Завершение стэйблриджских хроник
Глава 21. Миротворец II
Секретарь Рэдфилд придумывает предлог, позволяющий вывести Песчаный легион грифонов из Мэйритании...
Разбуженный шумом Флоуик первым делом схватил кружку, чтобы смочить пересохшее от ночной духоты горло. И сразу же признал утро неудачным – мало того, что кружка сверкала пустым и совершенно сухим глиняным донышком, так ещё и сама нагрелась так, что чешуйки на лапе едва спасали от ожогов.
— Ненавижу эту проклятую пустыню, – в который уже раз произнёс грифон. Пустыня, впрочем, отвечала ему взаимностью, обжигая солнцем и забивая песчаную пыль в одежду, экипировку, постель. Даже сейчас вице-командующий чувствовал, как по шкуре скребут песчинки. И единственная причина, по которой Флоуик скрывал свою неприязнь к походному образу жизни – это память о старом наставнике, летавшем в рядах Песчаного легиона ещё во времена, когда у них не было приспособленных к пустынным условиям накидок, ремней и разведанных источников воды. И если Фэрриер некогда смог осилить такую службу рядовым бойцом, то его найдёныш и воспитанник на командной должности не имел права хныкать и отказываться от своих обязанностей.
Обязанности не оставляли времени праздно валяться в постели. Доносящийся снаружи шум оказался звуками перебранки между слегка хрипловатым голосом Форестолла и легко узнаваемым по тембру голосом Рэдфилда. Флоуик перекатился набок и поднялся на лапы, чтобы выяснить, что на этот раз не поделили эти двое, в личном общении с вице-командующим называющие друг друга не иначе как «недалёкий солдафон» и «бумажная крыса».
Как оказалось, военный и гражданский советники спорили по поводу деревянного колеса шести метров в диаметре, которое воины легиона сколотили минувшим вечером, приделав к боковой плоскости пару десятков ручек. Эта массивная конструкция планировалась как тренировочный снаряд, заменяющий произведение стеклодувного и мозаичного искусства, которое мастерили по заказу Рэдфилда в Экус-Кермене. Флоуик, несмотря на детальные разъяснения штабс-секретаря, всё равно сомневался, что игры с оптикой и зеркала тончайшей работы способны поменять мнение эмиров Мэйритании. Но узнав, что оставленная далеко на севере Республика оказалась под лапой Гиира – мерзавца, которого вице-командующий пытался засадить в темницу с первого дня вступления в должность, – Флоуик готов был хоть через костёр прыгать, хоть на дно океана нырять, лишь бы вытащить Песчаный легион из дыры, именуемой «местом дислокации». И план Рэдфилда он принял без оговорок, поддерживая каждый шаг, намеченный единорогом.
— Прикажите солдатам взяться за платформу и поднять её вертикально вверх, – просил в данный момент единорог у пятнистого грифона. Форестолл отвечал взглядом, которого удостоился бы жук-скарабей, катящий перед собой свежий шарик.
— Я твоих приказов не выполняю, – гнул свою линию командир легиона. То ли в его натуре сидело желание вести обречённую борьбу до поражения, то ли он считал предельно важным никогда и ни в чём не уступать Рэдфилду, но пятнистый орлолев стоял на своём даже в присутствии Флоуика, прекрасно зная, что именно скажет вице-командующий.
— Прикажи бойцам взлететь с платформой, – велел грифон с полосами жёлтых перьев, заметными даже через слой льняной ткани.
И только после этого Форестолл гаркнул распоряжение, адресованное отряду в полном военном обмундировании – наплечниках, кирасах и шлемах.
Когда Рэдфилд впервые увидел бойцов легиона, он поразился, как они вообще могут существовать в таком наряде при такой жаре. Однако жизнь орлольвов многому научила – Второй Песчаный легион получил доспехи из плотной древесины, покрашенной под металл и лишь немного уступающей железу по прочности. Для войска, способного нанести удар, не входя в зону поражения дальнобойного мэйританского оружия – Рэдфилд установил это точно, раз за разом заставляя солдат стрелять из луков вертикально вверх, – стиль снаряжения подходил идеально. Не мешало оно и выполнять подсобную работу: неподалёку пара бойцов, отрабатывая кулёк серебряных монет, лениво чинила какое-то явно невоенное приспособление. Оно походило то ли на слишком длинные грабли, то ли на искривлённые вилы, то ли на орудие пыток. Но на деле должно было всего-навсего разравнивать верхний слой земли на грядках, оставляя аккуратные мелкие бороздки.
В общем, в работоспособности грифоньих воинов сомневаться не приходилось. А вот предугадать, насколько эффективен легион окажется в схватке с сородичами на улицах Ивсфилда, по навыкам ремонта сельхозорудий не получалось. Опасения предлагалось либо замалчивать, либо, как делали Флоуик с Форестоллом, отметать, кивая на безупречную боевую подготовку легиона.
Двадцать «безупречно подготовленных» воинов встали вокруг деревянного колеса. Они могли сделать это ещё минут десять назад, когда Рэдфилд их впервые попросил. Но были остановлены распоряжением Форестолла, который штабс-секретарю намекнул, что тренировать и без того тренированных бойцов – глупость. Флоуик, одно время обучавшийся ближнему бою вместе с этими воинами, был не столь зашорен. И элегантно усложнил задачу, поставив на середину колеса кружку, которую обнаружил в своей лапе.
— Это моя любимая кружка, – предупредил вице-командующий. – Не хочу, чтобы она поцарапалась.
— Она даже с места не сдвинется, – хвастливо пообещал Форестолл и повернулся к отряду: – Крылья распра-вить! Взмах по моей команде… Раз! Раз! Раз…
Деревянную платформу перекосило ещё на первом «разе», отчего глиняный сосуд повалился набок и перекатился, упёршись ручкой. Форестолл протестующе замахал лапами, прерывая импровизированную утреннюю зарядку. После чего подлетел и поправил кружку.
— Сейчас парни разогреются. И хорошо всё пойдёт, – пообещал командир легиона.
— Мне ведь не надо напоминать, что вся мощь разрабатываемого нами оружия зависит от слаженной работы воинов, которые им оперируют? – с деланным спокойствием поинтересовался Рэдфилд. – Они должны двигаться вместе с платформой так, чтобы она не меняла высоту и угол наклона.
— Уж в этом мы мастера, – отмахнулся от единорога Форестолл. – Так, бойцы, держим хреновину ровно! Иначе наряды получите! Каждый! Крылья распра-вить! По моей команде набор высоты… Раз! Раз! Раз! Продолжать! Не останавливать… Да что ж вы!..
В сопровождении потока чисто военных терминов кружка благополучно слетела с висевшей в воздухе платформы. Её спасло и вернуло в лапу Флоуика магическое поле, спешно созданное Рэдфилдом.
