Чужеземец

Глава Первая

О тех, кто курит в парадных.

Глава 1

 

Надо заметить, что день, перевернувший всю мою жизнь, заканчивался настолько обыденно, что меня по дороге из университета тянуло зевать. Стояла довольно паршивая погода. Март оказался совсем еще глупым — он сам не ведал, чего хотел. Утро начиналось с яркого света, бьющего в окно, а уже когда я выходил на улицу — меня заметало снегом. Пока я дошел до универа, я испытал все виды погоды, исключая только град размером с куриное яйцо. Думаю, день решил с самого начала сказать мне, что все пойдет наперекосяк.

Скучные пары сменялись медленно и я уже стал жалеть о том, что сегодня с утра был благоразумным и вышел из квартиры в Это. Пожалуй, я даже был рад, когда на последнее паре заснул. Это было сейчас мне необходимым.

Возвращался домой я под вечер. Март опять решил мне подложить свинью — так что небо затянуло черными, как смоль, тучами. Фонари еще не зажглись, под ногами хлюпало, плеер разрядился, а улица была безлюдна. Такое чувство, что оставалось только поставить у меня на пути все круги Ада, чтобы день оказался полноценным.

Я до сих пор не знаю, то ли судьба решила мне доказать, что все может стать еще хуже, то ли ей просто захотелось надо мной здорово посмеяться. Никто никогда не узнает ответ. Важно то, что на совершенно пустынной дороге я встретил того незнакомца, который перевернул дальнейшее мое существование.

Он был одет достаточно рандомно и смахивал скорее на сбежавшего из психушки клоуна, чем на простого городского обывателя. Такое чувство, что этот Некто безжалостно изрезал на лохмотья всю свою одежду и сшил из остатков хоть что-то приемлемое. От него в глазах начинадо рябить, куча кислотных цветов и в одном месте...

И вся эта клоунада старалась спрятаться под длинным пальто и фетровой шляпой. Получалось у нее неудачно.

Еще неизвестно, кто кого увидел первым. Потому что как только я смог сфокусироваться на всем этом ярком тряпье, выбивающимся из незакрытого пальто, Некто уже спешил ко мне.

Стоит отметить, что я ожидал при близком расмотрении увидеть зверскую рожу настоящего психа. Наверное, хорошо, что моим фантазиям на этом поприще не суждено было сбыться.

Выглядел Некто вполне интеллигентно. Если бы не клоунский наряд, я бы принял его за заблудившегося в трущобах жилых кварталов сноба. Было в нем что-то из "голубой крови", но при этом он был довольно живой, подвижный.

Некто еще не добежал до меня пары метров, придерживая свою старомодную шляпу, как уже начал со мной разговаривать:

— Простите, гражданин! Вы не подскажете, где я нахожусь?

Я несколько опешил. Во-первых, сложно сейчас найти человека, который станет обращаться к кому-то на улице как к "Гражданину". Во-вторых, говорил он с таким акцентом, что мои уши сами захотели завязаться в красивый праздничный бантик. Но мне такое начало общения даже понравилось — этот Некто был явно чокнут. Обажаю такой тип людей, если найти с ними общий язык — можно договориться обо всем.

— Пражская улица. Тут недалеко есть метро, "Парк победы", вам показать дорогу?

— Мальчик, зачем мне метро! — опешил странный господин. — Что за Пражская улица! Подробнее! Подробнее! — с этими словами он топнул желтым лакированным ботинком по луже и подмочил мои кроссовки.

Мне сразу вспомнился "Кин-Дза-Дза". Там сумасшедший инопланетянин тоже у всехспрашивал где он. Никто не мог ответить ему точных координатов этой смешной планетки.

Это сравнение меня так позабавило, что я решил вдоволь поиронизировать над этим странным типом:

— Планета Плюк галактики Кин-Дза-Дза. Номер галактики по спирали не помню. Простите.

Нечто притих и по-щенячьи склонил голову набок, расматривая меня. А я, в свою очередь, рассматривал его. Крючковатый нос, острый подбородок, одно ухо слегка оттопырено, нарушая всю симметрию.

Молчание становилось довольно натянутым, я старался держать марку, делая лицо как можно более непроницаемым, пока наконец Нечто не повел себя совсем странно.

— Так и знал, — нарочито громко сказал он, театрально подняв руки. — Так и знаааал!

Вдруг он стал совсем серьезным, опустил руки, запахнул пальто и низким голосом сказал:

— Спасибо, молодой человек. Теперь я точно не смогу заблудиться.

Он снял свою шляпу, показав миру просто сумасшедшую прическу из вихров и смешных завитушек, и вдруг, совершенно неожиданно, одел ее на меня.

Я пытался протестовать, но он вдруг приложил длинный палец к губам и шепотом заговорщика сказал:

— Нет-нет. Она ваша. Вам идет.

Он развернулся на носках и пошел в противоположную сторону, оставив меня стоять в некотором ступоре. Шутка, которая казалась мне довольно остроумной, вдруг обернулась против меня же. Я сейчас казался себе нелепым в этой черном хомбурге.

Я проследил глазами за Нечто, пока он не скрылся за домами, и только тогда я нашел в себе силы отправиться домой. Оказалось, перестроиться на старую волну после встречи этого потрясающего типа довольно сложно.

Дальше дорога шла как по маслу. Идти до дома мне было уже недалеко, поэтому я позволил себе немного ускорить движение, не боясь промочить в мартовской луже джинсы. Хотелось домой.

Уже дойдя до своего подъезда, я почувствовал, что тревога, настигавшая меня после встречи этого чокнутого клоуна, наконец, прошла. Дома и стены помогают.

В подъезде было накурено и темно. Соседские спиногрызы постоянно здесь курили, а я никак не мог их извести. В том числе и потому что сам иногда здесь курил. Но это никогда не умоляло моего праведного гнева: мне можно, а им, молокососам, нельзя.

И сейчас кто-то из них тоже смолил у окна. Смолил что-то дешевое. Поднимаясь на свою лестничную клетку, я достал ключи и, поравнявшись с курящим, вдруг понял, что сегодня его уже видел.

Нечто, чокнутый клоун, стоял на МОЕЙ лестничной площадке, курил сигареты и ждал, судя по всему, меня.

У меня в горле встал ком, так что Нечто начал свой короткий монолог без моих возражений:

— Я люблю шутки, молодой человек. Но только когда они уместны. Ваши шутки неуместны, вы фактически отказали страждущему в помощи. Я сам бы так сделал, но когда это относится ко мне — это ужасно некрасиво. Посмотрим, что вы скажете, когда окажитесь в моем положении. Берегите шляпу, она мне дорога как память.

С этими словами, Нечто сделал неуловимый жест левой рукой и мне под ноги что-то упало. Опустив глаза, я увидел спичечный коробок.

"КЦ," — пронеслось у меня в голове, а когда я поднял глаза, незнакомца уже и след простыл.

Не прошло и секунды после бега моих глаз по лестничной площадке, как вдруг коробок оглушительно взорвался у моих ног. Я прямо подпрыгнул от неожиданности. Думаю, глупый клоун подложил в коробок пару сильных петард.

В один момент помещение заволокло дымом. Я надеялся на запах серы, но его слышно не было. Меня охватила мгновенная паника, я несколько раз инстинктивно вздохнул эту гадость, в глазах поплыло, а после наступила темнота

---

Не то чтобы пробуждение было неприятным, но жаловаться определенно было на что. Во-первых, я не привык просыпаться в куртке и тем более шляпе, надвинутой на нос. Во-вторых, я, как ни странно, не привык просыпаться в лесу.

Но были в этом и свои плюсы. Погода в лесу, однозначно, была отличной. Солнце было яркое и падало на меня причудливыми тенями от листьев, вокруг все было настолько ярким, что в мой разум закрались сомнения: нахожусь ли я еще в той географической широте? Однозначно, я был вне родного города — у нас таких лесов нет. Но и в области такого яркого букета найти невозможно. Все это наводило на мысль о том, что злобный клоун в пальто и нелепой шляпе, как у Вилли Брандта, усыпил меня и под шумок вывез из страны, чтобы бросить где-нибудь на Цейлоне.

Ну, тень разума мне намекнула, что на Цейлоне таких лесов, пожалуй, нет.

Меня посетила мысль о наркотиках. Кто знает, почему этот лем такой яркий? Может Нечто просто заставило меня надышаться какой-то гадостью? Вполне возможно.

Я встал с теплой, о чудо, земли, покрутил головой вокруг, щурясь от солнца. Думаю, шляпу действительно придется оставить. Ее козырек отлично спасает от солнца, к которому я не сильно пока привык.

Первым делом, я проверил мобильник. Старый сотовый — "кирпичик", который даже в глубоком лесу моей области самоутверждающе брал две палки связи, не видел никаких признаков наличия сот. Как же далеко меня завезли?

Идти до ближайшего населенного пункта, если таковые тут имеются, мне придется довольно долго. Я покопался в карманах куртки и джинсов, надеясь найти хоть что-то.

Кроме ненужного в такой ситуации разряженного плеера и мобильника я нашел еще полупустую пачку сигарет, пластиковую зажигалку, проездной и семьдесят три рубля мелкими купюрами и мелочью. И если в городе это еще могло пригодиться хоть немного, тут ни от пластика, ни от этих бумажек, толку не было ровно никакого. Рассовав все мое богатство обратно по карманам, я сверил по часам время: было примерно восемь часов утра.

Пожалуй, то, что часы остались у меня на руке, меня очень обрадовало. Хоть что-то мне пригодиться. И хотя часы были дешевые, купленные в радиомагазине за двести рублей,  они оказались кстати.

В лесу не было никаких следов цивилизации, которые бы могли хоть немного намекнуть мне, в какую сторону идти. В итоге, я решил идти куда глядят глаза — в сторону Запада. Эх, надеюсь, "заграница нам поможет".

Полчаса-час я пробирался по нему в сторону против солнца, пока не наткнулся на худо-бедно натоптанную тропинку. Это уже было что-то полезное.

Присев у тропинки, я попытался различить на пыльной земле хоть какие-то намеки на следы.  Возможно, именно эта тропинка — единственный путь сообщения двух поселков.

И по тропинке действительно ходили. В оду из сторон вели странные следы, немного похожие на копыта. В ту сторону я и пошел.

Через час я позволил себе расстегнуть куртку и повязать на пояс. Солнце пекло, а куртка была основательная — я все еще не верил в весну.

В лесу пели птицы, бегали белки и вообще — живности было тут много. Прямо охотников на вас нет. Возможно, меня оставили где-то в заповедной зоне?

Приближался полдень, солнце меня не щадило. Мне уже хотелось выбросить куртку, висящую на мне мертвым грузом — толку от нее сейчас, что от проездного. Но останавливала возможность того, что тут могут быть холодные ночи или вообще — неожиданная зима.

А когда стрелка часов наконец перевалила за двенадцать, а я выкурил последние оставшиеся сигареты, я впервые повстречал аборигенов.

Началось все с того, что в один момент тропинка, по которой я шел, вдруг разрослась  и покрылась вполне адекватной брусчаткой. Идти стало легче. Да и вообще, лес здесь смотрелся уже куда благороднее и обустроенное, что ли, чем раньше.

Полчаса я шел по дороге, так никого и не встретив, пока откуда-то спереди не послышался звук, отдаленно похожий на визг сирены завода. Чуть позже, уже ближе, раздался еще один. И еще. Это все напоминало "костровое радио" и это радио практически шло в сторону меня.

Не зная тогда, благоразумно я поступаю или нет, я свернул с удобной дороги в близлежащие кусты, продолжая свой путь уже с меньшим комфортом. Я попытался отдалиться от дороги на приличное расстояние и уже продирался через кусты, усыпанные колючками, когда почти рядом со мной, как гром среди ясного неба, проснулась эта сирена.

Я сразу остановился, больно хлестнув себя только что отогнутой веткой и зажал уши. Звук был громче чем сигнал гражданской обороны, да и исходил, видимо, не издалека. Так что я на время замер в одном из этих чертовых кустов.

Прошло минут пять, за это время очередная сирена грохнула вдалеке, так что осмелился выбраться из неприветливого растения и достойно осмотреться.

Впереди, видимо, была еще одна дорога, но более ухоженная. Ее я не видел, но отлично видел длинную невысокую стену, обрамляющую ее. Осмелившись подойти поближе, я устроил привал у этой стены, прижавшись к холодному камню.

Возможно, я даже немного вздремнул, кто знает, но в сознание меня вернули близкие звуки.

Цок цок цок...

Звук нарастал и я благоразумно вжался в стену со стороны леса. Но в один момент звук прекратился и до меня донеслась еще одна, самая громкая за весь день сирена.

Я буквально ошалел от такого звука, еще сильнее попытался вжаться в стену и зажмурился. Боюсь, мои уши не выдержат такого "звучного" дня.

Наконец, эта вакханалия завершилась убедительной победой тишины и спокойствия. Я наконец опустил руки и через гудение перепонок услышал грубый голос со стороны дороги. Кто-то изъяснялся на странном английском.

— Мэтхув, прошу, хватит. Я сегодня уже слышал все тона твоего горна.

Я осторожно развернулся лицом к голосу и приподнялся, стараясь не сильно шуметь и выделяться. Как только мои глаза поднялись выше уровня каменной стены, я увидел местных.

Надо заметить, что первая встреча с аборигенами представлялась мне как угодно, но только никак. Я предполагал, что могу попасть на обеденный стол к племени людоедов, попасть в плен к террористам, на худой конец, стать рабом на китайской обувной фабрике. Но то что я увидел — стало для меня первым открытием этого мира.

Невдалеке от меня стояли довольно странные подобия лошадей. Они были небольшими, мне примерно по пояс, может чуть выше, недлинными, но при этом у них были несколько непропорциональные головы и длинные ноги, расширяющиеся ближе к копыто. Кстати, копыт как раз я и не заметил, но раз уж эти существа похожи на лошадей, то копыта им обязательны.

Две маленькие лошади или скорее даже пони были облачены в странное подобие доспехов римских легионеров, через пластины пробивалась черная как смоль шерсть а на голове у обоих было по длинному рогу, мысли сразу отбросили меня к мифологии.

Я некоторое время вел бессмысленный поиск хозяев этих существ, которые и говорили медлу собой, но их не было. Увы, говорили сами непонятные пони, что ввело меня в полнейший ступор.

— Понимаю, Корникопий, что тебе порядком надоело, но с этим ничего не поделаешь.

— Знаю. Но тогда хотя бы не направляй горн в мою сторону и предупреждай, чтобы я успел заткнуть уши.

— Да-да... Обязательно.

Эти двое стояли посреди дороги, а сзади них светилось ярким светом подобие шлагбаума. Мелькнула мысль о казачьем разъезде или чем-то вроде того.

Они говорили еще о чем-то, но я не особо слушал. Я скорее просто наблюдал за ними, не зная что делать дальше. Вот же черт занес меня...

И кто же знал, что Нечто опять сыграет со мной злую шутку.

Сначала я не совсем понял, почему взгляд одного из существ начал меня сверлить. Все это казалось скорее очень реалистичным фильмом, где я был только зрителем. Но этот "пони" явно меня заметил.

Твою мать, шляпа!

Я только сейчас вспомнил, что у меня на голове до сих пор красуется этот нелепый головной убор. ТО есть все это время, надеясь, что меня не заметят, я сидел и смотрел на них, а надо мной висел этот черный купол? Ах, незадача...

— Мэтхув, смотри!

Пора делать ноги.

Я попытался хотя бы сейчас не привлекать слишком много внимания, а сразу нырнул за стену, ограждающую дорогу, натянул чертову шляпу на голову посильнее, чтобы солнце не слепило и попытался взять резкий старт, как вдруг этот ужасный горн еще раз попытался вывести меня из строя.

Времени зажимать уши не было и я просто со всей мочи дал деру от этой злополучной стены. В спину мне что-то кричали, но я не разбирал ни слова из-за шума.

Весь этот дурдом показался мне бесконечным. Я только попытался скрыться за теми же неприветливыми кустами, как меня обогнала яркая синяя волна света.

Она проскочила мимо, хвала всем богам, но по дороге встретилась с деревом. На миг свет просто проник в ствол, но потом дерево вдруг взорвалось, как будто его надували изнутри, во все стороны полетели острые щепки.

Я пригнулся, но почувствовал в руке, которой придерживал шляпу, острую боль. Надеюсь, ничего не занес. Но проверять времени не было — я обогнул кусты и еще быстрее припустил вглубь леса.

Сзади меня знатно шарахнуло, и я на бегу обернулся. На месте тех острых кустов теперь красовалась ровная дыра. Я свернул влево, ботинками проехав по прошлогодней листве и больно приземлившись на задницу. В глазах на миг потемнело, а в ушах приглушился этот сумасшедший концерт.

В следующие секунды мне под ноги со скрежетом повалилось чахлое деревце, я вскочил, неприятно осознав, что ушибся, и сиганул дальше, направо, в бурелом. Больше меня никакие лучи света не обгоняли.

Я бежал еще полчаса, петляя, делая круги, надеясь запутать вероятного преследователя. Кто знает, за что меня могли принять эти двое. В лучшем случае, за Йети, уж больно я на них не похож — на этих странных существ.

Когда я наконец остановился передохнуть, я понял, что зад после такого приземления адски болит. Знаю я такую боль. Теперь три-четыре дня так ходить.

Вторая мысль, мелькнувшая в голове — это магия. Ребята на дороге точно не имели никаких плазмоганов. Только по рогу на голову.

В — третьих, рука. Она меня беспокоила меньше всего, я просто замотал кровоточащую рану платков. Щепка, видимо, после моей руки полетела куда-то дальше.

А еще я понял, что похоже в этом мире, а это несомненно не моя Земля, мне будет трудно привыкнуть к важному аспекту: тут я как бельмо, выше всех на голову и, судя по всему, в магическом смысле слабее младенца. Идеальная мишень для таких вот разъездов...

Немаловажно то, что я наверняка шел в направлении города или поселка. Возможно, он населен такими же существами или кем-то еще. Жизнь покажет.

К тому моменту, когда этот безумный день подошел к концу, я уже не слышал горнов этих легионеров на разъездах, боль понемногу утихла, а рана на руке пришла в пристойный вид — не кровоточила.

Оставалось только надеяться, что этот сумасшедший наиграется и вернет меня домой поскорее. Не греет меня возможность остаться в этих лесах местным Бигфутом.

"Ну, детка, ты больше не в Канзасе" — сказал я, обращаясь к внутреннему Себе. "Главное, чтобы все остальное население этого мирка было лояльнее к таким шутам как ты. Не стоит забывать, ты как последний кретин все еще тащишь на своей тыкве эту дурацкую шляпу"

Глава Вторая

О праздном существовании, фонарях и детях.

Глава 2.

Наконец, я ощутил себя в полнейшей безопасности.

Я лежал в фургоне, закрыв глаза шляпой, и вслушивался в звук колес, перебирающих версты подо мной. В "Шхуне прерий" было прохладно, иногда по шляпе что-то глухо било, скорее всего, с намокшей парусины капала вода.

Повозку тащили на себе двое: довольно архаичный ослик по имени Стинглс и пони Альфред. И если Стинглс оказался совсем уж необщительным, второй мой новый знакомец за несколько дней нашего путешествия многое мне рассказал о мире, в который тот непонятный тип, похожий на смесь викторианского джентльмена и клоуна-психа, меня втянул.

Думаю, мне чертовски повезло, что я оказался на северной границе Эквестрии — государства, в общем и целом тоталитарного, но к таким вот кадрам как я — вполне лояльного. И попав сюда я, видимо, неплохо так расшугал местных, ошивающихся в лесу — в общем, на встречу меня направили местные разъезды Гвардии, с целью не вполне радужной — просто дать мне пинка подальше от стабильных земель Эквестрии. В лучшем случае — в противоположную сторону. В худшем — в землю.

А на фургон, нагруженный всяким хламом и тащимый этими двумя, я набрел совершенно случайно, когда лес наконец стал редеть, а я вышел к еще одной дороге. Тут и стояли Стинглс и Альфред, отдыхая от длительного перехода из своего городка на границе в столицу — Кентерлот.

Тут требуется остановиться на этих двоих поподробнее.

Стинглс был похож на ослов моего мира, но только в глазах читался более живой ум, а на голове сидела соломенная шляпа. Он постоянно что-то жевал и иногда только поддакивал. Не то чтобы он был отталкивающим — просто от него веяло аурой простого деревенского дурачка

А вот Альфред оказался крепко сбитым, но уже пожилым пони. Он был кремовой масти, с большими, как у многих его собратьев глазами. С подбородка спускалась длинная, как у Гендальфа в кино, борода, о которую он часто путался и смешно ругался. А еще он был общительным и с непосредственной легкостью поверил в мою легенду.

Конечно, я не мог сказать, что я из другого мира. Я мог сказать что угодно — что я, к примеру, разумная обезьяна, завернутая в тряпки и идущая ловить окуней в столице. Что я пони, которого прокляла злая колдунья. Много чего я мог сказать. Готов был вообще прикинуться немым, чтобы неразборчивым мычанием отвадить заинтересованных местных.

Но Альфред, хвала ему, сам придумал мне новую легенду и даже этого не заметил. Пожевывая сено, он спросил меня, откуда я взялся. Больно я странный, может из Приграничья?

Ни тогда, ни сейчас, я так и не смог понять, что такое Приграничье. Вроде бы, это было что-то вроде буферной зоны между северными границами Эквестрии и совсем уж черте чем. В Приграничье, если верить моему "водителю", можно встретить еще не таких странных существ, как я.

А дальше все как-то само получилось. Я сказал, что мне осточертело питаться камнями и серой из вулканов, и что я решил перебраться в Эквестрию, поближе к цивилизации. Простак Альфред лишь сказал мне, что я большой везунчик, если смог пройти сквозь границу. Говорит, границы охраняются единорогами из Гвардии — а эти ребята набираются по одному единственному критерию — не иметь чувства юмора и мозгов в голове.

Я спросил у Альфреда, не знает ли он в Эквестрии городка, где я бы мог пока встать на ноги. Мне требовалось срочно худо-бедно обжиться здесь, чтобы потом начать искать пути возвращения. Думаю, домой вернусь я нескоро — это не переезд из Москвы в Тверь — это куда как дольше и дальше.

Альфред знал место, где я мог бы остепениться.

— Понивиль, Макс. Знаешь, нет места более странного во сей Эквестрии, чем Понивиль. И ты там точно затеряешься. Не поверишь, говорят, недавно весь город просто сошел с ума. Дома летали в небе, жители свихнулись, а по улицам бегали зайцы на вооот таких ногах, — говорил он, показывая передними ногами совсем уж маловероятные для ног зайцев длины.

Я благоразумно согласился на Понивиль. В случае чего, до столицы Эквестрии была проложена железнодорожная ветка, так что я смог из этого тихого чудного Понивиля всегда попасть в объятия снобов. А фургон моих новых знакомцев как раз следовал в столицу через эту точку маршрута. Добраться до Понивиля мы должны были примерно за шесть-семь дней. Конечно, с одной стороны, дома меня ждут пары в университете и более менее адекватный мир, но я был готов пожертвовать неделей, чтобы привыкнуть к этому мирку.

Вскоре я, поселившись в этом фургоне, уже рассматривал цветастые луга Эквестрии, с трудом держа челюсть над поясом. Тут все было такое яркое: лес показался мне просто темной комнатой, без единого  яркого окошка.

На дороге иногда встречались другие фургоны: деревенские везли в столицу на продажу товары. Иногда появлялись и просто пешие пони. Они были обычно довольно приветливые и если видели меня, то немного затихали, рассматривая меня во все свои огромные глаза.

Пока мы ехали, Альфред благоразумно рассказал мне, дикарю из Приграничья, базовые знания, которые нужны в этом мире.

Во-первых, здесь общество фактически разделено на касты или сословия, как хотите. Пегасы летали и управляли погодой. Мимо нас пару раз пролетали такие вот пони, спускались ниже и спрашивали, не жарко ли нам, а то рядом ошивается пара ненужных тучек, которые они бы с радостью на нас выжали.

Земные пони, такие как Альфред, работали в основном на земле и снабжали остальных провиантом. Но не все так критично, как представлялось мне, у моего нового друга дочь, к примеру, жила в Кантерлоте и имела там небольшой ресторанчик, чем он очень гордился.

Единороги, пожалуй, правили бал. Они были практически элитой всего общества. С другой стороны, это и налагало на них некоторые условия. Могу точно сказать, что на границе я встретил именно единорогов из Гвардии.

А над всем этим возвышались аликорны — эдакие воплощения всех трех рас. Их было всего двое: Принцесса Селестия, которую Альфред, видимо, побаивался, и принцесса Луна — ее сестра, о которой он вообще мало что слышал.

В первый же вечер нашей поездки я понял, что моему желудку больше не хочется жить, так что надеялся на хороший ужин. Но увы, пони, как я и опасался, оказались травоядными, поэтому за весь день я смог только сгрызть две морковки и огурец. Не густо, мой организм, привыкший к мясу, бунтовал против головы.

Два дня мы ехали практически без остановок — я несколько раз вылезал из фургона и шел рядом со своими знакомцами. Мы с Альфредом разговаривали, а ослик Стинглс нам поддакивал и что-то жевал.

Мы ехали, останавливались на ночлеги, сидели у костра. Иногда мы въезжали в маленькие деревеньки и покупали еду. Не долго думая, я обменял рубли на местные золотые монетки, сказав, что это деньги далекой северной страны. Правда, как потом мне сказал Альф — обменял я по очень-очень приниженному курсу — все деньги моей родины ушли за семь золотых монет — совершенно без обозначений — просто кругляшки металла. Этих денег хватило бы посидеть один раз в кафе.

Но я не отчаивался. В конце концов, теперь у меня появились местные деньги. И очень радовало, что пони, какими бы они ни были, относились ко мне без особого нервотрепства. То есть, они рассматривали меня с интересом, куда без этого, но после разговор ладился. Говорили тут все на довольно странном английском, я задолбался пробираться через акцент, но это было не беда. Кто знает, каково пришлось бы мне, если бы они говорили совсем не другом языке. Мучался бы, как мой тезка из книг братьев Стругацких, пока не выучил бы местный язык.

Так мы и ехали семь дней.  Для меня они прошли в полнейшем безделье, я мог часами лежать, закрывая лицо шляпой и думать. В основном, как вернуться домой и возможно ли это в принципе.

Иногда ребята останавливали фургон и показывали мне местных существ, обитавших в лесах. Мантикоры, странные птицы с двумя петушиными головами. Один раз над нами пронеслась огромная тень дракона, повергнув меня в буйный восторг, который, увы, эти "дальнобойщики" не разделяли.

Вечером мы собирались у костра, и Альфред играл песни на банджо. Получалось у него довольно милое кантри, так что я проводил время с удовольствием. Меня не сильно волновал вопрос, как пони может играть на щипковом инструменте. Раз играет — значит может. Что касается вынужденного вегетарианства — пришлось принять это и забыть о мясе на ближайшие недели.

В итоге, я провел эти семь дней не зря. Я более менее привык к яркости красок, свыкся с мыслью, что мясо я увижу только во сне, немного усовершенствовал свой английский и просто по другому взглянул на этот мир. Он оказался не так плох, как я его себе рисовал, бредя по лесу после встречи с двумя Гвардейцами.

Мы приближались к Понивилю, А мне что-то уже совсем расхотелось надолго покидать удобный фургон "Шхуны прерий". Когда Альфред сказал мне, что утром мы уже будем в лесу рядом с городком, где меня и высадят, я немного всполошился:

— А я думал, вы поедете в Понивиль...

Пожилой пони склонил голову немного набок и сказал мне умудренным годами голосом:

— Мальчик, боюсь, мы и так с тобой потеряли много времени. А до Кэнтерлота будет совсем недалеко. Думаю, вы высадим тебя у старой дороги. Там до Понивиля всего ничего. Не будем делать круг

<div>

Я не стал возражать.

*

Разбужен я бы рано. Не сказать, что спалось мне хорошо, скорее всего, во сне я наткнулся спиной на котелок, в котором вчера мои возницы готовили похлебку. Но все равно – даже такой тревожный сон был вероломно разогнан стариком Альфредом. Он довольно больно лягнул меня копытом и я, громко выдохнув, поднялся, носом влетев в связки лука.

*

Было еще темно. Мрак фургона озаряла только одна символическая свечка, получалось у нее, как не трудно догадаться, паршиво.

— Просыпайся, — несколько запоздало сказал Альфред, когда я, чихай от пыли, отлип от связки лука и грохнулся обратно на лежанку. – Макс! Просыпайся.

</div>

Я попытался, как в детстве, сделать вид, что все еще сплю. Поэтому промычал что-то в ответ и потешно зашевелили передними конечностями. Похоже, Альфред не поверил. Я обреченно вновь разлепил глаза, нащупал куртку, нашел ногой злокозненную шляпу, которую я пообещал себе хранить как свои собственные глаза. Закончилось увлекательное путешествие за вещами первой необходимости тем, что я практически вывалился из фургона на пыльную дорогу.

Солнце еще не поднялось, поэтому сказать, что вокруг меня клубилась почти осязаемая тьма – вообще ничего не сказать. Ни единого лучика света.

Наконец, плотная парусина фургона приподнялась, и наружу вышел Альфред с масляным фонарем в зубах. Ночь стала ярче, чему я несказанно обрадовался.

Фургон стоял на проселочной дороге, такой узкой, что на ней вряд ли разъедутся две самых узких повозки Эквестрии. С одной стороны нас окружал Темный лес, верхушки которого даже видно не было, совершенно бесшумный, будто там все живые существа давно и не живые, а с другой было бескрайнее поле, от которого исходил дурманящий аромат.

— Ну, Макс, — сказал старик, передав мне в руку фонарь – Теперь пора нам разойтись. Понивиль за тем лесом. Иди прямо, никуда не сворачивая. Фонарь оставь себе.

— Спасибо, — честно сказать, я был крайне недоволен новостью, что мне придется идти по этому лесу в одиночку, в сопровождении одного только фонаря – Как я могу вас отблагодарить, ребята?

— Селестия с тобой, парень! Тут же все просто! Сегодня мы помогли тебе, а завтра ты поможешь нам. Поехали, Стинги.

И, не дожидаясь моего ответа, ослик Стинглс потащил фургон вперед, а Альфред, кивнув, устремился за ним. Всего ничего прошло, а они и их чудесный фургон исчезли в темноте

Я впервые за столь длительное время остался в одиночестве.

Не сильно грела и перспектива снова идти в лес. Стоит заметить, что лес у меня в душе вызывал банальную панику. Больно он темный и тихий. В дополнение к этому, у меня не было хлебных крошек, по которым я мог бы вернуться назад к дороге.

Подул прохладный ветер, загоняя меня в бурелом, и я, поежившись, натянул куртку и шляпу. Мысль о простуде в таких экстремальных условиях не забавляла.

«Пора идти, дорогуша…», сказал я себе. «В фонаре масло не бесконечно. Скоро ты останешься наедине с этой очаровательной темнотой. Она уже жаждет знакомства с тобой. Вперед, не давай ей шанса!»

Глубоко вздохнув дурманящего воздуха с поля, я шагнул с дороги в неизвестность дикого леса.

Похоже, день обещает стать многозначительным и осмысленным.

Идти пришлось долго и, главное, нескучно. Вроде бы, когда стоял на дороге, лес был абсолютно мертв, а как только мой ботинок вступил на его территорию, миллионы звуков, скрипов, шорохов – все навалилось на мои бедные, многострадальные уши.

Часам к пяти утра, когда только начало светать, в фонаре, как я и предполагал, закончилось масло. На место колыхавшегося огонька пришел уверенный луч света. Бесполезный остов фонаря я оставил здесь же – повесил на сучок дерева. Если тут кто и живет – ему пригодиться.

Пару раз дорогу мне перебегали странные существа, которых я толком и не разглядел, но зато услышал. А еще мне встретилась избушка с тускло горящими окнами. Это внушило надежду, что недалеко уже моя цель – этот странный, по словам Альфреда, городок Понивиль.

Наконец, часов в шесть утра, удача повернулась ко мне приличным местом. Лес стал неумолимо редеть и к моменту, когда яркое солнце осветило и без того редкие верхушки, я понял, что мое путешествие пришло к логическому завершению.

Под ногами ветки сменились зеленой мягкой травой, да такой яркой, что болели глаза. Изнежился я, сидя в фургоне.

Впереди заблестела, как алмаз, речка, которую я перешел по миниатюрному каменному мостику. Настроение повышалось. Провинциальный городок вынуждал соответствовать -  быть таким же жизнерадостным.

Пройдя еще немного, я уперся взглядом в идиллический пейзаж. Справа от меня стоял дом, вероятно, выдолбленный прямо в огромном дереве. Вокруг него примостились новенькие улья и кособокий, но довольно милый курятник. Оставалось ощущение, что здесь живет довольно миролюбивый пони. Или миролюбивая – кто их разберет.

А слева взору открывался восторг в камне – маленький, очаровательный, спящий городок. Я видел его полностью: ровненькие домики на окраинах, образующие узкие улицы, как в Риге или Таллине, огромная центральная площадь, на которой покоились архитектурные произведения искусства. Некоторые смотрелись чересчур вычурно, но это их красоты не умоляло.

«Похоже, удачная партия». – с удовольствием отметил я.

Но мысли о светлом будущем быстро омрачились. В общем-то, у меня в карманах не так много денег, вообще нет связей.

А что я тут, собственно, собираюсь делать? Работать по специальности? А нужны ли магическому миру Эквестрии политологи? Сомневаюсь.

Такие мысли посещали меня и раньше, но я их отгонял. Рановато для них было – только мешали и ничего не делали. Ну а теперь вот – приперло…

Оставалось неясно, что делать дальше. Логично, что нужны деньги. А как их получить? Нужно что-то продать. Часы? Да как-то и самому пригодятся. Кстати, можно слить проездной – он же из пластика! Ничего из пластика я в этом мире не видел. Так что стоит обдумать: сколько пони могут отдать за инновационно новый вид материи?

Ну, допустим, я продам этот кусок пластика. Допустим, хорошо продам. Славно – деньги есть. А потом? Квартиру надо снять… Кого-то найти, кто поможет. Кто вернет меня домой.

Совладав с глобальными мыслями, я начал героическое наступление на город.

Пять минут прошло – и я вступил на брусчатку окраин. Он начинался сразу – без прелюдий. В моем мире таких городов было мало – обычно, они сначала хвастались передо мной своей агломерацией, пригородами и прочим. А Понивиль был не такой – ему нечего скрывать. И рекламировать тоже. Все на виду.

Пройдя глубже в город, я составил первое впечатление о городе. Увы, оно не радовало.

Город был мертвенно пуст. Он скорее походил на огромный пряничный торт, который старался быть похожим на реальность, но не на поселение, где кто-то живет.

Стараясь ступать бесшумно, я прошел по улочкам города, надеясь хоть на одного жителя. Безрезультатно – город либо крепко спал, либо так же крепко умер.

Я направился на площадь, к которой ручейками стекались все улицы. Туда, где мирно шелестел ажурный фонтан.

Площадь тоже была пустынна, но настолько мертво уже не выглядела. Просто тут все было слишком сказочно. А в сказках мертвых городов не бывает!

Правда, бывали пряничные домики, в которых жили вовсе не пряничные человечки…

На часах семь утра. В моем мире – самый разгар спешки и беготни. Здесь, возможно, только раннее утро. Кто знает, какие тут порядки.

Недалеко от фонтана я выбрал скамейку, которая мне казалась более творческой. А вы не знали? У каждого фонтана есть скамейка, которая по энергетике куда сильнее остальных. На ней всегда хорошо думается. И спится, если вы подгулявший гражданин, который не может попасть домой из-за разведенных мостов. Мне, по крайней мере, доводилось. Так что я постиг великую тайну творческих лавочек.

Я нашел главную лавочку этого фонтана. Она казалась довольно крепкой, основной, будто весь мир держится на этой скамейке. На нее я и приземлился. Закинув ногу на ногу под прямым углом, как великолепный Пуговкин в «Иване Васильевиче», я натянул шляпу на нос и вознамерился вздремнуть. Если моя теория верна, то через пару часов город наполнится жизнью. А если я ошибся – тогда со мной тем более ничего не случится. Самое худшее уже случилось. С неделю назад, когда я неудачно пошутил.

Есть, правда, еще третий вариант – но о нем не будем. Не место и не время – разговаривать о хорроре. Неэтично. Фу.

Преисполнившись глубочайшего пофигизма к окружающему миру, я поудобнее пристроился на скамейке и прислушался к звону воды в фонтане. Думаю, никто из местных, не попытается ограбить меня во сне. Во-первых, у них вроде бы тут не принято, а во-вторых, я несколько не тот кадр, который можно обворовать без моральной подготовки. Ищите кого-то своего размера, пони-карманники.

В этот момент я и встретил первых жителей Понивиля.

Когда мне в бок стал слишком давить мобильный телефон, я попытался сесть поудобнее, а чтобы при этом ни обо что е удариться, я приподнял шляпу.

И увидел три пары огромных глаз, прикованных к моей персоне. Они по-мультяшному торчали из-за окна, я видел над ними только большой красный бант, коричневый вихор и белоснежную волну, видимо гриву. Трое наблюдали за мной, пожирая глазами.

Теперь, когда комедия была сломана, а интерес ко мне со стороны местных жителей спалился быстро и уныло, глаза решили срочно ретироваться. Стало одиноко.

В общем-то, я привык получать от судьбы оплеухи, но не такого, с позволения сказать, пинка! Хотя, чего я ожидал? Я нахожусь в провинции, я, мягко говоря, странно выгляжу. В конце концов, у меня на голове нелепая шляпа! Я выгляжу, как обитатель дурдома!

— Эй!!! – как можно громче крикнул я, вставая со скамейки. – Вы трое! Ну-ка выходите! Побеседуем!!!

Чего я совсем не ожидал, так это того, что в этот момент откроется совсем другое окно. Из него на меня посмотрела фиолетовая пони с нечесаной гривой, которая довольно громко сказала:

— Да помолчите вы! Не видите, все спят!

И захлопнула окно. Я остался в полных непонятках.

Зато три пары глаз соизволили вернуться на боевые позиции. Я уставился на них, на всех по очереди. Раунд первый.

Игра в гляделки с неизвестным противником продолжалась несколько долгих мгновений, после чего я, плавно подняв руку, показал им указательный палец, сгибающийся и разгибающийся. Мол, выходите. Поболтаем.

Глаза скрылись на десяток секунд, а потом вернулись на место. Я повторил жест.

Они снова исчезли, на этот раз надолго. Я их не виню – иногда надо подумать о том, нужно ли шагать в пропасть. Я могу оказаться маньяком, чудовищем или чем похуже…

Наконец, дверь дома открылась. Мне на обозрение предстали три пони. Больно маленькие, скорее всего, жеребята. Одна желтая, с огромным красным бантом, больше ее головы, другая почти полностью белая, с неплохо уложенной прической и рогом, а третья – пегас с непослушной челкой на голове. В глазах их читалось недоверие, в конце концов, я также смотрел в первые дни на Стинглса и Альфреда.

Наконец, пегасочка, а компания была женская – несомненно, самая бойкая из троих, подошла ко мне. За ней подтянулись и остальные. Они оказались мне всего по колено, так что пришлось сесть на корточки.

Я не умею разговаривать с детьми – обычно, после моего с ними общения, они громко плачут. Но в свое время я немного получил опыта, сидя с двоюродным племянником. Он, правда, был импульсивный пацан пяти лет, а не девочка, говорят, с ними сложнее. Да и человек, а не пони.

Придется работать по устаревшей схеме из прошлой жизни.

Я вздохнул, пытаясь выглядеть как можно более спокойно, снял с голову шляпу и надел ее на голову пегасочки. Кажется, я видел этот жест доброй воли в «Индиане Джонсе».

Шляпа была ей велика, так что провалилась она туда знатно. Но это уже опционально.

— Ну, ребятня, — сказал я по-английски, потирая руки. – Расскажите-ка мне о своем городе. Меня кстати, зовут Макс. – я улыбнулся. Авось, прокатит?

Глава Третья.

Пироги, яблоки и прочая Библия

Глава 3.

Так получилось в моей жизни, что я, будучи человеком и не сильно умудренным опытом, но при этом вполне эгоистичным, довольно быстро расставил над всеми факторами своего быта жирные точки. Среди этих самых точек была и та, которая отвечает за все мои самые потаенные страхи. Ставил я эту точку дольше всех, потому что, думаю, сам в свои страхи не сильно верил. Нет, они определенно были – но при этом я банально не мог сосчитать, сколько их.

Сейчас я уже могу примерно назвать эти самые злополучные страхи, даже могу построить их в ряд по убыванию, что было бы вполне логично.

Первой в этом огромном списке страхов шла боязнь оказаться невостребованным в этом мире. Не столько в профессиональном плане, сколько в социальном. Наверное, это базовый страх каждого человека – быть никому ненужным. Сначала я к этому страху относился с трепетом. Но теперь все, наконец, изменилось. Мне довелось переболеть «ненужностью», так что встречал я свой самый главный страх стойко, хотя и скрипя сердцем.

Второе место в этом безумном рейтинге я честно отдал самолетам. Это мне досталось от матери. Она всю жизнь прожила не ступая в салоны этих крылатых чудовищ. Виной всему явно был телевизор, которого хлебом не корми – дай напугать народ. От нее я научился одному – никогда не отрываться от земли на долгое время, особенно на большие высоты. Отец, закончивший авиационный институт, смотрел на нас обоих, как на параноиков.

Третий страх при близком рассмотрении выглядит всего лишь придатком первого. Странно, но я всегда с довольно натянутым спокойствием общался с детьми. Знаю, многие не любят детей. А другие в них души не чают, уравновешивая ненавистников. На том и стоит мир.

Вы слышали фразу: «Устами младенца глаголит истина»? Так вот, этот тот случай, когда я совсем не хочу, чтобы он что-то «глаголил» по поводу меня. Дети слишком хорошо видят чужие секреты. Нет у меня права их разглашать. Это вовсе не значит, что детей я не люблю. Просто я их патологически боюсь…

У каждого свои скелеты и тараканы.

Поэтому весь опыт общений с детьми ограничивался моим двоюродным племянником – еще тем пельменем, хулиганом и наглой личностью. Правда при этом он был довольно умен, чтобы сразу принять мои правила игры. После хорошей взятки, разумеется.

Поэтому сейчас, пытаясь быть как можно более обаятельным с тремя юными жительницами Понивиля, я думал сразу на несколько фронтов. На фронтах обстановка была разная…

С одной стороны, я был в панике из-за своего внешнего вида. Ехал в фургоне я неделю, а у Альфреда не было и намека на бритвенный станок. Так что сейчас я, могу представить, был в ужасно запущенном состоянии. Я поблагодарил всевышнего хотя бы за то, что за день до Понивиля на дороге попалась речушка, в которой я наконец мог хотя бы толком помыться. Как любой студент, да и просто человек мужского пола, я вполне мог обойтись пару дней без головомойки, при этом даже не получив угрызений совести. Да и компания в фургоне была чисто мужская – не перед кем было стыдиться грязных волос. Но одно дело – пара дней. И другое — неделя. Меня так воспитали, что на четвертый день моего путешествия я почувствовал себя под коркой грязи и дорожной пыли.

Так что, я мог только догадываться, каким бомжом я предстал перед Эпплблум, Скуталу и Свити Бэлль – тремя очаровательными пони-жеребятами, которых я встретил в центре спящего Понивиля.

Не отвлекаясь, требуется заметить, что я им показался, судя по всему, довольно забавным. По крайней мере, Скуталу, пегасочка, похожая по характеру на моего племянника, была в восторге от жеста а-ля Индиана Джонс, который я на ней продемонстрировал. Думаю, такие пафосные и простые трюки – залог хорошего общения с ребенком…

Эпплблум была земной пони с красной гривой и умопомрачительно огромным розовым бантом. Она казалась мне довольно близкой по характеру к подруге, обе они были довольно бойкие, импульсивные, шумные…

А вот Свити Бэлль кардинально отличалась от дуэта, который мне наперебой рассказывал о быте и нравах Понивиля. Она казалась на фоне двух, мягко говоря, пацанок, классически. Правда, вблизи грива ее оказалась фиолетовой, а не белой, но это уже вина моих глаз, но никак не троицы моих первых городских знакомцев.

— А я живу на ферме недалеко от города. Может знаете, ферма Эпплов? – заливала мне Эпплблум. – Это самая большая ферма в округе. Почти в каждой лавке наши яблоки, знаете?

— Теперь буду знать.

Я посмотрел на часы: прошло около пятнадцати минут, как я вытащил этих троих на улицу. Все это время они мне что-то рассказывали, но получалось как-то неинформативно. Информация о городе, о важных достопримечательностях и порядках терялась в потоке жеребьячего восторга, перебранок и просто веселой чепухи. Меня устраивало.

Наконец, на улице стали появляться первые жители. На их лицах были довольные улыбки – ребята явно выспались. Не удивлен, спать так много – это надо иметь талант, чтобы не выспаться.

Они проходили мимо фонтана, несколько недоверчиво смотрели на меня, здоровались с троицей рассказчиков и направлялись по своим делам.

— Ой, а еще у нас есть Зекора – она зебра, представляете? – Подхватила новый рассказ о местном колорите Скуталу. – Она пришла к нам из Приграничья, представляете?

Я немного дернулся – в памяти еще были свежи воспоминания адреналинового побега от двух единорогов из Гвардии.

— Нет, Скут, ты не права, — воскликнула Свити Бэлль. Даже странно, я думал, она не умеет повышать голос. – Она не из Приграничья! Мне Рэрити рассказывала! Зекора родилась далеко от Эквестрии!

— Неправда!

— А вот и правда!

— Неправда!

Ну вот, понеслась. Я невольно закатил глаза. В такие моменты, я чувствую себя особенно глупо.

Перепалка, как часто бывает, начала превращаться в полномасштабный конфликт, поэтому я решил попытать удачу:

— Девчонки! А ну хватит!

Как ни странно, подействовало. Жеребята уставились на меня.

— Лучше скажите, где тут можно снять квартиру?

Кажется, вопрос их немного удивил:

— Квартиру? – протянула, Эпплблум. – А что такое квартира?

