Социализация

Селестия прописала сестрёнке курс восстановительной терапии. Но кто сказал что доктор с пациентом будут скучать?

Твайлайт Спаркл Принцесса Луна

Автор - Петербург

Петербург - это очень эксцентричный господин. Если вы слышите историю, которой, по вашему, не могло никогда произойти, то эта история произошла в Петербурге и окрестностях. Ведьмы? Призраки? Честные политики? Те еще сказки, но, может, в Петербурге найдется парочка? И, конечно же, только в этом городе могли встретиться два человека не в себе. Молодой человек, страдающий внезапной амнезией, пытается найти свое прошлое, но находит нечто иное - странную англоязычную девушку, которая утверждает, что является пони из параллельного мира! Что еще остается этим двоим, кроме как, раз встретившись, помочь друг другу? Правильно, ничего. Потому что таких совпадений не бывает в нормальном мире. А в Питере - да. А что, вы искренне думали, что этот город находится в нашей реальности? Нет, друзья. Ведь Пушкин, Тютчев, Некрасов, Блок, Ахматова, Мандельштам… Это всё — псевдонимы. Автор — Петербург.

Твайлайт Спаркл Человеки

"Past Sins" (Грехи прошлого) в стихах.

Здесь только события 1-ой главы от лица Никс и что-то вроде вступления.

Твайлайт Спаркл ОС - пони Найтмэр Мун

Серый

Умирая, единорог Рам отправил свою душу на поиски судьбы. В это время человек, а вернее душа человека оказывается в Эквестрии. Обе души попадают в тело Чейджлинга. Приключение начинается.

Отчаяние

Одинокий пони плывёт в океане, он цепляется за сомнительную надежду добраться до суши.

ОС - пони

Ученик и Мастер. Акт второй: "Волк в овечьей шкуре"

Появление гостей из далёких таинственных земель Востока нарушило привычную мирскую жизнь столицы Эквестрии. Радостное торжество в одночасье обратилось в ужасную трагедию, и в эпицентре непредвиденных событий оказалась Твайлайт Спаркл, новая Принцесса Кантерлота. Уроки постижения политики и дипломатии сменились суровым испытанием воли и духа, но Твайлайт без сомнений вступила на этот путь, ибо знала, что не одинока. Вместе с друзьями, как старыми, так и новыми, Принцесса полна решимости пройти все испытания Переменчивой Судьбы и разоблачить зло, что угрожает её дому.

Рэйнбоу Дэш Флаттершай Твайлайт Спаркл Рэрити Пинки Пай Эплджек Спайк Принцесса Селестия Другие пони ОС - пони Стража Дворца

Горный тоннель

Ни для кого не секрет, что сестры-цветочницы — три самые робкие пони в Эквестрии. Роузлак, Дейзи и особенно Лили Валлей склонны впадать в панику и падать в обморок по любому малейшему поводу. И хоть жители Понивилля привыкли к их странному поведению, мало кто задался вопросом, почему сёстры именно такие? Истинная причина их нервозного характера темна и разрушительна и исходит из глубины горного тоннеля на Эквестрийском шоссе №15.

Другие пони

Первый стояк принцессы Твайлайт

Твайлайт Спаркл, новая принцесса, вкупе к парочке новых крыльев, получает кучу обязанностей. Селестия и Луна пытаются показать ей, что всё вовсе не плохо и кроме вечных обязанностей, в жизни бессмертной б-гини есть и большое количество плюсов.

Хроники семьи Джей: В тылу неприятеля.

В то время как в Кристальной Империи уже празднуют победу над Экридом Смоуком, в остальных частях Эквестрии тем, кому удалось уцелеть, пришлось несладко. Души схваченных единорогом пони вернулись в свои тела, но хорошо ли это - очнуться прямо под носом Теней, которые, потеряв своего кормильца, вышли из-под контроля?

