Основатели Александрии (Founders of Alexandria)

Часть 5 (Оливер) – Глава 5

Очистка достаточной части библиотеки, чтобы ему было где работать, заняла двадцать минут. Заодно они развесили стерильные занавески и превратили библиотечные столы в операционные. Ему помогали все его «охранники», за исключением Абрамса, который держался в стороне и наблюдал за Оливером незаинтересованным взглядом. Оливер никогда не видел подобного взгляда, за всю неделю, пока иммигранты жили в Александрии. Почему это произошло только сейчас?

Оливер чувствовал, что решение скрывается в чём-то, что произошло, когда Адриан и Скай начали свою шпионскую миссию. Он гадал, что такого они могли узнать, что могло вызвать такую сильную реакцию, за ночь превратившую дружелюбных пони в вооружённых врагов с мёртвыми глазами.

Прямо сейчас у него были другие, более важные заботы. Два пони с плохо обработанными пулевыми ранениями. Он быстро пришёл к выводу, что раны кобылы поверхностны, и понял, что ни одно из ранений (оба в ноги) не нанесли серьёзного урона. Ни одна из ран не содержала в себе ни пули, ни осколков. Он снова её укрыл и занялся жеребцом.

Увиденные им симптомы ничего хорошего не предвещали. Проникающие ранения в брюшную полость, всё ещё сочащиеся тёмной кровью, несмотря на бинты. Он счёл чудом само то, что пони всё ещё был жив, и за это, скорее всего, нужно было благодарить природу земных пони. Наложить жгут было невозможно, а на его мольбы перенести операцию в больницу он получил категорический отказ.

Оливер воспользовался методикой, родившейся на поле боя – поиск пуль с помощью чувствительного металлоискателя вместо рентгена. У него не было реанимационного оборудования, и никаких гарантий, что лекарства будут работать на пони как должны. Чем дальше он искал, тем серьёзнее оказывались раны. Одна из пуль, как оказалось, скорее всего прошла сквозь печень и одну из почек. Чудом было то, что ничто не задело лёгкие или желудок, или пони был бы уже мёртв.

Оливер не потерял присутствия духа и даже не задумался о том, насколько сложную операцию собирается провернуть. Срочная хирургическая операция на представителях полузнакомого вида? Да у него даже лицензии хирурга не было, не успел. Но ему придётся им стать, импровизируя, используя процедуры, которые он видел и о которых читал во время учёбы. Если он потерпит неудачу, Адриана могут убить.

Более того (и что куда важнее) потерянный пациент был ещё одним способом нарушить клятву, и этого он допустить не мог. Оливер был заклятым врагом смерти, во всех её формах. Ей нельзя было позволить забрать даже опасного врага. Не была ли жизнь этого врага такой же бесценной и уникальной, как любого из его друзей? Пусть даже он не знал, как этого жеребца зовут. Он не спросил, не хотел знать. Время для этого придёт после того, как он одержит победу. Но это его всё равно давило.

В процессе операции он спросил:

— Пожалуйста, не могли бы вы сходить туда, куда вы перенесли эквестрийскую библиотеку, и принести оттуда иллюстрированный атлас анатомии земных пони? Или… один из планшетов, тоже сойдёт. – В конце концов, весь раздел «Прочитать первым» был отсканирован, так что он мог при нужде прочитать книжку с любого планшета.

— Не могу, — ответила его «ассистентка». В её голосе звучала печаль. Он заставил её надеть стерильный халат и маску, которые теперь были заляпаны кровью. – Мы их все сожгли. Все книги из Эквестрии, их больше нет. И «планшеты» тоже сожгли. Мы во всех них нашли ложь обманщицы, у нас не было выбора.

Оливер не знал, что она этим хотела сказать, да и не стремился. Он чувствовал ярость от самой идеи сжигания этих книг, впрочем, в основном из-за их символического значения, чем из-за потерянных знаний. Время, которое он убил на их сканирование, больше не казалось потраченным напрасно.

Но он кое-что узнал о противнике.

— Значит, говоришь, вы сжигаете книги? – сказал он в сторону хирургического набора, очень громко. У него не получалось припомнить ни одного случая из истории своего мира, в котором сжигание книг приводило к чем-то хорошему. Когда идеология подавляла знания, это означало, что есть чего прятать. Это означало, что она не выдержит честного разбора.

