Стальные крылья: рождение Легиона

Глава 17. В преддверии долгой зимы

«Привет, Бабуля! Привет, Дед! Пишу вам из горящего танка, с улыбкой… Ой, кажется, это из другой книги. У меня все хорошо, и я счастлива, что верну…

Ну вот, хотела написать что-нибудь веселое, но не смогла, поэтому начну с самого главного – с извинений. Простите меня за то поспешное бегство, за черную шуточку на вечеринке. Надеюсь, меня там не слишком хотели побить за такие вот приколы? Как там Дэрпи и ее малышка? Черри говорит, что она была тут, пока я вырезала бродила по северным лесам. Она не залетала к вам?

Столько вопросов, а я чувствую, что эта часть письма тоже не удалась. Почему не начинаю с нового листа? Да потому что истратила уже целую пачку, и сейчас, сижу, глядя на стену кабинета, не зная, что написать. Начать оправдываться? Или поскулить, и свалить все на демона, обуявшего мою душу, как советует Дух? Кстати, это он подтолкнул меня к тому, чтобы заняться бердл беллетристикой. Без него я бы никогда не решилась написать хоть строчку.
У меня все неплохо. В отличие от других, я отделалась лишь цар

Конечно, я вру. У меня все препогано. Ну вот, зачем я вообще села вам писать? Пожаловаться? Поплакаться? Это все нужно было делать при личной встрече, и клянусь, я так и поступлю. Вот встану сейчас, и…

Простите, я что-то расклеилась. Почти три месяца постоянного напряжения, а тут рррраз – и размякла, словно масло под солнцем.

Мы не сможем встретиться прямо сейчас. Не сейчас. Я вынуждена остаться в Кан Я должна задержаться на службе еще на пару недель. Это мой долг, и знаешь, Дед, я поняла, что значит «выполнить его до конца» – это не просто героически сдохнуть выполнить приказ и вернуться домой. Это еще и вернуться домой и посмотреть в глаза родственников тех пони, кто не смог пройти рядом с нами по улицам нашей столицы. «Нашей столицы», надо же. Я и сама не поняла, как написала эти слова, но знаете, вернувшись сюда, я, наконец, поняла, что это не оговорка, и не привычка вечно лгущей скрывающей свою природу уродки мутанта кобылы выдать себя за пони. Но повскрывав глотки орущим пернатым ссу после блужданий и боев я поняла, как важно иметь место, куда можно вернуться, или хотя бы считать своим домом.

В общем, я не смогу к вам прилететь. Завтра прибудут первые родственники погибших, а внизу, на первом этаже, стоят двадцать семь урн с прахом погибших на этой короткой войне, и каждую я вручу сама. Лично. Мы ничего не можем им вернуть – только вот эти урны и разовую компенсацию. Не знаю, будет ли им что-то положено от казны, или это только один раз… В общем, мы все скинулись изыскали средства для выделения чего-то большего, но…

Это очень тяжело. Но я должна. Я сама заманила соблазнила на собрала этот отряд, и теперь только я должна проводить их в последний путь. Со здоровьем у меня все в порядке, только устала немного. Да и спать под крышей, а не в мешке, под дождем, почему-то непривычно – даже самая маленькая комнатушка кажется гулкой и пустой. Пока я еще не попала с докладом во дворец – принцессы приняли лишь Вайт Шилда и Хая Винда, который был командующим Легионом в этом походе. Видимо, они обиделись, да и хер бы с Наверное, у них сейчас множество дел, ведь заключение мирного договора и торговля репарациями – дело хлопотное и важное для страны, поэтому я пока занимаюсь своим Легионом. Думаю, вам будет приятно узнать, что я стараюсь вести себя тихо и мирно. Графит решил взять меня под наблюдение, и предпринял просто драконовские меры, так что теперь за мной постоянно кто-нибудь следит, чтобы я не поднимала тяжелого, не переусердствовала на тренировках, и если вдруг опять упаду в обморо и чтобы я внимательно слушала советы врачей. Кстати, передавайте привет Кег. Она ничего не писала из Клаудсдейла? Как у нее дела?

Ладно, уже пора идти спать – давно протрубили отбой, и Черри, наверное, уже устала гипнотизировать меня взглядом голодной гадюки. Я ее не виню – эти люминесцентные кристаллы дают слишком яркий свет. Нужно будет придумать что-то получше, чем этот стальной подсвечник. Например, зеленый абжабжу аббабжрур плафон. Как на лампе. Надеюсь, мы скоро увидимся.

В общем, целую и обнимаю, ваша дочь, Скраппи Раг».

Присыпав из песочницы написанный текст, я стряхнула впитавший чернила речной песок в специально предназначенный для этого поддон, и скатала трубочкой свое послание родителям, не с первого, и даже не со второго раза попав печатью на скрепляющий веревочки свитка сургуч. Похоже, последний глоток, сделанный прямо из горла бутылки, был явно лишним, но учитывая множество исправлений, которые мне пришлось делать во время письма, то думаю, это была не самая большая из моих проблем.

– «Ты закончила? Тогда пойдем спать» – поднявшись, произнесла Черри, старательно маскируя недовольство и растерянность под маской дружеской заботы. Да, я думаю, она еще никогда не видела меня столь подавленной, да и я себя тоже. Отобрав у меня свиток, она положила его в сумку для почты, в которой уже лежало множество писем легионеров, и легонько толкнула в сторону выхода, по пути отобрав у меня пустую бутылку, которую я вознамерилась вышвырнуть в окно – «Подруга, не буянь! Или мне обращаться к тебе по уставу?».

– «После отбоя можно и без формальностей, Черри» – бледно ухмыльнулась я в ответ, с третьего раза поднимаясь на дрожащие ноги. Черт подери, говорил же профессор, что алкоголь противопоказан, но куда там – все равно нажралась! Но, даже вылакав три бутылки грифоньей бурды, размерами не уступающих таковым от «советского шампанского» из воспоминаний Духа, я была отвратительно, мерзки трезва.

И почему-то ощущала, что просто устала жить.

– «Пойдем-ка в кроватку, пойдем…» – приговаривала подруга, осторожно поддерживая меня своим боком, пока мы двигались по коридору в сторону узких комнат-пеналов, в которых, словно в железнодорожных купе, умещалась лишь койка, шкаф да откидной столик. Похоже, раньше тут были камеры для заключенных, и я напомнила себе еще раз поднять документы, посвященные прошлому этих зданий, но сразу же махнула на все хвостом, понимая, что завтра вряд ли и вспомню о том, что же именно я хотела узнать про эту бывшую гвардейскую обитель. В этих «камерах» офицерам доводилось лишь спать и хранить свои вещи, поэтому на тесноту жалоб еще не было.

Но до комнаты нам добраться не удалось. Мои неуверенные шаги еще звучали в полутьме коридора, в то время как навстречу нам уже двинулись две темные фигуры, мерцающие своими светящимися, драконьими глазами. Загородив нам дорогу, они с явным весельем наблюдали за моими криволинейными перемещениями в пространстве, и совершенно не обращали внимания на сердитое шипение Черри, требовавшей от них убраться с дороги своего командира.

– «Расссвлекаемссся, сссессстрички?» – поинтересовался один из стражей, отступая на шаг назад, когда, не справившись со своими ногами, я резко остановилась – и качнулась вперед, упираясь носом в большой, стеклянный глаз в центре его нагрудника, мгновенно обозревший меня с ног до головы – «Не посссновато ли?».

– «Командир простудилась и идет в кровать, ясно?» – фыркнула Черри, пытаясь раздвинуть плечами негромко засмеявшихся фестралов, по-прежнему стоявших у нас на пути – «Так, дуроломы, а ну-ка, расступились перед примипилом! Или мне своих ребят позвать?».

– «Не кипятисссь, Дроп! Но лечитьссся от «проссстуды» она будет явно не сссдесссь» – примирительно вскинул ногу страж, вроде как случайно, обмахивая хвостом бедра белой пегаски, за что тотчас же получил раздраженный шлепок по крупу, впрочем, не слишком его впечатливший – «Госсспожа хочет ее видеть. Немедленно».

– «Тогда я иду с вами!».

– «Дело твое» – пожал плечами один из жеребцов, взваливая на себя мою тушку, в то время как второй, уже получивший по заднице за своеволие, пригнулся и подставил нелетучей пегаске крыло, приглашая забраться к нему на спину – «До входа в покои Госсспожи, ты же знаешшшь?».

– «Знаю. А плащи ваши где? Она же промокнет!».

– «Мокрее чем в тех лесах, я уже не стану, поэтому не будем тратить время на ерунду, ладно?» – болтаясь поперек широкой спины, мрачно сообщила я копыту Черри, висевшему прямо возле моего носа – «Полетели. Не будем заставлять Лу… Принцессу ждать ее лучшую, Первую за тысячу лет, мать ее, ученицу!».

– «Рад видеть такой неподдельный энтусссиасссм» – хмыкнул подо мной жеребец. Резко захлопав крыльями, парочка поднялась в воздух, и стремительно ринулась вперед, по одному выскакивая через открытое окно в холодную, осеннюю ночь. Капли мелкого дождя хлестнули меня по морде, и весь путь до порога королевских покоев я проделала с закрытыми глазами, слушая вялую перебранку подруги с вовсю веселившимися жеребцами. Докучливый, холодный дождь, бывший для пернатой братии крайне неприятным осложнением при полетах, никак не волновал фестралов, снабженных кожистыми крыльями летучих мышей, а способность хорошо видеть даже в полной темноте, вкупе с ночным образом жизни, на который переходило большинство выпускников Обители Кошмаров, явно добавляли им энтузиазма – излишнего на мой взгляд. Ну да что там поделать – молодежь… Кого попало во внутренние покои Медоу не допускал, и этим молодым, полным жизни жеребцам еще предстояло осознать, что доступ к каким-либо серьезным делам им будет предоставлен еще очень и очень не скоро.

Но вскоре, наш полет подошел к концу. Спланировав в одно из окон третьего этажа, мышекрылые пегасы тяжело проскакали по коридору, и буркнув положенные отзыв-пароль, скинули нас на мягкую ковровую дорожку, прямо перед дверями в покои Госпожи.

Похоже, за время моего отсутствия здесь многое изменилось – все тот же эротичный, интригующий полумрак, подсвеченный гирляндами голубоватых, словно звезды, огней; добавилась ткань на стенах и потолке, складки которой образовывали ниши и углубления, превращая каждую комнату покоев в настоящий лабиринт. Это впечатление усиливали появившиеся в комнатах растения – невиданные деревца, возвышавшиеся под самый потолок немаленьких помещений, едва заметно подрагивали, словно под невидимым простому глазу ветерком, и время от времени приподнимали длинные, полупрозрачные щупальца-ветки, вместо листьев, окутанные беловатой дымкой неяркого света, испускаемым сотнями светлячков, усевшихся на студенистые отростки.

«Интересно, откуда это? Выглядят впрямь как медузы».

– «МЫ очень недовольны тобой, НАША ученица» – отстраненно проговорила Луна, не поворачивая головы и продолжая вглядываться в какой-то документ. Ее спутник выглянул в просвет облаков и любезно подсветил какую-то бумагу, которую рассматривала Богиня Ночи, а заодно и целую пачку подобных листов, возвышавшихся перед ней вместе с героических размеров кружкой, исходившей горьковатым дымком.

«Так вот откуда этот запах кофе. Хорошо еще, что не рекламу очередной кофейной компании снимают, как я подумала в самом начале. Может, у наших потомков все-таки нет таких ужасных проблем с кариесом, перхотью и сонливостью по утрам, как были у людей, если верить вездесущей на тот момент рекламе?».

– «Итак, МЫ ждем твоих объяснений… Или хотя бы оправданий» – вздохнув, принцесса скинула с носа модные, так насмешившие меня когда-то очки, и уставилась на меня взором прокурора, заполучившего в свой кабинет давно разыскиваемого преступника – «Ты улетела, нарушив НАШЕ распоряжение, НАШ приказ, и посмела грязно надругаться над Первой Ученицей НАШЕЙ коронованной сестры! Но это еще не все! Прослышав о НАШЕМ желании увидеть тебя, ты нагло игнорировала…».

«Ну прямо классическая сценка «мать отчитывает провинившуюся дочь», с поправкой на реалии теократической монархии» – вяло ухмыльнулась я своим мыслям, слушая обвинения, выкрикиваемые мало что не Королевским Кантерлотским Гласом разошедшейся Госпожой. Сердце стучало все быстрее и быстрее, и вскоре, я почувствовала, что на мои барабанные перепонки давит не трубный глас учительницы, но грохот разрывающегося сердца – «Блин, что-то мне и впрямь нехорошо… Зря я эту бурду попробовала. Да чего она там так орет?!».

– «Ты наплевала на мой запрет, ты подтерлась распоряжением Селестии, явно и недвусмысленно запретившей тебе уходить в поход! И что теперь?» – сбавив тон, Луна продолжала что-то говорить, в то время как мой взгляд начал лихорадочно метаться по покоям принцессы, то и дело натыкаясь на шевелящих своими ветвями-щупальцами сухопутных древомедуз – «И что теперь? Примипил валяется на лавочке, словно последний нуждающийся, позоря свое звание и Легион! Хорошо еще, что ты была без регалий, но твою шкурку узнали, и доложили кому следует, но пока мои подданные успели среагировать, тебя уже утащили твои собственные балбесы! В казарму, вместо госпиталя!».

«Ох, что-то нехорошее происходит! Нужно… Нужно как-то… Ох, что-то творится… Что-то…».

Вереницы голубоватых огней, струившиеся по всем комнатам Принцессы Ночи, внезапно ожили и начали кружиться перед моими глазами, исполняя какой-то странный танец. Тяжело дыша, я привалилась боком к стене и сама того не ощущая, потянулась копытом к горлу. Что-то тяжелое билось где-то внутри, пудовым молотом стуча по груди, в то время как глаза начали метаться с предмета на предмет, никак не желая зафиксировать на чем-либо мой взгляд.

– «Что-то… Что-то не так… Словно…» – прошептала я. Моя голова зажила собственной жизнью, начиная совершать какие-то странные движения, словно любуясь танцем огоньков, все ближе и ближе подлетающих ко мне в полутьме. Комната сжималась и растягивалась, пульсируя в такт с темнотой, застилающей мой взор. Дышать становилось все труднее.

«Да что же это за бред?!».

Как по команде, грохот в горле утих. Стало очень спокойно и тепло, и вместе с этой странной, чужеродной теплотой, на грудь опустилась тяжелая, мягкая лапа, аккуратно толкнувшая меня на пол. Ставшие ватными ноги больше не слушались меня, и загребая копытами ковер, я медленно сползла по стене на пол, не ощущая ни мягкого ворса, ни твердости паркета, на котором тотчас же засияли отблески кружащихся огней. Широко разевая рот, я выгнула шею, стараясь вдохнуть как можно больше воздуха, но, сколько бы я ни старалась поглубже вздохнуть, к успеху это не привело.

«Так… Спокойно… Но… Тяжело…».

– «Скрыыааааппппиииии?» – донесся до меня глухой, искаженный голос. Он тянулся, словно зажеванная магнитофонная пленка, но его обладатель уже скрылся за темной пеленой. Остались светлячки. Только светлячки.

– «СКРЫЫЫААААПППИИИИ?! ЧТТТОООО… СЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЛЛЛЛИИИИИИИ!!!!».

Кажется, мне даже удалось ухмыльнуться перед тем, как светлячки бросились вперед – и залепили мне глаза, сотнями колючих лапок закрывая мне веки.

«Так темно. Так хорошо».

На этот раз я даже не протестовала против отключения электроэнергии в своей черепушке. Передо мной вновь, как и два года назад, плескалась темная, неподвижная вода глубокого колодца – манящая погрузиться в нее с головой, забываясь в теплой, неподвижной темноте. И на этот раз я не собиралась отказываться от предложения.

– «СКРААААААППППИИИИиииииииииииии!!!».

Чей-то крик стегнул меня по ушам – и пропал, быстро стихнув вдали. Вокруг была лишь тьма, пронизанная мягким светом далеких звезд, и закрыв глаза, я с непонятным облегчением бросилась вперед – в теплую, спокойную, дарующую покой темноту.

---

*Тук. Тук-тук-тук-тук. Фррррррррр. Тук-тук-тук*

«Забавно, и почему я всегда просыпаюсь резко, словно по команде?» – подумала я, ощутив, что лежу на боку, на каком-то плотном, шершавом ложе. Никакими красивыми фразами типа «сознание возвращалось медленно, словно она всплывала на поверхность моря», которыми изобиловали местные романы, попавшиеся мне однажды под копыто, тут и не пахло – я просто… Просто проснулась, вот и все. Под плотно закрытые веки не проникало ни единого лучика света, и лишь какие-то странные звуки нарушали мой покой ритмичным стрекотанием и стуком, не давая вновь погрузиться в царство Морфея. Я чувствовала странную слабость, разлившуюся по всему телу, но вместе с тем, и странную, необъяснимую бодрость духа, словно это и не я не так давно задыхалась, катаясь по кабинету Госпожи.

«И кстати, что вообще произошло-то, ась?».

Естественно, никто и не подумал отвечать на заданный в мыслях вопрос. Стук стих, и вокруг разлилась тишина, лишь изредка нарушаемая какими-то мелодичными звуками, в которых я, не без труда, распознала плеск капель, срывающихся в воду где-то недалеко от меня. Лежать на боку было достаточно удобно, и я решила дать себе еще немного времени, чтобы побаловать себя нежданным, но таким приятным отдыхом, но приглушенное бульканье, раздавшееся прямо над моей головой, заставило меня подпрыгнуть в кровати, заполошно распахивая глаза.

– «Ох, blyad» – в отличие от самочувствия, мой голос звучал слабо и безжизненно, словно у старой, больной гадюки, и вместо «Ну ничего себе, господа и дамы! Признаюсь, я вряд ли могла рассчитывать на такое, даже зная отношение ко мне принцесс. Но право же, зачем же так сурово?» у меня получилась лишь короткая, но очень емкая словесная конструкция, вместо голоса, выразившая всю глубину моего недовольства – «Ну какого ж конского…».

– «Что? Вы проснулись?!» – в который раз за несколько минут, я подпрыгнула от неожиданности в этой странной постели, и тотчас же постаралась спрятаться, юркнув под простынку, обнаружившуюся рядом со мной. Однако скрыться мне не удалось – помешали длинные трубочки систем венозного доступа, тянувшиеся к моей шее и передним ногам, по которым в меня вновь, как и полтора года назад, бежало что-то жидкое и разноцветное, взбулькивавшее во множестве флаконов. Сиреневая кобыла, до того спокойно дремавшая на диванчике в другом углу большой и гулкой палаты, мгновенно проснулась от звуков моего голоса, и бросилась ко мне, словно коршун, вызвав у меня давно, казалось бы, забытый приступ паники – «Нет-нет-нет-нет, не делайте этого! Не нужно так рваться! Да не вертитесь вы!».

– «Улезь! Врагу не сдается наш гордый… Ай, хватит меня хватать за всякое!» – не поддавалась я, и преодолевая слабость, отбивалась всеми четырьмя конечностями от вражеских ног, шарящих под умыкнутой простыней в поисках моей тушки, приготовившейся держать оборону до последнего – «Живой не сдамся, гады!».

Да и как мне было не пугаться? Подлетевшее ко мне существо было кем угодно, но только не пони! Странное, коротконогое тело, жирные ножки без малейших признаков коленей или копыт, округлая, словно отожранная морда с обвислыми хомячьими щеками – сиреневое чудовище с вырвиглазного цвета гривой напоминало детскую игрушку полуподвального производства «Сунь Хунь В Чай» Инк», и явно выглядело враждебно. Иначе, зачем этому чудовищу было накачивать меня десятком разноцветных растворов, выглядевших, словно рвота пьяного клоуна?».

– «УМОЛКНИТЕ!» – знакомый, трубный глас прервал развернувшуюся на меня охоту, и сиреневое чудище, уже откинувшее простыню и тянувшее ко мне свои культяпки, резво отскочило от кровати едва ли не в другой угол комнаты, со страхом и почтением согнувшись перед вошедшим в палату аликорном – «КТО ТЫ, НЕ ЗНАЮЩАЯ О МОЕМ ПРИКАЗЕ?».

– «Я Мосс Г-грин, г-г-госпожа… Я м-медсестра, я замещаю Кла-кла-кла…».

– «ПОВИННЫЕ В НЕИСПОЛНЕНИИ ПРИКАЗА НАКАЗАНЫ БУДУТ ОТМЕННО!» – громыхнула Луна, входя в палату, и небрежным жестом какого-то укороченного, словно остриженного, крыла отмахиваясь от застывших в проеме докторов – «ТЕПЕРЬ ПОКИНЬ НАС! ЖИВО!».

– «Ллллууууна?!» – недоверчиво воскликнула я, бросив возиться с длинной трубкой, уходящей мне под хвост. Мне показалось, что я догадалась о ее предназначении, но возвращающиеся ко мне ощущения требовали немедленно изъять эту гадость из моего организма, пока мой мочевой пузырь не превратился в раздувшийся воздушный шарик – «Слушай, а чего ты такая… Хе-хе… Ну… Толстенькая?».

– «Покинуть палату» – спокойно, не сотрясая Гласом воздух, распорядилась принцесса, и ее сверкнувшие в полутьме глаза тотчас же сообщили собравшимся позади нее дежурантам необходимое ускорение в сторону двери. Похоже, никто не хотел расставаться с ушами и прочими частями организма, став свидетелем подобного надругательства над королевским достоинством – «Скраппи, как ты себя чувствуешь?».

– «Местами чувствую. Местами нет» – я бросила бороться с катетером, но на всякий случай, все же отползла подальше, забившись в угол кровати и выставив перед собой, как щит, большую кислородную подушку[1] – «Нет, что тут происходит, а? Ты потолстела что ли?».

– «Красный, желтый, синий… А голубой где?» – презрительно фыркнув в мою сторону, толстенькая, плюшевая, и абсолютно черная принцесса прошествовала мимо меня, смешно передвигая своими короткими ногами, и уставилась на батарею флаконов, висевших над моей головой – «Тоже мне, «научный центр», а персонал необучен! Ну, устрою я им тут… А ты, моя дорогая, ложись и быстро засыпай! Мне нужно еще немного времени…».

– «Но я совершенно не… хо… чу…» – успела прошептать я, но было поздно. Открыв какой-то клапан на очередном, весело светящемся растворе, плюшевая Луна терпеливо смотрела, как я обессилено сползаю по стенке, проваливаясь в черную, расцвеченную вспышками молний, грозовую тучу.

На этот раз тихого, спокойного сна не предвиделось, и я провалилась в калейдоскоп сменяющих друг друга видений, воспоминаний и откровенного бреда.

Я видела фигуру, облаченную в черный костюм. Стоя возле моей кровати, она тянула ноги к капельницам, негромко задавая мне один и тот же вопрос.

– «Ты меня слышишь, но не можешь двинуться. Скажи мне – зачем ты сбежала от принцесс? Тебе понравилось убивать?».

Отвечать у меня не было никаких сил, и я безвольно смотрела, как обтянутые черной материей копыта задумчиво перебирают наполненные разноцветной жидкостью трубки, пока не проваливалась еще глубже в сон. В очередной кошмар или воспоминание, мало отличное от кошмара.

Ледяной дождь. Темные деревья, несущиеся мне навстречу, казалось, лишь усиливали темноту вокруг, в то время как из-за черных, разлапистых стволов бил яркий, молочно-белый свет. Пронизывая насквозь колючие ветви, он звал, манил меня, но как быстро бы я не неслась по неверной, размокшей лесной тропинке, он был все так же далек от меня, как и в начале пути. Стук моих копыт звучал глухо, как стук сердца, дыхание с хрипами вырывалось из перекошенного рта. Быть может, это был сон, но, сколько бы я не командовала себе проснуться, сколько ни останавливалась, сколько не билась головой о стволы – все было бесполезно. Не было ни боли, ни страха – лишь тропинка и окружающий меня свет, вечно прячущийся за огромными, черными, неподвижными стволами. Был ли это день? Была ли это ночь? Свет и туман, скрывавший от меня начало и конец моей тропы. Не было прошлого, не было и будущего – лишь туман и мелкий, ледяной дождь. Звуки умерли вокруг, и лишь мое надсадное дыхание разрывало тишину, но даже оно не могло породить никакого эха в мертвом лесу. Скользкая, глинистая тропинка, да следы копыт. Я могла тут бродить до скончания времен – идти или бежать, стоять или сидеть, спать или бодрствовать… Разницы не существовало, как не существовало и смысла.

Идеальная тюрьма.

Кажется, вокруг было тепло, но почему мне так холодно? Это из-за дождя, миллиарды ледяных капель которого появлялись из скрытой в туманной дымке вышины, и разрывая теплый, душный воздух, разбивались о мое мокрое, дрожащее тело? Или это лед у меня внутри, исходящий морозным парком при моем дыхании? Иней оседал на моей морде, и уже вплотную подбирался к глазам. Онемевший язык не слушался, движения замедлялись, и вскоре, я сдалась. Сошла с тропинки и прилегла под одно из деревьев.

«Вы… Победили. Я сдаюсь. Я просто полежу тут… Недолго» – мысли текли вяло, словно тронутые морозом, но каждый сантиметр тела, отданного льду, приносил облегчение. Боль уходила, оставляя после себя онемение и смутное воспоминание о том, что когда-то у меня была нога, и шея, и губы, и хвост… – «Я немного полежу, а потом… Но почему же так холодно? Почему я дрожу?».

*Фррррррррр. Тук-тук-тук*

Открыв глаза, я вздрогнула, вновь почувствовав свое тело – от трясущегося хвоста до кривившихся от ужаса губ. Широкие полосы света на белоснежном потолке складывались в неподвижную, светящуюся сеть, укрывшую большую комнату, скудно освещенную двумя странными шарами, чьи пузатые бока мерно вспыхивали и затухали, окрашивая комнату тревожным красноватым свечением. Дрожа как в лихорадке, я попробовала было пошарить вокруг ногами – но каждый раз я натыкалась на что-то мягкое, но очень короткое, укрывавшее верхнюю часть моего тела, в то время как круп оставался болтаться на морозе.

– «Госсспожа, она проссснуласссь» – раздался неподалеку шипящий голос, и где-то на периферии моего зрения мелькнули чьи-то светящиеся глаза.

– «МЫ знаем. Покинь Нас» – сбившаяся в кучу перина, к которой я привалилась спиной, пошевелилась, и, приподняв с меня растрепанное крыло, превратилась в темно-синего аликорна, внимательно разглядывавшего меня своими изумрудными глазами – «Отправляйся во дворец, и передай дворецкому, сэру Реджинальду, что «спящая пробудилась». Большего не потребуется».

– «Да, Госсспожа».

– «Ну а что до тебя, Скраппи…».

Я собиралась смутиться, отвернуться и даже возмутиться очередным показным недовольством сестер, не допустивших меня до своих персон, но вместо всего этого, я протянула вперед ноги, и мгновенно оказалась в объятьях подруги, учительницы и еще черт знает кого, о чьем статусе в тот момент я совершенно не задумывалась. Укрытая ее отросшей, едва заметно шевелящейся гривой, я тихо зашмыгала носом, покачиваясь в объятьях Луны, негромко сопевшей мне в ухо. Дрожь и слабость отступали прочь, и вскоре, я успокоилась, вернув себе способность нормально говорить, а не сипеть.

– «Прости. Я вновь тебя не послушалась».

– «А я – в очередной раз тебя недооценила» – прижавшись друг к другу, мы лежали на какой-то огромной, странно изгибавшейся кровати, лишенной одеял, подушек и простыней. Только мягкая, пористая поверхность, напоминающая губку, да огромный, словно люстра, держатель для флаконов, щетинящийся множеством изогнутых кронштейнов, в которых добулькивали круглые, словно мячики, емкости, гнавшие алую, светящуюся в темноте жидкость, в мое тело через катетеры, установленные у меня на шее.

– «Нет, но каково же коварство – усыпить всех гостей, собрав их на внешне безобидную вечеринку!» – с изрядной долей гордости проговорила Луна. Выпустив меня из объятий, она уложила мою тушку поудобнее, стараясь не выдернуть и не перепутать отходящие от меня трубки систем – «Признаюсь, ты растешь в моих глазах, дорогая ученица».

– «Они сильно обиделись?» – стыдливо потупилась я, словно школьница, впервые услышавшая непристойность – «Ну, я понимаю, что меня могли и неправильно понять, но все-таки…».

– «Нет-нет, тебя поняли предельно правильно и точно, дорогая ученица. Как доложили расследовавшие этот случай гвардейцы, одна из твоих подруг громко грозилась «напинать твой круп как наливное яблоко», а вторая рвалась начать поиски, подняв на это всех пегасов Эквестрии» – желчно хмыкнула аликорн, легким шлепком заставляя меня убрать копыта от заинтересовавших меня трубочек. Судя по ее тону, мысли относительно необходимости наличия всех элементов в одном городке, в постоянной готовности по первому зову принцессы броситься к ней на помощь, пришли в голову не одной лишь мне – «Но со временем, страсти сошли на нет. Думаю, они все переживали, особенно когда пришло известие о вашем бое в Белых Холмах. У кое-кого из раненых оказался слишком длинный язык, и о твоем вкладе в победу узнали сначала в расположении Легиона, а затем, через Флаттершай, и в Понивилле. Я не успела пресечь распространение этого слуха, так что ответ перед твоими стариками тебе придется держать самой».

– «Да, они, наверное, очень переживали…» – пригорюнилась я, глядя на мерцающие капли, мерно срывающиеся в канюли[2] из полупустых флаконов – «Стоп, а Флатти-то тут причем?».

– «Она вызвалась волонтером, когда в город прибыла партия раненных гвардейцев. Подробностей мне не сообщили, но после этого она сама заявилась в Кантерлот, и признаться, ее навыки были высоко оценены «Крылатыми Целителями». А вот кто проболтался из твоих – узнаешь сама».

– «Узнаю кто – зачморю!» – прошептала я, откидываясь назад в поисках подушки, которой, как оказалось, на кровати не было вовсе – «Я же написала, что у меня все… Письмо! Черри уже отправила письмо?! Оно должно уйти с завтрашней почтой! Прошу, пошли кого-нибудь к ней, чтобы она убрала его подальше! Они не должны узнать, об… Кстати, а что сегодня произошло-то, а?».

– «Сегодня?» – раздавшийся от двери голос Селестии заставил меня лихорадочно засучить задними ногами, путаясь во все еще стоявшей у меня под хвостом трубочке катетера, в попытке закопаться поглубже в губковый матрац, и если бы не копыто Луны, прижавшее меня к кровати, я точно выдернула бы из себя все трубки, со всеми костями скелета в придачу – «Ты и вправду считаешь, что это было лишь вчера?».

– «Нууууу…» – мое копыто ткнуло в сторону темного окна, за которым царила ночь, освещенная фонарями и окнами столицы Эквестрии. Лишь одинокий мотылек, неизвестными путями проникший в эту странную комнату, тихонько бился в стекло, трепеща гремящими, словно жесть, крылышками – «Так ведь… А что?».

– «Ты пролежала без сознания две недели, Скраппи. Две недели, наполненные надеждой и тревогой для твоих родных, и четырнадцать дней беспрестанной борьбы за тебя – для врачей этого центра».

– «Две недели?!» – пискнула я, недоверчиво глядя на склонившихся надо мной принцесс – «Значит, все уже знают?!».

– «Да. Я отослала Графита в Обитель» – Луна внимательно проверила пустеющие шары, и подумав, отключила один из них от системы – «Он был слишком озабочен твоим состоянием, чтобы думать о чем-то другом. Думаю, теперь можно этот вопрос пересмотреть».

– «Но что со мной случилось-то?».

– «Мы… Пока не уверенны в произошедшем» – обтекаемо ответила Селестия, но если я правильно поняла выражение ее морды, не спутав его с чем-либо еще, принцесса была и впрямь озабочена случившемся, и не считала нужным этого скрывать – «Но в том, что ты повела себя крайне безрассудно, нет никаких сомнений. Скажи, почему ты ослушалась меня, Скраппи? Почему не осталась в Кантерлоте?».

– «У меня в казармах стоят двадцать семь урн с прахом погибших!» – запальчиво возразила я, пытаясь подняться с порядком надоевшей мне постели, но вновь была притиснута к пористой поверхности копытом младшей из сиятельных сестер – «И тогда уж нужно было и их…».

– «Они уже отправились к родным, Скраппи» – мягко, но твердо возразила мне Селестия, делая Луне успокаивающий жест крылом – «Но как ты считаешь, разве было бы лучше, если бы среди них была и та, на которой было бы выбито твое имя? Как бы мы чувствовали себя тогда, а?».

– «Вы бы огорчились?» – свернувшись клубочком и уткнув нос в копыта, грустно поинтересовалась я, представляя, что думали обо мне все, кто услышал о моем состоянии. Не знаю, как другим, охочим до сенсаций пони, но лично у меня любое публичное обсуждение моих собственных проблем вызывало разве что панику, переходящую в раздражение и злость – «Ну, если бы со мной что-либо случилось?».

– «Огорчились?» – сестры обменялись довольно долгим и донельзя странным взглядом – «Ты даже не представляешь, что бы мы делали, если бы лишились…».

– «Теперь ты вне опасности, но учти – подобное не проходит бесследно» – в отличие от Селестии, Луна была более прямолинейна, и не пыталась подсластить горечь происходящего – «Ты была крайне истощена, и врачи через одного предлагали довольно радикальные варианты решения возникшей проблемы».

– «Радикальные? В связи с чем?» – нахмурилась я, стараясь не поддаваться чувству внезапно охватившей меня паники, но судя по суровому кивку обеих сестер, явно в этом не преуспела – «Ни нервное, ни физическое истощение, насколько я знаю, к коме не приведут».

– «Не приведут» – кивнула головой Селестия, присаживаясь возле кровати и, в свою очередь, укрывая своим мягким, белоснежным крылом мою трясущуюся тушку – «Это могло бы быть воздействие яда или магических сил, но… Мы использовали все возможности, какие только были нам доступны – и ничего. Кроме алкоголя в тебе не было ни грамма яда, а любые попытки воздействия на тебя начинали длительные судорожные припадки. Если бы не помощь Луны, боюсь, что это могло привести к самым печальным последствиям».

– «Судороги… Кома… Эклампсия! Но откуда?» – ошарашенная свалившейся на меня новостью, я попыталась хоть как-то отвлечься, начав судорожные попытки размышлений, но увы, совсем не преуспела в этом начинании, и вновь уставилась на сидевших рядом с кроватью аликорнов – «Токсикоз длился недолго, и после я чувствовала себя просто отлично!».

– «Конечно. А потом ускакала на север, где и бродила три месяца по сырым, холодным лесам» – насмешливо фыркнула Луна, вынимая из неприятно хрустнувшей ледяной корочкой коробки очередной стеклянный шар. Мгновенно покрывшийся инеем, он казался громадным драгоценным камнем, внутри которого непрерывно крутилась миниатюрная метель – «Ты думаешь, за все время моего отсутствия я разучилась находить нужные мне знания, или осведомлена меньше, чем ты можешь себе представить? Спать на голой земле, рубиться с этой пернатой сволочью, маршировать под проливными дождями – это ты считаешь нормальным для беременной кобылы? Или тебе и впрямь нравится доводить своих родных, радуя их взор своей синеющей мордой?».

– «Они это видели?!» – теперь я ужаснулась по-настоящему, представив реакцию родственников на подобный приступ. Эпиприпадки довольно эффектны и сами по себе, а при эклампсии вообще могли следовать один за другим, нередко приводя к смерти матери или плода… Или их обоих – «Скажи, что я ошибаюсь! Пожалуйста!».

– «Увы, это так» – грустно качнула головой принцесса, глядя на свою младшую сестру, возившуюся с желтоватыми трубочками систем для внутривенного введения лекарств – «Боюсь, им пришлось пережить немало неприятных минут, ведь когда они зашли навестить тебя в палате, ты была на пике очередного приступа судорог… И увы, он еще не закончился, тогда как на подходе был следующий».

– «Это невозможно. После такого не… Жеребенок! Что с ним? Что?» – подскочив, я обхватила копытами живот, и обливаясь потом от ужаса, начала шарить по нему копытами, пытаясь убедиться, что он не изменил ни размера, ни веса – «Что говорят врачи?!».

