рывком не дал пегасу взмыть в воздух.

— У ну-ка стоп, уважаемый. Для начала, приношу свои извинения, ибо у меня нет под рукой линейки…

— Поверь, размер не главное, — нарочито громко шепнула ему Дэш.

— Да-а-а, все вы так говорите…

Лицо Тандерлэйна побелело от гнева. Каким-то чудом сохранив самообладание, он вновь опустился на землю.

— Я приму твой выбор, Рэйнбоу – каким бы он ни был – но я не позволю вам двоим насмехаться надо мной.

— Виноват, переборщил, — человек приложил руку к груди. – Но и ты меня пойми: ты бросаешься пустыми обвинениями в мой… да не, в наш адрес, не видя всей картины.

— И правда, Лэйни, — почти ласково сказала кобылка, — может, выслушаешь сначала?

Жеребец лишь молча посмотрел на нее, не проронив ни слова.

— Да, я хочу работать в Вечнодиком и – видит Селестия – Рони тому причина, но лишь отчасти… от самой малой части. С ним действительно здорово спаринговаться… и надирать его излишне пафосный круп… но в первую очередь я банально хочу сменить место работы. Понимаешь? И, пока ты не разразился очередным обвинением, дай мне закончить! — Убедившись, что пегас готов ее выслушать, она продолжила. – И я хотела предложить тебе последовать за мной. Но ты, Дискорд тебя раздери, как всегда рванул вперед ведущего!

Гнев, обида и ревность на лице Тандерлэйна как по мановению пера сменились удивлением.

- Мне… — прошептал он в смятении… — Я… но сейчас я твой заместитель … если я сменю место работы, то кто будет руководить патрулем Понивилля?

— Коппервинг, — не ходя вокруг да около, ответила кобылка. – Но ведь это к лучшему, а? Ты же не хочешь, чтобы он ошивался где-то поблизости?

— Думаю, что нет… то есть, я хочу сказать, я признаю его талант к управлению погодой, но…

— Но бывший остается бывшим, — встрял человек. - Даже я это прекрасно понимаю. И чтобы окончательно развеять твои надуманные опасения… — Айроншилд вздохнул. Ему не очень-то хотелось хоть как-то афишировать свои «отношения» с Найтлайт, но по тому, как Дэш смотрела на этого пегаса и тому, как менялся ее голос, когда она обращалась к нему, он легко мог предположить – между ними было что-то посерьезнее, чем просто секс. И он не мог позволить пустой ревности разрушить зарождающиеся отношения. – У меня уже есть… эм-м… сексуальный интерес, и Рэйнбоу им ни разу не является.

— Да уж куда мне до искушенной в постельных утехах сарозийке, — прыснула кобылка. – Тебе бы даже Коппервинг позавидовал.

— Черт тебя дери, Коппервинг. Тебя и твой длинный язык…

— Ой ли его? – прищурившись, уточнила пегаска? – заметив, как быстро покраснел ее друг, она разразилась хохотом. – Угадала, стало быть!

— Кхм… — громко прокашлялся пегас, — я все еще тут.

— Ой, прости, Лэйни, — Дэш в совершенно нетипичном для себя жесте прижала копыто ко рту, — я просто не могла упустить такой возможности.

— Ну так что, — пропустив ее последние слова мимо ушей, Айроншилд перевел взгляд на жеребца, — мы решили вопрос?

— Решили, — ответил тот и вновь протянул человеку копыто, — приношу извинения. Иногда меня заносит.

— Вот и ладненько, — вернул рукопожатие мужчина. – Думаю, вам двои есть, что обсудить, ну а я…

— Айроншилд! Мистер Айроншилд! – оборвал его испуганный и вроде бы знакомый голос. – Хвала Селестии, Вас не пришлось долго искать!..

Серая пегаска со слегка раскосым взглядом спикировала аккурат между человеком и Тандерлэйном, отчего последний отшатнулся и чуть было не упал на спину.

— Прошу помедленнее… мисс Дитзи Ду, — вспомнив ее имя, сказал мужчина. – Что такого случилось, отчего Вам понадобился именно я?

— Не только мне, но всему Понивиллю! – воскликнула кобылка, будто бы не обращая внимания ни на кого, кроме человека. – Вы же следопыт, так?

— Не совсем… я только учу…

— В окрестностях города была замечена стая древесных волков! Наши дружинники уже оповещены, но им очень пригодится следопыт, чтобы вести за собой! А Вы единственный следопыт на мили вокруг!

— Но...

— Флаттершай все еще в Кантерлоте и вернется только вечером!

У Айроншилда засосало под ложечкой. Эта новость встревожила его даже больше пони, ведь в отличии от них, он знал, что в Вечнодиком творится что-то неладное – даже по меркам самого Вечнодикого. Прошлый раз жертв удалось избежать, но кто знает, вдруг и эти волки окажутся измененными на манер тех кокатриксов, с которыми ему не повезло встретиться.

Ни медля и секунды, он вскочил с места:

— Мне нужен мой меч. – Пусть он еще не был даже претендентом, но долг следопыта, которым ему предстояло стать, обязывал ответить на угрозу. – Он на ферме…

— Я сгоняю за ним! – предвосхитив его мысль, воскликнула Рэйнбоу. – Одно крыло здесь, другое там. Лэйни, возьми на себя патрулирование южной части города. Я возьму северную, как только доставлю Рони его железку.

— Понял, Дэши, — серьезно кивнул жеребец. – Уже там.

— Мистер Айроншилд, дружинники будут ждать вас у башни с часами – именно там видели волков. Если позволите, я донесу Вас туда за пару минут.

Секунду или около того человек колебался, ведь до этого момента единственной, кто применял к нему силу алимантии, была Рэйнбоу. И к тому же, в совсем других условиях. Но серьезность ситуации и чувство долга оказались сильнее детских страхов.

— Чем быстрее, тем лучше, мисс Ду. – Едва он успел закончить, как пегаска подхватила его под руки и стремглав понеслась в сторону башни.

Поблагодарив богов за то, что желудок к этому моменту был уже пустым, Айроншилд изо всех сил старался не смотреть на стремительно мелькавшие под его ногами деревья, кусты и дома.

Приняв от Мака одобрительное похлопывание по плечу, Айроншилд вышел из небольшого здания – которое он про себя окрестил казармами дружинников - и устало захромал в сторону Круглого Озера, что располагалось у восточных границ Понивилль. Воспоминания о событиях, произошедших не более пары часов назад, все никак не хотели покидать его.

Поиск долбанной стаи затянулся до вечера. Волков в непосредственной близости от города они не обнаружили, но их следы отчетливо вели на юг – в направлении Замка Двух Сестер. Оставив Рэйнбоу, Тандерлэйна и еще одну пегаску из числа дружинников следить за обстановкой с неба, он повел Биг Мака и остальных — единорожку и еще одного земпнопони — за собой в лес. Проходя мимо домика Флаттершай, человек чертыхнулся про себя, что его подруги нет рядом: с ее талантами все было бы куда как проще. Не говоря уже о взгляде, способном обуздать даже самого дикого зверя.

Но пегаски не было на месте, а ждать ее возвращения они не могли.

Посему, ответственность пришлось брать на себя. И едва они ступили под своды деревьев, он в полной мере ощутил на своих плечах её вес. На данный момент весь опыт человека исчислялся лишь парой недель, да и то был лишь теоретическим – ну, не считая самого первого дня в Эквестрии, когда он столкнулся с древесным волком лицом к лицу. И парой тех кокатриксов. Но у шедших с ним бок о бок пони не было тех знаний — о повадках и привычках древесных волков – которыми он теперь обладал.

Воспоминания прошлой жизни, к которым он не хотел возвращаться, но которые так некстати были потревожены тем злосчастным кошмаром, снова ворвались в его голову. Ситуация не была идентичной, но все же… было столько общего: товарищи верили в него, в его руководство; верили, что он найдет выход из любой ситуации; верили, чтобы потом…

Хватит! Чувствуя, как уверенность начинает стремительно ускользать подобно песку из сита, Айроншилд зло стиснул зубы. «Потом мы вернемся, преисполненные радости и чувством выполненного долга. А если, кто и…нет! Никаких «если»! Мы все вернемся целыми и невредимыми».

Самообладание вернулось так же быстро, как и ушло. Паранойя осталась, но это было даже кстати – надейся на лучшее, но готовься к худшему.

Пробивающиеся сквозь ветви лучи солнца ушли за горизонт, и единорожка применила заклинание света. Сперва человек хотел бы предостеречь ее, но вспомнив, что древесные волки и так прекрасно видят даже полной темноте, махнул на это рукой. К тому же, пробираясь по глубокому снегу, пони издавали столько шума, что не услышать их приближения мог лишь глухой.

Постепенно следы стали какими-то дерганными и хаотичными. Продолжая петлять в одном направлении, они то и дело резко заходили куда-то в сторону на десятки метров, возвращались назад, а в некоторых местах были отчетливо видны следы… борьбы? Словно бы кто-то пытался бросить вызов альфе, желая стать во главе стаи. Айроншилд не стал бы придавать последнему особого значения, но он знал – если претенденту не удавалось сбросить вожака с его места, то было три возможных развития событий. Неудачливого волка прогоняли взашей, что обычно означало отсроченный смертный приговор; ему позволяли остаться, но его место в иерархии опускалось ниже плинтуса; смерть во время поединка. Но при любом исходе они бы наткнулись лишь на одно и только одно место сражения; возможно, обнаружили бы еще и труп, оставленный под одним из деревьев; но никто не стал бы бросать новый вызов так скоро, независимо от того, кто вышел победителем. Таков был порядок вещей.

Одна стая что-то не поделила с другой? Подобные столкновения очень редко доходили до непосредственного контакта, ограничиваясь взаимными угрозами и попытками запугать конкурентов. Но даже если предположить, что так оно и произошло… где намотанные кругами множественные следы перед битвой, где тела, в конце концов?

Прорабатывая в голове все – даже почти невозможные – варианты, Айроншилд не ослаблял бдительность, оглядываясь вокруг и всматриваясь в каждую тень, отбрасываемую деревьями.

Чуть погодя они вышли к могучему дубу. Великан, некогда возвышающийся над своими меньшими собратьями, многие годы назад был сокрушен и повален неведомой силой, и теперь его ствол покрывал густой мох.

Зрелище, открывшееся им, заставило человека сделать шаг назад и непроизвольно положить руку на эфес меча. Секундой позже он опустился на колени и присмотрелся. Три тела… нет, это были даже не тела… то, что осталось от древесных волков больше походило на остовы… на обглоданные дочиста скелеты. Это… выглядело так, словно они стали жертвой какой-то извращенной формы каннибализма. Эти… кости выглядели как стволы деревьев, с которых кормились древесные волки. Но употребление в пищу себе подобных? Панч рассказывал, что очень-очень редко – по до сих пор непонятным причинам – некоторые стаи будто сходили с ума, обращаясь в неистовых берсерков, единственной целью которых было утоление жажды убийства. Следопыты называли этот феномен «Проклятье Дискорда», не без оснований предполагая здесь его влияние. Ведь именно драконикус был ответственен за появление множества самых причудливых форм жизни в Вечнодиком Лесу и Эквестрии в целом – если и вовсе не во всем мире. Со временем, после его заточения, природа взяла свое. Но след, оставленный Богом Безумия, вряд ли хоть когда-нибудь удастся искоренить полностью.

Заметив его смятение, Биг Макинтош тут же отдал отрывистую команду дружинникам, чтобы ты прикрыли фланги. Пусть жеребец и не мог знать, что так насторожило будущего следопыта, но он привык доверять чутью тех, кто разбирался в какой-либо деле лучше его.

Пока остальные терпеливо ждали, Айроншилд лихорадочно соображал, как поступить в этой стремительно выходящей за рамки всякой логики ситуации.

«Ну хорошо, предположим, они стали жертвой Его проклятия. Допустим… но это, блять, никак не объясняет факт канибализма! Ладно… Дискорд безумен, и мы до сих пор не можем знать всего того, что передалось его созданиям… опять же, допустим, это новая форма проклятия, доселе неизвестная. Что мы имеем в таком случае? Ага… три остова. Значит, небольшая стая из как минимум четырех волков сошла с ума и устроила бойню. Судя по следам вокруг, последний выживший пожрал погибших и теперь… ох ты ж ёперный театр!..»

Прежде чем мужчина успел подняться, раздался испуганный окрик единорожки. Приземистая тень выскочила из-за деревьев и прыгнула на нее.

Адреналин ударил в голову, и клинок с легким шелестом покинул ножны. За секунду до того, как Айроншилд обернулся, чтобы прийти на помощь, его глаза подметили еще одно движение — справа.

Он совершил непозволительную ошибку – волков было двое.

Человек едва успел сделать шаг назад, рефлекторно принимая защитную стойку. Мощный удар не заставил себя ждать. Здоровенный, размером не уступающий кавказкой овчарке, древесный волк едва не опрокинул его на спину, вцепившись зубами прямо в лезвие меча. Зверь замотал головой из стороны в сторону, стараясь вырвать оружие из рук человека, будто умом понимая, что представляет для него наибольшую угрозу.

На долю секунды мужчина опешил: ни одно нормальное животное не совершило бы ничего подобного. Ухватившись за эфес обеими руками, мужчина с резким выдохом оттолкнул тварь от себя. От неимоверных усилий мышцы пронзила боль, но каким-то чудом ему удалось не лишиться своего единственного шанса за спасение. Пнув волка куда-то в район коленного сустава, Айроншилд сам подался в противоположную сторону, освободив клинок из, казалось бы, мертвой хватки зверя. Острые пеньки обломанных зубов веером разлетелись во все стороны, а тварь взвыла от бешенства и боли.

Почувствовал ли его противник боль или же его просто ошеломил столь нехитрый маневр, но это дало человеку секунду передышки. Сделав вид, что собирается податься назад, мужчина сместился в сторону, нанеся рубящий удар по мощной шее, покрытой неестественными для древесного волка хаотично растущими шипами. С трудом высвободив застрявший клинок, Айроншилд что есть мочи совершил возвратное движение. Крепкая сталь, подкрепленная вложенной силой, вырвала из «плоти» немалый кусок, разметав вокруг что-то отдаленно напоминающее опилки вперемешку с корой.

Не обращая внимания на рану и стекающую из нее густую черную смолу, волк с невероятным для своей туши проворством извернулся — мужчина вскрикнул от боли, почувствовав, как острые клыки погрузились в его бедро.

Человек примерно представлял, что последует за этим. Не дожидаясь, пока тварь повалит его на землю или превратит ногу в кровавое месиво, он со всей силы ударил навершием меча в единственное уязвимое в этом положении место – глаз. И этот удар волк уже не смог проигнорировать так просто.

Светящийся ядовитым светом глаз вспыхнул и погас. Дикое порождение древней магии хаоса разжало челюсти и отпрыгнуло назад, жалобно заскулив от боли, как самая обычная собака.

Другого такого шанса могло не представиться. Стиснув зубы, Айроншилд сделал колющий выпад, намереваясь поразить второй глаз, но острие лишь скользнуло по морде, так и не достигнув цели.

На удивление быстро придя в себя, волк снова сомкнул челюсти на лезвии, и в этот раз человеку не удалось удержать клинок. Резкий взмах головы – и меч отлетел далеко в сторону. Тварь медленно подняла на мужчину единственный глаз. И в этом взгляде Айроншилд увидел разум – не животный и первобытный, но злобный и мстительный, получающий удовольствие от вида загнанной в угол жертвы.

Приняв стойку, как если бы он стоял сейчас на ринге, а не против дикого зверя, человек приготовился дать свой последний бой.

Волк прыгнул, и Айроншилд едва успел выставить вперед левую руку, надеясь этой жертвой купить себе еще несколько секунд жизни.

Неожиданно тварь внезапно налетела на невидимую преграду. Рухнув на землю, она почти с удивлением уставилась на свою жертву, которая должна была уже испускать последний вздох.

Удивление длилось недолго. Словно дежавю, позади нее возникла высокая тень, и стальные накопытники с громким хрустом обрушились на спину. Не давая волку подняться, копыта нанесли еще один удар, превращая его голову в щепки.

Все еще охваченный горячкой уже законченной схватки, Биг Макинтош продолжал неистово наносить удары по бездыханному телу. Испуганная единорожка стояла позади него, пытаясь успокоить здоровяка; но голос ее дрожал, и с губ срывались лишь отдельные с трудом различимые слова.

Айроншилд поднялся на ноги и поморщился; сознание постепенно прояснялось, а вместе с ним возвращалась и боль.

— Мак, довольно, — прихрамывая, он подошел к жеребцу, но тот его словно бы и не заметил. – Мак! Тварь мертва, хватит!

Тяжело дыша, земнопони нанес последний удар и поднял взгляд:

— Я… прости, я не знаю, что на меня нашло.

Понимающе кивнув, мужчина обошел здоврояка и единорожку.

Подобрав меч, он подошел ко второму телу волка. Рядом с ним стоял последний дружинник, не сводя испуганного взгляда с изувеченного хаосом создания.

Человек внимательно осмотрел второй труп: размером чуть меньше того, который сейчас больше напоминал груду опилок; само тело скорее походило на нагромождение из разных по размеру и форме кусков древесины, как если бы все это сгребли и наобум налепили на каркас. Выглядело так, словно, пожрав своего сородича, древесный волк буквально пересадил на себя “мягкие ткани” жертвы, отчего и стал похожим на уродливую абоминацию. Все это было лишь предположением, бредовой догадкой – вот только происходящее уже начинало выходить за рамки обыденности и здравого смысла.

Айроншилд продолжал вполглаза следить за периметром: еще один волк мог притаиться где-то поблизости, ожидая удобного момента. Правда, в это верилось с трудом – напали бы всем разом.

— Рони?.. – раздался позади него голос Биг Макинтоша. – Что нам делать дальше?

Три пары глаз уставились на мужчину, ни секунды не сомневаясь, что тот уже знал, каким будет их следующий шаг.

— Надо прошерстить границы, — ответил человек, стараясь придать своим словам как можно больше уверенности, которую не ощущал. – Где-то тут может бродить еще одна стая, или остатки этой… последнее маловероятно, но мы не можем сбрасывать со счетов и такую возможность.

Пони нервно переглянулись. Их явно пугала мысль о том, что им снова придется столкнуться с этими чудовищами – но ответственность и чувство долга были сильнее. Переборов страх, теперь они смотрели на мужчину с мрачной решительностью.

Айроншилд улыбнулся. Эта моральная поддержка сейчас много для него значила.

— Разделимся на две группы, — продолжил он. – Вы втроем проверите северный участок, но в сам Вечнодикий не суйтесь. Я займусь югом и востоком. Когда закончим встретимся у колокольни. Если меня не дождетесь…

— Погоди! – удивленно воскликнула единорожка. – Ты, что, собираешься идти один?! Это же очень опасно!

— Не в обиду сказано, но «чем вас больше, тем лучше». Конечно, я сам еще даже не новичок, — ответил он на не заданный вопрос, — но по лесам ходить умею. Да и даже те крохи знаний, что Панч успел вдолбить в мою голову, уж всяко лучше полного их отсутствия.

— Но… ты же ранен! Волки могут учуять запах твоей крови! – не сдавалась кобылка.

— По поводу второго… — Айроншилд запустил руку во внутренний карман своего кафтана, достав небольшой флакон и льняное полотенце.

На счастье, рана оказалась не особо серьезной. Добрым словом поминая сшитые Рарити штаны, он отвинтил крышку и аккуратно высыпал перетертые лепестки жгучей поросли на рану. Ногу скрутило болью, и ему даже показалось, что он почувствовал едва заметный запах паленого мяса, когда крошечные песчинки начали впиваться в плоть. – Рана не настолько серьезна, чтобы отправить меня на скамейку запасных. Я вполне могу передвигаться и даже бежать, если понадобится. А что еще важнее, я могу передвигаться скрытно. По поводу первого… — мужчина хотел было отшутиться, но слова так и замерли у него на языке – не самый подходящий момент для шуток, как не погляди. — … Да, они могут почувствовать. Вполне могут. Но привычные нам древесные волки не станут меня преследовать – им мясо ни к чему. А если на меня выйдут вот эти вот… — он пнул ногой труп. – Попытаюсь убежать, спрятаться, отбиться, забравшись на дерево… — не знаю, короче – буду действовать по ситуации.

Пока единорожка, прикусив губу, пыталась найти другие аргументы, вперед выступил Биг Макинтош.

— Нет, — отрицательно покачал он головой, — так не пойдет. Мы вместе начали, вместе и закончим.

Айроншилд раздосадовано потер переносицу.

— Разделившись, мы быстрее покроем оставшуюся территорию. И, как я уже сказал, втроем вам будет безопаснее, чем вдвоем.

— Нам, но не тебе, — как и обычно, здоровяк был немногословен, рубя правду-матку с плеча.

— Я – следопыт, рисковать своей жизнью прописано в моем контракте. Вы же — дружинники, и…

— И мы обещали оберегать покой жителей Понивилля, — неожиданно прервала его единорожка, вставая рядом с жеребцом. Ее примеру последовал третий дружинник, всем своим видом давая понять, что в этом вопросе они на стороне Биг Мака, и не отпустят человека одного.

Айроншилд еще попытался было привести весомые на его взгляд доводы, о переупрямить эту троицу не смогла бы и сама ЭйДжей.

Но прежде чем они продолжили поиски, Далия – так звали единорожку – аккуратно наложила бинты поверх раны, уже покрытой коркой из жгучей поросли и запекшейся крови. Она также применила обезболивающее заклинание, но к всеобщему удивлению оно не оказало на человека никакого эффекта.

Обратно в Понивилль они вернулись часа за два до праздника. Первым делом они направились в городскую ратушу, где госпожа мэр с нетерпением и тревогой ожидала их отчета. Ведь именно от принесенных ими вестей зависело, можно ли начинать празднество – или же его придется в спешке отменять.

Ее глаза расширились от ужаса, когда она увидела следы крови на его штанах. И ей едва не стало дурно после того, что Айроншилд поведал о столкновении с обезумевшими древесными волками:

— Но… — в надежде спросила она, — вы же расправились с этой стаей, так? И более не нашли ни единого волка?

Мужчина кивнул, и из груди кобылы вырвался вздох облегчения.

— К юго-востоку от места схватки мы обнаружили следы другой стаи, — сказал он. – Они пришли из глубин Вечнодикого Леса, но остановились на большом отдалении от Понивилля, после чего побродили вокруг и вернулись обратно – в сторону Замка Двух Сестер. Нет никаких признаков полагать, что эти волки тоже изменились: нет ни странных запутанных следов на снегу, ни остатков их... пиршества…

— Тогда каковы Ваши рекомендации, мистер Айроншилд? – мэр вопросительно посмотрела на него. – Учитывая ситуацию, сейчас Вы – единственный, к чьим словам я могу прислушаться.

— Рек… Рекомендации? – заданный ему кобылой вопрос был более чем логичен, но он же на несколько мгновений выбил любую мало-мальски ценную мысль из его головы. – Ну… начну с самого очевидного. Никто, кроме находящихся здесь и лиц, которым Вы, мэр, доверяете, не должен знать об этом… инциденте. Весть о новом безумном виде древесных волков лишь посеет панику. Но в лес пусть пока никто не суется без острой на то необходимости, просто на всякий случай. — Пони молча кивнула, и мужчина продолжил. – Далее, по поводу праздника… Простите мой, возможно, глупый вопрос, но насколько важным он для вас считается?

— Это один из важнейших праздников в году, и он отмечается уже много столетий — ответила мэр, — и я не совру, если скажу – жители Эквестрии каждый год с нетерпением ждут этой ночи. Поэтому... если вы считаете, что городу ничего не угрожает, я бы не хотела отменять праздник.

Айроншилд вздохнул. Ее желание вполне понятно. Но, боги, как же вся эта ситуация похожа на уже изьеденный до дыр сюжет какого-нибудь фильма ужасов средней руки...

— Ну хорошо, — сказал человек. — Место проведения находится далеко от границ леса и частично прикрыто озером, а подступы к нему хорошо просматриваются с воздуха, поэтому… — облизнув пересохшие от волнения губы, он еще раз взвесил все за и против – ведь случись что, он себе этого потом не простит, — Поэтому, если обеспечить охрану — как на земле, так и с неба – праздник можно не отменять. Если вы уверены, что с этим не возникнет проблем, то я не вижу причин отменять праздник

— С этим проблем не возникнет, дружище, — заверил его Биг Мак. — Мы привыкли держать ушки на макушке с таким соседом, как Вечнодикий Лес. Да и на каждом празднике масштаба Звездной Ночи всегда присутствует два отряда дружинников. Прост' в этот раз подключим оставшихся в городе гвардейцев и кого-нить из погодного патруля.

— Разумеется, — добавила мэр, — с полагающейся в таких случаях премией. Которая и вам всем полагается. Я отдам соответствующее распоряжение. А Вы, Биг Макинтош, подберите подходящие кандидатуры. На Тандерлейне пегасы из патруля. Ох, — облегченно выдохнула она, — Вы просто не представляете, мистер Айроншилд, как я рада, что праздник можно начинать.

Человек криво ухмыльнулся:

— Риск все же был, — заметил он. — Но мы сделаем все возможное, чтобы ничто не побеспокоило жителей Понивилля в этот...

Очередную его витиеватую тираду прервал возмущенный возглас единорожки:

— Нет-нет-нет! — чтобы добавить веса своим словам, она сердито притопнула копытцем. — Никаких мы! ТЫ и так уже настрадался за всех нас, и мы до сих пор не обработали твою рану должным образом!

— Далия права, ты у нас сегодня герой дня, — без тени сарказма согласился Биг Мак. — Хватит на сегодня — отвоевался. Так что, иди-ка в казарму, где она тя заштопает.

— Штопать, возможно, и не придется, — хихикнула единорожка. — Я хорошо обучена оказанию первой помощи. Жгучая поросль и бинты годятся в качестве временной меры, но теперь – когда у меня есть доступ ко всему необходимому – я могу провести все медицинские процедуры.

— Вот и отлично! Приведешь меня в порядок, а потом я… — начал было Айроншилд, но ему вновь не дали закончить.

— Как глава города, именем Принцессы Селестии, я приказываю Вам отправиться в казарму, залечить раны, а после — наслаждаться праздником. Вы это заслужили. И уверена, Вы оцените его по достоинству.

— Ваша воля моими руками — проворчал мужчина, испытывая смесь негодования и облегчения.

«Да и некрасиво как-то получается — они работают, а я веселиться буду... С другой же — Коппервинга я все еще не отыскал».

— Вот и славно, — улыбнулась мэр. — А теперь, не смею Вас больше задерживать...

— Еще один момент, — бросив взгляд на меч, сказал Айроншилд. — Я могу не сдавать оружие на время проведения праздника? Наверное, я сейчас выгляжу настоящим параноиком, но...

— Но лишняя безопасность не помешает, — закончила за него кобыла. — Сдадите завтра, но я попрошу Вас не выставлять его напоказ — паники это, конечно, не поднимет, однако вопросы могут появиться. А пони иногда бывают донельзя любопытными.

— Разумеется, — человек чуть сдвинул ножны, чтобы рукоять меча оказалась скрытой под плащом.

— Понивилль перед всеми вами в неоплатном долгу, — сказала мэр напоследок. — Особенно перед Вами, мистер Айроншилд.

Смущенно пробормотав что-то о незаслуженных почестях, человек под хихиканье Далии и хохот жеребцов направился в казармы приводить себя в порядок.

Далия справилась на удивление быстро. Приготовив какие-то склянки, чистые бинты и воду, она еще раз попробовала использовать обезболивающее заклинание, но, как и в прошлый раз – без какого-либо результата. Предупредив, что будет больно, кобылка сняла бинты, размочила слой жгучей поросли и аккуратно удалила его с поверхности раны. Обожженный слой кожи вскрылся, и проступила кровь. Ни медля ни секунды, единорожка нанесла терпко пахнущую мазь. Айроншилд стиснул зубы и впился пальцами в подлокотники стула: боль была такая, словно ему под кожу загоняли колючки.

Впрочем, это продолжалось недолго, и спустя полминуты он смог вздохнуть с облегчением — боль исчезла также стремительно, как и появилась. А тем временем Далия, уже смазав рану содержимым из другой склянки, начала творить заклинание. Прямо на глазах, края раны начали сходится, оставив после нее широкий рубец.

Айроншилд неуверенно подвигал ногой.

— На полное восстановление потребуется две недели, — сообщила кобылка, перебинтовывая рану. — Возможно меньше, но я бы не стала рисковать. Но до той поры воздержись от сильных нагрузок и прочей активности.

— Две недели? – не поверив своим ушам, удивился человек. – Ух ты… — он аккуратно встал и прислушался к ощущениям. Если до этого его ногу жгло привычной для такого ранения болью, то сейчас она больше походила на последствия растяжения – не более. – На Земле мне бы в лучшем случае дали месяц, если не больше.

— Тебе повезло, — пояснила Далия. – Я, конечно, ничего не знаю про особенности вашей физиологии, но бедренная артерия у вас наверняка так же имеется, и я примерно предполагаю где именно она проходит… Так вот, она не была задета. Случись такое, никакие следопытские фокусы тебе бы не помогли – только экстренная госпитализация.

Мужчина живо представил возможные последствия и поежился:

— Да уж…Однако, не могу не заметить, что без твой помощи мне бы еще долго пришлось валяться в кровати… — он бросил взгляд на ее бок, что уже не скрывала защитная попона, используемая дружинниками при работе в поле. Похожая на лист подорожника метка наводила на мысль. — Ты очень подкованная в медицине. Работаешь в местной клинике?

— Почти, — улыбнулась кобылка. – В пункте оказания первой помощи. Я всегда отлично справлялась с подобного рода травмами, чем экономила время настоящих врачей… то есть… — она внезапно смутилась и опустила взгляд, — ты не подумай, если бы твоя рана была настолько серьезной, я бы не мешкала ни…

— Эй-эй… – Айроншилд мягко прервал ее, положив руку на плечо. – Я прекрасно все понимаю. И ты отлично справилась. Намного лучше, чем некоторые представители врачебной профессии из моего мира.

Далия покрылась румянцем и смущенно отвела взгляд:

— Скажешь тоже! Но, — перебила она сама себя и хихикнула, — в чем-то ты прав. Доктор Хорс – при всем моем к нему уважении – положил бы тебя в стационар, и как минимум на неделю.

— О, да! Эти ребята любят порой осторожничать сверх меры…

Прежде чем отпустить его, единорожка зашила порванную штанину, не переставая восторгаться качеством его одежды. Не изменяя себе, Рарити подошла к работе со всей ответственностью. Плотный и износостойкий материал очень походил на привычную ему кожу. А все его элементы были столь грамотно подогнаны под его фигуру, что практически не стесняли движений Человеку даже подумалось, что его костюм был зачарован – кровь почти не оставила на нем следов, лишь пару едва заметных пятен.

От все души поблагодарив Далию и пообещав ей выполнить приказ мэра, мужчина покинул казармы, преисполненный намерения отыскать Коппервинга во что бы то ни стало. Кобылка же собиралась немного отдохнуть перед дежурством, на которое она до этого согласилась без каких-либо вопросов или претензий.

— Вот и осень прошла… — меланхолично пробормотал Коппервинг, неспешно шагая к окраине Понивилля. Одетый в свой лучший костюм, он выглядел великолепно – образ портила лишь повязка на глазах, да устроившийся на его спине бухури. Крутя головой из стороны в сторону, Птуш что-то одобрительно скрипнул, заставив пегаса улыбнуться. – Вот-вот, уже!..

Слыша вопли птицы, Скуталу тяжело вздохнула и закатила глаза. Ей стоило немалых трудов уговорить опекуна сходить с ней на Праздник Звездной ночи, – но даже несмотря на то, что они отправились туда вместе, жеребец наотрез отказался выходить из дома без своего пернатого поводыря. Пегаска ни в коей мере не умаляла заслуг вредной птицы, вот только в отличие от Коппервинга не понимала и единого слова, скрытого в его скрипучей и щелкающей речи. А факт того, что сам-то Птуш ее как раз отлично понимал, казался Скуталу откровенной насмешкой обстоятельств. Кроме того, опекун настоял на том, чтобы она надела накопытники и платье. Платье! Купленное по случаю еще пару месяцев назад, оно подверглось серьезной переделке в умелых копытах Рарити, в результате став еще красивее и удобнее. Розовое с сиреневым, оно ей удивительно шло… вот только умела бы она еще такое носить!..

— Так вот, праздники… Помимо Ночи Кошмаров, Вечера согревающего очага и некоторых других, по всей Эквестрии отмечают два Солнцестояния, летнее и зимнее; еще – оба Равноденствия, весеннее и осеннее соответственно… А кроме тех четырех дневных, мы устраиваем празднества на первое число каждого времени года, и вот они уже проходят ночью. – Не подозревая о раздражении пегаски, опекун увлеченно рассказывал бухури об эквестрийских праздниках. Однако, вскоре кобылка навострила ушки – закончив с общеизвестными фактами, Коппервинг углубился в историю и символизм, особое внимание уделяя предстоящей ночи, отражающей проводы осени и наступление зимы. Все те годы, что Скуталу провела в приюте, ей было запрещено посещать подобные мероприятия… но в глубине памяти остались обрывки воспоминаний, как в раннем детстве она была на одном из них, еще с мамой… Был день, они танцевали и играли, потом смотрели салют и лакомились свежей выпечкой... Летнее Солнцестояние – последний праздник, который она провела с матерью…

Многое из его рассказа пегаска уже знала. Что-то они прочли в той книге, кое-что он рассказал в ответ на ее вопросы. Однако бухури никогда не присутствовал на их «литературных вечерах» – и поэтому жеребец терпеливо и в подробностях посвящал птицу во все нюансы праздника. Честно говоря, Скут совсем не возражала против этой лекции – ее опекун был хорошим рассказчиком. Кроме того, некоторые детали и подробности она то ли не запомнила, то ли и вовсе про них не слышала.

— …Место гуляний украшают символами уходящего сезона… своего рода дары, передающиеся в наследство следующему времени года, — продолжал тем временем пегас. – Мы разжигаем костры, каждый приносит из дома какое-то угощение, которое потом делится на всех… Кроме того, некоторые пони расставляют прилавки, на которых продаются разные домашние блюда или какие-нибудь поделки. Еще устраивают всяческие игры, выступают музыканты, но главное тут – танцы! Их четыре, по количеству сезонов. Для каждого из них есть своя музыка, да и сами танцы отличаются. Для зимы ритм медленный, величественный; весна быстрая, волнующая!.. Лето – спокойное, размеренное; осень же – тягучая, задумчивая, с легкой ноткой меланхолии. В перерывах между ними, один из старожилов города, избранный на этот праздник церепониймейстером, рассказывает всевозможные истории и старинные легенды, а еще напоминает собравшимся главные события прошедшего сезона. — Недолго помолчав, Коппервинг добавил:

— В Понивилле, выделенный под все это «танцпол», представляет из себя приличных размеров кусок земли, окруженный по краям невысокой символической оградой. Ты наверняка его видела, Скут, просто могла не знать, что это именно он… За годы, что прошли с основания города, земля там была утоптана копытами почти что до твердости камня, ровного и гладкого. Даже самые сильные ливни не оставляют там следа – вода оттуда просто скатывается в канавы по краям, так плотно ее спрессовали, представляешь? А может, и без магии земных пони не обошлось, кто знает… Время шло, границы места постепенно расширяли – но все праздники неизменно проводили здесь. Преемственность поколений, так сказать!

Следуя негромкому окрику Птуша, Коппервинг с пугающей для слепого четкостью шагнул в сторону, избежав длинного участка раскатанного льда. А вот Скуталу не удержалась, разбежалась и прыгнула на лед, с веселым смехом заскользив вперед. Достигнув края, она покатилась обратно, а затем и снова вперед, вновь поравнявшись с жеребцом. Тот весело улыбался ее выходке. Хоть и не имея возможности наблюдать происходящее, пегас, однако вовсе не выглядел растерянным. Словно реагируя на потерю зрения, прочие его чувства заметно обострились, позволяя получать информацию из других, прежде второстепенных, источников. Звук скользящих по льду ног, ощущения потоков воздуха от катавшейся туда-сюда кобылки, легкий аромат духов – молодец, не забыла! – все вместе это давало столь яркую картину, что он почти что видел происходящее.

— Накаталась? Тогда пойдем дальше, уже начало скоро. Так о чем то бишь я?.. Ах да, танцы. Шли века и тысячелетия, и они претерпевали неизбежные изменения. Музыка, ритм, движения – все менялось, оттачивалось, улучшалось. Нынешняя мелодия написана самим Мейрцартом, в… — пегас почесал крылом затылок. – Год забыл, надо будет в книге потом посмотреть. Ну да неважно, пару сотен лет назад, не меньше. Суть в том, что все четыре композиции, если проиграть их поочередно, образуют своего рода кольцо – и конец одной служит началом для следующей. Таким образом лишний раз подчеркивается непрерывность смены сезонов и гармония природы, да…

— Здорово! – восхищенно отозвалась пегаска. – Слушай, Коппервинг, а откуда ты все это знаешь? Я ведь тоже читала тот огромный том, но даже в нем не было такого количества подробностей. Есть все самое основное, но почти про каждую сторону праздника ты способен рассказать что-то новое!

— А ты зайди к Твайлайт, да спроси книги по истории, музыке, традициям, танцам… — Услышав последнее слово, Скуталу густо покраснела. Пытаясь скрыть румянец, она спешно отвернулась – и лишь потом сообразила, что опекун ее не видит. Ни о чем не подозревая, тот продолжил: — Та книга, что на днях читали… она хороша, но невозможно в одном томе, даже таком большом и подробном, описать ну совсем уж все! Для такого пришлось бы о каждом празднике по такой книге делать, а то и по паре!.. А ты, если уж тебя что-то интересует, никогда не упускай возможности узнать об этом что-то новое. И тогда ты просто не поверишь, насколько интересней станет твоя жизнь!

Некоторое время пегасы шли в молчании. Снег хрустел под копытами, задувал легкий ветерок, пороша снежинками хвосты и гривы. Поборов волнение, Скут раз за разом прокручивала в голове план, возникший у нее несколько дней назад. Дерзкая и лихая, ее задумка ждала своего часа – и удачного стечения обстоятельств. Пегаска понимала, что узнает обо всем лишь в самый последний момент, и уж тогда придется действовать быстро и решительно, ведь второго шанса просто не будет. Все эти обстоятельства будоражили ей чувства, но одновременно и пугали почти до дрожи в коленках. Будет ли шанс привести план в действие? И если да, то все ли пройдет гладко? И главное – как на это отреагируют окружающие?..

По пути им все чаще попадались пони. Поодиночке и с семьей, в компании и парами – без преувеличения, праздник собрался посетить весь город. Несмотря на то, что официально Звездная Ночь начиналась с полуночи, большинство пони явно стягивались к танцполу еще с вечера. Эти несколько часов проводились в играх, застольях и веселье – и Скут оставалось лишь горестно вздыхать, сожалея об упущенных возможностях. Но сколько она ни просила, опекун был непреклонен – если уж идти, то к началу, но не раньше.

А на пегасов все чаще стали обращать внимание – кто-то здоровался, другие о чем-то негромко перешептывались, третьи бросали настороженные взгляды. Непринужденно отвечая на приветствия, Коппервинг невозмутимо игнорировал все остальное. Направляемый криками Птуша – что не могло не привлечь еще больше внимания, — жеребец уверенной походкой шел к месту праздника. Скуталу, нервно оглядываясь, торопилась следом – только сейчас до нее в полной мере дошло осознание того, что к этим косым и подозрительным взглядам ей скорее всего придется привыкать.

Шум постепенно нарастал. Можно было различить детский смех, обрывки музыки, чью-то громкую и торжественную речь. Сидящий на спине у пегаса бухури грозно нахохлился, неприязненно осматриваясь по сторонам. Было очевидно, что птица предпочла бы оказаться где-нибудь подальше отсюда – однако он упрямо продолжал указывать дорогу, разве что голос его стал еще громче и пронзительнее.

Вскоре они добрались до широких столов, расположенных по соседству с полевой кухней. Согласно традиции, каждый, пришедший на праздник, должен был принести с собой еды из дома на общее застолье. Не сразу найдя свободный угол, Коппервинг выложил на стол принесенную из дома снедь и обернулся на подопечную. При виде этого у Скут побежали мурашки по спине – тот каким-то образом безошибочно определил, где именно она стоит. Вот только «смотрел» он куда-то поверх ее головы, словно бы высматривая за ее спиной нечто невидимое. Ноздри его раздувались, а уши дергались, вращаясь туда-сюда, пытаясь уловить что-то особенное. Пробормотав что-то нецензурное, жеребец устало потер виски – похоже, что шум праздника и ему действовал на нервы.

— Скуталу… Здесь, по периметру, должны гореть костры, видишь? Будь добра, отведи меня к тому, у которого пока никто больше не сидит. Ну и чтоб подальше от праздника был, хоть потише будет. А потом разыщи и попроси ко мне подойти Твайлайт, Флаттершай и Айроншилда; впрочем, человека здесь сегодня может и не быть, так что не переживай, если не отыщешь. Но по пути сюда я слышал краем уха, что после того случая с кокатриксами он наконец поправился – так что, как знать, может, и на праздник заявится. Только зови поодиночке, ладно? Я же у костра посижу, подожду… за меня не переживай – я не заскучаю и не потеряюсь. А вот тебе стоило бы хорошо повеселиться на празднестве, договорились?

— Ладно, — вздохнула та. Как бы ей ни хотелось провести этот вечер в его компании, отказать в его просьбе она не могла. Лишившись зрения, Коппервинг целыми днями сидел дома – поэтому не удивительно, что при первой же возможности он хотел встретиться с друзьями. Кроме того, до ее задумки еще оставалось время… — Обещаю, что непременно приведу к тебе всех трех! Но сперва давай-ка отыщем для тебя местечко поудобнее…

До полуночи оставалось около полутора часов, и жители Понивилля потихоньку начинали стекаться к западной стороне Круглого Озера. Взрослые, старики, подростки и даже жеребята — складывалось ощущение, что сюда пожаловал весь город. Айроншилд не совсем понимал, что он тут вообще забыл: танцевать он худо-бедно умел, но даже вальсируй человек как бог, с кем ему тут танцевать? Поэтому, единственной причиной его появления здесь были уговоры подруг и желание встретиться с Коппервингом, который весь день где-то пропадал. Не факт, конечно, что пегас бы вообще пришел на праздник, но мужчина надеялся, что кто-нибудь особо настойчивый – вроде Пинки Пай – уговорит его притащить сюда свою задницу.

К началу Звездной Ночи было уже почти все готово. Вокруг раскиданных по всей поляне костров располагались различные прилавки, предлагающие гостям напитки, закуски или различные мелочи вроде небольших украшений. И плату брали лишь за алкоголь, что было одной из традиций этого праздника, корнями уходящего в те стародавние времена, когда Принцессы еще не явили себя этому миру.

Если бы пони подустал, то к его услугам было множество тюков сена и расстеленных на земле ковров, на которых можно посидеть с друзьями или развалиться, устремив свой взгляд к звездам. Ну а чтобы гости не заскучали, фокусники самых разных мастей уже начинали свои представления, сопровождаемые яркими магическими всполохами, которым вторили полные изумления возгласы.

По голым веткам были развешаны гирлянды, связанные из гибких веток и пучков опавших листьев, сложенных в невероятно сложные и красивые пучки. Снег был убран, землю покрывал цветастый ковер из все тех же листьев, мягко шуршащих под копытами проходящих мимо пони. Периметр праздника опоясывало кольцо факелов, что так же было данью традициям. В стародавние времена, когда жители Эквестрии жили в тесном соседстве с дикими и опасными зверьми, огонь отпугивал непрошеных гостей. И пусть даже современная обстановка была куда спокойнее, с учетом близости Вечнодикого Леса подобные меры предосторожности все еще оставались актуальными.

Чтоб ничего не мешало наслаждаться праздником, погодный патруль хорошенько поработал над погодой: ветра почти не было, а легкий морозец приятно пощипывал кожу. И разумеется небо – оно было кристально чистым, позволяя всем насладится видом изящного серпа луны и непривычно яркими звездами, сверкающей пеленой уходящими за горизонт.

Все это и много чего еще, что ускользнуло от внимания Айроншилда, делало этот Праздник Звездной Ночи поистине восхитительным и запоминающимся событием. Было ясно, отчего жители Эквестрии каждый год ждут его с таким нетерпением – и почему госпожа мэр до последнего не хотела его отменять.

Как и днем, когда он направлялся на ферму Эпплов, многие из встреченных им пони просто не могли пройти мимо, не восхитившись той выдуманной историей с кокатриксами и не выразив свое восхищение его “героизмом”.

— Мистер Айроншилд, какой приятный сюрприз! – единорог средних лет в элегантном строгом костюме, вежливо поприветствовал его, приподняв свой черный цилиндр.

— Ого, сам Убивец Кокатриксов! Лови брохуф! – парочка знакомых рабочих до хруста в костяшках приложились копытами о его кулак.

— Селестия всемогущая, слухи не врали – Вы и правда нашли свободное время, чтобы заскочить в Понивилль!.. – уважительно покачала головой кобыла преклонного возраста, словно бы имея представление о его загруженном графике.

— Ох, какая жалость, что мой фотоаппарат прибудет только на следующей неделе. Но Вы же еще навестите нас, правда? – почти с мольбой посмотрела на него молодая пегаска.

И все такое в этом духе. В каком-то смысле это раздражало. Не эти ахи-вздохи – которые еще можно было понять – а сказочка, так складно придуманная и рассказанная старым следопытом. Да, у его поступка была своя логика, но неужели правды было бы недостаточно? Как бы то ни было, столь незаслуженный человеком образ прочно за ним закрепился, и единственной возможностью хоть как-то оправдать его в будущем, были усердные тренировки и подходящие герою свершения.

К нему даже подошла небольшая группа сарозийцев. Правда, в отличие от остальных, их интересовали более практичные вопросы: как он смог одолеть кокатриксов голыми руками; подметил ли он какие-то еще их слабые стороны; насколько быстры и сильны твари; что чувствуешь, когда твое тело медленно обращается камнем и сколько ему пришлось приходить в себя. Так же они спросили, насколько эффективен его клинок против лесных тварей — да, пока что они были единственными, кто подметили торчавшие из-под плаща ножны. Ну или же они просто были первыми, кто не видели причин умолчать об этом.

Ответив на все вопросы, Айроншилд продолжил поиски Коппервинга. Обойдя костры, палатки, аттракционы и вновь не преуспев, он решил промочить горло в баре. Питейное заведение представляло из себя просторный шатер, барную стойку и около десятка небольших столиков с плотно сбитыми и поставленными на попа прямоугольными тюками сена, расположенных вокруг. Не считая кобылки-барпони да сидевшего неподалеку молодого сарозийца, желающих выпить пока не наблюдалось.

— О, какие гости, — улыбнулась салатового цвета пегаска и повесила протертый досуха бокал на крепеж, когда человек приземлил свою пятую точку на высокую деревянную чурку с подушкой сверху. – Тяжелое дежурство выдалось? — продолжая улыбаться, участливо поинтересовалась она.

— Ага, типа того, — буркнул Айроншилд, краем глаза наблюдая за жеребцом с крыльями летучей мыши. Заметив, что на него смотрят, сарозиец приветственно поднял деревянную кружку и сделал добрый глоток. – Можно мне что-нибудь покрепче и со льдом? Эпплджекдэниелс был бы в самый раз.

— Ах, отличный выбор! Настолько отличный, что приди ты часом позже, пришлось бы заказывать что-нибудь другое – выпивка Эпплов всегда нарасхват. — Водрузив на стойку широкий бокал с толстым донышком, кобылка наполовину наполнила его янтарной жидкостью. – Насчет льда… — она коснулась стекла кончиком пера, и на глазах у человека бокал запотел и покрылся изморозью. – Надеюсь, ты не против небольшого фокуса с алимантией?

— О, совсем наоборот – это просто здорово, когда время от времени ее используют не на тебе, а для тебя, — усмехнулся Айроншилд, поправляя съехавшие ножны. Не заметить их сейчас было бы сложно, но и в глаза они все еще не бросались. – Ваше здоровье, — кивнув бар-пони и сарозийцу, он сделал небольшой глоток и почувствовал, как охлажденный до идеальной температуры напиток заскользил по пищеводу, взбудораживая тело приятным теплом.

— Могу представить, — вновь улыбнулась кобылка, — Рэйнбоу Дэш никому спуска не даст.

— Какая осведомленность…

— Ну я же бармен, в конце концов – должна быть в курсе всего, чтобы поддержать беседу и с завсегдатаями, и со случайными клиентами.

— Уверен, что у тебя уже набрался приличный такой компромат на весь Понивилль, если не больше.

Пегаска хихикнула, прикрыв рот копытом:

— Не без этого, но! – она многозначительно стукнула по стойке. – Такого рода информация остается между мной и клиентом – кодекс бармена, знаешь ли…

Пожилая чета земнопони подошла к другому концу стойки и знаком попросила принять заказ. Извинившись, кобылка оставила человека одного.

Мужчина сделал еще один глоток и непроизвольно коснулся пальцами пояса. Законы Эквестрии были предельно ясны: только стражники и полноценные следопыты имели право носить оружие в пределах городов и селений. Для него сделали исключение — в силу обстоятельств. И в каком смысле это его радовало. За эту пару недель он успел привыкнуть к тяжести клинка и, как бы банально и глупо это не звучало, чувствовал себя голым, не имея его под рукой.

— Значит, ты тот самый Айроншилд, — скорее утверждая, нежели спрашивая, вторгся в его мысли сарозиец. – Наслышан-наслышан.

Человек вернулся к реальности и, не поворачиваясь, ответил:

— И ты туда же… — он сокрушенно вздохнул. – Да, это я: Убивец Кокатриксов, Герой Понивилля и прочие громкие словечки, которыми меня окрестили местные.

— Звучит не очень радостно, — прихватив кружку, пегас ловко перелетел на соседний к мужчине стул. – Но я не об этом… не, завалить двух таких тварей – вполне себе достойно похвалы, но мне вот что интересно… — он отхлебнул и продолжил. – Моя начальница тоже много чего интересного о тебе рассказывала…

— Найтлайт, чтоб тебя… — сквозь зубы процедил Айроншилд.

— Так это правда? – тут же оживился жеребец. – Я, конечно, знал, что наш командир — даже по меркам нашего рода — та еще распутница, но чтобы трахнуть единственного в своем роде двуногого… — Он присвистнул и многозначительно покачал головой. – Да, дела…

— Может, прежде чем и дальше оскорблять меня, назовешь свое имя? – холодно сказал мужчина. Столь панибратское отношение и вторжение в личную жизнь со стороны случайного собеседника потихоньку начинало его бесить.

— О, прости, и в мыслях не было! – воскликнул пегас. – Мне просто реально было интересно, как далеко она может зайти… И зови меня Даркшэйд. Рад знакомству.

— Любишь копаться в чужом грязном белье?

— Что?.. – сарозиец наклонил голову, и непонимающе уставился на мужчину. – При чем тут белье?

Айроншилд невнятно выругался и махнул рукой:

— А, проехали. Просто я забываю, что эта штука, — он прикоснулся пальцами к цепочке медальона, — иногда переводит все дословно, а с вашим слэнгом я пока не очень знаком.

— Магический переводчик, трансформирующий речь в эквинский, ну надо же!.. – Жеребец потянулся было к артефакту кончиком кожистого крыла, но остановился на полпути. – Знаешь, а ведь мы с ребятами все гадали, как же ты так быстро научился разговаривать по-нашему! А Найтлайт-то молодец! Успела дать столько подробностей и туманных намеков про вашу… близость, но ни о чем таком и не упомянул! Не иначе, как хотела выяснить, сколько времени у нас бы ушло, чтобы докопаться до правды… Должно быть, редкий артефакт, да?

Последний вопрос несколько насторожил Айроншилда. Не то, чтобы он заранее повесил на Дакршэйда ярлык “мутный тип”, да и вряд ли Ночные Стражи промышляли чем-то подобным, но следуя привычной (и подчас иногда раздражающей его самого) паранойе, решил не выкладывать все карты на стол.

— Возможно, — пожал плечами человек, — Твайлайт как-то об этом не обмолвилась. Уверен, у нее в библиотеке и не такие диковины можно отыскать. Как бы то ни было, я надеюсь в кратчайшие сроки избавиться от необходимости постоянно таскать его на шее.

— Учишь эквинский? Хех, ну удачи в этом нелегком деле. Я сам до сих пор мотаю на ус. Ведь за тысячу лет изоляции сарозийцы обзавелись собственным диалектом… — пегас на секунду задумался, — хотя, если подумать, то все с точностью до наоборот. Мы-то как раз продолжали говорить на старо-эквинском, в то время как наши собратья привносили в язык множество новых слов и оборотов из других культур. Особых проблем в общении не возникает, но нет-нет да и придется переспросить местного, какого Дискорда он имел в виду.

— Пока я под чарами амулета, для меня вы все звучите одинаково, — заметил мужчина. – Не голос или интонации, а именно построение фраз и прочее. Но было бы забавно, если бы он переводил ваши устаревшие словечки на столь же устаревшие, но уже для моего родного языка.

Сарозиец усмехнулся и знаком попросил барменшу обновить его кружку:

— Ну я покуда стараюсь говорить на современном эквинском.

— От Найтлайт я тоже ничего подобного не слышал, — с легким удивлением отозвался Айроншилд.

— Ну, это ж Найтлайт, — поблагодарив пегаску, хохотнул Даркшэйд. – Она не просто так является приближенной Принцессы Луны – переучилась говорить на новый лад меньше чем за год.

— Что правда, то правда…

Небольшая, но шумная компания из четырех молодых пони, слегка спотыкаясь, зашла в шатер. Подойдя к барпони, они и поставили на стойку пустую тару и принялись наперебой делать заказы. – Айроншилд не был даже уверен, вступили ли они в свое совершеннолетие. Но, раз уж бар-пони, не спрашивая документов, каждого из них наполнила кружку пенящимся напитком, проблем не возникло. «Хм… а паспорта или их подобие тут вообще в ходу? А то как личность подтвердить в случае чего? Хотя... сама же сказала, что должна быть в курсе всего…»

Бросив полные любопытства взгляда на общающихся человека и сарозийца, не прекращая бурную беседу, шумная компания направилась вышла на улице, переключив тему своего разговора на эту странную парочку.

— Я смотрю, местные все никак к нам не привыкнут, — проводив удаляющуюся компанию насмешливым взглядом, сказал Даркшэйд.

— Тебя это забавляет? – человек приподнял бровь.

— В каком-то смысле – да. Конечно, со дня нашего знаменитого Шествия по Кантерлоту, они уже перестали шугаться при одном приближение сарозийца. Но осадок, как говориться, остался.

Мужчина сделал неспешный глоток и посмотрел на стража:

— Я видел несколько твоих сородичей, отрывающихся на полную – вместе со всеми; а ты предпочел компанию эля и двуногого. Могу я поинтересоваться, почему?

— Могу спросить то же самое, — усмехнулся пегас. – Разве героям пристало отсиживаться вдали от заслуженной славы? — он задержал свой взгляд на торчавших из-под плаща ножнах, но не произнес ни слова. Лишь хмыкнул, словно бы делая для себя какие-то выводы.

Оставив это без внимания, Айроншилд пожал плечами:

— Денек выдался тот еще – хочу отдохнуть в тишине, подальше от назойливых фанатов.

— Хах! Тогда ты выбрал неподходящее место.

— Возможно, но мой вопрос остается в силе.

Сарозиец тяжело вздохнул и закатил глаза, словно ему в который раз приходится отвечать на одно и то же.

— Во имя Луны, ты почти как Найтлайт: «Даркшэйд, хватить строить из себя отшельника – оторвись от тренировок и иди проветрись. Даркшэйд, не бойся, другие пони не кусаются. Даркшэйд, я не буду просить вечно».

— Найтлайт кого-то просит, а не приказывает? – наигранно удивился Айроншилд. – Дела-дела…

— Пф-ф-ф-ф! Если бы она так и просила, то копыта бы моего здесь не было. Эта… гм… наш командир приказала мне явится на праздник, чтобы, цитирую – «социализироваться в обществе и перестать быть занудой». А если я вдруг осмелюсь нарушить приказ – будто бы это в принципе возможно! – пригрозила, что в ближайшие годы мне светит только бумажная работа.

— Хех, ну ты неплохо выкрутился, — улыбнулся человек и после удивленного взгляда пегаса пояснил: – Уверен, что она имела в виду несколько другое, но формально ты исполняешь ее приказ. На праздник явился? Явился. Социализируешься? Ну, по мере своих сил – в компании лишь бар-пони да двуногого пришельца, но все же. Глядишь, еще уйдешь отсюда вместе с какой-нибудь симпатичной кобылкой…

— Прошу тебя, — почти взмолился сарозиец, — хоть ты не начинай. Найтлайт и остальные мне уже все плешь проели этой темой, — он презрительно фыркнул и сделал длинный глоток. – Будто в этом мире свет клином сошелся на одной только ебле.

— Воу! К чему так грубо? Я всего лишь предположил…

— Впредь, попрошу держать подобные предложения при себе.

— Хозяин – барин. Предлагаю тогда сменить тему…

— Давай в следующий раз? — Даркшэйд положил на прилавок горстку битов и, поблагодарив бар-пони, встал из-за стойки. – Я не хочу сказать, что твоя компания стала мне противна, просто не хочу перебрать с алкоголем – а подобные беседы частенько заканчиваются хорошей такой попойкой. Уж я-то знаю. К тому же, у меня на повестке дня еще одно указание начальства – проветрится.

Попрощавшись с Айроншилдом, пегас неспеша побрел в одном ему ведомом направлении. Смотря ему вслед, человек едва не рассмеялся, увидев, как молодая единорожка цвета лазури, двигаясь наперерез, уверенно приблизилась к жеребцу, явно собираясь завязать разговор во что бы то ни стало. Был ли тому виной алкоголь, но Даркшэйд остановился и, вроде бы даже, поддержал беседу.

«Интересно, она просто хочет спросит, как пройти в библиотеку, или тут что-то посерьезнее?»

Оставив опекуна греться у его костра, пегаска отправилась выполнять порученное ей задание. Но сперва!.. Сперва она хорошенько рассмотрит долгожданный праздник. С легкой досадой пегаска думала о том, что Коппервинг не иначе как нарочно попросил отвести его на самую дальнюю поляну – может там и тихо, но уж слишком далеко от… всего. Бурча себе под нос, Скуталу шаг за шагом топала по заснеженной тропинке, что должна была привести ее к эпицентру праздника. Только сейчас у нее появилась возможность как следует рассмотреть долгожданное празднество – и увиденное ее по-настоящему поразило и привело в абсолютный восторг.

С широко раскрытыми от удивления глазами, кобылка жадно рассматривала начинающийся праздник. Лотки со всякой мелочевкой соседствовали с шатрами для конкурсов и игр, широкие столы ломились от яств и закусок, возле линии костров, отделяющей область танцев от остального праздника, проводили последние приготовления музыканты… Все это было украшено символами уходящей осени – букетами из разноцветных листьев, ягодами рябины, композициями из спелых яблок и огромных тыкв. Повсюду было множество пони – нарядных, счастливых и веселых; они участвовали в конкурсах, обнимались и обменивались подарками, за обе щеки уплетали праздничное угощение. Ее звали и махали копытами, предлагая то присоединиться к игре в подковы, то подсовывая тарелку с тортом… От такой настойчивости Скут сначала даже опешила – а потом с головой окунулась во всеобщее веселье, едва не позабыв о поручениях своего опекуна. А тут как раз заиграла музыка, и Сильвер Берд, один из старейших жителей Понивилля, великолепный в своем богато расшитом фраке, объявил начало праздника. Толпа в ответ разразилась радостным гулом, начисто заглушив надтреснутый голос церепонимейстера.

— Ну нa’д же, кого я вижу! – радостно прокричал знакомый голос. За шумом праздника пегаска и не заметила, как к ней подошла Эпплблум. На голове довольно улыбающейся земнопони красовался поварской колпак, а на груди был повязан испачканный вареньем фартук. – Хорошо, что все-таки выбралась! Пойдем, поможешь? А то на кухне делов невпроворот, заодно и пообщаемся!

Видя смятение на лице подруги, Блум поспешила добавить:

— Ты не бойся, эт ненадолго! Я тебе поверх платья фартук повяжу – не испачкаешься! Еще и Свити скоро подойдет, ну пойдем же!..

— Давай, показывай дорогу! – улыбнулась пегаска. Последнее время она почти не общалась с подругами, и была совсем не против немного с ними поболтать. Однако тут она заметила знакомую желтую фигуру, о чем-то разговаривающую с Роузлак. — А лучше, подожди меня минутку, ладно?..

Устроившись возле пышущего жаром костра, Коппервинг с наслаждением протянул к нему передние ноги. Поляну, что ни говори, в этот раз он занял весьма удачную. Открытая с трех сторон, с юга она была прикрыта огромным колючим кустарником. Судя по мелким колючкам и запаху оставшихся ягод, это был шиповник. Возле костра стояла широкая скамейка, намертво врытая ножками в землю. Накрыв ее взятым из дома пледом, пегас получил вполне удобное и теплое подобие дивана, на котором можно было не только сидеть, но и вытянуться во всю длину.

Птуш, все это время просидевший на его спине, вдруг резко взмахнув крыльями, взмывая в воздух. Сделав пару кругов вокруг поляны, уселся на ближайшем дереве. Негромким скрипом сообщив, что он рядом и бдит, птица замерла в неподвижности, оглядывая окрестности круглыми желтыми глазами. Подбросив в огонь еще одно полено, жеребец принялся ждать друзей.

Первой к нему подошла желтая пегаска. Если бы не сигнал от Птуша, Коппервинг ни за что бы не услышал ее приближения – Флатти оказалась тихоней не только по характеру, но еще и передвигалась почти бесшумно. Поздоровавшись, он с удовольствием обнял подругу, и лишь тогда почувствовал легкий аромат ее тела, смешанный с запахами кормов для животных.

— Коппервинг! Я так рада, что Скуталу… но ты… твои глаза… — последние слова Флаттершай произошла едва слышным извиняющимся шепотом, словно бы во всем произошедшем была целиком и полностью ее вина. – Все эти дни ты… наверное, был один дома… а я даже не смогла решиться тебя навестить!.. Плохая из меня после этого подруга! Я… прости, я, наверное, лучше пойду…

— Флатти! Дорогая моя, успокойся, — веселый и уверенный голос пегаса был подкреплен взмахом крыла – вслепую нащупав желтую кобылку, он решительно притянул ее к себе, предотвращая попытки к бегству. Никакой обиды жеребец и вправду не испытывал – напротив, был только рад, что самые тяжелые первые дни они со Скуталу преодолели в одиночестве, избавив близких от зрелища его бессилия. – Поверь, все будет хорошо, я обещаю!.. А еще я хотел бы познакомить тебя со своим новым другом – Птуш, милый, давай к нам!

Пару раз взмахнув своими мощными крыльями, бухури спикировал на плечо Коппервинга. Тот ощутил толчок, но почему-то совсем не такой сильный, как можно было ожидать от такой крупной и тяжелой птицы. Встопорщив перья, Птуш пару раз переступил когтями – а затем оглушительно скрипнул в сторону наблюдающей за ним Флаттершай.

— Какой красивый! – восторженно умилилась кобылка. – Меня Флаттершай зовут, а тебя? – она протянула птице для приветствия кончик своего крыла и замерла в ожидании. Не видя происходящего, Коппервинг не мог не отметить продолжительную паузу, поэтому поспешил вмешался.

— Это большой серый бухури, и зовут его Птуш. Не обижайся, он не очень разговорчивый. К тому же, недоверчиво относится к новым знакомым.

— Вот это да! Я никогда и не слышала про таких птиц! А откуда он у тебя? В Эквестрии такие вроде бы не водятся, а то я бы знала… — Желтую пегаску прервали на полуслове. Птуш скрипел, верещал, щелкал клювом, ожесточенно хлопал крыльями. Коппервинг понял его хорошо если на треть – но общий смысл его слов был насмешливым, грубым и даже нецензурным. Выругавшись про себя, он как мог сгладил углы, заодно добавив кое-что из того, что узнал о птице ранее.

— Ээ… в двух словах если, он из Кантерии. В Эквестрии они действительно не живут, а у меня оказался с легкого копыта одной моей подруги. – Осекшись, жеребец с запозданием сообразил, что Флаттершай со своим особым талантом и так все поняла. Мысленно обругав бухури за несдержанный и хамский тон, он виновато улыбнулся, и неуверенно добавил: — А еще он поздоровался. Ну… вот как-то так.

— Подожди… так это были не просто крики, а… речь? – округлила глаза пегаска. – Он что-то сказал, а ты – понял?

— Ну… да. – На лице Коппервинга явственно читалось непонимание. – За последние пару недель я выучил немало слов на его языке, так что…

— Вот это да! – восхитилась кобылка, расплываясь в широкой улыбке. В ответ на это птица издала несколько щелчков, прозвучавших как издевка. – Скажи, а это он тоже что-то сказал, или…

— Ага, — натянуто улыбнулся жеребец, изо всех сил стараясь не краснеть. Услышанное можно было перевести как «трах» — и было совсем нетрудно догадаться, на что именно бухури намекал. «Рога Дискорда, никогда не думал, что мне однажды может стать стыдно из-за какой-то птицы! Хорошо, что Флатти не поняла… а кстати, почему?..» — Извини, но это я переводить не буду – увы, ему не очень понятна сама концепция вежливости.

В ответ Птуш разразился длинной тирадой. Коппервинг понял далеко не все, но и этого хватило, чтобы вогнать его в краску. Непонятно как, но даже сами издаваемые птицей звуки звучали насмешливо и с издевкой. Пегас не мог понять, за что его пернатый поводырь так невзлюбил желтую кобылку, но от души понадеялся, чтобы смысл и этих слов до нее не дошел.

— Все это… очень странно. Я не поняла ни слова! Такого не случалось… не случалось… — Флаттершай мелко задрожала. – С того дня, как я получила Метку… У меня никогда не было проблем с животными! Я их понимаю, з-забочусь о них… Почему… почему я не могу понять Птуша?..

— Скажи ей, что она глупая. — Бухури говорил медленно, чтобы пегас понял каждое слово. Желтая-кобыла-летать мне не нравится. Переведи.

— Прекрати, это было уже откровенно грубо! – возмутился в ответ Коппервинг. – Ты ее впервые видишь, в чем причина такого отношения?!

— Ты его понял… Вы действительно общаетесь… Но тогда почему я его не поняла?!.. – в глазах Флаттершай заблестели слезы. Даже без перевода, слова Птуша попали точно в цель, и окончательно сбили пегаску с толку.

– Ведь это… это!.. Это часть моего Особого Таланта, умение говорить с животными! Но он… я… о, Селестия!.. Неужели мой Дар… пропал?! – Не обращая внимания на пытавшегося ее успокоить Коппервинга, кобылка издала панический писк и со всех ног ринулась куда-то прочь.

У костра воцарилась тишина. Наконец, жеребец медленно выгнул шею в сторону сидящего на его плече бухури. В ответ тот начал издавать странные звуки, напоминающие тихие ехидные смешки.

— Ну и зачем ты с ней так? Она хорошая. Добрая. – Коппервинг вздохнул. Не такого он ожидал добиться от разговора с Флаттершай! Пегас думал, что может быть хоть она, знаток животных, сможет поведать что-то новое о его питомце, особенно – почему это на него не действует алимантия. Вместо этого появился еще один очень интересный вопрос: — И почему это она не смогла тебя понять? Она может разговаривать что с кошкой, что с птицей! Как с рыбой, так и с жуками! Почему с тобой-то нет? В чем причина?

Ответом была короткая фраза, исчерпывающая в своем цинизме: «Потому что я не хочу с ней говорить. Захочу – поймет. Но не хочу. Решила, что я обычная птица. Оскорбила».

— Значится, так… — устало вздохнул пегас. Затем подпустил в голос льда: – Сейчас ты отправишься на ее поиски. А как найдешь – извинишься, ясно? И сделаешь так, чтобы она тебя поняла, я доступно изъясняюсь?

— «А если нет?»

— Тогда мы с тобой не на шутку поссоримся. Птуш, я не…

— «Ладно. В этот раз сделаю, как просишь». – На какой-то миг бухури показался пегасу тяжелым, как двухпудовая гиря – но столь же внезапно ощущение исчезло. Взмахнув крыльями, птица полетела куда-то прочь, оставив у костра потирающего плечо Коппервинга.

— Не было печали, как приехала Узури… Рога Дискорда, да что ж это за создание такое – большой серый бухури, с именем Птуш?..

Работы на кухне и в самом деле оказалось не так уж и много – всего-то вымесить тесто да нарезать всевозможную начинку для пирогов. Скуталу сначала не могла понять, что же мешало приготовить все заранее, чтобы потом не отвлекаться во время праздника? Оказалось, что это тоже было частью традиций, но уже местной, понивилльской – считалось добрым знаком, если на протяжении всего празднества гостям подавали выпечку, только что вынутую из печи.

Ловко вымешивая копытами тесто, Блум рассказывала последние новости и со знанием дела говорила о бесчисленных тонкостях приготовления праздничных блюд. В свою очередь Скуталу, пусть и с некоторой неохотой, рассказала подруге о самочувствии Коппервинга. Услышав историю, как опекун хитростью заставил ее прочесть ту книгу, земнопони долго и заразительно смеялась, и даже назвала обоих пегасов «яйцеголовыми». Но потом, посерьезнев, даже с некоторой завистью добавила, что ей бы и самой хотелось, чтобы к ее обучению хоть кто-то относился так же настойчиво и творчески.

Работа уже подходила к концу, когда наконец появилась и Свити Белль; извинившись за опоздание и сменив свое нарядное платье на фартук и колпак, единорожка принялась за работу. Зажатый в ее телекинетической хватке, нож стремительно кромсал последние яблоки, да так ловко, что подруги невольно засмотрелись на это зрелище. Заметив, что стала центром всеобщего внимания, белая кобылка покраснела. А потом, словно бы красуясь, она ухватила магией целую тарелку с яблочными ломтиками. Покружив их в хороводе под крышей кухни, Свити с горделивой улыбкой направила их в кастрюлю к остальной начинке.

