Fallout: Equestria - Хорошая Учительница
Пролог: О причинах и безрассудстве
Моя верная надежда растворилась в тишине, тяжёлой и пустой.
«Ради всего святого, что я наделала?!»
Взгляд панически бросился к громадной бронированной двери Стойла Два и утонул во мраке. Но я знала, она там. Запертая, чертой ставшая между мной и всей жизнью. Безумие, но, казалось, всем своим видом она говорила со мной:
«Ещё не поздно вернуться. Ты ведь можешь бросить свою затею»
Где-то там, в глубине, старательно вытертая доска поблескивала чистотой в серебряно-металлическом свете. Посреди моего класса всё так же стоял ряд маленьких парт, населённых жеребятами светлых мастей, которые ждали и надеялись, что я поддержу их любопытство, неусидчивость и тягу к новым открытиям.
Отрадно было мысленно рассматривать знакомые лица, но всё это выглядело настолько нереально, что даже моя собственная фантазия взбунтовалась, начиная меняться, приобретая совсем другие черты, куда больше соответствующие действительности.
— Скукотища, неужели она не придёт сегодня?
— Разве не здорово? Теперь можно делать всё что захочется!
Моё идеальное чувство времени не могло врать, минуту назад над невысокой подъёмной дверью должен был прозвучать сигнал — электронные часы отобразили девять тридцать утра. Я должна была быть там ещё полчаса назад.
Наблюдая за детьми из-за своего стола, лишь иногда выглядывая, я видела, как один из учеников робко поднялся, взял с полки первую попавшуюся книгу и пошёл к учительскому столу. Прямо сюда! Я отстранилась от края, не зная, куда бы ещё убежать, прижалась к внутренней стенке и замерла. Маленькие копыта тихо цокали по полу.
— Да нет её там.
— Ты можешь себе представить это? Чтобы учительница пряталась под столом. Вот смех!
Кто-то несдержанно фыркнул.
— Всё равно нужно проверить.
Я отчаянно хотела попросить его остановится. Выкрикнуть: «Только не смотри под стол! Здесь никого нет, правда, совсем-совсем никого!»
Откровенно говоря, это не было бы ложью.
— Привет!
Белозубая улыбка показалась на серебристом лице жеребчика. Сияющие радостью фиолетовые глаза тут же поникли.
— Никого нет.
Жеребёнок сел за мой стол и принялся важно читать.
— Давны-ым давно-о, в волше-ебной стране Экве-естрии...
Я знала эти слова как свои четыре копыта.
— Скукотища. Где же наша учительница? С ней было намного интереснее.
Я сделала шаг вперёд — ещё один осторожный шаг в чуждую темноту, и нащупала копытом что-то мягкое, холодное и сырое. Тусклый зелёный свет сочился из устройства на моей левой ноге, стараясь освещать клочочек стального пола рядом. Этого света едва хватило, чтобы я узнала под ногами одеяло, истрёпанное временем.
Я остановилась и почувствовала лёгкий толчок в плечо.
«Возьми, мне это вряд ли пригодится, а тебе может жизнь спасти»
Закреплённый за шеей шлем раскачивался, напоминая о себе, о том охраннике, который позволил мне уйти.
— Ты чё, серьёзно хочешь наружу? Вельвет Ремеди? Та психопатка, Литлпип, тож обещала вернуть её, и где она?
— Я пойду за ней, сейчас. Если хочешь, можешь пойти со мной, но я не принуждаю тебя и, пожалуйста, не препятствуй. У меня уже хватает проблем.
— Значит, так! Есть чёткие указания Смотрительницы насчёт подобной ситуации.
— Я не собираюсь ждать выхода поисковой группы! Мы можем окончательно потерять её след!
— По правде говоря, мне тож всегда нравились песни Вельвет Ремеди... но только идти наружу?.. Серьёзно? Она того стоит?
— Да.
— Интересно, сколько ещё ошалевших фанатов бросятся Дискорду в пасть, чтобы вернуть нашу шуструю птичку? Или, по-твоему, это всё весёлая прогулка?
— Не совсем так. Для меня всё по-другому... Если Вельвет кого и послушает, то только меня.
