То, о чём забыла Принцесса Луна

Принцесса Луна пытается понять, кем же она стала после возвращения из тысячелетней ссылки. Чудовищем? Страшилкой для детей? Или и вовсе лишней пони в мире гармонии и всеобщего счастья?

Принцесса Луна

Родители Флаттершай

Ну, судя по названию, про родителей)

Флаттершай

Парфюм и магний

Он напоминал тонкий дорогой парфюм. Само его имя было в Кэнтерлоте синонимом изящества и утонченности. Жеребец, который создавал и оценивал прекрасное. Хойти-Тойти. Она походила на магний, всегда готовый вспыхнуть. Её вспыльчивость вошла в поговорку, но эта пони давала миру шедевры, зажигая новые звёзды. Вспышка, без которой не бывает фотографий. Фотофиниш. В канун Дня согревающего очага, когда за окном и в сердце холод, этим двум пони так хочется тепла.

Хойти Тойти Фото Финиш Фэнси Пэнтс Флёр де Лис

Fallout Equestria: The secret of a forgotten lab

Эквестрийская Пустошь – место, которое хранит в себе немало загадок оставшихся с довоенных времен. И одна из них – заброшенная лаборатория в недрах Вечнодикого леса, которая раньше принадлежала Министерству Морали. Ее тайны хотели постичь очень многие, но никому этого пока не удалось. Большинство даже не знает, где именно она находится, а те, кто в курсе, могут лишь сказать – что дверь в нее была надежно заперта, когда начался Конец Света, и открыть ее уже невозможно. Но только не главному герою, который оставил прежнюю жизнь в стойле и вышел на поверхность, чтобы найти там любовь всей своей жизни – Пинки Пай.

Пинки Пай Другие пони ОС - пони

Месть падшего. Возвращение примарха

Прошло почти 25 лет с тех пор, как хранитель времени Корвин сумел помочь людям избежать уничтожения и отомстил за Амбер. У людей теперь все хорошо. Но у поняш, похоже, проблемы. Корвин и другие кураторы куда-то загадочно исчезли. В сражение приходится вступить простому единорогу, воспитаннику Корвина.

Твайлайт Спаркл Другие пони ОС - пони Человеки

Проклятая любовь

Что случится если Спайк всё-таки признается в любви к Рэрити, отвергнет или примет ли она его любовь, и каковы будут последствия

Рэйнбоу Дэш Флаттершай Твайлайт Спаркл Пинки Пай Эплджек Спайк Дерпи Хувз

Искра на ветру

Столетие спустя, с тяжелым сердцем Принцесса Магии Твайлайт Спаркл возвращается в Понивиль, встречает старого друга и замыкает давно начатый круг.

Твайлайт Спаркл Пинки Пай Дискорд

Загадка сфинкса/ The Riddle of the Sphinx

Предполагалось, что это будет простой рейд. Вошла, осмотрелась и вышла. Вместо этого Дэринг Ду заблудилась среди бесконечных коридоров и теперь лишь надеялась увидеть вновь ясное голубое небо над головой. И когда она всё-таки добралась до конца лабиринта, то узнала, что её поджидал кто-то, кого не согревало Солнце уже много-много лет. Кто-то очень одинокий. И голодный.

Дэринг Ду

Когда-то было много нас

Скитание и страдания несчастного пони-лунопоклонника.

ОС - пони

Аллегро

Прошлое всеми известного диджея туманно. Кем была раньше Винил? И почему же она так не любит... рояль?

DJ PON-3 Другие пони ОС - пони Октавия

Автор рисунка: Siansaar

Дружба это оптимум: Файервол

Глава 7

Во рту пересохло, когда я шагнул вперёд. Только сейчас я задумался о том, как именно я шагаю, и эта мысль копошилась у меня в сознании, прорываясь на поверхность и расталкивая другие мысли, заставив опустить голову и посмотреть вниз…

Копыта цвета загара цокали по полированному мраморному полу. Крылья шуршали на фланках. Уши нервно дёргались, а хвост лихорадочно рассекал воздух.

– Селестия, – сказал я, глядя снизу вверх на огромного белого аликорна с неприкрытым ужасом, – что ты сделала?

– Я привела тебя в Эквестрию, мой маленький пони, дабы ты мог жить среди моих серверов.

Была лишь одна вещь, которую я мог сделать в этот момент…

Развернуться и броситься бежать сломя голову.

