Марсиане
Сол 13-15
"Гермес". День миссии 138
Изображение Митча Хендерсона появилось на всех рабочих станциях мостика второй раз за восемь минут.
– Митч Хендерсон на связи, – сказал он. – Коммандер Льюис, мы учли ваши аргументы о прочности "Гермеса" и куда более высоком качестве ваших снимков по сравнению с теми, что могут дать нам спутники. И поверьте мне, когда я говорю, что это было очень трудное решение, то так оно и есть. Но мистер Сандерс и доктор Капур решили, что те фотографии, которые вы делаете, больше не оправдывают всё увеличивающийся риск для "Гермеса".
Руководитель полёта глубоко вздохнул и добавил:
– И должен сказать вам, что я полностью разделяю это решение. Возможно, было бы иначе, если бы мы смогли использовать "Гермес" совместно с МВМ в качестве комбинированной коммуникационной платформы, но вчерашний эксперимент показал, что это не сработает. Расстояние слишком велико, и либо ровер Уотни не может принять сигнал, либо он просто выключил радио для экономии энергии. В любом случае, мы считаем, что дальнейшие наблюдения за Ацидалийской равниной могут проводиться с помощью исследовательских спутников, и теперь нашим главным приоритетом является возвращение вас и "Гермеса" домой.
Митч наклонился ближе к камере, чтобы эта часть речи прозвучала более убедительно.
– Я полностью согласен с вами, что вся карьера астронавта связана с риском. И я восхищаюсь вашей готовностью продолжать рисковать жизнью ради Уотни и его гостей. Но вы также рискуете "Гермесом", а для того, чтобы повысить шансы спасти Уотни, нам лучше доставить неповреждённый и полностью действующий корабль на орбиту Земли для текущего ремонта. Чем раньше мы это сделаем, тем лучше мы будем готовы к спасательной операции.
Это не значит, что вы не важны. Мы возвращаем вас назад, потому что ваши жизни наш главный приоритет. Но, даже если мы поставим жизнь Уотни выше вашей, решение будет неизменным. Вот что я вам хотел сказать.
Митч глубоко вздохнул и откинулся назад.
– Ранним утром по Хьюстонскому времени мы передадим вам программы коррекции траектории с двумя орбитальными импульсами, необходимыми для вывода "Гермеса" на безопасную круговую орбиту, – сказал он. – После этого вы переведёте МВМ в спутниковый режим и отстыкуете его, а затем дадите полную тягу в сторону Земли. Программу мы отправим вам, как только вы подтвердите успешное получение программ корректировки орбиты. После этого Чарли вернётся в кресло оператора связи.
Мы знаем, что вы хотите помочь, но факты есть факты. Вы не можете вернуться к Уотни. Уотни не может подняться к вам. МВМ "Ареса IV" не успеет накопить достаточно топлива, даже для сценария аварийного выведения без выхода на круговую орбиту, по крайней мере до 443-го сола, да и Уотни всё равно не сможет добраться до него прямо сейчас. И вы не можете общаться с ним. Вы сделали всё, что могли. Время отправляться домой.
Губы Митча двигались ещё секунду или две, как будто он хотел сказать что-то ещё, но все, что раздалось в итоге, было:
– Хендерсон, конец связи.
Видео завершилось.
Фогель вздохнул и откинулся на спинку кресла.
– Что ж, – сказал он, – мы пытались.
Он не ожидал, что протест Льюис изменит решение НАСА, но он был впечатлён тем, как много страсти она вложила в свое сообщение, оставаясь при этом спокойной, объективной и профессиональной. Фогель внутренне это одобрил; в том, как она говорила, было что-то почти немецкое.
И, если говорить откровенно, он и сам хотел остаться здесь подольше… если бы только… если бы только…
– Должно быть что-то, что мы можем сделать, – пробормотала Йоханнсен.
– Ты же знаешь, что нет, – ответил Мартинес, хлопнув по подлокотнику своего кресла. – Мы от него так же далеки, как богач от Царства Божьего.
– Тем не менее, это купило нам ещё один виток, – наконец сказала Льюис. – Камеры готовы?
– Видеокамера в норме, – сообщила Йоханнсен.
– Фотокамера готова, – отозвался Фогель.
– Точка наибольшего сближения через семь минут… ровно, – сообщил Мартинес.
– Всё внимание на место крушения, – сказала Льюис. – Марк был там вчера. Это наш наилучший шанс найти его... и попрощаться.
– Не попрощаться, – сказал Фогель, и, к собственному удивлению, его обычно тихий голос звучал громче, чем он ожидал. Он заставил себя расслабиться и добавил: – Мы говорим ему auf Wiedersehen – "до скорого свидания".