Уютная полутьма моей комнаты скрывала от суетливых повседневных мыслей, не позволяя обитавшим в них частицами чужих мнений посекундно обсуждать все мои действия, а я вовсе не хотела слышать кого-то кроме себя, учитывая, что собиралась сделать.
На островке света передо мной лежала потёртая, ветхая тетрадь.
Запрет. Закон. Преступление. Резкие и грозные слова.
Я и думать не могла, что за правда ждёт меня на этих страницах. Предвкушение чего-то неизведанного вселяло лёгкий восторг, и влекло меня дальше, даже не нуждаясь в объяснениях, почему я, Дискорд-побери, так рискую. Сюда ведь никто не войдёт. Дверь защищена паролем, никто мне не помешает.
Обложка книги была умело разукрашена, как будто уже начиная рассказывать историю. Мир, цветущий под трудолюбивыми копытами пони, объятых мудростью богинь — Принцессы Селестии, покровительницы дневного света, и Принцессы Луны, хранящей ночь... но что это за название? Что вообще значит это «Fallout Equestria»?..
Вдруг, послышался неприятный сигнал, означавший, что кто-то безуспешно пытается отворить дверь в мою комнату. От испуга я почти подпрыгнула на месте. Кровь хлынула к голове, ноги прижались друг к другу. Я посмотрела на закрытую дверь. Там мог быть кто угодно! От уборщиков до инспекторов верности Стойлу, и, у последних, была электронная карта, позволявшая беспрепятственно открыть любую дверь...
Я поспешно спрятала книгу под одеяло, и, вся дрожа, пошла к двери.
— Я знаю, ты там. Пожалуйста, открывай скорее.
Теперь я летела, на бегу начиная набирать пароль. Этот голос мог принадлежать только одной пони. Пневматическая дверь с тихим шипением открылась, и Вельвет Ремеди юркнула мимо в темноту моей комнаты.
— Быстро, спрячь меня!
Не раздумывая, я открыла для неё свой платяной шкаф, и закрыла, когда единорожка втиснулась за дверцу. Из коридора донёсся цокот копыт бегущих пони.
— Я её ви-ижу!
Я замерла. Меньше всего мне сейчас хотелось подвести её, после стольких дней разлуки. Я была готова врать любыми словами, лишь бы отвадить нежелательную компанию, но, к счастью, пони промчались мимо, не обращая никакого внимания на незапертую дверь, и вскоре стихли где-то в лабиринте коридоров.
— Они ушли, — сказала я, открыв шкаф и отступила, позволяя Вельвет выйти. — Кажется, в сторону столовой.
— Замечательно! Спасибо, золотце.
— Если тебе нужно идти...
— Меня будут искать, по меньшей мере – час, а добраться в свою комнату через всё Стойло... Я переночую у тебя?
— А-а?
— Если, конечно, это не доставит неудобств. Знаю, ты как обычно занята подготовкой.
— Неудобства? Ты пропадаешь на целую неделю, потом появляешься неизвестно откуда, и собираешься снова исчезнуть? Ах! Куда спешить?! Я хочу хоть немного побыть с тобой, — в ответ она улыбнулась и надёжно закрыла дверь одним нажатием кнопки, возвращавшей блокировку паролем по умолчанию. С лёгкой усталостью я опустилась на кровать. — Какое счастье, что выходить нам не придётся.
Она наклонилась и неожиданно обняла меня, легко коснувшись носом моего загривка, прижалась ко мне шеей. Её изящное, гладкое чёрное горлышко, находилось совсем рядом с моей щекой. Я представила, как в нём зарождается песня.
— Как насчёт чтения? Расскажи мне историю.
Ко мне приплыла книга. Та самая! Вельвет присела рядом.
— По правде говоря, эту я ещё даже не открывала... — попыталась отговориться я.
«Нарушать закон, так вместе! Отлично...»
— Давай же, начнём, — украдкой произнесла чёрная единорожка, понимая моё волнение. Я слушала её шёпот, повторяя его в сознании снова и снова, наслаждаясь той прелестной гранью её голоса, которой не знал никто другой.
Магией я коснулась книги и на мгновенье замерла, потрясённая. Облака нашего волшебства соприкасались! Я видела, понимала её душу. Она была как вода, тёплая и приятная. Чем глубже я проникала, тем теплее становилось, и не было никакого сопротивления, только понимание и доброта. От ощущение такой близости я теряла самообладание. По всему телу прошла мелкая дрожь, из глаз выступили слёзы радости.
