Ученица
Прекрасный город на берегу моря
Лимонная кобыла ползла по крыше, её не было видно из-за полностью скрывающего тело плаща ржавого оттенка, как раз под цвет железных листов покрытия. У неё отсутствовало какое-либо оружие, незаметная тень, короткие перебежки, копыта бесшумно ступали по бетонному основанию. Она выглянула из-за очередного вентиляционного короба, прямо на бортике крыши расположился коричневый пони, в его копытах находился арбалет, установленный на небольшой треножник. Он приник к длинной трубке и разглядывал толпу снизу. Джу вернулась в своё укрытие и пошла в другую сторону, вдоль крыши, её поиски не увенчались успехом, больше никого не было. Она вернулась к своей цели и замерла в тени короба. «Всего три этажа и такая крыша», — думала она, — «солнце жарит немилосердно, особенно под этим плащом». Раздался громкий хлопок и снизу послышалась ругань. Теперь она узнавала этот голос из тысяч. «Вы обещали подготовить налоговые документы. Где они? Что значит, не хотите? Вы просили помощи, я вам её выделила! Где обещанные временные стойла для строителей?» Джу выглядывала из-за угла, пони навёл арбалет, снова посмотрел в трубку и слегка скорректировал положение оружия, его копыто прикоснулось к боковому спусковому механизму. Она скользнула к нему и замерла рядом бесплотной тенью, это оказалась кобыла в плаще, зачарованном на невидимость. Кроме коричневой шёрстки на ногах, ближе к копытам ничего не видно, прозрачное марево скрывало тело полностью. Она начала тянуть спуск и Джу без разбега поддела её головой снизу. Стрела ушла вверх, со звонким звуком воткнувшись в бетонную стену дома напротив, лавандовый аликорн обернулась, тело вместе с арбалетом упало на мостовую. Пони бросились врассыпную. На крыше стало пусто.
— Отлично, Джу. Но сколько ещё мы протянем, я не знаю. Какой это по счёту стрелок?
— Шесть… она… шестая.
— Думай, глупая кобыла! Думай! — Сплит постучала по лбу копытом, пытаясь выдавить хоть какую-нибудь идею.
В кафе со странным название «Жара» сидели две кобылки, одна жаловалась на жизнь, вторая внимательно её слушала. На столе уже красовался ряд пустых бутылок из-под сидра, пони вокруг занимались тем же самым, болтали, спорили, жаловались на что-то, обсуждали последние сплетни.
— И ты представляешь, он так и говорит, не хочу тебя и всё тут. Мне не везёт с жеребцами, а так хочется свой дом, чтобы хоть иногда кто-то грел.
— Так может надо заинтересовать?
— Чем? Вот ты скажи, чем? Ик! Ух, кажется я того, слегка…
— Предложи что-нибудь невероятное! Приключение, поход.
Кобыла откупорила ещё одну бутылку прохладного сидра и наполнила бокал подруги.
— Ты такая добрая! А у тебя самой жеребец-то есть? Ик!
— Да зачем он мне? Я больше кобыл люблю… ну… потом как-нибудь, когда жеребёнка захочу, подумаю над этим.
— Везёт! А я не могу, пыталась! Никакого удовольствия.
— За сходство желаний!
— Ага! Ик!
Она вытащила уже храпящую кобылу и остановила перевозчика. Доехала с ней до вокзала и села в поезд. В купе она внимательно осмотрела её, стараясь запомнить каждую деталь тела. Потом несколько раз воспроизвела образ и поглядела на себя в зеркало.
— Прости подруга, но дальше ты поедешь сама.
Она выскользнула из купе и через тамбур выпрыгнула наружу, поезд уже разогнался, на двери купе покачивалась табличка «не беспокоить».
Жеребец выхаживал перед бледной кобылой, она упорно пыталась спрятаться под стол, оставив лишь гриву.
— Ты что натворила?
— Шеф… я не специально, оно само!
— Ты отправила в Кантерлот наш отчёт!
