Кода

Кода

 Винил кивала в такт свежему клубняку, долбящему в наушниках, но нормально заценить трек не получалось. От самого дома пришлось тащиться по мокрой грунтовой дороге с кучей противных луж, блестящих в лучах заходящего солнца, как диско шары. Ноги давно промокли, а сырой ветер бил прямо в морду.

Пони остановилась на холме. Туман впереди стелился в низине, словно по зелёной сцене, вплотную подступая к кладбищу, за которым начинался тёмный Вечносвободный лес. На дороге ни души. Кобылка дрогнула и двинула дальше, хотя уже не так резво, как раньше.

Вскоре пони оказалась перед железными воротами. Она удивлённо уставилась на ржавые цепи с замком, несколько раз дёрнула их магией, но они лишь противно лязгнули. Винил сняла очки, повесила наушники на шею и пригляделась к кладбищу. За забором виднелся покосившийся дряхлый дом с тёмными окнами и закрытой дверью; в остальном, куда ни глянь, везде только надгробия да одиноко стоящие деревья. Пони выключила плеер и крикнула:

— Эй!

— Кар! — прозвучало рядом.

Кобылка дрогнула и резко обернулась на звук. Там, на ветке высокого клёна, сидел большой ворон.

— Чего уставился? — фыркнула она и пригрозила ему копытом. — Давай, вали отсюда! Кыш! Кыш!

Птица лишь безразлично каркнула. Винил махнула на неё и вновь посмотрела на кладбище. Свет в окнах не загорелся, дверь не открылась, а возле памятников по-прежнему ни души.

— Эй! Да есть кто-нибудь?!

Всего за несколько минут стемнело. Ветер усилился, погнав волны мурашек по спине кобылки. Она начала переминаться с ноги на ногу, сверля хмурым взглядом кладбище. Туман засочился из земли между мрачных надгробий, лунный свет не пробивал его белую дымку, а скорее сливался с ней. Всё точь-в-точь сцена из новомодных мрачных мюзиклов, куда Винил разок затащили друзья. Единственное отличие, что в такие моменты играла напряжённая музыка, а здесь стояла тяжелая тишина.

Пони обернулась.

Может, сторож отрубился в том доме или вообще давно свинтил? Тогда что? Замок не открыть. Так не перелазить же через забор? И даже если перебраться, потом ещё могилу искать. Её и днём хрен найдёшь, а тут ночью шариться. Может, ну её?..

— Чаго тебе? — раздался за спиной хриплый голос.

Винил резко обернулась, едва не поскользнувшись на грязи. За воротами стоял пони в чёрном плаще. Один глаз старика точно налился кровью после бессонных ночей, а второй будто заволокло туманом. Седая грива почти сливалась с морщинистой пепельной мордой. Рядом на земле стоял горящий фонарь. Сторож напоминал чёрного мага из мюзикла, хотя даже без рога выглядел правдоподобней актёра на сцене.

— Немтырь шо ли али язык прикусила? — буркнул старик. — Ежли ты сюды глядеть пришла, то сразу поди туды, откуль пришла.

Винил недоумевающе таращилась на него, пытаясь догнать, что он сейчас выдал. Она вдруг вспомнила, что видела его раньше. Он был то ли гробовщиком, то ли ещё кем-то на похоронах. Всё время держался позади остальных, но его мрачная морда, холодный взгляд и чёрный плащ возвышались над спинами собравшихся, словно старый дом, окружённый яркими лавками.

— Ну?

Продумать разговор заранее она не сообразила, поэтому выдала первое, что пришло в голову:

— Сори, немного растерялась…

— Чаго? — нахмурился старик.

— Извините, говорю, — повторила Винил громче. — Откройте.

— Фу-ты ну-ты, — буркнул дед. — Оглянись-ка, коль не ослепла. — Он кисло усмехнулся. — Уж даже не вечор. Темень-то какая на дворе, а ты откройте. Откулева пришла, туды и воротай. Утресь приходи.

Пока Винил раздуплялась, старик поднял фонарь и поплёлся к сторожке.

— Эй!

Он даже не посмотрел на неё.

