The Conversion Bureau: Чашка на ферме

Глава четвёртая: Жажда забвения

Для Чашки стало откровением узнать, что с её приезда в Эквестрию прошло целых десять лет. Они пролетели как-то незаметно. Ей было тридцать четыре, когда её Конвертировали. Не успела она тогда толком понять, что происходит, и вот она уже полубессознательная, пытается управиться с этим странным новым телом. Её превращали в ужасной спешке, она была из тех последних, кому удалось спастись с Земли перед «Точкой Ноль», перед моментом, когда Эквестрия окончательно поглотила своего полумёртвого космического двойника.

Земля умирала, умирала давно. Убившей её чумой стал обезьяний разум — любопытный, изобретательный и изощрённый, но также жестокий, эгоистичный и крайне разрушительный. Девятнадцать миллиардов человек, намного больше, чем планета могла прокормить, жили убогой, лишённой всяких надежд жизнью во всемирной трущобе. Им позволяло кое-как выживать величайшее творение, гордость обезьяньего ума: молекулярные машины, умевшие превращать нечистоты обратно в нечто похожее на еду. Людям обещали золотой или даже бриллиантовый век, но все его чудеса, как всегда, оказались доступны только кучке властителей.

Человечество по-прежнему не знало всеобщего счастья, оно продолжало сражаться само с собой, совсем как обезьяна без конца лупит себя по морде, просто так, от злости. Оно не могло ничего с собой поделать. Изъян был в самой его плоти. То что позволило Человеку подняться над враждебной вселенной, сделало его вселенски враждебным.

Но были другие места, другие миры, таинственно делившие с нашим миром общую судьбу, и время от времени вторгавшиеся в него. Люди сочинили множество мифов и легенд об этих временах – но никогда в них всерьёз не верили.

Один за другим эти соседние миры уплывали, разрывали связь с Землёй, по мере того как промышленность медленно но верно отравляла планету. Они обрывали контакт и дрейфовали навстречу неизвестной судьбе, в бесконечное пространство, неведомое людям.

Лишь последний сопряжённый космос не бросил на произвол судьбы тот мир, в котором обитали люди. Давным-давно, во время своего опасного путешествия на Землю, Селестия, одна из богинь-принцесс Эквестрии, дала обещание. Человек, что спас её от исчезновения, вынудил её в отчаянии пообещать: спасти людей от самих себя, спасти от жестокой, бездушной вселенной, что их породила. Оттого-то, много веков спустя, Эквестрия вторглась в человеческий космос и людям было предложено: Идите к нам. Станьте нами. Делите с нами наш мир, вселенную не страданий и борьбы, но гармонии и радости.

Надо было лишь уплатить небольшую цену. Обезьяний разум заменить на разум пони. Свирепой, одинокой обезьяне надо было стать мирной, стадной лошадью. Для многих тогда перспектива мирной жизни, на которую так уповали, которую обещали множество религий, грёз и фантазий, вдруг показалась ужасной, когда до этого дошло всерьёз.

Но для массы людей, для большинства, жившего в нескончаемых страданиях всё то время, что Человек ходил по Земле, для них что угодно, вообще что угодно было лучше, чем те короткие, горькие жизни, что им достались. Они уходили миллиардами, и с каждой обновлённой душой Эквестрия росла, а Земля уменьшалась.

Точка Ноль, момент когда межпространственная проекция Эквестрийского космоса окончательно накрыла умирающую планету, развеяла прахом труды диких обезьян. Затем сияющий пузырь в том месте, где когда-то была Земля, съёжился и погрузился обратно в чужое пространство, как будто сияющая рыба исчезла в чёрном, сверкающем звёздами море.

И осталась только Эквестрия, где два бессмертных воплощения света и тени каждый день, в самом деле, поднимали луну и солнце, и где разумные эквиноиды бегали по бескрайним теперь Елисейским полям.

