Продолжение стэйблриджских хроник
Глава 19. Дар змеи
Древний вирус в лабораториях Си Хорс вырывается из-под контроля, а Скриптед Свитч внезапно осознаёт, как его остановить...
— Ночью поступили ещё трое с кашлем, температурой и осветлением копыт и волос, – доложила дежурная медсестра заступившей на утреннюю смену Дресседж Кьюр.
— Ещё трое? – переспросила главный врач «Си Хорс».
— Да. – Сестра Кейртач, с недавних пор работавшая в регистратуре, протянула начальнице три листка. – Сотрудники отдела древностей.
— И симптомы полностью совпадают с теми, что были у их коллег, поступивших вчера, – говорила вслух зелёная единорожка, удерживавшая магией три набора записей перед глазами. – То есть в отделе древностей уже восемьдесят процентов сотрудников заболело. Слишком высокий процент для совпадения. Да и болезнь какая-то странная. Вирусное респираторное по основным симптомам, но оно волосы трогать не должно… Вообще я не помню, чтобы, кроме синего гриппа, что-то так влияло на пигментацию роговой ткани...
Зелёная единорожка прикусила нижнюю губу. Она подцепила эту привычку у одного бэт-пони и теперь постоянно ей злоупотребляла, когда пыталась мобилизовать рациональное мышление.
— Держать всех под наблюдением! – распорядилась она. – Медицинские препараты давать только при усилении симптомов. Пока не разберёмся, что вызвало заболевание, эффективность всех лекарств под вопросом. Всему медперсоналу использовать средства личной защиты. Докладывать мне о состоянии всех заболевших каждые полчаса.
— Будет сделано! – откликнулась медсестра. Но, нарушив образ беспрекословного подчинённого, поспешила поинтересоваться: – Доктор Кьюр, а куда вы сейчас?..
— Куда-куда? Искать ответы, – фыркнула единорожка. – Выясню, чем там голубчики в отделе древностей занимались. Побеседую с их начальником. Возможно, какие-то пробелы в анамнезе закрою. Пойму, отчего вообще лечить надо…
Дресседж Кьюр напоследок посмотрела на шесть занятых пациентами палат. Не изобиловавший гостями медицинский этаж сегодня радовал своего начальника кашлем, стенаниями, ворчанием больных, цокотом копыт спешащих оказать помощь медсестёр. Слово «радовал» она, естественно, заключала в кавычки.
Хмурясь и продолжая покусывать губу, Кьюр ждала лифт. Зелёная стрелка на панели исправно мигала, сообщая, что кабина в движении, но единорожка за всё время пребывания на «Си Хорс» не единожды попадала в ситуацию, когда лифты выходили из строя, а индикаторы продолжали исправно работать. В первый раз она простояла так минут десять, пока не догадалась нажать кнопку вызова соседней кабины. Ожидание затягивалось, и Кьюр уже решила попытать счастья со вторым лифтом, когда с тихим звонком двери открылись.
Единственный пассажир через секунду после открытия дверей перестал напевать и робко подвинулся к самой стеночке, стараясь, чтобы между ним и зелёной единорожкой образовалась комфортная для последней дистанция. Кьюр вошла в кабину и ткнула кнопку этажа чуть выше того, куда спускался Скриптед Свитч. Бросив на него короткий взгляд, она развернулась мордочкой к дверям.
— Доброе утро, – тихо произнёс единорог, не ожидая, что его удостоят хоть каким-то ответом. Дресседж Кьюр, впрочем, была не против поговорить, пока белая стальная коробка медленно ползла вниз, пугая скрежетанием и лязгом.
— Мистер Свитч, мы с вами стали гораздо реже видеться. Вы не скучаете по нашим откровенным беседам?
Единорог спешно потёр нос. На языке психологии этот жест говорил, что собеседник выигрывает время, дабы сочинить осторожный и продуманный ответ.
— Беседы эти, по моему мнению, принесли некоторую пользу, – наконец сказал он. – И никто не ограничивает нас в проведении подобных бесед. Просто хотелось бы в них некоторого равноправия.
— Угу, – с видом «принято к сведению» произнесла Кьюр. – Что ж, приступим, коллега. Как продвигается работа над реактором?
— О! Замечательно! – оживился Свитч. – Мы с Гальваром уже добились постоянной нормы – десяти процентов от максимальной генерации чар. К концу недели хотим поднять до четверти от нормы. Но это всё надо делать осторожно. Ведь если что-то пойдёт не так, то потеря энергии по всему комплексу будет меньшим из зол. В худшем же случае от «Си Хорс» останется крохотный кусочек…
— А вам бы хотелось, чтобы что-то пошло не так? – холодным тоном спросила Кьюр.
С гордостью рассказывающий о своих достижениях единорог моментально сник, чувствуя, что снова погружается в омут недоверия с глубоким слоем вязкого презрения на дне. Одной из причин, почему Свитч на самом деле не скучал по беседам с доктором, как раз и была её привычка через каждые три реплики делать толстый намёк «я вам не доверяю».