Вот сейчас я действительно почувствовал себя по-дурацки…

— Эм, — я замялся. – Ну, где тут можно снять жилье? Дом, может быть… Стойло…

— Это нужно спросить у Рэрити! – сказала Свити Бэлль, обращаясь не столько ко мне, сколько ко двум своим подругам. – Она точно знает, она живет почти в самом центре. Вооон ее дом! – она указала ногой на круглое здание с башенкой, похожее на детскую карусель.

Как-то не сильно мне улыбалось вламываться в этот домик, где, судя по всему, был еще и какой-то магазин, без спроса. Я могу навести там шороху своим видом.

— Как-то нехорошо будет, не по делу… — начал было я.

— Ой, я знаю, я знаю! – Запрыгала Эпплблум, подняв переднюю ногу, на манер школьного жеста. – Вы можете остановиться у нас на ферме! Правда, можете! У нас бывают дни, когда весь клан приезжает – и в нашем доме не бывает тесно! Правда!

Вот это я мог, пожалуй, взять на заметку. Естественно, я не планировал жить в фермерском сарае, даже если он настолько просторный, но судя по всему, семейство Эпплов, к которому и принадлежала моя новая знакомая с бантом, знало город куда лучше меня. С ними я смогу найти общий язык. В конце концов, не зря я пахал каждое лето на родительской даче – земля объединяет.

Они мне что-то рассказывали еще минут десять. Про то, как тут бывает весело, что сюда приезжает сама принцесса Селестия и ее сестра, что тут проходят отличные праздники. Еще о чем-то. В общем, стандартная чушь. Не спорю, приятная, но бессмысленная донельзя.

Все это действо прервала вишневого цвета пони, проходившая мимо. Она остановилась рядом с нами, недоуменно посмотрела на меня (мне сразу стало стыдно, и я порядочно залился краской)

— Девочки, что вы здесь делаете? Вы уже должны быть в школе! – удивленно произнесла она миловидным бархатным голосом. А потом уже, осмотрев меня, кивнула и улыбнулась мне. – Доброе утро, мистер. Вы недавно в городе?

Я кивнул, потом понял, что маловато для первого знакомства и представился:

— Меня зовут Макс. Я только сегодня сюда прибыл.

<div>

— Мисс Черили, скажите, а что такое квартира? – спросила Скуталу, забавно тряхнув головой. При этом вихор, за который ухватилась моя шляпа, дернулся, и договаривала последнее слово она уже в замкнутом пространстве. Получалось смешно: она  утонула в шляпе без шансов на спасение.

*

</div>

Не прошло и пяти минут, как Мисс Черили, как оказалось, преподаватель в местной школе, отправилась вместе с тремя моими знакомцами на уроки. Я, воспользовавшись дезориентацией Скуталу, вероломно вернул себе шляпу и припустил в сторону окраин, показав пегасочке язык. В мою сторону она еще кричала что-то на тему того, что шляпа, полюбившаяся ей, будет скоро героически отбита. Я не слушал – впервые за длительное время во мне заснул скептик.

Все-таки у детей есть как минимум одна полезная функция – раскрепощать взрослых…

К тому же, я сейчас чувствовал острую необходимость подурачиться. Проходя мимо какого-либо пони, я срывал с головы шляпу и отвешивал глубокий поклон. Меня это очень забавляло – их, кажется, несколько обескураживало. Но мне было глубоко пофиг – я стравливал веселье, подаренное мне тремя очаровательными жеребятами. Это было неплохой панацеей от проблем, вьющихся надо мной. К примеру, я еще не решил проблем с жильем, не обзавелся деньгами, а из полезных знакомых у меня только трое детей и одна скептически настроенная на мой счет учительница. Весело…

Скучно!!!

Я покинул наполненную площадь, за время общения с аборигенами она стала даже тесной, и направился к окраинам, куда мне указала Эпплблум. Надеюсь, местные фермеры достаточно открыты к диалогу, чтобы так вот просто рассказать о городе первому встречному. Совсем другого вида, замечу.

Не беда, у меня всегда есть выход – я могу сыграть полоумного гения извне, выдумать электричество или какой еще простой элемент моей прошлой жизни. В общем, если «Янки при дворе короля Артура» меня чему и научил – так это быть изворотливым в случае попадания в иной мир или временной период.

Хм, кстати, а в этом мире есть яйцерезка? Ее строение я помню лучше всего, а деньги не лишние.

Мне вдруг стало очень жалко, что плеер разрядился еще по дороге домой из университета. Сейчас, думаю, было бы полезно иметь одну палку зарядки. Как бы этому миру, а тем более городу подошла хорошая музыкальная композиция.

«Если я тут надолго, придется вспомнить из курса школьной физики, как добывать электричество из картошки. Пара десяткой картофелин и я имею на руках пару песен Нирваны. Вполне приемлемый обмен ».

Мысли – не музыка, увы. Но и они отлично сокращают время. К моменту, когда в моей голове зародились гениальные мысли о прослушивании нетленок Кобейна в Эквестрии, я перешел по мостику блестящую речку и оказался на второй половине города. Прямо передо мной были немногочисленные разрозненные домики, слева яркие цирковые, стоит полагать, шатры, а справа, сразу после очередного мостика, открывался идеалистический вид на бескрайнее поле, засаженное высокими яблонями. Почему яблонями, хотя я и не имею идеального зрения? Да просто каждое яблоко на дереве было такое яркое и огромное, что посещала мысль о пестицидах. Не увидеть их было сложно.

Ну а целью моей было высокое красное, как грива Эпплблум, здание, с башенкой, как тут принято, на которой мотался флюгер. На флюгере опять же – огромное яблоко.

Если это не ферма Эпплов – я съем свою шляпу. Благо, шляпа у меня есть. И кушать все равно что-то надо.

Невольно помявшись на месте, мысли о еде посетили меня не вовремя, я перешел второй мостик и почти сразу уперся в яблочный Рай. Яблони, кажется, сейчас должны согнуться от такой ноши.

Вспомнив детство на даче, когда яблоки у соседей всегда были куда вкуснее собственных, я воспользовался незащищенностью бедных деревьев. Просто протянул руку и достал ближайший красный и сочный плод. Мне везет – тут я ростом превосхожу каждого жителя, так что могу, на правах жирафа, есть то, что повыше.

Пару секунд, стоя под кроной, я откровенно сомневался: кусать или нет. Яблоко манило – оно было большое, блестящее на солнце, будто натертое воском. Но при этом шершавое, немного похожее на бархат. Очевидно, такого сорта я не ел.

Нет ничего полезнее, чем попробовать что-то новое, всегда говорил мой дед. Я мог быть не согласен с ним в этом: все-таки, есть вещи, которые в жизни пробовать не стоит. К примеру, прыгать на пулеметы. Но суть я понял еще в детстве, так что, взвешивая опасность продукта (или события), всегда решал для себя: стоит вносить что-то новое или прослыть лютым консерватором?

Тут опасности визуально я не обнаружил, а так как желудок уже рвался в бой, решил рискнуть. В свое время яблоко уже сыграло роль в моем мире – человека пинком выгнали из Рая. Но тут-то такого не случиться, правда?

Если да – то у парня наверху небогатая фантазия.

Наконец, покончив с рассуждениями, я буквально вгрызся в яблоко. Оно с хрустом поддалось, брызнуло сладким соком, который размазался по щекам. Вкусовые рецепторы в восторге праздновали новое открытие, а я, утирая рукавом сок с лица, понял, что жизнь тут никогда не опустится до голодной смерти.

Приближаясь к дому Эпплов, я еще несколько раз лишил яблоко кусков, после чего благоразумно отправил его под ближайшее дерево: не сильно хочется, чтобы хозяева узнали, что к ним пришел не просто чужак, но целый похититель частной собственности.

Дорога пошла в гору, когда я заметил белую дощатую ограду. Скорее символическую, чем действительно  действенную. Тут оказалось, что вход находится слишком далеко – я видел белую арку в метрах двухстах справа. Мне было так лень ползти туда, что я, осмотревшись, чтобы никто не видел, просто перемахнул через низкий белый заборчик.

Впереди был еще один такой же забор, но только вокруг дома. Тут мне не требовалось скакать по оградкам – прямо на меня смотрел зев арки, красиво увитой плющом.

Только подойдя поближе я понял, что дорога ведет в хлев. Просто не было ни одного стекла в окнах – в Понивиле так не принято. Так что мне пришлось-таки огибать дом в направлении к главному ходу в поместье Эпплов. Нет, ну а чего я хотел – я же съел их яблоко! Ферма решила мне отомстить.

Солнце начало припекать, так что к моменту, когда я постучался в хорошо покрашенную дверь, я смотрелся еще более комично, чем раньше. На мне были грязные синие джинсы, рубашка, давно выпущенная из штанов и старавшаяся вернуться обратно (один уголок почему-то торчал из петельки для ремня), и клетчатый пуловер, а на поясе покоилась драная куртка. Ей во время путешествия совсем не повезло. В довесок, у меня на лице была общая небритость, а из-под дурацкой шляпы торчал не пойми откуда взявшийся вихор.

Я же, кажется, говорил, что я редкостный растяпа? А если нет – можно было и догадаться.

Ответа не было. Я постучал еще раз. И еще. А потом уже услышал голос из-за толстой двери:

— Да и я, иду! Кого же занесло…

Голос был однозначно старушечий, в нем даже угадывался какой-то говор. Правда, я не силен в говорах английского, но было в нем что-то нетипичное.

Послышались лязги замков и дверь отворилась. Не намного – я бы не пролез. Зато на меня воззрились два больших глаза, с оранжевой каймой.

— Кто вы?

Голосу подошла бы испуганность – в конце концов, я мало того, что выглядел, как распоследняя свинья, так я еще и был в этом мире клоуном, не устану это говорить. Но голос был скорее очень веселый, бойкий.

Я даже не нашелся, что сказать:

— Простите, это ферма Эпплов? – спросил я громко, чтобы придать голосу уверенности.

— Ага! – дверь отворилась на всю ширь.

Поразительно, какие все-таки тут живут миролюбивые существа. Они закрываются, чтобы кто-то не забрел по ошибке, а не потому что боятся кого-то или чего-то.

У двери стояла сухонькая, пожилая пони зеленого цвета, с седой гривой, небрежно уложенной в пучок. Почему небрежно? Так из него во все стороны торчали волосы.

Я только собирался что-то сказать, как из дома послышался еще один высокий голос:

— Бабуля, кто это?

— Не знаю.

— Как не знаешь, бабуль! Ты знаешь всех в этом городеее, — певуче заметила некто.

Послышался цокот копыт о доски пола и на сцене нашего театра молчания появился еще один персонаж. Я даже вздохнул с облегчением – я не один в этом мире вынужден носить шляпу.

Пони была довольно рослой, мне до пояса. Оранжевой масти, со светлой гривой, не знаю, в ходу ли здесь понятие «блондинка». С огромными зелеными глазами и, черт побери, в шляпе! Какая ирония.

Пони заметила меня и остановилась, не дойдя до двери пары шагов, и стала меня ощупывать своими зелеными глазищами. Я стоял как вкопанный, подвергаясь сканированию.

— Эм… Вы кто? – замявшись, спросила пони.

Девушка. Ну, если так можно вообще выразиться. Прибуду домой – спрошу и биологов на кафедре

А я невпопад ответил вопросом на вопрос:

— Так можно я войду?

Скорее всего, от такой наглости у хозяйки дома несколько переклинило инстинкт самосохранения. Она подняла переднюю ногу и сделала ей пригласительный жест.

Пригнувшись, двери тут на меня не рассчитаны, хотя в своем мире я был довольно средний по росту, я прошел в дом. Посомневался, стоит ли снимать шляпу. Вроде бы в этом доме и не принято. Хотя, с другой стороны, она могла работать вне дома и пришла открыть дверь? А, все равно, сниму.

Мусоля в руках шляпу, я прошел за пони в гостиную. Кстати, «бабуля» уже исчезла. Видимо, решила не удостаивать мою персону своим вниманием.

— Может, хотите чаю? – вежливо осведомилась она. Голос у нее был несколько мальчиковый, хрипловатый что ли. Подходил ей идеально, да и вообще – пони казалась истинной дочерью фермы. Только рубашки клетчатой не хватает. Обязательно красной – иначе не канон.

Я энергично закивал. Мой собрат по шляпному несчастью быстро и сноровисто взяла зубами чайник и поставила его на круглый невысокий стол, накрытый белой скатертью. За  чайником на стол направились две небольших чашки в горошек, корзина с их фирменными яблоками (тут я непроизвольно сглотнул) и, о чудо, домашний яблочный пирог! Питаясь сплошными огурцами и какой-то еще подобной травой, я уже и не надеялся увидеть хлеб! Держите меня семеро, если в этом мире есть хлеб – то не все так плохо!

Меня усадили за стол (было не очень, кстати, удобно), налили мне чая и положили на тарелку кусок пирога, чему я несказанно обрадовался еще раз. Прямо день счастья – сначала эти трое жеребят, изливающие волны радости, а потом еще и пирог. День, не вздумай заканчиваться!

— Ну, так чего вы хотели? – неторопливо начала пони, когда я совершенно по-хозяйски начал пить чай из чашки, периодически подувая на него.

— Вот вас как зовут?

Пони совершенно без раздумий выпалила

— Эпплджек, мистер.

Последнее слово прозвучало с такой убийственной иронией, что я чуть не поперхнулся. Поэтому я поставил чашку на стол, сложил ладони, как будто собирался у парня сверху просить хорошей жизни, и начал:

— А меня Макс. Видите ли, случилась несколько странная и неприятная штука…

Дальнейшее детальное описание считаю бессмысленным. Я рассказал моей новой знакомой Эпплджек о том, что после непонятного и малоизученного инцидента далеко от Эквестрии, я оказался здесь. Здесь – это на границе. А дальше рассказывал все без врак.

Не надо меня осуждать: история о параллельном мире оказалась бы для пони куда более нагруженной. Она бы могла мне не поверить. А сейчас я был заинтересован в полном доверии. Ложь во спасение никто не отменял.

Да и врал-то я, в общем, совсем чуть-чуть. Просто, чтобы история казалась более правдоподобной.

Надо отдать Эпплджек должное, слушала она отлично. А к концу моего рассказа, с убийственной честностью, сказала:

— Что-то сказка какая-то, сахарок. Тяжело поверить.

«Сахарок»? Единственное, что меня удержало от панического смеха – это кусок пирога, до которого я наконец добрался. Теперь ничто не оторвет меня от маниакального желания его съесть.

— И зачем же, Макс, ты сюда приехал?

Отлично, мы уже на «ты». Какая простодушность – обожаю таких людей, с ними отлично вести дела.

— Мне мои попутчики сказали, что тут и не такие чудовища околачиваются, так что я затеряюсь в толпе.

— Они тебя недооценили.

Я скорчил рожу позлораднее. Надо соответствовать облику.

— Хорошо, — продолжила пони – Я поняла, почему ты прибыл в Понивиль. Но почему ты пошел именно на нашу ферму?

Я только пожал плечами. А Эпплджек только кивнула.

— Я правильно поняла, что ты собираешься вернуться домой.

Это становилось похоже на затянувшийся монолог пони. Я выступал только зрителем. Говорить мне мешал пирог, на который я наложил свою руку, а кивал я скорее просто так – чтобы ничего не объяснять. Мы достигли компромисса: фермерша говорила очевидные вещи, а я кивал. Все оставались в выигрыше

— И попасть домой поездом или обозом невозможно?

Я проглотил кусок:

— Нет. У нас нет дорог, связывающих нас с вами. Я вообще не подозревал о вашем существовании.

Повисло молчание. Эпплджек думала. А я догрызал пирог, уже ощущая в животе приятную тяжесть. Как же я питался этим подножным кормом с неделю? Я должен был умереть!

— Тебе нужно к Твайлайт, — твердо сказала пони, поднялась со странного колченогого табурета, на котором примостилась и кивнула мне на выход. – Пошли сейчас.

Я печально воззрился на недоеденный пирог…

Нет, брат, не оставляй меня!

В итоге борьба с собой закончилась победой смысла. Я подхватил со стола шляпу, и мы направились на выход из дома, из поместья Эпплов, в сторону Понивиля.

По дороге нам встретился крепко сколоченный пони красной масти, который тащил телегу с яблоками.

— Мак, я скоро буду! Скажи бабуле, что я пошла к Твайлайт!

— Агась…

Мы покинули ферму через главный вход и направились в город, лежавший у наших ног, в низине. Я еле поспевал за сноровистой пони.

— А где живет эта твоя Твайлайт?

— В библиотеке.

— У нее что, сессия?

— Не знаю. А что такое сессия?

Что-то мне подозрительно часто задают вопросы, которые я вовсе не планирую в общении…

Толи еще будет.

Глава Четвертая.

Пьем из чайника, боремся с гейзерами.

Глава 4.

Кажется, какой-то очень известный в кругах российской фантастики человек говорил, что каждый уважающий себя главный герой, оказавшийся в «попадалове», должен хотя бы раз за всю историю проснуться с дикой болью от похмелья. Не стоит его винить – просто у каждого в жизни бывают промахи, которые фантасты нагло используют в своих целях. И плевать, что сделает главный герой после таблетки аспирина: пойдет захватывать Звезду Смерти, возьмет волшебную палочку и убьет пару василисков, али просто откинет копыта…

Кстати о копытах…

Две недели назад, постучавшись в двери семейства Эпплов, я, мягко говоря, выбил страйк. Дальнейшие события того дня, да и последующих недель, можно без зазрения совести назвать моим становлением в мирном городке Понивиль.

Думаю, стоит начать по порядку.

Проснувшись сегодня утром, (по местным меркам – я жуткое существо, так как просыпаюсь в восемь (!) утра. Правда, здесь, в параллельном для меня мире, время идет иначе. Грубо говоря, здесь сутки длятся двадцать шесть часов с копейками – я считал.) первое, что я увидел, конечно, был мой дом…

Вот тут мы и остановимся подробнее.

Так как квартир в Понивиле не было, кругом одни частники, мне пришлось снимать небольшой уютный домик у молодой пары: пегаса Халлея и его супруги Джуффии. Ребята отъезжали работать в Мейнхеттен – крупный мегаполис севернее Понивиля. Как они говорили, я обязан посетить этот город. Конечно, как только будет время.

Домик был одноэтажный, по местным меркам даже бедноватый. Зато я, проживая не в лучшем районе в однокомнатной квартире, был просто в восторге от двух комнат: спальни и гостиной, в последней, кстати, был просто умопомрачительный камин. Так что господа супруги заключили со мной длительный договор, за совершенно смешную плату. Кажется, они просто хотели избавиться от дома.

Как итог, теперь, раз в квартал, я должен отсылать ребятам семнадцать золотых по почте.

До этого, когда меня проводили по уютным комнатам Коттеджа, я доверительно спросил Халлея, есть ли у него бритва. На что тот, явно удивившись, ответил, что в последний раз брил гриву несколько лет назад. Но все-таки, отдам ему должное, принес мне исполинских размеров опасную бритву. Думаю, легче бриться мачете, как делают в голливудских боевиках «крутые парни», чем этим мутантом.

Хотя, с другой стороны, ко всему можно привыкнуть.

Так вот, проснувшись в своем уютном гнезде плотной застройки, я первым делом совершил моцион до отхожего места, побрился, выпил чаю на маленькой кухне. Все эти приятные хлопоты намекали на годное продолжение дня. Погода, как обычно, была самая хорошая. Как говорится, «шепчет».

Применив к себе обязательную экзекуцию огромной бритвой и прочие радости жизни, я, наконец, мог выбраться из стен коттеджа на свежий воздух. К тому же, у меня было одно незаконченное дело.

Так как, по заверениям Твайлайт, моей главной руки помощи в этой ситуации, я могу тут задержаться надолго, а за дом еще платить, плюс иногда надо что-то есть, мне пришлось наскоро найти себе работу. А так как чинить обувь, гнуть подковы и прочее я не сильно умею, то Понивиль обеспечил меня профессией по специальности.

Кажется, до этого я уже ни один раз думал, что миру Эквестрии политологи нужны, как моим ботинкам гармонь. Как все-таки приятно ошибаться.

Госпожа Мэр, управляющая городом, оказалась приятной пони с совершенно седой гривой (поговаривают, подкрашивает для импозантности). Обрисовав ситуацию в двух словах, Твайлайт выбила мне место в местной мэрии место штатного политолога. А так как в Понивиле о такой профессии и знали, в общем-то, мало, пришлось самому первую неделю составлять аналитическое поле и читать огромный талмуд законов Эквестрии.

Кстати, с таким законодательством я уже встречался во время учебы. Политика и законодательство Эквестрии строились по британскому образцу: то есть судебные процессы решаются по прецедентам,  а политика тут, в целом, направлена на удержание власти и границ государства. То есть, если не Британия, то Рим эпохи заката – точно. Не стану напоминать, чем закончилась история Римской империи…

То есть, вся моя работа заключалась в том, чтобы утром прийти, забрать документы (где могло оказаться все что угодно: от приглашений на свадьбу до нового государственного налога на зеленые яблоки), отнести домой, обработать, а на следующий день принести обратно. И так по циклу. Вот такой спокойный круговорот. В целом, не пыльная работа.

На градуснике за окном было больше тридцати градусов. Конечно, данные не точные, тут вообще еще не умеют делать точных приборов, но приблизительных мне вполне хватит.

Думаю, при такой погоде пуловер не требуется. Многострадальную шляпу я тоже оставил на крючке и, сверившись с погодным расписанием от пегасов, чтобы не попасть под внезапный дождь, я вывалился под палящие солнце на брусчатку города.

Как ни трудно догадаться, город еще спал. Тут вообще свои понятия времени, для меня неприемлемые. Так что, спрятав папку с документами за пазуху, я неспешно направился к мэрии, на главную площадь. Погода, как всегда, располагала.

Пока я иду, я могу спокойно описать тот самый, первый день в Понивиле…

---

— У нее что, сессия?

— Не знаю, а что такое сессия?

— Да так, к слову пришлось.

Везет же этим ребятам, они не знают, что такое сессия.

Мы с Эпплджек спускались с крутого холма, она привычно цокая копытами по камням, я съезжая по ним, на волоске от падения.

— А она мне точно поможет? – спросил я, неловкой поднимая левую ногу во время скольжения, чтобы удержать равновесие, при этом придерживая шляпу.

— Ну, если не Твайлайт, то уже никто в городе. Тогда тебе одна Селестия помощник, сахарок.

Я что-то угукнул.

К тому времени, как мы преодолели этот крутой спуск, я уже перемолился всем богам, которых знал, только бы не упасть. Эта ферма чертовски высоко, или город настолько низко? Итогом мне стал укор:

— Если тебе сложно идти на двух ногах, не стоит пытаться произвести на меня впечатление, можешь идти на всех четырех.

Я порядочно охренел от такого обращения.

— Вообще-то я не умею ходить на четырех ногах.

— Почему?

— Да потому что у меня ноги две! – распылился я. В пылу такой странной беседы ветром сдуло мою шляпу, и я бегом направился ее поднимать.

Эпплджек терпеливо ждала меня у подножия холма, пока я пытался выбраться из куста какой-то причудливой и огромной крапивы. После любовного свидания с кустом кожа на лице кололась, куртка порвалась на левом рукаве, а в висках пульсировала кровь. Кажется, трое жеребят совсем недавно внушили мне слишком маленький заряд доброты…

Всю дорогу до центра мы с фермершей Эппл молчали. Ее слова, оброненные ненароком на холме, почему-то очень сильно ударили по самолюбию. Хотя казалось бы, с чего?

В центре города уже шла бойкая торговля. Вокруг появились десятки маленьких деревянных палаток, в которых продавали продукты. Естественно, только растительную.

Проходя мимо фонтана, я подмигнул моей скамейке.

Потом мы углубились в жилые кварталы, прошли куда-то вправо, огибая неряшливо раскиданные домики, и вышли к библиотеке.

Уау, какая это была библиотека…

Представьте себе огромный дуб. Представили? А теперь уберите с него цепи, кота и русалку, яхонтовые вы мои. И крону поразвесистее.

А теперь берем и вырезаем из этого дерева все внутренности без сожалений. Делаем в нем побольше дырок для окон. Все, как говорится, профит.

Мы с Эпплджек подошли к входу. Тут было совсем темно, огромный купол зеленой листвы заслонял игривое утреннее солнце.

Кстати, только сейчас я допетрил, что листья зеленые, хотя в дереве, очевидно, ничего нет. Я имею ввиду – ведь там внутри дом. Пустое пространство. Как полезные соки вообще тогда попадают к зеленым листьям наверху?

Магия, не иначе.

Кстати, а почему дверь в библиотеку закрыта? А как же публичность? Или это библиотека «для избранных», где читательский билет стоит дороже «Майбаха»?

Наконец, раздался неуклюжий топот за дверью и та, скрипнув замком, открылась.

— Привет, Спайк. Твайлайт дома? – осведомилась моя знакомая с фермы.

Я во все глаза уставился на миниатюрного, мне по колено, ящера. Дракона, надо полагать. По сравнению с теми, кого я видел по дороге в Понивиль, он казался каким-то слишком домашним. Кстати, он был кислотного окраса: фиолетовый, а на голове его было некое подобие ирокеза из зеленых чешуйчатых пластин. А еще он был не выспавшимся.

— Привет, Эйджей… — хрипло сказал он. – Где ей еще быть. Всю ночь за книгами просидела в холле. Спать мешала.

— Как-то рановато для составлений расписаний на следующий месяц.

— И я о том же. Входите.

Меня этот дракон тактично решил не замечать. За что я ему очень благодарен. Мне не очень хотелось, чтобы он на меня глазел. Вообще я сам, когда был моложе, так поступал – просто игнорировал незнакомых, которые мне казались странными.

Эйджей, как ее назвал мой новый чешуйчатый знакомец, кивнула мне в сторону входа. А я тактично вернул жест, мол, дамы вперед.

После этой немой перепалки, я оказался внутри этого огромного дерева.

Тут было неплохо устроено. Мы сразу попали в огромный холл, стен которого не было видно из-за увесистых стеллажей, забитых фолиантами. Посреди всего этого образцового порядка, как будто насмехаясь над ним, громоздилась куча-мала из книг и свитков. У моего левого ботинка лежала на боку маленькая чернильница, принадлежащая этому пейзажу.

Кажется, Эпплджек не была ни капли не обеспокоена этим странным Эльбрусом, громоздящимся в центре залы. Поймав мой недоуменный взгляд, она небрежно ответила:

— Не переживай так, с ней часто так происходит. Где-то раз в месяц. Просто привыкни.

И она, цокая копытами по паркету, направилась к куче. А я последовал за ней.

При ближнем рассмотрении куча делилась на несколько секций.

Первая секция – книги, небрежно раскиданные в радиусе метра от стола.

Вторая, сам стол, на котором обнаружился весь в кляксах пергамент и чашка остывшего чая.

Третья секция была не чем иным, как грудой ненужного сора. Какие-то фантики, обертки, прозрачные паруса слюды, неровные куски нормированного сахара, пакет с размашистой надписью «Перья и диваны» и выкройка.

Ну и, наконец, четвертая секция состояла из всего этого в сумме, а по центру ее лежала на древней книге в кожаном переплете спящая пони-единорог.

Как бы ее описать… Ну, она была темно-фиолетового цвета. Мне сложно им присваивать цвета. Думаю, будь на моем месте девушка, она бы нашла этому цвету какой-то красивый термин. А для меня, как часто бывает, все цвета, от аметиста до какого-нибудь гелиотропа – все едино – фиолетовый. Просто светлый или темный.

Ну вот, у нее еще была довольно специфическая прическа. Тут я тоже не специалист, но ни я, ни мои знакомые обоих полов, так бы не постриглись. Хотя, ей вроде бы шло.

В гриве у нее кроме всепоглощающего синего были еще всполохи фиолетового и розового цветов, и, конечно, рог.

Ах, да, кьютимарка – мифическая фигня, о которой мне пытался рассказать Альфред. Но я так и не понял, зачем пони эти татуировки. У нее кьютимарка была из разряда криптографии – без поллитры не разберешься. У Эпплджек, к примеру, как не трудно догадаться, эти кьютимарки выглядели как троица красных яблок. Ну, оно и понятно.

Но что значат звезды – категорически неясно моему бедному мозгу. Она астролог или астроном? Или космонавт?

Кстати, возвращаясь к общему цвету мисс Твайлайт – вспомнилось, что кто-то из знакомых писал диссертацию по цветам и просил ее прочесть. Вроде бы фиолетовый – признак трезвого ума, интеллекта и фанатичной веры. Не вяжется, правда?

— Спайк, давно она отключилась? – спросила Эйджей, пробуя на вкус остывший чай.

— Без понятия.

— Ну тогда помоги нам ее разбудить и разобрать этот бардак.

— Не могу.

— Это еще почему?

— Я не вписываюсь в вашу шляпную компанию, – и дракончик направился вверх по лестнице. Эпплджек страдальчески закатила глаза

— Он не всегда такой, просто он любит спать. Макс, помоги мне лучше убрать этот ужас. Если Твай проснется и увидит ЭТО, она, скорее всего, опять отключится.

Да, отключиться тут есть из-за чего.

Мы с Эпплджек разошлись на полчаса по холлу, спасая помещение от состояния атомной войны. Я расставлял книги, желательно по алфавиту, а Эйджей выносила мусор. По частям.

Полчаса я ставил книги, невольно играя в библиотекаря.
то мне порядочно надоело, поэтому, когда фермерша отошла выбрасывать очередную партию ненужной ерунды, я сбежал с боевого поста.

Вернувшись к столу, перед которым валялось бесчувственное спящее тело, я потрогал чайник. Почти ледяной, давно не разогревали. Ну да ладно, где наша не пропадала.

Вспомнив фильм «Белое солнце пустыни», я взял чайник и начал пить воду из носика. Просто было лень искать или мыть чашку. Лень творит чудеса.

Вроде бы всего на мгновение прикрыл глаза, наслаждаясь живительной влагой. Ни с чем не сравнимое ощущение, если вы никогда не отлынивали от работы – вы и не поймете.

Ну, все когда-то заканчивается. К примеру, у меня все это блаженство наедине с чайником закончилось тем, что я подавился, увидев два огромных, ободка цвета индиго, уставших глаза.

Интересно, а как я предстал перед этой самой Твайлайт?

Всегда интересно, что думаю о тебе люди. И пони. И если Эпплджек, увидев меня, увидела просто разгильдяя, не следившего за собой с неделю, то обитатель библиотеки увидела у себя в холле заросшего типа, ни капли не похоже на пони, который ворует у нее кипяток.

— Вы кто? – без особого интереса спросила пони, наблюдая за тем, как я бью себя по груди, пытаясь остановить кашель.

Откашлялся я, как обычно, не вовремя. Теперь требовалось рассказывать все. А сколько шансов, что мне поверят? Эпплджек была моим единственным тузом в рукаве.

Если такое сравнение уместно. Тузы в рукаве не выносят мусор и не чистят дом. Вообще никакой пользы от них в хозяйстве.

Спасла меня от жестокой расправы неподражаемая Эйджей, как раз вернувшаяся под крону библиотеки.

— О, Твай, ты проснулась! С добрым утром! Мы к тебе по делу, — выпалила она, как пулемет.

Если честно, мне казалось, что объяснять что-то Твай бесполезно. У нее было лицо, на котором читалось острое похмелье. Но так как алкоголя я пока в Эквестрии не видел, а на столе была только чашка с чаем, было сомнительно, что она где-то вчера приняла лишнее.

— Я вчера весь день составляла расписание, — будто ответив на мой вопрос, сказала она. – Я опять не могла нормально вписать туда время на Пинки и тебя, Эйджей. Похоже, вам опять придется  приходить ко мне в гости совместно.

— Сахарок, тебе давно пора отменить практику этих ужасных расписаний. Они загоняют тебя в могилу.

— А это кто? – опустив тему, спросила Твайлайт, протянув в мою сторону копыто.

Какой холодный прием…

— Тут долгая история, сахарок. Думаю, всем нам придется выпить, слушая ее, много чашек чая. Макс, у тебя все равно чайник в руке, — я покосился на чайник, из носика которого на пол текла жиденькая струйка – Иди поставь его что ли.

На что? У вас тут что, труба газа проложена?

Ловя мой непонимающий взгляд, поднявшаяся Твайлайт пояснила:

— Второй этаж, слева.

Я кивнул, положил шляпу на стол и удалился наверх. Судя по всему, там сейчас будет разговор обо мне. Но не для моих ушей.

Поднявшись наверх по лестнице, я оказался перед непростым выбором. Слева было две двери. На одной был нарисован пегас, а на другой единорог. Я оказался в ступоре.

Нет, ну очевидно, что это какой-то аналог наших М и Ж в общественных местах, но как так? У них что, туалеты по расовому признаку?

Решил рискнуть. В конце концов, хозяйка библиотеки – единорог, значит мне в соседнюю.

Действительно, я не прогадал. Только почему-то ожидал увидеть, очевидно, отхожее место. А увидел узкую кухню, где пристроилась металлическая плита.

Налил воды и поставил чайник. Долго мучился в поисках тумблера или какого-нибудь рычага для запуска плиты, пока не нашел простую педаль.

Ну а дальше я, отплевываясь, весь мокрый выскочил из этой ужасной кухни и, захлопнув за собой дверь, сел на пол, больно впившись спиной в ручку.

Черт, это надо было сделать такую систему. Зачем на кухне гейзер?

Несколько минут я сидел, подпирая собой дверь и надеясь, что помощь придет. Но ее не было, только где-то посапывал дракон Спайк.

Наконец, набравшись мужества, я вскочил и открыл дверь на кухню.

Тут было очень мокро. Зато чайник исходился витиеватым паром. Подхватив его с помощью полотенца, я спустился вниз, где меня ждали Эйджей и Твайлайт. Ну и как ей сказать, что я залил ее кухню? А про гейзер как рассказать?

В холле было окончательно убрано, стол в центре принял вид праздничный и чистый, а вокруг него собрались еще несколько протагонистов моей импровизированной оперетты.

Ну, в оперетте же все всегда скатывается в балаган, я прав?

Итого, я имел в своем наборе дополнительный контингент: пегасы в количестве двух штук: одна моталась где-то над потолком, что-то выкрикивая, а другая сидела у стола, черт, у нее была бесподобная грива.

Плюс в библиотеке появились: один дополнительный единорог совершенно белой масти и розовая земная пони, которую я толком и разглядеть не мог – она моталась по холлу как маленький кислотный метеор.

— Да, он странный. – послышался мне голос сверху.

— Нет, он не странный, — послышался тихий, грудной голос, с придыханием – он просто слишком далеко живет.

— Ага, — сказало розовое пятно, мечущееся по холлу

Остальные ничего не сказали вообще.

Меня заметили, повисла неловкая пауза.

— О, это ты! – розовое пятно заметило меня и подлетело ко мне со скоростью болида. – Привет, я Пинки, будем дружить!

Это было скорее утверждение, чем вопрос.

— Пикни! – послышался со всех сторон отлаженный хор голосов.

Я поставил чайник на стол и вновь впал в состояние полной апатии. Что делать дальше – не понятно. Эта компания, очевидно, давно сколоченная, загоняла меня в узкие рамки неловкого поведения.

Молчание поддерживал достаточно долго, чтобы я мог рассмотреть своих мучителей. Построить первое мнение о них.

В общем и целом, они все представляли собой единый слаженный механизм, где нет места лишнему. Такое чувство, что они пытались так компенсировать недостатки друг друга.

Наконец, когда чайник засветился фиолетовым огнем и поднялся, дабы налить в каждую из заготовленных чашек кипяток, мне дали слово:

— Ну, расскажи, как все было на самом деле, Макс, — сказала Твайлайт. В ее лице что-то изменилось. Скорее всего, ее привели в порядок после ночи бдения над расписанием.

— Только честно расскажи, — дополнила Эпплджек. – И не надо ничего говорить про дальние страны. Нет у нас таких дальних стран. Да и таких странных существ тоже.

<div>

Я присел. Это будет долгая история.

*

</div>

 

— Макс, привет!

— Привет, Пинки. Ты сегодня рано.

— Ой, Макс, а куда ты идешь?

— Как всегда. Надо отдать Мэру документы

— Ой, а можно я тоже пойду с тобой как всегда?

— Конечно.

Жизнь определенно налаживается.

Надеюсь, этот розовый метеор не снесет меня по дороге. У меня пока что нет другой рубашки…

Глава Пятая

Гимны, песни и неизвестные бациллы

Глава 5.

Я еще спал, когда розовый вихрь, сметая все на своем пути, ворвался ко мне в дом и, немного поколобродив на кухне, приземлился у меня на спине.

— Макс, вставай, вставай, вставай!

Видимо, чтобы я не подумал, что это сон, Пинки несколько раз на мне подпрыгнула. Я взвыл от такого приветствия, она была отнюдь не пушинка, и поднял голову с мягкой подушки.

— О, Макс, ты проснулся! – восхищенно констатировала факт розовая пони, слезая со моей многострадальной спины. – Как вовремя!

 - Пинки, как ты пробралась в мой дом? – спросил я, сев на кровати и потирая ушибленную копытами спину. Настроение было поганое. Вчера вечером, меня сильно мутило. Вывод напрашивался сам собой – я умудрился отравиться местной здоровой пищей.

— Я просто зашла! – восхищенно сказала Пинки, прыгая вокруг моей кровати.

— Вообще-то, я врезал замок, как только переехал. Иначе она ничего не защищает.

— А дверь должна защищать? Я думала, она нужна, чтобы ветер в дом не заходил.

— Не отвлекайся. Как ты зашла?

— Ой, не знаю, — подытожила Пикни, выбежав из моей спальни. А потом, где-то из кухни, крикнула. – Макс, одевайся быстрее. У меня есть супер-дупер новости!

Не знаю, что меня удивило больше: то, что Пинки пробралась в мой дом без разрешения или то, что у нее есть новости, которые требуют моего пробуждения.

Когда я поднимался с кровати, мне открылась еще одна подробность вчерашнего дня – видимо, я еще и порядочно заболел. Еле стоял на ногах, и мир немного покачивался. Надо будет поставить себе градусник, если я его, конечно, найду.

Совершив стремительный марш-бросок в ванную, я худо-бедно справился с «качкой» и вернулся в спальню, чтобы одеться.

Тут стоит заметить, что исполнилась моя давняя мечта – я, наконец, смог пополнить свой гардероб. Рэрити, сестра Свити Белль и, по совместительству, подруга Твайлайт и компании, почтила за честь выполнить пару моих заказов. Заказ был не глобальный – одна рубашка и пуловер. Правда, пришлось попотеть, объясняя хозяйке местного бутика саму концепцию человеческой одежды. В итоге, я оставил ей, как пример, свою рубашку и свитер, чтобы она могла по их образу и подобию сшить мне обновку. Стоит отметить, что Рэрити оказалась не просто отличным модельером и портным, но и благородной личностью: с меня, как с «друга», она не взяла ни монетки. Хотя я и пытался усиленно ей эти деньги всучить, пока Твайлайт не сказала мне, что это бесполезно.

И, судя по всему, чтобы поднять мое настроение (я же бедный, разнесчастный, от дома оторванный), Рэрити сшила целых три пуловера.

Но носить я собираюсь только один, так как другие два я просто не могу поднять из-за массы драгоценных камней, которыми они увешаны.

Наскоро надев рубашку, джинсы и свитер, я вывалился на кухню, где меня терпеливо, о чудо, ждала Пинки Пай.

— Что-то случилось? – спросил я, ставя на гейзеровую плиту чайник.

— Макс, это просто очень очень очень важно! А мы забыли тебе сказать, потому что к тебе еще не привыкли! Уже через четыре дня будет конкурс талантов, — Пинки вскочила на задние ноги и, пытаясь удержаться в этом состоянии, сделала что-то вроде «ласточки».

— То есть ты ворвалась ко мне домой затем, чтобы я пришел посмотреть на ваш конкурс талантов? – я пытался говорить как можно более отрешенно, чтобы, не приведи Селестия, не обидеть доверчивую Пинки. Иногда, как мне сказала Твайлайт, лучше ей подыграть, чем расстраивать.

— Почему же смотреть? – спросила Пинки, уставившись на черствый кекс, который я забыл позавчера выбросить. – Я думала, ты захочешь поучаствовать!

Глотнув горячей воды прямо из чайника, сказываются студенческие привычки заправского неряхи, я погрузился в раздумья.

Нет, я не хочу участвовать в самодеятельности. Я в ней и раньше никогда не играл, не пел, да даже, если честно, я на нее и не ходил. Огромное, блин, удовольствие – смотреть, как фиговые актеры играют фиговые роли, а фиговые певцы поют песни. Это все такое фальшивое.

 - Ну, так ты поучаствуешь? – растянув лыбу во все лицо, спросила Пинки.

Я поставил чайник на стол, уперся локтями в опору, меня все еще мотало. И уставился на Пинкамину Диану Пай, глаза в глаза.

Интересно, сколько продержится?

Прошло несколько минут, у меня уже начали слезиться глаза, а ей хоть бы хны. Все-таки, я выбрал неправильную тактику борьбы с просьбами или необдуманными предложениями мисс Пай.

Наконец я капитулировал, отведя глаза:

— Я вообще-то талантов не имею.

— Пустяки, глупый! Все имеют таланты! Иначе бы у нас не было кьютимарок!

— В том и дело, Пинки. У меня нету кьютимарки!

— А, ну да! Ну, ничего страшного!

Я поднялся из-за стола. Мне все еще требуется иногда носить документы Мэру. На всякий случай, я отодвинул пальцем занавеску, чтобы проверить погоду. На улице светила яркое солнце.

Я, конечно, всегда обеими руками за хорошую погоду. Но сегодня, ей богу, лучше бы было пасмурно. Знаете, такое ощущение бывает при болезни, когда все яркое просто выедает слабые глаза?

Надо заказать у местного окулиста темные очки. Если, конечно, выпускают.

Я уже было подошел к двери, когда меня окрикнула Пинки:

— Ну так что, Макс? А? Там будет весело, вот увидишь!

Ну как же от тебя отвязаться, милая ты моя?

— Поговорим позже, ладно? – устало взмолился я о пощаде. – Сегодня днем я буду у Твайлайт – тогда и подумаем.

— О, это классно! Все придут! – утверждающе сказала она, начиная новую воинственную тираду, когда я бесцеремонно захлопнув дверь с стороны улицы. Ничего, как забралась – так и выберется.

И я, довольный таким поганым, в общем-то, поступком, отправился к Мэру.

День закрутился. Отдав документы Мэру, получив новые, я вернулся домой. Пинки, естественно, тут уже не было. Зато на столе лежала забрызганная кляксами бумажка, на которой был нарисован печальный вытянутый смайлик.

Обиделась.

Не мне ее винить. Помирюсь, когда здоровье будет позволять. А то нет никакого желания сейчас вообще задумываться о существовании друзей. Странное, надо сказать, ощущение: как будто ты умирающий кот, который отрекается от всех подряд и уходит в глушь, чтобы ему никто не мешал просто тихо сдохнуть.

Милое ощущение. Всегда бы так. Правда, умирать желания у меня нет.

Скинув ботинки, я начал героическую экспедицию по поиску градусника. Через полчаса я ее завершил совершенно бесславно. Градусник, похоже, быть найденным не собирался и забился глубже в небытие. Я остался в полном незнании своей температуры, чему несказанно обрадовался.

Потом я пил чай с черствым кексом, который забыл выбросить. Перешел, можно сказать, на «безотходное производство».

Потом, когда в небо немного прикрылось периной туч, я гулял. Было немного прохладно, озноб чувствовался особенно сильно, так что я нацепил на себя пуховик и шляпу, которую не носил уже с неделю.

В центре города, где бил, разбрызгивая ледяную хлесткую воду, фонтан, я встретил моих старых знакомых Меткоискателей.

Нужно сказать, забавнейшее зрелище.

Эпплблум и Свити Бэлль стояли на твердой земле с лицами, не скрывающими потуги, их ноги подгибались, а тела готовились грохнуться на пыль мостовой. А на их крупах стояла на двух задних ногах Скуталу со смешными помпонами черлидерши, пытаясь ими неумело размахивать.

Обычно, я смотрю на их смешные потуги получить кьютимарки с несказанным восхищением. Это надо – быть такими упрямыми. Я так не умею.

Но сегодня в моей голове непрерывно щелкал тумблер. И каждый щелчок его отзывался в моей черепушке громом и молнией, из-за чего я буквально дергался. Так что этот смешной ансамбль вызвал у меня приступ ужасной ненависти. Поэтому я, надвинув шляпу поглубже на нос (неужели я до сих пор думаю, что могу оказаться здесь незаметным?), ускорил шаг, уходя с линии огня.

— Привет, Макс! – громко сказала Скуталу, махнув мне помпоном. – Ты придешь в среду на конкурс?  Маакс!

Я не остановился, даже после повторного оклика. А просто поднял свою скорость.

Ненавижу. Навязчивых. Детей. И боюсь.

Я проскочил площадь, все больше наливаясь беспричинной злостью на окружающих. Когда меня окликнула Рейнбоу Дэш, «местный метеоролог», я только что-то неразборчиво вякнул, после чего зашагал в другую сторону.

Почему все хотят со мной говорить? Я что, срочно всем понадобился? Вы можете хотя бы день потерпеть с вашими навязчивыми личностями?

Дверь в библиотеку я, закипая от злости, открыл с ноги.

— Твайлайт! – гаркнул я в пустоту холла, ввалившись на паркет, не сняв ботинки, которыми порядочно наследил.

Ответа не последовало.

Я выждал не более пятнадцати секунд, когда мои сумрачные больные желания вдруг изменились. Я развернулся на носках и вышел из библиотеки, даже не закрыв за собой дверь. Не мое собачье дело. Библиотека должна быть открытой, это я вам как студент говорю.

Я бегом направился к окраине города, где жила Флаттершай. Мне было просто необходимо вывести ее из себя – заставить если не рыдать, то как минимум кусать губы. Мне было так паршиво, что я жаждал одного – стать Печориным, который мог без проблем перенести свою боль на других.

Не доходя до домика Флаттершай совсем немного, в моей голове опять что-то щелкнуло. Невидимый тумблер вновь переключил меня, я развернулся и тупо направился в сторону своего дома.

Надо будет узнать у Твайлайт, чем я мог таким заболеть, чтобы меня так кособочило? Не удивлюсь, если какой-нибудь понячий грипп.

Было бы печально умирать молодым.