Но заниматься этим разбором прямо сейчас Оливер не собирался. Прямо сейчас ему нужна была книга по анатомии, чтобы удостовериться, что он не собирается перерезать артерию, или ещё что похуже.

Впрочем, у Оливера ещё имелись некоторые ресурсы. В его распоряжении было больше, чем просто весь его жизненный опыт, связанный с медициной, больше, чем книги, которых у него не было. У Оливера была магия. Было нелегко точно понять, как именно он воззвал к магии, которая досталась ему вместе с телом пони, тяжело сказать, что именно он сделал бы иначе, оперируй он на двух ногах, а не на четырёх.

Тем не менее, как и тогда, когда он оперировал гангренозное крыло Адриана, магия откликнулась. Она втекала в него сквозь пол, сквозь копыта, сквозь связь между фундаментом здания и сердцем планеты глубоко внизу.

Целительство было магией, подобной которой не существовало. Целительство расплетало крохотные нити ткани бытия, которые формировали людей, находило оборванные концы и связывало их вместе. Идеальное сочетание ловкости и сострадания позволяли ему спасти целый фрагмент холста от того, чтобы потерять его навсегда.

Он чувствовал жизнь пони перед собой как что-то твёрдое. Он видел, как повреждения, нанесённые пулей, начинают свою работу по обрыванию этой жизни. Из этого следовало две задачи, сначала – удалить инородный предмет, а потом починить нанесённый им урон.

Ничто в его медицинском обучении не подготовило его к чувству магии. Да и не нужно было его готовить. Как только началась операция, он чувствовал, как будто перед ним разворачиваются все секреты живых существ.

Каждое движение было как танец, танец, который он не знал, но которому тем не менее точно следовал. Его тело знало танец. Он резал с ловкостью, которая должна была быть недоступной копытам. Он вводил лекарства, зашивал и очищал. Всё это время он не чувствовал голода, жажды и даже почти не дышал. Ему это не требовалось.

Некоторое движения требовали большей ловкости, чем была ему доступна, для них он использовал свою ассистентку-единорога. Даже без медицинских знаний она могла держать предметы вроде иголок с идеальной точностью.

Помимо раненого пони и инструментов он не воспринимал ни времени, ни реальности. Его разум был как пятно от прожектора в центре вечности.

А потом операция завершилась, и он почувствовал, как энергия покидает его тело, как будто из воздушного шарика спускают воздух. Он содрал с себя защитную одежду, бросив её на полиэтиленовые простыни (чтобы не запачкать пол), и упал на бок в нескольких шагах от пациента.

Вопреки всему, жеребец всё ещё дышал. Оливер закончил всё это без реанимации, без подготовленных ассистентов, и используя только те лекарства, которые содержались в аптечке.

Мир вокруг него плыл, а он подпрыгивал на волнах как поплавок. Вокруг него поднимался океан, тёмный океан кошмаров. Океан обрушился на него, но толку от этого было не больше, чем от ярости Алекс с утра. Оставалась ещё одна пони, требующая лечения, его работа не была завершена.

Кошмар во тьме нашёптывал ему странные вещи. Он видел несущиеся машины и тёмные ночи. Он видел снег и видел кровь. Усилием воли он отбросил эти мысли, втягивая из земли новую волну силы и смешивая её с непокорностью своей души.

Кошмар растаял вокруг него, и он снова поднялся на ноги. Он очистил операционный стол и сменил пациента.

Раны сектантской кобылы не требовали интенсивного хирургического вмешательства и были достаточно безопасными, чтобы он мог наконец расслабиться. Он заметил, что снова может нормально дышать. Он достаточно успокоился, чтобы посвятить часть своих мыслей более глубокой проблеме – тому, что сделали с разумом всех этих пони.

К примеру, был ли процесс завершён? Были лекарства, уменьшающие сопротивление внушению, но их эффективность сильно зависела от пациента. Кроме того, в качестве переменной в этой задаче фигурировала магия, и это было особенно важно, потому что про неё Оливер почти ничего не знал.

Только то, что услышал от Джозефа, когда единорог напивался и его тянуло выговориться (и эта часть его откровений звучала куда интереснее и куда менее отвратительно, чем то, что он рассказывал про Морию).

