Откуда приходит холод

На чердаке было темно и прохладно, жеребёнок в последний раз оглянулся на лестницу – из дома пробивались лучи света, оттуда веяло теплом; огонь едва слышно потрескивал в печи, словно маня вернуться…

Маленький пони вздохнул, вжал голову в шарф, а затем как следует пнул копытом дощатую заглушку в чердачном окне. Та выпала, и тут же гулко ухнула в снег – падать там было недалеко.

Ёжась на ледяном ветру, он поспешно сунул ногу в накопытник снегоступа, а затем поймал зубами шнурок и хорошенько затянул. В открывшийся проём виднелся привычный пейзаж: тёмно-фиолетовое, низко нависшее над белой пустыней ночное небо насколько хватало глаз и вечно валящий с него мелкий, колючий снег, из-за которого никогда невозможно сказать с уверенностью, что находится вдали. Уже в нескольких десятках метров всё растворялось в белом мельтешении, снаружи слышался негромкий, но уверенный и мощный гул ветра.

Стоило высунуть голову наружу, и взгляду открылся хозяйский дом: его тоже замело, но второй этаж по-прежнему величественно возвышался над снегом; кое-где вокруг ещё проглядывали из-под белого покрова крыши гостевых домиков и хозяйственных построек, а чуть в стороне темнел расчищенный взрослыми проход, соединивший его дом с остальными.

Все ставни были давным-давно закрыты – ни лучика света, ни души; лишь завывание ветра, уносящего в неведомую даль с печных труб тонкие нити дыма.

Жеребёнок глянул вниз: дощатая заглушка была прямо у него под носом – дом замело почти по крышу. Она слегка провалилась в снег, а ему теперь предстояло самое опасное – выбраться наружу, не сломав снегоступы и, что важнее всего, не провалившись при этом в снег. Самостоятельно ему оттуда не выбраться, а вытаскивать будет некому.

Пони ещё сильнее высунулся наружу и осторожно поставил одну ногу на получившуюся из чердачной заглушки платформу, по-прежнему чувствуя себя очень неуклюжим и тяжёлым из-за целой кучи тёплых вещей и привязанных к ногам сетчатых рамок. Заглушка под копытом не шелохнулась. Тогда он опёрся на неё и пронёс в проём вторую ногу.

Платформа провалилась, снег полетел в лицо…

Жеребёнок замер, выждал секунду, а затем с дрожью вдохнул и опасливо открыл глаза. Платформа просела хорошо если на десяток сантиметров, но он по-прежнему стоял на ней передними ногами, а вот задние из-за этого оказались заметно выше – пони почти ткнулся мордочкой в снег. Он собрался с духом и предельно осторожно перенёс задние ноги на снег: сначала один упорно цепляющийся за проём снегоступ, затем второй. Дощатая платформа больше не шелохнулась. Тогда он сделал первый шаг: снег поначалу чуть просел, но затем копыто нашло опору.

Жеребёнок сделал ещё один шаг.

Главное теперь было не спешить – оступиться и провалиться в снег никогда не поздно.

А вот пути назад уже нет. Он остался один.

В окно пробивался ровный белый свет. Жеребёнок зевнул и поёжился, скидывая одеяло: в доме было прохладно, огонь в печи не горел. Он вышел на кухню, но там было пусто; лишь медленно кружился за окном пушистый снег. При этом жеребёнка охватило острое беспокойство – он и сам не понял почему.

Пони поспешил в прихожую и, кое-как намотав на шею шарф, выбежал наружу. За ночь снег засыпал всё вокруг ровным белым покровом, но, похоже, и не думал на этом останавливаться: валил с такой силой, что хозяйский дом проступал в этом мельтешении бледным силуэтом, хоть и находился в каких-то десяти метрах. И пускай ветра почти не было, растерянно замерший на крыльце маленький пони вмиг успел озябнуть.

Зябко ёжась, он поспешил к двери напротив и нерешительно потянул копытом за скобу. Створка приоткрылась, окатив теплом и гамом: внутри кипела жизнь. Жеребёнок вошёл, притворив её за собой.

Это был просторный, ярко освещённый зал с украшенными деревом стенами и полом; перед ним наверх уходила широкая лестница, а по бокам виднелось несколько дверей.

Маленький пони застыл в замешательстве – он чувствовал, что ему здесь не место. Справа послышался цокот копыт. Вышедшая из правой двери белая пегаска явно куда-то спешила, но, заметив его, замерла на месте:

 – О! А… Ты, должно быть, проспал завтрак?

Он медленно кивнул.

 – Ну, ничего страшного. Другие жеребята уже закончили, но, думаю, там ещё хватит тебе на порцию.

Кобыла живо развернулась и юркнула обратно в двери:

 – Пошли.

Он двинулся следом.

Несколько минут спустя маленький пони отодвинул пустую тарелку:

 – Спасибо.

Пегаска отвлеклась от мытья посуды и подошла к нему:

 – Наелся?

 – Да, очень вкусно.

Еда действительно была хороша, но его по-прежнему что-то беспокоило. Словно тяжёлый ночной кошмар, который всё никак не удаётся вспомнить… Кобыла некоторое время молча смотрела на него:

 – Ну тогда беги.

Маленький пони слез с лавки.

 – Куда?

Она вновь растерянно уставилась на него:

 – Жеребята сейчас в детской, – он не двинулся с места, – Вверх по лестнице и направо.

Жеребёнок кивнул и направился к двери. Несколько секунд спустя с кухни вновь послышались шум перекладываемой посуды и плеск воды.

Он принялся осторожно взбираться по ступеням. Лестница была пологая, но, разглядывая узорчатый деревянный пол, развешанные вдоль лестницы картины и венчавшую всё это великолепие огромную люстру со множеством свечей, пони отчего-то чувствовал себя не в своей тарелке. Сверху доносились жеребячьи голоса и приглушённая возня.

Оказавшись на втором этаже, он замешкался. Под копытами оказалась ковровая дорожка, а, подняв глаза и посмотрев налево, жеребёнок наткнулся на недовольный взгляд тёмно-синего пегаса. Жеребец ничего не сказал: только едва слышно фыркнул и слегка наклонил голову.

 – Здрасте.

Пегас в ответ всё так же – молча и не моргая – смотрел не него. Жеребёнок кивнул и повернул направо. За дверью в конце коридора теперь уже совсем отчётливо слышались жеребячьи голоса, и маленький пони поспешил туда, по-прежнему чувствуя затылком взгляд тёмно-синего жеребца. От этого взгляда ему хотелось провалиться на месте.

---

 – Подгреби ещё снега! – крикнул Глайд.

 – Сам подгреби! У меня так скоро копыта отвалятся, – Саммер Бриз протиснулся мимо него в снежную крепость и принялся пританцовывать на утоптанном снегу, всем видом показывая, как ужасно он замёрз.

Синий пегас не купился:

 – Осторожней. Ты мне всю крепость разнесёшь, – он продолжил невозмутимо ровнять копытом стену.

 – Может разберём снеговика? – предложил жеребёнок, просовывая голову в «ворота». Для пегасов там места ещё хватало, но вот втроём внутри было уже не поместиться.

 – Мы ведь его весь вечер лепили! – Саммер в момент перестал ёжиться и пританцовывать, прячась от ветра за крепостной стеной, и возмущённо уставился на него, – И против кого тогда крепость?!

Жеребёнок огляделся по сторонам. Он и не заметил, как стемнело; снег больше не падал как утром – не спеша, крупными хлопьями. Вокруг теперь выла настоящая пурга, и маленькому пони на миг показалось, будто они остались одни в целом заснеженном мире, где единственное укрытие от ветра – их игрушечная крепость с недостроенной стеной, готовая рухнуть от одного неловкого движения.

Очередной порыв ветра, налетев, пробрал его до костей.

 – Дети! Пора по домам! – донёсся сбоку басовитый голос.

Жеребёнок повернулся и через секунду разглядел в мельтешении силуэт бордового жеребца в куртке. Тот подошёл к ним:

 – Ого. Серьёзное сооружение, – пегас зябко ёжился, пряча голову от ветра, – Вы тут как? Не околели ещё?

Маленький пони не знал, что ответить. Он впервые видел этого пони, и вопрос застал его врасплох.