— Я люблю тебя, сестра.
С этими словами я открыла книгу, и древние символы замелькали перед глазами, унося нас куда-то во тьму, в которой только держась друг за друга, мы могли устоять...
«Давным-давно, в волшебной стране Эквестрии…
…наступила эра, когда идеалы дружбы уступили место зависти, эгоизму, паранойе и жадному разделу территории и природных ресурсов. Страны подняли оружие против своих соседей. Конец света настал примерно так, как мы его себе и представляли. Подробности никому не интересны, причины – как и всегда, лишь в нас самих. Свершилась великая чистка: тёмное волшебство, ядерная искра, выбитая копытом пони, легко вырвалась из-под контроля. Дождь пламени мегазаклинаний хлынул с небес. Целые земли бились в агонии, погружаясь на дно вскипевших океанов. Пони были почти стёрты с лица Земли, как вид. Их души стали частью радиационного фона, окутавшего мир своим покрывалом. На Земле воцарилась тьма и тишина…
Незадолго до этого были построены громадные подземные убежища, также известные как «Стойла», где тысячи специально отобранных пони смогли укрыться от ужасов Армагеддона…»
Мы забыли тот день ради всеобщего блага, но сердце помнит. Мы потеряли небо в тот день, и землю, в ночь, когда заснули в стойлах, под её покрывалом.
— Они знали. Знали всё, — проговорила я.
«Моя комната... Мою жизнь здесь, в стойле, в этой клетке, которую мы сами возвели, чтобы запереть себя, можно было бы уместить на одном листе бумаги. Не знаю, радоваться или сердится, что мне повезло попасть сюда. Я жива, но жизнь ли это? Что стало с моей семьёй, для которой не нашлось места? Чувствую себя половой тряпкой. Богини отвернулись от нас... Или умерли. Уже слишком поздно что-то делать. Умерли, как и все в этом проёбаном мире. А ты, если будешь забивать свою хорошенькую головушку этими вшивыми мыслями, отправишься прямиком к Смотрительнице! Я к тебе обращаюсь, писательница. Нам не нужны все эти подробности»
Следующая страница оказалась вырвана, и пришлось пролистать ещё больше десятка рваных, смятых страниц.
— Никто не хотел слушать упрёки совести, — выдохнула Вельвет.
Я перелистала испорченную часть книги, перевернула целую страницу, она оказалась пустой, и следующая была так же пуста, и ещё, и ещё пустые страницы. Наконец показался текст:
«Смотрю сейчас в потолок, и не могу понять, кто я? Что я вообще сделала хорошего? Всю жизнь в Стойле, сколько себя помню, я вела учёт попадавшей в ремонт, списанной со склада техники. Ощущаю себя использованной. Бесполезной. Будто всё, что я делала — ничего не стоит.
Это всё что мы можем? Сидеть здесь и прятаться?
Со мной происходит что-то странное. По ночам часто вижу огни в темноте, тысячи и тысячи огней, все вместе они смотрят на меня с сожалением. А внутри — тоже огонь, мой собственный. Он греет, но как будто медленно угасает, словно бы я перестаю быть пони.
До того, как упали бомбы, я жила одним днём, в страхе, не представляя или боясь представить, какой сюрприз подготовит мне судьба, но я жила, а здесь взаперти моя жизнь - уже и не жизнь вовсе. Больше всего мечтаю вновь увидеть Солнце.
Я слышу голоса. Иногда гневные или жалостливые, реже спокойные, но все обречённые. Они живы, там, на поверхности, мы должны помочь. Я так не могу. Кто-то мог остаться, я это чувствую. Я иду наружу»
Мы тревожно переглянулись.
Дальше были помеченные записи:
«День первый:
Ужас. Повсюду мёртвые. Особенно у входа в Стойло.
У реки хромой жеребёнок спасался от огромной ящерицы, я застрелила её. Его задние ноги сильно пострадали. Левую совсем оторвало, а другая сильно изранена! Кровь лила ручьём. Я использовала своё лечащее зелье. Хоть без одной ноги он больше не сможет нормально ходить, это помогло, теперь он выживет.