— В следующий раз наполню кружку до краёв, – пообещал Флоуик, наблюдая, как отряд грифонов вместе со здоровенным колесом опускается на песок. – Если ваши бойцы прольют хоть одну каплю, то велю вышить на штандарте легиона «косокрылые ротозеи». Вам понятно?
Флоуик в очередной раз заглянул в пустые недра кружки и решил прогуляться до вырытого на территории лагеря колодца. Поэтому заверения Форестолла летели ему вдогонку:
— Вице-командующий, не сомневайтесь, мои бойцы освоят эти фигуры полёта.
— Я ещё вчера предложил вам осваивать эти фигуры полёта, – пробурчал Рэдфилд, за что тотчас же словил гневный взгляд пятнистого орлольва.
Альтаерут, считающийся столицей объединённой Мэйритании, представлял из себя город, в котором один образ жизни тесно соседствовал с другим, культура пустынников притиралась к тем жителям, что мнили себя оседлыми гражданами. Поселение проще всего было сравнить с морем, состоящим из отдельных ярких капель-палаток. Здесь вплоть до горизонта растянулись маленькие невзрачные и большие разноцветные жилища кочевого народа. Где-то кучковались домики с соломенными крышами, где-то выделялся квартал шатров с изображением синей веточки на одной из секций, где-то громоздились монотонно-белые юрты с выступающими «рожками» дымоходов.
И всё это казалось ещё беднее и невзрачнее по сравнению с Десятиугольным дворцом – архитектурным шедевром, который построил для эмиров Первый Песчаный легион. И обставили по своему вкусу представители мэйританских племён. Постройка была столь внушительной, что выступала даже над внутренней городской стеной, обозначающей цитадель. Тонкими иголками уходили вверх охваченные кольцами балконов башни, о глазурованные кирпичи которых уже несколько десятилетий бессильно бился ветер. Арочные своды и полукруглые купола, покрытые постоянно подновляемой штукатуркой, вздымались один выше другого, отвлекая взор от галерей с колоннами, словно прилепленных к стенам здания.
Кроме дворца внутри городской цитадели находились сады и парки, названные в честь правителей – либо того, кто их создал, либо того, кого в эмирате почитали больше всего. К одному крылу дворца вела дорожка через тенистый парк Седета III, к другому можно было подъехать, только миновав виноградники Бридл-Хисана Великого. На посетителей восточного сектора особое впечатление должна была производить лестница из фонтанов, получившая имя не дожившего до её завершения Зебрагима II.
Впечатлений от дворца Рэдфилду хватило бы на целую книгу. Но в эти дни дворец готовился к самому масштабному мероприятию последних лет, тянущему на отдельный книжный шкаф.
Наблюдая за прибывающими в Десятиугольный дворец эмирами и их свитами, единорог решительно отбросил все иные определения «пёстрого сборища». Потому что каждое семейство, владевшее своим куском Мэйритании, старалось заявить о себе как о главном, состоятельном и верном традициям своего народа. Эмиры не жалели для себя, своей родни, от вдовствующих матерей до малолетних наследников, и даже для прислуги тонких, почти невесомых тканей, раскрашенных в белые, жёлтые, красные или пурпурные цвета. В качестве украшений шли стежки серебряных и золотых нитей, жемчуг, янтарь, бисер. От граней драгоценных камней, вделанных в головные уборы и туфли, по стенам дворца прыгали вереницы солнечных зайчиков. Гривы гордые правители песков прятали под слоями чалмы, а хвосты у самого основания разделяли на две части. Подобное «двухвостье», оранжевый цвет чалмы, а также золотые пояса, согласно правилам этикета, указывали на происхождение из знатного древнего рода.
Собрание эмиров, которое не проигнорировал никто, являлось большой редкостью, и ради такого события тратили деньги на одежду и подобие косметики даже те пони, что обречены были стоять за стенами цитадели. Ведь для многих это была не просто встреча хмурых властелинов в официальной столице – это был настоящий праздник, нашедший себе место в сказках и легендах. Каждый жеребёнок, провожающий взглядом процессии эмиров, мечтал, как герой Альфуар, получить золочёную саблю из копыт расщедрившегося воина. Любая кобылка пребывала в уверенности, что повторит судьбу красавицы Хгиты, которую, по преданию, высмотрел в толпе простых селян наследный принц.
С балкона, где колонны из мрамора перемежались с колоннами из пальм в кадках, за кипящим внизу многоцветием наблюдали инициаторы межплеменного собрания. Правда, Рэдфилд в костюме с галстуком не вызвал бы восхищения у тех, кто такой наряд мог использовать как тряпку для мытья посуды. Но зато он точно выделялся среди обёрнутых в три слоя разноцветной материи мэйританцев, и на любой коллективной фотографии – если бы кто-то додумался её сделать – взгляд зацепился бы в первую очередь за единорога.
Вице-командующий Флоуик вытащил из сундука парадный мундир, который привёз с собой из Республики. Он планировал надеть его перед встречей с Песчаным легионом и носить, не снимая, пока не вернёт бойцов в родные края. Но жизнь внесла свои коррективы: мундир оказался на грифоне, а после нескольких минут под мэйританским солнцем – снова в багаже. И сейчас Флоуик променял пустынный доспех легионера с командирскими нашивками на должностной наряд лишь с тем условием, что будет находиться в помещениях Десятиугольного дворца, где есть тень. И максимум в дюжине шагов от питьевого фонтана.
— Поверить не могу, что ты их всех собрал, – произнёс грифон в синем мундире с ярко выделяющимися орденами. – Двадцать лет никому не удавалось. Один-два обязательно артачились и оставляли комнаты пустыми. – Флоуик, стоящий в скудной тени от закрывающей солнце башенки, посмотрел на единорога, которому такой тени не досталось. – Каким образом?
— Просто объяснил, что это собрание решит их проблемы с кочевьями, – ответил Рэдфилд, разглядывая приметных воинов племени ильзарик, у которых из-за спины, подобно двум бивням, торчали длинные копья.
Ответ единорога был правдив, но ни в малейшей степени не отражал колоссальность проделанной им работы. Истина была не в пример сложнее.
Рэдфилду пришлось всерьёз садиться за изучение биографий правящих эмиров, а также собирать сплетни о предпочтениях и интересах тех пони, что являлись фактическими главами семей. Как оказалось, кое-где наибольший вес имело мнение пожилой матери, а где-то на мысли правителя влияла умная первая жена. Так что новый набор писем от Рэдфилда не являлся выдержанным, написанным по шаблону текстом. Кому-то сообщение составлялось от имени представителя Песчаного легиона. К другому эмиру разумнее было обращаться от лица представителя Эквестрии, торговля с которой приносила правителю прибыль. В третьем письме требовалось воззвать к боевому духу и доблести адресата, а в четвёртое вложить ценное колье, предназначавшееся любимой младшей жёнушке. Но во всех десяти приглашениях Рэдфилд действительно оставлял между строк мысль, что нынешний совет в Альтаеруте окончательно решит споры вокруг границ кочевых территорий. А ещё вставлял фигуру речи про три поклона: один в знак приветствия, второй в знак уважения к статусу собеседника, третий, чтобы показать отсутствие коварных замыслов и миролюбие.