Десять лет прошло с Точки Ноль. Десять лет, как Тиква Фейнштейн из Вилмингтона, Джерси, Восточной зоны Североамериканского союза, Западного корпоративного доминиона, перестала существовать. Отныне навсегда она была Чашкой, белым с фиолетовой гривой существом, слегка похожим на лошадь, такая же пони, как миллиарды других, верноподданная царствующих богинь Селестии и Луны Эквестрийских. Это была примерно десятая годовщина начала её второй жизни (дату сдвинули на пару месяцев ради весенней погоды) и по поводу такого юбилея намечалась вечеринка.

Миссис Провендер была не фанаткой вечеринок, она была пони практического ума, поэтому она послала в ближайший город за настоящим мастером. Чашке глубоко польстило, что её десятую годовщину на ферме Провендеров сочли вдруг стоящей таких хлопот. Она знала, что Миссис Провендер тепло к ней относится, но это и в самом деле показало ей, насколько.

Пришлось немало поработать, чтобы подготовить событие. Были разосланы приглашения разным пони Саус-Фетлока и с окрестных ферм, всем, кто знал и уважал Чашку все эти годы. Ферму требовалось привести в божеский вид, да и дом тоже, потому как Миссис Провендер твёрдо вознамерилась показать себя гостям с лучшей стороны, в конце концов, не может же обладательница голубой ленты за лучшие бисквиты устраивать вечеринку на обветшалой ферме.

Чашка с Мистером Провендером подновили обветренные ставни, починили и покрасили курятник и целую неделю потратили на дом. Чашка за эти годы здорово наловчилась работать инструментами и теперь только ёжилась, вспоминая, какой неловкой и неуклюжей она была, когда только-только приехала.

И вот, наконец, всё каким-то чудом было готово, и полдюжины одолженных и выпрошенных деревянных столов встали на большой зелёной лужайке перед домом. За них посадят гостей, а столы скоро будут ломиться от пирогов, сладостей, закусок и, конечно же, напитков. Только теперь всё это нужно было ещё приготовить.

Чашка и Миссис Провендер расставляли «праздничный» набор тарелок, стаканов, чашек и мисок. Но до этого они накрыли простые деревянные столы красивыми скатертями с цветочным узором. Скатерти, похоже, были куплены специально, они проделали путь аж из самого Мэйнхеттена. Их соткали единороги с особым талантом работать с тканью. Миссис Провендер ничего не делала наполовину.

Чашка рассматривала вышивку и думала о том, насколько невозможно было бы для земнопони сотворить что-то подобное, даже привяжи она инструменты к копытам. Такое могли сделать только единороги. Но так работает Эквестрия: три расы, три поля для работ, три набора талантов: небо, земля, и… ну, техника. Единороги, соответственно, отвечали за технику.

Или, подумала она, как дворяне, торговцы и крестьяне. В её стране ощущался некий дух средневековья, но скорее, в хорошем смысле.

В её стране. Вот ведь как выходит, подумала она. Эквестрия это её народ, её государство, её родина. Чашка внезапно обнаружила, что гордится тем, что она эквестрийка. В человеческой жизни она никогда не ощущала гордости за свою нацию. Только стыд… и иногда гнев. Это было новое для неё чувство, и она ещё не совсем понимала, что с этим делать.

Чашка и Миссис Провендер осторожно тягали скатерти зубами за углы и за края, чтобы натянуть ровно по центру стола. Убедившись, что всё получилось как нельзя красивее, они шли к следующему столу. Затем, по одной вещи за раз, они стали таскать и расставлять посуду.

Чашка давно отвыкла от человеческого неприятия брать в рот что-то, что побывало во рту другого пони. Мелькнула мысль, что у прежней, человеческой её, наверняка бы вызвала отвращение сама идея пить из чужой чашки.

Но она не была человеком, и это уже не был человеческий мир. В этом было странное очарование. Всю жизнь её тянуло к необычному, а та часть её ума, которая помнила, как быть человеком, находила жизнь пони уж куда как необычной.