— Но вы мне сами его дали и сказали отправить. Я же не знала, что вы…
— Молчать! Дура! Теперь точно ревизия приедет! Нас будут драть во все щели. И тебя в первую очередь!
— А… правда? — кобыла выглянула из-под стола.
— Самым изощрённым способом!
— У них же есть ревизоры… жеребцы… в смысле…
— Кобыла ты озабоченная! — опять завёлся начальник, потом его вдруг осенило, — Если приедет жеребец, ты сможешь его занять чем-нибудь более важным, нежели рытьё наших бумаг?
— Занять?
— Ты напортачила! Очень сильно! Тебе и решать проблему. Попрошу через знакомых прислать именно жеребца. Мне всё равно, что ты с ним будешь делать, но он должен уехать отсюда в хорошем настроении.
Сплит лезла везде, тыкалась в каждое предприятие, подменяла персонал, вплоть до первых руководителей. За три месяца она разобралась во взаимоотношениях местных кланов и выяснила, кто кому чем обязан, кто в долгах, а кто держится на плаву только из-за родственных связей. Её бумажная карта в снятом доме обрастала связями и точками с именами. Она строила графы взаимоотношений, коммерческих связей, родственных союзов. Стараясь выделить тех, кто управлял всем в этом городе. Мир бизнеса поражал своей циничностью отношений. Ты мне — я тебе, на этом всё, разбежались. Но с другой стороны, пони искренне любили своих подруг по табунам, дружили семьями, растили жеребят. Как это всё сочеталось в них, представить решительно невозможно.
— Что?! Вы что? Вы же жеребца обещали! — лепетала зелёная кобыла.
— Слушай, ты хоть как-то более улыбчивая, если я ей начну всё показывать, не сдержусь. Повышение тебе сделаем, — смущённо закончил жеребец.
— Да это же Принцесса!
— Забудь, она просто кобыла, чем-то понравившаяся нашим диархам, которые тут никому не нужны.
— Х-х-оорошо… я… боюсь.
— Эй, в обиду не дадим, я серьёзно.
Земная пони понуро шла за орущей на неё Принцессой, показывала, что ими сделано на выделенные деньги, оборудование новизной не поражало. Что-то так вообще состояло из списанных частей.
— И это погрузочные доки? Почему вы работать не хотите? Почему всё время пытаетесь обмануть? — разорялась фиолетовая единорожка с крыльями.
— Принцесса… ну, не хватило немножко. Мы же честно отчитались!
Сплит еле сдерживалась от того, чтобы улыбка не расползлась по её мордочке, видимо не очень успешно.
— Что вы смеётесь? Где ваш начальник?
— Ушёл.
— Я из него сделаю такие длинные предлинные верёвки.
— Угрожаете?
— Нет! Улыбаюсь. Видишь, у меня улыбка в глазах?
— А-а-а, понятно. Кстати, всё хотела спросить, — небрежно бросила земная кобыла.
— Что?
— Вам не страшно?
Лавандовый аликорн вздрогнула и подозрительно уставилась на зелёную кобылу.
— Вы про те случаи? Да, немного страшно. Никого так и не нашли.
— Знаете, вы довольно миловидная кобыла. Хотите совет? Валите отсюда! Чем быстрее, тем лучше. В следующий раз мы не промахнёмся.
— Ч-что… вы…
Зелёная кобыла села и ткнула копытом в грудь аликорна.
— Вот ты умная, да? А я всего лишь за погрузки отвечаю, да отчёты делаю. Скажи мне, зачем ты нужна? Ходишь, что-то вынюхиваешь тут. Мешаешь нам работать. Что сама-то сделала? Что хорошего ты сделала для нашего города? Может быть, решила проблему с пиратами из отколовшихся кланов грифонов? Нет. Помогла с изнуряющей жарой? С хранением рыбы для торговли? Кто дал тебе право распоряжаться пони? Что вообще такое — Принцесса? Ты мнишь себя полезной? Твоей полезности — город сравнять с землёй, да сжечь нас всех. Больше толку никакого. Ты так ничего, симпатичная. И это твоё единственное достоинство.