После некоторого ожидания через расступившуюся толпу в поле зрения «балконных» наблюдателей вступила самая скромная по виду процессия. Все входящие в неё пони носили тёмно-коричневые или чёрные накидки и такого же цвета тюрбаны. Все выставляли напоказ украшенные следами кислотного травления кривые мечи, висящие на ремешках так, чтобы пустить оружие в дело можно было одним движением копыта. На рядовых воинах всё это утяжелялось кольчужными воротниками и надкопытниками. По виду процессии читалось, что если другие эмиры хотели встретиться, повспоминать былые времена, устроить несколько совместных пирушек, в процессе иногда обсуждая границы территорий, то Залим Атеш пришёл с конкретной целью, за которую готов сражаться в одиночку против всех.
Воитель и эмир носил головной убор, крепящийся при помощи трёх хлопковых обручей. Из толпы в тёмных одеяниях его можно было выделить разве что по отсутствию красных лент, ниспадавших почти до земли, да по заколке на плече. И – что с балкона рассмотреть было проблематично, но Рэдфилд помнил из подслушанных сведений – по шраму, тянущемуся от нижней губы до подбородка.
По поводу Атеша у секретаря имелось больше всего сомнений – из ставки эмира так и не пришло никакого ответа ни в какой форме. Явится он на собрание или нет, до последнего момента оставалось неясным. Да и сейчас успокаиваться было рано – в характере Атеша имелась черта «показательного дипломатического отступления». Она проявлялась в случае, если великий мечник, по слухам, рубивший надвое летящих насекомых, считал, что его интересы пытаются ущемить. Впрочем, импульсивностью страдал почти любой представитель карасонского племени.
Нарочито неброско одетая процессия всё же нашла, чем пустить отблески, заметные даже с балкона. Чуть позади Атеша по правую сторону – там, где по традиции шли важные персоны, не являющиеся родственниками – ступала фигура, которая даже гривы не хотела показывать из-под капюшона. Неудивительно – стоило ткани хоть немного сместиться, как зал тут же наполнялся радугами; казалось, каждая шерстинка в шкуре закутанного в просторные одежды пони была сделана из настоящих алмазов.
— Видишь в делегации Атеша кристального пони? – негромко спросил Рэдфилд. Флоуику пришлось податься чуть вперёд, чтобы уделить толпе в тёмном больше внимания, чем он изначально намеревался.
— Не рассмотрел, – резюмировал он после того, как вся процессия обогнула угол здания, из-за чего наблюдать за ней стало невозможно. – Но если он там есть, то ничего удивительного. Эмиры иногда нанимают себе в услужение иноземцев. Элгенимов. Потому что местные легко перекупаются, а элгенимы верно служат. Потому им грифоний легион и потребовался. Хотя и легион купить пытались…
— Я собирал сведения, в том числе и о ставке Атеша, – сказал Рэдфилд. – И выяснил, что к нему примкнул один интересный субъект. Бывший командующий самого Сомбры. Точное имя надо бы выяснить, но по транскрипции получается не то Презент, не то Престен. А карасоны его называют «Воин света». Потому что на солнце сверкает так, что смотреть в его сторону не получается.
— Советник Сомбры теперь советник Атеша? Это для нас хорошо или плохо?
— Это для нас не важно, – тряхнул головой Рэдфилд. – Просто мило, что этот «Презент» нашёл себе работу по специальности…
Магией единорог притянул стоявший возле питьевого фонтана кувшинчик. К охлаждающим чарам прибегать не стал и довольствовался парой глотков тёплой воды. Ему вместе с Флоуиком ещё час с небольшим пришлось дежурить на балконе, отпуская периодические комментарии, – пока во дворец не проследовала припозднившаяся делегация из Марказского эмирата.
В северных краях, когда речь шла о встрече глав государств или высокопоставленных особ, предполагалось, что все они рассядутся на определённые места за подготовленным столом и будут, следуя протоколу, выполнять определённые действия. Подобные традиции, с заменой стола на огромный очаг, путешественники наблюдали даже в Як-Якистане, весьма далёком от цивилизации месте.
Мэйританские племена освоили многоэтажную архитектуру, строительство железных дорог, судоходство, прокладку ирригационных каналов. Но по уровню этикета застряли где-то на доэквестрийской стадии. Хотя нет, поправил себя Рэдфилд, в рассказе о Дне Согревающего Очага упоминалось, что вожди трёх рас собрались за стол переговоров. Так что порядки эмиров восходили к ещё более древним обычаям.
В общем, «встреча для обсуждения вопросов» означала примерно то, что пустынные повелители где-то на месяц заселялись в роскошный и просторнейший Десятиугольный дворец. И начинали совместные обеды, ужины, выезды на соколиную охоту, прогулки по саду, взращённому вдоль стен дворца, и прочие забавы, во время которых куда чаще удавалось услышать разговоры про «сватовство моей младшей дочери за твоего старшего сына», чем о границах и территориях. В этом была вся южная дипломатия – каждая сторона занимается чем ей угодно, и достичь определённого единения получилось бы только экстраординарными средствами.
Тем не менее Рэдфилд и Флоуик сообща сумели вытащить представителей каждого кочевья на демонстрацию боевых возможностей Песчаного легиона. Единорог пустил в ход знания мэйританского этикета и народных обычаев. Флоуик, которого в нынешней политической ситуации эмиры называли «принцем-изгнанником», усердно лавировал между жалостью и жадностью эмиров. В итоге, пусть некоторые правители, сославшись на усталость от предшествующих дней «встречи» или занятость другими делами, не явились, но хотя бы один представитель от каждого эмирата был. А Рэдфилду большего и не требовалось.
Эмиров собрали на открытой веранде, образовывающей подобие амфитеатра, пол которой покрывал единственный огромный ковёр. Причём диваны и валики для желающих возлежать слушателей находились во внешнем красном квадрате, середину же ковра, где чёрный ворс украшали изображения цветов, оставили свободной, а белый центр с ромбическими узорами занимала импровизированная трибуна для выступлений.