— Стойте! Куда вы намылились! — возмутилась Винил и затрясла магией ворота, которые громко заскрипели и залязгали цепями.

Сторож резко развернулся, поставил фонарь на землю и потащился обратно к воротам.

— Сказано тебе, непутёвая, — поздно уж!

— В смысле поздно? Сейчас часов девять от силы!

— Вишь темень какая, солнце уж скрылось.

— Что?.. — Скривилась кобылка. — Что ты мне заливаешь? Причём тут солнце?.. Так, хватит нести бред. Живо открывай!

Винил зажгла на кончике рога огонёк, чтобы лучше видеть старика. Его чёрный плащ сливался с мраком, морщинистая морда напоминала одно из надгробий, а кровавый и заплывший призрачным туманом глаза точно смотрели прямо в душу.

— Сори, если обидела… — напряглась кобылка, чуть замешкавшись. — Но я ведь сюда не от нефиг делать притащилась.

— Сколева тебе одно по одному говореть?

— Я вообще не догоняю, что вы там несёте, — заявила она. — Но я ничего сверхъестественного не прошу. Просто войти… Да и вам-то какая разница? Я не граффити припёрлась на стенах… то есть на памятниках рисовать. Так, подругу навестить. Как все нормальные пони.

— Нормальные пони ночью на боковую отходят.

— Да у меня режим такой!

Винил фыркнула. Старикан оказался крепким орешком — нужно было менять тактику.

— Я тут могу и до утра вам на мозги капать. — Она вставила один наушник и включила погромче, чтобы дед точно услышал песню. Играл старый мрачный трек о колдуне. Как раз в тему. — Не заскучаю.

Кобылка смотрела на старика решительно, кивая в такт музыке.

— Пошто днём не пришла? — спросил он раздражённо. — Али в голову вдруг что-нить ударило, шо счас притащилась.

Винил хотела съязвить, но лишь виновато цыкнула. Старик попал в яблочко. Посещение кладбища в планы не входило, а сейчас она должна была готовиться к отъезду в Мэйнхэттен, куда её пригласили отжигать на открытии ночного клуба, одного из самых больших в городе. Но сегодня вечером, когда пони гнала домой от дождя, из чьего-то окна она услышала музыку… Октавии. Уже лежа на диване, Винил поняла, что ни разу не навещала подругу, хотя с похорон прошло уже больше года. Мысль плотно засела в черепушке, на душе стало скверно, и тоска, злость или обида, а может, всё сразу погнали пони на кладбище.

— Да не переться же под дождём! — нашла оправдание кобылка. — А кончился он час назад от силы.

— Так разви эта дожжик? Так, прыснуло наземь. Видать, не особливо тебе и надо. Утресь воротай.

— Да не могу я утром! — сорвалась она на крик. — Я завтра в Мэйнхэттен уезжаю, в новом клубе отжигать. Дискорд его знает, когда назад.

— Танцульки ваши… Самдели говорют, шо молодым только потешать хошь… — Старик прищурился, повернувшись к пони кровавым глазом. — Я ж тебе и не видал ни разу тута.

Винил нахмурилась. Безумно хотелось огрызнуться, но резона в том не было, и она заставила себя проглотить упрёк.

— Ох… — вздохнул сторож, — к кому хоть собралась, непутёвая?

Кобылка ощутила неприятную тяжесть в груди и озлобленно бросила:

— К подруге, Октавии Мелоди.

— Не однуё тебе в темень по кладбищу бродить-то, — пробурчал он и бросил взгляд на сторожку.

Винил едва разобрала, что старикан выдал, но заметила, как он нетерпеливо смотрит на дом. В голову закралась идея.

— Вы это… — начала кобылка немного дёргано. Больших усилий стоило ей успокоиться и забить на все выпады старика, хотя улыбаться такой скотине она не собиралась. — В общем, не парьтесь, я сама могилу найду и назад спокойно выйду. А вы идите, отдыхайте. Я потом просто зайду, а вы закроетесь и дальше спать… Или даже могу не будить. Так, цепь обратно с этим замком повешу и пойду. — С огромным трудом она всё-таки выдавила пародию на улыбку. — Вряд ли в Понивилле найдётся ещё один такой ночной гуляка.