— Ты ошибаешься.
— Докажи.
— Прежде чем обрести крылья, я много работала, изучала магию, училась понимать друзей. Мы победили Дискорда, решили множество проблем, общих для всей Эквестрии. Неужели не помнишь, Лорда Тирека? Спасли Кристальную Империю.
— Зачем?
— Что?
— Зачем вы побеждали Дискорда? Он же только над Понивилем смеялся, больше никуда не лез. Ну и зачем? Тирек… это рогатый красный и страшный. Помню, как же. А кто ему помог? Ах, да… Дискорд. Ой. Так это же тот самый, которого вроде как победили. А вы его точно победили? — вкрадчиво поинтересовалась зелёная кобыла, и снова потыкала копытом в грудь аликорна, — Ты лжёшь. Вы присвоили себе право распоряжаться нашими жизнями. Играете в свои игры. Да, вы сильные и могущественные, а мы жалкие и зачуханные. Так оставьте уже нас в покое, наслаждайтесь своей силой и могуществом!
— Всё… всё… всё было не так… он потом… он исправился.
— Кто? А, этот, который Дискорд? Конечно, исправился. До следующего раза. Что вам мешало убить его? Тирека вы опять на цепь посадили, оставили в живых. Отлично! Чтобы было чем пугать жалких и зачуханных пони. Удивительно, как этого не понимают в других городах. Но ничего, ещё не вечер. А теперь, убирайся отсюда. Ты тут никому не нужна. Тебе здесь не рады.
— Но… — в глазах аликорна стояли слёзы, самые настоящие, искренние.
— На, можешь подписать. Твой отчёт, который никому здесь не нужен и неинтересен. Можно подумать, мы такие глупые, что не знаем, куда подевались деньги. Мейнхеттен большой, тут много хороших пони, но некоторые — словно гнилое яблоко. Постепенно мы от них избавимся.
Твайлайт взяла бумаги, механические пролистала, не вглядываясь в цифры, потом поставила подпись. Её крылья прижались к бокам, она тихонько всхлипывала. Кобыла вывела её из доков, и незаметно сделав страшные глаза жеребцу в окне, повела к вокзалу.
— Это тебе подарок.
Зелёная кобыла вытащила из своей сумки арбалетную стрелу и подала её аликорну.
— В следующий раз, мы не будем столь добры.
Как только поезд отъехал, к зелёной кобыле подошёл жеребец и подозрительно посмотрел ей в глаза.
— Подписала?
Она кивнула и вытащила из своей сумки налоговую книгу с отчётами.
— Пойдём-ка поговорим.
Жеребец завёл её в ближайшее кафе и посадил за столик.
— Грин Ти, ты кроме жеребцов ни о чём никогда не думала, хотя да, твой талант в погрузке контейнеров и в складском деле нам очень помогает. Ты обычно молчалива на работе, немного труслива, как и все кобылы. И вдруг, такие перемены.
— Она не такая страшная, расплакалась чего-то.
Жеребец неуверенно коснулся её копытом.
— Знаешь в чём твоя ошибка? Грин Ти ко мне приставала и строила глазки. Она действительно хорошая кобыла, но ей хронически не везёт с жеребцами.
— Ага, знаю, — легко согласилась зелёная кобыла.
— Ты её сестра? Родственница? Кто ты?
— Довольно долго пришлось искать, где же всё-таки сидят главные деятели, столь не любящие Принцесс. Вы смогли меня удивить, ведь заводилами оказались самые обычные пони, коих тысячи. Но кто-то же подогревает их мысли в нужном направлении. В общем и целом вы правы, Принцессы — это не жизненно необходимые пони. Да, нужные, но без них можно прожить. Но стрелять в тридцати пяти летнюю кобылу? У неё детей своих нет, табуна нет, я даже не знаю, был ли у неё вообще хоть раз жеребец. Вам не кажется, что это не то, ради чего стоит оборвать её жизнь?
— Ты от Принцесс?
