Мечта

Возлагать на пони большую ответственность чревато последствиями, особенно если делать это с пеленок. У Флёрри есть мечта, которую родители не хотят принимать, но если плакать в темном уголке, из него может выйти тот, кто утешит и научит, как добиваться своих целей.

Король Сомбра Флари Харт

FallOut Equestria: Pawns

Когда упали первые мегазаклинания, стирая с лица Эквестрии многомиллионные города, превращая их в прах, когда горизонт засиял освещаемый светом сотен солнц, когда земля сотряслась от колоссальных взрывов… можно было решить, что это конец. Конец Эквестрии, конец расы пони, конец войны… но это было отнюдь не так. Тысячи пони успели укрыться в гигантских стойлах-убежищах. Укрытые от пламени жар-бомб, чтобы возродить утраченную цивилизацию. Лишь десятки лет спустя открылись первые убежища, их жители столкнулись с ужасающими последствиями тотальной аннигиляции. В этих тяжелых условиях им пришлось строить новый мир, по новым законам. По законам войны, которая так и не закончилась, она лишь впала в анабиоз в сердцах и умах пони, выжидая момент, чтобы разгореться вновь с новой силой. Воюющие из страха… таковых война не отпустит никогда. Но было стойло, особенное стойло, в котором война шла с самого его заселения. Невозможно понять какому плану следовали его конструкторы. Возможно, они рассчитывали, что война виток за витком, преобразуется в нечто иное, изменится… Однако они не учли один важный фактор. Война. Война никогда не меняется... Так-так-так, глядите-ка, к нам присоединился новенький. И, наверное, ты задаёшься вопросом в чём смысл рассказывать давно пришедшую к логическому концу легенду. Не задаёшься? Что ж… я всё равно отвечу. Мне больше нравится думать, что эта давно известная история, для некоторых является не концом, а началом. Я объясню. Легенды живы, пока есть те, кто помнит их, чтобы рассказывать и молоды пока есть те, кто с ними ещё не знаком и готов послушать.

ОС - пони

Откуда берутся (такие) пони

Когда б вы знали, из какого сора...

Мечты в небесах

Жизнь кантерлотского инженера одним прекрасным днем негаданно преображает та, что в какой-то момент становится важнее всего на свете. С этого момента увлеченный мечтами о небе, Рэй Трейбс еще сильнее стремится ввысь, но сможет ли он превозмочь те препятствия, что приготовила для него реальность?

Другие пони ОС - пони

Признание

Признаться в любви так сложно...

Спайк

Золотое возвращение

Один убийца, другой — убитый. Смогут ли они прекратить свою вражду во имя спасения иного мира? Перед прочтением обязательно ознакомтесь с заметками к рассказу во имя избежания недоразумений.

Рэйнбоу Дэш Флаттершай Твайлайт Спаркл Рэрити Пинки Пай Эплджек Скуталу Принцесса Селестия Принцесса Луна DJ PON-3 Другие пони ОС - пони Октавия Найтмэр Мун Принцесса Миаморе Каденца Шайнинг Армор

Черный пони

Восстание, призванное свергнуть Сомбру, потерпело неудачу. Все его участники были схвачены, и теперь их ожидает страшная участь...

ОС - пони Король Сомбра

Два одиночества

В этой истории повествуется о том, как два весьма одиноких пони ни смотря не на что смогли найти счастье. Данная зарисовка входит в мою серию «Инквизитор» на правах дополнительной части, всего лишь расширяющей основное произведение. Противникам шиппинга канон + ОС и лунодинам этот рассказ лучше не читать. Главными действующими лицами являются принцесса Луна Эквестрийская и Бел Ван Сапка.Как написано на Даркпони: «Да простит нас Селестия».P.S. Вычитано одним хорошим брони...

Принцесса Луна ОС - пони

Последние секунды Эквестрии

Лишь крошечная вероятность. Крошечная вероятность того, что это закончится.

Твайлайт Спаркл Принцесса Селестия Гильда Другие пони

В Эквестрии богов нет!

Рассказ о том как главный герой потерял память, но в странном месте и при неизвестных обстоятельствах. Кто он такой и что его ждёт? Это ему только предстоит узнать...

Другие пони ОС - пони

Автор рисунка: Devinian

Продолжение стэйблриджских хроник

Глава 20. Исчезающая личность

Получив эффект желаемого заклинания, Патримони прекращает играть в добрую медсестру...


Левую ногу кристальной пони пронзала колющая боль. Словно лесной ёж решил покататься по ноге вверх-вниз, и его иголки, вопреки физиологии кристальных пони, могли пройти сквозь кожу. У многих в подобный момент появилась бы гримаса страдания, а сквозь зубы прорвался бы свистящий стон. Но Патримони даже не вздрогнула. Пусть боль оказалась сильнее, чем помнилось, но она ждала эту боль долгие месяцы, она вожделела её. Кристальная пони была счастлива мучениям физическим, потому что с ними заканчивались мучения ментальные.

Пожилой единорог, только что осиливший древнее тёмное заклинание, но не заметивший никаких изменений в окружающем мире, причин для радости не видел. Он подумал, что, как и в предыдущие шестьдесят восемь попыток, он где-то ошибся, перепутал ударение, выдержал слишком долгую паузу. И всё же, подтверждая теорию Спеллгейма, заклинатель интуитивно чувствовал, что заклинание сработало, что магия не ушла впустую.

— Версиатл, ты заметила что-нибудь? – с беспокойством спросил Полимат сразу после того, как отдышался.

Единорог израсходовал много сил, чтобы правильно произнести записанное на хрупком листочке заклинание; не дожидаясь ответа от собеседницы и не следя за её действиями, он поспешил добраться до кресла-качалки.