— Мы с Гальваром полностью контролируем работу ректора, – угрюмо ответил он, глядя на свои копыта. – Все меры аварийного останова подготовили заранее. И применим их незамедлительно, если возникнет необходимость. Кроме того, всегда есть дублирующая система управления. В кабинете Краулинг Шейда. Если вам кажется, что я что-то не то делаю, вы с его рабочего места можете всё прекратить.
— Не надо передёргивать. Я не говорила, что вы что-то не так делаете, – отрывисто заметила Дресседж Кьюр.
Она воспользовалась тем, что лифт достиг нужного этажа, и оставила последнее слово за собой, хотя оставшийся в подъёмнике Свитч наверняка высказал стенам несколько «лестных» слов в её адрес.
Отдел исследования древностей занимал один из этажей нижнего уровня комплекса. Это было личное пожелание профессора Шайнсикера, с которым единорожка намеревалась встретиться. Очень многие, если не большинство, учёных, специализирующихся на исследовании артефактов, поведением походили на чудаковатых старичков, в эмоциональном плане не вышедших из подросткового возраста. В нечто подобное, как думалось Кьюр, начал деградировать работающий в Стэйблридже Скоупрейдж. Как тот уединялся в Хранилище Артефактов, так и местные энтузиасты запирались на отдельном этаже, на который редко кто спускался.
Все двери кабинетов оказались заперты. Отсутствовал характерный блеск замкового язычка лишь в «даталогической лаборатории», где громоздились агрегаты, всеми правдами и неправдами устанавливающие возраст реликвий. Из-за энергетических проблем комплекса учёным приходилось подключать приборы к питанию по одному за раз. Более того, им требовалось самостоятельно постигать науку взаимодействия с местной сетью, так что Кьюр познакомилась с Шайнсикером и прочими сотрудниками «древнего» этажа, когда тех по очереди привозили с травмами от энергетических разрядов. Или с обострившимся от перестановки тяжёлой аппаратуры суставным артритом.
— Профессор Шайнсикер! – негромко позвала Кьюр, заглядывая вглубь лаборатории. Вызвать учёного пони по коммуникатору было бы гораздо проще, вот только учёные пони на этом этаже имели привычку забывать свои средства связи под подушкой, чтобы те не раздражали важными оповещениями.
— Кхе-кхе!.. Можете вы попозже зайти? – донёсся до слуха Кьюр шелест убитого возрастом голоса. Он совпал с шарканьем тапочек, которые пегас не снимал даже в полёте.
— Не могу. Я по срочному медицинскому вопросу, – сообщила Дресседж Кьюр, входя.
Она осторожно обошла поваленную набок разновидность спектрометра, которую местные деятели науки предпочитали не поднимать без крайней необходимости. Аналогично они обращались и с грязью в помещениях: её снимали только с поверхности драгоценных артефактов, хотя там её слой был куда меньше, чем на коврике у входа.
— Я-то тут… кха!.. при чём? – поинтересовался профессор.
По частым приступам кашля главврач начала подозревать, что пациентов у неё будет не шесть, а семь. Собственно, когда она преодолела последнюю пару поворотов, то увидела старого учёного, практически лежавшего на каменной скрижали. Шайнсикер порывался через увеличительное стекло начать читать украшавшие твёрдую поверхность символы, однако ежеминутно отвлекался на носовой платок или отворачивался в сторону, чтобы откашляться.
— При том, что вы очевидно заболели, – сказала Дресседж Кьюр. Пегас слабо махнул копытом.
— Я уже отпустил всех лодырей к вам… Кхе-кхе!.. Кому-то всё-таки трудиться надо. Так что не мешайте, пожалуйста, я… А-а-апчхи!.. Мне за семерых работу делать.
— Что за работа? – моментально спросила единорожка, рассчитывая, что пожилой учёный не станет увиливать от ответа, если почувствует повод похвастаться.
— Изучение реликвий вымершей цивилизации, – пояснил Шайнсикер и опять полез в карман за носовым платком. – Наследия исчезнувших длинношерстных пони.
— Типа яков, что ли?
Ответом на опрометчивый вопрос послужили гневный взгляд и потрясание облачённым в цветастый тапочек копыта.
— Сама ты… кха! Сама ты як. Яки на севере живут. В горах... Длинношерстные пони обитали на дальнем юге. В горах. Тысячу лет назад… Кхе-кхе… Там гор почти не осталось за прошедшее время. А следов пони тем более. А тут такая удача, какая раз в жизни бывает... Апчхи!.. Утварь, образцы древнего письма, окаменелые изделия. Найдены в собрании редкостей султана Сулеймена. В Седельной Аравии. Перекуплены грифонами и отданы нам для исследования... Апчхи! Апчхи!.. Не до болезней тут, когда такие сокровища в копытах.
