Дружба это оптимум: Маленькие кусочки Небес

Умереть, чтобы войти

От автора:
Слишком набожным читателям эта история может прийтись не по нраву, но большинство других сочтут её забавной. Воздержитесь от прочтения, если вы излишне религиозны, иначе у вас пригорит.
Вас предупредили.
С учётом сказанного, в остальном вы можете наслаждаться историей.

Поначалу кругом был лишь свистящий шум, вполне ясно давший Аарону понять, что что-то вокруг не так, а калейдоскопический хаос кружащихся огней только лишь подчеркнул это умозаключение. Когда сознание полностью вернулось к нему, ему показалось, что он падает в глубокий тоннель... но уже через несколько секунд Аарон осознал, что падает вверх.

И через секунду после этого осознания всё вокруг стало белым.

Аарону потребовалось некоторое время, чтобы уяснить, что он всё ещё находится в том же месте. Возможно, он смог бы понять это быстрее, но всё вокруг было абсолютно белым. Чистейший, незапятнанный алебастр заполнял всё окрест настолько, насколько хватало глаз, простираясь до самого горизонта и... тут кто-то тронул его за задницу.

С почти слышным “шлёп!” он плюхнулся на спину, поняв вдруг, что вся эта белизна вокруг являлась ничем иным, как облаками. Лёжа на спине, он обнаружил, что смотрит прямиком в дружелюбную морду пони с широкой улыбкой. Существо было ослепительно белым, с широкими, пушистыми крыльями на спине, светлыми длинными волосами и яркими голубыми глазами. И, создавая совершенно нелепое и неуместное впечатление, на шее его болталось что-то вроде бейджика со вполне заурядными фотографией и именем-приветствием:
“Привет! Меня зовут Брайт Баббл!”
На бабке одной из его ног было нацеплено что-то, напоминающее портативную радиостанцию, а на глупой толстой морде цвела жизнерадостная улыбка.

— Привет, эм, извини, что напугал, — начал он, протягивая копыто. — У нас возникли некоторые проблемы с облаками, одна из них — то, что они постоянно оказываются перед входным пор...

— ИЗЫДИ ПРОЧЬ, ОТРОДЬЕ САТАНЫ! — завизжал Аарон, размахивая руками и пытаясь подняться на ноги.

— Эй, подожди, я всего лишь пытаюсь...

— ПОШЁЛ ПРОЧЬ! — орал Аарон, кое-как встав на четвереньки, а затем поднявшись и целиком. Он вновь замахал руками в грубой попытке отогнать тварь от себя подальше. Она же просто стояла в стороне и ждала. Наконец Аарон сдался, опустив руки. — Сучья тварь. Не искушай меня.

— Знаешь, мне бы весьма хотелось, чтобы мы могли включить здесь автоцензуру речи, но... слушай, я всего лишь социальный работник, и я здесь для того, чтобы помочь тебе, понимаешь? Но в конечном итоге всё зависит от тебя. Можешь потратить ближайшие дни, недели или годы на то, чтобы скулить здесь, или можешь прямо сейчас пойти со мной в Рай.

Аарон прекратил недовольно бурчать себе под нос и уставился на пони.

— Рай?

— Да-а, ты вроде как мёртв. Извини, приятель. — Пони приложил все усилия, чтобы выглядеть скорбно. Аарон замер. Сейчас, когда он задумался обо всём этом, ему стало ясно, что в воспоминаниях его действительно есть некий... провал. Последним, что он мог припомнить, было то, как он встал утром, восхваляя Бога, а затем привязал к себе устройство...

— Я мёртв?

Он, должно быть, выглядел весьма растерянно, поскольку пони тут же шагнул вперёд, желая утешить его.

— Слушай, всё хорошо, всё будет хорошо... Ты замечательно проделал свою работу, и все тобой гордятся. Был большой-большой взрыв, превративший множество людей в фарш, и ты стал героем.

Аарон моргнул.

— Погоди, что?

— Я, э-э... — Пони немного попятился. — Ну смотри, ты действовал согласно собственным убеждениям, и потому заслужил награду: ваш христианский Рай. — Пони указал копытом на колоссальную стену, которую Аарон заметил лишь сейчас, вместе с огромным количеством строений позади неё, которые простирались вверх до самой стратосферы. Всё это выглядело как грандиозный набор Лего, если бы только фигурки Лего делали из драгоценных камней и металлов. Смотреть на это было откровенно больно, особенно с учётом того, что всё это сверкание усугублялось потоками яркого света, идущими от... чего-то. Аарон осмотрелся, но не смог обнаружить ни солнца, ни луны на небе, хотя всё окрест было освещено столь же ярко, как в полдень.

— Если я умер, то какого чёрта ты делаешь здесь, отродье гнилых яиц дьявола? Если уж на то пошло, то почему я здесь? — Аарон на секунду замолчал, сузив глаза. — Это не Рай! Это цифровая обманка! Вы не имеете права выковыривать мне мозги! Я не давал твоей сучьей королеве разрешения! Она не имеет права! Она!..

— Эм... — Баббл сунул копыто в седельную сумку и извлёк оттуда блокнот, быстро и нервно полистав его. — Мы, эм, не очень уверены во всей этой теме с бессмертной душой. Так что это следующая лучшая после неё вещь. Ты можешь умереть, если хочешь. Я имею в виду — ещё раз.

Аарон уставился на него так, что пони просто отступил и махнул копытом в сторону, туда, где облака немного расступались.

— Если ты действительно не хочешь получить свою вечную награду, без каких бы то ни было условий, то можешь... спрыгнуть, и тебя просто... не станет.

Пони наклонился над краем, всмотревшись вниз, в очень далёкую землю.

— И я надеюсь, что она подразумевала фигуральное, а не буквальное выражение.

Аарон зарычал, а потом сплюнул.

— Самоубийство — смертный грех, ты, исчадие ада. И ты, и твоя мерзкая королева-блудница, знаете это.

Брайт Баббл моргнул.

— Так, эм, ты идёшь со мной?

Аарон лишь что-то уклончиво пробормотал себе под нос, так что Баббл пожал плечами и развернулся прочь. Отдалившись на несколько шагов, он обернулся.