Это был мир, где понятие «рот» равнялось понятию «рука», и где инфекций, насколько она знала, не существовало. Здесь никто не умирал от гепатита или туберкулёза.

На мгновение Чашка подумала, как же странно, жить в мире, где телесных жидкостей не нужно бояться и где зубы заменяют руки.

Её потрясло то, что она это подумала, как коробило её любое воспоминание о прошлой человеческой жизни. Чашке нравилось думать, что человеческие мысли посещают её не каждый год. Но это случалось чаще, чем ей казалось, и последний раз было не несколько лет назад, а скорее, несколько дней.

Миссис Провендер понятия не имела, что гложет Чашку, и не могла знать, что это память о Земле иногда заставляет новопони замирать в растерянности, ведь Чашка ничего не рассказывала про себя. Но Миссис Провендер была умной пони, она догадалась, что это связано с Чашкиным прошлым, и очень хотела помочь.

Наконец, места для гостей были приготовлены. Каждому гостю поставили обеденную миску, достаточно большую, чтобы пони мог залезть в неё мордочкой в поисках лучших кусков, суповую миску поменьше и красивый стакан, чашку или кувшин для питья. Чашка вспомнила тот первый раз, давным-давно, когда они с Миссис Провендер вместе пили чай. Она, наверное, никогда бы не решилась произнести это вслух, но Чашка любила Миссис Провендер. В глубине души она считала Корнфлауэр той доброй, любящей матерью, которой у неё никогда не было.

Чашка получила ещё одно тревожное напоминание о Земле. На столах не было приборов. Ложки здесь существовали, но только как кухонная утварь, идея инструментов для еды в Эквестрии не прижилась. Внезапно в её голове вспыхнуло яркое воспоминание, как она ест из продуктопровода одноразовой вилколожкой. Крепко вцепившись в неё рукой, ежесекундно огладываясь в поисках признаков, что пора бежать в безопасную зону маглева. Уличные грабители и маньяки просто обожали продуктопроводы. А все камеры безопасности были давно украдены наркоманами.

Чашка тряхнула головой. Тряхнула ещё раз и крепко притопнула по траве копытами. Что с ней не так сегодня? На крыльце вздохнула Миссис Провендер. Бедная Чашка.

Потом Чашка накрыла ткаными чехлами вязанки свежего сена вокруг столов, служившие сиденьями. Натягивать на сено похожие на наволочки штуковины было непросто, ей не раз приходилось складывать ноги и ложиться на землю, чтобы стащить их обратно. Красота требовала жертв. Но Чашка не любила безделье, она была от природы работящей. Чем больше было работы, тем счастливее она была и тем реже с ней случались её «маленькие моменты».

К вечеру всё было готово. Пока Чашка занималась столами и тем что вокруг, остальные, под руководством специальной пони, которую Миссис Провендер пригласила из Клайдсдейла, помогали украшать ферму. Миссис Провендер объяснила, что хотя эта пони хорошо разбирается в вечеринках, приехала она не только поэтому. Она погостит несколько дней, в надежде что смена обстановки поможет ей развеяться. Чашке прозрачно намекнули, что с ней надо быть поприветливее, потому как бедняжке совсем не с кем говорить.

Чашка пока не познакомилась с новой пони, но видела, как та скачет вокруг, дудит в праздничную дудку, зубами и копытами развешивает по всему дому яркие ленты. Было понятно, почему Миссис Провендер наняла единорога, с их рогами и магией у них хорошо получалась мелкая точная работа, а некоторые даже знали заклинания, чтобы сразу сделать всякие сложные вещи: цок, и готово, вот так. Только Чашка не могла припомнить, чтобы аквамариновая с розовой гривой пони хоть раз использовала рог за весь этот вечер. А ведь она, конечно, должна была. Ведь как-то же всё делалось?