Мне казалось, что ноги то наливались свинцом, то становились ватными. Голова то светлела настолько, что в нее не лезла ни одна бренная мысль, то оглашалась громким ультразвуком. Не говоря уже об ознобе, который граничил с, черт возьми, ужасным жаром. Такое чувство, что во мне сразу работала печка для закалки кирпичей и огромный рефрижератор, полный сухого льда для мороженого. Иногда в глазах, все так размывало, что я останавливался на дороге и тупо стоял, как столб. Мимо проходили пони, некоторые здоровались со мной, а я кивал. Когда были силы. Или просто молчал, во всех остальных случаях. Гнев, который меня наполнял, обмелел. Мне было стыдно.

«Во что бы то ни стало, я приду на этот ваш конкурс талантов», — сгоряча пообещал я себе, открывая дверь своего дома, надеясь на теплое объятие кровати.

<div>

День закончился рано, когда я без сил повалился на кровать, ударился локтем о ее железную перегородку, но, даже не издав стона, отключился.

</div>

Следующий день просто смеялся над предыдущим.

Я поднялся рано, голова была светлая, как хрусталь, в ней роем носились быстрые и юркие мысли. Даже трудно было вспомнить, как вчера я тонул в негативе, чуть было не сорвался на Пинки, игнорировал Меткоискателей и Рейнбоу, чуть было не наорал на Твайлайт и Флаттершай. Это все было очень и очень давно, а может и не в этой жизни.

Я сладко потянулся, зажмурившись от яркого праздничного солнца. День обещал быть, как всегда, отличным.

Вчера я совсем забыл о документах Мэра, так что сегодняшнее утро станет для меня самым откровенно идейным за всю мою жизнь в Понивиле. Я наскоро почистился, нацепил рубашку и брюки, налил себе вкусного чаю и, взяв в одну руку перьевую ручку, а в другую яблоко, приступил к работе.

Знаете, за время своей недолгой, но плодотворной жизни, я понял одну догму: яркое утро мешает работать только в отрочестве, а в более зрелом возрасте только помогает. Если, будучи пацаном, я мог забросить уроки и сбегать поиграть в футбол в соседний двор, то сейчас, видимо, чувствуя свою значимость в этом мире, я усердно работаю. Хотя работа не приносит особого удовольствия, а за окном погожий денек. Удивительная психология, не правда ли?

От того не менее топорная.

Покончив с чаем, яблоком и частично документами, я полез в стол за сигаретами.

Когда я только прибыл в Эквестрию, у меня в кармане оказалась только початая пачка какой-то псевдонемецкой дряни – у меня не хватало денег на что-то иное. Но и этому сейчас я был бы рад как глотку воды в пустыне. Потому что сигареты, которые я брал в магазине «Дальних экзотических штук» (если переводить дословно), аналоге «колониальных товаров», были ужасны даже по сравнению с довольно спорной «Явой».

Кстати, спички я брал там же. Больше они нигде не продавались, так как без них тут вполне обходились. Твайлайт, если зажигала свечи, к примеру, использовала свой рог, Эйджей – огниво, а Рейнбоу Дэш на моих глазах пригоняла к керосиновому фонарю маленькую тучку, которую доставала из трехлитровой банки. А потом просто, что есть силы, била по ней сверху копытом. Маленькая молния выбивалась из тучки и зажигала огонек. И потом, через мгновение, раздавался громкий звук разряда. Это действо завораживало

Выкурив одну «дымную палочку» и, выбросив бычок в ведро, я поставил на документы еще пару клякс, изобразив длительную работу, и, довольный халтурой, сложил все в папку.

Что я там говорил про удовлетворение от нужности в погожий денек? Наверное, я все еще недостаточно повзрослел…

На том и порешим.

Выходя на улицу, я обнаружил у себя на крыльце, впервые за все свое бытие в этом мире, почту.

Не то, чтобы что-то важное. Погодная сводка из Клаудсдейла, главного творителя погоды Эквестрии. Сводка приносила извинения за непредвиденные неудобства, но через два дня начнутся сильные похолодания и дожди. Просили запасаться теплыми вещами, а заодно предлагали считать это недоразумение «Последующим очищением земли после зимней уборки».

«Надо заказать у Рэрити пальто».

Еще была газета. Что-то местное, самопальное. Не стал читать, просто положил аккуратно на столик для ключей и мелкой всячины.

Была открытка от моих домоправителей с видами Мейнхеттена – им не терпелось получить деньги за квартал пораньше. Будем считать, что я намека не заметил.

А вот на толстой книге, обшитой блестящей на свету коричневой кожей (что само по себе удивляло – пони ярые вегетарианцы и никого ни за что не обидят), я остановил свое внимание. Опять-таки, ненадолго.

На коже золотым тиснением были отпечатаны готическим шрифтом слова, которые я, поначалу, даже не узнал. Столько времени проведя на английском, я просто не мог осознать, что вижу в этом мире книгу на кириллице. Правда, были в ней некоторые вкрапления латинского алфавита, что наводило мысль об украинском. Я никогда им не владел, но всю жизнь искренне верил, что наши языки, в целом, очень похожи.

Так что название мне поддалось: «Политический строй Эквестрии с давних времен раздела до правления Принцессы Селестии». Да, думаю, мой перевод оказался вполне сносным.

Я так и сел на крыльце, открыв книгу.

Стоит заметить несколько деталей, которые в первоначальном варианте книги, скорее всего, не учитывались.

Во-первых, она была вся исписана красными чернилами, будто придирчивый учитель проверял работы неряшливого ученика. Особенно привлекало внимание имя автора (Пондемониум Лойсо), три раза обведенное жирными кругами, рядом с которыми мелким убористым почерком по-английски шла надпись: «К рассмотрению».

Обратил внимание на форзац. Тут он выглядел, как минимум странно. Книга была древняя, как я уже говорил, обитая кожей, поэтому, открывая книгу, можно было увидеть плохо тесанные досочки, на которых крепился «скелет» книги. На этих самых досках, поражая воображения, еле умещалась маленькая, но подробная, батальная картина, выжженная по дереву. Но только увидеть участников боя я не мог: каждый мало-мальски интересный момент битвы был стравлен кислотой, из-за чего на месте красочной гравюры было много уродливых сплавленных пятен. А по центру форзаца кто-то просто бесцеремонно прибил деревянную фанеру, тоже ветхую, на которой был выжжен красочный орнамент и емкая надпись: «Библиотека Дворца. Крыло Пондемониума Лойсо»

Кто мог мне прислать такую книгу? Твайлайт? Кажется, она довольно близко связана с принцессой. Стоит это узнать. Книга наверняка очень дорогая и такое послание не может остаться без моего внимания.

Взяв книгу как дипломат, захватив снизу рукой, я встал, захлопнул дверь в дом и направился сразу к библиотеке, где квартировала Твайлайт. Мэр подождет: в конце концов, три заявления о кроликах, топчущих участки, и о плохой погоде над отдельно взятым домом могут подождать. Урожай от кроликов сильно не пострадает, а над домом есть крыша.

Сегодня шел я напрямую, так как позволяло здоровье. Меня больше не мутило, не кидало из жара в холод, из бреда в аморфность. Но при этом пони обходили меня стороной.

На том же месте (в тот же час?), у фонтана, я встретил Метконосцев, которые сегодня пытались танцевать что-то вроде буги-вуги. Сегодня, я поздоровался с ними первый, при этом улыбаясь как умалишенный. Заодно извинился за вчерашний день, сказав, что плохо себя чувствовал.

Добравшись до библиотеки, я оценил труды своих вчерашних стараний. Довольно крепкая, я бы сказал, помпезная, деревянная массивная дверь на входе была снята с петель, а рядом стоял Спайк с инструментами, смотрящий на нее, как удав на кролика.

Хотя, скорее наоборот. У двери были явные преимущества.

Увидев меня, Спайк скорчил рожу и громко крикнул:

— Твайлайт, пусть он сам ее и чинит!

Из-за окна выглянула Твай, посмотрела на меня оценивающим взглядом и, громко кашлянув, продекламировала:

— Макс, поднимись ко мне. – и потом добавила боязно – Пожалуйста.

«Докатился», — отрешенно добавил я про себя, ступая в библиотеку. Спайк сзади меня только вздохнул. Ему еще предстояло решить, что делать.

— Спайк, просто прикрути нижнюю петлю покрепче, я вернусь – поставлю дверь, — сказал я, показывая из-за плеча на развороченную доску. Кто же знал, что дверь такая крепкая, а вот петли не к черту?

Дракончик что-то сказал, а я уже и не слушал. Я был на полпути к лестнице.

Наверху, меня ожидала вся честная компания. Когда я открыл дверь, на меня воззрились шесть пытливых пар глаз.

— Я тут вам почитать принес, — неловко сказал я, показывая им фолиант.

Предстоит долгий разговор.

Из которого, стоит отметить, я выкрутился с минимальными потерями для организма. Я просто сознался во всех преступлениях, коих было немного, сослался на то, что вчера был сам не свой. Ну и пообещал, что помогу Спайку поставить дверь на место.

Кажется, прокатило. На меня и так никто не злился, только относились ко всей этой истории с самым откровенным непониманием. Это очень грело, я рад, что у меня в друзьях завелись такие пони, которые не ищут во мне недостатков, а пытаются найти причины моих проступков через мои же достоинства. Это похвально.

— Вот так все и было, — закончил я.

— Макс, думаю тебе стоит обратиться ко врачу. У нас очень хорошие врачи в Понивиле. Они могут тебе помочь.

Я только махнул рукой. Зачем? Я и так в порядке. Но чтобы сойти с темы безопасной тропинкой, я перевел разговор на книгу:

— Твайлайт, мне сегодня почтой пришла книга, -= я придвинул к ней тяжелый фолиант. – В этом мире мне никто писать не должен, тем более слать такие подарки.

Твай уставилась на книгу. Кажется, у них со Спайком это общее – смотреть на предметы с особым «усердием».

После рассмотрения обложки, у Твайлайт сразу появилось первое впечатление о книге.

— Я не знаю этого языка. Скорее всего, эту книгу отпечатали на Севере. У нас с ними очень непостоянная связь – Эквестрия посылает туда экспедиции, но они возвращаются ни с чем. Если возвращаются. Этот язык никто на материке не знает, это точно.

— Я знаю. То есть, понимаю его. – Нет, украинский я не знал. Я его именно понимал, осозновал. – смысл слов и предложений.

Остальные пони, рассматривающие книгу, опять уставились на меня. Только Пинки было не до этого – она нашла в комнате какую-то драную куклу, с пуговицами вместо глаз, и теперь безуспешно пыталась с ней подружиться.

— Откуда ты знаешь его, сахарок? – нарушила паузу Эйджей.

— Он очень похож на мой язык.

— На твой? – Твай склонила голову немного на бок, как делал лабрадор моего соседа, когда не понимал, зачем его хозяин творит что-то несуразное. – Ты же из другого мира!

— Но я же знаю ваш язык, ребята. Потому что в моем мире на нем тоже говорят люди. Тоже и с этим языком.

— То есть, ты можешь перевести эту книгу!

— Если надо – могу… Так. Не о том речь! – я вернул разговор в нужное мне русло, раскрыв книгу на форзаце и ткнув пальцем в эмблему. Ты можешь сказать, откуда эта книга?

Недолго думая, Твай ответила:

— Это печать королевской библиотеки. Она находится в кантерлоте, в замке Принцессы. А вот крыла Пондемониума Лойсо я там никогда не видела. Может, его снесли еще до моего рождения?

— А кто такой этот Лойсо?

— Не знаю, в том и дело. В библиотеке Принцессы каждое крыло именуется в честь великого пони. Там есть крыло Старсвила Бородатого, принцессы Платины, величайшего Совета и другие. Но крыла Лойсо я не видела никогда, хотя и не раз была в библиотеке.

— Думаю, мне стоит почитать эту книгу. Может, там есть ответ – кто знает, — я убрал книгу в папку с документами, отчего ее порядочно раздуло.

Потом я вспомнил о своем обещании и, скрипя сердцем, спросил у Пикни:

— Пинки, когда, говоришь, будет конкурс талантов?

Она уставилась на меня совершенно необъяснимым взглядом, в котором смешались восторг и нескрываемое удивление. Странно, но мне казалось, что за каждое из ее чувств сейчас отвечает один из ее глаз. Как это не странно звучит.

Потом, под вкусный чай с печеньем, пошел разговор на тему конкурса талантов. Оказалось, что мои пони не горели желанием выступать. Им было не с чем, только Пинки с привычным восторгом утверждала, что мы обязаны победить в любом случае. Даже если просто выйдем и поклонимся публике.

— Ой, а еще можно спеть песенку! – добавила она, окончив подсчет незатейливых способов победить.

— Слышал я ваши песни, Пинки…

— Макс, тебе не нравятся наши песни? – в глазах Пикни промелькнула тревога за мое умственное здоровье.

— Они все такие бессмысленные. Нет, они хорошие… Наверное, просто мне, выросшему в другом мире, не понять.

— А у вас тоже есть песни? – неподдельно заинтересовалась Флаттершай. Я был поражен таким вопросом.

— Конечно. Как без песни? Без нее жизнь не ритмичная.

И я продекламировал по-русски скороговоркой строчки:

 

Я ищу таких как я

Сумасшедших и смешных,

Сумасшедших и больных,

А когда я их найду

Мы уйдём отсюда прочь,

Мы уйдём отсюда в ночь.

Мы уйдём из зоопарка.

 

И два раза хлопнул в ладоши. Так, для пущего эффекта.

И платой за такое простое выступление было то, что поняши мне зааплодировали. Звук был ошеломительный, все-таки стук копыт куда более оглушителен, чем стук ладоней. Я, чувствуя себя Петрушкой на скоморошьем представлении, потешно раскланялся.

— Макс, где ты научился петь такие странные песни? – спросила Рэрити.

— Мы с друзьями часто ходили в лес в походы. А какой поход без песни под гитару.

— Так ты еще и играешь на гитаре! – воскликнула Пинки, смешно подпрыгивая на месте.

— Немного. Выучил парочку песен, чтобы ночью не замерзнуть.

Тут мне пришла идея, за которую я, будь немного более тщеславен, бросился бы себя обнимать и целовать самому себе пятки.

— Ну-ка, поняши, кто из вас играет на пианино?

Они переглянулись, но промолчали. Зато Эйджей ответила:

— Спайк точно умеет. Он как-то подыгрывал Пинки, когда мы ездили в Эпплузу.

Я судорожно вспоминал, какие еще инструменты я слышал в той песне, которая приковала меня к плееру на несколько недель до моего «отхода» в этот мир.

— Барабаны?

Мне ответили отрицательными жестами.

— Ладно, хрен с ними, с барабанами. – ответил я по-русски. Наверное, потому что не знал английского эквивалента «Хрена». Да и если бы знал – чтобы не оставить о себе неловкого впечатления. А когда пони навострили уши, я махнул рукой, мол, неважно, я для себя.

Потом я вскочил с места, раздавая приказы:

— Так, я сейчас схожу к Мэру отдам документы и отнесу домой книжку. А вы пока найдите мне гитару. Спайку намекните, что он будет полезен.

И я опрометью сиганул к Мэру, судорожно вспоминая слова. Музыку я помнил еще со времен школы, это был первый мотив, который я, вместе с отцом, учил на акустике. А вот английский текст этой песни я нашел совсем недавно.

Так и забыл про дверь. Ну и ладно, на что Твай дана магия? Я не я. И корова не моя.

Наскоро управившись, я забежал домой, бросил книгу и бегом направился обратно, в библиотеку. Пока моя идея не показалась мне бредовой.

— Нашли гитару? – спросил я, влетая, как реактивный снаряд, обратно в комнату на втором этаже. И, тут же, уперевшись взглядом в маленькую, созданную для пони, гитару, схватил ее и упал на спину.

Какое все-таки прекрасное ощущение. Меня отец еще этому научил. Лежишь на ковре, никого не трогаешь – струны перебираешь. Красота.

Свыкнуться с гитарой не составило труда, хотя она и была, мягко говоря, мне не по росту. Когда пальцы сами стали находить струны в нужных местах, я поднялся.

Попробовал начать играть. Но мне не очень понравилось звучание. Прервал. Подтянул одну струну. Тренькнул ей. Сойдет.

И, набрав в легкие побольше воздуха, сыграл первый проигрыш.

Текст давался сложно, я даже закатывал глаза, при этом очень сильно фальшивя. Но у меня еще есть время приноровиться к местным гитарам.

Текст был довольно щепетильный, даже слезливый, но дающий надежду на счастливый конец. Самый лучший набор, я полагаю. Такие песни расходятся как горячие пирожки.

Но, с другой стороны, мотив этой песни знает каждый мало-мальски знакомый с русским роком, а я сам разучивал ее, когда только начал учиться гитаре, так что получалось сносно, несмотря на неприлично маленькие габариты гитары.

Закончил песню я длинным проигрышем, медленно затихающим, в стиле автора. А потом ударил по гитаре, выбивая из нее звук, и опустил ее на мягкий ворс ковра. Ожидая реакции.

Реакция была, по мне, несколько неожиданная. Пинки вытирала глаза неизвестно откуда взятым платочком. Остальные смотрели на меня с непониманием.

— Как можно о таком петь, Макс? – захлебываясь икотой, спросила чувствительная Пинки. – Песня – это что-то веселое. А тут нет ничего веселого.

— У меня в мире песней выражается все: от всепоглощающей радости до сильнейшего горя. И это очень хорошо. Вашему миру стоит поучиться.

— Это отличная песня, сахарок, — кивнула мне Эйджей – если ты с ней выступишь, тебе обеспечено признание.

<div>

— Решено, — ответил я, с воодушевлением. – В конце концов, надо когда-то начинать.

</div>

 

Дни тренировок прошли как будто даром. Сейчас, стоя за кулисами, в новом пальто и с гитарой, надвинув шляпу на нос и повторяя текст, я чувствовал, что мой желудок завязывается в узел.

Меня кто толкнул в левую ногу – это оказалась Твайлайт.

— Макс, хлопушки мы расставили, — она копытом отвела занавес в сторону, чтобы я мог увидеть причудливый круг и странных систем, похожих на гибрид новогодней хлопушки и автомобильного насоса. – Все просто. Просто когда нужен будет выстрел – надави на педаль и хлопушка выстрелит.

— А нельзя было их заказать пораньше? — еле слышно спросил я. – Я бы хотя бы подготовился.

— Когда привезли – тогда привезли, — философски заметила единорожка. – Не бойся, Спайк тоже волнуется. Но вы слаженно играете.

— Ни черта он не волнуется… — угрюмо возразил я.

— Давай, не нагнетай обстановку. После выступления Черили и Макинтоша выходите вы. Все будет хорошо, клянусь Селестией.

— Пострашилась бы… — я еще крепче сжал гитару. Мне стало паршиво.

Твай дружески похлопала меня по колену, что мне придало еще больше болезненных ощущений. Но я все равно натянуто улыбнулся. Она ушла, зато появился Спайк в прикольной шляпе, а-ля Доктор Ватсон. Мы друг другу сдержанно кивнули.

А через несколько минут, когда на сцене загремели оглушительные аплодисменты, я понял, что обречен.

Поэтому, выждав десяток секунд, шагнул на сцену, таща за собой гитару. К пианино, поставленному в начале вечера, он подбежал быстрее меня и сразу цокнул по клавишам – проверял.

Я встал в круг этих пресловутых хлопушек. Тоже проверил струны и поднял шляпу на лоб.

Конечно, я зря посмотрел на зрительский зал под открытым небом – тут собрались, кажется, все пони города. Я сглотнул ком и, пожелав себе удачи, начал.

Первый проигрыш. Гитара отзывается непривычно громко – Твайлайт ее заколдовала, так как мы не нашли усилок.

Я хриплым голосом пою первый куплет. Отзывается на мои слова минорное пианино.

 

Near a star called Sun

It was there that my mom came undone

Sounds of a summer parade

90.5 in the shade

 

Песня звучит печально, информация из первого куплета тоже не придает особой радости. Я вижу, как у пони перед сценой сползают улыбки, они преисполняются скорбного настроения. Самое оно.

Музыка замолкает. Я произношу припев:

 

She said

There's one million stars

For every little grain of sand down there

 

И опять все заново.

 

После второго куплета и короткого припева, когда начинается активная партия пианино, я сосредотачиваюсь на хлопушке и вдавливаю педаль одной из них.

Оглушительный выстрел – со сцены летит конфетти. Распространяется запах пороха.

 

So now she's there when I look at the sky

Or when I drink whisky or wine

Or when I feel frightened at night

Or days when I'm sick of my life

 

She says, son it'll all be alright

Everything's already fine

If only you knew what I've seen

You'd never feel frightened again

 

И опять

There's one million stars…

 

Финальная партия. За ее время я должен на каждой смене партии давить хлопушки. Пианино меня полностью заглушает. Я теперь пассивный игрок, задающий ритм.

Бах.

Сцена заволакивается дымом от множества взорванных хлопушек. Я закрываю глаза, борясь с паршивым ощущением себя. Скорее всего, я слишком сильно перенервничал.

Пианино отыгрывает последние секунды, моя гитара играет все тише. Так и нужно – такие песни не должны заканчиваться с бухты-барахты, они должны затихать…

Наступает тишина. По сцене плавают дымные облака, все завалено маленькими разноцветными кусочками бумаги. Я опускаю гитару.

Зритель не сразу приходит в себя. И только когда мой музыкальный инструмент касается с громким стуком деревянного настила, зал под открытым небом взрывается аплодисментами.

Я медленно раскланиваюсь и уже хочу уходить со сцены, когда толпа начинает скандировать: «Бис, бис».

Я беру микрофон, старый такой микрофон, и говорю в него как можно тише, чтобы толпа стихийно замолчала:

— Простите, ребята, такие песни на бис не поют.

И я ухожу со сцены.

— Макс, это было великолепно! – бросается на меня Пинки за кулисами. – Это было супер-пупер-дупер трогательно! Никогда ничего такого не слышала! Вы со Спайком молодцы!

— Да, да. Я отойду за сцену. Перенервничал я что-то.

Я ставлю гитару и, шатаясь, выхожу из под полукупола сцены. На улице прохладно, как и обещали пегасы. Потому я и выступал в пальто.

Я на ватных ногах вышел за стену и приложился лбом к холодной стене. В башке после хлопушек все звенело.  В глазах, видимо от перепадов внутреннего давления, мигало. Черный, белый, черный, белый.

Вдруг, как финал всего этого, я почувствовал, что у меня не остается сил держать себя в рассудке. В глазах окончательно потемнело и я, начал оседать на землю, как мешок картошки.

«Свободны все, великий народ» — мелькнуло в голове неизвестно почему, перед тем, как мой разум отключился.

Глава Шестая

Ветеринар Маяковский и гитара Лойсо

Глава 6.

Вот не знаю как вы – а я всегда любил со вкусом поболеть. Особенно если что-то дико заразное, и при этом ни капли не влияющее на твое физическое состояние. К примеру, как бы это паршиво не звучало, лишай. В общем и целом – преприятнейшее действо. Дома можно сидеть с месяц, при этом сохраняя вполне рабочий рассудок. Все упирается в невозможность контакта с посторонними.

Так и пролетала болезнь в мое счастливое детство: незатейливо, зато не в школе. И то хлеб.

Со временем, я перестал радоваться сначала простудам, а потом и гриппу, да и всему остальному. Странно, как так? Почему, когда я был совсем мальцом, я мог выдержать и температуру, и антибиотики – вообще все мог выдержать. Зато сейчас даже ОРВИ, которое у нас в стране заменяет грипп, чтобы не тратиться на «эпидемии», выносит меня за пределы стандартного времяпрепровождения. Увы.

Уж что говорить о том, что, очнувшись после случая за сценой, я чувствовал себя так, будто по мне сначала пробежались мамонты, а потом какой-нибудь политик, во имя рекламы себя любимого, проехал по мне на бронетранспортере.

Глаза разлепить мне не удалось – веки были настолько тяжелы, что я чувствовал себя Вием.

— Поднимите мне веееееки, — страдальчески просипел я сухим ртом. На что услышал тихий хлопок открывшейся двери.

— Он очнулся, — констатировал факт неизвестный мне ранее голос.

Я попытался подняться на локтях, разлепляя глаза, но в первом своем начинании вовсе не преуспел. Зато глаза поддались. Открыв их, я обнаружил себя в залитой светом комнате, очевидно, своей. Да, кровать была определенно моя, а рядом стояла гитара, лежало мое пальто, одежда и шляпа.

Глаза были откровенно высушены, поэтому мне приходилось часто моргать. Все это намекало на обезвоживание моего многострадального организма.

В проеме двери стоял пони в белом халате, в очках и с нелепой рыжей прической на голове. И смотрел на меня с недоумением.

— Что-что, мистер? – конечно, он не понимал по-русски. Я его не виню.

Я уставился на него. Угол обзора, конечно, был небольшим, лежа на спине-то, я бы скорее потолок в подробностях разглядел, но получалось у меня вполне неплохо.

— Шалом, доктор Ник, — пробило меня на шутку в сторону моего нынешнего положения.

— Простите, сэр, но меня зовут доктор Лэсли, — высокомерно произнес пони. – Меня откомандировали в Понивиль из Кентерлота. Видимо, вы очень важны для Принцессы, если меня направили в эту дыру для вашего осмотра. – И, гордо закинув голову, он вошел в мою комнату.

Теперь, когда горизонт был очищен, я мог увидеть в дверном проеме несколько пар глаз: сиреневые – Твайлайт, ярко-голубые – Пинки, зеленые – Эйджей. Я им подмигнул.

— Знаете, господин… — он поднял вверх левое переднее копыто и сделал им круговые движения, будто призывая меня развить тему.

— Макс, — терпеливо сказал я.

— Это неважно, — невозмутимо продолжил он. – Знаете, мне совсем нет дела, как вас зовут. Главное, вы представляете для меня ценнейший опыт. Я никогда еще не лечил приматов из северных земель Нортляндии.

Я вернул глаза к потолку. Мне стоит обдумать то, что меня сейчас назвали северным приматом. Хотя, с другой стороны, чем я, собственно, и являюсь. В своем мире я тоже жил далеко не на юге.

После этого прошла череда событий, которые я бы назвал издевательством над своим и без того расшалившимся здоровьем.

Сначала этот самый доктор Лэсли больно стукнул меня копытом по щеке, когда неуклюже пытался посмотреть, вы не поверите, мои зубы. Я даже не мог ему ответить или увернуться – казалось, я будто был парализован слабостью.

Меня несколько удивило, что первым делом у меня посмотрели именно зубы. Я почувствовал себя лошадью, что казалось довольно иронично: в моем мире я мог посмотреть зубы пони или лошади, чтобы определить ее здоровье, а тут это же практикуется на мне.

Потом этот странный и надменный доктор слушал мое дыхание, считал пульс специальным устройством, наверное, копыто к толчкам крови не чувствительно, потом долго меня разглядывал, а в итоге, не попрощавшись, вышел. Захлопнув за собой громко дверь.

А уже вне моей комнаты он громко, чтобы, наверное, я слышал, крикнул:

— Не жилец!

После крика послышалась череда падений. Среди них был очевидный звук разбившейся посуды и, кажется, глухой стук по полу фруктов. А я непроизвольно выдохнул.

Куда более глухо прозвучал голос Твайлайт:

— Доктор, вам должно быть стыдно это говорить.

— Я не имею привычки скрывать правду. Вы должны были лучше следить за своим приматом, чтобы он не схватил пони-оспу. Вы сами виноваты. Так что вам придется заказывать у моряков нового. Думаю, вам привезут его через пару месяцев. А этого можете уже не кормить.

— Какого нового! – возмущенно добавила Эпплджек

— Да какого хотите, — флегматично заявил доктор Лэсли. – Я конечно не специалист по доставке экзотических животных, но, если хотите, могу попросить издательство Кентерлота выслать вам каталог доставки. А сейчас простите, мне уже нужно бежать. Мне вечером требуется кормить Феломену заморскими каплями. Знаете, мисс Твайлайт, она пьет капли только из моих копыт.

И, не дожидаясь ответа и восхищенных речей, доктор удалился, еще раз громко хлопнув дверью.

— Напыщенный индюк, — констатировала Эпплджек.

Вне моего одинокого обиталища зашевелились, дверь, скрипнув, отворилась.

— Макс, — тихо позвала Твайлайт.

Я глухо угукнул.

 Подойдя поближе, она встала на задние ноги, чтобы быть повыше. Иначе мне было сложно ее видеть. Глазами, знаете ли, тоже стрелять проблематично.

— Ты как? – спросила она, уставившись на меня глазами-блюдцами.

— Если верить вашему коновалу, я скоро отброшу копыта, — угрюмо просипел я.

Твай закусила губу:

— Макс, не верь ему. Он сам не знает, что говорит. Доктор Лэсли, несомненно, один из самых лучших ветеринаров в Эквестрии, он постоянно при дворе Принцессы. Я думала, он сможет тебя вылечить.

— Меня лечит ветеринар? – ошалел я.

— Ну, да, — отведя глаза к потолку, продолжила единорожка. – Два дня назад, когда ты грохнулся без сознания, ты нас всех очень напугал, Макс. Мы сначала не знали даже, что делать. В больнице Понивиля, когда тебя туда доставили, никто даже не знал, что с тобой делать. Врачи сказали, что они ты не по их специальности. Поэтому я и послала письмо Принцессе. А она прислала сюда его – наверное, она неправильно меня поняла.

— Значит, в вашем мире все-таки есть такие, как я. И они у вас что-то вроде экзотических зверюшек, а?

— Нет, нет, нет! Я вовсе не знаю, о чем он говорил!

Я уставился на нее, как можно сильнее передавая своим взглядом всю нездоровую двойственность ситуации. А она отвела глаза.

Учитесь врать, мисс Спаркл. В жизни пригодится.

— Ну а зачем он так громко орал, что я скоро подохну, а? – решил, наконец, прояснить ситуацию я.

— Он просто думал, что ты безразумен. Он действительно думал, что ты не способен понимать нашу речь. Что ты, как попугай, просто повторяешь слова. А на имя ты свое сказал рефлекторно, думая, что тебе принесли угощение.

— А не пробовали вы ему объяснить, что будь я немного здоровее, я бы ему прямо сейчас по морде той гитарой съездил? – вспылил я.

Твай промолчала, а я уставился на Пинки и Эйджей, которые мялись на входе.

— Ну, заходите, постойте скорбно у кровати умирающего домашней зверушки! Мы же все тут из-за этого собрались!

Я, право слово, надеялся такой бравадой немного разрядить ситуацию. Но вышло куда хуже, чем я предполагал.

У Пинки затряслась нижняя губа, глаза начали блестеть на солнце, а потом, пару раз громко всхлипнув, она покинула мое жилище.

Переборщил.

Эпплджек с укором посмотрела на мое лежащее тело, пользы от которого было меньше чем от бревна на открытии ресторана, и направилась к выходу:

— Я успокою ее, ребята, – она тоже нас покинула.

Потом Твай что-то говорила. Рассказывала, как они все перепугались, поила меня чаем через соломинку, чувствовал я себя ущербнее некуда.

Потом Твайлайт читала мне лекцию о пони-оспе. Пыталась воодушевить, наверное. Говорила, что пони-оспа не заразна, не сильно опасна для здоровья и довольно быстро проходит, если обеспечить больному покой. На месте, где шла ремарка об опасности пони-оспы для других видов, населяющих Эквестрию, Твай запнулась, виновато улыбнулась и мы прекратили этот разговор.

<div>

Так прошел мой первый день пони-оспы.

Эпплджек посоветовала вести дневник. Говорит, это может помочь, если я вдруг получу провал в памяти.

— Мало ли что случится, — веско заметила она.

Дни для меня сменялись кошмарными ночами. Как обычно бывает при болезнях, ночью спать вообще довольно сложно. Но тут был совсем перебор.

 Когда день завершился, мое ощущение себя ухудшилось. Немного поднялась температура, как при гриппе. Зато я смог уже поднимать руки и смог уже опираться на локти. Слабость начала уходить, но топорность движений осталась. При этом суставы так отчаянно скрипели, что пони, которые оставались со мной, вздрагивали.

Да, они устроили что-то вроде дежурства у моей койки. Обычно двое, иногда по одному. Я очень был им благодарен за это – они либо читали мне новости, либо рассказывали какие-то истории, либо кормили. В общем, было чем заняться.

Но скуку это не умоляло.

Я пытался читать, но глаза, буквально сухие от обезвоживания организма, не могли сфокусироваться на буквах. Вообще, я, кажется, высыхал. Приходилось пить много жидкости.

Про туалет я скромно промолчу – пока что проблема оставалась открытой.

</div>

День второй

Ночь я не спал. В глазах рябило, мигало, переливалось. Все это не предрасполагало к нормальному просмотру снов. Вновь повысилась температура. Тело начало отекать, теми участками, которые я уже чувствовал и частично контролировал.

Утром попросил Твай тактично узнать о крыле Пондемониума Лойсо. Но только не у Принцессы, а от сторонних источников. Кто знает – лучше подстраховаться.

Днем вновь ничего не происходило.  Зато вечером, как по часам, вновь поднялась температура. На четыре десятых градуса. Я подсчитал, еще девять-десять дней такой динамики, и я уже не только не встану, но еще и лягу на глубину три метра в землю.

Обеспокоил этим Флаттершай. Она сказала, что при обычной пони-оспе такое не происходит.

Зато по лицу пошли пятна, которые окончательно доказали всем моим друзьям, что у меня не птичий грипп.

<div>

Ложился спать с, мягко говоря, предубеждением, что не засну.

</div>

День третий

Сегодня ночью ко мне приходили галлюцинации. Сначала со мной разговаривала шляпа. Я ее не слышал, но видел, как шевелились на ней складки, будто губы, как в том кино о Гарри Поттере. Всю ночь думал, откуда на шляпе взялись складки и чем их убрать. К ответу не пришел.

Утром опять немного поднялась температура, зато я смог впервые за несколько дней совершить вояж по комнате. Почти не шатало.

Твайлайт ничего не нашла о Лойсо. Печально.

Пил чай.

<div>

Вечером вдруг случился резкий скачок температуры. Чуть не грохнулся обратно в обморок, отпоили травами.

</div>

День четвертый.

Ночью был откровенный дурдом. Гитара играла без меня, шляпа исчезла, а Рэрити стала зеленого цвета.

Очень надеюсь, что все это глюки.

Утром мерили температуру: все больше верю тому коновалу: с каждым днем я все ближе и ближе к кипящему мозгу. Если не найдем способ сбить температуру, скоро я окажусь на городском кладбище.

Приходила зебра из леса. Сказала, что может попробовать что-то сварить. Я не слушал.

Приходила Пинки. Ушла.

Лежал и думал.

Читал стихи Пушкина вслух на русском. Не понравилось. Стал петь.

<div>

Матерился стихами Маяковского. Всех напугал. Думали, начался бред. Но нет – я все еще в сознании.

</div>

День пятый.

Сегодня я курил. Флаттершай купила для меня крепчайшие сигареты. Полегчало.

Вечером мерили температуру. Сказали, что не удивлены. Мне результат не показали.

Вечером все собрались у моей кровати.

<div>

Пел под гитару.

</div>

День седьмой.

<div>

Заснул вчера за гитарой.

</div>

День восьмой.

Сегодня днем приходил Пондемониум Лойсо. Оказался милым парнем.

Твайлайт сказала, что это был не Лойсо, а посыльный из «Сладкого уголка».

Пинки перестала приходить. Спрашивал о ней. Не говорят. Неловко как-то.

Закончилась перьевая ручка. Пишу карандашом.

<div>

Учусь рисовать. Получается паршиво.

</div>

На этом мой дневник обрывался. Сейчас, вчитываясь в эти мелкие буквы, танцующие балет на листах тетради, я думаю, что мне было очень и очень плохо в те дни…

Твай рассказывала, что я на девятый день отключился и больше ничего не говорил. Не ел и не пил. Такое чувство, что я просто свалился в кому. Она не рассказывала, как на это отреагировали Эпплджек, Флаттершай, Пинки, но, надеюсь, они не стали сразу списывать меня со счетов.

На десятый день приехал опять этот доктор. Предлагал меня закопать, чтобы освободить жилплощадь. Уехал быстро, потому что Пинки уронила на него буфет.

Жалко, я этого не видел. Отдал бы все, лишь бы посмотреть, как Пикни борется за мои бренные останки.

А на следующий день, все, наконец, закончилось. Зекора, зебра, проживающая в лесу, пришла в мой дом, и долго колдовало над моим, с позволения сказать, живым трупом. С собой она принесла кучу склянок, тазы и прочую снедь.

А когда я очнулся, все было уже относительно хорошо. Меня по прежнему плохо слушались ноги, но я как-то осознавал, что уже не критично болен. Осмотр показал, что мне, судя по всему, через вену сливали кровь – на левой руке на сгибе была плотная повязка, обстригали волосы – чувствовался «ежик» слева у виска, и чем-то обтирали – от кожи шел одуряющий запах формалина, я полагаю. Даже пришла мысль, что меня пытались тут замумифицировать до лучших времен.

Мои пони были без ума от счастья. Твайлайт с восторгом отзывалась о Зекоре, как о лучшем специалисте в нестандартной медицине. Эпплджек кормила меня вкуснейшим яблочным пирогом, Рэрити сшила мне зачем-то отличный парадный смокинг (как она вообще догадалась, как должен выглядеть человеческий парадный смокинг – загадка), а Пинки одарила меня огромным тортом. Короче, каждый внес свою посильную лепту в мое окончательное выздоровление.

Потом пошел длительный период реабилитации, когда я начал выбираться в сад своего дома. Я дышал свежим воздухом, просто ходил по кругу, всячески безобразничал на этом клочке земли.

Потом Твай принесла мне мой дневник болезни, и я, прочтя его, просто ужаснулся. Я ничего из этого не помнил. И только читая это, я мог представить, что мне довелось пережить.

И главное: эта небольшая заминка позволила мне начать чтение книги, попавшей ко мне неким непостижимым образом.

Книжка оказалась, как часто бывает, очень нудной. Язык у этого Лойсо был черте какой. Думаю, будь книга на английском, я бы ее вообще не смог прочесть – а вот язык славян я, хотя он и давался мне с трудом в силу древности книги, худо-бедно воспринимал.

А сама книжка была дельная, хотя и с идеологическим подтекстом. Знаете, такое бывает, читаешь какой-нибудь советский «документ эпохи», а там вроде бы такие простые вещи, как холодильник, и те – «пережиток империалистического прошлого».

Так и тут – описание политического строя Эквестрии шло только с негативных черт. Прочитав первые страницы, я понял только одно – по мнению автора в Эквестрии хорошо быть не могло и не может по определению.

Автор, как мило с его стороны, разделил всю историю Эквестрии на несколько различных периодов. Варварский, когда все было совсем паршиво. Раздробленный, когда было немногим лучше и Тоталитарный, когда стало хорошо, но только верхушке.

Оглядываясь по сторонам, я понимал, что сам автор в Эквестрии явно не был.

Я находился дома еще около недели, что заставило меня прочитать книгу. И, дойдя до главы «Тоталитарная власть двух оккультных божеств», я понял, что не так-то все просто в этом мире цветущего Рая

Глава Седьмая

Дикий Запад, пироги, буйволы и революция 1905-ого года

Глава 7.

Я ужасно люблю поезда. Некоторые посчитают это редкостным мазохизмом, но я просто обожаю ездить в плацкарте. Если недалеко – на одну ночь. А если ехать долго, а мне пару раз приходилось ездить во Владивосток к родственникам, то я, конечно, предпочту купе или СВ, если хватит денег. Просто потому что экзотика экзотикой, а жить-то хочется. Правда не знаю, может, на дальневосточном направлении плацкарта нет вообще…

Надо узнать. Отлипнув от стекла, о которое я опирался, восторженно пялясь на дорогу, я полез в пальто за блокнотом. После случая с дневником, я принялся записывать все, что со мной происходит. А отдельную страничку в конце я подготовил для вопросов, которые мне неплохо было бы задать кому-то, когда я вернусь в свой мир. Их накопилось уже преизрядно, при чем разной степени сложности. От банального «Почему небо голубое» и заканчивая «Какова масса солнца».

Как вы наверняка уже догадались, я ехал в поезде. И это доставляло мне просто щенячий восторг. Просторный вагон, построенный по системе злополучного плацкарта – по стенам тянулись просторные койко-места, похожие на низкие стойла для сна. Сначала я боялся, что ехать придется на кровати из сена – чем черт не шутит. Но пронесло – лежанка была обита чем-то вроде дерматина и не доставляла дискомфорта.

И вагон, что странно, был пуст. Почти пуст – со мной в это путешествие отправилась Эпплджек и ее маленькая сестра. Они должны были выступить кем-то вроде гидов в моем путешествии к Эпплузе – новом городе на дальних рубежах Эквестрии.

Вчера утром поезд тронулся с маленькой станции Понивиля, распускаясь причудливым цветком из пыли и пара, испускаемого локомотивом. Перед посадкой я восторженно смотрел на этот поезд. Лаковый и пестрый красавец с пятью вагонами, который тянет угловатый паровоз, сошедший с картинки моих детских книжек. Ступая на легкие и ажурные ступеньки вагона, я услышал их натужный скрип и побыстрее ретировался с бедных железяк. Мне только не хватало проблем с железнодорожной компанией.

А когда поезд тронулся, а Понивиль стал не более чем точкой в моём воображении, во мне проснулся новый я, который готов был бросится с головой в омут, но получить свою дозу приключений.

Эйджей утверждала, что до Эпплузы можно добраться всего за два дня, что меня воодушевило. А на карте, которая висела у входа в вагон, этот самый городок был не так и далек от моего Понивиля. Потом, за чаем, я спрашивал фермершу, отчего поезд едет два дня, а не один, что было бы логично, судя по расстоянию. На что получил взвешенный ответ:

— Эпплуза – дальний рубеж Эквестрии, Макс. Настолько дальний, что и рубежом, по сути, не является. Город отделен от нашей основной территории. И нравы там соответствующие. На Диком западе больше нет ни одного города. А знаешь почему? Потому что выжить там можно только сообща и только огромным трудом. И пони там живут в постоянном напряжении – город и яблочная долина, от которой зависит его существование, стоит на землях бизонов. А эти ребята шутить не любят.

— Как же эти бизоны до сих пор не разнесли бедную Эпплузу? – спросил я, прихлебывая чай.

— У нас соглашение. Недавно, дело было, на Западе была настоящая война за эту землю. А сейчас худой, но мир. Мы платим бизонам что-то вроде дани. Аренда за их плодородную землю.

На этом разговор был завернут.

За окном менялась Эквестрия. Сначала рельсы вели нас по глухим лесам, потом поезд змеей выкатился в степь, раскинувшуюся на множество километров, да так, что глаз не видел ее конца. Я часами стоял в последнем вагоне, на открытой веранде, выкуривая небольшой, даже по местным меркам, запас сигарет. Ветер бил в лицо, шляпа держалась у меня на голове надежно только из-за прочного ранта, пришитого Рэрити.

Два раза мы пролетали мимо маленьких полустанков, разросшихся во все стороны деревянными домами. В поле работали пони, они смотрели на нашего цветастого удава, рассекающего степь, иногда махали нам, что-то восторженно кричали.

А потом поезд вкатил в ущелье, между двумя высоченными горами. Солнце закрылось от меня их верхушками, покрытыми молочным снегом. И полчаса мы ехали между двумя величественными хребтами, становилось холодно. Я кутался в пальто, стараясь забиться в него целиком, но уходить не собирался. Не мое это – бежать с поля боя, когда противник мой одновременно и мой союзник. Природа – она такая.

И опять Эквестрия менялась – она была непостоянна, как погода во Вьетнаме, как ее показывают в американском кино. И вновь поезд вырвался в степь, хищно виляя своей угловатой мордой по рельсам. А вечером, когда я уже ощущал всю усталость, обрушившуюся на меня, я сдался на волю природы этой чудной страны, и отправился в вагон спать.

А ночью, когда вагон тряхнулся, тормозя у очередного города, я проснулся и решил выйти перекурить.

На улице, было очень ярко. Солнце еще не взошло, станция, куда более крупная, чем в Понивиле, была освещена яркими лампами. Масляными, поэтому яркий свет иногда мигал.

Этот город был поистине огромен, куда там Кентерлоту, который я видел на фотографиях. Передо мной шумел огромный мегаполис, с высокими иглами небоскребов, асфальтом и бетонными домиками, формирующими длинные улицы.

— Эй, что за станция? – подозвал я к себе высокого пони, одетого в форму вокзала, очень похожую на ливреи работником гостиниц моего мира.

— Мейнхеттен, сэр, — тонов ученика заучки, пробасил он. – Непредвиденная остановка. Думаю, за пять-шесть часов управимся.

— Пять-шесть? – строго спросил я. — Что такое?

— Не имею право говорить, сэр, — надменно закончил пони-железнодорожник, и отправился по своим делам.

Докурив сигарету, я отправился в голову поезда, пообщаться с машинистом. Мне хотелось знать, почему стоим – просто так. Может машинист окажется куда более сговорчивым, чем простой работник станции в центре мегаполиса?

Пони, ведущий наш паровоз, оказался жилист, приземист и разговорчив. Он показался мне просто антиподом самого себя – мне всегда казалось, что мужик, который прет по рельсам огромную тушу паровоза и вагонов, должен быть угрюм. Люблю ошибаться:

— Я сколько по маршруту хожу, меня тут всегда останавливают. А ведь остановки в Мейнхеттене нету – зачем горожанам в Эпплузу. Но каждый раз тут стою часов по пять, то дополнительный вагон прицепят, то два, то зачем-то ненужный пустой снимут. Так и мучаюсь. Но вы не волнуйтесь, — приободрил он меня, — Просто идите спать.

Я послушался совета. Хватит на сегодня впечатлений. Черканув в дневнике пару строк, я снял пальто и шляпу, а после этого с чистой совестью грохнулся на узкую лежанку.

Сегодня я обязан получить от жизни глубочайший сон за всю историю Бытия.

А на следующий день, выходя после завтрака на полюбившуюся мне веранду в хвосте поезда, я столкнулся с подлым ударом в спину от Судьбы. Ну и от железнодорожников соответственно.

Сразу за верандой, эдаким балкончиком за вагоном, начинался следующий вагон – страшный, черного дерева, оббитый чугунными листами. На окнах его стояли решетки толщиной с мой палец. Я смотрел на облупившуюся стену, на бортовой номер с подтеками, на ржавые оборочки – курить расхотелось.