— Ну ниче себе! – поразилась Эпплблум. – Уж не знаю, чем ты последние дни занималась, но твой телекинез стал куда лучше!

— Благодарю, — кокетливо улыбнулась единорожка. – Это все занятия в больнице, у доктора Хорса. Последние несколько дней он показывал на специальном поникене, как правильно зашивать раны. А там и нитка, и иголка, и края держать… Зато и результат на лицо!

— Раны? Зашивать?.. – Скуталу побледнела и зябко повела плечами. Воспоминания о времени, проведенном на больничной койке, были еще свежи в ее памяти. – И… тебе что, нравится?

— Как ни странно, да, — задумчиво отозвалась Свити Белль. – До недавних событий я о таком вообще не думала, а теперь была бы очень рада Метке, связанной с медициной. Это действительно интересно и важно… более того, мне это действительно нравится. Ну и получается неплохо, сестра Редхарт меня постоянно хвалит!..

Слушая рассказ подруги, Эпплблум нет-нет, да и бросала быстрые взгляды на свой все еще пустой бок. Ей все чаще казалось, что их команда, Метконосцы, трещала по швам. У Скуталу уже была метка, а Свити, хоть пока еще и оставалась пустобокой, хотя бы осознала, чем бы ей хотелось заниматься в жизни. Для желтой же земнопони оставалось неясным, где искать Метку для нее самой. В каком деле, в каком труде? Сколько времени это у нее займет? И не изменится ли необратимо их дружба, разделенная отметками на боках – или их отсутствием? На какой-то миг Эпплблум вспомнила давнюю мечту, что они с подругами получат Метки в один день, за одно общее и каким-то образом для всех них близкое дело – вот только такое разве что в сказках бывает!.. Внезапно ей в голову пришел тот вечер, когда она знатно налакалась в баре – и откуда ее потом Айроншилд тащил на руках. Учитывая, как сильно у Блум болела голова на утро, можно было представить, что она была близка к получению своей Метки – за упорство и алкоголизм. Страшно было даже представить, какой рисунок мог в результате этого украсить ее бедра – с человеком, выносившим ее из бара на руках? И… не повторялась ли в таком случае картинка до бесконечности – она, у Рони на руках, с Меткой на боку, где она будет у него на руках, с Меткой на боку…

— Эй, девчат, не заснули? – дверь приоткрылась, и внутрь заглянула Эпплджек. – О, все порезали! Ай да умницы! – Фермерша с улыбкой оглядела миски с нарезанными яблоками и огромную кастрюлю с тестом. – Блум, давай-ка тогда с тобой отнесем все это, да пироги к печи подготовим! А вы – сгоняйте-ка пока на склад за мукой да сахаром на вторую партию, лады?

Следуя за Свити Белль, Скут прошла через длинный извилистый проход между шатрами, отделяющий саму кухню от пышущей жаром зоны готовки и выпечки. Подойдя к складу, пегаска скользнула за подругой внутрь, оказавшись в тускло освещенном помещении, вдоль стен которого вытянулись стеллажи с различными припасами. Окинув беглым взглядом полки, она отыскала небольшие мешки с мукой и картонную коробку с надписью «сахар». Скуталу шагнула было вперед, но тут неожиданно почувствовала нежные прикосновение к своему телу. Секундой спустя она уже была поднята на задние копыта, и с неожиданной силой прижата к стенке.

Низко наклонив голову, Свити Белль хрипло и тяжело дышала. Стоя в той же позе что и пегаска, она одной ногой крепко обнимала подругу за талию, тем самым плотно прижимая к себе; вторым копытом она опиралась о стену, в считанных дюймах от ее лица. Зеленые глаза единорожки лихорадочно горели, по лицу стекали капельки пота; тесное пространство склада постепенно заполнял запах духов – виноградным оттенкам Скуталу вторили сладкие сливочные нотки парфюма Свити Белль.

От неожиданности пегаска успела даже слегка струхнуть – слишком уж внезапными и решительными были действия ее подруги. Да и блеск ее глаз казался каким-то неестественным… Натянуто улыбнувшись, Скуталу попыталась хоть немного отстраниться – да не тут-то было!

— Свити? Ты что делаешь? – запинаясь, проговорила рыжая кобылка. – Тебе не кажется, что…

— Прости… прости, но я просто не могу!.. – По лицу единорожки текли слезы, угрожая размыть тушь. Голос ее дрожал. – Ты… ты нужна мне! Я хочу быть с тобой, я должна быть с тобой! Каждый миг, что мы не рядом, хуже любой пытки! Я боюсь своих чувств, но и молчать тоже не могу! Я!.. я… я лю… люб… — в этот момент силы ее неожиданно оставили. Выпустив подругу из своей хватки, Свити Белль осела на пол и горько разрыдалась.

Несколько долгих секунд Скуталу смотрела на рыдающую единорожку. Эхо невыраженных слов гулко звучало в ее ушах, без преувеличения выбивая почву у нее из-под ног. Опустившись на ноги, пегаска неуверенно обняла подругу – на что та, не переставая плакать, почти до боли вцепилась в нее всеми конечностями. Неловко поглаживая Белль по спине кончиком крыла, Скут чувствовала себя на редкостно паршиво – не только от самого ее признания, но в куда большей мере от неготовности разделить эти чувства. По крайней мере, сейчас.

Наконец, бурный поток слез ослабел, а потом и вовсе иссяк. Шмыгая носом, Свити достала из кармана платья носовой платок и зеркальце. Стерев разводы от косметики, она трубно высморкалась, и посмотрела на подругу своими красными после плача глазами.

— Прости еще раз. – Голос ее был хриплым, а губы все еще дрожали. – Опять я все испортила… Вывалила на тебя свои переживания, надежды и страхи. А ведь ты просила дать тебе время, не торопить и не давить… а я!..

— Ну хватит уже, ну честное слово! – залившись краской, Скуталу не могла заставить себя смотреть на единорожку. Вместо этого она обняла ее еще крепче, чувствуя, как от ее прикосновений у той проходит дрожь и успокаивается дыхание. «Ну почему же именно сегодня?.. Хотя, кажется, я уже знаю, о чем она в итоге хочет меня попросить…»

— Просто… последние дни мы почти не виделись, не считая школы. И без нашего общения, звуков твоего голоса, твоей улыбки… я просто поняла, что словно задыхаюсь, чахну, мучаюсь. Моя жизнь сера и скучна, если я не вижу твоих ярких глаз, не могу тебя обнять, хоть кончиком копыта прикоснуться!.. Я хочу… целовать тебя, страстно, нежно, долго! Хочу чувствовать мягкость твоих губ, твои ласки, хочу… хочу с тобой… – Единорожка смущенно осеклась, не в силах произнести вслух то, о чем она тайком вычитала в одной из книг Рарити, и о чем стеснялась даже думать. Вместо этого Свити отстранилась и обхватила голову Скуталу передними ногами, практически вынуждая посмотреть в свои глаза. Несколько долгих секунд кобылка боролась со страстным желанием поцеловать подругу, но так и не решившись, выпустила ее.

– Я не знаю, что и делать, — продолжила она. Правда, не знаю… Если это – и есть «любовь», то я даже не уверена, радоваться этому или бояться. Ведь ты можешь сказать мне «нет» — а как жить с этим дальше, я и понятия не имею… Это как болезнь, как инфекция! Но от нее не помогут таблетки, не спасет блеск скальпеля и чистота бинтов… не поможет даже магия. – Голова единорожки поникла, ноги бессильно опустились. – Но ты, ты – можешь! Дай ответ, скажи, как дальше жить и что мне делать!..

— Я… я пока что не могу разделить твои чувства. По крайней мере, сейчас. Прости… – Слова давались Скуталу через силу. Она ясно видела, какую боль причиняла тем самым Белль – но и молчать она тоже не могла, была не в праве. – Ты мне нравишься… Правда, нравишься. Но я не просто так просила дать мне время – и сейчас я не могу ответить тебе взаимностью. Я просто не готова!.. Однако, если тебе станет от этого легче, я могу постараться проводить с тобой побольше времени – как подруга.

— Ну хоть так… — еле слышно вздохнула единорожка. – Прости, я все усложняю, опять. Но и молчать больше уже не могла… — Помолчав, она продолжила: — Скажи… а могу я тебе еще кое о чем попросить?

— Конечно, слушаю тебя… — «Ну, вот оно…» — подумалось пегаске.

— Сегодня, последний танец… ты… ты не согласишься станцевать его со мной?

Последний, пятый танец на празднике – был собственно сам Танец Звездной Ночи. Он устраивался глубокой ночью, а допускались на него лишь взрослые, да подростки от пятнадцати лет – того возраста, когда в те древние времена пони переставали считаться жеребятами. Когда-то прежде его могли танцевать только разнополые пары, символизируя тем самым начало новых или же укрепление прежних отношений. Если же от таких союзов рождались дети, то они считались особо благословленными, им приписывались удача, крепкое здоровье или же достижения в расовых способностях. Со временем правила заметно смягчились – танец больше не ограничивался условиями полов. Более того, его могли исполнить родные или даже просто друзья – одним словом, те пони, кто испытывал друг к другу действительно сильную привязанность и близость. Однако же, хоть никто и не подумал бы осуждать образовавшуюся для такого танца пару, далеко не каждый решался заявить таким вот образом о своих отношениях, тем более – сразу на весь город. Все это Скуталу узнала из той книги и рассказов опекуна – и от одних лишь мыслей о том, чтобы выйти на такой танец, по ее спине пробегали мурашки. Тем более – если в паре со Свити Белль…

«Только представь, что скажут ее сестра, родители!.. Наши учителя и одноклассники, Эпплблум и Коппервинг!.. Хотя он-то, пожалуй, лишь порадуется, без вопросов и косых взглядов. Впрочем, то, что ты сама задумала – что, лучше? Или косо смотреть меньше будут? Правда, там еще вилами на воде писано, сбудется или нет. Но тем не менее…»

— Прости, но я не могу, — виновато ответила пегаска. – Не сегодня. Мне нужно разобраться в своих чувствах, понимаешь? Быть честной… что к тебе, что к себе самой.

— Ладно. Я понимаю, — единорожка улыбнулась ей сквозь слезы. – Мм… может, пойдем обратно? А то Блум нас хватится… И давай ты первая, ладно? Мне бы хоть пару минут, в порядок себя привести, выплакать последнее…

— Как скажешь, Свити. – Неловко выпутавшись из ее объятий, пегаска на мгновение помедлила – а затем нежно поцеловала подругу в щеку. Та в ответ невнятно пискнула, и уставилась на нее круглыми от изумления глазами. – Ты моя лучшая подруга, Свити Белль. Пожалуйста, давай не будем со всем этим нестись, сломя голову? Все это… в новинку для нас обеих. Дай мне время, прошу тебя. И тогда, надеюсь, однажды я все же смогу ответить на твои чувства. Но просто не сейчас, не сегодня. Прости еще раз – и запасись терпением.

Оставив единорожку на складе, Скуталу перекинула через спину кулек с мукой, и поспешила назад на кухню. Ее план, ее задумка, о которой она так и не решилась поведать Белль, впервые показалась ей дурной и неудачной – в первую очередь потому, что пегаска и представить не могла, как бы она вообще посмела после такого смотреть в лицо своей подруге. С другой стороны, сама ее идея была для нее куда важнее, значительнее всего прочего – и Скут с удивлением осознала, что была готова воплотить ее в жизнь, невзирая на любые последствия. Но вот Свити!.. Раздираемая противоречивыми чувствами, пегаска устало помассировала виски, пытаясь избавить голову от упрямо лезущих в нее мыслей. Как ни странно, это помогло – хоть и ненадолго. Промучившись остаток пути до кухни, рыжая кобылка с облегчением вверила себя руководству Эпплблум – та сходу так плотно нагрузила ее работой, что ей просто не оставалось времени на размышления.

Пять минут спустя вернулась и Свити Белль, удерживая телекинезом картонную коробку с сахаром. Желтая земнопони начала было расспрашивать по поводу ее задержки, но почти сразу же осеклась, заметив ее красные глаза и подпорченный слезами макияж. Не рассказывая подробностей, единорожка лишь слабо улыбнулась, заявив, что ничего страшного не произошло, и с ней уже все в порядке. Наскоро приведя себя в порядок, она вернулась к работе, с прежней ловкостью нарезая яблоки.

Эпплблум несколько раз перевела взгляд с одной подруги на другую. Позднее возвращение Свити Белль, ее заплаканные глаза – все это выглядело хоть и странно, но не подозрительно. А вот тот факт, что Скуталу на все это никак не отреагировала, хотя обычно первой же рвалась на защиту единорожки!.. Все это ясно говорило о том, что в произошедшем, что бы там не случилось, поучаствовали они обе. Ну а то, что подруги ей так ничего и не рассказали, ясно давал понять, что дело было личным, и касалось только их двоих.

Вздохнув, Блум вернулась к работе. Произошедшее вновь заставило ее задуматься об их дружбе, и от этих мыслей снова показалось, что она трещит по швам. У ее подруг, как оказалось, были от нее свои секреты… и это после всего того, через что они прошли, и что вместе пережили! Нет, она не могла не отметить того, что в последнее время Скуталу и Свити Белль сильно сблизились… но никак не ожидала, что одновременно с этим они еще и отдалятся от нее!

К счастью, работы оставалось уже совсем немного, и вскоре они закончили. Усевшись на стоящих у стены тюках сена, подруги неуверенно переглянулись, словно не решаясь нарушить воцарившуюся на кухне тишину. За стенками шатра слышались радостные голоса, что-то оживленно объявлял церепонимейстер, звенел детский смех и шумные тосты взрослых. Все это столь разительно отличалось от царящей у них атмосферы, что Блум не выдержала, и подала голос первой:

— Ну… Так какие у вас планы на праздник? – Голос земнопони был преувеличенно бодр и весел. – Скоро будут танцы, определились, с кем бы хотели пойти?

— Я… мне надо найти сестру, спросить… — тихий голос Свити запнулся на полуслове. Наконец, она почти через силу выдавила: — В смысле… поговорить. И… я… Увидимсяпозжепока! – выпалив скороговоркой последнюю фразу, единорожка сорвалась с места и выбежала за дверь.

Некоторое время оставшиеся кобылки молчали. Эпплблум, уже не думая о приличиях, вопросительно смотрела на пегаску. Не дождавшись ответа, она наконец не выдержала:

— Селестия милосердная, да что с вами двумя сегодня не так? – от громкости ее возмущенного голоса Скуталу поморщилась, как от зубной боли. – Сперва Свити заявляется сюда в слезах – и эт после того, как вы вместе ходили на склад, между прочим! А теперь, стоило лишь мне заговорить про танцы, как она убежала отсюда, сломя голову!

— Блум, не обижайся, но… это наше с ней дело, ну правда… — попыталась было образумить подругу пегаска. – Есть… некоторые сложные моменты, и нам со Свити Белль нужно их прояснить друг для друга. Но как только все решится, ты узнаешь первой, правда!

— И какая же это между вами кошка пробежала? Вы с ней в последнее время так сблизились, а тут вдруг такое! Чего не поделили-то?.. – На этих словах земнопони потрясенно ахнула, лицо ее густо покраснело, а губы медленно растянулись в широкой улыбке. – Ну конечн, ведь сегодня Праздник Звездной Ночи! Вы не поделили жеребчика, и поругались из-за того, кто с ним будет нынче танцевать, вот оно что! Ну, и кто ж тот счастливчик, за которым решили приударить сразу две мои подруги, давай же, рассказывай!

От такого вывода у Скуталу едва не отвисла челюсть от изумления. Нельзя было сказать, что догадка Эпплблум была совсем уж далека от истины, просто… она была в неверном направлении. Но по выражению на лице подруги, пегаска с облегчением поняла, что та восприняла ее реакцию как подтверждение своих догадок. Это упрощало дело… по крайней мере, временно. О том, что может случиться по итогам праздника, кобылка старалась даже не думать.

— Что могу сказать? У тебя котелок всегда варил неплохо! – натянуто улыбнувшись, Скут игриво ткнула подругу копытом. «Я же не сказала ни «да», ни «нет», правда? И не сказала прямую ложь? А то, что она может меня неправильно понять… ну что поделать – не объяснять же ей всю эту ситуацию со Свити! Тем более, что и я сама ее до конца понять не в состоянии…»

Пытаясь успокоить себя этими мыслями, пегаска вдруг с неприятным удивлением осознала, кто еще мог бы думать и действовать похожим образом. Узури. О чем-то подобном рассказывал Коппервинг, да и сама она при встрече с зеброй не могла не заметить эту ее странную манеру вести беседу. В разговоре с ней лишь прямой и недвусмысленный вопрос был гарантией того, что тебе ответят именно на то, о чем ты спрашивал. «Не то что бы это было действительно плохо… но и не обратить на такое внимание было невозможно. Специально ли она так делала? Или это было лишь побочным эффектом ее должности? Коппервинг на это вроде бы не обижался – даже наоборот, чуть ли не с восхищением говорил, как она его порой подлавливала… Словно бы это было своего рода игрой – имея возможность спросить прямо и получить правдивый ответ, но при этом вести беседы, где каждая фраза может иметь несколько значений и смыслов. Однако, я сама так не умею, да и не хочу. И чтобы со мной вели такие двусмысленные разговоры – тоже не желаю. Но почему же тогда я ответила Блум именно так, а не иначе?..»

— Так и знала! – восторженно захлопала копытами земнопони. – Иии, кто же ваш избранник? Кто ж вас рассорил, кто встал меж вами?

— Прости, но я промолчу, — уже смелее улыбнулась пегаска, и поспешила перевести тему. – А тебе-то, небось, тоже кто-то из жеребчиков приглянулся, мм? Ну-ка, ну-ка…

— Я с’бираюсь пригласить на танец Рамбла, — покраснев, ответила Эпплблум. И тут же спохватилась. — Эй, надеюсь, вы не на него глаз положили? Потому чт…

— Это не Рамбл, не переживай, — успокоила его Скуталу. – Но… постой, он же пегас! А ты из Эпплов, и…

— И что с того? – неожиданно холодно перебила ее желтая кобылка. – Среди моей родни есть не только земные пони – таких немного, но все же. К тому же, я его лишь на танец приглашаю, а не под венец. Хотя даже если и случилось бы так – ты что, всерьез подумала, что меня бы осудили, а его не приняли лишь за то, что он – пегас? Тут чувства важны, совместимость, близость и комфорт!

— Прости! Брякнула, не подумав, — поспешила с извинениями Скуталу. Ей невольно вспомнился чопорный и гордый Клаудсдейл, в котором физически не могли жить пони прочих видов. Тем самым жители ставились перед фактом: выбирать партнёра из числа одних лишь пегасов, или же убираться прочь из города. – Действительно, глупо было бы судить пони не по его достоинствам, а по одной лишь расе.

— Ладно, проехали, — сменила гнев на милость Эпплблум. – Скоро уже объявят первый танец, так что я, пожалуй, пойду. – Поднявшись на ноги, она откуда-то из-под стола вытащила небольшой сверток. Развернув, земнопони достала из него пышный букет из желто-красных кленовых листьев, промеж которых виднелись несколько гроздей спелой рябины. – Для цветов не сезон, но зато моего окраса… как думаешь, оценит?

— Непременно! – отозвалась пегаска, бросая взгляд на висящие над дверью часы. Время шло, а она отыскала одну лишь Флаттершай. Наверное, Коппервинг уже заждался или даже заскучал… — Ну… Я, пожалуй, тоже пойду – танцы или нет, но у меня еще есть дела. Увидимся, Блум! – Наскоро попрощавшись, Скуталу торопливо выскочила наружу.

— Эй, так ты пойдешь танцевать-то, или нет? – раздался ей вслед крик земнопони, но она его уже не слышала.

Отгремела музыка первого танца. Только что кружившиеся в вальсе парочки дружно осадили лавки с едой и напитками, толкались у лотков подарками и сувенирами, занимали длинные столы и скрывались за пологами шатров, где подавались горячительные напитки. Постепенно вся эта спешка немного успокоилась, оркестр заиграл новую мелодию… а Скуталу все никак не могла найти что Твайлайт, что Айроншилда. Дошло до того, что она, поборов стеснение, пыталась расспрашивать других гостей. Однако и тут выходило, что их на празднике либо никто и вовсе не видел, или же Скут с ними уже несколько раз успела разминуться.

В своих поисках она несколько раз ходила проверить костер Коппервинга – к ее облегчению и радости, опекун всякий раз был в компании кого-то из прочих пони. Скуталу видела доктора Хорса, Черили, Берри Панч и кого-то еще, из-за расстояния не сумев даже опознать, кобылка это была или жеребец. Один раз ей показалась, что она видела летящего куда-то Птуша – но был ли это бухури, или же обычный филин, пегаска так и не рассмотрела.

Устав от непрерывных обходов, Скуталу подошла к одной из лавок, где взяла себе кружку морса и пару пирожков. Расположившись за ближайшим столиком, она только приступила к нехитрому перекусу, как вдруг услышала знакомые голоса. Не веря в свою удачу, пегаска повернула голову – и точно, через стол от нее сидела Твайлайт Спаркл, о чем-то оживленно переговаривающаяся с доктором Хорсом.

Увидев цель своих поисков, кобылка замерла в нерешительности. Казалось бы, чего проще – дождаться окончания их разговора, и попросить Твайлайт пойти пообщаться с Коппервингом. Но теперь ей пусть и с запозданием, но стали приходить в голову мысли о вероятной теме их беседы. Скорее всего – Ритуал, а кроме этого – их с опекуном состояние. Вот только вряд ли разговор с единорожкой ограничится одним лишь приглашением – наверняка та и ее саму попытается расспросить, а что ей на это отвечать, Скут представляла слабо. Можно было со всеми вопросами отправлять к Коппервингу, как тот когда-то и предлагал – вот только это наверняка бы не убедила такую умную пони, как Твайлайт. А ведь с той вечеринки в амбаре Эпплов, ни сама Скуталу, ни ее опекун, с ней не общались и ни разу даже не виделись. Коппервинг почти безвылазно сидел дома, а пегаска курсировала по маршруту до школы и обратно, изредка забегая на рынок за продуктами. Все остальное время пегасы проводили вместе – Скут даже с подругами считай не виделась, не говоря уже о прочих пони. Так что… у Твайлайт за это время наверняка накопилось множество вопросов, которые она захочет обсудить… А отвечать на них придется ей, поскольку именно ее единорожка встретит раньше… Рыжая кобылка уже прикидывала, как бы ей подговорить ту же Блум, чтобы та вместо нее поговорила с Твайлайт… как вдруг услышала, что ее зовут по имени. Медленно подняв голову, пегаска вздрогнула от неожиданности, увидев перед собой сиреневую пони. Держа магией поднос с парой стаканов и тарелкой с пирожными, единорожка с дружелюбной улыбкой повторила свой вопрос:

— Скуталу? Рада тебя видеть! Ты не возражаешь?.. – не дожидаясь ответа, она уселась за стол, одновременно пододвигая к ней напиток и тарелку со сластями.

— Ээ… здравствуй, Твайлайт. – Скуталу изо всех сил старалась, чтобы ее голос звучал нормально и естественно. – Как… поживаешь?

— Спасибо, все хорошо! – весело отозвалась та. Затем хитро улыбнулась, и посмотрела прямо в глаза пегаски. – А ты как, как Коппервинг? Смотрю, тот ритуал приносит свои плоды? Твой некогда поврежденный глаз выглядит совсем как здоровый! Доктор Хорс как раз рассказывал, что острота зрения тоже возвращается, и скоро от той травмы не останется и следа!

— Я… да, все хорошо, спасибо. – Сбитая с толку словами Твайлайт, Скут не знала, что и делать. Не дожидаясь ответов на свои вопросы, единорожка стремительно закидывала ее фактами, и было непонятно, на что из этого отвечать и как реагировать. В тщетной надежде, что та после этого уйдет, пегаска неуверенно озвучила цель своих поисков: – И да, кстати говоря, мой опекун просил Вас о встрече… поговорить хотел, так сказать…

— О, это я с радостью! Непременно! – На лице Твайлайт застыла широкая улыбка, но глаза ее не смеялись. – Но позволь, раз уж мы с тобой встретились, задать и тебе пару вопросов, не возражаешь? – Не дав рыжей кобылке вставить и слово, она бодрым голосом продолжила: — Вот и славно! И для начала… ты не могла бы мне рассказать о ритуале? Как там оно было – ну, на самом деле? – В голосе единорожки послышались покровительственные нотки. Она словно бы мягко и незлобно журила за хорошую, но уже ставшую известной шалость; обещала не наказывать – но и намекала на то, что снова обмануть себя не позволит. – Нет, Коппервинг тогда рассказал отличную историю, похожую на правду и практически непроверяемую… Но видишь ли, на эту тему я беседовала еще и с Зекорой. А уже она-то рассказала мне… всякого.

При упоминании зебры, пегаска дернулась, словно от удара. Даже для нее, далекой от интриг и словесных уловок Узури, было совершенно ясно, что Твайлайт на нее откровенно давит. Более того, прямо говорит о своей осведомленности, при этом не высказывая реальных фактов – вероятно, чтобы попытаться подловить на лжи. «Или же просто назвать что-то из моих слов неправдой, чтобы посмотреть мою реакцию, и как я буду из этого выкручиваться…»

Скуталу попыталась успокоиться и взять себя в копыта. Ей снова вспомнилась Узури, выражение ее лица – спокойное, застывшее, с легкой улыбкой и полуприкрытыми глазами, без каких-то лежащих на поверхности эмоций. Словно бы маска – но маска живая, дышащая, двигающаяся. Совершенная. Глубоко вздохнув, Скут попыталась успокоиться; а затем попробовала примерить ее на себя.

— И… что же такого «всякого» Вам рассказала наша общая знакомая? – ровным голосом спросила пегаска. Но судя на реакции Твайлайт, ее старания оказались тщетными.

— Много всякого разного, — усмехнулась единорожка. Ее рог едва заметно замерцал, окутывая их столик заклинанием тишины, не позволяющим кому-либо подслушивать их разговор. Более того, для окружающих теперь долетали лишь обрывки каких-то невинных фраз, да отзвуки обычной дружеской беседы. Само же заклятие было сплетено столь тонко и умело, что у ее собеседницы не было и шанса что-то заподозрить.

– Впрочем, сдается мне, что ты и так знаешь куда больше, чем могла поведать мне Зекора, не так ли? – Решив вопрос с секретностью, единорожка отбросила уловки, и стала спрашивать напрямую. – Про Исход… Ска’терри… Цесса… Про Звезды, в конце-то концов. Ну и само собой, про «Ритуал».

Скуталу лишилась дара речи. То, как явно Твайлайт выделила интонацией то слово… с невольным уважением, но одновременно с опаской и почти благоговейным страхом... Ведь именно так, словно с большой буквы, и называли тот кошмар все те, кому довелось в нем участвовать… или же те, кто слишком много про него знал… Так даже мысленно говорила сама пегаска, так отзывался о нем Коппервинг, и даже в речах госпожи Узури слышалось нечто похожее… «Она и вправду знает! Но что же мне сказать, что ответить? Ведь она от меня так просто не отстанет! Убежать? Нет, без вариантов. Все это совсем не похоже на Твайлайт, которую я знаю… но ведь и знаю я ее едва-едва! Как бы на такое ответила Узури? И что бы сделал он, мой опекун? Что?..»

Без труда читая по лицу пегаски ее растерянность и отчаянный поиск безопасного ответа, Твайлайт мысленно улыбнулась, и неожиданно зашла с другого конца.

— Прости пожалуйста, что я так давлю… но мне действительно нужно знать. И нет – ни тебя, ни Коппервинга, я ни в чем не осуждаю. – Видя удивление пегаски, она улыбнулась уже по-настоящему, дружелюбно и ободряюще. – Мы же с ним перерыли всю библиотеку Золотого Дуба в тщетных поисках заклинания или какого-то другого способа вылечить твой глаз. И вместе отправили десятки писем лучшим докторам по всей Эквестрии, спрашивая совета и консультации. Нам не повезло… но я искренне рада, что повезло ему.

— Тогда… зачем меня обо всем этом спрашивать? – недоверчиво отозвалась пегаска. – Спросите лучше самого Коппервинга, я Ритуал почти не запомнила, ведь…

— Если верить словам Зекоры, то Ритуал ты помнить должна, — мягко прервала ее единорожка. – Ведь это ты была в роли «страждущей», а значит – ключевой участницей обряда. Сомневаюсь, что ты могла бы им в полной мере управлять – опыта и знаний у тебя, к счастью, не было… но находиться в сознании ты была просто обязана. Уж не знаю, как Ска’терри поступали, если цель исцеления была настолько тяжело ранена, что находилась в беспамятстве… но это ведь не твой случай, правда?

— Вас послушать, так можно подумать, что и сами Ритуал способны провести! – огрызнулась Скуталу. Пытаясь выиграть время, кобылка подтянула поближе тарелку со сластями. Она не могла понять, что же стояло за расспросами единорожки. С одной стороны, Твайлайт не спешила брать пример с Зекоры и обвинять их в поклонении Звездам; но с другой, она ясно давала понять, что в этом хоть немного разбирается, и изначально недобрая природа Ритуала не является для нее тайной. Скут уже смирилась с тем, что ей хоть что-нибудь, но рассказать придется – вот только о чем?..

— Ну что ты, куда уж мне! – рассмеялась единорожка, пододвигая к собеседнице еще и стакан с напитком. – Я ведь не зебра, в конце-то концов. А ты все же напрасно злишься, и зря мучаешься от недоверия. Зекора со мной говорила, это так; вот только я не стала слепо верить всему, что от нее услышала – слишком уж невероятными были ее предположения. Более того, мне показалось, что и сама она уже начала сомневаться во том, о чем рассказывала.

Услышав об этом, пегаска от неожиданности поперхнулась пирожным. Секунду спустя она ощутила на спине похлопывание от чего-то крупного – Твайлайт несколько раз ее осторожно постучала чем-то вроде магического копыта, только размером со школьный учебник. Откашлявшись, Скуталу жадно приложилась к стакану с вишневой газировкой, а потом ошарашенно посмотрела на единорожку.

— Зекора… с чего бы это она переменила свое мнение? – неверяще спросила Скут. – А тогда такие стихи читала!.. – Тут она осеклась, понимая, как легко ее подловили.

— Именно! – отозвалась единорожка, ничем не выдавая своей реакции на признание пегаски. – Разумеется, тогда она вам не поверила, и стала наводить по городу справки, не случилась ли с кем из жителей беда. И представь себе ее изумлению, когда слепнуть начал никто иной, как сам Коппервинг. Тут-то она ко мне и пришла, хотела посоветоваться. Ведь тот ритуал, о котором она знала, гарантировал немедленный и необратимый результат. А у вас наоборот – все постепенно, да и Коппервинг не сомневался, что зрение к нему вернется. Есть над чем подумать, правда?

— Более того! – продолжала Твайлайт. – По словам Зекоры, для Ритуала обязательна жертва, необратимо теряющая то, что излечивает у себя страждущий. В твоем случае, это зрение. – Единорожка ненадолго замолчала, словно бы что-то обдумывая, и продолжила. – И я достаточно хорошо знаю Коппервинга, чтобы быть уверенной: на такое он не пошел бы никогда. Да и сама подумай – ну кого из всего города можно было назначить на такую роль? Разве что Лютефиск в голову приходит. Вот только… твой опекун если и способен опуститься до убийства – то лишь в состоянии аффекта, а не хладнокровно и обдуманно. В тот вечер он вполне мог бы забить директора до смерти, когда решил, что тот… ну, что тебе уже было не помочь. – От этих слов обеих кобылок передернуло. Скуталу – от нахлынувших воспоминаний, а Твайлайт – за счет живости воображения, с готовностью нарисовавшей картину того страшного вечера.

Тряхнув головой, она заставила себя продолжить:

— Но вот уже потом, когда вы со Свити Белль были в безопасности, ему бы и в голову не пришла бы мысль довести дело до конца. Несмотря на свою вспыльчивость, из-за которой сам же больше всех и страдает, твой опекун не злодей и не мерзавец. Он может кричать, ругаться, требовать у властей разбирательства и возмещения вреда – но никогда не опустится до самосуда и даже обычной мести. И уж тем более Коппервинг не пошел бы на то, чтобы за счет потери зрения у другого пони пытаться вылечить твой глаз. Любого, даже Лютефиска! Здесь Зекора явно не права в своих предположениях. Поэтому, очевиден тот факт, что твой опекун в Ритуал и его последствия верил – искренне и всем сердцем. Он бы не стал рисковать и тем более жертвовать своими обоими глазами, чтобы вылечить один твой, несмотря ни на какие обстоятельства. И я говорю это не к тому, чтобы ты в нем разочаровалась, вовсе нет. Просто при таком итоге могло получиться следующее – полностью зрячая ты и полностью ослепший Коппервинг. А это вынудило бы тебя заботиться о нем, на всю вашу оставшуюся жизнь. Так что он не просто верил – он доподлинно знал, что все сработает как надо!

— Ох, Твайлайт… — устало закатила глаза пегаска, едва та завершила свой монолог, и жадно приложилась к бокалу с соком. За последние несколько минут было высказано столько фактов и предположений, что отпираться было уже бесполезно. Из всего услышанного ее по-настоящему зацепила лишь та часть, что касалась ее опекуна. Об этой его стороне характера она и не подозревала раньше… а он не говорил, и тем более ее не показывал. Сделав себе мысленную пометку как-нибудь обсудить этот вопрос, Скуталу попыталась поскорее завершить этот тягостный разговор.

– Ну что ты хочешь от меня услышать? Мой опекун просил меня отыскать тебя, и пригласить к нему на беседу. С чего ты вообще взяла, что я лучше него запомнила тот Ритуал? Или что я лучше знаю про его историю и смысл? Почему вместо того, чтобы пойти обсудить все это с кем-то своего возраста, ты наседаешь на меня? Интеллект свой хочешь показать? Знания? Задавить опытом и закидать градом вопросов?

— Почему? – взгляд кобылки стал пронзительным и цепким, а голос стих до негромкого шепота. Одновременно Твайлайт тщательно проверила накрывающее их стол заклятие. Убедившись в целостности, единорожка на всякий случай усилила его дополнительной порцией магии – разговор явно переходил к сути, и посторонним такое слышать было попросту нельзя. Все это заняло лишь несколько мгновений, затем она продолжила:

– Да потому! Вы с Коппервингом и Узури совершили то, что другие считали невозможным! Воззвав к силам, которых вы не понимаете, у вас получилось совершить чудо – и я не преувеличиваю! Исцелить ослепший глаз – такое не под силу ни Хорсу, ни его коллегам, пусть соберутся хоть со всей Эквестрии. И дело не в слабости магии – мы не представляем даже, с какого вообще края к такому подступиться!

— Что, и принцессам не под силу? – насмешливо спросила Скуталу. «Это она что, таким вот образом пытается меня запугать? Серьезным взглядом да выразительным шепотом? По сравнению с той свиньей Лютефиском, смотрится попросту жалко. Гораздо неприятнее было, когда она рассказывала мне о своих знаниях по Ритуалу, а я даже и не знала, что ей на это сказать, да…» — К ее удивлению, после Твайлайт этого вопроса заметно скисла, и ненадолго замолчала. Хоть и не зная точной причины, пегаска попыталась еще сильнее надавить на эту тему. – Коппервинг говорил, что писал им… правда, без подробностей, но раз уж ему пришлось обратиться к Ритуалу, задача оказалась не для принцесс. Не могли, или же… не захотели… для меня-то суть была одна.

— Селестия и Луна – вопрос особый, и это не нам их судить, — отозвалась единорожка. Она до сих пор чувствовала себя виноватой, что не рассказала пегасу про связывающий Принцесс запрет. Ведь тогда бы он не написал то злосчастное письмо, не получил бы в ответ аудиенцию во сне у Луны, не разочаровался бы в Принцессах и не стал бы искать другого пути. Но это касалось лишь их Коппервингом, и ни с кем другим обсуждать этот вопрос она не собиралась.

– Но вот ты, как мне кажется, просто до конца не понимаешь, о чем я говорю. Ты получила исцеление от какой-то неведомой силы, и все вроде бы обошлось без непоправимых последствий. Ты счастлива, и это естественно. Но задумалась ли ты, представлял ли твой опекун, что будет дальше?

— Многие другие пони… и не пони тоже – минотавры, зебры, грифоны и все прочие – тоже захотят лечиться? – непонимающе отозвалась пегаска. Она не могла понять, что же тут могло быть плохого – больные получают исцеление, а зебры-целители – соответствующую оплату. Вряд ли они стали бы ломить запредельные цены, доступные лишь богатеям – ведь так можно было бы вылечить меньше страждущих, а значит, и денег в целом было бы меньше… Не говоря уже о том, что это было бы несправедливо и мерзко… — Что в этом плохого-то?

— А то, Скуталу, что мы еще доподлинно не знаем, как именно работает Ритуал. Если что-то где-то убыло, то в другом месте неминуемо прибавится. К каким на самом деле силам взывает Ритуал? Почему они отвечают на него? В чем их интерес, какая выгода? Ведь не думаешь ли ты, что они отвечают на призыв по доброте душевной, и лечат просто так, из жалости?

— Ну… наверное, нет… — неуверенно ответила Скут. От ее напускной серьезности не осталась и следа, а в памяти снова всплыли подробности Ритуала. Та гнусавая мелодия, чудовищные маски, язык Узури – Узури ли? – слизывающий вонючую слизь с лица ее опекуна… Все это ну никак не походило на то, что могло понравиться каким-то добрым высшим силам… по крайней мере, с нормальным вкусом.

— А теперь представь, что таких Ритуалов проведут сотни, тысячи – что может произойти тогда? – проникновенно продолжала Твайлайт. Ей было отвратительно вот так давить на подростка, беззастенчиво пользуясь своими навыками и знаниями взрослого – но уж слишком важным был вопрос. – Зекора рассказывала мне о лидере Ска’терри, Цесса… Как он жил и как был убит, и что его последователи задались целью вернуть его из-за границы жизни и смерти. Что, если эта версия Ритуала – без жертвоприношений, без необратимого вреда – на самом деле служит для накапливания силы, чтобы вернуть его? Ты уже видела возвращения темной ипостаси принцессы Луны – Найтмер Мун; а теперь представь, что в этот мир вернется нечто подобное, если не хуже! Неужели ты считаешь, что твое молчание стоит даже малейшего риска, что такое чудовище вырвется на свободу?!

От воспоминаний о той ночи, пегаску передернуло. Вот она, в кои-то веки отпущенная из приюта на праздник, готовится встретить Селестию – а вот уже сжимается в комочек от нестерпимого ужаса, вызванного присутствием Найтмер Мун. И заново переживать те ощущения – да еще и с зебриканским уклоном – кобылке вовсе не хотелось.

— Что… что именно ты хочешь знать? – упавшим голосом сказала она. Вся ее решимость, весь ее настрой пропали без следа.

— Желательно, все. И с начала. – Единорожка старалась скрыть свои эмоции, но ее выдавала едва заметная улыбка.

— Об этом – к моему опекуну. – Видя ее улыбку, нервно подрагивающую из-за прикусанной губы, Скут не удержалась от ответной резкости.

— Ладно, как скажешь, — покладисто согласилась Твайлайт. – Знаешь, приятно видеть, как ты его защищаешь – это говорит о доверии, глубоком и искреннем…

— О, ты и представить себе не можешь, насколько я ему доверяю! – Вспылила в ответ Скуталу. Косые взгляды, шепотки и сплетни за спиной, невероятные домыслы и неприличные слухи – всем этим она уже была сыта по горло, и слова Твайлайт окончательно переполнили чашу ее терпения.

– Коппервинг – тот пони, кто, будучи для меня никем, по собственной воле и желанию стал для меня всем! Мы друг друга тогда совсем не знали, но это ему не помешало забрать меня из приюта. Он лечил мои бесполезные крылья, а потом и вовсе спас мне жизнь, с риском для своей собственной отбив у директора и его подельника! Ну а когда я после этого ослепла на один глаз, мой опекун был готов перевернуть небо и землю, лишь бы найти способ меня вылечить! И Дискорд подери, ведь нашел! – Пегаска задыхалась от гнева, с каждым словом распаляясь все сильнее. То, как Твайлайт отозвалась о Коппервинге – вроде бы и с уважением, но при этом как-то… неискренне, оскорбило ее до глубины души. Из всего Понивилля лишь он один по-настоящему воспринял ее всерьез, окружил заботой и поддержкой, заставил поверить в себя и в светлое будущее – и она никому не позволит порочить его имя.

– Он стал мне старшим братом, другом и учителем! Я никогда не знала родного отца – но он заменил мне даже его! И никогда – слышишь меня, ни разу! – не дал и намека на то, что я не могу ему доверять! Да, сперва я его побаивалась, это правда – но лишь потому, что за годы жизни в приютах слышала достаточно историй о том, как жеребят забирали в семью лишь затем, чтобы… тешить… низменные желания! Но вскоре я поняла, как же сильно ошибалась. Поняла, насколько же мне на самом деле повезло, прямо-таки невероятно повезло с ним встретиться! И поэтому, когда Коппервинг рассказал мне о Ритуале, я не сомневалась и секунды. Ты хоть понимаешь, Твайлайт, чего это ему в итоге стоило? Он лишился зрения, на целый месяц или даже два! И все лишь затем, чтобы я могла исцелиться, я!.. Никто из всей Эквестрии его не осудил бы, не пойди он на такое – ни ты, ни я, никто! Однако мой опекун решился, навсегда тем самым заслужив мою вечную признательность и благодарность. Вот ты недавно говорила о доверии – так послушай, что тебе на это я отвечу. Если Коппервинг скажет, что мне нужно прыгнуть вниз со скалы, но что за время падения меня поймают и я не пострадаю – прыгну не раздумывая, ибо даже и представить не могу, что он способен меня обмануть или предать моё доверие!

К горлу Твайлайт подступил неприятный ком. Она догадывалась, что сиротам в Понивилле нелегко жилось, и даже смена мерзавца-директора не способна была одним махом исправить положение, но… никогда всерьез не задумывалась, сколько бед пришлось на долю одной конкретной кобылки. Хуже было другое: никому из жителей и в голову не приходило проверить, как же на самом деле обстоят дела в местном приюте. Нет, они передавали туда вещи, игрушки, какую-то еду, книги – да она сама в прошлом месяце отнесла туда пару коробок! Но действительно попытаться вникнуть… расспросить жеребят, устроить какую-нибудь проверку или что-то в таком роде!.. В чем была причина такой слепоты, словно пеленой накрывшей весь город? Неужели равнодушие? От этой мысли Твайлайт содрогнулась. Но покопавшись в своей памяти, единорожка с облегчением определила, как ей казалось, истинную причину. Виной тому было не равнодушие – а искренняя вера в то, что в приютах у сирот должно быть все хорошо. Иначе и быть не может. Ведь это правильно, это справедливо и честно. Как и все остальные, она привыкла воспринимать любого незнакомца как доброго и порядочного пони, и тому пришлось бы здорово постараться, чтобы истратить этот кредит доверия. Аксиома, что «все пони – добрые пони», была известна каждому жеребенку. А сама жизнь в Эквестрии – справедливой, богатой, мирной и спокойной стране – подтверждала ее ежедневно.

Мигом позже, Твайлайт с ужасом осознала и ту причину, почему не жаловались на происходящее сами жеребята. Ведь если для взрослых было характерно ожидание, что в приютах должно быть все хорошо и прочее… то жеребятам был точно так же ясен тот факт, что в приютах им всегда будет плохо. Что бывают жестокие и злые кураторы, издевательства со стороны старших и гонения на младших. Лавандовая кобылка попыталась вспомнить, сколько именно было приютов у Лютефиска. Пять, восемь, двенадцать? Если жеребят регулярно переводить с места на место, но при этом везде было одинаково плохо… то как скоро они начнут относиться к этому, как к норме? Как и к тому, что любые жалобы и разговоры лишь усугубят ситуацию, принесут наказание, унижение и боль? Ведь добрые учители, вроде Черили, скорее всего там были настоящей редкостью. Но почему не пытались что-то изменить уже они – взрослые, хорошие, состоявшиеся пони? Неужели по той простой причине, что и они сами считали перемены невозможными? А жалобы и разбирательства приведут лишь к одному итогу – что их самих уволят, а их подопечные лишатся и последнего доброго учителя? Если это действительно так, то понимание этой ситуации, вкупе с ответственностью перед учениками, крепче любых цепей привязывало их к своему месту. Ненависть к происходящему и чувство долга, любовь к жеребятам наряду с бессилием и неспособностью хоть что-то изменить – не ломало ли все это некогда честных и порядочных воспитателей и педагогов? Не делало ли их черствыми, жестокими, мстительными – выбирающих целью этих новых чувств всех тех, кого они когда-то давно пытались спасти и защитить? Не могло такое однажды превратить ту же Черили в подобие Лютефиска – или хотя бы его верного прихвостня?

С горечью в сердце, единорожка поняла еще и то, почему сама Скуталу не пыталась рассказать о том, что на самом деле происходило в приюте. Из ее рассказа становилось ясно, насколько глубоко в ее душе укоренилось недоверие и страх перед взрослыми. Ведь о каком вообще доверии могла быть речь, если большинство встречных оказывались жестокими, лживыми или равнодушными? Если ходят истории о том, что жеребят забирают лишь за тем, чтобы сделать пастельной игрушкой или же бесправным слугой, выполняющим чернейшую работу? Какое уж после этого доверие!..

Спустя мгновение, память издевательски подкинула ей воспоминания о том, с каким восторгом и обожанием на лице Скут бегала за ее подругой, Рейнбоу Дэш. Как восхищалась ей, мечтала быть на нее похожей, просила научить летать… И как радужногривая пегаска, сперва обрадованная появлению столь преданной фанатки, вскоре в ней разочаровалась и даже стала избегать. Сдалась, отвернулась – а только потому, что у нее не получилось все сделать так, как она привыкла. Ведь проблему Скуталу нельзя было исправить быстро, легко, играючи – а по-другому Дэш просто не умела. Только сейчас Твайлайт в полной мере осознала весь ужас той ситуации: пегаска открылась кому-то из взрослых, не имеющих отношения к приюту – но в ответ получила лишь очередное предательство.

И тут, словно бы по волшебству, на сцену выходит Коппервинг. Сколько единорожка не пыталась, она так и не смогла вспомнить точные обстоятельства, как он познакомился со Скуталу, и почему решился взять над ней опекунство. Забыть такое она бы точно не могла, а значит… да, именно так. Она за все время так и не поинтересовалась, а ей и не рассказывали. Зато Спаркл отлично помнила те дни, когда город захлестнула волна слухов и домыслов. Как большинство не понимало – «молодой жеребец, и берет жеребенка из детдома? Зачем, своих еще народит, кобылок-то вокруг сколько!..» Как некоторые злые языки, будучи в курсе недостатков Коппервинга – «невоздержанность» было самым мягким для этого определением – позволяли себе грязные намеки, что «он-де не в благотворительность играть надумал, а решил себе подружку отыскать, да помоложе!» Это были не единственные гуляющие по городу сплетни, но именно они оказались самыми популярными и живучими. Слушая все это, она сама – как и большинство прочих здравомыслящих горожан – осаживала вторых, хоть в глубине души и разделяла недоумения первых. В довершении всего, Скуталу была не совсем здоровой. И хотя слово «калека» в ее адрес не употребляли даже самые дурные и недалекие из сплетников – за это можно было получить от собеседника копытом – сути дела это не меняло.

На радость местным болтунам, Коппервинг и тут не стал сидеть без дела. Вскоре в городе объявился здоровенный белый пегас; словно компенсируя его раскаченную мускулатуру, его крылышки были столь же малы, как у жеребенка-младшеклассника. Но не смотря на такую дисгармонию во внешности, летать здоровяк все же мог. С грацией крылатого бегемота, медленно и тяжело – однако даже такой полет мигом сделал его новой темой для разговоров. Насколько Твайлайт знала, белого пегаса звали Балк Бицепс – или же Снежинка, она не была до конца уверена. Более того, он был кем-то вроде доктора – пытающимся подтвердить на практике свои собственные, довольно радикальные, методы лечения специфических врожденных патологий среди крылатых пони. Вместе с Коппервингом, они взялись за дело всерьез – Твай и самой не раз доводилось видеть Скуталу на стадионе, до седьмого пота наматывающей круг за кругом. По непроверенным слухам, лечение состояло еще из неких процедур, но в чем они заключались, никто доподлинно не знал. И как знать, не принесло бы все это ожидаемого результата, если б не последующие события…

После того злополучного вечера, на Понивилль обрушилась настоящая лавина из слухов и сплетен. Четверо жеребят, без взрослых… Кстати, опять же, почему без взрослых? Скуталу тогда еще не доверяла опекуну столь же безгранично, как сейчас? Или же напротив, решила его в это не втягивать, не желая перекладывать свои проблемы на его плечи? А может… просто не хотела, чтобы он пострадал? Как бы то ни было, город обсуждал произошедшие несколько недель, вплоть до той вечеринке в амбаре Эпплов.

Сама же Твайлайт отлично помнила те дни, когда она изо всех сил пыталась помочь Коппервингу в поисках лекарства, магии, врачей – да хоть чего угодно. Помнила его отчаяние, страх за жизнь и здоровье своей подопечной, смешанные с чувством вины за то, что он «явился слишком поздно». Эти мысли острыми клещами терзали сердце пегаса, и вся устроенная им бурная деятельность не в силах была скрыть его отчаяние и боль.

Испытываемое Коппервингом отчаяние и чувство вины было вполне естественным для любого взрослого, жеребенок которого оказывался в беде или опасности. Вполне ожидаемо, что он начал искать лекарство, ходить к Зекоре, даже писать Принцессам – окажись Твайлайт на его месте, она и сама поступила бы так же. Но вот Ритуал… весь этот риск, вся эта неизвестность… Тут пегас уже перешел все границы разумного. Даже для нее, не побоявшейся отправиться через Вечнодикий лес на поиски Элементов Гармонии, и затем выступившую против Найтмер Мун… прогнавшей из Понивилля Малую Медведицу… обладающей магической силой такого потенциала, что была сравнима лишь с несколькими единорогами прошлого… Даже для нее поступок Коппервинга казался невероятно рискованным, нелогичным, попросту… диким. Значило ли это, что таким образом он проявлял пример истинной любви и заботы? Но что тогда с остальными родителями, братьями-сестрами, близкими друзьями и всеми прочими, кому и в голову бы не пришло настолько безрассудное проявление любви? Неужели это означало, что они любят своих близких слабее, заботятся о них недостаточно, готовы ради них на меньшее? Или же… все любят одинаково, и кто-то, быть может, даже больше… но Коппервинг любит Скуталу лучше?

Это объясняло то, почему рыжая пегаска настолько к нему привязалась, почему смогла ему открыться; почему так сильно, всецело, была ему верна. Сам ее рассказ, в котором Скут говорила про свое доверие к опекуну... он невольно напомнил Твайлайт тот день, когда она с подругами, которых на тот момент едва лишь знала, отправилась разыскать Элементы Гармонии. В тот миг, когда она из последних сил пыталась удержаться на краю обрыва, Эпплджек сказала ей почти что те же слова, что и Скут немногим ранее – «Отпусти, и ты спасешься». Да, та не могла не видеть, что Дэш и Флаттершай уже были наготове, чтобы поймать единорожку – однако сама-то Твайлайт этого не знала! Она никогда не забудет миг падения, когда успела и запаниковать, и пожалеть о своем легкомысленном доверии, и даже проклясть ЭйДжей – за ложь, что стоила ей жизни. Но еще ярче помнила свою радость и облегчение, когда ее поймали двое пегасок – и пришедший следом стыд за все, что успела подумать про оранжевую земнопони. Да, она поверила Эпплджек – но перед этим сомневалась, боялась, не верила. Что именно в словах фермерши заставило ее отпустить копыта и отдаться падению – Твайлайт не могла ответить и по сей день. Но как бы то ни было, то решение было тяжелым, отчаянным, пугающим. А тут… Эта юная пегаска не сомневалась и секунды в своей готовности упасть, настолько сильно она верит Коппервингу! Вправе ли сама Спаркл мучить Скуталу своими вопросами, пытаясь пройти по тонкой грани между ее доверием и заботой об опекуне? Чего стоят ее «благие» намерения, если при этом приходится чуть ли не силой вырывать ответы у подростка, лишь недавно вышедшего из жеребячьего возраста?..

— Понятно… — наконец сумела выдавить она. Весь этот поток размышлений, что обрушился на ее разум, длился каких-то несколько секунд. Слишком много мыслей, требующих серьезного разбора, посетили ее за столь малый срок. Но одна идея выделялась среди прочих – Твайлайт вдруг показалось, что она смогла понять, чем же руководствовался Коппервинг в своих поступках. Пегасу мало было только лишь поступать по совести, да отстаивать правоту своих убеждений. Но поставив перед собой цель, он раз за разом задавал себе один и тот же вопрос – «а что я еще могу для достижения своей цели сделать?» А выяснив – начинал претворять свои мысли в жизнь.

Что именно зацепило Коппервинга в Скуталу – было уже не так и важно, однако это не позволило ему пройти мимо. И стоило ему принять решение помочь, как он добровольно взял на себя всю ответственность за жизнь, здоровье и воспитание пегаски. На такое не всякий родственник бы согласился… а Коппервинг ради нее не побоялся пойти и на риск Ритуала. Всё это красноречивее любых слов говорило о том, как много для него значат взятые на себя обязательства. Прочие пони могли вдохновиться этим примером, поверить в себя, сделать этот мир еще немного лучше. Но увы, вместо этого предпочли распространять глупые слухи, сплетничая за его спиной. Все это заставила Твайлайт о многом задуматься. Более того, походило на урок такой важности, о котором было не стыдно написать и самой принцессе Селестии. Собравшись силами, единорожка неуверенно улыбнулась и решила закончить разговор:

– Спасибо за ответы… и прости за мою настойчивость. Поверь, если все действительно окажется именно так, как ты говоришь и во что веришь… я и сама буду только рада. Но этот Ритуал – не то знание, что можно так просто утаить, которое никого не интересует и не способно навредить другим. Я могла быть первой, что спросила про него – но едва ли окажусь последней и единственной. Как бы я ко всему этому бы не относилась, просто… будьте осторожнее, вы оба, хорошо?

— Мы будем, Твайлайт, — серьезно ответила пегаска. – Мы будем. А теперь… можно ли тебя все же попросить сходить и пообщаться с моим опекуном?..

Потягивая уже третий бокал отменного виски, слегка захмелевший к этому времени Айроншилд меланхолично смотрел, как многочисленные парочки потихоньку стекаются к костру, возле которого должен состояться следующий танец. Потом будет еще два — перед грандиозным финалом, к которому присоединятся лишь пони с серьезными намерениями, желающие признаться таким образом в своих чувствах или же просто укрепить уже сложившийся союз. Во всяком случае, так он понял слова бармена, заметившей его заинтересованный взгляд.

Взгляды, с которыми влюбленные смотрели друг на друга, их инстинктивное желание идти как можно ближе ко второй половинке, сама аура единения, которую он мог почти чувствовать – все это настроило Айроншилда на романтический лад. Он внезапно почувствовал себя до боли одиноким — словно вернулся в тот день, когда Твайлайт одной фразой отсекла для него все возможные варианты возвращения домой. Да, он нашел новых друзей – настоящих друзей – которые всегда были готовы поддержать его, и которым он без колебаний доверил бы свою жизнь. Боги, он даже принял тот факт, что иметь сексуальные отношения с эквестрийскими пони не есть что-то противное его душе!.. Но почему-то именно сейчас, в эту минуту ему хотелось чего-то большего…

Мужчина горько усмехнулся.

«Какая ирония. я про это раньше даже и не задумывался, словно оставляя все это на потом – времени-то еще навалом, да? Любовь, семья… дети… Хах, да от одних только упоминаний о последних меня бросало в дрожь. А теперь… Теперь, когда я точно осознаю, что столь банальные, привычные и дорогие любому человеку вещи обойдут меня стороной, я чувствую… грусть, тоску? Но ведь и правда – кто в здравом уме захочет связать свою судьбу с пришельцем из другого мира, с которым и семью то нормальную не создаёшь?.. Я бы точно не смог… Ебанный дом, с каких это пор пара-тройка бокалов вискаря творит с моим разумом такую хуйню? Даркшэйд был прав – пора заканчивать, и…»

Но потеряться в этом потоке меланхолии ему не дали.

— Айроншилд, я полагаю?

Мотнув головой, человек увидел перед собой троих: уже немолодую земнопони, облаченную в походную одежку с геральдическими знаками на груди и плечах, которые показались ему смутно знакомыми. Но вот вплетенный в них символику Ордена он распознал сразу. Слева от нее стоял единорог-сарозиец средних лет, державший телекинезом бокал с вином или чем-то похожим по цвету. По правую руку была еще одна земнопони лет двадцати пяти на вид, не сводившая с него недовольного взгляда.

— Все правильно, — поспешно ответил мужчина, не веря своей удаче. Забыв о правилах этикета, он перебил кобылу на полуслове, чтобы поведать ей новости, не терпящие отлагательств. – У меня есть информация…

— Каков нахал?! – воскликнула спутница пожилой кобылы. – А еще метит в...

— Азура, прошу тебя, — мягко прервала ее следопыт. – Он пока еще даже не претендент – не будем столь строгими. К тому же, примем во внимание, что мы застали его врасплох – он никак не мог ожидать предполагать встретить на этом празднике старосту округа.

«Староста… Твою ж дивизию, ведь так и есть! Чертов завиток сверху, столь похожий на подмигивающий глаз… Хорошее же ты задал начало своей карьере, балбес».

Едва не выронив бокал из рук, человек вскочил и непроизвольно отдал честь:

— Виноват, староста Старр! – выпалил он, болезненно скривившись от раны, что не заставила напомнить о себе. – И вправду, не ожидал… а должен быть готовым ко всему!

— О, так Вы меня знаете? – не скрывая сарказма, кобыла изобразила удивление. – Признаюсь, польщена, что некто… вроде Вас, удосужился запомнить мое имя и звание. – Ее взгляд упал на его брюки со следами засохшей крови, но если у нее и были какие-то комментарии на этот счет, она решила пока что оставить их при себе.

Манера ее речи и интонации до боли напомнили ему о командовании центра, к которому он был приписан еще спасателем. Не без труда, но Айроншилд сдержал порыв ответить колкостью на колкость – больше он такой ошибки не повторит.

— Так точно, товарищ староста, — не моргнув, ответил он. – Изучение структуры Ордена входит в мою текущую программу обучения.

— Серьезно? – в этот раз ее удивление показалось искренним. – Не ожидала, что Вайлд введет эту тему столь скоро. И как Вам служится под его началом? Небось, успел надоесть своими рассказами о днях былых?

— Никак… — Айроншилд осекся на полуслове и выдохнул. – С Вашего дозволения, я бы хотел поговорить в другом месте.

Флавлесс удивилась еще больше – она явно не ожидала такой просьбы:

— Даже так? Ну что ж… уверена, что протеже Панча не стал бы просить о таком, не имея веских оснований.

Она жестом пригласила человека следовать за ними, и под заинтересованный взгляд бармена человек и пони вышли из шатра, подальше от любопытных глаз и ушей.

Оникс, — обратилась она к сарозийцу, — не мог бы ты быть столь любезным…

Пони сконцентрировался, его рог едва заметно вспыхнул и почти тут же погас.

— Все в порядке, староста, — с улыбкой на лице отозвался тот, — в радиусе пяти метров никого из посторонних нет, а также никто не пытается подслушать нас посредством магии.

— Ну вот, более нам никто не помешает, — усмехнулась кобыла. — Так что, можете говорить без опасений быть… скомпрометированным.

— Как скажете… староста, — ответил он, стараясь не думать о том, какой силой обладал сарозиец, если смог прочесть столь сложное на вид заклинение за секунду. – Пусть я пока и не являюсь полноправным следопытом, но я обязан доложить Вам, как высшему по рангу представителю Ордена в Понивилле об одном инциденте

— Звучит интригующе, продолжайте.

Айроншилд выдохнул и во всех подробностях рассказал о недавних событиях, в водоворот которых он оказался втянут по воле Его Величества Случая. Старр слушала внимательно, иногда прерывая человека, чтобы уточнить какие-то детали. Рассказ настолько ее заинтересовал, что даже ее неприязнь к двуногому на какое-то время отошла в сторону.

— Так вот откуда эта кровь, — она кивнула на его бедро, подмечая детали, ускользавшие доселе от остальных. – Урок из схватки с кокатриксами, как я погляжу, вынесен не был. Впрочем! Даже такое безрассудство, порою, достойно похвалы.

Азура криво усмехнулась. В противовес ей сарозиец посмотрел на человека с одобрением и даже будто бы с пониманием.

— Уж лучше я, чем дружинники, — пожал плечами Айроншилд, позабыв на секунду о субординации. – И разве это не обязанность, как следопыта – служить и защищать?

Несколько долгих секунд Старр буравила мужчину неприязненным взором. А когда наконец заговорила, голос старосты был холоднее ее взгляда.

— Мы поговорим о Ваших обязанностях, когда… если Вы пройдете вступительные испытания и покажете себя достойным носить цвета Ордена.

Айроншилд стиснул зубы и снова в который раз сдержал рвущееся наружу негодование.

— Возможно, мы слишком суровы к будущему претенденту, — аккуратно подбирая слова, мягко встрял единорог. – Как Вы и сами сказали минуту назад, достопочтимая староста — его рвение достойно похвалы. Разумеется, к рвению неплохо бы добавить умений, но факт остается фактом – этот... человек на деле доказал, что готов грудью встать на защиту своих товарищей… И не только преуспел в этом достойном деле, но и сумел добыть для Ордена новую и чрезвычайно важную информацию.

— Ты прав, Оникс, — староста с явной неохотой, но все же согласилась с его доводами, – Такого никто не мог предположить… и его действия все же принесли определенный результат... пусть и в результате слепой удачи. И да, древесные волки… не просто волки, а измененные в столь жуткой манере – что же могло сотворить с ними подобное? – спросила она, обращаясь к своим коллегам.

— Искажающий пруд? – предположила молодая кобылка, молчавшая большую часть разговора. – Они время от времени появляются в Эквестрии, и даже за ее пределами.

— Вполне возможно, — согласно кивнул Оникс. – Иногда, по до сих пор неясным причинам, они начинают приманивать животных с… известными для них последствиями.

Старр скептически покачала головой:

— Может быть, но не факт. Такие пруды воздействуют лишь на тело, оставляя разум нетронутым… Впрочем, нам всем известно, что сама природа этого явления до конца не изучена, и такое предположение должно быть проверено со всей тщательностью.

— Проклятье Дискорда?.. – спросил Айроншилд и тут же осекся. – Виноват…

— Я смотрю, Панч все так же не желает следовать разработанным методикам обучения – подобную информацию даже полноценным следопытам сообщают лишь при необходимости… я уже не говорю про нарушение субординации... — проворчала кобыла. – Подобная гипотеза уж очень притянута за уши, но все же – возможна; а значит, потребует самой пристальной проверки.

— Мне отдать распоряжение? – поинтересовался единорог. – Безмолвные Фантомы почти полгода не получали поручений, достойных своих навыков – у них уже копыта чешутся снова показать себя в деле.

— Не обижайся, Оникс, — интонация, с которой Старр произнесла эти слова, ввергла Айроншилда в легкий ступор: она словно бы не хотела задеть своего подчиненного, - но в чащах Вечнодикого Леса твои ребята пока еще немногим лучше новобранцев, им попросту не хватает опыта в подобных делах. Но! – предвосхищая его возмущение, она продолжила. – В твоих словах есть доля правды. Мы вполне можем отправить кого-то из них в составе группы бывалых следопытов. Выбери из их числа самых достойных и пришли мне характеристики для утверждения.

Сарозиец поклонился:

— Будет исполнено, староста, — если ее слова как-то и задели жеребца, то он не показал и виду.

— Но… запрос Вайлд Панча, — неуверенно напомнила молодая земнопони. – Не уверена, что у нас хватит…

— Не волнуйся, Санлайт, — улыбнулась Старр, — группа будет вполне способна выполнить оба поручения. Ну а теперь, — она посмотрела на человека, — раз тут мы закончили, я бы хотела немного пообщаться с так называемым будущим претендентом… — кобыла ехидно усмехнулась, — как я понимаю, сегодняшние танцы в Ваши планы не входят, а значит, я Вас ни от чего не отвлеку, так?..

Ее спутники напоследок поклонились и оставили их наедине, собираясь вернуться в бар. Сарозиец напоследок обернулся и сочувствующе посмотрел на Айроншилда. В ответ человек поморщился, закатил глаза, украдкой тяжело вздохнул – а затем натянул на лицо вежливую улыбку, приготовившись к самому настоящему допросу.

— Я готов ответить на любые Ваши вопросы, товарищ староста, — расправив плечи, сказал он.

— Тогда начнем с этого странного обращения – то…рищ… тварщ…, — она сделала еще несколько неудачных попыток произнести новое для нее слово, но складывалось впечатление, что она делала это специально, — в общем, Вы меня поняли. Впредь попрошу не использовать его – простого «староста» будет более чем достаточно.

— Как прикажете, староста.

— Прекрасно. Теперь, я хотела бы так же услышать Ваш рассказ о той схватке с кокатриксами.

— Но… — мужчина удивленно нахмурился, — Вы же читали отчет Панча.

— Ох, ну разумеется читала, — пренебрежительно бросила кобыла, — за кого Вы меня принимаете? Но мой бывший учитель любит порой приукрасить события – а я бы хотела услышать и Вашу версию произошедшего.

— Кхм… воля Ваша, но едва ли она будет отличаться от…

— Айроншилд!!! – в уши человека ворвался пронзительный и ставший уже практически родным голос. Он едва успел развернуться, как его тут же сбило с ног и опрокинуло на лопатки. – Почему ты не сообщил мне, что придешь на праздник?!

Как и в первую их встречу, Литлвиш стояла на его груди, уткнувшись копытцем ему в нос. В отличие от большинства прочих кобылок, она была одета не в изящное платье, а в простое одеяние принцессы-воительницы, имитирующее кожаные доспехи – то самое, в котором она некогда пришла на Ночь Кошмаров. Про боевую раскраску она так же не забыла, но в этот раз она отнеслась к этому с огромным старанием или заручилась помощью кого-то из взрослых — узоры выглядели более сложными и витиеватыми.

— Литлвиш! – выпалил мужчина, лежа на спине. – Ты как всегда сама внезапность…

Человек протянул руки, чтобы аккуратно подхватить жеребенка и поставить ее на землю, но та проворно увернулась и, задорно улыбаясь, зависла в воздухе.

— Прощу прощения, староста, — оперевшись на здоровую ногу, Айроншилд поднялся и отряхнулся. – Литлвиш иногда…

— Почему ты сразу не навестил меня? – перебила его пегасочка, обиженно надув губки. – Пони говорили, что ты был здесь с самого начала праздника. Мы могли бы успеть на один из танцев!

— Литлвиш, знал бы я, что родители отпустят тебя на праздник, то непременно бы тебя отыскал, клянусь!

Полный умиления взгляд, с которым Старр посмотрела на жеребенка, сменился на насмешливый и в чем-то презрительный, стоило ей перевести его на человека:

- Знаете, теперь эта история о Вашей схватке с кокатриксами и… все прочее, выглядит в лучшем случае сомнительно, — заметила кобыла. – Уж если совсем еще юная пегаска смогла застать Вас врасплох…

— Каким-то кокатриксам ни за что на свете не победить Айроншилда, Рыцаря из Понивилля! – гордо вскинула подбородок Литлвиш. Она видела эту земнопони впервые, но ее слова и интонация, с которой та обращалась к ее суженному, сразу же ей не понравились.

— Хм… это он так тебе сказал?

— Нет! Об это все говорят! Просто… — пегасочка замялась, пытаясь теперь как-то оправдать своего рыцаря. – Просто он никак не мог ожидать этого – я очень хорошо прячусь, вот!

— Литлвиш… не надо… — почти взмолился человек, чуя, что еще немного и она может ляпнуть что-нибудь не то. – Флавлесс Старр всего лишь шутит, по-доброму. Ведь так? – он выразительно – возможно даже чуть дерзко – посмотрел на старосту, ожидая, что та перестанет ломать эту комедию и начнет вести себя подобающе хотя бы при жеребенке.

— Ну разумеется, родная, — глазом не моргнув, слукавила она. — Прости, если тебе показалось, что я отношусь к этому доблестному воителю без должного уважения. Как он и сказал, я просто пошутила.

Литлвиш смутилась. Ей почему-то казалось, что, пусть эта пони и говорит одно, но думает она совершенно противоположное.

— Хорошо… — сказала она, наконец. – И прошу также простить меня за… ем-м-м… за то, что сказала сгоряча. – В конце концов, она была не только воительницей, но и принцессой! А принцессы никогда не забывают о хороших манерах.

— Извинения приняты, милая, — искренне улыбнувшись, Старр неожиданно отвесила пегасочке низкий поклон. Уже в который раз Айроншилд подметил, как в одно мгновение меняется манеры этой кобылы в зависимости от того, говорит она с ним – или же с кем-то из ее вида. – Что ж, я вижу, как тебе не терпится поговорить с этим человеком, посему, не смею вам мешать. Айроншилд, если Вам будет удобно, я бы хотела потом встретиться с Вами и обсудить важные для нас обоих вопросы. Завтра Вас устроит?

— Конечно, староста. Время и место?

— У здания мэрии, в семь часов вечера. А сегодня советую отдохнуть как следует. — Кивнув Литлвиш, она развернулась, но прежде чем вернуться к своим коллегам, ожидающим ее в баре, бросила на прощание. – Следующий танец уже совсем скоро – не упустите своего шанса.

В сказанном ею не прозвучало саркастических ноток или насмешки, но Айроншилд умел читать между строк – она снова издевалась над ним. Просто выразилась так, чтобы смысл был понятен только ему.

Однако, тут кобыла прогадала. Пусть Литлвиш и была ребенком, но обмануть ее было не так-то просто:

— Она – плохая, — провожая удаляющуюся Старр суровым взглядом, совсем не вяжущимся с ее милым личиком, убежденно проговорила пегасочка. – Плохая, хоть и пытается казаться хорошей.

Человек с удивлением посмотрел на жеребенка. Но, вспомнив одно старое изречение, усмехнулся. «Дети смотрят на мир не наивно. Дети смотрят и видят правду. Не то, что хотят видеть. Не то, что им навязывают. Они видят то, что есть на самом деле. Мир глазами ребёнка — самый искренний!»