ОС - пони

Флиттер

Чейнджлинг, проживший рядом с эквестрийской кобылой большую часть своей жизни, оказывается в самом центре вторжения королевы Кризалис в Кантерлот. Он понятия не имеет, кто она такая, и что надо ее улью, ему просто хочется остаться там, где он есть, и, что важнее, тем, кто он есть. Но заклинание, которое завершило вторжение, чейнджлингов не различает. Маскировка безвозвратно разрушена, и вся Эквестрия охотится на ему подобных. Однако он изо всех сил пытается сохранить свою семью и найти место в мире.

Другие пони Чейнджлинги

Автор рисунка: BonesWolbach

Аллегрецца

Concerto Nove

Винил осталась верна своему слову и, пока Октавии не было, принялась поглощать сладости — в итоге вышла чуть не половина от веса её тела. В своём апогее это превратилось в конвейер: официант просто оставлял у шоколадного фонтана гору зефира, фруктов и конфет, после чего уходил за новой порцией. И вот сейчас Винил невероятно осторожно держала магией конструкцию из трёх канапе, скреплённых зефиром, и покрывала каждый её миллиметр в каскадах кондитерской сласти. Ну кто станет есть фрукты с шоколадом?

Она была напряжена и предельно сосредоточена, что случалось раз в сто лет, когда её нашла Октавия. А если чуть более точно, Октавия врезалась в неё и сшибла на пол, обхватив всеми конечностями. Винил кое-как отдышалась, жадно глотая воздух, и заметила на лице земной пони напыщенную улыбку.

— Место... выходит... твоё?

Октавия остервенело закивала головой, грозя свернуть себе шею.

— Да! Мистер Циммер сказал что принимает меня и Лиру и он хочет чтобы я на следующей неделе пришла на репетицию это просто нечто дождаться не могу!

Винил дала ей секунду, чтобы перевести дух после бурного потока слов, — и расхохоталась. Единорожку смешила безудержная радость на лице Октавии и возбуждение, от которого её речь рвалась лавиной восторга. Скоро и сама Октавия с удивлением для себя захихикала, но от хороших ли это новостей, или из-за смеха Винил, она понятия не имела.

Волей-неволей Винил почувствовала себя немного неловко от столь крепких объятий. Хотя только вмешательство Бон-Бон сподвигло её на действия: краем глаза она углядела, как бежевая кобыла подмигнула на прощанье и, помахав, ушла вслед за Лирой.

— Окти, а, Окти, отлипни от меня на секундочку. На нас официант косится.

Октавия зарделась; что-то часто она в последние дни краснеет, заметила про себя Винил. Она робко слезла с единорожки и, кашлянув в копыто, терпеливо подождала, пока та утвердится на ногах. Наконец они неуверенно продолжили беседу, только уже без неприязненных взглядов со стороны официанта: он принялся отряхивать зефирную «палку» Винил от шоколадных потёков, сердито всхрапывая.

— Ну, Окти, как хочешь справиться?

— А... — Октавия потупила взгляд, шаркнув по ворсистому ковру. — Мы всегда можем... пойти ко мне, если хочешь. Обещаю убрать «Зверобой» подальше.

— Эй, да я буду пить что угодно, но только если не проснусь снова c твоей бабочкой на шее!

— Вот и хорошо! — Октавия вскинула голову с непринуждённой улыбкой, несмотря на звёздный жар, источаемый её щеками. — Ну что, идём?

— Идёмте, миледи. Ведите, — Винил крепко подхватила земную пони под локоть.

В ответ на такой куртуазный жест Октавия едва слышно фыркнула, и парочка скрылась в дверях. Официант бросил взгляд им вслед. Убедившись, что они ушли, он со вздохом пригладил тёмно-каштановую гриву и извлёк из кармана жилетки небольшой металлический стержень. Он зажал прибор в зубах — кончик, зажужжав, испустил синий свет — и направился исполнять свой долг.

— Алонси!


Октавия отперла дверь и придержала её, пропустив Винил вперёд, затем юркнула следом, закрылась и проводила дорогую гостью в гостиную. С великим почтением она водрузила виолончель на излюбленное кресло, а сама плюхнулась на диван к единорожке. Изматывающий же выдался денёк!