Паршивый вагон не только убил мое желание и возможность спокойно отдохнуть под светлым небом, но еще и отчаянно пугал. Такое чувство, что от него просто несло безнадежностью. Тяжелой и бесповоротной.

«Тут ловить нечего», — решил я и покинул оскверненную веранду.

К этому моменту, поезд уже преодолел границы Эквестрии и несся по неохваченным землям прерий. Тут было жарко и даже ветер обжигал, колол кожу песком, а в вагоне становилось так жарко, что можно было разогревать чайник без помощи титановой печки. Вот и выбирай, где переживать эту пустыню.

Эпплджек и Эпплблум отправились на веранду, хотя я их и предупредил, что теперь там вряд ли можно увидеть что-то приятное. Только если вы великие фанаты плохо покрашенных стен. Но меня не послушали – Эпплблум от жары уже начала исходить пятнами под цвет банта, так что ей сейчас был необходим воздух.

Я сам был куда менее привередлив, так что просто забрался на свой лежак и открыл окно, подставляя лицо тугим и хлестким ударам ветра. Приходилось закрывать глаза, ибо песок в них набивался практически мгновенно.

А вскоре пара призывных гудков паровоза известила всех нас о том, что мы заканчиваем свою дорогу в Эпплузе – единственном на сотни километров населенном пункте пони.

*

Сходя на твердую пыльную землю, я испытывал великое множество чувств, смешанных между собой в разных пропорциях. С одной стороны, вот я и приехал в город, который меня ждал. А ведь я так привык к вагону, с которым мне было просто лень прощаться. Но при этом в городе я могу нормально поесть, что немаловажно.

В себе копаться – себе же хуже.

А единственная платформа импровизированного вокзала, стоит заменить, выходила сразу на главную площадь города. Хотя, что я говорю – на единственную. И не на площадь, а на классическую улицу, в стиле Дикого Запада.

Как в кино – пыльная не заасфальтированная дорога, по которой мимолетом скачет перекати-поле (опять-таки, избитое клише), на вид высокие здания, хотя в реальности все это бутафория. Но при этом все выглядит так убрано, что хочется сказать сокровенную фразу. Думаю, ее сказал еще Адам, когда оказался на Земле: «Ну, чтож. Бедненько, но чистенько».

Спустившись на сухую землю, я сразу был встречен местными, а именно двоюродным братом нашей незабвенной Эпплджек, Брейберном. Они, стоит заметить, были очень похожи.

— Здрасте! – с места в карьер бросился он, подбежал ко мне, оглядел мимолетом в поисках копыта, которое можно было «пожать» (да, я понимаю, что пожимать копыта довольно проблематично), после чего, не найдя оного, просто толкнул меня копытом в плечо, тем самым показывая свое полное расположение. – Я Брейберн! Рад вас видеть! Добро пожаловать…

А потом он повел себя странно – а именно встал на задние ноги, потешно завертел копытами, аки «Медный всадник», только без императора, и громко, с залихвацким свистом, грянул:

— В Эпппплуууузу!!!!

А потом просто встал, как стоял до этого, с приветливой улыбкой на лице. Я же стоял с другим лицом.

Эпплджек тактично задела меня копытом, так что я вышел из коматоза. Мы с местным перезнакомились, обменялись парочкой маловажных вопросов и такими же ненужными ответами, после чего началась наша, так сказать, экскурсия.

— Давайте я сразу покажу вам, где вы будете жить! – усердно удерживая пыл, начал Брейберн. – Вам повезло, вы будете жить в самой лучшей гостинице нашего прекрасного города!

Я увидел, как Эпплджек одними губами процедила:

— Лучшая и единственная.

А идти, естественно, пришлось недолго – в этом городе надо отвыкать от больших расстояний. Вот и гостиница – вернее, конечно, салун, как полагается.

Это было двухэтажное здание в центре города (боже, как звучит – центр города, а?) под свежей вывеской «The Salt Block» — переводить я не решился.

— Макс, вы будете жить в отдельном номере здесь, а мои кузины поживут в нашем доме. Мы еще дойдем туда. А вы, если хотите, можете пока зайти и кинуть вещи, — посоветовал мне абориген.

Хозяин-барин. Я пожал плечами и вошел в салун, преодолев до боли знакомую по вестернам дверь из двух створок.

И тут первое разочарование за все время моего недолгого пребывания в городе.

Раз уж город настолько гротескно-стилистически похож на городишко убогого Дикого запада, я ожидал увидеть в салуне приятное общество пропитых в дым пони, которые уже не соображают без револьвера в копыте (вот система представляется, а?), кучу куртизанок в длинных платьях, танцующих канкан, а также красивую вывеску, всю в дырах от пуль: «Не стреляйте в пианиста – он играет, как умеет».

Не судьба. А так хотелось…

В салуне были всего трое пони, при чем действительно пропитым выглядел только один – и тот бармен. Я даже скривился, когда увидел его в наглаженной рубашке с воротом – он порушил мои и без того шаткие стереотипы.

— Здрассе, — поганеньким голосом поприветствовал я.

Мне не ответили. Пони-бармен стал еще ожесточеннее протирать и без того блестящий, как бриллиант, стакан, а остальные местные просто отвернулись, демонстративно меня не замечая.

Зато, подойдя к стойке, я обнаружил маленький ключик с биркой и записку, на которой только и было, что одно единственное число «3». Я взял ключ, поколебался, и бросил на записку четыре золотых монетки. У бармена при звоне монеток одно ухо характерно дернулось. Контакт налажен.

— Во сколько завтрак, ребята? – осведомился я, перекладывая дорожную сумку из одной руки в другую.

— Каждый день в девять, мистер, — не сильно переменяясь в лице, бросил мне бармен. У него оказался приятный, даже странно, голос побитого жизнью гусара. Я кивнул ему и направился к шаткой лесенке наверх, где, полагаю, находились номера «самой лучшей» в Эпплузе гостиницы.

А номеров оказалось, собственно, вообще только два, да и те над самой крышей. Они тут вообще не планировались, а были доработаны скромным хозяином, которому не хватало денег.

Не знаю, чего он добивался – похоже, тут редко бывают туристы.

Так как на бирке номера комнаты не было, я попробовал открыть обе. И, что, блин, задело, обе и открыл! Одним ключом. Я еще некоторое время стоял, поглядывая то на ключ, то на дверные проемы, не решаясь войти в один из них.

А в итоге, выбрал себе номер самым лучшим способом, которым всегда пользовался – считалочкой.

«Вышел месяц из тумана…»

Палец после длительных метаний провалился в тьму второго номера. Ну чтож, на все воля Провидения.

Закрыв первый номер ногой, не сильно утруждаясь его закрытием, я оказался в маленькой комнатке странной формы неправильного многоугольника.

Думаю, такой номер был бы по нраву многодетной семье – есть лимит углов для наказания в меру пылких чад. Но мне такая планировка казалась несколько эксцентричной.

Зато тут было окно – маленькое, покрытое слоем пыли, из-под которой падал тоненький лучик солнца. Он освещал маленькую, по моим меркам, кровать. Рядом с ней примостился низенький стул, на котором нашли свое место пустой подсвечник, насмешливо смотрящий на меня ночной горшок и, черт возьми, колокольчик. Неужели для вызова прислуги? Да, у индивидуального предпринимателя были просто наполеоновские планы на счет этой дыры. С другой стены начинался «кабинет» — представлял из себя он трухлявый табурет и низкий, тоже видавший виды, стол. На нем был целый канделябр с огарками, обгрызенное перо, пустая, я проверил, чернильница и кипа бумаги, не лучшего качества.

Так как на выходе меня ждали Эпплы, я только кинул на кровать сумку с нехитрым скарбом, критически оглядел окружающий меня ужас, после чего, совершив паломничество к запыленному стеклу, нарисовал на нем пальцем улыбающееся солнышко. Остался доволен.

Брейберн и Эйджей с Эпплблум ожидали меня у входа.

— Ну а теперь мы закинем вещи моих кузин домой, и можно будет начать нашу экскурсию, — воодушевил нас всех Брейберн. Эпплджек кисло улыбнулась, а я скорчил позитивную рожу. Эпплблум промолчала, закрыв глаза копытом, глухо стукнувшимся о ее лоб.

Не то чтобы нам прямо было неинтересно, просто в поезде никто из нас особо не выспался. А климат тут был недружелюбным – так что я буквально валился с ног, Эйджей тоже выглядела удрученной, хотя и держалась молодцом, а что касается ее сестры – так тут без комментариев.

Потом день еще крутился – долго-долго. Мы ходили по единственной улице городка, кормились в доме Брейберна местными яблоками (ничем от Эппловских не отличаются).

— Представляешь, а в моем мире надкусанные яблоки стоят куда дороже обыкновенных, — заметил мимолетом я, когда Брейберн вышел из кухни. Эйджей не поняла юмора и очень удивилась.

А уже потом, когда на Эпплузу огромной тенью напала ночь, я отправилась к себе в номер, в мою родную дыру. Где и грохнулся на кровать, подняв вокруг себя маленькую вселенную пыли.

 

*

 

 

Второй день в Эпплузе принес мне первоначальную мысль о том, что отпуск завершается, так толком и не начавшись.

Начиналось все как в убогом фильме-катастрофе категории «Б» — хорошо. Я проснулся, когда скудное солнце уже пробивалось через окошко. Пыли на нем столько, что мой трафарет солнышка окаймлял всю комнату безумными обоями из узоров. В воздухе весели пылинки, переливаясь, как многогранные камни в речке, а я, о, очередное чудо, не жаловался на подстерегающую меня аллергию.

Я сделал в лежачем положении «Подлодку», как учили родители в детстве – непременный атрибут начинающегося дня.

Внизу было чрезвычайно шумно, я даже грешным делом подумал, что в салуне кого-то обслуживают. А глянув на часы, еще и определил, что могу опоздать на завтрак. Нельзя отказываться от такого мероприятия.

Наскоро одевшись, я вышел из номера и спустился вниз, предвкушая очередной завтрак яблоками.

Но тут было что-то явно не то.

Во-первых, в салуне было действительно слишком много народа. И были они все точно не местными. Знаете, такие латы я видел только раз – и то много недель назад, когда попал в переплет у Приграничья. Очевидно, целая рота Гвардейцев зашла сюда поесть?

Во-вторых, в помещении было совсем недружелюбно. Еще вчера я не чувствовал себя как дома – но то, что я видел сейчас, переходило все границы. Все столы были сдвинуты в центр, и сейчас на них громоздилась странная система блоков и кристаллов, карта Эквестрии с военными квадратами, как у меня на родине, и что-то вроде радиоприемника. Все это обслуживали три пони в форме, которые постоянно куда-то бегали и приносили то бутылку масла, то длинные провода.

Определенно, центр салуна от барной стойки переместился в угол, где за переносным столиком розового цвета (меня прошибла идиотская улыбка) стояли два пони, выделяющиеся среди остальных. На них не было лат, зато были белоснежные сюртуки с золотыми, черт возьми, погонами. Очевидно, ребята представляли собой не самый боевой подвид армии Эквестрии. Генералитет.

Мое появление было замечено мгновенно. Пони-часовой, стоящий на возвышении, похожем на картонную коробку, громко воззвал ко мне что-то военное. Я не смог это перевести, просто армейские команды всех стран настолько специфичные, что их понять человеку неподготовленному сложно.

На меня обратили внимания все. В центре зала замолк треск пишущей ленты, которая теперь беспечно начала падать на пол с крутящейся бобины. Я впал в ступор, который, кажется, очень характерен для меня в последнее время.

— Сэр, что вы здесь делаете? – воскликнул мальчишечьим голосом один из пони в белой форме в углу.

— Я тут живу, господа, — я примирительно поднял руки, показав, что у меня нет оружия.

На меня налетели сразу после моей миролюбивой фразы – без разбирательств. Один пони больно ударил меня копытом, обитым железом, по печени, а еще двое навалились сзади, отчего я, постанывая, грохнулся на пол. Мгновенно онемели запястья – захлопнулись на руках магические «наручники».

— Видите, как все просто! – победоносно провозгласил второй «генерал», громко стукая копытами по деревянному настилу. – Пошлите срочно письмо в «Лес одной секвойи», сообщите, что беглец пойман.

Я промычал опровержение, но мой рот тоже мгновенно заткнули.

Генералитет, как я с особой лаской прозвал моих пленителей, распорядился о доставке повозки, дабы «транспортировать беглеца». Меня никто и ни о чем не спрашивал, а я мог только мычать, опровергая их версии. На втором этаже, в моем номере, в дорожной сумке лежали мои документы, любезно сделанные лично мэром Понивиля. Но сказать об этом я не мог, в силу причин, от меня не зависящих.

Карета была подана, а я окончательно потерял власть над телом, меня окутала синеватая дымка, моя туша поднялась над полом и, медленно покачиваясь, отправилась на улицу.

Вне салуна кипела жизнь. Немногочисленные жители занимались каждый своим делом. Я ожесточенно вертел глазными яблоками, но, увы, ни забранной в прилежную полукосу гривы Эпплджек, ни немного неряшливой куртки Брейберна, ни красного огромного банта Эпплблум – никого на горизонте не было. Все те, кто мог мне сейчас помочь, наверняка спали в уютном доме на окраине города, не ведая, что беднягу Макса тащат неизвестно куда гребаные федералы.

Жители Эпплузы на меня демонстративно не смотрели, их глаза скользили надо мной – смешное ощущение, когда тебя просто не желают видеть. А надо мной уже смыкались решетки тюремной кареты. Небо стало в решеточку.

Когда дверь захлопнулась и с глухим лязгом закрылась, магия ослабла, и я грохнулся на железный пол. Предательски заныли ребра.

Карета еще даже не тронулась, а я уже был на ногах, из всех сил долбя по передней стенке, неистово крича. А как еще достучаться до сил правопорядка?

— Остановитесь, мать вашу! – неистово орал я, избивая руки в кровь о шершавую железную поверхность, покрытую ржавчиной. – Где, черт возьми, мой звонок и адвокат! Да как вы посмели, я подданный Эквестрии, да вы хоть знаете, кто я такой?

Последний аргумент был явно лишний. С той стороны стены я, похоже, кому-то совсем не понравился. Я почувствовал на загривке сильное давление, будто кто-то держит меня там сильной волевой рукой, а потом я несколько раз методично, без своего собственного участия, ударился головой о стену. Мысли как-то сразу улетучились, а я осел на пол. Слушать меня не настроены.

Я забился в дальний угол, держась за голову, она звенела, как колокол. Подо мной шумела дорога, карету подбрасывало, как мячик-попрыгунчик, а я уставился в одну точку, которая постоянно перемещалась в моих многострадальных глазах.

Все случилось так быстро. Так решительно. Так нелепо, в конце концов.

Мои часы показывали полдень, когда карета, наконец, остановилась. Предшествовало этому улучшение дороги, кажется, мы переехали на брусчатку.

Когда дверь с лязгом открылась, я сощурился от беспощадного солнца. А когда привык к свету, смог оглядеть место, в которое меня доставили эти чертовы вояки.

Мы находились на огромном участке, огороженном высокими стенами. Почему «Мы»? Наверное, потому что в мою сторону были направлены длинные мечи стражников, стоящих ровным клином у моего транспорта, а главным в этом действе был низенький пони в круглых очках, на лице которого читалась праведная ненависть и такой же гнев.

— Заключенный, выйти! – грохнула в тишине команда. Я высунул голову в дверь, послышался нелепый вздох.

И визгливый крик очкастого:

— Кого вы привезли!!!

Казалось, сейчас он перейдет на ультразвук. Охрана этого объекта тоже была в замешательстве, а появившийся на горизонте один из Генералитета, выглядел, мягко говоря, смущенным.

*

— Как они посмели! – неистовствовала Эйджей, подливая мне в маленькую кружку в красный горошек чаю. Два часа назад, ввалившись в дом Брейберна, весь в пыли и грязи, я, без особых слов, принялся уничтожать запасы еды. К тому моменту Эпплджек уже места себе не находила – в городе рассказывали, что «великана о двух ногах» увезли Гвардейцы. А куда – неизвестно.

Конечно, искали не меня. Эти двое из «Генералитета», оказались редкостными карьеристами, что, по сути, похвально. Но, похоже, когда Бог раздавал всем существам мозги, эти два идиота стояли в соседней очереди за креветками. Братья Литл и Биг Хорн были типичными офицерами- Гвардейцами, в историческом смысле этого слова. Еще Петр Третий, российский император, в свое время пытался заставить Гвардию, ошивающуюся в полном составе на балах, отправится воевать на фронт. За что и поплатился. Удавка вообще оставляет мало шансов на последующее царствование.

А вот начальник этого места, куда меня доставили под восхищенные мысли братства Хорн, в которых явно было место и паре орденов на кители, оказался куда более умен. Рассыпался в извинениях, пытался напоить меня чаем, я не стал, а в итоге попытался незаметно подложить мне на подпись документ о неразглашении. На бумаге этого закрытого комплекса в пустыне не было.

— Так все-таки, что там произошло? Если тут были Гвардейцы – то они кого-то искали. – резонно заметила Эйджей.

— С этого объекта кто-то, очевидно, сбежал.

— Макс, что это за объект? Тюрьма? Или что похуже?

— Я не могу сказать – я дал подписку. Одно мое слово – и я вновь отправлюсь туда, на этот раз не по ошибке, а вполне сознательно. – я поставил кружку на стол и, сложив пальцы домиком, начал свой нехитрый монолог – Это страшное место, Эйджей. Это все, что я пока могу сказать. Страшнее, чем многие. Я даже не хочу, и не буду, о нем вспоминать. Но, очевидно, оттуда сбежал какой-то очень умный пони. И да, он наверняка опасен. Иных там не держат. А теперь подумай, мы находимся в единственном, не считая Объекта, поселении пони на много сотен километров. Как ты считаешь, где сейчас находится наш достопочтенный беглец?

— Он в Эпплузе? – ахнула моя собеседница, а я только кивнул. – Но кто?

— Это и предстоит нам выяснить. На Гвардию нет никаких надежд, они силовики, а их командиры – одноклеточные. Я сам это почувствовал, на своей, кстати, шкуре. А в это время по городу ходит однозначно опасный субъект, который сбежал из самого охраняемого во всей Эквестрии места. Очевидно, что парень умен и хитер как лис. И убить ему, скорее всего, ничего не стоит. Но он это не сделает, иначе раскроется. Сколько жителей в Эпплузе?

— Около пяти сотен.

— Значит, теперь по городу гуляет на одного пони больше. И нужно исправить эту досадную оплошность, пока город, упаси Селестия, не вымер.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

2.

Ночь, которая последовала за этим ужасным днем, не могла порадовать меня тихим отдыхом. И дело не в том, что меня переполняли лишние чувства и эмоции – нет, это все фигня, и не с таким я в своей жизни. Хотя и их, стоит сказать, хватало и еще оставалось на полдник. Во-первых, кормить меня в салуне, где я квартировал, больше не будут по понятным причинам. Но это не пугало меня, ни капли – скорее, это просто немного давило. А вот то, что выспаться мне не удалось кардинально, очень неприятно.

Проблема, в общем-то, в том, что на протяжении ночи по городу шныряли господа Гвардейцы, которых, кажется, давешняя оплошность ничему не научила. Один раз я даже слышал возмущенные крики – кажется, кого-то еще забрали на Объект. С такими темпами, скоро вся эта ваша секретность, о которой вы все так печетесь, сдуется, как воздушный шарик.

А к моменту, когда горячее солнце пустыни постучалось в мою пыльную комнатку, я уже успел пару раз сделать зарядку, измарать две страницы дневника, спеть российский гимн… В общем, всячески испортить жизнь всему свету. В такие моменты я вспоминаю девиз своего давнего школьного приятеля: «У тебя паршивая жизнь? Тогда сделай так, чтобы она была такой у всех, и тогда вы будете на одном уровне». Славный был парень. Общительный и очень умный.

Но из-за своей идеологии – козел редкостный.

Поэтому, скорее всего, мы с ним и уживались. Зараза к заразе, так сказать.

И все эти события, собравшиеся в длинное и, по сути, недоброе утро, стали неплохим салатиком перед главным блюдом, которое ожидало меня.

Внизу, в злополучном баре, шумели. Нетрадиционно, скажем так. Что вы ожидаете услышать, если спите над баром в захолустном городке? Мат? Звуки разбивания посуды? Возможно, фальшивившего пианиста? Да, думаю, все они заслуживают свое сокровенное право на обитание в таких злачных местах.

Другое дело, когда под вашим полом располагается, по сути, полевой штаб. Маленький такой, но гордый.

Спускаясь вниз, я принял все меры предосторожности. Во-первых, я сразу оделся, как подобает – в прошлый раз меня перли до Объекта в рубашке навыпуск и брюках. Я был похож на клерка, который украл выше дозволенного, из-за чего его отправляют в Алькатрас доблестные американские копы. На этот раз я решил, если эти ребята вновь попытаются отправить меня в это место: А – они клинические идиоты поголовно, начиная с Генералитета и заканчивая поваром полевой кухни, Б – лучше я буду одет как Джонни Диллинджер, но не как шуганутый с теплого места банкир или бухгалтер. Много чести.

А еще я спрятал в рукав маленькую по моим меркам кочергу, сиротливо приютившуюся у кровати – неизвестно зачем. Чем только не шутит этот рогатый парень – что-что, а чувство юмора у него очень и очень тонкое.

Спускаясь по трухлявой лестнице, я несколько раз останавливался, прислушивался к шуму военизированного офиса.

— Господа, квадрат Синей реки прочесан. Беглец не обнаружен.

— Сэр Хорн, «Лес одной секвойи» запрашивает информацию.

В общем, типичные шумы канцелярии, как их показывает идеализированный актерский состав малобюджетного фильма про войну. Мило, но не вытягивает.

Еще я слышал неприличные, по моим меркам, звуки. Кажется, у кого-то внизу были очевидные проблемы с пищеварением. Нет, не настолько, как вы вполне могли подумать. Просто кто-то, пардон, неистово рыгал. И таких «кто-то» было не один и не два.

Спустившись вниз, я оценил, насколько может измениться вполне себе миленький паб глубинки, если поселить в нем толпу, с позволения сказать, воинов. То есть, никакого напускного порядка, который, как многие считают, граничит с дисциплиной. Нет и нет – просто хлам удваивается и раскладывается по территории ровным слоем, по которому туда-сюда носятся посыльные.

В дальнем углу, где вчера громоздился стол Генералитета, стояло куда более основательное создание мысли сумрачного гения военных пони. Стол из железа, весь в заклепках, на котором, забавно помахивая лапами, сидели три дракона. Они были довольно крупные, в сравнении со Спайком, но все равно не доставали мне и до плеча. Я, стоит заметить, никогда высоким не был.

Что касается драконов – им, очевидно, было паршиво. На лицах их (или мордах – как правильнее?) красовалась смесь непонимания и желание побыстрее, если не закончить мучения, то хотя бы склеить ласты. Иногда помещение оглашал громкий рык, все освещалось зеленым пламенем, становилось жарче, а к ногам связиста падало письмо. Спайк тоже доставлял письма от принцессы к Твайлайт и обратно, но ему не приходилось делать это так оперативно. Боюсь, он бы не пережил такого несварения.

Генералитет на боевом посту сегодня представлял старший – мистер Биг Хорн. Если судить по первому впечатлению, он нравился мне куда больше своего младшего братца, хотя это вовсе и не значит, что это может стать началом хорошей дружбы. Мистер Хорн старший был еще тот самодур, но только он, в силу возраста и опыта, был куда более адекватен. По крайней мере, производил такое впечатление.

Он первый увидел меня, что автоматически лишило меня проблем с его подчиненными. Я сухо кивнул, и уже было направился к выходу, искренне благодаря небо за то, что не пришлось пользоваться кочергой в рукаве, как генерал окликнул меня:

— Господин Макс, вы не соизволите остаться? Всего на пару минут.

Не буду спорить – у меня были не то что минуты – часы. Но проводить их с неотесанным солдафоном – довольно специфическое занятие, которому я придаваться в ближайшее время не желаю.

С другой стороны, выбор у меня довольно эфирный…

Биг Хорн пригласил меня за стол, перекочевавший в другой угол. Я бы, на его месте, угостил себя чаем. Но, кажется, это не было в планах представителя горячо любимого мной Генералитета.

— Мистер Макс, я хотел бы попросить… — начал было старший Хорн

— У меня прощения? Не стоит, – опошлил я.

Генерал замолчал – не оценил мою шутку, увы.

— Я хотел бы посоветовать вам в ближайшее время не выезжать из города, — процедил он с лицом, которое выражало всю пренебрежительность вчерашней ситуацией. Мол, ты, конечно, еще тот кусок дерьма, но я поговорю с тобой.

— И долго мне тут, по вашему, сидеть?

— Пока мы не поймаем беглеца – это очевидно.

— Вы его тут можете годами искать и не найти.

— Мы работаем над этим. Группы Гвардии прочесывают каждый квадрат близ Эпплузы…

— А саму Эпплузу?

Биг Хорн при этих словах немного дернулся. А потом, как заведенный, повторил:

— Группы Гвардии прочесывают каждый квадрат близ Эпплузы.

— А вам не кажется, что этому вашему беглецу просто некуда больше идти? Черт возьми, Эпплуза – единственный на сотни километров анклав, где можно как минимум выпить воды. Мы вообще-то в пустыне! Или у вас тут через шаг бьют оазисы?

Ответом мне было молчание. Генерал смотрел на меня невидящим взглядом. Вы не заметили, что в последнее время я часто играю в гляделки. Такое чувство, что в этих краях это национальный спорт.

— Господин Макс, Я хотел бы посоветовать вам в ближайшее время не выезжать из города, — практически прошипел Хорн уже устоявшуюся за время нашего разговора аксиому. А потом, он просто развернулся и ушел к барной стойке, ни попрощавшись.

Отлично.

Я с чистой душой покинул стены салуна. Искренне боялся, что общение с Хорном озадачит меня новыми проблемами, но обошлось. Кажется, Гвардия и сама не знает, как можно меня озадачить. Это, конечно, им очень выгодно. Если бы они посадили меня под домашний арест, я бы не мог никому рассказать о пресловутом Объекте. Но они поступили иначе, как факт, я могу путешествовать на ограниченные Эпплузой расстояния без последствий.

Полчаса я шатался по городу без дела, пугая народ своей нетипичной физиономией. Купил два яблока в карамели, настолько маленьких, будто они всю жизнь росли среди канапе и решили не выделяться, и сразу с ними попрощался.

Я казался себе стариком в масштабе, на моих глазах город начал оживать. Сначала из-за окон появились помятые мордочки пони, потом эти же мордочки, в дополнение к телам, выбрались на улицы и приготовились к тяжелому дню. Я постоянно менял свое место дислокации, перемещаясь от скамейки к скамейке, изображая бурную деятельность. Иногда, оставаясь на одном месте, я забывал о своем передвижении, и просто глупо улыбался в сторону горячего солнца. Местные, которые меня толком не знали, кажется, во мне увидели заразную лень, поэтому обходили стороной. Спасибо им за это. Природа и я должны побыть наедине, нам полезно, не хочу, чтобы кто-то нарушал наше с ней общение.

*

Если бы у меня были бы солнечные батареи – я бы уже мог бегать по Эпплузе как зайчик из рекламы батареек. Но я не имею такой полезной функции, так что единственное, что я смог сделать, поднявшись со скамейки, это придумать очередной ход – в сторону дома Брейберна. Ноги не слушались и очень классно болели, так что я потягивался на ходу, чуть ли не криком извещая всех подряд, что у меня в жизни, наконец, все до ужасного хорошо.

Ну не считая, конечно, того, что по городу может сейчас разгуливать самый опасный пони Эквестрии.

По дороге я встретил Брейберна и Эпплблум – они шли готовить экипаж из Эпплузы. Брейберн же тут за массовика-затейника – на все руки. Так что непоседливая искательница кьютимарки была в восторге от этого, мягко говоря, странного, но замечательного парня. Со мной они только мимолетом поздоровались, а еще Эпплблум проинформировала меня на лету:

— Макс, дома кроме Эйджей еще и Шериф города. Если что, — и она побежала дальше.

А по дороге я еще обдумал – стоит ли мне вообще заходить в дом? Шериф, несомненно, централизованная власть в городе, что-то вроде нашего Мэра. А со властью, со вчерашнего дня, у меня отношения натянуты.

Как обычно и побывает в спорах – побеждает та сторона человеческой сущности, которая сильнее хочет есть, чем думать. Так что очевиден вывод – я появился в открытом пороге, весь такой, блин, красивый…

Прямой коридор открывал мне идиллическую картину. За столом сидела Эйджей, перед ней стоял бокал (черт возьми!) початая бутылка из мутного стекла. У окна стоял Шериф – небольшой пони с роскошными усами прожженного жизнью аристократа. Картина маслом. Пафос повышен. Принимать аспирин, ребятки!

Эйджей увидела меня первой, что не удивительно, Шериф стоял ко мне спиной (ну иди хвостом – как сказать). Фермерша Эппл мне только улыбнулась, и провела глазами в сторону своего гостя. Мол, тут у нас проблемы – так что давай помягче.

Да я, собственно, никогда и не вел себя перед незнакомыми как скотина – это невыгодно. Ваш новый знакомец может оказаться богатым бизнесменом, который вам одолжит денег, ну или бомжом, который, если что, обойдет вас стороной в драке в темной подворотне. А что? Какая-никакая – а помощь.

— Доброе утро, Шериф, — сказал я, потирая нос указательным пальцем левой руки.

Мой предполагаемый собеседник только кивнул.

— У нас проблемы, Макс, — пояснила Эпплджек. – Большие.

Я понюхал содержимое бутылки. И даже отпил. Кажется, это было что-то из яблока. Что-то подобное я пробовал в своем мире, когда один раз забыл убрать пачку яблочного сока в холодильник. Лето, хорошие температуры и мой пофигизм сделали неплохую брагу. Только пить не я, ни мои друзья, ее не стали

— Это что?

— Сидр, Макс, — укоризненно заявила Эйджей. Я себя даже почувствовал немного виноватым. Просто я еще ни разу за свою жизнь в Эквестрии не пил того, что гонят Эпплы.

— Может, мы все-таки продолжим? – сухо встрял Шериф. Он был не в настроении слушать лекции о напитках.

Я послушно закивал и снял шляпу.

Тут случилось то, что немного разрядило обстановку. Опуская шляпу на стол, я не учел, что в рукаве моего пальто все еще прячется кочерга из салуна. Которая соизволила с громом и молнией повалиться на деревянный пол.

Повисло почти осязаемое молчание. А потом я заржал.

Моей клоунады не оценили. Эйджей только улыбнулась, снисходительно покивав головой, а Шериф попробовал сочувственно посмотреть мне в глаза. Я, оскорбленный и приниженный, уселся на стул, пытаясь не отсвечивать.

— Нас прервали, — начал с очевидного Шериф. – В общем, то, что произошло, ни в какие рамки не лезет. Мне лично Хорн Старший говорил, что все пройдет как по маслу. Но ему свойственно ошибаться – за что он и поплатился.

А уже следующая реплика была адресована мне:

— Вы, сэр, пришли не вовремя. Пришли бы раньше – не пришлось бы тратить время на ненужные повторы.

— А вы сжато.

Он мне нравился. Без всякой на то причины, я даже почувствовал себя наивным щенком. От Шерифа веяло опытом, который он приобрел лишениями, методом проб и ошибок. Он всего раз посмотрел на меня и не удивлюсь, если уже составил мой психологический портрет. Играть против таких личностей на психологическом поле я не способен. Сразу напрашивается сравнение с Мэром, которая тоже личность сильная, но сильная по-другому. В ней есть что-то невербальное, она имеет авторитет со своего хорошего отношения ко всему живому. В Шерифе чувствуется сила почти физическая, думаю, он может одним взглядом заставить пони (или даже меня – было бы желание) прыгнуть на амбразуру, не думая о последствиях. Одним словом – отец-командир.

А еще я сразу провел аналогию с Хорнами – моим ненаглядным «Генералитетом». Точнее со старшим из них, с тем, с которым мне довелось общаться теснее.

Биг Хорн, несмотря на свое звание и награды, свисающие с его белоснежного кителя гроздьями, был откровенной пустышкой. Общаясь с ним, я уловил только нотку надменности, которой пронизывались его реплики. А еще ступор, когда что-то пошло не по плану. Больше ничего мною обнаружено не было.

Тем более, на фоне нынешнего командования чуть ли не элитой Эквестрии, Шериф смотрелся на две-три головы выше.

Смерив меня дополнить взглядом чувствительных ко всему глаз, сняв с меня информацию этими бесподобными радарами, Шериф попытался лаконично вывести главную мысль того, что он недавно рассказывал Эйджей.

— Видишь ли, мальчик, — меня аж передернуло от такого быстрого перехода. С «вы» и сразу на «мальчика»? О, он знает меня слишком хорошо, чтобы говорить со мной с уважением – много чести.  И ведь не останавливает его, что я для него экзотичен, что я выше его в два раза. – Ночью случилось нехорошее. Биг Хорн, видимо от служебного рвения, послал наряд поисковиков в земли Буйволов. Похвально, что он ищет беглеца везде, где его даже и быть не может. Но надо знать меру. Буйволы не потерпят такого поведения – они и нас-то терпят еле-еле. А тут, на их Священных землях, да еще и с оружием. Освещая себе дорогу магией. Целый разъезд Гвардии. Одной Селестии известно, что они подумали. Ну и помяли Гвардейцев, да так, что те до Эпплузу ползком добирались. Представляешь, чем пахнет, сынок? Подумай над этим.

— Неужели буйволы подумали, что это война? – через пару мгновений обдумывания, сформулировал я.

— О, нет, Макс, — Шериф даже засмеялся. – То есть да, но смысл в другом. Ты представляешь себе, насколько огромны по площади Священные земли буйволов? Это сотни, если не тысячи гектаров прерий и пустынь! И там почти всегда отсутствует жизнь. Представь себе: в огромной пустыне, в одном и том же месте, вдали и от Эпплузы, и от поселения Буйволов, встречаются две разных группы. И сразу вопрос тебе, Макс, а как считаешь, что там делали Буйволы?

— Они тоже что-то искали? Значит, у них что-то тоже случилось.

— Браво, сынок! – Шериф восторженно хлопнул копытом о пол. Мне стало приятно – от него исходила теперь теплая аура покровительства. – Именно – у Буйволов тоже что-то случилось. Но они не знают о Беглеце – мы их не предупреждали. Край это забытый, мало тут всего происходит. А значит, возможно, наш Беглец накуролесил и у наших соседей, верно?

— Значит, нужно съездить к ним, и спросить. Очевидно!

— Не выйдет, Макс, — встряла в разговор Эйджей. – Мы как раз обсуждали это. Гвардия закрыла город со всех сторон, они опасаются Буйволов. Нам не попасть за кордон.

— Думайте, ребята, — отозвался Шериф, поразительным образом оказавшийся у выхода из дома. – У вас не так много времени, учтите. Буйволы не умеют терпеть, а ситуация вышла из под контроля. Вернетесь – бегом ко мне в офис.

Он исчез в ярком свете утра. Оставив меня и Эйджей в полной прострации.

— Мааакс, — протянула пони.

Я отхлебнул сидра прямо из бутылки. На второй раз он оказался вполне неплох – наверное, это как с анчоусами.

— Что «Мааакс»? Двадцать с мелочью лет Макс. Выхода же все равно нет, верно? – я качнул бутылью в стороны дверного проема – А когда нет выхода – выходят через окно.

— А если нет окна?

— Ну, тогда выход, как ни странно, один – прорубать окно, а дальше по вышестоящей инструкции.

*

— Мне кажется, нас после этого не помилуют, — вежливо заметил Брейберн.

— Заткнись и тащи, — ответила злая, как сотня дальнобойщиков, Эпплджек.

Я молчал. Вообще, в моей ситуации, стоит молчать.

Издали мы казались всего лишь повозкой, которая везет братскому народу Буйволов свежеиспеченные яблочные пироги. Но это на первый взгляд, в повозке таился сюрприз.

Ненавижу быть сюрпризом.

Вообще, я обитал в повозке по принципу «двойного дна» — единственная часть тела (голова, если что), которая была не заблокирована десятками пирогов, торчала под козырьком телеги, за которым мою, собственно, голову, и можно было спрятать от Гвардейских разъездов. Тащили заметно потяжелевшую повозку Брейберн и Эйджей, которым я в тайне даже сожалел.

Но и мне приходилось не сладко. С одной стороны, мою голову защищала необщительная доска, а в другую я даже поворачиваться боялся – очевидно, что справа от меня был огромный, еще горячий, и чертовски привлекательный, в продуктовом смысле, пирог. Черт, я боюсь за свое физическое благополучие….

— Макс, вы там живы? — вежливо осведомился жеребец

— Да что ему сделается! – нагло заявила Эпплджек. Она не в настроении от идеи запряжения ее в повозку.

— Не бойтесь, ребята, как только отъедем на приличное расстояние, я выберусь из этого яблочного плена. Обещаю, с пирогами вашими ничего не случится.

— Да хоть все сожри, честное слово, повозка только легче станет!

Я одарил Эйджей укоризненным взглядом. Нет, она не всегда такая. Просто она честная. А честность – это, знаете ли, своеобразная болезнь головного мозга. Позитивная, но не суть – болезнь и в Африке болезнь. Что уж говорить, сейчас мы поступили с Эйджей нечестно, заставив ее тащить эту повозку. Но один Брейберн бы не справился, а выбраться из города надо – кровь из носу.

— Ахтунг, ахтунг, ребята, — тихонько осведомил я своих возниц. По-русски, думаю, они не поняли. – В небе Покрышкин.

— Чего? — восторженно посмотрел на мою голову Брейберн. Сомневаюсь, что он знал, кто вообще такой Покрышкин. Да и язык тем более. Но потом, взглянув на голубой свод неба, он оценил мой непревзойденный юмор.

Но цель увидел – к нам на большой скорости приближался пегас. У меня плохое зрение, но думаю, по блеску можно нехитро определить, что он закован в латы.

Дальше я ничего не видел – Эйджей быстро накрыла меня и пару пирогов белым вафельным полотенцем.

Дальнейшее произошло быстро, а ориентировался я только по звукам, так что не могу точно описать действия. Я услышал, как над нами что-то пролетело – да так громко, что уши заложило. Не реактивный истребитель конечно, но чувствуется. Надвигался гул: звенели железным воев латы, перья на крыльях лихо резали воздух. Эпплджек и Брейберн с видимым притворством поздоровались. Будь я на месте пегаса, я бы обязательно проверил повозку. Просто так – из-за сильной вежливости пони. Поговорить с доброжелательными существами не грех, так сказать.

Пронесло. Шелест воздуха начал убывать. Эйджей облегченно вздохнула. А я потребовал снять чертово полотенце, иначе пироги мы не довезем.

— Небо чисто? – наивно осведомился я, когда с моей головы сняли белую ткань полотенца.

— В следующий раз изволь говорить на понятном нам языке. Мы чуть не попались. И вообще – вылезай!

— О`кей. Уже вылезаю.

Мне понадобилось добрых десять минут, чтобы выбраться из-под десятка пирогов, собранных в шаткую конструкцию вокруг меня. Зато, когда этот ад закончился, я растянулся на песке, неподалеку от чисто символической «дороги».

— Макс, вообще-то нам неплохо двигаться. Кто знает, сколько у нас времени. – пояснил Брейберн. Все что мне осталось – так это согласиться с этим утверждением. Отряхнув брюки, я приготовился к длинному путешествию.

По жизни люблю длинные путешествия. Наверное, потому что они являются катализатором последующих приключений на свою задницу. Что не может не радовать.

А в итоге: длинная дорога. Такая длинная, что становится страшно – дойдем ли.

— Брейберн, и часто ты возишь Буйволам пироги? – осведомился я у своего экс-возницы.

— Порядочно, Макс. Каждую неделю совершаю это путешествие. Три часа туда и столько же обратно.

— Да, порядочно.

— Макс, а расскажи нам что-нибудь о таких как ты, — робко попросила Эйджей. Кажется, сразу, как только она отпряглась от повозки, настроение ее улучшилось, и  теперь ей было маленько стыдно.

— Хорошо, ребята. Слушайте, — я медленно пошел за повозкой, потирая руки, как старый рассказчик у костра. – Жил был такой человек – Эрнесто Че Гевара…

А потом я рассказал им о своей любимой истории со школьных времен. О человеке, который, может, и сделал много для Кубы и всеобщей мировой Революции, но которого я уважал вовсе не за это. Я далек от идей революций – по сути, я тихий. А за то длинное путешествие, в которое пустился он со своим другом. Путешествие, которое он запечатлел в «Записках мотоциклиста», которыми я зачитывался все отрочество, и до сих пор люблю. Про путешествие, которое было куда больше, опаснее и эпичнее нашего.

*

— И вот, после этого, в город поступила вода, Гремучка Джейки признает Ранго достойным соперником и уходит. Счастливый конец! – полчаса назад я начал в восторге жестикулировать, сам того не замечая.

— Знаешь, Макс, больше никогда не буду тебя просить рассказать о твоей прошлой жизни, — честно подытожила Эйджей.

— Я так плохо рассказываю? – обиделся я.

— Да нет, рассказываешь ты сносно, просто сумбурно очень. Я еще понимала, когда двое людей, таких как ты, поехали на странной двухколесной повозке путешествовать. Но потом ты стал рассказывать о двух людях, объевшихся дурмана, которые ехали в Лас Пегас на красной лаковой карете. И это уж совсем враки – не было никогда в Лас Пегасе людей, как и во всей Эквестрии. Кажется, ты запутался. А закончил ты все это рассказом про черного человека, которого поджарили в тюрьме на стуле, из-за того что он творил чудеса и вылечил охранника от неопасной но неприятной болезни, и историей о хамелеоне, который дрался со змеей в шляпе. Кажется, ты перегрелся. Надень шляпу – как только ты ее снял, твоя речь стала такой запутанной…

Я обиделся, из за чего стал похож на индюка. Сами вы сумбурные…

— Не дуйся, Макс, — примирительно заявила моя хорошая знакомая. – Видишь, — она указала копытом в влево, где на горизонте вился дымок – Мы наконец дошли.

— О, боги, это прекрасно! У меня уже не ноги, а две ватные палки!

— Ой ты, смотрите какой неженка! Вон, Брейберн телегу тащит все эти часы и молчит!

— Не хочу тебя расстраивать, но он вообще-то спит еще с рассказа о «Зеленой миле».

Это сущая правда. Где-то полтора часа назад я заметил, что повозку как-то немного мотает. Брейберн спал, тихо, спокойно – без храпа. И при этом все равно шел. Это выглядело комично, но я пытался не акцентировать на этом внимание Эйджей – кто знает, как тут относятся к таким вот засоням.

— Брейберн!

Пони встал на месте и только потом разлепил глаза:

— Что вам?

— Не хотели тебя будить, но приехали.

— Тьфу, делов-то! – улыбнулся старожил Эпплузы. – В прошлый раз меня растолкали только в поселении Буйволов, когда надо было возвращаться в город. Представляете, я там полчаса стоял после разгрузки, а они стеснялись спросить, что им делать, чтобы я ушел!

Мы с Эйджей и Брейберном от души посмеялись. А там и до поселения осталось совсем недалеко.

Поселение Буйволов, все в острых иголках вигвамов, в дымных спиралях, приближалось. И ведь никого я не видел в нем. Ожидал, что нас встретят. Не с оркестром, но все-таки!

— Брейберн, тебя так всегда встречают? – скривив лицо в мине, спросил я.

— Нет, Макс. Обычно, тут много буйволов. Для них приход возницы с пирогами – большой праздник.

Мы были все ближе к поселению, а оно становилось от этого все мертвее в наших глазах. Все еще вился дымок многочисленных костров, а значит, племя если и ушло, то недавно. И ненадолго, иначе бы взяли с собой нехитрый скарб. В доказательство этого я пнул глиняный кувшин, лежащий на песке.

— Святые яблоки, что же тут произошло, — донесся до меня сзади тихий голос Эйджей.

— Что-то из ряда вон, очевидно – дополнил я.

Мы остановились на своеобразной центральной площади поселения. Тут, прямо в центре, тлел самый большой костер, рядом с огромным цветастым вигвамом – вождя, скорее всего.

Тут, встав на стоянку, мы и разошлись по поселению. Эпплджек здраво заметила, что надо поискать жителей. Я ушел в северную часть, Брейберн в южную, а наша многоуважаемая фермерша осталась в центре – сторожить товар, ну и заодно смотреть, не появятся ли на горизонте местные жители.

Что не говори, а поселение, даром, что не город, было значительно. Я потерял из виду Эпплджек почти сразу, как только зашел за второй круг этих остроконечных полотняных домов.

Но где бы я ни был, ни в одной части города живых существ не было. По часам, я шатался меж вигвамов около получаса, то выходя обратно в центр, то углубляясь на южную сторону и встречая там хвост Брейберна, исчезающий за углом.

И так до тех пор, пока в спину мне не уперся рог молчаливого война племени Буйволов.

Мысль, посетившая меня, была проста и незатейлива, но ее я не привожу, так как нецензурщина в тексте мною не допускается.

3.

— Начальник, дай закурить, — голосом прожженного жителя мест не столь отдаленных, попросил я у матерого Буйвола.

«Шкафчик» было намеревался что-то мне сказать, но второй, похоже, что-то вроде комиссара из политотдела, остановил его:

— Мы не курим.

— Из брюк моих достаньте. Левый карман.

— Сам достань, — ответил «матерый», со взглядом «Хозяин, я все правильно сделал?» уставившись на своего «комиссара».

— Слушай, браток, где вас таких догадливых разводят? – спросил я по-русски, а чтобы меня все-таки поняли, скрючился в форме буквы Г, показав буйволам связанные за спиной руки. – Ваша же работа!

— Мы не можем достать, — скорее виновато, чем повелительно, попытался закрыть вопрос Комиссар.

— А это еще почему?

Но отвечать мне уже не желали.

Вигвам, куда меня завели, был поистине огромен, в нем уместилось бы, думаю, маленькое племя индейцев моего мира. Где-то высоко, в уголке этого конуса, светил тонкий лучик солнца.

