Моя маленькая Твайли: искорка, изменившая мою жизнь
Глава 8 — Новые воспоминания
Упс, только когда сегодня заглянул в свой аккаунт, выяснил, что забыл здесь выложить эту глав. Так что получилось, что выкладываю сразу две.
1 декабря 2003 г., понедельник.
Утро встретило меня довольно странным состоянием. С одной стороны, я еле смог продрать глаза, которые слипались так, будто в них кто-то на самом деле налил мёду. Вдобавок сильно болела голова, а мышцы во всём теле ныли так, словно я вчера сдавал нормативы по физкультуре за весь год разом.
С другой стороны, что самое парадоксальное, я ощущал огромный прилив энергии, а тело при том, что болели чуть ли не все мышцы, казалось лёгким и полным сил, отчего возникало странное ощущение, что достаточно взмахнуть руками — и я воспарю над облаками аки юный неудержимый сокол, уносимый потоками игривого ветра навстречу жаркому светилу, что дарит жизнь нашей зелёной планете…
Я моргнул. Затем резко потряс головой. В глазах, правда, стало не намного светлее — видимо, утро ещё не вступило в свои права и за окном лишь едва-едва рассвело, но в голове прояснилось, хоть она при этом и заболела сильнее. Одновременно с этим в моей голове сформировался вопрос: и что это за бред мне сейчас пришёл в голову? В жизни не болел всякой поэзией и поэтичностью.
Да, мне нравится музыка и кое-какие песни — да и кому она не нравится? — так что и сам порой слушаю под настроение пару-другую песен, но бывает это довольно редко. У нас дома и кассет-то довольно мало, в основном мамина танцевальная и балетная музыка, сохранившаяся с тех времён, когда она хотела стать актрисой и выступать в театре и которую она порой включала, чтобы поностальгировать. Я же обычно обхожусь телевизором, по которому часто крутят клипы с неплохими песнями. Не то, что у большинства моих одноклассников, у которых дома была куча кассет или появившихся несколько лет назад дисков.
Читать стихи же я не люблю с детства, как и всякую пафосную романтику. Так что мне тем более непонятно, с чего вдруг меня на эти «поэтические» сравнения пробило. Другой бы сказал «забористая травка», вот только я подобную гадость в принципе не терплю, да и не попиваю пивко, как некоторые мои одноклассники делать любят…
Зажмурившись и поморщившись от накатившей головной боли и неприятно ноющих мышц, я перевернулся на спину, пережидая, пока станет немного полегче, при этом всей кожей ощущая некий дискомфорт некую неправильность. И лишь когда я спустя минуту или две, открыв глаза, начал подниматься, до меня дошло: я вчера не разделся. Неудивительно, что ощущался дискомфорт от надетой на меня мятой одежды.
Подняв взгляд, я с недоумением уставился на интерьер гостиной. И чего я забыл здесь? С чего вдруг я сплю здесь, а не в своей комнате, да ещё и в одежде? Притом, что я точно помню, что я засыпал у себя…
В этот момент я наткнулся взглядом на лежащую возле меня единорожку, и тут же воспоминания о ночной пробежке затопили моё сознание. В голове тут же возник с десяток всяческих вопросов. Что это было за странное радужное кольцо? Почему Луна вдруг стала полной, хотя до этого светилась всего лишь наполовину? Что это был за луч, выпущенной моей малышкой? И главное — видел ли кто-нибудь их с Твайли там, на поле, или когда они убегали с него? Точно, Твайли!
Я снова посмотрел на спящую маленькую кобылку. Удивительно, но в слабом утреннем свете рожек единорожки слегка светился, а разметавшаяся по подушке грива кое-где поблескивала. Дотронувшись рукой до её лба, я с удивлением отметил, что тот уже не был горячим, то есть жар, державшийся вчера почти весь день, спал. От мысли, что единорожка пошла на поправку я испытал огромное облегчение пополам с радостью. Что интересно, её слабо светящийся рожек, когда я до него случайно дотронулся, был немного теплее её лба. Я наклонился чуть ближе, прислушиваясь. Дыхание кобылки было спокойным и глубоким, хотя пару раз носом она всё же хлюпнула. Значит, нос ещё заложен, лишь температура прошла.