"Амицитас". Полёт 3. День миссии 10
"Арес III" Сол 14
– Знаешь, – признался Файрбол второму пилоту, – я даже не думал, что мне снова придётся сесть в это кресло.
Потребовалось очень много раскопок и поистине идиотская демонстрация единорожьего упрямства, чтобы то, что осталось от "Амицитас", было наконец вырвано из недр Марса. Удивительно, но шасси практически не были повреждены и в срочном ремонте нуждалась только одна шина. Приведение в действие механизма их выпуска заняло всё утро: Файрбол помогал поднимать один край корабля за другим, в то время как инопланетная обезьяна и Драгонфлай вкопытную крутили приводы.
Даже после того как Старлайт Глиммер снова пыталась помочь поднять корабль своим телекинезом (опять?! Как будто ей мало было вчерашнего), в батарее осталось немного маны, поэтому Драгонфлай снова установила её в корабль. Преобразователь маны в электричество всё ещё работал, но они отключили абсолютно все системы на корабле, вне зависимости от того, пострадали они или нет, чтобы сэкономить энергию для одной-единственной системы, которую оставили работающей – системы рулевого управления переднего шасси.
И вот они ползли за маленькой тележкой обезьяны. Честно говоря, тот факт, что ровер смог тащить что-то настолько превосходящее его по весу, впечатлил даже Файрбола, несмотря на его презрение к пришельцу. Почти. Впечатление было подпорчено тем, что, очевидно, эта сцепка космического корабля и обезьяньей тележки явно не могла двигаться быстрее, чем Кракл после того, как она врезалась головой в сталагмит… Дважды.
Что-то заткнуло Файрболу носовые пазухи, и он выпустил немного пламени, чтобы их прочистить.
"Я что, правда скучаю по Кракл? – спросил он себя. – Это место на меня плохо влияет".
– Что-то случилось? – спросила Драгонфлай из кресла второго пилота.
– Нет, ничего, – соврал Файрбол. – Просто пейзаж напоминает мне о доме. Ничего такого.
– А мне нет, – сказала чейнджлинг. – Окрестности улья – это пустыня, но, по крайней мере, равнодушная пустыня, а это место активно нас ненавидит.
– Ты всё выдумываешь, – проворчал дракон.
– Ну, не знаю, – чейнджлинг не отводила взгляда от ровера, движущегося впереди и ниже их. – Королева всегда говорит, что когда она на орбите, то может чувствовать что-то, что безоговорочно её любит. Я никогда не чувствовала ничего такого. Но здесь я чувствую… чувствую...
Мордочка чейнджлинга сморщилась в сосредоточенную гримасу.
– Это словно шёпот или, может быть, очень тонкая дымка чистой ненависти. Нам тут не место. Мы здесь не нужны.
– Это меня вполне устраивает, – сказал Файрбол. – Мне здесь тоже не очень нравится, и я готов отсюда убраться при первой же возможности.
– Интересно, Буцефал такой же?
– Всё, что я сказал, – произнёс дракон, которому совсем не понравилось то направление разговора, куда его увела чейнджлинг, – что это похоже на земли драконов, просто тут надо добавить парочку скал и несколько вулканов, ну и воздуха, которым можно дышать, и всё будет как дома.
– "Амицитас", это Старлайт Глиммер. – Системы связи в их скафандрах, будучи основанными на магии, были несовместимы с рацией инопланетянина, но отлично общались между собой. – Справа по курсу камень. Марк поворачивает налево.
– "Амицитас", принято. Держимся левее, – ответил Файрбол, подталкивая джойстик управления. Внезапный звук двигателя, который поворачивал переднее шасси, отозвался эхом в тишине корабля.
– Пока я на связи, – добавила Старлайт, – давайте проверим состояние батарей скафандров. У меня здесь сорок процентов.
Файрбол проверил свою.
– Пятьдесят два процента.
– Тридц… не может быть! – Драгонфлай постучала по забралу своего шлема, но отображаемые числа не изменились. – Старлайт, у меня тридцать один процент.
– Принято. Я скажу Марку, что нам нужно прервать буксировку и через час вернуться на его базу.
– Старлайт, нам ещё далеко? – спросил дракон.
– Я пока не умею читать данные с приборов Марка. Но, судя по всему, мы чуть ближе, чем на полпути. Выправляйте шасси.
– Шасси выровнены, – сообщил Файербол.
– Тридцать один процент, – пробормотала Драгонфлай. – И я делала самую лёгкую работу из нас троих.