 – Пап! – выскочил из крепости Саммер Бриз, – Нам совсем немного осталось. Надо укрепить стену…

 – Завтра укрепите, а сейчас по домам. Глайд, твой отец сказал «бегом», – добавил пегас, повышая голос.

Глайд не стал лишний раз пререкаться, и они все вместе побрели к хозяйскому дому, а когда дошли, бордовый жеребец отворил входную дверь, впуская их внутрь. После нескольких часов возни впотьмах в снегу приёмный зал ошеломлял теплом и ярким светом.

 – Ух-х, ну и погодка, – пробормотал жеребец, закрывая дверь, – Скидывайте куртки и мигом по койкам.

Глайда с Саммером долго упрашивать не пришлось: они итак уже яростно избавлялись от зимней одежды, спеша как следует отогреться у огня.

Жеребёнок замешкался. Заметив это, взрослый пони озадаченно уставился на него:

 – Ах-х… да. Подожди тут немного.

Он энергично промаршировал на кухню, а маленькие пегасы тем временем побросали на столик у входа шапки с шарфами и принялись взбираться по лестнице наверх. Жеребёнок от нечего делать принялся в очередной раз оглядывать зал: ему уже понемногу становилось жарко.

С кухни некоторое время доносились приглушённые голоса жеребца и кобылы, но он не разобрал ни слова – только то, что говорили они ласково. Маленький пони внезапно опять, точь-в-точь как и утром, ощутил укол неуловимой печали: за проведённый в играх день она напрочь успела забыться, но теперь зачем-то вновь решила напомнить о себе.

Голоса затихли, с кухни донеслось какое-то шебуршание, и вскоре бордовый пегас вышел к нему, неся под крылом охапку дров.

 – Ночь будет холодная. Пойдём, я покажу тебе, как управляться с печью.

Входная дверь вновь распахнулась, окатив их ледяной волной.

Ветер налетал яростными порывами, кидая в лицо охапки колючего, мелкого снега. Забирался под одежду, вынуждая безудержно дрожать. Жеребёнок уже немного приноровился к ритму. Одна нога, вторая, третья, четвёртая… Одна, вторая, третья, четвёртая… Белый покров каждый раз предательски скрипел, продавливаясь под снегоступами, и страх потерять равновесие, провалиться, вынуждал маленького пони осторожничать. Он двигался медленно – слишком медленно. В полном одиночестве, по белой равнине, открытый всем ветрам.

Не чувствуя ничего кроме страха и холода.

Жеребёнок поёжился и нехотя высунул голову из-под одеяла. В доме было тихо и холодно, дрова в печи давно прогорели, за окном валил снег.

Он слез с кровати и, зябко ежась, вышел в прихожую. Взгляд упал на сваленную у входа одежду. Пони принялся натягивать тулуп, а затем, наконец-то совладав с ним, выглянул наружу.

Дрожь взялась за него с новой силой, но, энергично труся к хозяйскому дому, маленький пони всё-таки успел удивиться тому, как много снега нанесло за ночь: слепленных ими накануне снеговика и крепости не осталось и следа.

Дорожка между домами была расчищена и притоптана, но, попробуй он сойти с неё, немедленно нырнул бы в снег почти по шею. Даже взрослому пони было бы трудно ходить по такому. Над головой нависли плотные тучи, а ветер словно силился сорвать с него шапку и шарф. Солнца видно не было: оно лишь смутно угадывалось за вездесущей белизной.

Добежав до противоположной двери, жеребёнок поспешно ввалился внутрь. Оказавшись наконец в тепле, он облегчённо стянул с себя одежду и направился в кухню. Плита была зажжена, а на ней в кастрюле разогревалось какое-то аппетитно пахнущее варево, но белой кобылы нигде не было видно. Он что – опять опоздал?

Пони хотел, было, подождать, но от заполнившего кухню вкусного запаха в животе нещадно заурчало. Оставаться весь день голодным совсем не хотелось, так что, помявшись там какое-то время, жеребёнок не выдержал и всё-таки решился отправиться на поиски.

Выйдя в зал, он собирался подняться по лестнице и поискать Глайда в его комнате, но в последний момент передумал лезть туда без приглашения. А пока стоял под лестницей в растерянности, услышал за противоположной дверью голоса.

Там он ещё не был – накануне эта комната весь день оставалась закрытой. Жеребёнок подошёл к ней и собирался постучать, но в последний момент опять отчего-то стушевался. Голоса взрослых звучали взволнованно:

 – …будет валить вторые сутки! Снега уже по грудь, далеко по такому не уйдёшь. Мы отрезаны.

 – Что? Что значит «отрезаны»? –  это был голос белой кобылы, которая накануне кормила его завтраком.

 – Именно это и значит: мы тут сами по себе до тех пор, пока погода не наладится.

 – Сильвершайн, давай только без паники, – голоса жеребцов он пока не узнал, но этот говорил властно, уверенно. Воцарилась тишина. Через несколько секунд заговорил третий пегас, и вот его-то уже маленький пони узнал. Это был Хай Винд, отец Саммер Бриза, он вчера показывал ему, как разжигать дрова и управляться с печкой:

 – Плевать бы на снег, но на высоте ветер такой, что крылья заворачиваются. Одна ошибка, и надо выправляться, причём непонятно: где верх, где низ… Это если к тому моменту ещё не превратишься в льдышку. Боюсь, Сильвер прав: сейчас мы можем только ждать.

 – Ладно. Думаю, все всё поняли, – недовольно протянул жеребец с властным голосом.

На той стороне двери по полу тяжело зацокали копыта, и жеребёнок в панике отпрянул. Бежать на кухню было уже поздно: дверь распахнулась, и на него уставились четыре пары глаз. Маленький пони застыл на месте, не зная, что сказать. Оказавшийся ближе всего тёмно-синий пегас нахмурил брови. Точь-в-точь как тогда на втором этаже: он вновь просто разглядывал его и молчал. И жеребёнку опять захотелось провалиться на месте.

 – О! Ты сегодня рано! – протискиваясь в двери мимо жеребца, неожиданно воскликнула белая кобыла, заставив его вздрогнуть, – Боялся опять опоздать? Ну пойдём: завтрак уже почти готов.

Жеребёнок с трудом оторвал глаза от тёмно-синего пегаса, развернулся и на негнущихся ногах отправился вслед за ней на кухню. Только пройдя дверной проём, он наконец-то смог тайком перевести дух.

Впрочем, скоро его вниманием вновь завладел плывший по кухне аромат, и маленький пони немного успокоился.

На улицу их в тот день так и не отпустили: отец Саммер Бриза сказал, что там очень холодно и намело слишком много снега.

Впереди ровным рядом торчали чёрные шипы.

Жеребёнок остановился – он не ожидал препятствий, да и кому могло понадобиться втыкать их здесь? Пони подошёл поближе.

Ровный ряд заострённых металлических прутов уходил в обе стороны, на сколько хватало глаз, плавно растворяясь в снежном мельтешении. Пока он стоял там и озирался, глаза начали слезиться. Всё вокруг поплыло.

Шипы едва торчали из снега, и ветер тихо гудел, натыкаясь на них…

Бредя по насту, жеребёнок немного согрелся. Ему даже начало казаться, будто снаружи слегка потеплело, но стоило совсем ненадолго остановиться, и холод резко напомнил о себе.

Возвращаться ему было некуда. Теперь только вперёд.

Маленький пони занёс ногу над шипами, буквально чувствуя, как они метят ему в грудь. Он уже не был уверен, от холода дрожит, или от страха.

Только бы снег не просел слишком сильно.

Очередной порыв ветра пробрал жеребёнка до костей, выводя из оцепенения. Он изо всех сил напрягся, стараясь не думать об этом, и высоко занёс вторую ногу, чтобы не зацепиться за шипы снегоступом.

На следующий день после завтрака они откровенно скучали. У Глайда была целая уйма игрушек, но жеребятам они смертельно надоели ещё за предыдущие два дня, а на улицу их больше не пускали.