Сторож призадумался. Винил решила не портить ситуацию шутками или другими аргументами, и даже сделала музыку тише. Чтобы хоть немного скрасить ожидание и расслабиться, она прислушалась к звучащей в одном ухе песне и начала беззвучно подпевать.

Внезапно гробовщик потянулся к замку. Механизм щёлкнул, цепи с лязгом упали на землю, а ворота открылись с таким скрипом, словно кто-то царапал пластинку, подключённую к мощной колонке.

— Значится так, тебе прямо по тропинке метров этак сто, увишь иву и налево воротай, а там не заплутаешь, коль не слепая, — объяснил сторож серьёзным голосом. — И шо бы могилы не смела мне тута зарить, а то худо будет! Ты чудить, видать, любишь.

От гробовщика несло старостью, а когда он оскалил жёлтые, полусгнившие зубы, Винил вообще перекосило, и она с большим трудом сдержалась от комментариев.

  — Ежли оробеешь али чо другое случитца, лутше сразу зови. А дак не баламуть, и никто тебе не тронет.

Винил едва разобрала, что он там выдал, поэтому просто кивнула и отошла в сторонку. Старик запер за ней ворота, прихватил фонарь и направился к сторожке.

— Лучше бы помылся, — пробубнила под нос кобылка.

Гробовщик резко обернулся, хотя явно не мог услышать упрёка.

— Спасибо, — крикнула Винил, натянув подобие улыбки. Лишь когда он отвернулся, она снова нахмурилась, но на этот раз решила промолчать.

Пони надела очки и пошла по дороге. Туман казался настоящим облаком, опустившимся на землю, через которое едва виднелась луна. Мрачные памятники то и дело выглядывали из молочной темноты, чтобы через пару мгновений вновь в ней раствориться.

Кладбища не входили в список излюбленных мест Винил. Не считая похорон, она бывала на них дважды — несколько лет назад в Мэйнхэттене. Тогда модно было тусить в заброшенных, жутких местах, и старое городское кладбище превратилось в необычный ночной клуб. Правда, пугали там не столько мертвецы, сколько полиция и крупные штрафы.

Сейчас всё иначе. Вместо веселящихся друзей, десятков огней и громкой музыки Винил окружали мрачные надгробия, призрачная пелена тумана и тихая песня в одном ухе. Кобылка смотрела по сторонам, боясь пропустить иву, о которой упоминал старик. В голове постоянно крутились его невнятные и напрягающие слова. Пони никак не допирала, были это реальные советы или дед неудачно шутил, ровно счетом, как и не догоняла, дрожит от сырости или от страха.

— Вот и дерево, — облегчённо выдохнула кобылка. — Не заблудилась, и на этом спасибо.

Винил уже хотела идти дальше, как вдруг услышала виолончель. Играющую песню она знала отлично, и никаких струнных в ней не было. Пони выключила плеер — звуки виолончели не исчезли. Дрожь прокатилась по телу, сжимая всё внутри. Кобылку на мгновение буквально парализовало.

Играла не просто рандомная музыка, а одна из лучших композиций Октавии.

Винил закрутила головой, пытаясь найти, откуда звучит мелодия. Сердце отбивало нереальный бит, отдающийся басами в висках, громкие и частые вздохи заглушали музыку. Перед глазами всё поплыло, и пони в панике бросила очки в сторону. Кобылка поскользнулась и упала прямо в лужу. Холодная вода и внезапный порыв ветра моментально отрезвили. Она подскочила. Голова начала судорожно соображать, пока уши пытались выцепить в какофонии звуки виолончели.

Музыка доносилась со стороны могилы.

Винил начала пятиться, но вдруг в голове мелькнула мысль: на кладбище только старик. Поражённая кобылка остановилась. Злоба дрожью прокатилась по телу, а морду перекосил гнев. Недолго думая, пони погнала на звук.

Музыка резко оборвалась, но Винил и не думала останавливаться.

Не уйдёшь! На кладбище не пускаешь, втираешь какую-то дичь, а теперь ещё это! Больной ублюдок! Ну держись, старикан, сейчас ты у меня отгребёшь!