— Насколько я могу судить, с дикцией был полный порядок, – искренне заметила кристальная пони. Она сказала правду, но так, что это прозвучало как очередная попытка обнадёжить старика.

— Тогда почему ничего не произошло? – воскликнул Полимат. – Ни силуэта, ни тени, ни шёпота. Я ничего не почувствовал. Если мы сейчас всё сделали правильно, если заклинание сработало, то почему не открылась граница между мирами? Почему к нам не пришли, хоть на миг, те, кого мы представляли? Я ничего странного, неестественного не ощутил. А ты?

У Патримони имелся ответ. Но она приберегла его на вторую часть разговора. Пока что следовало завершить первую.

Кристальная пони приподняла белый край медицинской униформы на передней левой ноге. Если раньше она носила одежду медсестры потому, что выдавала себя за Айдлинг, то теперь накидка сослужила иную службу. Она скрыла от Полимата вереницу мелких чёрных кристалликов, которые как веснушки усеяли поблёскивающую шкуру. Они выстроились в иной рисунок, не похожий на оставленный чарами Сомбры, но Патримони не сомневалась, что сработают кристаллики схожим образом. Они – её отмычка для Империи, её шанс выполнить последний приказ короля.

Оставалась лишь одна проблема, мешавшая возвратиться в Кристальную Империю. Проблема эта сейчас с удручённым видом покачивалась в кресле и что-то едва слышно бормотала под нос. Выпустив из поля зрения существо, к которому ни в коем случае нельзя было поворачиваться спиной.

Кобылка подтянула к себе медицинскую сумку и вытащила из неё сложенный в несколько раз бинт и тёмную бутыль, стараясь, чтобы стекло не звякнуло. Глубоко вдохнув и задержав дыхание, она осторожно вытащила зубами пробку, прижала бинт к горлышку и перевернула бутылку, следя, чтобы ткань хорошенько пропиталась. Когда сжимающее бинт копыто ощутило влагу, Версиатл, жертва тирании Сомбры и та, кто хотела вновь увидеть своих погибших родственников, исчезла. Её место заняла Патримони, верный солдат короля, та, кто не остановится ни перед чем ради выполнения его приказа.

Одно копыто легло на спинку кресла и резко дёрнуло его назад вместе с задумавшимся единорогом. Второе, выждав пару секунд, легло на морду Полимата, прижав к его носу мокрый бинт. Кресло наклонилось ещё сильнее и опрокинулось, позволив Патримони повалить единорога на пол и придавить его сверху. Локтем она зафиксировала его голову, мешая скинуть пропитанную усыпляющим зельем тряпицу.

Тонкие рейки кресла затрещали, не выдержав борьбы двух существ. К ним добавился отрывистый шелест нарождающейся магии. Единорог пытался использовать какое-то колдовство, но предшествующее заклинание слишком его утомило. Искры магии, едва начав светлеть, угасли. А сам Полимат, вдохнув пары зелья, после нескольких попыток вывернуться закатил глаза и обмяк.

Кристальная пони поднялась, посмотрела на сломанное кресло, отбросила в сторону ненужную тряпку. И лишь после этого позволила себе сделать вдох. Бросив взгляд на часы, она сделала шаг к своей сумке. Время было ограничено, а сделать требовалось очень многое.

*   *   *

Полимат в момент пробуждения даже не вспомнил, что та, кого он считал сообщником и другом, напала на него. Это открытие ему пришлось совершать повторно, когда профессор обнаружил, что привязан к странной вещи, напоминавшей не то спортивный снаряд, не то импровизированную, сделанную из пуфика лавку. Что он определил практически сразу – кому-то было очень удобно приматывать пони к подобной штуке, так как хватило двух верёвок. Попытавшись пошевелиться, он обнаружил, что передние ноги примотаны намертво, в то время как на задние, похоже, длины верёвки не хватило либо она ослабла – ему удалось чуть подвигать ими. Также тот, кто связал профессора, не позаботился вставить ему кляп, чем он не преминул воспользоваться.

— Версиатл, океан вас побери, что происходит? – требовательным тоном произнёс Полимат. Точнее, попытался – дрожь в голосе скрыть не удалось.

Полимат не ждал, что ему кто-то ответит. У него возникла надежда, что кристальная пони, оставив его привязанным, благополучно ушла из дому. В этом случае через час или два единорог смог бы развязать задние ноги. Не факт, что они достали бы до пола – лежал Полимат высоко, – но чем-то помогли бы. Как минимум, позволили бы раскачать себя и свалиться на пол вместе с лежанкой.

Ответивший ему голос был настолько непохож на голос выдававшей себя за медсестру кобылки, что профессор замер, оставив попытки освободиться.

— Очнулся? Рада это слышать.

Через несколько секунд кристальная пони появилась в поле зрения. Вопреки сказанному на её мордочке не было и следа радости, углубившиеся и заострившиеся черты застыли маской равнодушной сосредоточенности. От пережившей ужасное и отчаянно ищущей способ вновь, хоть на миг, увидеться со своими близкими пони не осталось и тени. Перемена была столь разительна, что Полимат задался вопросом: а была ли хоть капля искренности в её словах?

Полимат не отрываясь смотрел на ту, кого знал как Версиатл, и не узнавал её даже с учётом застывшего выражения мордочки. Кобылка сменила наряд – теперь её фигура была затянута во множество ремней с металлическими пряжками, кольцами, зажимами и крючками, на которых висели непривычные и неприятные для современного пони предметы, словно сошедшие со страниц энциклопедии. И самым страшным было то, что кристальная пони выглядела совершенно естественно в этом облачении, не испытывая ни малейшего неудобства, словно всю жизнь имела дело с подобными вещами.

