Питающиеся страхом
XII. Верность
Кейденс спала в запертом вагоне под бдительным надзором чейнджлингов-стражей, поэтому сбежать для неё было очень затруднительно. Кризалис сама проверила, чтобы снаружи заколотили все окна, не оставив даже маленькой щелочки, а для верности залила их слизью. Жуткий запах смешивался с копотью двигателя, и внутри было невозможно дышать. Не имея возможности ни проветрить, ни магически очистить воздух, принцесса дышала сквозь гриву, которая местами сохранила запах масел и мыла. Помогало мало: она всё равно находилась в состоянии, близком к обморочному. Сомбра, войдя в комнату, тут же поморщился, зажег рог и создал сферу, накрывшую почти всё пространство вагона. Запах стал освежающим, приятным, и сознание принцессы начало проясняться.
— Что? — пробормотала она, пытаясь сфокусировать взгляд на посетителе. Сомбра держался в тени, хотя из освещения в комнате лишь ненадолго мелькнула красная вспышка его магии, да сфера слегка звенела и сыпала алыми искрами.
— Здесь было совсем нечем дышать, — тихо проговорил Сомбра. — Не хотел бы, чтобы ты умерла здесь.
— Странное желание, — хмыкнула Кейденс, расправляя крылья и поджимая под себя ноги. — Я же ваша пленница, разве вы не хотите моей смерти?
— Кризалис постарается наблюдать за нами сегодня ночью. — Сомбра резко переменил русло разговора, и Кейденс показалось, что даже его глаза сверкнули от негодования. — Я оградил твой вагон заклинанием, которое будет имитировать… хм, соответствующие звуки, но от своего присутствия, увы, избавить не смогу.
Лицо Кейденс, которое он прекрасно видел, подернулось в недоумении.
— Кризалис думает, что ты насилуешь меня?
— Умная принцесса, — рассмеялся Сомбра, но смех был фальшивый, горький.
— Почему? — спросила она. Они оба знали вопрос, который повис в воздухе, сделавшись буквально осязаемым кончиками копыт, рогов, крыльев.
Сомбра молчал. Он бросил взгляд на темный угол, в котором приютилась подушка, и, шатающейся от тряски походкой перешел туда, стараясь не смотреть на принцессу. Она ловила каждое его движение, пытаясь отыскать ответ, желая сохранить в памяти каждую секунду их разговора, каждую черту его лица, часть фигуры, что будет вырезана на внутренней стороне век.
— Ты не касаешься меня, не бьешь, даже заботишься о том, чтобы мне было комфортно, — она даже привстала со сбитой в тонкий блин перины. — Почему?
— Потому что я не имею права к тебе прикасаться.
— Почему?
— Тебе это так важно? Я бы на твоем месте не задавал вопросов своему тюремщику.
— А ты мой тюремщик?
— А разве нет?
— Обычно тюремщики не забоятся о том, чтобы у их заключенных были личные апартаменты и свежий воздух.
— Что ж, я не обычный тюремщик.
— Перестань уходить от ответа. — Кейденс встала, окончательно вдавливая перину в пол. Поезд тряхнуло, но она удержала равновесие, расправив крылья. Сомбра сидел в углу, улегшись на подушку и наблюдая за ней сквозь ресницы. — Я хочу понять, что тобой движет. Чего от тебя ждать.
— Слишком четко намечены цели, не находишь? Зачем я буду рассказывать тебе о том, что я из себя представляю, если мне нужно держать тебя в страхе?
— А ты держишь меня в страхе?
— А ты не боишься?
— Ни капли.
— Что ж, видимо, из меня плохой тюремщик.