Сейчас они все втроём, опираясь на подоконник передними копытами, глядели на раскинувшуюся за окном бескрайнюю снежную равнину. Стекло туманилось от дыхания, а от окна ощутимо веяло холодом, но со второго этажа ещё можно было хоть что-то разглядеть…

Жеребёнок неслабо испугался, проснувшись сегодня в полной темноте. Взрослые закрыли ставнями все окна, чтобы те не выдавило снегом.

За ночь дом превратился в мрачную, промёрзшую пещеру. Некоторое время, пока он ещё окончательно не проснулся, казалось, будто Солнце сегодня не взойдёт, но, привычно одевшись и толкнув копытом входную дверь, маленький пони с облегчением выбрался на свет.

Этот страх был не нов: каждую ночь он подолгу лежал в темноте под одеялом и всё никак не мог заснуть. В первый раз после того как Хай Винд показал ему как управляться в печью, он лежал так настолько долго, что дрова в печи успели прогореть.

И когда их треск окончательно утих, жеребёнку начало казаться, будто в воющем в трубе ветре слышится шепчущий голос. Тот словно просачивался снаружи вместе с холодом, а затем зудел над ухом словно комар, забираясь в голову, кидая маленького пони в дрожь…

Он тогда не выдержал, выскочил из-под одеяла, мигом взобрался по лестнице почти под самый чердак, закрыл заслонку трубы, и так же стремительно шмыгнул обратно, накрывшись теперь уже с головой.

Жеребёнок даже не мог вспомнить, как тогда заснул: всё это теперь казалось каким-то странным сном, но с тех пор маленький пони всегда с вечера хорошенько прокаливал печь, а на ночь закрывал заслонку и с головой забирался под одеяло.

 – Да, похоже, и не думает прекращаться, – почему-то шёпотом пробормотал Саммер.

 – Ясно дело, – ответствовал Глайд, – Раз мой папа сказал «отрезаны», значит отрезаны.

 – И что нам теперь делать?

На жеребёнка опять навалилось это чувство: будто чего-то не хватает; но тут синий пегас повернулся к нему:

 – Не знаю. Он точно больше ничего не сказал?

Жеребёнок помотал головой:

 – Это всё, что я запомнил.

Синий пегас оттолкнулся от подоконника и побрёл вглубь комнаты. Саммер последовал за ним:

 – Может спросим у них? – предложил жеребёнок.

 – Да ты чего?! – резко развернулся Глайд, – Так они тебе и сказали! Думаешь, чего они всё время шушукаются за закрытыми дверями?

Синий пегас неожиданно замолчал, а затем направился прямиком к нему:

 – Слушай, да они же прямо сейчас в папином кабинете! Иди, послушай?

 – Ну не-ет, – жеребёнок отмахнулся. Ему не хотелось вновь оказаться пойманным под дверью.

 – Да не бойся ты! – загорелся Глайд, – Если что, скажешь, заблудился. Или вот… – он выудил что-то из груды игрушек в углу, – Скажешь, мы играли и мяч укатился.

 – Не знаю…

 – Ты скажешь, а мы подтвердим, – вмешался Саммер.

 – Ты ведь не меньше нашего хочешь знать, что у них на уме.

Жеребёнок некоторое время молча переводил взгляд с мяча на выжидающе уставившихся на него пегасов, а затем вздохнул, и, подтолкнув игрушку к проёму, выглянул в коридор. За дверью на другом конце смутно слышались голоса, но сама она была закрыта, а путь лежал по уже хорошо знакомой ковровой дорожке. При желании жеребёнок мог бы идти по ней почти бесшумно, но длина коридора его взволновала: скажи ему кто, что мяч докатился дотуда из комнаты Глайда, он бы тоже не поверил.

 – Ну что? Всё чисто? – попытался протиснуться мимо него розовый пегас, но тут же айкнул и сунулся обратно.

 – Давай быстрее: они уже начали! – сквозь зубы зашипел сзади Глайд.

В коридоре по-прежнему было пусто. Жеребёнок прислушался, а затем выкатил мяч за дверь и, стараясь шагать как можно тише, побрёл вперёд. Насколько он понял, напротив комнаты Глайда находилась кладовка или какое-то другое неиспользуемое сейчас помещение. Дальше путь лежал вдоль глухой, увешанной картинами стены: слева ярко сияла свечами люстра, и маленький пони боялся, что кто-нибудь увидит его с первого этажа.

Но всё-таки хуже всего оказалось в самом конце: коридор заканчивался точно таким же тёмным тупиком без окон. Там тоже были две закрытые двери, и за левой уже почти можно было разобрать слова. Жеребёнок ещё немного подтолкнул мяч.

Второй раз попадаться не хотелось, но любопытство всё-таки взяло верх.

 – …Изменений. Мне даже кажется, что стало ещё хуже.

 – Не думала, что может быть ещё хуже, – неровным голосом проговорила миссис Винд.

 – Дорогая, не начинай…

 – Сам ты не начинай!!! – жеребёнок вздрогнул: раньше белая пегаска казалась ему милой и спокойной, – Вы хоть чем-то занимаетесь кроме своих разговоров?!

 – Мы каждое утро и вечер расчищаем снег, – мягко ответил ей Хай Винд, – Ты ведь сама вчера помогала мне отогреться. Сказала, что я промёрз как ледышка.

Повисла пауза.

 – Я не про снег, – уже более спокойно произнесла кобыла, – Простите. Не мне, сидя на тёплой кухне, жаловаться. Я… Просто я не могу вот так вот сидеть и ждать.

 – Но что нам остаётся?! – это был тот, третий. Бежевый жеребец.

За дверью кашлянули, и жеребёнок напрягся. Увлёкшись, он напрочь забыл о том, что его главная задача сейчас – не попадаться. Коридор внезапно показался непреодолимо длинным, а ещё ему вспомнился тот взгляд, которым мистер Глайдер смотрел на него.

 – Нет, миссис Винд права, – тёмно-синий пегас до этого молчал, но маленький пони моментально узнал его голос, – Нам пора всерьёз задуматься о планах на спасенье.

 – Я с этим и не спорю, но, при всём уважении, что нам остаётся? Мы не можем лететь, не можем идти, не можем позвать на помощь…

 – Сильвершайн! – резко оборвал его мистер Глайдер, – Ты все ещё не осознал серьёзность положения? Нам почти наверняка придётся рисковать, чтобы выбраться отсюда живыми. Нам нужен план, нам нужно тщательно рассмотреть любую возможность. Вплоть до того, чтобы лететь сквозь эту бурю на верную смерть.

 – Кхм, – вмешался отец Саммера, – При таком ветре и видимости это и будет верная смерть. А мы ведь ещё даже не знаем, в какую сторону лететь…

 – И тем не менее, если в тучах появится прореха, мы должны заметить это и быть готовы. Возможно, имеет смысл построить сани и тянуть их по снегу всем вместе; тогда, если кто-то из нас упадёт, мы сможем опуститься на сани и вытянуть его за верёвки.

 – Можно даже сделать на них укрытия от ветра и взять с собой немного припасов, – воодушевлённо добавил Хай Винд.

 – В любом случае нам предстоит много работы. Нужно расчистить вход в сарай: все инструменты и доски там. Мы с жеребцами займёмся этим, а кроме того осмотрим дома и соберём всё, что может пригодиться. Вся тёплая одежда, одеяла… Работать будем по сменам. И с этого момента те, кто ничем другим не занят, смотрят в окна на случай, если погода наладится. Миссис Винд, вас это тоже касается: пожалуйста, проследите за тем, чтобы замёрзших всегда ждал горячий чай. И присмотрите за жеребятами.

Маленький пони вздрогнул: похоже, собрание вот-вот готово было закончиться. Он бесшумно развернулся и засеменил прочь. Позади него, за дверью, мистер Глайдер продолжал раздавать указания. Что-то про еду: маленький пони не вслушивался, его сердце громко колотилось.

Преодолев коридор, он юркнул в комнату Глайда и наконец-то с облегчением вздохнул. Секунду спустя пегасы кинулись ему навстречу. Первый же вопрос Саммера поставил жеребёнка в тупик:

 – Эй, а где мяч?

На другом конце коридора распахнулась дверь.

Маленького пони пробрала дрожь.

Он сморщился от колко ударившей в лицо снежной пыли, поднял голову и огляделся. Ряд металлических штырей остался далеко позади, и теперь на фоне тёмно-фиолетового снежного мельтешения стали проглядывать чёрные тени.

