Что случилось в Эквестрии
Быть хуже (Королева Кризалис)
Жанр — ангст
Дата написания — 4 декабря 2013, 19:53
+ 12, в двух сборниках, четыре отзыва
Слегка редактировалось
Королева чейнджлингов стояла, не двигаясь, словно изваяние. Только губы беззвучно шевелились — она наблюдала пылающий всеми оттенками красного и жёлтого закат. Закат, такой красивый и гордый, такой острый и недоступный, но неощутимо мягкий. Прямо как любовь. Кризалис сощурилась, и далеко не от того, что последние лучики светила попали ей в глаза. Любовь... Она гонится за ней с рождения, за главным элементом своей жизни, единственными едой и питьём, в которых нуждалась их раса. Даже воздух был не столь важен, как розовая тягучая эссенция, жгущая нёбо и язык. Острая, как перец чили, но с приятным послевкусием. Закат был похож на неё: резал по глазам и сердцу лёгкими багряными оттенками, охлаждал и успокаивал взор, напоминая послевкусие. Любовь... ради неё она безжалостно уничтожает целые государства, не жалеет своих сил и подданных в стремлении завоевать больше. Налетают всем Ульем, как разъярённый рой диких пчёл, не моргнув и глазом вырывают пропитание прямо из душ жертв, оставляя их слабыми, опустошёнными, жалкими. Как же они не поймут, что собственная слабость делает их целью, мишенью, лёгкой добычей? Сама же Кризалис никого не любит, да и зачем? Все эти лишние чувства, сердечная маета... Но ошибаются те, кто считают, что у чейнджлингов нет чувств. Они есть, их чувства — самые сильные и сильнее всех любовь.
Королева расслабилась и вновь посмотрела на закат. Он пылала, разгораясь как пожар посреди голубой прохладной лазури, к которой она всегда была равнодушна. Верховная подменыш любила лишь закат: он дарил иллюзию сытости и покоя, заменял любовь, но не потому ли, что любил её? Кризалис подняла переднюю ногу и выставила перед глазами что-то вроде козырька. Отблеск солнечного огня играл на глянцевой чёрной ноге. Королева ненавидит солнце, однако она любит этот закат и приходящее с ним чувство защищённости, мысль о том, что всё хорошо и правильно. Не надо гнаться за пони, обманывать их, заставлять делиться любовью или пытать, силой вырывая столь желанную амброзию. Просто есть закат, и Кризалис уже была благодарна за это.
Солнце сверкало самыми разными оттенками: был даже тёмно-фиолетовый. Словно рубин или многогранный бриллиант... Он разворачивало грани, красуясь и дразня, пылал, вспыхивая в небе, горя, вымещая свою безграничную любовь, не помещающуюся в нём. Даже не верится, что просто какой-то горящий шар может быть настолько прекрасен, может так гореть, захватывая в красно-золотые объятья облака, небо и даже чью-то одинокую душу.
Из глаз текли слёзы, но она даже не пыталась их остановить. Внезапно нахлынувшие боль, тоска и странный, неведомый доселе стыд пугали её, но Кризалис принимала их, изливая свою горечь. Почему она плачет? Это же природа её расы, им естественно питаться чужими... Но королева понимала: её тревожит не столько это, как... Что?
Слёзы жглись, как солнце, но оставляли лишь кисло-солёный привкус, попадая в рот и скатываясь внутрь. Кризалис почти машинально слизывала их. Боль в сердце не спешила отступать, острое чувство одиночества захватило её. Она была одна, одна, как уходящее на покой дневное светило. У них обоих была в себе любовь, но солнце было одно и щедро делилось своим огнём, своей душой со всеми: Кризалис также была одна, однако всю любовь держала в себе, зорко следя, чтобы не пропало ни капли. Солнце дарило счастье, она дарила страх и ненависть. Её презирали все.
Прозрачные крылья застыли в напряжении. Копыто вновь твёрдо стояло на каменном полу, а королева — на всех ногах. Солнце обжигало глаза, но... оно не укоряло её. "Прости меня, солнце." — вполголоса промолвила Кризалис. "Я уже лечу дарить свет этой земле. Любви, собранной веками, хватит."
Её память... Зелёные глаза расширились от нахлынувшего, словно волна, осознания. Перед взором чейнджлинга пролетала вся жизнь, выживание в одиноких и постылых землях. Казалось, каждое новое страдание и каждая новая смерть, что Кризалис приносила на своих копытах, изменяли эту землю веками, делая пустынной. За все её грехи отвечала чья-то незримая жизнь, да не просто жизнь отдельного пони-непони, а чего-то гораздо более великого и серьёзного.