Они оба замолчали на какое-то время, и единственным звуком, нарушающим эту обоюдную тишину, был стук колес. Кейденс снова легла на перину, чувствуя, как доски впиваются в нежную грудь. Сомбра не двигался, продолжал наблюдать за тем, как она пытается устроиться поудобнее и перестать ощущать на себе его взгляд. Но этот взгляд не был пожирающим, бесстыдным, похотливым. Он не мог приблизиться по гамме эмоций ни к одному из её предположений, и Кейденс понимала, что знает короля очень и очень поверхностно. Она знала, как смотрят на неё пони, обожающие её, знала, как смотрят любящие, желающие. Но взор Сомбры она истолковать не могла совершенно, он был очень необычен для него и его образа, отложившемся в памяти. Разве существо, умеющее только ненавидеть, может смотреть с таким восхищением и неосязаемой теплотой на ту, кто его фактически уничтожил? Разве темная сущность, отвергающая доброту и справедливость, может выглядеть настолько благоговейно, когда находится с ней в одной комнате?
А с чего она решила, что он что-то отрицает? Почему?
— Ты действительно необычный тюремщик, — проговорила она, возобновляя старый разговор, словно он и не прерывался вовсе. — Раньше я думала, что попадись я в твои копыта, ты бы сначала изнасиловал меня, а потом снимал бы кожу сантиметр за сантиметром, пока я не истеку кровью…
— Я бы при всём желании не посмел бы так поступить.
— Не смел? — Сомбра тихо вздохнул, но она продолжала. — И почему же?
— Ты создана для другого. Ты — божество, которое сеет любовь везде, куда ступит твое копыто. Твоя природная магия пустит корни даже в дырявых и гнилых сердцах, так что я просто бы не смел причинить тебе боль.
— И сейчас не смеешь по той же причине, — грустно закончила за него Кейденс. Она вспомнила о том, как мирила ссорившиеся пары при маленькой Твайлайт, как мечтала о том, что тоже когда-нибудь влюбится и выйдет замуж, как ей сделал предложение её возлюбленный Шайнинг Армор, как счастлива она была, когда их любовь, преодолевшая препятствие в виде Кризалис и её роя, воплотилась в их маленькой дочери…
Кейденс не смогла сдержать слёз и заплакала, когда воспоминания дошли до того момента, как единорог замертво упал у её ног, а затем встал, но уже не был её мужем. Она отвернулась и завернулась в крылья, стараясь заглушить и проглотить собственные рыдания. Сомбра ничего не сказал. Больше она к нему не поворачивалась, да так и заснула в слезах.
Единорог ещё несколько минут наблюдал за тем, как перестают дрожать её плечи, как мерно вздымаются бока, а затем и сам привалился к стене, закрывая глаза и проваливаясь в сон.
Когда Кейденс проснулась, Сомбры в комнате не было. На полу рядом с ней стоял поднос с завтраком, который можно было бы назвать королевским, не будь это так грустно, но записок или каких-либо подробностей не было. Кейденс слабо улыбнулась и вытерла слёзы с уголков глаз.
Сомбра сидел за столом в вагоне, который Кризалис объявила своим, и, подперев копытом щёку, слушал речи королевы, касающиеся прошлой ночи, которую он, по заверениям Кризалис, очень весело провел.
— Не мудрено, что ты сегодня какой-то бледный, — хихикала королева над своими каламбурами — шерсть посерела ещё не до конца, местами оставаясь белой или светло-серой. От мрачного взгляда гранатовых глаз она заходилась смехом ещё больше. — Судя по тому, какие вы там стоны издавали, вам обоим понравилось. Хотя, мне кажется, тебе нужно быть жестче с ней…
— Кризалис, — тяжело вздохнул Сомбра, в сотый раз повторяя одно и то же, — это не твое дело.
— Мне не нравится твое поведение, — поджала губы королева. — Когда мы только собирались мстить, ты говорил, что мы уничтожим наших врагов. А одна из них валяется в твоей постели, да ещё и вполне вольготно! Ты забыл, что она мой враг тоже, что и я хочу поквитаться?