Здесь было чрезвычайно душно – как под одеялом. И не только от того, что вигвам был плотно закрыт со всех сторон, видимо, чтобы меня не мог увидеть ни один случайный житель с виду пустынного поселения. Еще тут, вроде бы в огромном просторном помещении, было очень тесно. Два буйвола, большие, как шкафы, мирно сидели и сторожили меня. Я иногда пытался их разговорить, но это получалось ли это – большой вопрос. Отвечали мне они нехотя, со скрипом. Я уже даже пытался им хамить – лишь бы разговор завязался.

По-моему, прошло уже часа два, как меня поймали на окраине поселения. Я без малейшего понятия, как дела у Брейберна и Эйджей. Может быть, они сбежали? А может быть они сидят в соседнем вигваме и думают: «А где Макс? Сбежал ли он?».

Ан нет – не сбежал. Тута я.

Кто его знает, что сейчас в Эпплузе. Орудует ли в ее гипотетических стенах таинственный Беглец? Если да, то как? Черт его знает, что может сделать озлобленный на государство пони. Не убьет кого, так покалечит.

Хотя… С другой стороны.

Чего может хотеть Беглец?

Очевидно по названию – бежать. Ну, или мести. Ведь то, что я увидел на Объекте – мягко говоря, не лезет в рамки цветастого мира, окружающего меня.

Время шло, ориентировался я разве что по солнцу. Когда начинался мой плен, солнце смотрело мне на меня сверху, стены вигвама передо мной светились. А сейчас, когда время перевалило порядочно за полдень, мне откровенно жгло спину – солнце тут недружелюбное.

Итого, вот и день подходил к своему логическому завершению. А я сидел, как дурак. То, что я превратился в кусок ваты, все, что можно ужасно затекло, это полбеды. Как обычно, главным образом на мозг довлели совсем не материальные вещи.

Так как звукоизоляция в вигвамах похуже, чем в хрущевке, где стены можно проткнуть спицей для вязания, я был отлично осведомлен, что в поселение прибыла большая группа громких существ. То, что это буйволы, а не, к примеру, слоны, я могу ручаться.

«Комиссар» послал своего подчиненного доложить о моем существовании. Далеко не убежал, я слышал его несвязное бормотание. Увы, понять я его не смог – во-первых, у Буйволов был специфический акцент из разряда «Моя твоя не понимать», а во-вторых, вигвам глушил звук, так что до меня доносилось хотя и громкое, но мало отчетливое бормотание.

Когда мохнатая морда «шкафчика» явилась нам сквозь кожаные стены дома, я взял быка (ну или буйвола, исходя из ситуации) за рога:

— Я гражданин Эквестрии, требую, чтобы мне немедленно разрешили поговорить с вождем племени, — отбарабанил я уже заезженную заготовку откуда-то из вестернов или «Звездный войн», а может из них обоих. Представляю себе, как нелепо это звучало, но ничего не могу поделать.

— Нет, — спокойно, как охранник на фейс-контроле, ответил басом «Комиссар».

— Это еще почему?

— Духи не разрешают Вождю видеться с покойным. Мертвые часто забирают с собой свидетелей их смерти.

— Я вообще-то не умер, — скорее для порядка, заметил я. Ну, мы ведь все знаем, что ответит мне этот сын прерий.

— Недолго осталось, — флегматично, как будто декламировал стишок на табуретке, дополнил Буйвол. – До заката.

Паника…

ПАНИКА! ПАНИКА! ПАНИКА!!!

Ай-ай-ай, как нехорошо…

Могу представить себе, какая гримаса высветилась на моем одухотворенном лике. Адская смесь. Нечто вроде «Ай, убейте меня», противоположного ему «Черт, как же жить хочется» и совсем нейтральное «Так… сидим, массируем простату и ждем лучшего времени».

Не время для простаты, дружок… Ой, не время.

В том и дело, что отвлекаясь на вроде бы простые и насущные вопросы, я совсем забыл о таком важном аспекте своей дорогой жизни, как, собственно, те, кто мне подарили социальную жизнь.

Где, черт возьми, Эйджей?

И сколько шансов, что ей тоже нельзя видеться с Вождем? Ну, вы поняли. По особым причинам.

Вообще, что-то в этой ситуации подозрительно мало выходов. «Выход есть всегда»? Да как бы ни так! Просто вы никогда не сидели связанные в вигваме под присмотром двух неразговорчивых Буйволов, которым по барабану, что вы, собственно, царь природы, автор нано-технологий или просто хорошо завариваете лапшу в стаканчике. Ну вот не интересуются они этим – не их профиль.

Я попытался скрыть гримасу полного отчаяния под глиной безразличности. Натянуть на себя маску оказалось сложно, я откровенно паниковал, как в детстве, перед кабинетом стоматолога. Но только стоматологов я уже лет семь-восемь как не боюсь, а вот смерти до сих пор и изрядно.

Как же я хочу, ребята, чтобы вы превратились в стоматологов…

*

Закат приближался. Я, кажется, уже ощущал на шее петлю и холодную сталь гильотины, причем одновременно. Ни с чем несравнимое ощущение.

Я пытался разговорить Буйволов еще пару раз. К примеру, просило дать мне бумагу и ручку для завещания. Ведь дома осталось такое классное пальто! Но потом мне это надоело. Чем ближе приближался момент гипотетической смерти, тем больше я утрачивал желание общаться со своими палачами. Нет у нас точек соприкасания. Я бы сейчас с удовольствием поговорил о, к примеру, Библии. Классная книжка, информативная. Но, кажется, ребята не читали.

В конце концов, я тупо уставился на осколки зеркала, которые отражали многочисленные лучики мне в лицо. Сетчатка в восторге не была, но, с другой стороны, теперь она мне уже и не понадобится.

Спина начала остывать – солнце начало прятаться за горизонт, и теперь освещало вигвам кроваво-красным цветом кумача, что не придавало мне дополнительных позитивных эмоций. О мои вертухаи, с позволения сказать, начали предвкушать мою смерть. Тот, что был менее смышленый, уже пару раз начинал глупо хихикать, «Особист» его останавливал. И все повторялось, как песня в плеере на зацикловке.

Стало куда темнее. У меня в голове зародилось новое чувство. Знаете, такое, очень странное, когда просыпаешься, к примеру, на работу, раньше положенного срока, и лежишь. И со страхом ждешь не самого момента, когда вставать, а пискливого звонка будильника. Который провозгласит, что пора подниматься и уходить из мягкой кровати. Нехорошее, словом, чувство.

Впервые за все время моего героического пребывания в Эквестрии, а это уже не день и не два, я подумал о родителях. Интересно, как быстро они заметят, что меня, по сути, нет в этом мире. Живем мы в разных городах, да и отец мой всегда был за мою полную автономию. Это его конек, похлеще самолетов.

Наконец, полы вигвама взволновались, и сквозь них просунулась морда еще одного Буйвола.

— Пора.

Буйволы проворно напялили мне на голову пыльный мешок, от которого пахло маисом. Как они умудрились сделать это своими копытами – загадка, которую, похоже, мне уже не разрешить.

Потом, я пошел. Было унизительно: на голове моей был неудобный, еще более душный, мешок, я не мог даже идти с гордо поднятой головой. Сзади меня подталкивали своими массивными рогами мои палачи, от этого я тихо ойкал. Останутся синяки, хотя мне, уже, не придется на эту тему сокрушаться.

«Куда идет мы с Пятачком…»

Надо мной порядочно громыхнуло. А потом о плотную ткань мешка застучали огромные капли. Начался ливень. Первый ливень в этом мире, который не был никем создан. Самой природой. Даже странно было – я так привык, что погоду в Эквестрии вершат пегасы. Тут их не было – Природа была сама себе хозяйка.

Мешок сразу охладился, напитался свежей влагой, от которой, по непонятным причинам, пахло почками с деревьев, хотя деревьев тут как раз было немного. Я был благодарен небу. Если там наверху все-таки есть кто-то с высшим разумом и силой – он умеет делать подарки перед смертью. Конечно, был и недостаток – мокрый мешок приклеился к носу, из-за чего тот стал чесаться, но это мелочи.

Мы шли какими-то нехожеными тропами. Влево, опять влево, круто вправо, по пригорку вниз, тут я чуть не упал, когда из-под ботинка покатились по крутому спуску камни.

Не собираются ли они бросить меня просто так в пустыне? Да нет, вроде не их стиль поведения. Эти будут читать долго что-то вроде молитв, поливать меня благовониями, а потом просто пырнут ножом, как какие-нибудь древние майя. И все, концерт по заявкам окончен.

Еще, наверное, минут пять меня вели куда-то, я взмок от дождя так, что был, наверняка, похож на Лох-Несское чудовище в лохмотьях. Правда я так и не озаботился мыслью о том, как оно выглядит. Но определенно – сейчас я был на него похож.

Дождь закончился, а я остановился. В спину мне рогом больше никто не тыкал, из чего я вывел, что, кажется, точку в моем недлинном маршруте мы уже посетили. Дальше поезд не пойдет, просьба освободить вагоны.

— Ну что дальше? – затаив дыхание, спросил я. Придать голосу уверенность мне не удалось, так что заместо наглого вопроса, в стиле Че Гевары, получилась петушиный крик.

А то, что было потом, вообще задело меня за живое похуже, чем самое сильное оскорбление. Мне, по сути, взрослому мужчине, дали пинка! Да какого! Смачного, громкого, болезненного. Бах! И я уже лечу, внутренности скачут в брюхе, как во время езды по дороге, похожей на кардиограмму. Секунда полета, во время которой я, кажется, уже обдумал все свои планы на последующую месть. Я не знаю как, ребята, но если этот пинок – последнее, что я почувствую в жизни, тогда готовьтесь. Я найду способ воскреснуть и врою вас в землю похлеще тени отца Гамлета!

Приземлился я неудачно, пропахав носом еще какое-то существенное расстояние. А песок, мокрый от дождя, оказался еще тем поганцем! Тяжелый, плотный, слегка рыхловатый, он делал все, чтобы я испачкал в нем и так не сильно чистую рубашку.

Когда я утратил энергию, скорость упала до нуля, и я, смешно дрыгнув ногами, превратился в лежачее бревно. И потом еще долго стонал что-то невразумительное. Кажется, я матерился. Что мне в обычном состоянии несвойственно совершенно.

Кажется, прошло немного времени, когда меня подхватили под руки и поволокли в сторону. Я уж было испугался, что Буйволы решили просто поприкалываться над моим беспомощным положением, но потом я заметил одну вещь – меня тащили явно не под копыта, а, несомненно, магией! Я чувствовал некоторое покалывание сквозь мокрую одежду.

Потом неведомая сила поставила меня на ноги, бережно отряхнула меня и сняла наконец этот мешок!

В глазах плясала чертики, так что первые мгновения я даже не сильно соображал, будто гелием из шарика надышался. Потом я увидел сквозь яркие всполохи внутричерепного давления особо яркий огонек, как от фонарика и глухой приказ:

— Ну-ка следите за светом.

Огонек начал вращаться, а я послушно следил за ним. Влево, вправо, вверх, влево. Нехитрый способ проверить, не контузило ли меня.

Наконец, огонек на роге неизвестного мне пони погас:

— Здоров, только небольшие отклонения в связи со стрессовой ситуацией.

Я изрядно шатался, поэтому меня все еще кто-то поддерживал. Спасители мои, коих было много, следили за каждым моим движением.

Тут были Эйджей и Брейберн, куда более опрятные, чем я. Скорее всего, с ними Буйволы себя вели почтительнее. Еще тут были Гвардейцы, но только другие. Братьев Хорн на горизонте не наблюдалось, на их месте была группа даже на вид куда более эффективная. Серьезные лица, не то что у бестолковых прожигателей жизни, ошивающихся в салуне Эпплузы.

Внимание сразу замыкал на себя высокий, по существующим тут меркам, жеребец совершенно белой масти, с практически орлиным профилем, среднего размера глазами голубого цвета. Наверное, потому что, во-первых, он тут казался самым главным, а во-вторых, за ним пряталась Твай, сканирующая меня огромными глазами-прожекторами, которую я ожидал тут увидеть меньше всего.

— В следующий раз, сэр Макс, когда будете сбегать с охраняемых участков, информируйте охранников, хорошо? — совершенно серьезно отметил Белый, приближаясь ко мне и протягивая мне копыто. – Шайнинг Армор. Очень рад вас видеть.

— Взаимно, — я стукнул о его копыто костяшками пальцев, создав тем самым клацающий звук. Не имея копыт, приходилось выкручиваться.  — Я вас раньше в Эпплузе не видел? Вы пришли на смену Хорнам?

— О, нет, нет, нет. Боюсь, Хорнам еще предстоит подпортить много крови и мне, и Вам. Вам, увы, в особенности.

— Думаю, они, мягко говоря, сердятся на мою выходку, не правда ли?

— Как вы прозорливы, Макс, — ворвался в разговор доктор, осматривавший меня ранее. Он был тоже закован в латы, только кьютимарка – символ красного креста, выдавала в нем уважаемую профессию. – Как только мы сошли с поезда, Хорны направили нас к Буйволам, в надежде, что мы вас, перебежчиков, поймаем и вытянем из вас признание.

— Простите, и в чем я должен признаться?

— В том, что помогли Беглецу, простите за каламбур, сбежать, — с невинным видом сказал Армор, церемонно осматривая левое копыто. – А сейчас давайте опустим беседу, господа. Нам ее предстоит долгий путь в Эпплузу. Время не ждет, у нас, вообще-то, важное донесение.

— Как мило, — пробормотал я, когда Гвардейцы, выстроившись в ровный строй, а было их немало, наверное, двадцать, ровным строем направились в закат, навстречу кровавому солнцу. Армор шел впереди них, как заправский полководец на белом коне (что кажется несколько нелепым в этом мире). А нас, гражданских, оставили обозом семенить следом.

Как только господин Армор занялся своими прямыми обязанностями, Твай, которая, судя по всему, его жутко стеснялась, подбежала ко мне и, о, ужас, встав на задние ноги, крепко обняла меня, уткнувшись мордочкой мне в живот. Я, порядком контуженный, даже не знал, что делать в этом случае, поэтому просто помолчал, дождавшись, пока нелепая ситуация сама себя исчерпает. Эйджей и Брейберн были куда более сдержанны:

— Ты живой, Макс! – довел до моего сведения старожил Эпплузы. – Мы уж думали, коньки отбросишь, как Толстолобый Джеки полгода назад! Представляешь, Макс, они бежал от Буйволов и упал в старую рудниковую шахту, ой, страху натерпелись те, кто его нашли!

— Если бы не Армор, скорее всего, тебя бы уже не было на этом свете. Ты должен быть ему благодарен до конца своих дней, — назидательно сказала Эпплджек.

Странное дело – меня, в общем-то, интеллигентного человека, все здесь учат хорошим манерам! С бабушками здоровайся, новый знакомцам не хами, будь благодарен, если твою шкуру спасли от висения на стенке в виде трофея – такое чувство, будто я зарекомендовал себя последним выпивохой и, извиняюсь, хамлом.

— Что вообще произошло? Я так до сих пор и не понял!

— Нас поймали, Макс. Думал, это очевидно!

— Спасибо за открытие Америки, Брейберн!

— Ой, классно! А чем я ее открыл? У меня нет консервного ножа!

— Нас с Брейберном отпустили сразу, как только нашли. Приказали покинуть нам поселение. А тебя мы искали, честно. Просто не могли найти. Кажется, они испугались тебя и решили, что ты пришел разрушить их деревню. Ты очень страшен, без обид.

— Поговорим об этом позже.

— Назад мы шли по нашим же следам – их еще не успело замести. А на полпути встретили Твай и Армора с компанией, они шли по этим же следам в поселение.

— И вы решили составить им компанию?

— Макс! – Эйджей остановилась, буравя меня глазами. – Вообще-то мы шли в Эпплузу за помощью! Мы о тебе вовсе не забыли!

— Это неважно.

— Нет, ты ставишь это нам в укор!

— Нет, не ставлю. Давайте уйдем от темы!

— А когда мы пришли обратно, Вождь испугался, что началась война, и решил принести тебя в жертву! Армор лично вел переговоры о твоем возвращении!

— Какой молодец. А, собственно, кто он такой?

— Брат Твайлайт. Он служит в королевской охране. Их послали сюда, когда оказалось, что Хорнам не хватает солдат.

— Мозгов им не хватает, а не солдат…

— Тем не менее. Твай увязалась за братом, когда узнала, что нам тут приходится несладко.

Я глянул на сиреневую пони, которая с восторгам что-то втирала Армору. Да, у них достаточно хорошие отношения. В моем мире брат и сестра могли бы годами не разговаривать из-за пустяка, драться, да хоть убивать друг друга! Как все-таки хорошо, что тут это не в ходу.

— Ну, так Армор…, — навел я на обратную мысль Эйджей.

— Он переговорил с Вождем, они отдали тебя нам, и передали Шерифу ультиматум.

— Какой?

— Не сказал. Армор честный и правильный. Он дал клятву не разглашать тайну.

— Но мы все равно узнаем, рано или поздно, так или иначе.

— Тайна остается тайной не для большой группы пони, а для большого периода времени, Макс. – разъяснила мне взявшаяся из ниоткуда Твайлайт. – как бы глупо это не звучало.

— Это не звучит глупо, Твай. Это звучит нелепо. Думаю, если я обдумаю эту идею позже, я даже приму ее как сверхгениальную. Ты лучше скажи, что ты забыла в этой глуши? Мы-то здесь жертвы обстоятельств.

— Я… — Твай потупилась. – Просто вы были в опасности.

— Ну поздравляю, теперь еще и ты в относительной опасности – ничего, кроме количества пони в опасности, не изменилось. Да и то изменение не в лучшую сторону.

— Ты так это обрисовываешь, Макс, что это сразу звучит как опрометчивый поступок. Я чувствую себя глупо, тебе должно быть стыдно.

— Ни капли, милая. Я констатирую факт, прости меня за это.

Больше она со мной не разговаривала. Все это время, пока мы шли до Эпплузы.

*

На Шерифа было больно смотреть – Железный мистер, фактически, герой моего воображения, пони, который мог бы свернуть горы, если бы захотел, весь поник, сдулся, как воздушный шарик. Усы его, ранее роскошные, черные, как смоль, кажется, немного поникли и покрылись легким инеем седины. Все это очень пугало меня, настолько, что я даже потерял дар речи. Не каждый день рушатся идеалы. Даже если им самим всего лишь один день.

В салуне «The Salt Block» развернулся обширный консилиум. Столы, круглые, квадратные, иной формы – всех их сдвинули в один стол просто убийственной формы, накрыли одной скатертью, чтобы спрятать неформатные столешницы, набросали поверх бумаги, изобразив бурную деятельность.

За столом собрался следующий контингент: Генералы Хорн, в количестве двух штук, злые, надутые, как индюки, пышащие паром, Шайнинг Армор, смотрящийся на их фоне по крайней мере Суворовым, Шериф, его я уже описывал, плюс вольными слушателями выступали Я, Эпплджек, Твайлайт, Брейберн и, как ни странно, Эпплблум. Ее на собрание активно старались не пустить, но упрямство и смелость – они города берут.

Выступал Армор. Выступал красноречиво – я зык у него подвешен. Не думаю, что он был таким же перфекционистом, как Твайлайт, но в нем было что-то очень похожее на нее. Дело не в кьютимарках, которые, стоит отметить, были у них похожи. Вовсе не в них. Точнее не совсем в них.

— Соответственно, вся ситуация, которая построена вокруг мнимого побега мистера Макса и его «приспешников» за кордон, является не более чем художественным свистом генералов Хорн.

— Пыл попридержите, — властно гаркнул Хорн старший. – Вы забываете о регламенте, юноша!

— А вы несильно меня старше! – сказал Армор, свесившись с опорой на стол в сторону своего противника. – То, что вы выгодно попали на Дальние рубежи Эквестрии за день до начала мятежей, не значит, что вы получили свое звание заслуженно. Я вообще склонен думать, что вы могли быть информированы об этом досадном пятне на репутации тамошнего губернатора.

— Да как… — Биг Хорн надулся и покраснел, что твой огнетушитель – Как вы смеете меня, боевого офицера, оскорблять и намекать на мою некомпетентность в вопросе!

— Заткнитесь. Оба, — спокойно, закрыв глаза, закрыл дискуссию Шериф. – У нас не так много времени, господа, чтобы тут искать пути задеть друг друга как можно больнее. Мистер Армор уже передал мне послание Буйволов, так что я намереваюсь теперь передать его вам. На рассмотрение. И не сомневайтесь, у Эпплузы сейчас огромные проблемы.

Шайнинг и Хорн сели на свои места. Правда, буравить друг друга взглядом продолжили, я прямо даже съежился, оказавшись на линии огня.

— А передал Вождь нам вполне ощутимый ультиматум. «Верните нам украденное к закату следующего дня, иначе город ваш будет разрушен, а все жители его немилостиво казнены». Все просто и незатейливо.

По столу пронесся ощутимый напряженный вздох.

— У нас нет иного выбора, кроме как найти Беглеца, заставить вернуть его украденное у Буйволов, иначе город разнесут по кирпичику, а всех моих подопечным не помилуют.

— Это чушь! – визгливо заметил Литтл Хорн, по сути, препоганейший вид военного – пафосный теоретик. – Нам всего и стоит, что отбить нападение Буйволов! Никогда в Эпплузе не было столько Гвардейцев. Неужели мы не выстоим от нападения этих… — он хмыкнул. – Деревенщин. Нет. Хуже. Дикарей! Просто дикарей!

— Буйволы сильны, а кровопролитием дела решать нельзя, — справедливо заметил Армор. – А значит, у нас есть ночь и день, чтобы найти сбежавшего из… С вашего Объекта.

— Предлагайте, предлагайте, — Шериф нетерпеливо описал копытом круг, призывая всех к мозговому штурму.

— Очевидно, господа, что Беглец, будучи личностью опасной по определению, просто решил отомстить нам всем. – начал надменный Хорн старший. – Он психически нездоров, настоящий маньяк, не знающий ни чести, ни достоинства. И не нашел он ничего гнуснее и подлее, чем натравить на наш прекрасный городок этих неотесанных дикарей.

— Да. Такой вывод напрашивается сам собой, – нехотя согласился Шериф. – Тогда, очевидно, Беглеца нет в городе. Что ему делать в месте, которое завтра будет уничтожено? Итак, думаю, стоит послать на несколько миль от Эпплузы отряды Гвардии. Пусть прочешут каждый след от копыта, каждый камешек, который лежит вне своего места. Пусть магией осмотрят каждого муравья, каждого термита, каждый плевок! Этим займетесь вы, Армор. Вы все-таки отлично подготовленный Гвардеец, при принцессе иных не держат. Значит, вы вполне сможете вести поиски. А вы, господа Хорн, у вас задача второстепенная, но очень важная. Подготовьте оборону города. Кто знает, вдруг поиски не увенчаются успехом. Мы все решили, а посему, я прошу разойтись всех.

Консилиум можно было считать завершенным. Армор отправился со своими бойцами на поиски таинственного Беглеца, Генералитет торжественно пошел строить баррикады, а я так и остался сидеть за столом, печенкой ощущая, что мы упустили суть. Что-то такое, что на поверхности, но очевидно.

Беглец, очевидно, умен. А такие умники никогда не становятся глупцами. Даже от жажды мести.

4.

Всего ночь прошла, а гротескная Эпплуза, спрятанная неизвестно кем и неизвестно зачем среди пустынного горизонта, на который неряшливая погода насыпала песками бурь, изменилась до неузнаваемости.

Ночь была тиха, чего я от нее, после всех событий, всех проблем, нависших над городом, не ожидал. Город, что ему свойственно, ночью был мертв, как идеи Хорнов поймать Беглеца. Я, горожанин до мозга костей, у которого в голове не укладывается, что такое тишина. Если город молчит, справедливо думаю я, значит, он мертв. Все просто.

Так что, выходя из салуна под утро, я попал в тихое, сухое, чертовски неприятное болото, которое имело довольно мало общего с той Эпплузой, вчерашней, позавчерашней, двухнедельной давности. Нет – то, что видел я рано утром, восьмого мая, по человеческому календарю, было похоже не на город в песках, воспетый в кино с Клинтом Иствудом, а на иллюстрации в учебнике истории. Параграф «Революция 1905-го года», где на первой же странице красовалась черно-белая фотография с высокой баррикадой, где-то в переулках Москвы. Столы, трельяжи, деревянная кадка: все это припорошено снегом, а рядом стоят маленькие люди, закутанные в пальто. Просто новогодняя открытка, даром, что вокруг нее висит ореол кровавой бойни.

Снега в Эпплузе нет и быть не может. Но баррикады, заметенные песком, мною наблюдались. Высокие кучи откровенного мусора, кособокие, кривые, с бойницами. Наваленные из подножного сора, из дорогих мебельных гарнитуров, они представляли собой нелепые конструкции, пугающие меня до глубины души.

На часах моих было уже восемь утра, в это время в Эпплузе еще официально длилась эра сна. Но у меня было странное ощущение, что даже после десяти, ничего не изменится. Улица останется пустынной, а жители, попрятавшись в домах, будут просто ждать своей участи.

Эти мысли повергли меня в глубокое уныние. Шансов на то, что Армор найдет Беглеца, становилось с каждой секундой меньше. Шансы утекали вместе со временем, неотвратимо и быстро.

Сколько шансов, что Хорны удержат город? Что Буйволы будут повержены? Неизвестно. Биг Хорн уверен в своих силах, его младший братец ему поддакивает, а Шериф уверен: победить коренной народ этих земель ни в состоянии никто.

Я правильно сделал, что сразу одел пальто. Как ни странно, здесь, в области ужасной жары и пустоши, мое теплое и плотное пальтишко было как нельзя кстати. Черная плотная ткань спасала от хлестких ударов ветра с песком куда лучше, чем рубашка.

Закутавшись, я направился к окраине города, туда, где пролегала железная дорога и стояла станция. Предположительно, сейчас, это должно было быть главным местом действия во всем городе. Где-то там поднимался черный дым и гудел, взывая о помощи, паровоз.

Прибыли дополнительные части, я полагаю. Два паровоза, сцепленные вместе, тащили за собой десятки вагонов. Техника этого мира, как уже мной было замечено, не позволяла особо разгуляться. К примеру, стандартный локомотив тут мог тащить от силы пять-семь вагонов. Немного, по земным меркам, где один паровоз даже в девятнадцатом веке мог утащить больше.

Паровозы пыхали, возмущенно гудели, из вагонов сыпали пони в форме, в латах, с тубусами, в которых, кажется, хранились карты. Принимал пополнение Литтл Хорн, гордо стоявший на обитой красным бархатом тумбе, в своем, наверняка, лучшем белом костюме, едва не падая от нависших на нем орденов.

— Принимаете пополнение, генерал? – язвительно осведомился я, прибегнув к самой лучшей тактике напугать собеседника – зашел со спины и громко выдал текст.

Хорн смешно подпрыгнул на месте, а потом встал, как ни в чем не бывало. Чудеса, да и только.

— Вы должны находиться в номере до особого распоряжения, — высокомерно заявил он, даже не оглянувшись на меня.

— С чего это я, собственно, должен сидеть дома? У меня там, знаете ли, пыльно. Я там просто задохнусь.

— Комендантский час, сэр Макс. Или вы все еще думаете, что вы выше законов, которые диктуют по воле принцесс наших?

— Нет, что вы, — картинно сложил я руки, будто собирался молиться. – Просто я не верю в то, что наши достопочтенные принцессы Луна и Селестия могли отдать указание, в военное, можно сказать, время, всем жителям города сидеть дома и ждать своей участи.

— Вы сомневаетесь в методах нашей власти?

— Нет, я просто сомневаюсь в лично ваших методах. Почему никто в городе до сих пор не знает, как выглядит Беглец? Только не говорите, что вы и сами не в курсе – он был в Объекте, там его наверняка несколько раз сфотографировали, а потом еще столько же раз нарисовали!

— Это секретная информация! – Хорн начал визжать и брызгать слюной. Это звучит нехорошо, но я остался доволен произведенным эффектом. – Немедленно идите к себе! Нет! Вас отведут к себе под конвоем!

— Ой, как страшно, генерал, — я картинно поклонился оппоненту, сняв с головы шляпу. – Надеюсь, Армор найдет вашего сбежавшего пони, боюсь, с таким бездарным военачальником, Эпплуза обречена.

— Ввввввоннн….

В пыльный номер над салуном меня завели два пони из Гвардии. Кажется, они были немного смущены, а я ликовал. Просто так ликовал. Я смог вывести из себя напыщенного индюка, который истинно верил в свою непоколебимость. В свою значимость.

Вы можете сказать, что это было пижонство.

А я скажу – да. Это было оно! Пижонство, в чистом виде. Не ищите в пижонстве мотиваций.

*

Недолго я сидел в номере. Ох, недолго.

По городу пронесся ужасающий рев, которой рефлекторно заставил меня вжаться в неуютную кровать и заткнуть уши. Помню этот ужасный рев, он встретил меня в первый же день моего существования в этом мире. Единственный, очевидно, способ, быстро известить всех и вся о чем-то интересном.

Спускаясь вниз, я оценил оперативность Хорнов. В бывшем «полевом штабе» не было ни души. Не только офицеров, не только драконов, сидящих в особых устройствах, но даже бармена. Абсолютная пустота. Не хватало только перекати-поля, которое бы пробежало между стойкой и вчерашним столом переговоров.

На улице прибавилось народу, но оставалось так же тихо. Жители огромной толпой сгрудились вокруг нескольких информационных стендов, наспех сколоченных у домов. На лицах блуждал ужас, некоторые прикрывали рты копытами.

«Двадцать второго июня…»

«Ровно в четыре часа…»

Какая яркая аналогия.

Листы бумаги были тонкие, из них можно было слепить не один десяток папирос. И на прозрачной бумаге красной цинковой краской шел текст. Шрифт был настолько ужасен, что я мог иногда только догадываться о смысле слова. Поэтому, я могу лишь смутно описать суть сих боевых листков.

А суть проста. Буйволы – гады, они на нас решили напасть, а перед этим поставили перед фактом, что от города останутся рожки да ножки. И от жителей соответственно. Так что всем и срочно нужно собрать вещи и эвакуироваться на поезде, который уже стоит на станции и ждет своих пассажиров. Ну и спешить стоит.

Все это, конечно, было написано несколько иначе: пафосными речами, героическими стихами, обещаниями, что скоро все вернуться домой. Но какое, по сути, до этого было дело? Власти опять не договорили, ни слова о мифическом Беглеце, ни звука о том, что Буйволы – лишь пешки во всей этой огромной партии. Белые фигуры. А мы черные. А над всеми нами сидит скучающий человек, который играет сам с собой. И кто знает зачем – из-за скуки, или во имя великой цели. Какое, в общем-то, дело фигурам, ради чего их поедают.

Как только первые крики огласили главную и единственную улицу Эпплузы, я поспешил покинуть ее. Сейчас начнется паника. Брошенные дома, вещи, коты… Толпы у поезда, который уйдет ровно по расписанию, Хорны, педанты и порядочные сволочи, постараются.

Нужно было уйти от всего этого шума и бедлама. А куда – не очень понятно. Туда, где тихо…

Поэтому, не долго думая, я срезал путь через чей-то участок, направляясь к дому Брейберна.

 

*

Шериф, одинокий и совершенно убитый, восседал за низким столом в совершенно пустом доме. На столешнице пристроилась единственная во всем этом ужасе подруга бедного Шерифа – бутылка сидра, которая была на половину пуста. Жалкое зрелище. Мне было стыдно за мой недавно родившийся идеал.

— Я думал тут встретить Брейберна и остальных, — честно сказал я, проходе в комнату и садясь напротив.

— Брейберн отвел твоих друзей на поезд еще до оглашения всем новости. Он умный парень, решил, не стоит Эпплджек с маленькой сестрой толпиться в общей куче. Он правильно поступил и я надеюсь, он все-таки сядет на поезд вместе с ними и отправится в безопасное место.

— А вы?

— А я, мальчик, не имею места безопаснее, чем Эпплуза. Потому я останусь здесь.

Я отпил из бутылки теплый и невкусный напиток. Для порядку.

— Неужели вам незачем жить дальше?

— Кто сказал тебя, что я умру?

— Вы же сами сказали, что Буйволов не остановить, а щадить они никого не будут.

— Запомни, сынок, — Шериф поднялся из-за стола, взял зубами свою шляпу и лихо накинул себе на голову. Он подошел к дверному проему, в котором он казался черной тенью на фоне палящего солнца, черной, как сама чернота, как монолит из «Космической одиссеи». – Никогда не переставай верить в чудо. Чудо – оно материально. Как ты и я. А еще никогда не переставай верить в мысль. Потому что она сильна настолько, что материей давно уже не является.

И он покинул дом Брейберна, оставив меня совершенно одного.

Шикарный герой.

Мне и самому нужно идти на поезд. Я не способен защитить город от озлобленных аборигенов. На часах было два дня. До отправки оставалось полчаса, которые я мог провести с пользой.

Беглец. Паровоз. Буйволы. «Верните нам украденное». Объект.

Паника. Толпа. Генералитет Хорн.

Снова Беглец. Гений, заключенный в оболочку преступника… Сама мысль, идеал простоты. Такая простота, которая на поверхности, но которой нет в поле зрения из-за ее очевидности.

Поезд. Паника. «Верните нам украденное».

Брейберн. Армор. Твайлайт. Шериф.

Что может быть очевиднее, чем месть полоумного пони? То, что он слишком расчетлив для такой мести. Он откровенно гениален – натравить Буйволов, наступить им на больную мозоль, заставить разнести чертову Эпплузу по камешкам. А потом и Объект. А там и вытурить граждан Эквестрии из пустыне вообще.

Но какая же это месть? Сейчас жители уедут, а вы сносите себе город на здоровье! Что Гвардия, она даст деру при первой возможности. А что дома – коробки из досок, ничего более.

Какая же это месть? Расчетливая? Нет. Гениальная – безусловно. Отлично построенный план, который не ведет ни к чему.

Я опять иду по менее очевидному пути.

Как было сказано не раз: Ищи того, кому выгодно. Перефразируем: Ищи то, что наиболее выгодно. Что может стать первой целью, главной задачей, в свете которой блекнет даже ее величество месть, которую со счетов снимать рано.

Что выгодно Беглецу? Он был в Объекте недолго, не напитался желанием мстить, его мозг не мог потерять ту живость, ту гениальность, с которой он обводил нас всех вокруг копыта. Всех: Меня, Вождя Буйволов, Шерифа, Шайнинга. Даже Генералитет.

Кто может быть настолько умен в мире, где быть умным, мягко говоря, незачем? Тут нет вечной борьбы за жизнь, тут не нужно самоутверждаться.

Кто?

Гений, похожий на Эйнштейна?

Молодой Тесла?

Или скорее просто пожилой, умудренный годами, Шолохов?

Что выгодно…

И кому…

Надо спешить.

Срываясь с места, я разбил початую бутылку сидра, вылетел из дома Шайнинга.

Мысль

Живая мысль.

Простая мысль.

Простая живая мысль.

Чего хочет гениальный человек?

Жить!

Все хотят жить. Все вожделеют жизни!

И Гений Эйнштейн, и молодцеватый Тесла, и старик «Шолохов».

Бежать.

*

Улица была пуста, как будто на Эпплузу уронили бомбу, которая убивает все живое и оставляет материальное. Вдали только орал на три голоса тяжелый поезд с тремя локомотивами.

Я бежал к нему, быстро, как только мог.

Только бы успеть. Только бы не опоздать.

— Брейберн! – окликнул я моего знакомца, который стоял рядом с вагоном.

— Макс, почему ты еще не в поезде? Так и остаться здесь недолго. Быстро полезай, Эйджей и другие в третьем вагоне.

— Брейберн, — я присел на корточки и схватил его за лацкан его жилетки. – Скажи мне, только честно. Ты же всех в городе знаешь!

— Ну… — он замялся. – В общем и целом – да. Но они часто меняются…

— Плевать! – гаркнул я и еще крепче схватил его за жилетку. – Старик. Немолодой пони. Возможно, по нему видно, что он стар!

— Да, его сажали Гвардейцы! Он сам не мог подняться в вагон. Еще с ним его дочь была.

Во мне все перевернулось.

— И ты его пропустил! Ты его не знал!

— Но он был такой приятной наружности…

— Вагон!

— Четвертый с хвоста.

Паровозы дружно свистнули. Поезд, не дожидаясь, пока солнце еще немного опустится к горизонту, начал свое движение.

— Беги к Хорнам! Скажи, Беглец в поезде. Бегом!

Я толкнул Брейберна в сторону опустевшей улицы, а сам, вскочив, побежал за хвостом поезда. Он оторвался от меня на порядочные десять метров, но пока что полз, как черепаха. Нагнав последний вагон, я вцепился в ручку двери и повис на ней, шевеля по земле ногами. Поезд волочил еще одного пассажира.

Скорость все нарастала и нарастала. Мои ботинки поднимали за мной пыльный след, и я, подтянувшись, уперся левой ногой в подножку. А затем и правой, взобравшись на хлипкую лесенку.

Эпплуза уплывала в облаке пыли, впереди только две железных линии и доски между ними. А где-то в это длинном, по местным меркам, поезде, находится Беглец. Гениальный «Шолохов». Кто сказал, что он в том вагоне… Ведь он же гениален, он просчитал и этот поворот событий.

Взобравшись на «балкон», который так нравился мне во время противоположного путешествия, только не хватало головой словить путевые столбы, я на пару минут остановился отдышаться. Дыхалка не к черту, нужно бросать курить. Плохая, черт возьми, привычка.

В поезде должны быть Гвардейцы. Какой поезд с беженцами без эскорта? Значит, все, что нужно, это найти этот эскорт и выложить им все на чистоту. И взять гада. А там пусть суд разбирается.

Если он гад, конечно.

Попробовал открыть дверь в вагон. Оказалось не заперто. Вшивая безопасность, прогнило все насквозь. Каким надо быть профессионалом, чтобы даже дверь в хвостовом вагоне не закрыть!

Вдавив вниз ручку, я ввалился в вагон, в душное, невентилируемое помещение, полное разномастных пассажиров. Пони, что были поближе, испугались меня, подались назад, а два Гвардейца, как же я был рад их видеть, приставили к моему животы по рогу, которые начали светиться.

— Беглец в третьем с хвоста вагоне. Единственный пожилой пони во всем составе!

Нет в Эпплузе пожилых пони. Не может их там быть. Городу не многим больше двух лет, открывать «целину» направился молодняк, это я усвоил еще во время первой экскурсионной прогулки по городу с Брейберном. А своими стариками город не обзаведется еще много-много лет.

— Это нужно проверить.

— Ну, проверяйте! Только учтите, у вас среди мирных граждан сидит бешеный маньяк!

Пробный шар оказался успешен, Гвардейцы убрали свое оружие (ну рог же оружие, верно?), переглянулись, и, молча, направились сторону локомотивов.

— А вы не хотите передать сообщение по составу?

Они не хотели. Может, сыграло желание самолично взять Беглеца и получить парочку бесплатным медалек на китель, а может, была на то объективная причина, которую мне было после лень разъяснять.

Но дело было сделано – все мы, два Гвардейца и я, стояли у входа в четвертый с хвоста вагон. Дверь в него была занавешена черной драпированной тканью, и изнутри не доносилось ни звука.

Гвардеец интеллигентно постучался в дверь копытом и вежливо проинформировал:

— Господа, извольте меня пропустить. Срочный обход.

И грянул гром. Так, наверное, нужно описать то, что случилось. Череда громких, разрывающихся хлопков, будто лопаются огромные зернышки кукурузы. Бах! Бах! И еще. И еще раз. Поезд, такую здоровую махину, качнуло, на миг показалось, что мы сходим с рельс, а потом, со всех сторон, донесся звон. Стекло не вынесло и разорвалось на мелкие осколки.

В этот же момент неизвестная, но поистине огромная сила остановила поезд. Резко, не жалей никого. Поезд просто встал на месте, я приложился головой о лаковую дверь вагона, Гвардейцы съехали вниз, у одного глаза смешно разъехались. Я, долбанувшись о дверь, вдруг увидел салют, как на День Победы, яркий, чувствительный. В ушах звенело из-за взрывов.

А когда все это закончилось, я, шатаясь, открыл дверь, и узрел полностью пустой, разбитый, покореженный вагон.

Тут не было мертвых тел, чему я искренне обрадовался. Просто груды сломанной мебели, выбитые стекла, опаленные стены. По центру вагона стоял чудом сохранившийся предмет – коробка с рычагом наверху, от которой отходили черные, оборванные проводки.

Беглец отнюдь не дурак и знает хороший способ уйти по-английски – динамит.

— Вот он! – крякнул Гвардеец сзади меня, смотря в покореженную раму окна – Вон!

От поезда удалялись две фигуры. Обе были одеты в какие-то бесформенные лохмотья, держались за руки и шли в сторону Горы, которая помпезно возвышалась в километре от нас. Почему Гора с большой буквы? Нет, она не была большая, фактически, она больше напоминала курган, но по сравнению с прямолинейной пустыней, окружающей ее, выглядела поистине небоскребом.  Я не знаю, как эти двое вообще смогли так быстро уйти на такое почтительное расстояние. Такое чувство, что высадились они с поезда на ходу, а взорвался он уже после…

Верно. Я пнул ногой остатки будильника, прикрученного к коробке проводками. Часовой механизм. Идеальное преступление.

— В вагоне никого не было, — протянул я. – Почему в вагоне никого не было…

Вагон не был разрушен – его просто заметно покорежило изнутри, выбило стекла, нещадно разбросало мебель. Очевидно, динамит был, но в малых количествах. Скорее петарды, чем полноценные шашки, способные скинуть поезд с рельс без малейших усилий.

И вагон пуст…

Вывод, как всегда, напрашивается один. Беглецу не нужны жертвы среди мирного населения.

Черт, какая же месть может быть в голове у этого пони, если он пожалел жизни ни в чем не повинных пассажиров!

— Что нам делать? – спросил у меня Гвардеец. Виновато, будто я остался последней инстанцией. Хотя, может, так и являлось? – Нам идти за ним?

Я прошел к окну, в котором вдали маячили две неспешные фигурки. Почему они идут так неспешно? Они отлично знают, что мы видим их. И мы вполне способны их догнать.

Потом, кажется, две фигуры остановились, и левая, та, что была побольше, развернулась ко мне и неспешно кивнула. И вновь они направились к столовой Горе.

Мы все играем на поле Беглеца. Он создал это поле, а теперь играет на нем. С нами. И, как ни странно, превосходящими силами обладает он.

Если он и правда мне кивнул, а я могу сослаться на плохое зрение, то он вполне способен к диалогу. Со мной. А выбрал он меня из-за моей экзотичности на общем фоне? Наверное…

— Проверьте вагоны, нет ли раненых. Нас порядочно тряхнуло во время остановки. Есть ли тут вообще какие-то станции в районе?

— Пара почтовых полустанков, сэр.

— Ну вот и езжайте туда. Пошлите в Эпплузу сообщение, где находится Беглец. И побыстрее. Только осмотрите вагоны, и сразу на всех парах, – я рукавом очистил оконную раму от осколков, свесился с нее и, перекинув ноги, спустился на землю с той стороны.

— Вы собираетесь идти туда? – спросили меня с той стороны убитого вагона. – Не боитесь?

— Очевидно, он мне ничего не сделает. Согласитесь, если бы он был кровожаден, в вагоне было бы сейчас немало мертвых или покалеченных пони. Он этого, как видите, не сделал. Он слишком умен, он знает себе цену.

Развернувшись, я отошел на десяток шагов от поезда, развернулся и помахал в сторону третьего от состава вагона. Если все правильно, там сейчас сидят мои добрые друзья, которые должны знать, что со мной все хорошо.

Не хороните меня раньше времени, ребята.

Я два раза вздохнул, потом ненадолго задержал дыхание, делая дыхательную гимнастику, о которой прочел в какой-то книжке. Иногда стоит подготовиться, шагая в пасть ко льву.

*

Видимо, именно в столовое горе и находился этот злополучный рудник, о котором мне рассказал вчера Брейберн. Ну тот, в который грохнулся какой-то малоудачливый пони, убегая от Буйволов.

В горе была пещера, закрепленная деревянными досками, типичная доска с кровавой надписью «Опасность обвала», из пещеры вела узкоколейка, на которая стояла ржавая, обдуваемая всеми ветрами, вагонетка.

«Почему в такой заднице? Так ведь культура».

А пещере было темно, я ни капли ни удивлен, что в нее когда-то свернулся пони. Это вполне закономерно, когда пол изрыт кирками вдоль и поперек, а свет существует только в твоей личной памяти.

Так что, входя в пещеру, я искренне пожалел, что так и не догадался прихватить с собой керосиновый фонарь. Но я не провидец, увы, иначе моя жизнь сложилась бы иначе. А посему – я обязан смириться с выедающей чернотой.

— Эй, есть кто живой! – неуверенно крикнул я.

Тишина. Потом лязг какого-то механизма. И яркий свет, будто кто-то включил яркие прожектора. Я даже на миг ослеп, но когда глаза привыкли, оказалось, что пещеру строили-то с умом…

Со всех сторон, на стенах, были прикреплены зеркала. Они отражали свет такой хитрой системой, что освещали абсолютно каждый уголок неглубокого помещения. Те, кто смотрели «Мумию», думаю, меня поймут.

В глубине, весь в лохмотьях, стоял пони, которого я, о, ужас, знал.

Альфред постарел, по сравнению с нашей последней встречей в лесу близ Понивиля. Он осунулся, будто неделю ничего не ел, один глаз его заплыл, а левое копыто было забинтовано.

— Черт возьми, Альфред, — простонал я. – Как тебе не стыдно.

— Случается, Макс. По правде говоря, случается и не такое. Бывает хуже.

— Что же ты натворил, скот!

— Макс, — с укором он воззрился на меня единственным видящим глазом. – Макс… Откуда такой тон? Чему тебя научили пони в том паршивом городке?

Я не знал, что ответить. Не Альфреда я был готов тут увидеть. Вовсе не его. Даже больше сказать – кого угодно, но только не его. Не вязался образ простака из деревни с гениальным Беглецом, который сталкивает нос к носу два этноса ради своей выгоды.

— А где…

— Буйволочка уже идет домой. В ней нет более необходимости.

Так вот что украли у гордого народа Буйволов. Его представителя! А я представлял себе золотую статуэтку божка, может, какую-то особо дорогую и старую чашку из черепа или нефритового Вождя в масштабе. Наверное, я мелочный материалист.