— Я только что выпроводила одну из них домой с угрозами. По-моему ответ очевиден.
— Тогда кто ты и чего хочешь?
— Для начала, пусть соберётся всё ваше общество. Я хочу поговорить и толкнуть речь. О, поверь, я не собираюсь уговаривать вас вновь принять Принцесс. На какое-то время эта лавандовая кобылка займётся своими переживаниями, но потом она вернётся к своим делам и появится здесь снова.
— Ты не ответила.
— Зачем тебе ответ? Пусть будет Грин Ти. Мне нравится это имя.
Они собирались в самом обычном полуподвальном помещении, множество деревянных кресел, с обитыми материей спинками, узкие проходы между рядами и небольшая трибуна на голой каменной стене. Холодящие кристаллы работали на полную мощность, создавая прохладу в помещении и очищая воздух. Сплит насчитала около сотни пони. Разноцветная толпа тихонько переговаривалась, они что-то обсуждали, рассказывали друг другу. Чейнджлинг ощущала их радость и целеустремлённость, они верили в лучшее, надеялись на счастье. День, к которому она упорно шла три месяца, наступил.
— Уважаемые кобылы и жеребцы. Сегодня у нас внеплановый сбор в связи с внезапным отъездом Принцессы. К нашему вящему удивлению, нашлась та, что смогла отправить её домой, без очередного суда над одним из нас. Стучать копытами не будем, но слово предоставим.
Зелёная земная пони встала и подошла к трибуне, присела на стульчик, предложенный жеребцом. Она выглядела самой обычной кобылой, салатовый оттенок шёрстки, карие глаза и зелёно-жёлтая грива. Шёрстка на спине слегка выгорела от солнца, став серебристой.
— Прекрасный город, Мейнхеттен, познавший торговую славу, морские сражения и нашествия грифонов. Этому городу уже три сотни лет. Можно книги писать о тех, кто жил тут до нас. Наши любимые пони, о которых мы так заботимся, оказались на развилке. Либо мы уступим, и Принцессы снова станут правительницами этой земли, либо будем править этой землёй сами. Но факт состоит в том, что править кому-то придётся. Хотим мы того или нет, кто-то должен нести ответственность за нас всех. За наших кобыл, да, и за меня в том числе. Когда кое-кто раздувает нам живот, знаете, это не очень весело! Клянусь!
В зале послышались смешки.
— Но это долг каждой кобылы! Мы лишь надеемся, что сильные и смелые жеребцы будут рядом. Пусть даже не очень сильные, и не особо смелые, главное, чтобы рядом. Большего не нужно. К чему я всё это говорю. Речь о той, которая благодаря действиям моего начальника отправилась домой с испорченным настроением. И я этому рада, ведь нам не пришлось больше в неё стрелять. Это на самом деле не круто. Какая бы она там ни была, всё ж таки — кобыла и жеребят у неё нет. Я понимаю, попинать наших тысячелетних правительниц, наверное, даже приятно, но эту мелкую кобылку? Мне стыдно такое делать. Моё сердце ещё не настолько очерствело, чтобы спокойно смотреть на убийство этой лавандовой пони. Да, приставучая, заносчивая и гадости делает. Но если мы продолжим, то станем не лучше неё. Что ж это за справедливость такая, нанести удар из-за угла. Мы же не звери какие.
Пони начали роптать, некоторые возмущённо заржали.
— Но её молодость не отменяет то, что она аликорн. А я считаю, не заслужила она крыльев! Да, вот так!
В зале наступила полная тишина.