Пони выкрутила магию на полную катушку, чтобы уж наверняка не упустить сумасшедшего деда.

Внезапно свет выцепил во мраке лик Октавии. Винил встала как вкопанная. Слабо улыбающаяся мордочка подруги смотрела на неё с мраморного памятника. Сожаление противной тяжестью легло на сердце, на мгновение выкинув из головы все мысли о старике. Но злоба быстро взяла верх, и пони закрутилась на месте в поисках ненормального.

— Я знаю, ты здесь! — гаркнула она. — Живо выходи!

Ответа не последовало.

— Найду сама, хуже будет!

За бешеными басами сердца и ритмичным дыханием ухо каким-то чудом уловило хруст ветки. Винил обернулась на звук. Перед ней вновь была могила Октавии.

— Если я сейчас подойду, и ты там… ох, не посмотрю, что ты старик!

В несколько быстрых шагов она оказалась за надгробием. Там, прислонившись спиной к камню, сидел сторож в чёрном плаще, а рядом на земле в футляре лежала скрипка. Гробовщик опустил голову, спрятавшись за капюшоном. Недолго думая, Винил врезала ему по морде.

— Тварь, мать твою! Решил меня напугать? Ты, старый маразматик, умом тронулся?! Какого дискорда ты тут устроил? Скучно стало? Или у тебя окончательно шарики за ролики заехали?! Как же ты меня ненавидишь-то?! Играть музыку Октавии у её же могилы, только бы я свалила? Нафига?! Поржать?! Потешить эго?! Да у меня чуть сердце не выскочило, тварь! Больной ублюдок, тебя в дурку сдать надо! Или сразу в гроб и закопать тут!

Винил чуть отошла. Во всём теле появилась странная усталость, а желание что-либо говорить конкретно отпало.

Пони сбросил капюшон. Под ним оказался вовсе не дед, а молодой салатовый пони. Толком рассмотреть морду не удалось, потому что он прижимал копытом кровоточащий нос.

Кобылка оторопела. Свет на кончике рога на мгновение погас, а после загорелся тусклее.

— Ты… ты кто вообще такой? — обескуражено спросила она.

Незнакомец молча смотрел на неё круглыми глазами. Выглядел он бледным и напряжённым, как струна гитары.

Взгляд кобылки зацепился за лежащую на земле скрипку, и злоба моментально взяла верх.

— Да кто ты такой?! — крикнула она. Незнакомец дёрнулся. — Отвечай живо! А то ещё раз получишь!

Кобылка демонстративно подняла ногу, на которую жеребец испуганно покосился. Послышался его дрожащий, сбивчивый голос:

— Я… я…

— Да что ты там мямлишь! Нормально говори!

Земнопони убрал копыто. От вида окровавленного носа Винил поморщилась.

— Колд, — произнёс он вполголоса.

— Колд? Это имя?

— Ну да…

— Какого дискорда ты представляешь? Я спрашивала, кто ты такой!

— А… — запинался он, чуть ли не заикаясь,  — что… что сказать-то?

Винил уже хотела прикрикнуть на него, но вдруг до неё допёрло, что он прав. Пыл немного поубавился.

— Что ты здесь забыл? — бросила она и посмотрела по сторонам. — И где этот старикан?

— Кто? — растерялся Колд, пытаясь проследить за её взглядом. — Я тут один.

— Ну да, конечно… — кисло ухмыльнулась кобылка. — И что же ты тут делаешь один? А?

— Я… — Морда пони скривилась, а голос притих. — Играл.

— Спасибо, капитан очевидность! Почему здесь и сейчас?

Она пригрозила ему копытом, хотя прекрасно понимала, что второй раз уже не треснет.

— А ты, случаем, не Винил Скретч? — осторожно поинтересовался Колд.

— Допустим. И что с того?

— Да ничего… — Пони осторожно встал на ноги. — Просто у друга в комнате висит твой постер, вот и узнал тебя…

Винил чуть замешкалась.

— Рада за твоего друга… Но ты не ответил.

— Ну… — замялся он. — Да просто захотелось.