– «Успокойся. Мы думаем, что с ним все в порядке» – протянув ногу, Селестия вновь опрокинула меня на кровать, и не убирала копыта с моей груди, пока Луна не закончила возиться с каким-то стеклянным, допотопным клапаном, по ощущениям, выпустившим мне в кровь порцию чего-то, напоминающего жидкий азот. Задрожав от охватившего меня холода, я судорожно заскребла копытами в попытке нащупать вокруг себя хоть что-нибудь, что позволило бы мне согреться, но не преуспела, и если бы не крыло Принцессы Ночи, то вскоре, я точно превратилась бы в маленького, трясущегося снеговичка – «Твоя сестра уверяет нас, что с ним все в порядке. Она каждый день выслушивала его сердцебиение, и считает, что угроза потерять жеребенка для тебя отступила… На какое-то время. Объяснить это они пока не могут, но думаю, что после этого круг исследований с твоим участием заметно расширится. Это помогло бы очень и очень многим кобылам, если бы мы смогли понять, что же все-таки хранит твое дитя».

– «Ох» – закрыв копытами глаза, я тихо заскулила от жгучего стыда – «Значит, я вела себя очень плохо? Тогда понятно, за что меня лишили подушки, одеяла и даже простыни».

– «Не прикидывайся глупой, Скраппи, тебе это не идет» – фыркнула Луна, оставляя капельницу в покое и присоединяясь к сестринским «укрывашкам», кладя на меня свое крыло – «Каждый приступ с тебя сходило море пота, а каждая попытка сменить промокшее насквозь белье провоцировало новые приступы[3]. Врачи уверяли, что исход этой болезни для тебя неутешителен, и наперебой предлагали крайне радикальные методы твоего лечения – естественно, «пока не стало слишком поздно». Но, к счастью для тебя, наша мудрая правительница прислушалась к мнению своей сестры, а не этих дипломированных «абортмахеров», готовых отдать любую ногу, лишь бы поподробнее изучить твое содержимое!».

– «А ты вновь оказалась на высоте» – вздохнула солнечная принцесса, обращая взгляд на мотылька, вновь принявшегося колотиться в стекло – «Я уже не раз могла убедиться, какими наивными были мои попытки заняться алхимией по сравнению с твоим мастерством».

– «Завидовать нехорошо!» – улыбнулась Луна, показывая сестре язык – «И прекрати себя терзать. В конце концов, кто знает, удалось бы мне такое, не будь у меня в запасе сотни лет размышлений и тренировок, пусть даже и в уме?».

– «Простите, что подвела вас. Опять» – хлюпнув носом, пробормотала я – «Но кто же знал…».

– «Ты. Ты сама должна была хотя бы догадываться о том, что в твоем положении нельзя увлекаться алкоголем, драками, нельзя вести неправильный образ жизни, нельзя…».

– «Нельзя, чтобы меня похищали. Нельзя, чтобы меня запирали» – вскинувшись, с внезапно нахлынувшим возмущением, заговорила я – «И удары булавой по голове, которыми порадовали Графита, тоже, наверное, совсем не полезны для здоровья! И что, мне нужно было сложить лапки и покорно ждать своей участи?».

– «Ты могла бы хоть немного прислушаться к моим советам!» – рявкнула в ответ Принцесса Ночи, заставляя меня вжаться в пористый матрац – «Но раз ты считаешь, что простых просьб или распоряжений для тебя недостаточно, моя дорогая – то теперь, мы оформили их в виде указа! И ты будешь им следовать, моя милая ученица, причем – без всяких уверток и оправданий! Ты так печешься о других пони, что не жалеешь ни себя, ни нас с сестрой, пользуясь нашей добротой и благорасположением? Что ж, отлично, но знай – теперь за тебя будут отвечать эти самые «другие пони», и каждая твоя промашка, допущенная вольно или невольно, отразится не на тебе, но на них!».

– «Но…».

– «Довольно, Скраппи. Я слишком долго потакала тебе, считая, что у тебя хватит благоразумия не создавать лишних проблем» – твердо, но уже гораздо спокойнее проговорила Луна. Убрав крыло, она осторожно провела копытом по моей мордочке, убирая с нее черно-белые пряди растрепавшейся гривы – «Селли считает, что отсутствие ответственности за собственные поступки расхолаживает, толкая пони на темный путь, и поверь, она знает, о чем говорит. Ты можешь рассматривать это как наказание, но…»

– «Но мы бы хотели, чтобы ты считала это очередным уроком» – перехватила ее мысль Солнечная Принцесса – «Я бы предпочла тебе этого не говорить, но ведь мы с тобой договорились быть честными по отношению друг к другу, ведь так? Пойми, нельзя давать жеребенку столько сладостей, сколько он хочет, ведь к тому времени, как он поймет, что это вредно, его здоровью будет нанесен непоправимый вред. Поэтому-то мы и решили, что твое поведение не должно остаться безнаказанным – в конце концов, и за меньшие проступки пони удостаивались выражения моего недовольства. Мы любим тебя, Скраппи, может быть, даже больше, чем ты себе это представляешь, поэтому даже готовы дать тебе выбор. Ты можешь согласиться на заслуженное наказание, которое, по моему приказу, придумал для тебя один умный пони…».

– «Наказание» – настороженно сощурилась я, ощущая, как меня вновь начинает колотить усиливающийся озноб – «А… А есть альтернатива?».

– «Конечно есть» – кивнула головой белоснежная кобылица – «Ты остаешься в этом госпитале до конца беременности. Если ты еще не знаешь, она длится триста-триста сорок дней, но иногда и чуть больше года. В среднем, это около одиннадцати месяцев, большую часть из которых ты проведешь здесь, в стенах этого центра. Тут есть небольшая библиотека, тенистый садик и поверь, многие кобылы были бы счастливы провести весь год на полном пансионе».

– «Н-нет уж. Избавьте меня от такого «пансиона»! Я ж тут повешусь!» – содрогнулась я, представив себе такую вот тюрьму – «Лучше уж отмучиться, и… Стоп. А к чему это упоминание о деньгах? Я что, отправилась с другими лишь от страха, что лишусь премиальных или боевых, вы хотите сказать?!».

– «Да, тебя трудно заподозрить в подобной меркантильности, моя дорогая» – фыркнула Луна, неодобрительно разглядывая пряди сальных волос у меня на голове – «Я же говорила тебе, Селли, что она обидится».

– «Прости, я не собиралась тебе намекать на что-либо подобное» – совершенно серьезно заметила Селестия – «Хотя я ознакомилась с докладом, который написал для меня мистер Маккриди. Кое-что в нем было небезынтересным…».

– «Ник?» – вяло заинтересовалась я, не двигая головой и понемногу расслабляясь от ощущения копыта, поглаживающего меня по грязной голове – «Он вернулся? Думаю, его пассия… Как там ее… Мне весь мозг проест».

– «В данный момент он отсутствует, но когда он вернется, ты сможешь с ним поговорить, если захочешь. Я изучила и твой рапорт, однако я заметила, что в нем, кроме просьбы о разрешении выделять последнее жалование погибших легионеров их родным и близким, нет никаких представлений к премиям или поощрениям».

– «Честно говоря, я даже не думала об этом» – насупилась я, понимая, что ступаю по тонкому льду. Увы, я совсем упустила из виду этот момент и даже не озаботилась тем, чтобы повнимательнее изучить документы хотя бы той же Гвардии, и теперь «плавала», словно не выучившая урок ученица – «Я думала посоветоваться с вами, но…».

– «Я понимаю» – кивнула головой Селестия, обмениваясь с Луной странными взглядами – «Тогда, думаю, я распоряжусь подготовить указ о соответствующих наградных для Легиона – таких же, как у моих гвардейцев».

– «Спасибо. Пусть порадуются ребята».

– «Ты ничего не попросила для себя» – заметила Луна, оглядываясь через плечо на темные тучи, скрывшие диск ночного светила в своих разбухших от дождя недрах – «Почему? Если верить докладу командующего походом Винда, они обязаны тебе жизнями за то, что ты смогла вовремя распознать грифонью ловушку, да еще и одолеть их командующего, хотя в припадке скромности всячески это отрицала. Неужели тебе ничего не нужно?».

– «Даже зная, кто я, вы приютили меня, и даже доверяете мне… Во многом, скажем так. Так чего мне требовать еще?» – гордо начала я, но быстро стушевалась под внимательными взглядами принцесс – «Ну да, мы молодая семья, и у нас есть определенные трудности, признаю… Но мы с этим боремся! Графит, вон, стал каким-то ликтором у тебя, Луна, да и я понемногу откладываю, когда это получается. В Понивилле, опять же, налоги довольно низкие… Или вы ждете, что я буду выпрашивать биты на новые тряпки для себя или мужа?».

– «Да, ты не из таких» – подумав, кивнула головой принцесса – «Ты не станешь тратить себя на балы, светские развлечения или собственные нужды, если у тебя в копытах копье, а неподалеку бродит монстр-пониед. Но благодаря приложенным всеми нами усилиям, этот прискорбный конфликт, наконец, разрешился. Грифоны понесли сразу два тяжелых поражения, и теперь готовы выплатить любые репарации[4], лишь бы сохранить свои Королевства, трещащие по швам. У нас будет еще много работы, но теперь, я приказываю тебе – отдыхай. Ты сделала больше, чем могла позволить себе в твоем положении, и я думаю, что тебе не повредит небольшой отдых… И маленький урок. Ведь ты согласна с тем, что достойна не одной лишь похвалы, правда?».

– «После озвученной альтернативы… С этим трудно не согласиться» – буркнула я, понимая, в какую ловушку я вляпалась. Но увы, принцессы были правы – нельзя было так нагло и демонстративно плевать на волю богинь – «Но я хотя бы могу надеяться на снисхождение?».

– «Ни в коем случае!» – весело громыхнула Луна, шутливо хлопая меня по крупу – «Теперь ты вся моя, и тебя не спасет даже твой муженек, поднаторевший на моей службе в мелком крючкотворстве. Отдыхай и набирайся сил, а когда достойные лекари решат, что ты не нуждаешься в их опеке, тебе вручат инструкции, которым следовать ты будешь непреложно! Понятны ли тебе мои слова?».

– «Склоняю выю пред вами, богини» – нехотя проворчала я дежурную фразу, и в самом деле, даже попытавшись изобразить куртуазный поклон, но уткнулась носом в жесткую, как губка, пористую поверхность матраца – «Все будет исполнено, Госпожа. Но…».

– «Но?» – вскинула брови Луна – «Ужель ты вновь решила оспорить двух повелительниц единое решенье?».

– «Но будет ли мне позволено получить обратно хотя бы одеяло?» – как можно жалобнее проблеяла я, под действием морозного раствора, вновь начиная коченеть, как сосулька – «Пожааааааалуйста! Пуппижалуйста! Хнык-хнык!».

– «Да, сердиться на нее и вправду очень сложно» – улыбнулась Селестия, направляясь к выходу – «Пойдем, сестра, пока эти черные глаза и дрожащая нижняя губа не смягчили нас настолько, что вместе с подушкой, мы отдали бы ей и весь Кантерлот в придачу. Поправляйся, Скраппи. Мы будем следить за тобой. И кстати – я думаю, ты захочешь это сохранить».

– «Что это?» – с недоумением спросила я, вертя в копытах маленькую записку, но принцессы уже покинули палату, оставив меня в полном недоумении. Кажется, это было приложение к чьему-то свитку – на мятой поверхности его сохранились даже следы сургуча и испачкавшейся об него веревочки.

«Здравствуйте, уважаемые Лиф и Санни Беррислоп. Эти строки пишет вам сигнифер Легиона, Черри Дроп, пока ваша дочь мучает очередной лист бумаги, старательно пытаясь написать вам письмо. Я являюсь заместителем Скраппи Раг, и я верю, что стараюсь изо всех сил быть ей хорошей подругой. Она не раз спасала меня от смерти, и хотя это может и звучать несколько пафосно, но я считаю, что обязана ей всем – жизнью и даже счастьем, надежду на которое я уже забыла.

Прошу прощения за длительное вступление, но оно было необходимо для того, чтобы вы мне поверили. И я должна признаться – все не так, как Скраппи собирается написать вам в своем письме.

Все гораздо хуже.

Я понимаю, почему меня не взяли в тот поход – в казармах должен оставаться один из офицеров, а от калеки, вроде меня, в походе были бы одни проблемы, хотя я, как хорошая подруга, должна была бы и догадаться, что она обязательно учинит что-нибудь эдакое, но чтобы такое… В общем, она вернулась, но с ней все плохо. Я не имею в виду несколько ран, по счастью, не опасных, и о которых она наверняка предпочтет никому не говорить, но думаю, что-то надломилось в ней самой, и мне кажется, вам стоит приехать, чтобы ее поддержать. Она говорит, что просто устала, но когда наши войска торжественно входили в город, она плелась сзади, а потом просто потеряла сознание, упав на какую-то лавку, где ее и нашли сослуживцы, доставившие ее почему-то именно сюда, а не в госпиталь. Прохожие утверждают, что она была пьяна, но не верьте этому, прошу – от нее не исходило ни малейшего запаха спиртного, а нашедшие ее легионеры говорят, что у нее случился приступ судорог… Но она отказалась обращаться к врачу. Опять. Говорит, что ее вновь упрячут в госпиталь, а у нее есть долг по отношению к погибшим бойцам. Конечно, мы не оставим ее, и вся эта канитель с прахом, рассылкой повесток и соболезнований не ляжет лишь на ее спину, что бы она там себе не навоображала, а поддержка родных будет очень кстати. Я уже выслала вам по почте билеты без срока погашения, поэ…

Пишу быстро, заканчивать письмо некогда. Скраппи все-таки попала в госпиталь, но принцессы ничего не говорят, и к ней не пускают. На докладе у Госпожи она просто упала и потеряла сознание, после чего больше не вставала. Теперь она бьется в судорогах буквально каждый час и уже не приходит в сознание! Госпожа испугана, но не показывает виду. Только что прилетел ее муж – меня хочет видеть принцесса. Приезжайте срочно – кажется, чтобы спасти ей жизнь, они хотят убить ее жеребенка!

Черри Дроп»

– «Да уж, поправишься тут, после такого» – проворчала я, пряча записку под матрац и бросая взгляд на заиндевелый, отвратительно полный флакон, от одного взгляда на который меня начинало колотить и без этого ощущения холода, разливающегося по моим внутренностям – «Ох… О нет, только не сейчас! Я же не готова!».

Увы, желания наши зачастую расходятся с тем, что планирует для нас судьба. Взглянув на открывшуюся дверь, я постаралась стать как можно более незаметной, и даже закопаться в пористый матрац, но увы, это было невозможно, и увидя напряженный, сердитый взгляд, которым одарила меня Кег, пристально глядящая на меня поверх голов осунувшихся, словно постаревших родителей, торопливо входящих в палату, я поняла, что все мои мучения еще только начались.

---

*Тум-ту-тудум-тум*

*Ту-ру-рум-тудум-тум-тум*

Нарядный оркестр, одетый в одинаковые, ярко-алые мундиры, маршировал по парку, выдувая из инструментов какой-то бравурный марш. Сияющая медь труб и белоснежное полотно огромного барабана радовали глаз отдыхающих не меньше, чем последние листья на полунагих ветвях кленов, яркие костры которых почти угасли, сменив буйство цвета на грустную, осеннюю гамму увядания, состоящую из всех оттенков коричневого. Редкие листья, сохранившие свой цвет, привлекали внимание гуляющих, и нередко, задравшие головы пони натыкались друг на друга, полностью поглощенные разглядыванием этих редких сокровищ уходящей осени. Забавно, но несмотря на весь снобизм кантерлотской публики, эти столкновения не вызывали взаимного отторжения или ссор – может, потому что наши потомки, как я привыкла называть про себя этих разноцветных лошадок, крепче стояли на четырех ногах, а может, еще по какой причине, но поохав, пони раскланивались друг с другом, и расходились прочь, бродить по влажным, усыпанным листьями аллеям. Несмотря на приближающуюся зиму, солнце мягко светило сквозь обнажившиеся ветви, щекоча своими лучами непоседливых жеребят, буйными стайками носившихся по парку и бесстрашно нырявших в кучи листьев, заботливо сложенных под деревьями. Их не пугали ни сырость, ни осенняя прохлада, и лежа на скамейке, я с удовольствием любовалась визжащими от счастья непоседами, непроизвольно поглаживая задней ногой пригретый солнышком живот.

«Интересно, а каким будет мой жеребенок?» – размышляла я, подставляя длинное крыло под катившегося по земле малыша. Разогнавшись, малец запутался в собственных ногах и чебурахнулся, прокатившись по усеянной опавшими листьями дорожке, пока, наконец, не очутился на длинных маховых перьях моего крыла. Вскочив, мелкий непоседа счастливо взвизгнул и принялся карабкаться по нему вверх, помогая себе всеми четырьмя ногами и довольно слюнявым ртом, пока не был унесен прочь извиняющейся матерью – «Интересно, будет ли это «он» или «она», как ждут от меня все близкие и родные? Теперь, когда схлынуло каждодневное напряжение, перемежающееся с горячкой очередного боя, я каждый день чувствую твое сердечко, и кажется, кое-что поняла… Ведь это ты, малыш, устроил всю эту канитель с голодом и помешательством, о котором мне в красках рассказывал твой отец – ты и тот порошок, вкус которого я иногда ощущаю у себя на языке. Прости свою глупую мать, но тогда я просто не осознавала, насколько могут быть коварны эти «природные средства», а боль от ран была слишком велика. И что же растет внутри меня? Что это за странное желание всех искусать, а? Может, тебе так понравилась стряпня твоей матери, что ты решил потребовать добавки?».

Ответа не было – лишь ощущение мягкой тяжести нагретого солнцем живота, словно впитавшего в себя все тепло ушедшего от нас лета, да прохлада, покусывающая мою шкурку под туникой дуновениями по-осеннему стылого ветерка. В отличие от севера страны, здесь, в ее центральной части, осень была гораздо мягче, напоминая о смене сезонов лишь шелестом дождей, облетающими деревьями да легким морозцем, уже подергивающим по ночам поверхность луж хрустким ледком, исчезающим с приходом нового дня. Словно и не было ни криков, ни грязи, ни грохота больших, холодных капель, лупящих в раскисшую землю. Даже дождь – и тот был аккуратным и по-единорожьему педантичным, каждую ночь негромко шелестя за нашим окном. Урожай давно был собран, и распродавшие плоды своего труда фермеры стали частыми гостями в крупных и мелких городах, наконец-то, после нескольких лет, обзаведясь достаточно крупными суммами для того, чтобы позволить себе кое-какие покупки, ранее практически недоступные для самых бедных семей. Эта короткая война, будь она неладна, неплохо подстегнула спрос на некоторые виды продуктов, и этой осенью, впервые за много лет, закупочные цены на такие простые продукты как зерно или овощи уверенно скакнули вверх, заставив кое-где вспомнить про государственное регулирование. Похоже, кое-кто из бизнеспони учуял запах наживы, и некоторым из них он неплохо ударил в голову, явно пройдя при этом довольно странной дорогой – прямиком через мочевой пузырь, поэтому я лишь гнусно похихикала, глядя на фотографии обескураженных дельцов, покидающих зал суда с блестящими от пота лбами и гривами, опубликованные газетами страны. Похоже, на этот раз Госпожа добилась своего, и разъезжающиеся в закрытых от посторонних глаз повозках жеребцы и кобылы были рады уже тому, что могут делать это самостоятельно, а не звеня на всю улицу тяжелыми цепями кандалов, как этого требовала Принцесса Ночи. Боевые действия и в самом деле велись с куда большим размахом, чем это представлялось простой кобылке из десятой контубернии…

– «О, а вот и ты!» – вздохнув, я потянулась, и взглянув на огромные часы, глядевшие на город с высоты одной из башен, приготовилась было подремать еще немного, но раздавшийся за моей спиной сладкий голос заставил меня резко распахнуть глаза. Уж очень он был похож на голос… – «Какой очаровательный день, не правда ли? И вместо того, чтобы наслаждаться его очарованием, прости мне невольную тавтологию, я ношусь как угорелый, пытаясь отыскать именно тебя, а не наоборот. Как иронично, не правда ли?».

– «День и вправду неплох, и я сама рада, что заглянула в этот парк» – осторожно отозвалась я, глядя на белого единорога, с улыбкой нависавшего надо мной. Высокий, худощавый, с завитой в замысловатые кудряшки рыжей гривой, он выглядел настоящим франтом, заботящимся о себе даже в мелочах, и даже шерсть на его боках, по неизменной кантерлотской моде, оказалась выстриженной в форме какого-то герба. Хмыкнув, он легко перескочил через спинку скамейки, приземляясь рядом со мной – «А мы с вами знакомы?».

– «Еще нет, но думаю, что это не повод, чтобы не познакомиться поближе, правда?» – опустившись, единорог сел ко мне спиной, нарочно или случайно, притискивая меня к спинке скамейки – «Ох, праааастиииии мне мою бесцеремонность, но тебе не кажется, что ты занимаешь больше места, чем тебе положено?».

– «Вы хотели бы присесть?» – ох и не нравился мне этот пони! В нем ощущалась какая-то злая хамоватость, словно он откуда-то меня знал, и готовился к этой встрече, в последний момент, бросив разученную роль и ударившись в отчаянный экспромт – «Что ж, я с удовольствием подвинусь».

– «Больше, чем положено по статусу и происхождению…» – словно не слыша моих слов, продолжал развивать свою мысль белый франт. Кремовая жилетка красиво сочеталась с кружевным жабо, заколотым ослепительно сиявшей брошью, кольнувшей мои глаза каким-то светлым, водянистым камнем, злым огоньком сверкнувшим на ней, когда прижимавший меня к лавке единорог повернулся, одаривая меня неожиданно злобным взглядом, в котором читалось еще и крайне не понравившееся мне бесшабашное веселье – «Не боишься, что однажды кто-то укажет тебе твое настоящее место?».

– «Мне кажется, вы забыли представиться, уважаемый» – с нарастающим негодованием ответила я, стараясь выкарабкаться из-под ерзающей спины, прижимавшей меня к спинке лавки, и все ближе подбиравшейся к моему животу – «Думаю, сейчас для этого самое время. Иначе, у одного из нас могут возникнуть крупные неприятности… Я ясно выражаюсь?».

– «О, безусловно, моя безродная милашка!» – беспечно расхохотался единорог, вновь притискивая меня к крашеным доскам энергичным движением крупа – «Знаешь, ты можешь рассказывать о том, какая ты важная персона, грозить гневом своей хозяйки, приручившей тебя, словно безродную дворнягу, но я-то знаю правду! Я же знаю, кто ты есть на самом деле – драная подстилка, пробивающая себе дорогу подхвостьем! Ты не маг, и никак не смогла бы заинтересовать сестру принцессы, кроме как своим опытом служанки, и лишь поэтому она позволила тебе болтаться вокруг, то примеряя костюм горничной, то надевая на себя доспехи гвардейца – облегченные, конечно же».

– «Об-блегченные?» – обескураженная напором и градом сыпавшихся на меня обвинений, я лишь успела прижать уши к голове и отпрянуть от незнакомца, злобно шипевшего мне в морду злые, несправедливые слова – «Я… Облегченные?».

– «Поверь тому, кто однажды проходил в них целый день, мелкая – это гораздо более тяжелые штуки, чем твои бутафорские цацки!» – желчно усмехнулся единорог – «Но меня ты не обманешь! Я знаю, что сейчас ты здесь одна, и твои прихвостни, которых ты окрутила себе в помощь, не смогут прервать наш душевный разговор, поэтому не грози, иначе…».

– «Ин-наче что?».

– «Иначе снизошедший до тебя безродный хлыщ лишится всего, что он имеет» – заржал франт, запрокидывая голову и изо всех сил демонстрируя злобное веселье – «Ведь я-то знаю, зачем ты крутишь своим крупом у него под носом, подбираясь к той черте, за которой, как ты думаешь, тебя ждут большие деньги и высшее общество. Увы-увы, моя сладкая – этому не бывать!».

– «Слушай, зачем ты все это мне говоришь?» – наконец, устав отпихивать от себя тело белого нахала, я подняла заднюю ногу, но тот был к этому готов, и отодвинулся раньше, чем моя задняя нога успела ударить его по ребрам – «Причем тут моя роль при дворе? Ты считаешь, что тебя несправедливо обошли? Я могу устроить тебе встречу с Принцессой Ночи, но если ты не сможешь убедить ее в необходимости подобного визита, боюсь…».

– «Принцесса? «Принцесса Ночи»? Не смеши мой рог!» – злобно ощерился незнакомец в ответ на мое предложение. То ли от возбуждения, то ли от осенней прохлады, я слегка дрожала, что явно не укрылось от взгляда наглеца – «Только глупцы плавают так мелко, желая стать кем-то возле подножья трона! Умные единороги заботятся лишь о себе, и представляя собой венец развития пони, сметут всех, кто осмелится им противостоять! Я ясно выразился, чернь?».

Тяжело дыша, я молча смотрела на пришельца.

– «И вот что я тебе скажу, мелкая пройдоха…» – его нога со стуком опустилась возле моего носа, едва не оцарапав его золотым браслетом в форме множества переплетенных между собой змей – «Мой брат – бастард. Ублюдок. Черновик, на котором тренировались родители, прежде чем зачать достойного наследника своего рода. Ты понадеялась на его богатство? Так знай, что у него нет за душой ни одного бита, кроме тех подачек, что отец кидает ему на отдельный счет, стыдясь самого вида этого мерзавца! Нет ни особняков, ни поместий, ни шахт, ни гранильных мастерских, ни факторий, скупающих драгоценные камни у дикарей из дальних земель – ничего! Он гол, и целиком и полностью зависит от наших подачек, словно пес! Ты решила окрутить его, и этим пробить дорогу в высший свет? Скорее, ты укусишь себя за спину, милая, чем твое копыто переступит порог нашего дома, ясно?».

– «Ты сможешь повторить это при моем муже?» – я уставилась на шипящего мне в мордочку единорога неподвижным, остановившимся взглядом, слишком ошеломленная, раздавленная этим напором. Мгновенно пересохший язык с трудом поворачивался у меня во рту, и я до боли стиснула зубы, чтобы не поддаться охватившей меня… Панике? Ярости? Я едва справлялась с обуревавшими меня чувствами, и изо всех сил старалась очистить голову от внезапно нахлынувших на меня эмоций – «Т-тыыыы…».

– «Я? Ха-ха! А ты спроси его, спроси!» – голос единорога сорвался на победный крик, заставивший головы гуляющих обернуться в нашу сторону – «Спроси, какой у него цвет шкуры на самом деле, спроси! И почему он каждый раз его меняет, выходя в общество приличных пони! Точнее, кто заставляет его менять свой цвет!».

– «Уходи…» – наконец, справившись с собой, я пристально взглянула в сверкающие торжеством, голубые глаза франта – «Уххоодиииии…».

– «Это общественный парк, поэтому я имею полное право находиться тут. А вот ты – нет» – как-то очень спокойно и буднично отреагировал единорог, мгновенно остывая и надевая на морду маску презрения и скуки, виденную мной у некоторых состоятельных пони. Заказывая открытые фаэтоны, влекомые четверкой земнопони или пегасов, они дефилировали на них по городу, изредка останавливаясь возле дорогих бутиков или магазинов, и как я слышала от одного из своих вояк, однажды, нанявшегося таскать подобные экипажи, о покупках речь даже и не шла – пассажирам было необходимо показать свой статус, принадлежность к правящей элите – «И мне достаточно сказать всего пару слов тому дворнику, что с умной рожей стоит у ворот, изображая из себя швейцара, как тебя выкинут отсюда, словно обдувшуюся собачонку. Ну так что, хочешь проверить прочность своего положения в обществе?».

– «Нет, не стоит» – решение пришло мгновенно. Проснувшийся Дух уже вовсю ярился внутри меня, периодически заволакивая мой взор пеленой алого цвета, в то время как в животе что-то квакнуло, словно подталкивая меня к той резне, которую требовал учинить мой беспокойный симбионт – «Прошу вас… Не нужно».

«Что-то тут не так. Этот бред, изложенный мне на одном духу, вполне может быть простой провокацией. Вспомни, что у тебя есть проблемы и посерьезнее, чем этот непонятный нахал, кидающий тебе в морду оскорбление за оскорблением. Что может быть проще, чем фотограф-папарацци, спрятавшийся в нужном месте с камерой на ремешке? Ведь это могут быть и те, кто раз за разом поливает меня грязью в газетах, поэтому нужно вести себя очень и очень осторожно… И выпытать, наконец, что именно ему нужно, а так же, кто именно его ко мне подослал. Спокойнее, Древний, спокойнее! Я не буду кастрировать его прямо сейчас, а уж тем более – зубами!».

– «Рад, что ты все-таки прислушалась к голосу разума» – презрительно скривился франт, заставив меня вновь сжать зубы в попытке задавить рванувшийся из меня злой смех. Знал бы этот урод, что именно советовал мне этот голос… – «Как я уже сказал, ты не попадешь в мой дом. Ты не попадешь даже в наш сад. И если я хотя бы увижу тебя, проходящую мимо нашей ограды…».

– «Мимо какой ограды? Я же не знаю, где именно…».

– «Спросишь у своего бастардика, подстилка!» – гадко усмехнулся единорог, глядя на мои копыта, подергивающиеся от желания вскочить и свернуть ему шею. Похоже, что он как-то совсем уж превратно истолковал мою дрожь, по-видимому, решив, что я до потери пульса испугалась его угроз, и следующая фраза потребовала от меня совсем уж недюжинных усилий, чтобы сдержаться, и не расплюхать его мозги по всему парку – «Чернь должна знать, где отдыхают приличные господа, и куда путь им заказан!».

– «Где отдыхают белые господа…» – едва слышно, сквозь зубы, прошипела я, глядя на склонившегося надо мной жеребца. Прохожие сновали туда и сюда, не обращая внимания на милующуюся парочку – одну из многих, ежедневно приходящих в парки по всему городу, и совсем не догадывались, какая буря бушевала у меня в голове – «Я… Узнаю. Обещаю».

– «Вот и хорошо» – покровительственно ухмыльнулся мне единорог, похлопав меня по щеке влажным копытом – «Умная кобылка. Ах да, и вот – это тебе на разживу. Не могу же я прослыть плохим господином, и не подать на пропитание нуждающейся кобыле, а вскоре – и матери-одиночке? Ведь это ваш милый пегасий обычай, не так ли? Ну, пока-пока!».

Замерев, я долго смотрела перед собой, глядя на упавший передо мной золотой кругляшек. Удалявшийся франт галантно раскланивался с дамами, уворачивался от задравших головы господ и вскоре, скрылся на одной из аллей, обфыркивая по пути бросавшихся под ноги гуляющих жеребят.

«Мне только что подали милостыню?».

Монетка была совсем новой и блестящей, словно бы ни разу не побывав на прилавке или в чьих-то копытах.

«Он только что похлопал меня по щеке?».

– «Уважаемая, это общественный парк, и заниматься попрошайничеством в нем строго запрещено» – подняв глаза, я сначала оторопело, а потом все более и более наливаясь злостью, уставилась на земнопони, встречавшего посетителей у ворот парка. Подойдя ко мне, он осуждающе глядел на меня в ответ, шевеля мохнатыми бровями – «Если у вас возникли проблемы, решить которые вы не в силах, то обратитесь в местное отделение социальной помощи, где вам…».

– «Отделение социальной помощи? Скорее уж в госпиталь для ветеранов!» – рыкнула я, чувствуя, что завожусь уже не на шутку, и лишь усилием воли возвращая себе способность говорить, а не рычать или орать от злости – «Уважаемый, не выносите мне мозг! С чего это вы вообще решили, что я занимаюсь выпрашиванием милостыни?!».

– «Хорошо одетый господин, следуя к своему экипажу, обратил мое внимание на вопиющий факт нарушения общественного порядка» – упрямо возразил мне страж ворот, тыча копытом в блестевшую на скамейке монету – «И похоже, он был прав. Вы собираетесь это отрицать?».

– «Этот «хорошо одетый господин» мне нахамил, покидался золотыми монетами, после чего поспешно ушел» – с независимым видом отмахнулась я, краешком копыта отталкивая от себя золотой, назойливо пускавший мне в глаза колючие блики – «Похоже, он был пьян, вы не находите?».

– «Я не обратил на это внимания» – гораздо спокойнее проговорил пони, глядя, как укатившаяся монетка становится достоянием группки жеребят, с радостными криками устроивших кучу-малу за обладание сверкающим сокровищем – «Так значит, никаких нарушений, мисс?».

– «Никаких» – пыхтя, я медленно остывала от всего произошедшего, и обессилено опустила голову на лавку – «Расположившись тут, я никому не помешаю? В моем положении нужно больше отдыхать, и длительные прогулки становятся крайне утомительными…».

– «В поло… Оу» – взгляд швейцара скользнул по моему телу, уже не способного спрятать подрастающий живот под складками туники, и вернувшись к моей морде, заметно потеплел – «Простите меня, мисс, я ни в коем случае не хотел вас волновать. Похоже, это какое-то недоразумение, и я думаю, что было очень невежливо со стороны этого господина так жестоко шутить над нашими гостями. Конечно же, вы можете отдохнуть на этой лавочке, а если вам понадобится помощь чтобы добрать домой, вы всегда можете обратиться ко мне или любому моему коллеге. Хорошего вам дня».

– «И вам, любезнейший» – окончательно успокоившись, я покивала головой вслед пятившемуся от меня пони, и прикрыла глаза, пытаясь воссоздать внутри себя ту тихую умиротворенность, что была так грубо и нелепо разрушена копытами мерзкого, наглого…

«Спокойнее, спокооооойнее. Уф, ну как же он меня завел! Я слушала – и не верила своим ушам! Интересно, что же остановило мои копыта, уже готовые свернуть его жилистую шею? Уж явно не Дух! Вместо того чтобы остановить меня, он яростно требовал выбить ему мозги… Эй, ты зачем вот меня так разозлил?» – ответа не последовало, лишь слабая струйка неудовлетворенности коснулась моей души. Кажется, старый хомяк обиделся, и нисколько не спешил помогать мне восстанавливать душевное равновесие, испорченное неизвестным доброжелателем – «Хотя почему же неизвестным? Его намеки были абсолютно прозрачными – ясно же, что он говорил о Графите. «Мои родители и вправду были настоящими, стопроцентными единорогами» – так, кажется, говорил муж? Значит, вот какова его семья… «Черновик», надо же! После такого я бы тоже не слишком жаловала членов своей семейки!».

– «А, вот и ты!» – я вскинулась, услышав во второй раз за этот день одни и те же слова. Подскочив на лавке, я резко обернулась…

И обалдела.

Передо мной стояло нечто. Нечто имело белоснежную шерсть. Нечто обладало развитым, мускулистым телом и белыми крыльями, плотно прижатыми к бокам. Ярко-рыжая грива и хвост забавно сочетались с огненно-рыжей бородкой, окаймлявшей красиво очерченный рот с нежно-розовыми губами, кривившимися в легкой усмешке. Замерев, я ошалело глядела в желтые глаза подошедшего ко мне жеребца, и вновь, уже в который раз за этот день, просто не знала, что мне делать.

– «Иииииип?!» – ошарашено икнула я, разглядывая подошедшего ко мне незнакомца. Даже несмотря на наличие розового жилета с кружевным жабо, прикрывавшего широкую грудь, тело улыбающегося пегаса, казалось, просто дышало здоровьем, а на лбу так и светилась надпись «К разврату готов!» – «Эмммм….».

«Кажется, у меня потеплело под хвостом?».

– «Да, примерно это говорит большинство кобыл, когда видят меня в первый раз» – несколько смущенно кивнул головой незнакомец, чей голос был мне слишком знаком, хотя отсутствие в нем привычных шипящих ноток заставляло его звучать довольно необычно – «Ну как тебе?».

– «Гр…».

– «Можешь называть меня и так» – усмехнулось нечто, каким-то нервным жестом приглаживая зачесанную назад шевелюру, и с обеспокоенностью уставилось мне в глаза – «Милая, с тобой все хорошо?».

– «Граф-фит?!».

– «Не похож?» – на щеках пегаса появился нежный румянец, проступивший сквозь белоснежную шерсть – «Слушай, Скрапс, прекрати уже на меня так смотреть, ладно?».

– «К-как?» – едва слышно просипела я, ошарашенная этой непонятной метаморфозой.