Обращение к властителям и их доверенным лицам зачитывал Флоуик. Принц-изгнанник в точности следовал составленному секретарём тексту, позволив себе заменить лишь несколько не имеющих особого значения слов. Что было принципиально важно – Рэдфилд формулировал каждый оборот с оглядкой на прошлое Песчаного легиона, прошлое Мэйритании, на текущую ситуацию, на жизненные интересы правителей пустынных краёв. Единорог планировал, что речь и последующая демонстрация вложат в головы всем присутствующим одну простую мысль: «нам гораздо выгоднее самим решать территориальные проблемы, чем привлекать к их решению грифонов». Причём планировал это ещё в тот день, когда складывал и перемножал числа, определяя, насколько высоко летит стрела из мэйританского лука и какое размещение зеркал лучше всего направит солнечный свет в одну точку.
— Вы должны понять, – объяснял он тогда Флоуику и Форестоллу, – что конфликты между эмирами не закончатся никогда. Я читал самые древние книги, что сохранились в архивах Экус-Кермена. Летопись полнится враждой за кочевья. Такое-то племя вторглось туда-то. Такой-то банде дал отпор такой-то визирь. Такой-то эмират оказался завоёван, а потом распался ещё на четыре. И если вы думаете, что Песчаный легион в этой карусели войн что-то изменит, то я прошу: не заблуждайтесь.
В палатке тогда повисла полная уныния тишина. Флоуик, рассчитывавший, что единорог в привычной манере выдаст инструкцию «как всех победить, даже не вспотев», с ненавистью посмотрел на карту Мэйритании. В тот момент он мысленно втоптал обозначенные точками города и дворцы в песчаные барханы, в чём не замедлил признаться:
— Есть древняя грифонья мудрость: «Мира достигнет не тот, кто всех врагов уговорит. Мира достигнет тот, кто всех врагов убьёт». Возможно, легиону следует поступить именно так.
— Это не мудрость, это глупость, – честно заявил Рэдфилд.
— Легион не будет воевать за одного эмира против других, – добавил Форестолл, неожиданно обнаруживший себя на одной стороне с единорогом.
— И не надо. Я планирую замирить всех правителей угрозой уничтожить то, что им дорого.
— И что, это сработает? – тряхнул головой Флоуик.
— Я однажды затопил научный центр, в котором работал, чтобы навязать начальнице неугодное ей мнение, – чуть понизив голос, произнёс Рэдфилд. – И с местными принцами проверну то же самое. Что им дороже всего? – Он сделал паузу, достаточную, чтобы грифоны подумали над ответом, но недостаточную, чтобы они ответ озвучили. – Не золото, не жёны, не звёзды на небе. Кочевья! То единственное, за что эмиры дерутся уже тысячу лет. Если возникнет опасение, что Песчаный легион уничтожит кочевые территории, то первым же делом вельможи, сговорившись, попросят вас поскорее убраться. Чтобы без легиона самостоятельно продолжить кровопролитные тяжбы из-за границ.
Командир Форестолл, изучавший военную амуницию, вышитую на знамени легиона, иронично поинтересовался:
— Как же, по-твоему, грифоны лишат эмиров кочевой земли?
— А вот как! – Рэдфилд перевернул блокнот, переживший продолжительную обработку грифелем карандаша. На листе орлольвы смогли рассмотреть зарисовку чего-то, напоминающего раздробленное стекло для очков, вокруг которого автор схематично изобразил солдат легиона.
Флоуику надоело щуриться – и ждать от Рэдфилда гениального решения, – так что грифон нетерпеливо выхватил блокнот, чтобы внимательно изучить. Форестолл был категоричнее:
— Чушь какая! Куском стекла ты ничего не сделаешь.
— Куском стекла можно переманить на нашу сторону неутомимого воина, что сражается против всех на этой земле. Солнце! – пояснил Рэдфилд, заметив заинтересованный взгляд вице-командующего, брошенный поверх блокнота. – Лучи солнца, отражённые зеркалами, концентрируются в одной точке, в которой выгорает абсолютно всё, включая почву. Если мы построим это оружие и объявим эмирам, что будем с его помощью оберегать границы кочевых территорий, если мы выдадим это за новую стратегию легиона… Тогда все правители, то есть абсолютно все… Они скажут: летите-ка вы отсюда. Потому что каждый эмир на протяжении тысячи лет хочет земли соседа и знает, что сосед хочет его земли. А применение зеркала уничтожит не только вторгнувшуюся на чужие просторы группировку. Зеркало сожжёт сами кочевья. Что превратит легион из показного, но бесполезного миротворца, – Рэдфилд сделал вид, что не услышал сердитое кряхтение Форестолла, – в самую прямую угрозу.
Флоуик решительно вернул блокнот секретарю.
— Сколько тебе надо средств из казны легиона? – осведомился он, взмахом крыла пресекая активные протесты своего военачальника, не вникшего в суть идеи.
Рэдфилд назвал рассчитанную в уме цифру, сразу оговорившись, что планирует сторговаться и потратить лишь часть от неё. В любой другой ситуации ни один орлолев не расстался бы с таким количеством драгоценного металла, но желание вернуться в Республику и изгнать узурпатора настолько захватило Флоуика, что он практически забыл, в чём природная суть грифонов. Поэтому пустил средства казны в дело.
В настоящий момент он же расписывал в ярких красках превосходство новой тактики и новой военной доктрины Песчаного легиона. Флоуик акцентировал внимание на том, сколь малочисленно и мобильно будет подразделение, использующее зеркало, на том, как быстро и легко оно способно выдворить нарушителей границы. И нарочно не упоминал тот факт, что применение силы солнечных лучей оставит вместо плодородной почвы иссушенный и обожжённый камень – об этом обстоятельстве эмиры должны были догадаться самостоятельно. Вообще, всю речь Рэдфилд задумал таким образом, чтобы правители Мэйритании сочли легион озабоченным лишь военными столкновениями, чтобы они осознали, что легиону плевать на сохранность кочевий.
И лучше всего такую точку зрения навязывала демонстрация, подготовленная силами грифонов. С веранды дворца, единственной, что не была окружена фруктовыми деревьями, открывался чудесный вид на холм, где за ночь возникла имитация походного лагеря. Причём именно мэйританского походного лагеря, какой часто использовали охочие до чужих земель банды. Узнаваемые пустынными жителями детали быта грифоны воссоздали со всей возможной тщательностью, вплоть до вывешенного на стену шатра коврика с повторяющимся узором из семигранников. А для большей эффектности в лагере поставили нескольких «соломенных стражей» – облачённые в одежду с ремнями или стёганые доспехи чучела, изображающие жителей эмирата.
По сигналу Флоуика самые сильные воины первой когорты, которых командир Форестолл тренировал несколько дней кряду, подняли в небо нечто массивное, задрапированное плотной тканью. Достигнув нужной высоты, они сдёрнули покрывало, явив взорам присутствующих конструкцию из трёх десятков тщательно подогнанных друг к другу небольших зеркал, составляющих единую отражающую поверхность в стальной оправе. Подставив мозаичное зеркало лучам жгучего мэйританского солнца и чётким отработанным движением повернув его, группа летунов синхронизировала движения крыльев – после чего пучок лучей упал прямо на холм и фальшивый лагерь.