По щекам покатились торопливые слёзы, теснящиеся в глазах, словно боясь, что они не успеют уйти. Кризалис склонила голову, чувствуя, что её сердце рвётся на куски, что боль разрывает её, душит и не хочет отпускать. Вот и пришла законная расплата за всё содеянное зло. Погоня за любовью оборачивалась чьими-то страданиями или же смертью, встревая острым шипом в принесённой ею любви, отравляя и любовь, и королеву, и её сердце. Каждая порция любви приносила тьму в него, одинокое и больное, делая его более одиноким и отчуждённым. Но слёзы вытесняли накопившуюся тьму, отчего становились горькими, сжигающими тонкую и сухую чёрную кожу на щеках. Слёзы падали на пол, а в сердце оставалась лишь любовь, испорченная и ненужная ей. Иллюзия надобности, многовековое заблуждение. Мёртвая любовь не могла ни исцелить, ни прокормить, ни осчастливить. Было поздно. Для чего же она тогда заставляла страдать невиновных, делала их такими же озлобленными, слабыми и одинокими, как она сама?
Кризалис вновь вскинула голову. Солнце, не её солнце светило даже здесь, маня и успокаивая... отчего слёзы текли в тысячи раз быстрее. Она была недостойна его огненного дара, святой свет вызывал лишь горячечный стыд и одиночество. Она была бесполезна, уничтожая в себе последние зачатки добра. А огонь на небе горел, собираясь погаснуть в любой момент. "Сейчас, или никогда."
Королева сорвалась с места, летя к солнцу. Упругий воздух, чувство свободы и всесилия, на которое Кризалис, заносчивая и гордая, раньше и не обращала внимания. Прозрачные жёсткие крылья иногда подрагивали, грива-паутина разлохматилась, лезла в глаза, из которых текли реки, водопады слёз... Даже безграничное пространство рядом с ней, казалось, погибало. Ощущение себя в коконе одиночества и зла рвало душу, сводя с ума. Почти не осознавая реальности, Кризалис летела к свету. Пробив последнюю воздушную завесу она оказалась у солнца, позволяя ему осветить её всю. Глаза болели от льющегося огня, но королева даже не прищурила их, как десять минут назад, она смотрела прямо в золотые очи заходящего солнца. Тишина, мягкая и ласковая, обняла её за плечи.
Рог зажёгся. Пламенные лучи сорвались в бешеный вихрь, кружась и проникая прямо в сердце королевы. Чейнджлинг вся сжалась, ожидая удара, а сердце, давно заснувшее где-то в глубине, наконец застучало. Слёзы продолжали течь, но уставшие глаза пылали солнечно-золотым. Рог горел таким же волшебным светом, освобождая накопленные за века тонны любви: теперь уже здоровой и чистой. Солнце было с ней, помогая, и впервые в жизни Кризалис почувствовала себя счастливой, свободной, по-настоящему гордой и уверенной. Она была готова помочь, если это возможно. Пусть исчезнет её тщеславное, порочное богатство, её слабость и грех, не принесшее никому добра... до этого мгновения.
Последние капли любви вылетели из недр кривого рога, розовый луч устремился прямо в красную комету, несущуюся в сердце чейнджлинга. И комета приняла любовь, треща и ломаясь на осколки прямо в воздухе. До столкновения оставались считанные секунды...
Перед глазами был лишь один сплошной свет. Не выдержала, громко и пронзительно крикнула королева, чувствуя, как на ней словно тает жёсткий хитин и горит чёрная кожа, оголяя сердце, вливаясь в него. Всё вокруг было белым, словно пелена боли и... счастья. Она могла помочь, и она не упустила этот шанс, даже если ей пришлось умереть. Но это была бы просто смехотворно малая цена за те грехи, которые, как считала Кризалис, ей не искупить никогда. Королева была в сознании, но всё происходящее казалось ей сном, прекрасным и ужасным одновременно. Слёз больше не было, было лишь чувство долга и свободы: такие разные чувства... В душе псведоаликорна наконец поселилось спокойствие, и тогда она без сознания повалилась на землю, которая вдруг стала желанной и близкой...
Солнце ушло, напоследок погладив её по щеке тонким лучиком. Из рога текла живительная волшебная влага, очищая землю, но Кризалис не чувствовала этого. В голове её была лишь одна мысль, пробивающаяся даже через глубокий обморок.
Её грехи наконец-то были прощены.