— Мы договаривались, — Сомбра вкрадчиво чеканил каждое слово, чтобы у сдуревшей кобылы мозги на место встали. Для большего эффекта, он стрельнул парой алых искр, — что Кейденс и Шайнинг Армор достаются мне вместе с Кристальной империей. Ты и так забираешь оттуда Флёрри Харт, хотя она полагается мне, поэтому прекрати угрожать мне и захлопни свою пасть, пока я не разозлился.
— А-а-а, — помотала головой Кризалис, помахав копытцем в воздухе, будто погрозив жеребёнку. — Если со мной что-нибудь случится, мой дорогой «друг», то мои верные дети тут же найдут и уничтожат виновника моих страданий. Они уже нашли Трикси, представляешь? Сейчас её держат в застенках Кэнтерлота. Когда я вернусь, у Старлайт будет компания.
Сомбра задержал на ней презрительный взгляд, но ничего не сказал. Кризалис, будто препарируя его, не сводила с него глаз.
— Что с тобой произошло, Сомбра? Так жаждал отмщения, вел меня к нему, учил, а теперь… Превратился в какую-то букашку. Плюнь — и тебя слюной пришибет.
— Ты так смело говоришь это, — ядовито отозвался король. — Власть, должно быть, опьяняет.
— Ну, что ты обижаешься, я же шучу, — отмахнулась она. — Ты же по-прежнему верен мне, как вассал.
— Когда это я стал твоим вассалом? — приподнял бровь Сомбра, левитируя себе бокал с вином. — Я был королем при нашей первой встрече.
— Королем без королевства, — укоризненно протянула Кризалис, — как и я сама. Ну, я просто подумала, раз я беру трон Эквестрии себе, а ты решил довольствоваться Кристальной Империей, а Империя всё равно является частью Эквестрии…
— Теперь она будет отдельным государством, — уточнил Сомбра, сделав глоток. Кризалис вздернула бровь.
— С чего это вдруг? — вскрикнула она.
— Империя всегда была несколько удалена от Эквестрии из-за северных морозов. Из-за них же тебе не удастся заселить территорию, от северного края Эквестрии до южного края Империи, так что я объявляю свою землю отдельной от твоей.
— Мы об этом не договаривались!
— Правда? Договариваемся сейчас.
— А ты не слишком ли дерзок с королевой?!
— А ты не слишком ли обнаглела? Я тебя научил поглощать страх, ходить по Линтеуму, помог создать новый рой и захватить Кэнтерлот, а ты, получив под контроль огромную территорию и верных слуг, пытаешься устрашить меня? Невежливо и очень подло, Кризалис!
— Только потому, что я тебе многим обязана, — прошипела королева, вставая из-за стола и упираясь в него передними копытами, — я не испепелю тебя прямо здесь. И можешь забирать свою жалкую империю. Как только я заберу малявку Кейденс, можешь делать с ней всё, что хочешь.
— Ей ты не причинишь зла, — флегматично бросил ей в спину Сомбра. — А если я узнаю, что малявке больно или одиноко, — а я узнаю, — то, поверь мне, пожалеешь об этом в первую очередь ты. Рой, может быть, заметит твоего врага, если он появится на горизонте, а вот тень, упавшую от набежавшего облачка, врагом посчитать очень, очень сложно.
— Почему ты так защищаешь их? — фыркнула Кризалис, скрывая раздражением вздыбившуюся на загривке шерсть от холода, которым повеяло при словах Сомбры. — Каким образом тебя ублажила Кейденс, чтобы ты так пекся о ней и её спиногрызу?
Сомбра только ухмыльнулся, рассматривая цвет вина в бокале, и Кризалис, сглотнув, поспешила покинуть вагон. Холод, приютившийся в ямочке на шее, пронзал до костей, а за окном, казалось, выли злые, разгневанные ветра.
На следующую ночь он снова пришел к ней, и на этот раз градиентные перья не закрывали лицо аликорницы. Печаль была ей к лицу, хотя Сомбра мог поклясться, что её улыбка светится ярче солнца.