Торчащие тут и там из снега ели обзавелись белыми двойниками: они словно обхватили деревья, пытаясь повалить их на землю. Ветер время от времени срывал с ветвей снежную пыль, но ветер тоже был на стороне снега. Он знал, что рано или поздно даже самые высокие деревья скроются под белой толщей, и теперь безжалостно швырял целые охапки с ветвей в одиноко бредущего жеребёнка. Как будто одного холода ему было мало…

Пони нахохлился, пряча мордочку в шарф, и вновь принялся шагать. Если раньше мороз неприятно обжигал и кидал в дрожь, проникая сквозь щели одежды, то теперь в тех местах всё словно заледенело. Он даже больше не чувствовал холода в ногах у копыт. И это почему-то оказалось куда страшнее.

Жеребёнок постарался идти быстрее. Глаза на морозе итак непрестанно слезились, а из-за летящей в лицо снежной крошки он и вовсе перестал что-либо различать. Чувствовал, что шатается из стороны в сторону, ожесточённо моргал, захлёбываясь глотками ледяного воздуха…

Сквозь колкую пелену проступила тень. Жеребёнок ещё даже не успел осознать это, когда передняя нога с хрустом провалилась вниз.

Почти клюнув носом в снег, маленький пони отшатнулся, а затем осторожно вытянул копыто. Снегоступ оказался цел – под ним хрустнула ветка. Снег укрыл нижние ветви елей, но под его весом начал проваливаться.

Пони со всхлипом втянул морозный воздух, выпрямился, и принялся огибать дерево по широкой дуге.

Тени впереди сгущались.

 – …Смотреть что тут у нас…

В коридоре второго этажа было непривычно темно: похоже, взрослые забыли поменять на люстре догоревшие свечи. Это было уже на следующий день; жеребята вновь отправили его подслушивать. «Нельзя же весь день сидеть без дела, пока они копыта стирают, пытаясь нас спасти. Ты сам слышал, папа сказал: возможно придётся лететь на верную смерть. Мы должны хотя бы знать когда».

За дверью послышалось шебуршание, а затем кто-то прошёлся по комнате; жеребёнок едва не бросился бежать:

 – Не густо, – это был тот, третий пегас… кажется Сильвершайн? – Из реально полезного разве что вот эти снегоступы.

По полу вновь застучали копыта, заставив маленького пони напрячься.

 – Думаешь можно будет дойти по снегу? – с энтузиазмом спросил отец Саммера.

 – По правде говоря, мне не хочется даже думать об этом, но как крайняя мера… Я их сегодня уже опробовал. Нужно сказать, это то ещё удовольствие: снежный наст даже в них меня почти не держит, а чтобы был шанс дойти хоть куда-то, придётся ещё и укутаться всем, чем только можно…

 – Может они выдержат кобылу?

 – Мистер Глайдер, – медленно проговорил Сильвершайн, – Вы же понимаете, что Скай в её положении…

 – Нет, отправлять кобыл мы не будем, – отрезал Хай Винд.

 – Ладно. А что у нас с тёплой одеждой? – раздражённо спросил хозяин.

 – Если не считать моей куртки, не густо, – ответил бордовый пегас, –  в основном одежда для жеребят, пара шарфов…

 – И всё?! – воскликнул тот, – Вы чем вчера весь день занимались?!

Об пол резко стукнули сразу четыре копыта – будто пегас приземлился… На этот раз шаги пробарабанили по полу настолько быстро, что жеребёнок даже не успел испугаться:

 – И всё?! И всё?!! Может это ты для разнообразия прекратишь командовать и потрудишься объяснить, как мы во всё это вляпались?!

Маленький пони ушам своим не поверил. Такой он миссис Винд ещё не слышал. Это она что – на мистера Глайдера так орёт?!

 – Миссис Винд… – недовольно начал тёмно-синий пегас.

 – Не надо мне «миссис Винд»! Как так получилось, что мы тут отрезаны, а у нас даже тёплой одежды нет?!

 – Никто не ждал такой сильный снегопад, – принялся втолковывать ей жеребец словно маленькой.

 – И что ты сделал, чтобы этого избежать?!

 – Никто из нас не смог бы этого избежать: да спросите хоть у Сильвершайна!..

В голосе жеребца уже отчётливо слышалось раздражение.

 – Саммер… – попытался вмешаться Хай Винд.

 – Нет. Я хочу услышать ответ от него!

 – Мистер Винд, успокойте…

 – Ты тут всё время командуешь, вот ты меня и успокой!

 – Вы вообще-то у меня в гостях! – рявкнул мистер Глайдер.

 – Вот именно! Я к вам посудомойкой не нанималась!

 – Да в чём в конце концов проблема?!

Повисла звенящая тишина, а затем миссис Винд… Саммер Винд?.. Абсолютно спокойно отчеканила:

 – Мы отрезаны, снега насыпало почти по крыши, у нас нет тёплой одежды, но мы с мужем делаем всё, о чём вы просите. У нас кончается еда. Я хочу знать, чем мы будем кормить наших жеребят.

На этот раз тишина была просто гробовая.

 – Саммер… У нас кончается еда? И сколько там осталось?

 – Не знаю, – устало выдохнула кобыла, – На пару дней? Может неделю, если экономить…

Кто-то кашлянул.

 – Мы уже закончили орать? Я бы хотел напомнить, что жеребята сейчас в детской, и мы договорились, что им лучше это не слышать.

Несколько секунд тишины.

– Хорошо. А теперь, если позволите, я всё-таки отвечу на ваш вопрос. Прежде всего, мы немедленно переходим на одноразовое питание: нужно растянуть то, что осталось, как можно дольше. Всё оговорённое ранее остаётся в силе. Сидим и надеемся, что погода наладится. Снег расчищать по расписанию. Миссис Винд, отложите всю еду, которую можно будет взять с собой. Если мы решим послать за помощью… Кхм… Пони, которого мы пошлём должен быть в форме. Нужно повторно обыскать жильё: собирайте всё, что годится в пищу, и складывайте в обеденной на первом этаже вместе с остальными вещами. Никаких поблажек – даже жеребятам. Надеюсь, вы понимаете. Миссис Винд, ещё раз, под вашу ответственность. Все всё поняли, возражений нет?

Возражений не последовало.

 – Тогда за дело.

Жеребёнок опомнился и принялся готовиться к отступлению.

 – И Сильвершайн… Убери пока куда-нибудь эти снегоступы…

Он беззвучно добежал по ковровой дорожке в другой конец коридора и юркнул в детскую.

Как и накануне, ожидавшие возвращения Саммер с Глайдом чуть было не ткнулись в него носами.

 – Ну что там? – нетерпеливо накинулся розовый пегас.

 – Они уже доделали сани? – не отставал синий.

Жеребёнок протолкнулся вглубь комнаты, уселся на пол между игрушек, и перевёл дух. За биением сердца в ушах он явственно слышал, как на другом конце коридора отворилась дверь. Взрослые принялись расходиться, о чём-то приглушённо переговариваясь.

 – Ну рассказывай уже! – яростно шипя накинулся Глайд.

 – А? Нет.

 – Что значит «нет»? – присоединился Саммер, – И долго ещё?

 – Они вообще ничего про сани не говорили … Только орали друг на друга.

Пегасы переглянулись.

 – Да, мы слышали, – признался Саммер.

 – Так что там у них стряслось-то?!

 – Говорят, у нас заканчивается еда. Похоже, в ближайшие дни придётся туго.

 – Да ладно еда… С санями-то что? – не сдавался Глайд, – Как мы будем отсюда выбираться?

 – Ой! Чуть не забыл! Они нашли снегоступы.

 – Чего? – переспросил Саммер.

 – Но Сильвершайн сказал, что они его почти не держат, а кобыл отправлять отказались… Ну, а потом начали орать друг на друга из-за еды.

Глайд растерянно уселся на пол напротив:

 – Ничего не понимаю. Они же вчера весь день над санями корпели…

 – Говорю тебе: я слушал от начала до конца. Про сани они даже не вспоминали.

Жеребята замолчали. Шаги за дверью уже почти стихли, и тут Саммер неожиданно предложил:

 – Так может всё-таки спросим?