Пегас попытался сделать вид, будто разговор окончен и его теперь интересует только начертанное на расколотой каменной плите, однако главврач «Си Хорс» имела свой взгляд на распорядок дня седого профессора. Требовалось только прояснить пару моментов.
— Так значит, народа длинношерстных пони больше нет?
— Они совершенно исчезли из истории. Случилась какая-то… апчхи!.. катастрофа. Если верить источникам, найденным в Красностенье, по-другому – в крепости Экус Кермен, случилось какое-то массовое вымирание... К-ха!.. Болезнь уничтожила в горах большую часть жителей. Немногочисленные представители смешались с другими народами. Их потомки теперь населяют Седельную Аравию и Мейританию. Основы культуры забыты. Самоназвание народа утрачено.
Дресседж Кьюр снова оглядела неухоженное помещение лаборатории и немногочисленные артефакты, завёрнутые в обрывки газет. Газеты сами по себе являлись реликвиями – вязь букв языка хорси, государственного в Седельной Аравии, не позволяла что-либо прочитать неподготовленному пони. Подняв ближайший скомканный лист, она секунду разглядывала фотографию, изображающую врача и крайне недовольного чем-то грифона. Под фотографией мелким шрифтом давалось пояснение на «общем» – что-то про анемволическую лихорадку и пилюли «Астидицилат»… Реклама, куда без неё. Она перевела взгляд с бесполезного листа на ранее завёрнутый в него окаменелый фрагмент чего-то и мрачно посмотрела на вытирающего нос платком профессора.
— Я искренне надеюсь, что нет такой вероятности, что вы всем отделом подцепили заразу, изничтожившую в прошлом цивилизацию этих длинношерстных пони? – ледяным тоном поинтересовалась зелёная единорожка.
Прежде чем ответить, Шайнсикер выдал несколько аккордов «симфонии больного пони». Кьюр потянулась к коммуникатору, намереваясь независимо от его ответа вызвать медбригаду с диагностическими приборами.
— Это крайне маловероятно... Кхе-кхе!.. Вообще невозможно. Хотя для науки это было бы очень полезно. Мы бы выяснили, как именно умирала цивилизация длинношерстных пони. И зафиксировали это во всех деталях… – Шайнсикер застыл с неподобающим моменту мечтательным выражением на морде.
* * *
Весь персонал медицинского этажа вынужденно отложил выходные и увольнительные до лучших времён – на этом жёстко настояла начальник. Сама Дресседж Кьюр при этом физически оградила себя от работы в палатах: она заперлась в герметичной изолированной камере, откуда наблюдала за собравшимися подчинёнными через толстое стекло. Общение велось в одностороннем порядке по внутренней системе связи.
— По моему приказу этаж, где располагается отдел исследования древностей, закрыт. Доступ к медицинским помещениям предоставляется только работникам медэтажа. Я поместила себя в карантин как потенциальный источник заражения. Та же мера действует в отношении пациентов с проявившейся симптоматикой. По моему приказу группа Дебафтера взяла образцы с артефактов, которые предположительно являются причиной заболевания. Через пару дней исследования докажут правдивость этой гипотезы, а пока мы должны минимизировать распространение болезни по комплексу. Всех обратившихся со сходными симптомами немедленно в карантин. О состоянии заболевших извещайте меня каждые полчаса. Перемещения грузов и персонала временно прекратить. Всем свободным сотрудникам приступить к поиску лекарства.
Персонал, завёрнутый в несколько слоёв противомикробной защиты, стал разбредаться по предписанным заранее постам. У стекла карантинной камеры остался лишь золотистый земнопони с белой кучерявой гривой, которому по долгу службы полагалось участвовать во всех масштабных мероприятиях, де факто определяющих будущее «Си Хорс».
— Кьюр, ты должна знать, – сказал он, придвинув к губам микрофон коммуникатора. – Я через «Магистра» сообщил о ситуации Шейду. Он летит сюда.
— Что? – Кьюр рявкнула так, что обернулись некоторые из замешкавшихся врачей. – Эндлесс, немедленно отговори его! Чтобы и копыта его не было на «Си Хорс».
— Ага, отговоришь его, как же, – саркастически ответил Эндлесс.
— Заблокируй весь комплекс! Вели закрыть на замок Центр Океанографии! Сделай всё, чтобы его остановить! – Зелёная единорожка разве что не прыгала на стекло, чтобы показать своё волнение. – У нас тут угроза полного вымирания маячит! Шейд не должен в это влезать. Ради собственной безопасности и блага всей Эквестрии.
— Знаешь, что он мне ответил, когда я ему пытался это объяснить? – иронично спросил Эндлесс. – Сказал, что ему наплевать, потому что опасность угрожает тебе. Вся Эквестрия без тебя пусть провалится в Тартар.
Брови зелёной единорожки почти достигли линии гривы.
— Это его цитата?