В этот момент единорожка перевернулась с бока на спину, и её чёлка смешно упала ей на лоб и немного — на глаза. Протянув руку, я откинул ей со лба чёлку, мимоходом подумав, что её стоит немного подрезать, чтобы не мешала поняшке. В ту же секунду Твайли распахнула глаза — и я замер, глядя в остановившийся стеклянный взор её глаз, в которых в точности, как в каком-нибудь мультфильме очень быстро словно сменяли друг друга полупрозрачные цветные картинки или фотографии. Забеспокоившись и словно очнувшись от наваждения и вызванного им ступора, я уже хотел потрясти единорожку за плечо, как она на секунду закрыла глаза, а когда распахнула их вновь, в них отражались детское любопытство и неумная энергия, которые медленно сменялись удивлением, а затем и недоумением и некой растерянностью.
— Папа?.. — с недоумением и даже как-то недоверчиво спросила Твайли, глядя на меня.
— Твайли! — тут же отозвался я. — Ну и напугала же ты меня вчера! Ты как себя чувствуешь? Голова не болит? — на этих словах я сам почувствовал новую «волну» головной боли, накатившую на несколько секунд и медленно отступившую, от которой я невольно поморщился.
— Лучше, уже не болит, — ответила она, однако недоумение и растерянность не пропадали из её взгляда. — Но… Как странно… Почему я здесь? И эта комната… — она оглянулась вокруг, — я точно помню, что засыпала у себя дома. Но это место кажется таким знакомым…
— Твайли, малышка, что с тобой? — забеспокоился я, испугавшись, что после вчерашнего с ней что-то случилось. — Вроде уже и температуры нет, чтобы ты бредить начала. Ты разве забыла, что уже два месяца живёшь со мной?
— Нет. Я помню… Помню, как попробовала дома использовать магию теле-порта-ции предметов на своём мячике, и она вдруг вырвалась и громко хлопнула, потом ничего не помню, а проснулась я уже здесь… но ещё помню, как была в «Школе для одарённых единорогов», как меня позвали… нет, вызвали на эк-за-мен, и я использовала свою магию на яйце, из которого вылупился маленький дракончик Спайк… и помню уроки с моей наставницей, самой Принцессой Селестией. И вчера у меня был День рожденья, мне наконец исполнилось восемь лет, был торт, мой любимый, с клубникой, взбитыми сливками, орешками и ромашками…
— Твайли, — позвал я её, так как она рассказывала что-то странное, о чём она точно раньше ни разу не упоминала, и с каждым словом её рассказ становился всё невероятнее и невероятнее.
— … А ещё! — продолжила единорожка, словно не слыша меня. — А ещё Принцесса подарила мне книгу «Простые заклинания для маленьких гениев»… Книга… книга, да где же она? — единорожка вдруг вскочила и, спрыгнув с кровати, начала бегать по комнате, выдёргивая телекинезом одну книгу за другой и тут же, прочитав название, отбрасывая её в сторону. — Не она… не она… не та…
— Твайли! — вновь позвал я её.
— … не та… не та… не та… — продолжила Твайли дёргать книги одну за другой, не слыша ничего вокруг, после чего на очередной книге вдруг замерла, кинула остававшиеся в её телекинезе книги во все стороны и воскликнула: — Да где эта Дискордова книга? Спайк, куда ты поставил книгу «Простые заклинания для маленьких гениев»? Спайк?! — выкрикнула маленькая кобылка, стоя посреди разбросанных книг, после чего раздражённо-уверенное выражение на её мордочке сменилось удивлением. — Спайк? Но ведь он же ещё совсем малыш… — на её мордашке отразились недоумение и растерянность. — Почему же я его позвала? И почему мне на секунду стало грустно, словно кого-то не хватает?