 – Ты в своём уме? – зашипел на него Глайд, – Мы ведь это уже проходили…

 – Но если ты спросишь отца…

Стук копыт приближался. Жеребёнок резко шикнул, а когда пегасы замолчали, вопросительно уставившись на него, кивнул им на дверь. Те принялись растерянно озираться. Да и у него самого мысли в голове метались:

 – Так… Э-э… Думаете, снежную крепость мы уже не достроим? – в голос спросил он.

Саммер только изумлённо открыл рот, но Глайд почти без паузы подхватил:

 – Не-ет. Теперь разве что только новую начинать. Между домами, где расчищено.

Шаги замерли напротив двери, и жеребёнок невольно повернулся в ту сторону. Во мраке коридора скорее угадывался силуэт крупного жеребца, но даже в сочившемся из окна бледном свете глаза его сверкали. Знакомый, тяжёлый взгляд вновь пригвоздил жеребёнка к полу:

 – О чём это вы тут шушукаетесь, а?

«Вот уж кто шушукается»…

Глайд повернул голову на голос.

 – Па! А мы думаем строить новую снежную крепость.

Жеребёнок чуть было рот не открыл от удивления. Если бы он сам секунду назад не предупредил Глайда, то сейчас бы ни за что не поверил, будто тот догадывался о приближении отца.

 – Новую? – тёмно-синий жеребец высунулся из-за угла и сделал пару тяжёлых шагов к центру комнаты, – И где же вам её теперь строить?.. Между домами?

«Он же не мог нас не слышать!»

 – Ага! – как ни в чём не бывало подтвердил Глайд.

Они же с Саммером всё помалкивали.

 – Боюсь, ничего не получится, – мягко проговорил пегас, – Снега намело уже выше голов. Если вы будете там играться, таскать его для своей крепости, может случиться обвал, понимаешь? Так что нет: в ближайшее время никаких крепостей. Ясно?

 – Ясно, пап, – расстроено протянул Глайд.

Жеребец ещё несколько секунд постоял, глядя на сына, а затем кивнул и начал разворачиваться к двери.

«Он его не спросит! Сдрейфил!» – промелькнуло в голове.

 – Эм… Мистер Глайдер, – услышав собственный голос, жеребёнок поначалу и сам себе не поверил. Наблюдал за этим будто со стороны.

Он впервые отважился заговорить с тёмно-синим пегасом.

Тот повернулся, и маленький пони вновь ощутил на себе привычный взгляд: от мягкости, с которой жеребец смотрел на сына, не осталось и следа.

 – Что? – хлестанул тот вопросом.

Жеребёнок сглотнул.

 – Мистер Глайдер, а как же ваш план с санями?

Жеребец перевёл взгляд с него на сына, а затем обратно. Будто и вовсе не услышал… Только буравил взглядом…

 – Нука пошли.

Жеребец неожиданно ринулся к нему.

Маленький пони сжался: на секунду показалось, будто пегас сейчас его ударит, но тот лишь подтолкнул его под круп передним копытом.

Жеребёнок вскочил и выбежал в коридор, а тёмно-синий пегас не отставал ни на шаг – всё гнал его прочь. Сначала от двери детской по коридору, затем вниз по лестнице к входной двери.

Здесь он, наконец, остановился, навис над ним, и зашипел:

 – Ты, значит, подслушиваешь под чужими дверями?! По-хорошему не понимаешь?! Ну так проваливай!

Жеребец распахнул дверь и вытолкал его наружу.

 – Миссис Винд, вы слышали? Чтоб духу его в моём доме не было! И мужу передайте!

Дверь захлопнулась. Маленького пони колотила дрожь, но уже через пару секунд мороз погнал его домой.

Копыта больше не чувствовали холода.

Или, скорее, это он больше не чувствовал копыт. Если не смотреть вниз, казалось, будто где-то у земли ноги превращаются в тяжёлые, саднящие глыбы льда. От этого ощущения, а так же жгущего нос и горло воздуха, жеребёнка подташнивало.

Полузаметённые ели вздымались теперь со всех сторон, закрывая его от ветра, и, бредя сквозь этот чёрно-фиолетовый лабиринт, жеребёнок уже больше не обращал внимания на то и дело падающие с потяжелевших ветвей горсти снега.

«На верную смерть», – крутилось в голове. «Сквозь бурю на верную смерть».

Над головой завывал ветер, а снег всё продолжал валить. Бесчисленными колкими снежинками с мрачного неба и целыми охапками с плотно укутанных ветвей.

Он никогда не перестанет.

Жеребёнок вдруг споткнулся на ровном месте и растянулся на снегу.

Снег был мягкий, белый и совсем-совсем не холодный.

Жеребёнок знал, что ему надо как можно быстрее вставать.

В голове зудело «сквозь бурю»…

Но глаза словно сами собой закрылись.

Сейчас… Ещё немного…

На следующее утро он долго валялся в постели, крутился с боку на бок и вновь ненадолго засыпал. В доме было очень холодно, и стоило жеребёнку, окончательно проснувшись, выбраться из постели, как дрожь принялась колотить его с такой силой, что он едва мог устоять на ногах.

Вокруг царила привычная темень. Когда-то он её боялся – особенно жутко было оставаться одному в тёмном доме, когда дрова прогорали, и надо было карабкаться к заслонке почти под самый чердак. Маленькому пони всегда казалось, будто он не успеет до ночи, за воем ветра в трубе послышится жуткий шёпот, а по доскам над головой тяжело застучат копыта...

Холод вынудил пони добрести до промёрзшей за ночь печи. Жеребёнок подгрёб к её зёву валявшуюся поблизости охапку дров, несколько секунд разглядывал их, а затем принялся озираться по сторонам.

Ни под столом, ни в дальних углах дров больше не оказалось, и тут уже дрожь по-настоящему скрутила его новым приступом.

Прохладный ветерок щекотал нос, а где-то вдали выла пурга.

Жеребёнок вздохнул, и мордочку вновь обдало прохладой. Каждый раз, когда он выдыхал, щекочущее, прохладное дуновение повторялось. Странный, резкий запах…

Но почему дыхание такое холодное?

Он попытался дёрнуть ногой, но та не послушалась.

Ну вот – отлежал!.. Сейчас будет неприятно.

Маленький пони попытался открыть глаза и не смог. Веки слиплись.

По верхним ветвям с воем пронёсся порыв ветра, и рядом с головой что-то мягко ухнуло в снег.

Я лежу на снегу! Я же лежу на снегу!!!

Жеребёнок принялся слабо барахтаться. На мордочке и шее что-то тяжело болталось.

Заледенелый шарф.

Ноги не слушались, а глаза всё никак не желали открываться.

Слёзы замёрзли, превратившись в ледышки.

Пони в исступлении шоркнул головой по вытянутой вперёд ноге и зашипел от резанувшей глаз боли.

Но, спохватившись, тут же принялся отчаянно моргать.

Расплывчатые фиолетово-чёрные пятна стали медленно превращаться в торчащие из-под снежных завалов еловые ветви.

Это ресницы. Это были всего лишь ресницы.

Жеребёнок не раздумывая шоркнул по ноге другим глазом, сморщился от боли, но через несколько секунд облегчённо вздохнул и, как мог, огляделся.

Он лежал полузаметённый, вытянув вперёд переднюю правую ногу и подогнув под себя левую. Ни их, ни задние он не чувствовал.

Вокруг вздымались ели, а ещё выше глухо выл, метя снежную пыль, ледяной ветер.

Жеребёнок встрепенулся и вновь заморгал: выступившие слёзы почти моментально прихватил мороз.

Сколько я тут пролежал?.. Да плевать! Согреться! Нужно скорее согреться!

Левая передняя нога – это она подогнулась, когда он упал. А правая вытянулась.

Тут жеребёнок начал с опозданием, как-то до омерзения слабо и глубоко дрожать. Его тошнило.

На них же снегоступы! Застряли!

Пони задёргался, пытаясь заставить ноги слушаться, но всё без толку – только дрожь стала сильнее…

Оттолкнуться левой назад изо всех сил, подтянуть к себе правую!

Внезапно в вое ветра послышался надрывный стон, и маленький пони от испуга не сразу заметил, что немного сдвинулся назад.