Гости начали прибывать. Тут был и старый Мистер Уизерс собственной персоной, его предок когда-то основал Саус-Уизерс. Пришли Хэйли Бэйлс и Люцерна Спраутс из продуктовой лавки. Явилась Мисс Скарлетт, чья ярко-алая грива сияла в лучах закатного солнца Селестии, слегка бестолковая, но тоже добрая пони. Пришли кондитеры, близнецы Тоффи.

— Столько пони! — подумала Чашка. Она как-то и не подсчитывала, сколько у неё теперь знакомых. А ведь она знала по именам больше пони, чем людей в своё время. Но тогда быть общительным значило рисковать. Тогда это не приносило ничего, кроме боли.

Ужин был прекрасен. Были какие угодно лакомства и закуски, но одно царило над всеми: Призовые Бисквиты Миссис Провендер. На каждом столе стояло огромное блюдо с ними, и Миссис Провендер подложила под низ ярко-голубую ткань, чтобы напомнить о своей призовой ленте. Чашка хихикнула; Корнфлауэр уж слишком иногда этим выставлялась.

За столом Чашку наконец представили гостье: единорожке из Клайдсдейла.

— Привет-здрасьте! Я Петал! Петал Конфетти, к вашим услугам, в этот раз буквально, раз уж меня попросили чтобы я делала это всё, а ты, наверное, виновник торжества, то есть Чашка! Я рада тебя наконец встретить, извини, что не сказала тебе «Привет» раньше, но я немного опоздала, и надо было сделать кучу всего. И мало-мало времени чтобы эту кучу сделать. У-ух! А вы тут умеете делать классный джем!

Петал жадно протянула шею и цапнула с большого блюда золотистый бисквит, положив к себе на большую тарелку. И ещё один, положив его рядом с первым.

— Они выглядят превосходно!

— Она выиграла награду за эти бисквиты, — гордо сказала Чашка, кивая в сторону Миссис Провендер. — Яркую голубую ленту!

Миссис Провендер слегка покраснела, и Чашка обрадовалась, что она смогла подольститься Корнфлауэр.

— Я слышала, ты из Клайдсдейла, Петал? — Чашка тоже взяла себе бисквитов и немного морковного салата, который казался ей особенно аппетитным.

— Ага! — Петал откусила и проглотила кусок бисквита. — Они невероятны! Пищеварительный восторг! — кое-кто из пони прыснул от смеха, остряки для Саус-Уизерса были в новинку.

Чашка с интересом смотрела, как Петал пьёт из стакана. Это напомнило Чашке её первые дни с Миссис Провендер. Теперь, наблюдая за пони из Клайдсдейла, она могла представить себя. Петал взялась за ближний край стакана зубами и наклонила его, чтобы лимонад потёк сквозь зубы к ней в рот. Коснувшись губами жидкости, Петал выпила её, а затем опустила голову и поставила стакан на стол.

Петал заметила, что Чашка смотрит на неё и хихикнула.

— Прекрасный лимонад, Миссис Провендер.

— Прост’ зови меня Корнфлауэр, мы на ферме без чинов.

Это было не совсем правдой, отметила про себя Чашка. Корнфлауэр всегда предпочитала, чтобы её называли «Миссис Провендер» и большую часть времени держалась суховато.

Миссис Провендер тоже отпила немного лимонада, и аккуратно поставив стакан, повернулась к гостье.

— Петал, можн’ я задам тебе странный вопрос?

— Конечно, Мис... эм, Корнфлауэр. Если вам нужны ответы, то я самый настоящий мешок с ответами! — Петал быстро огляделась, ожидая реакции на свою маленькую остроту, но хихикнула только Чашка. Только у неё был необходимый культурный багаж, чтобы понять шутку про «мешок с дерьмом». Это было грубое выражение, до которого бы настоящая пони не додумалась. Миссис Провендер и её супруг только непонимающе моргнули. Они поняли, что что-то не поняли, но понятия не имели, что. Не желая показаться невежливыми, они только натянуто улыбнулись. Петал подмигнула Чашке.