У меня не осталось патронов.
Начии...
Жжётся! Дождь обжигает как кипяток. Нашла укрытие под руинами булочного магазина.
Я ещё помню, как мама покупала здесь ватрушки для меня. Приходилось подолгу ждать в очереди, но за то, можно было поиграть с другими жеребятами, а всюду стоял такой чудесный аромат... сейчас ничего этого нет. Оставлю нового друга рядом с собой, не бросить же его одного.
Уже пять часов идёт этот проклятый кислотный дождь.
День второй:
Привела жеребёнка к Стойлу, но дверь наглухо закрыта! Никто не отзывается на мой стук и возгласы, с терминала открыть тоже не удаётся.
За что они бросили всех? Почему нельзя впустить ещё всего одного пони? Я бы с радостью делила с ним свою комнату, и.. да там поместилось бы ещё не меньше десятка других!!!
Что мне теперь делать?
Вернулись к руинам Понивиля, встретили группу путешественников.
Уже достал треск этого тупого прибамбаса на ноге.
Я подслушала кое-что: кажется, моим «друзьям» удалось найти под обломками гостиной неплохой запас консервов, но раз они не говорят этого, значит не очень-то рады делиться.
Они требуют, чтобы я впустила их в Стойло! Но я не могу, во имя Селестии, не могу, как бы ни хотела!..
Мне никто уже не доверяет. Кроме жеребёнка, конечно, а куда ему деваться?
Кажется они догадались, что это я стащила пачку сушёной капусты. Нам лучше уйти отсюда и поскорее.
Отделались кое-как и отстали, теперь нас лишь двое. Я и жеребёнок.
Пошли в горы, в сторону болот, но тут почти пусто. Копыта тонут в мокром пепле.
Еды нигде нет! Мои запасы яблок на исходе, а травянистые луга вымерли. Иногда встречаются более-менее съедобные кусты, но вкус ужасный. Вряд ли от них будет хоть какой-то толк. Я пробовала грызть сухую кору на уцелевших деревьях, но и это совсем не то.
Ура! Удалось достать какие-то консервы. Как бы их вскрыть.
Мерзкий вкус. Это что, рыба что ли?! Вся тухлая. Если я съем ещё хоть кусочек, меня точно стошнит.
Внутри всё горит.
Набросились какие-то летучие твари. Бежала два часа, неся жеребёнка на спине, пока наконец они не отстали. Мы сильно вымотались, отдыхаем прямо на земле, под нависшей скалой. Вдруг с неба снова будет течь эта дрянь.
Лучше бы мы по-прежнему шли вместе с теми мародёрами.
Я уже давно наблюдаю за небом, за облаками, и оно… они, никогда не меняются. Это страшно, но пришлось согласится. Мне больно писать об этом. Я не могу, Селестия, просто не могу. Это не мой мир. Он не мог так изменится! Я не верю.
День третий:
Проснулась от того, что желудок попытался выбраться из меня.
Попробовала съесть свои седельные сумки. Как ни странно — вкусно. Натуральный материал, но они слишком жёсткие чтобы разжевать их.
На экране модных часов написано, что я больна, но по-моему намного хуже что у нас закончилась питьевая вода. В этих водоёмах она как чистая грязь. Нужно вернуться, назад, к реке»
Обе последние страницы были измазаны щедрым плевком, который впитался в бумагу и засох.
Кажется, умираю. весь мир кружится. какое счастье что у меня нет зеркала. не хотелось бы увидеть, во что превратилась моя грива.
теперь вы довольны? получили своё?
дверь стойла два закрыта.
оставлю свой дневник на пороге у двери. может когда-нибудь эти ублюдки откроют и поймут, что есть те, кому нужна помощь»
Возвращаясь к своим мыслям, ощущая мягкость кровати, я не знала, от чего оттолкнуться. Всё сразу предстало предо мной в другом свете. Стойло Два — наш дом. Здесь мы родились, здесь, в безопасности, проведём жизнь. Как трусы и предатели, бросившие свой мир на погибель.
Я почти осязала присутствовавший в воздухе эгоизм. За что бы я не пыталась зацепиться мыслью, всё наводило на вмиг омерзевшее до тошноты стремление удовлетворить собственные интересы.
