Скуталу и подушка

Тычинки и пестики

Наступил момент, когда солнце зашло.

Скуталу уснула. То, что изначально планировалось как лёгкий отдых на несколько минут, превратилось в несколько часов. Но, в конце концов, кого это вообще волновало? Родители должны были вернуться только завтра, и ей не было нужды беспокоиться ни об этом, ни о чём бы то ни было ещё.

Где-то хлопнула дверь, отдавшись эхом в её полусонном сознании. Кто это? Соседи? А не слишком ли поздно? Хотя нет, звук определённо был в её собственном доме. Кто вообще мог прийти к ней ночью, пока родители в отъезде? Как смеют она вторгаться в её дом, пока она, нынешняя полноправная хозяйка, спит наверху? Скуталу даже не потрудилась встать. Она сказала себе, что дело само уладится, даже тогда, когда цокот копыт уже начал подниматься вверх по лестнице. Может ей стоило бы...

— Скуталу, — голос матери, громкий и пронзительный, вывел её из транса, словно голос фокусника, загипнотизировавшего до того добровольца из толпы, и заставившего изображать из себя цыплёнка, на потеху толпе, а затем велевшего очнуться. В долю секунды Скуталу уже сидела на кровати, вытянувшись. Она уже почти успела забыть про подушку, но, так же как на бедного пони, очнувшегося на сцене, все чувства и воспоминания нахлынули на неё с новой силой, стоило лишь матери подойти, чтобы посмотреть на неё. Та сразу поняла, что произошло. Глаза кобылы расширились от увиденного, когда она пыталась что-то сказать.

Сердце Скуталу ёкнуло и на секунду остановилось, а сама кобылка почувствовала себя так, словно её выслали в ледяной ад или чистилище бесконечной скуки. Она очень мало знала о сути того, что сделала, почему в воздухе царит именно такой запах, или почему её мать выглядит настолько обезумевшей, но не нужно было иметь семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что она точно сделала что-то не то. Или что быть пойманной здесь, свернувшейся калачиком на кровати своих родителей, в обнимку с подушкой, покрытой жидкостями, которые изошли из самой же Скуталу, явно было чем-то постыдным. Она попыталась что-нибудь сказать, но не смогла выдавить из себя ни звука. Скуталу охватила тревога, сопоставимая с паникой. Она хотела броситься бежать, но копыта стали холодными и липкими, а крылья нелепо трепыхались, пока напряжённая тишина звенела в ушах.

— Ты... иди лучше в свою комнату... — выдавила из себя мать, и Скуталу не стала спорить. Сглотнув с пересохшим горлом, она кивнула, а затем, найдя в себе мужество встать, доплелась до собственной кровати, забралась под одеяло и уткнулась лицом в подушку. Для всех, кого она знала, она стала конченой пони.

Тем временем в зале начали раздаваться приглушённые голоса отца и матери. Скуталу даже показалось, что она услышала смех. Тихонько подкравшись к дверному проёму, она осторожно высунулась наружу. Мать, с растрёпанной гривой, казалась сейчас довольно измотанной, будучи совершенно не похожей на привычную себя — образец строгости и сдержанности. Отец же, напротив, выглядел совершенно спокойным. В данный момент он, закатив глаза и положив передние копыта на плечи жены, успокаивал её, тепло улыбаясь. “Он всегда знает, что сказать…” — Скуталу улыбнулась.

Прижимая ухо к двери, Скуталу удалось вычленить несколько более-менее цельных фраз: "Она растёт, дорогая" и "Даже не пытайся её отчистить, просто выкинь. Легче новую купить". Всё это, казалось, более или менее успокоило мать, но она всё ещё выглядела расстроенной. Затем отец вдруг встал и подойдя к двери, дважды постучал. Скуталу в один миг оказалась под одеялом, словно бы там и лежала с самого начала.

— Заходи... — неуверенно сказала она. Отец вошёл внутрь, аккуратно подкрутив настольную лампу, и присел рядом, после чего долго молчал, погрузившись в размышления.

— Ты знаешь, что именно ты сделала?

Она мрачно кивнула, повернувшись к нему.

— Твоя мать, кажется, так не считает. Послушай, дорогая... — он вдруг положил копыто ей на плечо, когда Скуталу от стыда попыталась спрятать лицо в копытах. Он снова заговорил, очень тщательно подбирая слова.

— Ты не сделала ничего плохого, понимаешь? Это часть взросления. И каждый взрослый пони занимается этим в определённые моменты своей жизни. За исключением того, что... как правило, мы используем свои копыта, а не подушки. — Он поморщился, вспомнив, что его любимая подушка оказалась испорчена. Мать предложила отчистить её, но... он никогда не смог бы избавиться от этого образа в своей голове. Лучше вовсе избавиться от постоянного напоминания.