— Ну и скатертью дорожка - пусть знает, что с пони-воительницами шутки плохи! – задорно подхватил мужчина и, стараясь отвлечь ее внимание, сменил тему. – Я смотрю, родители разрешили тебе сегодня лечь попозже? Или… хм, ты смогла улизнуть из дома без спроса? Меня бы это нисколько не удивило – ты скользишь как тень, подобно заправскому разведчику!

— Конечно же нет! – захихикала Литлвиш. – Папа с мамой разрешили… но ты не подумай! – поспешно воскликнула она. – Я бы все равно пришла на праздник.

— Нисколечко не сомневаюсь – ты бы даже от Вайлд Панч улизнула…

Внезапно пегасочка вскочила с места и, взмыв в воздух, подлетела к самому лицу человека, едва не тыкаясь в него носом.

— А ты расскажешь, расскажешь?! – начала тараторить она. – Про схватку с кокатриксами и то, как ты одолел их в одиночку?!

Первой его мыслью было отмахнуться какой-нибудь дежурной шуткой, но отказать Литлвиш он был просто не в силах. Да и к тому же, надо ведь поддерживать образ героя-рыцаря, который почему-то до сих пор так ее вдохновляет.

Поэтому он посадил ее на сгиб локтя, прокашлялся и начал свое – без сомнений героическое – повествование.

— Я и Вайлд Панч…

— Нет-нет-нет! – Литлвиш снова взмыла в воздух и стиснула копытцами его щеки так сильно, что последнее слово превратилось в нечленораздельное мычание. – Моим друзьям тоже захочется послушать эту историю, а их вот-вот погонят домой!

Ухватив Айроншилда за рукав, пегасочка потянула его в сторону одного из малых костров, который виднелся неподалеку.

«Я, конечно, понимаю, что Панч для благого дела так приукрасил правду, но как бы не пришлось ему до конца жизни подыгрывать».

К удивлению Твайлайт, разыскать Коппервинга оказалось не так-то и просто. Старательно высматривая одинокую фигуру, сидящую у костра где-то на окраине шумного и веселого праздника, единорожка уже трижды обошла окрестности – и все бестолку. Она в который уже раз обругала саму себя – Скуталу не упоминала, где искать ее опекуна, а сама спросить об этом Спаркл как-то и не подумала.

Но так у нее выдалось время на раздумья – о чем с ним говорить, и что же ей самой делать дальше. Твайлайт вспомнила, как совсем еще недавно, когда она еще находилась под впечатлением от рассказа Зекоры, к ней зашла та стражница-сарозийка, Найтлайт. Они были едва знакомы, однако ночная пони тоже была в курсе Ритуала, и всецело разделяла ее беспокойство.

Твайлайт тогда поделилась с ней своими мыслями этому вопросу и его возможных последствий, выслушала ответные предположения и домыслы… И надолго лишилась покоя: слишком уж мрачными были прогнозы и опасения стражницы. И пусть даже единорожка и понимала, что сарозийцев сама их история вынуждала видеть во всем опасность или подвох, готовиться к худшему и вообще быть теми еще фаталистами, проигнорировать ее слова и доводы Твайлайт тоже не могла.

В той беседе Найтлайт не скрывала, что намеревается задержать и допросить Узури. Более того – четко дала понять, что рассчитывает на ее, Твайлайт, помощь. Мотивы сарозийки были понятны… но были ли они верны? Ведь если даже отбросить в сторону неминуемые в таком случае дипломатические проблемы, имеют ли они право так поступать? Был ли в действиях зебры осознанный злой умысел – или же она на самом деле искренне верила, что Ритуал был безопасен как для участников, так и… в целом? Со слов Зекоры, Ска’терри наворотили в Зебрикании таких дел, что лишь последний безумец мог бы попытаться использовать их таинства и обряды в том самом виде, какими их создал и записал Бессмертный Цесса. И уж тем более не в глубокой тайне, в лесной глуши или высоко в горах – а здесь, в тихом-мирном Понивилле. Более того – сама причина для Ритуала, ослепший глаз пегаски, чудесным образом получивший исцеление – все это однозначно ставило крест на скрытном и незаметном проведении обряда. Задумывалась ли о таком Узури? Вероятнее всего, да – иначе бы ей точно не было бы места среди зебриканских дипломатов. Значило ли это, что она и не планировала провести все в тайне – но вместо этого расчётливо оставляла обрывки фактов, не дающих представления об общей картине, но ставших причиной для бурного обсуждения? Тем памятным вечером у Эпплов Коппервинг рассказывал свою «версию» произошедшего… Но если хоть как-то скрыть правду о сути Ритуал у него получилось, то сам его рассказ лишь раздул городские слухи. Зебра ли надоумила его, что и как говорить? Или же это была его собственная выдумка?

Поэтому дни перед праздником она провела в библиотеке. Твайлайт искала хоть малейшие упоминания о Ска’терри, их лидере и пророке Цесса, о проводимых тем племенем кровавых ритуалах. Тщетно! Ни в древних эквестрийских летописях, ни в научных работах не было ни единого упоминания о тех событиях. Гражданская война, конфликты с соседями, знаменитый Исход – но и только. Создавалось ощущение, что та часть прошлого Зебрикании была не просто позабыта, но старательно вычеркнута со страниц истории. Не желая смиряться с неудачей, Спаркл воспользовалась своим положением протеже Селестии, и сделала запрос в закрытую секцию королевского архива – но на это требовалось время.

В ожидании ответа, Твайлайт перерыла всю библиотеку в поисках книг, где рассказывали о слепцах и слепоте. Найденная информация была безрадостной, пугающей… но все же чем-то одновременно чарующей. Почти все истории были про пони, но встречались упоминания и других рас. Несмотря на все различия, большинство текстов сходились в следующем. Лишенные важнейшего из чувств, являющегося основным источником информации об окружающем мире, ослепшие существа со временем начинали частично компенсировать его за счет других органов – осязания, слуха, обоняния, даже вкуса. У кого-то на это могли уходить целые годы, некоторые же достигали успеха за месяцы. Но лишь единицы из них постигали эту науку в совершенстве.

С волнением и страхом она читала о слепцах, способных с точностью определить, кто стоит перед ними – жеребец или кобыла, пегас или единорог. Разница в запахах, незначительные различия в тяжести шагов и скорости движений – а те уже «видят» полную картину, отличая незнакомцев от родных и называя друзей поименно. Касаясь крылом или копытом какой-либо поверхности, они могли осязать такие детали, что не всегда были заметны даже зрячему. В разговоре, неспособные взглянуть в лицо, по одному лишь тембру и громкости голоса слепые различали не только настроение, но и искренность их собеседника. А находясь хорошо знакомой обстановке, держали в голове размеры комнат и расположения в них предметов и вещей, ориентируясь и действуя почти так же хорошо, как и зрячие. Некоторые даже вырабатывали у себя нечто вроде эхолокации, как в легендах о чудовищных фестралах, жителях подземных глубин, веками не видевшими света солнца. Слух их становился настолько острым, что они могли определять расстояния до стен и других крупных объектов за счет одного лишь отраженного от них звука.

Как также выяснила Твайлайт, подобные способности давались все-таки не всем – некоторым так и приходилось доживать свой век, не сумев компенсировать слепоту другими чувствами. Но даже те, кто были более одаренными, упорными или просто везучими, обычно достигали подобного мастерства по прошествии многих лет. Исходя из всего прочитанного, единорожку одолевал нездоровый интерес, которого она стеснялась и который изо всех сил пыталась скрыть – не проявились ли в Коппервинге задатки чего-то нового, невероятного для него прежнего? И не было ли это тоже следствием проведенного Ритуала?

Погруженная в свои мысли, Твайлайт машинально продолжала осматривать окрестности. Обойдя последние палатки, она свернула к кострам – и наконец-то увидела цель своих поисков. Стоя у костра, Коппервинг на прощанье обнимался с кем-то из кобылок – если судить по окраске, то либо с Черили, либо с Берри Панч. Гладя на эту картину, единорожке очень хотелось чем-нибудь себя стукнуть – все это время она высматривала одинокого пегаса, ей и в голову не пришло, что он может коротать вечер в компании с кем-то еще. Дождавшись, когда жеребец останется в одиночестве, Твайлайт поспешила к его костру, на ходу доставая захваченную из дома бутылку красного вина.

Подойдя ближе, единорожка увидела сидящую напротив Коппервинга птицу, большую и неизвестного ей вида. Не замечая кобылку, она издала резкий скрипучий звук – а потом принялась скрежетать и щелкать клювом. Пегас на это только рассмеялся, и что-то весело сказал в ответ. От этого зрелища Твайлайт на секунду даже сбилась с шага – насколько она знала, из всего Понивилля лишь одна Флаттершай умела разговаривать с животными. Или же Коппервинг зачем-то скрывал подобные способности, или…

В тот же миг птица повернула голову, уставившись на нее своими круглыми желтыми глазами; следом раздался неприятный пронзительный крик. Пегас от неожиданности вздрогнул, резко вскочил на ноги и заозирался, пытаясь определить источник беспокойства своего собеседника. Тот в свою очередь перелетел к нему на спину, и что-то снова защелкал, но уже заметно тише. К удивлению единорожки, жеребец безошибочно повернулся к ней лицом; секундой позже Коппервинг улыбнулся, и сделал копытом приглашающий жест в сторону костра.

— Твайлайт Спаркл, ну надо же! Прошу, проходи к моему скромному прибежищу на этот вечер! – В голосе пегаса звучали искренняя радость и доброжелательность. Не ожидавшая такой реакции, единорожка удивленно хлопала глазами – а жеребец тем временем кивнул ей на широкую лавку возле костра, в несколько слоев накрытую покрывалами. Глаза его были затянуты мутной паволокой слепоты – но движения, сопровождаемые негромкими скрипами этой странной, похожей на сову, птицы, были уверенными и четкими.

— Спасибо, — нерешительно отозвалась Твайлайт, занимая предложенное ей место. Взгляд ее перескакивал с пегаса на его питомца… или все же собеседника? Но если жеребец лишь загадочно улыбался, сохраняя на лице абсолютно нечитаемое выражение, то птица в ответ на такое внимание к своей персоне раскрыла клюв, распахнула крылья и злобно на нее зашипела.

— Ну-ну, Птуш, хватит! Что я тебе говорил сегодня на счет вежливости? – пегас распахнул крыло, и ласковым движением пригладил перышки у «совы» на голове. На глазах у ошарашенной единорожки, шипение тут же стихло, сменившись чем-то вроде довольного урчания.

— Коппервинг!.. Что… кто это? – наконец, выдавила она. Твайлайт с трудом верила в происходящее – но по всему выходило, что эти двое действительно общались. Ведь если все прочее и можно было списать на случайность, но тот факт, что слепой пегас безошибочно назвал ее по имени прежде, чем она успела произнесла хоть слово… Другой вариант, подсказанный книгами и связанный с обострившимся обонянием, единорожка отвергла наотрез. Они с Коппервингом не виделись уже больше двух недель, а сама мысль о том, что он еще и до всего этого был способен отличить ее по запаху, была совсем уж жуткой.

— Это мой новый друг Птуш, из рода больших серых бухури. Так получилось, что я присматриваю за ним с недавних пор – а он со своей стороны мне посильно помогает. – Не видя лица собеседницы, Коппервинг отлично его представлял, отчего едва сдерживался от смеха. Церемонно указав крылом на единорожку, он как ни в чем не бывало продолжил. — Птуш, познакомься, это Твайлайт Спаркл, библиотекарь Понивилля и моя добрая подруга.

На глазах у изумленной кобылки, птица склонила голову в издевательской пародии на приветствие – ни на миг при этом не изменив неприязненного выражения на своем лице. Взмахнув крыльями, бухури тяжело взмыл в воздух; крикнув что-то резкое, он полетел куда-то в сторону облачного дома Коппервинга.

— Ну вот, теперь и пообщаться можно, — пробормотал пегас. Несколькими неловкими движениями отыскав край лавки, жеребец залез на нее и улегся возле единорожки. Тот факт, что в процессе он едва не угодил ей по носу копытом, заставил Твайлайт удивленно вскинуть брови. Ведь буквально минуту назад движения Коппервинга были четкими и осознанными – так с чего такая разительная перемена? Опередив ее вопросы, пегас начал свой рассказ.

— Как ты уже могла догадаться, Птуш сейчас выступает в роли моего поводыря, став по факту моими глазами… — Следующие несколько минут Коппервинг потратил на то, чтобы вкратце рассказать ей про самого бухури и ту помощь, что тот ему оказывал. «Сперва Флаттершай, теперь Твайлайт… впору уже визитки делать, с кратким описанием и ответами на частые вопросы».

— Звучит невероятно, не правда ли? Воистину, безвыходность ситуации и целые дни практики творят чудеса! – Пегас весело подмигнул единорожке, с открытым ртом слушавшей его рассказ. – И-и-и, как ты можешь догадаться, здесь бухури оказался не просто так – его привезла с собой Узури, моя давняя и близкая подруга. Вот о ней-то – и ее Ритуале – я бы и хотел с тобой поговорить…

— Слушаю тебя, — нервным голосом отозвалась единорожка. Сбитая с толку его историей, она старательно пыталась восстановить хотя бы подобие самообладания. В прочитанных ей книгах упоминалось о животных-поводырях, которых специально обучают для помощи незрячим пони. Но ни в одной из них не было ничего похожего на то, о чем рассказывал пегас. Все это тянуло на материал для серьезной статьи, а то и научной работы… однако было лишь следствием, а не причиной. Ритуал – вот что сейчас действительно было важно. Несмотря на все уже известные ей факты и предварительно сделанные выводы, Твайлайт хотела узнать подробности от непосредственного участника. Ведь больше него обо всем этом знала только сама Узури – но даже окажись она рядом, на откровенную беседу с ней рассчитывать не приходилось.

Взяв с нее слово, что услышанное не будет подвергаться широкой огласке, пегас следующие четверть часа рассказывал о Ска’терри и лидере их Цесса. Говорил о Ритуале, его древней и нынешней вариациях. Но хоть и упомянув суть обряда, он изо всех сил старался сгладить его неприглядную внешнюю форму – ведь кое-что из произошедшего в ту ночь было слишком даже для него. Забежав назад, жеребец поведал о путешествиях своей подруги, о приезде в Понивилль, и ее искреннем стремлении помочь, невзирая на все сложности и риски. Несколько раз заверив Твайлайт, что на Ритуал он согласился добровольно и берет на себя всю полноту ответственности, Коппервинг подвел предварительные итоги. По всему выходило, что Ритуал действительно работал – и выздоравливающая на глазах Скуталу была тому лучшим подтверждением. Он надеялся, что вскоре и сам восстановит зрение – однако, не мог не признать того факта, что по итогам произошедшего у него возникло слишком много вопросов. А та встреча с Зекорой лишь подлила в огонь масла…

Не ставя под сомнение искренность Узури, пегас прямо спросил у Твайлайт: может ли она попытаться что-то разузнать про Звезды и природу их силы? Или хотя бы о возможных последствиях Ритуала, о которых его подруга-зебра могла попросту не знать? И наконец, если Найтлайт не обманывала, то сарозийцы тоже немного разбирались в вопросе – быть может, из этого источника получится выяснить что-то такое, чего не знали и сами зебры?

Неподалеку играла веселая и бравурная музыка, созывающая пони на третий вечерний танец. Ее сопровождали восторженные крики и раскатистый бас церепонимейстера. Казалось, что все вокруг слились в едином порыве, увлеченные древними обычаями торжества, посвященного Звездной Ночи. Но здесь, у отдаленного костра, слабым светом мерцающего на самой окраине праздника, было тихо. Коппервинг, нервно прикусив губу, невидящими глазами смотрел куда-то в небо, разрываясь от противоречивых мыслей. С одной стороны, он высказал Твайлайт все свои накопившиеся вопросы, терзающие его с того самого вечера. С другой же, пегас не мог отделаться от ощущения, что таким образом он невольно предал Узури. Ведь та не просила ничего взамен, лишь доверия – и смелости, чтоб принять ее помощь. И он верил, верил в то, что ее намерения и мысли были чисты, что в словах ее не было лжи и обмана… Но на самом-то деле, все ли она знала про Звезды, про Ритуал? Не могла ли и сама Узури попасть в ловушку недостатка знаний? Или даже хуже – руководствоваться ложными описаниями и инструкциями? Пусть и дающими результат, но имеющими неизвестные, скрытые и далеко идущие последствия?

Погрузившись в молчание, Твайлайт неотрывно смотрела в затухающее пламя костра. Затем, словно бы через силу, подхватила телекинезом несколько поленьев, сложив их поверх пышущих жаром углей. Не прошло и нескольких секунд, как огонь с жадностью принялся облизывать толстые куски древесины, обдавая волнами тепла сидящих рядом пони. Не сговариваясь, они оба протянули копыта к стремительно набирающему силу пламени, позволив себе на какое-то время выбросить из головы дурные мысли.

Рассказ пегаса здорово взволновал единорожку. Не только она, не одна лишь Найтлайт – но даже и сам Коппервинг уже задался вопросом, не было ли скрыто за благой целью Ритуала нечто большее, что-то неизвестное и злое. Пегас при этом упрямо выгораживал свою подругу – что, впрочем, было совсем не удивительно. Но в его словах Твайлайт услышала отголоски своих же мыслей – ведь действительно могло быть и так, что сама Узури ошибалась, или же неправильно толковала описание Ритуала. Разумеется, могло быть и такое, что все их подозрения на самом деле не имели никакого основания, являясь надуманными страхами и неспособностью понять наследие древних мудрецов.

Конечно, у нее всегда была возможность спросить совета у принцесс – прожившие многие тысячи лет, они обладали невероятным объемом навыков и знаний. Но… перед этим следовало бы сначала самим всесторонне изучить проблему. В идеале – попытаться ее решить; или же как минимум, подготовить для всесторонний и развернутый доклад, содержащий всю известную информацию. Ведь несмотря на все свое могущество – а может и напротив, по его вине – аликорны были вынуждены нести ответственность за такое количество вопросов и проблем, что беспокоить их по пустякам казалось Твайлайт абсолютно неприемлемым. Более того, как личной ученице принцессы Селестии, ей уже не раз приходилось брать на себя принятие решений первоочередной важности, по мере сил облегчая ношу своей наставницы. У нее не было каких-то формальных полномочий, но ее личного авторитета и признанных заслуг было вполне достаточно, чтобы осуществить задержание Узури и ее спутников… Вот только при недостатке информации был риск с размаху усесться в лужу. Все-таки та была дочерью посла и членом зебриканского посольства… без доказательств поднимется грандиозный скандал, зебры заявят протест, и это без сомнения дойдет и до самих принцесс. А от одной лишь мысли о том, что она поставит Селестию в неловкое положение, заставит за нее извиняться и краснеть, от ее разочарованного и осуждающего взгляда, кобылку бросало в ужас. Подвести принцессу, не оправдать ее доверия – для Твайлайт это было абсолютно неприемлемо.

Все эти размышления лишь сильнее убеждали единорожку в необходимости срочного поиска ответов – даже если они и ошибались, масштабность проблемы не позволяла попросту от нее отмахнуться. Ну а некоторые подробности, рассказанные Коппервингом, натолкнули ее на мысль, с чего именно можно было начать. Помимо этого, оставался вопрос с самой Узури – но теперь Твайлайт была уверена, что зебру следует не задерживать, как того хотела Найтлайт, а пригласить на вежливую беседу. Если поиски в архивах принесут плоды, то будет куда проще определить искренность ее мотивов в ситуации со Скут… и тем более – понять, что Узури хотела делать с этим запретным знанием в дальнейшем.

— Спасибо, что поделился со мной своими мыслями, — задумчиво проговорила Твайлайт. Вытащив из сумки бутылку вина, она магией выдернула пробку. Подхватив с земли два деревянных бокала, украшенных выжженным изображением грозди винограда и ягоды клубники – «Точно, Берри Панч передо мной была, это ее Метка!», — единорожка наполнила их до краев, и протянула один Коппервингу. Тот не отреагировал, и ей пришлось практически вложить бокал ему в копыто. Глядя на его смущенное и одновременно раздраженное выражение лица, Твайлайт и сама почувствовала себя не в своей тарелке. В ее голове попросту не укладывалось, что Коппервинг, еще недавно здоровый и сильный, сейчас был слепым и беспомощным, как новорожденный котенок. И тем более, страшно было даже представить, каково приходится ему самому… «Хоть это и временно, но пусть он поправится как можно скорее!..» - Невесело улыбнувшись, кобылка заговорила вновь. — Со своей стороны я обещаю, что сделаю все возможное, и…

— Очень на это надеюсь, — перебил ее пегас. Приложившись к бокалу, он одним долгим глотком осушил его до дна. Вперив в единорожку взгляд своих слепых глаз, Коппервинг язвительным голосом продолжил. – Хотя бы в качестве извинений за то письмо. Не думай, что я уже забыл об этом! Визит во сне Луны – рога Дискорда ей под хвост! – был для меня той еще неожиданностью!

— Коппервинг!.. – От его внезапной грубости Твайлайт дернулась, как от удара. Кобылка изо всех сил хотела забыть тот случай, когда она не нашла в себе смелости, чтобы рассказать ему про тот запрет. О том, что он подговорил Спайка и отправил письмо без ее ведома, она узнала случайно и далеко не сразу. Единорожка хотела поговорить с пегасом, извиниться… но потом случился Ритуал, и все это отодвинулось на неопределенный срок. Теперь же Коппервинг сам ей про это напомнил… заодно подтвердив и недавний слух – что он, еще совсем недавно искренне почитавший и любивший сестер-аликорнов, внезапно стал относится к ним с насмешкой и презрением. А уж то, каким голосом он это произнес… У Твайлайт невольно сжалось сердце, стоило ей лишь представить пережитое Коппервингом предательство и крах надежд, что привели к столь разительной перемене его отношения к принцессам.

Досаднее всего было то, что он ведь ей говорил о своем намерении написать им это треклятое письмо! Что пойдет на это лишь в том случае, если все прочие способы окажутся бессильными. А сама она, зная об этом запрете, до последнего откладывала этот разговор – в том числе потому, что не хотела таким образом уронить облик принцесс в его глазах. А Коппервинг не знал об этом, и его послание каким-то образом его просьба попало не Селестии, а к Луне, которая отнюдь не славилась терпением и мягкостью характера ее сестры.

Зная горячий нрав пегаса, получив отказ на свою чистосердечную просьбу, он наверняка вспылил, и… Сложно представить, что именно произошло в том сне – но результат был налицо. Твайлайт даже на мгновение задумалась – а не стал ли тот разговор истинной причиной того, что пегас с такой готовностью и без малейших раздумий согласился на Ритуал? Потеряв надежду и веру в одни высшие силы, он увидел помощь от других, вознес мольбу – и даже получил ответ… Чем все это кончится в итоге – непонятно, но хуже всего было то, что в этом действительно была часть ее вины.

— Ну зачем же ты вот так?!.. – жалобно спросила она. Опустив голову, единорожка с трудом сдерживала слезы. На мгновение Твай даже порадовалась, что пегас ее не может видеть – и тут же возненавидела себя за эту мысль. Смахнув копытом влагу с уголков глаз, она посмотрела прямо в лицо Коппервинга. Его недавняя вспышка гнева прошла столь же внезапно, как и началась, оставив после себя виноватое выражение. – Прости меня, пожалуйста… Я действительно…

— Пустое, Твай. – Снова перебил ее пегас. Поигрывая копытом с опустевшим бокалом, он постарался, чтобы следующие слова звучали мягче. – Правда. Я… справился с этим. Пережил, смирился. Если бы не Узури, не принесенная ей надежда… не этот проклятый Ритуал… вот тогда даже не знаю, как бы я справляся в этом случае.

— Спасибо, — шмыгнула носом кобылка. – Я… приложу все силы, чтобы найти всю возможную информацию о Звездах и Ритуале, я обещаю!.. Что до самой Узури… — она вздохнула. В голову кобылки пришло понимание того, что эту проблему придется решать без помощи и даже уведомления принцесс. Более того, следовало и Найтлайт убедить не спешить с отчетом – если та, конечно, его уже не отправила. Ведь дело касается Звезд… а это значит, что им заинтересуется Богиня Ночи. И пары лет не прошло, как она вернулась из своего заточения на луне – и этого срока было явно недостаточно, чтобы смягчить ее норовистый и прямолинейный характер. Уместный тысячу лет назад, в нынешние времена он причинял Луне немало неудобств, а также был причиной регулярных конфузов и непониманий. Взять хотя бы Ночь Кошмаров в прошлом году – ей стоило заметных усилий успокоить напуганных горожан, а потом пришлось долго врачевать и уязвленную гордость ночной принцессы. Да один ее визит в сон Коппервинга и устроенный тому разнос чего стоят… Там, где старшая сестра была готова убеждать и терпеливо слушать, младшая предпочитала действовать, рубя проблемы на корню. «Если Луна узнает про Узури и ее связь со Звездами, последствия могут быть непредсказуемыми. Как минимум, зебру выдворят за пределы Эквестрии, и запретят ей возвращаться. А учитывая все то, что рассказывал о ней Коппервинг – и всего того, что он к ней до сих пор испытывает! – для него это станет серьезным ударом. Он будет винить себя, Луну… и меня. И нельзя сказать, что он будет не правым – ведь и я сама не прощу себе, если подведу его еще раз…»

– Я не знакома с Узури лично, и мотивы ее поступков мне не до конца понятны, — голос единорожки окреп и стал серьезным. Следующие слова давались ей нелегко, но она чувствовала свою вину и ответственность перед пегасами. – Звезды, Ска’терри, Ритуал… я не могу так просто ей поверить… но я верю тебе и Скуталу, которые верят в нее. Я постараюсь ей помочь… но также обещаю перерыть каждую библиотеку до последней книги, и разыскать об этом всю возможную информацию. Было бы кстати, если бы сама Узури позволила мне ознакомиться с книгой, по которой она проводила Ритуал… как знак доверия и доказательство искренности ее намерений. Как бы то ни было, разбираться будем тщательно, но честно. И… если наши поиски не найдут ничего злого и опасного в проведенном вами Ритуале, то я лично приложу все усилия, чтобы весть о зебрах-целителях разошлась по всей Эквестрии!

На прощание, Твайлайт быстро обняла пегаса – а затем галопом поскакала в сторону библиотеки. Не ожидавший такой реакции, Коппервинг некоторое время сидел неподвижно. Затем, поискав копытом стакан единорожки, осторожно подтянул его к себе. Судя по весу, та из него разве что едва пригубила. Хмыкнув, он приложился к неожиданному угощению – принесенное ею вино было крепким, тягучим и сладким – не совсем таким, как он любил, но все равно вполне приличным.

Прокручивая в памяти их разговор, Коппервинг признавал, что все прошло на удивление неплохо. Без сомнения, Твайлайт и сама была готова начать искать информацию о наследии зебр – но так она будет искать, принимая во внимание его рассказ, а не упертые бредни Зекоры. Ну а найденными сведениями непременно поделится и с ним, и с Узури – вроде бы и доверять ей хоть сколько-то начала, пусть даже через веру им со Скут. Не горя особым желанием выполнять просьбу зебры на счет древних книг в библиотеке, Коппервинг пытался помочь другими путями. Если же ему удастся вывести Узури из-под пристального внимания стражи, и тем более – поделиться с ней полученной из королевского архива информацией… то можно считать, что за Ритуал он частично расплатился. Что касалось вполне резонного желания Твайлайт сунуть нос в ее книгу, то пегас был однозначно уверен, что единорожку ждет неминуемое разочарование. Узури не была бы собой, если бы привезла ее в Понивилль во второй раз.

— Жаль, что так и не успел спросить у нее про больших серых бухури… — бормотал пегас себе под нос, вслепую нашаривая раскатившиеся поленья. Словно в ответ на его мысли, над его головой захлопали мощные крылья, и ему на спину камнем рухнул Птуш. Коппервинг аж присел от неожиданности, но вес птицы вскоре уменьшился до едва заметного. Довольный своей шуткой и последующей реакцией, бухури часто защелкал клювом, игриво прикусив пегасу кончик уха. Следом раздалась бурная тирада, из которой жеребец мигом выловил знакомое, особое слово. Имя.

— Скуталу? Видел ее? – заинтересованно переспросил он. Выслушав следующую порцию скрежета и шипения, уточнил. — Сюда? Да не одна, а с Рэйнбоу Дэш? Уверен? Это уже становится интересным…

Музыканты сыграли последние аккорды, и танец, посвященный лету, подошел к концу. Обменявшись церемонными поклонами, парочки постепенно сливались в одну общую толпу, и неспешно направлялись к выходу. Среди них шагала и Рэйнбоу Дэш, бок о бок с Тандерлейном. Не сразу решившись принять ухаживания темно-серого пегаса, она все больше укреплялась в правильности своего решения. Физически крепкий жеребец и хороший летун, он также оказался неплохим собеседником. Может, не столь умным или эрудированным, как Коппервинг – но и общаться с ним было куда легче. Кроме того, Тандерлейн неплохо играл на пианино и отлично танцевал, в чем она совсем недавно убедилась; к тому же, был усердным работником и порядочным пони в целом. В глазах любой кобылки все это делало его отличным жеребцом как для флирта, так и для более серьезных отношений, если бы не одной «но». Пегас оказался прямо-таки невероятно ревнивым, и ко всему этому имел сильное чувство собственника.

Едва они сблизились, это неожиданное открытие чуть было не поставило крест на их дальнейших отношениях. Привыкшая к свободе и доверию со стороны Коппервинга, Дэш и сама к этому относилась схожим образом. Исключая обман в принципе, Рэйнбоу искренне считала верность обязательным условием хороших отношений и крепкой дружбы. И дело было даже не в возможных изменах – в отличие от большинства других кобылок, пегаска не считала «визиты налево» чем-то ужасным и непростительным. Тандерлейн же со своей ревностью… оказался случаем особым.

Рэйнбоу с содроганием вспоминала, сколько времени они потратили на обсуждение самой болезненной для него темы – ее бывшего. С горем пополам, она вроде как сумела добиться того, что Тандерлейн прекратил устраивать сцены при одном упоминании его имени – первая крохотная победа в войне с его ревнивостью. Удивительнее всего было то, что он и сам признавал эту проблему, но при этом никак не мог самостоятельно с ней справиться. Потом была еще та сцена с Айроншилдом, что едва не пустила все ее усилия прахом... Повезло еще, что человек в своей прямолинейной манере расставил точки над «и», сумев спасти тем самым положение... Но теперь, вспоминая их с Тандерлейном общение, проведенное вместе время, недавний танец – Дэш не могла отрицать, что оно того стоило. А ощущая на своей спине тяжесть крыла, демонстративно и властно прижимавшее пегаску к боку жеребца… Рейнбоу неожиданно для себя признала, что такое проявление собственничества оказалось в чем-то даже приятным.

Достигнув выхода, пегасы направились к палаткам с угощением. Попросив ее занять свободный столик, Тандерлейн отправился на поиски еды. Расположившись на высоком тюке сена, Дэш рассеянно наблюдала за толпой пони, выходящих после танцев. Почти всех она узнавала, но попадались и незнакомые ей лица. Но по тому, кто с кем рядом шел, можно было прикинуть, какие пары были образованы. Не то что бы это хоть что-то сейчас значило – не главный ведь танец! – но все равно было любопытно дать волю фантазии.

Вот прошли Лира и Бон-Бон, весело смеясь и едва не заваливаясь друг на дружку. Их отношения ни для кого не были секретом, и эту парочку наверняка можно было увидеть и на ночной части праздника. Доктор Хорс о чем-то на ходу переговаривался с сестрой Редхарт – вот это уже было интереснее. Он слыл убежденным холостяком, «женатым на работе»; неужели белой земнопони удалось пробить барьер его упрямства? Или же это было не более чем вежливостью, а то и вовсе – случайной встречей в толпе?

Чуть погодя Дэш увидела Биг Макинтоша и Черили. И вот тут уже можно было не сомневаться – все всерьез и надолго. С блаженной улыбкой на лице, кобылка томно потерлась шеей о своего спутника, на что здоровяк ответил нежным поцелуем. Судя по широким улыбкам и густому румянцу, заметному даже на красном окрасе жеребца, они были абсолютно счастливы. Мысленно пожелав им удачи, Рэйнбоу продолжала наблюдать.

Старые и молодые, вычурно разодетые и не стесняющие себя излишком одежды, связанные узами брака и объединенные лишь желанием потанцевать и весело провести время… Казавшийся нескончаемым, поток пони наконец-то подходил к концу. Одними из последних выходила знакомая, но неожиданная парочка – Свити Белль и Скуталу. Обе в нарядных платьях, они шли рядом, практически в обнимку – и щеки их покрывал густой смущенный румянец. Глядя на это, Рэйнбоу удивленно покачала головой. Ничего в этом плохого, разумеется, не было – да и танец не тот самый. Но ей стало жутко интересно увидеть реакцию Рарити, когда до нее дойдут слухи о том, что отношения среди Меткоискателей могут не ограничиться одной лишь дружбой…

Как бы то ни было, к Скуталу – и ее опекуну тоже – у Дэш было еще одно дело. Весь вечер она поглядывала по сторонам, пытаясь увидеть кого-то из них, при этом не возбудив подозрений и приступов ревности у своего спутника, и вот наконец такая удача! Но не успела пегаска их окликнуть, как вернулся Тандерлейн. Балансируя между крыльев большим деревянным подносом, он одним ловким движением водрузил его на столик.

— Фруктовый салат, большая порция сена, по стакану вина и порции сидра, — начал перечислять жеребец. – Думал, обернусь быстрее – но у них закончилась бочка, пришлось ждать, пока заменят.

— Отлично, спасибо! – наигранно улыбнулась Дэш. Скосив глаза, она увидела, как Свити Белль нежно поцеловала подругу в щеку, и они стали расходиться. Рэйнбоу совсем не хотелось обидеть своего спутника, но в суете праздника разыскать Скуталу еще раз у нее могло уже не получиться. Вздохнув, она виновато посмотрела на жеребца. — Тандерлейн… прости, но мне нужно ненадолго отлучиться.

— Но почему? – в ответ он удивленно вскинул брови. – Зачем, куда? Я думал, посидим, чуток выпьем, пообщаемся! Праздник ведь!.. – Осекшись, пегас на секунду помрачнел лицом. – А-а-а… ну, конечно… — он натянуто улыбнулся, стараясь обратить сказанное в шутку. – Прошлое так просто не отпустит, понимаю.

— Прошу тебя, даже не начинай, — в просящем голосе кобылки послышались стальные нотки. – Мы уже об этом говорили, ты признал мою правоту, и пообещал мне верить. Да, я действительно пойду к нему – но вовсе не потому, что ты мне надоел. Мне нужно поговорить с ним, и со Скуталу тоже. Только поговорить, ничего более!

— Могу я хотя бы пойти с тобой? – неестественно ровным тоном спросил жеребец. С трудом справившись с захлестывающей его ревностью, он все еще не был готов вот так запросто отпустить свою подругу.

— Прости, но нет, — виновато покачала головой пегаска. – Это будет тяжелый разговор, в первую очередь – именно для меня самой. И мне бы не хотелось, чтобы при нем присутствовал кто-либо еще. Если хочешь, я перескажу тебе содержание, но уже потом, в спокойной обстановке. Договорились?

В ответ Тандерлейн буркнул что-то неразборчивое, и одним долгим глотком осушил до дна стакан с сидром. Рэйнбоу было больно видеть его таким, и стыдно за саму ситуацию; но и отступать она была не вправе. Ведь если перевод в Вечнодикий лес утвердят, то в Понивилль она вернется еще не скоро, а выговориться ей требовалось уже сейчас. Потянувшись через стол, Дэш обхватила копытами лицо пегаса, и запечатлела на его губах полный нежности и ласки поцелуй – первый, что случился между ними. С улыбкой глядя на его смущенное и немного обалдевшее лицо, ей пришло в голову компромиссное решение.

— Если тебе так будет легче… то ты можешь пойти за мной следом, но только в отдалении. Так ты будешь нас видеть, но при этом не будешь участвовать в беседе. Такой вариант тебя устроит?

— Знаешь… я тебе верю, — было заметно, что ему с трудом удавалось подбирать слова после произошедшего. – Ведь не будь я тебе и вправду столь близок и дорог, ты бы меня и целовать не стала, правда? Тем более, вот так…

Жеребец счастливо улыбнулся, все еще ощущая на своих губах сладость поцелуя. Не ожидавшая такой реакции, Рэйнбоу удивленно распахнула глаза – но удивление быстро сменилось радостью. Слова Тандерлейна означали еще одну победу над его ревностью, и притом куда значительнее предыдущей. Это было признаком его доверия, ощущением его значимости для нее – и ревновать после такого значило бы признать все это ничтожным и неискренним.

— Я очень рада это слышать. И даю тебе слово, что все будет хорошо! Верь мне… и пожалуйста, не приближайся слишком близко, ладно? – Вскочив из-за стола, Дэш взмыла в воздух, начиная поиски юной пегаски. Если не ошибалась, она свернула за тем шатром направо…

Пребывая в отличном расположении духа, Скуталу неспешным шагом шла куда глаза глядят. Направление она не выбирала, цели у нее не было – слишком уж над многим ей хотелось поразмыслить. Даже поиски человека отошли на второй план, заслоненные их со Свити танцем. Это было внезапно, это было неловко, это было даже немного страшно – но как же это вышло приятно и волнующе!..

После беседы с Твайлайт, Скут хотела только одного – оказаться где-нибудь от нее подальше, успокоиться, прийти в себя. Решив отправиться к кострам, по пути она совершенно случайно наткнулась на белую единорожку. Та, о чем-то задумавшись, в одиночестве сидела на самом настоящем диване, непонятно кем и с какой целью доставленным на праздник. По пояс закопавшись в кучу небольших цветастых подушек, Свити держала в копытцах кружку, из которой доносился слабый запах горячего шоколада. В упор не замечая подошедшую кобылку, она поднесла ее к губам, допивая напиток до последней капли. Глядя на ее печальное лицо, исчерченное потеками туши от недавних слез, Скуталу уже второй раз за вечер ощутила то невыразимое чувство стыда. Да, она не могла разделить чувств своей подруги – но ведь это не означало того, что единорожка заслужила всю ту боль, что пегаска причинила ей своим отказом.

В этот момент Свити повернула к ней голову. Глаза белой кобылки расширились, она выронила кружку, рывком вскочила на ноги… и замерла, ощутив осторожные объятия подруги. Из глаз единорожки вновь полились слезы, окончательно размывая праздничный макияж. Вцепившись дрожащими копытами в пегаску, она уткнулась ей в плечо лицом, и отчаянно разрыдалась. В едином неистовом порыве, Свити Белль выплескивала на нее всю свою печаль, разочарование и страх; поведала о радости испытанных ею новых и неожиданных чувств – и о горечи первой любви, оставшейся без ответа.

Наконец поток рыданий иссяк. Словно растеряв последние силы, Свити не упала лишь благодаря поддержке пегаски – бережно придерживая ее за плечи, Скуталу опустилась на диван, увлекая подругу за собой. Устроившись поудобнее среди кучи маленьких подушек, они крепко прижались друг к другу, как уже много раз делали и раньше. Но никогда прежде подруги не ощущали такой гармонии, как сейчас – события этого вечера опробовали их дружбу на прочность, но в результате сблизили кобылок еще сильней, чем прежде.

Обнявшись, они так сидели еще долго. О чем-то говорили, о чем-то молчали. Постепенно единорожка успокоилась, и даже повеселела. Положив голову на плечо Скуталу, она негромким голосом рассказывала про один из заказов своей сестры – и даже пусть повествование шло про наряды, ткани и ленты, но по закрученности сюжета могло дать фору иному детективу. Посмеявшись окончанию истории, кобылки искренне позавидовали таланту Рарити сперва создать себе проблем, а потом ухитриться с блеском из них выпутаться. Свити хотела было начать новую историю, но Скут ее перебила, предложив сходить на один из вечерних танцев. Мысль об этом зрела у нее уже давно – но лишь теперь пегаска по-настоящему осознала, что готова сделать это не только ради подруги… но и потому, что сама хотела этого. Пусть это и не будет ночной танец, со всем своим символизмом и ожиданиями – но ничто не мешало им самим отнестись к нему по-особенному.

Убедившись, что пегаска предложила такое не из жалости, единорожка с готовностью согласилась. Музыканты уже начинали играть музыку, созывающую на третий вечерний танец, и подругам пришлось торопиться. Ко входу они попали одними из последних – пройдя сквозь деревянную арку, украшенную желтыми листьями и алыми гроздями рябины, кобылки нашли свободное место поближе к краю, и приготовились танцевать.

Из всех четырех, летний танец был самым продолжительным по времени. Но для подруг он пролетел в один миг. Двигаясь в едином порыве вместе с десятками других пар, они старательно пытались выполнять все положенные движения, поклоны и шаги. По настоянию Свити Белль, пегаска заняла роль «ведущей» — и с удивлением осознала, сколь многое она успела почерпнуть из той книги. Никогда прежде не танцевав подобных танцев – ее тайные репетиции дома, в одиночестве, не в счет – она двигалась удивительно естественно, почти интуитивно. Увлекая за собой единорожку, Скуталу постепенно входила в роль, поправляя ее негромким советом или же аккуратным движением. Зажатая и неловкая в начале, белая кобылка с каждым шагом словно бы заражалась ее уверенностью. Раньше она не решалась мельком поглядеть по сторонам, опасаясь того, что все остальные танцуют гораздо лучше их, боялась осуждения и взглядов свысока. А теперь, набравшись смелости, единорожка с удивлением осознала, что их пара смотрится весьма достойно. Пялиться же на них тем более никому и в голову не приходило; Свити Белль наконец-то с облегчением поняла, что внимание прочих пони было сосредоточено на их партнерах, а до них со Скут никому и дела не было. И с пониманием того, что все свои страхи она придумала сама, а потом сама же себя ими запугала, с плеч единорожки словно бы свалился тяжкий груз. Избавившись от нелепого стремления соответствовать чьим-то ожиданиям, от раздутого чувства страха перед мнением прочих пони, от попыток стать кем-то, кем она не являлась и не очень-то хотела быть – Свити Белль наконец-то почувствовала себя собой. Постепенно движения ее стали легкими и непринужденными, каждый шаг, поклон и поворот она делала в нужный момент и без ошибок. Впервые единорожка почувствовала себя не ведомой, а танцующей со своей подругой на равных. Осознав произошедшие перемены, кобылки обменялись понимающими улыбками, и провели остаток танца в такой гармонии, словно бы учились этому годами.

Выходя с танцпола, подруги долго не могли подобрать нужных слов. Случившееся сегодня вечером подняло взаимоотношения между ними на новый, более близкий и значимый, уровень. Венцом всему, конечно, был сам танец – особенно его вторая часть, которая обеим доставила невероятное удовольствие и радость. Что именно изменилось, и как теперь быть дальше – это им еще только предстояло обдумать и выяснить. На прощанье, Свити Белль поцеловала пегаску в щеку – почти немыслимый прежде, теперь же этот жест казалось столь уместным и естественным, что она сделала это не задумываясь. На миг единорожку обуял страх – а вдруг она пересекла ту грань, за которою ей заходить не следовало?.. Секундой позже страх сменился облегчением – было видно, что пегаска от этого получила ничуть не меньше удовольствия. Освободившись из ответных объятий – нежных, но одновременно настолько крепких, Свити пообещала с ней еще сегодня вечером увидеться. А Скуталу, так и не сумев – а на самом деле и не пытаясь – перестать счастливо улыбаться, пошла куда глаза глядят, пытаясь хоть немного разобраться в произошедшем.

Только оказавшись в небе, Дэш поняла свою ошибку. Обычно разыскать пони с высоты не составляло ни малейшего труда – но на празднике было слишком много палаток и шатров, в которые можно было зайти и пропасть из виду; а еще больше – предметов, перекрывающих обзор или отвлекающих внимание. Растяжки и флаги, связки воздушных шаров и шумная толпа, играющая в различные игры, грохот фейерверков и разноцветные вспышки заклинаний – в какой-то момент Рэйнбоу осознала, что упустила Скуталу из виду. Расстроенная, она спустилась вниз, где почти нос к носу столкнулась с Тандерлейном. Пегаска едва не вскрикнула от неожиданности, но жеребец успел приложить кончик крыла к ее лицу.

— Тихо ты! Это же я! – за ехидство в голосе, Дэш захотелось его стукнуть. Не обращая внимания на ее насупленную гримасу, пегас ткнул крылом в проход между шатрами. – Успокойся ты, вон туда зашла твоя юная подруга!

— И верно… — прошептала в ответ радужная кобылка. В указанном направлении стоял шатер, в глубине которого виднелся небольшой прилавок. На нем стройными рядами выстроились небольшие бочонки, кувшины, и бесчисленное множество бутылок, всевозможных форм и размеров. Наверху висела целая батарея бокалов и кружек – не нужно было быть Старсвирлом Бородатым для понимания того, что тут подают различный алкоголь, с готовностью наливая и в розлив. Возле прилавка стояло несколько пони в разной степени подпития – в своем нарядном платье, Скуталу выделялась на их фоне сильнее, чем кантерлотский модник в салуне Эпплузы.

— Слушай, Дэши… а тебе не кажется, что она еще недостаточно взрослая, чтобы пить? И тем более – для такого места? – голос Тандерлейна был в равной степени возмущенным и полным недоумения. – А если ей продадут, то нам придется вмешаться – это же будет явное нарушение! Бармен из местных, видел его пару раз у нас в кабаке; он почти наверняка откажет – а если нет, ему же хуже! Байка, что не знал ее возраста, не прокатит – про нее столько писали в газетах, что невозможно было не запомнить, что она еще не совершеннолетняя!

Тем временем, юная кобылка указала крылом на одну из бутылок, и что-то сказала продавцу. Тот переспросил, Скуталу резко и громко ответила. Один из посетителей потянулся было к ней копытом, но тут же отскочил на трех ногах, болезненно поджав четвертую. Удар пегаски оказался столь быстрым и точным, а сопроводили его такие забористые выражения, что Тандерлейн невольно присвистнул.

— Ничего себе, — покачал он головой. – Надеюсь, это не от Коппервинга она такому научилась? Потому что если от него, то я…

— Не глупи, — перебила его Рэйнбоу. От той заковыристой ругани, почему-то показавшейся смутно знакомой, ее лицо скривилось, словно после лимона. – Она полжизни провела в приютах. Будь уверен, она и не такое может выдать, если припрет. Хотя на моей памяти Скут употребила такую крепкую фразу впервые, что в чем-то даже делает ей честь…

Пока они говорили, напряженная тишина у прилавка затягивалась. Прочие посетители не спешили повторять ошибку своего товарища, и лишь искоса хмуро поглядывали на юную пегаску. Бармен, пожилой земнопони грязно-бурого цвета, с невозмутимым выражением лица начал протирать тряпицей стойку, а потом принялся за стаканы. Они со Скуталу обменялись еще парой фраз, она даже демонстративно вынула из кошеля пару монет – на что тот лишь покачал головой, и решительным жестом вернул их назад. Еще несколько слов, резких от кобылки и спокойных от жеребца – и та, недовольно фыркнув, смахнула деньги в свой кошелек и пошла в сторону выхода.

— А он молодец, не поддался… — уважительно кивнул Тандерлейн. – Пусть даже она наверняка пыталась взять для своего выпивохи-опекуна, все равно…

— Дурила, взлетай быстрее! – зашипела на него Рэйнбоу. – Она же сейчас выйдет! Забыл что ли, что я хочу поговорить с ней наедине?..

Повторять не пришлось. Взмахнув крыльями, жеребец резко взмыл в воздух, мгновенно скрывшись где-то за деревьями. Его спутница тяжело вздохнула, нервным движением приглаживая свою вечно растрепанную гриву. Она не могла вспомнить, когда они со Скуталу в последний раз общались – но знала наверняка, что столь серьезного разговора у них прежде и вовсе не было. Парой секунд спустя, продолжая бурчать себе под нос что-то весьма грубое, пегаска вышла наружу. Увидев перед собой радужногривую кобылку, смотрящую на нее с ехидной улыбкой на губах, Скут осеклась на полуслове.

— Рэйнбоу Дэш?.. – пораженно выдохнула она.

— Собственной персоной, — хмыкнула старшая кобылка. – Давно не виделись, мелкая. Так давно, что я упустила тот день, как ты начала покупать спиртное!

— Т-ты что, шпионила за мной? – в голосе Скуталу причудливо перемешались гнев и стыд, а щеки ее заметно покраснели. – И давно это у тебя в моду вошло?

— Да остынь ты, а то ерунду какую-то городишь! – примиряюще улыбнулась Рэйнбоу. – Я ж знаю, что ты для Коппервинга купить хотела. В жизни не поверю, что ты уже сама могла начать пить – и тем более, что это он тебя к такому приучил!

Видя, как ее собеседница успокаивается прямо на глазах, Дэш не могла не вспомнить своего бывшего. Он злился так же, внезапно и быстро – но и приходил в себя с такой же легкостью. А эта фразочка про моду и вовсе была в его стиле – быстро, хлестко, в цель. Много, ох и много Скуталу уже наверняка переняла от своего опекуна, и еще наберется в будущем – утешало лишь то, что хороших черт у пегаса было куда больше, чем плохих.

— И я не шпионила за тобой, а случайно тебя заметила! – продолжала Рэйнбоу. – Вижу – зашла, куда тебе еще не положено. Ну и решила посмотреть, что дальше будет. Как стукнула того пьянчугу – видела, слова твои крепкие – слышала. И уж будь уверена, если б на этом все не прекратилась – я бы вмешалась. Впрочем, — после паузы добавила она, — Если бы тебе там хоть что-то все же продали, в этом случае я бы тоже не осталась в стороне.

— Да знаю я, — виновато вздохнула пегаска. Только сейчас Дэш запоздало сообразила, что глаза у юной кобылки теперь почти не отличаются внешне, здоровый – от совсем еще недавно бывшего слепым. Она уже слышала кучу россказней и баек про какой-то ритуал, таинственный и жуткий – но в глубине души так и не смогла в них поверить. А теперь воочию увидала результат… и в тот же миг Рэйнбоу поплохело от осознания того, что слухи про состояние Коппервинга тоже могли оказаться не пустой болтовней. Какие бы именно эмоции не отразилось на ее лице, Скуталу явно их заметила.

– Ну да, ты же не видела… — криво усмехнувшись, она зажмурила правый, и посмотрела на радужную кобылку левым глазом. – Он видит еще не так хорошо, как должен, и цвета остаются блеклыми… но совсем недавно на его месте был лишь бесполезный кусок плоти, мутный и слепой.

— А… он… — через силу выдавила из себя Дэш. – Ну, с ним…

— Как крот, — помрачнев, отрезала Скут. – Надеюсь, зрение к нему начнет возвращаться как можно скорее – сил моих больше нет видеть Коппервинга в таком состоянии.

Воцарилось долгое молчание. Рэйнбоу старательно пыталась подобрать слова, но даже не знала, с чего начать. Младшая пегаска замерла в терпеливом ожидании, справедливо убежденная, что ее бывший идол и кумир разыскивала свою брошенную ученицу не только лишь затем, чтобы справиться о ее здоровье. Из их прошлых отношений она не забыла ничего – многое из этого так и не смогла простить, а боль от предательства была все еще свежа в ее памяти.

— Скути… ведь Коппервинг!.. он ведь здесь, на празднике? – сбивчиво начала Дэш. От ее решимости, хвастовства и насмешек не осталось и следа. – Мне нужно кое-что сказать, не только ему одному – но вам обоим!

— А ему так уж необходим этот разговор? – скептически подняла бровь юная пегаска. Внешне спокойная, внутри она торжествовала – великая и знаменитая Рэйнбоу Дэш, ее бывший кумир и несостоявшийся учитель, впервые в жизни ее о чем-то просит! Скуталу изо всех сил старалась прогнать это ощущение, понимая его неправильность и стыдясь испытываемых чувств, но получилось у нее не сразу.

— И ему, и тебе тоже, — сдвинула брови Дэш. Ту мешанину эмоций, что обуревала ее собеседницу, прочитать было проще простого – ведь не будь даже это написано у нее на лице, радужногривая пегаска тоже отлично помнила их прежние взаимоотношения. И понимать все это было неприятно… но куда хуже было знать, что вина в этом лишь ее, и только ее. Она хотела поговорить о многом, и это было одной из тем. В другой ситуации Рэйнбоу могла махнуть на все крылом – захотят, сами будут искать встречи! Но только не сегодня, не сейчас. «Интересно, а не переняла ли Скуталу от опекуна еще и его упрямство?.. Не важно. Я старше ее на целых шесть лет – быть того не может, чтобы я не смогла ее убедить!»

— В любом случае, это ведь ему решать, говорить со мной или нет? – с деланным равнодушием в голосе начала Дэш. – Как знать, не рассердится ли на тебя Коппервинг, если ты мне сейчас откажешь? В любом случае… нехорошо идти в гости с пустыми копытами. Я сейчас схожу к тому прилавку, возьму ему чего-нибудь выпить. А ты… подумай пока, ладно?

Глядя вслед бывшему кумиру, деловито скользнувшей в тот шатер, Скуталу не могла отрицать невольного чувства восхищения. Всего парой фраз, коротко и по делу, Рэйнбоу для начала справедливо усомнилась в ее праве самостоятельно решать этот вопрос. Потом вскользь пригрозила, а затем, позволяя сохранить лицо, предложила принести Коппервингу подарок – заодно предоставляя время все обдумать. «Если такое способна придумать Рэйнбоу, великолепная летунья, но далеко не мыслитель – что же тогда может прийти в голову Твайлайт Спаркл? И тем более – Узури?..»

— Ну что, надумала? Можем идти? — Радужная пегаска вышла на улицу, держа под крылом какую-то бутылку темного стекла. Было очевидно, что в ее согласии она не сомневалась.

— В другой бы ситуации я бы еще подумала, — покочевряжилась для вида Скуталу. Сперва она и не собиралась так вот вредничать, но убежденность Рэйнбоу в том, что она достигла успеха, здорово ее задела. – Но раз уж ты решила прийти… с дарами… то так уж и быть.

На секунду пегаски встретились взглядами. К ее удивлению, лицо Дэш внезапно озарилось улыбкой; затем она коротко кивнула – серьезно, уважительно — как равной. Не зная, что об этом и думать, Скут повела старшую подругу к отдаленному костру, за которым коротал праздничный вечер ее опекун.

В ожидании гостей, Коппервинг с трудом сдерживал нетерпение. По его просьбе Птуш уже дважды отправлялся их высматривать – в первый раз они еще только отходили от шатров, во второй – были уже почти на полдороги.

Подкинув в костер несколько поленьев, пегас изо всех сил постарался успокоиться. Между ним и Дэш уже давно все было кончено – более того, они практически не общались, кроме как по работе. Неужели ей захотелось своими глазами увидеть его нынешнее состояние? Да нет, едва ли. Уж точно не из желания порадоваться его беде – при всех ее недостатках, жестокость в их число не входила. Жалость? Тоже вряд ли. Попытаться приободрить она его могла, а впустую жалеть точно бы не стала. Может быть, тому виной возможный роман между ней и Тандерлейном? Не исключено, но чем тут может помочь их разговор? Переубеждать этот «элемент ревности» он не собирался – да и бестолку, ее новый кольтфренд в своем упрямстве мог дать фору кому угодно. Оставалась Академия Вандерболтов, куда, по слухам, Дэш наконец-то поступила. Да, наверняка это и было причиной – прежде он сам всякий раз пытался отговорить пегаску от этой идеи, ставя под сомнение целесообразность как существование нынешних Вандерболтов в целом, так и ее одержимость ими в частности. «Никак, сейчас начнет рассказывать, как же там все здорово, и каким же я был слепцом, не видя всех перспектив и возможностей ее мечты!.. Слепцом, ну надо же. Только тогда уже не был – а стал, ха-ха, прям обхохочешься!..»

Откуда-то сверху до него донесся отрывистый скрип Птуша. Это означало, что пегаски уже совсем рядом – а еще то, что птица его на какое-то время покидает. По каким-то причинам, которые он так и не мог понять, бухури наотрез отказывался встречаться с Дэш. «Не иначе, как из верности своей прошлой хозяйке – не хочет и рядом находиться с ее соперницей…»

Напрягая обоняние и слух, пегас изо всех сил пытался обнаружить приближающихся гостей. С какой стороны придут? Будут ли шуметь, или зачем-то попытаются застать его врасплох? Без помощи Птуша Коппервинг чувствовал себя уязвимым и почти беспомощным. Да, стоило ему ослепнуть, как прочие чувства заметно обострились – он научился замечать с их помощью многое из того, на что прежде бы не обратил внимания. Но никакое из чувств, даже все они вместе взятые, не могли заменить ему зрение. Ведь без зрячих глаз он не мог нормально летать, а нелетучий пегас – и не пегас вовсе.

Наконец до него донесся негромкий цокот копыт. Определив направление, Коппервинг продолжил наблюдать. Хоть его костер и находился на самой окраине праздника, но мимо нет-нет, да и проходили прочие пони, так что это мог быть и кто-то еще. А звук шагов тем временем приближался. Следом легкий порыв ветра принес с собой знакомый запах – так пахли те духи, которыми по его совету Скути надушилась перед праздником. Шанс ошибки все равно оставался, но… «Ну да, пойдите-ка попробуйте обвинить слепца, что он ошибся и не разглядел ваши лица…»

— Скуталу, моя дорогая, ты вернулась! – преувеличенно бодрым голосом начал жеребец. – И надо же, ты ведешь с собою Рэйнбоу Дэш, мою старинную подругу!.. Прошу, проходите ближе к костру, устраивайтесь поудобнее!

От его слов радужная пегаска сбилась с шага. Карие глаза Коппервинга, прежде всегда такие теплые и чуткие, теперь были затянуты уродливыми и мутными бельмами. Более того, хоть жеребец и стоял к ним лицом, «смотрел» он куда-то в сторону. Ошибки быть не могло – Коппервинг действительно ослеп. И поэтому его недавнее приветствие из просто «странного» становилось действительно «пугающим». Да, он мог слышать их шаги и даже понять по звуку направление – но это никак не могло объясняло то, что он безошибочно определил, кто именно к нему пришел! Со Скуталу они не разлучались всю дорогу, и никому постороннему она ничего не говорила и не передавала… Конечно, кто-то из встречных мог их увидеть, и поспешить к пегасу, рассказать… но зачем? В растерянности, Рэйнбоу деревянной поступью подошла к костру – и тут внезапно вспомнила о том, что где-то неподалеку находится Тандерлейн, наблюдающий за ней… и за ними. Эта мысль доставила ей некоторое облегчение – что бы с этими двумя пегасами недавно не случилось, все это вызывало у нее непонимание и явное беспокойство.

— Ты абсолютно прав, это мы! – Скуталу совсем не удивилась его реакции, что еще сильнее заставило Дэш занервничать: неужели ее бывший кольтфренд отнюдь не такой слепой, каким пытается казаться?.. Не догадываясь о терзающих ее мыслях, юная пегаска тем временем продолжила. — Кстати, а где Птуш? Я его с самого начала праздника не видела. Он не оставляет тебя тут надолго в одиночестве, не дает скучать? Ведь это он тебе сообщил, что мы идем, да?

— Птуш?.. – механически переспросила голубая кобылка. В глубине души ей очень сильно захотелось, чтоб хотя бы у этой загадки оказался простой и тривиальный ответ. Что какой-то еще пони – не из местных, ведь это имя ей было не знакомо – присматривает за ослепшим Коппервингом, помогает ему и все такое прочее.

— Ага, это наш питомец, — одним махом разбил ее надежды жеребец. Было очевидно, что Дэш, уже несколько месяцев находившаяся у Вандерболтов, была не в курсе всех последних событий, иначе наверняка бы запомнила такое необычное для их краев имя. Решив «подыграть», он криво улыбнулся и принялся рассказывать дальше, тщательно подбирая слова. – Птица такая, большой серый бухури, на сову похожа внешне. Он недавно улетел, но до этого почти весь праздник пробыл со мной. Что до твоего, Скути, вопроса – я услышал ваши шаги, а потом ветер донес до меня слабый аромат духов. Ну я и решил, что вряд ли сюда забредет еще какая кобылка, надушившаяся перед праздником этим ароматом…

— Наконец-то завел себе зверушку? После стольких лет? – Рэйнбоу изо всех сил старалась, чтобы ее голос звучал, как обычно – весело, насмешливо и немного легкомысленно. – Хотя чего уж там, если уж даже я завела себе Танка!..

— Коппервинг, Дэш попросила отвести ее к тебе, говорила, что хочет сказать нам обоим нечто важное! – вклинилась рыжая пегаска. Странная нервозность радужной кобылки, помноженная на нехорошую ухмылку, застывшую на губах ее опекуна – все это не сулило ничего хорошего. – Я не сразу, но согласилась – ведь не мне решать, с кем ты хочешь говорить, а с кем нет, ведь так? К тому же, Рэйнбоу пришла не с пустыми копытами, правда же?

— Ну коли так… Вряд ли ты принесла мне в подарок нечто такое, что нельзя было бы разлить по стаканам, мм? – Жеребец усмехнулся. Да, он всегда был не дурак выпить, но молва почему-то раздула эту его черту до совершенно неприличных размеров. С другой стороны, по этой же причине пегасу чаще всего и дарили именно алкоголь, будь то сидр, вино или виски. А он и не возражал – в отличие от какого-нибудь комплекта вазочек под варенье или очередного пледа, выпивка всегда была кстати, и ее никогда не было слишком много.

– Скут, поухаживаешь за нами?.. Бокалы где-то на земле, под лавкой лежит корзинка с выпечкой, Берри Панч угостила. – Усевшись на один край лавочки, Коппервинг указал радужной кобылке на противоположный конец. – Рассказывай тогда, раз уж так надо. Про Вандерболтов ведь хотела поговорить?

— Не только… — присев, Рэйнбоу внимательно посмотрела в лицо Коппервинга. В нем словно бы что-то изменилось – и дело было не в одних только глазах, сменивших привычный глубокий карий цвет на мутную слепую белизну. Пегаска не могла опознать эти перемены, дать им название – но чувствовала сам факт произошедших изменений. Да, это могло произойти за все то время, что прошло с их расставания; мог повлиять – и наверняка так оно и было! – тот мерзавец-директор; без сомнения, огромный след оставила Скуталу и все с ней связанное. Но… Дэш была готова поспорить на свою гриву, что было там и нечто совсем уж непонятное, и для всех них чуждое. Эти его бельма одновременно пугали и притягивали ее взор, завораживали и вызывали отвращение. Она однажды слышала поговорку, что «глаза – зеркала души». Если так, то глаза пегаса выглядели теперь не зеркалом, а бездонным омутом болота, «окном» в центре коварной трясины. Пытаться прочесть его мысли и эмоции стало совершенно невозможным – даже простого взгляда на эту белесую муть хватало, чтобы нарушить ход мыслей или сбить на полуслове в разговоре. «И ладно я – поговорила, и ушла. Но как же тогда у Скуталу хватает сил все это время быть с ним рядом?..» В голове закономерно звучал вопрос о проведенном им ритуале – но это была та часть их прошлого, лезть в которую она не стала ни за что. Собравшись силами, она начала разговор с вполне ожидаемого вопроса: – Но прежде чем начну… расскажи уж, как твое здоровье?

— Ох, Дэши, знала бы ты, сколько мне задавали этот вопрос, и как же я устал на него отвечать, раз за разом, вновь и вновь!.. – равнодушно отмахнулся от нее Коппервинг. В ответ Рэйнбоу обижено закусила губу – кобылку неприятно удивил тот факт, что ее бывший много раз рассказывал свою историю прочим пони, но при этом не захотел уделить время для нее. Не способный увидеть обиду на лице радужной пегаски, жеребец как ни в чем не бывало продолжал: — Могу рассказать, но вкратце. Я временно пожертвовал своим зрением, чтобы вылечить глаз у Скуталу. Она почти здорова; я же начну выздоравливать не раньше, чем моя подопечная окончательно поправится. Может неделю слепым ходить осталось, может и пару месяцев, не знаю. – На миг Коппервинга вновь обдало леденящим душу ужасом, стоило ему подумать о том, что после Ритуала зрение могло его покинуть безвозвратно. Пусть даже Узури и сказала, что все прошло успешно, иначе ослеп бы сразу – но окончательно он успокоится не раньше, чем снова начнет видеть. Пока что оставалось верить, надеяться – и гнать, изо всех сил гнать эти страшные, предательские мысли. Через силу улыбнувшись, пегас поспешил закончить свой рассказ: – Поэтому я и взял в патруле отпуск за свой счет – ведь летать я все равно не могу. Такой ответ тебя устроит?

— Будем считать, что да, — вздохнула Рэйнбоу. Получив от Скуталу бокал и пару пирожков с какой-то ягодной начинкой, она откупорила бутыль, разливая по стаканам пахучую, сладкую медовуху. – Ну, Коппервинг… за тебя.

— Вот как? Неожиданно – но приятно, – ответил жеребец, принимая бокал из копыт юной пегаски. Подняв, он дождался касания от радужной кобылки, а затем осушил его до дна. – Недурственно, могу сказать. Дай угадаю, с пасеки Хани Би, так ведь?

— Ты абсолютно прав, — подтвердила Дэш его догадку. – Но… я пришла сюда не затем, чтобы тебя проведать. Точнее, не только за этим. Я… я… — от волнения у нее перехватило дыхание.

Ей и самой было очень нелегко свыкнуться с мыслью, что ее мечта оказалась ложью; что Вандерболты, которыми она грезила с самого детства – вовсе не такие замечательные, как ей представлялось. А уж рассказать об этом Коппервингу… Ведь из всех ее друзей лишь он один выступал против Академии, притом настолько категорично и решительно. Но не потому, что считал ее саму недостойной бездарью, втайне завидовал или желал ей неудачи. Наоборот, жеребец раз за разом утверждал, что присоединившись к Вандерболтам, она будет лишь впустую растрачивать свой потенциал. Положа копыто на сердце, Рэйнбоу до сих пор не могла понять, почему она решила поделиться с ним своим решением. Признать тем самым его правоту, услышать насмешливое «ну я ж говорил!..» Однако же, как бы не горько было это признавать, Коппервинг в итоге оказался прав. Но, наверное именно это, вкупе со словами Рони о том, что нет ничего постыдного в признании собственных ошибок, и стали причиной этой исповеди.

— Я подала рапорт на имя Спитфайр, с просьбой отчислить меня из Вандерболтов. По собственному желанию. – Выпалив эти важные и страшные слова, Рэйнбоу прикусила губу и замолчала, уткнувшись невидящим взглядом в потрескивающее пламя костра. Но… время шло, а никакой реакции так и не было. Не выдержав, кобылка вскинула голову. Напротив нее, вытаращив глаза от изумления, сидела Скуталу – прямо на земле, усевшись где стояла. Переднее копыто накрепко закрывало ее рот, не позволяя вырваться оттуда ни единому звуку. А Коппервинг… тот сидел на том же месте, непрерывным движением вертя в копытах бокал свой бокал. На лице его нельзя было различить никаких эмоций – но и торжествующей улыбки на губах, которой она все ждала – и которую ей так не хотелось видеть – тоже не было. Кобылка хотела было попросить объяснить его спокойствие; спросить, почему он не смеется и не радуется – ведь он оказался прав, а ее мечта была лишь пустышкой! – но жеребец успел заговорить раньше.

— Рэйнбоу Мириам Дэш, — торжественным голосом начал пегас. Коппервинг был одним из немногих, кто знал ее полное имя – она сама еще давным-давно проговорилась ему, и с тех пор уже устала жалеть об этом. Оставаясь с ней наедине, он никогда не упускал случая позлить ее таким образом… а теперь про ее второе имя узнала и Скуталу!.. А жеребец тем временем продолжил: — От чистого сердца и со всей серьезностью хочу тебе заявить, что восхищаюсь тобой, притом даже трижды!

— Чего?.. – только и смогла произнести радужногривая кобылка. Она была готова к чему угодно, но только не к такому! На фоне этого даже разглашение ее полного имени отошло на второй план.

— Чтоооооо?!.. Она ушла из Вандерболтов! А ты ее за это еще и поздравляешь?! – вскочив на ноги, Скуталу переводила взгляд с опекуна на бывшего учителя и обратно. – Ущипните меня! Я сплю, я определенно сплю – ну не может быть всему этому другого объяснения!..

— Вы все правильно слышали, — широко улыбаясь, пегас слез со скамейки, и подошел к своей подопечной. Распахнув крыло, он погладил кобылку по голове – но как оказалось, лишь для того, чтобы нащупать ее ухо. Одно быстрое движение, короткий взвизг — и вот уже Коппервинг разжимает зубы, оставив на нем лишь едва заметные следы. – Сама попросила, никто за язык не тянул! Я сейчас слепой, щипать мне неудобно – а укусил я совсем не сильно, нечего тут драму устраивать! А вердикт такой – не спишь! Смирись и веди себя соответствующе!

Под изумленным взглядом Рэйнбоу, пегас снова залез на лавку. На ее памяти он себя так не вел – но судя по реакции рыжей кобылки, чем-то невероятным его поступок не являлся. Не было никакой обиды или протеста – вслед ему доносилось лишь какое-то невнятное бурчание.

— Дэши… Ты сумела достигнуть своей мечты – поступить в Академию. Неважно, что говорил я, что говорили другие. Ты хотела этого – ты сделала. Твое упорство, целеустремленность, воля к победе – все это привело тебя к успеху. Какой бы не была твоя мечта – ты сумела ее достичь. За это я восхищаюсь тобой в первый раз. – Отвесив радужной кобылке глубокий поклон, жеребец поднял в воздух свой кубок, а после сделал несколько глотков. Прикрыв отрыжку кончиком крыла, Коппервинг продолжил:

— Второй раз я восхищаюсь тобой за то, что ты смогла отвергнуть свою мечту, стоило лишь тебе распознать в ней нечто такое, что оказалось для тебя чуждым и неприемлемым. Что именно было причиной – надеюсь, ты еще расскажешь… Но сам факт того, что ты сумела ее отпустить, это твое самое сокровенное желание, к которому стремилась с самого детства… Все это безошибочно свидетельствует о том, что ты ее переросла, стала выше нее, сумела избежать «слияния» с мечтой. Можешь мне не верить, но не каждый пони найдет в себе силы избежать самообмана, вдруг обнаружив, что его сокровенная и возвышенная цель, на достижение которой он потратил множество усилий и многие годы времени, на деле окажется совсем не тем, что он ожидал. Гораздо проще убедить себя, что добивался именно этого – ведь ты столько к этому стремился!.. Так пони становятся рабами мечты – не имеющими собственных желаний и устремлений, упорно цепляющимися за свою некогда великую цель, на деле оказавшуюся фальшивкой. А затраченное на нее время и приложенные усилия – все это крепче цепей привязывает их к этой мечте, обернувшейся на деле ложью.