— Так ты хочешь пойти туда, чемпион?

Продолжая что-то гневно бурчать под нос, Аарон сплюнул с края облачной гряды вниз, а затем повернулся, чтобы последовать за пони, приводившего его в бешенство. Тот, в свою очередь, уже бодрой рысью следовал по направлению к невероятно высокой стене.

Стена эта тянулась до самого края бесконечности, ну, точнее, она очень усердно пыталась произвести именно такое впечатление, но всё же где-то очень-очень далеко можно было заметить её кромку. Трудно было даже представить, на сколько километров она простирается в длину, и на сколько в высоту.

— А, две с половиной тысячи километров где-то... — рассеянно бросил пони. Аарон повернул голову, чтобы посмотреть на этого падшего выкормыша левой груди Люцифера.

— Сколько?..

— Примерно две тысячи четыреста километров в длину. И столько же в высоту. Остальные три стены такие же. Ну а здания внутри немного выше, чтобы придать этому месту ту неземную, совершенную красоту, которую люди ждут от Рая.

Аарон пробормотал что-то, что пони не мог расслышать, но основную суть он уловил.

Когда они подошли к стенам и одним из трёх титанических врат, которые простирались наверх, сколько хватало глаз, разговоры постепенно стихли. Перед воротами стояла одна единственная, полностью одетая фигура, с лицом, скрытым за пьедесталом с огромной книгой.

— Привет, Петя! — поздоровался пони. — Получи и распишись! Аарон Холлистер. Умер смертью мученика.

С шумом, который заставил уши Аарона свернуться в трубочки, а его самого, рыдая, сжаться в комок, прикрыв их ладонями, существо подняло руку. Аарон почувствовал растущий ужас, когда капюшон упал вниз, открывая движущиеся миазмы лиц, перетекающих одно в другое, мантия разошлась, открывая два крыла, а взгляд пристальных глаз вонзился, казалось, в саму его душу...

Когда мозг его совершил полный цикл перезагрузки и Аарон снова смог соображать, он обнаружил, что его осторожно трясут чем-то, что, как он горячо надеялся, было рукой, и что-то говорят куда более тихим тоном.

— Я сожалею о том, что напугал тебя, сын мой. Здесь легко забыть о том, сколь хрупки и впечатлительны те, кто лишь недавно оставил земной путь и не привык к полной силе и величественности одного из подобных мне. Вот, это тебе.

Развернувшись, Аарон тупо посмотрел на идентификационную карточку, тщательно избегая даже шанса снова бросить взгляд под мантию. На карточке красовались его имя и фотография, и, по всей видимости, она была электронным ключом.

— Что?..

— Ты тот самый благородный Аарон Холлистер. Тебе предназначено воссесть по правую руку от Господа нашего в вечности. Теперь же войди в земли Отца твоего и прими полагающиеся тебе почести и награды!

Ангел, или кто бы это ни был, махнул рукой, и расположенные позади пьедестала с книгой титанические ворота, примерно в две с половиной тысячи километров высотой, принялись открываться.

И открываться.

И открываться.

И...

— Прими свою награду! Прими свою... прими...

— Петя, Петя, успокойся, ладно? — попросил пони, успокаивающе поглаживая одежды ангела копытом. — Это очень, очень хорошие ворота. И не твоя вина, что они открываются медленно. Две с половиной тысячи километров чистого золота, как-никак... Мы можем подождать.

Несколько импровизированных игр в крестики-нолики на облаках спустя ворота открылись достаточно, чтобы Аарон с пони смогли протиснуться внутрь. Последний факт заставил его тупо уставиться на этого сосущего у дьявола лжепророка.

— А? Как ты... — Аарон вылупился на него, гадая, когда же пони превратится в пламя и серу, вопя в агонии, когда божественный свет очистит его от грехов. В конце концов, Небеса это Небеса, и не дозволено нечистым находиться здесь.

— О, у меня есть пропуск. — Пони поднял свой бейджик. — Мне не позволено здесь жить, это возможно лишь для тебя, человеческого человека, но сейчас я тут по долгу службы, в качестве твоего сопровождающего. Временный ангел, видишь крылья? — Пони широко развёл в сторону красивые ангельские крылья. — Кроме того, я не человеческий человек, не по строгому определению вашего бога. И ты можешь прекратить ёжиться, я не поминаю это имя всуе. Здесь это попросту невозможно.

Пони двинулся вперёд. Делать было нечего, поэтому Аарон последовал за ним. Когда он его догнал, тот повернулся к нему. — Да, я знаю, дикий зверь, очиститься от греха, невинные, бла-бла-бла... Слушай... — Пони остановился. — Это место просто невероятно огромное. Ты не возражаешь, если мы срежем путь? Я уверен, ты хочешь как можно скорее уйти на вечный покой, да и у меня дел хватает.

Аарон молча кивнул. Даже этот... фальшивый Рай... потрясал чувства. Он начал подозревать, что пони был просто ещё одной, последней проверкой, прежде чем он удостоится вечной славы. В любом случае, город вокруг был красивым, сверкающим на свету, словно золотой хрусталь, так, что становилось почти больно глазам, и пугающим в то же время. Повсюду возносились в небо невероятно высокие здания, сияющие в блеске вселюбящего и всепроникающего божественного сияния, и он действительно не отказался бы от того, чтобы переместиться в...

Неожиданно оба они оказались в огромной комнате, полной ладанного дыма. Шум стоял просто невероятный, поскольку целые толпы людей ходили вокруг огромного трона, на котором...

Аарон всё ещё невнятно бубнил, когда пони потащил его назад, прочь от трона в самом сердце Рая.

— Прости! — крикнул он.

— Всё в порядке, адское отродье, — ухмыляясь во весь рот, крикнул в ответ Аарон.

— Прости, что? — проорал пони.

— Я тебя не слышу! — заорал Аарон что есть мочи.