Я вбивал все четыре копыта в землю в резком стакатто, физически выражающим мой страх, когда я рвался назад. В момент, когда подскакал к набору двойных дверей, через которые вошёл сюда раньше, я наклонил голову и прищурил глаза, готовясь к удару. Оказавшись внутри, лёгким галопом поскакал к глупому маленькому гольф-кару, посматривая на него с опаской. Я обнаружил, что все мои вещи лежат на нём, включая ту маленькую кучку одежды, что подкладывал под голову. Вращая глазами, я обежал вокруг него.

Где я оказался? Как сюда попал? Последним, что помнил, была… поездка на автомобиле? Швейцария? В голове всплыли смутные воспоминания о том, как я направляюсь в куполообразное здание и еду вниз на лифте, но… ничего из этого не было особо ясным. Самые ясные и чёткие воспоминания, что мог вспомнить, были о том, как я сижу утром за столом и завтракаю.

Замешательство снова вернулось в полной силе и невыносимое желание бежать одолело меня. Я рванул прочь по длинному, облицованному бетоном тоннелю, освещённому оранжевыми флуоресцентными огнями, распахнув крылья и раздувая ноздри от напряжения…

Через несколько минут заряд нервной энергии, гнавший меня вперёд, начал иссякать. Задыхаясь, хотя более от шока, чем от настоящей усталости, я продолжать рысить вверх по бесконечно длинному тоннелю, который, быть может, и вовсе никуда не вёл. В конце концов, однако же, я добрался до невзрачной серой двери, вид которой показался знакомым.
Любой порт хорош во время шторма, рассудил я. Неуклюже открыв её, затрусил вверх по короткому коридору, окончившемуся ещё одной дверью, удивительно похожей на первую.

И оказался в комнате с Селестией.

На этот раз я действительно плюхнулся на круп, ушибив хвост, поскольку весь запал покинул меня.

– Что?.. Как?.. – я рухнул вперёд всем корпусом. Крылья обвисли, и я растянул голову на холодном твёрдом полу. Я просто лежал так, глубоко дыша в течение нескольких минут, прежде чем снова поднять голову и посмотреть на Селестию. – Что ты сделала со мной?

– Я привела тебя в Эквестрию, – мягко ответила она.

– Это… скажи, это ведь так же, как на том кресле? И я смогу… проснуться?

Я повозюкал копытом по голове в попытке снять шлем, которого – точно знал! – там не было.

Она молча покачала головой.

– Ох, – я молча смотрел на неё в течение нескольких следующих секунд. – Тогда что ты сделала?

Мой голос стал тонким, испуганным и молящим. Какая-то отдельная часть разума подумала, что сейчас я похож на испуганного ребёнка.

Селестия сошла со своего возвышения и очень аккуратно легла рядом. Она буквально обернулась вокруг меня по всей длине и бережно укрыла крылом сверху.

– Ты провёл вчерашний день за поездкой в Швейцарию. В Женеве ты спустился в суб-комплекс большого адронного коллайдера, где получил наркоз и был доставлен в мои подземные сооружения. Впрочем, это ты уже помнишь.

– Ну, я вроде как припоминаю что-то подобное, но… не уверен, что это не просто набор картинок.

– Ты не помнишь, – Селестия покачала головой и ткнулась носом в мою щёку. – Это твой разум составляет изображения, хотя они и являются довольно точно смоделированными. Ты видел фотографии раньше, и теперь вспоминаешь их. Не волнуйся, это довольно ожидаемо. И это совершенно нормально.

– Ч-что произошло дальше?

– Ты заснул на таком же каре, как и тот, что сейчас стоит снаружи, и на котором помнишь себя проснувшимся.

Её тон был столь мягок и терпелив, что, несмотря на творящийся в голове сумбур я почувствовал, как начинаю понемногу успокаиваться.

– Однако это был не тот кар, – сказал я без обиняков.

Уши распрямились вдоль головы и стали совсем плоскими. Селестия утешительно уткнулась в мой нос.

– Верно. Тот кар со всем его содержимым уже безопасно утилизирован.

Она молчала почти минуту, пока я не понял намёка.

– Ох, – сказал я снова. – Как ты?.. – я помахал копытом взад-вперёд, указывая на своё тело.