— Я, вродькак, заметила, что ты ешь, как земнопони, — обеспокоенно продолжала Миссис Провендер. — Ты вообще, всё делаешь, как земнопони. Я не видела, чтоб ты использовала рог, с тех как приехала. Я не понимаю, Петал. Ты же единорог всё-таки. Я ничего не хочу сказать, но никогда не видела раньше, чтобы единорог так делал. Это у тебя прикол такой, что ли?

— Нет. НЕТ! Пресвятая Селестия, Корнфлауэр, Миссис Провендер, и в мыслях не было! — у Петал стал испуганный вид, аквамариновая пони опустила глаза, явно смутившись. — Я… я просто не люблю без особой нужды пользоваться рогом, Миссис Провендер. Мне нравится всё делать ртом и копытами. По правде, я вообще не хотела быть единорогом.

Миссис Провендер это ошеломило.

— Я и забыла, что ты не родилась пони, — произнесла она после секундного замешательства. — Но что плохого, скажи мне, в том, чтоб быть единорогом? Я всегда думала, единорогам всё легко даётся, с их магией и всяким таким.

— Ну, — начала Петал, — Я чувствую, как бы, что магия, когда её используешь, отдаляет тебя от всего и ото всех, держит на расстоянии. Я не чувствую себя частью этого мира, не ощущаю ничего, когда левитирую что-нибудь, или когда колдую, чтобы что-то сделалось само. Я всегда чувствовала, — Петал переместила свой вес на накрытой красивой тканью сенной вязанке, — что единороги, они… одиноки. Они ставят себя выше других пони и без конца заморачивают себе голову всякими мелочами. Я не хотела быть такой пони, Миссис Провендер.

Миссис Провендер это очень заинтересовало, и чем-то даже слегка польстило.

— Я, вродькак считала так же, сама-то, Петал. Но я б никогда не подумала, что единорог это скажет! Думаю, теперь я слышала всё!

Чашка не могла прочитать выражения на её лице, но было ясно, что объяснение Петал ей понравилось. Она также отметила забавную вещь: Корнфлауэр официальное обращение нравилось больше, чем она готова была признать. Ну, а со своей стороны, Чашка и представить себе не могла, чтобы называть Миссис Провендер иначе, чем… Миссис Провендер.

— Я правильно поняла, что вы, новопони, не можете выбирать, какими пони станете?

— Нет, не можем, Миссис Провендер. Это определяется наследственностью ещё до превращения, и наши желания тут ничего не значат. Ну, почти. — Петал наклонила голову, чтобы лёгкий локон её розовой гривы качнулся у неё перед глазами. Поймав его взглядом, она загадочно улыбнулась.

— А какой пони ты хотела бы стать? — спросила Миссис Провендер.

— В общем-то, какой угодно, кроме единорога. Пегаской, земнопони, честно, мне не важно. Главное, чтобы не единорогом. — Петал неожиданно подняла глаза. — Я уже была кем-то… вроде единорога… до моего превращения. Мне не особо нравилось, кем я была и как себя вела. Я хотела стать пони, которая будет бегать вокруг и что-то делать, а не проводить всю жизнь, копаясь в деталях.

— Этого про тебя и не скажешь! Мне же не зря говорили, что ты главная по вечеринкам в Клайдсдейле. Но вот сейчас ты была серьёзна — и Миссис Провендер по-доброму подмигнула Петал.

— Простите, Миссис Провендер! Теперь это всё правда в прошлом. Просто знайте, мне нравится делать всё так же, как это делают другие пони, те, которые не единороги, ну, насколько это возможно, конечно. Уверяю вас, я использую магию, когда это действительно необходимо, или когда так лучше. Я просто не хочу использовать её всё время. Вот так.

— Наверное, — Петал опустила взгляд, затем вновь подняла, — я очень странный единорог. Извините! — и тут же насмешила всех, состроив рожицу: сведя в кучку глаза и вывалив набок язык.