– «Как, как… Вот так вот!» – нахмурился белый незна… Нет, наверное, все-таки Графит. Начав сердиться, он неуловимо изменился, вновь становясь похожим на самого себя, но я еще долго рассматривала остановившегося перед моей лавочкой жеребца, не в силах поверить в возможность такого вот удивительного, и даже безумного перевоплощения – «Ну что, инвентаризация собственности произведена?».

– «Графит?! Это ты?!» – наконец первое удивление схлынуло, и первый же мой вопрос вылетел у меня изо рта помимо моей воли, рождаясь при этом где-то еще, но никак не в моей голове – «А… А там ты тоже стал… Розовым?!».

– «О звезды и луна! Зная тебя, я был уверен, что этот вопрос непременно прозвучит» – приложив ко лбу белое копыто, негромко простонал пегас – «Вот только гадал, сразу ты его задашь, или чуть попозже. Скраппи, ну нельзя же быть такой вот… Непосредственной!».

– «Непосредственной?!» – первое удивление схлынуло, и теперь, я ощущала лишь недоумение, густо замешанное на странной обиде… И разудалом веселье. Кажется, Древний внутри меня бился в истерике от хохота, и какие-то непонятные картинки и ассоциации фейерверком вспыхивали у меня в голове – «Да ты… Ты… Ты хоть в зеркале себя видел?!».

– «Ну, вообще-то частенько, а что?».

– «Кто это сделал?» – не зная, смеяться мне или плакать, я вскочила со скамейки и начала обходить по кругу свою собственность, испытывая нешуточное желание, по примеру Духа, свалиться на землю и корчится там от хохота. Кажется, его габариты не пострадали, а крылья обзавелись нормальными пегасьими перьями. Грива, несмотря на рыжий цвет, была такой же густой и длинной, но на этот раз, прилично зачесана назад и даже закреплена каким-то тонким, золотистым обручем, а его внушительных размеров… – «Ой, ма-мочки!».

– «Так, вылези оттуда немедленно!» – зашипел супруг, вытаскивая меня за хвост из-под своего живота, куда я все-таки залезла с инспекцией, и теперь обиженно щурился на меня, не забывая поглядывать по сторонам, ловя направленные на нас взгляды – по большей части, наполненные холодным презрением, хотя несколько жеребцов взирало на моего супруга с неприятно поразившей меня заинтересованностью – «Так, милая, я смотрю, за эти месяцы ты порядочно подзабыла все уроки, преподанные тебе когда-то госпожой! Там, куда мы с тобой отправимся, недопустимо поведение деревенской простушки, и я прошу тебя отнестись к моей просьбе со всей серьезностью, и продемонстрировать знание хорошего тона и манеры, присущие леди. Это ясно?».

– «Вполне» – отойдя на шаг назад, я постаралась обдумать слова мужа, сдерживая рвущуюся из меня сердитую отповедь. В принципе он был прав, но… – «Скажи, а куда мы с тобой пойдем?».

– «Полетим, как только выберемся из парка» – ответил Графит, направляя меня по дорожке в сторону выхода – «Ну же, Скраппи, я жду от тебя поведения, достойного леди».

– «Леди…» – я задумалась. Первый запал прошел, и внутри меня начала подниматься какая-то очень недобрая муть, всплывавшая откуда-то из глубины души. Если этот скот, что донимал меня до прихода мужа, был его братом, то его предупреждение о доме вполне могло относиться именно к тому месту, куда мы направлялись с моим перекрашенным бугаем, и это представлялось мне достаточно серьезной проблемой само по себе, не говоря уже о возможности встретить там этого ублюдка, возомнившего себя «чистовиком» всего семейства. Я до сих пор помнила тот сон, где родственники милого, словно стая воронов, нависала над залом в день моей свадьбы, поэтому я совершенно не горела желанием знакомиться с кем-либо еще, помимо уже виденного мной белого единорога – «Скажи, а леди пристало хамить всем подряд? Или бросаться голословными обвинениями? Или оскорблять действием? Если да, то я отлично впишусь в то место, куда ты собрался меня сегодня отвести. Дорогой, а может, ты все-таки подумаешь еще раз, стоит ли мне там появляться, а? Боюсь, это может закончиться плачевно…».

– «Уже подумал» – хмыкнул пегас, кивая стоявшему на входе швейцару, почтительно поднявшему свой котелок при виде белоснежного жеребца – «Ты просто описала мою семейную жизнь, милая. Да и ты теперь находишься… Как ты там это назвала?».

– «На легком труде! И что ты там говорил про семейную жизнь?».

– «Да-да. На легком труде. Поэтому ты не имеешь права устраивать кавардак, да еще и привлекать к этому своих подчиненных» – хмыкнул пегас, но сразу же стал предельно серьезным, заметив, что я совершенно не собиралась веселиться, а мой взгляд становился все более и более мрачным – «Эй, ну я же пошутил. Не кипятись, Скраппи».

– «Я… Не… Кипячусь» – вопреки своим словам, заскрипела зубами я, глядя прямо перед собой – «Я и так знаю, что я падаль, пробивающая… Чем-то там пробивающая себе дорогу в ахренительно сияющее, высшее общество этого сраного мирка! Я знаю, что люблю только деньги, и ради них готова на любые гнусности, поэтому не беспокойся – такая мразь как я уж точно сможет втереться в доверие к… К кому бы то ни было! Поэтому вперед, и можешь за меня не волноваться! Месье, же не манж па сис жюр[5] – видишь, я прекрасно справляюсь!».

– «С тобой все в порядке?» – я ощутила, что подспудно ожидала этого вопроса. Остановившись, Графит внимательно уставился на меня, по-видимому, лишь сейчас заметив мое подавленное настроение, и хотя я тотчас же постаралась выпрямиться, перестать горбиться и держать ушки торчком, но кажется, это никого не обмануло – «Та-ак, а давай-ка мы с тобой присядем…».

Не сопротивляясь, я последовала за мужем на ближайшую лавочку, где мы и улеглись, нос к носу. Старательно отводя глаза в сторону, я отчаянно делала вид, что разглядываю архитектуру старой части города, в которой мы оказались спустя несколько минут после выхода за ограду большого парка, любуясь высокими, многоэтажными особняками. Плотная застройка города, втиснутого в кольцо из белоснежных стен, отразилась и на этих образчиках богатства и тщеславия, и не было ни одного дома, который бы мог позволить себе стоять отдельно от своих собратьев, или иметь небольшой, тенистый садик перед своим крыльцом размера большего, чем положено по генеральному плану, задуманному некогда архитектором новой столицы. Однако в высоту, похоже, расти им никто не запрещал, поэтому утреннее солнце, уже подползавшее к зениту и сулившее всем отличный осенний денек, ярко блестело на многочисленных окнах помпезных особняков, чванливо глядевших из-за своих высоких, каменных заборов на широкую улицу, чьи ровные, зеленоватые плиты и вечнозеленые газоны тихо дремали в тени каменных исполинов. Похоже, иметь тут дом было большой честью, но и не меньшей ответственностью, и, поведя глазами по сторонам, я, как и когда-то, в первый свой визит в Кантерлот, увидела трех гвардейцев, с суровым видом отчитывающих какого-то важного пони, облаченного в длинную, нелепую ливрею[6]. Золотобронные кобылы вели себя важно, с большим достоинством, однако вышедший из дома единорог явно мог дать им фору по надменности, негромко, словно нехотя цедя слова и разглядывая их из-под приопущенных век. Интересно, и что заставляло их вести себя подобным образом? Неужели богатство или знатное происхождение их господ?

– «А теперь выкладывай, дорогая, что произошло» – голос белого пегаса выдернул меня из задумчивости, в которую, словно в спасительное забытье, я погружалась каждый раз, когда ситуация вокруг меня начинала выходить из-под контроля. «Не знаешь что делать – не делай ничего!» – мое тело само по себе следовало этому мудрому правилу летчиков, но было похоже, что в этот раз мне отвертеться не дадут – «Сколько раз тебе уже напоминать – ты не умеешь скрывать свои чувства. Не знаю, такова твоя натура, или это наследие твоего Духа, но даже если ты молчишь, твое тело просто орет о том, что ты думаешь или ощущаешь».

– «Это плохо?».

– «Не знаю. Но наверное, все же нет, хотя такая открытость многих шокирует, хотя ты этого и не замечаешь, а потом возмущаешься тем, что некоторые пони, по твоим словам, ведут себя с тобой несколько странно» – пожал плечами пегас. Поколебавшись, и бросив взгляд вдоль улицы, он привстал, и осторожно привлек меня к себе – «Хммм, да тебя просто колотит. Слушай, что случилось? Ну неужели тебя так испугал мой внешний вид?».

– «Н-нет… Не он… Не только…» – пробормотала я, ощущая, как мой нос утыкается в скользкую шелковую ткань розовой жилетки – «Прости… Это, наверное, просто последствия того похода. Тело отходит от постоянного напряжения, да еще и живот, наконец, начал о себе напоминать… Все нормально, пройдет. Можно, я улечу уже в Понивилль? Принцессы поймут и даже обрадуются, а я буду регулярно прилетать, чтобы повидаться и в казармы заскочить, а потом…».

– «Да за что ты так не любишь этот город?» – возмутился Графит, кладя подбородок мне на макушку и не давая отстраниться от своей груди – «Ну да, тут много снобов, но раньше ты прекрасно знала, как реагировать на подобного рода пони, очень умело обфыркивая самых снобистых снобов на своем пути. А эта речь в Палате Общин? Почему ты так хочешь отсюда улететь? Ведь еще вчера ты даже не задумывалась об этом!».

– «Ну…».

– «Выкладывай, Скрапс!» – тяжело бухнул муж, устав слушать мое мычание и нелепые отговорки – «С утра ты была веселой, словно жеребенок, но после этого парка тебя словно подменили! Ты точно ничего не хочешь мне рассказать?».

– «А могу я побыть просто пустоголовой, беременной кобылкой, у которой настроение может меняться быстрее, чем поворачивается флюгер[7] во время урагана?» – недовольно шмыгнула я носом в явно дорогую ткань, понимая, что так просто меня теперь не отпустят – «Вот вы, муж… жеребцы, вечно хотите знать «правду, какой бы горькой она не была», а потом всю жизнь страдаете от последствий».

– «Мы предпочитаем знать правду, чтобы быть готовыми к неприятностям, которые обычно приносят ваши кобыльи секреты» – парировал муж, наконец, перестав нюхать мою гриву. Похоже, теперь он решил, что разглядывать меня в упор гораздо интереснее – «Итак, моя супруга, поведай своему любящему мужу, к чему ему стоит быть готовым? Или ты и вправду думаешь, что свалившаяся на меня однажды правда будет намного приятнее? И пожалуйста, не сопи. Я же вижу, что ты хочешь мне что-то рассказать. Итак, я приготовился слушать. Видишь, я даже присел, так что теперь с лавки не упаду. Выкладывай – кто он?».

– «Я не знаю!» – с отчаянной храбростью воскликнула я, и тотчас же отвела глаза, видя, как какая-то недобрая эмоция проскочила на белоснежной морде сидящего передо мной жеребца – «Все произошло так быстро, что я даже не успела понять, чего он хотел! Он просто подошел, заговорил, все время улыбался, и… И…».

– «Иииии?» – голос пегаса потяжелел, все больше и больше напоминая голос того, привычного Графита, которого я знала все это время – «И что? Все произошло прямо там? На лавочке? В присутствии других пони?».

– «Ну да» – всхлипнула я – «Он все время старался прижать меня к спинке, но я пыталась вырываться, а он…».

– «И что – никто даже не подумал тебе помочь?!».

– «Пони ходили вокруг, но он все рассчитал, и кажется, никто ничего не заметил…» – опустив голову, я просто сгорала от стыда за все произошедшее – «А он только и делал, что шептал и шептал мне все эти гнусности, а потом…».

– «Что потом?» – голос пегаса окончательно заледенел, в то время как его копыта сжимали меня все крепче, уже причиняя нешуточную боль – «Что… Что он сделал потом?».

– «Он… бросил… Он бросил мне монетку. Словно попрошайке» – не выдержав, я всхлипнула, а потом и залилась слезами, злыми дорожками побежавшими у меня по щекам – «Я была настолько ошарашена… На меня словно что-то нашло, я просто не понимала, что происходит! И он сказал, чтобы я… Не смела…».

– «Они все так говорят» – прошептал Графит, держа в копытах мое содрогающееся от слез тело – «Они все так говорят. Но этот… Он больше не сможет ничего тебе сказать. Ни тебе – ни кому-либо другому. Жди меня здесь, Скраппи, я скоро вернусь».

– «Ты куда?!» – перепугавшись, я вцепилась в пегаса всеми четырьмя ногами, повиснув на нем, словно клещ – «Не… Не смей! Ну зачем вот ты выжал из меня это, а? Зачем? Я так хотела, чтобы твою жизнь не омрачали проблемы еще и со мной, помимо твоей семьи, а теперь… Прекрати, слышишь? Да плевать, что он мне там сказал! Я расслабилась, дура эдакая, и сама виновата…».

– «Сама виновата?!» – вспыхнув, пегас опустился на лавку, и тяжело дыша, уставился на меня, багровея, словно ошпаренный кипятком рак – «Не смей такого говорить! У тебя посттравматическое расстройство, «синдром запуганной жертвы», поэтому ты сейчас готова винить саму себя, оправдывая все случившееся! Побудь пока… Нет, не нужно. Забирайся ко мне на спину – мы летим к Госпоже!».

– «Слушай, прости! Прости, что сказала тебе это, да еще и в слезы ударилась!» – я попыталась успокоить не на шутку разошедшегося жеребца, лихорадочно гладя его по плечу и искательно заглядывая в глаза. Эта вспышка напугала меня похлеще, чем непонятно откуда взявшийся единорог, и я ощутила, как меня вновь начинает колотить от непонятного, липкого чувства страха – «Ну дура я, дура! Честное слово, я просто и сама не поняла, почему так отреагировала на слова этого белого ублюдка! А потом еще и ты, с тем же голосом, и тоже… Тоже белый! Вот я и испугалась! Ну прекрати, слышишь? Нельзя же на каждого дурака, желающего высказать тебе кучу мерзости, натравливать самих богинь!».

– «Высказать? Погоди, так он не…».

– «Он не – что?» – замерев, мы уставились друг на друга так, словно увиделись впервые. Нездоровая краснота начала понемногу сползать с морды мужа, в то время как я, кажется, начала немного вникать в происходящее – «Погоди-ка, так ты что, подумал…».

– «Я? А что я должен был подумать?» – очень сладким, и очень острым, словно лезвие бритвы, голосом проговорил Графит, внимательно уставясь на меня, словно страж – на очередную жертву, попавшую к нему на допрос – «Это я минуту назад захлебывался слезами от того, что ко мне приставал какой-то недоумок, и сделал со мной что-то нехорошее, да?!».

«Кажется, это зашло слишком далеко!» – панически подумала я, видя, как морда белого пегаса вновь начинает краснеть от с трудом сдерживаемой злости – «Блин, ну и дура! А он-то, тоже хорош! Выпытал, вызнал, а теперь я у него во всем виновата! А ведь я предупреждала!».

«Испуган. Не верит. Сердится» – как обычно, гулкий глас, прозвучавший в моей голове, был подобен безэмоциональному колокольному звону. Похоже, ситуация и впрямь катилась к чему-то очень нехорошему, и я ощутила всю глубину обеспокоенности своего симбионта, прибавив к этому и собственный страх. Что ж, Древний был прав, и нужно было как-то исправлять все произошедшее, но как?

«Как обычно. По-женски. По-кобыльи».

– «Так ты думал что он… И решил за меня вступиться?!» – решение пришло быстро, и мотнув головой, я бросилась вперед, влипая в грудь мужа – «Милый, ты… Да ты просто чудо! Ты мой хороший! Ну что бы я без тебя делала, а?».

Похоже, расчет был верен. Тяжело дыша, пегас опустился на скамейку, и уже не обращая внимания на все чаще сновавших вокруг хорошо одетых пони, сначала осторожно, а затем и крепко-крепко, прижал меня к стебе. Замерев, я слушала, как успокаиваясь, все медленнее стучит его сердце, все реже вздымается грудь, и в свою очередь, обхватила его, спрятав морду в складках кружевного жабо.

– «Он точно ничего тебе не сделал… плохого?» – помолчав, нарушил молчание Графит. Успокоившись, пегас отстранил меня, и внимательно оглядел, словно ища на моем теле подтверждение своим словам – «Или ты вновь хочешь меня защитить от «горькой правды», Скраппи?».

– «Нет, конечно, иначе мы вряд ли бы с тобой тут разговаривали, правда?» – робко улыбнулась я, глядя на обеспокоенную морду мужа. Похоже, он успокоился, и вновь принялся озабоченно оглядываться по сторонам – «Спасибо тебе, милый. Спасибо… И прости. Вечно я тебя дергаю по мелочам».

– «Ерунда. Пустое» – после недолгого молчания, откликнулся муж, неловко поправляя тунику, горбиком топорщившуюся у меня на спине – «Прости, что психанул. Просто я…».

– «Шшшш, я все понимаю» – цапнув за болтающуюся у меня перед носом бородку, я ласково подула в скрытые под короткой, белоснежной шерстью ноздри плюшевого носа – «Ты бросился мне на помощь, и без тебя я давно бы пропала, мой белоснежный рыцарь. И кстати, почему белый, а?».

– «Потому что не кирпич» – бледно хмыкнул пегас. Похоже, он окончательно пришел в себя, и спрыгнув с лавочки, галантно предложил мне свое крыло, о которое я, как истинная леди, постаралась как можно изящнее опереться своим, спускаясь с невысокого сиденья. Ну ладно, не совсем как леди, да и копытами так громко лупить по тротуару не полагалось, но в тот момент, меня это волновало меньше всего – «Пойдем, дорогая. Скоро ты все узнаешь. И запомни, пока я с тобой – тебе нечего бояться в этом мире. Ну, разве что самой себя».

– «Знаешь, с таким мужем как ты, я готова бросить вызов всему миру» – кризис миновал, и ко мне постепенно возвращалось если не былое умиротворение, то хотя бы некоторое душевное спокойствие, и вскоре, я уже могла без дрожи глядеть на проплывающие мимо дома, гадая, куда же это мы идем – «Но вот твой новый наряд… Да и весь облик…».

– «Тебе не нравится?» – словно невзначай поинтересовался Графит, бросая на меня косые взгляды. Похоже, милый вновь принялся практиковаться в физиогномике[8], изучающе скользя по мне глазами – «Помнится, в первый момент ты прямо вся заполыхала, глядя на меня».

– «Ага. И не только я» – небрежно отмахнувшись хвостом, я покосилась на высокий каменный забор, мимо которого лежал наш путь. Выдвинутый к самому тротуару, он отгораживал скрывавшийся за ним дом вместе с частью газона, упрямо и недобро щеря на пешеходов забранную чугунной решеткой пасть огромных ворот – «А так же еще и несколько жеребцов, околачивающихся неподалеку».

– «А что?».

– «Да так, ничего. Просто эти вот товарищи были и в древние времена. Они любили носить серьгу в ухе, бороться за свои права, которых никто не ущемлял, и устраивать парады, посвященные половым извращениям» – фыркнула я, труся по каменным плитам, ощущая, как забавно гудят копыта, ударяющие по холодному камню мостовой. Покосившись на мужа, я негромко и как бы между прочим, добавила – «Проколешь левое ухо – кастрирую».

– «Тебе не нравится?» – после моего заявления, пегас замер посреди тротуара, и лишь спустя несколько секунд я услышала тяжелый топот догоняющего меня жеребца – «Ну, я имею в виду то, как я выгляжу? Только честно, Скраппи – ты не хотела бы видеть меня вот таким?».

– «Честно говоря – ты бесподобен» – я произнесла это вполне искренне, могучим усилием воли гоня из памяти те поразительно розовые части тела, что мне удалось разглядеть в парке, ощущая, как старый хомяк вновь начал беззвучно хохотать, наполняя меня щекочущим весельем – «И если ты ощущаешь себя удобно, будучи таким вот роз… то есть, белым, то почему бы и нет. Поверь, Графит, я приму тебя любым – синим, зеленым, фиолетовым… Знаешь, сколько раз я засыпала с мыслями о том, что однажды, на этой службе, ты можешь серьезно пострадать, как та же Черри? И каждый раз я молилась о том, чтобы ты вернулся ко мне, неважно в каком виде, с крыльями или без. Хоть на одной ноге – но вернулся! Домой».

– «И ты еще спрашиваешь, почему я веду себя не по-пегасьи?» – хмыкнул муж, прижимая меня к себе крылом – «Ну а все-таки? Что-то я не вижу должного энтузиазма! Ответь честно – как тебе такой цвет? Если ты захочешь, я останусь таким вот навсегда…».

– «А вот теперь должного энтузиазма не ощущаю в тебе я!» – криво ухмыльнулась я, отмечая на секунду дрогнувшие уши и напряженный изгиб шеи, скрытой зачесанной назад, лохматой гривой – «Тебе самому-то нравится? Ответь мне честно, если можешь».

– «Не очень, Скраппи» – погрустнел Графит, разом сбрасывая маску показного веселья – «Да, я думаю, ты уже догадалась, что это то, как я выгляжу на самом деле? Нет? Я думал, что уже сообразила… И прошу, не смейся – поверь, я многое бы отдал, чтобы забыть о своем детстве и молодых годах».

– «Я? И в мыслях не было!» – прикинулась шлангом я, давя в себе хихиканье – «Милый, неужто все было так плохо?».

– «Ну что ж, за эти два года ты познакомилась с сахарной глазурью, лежащей поверх нашего мира, который ты называла «идеальным». Но сегодня тебе придется заглянуть несколько глубже» –вздохнул муж, и повел меня дальше, углубляясь в дебри самого богатого района Кантерлота.

– «Значит, тебе не понравилось?» – задумчиво проговорил пегас, глядя прямо перед собой. Я старалась оставаться спокойной, несмотря на многочисленные заинтересованные взгляды, которые многие встречающиеся на нашем пути пони бросали на белоснежного жеребца – «Значит, мне крупно повезло, что я встретил тебя, уже будучи черным…».

– «Можно подумать, я слышу какого-нибудь расиста!» – усмехнувшись, я толкнула мужа крупом – «Я же сказала, что люблю тебя любым. Наверное, я просто привыкла к твоему виду… И почему-то мне кажется, что этот облик тебе не идет. Ну, словно это не твоя шкура. Черт, даже не знаю, как тебе объяснить… Кстати, а долететь было бы не быстрее?».

– «А ты погляди наверх» – я послушно подняла глаза, но кроме сверкающих на солнце гвардейцев, парящих в пронзительной синеве осеннего неба, не заметила ничего необычного – «Ничего не удивляет? Например, отсутствие пегасов в небе, или небогатых пони вокруг?».

– «А и правда, где они?».

– «Это не слишком старый район, но он населен теми, кто чтит очень старые традиции» – задумчиво проговорил Графит, движением крыла направляя меня в сторону пустынной улицы, проходившей мимо миниатюрного сквера, в центре которого красовалась старинная, посеревшая от времени статуя вставшей на дыбы единорожки, увитая пожелтевшим плюющем – «В этой части Кантерлота еще в ходу правила и традиции, уходящие корнями едва ли не к Великому Расколу и Временам Раздора. Оставленные когда-то в силе как уступка знати со стороны принцессы, они так и не были отменены. Именно поэтому тут не летают пегасы, и редко увидишь кого-либо из простых работяг – хоть это и не жесткие законы, но поверь, владельцы этих домов имеют много возможностей намекнуть не знакомому с этими правилами и традициями пони на необходимость их соблюдения».

– «Как забавно… В столь толерантном обществе – и вдруг, такие вот «традиции». Интересно, а принцессы знают об этом?» – задумавшись, я по-новому взглянула на проплывающие мимо нас дома – «И что, ничего с этим поделать нельзя?».

– «Держу пари, что знают. И что с этим делать, да и зачем?» – пожал плачами пегас, останавливаясь возле больших, кованых ворот, одна из завитушек которых была украшена длинным, двуцветным шнуром, заканчивающимся массивным дверным колокольчиком – «Скраппи, слушай меня очень внимательно. Клянусь богинями, я не хотел тебя сюда приводить, но я слишком уважаю свою бабку, и я просто не смог ей отказать, когда она попросила меня о встрече с тобой».

– «Не хотел? Но почему? Это из-за…» – я вовремя прикусила язык, едва не признавшись в том, кто именно домогался меня в парке – «Слушай, ты же обещал, что они нас не побеспокоят. Я не хочу кого-то в том, что я люблю тебя, и мне совершенно не важно, сколько у тебя денег, или насколько законно твое происхождение. Кстати, последнее для меня вообще дикость…».

– «Происхождение? Откуда ты узнала…» – нахмурившись, уставился на меня пегас, но его дальнейшие расспросы прервал шорох листьев, сдвигаемых раскрывавшимися воротами. Похоже, наше присутствие не осталось незамеченным – «Ладно, после поговорим. Следуй за мной».

Вздохнув, я подчинилась, и медленно пошла по дорожке, стараясь держаться позади тяжело ступавшего мужа, на все лады костеря свой длинный язык, вновь сыгравший со мной недобрую шутку. У входа нас уже ждали – зеленый единорог, облаченный в черный костюм с белыми, матерчатыми накопытниками, бесстрастно разглядывал нас, стоя в дверном проеме.

– «Привет, Айз» – кивнул головой Графит, и вознамерился было войти в дом, но остановился, натолкнувшись на неподвижную фигуру дворецкого, все так же стоявшую на его пути – «Что-то не так?».

– «Вам хорошо знакомы правила этого дома, сэр» – бесстрастно протянул дворецкий, глядя на возвышавшегося над ним пегаса – «Но я готов еще раз вам напомнить о них. Особенно те, что касаются времени ваших визитов, вашего облика… И вашей компании».

– «Мы здесь по приглашению моей бабушки, Мелоди Дрим, Айз» – из голоса Графита мужа исчезло все дружелюбие, сменившись холодным отчуждением, которое он, как выяснилось, мог демонстрировать не менее мастерски, чем встретивший нас слуга – «И если тебе захочется получить личное тому подтверждение, то можешь обратиться прямо к ней».

– «Я не премину это сделать, сэр» – закатил глаза единорог, но продолжая оставаться на своем месте со столь же неподвижной мордой, как и в первый момент нашей встречи – «Но если вы уверяете меня, что это так…».

– «Не забывайся, Айз!».

– «…то я все же буду вынужден просить вас войти так, как вам и полагается – через заднюю дверь… Сээээр».

– «Думаю, не стоит сейчас обострять, милый» – шепнула я окаменевшему пегасу. Мне показалось, что он был готов попросту шагнуть вперед, снося как самого дворецкого, так и всю дверь целиком, поэтому я судорожно вцепилась ему в хвост – «Не злись. Давай поступим так, как нас просят. В конце концов, мы пришли не к нему в гости, правда?».

– «Хорошо» – сдавшись, жеребец отступил, и взмахнув крыльями, рванулся куда-то вверх, да так быстро, что я едва смогла его нагнать, напоследок, обдав провожавшего нас взглядом единорога ворохом мокрых листьев, поднявшихся с земли от хлопков моих крыльев – «Но только потому, что ты меня об этом просишь».

– «Да, милый, прошу – не кипятись».

Похоже, что день стремительно катился наперекосяк.

«Задняя дверь» оказалась и впрямь, очень небольшим люком, расположенным на крыше дома. Подлетев к нему, пегас вознамерился было пинком распахнуть посеревшие от времени и погоды створки, но передумал, и аккуратно приземлившись на старую, потрескавшуюся черепицу, похрустывающую под нашими копытами, аккуратно приоткрыл одну из них, дернув за тяжелое, медное кольцо. Прошмыгнув следом, я на миг задержала дыхание, оказавшись в темном, пыльном чулане, насквозь пропитанном запахом гари, въевшимся в едва различимый в темноте стол с какими-то мешками, покосившийся стул и даже самые стены этой маленькой комнаты, но не удержалась, и громко чихнула, подпрыгнув едва ли не до потолка.

– «Побольше уважения к бывшей обители своего супруга, милая» – нервно хмыкнул пегас. Не обращая внимания на тонкую, черную пыль, густым слоем покрывавшее все в этой каморке, он задумчиво провел копытом по столу, рисуя на нем странный узор – «Вот тут я когда-то и жил. Там, возле окна, под твоими копытами, лежит матрац, на котором я валялся, глядя в лунное небо, пока, наконец, не приходил кто-нибудь из слуг с требованием закрыть окно, поскольку сквозняк, до того бывший лишь моей привилегией, начинал донимать половину этого этажа. Петли специально оставлялись несмазанными – для того, чтобы Айзеку и прочим слугам было удобнее отслеживать мои перемещения».

– «Тогда я поняла, почему ты стал чер… Чер… АПЧХИ!» – я вновь оглушительно чихнула, поднимая вокруг нас взвесь из черной пыли – «Слушай, мне кажется, тебя пытались уморить еще во младенчестве! Знаешь, что мелкодисперсная пыль в большинстве случаев приводит к необратимым изменениям в легких, вплоть до рака?».

– «Это какая-то нехорошая болезнь?» – криво хмыкнул Графит, выходя из комнаты и аккуратно прикрывая за мной дверь. Как выяснилось, дверной проем был скрыт за одной из стенных панелей, и не зная, где он находится, я вряд ли смогла бы самостоятельно найти эту дверь – «Нет, раньше в ней было чисто, но после того, как я покинул этот дом, к нескрываемому облегчению населявших его пони, ее отдали истопнику, использующему ее для складирования мешков с углем, остающегося после чистки каминов».

– «Милая у тебя была семейка» – нервно оскалилась я, глядя на длинный коридор, по которому неслышно скользили единороги и земнопони, облаченные в черные фраки и накрахмаленные накопытники. Один из проходящих мимо слуг, похоже, решил поинтересоваться у нас, кто мы такие и что, собственно говоря, делаем в этом месте, и даже открыл для этого рот, но, нарвавшись на предупреждающий взгляд Графита, решил, что это не его дело, и быстро удалился, поминутно оглядываясь через плечо.

– «И не говори» – дойдя до высоких, двустворчатых дверей, из-за которых доносились звуки небольшого струнного оркестра, выводившего какую-то протяжную, но довольно приятную уху мелодию, пегас остановился, и с беспокойством огляделся вокруг – «Милая, мне вновь придется окунуться в эту помойку, которую местные привыкли называть «сливками общества». Я оберегал тебя от нее как мог, но… В общем, я должен буду оставить тебя, ненадолго».

– «Да без проблем!» – оптимистично заявила я, но похоже, муженек успел узнать меня не только снаружи и изнутри, но и каким-то образом, начал успешно отфильтровывать показуху, которую я любила демонстрировать окружающим, и под его напряженным, испытующим взглядом я приуныла, и уже гораздо менее оптимистично кивнула головой – «Ладно, ладно, посидим тихо. Делай все, что нужно, милый – я тебя не подведу. Может, мне просто прогуляться по картинной галерее? Есть у вас такая?».

– «Да, конечно» – на секунду задумавшись, пегас махнул крылом в сторону широкой лестницы, ведущей в какой-то зал – «На балюстраде и в Большой гостиной ты найдешь множество портретов. Наслаждайся, дорогая».

– «Спасибо. Ты настоящий герой» – слабо улыбнувшись, я чмокнула белую щеку, мгновенно порозовевшую под моими губами, и осторожно пошла вниз, по укрытым под мягким ковром ступеням, слыша, как где-то позади громко хлопнула большая, украшенная орнаментом дверь.

Ну что ж, милый не обманул, и спустившись по широкой лестнице, сделавшей бы честь иному дворцу, я попала в большой, богато обставленный зал, основной достопримечательностью которого я бы назвала гигантский камин, весело трещавший большими бревнами, время от времени, выстреливающими ярко пылавшими угольками, с едва слышным треском разбивавшимися о ширму из закаленного стекла, защищавшую любителей погреться у камелька от разыгравшегося пламени или искр. Удобные лежанки располагались прямо напротив камина, а стоявшие неподалеку столики с вином и какими-то, неизвестными мне напитками, казалось, только и ждали своих гостей. Покачав головой, я ухмыльнулась, и пошла бродить вдоль стен, украшенных впечатляющим количеством картин. Огромные и маленькие, выцветшие, облупленные или наоборот, новехонькие, словно только что вышедшие из-под кисти художника, они привлекали мой взгляд не тем, кто был на них изображен, но тем антуражем, той композицией, которую художники старались придать своим работам. Я понимала, что я была полным профаном в вопросах высокого искусства, как, впрочем, и мой симбионт, как мне показалось, бывший со мной солидарным и заинтересованным больше в сюжете, нежели в переливах цвета или технике наложения мазков. Разные пони изображались одни или в окружении вещей, в доспехах, в богатых одеждах и даже среди каких-то угрюмых морд, застывших посреди переполненного толпами дворцового зала, но все, все они были неизменно белыми, и неизменно – рыжими, что навело меня на крайне интересные мысли. Особенно то, что все они были единорогами.

– «Хо-хо! Вы только посмотрите на это!» – задумавшись, я не обратила внимания на тихие шаги, раздавшиеся где-то за моей спиной, и решив, что это очередной слуга беспокойно трусит по своим делам, неподвижно рассматривала большой семейный портрет. Ну что ж, теперь, я могла с уверенностью сказать, кто был в этом доме хозяин, кто – хозяйка, а кто – маленький, непослушный ангелочек, с недовольной мордочкой восседавшим у ног надменно глядящих куда-то вдаль родителей. Но что-то в этой картине было не так, и я так увлеклась попытками разгадать ее секрет, казалось, лежащий на поверхности, что даже и не заметила, как ко мне подобралась обладательница довольно звонкого голоска, колокольчиком прозвеневшего у меня над ухом.

– «Прелллестно, не правда ли?» – жеманно воскликнула розовая, как мозг блондинки, единорожка, держа перед собой узкий, высокий бокал, на дне которого плескалась какая-то алая жидкость, в свете камина, вспыхивающая миллионами ярких звезд – «Слуги рассматривают картины! Надеюсь, вы ее хорошо почистили, милочка?».

– «Я не…».

– «Ах, не нужно этих ваших оправданий! Просто извинитесь и подите прочь, милочка!» – кокетливо сверкнула на меня глазами обладательница звонкого голоска, глядя на своих товарок, входящих в зал через беззвучно распахнувшиеся двери – «Видите? Мы все уже здесь! Все, бегите! Шу, шу!».

– «Она не похожа на горничную, Риббон» – грубым голосом заявила обладательница длинного и гладкого, словно бивень, рога, подходя к своей подруге. Длинное, красивое платье, похоже, было сшито когда-то на настоящую пышечку, но теперь, оно висело странным и пугающим саваном на тощем, словно скелет, теле голубой кобылы. Остановившись передо мной, скелетоподобная дама с мордой стареющей стервы выпустила в мою сторону клуб прозрачного, сладковатого дымка, курившегося из длинной трубки с узким, словно лезвие, чубуком[9] – «Скорее, на просительницу или клиентку. Не думаю, что мы можем разговаривать с ней».

– «Правда? Она не умеет говорить?» – хихикнула желтая единорожка с высокой, словно башня, прической, стоя за спинами своих подруг – «Папочка говорит, что многие из низших пони просто имитируют нашу речь, словно попугаи. Может, она тоже так может? Чирикать, я имею в виду».

Я молча смотрела на стоявших напротив меня кобыл – и вновь, как в том злосчастном парке, не знала, что мне сказать. Разговор велся легко, словно дружеская беседа, но каждое слово заставляло меня едва заметно передергиваться под своей туникой.

«Забавно, а я еще считала, что первый ее вариант был слишком изысканным, и попросила Рарити спороть с нее все эти рюшечки и тесемочки» – подумала я, глядя на веселившихся кобыл. Облаченные в изысканные, по меркам этого мира, наряды, они потешались над всем моим видом, но несмотря на обидные слова, делали это как-то незлобно, словно разглядывающие забавное животное в зоопарке туристки – «Да что же это за наказание такое-то, а? Графит, прошу тебя, быстрее! Я ж так долго не выдержу!».

– «А может, она просто пришла получать расчет? По ее виду, я бы сказала, что вскоре ей это понадобится. Нужно предупредить хозяев, чтобы они послали кого-нибудь проверить столовое серебро!».

– «Ох, ты такая затейница, Роял Риббон!» – вновь прыснула желтая, едва не пролив содержимое своего бокала на исходившую сладковатым дымком трубку одной из своих подруг – «Но не нужно смеяться над бедняжкой! Ее можно ведь и пожалеть – не каждому в этой жизни дарован шанс родиться самим совершенством, правда?».