Ожидание продлилось недолго. Скоро над холмом появились заметные струйки дыма, красно-жёлтые языки пламени расцвели на центральном шатре и принялись жадно пожирать сухую ткань, летящие искры мгновенно перекинулись на соседние постройки. Грифоны, управляющие системой зеркал, осуществили слаженное смещение в сторону, чтобы нагревающий луч коснулся соломенных фигурок. Импровизированные защитники лагеря продержались не дольше своих жилищ, их «шкуры» не спас ни один из представленных типов брони. Пожарище, в считанные минуты поглотившее весь холм, наглядно продемонстрировало беспомощность армии любого эмира перед силой мэйританского солнца, подчинённого грифонам Песчаного легиона.
Наблюдающий с земли Форестолл подал сигнал. Воины накрыли показавшее себя оружие тканью и осторожно опустили на песок. Зрители вряд ли оценили слаженность их действий, их внимание было целиком поглощено бушующим на вершине холма пожаром, полностью поглотившим демонстрационный лагерь и наглядно показывающим, какую судьбу легион уготовил любым нарушителям границ кочевий. И самим кочевьям. Среди собравшихся мэйританцев незамедлительно началось тихое, но крайне оживлённое обсуждение.
В то же время Флоуик, подводя итоги демонстрации, произнёс ещё несколько фраз, описывая преимущества, которые якобы предоставлял этот способ предотвращения набегов. В ход пошли аргументы про малое количество грифонов, которого достаточно для реализации замысла, про большое количество солнечных дней, характерное для погоды над пустыней Стэрип-эль-Седл, про минимальные боевые потери со стороны легиона, расчёты которых основывались на том, что бойцы с зеркалом летают выше, чем стрелы. В общем, принц-изгнанник усердно пересказывал всё, что в своё время услышал от Рэдфилда. Естественно, не раскрывая детали разговора, состоявшегося после того, как изготовленная в Экус-Кермене система зеркал оказалась в лагере легиона.
В тот день Рэдфилд, Флоуик и Форестолл внимательно наблюдали за «вплетением» двадцати восьми плоских зеркал в стальной корпус отражателя – работой, по тонкости напоминавшей продевание лески через бисер.
— А что, внушает! – с довольным видом буркнул Форестолл. – Если оно действительно мощное, то можно его и на знамя легиона поместить.
Пятнистый командир легиона буквально попался на слове. Флоуик одобрил предложение и обязал Форестолла в случае успеха добавить элемент на главный штандарт. Нанести зеркало на прочие знамёна поручили рядовым бойцам.
— Печально, что нельзя будет использовать его против Гиира, – потёр клюв Флоуик, разобравшись с изменением штандартов. – На севере солнце холоднее. И преимущества атаки с воздуха не будет.
— Господа офицеры, вы только не сердитесь на то, что я сейчас скажу, – произнёс Рэдфилд, до того длительное время сверявший конструкцию с собственными эскизами, – но это зеркало и тут работать не будет. По крайней мере так, как вы это представляете.
— В каком смысле? – незамедлительно повернулся к нему Флоуик.
Рэдфилд покрутил головой по сторонам, выцепил взглядом наблюдающих за сборкой зеркала мэйританских лучников, потом сделал чуть заметный кивок бойцу легиона, чьи оранжевые перья выбивались из-под доспеха. После чего секретарь предпочёл отвести пару командиров в штабную палатку, наслушавшуюся их взаимных препираний.
— Зеркало не сможет воспламенить что-либо на такой дистанции, – сообщил Рэдфилд, как только матерчатые створки сомкнулись, пропустив грифонов. – Нагреть воздух перенаправленными лучами, оно, возможно, в состоянии. Но для появления чистого пламени его не хватит.
— Ах, ты! – едва не кинулся на единорога Форестолл. – Ты спустил кучу серебра на эту х… – в присутствии вице-командующего воевода всё же решил ограничить себя в выражениях, поэтому на ходу вывернулся, – штуковину! И говоришь, что она дела не делает! Да тебя на копья поднять за такое надо! Мразота копытная!
— Серебро вы можете получить обратно, если разобьёте и переплавите зеркала, – как бы между делом заметил Рэдфилд, – а стращать меня не надо. Я знаю, что делаю. Вся эта конструкция создана и собрана для вида. Чтобы эмиры увидели то, что мы хотим, чтобы они увидели. А что будет на самом деле, я объясню с помощью одного из ваших военных специалистов.
Слова единорога удивительным – хотя, скорее, точно рассчитанным – образом совпали с тем, что в шатёр заглянул тот самый неряшливый грифон красно-оранжевой масти.
— Заходите, заходите, Игнэйс, – приветствовал его единорог. – Мне нужно, чтобы вы повторили всё, что я от вас услышал при нашем первом разговоре.
— Эм-м-м… – Названный грифон немного растерялся, оказавшись под взглядами двух высших командиров.
— Развязывай язык уже, – не выдержал Форестолл. И, для усиления дисциплины, подошёл и дёрнул бойца за край нагрудника. – И заправься нормально! Думаешь, если ты смесеварских дел мастер, про внешний вид в уставе не для тебя писано?!
— Виноват, – дёрнулся оранжевый грифон, после чего несколько неуклюже стал приводить себя в порядок. Возможно, вся процедура получилась бы ловчее и быстрее, но когти грифона находились не в лучшем состоянии – на них читались следы многочисленных ожогов разной степени вылеченности.
За время паузы, нарушаемой лишь преисполненными досады выдохами Игнэйса, у которого никак не получалось вдеть один из ремней в пряжку, Флоуик бросил на секретаря «и-что-вот-это-такое» взгляд. Рэдфилд ответил сложным выражением морды, означавшим «имейте терпение».
— Я… Как правильно было сказано… – начал грифон, когда его проблемы с внешним видом оказались более-менее решены. – Специалист по смесям. Изготавливаю лечебные зелья и взрывчатые материалы для легиона. По уставу на каждую когорту полагается два таких специалиста, но я считаюсь… немного получше остальных.
— Да, – нехотя согласился Форестолл. – Он сумел найти лекарственную траву, которая спасла нас от одной болячки. Если бы не он, мы бы тут весь лагерь зас…
— А можно Игнэйс расскажет о вещах, которые действительно важны? – потребовал Рэдфилд. Он не сомневался, что байка про неприятное заболевание по солдатской традиции отнимет от разговора примерно минут пятнадцать.