— Аликорн это такое мудрое создание, знающее и понимающее больше чем мы. Вот взять остальных Принцесс. Селестия умная, Луна довольно справедливая. Они сдерживают врагов Эквестрии. А это чудо? Вот что она там делает? Короче, я за то, чтобы не обращать на неё внимания. Вообще. Пусть приезжает, кричит, бегает, возмущается, что хочет делает. Мы же — проявим твёрдость! Не опустимся до уровня зверей и не станем ей вредить. Я хочу, чтобы она стала для всех обычной пони. А начнёт копытоприкладством заниматься, мы её в подвал посадим, под замок, ненадолго. Как и любого другого пони, который нарушает общественный порядок. Однако, вопрос с Принцессами остаётся, на кой они нам нужны вообще? И знаете, я не могу найти ответа на этот вопрос. То есть, понимаю, вроде как хорошо, что они есть. Но зачем? Вот едет телега, у неё четыре колеса. Пятое можно приделать? Да запросто. Будет ли с ним телега ехать? Ага, как и раньше, ничего не изменится. Тогда зачем нам пятое колесо? И эти Принцессы — пятое колесо в нашей телеге. И везти тяжело и выкинуть жалко.
В зале опять послышались смешки, кто-то мелко захихикал.
— Вот я и думаю, чего с ними делать-то? А может быть всё не так и это не они наши судьбы решают, а мы их? Это от нас зависит, что будет с нашими Принцессами? Будут ли они пятым колесом в телеге? Или, может, сгодятся для чего полезного? Вот и подумала я, где же можно найти пользу им? Мы же не станем бесплатно никого кормить, это развращает и не даёт развиваться. Не давайте бедным пони денег, дайте им работу, чтобы они могли заработать деньги. Это правильный подход. Рачительный! Это по-нашему! По Мейнхеттенски! Давайте и мы дадим им работу! Пусть оправдывают свои звания. Нам не нужны правители, которые в городе-то бывают раз в десять лет, даже не знают, чем мы тут вообще дышим. Но я подумала, а если их использовать как указатель? Что хорошо, а что плохо. Представить их, как эталон справедливости. То, какими мы все должны быть. Я бы хотела, чтобы слово Принцесса — звучало не как правитель, а подобно солнцу. Оно есть и с этим ничего не поделать. С денежными делами мы и без них разберёмся, накажем кого надо, где требуется — договоримся. Но свет истины и справедливости пусть несут Принцессы. Мы последуем за их волей и надеждами. Но нашей жизнью они более управлять не должны. Показывать путь вперёд, да, но переставлять наши копыта? Увольте! Сами разберёмся с кем спать, а с кем дружить.
Пони перешёптывались, кто-то возмущался, кто-то наоборот получил удовольствие от речи. Всё-таки здесь собрались лучшие пони Мейнхеттена.
— Но как это сделать? Как заставить работать Принцесс? Ведь сейчас они для нас выступают в роли бедных пони, мы даём им налоги, а взамен ничего не получаем. Надо чтобы они работали! Необходимо дать им работу и заставить её выполнять. У меня есть идея! Она не очень приятная в исполнении, но точно эффективная. Надеюсь. А если не получится, мы с вами придумаем что-нибудь ещё!
С первых рядов тут же закричали: «Да говори уже скорей! Не томи!»
— Раковина с розовой жемчужиной, символ Мейнхеттена. В старой части города есть памятник в честь основания нашего мегаполиса. Возможно, некоторые об этом не знают, но его создали диархи, как дар будущему городу. Мы распространим заявление, что собираемся его разрушить.
— Ты чего? Совсем? Да тебя пони затопчут! — тут же высказалась одна, довольно толстенькая, единорожка.
— О, нет, моя милая певунья Сайрен! — Сплит помнила их всех по именам и краткую характеристику на каждого, — Это символ нашего прекрасного города, никто не имеет права даже смотреть с плохими намереньями в его сторону. Но мы же не станем говорить о своём истинном отношении к столь дорогому нашему сердцу памятнику. К нему прикасались копытами наши бабушки и дедушки. Те, кто отдал жизнь на стройке великого города Мейнхеттен. Но диархам об этом знать необязательно.
Единорожка смущённо покраснела, ведь её назвали по имени и ответили на реплику. Зал буквально взорвался, пони орали, топали копытами, возмущались, спорили.