У костра сидело трое пегасов, и каждый из них молчал. Скуталу пустыми глазами уставилась в костер – слова опекуна про цель, мечту, что на деле обернулась ложью и несла лишь страдание для тех, что не нашел в себе силы отречься от нее, потрясли юную кобылку до глубины души. Привыкшая доверять Коппервингу во всем, она по-новому взглянула на своего бывшего кумира – и преисполнилась к ней еще большего уважения.

Рэйнбоу Дэш изо всех сил пыталась переварить услышанное – слова ее бывшего кольтфренда оказались совсем не тем, что она была готова услышать по итогам этого разговора. Она была рада, что не пришлось терпеть его насмешки и вслух признавать истинность его слов про Академию… Но если подумать, то Коппервинг ухитрился подать каждое событие таким образом, что оказывался правым в любом случае. Отговаривал от Вандерболтов – прав; вступила в их число – опять прав, сам ведь сказал, что восхищается за исполнение ее мечты. Ушла – и снова прав, мулий сын! И ведь не хитростью этого добился – высказал-то все разумно и правильно. Речь, правда, была не совсем в его привычном стиле – звучало не то чтобы пафосно… скорее, торжественно. Понять бы только, где и когда научился так языком работать – раньше ему такое точно было не под силу. Не иначе, где-то вычитал да запомнил – что, впрочем, не отменяет того факта, что прозвучала речь его уместно.

Протянув передние ноги к жаркому пламени костра, Коппервинг лениво размышлял, что же послужило истинной причиной ухода Дэш от Вандерболтов. В голову ему пришел уже десяток возможных идей – но была ли среди них истинная? Кроме того, что же еще такого Рэйнбоу хотела обсудить? При этом связанного с его подопечной, раз она настаивала на разговоре сразу с ними обоими?

— И… что ты теперь будешь делать дальше? – нарушила молчание рыжая пегаска. – Вернешься в погодный патруль?

— Типа того, — хмыкнула Дэш. – Только не в Понивилле, а в окрестностях Замка Двух Сестер. С погодой там управиться будет непросто, но без помощи пегасов, работы по его восстановлению затянутся на целую вечность.

— Браво, Рэйнбоу, — уважительно закивал головой Коппервинг. – И даже в чем-то завидую – управлять погодой не на окраинах, а в самом Вечнодиком лесу – это настоящий вызов. Будет непросто, но и скучать не придется, а это главное.

— Ну-ну, — ехидно улыбнулась радужная пегаска. Поднявшись в воздух, она подлетела к жеребцу и плеснула ему в бокал медовухи. – Тебе, вот не поверишь, тоже скучать не придется. Поэтому у меня тост! За Коппервинга, нового главу погодной службы Понивилля!

У костра воцарилось напряженное молчание. Секундой позже его прервал кашель Скуталу – от неожиданной новости пегаска чуть не подавилась пирожком; получив от Коппервинга по спине крылом, кобылка судорожно выдохнула, сплевывая куда-то в сторону злополучную корку.

Жеребец тем временем медленно поворачивал голову, словно к чему-то прислушиваясь. В этот раз его белесые глаза остановился ровно на лице Рэйнбоу Дэш. Та сперва нервно заерзала, затем встала с лавки и отошла на другую сторону костра – глядеть в эти слепые бельма было выше ее сил. Убедившись, что пегас не собирается и дальше продолжать ее нервировать, кобылка несколько успокоилась, и заговорила:

— А чем ты недоволен? Как ни крути, а повышение! Меня не будет, Тандерлейна тоже – ты теперь начальник, и одновременно – самый опытный и одаренный в управлении погодой пегас во всем Понивилле! Сам будешь выбирать себе задания по вкусу, никаких подменов и лишних договоренностей! Битов больше будет – ты все ж не один живешь теперь, лишние деньги не помешают! Ну и последнее – если не ты, то кто тогда?

— Я никогда этого не просил и никогда эту должность не хотел, — раздраженно вздохнул Коппервинг. По его тону было понятно, что он уже смирился со своим внезапным назначением. – Без тебя, твоего дружка, и… кого ты там еще с собой забрать планируешь? А, неважно. Без вас наш патруль и так здорово ослабнет. Если же еще и я откажусь от этой должности, будь она трижды неладна, то Понивиллю придется туго. А тут еще и зима, которая, если верить Тандерлейну, будет самой холодной за последние несколько лет! И ведь как вышло – меня, подлец, стыдил – а теперь сам из города свалить собрался!

— Эй-эй, полегче! – осадила его Рэйнбоу. Кобылку была приятно удивлена тем обстоятельством, что Коппервинг так легко согласился; слишком уж быстро, на ее взгляд – но ей же проще. Однако, спускать ему с копыт оскорбления своего кольтфренда Дэш не собиралась. – И скажи спасибо, что Тандерлейн отсюда свалит – лаяться меньше будете! А про патруль не переживай, я уже написала письмо в центральный штаб – они пришлют сюда группу из резерва. Так бы их отправили к Замку, а теперь – сюда. Все довольны, в патруле Понивилля достаточное количество пегасов, и… ты в нем главный. С чем тебя и поздравляю!

Фыркнув, радужная кобылка уткнулась в свой бокал. Она по своему опыту знала, каково это – руководить погодной командой. Вместо радости полета и пинания облаков, ей пару дней в неделю приходилось просиживать над книгами, таблицами и графиками. Невидимая большинству, это была кропотливая и важная работа, требующая внимания и хорошего понимания погодных процессов, их взаимосвязи и причин. Один раз пропустишь слабый дождик – в следующий раз придется компенсировать настоящим ливнем, и хорошо если без грозы. Знала Дэш и то, что Коппервинг все это терпеть не может, хотя и разбирается во всем на интуитивном уровне. Надежный и упорный, обладающий необходимыми знаниями и опытом, однажды он станет замечательным капитаном патруля, лучше, чем ей когда-либо удавалось. Дискорд ее подери – да ведь сама Метка Коппервинга говорила о его наклонностях к командной работе! А его безграничное отвращение к бумажной работе отойдет на второй план, пересиленное чувством ответственности за погоду в его родном городе.

Со стороны могло показаться, что она оставила его за главного из вредности или мести – однако коричневый пегас и в самом деле был наилучшим кандидатом на эту должность. Кроме того, Рэйнбоу всерьез считала, что Коппервингу необходимо вырасти – он уже давно перерос обязанности обычного патрульного; но сам он ни за что в этом не признается, и на руководящую должность не пойдет.

Вокруг костра повисло напряженное молчание. Где-то вдалеке продолжался праздник, играла музыка, пони пели, кричали, смеялись – но их укромный уголок словно бы выпал из общего веселья, а тишина выглядела скорее затишьем перед бурей. Затухающее пламя извивалось и плясало над углями, бросая на лица пегасов багровые отблески. Надувшаяся Дэш, мрачно насупившийся Коппервинг – и Скуталу, растерянная, не понимающая, в чем вообще причина ссоры. Лично ей казалось, что новое назначение для ее опекуна – только лишь к лучшему, а должность начальника погодного патруля гораздо больше соответствует его талантам и возможностям. Но то, с какой неприязнью он воспринял эту новость, ее смущало и нервировало. Ведь получалось, что он этого не только не хотел, так еще и вынужден был принять против своей воли. И это не говоря уже о том, что Коппервинг до сих пор был слеп, а когда прозреет – неизвестно…

Вскочив на ноги, Скуталу подхватила несколько поленьев, и подкинула в догорающий костер. Сухая древесина мигом занялась, набирающее силу пламя прогнало мрачные тени, сделав их поляну немного уютней и теплее. Разобравшись с костром, пегаска залезла на лавку, где прижалась боком к своему опекуну; в ответ тот приобнял ее крылом, а мрачное выражение его лица постепенно сменилось спокойной улыбкой.

— Ладно, будем считать, что ты меня уговорила, — наконец, устало произнес жеребец. – Правильнее было бы сказать «заставила», или «не оставила мне выбора» — да только какая разница, как это назвать?.. Как зрение вернется, займу твой бывший пост, Дискорд со всеми вами.

— Вот и славно, — улыбнулась Дэш. – Поверь, не все так страшно, как ты себе надумал. К тому же, как глава погодного патруля, ты получишь отличную возможность показать своей подопечной все тонкости управления погодой. И не только на практике, но и в теории, от расчетов до планирования!..

— Кстати, на счет Скуталу, — оборвал ее Коппервинг. – Ты вроде бы хотела сказать что-то такое, что касается нас с ней вдвоем, мм? Нечто важное? Ну так говори, а то скоро и праздник к концу подойдет, а мы все мою должность обсуждаем!

— Я… в общем, я… — Рэйнбоу осеклась; перехватив взгляд юной кобылки, радужная пегаска не выдержала ее взгляд, и отвернулась. Наконец, собравшись силами, она подняла глаза на опекуна и его подопечную: — Я хочу извиниться. Перед вами обоими. И… хочу сказать, что ты, Коппервинг, был прав.

— Когда я… бросила Скуталу… — срывающимся голосом продолжала Дэш, — ты не просто пристыдил меня – но решил мне на деле доказать, что я сдалась преждевременно. Даже вспоминать стыдно, но тогда мне взбрело в голову, словно истинной целью твоего поступка было не бескорыстное желание помочь, а стремление превзойти меня, добиться успеха там, где я отступила и не справилась... Ее полет стал бы доказательством того, что ты лучше меня… а еще сильнее, настойчивее, упорнее… «вернее».

— Знали бы вы, как мне стыдно за эту мысль… она не только мелочная, но и откровенно глупая. — Рэйнбоу шмыгнула носом, и криво улыбнулась. – Ведь если подумать, то любой пони в чем-то лучше остальных, и глупо сравнивать совсем уж разные таланты и умения. Я быстрее всех летаю, а Рарити шьет невероятные платья – и кто из нас круче и офигеннее? Наверное, не будь ты пегасом, или будь на твоем месте кто-то другой, то мне такое и в голову бы не пришло. Но с тобой рядом, Коппервинг, я еще с самой первой встречи ощущала некое чувство соперничества. Мне не было равных среди пегасов Понивилля, никто не был столь же быстрым, ловким и талантливым… но если бы спросили, то вторым из их числа я бы назвала тебя.

Скуталу переводила удивленный взгляд с бывшего кумира на своего опекуна и обратно. Коппервинг почти не рассказывал об их с Дэш прежних отношениях, а теперь вот выяснялись подробности, да какие!.. Сам жеребец слушал этот рассказ с легкой улыбкой на губах – было похоже, что он погрузился в воспоминания, заново переживая события тех лет.

— Для меня была невыносимой сама мысль о том, чтобы стать второй, быть не лучшей, а следующей после кого-то, — продолжила радужная кобылка, – А уж тем более после жеребца, с которым я тогда встречалась. Поэтому… я старалась изо всех сил, учила новые трюки, шла к очередным победам. Ты же, со своей стороны, не только подстегивал мою гордость и страх поражения… но и был для меня источником мотивации и вдохновения. Приободрял, подначивал, подстегивал – а сам факт того, что при всем при этом ты со мной не соревновался и не пытался занять «мое место», я поняла гораздо позже. Но, как оказалось, в глубине души я так и не смогла в это поверить в это до конца – вот и надумала себе… всякого.

— Когда я осознала, что не могу помочь Скуталу; что даже понятия не имею, с какого бока подступиться… то в своей гордыне я назвала ее беду непреодолимой, невозможной… А раз мне не под силу было ей помочь, то и другие, как мне казалось, и тем более не справятся. Я никогда не отступала перед трудностями, перед вызовом… но что толку пытаться сделать то, что не может сделать никто? Для меня это означало бы… проиграть. А проигрывать… это совсем не круто. Общаться с не крутыми – тем более; так и самому такой недолго стать… Поэтому… я стала ее избегать, надеясь, что однажды она от меня отстанет… а я заживу спокойно, не рискуя снова проиграть. И знаешь, я ведь даже сама в это почти поверила… но тут в дело решил влезть ты; в результате не только разнеся на куски хрупкую стену моего самообмана, но заодно и всколыхнув то давнее чувство соперничества.

— Когда я узнала, что ты забрал ее из приюта, я сперва не поверила своим ушам. – Еще недавно спокойный, голос Рэйнбоу Дэш постепенно становился все громче и эмоциональнее. И чем дальше, тем сильнее звучал некий надрыв, потребность выговориться; тем больше в нем чувствовалась вина и отчаяние. – Мне такое и в голову бы не пришло, как и всем прочим пони в городе! Казалось, стоило бы задуматься – не слишком ли много ты на себя взваливаешь, если считать единственной целью – утереть нос бывшей подруге? А ты тем временем лечил, даже позвал на помощь этого здоровенного белого пегаса с детскими крылышками!.. – Голос кобылки сорвался на крик. – Коппервинг, как ты мог настолько верить в успех, в победу? Почему ты так можешь – а я нет? И после этого ты еще называешь меня Элементом Верности!..

— Потом был директор… а теперь и Ритуал… — из глаз Рэйнбоу текли слезы. Еще недавно она почти кричала, теперь же ее сил хватало лишь на еле слышный шепот. – Ты сделал для Скуталу… еще не так давно совсем чужой для тебя пони… сделал больше, чем многие делают для самых близких и любимых за всю мать их жизнь!.. Я знаю, о чем некоторые сплетничают в городе… само собой, не верю. Видели бы вы сейчас себя со стороны – она ткнула крылом в сторону сидящих в обнимку пегасов, – брат и сестра, клянусь Селестией!.. Готовые друг для друга на все, и знающие это!..

— Я хочу попросить прощения, у вас обоих. – Утерев слезы, Дэш наконец-то успокоилась. Голос ее, пусть и слегка охрипший от слез, звучал теперь громче и отчетливее. – Ваша история преподала мне очень важный урок – тяжелый, но необходимый. Без него я, наверное, не нашла бы в себе сил уйти из Вандерболтов… где стала бы той, кем я быть не хочу. В остальном же… я рада, что тогда сдалась, что не нашла сил, что… предала тебя, Скуталу. Звучит чудовищно, да… но без этого ты могла бы не встретиться с Коппервингом… и как знать, как бы тогда сложилась твоя дальнейшая судьба. Не зря ведь говорят – «все, что Селестия ни делает, все к лучшему»?

— Тебе нет нужды извиняться, по крайней мере передо мной, — помолчав, ответил ей Коппервинг. – Ты была неправа, не спорю… но со временем, в глубине души ты и сама это осознала. И хотя тот случай несколько подпортил наши с тобой отношения… я рад тому, что в итоге все наладилось, а мы трое многое для себя поняли и уяснили. Если же тебе все-таки нужно прощение – то я прощаю тебя, искренне и с легким сердцем.

— Я тоже прощаю тебя, Рэйнбоу Дэш, — дрожащим голосом присоединилась к нему Скуталу.

Юной пегаске прежде и в голову не приходило, насколько сильно связанная с ней ситуация повлияла на ее бывшего кумира. Этот рассказ не был простыми извинениями – в нем буквально изливали душу, вытаскивая на свет глубокие внутренние проблемы и переживания. Никогда прежде на ее памяти Дэш не была настолько искренней и серьезной; после такого не могло быть и сомнений, что эти извинения были от чистого сердца, а не просто из стремления уладить старые обиды. Кроме того, Рэйнбоу была абсолютно права – ведь не начни она ее избегать, то и Коппервинг едва ли обратил бы на нее свое внимание. Что означало бы как минимум Хуффингтон, а то и продажу ублюдком-Лютефиском в гарем к эмиру, если еще чего не хуже. Пегаска вздрогнула, вспомнив обжигающую боль от ударов – не появись ее опекун вовремя, этот мерзавец точно бы забил ее до смерти.

От их слов у радужногривой кобылки словно гора с плеч упала. Нечасто в своей жизни ей доводилось всерьез просить прощения – правда, в том числе и потому, что Рэйнбоу почти не совершала чего-то плохого или подлого. Эта же история растянулась на многие месяцы, заставляя ее раз за разом мысленно возвращаться к ней, обдумывать, пытаться разобраться в своих чувствах и мотивах.

Вскочив, она порывисто шагнула вперед, обнимая обоих пегасов одновременно. Те накрыли ее своими крыльями в ответ, длинными коричневыми от Коппервинга и маленькими рыжими – от Скуталу. Несколько секунд спустя, жеребец выразительно похлопал Рэйнбоу по плечу. С видимой неохотой, та разорвала объятия.

— То, что ты сделала… о чем думала и в чем заблуждалось, удивительным образом принесло нам троим только лишь хорошее, — снова заговорила юная пегаска. Хоть она и простила свою несостоявшуюся наставницу, Скут все же не смогла удержаться от небольшой ответной колкости. Притом – уместной и заслуженной.

— Потеряв кумира, я нашла семью, о чем не смела уже и мечтать, влача безысходную жизнь в том проклятом приюте. Теперь же – Скуталу еще сильнее прижалась к боку жеребца, и потерлась щекой об его шею – я счастлива, как никогда прежде. Ну а ты, Рэйнбоу Дэш… — пегаска посерьезнела, и пристально посмотрела в лицо радужной кобылки. – Ты же получила свой урок, который зовется… смирением! Ты так привыкла быть лучшей, побеждать и смотреть на всех свысока, что оказалась не готова к поражению. Что кто-то другой сумеет сделать то, что тебе будет не под силу. Коппервинг не отступал ни перед какими трудностями, взяв меня под свое крыло – и хоть я еще и не способна полноценно летать, но мои успехи неоспоримы. Тем самым он доказал, что не обязательно быть самым-самым, чтобы совершить нечто такое, что недоступно и лучшим; а уйдя из Вандерболтов, ты дала понять, что урок не только получила, но и усвоила.

— Ну… не знаю даже, что на это и сказать, — смутилась Рэйнбоу. Было очень неожиданно услышать такую речь от лица пегаски, еще даже школу не закончившей – но сказано было искренне и от души. – Пожалуй, на этом я с вами лучше попрощаюсь! Основная часть праздника вот-вот закончится, да и меня уже кое-кто наверняка заждался…

— Да-да, передавай этому ревнивцу привет и поздравления, — невнятно пробурчал Коппервинг, когда Дэш его изо всех сил стиснула в объятиях. – Хорошо вам потанцевать последний танец!

— Ага, и вам тоже, — машинально ответила Рэйнбоу. Осознав, что она только что сказала, ее лицо залилось густым румянцем. – Ой, то есть… ну, вы поняли – не в плане пары как пары, но ведь можно туда заявиться и просто как особо близким пони!.. Короче, хорошего вам вечера!

Готовая сгореть от стыда, радужная кобылка резко взмыла в ночное небо. Знала ведь, какие слухи в городе ходят – и сама туда же, хоть и ненароком! Скуталу была этому только рада – она не сразу сообразила, что именно имела в виду Дэш, но теперь уже отчаянно краснела. Украдкой она бросила взгляд на опекуна – но то ли румянец был просто не заметен на фоне его темной шерстки, то ли его и в самом деле подобным было не пронять.

Невольная оговорка Рэйнбоу заставила пегаску призадуматься. Сама о том не подозревая, Дэш фактически разгадала её мечту, о которой кобылка стеснялась даже думать. Вот бы действительно выйти с Коппервингом на последний танец — разумеется, без объявления пары, но как самые родные и близкие друг другу пони! Вот только как на это посмотрел бы сам опекун? В их близости и дружбе Скуталу ничуть не сомневалась, но ведь вполне могло бы выйти и так, что жеребец хотел бы сходить на него с кем-то из взрослых кобылок, завязав тем самым определенного рода отношения. Нет, попроси она его о таком, он наверняка бы согласился – хотя бы во имя все той же связывающей их близости. Но Скут о таком и думать не хотела. Пегас и так столько для нее делал, и лишать его еще и личной жизни было бы полнейшим свинством. Вот если бы он сам такое предложил!..

Но как бы то ни было, их появление на последнем танце вызвало бы очередную бурю сплетен и шепотков за спиной – ведь несмотря на изменения обычаев, пары на том танце воспринимались больше как пары. И пусть даже на членов семьи такое отношение не распространялось – вот только и у них с опекуном была не совсем обычная ситуация. Если же учесть те слухи, которые уже про них ходят, то все эти нелепицы и небылицы разрастутся, как снежный ком. Большинство жителей в них не верят – но есть особо глупые, упертые и просто сволочные, кто не стесняется бросить косой взгляд или шептаться у них за спиной. Тут Скуталу снова украдкой посмотрела на опекуна – может, оно и к лучшему, их не увидят на завершающем танце?..

Не подозревая даже, какие мысли витают в голове его подопечной, Коппервинг вытянул передние ноги, согревая их в тепле костра. Праздник Звездной Ночи… с тех пор, как он стал достаточно взрослым для последнего танца, он не пропускал его ни разу. Правда, до знакомства с Рэйнбоу это ничем особенным не заканчивалось – робкие поцелуи и неумелые ласки не в счет. Однако же, Коппервинг неизменно принимал в нем участие, кружась с кобылкой в числе прочих пар, замирая от восторга при звуках старинной, овеянной традициями, музыки. Он любил этот праздник, любил этот танец – более того, в совершенстве умел его танцевать. А теперь… надо ж было так совпасть, что его слепота пришлась именно на эту дату!

За этот вечер к нему уже несколько раз подходили кобылки, объединенные одной и той же целью. Почти всем хватало одного взгляда в его слепые глаза, чтобы передумать; однако двоих не смутило даже это – он не совсем был уверен в их мотивах, но оба раза ответил вежливым отказом. В глубине души Коппервинг при этом понимал, что был вполне способен провести танец даже в нынешнем состоянии. Вот только в одиночку его не танцуют, а без глаз жеребец не мог в полной мере чувствовать партнершу, что считал для себя важнейшим условием для успеха. Не Птуша же себе на спину посадить, чтоб скрипел и щелкал в ответ на каждое движение!..

— Коппервинг? – ворвался в его мысли тихий голос Скуталу. Вздрогнув от неожиданности, пегас повернул голову в ее сторону. – А… ты уже решил, с кем пойдешь на последний танец?

— Ни с кем, милая, — криво усмехнулся он. – Без зрения танцор из меня выйдет тот еще; не хочу портить вечер ни себе, ни окружающим.

— А ты не думал, что своим согласием ты можешь сделать свою… избранницу счастливее? – Кобылка говорила медленно и осторожно, пытаясь подбирать верные слова. Более того, Скут прекрасно помнила, как Коппервинг отмалчивался, когда она спросила его про это в прошлый раз. – И что никакие ошибки в самом танце не перевесят твои прочие достоинства?

— Скуталу… я пока еще слепой, ты ж не забыла? Ну как я такой пойду танцевать – меня хватит разве что наступать пони на ноги, да врезаться в другие пары!

— Ну а если бы мог – то кого бы выбрал? – не сдавалась пегаска. Осталось получить хоть какой-то список имен, и за оставшееся время попытаться подговорить одну из этих кобылок. Если она хорошо попросит и скажет все правильными словами, то может и повезти, и Коппервингу не придется просидеть остаток вечера у костра. Лишь бы только он…

— Узури, — со смешком ответил жеребец, руша все ее надежды и планы.

— И… все? – неуверенно переспросила она.

— И все, — отозвался пегас.

«Врет», — убежденно подумала кобылка.

«Вру», — мысленно согласился с ней Коппервинг.

— Ну… что могу сказать… — потянувшись, Скуталу спрыгнула с лавки, и посмотрела в лицо пегасу. – Тогда я пошла, времени осталось не так и много.

— Куда?.. – непонимающе спросил тот.

— Искать Узури, — почти по слогам, словно несмышленому, ответила она. – Шансы мои, сам понимаешь… но никто не скажет, что я даже не попыталась. Если вдруг твоя зебра здесь, то я найду ее.

Не говоря больше ни слова, Скуталу побежала прочь, оставив у костра о чем-то крепко призадумавшегося Коппервинга.

Послушать его историю собралась не только детвора, но и некоторые взрослые, проходившее мимо. И хоть у него уже был опыт выступления перед большой группой пони, человек успел понервничать. Ведь одно дело просто отвечать на прямые вопросы учеников, и совсем другое – вести складное и интересное повествование, параллельно не выпуская из головы версию своего наставника.

Судя по восхищенным перешептываниям во время рассказа и одобрительному топоту, в конце, пони явно были под впечатлением. Даже отец Литлвиш, который вместе с женой пришел на праздник, уважительно приподнял бровь, не смотря на парочку явно приукрашенных моментов. Например, когда герой молодецким ударом кулака отправил одного кокатрикса в нокдаун, или когда он всего лишь один броском снежка вынудил другого несколько секунд в недоумении тереть лапами морду. Но мистер Дэйр еще в бытность свою офицером Эквестрийских Морских Сил отлично читал характеры подчиненных: Айроншилд любил порою приукрасить события, но откровенное вранье не числилось среди его привычек. Так что – по его мнению – двуногий, как минимум, заслуживал благодарности с занесением в личное дело, а то и полновесной медали.

Мужчина был готов ответить на тут же возникшие вопросы, но его взгляд упал на Скуталу, бродившую неподалеку и подходившую чуть ли не к каждому встречному пони с каким-то вопросом, на который те отрицательно качали головой в ответ.

Обняв Литлвиш и извинившись перед остальными, Айроншилд, едва не срываясь на бег, поспешил к рыжей пегаске.

— Скуталу! Эй, Скуталу! – окрикнул он, боясь потерять ее из виду. – Есть минутка?

Услышав знакомый голос, пегаска обернулась.

— Рони! – радостно воскликнула она и улыбнулась. – Ты все-таки пришел на праздник!

— Спасибо Панчу за внеурочный выходной, — ответил человек, окидывая ее взглядом. «От того ужасного инцидента не осталось почти и следа… никакой хромоты, крылья в полном порядке. Да и глаза… не знай я заранее, то так бы и не сказал, который из них был поврежден».

— А я тебя как раз ищу, — добавила пегаска, продолжая внимательно смотреть по сторонам, словно пытаясь найти еще кого-то. – Ну, точнее не столько я, сколько Коппервинг.

— Без шуток? – неверяще уставился на нее Айроншилд. – А то я тут сам его уже давно ищу.

— Какие уж тут шутки, — отвлеченно сказала Скуталу. – Слушай, а ты тут … зебру не видел? – она так внезапно сменила тему, что у человека вопрос застыл на языке. – Не Зекору – другую.

Смутившись, Айроншилд мысленно пробежался по событиям сегодняшнего вечера.

— Хм… нет, не видел. Ни Зекоры, ни какой-либо другой. – Он виновато развел руками. – А что?

— Да так… — закатив глаза, вздохнула пегаска. – Вызвалась найти, а коль уж пообещала… ну, сам понимаешь.

— Понимаю, — кивнул человек, почему-то догадываясь, какую конкретно зебру ищет его подруга. С чего вдруг именно сейчас? Это уже было другим вопросом, над которым у него не было времени размышлять. – Назвался груздем — полезай в кузов.

Скуталу смешно сморщила мордочку – одной Луне было известно, каким образом медальон передал ей смысл старой людской поговорки.

— Э-э-э… да, типа того, — согласилась она секундой позже, не желая вдаваться в подробности каких-то кузовов с непонятными грибами сверху. – Коппервинг сейчас сидит у одного их костров, во-о-он там, — кобылка указала крылом за спину Айроншилда. – Пойдем, я провожу тебя.

— Ну, теперь, когда направление задано...

— Нет-нет-нет! Раз уж я нашла тебя, то собираюсь довести дело до конца, а тебя до Коппервинга. И это... давай не будем мешкать. Мне, правда, очень хочется поболтать с тобой и услышать ту историю про кокатриксов, но последний танец объявят через час; а это значит, что времени на поиски у меня осталось мало. Да и ты сам…

— Все в порядке, Скутс, и я все понимаю. Я тут не на один день – успеется. Так что, веди!

Основная часть праздника окончилась уже полчаса часа назад, а число гостей за это время сократилось по меньшей мере впятеро. Жеребят и подростков, не достигших пятнадцати лет, на последний танец не допускали – по вполне понятным причинам, учитывая его символизм и изначальное предназначение. Пусть за века и сменились многие обычаи, но эта традиция соблюдалась со всей строгостью – к вящему неудовольствию тех, кому для участия не хватило всего нескольких месяцев. Вместе с ними отправились и многие из взрослых – одни устали, другие должны были смотреть за жеребятами, третьи не нашли себе спутников, и не хотели оставаться в одиночестве.

Пользуясь перерывом, пони рассаживались у свободных костров, а то и разводили новые. Большинство уже выбрало себе пару, однако были и те, кто с надеждой бродил от огня к огню, пытаясь буквально в самый последний момент отыскать себе партнера для танца. Пегаска смотрела на таких с искренним непониманием. Со слов Коппервинга, на завершающий Танец Звездной Ночи имели право выйти те, кто решили составить пару и во всеуслышание заявляли об этом, прося тем самым благословения Сестер на свой союз. Кроме них, с недавних пор допускалось участие тех пони, кто испытывали друг к другу особо крепкие и близкие чувства, вроде родни и лучших друзей. А вот так вот искать себе пару, почти случайную, в последний момент… подобное казалось ей кощунством и дикостью.

В поисках Узури, пегаска честно обошла всю округу. Она прекрасно понимала, что шанс присутствия зебры на празднике был воистину ничтожен… но все же не был равен нулю. Поэтому Скут старательно ходила от костра к костру, заглядывала в палатки, даже немного углублялась в лес. Если уж Узури была настолько нужна ее опекуну… что ж, она сделает все возможное что бы ее отыскать, и неважно, верит ли она сама в успех или же нет.

Зебры Скуталу так и не нашла, зато повстречала Айроншилда. Радостная от того, что все-таки сумела выполнить просьбу Коппервинга, она проводила человека к нужному костру. В другой ситуации пегаска непременно осталась бы с ними, послушать рассказ двуногого о схватках с монстрами Вечнодикого леса... В следопыты ведь не брали просто так – значит, на его долю уже наверняка выпали захватывающие и полные опасностей приключения! Или же он поведает жуткие легенды о древнем дворце Сестер-аликорнов, наверняка хранящим в своих недрах невероятные сокровища, скрытые за потайными дверями и охраняемые коварными ловушками!.. Но… после всех сегодняшних разговоров, Скуталу справедливо решила, что и этот выйдет непростым. Ну а если человек и расскажет что-нибудь интересное, то опекун ей потом и пересказать может.

Попрощавшись с человеком, пегаска вернулась к своим безнадежным, как ему казалось поискам. Провожая ее взглядом, он не без интереса подметил ее какую-то странную и в чем-то неуверенную походку: Скуталу несколько раз обернулась, но — что интересно — не конкретно на Айроншилда, а куда-то в сторону Коппервинга. Вообще создавалось впечатление, что она одновременно хотела остаться и уйти, словно набирающийся храбрости пациент перед кабинетом зубного врача. Вскоре кобыла затерялась среди пони, все активнее собирающихся к последнему, главному танцу.

Человек посмотрел в противоположную сторону, где метрах в десяти от него сидел Коппервинг. Теперь он понимал, почему так и не смог отыскать его самостоятельно. Да, немало пони говорили, что видели его – но никто не уточнял, во что пегас был одет. Собственно, как и то, что тот вообще пришел на праздник в одежде: как и несколько месяцев назад, он облачился в светло-зеленый пиджак и кремового цвета рубашка, которые сидели на нем, как влитые.

Коппервинг был неподвижен словно статуя, смотря прямо даже не на Айроншилда, словно сквозь него. Повязка на его глазах заставила мужчину содрогнуться, когда тот представил, что могло скрываться под ней и какие муки мог пережить его друг во время ритуала. Или после… «Ритуал прошел несколько недель назад, а он все еще в повязке… Не к добру это…»

Он сделал пару шагов навстречу и внезапно замер как вкопанный, к своему смятению осознав, что не знает, с чего начать разговор. Это было до невозможности глупо, но Айроншилда словно парализовало. Пусть за последнее время с ними обоими столько всего приключилось, но все же он действительно не представлял что сказать, перебирая в голове множество вариантов.

Коппервинг опустил взгляд, и почему-то это сработало как спусковой крючок – человек выдохнул и подошел к жеребцу.

Услышав хруст снега, пегас втянул ноздрями воздух и резко вскинул голову, словно учуяв его приближение.

— Ну здравствуй, друже, — поприветствовал его Айроншилд. – Ты даже не представляешь, чего мне стоило отыскать тебя.

Наконец признав затею с поисками безуспешной, пегаска окольными путями вышла к хорошо знакомой стоянке. Не желая выдавать своего присутствия, кобылка прокралась к огромным зарослям шиповника, растущего неподалеку от костра. Осторожно, стараясь не порвать платье, Скут заползла под колючие ветви.

Затаившись, она некоторое время выжидала – не столько пытаясь понять, обнаружили ее или нет, сколько успокаивая бешено колотящееся сердце. Медленно выдохнув, Скуталу отодвинула в сторону пару сухих колючих веток, и осторожно глянула наружу. Отсюда ей было плохо видно, однако их негромкую беседу кобылка различала без помех. К ее облегчению, они уже не говорили о чем-то важном: вместо этого, Рони оживленно заканчивал очередной рассказ о своих недавних приключениях. Делал он это настолько эмоционально и красочно, что Коппервинг то и дело посмеивался, а под конец и вовсе одобрительно затопал ногами.

Для такой скрытности у кобылки были причины – она готовилась воплотить в жизнь идею, которая весь праздник не выходила у нее из головы. Ради нее Скуталу столько времени изучала ту книгу, и с оглядкой на нее она сегодня отказала Свити Белль в ее просьбе… Не сразу решившись на такое, пегаска до конца не знала, верно ли она поступает и правильно ли ее поймут. А еще хуже была неопределенность – до последней минуты оставался шанс того, что вся ее задумка останется неосуществленной, просто по ненадобности. Ведь для этого Коппервинг должен был так ни с кем и не пойти на танец…

Эта идея, о которой пегаска не могла подумать, не залившись при этом краской, родилась у нее всего несколько дней назад. Ее опекун, с таким восторгом и любовью рассказывающий ей о Звездной Ночи, и особенно последнем танце, из-за своего состояния собирался на этот раз в нем не участвовать. Сам он уж точно приглашать никого не стал бы, о чем красноречиво говорили его слова, что танцевать бы он вышел лишь с одной Узури. По мнению Скут, пара бы из них вышла прекрасная – настолько, что вторую такую найти было бы не легче, чем саму эту зебру на сегодняшнем празднике. Всерьез он об этом просил, или нет – было не так важно, поиски все равно результата не дали. Однако, на празднике хватало других одиноких кобылок – а значит, был немалый шанс того, что одна из них захочет позвать Коппервинга на танец. Жеребец он во всех отношениях видный – стоит лишь не смущаться его временной слепоты, да его самого убедить, что не считаешь это проблемой… Задача не из легких, но у кого-то могло и получиться. Поэтому Скуталу и ждала до последнего – идеи-идеями, но мешать опекуну устраивать свою личную жизнь у нее и в мыслях не было.

В душе пегаски причудливо смешались неопределенность и страх, предвкушение и восторг, смущение и нетерпение — отчего Скуталу попеременно бросало то в жар, то в холод. Мысли перескакивали с одного на другое, и в какой-то миг она едва не решила плюнуть на все, подойти к костру и спросить напрямую… С трудом преодолев искушение, кобылка продолжила ждать, наблюдать и слушать. Когда объявят последний танец, все сразу прояснится, оставалось уже меньше получаса – вот только Скуталу была настолько взволнована, что каждая минута для нее казалась часом.

Замешкавшись сперва от странного запаха, жеребец секундой позже расплылся в улыбке, услышав знакомый голос:

— Рони! – воскликнул он. – Богатым будешь! Я как раз задавался вопросом – явишься ли ты на праздник или предпочтешь ему прогулки по Вечнодикому и схватки с кокатриксами, — он подвинулся и похлопал копытом по скамье. – Добро пожаловать, как говорится, к нашему костру. Ты очень вовремя: так получилось, что здесь больше выпивки, чем один пегас в состоянии осилить.

Поправив висевший на поясе меч, человек принял приглашение и сел рядом.

— Как у нас говорится, парня в горы тяни — рискни, не бросай одного его…

— Эм-м-м… — смутился Коппервинг и «посмотрел» ему в глаза, отчего мужчина в очередной раз вздрогнул – по непонятной причине подсознание опять попыталось воссоздать и перенести состояние друга на своего хозяина. – Горы?

— Да забей, — махнул рукой человек после секундного замешательства, — очередное людское выражение, не более. Рад помочь, говорю.

Жеребец повернулся корпусом и безошибочно нащупал уже початую бутылку старого доброго Эпплджекдэнниэлса. Мужчина хотел было его одернуть, но тот, как ни в чем не бывало, до краев наполнил пустой бокал – не пролив при этом ни капли.

«Мастерство не пропьешь, что ни говори…»

— Эт тебе… как бишь вы там говорите… штрафная? – за опоздание; а также благодарность за то, что нашел в своем графике время на ослепшего пегаса, — пояснил пони. Айроншилд взял бокал в руку, прикидывая, сколько сегодня предстоит выпить, если его друг начал сразу в места в карьер. – А если серьезно… — добавил Коппервинг на полтона ниже, — я, правда, рад, что ты пришел. Не уверен, что смог бы пережить все это без твоей поддержки. Ну тогда, в парке, помнишь?

— Тогда и Скуталу тоже благодарственную потом накапай, — ответил мужчина, рассматривая выжженные на бокале узоры.

– Если бы не она, так и ходить мне от костра к костру.

Пегас потер копытом переносицу и многозначительно вздохнул:

— Вот же ей неймется, — едва слышно прошептал он, чем вызвал на лице мужчины удивление. – Это долгая история, — добавил жеребец секундой позже, — но сдается мне, ты захочешь услышать подробности…

Айроншилд взглянул на свой бокал и усмехнулся:

— Тогда как бы не пришлось идти за добавкой, ибо, сдается мне, разговор предстоит долгий… — он запнулся и несколько смущенно добавил, — если только ты не собирался пригласить особенную кобылку на последний танец… Насколько я понял…

Коппервинг громко – словно нарочито – рассмеялся:

— Нет-нет-нет, — сказал он, театрально смахивая невидимые слезы, — я тут совсем по другому поводу: повидаться с друзьями и по возможности утрясти кое-что… с тобой встретиться, например. А то совсем зарос, небось, в своем Лесу.

Человек непроизвольно провел рукой по волосам, которые давно уже бы стоило укоротить, и усмехнулся:

— Да… есть немного… надо бы обкарнать, наверное – по лесу с такими особо не последопытишь.

Коппервинг пробурчал что-то в ответ и неспешно отпил из своего бокала.

— Ну так… кхм…подробности? – вопросительно посмотрел на друга человек после несколько затянувшегося молчания, так и не дождавшись от него ответа.

Пегас втянул ноздрями воздух и шумно выдохнул, будто взвешивая, стоит ли вываливать на Айроншилда всю ту гору событий, приключившихся с ним за последнее время.

— Твайлайт, наверняка, уже рассказала тебе про Узури, — сказал он наконец.

— Да, — помрачнев, кивнул мужчина. – Та странная зебра, которая провела сомнительного содержания ритуал.

— Тогда, пожалуй, стоит начать с событий давно минувших – нашего с ней знакомства, и… и прочего… — посерьезнел пегас. – Я постараюсь не увлекаться подробностями, но если меня вдруг занесет – пни.

Близилось начало танца, а пегаска все сидела в своей «засаде», боясь лишний раз пошелохнуться. Один раз Скуталу едва не погубила свою маскировку: задумавшись, она упустила момент, когда к костру подошла красивая желтая пегаска с бирюзовой гривой – Рэйндропс, кажется. Ее интерес к Коппервингу был настолько открытым и недвусмысленным, что Скут от волнения едва не вывалилась из куста – к счастью, ее страхи оказались напрасными. Выразительным жестом поправив повязку на глазах, жеребец рассыпался в извинениях, а затем вежливо, но твердо, отказался от приглашения. Расстроенно вздохнув, Саншауэр с опущенной головой ушла искать себе пару в другом месте. А жеребец с человеком тем временем вернулись к своей беседе, даже не подозревая о едва не умершей от облегчения пегаске.

Воодушевленная отказом своего опекуна другой кобылке, Скуталу заметно воспрянула духом. Шанс успеха из призрачного начал казаться вполне реальным – оставалось уже совсем немного подождать, а затем пригласить Коппервинга на танец. Вот бы только Айроншилд отлучился куда-нибудь, хоть на пять минуточек!.. Нужные слова уже крутились у нее на языке – оставалось лишь надеяться, что они окажутся более действенными, чем представления об ответственности, которые ее опекун вбил себе в голову.

Вот и сейчас… Скуталу была уверена, что Коппервинг и сам в глубине души был готов пригласить ее на танец… однако вслух бы о таком не сказал, и тем более, никогда бы на это не пошел. Причина была понятна – не хотел появления новых слухов, и таким образом пытался защитить от них свою подопечную. Почему-то в его голове никак не укладывался тот факт, что за полжизни, проведенной в приютах, пегаске доводилось слышать в свой адрес и куда менее приятные слова, а говорили их гораздо чаще. По этой самой причине Скуталу не боялась осуждения или шепотков за спиной – точнее, обращала на них меньше внимания. Этим вечером она видела, как на танец записывались ее одноклассница Динки Ду, вместе со своей мамой Дитзи. Разве могли быть родственные узы ближе, чем у них? Однако записали, так еще и поздравили. И чем тогда они с Коппервингом хуже? Только лишь тем, что смеют быть настолько близки по духу, не будучи при этом родней по крови?

Его повествование, и вправду, вышло коротким, но… емким и эмоциональным. Грусть расставания с Рэйнбоу Дэш сменилась даже не радостью любви, а какой-то фанатичной одержимость Узури; за ними тут же шло опустошение, сменяющееся злостью на ее внезапный и скоропостижный уход; но вот уже их место занял переплетающийся клубок из смятения, обиды и страсти. Заключительным аккордом была надежда, которую буквально за несколько дней до этого так безжалостно растоптали божественные Принцессы

Каждое описываемое событие сопровождалось настоящим взрывом эмоций, столь открытых и искренних, что Айроншилд и сам невольно начал их переживать. И когда дело дошло до непосредственно Ритуала, человек уже если не понимал умом, то чувствовал сердцем, почему Коппервинг поступил именно так, а не иначе. Вот правда принять его решение, он пока был не в силах.

В отличие от своих друзей и соседей, Айроншилду он рассказал всю правду о Ритуале, без приукрашиваний и не умалчивая ни о чем. Это был своего рода жест доверия, вкупе с потребностью выговориться. Тем более, что Коппервинг ни на миг не сомневался в том, что человек не побежит разбалтывать об этой тайне кому попало.

Однако рассказав об этом, пегас почувствовал вину и стыд перед Узури. Все-таки это была не только его тайна, и рассказать о ней без разрешения – значило предать ее доверие. Но все же говорил, выкладывая Рони всю правду о Ритуале, честно и в подробностях. Ту самую, имея в виду правду в которую он сам отчаянно хотел верить.

— Ну и вот, — начал подходить к завершению жеребец, — Дискорд меня за язык потянул сказать, что я бы пригласил на последний танец разве что саму Узури, — он залпом осушил бокал, и, утерев кончиком крыла губы, закончил. – Соврал ведь, дурень, ну соврал же!..

Мужчина поднял перед собой бокал и задумчиво повертел в руке. Правда о ритуале оказалась гораздо ужаснее, чем он мог себе представить, поэтому часть про танец он слушал уже вполуха.

«Так вот как все было на самом деле… интересно, кто еще знает правду? Рассказал ли ты ее остальным или только мне? Что-то мне подсказывает – ни Твай, ни другие пони не знают об истинном положении вещей. Оно и понятно – слишком эта правда страшная и неприглядная. А от меня не скрыл…»

— Рони, эй Рони! – словно издалека донесся до него голос пегаса. – Ты чего там бубнишь?

— А если бы не соврал, говорю, – ухватившись за последнюю сказанную жеребцом фразу, спросил у него человек. – Кого бы назвал?

Коппервинг посмотрел себе под ноги:

— Неважно… — уклончиво ответил он, но человек готов был поклясться, что успел заметить, как до этого губы пегаса дрогнули – словно бы прошептав чье-то имя.

Жеребец начал стремительно погружаться куда-то в бездну своих мыслей и переживаний, что не могло ускользнуть от Айроншилда.

— Ну, неважно так неважно, — натянуто улыбнулся человек и попытался вернуть их беседу к приподнято праздничному настроению, с которого она началась. – Но Скут была настроена очень решительно, должен заметить!

— Послушай, Рони… — будто пропустив его последние слова, едва слышно сказал Коппервинг. – Ритуал… — он замялся, явно борясь с одним ему ведомым демоном, — Скажи, ты считаешь, что я правильно поступил? – мужчина открыл было рот, но пегас прервал его взмахом крыла. – Прежде, чем ты ответишь, я хочу, чтобы ты был предельно искренним. Мне не нужно, чтобы ты сказал то, что я хочу услышать – мне нужна правда. Пусть и твоя личная, но все же.

Айроншилд поставил бокал рядом и провел ладонями по лицу. Он и сам до конца не понимал, что чувствует по этому поводу. Но если ухватиться за самую первую мысль…

— Я могу лишь восхищаться твоей преданностью и той жертвой, что ты принес, но… — мужчина тяжело посмотрел на друга. Словно почувствовав это, жеребец молча повернул к нему свое прикрытое повязкой лицо, ожидая пока тот вынесет своей вердикт. — … но ведь ты даже толком не представляешь с какими силами связался, ведь так? Какую плату они еще могут потребовать? Через год, три, десять лет?

— Понятно… — Коппервинг криво усмехнулся. – А я думал, хоть ты поймешь…

— Пойму что? Что ты готов пойти на все ради родных и близких? Поверь, это я и так прекрасно понимаю. Коппервинг, ты мой друг – друг, подобного которому, я могу лишь пожелать отыскать всем остальным. Я… — горькие, но идущие от сердца слова замерли у него на языке. – Я хотел бы сказать, что одобряю твое решение, но… но я не могу… по простой и банальной причине: как бы я не желал, не пытался поставить себя на твое место – это невозможно. Ведь для этого мне потребуется пройти через все то же, что прошел ты.

Пегас не сводил с него скрытого под повязкой взгляда. По его лицу пробежала тень, но вскоре исчезла, а уголки губ дрогнули в ухмылке:

— Говоришь, я поступил необдуманно, поспешно? Что ты не на моем месте, чтобы судить? Что ж, спасибо и на этом, но… но, если задуматься, так ли это?

Теперь пришел черед Айроншилда перейти к молчаливому ожиданию.

— Уверен, что когда ты бросался на тех кокатриксов, ты вряд ли рассуждал долго – если вообще рассуждал – взвешивая за и против. Ты просто сделал то, что считал должным, так?

— Не совсем… — ответил человек, уже представляя, куда тот клонит. – Я…

— Дай мне закончить, будь любезен, — неожиданно мягко попросил его жеребец, отчего мужчина на секунду-другую потерял дар речи. – Так вот, — продолжил пегас, — там, где я временно жертвовал своим зрением – пусть даже эффект и мог оказаться необратимым – ты ставил на кон всю свою жизнь. Я не следопыт, но достаточно знаю о кокатриксах, и поверь, шансов выжить у тебя было намного меньше, чем у меня – ослепнуть на до гробовой доски. Ну что, — добавил он, пока человек собирался с ответом, — все еще считаешь, что мы далеко ушли друг от друга?

В этот раз их мрачное молчание затянулось. Коппервинг наполнил свой бокал вином, затем передал бутылку Айроншилду. Тот последовал его примеру, слегка забрав за край, отчего капли напитка паутиной растянулись по припорошенной снегом скамейке.

— Ты упускаешь один очень важный момент, — сделав глоток, сказал человек. – В отличие от тебя, я рисковал только собой…

— Скуталу ничего не угрожает! – неожиданно взорвался пегас. – Даже если Узури соврала и использовала первоначальный вариант… — он осекся на полуслове. – Если с кого Звезды и потребуют полноценную плату, то только с меня, не с нее.

— Допустим, — нехотя согласился Айроншилд. – Но какого будет Скуталу, если – упаси боги – я окажусь прав, и неведомые силы захотят взять свое? Если с тобой случится что-то ужасное, она же себя возненавидит.

— А если бы с тобой что-нибудь случилось? – парировал жеребец. – Если бы ты погиб тогда, что бы почувствовал Вайлд Панч? Не говоря уже о нас – твоих друзьях.

— Я – не пони, моя смерть была бы приемлема, — пожал плечами Айроншилд… и тут же пожалел о сказанном.

Коппервинг побелел лицом и уставился на него так, что даже сквозь повязку можно было почувствовать вырывающиеся наружу негодование и злость.

— Приемлема… приемлема?! – вскричал он. – Да как ты… — он с трудом подбирал слова, — как ты вообще смеешь говорить так о себе? Ты что, и вправду считаешь, что твоя жизнь для нас не более чем разменная монета?!

— Жизнь Панча ценнее… — попытался мужчина воззвать к логичному – как ему самому виделось – обоснованию своих действий, но пегас разошелся не на шутку.

— Нет! – еще громче воскликнул Коппервинг. – Нет, замолчи сейчас же! Я не знаю и не хочу знать, чему тебя там учили в людских академиях, но не смей – слышишь?! – не смей больше называть свою жизнь более или менее ценной! Не смей представлять ее каким-то слагаемым в скупом и бездушном уравнении. Ибо я клянусь, что если я хоть еще раз услышу от тебя что-то подобное, то выбью всю ту дурь, что так крепко засела в твоей голове!

Переполненный эмоциями, вне себя от возмущения, жеребец тяжело дышал, не в силах больше подобрать слов.

Айроншилд растерянно смотрел на друга – столь внезапная и не до конца понимаемая его людской душой реакция словно выбила воздух из легких.

Гнев же Коппервинг начал спадать так же быстро, как и разгорелся, сменяясь сочувствием и болью. Пони просто отказывался верить в то, что этот двуногий пришелец, ставший за столь короткий срок его другом, видел себя лишь винтиком в механизме. «Да что же вы люди за существа такие… почему вы смотрите на столь важные вещи, как последние бюрократы на цифры в бумагах…»

— Не смей… — словно заклинание повторил шепотом пегас, — не смей даже сравнивать благородные и чистые помыслы с логическим умозаключением…

Человек потер пальцами переносицу и усмехнулся. Стороннего наблюдателя такая реакция бы смутила, но Коппервинг не был сторонним наблюдателем. Там, где его сородичи видели бы монолитную стену со знаком «вход воспрещен», восприимчивый пони отчетливо смотрел сквозь нее, видя за ней отчаянную попытку Айроншилда отгородиться от окружающего мира. Не ради себя, но ради остальных.

— Логика… — пробормотал мужчина, — умозаключения… Следуй я им, то мы сейчас не разговаривали. А я б занимал вполне неплохую должность в Министерстве чрезвычайных ситуаций. И начальство одобряюще похлопывало бы меня по плечу, в том время как простой люд – приведись ему случай узнать правду – смотрел на меня с нескрываемым отвращением.

— Тогда зачем, — почти умоляюще спросил жеребец, — зачем ты скрываешься за шаблонными и вызубренными фразами?

— Потому, что меньшее зло лучше большего? – спрашивая скорее самого себя, ответил Айроншлид, и сам видя абсурдность этого умозаключения.

Лицо Коппервинга на мгновение свело злобой, но – к его собственному удивлению – гневные слова так и не сорвались у него с уст. За долю секунды он словно охватил мыслью всю свою жизнь: свои убеждения – подчас глупые и нелепые; недавнее прошлое, что частенько отделяло его от прочих пони; жизненное кредо Узури, которое он так до сих пор и не мог полностью принять… «Неужели мне так важно доказать свою правоту? Я что, и правда, готов отречься от кого-то лишь потому, что наши мнения в чем-то кардинально отличаются?»

— Знаешь, — сказал пегас, когда по его ощущениям прошла уже целая вечность, — возможно, ты и прав… Какая разница, чем мы руководствуемся, если наши конечные действия приносят другим благо, да? – он вновь поднял взгляд на человека. – Главное же не то, в чем мы различаемся, а в чем похожи?

Пегас не мог видеть друга, но на каком-то недосягаемом уровне почувствовал, как тот искренне и тепло улыбнулся, словно соглашаясь с ним.

- Они сошлись… Волна и камень, — слегка напевая, меланхолично продолжил Айроншилд мысль жеребца, к удивлению последнего перейдя на слог, который и Зекора не оставила бы без одобрения. — Сперва взаимной разнотой, они друг другу были скучны; потом понравились; потом съезжались каждый день верхом и скоро стали неразлучны.

— Верхом?.. – неуверенно переспросил Коппервинг, решив для себя, что магический переводчик в чем-то ошибся. – Не на мне верхом, надеюсь? – закончил он добродушным смехом.

— Я бы сделал так же, — в одно мгновение ставшим серьезным голосом неожиданно сказал человек. – Я… был на твоем месте… пусть и не в полной мере, но тогда… да и сейчас я готов принять любую цену, лишь бы она жила…

Коппервинг не стал поднимать эту тему. Он уже достаточно хорошо знал человека, чтобы понимать – Айроншилд никому не позволит взять на себя часть своей ноши, сколь бы тяжелой она не была. Вместо этого пегас с грустной торжественностью произнес:

— Тогда этот тост за нее. Где бы она сейчас не была... я уверен, что она гордится тобой, мой друг.

В наступившей тишине они осушили бокалы до дна.

— Твай сегодня рассказала, — неожиданно добавил пегас, после того как молчание несколько затянулось. — Про то, что тебе не вернуться назад...

Айроншилд вяло отмахнулся и протянул руку к бутылке, чтобы налить еще по одной:

— Это неважно, — ответил он и чуть погодя добавил как-то неуверенно. — Ну, во всяком случае уже неважно.

Коппервинг устало — почти обреченно — вздохнул, словно смиряясь с фактом того, как небрежно его друг отзывается о, казалось бы, важных вещах.

— Как бы то ни было, Земля – я правильно назвал? — была твоим домом. Пусть не самым привлекательным — насколько я могу судить по твоим рассказам — но все же у тебя сохранилось о ней немало приятных воспоминаний. Так уж ли это неважно?

— Давай я переиначу, — сказал мужчина, передавая пегасу наполненный бокал. — Неважны не сами воспоминания, а то, что назад мне путь заказан. Сокрушаться по этому поводу я больше не намерен — поверь, повариться в собственных мыслях и понакручивать себя, времени у меня было предостаточно.

И снова Айроншилд скрывал свои истинные чувства — нет, сейчас он даже откровенно врал. «Что ж, если тебе это помогает, то и мне не пристало жаловаться», — подумал Коппервинг, а вслух сказал:

— Вот и правильно! К тому же, посмотри на это с другой стороны — один дом потерял, другой нашел. И, вроде бы, не хуже прежнего, а? Я хочу сказать, ну разве на Земле тебе бы позволили бегать по лесу с мечом наголо и охотиться на всякую зубастую живность?

— Позволить-то позволили бы, — усмехнулся мужчина, — но это уже совсем другая история. А сейчас, — в привычной для себе манере он начал переводить разговор на что-то более жизнеутверждающее – что-то более подходящее атмосфере сегодняшнего праздника, — сейчас моя очередь, — приподняв бокал, он продолжил. – И я буду предельно краток, ибо не имею права занимать время, той кобылки – которая, я уверен – ожидает твоего приглашения на последний танец.

Коппервинг был готов разразиться возмущение, но человек нарочито громко прокашлялся, требуя права голоса.

— Так вот… — снова прокашлялся он, а пегас уткнулся лицом в копыто. Жеребец уже прекрасно понимал, что ближайшее время будет отдано на пусть и красивую, но все-таки немного вычурную речь, к которым его прямоходящий приятель имел определенную слабость. – Друг мой Коппервинг, мой тост – пусть и будет несколько не к месту – я поднимаю в твою честь. В первые минуты нашего неожиданного для меня знакомства я счел тебя наглым, попутавшим берега пони, который…

Сгорая от нетерпения, кобылка снова выглянула из-под ветвей. Человек все так же сидел у костра — снова с полным бокалом в руках. По всему выходило, что уходить он не собирается – уж точно не в ближайшее время. А до начала танца оставалось всего-то ничего!.. Делать было нечего – глубоко вздохнув, пегаска осторожно вылезла из-под прикрытия шиповника; сделав небольшой круг, спустя минуту она уже подходила к костру с противоположной стороны.

Не замечая приближающейся кобылки, мужчина высоко поднял бокал, начав произносить длинный и цветистый тост. Язык у него слегка заплетался от выпитого, однако речь двуногого была еще внятной. В отличие от него, жеребец приметил Скуталу еще на подходе. Дернулось ухо, затрепетали ноздри – и вот уже пегас повернул голову в ее сторону, расплываясь в приветливой улыбке.

— Моя дорогая Скути! Наконец-то ты нашла время присоединиться к нашим скромным посиделкам! – Вопреки опасениям, голос опекуна звучал почти нормально – что было неожиданно, ведь он-то наверняка выпивал с каждым из своих гостей, а то и не по разу. – Рони, друг мой, позволь я тебя прерву. Твой тост вышел красивым и правильным, но уж больно он затянулся. Давай просто выпьем!

Бокалы глухо стукнулись, и были выпиты длинными глотками. Коппервинг довольно крякнул, и откуда-то из-под лавки достал деревянную кружку.

— Давай, Рони, обнови-ка нам напиток… и Скуталу тоже налей, в честь праздника – но не больше половины, ага?.. За сегодня бесспорно заслужила!

Подняв передние ноги, Коппервинг стянул с глаз повязку – ту самую, что надевал на тренировки с Птушем, совсем еще недавно… и при этом словно бы невероятно давно. Пламя костра отразилось в его слепых глазах, создавая впечатление, будто бы огонь горел в самих глазницах. Добавить к этому взгляд куда-то в сторону и легкость, с которой жеребец вслепую находил и использовал всевозможные предметы – и получалось воистину пугающее зрелище. Вот и сейчас, руководствуясь одним лишь запахом, по памяти или еще Дискорд знает каким способом, Коппервинг безошибочно протянул копыта за кружкой, а потом с той же легкостью почти всучил ее своей подопечной. – Скути, с тебя тост, как с опоздавшей!

Пегаска смутилась. Первоначальный план – подойти и сходу пригласить его на танец – от такой реакции дал сбой. Все старательно продуманные слова и доводы вмиг вылетели из головы пегаски, прихватив с собой и ее уверенность в себе. Не ожидавшая такого поворота, кобылка принялась импровизировать, на ходу подбирая слова и пытаясь разыскать остатки своей вмиг улетучившейся храбрости.

— Тост, говоришь?.. – она помедлила, словно бы обдумывая длинную и внушительную речь, хотя на самом деле просто хотела выиграть время. Передышка не прошла даром – Скуталу с сожалением констатировала факт, что заготовленную речь она уже вспомнить не в состоянии, а готовить новую – попросту нет времени. Вздохнув, она решила положиться на удачу, и выпалила: — Мой тост простой. Поднимаю бокал за здоровье всех присутствующих!

Лицо Айроншилда выражало недоумение, Коппервинга – разочарование; тем не менее оба послушно протянули свои бокалы, соглашаясь с короткой и емкой речью пегаски. Залпом осушив свою порцию – это оказалось красное вино со сладким и терпким вкусом — Скуталу почувствовала, как стремительно розовеют ее щеки, а по телу разливается приятное тепло. Решив хватать быка за рога, она шагнула вперед, и преклонила колено, как того велела традиция.

— Коппервинг, я хочу пригласить тебя на Танец Звездной Ночи! – дрожащим от волнения голосом выпалила рыжая кобылка. Больше всего она сейчас боялась забыть Слова Приглашения, прошедшие сквозь века в своем простом, но эффективном символизме. Вопреки ее страхам, уж что-что, а это она вспомнила с легкостью. – Выйди со мною под звезды, где мы вместе потребуем же нашу долю любви! Нареки меня своей, и признай себя моим, и да пусть наш танец пред ликом Богини Ночи будет подтверждением силы наших чувств и чистоты намерений!

У человека от этой тирады натурально отвисла челюсть. Мысли хаотично сменяли одна другую: был это искренний дружеский порыв – жест, которым Скуталу хотела выразить свою благодарность за все то, что Коппервинг для нее сделал – или же пегаска и правда испытывала к нему нечто большее? Айроншилд мотнул головой. Оба варианта были возможны, но он не собирался рассуждать над этим – чтобы не послужило причиной, это уже его не касалось. И судя по реакции его друга, предстоял серьезный разговор, на котором мужчина явно будет лишним. Слега поклонившись, он удалился и оставил пони наедине.

Скуталу его отлично понимала и даже жалела – откуда чужаку было знать, что Слова Приглашения были общими для всех! Мысленно сказав спасибо Айроншилду, что избавил её от ещё большего смущения, Скуталу дала себе слово ему потом все объяснить. Пегаска перевела взгляд на жеребца… и почувствовала, как ее душа уходит в пятки, столь мрачным и печальным было выражение его лица. Звенящая тишина тянулась еще несколько мучительных мгновений, а потом он заговорил.

— Скути… зачем?.. – глухой и невыразительный, голос опекуна был полон затаенной боли.

— Ты еще спрашиваешь?! – не на шутку возмутилась кобылка. Удивительно, но ответная реакция пегаса не разбила ей сердце, не выбила почву из-под ног – наоборот, в ней разгорелась решимость и азарт. Видеть жеребца таким – печальным, потерянным, словно бы лишенным сил – было ей в новинку, обычно он демонстрировал прямо противоположные эмоции и качества. Но раз уж такое дело, решила Скуталу, то в этот раз ей самой нужно быть сильной, поддержать в беде, протянуть копыто помощи.

– Самый близкий мне пони на всем белом свете сидит и тихо напивается, твердо решив проигнорировать один из своих самых любимых праздников! Сам никого не пригласил, знаки внимания от других проигнорировал – скажешь, это нормально и правильно? – Расчет оказался верен – услышав о том, что за ним беззастенчиво следили, Коппервинг мигом вскинул голову, яростно раздувая ноздри.

— Я не припоминаю, чтобы просил за мной присматривать… и тем более, «подглядывать». – Раздраженный голос пегаса заиграл красками. Он был не злым, скорее… возмущенным и оскорбленным в лучших чувствах. Вся эта ситуация была не слишком-то красивой — хорошо еще хоть Рони проявил завидное чувство такта, позволив им с подопечной разобраться с этим наедине.

— Зато все другое, о чем ты меня просил, я выполнила! – парировала рыжая пегаска. –Флаттершай, Твайлайт, даже Айроншилд! Я всех их разыскала, и привела к тебе. Кроме того, я битый час ходила по округе, в тщетной надежде разыскать здесь ту, с которой ты был готов пойти на танец – и неважно, что ее здесь не было и небось даже быть не могло! Но я не могла не искать, ведь если был хоть малейший шанс помочь тебе еще и в этом, то как же я могла его упустить?

Возникла небольшая пауза. Коппервинг притих, с непроницаемым выражением лица смотря куда-то в сторону. А Скуталу тем временем заводилась все сильнее и сильнее. Все так же полагаясь на волю случая и импровизацию, она подошла вплотную к жеребцу, и нежно провела по его лицу копытами. Слепые глаза на миг встретились со зрячими, затем пегаска замкнула объятия, чувствуя, как опекун привычным жестом накрыл ее своими крыльями.

— Ты стыдишься своей минутной слабости, — горячо зашептала она. – Ты отказал всем прочим кобылкам, чтобы не быть им обузой в танце, не разочаровать и не выставить на посмешище. Но неужели ты подумал, что я позвала тебя лишь ради одного танца? Ведь он может быть не только демонстрацией любовной связи, но и лучшим подтверждением любви и дружбы, что существует между друзьями или родичами! Неужели ты не понимаешь, что я здесь именно поэтому? Почему ждала буквально до последнего? Или же осмелишься сказать, что ты сам не позвал меня не по причине своей слепоты и вбитых в голову принципов, а потому, что недостаточно со мною сблизился и не так уж крепко ко мне привязался? Не верю!

— Не совсем так. Я отклонил все приглашения, потому что не желал становиться центром всеобщего внимания, — фыркнул пегас. – Уж что-что, а этот танец я могу станцевать в любом состоянии, даже нынешнем. Вот только не с кем-то из них – я ни с одной не стал бы завязывать отношения, и неважно, на какой срок.

— Ну так в чем же тогда дело?.. – начала было Скуталу.

— А в том, что ты видимо плохо себе представляешь возможные последствия, — перебил ее пегас. – Мы с тобой и так уже основная тема сплетен во всем Понивилле – сперва сам факт опеки, потом Ритуал, а теперь еще и Танец Звездной Ночи хочешь к этому добавить? За тебя же переживаю, между прочим!

— И я благодарна тебе за это, правда. – В подтверждении своих слов, кобылка еще крепче прижалась к опекуну. – Вот только стоят ли твои опасения испорченного вечера? Или ты почему-то уверен, что если мы пропустим танец, то все старые сплетни враз позабудут, и нас наконец оставят в покое? Да ни в жизнь! Их уже столько насочиняли, дурных и глупых, смешных и мерзких – всяких! – что на пару лет вперед хватит! А раз так, то какая уже разница, больше про нас слухов будет ходить, или меньше?.. – Скуталу отстранилась, а потом игриво ткнула жеребца копытом в грудь. – Нет, если настоящей причиной является твое нежелание со мной танцевать, то…

— Рога Дискорда, не говори ерунды!.. – буркнул в ответ пегас, и ненадолго замолчал. Что ни говори, а его подопечная умудрилась удивить его за этот вечер дважды. Сперва самим приглашением – было приятно, как ни крути, но все равно очень неожиданно; второй же раз – своей проникновенной речью, которая, как ни странно, звучала вполне разумно и продуманно.

«И в самом деле – что мы теряем? Длинные языки местных кумушек и без того наплели такого, что нормальному пони не придет в голову и за всю жизнь. Все же права Скуталу – слухом больше, слухом меньше… К тому же, для нее это будет первый Танец Звездной Ночи – событие немалой важности, один из рубежей на пути к взрослой жизни. Не испортить бы его ненароком – движения мне знакомы, но смогу ли я их без ошибок выполнять, в моем-то состоянии?.. А, ладно. Скоро узнаем.»

— Вот оттопчу тебе все ноги, будешь знать! – проворчал, складывая крылья, Коппервинг. – Зато какие слухи по городу пойдут!..

— Синяки сходят быстро, а на чужую болтовню ты внимания меньше обращай! – весело отозвалась пегаска. Она чувствовала, что еще немного – и он сдастся. Оставался последний шаг. – Если ты все же согласен, то скажи об это как требуется!

— Скуталу, я принимаю твое приглашение, и благодарю тебя за него. Я выйду с тобою под звезды, где мы вместе потребуем же нашу долю любви! – В голосе пегаса зазвучало веселье. Действительно, к Дискорду всех и вся! Пусть он слеп и не совсем трезв, но этот танец жеребец танцевал множество раз – и не только на праздниках, но и дома в Лас-Пегасусе, под звуки патефона. Что до слухов… раз уж они все равно окажутся мишенью для свежих городских сплетен, то пусть хоть в этот раз у болтунов будет хоть какое-то реальное для них основание! – Нарекаю тебя своей, и признаю себя твоим, и пусть же наш танец пред ликом Богини Ночи будет подтверждением силы наших чувств и чистоты намерений!

— Ура-а! – восторженно воскликнула пегаска, затопав ногами и растопырив от волнения короткие крылышки. Затем, от избытка чувств, она порывисто чмокнула Коппервинга в щеку. Все прошло совсем не так, как она думала и планировала, но в итоге обернулось даже к лучшему. Обхватив переднюю ногу жеребца своей, Скуталу чувствовала себя, словно бы витала в облаках. Впереди был Танец Звездной Ночи, древнее и уважаемое празднество – и она шла на него вместе с самым близким во всем мире пони.

Провожая задумчивым взглядом неспешно удаляющихся Коппервинга и Скуталу, Айроншилд безмолвно повторил свой так и не законченный тост. Но теперь он был в честь этой пары. Какие бы мысли не успели посетить его за предшествующие минуты, они отошли на второй план – сейчас он просто желал им счастья. Вместе ли, по отдельности – не важно. Что бы там потом не случилось, сейчас это не имело значения.

Спустя несколько минут, пегасы подошли ко входу на танцпол и заняли место в очереди, чтобы по всем правилам записаться у церепонимейстера. По дороге Коппервинг наскоро расспрашивал Скуталу о том, что ей известно о практической части танца – движения, поклоны, повороты. К его удивлению, кобылка вполне сносно знала основы – более того, смущенно призналась, что не ограничилась штудированием книги, и тренировалась дома перед зеркалом. Это существенно облегчало дело – в своем состоянии жеребец мог быть ведущим, но следить или поправлять движения пегаски у него физически не было возможности.

— Нам сейчас главное – занять удачное место на танцполе, — вполголоса объяснял пегас, безуспешно пытаясь выровнять копытом ворот рубахи. Устав смотреть на его мучения, Скуталу одним движением привела воротник в порядок. Смахнув с его рукава несколько хлопьев пепла, кобылка закрутила головой, пытаясь оценить состояние своего платья. Убедившись, что все в порядке, она потянула Коппервинга вперед, на освободившееся место. Вопреки ожиданиям, очередь двигалась довольно быстро: впереди то и дело слышались традиционные Слова Приглашения, сопровождаемые громким топотом и одобрительными выкриками. Потом церепонимейстер гулким басом оглашал имена следующей пары, и все повторялось заново.