Прерванному на полуслове зельевару потребовалось какое-то время, чтобы сообразить, на чём он остановился. В такие моменты становилось решительно непонятно, как вообще кто-то допустил рохлю вроде Игнэйса до работы над химическими реактивами. К счастью, как успел убедиться Рэдфилд, занимаясь любимым делом, грифон разительно преображался.
— В общем, как-то я заметил, что наши стандартные промасленные шнуры и «джемы» на основе древесного угля сильно дымят. А в пустыне дым очень видно. И это не очень хорошо, если бы нам понадобилось что-то скрытно делать. Я экспериментировал немного. И кое-что у меня получилось на основе кожного сала с добавлением нескольких растворителей. Его можно поджечь, но процесс горения будет совершенно незаметен с дальней дистанции.
В подтверждение своих слов Игнэйс вытащил из-за пояса один из висевших там шнуров. На данный момент он не выделялся ничем примечательным. Но, очевидно, таил в себе широкий спектр пиротехнических возможностей.
— Даже моя магия не сработает так незаметно, – подтвердил Рэдфилд. – Несколько шнуров и воспламеняемых зарядов помогут устроить огненное шоу, которое все отнесут на счёт гигантского летающего зеркала. Во время максимальной концентрации солнечных лучей устроим парочку незаметных поджогов. Дальше, учитывая горючесть соломы и прочих материалов, пламя само разрастётся. Если всё делать слаженно, ни у кого не появится сомнений в эффективности нашего нового оружия.
— Всё это как-то очень сложно. – Флоуик взял в когти обработанный воспламеняющимся раствором шнур и покрутил его перед клювом. – Обмануть эмиров таким наглым образом…
— Эмиров, которые не являются экспертами ни в оптике, ни в теплопередаче, – напомнил Рэдфилд. – Я уверен, если сработать грамотно, обманутся все. А чтобы с этим было проще…
Секретарь полез в свою сумку, которая традиционно лежала возле стола с картой Мэйритании, и вытащил два идентичных устройства. Они выглядели как сильно вытянутые усечённые пирамиды, у которых была срезана одна из граней; на месте среза была приделана тонкая металлическая спица с грузиком. Рэдфилд привёл в движение тонкий усик одного из них, и тот, качаясь из стороны в сторону, принялся ритмично постукивать.
— Взял на сдачу в Экус-Кермене, – пояснил единорог. – Поможет скоординировать действия воздушной группы, у которой зеркало. И наземной, которая всё поджигает.
Даже такая мизерная покупка не оказалась бесполезной, отметил Рэдфилд, когда через несколько дней возведённая на холме инсталляция занялась ярким пламенем. Игнэйс и пара его помощников, участвовавших в возведении фальшивого лагеря, протянули запальные шнуры, не отличающиеся от обычных крепёжных верёвок. А после, в определённый момент, когда неподалёку разворачивалась система зеркал, мастер по смесям инициировал поджог.
Но в этот момент, когда всё, по мнению единорога, сработало наилучшим образом, когда Флоуик ещё раз заверил аудиторию в готовности легиона служить эмирам Мэйритании, когда настала пора расходиться – в стане карасонов возникло какое-то оживление. Там кристальный пони чуть ли не напрямую начал возражать эмиру Атешу, который, в конечном итоге, жестом предложил советнику высказать мысли тем, кто уже повернулся на звук его голоса.
Рэдфилда впервые с начала «совета эмиров» кольнуло нехорошее предчувствие, потому что если правители Мэйритании, их семьи и слуги интересовались точными науками крайне поверхностно и в лучшем случае понимали, как в принципе работает зеркало, то бывший советник Сомбры имел иной склад ума. И явно не впечатлился эффектом, произведённым «концентрацией солнечных лучей». Не говоря уже о том, что уроженец Кристальной Империи в отражённом и преломляемом свете разбирался, наверное, лучше, чем единорог-секретарь. Зато на хорси говорил гораздо хуже.
— Вы зря здесь жить жизнь заново, – произнёс Прэсенс, очевидно, не вспомнив правильную форму глагола «переживать». – Свет с неба являться не очень плохо. От него бегство есть. От него укрытие есть. Ещё один слово больше к тому, мне нет веры грифоний легион. Я смотреть косо на дела, что они делать…
Как ни был смешон и коряв акцент кристального пони, Рэдфилд не мог не заметить, что Прэсенс намерен высказать сомнения в эффективности летающей конструкции из плоских зеркал. А значит, об этом задумается как минимум Залим Атеш. И, возможно, кто-то ещё. Далее у легиона могут попросить провести ещё один показательный удар солнечными лучами. Который ещё не факт, что получится таким слаженным.
В общем, кристального оратора требовалось незамедлительно заткнуть, пока весь грандиозный обман Рэдфилда не вскрылся. Для этого пони-секретарь решил использовать тот единственный небольшой предмет, который находился в его непосредственном распоряжении. Когда собирали большую систему зеркал, одно треснуло, так что его пришлось менять на запасное. А кусок от разбившегося единорог отшлифовал, чтобы приклеить к нему ручку и использовать по прямому назначению в личных целях – например, привести гриву в приличный вид. Или для того, чтобы, магией вынеся зеркальце из тенистой веранды, пустить солнечный зайчик в морду боровшемуся со скудным словарным запасом жеребцу.
Результат превзошёл скромные ожидания Рэдфилда. Бравый полководец короля Сомбры, намеревающийся произнести что-то про «расстояние полёта», от направленного в его сторону света вздрогнул, вскрикнул и пригнулся так, что едва не скрылся за лежащим перед ним диванным валиком. По всей видимости, Прэсенс вообразил, что в его сторону повернули громадное зеркало. И только потом разглядел, что оружие, стреляющее солнечными зайчиками, имеет куда меньшие габариты. Но было поздно. На реакцию пугливого оратора последовал зычный хохот не страдающего от худобы пони с тронутой сединой шерстью на скулах и наполовину белой бородой. К несчастью для кристального пони, смеющийся оказался эмиром из Марказы, так что его веселье поспешила разделить вся его свита. И другие собравшиеся. В итоге серьёзные и умные мысли, которые пытался донести кристальный пони, моментально забылись, поскольку все присутствующие решили заявлений от такого труса не принимать.
На этой весёлой ноте представители эмиратов начали расходиться. Вынужден был затеряться в общей толпе и опозорившийся Прэсенс. Правда, сначала он удостоил Рэдфилда таким взглядом, по сравнению с которым двадцать восемь отражающих солнце зеркал могли сойти за охлаждающую установку.
Торопящийся на вокзал к прибытию поезда Рэдфилд пытался найти Флоуика. И заканчивал осмотр нижнего этажа дворца местом, куда рано или поздно наведывались все обитатели – пони заглянул в уборную, которая, по его мнению, заставила бы кантерлотских принцесс всерьёз задуматься о своей состоятельности, потому что даже самый маленький кран для отмывания копыт в мэйританском дворце был сделан из чистого золота и отлит в форме павлиньей головы. А ещё, как и во многих коридорах дворца, на пути в уборную развесили ковры. Достойные объекты для минутного созерцания, сочетающие в себе искусство и историческую память. Их ценили настолько, что в противоположной от них стене разместили вереницу лампад, чтобы даже поздней ночью мимо проходящие любовались, как одно изображённое воинство сметает другое.