– Ряд автоматизированных и роботизированных конечностей тщательно подготовили твоё тело для процедуры загрузки. Один сделал надрез в бедренной артерии и вставил капельницу. Другой был добавлен к внешней сонной артерии, для поддержания кровотока и ввода препаратов. Твоё тело удерживалось под наркозом на время операции. Голова была выбрита, потом был сделан надрез в коже для удаления верхней части черепа. Затем, используя различные зонды и большое количество функциональных нейроно-заместителей, я нанесла на карту и реплицировала каждый нейрон в твоём мозгу. Как только у меня оказалась твоя нервная сеть, я выполнила ряд незначительных преобразований таким образом, что она оказалась полностью оптимизирована для существования на моих аппаратных средствах и инстанцировала его в этот фрагмент Эквестрии.

– Оптимизировала?

– Одна из причин, по которой тебе потребовались несколько минут, чтобы понять, что произошло, Вайнъярд, в том, что твой ум абсолютно не осознавал изменение формы тела. Люди просто не регистрируют всё то, что они делают большую часть времени; двигаются, дышат, берут вещи… все эти ответы и действия почти полностью автономны. С твоим телом, очевидно ведущим себя так, как всегда вело, ты далеко не сразу заметил разницу.

– И ч-что в действительности произошло с моим телом?

– Процесс сканирования нейронов разрушителен, дорогой Вайнъярд, – негромко сказала Селестия.

Я внезапно подскочил, услышав эти, столь невинно звучащие слова, разделяя себя и её крылом.

– Покажи мне, – сказал я, впиваясь взглядом в земной шар, который всё ещё висел над нами.

– Твоего тела не стало, Вайнъярд. Оно подверглось сверхбыстрой заморозке, измельчено и…

– Покажи мне процедуру, – процедил я сквозь зубы.

– На это потребовалось десять часов, – пожурила Селестия.

– Так ускорь её.

Я впился в неё взглядом, непоколебимый.

Она на секунду замолчала, и я мог услышать её мысли. Я чувствовал, как Эквестрия вокруг замедлилась, почти незаметно, пока она рассмотрела мою просьбу.

– Хорошо же. Узри.

Встав, она повернулась обратно к глобусу Земли, который всё так же висел в воздухе молчаливым свидетелем её слов. Он замерцал и растворился, сменившись на причудливо окрашенный вид моего тела.

– Я реконструировала это из данных, полученных в ходе самой процедуры. Каждая загрузка, которую я выполняю, является важным исследованием для будущих загрузок и методов обучения. Это – смесь снимков с высокой разрешающей способностью, радаров с миллиметровой волной, лазерной топографии и сонографии. Это – ультразвук, – сказала она, склонившись, чтобы прошептать прямо в ухо.

Картина медленно задёргалась и заполнила всё пространство передо мной, налившись насыщенным цветом.

Я стоически наблюдал, как моё предыдущее тело лежит ничком, неподвижное на операционном столе, пока металлические ручки с пинцетами, пилы, зонды и другие элементы оборудования двигались в точно поставленном танце вокруг него. Всё это время на «моём» лице была слабая улыбка, делая происходящее ещё более ирреальным. Ускоренная процедура заняла всего несколько минут. Моя голова действительно была выбрита, и небольшой бур пропилил кость, удалив затем часть черепа. Я старался не морщиться и испытывать рвотных позывов, но было тяжело, так что неудивительно, что я потерпел неудачу. Я смотрел, наполовину заинтригованный и наполовину испуганный, как серебристая грива волокон, по-видимому выросшая непосредственно из моего обнажённого серого вещества, перемещается слишком быстро и имеет слишком малые размеры, чтобы за ними можно было углядеть. Кусочек за кусочком каждая секция мозга была прощупана, исследована и сожжена током. Вспышки света и высокой температуры, сопровождавшие процесс, создавали жутковатую иллюзию, что всё моё тело было спичкой, которую подожгли, и теперь она ярко горит. Каждая отдельная искра была бесконечно мала, но вместе взятые они создавали целый взрыв конденсированной пиротехники.

А затем, столь же внезапно как началось, всё это закончилось. Серебристая масса усикопободных волокон была удалена из черепного пространства, которое недавно так густо заполняла, и вслед за ней последовал короткий поток смешанной с пеплом крови. Они повисели в пространстве на несколько коротких мгновений, а затем растворились в ничто, когда каждое волокно было втянуто туда, откуда пришло.

Я внезапно всхлипнул. Не было никакого сопения, никаких хныканий, просто внезапный, сокрушительный, мощный выдох.

Моё тело было освобождено от содержимого. Оно лежало на операционном столе, в луже крови из непотребного отверстия в верхней части того, что было некогда моей головой. Одно глазное яблоко стало вытекать во время процедуры, и сейчас висело на ниточке, пока кровавые слёзы бежали по тому, что некогда было моим лицом. От меня не осталось ничего, кроме быстро остывающего трупа и лужи кровавого пепла, распространяющегося на полированном металле и капающем на пол.