— Захотелось? Ты стебёшься?! — прикрикнула она. — Да кто в здравом уме будет играть на скрипке на кладбище, да ещё посреди ночи?

— Ну…

— Только попробуй опять сморозить какую-то чушь!

Колд тяжело вздохнул и буквально на одном дыхании произнёс:

— В общем, можешь верить, можешь нет, но я частенько прихожу сюда и играю на скрипке музыку Октавии.

Винил скривилась и уставилась на Колда, как на идиота.

— Может, тебе покажется странным… хотя о чём это я? Это странно, что кто-то играет на кладбище ночью, — продолжил он, вытерев кровь, и едва заметно улыбнулся. — Но… я верю, что она слышит, и ей будет приятно… Не знаю… Отдаю дань уважения её творчеству, так сказать. Ведь она и вся её музыка мне безумно нравятся.

Внезапное заявление выбило Винил из колеи. Колд старался не встречаться с ней взглядом и нервно переминался с ноги на ногу. Либо он нагло врал, либо говорил безумную, но всё же правду.

— А днём я пытался играть, но этот старый хрыч меня послал. Якобы на меня жаловались, — фыркнул Колд. — Сюда почти никто не ходит, так что без понятия, чем я лично ему не угодил… Музыку, может, не любит… А ты, случаем, не о нём говорила?

— Что?.. — слегка растерялась Винил. — Ты про сторожа?

— Да, про него самого.

— Ну да… Я думала, это он играет.

— Он? — фыркнул Колд, с нотками презрения продолжив: — Так он глухая тетеря, да ещё и полуслепой. Какая ему скрипка?

Перед глазами Винил всплыла мрачная морда гробовщика. Тут не поспоришь. До неё вдруг дошло, насколько абсурдным было предположение насчёт музыканта.

— А ты, кстати, сама что тут делаешь?

— Я… — замешкалась Винил, — пришла к подруге.

— Ночью?

— Да у меня режим такой, — оправдалась она почти на автомате.

Жеребец лишь понимающе кивнул.

Теперь Винил окончательно вписала Колда в список странных, но честных знакомых. Неприязнь сменилась чувством вины, и пони сожалеющим голосом попросила прощения:

— Ты это, сори за нос. Надеюсь, не сильно тебя приложила?

— Да не, всё нормально. Уже не болит, — отмахнулся Колд, выпрямившись. Он вытер оставшуюся кровь, слегка жмурясь. — Да и ты думала, что бьёшь того дедка.

— Любишь издеваться над стариками? — съязвила Винил.

— Да он только кажется развалиной. Удар у него ого-ого!

— Проверял?

— Ну… — Колд повернулся боком. В районе кьютимарки отчётливо виднелся небольшой синяк. — Это он меня, когда с кладбища гнал. Совсем старый из ума выжил.

— Крыша у него и правда поехала, — кивнула Винил и продолжила с улыбкой: — Ты только друзьям не говори, что тебя старик и кобылка побили. Неправильно поймут. Скажи лучше…. какие-то отморозки приставали, а ты им сам отвесил. Сразу в глазах поднимешься.

— Да этот дедок похлеще любых задир.

— А я?

— Ты… — растерялся Колд, покраснев, — определенно красивее.

— Да, таких комплиментов мне ещё не делали.

Они посмеялись.

Колд спрятал скрипку в футляр, и пони вместе отошли назад, встав перед надгробием. Жеребец зажёг свечу, а кобылка потушила рог. Пару минут они печально смотрели на барельефный лик Октавии, на котором играли тени от танцующего пламени. Только сейчас Винил заметила, что могила чистая и лежат свежие цветы, хотя кругом грязь, лужи и мусор.

— Ты прибрался? — поинтересовалась она.

— Да, как прихожу, так навожу порядок. Чего уж там, — признался Колд, тяжело вздохнув, и продолжил без особой радости: — Здесь мало кто бывает. По крайней мере, кроме меня никто не убирается, да и чужих цветов я не вижу.

Слова царапнули сердце, как игла проигрывателя треки. Кобылка цыкнула, виновато отведя взгляд.