Из мыслей о деяниях какого-то знатного предводителя, чей воротник украшали три кисточки от львиных хвостов, Рэдфилда вырвала стремительная атака кристального пони. Обладая более мощным телосложением и каменно-твёрдой шкурой, Прэсенс придавил единорога к стене. Ему хватило для этого усилий одной ноги. А левое копыто недвусмысленно кружило над заткнутым за пояс кинжалом. Беглым взглядом секретарь оценил красоту оружия с гравировкой в виде головы ястреба и несколькими рубинами на эфесе – определённо не стиль Кристальной Империи. Скорее всего, кривой кинжал преподнёс в подарок эмир Атеш, о чувствах которого придворный советник так пёкся.
— Ты! Ты затеял коварный план против моего повелителя! – произнёс Прэсенс, которому эквестрийская речь давалась не в пример лучше, чем хорси.
— Это… Это сейчас вопрос был или что? – нахмурился Рэдфилд. Хотя единорога, угрожая кинжалом, прижали к стене, точнее, к неприятно пахнущему ворсу ковра, непосредственной опасности пони-секретарь не чувствовал.
Во-первых, по тому, как Прэсенс дёргал копытом, нащупывая заткнутый за пояс кинжал, единорог сделал вывод, что к ценному подарку кристальный воин ещё не привык. Это означало, что вытаскивать лезвие из ножен жеребец будет секунды две – не в пример умельцам, мастерство которых Рэдфилд видел на рынке в Экус-Кермене. А две секунды позволяли ослепить противника простой световой вспышкой, что гарантировало дезориентацию и преимущество для серого единорога. Во-вторых, в речи взрослого пони сквозили интонации, которые Рэдфилд слышал последний раз на первом курсе «ФилЭкТеха». Тогда на него ополчился один сокурсник-задира, который потом не признавался приятелям, почему неделю ходил прихрамывая.
— Моему повелителю, Залиму Атешу, придётся подписывать договор о кочевьях, – рычал – или воображал, что рычит – на секретаря Прэсенс. – А ему очень не нравится этот договор. Но другие эмиры вынуждают его принять. По твоей вине.
— Ух ты! – выпятил нижнюю губу Рэдфилд. – Оказывается, я решаю, где твоему эмиру подпись ставить. Вот это новость.
Копыто кристального пони прошло над самым эфесом кинжала.
— Твои шутки тебя не спасут, слизняк. Ты нанёс мне смертельное оскорбление позавчера. Ты выставил меня посмешищем перед представителями эмиров.
— Да ты сам неплохо с этим справился, – продолжал иронизировать Рэдфилд.
— Слушай, ты! – Факт, что его не воспринимают серьёзно, взъярил Прэсенса ещё больше. – Лучше не доводи меня. Я с тобой много чего сделать могу. Болезненного, но не смертельного. Потому что я… – Следующую фразу кристальный пони произнёс так, словно это было величайшим достижением всей его жизни: – Я самому Сомбре служил! Ясно?
Рэдфилд уже с трудом сдерживался, чтобы не посмеяться над тружеником, окучивающим плантацию пафоса.
— Где ж ты был, когда твоего короля на осколки разметало?
И вот тут мозги коренастого агрессора зашли в тупик. Потому что он, хвастаясь послужным списком, совершенно не думал, что заслуги развернут как контраргумент. А единственно верным ответом на заданный вопрос был «Драпал как можно быстрее на юг, подальше от бывшего властелина». И озвучивать такой ответ Прэсенс явно не намеревался. Поэтому, следуя канону, с которым Рэдфилд ознакомился на первом курсе ВУЗа, перешёл на бессодержательные выпады:
— Ты что тут, умным себя возомнил, а?
Копыто кристального жеребца в очередной раз упустило рукоять дарёного ножика, и опытный военачальник Сомбры вынужден был скосить глаза, выясняя, куда сполз ремешок.
— У меня есть высшее образование, – ответил Рэдфилд, взирая на эту пантомиму. – Но это, естественно, не идёт ни в какое сравнение с умением владеть клинком, которое я вижу.
Неизвестно, как тускло сверкающий хулиган, у которого не задалось буквально всё, отреагировал бы на прозвучавшее замечание. Возможно, попытался бы перейти к непосредственным действиям – и получил бы заряд света в глаза с шестиугольными бликами. Но продолжить состязания в экипировке и пикировке ему не дали. На лестнице, спускавшейся к «помещениям для напряжённых раздумий», показался грифон, из-под полурасстёгнутого мундира которого виднелись сходящиеся полосы жёлтых перьев.
— Тебе что-то нужно, блестяшка? – спросил Флоуик, заметив, что секретарь легиона находится в уязвимом положении. У Рэдфилда было на этот счёт другое мнение, но он отвечать не стал. Единорога куда больше интересовала реакция кристального воителя.
Прэсенс, возможно, при дальнейшей раскачке кинулся бы с кинжалом на Рэдфилда. Потому что тот был мельче и, вроде бы, слабее. Флоуик же – не самый крупный среди сородичей, но превосходящий размерами почти любого эквестрийца – не вызвал у копытного ничего, кроме желания быстренько ретироваться.
— Нет, – ответил Прэсенс, отступая от Рэдфилда и пытаясь сохранить мину «опасного» пони. – Мы просто разговаривали. Обычный жеребцовый разговор. И он как раз закончился.
Кристальный пони попытался обойти грифона по самому краю лестницы. Рэдфилду захотелось, чтобы Флоуик слегка качнулся в сторону Прэсенса – вдруг тот проявил бы мужество бравого командира, задав стрекача. Но грифон и пони на лестнице спокойно и молчаливо разминулись, не спуская друг с друга глаз. После чего Флоуик спустился к единорогу.
— Всё в порядке? – осведомился вице-командующий.
— Да, – тряхнул гривой Рэдфилд. – Ничего серьёзного. Хотя… Помнишь, тогда на балконе я сказал, что кристальный советник Атеша для нас не важен?
— Помню.
— Беру слова обратно. Надо этого гада держать на примете.
Рэдфилд посмотрел на пустую лестницу. Таких, как Прэсенс, секретарь легиона опасался не из-за физической угрозы. Такие, как Прэсенс, имели привычку расстраивать ход вещей, сидя за спинами более могущественных персон. Чтобы потом из-под этой защиты насмешливо тявкать, словно псина из будки.