Позже, после великолепного яблочного пирога (спецрецепт Миссис Провендер, Дайрум любил домашние яблоки), когда гости расходились по домам или собирались кучками, чтобы поболтать, пришла пора убираться. Петал помогала, таская тарелки в зубах. Она даже настояла, чтобы помочь Чашке мыть, и опять-таки, зубами. Чашка всё время думала, что быстрее и интереснее было бы сделать это при помощи магии, но Петал, кажется, так действительно нравилось.

Поставив тарелки на сушилку, Чашка отпросилась до туалета. Когда она вернулась, то обнаружила что Петал сидит, сложив ноги, на улице и смотрит в ночное небо. Чашка бочком-бочком придвинулась к ней.

— Не помешаю если присоединюсь? — спросила она.

— Нет, конечно, пожалуйста. Я, по правде… даже надеялась, что ты придёшь.

Чашка сложила ноги под себя и опустилась животом на прохладную мягкую траву. Она опустила мордочку, вдохнув мягкий аромат травы и глубокие, богатые запахи почвы. Что-то такое было в ночных запахах, что отзывалось у неё глубоко внутри, и хотя она не понимала, что это может быть, всё равно чувствовала себя как в давно забытом счастливом сне.

Чашка обнаружила, что Петал внимательно её изучает

— Э… прости. Немного ушла в себя — она чувствовала себя глупо, её поймали, пока она нюхала землю, и наверняка при этом глупо улыбалась. Блин.

Петал мелодично хихикнула, но как-то очень по-доброму.

— Мне бы стать хоть наполовину такой счастливой, как ты в тот момент. Вспомнила что-то хорошее?

— Да нет, — Чашка подняла голову на одну высоту с Петал. — Просто что-то такое есть в ночных запахах. Я чувствую себя счастливой. Как в прекрасном детстве, которого не было. Глупо, да?

— О, нет, вовсе нет. Я понимаю, как можно тосковать по детству, которого не было. Думаю, это одна из причин, почему я тут. Расклеилась я что-то в последнее время.

— Провендер мне что-то такое говорила. Что ты хочешь пожить несколько дней на ферме, потому что это тебя подбодрит. Это, и… то, что ты сможешь… поговорить с другой новопони.

— Она просила тебя поговорить со мной? — Петал глядела на луну, когда это произнесла, её голос звучал почти печально.

— Ну, да, в общем. Но… Я бы всё равно захотела поговорить. С тех пор, как все новопони ушли в Расширенные Земли, стало не с кем говорить про то…

Петал взглянула Чашке прямо в глаза, серьёзно и слегка испуганно.

— Как мы жили в человеческом мире? — она произнесла это тихо, таким тоном, каким говорят про общий постыдный секрет.

— Да — Чашка вложила в это слово столько тоски и боли, что почувствовала, как к её глазам подступили слёзы.

— Настоящие пони понятия не имеют, каково это. Они даже представить не могут. Я пыталась говорить о прежней жизни кое с-кем из моих Клайдсдейльских друзей, но это невозможно. Они стараются изо всех сил, но… они не могут помочь. — Петал опустила голову. — Они понимают, что я несчастна, но не видели, через что мы прошли. Никто из них не несёт за плечами такого прошлого, и я рада, что никогда и не будет. Я не хочу для них такого.

— Это тяжело. Миссис Провендер добра ко мне, она как мать, которой у меня не было. Она замечательная, я очень благодарна ей, но… — Чашка разволновалась, наконец обнаружив того, кто может её понять. — Я просто не могу говорить о Земле. — Чашка выплюнула название их прежнего мира, как ругательство. — Не могу по-настоящему. Как о таком вообще можно говорить?

— Значит, ты тоже это несешь — Петал опустила голову на копыта, трава щекотала ей мордочку.

— Что несу?