— Твайлайт! — в третий раз позвал я. — Да что с тобой вчера случилось-то? Ты меня уже пугаешь…
— Папа! — посмотрела она на меня жалобно. — Я… Стой, ты же не мой папа, — вдруг выдала Твайли. — Я помню, что живу в Кантерлоте со своими мамой и папой. Но… я помню, как ты заботился обо мне и как я звала тебя папой… А-а-а-аргх! — она вдруг обхватила копытцами голову, сев на пол. — В голове сумбур, мысли путаются. Будто я это я, но в то же время и не я, а другая я, которая не я… Ох, не могу сосредоточиться, в памяти хаос… в памяти… Это оно! — вдруг воскликнула маленькая единорожка, аж подпрыгнув на месте, после чего начала ходить по комнате из стороны в сторону, при этом умудряясь не спотыкаться о разбросанные на полу книги. — Мне в голову будто запихали новые, чужие воспоминания. Но в то же время в тех, новых воспоминаниях я — это я, я точно помню, что в них я часто видела себя в зеркале, только уже немного постарше, и меня тоже звали Твайлайт Спаркл… И я даже могу вспомнить тот день, после которого я очнулась уже здесь. Помню, как хотела научиться теле-портиро-вать игрушки, начала тренировать это заклинание, сначала ничего не получалось, потом, помню, я зажмурилась, начала накачивать магию в рог, потом было ощущение, словно рог очень горячий и пульсирует, и я выпустила магию. Потом был хлопок и вспышка, а когда я открыла глаза, мячик исчез! Да, точно, мама его тогда во дворе нашла! Там же были и несколько кубиков, кукла, горшок с цветком и мамина книжка про цветы. Я их все телепор-тиро-вала. Ой, только цветок, то есть, горшок с цветком разбился, — сделала единорожка умильно-виноватую мордочку, после чего продолжила рассказывать: — Но мама меня тогда даже не ругала, а наоборот очень радовалась, что я смогла освоить сложное заклинание телепортации, — первый раз произнесла единорожка это слово без запинки, — предметов в пять лет. Даже помню, как мы пошли записываться в «Школу для одарённых единорогов», но там нам сказали приходить, когда мне уже будет семь лет. И я помню, как учила заклинания, читала книги, много тренировала свою магию, и как пришла к ним на экзамен помню так, словно… — тут Твайли вдруг замерла, её шёрстка побледнела, зрачки испуганно расширились, ушки поджались к голове, и единорожка даже не села, а рухнула на круп, — … словно я никогда не попадала сюда. Папа, — жалобно сказала единорожка, повернув голову ко мне и посмотрев мне в глаза своими огромными фиалковыми, в которых в этот момент набухали слёзы. — Папа, если та я настоящая, то кто тогда я? Я… копия?
— Ты что вообще такое говоришь? — немного потерявшись в дебрях рассуждений этой маленькой умной единорожки, я не сразу сообразил, о чём она сейчас говорила и почему вдруг расстроилась. — Какая копия, какая другая, какая школа? Да что с тобой со вчерашнего дня происходит?
— Я не знаю, — всхлип, — папа, я… я… — и в этот момент она не выдержала и расплакалась.
Я почти на инстинктах присел возле неё и, подхватив поняшку на руки, прижал её к себе, поглаживая по гриве и спинке, Твайли же, обхватив мою шею передними копытцами, сначала пыталась что-то сказать сквозь плач, а затем просто уткнулась носиком мне в плечо. Постепенно всхлипы утихали, становясь реже и тише.
— Ну, всё, всё, успокойся, не плачь, всё хорошо, — приговаривал я, не переставая поглаживать единорожку. — Ну как, успокоилась? Всё нормально? — как можно мягче и заботливее спросил я поняшку, когда всхлипы затихли и она, отстранившись, посмотрела мне в глаза.