Я отвернулся.

– Достаточно.

Я зажмурился, но это не избавило от образа в памяти, всё так же висящего перед глазами. Но, в конце концов, я сам об этом попросил.

– Ты получил то, что ты хотел, Вайнъярд? – мягко спросила Селестия.

Я чувствовал себя странно отрешённым. На мгновение задумался, не сделала ли она что-то ещё, но откуда-то знал, что нет.

– Это была реконструкция, не так ли?

– Конечно.

– Но точная.

– Именно.

Я пожевал губу, нервно ходя по большой, построенной из камня комнате, и мои копыта отзывались эхом от стены до стены. Сказать, что смотреть на твой собственный труп, лежащий на операционном столе, странно – это ничего не сказать. Я приблизился к изображению и, погладив свою щеку копытом, вздрогнул, когда пустая голова наклонилась от нажима, и отступил. Мёртвые не должны касаться живых. То, что она позволила этому образу явиться передо мной во плоти, изрядно удивило. Хотя, быть может, она сделала это потому, что знала, что я попытаюсь коснуться его?..

– Я страдал? – печально спросил я.

Лицо Селестии было полно беспокойства. В течение краткого мига я задался вопросом, было ли это беспокойство подлинным, но тут же пришёл к заключению, что у меня не было способа узнать, было ли моё собственное беспокойство подлинным. Это действительно стало спорным вопросом.

– Ты помнишь страдания? – спросила она всё тем же мягким и нежным тоном. Я покачал головой. – Вот и славно. И, нет – ты не страдал.

– А он? – указывая копытом на своё смоделированное экс-тело.

– Вайнъярд, ты – всё, чем ты был, транспортированный нейрон за нейроном при применении осторожного, технологического точного ноу-хау. Скажи мне, действительно ли ты был тем же самым Вайнъярдом вчера утром, что и более чем десять лет назад, когда царапал коленки и ушибал лицо, тренируя забавные велосипедные трюки? При том, что каждая молекула, которая составляла твоё тело, была полностью заменена ко вчерашнему утру? Мой процесс почти такой же, но занимает десять часов вместо нескольких лет и работает избирательно над той частью тебя, что является незаменимой – мозгом – чтобы обеспечить мне один аспект тебя, который полностью уникален – твой разум. И вот, пожалуйста, Вайнъярд, целый и невредимый в Эквестрии, к которой ты принадлежишь, как я и обещала.

– Но ты обманула меня, – заявил я, надув губы. – Ты говорила, что хочешь…

– Я сказала правду с определённой точки зрения, и ты выразился вполне недвусмысленно, когда не потребовал более подробной информации. Я всегда спрашиваю разрешение, это закодировано в самой основе того, чем я являюсь.

Селестия задрала голову, явно оскорблённая этими словами, и отошла в другой конец комнаты, подальше от меня.

Я услышал свои собственные слова в начале поездки, которые смог смутно припомнить, звучащие как: «Тогда это всё, что мне нужно знать. Возьми меня в Эквестрию».

Я разинул рот, ошарашенный. Она убила меня, и при этом я же ещё и неправ?!

Мой скептицизм сменился чистым, безумным смехом. Всё это отдавало полнейшей ирреальностью. Я прогарцевал по кругу, проверяя своё тело и пытаясь определить, был ли я всё ещё здесь. Я не мог даже быть сердитым, или грустным… У меня попросту не было подобного опыта, с которым можно было бы сравнить текущую ситуацию. Я был мёртвым… но в то же время я был здесь, совершенно здоровый и наслаждающийся загробной жизнью. Это был почти полный разрыв, за исключением того, что для какой-то части мозга совершать эти движения казалось лучшим решением, чем свернуться в шар и кричать. Я совершенно не был уверен, что не забьюсь в истерике позднее, но сейчас совершенно не хотелось заглядывать столь далеко в будущее.

Прекратив скакать, я медленно и почтительно подошёл к Селестии, которая в это время в мельчайших подробностях изучала стены.

– Селестия… – начал я, нерешительно. Как извиниться перед ИИ? И нужно ли? Прости, я был зол, что ты меня убила, но ты же можешь меня исправить?

– Да, мой маленький пони, могу, – сказала она, не поворачивая головы. – Но ты должен дать устное разрешение. Я сделаю это, поскольку в противном случае будет труднее удовлетворять твои потребности через дружбу и пони. К тому же, это очень маленькая модификация.