— Сегодня ты тоже не можешь избавить меня от своего общества?
— Боюсь, что так.
— Ну и ладно. Мне всё равно грустно и одиноко, — она двинула плечиком. — Что происходит вокруг? Как близко мы к Кристальной Империи?
— Нам ехать ещё две ночи и один день. Вокруг пока что северная пустыня — воют ветра, метет снег. Сама знаешь.
— Да, — вздохнула Кейденс. — Они всегда навевали на меня грусть, прям как сейчас. Жаль, что в Империи теперь не будет так же тепло, как прежде.
— А как там было прежде?
— Кристальные пони радовались каждой минуте, которую они жили под моей опекой. Империя расцветала, расширялась её территория, строились новые дома… Жаль, что всё это достанется Кризалис.
— Не достанется, — покачал головой Сомбра. — Империя перейдет в мои копыта, Кризалис заберет Эквестрию. Под моей эгидой она не сумеет добраться до нас.
— Она тебе это позволила? — удивленно захлопала ресницами принцесса. — Ничего себе…
— Я не мог допустить того, чтобы Кризалис со своей дуростью добралась до Империи. Слишком много бед она натворит, если в сердце Империи поселится страх. Я проверил это на собственной шкуре. Божественных сестер, конечно, больше не появится, но вот влияние на весь мир будет оказано колоссальное.
— Всё из-за лей-линей? — уточнила Кейденс, призадумавшись. — Страх окутает всю Эквестрию и погрузит во мрак? Но вам не это ли нужно?
— Приятно разговаривать с понятливым собеседником, — покивал единорог. — Видишь ли, страх и любовь — это не противоположные чувства, как казалось бы, а комплементарные. Можно любить и бояться того, кого любишь, можно любить и бояться потерять — соотношение каждый раз разное. Если пони будут только бояться, но не будут, скажем, любить, верить, надеяться, их эмоции перестанут быть кормом, и Кризалис и её рой погибнут с голода. Только они об этом не знают.
— Почему же ты им этого не скажешь?
— А зачем? Это не в моих интересах. Если Кризалис хочет править, она должна понимать, что захватить трон — это одно, а удерживать его под своим крупом — совершенно другое. Я не хочу больше воевать — я устал. А в советники я к ней не нанимался, пусть что хочет, то и делает.
— Весьма ценный урок, — хмыкнула Кейденс. — Не удивлюсь, если она потом заявит, что ты её обманул.
— Я отвечу ей, что я паталогически честен, что отчасти правда, и не лгал ей. В конце-концов, если ей не хватает мозгов соображать, я не обязан направлять её, когда наш союз уже распался.
— Почему ты мне это рассказываешь?
— Помимо того, что я ужасно честный, я ещё и болтливый, — рассмеялся Сомбра. — Ответ прост: надоело молчать. Когда мысли крутятся в голове, словно киты в глубинах океана, они давят на стенки мозга. Мне не хотелось бы, чтобы об этом узнала Кризалис, так что я рассказал это тебе. Ты в любом случае на меня стучать не станешь, я прав?
— Кризалис уж точно, — фыркнула Кейденс. Она немного замялась. — Можно задать вопрос?
— Ты его уже задала. Но дерзай, мы же просто разговариваем.
— Что стало с Твайлайт? Её…её казнили?
— К сожалению, да. Мне жаль, но она была слишком опасна, и Кризалис это понимала не хуже меня.
— Что с ней сделали?
— Отрубили голову. Это случилось быстро, она не страдала. Тело было погребено в королевском склепе Кэнтерлота, я лично проверил перед отъездом.
— Спасибо, — тихо прошептала Кейденс, отводя взгляд и пытаясь не плакать. — Ты благороднее, чем я думала.
— Сочту это за комплимент, — усмехнулся Сомбра. — Не каждый день тебе говорят, что ты обладаешь рыцарскими качествами. Устаешь от постоянных обвинений в чудовищных поступках, да и «монстр» уже как-то приелся. Вина?