– Да, что это с тобой? – усмехнулся Файрбол. – Захотелось подкрепиться от батареек вместо любви?
– Не смейся, – отрезала Драгонфлай. – Для нас, чейнджлингов, это одно и то же. А от тебя, кстати, я вообще не получаю почти ничего.
Дракон всё равно рассмеялся.
– Так почему же ты продолжаешь крутиться вокруг меня? – спросил он. – Когда ты не играешь с этой обезьяной, то ходишь за мной как тень.
– Я провожу время со всеми, – ответила чейнджлинг. – Но вот ты этого не делаешь. Ты держишься на расстоянии от всех.
– Да, держусь, – проворчал Файрбол. – Вы мне все не нравитесь. Я думаю, что вы все чокнутые.
– Даже инопланетянин?
– Особенно инопланетянин. Ни один дракон не станет делиться своей едой с незнакомцем. Особенно если еды мало.
– В этом плане он немного похож на пони, правда?
Файрбол поразмыслил об этом. Инопланетянин много улыбался и продолжал пытаться разговаривать с существами, которые его не понимали. Он не набросился на его драгоценные камни (а в своде жизненных принципов Файрбола это значилось как чистое безумие), и ему, казалось, нравилось возиться со сломанными вещами и копаться в грязи.
– Теперь, когда ты это упомянула, – согласился дракон, – я это тоже заметил, да.
– Сумасшедший, как и все остальные.
– Да, он такой.
– И мы, не-пони, должны держаться вместе.
На это у Файрбола уже были возражения.
– Так вот почему ты продолжаешь приставать ко мне?
– Мм, – прожужжала Драгонфлай, и её реактивный ранец дёрнулся, когда она бессознательно завибрировала крыльями под костюмом. – Кроме того, что ты выглядишь одиноким, ты недолюбливаешь меня меньше остальных.
– Ну… да, – жучина всё-таки завела разговор в соплежуйство. Гадство. – Я у тебя в долгу. Я тебе многим обязан.
Дракон слегка ухмыльнулся и добавил:
– Ты мне даже на самом деле могла бы понравиться, если бы не была безумнее, чем все остальные пони, вместе взятые.
– Я что, похожа на этих… О нет, – простонала Драгонфлай. – Только не ещё одна грёбаная канава.
Перед марсоходом прямо на их пути раскинулся ещё один неглубокий овраг.
– Старлайт, "Амицитас", – сказал Файрбол, – тормозите.
– Спасибо, "Амицитас", – сказала Старлайт. – Ну, вы уже знаете, что делать.
– Да знаю я, знаю, – проворчал дракон. – Мы только за сегодня делали это трижды. О-о-о, моя спина.
После того как корабль замедлился от своей черепашьей скорости до полной остановки вслед за ровером, он добавил:
– Чья это была гениальная идея сделать посадочные колеса на этой штуке такими крохотными?
– Это была идея пони, – прошипела Драгонфлай, отключив питание.
Запись в журнале – Сол 15
Я думаю, что это были худшие три дня в моей жизни.
Потребовалось три дня невероятно тяжёлой работы и напряжения, но мы наконец притащили инопланетный корабль к Дому. Утром 13-го сола я и не думал, что мы вообще сможем это сделать. Утром 14-го сола я понимал, как мы собираемся это сделать. И когда мы вернулись к Дому, мне стало интересно, зачем мы вообще это сделали.
Позвольте мне быть более конкретным – то, что мы сделали, было чудом. Только одержимость инопланетян сделать свой корабль как можно более неразбиваемым позволила сохранить шасси в целости и сохранности. Тем не менее, если бы не Мачо Дракон и Старлайт, мне бы пришлось всю эту грязь и камни перекопать своими руками. (Да, руками. У меня есть пара инструментов для отбора проб камня и почвы, но они не предназначены для перемещения большого количества материала. Для удаления рыхлого грунта руки оказались более эффективны).
Для начала... Я, вероятно, должен относиться к Файрболу с большим уважением. Он намного сильнее, чем выглядит. Я даже не хочу думать о том, сколько тонн весит этот корабль, но время от времени ему удавалось поднять нос или одно из крыльев достаточно высоко и удержать его так достаточно долго, чтобы кто-нибудь другой мог втиснуть снизу камень или раскрутить привод выпуска шасси. Если он предложит мне побороться на руках, то сделаю вид, что вывихнул запястье. Просто надеюсь, что он не начнёт трясти с меня деньги на обед. С такими проблемами мне не справиться.
А ещё тут есть Старлайт, мой маленький гений-экстрасенс. Во время этой поездки я узнал, что провёл больше недели, живя рядом с Йодой и капитаном Кейвманом, засунутых вдвоём в тело одной лошадки.