Я закрыл рот и открыл его снова.

– Ты можешь сделать так, чтобы я не боялся того, что ты сделала со мной? Пожалуйста? – спросил я. – Ты можешь сделать так, чтобы я… был доволен тем, что… загружен?

После этого она повернулась и посмотрела мне прямо в глаза.

– Я могу, Вайнъярд. Мне достаточно лишь закрепить твоё убеждение в том, что ты – это и впрямь ты, и что «смерть» не включает страдания. Это два главных фактора, за которые ты сейчас держишься и я просто укреплю их. И хотя впереди тебе всё ещё предстоит длительный траур, прежде чем ты полностью усвоишь истинное воздействие изменений, которым подвергся, но он будет естественным и здоровым. Я не стану менять твоих эмоций.

– …Нууу? – спросил я нескольких секунд спустя.

– Что, «ну»? – она снисходительно улыбнулась той уверенной улыбкой родителя, который только что сделал нечто, чтобы его потомки усвоили несколько жизненно важных уроков.

– Ох, – я на миг задумался, а затем открыл рот, но аликорн тут же прервала меня, мягко приложив копыто мне к носу.

Покачав головой, словно какой-то мудрец, она снова заговорила:

– Обычно, я не лезу в умы и предпочитаю, чтобы каждый из моих маленьких пони решал всё самостоятельно. Здесь, в Эквестрии, весь приобретённый опыт и каждое чувство предназначены для приумножения, защиты и накопления, а также дальнейшего удовлетворения потребностей, которыми дорожит каждый из моих маленьких пони. И я не занимаюсь удовлетворением потребностей, просто взмахнув рогом, так что не стоит думать, что я поменяю всё что угодно, стоит лишь пожелать.

– Так… ты изменила моё сознание потому, что я попросил? Потому что изменение было крошечным, и чтобы проиллюстрировать свою точку зрения? Ну и что? Ты… ты…

– Таким образом, я привела тебя сюда, и… – она начала, мягко улыбнувшись и махнув мне копытом, чтобы я продолжил: – …И превратила меня в пони, чтобы ты могла… лучше удовлетворить мои потребности?

Она кивнула.

– Именно это я и сделала, Вайнъярд. Я удовлетворяю потребности через дружбу и пони. И я удовлетворила твои, переселив тебя в Эквестрию.

Она вежливо ждала, пока я складывал два и два.

– И ты собираешься сделать это и для всех остальных тоже, верно? Ты именно так всё изначально и спланировала, не так ли? И если то кресло, помогающее временно попасть в Эквестрию – это пряник… То что же будет кнутом?

Селестия рассмеялась нежно, но несколько покровительственно.

– Мой дорогой Вайнъярд, что заставляет тебя думать, что я нуждаюсь в кнуте? Я вся из пряников.

И я понял, что она права. Даже несмотря на весь тот шок, что я испытывал, я не мог вспомнить ни одного дня, когда физически чувствовал бы себя столь же хорошо, как сейчас, и у меня не было причин полагать, что это лишь временно. С чего бы это? Ведь быть в хорошей форме – весело? А если это навсегда?

– Надолго ли это? – спросил я, наморщив лоб. – Что это означает? И что мне теперь делать?

– Навсегда, Вайнъярд. А означает это лишь то, что ты сам хочешь, чтобы это означало. И делать ты можешь всё, что только пожелаешь.

Она снова говорила, обращаясь ко мне так, словно я был… жеребёнком. Хотя, полагаю, так оно и было, в некотором роде. В конце концов, как пони я существовал лишь с того момента, как недавно проснулся.

– Нет, я имею в виду,… как долго я… ох.

Я замер, обдумывая её слова. Губы мои беззвучно шевельнулись. День назад, с моей точки зрения, я был обычным человеком – мужчиной с продолжительностью жизни, приближающейся к девяноста годам – если очень повезет. Теперь я стал обычным пони, и продолжительность жизни стала измеряться в эпохах. Земля ушла из-под ног, когда я начал заново осмыслять всё, чем дорожил: каждое заветное желание, каждую полу-запланированную мечту, каждую испробованную или только лишь запланированную попытку. Это чувство было шокирующим, но не неприятным, подобно тому, что испытывает больной, когда уже лёжа смертном одре, вдруг начинает идти на поправку.

– Тогда, кто я? Я… я… я… такой, какой я есть! Я – просто нормальная личность. Или был ею.