— Повтор цитаты. Он мне это полтора года назад сказал, – кивнул земнопони. – Мы тогда себе немножечко позволили… Центр Океанографии открывали. Вот он и разоткровенничался… – Эндлесс резко смутился, заметив не самый одобрительный взгляд Кьюр. – Я постараюсь придумать пару способов, чтобы задержать прибытие Шейда. Выиграю сутки-другие, но он через меня к тебе прорвётся.
* * *
Удержать Краулинг Шейда получилось не на сутки, а лишь на пару часов. Именно столько в Центре Океанографии смогли тянуть с подготовкой личного плавсредства советника по науке. Справедливости ради надо отметить, что не торопились служащие усерднее, но минут сорок Шейд отыграл, разогнав «Ската» – водоходный аппарат, формой напоминавший наконечник стрелы – до небезопасной скорости. И теперь с недовольным видом выслушивал доклад управляющего «Си Хорс».
К тому, что было известно на момент отбытия Шейда из Стэйблриджа, добавилась лишь пара существенных замечаний. Первое касалось быстрого распространения болезни: из-за него «штат» занемогших расширился до пятнадцати пони, а под карантинную зону отвели дополнительный этаж. Вторая новость радости не добавляла: наспех проведённая экспертиза образцов с древних артефактов пока смогла лишь установить, что ничего не смогла установить. Известных вредоносных частиц найдено не было, а наличие неизвестных предполагалось выявить не раньше следующего утра. Что крайне не понравилось Шейду, как раз посетившему главврача с немного посветлевшей гривой.
— Ты понимаешь, что у неё может не быть этого времени? – настойчиво повторял бэт-пони в ответ на каждое замечание исполнительного директора «Си Хорс», что микроорганизмам даже в питательной среде необходимо время для воспроизводства. – Нам нужно лекарство! Оно нам нужно сейчас!
— У нас технологии гораздо лучше, чем у жившего в горах тысячу лет назад племени, – пытался успокоить друга Эндлесс. – У длинношерстных пони даже градусников не было. А у нас целый этаж заставлен высокоточными медицинскими приборами. И лучшие умы Эквестрии идут в дополнение к ним. Я думаю, к вечеру Кьюр сама себя излечит, так что зря ты так трясёшься.
Советника по науке его речи не успокоили, и он продолжил метаться в ограниченном пространстве, гордо именуемом «командным постом «Си Хорс»». Так гордо именовал помещение только Эндлесс, потому что остальные прекрасно знали, что кабинет, где подписываются документы и нажимаются ключевые кнопочки, находится этажом выше. А в своём закутке земнопони, как правило, тратил время на прослушивание волн внутренней связи и кидание мячика в стену, на которую Шейд едва не залез в приступе неврастении. Он бы и на дверь взлетел, да та вздумала приоткрыться, чем советника отпугнула.
— Разрешите? – Светло-каштановый единорог робко замер на пороге.
Против гостей пони особо не возражали: Эндлесс надеялся, что Скриптед Свитч займёт чем-нибудь Шейда, а Шейду до появления новой морды не было абсолютно никакого дела. Ровно до того момента, как морда открыла рот.
— Я слышал, по всему комплексу объявлена чрезвычайная ситуация. Это правда, что у нас тут обнаружилась какая-то редкая болезнь?
— Информацию по ситуации сообщают регулярно по внутренней связи, – ответил Эндлесс.
— Ага, вот… Просто если это загадочная болезнь длинношерстных пони… Я, кажется, читал про неё в какой-то книге… И про их попытки найти лекарство. Про какой-то рецепт.
— Ты что-то сказал? Рецепт? Лекарство? – среагировал бэт-пони. Он подскочил к единорогу с таким видом, словно тот принёс двадцатилитровую бутыль зелья для исцеления всех болезней и уже подсоединил её к водопроводной системе.
— Д-да… – смутился от избытка внимания Скриптед Свитч. – Мне просто случайно вспомнилось… не знаю откуда… что я когда-то читал один труд по этнографии. Вроде бы, по этнографии. Там рассказывалось, что болезнь пытались лечить змеиным ядом. Ядом предгорной веретеницы.
Эндлессу очень захотелось оттащить начальника от светло-каштанового эрудита – Шейд выглядел слишком уж обрадованным. Настолько, что любой пони, мало-мальски знакомый с хмурыми и суровыми ночными летунами, начал бы орать: «Чейнджлинг, чейнджлинг!»
— В какой конкретной книге ты это вычитал? Кто её автор? Насколько мы можем доверять написанному? Ты должен вспомнить все возможные детали, – потребовал земнопони. Краулинг Шейд кивнул, соглашаясь с правом друга задать подобные вопросы.
— Если бы я всё это помнил… – печально вздохнул Свитч. – Что-то из трудов Старсвирла я читал, насколько мне помнится.
— Старсвирл Бородатый никогда не писал о длинношерстных пони, – заметил Эндлесс.