— И всё-таки в следующий раз лучше играй на улице, — посоветовала она, чтобы сменить тему. — Слушателей будет побольше.

— Я пока не настолько хорошо играю, —  немного замялся Колд и серьёзно продолжил: — А для прохожих, бывает, включаю дедовский патефон по вечерам и ставлю какую-нибудь пластинку Октавии. Пусть лучше профессионала слушают.

Винил замерла.

— И… — её голос дрогнул, — сегодня тоже?

— Что? А, да. Правда, дождь пошёл, и пришлось перенести концерт на завтра, — улыбнулся он. — Зато сюда захотелось прийти. Так что я не жалею.

Кобылка удивлённо уставилась на жеребца. Десять минут назад она ненавидела его больше всех на свете, потом он стал ей почти другом, а теперь ещё выясняется, что именно благодаря ему она оказалась здесь. Судьба — забавная штука.

— А ты тут нечасто бываешь, так ведь? — осторожно поинтересовался Колд.

— Да не то чтобы нечасто, просто… времени не хватает… у меня график… выступления, все дела… не могу же я отказаться… сам понимаешь, дела…

Винил отвернулась.

Какой-то жалкий фанат Октавии, которого виолончелистка едва ли видела, столько делает для неё и её творчества. А что она? Даже ни разу не пришла на могилу! Лучшая подруга называется… Хотя, если подумать… После смерти Октавии это друзья посоветовали на время забыть о ней, не ворошить прошлое, заняться карьерой и жить дальше… Да, точно, всё из-за них.

Взгляд Винил зацепился за плеер без наушников. Видимо, где-то упали, пока бежала; да и очки надо не забыть подобрать. Вещи ценные, такие где попало не купишь.

— Знаешь, некоторые жалуются на музыку, якобы она им мешает, — начал Колд с нотками возмущения. — Вообще, в последнее время стал замечать, что многие забывают Октавию, её музыку, а кое-кто… — Пони фыркнул. — Стыдно сказать… даже знать не знает о ней! И это в Понивилле!

Винил краем глаза взглянула на него. Щеки пылали в цвет засохшей на носу крови, во взгляде зажглась искра, а голос зазвучал чётко и уверенно:

— Вообще, я считаю, что для музыканта, главное, чтобы его песни слушали, пели, играли. Ведь всё это, всё его творчество — память… А что после смерти остаётся, кроме памяти? Да, по сути, ничего… И пока тебя помнят, ты и живёшь. Десять лет там, двадцать, тридцать, да хоть целый век… Если так подумать, то некоторые даже могут жить вечно. Главное, не забывать их… Ты так не считаешь?

Винил уже открыла рот, но слова застряли в глотке. Ей вдруг стало противно от собственных оправданий, которые уже вырывались из пасти на автомате. Какой к дискорду график?! Какие ещё виноватые друзья?! Почему она волнуется о наушниках и очках?! У неё в плеере нет ни одной композиции подруги!

Пони сжала зубы до боли в скулах. Она больше не могла смотреть Колду в глаза; не могла думать ни о чём другом, кроме как о своём предательстве; не могла слушать тишину, сжимающую сердце в железные тиски.

— Сыграй, — вырвался её упавший голос.

— Что? — удивился Колд.

— Сыграй что-нибудь.

— Но…

— Ты же играл, пока я не помешала, — Винил с трудом подняла на него просящий взгляд. — Пожалуйста.

— Я… Хорошо, — кивнул Колд и неуверенно отшутился: — Только потом не жалуйся.

Пони взялся за скрипку. Он задумчиво смотрел в сторону, словно выбирал мелодию, затем взглянул на могилу. В следующий миг кладбище наполнилось музыкой. Молодой скрипач поначалу местами фальшивил, но со временем играл всё виртуозней.

Мелодия запала кобылке в душу, ублажая и терзая, словно наркотик. Звучала не просто одна из композиций Октавии, а партия её последнего, рокового концерта. Выступление в большой Кантерлотской опере, прямо во время исполнения коды, у неё вдруг закатились глаза, она выронила виолончель и рухнула. Никто не успел ей тогда помочь, и Октавия умерла прямо на сцене.

