Fimbulvetr
17: Dís
17: Dís
– Здравствуй, кеше. Думаю, пришло время поговорить.
Голос старой кобылы был спокоен, слова вежливы, а на морде у неё застыла улыбка доброй старой бабушки, но Всеволод понял, что его жизни пришёл конец. Он всё ещё прекрасно помнил предупреждение Кургаш, но даже без него прекрасно понимал, что Тимер Урман далеко не воплощение доброты, и у неё есть хороший повод считать его своим врагом. Конечно, на то, чтобы спилить цепи ему и нужен-то был всего день, так что если бы ему удалось протянуть время…
– Ого, уж не взгляд ли это «постараюсь заболтать старую каргу подольше» у тебя в глазах? – усмехнулась старая карга, подходя поближе к телеге и игриво прищуриваясь. – Со мной даже не пытайся, только опозоришь и себя, и меня. Этой ночью я задаю вопросы, ты отвечаешь, и твоя судьба зависит от того, насколько мне нравятся ответы. Я знаю, что ты соврёшь, на твоём месте соврал бы любой. Я бы соврала, а все знают, что я никогда не лгу. Но времени на эти игры у меня нет, поэтому давай-ка всё немножко упростим?
Сказав это, пони вытащила из своей седельной сумки что-то напоминающее портативную школьную доску и кусок мела. Положив доску на землю, она принялась рисовать на ней странные символы. Всеволод никогда таких не видел, да и взаимное расположение символов ему ни о чём не говорило. Закончив рисовать, Тимер вытащила небольшой пузырёк и капнула из него на край доски бурой жидкостью. Наконец, она достала из ножен небольшой, похожий на иголку нож, и посмотрела на Всеволода.
– Чтобы ты охотней говорил правду, я применю маленькое заклинание, которому меня научили в одном из этих ваших надутых западных городов. Нелегко найти что-то, что сработает у бедной старенькой земной кобылки вроде меня, знаешь ли. Так вот, когда я задам вопрос, а ты ответишь на него что-то, что тебе самому не кажется правдой, твоя молчаливая подружка, – она указала на Хельгу, – получит чувствительный удар током. Ну сам знаешь, ложь вредит дружбе и всё такое. Заодно оно позаботится, чтобы моя любопытная дочка не услышала что-то, что не предназначено для её ушей. – Тимер бросила взгляд через плечо, и Всеволод услышал, как за соседней телегой кто-то вскочил и быстро убежал. Она вздохнула и обернулась. – Молодёжь пошла не та. Когда я была в её возрасте, я могла подслушать разговор целой комнаты Алмазных Псов, и меня бы никто не заметил. Так вот…
Она снова взялась за нож и аккуратно уколола себя в ногу над копытом и капнула кровью на бурое пятно на доске. Затем, используя тот же нож, она нарисовала получившейся смесью последний символ. Линии на доске заблестели и наполнились зловещим зеленоватым сиянием.
– Вот так вот мы и делаем Полог Безмолвия, кеше, – кивнула Тимер, засовывая доску под телегу с грифонами. – Конечно, чтобы это всё работало, нужно немножко свежей крови земного пони, но зато если никто не слышит, как ты врёшь, это очень полезно для репутации. Неплохо было бы и фокус с ударом тока тоже провернуть, но для этого нужен умелый единорог.
– Чего? – это был самый умный вопрос, который пришёл Всеволоду в голову.