— Да поняла я, поняла!.. – нервно бурчала пегаска себе под нос. Ее недавняя решимость растаяла без следа – легко было быть храброй, мысленно представляя их прекрасный и безупречный танец, наглядное доказательство их близости и дружбы… и совсем другое – на виду у всех назвать Коппервинга «своим», требуя любви у самих звезд! Пусть эти слова были лишь древней традицией, в этот момент Скуталу в полной мере поняла недавние опасения своего опекуна. А чем ближе они подходили к трибуне церепонимейстера, тем больше их пара притягивала взгляды окружающих. Любопытные и недовольные, доброжелательные и презрительные, равнодушные и… завистливые? – под их незримой тяжестью пегаска сначала покраснела, затем прижала уши… а потом и вовсе уткнулась мордочкой в шею Коппервинга.

— Глазеют вовсю, да? – усмехнулся жеребец, обнимая ее крылом. Не способный видеть, пегас все же ощущал чужое внимание, назойливо буравившее ему спину. А обострившийся за последнее время слух улавливал обрывки разговоров – многие из которых слышать было попросту противно.
– Ну ничего, ничего… скоро все закончится, — процедил жеребец себе под нос. – Не хотел, да сами напрашиваетесь…
Не желая никого пугать видом своих ослепших глаз, пегас еще по дороге от костра вернул свою повязку на место. Но теперь же Коппервинг тряхнул головой, словно бы невзначай роняя ее на землю. Под мутной паволокой не было видно ни зрачка, ни даже радужки – отчего каждый встретившийся с ним взглядом был уверен, что пегас смотрит прямо на него. От такого зрелища кто-то охал и вздыхал, другие негромко ругались и сыпали проклятиями в адрес его «дурного глаза». Однако результат был налицо – совсем глазеть в их сторону не перестали, но любопытства у окружающих явно поубавилось.

Вскоре подошла очередь пегасов. Шагнув вперед, Скуталу повернулась спиной к трибуне церепонимейстера, и огляделась по сторонам. Танцпол, еще недавно полный, был почти пуст – до них на танец успели заявиться всего одиннадцать пар, еще несколько ждали своей очереди. Среди них она увидела несколько знакомых – Динки с мамой приветливо помахали ей копытами, Лира подмигнула, а вот Черили одарила пегаску таким многозначительным взглядом, что та поспешила отвернуться. За ограждением стояло еще несколько десятков пони – не нашедшие себе пару или попросту не готовые участвовать, они тем не менее остались в качестве зрителей. В дальнем углу Скуталу углядела высокую фигуру человека – встретившись с ней глазами, он улыбнулся и одобрительно кивнул.

Коппервинг тем временем отвечал на вопросы церепонимейстера такими же древними ритуальными фразами. Пользуясь моментом, пегаска снова окинула взглядом ограду танцпола… и увидела заплаканное лицо Свити Белль. В ее глазах читалось такое отчаяние, такая боль, что внутри у нее все будто помертвело. Не в силах отвести взора от подруги, Скуталу едва не подпрыгнула от прикосновения опекуна.

— Слова, — негромко зашептал он. – Говори же, ну!

С трудом ворочая одеревеневшим языком, кобылка положенным громким голосом произнесла Слова Приглашения. В ответ раздалось лишь несколько хлопков, да пара одобрительных выкриков – но ей было наплевать. Все ее внимание было приковано к идущей прочь фигуре единорожки – услышав, как подруга по всем правилам связала себя с Коппервингом, Свити Белль развернулась и ушла. От такого зрелища в душе пегаски что-то надломилось – вынужденная выбирать между опекуном и одноклассницей, она сделала свой выбор. Лучшие, более крепкие и близкие отношения с Коппервингом одновременно означали серьезную обиду, нанесенную ее лучшей подруге… впрочем, будет ли единорожка считать ее своей подругой после этого?..

Жеребец тем временем закончил со своими Словами Приглашения, после чего церепонимейстер громогласным басом выкрикнул их имена, тем самым допуская пегасов до танца. Еще каких-то десять минут назад Скуталу была бы готова прыгать от радости, что они с Коппервингом соблюли все правила, и вот-вот начнут танцевать, но теперь… Ни слова ни говоря, она провела опекуна в свободный угол танцпола… а затем ее как прорвало. Едва не срываясь на плач, кобылка торопливо рассказывала жеребцу о Свити Белль. О том, как они сблизились; о недвусмысленном интересе со стороны единорожки; о том, как она хотела пригласить ее на Танец Звездной Ночи, и получила отказ; и как потом уже сама пегаска позвала ее на Летний Танец.

— Обиднее всего то, что мы поговорили, и вроде бы обсудили ситуацию, — закончила рассказ Скуталу. – И сегодня, и еще несколько дней назад… Я ведь прямо сказала, что пока не готова… а Свити согласилась. А Летний Танец!.. Все прошло просто идеально, а теперь…

— Некрасиво вышло, — покачал головой пегас. – Но я считаю, что у вас все образумится. Тот факт, что ты отказалась пойти с ней на последний танец осложнился тем, что ты отправилась на него кое с кем другим – со мной. Это серьезный удар как для ее чувств к тебе, так и для ее гордости. Сейчас она расстроена до глубины души, чувствует себя преданной – но подожди пару дней, Белль немного успокоится и будет готова к диалогу. В конце концов, ты ведь выбрала меня, а не кого-то другого – а у нас ситуация особая, и влюбленной парой мы ни с какого бока не являемся. Поговори с ней, расскажи все как есть – и я уверен, Свити тебя поймет и простит. А может и сама извинится – что за свое недоверие, что за этот вот побег в ночи.

Спокойная уверенность, с которой опекун высказывал свои мысли, немного успокоила пегаску. И вовремя – раздался тихий стон трубы, предвещавший скорое начало танца. Распределившиеся по танцполу, пары замерли в исходной позиции – а затем, повинуясь нарастающей мелодии, начали танцевать.

Заиграла мощную партию виолончель, неистово и громко, заглушая прочие инструменты. Следуя за Коппервингом, Скуталу с необычайной легкостью выполнила несколько прежде неизвестных ей движений. Несмотря на свою слепоту, пегас вел ее уверенно и даже властно: кое-где поддерживал, в особо сложных местах направлял словами; иногда нарочито медлил, позволяя кобылке осознать новый элемент танца и успеть подстроиться под его ритм. Увлеченная происходящим, Скут иногда нет-нет, да и перехватывала любопытствующие взгляды, как со стороны других пар, так и от наблюдавших из-за ограды зрителей. Почти все они выражали удивление, изумление, неверие. Представив, как они с опекуном выглядят со стороны, пегаска была с ними полностью согласна – даже она сама, не сомневаясь в способностях Коппервинга и его искушенности в танце, на мгновение усомнилась в его слепоте. Он двигался с такой легкостью и естественностью, словно бы знал каждое движение наизусть; более того – казалось, что и ее движения он предугадывает наперед, поправляя ошибки и своевременно нашептывая подсказки.

Вскоре удивлению сменилось доверием, а затем и восхищением. Кобылка перестала пытаться предугадывать следующее действие в танце – вместо этого Скут сосредоточилась на жестах и мимике своего партнера, искренне полагаясь на него даже в самые сложные моменты. Результат не заставил себя ждать – стоило ей лишь уяснить основы, как их взаимопонимание перешло на новый уровень. Если прежде Коппервинг вел в танце, вынуждая Скуталу подстраиваться под его движения, то теперь же пегас словно бы показывал, что делать дальше, не столько направляя и указывая, сколько обучая и советуя.

Оглушительное крещендо сменилось тихим струнным проигрышем. Впереди была самая интересная часть танца, изюминка которой была в том, что танцевать ее можно было как на четырех ногах, так и на двух. Коппервинг до последнего момента не был уверен, стоит ли рискнуть и замахнуться на более сложный вариант. Вроде бы и красивее, и почетнее – но и упасть шанс немалый, что было чревато позором. С другой стороны, Скут начала вполне неплохо двигаться, а их крылья помогут сохранять равновесие… Решившись, он шепнул пегаске:

— Скути, как у тебя с умением стоять на двух ногах?..

Не дожидаясь ответа, Коппервинг рывком распахнул крылья, а после резким движением оторвал передние ноги от земли, опасно забалансировав на задних. В следующую секунду жеребец потянул кобылку за собой – та коротко взвизгнула от неожиданности, но послушно замерла в той же неестественной позе. Чтобы было легче удерживать равновесие, пегасы почти что облокотились друг на друга – а затем струнный проигрыш закончился, сменившийся неторопливым и нежным медленным танцем.

— Коппервинг, ты просто сумасшедший! – в голосе Скуталу странным образом сочетались восторг и пережитый страх падения. Стоять на двух ногах ей было не в новинку – еще давным-давно ее этому обучала мама, в те годы, когда они путешествовали с бродячим цирком. Но одно дело уметь – а вот так внезапно вскакивать-то совсем другое! – Предупредил бы хоть!..

— Так я предупредил, — хитро усмехнулся жеребец. – Еще скажи, что ты против!

Пары – возлюбленных и просто близких пони – сказали последние слова, и церепонимейстер ознаменовал начало танца. Неожиданно и пылко запела музыка. Чувства и страсть, столь важного в их судьбе момента, пришли в движение.

Айроншилд, словно завороженный, не сводил взгляда с Коппервинга и Скуталу. С первого же такта, первой доли они стали единым целым: словно опытная балерина, пегаска грациозно и ловко исполнила парочку замысловатых паттернов; жеребец, нисколько не смутившись этому, уверенно подхватил ее порыв.

Не знай человек истинного положения вещей, ни за что бы не поверил, что смотрит сейчас на слепого. Технике и плавности жеребца могло бы позавидовать большинство танцоров среди людей. Что уж говорить о самом Айроншилде, который – пусть и никогда не считавший себя знатным умельцем – все же вызывал лестные отзывы со стороны девушек, когда командование в добровольно-принудительном порядке вытаскивало его на официальные мероприятия.

В последний раз за сегодня подняв тост, он поставил бокал на скамейку и, не оборачиваясь, удалился.

Струнный накал резко спал, сменившись неспешным романтическим пассажем. Несколько пар – включая его друзей – встали на задние ноги, прижавшись телами друг к другу. Человек опустил голову: он и так позволил себе наблюдать за столь интимным моментом излишне долго – пора уже и честь знать. Негоже одиночке тревожить своим присутствием единение родственных душ.

— Каждому своё, — прошептал он с улыбкой на лице, — каждому своё…

Весь медленный танец пегасы провели практически в обнимку. Положив свои передние ноги на плечи Коппервинга, Скуталу не без смущения ощущала его копыто, нежно обнимающее ее за шею; второе копыто расположилось на ее спине, между хвостом и крыльями. И хоть она и прекрасно понимала, кто именно с ней рядом, и что этот его жест не несет какой-то скрытой подоплеки, но для ее тела это знание не означало ровным счетом ничего. Кобылка чувствовала, как ее лицо горело, кровь приливала к бедрам, а по всему телу бегали сладостные мурашки.

Ситуацию усложняла их позиция в целом – стоя лицом к лицу, они плотно соприкасались животом и грудью, фактически опираясь друг на друга. Опекун был жеребцом крупным, и Скуталу пришлось постараться, чтобы не упасть. На помощь пришли воспоминания из детства – следуя давнему маминому уроку, пегаска еще сильнее вывернула задние ноги, крепче прежнего упираясь ими в землю. В ответ на этот трюк, невозможный для менее ловких пони, растянутые мышцы ответили ноющей болью – но этот танец того стоил.

Приноровившись к весу, кобылка постепенно начала ощущать тепло, исходящее от тела Коппервинга. Столь заметное на фоне зимней прохлады, оно чувствовалось сквозь всю одежду – и смущало пегаску не меньше копыта на ее спине. Покраснев, Скуталу попыталась отстраниться… Не ожидавший такого, жеребец как ни в чем не бывало сделал шаг… и лишь отчаянный взмах крыльев уберег их от падения. Оставалось лишь тихонько извиниться, и смириться с ситуацией. Словно всего этого было мало, теперь еще дыхание Коппервинга начало щекотать волосы на ее затылке… Не в силах терпеть, пегаска вывернула шею в сторону, заодно получив возможность поглядеть и на других танцующих.

Кроме них, на задних ногах вальсировали еще две пары. Одну она не знала, а второй оказались Лира и Бон-Бон – по лицу земнопони стекали крупные капли пота, в то время как единорожка явно чувствовала себя в таком положении вполне естественно. Поймав взгляд пегаски, Лира одобрительно ей усмехнулась, а потом скорчила на своем лице настолько сладострастную и пошлую гримасу, что Скуталу густо залилась краской и торопливо отвернулась.

Большинство прочих пони были сосредоточены на своих парах, и не обращали внимание ни на что вокруг. Однако некоторые из них тоже не упускали возможности поглядеть по сторонам. Чьи-то взгляды были равнодушными, другие – счастливыми и довольными. Презрительных или ненавидящих не было вовсе – но двое кобылок из числа зрителей посмотрели на пегаску с такой сильной завистью, что Скут даже стало не по себе. Ведь сколько она себя помнила, это ее иногда посещало это чувство — в то время как завидовать самой Скуталу было просто некому. Еще бы! Крылья не держат, живет в приюте, родни нет, как и каких-то внятных перспектив. А сегодня пегаске уже не в первый раз довелось ощутить чужую зависть – и чувствовать такое было мерзко и отвратительно.

Отвернувшись, Скуталу спрятала лицо на груди Коппервинга. Медленный танец, завершающая часть Звездной Ночи, не требовал каких-то разнообразных и сменяющихся движений – можно было просто расслабиться, наслаждаясь близостью со своим партнером. Прямо сейчас пегаске было настолько уютно, как не было уже давно – смущение от непривычной близости уступило место расслабленности и покою. Волны жара никуда не делись, а мурашки словно бы заползли куда-то глубоко под кожу, временами отзываясь странным тянущим ощущением в животе. Но ничего из этого, даже копыта Коппервинга на ее спине и шее, не казалось ей теперь чем-то смущающим и странным – напротив, Скут с удивлением осознала, что начинает получать незнакомое ей прежде удовольствие.

На мгновение это привело кобылку в замешательство – а потом все стало на свои места. Пегаске стала понятна причина появления тех странных ощущений, так же как и их источник; она даже хотела попросить у Коппервинга, чтобы он убрал свое копыто… но быстро передумала. До конца танца оставалось всего ничего, кроме того… чего уж там, ощущения были действительно приятны, да и шанс в обозримом будущем испытать нечто подобное стремился к нулю. Эта ее маленькая хитрость стоила пегаске новой порции смущения, странным образом усилившего испытываемое удовольствие.

Вслед за этим Скуталу поняла и причину зависти, исходящей от тех кобылок. Они завидовали не столько ей самой, сколько тому, что она была рядом с Коппервингом. Что она танцевала, а они остались стоять в числе зрителей. То, как он танцевал этой ночью, бесспорно свидетельствовало о том, что даже слепоте не подвластно было перевесить его достоинства и личностные качества. И кобылки это чувствовали, и даже сейчас считали его завидной парой – иначе бы не смотрели на нее с такой лютой завистью!

Оторвав голову от груди Коппервинга, Скуталу пристально вгляделась в его лицо. Не так, как обычно смотрела она сама – но с точки зрения других кобылок. Коричневая шерстка, гребень короткой черно-белой гривы; не писанный красавец, но уж точно не хуже многих. Черты лица правильны, хоть и немного крупноваты – ну так и сам он жеребец не маленький. Карие глаза, такие живые и насмешливые, были все еще затянуты мутной пленкой слепоты, скрывшей под собою не только цвет, но и любое проявление эмоций. Но она-то помнила!.. Веселые и задумчивые, озорные и мечтательные, строгие и вспыхивающие от ярости в моменты гнева… Эмоциональные и выразительные, на нее они смотрели неизменной теплотой. Быть может, кому другому этого бы показалось недостаточно – всегда найдется жеребец сильнее, умнее, богаче… но для пегаски ее опекун был дороже любых принцев.

Оркестр тем временем заиграл припев во второй, последний раз. Танец близился к завершению. Но даже кружась в объятиях Коппервинга, Скуталу никак не могла выбросить из головы захватившие ее мысли. А чем дольше она думала и вспоминала, тем лучше понимала тех кобылок, и тем оправданнее казалась ей их зависть. Даже на беглый взгляд Коппервинг казался видным жеребцом – а помимо этого он еще немало знал и многое умел. Личностные же его качества пегаске были известны лучше многих – и чего греха таить, она восхищалась его верностью, самоотверженностью и упорством. Ко всему прочему Коппервинг приходился ей «братом» – не самое удачное определение, но наиболее близкое по сути. Не будучи родным по крови, он стал для нее бесконечно близким по духу. Мало того, сегодня они приняли участие в Танце Звездной Ночи – лишний раз продемонстрировав всю глубину чувств, что их связывали. Скуталу любила его, как старшего брата и друга – и знала, что это было взаимно. Но именно сейчас, на один краткий момент!.. ей вдруг отчаянно захотелось, чтобы связывающие их узы были несколько другими – еще ближе, крепче, страстнее. Смешавшееся с эмоциями и событиями сегодняшнего вечера, ее безумное желание вобрало в себя все ее воспоминания о Коппервинге и всем том, что он для нее сделал. Превратившееся в бурный и неуправляемый поток, оно требовало срочного выхода наружу…

И вот, под последние затихающие аккорды Танца Звездной Ночи, Скуталу пристально смотрела в лицо своему опекуну. На губах пегаса застыла легкая улыбка, слепые глаза направлены куда-то поверх ее лица. Не в силах больше сдерживаться, Скут вытянула шею, и…

Для Коппервинга танцевать на двух ногах было одновременно легко, и в то же время трудно – не требовалось показывать новые движения и следить за музыкой, но вместо этого приходилось непрерывно поддерживать равновесие. Крылья помогали сохранять баланс, но опираться танцующим все равно приходилось на партнеров – а жеребец был выше и куда тяжелее своей подопечной. К его удивлению, Скуталу не только не просила сменить позу, но и вовсе будто бы не чувствовала усталости. Кроме того, кобылка с такой ловкостью сохраняла равновесие, что упасть они рисковали лишь однажды, в самом начале. Все это позволило пегасу наконец расслабился, и попытаться обдумать происходящее. Музыка стала восприниматься фоном, обрывки слов пролетали мимо ушей, сами движения танца выполнялись почти инстинктивно – мысленно же Коппервинг все пытался дать поступку своей подопечной хоть какое-то объяснение, конкретное и четкое. Но… сколько жеребец не гадал, ни одна версия не казалась ему вероятнее прочих – самой внезапностью своего приглашения, Скут фактически приперла его к стенке.

От всех его прежних подруг, Скуталу отличалась не только возрастом и отсутствием опыта, но и своим зависимым от него положением. Не сестра и не дочь, не соседка или любовница – но при этом молодая и симпатичная кобылка, с самого дня «удочерения» живущая в его доме и за его же биты. Обучение, воспитание и ответственность – прилагаются. Вспоминая, с какой робкой настороженностью она впервые зашла в его – отныне уже их! – облачный дом, Коппервинг припомнил и охватившую его растерянность. Единственный ребенок в семье, он всю свою жизнь общался либо со сверстниками, либо со взрослыми пони; ему случалось быть под чьим-то присмотром, но никогда не доводилось самому за кого-то отвечать. Теперь же, благодаря своему импульсивному характеру, он получил возможность наверстать упущенное.

Не имея перед глазами подходящего примера родственных связей, Коппервинг решил сделать упор на дружбе и доверии. Скуталу поначалу отнеслась к его попыткам с настороженностью: слишком уж внезапно приют сменился новым домом, а у нее появился опекун... мотивы которого ей не были понятны до конца. Поэтому не удивительно, что ее благодарность в первое время тесно переплеталась с недоверием. Однако отступать им обоим было некуда, ведь впереди были месяцы и даже годы жизни под одной крышей...

Но прошли дни, потом недели – а он не давал и повода для подозрений; постепенно кобылка расслабилась, и даже начала отвечать на его заботу и внимание. Результат был налицо – из малознакомых пони, волею случая вынужденных жить в общем доме, они сумели стать друзьями, а в итоге и даже семьей. Все это время Коппервинг старательно держал определенную дистанцию, четко обозначив свой интерес и чувства как исключительно дружеские, и не более. Скут видела в этом его излишнюю чувствительность к городским сплетням, и порой даже поддразнивала опекуна на этот счет – даже и не подозревая об истинной причине.

Давно, в один из первых совместных дней, когда у него сами крылья опускались от неспособности найти с пегаской общий язык, Коппервинг невольно поймал себя на мысли, холодной и расчётливой. Раз уж подружиться никак не удавалось, то можно было сблизиться другим образом – в котором роль Скуталу низводилась до… трофея, одного из многих – и удивительно легкого к достижению.

«Молодая, неопытная, без родни и наставников, всего с парой друзей… Она будет чувствовать себя обязанной тебе, с каждым днем все больше, а отплатить ей и нечем… Немного заботы, внимания, четко направленного интереса – и отказать малышка Скути уже не сможет. Идти ей тоже некуда – что угодно будет лучше, чем тот приют. Легкая добыча, сорванный цветок юности!..»

Неестественная и мерзкая, эта идея ужаснула пегаса до глубины души. Даже сама по себе она уже намекала на принуждение, грозящее перейти в насилие – если же вдуматься в детали, то получалось нечто поистине чудовищное. Вообще, мысли такого рода – глубокие, инстинктивные, будто бы чужие – и прежде иногда посещали его голову, случись жеребцу положить глаз на очередную кобылку… Они могли быть дерзкими, рискованными, жесткими – но жестокими они не были ни разу. Несмотря на свою непонятную природу, эти идеи приходились как нельзя кстати в той череде свободных связей, в которую его затянуло после разрыва с Узури. Циничные и эффективные, они раз за разом помогали Коппервингу добиваться приглянувшихся ему кобылок, быстро и почти наверняка. Такие победы здорово тешили его самолюбие, одновременно помогая забыться в пылкой вспышке одноразовой любви. Сожалений на этот счет пегас не испытывал – в случае с кобылками его возраста, ухаживание больше походило на игру или спорт, с вовлеченностью всех участников и обоюдным интересом. Они знали правила, на участие в этом у них были свои причины, а чем все могло закончиться в конце – ни для кого секретом не являлось. Исходя из этого, Коппервинг и не думал рассматривать Скуталу с этой точки зрения... а теперь с ужасом выслушивал непрошенный совет о том, как быстро и наверняка уложить пегаску в койку.

Не желая даже знать, как такое вообще могло прийти ему в голову, жеребец списал жуткую мысль на усталость и раздражение, вызванные его неудачей в нахождении общего языка с подопечной. С готовностью похоронив эту идею на задворках разума, он изо всех сил постарался о ней позабыть, но… Не прошло и пары дней, как до него долетел первый из слухов, что распространялись по городу со скоростью лесного пожара. С изумлением и обидой пегас осознал тот факт, что при его известности как повесы и дамского угодника, оформление опеки было воспринято почти что преступлением! Накал страстей был настолько велик, что Коппервинг всерьез поверил, что уж хоть несколько сплетников точно последует его примеру – пусть даже из стремления показать, «как надо». Ну да, держи карман шире! Зачем им забирать в свой дом жеребенка из приюта, когда можно распустить несколько дурных и нелепых сплетен, с их помощью втоптав в грязь чужую репутацию!..

И это было только начало. Следующие были еще хлеще: в них отношения пегасов рассматривались с настолько непристойного ракурса, что когда он услышал их впервые, то даже растерялся от неожиданности. Сама его раздутая репутация гуляки и ловеласа, неспособного на серьезные отношения и только и ищущего новую кобылку на ночь, не была для него новостью – более того, жеребец в общих чертах представлял ее источник. Мало кто во все это верил, сам Коппервинг и вовсе не обращал внимания на эту чушь… и в любой другой ситуации, возмущенный клеветою пегас непременно разыскал бы авторов, требуя объяснений и публичного извинения. Но это случайное совпадение, неожиданное сходство между глупой сплетней и его собственной мыслью, откуда бы она в его голову не влезла… Все это заставило Коппервинга всерьез задуматься – а так ли он на самом деле отличается от того образа, что приписывают ему в родном городе?..

Следующие пару дней жеребец провел в раздумьях, запираясь под вечер у себя в комнате наедине с бутылкой. Он старательно вспоминал, когда ему впервые могла прийти в голову такая подсказка, и с какой кобылкой это было связано; попытался подсчитать всех своих подруг, с которыми вот так проводил ночь, вплоть до самых ранних, еще из Лас-Пегасуса. Заставил себя проанализировать период их близости с Узури – в чем вообще была причина того, что свободные отношения для нее были чем-то естественным, и почему он сам пришел к такому же мнению?..

«Я любил ее, а она меня – нет. Уж точно не так, как я – не так сильно, не так глубоко; что-то точно было, но совсем другое, непонятное. Может быть, поэтому для нее и не казалось странным, когда ей случалось заводить случайного любовника при постоянном партнере?.. Я же сперва действовал в отместку, ждал ее ревности. Что оказавшись на моем месте, она осознает, насколько это неприятно и обидно… Вместо этого, дождался лишь похвалы – да пары полезных советов. И уже вскоре я искал такие встречи по другой причине – в том кратком миге близости, когда ты любишь и любим будто в последний раз – да это и есть последний раз, ведь почти никогда мы не встречались повторно!.. – я ощущал нечто такое, чего ни разу не получил от Узури. Ту самую грань любви, которую моя зебра не хотела – или не могла – разделить со мною. И это ощущение мне так пришлось по нраву, я так к нему привык, что после нашего расставания я даже думать не хотел о серьезных отношениях. Дэш не в счет – там уже и чувств считай что не было, чего уж говорить о любви. А вот зато разовых подруг у меня было – считать устанешь… И к чему все это привело – получается, что я уже настолько привык к такой жизни, что неосознанно оцениваю всех кобылок, что попались на глаза… даже Скуталу досталось, тьфу ты!.. Госпожа Узури наверняка сталкивалась с этой проблемой в прошлом, но удалось ли ей разрешить ее? И не в этом ли кроется причина ее неспособности любить? И… не ждет ли меня схожая судьба, если продолжу и дальше следовать ее урокам?..»

Несмотря на – или же напротив, благодаря – принятым ударным дозам алкоголя, Коппервинг тогда для себя сделал два основных вывода. Во-первых, пегас решил вырваться из того порочного круга свободных отношений – при всех своих достоинствах, недостатки уже начинали перевешивать. Во-вторых, установить определенные границы в их со Скуталу отношениях, и соблюдать их со всей строгостью. Идея была проста – что бы ни случилось, его чувства не должны были перерасти из братских в нечто большее; и неважно, будет ли она тогда под его опекой, или уже нет.

В отличие от сугубо практичного первого пункта, второй был принят во многом в пику сплетникам – не обращая на эти выдумки и малейшего внимания, пегас решил опровергнуть их клевету своими делами и поступками. Кроме того, для него самого это было лишней страховкой – без тех четких границ, что жеребец старательно вбивал себе в голову, каждый сеанс лечебного массажа или того же иглоукалывания грозил вылиться в то еще испытание.

В самом начале ему приходилось прикладывать определенные усилия, чтобы сдерживать свои эмоции и чувства; постепенно это становилось все проще, а через какое-то время Коппервинг и вовсе осознал тот факт, что успокаивается от одного лишь ее присутствия. Эти перемены безусловно пошли на пользу им обоим, укрепив взаимное доверие и заложив фундамент для их дружбы. Однако самое удивительное было еще впереди.

За все то время, что прошло после возвращения из Лас-Пегасуса, Коппервингу так и не удалось кого-то полюбить или даже просто влюбиться. Перед его внутренним взором постоянно маячил образ Узури – и вспоминая свои чувства, жеребец ощущал себя так, словно бы забыл, разучился, потерял саму возможность еще хоть раз испытать нечто подобное. Но стоило ему взять Скути под свою опеку, как облик зебры начал меркнуть – медленно и словно с неохотой выпуская его из-под своей власти. Время шло, и однажды пегас с удивлением почувствовал себя свободным – и в тот же миг осознал, какая кобылка теперь заняла то особое место в его сердце.

Отныне большую часть свободного времени, сил и битов жеребец теперь посвящал своей подопечной. Не испытывая к ней и малейшего намека на похоть или страсть, Коппервинг при этом искренне хотел сделать пегаску счастливой, по мере своих сил исправляя ошибки и несправедливости ее прошлого. Это оказалось настоящим вызовом – но он раз за разом добивался своего, невзирая на цену и шансы на успех, готовый на все, ради сияющих от восхищения и благодарности глаз Скуталу.

Письмо Балк Бицепсу, драка в кабинете директора, письмо принцессам… каждое следующее испытание было сложнее предыдущего, и наряду с наградой росла и цена. Последним был Ритуал – таинственный, рискованный и страшный. Решиться на него было действительно не просто… но и отказаться он не мог. Пегасу повезло и на этот раз, но последствия по сей день отравляли ему жизнь. Если все так пойдет и дальше, то следующий вызов вполне может оказаться сложнее Ритуала – и Коппервинг всерьез задумывался, не окажется ли для него он последним.

В свою очередь, и Скуталу в долгу не оставалась, первым делом посильно избавив жеребца от дел по дому. Неизменно внимательная, к опекуну она испытывала искреннее уважение и благодарность – вкупе с ее удивительно легким характером, все это позволило им в кратчайшие сроки пройти путь от случайных соседей, до друзей и почти родственной близости. Но по мере того, как они все сильнее сближались, Коппервингу становилось все труднее сдерживать свое слово. Дело было даже не столько в нем – жеребец не без основания начал опасаться, как бы уже сама Скут в него не влюбилась. Пегасы взрослеют быстрее прочих пони, а ей было почти шестнадцать; в этом возрасте тело часто взрослее раньше, чем рассудок – и вот тут уже разница в какие-то жалкие пять лет может сработать в обратную сторону. Как и то, что они живут под одной крышей – за эти месяцы они узнали друг друга куда лучше, чем могли за годы дружбы, но и неловких моментов невозможно было избежать целиком и полностью. Если же ко всему этому прибавить искреннюю благодарность Скуталу за все, что он для нее сделал – а такого и впрямь было немало – то от влюблённости их действительно могло отделять всего-то ничего.

Пегас грустно усмехнулся своим мыслям. Проводить беседу об отношениях с ней, вряд ли даже в мечтах доходившей дальше поцелуев, было бы тем еще испытанием. Подростковая влюблённость неопытна и бурна, в ней заправляют эмоции, без оглядки на рассудок… и в связи с этим, она редко бывает продолжительной. Сам факт подобного вполне мог пошатнуть их нынешние отношения – а уж о том, что могло случиться позже, когда гормоны схлынут и разум осознает свою ошибку, жеребец и думать не хотел. Исходя из этих мыслей, Коппервинг не стал звать Скут на танец – и по этой же причине не сразу дал ей свое согласие. Кроме того, настойчивость пегаски была столь же убедительна, как и ее слова – даже не зная истинных мотивов, опекун не сомневался в том, что своим отказом обидел бы Скуталу не на шутку.

Пока они танцевали, он гадал об истинных причинах, стоящих за этим приглашением. Были бы его глаза в порядке, Коппервингу хватило бы одного внимательного взгляда – уж что-что, а влюбленность утаить она бы не смогла. Без них жеребцу оставалось лишь дожидаться окончания, чтобы потом спросить пегаску напрямую – прочие его чувства, интуиция, жизненный опыт – дружно пасовали перед Танцем Звездной Ночи, со всей его громкой музыкой и топотом копыт. Оставалось уже совсем недолго – оркестр как раз заиграл финальный проигрыш, после чего весь праздник подходил к концу. Услышав это, Коппервинг тихонько выдохнул – и не только от того, что был вынужден вести на всей протяженности танца; ему вдруг показалось, что он зря себя накручивал, и они со Скуталу смогли просто встретить эту ночь, как близкие друзья.

Словно в подтверждение его мыслей, пегас ощутил ее губы на своей щеке – невинный поцелуй, наполненный заботой и нежностью; секундой позже, Скут заключила его в объятия, изо всех сил прижавшись к груди опекуна. От неожиданности Коппервинг слегка опешил - а потом ответил взаимностью.

Праздник подошел к концу. Смолкла музыка, уступив место возбужденным голосам. Участники и гости, все обсуждали последний танец, поздравляли друг друга и делились впечатлениями. Постепенно шумная толпа потянулась к выходу, огибая своим потоком островок спокойствия в виде обнявшихся пегасов.

Затылок горел от любопытных взглядов, уши невольно ловили обрывки разговоров… Коппервинг понимал, что им не избежать чужого любопытства, но было неприятно сознавать, что для некоторых пони было важнее посплетничать, чем просто порадоваться окончанию праздника. С каждым их словом жеребец все сильнее расправлял крылья, словно бы пытаясь оградить от них свою подопечную, а еще лучше – и вовсе скрыть ее от чужих взоров.

— Слушай… — внезапно подала голос Скуталу. – А чего они все идут к воротам, когда для выхода с танцпола можно просто перемахнуть через ограду?

— Дань традиции, — буркнул в ответ жеребец. Вздохнув, он сложил крылья и наконец разорвал объятия. – Пони проходят через них, у всех на глазах заявляя о себе, как о паре. А если кто пролезет тайком, со стороны, то это будет воспринято как знак неуважения к обществу и все такое. По этой причине тут вообще есть ворота – и поэтому-то сейчас там и устроили столпотворение. Надо подождать, пока не станет посвободнее.

— Да уж… — протянула пегаска, посмотрев в сторону выхода. Все было ровно так, как и говорил ее опекун – все, даже пегасы, терпеливо покидали поле через одни-единственные ворота. Глядя на это зрелище, ее лицо озарила кривая усмешка. Встав рядом с Коппервингом, она легонько толкнула его в бок. – А может, мы с тобой просто улетим?

— Ай-ай-ай, какое неуважение к нашим соседям! – усмехнулся тот в ответ. – Хотя после всего того, что некоторые из них про нас высказывали, будет только справедливо ответить им маленьким нарушением правил и традиций.

— И пусть им будет стыдно! – весело добавила пегаска.

— Именно! – фыркнул жеребец, чувствуя, как Скут устраивается у него на спине и обхватывает его своими ногами. – Но учти, полетим медленно и осторожно. В какую тут сторону наш дом?..

Ночь уже подходила к концу, но отправляться спать пегасы еще не спешили. С кружками чая в копытах, они в обнимку сидели на диване в гостиной и молчали, каждый о чем-то своем.

Лишь оказавшись дома, Коппервинг наконец-то смог расслабиться. Сам факт того, что Скуталу пригласила его на танец, был ему безмерно лестен – да и прошло все вполне неплохо, особенно с учетом обстоятельств. Но до самого последнего момента его терзало опасение, будто бы что-то обязательно должно пойти не так. Это хоть и не помешало ему получить массу удовольствия от танца, но и насладиться им в полной мере Коппервинг тоже не сумел.

Допив чай, пегас поставил кружку на пол, и вытянулся на диване в полный рост. Словно сочтя это за приглашение, Скуталу устроилась у него под боком, положив голову ему на плечо; уже привычным жестом жеребец расправил крыло, укрывая им свою подопечную. Та в ответ заерзала, прижимаясь к нему еще плотнее. Нащупав его переднюю ногу, кобылка крепко обхватила ее своими – при всей их близости, еще вчера подобные проявления чувств вогнали бы обоих пегасов в краску. Теперь же, после танца, воспринимались совершенно естественно, как нечто само собой разумеющееся.

Довольно жмурясь от тепла и ласки, Скуталу изогнула шею, чтобы видеть лицо своего опекуна. Минута шла за минутой, а она все глядела, не отводя глаз. Совсем как тогда, на танце – с той лишь разницей, что «смотреть взглядом со стороны» ей отныне было без надобности. Теперь она могла себе признаться, что хотела этого – и что смотреть на него ей было приятно.

— У меня что-то на лице, мм? – прервал затянувшееся молчание Коппервинг.

— Прости, я не… — смутившись, пегаска торопливо отвернулась. Она совсем забыла, что он каким-то образом мог чувствовать, когда на него смотрят – а сама довольно долго и беззастенчиво его разглядывала.

— Да ладно тебе, я ж шучу!.. – весело перебил ее жеребец.

Скут искоса посмотрела в его сторону – на его лице появилась лукавая улыбка, а голову он так и не повернул. Посчитав это за разрешение, кобылка вернулась к своему занятию. В комнате снова воцарилась тишина.

Глядя в лицо Коппервинга, Скуталу начала ощущать нарастающее волнение. Волнами стал накатываться жар, все сильнее и сильнее; сглотнув, она ощутила, как сильно пересохло в горле. Тогда, в самом конце танца… когда она обняла опекуна, а перед тем поцеловала в щеку… Она хотела, жаждала, мечтала сделать не совсем это – и лишь в последний момент нашла в себе силы сдержаться, скрыв истинные помыслы под невинными поступками. Оно и к лучшему – вряд ли окружающие смогли бы правильно понять, если бы Скут на глазах у всех поцеловала своего опекуна, со всей переполняющими ее чувствами и страстью.

Незадолго до того, Скуталу взглянула на него так, как смотрели прочие кобылки – и тот порыв был во многом обязан зависти, которую в тот миг они к ней испытывали. Некоторые из них так хотели поменяться с ней местами, что пегаска словно бы переняла часть их чувств, впервые взглянув на Коппервинга с подобной стороны. И то, что предстало у нее перед глазами, Скуталу неожиданно понравилось – и настолько сильно, что на какой-то миг ей самой захотелось оказаться на их месте. Да, их связь и без того была крепка и глубока – но в тот момент пегаска впервые подумала о ней с горечью и неприязнью. Ведь если бы не это, то она могла бы без зазрения и преград смотреть на Коппервинга, как на жеребца – и иметь хоть шанс на то, что и он в ответ может взглянуть на нее, как на кобылу.

Каким-то чудом она тогда сдержалась… а потом и успокоилась, устыдившись своих желаний. Но сама мысль о поцелуе никуда не делась – вот только несмотря на всю их близость, в отношениях как таковых они с самого начала были очень ограничены. При этом было похоже на то, что во время танца она словно бы переступила эту запретную черту, и после этого уже не могла относиться к Коппервингу так же, как днем ранее. Отныне в ее глазах он был не только ее опекуном, но и жеребцом… пусть даже и таким, с кем ей никогда не светит ничего такого.

В то же время, кобылка не могла дать себе четкий ответ, как именно пегас относится в этом вопросе к ней самой. Как минимум внешне, он никоим образом не проявлял в ее сторону никакого интереса – это безусловно делало ему честь, но блин!.. сейчас Скут хотелось бы хоть какой-то определенности!.. Едва ли Коппервинг считал ее неприятной или непривлекательной – и дело даже не в братской любви – опять же, только ли братской?.. – что он к ней испытывал. Один лишь факт того, как именно они сейчас расположились, говорил о многом. Но все же… поцелуй?!..

Тут в голову Скуталу пришел неожиданный новый аргумент – пусть даже она не знает, как именно жеребец к ней относится, но в том, что сам он не сделает первый шаг, сомнений не возникало. Значит, следовало брать дело в свои копыта и рискнуть. Они сейчас одни; а ни она сама, ни тем более опекун, о таком никому рассказывать не будут. Даже если Коппервинг отнесется к ее затее без восторга… это ведь всего один поцелуй, так? Поцелуй, которого ей так хочется!.. Ее первый поцелуй. Так пусть хотя бы он будет с тем, с кем она по-настоящему близка.

Собравшись духом, она разорвала объятия. Ласково провела кончиком крыла по его гриве, отчего пегас удивленно повернулся к ней лицом. Мгновение помедлив, Скуталу вытянула шею, и, отчаянно краснея, страстно поцеловала Коппервинга в губы.

В это время жеребец рассеянно думал о своем. Вспоминал прошедший праздник, размышлял о новой должности в патруле, планировал связанные с ней дела и обязанности. Кроме того, в его мыслях красной нитью тянулось нетерпение – он уже здорово наловчился жить во тьме, но как же ему это надоело! Пегас жаждал воспринимать окружающий мир не через совокупность прочих чувств, инстинктов и ворчливых криков Птуша – кстати, где он?.. – а смотреть и видеть его собственными глазами!..

На этой мысли он ощутил жаркие прикосновения чужих губ, буквально впившиеся в его собственные. Мягкие и нежные, они целовали его неловко и неумело, в то же время с лихвой компенсируя неопытность своей страстью и напором.

В первый миг жеребец оторопел. У него в голове не сразу уложилось осознание того, кто его сейчас целует. Он был бы готов поверить в любое другое объяснение происходящего – вот только в доме они были одни, и никто другой просто не смог бы вломиться к ним незамеченным.

Так прошло еще несколько секунд. Поначалу жадные и страстные, движения губ постепенно замедлялись, так и не получив от него и малейшего ответа. И лишь в самый последний момент Коппервинг сбросил навалившееся на него оцепенение: потянувшись вперед, его губы не позволили Скуталу разорвать поцелуй, тем самым продлив его еще на несколько мгновений. И пусть в голове жеребца царил сейчас сумбур и хаос, пусть он не мог дать объяснения поступку пегаски, выразить свое мнение на этот счет или решить, что им делать дальше… он точно знал одно. Этот ее порыв, чем бы он не был вызван, не заслуживал оставаться без ответа.

Наконец, все закончилось. Опьяненная нахлынувшими на нее чувствами, Скуталу ошалевшими глазами смотрела на опекуна. Лицо ее пылало от смущения, а губы – от поцелуя. Она никогда не испытывала ничего такого раньше, и не была уверена, что все сделала правильно, но… о, Селестия! Он ответил, и как ответил! Чувства и мечты вихрем проносились в сознании пегаски, пошлые соседствовали с целомудренными, а те сменялись несбыточными планами на будущее… Однако по мере того, как Скут успокаивалась и приходила в себя, мысли возвращались к насущному вопросу. Одновременна она ощутила всю давящую тишину затянувшегося молчания… хуже которого было только выражение на лице Коппервинга.

Не отводя взгляда, тот «смотрел» на нее своими мутными бельмами. На губах пегаса застыла грустная улыбка, в которой не было и следа от радости или счастья – лишь усталость, сожаление и боль. От этого зрелища сердце у кобылки упало, увлекая следом все ее глупые надежды и мечты. Лучше бы жеребец на нее кричал, ругался или ушел в свою комнату – вместо этого он без единого слова заставил Скуталу ощутить всю глубину ее ошибки.

— Коппервинг, прости, я!.. – начиная сбивчиво извиняться, пегаска попыталась вылезти из-под ласковой опеки его крыла, отодвинуться от опекуна подальше – ей было настолько стыдно, что сейчас казалось недостойным даже просто быть с ним рядом.

— Ну тише, тише!.. Не паникуй и не делай из мухи слона! – Жеребец не стал удерживать Скут на прежнем месте, но, вытянув крыло, попытался оставить ее хотя бы на самом диване. – Это было внезапно, признаю… Но от поцелуев небо на землю упасть не может, уж поверь мне!

— Но ты… выражение твоего лица, оно… такое, что… — начала было она, окончательно запутавшись.

— А каким ему еще быть после такого? — оборвал ее пегас. – Не каждый день меня вот так вот неожиданно целуют!.. Однако, ты словно бы уже забыла, что минутой ранее я ответил на твой поцелуй – не сразу, да… ну так ведь и не отшатнулся в ужасе и отвращении! – Жеребец криво ухмыльнулся, словно бы подчеркивая нелепость такого варианта развития событий.

— Что до всего остального… кажется, нам надо с тобой серьезно поговорить. Но прежде чем ты будешь снова пугаться и пытаться убежать, скажи-ка мне вот что. Неужели ты всерьез думаешь, будто бы все, что нас связывает, можно разрушить одним-единственным поцелуем?

— Ну, пожалуй, тут ты прав, — слабо улыбнулась Скуталу.

— В то же время, это ни в коей мере не отменяет того, что мне бы очень хотелось услышать от тебя объяснения этому поступку, — продолжил Коппервинг. – Что тебя на это побудило? И что важнее – был ли этот поцелуй результатом сиюминутного порыва, или же?.. — пегас выдержал многозначительную паузу.

— Мы… мы с тобой так сблизились за последнее время… — кобылка говорила медленно, пытаясь подбирать верные слова. Сейчас она сама была не рада, что поддалась той слабости – пусть даже полностью перечеркнуть их близость это и не могло, но подпортить отношения – запросто. И что только на нее нашло?!.. Еще недавно этот поцелуй казался ей отличной идеей, романтичной и возвышенной – а теперь Скуталу с готовностью отдала бы что угодно, лишь бы этого никогда не случалось.

– Сегодня ты принял мое приглашение на танец – и это было настолько здорово!.. – продолжала она. – За нами следило столько глаз – с завистью и с восхищением; и от всего этого я чувствовала такой восторг, так гордилась тобой!.. нами... Я впервые получила возможность побывать на празднике, это было чудесно, невероятно, восхитительно!.. Множество празднующих пони в красивых нарядах, прекрасная музыка, вкусные угощения… мы со Свити Белль, кружащиеся на танцполе!.. – пегаска смахнула с уголка глаза слезинку, и с трудом удержала грозящий надломиться голос. – Но даже все это вместе взятое не доставило мне столько радости и счастья, как твое согласие выйти со мной на Танец Звездной Ночи!

— Я… не ожидал, что ты к этому столь серьезно отнесешься, — нашелся наконец с ответом Коппервинг. – Что для тебя это было так важно… и так нужно. «Иначе пригласил бы тебя первым».

— Поцелуй не был моей благодарностью за танец, или чем-то вроде этого – ты уже столько для меня сделал, что отплатить я вряд ли смогу, даже за всю жизнь!.. Скорее… это было чем-то вроде мечты о несбывшемся, которое я эгоистично захотела воплотить в жизнь… хоть на чуть-чуть, хоть на мгновение! И это так меня увлекло, что я совсем не подумала о том, что будет, если… ну, если все выйдет так, как у нас вышло. – Пусть даже опекун не мог ее увидеть, Скуталу спрятала лицо за крыльями, красная от переполнявших ее чувств. – А теперь мне так неловко, так стыдно!.. и так страшно… Я поступила как самая настоящая эгоистка, ведь ради исполнения своих глупых желаний сделала больно самому близкому для меня пони. Глупая я, не иначе… сперва не смогла как следует обдумать последствия своего поступка, а теперь не знаю даже, как после такого мне заглаживать свою вину…

— Интересные у тебя мечты, я погляжу… — медленно отозвался жеребец. – Я уж не говорю о том, что сейчас ты накручиваешь себя, раздувая мелкое недоразумение до размеров серьезной проблемы. Скут, ты винишь во всем себя, при этом моя персона в твоих глазах выглядит непогрешимой и чуть ли не святой. Мне это без сомнения льстит, но уж поверь, твоя точка зрения не совсем соответствует действительности…

Вытянув крыло, пегас пригладил гриву своей подопечной, с облегчением подметив, что Скут тянется за его жестом, как и прежде. – Но что бы ты не думала, я все же обычный пони – и как всем остальным, порой мне доводилось ошибаться или совершать поступки, которыми не принято гордиться. Позволь же теперь кое-что об этом рассказать…

Коппервинг долго и обстоятельно рассказывал пегаске о данном самом себе обещании. Он рассказал о причинах и последствиях, опасениях и страхах. Скут слушала его, открыв рот – многое из того, что в его мотивах и поступках ей казалось непонятным, теперь обретало логику и смысл. А осознание того, насколько серьезно жеребец отнесся к той роли и ответственности, что сам же взвалил на свои плечи, и вовсе лишило пегаску дара речи.

Говорил опекун долго. Видно было, что это не было заготовленной заранее речью – Коппервинг говорил от сердца, перескакивая с одного на другое, местами путаясь в хронологии, иногда даже повторяясь. Он явно хотел выговориться – но словно никак не мог решить, с чего начать и о чем вообще рассказывать. Пегаска терпеливо слушала его сбивчивый рассказ – никогда прежде между ними не начиналось столь серьезной и личной беседы, важной и необходимой им обоим.

— Теперь ты понимаешь? – завершив свой рассказ, спросил пегаску Коппервинг. – Я боялся не того, что мы можем начать отношения более близкого характера, чем нынешние; я боялся того, что мы можем в них не преуспеть. Ведь переступить границу между дружбой и влюбленностью не сложно – вот только единицы из числа бывших возлюбленных остаются друзьями. А вспомни меня еще совсем недавно – я не любил и даже не влюблялся, встречаясь с кобылками лишь ради краткой близости. Редко кто из числа тех, на кого я положил глаз, мне отказывала – а многие и сами были не против такого скоротечного романа, без продолжения и обязательств. Это сейчас я понимаю, что мне такой… формат отношений… не подходит… но когда-то эта свобода была единственным, что осталось после моего романа с Узури. Для нее это было нормой жизни, и мои чувства к ней привели к тому, что я и сам научился жить этим путем – да так втянулся, что не прекратил и после расставания.

— В этом есть свои определенные достоинства и плюсы – но и недостатки тоже присутствуют, — продолжал Коппервинг. Скуталу слушала его, затаив дыхание – было очевидно, что пегас рассказывал ей нечто такое, о чем вряд ли говорил и с ближайшими друзьями.постепенно она начала понимать, что пытался донести до нее опекун – его рассказ был проявлением такого уровня доверия, что в сравнении с ним ее переживания о поцелуе и впрямь выглядели незначительными.

– Самый страшный из них состоит в том, что со временем начинаешь оценивать окружающих кобылок, словно бы как задачу, как вызов. Что и как сказать, что и когда сделать для конечного результата. Появляется уверенность в том, что при желании сможешь охомутать любую – вопрос времени. Сперва это выглядит игрой – но потом уже просто не можешь смотреть по-другому. А тут в моей жизни появилась ты… и однажды я с ужасом поймал себя на мысли, что неосознанно начал «решать задачу» про тебя. Не потому, что действительно хотел – а просто потому, что ты была рядом и… попалась на глаза.

— Тогда я впервые задумался о том, что же я делаю с собой, своей жизнью… с окружающими. Я любил Узури, многому у нее научился… но теперь я словно бы становился ей, понимаешь? – Голос пегаса дрожал от напряжения, а на лице его застыл отголосок ужаса и потрясения, что он когда-то испытал. – Я хотел избавиться от всего этого, вновь научиться испытывать чувства, перестать смотреть на остальных как на «задачи»! И ты… показалась мне отличной возможностью для искупления.

— Заботясь о тебе, обучая, поддерживая – все это я делал и для себя тоже! Это не значит, что в действительности я не хотел тебе помочь, или что не будь у меня этого собственного интереса – и вовсе бы такого не делал. Просто… и дальше умалчивать об этой стороне моих поступков, мне кажется попросту нечестным. Я называл это «долгом», ставил перед собой «цели» и «ограничения...» Но помыслы мои при этом были не столь чисты и возвышенны, как могло казаться со стороны.

— Я понимаю, — тихо отозвалась Скуталу. – Однако твоя помощь все равно была для меня поистине бесценной, какие бы скрытые мотивы за ними не стояли. И хотя я с трудом верю во все то, что только что услышала… мое отношение к тебе это не меняет. Получается, что наша встреча действительно была знаком судьбы – ты помог мне, а я, сама того даже не зная, врачевала твои душевные раны. – Пегаска улыбнулась, озорно и весело, одновременно легонько пихнув Коппервинга копытом. – И получается, что я хоть немного сумела отплатить за все то, что ты для меня сделал!

— Вот только… - она снова сделалась серьезной, — я бы хотела прояснить еще один вопрос. Твоя предусмотрительность и забота обо мне… они действительно поражают, и заслуживают искреннего уважения. Вот только… ты говорил об обязанностях, о долге. Но… чего бы ты сам хотел?

Голос пегаски постепенно набирал силу, становился громче. Она не злилась на опекуна, скорее… хотела разобраться. Не только в самой ситуации, мотивах и действиях Коппервинга; что куда важнее – в себе самой.

— Ведь несмотря ни на что, на мой поцелуй ты все-таки ответил! Столько времени держался, сам себя убеждал и в итоге даже поверил, что для тебя я – подопечная, а для меня ты –опекун, и не более того. Так почему же?

— Может, потому, что это был твой первый поцелуй? – раздраженно воскликнул жеребец. – И что независимо от причины, я был искренне тронут и польщен твоим порывом? И наконец, не сделай я этого, ты разве бы не стала чувствовать себя ужасно? А потом, сгорая от стыда и злясь на саму себя, надумала бы всяких глупостей?

Его слова обрушились на пегаску, словно ушат ледяной воды. Крыть было нечем – в глубине души она понимала, что все так бы и было, не ответь опекун на поцелуй. Обоснование и причина у него были неоспоримые – вот только…

— Коппервинг… скажи мне честно… — Скуталу мягко обхватила его голову своими крыльями. – Какой бы ни была правда, я пойму. Так вот… было ли это единственной причиной?

— Нет. – Это слово пегас выдавил из себя через силу. Ничто не мешало ему солгать – вот только ложь в таких вопросах он не терпел даже в своих одноразовых отношениях. В случае же со Скут, для него это и вовсе стало бы истинным кощунством. Его слова про первый поцелуй тоже были правдой – вот только они не открывали всю картину. Теперь же, получив прямой вопрос, Коппервинг был вынужден выложить все карты на стол. – Мне понравилось. Наверное, в глубине души я этого даже хотел – сколько бы сам себя не убеждал в обратном. Как тебе такая правда?

Снова воцарилась тишина. Скуталу, то краснея, то бледнея, во все глаза смотрела на Коппервинга. Кобылка не знала, что и думать. Значили ли его слова, что он хоть на мгновение задумывался о ней, как о подруге? Или же… просто считал достаточно привлекательной, чтобы не возражать о поцелуе? И… если да, то ограничивались ли этим его мысли?..

Опять же, сама она не имела опыта в подобных отношениях – что должно было думать ей? В этот момент, Скут на себе ощутила правдивость его слов о «пересечении границы» — после этого разговора, она уже просто не могла воспринимать Коппервинга только лишь как опекуна. И стоило ей это осознать, как разум затопили всевозможные желания и мечты, красочные и по-детски наивные. Но следом за ними пришел страх – не только за будущее, но и страх перед сидящим рядом с ней жеребцом. Ведь он был прав – она действительно была ему не только многим обязана, но и почти полностью от него зависела. Скуталу честно призналась, что ей было нечего противопоставить его уму и опыту, знаниям и просто физической силе – стоило ему захотеть, он бы с легкостью мог превратить ее жизнь в сущий кошмар. Следом в ее голову пришло леденящее душу осознание еще одной причины, побудившей Коппервинга дать себе то обещание – ведь стоило бы ему захотеть, он бы с легкостью мог ее добиться. Признательность за все то, что жеребец для нее сделал, помноженное на чувство вины за неспособность за это отплатить… не сразу, но она бы в итоге согласилась. Что могло бы случиться дальше – пегаске не хотелось даже думать. Неудивительно, что в своем рассказе он о таком не упоминал – если это вообще приходило ему в голову; как бы то ни было, Скуталу возблагодарила Сестёр за то, что ей посчастливилось попасть в дом к порядочному пони.

В мыслях Коппервинга порядка было куда больше. Несмотря на поцелуй и даже на свое собственное признание, он решил и дальше придерживаться своего давнего решения. Да, теперь это будет гораздо сложнее – но так будет лучше для них обоих. Наверное. Осталось лишь прогнать из своей головы безостановочно лезущие мысли – и вымарать те видения, что уже отпечатались в его памяти. Пока что же все это подвело их с подопечной к той черте, после которой все изменится, окончательно и скорее всего бесповоротно. Оставался лишь последний шаг – но он сможет, он справится… если только этого не сделает его подопечная.

«Остался шаг, всего лишь шаг, последний шаг…»

— Коппервинг… так может, мы… — Скуталу отчаянно краснела, заикалась, буквально выдавливала слова из вмиг пересохшего горла. – Ты и я… ну… ты не хотел бы… встречаться со мной?

«Ну вот и все, прилетели. Если уж ее не остановило все то, что я рассказал… Хотя рога Дискорда, кого ты обманываешь – после такого рассказа шансы на такое развитие событий только выросли!.. Ну так и вовсе не рассказывать было бы не лучше!.. Н-да, попал я, как грифон в ощип!..»

— Скути… ты действительно этого хочешь? – с болью в голосе ответил ей Коппервинг. – Тебе это и вправду нужно? Неужели тебе мало того, что уже есть между нами?

— Не мало, но… — пегаска замешкалась, подбирая подходящие слова. За то время, что она ждала ответа жеребца, Скуталу сумела-таки немного совладать с голосом. – Уже недостаточно. После танца, после нашего разговора, после твоего признания – я бы хотела большего. И я уверена, что ты… тоже хочешь этого.

— А не боишься? – предпринял последнюю попытку Коппервинг. Было ясно, что кобылка уже вбила себе эту мысль в голову – и когда только успела?.. – но попытаться пегас был обязан. – Я к тому, что может произойти, если мы не вытянем?

— А ты сам не боишься? – парировала она. – Но только не того, что мы можем потерять – а того, что мы рискуем не приобрести, если даже не попытаемся? Ведь любовь и отношения – не расчет, а чувства! Да, над ними нужно работать и не пускать на самотек – но и относиться к ним как к математической задаче тоже не следует! И разве не лучше пусть даже и не суметь, но хотя бы попытаться – чем просто сидеть на крупе ровно, пока жизнь проходит мимо?!

— Ничего себе, — с усмешкой помахал головой пегас. – И в кого ты пошла такая умная?

— У меня был достойный учитель, — широко улыбнулась кобылка. Затем, преодолев секундную робость, она снова потянулась к опекуну; и на полпути их губы встретились, скрепив тем поцелуем начало новой главы в истории их жизни.

_______________________________________________________________________________
besetene – безумец (пер. с африкаанс)
ketter – еретик (пер. с африкаанс)
Вedrieër, leuenaar, verraaier – обманщик, лжец, предатель (пер. с африкаанс)

Глава 11

В гостиной облачного дома царил уютный полумрак. Тяжелые шторы плотно закрывали окна, ограждая комнату от солнечных лучей и любопытных глаз. На диване лежали пегасы, даже во сне не разорвав объятий. Едва видимая под крылом жеребца, Скуталу дремала, пристроив голову на его плече. Ей было столь тепло и уютно, и так не хотелось вставать!.. и если бы не настойчивый зов природы, кобылка с радостью бы так провалялась хоть до самого вечера.

Стараясь не разбудить Коппервинга, пегаска тихонько выскользнула из комнаты. Немного позже, умывшись и приведя себя в порядок, Скуталу отправилась на кухню. Как бы ни хотелось ей вернуться в теплые объятия своего опекуна — или правильнее теперь было думать о нем, как о «возлюбленном»?.. — но желание приготовить ему завтрак пересилило. К тому же, обычно это жеребец просыпался раньше нее, так что подобного случая могло еще долго не представиться. А после всего того, что произошло вчера между ними — главного танца, и того разговора по душам, — пегаску буквально переполняли новые эмоции и чувства, главным из которых была забота.

Она резала овощи и хлеб, заваривала чай и расставляла на столе посуду, но делала все это машинально, прокручивая в голове события той ночи. Их поцелуй, их обоюдное признание!.. Все это четко разделило ее жизнь на «до и после» — вчера кобылка не только впервые осознала свои чувства, но и поделилась ими, неожиданно еще и получив на них ответ. Сам факт того, что Коппервинг не просто принял ее любовь — первую, робкую и немного наивную, но ещё и признался, что и сам испытывал к ней схожий интерес, оказался для Скут настоящим сюрпризом. И ведь скрывал все это время, да так усердно, что она об этом даже и не подозревала!..

Вспоминая его рассказ, пегаска уважительно покачала головой — она бы так точно не смогла. То, что поведал ей жеребец о своих прошлых отношениях, о самом способе, как он их обычно начинал… После услышанного, Скуталу оставалось лишь поблагодарить Селестию, что Коппервинг сдержал данное самому себе слово. Сумел пережить, перерасти себя прошлого; а испытываемые им чувства смог превратить в нечто новое. Наградой за такое сперва была семья… а потом и любовь, которую он, оказывается, давно уже отчаялся найти.

Но даже после взаимного признания пегас призвал не торопить события. Едва закончился их второй поцелуй — бесконечно долгий, и столь сладостный!.. — как Коппервинг озвучил ей свои условия. Мягко, но твердо, жеребец сообщил своей бывшей подопечной, что «поцелуи и обнимашки — эт, конечно, хорошо», но на этом они пока и остановятся. Им обоим нужно было сперва свыкнуться со столь значительной переменой в их отношениях, хорошенько все обдумать… И убедиться окончательно, что именно этого они хотят, что им действительно это нужно. Услышав такое, пегаска вздохнула с облегчением — она и сама не чувствовала себя по-настоящему готовой к… продолжению, но... вряд ли смогла бы отказать, если бы тот начал настаивать.

Кроме того, Коппервинг напомнил подопечной, что совершеннолетними пони считаются с шестнадцати лет; до ее дня рождения оставалось меньше двух месяцев, и этого срока им должно хватить для размышлений. Она с улыбкой вспомнила, что он также требовал до того дня еще и спать раздельно, «для избежания лишнего соблазна»... и как сдался, не выдержав ее умоляющего взгляда. Последним условием было то, что их отношения следовало пока держать в секрете — ото всех, даже друзей. С этим Скут была полностью согласна — если уж прочие пони так отреагировали на их совместный танец, то страшно было подумать, как бы они восприняли новость, что несовершеннолетняя подопечная начала встречаться со своим взрослым опекуном!.. Исключение пегасы решили сделать лишь для родителей Коппервинга — скрывать нечто настолько важное, означало бы предать сложившееся между ними взаимное доверие.

— Так что… уж прости меня, Свити Белль… но ответить на твои чувства я все же не смогу. — Закончив накрывать на стол, пегаска поспешила в гостиную, продолжая бормотать себе под нос: — Надеюсь, он еще не встал… смогу разбудить его поцелуем!

Однако ее надежды не оправдались. Коппервинг уже проснулся, и неподвижно стоял у распахнутого окна. Был ясный морозный день; с безоблачного синего неба ярко светило солнце, отражаясь на выпавшем утром снегу. На ее появление жеребец никак не отреагировал — высунув голову наружу, он выглядел так, словно бы внимательно во что-то всматривался.

Скуталу тихонько подошла к нему, и потерлась о его бок своим; пегас встрепенулся, и перевел невидящий взгляд на свою подопечную. Губы Коппервинга только начали растягиваться в улыбке, когда она поцеловала его — быстро и коротко, словно клюнула.

— С добрым утром, милый… — Скут слегка запнулась на последнем слове, и залилась краской. Так называть опекуна было для нее еще ужасно непривычно и прямо-таки невероятно стеснительно, но зато доставляло огромное удовольствие. — Надеюсь, ты хорошо спал? Завтрак уже готов!

— Лучше не бывает, моя хорошая, — отозвался жеребец. — Но с твоего позволения, к нему мы приступим немного позже. Подойди сюда, будь так добра…

Когда пегаска встала у окна, Коппервинг указал копытом куда-то в небо.

— Скажи пожалуйста, какая нынче погода? Солнечная, верно?

— Да, но… как ты узнал? — непонимающе отозвалась та.

— Я могу его не видеть, но тепло от солнечных лучей я вполне способен почувствовать, — хмыкнул в ответ жеребец. Но несмотря на его легкомысленное поведение, от Скуталу не укрылось, что он был сильно взволнован. — Ну а теперь возьми мое копыто, и направь его в сторону солнца, вот так, да…

В комнате повисло напряженное молчание. Не понимая что происходит, пегаска заглянула в лицо опекуна — и с удивлением увидела, как из его глаз текут слезы.

— Коппервинг!.. Что… — начала было она, как вдруг он сгреб ее в охапку и обнял с такой силой, что едва не захрустели ребра. Скут сдавленно пискнула от неожиданности, но жеребец отпустил пегаску столь же внезапно, как схватил.

— Оно там, оно именно там!.. — дрожащим голосом произнес жеребец. — Боялся, что мне кажется; что это ошибка… Но я вижу его, я вижу солнце! Я могу отличить свет от тьмы, а это значит…

— Ты скоро снова сможешь видеть! — восторженно завизжала Скуталу, бросаясь к нему на шею. — Ритуал сработал, ты почти здоров! И гораздо раньше, чем рассчитывала Узури! О, Селестия, это просто невероятная новость!

— Верно, — улыбнулся пегас, смахивая слезы. — И это лучший подарок к началу наших отношений.

Айроншилд проснулся поздно, что впрочем, было неудивительно: поиски волков, схватка с ними и алкоголь изрядно измотали его, и погрузили в сон часов на десять. Возможно, он бы проспал еще дольше, если бы не громкий дребезг и последовавшая за ним крепкая брань с кухни.

Мужчина резко вскочил на ноги и протер заспанные глаза, стараясь сориентироваться в пространстве.

Эпплы разместили его в гостиной на большом просторном диване, размеров которого хватило на то, чтобы человек растянулся во весь рост и еще осталось немного свободного места. На стене под потолком размеренно тикали часы, выполненные в форме то ли совы, то ли филина. Стрелки показывали начало третьего пополудни.

Взъерошив и без того спутанные волосы, Айроншилд, слегка покачиваясь с похмелья, подошел к двери и потянул за ручку. Открывшаяся перед ним картина на несколько секунд ввела его в ступор: проклиная себя на чем свет стоит за неуклюжесть, Макинтош впопыхах собирал с пола осколки салатницы и пары чашек.

— Какого Дискорда там происходит? — доносящийся со второго этажа голос Эпплджек и скрип лестницы, заставил здоровяка ускориться еще сильнее, но было уже поздно. — Тишкина етишка! — возмутилась она, спустившись на кухню и обведя глазами устроенный ее братцем погром. — Мак, сколько раз я те говорила, шоб не ставил посуду с краю!

— Ш-ш-ш! — попытался осадить ее здоровяк, — Айроншилда разбудишь.

— Да ты уже весь дом разбудил, — парировала она, перейдя, тем не менее, на шепот.

Увлеченные перебранкой, они даже не посмотрели в сторону гостиной, где он сейчас — по их мнению — все еще должен был дрыхнуть.

Удивление сменилось любопытством, подкрепленным чем-то вроде вызова — ему стало интересно, сможет ли он подкрасться к ним, не привлекая к себе внимания. Аккуратно, следя за тем, куда ставит ногу, человек на цыпочках направился исполнять задуманное. Слегка взяв вправо, чтобы его нельзя было заметить краем глаза, он почти вплотную подошел к препирающимся родственникам.

Уже довольный собой мужчина протянул было руку, но за секунду до того, как он успел похлопать кобылку по плечу, она обернулась.

— Пойду возьму мет… — остаток фразы превратился в нечленораздельное бормотание,когда ее нос уткнулся в грудь Айроншилда. От неожиданности ковбойша ахнула, сделала шаг назад и толкнула Биг Мака. Тот в свою очередь также покачнулся и чуть не впечатался крупом в кухонную стойку, отчего несколько тарелок угрожающе звякнули.

— Рони! — воскликнула Эпплджек и смерила его недовольным взглядом. Но уже через мгновение от возмущения не осталось и следа, а ее лицо покрылось легким румянцем. Человек стоял голый по пояс, и в любой другой ситуации она бы даже не обратила на это внимания, но… почему-то именно в этой ситуации она смотрела на него несколько иначе, чем раньше. И только сейчас земнопони подметила, что работа на стройке и тренировки с Рэйнбоу не прошли бесследно: тело его преобразилось, лишние килограммы — где они были — ушли, этот эффектный шрам на груди... и столь не похожее на шерстку пони ощущение от прикосновение к его коже... Осознав, что она продолжает пялиться на него, словно Рарити на кантерлотских франтов, Эпплджек тряхнула головой, прогоняя это наваждение. — Чтоб тебя! Ты зачем подкрадываешься?

Айроншилд не сразу нашелся, что ответить. Прикосновение ее губ, ее теплое — почти горячее — дыхание, все еще чувствовались на груди, отчего он так же залился краской. И в его случае это проявилось куда сильнее.

— Я… э-м-м… не мог не воспользоваться ситуацией, — выдавил он, наконец. — Вы так увлеченно спорили, что…Отлично-отлично, мы поняли, — прервала его кобылка, стараясь не смотреть человека. — Когда Рони рядом — не щелкай клювом, — чуть замешкавшись, она добавила. — Ты б это, пошел оделся, что ли — не будешь же ты обедать в таком виде?

— Народ, шо случилось? — теперь пришел черед Эппблум играть в прятки, но в отличие от их двуногого гостя, она сделала это ненамеренно.

— Все в порядке, сестрюнь, — ответила ковбойша. — Мы во всем разобрались. Иди лучше скажи бабуле, что наши жеребцы соизволили вылезти из кроватей, и можно обедать.

Подметя и убрав с пола осколки, Эпплы начали накрывать стол. Как вскоре оказалось — не он один был сегодня гостем в этом доме: следом за Блум, в кухню спустилась и мисс Черили, вероятно, привлеченная шумом голосов. «Что ж, теперь понятна причина, по который здоровяк так долго не вылезал из спальни», — усмехнулся про себя Айроншилд.

Обед прошел в разговорах о вчерашнем празднике. В основном говорила Эппблум, что было неудивительно — это была первая Звездная Ночь, когда ей разрешили остаться до конца. Радость, правда, была омрачена Рамблом, который отверг ее приглашение на танец, предпочтя вместо этого кобылку из параллельного класса. Впрочем, это не сильно ее расстроило. «Со временем поймет, какую ошибку совершил», — резюмировала она, чем немало удивила остальных.

— Скажите, Айроншилд, — спросила Черили, после того как с первым блюдом было покончено, и Эпплджек стала раскладывал по тарелкам ароматное овощное рагу. – Вам понравилась Звездная Ночь? Перекликается ли она с каким-нибудь праздником Вашего народа?

— Хм… — человек задумчиво постучал вилкой по тарелке. – Вот так сходу даже и не скажешь… Первое, что приходит на ум — это Зимнее Солнцестояние; я бы не назвал его прям праздником, но насколько могу провести параллели между нашими календарями – даты не сходятся. Если же судить по сути и цели праздника, то я бы назвал День Всех Влюбленных, но атмосфера Звездной Ночи куда более… гм… величественная, что ли.

— День Всех Влюбленных? – переспросила Черили. – Мы называем это День Сердец и Копыт, – чуть погодя она добавила. – Как интересно получается, что столь разные культуры… да что там - разные миры – могут иметь столько общего. Ведь, насколько я помню, Ночь Кошмаров не стала для Вас неожиданностью.