Винил тогда отжигала в ночных клубах Мэйнхэттена и узнала о случившемся от знакомого, который наткнулся на новость в газете.

Пони не отрывала взгляда от барельефного портрета подруги. В памяти невольно всплывали времена долгого, необычного сожительства. Пусть их музыкальные вкусы, образ жизни и потребности часто не совпадали, из-за чего они нередко спорили, злились друг на друга и ругались. Но всё равно второй такой подруги у неё не было, нет и не будет.

Зазвучала кода.

Картинка перед глазами поплыла, холодные слёзы потекли по щекам. Кобылка поникла головой, но всё равно видела улыбающуюся мордочку подруги. Колд словно играл не на скрипке, а на струнах её души, царапал, терзал и резал их до ноющей боли в груди. Мелодия стала для Винил настоящей пыткой, но она заставляла себя «наслаждаться» каждой нотой.

Музыка стихла.

— Не так хорошо, как оригинал, но что могу.

Винил подняла заплаканную мордочку.

— Я… что-то сделал не так? — растерялся Колд, опустив скрипку в футляр.

В несколько быстрых движений кобылка оказалась рядом с жеребцом и обняла его.

— Спасибо, — вполголоса произнесла она, хлюпая носом.

— Да… не за что… — Колд осторожно прижал её к себе. — Рад помочь...

Перед глазами стояла мордочка подруги, а в голове звучала её роковая кода. Мышцы резко расслабились, и кобылка буквально повисла на плечах жеребца. Пони уткнулась носом в его гриву и рыдала, как провинившаяся школьница. Она чувствовала его тепло, слышала отбивающее бит сердце и ощущала жаркое дыхание. Колд не пытался утешить её словом, лишь крепко обнимал, не давая упасть. Пони закрыла глаза. На душе было одновременно мерзко и приятно, горько и радостно — в последний раз подобное чувство возникало, когда она после ссоры плакалась на плече Октавии. Пони потеряла счёт времени, словно наслаждаясь грустным треком и не желая возвращаться в реальность.

Слёзы закончились, но даже тогда Винил неохотно отстранились от Колда. Тот смотрел на неё немного растерянно и довольно, а щеки пылали красным, как цветомузыка.

— Я думал заказать у мастера гравировку, выбить последнюю коду на плите, как эпитафию, — признался он неуверенно. — Но не знаю, хорошая ли это идея…

Горечь утраты и злоба на саму себя никуда не пропали, но в душе, как лесной пожар, вспыхнула жажда действовать, что-либо сообразить для Октавии, а не плевать и дальше на её память.

— Чёткая идея, — тут же согласилась Винил, шмыгнув носом. — Ты обращайся, если что надо. Битсы там или мастер. Всё найдём!

— Да всё есть. Только разрешение надо.

— Забей! Делай! Уж поверь, Октавия была бы всеми копытами за!

Пони улыбнулся.

Кобылка прижалась к жеребцу, положив голову ему плечо. Тот немного поёрзал, но возражать не стал. Пару минут они молча простояли возле могилы, смотря как танцующее пламя свечи играет тенями на каменном лике виолончелистки.

— Ну ладно, я, пожалуй, пойду, — нарушил тишину неуверенный голос Колда. — А то уже поздно.

Винил смотрела, как он сложил свечу в футляр, повесил его на спину и сбросил несколько прилетевших листьев с могилы. Пони зажгла магический свет. И вдруг, словно громкий бас во время медляка, в голове возникла идея.

— А ты не хочешь сыграть перед публикой?

— Перед публикой? — растерялся Колд. — В смысле?

— Я подумала, мы могли бы устроить концерт в память об Октавии.

— И ты хочешь… — поразился он, — чтобы я сыграл?

— В яблочко!

— Но, — жеребец замялся, — ты же слышала, как я играю…

— Слышала, потому и предлагаю, — уверенно заявила Винил

— Даже не знаю… ещё и организовать всё нужно…

— Не парься! Этим я займусь. Ты главное сыграй!

Колд отвел взгляд.

— Ты же сам говорил, что для музыканта главное — что бы его музыку слушали и играли, — напомнила Винил, посмотрев на могилу. — Лучшего подарка для Октавии и придумать сложно.