Голос был знакомый и близко… Это что – он сам стонал?

Не важно!

Пони, как мог, оттолкнулся, и зашатался на ногах, ещё до конца не веря произошедшему.

Ну и что, что он их почти не чувствует. Тошнит от боли и холода? Его всю дорогу тошнит… И от ветра!.. И от снега!..

Сначала тело не хотело слушаться – он словно обратился в глыбу льда, а заставить копыта шевелиться, не заваливаясь при этом набок, стоило теперь неимоверных усилий.

Во второй раз я уже не встану.

Но каждый следующий шаг давался чуточку легче.

Дрожь била его уже в полную силу.

Плевать!

Согреться!

Главное согреться!

Жеребёнок развёл огонь из последних оставшихся дров и сел у печки, но это не помогало. И, что хуже всего, он знал: на вечер дров уже не останется.

Он всё сидел, глядя на огонь, тянул к нему копыта…

Последняя порция тепла и света.

Накануне мистер Глайдер орал: «Чтоб духу его в моём доме не было!» И маленький пони был более чем уверен – завтраком его сегодня кормить уже не будут: «Миссис Винд, вы слышали?»

Когда последние поленья прогорели, а печь прокалилась, жеребёнок с грустью закрыл заслонку, а затем привычно полез под потолок к задвижке. В животе ещё с утра неприятно сосало, и даже хорошенько отогревшись у огня, он всё равно едва шевелился. Раньше за пробуждением всегда следовал поход на завтрак с жеребятами, а затем они до самого вечера играли в комнате Глайда.

В темноте лезть на чердак было невероятно жутко, но сейчас-то снаружи был день, а заняться ему всё равно было нечем.

Мистер Глайдер сказал: «Нужно обыскать дома на предмет съестного».

«Может там что-нибудь найдётся?»

Поднявшись по лестнице под покатые склоны крыши, маленький пони с некоторым даже разочарованием принялся крутить головой. К его удивлению, на чердаке оказалось совсем не так страшно.

От лаза наверх уходила печная труба; видны были доски, державшие крышу;

в зиявшие тут и там щели проникал холодный ветер… И свет! После тёмной комнаты наверху оказалось почти светло.

И никаких тебе мешков с едой.

В дальней стене виднелся квадрат, сколоченный из досок. Словно кто-то хотел сделать окно, но затем просто заколотил его. Под копытами жутковато заскрипело, но, преодолев страх и осторожно подойдя поближе, он понял, что это была заглушка. При желании жеребёнок мог бы без проблем выбраться через неё наружу… И шлёпнуться в снег. Крыльев-то у него нет, а с этой стороны от дома пегасы снег не расчищали.

Снаружи послышались голоса. Жеребёнок вздрогнул и кинулся искать подходящую щель стой стороны.

Это были Саммер и Глайд! Они шли к нему!

Пони кинулся назад к лазу, привычно спустился по лестнице и поспешил к двери.

«Вместе они уж точно что-нибудь придумают!»

Он успел ещё до того, как Глайд постучал в дверь – тот так и замер в удивлении с поднятым копытом:

 – Э… Ты что, шаги услышал?

 – Не-ет, – сквозь рвущийся из горла смех ответил жеребёнок, – Увидел вас с чердака. Твой отец вчера говорил проверить дома на предмет съестного.

Глайд всё ещё стоял молча – разве что копыто опустил:

 – Да мы как раз…

Маленький пони поёжился на ветру. Вчера мистер Глайдер даже не дал ему забрать куртку.

 – Ну так заходите, – мотнул он головой, – Холодно же, а я тут как раз печь натопил.

«По времени сейчас, должно быть, только-только закончился завтрак. Может они и мне что-нибудь захватили?»

Пегасы переглянулись.

 – Нет.

 – В смысле «нет»?

Глайд замялся:

 – Папа сказал, нам больше нельзя играть вместе.

Жеребёнок ушам своим не поверил.

 – Но… А… А как же план? Они уже доделали сани? Ты не спрашивал?

Взгляд его метался между Глайдом и Саммером.

 – Дались тебе эти сани! Папа был прав: от таких как ты одни неприятности.

Глайд толкнул Саммера крылом, а затем развернулся и пошёл обратно домой.

Жеребенок, не моргая, смотрел на друга, а тот так же молча смотрел на него. За всё это время тот так и не сказал ему ни слова.

Тут Саммер тоже отвернулся и зашагал прочь.

Маленький пони всё смотрел и смотрел растерянно ему вслед, пока очередной порыв ледяного ветра не загнал его обратно в тепло.

Но тепло ему не стало – жеребёнок опять дрожал.

Отчаявшись согреться у двери, он подбежал к печке и прижался к ней боком. Несколько секунд спустя дрожь, наконец, унялась, а сам он слегка успокоился.

«Конечно же мистер Глайдер запретил им играть вместе… Сначала оставил меня без еды и дров, а теперь решил оставить и без друзей».

Жеребёнок поднял повисшую, было, голову.

«Но мистер Глайдер – не единственный взрослый. Что же мне теперь?.. Сидеть и ждать, пока другие придут собирать припасы? И тогда попросить у них принести дров, а может и даже немного еды?

Нет. Мистер Глайдер либо явится сам, либо другим скажет не разговаривать со мной и ничего мне не давать».

Пони нехотя оторвался от печи и направился к двери. Выходить наружу без тёплой одежды не хотелось, но теперь у него, похоже, не осталось другого выбора.

Снаружи ничего не поменялось: опять воющий над головой ветер, опять колючий снег и пробирающий до костей холод. Дома стояли довольно тесно и пегасы расчищали проходы между ними, но чтобы попасть в любой, нужно было непременно пройти перед дверью хозяйского.

Жеребёнок с некоторой опаской проделал этот путь. Но пуще страха гнал его вперёд ветер. Если в проходах так холодно, каково тогда там – наверху?

Пробежав мимо крыльца хозяйского дома, маленький пони свернул в соседний проход и направился двери – она была точь-в-точь такая же, как и у него.

Даже этой стремительной пробежки оказалось достаточно, чтобы начисто забыть все сомнения и хорошие манеры: жеребёнок забарабанил в дверь копытом. Несколько секунд спустя сквозь завывание ветра до него донеслись шаги, и та приоткрылась.

Бежевый пегас видимо был чем-то расстроен или напуган:

 – Да? – уставился он на жеребёнка, – Чего тебе?

 – Эм, простите, я хотел спросить, нет ли у вас дров и…

Жеребец резко оглянулся, но моментально высунулся снова. Он заметно ёжился на ветру, но не спешил пускать маленького пони внутрь.

 – Что? – быстро, но тихо переспросил он.

 – Я говорю, что только хотел попросить еды…

 – Сильвер! – послышался из дома кобылий голос, – Закрой дверь! Холодно.

Пегас вновь обернулся, но ничего не ответил кобыле, а вместо этого опять высунулся наружу:

 – Вы С-сильвершайн, д-да? Я з-замёрз-з и х-хочу есть!.. – затараторил жеребёнок, стуча зубами.

Жеребец открыл, было, рот, но его опять позвали:

 – Сильвер! Кто там?!

 – У нас ничего нет, – быстро и глухо буркнул пегас в щель, прежде чем дверь между ними захлопнулась.

 – Почему ты не отвечаешь? Кто к нам пришёл? – донеслось до жеребёнка изнутри.

 – Попрошайка.

 – Попрошайка?! Но откуда тут…

Маленький пони стремглав бросился обратно, но у хозяйской двери с отчаяньем понял, что не может вернуться назад ни с чем. Вместо этого он свернул в третий проход и с удивлением осознал, что ни разу ещё там не бывал. С тех самых пор, как они с Глайдом и Саммером строили крепость — она бы сейчас была в нескольких метрах вон в той стороне. Погребена под слоем снега много выше головы…

Жеребёнок забарабанил в дверь, и на этот раз ему почти моментально открыли.

 – Так. Кто это тут у нас? – впуская его внутрь, спросил бордовый жеребец.

 – М-мистер В-винд! – маленький пони не поверил своему счастью. Внутри было умопомрачительно тепло.

 – Да, это я. Так за чем пожаловал?

 – М-мистер Винд, у вас т-тут нет чего-нибудь п-поесть?