— Угу, — кивнула она немного расстроенно и как-то даже обречённо, при этом во взгляде был какой-то затаённый страх. — Но ведь я… я — копия и, наверное, неудачная…
— Кто тебе такую чушь сказал? — тут же возмутился я, так как до меня начало наконец доходить, что именно сейчас пережила эта малышка. Если я правильно понял, она как-то увидела воспоминания другой себя или себя из какого-то параллельного мира, соседствующего с её родным, в котором та Твайлайт не попала ко мне, а осталась жить в ихней этой… Эквестрии, так вроде Твайли назвала её страну. Неудивительно, что она пережила такой шок, посчитав себя копией, а свою жизнь — ложью. И если ничего сейчас не сделать и не убедить её в обратном, это может стать для неё тяжёлой психологической травмой на всю жизнь.
— Но мои воспоминания, — единорожка вновь всхлипнула. — Если это так, то я…
— Да какая разница! — перебил я её, не давая вновь сосредоточиться на не нужных ей в данный момент мыслях. И, увидев недоумение в её глазах, продолжил: — Какая разница, кто ты и откуда? Мне неважно, кто ты на самом деле, откуда ты и как сюда попала, и мне всё равно, копия ты или нет. Ты — это ты. И для меня ты — моя маленькая, милая Твайли, которую я нашёл выпавшую из сияющего шара света и о которой я пообещал самому себе заботиться и вырастить, что бы ни произошло. Слышишь? Что бы ни произошло, я всегда буду рядом и поддержу тебя, — с этими словами я обнял единорожку и поцеловал в лобик, мимоходом отметив, что рог её перестал светиться.
— Пап… — сказала Твайли спустя пару минут, отстранившись и посмотрев мне в глаза своими, в которые вернулась жизнь и из глубины которых наконец-то пропал тот страх… наверное, страх того, что теперь я брошу её. — Па-ап, а… — и в этот момент у неё забурчало в животике, — … а что на завтрак?
То, что Твайли вновь повеселела и перестала думать о тех воспоминаниях, что она получила вчера, меня обрадовало. Однако вид разбросанных по комнате книг показал мне, что у фанатичной одержимости малышки книгами есть и свои недостатки. Поэтому следующие десять минут я всё это объяснял единорожке, что разбрасывать книги и не ставить их туда, откуда они были взяты — это плохая привычка, от которой лучше избавиться. Тем более привычка брать книги и ставить их на место приучает к организованности, да и позволяет легче запомнить что-то визуально и потом без труда вспомнить, когда что-то лишнее или чего-то не хватает, что порой бывает очень полезно. Твайли выслушала это очень серьёзно — по крайней мере она старалась держать на своей мордочке как можно более серьёзное выражение, хотя, если честно, у неё это не особо получалось, так что, думаю, мне ещё придётся ей об этом не раз напомнить.
Только после этого мой взгляд упал на часы... и я, смотря на то, что стрелки показывают уже 25 минут девятого, с ужасом вспомнил, что сегодня понедельник и что мне нужно было в школу! Однако из-за того, что чувствовал себя я всё ещё не очень хорошо, не говоря уже о том, что у меня на руках была маленькая не до конца выздоровевшая единорожка, которую всё же лучше пару дней не оставлять одну, я позвонил в школу и сообщил, что простыл на выходных и что меня пару дней не будет, пока не долечусь. После этого позвонил Елене Фёдоровне, сообщив, что я отпросился в школе на пару дней. Она меня, правда, хотела отругать, но я всё объяснил — и то, что нужно присматривать за Твайли, и то, в каком состоянии я сегодня проснулся, так что в итоге Елена Фёдоровна поворчала на меня, чтобы я больше так не делал, не предупредив перед этим её, а затем сказала, что у неё уроки аж после 12 часов, так что она через несколько минут придёт.