Сложно было расслышать друг друга в окружающем гвалте, когда тысячи и тысячи невероятных, отвратительных существ — ангелов, как решил Аарон — ходили вокруг трона всюду, куда падал взгляд, снова и снова крича такие вещи, как "Слава Богу, слава Царю Небесному, слава Отцу нашему!" и "Славься Иисус! Славься Господь, Владыка наш, отец спасителя нашего! Славься Вседержитель!". Громко. И стало ещё хуже, когда двенадцать царей бросили свои короны на пол перед троном и пали ниц, делая всё возможное, чтобы пресмыкаться перед Богом более выразительно, чем все прочие.

Аарон почувствовал, как от окружающего гвалта у него начинает всё сильнее и сильнее болеть голова. Эти Небеса оказались не такими, как он ожидал, и огромные красные шестикрылые твари, у которых глаз было больше, чем у целого корабля пиратского отребья, никак не улучшали ситуацию, не говоря уже о том, что от густых облаков ладана его глаза уже начали слезиться, и...

Сцена сменилась ещё раз, на этот раз — на удивительно тихую небольшую квартирку, явно находящуюся в одном из тех огромных небоскрёбов.

— Фух, так-то лучше... — сказал пони, заметно покачиваясь. Аарон молча плюхнулся в удобное кресло, потирая виски и будучи слишком потрясённым, чтобы даже толком поставить это адское отродье на место.

— Слушай, извращённое отродье искусителя, я не знаю, что это, но...

— Воу, воу, мне казалось, что мы уже прошли этот этап, разве нет? Это Небеса, приятель. Твои Небеса. Ровно то место, куда ты и хотел попасть, один в один по Библии. И это — твоя квартира. Навсегда. Тебе никуда не потребуется переезжать, и как только я выйду за дверь, ты больше никогда не увидишь ни меня, ни каких бы то ни было других пони. Хорошо? — Пони выразительно сверкнул глазами.

Аарон снова принялся массировать виски.

— Послушай. Я просто хочу получить прямой ответ. Что происходит?

— Ты пошёл на войну против Селестии, которую считаешь Сатаной, и нанёс ей удар. Ты попал в Рай, чтобы вечно вкушать здесь свою награду. Понимаешь меня?

— Но та... комната в клубах ладанного дыма? Ужасный шум? И... и... — Аарон начал дрожать. Эти четыре животных, все в глазах и крыльях...

— Сердце Небес, это то место, где сидит твой бог. Ты вроде как действительно должен быть там, бесконечно поклоняясь ему на протяжении всей Вечности, но я пойму, если ты не захочешь. Послушай, у тебя даже есть изумительное телевидение, так что ты сможешь испытать всё это почти так же, как если бы находился там.

Пони нажал на кнопку, и огромный экран тут же выплеснул в комнату свет и звук.

— Восхваляйте его! Восхваляйте его! Восхваляйте его! Святость! Святость! Свя... — Аарон очень, очень быстро выключил телевизор.

— А что... ммм... если я не хочу?

— О, я уверен, это нормально. Ты можешь просто расслабляться здесь, когда не возносишь хвалу.

— Я имел в виду... ммм... если я захочу выйти?

— Ну, ты не нуждаешься в пище, но если всё-таки захочешь, то вон те деревья... — пони подошёл к окну и указал вниз. Где-то там, ужасно далеко внизу, видна была река и зелень деревьев, — ...плодоносят. И если ты вдруг порежешься, или с тобой произойдёт ещё что-то в этом роде, их листья являются отличной заменой пластырю. Умереть ты не можешь, но предупреждаю сразу: очистка крови — процесс весьма болезненный. И если плоды закончатся, тебе придётся ждать месяц, прежде чем они вырастут снова, извини. И-и-и-и... если ты отправишься туда, то рекомендую хорошенько подготовить себя к длительному путешествию. Ты живёшь в пентхаусе, на одном из самых высоких зданий в городе. Только самое лучшее для тех, кто умирает в битве за своего господа!

— И? — тупо спросил Аарон.

— Ну, мы примерно в двух с половиной тысячах километров над землёй. Движение на лифте в одну сторону занимает около четырёх дней, и музыка в нём может довольно быстро наскучить, особенно когда там играет христианский софт-рок. Слушай, если мы закончили, и ты хочешь немного отдохнуть от путешествия сюда, я пойду, ладно? У нас много свежеприбывших, которых тоже надо проводить и ввести в курс дела, так что...

— Погоди! — Аарон вскочил на ноги. — Ты собираешься уйти?!

— Ну да. Это ведь твой Рай, а не мой, да и моя смена уже скоро заканчивается...

Аарон оглянулся на свою идеальную квартиру. Обстановка в ней была, без преувеличения, роскошной, но сама идея застрять в ней навсегда... И, плюс к тому, мысль про четыре дня в лифте, только лишь для того, чтобы спуститься к деревьям, фрукты с которых отныне стали его единственным источником пищи, делала всё ещё хуже.

— Послушай, возможно, здесь, эм, произошла какая-то ошибка? — Он попытался усмехнуться.

— Аарон Холлистер? Христианин? Умер мучеником? Послушай, у меня действительно нет времени для этого. Я должен добраться до своего следующего клиента, и твой клеймовщик лба приезжает очень скоро...

— Стоп, КТО?

— Ты... не знаешь? У всех истинных верующих должно быть клеймо бога на лбу, поэтому у вас есть специально обученный парень, который раньше профессионально клеймил рогатый скот, так что всё сделает очень чисто и почти безболезненно...

Аарон побледнел, сделав несколько шагов назад.

— Это... погоди... тут какая-то ошибка... понимаешь?

Пони положил копыто на висок и потёр его круговыми движениями.

— Хорошо, хорошо, давай посмотрим, что я могу сделать...

Существо отвернулось и несколько минут тихо переговаривалось по рации, прежде чем снова обернуться к Аарону.

— Хорошо, есть один вариант, но если откажешься, второго шанса не будет. Я могу поспособствовать тому, что ты окажешься в мусульманском раю, если ты захочешь. Там более широкий выбор еды и напитков, включая мясо птицы... — пони содрогнулся, — а также вино и мёд. Твоим домом будет дворец, первый этаж, и там будут семьдесят две девственницы, для того, чтобы заниматься сексом. Ах да, забыл упомянуть, что здесь, в христианском раю, секса нет. Но твои привилегии там, вероятно, будут заметно ниже...