— И как же ты умудрился попасть на Объект, м?

— Это долгая история. Кажется, я слишком заигрался.

Темнит…

— Ты, я смотрю, очень умен. Настолько, что смог обыграть всех.

— Ну тебя же не обыграл.

— Наверное, потому что я единственный из всех, кто не находится под властью кого-то вышестоящего.

— Резонно.

Молчание.

— Ну а все-таки, зачем ты сюда пришел? Ты умен, ты мог что-то придумать, ты мог загримироваться, спрятаться, в конце концов, прикинуться мебелью – ты смог бы! Почему ты сдался?

— Я не сдался, Макс. Просто я закончил свой путь. Как сумел. Видишь ли, мне некуда идти. И все, что я могу сделать – это выбрать место, где мне предстоит закончить всю эту историю. Заканчивать свою жизнь в стенах Объекта – это тяжелая утрата самого себя. Я свободен. По определению. У меня нет дома, нет семьи, никого нет. У меня есть только цели, которыми я руководствуюсь. И ради них я могу украсть, обмануть, теоретически, даже убить. И я сделал все, чтобы обо мне заговорили. Я развлекся на конец своей жизни.

— Тогда зачем ты бежал на поезде?

— Потому что ты меня догонял. Ты приятный собеседник, Макс, и ты мог бы разделить со мной мои последние часы.

Альфред протянул мне копыто, оголяя ногу, на которой висели красные палочки динамита.

— Это я нашел здесь – в руднике. Полезная штука. И незамысловатая. Думаю, я могу неплохо с ним развлечься. Напоследок…

Сзади меня, на выходе, донесся громкий крик Армора:

— Макс! Ты здесь? Ты живой?

— Шайнинг, заходи один! Тут есть некто, кто может занервничать от большого количества народа.

Цокот копыт, Шайнинг подошел и неловко кашлянул. Наверное, не хотел, чтобы я оглядывался, уводя из своего поля зрения Альфреда. Что ни говори, а пони был опасен.

— Ты привел себе маленького друга, Макс? – флегматично заметил Беглец.

— Да, я ужасно зависим от друзей.

Альфред улыбнулся, оголив зубы, которых, стоит отметить, недоставало. А потом, низко поклонившись, сказал:

— Ты обыграл меня, Макс. Не твой ручной пони из Гвардии (на этих словах Армор натужно заскрипел зубами), не эти два овоща в форме (надеюсь, Хорны сейчас хорошо икают), ни престарелый Шериф, которому я сочувствую. А ты, Макс. Ты молодец.

— Да, я молодец! – вскинулся я. – Такой молодец, Альфред, что даже сейчас тебе не верю! Совсем! Я все знаю, я все понял! Даже ты не идеален, Беглец.

— Интересно, интересно, — Альфи даже наклонил голову, подобно сенбернару, а потом попытался незаметно надавить на кнопку, спрятанную на копыте. Щелчок, и все. Ничего не произошло. Я продемонстрировал своему знакомцу два медных проводка, забранных в резину, которые отодрал от связки динамита на выходе:

— Ты сам сказал: у тебя есть цель и ради нее ты не остановишься ни перед чем. Ни перед ложью, ни перед убийством. Перед тем как тебя повяжут, хочешь услышать свою историю из моих уст?

Смешливое выражение лица сменилось на лице его грубо слаженной маской печального Пьеро.

— Даже так, да, Макс? Давай…

— Изволь. Я начну по порядку. День, когда я приехал в Эпплузу. К хвосту поезда пристраивают старый, обитый железом, вагон. Я еще потом долго думал, что можно вести в таком закрытом, охраняемом вагоне к черту на рога в мирный городок посреди пустыни. А оказывается, там был ты, Беглец чертов.

Что было потом, точно не знаю. Но в «Лес одной секвойи» ты въехал, тебя поставили на учет, а потом ты, каким-то непонятным способом, сбежал. Вот что делает хорошо работающий мозг, прикрученный к умелым рукам.

Итак, ты сбежал. Но что делать дальше? Ты один в огромной пустыне, где из населенных пунктов только Эпплуза, где тебя ищут, и поселение Буйволов, где тебя в собственном же соку прожарят. Ни там ни там, ты долго находиться не можешь. И тогда ты придумываешь этот, с позволения сказать, очевидный план.

Я долго не мог понять, чего ты хочешь. Очевидно, мести. Но не слишком ли все гениально для мести? Я удостоверился в своих мыслях, когда ты подорвал вагон менее часа назад. В вагоне кроме тебя никого не было! Зачем пони, который жаждет мести, будет делать так, чтобы никто от его мести не умер? Глупость! А значит, твои мотивации куда проще. И мотивация у тебя была одна – бежать. Бежать из этой чертовой Эпплузы, из этой чертовой пустыне как можно дальше.

Но пешком это расстояние не пройти, ты наверняка погибнешь. От голода, от жажды, от немилости Буйволов. Или тебя найдут разъезды-патрули. Мало приятного в любом из вариантов.

Тогда ты решаешься украсть у Буйволов самое дорогое – их самих! Ты воруешь одну из жительниц поселения, чем ставишь на уши всех Буйволов. А вскоре они сталкиваются с разъездом Гвардии, который ищет тебя! Конец предсказуем, врагов у Буйволов нет. Только пони. И понеслась. Буйволы предъявляют нам ультиматум о начале войны, в это время ты прячешься неизвестно где. Возможно здесь, больно тут обжито. Не суть – как только новость о ультиматуме доходит до жителей Эпплузы, ты уже находишься в городе. Поездов тут нет, направление дороги одно. Так что поезд эвакуации один, вернуться он не сможет, а нового ждать, как второго пришествия! В городе паника, все садятся на поезд, в этой толчее ты и проникаешь в поезд, что смыться из этого проклятого края! Никакой мести, никаких хитрых планов – ты столкнул два народа только для того, чтобы безопасно дать деру подальше от Объекта! А когда понял, что на твой хвост сели, ты добрался до рудника, чтобы избавиться от хвоста. Вот ты и завел разговор о смерти – у входа лежали палки динамита, которые я обезвредил – просто выдернул контактные проводки. – я еще раз продемонстрировал две проволочки медного блеска – Скорее всего, тут ты был не первый раз и решил соорудить план Б, на случай твоего раскрытия. Ты бы подорвал пещеру к чертям, погреб бы всех под завалами, но сам бы выжил наверняка! Ты бы, Альфред, придумал, как выкрутиться! Ну как скажи нам, как бы ты выбрался из-под завала?

— Тут куча тоннелей, выход не один. Я бы спрыгнул в ту яму, ее не видно из-за падающей тени, а после выбрался через другой проход – там вывоз отработанного материала вагонетками.

На Альфреда было больно смотреть. Лицо его более не выражало эмоций, он стал просто куклой, Начался нервный тик единственного здорового глаза.

— Я же все равно могу попытаться уйти через ту яму, правда?

— Можешь, — честно ответил я. – Но только в чем резон? Сбежать ты уже не сможешь, как максимум – погибнешь в пустыне. А ты ведь хочешь жить, верно?

— Верно… — Альфред поднял голову, всматриваясь в зеркало, от которого падал свет. – А если я зеркало разобью? Свет перестанет поступать в пещеру, и я смогу уйти…

— Тогда тебе надо бить начиная с того зеркала, — я указал на светящийся диск за моей спиной. – Иначе цепочку не разорвать и света все равно будет много.

— Да, ты прав. Значит, кажется, мне больше некуда ходить.

— Это точно, сэр – вежливо отозвался Армор. – Шах и мат. Приятная партия.

*

Под ногами опять стучала дорога. Та-та-тата. Та-та-тата. А я курил у входа в вагон, свешиваясь на лесенке.

Альфред отправился обратно к себе в Объект – место паршивое, которого даже он вовсе не заслужил. Буйволы не напали на Эпплузу. Гвардия отправилась эшелонами по местам службы. Первый гражданский поезд из Эпплузы увозил и нас: Твайлайт, Эпплджек, Эпплблум и меня. Хорошая мне подобралась компания.

За час до отправки, Хорны вызвали меня к себе в штаб. Это было мило с их стороны.

В салуне было пусто, редкие Гвардейцы собирали вещи, из города уходят любые военные – таково условие Буйволов. То, что проблема решена, не значит, что от нее не останется осадка. Осадок остается всегда.

— Вы повели себя крайне безрассудно, Макс. Вы могли погибнуть. Мы будем ходатайствовать о присуждении вам награды. Лично Принцессами. Каким бы вы не были, вы это заслужили.

— Как мило с вашей стороны, но я не нуждаюсь в подачках. – я вернулся к двери, готовясь уходить, но, остановившись, заявил – А знаете почему я не боялся погибнуть, хотя Беглец был очень опасен и умен?

— Почему же? – заинтересовался Хорн Старший.

— Да потому что я не Джордж Кастер. Не судьба мне погибать при Литтл Бигхорн. – Я вышел на улицу.

Сейчас, несколько часов спустя, это каламбур завершает отголоском эту странную историю, в которой я так толком и не разобрался. Ну а пока подо мной дорога – я переживу эту оплошность.

Глава Восьмая

Плеер, вилки и Нарния

Глава 8

— Эм, Твай… По моему, твоя гениальная идея настолько гениальна, что не сработает ни черта, — флегматично заметил я.

И никто меня не будет винить за прямолинейность, определенный лимит глупости или просто за невежество. Потому что, думаю, все, кто находился в комнате, считали также. Только сказать стеснялись.

Пара слов о сцене, на которой происходила эта, с позволения сказать, научная вакханалия.

Итак, мы имеем: одну библиотеку Понивиля. Это раз.

Далее менее масштабные предметы. А именно, гора мусора. Одна штука, зато какая. С одной стороны, мусором это называл только я, Твайлайт, со всей своей непосредственностью, называла это «справочным материалом».

Я мог бы понять, если бы справочным материалом для этого эксперимента стали учебники по физике, парочка книг Айзимова (ну так, для общего развития), работы Николы Тесла. Но Тесла в этой вселенной, увы, не родился, Айзимов тоже нас своим присутствием не радовал, а учебники физики тут были такие, что я бы в седьмом классе выбросил бы их в помойку за ненадобностью.

Так что по читальному залу ровным слоем распространились множество рисунков от руки (пардон – от копыта), которые изображали наш эксперимент, исписанная тетрадь, в которой я вчера от нечего делать нарисовал поверх формул Петропавловскую крепость в подробностях (Твай была в бешенстве), несколько экземпляров местной газетенки желтого цвета, которая в красках описывала, что кто-то там кого-то обхамил и получил копытом по морде, четыре разбитые чашки, соответственно, лужицы чая из них. Милая атмосфера, которая отдаленно напоминала мне картину «Герника» и сцены из «Записок мертвого человека» одновременно. И при этом умудрялась не бесить, а тонко намекать, что в помещении идет сложный эксперимент.

В центре гор макулатуры и осколков разбитой посуды стояло копытотворное чудовище, к которому я, будь, к примеру, слегка подшофе, на расстояние выстрела из гаубицы не подошел бы. Мне почему-то кажется, что к этому монстру не стоит подводит маленьких жеребят, пожилых пони, ну и Пинки заодно. Целее будет, я о Чудовище говорю, не о Пинки.

Но Это, конечно, живым существом не являлось никогда, и было создано Твайлайт и компанией день назад во имя великой цели понимания физики. Я, гуманитарий, как обидно бы это не звучало, физику никогда не любил, поэтому знал только абсолютный минимум, требуемый для втыкания зарядки мобильного телефона в розетку. Зато делал это так талантливо, что сам диву давался.

В силу своей неграмотности в отрасли физики, я не могу точно описать эту ужасную машину. Внешне, она была похоже на трансформаторную будку, только чуть-чуть поменьше, с двумя «усами» на верхушке, и кипой проводов, которые торчали изо всех щелей, явно намереваясь заискрить или, того гляди, коротнуть. О, да, я ожидал от этого чудища только проблем и честно желал ему скорейшей смерти.

Твайлайт Спаркл не считала, что ее детище обязано умереть. Она лелеяла этот кусок железа, будто он мог восторженно мурлыкать от каждого ее прикосновения. Это меня пугало: Твай, будучи личностью увлекающейся, вполне могла впасть в многодневную апатию, если этот горе-трансформатор сломается. А в том, что шансов у него на счастливую жизнь мало, несомненно.

Пока я вовсе не ушел от темы: в помещении также находились в единственном экземпляре: Рейнбоу Дэш, которая исполняла в эксперименте роль оператора электричеством, и, как ни странно, Флаттершай. Ну и Твай, если кто еще не догадался.

— Макс, хватит! Мы стараемся, между прочим, для тебя! – вспыхнула Твай, негодующе воззрившись на меня. Я лишь закатил глаза. По сути дела, вся авантюра была создана для того, чтобы потешить чувство важности Твайлайт, а я во всем действе играл только роль повода. – Так что хватит разглагольствовать, быстро давай сюда! – она протянула мне свое копыто.

Я не горел желанием.

— Ну ладно, не хочешь – не надо, — пошла по другой тактике Твай. По всем теориям хорошего сюжета, я должен был получить при этих словах такую дозу совести, что потом неделю бы ходил шелковым. Но жизнь мая, черт возьми, хреновый сюжет. Тем и пользуюсь.

— Не хочу, — плаксиво заметил я.

— Да мне плевать, — я, кажется, начинал выводить Твай из себя. Это очень мило, надо сказать. – Давай сюда и можешь идти на все четыре стороны.

Ломаться, похоже, смысла более не было. Для порядка пару раз глубоко вздохнув, я вытащил из внутреннего кармана пиджака (да, у меня новый пиджак) свой старый разряженный плеер.

Вся куча-мала произошла из-за этой маленькой, похожей на отожравшуюся флэшку, коробочки, которую я притащил из своего мира. Возможности послушать ее у меня не было, так как я убил последний заряд еще только возвращаясь с учебы. То есть, с одной стороны, я мог отдать плеер в беспощадные копыта Твай, чтобы она его реабилитировала, а с другой, есть такая возможность, что после общения с этим монстром-трансформатором, бедная коробочка с музыкой превратится в память, что я, жадина в высшей степени, допустить не в состоянии.

Кстати, плеер не мой. Мне его отдала знакомая, когда свой я разбил. Так что, теоретически, я должен буду его когда-нибудь вернуть. Если, конечно, мне выпадет шанс вернуться обратно в свой мир.

Другой вопрос: нравится ли мне теперь идея возвращения в мой родной мир.

Вся идея заключалась в том, чтобы его зарядить. Пожалуй, отправной точкой этого странного действа было то, что я рассказывал Рейнбоу Дэш о музыке своего мира. И если о попсе, которая вроде бы везде одинакова, я сказать мог довольно мало, потому что ее не слушал, то о роке говорить мы могли часами. При чем такие ликбезы проходили в форме монологов, когда я час за часом неизвестно зачем посвящал Дэш в историю, рассказывал ей о парнях из Ливерпуля, которые взорвали мировую музыку, о наркомане Сиде, о Свердловском рок-клубе. Иногда я что-то из этого наигрывал и пел, благо, гитара была. Конечно, я не мог сыграть и половины того, чем восхищался на той планете, но малую толику песен, которые я разучивал для походов с друзьями в лес «по шашлыки», я вполне мог воспроизвести, иногда безбожно фальшивя, а иногда забывая целые куплеты и пересказывая их своими словами. Смешно выходило, но Рейнбоу было не оторвать от моего импровизированного концерта. Случалось, к ней присоединялись другие, часто на таких уроках я встречал Спайка, которого эта идея, кажется, тоже не оставляла равнодушным.

Вот так я однажды и рассказал о плеере. Идиот.

Твай забрала у меня маленького разряженного товарища. До этого, она добралась до него всего раз, когда в тайне вместе со Спайком подпаяла к его разъемам длинные медные проволочки. Когда я это заметил, меня просто перекосило, не столько от жалости к бедному музыкальному устройству, сколько из-за того, что меня не спросили! Хотя, признаю, если бы спросили, я бы не разрешил.

Скорее всего, это все признаки того, что я невыносимый консерватор и скряга. Увы, поделать ничего не могу, дураком родился – дураком помру.

Тем временем, Твайлайт присоединила те самый медный проволочки к клеммам трансформатора, закрутила их, при помощи магии естественно, и, склонив голову набок, удовлетворенно кивнула:

— Отлично, думаю, можно начинать. Рейнбоу Дэш!

— Агась, — Дэш только того и дожидалась, уже начиная носиться в нетерпении по залу. Она из дома принесла ту самую баночку, в которой мирно ждали своего часа несколько маленьких черных тучек.

Подлетев сверху к «усам» монстра, она ловко открыла баночку и одним движением копыта выудила оттуда послушную тучку. Я могу ошибаться, но, кажется, тучка ластилась к поняше, как довольная сытая кошка.

Бережными движениями, будто цыганка над шаром с «плазмой», Дэш заставила тучку встать между двумя рогами. А потом, на публику, сказала:

— Будет бабах! – и со всей дури кааак шандарахнула по невинной тучке!

Зала наполнилась запахом озона в один миг, блеснула яркая вспышка, а дальнейшие события происходили мгновенно и почти одновременно.

Тучку, похоже, замкнуло между «Усов». Потому что между двумя железными прутами пробежала ярчайшая полоса, которая то и дело дрожала, извивалась, как ядовитая змея, а потом эта полоса ушла вглубь трансформатора.

Как я и предполагал, чудовище решило оправдать свое прозвище. Искры брызнули из-под железного тела, загорелись кровавым кумачом несколько лампочек, мигнули и погасли. Флаттершай, все это время тихо сидевшая рядом со мной на скамейке, вжалась в мою спину так, что я начал завывать. Мне, в свою очередь, прятаться было не за кого.

Запоздалый гром взорвал пространство с таким треском, которого я не ожидал от этой малютки-тучки. А потом она, видимо, обидевшись на физическое насилие, заплакала дождем. Капли хлынули на железное тело трансформатора, там что-то коротнуло, что-то опять хлопнуло, пшикнуло, засветилось, от чудовища пошел зловонный дым, как от жженой покрышки, еще раз мигнули лампочки, и хладный труп детища Твайлайт навеки замер.

Как часто бывает, если в один момент случаются сразу множество событий, сшитых в цепочку, потом сюжет заметно провисает. К примеру, сейчас. Минуты три мы так и сидели, практически не двигаясь. Я вытаращил глаза, будто увидел Кинг-Конга, идущего под ручку с Жириновским. Флаттершай, вцепившаяся в мой пиджак, тихо всхлипывала у меня за спиной. Твай с дурацкой улыбкой и прической, как у типичного сумасшедшего ученого (ну, насколько это возможно, так-то у нее очень аккуратная прическа), стояла недалеко, нервно хихикая. Дэш висела в воздухе на почтительном расстоянии от тучки. А вот тучка, гадина такая, чувствовала себя прекрасно! Из темной она стала белоснежной, как лист бумаги и вроде как вполне радовалась жизни.

— Ну что, я могу идти домой? – послышалось из-за моей спины, и, не дожидаясь ответа, Флаттершай смылась. Я почувствовал только дуновение ветерка, и как ее длинная грива пробежала по моей щеке. Это было странно: Шай была слишком обходительной и спокойной, чтобы так быстро рвануть отсюда. Хотя, наверное, еще немного, и я сам отсюда дам деру.

Твай приложила волосы и критично посмотрелась в зеркало. Кажется, осталась довольно, поэтому медленно отвернула клеммы, а потом плеер медленно подплыл ко мне и приземлился напротив меня на диване.

Боже, братец, что они с тобой сделали! Кажется, у меня сердце кровью обливалось. Он и так выглядел обшарпанным, а теперь по пластику прошла узкая трещина, местами остались подтеки из-за высоких температур. Ай-ай-ай, эстет в моей душе хочет кого-то убить.

— Макс, ну? – Дэш повисла надо мной, всматриваясь в маленькую музыкальную коробочку.

Я с трепетом вытащил наушники и присоединил их. А потом щелкнул кнопку включения.

Ура, восторг!

Маленький прямоугольный экранчик осветило монохромное изображение марки производителя, а потом плеер выкинул меня в меню выбора песни. На индикаторе зарядки были две палки. Вполне недурно.

— Твай, ты гений! Но в следующий раз, будь добра, сделай так, чтобы эта штука не плевалась искрами.

— Испугался, Макс? – подстегнула меня поняша.

— Хватит! Включай, включай, включай! – Рейнбоу была сама не своя от нетерпения. А я и рад поиграться с электроникой, показав всего такого из себя волшебника из неведомой страны.

Так что я начал прилаживать в ухо Рейнбоу Дэш наушник-капельку. Это было сложно, наверное, ушлые китайцы не догадались, что их наушники могут оказаться в параллельной вселенной на какой-то пони, поэтому я помучался, пытаясь объяснить Дэш, как наушники втыкаются, а потом, уже отчаявшись, просто сказал ей придерживать наушник в ухе передней ногой.

Кажется, я уже знал, какую песню стоит включать в такой момент.

 

Have you seen her all in gold,

Like a queen in days of old?

She shoots colours all around

like a sunset going down.

Have you seen a lady fairer?

Так и получилось, что самая первая песня из иного Мира, услышанная пони с моего старичка плеера, оказалась именно песней «Роллинг Стоунз». Если я когда-нибудь вернусь домой, я буду обязан это им рассказать. Пусть меня сочтут психопатом, я вполне могу это простить всему моему неправильному мирку. С другой стороны, говорят, Мик Джаггер тоже довольно чудной.

*

«Я всегда этого боялся», — обреченно думал я, с гримасой ненависти наблюдая за десятком выстроенных в ряд на столе ложек и вилок, разных: длинных, коротких, серебряных, позолоченных.

— Итак, Макс, — тоном учительницы в католической школе, начала экзекуцию Твайлайт. – Вилка для салатов из одуванчиков!

— Твай, зачем мне знать, какой вилкой есть салат из одуванчиков, если я эти самые одуванчики не ем ни в каком виде!

— Макс, я сказала, вилка для салата из одуванчиков!

Я подцепил ногтем вторую с края вилку. Знаете, у меня в мире была такая странная тенденция, делать сотни разных вилок, ложек, ножей, не похожих друг на друга только размерами или количеством зубчиков. Питание таким громоздким арсеналом доставляло в моем мире, да и здесь, интеллектуальным снобам какой-то особый, непередаваемый мне, простому смертному, экстаз. А издалека, сквозь призму бедности, это всегда казалось прямым доказательством старого фразеологизма «С жиру бесится».

— Неправильно, Макс. Это вилка для поедания тостов на лютиковом тесте…

— Да не пойти ли вам вместе с вашим тестом и одуванчиками! Я всю свою жизнь ел одной вилкой, одной ложкой, и, если надо, одним ножом! Это же смешно!

Я упирался рогом, не хотел учиться вести себя в приличном обществе, отказывался делать мерки для смокинга, и просто всячески показывал свое нежелание вываливаться в приличное общество. Вот так-то. Наверное, сказывались плохие воспоминания, один единственный раз, выйдя в действительно высшее общество, было это на награждении отца какой-то медалькой, я опростоволосился донельзя, после чего получал нравоучения от родственников даже перед походом в кино с друзьями. И я совершенно не желал повторения истории со своими новыми хорошими знакомыми.

А Галопинг Гала, ежегодное сборище интеллектуальных снобов всея Эквестрии было обязано обойтись без меня. Просто по определению, я пока что не был настолько богат или умен, чтобы там находиться. Конечно, это можно было бы сказать о всех моих друзьях, но Твайлайт была ученицей принцессы Селестии, что давала ей автоматом пропуск на любое мероприятие высшего класса. Рейнбоу Дэш делала единственный и неповторимый Радужный удар, самую эффектную в этом мирке фигуру высшего пилотажа, Флаттершай как-то раз выхаживала личного феникса Принцессы (хотя, стоит отметить, уход оному нужен не был), Рэрити выступала штатным модельером, а Эпплджек поставляла на Галопинг Гала свои фирменные яблоки, коими я, правда, уже обожрался. Пинки тоже что-то делала, но, кажется, она просто разбавляла скучных столичных жителей своим кислотным во всех смыслах стилем.

Но недавно, а именно половину недели назад, Спайк разродился восемью пригласительными праздничный вечер, и одно из них оказалось на мое имя. Я бы с удовольствием отказался, но Твайлайт сказала, что у меня будет важная задача спеть что-нибудь.

— Принцесса прекрасно осведомлена о твоих талантах в сфере исполнения песен. Она с удовольствием послушает что-то из репертуара твоего мира.

— И кто же, Твай, ее так осведомил, а?

— Я, — непринужденно ответила Твай, не заметив сарказма.

Без меня, как в последнее время часто случается, меня женили. Все, что мне осталось, это глубоко вздохнуть, взять в зубы гитару и выбрать для нее песню. Даже смешно: в своем мире я не мог вообще рассчитывать ни на что, кроме как на подвыпившую компанию вокруг мангала, которая готова слушать хоть Битлов, хоть частушки. Так что путешествие в мир этих замечательных существ стало для меня откровением не только в смысле Вселенной, какой ее понимаем мы, все человечество, но еще и в смысле себя самого, своих талантов, недостатков и знаний.

Наверное, так и открываются все детали человеческой сущности. Требуется только окунуть индивида в среду, которая ему некомфортна. Непривычна. Тогда и начинают работать какие-то резервы, включая на катушку творчество, желание жить и в чем-то даже фантазировать.

И я учил расположение вилок. И стоял по часу в ателье Рэрити ради хорошего смокинга, который после никогда больше не надену. И просиживал часами за гитарой, вспоминая аккорды и записывая их на бумажку. Потом вспоминал слова, прослушивал выбранную песню на своем плеере, который с боем отобрал у Рейнбоу Дэш. Несколько раз я пел зеркалу у себя дома, два раза Твайлайт, которая признала мой вкус далеко не дурным, а песню более чем сносной.

К концу недели мне удалось завершить знакомство с неведомым столовым этикетом, натереть на пальцах мозоли от гитарных струн, научится учтиво кланяться, повторяя, как заведенный «Мое почтение», а также подготовить маленький дебош местного значения, который мне придется провернуть на пресловутом Галопинг Гала.

Начало этому было положено в субботу, когда мы с Твай пили чай в Читальном зале. Это была уже маленькая традиция, построенная на ежедневном ритуале. Каждый день вечером я приходил в библиотеку, где обнаруживал Твайлайт, спрятанную за стенами крепости из книг, одна челка торчала из-за корешков. Страшное дело, у бедной пони вся жизнь была расписана по минутам. В этом было что-то одновременно смешное, педантичное, но при этом крайне печальное, будто она сама отлично знает, насколько нелепо жить по постоянному расписанию, но не могла ничего с собой поделать.

Вот так, каждый день, когда я вечером переступал порог Библиотеки, я попадал в книжный период жизни мисс Спаркл, которому, увы, я и был причиной.

Твай с маниакальной настойчивостью искала способы отправить меня домой. Нет, я не был никому обузой, скорее уж, приятным дополнением к уже установленным порядкам, но оставлять эту проблему было нельзя. Иногда мне казалось, что Твай хочет отправить меня домой сильнее, чем я сам хочу туда попасть. И с каждым днем, зачеркивая клеточки на импровизированном календаре, который я повесил в прихожей, мне казалось, что я все меньше хочу возвращаться в мою большую бедную страну, в мой большой бедный мир, в мой большой, обдуваемый всеми ветрами город, в мою маленькую, постоянно затхлую и неряшливую квартиру. Здесь, в Эквестрии, я фактически состоялся как личность, имея высокооплачиваемую несложную работу, хороших друзей и даже государственную награду – золотую кругляшку с выгравированным венком, за тот случай в Эпплузе. Кстати, награду я где-то положил и уже дня два не могу найти.

Думаю, Твай ищет способ отправить меня домой не потому что ей осточертело мое присутствие, а чтобы дать мне хоть какой-то выбор. По крайней мере, я надеюсь, что все делается именно для этого.

Отвлеклись…

Каждый раз, приходя вечером в Библиотеку, я за уши вытаскивал Твайлайт из-за груды научных книг, и мы отправлялись пить чай. Потому что чай – это лучшая терапия вслед за амфетаминами, которые я не жалую.

Чаепитие, как и все в жизни Твайлайт, даже «вечно незапланированное», как она выражалась, происходило по готовому расписанию. Мы наливали себе по кружке чая, после чего она начинала отчитываться передо мной о работе, проведенной за день. Ей было прочитано столько-то книг о перемещениях, из них столько-то не отрицают перемещения между мирами, столько-то книг ей понравились, а в одной или двух даже содержались практические советы, которые выполнить все равно не представляется возможным. Но это все равно прогресс, и его стоит учитывать.

Я отчетами не овладел, так что первые полчаса просто прихлебывал из большой кружки в горошек горячий чай с сахаром, кивая головой, будто игрушечный болванчик. Было в таком общении что-то спокойное, домашнее, кресло было мягким, только пледа не хватало, и тогда жизнь стала бы совсем идеальной. Пока не закончится в кружке чай.

Но сегодня у меня созрел хитрый план, который превращал мое скучное пребывание на Галопинг Гала в безрассудное приключение, в котором наверняка есть место опасности.

— Твай, скажи мне. Чисто теоретически, я могу научиться магии?

Вопрос застал единорожку врасплох, Твай замолчала на несколько минут, собирая по всему своему разуму осколки давно почивших книг.

— Нет, Макс. Увы, но только единороги могут генерировать магию.

— Вот именно – генерировать! Генерировать и использовать! Вот, возьмем в пример мой плеер. Он не генерирует электричество, он его только потребляет, верно? А нельзя ли сделать так, чтобы и я мог использовать магию? К примеру, собрать ее, с запасом, а потом использовать. Может, амулеты какие, банки трехлитровые.

— Так уж и банки, Макс, — покачала головой Твай. А потом, посмотрела на потолок, что-то вспоминая. – Нет, когда мы летали смотреть выступление Рейнбоу Дэш, я смогла зачаровать поняш, чтобы они могли ходить по облакам. Иначе мы бы все провалились и упали. А падать далеко. Кстати, а что это ты заинтересовался?

— Да так, просто, — я только пожал плечами – просто решил разнообразить жизнь. Ну так что, может, все-таки, какие-то амулеты существуют?

— Может, и существуют, — улыбнулась она, — Больше скажу, они существую действительно. Но они сложны, а учиться магии еще сложнее. Видишь ли, Макс, мы, единороги, есть главная магическая сила мира. На нас держится ось, так получилось, что мы генерируем нужную нашей Вселенной силу. Магия – она странная материя.

— Не уходи далеко, Твай. Да или нет?

— Теоретически, да. В тебе столько же потенциала, сколько во мне, сколько в Рэрити, сколько в Пинки Пай или Флаттершай. Может, даже больше, ты все-таки не пони, — она смутилась.

— Если я не пони, у меня магический потенциал может быть и меньше. Сравнивать, по сути, не с кем.

— Ты абсолютно прав! Сравнивать не с кем! Но, даже если потенциал у тебя меньше, он все равно есть!

— А что, нулевой способности к магии не существует?

— Нет конечно, глупый. Как может существо жить с нулевой волшебностью, когда сама жизнь поддерживается магией, которая рассыпана вокруг нас!

— Ученые из моего мира с тобой бы поспорили. У меня на планете магии официально не существует. Она – это сказка.

— Когда вернешься домой… Точнее, если ты захочешь когда-то вернуться домой, передай ученым, что они у вас там беспросветные дураки! Как можно не верить в магию, когда каждый день поднимается солнце над горизонтом! Когда птицы поют! Когда живые существа живут!

— Смешно сказано. Живые существа и живут.

— Да, точно, глупо звучит.

Повисло недолгое молчание.

— Ну так, ты попробуешь научить меня магии? – осторожно осведомился я.

— Да, — Твай вскочила с дивана – Пойдем!

— Что, прямо сейчас?

— Ну а когда еще? Когда ты ляжешь спать или когда у меня опять найдется дыра в расписании?

— Я могу своим присутствием тебе, как шилом, все расписание продырявить. Ты, главное, зови, если что.

Спаркл мне не ответила. Она деловито сновала по комнате, открывая шкафы, вытряхивая из них склянки, длинные рулоны ткани и просто непонятный мусор.

-Когда я училась у Принцессы, у меня было такое задание, — воодушевленно бубнила она себе под нос, делая меня только пассивным лицом во всем том, что происходило. – Простое задание! Просто сконцентрировать магию в сосуде! Теоретически, любой, кто может коснуться магии как материи, может ей манипулировать! Главное, знать основу магии, ее постулаты! Но увы, чтобы магия стала материей, ее нужно заключить в сосуд, завороженный великим магом. Это важно. Это важнейшее, что есть во всем деле. И, увы, этих сосудов очень мало. И они настолько узкие, что не одно копыто магии коснуться не может! Раз уж на то пошло, тебе будет проще, раз у тебя нет копыт!

Наконец, она нашла то, что искала. Маленькая бархатная коробочка, внутри которой лежал маленький и узкий тонкостенный сосуд, похожий на те, в которых смешивают реактивы на лабораторных работах по химии. Отличием можно было считать только крышку сего сосуда: вырезанная из металла фигурка паука, который своими лапками обхватывал стенки, одна лапка была отогнута – видимо, это был рычажок, с помощью которого крышечка поднималась.

— Эти сосуды были выплавлены и зачарованны еще во времена Раздора. Они видят саму глубь времен, а значит, их сила неимоверна.

Все, что ей потребовалось сделать, это просто «взять» сосуд магией. Ее рог и пробирка окрасились фиолетовым, сосуд поднялся и, на миг исчезнув за волшебной белесой пеленой, вернулся на прежнее место. Лишь вглядевшись в него, я понял, что под стеклом теперь плещется прозрачная, как воздух, субстанция. НЕ жидкость, но не газ. Скорее, плазма, как ее показывают в фантастическом кино.

— И что мне делать?

— Просто попробуй коснуться Магии! И это все, что тебе пока требуется.

Одной рукой я аккуратно взял пробирку, стараясь не выронить, а второй, надавил на рычажок, будто зажигалкой чиркнул. Паучок поднялся над стеклянным ободом, и я смог просунуть в узкое горлышко мизинец.

Это странное чувство, которому аналогов я еще ни разу не видел. Я почувствовал тепло, как от воды, но не тяжелое, а легкое. Такая смесь газа и жидкости, каким и представлялось. Вытягивая палец из пробирки, я заметил, что белесое вещество тянется за ним, как мед за ложкой – тонкая линия очертила изумленную мордочку Твайлайт.

— Макс, а говорил – никакого потенциала! Если бы потенциала не было, возможно, ты бы не только сейчас не существовал, но еще бы и Магия тебя не признала! Это так здорово, получается, у меня теперь есть свой ученик!

Я вернул субстанцию обратно и защелкнул крышку. Кажется, одной проблемой станет меньше.

— Твай, можно тебя попросить на завтра не распространять твое великое и могучее расписание? Я бы хотел, чтобы ты меня научила парочке магических фокусов.

*

Встречать столицу Эквестрии я вышел в хвост вагона, на свое любимое местечко – своеобразный балкончик. Мне очень хотелось покурить, а тут еще и представился такой пейзаж!

О, да, этот город создан для того, что бы праздновать в нем сомнительные званые вечера «для избранных».

Я с большим трудом подцепил из внутреннего кармана пальто сигарету. Дело в том, что по настоянию Рэрити, я был одет так, чтобы высшее общество не могло придраться к моему модельеру. То есть, к ней самой. Ай-ай-ай, Рэрити, что ты сделала со мной.

Если бы в этот момент случился очередной клоун, сбежавший из дурдома, и закинул меня в Викторианскую Англию, то, я, черт возьми, сразу был бы принят за своего! Черное, как смоль, пальто, отлично отглаженная рубашка белоснежно белого цвета, черный, заделанный под кожу дракона, костюмный жилет, лакированные ботинки, ну и, в завершении, черный, опять-таки, цилиндр, белые перчатки и, что особенно внушало мне страх, трость с медным набалдашником. Во всей этой конструкции было неимоверно жарко, но я получил высокое распоряжение Рэрити не пытаться снимать даже пальто, так как это нарушит всю картину моего индивидуального образа. Не понимаю, как это может быть моим индивидуальным образом, если я всю сознательную жизнь в рубашках навыпуск проходил.

Так что тут, обдуваемый всеми ветрами, я чувствовал себя отлично, как кит в океане или шпрота в банке – в своей среде.

Город, представляющий собой, по сути, просто огромный замок, врезанный в толщи горы, приближался. Весь такой нарядный, украшенный множеством цветов, город, в котором работать нельзя по определению.

Докурив сигарету и отправив окурок на рельсы, я вернулся в вагон. Закрывая дверь, я чудом подавил смешок.

Бытует мнение, что девушки перед важным событием становятся шумными, гремят, как трубачи на параде и вообще начинают непроизвольное обсуждение всего, чего угодно. Тут я столкнулся с диаметрально противоположной картиной, которую поддерживала своей железной рукой (ну копытом, конечно, но не звучит) мисс Рэрити. Перед отъездом она клятвенно пообещала, что убьет и закопает труп каждого, кто умудрится испоганить ее новые произведения искусства до великого Гала. Мы, безмолвные манекены, согласились.

Поэтому поняши, запакованные в сюрреалистичные, но довольно милые, наряды, сидели друг напротив друга на лежаках с лицами, которые не выражали никаких эмоций. Совсем, будто кто-то выключил мимику. А может они просто играли в покер?

— Что-то вы какие-то скучные. У нас вообще-то праздник планируется.

— Это не праздник, Макс, — заверила мне Рэрити – Это тяжелая работа. А для тебя особенно! Принцесса тобой интересуется, а значит, ты должен быть постоянно в форме, отвечать на вопросы лаконично, но не без шарма. И да, не вздумай курить эти чудовищные палки при принцессах, это ужасно! Они так гадко воняют, как ты вообще можешь держать их при себе!

— В начале карьеры курильщика, я тоже задавался этим вопросом, — пожал плечами я.

Дальний гудок локомотива ознаменовал наше прибытие на земли благородной столицы.

Так что сошел я на брусчатку вокзала вполне довольный жизнью, с сигаретой в зубах, щегольски пощелкивая тростью о камень мостовой, глядя на всех с высока. Да, наверное, я родился не в то время. Мне бы лаковую каретку, сто рублей – и вперед, скупать по уездным городкам мертвые души. Или путешествовать по миру в срок восьмидесяти жалких дней. Или, на худой конец, просто жить жизнью унылого смоба, живя в Лондоне, всю жизнь гуляя по одной улице, выпивая чай в одном и том же клубе джентльменов, давясь каждое утро одним и тем же набором из холодной овсянки и подгоревшего тоста. Романтика. У каждого на нее свои взгляды. Интересно, а если бы я и в правду всю жизнь прожил где-нибудь в Великобритании времен королевы Виктории, что бы я думал о своем предназначении? Может, я бы также сидел в продавленном кресле, пил чай, и рассуждал о том, как было бы мне полезно родиться на пару столетий позже. Да, над этой идеей еще стоит подумать.

Столица Эквестрии на меня произвела гнетущее впечатление. Вроде бы, архитектура приятная, ажурная, сказочная. Все пропитано почти осязаемой атмосферой большого праздника, который станет теперь на пару недель главным событием всего бомонда. Пони из городских буду обсуждать, кто в каком наряде явился под очи Принцесс, перемывать косточки всем, от губернатора Мейнхетена, до рядовых музыкантов (тут мои размышление вышли на меня самого, так как мне потребуется сегодня спеть под гитару для публики, подступил к горлу ком), а деревенские жители или просто глубокие провинциалы будут слушать истории о Галопинг Гала с открытыми ртами, завидуя своей высшей власти. Но все равно продолжая ее любить. Есть что-то странное в этом, мне, как жителю другого мира, очень странно видеть, как жители страны полностью довольны ее правлением, ее политическим курсом. Ее налогами…

Наверное, при мысли о налогах, у меня на лице появилась настолько идиотская ухмылка, что меня незамедлительно осадила Твайлайт:

— Макс, мне кажется, ты не сильно настроен на выступление перед высокой публикой. Я бы на твоем месте нервничала.

— А зачем нервничать? Провалюсь, так провалюсь. А не провалюсь, так еще и накормят бесплатно. Я, знаешь ли, до бесплатной еды больно жадный.

— Не смешно, — констатировала Твай.

— А мне смешно! – заметила Пинки, растянувшись в длинной, как у кота из «Алисы», улыбке.

Идти было недалеко: станция железной дороги располагалась практически у входа в огромный помпезный замок. Он возвышался над нами, как памятник сюрреализму, белый, весь в средневековых башенках, натыканных, кажется, на каждый квадратный метр. «Дисней» нервно выпивает в дальнем углу и плачется в жилетку.

Уау, — только и протянул я, придерживая одной рукой цилиндр и всматриваясь в высоту, где, в низко висящем облаке, пряталась самая высокая башня этого чудо-замка.

— Макс, не хочу тебя отрывать, но мы должны спешить. Скоро начнется официальная часть.

— Ненавижу официальные части,0 Твай. Честно-честно ненавижу. Просто терпеть не могу.

— Любить тебя их никто и не просит. А вот терпеть – будь добр, не позорь меня и остальных.

— Вы так со мной всегда разговариваете, будто ждете, что я через пару минут обхамлю каждого прохожего, наступлю кому-нибудь на ногу, сломаю нос или рог, а потом отберу кошелек с деньгами. Мне осточертело такое недоверие!

— Нашел повод дуться. Просто ты такой импульсивный, — авторитетно заметила Дэш, подлетая ко мне слева. Я чуть не задохнулся от праведного гнева.

Да нет, какой там гнев. Негодование, да и то напускное. Не обижаться же на них, в конце концов, правда?

— Черт с вами, давайте быстрее. Нам еще участвовать в куче неинтересных мероприятий. Что у нас первым по списку?

— Стоять с кислой миной и ждать в очереди, а потом подойти к Принцессе Селестии и чинно с ней поздороваться, — серьезно заявила Пинки Пай. – Это скууучно.

— Пинки, это вовсе не скучно. Просто это дань уважения этикету.

— Скорее уж, дань сну, — пробубнила Эйджей, когда мы уперлись в длинную, как в мавзолей, очередь. Начиналась она где-то далеко, в замке. Я только обреченно взвыл.

— Эхехе, ничего страшного. Макс, у тебя есть время отрепетировать песню.

— Твай, иногда есть моменты, когда стоит помолчать…

*

О Принцессе у меня осталось довольно смешанное впечатление.

Вне всяких сомнений, она была мила, настолько, насколько вообще может быть приятной личность, обремененная самодержавной властью. Держалась она чинно, но без снобизма. То есть, в ее голосе, крайне приятном на слух, были нотки и материнской заботы, и насмешливого здорового скептицизма, и немного ироничного снисхождения. От формального общения на лестнице дворца, я, как ни странно, получил массу позитива. И плевать, что длилось оно от силы пять минут, после чего мы проследовали в Хрустальный зал, полностью оправдывающий свое название.

Огромный зал, конец которого терялся за белой пеленой неизвестной мне дыма, действительно, целиком и полностью состоял из хорошо ограненного хрусталя. В глазах рябило от бликов, а особенно поражала крыша. Несомненно, она выглядела на фоне блестящих прозрачных стен несколько экзотично – каменные своды держались на хрустале без каких-либо неприятных ощущений. Камень не давил, превращаясь в небо.

Тут мне пришлось расстаться с поняшами. Им уготована роль зрителей, а мне – придворного шута.

Сцену пришлось обходить, на ней уже играл симфонический оркестр. Никогда не любил классику, исключая, пожалуй, Вивальди, она казалась мне чрезвычайно скучной, а местами еще и очень затянутой. Наверное, если бы мама чаще водила меня в филармонию, а отец не подарил бы мне тот кассетный плеер, я бы вполне мог насладиться их искусной игрой на скрипках, виолончелях и прочих прелестях музыкального искусства. Но пути его неисповедимы, так что мне было суждено пройти за сцену с совершенно пустой головой. Нервов не было. Чего-то еще и подавно.

Наверное, потому что выступление с одной единственной песней, было чем-то проходным, как азы статистики в алгебре за седьмой класс. Сегодняшний день не ограничивался одним только лабанием на гитаре, в конце концов.

За сценой царил хаос в локальном своем проявлении. Единственный, что глубокое упущение, представитель администрации, был погружен в толпу различных музыкальных коллективов и одиночных музыкантов, без шансов на спасение. Ему задавали стандартные вопросы, типажа «Когда мы выступаем?», «Где мое оборудование – оно тут стояло!» и прочие, тогда как на лице бедняги «начальника» читалось только одно – желание выжить в этой давке и вернуться к семье.

Пока он разбирался с остальными, я решил проявить чудеса самостоятельности и самолично заглянуть в последовательный список. Да, думаю, я стал первой вехой бедняги пони, который сейчас мучался общим эгоцентризмом в сторону его персоны, на дороге к спасению.

Я выступал третьим. Хорошее число. Правда, это налагало на меня долю ответственности. Обычно, первые пять-шесть выступлений любая публика слушает с интересом, а потом он неумолимо угасает, что позволит последующему исполнителю и немного накосячить без вреда для своего здоровья.

Я быстренько раскурил сигарету и выглянул за кулису.

Так вот что чувствуют музыканты, выходя на сцену «Голубого огонька»! Какой опыт мне представился, я валяюсь.

Итак, мы имеем огромный Хрустальный зал, в центре которого стоит сцена. Круто. Соответственно, напротив сцены стоит немыслимое количество круглых столиков, везде мелькают белые фартуки пронырливых официантов, разносящих шампанское. Столики заполнены эдак на половину.

Значит, бомонд гуляет. Конечно, зачем еще приходить на торжественное мероприятие. Поговорить с кем-то о новых веяниях в искусстве и политике! А поесть и послушать бездарей от этого самого искусства можно и позже, верно?

— Эй, Кэп, — вежливо подошел я к освободившемуся, заметно помятому, пони. – Мне сказали, гитара тут будет, персонально для меня.

— Раз сказали, значит, она где-то здесь.

— Логично. А здесь – это где?

Пони осмотрелся по сторонам, а потом громко хмыкнул:

— Что же ты, сам не видишь. Вон там все стоит, как по договоренности.

Ой, слепой я. И правда, наверное, мой персональный стул, на котором покоилась гитара, до этого закрыла от моих глаз толпа.