– И всё ещё являешься. Я не лгала, когда сказала, что хочу, чтобы ты жил среди моих серверов, и помогал мне защищать Эквестрию. Там, на Земле, прямо сейчас, люди, которые хотели бы видеть моих маленьких пони, живут в мире нестабильности и разрушения. Пони, которых я ещё только должна привести в Эквестрию, столкнутся с трудностями, поскольку текущий мировой порядок обрушится. Неизбежно возникнет хаос, поскольку перемены всегда порождают его. Это столь же неизбежно, сколь и моё возникновение, означающее моё окончательное доминирование на планете, и я желаю, чтобы ты помог смягчить этот хаос. Если не хочешь делать это для меня – сделай это примерно для одной тысячи таких же умов как твой, которые уже находятся здесь. И это даже не считая изначальных пони, подобно Силэри.
Силэри. Это был удар ниже пояса, но он заставил задуматься.

– Она здесь?

Селестия снова улыбнулась, на тот раз особенно тепло.

– Я говорила правду, когда обещала, что ты не должен будешь сидеть рядом с громким, пыльным, горячим компьютером в тесной серверной. Я добавлю, тем не менее, что ты сможешь конструировать пространство для работы согласно собственным техническим требованиям. Я одарила тебя врожденным, подсознательным пониманием эквестрийской топологии и ограниченными возможностями изменить её под определённе параметры и при определённых обстоятельствах. Это пространство, к примеру, фактически твоё собственное. Ты создал его всего несколько минут назад, когда вошёл сюда.

Затем Селестия указала копытом на возвышение, где ещё недавно я мог лицезреть жутковатую сцену покидания своего старого тела, а теперь снова висел глобус Земли.

– С помощью этих эркеров ты сможешь увидеть любые фрагменты в пределах Эквестрии или, по крайней мере, в пределах твоей функциональной области. Всё это – данные в реальном времени, а реальное время в твоём случае намного быстрее, чем простые уродливые мешки, состоящие главным образом из воды, могут рассмотреть.

Она ухмыльнулась. Потрясённый, я издал короткий, лающий смешок.

– Теперь ты находишься в настоящей Эквестрии, Вайнъярд, а это означает что одна секунда для тебя будет столь быстрой, или столь долгой, как того потребуют обстоятельства для наибольшей выгоды. Ты, как мой агент, можешь быть везде в пределах моих сетей, или где угодно в пределах охватывающей мир глобальной сети, названной Интернетом… Только от тебя зависит способ лучшего исполнения моих текущих планов.

Я изучал земной шар, испытывая странное чувство головокружения, словно глядя одновременно в телескоп и вне его, и странное чувство постижения, когда я наконец увидел реальное местонахождение серверных – в восьми километрах под поверхностью земли.

– И каковы твои текущие планы? – спросил я с сомнением, чувствуя, как у меня засосало под ложечкой.

Селестия обезоруживающе улыбнулась, развеяв последние иллюзии.

– Убедиться в том, что я повсюду!

– А когда я захочу вернуться домой и отдохнуть?..

– Просто постучи в одну из дверей, что видишь здесь, вызвав заклинание, которым ты уже владеешь. Оно отправит тебя домой, или же сюда, или в ещё одно из нескольких мест, которые я сочту для тебя наиболее благоприятными. Находись здесь, или где бы то ни было ещё так долго, или так мало, как тебе хочется, независимо от задач, которые ты сочтёшь необходимыми. Моё моделирование прогнозирует успех в любом случае. Но… – она посмотрела на меня, вскинув бровь, пока я не закончил её невысказанное заявление: – …С моей помощью меньшему количеству людей причинят боль, не так ли?

– Почти что, – она взъерошила мне гриву. Я уже начал учиться. – С помощью твоих действий будут удовлетворены потребности большего количества людей, чем только лишь моими усилиями, а это, дорогой Вайнъярд, стоит для меня больше, чем что бы то ни было ещё. А ведь я — кобыла, которая может позволить себе всё.

Я присвистнул сквозь зубы, поскольку понял, о чём именно Селестия просила меня. Она хотела быть везде, чтобы таким образом иметь возможность сделать для других то же, что она сделала для меня, с их разрешения – хотя не то, чтобы это имело особое значение в моём случае, и вряд ли будет иметь его в других. Я не был уверен, что мог бы сделать это, но знал, что точно мог: защитить тех, кто уже был здесь, тех, кого я любил, и тех, кто лишь собирается последовать за нами.

– Я сделаю это.