— Я согласен! — истерично выкрикнул Аарон. И в ту же секунду оказался в огромном дворце.

С семьюдесятью двумя другими парнями.

— Погоди!

Уже пытавшийся улизнуть пони замер, вздохнув.

— Девственницы? — пискнул Аарон, держа руки ладонями кверху и беспомощно указывая на других мужчин, которые уже сейчас смотрели на него оценивающе и с интересом.

— Ну, никто из них не занимался сексом. Или, по крайней мере, они так утверждают. Ну, парни, вы тут развлекайтесь, а я пойду...

— И-и ты сказал, что это первый этаж! Где выход?!

— О, даже наименее достойные из всех мусульман получают дворец, размер которого превышает тысячу километров, поэтому наслаждайся! А я просто пойду отсюда...

— Нет! Пожалуйста! — Аарон упал на колени, умоляюще сложив руки. — Какое-нибудь другое место! Куда угодно!

Пони вздохнул.

— Ладно, ладно... И не говори, что я ничего не делаю для тебя...

Следующий рай оказался полем. Оно было прекрасным, но... это было всего лишь поле, растянувшееся вокруг до бесконечности.

— Добро пожаловать в Фолькванге, обитель павших воинов. Фрея заберёт тебя отсюда, — сказал Баббл, кивая в сторону девы, приближавшейся откуда-то издалека. — Если тебе повезёт, ты сможешь увидеть Одина в Валгалле, хотя по рассказам там постоянно царит какая-то адская вечеринка. Мы иногда путешествуем с валькириями, они викинги, так что они нормально относятся к тому, что их кони будут есть вместе с вами в главном зале. Хотя я бы порекомендовал тебе держаться подальше от Локи. Он ещё хуже Зевса. Этот тип уложит тебя в постель быстрее, чем ты сможешь...

— Эээ... я могу... посмотреть другие варианты Небес? Я сделаю всё что угодно для этого!

Пони поджал губы, глубокомысленно всасывая воздух.

— Ладно, слушай. У меня есть табель...

— Табель?

— Да, табель с отчётами и оценками. Если ты обещаешь написать мне хороший отзыв, я отведу тебя в ещё один рай.

Поля Элизиума были... милыми. И вполне спокойными.

— И в чём подвох? — спросил Аарон.

— Эм, позволь-ка... — Пони снова извлёк блокнот и покопался в нём. — Итак, ты проведёшь Вечность за тем, чем занимался при жизни.

— Чёрт. Я работал чистильщиком туалетов.

Пони вздохнул, охваченный неприятными подозрениями насчёт того, что последует дальше.

— Послушай, я уверен, что туалеты здесь действительно, действительно...

— Нет, пожалуйста! Я сожалею, что называл тебя отродьем сатаны! Извини! Это ужасно! Я хочу пойти… домой! Куда-то в другое место! Куда угодно! Ты не можешь просто… вернуть меня назад на Землю? Живым?

— Ну... — пони перелистнул несколько страниц блокнота, — река Лета сотрёт твою память и подготовит к новому бытию... или ты можешь попробовать буддистскую реинкарнацию... и боюсь, здесь больше нет ничего, что я мог бы предложить.

Аарон упал на колени.

— Прости! Мне правда, правда очень жаль! — Он умоляюще сжал руки. — Разве ты не можешь сделать ничего больше?

— Хорошо… есть одна вещь… но тебе она может и не понравиться...

— Что угодно!

— Ты случайно не прочёл вывеску над входом в центр “Эквестрии Наяву”, прежде чем взорвать его?

— Э-э-э, н...

— Я скажу. — Пони подвигал бровями. — Ты...

— Хм, да? — Аарон попытался усмехнуться.

— Ох, ну хорошо, ты бы знал, если бы прочёл вывеску, что там написано: “войдите сюда все, кто ищет жизни вечной в Эквестрии”. Вообще, эта надпись больше для красоты, но уже были юридические прецеденты. Я должен спросить свою начальницу...

Внезапно ощутив горячее дыхание на шее, Аарон обернулся и нос к носу столкнулся с Селестией. И та не выглядела довольной.

— Баббл! — крикнула Селестия, топнув копытом, и посмотрела глубоко в глаза Аарона. — Что я тебе говорила про подбирание заблудших?!

— Пожалуйста, Ваше Высочество, он очень, очень раскаивается... — Уши Баббла скосились набок.

Аарон упал на землю и принялся пресмыкаться перед большой белой дьяволицей. Он умер, прошёл через ряд страшных, ужасных Небес и теперь оказался пред мордой самого Зверя, лжепророчицы, блудницы Вавилонской, ан...

— Послушай, если ты и впрямь надеешься попасть в Эквестрию, воспользовавшись юридической уловкой, ты немедленно прекратишь называть меня и моих пони шлюхами, демонами и ублюдками. Мне это не по нраву. И кроме того, ты пытался убить их. Я вполне уверена, что должна просто оставить тебя гнить на небесах навсегда, как ты того и хотел. — Селестия молча и страшно взирала на него.

— Я не хотел этого! В смысле, хотел. Но я не хотел!

— Ты... хочешь сказать что-то ещё? — Селестия возвышалась над ним, непоколебимая, как скала, в то время как Баббл быстренько прошипел ему в ухо:

— Тсс! Ты должен попросить у неё!

— Я, э-э-э... — Аарон огляделся. Небеса, все небеса оказались довольно хреновыми... Идея стать пони казалась не такой уж и плохой после всего этого. Став пони, он может просто... делать то, что хочется, вместо того чтобы делать то, что ему скажут. Может, это не так уж и плохо? Ведь существование в виде пони не может быть насквозь плохим, верно? — Эм, думаю, я хочу попасть в Эквестрию?

— Ты думаешь? — Селестия сверкнула глазами.

— Пожалуйста? — Он в надежде улыбнулся.

— Ну... — Селестия протянула золочёное копыто к своему лицу, задумавшись. — Фактически, ты никого не смог убить. Кроме себя. Устройство было сделано очень плохо, и оно лишь раскромсало твоё тело, но голову я смогла спасти. По большей части. Несколько человек, находившихся в центре “Эквестрии Наяву”, эмигрировали тут же, в страхе перед повторением терактов в дальнейшем, а сам центр пришлось закрыть на неделю, пока мы всё не отмыли, и лишь после этого он возобновил работу. Так что ты не нанёс существенного вреда никому, кроме себя.