Профессор следил, как незнакомая пони, после обронённых фраз переставшая обращать на него внимание, методично выносит из кабинета годами копившиеся здесь вещи и сдвигает мебель к стенам кабинета, освобождая пространство с одной ей ведомой целью. Она делала это равнодушно, словно пленение пони и подготовка к чему-то едва ли для него приятному было для неё давно наскучившей рутиной. Тревога Полимата усилилась, когда она начала расстилать на освободившемся полу принесённые из прихожей старые газеты.

Старый единорог напрягся, когда кристальная пони внезапно шагнула к нему, но та всего лишь проверила стягивающие его верёвки, уверенным жестом специалиста подтянув удерживающую задние ноги, лишая даже малейшей надежды на освобождение. Затянув узел, она бросила взгляд на рог Полимата. Профессор знал, на что она смотрит: с момента пробуждения он попытался сплести какое-нибудь заклинание, но знакомое ощущение пробуждающейся магии бесследно растаяло в самом основании рога. Скосив глаза, он увидел, что на его рог надето золотое кольцо, с которого свисали тонкие нити, усеянные чёрными кристалликами. Их касание было неприятно, словно прикосновение холодного инструмента стоматолога к разрушившемуся зубу, и именно они глушили волшебство, что оставляло лишь альтернативу «рассчитывать на милосердие кристальной пони». Пони, занятой раскладыванием на маленьком столике на колёсиках набора хирургических инструментов, извлечённого из медицинской сумки.

— Я доверял тебе… – вырвалось из уст единорога.

— Как и многие до тебя. Совершенно напрасно.

— Почему я доверял тебе? Ни одна причина не приходит на ум. С первого появления до сегодняшнего дня. Несколько месяцев… Чем ты меня так ослепила? Как ты заставила меня поглупеть?

Кристальная пони, если и знала ответы, держала их при себе. Она сосредоточилась на откупоривании бутылки старого и дорогого алкоголя, который как-то вытащила из тайного шкафчика. Несмотря на своё положение, Полимат нашёл в себе силы печально вздохнуть, наблюдая, как редкий напиток небрежно выливают в салатницу. Только для того, чтобы опустить в него медицинские инструменты.

Профессору давали возможность самому искать ответы на заданные вопросы. И, как ему показалось, он начал понимать.

— Я ждал кого-то, кто избавит меня от гнетущего одиночества. Не жалостью, но идеей, планом того, как жить дальше. И ты… – Полимат опустил подбородок на твёрдую поверхность своего неудобного ложа. Кристальная пони терпеливо ждала, пока он продолжит мыслить вслух. – Ты продумала это всё заранее. До того, как переступила порог. Ты знала каждую фразу, на которую я среагирую, знала мои желания лучше, чем я сам. Предложила колдовство, слишком хорошее, чтобы быть реальностью.

Взгляд пожилого единорога устремился к свитку, который все ещё лежал на прежнем месте. Этим он словно напомнил кристальной пони о существовании манускрипта, поскольку та быстро его свернула и убрала в сумочку.

— Ты обманывала меня, скрывала факты. Но потом разрушила одну ложь, чтобы построить вторую. Я решил, что поступил бы так же. Что ты лгала для достижения планов, выгодных нам обоим. Но выгодно это было лишь одной тебе. Я думал, что мы идём рядом, значит, идём по одной тропинке. А на самом деле мы просто шли рядом.

— Тебе со мной не по пути, старик, – грубо сказала Патримони. И в пятый раз посмотрела на часы. Научный ум Полимата принялся искать объяснение такому поведению. Какого момента выжидает кристальная пони? Собирается ли она совершить нечто ужасное в определённый час? Чтобы соблюсти какой-то древний ритуал?

— Я полагаю, всё, что ты говорила о заклинании – ложь. Оно служит другой цели. И твоё пойло из грибов тоже. Ты готовила меня… моё тело. К какому-то жертвоприношению.

Сначала у пони выражение мордочки стало таким, словно ей сообщили, что кристаллы – затвердевшие слёзы драконов. Затем губы её раздвинулись в улыбке, но старый единорог не увидел в ней радости. Последовавший за улыбкой смех, который в другой ситуации можно было бы назвать хрустальным, заставил профессора содрогнуться. Отсмеявшись, кристальная пони умолкла, вернув мордочке прежнее спокойное выражение. И не дав ответа.

— Что ты хочешь со мной сделать? И, главное, как быстро?

В его голос закралась мольба – неизвестность и ожидание томили и пугали сильнее, чем возможная, пусть и ужасная, правда. Для учёного не было пытки страшнее, чем незнание. Патримони услышала это и чуть улыбнулась уголками губ.

— Заблудший мудрец, ты прав в том, что планы мои составлялись заранее. И порог твоего дома я переступила, точно зная, как и чем всё закончится. В моём видении будущего был ты, привязанный к скамье, я, не рассказывающая ничего о своих намерениях. И наша гостья. В данный момент, скорее всего, она уже нашла записку с просьбой постучать.

Снова появился проблеск надежды, но уже через секунду сгинул в океане обречённости. Кем бы ни была упомянутая только что гостья, вряд ли она имела цель и намерение спасти связанного единорога. Скорее всего, кристальная пони позвала кого-то себе в помощники по ритуалу, проведение которого она, вроде как, не отрицала.

— Я так и не услышал ответа.

Кристальная пони приподняла ремешки на ноге, демонстрируя цепочку чёрных кристалликов, напоминавших рассыпанную фасоль.

— Ты дал мне то, что было необходимо. С этого момента потребность в тебе отсутствует. Но в силу определённых причин я не могу тебя убить. Это было бы нежелательно. Одновременно с этим твой разум хранит в себе текст заклинания. Будучи единожды верно произнесённым, оно остаётся с заклинателем. В его памяти. Так что я не могу ни убить тебя, ни оставить как есть. И не могу сделать ничего, к чему привыкла. Ситуация сложная, и известные мне методы её разрешения не подходят.