Бросив взгляд на инструмент, она заметила на лице Винил странное выражение. У единорожки не сразу хватило смелости, чтобы задать вопрос на который намекала Бон-Бон. Выступление длилось пятнадцать минут, и лишь для Винил — мгновение ока.

— Эй, Окти... а что за песню ты играла на прослушивании?

— Просто... небольшой этюд, сама сочинила. Мне как-то захотелось написать что-нибудь... радостное, — и вот Октавия снова смотрела куда угодно, но только не на Винил.

— Мне понравилось.

— Правда? — она с лёгкой улыбкой повернулась к единорожке.

— Да... и ты бы не могла... сыграть ещё раз для меня?

Октавия покраснела: она была не из тех, кто давал камерные концерты, и играла всегда лишь для себя и зала. Музыка... Для неё — скорее наука, нежели искусство. Довести до совершенства тональность и лад, поймать звучание, исполнить безупречно. Для её аудитории — повторно сыграть уже написанное, будто она дорогой граммофон, а не живая пони. В театре, перед собравшимися, не выйдет придать игре чувственности; эмоции распространяются на весь зал и не сосредоточены на одном слушателе.

Она быстро кивнула, метнувшись к футляру. Осторожно извлекла, настроила колки, собралась с духом — и уселась рядом с Винил, которая с нескрываемым восхищением наблюдала за её осторожными, почти любовными движениями. Октавия могла бы играть и стоя, тем более что так было привычнее, но после прошлого выступления у неё ныли лодыжки, так что она предпочла сесть.

Земная пони задержала дыхание. Сердце отчаянно стучало в груди, и от неловкой ободряющей улыбки Винил становилось только хуже. Октавия залилась густой краской; учёные назвали бы это «чудом природы» и заявили, что во всём теле пони нет такого количества крови, какое было сейчас в щеках Октавии

Она закрыла глаза, вспоминая ноты, и заиграла. Заиграла словно для самого Хуфса Циммера, своего кумира. И всё же куда деться: беспокойно ворочалась, бросала взгляды на улыбку Винил, на крохотные рубиновые глаза, что созерцали виртуозное представление. Зачем ей признание этой кобылы, чтобы держать смычок... почему именно её признание?! Впервые с той поры, когда отец научил Октавию рождать музыку, она не отмахнулась от просьбы, не посоветовала прийти на концерт, а играла для кого-то лично.

Что это были за глаза! И нельзя было их разочаровать, ни за что нельзя подвести — иначе заблестят влагой. От этого образа в мыслях у самой Октавии спирало дыхание и на глаза наворачивались слёзы.

К плечу ласково прикоснулось копыто. Она разомкнула веки: рубиновые глаза лучились сочувствием. Неужели она так открыто выплеснула на Винил свои переживания? Винил подумала, что она... слабая?

Прикосновение перетекло в чуткие объятия. Октавию покинули все тревоги. Она интуитивно потянулась им навстречу, не прекращая играть, и с удивлением обнаружила твёрдое плечо.

Лилась музыка. Октавия робко прильнула к Винил, а та прижала её к себе лишь крепче.


Винил почти не дышала, едва осмеливалась даже моргать. Когда виолончель наконец смолкла, оборвав камерный концерт на пронзительной высокой ноте, настала тишина. Но нет, не напряжённая — умиротворяющая, какой Винил не испытывала ни разу. И мгновение это не хотелось нарушать.

Она почти кожей ощущала тонкие паутинки, что опутали её и Октавию в этот бесконечный миг. Миг, будто застывший во времени. Чувство их единения, казалось, было крепко и твердо, но даже самый тихий вздох разрушил бы его. Поэтому она просто лежала без движения, а на её плече покоилась голова Октавии, чья прелестная короткая грива рассыпалась по груди Винил. Она была безмятежна, словно в глубочайших пучинах сна. Не грезилось ли ей это?

А для Октавии, напротив, всё было наяву: она ощущала себя отстранённой от мира, словно Эквестрия проносилась мимо, а они вдвоём переживали каждую секунду этого движения. Она прижалась щекой к плечу Винил: как учащённо, с замиранием билось сердце... Неожиданно для себя земная пони скользнула вниз и прильнула к груди, вслушиваясь, а Винил покорно откинулась на спину. Белое копыто, покоившееся на плече, мягко потрепало чёрную гриву, играясь с локонами. Октавии было стыдно — самую малость стыдно — признаться, но чувство это было приятным.