«Еще немного – и я перейду к копытоприкладству».

– «Думаю, это так. Не каждому дарован шанс совершить что-то в этой жизни» – как можно более дружелюбно кивнула я, решив, что высказав умную мысль, я, если и не подружусь с этими стервами, то, возможно, хоть как-то сглажу возникшую ситуацию – «Многие так и остаются бесхребетными амебами, прячущимися в панцирь из капиталов и происхождения. Но хорошо, что среди нас таких нет, правда?».

«Видите? Я могу быть милой, когда захочу».

Увы, наградой мне стала тишина. Замолкшие кобылы со странным выражением недоумения, застывшим на их мордах, разглядывали меня, словно столб, внезапно обретший дар речи, и с внезапно нахлынувшим на меня чувством смущения я отвернулась от безмолвного трио, понимая, что моя попытка полностью провалилась. Не знаю, о чем там подумали эти придворные вертихвостки, но мои слова явно задели их за живое, и появление уже знакомого мне, зеленого дворецкого я восприняла словно избавление от всех этих куртуазных мук.

– «Вы здесь, ээээ…».

– «О, Айзек! Думаю, вы вряд ли можете представить, как я рада вас видеть!».

– «Айз, если позволите!» – оборвал мои излияния дворецкий, бросив быстрый взгляд на переглядывающихся гостей, плотной кучкой стоящих за моей спиной – «Я прошу вас…».

– «О, даже не просите! Мне крайне понравились выставленные на обозрение картины» – я понимала, что несу полную чушь, но в то же время, почему это я не могла взять на вооружение метод этих недалеких идиоток? Ведь я же кобыла, раздери их всех грифон, и тоже могу молотить языком, словно опытная шаловливка! Ведь лишь воспитание и рамки приличий не позволяли дворецкому выкинуть меня из этого дома взашей, а устраивать здесь скандал я считала просто непозволительным, по крайней мере, пока милый героически борется там… Кстати, а с чем это он, интересно, там борется? А тем более, без меня?!

– «Я прошу вас немедленно…».

– «Можете даже не просить» – внезапно, устав от этих игр, холодно бросила я «примипильским» голосом. Жесткий, резкий, звучащий словно приказ, он неплохо помогал мне в казармах, и столь же неплохо сработал тут, оборвав излияния зеленого дворецкого, похоже, вознамерившегося вытолкать меня из гостиной взашей, а так же, возмущенно щебечущих кобыл – «Айзек, проводите меня вдоль этих картин. Они не лишены приятности, и признаться, возбудили мой интерес, поэтому я намерена осмотреть их получше. И с комментариями знающего пони, будьте так добры – я думаю, не каждый день эту халупу посещает Первая Ученица Принцессы Луны Эквестрийской!».

Вот теперь я добилась полной тишины. Нахмурившись, зеленый единорог осмотрел меня с ног до головы, в то время как оторопевшие кобылы едва слышно ахнули, уронив парящие перед ними бокалы, с легким стуком, приземлившиеся на густой ковер. Насколько я помню, мне почти не приходилось трясти своим титулом, словно конь – яйцами, требуя к себе какого-то особого обращения… Ну, разве что однажды, в Белых Холмах. Однако это сработало и тут, и все, что мне оставалось, так это нехорошо ухмыльнуться при виде таращившихся на меня оторопелых морд. Интересно, и что они находили такого в этом титуле? Как по мне, так он звучал ничем не лучше той же «главной расчесывательницы королевской гривы» или «младшей помощницы менеджера по хранению королевских накопытников», но для остальных, слабо знакомых даже с малой частью дворцовой «кухни», он звучал едва ли не пугающе.

«Ну да, их можно понять – кто его знает, чему может научить вернувшаяся из тысячелетней ссылки Найтмер Мун?».

– «Эммм… Признаться, я не смог бы вам рассказать о них подробно…» – к его чести, я должна была признать, что этот опытный слуга быстро сориентировался в ситуации, и после того, как я озвучила свой полный титул, мгновенно сделал определенные выводы, склоняя передо мной голову. Не раболепно, но уже с определенной опаской – «Но думаю, что мог бы вам найти вам кого-то более сведущего… Эмммм… Госпожа…».

– «Мисс Раг, Айзек. Но раз вы здесь, и, как мне показалось, так озаботились тем, чтобы я не скучала, то думаю, ваших слов мне будет достаточно» – обойдя шушукавшихся кобыл, словно бы их тут и не было, я направилась к так заинтересовавшей меня картине – «И я хотела бы начать вот с этой. Мне кажется, или в ней чего-то не хватает?».

– «Меня зовут Айз, мисс, и эта картина была написана тридцать лет назад» – откликнулся единорог, позволив себе подпустить в голос чуточку оскорбленного высокомерия – «Господин заказал ее у лучшего художника, знаменитого Диззла Браша, а двадцать лет назад, она была закончена, когда на ней оказалась изображена вся семья Дрим».

– «А Мелоди Дрим – она тоже часть семьи Дримов?» – поинтересовалась я, отводя взгляд от картины – «Я была приглашена к ней, хотя и лишь устно, через ее внука, но на картине ее почему-то нет».

– «Да-да, старая миссис Мелоди Дрим» – поспешно кивнул головой Айз, как-то странно нахмурившись при упоминании Графита. Просеменив к противоположной стене, он раздвинул тяжелые портьеры, чтобы я могла лучше разглядеть портрет красивой, белоснежной единорожки. Облаченная в тяжелый, царственный пурпур, она игриво смотрела на нас со своего портрета, и желтые, сияющие глаза кобылы, казалось, могли соперничать своим светом с драгоценными камнями ферроньерки[10], спускающейся с ее рога на лоб – «Ах, госпожа когда-то была настоящей красавицей, и принесла клану Дрим известность и уважение среди правящих семейств Эквестрии. Как печально, что на закате лет она уже не может по-прежнему блистать среди гостей этого достойного дома…».

– «Художник и вправду был крайне талантлив» – кивнула я головой. По моему знаку, единорог звенькнул магией, и отодвинул вторую портьеру, являя мне портрет во всей его красоте – «Признаюсь, он написан не красками, но сердцем. Извините, Айзек, но я хотела бы полюбоваться этим… этим портретом наедине. Если вы не против. Думаю, что даже Госпожа оценила бы эту работу».

– «Сэр Дрим был бы польщен, если бы о вашей оценке его коллекции узнали во дворце» – кивнул головой пожилой слуга, и послушно засеменил прочь, что-то шепнув стайке топтавшихся неподалеку кобыл – «Я извещу прочих слуг. Если вам что-то понадобиться, вам достаточно лишь позвонить в колокольчик, который находится на вот таком вот столике, возле каждой двери».

– «Будьте так добры. И вот еще что…» – холодно кивнув, я перевела взгляд на трех настороженно шушукавшихся кобыл, и внимательно осмотрела каждую из них – пристально, словно снимая мерку для гроба. Похоже, холодное презрение каким-то образом отразилось в моих глазах, и двое из трех «помпадур» тотчас же сделали вид, что им стало крайне нехорошо – «Проверьте ваше столовое серебро, Айзек – кажется, кое-кто положил на него глаз, и как я поняла из нашего разговора с этими очаровательными дамами, ваш повар рискует тем, что его шедевры останутся неоцененными…».

«Туше, ссучки» – я с трудом смогла подавить злую улыбку, вновь переводя взгляд на красивый портрет прекрасной дамы, и одним лишь движением ушей провожая дробный, лихорадочный перестук копыт трех дур, бросившихся прочь из гостиной – «Туше![11]».

«Значит, вся семья, да? А вот непохоже. Теперь-то я поняла, что именно не так с тем громадным семейным портретом – левая половина смотрится неестественной оттого, что ее аккуратно обрезали, вычеркивая из семейных хроник стоявшую там персону» – подумала я, возвращаясь к созерцанию прекрасного портрета Мелоди Дрим. Пламя камина гудело и потрескивало, и мне казалось, что искрящиеся глаза единорожки, освещенные живым огнем, глядят прямо на меня – «И я думаю, что знаю, кто должен был стоять на сначала закрашенной, а потом – и вовсе отрезанной части этой картины».

– «Подойдите поближе, дети. Не жмитесь так у двери» – проговорил слабый, надтреснутый голос. Тихий, он был лишен даже намека на стариковскую шепелявость, скорее, говоря о том, что его обладательница многое совершила в этой жизни и просто устала, медленно угасая на своем огромном ложе в ожидании встречи с богинями.

Повиновавшись, мы двинулись вперед, остановясь возле огромной кровати. Украшенная тяжелым шелковым балдахином[12], она была настолько широка, что я с трудом нащупала глазами фигуру старой кобылы, лежащей почти рядом со мной. Укрытая до подбородка свежим, похрустывающим от крахмала одеялом, она буквально тонула в мягкой подушке, и лишь медленно, бесцельно двигающиеся по одеялу передние ноги старухи позволяли понять, где же должна находиться ее голова. Подрагивая, они не лежали на месте, а постоянно перемещались, то принимаясь разглаживать складку на одеяле, то отодвигали нависающий над головой хозяйки угол подушки, то ощупывали обложку закрытой книги, лежащей возле ее тела.

– «Стар, мальчик мой, прошу тебя – примни эту перину, которую моя новая горничная, по недомыслию, именует подушкой» – попросила кобыла, похоже, устав бороться с непокорными спальными принадлежностями – «Я хочу увидеть, наконец, твою избранницу, о которой ты писал мне такие милые письма. Ведь вы не обидитесь, милочка, на эту прихоть выжившей из ума старухи?».

– «Если я обижусь, то немедленно вам об этом сообщу» – усмехнувшись, спокойно ответила я, позволив своему голосу звучать расслабленно, и подпуская в него едва заметную смешинку – «В конце концов, как может мерзкая интриганка, рвущаяся в высшее общество, да еще и заслужившая милое прозвище «Мясник», обижаться на избыток внимания?».

– «Ох-хо-хо, а ты и вправду, та еще штучка» – скрипуче засмеялась старуха. Движением ноги я остановила сунувшегося к кровати мужа, и жестом указала ему на остальные подушки, валяющиеся без дела на другой стороне ложа – «Острая штучка, как грифоний клинок. Стар, мой дорогой, ты не забыл обо мне?».

– «Нет, он не забыл. Но у меня другое предложение – например, почему бы вам не лечь повыше?» – протянув вперед ноги, я нащупала среди складок пухового одеяла тощее, горячее тело, и приподняв, держала его, пока Графит, по моему совету, подкладывал под спину старухи дополнительные подушки – «Вот так. Ну что, как самочувствие? Голова не закружилась? Дышится свободно?».

– «Благодарю вас, мои хорошие. Не стоило так беспокоиться… Но теперь я и вправду вижу вас гораздо лучше. Да, наверное, так мне будет даже удобнее, чем прежде» – кивнула головой кобыла, обращая на меня не по-стариковски проницательный взор выцветших глаз – «Пожалуй, прикажу этой бездельнице-горничной всегда устраивать меня подобным образом. Сама это придумала, или ухаживала за кем?».

– «Скажем так, иногда мне кажется, что я живу уже не первый раз» – улыбнувшись, кивнула я своим мыслям, выцарапывая из памяти основы геронтологии – «Вам лучше лежать вот так – это замедлит развитие и усугубление застойных явлений в легких… Кстати, а почему именно на спине? На животе лежать было бы гораздо удобнее, не так ли?».

– «Если только для вас, молодых!» – фыркнула в ответ белая кобыла. Похоже, возраст не сильно отразился на ее способности ясно мыслить, затронув лишь характер, с годами, ставший более колючим, как, впрочем, и у большинства стариков – «Посмотри на меня, деточка. Что ты видишь? Никакого сходства с портретом, ведь так?».

– «Да, годы оставили на вас свой след» – поколебавшись, кивнула я, краем глаза улавливая предостерегающий жест мужа, приложившего копыто ко рту в безмолвной просьбе не перечить старой даме – «Но увы, они никого не щадят, даже молодых».

– «Ты говоришь прямо как обитатели этого дома, в то время как я хотела услышать правдивый ответ» – упрямо закряхтела старуха, впервые показывая свой норов и старческий эгоизм – «Разве это так сложно? Но нет, все прячутся за словами! Увы, молодежь уже не та…».

– «Угу. Все так говорят. И за тысячи лет до вашего прихода все кряхтели о том, что нравы падают, ложь оскверняет уста, никто не чтит традиции… И в целом, всем пришла хана» – не выдержав, иронично усмехнулась я, решив на время забыть о милом, немым укором совести глядящем мне в глаза с другой стороны кровати, и переставая корчить из себя даму – «Но поколения меняются, и ничего ужасного не происходит».

– «Так ли ничего ужасного?».

– «Ну, для той прекрасной единорожки с портрета, возможно, старение показалось бы ужасной карой» – улыбнулась я, разглядывая лежащую передо мной кобылу. Некогда белоснежная шкура истерлась, зияя многочисленными проплешинами, из-под которых виднелась сухая, пергаментная кожа, глаза потеряли свой цвет и блеск, а рог истерся и посерел, покрывшись многочисленными трещинками и сколами. Узловатые ноги перестали лихорадочно скользить по одеялу, и теперь расслабленно лежали вдоль высохшего тела, облаченного в просторную ночную рубашку – «Но думаю, что достойная старость гораздо лучше, чем лихорадочные попытки молодиться, выставляя себя на посмешище, чем иногда грешат ваши одногодки. Нет ничего предосудительного в достойной седине».

– «Конечно! Хорошо так думать, пока ты молодая» – проскрипела уязвленная чем-то старуха – «Вот погоди, доживешь ты до моих лет…».

– «А я и не доживу» – странно, эти слова почему-то обидели меня до глубины души, и поднявшись с табурета, на который я присела у кровати бабки, я повернулась, чтобы покинуть эту комнату, больше напоминающую маленький зал, богато уставленный чем-то, что в полутьме этого старческого будуара, я приняла за ювелирные украшения. Стоявшие на каждой полке, каждом столике или комоде, они призывно сверкали мне острыми гранями своих боков, не позволяя, впрочем, разглядеть себя получше, надежно скрытые от моего взгляда царившим в комнате полумраком – «Я надеюсь лишь на то, что я успею родить и хотя бы воспитать своего жеребенка до того, как чье-то копье или меч оборвет, наконец, мою жизнь. Поэтому не расстраивайтесь – вы выиграли в этой гонке долголетия, уважаемая. Так что удачи».

– «А ты колючая» – мгновенно остывая, кобыла слабой ногой вцепилась в мой хвост, уже трясущийся вслед за мной по направлению к двери. Не знаю, что так оскорбило меня, но я чувствовала нотку горечи в этой обиде, явно принадлежащую Старому Хомяку. Пожалуй, над этим стоило подумать…

– «Прошу тебя, останься» – между тем, проговорила бабка, возвращая своему голосу безмятежное спокойствие – «Нельзя так обижаться на пожилую даму. Разве тебя этому не учили?».

– «Дайте-ка подумать…» – я нахмурилась, изобразив на мордочке напряженный процесс мышления, не собираясь щадить чувства старой пони – «Я очнулась несколько лет назад, в лесу – там точно учить было некому. Потом деревушка на юге… Потом жизнь под надзором… Потом Обитель Кошмаров – там вообще было забавно, но этикет нам преподавали вкратце, да и то, совместно с лекциями по самым распространенным уловкам среди знатных семейств… Нет, похоже, что некому было научить таким вот вещам. Ну не грифонам же, с их ножами и дикими воплями?».

– «А почему бы и не грифонам, а? Они – самые галантные воины этих земель, дорогая» – хитро ухмыльнулась старуха, явно вспомнив что-то приятное из своей долгой и вероятно, весьма насыщенной жизни – «Эх, вот она, жизнь. Можно провести долгие годы, напряженно обучаясь самым изощренным заклинаниям, которые только и встретишь в Королевской Библиотеке, галантным искусствам танца, стихосложения, риторики и умению поддержать беседу, для того чтобы когда-нибудь быть приглашенной ко двору, но вдруг понимаешь, что твое место уже занято кем-то, чье происхождение неизвестно и ему самому! О, жизнь полна красок, но к сожалению, осознаешь это лишь тогда, когда уже не можешь различать и самые простые цвета».

«Ага. Я бы с удовольствием поменялась с любой из вас, чтобы никто не тащил меня через зимний лес в трясущемся фургоне, не резал ножом, не рубил мечом, не тыкал мне в морду своим тощим, кошачьим…».

– «Ну-ну-ну, дорогая. Ты совсем неверно истолковала мои слова» – дружелюбно улыбнулась мне старушка, видя, как я вновь начинаю хмуриться и поглядывать на стоящего неподалеку Графита – «Это был не упрек тебе, поверь, а просто жалоба старой кобылы, лишь на закате лет догадавшейся, что она потратила себя на пустое. О, как бы я хотела начать свою жизнь заново, пусть даже и не обладая той внешностью, тем богатством и тем пустым блеском, что были даны мне от рождения. И теперь, перед вратами в неизведанное, единственное, в чем я нашла хоть какое-то утешение, так это вот в этом».

– «Заповеди Богини?» – негромко поинтересовался Графит, глядя из-за моего плеча на небольшой, аккуратный томик в матерчатом переплете, на обложке которого красовалась тусклая стальная бляха в форме солнца с множеством треугольных лучей, словно сошедшая с рисунка жеребенка – «Бабушка, ты никогда не была религиозной. Что-то произошло? Или это они чем-то тебя обидели?».

– «Нет, мой хороший. Все хорошо» – с любовью поглядев на своего внука, ответила старая кобыла, поглаживая копытом книжицу – «Сын не понимает меня, его жена делает вид, что меня просто не существует, а мой внук… Что ж, у меня есть ты, Стар, и пока я дышу, ты будешь обладать беспрепятственным доступом в свой дом. Я знаю, ты не стремишься к этому, но я благодарна тебе за то, что ты находил время для того, чтобы навестить свою бабку».

– «Ты была мне как мать, бабуля» – даже присев рядом с кроватью, огромный пегас нависал над сморщенной старушкой, ласково гладящей его непокорную гриву. Улыбаясь, она проводила копытом по его морде, гриве, груди и плечам, словно пытаясь запомнить каждый изгиб его тела – «Бабушка… Прошу тебя…».

– «Все хорошо, милый. Через это суждено пройти каждому из нас» – негромко проговорила она, поведя ногой в сторону большого секретера, стоявшего возле окна – «Я умираю, и ничего с этим поделать нельзя. Такова жизнь, милый, и я надеюсь, что вы простите старой кобыле ее последнее желание – умереть в кругу тех, кто действительно ее любил… Или хотя бы был с ней честен. А теперь, принеси мне черный пенал для украшений – он находится в верхнем ящике моего бюро. Не бойся, он откроется лишь от твоего прикосновения».

– «Я думаю, у местных единорогов есть возможность как-то поддержать вашу жизнь еще на какое-то время, мисс Дрим» – почему-то я не сомневалась в том, что сказала старуха. Похоже, бывшая красавица уже чувствовала, как слабеют ее силы, и впервые с момента своего пробуждения в замке принцесс, я задумалась о том, что такая смерть, наверное, была самой мирной и предпочтительной из тех, что я могла бы себе только представить – «Мы можем домчать вас в новый медицинский центр, и думаю, что там…».

– «Ох, полно тебе, дорогая!» – слабо рассмеялась единорожка, принимая из копыт внука широкий, плоский пенал. Сделанный из какого-то дорогого дерева, подобного которому я еще не видела в этом мире, он оказался удивительно тяжелым, когда слабеющие ноги старой кобылы передали его мне – «Молодость мне не вернет никто, даже Богиня, а существовать вот так вот, день за днем проводя в своей спальне, ставшей для меня персональной, обустроенной камерой, я не собираюсь. Небесные Луга ждут меня, как и всех пони, и нет смысла оттягивать знакомство. Но полно говорить о грустном – прошу, возьми этот пенал и открой его. Открой и посмотри, что оставляет вам на память о себе Мелоди Дрим».

– «Это… Это два медальона» – выполненные из легкого, серебристого металла, небольшие они удобно устроились у меня на копыте. Почти невесомые, они казались лишь обрамлением для двух абсолютно черных камней, чья ониксовая поверхность жирно блестела на свету. Ограненные в форме наших меток – ручки и слитка стали, украшения притягивали взгляд своей соразмерностью и какой-то неброской красотой, и лишь при ближайшем рассмотрении я увидела сотни мелких значков, бегущих по краю матово поблескивающего металла – «Красиво. Гораздо красивее чем все, что я когда-либо видела на богатых и знатных пони. Спасибо вам».

– «Пустое» – отмахнулась от моей благодарности бабка – «Тем более что это совсем не для вас. Не спрашивайте меня, дети, ни о чем – я и сама с трудом могла бы рассказать вам, о чем я думала, создавая эти камни. Но знайте, когда придет их час, вы вспомните о моем наследстве. А пока же храните его. Быть может, оно вам и не понадобится».

– «Мы исполним твою просьбу, бабушка. Клянусь».

– «Ну, вот и славно, мой милый» – ухмыльнулась единорожка, пристально глядя на меня. Казалось, она хотела что-то спросить, но каждый раз одергивала себя, не решаясь задать мучивший ее вопрос – «Как жаль, что богини не слышат наших молитв…».

– «Кто вам такое сказал? Они слышат нас» – я подпустила в голос оптимизма и удивления, словно моя собеседница позволила себе сомневаться в чем-то настолько очевидном, что было известно каждому малышу – «Вы можете в это не верить, но это именно так».

– «Да где уж им» – откликнулась старуха – «Иногда я думаю, что все это – лишь часть какого-то массового заблуждения или изживший свое обычай, но все-таки, он приносит мне некоторое облегчение. Душевное спокойствие, которого мне так не хватает в эти дни».

– «Они слышат» – я уверенно тряхнула головой, вызывая к жизни дробный перестук стеклянных бусинок на кончиках десятков черно-белых косичек, в которые была заплетена моя грива – «Госпожа слышит молитвы, обращенные к звездам. Думаю, что ее сестра знает о многом, с чем верующие в нее делятся с полуденным солнцем. Но вы можете думать иначе. В конце концов, религия – это система верований, которые служат одной лишь цели – спасению самой души. Ее сохранению. Слабые души не требуют наказания в посмертии – они могут и просто раствориться во вселенной, не оставляя после себя ничего, но мне кажется, что Богиня слишком добра, чтобы допустить такое».

– «Хотелось бы, чтобы это было так…».

– «Поверьте ее Первой Ученице» – улыбнулась в ответ я, чувствуя, как копыта бабки сжимают мою ногу – «Она знает. Она нас слышит. Всего-то, что нужно – лишь немного веры, веры в то, что все было не напрасно. В то, что жизнь продолжится, и через много-много лет, в жизнь войдут наши дети. Какими они будут, хорошими или плохими, богатыми или бедными – мы не знаем, но мы можем быть уверены, что даже после нас останется новая жизнь. Новое начало».

– «Хорошо сказано. Спасибо тебе, моя дорогая» – слабо кивнула головой кобыла, зарывшись носом в гриву обнявшего ее Графита – «Ну-ну-ну, мой мальчик. Не нужно так расстраиваться. Я думала, что твоя хозяйка научила тебя ценить жизнь и смерть. Спасибо, что привел ко мне свою избранницу – теперь я вижу, что принцессы в ней не ошиблись. Она знает смерть, но откуда-то знает и цену жизни, и я благословляю твой выбор. Ты слышишь меня? Лучше нее тебе не найти. Да и ей…».

– «Спасибо, бабушка» – негромко простонал Графит, обнимая почти исчезнувшее в его объятьях тело – «Прошу тебя… Не уходи».

– «Я рада, что у меня остался хотя бы один достойный внук» – откидываясь на подушки, негромко проговорила Мелоди. Неуверенно нахмурившись, я оглянулась, не зная, стоит ли позвать сюда слуг или иных обитателей дома – кобыла определенно готовилась покинуть этот мир. Я понимала это по ее участившемуся дыханию, лихорадочному блеску глаз, беспокойным движениям… Но заметив обращенный ко мне взгляд старухи, я все поняла, и присев на скамейку, крепко сжала ее копыто – «Спасибо… Вам. А теперь – почитай мне, Стар».

«Время врачует все раны, но бойся прожить жизнь свою бесцельно» – дрогнувшим и каким-то помолодевшим вдруг голосом начал Графит, присев рядом со мной возле кровати, и открыв лежащую на кровати книгу на одной из страниц – «Жизнь – это шанс, не упусти его. Жизнь – это красота, удивляйся ей. Жизнь – это мечта, осуществи ее. Жизнь – это долг, исполни его. Жизнь – это игра, так играй! Жизнь – это любовь, так люби. Жизнь – это тайна, разгадай ее. Жизнь – это трагедия, выдержи ее. Жизнь – это приключение, решись на него. Жизнь – это жизнь, спаси ее! Жизнь – это счастье, сотвори его сам. Жить стоит – так сделай это достойно, и когда последний луч коснется твоих закрывающихся глаз, ты поймешь, что конец пути – это лишь его начало»[13].

Наконец, последние слова стихли. Осторожно положив неподвижную ногу на одеяло, я поднялась, и обойдя застывшего мужа, осторожно закрыла лежавшую в его копытах книгу. Крепко обняв его вздрогнувшую спину, я неслышно вышла из комнаты, чтобы оповестить о произошедшем слуг. Долго искать мне не пришлось, и уже через десять минут, комната наполнилась входящими и выходящими пони. Приглушенными голосами они что-то говорили, о чем-то расспрашивали друг друга, пытаясь задавать какие-то вопросы и мне, но я лишь сердито отмахивалась от глупцов. Не замечая никого и ничего, Графит сидел рядом с кроватью Мелоди Дрим и беззвучно плакал, вздрагивая и кривясь, как плачут сильные, не умеющие этого делать мужчины.

---

– «Прости, что втянул тебя во все это».

Провожали нас с помпой – всем домом. Не успевшая было подняться суета быстро сошла на нет, когда появились хозяева дома. Пара белых единорогов торопливо вошла в дверь комнаты, и толпившиеся в ней слуги, с поклонами, быстро стали покидать помещение, бросая на нас настороженные взгляды. Оставшаяся горничная уже приготовили чистую простыню, которую держала перед собой, и ждала только команды своих хозяев, с недовольными минами обозревавших открывшуюся им картину.

– «И почему я не удивлена?» – патетически воскликнула светлогривая кобыла, в немой мольбе закатывая глаза к потолку – «Милочка, срочно позовите гвардейцев и не выпускайте этих двоих из комнаты!».

– «Кажется, я запрещал тебе появляться в этом доме без спросу, парень» – рыжий единорог показался мне более осторожным и более опасным, чего его супруга, демонстрирующая стандартные поведенческие реакции знатной дуры. Ощупывающий взгляд жеребца пробежался по моему телу, остановившись на крыльях, и глядя в его сузившиеся глаза, я напомнила себе об осторожности. Уж слишком странным был его взгляд – «Ты не послушался – и вот что произошло».

– «Гвардейцы будут здесь с минуты на минуту» – напомнила о себе его супруга – «Дорогой, я вызвала всех наших слуг сторожить окна и дверь. Им некуда деться отсюда!».

– «Не думаю, что в этом была необходимость» – похоже, я не ошиблась насчет умственных способностей хозяина дома, однако, мое мнение вряд ли бы заинтересовало его супругу, страдальчески закатившую глаза и всем своим видом дававшую понять, как она устала от непроходимой глупости своего мужа – «В следующий раз спрашивай меня прежде чем устраивать скандал с незнакомцами».

– «Ох, ты вечно преуменьшаешь опасность, исходящую от этих… Этих бандитов! И смотри, что все-таки произошло! Нужно обязательно их обыскать и выяснить, что они… Ах, а вот и гвардейцы! Почему так долго, сэры? Вы что, не знаете, к кому вас позвали?».

Признаться, золотобронные коллеги прибыли очень оперативно, и спустя всего лишь несколько минут, за дверью послышались тяжелые шаги, приглушенные ворсом дорогих ковров и мозговыносящим верещанием хозяйки. Похоже, эти улицы патрулировались не в пример лучше, чем какие-нибудь кварталы Мэйнхеттена, и на зов прислуги мгновенно откликнулся ближайший патруль.

– «Что случилось, мэм?».

– «В комнате находятся двое пегасов, проникших в наш дом через чердак. Они прокрались в комнату к нашей престарелой, выжившей из ума родственнице, и вот теперь, она мертва!» – послышался злой голос светлогривой дамы – «Задержите, задержите их немедленно! Они обязательно попытаются что-нибудь унести!».

– «Стоять на месте, криминальное отродь… Ой-йооооо…» – войдя в комнату, гвардейцы остановились, увидев мою недовольную мордочку, взирающую на весь это бедлам. От них явно не укрылись ни моя ярко-алая туника с раззолоченными крыльями Первой кентурии на месте метки, ни мой пристальный взгляд, которым я приласкала появившихся «конкурентов», ни моя примечательная внешность, которая, как я полагала, была известна всему Кантерлоту.

Но похоже, я переоценила свою значимость для этого мира, хотя меня почему-то это совсем-совсем не огорчило.

– «Вольно, сэры. Ничего интересного тут не произошло» – выходя вперед, заявила я встревожено переглянувшимся гвардейцам – «Обычная семейная ссора двух ветвей одной семьи».

– «ОНА! НАМ! НЕ! РОДСТВЕННИЦА!» – теряя всякое достоинство, проорала белая единорожка, окончательно выходя из себя – «Слышите? Это грабители и бандиты! Я требую, чтобы их немедленно арестовали!».

– «Похоже, дело сложное. Если у вас есть с собой какие-либо, не принадлежащие вам вещи, то вы должны немедленно вернуть их хозяевам дома» – видимо, устав слушать наши препирательства, дозорные решили действовать согласно инструкции – «После этого вы проследуете с вами для разбора ситуации к нашему сержанту».

– «Чужого нам не нужно» – пожала плечами я, извлекая из-под крыла тяжелый деревянный футляр. Глаза присутствующих мгновенно прикипели к полированной крышке коробки – «С собой у меня лишь это… Но это подарок. Миссис Мелоди Дрим подарила нам его в память о себе, незадолго до своей смерти».

– «Ложь! Отдай это немедленно, воровка!» – вновь взвизгнула мисс Дрим, вырывая магией коробку из-под моего крыла – «Она никогда не дала бы это таким как ты! Видите? Арестуйте ее, немедленно!».

– «Ну что ж, раз так хотят “хозяева этого дома”…» – протянула я, иронично глядя на двинувшихся ко мне гвардейцев и стоящую за их спинами единорожью чету. Мои мысли лихорадочно метались в поисках какого-либо пути разрешения этой непонятной, пугающей меня ситуации, но, к сожалению, в моей голове царила странная пустота, и махнув на все хвостом, я с мужеством отчаянной начала делать то, что обычно так забавляло принцесс и так пугало, бесило и раздражало прочий разноцветный народ.

Я начала импровизировать.

– «Милый, побудь пока тут. Я скоро вернусь».

– «Он пойдет с нами» – откликнулся облаченный в броню единорог, уже позванивая стальной цепочкой с болтающимся на ее конце грубым, матерчатым ошейником. Похоже, они заменяли пони наручники или, уже виденные мной когда-то, антимагические кандалы – «Ведь он тоже присутствовал в этой комнате?».

– «Так это даже лучше!» – делано обрадовалась я, несмотря на трясущиеся поджилки и немного приободряясь от вида недоумения, отразившегося на мордах гвардейцев и единорожьей четы – «Ликтор Ночной Стражи и примипил Легиона брошены в темницу по ложному обвинению – что может быть интереснее? Советую вам не паковать чемоданы, уважаемые – все равно не успеете, а мы скоро вернемся… Я, например – с полной кентурией. Ну, и Ликтор, думаю, подтянет пару своих ребят – думаю, для того, чтобы вывернуть этот дом наизнанку, большего и не понадобится».

– «Зачем?» – в отличие от озабоченных единорогов, серый гвардеец-земнопони выглядел скорее заинтересованным, и не спешил цеплять на меня ошейник – «И почему вы уверены в том, что не задержитесь у нас, примипил?».

– «Ну, это же очевидно! Наше задержание даст делу официальный ход. Поскольку я не обманывала, когда говорила о подарке, то думаю, что Госпожа согласится с тем, что столь настойчивые попытки скрыть от меня эту вещь нуждаются в тщательном расследовании. Кстати, думаю, что со стороны Гвардии тоже может кто-нибудь присутствовать при обыске в этом особняке. Для придания всему происходящему элемента торжественности, конечно – ведь не кого-нибудь обыскивают, а сам особняк Дримов! Ах да, и прессу нужно будет обязательно пригласить!».

– «Вы… Вы не посмеете!» – пробормотала заалевшая от возмущения хозяйка дома – «Это просто невозможно!».

– «Наивные как жеребята, правда?» – игнорируя единорожку, обратилась я к земнопони, охотно подставляя шею для оков – «Ну да ладно, не будем терять времени…».

– «Остановитесь и прекратите этот фарс» – глухо проговорил Графит, поднимаясь и медленно подходя к нам. Вновь набившаяся в комнату прислуга расступилась и почему-то начала поспешно покидать помещение, не рискуя даже оглядываться на высокого пегаса, остановившегося напротив нас, и разглядывавшего всю сцену покрасневшими от слез глазами – «Отец, мне нужно с тобой поговорить. Наедине. Милая, прошу тебя, пройди с этими сэрами и объясни их сержанту, что ничего страшного не произошло – обычная семейная ссора. Сэры, я надеюсь, что выражение нашей признательности позволит всем присутствующим здесь быть уверенными в том, что этот семейный скандал не станет достоянием ничьих ушей, а тем более, прессы?».

– «Думаю, вы можете на это рассчитывать… Сэр» – поколебавшись, кивнул головой серый гвардеец, исподтишка показывая своему рогатому напарнику, уже намерившемуся открыть рот для выражения бурного протеста, немалых размеров копыто, облаченное в сталь накопытника – «Если примипил согласится проследовать за нами… Нет-нет, ошейник не понадобится… То это будет лишь формальность. Такого рода вещи происходят время от времени, и мы, конечно, все понимаем. Удачного всем дня, господа!».

– «Не думай, что тебе удалось так просто выпутаться, мелкая гадина!» – донеслось мне вслед из-за открытой двери – «И на тебя найдется управа! И на тебя, и на твою…».

– «Да брось. Мне жаль лишь того, что ты так поздно познакомил меня с этой дамой» – примирительно погладила я плечо мужа, сидевшего рядом со мной в тихом закутке кантерлотского парка – «Слушай, а они что – и вправду твои… Ох, прости. Я глупая лошадь и не знаю, когда следует заткнуться».

– «Все в порядке. Мне просто нужно побыть одному. Подумать… О многом».

– «Понимаю» – подняв голову, я уставилась на последние листья, падающие нам на головы с обнажившихся ветвей кленов – «Все в порядке. Мне запретили уезжать в Понивилль из-за этого «наказания», придуманного принцессами. Да и Кег не теряет надежды, что сможет упрятать меня в свой госпиталь навечно. Представляешь, она хочет пригласить меня в Клаудсдейл на осмотр… Ой, я опять несу чепуху, и все про себя. В общем, я буду в Королевской библиотеке Кантерлота или в казармах. Приходи, я всегда буду тебя ждать».

– «Постой, Скраппи. Не уходи» – протянув ногу, белый пегас ухватил меня за хвост и потянул обратно, усаживая меня на скамейку рядом с собой. Сгнившее, посеревшее от непогоды дерево крошилось у меня под копытами, пока я, кряхтя, взбиралась на прогибающиеся доски – «Побудь со мной. Может, я схожу с ума или это не совсем правильно… Но мне становится легче от твоего голоса».

– «Расскажи мне о ней» – обняв крылом мужа, негромко попросила я.

– «Она была мне как мать» – просто ответил тот – «Она воспитала и вырастила меня, когда моя мать отказалась от меня, сразу после рождения. Это по ее настоянию меня вернули из приюта, куда, пользуясь отсутствием бабушки, меня засунула моя милейшая родительница. Она говорила что жалеет, что не может дать мне столько любви и тепла, сколько дала бы настоящая мать, но клянусь, я никогда, ни за что не променял бы ее на миссис Дрим!».

– «Бедный мой…» – я осторожно погладила пегаса по рыжей шевелюре, напоминающей взлохмаченную львиную гриву – «Так значит, именно поэтому ты решил сменить цвет шкуры и имя? А твое настоящее имя – Стар Дрим?».