— Эй, эй! Успокойтесь! Мы заставим их посетить наш город, мы встретим их не как Принцесс, а как тех, кого не любим! Мы будем кричать, чтобы они убирались туда, откуда пришли. Станем кидать в них гнилыми помидорами…
— Но у нас же нет помидоров! — удивлённо ответила какая-то кобыла с дальнего ряда.
— Апельсины подойдут… надо подумать, чем кидать. Мы будем свистеть им вслед. Да, им будет больно. Они придут смотреть на снос памятника. Я уверена, он очень дорог им, ведь это их память. И тогда, они попросят этого не делать!
Знакомый жеребец неуверенно спросил. «Не понял, и что дальше-то?»
— Мы согласимся! Мы выполним их просьбу, не приказ, не повеление! Просьбу! Они попросят нас, это и есть разговор на равных. Они больше не станут указывать пони Мейнхеттена, как жить, но укажут путь в светлое будущее, мы пойдём за ними, но эта дорога будет нашей. Мы покажем им, что готовы слушать голос Принцесс и слышать его зов, но никогда более не подчинимся приказам. А если кто-то посягнёт на Эквестрию, мы напомним, чего стоят наши корабли! Однажды, воины Мейнхеттена проделали это с грифонами, что ж… мы сделаем это с любым врагом, наши прекрасные волны примут тела врагов Эквестрии в любом количестве.
В зале раздались крики, «А это может сработать!», «Ух ты! Это гениально!»… «Какая крутая идея!»… а потом пони начали топать копытами, выражая своё одобрение.
Твайлайт пыталась успокоить двух аликорнов сразу, металась между ними, гладила, дула в нос. Пыталась впихнуть чашку чая, когда и это не помогало, сама начинала рыдать. Разорванные в клочья газеты валялись по всему полу личных покоев Селестии. Две разбитых о стену вазы, разломанный пуфик. Белый аликорн лежала, уткнувшись в подушку и громко стонала, Луна, забившись в угол кровати, вторила сестре. Картину довершала лавандовая единорожка с крыльями, упорно старающаяся хоть как-то успокоить диархов. «Во избежание недоразумений, Городской Совет Мейнхеттена принял решение о демонтаже памятника в честь основания города. Работы пройду в полдень десятого числа месяца бриза». Короткая заметка привела обеих сестёр сначала в бешенство, а потом они сдулись, как проколотые воздушные шарики. Сейчас же две кобылы находились на гране настоящей истерики и нервного срыва. Твайлайт обнимала их по очереди, пытаясь согреть своим телом, придать хоть какую-то уверенность в завтрашнем дне. Она не вспоминала, что с Луной они конкретно так поругались, сейчас перед ней находилась раненая кобыла, которой нужно помочь, во что бы то ни стало. Медленно тянулись минуты, Твайлайт приносила им воду и сок, снова нежно дула в нос, тёрлась головой, гладила копытами. Вымотавшаяся к вечеру кобыла с трудом сидела рядом с кроватью. С прошедшего утра ничего не изменилось, они всё так же продолжали всхлипывать и стонать. Лавандовая кобыла оставила их после обеда, провела все положенные приёмы, подписала нужные письма и снова вернулась в личные покои.
— Твайлайт, мы завтра уедем. Тебе придётся пару дней вести дневные и ночные приёмы.
Она вскинула голову, стали видны тени под глазами и усталость, молодая пони держалась только на остатках своей воли.
— Прости Твайлайт, это наша вина, нам и отвечать за содеянное. Почему ты не сказала, что в тебя стреляли?
Она закрыла глаза и опечаленно опустила голову, прижав крылья к своим бокам.
— Сестра, расскажи ей. Она любит тебя.
— Луна! Я и тебя люблю, вас обеих люблю! Не хочу с тобой ругаться, не желаю отбирать у тебя сестру! Если вы продолжите из-за меня ссориться, я уйду.
— Мы не желаем терять тебя. Ты нужна нам обеим.
Луна переползла поближе к сестре и положила голову ей на спину, обняв обоими крыльями тело белоснежной кобылы.
— Твайлайт, я недостойна твоей любви. Я обманывала тебя, украла твои вещи.