— Да-да, там не о пони было! Не совсем о пони. Что-то про выцветание костей. Или просто про выцветание. Там смесь предлагалась на основе змеиного яда. Пропорция с водой и ещё несколькими травами. Это я помню. Название книги – вообще из головы вылетело.
— Не беда.
Шейд отмахнулся от незначительной проблемы крылом. При этом чуть не смахнул со стола потёртый жёлтый мячик с тёмными пятнышками и подставку для карандашей. Эндлесс кинулся ловить любимые предметы, немо выражая просьбу «не надо так делать».
— Найдём знатока трудов Старсвирла, – продолжил Шейд, игнорируя осуждающий взгляд друга. – Он вспомнит и номер тома, и номер страницы.
— Таких знатоков на континенте хвоста три от силы, – охладил пыл начальства земнопони. – И то они ведут постоянные споры о принадлежности того или иного трактата перу Старсвирла. Только за это десятилетие научных трудов великого мага стало на три меньше, ибо подделки и фальсификации… Может, и эта книга про змеиный яд тоже на липовой бумаге отпечатана.
Свитч согласно кивнул. Он сам не до конца понимал, откуда к нему пришло воспоминание о способе лечения древней эпидемии. Решил, что со времён школьной жизни, когда он пролистывал книгу за книгой, сжигая за ночь по четыре свечи.
— Есть специалисты, которые могут прояснить этот вопрос, – сказал Шейд и повесил на ухо ленточку коммуникатора. – Далеко ходить не надо. Кьюрис, ответь, пожалуйста.
— Успокойся, родной, я ещё жива и умирать пока не собираюсь, – ответил голос зелёной единорожки.
Голос казался усталым, потому что бэт-пони с момента появления в коридорах «Си Хорс» постоянно связывался с подругой и успел порядком её достать. И оказался слышен всем в тесной комнатке, потому что тут же покрасневший советник по науке забыл отключить громкую связь. Шейд быстро исправил оплошность, но при желании оба жеребца вполне могли разобрать слова главврача «Си Хорс».
— У нас, кажется, появилась идея относительно этой болезни, – поведал бэт-пони и сдержанно угукал, слушая медицинскую сводку единорожки из зоны карантина. – Скажи, может в этом деле помочь змеиный яд? Змеиный яд, – повторил для «не понимающих юмора» Шейд и после небольшой заминки добавил: – Яд… э-э-э… предгорной веретеницы. Может, тебе известны какие-то природные компоненты в этом… – За очередным «бу-бу-бу?» в коммуникаторе последовал слегка растерянный взгляд в сторону светло-каштанового единорога. – Нет, идея лично моя. Я от своего народа слышал предание… Да не вру я! – бурно отреагировал на очередное замечание собеседницы Шейд. – Как сейчас помню, мама мне рассказывала про изнемогающего белокурого витязя, который хотел, чтобы змея убила его ядом. А та оказалась царицей змей и витязя излечила. Мне подумалось, вдруг в этой истории есть подсказка… Нет, я… Подожди! Я ведь… – Копыто бэт-пони бессильно замерло возле уха.
— Попросила её больше с подобными идеями не беспокоить? – предположил Эндлесс, наблюдая, как коммуникатор возвращается на своё место на контрольной панели.
— Ага. А если бы я рассказал, чья на самом деле идея, разговор был бы вдвое короче.
Краулинг Шейд, собираясь сделать крайне важное объявление, потянулся и расправил крылья. К радости Эндлесса, уставшего убирать с пути бэт-пони личные вещи, – каждое по очереди.
— Кьюр не единственный специалист, который способен нам помочь, – сообщил Краулинг Шейд, поправляя тёмные очки. – Мне надо проведать «Оранжерею» и доктора Еудженин.
— Босс, вы уверены в том, что говорите? – Эндлесс постарался очень тонко – так, что у него чуть шея не отвалилась – намекнуть на присутствие постороннего, то есть Скриптеда Свитча, при котором, как считал земнопони, не стоило вести разговор о секретном отделе «Си Хорс» и о пони, факт присутствия которой в стенах комплекса оставался неизвестен большинству коллег. Но у Шейда на этот счёт имелся иной взгляд.
— Ничего, мистер Свитч заслужил поощрение. Если его идея позволит остановить эпидемию и избежать катастрофы, то маленький рассказ о месте, куда направляется большая часть энергии с его реактора – не проступок. И не переживай, экскурсию я ему не организую. Можно у тебя?.. – Бэт-пони настоятельно потребовал прямоугольную ключ-карту, выпиравшую из нагрудного кармана рубашки Эндлесса.
Свитч с подозрением прищурился. Он успел заметить минимум пару дверей, которые могли бы открываться таким хитрым способом. Одна находилась на административном этаже, вторая – в каких-то боковых ответвлениях за лабораториями прикладной магии.
— Прежде всего, – сказал Шейд, – уточню насчёт доктора Еудженин. Скорее всего, мистер Свитч, вы с ней не сталкивались. Она редко покидает «Оранжерею», избегает лишних контактов. И вообще дама со странностями.