– «Да, это было мое “настоящее” имя» – глухо ответил пегас, устремляя взгляд куда-то вверх, на редеющие облака, проплывающие в холодном осеннем небе, наполненном порхающими туда-сюда фигурками пегасов, запряженных в разномастные, снабженные левитирующими амулетами повозки и воздушные фургоны – «Когда моя милейшая семья поняла, что они не переборют мою бабушку, они покорились ее воле, но выцарапали для меня множество ограничений для того, чтобы никто не догадался, что я не приживала и не прихоть выжившей из ума старухи, а их родной сын, вместо рога, одаренный парой крыльев. Бастард, злая шутка Богини, за что-то разгневавшейся на славный клан Дрим».

– «Погоди, а как твое рождение могло скомпрометировать твой клан?».

– «Видишь эти крылья?» – грустно спросил пегас, раскрывая свои белые порхалки – «Рода единорогов крайне обособленны и бдительно хранят старые традиции. «Старая кровь», как они это называют. Клан Дримов известен тем, что свято блюдет всевозможные обычаи, и даже пришедшая в эту семью бабушка Мелоди так и не смогла до конца смириться с некоторыми из них. Но мне повезло – столкнувшись с сопротивлением своего сына и его жены, она не нашли ничего лучше, чем обратиться к самой принцессе».

– «Селестия сильно рассердилась?».

– «Она посетила этот дом, и между делом поинтересовалась, почему на картине, висящей в Большой Гостиной, изображена ваза, а не четвертый член семьи, с которым она хотела бы познакомиться, раз его родители не озаботились тем, чтобы представить ей пополнение своего семейства. Думаю, этот момент стоил отцу множества седых волос, поэтому их брак с матерью и превратился вскоре в череду ссор и взаимного отчуждения. Весь дом пребывал в тихой панике, и каждый слуга чувствовал, что сейчас разразится катастрофа – за подобные выходки, частенько выкидываемые знатными семействами, не жалующими бастардов, принцесса, не колеблясь, лишает званий, титулов и наград, ссылая целые семьи в самые отдаленные уголки страны. И представь, в самый страшный для них момент, когда принцесса уже поднялась, чтобы потребовать объяснений и тут же, на месте, огласить приговор, появилась моя бабушка, за пышным хвостом которой прятался маленький, белоснежный пегас».

– «Ааууууууу, как мило!» – я невольно расплылась в улыбке, обнимая немного оживившегося пегаса. Похоже, разговор о его детстве, пронизанного воспоминаниями о Мелоди Дрим немного притупил терзавшую его боль потери – «Но разве Селестия не поняла, в чем тут дело?».

– «Конечно же поняла, и отцу пришлось долго и мерзко выкручиваться, но все же признать свою вину. И не выслали – бабушка, обладавшая красивым голосом и однажды исполнявшая во дворце «Гимн восходящему солнцу», упросила принцессу простить своих неразумных подданных, но с тех пор, дом Дрим потерял свою былую независимость. И именно поэтому я остался в нем – но как бастард, незаконнорожденный ублюдок. Меня терпели – попробовали бы они не стерпеть! – но теперь, все свои надежды семья связывает с моим братом, Насти Дримом, оставляя для меня ровно столько, сколько нужно для исполнения воли принцесс».

Замолчав, пегас вновь уткнул взгляд в болезненно пронзительную синеву осеннего неба. Что видел он в этой толчее над столицей? Я не знала ответа на этот вопрос, но вновь, как и несколько лет назад, вдруг почувствовала возвращающееся чувство новизны, необычности всего происходящего.

– «Прости. Боюсь, это ударило по мне сильнее, чем… Но почему? Она была такой сильной, такой волевой, и вдруг…».

– «Ей оставалось немного, поверь мне» – я вновь, робко дотронулась копытом до плеча мужа – «И мне кажется, она очень хотела, чтобы рядом с ней был кто-то, кто по-настоящему ее любил».

– «Но это так тяжело. Это так тяжело…».

– «Знаешь, у меня есть кое-какой опыт в такого рода делах…».

– «В похоронах?» – ляпнул Графит, медленно поворачивая ко мне голову – «Спасибо, но ее прах упокоится в фамильном склепе. Если хочешь, я потом покажу тебе усыпальницу Дримов».

– «Обязательно покажешь, ведь это и твоя семья, хоть и такая… Такая» – я шутливо толкнула мужа в плечо, оставляя на его малиновой жилетке влажный отпечаток копыта – «Нет, глупый, я говорю про терапию твоего состояния. Чтобы не сорваться и немного притупить боль, тебе нужно обратиться к психологу. Ведь пони любят психологов, правда? И я как раз знаю такого! Проверенный специалист – после нашего последнего посещения Маккриди просто ожил, а ведь ему было не менее тяжело, чем тебе».

– «Это тот жеребец, который не утонул в том проклятом колодце?» – вяло хмыкнул муж, поднимаясь со скамейки и нехотя плетясь вслед за мной – «Да уж, ожил он неимоверно. То в орден вступит, то по каким-то тайным поручениям мотается… Не жалеешь ты меня, Скраппи. Даже погоревать одному не даешь».

– «Я не слишком хорошо знала мисс Мелоди Дрим, но мне кажется, что она предпочла, чтобы мы не проливали по ней слезы, а сели и вспомнили о ней все, что она принесла хорошего в этот мир. Так что вперед – нас ждет сеанс моей фирменной психотерапии!».

---

– «И представь себе, тогда она велела Тэйл Пейнт, ученице самого Браша, вырезать из портрета ее изображение, и повесить на противоположную стену. Отец бесился, но ничего поделать не мог, а из-за того, что ее портрет привлекал внимания даже больше, чем латаная-перелатаная картина с тремя оставшимися членами семейства, он велел прикрыть его портьерами» – глянув на меня через большой бокал кроваво-красного вина, Графит вздохнул и осторожно пригубил напиток. Уже пятый за этот час – «Ох, бабушки. Ты ушла, а твои дети остались… Такими ли нас видел мой дед? Один твой внук – одаренный магическими силами бездарь и мот, путающийся с подобными ему, богатыми бездельниками, а другой… Другой и вовсе пегас».

– «Можно подумать, в этом есть что-то плохое!» – возмутилась я, выпустив изо рта соломинку большого молочного коктейля. Этот осенний вечер мы проводили на массивных диванах, в большом, готическом здании Кафе, где, по старой привычке, я устроила сеанс «психотерапии». Пламя свечей (старик Кроп не признавал всех этих зачарованных кристаллов, считая их новомодными глупостями) отражалось на гранях ребристых графинов, из которых в бокал Графита лилось чуть пенящееся, красное вино[14]. Помня о своей попытке употребить что-то, имеющее градус, я передернулась и целый вечер дегустировала различные молочные коктейли, поражаясь разнообразию их видов – «Ты это ты, и даже то, что ты пегас, ничего не меняет».

– «Эх, ты просто не понимаешь» – печально вздохнул пегас, с сожалением отставляя в сторону опустевший графин, который, по моему взмаху, официант быстро заменил таким же, полным до краев – «Кланы единорогов, Скраппи, это крайне закрытые образования, и войти туда чужому просто невозможно. Говорят, принцесса уже тысячу лет старается разварить этот суп, тщательно перемешивая в нем представителей всех трех видов, но самые старые рода, кланы и семьи пони все еще держатся за застарелые обычаи и традиции».

– «И это значит…».

– «Это значит то, что даже если бы я попытался встать во главе семьи, а впоследствии, и клана, оставшись единственным Дримом Кантерлота, остальные единороги не приняли бы меня в качестве лидера. Очень быстро, меня бы выдавили прочь, и мое место занял бы кто-то из другой ветви семьи – например, кто-нибудь из мейнхеттенских или филлидельфийских Дримов».

– «Не поверю в то, что даже с поддержкой Госпожи тебе этого бы не удалось» – буркнула я, задумчиво помешивая ледяную крошку, скопившуюся на дне моего бокала – «Но я тебя понимаю – ты не зря называл это место гадючником».

– «Когда я склонился перед Госпожой, вручая ей свою преданность и жизнь, в числе всего прочего, я принес ей контроль над домом моего отца» – буднично, без малейшей рисовки, просветил меня Графит – «В отличие от своей божественной сестры, она предпочитает действовать прямо, не скрывая своих деяний, и вполне способна заставить их скакать на задних ножках, всех вместе… Но нужно ли это мне?».

– «Я верю в тебя, мой милый. Если тебе не нужна эта подковерная возня – то тогда, наверное, нет и смысла в нее влезать? Я уже говорила и тебе, и тому рыжему уроду, что мне все равно, беден ты или богат, есть у тебя крылья или нет – ты все равно всегда будешь мне дорог. Ты всегда будешь моим единственным на свете».

– «И ты всегда будешь… Нет-нет, с меня довольно» – расчувствовавшись, пробормотал Графит, перебираясь ко мне на диван, по пути, едва не уронив официанта, спешившего к нам с седьмым графином и очень круглыми от всего происходящего глазами – «Я больше не хочу вина».

– «Значит, больше ему не наливать» – улыбнувшись, я помахала косившемуся на нас Кроп Шедоу. Облаченный в неизменно белую рубашку, серый земнопони спокойно кивнул, увидев мои скрещенные копыта, и отставил в сторону подготовленную для нас посудину с чем-то, напоминающим свернувшуюся кровь. Кажется, старик стал уделять больше внимания грифоньим винам, что следовало бы обмозговать – «Милый, а как, все-таки, тебе удавалось все это время сохранять черный цвет? Ведь это не просто крашеная шерсть – насколько я помню, дело касалось и кожи, даже в самых труднодоступных местах…».

– «Эликсиры, Скрапс. Ты даже не представляешь, чего можно добиться с помощью алхимии. Конечно, это очень дорого, и когда я должен был выходить из дома, меня обязывали принимать элексир, меняющий мой цвет, дабы никто не догадался, что синий, зеленый, а иногда и фиолетовый пегас, вылетающий из богатого дома, не сын истопника, а бывший наследник, хоть и тащащий на себе мешок с углем и золой из каминов. Но Госпожа… Ее заклятья и декокты обладают огромной силой, любимая, и после присяги, перед отправкой в Обитель Кошмаров, я принял этот черный цвет. Признаюсь, сначала это была насмешка над моей семьей, но потом… Потом я понял, что мне нравится этот цвет. Редкий. Необычный. Пугающий».

– «Да ты у меня просто поэт!» – улыбнулась я, проводя копытом по мокрой от пота, рыжей гриве любимого, пристроившегося у меня на плече – «А твоя popometka…».

– «Что, прости?».

– «Твоя метка, говорю – она откуда?».

– «Ааа… Это…» – улыбнулся Графит несколько шире, чем обычно, и этим выдавая свое опьянение, которое вот уже три часа, как он удачно скрывал от меня и окружающих нас пони – «А это тоже бабушка. Однажды меня услали в летный лагерь для наземных пегасов. Это было лучшее время в моем детстве, хотя остальные и жаловались на грубость наставников, скудость пайка и холод облаков, но поверь, отсутствие вокруг моих милейших родственничков отлично затмевало все неудобства. Я скучал только по ней, и часто писал ей длинные письма, рассказывая о том, как я живу среди других представителей моего вида. Она возвращала их мне назад с ответом и множеством исправлений, представляешь? Вот так я и учился писать, пока, наконец, не выиграл какой-то пустяковый конкурс юмористов, крайне иронично описав свою семейку в коротком сочинении. Помню, хохотал тогда весь наш отряд, и в этот момент, у меня и появилась вот эта метка, в виде толстой, синей, перьевой ручки».

– «Ну, вообще-то тогда там должна была быть улыбающаяся маска…» – почему-то не слишком поверив в эту легенду, я внимательно обследовала бедра пегаса, не обращая внимания на презрительные взгляды парочки снобов, обосновавшихся за соседним столиком – «Хмммм, нет – только ручка. Ты точно рассказал мне всю правду, дорогой?».

– «Ну ты же знааааешь, Скраппи, как я тебя люблю!» – взмахнув нетвердой ногой, муж сунулся ко мне для поцелуя, обдав при этом приличным винным выхлопом – «Погляди в эти честные глаза – раз-зви они могут тебе врать? Ой!».

– «Врать не могут, а вот пудрить мозги – это запросто» – буркнула я, ловким тычком под ребра возвращая милого к реальности – «Ну что, пойдем? Признаюсь, я себе уже весь круп отсидела, хотя сеанс психотерапии прошел неплохо, тебе не кажется?».

– «А этот твой психолог так и не пришел!» – не преминул пожаловаться муж, выходя вслед за мной из Кафе, и глядя в небо, закрытое плотным слоем туч, среди которых мелькали фигурки погодного патруля. Облаченные в плотные оранжевые жилетки, натянутые поверх желтых трико, они ловко сновали в полутьме, закрывая последние прорехи в облачном покрове пушистыми снеговыми тучами – «Поэтому-то я даже и не пьян».

– «Знаешь, перед тем как все это случилось… Ну, та кутерьма, с болезнью…» – говоря это, я непроизвольно поморщилась от не самых радостных воспоминаний – «Я как раз и пыталась хотя бы немного снять напряжение чем-то похожим. Правда, по цвету оно было другое, да и пила я бутылками, а не кувшинами, как некоторые…».

– «Еще раз узнаю – побью. Честно» – на полном серьезе предупредил меня Графит, сурово глядя, как я опускаю голову, пряча глаза от стыда – «Если через голову не доходит, что пить, буянить и нести службу и дальше тебе просто нельзя, то будем вбивать через другое место. И можешь тогда жаловаться на меня хоть принцессам, хоть Гвардии, хоть суду!».

– «Да поняла я, поняла» – пробурчала я, нахлобучивая на себя шапку, привезенную мне Бабулей. Красная шапка замечательно шла к моей красной тунике, хотя мне казалось, что плотная ткань последней все же смотрится несколько странно на фоне падающих сверху снежинок. Но этот замечательный белый помпончик…

«Нет, все-таки одену! И пусть мне все завидуют, вот!».

– «Раз поняла, то давай-ка пройдемся и поговорим» – предложил Графит, направляясь в сторону «Центра физикальных чего-то там», чье название вылетело у меня из головы уже через сутки после того, как я пришла в себя в его палате, после нашего вояжа по Камелу – «Знаешь, я тут подумал… В общем, ты не кипятись, и сразу не буйствуй, но…».

– «Но что?» – терпеливо откликнулась я, ожидая, когда этот бугай, наконец, родит до конца свою мысль – «Я и сама могу подобрать тебе подругу, способную скрасить твой досуг. По крайней мере, так я буду спокойна за тебя и за нее».

– «Да?» – а вот это мне совсем не понравилось. Вместо обычных отговорок, разогретый алкоголем пегас непритворно заинтересовался моим предложением, и некоторое время шел молча, по-видимому, прикидывая открывавшиеся перед ним перспективы – «Нет, ты знаешь, речь не об этом, но если уж ты завела об этом разговор…».

– «Мне ее самой искать, или ты сразу признаешься?» – несмотря на мой дружелюбный тон, во мне все заклокотало.

– «В общем, я хотел поговорить о том, как ты посмотришь на то, чтобы я… Ну…».

– «Ну что?!» – не сдержавшись, рявкнула я на всю улицу, спугнув жмущихся к карнизам голубей, с испуганным хлопаньем крыльев рванувших прочь, подальше от столь резких и немелодичных звуков – «Ну развестись? Ну надоела я тебе? Ну съехать ты собрался – что «ну»?!».

– «Я всего лишь хотел обсудить с тобой мое будущее» – с расслабленной неторопливостью назюзюкавшегося до свинского состояния забулдыги, продолжил муж, не обратив на мое рычание никакого внимания, неимоверно меня этим взбесив – «Я просто подумал – а почему это я должен быть белым, а? Ну вот ты мне скажи, почему? Да, она хотела, чтобы я был белым, чтобы я, несмотря на все сопротивление родственников, что б им там всем икалось, считал себя Дримом... А я не хочу!».

– «Значит, ты решил остаться Раг?» – немного успокаиваясь, с подозрением осведомилась я, все же откладывая в памяти эту его задумчивость в поднятом мной вопросе – «И что же ты собрался тогда менять, если не место жительства?».

– «Мне начать искать нам апартаменты в Кантерлоте?» – поднял брови Графит, косясь на меня вновь покрасневшими, но теперь уже от алкоголя, глазами – «Нет? Я так и думал. Тогда прекрати меня перебивать, кобыла. В общем, я хотел посоветоваться… Или нет – я хотел узнать – а примешь ли ты меня другим? Ну, если я вновь стану черным, но на этот раз – навсегда?».

– «Дай подумать» – иронично заявила я, изображая на морде демонстративную задумчивость – «С одной стороны, у меня есть муж. Он черный, с рыжей гривой, хотя последнее время все больше и больше напоминает какого-то викинг-металлиста, с этой его рыжей бородой и лохматой шевелюрой… А еще он добрый, ласковый, сильный, умный, и… И вообще, самый лучший на свете!».

– «Ну, спасибо тебе, Скрапс» – похоже, он и в самом деле смутился, неловко обняв меня подрагивающим крылом – «Вот уж не знал, что я такой».

– «А с другой стороны, у меня теперь есть нечто бело-рыжее, до боли напоминающее одного отвратительного типа, который мерзко оскорблял меня на глазах у прочих пони всего полдня назад. Эта личина хоть и обладает такими забавными, розовыми яй…».

– «Эй!».

– «Хорошо, хорошо – причиндалами, доволен? Так вот, я еще не знакома с этим новым Стар Дримом, поэтому ничего не знаю, какой он, этот отпрыск богатой семьи. Он любил свою бабушку, и ради нее конфликтовал со своей семьей, но думаю, что ее мог любить и Графит. А большего я о нем и не знаю, хотя его вкус оставляет желать лучшего. Все эти розовые жилетки, кружевные жабо… Фи!».

– «Ну спасибо, дорогая» – удивленно пробормотал пегас, в раздумьях опуская голову едва ли не до колен – «Надо так все запутать… А этот стиль вообще очень моден среди молодежи богатых семейств. Но думаю, я тебя понял».

– «А раз понял, то будь добр, сделай так, чтобы он ко мне вернулся, хорошо?» – остановившись, я ухватила мужа за отрастающую бородку, и подняла его голову, встречаясь взглядом с его глазами – «Когда найдешь его – скажи, что… Скажи, что эта маска ему не подходит, я это чувствую. И я буду его ждать – моего героя, столько раз спасавшего меня от… От самой себя. Ты слышишь? Передай, что я буду его ждать хоть до самой смерти. А теперь лети – и верни мне моего Графита!».

---

– «Здравствуйте, мои хорошие!» – певуче поздоровалась с нами серая единорожка, входя в широкие, стеклянные двери коридора госпиталя Крылатых Целителей. Его новый корпус, хоть и назывался «крылом», однако, находился на другом конце Кантерлота, на одной из огромных каменных платформ, прилепившихся к склону возвышавшейся над городом горы. По слухам, сама принцесса помогала когда-то возводить громады этих каменных балконов, а при их строительстве вовсю использовался передовой на тот момент опыт сталлионградских земнопони, отстроивших немало громад многоэтажных домов в Мейнхеттене и Филлидельфии. Но Кантерлот есть Кантерлот, и камень скрыл под собой стальные фермы опор первых «балконов», как называли их жители столицы, а на их поверхности стали появляться новые здания, по распоряжению Селестии, возводившиеся в том же стиле, что и прочие дома белокаменного города.

Одним из таких зданий стало недавно открывшееся отделение госпиталя Крылатых Целителей – поток раненых наглядно показал, что рассчитанное на будничную работу здравоохранение остро нуждается в заведениях, способных оказывать помощь большому количеству тяжелых пациентов, и новое здание, возвышавшееся аж на третьем ярусе горы, было отдано на откуп «выселенным» из основного здания отделениям, в число которых входило и «отделение сопровождения беременности» – один из самых людоедских пунктов программы по моему перевоспитанию.

– «Здрааавствуйте, мисс Дейзи Смайл!» – недружно, но радостно откликнулся десяток разноцветных кобыл, разлегшихся на удобных банкетках в небольшой рекреации[15]. Громадные окна с низкими, не выше колен, подоконниками позволяли отдыхающим любоваться картиной раскинувшегося под ними города, не вставая со своих мест, и наверное, большая часть из нас даже и не заметила бы вошедшего в отделение врача.

«Ну ты посмотри – «нас»! Как легко я произнесла это, пусть даже и мысленно» – недовольно дернув ушами, подумала я, глядя на мелкие, плоские снежинки, весело крутившиеся в морозном воздухе за окном. Начался последний месяц года – месяц Вечерней Звезды, когда завершались все дела, накопленные за год, и жители страны начинали готовиться к разудалым празднованиям Дня Согревающего Очага. Плоские, напоминающие блестки снежинки были всего лишь «пристрелкой», «ширпотребом», падающим из первых зимних облаков, начиненных обрезками от настоящих произведений искусства, ожидающих своего часа на складах облачных городов – Лас Пегасуса и Клаудсдейла.

– «Ну что ж, я рада, что у всех все хорошо» – улыбнулась серая единорожка, обойдя своих подопечных. Ее должность обязывала ее знать каждую входящую в ее группу кобылу, ход ее беременности, подлежащие корректировке вредные привычки и в целом, все-все-все, что могло повлиять на протекание беременности – «А как дела у нашей самой маленькой, но самой смелой мамочки? Как мы сегодня себя чувствуем, мисс Раг?».

– «Спасибо, мисс Смайл. Со мной все хорошо» – ответила я с дежурной улыбкой, отводя взгляд от окна. Тихонько покряхтывая, мы поднялись, и потрусили вперед, в дружелюбно распахнувшиеся перед нами стены кабинета – ну, или, по крайней мере того, что было принято считать тут этим самым «кабинетом». Большая, светлая комната со множеством длинных, во всю стену, окон, была вполне уютна, чем-то напоминая детский сад. Это впечатление усиливалось от разложенных тут и там детских игрушек, нескольких кроваток, в которых, как я успела уже убедиться, лежали вполне себе достоверные макеты жеребят, длинных пеленальных столов и даже небольшого кухонного закутка, уставленного коробками с детскими смесями и пачками брошюр с рецептами здорового питания для малышей.

«Угу. Пробовала я это однажды. Разноцветные коробки с серым, комковатым содержимым, по вкусу напоминающим пережеванный картон – ну просто радость для жеребенка!».

– «Итак, темой сегодняшнего занятия будет организация нашего с вами досуга. Мы обсудим, чем можно заниматься молодой мамочке, ждущей своего жеребенка, на что стоит обратить внимание, и чем совсем-совсем заниматься нам с вами нельзя» – взяла слово руководитель группы. Дождавшись, пока мы все разляжемся или рассядемся на пушистых половичках, брошенных на мягкий палас, доктор Смайл внимательно обозрела наши морды, перехватывая каждый взгляд и заставляя нас обратить внимание на ее слова. Несмотря на кажущуюся «несерьезность» ее профессии, серая единорожка была хорошим психологом, и уже через несколько занятий мне доставляло удовольствие не сама дребедень, которую преподавали в этом отделении бесящимся с жиру мамашкам, изнервничавшимся от ожидания скорого рождения их жеребят, сколько угадывание тех или иных приемов, с помощью которых она твердо держала в узде наш десяток склонных к частым сменам настроения, беременных кобыл – «Но перед этим, как всегда, мы повторим основы, благодаря знанию которых мы избежим проблем, и в положенный срок, родим здоровых, замечательных жеребят. Итак, кто начнет?».

– «Я, я начну!» – высунулась вперед веселая Клаудсторм. Единственная, кроме меня, пегаска в группе, она обладала живым и общительным характером, и хотя мне уже успела поднадоесть ее трескотня, я была рада, что в этой обители зависти, шепотков и мелких интрижек был кто-то, кто не старался продемонстрировать всем свое «кантерлотское воспитание», и с неизменной улыбкой выслушивала ее истории из жизни «настоящих», родившихся и живущих на облаках пегасов – «Мы должны быть аккуратными, неторопливыми и внимательными к своему здоровью. Жеребенок – это радость, но и большая ответственность, поэтому мы не должны подвергать себя ненужному риску».

– «Мы никогда-никогда не рискуем, ведь с нами наш жеребенок» – хором откликнулись остальные. Ну прямо секта, чтоб им всем…

– «Скраппи, повторяй, пожалуйста, вместе с нами» – обратилась ко мне единорожка, оглядывая группу из-под тонких, почти незаметных очков. Лишенные дужек, они удерживались на ее носу посредством тонкой, едва заметной липучки, и со стороны казалось, будто они парят возле ее морды – «Не стоит дуться. Ведь ты сделала то домашнее задание, о котором мы вчера говорили, правда? Мне было бы очень неловко оставлять тебя на дополнительные занятия, но ты же знаешь – мы, Крылатые Целители, очень ответственно относимся к нашей работе».

– «Конечно, мисс Смайл» – вздохнула я, еще раз, в душе, недобрым словом поминая двух коронованных приколисток. Отыграться им, видите ли, захотелось – а отдуваться-то мне!

– «Ну что же, тогда мы все готовы».

– «Ну что ж…» – решив начать с простого, я присела, и сложив передние ноги на животе, задумчиво уставилась на ехидно поглядывавших на меня кобыл – «Если начать с самого начала…».

– «Нет-нет, Скраппи. Можешь начать с того момента, когда у нас в животике уже кто-то поселился» – мягко, но быстро прервала меня доктор Смайл, похоже, уже предупрежденная неизвестным мне «доброжелателем», придумавшим эту изощреннейшую пытку, о моей «непосредственности», как называли они какую-то черту моего характера – «Прости, что я тебя перебиваю, но боюсь, у нас не хватит времени выслушать весь твой рассказ».

– «Ну, хорошо. Так вот, сначала (серая единорожка вновь напряглась), в овуляторно-фертильный период, зрелый ооцит спускается по фаллопиевой трубе, где, посредством встречи с другими клетками, обсуждать которые мне запретили, превращается в презиготу. В течение нескольких эта клетка, которая, в дальнейшем, превратиться в маленького, пухленького, вечно орущего жеребенка, претерпевает ряд изменений, становясь сначала турулой, затем – бластоцистой. Спустя несколько дней, весь этот маленький комок непрерывно делящихся клеток спускается, наконец, как вы выразились, «к нам в животик», и уже там вся эта трофобластно-клеточная масса уже имплантируется в разрыхленный пролиферацией эндометрий, после чего начинает люто, бешено делиться…».

– «Прошу вас, мисс Смайл…» – пролепетала одна из моих согруппниц, переводя умоляющий взгляд с моей, бешено жестикулирующей фигуры на сидевшую с непроницаемой мордой единорожку – «М-меня это пугает…».

– «Х-ха! Ничего страшного в этом нет!» – разойдясь, я действительно ощутила приятную теплоту, впервые встретив безмолвно внимающую мне аудиторию, настолько вовлеченную в описываемый процесс, и совсем не собиралась останавливаться, решив донести до подруг по несчастью все, что мне было известно о беременности – «Все это ерунда и даже не ощущается! А вот когда зародыш уже имплантирован, и начинается разрастание клеток и формирование плода – вот тогда-то и начинается все самое интересное! Достаточно будет сказать, что эмбрио и органогенез подвержены множественным патологиям, возникающим под действием различных неблагоприятных факторов, и даже без них воздействие на организм этого клочка инородной ткани может вызвать, да и вызывает крайне интересные отклонения и заболевания! Достаточно будет упомянуть токсикозы, гестозы, предлежания, гамето, эмбрио и фетопатии, не говоря уже о резус-конфликтах и генетических аномалиях развития, которые…».

– «Кхе-кхе. Спасибо, Скраппи» – поднявшись, осадила меня доктор Роуз. Остановившись на полуслове, я недоуменно посмотрела на остальных кобыл, часть из которых имело очень интересный цвет и выражение морды, напоминая готовых срыгнуть жеребят, и обиженно хмыкнув, уселась обратно на коврик, чтобы отдышаться после задвинутой мной, пламенной речи – «Я уверена, что ты как раз подходила к самому интересному, но увы, наше время с вами ограничено, поэтому, как мне кажется, нам стоит ненадолго прерваться, и немножко перекусить. Ну что, кто за соленые тосты и теплое молоко?».

– «Урра! Обожаю теплое молоко!» – тяжело трепеща крылышками, подпрыгнула в воздух Клаудсторм. Одно время веселая пегаска пыталась вести себя тихо, но увы, из этого ничего не вышло, и уже через несколько занятий, она отбросила напускную важность и каждый раз находила минутку, чтобы весело поболтать со мной под неодобрительными взглядами прочих кобыл. Как я заметила, она с детской непосредственностью радовалась всяким материальным благам, которыми снабжали нас на этих курсах для готовящихся стать матерями, что уже наводило меня на мысль о том, что она, как и я, не смогла бы самостоятельно оплатить эти занятия. И это лишний раз давало мне возможность открыть новую, доселе неизвестную для меня грань правящих этой страной принцесс – «Чур, мне два! Можно?».

– «Конечно, моя дорогая. Я запомнила твои предпочтения. И три кусочка пересоленного хлебца, так?».

– «Урра! То есть, спасибо, мисс Смайл».

– «На здоровье, Клаудсторм» – тепло улыбнулась серая единорожка, в то время как поднявшиеся кобылы, не торопясь, потрусили к столам, на которых уже стояли подносы с примитивными, но так понравившимися мне, треугольными пакетами с подогретым коровьим молоком, и корзинкой подсушенных тостов, обильно сдобренных кристалликами соли – «Скраппи, ты не голодна?».

– «Нет, мисс Смайл, сегодня я почему-то не очень хочу нагружать живот» – вежливо улыбнулась я в ответ. Я постаралась как можно тверже выдержать пристальный, чуть ироничный взгляд врача, стараясь думать о чем угодно, но только не о тренировке с огромным мечом, которую я устроила во время дежурного посещения казарм своего Легиона. Оставленный в моем кабинете как трофей, он все-таки попал в копыта выпросившим его у Черри легионерам, и волей-неволей, мне пришлось вновь изображать те кривляния, которые собравшиеся вокруг зрители приняли за мастерское владение полуторным клинком. Так что теперь вся передняя часть тела и диафрагма тихонько ныли, намекая мне, что размахивать здоровенной стальной оглоблей, да еще и без разогрева, было с моей стороны крайне опрометчиво, но вот остальным об этом можно было бы и не знать – «Думаю, Клауд вполне может сжевать мою пайку за меня».

– «Думаю, наша резвая кобылка не откажется от предложенной тобой порции, да и ей это явно не повредит» – кивнула головой единорожка, тепло улыбаясь в ответ на восторженный, хотя и несколько приглушенный набитым ртом, радостный выкрик пегаски – «Ей стоило бы набрать немного веса и побольше спать. Ты же знаешь о том, что пегасы должны спать не меньше, чем бодрствуют?».

– «Мммм… Нет. А почему?».

– «Все дело в обмене веществ» – наставительно ответила врач, обращаясь главным образом ко мне, но не забывая и о рассевшихся по своим местам кобылам – «Видите ли, несмотря на то, что пегасы поддерживают себя в воздухе особой, пегасьей магией полета, управляют они ей не рогом, как единороги, и не ритуалами, как земнопони, а своими движениями, всем своим телом. Вот почему среди пегасов так много спортсменов – ведь движение и жизнь для них просто неразделимы, и спорт стал важной частью их культуры. Но при этом, их ускоренный обмен вещества приводит и к быстрой утомляемости. Именно пегасы принесли пони понятие «нап» – дремоты, короткого полуденного сна, позволяющего восстановить силы перед долгим днем. В сочетании с единорожьей традицией полуденного перекуса, он прочно вошел в нашу культуру, и вскоре распространился среди других видов.

– «Грифоны называют его деженю» – заявила жеманная Софт Тред, элегантно вытягиваясь на своем коврике. Несмотря на то, что в этой группе было немало обеспеченных, если не сказать больше, кобыл, ни одна из них не отказалась от предложенного угощения, бывшего обязательным, ежедневным ритуалом. Беременность давала о себе знать, и понемногу, наши вкусы начинали претерпевать довольно интересные изменения, но перед хорошо просоленным тостом, запитым пакетиком теплого молока, устоять не смогла ни одна – «Они считают, что пить нужно только черный чай, причем наливают его именно в молоко, а не наоборот. Это очень изысканно, вы не находите?».

– «Следите, чтобы он был не очень крепким, Тред» – заметила врач, следя, чтобы все заняли свои места – «Это не полезно для вашего будущего жеребенка».

– «Да-да, я понимаю. Но иногда я просто не могу отказать себе в удовольствии» – вздохнула та, бросая ироничный взгляд на Клаудсторм, на мордочке которой красовались белые «усы» от выпитого молока. Пегаска проигнорировала соломинки, и резво вылакала свою и мою порции, перелив их в кружку – «В отличие от кое-кого другого, я-то знаю, как должна вести себя порядочная леди».

«Ну вот, опять» – мысленно вздохнула я, переводя взгляд на окно, за которым усиливался первый снежок. Похожие на обрезки фольги, снежинки падали все чаще и чаще, грозя вскорости перерасти в настоящий снегопад – «Сейчас до Кикер дойдет, что ее подкололи, и легковозбудимая ее пегасья натура не сможет устоять перед вызовом… Ну вот, что я говорила? Уже сцепились, отточенная надменность единорожки против пылкой бравады пегаски – и что их заставляет каждый раз цепляться друг к дружке? Неужели мы в душе все такие – склочные, мелочные, не видящие целой картины? Забавно, но я не заметила совсем уж дефицитного дефицита жеребцов в этой стране, и на мой скромный взгляд их было не так чтобы и меньше, чем тех же кобыл…».

Прикрыв глаза, я, по примеру остальных, вытянулась на половичке. Натруженные мышцы гудели, словно струны рояля, отыгравшего последний аккорд, и еще перекатывающего гулкое эхо отзвучавшей музыки по своей деревянной утробе, мысли текли мягко и спокойно, одна за другой, и я почувствовал, что понемногу начинаю клевать носом, погружаясь в этот самый «нап»…

*БУМ-БУМ-БУМ*

Всхрапнув, я вскинулась от громкого стука чьего-то копыта по оконному стеклу. Очередная перебранка, затеянная двумя кобылами, затихла сама собой, и теперь вся группа недоуменно таращилась на окно, за которым маячила уже знакомая мне фигура голубой пегаски.

– «Рэйнбоу Дэш?» – недоуменно вскинула я брови, подходя к окну, за которым висела моя знакомая – «Вот уже не ожидала увидеть тебя здесь».

– «Бу-бу-бу-ву-бу!» – проорала что-то та, зябко ежась за глушащим звуки стеклом.

– «Ах, ну да… Мисс Смайл, я отлучусь не минутку?».

– «Конечно, Скраппи. Но будь добра, возвращайся, ведь прилет твоей подруги это не повод пропускать занятие».

«Ох, не к добру тут появилась эта синяя зараза» – думала я, бредя по коридору здания в сторону ближайшего балкона. После моего возвращения, меня навестили лишь родственники да случившаяся по работе в Кантерлоте Дерпи Хувз, встреча с которой была для меня особенно приятной. Косящая от радости больше, чем обычно, серая пегаска едва не выдавила меня, словно тюбик, с радостным смехом тиская и обнимая мою пищащую тушку. Полностью оправившись от болезни, она стала даже живее, чем раньше, и периодически давала окружающим прикурить, выделывая разные смешные и порой, невероятно глупые, но все же безобидные и чем-то милые штучки. От Луны я уже знала, что Селестия скрытно благоволила к этой молодой, но очень доброй и неунывающей пегаске, чем-то обратившей на себя внимание белоснежного аликорна, и по ее просьбе, Богиня Ночи уже предприняла кое-какие шаги, в результате которых вскоре, в этой маленькой семье должна была случиться негаданная радость.

А вот подруги не баловали меня своим обществом. В принципе, я не обижалась, ведь и сама не могла бы сказать, как бы отреагировала на сорванный праздник, глупую шутку и последующий побег, но это демонстративное молчание все-таки ударило по моему самолюбию, и сейчас мне казалось, что лучше бы меня открыто обругали, чем вот так, молча игнорировали… Однако присутствие тут голубой пегаски говорило о том, что неизвестность должна была вот-вот закончится, и предчувствие чего-то нехорошего начало закручиваться во мне, словно пружина.