— Ну, не считая того факта, что в Эквестрии отмечается похожий праздник.

Еще какое-то время кобылка с искренним интересом расспрашивала мужчину о традициях и верованиях людей. Разговор настолько увлек ее, что Биг Мак даже бросил на них недоуменный взгляд, в котором едва заметно сквозило что-то похожее на ревность. Разумеется, жеребец отдавал себе отчет, что это все до нелепости глупо и нелогично, но ничего не мог с собой поделать.

— Ой, простите пожалуйста, — смущенно извинилась Черили. – История и этнография всегда были моей слабостью, и иногда мне сложно остановиться.

Айроншилд улыбнулся:

— Все в порядке. Я сам регулярно проедаю своим друзьями плешь расспросами на тему эквестрийской мифологии. Если Вы составите для меня список вопросов, в следующий раз мы могли бы устроить еще один открытый урок, как тогда. Не уверен, конечно, когда еще Вайлд Панч расщедрится на внеочередной отгул, но чем Дискорд не шутит?

При упоминании старого следопыта Черили нахмурилась и словно бы даже помрачнела:

— Я ж так и не сказала Вам спасибо… — тихо произнесла она. – Если бы не Вы… тогда… кокатриксы… они бы…

Биг Мак приобнял ее за плечо и поцеловал в щеку:

— Милая, ну ты чего? Все же обошлось. Да и твой деда – крепкий орешек, так просто не расколешь.

— Да-да, все хорошо, — кобылка шмыгнула носом и улыбнулась. – Просто вспомнила, как Понивилль облетела новость об этом, и что-то на меня нашло. Все хорошо, любимый.

Эпплблум непроизвольно скривила мордочку. Она понимала всю серьезность момента, но ничего не могла с собой поделать: вид воркующих парочек всегда вызывал в ней очень противоречивые эмоции – что-то среднее между приступом тошноты и умилением.

— Мисс Черили, — чуть погодя ответил мужчина. – Хоть я и… вправду смог одолеть тех кокатриксов, Вайлд несколько приукрашивает – он бы и без моей помощи разделался с ними на раз-два.

— К счастью, мы этого никогда не узнаем, — ответила земнопони. – Но вообще да, это похоже на него – дедушка порою любит приврать, но не слишком сильно, чтобы совсем уж не исказить правду. Но это лишь делает рассказы о его путешествиях еще более захватывающими.

— Так вот откуда Ваш интерес к истории! – догадался Айроншилд.

Кобылка кивнула:

— А также тяга к знаниям в целом. Когда мы с Берри были маленькие, он каждый свободный вечер усаживал нас перед камином, и под его неспешные рассказы воображение уносило нас в далекие и загадочные страны, куда не ступала нога обычного пони.

— Да-а-а, — протянула молчавшая до этого Бабуля Смит, — у Панча всегда был язык без костей — в хорошем смысле! Скольк’ его помню — никогда не поймешь, правду грит или врет с три короба. Да местным кобылкам тогда было и все равно: знай, слушали его, раззявив рты в изумлении. А у самих одно на уме…

— Бабуля… — почти прошипела Эпплджек.

— Шо? Думать то они думали, но на этом и всё. Вайлд был тольк’ с виду эдаким дамским угодником, а на деле так любил свою благоверную, шо даже табуном нормальным не обзавелся. И уж тем более — налево не ходил.

Повисшее молчание, которое грозило затянуться после таких внезапных подробностей, спас Биг Макинтош:

— Рони, - поспешно спросил он, видя что бабуля собирается снова удариться в воспоминаниях о днях былых, своей молодости и прочем. Как и все Эпплы, он всегда с удовольствием слушал ее рассказы, но сейчас было явно не место и не время. — Так как те праздник-то?

— Гм… Ну я больше половины его провел в поисках Коппервинга и не то чтобы особо смотрел по сторонам… но от того что увидел, впечатление у меня сложилось самое положительное. Конечно, стоит узнать про Звездную Ночь подробнее — например, предназначения каждого танца для меня пока не понятны… ну, кроме самого последнего: на него выходят только очень близкие пони. Однако, если я правильно понял, это не обязательно должны быть влюбленные пары…

— А ты сам никого так и не пригласил? — внезапно встряла Эпплблум, чем вызвала у остальных самые разные эмоции: Биг Мак чуть не поперхнулся соком, Бабуля Смит удивленно приподняла бровь. Черили же с укором посмотрела на свою бестактную ученицу, а Айроншилд с недоуменным выражением уставился в невидимую точку перед собой.

— Нет, конешн, — словно отвечая за мужчину, буркнула себе под нос ковбойша. — Клыкастая-то его не в городе, — в одну секунду всеобщее внимание переключилось с желтой кобылки на Эпплджек. — Ой, да ладно! — воскликнула она, стараясь вложить в свой голос как можно больше уверенности. — Уже весь Понивилль говорит о том, как сарозийка охомутала пришельца из другого мира.

— Ну тогда… наверное… — не без труда сдерживая подступающий к горлу смех, сказала младшая сестра, — мы живем не в Понивилле. Уж я-то точно про эт слышу впервые.

— Прошу прощения за возможно излишнюю прямоту, но я нахожу обсуждение личной жизни мистера Айроншилда крайне неуместным, — пристыдила их Черили, за что совершенно сбитый с толку мужчина был ей сейчас безмерно благодарен. — Не только в его присутствии, но и за его спиной, — жеребец открыл было рот, чтобы вставить свои полбита, но кобылка прервала его на полуслове. — Маки, прошу тебя, не начинай. Если я еще хоть раз услышу твою байку про пегаску и грифона, то мы опять поссоримся.

Земнопони что-то проворчал в ответ, но спорить не стал.

— Но я ничего такого не имела в виду! — наконец смогла вставить слово Эпплблум. — Понятное дело, шо речь не о последнем танце была. Но ведь есть и другие! Например второй…

— Второй? — перебил ее человек, не только из интереса, но и желая как можно быстрее сменить тему разговора и вновь нарастающей неловкости.

— Агась, — кивнула кобылка. — В знак зарождающейся дружбы, чтоб никакие преграды и ненастья не могли ее разрушить. Кстати, ЭйДжей могла бы тебя как раз на него и пригласить… не, ну а шо? — спросила она, взглянув на сестру, которая была уже готова в Тартар провалиться от смущения. — Шо я такого сказала? Вы ж и вправду друзья. Заодно б к нашей культуре и обычаям приобщила.

— Не уверена, что Рони обучался танцам, — попыталась выдавить из себя улыбку ковбойша. — А если и обучался, то явно не танцам с пони.

— Ну, вообще-то, — прокашлявшись, сказал Айроншилд, — Эпплджек отчасти права. Я хоть и не полный ноль в этом деле, но…

— Ну так и научился бы в процессе, а она б тебе все показала да объяснила! Знаешь, как моя сестра отплясывать может? Аргх! — с искренним возмущением воскликнула желтая пони. — Вот вроде бы и взрослые, а иногда такие глупые!

Несколько секунд мужчина и ковбойша не сводили друг с друга взгляда. Потом, как по команде, покраснели, чертыхнулись и принялись с неподдельным интересом изучать содержимое своих тарелок.

— Ты у нас зато самая умная, — проворчала Бабуля Смит. — Иль забыла уже, как заявилась домой пьяная вдрабадан?

— Кстати, о моей бутылке… — подхватил Макинтош, — угораздило же тебя стянуть её именно в тот раз, когда…

Завязалась столь знакомая Айроншилду дружеская семейная перепалка, которую он наблюдал каждый свой визит к тете на новогодние праздники, куда стекалась почти вся ее родня. Человек улыбнулся теплым воспоминаниям. Будучи еще совсем ребёнком, он не на шутку перепугался, когда впервые стал свидетелем подобного и принялся всех успокаивать. Собственно, то было первым и последним разом, когда спор прекратился почти сразу же, как начался — вид маленького мальчика, искренне старающегося их помирить, так растрогал дальних и не очень родственников, что они и забыли уже из-за чего был весь сыр-бор.

Покончив с обедом и прибрав со стола, Айроншилд взглянул на часы — начало пятого. В семь у него назначена встреча со старостой, но до этого хорошо бы еще было зайти к Флаттершай и рассказать ей о вчерашнем происшествии. Да и просто, чтобы навестить — неизвестно, когда еще ему удастся вырваться из замка, а он, что ни говори, успел соскучиться по желтой пегаске.

Его размышления прервал басовитый голос:

— Рони, можно тя на минутку? — Биг Мак кивком предложил отойти в сторону. По взгляду, который здоровяк бросил на Блум, Бабулю и ЭйДжей, человеку сразу стало ясно, разговор на какую тему ему предстоит.

Они остановились у входной двери. Айроншилд уселся на табуретку и принялся неспеша зашнуровывать сапоги.

— Ты по поводу волков? — спросил он вполголоса. — Что-то заметили вчера?

Жеребец отрицательно покачал головой:

— Если не считать парочку захмелевших пони, которых мы завернули на пути в окрестности Вечнодикого, проблем на было. Я по другому вопросу…

Мужчина вопросительно посмотрел на замешкавшегося пони.

— Да?

— Ну… короч’... Я про ЭйДжей… Да, я помню — ты велел не говорить никому, кроме следопытов, но моя сестра все-таки одна из Элементов Гармонии. И она вместе с остальными не раз выручала жителей Понивилля. Я уж не говорю о победе над Найтмер Мун. Ты уверен, шо она не должна знать?

Затянув узел на шнурках, человек уперся локтями в колени и вздохнул:

— Мак, не обижайся, но я сейчас я просто не вижу смысла ей про это говорить. Ну, то есть, как она может помочь в данной ситуации, если мы ей расскажем про вчерашнее? — жеребец шумно втянул ноздрями воздух и Айроншилд поспешил продолжить. — Я серьезно. ЭйДжей лишь начнет нервничать из-за вещей, на которые не может повлиять. Не потому что она, упаси боги, слабая или еще что — это просто не ее профиль.

— Она легко справится с древесным волком, — упрямо нахмурился пони и чуть погодя добавил. — Даж с… одним из тех…

— Уверен, что справится. Если до этого дойдет. А сейчас наша первостепенная задача — сделать так, чтобы не пришлось убеждаться в этом на практике. Смекаешь?

— Моя сестра не слепая — она скоро подметит, что я усилил наряды дружинников, да и сам я также буду пропадать больше обычного. Еще мэр отправила срочный запрос в Кантерлот, шоб те прислали больше стражников. Короч’, ЭйДжей быстро сложит два и два.

Айроншилд мысленно выругался. Каждый раз, споря с кем-то из Эпплов, ему порою казалось, что он пытается переспорить сам себя.

— Ну, быстро не быстро, но не сразу же….

— Мэр наверняка расскажет Твайлайт. Если уже не рассказала.

— Справедливо… — задумчиво проворчал человек, взяв в руку второй сапог и застыв в таком положении на пару секунд. Мгновением позже на его лице растянулась торжествующая улыбка. — Справедливо будет, чтобы Твай это и решала — когда и кому открывать всю правду. В конце концов, она — Элемент Магии. Кому как не ей понимать, на что способна знаменитая Шестерка, если объединит силы. Вполне допускаю…

— Эт ты так по-хитрому увиливаешь от ответственности? Сам не хочешь решение принимать? — в голосе здоровяка сквозило неодобрение.

— Кхм… так вот как это со стороны выглядит… Нет, решения я своего не меняю и от ответственности не отказываюсь — на данный момент никто более не должен знать о тех тварях. Ни ЭйДжей, ни Рарити, ни Пинки Пай, ни кто-либо другой. Если же Твайлайт решит иначе… как я и сказал, я полностью доверяю ей в этом вопросе. К тому же, я уверен, прежде чем принимать решение по данному вопросу, она двести раз все обдумает и посоветуется с кем надо, — Айроншилд пристально посмотрел на пони. — Идет?

Макинтош пробормотал что-то, нехотя соглашаясь с доводами будущего следопыта.

— Идет, — ответил он. — Вот только сестрюня мне потом на эту тему устроит серьезный разговор — сам знал, а ей не рассказал.

— Вали все на меня. Мол, вредный двуногий следопыт заставил держать рот на замке. И...

— Эй, ребят! — приближающийся голос ковбойши заставил их тут же заткнуться. — Вы о чем там секретничаете?

— Ну… я… мы… — начал было тянуть Биг Мак.

— Я просто пытался уговорить твоего брата разрешить мне носить меч, пока я в городе, — выпалил Айроншилд первое, что пришло ему в голову. — Я с ним смотрюсь солиднее и… все такое.

— М-мда? — скептически прищурилась кобылка. — А вот мне почему-то кажется, что он опять завел свою телегу про межвидовые отношения. Не так ли, братец?

— Не-не-не, ниче такого. Черили была права — меня эт не касается… А по поводу меча… — здоровяк прокашлялся и напустил на лицо как можно более серьезную гримасу, обращаясь к Айроншилду. — Прости, дружище, но правила есть правила — никакого оружия. Вот станешь следопытом, тогда и вопросов не будет.

Хлопнув ладонями по коленям, человек встал и подтянул пояс:

— Ну, на нет и суда нет.

— Рони, — Эпплджек слегка удивленно посмотрела на него, словно только сейчас поняв, что мужчина собрался уходить. — А ты куда намылился?

— К Флаттершай, — ответил мужчина, надевая кожаные перчатки. Надо обсудить… всякие следопытские дела. Посоветоваться и все такое.

— А… лады. Ток ты вернись к вечеру: бабуля испечет блинчики с вареньем… — словно стараясь произвести впечатление, она сделала небольшую паузу, а затем заговорщически произнесла. — ... из грозовых яблок!

Биг Мак едва не подскочил от такой новости и с аппетитом облизнулся, будто кто-то другой, а не он за обедом умял двойную порцию жаркого. Реакция же Айроншилда была куда более сдержанной.

— Грозовыми? — он удивленно приподнял бровь. — Это какой-то редкий сорт? Типа звездных яблок?

— Ну-у-у… наверное? Это не совсем прям уж сорт, — принялась объяснять Эпплджек.- Там целая история...

— Потом объяснишь, сестрюнь, — мягко перебил ее жеребец, покосившись на человека. — А то Рони, как видишь, уже готов сорваться.

Кобылка недовольно наморщила носик, отчего мужчина непроизвольно расплылся в улыбке.

— Ты гришь, будто я собралась тут целую лекцию читать, — буркнула она. — Пусть тогда поторапливается, а то Блум собиралась растрясти его на подробности драки с кокатриксами. Кстати! Передавай Флатти привет. И заодно узнай, почему она так внезапно исчезла с праздника, не сказав никому ни слова.

Бросив перед уходом «до вечера», Айроншилд направился к Флаттершай.

«Клянусь, если еще хоть один пони хотя бы заикнется о подробностях той клятой схватки, я соберу весь город и устрою долбанную пресс-конференцию!»

Едва выйдя за порог, мужчина поднял ворот кафтана и поежился. День выдался морозным. И пусть благодаря стараниям погодного патруля на небе сейчас не было ни облачка, где-то вдали, на самом горизонте, уже нет-нет да виднелись хмурые тучи, медленно ползущие широким неотвратимым фронтом.

«Зима, и правда, обещает быть суровой… Ну да нам не привыкать!».

Не смотря на уже далеко не ранний час, улицы Понивилля не были особо многолюдными. Оно и понятно — после праздника Звездной Ночи пони хотели как следует отоспаться или понежится в объятиях любимых. Кроме редких случайных прохожих, он также встретил и патруль из двух кобылок в сверкающих на солнце доспехах, многозначительно кивнувших ему с другой стороны перекрестка. Будучи ответственным руководителем, госпожа мэр не стала ходить вокруг да около и подключила в помощь дружинникам небольшой гарнизон кантерлотской стражи, что все еще был расквартирован в городе.

Размышляя о богатом на события вчерашнем дне, Айроншилд и не заметил, как добрался до домика желтой пегаски. Опять поежившись — теперь уже представляя, какую взбучку устроит ему кобылка — он постучал в дверь.

— Флаттершай? — громко произнес, после того, как никто не открыл. — Ты дома?

Ответа не последовало.

Пусть среди пони зайти «без спроса» в дом друга не считалось чем-то зазорным, человек все же неуверенно постоял у порога несколько секунд.

— Флаттершай? — снова повторил он, уже закрывая за собой дверь. И тут же встал в изумлении, как в вкопанный.

Диван, кресла и пол вокруг них были почти буквально устлан раскрытыми книгами, журналами, каким-то брошюрами и исписанными листами бумаги. Разувшись и повесив кафтан на крючок, он внимательно прислушался. Тишина. Ее домашних и не очень питомцев тоже было не видать, что с учетом времени года не было чем-то странным.

Немного помедлив, он аккуратно, стараясь не наступить на это шелестящее покрывало, дотянулся до чего-то похожего на пухлый том энциклопедии. Из всего длинного названия он смог вычленить лишь одно знакомое слово — даже не слово, а скорее его корень — птица. Да, так и есть — на титульном листе красовалась весьма экзотического вида птица, отдаленно напоминающая ибиса.

«Она наверняка уже давно прочитала тут все от корки до корки. Если не перечитала… Или это Твайлайт...»

Позабыв обо всем на свете и продолжая листать книгу, человек только в самый последний момент почувствовал дуновение ветерка. Но среагировать уже не успел.

Так же погруженная в чтение, но уже на ходу (а если точнее — на лету), Флаттершай буквально влетела в Айроншилда. Покачнувшись и теряя равновесие, он сделал пару шагов назад и рефлекторно ухватился за первое, что оказалось под рукой — свою подругу, которая только и успела, что испуганно пискнуть. Потянув ее за собой, человек сделал пару неуверенных шагов назад и, Поскользнувшись на каком-то журнале и потянув ее за собой, он грохнулся на спину, сильно ударившись при этом затылком об пол.

Какое-то время они лежали в полной тишине. Айроншилд часто моргал, будто стараясь таким образом избавиться от разливающейся в голове боли. Флаттершай же просто зажмурилась, боясь пошевелиться. Впрочем, даже если бы она и попыталась, то у нее ничего бы не вышло — по какой-то причине человек продолжал крепко прижимать кобылку к себе.

Наконец, пегаска приоткрыла один глаз:

— Айроншилд?.. — словно обращаясь к самой себе, сказала она. — Айроншииииииилд! — заголосила она секундой позже, отчего у человека зазвенело в ушах, он вернулся к реальности происходящего и отпустил ее. — Как же я рада тебя видеть! — теперь уже кобылка стиснула его в неожиданно крепких объятиях и потерлась мордочкой о щеку. — Извини, что не навестила тебя первой… я узнала о твоем прибытии на празднике, но…

— Флаттершай…

— Ох, Селестия, — ахнула она, заметив, как по лицу мужчины пробежала гримаса боли, когда тот приподнял голову. — Ты ударился? Сильно?

Не дожидаясь ответа, кобылка взлетела над полом и парой быстрых движений копытом разметала раскиданные вокруг книги, журналы и прочее, словно те совсем ничего не весили.

— Не вставай так резко! — встревоженно воскликнула она, когда человек поднялся на ноги, поглаживая ушибленный затылок. — У тебя может быть сотрясение!

— Флаттершай, это просто уш…

— Ложись на диван, — в присущей для нее манере, когда кому-то из ее друзей вдруг стало плохо, она пропустила его заверения мимо ушей, не желая слышать даже намека на возражения. — Только медленно, не торопись!

Понимая, что спорить сейчас бесполезно, Айроншилд нехотя подчинился и сел на диван.

— Вот так. Теперь аккуратно ложись, — сказала она, подкладывая ему под голову небольшой валик. — Как ты себя чувствуешь? Голова не кружится? Может, в ушах звенит — или подташнивает? — продолжила кобылка и ослабила завязки воротника, когда мужчина принял горизонтальное положение.

— Флаттершай, у меня нет сотрясения — простой ушиб, — мужчина устало вздохнул и уставился глазами в потолок. — Уверен, даже шишки не буд… э-э-э… что ты... — оторопело спросил человек, почувствовав прикосновения к поясу.

Опустив взгляд, он оторопел еще больше: не скрывая раздражения, кобылка пыталась справиться с пряжкой на ремне.

— Проклятая застежка... — ворчала она сердито. — Справедливо рассудив, что одними копытами тут не управишься, она подключила зубы.

— Флаттершай, стой! — Дай я…

Раздался легкий щелчок и пегаска облегченно вздохнула:

— Ну вот, так намного лучше... Я буду только рада, если это и правда самый обычный ушиб, но лучше перестраховаться, — пояснила она в ответ на его ошалелый взгляд и на полминуты приложила копыто к запястью. — Примерно восемьдесят ударов в минуту… Насколько я помню, с твоих слов это несколько выше нормы.

— Да, но не забудь, что буквально минуту назад, одна заботливая пегаска уложила меня на лопатки, — улыбнулся Айроншилд. — Так что я бы сказал, что это в пределах допустимого. Лучше принеси что-нибудь холодное — лед там или мокрое полотенце.

— Ой! Какая же я глупая! Сейчас, я мигом! А ты продолжай лежать, — бросила она, прежде чем пулей метнуться на кухню, взмахами своих крыльев подняв в воздух разбросанные по комнате листы бумаги.

Вставать он пока что и не собирался. Поэтому, устроившись поудобнее, прислушался к ощущениям: шутки шутками, но его подруга в чем-то была права, и даже такая банальная ситуация могла на поверку оказаться куда серьезнее, чем ему думается.

К счастью, не считая тупой ноющей боли в затылке, тело не подавало иных тревожных сигналов.

«Наша встреча началась несколько иначе, чем я рассчитывал... Впрочем, и в этом есть определенный плюс — навряд ли Флаттершай теперь будет отчитывать меня за древесных волков… если, конечно, можно так называть те уродливые абоминации, в которые они превратились».

Кобылка и правда вернулась очень быстро. Не говоря ни слова, она бережно приподняла его голову и осторожно положила под нее махровое полотенце. Мокрая ткань на ощупь была холодной, словно лед — судя по всему, пегаска воспользовалась алимантией.

Уже в который раз спросив Айроншилда, как тот себя чувствует, она присела рядом и виновато посмотрела на него:

— Прости, пожалуйста. Я так увлеклась, что позабыла обо всем на свете и не услышала, как ты пришел…

— Не ты одна, — ответил он, наслаждаясь приятным морозным покалыванием, медленно расходящимся по затылку. — И с меня больше спрос — в конце концов, настоящий следопыт не должен ослаблять бдительность ни на минуту.

— Все равно… я не должна была читать на лету, и из-за этого ты пострадал.

— Ну, «пострадал» это сильно сказано…

Кобылка сокрушенно покачала головой:

— Ну вот опять ты…

— Что опять?

— Эта бравада… строишь из себя героя.

— Флаттершай… — он легонько прикоснулся к ее ноге. — Со мной правда все нормально. Я просто не хочу, чтобы ты переживала и накручивала себя лишний раз.

Пегаска пронзительно посмотрела на человека, задержав взгляд, будто желая прочитать его мысли.

— Я не могу иначе, — сказала она наконец. — Прости, если кажусь тебе докучливой, но… но за эти полгода, что я тебя знаю, ты успел побывать в таких передрягах, которых иному пони хватило бы на несколько лет.

— Несильный удар головой тоже входит в эту категорию? — мужчина улыбнулся, надеясь такой незамысловатой шуткой приподнять ей настроение, но лицо кобылки лишь помрачнело.

— Я просто очень за тебя волнуюсь. С того дня как ты ушел с Панчем и приступил к обучению, я порою места себе не нахожу. А вдруг во время тренировочного ориентирования на местности Айроншилд завяз в болоте? Или он наткнулся на кокатрикса — будучи совсем один — превратился в камень, но теперь некому ему помочь? Или, сам того не зная, неосторожно приблизился к стоянке Или… или… — она тихонько всхлипнула. — Прости… наверное, все это накопилось за прошедшее время… я тебя давно не видела, и… теперь ты считаешь меня надоедливой пони, которая и шагу тебе не даст ступить без ее позволения…

Несмотря на ее протестующий возглас, Айроншилд все же сел рядом.

— Тебе нет нужды извиняться, — сказал он, одной рукой придерживая все еще ледяное полотенце, а другой мягко приобняв ее за плечо. — Более того, я очень расстроюсь, если ты вдруг решишь «исправить» в себе это качество.

Флаттершай приподняла голову и удивленно посмотрела на него.

— Но я думала… тебе не по душе такая опека.

— Мне не по душе, когда ты изводишь себя почем зря, — не без труда вырвавшись из плена ее бирюзовых глаз, ответил мужчина. — В общем, нам обоим не все равно… пусть и вот в такой своеобразной манере.

Кобылка устало положила голову ему на плечо.

— Почему это порою так сложно… — вздохнула она.

— Психология вообще — сложная штука. Главное, не додумывать за других, а обсудить все в спокойной обстановке… — теперь уже была его очередь удивляться, после того как Флаттершай сдержанно захихикала. — Что я такого сказал?

— В спокойной обстановке… прям как вы все обсудили с Рэйнбоу Дэш во время вашей первой встречи?

— Так, минуточку! На тот момент мы не понимали друг друга, а Дэш — попрошу заметить — никогда не отличалась сдержанным нравом.

— То ли дело человек по имени Человек, — в несвойственной для нее манере парировала кобылка, отчего Айроншилд на мгновение потерял дар речи. — Так! — она прервала саму себя и слегка отстранилась в безуспешной попытке скрыть смущение. — Давай-ка ты ложись обратно, и через десять минут снова измерим тебе пульс.

— Ну вот, — резюмировала Флаттершай, закончив расставлять по полкам раскиданные книги и журналы. Как твое самочувствие? — подлетев к человеку, спросила она уже в сотый раз за эти полчаса.

— Ничего не поменялось — голова все еще слегка побаливает, — сдержав нотки раздражения, ответил человек. — но это и нормально — я бы скорее начал паниковать, будь оно наоборот, — он усмехнулся и добавил. — Давай уже, измеряй мне пульс — хочу наконец получить медицинское заключение о своей профпригодности.

— Для этого мы с тобой навестим доктора Хорса в больнице…

— Флаттершай!

— Но мы должны быть полностью уверены!

— Давай поступим следующим образом, — мягко сказал он, взяв ее за копыто и приложив к своей сонной артерии. — Если мне вдруг станет хуже, то я сразу же последую твоему совету. А пока что — начинай считать.

Понимая, что не переспорит своего друга, она лишь сокрушенно вздохнула и отмерила про себя положенные полминуты.

— Ого! — воскликнула кобылка, — Пятьдесят ударов!.. такой разброс — это норма для людей?

— После всех тренировок с Рэйнбоу и Панчем? Вполне.

— У-м-м… буду знать. Только обещай мне воздержаться от физической активности в ближайшие пару дней, хорошо?

— Зуб даю!

— Зуб? Но зачем мне…

— Людская поговорка, долго объяснять. Ладно, думаю, на сегодня мы закончили, — он хлопнул себя по ногам и тяжело вздохнул. Как бы не хотелось ему отрешиться от всего на свете и провести этот день со своей подругой, сделать он этого, увы, не мог. Дело, с которым он пришел к ней, не стоило откладывать.

Мужчина нахмурился, не зная, с чего лучше начать.

— Айроншилд? — неуверенно спросила Флаттершай, — с тобой точно все хорошо?

— Абсолютно. Просто… А, чего там — скажу прямо, как есть, — прокашлявшись, он посмотрел на уже совсем сбитую с толку кобылку. — Я так понимаю, мэр тебе ничего не сказала про древесных волков?

— Н-н-нет… Ох, Селестия! Что-то случилось, пока я была в Кантерлоте?! — в одно мгновение ее охватила паника. — В Понивилль забрела еще одна стая?! Пожалуйста, скажи мне, что никто не пострадал!

Последние слова заставили его прикусить губу. После их недавнего разговора, некоторые подробности того столкновения могут буквально добить ее, а этого ему совсем бы не хотелось. Но откровенно врать ему хотелось еще меньше. В конце концов, пегаска все равно узнает. Так что пусть ей расскажет об этом он, нежели кто-то к другой.

— Из пони никто не пострадал. Мне немного досталось… — ответил он после секундного замешательства и тут же выпалил. — Но Далия меня залатала!

Видимо, упоминание единорожки немного успокоило Флаттершай, уже готовую взорваться негодованием.

— У-м-м… если она и правда обработала твои раны, то я спокойна… Но все же!..

— Да-да, я понимаю — опять нарвался. Но и ситуация была из ряда вон!.. Поэтому… давай я начну с самого начала.

Кобылка внимательно слушала его, не прерывая — лишь ахнула, когда дело дошло до самой атаки. Не давая ей разразиться вопросами, человек незамедлительно перешел к части с госпожой мэром и Флавлесс Старр.

— Это объясняет, почему меня не уведомили о случившемся, — сказала пегаска, и сокрушенно вздохнула. — Староста всегда относилась ко мне с некоторой долей… пренебрежения. Не являясь следопытом, я, тем не менее посещаю почти каждое их собрание. И многие члены Ордена прислушиваются к моим советам, касающихся поведения диких животных. Уверена, если бы Вайлд Панч не вступился за меня, она бы и близко меня не подпустила.

Айроншилд сердито прокашлялся. Реакция старосты на него еще как-то объяснялась словами Панча о ее предосудительном отношении к представителям других народов, но Флаттершай… чем она-то провинилась?

Решив не гадать на кофейной гуще, он задал вопрос в лоб:

— Что ты такого сделала, что она тебя недолюбливает?

— Скорее наоборот… — кобылка грустно опустила ушки, — не сделала. Я не прошла испытания Ордена. Точнее, я просто отказалась от этого, зная, что ни за что бы в жизни не справилась…

Мужчина промолчал, мысленно соглашаясь со своей подругой: что ни говори, а отличная физическая подготовка никогда не числилась в списке ее достижений.

— Но самое важное, что после посвящения настоящих следопытов, благодаря настойчивости твоего учителя мне было дозволено произнести вместе с ними торжественную клятву не разглашать запретные для прочих знания, к которым нас впоследствии допустили…

— Но ведь у Ордена не все в поле работают, — удивленно заметил человек. — Уверен, что есть и такие, кто сидит в штабе.

Пегаска отрицательно покачала головой:

— У нас… них нет ничего подобного. Точнее, есть определенная ротация. Пусть Орден и старается избежать излишней бюрократии, но без нее обойтись. Поэтому, после какого-то времени, как ты выразился, «работы в поле», следопыт переводится в штаб. И наоборот. Есть, конечно, исключения — такие, как твой учитель. Но в любом случае, каждый должен пройти полный курс подготовки и быть готовым отправится на задание, если потребуется.

— Но твой дар понимания животных... — сказав это, Айроншилду показалось, что пони на мгновение напряглась, а по ее лицу пробежала тень. — Я хочу сказать, разве этого было недостаточно для того, чтобы сделать для тебя исключение? Да, я понимаю, что Панч потом все разрулил, но Старр — неужели она сама этого не понимала? Или ее так «оскорбил» твой отказ от прохождения экзамена?

Флаттершай втянула голову в плечи, словно стыдясь чего-то, и чуть ли не вжалась в диван.

— Она… наверное бы и сделала исключение, если я хотя бы… попыталась пройти испытание… Флавлесс ведь сама предложила мне присоединиться к ним, и я вначале даже согласилась, а потом… я хочу сказать, что я потом не просто отказалась, но даже не явилась... — она закрыла лицо копытами, — давай больше не будем об этом — мне ужасно стыдно.

— Стыдно должно быть ей — за то, что отказалась от столь ценного кадра, — Айроншилд презрительно фыркнул. — И как только она получила столь высокий пост, если не может держать свои эмоции в узде, обижаясь по любому поводу.

— Ты прав, Флавлесс очень гордая, — отняв копыта от лица и вроде бы успокоившись, согласилась Флаттершай. — Но при всем этом, она — талантливый руководитель, обладает отличной интуицией и имеет за спиной безупречный послужной список. Поэтому, пока ее поведение не повлекло за собой серьезных последствий, Орден будет продолжать закрывать на это глаза. Так же, как он делает и с Панчем, не обращая внимания на его своевольный — даже по меркам следопытов — нрав.

— Да и черт с ней! — махнул рукой человек. — И прости, что увел наш разговор куда-то не туда.

Он еще раз в подробностях описал искаженных древесных волков и также поделился своими мыслями о причине такой ужасной метаморфозы.

Проклятье Дискорда. Одного лишь упоминания Повелителя Хаоса было достаточно для того, чтобы Флаттершай вздрогнула. Даже свет в комнате, казалось, на мгновение померк, будто оскорбленный этим именем. Да и самому мужчине стало как-то не по себе: одно дело бросаться устоявшимися выражениями и ругательствами, но совсем другое — на полном серьезе обсуждать саму возможность Его влияния на реальность. Если Он способен на такое, даже находясь в заточении... Вспомнив слова Твайлайт о том, что драконикус делал со своими жертвами, будучи на свободе, Айроншилд напрягся еще сильнее.

Но это было только вершиной айсберга. Как оказалось, причина, по которой пегаску в срочном порядке вызвали в Кантерлот на внеочередное собрание следопытов, пересекалась со вчерашними событиями, что приключились с человеком и дружинниками.

Со всех концов Эквестрии следопыты докладывали о странном поведении древесных волков. Животные изменили своим привычным местам обитания и маршрутам, появляясь порою в таких местах, где никто не ожидал их увидеть. Были случаи неспровоцированных нападений на случайных путников и даже на небольшие поселения! Из отслеживаемых стай, лишь треть дали жизнь новому поколению. Объяснения этому на данный момент ни у кого не было.

— Флаттершай… — тихо сказал Айроншилд, после того как она в мельчайших подробностях рассказала о собрании следопытов, время от времени сверяясь с небольшим блокнотом. — Ты ведь не имела права посвящать меня это, я прав?.. Прости, надо было сразу прервать тебя, чтобы…

— Нет-нет-нет! — воскликнула она и яростно замотала головой, отчего он остолбенел, отчетливо услышав в ее голосе вызов наполовину с гневом. — Мне все равно, что там думает Флавлесс. Ты станешь следопытом — это всего лишь вопрос времени. Я верю… нет, я знаю! Это твое предназначение. А с таким учителем, как Вайлд Панч — это просто неизбежно. Поэтому… ничего я не нарушила!

— Ух ты… — только и смог выдохнуть человек. Его подругу сегодня словно подменили. — Я даже не знаю, что и сказать... за исключением того, что ты даже представить не можешь, насколько мне дороги твои слова и твоя поддержка.

Флаттершай посмотрела ему в глаза с каким-то нечитаемым и странным выражением, словно надеясь углядеть что-то между строк.

— А разве может быть иначе? — улыбнувшись, спросила она. — Это же твоя судьба, и кто знает — может быть и ты в свое время получишь свою кьютимарку, а?

На этих словах Айроншилд едва не поперхнулся. Он не знал, сказала ли это кобылка без задних мыслей, но его воображение тут же живо нарисовало картинку его ягодиц, украшенных татуировками. И почему-то они были в виде бабочек. «Мда уж… главное, чтобы не на копчике...»

— Староват я уже для этого, — криво усмехнувшись, сказал человек. — Но если вдруг такое и произойдет, ты будешь первая, кто узнает об этом!

Пегаска захихикала, прикрыв рот копытом:

— Договорились. Только не забудь!

Мужчина бросил взгляд на часы: у него было еще около двух часов, после чего предстояла встреча, радости от которой он не испытывал. Ему очень хотелось провести это время с другом, общаясь на совершенно случайные темы, смеясь над глупыми и не очень шутами — да то угодно, лишь бы не возвращаться к насущным проблемам. Но оставалось еще кое-что, о чем он просто обязан был спросить.

— Слушай, Флаттершай, — решился он наконец, — мне сказали, что ты убежала с праздника, не сказав никому ни слова. И еще эта… гм… картина, что я застал, когда зашел в дом... У тебя что-то случилось? Я пойму, если ты не захочешь говорить об этом. Просто… эта новость меня встревожила.

Кобылка тяжело вздохнула. Словно давая себя время на раздумья, она молча взяла полотенце, которое Айроншилд продолжал держать у затылка. С секунду ничего не происходило, а потом ткань стремительно покрылась легкой изморозью. Уже в который раз мужчина подмечал, что в отличии от магии единорогов алимантия обходилась без каких-либо спецэффектов вроде свечения и прочего. Наверное, отчасти это и делало из пегасов прирожденных воинов — нельзя было сказать наверняка, что они использовали свои силы до того момента, пока не будет слишком поздно.

— Я и правда не хотела ни с кем это обсуждать, — ответила пони и вернула ему полотенце, которое он на автомате вновь приложил к затылку. — Но теперь понимаю, что надо выговориться… и кому, если не тебе?

Айроншилд промолчал — лишь тепло улыбнулся в ответ. Да и что тут можно было сказать? Будучи всю свою жизнь почти что затворником, он только недавно начал по-настоящему понимать, почему иногда не стоит держать все в себе.

Пегаска тем временем продолжила:

— Ты же знаешь, что у Коппервинга появился друг… ммм... питомец? Экзотическая птица по имени П… Птуш — кажется, так его зовут.

Лицо мужчина выражало крайнюю степень удивления. «Вот так новость... А он ведь даже и словом вчера не обмолвился по этому поводу!»

— Первый раз слышу, — признался мужчина.

— Ум-м-м… Вот как… Я надеялась, что он посвятил тебя в подробности. Вообщем, вот это и случилось. Я так обрадовалась, когда Коппервинг захотел нас познакомить — я прежде даже не слышала о таких созданиях! Конечно же, мне тут же захотелось с ним пообщаться. Но… — голос ее задрожал, — оказалось, что я не понимаю его… совсем! А вот Коппервинг понимает! Как же так?! Я не обижаюсь на него, но ведь… ведь… это было моим даром, понимаешь? Понимать любое живое существо… Я даже тебя понимала — пришельца из иного мира! И без амулета! А тут…

Флаттершай всхлипнула, затем еще, и в конце концов разревелась на плече человека.

— Я прекрасно тебя… гм… понимаю, — приобняв ее, мягко сказал человек. — Я бы и сам был в шоке, если бы умение, в котором я был уверен на протяжении всей своей жизни, внезапно подвело меня… — задумавшись на мгновение, он отложил полотенце в сторону и снял с шеи амулет. — Прием, Айроншилд вызывает Флаттершай, как слышно?

С пару секунд она смотрела на него, удивленно хлопая глаза — словно не веря своим ушам.

— Ра… Работает! — радостно воскликнув, она бросилась мужчине на шею и во второй раз за сегодня повалила его на спину. К счастью, теперь под ними оказался мягкий диван вместо пола. — Ой, прости, пожалуйста! Я не специально! — пегаска тут же отпрянула и начала извиняться, не давая ему вставить ни слова. — У тебя же все еще может быть сотрясение. Какая же я дура!

— Флаттершай, ну мы же уже обсудили это, — он вернул себе вертикальное положение и надел амулет обратно. — Ничего страшнее шишки мне не грозит.

— Ум-м-м, ладно... но все равно — это было очень безответственно с моей стороны!

— Еще раз — все хорошо. Я бы скорее удивился, поведи ты себя иначе.

Кобылка сконфуженно уставилась на него:

— То есть?

— Ну… ты должно быть боялась, что твой дар может больше не работать на меня… перенервничала… — Айроншилд чертыхнулся, понимая, что попытками объяснить свое необдуманное высказывание, он лишь оказывает себе медвежью услугу. — Короче, забудь, что я сказал. Давай лучше вернемся к этому Птушу. Я поэтому наткнулся на впечатляющую картину из книг и журналов, разложенных по полу гостиной?

— Да, — смущенно сказала пони. — Я всю ночь не спала — искала ответы, но… безрезультатно.

— Ох, Флаттершай… — ведомый внезапный порывом, он снова обнял ее и прижал к себе. — Ты же не хуже меня знаешь, что утро вечера мудренее. Выспалась бы, а потом на свежую голову и обдумала все. Сходила бы к той же Твайлайт — у нее, наверняка, есть информация по этой странной птице!

— Я собиралась это сделать сегодня вечером, — тихонько пробормотала пони. — Но теперь, когда ты пришел… нет-нет-нет! — воскликнула она, когда уже мужчина собрался разразиться извинениями. — Я хочу сказать, что ты прав — я слишком зациклилась на этом. Поэтому, давай лучше закроем эту тему — мы же так давно не виделись! И тебе наверняка не терпится рассказать, как проходит твое обучение!

— Что правда, то правда, — широко улыбаясь, Айроншилд украдкой бросил взгляд на часы. — Думаю, часа два у нас есть.

Пегаска грустно вздохнула:

— Тебе надо возвращаться в замок? Так скоро…

— Не совсем… Я тут на три дня. Тут дело в другом… Старр назначила мне встречу на семь вечера у мэрии — сама понимаешь, я должен быть там как штык.

— Что?! — Флаттершай подняла голову и даже слегка отстранилась он него. — Но ты ничего не говорил…

— Забыл, мой косяк. Я бы предложил пойти со мной, но после того, что ты рассказала о ваших с ней терках…

— Я ни за что, не оставлю тебя наедине с этой… этой мегерой! — ее гнев спал так же быстро, как разгорелся. — Вот только… Старр наверняка решит, что ты специально позвал меня… а она тебя и так уже недолюбливает… если не хуже…

— Если я пройду все испытания, она уже ничего не сможет с этим поделать, — резонно заметил Айроншилд. — Так что, единственное что от меня требуется — напирать на учебу и тренировки. А упорства мне не занимать.

— К тому же, в вопросах новых рекрутов совет старост прислушается к Вайлд Панчу, — пегаска задумалась. — Тогда решено! Я иду вместе с тобой, и пусть Старр думает, что хочет! — ее вердикт поверг мужчину в ступор — по какой-то причине, он ожидал совершенно противоположного ответа от такой кобылки, как Флаттершай. — А если начнет возмущаться, то у меня уже готов аргумент: меня не уведомили о столкновении с древесными волками! Стоит напомнить ей, что даже не являясь полноправным следопытам я все еще имею право затребовать необходимую мне информацию!

— Ты же понимаешь, что она тебе это припомнит? — мужчина попытался прибегнуть к последнему аргументу.

— Ей же хуже! — пони гордо вскинула подбородок.

Айроншилд потерял дар речи. Гордость и уверенность, которые сейчас излучала его подруга, скорее бы подошли Рэйнбоу Дэш или Рарити — но уж никак не тихой и робкой пегаске, порою боящейся даже собственной тени.

— Я так понимаю, дальнейшие возражения не принимаются? — выдавил он из себя, уже зная ответ.

Она согласно кивнула:

— Я не оставлю тебя ей на растерзание.

«Да уж, Эйнштейн тогда метко подметил», — ожидая, пока Флаттершай спорила со Скратти, усмехнулся мужчина. Зверек, видимо, порывался пойти вместе с ними, но порою кобылка могла быть убедительной. «Когда сидишь рядом с хорошенькой пони, час кажется минутой». Конечно, у них еще было два полноценных дня впереди, но Айроншилду хотелось провести остаток вечера с другом, а не идти на встречу со своим начальником. Как он и подметил до этого, Старр до зубовного скрежета напоминала ему одного майора из штаба — они оба невзлюбили его с самого начала по одним только им ведомым причинам. Но в случае со старостой, ему показалось, что он начинает понимать ее мотивы.

— Ну что, я готова, — резюмировала пегаска, накидывая капюшон светло-бюрюзового… мужчина не был уверен, но больше всего эта вещь походила на знакомый ему пуховик. Температура упала до той отметки, когда даже пегасам становилось холодновато без одежды. Коппервинг как-то хвастался, что может ходить в чем мать родила чуть ли не при минус тридцати да на сильном ветру но тут же признался — подобные фокусы отнимают много сил, даже у такого умелого мастера погоды, как он.

— Поверить не могу, что тебе удалось уговорить Скратти не идти с нами, — сказал человек, когда они пересекали небольшой мостик, речушка под которым почти полностью покрылась тонким слоем льда. Что ты ей сказала, если не секрет?

— Попросила, чтобы она сбегала к Твайлайт с просьбой одолжить мне книги по орнитологии — в частности, по редким видам… — ответила Флаттершай и, заметив удивление мужчины, добавила. - Твай знает заклинание разговора с животными.

— Смотрю, у нее есть чары на все случаи жизни, а?

— О, ты даже не представляешь, насколько ты прав!

В качестве примера, пегаска поведала ему поистине невероятную историю о том, как единорожка, с помощью ветра и рогоз исполнила колыбельную, дабы успокоить разбушевавшегося магического медведя исполинских размеров. Этот случай заставил Айроншилда взглянуть на Твайлайт под несколько иным углом: да, она обладала большим потенциалом и силой, но что действительно делало ее мастером своего дела — так это находчивость и умение находить нестандартные подходы к решению той или иной задачи.

Сами того не заметив, они остановились у здания мэрии. Старосты пока не было. «Что ж, начальник никогда не опаздывает. И рано он тоже не приходит. Он приходит строго тогда, когда считает нужным», — вспомнив старую поговорку, человек огляделся вокруг.

— Хм… Я ожидал от нее чуть больше пункт… — начал было он.

— Мистер Айроншилд? — раздался вежливый и подозрительно знакомый голос.

Мужчина едва заметно вздрогнул и повернулся в полоборота: перед ними стоял единорог — сарозиец — с накинутым поверх легкой кольчуги походным плащом серого цвета… или светло-серого? Айроншилд проморгался — на мгновение ему показалось, что ткань будто бы переливается, меня окрас и подстраиваясь под окружающее освещение и обстановку.

— Мистер… Оникс? — неуверенно спросил человек. — Простите, если ошибся — у меня плохая память на имена.

Сарозиец улыбнулся:

— Он самый… ох, простите… Где же мои манеры? — он перевел взгляд на пегаску, отчего та смущенно потупилась. — Мисс Флаттершай, признаюсь, я не ожидал увидеть Вас на этой встрече... но это приятная неожиданность.

— Ум-м-м… Вы… Вы очень любезны, — только и смогла выдавить из себя пони, покраснев до кончиков ушей.

— Вам, должно быть, интересно, где же староста Старр? — предвосхитив его вопрос, сарозиец вновь обратился к человеку. — Она отбыла сегодня утром в Замок Двух Сестер, отправив Азуру обратно в Кантерлот. Как сами понимаете — дело не терпит отлагательств.

— Стало быть, Вы за нее? — скорее утверждая, чем спрашивая, сказал Айроншилд.

— Истинно так, — кивнул Оникс. — Предлагаю продолжить наш разговор в более подходящем для этого месте, — добавил он и указал копытом на второй этаж мэрии. — Я договорился с администрацией, и нам предоставили помещение. Пройдемте?

«Интересно, Найтлайт тоже договаривалась… тогда? Да не, бред какой-то...», — мелькнуло в голове мужчины, пока они поднимались по ступенькам, — «Ну правда, не могла же она прийти и сказать «Ключи от комнаты для ебли на завтрашний вечер, будьте добры!»… не, точно бред».

— К сожалению, переговорная сейчас в ремонте, — открывая дверь, сказал единорог. — Поэтому приходится довольствоваться комнатой для гостей. — Но не думаю, что с этим возникнут проблемы.

Едва они зашли внутрь, магические светильники на люстре озарили комнату мягким ровным светом, и Айроншилд чуть не споткнулся от налетевшего на него дежавю: отделка помещения, мебель, антикварные часы — все это показалось ему до боли знакомым.

«Твою ж мать… это же та самая комната, где Найтлайт меня… куда она меня затащила...»

— Мистер Айроншилд, — сарозиец удивленно посмотрел на него, — все в порядке? Вы словно призрака увидели.

Человек мотнул головой, прогоняя приятные, но навязчивые воспоминания:

— Ничего такого. Просто вспомнил кое-что из… прошлого. Неважно.

Оникс пожал плечами и подошел к Флаттершай, с интересом смотрящей по сторонам:

— Вы позволите? — галантно спросил он, и ее пуховик засветился темно-фиолетовым светом.

Пегаска от неожиданности вздрогнула, чтобы в ту же секунду покрыться густым румянцем:

— Спасибо… Вы очень любезны… мистер Оникс, — словно заученную фразу, повторила она дрожащим голосом.

— Можно просто — Оникс, — мягко сказал жеребец, аккуратно сложив одежду на застеленной кровати. — И думаю, мы все можем перейти на «ты», — добавил он, обращаясь уже к ним обоим. — В конце концов, здесь не официальное собрание — формальности можно и опустить.

— Полностью поддерживаю, — почти небрежно перекинув свой кафтан через спинку стула, согласился мужчина, ожидая нечто подобного. За время обучения у Панча, он четко усвоил, что следопыты в подавляющем большинстве случаев предпочитают именно такой формат общения — но инициатива обязательно должна исходить от старшего по званию.

— Ум-м-м… я согласна, — робко отозвалась кобылка, а Айроншилд искоса бросил на нее удивленный взгляд. Флаттершай, конечно, была той еще скромницей, но при этом она также была хороша собой с — насколько он помнил — почти идеальным сочетанием цветов. Человек хоть до сих пор и разбирался в их культуре с грехом пополам, но местные стандарты красоты усвоил: мягкие и теплые оттенки, под стать Принцессе Селестии, привлекали жеребцов нередко даже больше, чем фигура и миловидное личико. А пегаска обладала всем вышеперечисленным.

«У нее наверняка от поклонников отбоя нет — неужели хотя бы чуточку не привыкла? Или это все от того, что Оникс — сарозиец? Мда, что на Земле, что в Эквестрии — женщин не поймешь».

— Что ж, тогда не будем терять времени, — резюмировал Оникс и, подхватив телекинезом три стула, придвинул их к столу. Чуть погодя единорог снял свой плащ и повесил на настенный крючок. Как только он это сделал, текстура и цвет ткани пришли в движение, и через секунду она уже ничем не отличалась от накидки, которую Айроншилд оставил в доме пегаски.

Когда они расселись по местам, единорог положил перед собой пару листов бумаги, перо и чернильницу:

— Уверен, у вас есть немало вопросов — и я обязательно на них отвечу — но задам свои первым. — сарозиец деланно прокашлялся и перевел взгляд на человека. — Отчет Панча о стычке с кокатриксами был исчерпывающим, но он описал события со своей точки зрения — старосте и мне лично хотелось бы услышать твою версию, Айроншилд. При всем уважении к Вайлду, он уже немолод… возможно, что-то укрылось от его взора. Расскажи все, что помнишь — даже если будешь в чем-то неуверен или это что-то покажется тебе бредом. Любая мелочь может быть важна.

Мужчина внутренне напрягся. Пусть Оникс и показался ему неплохим малым при их первой встрече, но это все больше начинало походить на допрос — словно единорог хотел найти несостыковки в его и Панча версиях, чтобы потом это могла использовать Старр. И Айроншилд боялся не столько за себя, сколько за своего учителем — каким бы он не был уважаемым членом Ордена, у него наверняка были недоброжелатели, одним из которых очевидно являлась староста округа. И неизвестно, как она воспользуется этим козырем, если ее затея увенчается успехом.

С другой стороны, со слов Флаттершай, эта кобыла получила свою должность не благодаря закулисным интригам, но за опыт и преданность общему делу. Да и первое впечатление от общения с ней не сказать, что было откровенно негативным: несмотря на личную неприязнь к двуногому, она отнеслась к его рассказу со всей серьезностью.

— Тогда я начну с момента, как мы наткнулись на след кокатрикса…

Айроншилд вел рассказ размеренно, то и дело мысленно сверяясь с отчетом Панча, который он дал ему почитать — а если точнее выучить — буквально неделю назад, словно нутром чуя, что это пригодится и очень скоро.

Оникс то дело прерывал его, уточняя какие-то детали и делая записи, большая часть которых пришлась непосредственно на схватку. Следопыт не стал просить описать внешний вид измененных кокатриксов — все в Ордене уже получили подробный отчет по вскрытию, а одну копию Панч даже вручил человеку (непонятно пока зачем — читать на эквинском он все равно еще толком не умел). Вместо этого единорогу была интересна их манера ведения боя: как они двигались, какой тактики — если она была — придерживались, пытались ли они координировать свои атаки. Не сказать, что у Айроншилда тогда было время на подробный анализ их поведения — он банально пытался выжить — но все из того, что врезалось в память и что рассказал ему учитель, он выложил как есть.

А вот последний вопрос сарозийца поставил человека в тупик: «что он чувствовал, обращаясь в камень?» И вот как раз этот кусок своей жизни он бы с удовольствием стер из памяти… не только этот, но и еще немало других, через которые он прошел, будучи ребенком, спасателем, егерем, а затем и проводником. Пустые мечты. По только богам ведомой причине самые ужасные, жуткие и душераздирающие события не просто оставляли болезненное клеймо на его душе, но запоминались со всей ясностью, словно это произошло не далее чем вчера. Впрочем, у этого был и положительный (если можно так выразиться) момент — ставшая второй натурой паранойя нередко выручала его, подсказывая, как лучше поступить в той или иной ситуации.

Справившись с этим наваждением, Айроншилд перевел взгляд на Флаттершай — ему совсем не хотелось травмировать ее подробностями той… метаморфозы. Судя по ее побелевшему лицу, пегаска уже была шокирована его рассказом, но секундой позже кобылка сделала глубокий вдох и уверенно кивнула. И ее взгляд говорил сам за себя: она пришла на эту встречу, чтобы поддержать друга — и пройдет вместе с ним до конца.

— Очень интересно… — проговорил Оникс, когда человек закончил. — В краткосрочной перспективе твоя сопротивляемость дает огромное преимущество в скоротечном столкновении: даже не представляя, как с ними бороться, ты уже можешь одолеть двоих кокатриксов, будучи при этом безоружным! Если же смотреть чуть дальше… окажись ты один, без медицинской помощи, то почти наверняка бы погиб за эти три-четыре дня, находясь в отключке. Я думаю… ох, Луна! — воскликнул жеребец, наконец заметив, что Флаттершай сидит, испуганно вжавшись в спинку стула и прижав ушки. — Прости меня, я совсем не подумал, что обсуждение таких деталей будет для тебя самой настоящей пыткой.

— Н-н-нет… все нормально… — тихонько сказала кобылка, изо всех сил прогоняя воспоминания о том, как ее саму чуть было не обратили в камень. — Просто… даже после всех собраний Ордена мне до сих пор сложно воспринимать такие… вещи…

— Тем не менее, еще раз прошу меня извинить, — продолжил настаивать единорог. — Я не должен был бросаться в подобные рассуждения в твоем присутствии, — он прокашлялся и сложил вместе листы, исписанные размашистым почерком. — Прежде, чем мы перейдем к вашим вопросам, у меня есть еще одна просьба к Айроншилду. Не мог бы ты по прибытии сдать свою кровь на анализ? Я знаю, это может звучать несколько дико, но нашим биологам — после того случая — жуть как хочется изучить тебя на предмет других сопротивляемостей. Ну знаешь, вдруг окажется, что тебе плевать на яд мантикоры и прочее?

Бровь Айроншилда приподнялась в удивлении:

— Мне-то не сложно, но я ума не приложу, как они хотят таким образом найти ответы на свои вопросы.

Оникс пожал плечами, соглашаясь с человеком:

— Без понятия. Но им виднее, я думаю.

— Тогда первым делом зайду в медпункт.

Сарозиец отрицательно покачал головой:

— Наш полевой медик ушла в разведку вместе с отрядом — она может к этому времени еще не вернуться. А доверять эту процедуру местным я… гм… скажем так, знать им об этом пока не положено. Но это не проблема. Сегодня ночью я отправляюсь в Замок и пробуду там еще как минимум неделю. Подходя к сути — еще до нашего Шествия по Кантерлоту я помогал лекарям клана, так что вполне смогу провести эту процедуру без вреда для твоего здоровья.

— Ночью?! — ахнула Флаттершай. — Но ночью дорога до Замка может быть очень опасной!

Оникс тепло улыбнулся:

— Мне приятна твоя забота, но не забывай, что я сарозиец. Ночь — наша стихия.

— Я уже не говорю, что с таким плащом, его даже Дискорд днем с огнем не сыщет, — добавил Айроншилд. — Кстати, классная штука! Должно быть редкая редкость, а?

— Среди моего народа? Не то чтобы прям редкость. Но мы передали эквестрийцам инструкции по его изготовлению, так что недалек тот день, когда каждый следопыт будет носить подобный камуфляж. Но давайте продолжим. Как и обещал, я готов ответить на ваши вопросы.

— Но… — робко начала пегаска, — Вы… ты уверен, что клятва позволит ответить на них… я хочу сказать… Айроншилд, он…

Оникс небрежно махнул копытом:

— Я ничего не нарушаю. Наш двуногий друг станет полноправным следопытом — и скорее раньше, чем позже. У него есть неплохая базовая подготовка, которую он прошел ещё в своем мире. Он один одолел двух кокатриксов, и так же в одиночку выстоял под натиском обезумевшего древесного волка. Добавь к этому, что его взял под крыло один из лучших наставников Ордена. Нарушаю ли я что-нибудь? Не думаю. Если угодно, я — как и Панч — смотрю чуть дальше остальных, — он смущенно улыбнулся. — Извиняюсь, если это прозвучало несколько напыщенно.

— Хм… — смущенно протянул человек. — Спасибо, конечно, за такую характеристику, но не думаю, что Флавлесс Старр была бы того же мнения.

— При всем к ней уважении, староста иногда… гм… ставит личное выше общего. Нет, само собой, будь ты обладателем каких-то уникальных способностей, настоящим сокровищем для Ордена — она бы отодвинула свою неприязнь в сторону. Я же со своей стороны... просто не вижу причин отказываться от пополнения в виде подающего надежды следопыта лишь только потому, что он — не пони.

Айроншилд на секунду задумался над его словами:

— Как я понимаю, спрашивать у тебя о причинах ее ксенофобии бесполезно?

— Верно понимаешь, — кивнул Оникс. — Я и сам не владею этой информацией. Да и, честно признаться, не вижу смысла в ее поисках.

— Что ж, тогда вопросы… — мужчина перевел взгляд на пегаску. — Думаю, у Флаттершай их накопилось куда больше, чем у меня?

— М-м-м… да, я бы хотела прояснить кое-что, — встрепенувшись, сказала кобылка. — Планирует ли Флавлесс прислать следопытов для наблюдением за окрестностями Понивилля? Или же она хочет отрядить кого-то из Замка?

Единорог помрачнел лицом, и вздохнул, словно взвешивая — стоит ли вводить их в курс тех событий, о которых на данный момент знает лишь верхушка Ордена и непосредственно подчиненные Вайлда.

— Из Замка не получится: у Панча самого сейчас проблем выше крыши — каждый следопыт на счету, — ответил он наконец. — Они прочесывают чащи Вечнодикого в поисках причин появления тех кокатриксов. И, сдается мне, что источник наших бед один и тот же.

— Искажающий пруд? — повторил человек слова, сказанные вчера помощницей старосты Азурой.

Жеребец пожал плечами:

— С тем, что мы пока имеем — это самое очевидное предположение. Но меня тревожит, что у нас два столкновения за весьма малый срок, — видя, что собеседники его не до конца понимаю, он пояснил. — Это может означать, что мы имеем не один, а два или даже больше прудов. Либо же, что один, но который образовался где-то неподалеку.

— Где-то неподалеку?! — в ужасе ахнула Флаттершай. — Но тогда нам просто необходимы следопыты! Чтобы найти пруд как можно скорее, и чтобы защитить жителей Понивилля! Наши дружинники могут просто не успеть среагировать в случае нападения.

— Именно это я и сказал старосте…

— И?! — перебила его пони. — Как скоро они будут здесь?!

Оникс тяжело вздохнул:

— Боюсь, не так скоро, как нам того бы хотелось. Но! — повысив голос, тут же продолжил он. — Сегодня, ближе к ночи, прибывает отряд стражи, усиленный моими сородичами — возможно, они уже здесь. Пусть они и не являются следопытами, но, благодаря полученному в прошлом опыту, имеют представление, как действовать в подобных обстоятельствах. — Сарозиец мягко тронул пегаску за копыто, посмотрел ей в глаза и с непоколебимой уверенностью в голосе сказал. — Понивилль в безопасности. Даю тебе слово.

— Ох… я… — кобылка быстро пришла в себя, находя успокоение в его словах. — Я очень надеюсь, что это так и останется лишь мерой предосторожности… — она закрыла лицо копытами, и всплакнула. — Ну почему все это с нами происходит?.. Почему мы просто не можем жить спокойной и размеренной жизнью?..

Жеребец горько усмехнулся:

— Я задаю себе этот вопрос с самого детства… Но, позволь заверить тебя еще раз — мы сделаем все возможное и невозможное, чтобы оградить жителей Эквестрии от беды.

Флаттершай утерла слезы кончиком крыла и неуверенно улыбнулась:

— Спасибо, Оникс... Я знаю, что так и будет… Ведь именно на этом принципе и стоит Орден.

— Но следопыты же прибудут? — нахмурившись, спросил Айроншилд. — Не завтра, не на этой неделе, но хотя бы в следующем месяце?

Сарозиец откинулся на спинку стула:

— Гораздо раньше. — Пегасы смогут добраться сюда дня через три-четыре. Остальные — где-то в течение недели. Но как уже сказал...

— Да-да, стражники будут сегодня ночью, — нетерпеливо махнул рукой человек. — Я веду к тому, что если этот чертов пруд образовался где-то неподалеку, то каждый день на счету, так?

— Ну и что ты предлагаешь? — Оникс вперил в него взгляд, и мужчине показалось, что тот уже сам знает ответ.

— Я мог бы остаться в городе до их прибытия и прошерстить окрестности. Если я найду эту хрень, то шансы на внезапное нападение сведутся к минимуму. Пытаться его «закрыть» я, само собой, не буду. Ну или ты бы мог задержаться ненадолго...

— Ни за что! — пегаска резко вскочила со стула, распахнув крылья, отчего аккуратно сложенные Ониксом листы бумаги разметало в стороны. — Одно дело вступить в бой с кокатриксами или волком, когда у тебя нет выбора, и совсем другое — добровольно рисковать своей жизнью, не имея необходимой подготовки! Уже не говорю о том, что я сама тебя не отпущу! Если понадобится, я… я…

— Флаттершай права, — в противоположность ей, жеребец говорил спокойно и размеренно, между делом подхватив телекинезом падающие листы. — Твоя помощь Ордену уже превзошла ожидания — сейчас нет смысла геройствовать и бить копытом в грудь. И к сожалению, мои дела в Замке не терпят...

— Вот видишь?! Оникс со мной согласен!

— … хотя, как бы странно это не прозвучало, ты почти дословно повторил слова Флавлесс Старр, сказанные ею вчера перед отбытием.

Кобылка и человек уставились на него, как по команде: он — с удивлением; она — со смесью шока и возмущения.

— Наверное, мне не стоило ставить вас двоих в известность, — все так же спокойно продолжал единорог, — но староста не давала никаких указаний на этот счет.

— Она… — теперь пегаску переполнял самый настоящий гнев, — она хотела отправить его одного навстречу опасности, против которой рискованно выходить даже опытному следопыту? Айроншилд — не разменная монета! — пони почти кричала, а мужчина ощутил острый приступ дежавю.

Оникс выждал, пока она сядет и успокоится, а затем сказал:

— Для Старр — защита Эквестрии и ее жителей всегда была и остается первостепенной задачей. И она будет использовать любые способы для достижения этой цели. Я понимаю, что в твоих глазах это цинично и возмутительно, но порою у нас просто не остается иного выхода.

— Неужели ты с ней согласен? — ахнула Флаттершай.

— В данном конкретном случае? Разумеется, нет. Иначе я бы поддержал инициативу Айроншилда.

Человек криво усмехнулся:

— И что бы она сказала, если бы мне удалось отыскать искажающий пруд и при этом не отбросить копыта?

Оникс посмотрел на него и совершенно серьезно ответил:

— Выразила бы свое восхищение и поддержала твою кандидатуру для вступления в Орден. Нет, в корне ее отношение бы не поменялось, но она умеет быть… по-своему благодарной, — прекрасно понимая, что сейчас мужчина наверняка начнет спорить с кобылкой о том, что такую возможность необходимо использовать, жеребец продолжил прежде, чем они открыли рты. — Я скажу тебе, Айроншилд, то же, что сказал ей. Пусть искажающие пруды никаким образом не способны влиять на разумных существ Эквестрии, у нас нет никаких гарантий, что это распространяется и на тебя — гостя из иного мира. Да, судя по отчетам мисс Спаркл, твое тело имеет определенную сопротивляемость к полиморфическим изменениям, но то был только единичный случай! Вдруг магическое воздействие проявится позже, и что тогда? Ты готов подвергнуть опасности своих друзей и прочих пони, которых ты поклялся защищать?

— Нет, — согласился человек. — Это бы противоречило моим принципам.

— Не подумай, что упрекаю, — жеребец поднял копыта в извиняющемся жесте. — Твой порыв был искренним, и будь я на твоем месте, то поступил бы так же. Просто ты еще не видишь картину целиком, но это придет, со временем. А пока что: не играй в героя, продолжай следовать своим принципам, и недалек день, когда и ты примеришь цвета Ордена.

Попрощавшись с единорогом и пожелав ему доброго пути, человек и кобылка не спеша направились к ее дому, погруженные каждый в свои мысли.

Они пересекли мост через реку, опоясывающую город с восточной стороны, когда Айроншилд уже собирался нарушить молчание, как вдруг они услышали топот копыт позади. Удивленно обернувшись, пегаска и человек увидели, как из темноты к ним приближается отряд из четырех стражников. Один из них — сарозиец-пегас — оглянулся в ответ и на ходу обратился к жеребцу темного окраса. Не сбавляя темпа, тот кивнул и отрывисто сказал что-то в ответ.

— Айроншилд, — оставив группу, жеребец подошел к человеку и пегаске. — Не ожидал тебя тут встретить… В этот раз без меча? — спросил он, снимая с головы украшенный остроконечным гребнем легкий стальной шлем. Его тело прикрывал легкий же доспех, выполненный из материала, известного здесь как сциппа. Как объяснял Панч, изначально он представлял собой обычную, пусть и крепкую ткань, которая потом усиливалась алхимией и магией. Такая технология могла показаться излишне сложной и трудоемкой, чтобы использовать ее для повседневных нужд, но в Эквестрии производство сциппы было уже давно поставлено на поток. Обычно ее использовали для производства местного аналога брезента и пошива рабочей одежды, но сплетенная в несколько слоев она вполне могла держать удар ничуть не хуже известной людям кожанной брони.

— Дарк… шэйд? — неуверенно вернул приветствие мужчина — он сразу же узнал его, но вот имя — как обычно — вспомнил с некоторым трудом. — Могу сказать то же самое — я думал, у тебя увольнительная.

— Увольнительная это такое дело — вот она есть, а вот ее нет, — пони небрежно махнул копытом. — Встретил этих ребят в числе прочих недалеко от железнодорожной станции. Слово за слово, и оказалось, что их сюда прислали из Кантерлота для охраны города. Пока без подробностей, но есть угроза со стороны Вечнодикого Леса.

Айроншилд приподнял бровь в удивлении:

— Хочешь сказать, они выложили карты на стол вот так про...

— Не-не, просто командир всей группы, — пегас указал кожистым крылом в сторону уже скрывшегося из виду отряда, — Я служил под началом Стар Спектра до… да неважно, у меня есть еще пара минут — не больше. Думал, может ты поведаешь чуть больше. В конце концов, ты ж вроде бы как следопыт, и…

Мужчина прервал его взмахом руки:

— Во-первых, я пока еще не следопыт, а только учусь. Во-вторых, у меня в любом случае не было бы права делиться информацией сверх той, что тебе сообщили твои командиры.

— Понимаю, — Даркшэйд уважительно кивнул головой. — Но попытка не пытка.

— Главное… — робко подала голос Флаттершай. — Главное, ни за что на заходите за границы Леса...

Пегас внимательно посмотрел на нее, и человеку показалось, что первым его желанием была усмешка на очевидное замечание, но вместо этого жеребец склонил голову в благодарности:

— Благодарю, мисс?..

— Флаттершай…

— Благодарю Вас, мисс Флаттершай. Никакого геройства. Я передам Ваши слова командиру, — секундой позже он надел шлем, чуть поправил и продолжил. — Тогда я полетел: Стар Спектр приказал вести наблюдение за северо-западной окраиной Понивилля. Надеюсь, что до скорой встречи.

Взмахнув крыльями, сарозиец стремительно взмыл в воздух, быстро скрывшись из виду. По мнению Айроншилда, даже чересчур быстро — ему на мгновение показалось, что силуэт пегаса растворился в ночи, как если бы он прибегнул к некой магии, ведомой лишь его сородичам. Возможно, так оно и было.

Человек посмотрел на кобылку, все еще пытавшуюся разглядеть след жеребца:

— Понивилль в надежных руках, — сказал он. — Как и обещал Оникс.

— Да… — едва слышно прошептала она. — Надеюсь, за это не придется платить храбрыми жизнями.

Не сказать, что Айроншилд опешил от такого ответа — за сегодня его подруга уже не раз успела озадачить совсем не свойственными ее натуре фразами — но, как минимум, удивиться она его заставила.

— Все в порядке? — решил все же лишний раз убедиться мужчина. — Мне почему-то кажется, что тот разговор с Ониксом оказался для тебя…

— Я хочу, чтобы ты пообещал мне, — совершенно сбив его с толку, сказала пегаска. — Пообещай, что пока ты не закончишь обучение, то не будешь подвергать себя опасности.

— Флаттершай, я…

— Я все понимаю — у тебя может не быть иного выхода, но в остальном… пожалуйста, пообещай беречь себя. Ведь Оникс прав: как бы ты не хотел помочь, одних порывов недостаточно — необходимо еще обладать необходимыми знаниями и подготовкой.

От ее слов у Айроншилда стало тяжело на душе. Он никогда не разбрасывался обещаниями попусту, но уже успел нарушить одно из них, когда уходил работать над восстановлением Замка. И обещание было, по сути, таким же — не покидать территорию Замка без острой на то необходимости. Выйти с остальными в лес — тогда он успел напридумывать кучу оправданий вроде того, что они же были под охраной стражников и следопытов, но сейчас…сейчас он ясно отдавал себе отчет, что поступил в лучшем случае скверно. Разве после этого его слово чего-то стоит? Но взгляд кобылки говорил обратное — стоит, как минимум для нее.

— Обещаю, — спустя несколько долгих секунд ответил он. — Я клянусь…

— Пинки-клятва, — мягко остановила его пегаска. — Произнеси ее… пожалуйста…

— Но… — уже окончательно смутился человек. — Там, откуда я родом, она не имеет веса. Разве я могу...