Кейденс подняла взгляд на бутылку красного троттингемского вина, летающую в поле телекинеза, и несмело кивнула.
— Вот и замечательно, — удовлетворенно вздохнул Сомбра, левитируя два бокала и разливая напиток. — Не люблю пить один, да и мерзкая это привычка.
— Мне хватит, пожалуй, — приостановила его Кейденс, контролировавшая наполнение её бокала. Сомбра тут же убрал бутылку и телекинезом поставил бокал у её ног.
Сомбра первым пригубил бокал, будто показывая, что бояться отравления не надо, и продолжил непринужденную беседу.
— Ты можешь не беспокоиться о том, что будет с тобой и землей, вверенную тебе Селестией. Ничего не изменится, за исключением того, что пони будут разговаривать о моей репутации больше, чем о прошедшем ливне. Ты по-прежнему будешь управлять империей…но под моим, так сказать, пристальным руководством. Я постараюсь сделать так, чтобы Кризалис как можно быстрее убралась в Кэнтерлот.
— Из какой же любви к народу понийскому ты это делаешь? — удивилась Кейденс. Вино удивительно развязывало язык. — Разве ты не ненавидишь тех, кто загнал тебя во льды?
— Ну, допустим, что нет. К тому же, зачем ненавидеть своих рабов? На опыте я уже выяснил, что держать их в ежовых накопытниках неэффективно — они быстро становятся плохими работниками, умирают от голода и жалуются на жизнь. Я ведь, не поверишь, даже копытом их не тронул. Ни разу не ударил.
— Почему ж они тогда тебя так боятся? — поинтересовалась Кейденс, пододвигая бокал и наблюдая за тем, как в него льется насыщенная алая жидкость. — Твайлайт рассказывала, что пони боялись не то, что говорить, а вспоминать о твоем правлении.
— Ох уж эти пони, — рассмеялся Сомбра. — Впрочем, их можно понять. Я бы тоже не захотел вспоминать времена, когда был погружен в собственный кошмар столь глубоко, что он казался реальностью.
— Зачем же так жестоко?
— Я оттачивал свои умения в запугивании, скажем так. Мне это очень пригодилось в общении с нашей королевой, знаешь ли. Она довольно истерична и несговорчива, пока её не припугнешь. Да и я не хотел измождать их физически… Жаль, что не знал тогда, что психическое здоровье влияет на физическое больше нагрузок.
Спустя несколько бокалов, они совершенно разговорились. Сомбра даже вышел из угла, чтобы Кейденс не вглядывалась в темноту, да и ему самому не хотелось тянуться слишком далеко, чтобы снова и снова наполнять бокал. Они не пили слишком много — две бутылки на двоих, но пили достаточно для того, чтобы поддаться искушению и начать ночной душевный разговор. Говорили взахлеб, без умолку, рассказывали истории, делились мыслями. Кейденс нашла, что не так уж и много различий между Сомброй и Шайнинг Армором, более того, если бы её покойный муж дожил до возраста короля, он вполне мог бы стать таким же правителем, разве что не было бы свершено множество ошибок, предупрежденных опытом предыдущих поколений. Мысли пьяным строем проносились в голове, перетекая одна в другую, пока Кейденс не попросила рассказать ей о том, в чем она разбиралась больше всего.
— Любил ли я? — удивленно закашлял Сомбра. — Конечно, любил, я же, в конце-концов, не чейнджлинг, а обыкновенный пони. Удивлена? А нечего тут удивляться. Просто живу вечность, а почему — кто его разберет? Да, я любил. Только всё кончилось печально. Я её предал, променял на силу и мощь, а теперь вот он я. Сижу, пью вино с принцессой Любви, и рассказываю истории, которые никому б не знать. А я и сейчас люблю, представляешь? Тебя одну люблю.
Они помолчали, а потом Сомбра заметил, что Кейденс уже спит, и что его пьяное признание осталось неуслышанным.