– «П-п-привет» – ежась, выдохнула Дэш, влетая в открытую мной балконную дверь, и запуская вслед за собой холодный сквознячок, лизнувший мои ноги ледяным языком – «Уф, все крылья отмахала, пока нашла тебя! Остальные так и рыщут в той больнице, внизу – я первая поняла, где искать тебя на самом деле!».

– «И тебе привет» – я постаралась держаться как можно дружелюбнее, но судя по недоуменному виду пегаски, настороженность, похоже, все-таки отразилась на моей морде – «А я тут вот на занятия записана… Ну, для будущих мам… И вот…».

– «Х-ха, я так и знала, что тебя все-таки затащат в этот пузариум!» – пренебрежительно махнула копытом Дэш, но затем покосилась на меня, и осторожно добавила – «Поверь, это место совсем не выглядит крутым… Ну, я имею в виду, для таких крутых и клевых пегасов, как я. Для остальных – вполне сойдет».

– «Ну да. Хотя я тут не по своей воле» – мое чувство осторожности начало весело попискивать у меня в голове, словно встревоженный пульсоксиметр[16]. Деликатничающая Дэш – это было что-то из области фантастики, и я встревожилась уже не на шутку – «А для чего меня разыскивают… Разыскиваете все вы? Я виновата, но… Я хотела зайти к вам всем после того, как вернусь в Понивилль, но…».

– «Да мы уже знаем!» – отмахнувшись, беззаботно хмыкнула пегаска, вертящаяся над моей головой. Беспокойно трепеща крыльями, она порхала туда и сюда, во все глаза разглядывая окружающую нас обстановку, мало напоминающую обычный госпиталь Понивилля – «Принцесса сказала Твайлайт, что…».

– «Она сказала, что ты нуждаешься в дружеских плечах, которые могут тебя поддержать» – голос подкравшейся сзади Твайлайт заставил меня с перепугу рвануться вперед, загребая на ходу ковер, и если бы не удержавшая меня за хвост Эпплджек, я бы мигом запрыгнула на штору, гостеприимно покачивающуюся возле балконного окна – «Вот теперь ты и впрямь напоминаешь ту Скраппи, которую мы встретили несколько лет назад».

– «Эт да. Вот, помню, намучались мы с ней, снимая ее с потолочной балки моего амбара при каждом звуке хлопушки» – кивнула головой Эпплджек, иронично глядя на мою забившуюся в угол тушку – «Как здоровьице, беглянка? Признаюсь, выглядишь ты не слишком бодро».

– «Не слишком?» – удивилась я, оглядываясь на себя и стараясь разглядеть если не хвост, то хотя бы спину и круп, плотно прижатые к стене – «Да вроде бы ничего…».

– «Ничего? Да от тебя одни глаза и живот остались!» – прыснула голубая пегаска, но быстро стушевалась под неодобрительным взглядом подруг – «Ну, то есть… В общем, сейчас ты довольно стройна даже для спортсменки, я имею в виду».

– «Аааа. Это… Ну, я тут немного полежала в больнице» – начала отмазываться я тоном отца, пытающегося ответить на вопрос «а откуда берутся дети?», заданный пятилетним сыном – «Ну, вы же слышали, мы там немного повоевали, по лесам побродили… Насморк там, инфекции всякие нехорошие, ящур, опять же, свирепствует…».

– «Ага. Твои приемные родители рассказывали, как он свирепствует» – иронично хмыкнула Твайлайт – «Если ты не забыла, Скраппи, то я все еще являюсь твоим куратором, поэтому знаю о тебе немного больше, чем ты думаешь. С тобой все хорошо – по крайней мере, теперь?».

– «Ну да» – опустив голову, призналась я – «Теперь лучше. Подлечили, обогрели, обоб… Кхе-кхем… А вы тут что делаете?».

– «Сегодня нашей застенчивой целительнице вручают медаль за самоотверженную помощь в реабилитации раненных гвардейцев!» – гордо ответила за подругу Эпплджек так, слово это ей собирались ее вручать, вместе с дарственной на новый дом, седло и плуг для брата – «Флаттершай пыталась помогать всем этим раненным беднягам, но только путалась под ногами у врачей, вот они и отправили ее куда-то наверх, к этим самым… недоврачам, любящим копаться у тебя в голове, а потом объяснять тебе то, о чем ты на самом деле думаешь! И уж там-то Флатти показала всем класс! Говорят, все, кто прошел через ее копыта, могут служить и жить дальше без всяких проблем с этими гребаными мыслями, поэтому сегодня самый главный и седой жеребец этого госпиталя вручил ей медаль и грамоту за помощь порченным войной бедолагам».

– «Порченным войной?» – насторожившись, я даже перестала вжиматься в угол и недоуменно уставилась на подругу – «А что там с ними произошло?».

– «Психологические проблемы после месяцев боев, Скраппи» – Твайлайт потрясла головой, словно удивляясь, как пони вообще могли принимать участие в чем-то подобном – «Принцесса говорила, что это отразилось на всех, кто попал тогда на север страны, и лишь благодаря помощи таких, как Флаттершай, способных теплом и добротой вылечить раны на их душах, этот конфликт не принесет горя ни нам, не грифонам. Кстати, она оказывала помощь и им, что было особо отмечено принцессой».

– «Угу. Рада за нее» – как можно более равнодушнее ответила я, ощущая, как в груди поднимается нехорошее чувство злости на эту прекраснодушную идиотку. Показать бы ей разок, как выглядел труп Солт Кейн – быстро бы поумерила свой пыл в отношении военнопленных… Если бы не померла от страха – «Вообще, я надеюсь вырваться отсюда уже к Празднику Согревающего Очага, и извиниться перед всеми вами. Собраться у кого-нибудь, попить теплого чая…».

– «Устроить вечеринку…» – тем же мечтательным тоном продолжила за меня Рейнбоу Дэш, но не выдержала, и начала хохотать, переворачиваясь в воздухе – «Ахахахахахаха! Отличная была шутка! Нужно будет повторить, но чур – теперь гостей будем подбирать мы с Пинки! Кстати, берегись – она тоже обещала пошутить, так что жуй пирожные и торты осторожнее – кто знает, не будет ли там спрятано что-нибудь внутри?».

– «Дэш, прекрати, это не повод для смеха» – укоризненно посмотрела на пегаску Твайлайт, словно обвиняя ее во всем, что произошло – «Вспомни, как мучилась Флаттершай после этой «вечеринки»! Она просидела взаперти две недели, и только слух о том, что в Понивилль прислали несколько раненных гвардейцев, нуждающихся в помощи, заставил ее выйти из дома».

– «Ага, мучилась она!» – сердито фыркнула Эпплджек. Захрапев, она уставилась на Твайлайт наливающимися кровью глазами, словно разъяренный бык – «Мучилась, говоришь? Да она так мучилась, что поскакала в госпиталь, задрав хвост, как только узнала, что там появляется БигМак!».

– «Эй, это не повод третировать…».

– «А что у вас там произошло?» – как бы между делом поинтересовалась я, вставая между сердито сопящими подругами – «И чем это она там мучилась? Похмельем?».

– «Как же! Да она проснулась после той вечеринке в твоей комнатке, лежа на нем, словно тля на яблочке!» – сердито ржанула Эйджей, но быстро заткнулась при виде высунувшейся из ближайшей двери суровой морды медсестры, и перешла на гневный, обличающий шепот – «Затащила моего брательника к себе в койку, а теперь строит из себя невинную лапочку! Хищница она – беспринципная, вороватая, хищная ко…».

– «Не поняла» – я вскинула брови и изо всех сил стиснула зубы, чтобы не заржать, оглашая хохотом все отделение для довольно нервных кобыл – «Ну затащила, ну покувыркались они – и чего? Она вроде как давно уже по нему сохнет, ну так и он, похоже, не сильно сопротивлялся. Или ты думаешь, она сама смогла бы эту тушу поднять на второй этаж?».

– «Вот-вот, я тебе то же самое говорила!» – обрадовалась Твайлайт, гордо задрав нос, словно победа в этом споре была чем-то важна для нее самой, заставив меня подозрительно сверкнуть в ее сторону глазами – «Просто ты ревнуешь… Ну, как сестра, я имею в виду».

– «Ревн… Ревную?!» – не на шутку заводясь, задохнулась от гнева Эпплджек – «Да как вы… Да я… Да мне прост не все равно, кто там к моему братану в койку лезет, понятно вам? Она, может, своим подхвостьем дверь прошибет, а вы все «лапочка», «страдает»… Тьфу, срамота!».

– «Эйджей, не злись» – примиряющее попросила я сердито грызущую свою шляпу кобылу – «Ну случилось такое, ну что уж теперь поделать…».

– «Эх, Скрапс, хоть ты и воспитана была двумя земнопони, даруй им богиня здоровья за такое, но думаешь все равно как пегас. Я знаю, как у вас там с этим просто, а среди нас, Эпплов, так не принято, чтобы сразу, вот так вот, на сеновал тащить. Нужно хотя б пройтись вдвоем по улице, себя соседям показать, что вот, мол, мы – не просто так, понимаешь, а вместе теперь. А уж на сколько – то лишь богиня знает. Тогда б я ни слова не сказала. А вот так вот, как у вас, крылатых, заведено…».

– «И лишь потому, что соседи не знают, что они хотят перепихнуться у тебя в амбаре, ты так на нее взъелась?» – на всякий случай уточнила я, подходя к сердито сопящей кобыле и обнимая ее за плечи. Похоже, это была не совсем верная интерпретация гневной речи подруги, но я решила, что небольшая встряска ее серому веществу[17] не повредит – «Эйджей, не терзай ни себя, ни их. Я думаю, что узнала тебя хорошо, но вот даже не предполагала, что элемент честности может быть таким жестоким. Ну было им там хорошо – ну что ж теперь поделать? Зато ты знаешь, что он не бегает втихаря от тебя по всяким кобылам вроде Дейзи или Роуз».

– «Так он и бегает… К ней. Втихаря» – расстроено прогудела ковбойша, надвигая шляпу на глаза – «И со мной говорить не хочет, и даже с бабулей Смит. Только вздыхает, и рассеянный стал какой-то…».

– «Ну так поговори с ним. Не наезжая, не требуя объяснений… Ты ж требовала, так? Ну вот и забудь про отчеты – он уже взрослый бугай вымахал, и сам отвечает за свои поступки. Ведь Флаттершай по-прежнему твоя подруга, ведь так?» – вкрадчиво, словно демон-искуситель, уговаривала я расстроенную фермершу, дождавшись утвердительного кивка – «Ну вот и поговори с братом. Скажи ему, что ты просто за него волновалась – в этом городке так много «голодных», одиноких кобыл, поэтому просто погорячилась, и целиком и полностью одобряешь его выбор. Поверни все так, что это он нашел себе скромную, умную и добрую подругу, поэтому ты совсем не против, что они будут встречаться. Вот увидишь, у вас все наладится – не за один день, и не за два. Но даже если они разойдутся, поверь, он будет тебе благодарен за поддержку».

– «Спасибо тебе… Скрапс» – вздохнув, проговорила Эпплджек, в ответ, обнимая меня так крепко, что я едва не вскрикнула от неожиданности, ощутив силу ног своей подруги – «Нет, ты все-таки хитрющая. Эк все повернула-то!».

– «Идеальных лю… Кхем… Идеальных пони не бывает, Эйджей» – серьезно ответила я, отстраняясь и возвращая ей грустную улыбку – «Просто нужно помнить, что без любви и доброты, любое чувство или дело превращается в фарс. Это касается и честности, ведь без доброты, честность становится жестокостью – страшным оружием, способным ранить не хуже, чем клинок».

– «Эй, если вы уже закончили сеанс психотерапии по методу Флаттершай, то может, уже пойдем?» – нетерпеливо крутясь в воздухе, словно юла, возопила Дэш – «Кое-кого подняли еще до восхода, и даже не покормили! Давайте опять зайдем в то небольшое кафе?».

– «В то, где иногда любят посидеть Вандерболты?» – иронично усмехнулась Твайлайт – «Дэш, ты неисправима. Не забудь, нам еще предстоит возвращаться в Понивилль, и я больше не пойду на поклон к своему брату, если ты вновь потратишь наши сбережения на флажки и плакаты своей любимой летной группы».

– «Так он же в Кристальной Империи?».

– «Вот именно, Дэш. Вот именно».

– «Ну, если вы на меня не сердитесь, то думаю, мы сможем посидеть где-нибудь еще… Но позже» – оглянувшись, я увидела мисс Смайл, намекающее выглядывающую из приоткрытой двери в нашу классную комнату – «А сейчас мне пора на занятия. Принцессы действительно рассердились на меня, и приговорили к заточению в стенах этого заведения. И нечего ржать, Дэши! Посмотрела бы я на тебя, когда… Да замолчи же ты, слышишь?».

– «Ах-хахахахахаха! Пуз-заааариууууум!».

– «Ладно, Скрапс, тогда мы, пожалуй, пойдем» – помахав мне шляпой, Эпплджек потащила за хвост заливающуюся смехом синюю заразу, волоча ее за собой по воздуху, словно воздушный шарик – «Ты эт, не унывай тут, слышишь? Мы все тебя ждем обратно домой».

– «Рада была вновь увидеть тебя, Скраппи» – улыбнулась Твайлайт, но не смогла удержаться от подколки, и рассмеялась, увидев мою сморщившуюся, словно сушеный абрикос, мордочку – «Не забывай, что я жду от тебя отчета сразу по прибытия в Понивилль. Пока!».

«Забудешь тут, как же!».

– «А потом, в газетах написали, как она валялась пьяная на скамейке» – раздался приглушенный голос одной из кобыл. Подойдя к двери, я уже собиралась войти, но донесшиеся до меня слова заставили меня притормозить и прислушаться к происходящему в классе – «А после – купалась в одном из фонтанов, вместе со своими легионерами!».

– «Какой ужас! Неужели принцессы не могут ее приструнить? В этой жизни уже достаточно горя для меня одной, но никто этого не замечает…».

«А, это наверное они про мой первый припадок» – мгновенно ощетинившись, подумала я. Что ж, и в самом деле, мне стоило бы сообразить, что это «жжжж» – не спроста, и смирно отправиться в госпиталь, сразу же после того, как я пришла в себя, едва не захлебнувшись водой из фонтана, которой меня усердно отливали ребята из Первой – «Так значит, они в курсе даже таких подробностей? Да, было глупо думать, что я останусь не узнанной. Но вот про газеты я не знала – и Черри, и персонал госпиталя не позволяли местной периодике попадаться мне на глаза, но теперь-то я займусь ими всерьез. Давно я не пополняла мою «тетрадочку смерти»…».

– «Мне кажется, что это не слишком правильная тема для разговора» – ответил голос доктора Смайл. Ну еще бы, создавать скандальную атмосферу в группе, в которой каждая из пациенток платит по двести бит за занятие – это слишком даже для Кантерлота, да и неизвестно, к чему может привести недовольство обсуждаемой персоны – «Каждый может оступиться, но мы должны помнить, что в наших с вами силах помочь заблудшей душе найти дорогу к свету богини. И в любом случае, мы должны помнить… Что мы должны помнить?».

– «Мы должны быть аккуратными, неторопливыми и внимательными к своему здоровью. Жеребенок – это радость, но и большая ответственность, поэтому мы не должны подвергать себя ненужному риску» – ответил ей хор кобыльих голосов, под которые я вошла в кабинет.

«Точно – сектанты. Да еще и деньги за это отдают. Нет бы приносили их мне – я бы их погоняла, хорошенько растряся половину этих жирух, все одно пользы было бы больше!».

– «Мммм… Мне кажется, снег выпал раньше, чем предполагалось?» – сменила тему Софт Тред, видя, как я возвращаюсь в комнату. Несмотря на демонстративное внимание, которое она оказывала широкому окну, меня нисколько не обмануло ее деланное безразличие – «До этого шел дождь, а теперь вот – снег… Служба Погодного Патруля совсем отбилась от ног, даже тут, в Кантерлоте. Подумать только, эти пегасы считают, что могут сами распоряжаться облаками, без присмотра со стороны! Мне кажется, принцесса должна вынести им самое суровое порицание за такую погоду!».

– «Мне нравится дождь» – прошептала Стак Боунз. Вечно унылая, вечно депрессующая, она была вечным невротиком в нашей группе, и каждый день, слушая ее нытье, я удивлялась, как она вообще могла забеременеть, ну, или хотя бы обратить на себя внимание хотя бы кого-то – «В нем я могу спрятать свои слезы…».

– «Я тоже люблю дождь – во время него поссать можно, не залезая в кусты» – не подумав, ляпнула я правду жизни – «Вот, помню, залезла я во время дождя в большой куст, устроить небольшой ручей, так меня ка-аак… Чего?».

– «Скраппи, еще день занятий» – спокойно, но твердо отреагировала Дейзи Смайл – «И извинись перед Боунз, пожалуйста. Тебе не кажется, что твой пример был несколько некорректен?».

– «Оууууу…».

– «Этой мордой будешь мужа третировать, выпрашивая у него очередную бутылку!» – сорвавшись, заорала розовая плакса, с ненавистью глядя на меня и пытаясь подняться, чтобы выбежать из кабинета. Наверняка она собиралась устроить знатную истерику, но окружившие ее кобылы заставили единорожку прилечь на коврик, окружив сочувствием и лаской – «Я ненавижу ее! Ненавижу! Каждый раз она все портит! Зачем вы пригласили ее? Я требую, чтобы ее убрали! Немедленно!».

– «Тсссс, все хорошо, Стак. Все хорошо» – присев рядом со своей кричащей пациенткой, доктор Смайл погладила ее по передней ноге, пристально глядя в ее бегающие глаза – «Она не имела в виду ничего дурного, Стак. Просто недостаток воспитания, ты слышишь? Повторяй за мной: это просто недостаток воспитания. Мы должны простить говорящих такое и не обращать на них внимания».

– «М-мы должны… Говорящих…» – пробулькала в ответ единорожка, шмыгая носом и глядя в глаза врача – «Не обращать внимания».

«Да, нехорошо как-то вышло. Но, честно говоря, меня уже утомили ее тупорылые заявления, явно надерганные из каких-то тупых кобыльих журналов и романов» – подумала я, присаживаясь к окну и отрешаясь от негромкого гудения группы, обсуждающего это вопиющее, по их мнению, происшествие – «Забавно, я сказала это без всякой задней мысли, а удар пришелся точно в цель. Это ведь она хныкала о том, что меня нужно «приструнить», не так ли? Но все равно, это как-то недостойно – изгаляться над этой рогатой мочалкой. А вот Софт Тред явно нарывается. Может, прижать ее потихоньку, где-нибудь в коридоре, да объяснить в индивидуальном порядке, что говорить про меня гадости чревато резким ухудшением самочувствия? Нет, нельзя – не забывай, что это лишь тебе так повезло, а если причинить вред ее жеребенку… Нет, так поступать просто нельзя. Плевать на мораль, последствия или запреты – но прерывать еще неродившуюся жизнь… Этот поступок достоин самой тяжелой кары, и кому, как не мне об этом знать?».

Похоже, часть моих размышлений каким-то образом все-таки отразилась на всем моем теле, и поглядывавшая на меня СЕРАЯ единорожка немного напряглась, и стала уже в открытую следить за выражением на моей морде.

«Разве мне не все равно, что скажут обо мне всякие жеманные дуры? Разве ради них я шаталась по этим лесам? Нда, дилемма… Возможно, что и ради них. Но вот в чем парадокс – случись что-то подобное еще раз, и я все равно пошла бы туда, месить холод и грязь. Не ради нее, но ради страны, ради этого народа и ради того, чтобы… Чтобы принцессы по-прежнему правили своими маленькими пони. Наверное, вот в чем основной недостаток демократического общества – оно хорошо лишь как система управления народом, но в чистом виде, лишенное каких-либо сдерживающих уз, быстро коррумпируется и развращается. Наверное, поэтому все устойчивые демократии имели некий суррогат монарха – президента, канцлера, премьер-министра или генерального секретаря. Ведь нельзя любить талмуд под названием «конституция», или просто народ как абстрактную единицу, конкретных представителей которого – соседа, тещу, деверя или вот эту заносчивую мерзавку, ты просто ненавидишь. Но гораздо легче хранить верность трону, верность монарху – олицетворению твоих идеалов или хотя бы предпочтений. А уж если на троне восседает живая богиня…».

– «Мисс Смайл, мне не нравится, как Раг поглядывает на меня» – раздавшийся голос единорожки прервал мои размышления, навеваемые негромким, едва слышным гудением оконных стекол, в которые порывы ветра бросали редкие, колючие снежинки. Вечерело, и под большим балконом Третьего Кантерлотского яруса один за другим, загорались огни большого города, соперничая блеском со светом первой звезды, робко выглядывающей через прорехи в тучах – «Она делает вид, что смотрит в окно, но я каждый раз ловлю на себе ее злобный взгляд. Боюсь, что я присоединюсь к требованию удалить ее из состава нашей группы – я не могу чувствовать себя в безопасности, пока она находится рядом со мной».

А вот это было серьезное заявление. В довольно мирном, до этой поры, обществе пони заявление, что тебя пугает какой-либо субъект, вполне могло стать причиной знакомства этой персоны с гвардейцами, выясняющими, как именно и зачем она могла напугать заявителя. Суды не вникали в тонкости взаимоотношений между отдельными и зачастую, малознакомыми пони, и если ты не мог предоставить доказательств того, что все произошло совершенно случайно, то вполне можно было нарваться на предупреждение и запрет приближаться к испуганной тобой персоне. Конечно, эти случаи были не слишком распространены, но страх того, что к кому-то могли применить немотивированное насилие, вызывал сочувствие к предполагаемой жертве и общее осуждение замышлявшего недоброе преступника.

– «И именно поэтому ты распускаешь про меня слухи, порочащие мои честь и достоинство?» – холодно осведомилась я, отворачиваясь от окна и глядя одним глазом на напрягшуюся кобылу – «Не боишься рог обломать?».

– «Вы видите, мисс Смайл? Она открыто угрожает всем нам!».

– «Разве?» – спокойно осведомилась врач, внимательно глядя то на меня, то на напряженно крутящую головой Тред – «Мне кажется, что просто вы отнеслись друг к другу с недоверием, и сейчас оно грозит перерасти в настоящее отчуждение. Разве вы забыли, что я вам рассказывала о влиянии беременности на наше с вами настроение, мысли и поступки?».

– «Да, я думаю, мы все погорячились» – задавив в себе нарастающее раздражение, согласилась я с единорожкой, посмотрев на остальных кобыл – «Прошу прощения, если мои слова показались кому-то неприятными, однако они не были направлены ни на кого конкретно, а лишь показывали ситуацию вообще. Думаю, нам всем стоит меньше раздражаться, ведь мы тут все дамы ненадежные, склонные воспринимать все излишне эмоционально».

– «Хорошо сказано, Скраппи. А что нужно сказать в ответ, Тред?».

– «Я позволю себе выразиться словами классика – «Да будьте вы благосклонны и не гневливы к тем, кто стоит ниже вас». Я прощаю ее слова, и надеюсь, что впредь такого не повторится» – подумав, велеречиво выразилась Софт Тред, изобразив на морде стоическое терпение – «Пегасы славятся своей импульсивностью, но боюсь, часто используют ее не по назначению…».

– «Ну, вот и хорошо, что мы разобрались в наших мелких, сиюминутных проблемах» – заключила врач, облегченно берясь за свой блокнот – «Итак, Скраппи, что мы сегодня узнали?».

– «Ну, лично я узнала много интересного» – чувство внутреннего протеста заставило меня плюнуть на распланированный порядок занятий, и вновь начать нести околесицу – «Мои подруги на меня не сердятся, а некоторые из них даже сочли ту шуточку, которую я сыграла с ними в ночь моего побега забавной, хотя теперь я должна опасаться любой хлебобулочной продукции своего городка – неизвестно, в каком из маффинов шаловливые копыта Пинки немного «улучшат» тесто. Еще я поняла, что даже у тех, кого я прежде считала ничего не значащими персонами, могут быть крайне интересные особенности, в некоторых ситуациях, позволяющие им раскрывать себя с лучшей стороны… Нет, Тред, не нужно так пыжиться – это я не про тебя. В общем, вручение ей знаков отличия за помощь раненным – это хорошо, хотя за психологическую поддержку военнопленных я бы с нее шкуру-то спустила… Но это я еще успею сделать. Ну и наконец, я поняла, что до конца нашего занятия осталось всего пятнадцать минут, если верить этим большим и очень красивым часам, поэтому…».

– «Поэтому, как мне кажется, тебе стоит остаться еще на несколько занятий. Для закрепления пройденного материала, если можно так сказать» – мило улыбнулась мне доктор Смайл с видом опытного садиста, облюбовавшего себе новую жертву – «Ты ведь понимаешь, что относительно тебя у нас очень строгие инструкции?».

– «Понимаю» – спокойно и как-то равнодушно откликнулась я, краем глаза замечая заинтересованность на мордах окружавших нас кобыл, вскинувших головы при первой же загадочной фразе – «Думаете, буду возмущаться? Год назад я, может быть, еще бы побузила, полгода назад – устроила бы каверзу или сбежала… А теперь у меня несколько иные цели и задачи, поэтому все это вот для меня…».

– «Неважно?».

– «Не совсем» – я задумчиво помахала в воздухе копытом, подбирая слова – «Скорее, сейчас все, что происходит со мной по воле принцесс, я воспринимаю больше как часть какого-то фона окружающей меня жизни, но сама я прохожу мимо нее. Глупо отказываться от довольно забавного общества пони, сидящего в теплой комнате и угощающегося тостами с молоком, когда еще месяц назад ты считала за счастье выспаться дольше положенного, пусть даже и в спальном мешке, под проливным дождем, хлещущего по прикрывавшему твою голову шалашу, не так ли?».

– «Правильно, Скраппи. Очень хорошо, что ты сейчас рассказала нам об этом» – заметила мисс Смайл, начиная быстро записывать что-то в своем неизменном блокноте. Обычно он служил ей неким знаковым предметом, частью ее облика, но теперь карандаш быстро-быстро скользил по его листам, заполняя его строчками аккуратного рогописного почерка – «Еще с момента нашей первой встречи я диагностировала у тебя ПТСР[18], и поверь, сейчас ты сделала очень важный шаг, открыто признав свою проблему. Многие из собравшихся здесь прошли через подобные ситуации, и им еще предстоит сделать этот шаг, но то, что ты была первой, заставляет меня гордиться тобой. Ты молодец».

– «Кажется, я сейчас покраснею» – буркнула я, и вправду, испытывая неловкость и смущение от звуков негромкого топота, которым окружающие меня кобылы поприветствовали это событие – «Надеюсь, что от той болезни, которую вы обозвали этой загадочной аббревиатурой, умирают не слишком быстро, ведь мне еще жеребенка нужно родить, а в идеале – и воспитать…».

– «Нет, моя дорогая, это не смертельно. Но стрессовое расстройство, особенно среди гвардейцев, встречается не так уж и редко, поэтому я уверена в том, что тебе обязательно нужно пройти курс психотерапии у наших врачей. В этом здании ведут свою деятельность лучшие из специалистов Эквестрии, поэтому у тебя не будет никаких проблем с ресоциализацией, поверь. Однако для этого ты должна настроиться на лечение, и тогда у тебя все будет хорошо. Вот увидишь».

– «Надеюсь, я не разорю казну королевства, когда отправлюсь к вашему врачу» – криво усмехнулась я, представив себе Селестию, в панике выдирающую себе волшебные пряди при виде длинного счета за мое лечение, и психолога, дико орущего что-то из недр смирительной рубашки и опутывающих его цепей – «Обычно я такая нормальная, что от меня психиатры шарахаются, знаете ли».

– «Не волнуйтесь, эти вопросы уже утрясены» – серая единорожка мягко улыбнулась и на мгновение прикрыла глаза, глядя при этом лишь на меня, словно пытаясь донести до меня какую-то мысль – «Если хотите, мы сможем поговорить об этом после занятий. А теперь, давайте поговорим о наших развлечениях. Дорогая Софт Тред, будьте так добры, расскажите нам, как мы должны вести себя, пока ждем жеребенка?».

---

– «Простите, мисс Раг, но этот счет закрыт из-за полного истощения на нем каких-либо средств».

– «Простите, что имеется в виду?» – переспросила я, в то время как мой желудок трепыхнулся, словно раненная птица, и камнем рухнул куда-то вниз – «У меня же там были определенные сбережения… Кажется».

– «Да, они там были» – с непроницаемым видом подтвердил клерк, глядя на меня из окошка для выдачи наличности – «Однако за прошедший месяц у вас было крайне много расходов. Последнее платежное поручение, подписанное вами лично, было погашено два дня назад. Хотите ознакомиться?».

– «Детализированный отчет по расходам за четыре месяца, пожалуйста» – кивнула я головой. Несмотря на всю мою легкомысленность, я все-таки усвоила кое-что из общения с банком «Геркулес и партнеры», и теперь, должна была окунуться с головой во все хитросплетения финансовой системы страны, пусть даже и в отдельно взятом банке – «Я подожду на диване».

– «Отчет будет готов в течение часа» – кивнув головой, клерк ткнул копытом стоящий возле него звонок, давая понять, что он готов заняться делами нового клиента. Опустив голову, я отошла в сторону и, устроившись на диване, стала листать какую-то брошюру, брошенную на стол для развлечения клиентов. Прикрывшись ей от стоявших в очереди пони, с интересом поглядывавших в мою сторону, я тупо глядела сквозь страницы, не моргая и похоже, даже не дыша.

«Я потратила все свои деньги».

Мерзкое ощущение надвигающейся беды медленно накрывало меня с головой. Остаться без денег, да еще и в начале зимы, казалось мне абсолютной катастрофой, ведь в этом случае, у моей семьи не оставалось никаких источников дохода, кроме как небольшие, чисто символические суммы, выделяемые моим старикам в качестве пенсии. Похоже, Дед кое-что смыслил в этом деле, или просто, привыкнув за много лет службы к ежемесячному денежному довольствию, не посчитал нужным выбирать из нескольких вариантов, и подписался на ежемесячные выплаты небольших, фиксированных сумм, выделяемых государством для отставных вояк. Мне же, хвала Богиням, до пенсии было еще далеко, но сейчас я и впрямь, внезапно расстроилась от того, что не имею хоть каких-либо выплат по ранениям и теоретически – по инвалидности, полученной на этой службе. Вернувшись и немного восстановившись после обрушившейся на меня болезни, я разделила свои счета, положив на один из них, открытый в каком-то банке, работающем, в том числе, и по залоговой системе, небольшую сумму «на черный день», и вот теперь, я обнаружила, что и этой маленькой заначке пришел конец.

«Так, остановись!» – одернула я сама себя, понимая, что скоро начну бегать по мрачному залу банка, с криками вырывая остатки волос из хвоста. Древний вновь дрых, или просто не посчитал нужным вмешиваться в такое незначительное дело, и я вновь была предоставлена самой себе и финансовой проблеме, уже гнусно, во всю пасть, ухмыляющейся мне в морду – «Нужно что-то придумать! Сейчас мне принесут счет-выписку за несколько месяцев. Посмотрим, может, в то время, как я была в походе, кто-то где-то… Да нет, брось, глупая! Кто в здравом уме решится играть с банком, который подгребла под себя сама Принцесса Ночи, превратив в свой личный кошелек? Значит, это только мои сложности – я ведь сама подписывала все эти чеки на выплату пособий для погибших… Но что было делать? Казна Легиона находилась в ведении Черри, которой я доверяла на все сто, однако у меня и мысли не было запустить туда копыто. Отбирать еду у живых, чтобы почтить мертвых? Увольте, это уже слишком даже для меня. Но с другой стороны, я не могла оставить просто так семьи погибших, и если у меня, здоровой, имеющей какой-никакой, а доход кобылы отсутствие денег вызывает неконтролируемую панику, то что же должны ощущать они, оставшиеся без кормильцев и средств к существованию?».

Какой-то шум родился в дверях банка, и покатился по залу в сторону окошек. Раздвигая змеившиеся очереди, по залу шествовал важный земнопони, облаченный в дорогой костюм-тройку, вслед за которым, пугливо вздрагивая и спотыкаясь, брела единорожка, сопровождаемая двумя гвардейцами, чеканно долбящими накопытниками по истертой, коричневой плитке пола. Дойдя до одного из окон, процессия остановилась, и из-за бронированных спин, скрывших от меня происходящее, донесся повелительный голос земнопони, что-то неразборчиво требовавшего у клерка.

«Интересно, а это еще кто?» – отстраненно подумала я, краем уха слыша повелительные взрыкивания земнопони и плачущий голос единорожки, оправдывавшейся перед богатым господином – «И почему с гвардейцами? Надо будет… О, а вот и мой отчет. Ох, даже прикасаться к нему боязно, но надо! Неужели я могла потратить все?!».

– «Они были на этом счету еще вчера! Я клянусь!» – выкрикнул расстроенный голос практически у меня над ухом. Дернув головой, я отвлеклась от толстой папки, из которой, во все стороны, торчали отрывные талоны погашенных чеков, и уставилась на единорожку, которую оттаскивал от меня бросившийся ей наперерез клерк. Роняя слезы, она уже кричала от отчаяния, но, похоже, хорошо одетый бизнеспони не верил ей ни на грош, наступая на нее с суровым выражением на морде, пока, наконец, не загнал ее на диван рядом со мной – «Прошу вас, сэры! Верьте мне!».

– «Верить? Ты и твои агенты, Флим и Флам, обещали мне механизировать мои ткацкие станки в Мейнхеттене, получили задаток, а теперь хотите улизнуть, не выполнив ничего из обещанного?» – вновь рыкнул жеребец, свирепо глядя на сжавшуюся перед ним единорожку – «Если деньги, которые я вам дал, лежали на этом счету, то почему их сейчас тут нет? И где твои так называемые «агенты», ты тоже не знаешь?».

– «Я н-не…».

– «Они сейчас убегают, причем с деньгами!» – заявил важный господин, вытаскивая из кармана платок и утирая им вспотевшую гриву – «И если бы не моя расторопность, то ты тоже улизнула бы от правосудия, но не сегодня. Не в этот день!».

– «А какой сегодня день?» – мрачно поинтересовалась я, откладывая в сторону свою папку и задними ногами отпихивая от себя бизнеспони. Похоже, делец решил, что если такой важный господин присаживается, то лежащая на диванчике кобыла должна срочно отодвинуться, уступая ему место, и был крайне удивлен, когда я, без особого напряжения сил, просто отодвинула его в сторону под аккомпанемент скребущих по плитке пола копыт – «И хватит уже орать мне в уши, любезнейший – говорят, от этого развивается грыжа пищеводного отверстия диафрагмы, а так же, иногда, ломаются ноги и челюсть».

– «Я не разговаривал с вами!» – рыкнул мне земнопони, но немного поумерил свой пыл, видя нахмурившихся гвардейцев – «Сэры, она нам мешает! Хотя, как мне кажется, вы уже получили доказательства того, о чем я говорил – работа не сделана, эта пони пыталась скрыться, а ее подельники испарились вместе с деньгами, поэтому я требую, чтобы ее арестовали!».

– «Я честно делала свою работу, пока вы не вызвали меня сюда, своей запиской!» – вновь запричитала единорожка, прячась за мою спину. Ее красивая, шоколадного цвета шерстка уже отрастала к зиме, и слегка кучерявилась на спине и ногах, в то время как молочного цвета грива поникла и дрожала вместе со своей владелицей в ожидании скорого, и как ей казалось, неправедного суда – «Я приехала, бросив всю работу, а теперь вы хотите обвинить меня в растрате? Это же не справедливо!».

– «Я вызывал вас неделю назад, милочка! Вините во всем почту и ее пегасов, но лично мне все равно, что вы там скажете в свое оправдание! Уведите ее!».

– «Вы путаете нас со своими подчиненными, джентельпони» – заметил один из гвардейцев, с непроницаемым выражением на морде слушавший обоих спорщиков – «На вашем месте, я бы не стал делать этого впредь. Это понятно?».

– «Экхем… Кха-кха… Да-да. Простите» – пробормотал смутившийся на секунду жеребец, делая вид, что лишь внезапно напавший на него кашель не позволяет ему по-прежнему сотрясать стены своими гневными криками – «Но я настаиваю на ее аресте! Она должна возместить мне убытки, которые моя фабрика понесла по ее вине! А насколько я знаю от своего адвоката, если на имущество – все имущество должника накладывается арест, то он заключается под стражу, дабы предотвратить возможность его побега! Или я не прав?».