Рядом с Вельвет, я чувствовала себя сильнее, выше всего этого. Когда мы были вместе, ничто не вселяло страха, и мы собирались сделать это вместе — вернуться в свой мир.
Тогда, выразив друг другу все исполненные энтузиазма идеи, примерно обсудив список того, что может понадобится и что из этого получится незаметно достать, мы легли спать в молчании, слова уже были не нужны. Но едва ли теперь, в одиночестве, осторожно ступая к светлой стороне пещеры, я могла с этим согласится, или оправдать свою наивность. Теперь, когда всё сложилось так странно.
Постепенно привыкнув к темноте, я смогла различить обваленные стены вокруг.
Что-то зацепилось за моё копыто. Палка. Деревянный брусок с табличкой, засыпанной камнями. «Это же кости!» Рассыпавшиеся скелеты лежали здесь всюду, навалом, куда бы я ни посмотрела. Почему они погибли? Должно быть голод и радиация. Они просто остались здесь, и умерли... надеясь на помощь из Стойла?..
«Мне жаль»
Я прочитала короткую молитву за их души Селестии и торопливо пошла к свету.
Если история правдива... что снаружи? Вельвет это видела и не отступила. Может быть, все погибли, никого не осталось? Тогда она вернётся, поймёт, что мы ошиблись и вернётся. Но вряд ли это могло стать для неё весомым аргументом.
— Остановись! Мне нужно поговорить с тобой. Всё что мы знаем — не правда, то есть не вся правда.
— О чём ты?
— Мир снаружи погиб! Ты ведь хорошо знаешь об этом. Нам нельзя туда. Это опасно.
— Он погиб. Потому, что мы, допустили это. Ты держала это в себе и молчала?
Я ощущала столько боли в тихом голосе Вельвет. Казалось, она кричит. Я должна была переубедить её, от этого зависело всё.
— Мы нужны здесь. Я не подумала о жеребятах в тот вечер. Я не могу. Прости, я просто... нам правда лучше вернуться пока нас..
Она опечалено на меня посмотрела.
Она просто посмотрела! Это уже заставило меня заткнуться. Её бирюзовые глаза как бы спрашивали: «Действительно ли, именно ты, говоришь мне это?» В ответ я стояла на месте, утверждая свою позицию. Снова взглянув на неё, я была вынуждена стыдливо опустить взгляд в пол, не в силах смотреть в эти глаза ни секунды.
— Впервые в жизни у нас появилась возможность сделать что-то действительно хорошее, и... ох, Мэри, неужели, ради всего святого, ты правда..
— Пожалуйста, выслушай меня. Мы можем погибнуть там!
— Мы все когда-нибудь умрём.
— Мне страшно. Не хотела говорить этого, но я боюсь умирать. Там всё выжжено и радиоактивно! Ты вообще соображаешь? Как вообще... кто-то мог?.. Здесь достаточно тех, кому мы дороги.
Повисла долгая пауза. Эта тишина мне не понравилась и я продолжила:
— Я никуда не пойду. Пойми правильно, как же мои ученики, мои жеребята?
Она опустила взгляд и едва слышно проговорила:
— Оставайся в Стойле, не предпринимай ничего. Я могу понять, так будет лучше для всех. Но и ты, пожалуйста, пойми, я не могу больше так жить, я иду наружу.
— Постой!.. Ты нужна.. — но она ушла, не слыша или может не желая слышать. — Очень нужна мне.
Я больше не могла оставаться в стойле. Только не теперь.
Продвигаясь вперёд в одиночестве, я отбросила любые мысли и чувства, убеждающие меня вернуться к спокойной жизни. Я твёрдо решила найти Её, попросить прощения за свою глупость, и не слишком важно, вернёмся ли мы домой, или останемся, преследуя первоначальную цель. Главное, мы будем вместе. Тогда и только тогда всё вновь станет правильно.
«Сестра моя единственная, клянусь, я найду тебя! Найду и больше никогда не упущу твоего доверия»
Передо мной оказалась лестница наружу. Я подошла. Глаза жмурились от яркого света. Сердце, как крошечный мотылёк, тревожно трепетало, порхая у меня в груди.
«Я иду с тобой!»