— Мягко сказано, – усмехнулся Эндлесс, пытающийся копытом вытащить застрявшую в тесном кармане ключ-карту.
— Вполне приличная с виду единорожка. Талантливая. Деловитая, – продолжал бэт-пони. – Просто испытывает сложности в общении с окружающими. Ни с кем в команде сработаться не может. У неё это, судя по отзывам педагогов, ещё со школы началось. Минимальное стремление к общению, максимальная замкнутость. Так что, мистер Свитч, если пересечётесь с ней, не пугайтесь её эксцентричного поведения.
Светло-каштановый единорог не удержался от мысли, что у него с неведомым доктором много общего.
— И вы не боитесь доверять такой пони свой особо секретный проект? – спросил Свитч.
— Нет, это даже даёт определённые преимущества. Во-первых, учитывая её необщительность, за содержание секретных проектов можно не волноваться. Она о них не хочет разговаривать даже со мной, хотя я заказчик и её работодатель. Во-вторых, доктор Еудженин настолько уверена в своих личных умениях, – Шейд специально выделил последние два слова, – что берётся за самые рискованные и непредсказуемые эксперименты. В частности, за опыты с кристаллизитом.
Вот тут челюсть светло-каштанового единорога непроизвольно описала полпараболы.
— Кристаллизит? – удивлённо переспросил Скриптед Свитч. – Но как это возможно? Эта субстанция не существует в природе. Кристаллизит – миф.
— Тогда из всех мифов этот – самый доступный для работы, – спокойно пояснил Шейд. – Первоначально я не знал, где разместить «Си Хорс». Но когда мы поняли, что здесь сейсмоснимки рисуют под морским дном полость, а в ней – озеро из неведомо как сохранившегося чистого кристаллизита, я понял, что его следует добывать, и построил над всем этим комплекс. И пытался получить из вещества самые разнообразные по форме и составу предметы. Выращивая их как в самой настоящей оранжерее. Ну-с, господа, – бэт-пони поправил гриву и галстук-бабочку, словно собирался не в лабораторию, а в ресторан, – я пойду побеседую с доктором Еудженин. Ждите здесь. Я сообщу о результатах.
* * *
Как и большинство врачей, Дресседж Кьюр меньше всего любила болеть и ждать, пока кто-то её вылечит. Поэтому она, оставив свою изолированную камеру, ходила по взятому в карантинное оцепление этажу, сверяя собственные симптомы с симптомами остальных пациентов. Она отчаянно искала любую аномалию, способную дать больше информации о заболевании и средствах борьбы с ним. К её огорчению, от пациентов поступали однообразные жалобы, а в медицинских картах обнадёживающих открытий не находилось. Из-за герметичных шлюзов, поставленных при входе на этаж, хороших новостей тоже не поступало. Так, доклад группы Дебафтера с намёком на извинения сообщал, что на артефактах нашли лишь микрочастички грифоньей чешуи и больше ничего необычного. А чешуйками с передних лап артефакт, безусловно, замарали индивиды, транспортировавшие реликвии – тут никакой тайны не было.
Бесполезную прогулку главврач, по ощущениям превращавшаяся в главпациента, завершила у койки профессора Шайнсикера. Исследователь, чьи копыта приобрели молочно-белый оттенок, напряжённо дышал, вызывая опасения, что каждый следующий вздох может оказаться последним. Во взгляде старого пегаса читалось примирение с фактом, что открытие, которое должно было стать ключом к всеобщей славе, станет причиной досрочного завершения карьеры, да и жизни в целом. При всём при этом учёный пони счёл появление Кьюр достаточным поводом для радости.
— Я уж думал, до меня никому дела нет, – шипящим голосом произнёс Шайнсикер. Кашель у него прекратился, но это вряд ли свидетельствовало об улучшении.
— Тогда бы это превратилось в ваш обычный рабочий день, – улыбнулась Дресседж Кьюр, старавшаяся не думать о том, что она сама обречена через несколько часов так же лежать на койке и медленно угасать.
— Эх-х… – вздохнул исследователь реликвий. – Самое обидное, что я так быстро с этой хворью свалился. Даже не успел письмо дочке в Филлидельфию написать. Четыре года с ней не виделся, ни одной весточки не получал. Разругался с ней, потому что её особенный пони мне не понравился… Теперь и остаётся только жалеть…
— Вы ещё напишете ей. Обязательно, – ободряюще произнесла Кьюр. – И в отпуск к ней съездите, и с её мужем по стакану крепкого выпьете.
Пожилой пони не стал отвечать на эти пустые слова, прекрасно понимая их несбыточность.
— Я найду лекарство, – пообещала зелёная единорожка. – И не такие сложные задачки решала. Вот, помню, месяцев семь назад в Кантерлоте представляла Стэйблридж на медицинской конференции. Конференции, совмещённой с олимпиадными по уровню задачами.