Лавандовая кобыла растерянно уставилась своими огромными глазами на белого аликорна.
— Я украла все письма, которые ты написала Сплит. Скрыла от тебя прошлое одной из твоих подруг. Не подпускала к тебе жеребцов. Хотела, чтобы ты была только со мной. Ревность ослепила меня.
— Се… Сел… Селестия? — срывающимся голосом зашептала Твайлайт.
— Ты никогда не простишь меня. Мы поедем в Мейнхеттен, возможно, это станет нашим последним путешествием. Правь мудро нашей страной.
— Да плевать на письма, на тайны! Я люблю вас! Обеих! Не оставляйте меня одну! Молю вас!
— Время пришло. Эквестрия меняется, диархи больше ей не нужны.
— Вы сошли с ума! Без диархов Эквестрию разорвут ровно через месяц! — попыталась она воззвать к голосу разума.
— Одна Принцесса останется.
Твайлайт отвернулась, потом встала и, опустив голову, пошла прочь из покоев. Около дверей обернулась, фиолетовые глаза наполнились грустью и печалью.
— Письма сохранились?
— Они у Фэнси, скажешь ему, он отдаст. Фэнси сейчас в Кристальной Империи.
Не было слёз, лишь пустота в душе, оглушающее одиночество. Рог Твайлайт вспыхнул, через минуту к ней подбежал пони и поклонился.
— Купи один билет до Кристальной Империи, предупреди Наместника Черри, я приеду ненадолго для встречи с Фэнси по личному делу. Пойду, вещи соберу. Отмени дневные и ночные приёмы на два дня.
Пони быстро записывал за ней распоряжения, перо легонько поскрипывало по бумаге.
— Диархи едут в Мейнхеттен. Купи им билеты на ночной поезд, как раз доедут за пару часов до сноса памятника. Прогуляются по «прекрасному» городу.
— Сопровождение?
— Ничего, лишь они двое, никаких других пони с ними быть не должно. Поесть сложи им, Селестии капли для глаз и низкокалорийное печенье не забудь, Луне тёмные очки, там очень яркое солнце.
Поезд остановился на вокзале, солнце уже взошло над городом на побережье и опаляло своими лучами камень мостовых, вызывая дрожание марева в воздухе. Множество пони встречало поезд, но в их глазах не было радости. Стоило составу остановиться, послышались крики, «убирайтесь». Два аликорна сошли на перрон, их головы были опущены вниз, из глаз текли слёзы. Тихий цокот накопытников раздался по белому камню портового города. Они шли шаг в шаг, золотое и серебряное. Стоило лишь отойти от вокзала, пони стало ещё больше, пегасы кружили в небе и тоже кричали, чтобы они возвращались в свой Кантерлот, а тут их совсем не рады видеть. Откуда-то вылетел апельсин и попал по крупу белого аликорна, растекаясь оранжевым пятном на шёрстке. «Убирайтесь!» Гнилые фрукты кучей полетели в аликорнов. Селестия немного замедлила шаг и накрыла своим крылом сестру, защищая её от попаданий. Пони буквально заполонили улицы, перекрыв движение во многих кварталах, их крики «убирайтесь» витали в жарком воздухе. Кто-то кидался из окон, выливал на них воду. Однако дрогу им не загораживали, аликорны медленно продвигались к своей конечной цели. За своими слезами и полуприкрытыми глазами они не замечали, как некоторые пони останавливают других, у которых в копытах находилось что-то помимо фруктов. Служба безопасности Мейнхеттена работала в полную силу, за пару дней до мероприятия они в режиме строжайшей секретности получили своё задание по обеспечению безопасности Принцесс. План, состоящий из действий тысяч самых разных пони, воплощался в жизнь под предводительством странной кобылы по имени Грин Ти. Джу, в защитном плаще невидимости, тёрлась рядом с идущими Принцессами, зорко наблюдая за происходящим. Её фотокарточку раздали каждому пони из службы безопасности, велев выполнять указания беспрекословно. Три раза на пути, она подбегала