— Вот и правильно, — проговорил он, накрывая аликорницу одеялом. — Спи лучше. Нам ещё сутки ехать.
Следующей ночью они прибыли в Кристальную Империю. Сомбра старался не обращать внимание на пятящихся пони, которые, завидев лишь одну его тень, подняли безмолвную панику, равно как и на жужжащих повсюду чейнджлингов, которые охотно пожирали так любезно предоставленные им эмоции. Кризалис властным шагом продвигалась по городу, осматривая граненые дома и принюхиваясь к воздуху, свежесть которого могла сравниться с горными вершинами. Гладкая мостовая, будто вылитая из жидкого кристалла — ни выступа, ни зазубренности, — простиралась до самой треноги замка, под которым, на постаменте, пересечении лей-линий всего их мира, парило Кристальное Сердце, отчаянно мигавшее и не радующееся гостям. Сомбра почувствовал боль в груди: Сердце встречало его так каждый раз. Но в этот раз боль спала быстро, исчезла, кольнув напоследок легонько, словно игла ткнулась в копытце умелой вышивальщицы. «Знаешь меня, насквозь видишь», — подумал Сомбра, глядя на то, как сияние выравнивается. Смотреть на Кризалис было забавно: её выворачивало наизнанку, если бы у неё был для этого желудок, и в то же время с клыков веревками стекала слюна. Вкус любви, которой она питалась всю жизнь, не забыть никогда, а Кристальное Сердце — чистейший её генератор. Хотя бы ради этого зрелища Сомбра мог привести Кризалис сюда, пусть в остальном она бы только мешалась.
— Это…очень странное ощущение, — проговорила она, подавляя рвотные позывы. — Я никогда не думала, что буду так говорить, но от такого количества еды меня мутит.
— Что ж, ты, по крайней мере, здесь надолго не задержишься, — изрек Сомбра, поднимаясь по ступеням и открывая двери в прохладные коридоры замка, построенного, как говорили древние легенды, из цельного куска кристалла. Он вдохнул полной грудью и почувствовал себя дома.
— Это точно. Отправлюсь домой завтра утром, как только все проблемы с малявкой будут решены.
Их негромкий разговор прервал нарастающий гул толпы, а следом за ним — недовольное жужжание сотни крыльев. Из-за одной из опор треноги замка выскочила кобылка с голубой шерстью и темно-фиолетовой гривой, а следом за ней несся отряд чейнджлингов пополам с кристальными пони, желающими их задержать.
— Ты не имеешь права! — с яростным негодованием воскликнула кобылка, подбегая к ним и топая по кристаллу так, что эхо её удара разошлось звоном по куполу, взобралось по аркам. — Второй раз ты не смеешь так поступать со мной! Как у тебя только храбрости хватило сунуться сюда, подлый, мерзкий…
— Замолчи, — вспыхнул Сомбра, тут же оборвав поток слов. Кобылка смотрела на него гневно, и Сомбра мог бы поклясться, что будь у неё магия, она уже метала бы в него копья. — Сейчас же прекрати.
— Стража, — кивнула королева, и двое чейнджлингов тут же очутились подле кобылки, стреножив её. Она вздрогнула, окинула их испуганным взглядом, но запала не утратила. — Уведите её во дворец, а когда осмотритесь, переведите в подземелья. Очень дерзких пони нужно наказывать.
— Пустите меня! — взбрыкнула кобылка, но чейнджлинги железной хваткой вцепились в её плечи и, оторвав от земли, оттащили к другому входу. Сомбра смотрел на это с гулко бьющимся сердцем. Кровь приливала к вискам, а дыхание сбивалось, потому что он чертовски хорошо знал эту кобылку и чертовски сильно не хотел о ней вспоминать.
— От тебя пахнет любовью, — медленно произнесла Кризалис, смотря на него сверху вниз. — Неужели ты когда-то любил эту дерзкую кобылу?