Дресседж Кьюр, предаваясь воспоминаниям, уставилась в дальний угол. Воображение рисовало там картинку былого мероприятия, которым врач гордилась.
— Организаторы, а это, фактически, принцессы Селестия и Кейдэнс, предоставили образец крови на анализ группам исследователей. Стэйблриджская группа под моим руководством быстро вывела инициаторов эксперимента на чистую воду. Они там специально намешали образец, совместив маркеры единорога и кристального пони. Да ещё и магией преобразовали. Получили смесь, с которой ни одно существо жить не смогло бы. Думали, никому ума не хватит распознать фальсификацию. А я распознала. И буквально заставила их подтвердить, что образцы создали искусственно… Но уже после конференции. Через Шейда это выяснила.
Пегас рассеянно слушал рассказ, прекрасно понимая, что Кьюр просто пытается хоть ненадолго отвлечь его от мрачных мыслей. Когда она замолчала, он с трудом вздохнул. Одеяло едва заметно приподнялось.
— Досадно, что вы из-за меня больны. И мои коллеги больны. Столько пони и грифонов хворает и может не выздороветь… Потому что мне хотелось подержать в копытах древние реликвии…
Дресседж Кьюр окинула взглядом пациентов, которые не прятались за зелёными занавесками палат. Изрядно посветлевшие местами земнопони, пегасы, единороги выглядели одинаково печально на фоне белых стен с серыми полосками. Но ни одного пациента с клювом на койках не лежало.
— Грифонов? – повторила Кьюр, ещё раз внимательно всматриваясь в каждую занятую кровать. – У нас, вроде как, все грифоны здоровы.
— Те четверо, что привезли артефакты, – тихим голосом пояснил Шайнсикер. – По-моему, они тоже болели. Постоянно откашливались, словно горло прочищая, тёрли себе лапы так, будто замёрзли. Глаза щурили… Бедняги… Даже не поймут, отчего захворали…
Дресседж Кьюр закрыла глаза, восстанавливая в памяти строчки доклада медицинской бригады. В котором отмечалось, что никаких известных и опасных микроорганизмов найдено не было. И рассказывалось о том, что конкретно найдено было. Не микро, но частицы…
— Коммуникатор мне, срочно! – потребовала главврач у пробегавшей мимо медсестры. Собственный переговорник, который постоянно сыпал идеями Краулинг Шейда, Кьюр оставила в изоляторе. Единорожка решила, что проще, не возвращаясь, воспользоваться чужим устройством.
— Реакторная! Гальвар, ответьте! – потребовала пони с бледно-зелёной от недуга гривой.
Треск статики подтверждал, что связь установлена, но молчание красноречиво сообщало, что работавшему с реактором грифону не сильно хочется общаться. Кьюр пришлось две минуты на разные лады повторять имя почётного инженера-энергетика, прежде чем тот соизволил отозваться.
— Ух-гх, – раздражённо шепнул кто-то, нацеплявший своё переговорное устройство, после чего рявкнул: – Кому там так неймётся?! Чего надо от меня опять?
Дресседж Кьюр подскочила от неожиданности, едва не выронив планшет с записями. К счастью, недуг никак не влил на колдовские силы, и листы поймало магическое поле, в то время как создательница заклинания сосредоточилась на разговоре с сердитым грифоном.
— Гальвар, это Дресседж Кьюр с медицинского этажа. У меня вопрос по медицине грифонов. Вы лично чем-нибудь болели?
— Допустим.
— Воспаление в горле, слезливость, отслоение чешуек на передних лапах. Знакомые вам симптомы?
— Да ну вас! Найдите там себе кроссворд посложнее. Это обычная анемка. Анемволическая лихорадка, если вашим высокопарным... Только её больше нет у нас на островах. Всех привили уже. Ещё лет семьдесят назад.
— Это опасная для вас болезнь? Смертельная?
— Ерунда это, а не болезнь! – хмыкнул динамик коммуникатора. – С ней даже часовые на посту стоять оставались. Проходила за пару дней и никаких проблем не возникало. Всё у вас?
— Последний вопрос, – схватилась за переговорное устройство Кьюр. – Эта болезнь может передаться другому виду? Пони могут ею заболеть?
— Не знаю, не слышал, не интересуюсь, – равнодушно сообщил Гальвар.
Место грифона на линии связи заняла тишина. Дресседж Кьюр оставалось лишь тихо выругаться от ощущения, что ниточка идеи рвётся, и от неё осталось лишь несколько жалких волосинок.
— С другой стороны, – добавил Шайнсикер, убедившись, что единорожка завершила разговор по удалённой связи, – моя мечта сбывается. Правда, как-то очень неправильно. Я попаду в газеты, но не как учёный и открыватель чего-то. А как жертва тяжёлой болезни, относительно которой врачи оказались бессильны.