— Коллекцию огромных тяжёлых седельных сумок с говном. Детство в страшном, опасном, отравленном мире. Злых людей, творивших ужасные вещи. Родителей, понятия не имевших об обращении с детьми. Постоянное одиночество и отчуждение. Попытки сбежать в книги, видео и музыку, во что угодно ещё, что позволяет хоть немного отвлечься. Тоску, отчаяние, понимание, что когда вырастешь, ты станешь одной из них, серой и пустой внутри, поглощённой деньгами и вещами. Жизнь в сером городе, под серым небом, где серые люди творят серые дела, где мир умирает, миллиарды людей страдают, а где-то в далёкой стране работают малолетние рабы, чтобы сделать тебе 3-V-ящик и одежду. — Петал подняла голову и поглядела на ферму, её голос слегка дрожал. — Тяжесть понимания того, что такое мир настоящего зла. Того, что большую часть жизни мы прожили в нём. Я хотела бы… — казалось, она сейчас заплачет, — Я хотела бы… просто забыть это всё. Я хотела бы стереть свои воспоминания, все до единого. Хотела бы быть просто Петал Конфетти, и никогда не вспоминать, кем я была раньше. Что оно вообще было, это раньше.

— Иногда я злюсь. — Петал глядела на Чашку с неожиданно суровым выражением, лицом к лицу, её дыхание обжигало. — Я завидую этим пони с их невинным прошлым. Очень. Сильно. — Петал ещё мгновение свирепо смотрела на неё, потом опомнилась и медленно отвернулась. Она опустила голову обратно в траву, положила её на копыта.

Всё было так. Каждое её слово падало на сердце Чашки как раскалённый уголь.

— Мы ведь никогда не будем счастливы, правда? — спросила она наконец. — Мы живём в раю, но не будем по-настоящему счастливы. Как они.

Она посмотрела поверх Петал, поверх лужайки на ферму, где Мистер и Миссис Провендер уже, наверное, видели прекрасные, счастливые сны. Как и всегда.

Бывают ли у настоящих пони вообще кошмары? В Эквестрийском языке есть слово для них, так что, наверное, да.

— Ну вот, теперь ты знаешь мою проблему. Не самая лучшая реклама для вечериночной пони Клайдсдейла.

— Вечериночной? — спросила Чашка.

— Ну, вообще-то, я пони-курьер. Не самая тяжёлая работа, учитывая, что она мне нравится, и надо бегать по всему городу, что нравится мне ещё больше. Иногда я таскаю тележку, но чаще хожу с сумками. Я первый и наверное, единственный единорог на этой работе. И я этим слегка горжусь, — Петал произнесла это с явным удовольствием. — Но моя основная работа в том, что я пони, которая устраивает праздники, вечеринки и всякое такое. И свадьбы тоже я устраиваю, и дни рождения. Найди не знаю кого, устроить не знаю что, это ко мне!

Петал хихикнула, и Чашка, не удержавшись, тоже. Смех Петал разбивал вдребезги любое напряжение.

— Но всё равно, я не могу просто… отпустить себя и быть той, кем хочу. — Петал слегка нахмурилась. — Эта тяжесть. Моё прошлое. Висит на спине, и я не могу его стряхнуть, что бы я ни делала.

— Я тоже, — Чашка посмотрела на луну, чистую, яркую, как идеальная жемчужина на чёрном бархатном небе в окружении бриллиантов. — Эй! Ты ведь единорог! — и она с вызовом глянула на Петал.

— Эм… Не понимаю, к чему ты клонишь.

— Нет, я поняла, что ты не любишь использовать магию. Но просто выслушай меня, ладно? — луна ярко отразилась в Чашкиных зрачках. — То, что без конца причиняет нам боль, отдаляет нас от наших близких, что делает нас не такими как все, это то, что когда-то мы были людьми!