– Ах, как я скучала по освежающей грифоньей тупости, – нахмурилась пони, оглядевшись. – Попусту терять время мы не можем, поэтому попытайся её сдерживать. Ты думаешь, что я попытаюсь разузнать кто ты, или кто тебя послал. В другой ситуации так бы и случилось. Сейчас мне плевать. Благодари всех духов, которым молишься, за посланную тебе удачу. Если бы Янгыр выжил, мы бы именно об этом и разговаривали. Но так получилось, что ты мне нужнее, чем то, что ты можешь знать. Понимаешь, я люблю дочку, но эти старые мулы послали её вслед за надутым болваном, который ей так нравился. Я не могу нарушить традиции, я не могу наплевать на честь, я не могу спасти мою маленькую Иртэ. Поэтому спасёшь ты. Завтра вечером она придёт к тебе. Завтра вечером ты схватишь её и улетишь как можно дальше, насколько хватит крыльев, как можно дальше от Поля. Исполни это, и получишь свободу и жизнь. Откажись, и на следующий день после её похорон мы снова поговорим. Причини ей вред, и мы снова поговорим. Скажи хоть слово об этом разговоре кому-то в мире, особенно Иртэ, и мы снова поговорим. Жизнь твоя может быть долгой и счастливой, но только если мы больше никогда не поговорим. Решай, кеше, прояви мудрость. И Мать-Земля тебя задери, потише с напильником, я тебя через весь лагерь слышу! – сказав это, старая ведьма встала, спрятала заклинательную доску и внезапно стукнула Хельгу по клюву. Грифонша немедленно взревела и попыталась броситься на кобылу, но та стояла за границей, за которую Хель не пускала цепь.
– Вижу, кеше, ты ещё не готов говорить правду, – громко сказала Тимер и хихикнула. – Думаю, нам стоит повторить разговор позже.
Всеволод смотрел, как она удаляется. Признать это было тяжело, но он чувствовал уважение к старой кобыле, и понимал, что в другой ситуации был бы не прочь узнать её получше. Конечно, то, как она выражала любовь к дочке запугивая чужаков пытками и смертью ему не очень нравилось. Тем не менее, то, что она сделала, было самой большой жертвой, на которую при нём кто-то в этом мире пошёл ради кого-то другого.
А у него впереди оставались ещё две не перепиленные цепи.
Большую часть ночи и следующего дня он аккуратно атаковал цепь напильником, стараясь как можно меньше шуметь. Хельга стояла на страже и прикрывала его работу, делая вид, что загорает, расправив крылья. Впрочем, кочевники были слишком заняты, чтобы на что-то обращать внимание. В их движениях чувствовалось всё больше отчаяния, телеги теперь тянули двойным и тройными командами, иногда позволяя помочь даже жеребятам. Караван это немножко ускорило, и когда солнце коснулось горизонта, они наконец добрались до цели. Целью оказалась небольшая гряда высоких холмов, покрытых густым кустарником. Караван взобрался на ближайший, после чего разделился и занял все остальные холмы. К этому моменту Всеволод уже закончил пилить цепи и единственной его заботой осталось удержать Хельгу от того, чтобы продемонстрировать их свободу всему лагерю. Это было не слишком сложно, раз уж он теперь мог попросить её подождать так, чтобы она поняла, поэтому появление ташу он заметил.
Несмотря на то, что это событие последние несколько дней заставляло паниковать весь лагерь, выглядело оно довольно скучно. Просто снег на равнине потемнел, сначала пятнами, а потом везде, насколько хватало глаз. Выглядело это так, как будто кто-то щёлкнул переключателем со «снег» на «вода» и великие равнины послушно превратились в великие озёра. К моменту, когда солнце скрылось за горизонтом, везде вокруг холмов была вода, и свет полной луны переливался на небольших волнах. Кочевники определённо любили жить на грани. Впрочем, Всеволоду это было на руку, потому что усилия, потраченные на то, чтобы успеть к холмам вовремя, вымотали всех пони в лагере настолько, что у них не осталось сил обращать внимания на пару редких рабов. Настолько, что их даже покормить забыли.
Всё было готово. Еда лежала в сумке, рог привязан с другой стороны, как противовес, и единственное чего им не хватало, была Кургаш Иртэ. У Всеволода не было ни малейшего желания бросать бедную пегаску на смерть, но это ничуть не помогало ему унять ужас, который вызывали в нём мысли, что Тимер может в любой момент передумать. Когда Кургаш наконец пришла, он уже настолько запугал себя собственными мыслями, что чуть было не выпрыгнул из телеги и не убежал, воя от ужаса.