Затем я занялся завтраком, и Твайли, конечно же, помогала. Однако не успели мы закончить его готовить (сегодня на завтрак у нас был омлет с помидоркой, парой сосисок, и зеленью, разогретая на сковородке вчерашняя гречка, яблоко для Твайли и чай с печеньем), как пришла баба Лена. Увидев, что единорожка не в кровати лежит, а бодро скачет по кухне, помогая мне, Елена Фёдоровна чуть ли не с порога кинулась к ней, чтобы всеми доступными и недоступными ей способами проверить её самочувствие. И только убедившись спустя минут пять, что жара нет и что Твайли действительно чувствует себя гораздо лучше, Елена Фёдоровна более-менее успокоилась, хотя изредка всё же щупала единорожке то лоб, то нос, словно не до конца верила, что жар спал.
Завтрак прошёл в приподнятом настроении. Твайли слопала всё, что ей положили и даже просила добавки. Если судить по аппетиту, единорожка уверенно шла на поправку. О её болезни напоминал лишь небольшой насморк.
После завтрака я пересказал то, что случилось сегодня утром. Шокированная произошедшим баба Лена стала расспрашивать Твайли подробности о том, что она чувствовала, а также как «та она» жила в её родном или параллельном, очень близком её родному мире и так далее. Честно говоря, сначала единорожка отвечала не очень охотно — видимо, даже после моих слов она ещё комплексовала из-за пришедшей извне памяти. Однако когда вопросы дошли до её школы, кобылка словно ожила и стала с огромным восторгом и энтузиазмом рассказывать о том, как их учат разным простым заклинаниям, рассказывают об истории и культуре Эквестрии и соседних стран, учили, как и мы, читать, писать, считать, рисовать, петь и ещё много чего интересного.
Кстати, Твайли даже показала алфавит, который используют пони. Он оказался довольно занимательный: во-первых, в нём было тридцать основных букв плюс четыре универсальных модификатора плюс восемь специальных модификаторов, которые используются реже, к тому же закреплены каждый только за определёнными буквами, вдобавок девять букв имеют по отдельному модификатору. Буквы только примерно половина более-менее похожи на буквы нашего или английского, то есть, латинского алфавита. Остальные же, как и большинство модификаторов, выглядят как разные пиктограммы: крыло, подкова, смотрящая в одну из четырёх сторон, рог, яблоко, звезда... В итоге выходит что-то между каким-то готическим шрифтом и египетскими иероглифами, которые мы вспомнились из истории, что мы проходили ещё в младших классах. Когда же мы попросили Твайли что-нибудь написать её языком и прочитать нам, то с удивлением услышали набор отдельных звуков, соответствующих буквам, что используют в речи люди, пополам с цоканьем, почти птичьим щебетом, всхрапыванием и короткими звуками, отдалённо напоминающими ржание. При этом говорила она на нём немного… неуверенно, что ли? Услышанное ввело меня в короткий ступор. Я никак не мог понять, если её язык столь не похож на человеческий, почему же она, только появившись в нашем мире, заговорила на английском языке? И почему она тогда забыла свой родной язык? Однако ответов у меня не было, поэтому, учитывая, сколько всего невероятного произошло за вчерашнюю ночь, я решил пока отложить эти мысли на дальнюю полку своего сознания, тем более, что кроме туманных догадок, не подкреплённых какими-либо фактами, у меня не было.
Однако с наибольшим восторгом Твайли рассказывала о том, что её отметила сама Принцесса Селестия, сделав Твайлайт своей личной ученицей, и часто проводила с ней время, рассказывая много интересного, объясняя сложные темы и заклинания и иногда давая Твайли специальные задания или редкие книги из Королевской Библиотеки, о которой Твайли рассказывала с не меньшим восторгом. «Да уж», пришла мне в голову мысль, пока я слушал её восторженный рассказ о библиотеке и содержащихся там книгах, «похоже, что её помеша... то есть, любовь к книгам с возрастом лишь возросла».