— Ты пригласила кого-то, кто решит проблему?

Полимат делал то немногое, что ему оставалось – рассуждал. И пока его рот привлекал внимание кристальной пони, левая задняя нога, почувствовавшая ненадёжность узла, тихо двигалась вдоль скамьи, ослабляя путы.

— Позвала заклинателя, который сотрёт мою память? Чтобы я не вспомнил про Айдлинг, Версиатл, или как тебя на самом деле?..

— Патримони, – ответила кобылка. Профессор нахмурился.

— Я читал… Письмо дочери. Ты дерзко вломилась в Стэйблридж. Украла какие-то клинки. А потом удрала…

— Совершила тактическое отступление, – поправила Патримони. – Полностью выполнив поставленную задачу. И, возвращаясь к твоему предыдущему вопросу… У меня были разные идеи, как стереть тебе память. Артефакты, заклинания…

Она оттянула один из ремешков, и на секунду профессор увидел круглый амулет с синим камнем в центре. Амулет был повреждён, кристалл покрылся сетью трещин и был готов рассыпаться, удерживаясь на месте только благодаря сжимавшей его оправе.

— Опыт показал, что всё это не является приемлемым решением, – сухо сказала Патримони. Однако взгляд её, адресованный амулету, таил искры злобы. – Поэтому я нашла ещё одно…

Внизу раздался стук – кто-то стоял перед входной дверью. Патримони, явно ожидавшая именно этого события, тем не менее не спешила спускаться. Вытащив из-под наплечника знакомую Полимату тряпицу, она показала её профессору.

— Я хочу спросить, собираешься ли ты кричать и звать на помощь? – поинтересовалась она, поигрывая тряпкой. – Вряд ли это поможет. И той, кто заглянула в гости, тоже. А если я не буду уверена в твоём поведении, то снова отправлю в долгий сон.

Полимат, дабы не рисковать, даже на этот прямой вопрос ответил жестом, не раскрывая рта. В деле освобождения задней ноги намечался небольшой прогресс, и очередное усыпление загубило бы профессору всё дело.

— Прекрасно, – почти шёпотом сказала кристальная пони. – Я не сомневалась, что ты сохраняешь надежду на побег. Потому что уверенность, что ты потерял всё, что тебе дорого, ошибочна. Сейчас ты считаешь иначе.

Она потопала по лестнице вниз, оставив Полимата раздумывать над тем, насколько права явившаяся из дальних краёв мучительница.

*   *   *

Патримони не потребовалось много усилий, чтобы втащить на второй этаж настоящую Айдлинг. Кобылка с бежево-лазурной гривой, обнаружив на столике в кафе записку, пришла к дому пожилого единорога, чтобы сыграть свою роль в замысле кристальной пони.

— Профессор, знакомься! – сказала Патримони. – Айдлинг, медсестра балтимэйрского госпиталя. Айдлинг, ты сейчас смотришь на своего пациента, профессора Полимата.

Земнопони попыталась вырваться, но кристальная пони бросила её на паркет, легко подавив сопротивление, так же, как и ранее, в прихожей и на лестнице. Выучка и сила кристальной пони оказались вне конкуренции – Айдлинг лишь удалось растрепать противнику причёску и расстегнуть один из ремешков. И то, и другое было приведено в должный вид менее чем за минуту.

— Никак не могу привыкнуть к тому, какие вы слабые, – сказала Патримони, убирая копыто с лежащей медсестры. – Впрочем, чего ещё ждать от вида, который деградировал сотни лет.

— Что?.. Что ты хочешь? – пискнула Айдлинг, которой в процессе короткой трёпки, естественно, ничего не объяснили. Вместо ответа Патримони раскрыла перед ней потрёпанную книгу со штампом библиотеки Балтимэйра.

— Знакомая книжка, не так ли? – спросила кристальная пони, изучая синюю печать на одном из листов. – Ты брала её несколько раз, когда стажировалась в госпитале. Не только её. Пособия по нейрологии, нервной системе высокоразвитых существ, рефлексам, психологическим деформациям личности…

Называя книгу, Патримони бросала её на пол с точно выверенной высоты, наблюдая, как лежащая на полу Айдлинг вздрагивает при каждом шумном падении тяжёлого тома.

— Красный фолиант, страница сто семнадцать, – скомандовала кристальная пони. – Вот, что мне от тебя нужно.

Полимат, вопреки своему положению, ощутил интерес: натура учёного требовала узнать, что написано на странице сто семнадцать. Его это интересовало едва ли не больше, чем протянувшую дрожащее копыто к указанной книге медсестру.

— Исследования головного мозга показали различия в функциях отдельных его частей, – снова взяла слово Патримони. Она по памяти пересказывала содержание медицинских семинаров и нескольких прочитанных книг, ныне раскиданных по полу. Кристальная пони с гордостью могла заявить, что готовилась к этой речи, как ни к одной другой. – Части мозга руководят поведением хозяина, аспектами его жизни. Наши мозги надо хранить в целости, ведь без них существовать мы не в состоянии. Но есть отдельные теории, подтверждённые лабораторными исследователями. Они утверждают, что можно вмешаться в работу столь важного органа. Можно нарушить связь отдельных сегментов мозга, не убив пациента в процессе. Всего лишь одно точное хирургическое воздействие…

— Да ни за что! – отбросила книгу с, как успел заметить Полимат, подробными цветными иллюстрациями Айдлинг. – Я поняла, о чём вы ведёте речь. Деформация Вирдериуса. Я никогда и ни с кем не поступлю так…

Патримони понадобилось лишь повернуть голову в сторону бунтующей кобылки. Движение и последовавшие слова вынудили Айдлинг от гордого отказа перейти к немому ужасу.