— Долго держать не придётся, – сообщил «принц-изгнанник». – Я вчера беседовал с двумя вождями. Сегодня вечером, когда правитель кифтриков вернётся с соколиной охоты, он примет меня совместно с несколькими другими эмирами… – тоном грифона, измотанного плаванием по морю южного этикета, сообщил Флоуик, но тут же перешёл на более оптимистичный настрой: – Не знаю, как ты это делаешь. Эмиры повторяют в точности то, что ты говорил мне, что будут говорить они. Благодарят легион за службу. И выражают заинтересованность в разграничивающем договоре.
Рэдфилд хмыкнул.
— Теперь им очень выгодно отправить легион домой, чтобы наше зеркальце не сожгло кочевья. А они могли спокойно нарушать подписанный договор, вернув политику в русло взаимных набегов.
— Да. И тут у нас вновь возникает вопрос. Вопрос маршрута, по которому направится легион. Я жду от тебя любых гениальных идей.
— Маршрут? – переспросил Рэдфилд. – Есть у меня такой маршрут. Отправной точкой можно считать вокзал Альтаерута, куда скоро, – он вытащил из внутреннего кармана конверт, шедший, судя по набору марок, из Эквестрии, – прибудет кое-кто важный. Выделишь мне грифонов для сопровождения?
— И сам с тобой отправлюсь, – незамедлительно ответил Флоуик. – Мне интересно, что за персону ты вызвал издалека. Учитывая твои идеи, это должен быть кто-то действительно необычный.
— Помочь? – поинтересовался Рэдфилд у малиновой единорожки с потускневшей от пустынного воздуха гривой. Кобылка, применяя силу и ненормативную лексику, вытаскивала из дверей вагона побитый за годы командировок чемодан.
— Не, я почти… Вот! – Чемодан, обретя пару свежих царапин, приземлился на перрон рядом с хозяйкой. – Здрасьте, Рэдфилд, – немедленно произнесла та. – Я надеюсь, что поездка того стоит. Потому что в этих вагонах. По этой жаре. Я катилась с одной-единственной мыслью. Мыслью, что в поездке есть какой-то смысл. Только попробуйте меня разочаровать, ох, только попытайтесь… Добрый день вам, кстати! – Единорожка в свойственной ей манере только сейчас заметила нескольких грифонов, ближайший из которых сверкал застёгнутым на все пуговицы мундиром.
Серый единорог незамедлительно представил друг другу грифона и пони, у которых было гораздо больше общего, чем казалось на первый взгляд: ни Флоуик, ни Везергласс ещё не представляли, насколько безумный план Рэдфилд составил за минувшие месяцы.
— Доктор Везергласс, добро пожаловать в Мэйританию, – учтиво кивнул Рэдфилд. – Позвольте представить вам вице-командующего Грифоньей Республики Флоуика. Вице-командующий, это доктор Везергласс. Пони, которая создаст транспорт, позволяющий вашему легиону вернуться в Республику, избежав встречи во всеми, кто мог бы этому воспрепятствовать.
— Ого, – отметил серьёзность задачи Флоуик. После чего ненадолго превратился в галантного грифона. – Прекрасно. Добрый день, мадам. Рад знакомству с друзьями моего необычайно полезного секретаря.
— Ага, – немного смутилась единорожка. После чего сразу же дёрнула «необычайно полезного секретаря» за край жилетки, отводя на пару шагов в сторону. – Ты про какой транспорт тут распинаешься?
— Про «Феникс», – незамедлительно пояснил Рэдфилд.
Он решил, что оставил в письмах недостаточно намёков. Как оказалось, намёков было достаточно, но Везергласс с трудом соотносила намёки и действительность.
— Чего? – закусила губу единорожка. – Какой «Феникс»? Какой транспорт? Для какого легиона? Ты с дуба рухнул… Ай, тут дубов-то нет, – заключила пони, повертев головой. – Собственно, это и проблема. Тут ничего нет! Это дырень полнейшая!
— Альтаерут – активно развивающийся город, – не согласился Рэдфилд.
— Я два раза! – Везергласс разгорячённо пнула чемодан. – Два раза пыталась построить «Феникс» в идеальных условиях. С поддержкой всего научного центра. При постоянном доступе к ресурсной базе НИИ. И не получилось. А здесь-то я тебе чего сделаю? Из песка, что ли, корпус склею?
— Какие-то проблемы? – вежливо поинтересовался Флоуик, до которого долетали обрывки эмоционального монолога доктора.
— Нет. Только обсуждение перспектив, – с обаятельной улыбкой поведал Рэдфилд. После чего развернулся к Везергласс и произнёс рычащим шёпотом: – Я тут тоже не в детские кубики играю, знаешь ли! У меня каждый день может начаться война, и приходится крутиться, чтобы никто никого не заклевал. Так что давай без поверхностных суждений. Тебе нужны ресурсы? Я достану! Тебе нужны рабочие? Шестьсот боеспособных и мающихся от безделья грифонов в наличии! Тебе нужны условия? Вот, изучай! – Парой движений единорог вытащил небольшой веер фотокарточек, который предложил учёной пони. – Место называется Проклятая долина. Проклятий там на самом деле нет, как нет и кое-чего другого.
Единорожка нехотя опустила голову к помятым фотографиям. Первые несколько штук она практически проигнорировала, но, когда взгляд зацепился за один важный элемент на снимке, вся подборка подверглась повторному изучению. Запечатлённые кадры показывали Везергласс то, во что её логика отказывалась верить: целые земляные острова с выросшими на них деревьями застыли в состоянии ничем не поддерживаемого полёта.
— Монтаж? – несколько недоверчиво спросила она.
— Нет. Реальное место с почти отсутствующей гравитацией, – заверил Рэдфилд. – Ездил туда на этнографическую экскурсию перед тем, как написать тебе в первый раз. Если бы не узнал про эту долину, то и беспокоить письмами не стал бы… Говорят, в давние времена в Проклятой долине некий «рогатый рыцарь» бился с чудищем. Победил или нет, молва расходится, но после какого-то заклинания всё в долине утратило вес. Я проверял. Там реально, если подпрыгнуть, можно в облака улететь. – Рэдфилд сделал паузу, посмотрев на единорожку, оценивающую фотоматериалы. – Понимаешь, какой эффект будет с технической точки зрения?
— При столь низкой гравитации при увеличении тоннажа объём необходимого топлива растёт непропорционально, – скороговоркой ответила Везергласс, не отрывая взгляда от карточек. – Много груза получится поднять и при небольшом разгонном аппарате…
— Легион грифонов, например?
— Легион? Вряд ли, – хмыкнула малиновая пони, возвращая фотоснимки. – Но походить и посмотреть, я думаю, можно. Раз уж приехала. – Она огляделась ещё раз и не удержалась от уничижающего эпитета: – На свою голову.