— Но для меня — имеет, — улыбка Флаттершай почему-то показалась ему грустной, словно этой клятвой она надеялась отсрочить неизбежное. — Пожалуйста… ради меня… — мужчина тяжело кивнул, и она продолжила. — Повторяй, «Через сердце на луну...»

Оставшиеся два дня его мини-отпуска пролетели быстро, но уж точно не незаметно.

Вначале Айроншилд и желтая пегаска заглянули к Твайлайт, чтобы забрать все книги, так или иначе связанные с орнитологией, которые она смогла найти. И сказать, что их оказалось много, значило бы согрешить против правды. Дабы не переносить все это в домик Флаттершай, единорожка предложила вместе найти информацию по этой загадочной птице. Прежде чем начать, она поведала о том, что ей удалось узнать от Коппервинга на празднике. Рассказ пегаса был весьма подробным, но они все же решили покопаться в книгах на случай, если удасться найти, что-то еще. От Айроншилда тоже был толк: после того как кобылки объяснили ему, на какие ключевые слова и фразы надо обратить внимание, он быстро впрягся в общее дело.

Следующий день он начал с того, что отправился к Коппервингу. К счастью, в этот раз он хотя бы имел представление, где может находится его крылатый друг. Весь Понивилль уже гудел от новости, что к пегасу начало возвращаться зрение. Разумеется, среди сухих фактов, затесалось немало самых нелепых бредней, как то: что пегас теперь может видеть в темноте покруче сарозийцев; что на самом деле зрение к нему не вернулось, а заместо него, он на манер летучих мышей использует невероятно обострившийся слух на; и пожалуй, самый апофеоз — жеребец теперь якобы видит на многие мили и вообще своим взглядом пронзает само пространство и время. Поэтому, поспрашивая у местных, где можно найти это чудо эволюции, человек направился в штаб погодного патруля, который располагался на втором этаже мэрии.

Поднявшись по лестнице, Айроншилд понял — добраться до самого Коппервинга может быть несколько проблематично. Не смотря на достаточно ранний час, у входа в штаб столпилась небольшая группа пони. Видимо, Коппервинг не особо жаждал как-то комментировать гуляющие по городку сплетни, поэтому самые настойчивые жители решили караулить пегаса у места работы с самого утра.

Из их разговоров человек понял, что новый глава погодного патруля наотрез отказывался принимать кого бы то ни было, если только это не является делом первостепенной важности и не касается непосредственно его — начальника — прямых обязанностей.

Вежливо, но настойчиво Айроншилд протиснулся между ними, бросив на пару возмущенных возгласов, что он уполномочен обсудить с Коппервингом вопросы от лица Ордена Следопытов. Зайдя внутрь, он тут же захлопнул за собой дверь, дабы любопытные глаза не увидели чего лишнего. Не пройдя и пары шагов, мужчина на мгновение замер, полный возмущения возглас прямым текстом послал его подальше.

Пегас, имени которого он не знал, собирался было продолжить свою тираду, но, несколько смутившись, замолчал. Приказ главы патруля был четким и однозначным — не пускать сегодня надоедливых пони за порог, если только над Понивиллем не нависла угроза вроде стремительно надвигающегося шторма. Айроншилд, по понятным причинам, под их категорию не попадал. К тому же, они с Коппервингом, вроде как, друзья. Рассудив, что пусть с этим уже разбирается сам начальник, пегас указал человеку на одну из дверей.

Жеребец был не один. Скуталу сидела рядом с ним, c карандашом в зубах явно что-то до этого записывая — выходило, что зрение еще не вернулось к Коппервингу в полной мере, и ему приходилось прибегать к помощи юной кобылки. По его виду сейчас нельзя было с уверенностью сказать, что больше выводило пегаса из себя: толпа снаружи или многочисленные стопки бумаг, папок и тетрадей, над которыми он сейчас карпел.

Радуясь неожиданному визиту друга и возможности сделать хотя бы небольшой перерыв, пони оторвался от своих забот и рассказал Айроншилду о его быстром — но все же не настолько, насколько ему бы того хотелось — восстановлении. К сожалению, времени на общение в более спокойной обстановке он сейчас выкроить попросту не мог — необходимо было разобраться в документах, накидать общий план на ближайшее время, подробно ознакомиться с анкетами новоприбывших погодников, и прочая и прочая. Пообещав, что завтра обязательно проводит человека в добрый путь до Замка, Коппервинг еще раз извинился за свою занятость, и вернулся к работе.

Недолго думая, мужчина направился на ферму Сладкое Яблоко, надеясь не только провести ускользающие свободные часы с друзьями — которых он неизвестно еще когда вновь увидит — но и попробовать те знаменитые блинчики с вареньем из грозовых яблок. Если, конечно, там еще было чего пробовать.

К счастью, Эпплджек приберегла для него парочку и даже повесила на контейнер грозную записку с надписью «Не трогать! Для Айроншилда». Текст ему зачитала Эпплблум, не преминув в шутку пожаловаться, что, дескать, сестра даже о ней так не всегда заботится. Что ж, с уверенностью можно было заявлять — знаменитыми их прозвали не для красивого словца. Аромат и вкус были просто потрясающими: язык покалывало приятным холодком, а в нос ударял легкий запах, отдаленно напоминающий озон — как во время грозы.

Остаток дня Эпплы и их гость провели в разговорах на самые разные темы и игрой в крокодила, правила которого к всеобщему удивлению оказались абсолютно одинаковыми — что у людей, что у пони. А под завершение вечера они даже танцевали!. Неизвестно, были тому оставшиеся за кадром подначки младшей сестры или ее собственная инициатива, но Эпплджек показала ему парочку незамысловатых движений и то, как надо вести кобылку. Со столь непривычной партнершей человек поначалу двигался скованно и неуверенно, но благодаря полученному в прошлом опыту и подсказкам ковбойши он довольно быстро освоился и даже вошел во вкус.

Помня то обещание, что он когда-то дал доктору Хорсу, они со Скуталу еще в тот же день попытались попасть к нему на прием — но из рядового посещения больницы неожиданно вышла целая история. На работе им сказали, что он взял выходной; однако и дома врача не оказалось. Сплюнув с досады, жеребец хотел уже было махнуть на все крылом и зайти к нему завтра, но тут пегаска вспомнила, что видела доктора на празднике, в компании с сестрой Редхарт. Правда, их не было на последнем танце… но учитывая его репутацию убежденного холостяка, даже это уже говорило о многом.

Добравшись до дома медсестры, Коппервингу пришлось долго колотить в дверь, прежде чем та распахнулась, и на пороге показалась заспанная Редхарт. Она собралась было отчитать наглого визитера, но услышав, что они пришли к доктору Хорсу, растеряла весь свой запал, покраснев подстать своему имени. Единорог и вправду оказался у нее дома — по всему выходило, что не одни только пегасы могли похвастаться началом новых отношений.

Его настрой, полный смущения и справедливого гнева, быстро сменился изумлением и профессиональным интересом. Не обращая внимания на недоумевающую Редхарт, он начал проводить какие-то исследования, замеры и тесты прямо у нее дома.

— Поразительно!.. Просто невероятно!.. — эти и другие слова восторга сплошным потоком срывались с его губ. — Этот, кхм, «ритуал»... он может положить начало невероятному прорыву в науке и медицине! Беспрецедентное излечение в обоих ваших случаях! Мне необходимо изучить это во всех подробностях... сестра, бумагу и карандаш, срочно!..

Заканчивать осмотр все-таки пришлось в больнице. Всесторонне изучив глаза пегаса, Хорс официально подтвердил, что начался процесс восстановления. Помня их недавнее состояние, в это действительно было сложно поверить… как и в факт того, что случилось это не благодаря эквестрийской науке или магии, а в результате зебриканского обряда. Заполнив целую стопку листов своим аккуратным рогописным почерком, доктор сердечно поблагодарил Коппервинга за визит… и под конец убедительно попросил пегаса заходить к нему ежедневно, до полного восстановления зрения.

Попрощавшись с врачом, жеребец вышел на свежий воздух, и отправился в обход больницы. Впервые после Ритуала он мог перемещаться самостоятельно, не прибегая к помощи Птуша или Скут. Да, предметы пока еще выглядели размыто, а цветам не хватало яркости — но после пережитой слепоты все это казалось мелочами.

На той самой лавочке, где они с Зекорой когда-то обсуждали состояние Скуталу, Коппервинга дожидалась подопечная. Уткнув нос в учебник, она что-то бурчала себе под нос, периодически делая в тетради какие-то пометки. Услышав хруст снега под копытами, кобылка резко вскинула голову; увидев опекуна, она улыбнулась и требовательно распахнула объятия.

После коротких, но столь теплых обнимашек — единственного, что они позволяли себе вне дома, — пегасы отправились в ратушу. Рейнбоу Дэш на днях должна была отправиться в Замок Двух Сестер, и потому до ее отъезда требовалось принять у нее дела, разобраться во всех непонятных вопросах и просто выслушать несколько советов о новой должности. В обычной ситуации, разговор нового начальника со старым проходил тет-а-тет — и совсем не потому, что те не доверяли подчиненным или же скрывали от них какие-то секреты или тайны. Просто помимо погодных журналов и списка сотрудников, бывший руководитель мог поделиться своими наблюдениями о том или ином пегасе — его сильных и слабых сторонах, предпочитаемых заданиях и возможных ошибках. Однако их случай был особенным — время поджимало, а зрение у Коппервинга еще не восстановилось настолько, чтобы он мог самостоятельно осилить чтение отчетов и просмотр бумаг. Узнав об этом, Дэш сперва сама вызвалась читать для него вслух — но вовремя спохватилась, прикинув вероятный объем работы. Они обсудили несколько кандидатур, но в итоге решили попросить об этом Скуталу — для Рейнбоу было главным, чтобы это был не кто-то из патрульных, а жеребец попросту считал необходимым постепенно обучать подопечную управлению погодой.

— Долго же вы сюда добирались! Привет, мелкая! — наигранно проворчала радужная пегаска, поднимаясь из-за своего стола. — Смотрю, твой опекун уже почти здоров — даже глаза его уже почти вернули прежний карий цвет, и это действительно потрясно!

— А уж я-то как рад! — рассмеялся в ответ Коппервинг, обнимая подругу. Тот разговор на празднике Звездной Ночи разрешил все обиды и недопонимания, и теперь пегасы снова вели себя, как старые друзья. Вот чего он не ожидал, так это вчерашнего визита Тандерлейна — их отношения с Дэш наконец-то преодолели непомерную ревность серого жеребца, и тот нашел в себе силы перед ними извиниться. «И это хорошо — а то сейчас настырно лез бы в комнату, опасаясь, как бы я не совратил его кобылку…»

— Ну что же, давайте начинать… — открыв шкаф, Рейнбоу вытащила оттуда пухлую стопку журналов и погодных карт. Видя, как их чтец с явным любопытством крутит головой во все стороны, она не смогла сдержать усмешки. — Скутс, не отвлекайся! Теперь это кабинет твоего опекуна, успеешь еще все здесь рассмотреть, до последнего гвоздя!..

Обсуждение затянулось на несколько часов. Про погоду, графики и расписание осадков Коппервинг и так уже все знал — а вот составление отчетов, планов и прочие бюрократические обязанности были для него в новинку. Глядя на его кислую мину, Рейнбоу могла ему только посочувствовать — она и сама ненавидела бумажную работу, но погодный патруль Понивилля просто не был достаточно большим, чтобы держать отдельного пегаса для одной лишь этой цели. Наконец, они подошли к последнему пункту — личным данным и характеристикам сотрудников. Отперев ящик стола, Дэш выложила на стол несколько десятков папок. Затем протянула жеребцу кольцо с несколькими ключами.

— От кабинета, кладовки, запасной от входной двери в штаб… ну и ключик вот от этого ящика, — перечислила она. — Главное, его не потеряй — дубликаты остальных всегда можно попросить у мэра, а тут придется выламывать замок.

— Угу, понял… — Щуря подслеповатые глаза, Коппервинг тем временем перебирал папки с личными делами. К счастью, надписи на корешках были крупные, что позволило ему наконец-то отыскать нужную. — Скут, зачитай-ка!

— Да, сейчас, — устало отозвалась рыжая кобылка. Она никогда еще не читала вслух так долго, и при этом — настолько непонятные для нее записи. Все эти графики, таблицы, расчетные скорости ветра для различных метеоусловий, сезонные нормы осадков и перечисление типов облаков… Раньше ей всегда казалось, что работа погодного пегаса — так, ерунда: двигать туда-сюда тучки да поддерживать хорошую погоду. На деле же получалось, что быть патрульным — означало разбираться в куче сложных слов и терминов, и быть готовым применять все эти знания на практике. Скуталу никогда не думала, что Рэйнбоу Дэш, крутая и быстрая, но притом ни разу не яйцеголовая, может столько всякого знать про управление погодой, и теперь смотрела на своего бывшего кумира с куда большим уважением.

— Личное дело… Коппервинга?.. — удивленно прочитала она, взяв протянутую папку.

— Эй-эй, полегче! — всполошилась Дэш, заливаясь краской. — Может, хотя бы эту вы прочтете без меня?

— А мне от Скути скрывать нечего, — усмехнулся на это пегас. — Кроме того, я ж себя знаю — а значит и все то, что ты там могла обо мне написать, вряд ли будет для меня чем-то неожиданным. Давай, мелкая, читай смело!

— Ну… Если ты настаиваешь… — Юная кобылка заглянула внутрь папки. Ожидая увидеть хотя бы дюжину листов, она с удивлением обнаружила внутри всего один-единственный, исписанный лишь наполовину — да одинокую фотографию. Коппервинг был запечатлен на ней немного сбоку, с широкой улыбкой на лице. Фотограф определенно знал свое дело — пусть даже черно-белая, картинка выглядела, как живая. Словно бы еще миг, и опекун тряхнет короткой гривой, весело рассмеется — а потом выдаст одну из своих скабрезных шуточек. Скут настолько понравилась эта карточка, что она твердо намерилась выпросить у пегаса копию — или же забрать вот эту, если придется. В конце концов, кому нужна фотография в досье на самого себя?..

— Да-да, уже читаю, извините. — Смутившись своей задержки, кобылка взяла в копыта листок и принялась читать вслух.

— Коппервинг… фамилия «Винг», а значит, нет нужды в повседневном произношении… Родился в Понивилле, родители… — Начало было написано скупым канцелярским языком — вряд ли этим занималась сама Рейнбоу, разве что откуда-то дословно переписывала. И точно — дальше пошел другой почерк, уже не такой ровный; да и выражения в нем больше соответствовали лексикону радужной пегаски. — «Очень способный, но при этом… ленивый?» — Скуталу удивленно подняла глаза. Дэш отчаянно краснела, а опекун выглядел весьма довольным собой. — Никогда бы не подумала… ладно, дальше. «Способен при необходимости обуздать бурю чуть ли не в одиночку, но от обычной работы норовит увильнуть под любым предлогом. Скучно ему, видите ли!»

Тут уже пегас не удержался, и заржал. Определенно, зачитывание при его бывшей — и подруге, и начальнице! — своей собственной характеристике, ей же самой и написанной, было достойным завершением сегодняшнего дня.

— Хорош ржать, рога Дискорда тебе под хвост! — Рейнбоу оглядела комнату, выискивая что-нибудь такое, чем можно было бы в пегаса кинуть. Но все было либо слишком тяжелым, либо хрупким… Наконец, она запустила в него большим ластиком; тот попал жеребцу в лоб, вызвав у него новый приступ хохота.

— «Частенько выпивает, но на работе это никогда не сказывается». — Скуталу с трудом сдерживалась, чтобы не захихикать вслед за опекуном. Но прочитав следующее предложение, едва не сползла под стол: — «И почему я так не умею?!»

— Да-да, как смешно, обхохочешься! — простонала Рейнбоу. В другой ситуации она бы тоже с готовностью посмеялась, но сейчас читали ее записи! И хотя смеялись не над ней, но это она была причиной неудержимого веселья. — Ну хорош уже, ребята! Я писала это давно, для себя — и уж точно не рассчитывала, что эта запись попадется Коппервингу на глаза!

— Потерпи, тут немного осталось! — Отсмеявшись, Скут взяла себя в копыта и вернулась к чтению. — «Надежный друг и товарищ, о чем свидетельствует даже его Метка. Не всем по нраву его шутки, однако он способен влиться в любую компанию. Прирожденный талант в аспекте управления погоды; недостаток теоретических знаний восполняет интуицией. Много раз видела Коппервинга в деле — он словно бы знает, когда и что нужно сделать для обуздания самых сложных погодных явлений. Там он всегда в первых рядах — поэтому считаю допустимым закрывать глаза на его лень и обмен сменами с коллегами. Если бы всерьез этого захотел, мог бы дослужиться до начальника патруля в любом крупном городе. Но поскольку ненавидит перекладывать бумажки, предпочтет работу в небе любому повышению. Если однажды меня возьмут в Вандерболты, Коппервинг — лучший кандидат на мое место. Но уломать его на это будет нелегко».

По мере того, как она приближалась к окончанию досье, голос Скуталу становился все серьезнее. Да и сам жеребец наконец-то отсмеялся, и теперь слушал свою характеристику с интересом и некоторым удивлением. Наконец, кобылка дочитала до конца, и отложила папку в сторону.

— Ну и ну, Рейнбоу! Не ожидал, что и говорить! — в голосе пегаса явственно слышалось уважение. Такая похвала, да от тебя!.. Польщен, спасибо.

— Ну так ты и сам знаешь, что это правда. — улыбнулась пегаска. — Если бы я просто захотела потешить твое эго, то захвалила бы в лицо. А досье… оно ж не для тебя составлялось. Даже просто шанс того, что ты его однажды прочитаешь, был довольно мал.

— Сказала та, кто уже давно присмотрела меня себе на замену!

— На то я и руководитель патруля — должна уметь думать наперед. И сам же видишь — все вышло именно так, как я однажды и предположила. Теперь ты в ответе за погоду над Понивиллем, Коппервинг — и за всех тех оболтусов, что отныне ходят под твоим началом. Я в тебя верю — ты справишься!

Напоследок оглядев свой — теперь уже бывший — кабинет, Дэш грустно улыбнулась, и начала собирать свои немногочисленные вещи. Тепло попрощавшись с пегасами, она вышла из комнаты, оставив их вдвоем. Дождавшись, пока в коридоре стихнет цокот ее копыт, Скуталу набралась смелости задать висевший у нее на языке вопрос.

— Коппервинг… то, что там писала Рэйнбоу — это все правда?

— По большей части, — кивнул ей жеребец. — Дэш превосходит меня во многом, это правда — но когда доходит до управления погодой, то даже ей со мною не сравниться. А она-то уж огого! Но… справедливости ради, это не совсем моя заслуга. Просто уродился таким вот… талантливым.

— Тогда… почему ты всегда хотел оставаться обычным патрульным? Я уже поняла, что такая работа — это действительно тяжелый труд, требующий знаний и личных способностей, но… это ведь еще и опасно! Все эти грозы, ураганы, облака из Вечнодикого…

— Все просто, милая, — улыбнулся Коппервинг. — Каждое такое задание — это для меня вызов, проверка моих сил и навыков. Мне не доставляет никакого удовольствия разгонять ленивые летние облачка, или устраивать дежурный дождик. Но когда я в небе со своей командой, когда мы объединяем силы, чтобы противостоять природе во всей ее первозданной и необузданной мощи… именно тогда я чувствую себя действительно живым, нужным, на своем месте. Своей волей, своим умением мы подчиняем отбившиеся от крыльев катаклизмы, устраняем бури и метели… или же помогаем сотворить нечто подобное, если в этом есть необходимость. А здесь чем мне придется заниматься? — жеребец красноречиво обвел копытом тесную комнату и заваленный бумагами стол. — Чертить грозовые фронты на картах, отправлять бесконечные отчеты, оценивать эффективность работы подчиненных? И что хуже всего, от этого уже не никуда не денешься. Быть главой патруля — не просто тяжелый и частенько монотонный труд, но еще и огромная ответственность. Теперь это от меня будет зависеть, будет ли завтра над городом чистое небо, или же пойдет снег, путая нам все прогнозы. И ладно бы это означало просто лишний день с плохой погодой! Так ведь нет, придется высчитывать объем внеплановых осадков, сопоставлять с общей нормой — а потом вычитать из запланированных графиком дождей и снегопадов. Один мелкий просчёт, одна незначительная ошибка в результате может обрушить весь хрупкий баланс, и последствия её могут вылезать ещё многие месяцы. Поэтому я не смогу просто так взять и поменяться сменами с кем-то из товарищей — не по причине моего к ним недоверия, вовсе нет. Но потому, что просто не имею права перекладывать на них эту ответственность.

— Но… если ты этого так не хотел, то зачем тогда вообще согласился? — недоуменно спросила Скуталу. У опекуна получилось нарисовать перед ней весьма наглядную и доходчивую картину. Все опасности и риски работы в небе отошли для нее на второй план — полеты и борьба со стихией выглядели гораздо круче и интереснее, чем заполнение бумажек и прочая канцелярщина!

— Ну а если не я, то кто?.. — хмыкнул жеребец. — Я мог отказаться, ты права; и Рейнбоу прекрасно понимала, что не смогла бы меня насильно усадить на эту должность. Но в том досье, Дэш забыла упомянуть еще одну мою черту — ответственность. Без нее и Тандерлейна в патруле не осталось никого, кому бы действительно по силами было справиться с этой работой. Это не значит, что все остальные мне и на подковы не годятся — просто я отлично знаю, что кое-кто из них был бы только рад усадить свой круп на это место. Всё же, это и почёт, и уважение… да и денег побольше, чего уж там. Но служить под началом такого командира, что совершает ошибки, которых никогда не допустил бы ты сам… который знает, что ты — можешь лучше него… Я на такое ни за что не пойду, поскольку знаю, что ничем хорошим это не закончится.

— Все остальные могут быть честными, веселыми и вообще со всех сторон правильным пони в целом и пегасами в частности… — продолжал жеребец, — но никто из них просто не подходит для этой задачи и не готов к такой ответственности. Да, нам должны перекинуть пару пегасов из мобильного резерва, иначе по нормативам у нас будет нехватка личного состава… но этих я в расчёт и вовсе не беру, невзирая ни на какой возможный опыт. Спрашиваешь, почему? Тут все просто. Для меня, как и прочих наших патрульных, Понивилль — наш родной город. Мы тут родились, выросли; у большинства здесь семьи, мы все друг друга знаем. И надо будет — выложимся по полной, но родной город защитим. А новички… да, у них тоже есть свой родной город. Только он где-то в другом месте.

— Ничего себе… Я как-то никогда не думала обо всем этом с такой точки зрения, — уважительно протянула Скуталу. — И… я помню, как ты однажды рассказывал мне о своей Метке — ну, как ее получил и все такое. Но я тогда так и не могла уяснить, что же именно она делает, каковы ее особые черты. Теперь же… милый, да у тебя оказывается очень здоровская Метка! Получается, твой Особый Талант — ответственность, так?

— Если в общих чертах, то да, — согласно кивнул жеребец. — Но кроме того — потребность в командной работе. Заметь, не желание, не предпочтение или мечта — а именно потребность. Сейчас попробую объяснить тебе, что я имею в виду…

Коппервинг на мгновение задумался. Потом продолжил:

— Вспомни то время, когда я только забрал тебя из приюта. Вспомни мой дом, мой быт… и все прочее. И сравни с нынешним. Вижу, что разницу заметила. А причина всех этих перемен проста — ты.

— Я?! — удивленно пискнула кобылка.

— Ты, ты. Но тут было бы честнее сказать, что не ты конкретно — а сама ситуация. Я пегас простой, мне много не надо. На обед хитрых блюд не требую, из развлечений — выпивка да вечер с книжкой на диване. Так я могу жить месяцами, годами… И дело тут не в том, что я не могу изменить такое положение вещей — я не хочу. Лично мне и этого хватает, а свободное время для меня предпочтительнее туго набитого кошелька. Но тут в мою жизнь входит нечто новое — по счастью, этим новым оказалась одна рыжая пегаска… И все тут же начинает приходить в движение. Мне неинтересно, даже не нужно!.. пытаться что-то менять для одного лишь себя. Но с тобой вместе мы уже становимся командой, а мои команды не проигрывают. И не надо переживать и волноваться — я тебе еще раз повторю, что все то, что я ради тебя делал, было вовсе мне не в тягость. Наоборот — доставляло радость и вызывало интерес. А уж то, чем у нас все кончилось, и вовсе с лихвой вознаградило меня за все труды и старания. Так что… вот такая у меня интересная Метка.

Немного помолчав, Коппервинг продолжил.

— Не у всех пони на боках простые и однозначные Метки, вроде яблок у той же Эпплджек. Иногда ты и сам не понимаешь что она обозначает, пока не совершишь какой-то поступок; и уже потом, в воспоминаниях, попытаешься найти объяснения его причинам. Я это понял на себе. Более того, пришел к выводу, что мне дискордски повезло — я не ограничен Меткой в каком-то одном деле. Я могу пробовать себя практически в любом, если при этом буду готов выкладываться в нем по полной, безоглядно и всецело помогая своей команде. Моя ответственность… это причина того, почему лично я никогда не буду в победителях. Но… это же и гарантия того, что мы никогда не потерпим поражения. Чем сложнее ситуация, тем сильнее я начинаю стараться — и наоборот. И то, что с произошло с погодным патрулем, тому отличный пример. Когда им руководила Рейнбоу, там прекрасно справлялись и без меня — я мог бездельничать и валяться в обнимку с книгой на диване, не чувствуя при этом ни малейших угрызений совести. А теперь уже я сам, добровольно принимаю эту даром мне ненужную ответственность, поскольку не имею права ставить собственные желания впереди интересов патруля.

— И… со мной тоже так было? — робко спросила пегаска. — Забрав меня из приюта, ты тем самым взял меня в свою команду… а затем изо всех сил старался, и шел на все больший и больший риск, лишь бы я… не проиграла?

— Верно. Но почему это — было? — Притянув Скут к себе, Коппервинг обнял кобылку и взъерошил ей волосы. — Оно так и будет! И даже на мою новую должность можно взглянуть с хорошей стороны. Ведь теперь у меня будет время и неограниченный запас справочных материалов, чтобы обучить тебя теории управления погодой!

Даже громкий хохот пегаса не сумел заглушить полный отчаяния стон Скуталу.

— Айроншилд, ты идешь?

Голос Эпплджек прервал его слегка затянувшуюся мысль о том, что, в общем-то, танцевать ему до сих пор нравится, и было бы неплохо освежить свои навыки. Если он, конечно, найдет учителя и — что еще важнее — свободное время.

— Ага, просто проверял не забыл ли я чего, — ответил человек и на всякий случай пробежался в голове по своим вещам. — Знаешь, тебе не обязательно провожать меня, — заметил он, обернувшись и еще раз помахав на прощание Бабуле Смит и Биг Маку, стоявшими у ворот. — Уверен, у тебя и так дел невпроворот.

Кобылка многозначительно фыркнула и застегнула воротник простого, но добротного пальто: даже по меркам пегасов уже начинало холодать — чего уж говорить о прочих пони. Ее знаменитая ковбойская шляпа, разумеется, были при ней. Айроншилд даже поймал себя на мысли — а снимает ли она ее хотя бы на ночь?

— Прошлый раз я этого не сделала, и смотри чем эт потом обернулось... — она чуть замялась и добавила, словно в качестве оправдания. — К тому же, мне надо заскочить к Твай — она хотела о чем-то со мной поговорить.

Мужчина хмыкнул и пристально на нее посмотрел, уже представляя о чем будет этот разговор, но вслух сказал:

— Тогда спорить не буду. Встреча с кокатриксами была не лучшим из моих свиданий. Впрочем, худшим я бы его так же не назвал, — добавил он, хохотнув над одной ему ведомой отсылкой.

Утреннее небо было затянуто плотной белой дымкой, недвусмысленно намекая на скорой снегопад. Словно в подтверждение этому, от здания мэрии — к которому они вышли — взмыло два пегаса, улетевших куда-то на север.

На площади собралось довольно много пони… нет, даже не так — их собралось куда больше, чем когда человек впервые отправлялся в замок. Возможно, причиной послужило то, что большую часть процессии составляли эквестрийские гвардейцы, уже построившиеся ровными шеренгами вдоль нескольких повозок. Все они были облачены в броню серого цвета: земнопони, которых тут было больше всего, защищали тяжелые с виду доспехи, наподобие ландскнехтских; пегасы, по вполне понятным причинам, предпочитали что-то полегче — пластинчатые доспехи, отдаленно напоминающие те, что использовали римские легионеры; немногочисленная группа единорогов носили легкую кольчугу, подбитую изнутри шерстью. Но двое солдат выбивались из этого торжественного построения: пегас и земнопони стояли несколько в стороне от построения, поглядывая на своих коллег и что-то обсуждая.

Подойдя поближе, Айроншилд признал в одном из них Даркшэйда. В отличие от остальных пегасов, жеребца прикрывали уже знакомые доспехи из сциппы. Его собеседник — точнее, собеседница — тоже была из числа сарозийцев: темно-синяя кобылка с гривой цвета утреннего тумана давала жеребцу какие-то указания, на которые он время от времени кивал в ответ.

— Ух ты, — удивилась Эпплджек, когда они остановились в конце процессии у битком набитых повозок. — Будт на войну собрались, а?

Человек пожал плечами, всем своим видом изображая равнодушие:

— Как по мне, так ничего необычного. Строители вот-вот начнут возводить постройки вокруг замка, и дополнительная охрана никогда не помешает.

— Ну, тут тебе виднее, — согласилась кобылка и, задержав взгляд на одном из гвардейцев, усмехнулась. — А все-таки Рэйнбоу была права.

— М-м-м?

— В жеребцах в форме что-то есть… — теперь она оценивающе смотрела на Айроншилда. — Ты ж, был на Земле военным? Небось кобылки тоже штабелями падали?

Мужчина чуть не поперхнулся — он ожидал бы нечто подобного от Коппервинга, но уж никак не от ЭйДжей.

— Не военным, но в плане структуры и выучки мы имели много общего. И, отвечая на вопрос — нет, не падали.

— Скромничаешь, поди? — ехидно прищурилась пони. — Ну и ладно…

— Айроншилд? — раздался позади него мягкий голос, показавшийся знакомым. Он обернулся и не смог сдержать улыбки. — Я тут тебе кое-что принесла, чтобы... — Далия замялась и покосилась на ковбойшу. — О, привет, ЭйДжей! Тоже решила его проводить?

— Ага, — ответила та, не совсем понимая, что тут забыла городская дружинница. — Не знала, что вы знакомы. Когда успели?

Единорожка побледнела лицом и нервно сглотнула:

— Ну-у-у… мы…

— Твой брат попросил рассказать дружинникам о повадках древесных волков и кокатриксов, — пришел на выручку человек. — Надеюсь, эти знания им не понадобятся, но лишней эта информация точно не будет.

— Да! — подхватила кобылка. — Айроншилд поведал нам много нового и интересного, что мы подробно и записали.

Прищурившись, земнопони скептически посмотрела на них:

— Вы явно чёт не договариваете, — не скрывая подозрения сказала она и добавила, теперь уже словно обращаясь к самой себе. — Ну да эт меня не касается. Знакомы, так знакомы.

— Ты вроде бы что-то хотела мне передать? — радуясь, что его подруга сама закрыла эту тему, спросил Далию мужчина.

— А… да! Следопыты рискуют ради нас каждый день, и я просто не могла отпустить тебя без медицинских припасов первой необходимости. — оживилась единорожка, после чего сняла со спины небольшую переметную сумку и передала человеку. — Тут заживляющие и противовоспалительные мази, кое-какие отвары и самофиксирующиеся бинты. И еще… — кобылка покраснела и смущенно потупила взгляд. — … я приготовила тебе пирог… с тыквой, орехами и изюмом… вот... Надеюсь, тебе понравится.

— Уже от перечисления ингредиентов мне захотелось перекусить, — слегка опешив от столь внезапной заботы, Айроншилд и правда почувствовал, как у него засосало под ложечкой. — Мне очень приятно, но, право, не стоило себя утруждать.

— Нет-нет-нет! — запротестовала Далия. — Это меньшее, что я могла для тебя сделать… о, там еще есть записка с инструкциями для зелий. Знаю, ты еще плохо читаешь по-эквински, так что просто попросишь кого-нибудь из своих коллег тебе перевести.

— Далия… — окончательно растрогался человек. — Ты просто чудо. Даже не знаю, чем мне отплатить такую доброту.

— Ну… ты мог бы пообещать, но навестишь ме… нас! — как только представится такая возможность? — с надеждой посмотрела на него кобылка.

От такого зрелища Эпплджек зашлась кашлем.

— ЭйДжей? — Айроншилд вопросительно посмотрел на нее. — Ты в порядке?

— Да-да, наверное простудилась малеха — ничего серьезного. Хотела сказать, отрадно видеть, шо ты в надежных копытах. — ответила та, исподлобья посмотрев на единорожку. — Жаль ток, шо копыта те далеко от Замка.

— Хм… — Далия задумалась на мгновение. — Вообще, я думала подать заявку. Но у них наверняка и без меня хватает лекарей.

— Ахах, уж наверняка, — выдавила из себя нервный смешок земнопони. — К тому же, не забывай, что ты и нам тут нужна! Ну кому еще по силам заставить Биг Мака посетить врача и не заниматься самолечением?

— Что правда, то правда, — захихикала единорожка. — Твой брат — тот еще упрямец. Всем Эпплам Эппл.

— Ну вот ви-и-идишь. Пропадем же без тебя!

— Ой, я же опоздаю на смену! — бросив взгляд на часы, висевшие под крышей мэрии, воскликнула Далия. — Пока ЭйДжей! Доброго тебе пути, Айроншилд! Береги себя, пожалуйста… — она неуверенно поскребла копытом землю, затем отрицательно мотнула головой и что-то пробурчала под нос. Ее замешательство длилось несколько секунд, после чего, улыбнувшись на прощание, кобылка поспешила по своим делам.

— А говоришь, не падают… — еле слышно пробормотала земнопони, провожая Далию взглядом. — О, а вот и Флатти, — не давая мужчине возможности переспросить, она замахала копытом. — Эй, Флаттершай, мы здесь!

Радостно замахав в ответ, пегаска подлетела к ним.

— Привет, ребята… — она хотела сказать что-то еще, но внезапно замолчала, поведя ухом куда-то в сторону. — Нет, я не думаю, что…

Локоны ее гривы пришли в движение, и спустя какую-то секунду из этого укрытия стремительно выпрыгнул небольшой силуэт и, ловко взобравшись по кафтану Айроншилда, уселся у него на плече.

— Скратти! — улыбнулся человек, почесывая зверька за ухом. — А я как раз хотел поинтересоваться, где это пропадает мой верный спутник. Готова к новым приключениям?

Белка гордо приосанилась и отдала честь, как заправский военный.

— Ум-м-м… Надеюсь, что они будут милыми и неопасными… — ответила за нее пегаска.

— Не волнуйся, — посмотрев в глаза кобылки, заверил ее Айроншилд. — Скратти не даст мне вляпаться в очередную историю. В подтверждение его слов, та сложила лапки на груди и кивнула со всей серьезностью. — Вот видишь?

— Смотри у меня, сахарок! — Эпплджек шутливо пригрозила ему копытом. — Не заставляй меня связывать — вовек не выпутаешься.

Мужчина хотел было спошлить, как если бы это был ни к чему необязывающий флирт, но вовремя осекся — в отличие от той же Найтлайт, ЭйДжей бы не оценила такой незамысловатой шутки. Да и лишний раз смущать Флаттершай ему совсем не хотелось. Но пока он раздумывал, за него это уже сделал кто-то другой.

— А мне кажется, он этого как раз и добивается, — раздался хорошо знакомый голос пегаса, который никогда не упускал подколоть своего друга.

Коппервинг, Рэйнбоу Дэш и Тандерлэйн неслышно подлетели к ним со стороны. Радужная пегаска разразилась хохотом, и даже темно-серый жеребец при всей своей напускной серьезности не удержался от улыбки.

— Коппервинг! — возмутилась ковбойша, хотя подрагивающий голос выдавал ее с потрохами. — Растудыть тебя в качель, как и твои шуточки! Обязательно было появляться так… внезапно?

— Ну… — ухмыляясь, ответил пегас. — В свое оправдание скажу, что идея незаметно к вам подлететь принадлежит Дэш. Но за подкол готов ответить по всей строгости!

— Да ну тебя! — уже не скрываясь, хохотнула земнопони. — Вечно ты норовишь все опошлить!

— Вот это ты думаешь, что все это так просто!.. А на самом деле это тяжкий труд, требующий импровизации, дюжей смекалки и немалого опыта!

— Приятно снова видеть тебя в строю, дружище, — аккуратно встрял Айроншилд, боясь, как бы его приятель не разошелся на полную и в конец не засмущал бедную Флаттершай. Но к его удивлению, она продолжала хихикать вместе с остальными! — Я смотрю, ты окончательно выздоровел?

— Почти, — пегас скривился, как от зубной боли. — Видеть-то я вижу, но пока еще несколько размыто. Читать, к примеру, не получается совсем. Но это вопрос времени, не более. Но хватит обо мне. Ты, как я погляжу, готов к новым свершениям и подвигам ?

Айроншилд, смеясь, покачал головой:

— Хватит пока с меня подвигов — надо уму-разуму поднабраться… — он запнулся, почувствовав легкое прикосновение — Флаттершай смотрела на него с благодарной улыбкой, веря, что он так и поступит. — Хм… так что да — вот стану полноправным следопытом, тогда можно и подумать.

— Эво оно как… — одобрительно посмотрел на него Коппервинг. — Ну тогда могу лишь тебя поддержать. Не хотелось бы, знаешь ли… — по площади разнесся зычный звук рога — колонна была готова отступать. — Ну Найтмер Мун мне в тещи! Рэйнбоу, я ж говорил, что вы слишком поздно заявились — могли бы и потом… это самое…

— Эй! — тут же взъелась кобылка. — Нам с Тандерлэйном надо было… пообсуждать некоторые… э-э-э… вопросы… и вообще, не тебе меня винить! Вот.

— Могли бы и в Замке пое… — пегас на полуслове запнулся и кашлянул. — В смысле, обсудить… — буркнул Коппервинг. — Вот видишь, приятель, — обратился он к человеку, — с какими безответственными пони мне приходится иметь дело? Даже проводить тебя толком не успеваю!

Видя, что теперь уже Тандерлейн был готов взорваться негодованием, Айроншилд поспешил взять слово первым:

— Проводить пусть и не успеваешь, но заскочить-то полюбому будет время. Скоро же должен быть… этот, как его… День Горячего Очага?

— Согревающего… — мягко поправила его Флаттершай, не замечая, каких трудов стоило Коппервингу не прокомментировать эту двоякую на его взгляд оговорку. — День Согревающего Очага.

— Гм… Да… Так вот, ребята, работающие в Замке собираются отмечать его там — может, присоединитесь, вы все? Я помню, что в Вечнодикий Лес сейчас лучше не соваться без надобности, но Сестринский Очаг уже работает на полную — тракт и прилегающая к Замку территория находятся в полной безопасности… понимаю, что текущая обстановка пока что к этому не особо располагает, но если станет лучше? Я к тому… это же вроде местного Нового Года…

— Рони, Рони, — мягко его осадила Эпплджек, — притормози. Мы прекрасно понимаем, шо ты сейчас разрываешься между желанием провести один из самых важных праздников Эквестрии в компании своих друзей и желанием нас защитить.

Пони согласно кивнули, а Коппервинг продолжил начатую кобылкой мысль:

— И мы с удовольствием принимаем твое приглашение. И разумеется, твои друзья обладают зачатками здравого смысла, чтобы не лезть в Вечнодикий, если все станет только хуже. Но, у меня почему-то хорошее предчувствие на этот счет.

Айроншилд облегченно вздохнул и тепло улыбнулся — все-таки, хорошо, когда тебя понимают. Пусть даже и не с полуслова.

Рог протрубил во второй раз, а значит, пришла пора пожеланий доброго пути от Коппервинга и дружеских/крепких объятий Флаттершай и Эпплджек. Пегаска на прощание поцеловала человека в щеку, а жеребец с напускной серьезностью напомнил ему об угрозе мисс Эппл связать его по рукам и ногам, за что поплатился подзатыльником от ковбойши. Но, судя по выражению его лица, оно того стоило.

По третьему сигналу гвардейцы синхронно надели шлемы, и колонна тронулась в путь. Рэйнбоу Дэш с Тандерлейном вызвались идти замыкающими: после того, как их отношения миновал кризис, влюбленные старались как можно больше времени проводить вдвоем. Человек же, наоборот, чуть ускорился, чтобы нагнать Даркшэйда, идущего в авангарде. Скратти, будто чувствуя, что хозяину будет сейчас не до нее, ловко перепрыгнула с его плеча на край одной из повозок, когда тот проходил мимо.

— Айроншилд, — поприветствовал его пегас, когда мужчина с ним поравнялся. — Решил разведать обстановку впереди?

Жеребец изображал отстраненное спокойствие, но по бегающим глазам было заметно, что он взволнован. Был ли это страх? Наврядли. Скорее, предвкушение с примесью нетерпения.

— Не вижу смысла, — ответил человек, без задней мысли поправляя ножны. — Мы в безопасности, если только кому-то не взбредет в голову сойти с дороги.

— Да-да, Сестринский Очаг — Кландестина Дасклайт ввела меня в курс дела. Она, кстати, сейчас подойдет — хотела обсудить с тобой ваши следопытские дела.

С секунду мужчина пытался переварить столь вычурное звание, но вспомнив, что амулет далеко не всегда переводит слова на его родной язык, лишь скептически приподнял бровь:

— С чего она взяла взяла, что я не отвечу ей то же, что пару дней назад сказал тебе?

— Буквально мои слова, но она сказала, что у тебя не будет причин отказывать.

Айроншилд пожал плечами и, не видя смысла продолжать эту тему, спросил:

— Не ожидал увидеть тебя с нами, кстати. Думал, ты приписан к охране Понивилля.

— Да и я так думал, но вчера утром пришел приказ от Найтлайт — я поступаю в непосредственное подчинение Дасклайт и отправляюсь в Замок Двух Сестер. И после допуска меня к испытаниям — это самая лучшая новость за последние полгода.

— Испытания?

— Они самые, — кивнул пегас, и в его глазах блеснули искорки. — Если я покажу себя достойным, то меня примут в Ночную Стражу. Но еще важнее то, что я смогу служить на благо Эквестрии и нашего народа.

— Служба в Гвардии кажется тебе недостаточно достойной? — непонимающе спросил мужчина.

— Нет-нет-нет! Я совсем не это имел в виду. Гвардейцы — ребята что надо, просто… скажу так, не всем сарозийцам удалось свыкнуться с тем, что их вырвали из клана и прикомандировали к смешанным отрядам. Я чувствую себя… не в своей тарелке, что ли. Понимаешь, о чем я?

— Думаю, что понимаю, — кивнул человек секундой позже. — Спасатели поначалу казались мне отличным выбором, но на поверку оказалось, что ошибался.

— О-о-о… — уважительно протянул пегас, — я нутром чую отличную историю, которую ты просто обязан мне поведать после того, как мы прибудем на место.

— Не назвал бы себя первоклассным рассказчиком…

— Не имеет значения, — отмахнулся жеребец. — Разумеется, у меня даже и в мыслях не было настаивать. Но, просто к сведению, это одна из наших древних традиций: когда отрядам из разных кланов предстояло работать вместе, они собирались у костра и делились историями о своих героях и их свершениях. Местные отчасти переняли это — что не может не радовать — а мне было бы интересно выслушать и твою историю.

— У этой истории не то чтобы хороший конец, — мужчина горько усмехнулся.

— Эй, ты все еще жив и — как и я сам — идешь по зову сердца. За это, кстати...

— Айроншилд! — громогласный возглас, раздавшийся откуда-то с конца колонны, прервал сарозийца на полуслове. — Нельзя было меня подождать? Хотя бы пять минут!

Нёрди Боффин, обвешанная кучей сумок, неслась к ним на всем ходу.

— Уф-ф-ф, ну и заставил ты меня побегать! — это явно было сказано больше для красивого словца, нежели всерьез — кобылка даже не запыхалась.

— Я даже не имел представления, что ты идешь с нами, — человеку потребовалась пара секунд, чтобы понять, что вообще происходит.

— Я же послала Пиксквика с запиской к Эпплам... — набрав побольше воздуха для обвинительной тирады, земнопони тут же сдулась и задумалась. — … или я только собиралась? Да, неважно уже, — она махнула копытом. — Главное, что нагнала вас.

— Ничего страшного бы не случилось, если бы Вы не успели, — заметил Даркшэйд, смущенный не меньше мужчины. — Тракт безопасен. Если идти днем, то уж точно.

— Ну уж нет, я тебе не следопыт, чтобы… — осознав, что отвечает сейчас совсем не Айроншилду, кобылка — насколько это было возможно под весом поклажи — приосанилась и смахнула с глаз прядь гривы. — О, прошу прощения. Из-за этой нервотрепки я совсем забыла о хороших манерах. Нёрди Боффин — филолог в третьем поколении, а также преподаватель эквинского для сего мистера. Не буду протягивать Вам копыто для поцелуя — в данной ситуации это несколько неуместно, не находите? Но я готова принять его в более подходящей обстановке, если Вы не против, — пони невинно захлопала глазами.

— Я… думаю, что соглашусь, мисс Боффин, — ошарашенно посмотрел на нее жеребец. — То есть, я хочу сказать…

— Вот и славно! — радостно воскликнула кобылка — про существование Айроншилда она словно бы забыла. — У меня как раз в планах было начать работу над книгой, посвященной особенностям и строению староэквинского языка. Уверена, что я смогла бы обратиться за помощью к другим сарозийцам из числа солдат, но, раз уж мы так удачно познакомились, то… ой, ну вот опять — вывалила на Вас столько информации, даже не удосужившись спросить Вашего имени!

— Даркшэйд, мисс Боффин… рад знакомству.

— А уж я как рада! И да, Вы угадали — все еще мисс.

Со стороны человека, Нёрди была сейчас похожа на хищника, загоняющего очередную жертву. Он не знал ее настолько хорошо, чтобы быть уверенным в своих аналогиях, но с учетом того, как она вела себя с Роки Роудом несколько дней назад — его догадка была не так уж и далека от истины.

«Твайлайт, конечно, говорила, что кобылки обычно делают ход первыми», — подумал Айроншилд, наблюдая за их беседой, — «но, судя по реакции Даркшэйда, происходящее сейчас несколько выходит за общепринятые рамки. Впрочем, не моего ума дело — пусть развлекаются».

С этим мыслями он сбавил ход, чтобы оказаться в середине колонны. И, словно дожидаясь подходящего момента, его окликнули — Дасклайт явно не терпелось побеседовать с ним до прибытия в Замок.

Прошла уже неделя с праздника Звездной Ночи, и четыре дня с того утра, когда к Коппервингу окончательно вернулось зрение. Вопреки опасениям пегасов, их танец не поставил на уши весь город — совсем без шепотков за спиной, домыслов и слухов не обошлось, но их было гораздо меньше, чем могло быть. Видимо, в городе нашлось немало здравомыслящих пони, не увидевших в нем выхода за рамки принятых норм морали и поведения.

Но вот его исцеление от слепоты привлекло куда больше внимания. Со скоростью пожара эта новость разнеслась по городу, в одночасье затмив все остальные, став самой невероятной и обсуждаемой темой для разговора в Понивилле.

Коппервинга и Скуталу забрасывали вопросами, стоило им лишь нос из дома высунуть. Первые дни опекуну пришлось даже сопровождать кобылку в школу, перетягивая на себя назойливое внимание любопытных. Это помогло, но не надолго. Тогда пегас, уставший в сотый раз пересказывать одно и то же, начал отсылать любопытствующих к доктору Хорсу. Поначалу тот был совсем не против — за эти дни он сделал столько записей и так увлекся научным изучением ритуала, что был готов говорить об этом с каждым, кто попадется на глаза. Жеребец вздохнул было с облегчением — но даже при всей его словоохотливости, запала у врача хватило лишь на пару дней. Говорили даже, что последних визитеров он покрыл отборной бранью и едва ли не лично спустил с лестницы. Пегасу в это верилось с трудом — сам Хорс никогда не опустился бы до копытоприкладства, но вот кто-нибудь из санитаров, у которых тот пользовался огромным уважением, вполне мог проявить инициативу и избавить начальника от надоедливых гостей.

И все пошло по новой. Дошло до того, Коппервинг был почти что благодарен своей новой должности — отдельный кабинет позволял попросту закрыться изнутри, а перекрикиваться с ним через дверь зеваки попросту не решались. Один раз его даже попытались подкараулить у выхода из мэрии — на что пегас без лишних слов взмыл в небеса, показав тем самым свое отношение к происходящему.

А вот Скуталу приходилось даже тяжелее, чем ее опекуну. Не способная летать, кобылка не могла спастись от расспросов в небе, а в школе ей не давали покоя одноклассники. Однажды дошло до драки — и хотя ситуацию предпочли замять, Скут весь вечер ходила мрачнее тучи.

Помощь пришла, откуда её не ждали — на следующий день в школу вернулась Даймонд Тиара. Последние пару недель они с отцом провели в Кантерлоте — Филти Рича допрашивали по делу Лютефиска, а дочь по мере сил его поддерживала; в результате чего Тиара оказалась совершенно не в курсе последних новостей.

Краем уха услыхав все эти шепотки и слухи, земнопони всю большую перемену о чем-то шушукалась с Сильвер Спун. А потом, ко всеобщему удивлению, разразилась в адрес сплетников яростной тирадой, в равной мере полной презрения и недвусмысленных угроз. И хотя её влияние в школе за последние месяцы заметно пошатнулось, связываться с ней по-прежнему решался не каждый. Этого оказалось достаточно, чтобы от пегаски отстали хотя бы одноклассники — и теперь она с нетерпением ждала окончания уроков, чтобы поблагодарить своего бывшего недруга.

Наконец-то прозвенел звонок; искоса поглядывая на Тиару, Скуталу нарочито медленно собирала свои школьные принадлежности. В какой-то момент земнопони перехватила ее взгляд — тяжело вздохнув, она устало закатила глаза и подошла к столу пегаски.

— З-здравствуй, Даймонд, — неуверенно поздоровалась пегаска.

— Привет, — буркнула та в ответ. Понимая, что на них начинает пялиться пол-класса,

Тиара прикрикнула на одноклассников: — Чего встали? Звонка не слышали?! А ну-ка, кыш отсюда!

Вскоре они остались одни. Ухватив ближайший стул, земнопони уселась напротив Скут и с неприкрытым любопытством уставилась на ее глаз. От подобного внимания пегаска поморщилась, и лишь из чувства благодарности не отвернулась.

— Не врали, значит, слухи — вылечил тебя Коппервинг, — наконец ответила Тиара. Можешь не утруждать рассказом о подробностях — я уже услышала достаточно. Столько разных слухов, сплетен и совсем уж нелепых небылиц… вряд ли хоть что-то из них является правдивым.

— Верно, вылечил, — отозвалась пегаска. Неожиданный прагматизм ее собеседницы в вопросе Ритуала был ей только кстати. — Спасибо, что помогла с одноклассниками.

— Пфф, было бы за что, — махнула копытом Тиара. — Приятно было видеть, что они меня еще слушаются.

— Кстати говоря… — неуверенно начала Скуталу. — Как… как дела у твоего отца?

— Не все так плохо… хотя могло бы быть и лучше. — Земная пони скривила лицо в кислой гримасе. — Лютефиск со своими пособниками пошел под суд, по приютам проводят серьезные проверки, с жеребятами работают психологи и врачи. Мой отец проходит по делу как свидетель — те документы, что мы предоставили, вкупе с чистосердечным признанием и сотрудничеством со следствием, вывели его из-под основного удара эквестрийского правосудия. Вся эта история дошла даже до самих принцесс — видела бы ты… и особенно, слышала бы — что творилось в зале суда, когда туда заявилась принцесса Луна… — Тиара поежилась, вспоминая громовой голос Владычицы Ночи.

— Само ее присутствие вселяло ужас… От нее исходила такая… аура… опасности и власти, что никто не осмелился и пикнуть, даже когда она лично вынесла приговоры всем замешанным в том деле. Так что можешь спать спокойно — директор со своей шайкой отправлен в такие места, откуда не возвращаются.

— А… Филти Рич? — робко спросила пегаска. — Надеюсь, с ним…

— На отца наложили огромный штраф, — скрипнула зубами Тиара. — Гораздо больший, чем мы надеялись. Пусть даже Луна и повелела взыскать его не в пользу казны, а передать тем жеребятам, что пострадали от действий Лютефиска и его подонков... сумма оказалась столь велика, что поставила отца на грань банкротства. Все, что он нажил за всю свою жизнь пошло прахом из-за одной-единственной ошибки!

В классе воцарилась тишина. Глядя на Даймонд, тяжело дышащую и красную от гнева, Скут никак не могла подобрать нужные слова. Вместо этого, пегаска неловко обняла подругу; та на мгновение напряглась… а затем расслабилась, обняла ее в ответ и горько разрыдалась.

— Прости, я… не знаю, что и сказать, — сочувственно прошептала Скуталу. — Мы не могли знать, что все вот так вот обернется. Но… главное, что он остался на свободе. К тому же… Филти Рич столь многого достиг один — представь же, чего вы с ним можете достигнуть вместе!

— Ты права, — шмыгнула носом земнопони, высвобождаясь из объятий. — Мы начнем заново — и снова достигнем вершин богатства и славы. Но не здесь.

— Что… что ты имеешь в виду? — непонимающе уставилась на нее пегаска.

— Мы вернулись в Понивилль, только чтобы собрать вещи, и выставить наш дом на продажу. Здесь наше имя приобрело не лучшую репутацию… так что мы решили, что стоит начать в другом месте. Через неделю мы отправляемся в Мейнхэттэн… так что в школу сегодня я заходила попрощаться.

— Что ж… Жаль, что все так кончилось, — помолчав, сказала Скуталу. — Мы никогда особо не ладили… но без тебя школа не будет прежней. Сперва Снипс и Снейлс, теперь ты…

— Хватит уже с меня школы — фыркнула земнопони. — У меня впереди бизнес, который нужно выстроить с нуля и богатство, что только предстоит заработать! Что до Тупого и Тормоза… я слышала, что они все-таки нашли друг друга и собирались остаться в Хуффингтоне. Без директора и его кодлы вряд ли это будет таким уж плохим местом.

— Вот и славно, — облегченно выдохнула пегаска. Несмотря на все то, что сделал Снейлс, зла она ему не желала. — Мы с тобой были врагами, но расстаемся подругами. Поэтому… прощай, Тиара. Спасибо тебе за все. И успехов.

— Ты тоже прощай, Скуталу. Ты помогла спасти отца… а самой мне — стать лучшей пони, чем прежде. И я этого никогда не забуду.

Тем временем Коппервинг едва голову себе не сломал, пытаясь разобраться со слухами, что расползались по городу. Но сколько не перебирал вариантов, подходящего он не видел. По всему выходило, что нужно просто запастись терпением и, стиснув зубы, ждать, пока горожанам надоест их история, или же случится нечто еще более увлекательное. Не понаслышке зная о неуемности местных сплетников, пегасы с тоской подсчитывали примерные недели до прекращения обсасывания этой темы, как вдруг на помощь им пришел случай.

Однажды вечером в кабинет к Коппервингу постучалась Айвори Скролл, мэр Понивилля. До своего назначения, пегас был с ней едва знаком, и встретил ее визит с неприкрытым удивлением. Всерьез же удивился он тогда, когда кобыла предложила свою помощь в решении их затруднительного положения.

Оказалось, что до ее ушей тоже дошли известия о происходящем, и ей это здорово не понравилось. Понимая, что просто так горожане не отстанут, мэр предложила Коппервингу написать пару слов в «Городской листок» — нечто вроде газеты, которую вывешивали на доске объявлений, расположенной аккурат под окнами его нового кабинета. Там, наряду с прогнозом погоды, публиковали действительно важные новости — кроме того, каждый лист заверялся городской печатью, тем самым придающей содержимому официальное значение.

— Напишите абзац, больше не требуется, — помешивая чай, продолжала Айвори Скролл. — Я не требую от Вас говорить чистую правду — не сомневаюсь, что учитывая необычность произошедшего, о многом Вы предпочли бы умолчать. И это абсолютно правильно — излишнее внимание нам ни к чему, по крайней мере — до официального подтверждения, что подобный метод лечения подтвердил свою эффективность и может быть доступен каждому. Поэтому, будет достаточно, если Вы напишите то, во что не стыдно будет поверить. Все остальное мы возьмем на себя. Доктор Хорс с готовностью поделится своим научным взглядом по этому вопросу, а я сама выражу полное согласие с Вашей версией. Кроме того, от лица мэрии будет сделан недвусмысленный намек, чтобы Вас со Скуталу перестали донимать расспросами, и оставили наконец в покое.

— Госпожа мэр… миссис Скролл!.. Примите мою благодарность, это очень любезно с Вашей стороны!.. И Вы не представляете, как своевременно! — Пегас ничуть не кривил душой. Предложенная кобылой идея действительно могла сработать — он и сам думал о чем-то похожем, но в голову приходила лишь очередная статья для Черри Спайс и ее газеты. А «Листок» в Понивилле уважали — пони знали, что его издают под строгим контролем мэра, и какая-то ерунда туда попасть не может. Не считая регулярно обновляемого прогноза погоды, стоящих упоминания новостей у них в городе случалось не так и много, поэтому иные листы могли висеть на доске недели и даже месяцы. Последний был посвящен Лютефиску — краткой истории его преступлений и неотвратимости настигшего его наказания; в конце же сообщалось, что теперь на место директора приюта назначают Черили, достойно подведя тем самым черту под всей той историей.

— Да бросьте, пустое! — замахала на него копытом кобыла. — У Вас и так сейчас забот с новой должностью навалом — если будете еще отвлекаться на каждого сплетника, с погодой непременно выйдет катастрофа! Прогноз на эту зиму и без того внушает опасения; но я надеюсь, что Вы сумеете с ними справиться, подтвердив тем самым правильность Вашего назначения на этот пост.

— Ну разумеется, госпожа мэр! — натянуто улыбнулся ей Коппервинг. «Ну да, ведь я теперь глава погодного патруля… не последняя должность в городе. Неудивительно, что мэр хочет быть со мной в хороших отношениях. Интересно, ее стремление помочь вызвано одним лишь этим фактом — или же она искренне считает происходящее неправильным? Ведь когда городили не весть что про нас со Скуталу, вмешиваться она не стала. Или же в тот раз сочла, что это не стоит ее внимания?.. Ладно, уже дела былые. Сейчас поможет — и хорошо, и к Дискорду ее возможные мотивы!»

— Вот и договорились. Если управитесь до вечера, то завтра в обед и развесим. — Поблагодарив за чай, Айвори направилась к выходу. Обернувшись на пороге, мэр добавила: — Потерпите еще пару дней — и сможете наконец вздохнуть спокойно.

Едва за ней закрылась дверь, как жеребец засел за работу над своей частью публикации в «Городской Листок». Недолго поразмыслив, он остановился на кратком пересказе той истории, что он когда-то рассказывал друзьям в амбаре. Добавив пару строк о произошедшем с ними исцелении, Коппервинг постарался особо подчеркнуть тот факт, что метод этот до конца не изучен, и еще рано ожидать его доступности для каждого. Пару раз перечитав свой текст, он внес несколько правок; затем, аккуратно переписав начисто, отнес его Стори Файндеру, издателю «Листка». Перекинувшись с ним парой слов, жеребец торопливо попрощался, и отправился в библиотеку.

Помня про нужные Узури книги, Коппервинг захаживал туда уже не в первый раз. Как он изначально и ожидал, ничего подходящего там не нашлось — самая старая книга, хоть как-то связанная с зебрами, была выпущена всего лишь тридцать лет назад. Однако же пегас не собирался пускать свое задание на самотек, и за эти дни просмотрел почти что каждую из составленного им списка.

Зайдя в библиотеку, жеребец перекинулся парой слов с Твайлайт и Спайком; пройдя в читальный зал, он снял с полки последние из оставшихся книг и бегло зашуршал страницами.

«Пусто. Не то, ерунда… а это вообще эквестрийский роман, только выпущенный в зебриканской типографии. Н-да. Ни-че-го.»

Жеребец уже был готов признать, что он как мог выполнил просьбу Узури, и можно отправляться домой... но тут его взгляд зацепился за корешок одной из книг, что лежали стопкой у Твайлайт на рабочем столе. Дождавшись, когда единорожка отойдет в другую комнату, Коппервинг поспешил осмотреть свою находку.

Скрытая под переплетом из тяжелого зеленоватого металла, закрывающаяся на хитрые застежки, с выцветшими от времени хрупкими страницами — эта книга явно подходила под запросы зебры. Да и написана она была на зебриканском — как и он сам, вряд ли Твайлайт умела читать в оригинале; но единорожка вполне могла использовать соответствующее заклинание или нужный амулет, вроде того, что носит Айроншилд. Коппервинг обрадовался было своей находке, но тут его взгляд задержался на маленькой синей печати, нанесенной на внутреннюю сторону обложки. Символ Королевской Библиотеки — более того, Секретных Архивов. Он уже видел подобное, в этом же самом месте — Твайлайт однажды показывала ему один особо редкий фолиант, выданный по специальному запросу и под ее личную ответственность. А если так, то эта печать, без сомнения, была магической. Что именно она делала — просто отслеживала местонахождение книги или же сразу телепортировала к ней отряд гвардейцев, пегас не имел и малейшего понятия. Но вот факт того, что эту книгу Узури не получит, был для него теперь очевиден.

«Этот том самой Твайлайт не принадлежит — значит, ни продать, ни обменять она его не сможет. Тем более глупо было бы предполагать, что на такое пойдут королевские архивариусы — деньги им не нужны, а книг тем более хватает. Даже если как-то разобраться с печатью, из Архивов ее украсть нет ни единого шанса… а отсюда я ей и сам не позволю, это просто невероятно подставило бы мою подругу!.. Значит, останется Узури с носом — если повезет, успеет хоть одним глазком посмотреть, о чем там пишут. А потом, если признает ценной, авось и попытается отправить какой положено запрос, через дипломатические-то каналы…»

Это был хоть какой-то, но результат. Спрашивать о содержимом своей находки Коппервинг не стал — хоть Твайлайт ее особо и не прятала, но и сама говорить о ней тоже не спешила. Торопливо вернув книгу на место, он постарался придать рабочему столу единорожки прежний вид. Премного довольный собой, пегас распрощался и отправился домой.

На следующий день Стори Файндер принес ему черновик «Листка». Наскоро пробежавшись по содержимому, Коппервинг высказал пару мелких замечаний по рассказу доктора Хорса, но в целом согласился, что статья вышла неплохой. А уже вскоре после обеда пегас услышал нарастающий гул толпы, столпившейся возле доски объявлений. Некоторое время он осторожно наблюдал за ними из окна — слушая доносящиеся до него обрывки пересудов и споров, жеребец не мог сдержать улыбки. Наконец-то их внимание переключилось с подопечной и его самого на обсуждение одного-единственного листка бумаги!..

Как и было предсказано, идея Айвори Скролл сработала. Пусть не сразу, но городские сплетники перестали преследовать своим вниманием пегасов, лишь шептались за спиной и бросали вслед подозрительные взгляды. Коппервинг был чрезвычайно доволен таким поворотом событий, и преисполнился к мэру еще большим уважением. Избавившись от назойливого внимания своих соседей, он получил возможность сосредоточиться на новой должности, а также подготовиться к следующему этапу тренировок Скуталу. Кроме того, нельзя было забывать и о скором прибытии Узури… жеребец не знал точной даты, но очень надеялся, что к тому дню весь ажиотаж с «Листком» окончательно сойдет на нет.

Зебра все не появлялась, а вот жизнь пегасов постепенно входила в новое русло. Несмотря на резкую смену самой сути их отношений, на деле они переменились не так уж и значительно. Объятия, поцелуи, ласковые слова — безусловно, все это для них было в новинку; однако та близость и взаимное доверие, что обычно открывается перед влюбленными, были ими уже достигнуты и ранее.

Вопреки первоначальным опасениям Коппервинга, Скут отнеслась к его требованиям с полным пониманием. Более того, была за них ему признательна: еще в первый же вечер, она со смущением рассказала опекуну, что не чувствовала себя готовой к чему-то подобному… но уступила бы, если бы тот попросил. Тогда же они обсудили и «кроватный вопрос» — оказалось, что кобылка не настаивала на обязательном сне в одной постели, но лишь просила о самой такой возможности. После праздника минуло уже две недели, а таким шансом Скуталу воспользовалась лишь трижды. И если в первую ночь Коппервинг и глаз сомкнуть не мог, то в последний раз они прекрасно выспались в объятиях друг друга.

Наконец-то разобравшись со своими недугами, пегасы смогли полноценно вернуться к тренировкам. Вынужденный перерыв здорово спутал им карты, и теперь приходилось наверстывать упущенное и вспоминать пройденное. Скуталу старалась изо всех сил, выкладываясь по полной; отвыкшие от нагрузок мышцы болели и ныли, превращая каждый день в испытание не только сил, но также решимости и воли,
и едва не падая от усталости после каждого занятия. Но одним спортом дело не ограничивалось. Даже когда она с облегчением вытягивалась на диване, позволяя Коппервингу разминать ее усталые мышцы, ей приходилось выслушивать от него лекции по алимантии. А вечером, покончив с уроками, пегаска пыталась применить полученные знания на практике.

В свободные от физических нагрузок дни, кобылка после уроков спешила в ратушу. Там она читала книги и журналы, что отбирал для нее опекун, пытаясь разобраться в теоретической части подготовки погодного пегаса. За этим обязательно следовали проверки усвоенного материала: Коппервинг поручал ей выполнение какого-нибудь несложного задания — вроде перерисовывания из атласа контуров воздушных фронтов, или же высчитывание количества осадков после незапланированного дождика.

Продираться сквозь дебри новых знаний было ничуть не легче, чем учиться летать. Но Скуталу упрямо двигалась вперед, не позволяя себе даже мысли о том, чтобы сдаться и признать свое поражение. Не после всего того, что для нее делал опекун: если уж Коппервинг считал, что именно это ей сейчас необходимо, то она приложит все свои силы, чтобы не подвести его.

И постепенно ее усилия начинали приносить плоды. Однажды вечером, сияя от восторга, Скуталу ворвалась в комнату опекуна, с гордостью продемонстрировав выполненное задание — изменение формы у маленького облачка. К ее удивлению, пегас обрадовался даже больше нее; после он пояснил, что это не просто факт успешно решенного примера, но прямое доказательство того, что теперь уже все ее способности наконец-то начали работать. Упражнения Балк Бицепса доказали свою эффективность — а значит, и ее полет теперь был лишь вопросом времени. Переждав нескончаемый поток восторгов и благодарностей, опекун предложил завтра же отпраздновать это событие — как раз будет выходной, и хватит времени на все приготовления. А этим вечером отдыхать пегаске так и не пришлось: Коппервинг тут же подкинул ей новую задачу вместо выполненной, наказав отправить по письму родителям и лечащему врачу, и лично рассказать им о достигнутом успехе. Не зная, что и как написать не самым знакомым ей пони, Скуталу извела кучу бумаги, провозившись с заданием едва ли не до полуночи.

На следующий день, позволив своей подопечной вдоволь отоспаться, Коппервинг и Скут отправились на рынок за покупками к небольшому праздничному ужину. Наконец-то их не провожали любопытные или подозрительные взгляды, а вместо бесцеремонных вопросов были слышны лишь негромкие шепотки за спиной. Хотелось бы верить, что когда-нибудь сойдут на нет и остальные слухи… но на это требовалось время, много времени. А ведь однажды наступит день, когда им с подопечной придется раскрыть всю правду об истинной сути их близости… и с тем, что произойдет тогда, не сравнятся и все прошлые сплетни вместе взятые.

С «подопечной», ну-ну… Столь удобное прежде выражение, максимально нейтральное — и при этом олицетворявшее всю суть их отношений... теперь оно казалось Коппервингу почти что оскорбительным. Прошло совсем немного времени, но его чувства к Скут изменились до неузнаваемости. И если сперва он боялся их, страшился ошибиться и в итоге потерять все то, что их уже сближало — то теперь жеребец искренне не понимал, как же он мог быть таким глупцом. От их обоюдных чувств кобылка расцветала, словно нежный весенний цветок; сам же Коппервинг оживал, словно колючий куст в пустыне после внезапного дождя. Никакими словами он не смог бы передать, что испытывает к своей возлюбленной… и лишь необходимость оставить в секрете эти перемены, останавливала его от того, чтобы не кричать об этом во всю глотку.

Но даже сохраняя тайну, пегасы сталкивались с последствиями того танца. Один из патрульных даже напрямую спросил, правильно ли он понял увиденное; а Скуталу невесело шутила, что некоторые жеребята в школе дразнили ее невестой. Но все и многое другое было ерундой, мелочью в сравнению с тем, что пегаске никак не удавалось помириться со Свити Белль.

Для всех остальных был важен сам факт танца; для единорожки же он принял глубоко личную окраску. Ее подруга не просто отказалась выйти с ней под Звезды — но и вышла вместо этого с другим, оскорбив тем самым в лучших чувствах. Скут чего уже только не перепробовала — от попытки разговора по душам до извинений, все было впустую. Единорожка не сторонилась ее, не ругалась и не кричала — она просто пегаску игнорировала, тем самым раня ту гораздо глубже, чем если бы она ее ударила. Раз за разом, Скуталу пыталась доказать, что просто не могла поступить иначе — не тогда, не с ним; что Свити ее друг, и всегда им будет, и в другой ситуации она бы непременно согласилась... но еще просила и понять, что оставить опекуна досиживать праздник в одиночестве она просто не могла. Но что бы она Скут не делала, как бы сильно не старалась — все было тщетно.