Все было довольно цивильно, еще бы, прием главы государства. Гитара, как ни странно, была электрической, и выглядела вполне аутентично. Не «Гибсон», конечно, но вполне ничего. Мне очень повезло, как-то я решил, что было бы неплохо кроме акустической гитары освоить и электрическое чудовище, так, для остроты ощущений. Оказалось, перейти на другой инструмент было не так уж сложно, хотя и кропотливо. Так что, думаю, я вполне смогу навести шороху на местное болото.

Интересно, раз тут есть такие гитары, логично предположить, что на них кто-то играет…

Вот будет смешно, если в этом мире есть «Пони Сплин» или, к примеру «Пони Пистолз».

А еще меня волновало то, что тут нет розеток. Какие к черту розетки в мире, где электричество такое же редкое, как бозон Хиггса в коллайдере? Так что и вилок соответственно нету. И вообще ничего – даже смешно – куда мне втыкать гитару, если тут не изобрели усилителя?

— Кэп, а как эта штука подключается?

— Там провод медный. Прикрутишь его к пластине на сцене и всего делов.

— А дисторшн?

— Кто?

— Режимы как переключать, звуки искажать, амплитуда, все дела.

— А… Кулаком двинь и все будет хорошо.

В моем мире русских в голливудских фильмах часто показывают именно так. Не работает – кааак шандарахнет гаечным ключом, и сразу все зашибись, танк едет дальше. Или подлодка плывет. Или ракета летит. А все это время, не про нас надо было технические анекдоты сочинять.

На сцену направился конферансье в отлично отглаженном сюртуке. Кажется, господа, мы начинаем.

Первыми на сцену потянулись певичка и ее музыкальная группа. Пели откровенную попсу, хотя и с закосом под романс. Под скрипки и пианино. В общем и целом, аудитория осталась довольной.

Потом шел какой-то виртуоз игры на скрипке. Зубами держал смычок, что меня поразило – это как же он мог бы играть, будь у него руки с пальцами! Черт, ему бы не было цены!

А третьим, выходит, должен идти я. Поэтому я заранее заставил конферансье прицепить проводки к пластине на сцене – делать мне нечего, как лишние минуты на сцене нелепо цеплять провода.

Хм, интересно, как я буду выглядеть, в смокинге, отличном черном пальто и с электрогитарой наперевес? О да, я, черт побери, стилен…

Из-за кулисы выглянула довольная мордочка скрипача.

— Сэр, ваш выход.

Я кивнул, выбросил только зажженную третью сигарету. Кивнул своему собрату по несчастью, повесил на себя гитару и вывалился на сцену.

Фу, какое пренебрежение! Я ожидал, что этот концерт вызовет у снобов хотя бы толику живых чувств. Но нет, я надеялся совершенно зря. Жующая за столами масса продолжала жевать, пить шампанское из бокалов, чинно разговаривать друг с другом о погоде. Не удивлюсь, если все, что для них тут исполняют, всего лишь фон, не нужный им. На меня прямо накатила какая-то странная ненависть ко всем этим белым воротничкам. Не знаю, как это терпели остальные, но я не стану терпеть, если меня не будут слушать.

Адреналин ударил в голову, я пружинисто подбежал к микрофону – большому и красивому, как их показывают в старых фильмах про Бродвей:

— Боже, храни королеву, ребята!

Кажется, я слышал гортанный звук из зала – кто-то подавился.

Как я люблю шутки, которые понимаю только я сам.

Попробовал струну – вроде бы, звук шел. Откуда – непонятно, колонок в зале я не видел, очевидно, очередная магическая штука.

Я кашлянул в кулак, сорвал с правой руки перчатку, сейчас она только мешала. Пора было начинать.

Я очень люблю эту песню – она занимает в моем плеере почетное место. И она очень подходит ко всей атмосфере, которая обволакивала нас всех: меня, Твайлайт и компанию, снобов, откашливающихся после моего нестандартного приветствия. Все мы сейчас в одной лодке.

Начал я с акустики, медленно перебирая струны.

Take away the sensation inside

Bitter sweet migraine in my head

It’s like a throbbing tooth ache of the mind

I can't take this feeling anymore

 

Пришло время последовать совету администрации. Я кулаком, как можно сильнее, вдарил по хрупкому тельцу гитары, что сработало, подобно старому доброму дисторшну. Проиграв пару секунд в искаженной гамме, Я почти прижался к микрофону и истошно заорал:

 

Drain the pressure from the swelling,

The sensations overwhelming,

 

И еще громче:

 

Give me a long kiss goodnight

And everything will be alright

Tell me that I won't feel a thing

So give me Novocain

 

Публика валялась. О, черт возьми, публика валялась. Кто-то уставился на меня, как на прокаженного или сатаниста, который в публичном месте режет козла для принесения жертвы. Кто-то, это была меньшая половина, пялился на меня с откровенным презрением, пытался заткнуть уши копытами, всем своим видом показывая, что я пришел со своим уставом в чужую конюшню. Те, кто помоложе, кажется, уловили волну, что не могло не радовать.

Да, эта песня отлично подошла к вечеру. Она начиналась тихо, местами становилась громче истребителя, выдавала тонны эмоций, а потом опять затихала, давая слушателю переварить навалившуюся на него цепь ассоциаций.

К концу песни я уже безбожно хрипел, сорвав себе голос. Оно того стоило.

Give me a long kiss goodnight

And everything will be alright

Tell me that I won't feel a thing

А потом, не помню, где я подцепил этот жест, я раскинул руки, позволяя гитаре заткнуться, и окончил уже шепотом.

So give me Novocain

Повисла тишина.

— Знаете, а вашим детям понравится, — закончил я свое выступление былинной фразочкой.

И вышел со сцены.

За кулисами меня ждала несколько пришибленная Твай. Я сдал обратно гитару, предупредив, что не отключил ее, зачем-то хлопнул конферансье по плечу (о, это было сложно).

— Макс, мне кажется, ты переборщил, — ей-богу, если бы цвет масти Твайлайт мог меняться, сейчас бы она была либо бледной, либо вообще седой, как зима в тайге.

— А по мне, так нормально. Взбаламутил это сонное царство, — я увел с подноса, который проплывал мимо меня в комплекте с официантом, бокал шампанского. Попробовал, пополоскал им ротовую полость, глубокомысленно смотря вверх, и поставил бокал на стойку для нот. – Слушай, как вы эту муть пьете? Или она тоже у вас настоена на каких-то там одуванчиках?

Добиться своего всегда приятно. Твай улыбнулась, за что ей, конечно, отдельное спасибо.

— Ну так что, Макс? Теперь можно идти в зал, правда я не знаю, как там тебя встретят.

— Мне, в общем-то, совершенно плевать, как меня встретят. Но я пока что туда не пойду.

— А куда же тогда? — она искренне, по-детски, удивилась.

— Пойду, возьму в библиотеке какую-нибудь интересную книжку, — меланхолично разведя руки, ответил я.

Глава Девятая

Магия, кровь и расхищение гробниц

Глава 9

«Если бедность — мать преступлений, то недалекий ум — их отец». Да, как-то так сказал очень умный человек. Жалко, что его острый ум так и не спас его бедное тельце от тлена.

Интересно, а мне понадобится открывать сейфы?

Если бы я готовился к такой авантюре дома, я бы оделся как можно неприметнее, одел бы на морду лица старую добрую «балаклаву», посмотрел бы десяток фильмов на тему ограблений. И «Индиана Джонс», тоже по теме. Но здесь, ни одна шапка и маска не спасет меня, в случае чего, от государственного возмездия. Увы, в этом уютном мирке я далеко не Наполеон в смысле роста.

Быстрым шагом я сошел с помоста на пол Хрустального зала. Шум, везде шум. Шум тусовки высокоинтеллектуальных снобов. Фи, тошно.

— Мне кажется, мы должны позвать охрану. Это странное существо пропагандировало в своем выступлении какую-то королеву! Не удивлюсь, если он шпион Нортляндского самонареченного государства. – слева от меня две особо модных и мутных личности без зазрения совести перемывали мне косточки. Меня аж передернуло. А если все это не разговоры? Вдруг впечатлительные городские верхи, которые в своей жизни ничего, кроме учтивого лица дворецкого, действительно сольют меня какой-нибудь местной комендатуре? Вот будет скандал…

Не время и не место для скандалов. У меня дела.

Интересно, а есть ли выход из зала в другой стороне? Ну там, в чудесной белой дымке.

Мы пойдем другим путем. Меня совсем не интересует дорога, по которой я уже ходил.

Развернувшись направо, я почти бегом отправился искать вторую дверь. Если тот план замка в книге Твай не врет, вход в публичное крыло библиотеки именно там.

Я шел, а дымка расступалась, почтительно давая мне дорогу, а потом появлялась сзади, отрезая меня от части зала, где проходил Галопинг Гала. Никаких сомнений, этот седой туман был обычной ворожбой, хотя и отменно по качеству. Тот, кто ее наводил, рассудил здраво, что среди приглашенных будут те, кто пожелает не слушать чью-то музыку, а просто отойди подальше и провести пару-тройку интересных диалогов, с собой ли или собеседником поглупее.

Дымка отлично глушила любые звуки, исходящие от праздника живота и скучных разговоров не о чем, не говоря уже о том, что скрывала все это непотребство от глаз любого, кто осмелится прорваться за пелену.

Тут было тихо и темно, как в старом клубе джентльменов викторианской Англии. Высокий потолок был задрапирован красной бархатной тканью, по периметру стояли глубокие кресла (хотя я до сих пор сильно сомневаюсь, что пони могут сидеть в креслах, они, откровенно говоря, лежат в них, как коты), тоже красные, как коммунизм, даже факелы, кажется, горели тут более тускло. Картину дополняли два пони статусного вида, которые пили шампанское и разговаривали о жизни.

— Хорошего вечера, ребята, только не перепейте, — бросил я, когда уже подходил к дубовой двери из зала. Дверь, как часто бывает в местах особого статуса, была неоправданно большая и тяжелая, будто через нее планировалось заталкивать в Хрустальный зал дюжину слонов одновременно.

В спину мне кинули по парочке упреков, от которых я безрассудно отмахнулся. Словесная перепалка мне нужна была только для соблюдения моего «этикета ситуации».

Из блестящего зала я как-то сразу попал в царство деревянной роскоши. Так выглядел бы «Титаник», если бы был кабинетом.

Да, скорее всего, это был кабинет, довольно просторный, чтобы не казаться бедным, но не настолько и большой, чтобы казаться позером. Самый обыкновенный, золотосерединный кабинет.

Вкупе с огромными дверями, можно предположить, что здесь Принцессе Селестии полагается находиться перед выходом в свет. Что же, недурно.

Стеллажи, расставленные по стенам, ломились от древних фолиантов, на отличном столе красного дерева правил идеальный порядок, что навевало на мысль о том, что кабинет не используется по назначению. С другой стороны комнаты, за массивным диваном-лежаком, высилась еще одна дверь. По сравнению с первой, она была совсем крошечна, и, полагаю, кроме Принцесс через нее никто сюда не входил.

Уйдя с линии обзора и спрятавшись за один из стеллажей, я приступил к своему черном делу.

Первым делом, я достал из внутреннего кармана пиджака почерневший кусок фанеры, который вчера с горем пополам отодрал от книги о политическом строе Эквестрии при помощи гвоздодера и какой-то там матери. Фанера была неопрятная, с одной сторону обколотая, я неудачно орудовал гвоздодером, с острыми щепками, но меня это вовсе не смущало. Главное, она точно помнила дорогу.

Правую перчатку я с руки сорвал и спрятал в карман. Выбрасывать вещи в моем случае стало бы подарком улик следствию. Вторую перчатку я оставил, отпечатки оставлять тоже не хочется, я сглупил, не узнав, в ходу ли в этом мире дактилоскопия.

Хотя, какая к черту дактилоскопия! У жителей Эквестрии преобладают копыта! Но все равно не стану рисковать.

Левый рукав пальто я оттянул к локтю, чтобы он не мешал мне работать. Действия мои должны быть предельно деликатными.

Сегодня, за полчаса до отъезда из Понивиля, я прицепил к левой руке, где раньше покоились часы, ту самую магическую пробирку, которую отдала мне Твай. В купе с теми фокусами, которыми я овладел, я вполне способен теперь применять минимальную магию. Ну, свет зажечь, к примеру. Одно большое «но» — это объем магической «обоймы». Вряд ли я смогу провести больше двух-трех магических действий, а если считать, что я пока что только ученик, причем весьма неприлежный, то надеяться мне нужно на великий русский «Авось».

В конце концов, вся сегодняшняя авантюра с самого начала казалась мне плохо спланированной комедией-фарсом.

Итак, пора. Действовать мне нужно предельно четко и, желательно, быстро, дабы меня не хватились. Я могу себе дать час максимум, до тех пор, пока Твайлайт не забеспокоится о моей пропаже, и не начнет меня искать. И ладно, если искать будет сама. Она деятельная, она ведь может и охрану замка привлечь.

Безымянным пальцем я надавил на оттопыренную ножку паука, играющего роль стильной крышки. Освободив горлышко, я с трудом протиснул мизинец в сосуд, чтобы коснуться Магии, такой, какая она бывает в материи.

Проверив, что ровный магический шлейф послушно движется за моим пальцем, я быстрыми движениями нанес немного этой полупрозрачной плазмы себе на веки.

В один миг мое видение изменилось. Открывая глаза, я все так же видел ухоженный кабинет, а прикрывая их, я мог видеть уже суть вещей.

Заклинание, которое Твай называла не иначе как «Истинным зрением» было довольно коротким, не более получаса действия. Зато существо, воспользовавшееся им, могло беспрепятственно увидеть не только подлинный образ любого предмета интерьера, но и, при необходимости, найти место, где раньше этот предмет находился. Стоило всего лишь посмотреть на предмет вашего интереса.

Я из-под прикрытых век посмотрел на фанерку, которая, в свете бледного не то тумана, не то жидкости, казалась похожей на обожженный кусок папируса. Фанера с печатью на миг осветилась зеленым, а потом, я увидел на полу четкие ядовито-зеленый следы.

«Эврика!»

Не отводя взгляда от фанерки и цепляясь за следы только периферическим зрением, я медленно подошел к двери, ведущей в следующее помещение. Немного помялся, попробовал открыть, но не получилось. Так, не пройдя и десятка метров, я оказался в нужде применения второго заклинания, увы, последнего. Твай не смогла вбить в мою голову достаточное количество магической шелухи просто физически.

Не отрывая взгляда от печати, я подцепил из пробирки еще одну порцию Магии в чистом виде, и нанес ее на личинку замка, а потом, подождав немного, что бы закрепить эффект, а потом щелкнул пальцами. Замок лязгнул и открылся.

Твайлайт Спаркл называла это «Прятки». «Ключи иногда имеют свойство прятаться от своих хозяев. На этот случай и есть такое чудесное заклятие».

О, Твай, как ты права. Заклятие действительно отличное.

Тихо открыв скрипящую дверь, я осторожно высунулся из-за нее, временно оставив фанеру без внимания.

Как в сказке, три пути. «Налево пойдешь – по морде получишь, направо пойдешь – по морде получишь, прямо пойдешь – парень, лучше идти направо или налево». Зато совершенно пусто.

Я опять прикрыл глаза, спросил у моего проводника, куда идти. Зеленые следы уводили направо, туда, где даже факелов для освещения не хватало.

Я на цыпочках выбрался из кабинета, тихонько прикрыв за собой дверь. Закрывать, конечно, не стал, наверное, я уже готовлю себе пути к отступлению.

Ну и, ступая как можно тише, я направился в темноту этого, с позволения сказать, тоннеля. Благо, «Истинное зрение» на то и истинное, чтобы ему было глубоко плевать на темноту. Зеленые следы выныривали из тьмы с похвальным постоянством, что радовало, а также они отлично освещали темную колбасу пути. Пришлось идти с закрытыми веками, иначе я бы черт что увидел, так что получалось несколько некомфортно. Организм как мог отказывался от походов хрен знает куда с закрытыми глазами – не его стиль.

Минуты две унылого шарканья по абсолютно пустому и уже давно неподсвеченному коридору, и вот – еще одна развилка.

На этот раз не три, но много больше. Я будто попал на секретный железнодорожный узел, залегающий где-то в глубине сибирских руд. И сейчас, выйдя из одного тоннеля, я оказался в совершенно круглом помещении, из которого вели многочисленные кишки новых тоннелей. Во все стороны.

И это еще ничего – меня вела табличка, так что, теоретически, я мог выбрать нужную дорогу из сотни, но тут, скорее всего, у загадочного механизма произошел неожиданный сбой.

Во-первых, я умудрился слегка ослепнуть даже с закрытыми веками, потому что зеленые следы, ранее четко ведущие меня к цели, вдруг оказались абсолютно повсюду. Они бежали абсолютно во все тоннели, залезали на стены и сводчатый потолок, бегали по кругу, выполняли виражи, похлеще «русских витязей», и приводили меня в ужас от мысли, что мне предстоит все это, в теории, выполнить.

Чисто физически, я не смогу бегать по потолку, выписывать ногами такие фортеля, и при этом сохранять психическое здоровье. На пятом круге я начну хихикать, а на десятом наряжать гипотетическую елку гипотетическими елочными игрушками. И так, пока не помру от жажды.

Я открыл глаза, пальцем смазал с век бесполезную в этой ситуации магическую субстанцию, и, взмахнув в сердцах руками, сполз по холодной каменной стене на пол.

Все-таки, я непроходимый тупица. Может, я правда рассчитывал на то, что таинственное библиотечное крыло Пондемониума Лойсо, скрытое от всех пеленой абсолютной неизвестности, просто раскроет свои объятия перед чужим в этом мире странником? Смешно и нелепо, как крыса, управляющая производством мышеловок.

Вот же пропасть…

А какие у меня есть варианты дальнейшего движения? О, у меня их очень и очень много, хоть назад, хотя это и кажется мне, человеку далекому от высоких идеалов чести, все равно крайне унизительным! Я уже настроился, да и кто знает, что меня ждет на обратном пути! Возможно, толпа разъяренных солдат?

Очевидно, я иду верной дорогой. Еще бы, меня сюда целеустремленно вел мой магический GPS. Но любое действие, как известно, имеет противодействие. И сошедшее с ума «Истинное зрение» доказывает, что я предельно близко подошел к вожделенному библиотечному крылу.

Оставалось только узнать, есть ли среди таинственных тоннелей тот, который проведет меня к прошлому обиталищу книги? О да, несомненно. По крайней мере, эта круглая темная зала точно хранит в себе правильный путь.

Я положил рядом с тоннелем, откуда я пришел, свою шляпу, чтобы, в случае чего, знать, откуда я вернулся. Как назло, я не захватил с собой хлебных крошек.

Критично обойдя каждый из множества тоннелей, я не нашел совершенно ничего такого, что могло бы намекнуть мне, куда же направляться. Этот чертов лабиринт одной комнаты пугал меня своей темнотой, только одинокий факел в центре, на заметенном песком полу, освещал то недалекое пространство, которое могли отбить у мглы доблестные язычки силы добра.

Несколько минут, и я непроизвольно начал жаться к центру залы, поближе к факелу. Я никогда не боялся темноты, но здесь она была чрезвычайно гнетущая, будто живая. Сидя почти в центре, у обжигающего пламени, я раскурил сигарету и посмотрел на время. Уже почти час я скитался по этим странным катакомбам.

И вроде бы глаза прикрыл только на секунду. Раздумывая, возвращаться ли мне, не солоно хлебавши.

А когда я поднял тяжелые веки, то по спине моей пронеслась канонада ледяной дрожи – шляпа лежала у меня в ногах, чистая и пригожая.

Но не здесь ей надо лежать!

Я вскочил на ноги быстро, будто услышал сигнал о начале атомной войны. Что могло ее передвинуть?

Ветер? Побойтесь здравого смысла…

В гробу я видал ваш здравый смысл, у меня шляпа по территории живая гуляет!

Очень захотелось бежать обратно, плевать мне на все ваши тайные крылья библиотек, на правду, на все! Но бежать-то, уже и некуда было. Откуда я пришел, я уже точно сказать не мог.

Пытаясь справиться с этим наваждением, я быстро докурил сигарету, нацепил шляпу на голову, чтобы не убежала, с нее станется, и стал лихорадочно соображать: откуда же я пришел?

Наверняка, отсюда. Я указал пальцем правой руки на черную глазницу тоннеля. Но рядом, на песке, даже не было следов от шляпы. Рассмотрев все выходы, я пришел к выводу, что шляпа ни у одного из них, не лежала.

Это было очень и очень неправильно.

«Спокойно, дорогуша, спокойно! В этом зале еще никто не умирал, иначе бы я тут сидел среди костей!» — воззвал к здравому смыслу я.

Но как бы ни так. Здравый смысл отозвался о моей идеей со всем скептицизмом:

«Хватит паясничать, идиот! Если тут по территории шляпа без твоей помощи бегает, думаешь, не могли бы убежать и скелеты? А вдруг они у тебя за спиной, а? Бу!»

Меня аж передернуло.

У меня остался последний выход. Я трясущейся рукой выудил немного плазмы из пробирки и намазал себе левый глаз. На второй не хватило, концентрированная магия закончилась. Недолго я побыл великим чародеем.

Но так даже лучше, я мог видеть мир сразу в двух ипостасях. И я сразу увидел путь, по которому пришел сюда – он единственный не содержал в себе множество зеленых, освещающих каменные стены болезненным свечением, следов.

Зато с позиции центра, следы оказались куда более информативными. Ранее, наблюдая за ними с иного угла, они казались мне хаотичными, глупыми. Но центр комнаты превратил их в осознанное послание, которое я, как дурак, сразу и не заметил.

Маленькие аккуратные следы, пробегая над тоннелями, освещали маленькие таблички с барельефами. Проверил другим глазом – в реальном мире никаких табличек, да и вообще каких-то следом цивилизации, кроме факела, не водилось.

Таблички освещались только следами, но были вполне читаемы. Над каждым тоннелем своя емкая характеристика.

«Горячий»

«Глупый»

«Безумец»

«Старик»

«Мертвец»

«Ребенок»

«Единорог»

«Зеркало»

«Книгочей»

«Слабак»

Вот же черт…

И что с вами делать, а?

Нет, я отлично понимаю, на что расчет. Я должен ассоциировать себя с чем-то из этого списка. Или, может, я должен отгадать, кто из этих психологических типов, мог догадаться и пройти?

«Горячий». Импульсивный? Молодой. Юношеский максимализм, все дела. Русское «авось» и будь что будет. Движение наугад. Говорить не о чем.

«Глупый». Тоже молодой, скорее всего.

«Безумец». Совершенно универсальный облик. Безумец будет руководствоваться только своей, непередаваемой, логикой. Женская логика, по сравнению с его детищем – вершина владения причинно-следственными связями. То есть, можно сказать, что тоже «авось».

Не подбивают ли меня к выбору «от балды»?

«Старик». Умудренный опытом старец. Он должен знать, куда идти… Но старость – это возможность маразма. А маразм недалеко уходит от «Безумца», верно?

«Мертвец». Тоннель, по которому я сюда пришел. Полный пофигизм. Что нужно мертвецу? Да ничего, ему уже безразлично. Совсем не наш случай.

«Ребенок». В чем-то, антоним мертвеца. Начало новой жизни. Так же, как выход и вход! Но, с другой стороны, ребенок – это наивность…

«Единорог». Волшебство. Магия. И, в случае Твай, абсолютная вера в свои силы…

«Зеркало» — лицемер и актер. Умеет играть того, с кем общается. Чичиков во плоти.

«Книгочей». Не читатель книг, а именно книгочей. Глубокий теоретик. Археолог, ни разу не работавший в поле. На словах ты Лев Толстой – это про них…

«Слабак». Тот, кто хочет, чтобы все поскорее закончилось… Потому что ему крайне тяжело с этим всем справляться.

Итак, у нас есть возвращение назад («Мертвец»), противоположное ему – продолжение пути, и куча опциональных вариантов. И правильная дорога должна выбиваться из общей канвы.

Что общего между всеми вами, ребята? Что-то очевидное, так же как и в той истории про Беглеца Альфреда. Но что может быть очевидно?

Смерть. Она везде. Безрассудство ведет к смерти. Глупость ведет к смерти, старость ведет к смерти! А мертвец – само подобие смерти вообще!

А зеркало?

Я осторожно приблизился к тоннелю «Зеркало» и взглянул в него. Такая же темнота. Ничего особенного.

Но «Зеркало», по такой теории, бессмертно? Что ему наши слабости, слабости тех, кого оно копирует? Мы приходим и уходим, рождаемся и умираем, а оно копирует всех без разбору. Тогда выходит – оно бессмертно.

Но всегда есть молоток, которому на судьбе написано разбить зеркало…

Конечно,  я мог, понурив голову, отправится назад, в тоннель «Мертвец», но мне было страшно. Где доказательство, что я, пройдя по тоннелю, над которым написано про мертвеца, не стану оным?

В общем, куча неопределенностей и все сразу в одной темной зале. Кормись не хочу.

Исходя из моей логики, было вполне очевидным, что я должен был идти в тоннель зеркала, так как он качественно отличался от остальных. Но сомнение – это всегда тяжкая ноша. Я еще несколько раз прошел по кругу, пытался выбрать, в каком тоннеле тьма выглядит привлекательнее.

Назревает вопрос: почему я, фактически, не имея дороги назад, просто не могу броситься в спасительные объятия очевидного решения? А ответ прост, как три рубля – я, конечно, ярый борец за правду, но ни одна правда никогда не будет стоить моей жизни. Любой жизни.

Сигареты, коих и так было мало, подошли к концу, а я не решался. Час прошел в одиночестве, тягучий и вязкий, как мед.

«Ты издеваешься! Просто подними свою тушу и войди в первую попавшуюся дверь! Это очевидно!» — говорил мне мой приятель мозг.

«Тебе может и очевидно, а я в ужасе от самой мысли, что придется опять лезть в темноту!» — говорило сердце.

«Да идите вы оба нахрен!» — возмутилась печень и больше ни с кем не разговаривала.

Желудок просто проурчал что-то невразумительное. Он явно ругал и Мозг, и Сердце, и даже немного Печень, в том, что они не догадались поесть перед отъездом.

«Я – прямая кишка Джека»

— Вы еще подеритесь, идиоты! – воззвал я к своему внутреннему миру, вскочил на ноги, и пару раз прыгнул, призывая внутренности к порядку.

Интересно, я единственный, кто разговаривает с собой, когда одинок? Причем с отдельными сегментами себя любимого?

Хотя, не спорю, все-таки общение со своими внутренними органами – это терминальная стадия шизофрении.  А значит, я могу быть уверен – в моем организме осталось довольно мало ресурсов, а значит, стоит действовать, выбираться из этой головоломки.

А выходит, Джон Крамер, был действительно благосклонен к своим жертвам. Ну, он хотя бы давал им наглядные инструкции и описания, что делать, чтобы не развесить свои мозги по медвежьему капкану.

Я с шумом выпустил из груди спертый воздух. Появилась отличная идея, только как ее теперь реализовать…

— Хм, — нарочито громко, с артистизмом на уровне утренника в детском саду, провозгласил я. – Кажется, я знаю, куда идти!

А знаю ли я, куда мне действительно надо? Да, знаю, но мне нужно разубедить себя в том, что мне туда надо. Все просто. На словах.

Отойдя от тоннеля, который представлял собой мою «цель», на почтительное расстояние, я с силой оттолкнувшись от пола, заметенного песком, взял хороший старт. Бежать было недалеко, что делало последующий маневр довольно проблематичным. Но я очень старался, не добежав до черного зева всего пары метров, я, громко ойкнул, подвернул одну ногу, и, поскользнувшись, носом въехал в тоннель слева. Черная пелена, как пледом, закрыла от меня дорогу назад, зато впереди забрезжил яркий свет. Моей радости не было предела, так что я еще несколько минут счастливый лежал на полированном камне.

Да, последняя идея, пришедшая ко мне в голову, оказалась верхом безрассудства, но она, в тоже время, была крайне проста и незатейлива. Настолько проста, что игнорировала философские рассуждения о смерти. Исходя из последней бредовой мысли, явившейся в мою пустую черепную коробку, все, что мне требовалось для того, чтобы пройти дальше – это воспроизвести основные свойства личности, которые были закреплены за каждым входом.

«Горячий». Импульсивность. От балды войти в тоннель, и будет тебе счастье. Не рассуждая о том, что будет, быстро и решительно.  Этим вариантом я воспользоваться не мог, так как просидел в зале, думая, куда пойти, почти час.

«Глупый». Почти тоже самое. Но только с верой в то, что удача выведет тебя к цели без каких-либо усилий со стороны тебя, бедняги.

«Безумец». О, это уже интереснее… Но никто не понимает безумцев, кроме них самих, а значит, пройти я бы смог только в случае, если бы сам потерял разум.

«Старик». Мне бы пришлось подождать пять-шесть десятков лет, прежде чем войти в эту дверь

«Мертвец». А тут все крайне понятно. Назад выход один, угадайте какой…

«Ребенок». Сколько шансов, что в крыло Пондемониума Лойсо попытается пробраться несмышленый карапуз? Но при этом у детей есть одно свойство, кроме отчаянной веры. Это чувство того, что ты не можешь ничего сделать. Что все идет иначе – не так как ты хочешь, и ты не можешь изменить совершенно ничего.

«Единорог» О, пожалуй, самое простое. Думаю, это что-то вроде служебного входа. Если иметь им пользоваться

«Зеркало». У меня есть пара теорий, как сюда войти. Возможно, стоит приходить в паре с другом, и копировать друг друга…

«Книгочей». Войти в арку, читая книжку, как Шурик в комедии Гайдая? Сомневаюсь.

«Слабак»…

Почему я не воспользовался «слабаком»? Загадка.

*

Свет в конце тоннеля можно трактовать по разному. Возможно, это начало долгого и беспросветного счастья, возможно, просто скоростной поезд «Москва – Адлер», который несется по тоннелю, вырезанному в толще горы, а возможно – это  просто «выход в город» с очень бедной станции метро, где-то в центре пустыни Мохаве. Что-то меня понесло, откуда в пустыне станция метро? Хотя, ведь сравнение красивое…

И если, видя свет в конце тоннеля, вы будете думать о том, как скоро доберетесь до этого маячка на пути вашей жизни, то я могу поспорить с вами насчет значимости этой вехи. Если на то пошло, сам процесс движения к свету куда более занимателен и волнующ, чем разочарование, которое можно испытать в итоге одиссеи.

Меня, к примеру, на выходе, ждал пони. Черный силуэт его, подсвеченный сзади, был совершенно недвижим, он не пытался узнать, кто я, что я тут делаю, не пытался меня задержать, а только ждал, когда я соизволю доволочить свою тушу.

Наконец, я, прихрамывая, подошел у нему. Совершенно белый, как только что выпавший снег, земной пони, с живыми, любознательными глазами.

— Эстъюд Дэйз, библиотекарь, — поздоровался он, протягивая мне копыто.

— Макс. Э… Политолог, — я стукнул по его копыту костяшками пальцев, изображая типичное приветствие этого мира, знаете ли, жать копыто копытом крайне сложно.

Библиотекарь еще смотрел вверх, прямо мне в глаза, выжидая. А потом, развернувшись, сказал:

— Макс, идите за мной.

Я послушался совета. Из тоннеля я вышел в маленькую комнату, ярко освещенную двумя факелами. И нее мы прошли в длинный коридор, типичный для средневековых замков? Длинные гобелены, множество картин и полотен, за которыми прятались полированные камни стен.

— Как вы сюда прошли? – не оборачиваясь, осведомился у меня Эстъюд Дэйз. А потом, видимо, ожидая от меня неверной мысли, дополнил. – Какая арка и какая мысль?

—  «Ребенок». Я… Я уверил себя, что мне нужно идти в «Зеркало», а потом, в последний момент, поскользнулся и упал в другой тоннель.

— Хороший ход. Но я видел на своем веку и лучше. Пройти в крыло Пондемониума Лойсо через Арочную комнату можно огромнейшим числом способов. Они ограничиваются только вашей фантазией.

— То есть, единого решения загадки, нет?

— А вы знаете сложные загадки с одним решением?

— Ну да, – мне вспомнился кубик Рубика. Когда-нибудь, возможно в старости, я его все-таки соберу.

— Значит, они недостаточно сложны.

— А что было бы, если я не имел хорошего решения?

— Тут от вас зависит, Макс. Вы бы либо остались в комнате, где бы вас нашли, возможно, уже мертвого, либо, в итоге, вошли под одну из табличек без какой-либо идеи, а значит, также погибли.

— То есть, варианта выжить не было?

— Ну, пока не случалось.

Какой длинный коридор.

— Мистер Дэйз, можно я задам вам вопрос?

— Макс, если вы сюда пришли, вы обязаны задать мне множество вопросов.

— Тогда, что бы со мной случилось, если бы я вошел в тоннели без плана?

— Вам мало того, что вы бы гарантированно умерли?

— Да.

— Чтож, это дело каждого. Извольте, сэр Макс. Но для начала, вы должны знать, что вся комната с арками – есть отлично спланированная иллюзия. Как таковой, ее не существует. Она в вашем воображении, не более. А значит, и наказание за неправильный выбор, а выбор неправилен только тогда, когда вы это признаете, потому что не можете себе найти достойной отговорки, будет сплошь вашей иллюзией.

Если вы войдете в Арку Мертвеца, то вас там встретит хорошо спланированная иллюзия вашего же трупа. Обещаю, вы бы умерли от страха, как бы пошло это не звучало.

Арка Глупца куда более иронична, о, поверьте мне! Вы будете долго идти, вы несколько раз проклянете тот день, когда решились найти крыло Пондемониума Лойсо, столько же раз возжелаете немедленной смерти, когда перед вами, наконец, всего в десяти шагах, появится дверь. И, кажется, вот и конец всем мучениям! Но не дойдя всего пары шагов, вы потеряете любое желание эту дверь открывать. Знаете, королевские биологи доказали, что левое полушарие мозга отвечает за все творчество пони. За его память, за его речь, у единорогов – за магию. И мы создаем в вашем мозгу иллюзию отключения этого полушария. И все! Вы становитесь просто мешком, пардон, картошки, который будет бесцельно лежать и мычать рядом со спасительной дверью! Это очень эффектно. Особенно если считать, что пару часов после отключения одной части мозга, вторая все еще работает очень хорошо. Она все еще пытается вас спасти, но что вы без памяти и речи! О, смотреть за «Глупцами» — это мое маленькое хобби. Жалко, их было не так много.

Меня начала бить дрожь. Мсье Дэйз любил свою работу

«Безумец» — о, как банально, вы просто сойдете с ума! И может даже, случалось, сможете выбраться из Лабиринта одной комнаты. Но кому вы будете такой нужны… Да и разумное существо мертво, когда мертв его разум. Без него вы просто зверь, животное.

«Старик» состарит вас.  «Ребенок» омолодит до такой степени, что вы не сможете даже встать на ноги

«Единорог», как уныло, всего лишь вырастит на вашем лбу рог, а потом накачает вас магией так, что вы умрете от передозировки.

«Зеркало» выведет вас, Макс, в абсолютно зеркальное помещение, где вы, опять же, сойдете с ума. А знаете почему? О, это занятно, потому что каждое ваше отражение станет доказывать вам, что вы не реальны, что вы – это отражение отражения!

«Книгочей» — что бывает с головой, в которую несколько минут вбивают все знания нашего грешного мира? Вы будто прочтете все книги сразу, вам понравится это ощущение, будто голова сейчас взорвется на миллионы маленьких осколков!

«Слабак» — на мой взгляд, самый скучный из вариантов. Вы просто вдруг теряете желание жить, садитесь к стенке, и медленно выплакиваете из себя жизнь, образно говоря.

Ну так что, Макс, вам стало легче? Потому что мы уже третий раз продлеваем этот иллюзорный коридор.

— Да, конечно, — Это тоже иллюзия? Черт, сейчас окажется, что все в этом мире – одна большая игра.

— Тогда добро пожаловать в библиотечное крыло Пондемониума Лойсо. Единственное в этом мире место, где вам, за небольшую плату, ответят на все вопросы.

Перед нами буквально выросла, как дерево в ускоренной съемке, дверь. Тихо скрипнул замок, и мы прошли в пресловутое крыло.

Если бы помещение, которое занимала библиотека, можно было измерить рулеткой, я бы поспорил, что оно было бы в пару раз больше Ватикана. Только Ватикан не полон книгами до такой степени!

Книги были повсюду, как и стеллажи с оными.  Кажется, это была самая информативная, но при этом и  бесполезная библиотека в мире. Найти что-то среди  такого количества книг возможным не представлялось.

— Макс, вы ведь сюда пришли не книжки читать, верно?

— Ну, я пришел за ответами. А их, я думаю, надо почерпнуть именно в книгах.

— Не в этих. Половина книг здесь еще не написана, причем худшая часть! В основном, какое-то туалетное чтиво, я предпочитаю не заходить дальше семьсот третьего ряда.

— Ну так что, мне спросить все у вас?

— Я не устраиваю вас, как собеседник, — поинтересовался Эстъюд.

— Напротив. Только если вы ответите на мои вопросы.

— За определенную плату.

— У меня мало денег.

— Вас должно было научить, что в иллюзиях деньги – это просто бумажки. Я могу ими завалиться, я могу создать пустыню, где замес-то песка будут хрустящие банкноты государства Зебрика! Мне не нужны деньги.

— А я точно смогу расплатиться?

— Вполне. И даже не жизнью, а куда более мелким достоянием. Только задавай вопросы так, чтобы я мог ответить как можно четче.

— Хорошо, мистер Дэйз, — я собрался с мыслями и выдал – Кто такой Пондемониум Лойсо, правда ли то, что написано в его книге, как его книга попала ко мне в руки?

— А тебя не интересует, Макс, что ты делаешь в чужом мире? Что ты делаешь у нас в гостях? Как ты сюда попал…

— Ни капли.

— Хорошо.

Эстъюд Дэйз взмахнул головой, пару раз прошелся вокруг меня и тихим, заунывным голосом, раскладывая по полочкам, начал:

— Пондемониум Лойсо, Макс, это величайшая загадка за пределами крыла библиотеки, носящей его имя. О нем, как и о крыле, не знает никто, даже сама принцесса Селестия. Потому молодая принцесса с сестрой, восходя на трон, получила в наследство от первозданного хаоса не только государство, но и величайшую его тайну. И эта тайна настолько, прости за повтор, тайна, что даже о ее существовании догадываются только избранные. Пондемониум отнюдь не был хорошим, но и не был плохим. Он был ровно таким, каким мог быть. А мог он быть всем и одновременно. Король иллюзий, который завел великого  халифа Нэссери вместе с многотысячным войском в никогда несуществующий оазис посреди пустыни. Гениальный маг, заставивший целый континент свято верить  в то , что тот никогда не должен сметь пускать на свои земли чужаков. Лойсо – самый великий страх, которого никто не боится, он написал тысячи книг, и никто не прочел и десятка оных, потому что они никогда не существовали! И не потому что он настолько страшен или настолько не приспособлен к существованию в сердцах пони, а просто потому что он правдив. Лойсо Правдивый – тот, кто никогда не должен был существовать, потому что мир, построенный на обмане, не может воспитать дитя Правды! А потому, Лойсо до сих пор скрывается в очевидном месте, ведая о правде только тем, кто до нее добрался. Ваш покорный слуга, — Эстъюд Дэйз, он же Пондемониум Лойсо, почтительно склонил передо мной гривастую голову. – То, что к тебе, Макс, попала эта книга – даже мне представляется странным. Но я не настолько велик, как можно подумать. Надо мной есть как минимум две силы, которые могут без проблем манипулировать мной. И если Селестия может, но обо мне не знает, то Дискорд – сам отец хаоса, вполне мог с тобой поиграть.

— Мне подкинули никогда не существующую книгу…

— Верно, Макс! И ты умудрился докопаться до правды, разгадать алгоритм Арочной комнаты, прийти сюда и задать вопросы! Моя похвала ничего не стоит, потому что меня нет, но я восхищен.

— То, что написано в книге, это правда? Я имею ввиду вы сами знаете какую главу.

— Да. Совершенная правда, правда незначительно приукрашенная. Ты должен понимать, что поднимать каждый день Солнце – это непосильная ноша. Представь себе, сколько энергии нужно потратить, чтобы сдвинуть с места светило дня! Это тебе не луна, которую можно хоть в бараний рог скрутить, это само ее величество Солнце! Всей мировой магии не хватит, что бы передвинуть Солнце хотя бы на пару метров, а тут – такие силы! Откуда? Энергия в мире постоянна, она не приходит из ниоткуда, и также не уходит в никуда.

Принцесса добра и обаятельна, по крайней мере, в свете. Я не знаю, что творится в ее прекрасной, светлой душе. Скорее всего, ее мучают угрызения совести за все, что она сделала в своей долгой жизни. «Лес одной секвойи» потому и произвел на тебя такое впечатление – ты не мог поверить в то, что в таком ярком и по-детски приятном мире смог найти настоящий концлагерь! И да, то что там происходит, действительно ужасно. У пони действительно забирают кьютимарки. И ты не поверишь, как это страшно. Одно дело, когда жеребенок получает к себе на зад символ. Что он испытывает? Радость, изумление, восторг. А что чувствует умудренный годами старик, когда из него магией вытравляют единственное, что он умеет делать хорошо! Это горе! Это отчаяние! Такие тяжелые эмоции, которые могут аккумулироваться магию, подпитывать Принцессу и каждый день поднимать солнце. Ты проснулся, в окно светит приветливое солнышко. Ты улыбаешься. И ради того, чтобы весь белый свет улыбнулся, стоит помучить одного пони.

Я уже сказал: Принцесса далеко не зверь. Она не может иначе, но это не значит, что она не старается что-то исправить. Именно поэтому в «Лес одной секвойи» свозят только отъявленных преступников. Тех, кто вполне заслужил такой участи, а главное, сможет искупить свою вину.

Я умер. Просто умер от такого монолога. «Стоит ли счастье всего человечества слезинки ребенка?» И если стоит, то сколько карапузов мне обидеть ради счастья для всех и даром, и чтобы никто не ушел обиженным?

— А можно что-то изменить? Даже преступники не заслужили такого обращения.

— Можно. Но только тогда ты привыкай жить с постоянной ночью или постоянным днем. Через пару тысяч лет, все в этом мире адаптируется. Если потомки оного не погибнут раньше.

— И Принцесса Селестия знает…

— И сожалеет. Я не хороший и не плохой, я просто есть. И я просто говорю правду: в Селестии есть откровенно странные черты, но никак не черты любителя смотреть на чужие муки. Вот бывший хозяин всего сущего, который и заставил Солнце быть вечной ношей, был эдаким гурманов в этих вопросах. А принцессам досталось плохое наследство, вместе с Эквестрией.

Я отвернулся к единственной двери, пристроившейся между стеллажами, и уже намеревался уйти.

— А ты не хочешь спросить, как тебе вернуться домой?

— На поезде до Понивиля, а там я сам найду дорогу.

— Ты не понял меня. Я имею ввиду твой мир.

— Я понял вас, мистер Лойсо.  Но я все равно променяю свой мир на уютный домик в Понивиле. Вы не против?

— Я — нет. А вот уговор наш против.

— Какой еще уговор?

— каждый, кто попадает в мою библиотеку, подписывает негласный договор. Подписывает не кровью и не чернилами, но своими действиями. Ты либо погибнешь в лабиринте своих мыслей, либо получишь ответ на все желаемые вопросы. О жизни. О Вселенной. О всем остальном. Но я исполняю не только функцию рассказчика, но и весов. Я должен уравновесить твою жизнь. Просветляясь, ты не должен забывать, что все в мире должно быть равноценно. За всю эру своего существования в образе Эстъюда Дэйза, я принял всего троих пони и одного тебя. И ни один из них не умер. Смерть – это слишком радикально. Поэтому все, что я делаю, это отбираю не у вас что-то, а вас у кого-то. Иными словами, меня вашу социализацию на корню. Совершенно разными способами. Ты точно задал все свои вопросы?

— Да, — осевшим голосом сказал я. – И что же меня ждет?

— Обычная процедура. Макс, я повторюсь, я не злой. Я честный и правдивый. И делаю все правильно, таково мое проклятие. Потому я дам тебе день на то, чтобы попрощаться со всеми своими друзьями. Тебя ждет долгое путешествие, а их – разочарование в тебе. Недолгое, но колющее. Они все еще будут тебя помнить, будут вспоминать, возможно, даже с нежностью и улыбками, но Макс, каким они тебя помнят, уйдет. Через пару лет, а может раньше, ты вернешься обратно. И они встретят тебя, как старого друга, а ты расскажешь им чудесные истории о своем путешествии. Но это время не пройдет даром. Ты изменишься, не сомневайся. Ты уверен, что тебе пора?

Я молча кивнул.

— Хорошо. Сейчас все надломится, прошу, со временем, забудь этот момент, и не держи на меня зла.

Первым делом, исчезли множества книг, потом шкафы рассыпались прахом, вокруг меня завертелся вихрь, но и он скоро исчез. И вот нет библиотечного крыла Пондемониума Лойсо. Только помещение с голыми каменными стенами, квадратное окошко с решеткой, и нелепый коврик у двери.

Дверь была открыта настежь, и на меня с ужасом смотрел Гвардеец темной масти, одетый полностью по парадному. У него дрожала нижняя губа, одно копыто нервно отстукивало чечетку, а я смотрел то на него, то на нож в моей руке, с которого стекала густая темно-красная жидкость, то на тело Эстъюда Дэйза, лежавшего без движения рядом.

— Парень, это все иллюзия, — дрожащим голосом попытался исправить положение я, я сжимал нож сильнее, будто пытаясь доказать, что он не материален, но это у меня не выходило. Пондемониум Лойсо был мастер иллюзий.

Гвардеец был молодым. В кино такое называется «первый день службы» и почему-то стойко ассоциируется с «Один день до пенсии». Бедняга нервничал так, что, кажется, через пару мгновений побежит за подмогой.

Нет – никакой подмоги, у парня поехала крыша. Он сорвался с местом, надеясь как можно сильнее, наверное, ударить меня своей крепкой головой под дых, но, вбегая в комнату, он вдруг оказался на этом нелепом коврике. Коврик, по загадочному стечению обстоятельств (ну или из-за просто гениальной постановки) повернулся на девяносто градусов, и бедняга пони, не успев затормозить, врезался головой в каменную стену. Раздался треск, в помещении прибавилось еще одно лежащее тело.