– «Вы правы, уважаемый» – буркнул гвардеец, и твердым шагом направился за всхлипывавшей у меня за спиной единорожке – «Мисс, вы должны отправиться с нами».

– «Но я же ничего не… Это не справедливо!».

– «Сложное дело?» – негромко спросила я у гвардейца, выцарапывавшего у меня из-за спины дрожавшую от страха кобылу – «Требуется какая-либо помощь?».

– «Эммм… Дело непростое, но слава Богине, решать придется не нам» – так же негромко ответил мне жеребец, ухватив, наконец, за хвост всхлипывающую участницу финансовых махинаций – «Этим делом должен заниматься офицер, а не рядовые, если вы понимаете, о чем я…».

– «Кааааааажется… Кажется понимаю» – хотя я была и не самой умной кобылой среди подданных принцесс, но в тот момент, намек белого земнопони дошел до меня довольно быстро. Судя по его неторопливым движениям, он не горел желанием заниматься таким неприятным делом, и нарочито медленно вытаскивал у меня из-за спины беглянку, похоже, давая мне время сообразить, в чем заключалась его просьба – «Сэры, могу я, как аттестованный офицер[19] узнать, что тут вообще происходит?».

– «Конечно, мэм. Рядовой Пайк, мэм» – тотчас же откликнулся гвардеец, явно ожидавший, когда шестеренки в моей голове, наконец, провернут весь мыслительный процесс – «Эта кобыла обвиняется вот этим господином в попытке скрыться с его битами, которые он, по его словам, ссудил ей и ее пособникам за какую-то работу в Мейнхеттене. Поскольку мы подозреваем, что дело это гораздо сложнее, чем кажется на первый взгляд, мы обязаны задержать подозреваемую до выяснения всех обстоятельств».

– «Деньги у нее нашли?».

– «Нет, мэм. Счет тех двух, что представлялись ее агентами, пуст».

– «Так значит, она просто наемный рабочий?» – уточнила я, глядя на быстро-быстро закивавшую единорожку – «И ей тоже не заплатили за работу?».

– «Нет. Я работала с утра до вечера, но потом, меня вызвал сюда вот этот господин, который обещал нанявшим меня коммивояжерам заплатить за переоборудование фабрики, и…».

– «Это все неважно!» – перебил мой допрос делец, по-видимому, уставший от наших совещаний – «Я догадывался, что на улицы попадают не самые лучшие представители Гвардии, но не знал, что все настолько плохо! А если вы не знаете, могу вам напомнить, что еще летом этого года, принцессой Луной Эквестрийской, был издан указ о задержании всех, кто был пойман или заподозрен в преступлениях, связанных с большими денежными суммами, для возмещения причиненного ущерба, и я требую, чтобы вы действовали согласно этому указу! Мне что, с собой везде таскать своего адвоката?!».

– «Уважаемый, какую же сумму вы хотите с нее получить?» – поинтересовалась я, старательно держа себя в узде – «И почему именно с нее, а не с договаривавшихся с вами агентов?».

– «Х-ха! Да они просто ее представители, а вот ответчицей, по закону, будет именно она, и поверьте, уважаемая – она ответит за все! Я не успокоюсь, пока не получу каждый причитающийся мне бит, а это очень большая сумма!».

«Похоже, что он прав» – мрачно подумала я, глядя на отводящих глаза гвардейцев. Забавно, но вне замка, где я обычно встречала этих золотобронных жеребцов и кобыл, они выглядели гораздо живее, позволяя себе эмоции и ведя себя совершенно естественно, в отличие от «живых автоматов», расставленных на каждом углу королевского дворца – «Но что же делать? Похоже, эта бедолага сама стала жертвой известных «гастролеров», как называли во времена Духа преступников, прибывших на «заработки» из других мест, но как ее спасти? Забавно, а не случайно ли я зашла сюда, в этот банк-ломбард? Может, уже пришло время взглянуть на мир без розовых очков, как говорил мне Графит? Нет, нужно вытаскивать кобылку, и силой тут ничего не поделать. Луну звать бессмысленно – как бы еще и хуже не вышло. Нельзя создавать прецедент, позволяющей коронованной особе открыто нарушать закон. Вот потихоньку, да негласно… Нет, не успею, да и захочет ли она вмешаться в судьбу этой кобылы? Зачем ей это, если есть суды и детективы, которые и должны выполнять подобного рода поручения… Да, как же она была права, когда рассказывала мне о том, что каждый должен делать свое дело! Ведь я не могу просто скомандовать гвардейцам отпустить ее – это противозаконно. Я не могу побить и этого дельца – в сущности, он лишь требует свое, и проблемы с воспитанием или характером еще не повод оскорблять его или наносить увечья… Ох, ну почему я такая тупая кобыла? Ведь есть же какой-нибудь способ… Есть же… Ох, есть».

Способ, пришедший мне на ум, был крайне дик, но в данной ситуации, это был единственный путь.

– «И сколько же она должна вам, уважаемый?» – спокойно поинтересовалась я, еще надеясь, что все обойдется, и моего довольствия за следующий месяц хватит, чтобы покрыть ту сумму, что я могла бы изъять из запасов моего отряда – «Ведь вас волнует лишь финансовый вопрос, я полагаю?».

– «Восемь тысяч битов».

Мой желудок провалился куда-то под хвост.

– «Ждите меня здесь» – процедила я, сжимая зубы от ощущения бессильной злости – «Я сейчас вернусь».

Вернулась я и впрямь, довольно быстро. От банка до наших казарм было не так далеко, и мне понадобилось не более четверти часа, чтобы возвратиться, держа под крылом продолговатый, покоящийся в черных ножнах меч. За это время в банке мало что изменилось – разве что добавилось еще два гвардейца, один из которых был офицером, на груди которого сверкала синяя звезда, похоже, обозначавшая его звание.

– «Думаю, это может послужить в качестве залога за восемь тысяч золотых» – тяжело дыша, я протянула Фрегорах изумленно таращившемуся на меня клерку – «Грифонья работа, именной клинок. Зачарован, поэтому не советую касаться лезвия даже тряпкой – он пробивал колеты и кожаные нагрудники, словно бумагу».

– «Простите, мисс Раг, но я не уверен…».

– «Тогда позовите того, кто может быть уверен» – устало ответила я, усаживаясь рядом с широким столом, на который положили мой меч. Я не питала какой-то особенной привязанности к этому кровожадному оружию, но при каждом взгляде на выточенное из драконьей кости навершие и удобную рукоять, так приятно ложившуюся под бабку передней ноги, я не смогла сдержать горестного вздоха – «Пусть оценят его, но учтите – я не соглашусь на сумму меньшую, чем была озвучена этим господином».

– «Вы и вправду хотите отдать этот меч?» – удивленным шепотом спросил меня гвардеец, косясь на чудесный клинок, который седой оценщик, пришмыгавший откуда-то из банковских недр, уже вытянул из ножен. Старый земнопони, казалось, не замечал вокруг себя никого и ничего, и полностью уйдя в себя, водил по лезвию меча то тряпочкой, то странным прутиком, то начинал стучать по нему небольшими палочками, изготовленными из разных материалов. Но и дерево, и металл, и даже камень – все они заставляли клинок звонко петь, рождая перекликающееся под сводами эхо, словно десятки мечей грозно звенели друг о друга где-то вдали – «Может, вы знаете эту кобылу?».

– «Впервые вижу» – призналась я, грустно глядя, как старый хрыч снимает свои очки. Отложив в сторону линзы, земнопони с иронией уставился на меня, словно собираясь прилюдно отшлепать – «Ну, что скажете, господа?».

– «Я не чувствую в нем магии» – проскрипел старик – «Выкован отлично, сейчас таких не отыскать. Чувствуется школа северных грифонов. Сталь из шахт Талоса или, скорее, даже Асгарда – за это не грех накинуть еще тысячу, но восемь… Увольте, это не стоит того».

– «Отец того, кто накладывал на него чары, сказал, что он зачарован лишь слабой магией прорезания, и разглядеть их может лишь опытный маг. Быть может, нам нужен единорог для более точной оценки?».

– «Не нужен мне никакой единорог!» – возмутился скрипучим, словно несмазанная дверь голосом оценщик, возмущенно одергивая на себе черную жилетку – «Мои инструменты говорят, что на него не накладывали никаких чар!».

– «Погоди-ка, Барк» – подошедший единорог-управляющий неплохо владел своей мордой, как и положено каждому уважающему себя банкиру, однако его выдавали глаза. Словно два буравчика, они впились в лежащий на столе меч, и уже не выпускали его из виду – «Грифоны не умеют колдовать, поверь мне на слово. А вот алхимией они балуются, хотя и довольно однобоко. Попробуй-ка его на остаточные следы».

Ух, как зазвенел, как завибрировал меч, когда сморщившийся от негодования, старый хрыч нехотя ткнул его какой-то широкой каменной пластинкой с выгравированными на ее поверхностью полустершимися символами элементов! Начав подрагивать, Фрегорах звенел все громче и громче, пока, наконец, не начал подпрыгивать на завибрировавшем под ним столе. Отодвинувшиеся пони опасливо отпрянули прочь, и управляющему удалось с большим трудом удержать старика-оценщика, рвавшегося подобрать свои инструменты, один за другим, подкатывавшиеся к грохочущему по столу мечу, и разлетавшихся на мелкие кусочки. Улучив момент, я подскочила к столу, не глядя, цапнула мгновенно успокоившуюся под моим копытом рукоять… И с грохотом вогнала меч в столешницу, пробив ее насквозь.

*БАХ*

– «Думаю, дальнейшие изучения его свойств вы сможете продолжить уже без меня» – сухо заметила я, под взглядом множества круглых и очень испуганных глаз отпуская успокоившийся клинок – «Как я уже сказала, не менее восьми тысяч. Торг неуместен».

– «Кхем… Мы согласны» – кашлянув, быстро ответил единорог, кивнув подскочившему к нему клерку – «Как я понял, вы хотите выставить его в счет возмещения убытков? В таком случае, мы сейчас все оформим, и выдадим этому господину чек».

«Прости, дружище» – закрыв глаза, я провела щекой по теплому, еще дрожащему от удара противовесу – «Мы забрали тогда много жизней, и теперь, нам предстоит отдать что-то взамен. Например, спасти вот эту пони».

– «А неустойка?» – вздохнув, делец постарался сделать непроницаемую морду и обуздать свои эмоции, главной из которых, похоже, была элементарная жадность – «Я понес крупные убытки, вложив биты в этот проект, и теперь хочу получить хоть какой-нибудь доход!».

– «Спишите это на запланированные потери от рискованных вложений» – предложила я, понимая, что кормить эту ненасытную пасть можно до бесконечности, и каждый раз, будет находиться новый предлог для доения меня на деньги – «Чего доброго, дальше вы потребуете с меня компенсацию за моральный ущерб!».

– «Это будет следующим пунктом нашей с вами тяжбы» – заявил прилично одетый бизнеспони, не отдавая долговое обязательство клерку, уже протянувшего за ним копыто, да так и застывшего от услышанных им слов – «Пока мне не будет выплачено все, что мне причитается, она будет оставаться под стражей… Согласно букве закона, конечно же».

– «Согласно букве закона?» – от моего тона стоявшие вокруг пони передернулись и сочли за лучшее сделать шаг назад – «Значит, ты решил, что подцепил золотую рыбку на крючок, дружок? Так, ребята, думаю, вы меня узнали?».

– «Так точно, мэм» – поколебавшись, кивнул головой белый единорог, бросив взгляд на своих подчиненных – «Приветствую вас, примипил».

– «Приветствую и вас, сэры» – я стукнула копытом по груди, а затем указала им на враз насторожившегося дельца – «Будьте добры, препроводите этого пони в казармы и определите в камеру к таким же жадным dolboyobam, что поселились там с недавних пор. Сослаться можете на меня».

– «На каком основании, примипил?» – в который раз за этот месяц я обнаружила, что служившие в Гвардии пони охотно шли со мной на сотрудничество, не подвергая сомнению мой авторитет и право отдавать приказы, что странным образом меня удивляло, но в то же время, откровенно мне льстило – «Стойте, уважаемый. Сопротивление гвардейцам Ее Высочества не доведет вас до добра».

– «Что? Это произвол!» – возопил делец, видя двинувшиеся к нему золотобронные фигуры, уже позвякивавшие цепочкой с матерчатым ошейником – «Я тут пострадавший!».

– «Вы только что громко, во всеуслышание, признались в том, что спонсировали известную банду мошенников, называющих себя «Флим и Флам», и даже вкладывали в них деньги с целью извлечения из этого прибыли» – внешне очень спокойно заявила я, с удовлетворением слыша, как загудела собравшаяся вокруг толпа – «А это деяние подпадает под статью Эквестрийского закона, причем не одну. Ведь так, коллеги?».

– «Так точно, примипил. Мы все слышали» – подумав, кивнул головой старший патруля. Сделав знак своим подчиненным не церемониться, он повернулся ко мне, морщась от негодующих воплей земнопони – «Это сложное дело, примипил, и нам понадобятся ваши показания в суде. А что же до этой пони…».

– «Похоже, она уже выплатила фирме этого деляги свой долг, и теперь, как мне кажется, может быть переквалифицирована в свидетеля, а не соучастницу» – заметила я, поднимая с пола оброненный при задержании чек. Клинок, лежащий на столе, казалось, притух, укоризненно посверкивая бляшками ножен мне в глаза, и признаюсь честно, что я долго колебалась, пока, через силу, буквально оторвала от своих копыт плотную, желтую бумаженцию, сунув ее в окошко клерка – «Сохранять в депозитарии полгода. Все издержки – за счет подателя векселя».

Не знаю, все ли я сделала правильно, и не ошиблась ли в чем-нибудь, но мне почему-то было очень неприятно видеть, как мой меч, отданный в качестве залога свободы этой единорожки, уносят служащие банка, предварительно уложив его в массивный деревянный футляр. Словно я обидела кого-то своим импульсивным, и признаюсь, довольно безрассудным поступком, но… Но я не могла смириться с тем, что я увидела в этом банке. Я медленно кивала в ответ на обращенную ко мне речь, не слыша ничего из произнесенного мне гвардейцами, а мои глаза пробегали по очереди, в которой я все чаще замечала понурые морды, опущенные уши и тощие седельные сумки у тех, кто стоял в очереди, змеившейся в сторону окошка банковского ломбарда. Не выдержав, я мотнула головой, и вернув крутящемуся неподалеку клерку принесенную мне папку с чеками и платежными поручениями, устремилась прочь из этого места, где под выкрашенными в желтый цвет потолками, среди тяжелых, бронзовых светильников, сгущалось практически осязаемое чувство безнадежности и тревоги.

«Надеюсь, что у них недостанет наглости или мозгов загнать его обратно грифонам».

---

– «Скраппи, а ты точно не опоздаешь?» – в который раз спросила меня Черри, заглядывая в наш кабинет. Прихорашивающаяся пегаска бегала туда и сюда, разрываясь между недоделанным отчетом за год и мыслями о предстоящем торжественном приеме, организованном в Кантерлотском Театре. Кажется, там должна была проходить торжественная встреча героев этой короткой войны, поэтому у меня даже не возникло вопроса, кто же будет представлять на этом рауте Легион. Побрыкавшийся немного Хай пытался всеми силами увильнуть от такой ответственности, но был быстро утихомирен шикнувшей на него Черри, как всегда, бывшей в курсе моих семейных проблем.

– «Тебе мало было того, что случилось с ней месяц назад?» – сердито выговаривала пегаска своему жеребцу, думая, что прикрытая дверь кабинета автоматически сделает меня глухой – «А представь, что было бы, если бы она завалилась не по дороге на площадь, на эту проклятую скамейку, а прямо на трибуне? Представляешь, что начали бы писать про нее эти гады, как-то пронюхавшие про первый ее приступ? И это купание в фонтане… Ну зачем вы ее отливали там водой? Ууууу, олухи! Как жеребята малые, честное слово!».

– «Прости, не подумал. Но сейчас-то с ней все хорошо?» – беззаботно отозвался Хай, топая к моему кабинету – «Вот я и подумал, что… О, приветствую, командир! А я и не знал, что ты до сих пор на службе».

– «Я решила еще посидеть с этими бумагами. Сегодня у меня нет особых дел, а отработка “наказания” перенесена на завтра» – я подняла глаза от бумаг, исчерченных кривыми карандашными линиями. Я старалась как могла, пытаясь заставить себя нарисовать устройство, призванное заменить оказавшиеся не слишком эффективными на дальних расстояниях пилумы, но накатывающаяся апатия, все больше сковывавшая мой разум и тело, превращала творческий процесс в задумчивое вырисовывание разных каракулей на плотных бумажных листах – «Хай, я знаю, о чем ты хочешь поныть, но скажу сразу – нет. Нужно было думать, прежде чем обижать беременную кобылу. Так что теперь тебе придется отдуваться за меня и на трибуне, и на балу».

– «И долго?».

– «Пока дела мои не пойдут на лад» – буркнула я, глядя на темное окно, за которым вновь свистел холодный ветер, неся с собой колючие снежинки. «Пристрелка» завершилась, и теперь, погодные фабрики Клаудсдейла вовсю штамповали настоящий зимний снег, понемногу, начавший засыпать готовящуюся к праздникам Эквестрию – «Пойми, дружище, на этом рауте офицер обязательно должен присутствовать со своей второй половинкой, чтобы произвести благоприятное впечатление, а как ты считаешь, какое впечатление произведет прибытие потенциальной матери-одиночки, алкоголички и хулиганки? Вот, то-то!».

– «А что, Графит не сможет тебя сопроводить?» – словно между прочим, поинтересовался пегас, поправляя на себе шлем с высоким алым гребнем – «Почему не выведет тебя в свет?».

– «Он… Занят. Поисками себя» – я шмыгнула носом и вновь уставилась в окно – «Я хочу дать ему время, ведь он не так давно потерял любимого чело… Кхем… Пони».

– «А теперь он теряет и второго» – насупился Хай, неловко поводя плечами под красивым алым плащом, накинутым ему на спину заботливо суетившейся вокруг Черри. Не так давно я не совсем понимала, зачем всяким там средневековым рыцарям было нужно такое количество слуг, но теперь, глядя на то, как выбивается из сил суетившаяся вокруг своего жеребца белая пегаска, стараясь приодеть своего избранника во всю эту парадную мишуру, я осознала, что и я вряд ли бы смогла надеть все эти причиндалы без чьей-либо помощи – «Знаешь, можешь меня стукнуть или пожаловаться своему чудовищу, но вот что я тебе скажу, причем на полном серьезе – если вдруг эти его «поиски» перерастут в нечто большее, то знай, что я… Что мы с Черри хотим, чтобы ты присоединилась к нам. Понимаешь?».

– «Тебе мало ее одной? Маньяк!» – бледно хмыкнула я, старательно переводя все в дружескую шутку – «Он что, и впрямь, так ненасытен, а?».

– «Не бойся, его хватит на нас обоих, да и остальным останется» – скромно потупилась подруга, выдавая себя с головой. Теперь-то я не сомневалась, чьих копыт эта идея, и кто вложил ее в голову моего друга – «Мы больше не скажем ни слова, хорошо? Но знай, что ты никогда не останешься одна, понятно?».

– «Вот-вот. Думаешь, я брошу такое вот сокровище?» – ухмыльнулся бравый командующий походом, гордо выпячивая бронированную грудь – «Жемчужина и оникс в моем табунке… Если такое случится, я буду самым богатым пегасом на свете, и мне не важно, будет ли звать твой малыш меня отцом или отчимом, поверь».

– «Ладно, иди уж, богатей» – хмыкнула я, ощущая неожиданную теплоту от слов друга, уволакиваемого прочь покрасневшей от удовольствия Черри – «И подари уже ей серьги с жемчугом, сладкоязыкий ты мой!».

«Вот так. Оказывается, еще есть те, кому неважно то, как ты выглядишь или себя ведешь» – подумала я, прикрывая глаза от резкого света люминесцентного кристалла. Свернутые из бумаги абажуры держались недолго, все время разворачиваясь или сами начиная светиться в темноте неприятным голубоватым светом. Помнится, увидев в первый раз подобное светошоу, я в панике выскочила из кабинета, и отказывалась туда заходить без свинцового щита, в панике затребованного в Арсенале при гвардейских казармах. Лишь после долгих совместных усилий, подчиненные смогли меня убедить в том, что пони уже сотни лет пользуются этими кристаллами, и ни о каких аномалиях, уродствах развития и иных проявлениях страшной, неизвестной доселе «радиации» никто и слыхом не слыхивал. Но все же я до сих пор не любила этот яркий, белый свет, излучаемый непонятными для меня образованиями, которые пачками зачаровывали умельцы-единороги.

«Однако надо и впрямь собираться, хотя мне и так понятно, что итог будет один – меня вежливо попрут оттуда взашей. Без билета, без парадного платья…» – я криво усмехнулась, вспомнив, как вылетела из присоветанного мне Мунлайт Сонг бутика, едва узнав о стартовой цене самого скромного из выставленных там платьев. Похоже, модница-фестралка все еще дулась на меня из-за того платья, безнадежно испорченного в ходе моего похищения два года назад, и решила отыграться, ткнув меня мордой в те цены, которые заламывали за эти тряпочки портные и модельеры столицы – «Но зато я смогу честно сказать принцессам, что была там – вон, даже портье перед дверью меня запомнил! А сама пройдусь, прогуляю где-нибудь, прежде чем вернуться к себе, в крохотную норку на третьем этаже казарм».

Ну что ж, предчувствия меня не обманули, и ощущение того, что я была права, хотя бы немного скрасило горечь отказа. Внимательно оглядев мою фигурку, облаченную лишь в шапочку и обычную легионерскую тунику без знаков различия, почтительно кланяющийся пребывающим гостям швейцар надменно покачал головой, и посоветовал мне вернуться чуть позже, в приличествующем для данного мероприятия виде, и непременно с билетом, дополненным заверенным в канцелярии Их Высочеств приглашением на раут. Пожав плечами, я сочла свою миссию по «отсвечивании» на этой благородной попойке выполненной до конца, и неспешно удалилась, передергиваясь под взглядами благородных зазнаек, выкарабкивающихся из своих повозок.

Их везли такие же пони, как и они.

– «Мисс Раг! Ми… Простите… Мисс Раг!» – донесся до меня звонкий кобылий голос. Выйдя на широкий, достраивающийся Проспект Сестер, я начала пробираться между снующими туда и сюда потоками разноцветных лошадок, стремясь выбраться, наконец, из потока пешеходов в какой-нибудь скверик, где я могла бы без помех побродить по свежему снежку, тонкий слой которого укрывал плиты столицы. Оглянувшись, я завертела головой, пытаясь понять, кто мог меня увидеть в этой толчее, пока, наконец, не увидела знакомую шоколадную шерстку, мелькающую в бурном потоке разноцветных тел.

– «Здра… Уф! Здравствуйте, мисс Раг!» – тяжело дыша, поприветствовала меня единорожка, добравшись, наконец, до лестницы какого-то магазина, на которую я взобралась, спасаясь от оживленного движения – «Про… Фуууух! Простите, я еле смогла вас найти! Я спрашивала в банке, но они сказали, что вы в казармах Легиона, но там вас не было, а когда я спрашивала, где мне найти легионера Раг, они посмеялись и послали в Театр, а в Театре сказали…».

– «Так-так-так, притормози» – я хмыкнула, глядя на тараторившую кобылку, мысленно примеряя на нее маску одной розовой подруги – «Ты всегда так говоришь? Перерывов для дыхания не требуется?».

– «Да я же тогда забуду, что хотела вам сказать!» – возмутилась шоколадная, словно это я разыскивала ее по какому-то малозначительному делу.

– «Ну, тогда можешь выдохнуть… Выдохнуть, я говорю, а не набрать воздуха для новой очереди из слов. Ну, вот и молодец. Может, сначала все-таки познакомимся?».

– «Ох, простите. Меня зовут Квик Фикс[20], я механик на фабрике… Ну, то есть, была главным механиком на фабрике Понти Шена, что в Мейнхеттене» – отдышавшись, новая знакомая заговорила медленнее, и, как оказалось, была вполне способна поддерживать осмысленную беседу, что тотчас же и доказала, скромно потупив глаза – «А как вас… То есть, тебя, зовут?».

– «Можешь звать меня Скраппи Раг. Или Беррислоп, если так хочется» – я дернула уголками губ в слабом намеке на приветливую улыбку – «Я могу чем-то еще тебе помочь, Фикс? Имей в виду, мои возможности сейчас крайне ограничены… В силу определенных причин».

– «Нет, то есть да, то есть…» – еще больше смутившись, заговорила белогривая, старательно разглядывая кончики моих копыт, словно пытаясь найти на них ответ на какой-то вопрос – «Я просто хотела сказать «спасибо» за то, что вы отдали за меня такую кучу битов… Я даже не представляла, что у кого-то может быть столько битов за раз!».

– «И вот теперь их нет» – грустно кивнула я в ответ, разглядывая движущихся мимо нас пони – «Но думаю, что кусок железа, пусть даже и зачарованный, не стоит жизни пони. На мой скромный взгляд».

– «Да, но…».

– «Ну что ж, рада была с тобой встретиться, Квик Фикс» – чувствуя, как мои ноги начинают понемногу зябнуть, а копыта – терять какую-либо чувствительность, я притопнула, выпустив из ноздрей клубы пара, тотчас же унесенные холодным ветром – «Ты заходи, если тебя еще занесет в Кантерлот. Я буду в казармах, где ты была этим вечером – похоже, еще полгода я вряд ли куда-либо оттуда денусь. Ну, или в Понивилль – это…».

– «Возьми меня с собой!» – вдруг, собравшись с духом, выпалила единорожка, прерывая мое неспешное прощание. Остановившись, я с удивлением оглянулась, не вполне понимая, как расценивать эту просьбу – «Пожаааалуйста!».

– «С собой? Куда?» – я решила было, что это просто шутка, но быстро передумала, наткнувшись на полный отчаяния взгляд серых, словно сталь, глаз – «Я сама живу в казармах, в маленькой клетушке, и поверь, получаю совсем немного. Зачем тебе связываться с…».

– «Ты спасла меня от заключения, а сэры гвардейцы сказали, что по твоей просьбе, они могут считать меня потерпевшей от действий этих Флима и Флама, обманувших мистера Шейна и меня. Они даже научили меня, как написать прошение для судьи о компенсации, если их поймают, и я хочу сказать, что верну тебе, все-все-все! Обещаю!».

– «Слушай, Фикс, не суетись, ладно? Забудь» – несмотря на обуревавшую меня меланхолию, я почувствовала смутное раздражение от этой кобылки, вновь начавшей тараторить мне в уши. Спустившись с лестницы, я протолкалась сквозь поток пони и углубилась в хитросплетение улочек, окружавших здание Кантерлотского Театра, крутя по сторонам головой и иногда грустно улыбаясь своим мыслям. Однако побродить в одиночестве у меня не получилось, и вскоре, я остановилась, хмуро глядя на грохочущую в мою сторону копытами единорожку – «Фикс, я, кажется, уже сказала тебе, что не мне нужны твои биты? Или ты и впрямь решила, что спасая тебя от долгового рабства, я непременно захочу провернуть с тобой тот же фокус?».

– «Нет-нет, я не говорю, что ты хотела сделать из меня своего должника» – замотала головой та, следуя за мной по пятам. Раздраженно мотнув головой, я вновь побрела по полутемным закоулкам, уставленным тележками, бочками для сбора дождевой воды, поверхность которой уже подернулась хрустким ледком, какими-то коробками с непонятным содержимым, выставленными возле задних дверей домов, изредка останавливаясь и прикидывая, где же было то место, которое я, внезапно, решила разыскать – «Просто… Ну… Я хочу тебя отблагодарить! Вот!».

– «И поэтому…».

– «И поэтому я хочу тебе помогать!».

– «У легионера нет прислуги».

– «Что? Я не говорила про то, что я буду твоей служанкой, нет-нет!» – замотала головой шоколадная, да так, что ее уши, довольно большие для пони, захлопали, словно два лопуха – «Хотя, если ты потребуешь…».

– «Уж лучше угостила бы меня обедом».

– «Ну…».

– «Что «ну»?» – поинтересовалась я. Остановившись, я обернулась, и внимательно посмотрела на опустившую голову кобылку, а затем, вздохнув, продолжила свой путь – «Понятно. Денег тоже нет. Да ты не стесняйся, это обычное явление у тех, кто оказывается настолько невезучим, чтобы связаться со мной. Как видишь, у меня в сумке тоже ни гроша, поэтому я и не хочу, чтобы ты разделила ту же участь, что и я».

– «А как же ты будешь жить?!» – испуганно пискнули сзади – «Ну… Ты же ждешь жеребенка, а значит, не сможешь служить в этом Легионе. Говорят, там просто ужас, а их командир – вообще чудовище! Что будет с тобой, если она узнает?».

– «Она уже знает» – немного насторожившись, лаконично ответила я. Вот умора – а я-то думала, что меня должны были знать если не везде, то хотя бы окрест Кантерлота… Но видимо, я вновь переоценила свою значимость для этого мира – «А что будет… Да не знаю, что будет. Муж испарился по своим делам, живот не позволяет служить так, как раньше… А что, очень заметен?».

– «Ну, сзади – вполне» – кивнула головой Фикс. Поравнявшись со мной, она какое-то время просто шла рядом, поглядывая на меня, словно не решаясь задать волнующий ее вопрос – «А… А что мы ищем?».

– «Мы? Да ничего…» – остановившись возле высокой стены, я уставилась на небольшое окошко, располагавшееся в паре метров над моей головой. Заново застекленное, оно было забрано фигурной решеткой и снабжено внушительными деревянными ставнями – «Просто мысли о прошлом. Воспоминания, так сказать».

– «Приятные?».

– «Да не то что бы…» – неохотно ответила я, задумчиво обозревая окрестности. Перекресток двух улочек был освещен лишь отраженным от стен домов светом уличных фонарей, но похоже, я правильно определила место, откуда выпала, порезавшись об острые осколки стекла. Закрыв глаза, я сделала один шаг, затем второй… Затем медленно пошла по улочке, вспоминая все то, что происходило со мной в ту зимнюю ночь – «Пару лет назад, даже больше, по этой улочке, трое нехороших пони уволакивали похищенную кобылку. Они выкинули ее из вот того окна, и долго тащили прочь, после чего увезли из города в фургоне».

– «Эммм… И это была твоя знакомая?» – осторожно поинтересовалась Квик, глядя, как я задумчиво рассматриваю свое отражение в одной и бочек со стылой водой – «Может, подруга? Близкая тебе пони? Член семьи?».

– «Ну, можно сказать, что очень близкая мне пони» – покачав головой, я тронулась вперед, в сторону шумевшего где-то неподалеку Проспекта Сестер. Несмотря на поздний час, рабочие не прекращали своих дел, и шум многоголосой толпы перемежался со стуком молотков и шумом камней, высыпаемых из сновавших туда-сюда повозок. Меланхоличное настроение одолевало меня все больше, и я вновь, как и тогда, два года назад, поняла, что просто засыпаю, превращаясь в слабую, безвольную копию самой себя. Может, мне стоило встрепенуться, испугаться или как-то взбодрить себя, но увы… Мысль пришла – и ушла, оставив за собой ощущение покоя и безразличия.

– «Прости, я не хотела теб… Угх!».

– «Что, упала?» – пробормотала я, решив, что моя попутчица все-таки навернулась на скользкой брусчатке – «Все в поря…».

Слова замерли у меня на языке. Перекрывая своими телами невеликий уличный просвет, позади меня возвышались две темные фигуры, закутанные в мешковатые плащи. Одна из них, без особого, труда, удерживала перед собой испуганно моргавшую мне единорожку, крепко обхватив ее за шею, в то время как вторая уже разворачивала перед собой какой-то мешок.

«Не мешок. Сеть» – успела подумать я, глядя на раскатавшуюся ткань, мгновенно превратившуюся в крупноячеистую сеть, снабженную множеством коротких, неприятно блестевших шариков по ее краям. Выйдя вперед, фигура взмахнула ногой, и я едва успела шарахнуться за стоявшую неподалеку бочку с водой, спасаясь от просвистевших в миллиметре от моей головы деревянных шариков летящей сети.

– «Вихады, вихады, хэмеет!» – голос говорившего звучал вкрадчиво, в то время как одна из фигур вновь пришла в движение, осторожно направляясь в мою сторону – «Ыначи тваэй падружка прыдёт много плохо…».

Прижавшись спиной к бочке, я взвешивала имеющиеся у меня возможности, с бешеной скоростью шаря глазами по сторонам. Вялая апатия медленно отступала прочь, и вместе с ритмом бешено колотящегося сердца, внутри меня, неторопливо, начало разгораться какое-то новое, давно уже не ощущаемое мной чувство.

– «Иду-иду…» – прошипела я, нащупав глазами тяжелый булыжник, и осторожно примеривая его по ноге. Один из краев его обкололся, и представлял собой довольно удобный инструмент для проделывания дополнительных вентиляционных отверстий в особо буйных головах, поэтому я без каких-либо сомнений хапнула его, и подняла голову, выглядывая из-за бочки – «Ну что же ты? Подходи, не стесняйся!».

– «О, какая бойкая хэмеет!» – улыбнулась фигура, сверкнув мне крупными, белоснежными зубами. Отмахнувшись от раздраженно зашипевшего подельника, похититель смело двинулся вперед, вытаскивая что-то из чехла на передней ноге – «Ну чито ж, вот он йа. Иды ка мнэ…».

– «Уже иду!» – рыкнула я, выскакивая из-за бочки, и обрушивая камень на вытянутую вперед ногу нападающего. Похоже, я не промахнулась, и звон железа, упавшего на мостовую, был заглушен громким вскриком самонадеянного незнакомца. С глухим треском булыжник обрушился на опрометчиво протянутую ко мне пясть, выбивая из-под копыта незнакомца короткий, треугольный кинжал, матово блестевший на плитах мостовой – «Хотел меня? Н-на, получи!».

Второй удар получился не столь сильным, хотя и более эффектным. Выброшенная вперед нога коротко, без замаха, ткнула скрывавшегося под плащом жеребца в еще ухмыляющуюся морду, мгновенно обагряя его сияющую улыбку кровью и осколками выбитых зубов. Кхекнув, он отшатнулся, и рухнул на груду картонных коробок, словно специально сложенных возле задней двери какого-то дома.

«О богини! Я чувствую себя героиней дешевого боевика!».

«ПРИГНИСЬ!» – расслабляться было явно рано, и я, не раздумывая, рухнула вниз, на мостовую, спасаясь от очередной сети, просвистевшей у меня над головой. Судя по звуку ударов, шарики на ней были изготовлены из какого-то дерева, но все-таки, я бы не рискнула получить ими по голове или зубам – «Кинжал! Добей!».

– «А, мистер Древний проснулся?» – заводясь все больше и больше, прохрипела я, подбирая валявшийся перед моим носом кинжал. Короткий, легкий, с плоским, треугольным лезвием, сделанным из зуба какого-то зверя, он был крайне неудобен, но мог вполне послужить мне оружием – «Ну что, и как нам нам спалось? Ничего не хочешь мне рассказать?».

«Разберись с раненым».

– «Гениальная идея, мой дорогой симбионт!» – дурачась, заявила я, обходя возившуюся в сыром картоне фигуру. Слетевший при падении плащ остался лежать на разлезшихся от удара и сырости коробках, и моим глазам предстал крупный, полосатый жеребец, судорожно пытающийся подняться с груды утрамбованного им же хлама. Одна из его ног болталась при движении, а расквашенная морда щедро обагряла все вокруг струйками горячей крови – «Та-ак, и что же тут у нас? Эй, зачем брыкаешься, дурашка? Вот тебе за это!».

– «Аааааааооооооо!» – неблагодарный зёбр попытался уловить момент, и изо всех сил выбросил пред собой задние ноги, но, простите, кто же будет подходить к лошади сзади? Только самые глупые, а такие у нас как раз валялись на земле, и за свое поведение получили хлесткий удар кинжалом по полосатой ляжке – «Ааааааа!».

– «Заткнись!» – прошипела вторая фигура, все еще скрытая под плащом – «Бросай кинжал, слышишь? Бросай кинжал, или…».