— Ты Айдлинг. Медсестра из госпиталя Балтимэйра. Живёшь на Мощёной аллее, дом под номером двенадцать. Двухэтажный пригородный дом белого цвета с синими ставнями. Четыре комнаты на первом этаже, две на втором, плюс подвал. Два входа, шесть окон на первом этаже, к одной из стен примыкает старый вяз, ветки которого достают до крыши. Твой супруг, Хейкрафт, работает в зернохранилище, по постоянному графику, домой приходит в пять вечера. Твоя девятилетняя дочь, Лакиана, приходит из школы номер шесть в четыре тридцать по понедельникам и средам, в три пятнадцать во все остальные дни, кроме выходных. От школы до дома она идёт по улице Фейрвезера, Малому Лиственному переулку и Мощёной аллее. Делает два поворота и трижды переходит дорогу…

Каждая фраза, произносимая спокойным, не содержавшим и тени угрозы тоном, действовала на Айдлинг как пощёчина. Голубая кобылка прижималась к паркету, с содроганием глядя на знавшую о ней так много пони.

— Лакиана закончит занятия через двадцать минут, – невозмутимо продолжала Патримони. – Я вполне успею привязать тебя здесь к чему-нибудь, перехватить её по дороге к дому, привести сюда. Приставлю ей нож к горлу и посмотрю, как ты будешь отнекиваться, когда её кровь начнёт капать на этот пол.

— Прекрати! Хватит! – потребовал пожилой профессор. Вряд ли у Айдлинг имелись какие-то сомнения, но Полимат был точно уверен – всё обещанное кристальная пони выполнит. Без каких-либо угрызений совести, если таковая у Патримони вообще имелась. – Зачем ты всё это творишь? Как ты можешь оправдывать себе всё это?

Кристальная пони прекратила терзать взглядом Айдлинг и откашлялась. Повернувшись к Полимату, она заговорила, медленно приближаясь к связанному профессору.

— Старик, ты знаешь трактовку термина «родина»? Наверняка ты с ней сталкивался. Имеешь собственное отношение, собственное мнение по этому вопросу… Так вот, мою родину уничтожили ваши проклятые правители! Думаешь, у тебя ничего не осталось, старик? У меня нет места, куда бы я могла вернуться. Нет дома, в котором я могла бы жить. У меня есть лишь приказ тысячелетней давности, который я обязана исполнить! И я исполню его во имя любви к тому, что вы в ваших учёных книжках написали после слова «родина»!

В конце своей речи кристальная пони стояла вплотную к единорогу, и тот мог заглянуть в глубину ей глаз. Почувствовать на себе её взгляд. Взгляд зовущегося кристальным, но живого существа. Взгляд, по твёрдости не уступавший алмазу.

— Вы… – В голосе Айдлинг слышались умоляющие нотки. – Вы просите меня провести… операцию, которую… лишь теоретически описали в книгах… которую… никто и никогда на практике не делал.

— Знала я одного лекаря, – сказала Патримони, – который рискнул бы… Но здесь и сейчас он вряд ли появится. Поэтому деформацию Вирдериуса проведёшь ты.

Кристальная пони взяла медицинские накопытники, лежавшие рядом с салатницей, и бросила в сторону Айдлинг.

— У меня не получится… – пискнула земнопони, глядя на накопытники, словно на кишащие червями яблоки.

— Должно получиться. Иначе пожалеешь об этом не только ты. Но и твой муж. И твоя дочь. И твои родители, проживающие ныне в Филлидельфии.

Айдлинг неуверенно подняла с газет накопытники. Пока она, сотрясаемая мелкой дрожью, рассматривала их, а Патримони рассматривала паниковавшую медсестру, Полимат никого не рассматривал. Он закрыл глаза. Сделал пару глубоких вдохов. Узлы на задней ноге оказались слишком хитрыми, слишком тугими. Пожилому единорогу пришла пора отбросить слабые надежды. Принять то, что автор двухсот публикаций, монографий, пособий, обладатель десятка патентов, изобретатель научных теорий, заклинаний и приборов сейчас может принести пользу лишь одним-единственным способом.

— Дочка, – произнёс он, обращаясь к Айдлинг. – Сделай то, что она требует. Не рискуй. Не думай о старике. Старику уже ничего не светит. Старик сам загнал себя в эти силки. Старик в этих силках останется. Но ты слишком молода, чтобы остаться вместе с ним. Сделай то, что она требует.

Даже Патримони не смогла полностью скрыть промелькнувшее на её мордочке изумление. И говорить после слов профессора начала чуть иначе. В её голосе появился до омерзения извращённый отзвук материнской ласки.

— Вот скальпели, вот медицинские зонды, – сказала она, вылавливая из салатницы необходимые инструменты. – Описание операции ты, наверное, помнишь. Ты ведь тоже сидела на семинаре доктора Дэмга. Но я могу тебе напомнить. Делаешь надрез над глазом. Вводишь в полость за глазницей тонкое лезвие…

Айдлинг всхлипнула, кое-как натянула стерильные накопытники на дрожащие копыта, с трудом поднялась на ноги. Шаткой походкой двинулась к скамейке с привязанным единорогом, подгоняемая подавляющим волю заклинанием чудовищных обещаний. Скрипнув колёсиками, рядом с ней остановился столик со всем необходимым.

— Соберись! – рыкнула на медсестру стоящая по другую сторону столика Патримони. – Помни, что одно твоё неудачное движение прервёт больше чем две жизни.

— Ты просто чудовище, – произнёс старый профессор. – Не могу поверить, что ты существуешь в природе. Я готов верить, что ты колдовство своего короля. Порождение его тёмной магии.