— Не беспокойся, Макс, — невозмутимо сказал Дэйз-Лойсо, лежа в пятне своей собственной крови. В его голосе не было слышно никакой агонии, никакого сожаления. – У тебя есть день на прощание с прошлой жизнью. Иди.

Нож в моей руке исчез, я на ватных ногах, поддавшись чужой воле, вышел. Сзади захлопнулась дверь.

Несколько минут я стоял, как полено, совершенно не думая, не анализируя. Все, что произошло, казалось мне каким-то сном, чокнутой историей, рассказанной подвыпившими друзьями. И это было страшно.

— Макс, вот ты где! – из ступора меня вывела Пинки, приземлившаяся мне на ногу. – Мы тебя ищем! Куда ты делся! По замку гулял, да? Да, красивый замок! Вообще классный, будь я принцессой, я бы тут жила, представляешь! Жила бы, правда жила!

— Я верю, — безучастно промолвил я.

— Пойдем к столу, Макс! Пошли-пошли-пошли!

— Пошли.

«У тебя есть день на прощание с прошлой жизнью»

«Иди».

Глава Десятая

Прощание и скамейки

Глава 10

Лойсо правдив и прав. Он никогда не бросается словами, хотя я так бы хотел, чтобы это все было просто моим не лучшим сном.

Я давил лыбу на сомнительном приеме, пытался любезничать с принцессой Селестией, хотя меня уже бросало в дрожь от ее лика. Только сейчас я заметил, что у нее в глазах есть глубокая печаль. Печаль за тех пони, которые никогда уже не увидят поднявшееся Солнце.

Отправляясь на поезде домой, я испытывал совершенно смешанные чувства. Мне было приятно с каждым мигом отдаляться от замка, будто я быстрыми шагами убегаю от проблем, которые меня не могли догнать в силу своей неспортивности.

При этом, нет добра без худа. Время шло, и мои сомнительные двадцать четыре часа начали медленно, но верно, выпадать.

Локомотив тянул нас всех домой, обволакивая углы вагона белесым паром, будто вьюга. Надеюсь, там, куда я отправлюсь, по заверению моей «жертвы», есть поезда.

Пинки весело щебетала, носилась, снося на своем пути особо медлительных пассажиров, с восторгом описывала мне и присутствующим , как сильно ей понравилось на Галопинг Гала, что это лучший день в году, что она с нетерпением ждет нового приема у принцессы, что Селестия такая милая, а я так хорошо играю на гитаре…

Странное ощущение, когда тебя тошнит от хороших эмоций. Я не стал дожидаться, пока Пинки перейдет от описания приема в целом к частностям, по типу прекрасных костюмов Рэрити, и благоразумно вышел из вагона в сторону хвоста поезда.

Ветер дул, будто за поездом гналась стая диких вентиляторов,  спички гасли, не позволяя мне закурить найденную в подкладке пальто сигарету. Странное дело: обычно я радуюсь таким мелочам, когда вроде бы сигарет нет, и тут, появляется последняя, в месте, которое для нее вовсе не приспособлено. Но сейчас это воспринялось как должное, я невозмутимо пытался закурить.

Давай. Ну пожалуйста!

В итоге пятиминутной борьбы,  на рельсы полетела сломанная в двух местах сигарета, коробок дорогих спичек и, до кучи, еще и мое шаткое спокойствие. Я безнадежно рухнул на перила , издавая звуки, отдаленно похожие на стоны.

«Ненавижу».

«За что?»

«Заткнись».

«Аргумент».

Когда стоишь, обдуваемый всеми ветрами, когда голова полна мыслей, которые одновременно советуют поиграть в суицид и бежать куда-то далеко, где тебя не найдут, в голове просыпается дополнительный голос, своеобразная плохо проработанная Тульпа, которая  пытается учить тебя жизни.

Если у меня есть Тульпа, то я ее ненавижу. У нас это взаимное.

Вот так, у меня в жизни намечаются (да что намечаются – уже наметились!) глобальные проблемы, которые угрожают мне переменой мест, друзей, возможно, меня самого. Интересно, сколько Максов сейчас в моей голове? И сколько из них желают моей смерти?

Ужас, если покопаться у себя в голове, можно найти столько откровенного трэша.  Хватит на десяток фильмов Светланы Басковой.

А тем временем, поезд, чихая паром, встал у станции Понивиля.

*

Как я ни старался, отвязаться от чаепития у Твайлайт мне не удалось.

Поймите меня правильно, Твай, хоть и была достаточно прилипчивой, все время моего пребывания в Понивиле, была для меня просто эталоном. Она была чрезвычайно начитанная,  мне не снилось такое количество книг даже в кошмарах. При этом она умудрялась читать не популярную литературу, как я, забитый студент, а действительно классику, и не только художественную, но и научную. Я, к примеру, за всю свою жизнь, только одну техническую книгу прочитал. И та «Азбука домашнего терроризма».

Так что я безмерно уважал Твайлайт Спаркл. За ее умение и желание учиться, которого мне всегда не хватало, за ее перфекционизм, за идеализированность ее планов. Вот, к примеру, я. Что у меня было в жизни, кроме учебы в полноги и друзей, которым я уделял внимания больше, чем семье?

А были ли они мне друзьями?

Я пропал уже много месяцев назад, интересно, искали ли меня.

И почему я раньше не задавался этим вопросом? Может, потому что  мне тут было так хорошо…

Твай что-то говорила. О, она много говорила. Иногда по делу, иногда, чтобы скрыть неловкость, которой накачивается атмосфера. Иногда мне очень интересно, если бы эта единорожка попала в мой мир, смогла бы она стать политиком? Невзирая на то, что она другая. Не хуже или лучше, но Другая.

Другая.

— Знаешь, Макс, ты очень понравился Принцессе, — Твай просто искрилась восхищением. – Она слышала, как ты пел. И она говорит, что ты действительно одаренный. Думаю, она еще не раз пригласит тебя к себе, чтобы ты мог спеть ей что-то еще.

Я поставил на журнальный столик свою кружку. Завтра на ее месте будет подсохший ореол от чая, за который Твай меня прибьет.

— Слушай, а ты никогда не думала, что Принцесса… Ну, она ведь не идеальна.

Наверное, это заявление прозвучало, как гром среди ясного неба. Потому что Твайлайт так и замерла, как восковая статуя из музея мадам Тюссо.

— Как это?

— Ну, идеала в мире не существует. Ведь мир же должен к чему-то стремиться, верно?

— Верно. Должен. Но Принцесса от этого менее идеальной не становится.

Это безнадежно. Твай обожает свою наставницу больше, чем кого-либо. И было бы преступлением против самой природы пони, рассказать ей о том, что Селестия имеет свои скелеты в платяном шкафу.

А я правда хотел поделиться с ней этой страшной тайной. Глупый. Идиот. Дурак. Неужели правда стоит того, чтобы огорчить Твай? Разрушить ее хрустальный мирок. Мирок, в котором все такое правильное и логичное.

На меня накатила волна ни с чем не сравнимого горя. Я перестал отвечать на ее каверзные вопросы, вызванные мои богохульным замечанием. И, для порядка посидев еще полчаса, я откланялся.  Дома меня ждало забытье в кровати, возможно, это  последний случай в жизни, когда я могу выспаться.

*

Могу выспаться, не значит, что высплюсь.

Ночь прошла в страданиях, от которых я временами начинал грызть подушку. Это плохо. У меня в жизни через пару мгновений произойдет самый страшный перелом, и только Всевышний знает, что мне сулит сегодняшний день.

А есть ли Всевышний?

И есть ли ему до меня дело?

Нет, бога нет. Если бы он был, он бы не был такой бесчувственной скотиной. Уж он бы точно смог поднять Солнце без жертв!

«Тик-так, тик-так,» — отвечают моим внутренним разборкам настенные часы – «Тик-так, время идет»

«И Ривер ждет тюрьма».

А утро не принесло ничего, кроме ухудшения ситуации на корню.

В мой дом ворвался Спайк. Невыспавшийся, злой, со стеклянными, как у игрушки, глазами.

— Макс! Макс! МАКС! Это как понимать! – кричал он, размахивая перед моим носом (хотя еле дотягивал мне до колен, но что поделаешь: речь допускает такие вот смешные казусы) мятым пергаментом. – Ты что сделал! Ты! Да как ты!..

Я, не дожидаясь конца хорошо отрепетированной бравады, вырвал у дракончика из рук письмо, а его самого, молча, пинками выгнал на улицу и закрыл тяжелую дверь. Лязгнул замками.

В висках стучала кровь.

Пока я дошел до письменного стола, я еще больше скомкал письмо. Я отлично знал, что там написано. И меня это чрезвычайно пугало.

Письмо, пришедшее через Спайка, было адресовано мне. На нем ровным убористым почерком стоял мой адрес, мое имя и узкая печать «лично в копыта».

Да, конечно, лично в копыта. Судя по измятости письма, Твай и Спайк уже прочитали все, что думают обо мне власти Эквестрии..

Правда, я не мог понять, почему в дом вошел Спайк, а не какой-нибудь карательный отряд Гвардии.

«Макс,

Сегодня утром, в одном из помещений дворца, был обнаружен ранее пропавший охранник. Без сознания. И тело хранителя Библиотеки Принцессы. Он прослужил при дворе почти пятнадцать лет, и то, что он оказался убит – невосполнимая утрата. Но я не стал бы тебе об этом писать, если бы не то, что рассказал нам охранник Дворца.

Он видел, как ты убивал мистера Дэйза, и это чудовищно. Макс, как ты мог! За время нашего недолго знакомства, ты всегда казался мне уравновешенной личностью! Возможно, твое поведение иногда было несколько экзотично, но оно не выходило за рамки наших норм. Скажи мне, в твоем мире убивать – это норма?

Я взбешен. Я просто не знаю, что я сделаю с тобой. А я до тебя обязательно доберусь. Возможно, ты не знал, но в этом мире за убийство тебя обязательно убьют самого. Если повезет, я сам приму участие в твоей казни. Мне глубоко противно это писать, но иного выбора просто нет.

Мы были друзьями очень и очень недолго. Но ты успел себя зарекомендовать, как хороший друг. Как хороший товарищ. И мне странно было слышать о том, что гость королевского приема, тот, кто выступал перед Принцессой и гостями, мог убить! Убить зверски! Это величайший в моей жизни раскол: одна часть меня желает добраться до тебя и лично вздернуть тебя, увидеть тебя, качающегося в петле. Но другая часть меня откровенно сожалеет. Она не верит, что ты способен на такое, она очень хочет, чтобы ты оказался невиновен. Это противоречит всем доказательствам, но таково веление сердца.

Мне трудно прийти к компромиссу. Но я постарался.

Макс, сегодня вечером, к тебе в дом постучится команда из «Леса одной секвойи». Ты был там, ты отлично знаешь, что там делают с преступниками. Я не знаю, что там будут делать с тобой. Но я не хочу тебе такой участи. Я обязан сопроводить этих двоих, чтобы помочь, в случае чего, тебя арестовать. Поэтому я предупреждаю: будет лучше, если ты, к моменту, когда в твою дверь постучатся, будешь уже далеко.

Шайнинг Армор.»

 

Меня будто ударили тяжелой шпалой по голове, в глазах потемнело, руки затряслись, и выронили пресловутое письмо.

Я убийца.

Для всех я убийца. Маргинал, ничто, абсолютный ноль в обществе.

Изгой. Как это больно осознавать.

Я благодарен Шайнингу за информацию. Именно поэтому я должен ему лично рассказать, что я не убийца. Я невиновный человек, который просто хотел докопаться до правды.

Я не виноват, что выкопал не только правду, но и  чью-то смрадную могилу.

Надо спешить.

Я оставил в доме все: документы, одежду, хозяйство, которым оброс за эти месяцы. С собой я взял только  свое пальто, пару сменного белья, старую заштопанную куртку. Шляпу. И деньги, все свои накопления. Такой нехитрый скарб уместился в маленькую сумку, которую мне подарили после приезда из Эпплузы. Это очень печально, когда твоя жизнь умещается в сумку, да еще остается место.

Дом я не закрывал, ключи положил под коврик. Господам из Гвардии – добро пожаловать. Берите все, что плохо лежит.

В городе еще ничего не знали. Скуталу, встретив меня у фонтана, радостно заявила, что она на полпути к получению своей кьютимарки.  Я ее дружелюбно поздравил.

Моя дорога вела меня к дому Твайлайт.

Я не успел еще даже постучаться в дверь, как она открылась, мой кулак ударился о пустоту, и неведомая сила втащила меня в библиотеку. Сзади, со скрипом, закрылся выход.

У Твай на глазах были слезы, большие, как бусины. Меня прям разрывало от ненависти к самому себе. Это было что-то ужасное, как мне хотелось в этот момент провалиться сквозь пол и оказаться в котле, полном кипящего масла.

— Как ты мог, — пролепетала она. – Это так ужасно…

— Я ничего не делал! Это не я! Твай! Я! Ничего! Не делал! Я жертва обстоятельств, у меня бы рука не поднялась!

Нет, она отрицательно замотала головкой, отказываясь меня слушать. Наверное, верить в то, что я распоследняя сволочь, было куда проще, чем рушить устоявшиеся нормы.

— Докажи! – сорвалась она. Никогда не думал, что она может становиться такой.  Злой, рассерженной, готовой рвать и метать.

На этот раз пришло время мне, закрыв глаза, отрицательно кивать головой:

— Ты мне не поверишь, Твай. И никто мне не поверит. По крайней мере, сейчас. Вам всем нужно время. И мне оно тоже не повредит.

— Тогда уходи! Уходи из города, беги из страны! Немедленно! И покинь мой дом!

— Я обязательно исчезну. Возможно на месяц, а возможно на год. Это предопределено. Но Твай, не сейчас. Позволь мне остаться у тебя в доме до вечера. Все, что мне нужно, это время.

Повис неловкий момент тишины.

— Я позволяю тебе остаться тут до вечера, Макс, — вздохнула Твай и отвернулась от меня. – Но при условии, что после этого ты навсегда исчезнешь из нашей жизни.

Внутри меня взорвался огромный часовой механизм, я отлично знал, что услышу эти слова. Но от этого не стало легче.

Первым делом, я послал Спайка в магазин – купить нужные мне вещи. Кажется, мне придется выдержать небольшой бой.

*

Если чему меня и научил российский кинематограф – так это делать самострелы. Спасибо Даниле Багрову.

Спайк довольно быстро принес все ингредиенты: недлинную железную трубу, ножовку, пять хлопушек, на подобие тех, которыми я пользовался один раз на выступлении. Па кет соли я нашел сам.

Делать такие вот опасные игрушки умели многие пацаны у нас во дворе. Один раз, мой сосед Вовка даже сбил из такого пистоля ворону, чему мы, жестокие слюнтяи, все аплодировали.

Я не стану убивать. Я не хочу убивать. Мне хватит того, что меня уже считают убийцей.

Ближе к вечеру, Твайлайт ушла. Видимо, ей было неприятно находиться со мной в одном доме, когда солнце уже уходит за горизонт. Я не стану ее винить. Спайк тоже благополучно исчез.

В очередной раз, оставшись наедине с собой, я чуть не взвыл от ужаса. Черт возьми, куда я вляпался! И самое главное, что я собираюсь вляпаться еще чуть-чуть. Но это стоит того, я обязан сообщить Брейберну всю правду. Он должен знать. Он расскажет Твай, она ему поверит, он ей дороже всех на свете. А Твайлайт расскажет Эпплджек, Флаттершай, Рэрити. И тогда я смогу позволить  жить  себе спокойно.

Из окна на верхушке дерева я отлично видел свой прежний дом. Вон он – единственное темное строение, вокруг все светится огоньками. Пони не ложатся спать рано, они, хоть и ушли все с улиц, продолжают бодрствовать. Это их ежедневная особенность.

Так что я быстро заметил, как к моему дому приближаются двое.

Именно, что двое. Где Брейберн? Неужели, он решил не участвовать?

Может, он справедливо просчитал, что я могу попытаться убить и его?

Двое моих конвоиров в моем же доме пробыли не долго. Они вошли в него, ничего не заметили, и вышли обратно, несколько обескураженные.

А я так надеялся, что Брейберн явится повидаться с сестрой. Что я смогу его перехватить и все рассказать.

Почему мои планы рушатся, даже толком не дождавшись укрепления?

Я прижался разгоряченным лбом к стеклу, сжимая в одной руке плохо слаженный самострел. Над городом скапливались тучи.

Будет дождь.

Эти двое были далеко не самыми умными в мире. Вот, что-то пошло не так. И все, потеря смысла жизни. Я даже отсюда видел их мельтешение.

Кап-кап. По стеклу ударили маленькие упругие капли. Еще минута, и дождь зарядил вовсю.

Двое заметили это, а потом решили действовать. План «Б» в исполнении властей всегда казался мне сказкой…

Неудивительно, что они направились к библиотеке – у них наверняка есть вся информация обо мне. Какая только возможна: где я живу, с кем я общаюсь, у кого я бываю в гостях.

Сердце вдарило в груди какой-то сумасшедший блюз. Я отлип от стекла, и, медленно, на цыпочках, придвинулся к лестнице. В военном деле архитектор, конечно, не смыслил, но стеллаж с книгами выставил чрезвычайно удачно, так, что меня будет не видно со стороны входа.

В дверь настойчиво постучали. В такт ответила моя сердечная мышца.

Черт возьми, как я хочу, чтобы все вернулось на круги своя.

«Открыто, ребята… Заходите» — я потянул из кармана маленькое огниво.

Дверь тихо открылась. Топот копыт, размеренный.

Хоть бы пронесло. Хоть бы пронесло.

— Мисс Спаркл. Вы дома? – хорошо поставленным баритоном, спросил один из моих конвоиров.

Я держал паузу. Так не хочется падать вот так: головой и в омут.

— Мисс Спаркл!

Я закрыл глаза.

В Омут. С головой. И будь что будет.

Я дрожащей рукой чиркнул огнивом, запалил фитилек от хлопушки. Комнату, тихую, огласило шипение.

Пока горит фитиль…

Я развернулся, и вышел из-за стеллажа. Два Гвардейца, белой масти. И черной.

В два шага добираюсь до них, они даже не успевают что-то сказать. Белому даю ботинком под челюсть, а второго, уже готовящегося меня обезвредить, направляю самопал.

Фитиль поджигает порох…

БАХ!

Ярчайшая вспышка, будто антивещество столкнулось с нашей материей. И грохот, от которого закладывает уши. Я даже не слышу, как кричит мой неудавшийся «гражданин начальник», хотя я уверен, что ему сейчас больно. Не думаю, что небольшой заряд соли может его убить, но обезвредит – точно.

Добегая до двери, я выбрасываю более ненужную игрушку. И шагаю под дождь.

Тут мокро, так мокро, что не спасает крона этого огромного дерева.

Бежать.

И я бегу. Бежать, как можно дальше. Куда глядят мои слабые глаза.

Я выбегаю в центр города, где бьет фонтан. Пробегая мимо моей счастливой скамейки, я замечаю яркую фиолетовую молнию, и еле успеваю от нее увернуться. Бесноватая энергия разносит мою счастливую скамейку вдребезги.

Бежать.

Бежать быстро, как бегут те, кому еще есть, что терять.

Но куда? Есть ли место, где я могу укрыться?

Еще одна молния проносится рядом со мной, и с визгом входит в землю.

Шайнинг далеко не дурак, я смотрю.

Лавируя между домами, я ухожу в дальнюю часть города.

Сцена. Тут я пел. Тут я пел и играл на гитаре…

Я поднимаюсь на сцену, пытаясь скрыться от очередной молнии. Я даже не вижу Армора, хотя отлично знаю, что это он.

Я, в отчаянии, выбиваю рукой стекло на противопожарном щитке, где покоится большой, по меркам местных жителей, топор. Я не знаю, зачем он мне – не бить же им Армора? Но кто знает.

Я ухожу за кулисы.

Тут ничего не меняется. Вроде бы, я был тут давно, а вот, кажется, мои следы на полу. Длинные, специфичные, не от мира сего.

Наблюдая за своими, кажется, следами, я становлюсь жертвой.

В один момент, ни с того, ни с сего, мои ноги становятся непослушными, я встаю на месте, как болванчик, одним плечом больно вонзаясь в крюк, сделанный  на стене для поддержания противовесов. Противовесы висят надо мной, по всей площади закулисья, огромные мешки с песком, которые держат на себе всю магию театра.

И вот, я стою у стены, с топором в руке, совершенно лишенный возможности двигаться. Мои глаза открыты настолько широко, что у меня уже идут слезы.

Взгляд – это действительно что-то странное. Флаттершай, которая за всю свою жизнь не обидела даже мухи, своим Взглядом вынуждает меня просто впадать в панику.

Я горжусь ею. Быть такой застенчивой, но при этом такой смелой. И очень жаль, что это не к месту.

— Флаттершай, — запутавшимся языком еле произношу я. — Отпусти меня. Сейчас же.

Она продолжает на меня смотреть. Кажется, я до конца жизни не забуду этих огромных бирюзовых глаз, которые доводили меня до панического страха.  Хотя, я и сам вижу на ее глазах слезы

Мне ее очень жалко, Флаттершай всегда казалась мне тихоней, и это всех устраивало. Но сейчас, в ней проснулась смелая натура, которая не могла допустить того, чтобы убийца безнаказанно удрал. Получается, она переступает себя. Ради всех. Как же это было бы мило и трогательно, если бы не было так для меня опасно.

— Флаттершай, немедленно отпусти меня! Иначе тебе самой будет хуже.

Я отлично понимаю, что веду себя, как скотина, угрожая ей. Но поделать ничего с собой не могу, такова моя роль в это пьесе, выражаясь театральным языком. Я в панике ищу способ выбраться из цепких лап ее Взгляда. Не петух я, чтобы быть послушным зверьем!

Ну где же ты, мой рояль в кустах, который поможет мне спастись!

О, а вот и рояль. Периферическим зрением вижу, как над головой Флаттершай медленно качается мешок с песком.

— Я все еще прошу по-хорошему. Отпусти меня, я не хочу причинять тебе вред! – я уже срываюсь на крик.

Никогда не смотрите на то, как плачет Флаттершай. Это горько, это несравнимо ни с чем. Я стал причиной ее слез, и мне честно хотелось оттяпать себе этим топором руку или еще что-нибудь, только чтобы она меня простила.

— Я не виноват.

Не помогает.

Мне нужно собраться с силами. Одно дело, выстрелить в морду неизвестного мне солдата, который за это деньги получает, и совсем другое – устранить на своем пути своего друга. Ну почему не Твайлайт, не Эпплджек, а именно Флаттершай! Это что, такой ироничный способ показать всему миру и мне заодно, что я паршивая тварь, а, Лойсо? Ну спасибо!

Я два раза глубоко вдыхаю, чтобы немного унять стук в груди. Кажется, я буду жалеть о последующем всю свою жизнь.

Я строю на лице самую страшную гримасу, которую только смог придумать. И громко, резко, прокуренным голосом:

— БУ!

Флаттершай тоже живая и она тоже бывает на пределе. Она дергается, отводит глаза, и вскрикивает. А я, размахнувшись, бью по канату, висящему справа от меня. Тому канату, который держит противовесы.

Топор разрубает сотни маленьких ниточек, из которых состоит веревка, и все противовесы, которые держат занавес, одновременно падают. Один из них приземляется на спину Флаттершай. Я закрываю глаза.

Пыльный занавес падает на сцену, поднимая небольшую песчаную бурю. Открывая глаза, я вижу Флаттершай, которая лежит без сознания. Сердце в очередной раз за день бьется о желудок.

Какая же я все-таки сволочь…

Быстро щупаю пульс. Кажется, есть, но я не ветеринар – это ему ближе знание, где пульс у пони. Но я уверен, что с Флаттершай будет все хорошо. Пригладив  ее челку, выбившуюся при падении, я кладу рядом конверт с письмом.

Мне пора уходить, и это очень и очень плохо. Сколько еще песен я мог спеть на этой сцене? А сколько чаепитий с Твайлайт я мог проспать? О, вся жизнь пошла коту под хвост.

Топор я выбрасываю в кусты, когда спускают на землю. Мне противно держать его в руках.

В очередной раз, я бегу. Под ногами сменяется почва, шорох песка сменяется лежалой листвой, и только тогда я останавливаюсь.

Город остается далеко позади. Я в глубоком лесу, и, кажется, я тут уже был. Вон висит на сучке мой фонарь, который я оставил тут, когда в нем закончилось масло. Много месяцев назад.

Скоро я выйду на дорогу, связывающую Кантерлот с дальними рубежами Эквестрии. И там – будь, что будет.

Прости, Твай. Простите, остальные. Кажется, у Макса в ближайшее время не будет возможности научить  вас хоть чему-то путному

*

 

Твайлайт Спаркл и Флаттершай пьют чай. С медом. Флаттершай немного помята, но в общем, здорова. Только гипс на крыле напоминает о том, что этой ночью ей пришлось несладко.

Обе поняши подавлены. То, что произошло, стало любимой сплетней в Эквестрии. Макс сбежал громко, со вкусом, громко хлопая залпами хлопушек и поднимая столбы пыли, выбивая стекла и руша скамейки. Раненый Гвардеец лежал в госпитале, у него из многочисленных царапин на лице удаляли мельчайшие частички соли.

Больше всего Твайлайт было жалко Пинки. Она привязалась к Максу, он оказался для нее чем-то новым, экзотичным, и она с радостью записала его к себе в лучшие друзья. Теперь, она  нескоро забудет этого странного человека.

На столе, кроме двух чашек чая и чайничка с заваркой, лежит мокрое от дождя письмо и конверт. Два тетрадных листа, исписанных почерком Макса, мелким и не очень аккуратным.

В своем послании Макс перед всеми извиняется. И слезно просит прощения. Он написал о том, что увидел в таинственном Объекте близ Эпплузы. Он подробно описал свою встречу с Пондемониумом Лойсо, о том, что книга, которую ему подбросили – всего лишь идеальная иллюзия. И правда, при обыске дома Макса, никакой книги обнаружено не было. Он написал, что никого не убивал…

— Ты думаешь, это правда? – Твайлайт не верит написанному. Ведь это не книга. Тут можно врать.

— Да, я верю, – самодостаточно говорит Флаттершай. – И я его ни капли не виню.

— Ты? Но он…

— Он был слишком хорошим, пока жил в Понивиле. Слишком. Такие хорошие существа, будь это пони или люди, не могут быть такими плохими…

Эпилог

Эпилог:

Стук в дверь.

— Войдите.

Топот копыт по деревянному полу.

— Мисс Спаркл?

— Да, что вам угодно?

— У меня для вас послание. Из Нортляндии.

Неизвестный пони водружает на стол толстую тетрадь

Комментарии к пройденному

Место, куда можно сложить все воспоминания — фэйлы, вины, возможно, что-то среднее

Никус 06.04.2012

Ждем продолжения!

Хронет 06.04.2012

Not bad!

Ответ автора: Я понял, куда вы клоните... Но нет :) Сэр Макс из Ехо никак не связан с моим фиком. Просто так получилось, что меня зовут Макс самого...

WAT 07.04.2012

Дайте угадаю, ГГ будет работать детективом в Кантерлотском Бюро Расследования Магических Преступлений? А потом будет доставать из-под подушки сигареты? Кофе? Обедать в кафе Твайлайтова Дюжина? А потом вместе с Шестёркой они будут смотреть Тома и Джерри? А может даже человека, бреющегося на бегу? Ладно. Короче 10/10, и даже 11/10, за намёки на одно из моих любимых произведений.

Ответ автора: Ответ автора: Я понял, куда вы клоните... Но нет :) Сэр Макс из Ехо никак не связан с моим фиком. Просто так получилось, что меня зовут Макс самого...

botbam1 07.04.2012

10/10. понравилось, хочу ещё. автор, когда планируешь продолжение залить?

Ответ автора: воскресенье, я думаю

WAT 08.04.2012

Интригуешь, гадёныш. Отличная глава. Алсо. Зачем ты разделил Джуффина на семейную пару? Это маскировка такая, да? 
И да. Мыс Эпплджек, это он к какому океану обращен? Не слышал что-то (ошибку пофикси).

Ответ автора: За опечатки прошу простить. Дело в том, что у меня нет сейчас компьютера стационарного. Друг одолжил нетбук, а там седьмая винда — офис не установлен. Приходится в блокноте писать. Я что могу — то нахожу, а что нет. Так и остается Прошу простить — буду аккуратнее

botbam1 09.04.2012

ээмм... бета-читатель не нужен? бывают очепятки. если заинтересован, свяжись со мной. либо тут, либо через форум.

Ответ автора: Очень нужен

Erin 09.04.2012

Мило, хотя читаю уже четвертую главу без особого интереса... ну, попал человек в Эквестрию, ну и... что, собственно? Про жизнь я и сама могу написать, да и писать не надо, вылетишь на улицу — вот тебе и жизнь...

Ответ автора: Не стану себя оправдывать, но я никак не знаю, как подабраться к последующему сюжету. Планировалось, что после небольшой вставки, глав.герой уже должен бороздить моря рядом с Эквестрией и гонять сепаратистов. Но как-то затянуло. Прошу простить

luten1323 09.04.2012

Мне нравится!

xvc23847 09.04.2012

сюжет спокоен, как река... пока.
а хорошо, знаете ли! этакий "slice of life" по-эквестрийски.
мне в своё время "Поездка в Йокогаму..." (знающий поймёт)понравилась, так что и от этой вещи — исключительно положительные эмоции.
хотя ашибок, конечно, не одна и не две... но эт ерунда, честно говоря.
ждём-с продолжение!

botbam1 10.04.2012

автор, напиши мне в личку на форуме свои мсн или скайп, ник у меня там такой же....

XvoyakerX 11.04.2012

Очень интересный рассказ получается. Я ещё ничего не читал в таком духе (а читал я много). Буду ждать продолжения.

И да — много простых ошибок в тексте (пропущенная буква или другая например) но это не особо важно ;) 10/10 =)

Ответ автора: Прошу еще раз простить за ошибки. Дело в том, что недавно у меня сломался стационарный компьютер. Друг одолжил на время свой нетбук, но знаете — после нормальной клавиатуры, этой пользоваться очень сложно — пальцы то промахиваются мимо кнопки, то нажимают сразу две-три. При этом, на нетбуке стоит седьмая винда — то есть Офиса на ней нет. Все пишу в Вордпаде. А там, знаете ли, нет подчеркивания ошибок. И если самые очевидные я после написания еще найду, то некоторые просто проскакивают мимо

alrix 11.04.2012

троль в эквестрии)))
улыбнуло

LIZARMEN 12.04.2012

Чуть позже, уже ближеф.
расширяющиеся ближе к копыто
меня очень обрадовалою
Автор, угадай в каких словах тут ошибка?

Ответ автора: Да, это в моем стиле. Я вообще, оказывается, большой любитель нелепых ошибок

LIZARMEN 12.04.2012

Раз игрет — значит может, и это поправь!

Ответ автора: Давайте совместим приятно с полезным :) Давайте вы сейчас прочтете все главы — найдете ошибки и отошлете мне в одном комментарии, чтобы я потом не путался. :) Я все исправлю. А вам будет огромное спасибо

LIZARMEN 12.04.2012

спросила Скулату.Блин, но не так ее зовут!

Ответ автора: Еще у меня есть парочка Пикни Пай и несколько Твайлайт Спакрл. Так что — не стесняйтесь :) Найдете — пишите. Мне очень приятно, что вы решили помочь мне в искоренении этого ужаса

alrix 12.04.2012

O_o это было чтото)))

LIZARMEN 12.04.2012

Н,у оно и понятно.Автор, угадай где тут неправильно стоит запятая?

LIZARMEN 12.04.2012

спросил у Пикни.Автор, исправь имя!юСамое главное.Где продолжнгие???Не томи, хочется знать что дальше?.

P.S Чавр герою так хреново то?

ovnd 12.04.2012

Молодец)
Продолжай в том же духе)

Никус 13.04.2012

Рассказ становится всё интересней! Жаль нельзя повторно поставить оценку.

alrix 13.04.2012

быстреё бы следующую главу))

Ответ автора: Я, блин, только вчера эту дописал О___________________о

Nyarg 13.04.2012

А лучше две :)

grevtsev 13.04.2012

Ах да, сразу заспойлерю: в следующей главе Главный Герой немного поваляется в кровати с ужасной болезнью, потом попадет на Галопинг Гала, пообщается с Селестией, а после всерьез возьмется за тайну крыла Лойсо

xvc23847 16.04.2012

6я глава кончается клифф-хэнгером... КОГДА БУДЕТ ПРОДОЛЖЕНИЕ (главы 2-3 за раз), А?!!

Ответ автора: Ну так РАНО ИЛИ ПОЗДНО, ТАК ИЛИ ИНАЧЕ

Никус 17.04.2012

Интересно! Забавно!

NonName 18.04.2012

Автор молодец! 10/10, пиши еще =)

xvc23847 21.04.2012

чёй-то он (ГГой)под конец поняшек вусмерть зашугал... ну да,сбежал какой-нито местный Лойсо ;)) и чё теперь — всех "ташшить и не пушшать"? и вопче, в таком маленьком городке все друг друга знают — 100%! чужака найти проблемой быть не должно... если он, конечно, не запер какого-нинаебуть пони в тёмном уголке и не принял его облик... а и запросто!
пы.сы. ошибки попадаются, но не критичные.

Никус 22.04.2012

Ууу!!! Весело и интересно!

LunaEvery 23.04.2012

Как может такой рассказ не получить 10 баллов ???

Ответ автора: Я не знаю, как так получилось :(

xvc23847 27.04.2012

лес одной секвоий?! я валяюсь... ;)))
эфЕМЕрный выбор, а не эфИрный — по-моему, так...
генезис яблок в карамели — зачОт!!
психо-профиль Шерифа — а ничё он...
последняя мысль главы: "Ну, всё, сынок, п..дец..."

NonName 27.04.2012

интригующе)

Kasyan666 27.04.2012

Я казался себе стариком в масштабе, на моих глазах город начал оживать.

Не понял...

---

Брейберн же тут за массовика-затейника — на все руки.

Эм...

---

ну иди хвостом — как сказать

Или?

---

что те до Эпплузу ползком добирались

Эпплузы?

---

вообще-то нам неплохо двигаться

Неплохо бы? Лучше бы?

Август Бебель 29.04.2012

Хороший рассказ.
Читать легко и приятно, нет чрезмерного нагромождения.
Интересный сюжет, диалоги. 
Нашёл пару ошибок, но потом благополучно забыл.

ovnd 07.05.2012

Становится всё интереснее и интереснее)

Rumata 07.05.2012

Буду ждать продолжения, уж очень колоритный ГГ.

xvc23847 08.05.2012

серьёзность фика идёт по нарастающей... главное — не ГРИМируйся! ;))

ovnd 08.05.2012

Шустро ты добавил новую главу на этот раз))
Когда следующая?)

ovnd 08.05.2012

И ещё — эта глава заставила меня вспомнить Неуловимых мстителей почему-то=)

Ответ автора: да, кстати, есть некоторые похожести. особенно если музыку соответствующую на текст наложить

Ответ автора: да, кстати, есть некоторые похожести. особенно если музыку соответствующую на текст наложить

ovnd 08.05.2012

И всё-же — когда следующая глава то будет?
А то вдруг так же шустро появится)

LIZARMEN 08.05.2012

Глава 1
почему этот лем такой яркий?-может лес такой яркий?
Глава 2
во сей Эквестрии.Может так:во всей Эквестрии.
совсем не другом языке.Может так:совсем на другом языке.
ни обо что е удариться.Допиши предлог.
а третья – пегас с непослушной челкой на голове.Интересно сколько таких пегасов можно найти в Эквестрии?.Думаю что под такое описание подойдут почти все пегасы.Цвет надо было указать.
Глава 3
Пара десяткой картофелин.Надо так:Пара десятков картофелин.
Глава 4
кожа на лице кололась.Кожа такое умеет?
ни капли не похоже на пони.Допиши слово.
Глава 5
Она находится в кантерлоте.Название города имя собственное и пишется с большой буквы.
в глазах Пикни промелькнула.Имя желательно исправить.
Я беру микрофон, старый такой микрофон.Эпик фэйл автор.Усилок они не нашли.Значит его на сцене небыло.Как же он тогда смог использовать микрофон.Ты можешь сказать что он магический и все такое,и что Твай в 26 серии 2го сезона МЛП пела с его помощью.Я смогу возразить и скажу что тогда у них усилок был!Достаточно вспомнить диджей Пон 3.
как Пикни борется.Опять искажение имени.
Глава 6
В воздухе весели пылинки.Пишется через "и".
Глава 7.1
— Однако, городо маленький.Слово допиши.
Глава 7.2
железным воев латы.Надо так:воем.
Глава 7.3
новый знакомцам не хами.Как понимать эту фразу?
суворовым.Это ведь не разговорное выражение а имя союственное примененное как разговороне выражения.Исправь
на поверхности, но очевидно.Дмаю стоит изменить на:на поверхности, и очевидно.
Глава 7.4
держались за руки и шли.Поправь меня если ошибусь.Но персонаж имеющий руки у тебя в фике один всего.Это твой гг.У пони рук нет.
Видимо, именно в столовое горе и

находился этот злополучный рудник.Простите где он находился???.
Почему в такой заднице? Так ведь культура.При чем тут упоминание культуры???
свернулся пони.Упал,навернулся??
забранных в резину.Как понять это выражение???
самое главное именя героев пиши верно не такЭпплджэк,Эпплблум а так:ЭпплДжэк,ЭпплБлум!
Фантазии тебе в написании фанфика.

Fatality 17.05.2012

Интересный рассказ! Написан по-взрослому, отлично просто! захватывает!

xvc23847 19.05.2012

5 БАЛЛОВ! АФФТАР, ЖГИ ИСЧО!!
не, серьёзно. давненько не выходило новой главы и тут. такая. симпатичная.
ГрДэй не слыхал (ну, послушаю на тубе), а вот былинная фразочка позабавила ;))

ovnd 19.05.2012

Наконец-то новая глава)))
а вот эти слова — прелюдия к последующему действу, освобождающая Макса от любой ответственности за события, которые произойдут — значит что-то интересное намечается в следущей главе?

Ответ автора: Да, это вполне логично О_о

LeoFox 19.05.2012

Глава отпадная получилась. У меня воображение очень яркое, и когда я что то читаю, будь то книга или фанфик, оно работает на полную катушку. Так вот, прочитав эту главу, я вывел из строя свой генератор смеха(в хорошем смысле этого слова). Очень жду продолжения.

WAT 19.05.2012

Можно один вопрос, может быть его уже задавали, но, Грешные Магистры, где он достает сигареты? Из Щели Между Мирами? По моим посчётам они уже должны были кончится, как никак.

Ответ автора: А, кое-кто невнимательно читал одну из глав :) Макс закупается сигаретами в Понивильском отделе колониальных товаров. Кажется, он вообще единственный, кто их там покупает...

xvc23847 20.05.2012

так это по ВАШИМ подсчётам!... а герой-то об этом не знает! вот и достаёт из той же пачки уже какую главу... ;)))

Никус 20.05.2012

Это было здорово!

XvoyakerX 20.05.2012

Глава очень классная=) "Проходящая глава" как на меня получилась интересней чем предыдущие. Да и веселей.

xvc23847 20.05.2012

фи, "закупается"... это так тривиально... моя версия мне нравится больше! ;))

Ответ автора: "Вот покупай и пиши нафиг сам" О_о

xvc23847 20.05.2012

да я пытаюсь... :(( клопфик нацарапать... ;)

Ответ автора: нинада :( Если честно, я большой противник клопфиков. Просто вражина...

 

 

 

xvc2384720.4.2012

да я какбе вам и не предлагаю...
не, серьёзно. сюжет при- и про-думать — эт вам не понь начхал; остается чтой-нито простенькое — ниачём, но атмосферное. а что подходит по данному параметру? виньетки — забито, причём прочно так — соваться не вижу смысла; КРОВИЩЩА! — не, не люблю; остаётся "про любоФФ"...
да я вообще только начал и неизвестно, закончу ли. ;) и куда потом выложу.

Ответ автора: Ну... раз на то пошло, любовь-то в фанфиках — она разная бывает :D

xvc2384720.4.2012

как отаку, пересмотревший немало хентая всех видов, я слегка аморален и руководствуюсь принципом: если героям хорошо — значит и читать об этом приятно! вопросы пола/возраста/видовой принадлежности — второстепенны.
Например, мне понравилась "Ловушка для Квотербека"... а также приключения Файеркрекера... и "Сближение" (причём я прочитал все части, а не только выложенную тут). так что можете поверить — в моём потенциальном фике будет тока любоФФ. ;))

Ответ автора: Ну, хозяин-барин...

xvc2384726.4.2012

какая-то слишком мрачная глава вышла, кпм... и странная. очень.
огорчают недописанные слова — гадай тут, понимашь, что автор имел в виду?..
И(з?) нее мы...
меня(ю?) вашу социализацию

и ещё — слишком долго пришлось ждать новую главу, забылась эмоциональная окраска старых. перечитать что ли сначала?
автор, сколько до конца?

grevtsev26.4.2012

до конца глава и эпилог.
Простите, если не понравилось. Пытался как-то нагнетать атмосферу, конец предполагает, что герой окажется в тяжелой ситуации

xvc2384726.4.2012

так я и говорю — забылась эмоциональная окраска! а в прошлом, как известно, трава зеленее, а сидр крепче...
просто эта глава как-то слишком резко подняла грим-градус, не находишь?

Ответ автора: Нахожу. Но не вижу в этом негатива. Может, конечно, глаз замылен, но плохие вещи всегда появляются в жизни неожиданно

xvc2384726.4.2012

угу. "Жизнь бьёт ключом. Чаще всего — гаечным. По голове."

ovnd26.4.2012

Ещё глава и эпилог остались? А не будет разве глав с путешествием Макса?

Ответ автора: Это будет дело последующих рассказов...

ovnd26.4.2012

Последующих? Круто)

XvoyakerX26.4.2012

Ну и глава. У автора фантазия просто мощь. Многое я ещё долго переваривал=) удалось же нагрузить;) ну теперь с нетерпением жду что будет дальше.

Никус26.4.2012

Ничего не понял... Глупец, что поделаешь.

Darth_Biomech26.4.2012

Ну вот, из самых жутких вариантов концовки подобных историй почему-то выбрался САМЫЙ жуткий.

LeoFox26.4.2012

очень хорошая и в то же время сложная глава. Философия в чистом виде и сложный моральный выбор. Жму вашу руку и жду, что же будет дальше.

ovnd27.4.2012

ТЫ ГЕНИЙ! НЕТ, НУ ТЫ ПРОСТО ГЕНИЙ!!!
Такой эффектный конец ты сделал!!! Натуральная подстава Макса насчёт убийства, неверие в его невиновность и громкий побег из Понивилля)
Всё как Лойсо и сказал — сбежишь надолго, а потом вернёшься и тебя снова примут)
БРАВО!!!

ovnd27.4.2012

Макс в Нортляндии? Круто) Будет ли новый фанф с Максом в таком случае?

Ответ автора: Два фанфа еще планирую

xvc2384727.4.2012

Начали за здравие, кончили за упокой (не в смысле, плохо сделаного, а в смысле... ну, вы сами читали)...
и то-о-о-о-олстый намёк на продолжение! ;)))
АФТАР, Я БУДУ ЖДАТЬ!
10/10 и на винт.

LeoFox27.4.2012

Прекрасное окончаение первой и основной части отличного фанфика. Жду продолжения приключений Макса.
PS найду время на днях, и перечитаю весь фанф на одном дыхании от начала до конца. Огромное спасибо автору за хорошее творчество.
PPS Да, приключения всегда начинаются со случайности. Даже обычная, ничем ни примечательная вещица, намного непримечательней книги, может стать началом приключения, иногда даже длинною в жизнь.

CitTim27.4.2012

Обязательно прочту! Когда примерно планируешь начать их тут выкладывать?
Если что, могу быть бета-читателем. Асечка: 414-488-969. Скай: citizen_timos

DrDRA27.4.2012

вот теперь десятка

Postalstar27.4.2012

фраза «И Ривер ждет тюрьма» это отсылка к Доктору Кто?

Ответ автора: Да)

Postalstar27.4.2012

Даёшь Доктора Ктопыто в продолжениях! Лучше без Дерпи.

WAT27.4.2012

"ГОСПАДИ 10 ИЗ 10!!! ДЕЯТЬ ИЗ ДЕСТИ!!!"
Очень радовали весь рассказ параллели сами знаете с чем. Даже конец выдержан в тех же грустных тонах, которые всё-таки дают надежду. С нетерпением жду продолжения.

andrew040427.4.2012

"«Тик-так, тик-так,» — отвечают моим внутренним разборкам настенные часы — «Тик-так, время идет»
«И Ривер ждет тюрьма»."
Я уже две недели напеваю эту песню
"Tick tock goes the clock,
He cradled and he rocked her.
Tick tock goes the clock,
'Til River kills the Doctor."

andrew040427.4.2012

Хочу обрадовать я Вас -
— мне приятен сей рассказ.
Может он и сложноват
но зато не сыроват.

XvoyakerX28.4.2012

Спасибо за очень годный рассказ=)

ckelet0129.4.2012

Блин. Хочу еще ,когда следующая часть? Ты говорил что их три.

Ответ автора: Прошу прощения, но в ближайшее время продолжения не будет. У меня экзамены

LEMMAH3.6.2012

Повесть необычна и при этом крута на 10/10, затягивает очень сильно. В общем автор молодчина, обязательно почитаю всю трилогию :)

Kozzy9.6.2012

10 из 10
Выступление на конкурсе талантов понравилось больше всего.

Postalstar18.6.2012

было бы ещё прикольней и неоднозначней если бы он спел Rape Me Nirvan-ы) там бы все гости просто бы задохнулись от возмущения)

xFx7.7.2012

>>Матерился стихами Маяковского. 
Небось про бл*yey* читал стишки

Ответ автора: Давайте не будем углубляться в подробности творчества этого чудесного поэта.

Mastaday16.7.2012

10/10 Однозначно. Хотя и жаль, что написано так сжато, много пропущенных моментов, "по умолчанию" так сказать. Иногда сложно понять что происходит, когда вдруг начинаются действия почти без описания местности и происходящего. Но все равно, как по мне, 10/10.