Жеребец обвёл тёмное помещение долгим взглядом:

 – Нет-т, – на выдохе протянул он.

 – К-как нет?

 – Да вот так, – пегас перестал озираться и повернулся к нему, – мистер Глайдер сказал собирать всю еду у него в доме. Мы с семьёй сейчас тоже туда переезжаем.

Пегас поднял голову и направился к двери; жеребёнок запаниковал.

 – А… А… Дров у вас нету?

Тот остановился и почесал подбородок копытом:

 – Да вроде остались ещё… Смотри сам.

Жеребец направился к выходу.

 – Мистер Винд! – жеребёнку очень не хотелось его отпускать, – А… Вы не поможете донести?

Бордовый пегас в очередной раз уставился на него, но теперь словно бы о чём-то размышляя:

 – О! Прости. Не подумал.

Он направился к печи, некоторое время шебуршал там чем-то, а затем показался с зажатой под крылом охапкой дров.

 – Ну, пошли, – позвал пегас, распахивая двери.

 – Ух, ну и холодрыга! – проговорил он по дороге к хозяйскому дому, – Казалось бы, пора уже привыкнуть, но что-то я каждый раз как первый раз…

 – Аг-га, – стуча зубами согласился жеребёнок.

Вот они уже подошли к повороту.

Маленький пони всё надеялся, что одна из дверей откроется, кто-нибудь выйдет… Может быть та кобыла, что звала Сильвершайна, или миссис Винд…

 – Ты сам-то чего без куртки?

 – Я й-её ос-ставил, ког-гд-да…

Они миновали крыльцо хозяйского дома, но все двери так и остались закрытыми.

 – Ну что ж ты такой разява. По такой погоде и без куртки – гиблое дело. Сюда?

Жеребёнок кивнул. Они ввалились к нему домой, и мистер Винд, пританцовывая, распрямил крыло, с грохотом сваливая дрова у входа.

 – Ну всё? Дальше сам разберёшься?

 – Мистер Винд?

Это был его последний шанс.

 – Ну что ещё? – пегас как всегда опустил голову, внимательно глядя на него.

 – А как там у вас продвигается с санями?

 – Санями? Какими санями? – на лице жеребца и мускул не дрогнул.

«Он что, за дурака меня держит?»

 – С санями, которые вы строите, чтобы вытащить нас отсюда.

Мистер Винд слегка нахмурился.

 – А с чего ты взял, что мы строим какие-то там сани?

 – Да же я сам слышал, как вы об этом говорили! – выпалил жеребёнок.

 – Да? Когда это? Наверное, меня тогда там не было…

 – Позавчера. После обеда. Вы ещё сказали, что можно сделать на них укрытия от ветра, а если кто-то упадёт в снег, сесть на сани и вытащить его за верёвку…

Жеребец распрямился и хмуро потёр копытом подбородок:

 – Позавчера, говоришь?..

«Да сколько ж можно?!»

 – Да! А вчера я спросил у мистера Глайдера, как там у вас продвигается, а он прогнал меня, и теперь даже поесть не пускает!

Кажется, это вырвало пегаса из раздумий:

 – А! Так это ты тот жеребёнок!.. Саммер мне что-то говорила…

 – Мистер Винд, пожалуйста, может вы принесёте мне еды?

 – Еды?

 – Я со вчерашнего дня ничего не ел, –  чуть не захныкал жеребёнок.

 – Со вчерашнего дня?..

 – Да. Мистер Глайдер наорал на меня. Сказал, чтоб духу моего в его доме не было…

 – Глайдер?.. Кхм… Мистер Глайдер?

Пегас задумался, но через секунду его рот расплылся в ухмылке:

 – Да что ты такое говоришь?! У него ведь у самого… Слушай, мистер Глайдер сказал «никаких поблажек». Даже для жеребят. Ясно?

Последнее слово он припечатал так, что маленький пони вздрогнул, а очнулся от оцепенения лишь когда пегас уже захлопнул за собой дверь, обдав его волной холода.

Жеребёнок настолько долго в остервенении ковылял по тёмному лесу, нахохлившись, вжимаясь в давно уже переставшую греть одежду в попытке сохранить глубоко внутри последние остатки тепла, что больше и не помнил ничего другого.

Тогда, лёжа на снегу, он думал, будто тепло никогда уже больше не вернётся, но чем быстрее он шагал, яростно огибая усыпанные снегом ветви, тем увереннее оно вновь разгоралось глубоко внутри.

В какой-то момент даже показалось, будто ему стало жарко, но быть этого попросту не могло: только не в этой заснеженной пустыне, тёмной ночью, во многих часах ходьбы от ближайшего очага… Сама мысль о тепле была сейчас лишь фантазией, несбыточной мечтой.

Единственный способ согреться – это продолжать шагать.

Всё ещё холодно? Шагай быстрее.

Пока опять не упадёшь.

Или не придёшь куда-нибудь…

Вновь растопив печь, он успокоился. Но ненадолго. Минуты тянулись за минутами, часы за часами, и когда проникавший сквозь щели свет окончательно померк, жеребёнок уже окончательно отчаялся. Принесённых мистером Виндом дров хватило бы ещё на день, может на два, но маленький пони был уверен: без еды он так долго не протянет.

В предыдущие дни он тоже не пировал, но теперь от него все отвернулись, и одиночество было по-настоящему невыносимо.

Жеребёнок встал, и, покачиваясь, направился к двери. Холод заставил его слегка взбодриться, а ветер над головой завывал, кажется, как никогда раньше. На мгновенье даже показалось, будто снежная стена прохода вот-вот рухнет под напором, погребя жеребёнка заживо…

Он добежал до громады хозяйского дома, нерешительно занёс копыто для стука… А затем просто дёрнул за скобу и юркнул внутрь.

Там было как всегда светло и настолько хорошо натоплено, что жар буквально сбивал с ног. А ведь утром ему пришлось выпрашивать дрова, чтобы просто согреться…

Маленький пони и сам не знал, что именно собирался делать. Просить у мистера Глайдера прощения? Выпрашивать у миссис Винд еду? Спрятаться у Глайда?

А ведь Саммер тоже должен был быть где-то здесь…

Но тут жеребёнок вспомнил утро. Глайд и Саммер ему не помогут: они бросили его на голодную смерть, хотя сами же послали шпионить за взрослыми.

«Скажешь, что мяч укатился, а мы подтвердим»…

«Нельзя просто же сидеть, сложа копыта»…

А сам даже спросить отца про сани струсил.

«Папа был прав: от тебя одни неприятности».

Нет. Они не помогут.

Им куда проще свалить всё на него!

Сверху послышался какой-то звук, и жеребёнок вперёд мысли юркнул на кухню.

Он прислушался. Вроде бы тихо.

Но если его сейчас здесь поймают, извинений никто даже слушать не будет!

«Да что они сделают? Оставят меня без еды? Выгонят на мороз?!»

На незажжённой плите стояла кастрюля с остатками какого-то варева. Жеребёнок кинулся к ней и стал хлебать.

Наевшись до отвала, он заплакал: теперь пути назад уже не было.

Пытаясь унять слёзы, маленький пони побрёл прочь; навстречу судьбе.

…И с удивлением уткнулся в дверь – ту самую, что была напротив кухни. Здесь он впервые случайно подслушал разговор взрослых.

Жеребёнок толкнул её копытом, и та с едва слышным скрипом отворилась.

Внутри было темно, но проникавшего из яркого зала света хватало, чтобы разглядеть большой резной стол в окружении множества стульев.

Над головой заскрипели доски: сверху слышались стук копыт и приглушённые голоса.

«Они только и делают, что орут друг на друга. А сани так и не построили».

Жеребёнок всхлипнул.

Что-то в груде сваленных на полу вещей привлекло его внимание. Пони подошёл поближе: это был его тулуп. Похоже, взрослые посчитали, что ему самое место среди других важных вещей на случай спасения…

Жеребёнок утёр слёзы копытом и как следует присмотрелся. Там были шарфы и шапки, на столе лежал выпеченный хлеб и какие-то сладости… А сбоку валялись круглые рамки с верёвками, сетками и накопытниками.

«Снегоступы!»