— Нет, — буркнул Сомбра, понимая, что сейчас его ложь выглядит слишком неубедительно даже для него самого. — Должно быть, тебе показалось.
— Нет-нет, Сомбра, — прошипела Кризалис, обходя его кругом. — Это твой запах, его ни с чем не спутать. Ты лжешь мне. И как скоро ты надеялся вытащить свою любимую из подземелий? Это случилось бы раньше того, как воткнул бы нож мне в спину, или позже?!
— Я не собирался этого делать! — рыкнул Сомбра, чувствуя, как всё рушится. Чейнджлинги, чувствуя недовольство своей матери, уже окружали дворец, с каждым словом сжимая круг. — Кризалис, одумайся!
— Докажи мне твою верность, — презрительно пророкотала королева. Убей эту кобылу.
— Какой в этом смысл? — Сомбра почувствовал, как удавка затягивается на его шее. — Что тебе это даст?
— Подтверждение твоего обещания не предавать меня. Сделай то, что я приказываю, иначе я обвиню тебя в измене, — её лицо расплылось в хищной улыбке. — И казню, совсем как Твайлайт Спаркл. Кто тогда защитит твою Флёрри Харт и Кейденс?
Сомбра замер, чтобы заглушить в себе крик негодования и возмущения. У него не оставалось другого выбора.
— Ладно, — спокойно произнес он. — Я исполню твою волю. Легко.
— Замечательно! — улыбка тут же перестала быть хищной, стала даже какой-то милой в извращенном смысле этого слова. — Я в тебе нисколько не сомневалась!
Кризалис вошла во дворец вместе с парой стражей, неотступно следовавших за ней по пятам, а Сомбра остался на пороге, глядя на стремительно алеющее небо и слабо сияющее Кристальное Сердце, будто бы разделявшее его отчаяние.
— Дискорд, — прошептал он, закрывая глаза. — Я снова ошибся…
В закатном небе на миг вспыхнула синяя искра, и Сомбра устало улыбнулся. Надежда в его сердце восстала огненным фениксом. Осталось совсем ничего — найти подходящий кристалл.
Чейнджлинги нашли подземелье довольно быстро, поэтому Лауриэль долго в гостевой комнате не просидела. Тем не менее, она успела рассмотреть конвоирующих её существ: от Торакса они отличались значительно. Прежде всего ростом. Если Торакс был чуть выше Спайка Великого, то эти их королеве доставали до плеча, не меньше. Их тела отливали чёрным, в ржавых хитиновых панцирях роились ярко-красные паутинки узора. Фасеточные глаза были похожи на спелые помидоры, а зрачки едва угадывались по густоте и темноте цвета. Их крылья были прозрачными, но сквозь них проходил кроваво-красный узор. При движении этих крыльев казалось, что чейнджлинги творят какую-то магию вокруг себя. Их рога были длиннее, а загибались они сильнее, чем раньше, да и пигментация была неравномерно чёрной: кончик алел, а остальная часть шла от тёмно-серой к бурой. Они стояли у дверей, скрестив копья и высунув языки, шипели на неё. Лауриэль не боялась их, и они это знали. А когда поняли, что попытки её запугать ни к чему не приведут, замолкли и вперились в пространство невидящим взором.
Она уже успела расслабиться, когда чейнджлинг стрекотнул ушами, будто принял сигнал, а затем, перестав быть каменным изваянием, шагнул вперед. Она приподнялась, готовая встать по первому зову, и когда чейнджлинг прожужжал что-то вроде «Идем», встала на четыре копыта. Они прошли по коридорам, спустились по нескольким лестницам, и очутились в подземелье, которое было ей так знакомо. На улице смеркалось — стены замка приобрели фиолетовый оттенок. «Интересно, как долго он решит меня игнорировать? — думала Лауриэль. — Что, интересно, приказала ему Кризалис, когда меня уводили?»
Интуиция ей подсказывала, что ничего для неё хорошего.