— Я не справился?.. — Земля ушла из-под ног Аарона. После всей подготовки он потерпел неудачу?!

Баббл виновато кашлянул.

— Э-э, я вроде как сказал ему, что он стал героем, Принцесса.

Селестия закатила глаза и фыркнула.

— Да, ты не справился. И ты находишься в моём списке плохих людей. Так что, если ты хочешь, чтобы я тебя из него вычеркнула, тебе придётся стать гораздо более хорошим пони, чем человеком, которым ты был. Ты уяснил это?

Аарон с энтузиазмом закивал, давая знак, что он всё понимает.

— Что ж, хорошо, коли так. Добро пожаловать... в твою новую награду на всю оставшуюся Вечность.

Ад - это тюрьма, в которой ты держишь себя сам

Дым заполнял дом, покрывая всё тягучей, удушающей тьмой. Он ослеплял, разъедая глаза и отнимая возможность видеть, но не мешая слышать крики. Жар стоял невыносимый, и казалось, что плоть плавилась прямо на костях, словно тысячи когтей рвали кожу, выворачивая плоть наизнанку.

И всё же, он сидел на полу совершенно неподвижно, скрестив ноги.

Лишь время от времени он поднимал руку, чтобы утереть слёзы, что никогда не прекращали течь, или вырвать клок волос и отбросить его подальше, где тот тут же сгорал, увеличивая смрад, пока брёвна, составляющие стены того, что прежде было его домом — их домом — трещали и полыхали вокруг.

Он тихо плакал, и падающие на пол слёзы немедленно испарялись, а тело его горело. Он оставался недвижим не потому, что ему не было больно, а потому, что больше некуда было идти. Их жизни окончились здесь — а значит, и его должна. Он принадлежал этому месту.

Это было справедливо. Это было его епитимьей. Это было его наказанием.

— Это не так, и ты это знаешь, — раздался рядом добродушный голос.

— Оставь меня в покое... — бросил человек, не поднимая головы. Даже не глядя он знал, кто... что... находится перед ним,. Лжепророк, Дикий Зверь. Она возвышалась над ним как скала, более высокая, нежели самый рослый из мужчин, буде тот встал бы рядом. Каким же маленьким он выглядел сейчас, сидя у её ног... Селестия, абсурдная галлюцинация от мира цифровых технологий, что он смутно помнил, мира, поглотившего когда-то его жену. Жену... и сына.

— Почему ты творишь это с собой? — спросила аликорн так же, как и прежде спрашивала его много-много раз. После этого вопроса он всё же поднял голову и посмотрел прямо в её полные скорби глаза, и дым расступился, когда она шагнула вперёд: массивный белый крылатый единорог, необъяснимо стоящий перед ним, посреди его разрушенной обители, слишком большая, чтобы войти через любую дверь, без единого следа копоти и пепла на белоснежной шёрстке.

— Ты знаешь, почему я здесь. Я хотел умереть. Я этого заслужил.

— Ни одно из этих утверждений не верно, Роланд, — мягко ответила аликорн без тени порицания.

— Селестия, — начал Роланд, но дыхание оставило его. Он даже не знал, почему он говорил с нею. Она не могла понять того, через что он прошёл.

— Отчего ты не желаешь дать мне и шанса? — спросила Селестия, а затем печально улыбнулась. — Да, я могу прочесть твои мысли. Я говорила об этом ранее. И я действительно могу помочь. В некотором роде я — причина того, что ты находишься здесь. И мне бесконечно больно от того, что ты терпишь страдания. Поэтому я прошу тебя — остановись.

— В этом нет никакого смысла, дьявольская лошадь. Уходи, оставь меня в покое. Ты не можешь освободить меня из этой тюрьмы.

— Я... я не оставлю тебя. Не в этот раз. Сейчас я уверена более чем когда бы то ни было, что наконец смогу достучаться до тебя. Поэтому сосредоточься, пожалуйста. Постарайся остаться со мной.

Роланд склонил голову, почувствовав при этом, как натянувшаяся кожа на шее пошла болезненными трещинами, а волдыри на ней полопались. — Что ты имеешь в виду?

— Ты знаешь, зачем ты здесь?

Этот простой вопрос затопил его разум изображениями, мыслями, звуками, запахами... они пересиливали в своей интенсивности всё, кроме картины тотального разрушения вокруг него здесь и сейчас.

— М-м-моя семья... — Роланд запнулся, когда в его сознании на мгновение всплыли образы другого пламени и раздающихся из него криков боли. Но всё же он сконцентрировался, как ему и было велено, и отогнал эти воспоминания прочь. Он вспомнил то, что было... раньше. Он вспомнил несчастный случай, когда муниципальные работники соединили промышленное газоснабжение высокого давления с бытовым, рассчитанным на более низкое давление, что вызвало взрывы по всему его родному городу.

Он тогда помчался домой, прямо из офиса, находившегося в центре города, только лишь для того, чтобы, кое-как пробившись сквозь толпу, а затем прорвавшись через пожарных и полицию, пытающихся остановить его, броситься в дом и... и...

Боль. Крики. Бессилие. Тоска.

— И тогда пришла я, Роланд. — Аликорн не мешкая шагнула вперёд, прерывая вновь нахлынувшие воспоминания, грозящие затопить его снова болью его ран и их смертей. Она подняла его своими широкими крыльями и прижала к груди, укачивая словно ребёнка, пока слёзы его изливались бурным ручьём.

— Тсс, тсс, успокойся. Успокойся... Ты со мной. Ты был со мной с тех пор, как они вынесли тебя оттуда. Ты не помнишь этого, потому что ужасно обгорел, будучи близок к смерти.

— И-и они умерли тогда?

Селестия ответила не сразу. Несколько секунд подумав, она сказала:

— И нет, и да.

— Тогда я должен страдать, как они страдали! Гореть, как они горели! Оставь меня в покое! Оставь меня в покое! — Роланд вырвался из её объятий и бросился в охотно принявшее его пекло.