– Почтенный Предок, я… готова, – шепнула пегаска, запрыгивая в телегу. Она захватила собственные седельные сумки, и вид у неё был решительный. – Мама послала меня проверить, не забыли ли вас покормить. Я плохо тяну телеги, поэтому во всём лагере ходить могу только я и старейшины. Я оставила ей записку, она поймёт… наверное. Но она очень быстро начнёт что-то подозревать, так что нам нужно вылетать немедленно!
– Наконец-то! – выдохнул Всеволод, надевая свою собственную сумку и поворачиваясь к Хельге. – Лети-бери-завтрак-за-мной!
– Летим-летим-летим! – откликнулась дикая грифонша, аккуратно поднимая Кургаш и выжидающе уставившись на Всеволода.
Он вздохнул, расправил крылья и почувствовал воздух. Если первый раз, когда Хельга показала ему это чувство, оно напоминало ручей, теперь оно стало подобно настоящей полноводной реке. Воздух вокруг него дышал жизнью. Он чувствовал Хельгу, готовую взлететь и свивающую потоки вокруг своих крыльев, он чувствовал Кургаш, крылья которой нервно подёргивались и непроизвольно просили небо принять её, он чувствовал накатывающуюся с запада бурю, закрывавшую им дорогу на юг. Но, что самое важное, он чувствовал, что воздух готов его слушать. Поэтому он попросил без слов, и провалился в залитое лунным светом небо.
Он вывалился из залитого лунным светом неба на вершину большого холма, далеко от лагеря кочевников, поцеловал землю и громко объявил, чтоб больше никогда её не оставит. Хельга приземлилась неподалёку, уронив Кургаш в снег, и довольно зевнула. По ней невозможно было сказать, что она вообще взлетала, а тем более – тащила на себе пегаску почти с себя размером. Кургаш расправила крылья и смотрела на них так, как будто видела в первый раз в жизни.
– Это было… Почте… это было НЕВЕРОЯТНО! – она прыгнула к Всеволоду и сгребла его в объятья, заставив грифона заорать от боли. – В чём дело?
– У меня всё болит! Я не готов к таким долгим полётам! Я никогда не буду готов к таким долгим полётам! Да, да, это невероятно, но у меня сейчас крылья отвалятся! – ответил Всеволод, вяло пытаясь вывернуться из смертельных объятий.
Хельга глянула на него и внезапно со смехом повалилась на землю. Она каталась по земле, лупила по неё кулаком и пыталась что-то сказать, но слова тонули в хохоте. Наконец, она немножко успокоилась и сумела более-менее внятно выдавить:
– Мелкий-молодой-перья-лететь-боль! Забыла! Хеел-ха за-а-бы-ла! Лететь-высоко-запрет-молодой-мелкий! Пр-р-рости!
– Очень смешно, – сухо сказал Всеволод, доставая из сумки напильник и принимаясь пилить кандалы. – Мы вообще-то могли бы остановиться на первом холме, там бы нас уже не достали. Но ты за-а-бы-ла! Плохая грифонша!
– Плохая гр… гриф… фонша! – весело согласилась злобная котоптаха. – Хом-мя-ки! Ур-р-рожай!
Утро первого дня их свободы застало их прижавшимися друг к другу и пытающимися выспаться от стресса предыдущих дней. Всеволод взглянул на поднимающееся солнце и задумался о своём бесконечном поиске места, которое можно было бы назвать домом. Он наконец понял, что делал не так, что он принёс из тёплого мира людей в холодную, безжалостную страну Великой Зимы, чему здесь не было места. Он нёс в себе ответ с момента, как выкопал своё первое логово под деревом, с самой первой ночи в новом мире. Если он хотел, чтобы у него был дом, дом надо было построить самому.
И он был готов попробовать.