Сердцебиение. Всего один инструмент, две ноты, повторяющиеся без конца, но более самодостаточные и гулкие, чем самый грандиозный оркестр при королевском дворе. Она ярко представила, к сколь непостижимо сложному созданию она прикасается, и чем микроскопичнее она думала, тем сложнее становилось устройство. Миллионы и миллиарды клеток, процессов и ритмов — вот что есть Винил Скрэтч, эссенция неземных усердий и мельчайших деталей. Каково же её предназначение?

Октавия улыбнулась и поглубже зарылась носом в пушистый мех. Шерсть щекотала нос — пони поморщила мордочку. Винил казалось умилительным то, как чопорная интеллигентка превращается в малого жеребёнка... хотя нет, слишком сказочно, чтобы описать словами. Сердилась Октавия или радовалась, в ней пробуждалось что-то. В её броне появлялись маленькие трещины, за которыми скрывалась одна очень притягательная пони.

В свою очередь, Октавия наконец осознала всё, что позабыла и не видела в упор. Тело Винил — олицетворение искусства. Хитрая попытка некоей божественной сущности сотворить невозможное, сотворить что-то настолько сложное, над чем ломают головы учёные. Разве есть у искусства предназначение? Оно создано только для восхищения, для преклонения, для надежды, что однажды завладеешь им... надежды, что самолично познаешь его.

Моцкарт, Бетхуфен, Мэртисс — ни один из них не пытался сказать что-то или изменить мир. Они просто творили прекрасное и в потрясённом изумлении созерцали, как мир меняется следом, как он открывается новым взглядам, вдохновляющим симфониям и чувственным картинам. От осознания собственной глупости ей на глаза навернулись слёзы. Её чувства к Винил существовали не для того, чтобы измерять их, осмыслять или искать разумное объяснение. Они — это самостоятельная сила, стихия, воплощение восторга от наконец-то понятого шедевра. Любовь и жизнь не созданы для какой-то великой цели. Надо лишь наслаждаться тем, что они предлагают, и воздавать в ответ заслуженную хвалу.

Умиротворение пронизывало само её существо, и Октавия наконец-то поняла. Всё это время она пыталась изменить Винил, привить ей манеры под стать своим закоснелым взглядам. Может, стоило всего-то смиренно склонить голову и посмотреть на неё в новом свете?

Она обвила грудь Винил передними ногами и стиснула в крепких объятиях. Вырывается порывистое дыхание, беззвучно вздымаются и опадают лёгкие, бьётся трепетнее сердце. Октавия, пожалуй, не вообразила бы звука более гулкого и проникновенного. Обе они боялись прерывать этот кристально ясный миг.

Винил не отпускала, и Октавия всё размышляла. Разве есть такое слово или жест, что не нарушит мгновения, что вознесёт их на новое небо эйфории? Она расцвела в улыбке, когда из эмпиреев ей на ум пришла одна мысль, давняя, но старательно подавляемая. Земная пони чуть нерешительно, но аккуратно выпуталась из объятий.

Она подобралась и посмотрела Винил в глаза, в эти странные крохотные рубины — они всегда полагались на фирменные очки, надеясь остаться в тайне, а сейчас бессильны были скрыть чувства. Октавия приняла лучшее решение в жизни, когда попросила единорожку снять очки: земная пони будто сняла с её головы бумажный пакет. Теперь она видела Винил по-настоящему.

В красных глазах трепетали сомнения, нерешительность, но всё же она не спешила отводить взгляд. Октавия неотрывно глядела в них, изучая разум Винил всё глубже и настойчивее. Миллиметры между ними исчезали, будто в гипнотическом трансе, взгляды становились всё ближе — губы робко соприкоснулись. Поначалу нежно, но вскоре Октавия с неожиданным жаром прильнула к устам Винил.

И, к её внутреннему ликованию, та ответила не менее пылко.