— Ну да, в этом-то всё и дело, но я не понимаю…

— На Земле, если у тебя проблема, это значило или терпи, или найди средство притупить боль, или зачахни от неё. Думаю, очень-очень богатые могли позволить себе невропатические лекарства, или даже перезапись памяти, или что-то такое. Но для нас, простых людей — или страдай, или чем-то заглушай боль, или надейся, что всё само как-то пройдёт, так? Но оно не пройдёт, ведь с конца Земли прошло уже десять лет!

— Чашка, что ты предлагаешь?

— Я же говорю, ты единорог. У тебя есть магия. Это же волшебный мир! Здесь возможно всё, магия Эквестрии оказалась способна поглотить целую планету, превратив миллиарды людей в пони, так? Тут на самом деле живут настоящие живые богини. Они поднимают грёбаную луну и солнце! — Чашка с трудом осадила свой голос. — Ты же можешь творить волшебство, так? Найди же заклинание, которое стирает память! Или зелье, или чары, или что вы там, волшебные пони, делаете! Без памяти о Земле мы будем просто пони, как всепони!

— Чашка, погоди… — Петал была в шоке. — Погоди… Я поняла, что ты имеешь в виду, но тут проблема, без наших воспоминаний мы превратимся в пустые оболочки, безмозглых зомби-пони, которые пускают слюни и гадят под себя и…

— А вот и нет! — Чашку понесло. — Я сказала, воспоминания о ЗЕМЛЕ. Только о Земле, у нас под седлом десять лет жизни в Эквестрии, целых десять лет, и они-то и сделают нас теми, кто мы на самом деле, кем мы всегда хотели быть! Разве ты не понимаешь? Если мы забудем годы жизни на Земле, мы и правда станем той маской, которую носим перед всепони, только без боли внутри! Единственное, что они заметят – что мы перестанем быть таким, чёрт побери, угрюмыми!

Петал не знала, что возразить. Чашкин план выглядел диким, даже безумным, но, сколько бы она ни думала, не могла найти возражений. Десять лет полноценной жизни в Эквестрии – этого будет достаточно. Их эквестрийская жизнь продолжиться, они просто не будут помнить ничего до превращения. Они напишут себе письмо, где объяснят, что случилось с их воспоминаниями, и почему, в общих чертах, конечно, без подробностей — им не надо пытаться их восстановить. Это сработает.

Это решение показалось ей даже… элегантным.

В итоге, если всё пройдёт как надо, они станут обычными пони, и единственное, что будет их отличать – знание о том, что у них когда-то были печальные воспоминания, которые они добровольно стёрли, потому что хранить их в себе было слишком уж больно.

У них будет абсолютно нормальная жизнь. Они смогут открыться другим пони, потому что у них не будет ни ядовитых мыслей, ни ядовитых воспоминаний, которыми они отравят Эквестрию изнутри.

И почему, во имя Эквестрии, этого не делали со всеми новопони? Почему это не стало частью процесса Конверсии? Это какая-то ужасная недоработка. Надо было включить это в процедуру с самого начала. Мысль о том, что все эти годы они чувствовали себя чужими и не могли свободно общаться, что у них было украдено десять лет настоящего счастья, даже немного разозлила Чашку и Петал.

Но неважно. Всё можно исправить. Надо только чуть-чуть волшебства.

А Петал, всё-таки, в самом деле была единорогом.

Чашка не чувствовала себя такой счастливой с той ночи, когда Миссис Провендер сварила ячменные смузи и открыла ей своё прошлое. И такие моменты, неважно, прошлые или будущие, больше не будут омрачать удушливые воспоминания об ужасах человеческого мира. Это было как дар самих Принцесс.

С крыльца своей фермы Миссис Провендер наблюдала, как Чашка всё больше распаляется, говоря о чём-то с этой кобылкой Петал. Корнфлауэр ещё никогда не видела Чашку такой счастливой.

— А-га, — подумала Миссис Провендер. — Всё, что было нужно, это найти Чашке пони, с которой можно поговорить.

Теперь-то всё точно будет в порядке.