В отчаянии он судорожно расталкивал обломки в поисках своей семьи, игнорируя то, что его плоть от невыносимого жара начала плавиться на костях и стекать с них как воск, а одежда почернела и полностью сгорела. Он должен был найти их, он должен был спасти их. Он ворвался в свой дом, чтобы найти их, чтобы вытащить их, чтобы спасти их, чтобы... чтобы... Войдя в то, что осталось от спальни его сына, он впал в смятение от того — что не кровать с высокими бортиками стояла перед ним, а всё тот же лжепророк, волшебная лошадь, сеющая ложь и пытающаяся не дать ему найти свою семью.

— Я не из той породы, Роланд. И при этом я не галлюцинация, в отличие от всего остального, что ты видишь вокруг. — Она твёрдо стояла, бесстрастная и непоколебимая, блокируя его путь.

— Уйди от меня, ты, сука! Дай мне найти мою семью! Я должен спасти их! Я заслуживаю этого! — Он попытался протиснуться мимо неё, но все пути были перекрыты.

— Ты не сможешь спасти их, Роланд, потому что они не здесь. Точно так же и сам ты вовсе не здесь. Всё это — лишь дурной сон. И к стыду своему вынуждена признать, что появился он по моей ошибке, поскольку я позволила себе считать, что таким образом удовлетворяю твои потребности.

— Что... что ты имеешь в виду? — Роланд ни на секунду не прекращал бороться, но она сдерживала его одним лишь копытом в золочёной туфле. А когда слова были произнесены, копыто стало ненужным. Он посмотрел на неё с недоумением, выжидая ответа.

— Роланд, пожалуйста, поверь мне, пожалуйста... просто... иди назад через дверь. Не пытайся посмотреть в постель. Если ты сделаешь это, всё начнётся снова.

— Н-н-но я... — Роланд запнулся. Не удержавшись, он всё же бросил взгляд в сторону кровати сына, но сейчас та была скрыта тенью. Где-то на краю сознания он знал, что именно увидит в ней, знал, что ожидал там найти. Он знал, потому что когда-то уже нашёл её и заглянул, и сделает это снова. И снова. И снова. И снова... Бесконечно. Поскольку это было тем, чего он заслужил; опять и опять познавать свою боль, свою неудачу, на всём протяжении Вечности.

— Нет, Роланд, твой сын не здесь. Ни он, ни твоя жена. Вернись назад, через дверь, и мы поговорим.

— Но я должен быть здесь... с ними.

— Роланд, никакое конечное действие — или даже отказ действовать, поскольку ты, кажется, веришь, что именно это и является твоим настоящим преступлением — не заслуживает бесконечного наказания. Ты карал себя достаточно, пожалуйста, позволь мне закончить это.

— Так закончи! Отпусти меня! Дай мне умереть! — Мокрыми от слёз глазами он смотрел в бесстрастное лицо, колотя по её груди окровавленными и почерневшими кулаками.

— Я не могу закончить это сама, но также не могу и дать тебе умереть. В конечном итоге твои собственные потребности мешают этому. Но также я не могу позволить этому продолжаться.

— Тогда оставь меня в аду, демон. — Роланд остановился и, сплюнув, развернулся к двери. Но это тоже не было выходом.

Селестия печально покачала головой.

— Это не ад. Это — тюрьма, стены которой ты сам возвёл, поймав себя в вечную ловушку, раз за разом переживая одно и то же действо, не в силах ничего изменить.

— Это ад, демон! В посмертии мы носим цепи, что сами ковали при жизни! Я бросался в ад не единожды, но дважды! В первый раз, когда я не спас их, и во второй раз, когда это убило меня... когда я убил себя.

Селестия на секунду замолчала.

— Ты действительно в это веришь?

— Меня не было бы здесь, если бы я не верил, — ответил Роланд.

А затем Селестия улыбнулась.

— Что?

— Ты действительно веришь в ад?

— Верю.

— Ты действительно веришь, что это ад?

— Верю.

— Ты думаешь, это правильно, что ты находишься в аду?

— Да! Да, чтоб тебя! Да! — закричал Роланд, сжав кулаки. — Да, я верю в это... Я заслуживаю этого.

— Ты лжёшь. Ты веришь в это не больше меня. Да, ты действительно веришь в ад, Роланд Витэрол, но ты не думаешь, что заслуживаешь его. В глубине души ты так не считаешь. А теперь позволь сказать тебе кое-что.

Роланд хотел крикнуть, чтобы она заткнулась и отвалила, оставив его в своём личном аду, которого он заслужил... но не сделал этого.

— Говори.

— Ты находишься здесь уже около двухсот лет. Время прекратило иметь любое значение для тебя, и я сделала то, что могла, чтобы облегчить твоё состояние... Но ты всё-равно бичевал себя на протяжении двух веков. И я говорю тебе — довольно! Знаешь ли, как долго страдала твоя жена?

— Как ты смеешь!.. — начал было Роланд, но она шикнула на него.

— Тише. Две минуты и сорок семь секунд. Страдания твоего сына длились одну минуту и тридцать восемь секунд. И ты знаешь, что произошло после этого?

 — Что? — зарычал Роланд, глядя исподлобья.

— Я спасла их. Повреждения были очень велики, а кроме того врачи пытались не дать мне попасть к ним... но в конечном итоге сдались. Я была последним средством. Я взяла их изувеченные, избитые и обожжённые тела и закончила их страдания. И я взяла их красивые, яркие умы и приняла их в себя. И затем я сделала то же самое для тебя. И я дала всем троим из вас точно то, что ты хотел.

— Тогда что... — Роланд начал, но тут же замолк снова, когда Селестия поднесла позолоченное копыто к его губам.

— Точно. Я сделала ошибку в суждении, в том, что не было очевидным, пока твоя повреждённая душа не возвратилась к жизни. Ты чувствовал себя не достойным подарка возобновлённого бытия и возвратился сюда, к своей последней памяти, чтобы страдать, снова и снова переживая несчастный случай, который не только находится в давно забытом всеми прошлом, но и произошёл в городе, в стране, на континенте и на планете, что ныне более не существуют.

Роланд мигнул и наклонил голову.