«Врачи», «газеты», «жертва болезни», «анемволическая лихорадка»... Перед глазами Дресседж Кьюр возникли обрывки газет, в которые неаккуратные перевозчики заворачивали артефакты. Последние новости из Седельной Аравии. О том, как там лечили грифонов. В следующее мгновение у неё в голове вспыхнула не просто искра – дуга газоразрядного сварочного агрегата.
— Кейртач! Сколько у нас в запасе таблеток «Астидицилата»? – отрывисто бросила в коммуникатор Кьюр. Медсестра, которую она вполне могла видеть в дальнем углу помещения, засуетилась.
— Упаковок десять. А зачем он? Им грифоны, вроде, свою какую-то болезнь лечат. И то лекарство почти не берут.
— Не берут, потому что все привитые, – боясь спугнуть свою удачу, пояснила зелёная единорожка. – Привиты те, кто из Республики. Но те, кто из других краёв, подвержены анемволической лихорадке. Сильно не болеют, но являются носителями. При транспортировке реликвий они передали сотрудникам отдела древностей штамм заболевания, распространившийся месяц назад в Седельной Аравии. Надо срочно дать всем больным «Астидицилат». И заказать ещё вагон в Грифоньей Республике!
Медсёстры не имели привычки спорить с начальницей, когда она докладывала о своих умозаключениях определённым тоном. Вот и сейчас Кейртач отрапортовала о незамедлительном исполнении и потащила охапку лекарства в сторону коллег. Для скорейшего распространения. А на голову Кьюр моментально обрушились новые проблемы – зажужжал коммуникатор.
— Доктор Кьюр, это пропускной пункт карантинной зоны.
— Слушаю.
— С вами хочет связаться Краулинг Шейд. Просит переключиться на его линию. Три-два-восемь, подлиния «бэ».
— Угу, спасибо, – ответила Кьюр. Прежде чем переключиться на названный канал, она не удержалась от тихого комментария: – Достал всё-таки.
— Кьюрис! – прорвался сквозь помехи голос советника по науке. – Я в «Оранжерее» вместе с Еудженин. Мы близки к воспроизведению яда предгорной веретеницы. Если получится, на его основе попробуем создать вакцину…
— Уймись, не хлопай крыльями, – требовательно попросила Кьюр. – Я определила вид заболевания. Уже лечу всех «Астидицилатом». Так что вылей свою народную медицину в контейнер для отходов.
— Но… – растерянно протянул бэт-пони.
— Иначе пропишу тебе ежедневную клизму! – огрызнулась Кьюр. И тут же пожалела – советник по науке не по своей воле имел напрочь сбитую интуицию в части советников.
Теперь можно было даже посмеяться над ситуацией. И над мордой доктора Еудженин, которая, как думалось Кьюр, сильно вытянулась от просьбы сгенерировать химически точный эквивалент змеиного яда.
* * *
Она подняла тело Свитча на ночную прогулку. Пока разум хозяина сидел, запертый в темнице глубокого сна, она спустилась на пару этажей вниз, к исследовательским лабораториям. К двери с необычным запирающим механизмом, в который особо уполномоченные пони вставляли прямоугольный магический ключик. Как подсмотрел Свитч, следуя её подсказке, именно за этой дверью пряталось нечто, именуемое «Оранжереей», о существовании которой любезно поведал субъект с перепончатыми крыльями. В «Оранжерее» как-то могли создать змеиный яд. А значит, как полагала Ламия, могут создать и целую змею. Хотя…
Ламия не особо хотела возвращаться к облику ограниченной в возможностях рептилии. Она лишь мечтала получить инструмент обработки кристаллизита. Инструмент, ради которого стоило ждать долгие месяцы в чужом теле, на задворках чужого разума. Инструмент, который дал бы ей возможности, ограниченные лишь фантазией последовательницы истинной Гармонии. Инструмент, который прятался за этой дверью, имевшей хитрый запирающий механизм.
В довесок патруль охраны выпускал дверь из виду лишь на пару минут в период каждого обхода. Ламии приходилось долго ждать и выгадывать момент для перемещения из тени в тень. Она уже поняла, что всё задуманное обязательно следовало делать быстро и тихо.
Сегодня особо дерзких планов не имелось – Ламия лишь попробовала поддеть крышку запирающего механизма магией подвластного ей единорога. Как она и ожидала, чары соскользнули с предмета, который заговорили игнорировать внешние поля – чтобы не сломался и не стал добычей недоброжелателей. Этих сведений с одной ночной вылазки Ламии хватило. Она шмыгнула обратно в тень прежде, чем фигура охранника появилась поблизости. Крадучись направилась обратно в комнату Свитча. С мыслями о том, что задуманное вскрытие замков придётся проделывать не только быстро и тихо, но ещё и плохо подвластными ей копытами. И, скорее всего, опираясь на технические навыки Скриптеда Свитча, которые она могла заимствовать у пони так же, как он заимствовал, принимая за свои собственные, воспоминания об эпидемии у длинношерстных пони и о лекарстве из змеиного яда…