Безразличие, что овладело Свити Белль, разрывало на части их некогда сплоченную команду Меткоискателей. Эпплблум попыталась было вразумить подругу, но с тем же успехом. Та с ней хоть и разговаривала, но по ее тону становилось понятно, что делает она это без особого желания. Больше не было ни совместных прогулок после школы, ни веселья и игр, ни общей подготовки домашки — стоило прозвенеть последнему звонку, как единорожка собирала свои вещи и шла в больницу, на занятия под руководством доктора Хорса и сестры Редхарт. Походило на то, что Свити всерьез этим заинтересовалась — и даже если не получит Метку в медицине, то уж точно нашла нечто такое, что близко ее сердцу.

Из них троих Эпплблум приходилось хуже всех. У Скут уже была Метка, у Белль — ее внеклассные занятия… у обеих появились новые интересы и новые друзья. Она же осталась одна. Не в силах смириться с тем, что вот-вот окончательно потеряет своих подруг, земнопони устроила Скуталу настоящий допрос с пристрастием, справедливо видя в ней корень нынешней проблемы. Не выдержав ее напора, пегаска потребовала обещания, что та будет держать язык за зубами… а потом рассказала Блум обо всем, что случилось между ней и Свити.

Слушая ее рассказ, желтая земная пони то бледнела, то краснела, сравниваясь цветом со своим бессменным бантом. Ей и в голову не приходило, что ее подруги так сблизились… но одновременно в душу к ней заползало недоброе сомнение. Ведь если другие так повзрослели… разбираются с жизненным предназначением, получают Метки, задумываются об отношениях… то почему тогда у нее ничего такого не происходит? Да, она пыталась пригласить Рамбла на один из тех вечерних танцев — на что тот ей отказал. Может, это что-то с ней не так? Сперва Эпплблум отстала от подруг, теперь же — она их теряет, не сумев поспеть за их изменившимися интересами. У одной больница, у другой — обучение полетам… а у нее что? Яблоки?

Ей вспомнился рассказ Айроншилда о том, что у людей не бывает Меток в принципе. От одной этой мысли земнопони содрогнулась — выбирать жизненный путь вслепую, методом проб и ошибок находя нечто такое, в чем окажешься хорош… а то и не находя вовсе. Или же найдя нечто подходящее, но так за всю жизнь и не узнав, что в чем-то другом мог быть настоящим гением — скажем, в игре на скрипке или вышивании крестиком. Но ведь живут как-то!.. А значит, и ей не стоит падать духом. Однако вся эта ситуация с подругами задела ее куда сильнее, чем Блум хотела признавать. Ее переполняли неуверенность и страх… а еще зависть — которой она устыдилась в тот же миг, как ощутила. Эпплблум страстно желала, чтобы все стало так, как прежде — но это наивное детское чувство разлетелось вдребезги, не вытерпев столкновения со взрослым осознанием, что то счастливое время уже не вернуть. Оглушенная потоком эмоций, земная пони в отчаянии обрушилась на рыжую пегаску, в ее глазах ставшей первопричиной всех проблем, что на нее свалились.

«Скуталу, это твоя вина! Ты разрушила нашу дружбу, ты предала чувства Свити Белль! Ты первая получила Метку, и это отдалило тебя от нас! — Эпплблум кричала, а из ее глаз бесконечным потоком текли слезы. Умом она понимала, что пегаска действительно не виновата во всем этом, но сейчас вместо нее говорили отчаяние и страх. Страх одиночества и бессилие от неспособности что-либо изменить. — Верни ее! Верни мне Белль, мою подругу! И сама вернись!..»

На этом их разговор тогда и закончился. Рыдая в голос, земнопони подхватила ранец, и со всех ног понеслась, куда глаза глядят. Не зная, что и ответить на такое, пегаска не сразу решила побежать следом… а потом не смогла ее найти. На следующий день Эпплблум как ни в чем не бывало появилась в школе — но сразу же отвернулась, стоило лишь Скут попытаться с ней заговорить. Походило на то, что она потеряла обеих подруг — ни одна из них с ней теперь не разговаривала, и пожалуй даже видеть не желала.

Скуталу много говорила с Коппервингом об этой проблеме, и попросила его о помощи. Однако в ответ опекун лишь развёл крыльями — пегас не настолько хорошо был знаком с ее подругами, чтобы слету предложить подходящее решение. Кроме того, сам их возраст был, мягко говоря, довольно непростым — подстегиваемый гормонами, характер подростка не всегда был понятен даже ему самому, что уж говорить о других.

— Дай им время, — негромко приговаривал пегас, пока они со Скуталу проходили меж прилавков и рядов. Остановившись у лотка, где он обычно покупал картофель, Коппервинг перебросился парой слов с продавцом, пока тот набивал клубнями его переметную сумку. — Я серьёзно, дай им время. Не отстраняйся, но и не навязывайся. Пусть знают, что ты рядом; что они для тебя все еще важны, что они твои подруги. Им надо пропустить случившееся через себя, перерасти это, справиться — и осознать, что таков естественный порядок вещей. Мало кому везет сохранить школьных друзей во взрослой жизни. Еще меньше тех, кто идет с ними по одному пути. Учеба после школы, работа… Все это неизбежно отдаляет даже тех пони, кто раньше были не разлей вода. Это не означает, что они обязательно перестают дружить — но общаются и видятся все реже, находя для себя новых друзей в новом окружении. Есть даже такая грустная поговорка: «дружба во взрослом возрасте — это в первую очередь совпадение графиков работы и выходных дней». А твоим подругам сейчас так тяжело не только потому, что они переживают такое… но еще и потому, что переживают подобное в первый раз.

— И… мне просто ждать, и все? — недоверчиво спросила Скуталу.

— Я ж говорю — не только. Будь терпеливой и внимательной… и будь готова к тому, что тебе придется наслушаться от них всякого. Жалобы, оскорбления… может быть, даже угрозы… Просто не забывай, что это не то, что твои подруги действительно про тебя думают, или же что хотят тебе сказать. В тот момент, в их понимании ты это заслужила… но высказав все это вслух, они сами поймут, как не правы.

— А я и в самом деле заслужила, — буркнула пегаска. — Если бы я не отказала Свити…

— А еще раньше ты получила Метку, — хмыкнул в ответ жеребец. — Что, ты и это могла предотвратить? Что касается твоей белой подружки, то у нее и вовсе нет права обвинять тебя в отсутствии ответных чувств. Она не виновата, что влюбилась в тебя — но и твоей вины нет в том, что ты не смогла ответить ей взаимностью. Отказы — это всегда больно и непросто, тем более в ее возрасте… но скоро она и сама поймет, что нельзя заставить одного пони полюбить другого. Может быть, Свити даже стала бы счастливой — на время, разумеется — если бы ты притворилась, будто бы испытываешь к ней нечто похожее… Но продлилось бы это недолго, а последствия были бы гораздо, гораздо более серьезными. Так что все то, что ты сделала и как поступила… это не правильно или неправильно; это не однозначное добро или зло — это твой выбор, за который тебе нести ответственность.

Не переставая говорить, Коппервинг продолжал покупки; Скуталу покорно шла за ним следом. Они уже купили почти все, что брали обычно — оставался какой-нибудь десерт… и продукты на их праздничный ужин. Отмечать пегасы решили без гостей — жеребец никого звать не хотел, а она бы и позвала подруг, да вот вряд ли бы те согласились прийти.

Дойдя до прилавка со сластями, кобылка ненадолго отвлеклась от своих тяжелых мыслей. Зная ее любовь к сладкому, опекун всегда оставлял выбор сладостей за ней. Глядя, как Скуталу увлеченно осматривает витрину, Коппервинг украдкой вздохнул — учить подопечную полётам оказалось куда проще, чем пытаться советовать ей в вопросах дружбы. В этот момент до ушей пегаса донесся негромкий свист. Дернув ушами, он обернулся на звук — и увидел незнакомую ему единорожку, встретившую его вопросительный взгляд насмешливой улыбкой.

Среднего роста, она была удивительно гармонично сложена. Песочно-желтого окраса, с чёрной гривой, что свисала из-под не по погоде теплой одежды, кобылка удерживала телекинезом большое алое яблоко. Ещё не так давно Коппервинг обязательно бы заинтересовался незнакомкой; теперь же, пожав плечами, собирался было просто отвернуться… но замер как вкопанный, стоило лишь ей заговорить.

— Приятно снова видеть твои карие глаза… Крылан.

«У… Узури?! Нет, не может быть! Краска может изменить её цвета, сделать похожей на земную пони — но как же рог?!.. Но это прозвище, лишь она одна меня так называла!..»

Словно догадываясь о его замешательстве, кобылка понесла телекинезом яблоко к своим губам, и осторожно откусила маленький кусочек.

— Маска, ты ли это? — не зная, что и думать, Коппервинг попытался принять правила игры, и вместо имени обратился к ней по наскоро придуманному прозвищу.

— Собственной персоной! — Кобылка отвесила ему шутливый поклон. — Обещала ведь вернуться, как ты здоров будешь снова — и как видишь, слово свое держу!

— О, Селе… — Начав было по привычке произносить благодарения солнечной принцессе, пегас запнулся на полуслове. Ему одновременно страшно хотелось обнять вернувшуюся подругу, но при этом он боялся испортить Узури её маскарад. — Нам столько всего нужно обсудить, о стольком тебе поведать!

— Это уж точно, — криво усмехнулась кобылка. В этот момент вернулась Скуталу — и теперь недоуменно переводила взгляд с опекуна на незнакомую единорожку. — Что скажешь, может стоит продолжить наш разговор где-нибудь под крышей? Тут вроде был ресторан на соседней улице — я угощаю!

В ответ пегас согласно кивнул. Коротко введя Скут в курс дела, Коппервинг предложил им отправиться туда без него — сам он присоединится к ним чуть позже, как только забросит покупки в их облачный дом. Тяжело взмахнув крыльями, жеребец взмыл в небо — чем скорее он обернётся, тем меньше будет шанс того, что Узури разговорит его подопечную, и выведает у неё чего-то лишнего.

Наскоро скинув сумки, Коппервинг уже на самом пороге услышал требовательный скрип Птуша. Усевшись на вешалке в прихожей, птица тяжело смотрела на него своими жёлтыми глазами. Не дождавшись от него ответа, бухури повторил свой вопрос.

«Куда-идти?»

— Эээ… Вниз, в ресторан. Узури вернулась, мы с ней хотели пообщаться. — Пегас сам удивился тому, с какой готовностью ответил на вопрос птицы. — Хочешь со мной? Ты ведь небось тоже по ней соскучился!

«Узури. Так и знал. Хочу говорить с тобой. Сейчас, важно. Нет ждать-потом».

— Слушаю тебя, — закатил глаза жеребец. Ему не терпелось отправиться на землю, но игнорировать бухури пегас тоже не мог. Он все же был многим ему обязан… к тому же и сам Птуш был не из тех, кто станет о чем-то требовать без серьёзных на то причин.

«Снова-видеть, моя-помочь-нет-нужен. Узури меня вернёт. Нет-хочу! Нет-отдавай!»

Услышав такое, Коппервинг сперва даже подумал, что неверно его понял, и попросил бухури повторить. Дождавшись окончания скрипов и щелканья, жеребец устало уселся на полу — по всему выходило, что кобылкам придётся подождать.

— Выкладывай в подробностях.

«Ты говорить спасибо-помочь. Что я-ты-друг. Если так — хочу остаться-вы.»

— Но… Почему именно с нами? — недоумевал Коппервинг. — Если тебе не нравилось путешествовать с Узури, что мешало просто улететь?

«Далеко-дом. Один-выжить-нет. Ты учить язык. Называть друг. Для Узури — птица, свита, инструмент. Спасать-жизнь — быть-должен. Помочь-тебе — нет-должен. Тут лучше. Она отпустит-нет. »

— Ладно, я попробую с ней поговорить, — ответил жеребец. Просьба Птуша его здорово ошарашила, и при этом ставила в непростое положение — ему совсем не хотелось ссориться с зеброй, но и бухури оказал ему неоценимую услугу, став его глазами на долгие недели слепоты. Узури вполне может согласиться отпустить своего питомца, но наверняка потребует от него что-то взамен — а ещё глубже увязать у неё в долгах Коппервингу не хотелось. Та ничего не делала бескорыстно — но цена её помощи не измерялась в битах. Вместо этого зебра однажды могла о чем-то попросить — а его признательность и чувство долга были залогом выполнения подобной просьбы. — Пока не вернусь, жди дома, а то мало ли…

Захлопнув за собою облачную дверь, жеребец поспешил к ресторану. Уже в полете до него донеслось далёкое скрежетание бухури:

«Спасибо. Друг».

В ожидании опекуна, Скуталу сидела за столом, как на иголках. Зебра уже успела устроить ей самый настоящий допрос — вроде бы задавала простые и не всегда даже связанные друг с другом вопросы, однако ухитрилась выведать у пегаски все последние новости. Пони вспомнила, как Коппервинг однажды рассказывал, что Узури могла читать его, как открытую книгу — и только что пегаска убедилась в этом на своём опыте. Она уже рассказала зебре про Праздник Звездной Ночи и их танец, ещё немного — и та выведала бы даже про их с опекуном новые отношения… Но к счастью, положение спас официант, принесший им первую часть заказа.

Прилизанная грива, тонкие усики, странный акцент, который Узури назвала пранцузским… Он расставил на столе многочисленные блюда и тарелки, приготовился было открыть бутылку вина — как зебра остановила его резким движением копыта, и произнесла что-то непонятное. Судя по тому, как занервничал жеребец, Узури обратилась к нему на ему якобы родном языке; он попробовал было ответить, но его жалкие попытки блекли перед безукоризненным произношением кобылки. Когда та наконец соизволила его отпустить, у официанта дрожали ноги, а на лице застыло выражение благоговейного ужаса.

Кроме них, в ресторане сидело ещё лишь двое пони — молодая единорожка и земнопони с длинной седой бородой. Судя по схожей расцвете, они вполне могли оказаться родственниками. Скуталу с тоской окинула их взглядом — их степенные разговоры были полной противоположностью того допроса, что учинила ей Узури.

— Ну, так на чем мы остановились? — Окутанная серебристым сиянием телекинеза, бутылка разлила вино по трем бокалам. Скут так и не могла понять, как же зебра проворачивает такой трюк — не знай она, что это маскарад, ни за что не отличила бы её от настоящей единорожки. Глаза Узури, её родного золотого цвета, неотрывно смотрели на кобылку, словно бы видя ту насквозь. — Кажется, ты остановилась на том, что вы с опекуном вернулись после танца домой..

— Ну… да, а потом… — нервно сглотнув, пегаска сейчас хотела лишь одного — чтобы хоть кто-нибудь отвлек на себя внимание её собеседницы. — Мы потом…

— Ага, а потом мы проболтали почти до утра, и заснули в гостиной на диване! — Словно услышав её мысленный призыв о помощи, в ресторан стремительно ворвался Коппервинг. Не сговариваясь, кобылки повернулись на его голос — Узури смотрела с разочарованием, а Скуталу с надеждой и благодарностью. Усевшись возле своей подопечной, жеребец одарил зебру насмешливой улыбкой, словно бы говоря, что допрос окончен.

— Из остального — снова приступили к лечению Скути…А ещё меня назначили главой погодного патруля. Но хватит о нас, как твои дела, где была, что видела?

— Где только не была, чего только не видела! — в тон ему отозвалась Узури. — А уж про тот «древний и таинственный обряд зебр, что способен излечить любые раны», довелось мне слышать и вовсе неприлично далеко отсюда! Обязательно было кричать о нем на весь город?! Догадался хоть углы немного сгладить — и на том спасибо!

— А что мне оставалось? — вяло огрызнулся Коппервинг. По всему выходило, что сплетни городских кумушек расползлись куда дальше и быстрее, чем он предполагал. И скорее всего, именно это и было причиной того маскарада, который устроила его подруга. — Я же не мог вообще ничего не говорить! И незамеченной моя слепота тоже остаться не могла!

— Вы могли просто уехать на этот месяц! — как змей зашипела на него Узури, одновременно знаком призывая пегаса говорить потише. — В Клаудсдейл к родителям! В Лас-Пегасус к брату! В деревню, к тётке, в глушь! Но нет, вам приспичило стойко переносить лишения, сидя в своем доме в Понивилле!

— Ещё скажи, что для тебя это оказалось неожиданным! — хмыкнул в ответ жеребец. Осушив бокал вина, он потянулся к горшочку с печеными овощами, одобрительно кивнув Скуталу, которая почти умяла свою порцию салата. — Если бы тебе было нужно, чтобы мы на этот срок покинули бы город — ты бы прямо об этом мне сказала. А иначе получается, что все произошедшее тебя вполне устраивает. Поэтому нечего разыгрывать возмущение и гнев.

— Браво, Крылан! Ты делаешь успехи! — Узури с довольной улыбкой отсалютовала ему бокалом. — Своим представлением ты устроил Ритуалу знатную рекламу. И даже назойливое внимание гвардии, что плотно упала нам на хвосты, стоило того. Одного я не ожидала, что руководить этим делом поставят одну из ночных пони…

— Её зовут Найтлайт Индиго, слышал о такой? Она уже трижды посылала ко мне своих стражников, пытаясь пригласить на беседу. В первый раз я им просто заморочила головы своим статусом; во второй, когда они пришли с полным комплектом бумаг, сослалась на один давний, но еще действующий протокол… По нему, чтобы мне предстать перед допросом, нужно сперва получить разрешение и прямой приказ от вышестоящего члена правительства. А до этого — все это на моё усмотрение. Думала, это их остудит — но нет, в третий раз, в Лас-Пегасусе, их офицер гордо тряс передо мною конвертом с положенными печатями. Требовал, чтобы я отправилась с ними на допрос к Индиго — кстати, как раз сюда, в Понивилль. Он думал, что теперь-то мне никуда не деться… наивный. Сразу видно, что прежде не имел дела с зебрами.

— Дай-ка угадаю, — встрял Коппервинг, улыбаясь до ушей. — Ты ответила ему что-то вроде того, что «обдумала ситуацию, и решила добровольно явиться в Понивилль»? А конверт и вовсе не распечатывала?

— Милый, у тебя в роду точно зебр не было? Цвета твоей гривы и хвоста вполне подходят! — хихикнула в ответ Узури. — Ты абсолютно прав; разве что конверт я и в копыта не брала, оставив его у офицера. Тот был настолько поражён моей внезапной покладистостью, что упустил из виду, что «приехать в Понивилль» и «явиться сюда к лейтенанту на допрос» — совершенно разные вещи! А пока я официально не получила приказ, все это так и остается проявлением моей доброй воли. Дальше была сущая ерунда — попросив отсрочки в три дня, мы рванули сюда на ближайшем поезде, оставив гвардейцев караулить нас перед посольством. Если почта не подведёт, то как раз на третий день им вручат от меня письмо с отметкой Понивилльского почтамта — пусть потом не говорят, что Узури не держит свое слово!

Пегас хохотал так, что на него даже оглянулись прочие посетители, а официант робко высунул нос из кухни. Седой земнопони осуждающе покачал головой, вызвав тем самым у Коппервинга новую вспышку неукротимого веселья.

Сидящая рядом с ним Скуталу неуверенно улыбалась. Пегаска так толком и не поняла, как Узури обхитрила стражников… но судя по реакции опекуна, это было чем-то действительно занимательным. Она отодвинула последнюю тарелку, и встала из-за стола — неожиданное угощение оказалось очень вкусным, оправдывая те высокие цены, что кобылка мельком видела в меню. Вот только… они все сидят, а время-то идёт! А вечером ведь хотели устроить скромный семейный праздник!..

— Благодарю за угощение. Но с Вашего позволения, я откланяюсь. — Справедливо рассудив, что Коппервингу и Узури ещё многое предстоит обсудить, Скуталу решила взять домашние хлопоты на себя, освободив его тем самым на остаток дня. Да, так у него появится возможность провести это время со своей бывшей возлюбленной, чувства к которой ещё совсем недавно будоражили его сердце… Но Скут не ощущала ревности — она не только верила опекуну, но и считала, что они с зеброй должны иметь возможность все окончательно обсудить и поставить точку в их отношениях. — Ужин в девять вечера, не опаздывай!

Оставшись вдвоем, они долго смотрели друг на друга. Коппервинг изо всех сил старался запомнить облик Узури — под другим окрасом скрывались черты той, которую он когда-то любил. Однажды жеребец напишет ее очередной портрет — но уже в этом, непривычном облике. Только сейчас, после той ночи, пегас наконец-то мог честно признать, что чувства к Узури, терзавшие его все это время, наконец-то разжимают свою хватку. Он будет рад считать зебру своим другом, навсегда останется ей благодарным — но её прежнее влияние почти сошло на нет. Больше не будет их уроков и лекций, загадок и игр, сладости их любовных ласк — и того яда, что с каждым разом все сильнее отравлял его душу.

Узури с непроницаемым лицом глядела на жеребца. Она чувствовала, что в его к ней отношении что-то изменилось, но никак не могла понять, что же именно. Некогда бывший для неё открытой книгой, теперь он словно бы отгородился этими переменами. И это ей совсем не нравилось.

Узури охотно позволяла себя любить — но не испытывала тех ответных чувств, что можно было назвать любовью. Забота и понимание, ответственность и стремление помочь, внимание и терпение — она проявляла все это и многое другое, но не любила никогда. Все ее отношения протекали на ее условиях — зебра с готовностью делилась своими принципами, с одинаковой легкостью оставляя после себя как многих последователей, так и пополняя список разбитых ею сердец. Вот чего она действительно терпеть не могла, так это когда из её хватки кто-либо ускользал. Узури могла годами не видеться с тем или иным партнером или партнершей, тем самым позволяя огню их чувств превратиться в едва тлеющие угли — при этом зная, что мимолетная встреча стремительно раздует то пламя до размеров лесного пожара. Даже одно лишь знание об этом не только тешило ее самомнение, но и придавало сил, выступая своего рода отдушиной в важной и почетной, но столь тяжёлой и ответственной службе на благо ее народа.

И вот теперь Коппервинг хотел выскочить из ее сетей, и Узури была готова на многое, лишь бы этого не допустить. Один из самых дорогих для неё любовников, пегас был из числа тех немногих, с которыми её связывал не только секс. Он был её учеником, даже другом!.. И сам того не ведая, однажды едва не вынудил зебру поступиться своим основным принципом. То был ничтожно малый шаг, не способный всерьез заставить её чувствовать — но тогда это настолько напугало Узури, что она была только рада возможности прыгнуть под венец к Хопешу. Куда угодно — лишь бы подальше от того, кто сумел растопить крошечную часть ледяной брони её сердца. С тех пор прошло немало времени — зебра не только укрепилась в своих принципах, но и дождалась возможности проверить их на практике. Заодно, за счёт Ритуала, Узури не просто помогла Коппервингу, но и воспользовалась возможностью привязать пегаса к себе ещё крепче. Но… несмотря на все это, что-то пошло не так.

— Ну… Так что там с книгами? — прервала кобылка затянувшееся молчание. Слушая рассказ жеребца про саму библиотеку, её хранительницу Твайлайт и выписанный ею том из Секретных архивов, зебра принялась обдумывать свои дальнейшие действия.

Не дожидаясь расспросов, Коппервинг тем временем рассказывал все то, что ему было известно про лейтенанта Индиго, больше известную в Понивилле по имени — Найтлайт. По всему выходило, что большую часть информации о Ска’терри и их Ритуале сарозийка могла получить от ещё одной зебры — шаманки и травницы Зекоры, что жила неподалеку в Вечнодиком лесу. Эту часть Узури слушала особенно внимательно — по словам жеребца, та владела книгами, притом довольно старыми. Внеся в свой план несколько пометок, зебра сочла его вполне реализуемым — а главное, эффективным по всем пунктам

— Ну что, Крылан… Допиваем вино — и в библиотеку? — Кобылка обвела широким жестом опустевший стол. Вместо пышущих жаром горшочков и тарелок с восхитительными салатами теперь там стояли лишь стопки опустевшей посуды. — Тебя ведь ещё Скути ждёт на семейный ужин — кстати, что это вы такое празднуете, если не секрет?..

— Ее успехи в тренировках, если вкратце. — Зная, что Узури слабо разбирается в алимантии, жеребец предпочёл не загружать её подробностями. — Только я ещё раз напомню, что Твай вполне может делиться полученной от тебя информацией с Найтлайт… Ты уверена, что идти туда — хорошая идея?

— Обижаешь, милый!.. Когда это я действовала без плана и запасных к нему вариантов? — Узури одним лишь взглядом заставила официанта со всех ног бежать к их столику. Пока проходил расчёт, Коппервинг с удивлением узнал в нем того самого местного работника, что в беседе с ним однажды пытался имитировать пранцузский акцент. Именно в тот день он в первый раз обратил внимание на Скут... Глядя, как тот лебезит перед зеброй, пегас ехидно вспомнил свое тогдашнее предупреждение… и представил тот выговор, что официант получил от Узури, владеющей пранцузским в совершенстве.

На пути к библиотеке Золотого Дуба зебра рассказывала жеребцу обо всем, что с ней случилось после проведенного Ритуала. В ответ Коппервинг поведал ей, как он справился со своей потерей зрения. Пегас особо отметил помощь Птуша, а потом передал Узури его просьбу. Вопреки ожиданиям, та восприняла эту новость куда спокойнее, чем он ожидал — лишь ответила, что обдумает ситуацию чуть позже.

Библиотека встретила их морозными узорами на окнах, чисто выметенным крыльцом и снеговиком, стоящим возле входа. Внутри горел свет; судя по доносящимся голосам, хранитель вместе со своим помощником погрузились в очередной бесконечный спор, касающийся принципов каталогизации и расстановки какого-то раздела научной литературы.

Обстучав копыта о порог, Коппервинг дежурно постучался; не дожидаясь ответа, он открыл дверь и шагнул внутрь. Узури последовала за ним.

Библиотеку освещало целое море огней. Магические светильники соседствовали со светлячками в банках, рядом находились шары с зачарованным светящимся газом, местами виднелись керосиновые лампы, увенчанные стеклянными защитным экранами. Спайк, держащий увесистую книгу в одной лапе и метелочку от пыли во второй, стоял на лестнице под самым потолком. Оттуда он упрямо грозил той самой метелкой, сжимая её словно королевский скипетр, в сторону сидящей среди книжных стопок Твайлайт.

Визит пегаса и его спутницы прервал их спор на полуслове. Что-то бурча себе под нос, дракончик вернулся к протирке пыли; сама библиотекарь устала вздохнула, выдавила из себя улыбку и повернулась к гостям.

— Коппервинг! Что-то ты в последнее время зачастил. Я совсем не против, но если ты снова собираешься спрашивать про зебриканские книги, то могу сразу тебя разочаровать — новых поступлений не было и в ближайшее время не будет. — Твайлайт с любопытством посмотрела на единорожку. Понивилль был городок маленький, все друг друга знали, и чужаки всегда привлекали внимание. — И кстати, может представишь свою спутницу?..

— Синдер Сэнд, — отозвалась замаскированная зебра. — Хотя как мне кажется, Вам я известна под другим именем — и имя это Узури.

Услышав это имя, Твайлайт округлила глаза от изумления. Скосив глаза на помощника — слышал ли?, она облегченно выдохнула: мурлыкая какую-то песенку себе под нос, дракончик продолжал деловито смахивать пыль с верхних полок.

— Спайк, Спайк!.. На сегодня достаточно. Вот, сходи в Сахарный Уголок, купи себе чего-нибудь вкусного! — Ухватив телекинезом, Спаркл буквально стащила его с лестницы. Вручив ему горстку битов, Твай нахлобучила ему шапку по самый нос; затем она задом наперед надела на него куртку, а после практически вытолкнула недоумевающего дракончика за дверь.

— Ну а теперь… Мы можем в спокойной обстановке обсудить… насущные вопросы. — Взгляд единорожки уперся в зебру, которая с помощью физически невозможной для неё магии деловито развешивала свою одежду на вешалке. — Но для начала… Как Вы это делаете?!..

— Я расскажу, если вы оба пообещаете мне сохранить эту маленькую хитрость в тайне. — Дождавшись согласного кивка, Узури располагающе улыбнулась. Протянув копыта к рогу, зебра что-то там сдвинула — и показала пони искусственную подделку, что крепилась у неё на голове с помощью тонкой и едва заметной лески. — Всё это лишь ловкий фокус. Рядом со мной всегда находилась моя помощница — вот она как раз единорог, и отвечала за телекинез и взаимодействие с предметами. В самом роге датчик и зачарованный кристалл, чтоб светился для большей достоверности.

— Так в ресторане… это Агата и Зулун сидели за тем столиком?!.. — Коппервинг хлопнул себя крылом по лбу, и натянуто рассмеялся. — Во даёте… В жизни бы их не признал! А сейчас, я полагаю, они у одного из окон?

— Верно, — кивнула ему кобылка. — Если кому-то понадобится разыскать зебру, то ожидают маскировки разве что под земного пони. А вот видя перед собой единорога, да к тому же активно пользующегося телекинезом, никому и в голову не приходит его проверять.

— Браво, Узури, — уважительно склонила голову Твайлайт. — Я не хочу даже думать, что за ситуации могут требовать подобного перевоплощения… Но я дала свое слово, и я сохраню Ваш секрет. Однако же, — голос единорожки стал серьёзен и деловит, — Вы ведь посетили меня не ради демонстрации талантов в маскировке?..

Следующие полчаса кобылки обсуждали Ритуал. Узури ловко маневрировала между реальным описанием происходящего и придуманной пегасом версии «обряда», что она ранее услышала от Скуталу. Основная идея её рассказа крутилась вокруг того допущения, что в дошедшей до них по книгам информации о Ритуале содержится много необязательных действий, внешних атрибутов и прочих неприглядных подробностей. Не раскрывая истинных и страшных деталей того, как это выглядит на данный момент, зебра мастерски жонглировала фактами и домыслами о том, как оно будет проводится в будущем.

Твайлайт внимательно слушала её рассказ, то и дело занося в блокнот какие-то записи. Время от времени единорожка забрасывала зебру шквалом вопросов — было очевидно, что она по уши увлечена повествованием. С улыбкой на лице, Узури терпеливо удовлетворяла ее любопытство — не часто ей доводилось выступать перед столь заинтересованной публикой.. Постепенно поток вопросов замедлился, а потом и вовсе иссяк — Спаркл наконец-то успокоилась, и теперь пыталась уложить в голове полученную информацию..

— Остаётся вот ещё какой момент — а как вообще Ска’терри получали знания от Звёзд? Ну как делать то или иное, чтобы получить такой-то результат? — Едва не замороченный их потоком словесности, Коппервинг наконец решил задать интересующий его вопрос. — Как вообще можно выйти на связь с непонятной сущностью, обладающей огромной силой и существующей вне привычного нам пространства и времени?

— Отличный вопрос, — похвалила его Узури. — К сожалению, однозначного ответа у нас пока на него нет. Если верить легендам, Цесса Бессмертный, Цесса Вечный, Пророк Звёзд — и так далее, — получил свои тёмные знания от самих Звезд непосредственно. И лично я считаю, что это вполне может быть правдой. Посудите сами — до его проявления племя Ска’терри не обладало и малой долей тех сил и нечестивых тайн, что были замечены у них в будущем. Опытным путем, в таком объёме и за такой короткий срок подобного добиться было абсолютно невозможно. Поэтому… Либо он по невероятному стечению обстоятельств находит скрытое хранилище знаний из прежних эпох… Либо же Цесса писал все это… можно сказать, что под диктовку.

— Что в свою очередь приводит нас к другому вопросу — как же тогда были получены знания уже об этом Ритуале, новом и без необратимых последствий? — На лице Узури застыла столь знакомая пегасу нечитаемая улыбка, глаза полуприкрыты, сама её поза расслаблена. Было похоже, что зебра была только рада делиться подобными историями и мифами своего народа — в том виде, что сочла для этого подходящим.

— Вот Крылан не даст соврать… даже в новом Ритуале есть много сходств со старым. Уродливых деталей, неприглядных, страшных и отвратительных. Но принцип действия совсем иной! Как новые Ска’терри до него дошли? Разбитые, изгнанные, вымирающие… бессильные. Взывали ли они к Звездам, пытаясь разобрать намеки на их учение в зыбких туманах снов? Или же гадали всевозможными способами, раз за разом, выбирая между крупицей истины и слепым совпадением? Или же… шли опытным путем, методом проб и ошибок, из старого учения создавая новое?

— Но какой бы способ они не избрали, риски в этом блуждании на ощупь были неоправданно велики. Настолько, что успех в создании нового ритуала был бесконечно важнее, чем поиск в нем тех атавизмов, что остались от прежних времен. Они были готовы бездумно повторить что угодно, лишь бы в результате был достигнут нужный эффект, и… я даже не могу их осуждать. Но мы, современная, просвещенная, прогрессивная Зебрикания — имеем достаточно знаний и навыков, чтобы любой подобный Ритуал сделать из только лишь практичного еще и максимально эстетичным. Чтобы те знания, что достались нам от предков, могли служить нашему народу и стране — безопасно и эффективно, безошибочно и быстро.

— Это все конечно здорово… Но никак не объясняет, что же такое на самом деле эти Звезды? — Твайлайт явно была под впечатлением от рассказа Узури, но пытливый ум ученого не прекращал попыток докопаться до истины. — И зачем они вообще что-то делают для живущих в бесконечно далеком от них мире? Почему для результата требуется именно одно действие, а не другое? И… берут ли они что-то за свои услуги?..

— Ты задала хорошие вопросы, вот только ответов на них у меня нет. Но! — Тряхнув головой, зебра лекторским жестом подняла копыто. — Так получилось, что у меня есть копия одной старой книги, в которой была дана очень интересная гипотеза… и я могу тебе дать с ней ознакомиться — прямо здесь, в моем присутствии… Если ты, в свою очередь, позволишь мне заглянуть в тот фолиант, что ты получила из Запретных архивов.

— Но откуда ты… — начала было Твайлайт. Но одного взгляда на постное лицо Коппервинга было достаточно, чтобы узнать истинную причину. — Ладно! Будь по-твоему. У тебя полчаса.

Мельком глянув на часы, пегас решил задержаться в библиотеке ещё немного. По всему выходило, что добрую половину приготовлений к ужину Скуталу придется сделать без него… Однако возможность получить ответы того стоила. Случайно ли у зебры оказался этот фолиант, или же это была часть её очередного плана… однако второй такой возможности может просто не представиться.

Кобылки обменялись книгами. Коппервинг подошёл к Твайлайт, взглядом спрашивая разрешения читать с ней вместе. Та поморщилась, закатила глаза… но все-таки подвинулась так, чтобы ему тоже было видно.

От книги пахло типографской краской, обложка была украшена затейливым орнаментом, листы ее были изготовлены из белоснежной плотной бумаги. Но оставалась ещё одна проблема — написано-то было на древнем зебриканском языке!.. Не выдержав умоляющего взора Коппервинга, Твайлайт со вздохом сотворила заклинание и на него, позволив тем самым жеребцу тоже приступить к чтению.

Перевернув страницу, пегас пробежал глазами по аннотации. Выходило, что оригиналу книги было около полутора тысяч лет, ну надо же… Подгоняемый нетерпеливым покашливанием Твайлайт, он отпустил страницу, и они вместе принялись читать.

Этого. Не может. Быть. Да, это была лишь теория… Но какая!.. На данный момент абсолютно недоказуемая, но сколько фундаментальных вещей одним махом могли встать на свои места, окажись она правдивой!..

Автором был указан один из отступников-Ска'терри, Заби'ракх, посвятивший всю свою жизнь работе над этой книгой. Написанный его копытом фолиант был квинтэссенцией многих поколений исследователей, по крупицам собирающих знания о своих далёких божествах; объединённые титаническим трудом и гениальностью писателя, они являли собой возможно самую полную из когда-либо написанных книг, посвящённых изучению природы Звёзд.

Основной объем книги составляла общая масса использованной литературы, рассуждения и сравнения источников. По всему выходило, что значительная часть, собранной за многие века информации, почти диаметрально противоречила друг другу. Осторожно лавируя меж различий, Заби'ракх старательно выискивал малейшие фрагменты сходств, на основе которых выстраивал пространные теории и делал осторожные предположения. Заключительная часть занимала лишь около двух десятков страниц, и содержала в себе краткую выжимку всего тома, выводы и полученные тезисы.

Если верить автору, то Звезды являлись сущностями, чье безграничное могущество могло сравниться лишь с их бесконечной чуждостью для рассудков жалких смертных. Точное число таких созданий было неизвестно — но по предположению Заби'ракха, их было не меньше двух десятков. Каждая Звезда была уникальна, и отличалась от прочих в большей или меньшей степени — это было явное допущение, но на нем строилась другое предложение: разные Звезды могут ответить на различные Ритуалы, исходя из своих предпочтений или капризов. Это давало огромный простор для поисков доселе неизвестных условий для обрядов, и прямо подводило к следующей гипотезе: при всем их могуществе Звезды не нуждаются ни в чем, что могли бы предложить им смертные… Кроме, разве что, развлечений.

«С ума сойти. Весь Ритуал, весь тот кошмар и ужас, все испытанные нами проблемы — неужели это и вправду лишь театр, постановка на сцене, где за свои эмоции и чувства мы вымаливаем бесценные подачки у мающихся со скуки непостижимых нашим разумом божеств? Хорошо сыграем — зрители нас встретят овациями и цветами… то есть, дарами. Сфальшивим — не то что исцеления не видать, последнее здоровье отнимут!.. Дела, дела…»

Но окончательно потрясли их последние страницы. Продолжая свои попытки хоть немного изучить природу Звёзд, Заби'ракх выдвинул предположение, что аликорны Селестия и Луна — на самом деле есть Звезды, по каким-то причинам облекшиеся в плоть и выбравшие местом своего нового пребывания страну Эквестрию. Учитывая огромное расстояние, отделяющее его от страны пони и саму эпоху написания, автор проделал впечатляющую работу, изучив и сопоставив всю возможную информацию о правящих диархах Эквестрии.

«Они обладают почти безграничным могуществом, повелевают солнцем, луной и звездами. Фактически бессмертны и благословлены вечной молодостью. Время их «обретения» точно не известно, как и подлинная история их происхождения. Записей о тех днях не сохранилось, а те версии, что рассказывают они сами, проверить невозможно. Во всем мире нет существ и близких к ним по силам — даже старейшины драконов со временем дряхлеют и умирают, а сдвинуть хотя бы луну не под силу и всем драконам вместе взятым. Если они действительно являются одними из тех сущностей, что мы называем «Звездами», это бы многое объясняло. Нам же остается лишь бесконечно радоваться тому факту, что в наш мир явились Селестия и Луна — а не те монстры, с которыми связался Цесса… »

— Нет, это какой-то абсурд, я в это не верю! — На лице Твайлайт играли желваки, глаза были широко открыты, а из безупречно уложенной гривы выбилось несколько прядей. — Принцессы не имеют ничего общего с этими запредельными ужасами! Они живые, они… хорошие! Они…

— Ну-ну, тише, моя хорошая! — поспешила вмешаться Узури. — То, что написано в этой книге — всего лишь теория, гипотеза, попытка объяснить нечто такое, что умом так просто не объять. Кроме того, она была написана полтора тысячелетия назад — ну сама подумай, как далеко вперёд за это время шагнула мысль, наука, образование? Как исторический документ — вещь, безусловно, уникальная; описанные в ней идеи — смелы и радикальны. И возможно, если бы за эти пятнадцать столетий нашлись те, кто осмелился бы продолжить труд Заби'ракха, то сейчас мы бы знали о Звездах гораздо больше. А так… Приходится за неимением лучшего обращаться к такой вот замшелой древности.

— Это лишний раз говорит о том, что их избегают изучать не просто так! — закричала на зебру единорожка. — И эти твои Ска’терри — отличный тому пример!

— Или же кому-то просто не по нраву мысль о том, что последний крестьянин может обратиться за помощью к сущности извне, и при удаче, получить невероятные дары. — Узури покровительственно улыбнулась. Походило на то, что вид Твайлайт, балансирующей на грани нервного срыва, её откровенно забавлял. — Что до самих Ска’терри и тех сил, что они получали от Звёзд… Ты можешь зажечь огонь, чтобы разогнать ночную тьму или разогреть вчерашний ужин. А можешь этим же огнем спалить соседу дом. И что, в случившемся огонь ты станешь обвинять — иль то копыто, что держало факел?

— Узури! — до той поры молчавший, Коппервинг вышел вперёд и встал между зеброй и единорожкой. — Достаточно.

— Как скажешь, Крылан, — она мило улыбнулась и невинно захлопала ресницами. — Правду скажу, что не ожидала такой реакции. А последние слова про свечу и факел я искренне считаю верными.

Не дожидаясь ответа, зебра опустила книгу в седельную сумку; затем прошла в прихожую и принялась одеваться. Уже на пороге она обернулась к пони, и церемонно поклонилась.

— Спасибо за приятную беседу, Твайлайт Спаркл. Для меня было большой честью познакомиться с тобой. — Не обращая внимание на ответное невнятное бормотание, Узури пристально посмотрела в глаза пегаса. — С тобой же, Коппервинг… мы ещё обязательно увидимся.

Проводив зебру взглядом, жеребец подошел к единорожке. Та лежала на полу, свернувшись клубочком, и рассеянно поглаживала свой растрепавшийся хвост.

— Да брось, Твай! Ну не может же такого быть, чтобы одной этой книги было достаточно, чтобы вот так вот выбить тебя из колеи!

В ответ на его преувеличенно бодрые слова, кобылка подняла голову. И хоть она уже постепенно приходила в норму, левый глаз у нее все еще подергивался.

— Беда этой книги в том, что ни одну из описанных в ней теорий мы не можем проверить, — дрожащим голосом отозвалась Твайлайт. — И ладно Звезды!.. Но ведь Заби'ракх осмелился причислить к их числу и самих принцесс! Он был зеброй, ему не понять… Но для нас, для пони! Это просто чудовищное кощунство!

Коппервинг стоило немалых сил сдержаться и не высказать единорожке, что он про это думает. Несмотря ни на что, она была его другом — а в таких ситуациях друзей нужно поддерживать, а не бить лишний раз по больному.

— Ну если ты так переживаешь, так возьми и спроси у… Селестии напрямую. — Имя солнечной принцессы, некогда почитаемое и любимое, пегас выдавил из себя через силу. — Ты ж её личная ученица, носитель Элемента Магии и все такое! Или боишься, что и тебе не скажет правду?

— Наоборот. Боюсь услышать нечто такое, о чем могу потом пожалеть.

На следующий день, едва закончив с бумажной работой, Коппервинг поспешил на окраину Понивилля, готовить для Скуталу новые испытания. На сегодня была запланирована солнечная погода, поэтому он решил совместить приятное с полезным — патрульным было поручено не разбивать лишние облака, а перемещать поближе к земле, где он создавал из них облачную полосу препятствий. Горки и стенки, лабиринты и пружинящие платформы, барьеры и лесенки — и главное, огромный круг из небольших тучек, расположенных в паре метров над землей. Выстроенные в строгом порядке и на определенном расстоянии друг от друга, их невозможно было преодолеть без использовании алимантии для уменьшения собственного веса.

Поблагодарив коллег, Коппервинг распустил патрульных по домам, а сам принялся дожидаться свою подругу. Судя по часам на башне, осталось около четверти часа — как раз хватит для того, чтобы в который уже раз перепроверить полосу препятствий… а заодно прокрутить в голове вчерашние события.

Сам праздничный ужин прошел великолепно. Скуталу постаралась на славу, в одиночку приготовив два разных салата, и рис с тушеными овощами в качестве главного блюда. На сладкое были купленные днем пирожные — уж что-что, а такое Скут готовить еще не умела.

Остаток вечера пегасы посвятили обсуждению всего того, что разузнали от Узури. Звезды, их природа, возможности, мотивы… Ритуал с его историей и мрачным символизмом… За прошедший месяц они так устали от этих навязанных секретов, что сейчас хотели лишь одного — чтобы их уже оставили в покое. Даже страх о том, что Звезды могут потребовать с них какую-то плату за свою помощь, отошел на второй план. Что толку волноваться, если все равно ничего не можешь сделать?..

Однако, оставались другие насущные проблемы. Раз с книгами из библиотеки вышла неудача, то Узури будет в своем праве потребовать ответную услугу за проведенный ею Ритуал. Да и Птуша просто так не отпустит… Коппервинг припомнил, как загорелись глаза у зебры, когда он ей рассказывал о Зекоре — Узури наверняка захочет к ней сходить и сунуть нос в ее книги. Может быть, на этом его долг — или хотя бы часть — будет погашен?..

Проверяя на прочность и прыгучесть очередное облако, пегас услышал чье-то деликатное покашливание. Вздрогнув от неожиданности, он обернулся. Внизу на земле стоял Зулун — точнее, тот самый седой длиннобородый земнопони, которого он вчера видел в ресторане. Но даже переодетый, старик оставался зеброй — и был одет куда теплее, чем следовало бы в такую погоду. Несколько секунд жеребцы присматривались друг к другу — затем крепко стукнулись копытами.

— Давно не виделись… старый ты сухофрукт.

— И тебе привет, птенчик. Рад видеть, что ты снова зрячий

— А уж я-то как рад, — нервно хохотнул пегас. — Какими судьбами? Я так понимаю, твоей госпоже от меня что-то нужно?

— Догадливый, — хмыкнул старик. — Собирайся, пойдем в лес искать другую зебру.

В ответ на его слова Коппервинг поморщился. Он знал, что идти придется — и скорее рано, чем поздно; но он столько времени убил на эту полосу препятствий!..

— Дай мне полчаса, Зулун. Мне нужно встретить Скуталу, объяснить ей программу упражнений. Кроме того, придется попросить кого-то из пегасов, чтобы присмотрели за ней и подстраховали при необходимости.

— Госпожа так и сказала, что ты запросишь отсрочки, — улыбнулся в бороду старик. — Пусть будет по-твоему; через полчаса, на той памятной тебе поляне.

— Ага-ага, иди уже, — шутливо пихнул его копытом Коппервинг. — Ты своей бородой мне всех пегасов распугаешь. Кстати говоря, ты ее можешь обмотать вокруг тела три раза, или четыре?..

— Целых шесть, — вернул подначку зебра. — И еще останется, чтобы связать по всем конечностям таких вот умных-крылатых, вроде тебя. Ладно, до скорого. И смотри не опаздывай!

Глядя вслед уходящему Зулуну, Коппервинг пытался представить, как пройдет разговор с Зекорой. В другой ситуации он бы отказался показывать к ней дорогу — пусть Узури кого другого ищет! Но после всего того, что та наговорила им на утро после Ритуала… после всего того яда, что она налила в уши Твайлайт, Найтлайт — а то и кому-нибудь еще! — пегас был готов оказать ей ответную «любезность».

«В конце концов, Узури выполняет поручение от своего народа. Если я правильно понимаю логику мышления зебр, то Зекора должна быть только рада, что своими книгами послужит на благо Зебрикании. Если же нет… то тем самым лишь докажет, что зебра из нее никудышная. Но все равно немного жаль — даже не книг, а всего того, что нас прежде связывало, и что она предпочла забыть, увидев нас тем утром…»

Его размышления были прерваны веселыми и бойкими голосами. Обернувшись, Коппервинг увидел Скуталу — да не одну, а в компании Динки Ду и ее мамы, Дитзи. Эта встреча жеребца приятно удивила — кажется, необходимость искать пегаса для подстраховки отпала сама собой.

Увидев своего опекуна, рыжая пегаска бросилась ему на шею. Обнимая ее в ответ, жеребец смутился было присутствию посторонних… но с удивлением заметил, что те смотрят на них… одобрительно? От неожиданности, пегас поспешил разорвать объятия. Скут непонимающе посмотрела на него… но тут же отвлеклась, крутя головой во все стороны и рассматривая построенную им полосу препятствий.

«Ах да, они же видели нас той ночью!.. и сами вроде как составили пару на Танец Звездной Ночи…»

Следующие десять минут ушли на инструктаж. Объяснив Скуталу, что от нее требуется, пегас отправил ее на первый круг, а сам подошел к серой кобылке. Как он и надеялся, Дитзи была совсем не против приглядеть за Скути; пообещав отблагодарить ее маффинами, Коппервинг сообщил своей подруге, что должен на несколько часов отлучиться. В ответ та расстроенно побурчала — но смирилась, и поспешила вернуться к тренировкам. Взглянув напоследок, с каким восторгом Скуталу прыгает от облака к облаку, пытаясь планировать и старательно размахивая маленькими крылышками, жеребец нехотя отправился на место встречи.

Путь к дому Зекоры проходил в напряженном молчании. Привыкший к обычной разговорчивости Узури, Коппервинг чувствовал себя не в своей тарелке. Несколько раз он пытался завести разговор, но односложные ответы зебры ясно давали понять, что на беседу та пока не настроена.

Весь засыпанный снегом, зимний Вечнодикий лес выглядел совсем иначе, нежели в теплое время года. В первую очередь — за счет бесконечного множества следов, затейливой вязью пересекающихся на снежном полотне. Большая часть отпечатков принадлежала мелким животным; самые крупные из встретившихся принадлежали древесному волку. Не умеющий читать следы как тот же, Коппервинг судил о них лишь по размеру — чем больше отпечаток, тем крупнее и опаснее его владелец. На их счастье, Зекора жила не настолько глубоко в лесу, чтобы всерьез опасаться встречи с действительно опасными тварями — но случалось и такое, что те забредали и к самому Понивиллю.

К удивлению Коппервинга, они отправились в путь вдвоем, без Зулуна. На его недоумение, Узури ответила что-то невнятное, ясно показав, что дальше обсуждать эту тему не намерена. Было заметно, что зебра несколько нервничает — твари Вечнодикого были не из тех, кого можно было уговорить, обхитрить или иным образом обвести вокруг пальца.

Наконец среди деревьев показалась приметная хижина, принадлежащая Зекоре. Обрадованный, пегас было прибавил шагу — но был остановлен властным жестом зебры.

— Крылан, послушай меня внимательно, — проникновенным голосом проговорила Узури. — Как войдем — помалкивай, и позволь мне вести беседу. А тебе я предлагаю расслабиться… и попробовать получать удовольствие. Ну а пока… иди же, постучись.

Пожав плечами, пегас шагнул ко входу в хижину, и пару раз стукнул копытом об косяк. Изнутри донесся неразборчивый голос, и вскоре дверь отворилась. На пороге стояла Зекора. Закутанная в какую-то хитрую помесь пончо и длинного плаща, она приветливо улыбалась… но улыбка враз пропала с ее лица, едва зебра опознала своего гостя.

— Вedrieër, leuenaar, verraaier!⁽¹⁾ Явился, как я погляжу!

Ужель ни совести, ни чести…

Тут Зекора неожиданно осеклась на полуслове, уставившись куда-то за спину пегасу. Обернувшись, он увидел Узури — та не стала ходить вокруг да около, а просто вытащила откуда-то из-под одежды небольшую золотую пластину, и теперь с ехидной улыбкой на лице показывала ее Зекоре.

— Знаешь, что это… вот и хорошо. — Дождавшись медленного кивка шаманки, она продолжила. — Властью, данной мне народом зебр, и прочая, и прочая… даю тебе первый приказ — никаких стихов, пока я не скажу тебе обратного.

— По твоей воле, да будет так, — глухо отозвалась Зекора. — Для меня честь принимать в своем доме носителя пайцзы. Мой дом — твой дом; любой твой приказ, осененный пайцзой, да будет исполнен незамедлительно.

— Вот это другой разговор, — довольно усмехнулась Узури, и спрятала золотую пластинку. Стоило шаманке потерять пайцзу из виду, как по ее телу прошла нервная дрожь; покорность ушла из ее взгляда, сменившись обжигающей ненавистью. Впрочем, гостья на это никак не отреагировала — все с той же веселой улыбкой она прошла вглубь хижины, и без приглашения уселась за кухонным столом. — Крылан, присоединяйся. А ты, хозяйка, завари-ка нам чаю — нам есть что обсудить и о чем поговорить.

Видя, как Зекора беспрекословно поставила чайник на огонь, Коппервинг осознал, что окончательно запутался. Пройдя к столу, он вопросительно посмотрел на Узури.

— Пайцза — символ моей власти, — негромко пояснила она пегасу. — Знак доверия, признания заслуг и прочее, и прочее. Очень высокий знак — я могу отдавать приказы любому из моего рода. Конечно, в рамках разумного и необходимого; кроме того, всякая зебра может обратиться в суд старейшин, если сочтет, что носитель пайцзы перешел черту.

— И что будет, если судьи встанут на сторону обратившегося? Я так понимаю, что ничего хорошего? — негромко отозвался жеребец. Если бы минуту назад он не был свидетелем полной покорности со стороны Зекоры — то пожалуй, не поверил бы словам Узури. Однако одного лишь вида той пластинки хватило, чтобы шаманка безропотно начала разговаривать обычной речью!.. — Страшная сила, эта ваша… пайцза.

— Меч обоюдоострый, без преувеличения, — горячо закивала зебра. — Но мне по должности положено… а порой без нее и вовсе никуда.

Пока на очаге закипал чайник, Узури с любопытством осматривала хижину шаманки. Пучки с кореньями и травами, ритуальные деревянные маски, зелья, колбы и горшки придавали помещению колорит далекой Зебрикании; часть мебели была самодельной, остальная — явно произведенная местными ремесленниками. Наконец, она отыскала цель ее визита — полку с книгами. Прочитав надписи на корешках, зебра зажмурилась от удовольствия — по всему выходило, что их блуждание по сугробам Вечнодикого вот-вот окупится сторицей.

Чаепитие прошло в молчании. Наконец, Узури решительно поставила чашку на стол, и заговорила.

— Ты знаешь, зачем я здесь?

— Пришла обсудить ритуал Звездопоклонников, — равнодушно отозвалась Зекора. — Можешь начинать. Я не могу уйти или отказаться тебя выслушать, но не думай, что ты так просто изменишь мое мнение по этому вопросу.

— Какая же ты упертая, — вздохнула Узури. — А между прочим, с тобой за столом сидит живое подтверждение того, что Ритуал Ска’терри не обязательно необратимо калечит свою жертву!

— Мечтайте, будто способны обмануть Звезды. Ибо однажды…

— Да-да, злые Звезды да несчастные просители! Возмездие и хтонический ужас, ну что ж вы все такие одинаковые?.. — На лице Узури застыла презрительная гримаса. — С такими как ты, даже спорить не о чем — вам хоть кол на голове теши. Но к твоему счастью, я здесь не за этим. Книги, Зекора. Покажи мне все древние книги, что написаны выходцами из нашего народа.

Равнодушие шаманки сменилось волнением и неверием. Словно бы ища поддержки, Зекора кинула быстрый взгляд на Коппервинга… и прикусила губу, увидев равнодушие на его лице.

— Книги?.. Зачем тебе мои книги?.. — ее голос задрожал, в нем послышались просящие нотки. — Их написали мои предки, это обычные дневники, которые вели шаманы и старейшины!

— Вот ты сама и ответила на свой вопрос. — Узури разве что не мурлыкала от удовольствия. — Твой долг, как зебры и верной дщери Зебрикании, состоял в том, чтобы добровольно сдать эти книги в Большой архив. За это тебе положена не только денежная компенсация, но и копия каждой книги, отпечатанная в лучшей зебриканской типографии. Разве я не права?

— Я… не знала, я…

— Теперь знаешь, — отрезала Узури. — Книги, Зекора. Предъяви все свои книги. Если они не соответствуют требуемым условиям, никто их у тебя не заберет. Я даю тебе последний шанс сохранить лицо — иначе следующую просьбу я буду вынуждена подкрепить демонстрацией пайцзы.

— Коппервинг!.. — Зекора с мольбой посмотрела в лицо пегаса. Губы ее дрожали, из глаз медленно текли слезы. Ей было стыдно и унизительно просить помощи у того, кого она так подвела и кого не так давно так оскорбила… но сейчас Коппервинг был ее последней, отчаянной надеждой. — Ради всего того, что нас когда-то связывало!.. Прошу тебя, умоляю именем твоих Предков!.. Скажи ей, чтобы не забирала… не забирала…

— Прости, Зекора, — с трудом выдавил из себя жеребец. Несмотря ни на что, он с удивлением осознал, что ему искренне жаль свою старую подругу… но он не мог подвести Узури, не после всего того, что она для него сделала. К тому же… — «Историй нашей дружбы твоим копытом перевернут лист.»

Услышав от пегаса кусок своих же стихов, Зекора в отчаянии поникла. Затем, деревянной походкой, зебра начала обходить свою хижину, складывая на стол вытащенные из разных углов книги. Наконец, она достала последнюю. С лицом, почерневшим от горя, шаманка невидящим взглядом наблюдала, как Узури с жадным азартом копается в ее сокровищах. Из восьми книг были отложено шесть; оставшиеся две были относительно новыми, к тому же — отпечатанными в типографии, а не написанными копытописным почерком.

— Вот видишь? Не так все страшно. — Узури весело рассмеялась, продолжая заполнять какой-то бланк. — Сейчас оформим тебе все бумаги, получишь за них биты — а потом и копии, через полгода или год. Очередь на типографии большая, уж не обессудь!

На лице Зекоры можно было отчетливо прочесть, куда ее незваная гостья может себе засунуть эти биты, однако зебра не проронила ни слова.

— Зулун! — зычно крикнула Узури. Входная дверь в ту же секунду отворилась, и на пороге застыл старик-телохранитель. — Выпиши этой госпоже бумаги на денежное вознаграждение за шесть книг, с полуторным коэффициентом. Потом заберешь сами фолианты, за их сохранность несешь полную ответственность.

Глядя, как Зулун деловито заполняет бумаги, Коппервинг пытался понять, откуда же он тут вообще взялся. Шел вместе с ними, но где-то в отдалении? Пришел по их следам? Пегас даже не слышал, как тот зашел — ни скрипа двери, ни звука шагов; пегас его не видел и не слышал — сколько бы лет старик не прожил, на его навыках это никак не сказывалось. Однако главным же вопросом была целесообразность — что ему мешало просто идти вместе с ними, раз уж он все равно оказался здесь?..

— Ну что ж, пора нам и откланяться, — весело проговорила Узури, едва Зулун закончил с бумагами. Глядя на заплаканное лицо Зекоры, она улыбнулась травнице, жестоко и с чувством собственного превосходства. — Не переживай, твои книги отныне в надежных копытах. А сама ситуация да послужит тебе уроком — не следует даже пытаться переходить дорогу тем, о ком столь мало знаешь. И если бы не Коппервинг, участь твоя была бы горше во сто крат. Никогда не забывай об этом — также как и о том, что иначе мы однажды можем и вернуться. И тогда… verraaier… — Узури на мгновение показала краешек пайцзы — ты пожалеешь о своей несдержанности.

Пегас покинул дом шаманки последним. Закрывая за собой дверь, он на мгновение встретился взглядом с Зекорой… и столько боли, столько страдания и ненависти было в ее глазах, что Коппервинг невольно поежился. Уже потом, когда он отошёл на добрые полсотни шагов от хижины, до него донесся ее бессильный крик. Словно бы горюя об умершем жеребенке, Зекора выла от разлуки со своими книгами. Коппервинг остановился. Первой его мыслью было поспешить назад, попытаться успокоить и поддержать свою подругу — ведь она ей была и оставалась, несмотря ни на что, ни на какие ошибки и недопонимания!.. Но смешки, что донеслись от идущих впереди зебр, его остановили. Ведь он был там, видел, что происходило — но так ничего не сделал. Так чем он лучше их? И как его запоздалое раскаяние вернет Зекоре ее книги?..

Они шли в молчании. Когда до города оставалось уже совсем немного, Узури что-то сказала Зулуну на зебриканском. Явно удивленный, тот переспросил на том же языке… но одного гневного взгляда его госпожи хватило, чтобы старик поклонился, и спешно удалился в сторону Понивилля.

— Ну вот, — довольно мурлыкнула Узури, подходя к Коппервингу и заключая его в объятия. — Теперь остались только мы с тобой. Эти книги… ты не представляешь, как много они значат для меня, для всей моей родины!.. Сегодня ты оказал Зебрикании великую услугу, Крылан, и заслужил нашу благодарность.

— Рад, что они значат для тебя не меньше, чем для Зекоры, — мрачно ответил жеребец. После всего случившегося, ему было тяжело смотреть в лицо своей бывшей возлюбленной. — Вот только скажи, зачем стоило себя вести с ней… вот так? Зачем эта пайцза, все это унижение? Неужели ты не могла сперва просто у нее о них спросить — и лишь потом требовать, если бы Зекора вдруг заартачилась?

— Затем, — отрезала Узури. Голос ее стал холодным и злым. — Несдержанность твоей подруги едва не принесла больших проблем — и заметь, не одной лишь мне и моей свите, но и тебе со Скуталу. Уж как вам — не знаю, но лично мне было неприятно лишний раз цапаться с гвардейцами. И именно поэтому я поступила так, как поступила. А что б ты знал, сама Зекора еще легко отделалась — стоило мне лишь захотеть, и ее ждали бы гораздо большие неприятности.

— Что ты имеешь в виду? — удивился Коппервинг. — Да, она подняла переполох; но лишь потому, что искренне верила в зловредность Ритуала Ска’Терри!

— Представь себе, я это тоже понимаю, — хмыкнула Узури. — И хоть она и мыслила узко и зашорено, винить ее за это не могу. Вот только… я попросила Агату навести справки о твоей подруге. А точнее — о том времени, когда она появилась в ваших краях.

— Видишь ли, Крылан, — продолжала она, — мы стали собирать древние книги не так давно. Но когда тот закон был принят, о нем говорили везде и всюду — и не услышать о нем не было никакой возможности. Однако же, Зекора перебралась в Эквестрию после принятия того закона… С ее навыками травника, она могла бы поселиться в любом крупном городе, хоть в том же Кантерлоте, и жить там припеваючи… но тем не менее, она решила жить в самой глуши, в Вечнодиком лесу. Там, куда в обычной ситуации бы точно не добрались сборщики книг, вроде меня… смекаешь, к чему я?

— Она… выбрала это место, только чтобы сохранить их? — округлил глаза Коппервинг. Ему и раньше было непонятно, чего это Зекора поселилась именно в их краях, но такая причина… — Да что же в них такого важного?!

— Кто знает… — задумчиво протянула Узури, словно бы невзначай поглаживая пегаса копытом по спине. — Всякая древняя книга может быть не только кладезем информации, но и ключом к тайнам, что скрыты в прочих томах и фолиантах. Именно поэтому мы и решили собрать их все… дряхлые, рассыпающиеся от старости, с пятнами на страницах и рисунками на полях… написанные о важном и выглядящие так, словно бы на них расписывали перья… Всякая рукопись важна — просто ценность одной видна сразу, а у второй проявится лишь после долгих проверок и сравнений. Вот почему мы собираем все наши книги… и вот почему за укрытие, осознанное и старательное, мы были вынуждены объявить суровое наказание.

— Из уважения к тебе, я решила закрыть на это глаза. И поверь, Зекора не могла этого не понимать. Так что… как бы то ни было, она теперь у тебя в долгу — распорядись этим с пользой! — Усмехнувшись, Узури вытянула шею, чтобы поцеловать пегаса… но тот в последний момент повернул голову, и ее губы коснулись лишь его щеки. На мгновение зебра опешила… а затем на ее губах вновь появилась хищная улыбка.

— Кстати, о долгах… — вкрадчивым голосом начала она. — Я обдумала твою просьбу на счет Птуша, и… после сегодняшнего успеха с книгами, считаю правильным ее удовлетворить. Раз тебе так нужна эта птица — забирай, заслужил. Бухури, конечно, питомец редкий и статусный… но шесть томов за один вечер для меня куда ценнее.

— Ты… отпускаешь его? Вот так вот просто? — не поверил ушам Коппервинг. Он был уверен, что зебра начнет торговаться, ставить условия и хитрить — однако же, та вроде как была готова расстаться с Птушем с неожиданной легкостью. — Ну… тогда, огромное тебе спасибо, как от его имени, так и от меня лично!

— Ой, да будет тебе! — наигранно махнула та копытом. — Однако… у меня есть отличное предложение, как бы нам закончить этот вечер. — Обхватив пегаса передними ногами, Узури одарила его страстным взглядом. — Я не просто так отпустила Зулуна… вместе с Агатой, они останутся сегодня в Понивилле. А это значит, что в нашем лагере сегодня буду я одна… с тобой. Я хочу тебя, мой милый Крылан… Будь со мной в эту ночь!..

— Узури, я… Прости, но я не могу. — Покраснев от смущения, Коппервинг не знал, куда себя и деть. Еще каких-то пару недель назад он бы всеми ногами ухватился за такое приглашение, но теперь…

— Что за глупости ты говоришь? — в глазах зебры промелькнула тень. Она начала понимать, что что-то пошло не так… но продолжала делать хорошую мину при плохой игре. — Если случилось так, что сегодня ты уже был с другой кобылкой — то у меня есть пара зелий, что вернут тебе силы. Мы давно не были вместе, а завтра мне снова отправляться в путь… и я не знаю, когда получится сюда приехать снова. Так пусть же этот вечер будет нашим, и подарит нам бесценные воспоминания, что помогут продержаться до следующей встречи!

— Я не могу! — почти крикнул ей в лицо Коппервинг. Глядя в ее глаза — золотые, глубокие, теплые — он через силу выдавил: — Я… у меня есть… Я полюбил другую.

На поляне воцарилась тишина. Узури, окаменев от удивления, не мигая смотрела на пегаса. Спустя какое-то время, зебра разорвала объятия, а на ее лице появилась слабая улыбка.

— Вот так вот… — насмешливо протянула она. — Неужели Скуталу набралась смелости и призналась в своих чувствах?

Теперь уже жеребец застыл от изумления. Его выражение лица, его шокированный взгляд — все это лишь убедило кобылку в ее правоте.

— Но… как?!.. — наконец, через силу выдавил он.

— Ну я тебя умоляю, — рассмеялась его реакции Узури. — Перед Ритуалом у тебя не было никаких причин для сдержанности — но теперь они внезапно появились. Ты пошел ради Скут на весь тот риск, что подтверждало твои чувства… а твое вернувшееся зрение лучше всего говорит о ее! Вас уже многое связывало, но это... Кто был с тобой рядом, пока ты жил во тьме? Кто о тебе заботился, кто поддерживал, кто не давал сойти с ума? Она, Скуталу. Больше некому — других пони ты не подпустил бы просто из гордости. Предки, да ты с ней даже вышел на танец, не постеснявшись своих ослепших глаз! Все это было бы идеальным описанием вашей дружбы, заботы и всего прочего… но твой недавний отказ, вкупе с озвученной причиной, позволяет увидеть истинное положение дел!

Пегас потрясенно молчал. Своей короткой речью, Узури лишний раз напомнила ему, что она была способна видеть его насквозь. У нее ушли считанные минуты, чтобы разобраться в истинной сути их отношений, удивительно метко назвав предпосылки и сделав правильные выводы. Эта проницательность, живость ума, способность бить словами в цель — все это пегаса всегда в ней восхищало… но многие другие черты характера Узури теперь вызывали в нем отторжение.

— Ты как всегда, попала в точку, — грустно улыбнулся ей жеребец. — Но даже теперь… как бы то ни было, ты всегда останешься моим другом… и которому я всегда буду благодарен, за все что ты сделала — и чему меня научила.

— Благодарен, говоришь… — глаза Узури опасно сузились. Подойдя вплотную к пегасу, она обхватила копытами его голову, встретившись с ним взглядом. — Коппервинг, ты мне нужен! Сегодня, сейчас! Мне нужна твоя близость, твоя ласка, твоя любовь! Пусть даже в последний раз!.. Неужели ты откажешь? Ты никогда не ограничивал себя одной кобылкой, Скуталу даже не узнает, она…

— Узури… нет. — Улыбка ушла с лица жеребца. Он осторожно, но твердо освободился от объятий зебры. — Это не то, на что я готов согласиться. И дело даже не в том, узнает Скутс или нет — но я-то буду знать, что ее предал! Что изменил ей, опозорил ее чувства. Я на такое не пойду.

— Вот как? — прошипела на это зебра. В ее глазах смешались злоба и желание, ненависть и страх, нетерпение и похоть. — Ты вроде бы сказал, что всегда мне будешь благодарен? За Ритуал, я так понимаю? Что провела я с риском и в тайне, вылечив ту рану, за которую не взялись бы и все врачи мира?

— Твоя правда, — нехотя признал Коппервинг. Ему совсем не нравилось, в какую сторону уходил этот разговор… но он не мог отрицать, что тем своим поступком зебра оставила его в должниках.

— Так вот… раз долг свой признаешь ты, и от оного не отказываешься — даю я тебе возможность от него отделаться, расплатившись со мной сполна. — Узури с усилием взяла себя в копыта, и теперь на ее лице застыло привычное нечитаемое выражение. — Сделай по моей просьбе! Будь со мною в эту ночь! Подари же мне, в последний раз, свои ласки и чувства! Как когда-то! Со всей силой и страстью, зная, что мы расстаемся поутру! Как я тебя когда-то научила, как делал ты для многих из своих кобыл!

— Прости… но даже для уплаты своего долга, я на такое не пойду. — Спокойный взор карих глаз пегаса встретился с пылающим яростью взглядом зебры. — Я отплачу тебе за твою доброту… но не ценою моей чести.

— Ты сказал, а я услышала, — медленно протянула Узури, делая несколько шагов назад. — Однажды долг отдашь с лихвой… не ценою твоей чести, конечно же.

Не говоря больше ни слова, зебра отвернулась, и пошла в сторону своего лагеря. Не зная что и думать о произошедшем, Коппервинг еще долго смотрел ей вслед. Тот разговор, что случился между ними, перевернул с ног на голову его мысли о своей теперь уже явно бывшей подруге, показав ее с совершенно неожиданной стороны. Ее просьба… нет, требование секса! К чему оно вдруг было? Было ли это для нее действительно настолько важно, что она была готова приравнять ее по ценности к Ритуалу? Или же она заранее знала, что тот откажет — но таким сравнением хотела лишь оставить его в должниках?..

Почесав затылок, Коппервинг решил не мучить себя раздумьями и дальше. Вместо этого, взмахнув крыльями, он взмыл в воздух и полетел в сторону города. Ведь дома его ждала та, которую он действительно любил.

(1) Вedrieër, leuenaar, verraaier – обманщик, лжец, предатель (пер. с африкаанс)

Потерявшийся герой

Новый житель маленького города

Основы

Моя соседка — вампир!

О печенье и единорогах

Путь далёк у нас с тобою...

Чтение с удовольствием

Чудовище, которое мы сотворили

Дракон и Мисти

Аустраеох

Одной крови

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11