Патримони не стала открывать профессору, насколько он близок к истине. Конечно, не на все сто процентов, поскольку кристальная пони оставалась существом вполне естественного происхождения. Но в ней поселилось столько черт, идей и мыслей сгинувшего правителя Империи, что без них она превратилась бы в кобылку, которую сама бы не узнала. Она жила не за счёт тёмной магии, но за счёт мечтаний о ней.

Патримони спустилась в тайные ходы, проложенные под дворцом и окружающими постройками. О существовании подобных мест знали лишь король и его командующие. Она теперь тоже состояла в звании командующего. Получила свою «отмычку» для проникновения в эти туннели. Использовала её, когда помчалась на зов, не завершив партию с Ризном в карточки-снежинки, которую почти выиграла.

Разглядывая непривычного вида коридоры, проложенные сквозь естественную скалу, а не магически выращенные кристаллы, Патримони спешила отыскать своего короля. Приказ незамедлительно явиться в потаённые туннели она получила лично, услышав его голос в своей голове. И считала каждую секунду промедления не заслуживающим снисхождения проступком…

Патримони прикусила язык, чтобы через боль вырваться из плена воспоминаний. Как всегда, в самый неподходящий момент ветер прошлых эпох ворвался в её мысли. Колючий, терзающий ветер. Она не могла долго идти против этого ветра. Она ощущала новый грядущий шквал. Каждый раз, когда она пыталась уйти от воспоминаний, они быстро возвращались, с большей жестокостью ударяя по сознанию.

На несколько мгновений вернувшись в настоящее, Патримони быстро оценила обстановку. Айдлинг пыталась сосредоточиться, склонившись над головой профессора со скальпелем в копытах. Сам Полимат, похоже, полностью смирился с уготованной ему участью, глубоко дыша и прижав уши. Было опасно оставлять их без присмотра, но Патримони не могла долго противиться приступу реминисценции. Это был противник, одержать верх над которым командующая короля Сомбры так и не смогла. Ни разу.

— Думай о своей дочери, старик. – Патримони произнесла напутствие, совпавшее с первым надрезом, который сделала Айдлинг. – Думай о дочери. Возможно, тогда её образ останется у тебя в памяти…

Патримони замолкла. Поддалась ударившим словно шторм воспоминаниям. Она могла лишь надеяться, что несколько секунд, которые они отнимут, ничего не поменяют.

Не все подземные туннели под Империей были прямыми. Иные вели из помещения в помещение, разделяясь на несколько путей. Патримони в военном обмундировании шла по одному из немногих прямых ходов, рассчитывая увидеть впереди силуэт короля Сомбры. Или перегородку, через которую можно пройти, используя кристаллики на ноге. Но при свете лампы видела землю и слабо отсвечивающие рудные жилы. А скоро могла не увидеть и их – свечка внутри лампы превратилась в лужу воска со слегка возвышавшимся над ней огрызком фитиля. Менять свечу в лампе никому из пользовавшихся ей командующих не хотелось, так как каждый считал, что на его смену хватит, а суетиться должен следующий.

Неверный свет вдруг канул в пустоту там, где должен был отразиться от камня. Целая часть стены бесследно исчезла по воле тёмных сил, подействовавших на высоко висевший кристалл. Патримони видела, как король открывает такие двери, но не подозревала, что здесь, в случайном месте подземного хода, есть подобная «тайна тайн».

Кристальная командующая замерла в нерешительности. Послушная пони не переступила бы порог чародейской комнаты без разрешения. Но послушная пони выполнила бы приказ своего короля и явилась к нему. Ведь зов был, и промедление сулило неприятности. Патримони не могла выполнить оба приказа своего короля одновременно, и это причиняло ей почти физическую боль.

Пока она размышляла, какой из приказов придётся нарушить, фитиль, питающий крохотный дрожащий огонёк, утонул в растаявшем воске. Свет погас. Пони осталась в кромешной тьме без возможности зажечь лампу снова. Теперь прямота туннеля вызвала радость, ибо проще было вслепую добраться до любого его края.

Однако через несколько секунд Патримони поняла, что окружающая её темнота не абсолютна. Свет под землю как-то поступал, причём из нового открывшегося прохода, из помещения за ним. Это подвигло кобылку продвинуться вперёд, нарушив часть дворцовых инструкций.

«Хотя бы разожгу свет там, где буду видеть кремень. Потом незамедлительно отсюда уйду», – решила для себя Патримони.

Вот только в месте, где имелось достаточно света, чтобы открыть лампу, расковырять утонувший в воске фитиль и высечь искру, до слуха пони донёсся голос. Слов она разобрать не смогла, но интонации подсказывали, кому принадлежала речь. Патримони была на верном пути к звавшему её монарху. И, поскольку в комнате за углом света было ещё больше, она решила не терять время на розжиг лампы и предстать перед очами государя.

Она остановилась на пороге чудного и чудесного помещения, в которое словно загнали облако – настолько осязаем был мутный свет, пробивавшийся через потолок. Верх комнаты, очевидно, представлял собой большой купол из однородного кристалла, чьи грани снаружи ловили на себе солнечные лучи. Ловили и фокусировали на большую прямоугольную призму, которую уложили на наклонный постамент в центре зала. Патримони пришлось моргнуть несколько раз, чтобы убедиться – это не иллюзия, внутри призмы действительно просматривался силуэт. Неизвестная пони лежала внутри огромного кристалла. Словно жемчужина внутри раковины моллюска.

Голос продолжал произносить какие-то слова. Он исходил от чёрно-серого комочка, прижавшегося к одному из углов постамента. Патримони потребовалось время, чтобы осознать – король Сомбра полулежал возле заключённой в кристалл пони. И общался с ней словами, которые никто и никогда во всей Империи от Сомбры не слышал. И даже не надеялся услышать в мечтах. Просто невозможно было вообразить, что король способен разговаривать с кем-то… нежно.