Он принялся отчаянно распихивать по карманам шарф, шапку и всю еду, которую только мог унести. Затем, стараясь не шуметь, натянул потяжелевший тулуп на себя и, подхватив зубами снегоступы, заковылял к двери.

Ничего: далеко ему так идти не придётся!

Но следовало поторопиться. Он сложит вещи дома, наберёт снега для чая, съест всё что может, как следует отогреется, а затем отправится в путь.

Его-то снег выдержит.

Деревья расступились настолько резко, что жеребёнок замер на месте.

Ему даже показалось, будто впереди обрыв, но вскоре за снежным мельтешением проступил плавный спуск. Странно: он ждал безжалостных, сбивающих с ног порывов ветра, но здесь его почти не было. Снежинки плавно опускались прямо у него перед носом…

Пони вздрогнул, сбрасывая наваждение, и принялся спускаться. Из пологого склона тут и там выступали одинокие ели, но около них не оказалось привычных сугробов: снег лишь немного усыпал ветви сверху, оставив деревья почти нетронутыми.

Спустившись, жеребёнок пошёл по необычайно плоской, напрочь лишённой деревьев равнине.

Снег всё так же легко оседал вокруг, но зато почти перестал проваливаться под копытами. Идти стало немного легче.

Это было словно во сне: едва ковыляя на превратившихся в непослушные ходули ногах, дыша в заледенелый шарф, при каждом движении ощущая намёрзшие на щеках ледяными дорожками слёзы… Он словно достиг конца пути, и даже холод наконец-то сжалился.

Ветер гулко завывал в тёмно-синей вышине, и в его шуме – как когда-то давным-давно из печной трубы – жеребёнку вновь послышался голос.

Ос-с-с-та-а-а-а-ньс-с-с-с-я-я-я-я-я…

Он продолжал шагать, будто во сне.

С-с-с-с-с-с-да-а-а-а-айс-с-с-с-я-я-я-я…

Снежинки мельтешили перед глазами…

Ос-с-с-с-с-с-таа-а-а-анови-и-и-и-и-сь…

От слёз всё вокруг плыло, но тут пони вздрогнул: ему показалось, будто неясная белёсая фигура плывёт вместе с ним сквозь снегопад, держась на отдалении.

И в шуме ветра с той стороны вдруг ясно послышались тяжёлые шаги, скрип снега под копытами…

Фигура двинулась ему наперерез.

Жеребёнок остановился и принялся, яростно моргая, вглядываться, не почудилось ли ему.

Тёмно-фиолетовый жеребец твёрдо и неспешно шагал к нему по снегу.

Он был без одежды, весь покрытый инеем, но при этом не дрожал.

А когда жеребец открыл рот, оттуда не вырвалось ни облачка пара:

Я давно слежу за тобой.

Он шептал, но маленький пони отчётливо слышал слова в шуме ветра – голос будто бы раздавался прямо у него в голове, а проникая внутрь, с новой силой кидал в дрожь.

Маленький пони узнал этот голос.

Он отвернулся и бросился бежать, но из-за снегоступов мог лишь чуть быстрее прежнего шевелить промёрзшими копытами.

Жеребёнок очень устал.

Твоё место здесь, разве ты не видишь?..

Он продолжал ковылять.

…Ты сильный, тебе никто не нужен…

Безжизненный шёпот впивался в уши, обжигая морозом.

…Оставь их. Думаешь, на санях тебе хватило бы места?..

Пони начал задыхаться, захлёбываясь ледяным ветром…

…Они бы оставили тебя там замерзать…

Чувство такое, будто за шиворот плеснули ледяной воды…

…Но таким как мы не страшен холод!

Жеребёнок, выбившись из сил, с ужасом остановился, и оглянулся.

Жуткого жеребца нигде не было видно.

Маленький пони всё вглядывался в валящий снег, пытаясь сморгнуть слёзы, отказываясь верить собственным глазам.

Он ведь бежал прямо за ним…

Но исчез. Растворился.

Снежинки кружились в лучах рассветного солнца, а под снегоступами теперь блестел чистый лёд.

Пони резко обернулся.

Без конца сыпавшие колким снегом тяжёлые тёмные тучи остались за спиной, а впереди показалось чистое, нежно-голубое небо.

Жеребёнок устало побрёл ему навстречу.

Даже ветер здесь был почти тёплый и какой-то ласковый.

А стоило пройти ещё немного, как стали появляться запахи.

Замёрзшее озеро осталось позади. Пони поднялся на холм, едва присыпанный начавшим уже на глазах таять снегом, и взгляду его открылись зелёные склоны окруживших долину гор.

А дальше – внизу – раскинулись безбрежные поля.

Солнце поднималось из дымки над горизонтом, заливая всё яркими лучами. Мир оживал.

Прищурившись и опустив взгляд чуть ниже, жеребёнок разглядел за деревьями приютившийся у подножия город… Он узнал его!

Вон там – на северной окраине – их дом. Мама с папой на прошлой неделе вернулись туда за покупками, когда мистер Глайдер сказал, что в его особняк приедет погостить ещё одна семья…

Жеребёнок улыбнулся.

Тёплые, уютные дома.

Вкусная еда. Друзья, родители…

Солнце.

Зелёная трава…

Как он мог забыть?!

Но улыбка быстро сползла с его лица.

Вой безжалостного ветра.

Колкий снег.

Безбрежная белая равнина…

И шёпот.

Маленький пони медленно развернулся и побрёл назад.

Стоило ему вновь спуститься на лёд, пройти немного, как восходящее солнце вновь скрылось за завесой плотных туч. Тепло и цветущий мир остались позади, а жеребёнок всё брёл и брёл сквозь снегопад, пока, наконец, в мельтешении вновь не заметил его.

Жеребец стоял и ждал. Маленький пони двинулся навстречу.

Ты что – заблудился?

Жеребёнок продолжал шагать.

Беги, родители, поди, уж заждались.

Скрипучий голос сочился пренебрежительным ядом.

Ты всё ещё не понял? Тебе их не спасти.

Маленький пони сжал челюсти и прохрипел себе под нос:

 – Я знаю.

Жеребец расслышал.

Так что же?

До него оставались считанные шаги.

Сколько веков он уже ходит в одиночестве, заглядывает в окна чужих домов, шепчет обжигающие холодом слова, заставляет пони забыть?..

Но не оставляет их в покое. Возвращается снова и снова…

 – Я вернулся не за ними, – прохрипел жеребёнок, поднимаясь на дыбы.

 – Я вернулся за тобой.

Ледяное касание скрутило шею, грудь и ноги болезненной судорогой.

Если бы он и захотел отпрянуть, уже не смог бы.

Жеребец вздрогнул и подался назад.

Холод… Такой… Сильный… Что…

Маленький пони выдохнул и не увидел пара.

Он буквально чувствовал, как замерзает.

По-настоящему замерзает.

Превращается в ледышку…

Как инеевый жеребец.

И когда холод дойдёт до самого сердца…

Когда оно больше не сможет биться…

Жеребёнок почувствовал, что по щеке катится слеза.

На спину опустилось обжигающе-ледяное копыто.

И холод исчез.

---

Он лежал укрытый одеялом в родительском доме, нежась в невероятном, небывалом блаженстве.

Копыта отогрелись, и теперь уже почти не болели.

Осталась лишь страшная усталость.

Жеребёнок смутно помнил слёзы, расспросы, горячий чай… И ничего о том, как он сюда добрался.

Потом столпившиеся в доме пони переполошились, стали говорить, что облако, наконец, исчезло… Мама с папой остались с ним, а остальные куда-то побежали.

Сейчас родителей рядом не было, но где-то неподалёку слышались их голоса.

Похоже, он уснул.

В коридоре застучали копыта.

Жеребёнок повернул голову и увидел тёмный силуэт.

На секунду ему показалось, будто это инеевый жеребец пришёл за ним, но пони заговорил знакомым, жёстким голосом:

 – Виндиго… Жеребячьи сказки! Ты просто грязный воришка, только и всего.

Мистер Глайдер ушёл, зажав под крылом снегоступы, а маленький пони всхлипнул, и в очередной раз с головой забрался под одеяло.

Где-то глубоко внутри – у самого сердца – последний ледяной осколок всё никак не хотел таять.