– «Или что?» – все произошедшее наполняло меня каким-то странным весельем и непонятной, но очень понравившейся мне бодростью. Какое там вино, какой сидр – вряд ли что-то могло бы сравниться с этим странным ощущением, когда твое тело двигается легко и плавно, а разум просчитывает возможные варианты действий, периодически отвлекаясь от странной жажды превосходства. Наверное, так ощущают себя ремесленники, берущиеся за довольно легкую, но все же интересную работу, а я ощущала, что стала неплохим ремесленником, хотя и в довольно специфическом деле – «Или ты тоже упадешь на этот кинжал? Затылком. Два раза. Довольно странный способ самоубийства, прямо тебе скажу».

– «Ты просто психопатка!» – прошипела фигура, стискивая горло Фикс, отчаянно захрипевшую от этих объятий – «Бросай кинжал, я тебе говорю, или твоей подруге не поздоровится!».

– «Моей подруге? Ош-шень смищно!» – мой рот растянулся в глумливой усмешке. Стянув с головы шапочку, я утерла пылающий лоб, и осторожно потрясла головой, делая вид, что прислушиваюсь к стуку дешевых бусинок на кончиках десятков черно-белых косичек – «Ты так крепко прижимаешься к ее спине, и так мягко держишь ее за шею, что я прям-таки удивлена, что она еще не пищит от удовольствия. Может, мне постоять вот тут, в сторонке, и не мешать?».

– «Ты просто психованная тварь! Бросай кинжал, я тебе говорю!».

– «Бросать? В кого?» – удивилась я, не меняя темпа шагов, и все ближе подходя к попятившейся от меня фигуре – «Может, мне просто вернуться и подождать вон там, где валяется твой дружок? Пока вы тут занимаетесь всяким, мы можем отлично сыграть с ним в ножички… Ах, у него больше нет ножа? Ну, что поделать – сам виноват. Зато вот у меня – есть…».

– «Чего ты хочешь?» – быстро оглянувшись на приближающийся проспект, проговорил незнакомец – «Я отпущу ее, если ты…».

«Шапку! В морду!» – рявкнуло в моей голове, когда я оказалась в двух шагах от закутанной в плащ фигуры и его задыхающейся жертвы – «Затем – коли!».

– «Лови!» – зажатая под бабкой левой ноги, красная шапочка, кувыркаясь, полетела в морду незнакомца. Вскрикнув, фигура отшатнулась, выпуская из захвата Квик Фикс, и потянулась к ножнам на левой ноге… Но не успела. Одним стремительным прыжком я ринулась вперед, и налетела на своего обидчика, выталкивая его из подворотни на хорошо освещенный Проспект Сестер, отлетая от удара в сторону. Выскочив у меня из-под бабки, кинжал со стуком проехался по мостовой и исчез среди десятков ног, шарахнувшихся от наших фигур.

– «Ндямс, я явно теряю квалификацию!» – пожаловалась я темногривому, зеленому земнопони, чей плащ слетел с головы от удара о мостовую. Кряхтя, он довольно быстро вскочил на ноги, и вновь попытался кинуться в переулок, откуда, суча ногами, уже вылезала шоколадная единорожка, кашлявшая, словно заправский астматик – «Эй, ты куда, дурачок? А ну-ка, назад! Я-то думала, у тебя тоже полоски, а ты…».

– «Poshla ty!» – донеслось мне в ответ из темноты. Обалдев от такого пожелания, я притормозила, и, как ни странно, спасла этим свою жизнь, ведь в темноте, меня уже поджидало еще две фигуры, так же закутанные в плащи.

– «My yescho vstretimsya!» – угрожающий крик затих в темноте, через мгновение, сменившись стуком колес уезжающей повозки. Сердито фыркнув, я злобно мотнула головой, понимая, что момент упущен, и я вряд ли успею их догнать…

«Опасно. Не лезь. Ты молодец».

– «Ну ты погляди, кто вылез!» – издевательски прошипела я, проталкиваясь сквозь толпу к скамейке, возле которой валялся оброненный мной кинжал – «А как мне помочь или спасти, к примеру – так нас нет? Пусть, мол, принцесса за меня отдувается? Не царское это дело, да?».

«Я помогаю. Ты жива. Устал» – голос истончался, пока не пропал, оставив после себя ощущение оскорбленной невинности. Тяжело вздохнув, я поплелась обратно, ощущая, как дрожат от перенесенного напряжения ноги, и постепенно утихает бешено колотящееся сердце.

«Прости» – мысленно обратилась я к Старому Хомяку, помогая подняться с тротуара откашлявшейся наконец единорожке – «Просто… Ну, ты же знаешь, что я не самая умная кобыла. Но было круто, ты не находишь?».

Ответа не последовало, хотя лизнувшее меня горячим языком чувство иронии и какой-то мягкой усмешки заставило меня сердито притопнуть ногой, вновь распугав при этом собравшуюся вокруг нас толпу. Похоже, я и не заметила, что еще держу под правым копытом кинжал, и любые мои резкие движения вызывали взрывы ропота и испуганного ржания у глядящих на нас пони.

– «Эй, бросай ножик!» – выступив вперед, потребовал какой-то жеребец. Крупный, подтянутый, он выглядел довольно уверенным в себе, и явно знал, что собирается делать. Махнув копытом, он сделал знак своим знакомым, и вскоре, вокруг нас собралось уже несколько сурово выглядевших жеребцов и кобыл, судя по истертым полотняным сумкам и забавным панамам, приехавших откуда-то из глубинки – «Бросай ножик и не пугай почтенный народ!».

– «Почтенный, как же!» – фыркнула я, с усмешкой глядя на испуганно сжавшуюся Фикс. Прижавшись к стене дома, она явно не знала, кого ей больше бояться – меня или этих суровых деревенских ребят – «Вот прибудет Гвардия – им и отдам! Эй, ты как там, жива?».

– «Мест… Мест… Мест-тами» – заикаясь, пробормотала единорожка, нерешительно отлепляясь от стены и хватаясь за протянутую мной ногу. Встав, она робко отряхнула мокрую кашу с гривы и шерсти – «Ты… Их… Уххххх! Кажется, я… От страха…».

– «Это ничего» – улыбнулась я, глядя поверх голов на приближающиеся шлемы, один из которых был украшен острым шишаком декана Легиона – «Главное, ему на плащ попала? Ну, тогда мы твой позорный недуг в подвиг определим! Считай, ты его деморализовала, отвлекла, и вообще, заставила поскользнуться – видела, как он хлопнулся на тротуар? Ну, вот видишь… Приветствую, ребята».

– «Привет, командир!» – бухнув по нагруднику копытом, вытянулся передо мной легионер, в то время как его подчиненные встали по бокам от меня, прикрывая нас с Фикс от начавшей расходиться толпы – «Прибыли, услышав сообщение о беспорядках возле Театра!».

– «Молодцы. Значицо, так – созвать сюда еще пару патрулей, вместе со стражей обыскать близлежащие переулки. Нападавших было четверо, в черных балахонах, с вот такими вот кинжалами. Один был зёбром. Все ясно? А где еще наши стоят?».

– «На этом проспекте точно встретишь, командир» – кивнув головой, земнопони поверну голову к подчиненным – «Так, все слышали? Бегом, привести еще пару патрулей! И этих, золотоголовых, с собой прихватите – все-таки это больше их работа!».

– «Эй, милая!» – заметив кружащуюся над нами пегаску, заинтересованно разглядывавшую творившуюся внизу кутерьму, я махнула ногой, призывая ее спуститься вниз – «Поможешь задержать опасных злодеев? Нужно найти кого-нибудь из пегасов Легиона – это такие, в блестящей броне и разноцветных юбках, с большими щитами – и сказать ему, что их командир ждет его возле ворот дворца. Ну как, сможешь?».

– «Я? Да легко!» – воскликнуло юное дарование, от возбуждения делая бочку прямо у меня над головой – «Моргнуть не успеете!».

– «Ну, вот и отлично» – я с удовольствием повертела головой и подвигала плечами, разминая приятно гудевшие мышцы, старательно не замечая очень больших и круглых глаз единорожки, плюхнувшейся на круп – «Декан, напали на меня с целью похищения, но вот эти кинжалы… В общем, не геройствуйте. Ходить парами, обыскать все переулки, примыкающие к Театру. Все, что найдете подозрительного – тащите в казармы. Если гвардейцы или детектив захотят захапать найденное себе – отправите с ними одного из ребят, для охраны улик. Эти придурки в меня не просто так сети кидали…».

– «Ты в порядке, примипил?» – настороженно спросил меня белый жеребец, проводя копытом по моему боку – «Тут у тебя кровь, не чувствуешь?».

– «А, это не моя» – отмахнулась я, переводя взгляд на шоколадную единорожку, все так же глупо хлопавшую на нас глазами – «Я там одного зебра подрезала. Разбита морда, сломана правая передняя нога, глубокая рана на левом бедре – думаю, не пропустите, если что. С ним еще трое, сбежали на какой-то повозке, вероятно – в фургоне».

– «Легко он у тебя отделался» – уважительно покачал головой бывший гвардеец, помогая подняться порывавшейся что-то сказать Фикс – «Она с тобой? Или случайный свидетель?».

– «Она? А кто ее знает» – пожав плечами, я нетерпеливо повернулась в сторону дворца, возвышавшегося над городом где-то в начале широкого, хотя еще и не замощенного Проспекта Сестер – «Квик Фикс, ты чего тут ушами хлопаешь? Ах, это глаза… Ну, и ими тоже не хлопай. Я сейчас занята, а то, чем мы тут занимаемся, ты уже видела и даже поучаствовала, хотя и слегка. В общем, я думаю, ты поняла, что тебе это вряд ли придется по вкусу, так что извиняй, но сама видишь…».

– «Это было так… Это… А ты взаправду командуешь кем-то?» – немного придя в себя, задохнулась от избытка чувств единорожка, вертя головой то на меня, то на покровительственно ухмыляющегося декана – «Правда-правда?».

– «Да, командую, но немного. Счаз вон наш командир из Театра вернется и начнет из меня веревки вить. Так что удачи» – нетерпеливо откликнулась я. Устав ждать, пока белогривая обладательница весьма достойных размеров рога родит очередную глупость, я сорвалась в галоп, и бодро прыгая через скамейки, понеслась вверх по улице, слыша за спиной возмущенные крики почтенных пони, вышедших прогуляться перед сном. И куда только делась моя былая апатия? Я ощущала себя на удивление бодрой и собранной, и лишь тяжело колыхавшийся живот, давящий на диафрагму при каждом моем прыжке, напоминал мне о том, что я должна была быть неторопливой и внимательной, ведь со мной мой…

«Тьфу ты пакость! Вот приклеилось! А ведь мне еще две недели посещать этот «пузариум»! Но ничего, главное, что я выжила и даже не трясусь в фургоне, как в прошлый раз. Может, это место такое, нехорошее, а? Пожалуй, нужно забить его камнем. Или залить бетоном, чтобы там больше никого не смогли похитить» – пыхтя в сторону дворца, подумала я, вновь забывая о том, что на моих боках, плотно прижимаясь к телу, находятся две громадные перьевые простыни, которые я, по недоразумению, считала крыльями – «А все этот обычай делать заднюю дверь для прислуги, зуб даю! Отсюда и узенькие переулки, целый лабиринт! Но ты посмотри – я все еще кому-то интересна! Кто-то ждет меня, и даже хочет похитить! Значит, еще не все так плохо, и раз кто-то желает со мной встречи настолько, что готов нанять головорезов, то это значит, что я еще не потеряна для мира! И еще, это значит, что намечается что-то интересненькое!».

– «Аааа… Дааа… Диии…» – громкие крики позади меня прервали поток сумбурно скачущих мыслей, и я немного притормозила, решив, что меня догоняет кто-то из своих. Но я ошибалась – это была всего лишь Квик Фикс, с криками несущаяся вслед за мной – «Пагадииииии!».

– «Не нужно так орать» – перейдя с галопа на бодрую рысь, я сердито уставилась на запыхавшуюся, задыхающуюся кобылу – «Ну и чего мы вопим?».

– «Я… Ачу… Абой… Игион!».

– «Использование темной магии, в том числе, ее вербальных компонентов, строго запрещено законом» – иронично хмыкнула я, глядя на широко разинутый род единорожки – «Дыхание широко открытым ртом запрещено министерством здравоохранения с целью предотвращения распространения простуды и ангин. Чего тебе нужно, героиня схваток в подворотне?».

– «Я… Хачу… К тебе» – отдышавшись, смогла просипеть шоколадная прилипала – «В Легион. Ведь это ты, да? Это ты та злая «командир», да? Мне тот жеребец сказал, что я могу просить о вступлении, и ты еще мало кому отказывала!».

– «Кое-кому нужно язык через задницу вытянуть» – с неудовольствием проворчала я, косясь на восторженно глядевшую на меня кобылу – «Да, это я примипил Легиона, Скраппи Раг. И что? Неужели тебе понравилось то, что ты увидела? Одну половину пони начало бы рвать от такого зрелища, в то время как вторая половина, вооружившись вилами и кандалами, громко требовала бы отправить меня на луну. Не стоит лезть в это дело…».

– «Но он сказал, что я имею право попроситься!» – упрямо возразила мне Фикс, и лишь задрожавшая от обиды нижняя губа выдавала глубину ее отчаяния – «Я могу делать… Ну, я хороший механик, и даже могу работать с магическими кристаллами… Если они будут хорошо откалиброваны! Неужели для меня не найдется дела?».

«Хммм, не спеши, Скрапс» – остановившись, я прищурилась, разглядывая таращившуюся на меня с безмолвной надеждой кобылку – «Кажется, это может быть выходом… Если она не врет. Разве нам помешает собственный механик, способный присматривать за ходом ремонта и производства доспехов, оружия и прочего снаряжения? Заодно и с Черри снимем часть обязанностей… Решено! Проверим ее в деле!».

– «Ну что ж, ты имеешь на это право» – подумав, я кивнула головой вспыхнувшей от радости единорожке – «Принцесса зачем-то упомянула этот пункт в документах о создании Легиона. К нам может попасть любой… Но вот уйти сможет не каждый. Понятно?».

– «Да, командир!».

– «И первое, что тебе придется усвоить – лишь те, кто прошел со мной через бой, через грязь и кровь, могут называть меня командиром!» – рыкнула я на мгновенно присмиревшую кобылу – «Для остальных я – примипил, и тебе придется потрудиться, чтобы стать кем-то большим, чем просто легионером, усекла?».

– «Уууусекла…».

– «Значит, собирай вещи, и завтра… А живешь-то ты где?».

– «На вокзале» – потупившись, сообщила мне Фикс – «Там нет гостиницы, ты права, но там есть лавочки, где я могла бы…».

– «Значит, отправляйся в казармы, и на входе доложишь, что пришла с моего разрешения. Дальше тебя проводят. Усекла? Ну, беги… Гастат Квик Фикс».

«Надеюсь, что ты окажешься умнее, и просто уедешь первым же поездом, глупышка» – возобновив скачку, подумала я – «А если нет… То такова будет твоя судьба. Такая же, как и у всех нас – пони, облачивших себя в сталь».

---

«Ну, наконец-то! И почему бы им не пустить тут троллейбус? Или трамвай?».

Пыхая как паровоз, я, наконец-то, подскакала к Малым воротам дворца. Почему «малым»? Наверное, потому что они были просто огромными, даже по моим, искушенным воспоминаниями Древнего, меркам. Громада выкрашенного белым, в тон стен, дерева была обита толстыми, толщиной в ногу пони, полосами металла, подозрительно похожего на медь. Толстенные заклепки недобро блестели под мечущимся светом качающихся на ветру фонарей, висящих над углублениями по обеим сторонам ворот, где обычно находились недреманные, белоснежные стражи, часть из которых, как я подозревала, научилась спать, не закрывая глаз.

Но сегодня они были пусты.

Никто не окликнул меня привычным «Стой, кто идет?!», не вытягивал передо мной белые крылья, закрывая проход в большую, решетчатую калитку, служащую для входа и выхода отдельных пони. Все было тихо, и, пожав плечами, я занялась самообслуживанием – толкнув бесшумно отворившуюся дверцу, без спроса и разрешения проникла на территорию проживания коронованных особ.

«Вот ведь странно как» – размышляла я, бредя по дорожке, уже засыпанной медленно падающим сверху снежком – «Малые ворота больше, чем Королевские? Наверное, чтобы ввести в заблуждение вероятного противника, если такой когда-либо осадит замок. Пока грифоны, или еще какие нехорошие личности будут колотиться лбом в эти громады, обращенные к раскинувшемуся под замком городу, принцессы вполне успеют улизнуть, воспользовавшись старым входом во дворец. Насколько я помню, он выходит прямиком в парк, хотя как по мне, так это просто неухоженный косогор с протоптанной по нему тропинкой, уходящей вниз, в район небольших особнячков, населенных городскими служащими средней руки, откуда легко можно добраться до вокзала. Хотя стоп, у них же есть крылья! Но все равно, это не объясняет наличие кусочка рва и подъемного моста – такое ощущение, что это просто декорация какая-то, особенно, если смотреть на нее со стороны Понивилля…».

Замок и небольшой парк были странно безмолвны. Лишь иногда я слышала редкие, осторожные шорохи в кустах, издаваемые прячущимися в них экзотическими зверушками, которые, по слухам, были собранны принцессой аж за триста с лишним лет. Похоже, первый угар коллекционера прошел, но оставшиеся от него зверики все еще жили по соседству с коронованной особой, приставившей к ним какого-то сторожа или садовника… В общем, это было все, что я смогла запомнить из – «ми-ми-ми-они-таки-лапочки!» лекции Флаттершай, однажды долго и скучно восторгавшейся разнообразием всякой летающей и бегающей жрачки, увиденной ей на Гранд Галопинг Гала.

«Тоже мне, придумали развлечение!» – фыркнула я, уже по щиколотку в снегу бредя в сторону одного из служебных входов в замок. Похоже, вечеринка не состоялась, или уже переросла в дружную, разнузданную оргию, но зачем при этом было гасить везде свет – мне было решительно непонятно. Толкая заметенную снегом дверь, я еще задумывалась о том, где же носит ту прорву ребят с большими лопатами, которые обычно следили за чистотой и порядком на вверенной им территории замка, но войдя в небольшой зал, в котором служащие докладывали помощнику распорядителя о своем прибытии и делах, замерла, недоуменно обозревая темноту и какой-то странный непонятный бардак, творившийся вокруг.

– «Странно, у них тут что, эвакуация произошла, а я и не в курсе?» – недоумевала я, разглядывая брошенные на пол ящики с фруктами и овощами, часть из которых просыпалась, и тут же была размазана по полу, словно кто-то, в спешке, навернулся, и проехался по ним спиной, размазывая спелые помидоры в красную, жирную кашу, след от которой тянулся куда-то вниз, на лестницу, ведущую в подсобные помещения и подвал – «Ну надо же – словно труп тащили! Атмосферненько – хоть фильм про ужасы снимай!».

*ФШШШШШШШШ-ТРРРРРАХ*

Шипение и последовавший за ним громкий треск заставили меня настороженно вскинуть голову. Похоже, что развлечение было в самом разгаре, и слегка насторожив уши, я недоуменно нахмурилась, пытаясь понять, мое ли это сознание выкидывало такие вот фокусы, или тут и в самом деле, кто-то решил поиграть в прятки. Но затем тогда при этом так орать?».

– «Как сказала бы Пинки, «Наверное, они играют в салочки!». Но ведь при этом полагается громко смеяться и подбадривать друг друга, а не дико, истошно орать?» – стараясь не наступать на красные следы копыт, уходившие вверх по лестнице, я побрела по коридору, стараясь отыскать хоть кого-нибудь из игроков, способного объяснить мне, что тут вообще происходит – «Ну хорошо, можно развлекаться по-разному, но зачем же мять и сдвигать в стороны ковер? Я что, должна прыгать через каждый…».

– «Ой!» – раздалось из-под топорщившегося горбиком ковра, когда мое копыто задело за его гребень – «Н-не ешьте меня!».

– «Ась?» – недоуменно откликнулась я, пытаясь заглянуть в пахнувшую благородной пылью глубину подковерного пространства – «Кто ты и что ты тут де… Де… Дееееаааааапчхи!».

– «Аааааааа!» – я успела лишь моргнуть, стряхивая с ресниц выступившие от звонкого чихания слезы, а неизвестный уже успел выпрыгнуть из своего убежища, и теперь с топотом уносился прочь, оглашая коридоры дворца громким, удаляющимся криком. Потерев зудящий нос, я недоуменно нахмурилась, и, вытащив из-под крыла трофейный кинжал, двинулась вперед, осматривая по дороге каждую комнату, встреченную на своем пути. Идти, зажав под бабкой правой ноги неудобную рукоять, было не слишком приятно, и спустя уже десяток метров я плюнула, и сунула свистнутый мной «вещдок» обратно под крыло.

Да, в замке, и в самом деле, творилось что-то неладное. Холодный ветер бушевал снаружи, бросая хлопья снега в оконные стекла, дрожащие под напором стихии. Погасшие светильники, люстры и магические кристаллы отказывались зажигаться, даже когда я тянула за разноцветные, свисающие со стен шелковые шнуры, и лишь полосы неестественно яркого лунного света озаряли замершие коридоры, комнаты и переходы. Беснующаяся снаружи стихия обходила стороной белесый лик луны, словно жадный глаз упыря, всматривающийся в окна безмолвного дворца, и мне пришлось бродить довольно долго, прежде чем я нашла хотя бы кого-то, кто мог бы прояснить мне, что же тут происходит.

– «ААааааАААААааааааааа!» – открыв дверь, я была оглушена диким, истерическим криком, вырвавшимся из полусотни глоток четырехногих существ, уставившихся на меня из темноты. Сверкая в лунном свете странными огнями, блестевшими на их ногах, шеях и даже мордах, они махали на меня конечностями и кажется, даже попытались запустить чем-то мягким и тяжелым, по виду, напоминавшим пуфик. Не став дожидаться очередной порции «снарядов», я с грохотом захлопнула дверь, и прытко поскакала прочь, оглядываясь через плечо.

Преследовать меня никто не собирался, и вскоре, я пришла в себя настолько, что рискнула открыть очередную дверь, из замочной скважины которой исходил приятный, теплый свет какого-то ночника… Или не исходил. Нет, опять исходил… Недоуменно нахмурившись, я глубоко вздохнула – и нажала на ручку, на всякий случай, выудив из-под крыла кинжал. Но воспользоваться им мне не пришлось – лишь стоило мне открыть дверь, как свет мгновенно погас, погружая комнату в темноту.

– «Эй, живые есть?» – негромко поинтересовалась я, изо всех сил надеясь на то, что мой голос не дрожит, словно овечий хвост. Происходящее в замке начинало меня напрягать, и мне все чаще хотелось плюнуть на все эти наркоманские приколы бесящейся с жиру знати, и отправиться обратно в казарму.

«И пусть разбираются тут сами, сОтОнисты недоделанные!».

– «Уходи!» – раздался громкий шепот, дополненный резко вспыхнувшим светом лампы. Лишенный абажура кристалл резанул мои глаза белесым светом, заставив резко прищуриться, прикрываясь передней ногой – «Прочь! Прочь! Пусть она съест тебя, а не меня!».

– «Чего?» – недоуменно проблеяла я, отворачиваясь от направленной на меня лампы – «Кто съест? Кого съест? Ты вообще кто?».

– «Прочь!» – свет истерично замигал, насилуя мои зрительные нервы дрожащими, неравномерными вспышками света, сопровождавшимися истеричным щелканьем выключателя. Плюнув и громко выругавшись, я вышла, хлобыстнув за собой дверью так, что с потолка, шурша, посыпалась отвалившаяся штукатурка. Сердито топая вперед, я тихо материлась про себя по-сталлионградски, даже не думая заглядывать за едва заметно трясущиеся портьеры и темные ниши за статуями, расставленными по коридорам.

Увы, в «новой» части дворца ситуация практически ничем не отличалась от той, что я увидела в его «старой» части, оккупированной Принцессой Ночи – все те же следы паники и поспешного бегства, щедро сдобренные какими-то обрывками одежд и рассыпавшимися украшениями. Похоже, кто-то потерял свое колье, и я долго шипела от боли, наступив на один из острых камней, рассыпанных по коридору перед бальным залом. Прыгая на трех ногах и громко поминая по материнской линии всех, имеющих хоть сколь-нибудь заметный доход или родословную, я громко бухнула копытом в двери зала – скорее для проформы, чем действительно надеясь, что хоть кто-нибудь соизволит их открыть.

– «Это она!» – донесся из-за двери испуганный голос, заставивший меня громко выругаться – «Слышите? Тихо! Может, она уйдет?».

– «Huy vam po vsey morde!» – рявкнула я, массируя чувствительную стрелку[21] правого копыта, в углубление которой попал мерзкий бриллиант. Ощущение было не из приятных, и я долго и изобретательно материлась, знакомя притаившихся за дверью пони с образчиками древней, обсценной лексики одной восьмой части суши. Однако это возымело эффект, и вскоре, дверь приоткрылась, явив мне пяток золотобронных гвардейцев, смело прикрывавшихся выставленными перед собой стульями и табуретами.

– «Скраппи?» – неверящим тоном вопросил один из них, блестя на меня пронзительно голубыми глазами – «Скраппи Раг? Первая Ученица?».

– «Твайлайт Скай? Это ты?» – прищурившись, я захромала внутрь, отметив про себя, с какой поспешностью гвардейцы захлопнули за мной двери, и даже подперли их большим диваном, на котором расположилось сразу пятеро их коллег – «Ну извиняй, одетым не признала!».

– «Да, это точно она» – залившись румянцем, заметным даже в полутьме, буркнул новый капитан Королевской Гвардии, с вызовом глядя на своих подчиненных – «Так, хватит на меня глазеть! Двое останутся тут, остальные – к гостям. Наша задача – успокоить их и не допустить паники, ясно?».

– «Так точно, капитан!» – отсалютовав, гвардейцы потянулись в глубину зала, где, скорчившись на натертом до блеска паркете, сидели и стояли многочисленные гости, с испугом сверкавшие глазами то на меня, то на полную луну, насмешливо заглядывавшую в зал через огромные, занимающие всю его стену, окна – «Все в порядке, господа. Просто еще одна кобылка…».

– «Это не “еще одна” кобылка!» – с возмущением возопила одна из пони. Одетая в нелепое платье, напоминавшее бурлящий пеной коктейль, она громко топнула ногой от возмущения, но быстро оглянулась, и вновь понизила голос до едва слышного бормотания – «Это ее ученица! Зачем вы впустили ее сюда, капитан? Теперь мы все обречены!».

– «Эй, вы говорите так только потому, что она почти фессстрал!» – зашипел откуда-то кобылий голосок. Обернувшись, я заметила сидящего в дальнем углу зала гвардейца-земнопони, удерживающего в объятьях брыкающуюся от возмущения фестралку, сердито сверкающую на всех фонариками глаз – «Вы и нассс не хотели впуссскать, потому что…».

– «Эй, не нужно так кричать! Статья пятьдесят три, пункт два «устава» запрещает…».

– «Блоссом! Скиппер! Заткнитесь там уже!» – сердито оборвал обличающую речь мышекрылой кобылы строгий голос капитана, в довесок, заставляя умолкнуть и белого земнопони, совершенно не к месту решившего прочесть своей напарнице мораль – «Мы ведем себя словно паникующие жеребята, а не гвардейцы!».

– «Слушай, а может, сделаешь для меня исключение и объяснишь, что все-таки происходит?» – поинтересовалась я, присаживаясь на мягкий коврик, освобожденный для меня кем-то из золотобронных вояк – «Ни охраны, ни слуг – только какие-то следы помидоров, размазанных по полу, словно кровь».

– «К-кровь?!» – испуганно проблеял кто-то позади. Обернувшись, я уставилась на тяжело дышащего единорога, прижавшего копыта к вискам. Сбросив шлем и броню, он кутался в широкий, синий плащ и казалось, был готов рухнуть в обморок, прямо под ноги своей коллеги, заботливо протягивающей ему бумажный пакет – «Ох, нет! Мы все погибли! Я… Я задыхаюсь…».

– «На вот, подыши!» – вырвав пакет из копыт подчиненной, Твайлайт Скай сунул его под морду паникеру – «Дыши, тебе говорят! Вот, хорошо. Азуро, позаботься о нем… И принимай его должность, кстати. Он только позорит Королевскую Гвардию на офицерском посту».

– «Будет сделано, капитан!».

– «Эх, тебя бы к нам на месяцок – и вернувшись, ты бы навел тут порядок» – иронично хмыкнула я, не устояв перед возможностью подколоть своего «конкурента». Дневная и Ночная Стражи, с самого момента возрождения последней, радостно грызлись друг с другом, найдя, наконец, точку приложения своих нерастраченных на скучных дежурствах сил, хотя и та, и другая не обошли стороной возможность попробовать на прочность и Легион. Это вылилось в несколько хороших мордобоев, в которых мои ребятки победили и тех, и других, но как-то неуверенно, по очкам, и если на пяток золотобронных ребят хватило двух-трех легионеров, то последний их спор с фестралами вылился в форменный мордобой, вряд ли закончившийся чем-либо хорошим для легионеров Второй кентурии, если бы не подоспевшие к бару патрули. Я долго ярилась, и строго-настрого запретила своим подчиненным задевать мышекрылых пони, а на любую попытку провокации – вежливо посылать их прямо ко мне. Но тут я просто не удержалась – «Ладно, не злись. Я просто в недоумении от того, что тут происходит, да еще эти странные чудовища в одной из комнат…».

– «Найтмэр Мун возвращается, Скраппи» – оглянувшись, ответил мне земнопони, мгновенно прикрывая копытом мой рот, уже готовый открыться для громкого, гомерического хохота – «Открой глаза, примипил! Не видишь, что тут происходит?».

– «Я бы предположила, что вы намереваетесь устроить хар-рошую групповушку, а “Найтмер Мун” – всего лишь предлог. Но ты собираешься начать убеждать меня, что “все это не так”, что “все не так, как выглядит”, и ты “можешь все это объяснить”, да?».

– «Ты вновь чего-то хлебнула, да?» – с подозрением уставился на меня капитан, глубоко втягивая воздух раздувшимися от гнева ноздрями – «Знаешь, ты нравилась мне больше, когда была тихой, спокойной…».

– «Отупевшей…» – любезно подсказала я жеребцу, разглядывая трясущихся представителей кантерлотской богемы – «Знаешь, ты мне тоже нравился голым больше, чем в этом железе!».

– «Не смей бросать на мою репутацию неоправданную тень!» – заводясь, зашипел капитан, бросая свирепые взгляды на своих подчиненных, несмотря на царившую вокруг обстановку, непритворно заинтересовавшихся кое-какими подробностями нашего разговора – «О, богиня! Теперь я понимаю, почему бывший капитан Армор уехал отсюда на край света, лишь бы не встречаться с тобой!».

– «Однажды я узнаю его адрес, и достану его и там!» – осклабилась я, задетая за живое столь бесцеремонными намеками в мой адрес – «Найтмер Мун им привиделась, видите ли! Ну и hren бы с вами! Вот пойду, найду Госпожу – она покажет этой вашей “Найтмер Мун”, ясно? А ну, прочь с дороги!».

– «Пропустите ее» – обреченно махнул копытом капитан. Повинуясь его жесту, пятеро гвардейцев соскочили с подпиравшего дверь дивана, выпуская меня в темноту пустого коридора дворца – «Но учти, обратно я тебя не пущу, слышишь? Мы дождемся принцессы Селестии, и…».

– «Дождутся они принцессы, х-ха!» – сердито бурчала я, вышагивая по коридорам и анфиладам дворца, погруженного во мрак лунной ночи. Ветер за окном утих, и теперь лишь стук моих копыт, да раздававшиеся вдалеке вскрики нарушали покой спящего замка. Луна все так же светила в окна дворца, и вскоре, я поняла, что вновь попала в «старую» часть замка, остановившись перед большой статуей, за которой когда-то пряталась, подслушав разговор Графита и Медоу – «Странно. А где же воины Госпожи? Мне казалось, тут должна дежурить, по меньшей мере, сотня фестралов…».

Тишина. Лишь скрип колышущейся на сквозняке двери. Холодный ветер хлестнул меня по ногам, когда, открыв дверь, я зашла в показавшиеся мне знакомыми покои.

«Кажется, это та комната, где я впервые очнулась после крушения поезда» – войдя, я осмотрелась, и наконец, звонко чихнув, прикрыла распахнувшееся окно – «Да, вон кровать, а вот и трюмо, за которым я пыталась навести макияж. Эх, сколько времени прошло…».

Подняв глаза от разложенных под зеркалом расчесок, я дернулась было, чтобы уйти… Но мгновенно остолбенела. За моим плечом, из темноты, возникли огромные, прищуренные глаза! поднимаясь все выше и выше, они повисли надо мной, рассматривая меня, словно забавное насекомое, случайно севшее на стекло – не двигаясь, и даже не моргая.

– «М-медоу?» – робко поинтересовалась я, изо всех сил стараясь, чтобы мой голос звучал сухо и деловито, как и положено любому уважающему себя офицеру, но вместо этого, из меня вырвался тихий, испуганный всхлип – «Это ты?».

– «НЕЕЕЕЕЕЕЕТ» – потусторонний голос, раздавшийся со всех сторон, заставил меня испуганно присесть на задние ноги, но я уже не могла оторвать взгляд от этих страшных, слегка прищуренных глаз, приблизившихся к моему плечу. Кто-то большой и очень страшный стоял позади меня, и я могла бы поклясться, что чувствовала чье-то дыхание на моей шее. Чья-то большая, скрытая в темноте голова приблизилась к моему уху, огромная пасть, наверняка снабженная длинными, и очень-очень острыми зубами распахнулась, и…

– «БУ!».

– «Мяяяя!» – издав горлом странный, мяукающий крик ужаса, я обернулась – и коротко, без замаха, выбросила вперед копыто, с глухим стуком врезавшееся в морду злорадно глядевшей на меня Найтмер Мун.

________________________________________________________

[1] Резиновый резервуар для доставки кислорода больному.
[2] Канюля – трубка, предназначенная для введения растворов в какие-либо полые органы или другие полости организма.
[3] Эклампсия – форма позднего токсикоза (гестоза) беременных. Заболевание, характеризующееся резкими, иногда запредельными подъемами артериального давления, судорогами и комами, при котором длительные, следующие один за другим судорожные припадки могут быть спровоцированы даже прикосновением, запахом или резким звуком.
[4] Репарация – возмещение убытков проигравшей войну стороной.
[5] Плохой французский. Скраппи пародирует знаменитую фразу Кисы Воробьянинова из известного романа И.Ильфа и Е.Петрова «Двенадцать стульев».
[6] Ливрея (фр. Livree) – форменная, зачастую, очень помпезная форма одежды для слуг при богатых домах.
[7] Флюгер (нидерл. Vleugel) – металлический флаг или фигура, служащая для указания направления ветра.
[8]Физиогномика (греч. Physiognomike) – наука о соответствии характера природным чертам, или попросту, распознавание психотипа по строению тела, движениям и мимике.
[9] Чубук – полая деревянная или фарфоровая трубочка, на которую насаживается курительная трубка.
[10]Фероньерка (фр. ferronniere) — украшение в виде обруча, ленты или цепочки с драгоценным камнем, спускающееся на лоб.
[11] Туше (фр. Toucher) — в разговорной речи – словесный выпад, достигающий поставленной цели. Достойный, остроумный ответ.
[12] Балдахин (итал. Baldacchino) – навес на четырех столбиках.
[13] Приписывается Матери Терезе Калькуттской (Агнес Гонджа Бояджиу), незначительные изменения автора.
[14] Красных пенообразующих вин мало, но они есть. Один из примеров – Цимлянское Игристое Красное.
[15] Рекреация – помещение для отдыха в учебном заведении.
[16] Пульсоксиметр (англ. pulse oximeter) – медицинский прибор для измерения уровня насыщения кислородом капиллярной крови.

[17] Серое вещество – Скраппи имеет в виду серое вещество головного мозга. Завуалированная подначка — «думай головой».
[18] ПТСР (англ. PTSD) – посттравматическое стрессовое расстройство. Тяжелое психическое состояние, возникающее после тяжелых психотравмирующих событий. Часто протекает с психогенной амнезией.
[19] Сomissioned officer, независимо от звания, имеет право командовать войсковыми или иными военизированными подразделениями, и Скраппи намекает на то, что несмотря на принадлежность к другому роду войск, в сложившейся ситуации, она может отдавать им приказы.
[20] Quick Fix
[21] Эластичная, V-образная складка в углублении копыта.