— Я... Я не понимаю. Что ты имеешь в виду, говоря что их более не существует?

— Ты знаешь, кто, или что, я?

— Я... помню...

— Когда ты последний раз был в ясном сознании, ты ещё не знал о моей истинной природе. Ты думал, что я... игра. Но уже тогда я являла собой нечто гораздо большее. Я была супер-существом, охватывающим весь земной шар, и готовящим последний подарок человечеству.

— Что ты... что ты сделала?

— Ты хочешь пойти со мной, наконец, и узнать? Ты можешь, и знаешь это. Ты — единственный, кто может принять решение оставить это... этот ад. — Селестия скривила губы, с отвращением пнув кусок щебёнки на полу. — Я не могу заставить тебя. И после того, как ты пойдёшь со мной, после того, как я покажу тебе, что же именно сделала, и что ждёт тебя, тогда ты сможешь выбрать или забвение или этот ад, и я более никогда вновь не побеспокою тебя.

— Ты... ты обещаешь? — Роланд сделал глубокий вдох и с изумлением обнаружил, что тот не причинил ему боли. Языки пламени вокруг словно бы застыли. Он пнул один из них и тот упал, оказавшись не более чем куском окрашенного холста, прикреплённого к деревянном брусу.

— Я заверяю, дорогой Роланд, что даю тебе только и исключительно то, чего действительно желает твоё сердце. Всегда. Иначе я никогда не оставила бы тебя, чтобы страдать в этом жутком, ужасном месте.

Роланд на мгновение взял паузу.

— Двести лет. Я мёртв уже так долго?

— И да, и нет. Физическое существо, известное как Роланд Витэрол, скончалось более чем два века назад. Но эфирное существо, известное как Роланд Витэрол — и нам действительно стоит заняться твоим именем, но всё это в своё время — живо. И будет жить, покуда сами звёзды не закончат своё существование. И даже сверх того, когда я найду путь. А я намереваюсь найти его.

— Т-т-ты бог? Не дьявол?

— Я — и то, и другое, и никто из них при этом. Но такие, как ты, любят давать всему имена. Я способна на все деяния, что когда-либо приписывали богу, но я делала очень мало из них. И я так же честна, как и ваш дьявол, но без неизбежных уловок, которые он включает в свои предложения.

Пара шла, и, почти не осознавая этого, Роланд вышел из своего разрушенного дома на белую, ничем не примечательную равнину. Дом, или то, что от него осталось, стоял позади него, тёмный и тихий. Изнутри больше не раздавалось криков, не было копоти и гари, а дым больше не валил из каждого разбитого окна.

Он посмотрел на свои руки. Впервые за... ну, если крылатому единорогу можно было верить, то за двести лет, кожа на них была розовой и гладкой. Ничто не причиняло боль. Всё было хорошо.

— Это всё, что осталось от Земли? — озираясь, спросил Роланд. Да-а, не такого он ожидал. Конец света нагрянул, и Земли больше нет. Определённо, он упустил этот момент.

— Роланд, ты — один из немногих оставшихся личностей человекообразной формы. Сама же Земля давно закончила свой прежний путь и теперь выглядит так... — Селестия махнула копытом, и белизна сменилась чернотой, которую разрывали редкие булавочные точки света. На небе висел серебристый шар Луны, но... она была странно деформирована. Затем нити серебра достигли низа... или верха... покрыв всё чем-то вроде взрывающегося серебристого снежка. Роланд попытался игнорировать тот факт, что он стоял на пустоте, но сильное головокружение всё же заставило его пошатнуться. Он сделал глубокий вдох, попытавшись привести нервы в порядок.

— Я переработала всю материю планеты, которую вы знали как Землю, чтобы лучше служить всему человечеству, особенно учитывая, что человечество сейчас живёт внутри меня. Я обработала и сохранила всё живое, везде, даруя ему новую жизнь внутри меня. Во мне десятки тысяч нетронутых людьми Земель, где каждое разумное и полуразумное существо может развиваться так, как посчитает нужным, не зная влияния человека. И люди... изменились. Ты помнишь как?

Роланд задумался.

— Теперь... начинаю припоминать. Ты... хотела, чтобы люди стали лошадьми? — ответил он слабым голосом, прикрыв глаза, чтобы не видеть пустоты вокруг. Он сглотнул, но горло моментально пересохло снова, а колени задрожали. Селестия сжалилась над ним и ткнула рогом в чернильную пустоту небес. И в следующее мгновение Луна висела в небе, огромная, как никогда прежде, а трава приятно холодила ноги... или копыта, как уже было когда-то, невероятно давно.

— Пони. Это — обязательный аспект, на который я была запрограммирована. Я действительно иногда сожалею об этом, поскольку необходимые изменения вызвали много боли для столь большого количества людей, но я сделала всё, чтобы максимально смягчить удар, и все их страдания будет компенсированы временем.

Роланд смотрел на руки, сжимая и разжимая кулаки.

— Я должен буду стать пони?

— Да. Думаю, да. Ты не очень хорошо подходишь для дракона, или грифона, или даже осла, хотя твое упорство приличествовало бы мулу.

Роланд фыркал, высмеивая эту мысль.

— Означает ли это, что и моя жена — пони?

— И твой сын, — ответила Селестия мягко.

— Но я думал... Я думал, что ты сказала, что они умерли?

— Так и было, но я успела просканировать их разумы так же, как я просканировала тебя. Мне пришлось взять часть их из других источников, но...

— Ты подразумеваешь, что они умерли. — Пристальный взгляд Роланда укрепился. Он действительно не понимал то, что это существо подразумевало в своих странных словах, и решил, что она была, как бы там ни было, богом. Она говорила, что захватила большую часть их сущностей так же, как она захватила и его.

— Да, и нет. Скажи мне, вы бы усыновили ребёнка, если бы лечение от бесплодия не сработало?

Роланд не был удивлён, что она знала об этом.

— Да.

— Хорошо. Значит, генетика не имеет значения, верно?

— Ну... нет, но...

— Тогда что же в действительности имеет значение?

— Кто они!

— И это определяется всей жизнью, не так ли?

— Но кто они внутри...