— Прости, прости меня, – донёсся до Патримони голос единорога. – Я так жесток с ними. Если бы я мог… Если бы я был способен так убеждать… Как ты убеждала… Я могу только угрожать. Только заставлять их. Твоих подданных. Прости… Я должен их торопить… Иначе не успеть… Иначе всё будет потеряно. Я потеряю твою Империю… Я не могу её потерять, не могу потерять то, чем ты так дорожила…

Патримони с трудом закрыла приоткрывшийся от изумления рот. Очевидно, что она смотрела на какое-то кристальное божество. Кем ещё, кроме божества, могла быть пони, полностью замурованная в кристалл, чтобы вызывать у короля такие эмоции?

Взгляд Патримони блуждал по тайному залу, когда Сомбра внезапно замолк. Каким-то образом, возможно, по отражению в кристальной стенке призмы, он понял, что больше не является единственным посетителем данного укромного уголка. Отразившиеся от кристального саркофага фиолетово-зелёные огни не обещали ничего хорошего той, кто посмела нарушить его уединение.

— Тебе известны поговорки о чрезмерном любопытстве? – раздался вновь ставший низким и раскатистым голос короля. – И расплате за него?

Мгновение спустя чёрная фигура единорога в доспехах превратилась в поток дыма и, пролетев несколько метров, обрела форму рядом с замершей у стены командующей. Два выступающих из челюсти клыка оказались рядом с незащищённой доспехами шеей. И даже не обладавшая особой чувствительностью кристальная шкура уловила дыхание монстра.

— Мой король желал меня видеть, – сглотнув, доложила Патримони. Ей стало понятно, что сейчас она поплатится жизнью за свой проступок. И она не хотела, чтобы последнее действие, последние слова как-то перечеркнули её историю, историю верного своему господину солдата.

Мощные челюсти клацнули, ухватив лишь воздух. Зелёное пламя ярости в глазах короля угасло, но фиолетовая дымка продолжала сочиться из их уголков.

— Вер-рно. – Сомбра отошёл на пару шагов так, как сделал бы пони, желавший скрыть свою оплошность, но не имевший в этом достаточно практики. – Я звал тебя. Просто забыл, насколько ты исполнительна. Другие командующие заставляют себя ждать.

Патримони не знала, похвала это или выражение недовольства, поэтому старалась стоять неподвижно и не таращиться на короля, которого прямые взгляды раздражали. Её взгляд вновь притянуло к кристальному саркофагу, бывшему центром зала. Сомбра отследил направление взгляда.

— Ты ведь не помнишь правление принцессы Аморы? – неожиданно спросил он.

— Мне… – запнулась командующая. – Мне было всего лет пять. Я плохо…

— Ясно, – перебил её король. Кивком головы он указал на выход и двинулся следом за Патримони. Его рог слабо светился, разгоняя темноту и делая ненужной подвешенную к доспеху командующей лампу. Король молчал, а Патримони не решалась задавать вопросы, чтобы не навлечь на себя его гнев.

Вновь Сомбра заговорил, лишь когда они вернулись в коридор, и он создал на месте ведущего в тайную комнату прохода монолитную кристальную стену.

— Тебя не касается то, что ты увидела в усыпальнице, – сообщил он, одновременно дав залу имя. – Знай лишь, что принцесса Амора была великим и искренне любившим свою родину правителем. В её семье лишь она одна понимала значение слова «родина». И желала ей процветания. Остальные желали лишь очутиться под крылом соседних правителей. Ради всяческих выгод… Гр-р-р!

Король с трудом сдержал вспышку гнева, предвестие которой эхом разнеслось по туннелю.

— Я позвал тебя, – сменил тему Сомбра, – потому что из командующих лишь ты заслуживаешь доверия. И лишь у тебя достаточно решительности, чтобы выполнить один мой приказ.

Сомбра подвёл Патримони к стене из сплошного кристалла, за которой или начинался ещё один ход, или была какая-то комната. Она не знала точно, так как в этом направлении подземного лабиринта ещё не ходила. Вскоре порадовалась наличию провожатого – в расходящихся туннелях она сама плутала бы долго.

Король по какой-то причине не торопился открывать проход или приказывать командующей использовать пропускающие кристаллы. Вместо этого он глядел на своё отражение. В магическом свете в недрах кристальной стены удавалось рассмотреть лишь бесформенный тёмный силуэт.

— Очень скоро я отдам тебе приказ, который ты должна будешь выполнить. Но не ради своего короля. Ради своей родины. Ради блага всей Кристальной Империи.

Патримони, как могла, попыталась встать ещё более «смирно».

— Твоего короля скоро не станет, – глухо произнёс Сомбра. – Того короля, которого ты знаешь. Чудовище, что живёт внутри, победит. Это неизбежно. И времени осталось мало. – На секунду кристальной пони почудилось, что клубящаяся в толще кристальной стены тень смотрит на неё; в темноте вспыхнули ядовито-зелёные глаза, сочащиеся фиолетовым дымом. – В день, когда это случится, я прикажу тебе уничтожить меня.

Если бы Патримони обрела крылья, очутилась в городе на облаках, где ей сказали бы, что солнце зелёное, так как сделано из огурцов – то и тогда она не ощутила бы и половины своего нынешнего изумления.

— Мне интересно, что именно вызывает у тебя такое недоумение, – проявил некоторую иронию единорог. – Суть приказа или то, что ты не видишь способа его выполнить? Не переживай, скоро ты увидишь то, что даст тебе ответы.

Командующая отработанным движением прижала ногу, украшенную чёрными кристалликами, к стене. Поверхность стала зыбкой и полностью исчезла. За стеной оказался короткий проход. И длинная лестница, уводившая куда-то в пахнущую сухой пылью темноту.