к ответственным пони и показывала на крыши. Тех, кто туда забрался, быстро препровождали вниз, во избежание любых проблем. Новые кварталы Мейнхеттена закончились через полчаса, аликорны перешли в старую часть города. Отсюда копытом подать до залитой солнцем небольшой площади, выложенной белым мрамором, в центре которой стояла огромная двустворчатая раковина. Её створки, сделанные из тёмного обсидиана, слегка просвечивали на столь ярком солнце. Створки раскрывались вверх, раковина стояла вертикально. Внутри ракушки покоился огромный розовый шарик, искрящийся магическими отблесками. Именно его подарила Селестия три сотни лет назад будущему городу, створки из обсидиана появились гораздо позже, как символ рыбной ловли. Когда спадала жара, сотни пони приходили сюда и сидели, любуясь на композицию. По всему периметру площади архитектор расставил питьевые фонтанчики для спасения от жары. Около памятника уже стоял небольшой погрузчик на магической тяге, которым обычно переносили тяжёлые грузы в порту. Оба аликорна зашли на площадь, её тут же окружили тысячи пони. Сёстры выглядели очень плохо, от былого величия не осталось ничего, грязные потёки сока на шёрстке, какие-то шкурки, кожура. Их магические гривы слиплись от сладкой жидкости. Запах гнилых фруктов повис над площадью.
— Многие из вас любят этот памятник. Что ж, иногда эпохи заканчиваются. Городской Совет с болью в сердце принял это решение...
Они сидели, обнявшись, слёзы бежали из глаз аликорнов. Две кобылы, совсем не похожие на тысячелетних правителей Эквестрии. Они были бессильны, невозможно запретить что-либо сделать тому, кто более не желает тебя слышать. Селестия тихо шептала.
— Пожалуйста… пожалуйста… одумайтесь…
Но её голос никто не слышал. Пони включил погрузчик и начал одевать канаты на памятник.
— Пожалуйста, пожалуйста… прошу вас… не надо…
Аликорны громко рыдали, Луна жалась к боку сестры. Голос Селестии вдруг стал очень громким, она даже не заметила подложенный прямо к ней микрофон.
— Пожалуйста, вы же хорошие пони, за что вы нас наказываете? Прошу… не надо… не надо…
Селестия услышала собственный голос, словно эхо взметнувшийся над площадью. Тысячи пони на площади растерянно замерли. К ним подошёл один из представителей Городского Совета.
— Вы что-то сказали? — неуверенно спросил пони.
Решение пришло внезапно. Аликорн легла перед ним, подогнув передние ноги под себя.
— Мы бы хотели услышать это, повторите, пожалуйста, — зеленоватая кобыла оказалась тут как тут.
Селестия посмотрела на неё и прикрыла глаза.
— Я прошу вас, не надо разрушать то, что дорого нам с сестрой. У нас не так много памяти в этой жизни, оставьте, пожалуйста, нам хоть что-нибудь. Прошу вас, умоляю! Это наша память о тех далёких днях, когда мы дрались за каждый клочок этой земли.
— Вы просите? Или приказываете?
— Прошу. Мы с сестрой просим детей нашего народа пощадить нас и нашу память.
Луна легла, погнув под себя ноги. Слёзы капали из синих глаз.
— Прошу вас о том же, — её тихий голос усилился и полетел над площадью.
Они отошли на пару секунд, зелёная кобыла что-то сказала, потыкала копытом в аликорнов и требовательно фыркнула. Пони из Городского Совета подошёл к своей трибуне, постучал копытом по микрофону.
— Городской Совет в моём лице решил ничего не сносить. Оказывается, наши Принцессы могут просить, а не приказывать. Да и обижать их как-то совсем уж неправильно, вон, лежат и рыдают. Короче! Все идут по домам и на работу, кому надо. Памятник сносить не будем.
Через две минуты площадь опустела. Аликорны остались в одиночестве. Они сидели, прижавшись друг к другу, и смотрели на памятник.