Затем он начал рассказывать дочери о периодах охоты, жеребятах, сексе и половом созревании, а также о ряде других вещей, о которых бедная кобылка точно не хотела слышать от родного отца. И всё же слышать, как он говорит обо всём этом таким тоном, словно просто инструктирует её о чём-то, до чего она наконец доросла, помогло ей в конечном итоге немного расслабиться. Ровно настолько, насколько вообще можно было расслабиться, будучи застигнутой в спальне своих родителей после совокупления с их подушкой.

Закончив лекцию, он откинулся на спинку стула и откашлялся.

— Итак, у тебя есть какие-нибудь вопросы? — она нахмурилась, размышляя. Всё то, что рассказал ей отец, вполне складно ложилось на произошедшее, кроме... Оставалась одна-единственная деталь, не вписывавшаяся в общую картину.

— А что, если... если я хочу встречаться с кобылкой... в-вместо жеребёнка? — она моргнула в изумлении. Почему она это только что сказала? Почему мысль, до того блуждавшая где-то в глубине подсознания, вдруг сформировалась и стала настолько ясной и чёткой?

Её сердце колотилось в груди, а комната вокруг вдруг необъяснимым образом начала казаться очень тесной. Она начала сильно потеть. Она слышала, что пони выгоняли из дома за такие вещи, от них отказывались родители и оставляли на произвол судьбы. Неужели она только что испортила всю дальнейшую жизнь одним единственным вопросом? И понял ли её отец, что вопрос был задан не просто из праздного любопытства? Но вопрос уже был озвучен, и Скуталу никогда в жизни не боялась сильнее, чем сейчас.

Её отец не дрогнул. Он не повысил голоса. Он не начал кричать. Он не начал выгонять её на улицу. Он даже не моргнул. На лице его появилась улыбка, и жеребец заключил дочь в тёплые объятия.

— Тогда я всё равно буду любить тебя. Ты же моя дочь...

Скуталу молча обняла его в ответ. В её голове была путаница из мыслей, но по крайней мере об этом она могла не беспокоиться. Ей удивительно полегчало, как будто с её души убрали тяжкий груз, о существовании которого она даже не подозревала. Её отец любил её, и со временем всё придёт в порядок. Она выпуталась из объятий и осела обратно на кровать. На лице Скуталу появилась нервная улыбка, когда отец взъерошил ей гриву. Других вопросов в голову не приходило.

— Хорошо. Мне надо пойти поговорить с твоей мамой. Мы вернулись из поездки раньше, потому что она очень волновалась о тебе, — он сделал паузу и хихикнул. — После сегодняшнего вечера я думаю, мы можем забыть, что всё это произошло. И перед тем, как пойдёшь спать, тебе... возможно, стоит принять ванну.

Он поцеловал её в макушку и вновь потрепал гриву перед тем, как вернуться к жене, закрыв за собой дверь. Скуталу просто лежала на кровати, переваривая всю полученную информацию. Ей предстояло обдумать много всего нового.

Несмотря на переполненность новыми знаниями, в её голову постоянно возвращался один и тот же образ. Свити Белль, её подруга. Хотя думать о ней, как о простой подруге казалось неправильным. Ей хотелось большего. Да, так было правильнее. Скуталу чувствовала, что ей хотелось проводить время со Свити наедине... Почти инстинктивно её копыто потянулось вниз. Мимо живота, задевая тёплый мех и ниже, пока не достигло своей цели. Вернее, её цели. Она издала тихий вздох, а в ушах зазвучал голос отца. "И каждый взрослый пони занимается этим в определённые моменты своей жизни. За исключением того, что... как правило, мы используем свои копыта, а не подушки".

Скуталу начала описывать копытом небольшие круги. Действуя больше инстинктивно, чем зная, как правильно, она вдавила копыта в свои небольшие складки, слегка раздвинув их и открыв под ними розовую кожу. Кобылка помотала головой, и, наконец, уложила её на подушку. Почему это было так приятно? Это в миллион раз приятнее подушки! О да!

Она стала двигаться быстрее, разжигая в себе страсть. В этот раз она знала, чего ожидать в конце и это лишь подогревало её желание двигаться всё быстрее. Скорость — это здорово. Рэйнбоу Дэш любила скорость. Скуталу стало интересно, делала это когда-нибудь Рэйнбоу Дэш. Спорю, она может закончить ровно за десять секунд!

Отец сказал, что все взрослые это делают. А кобылки и жеребята? Делала ли это ЭпплБлум? А... А Свити тоже это делала? Её сознание заполнили мысли о распростёртой на кровати Свити Белль, неистово трущей себя копытом между задних ног. Скуталу почувствовала, что от от таких фантазий стала ещё горячее внизу, а на её лбу выступил пот. Ничего, кроме этого образа не имело значения. Приближаясь к финишу, кобылка зарылась лицом в подушку, чтобы не быть слишком громкой.