— Я почти закончил работать над механизмом, – объяснял Сомбра, – который назвал Кристальной Яростью. Когда придёт время, ты запустишь его. Кристальная Ярость распознает и уничтожит любое существо в Империи, в котором почует иную магию, кроме кристальной. Никто из жителей страны не пострадает, зато они окажутся под вечной нерушимой защитой. От сестёр-аликорнов. От теряющего разум короля. Империя будет сама по себе. Независимая, свободная. О такой Империи мечтала принцесса Амора. И я создам такую Империю в память о ней…

— Ваше величество, – робко произнесла Патримони, преодолевая первые несколько ступенек. Сомбра чуть заметным кивком разрешил ей говорить. – Как я узнаю?.. Как я пойму, что выполнила ваш последний приказ? Как я пойму, что… Империя в безопасности?

— Это очень просто. – Король жестом велел ей поднять ногу с рисунком из кристалликов. – Эти чары, которые ты используешь. Как только их заклинатель умирает, они прекращают действовать. Когда ты выполнишь приказ, это украшение исчезнет. В этот момент тебе лучше быть на поверхности, – с лёгкой тенью усмешки добавил король.

Несколько красных капель стукнули по скамейке под старым единорогом. Упал на пол скальпель с окровавленным лезвием. Неподвижно замерла растрёпанная седая грива. Появился лишённый осмысленности взгляд, съехала на сторону нижняя челюсть. Медсестра Айдлинг сжалась в комочек на подстилке из газет, повторяя слова: «Простите меня». Наверное, слова должны были что-то исправить, но не исправляли.

Патримони позволила себе шумно выдохнуть. Она успела запугать Айдлинг так, что та не заметила необычно молчаливое поведение кристального надзирателя. Кобылка с бежево-лазурной гривой выполнила свою часть задачи. И, как показал мимолётный взгляд на точки узора из кристаллов, справилась превосходно. Не убила, но отправила гениальный разум в царство забвения.

— Встань! Поднимись! – рявкнула Патримони. В этот момент кристальной пони стало почти жаль Айдлинг. Ведь у кобылки не было многолетней муштры, она не училась жестокости. Для медсестры случившееся станет новым, порождающим кошмары, опытом.

— Я сделала… Вы просили… Я не… – бессвязно бормотала земнопони. Патримони сохраняла невозмутимость.

— Теперь ты обеспечишь профессору палату в госпитале и постоянный уход. О нём должны заботиться как о величайшем сокровище этого мира. Потому что, если он вдруг умрёт, я узнаю об этом моментально. И тогда… Ну, скажем так, я найду чудовищное применение своим знаниям о твоей семье. Ты меня поняла? Ты поняла меня?!

Патримони грубо встряхнула раскисшую пони. Та издала писк вытаскиваемой из-под дивана маленькой собачонки и судорожно кивнула. После этого она стала кристальной пони безразлична. Патримони подхватила сумку с оставшимися у неё ценными припасами. Одним из них был билет на поезд, отходивший от городского вокзала и шедший на север.

Миссия командующей в Балтимэйре успешно завершилась. Теперь её путь лежал в Кристальную Империю. На родину.

*   *   *

— Кьюрис, с тобой всё в порядке? – спросил Краулинг Шейд, зашедший проведать подругу перед отлётом в Стэйблридж. Он задал вопрос потому, что за годы знакомства не помнил такой реакции – у кобылки от ярости дрожали веки и нижняя челюсть. Что бы ни вызвало такой гнев, оно крылось в письме, которое утром привёз с материка Эндлесс. Послание поступило на фиктивный адрес, который Кьюр использовала, чтобы анонимно оплачивать уход за одним пожилым пони.

— Профессор Полимат, – произнесла имя этого пони Дресседж Кьюр. – Какая-то кристальная тварь напала на него. Искалечила…

Единорожка бросилась к шкафу. Она вытащила с нижней полки чемодан, куда принялась не глядя скидывать вещи с двух верхних. Шейд сразу догадался, что затевает подруга. Но на всякий случай спросил:

— В Балтимэйр собираешься?

— Да. Для начала. – Кьюр выплёвывала слова, словно они жгли ей рот. – Узнаю, как зовут ту кристальную сволочь. Потом пойду по её следу.

— И? – с особым вниманием к реакции произнёс Краулинг Шейд. Он опасался весьма редких для Дресседж Кьюр скоропалительных решений. Опасался потому, что при её характере последствия обычно были чудовищными.

— Поймаю её и передам в копыта гвардейцев. Шерифов. Поницейских. Любых служителей правопорядка, – ответила единорожка. Она сообщила ровно то, что хотел бы услышать бэт-пони. Но совсем не то, что было у неё на уме.

— Кьюрис, ты не обязана этого делать.

Если бы взгляды могли двигать предметы, то Шейда в момент завершения реплики впечатало бы в зеленовато-серую каменную стену.

— Нет, обязана. – Кьюр мотнула головой, словно ожидая, что от этого заклинание быстрее застегнёт молнию чемодана. – Если бы Бикер была жива, она поступила бы так же. Но Бикер больше нет. Из-за меня. Так что теперь её путь целиком на мне…

Шейд задержал её поднятым крылом. Всего на пару секунд. Чтобы заглянуть в покрытые панцирем леденящей злобы зелёные глаза. И чтобы попытаться их отогреть тёплыми нотками голоса, идущего от сердца:

— Пожалуйста, помни, что не вся твоя жизнь подчинена этому долгу. Береги себя, ладно?

Зелёная единорожка позволила словам проникнуть внутрь, под броню своей решимости. И, неучтиво шмыгнув носом, прошептала в ответ:

— Хорошо…