Тем не менее, он предположил, что эффекты, чем бы они ни были, должны были сильнее всего проявляться в тех, кто подвергался воздействию дольше всех. Один из его охранников, Абрамс, при всех их встречах выглядел как индивид с сильной волей. Если те истории, которые он рассказывал, были правдой, он был офицером, и немалым. Никто так и не смог вынудить его раскрыть его звание или должность, но то, как он себя держал, говорило само за себя. Он всегда вёл себя безупречно, был идеально ухожен, и всегда разговаривал вежливо и уважительно. Как будто дворянин из какого-нибудь романа.

Какая сила могла превратить подобное существо в простого охранника, размахивающего оружием?

— Я так понимаю, ты и твои люди помогаете этим… пони? – Оливер махнул в сторону пациента, настолько без угрозы, насколько это было возможно. – Что они сделали, чтобы тебя убедить?

Перед лицом смерти Оливер чувствовал только злость. Но Абрамс был больше, чем смерть. Его лицо было мрачно. Его движения ничем не напоминали дрожащее сопротивление, которое он видел у Адриана. Значило ли это, что он окончательно сдался?

Слова его тоже были не такими подавленными. Значило ли это, что враг завоевал полный контроль? Что его мозги сильнее промыты? Или что он больше готов к сотрудничеству.

— Оливер, мы помним нашу историю. Мы узнаём безнадёжную ситуацию стоит нам на неё взглянуть. – его голос, почти такой же низкий, как у человека, прошёлся по ушам Оливера как щебёнка. – Ты знаешь, что случилось с Агамемноном. Его люди храбро сражались десять долгих лет. Но в конце концов он понял, что победы не будет, что у него нет выбора, только развернуть корабли и убежать. Взять город Приама было бы куда проще, чем сопротивляться Одиуму.

Оливер был настолько поражён, что чуть не уронил иголку, которую сжимал копытами. Даже будучи сосредоточен на здоровье кобылы перед ним, он не мог пропустить по крайней мере некоторых намёков в этих словах.

Абрамс всё ещё сохранил достаточно от себя, чтобы помнить о человеческой истории. Не только это, его слова очевидно проводили параллели между ним, его людьми и греческими армиями.

Оливер не слишком разбирался в истории, не считая истории медицины и тех песен, которые любил петь. Но эта история была достаточно хорошо известна, даже он её знал.

Агамемнон не увёл греков домой с поражением. Они только сделали вид, что отступают, а город Приама в это время вкатил предательского деревянного коня в свои ворота.

Алмазный пёс не только владел собой достаточно, чтобы помнить историю, он владел собой достаточно, чтобы не высовываться. Совсем не тупой громила, пусть даже он и стоял с ружьём наперевес и был готов в любой момент его использовать.

Стратегия коммуникации, похоже, работала, потому что единорог кивком согласилась. Она, судя по всему, не поняла ничего из сказанного Абрамсом.

— Одиум простит и тебя, доктор. Он заберёт из тебя ненависть и подарит вместо неё прощение. Даже фальшивые принцессы не могут сопротивляться нашему повелителю. – Оливер не мог припомнить ни разу, чтобы кто-то говорил чьё-то имя с такой ненавистью, как Лайт Спиннер сказала «принцессы». Он слышал больше понимания собственных слов у обливающих кого-то грязью фанатиков по телевизору.

— Он освободит тебя от ненависти, — согласился Абрамс. – Он весь мир освободит. Но сначала Александрию.

Оливер не знал, что это за Одиум, пока не знал. Когда он закончил с раненой кобылой, вес осознания того, что он сам превратил себя в пленника, медленно навалился на его плечи. Он не мог вернуться и отказаться от своего выбора прийти сюда, теперь уже нет. Он не спас Адриана. Вместо этого он, скорее всего, подставил себя под удар пришельца, подавляющего волю и душащего душу. Может, Алекс и знала что-то, что не знал он, и её обещание того, что она не оставит его этим созданиям, было правдой. Он знал, что если кто-топони может всё исправить, то это она.

Но это не имело значения. Без его помощи, не было даже шанса на то, что этот жеребец бы выжил. Он сделал всё от него зависящее, и его клятва была исполнена. Та часть этой битвы, которая досталась Оливеру, не считая необходимость давать пациенту успокоительное и накачивать его антибиотиками, в основном была закончена. Его судьба была в Божьих руках. Или руках того бога, в которого верили пони. Возможно,

Одиума.