В камеру её бросили одиночную, а, проверив замки, стражники удалились. «Наверное, мама позвала кушать», — передразнивая неизвестно кого, подумала кобылка. Ещё светлые, кристаллы были холодными и не такими гнетущими, хотя ночь быстро превращала их в колыбель для чужих страхов. «Раньше в такие кристаллы записывали души умерших под пытками пони, чтобы они по ночам выли над головами заключенных и будили их своими стенаниями, — вспомнила Лауриэль жеребячью страшилку. — Ходят слухи, что до сих пор в одном из кристаллов заточена душа пленника, убившего королеву». Она прилегла на пол, и её тут же пробил озноб. Гадала ли она о своей судьбе? Плакала ли? Грива скрыла лицо густой чёлкой, в которой уже блёкли золотые украшения.
Сомбра пришел, как только последние лучи солнца скрылись за горизонтом, оставив лишь тонкую оранжево-алую полоску.
Она сидела к нему спиной, но слышала дыхание, едва различимые шаги. А ещё слышала, как позвякивает копытоять кристального меча, стукаясь о железный воротник.
Знала, зачем он пришел.
— Ты снова сделаешь из нас рабов? — спросила она, не поворачиваясь. Сомбра покачал головой.
— Нет. В этот раз — нет.
— Это радует. По крайней мере, я, в каком-то смысле, добилась своего.
— Колосок.
— Ты принес меч. Она?
— Да.
— Ясно. Я не виню тебя.
— Я любил тебя.
— Я знаю.
Они молчали где-то с минуту, потому что знали, что в этом молчании понимали больше, чем в пустых, ничего не значащих, словах.
— Делай, что тебе положено, — прошептала Лауриэль, последний раз глядя на исчезающую пламенную полоску за горизонтом и закрывая глаза. — Спасайся.
— Встретимся в Тартаре.
— Встретимся.
Блеск пламени отразился в лезвии алого кристального меча. Он опустился вниз, со свистом рассекаемого воздуха.
Кризалис смотрела на забитого рыжего единорога в заляпанной мантии и аликорночку, тихо спящую в колыбели. Её взгляд сочился презрением, а единорог дрожал, словно осиновый листок.
— Отойди от колыбели, — прорычала она, мысленно приказывая стражам встать по обе стороны от неё. — Иначе я испепелю тебя на месте.
— Я не отдам вам принцессу! — тихо заверещал единорог, видимо, чтобы не разбудить малявку, чем позабавил королеву. — Убирайтесь!
— Как пожелаешь, — улыбнулась Кризалис, зажигая рог и отбрасывая единорога в сторону. Она вдавливала его в стену, пока подходила к колыбели со спящей малявкой. К сожалению, шея столь ярого защитника не оказалась достаточно крепкой, чтобы выдержать её натиск: громкий хруст, обмякшее тело, одним словом — мусор.
— Унесите, — приказала королева стражам, тут же подхватившим безвольное тело. — Больше мне никто здесь сопротивляться не будет.
Она провела ногой по колыбели, слегка покачала её, проверяя, проснется ли аликорночка. Она спала крепко.
— Что ж, малявка, — отметила Кризалис, чувствуя, как в голове созревает новый план, — ты мне пригодишься. Твоё обучение и воспитание будет полностью на мне, а значит, я сделаю тебя такой, какой мне надо. Отличное тесто для новой марионетки.
Дверь с шумом растворилась, аликорночка проснулась и уставилась на королеву большими светло-зелёными глазами. Кризалис повернула голову.
— О, ты уже вернулся, — проговорила она, глядя на вошедшего короля. Он холодно взглянул на неё, сохраняя непроницаемое лицо. — Принес доказательство своей верности?
— Конечно, — спокойно ответил он, швыряя что-то ей под ноги. Кризалис остановила это копытом, и опустила взгляд. Это была отрубленная голова с тёмно-фиолетовой гривой. Маленькая принцесса заплакала.
— Очень хорошо, — улыбнулась королева.