— Ну… — Колд тяжело вздохнул. — В принципе… я не против… Но давай обсудим завтра, хорошо?

— Да без проблем. Мне и самой надо всё обдумать, определиться с местом и прочим. — Винил чуть задумалась. — Можно будет даже сделать пару каверов. Что думаешь?

— Думаю, что мы обсудим это завтра, — заявил он и с улыбкой добавил: — Я и так вряд ли усну.

— Ладно, ладно, — похлопала она ему по плечу. — Завтра так завтра.

Винил вдруг вспомнила о запланированной поездке в Мэйнхэттен. Ей выпала возможность отжигать на открытии одного из самых больших ночных клубов в мегаполисе. Заводить толпу бок о бок с крутейшими ди-джеями страны, её ждала куча бессонных ночей и клёвых тусовок. Кто знает, когда выпадет такая возможность в следующий раз.

— А, к дискорду! — махнула Винил и, увидев удивлённую морду Колда, добавила: — Забей, это я о своём… В общем, встречаемся завтра часов… давай к трём у замка. А дальше уже решим. Ок?

— Хорошо.

Пони начали расходиться.

— Только сразу говорю, я не к воротам, — предупредил он. — Старикан-то не в курсе, что я здесь.

— И как выберешься?

— А там дырка есть в заборе… — Колд цыкнул и махнул копытом. — Ну ладно, до завтра.

— До скорого.

По дороге назад Винил вспомнила о потерянных наушниках и очках. Не найдя побрякушки за пару минут, она махнула на это дело и поспешила к выходу. Мрак и туман вокруг теперь казались не такими густыми, выглядывающие из них памятники не привлекали особого внимания, а от тишины она избавилась, включив плеер. Композиции Октавии не нашлось, но песня о заброшенном доме и безумном деде отлично подходила под будущую встречу.

Возле ворот её уже дожидался гробовщик. Винил чуть дрогнула под напором его холодного взгляда затуманенного и окровавленного глаз. Но страх быстро сменился презрением и раздражением.

— Твоё песни? — бросил сторож хмуро.

— Что?

— Слыхал, как играли.

Пони состроила удивлённую морду, выбрала другую песню и выкрутила плеер на полную. Заиграла клубный трек с мощным битом.

— Такая?

— Не, другая, — поморщился старик, хмуро смотря на проигрыватель. — То будь-то скрыпка.

— Фу, скрипка. Я что из прошлого века такое старьё слушать, — фыркнула кобылка, выключила плеер. — А что, вы слышали?

— Да вроди.

— Я ничего не слышала, — заявила она, сохраняя серьёзный вид. — Может, показалось?

Дед подошёл ближе и пристально посмотрел на неё, словно пытался вывести на чистую воду. Винил с большим трудом не поморщилась от вони старикана и выдержала его взгляд

— Да уж больно часту кажетца, — буркнул он, нервно покосившись на призрачную дымку тумана. — Точно не слыхала?

— Да откуда ей тут взяться? Мы ж с вами тут одни, — напомнила она, поспешив к выходу — Откроете?

Старикан помедлил, словно старался придумать, за что ещё зацепиться, но в итоге выпустил пони с кладбища.

— Спасибо, — бросила Винил безразлично, когда ворота со скрипом закрылись.

— Бывай, — попрощался он холодно и поспешил к сторожке.

Кобылка заулыбалась, довольная своей маленькой шалостью. Будешь теперь знать, как нормальным пони капать на мозг, старый маразматик!

Пони пошла домой быстрым и уверенным шагом. Мысли о мерзком стороже быстро сменились размышлениями об Октавии, Колде и грядущем концерте. Столько всего предстояло обдумать, обсудить и решить. Но трудности не пугали, а наоборот, словно бросали вызов, который пони с запалом приняла.

Поднявшись на холм, Винил бросила прощальный взгляд на кладбище, затянутое тьмой и плотной пеленой тумана. Рядом никого, кто мог её услышать. И всё-таки напоследок она пообещала, уже не столько самой себе, сколько Октавии.

Ты будешь жить вечно!