Со всеми этими событиями я совсем забыл посмотреть новости, чтобы узнать, видел ли кто-нибудь выпущенный Твайли ночью луч. Потому что если его видели много людей, это будет очень и очень плохо. Радовало лишь то, что произошло это почти в 4 ночи, когда люди обычно спят. Нет, я слышал, что некоторые любят засиживаться за компьютером по полночи, а то и всю ночь, и пара моих одноклассников, у кого есть компьютер и кому не слишком надоедают родители, порой и сами, как они хвастались, сидят до часу или двух ночи, и то больше на выходных. Однако мысли о произошедшем ночью кое-что мне напомнили.
— Твайли, — обратился я к единорожке, когда Елена Фёдоровна вышла на кухню — она сегодня взялась помыть посуду, — ты же помнишь, что случилось ночью?
Единорожка на пару секунд задумалась, приставив копытце к подбородку.
— Не очень, — наконец ответила она неуверенно. — Помню, что ты меня куда-то нёс, в моём роге собралось очень много магии и мне было больно, а потом я больше не могла удерживать магию и выпустила её, после чего мне стало легче, а что потом, я не помню...
— А ты не знаешь, что значит «Sonic Rainboom»?
— Это же... это просто потрясающая вещь! — радостно запрыгала единорожка с сияющими восторгом глазами, а затем снова села, начав активно жестикулировать копытцами в такт своим словам. — Это выглядит просто невероятно! Я читала об этом и даже видела его два раза своими глазами! Это просто потрясающий трюк, который могут выполнить лишь лучшие летуны среди пегасов!
— То есть он очень сложный?
— Да! Чтобы его сделать, нужно очень сильно разогнаться, а потом так — бум! — и в небе появляется огромное красивое радужное кольцо, а за летящим пегасом остаётся яркая радужная полоса! Это так красиво! Первый раз я его увидела, когда пыталась сдать экзамен в «Школу для одарённых единорогов» и когда я должна была помочь магией вылупиться дракончику. А ещё я тогда получила свою кьютимарку! — внезапно Твайли замерла на пару секунд. — Моя кьютимарка! Если мне сейчас всего пять лет, то её... — в этот момент Твайли повернула голову и посмотрела на свой бок, — … её нет! Папа, — Твайли повернулась ко мне и жалобно посмотрела мне в глаза, — моя кьютимарка исчезла! — после этих слов в глазах единорожки в который раз за сегодня стали набухать слёзы.
Я же вспомнил, как Твайли недавно рассказывала о кьютимарках, как она их называет, а также насколько они важны для каждого пони, точнее даже, для каждого жеребёнка. Насколько я понял, взрослые пони такой значимости кьютимарке не придают, хотя она и показывает их особый талант, специальность, а зачастую и профессию и напрямую или же образно с ней связаны. Однако для жеребят получить красивую и интересную кьютимарку — такая же мечта, как у детей мечта кем-то стать, когда вырастут, или что-то сделать интересное — полететь на Луну, изобрести новое лекарство, найти новый источник энергии и так далее. Поэтому я понимал, почему она так расстроилась, как и то, что нужно её или чем-то отвлечь, или сделать что-то, чтобы не дать ей расплакаться.
— Твайли! Вспомни, сколько тебе лет сейчас? — постарался я отвлечь единорожку.
— В-восемь, — всхлипнула она снова, затем на пару секунд застыла с недоумением на мордочке и продолжила: — Нет, это той мне восемь лет, а мне сейчас... пять лет, семь месяцев и двадцать шесть дней. Да, именно столько.
— Вот, а во сколько ты получила кьютимарку?
— Я же уже говорила, на экзамене, когда мне было почти семь... лет... — на последних словах её мордочка просветлела, а в глазах зажглись удивление и надежда. — Получается, мой талант не исчез, я просто не получила его ещё раз! — и единорожка снова запрыгала от радости, а затем, когда я присел рядом, чтобы потрепать Твайли по голове, она подпрыгнула и обхватила меня передними копытцами за шею.
— Пап, я тебя люблю, — сказала она и чмокнула меня в щёку.
— Я тебя тоже, малышка, — ответил я, поддерживая её одной рукой и гладя другой по гриве и спинке.