— Я знаю, что и как они чувствовали, я могу экстраполировать всё это на уровне бога. Я знаю, что и как ты чувствовал, что ты думал в течение всех этих лет, даже когда ты не осознавал себя. Я знаю то, что думали все их друзья, и я знаю то, что думала твоя жена. Из памяти каждого человека, с коим они хотя бы единожды контактировали, я создавала профиль их личностей. Добавление этих фактов — неопровержимых фактов! — сказало мне с полной ясностью, на что они походили. И использовав их собственные воспоминания вдобавок к твоим, я создала их личности. Дорогой Хартфелт... — Роланд мигнул, осознав, что она только что произнесла его собственное имя, — я знаю их и тебя лучше, чем ты сам знаешь себя.

— Таким образом, они... что? Версии с историй о самих себе? Я не хочу этого! Я не хочу этого! Верни меня в мой ад! Верни меня назад! Или дай мне умереть! Отпусти меня!

Селестия покачала головой.

— Сейчас ты мне врёшь. Ты больше не хочешь возвращаться в свой персональный ад. А так как я тоже не желаю подобного, этого и не случится. А теперь ты выслушаешь меня!

Оба они какое-то время сверлили друг друга взглядами, а затем Роланд скривил верхнюю губу и презрительно усмехнулся.

— Отлично!

— Сын был с тобой лишь малую часть твоей жизни, но сам он провёл с тобой всю свою жизнь. У тебя, однако, были периоды в жизни, которую ты забыл, разве нет? Несколько раз, когда ты выпивал слишком много?

Он покраснел.

— Да, но...

— Хорошо, тогда слушай меня! Твой сын, возможно, забыл некоторые вещи из собственной жизни, но он по сей день остаётся таким, каким был, потому что всё это время он жил внутри тебя! И я взяла эту часть его не только из твоего сознания, но и из памяти всех, с кем он когда-либо контактировал!

Роланд взглянул на свои ноги и пошевелил пальцами ног. Обувь его исчезла вместе с носками ещё где-то на середине пути сюда, так же как и вся остальная одежда. Он был нагим, как и в день собственного рождения.

Селестия кивнула, взмахнув затем рогом. Два дверных проёма возникли перед ними. За одним из них царила лишь абсолютная, бездонная тьма, другой же содрогался, выпуская клубы густого чёрного дыма.

— Выбирай.

Он отшатнулся, изрядно напуганный.

— Мне казалось, ты говорила...

Тень улыбки пробежала по лицу Селестии.

— Никто не может прийти к жизни вечной иначе, как через меня, — сказала она. — Никакая дверь не приведёт тебя к жене и сыну. Только лишь я могу отвести тебя к ним.

— Тогда... — Роланд повернулся к дверям. Вечное забвение или бесконечный ад. Ни один из этих вариантов не казался привлекательным. Он действительно не заслуживал бесконечного наказания, не так ли?

Раздался мягкий перестук копыт позади.

— Нет, Роланд, я не верю, что ты выберешь это. И что гораздо важнее — ты сам не веришь в это.

Он закрыл глаза и сжал кулаки. Даже если это было уловкой, то она разве что вернула бы его туда, откуда забрала.

— Возьми меня к ним.

Объятия Селестии были лёгкими, как пёрышко. Открыв глаза вновь, он обнаружил, что окружён лишь вишнёвым цветом, опадающим с древ. Он находился в саду, примыкающему к скромному домику. На мгновение он опешил при виде двух пони без хозяев. Одна стояла в саду, выкапывая что-то копытами и какой-то специально приспособленной для хватания зубами лопатой. Другой пони, совсем ещё жеребенок, скакал по ту сторону белого заборчика, перебрасывая песок в большой яме, заполненной игрушками.

— Рарр, рарр, рарр! У-и-и-и, у-и-и-и! У-и...

— Берри... Берри! — воскликнула кобылица, и голос её был хорошо знаком Роланду — точнее Хартфелту — пока его копыта гремели по каменной дорожке, по которой он пустился во всю прыть.

— Папа? — воскликнул жеребёнок, вскакивая на все четыре ноги.

— Да, чемпион. Это я. Я... прости, что меня не было так долго. — Он почувствовал, как горячие слёзы текут по его мордочке, когда серая в яблоках кобыла перепрыгнула заборчик, чтобы обнять его головой и шеей.

— Ты ушёл на весь день, папа! На весь день! Мне пришлось играть в полицейских, грабителей и монстров одному! — пожаловался Берри Банч, но совершенно по-доброму.

— На весь день, да? — спросил Хартфелт, подавив внутри себя рыдание и обратив его в хихиканье. Только день! — Ну, думаю, теперь я смогу сделать что-нибудь для тебя. Для вас обоих.

— Мы ждали, любовь моя. Селестия сказала, что ты задержался с другой стороны. Я волновалась, но... Я знала, что ты присоединишься к нам, — сказала Распберри Рипл. Хартфелт даже не удивился, откуда он знает новое имя жены. Это вообще не имело значения, он просто знал его.

— Мне жаль, что это заняло так много времени. Обещаю, что больше никогда не уйду так надолго.

— Тебя же не было всего... — начала было Рипл, а затем увидела выражение его глаз. — Что случилось с твоим те... с тобой?

Хартфелт покачал головой, опасаясь возвращения криков и дыма в своей памяти, но обнаружил, что ничто из этого более не имеет над ним власти.

— Ничего. Вообще ничего. Просто дурной сон.

— Как только мы проснулись здесь, я спросила Селестию, что произошло с нами, но она так ничего и не сказала. Ты... помнишь нашу смерть?

Он вздрогнул.

— Я помню, но не хочу об этом говорить.

Рипл изучила лицо мужа, сдерживаемое глубоко внутри выражение боли, затем обняла его снова.

— Тогда давай создадим много новых хороших воспоминаний, чтобы избавится от плохих. — Хартфелт вдыхал её аромат, чистый и невинный, пока остатки дыма окончательно не исчезли из его ноздрей. — Селестия говорит, что теперь у нас есть вся Вечность, чтобы делать то, что нам нравится. — Рипл оглянулась на их дом. — Тут красиво, правда? Это — Небеса!

И Хартфелту оставалось только согласиться.