Скуталу вдавливала копыто в свою юную петельку. Её мех стала покрывать густая скользкая жидкость, но её это не волновало. Значение имело только достижение этой... этой вершины. Её тело требовало разрядки. Перепачканное в соках копыто стало издавать хлюпающие звуки. Она была почти уверена, что если кто-нибудь достаточно прислушается, то услышит это, но она вытеснила эту мысль из своей головы. Она наблюдала из-под полуопущенных век, как одеяло поднималось и опускалось от её быстрых и неравномерных движений копытом. Скуталу издала ещё один тихий писк, понимая, что ей надо что-то сделать, если она не хочет шуметь.

Перевернувшись на живот, она подняла бёдра и уткнулась лицом в подушку. Расставив задние ноги, так, чтобы ей было удобно просунуть между ними переднее копыто, она вновь начала тереть себя. Скуталу обнаружила, что в этой позе она может дотягиваться до себя иначе, и что у неё было место, тереть которое было куда приятнее, чем остальные. Она не заметила этого раньше с подушкой.

Её петелька раскраснелась и набухла от движений копытом, уже очень сильно покрытом её соками. Исследуя обнаруженную зону, она почувствовала небольшую выпуклость, от прикосновения к которой все мысли в её голове смешались и она выгнула спину.

— О да-а-а-а! — прошептала Скуталу, задыхаясь от шока и усталости. Она медленно и решительно вновь надавила там копытом и тут же убрала его. Ей показалось, что она прикоснулась к центру всего, что она чувствовала и, о чёрт, это было восхитительно. Она начала быстро и ритмично двигать копытом, и укусила подушку, когда достигла пика. Её тело не выдержало и она завалилась на бок. Её задние ноги неистово сжались вокруг копыта, удерживая его, когда она вновь начала им двигать. По ощущениям ей казалось, что миллион копыт делают ей лучший массаж в мире. Хотя нет, это было круче.

Высунув язык, она начала двигать бёдрами в унисон с копытом и зажмурилась, чувствуя приближение грандиозного финала. Когда он настал, её маленькое тело задёргалось и она закричала от удовольствия, ещё сильнее покрыв соками копыто и внутреннюю часть бёдер, испытывая второй в её жизни оргазм.

Измождённая и невероятно удовлетворённая Скуталу лежала на кровати и тяжело дышала. Её копыто, внутренняя сторона бёдер и даже немного простыни были вымокшими. Она удовлетворённо улыбнулась и села, борясь с усталостью. В этот раз она не собиралась позволять себе сразу же заснуть.

Пегаска быстро направилась к двери, двигаясь странно из-за мокрого меха на бёдрах. Выглянув наружу, она удостоверилась, что её родители отправились спать или ушли на первый этаж.

Не тратя ни секунды, она метнулась к ванной так тихо, как могла, и закрыла за собой дверь как только включила свет. Увидев себя в зеркале в первый раз за этот вечер, она повернулась, осматривая себя.

Её шерсть была заметно мокрой и довольно липкой. Обычно скрытая хвостом и шерстью петелька была открыта и увеличена, и из неё всё ещё немного капали соки. Скуталу подняла копыто, глядя на жидкость, которой была покрыта её шерсть. Она пахла слегка странно. От запаха ей хотелось сморщить нос, а в теле ощущалось лёгкое возбуждение. Возможно, она такая же и на вкус? Это отвратительно! Тебе не следует это пробовать! Ведь так? Может, просто разок лизнуть? Никому ведь не нужно об этом знать, да?

Она провела языком по копыту. Вкус был лучше запаха. Она смутно задумалась о том, какой была на вкус Свити, когда услышала стук копыт на лестнице и тут же начала готовить ванну. Шаги приблизились к двери, на секунду замерли и удалились дальше по коридору. Она была в безопасности.

Вода была тёплой и расслабляющей. Опускаясь в неё, Скуталу издала глубокий вздох облегчения, ощущая, как напряжение покидает её мускулы. Она смывала с себя всё напряжение этого дня, стыд от поимки в процессе (вернее после) акта, и смущение от всей полученной информации. Она окунула голову, чувствуя, как вода прикасается к её векам и ушам, и прислушалась к полному ничему. Это успокаивало. Смывая с потом всё беспокойство, она задумалась о предстоящем дне. Её будет ожидать завтрак и, возможно, неловкий взгляд от мамы, но всё будет нормально. В школе всё будет как обычно: много заданной домашней работы, вероятно, ругань из-за не сделанной домашней работы... Но она увидит Свити. Оно того стоило.

Позже этой ночью, завёрнутая в тёплое одеяло Скуталу видела сны о копытах, подушках и Свити Белль. Проснувшись следующим утром, она открыла для себя, что такое «влажные сны» и заменила простыни.