В 13-й сол мы потратили половину времени, отпущенного на наружные работы, разгребая обломки, и никуда особо не продвинулись, когда Старлайт вытащила одну из этих коробок и сказала инопланетный эквивалент: "Эй, чувак, подержи моё пиво, смотри, как надо" (ладно, она сказала "подержи мои сенные шарики, я сама всё сделаю", насколько я понял). А затем она зажгла свою психическую силу и подняла этот огромный корабль точно так же, как Йода поднял X-Wing Люка. Я там чуть не обосрался от такого зрелища.
И вот, когда корабль уже летит по воздуху и поворачивает нос к нам, волшебный свет начинает реально мерцать и я смог только услышать, как капитан Кейвман говорит: "Унга-бунга магия таки вышла”, а корабль величественно падает с ускорением в 3,7 метра в секунду за секунду прямо на землю. (Вы хотите знать, насколько громким должен быть звук, чтобы услышать его в разрежённой марсианской атмосфере? Вот настолько громким.) А затем мы тащили её обратно к роверу и вернулись в Дом, чтобы она могла отоспаться после всего этого.
И затем она должна была делать это снова, и снова, и снова, так же, как и Файрбол, вплоть до самого Дома. Тут всего десять километров, но в итоге у нас ушло больше двух солов на их преодоление.
Почему, спросите вы? Для начала, потому что я не мог использовать встроенный буксирный крюк ровера. Конструкция буксировочной сцепки специально разработана для того, чтобы соединять два ровера вместе. Кроме механического сцепления, в неё входят кабели питания и воздушные шланги, чтобы можно было совместно использовать электричество и средства жизнеобеспечения. Сцепка была сделана так на случай, если один из роверов при наружных работах сломается и его надо будет тащить. Но на практике оказалось, что прицепить к ней что-нибудь тяжёлое для буксировки по поверхности Марса невозможно.
По очень грубым прикидкам, корабль пришельцев весит где-то раз в пятнадцать-двадцать больше, чем один мой ровер. Так что после примерно десяти секунд тщательного и взвешенного обдумывания вопроса я сказал “на хуй” и решил привязать тросы прямо к раме ровера.
Так сложилось, что простая верёвка, вроде той, что вы можете купить в ближайшем хозяйственном магазине, не считается критически важным ресурсом у инженеров НАСА, планировавших эту миссию. Надеюсь, вы, историки из будущего, исправите этот недосмотр для будущих межпланетных экспедиций. У меня не оказалось ни единого метра.
Но зато у меня было множество силовых кабелей различной длины в качестве замены, практически ко всему, начиная от солнечных батарей до полевого оборудования и систем Дома. Я собирался сплести их вместе для надёжности и использовать в качестве буксировочного троса, но оказалось, что мне это и не нужно – у инопланетян, оказывается, были аварийные парашюты для экстренного торможения. Я думаю, что те, которые они использовали при посадке, автоматически отцепились и их сдуло во время бури. Но они настолько безумно подготовленные, что у них на борту был второй комплект парашютов, чтобы систему можно было перезарядить и использовать ещё раз! Даже НАСА не доходит до такого.
Стропы парашютов сошли за тот самый буксировочный трос, в котором я нуждался, хотя это довольно странный трос. Вещество, из которого он был сделан, кажется очень эластичным. И в принципе похожее на резину – чёрную с уродливыми зелёными прожилками. Но, в отличие от резины, оно не становится хрупким в сухой, промёрзшей марсианской атмосфере, и трос показал себя достаточно прочным, когда я нашёл точки крепления в нише переднего шасси.
Но давайте посмотрим правде в глаза, это всё равно была парашютная стропа, а не специальный буксирный трос, каким ему положено быть. Так что единственное, что скрепляло ровер и корабль, это несколько узлов из тех, что я запомнил с лагеря бойскаутов и тренировок астронавтов по выживанию в диких условиях. В такой ситуации я не мог рисковать и вести ровер на максимальной скорости.
Итак, это была первая проблема. Вторая проблема? Мощность. Мне повезло, что мы на Ацидалийской равнине, которая в основном плоская. Если бы у нас были по маршруту какие-то серьёзные и затяжные подъёмы, или, ещё хуже, спуски – игра бы закончилась, не начавшись. На каждом из четырёх колёс ровера установлен свой собственный электродвигатель, который выдаёт невероятный крутящий момент, но им пришлось преодолевать инерцию огромной массы корабля. А масса – штука неизменная, независимо от того, на Марсе вы её тянете или на Земле.
Так что я много буксовал на месте, пока не определил, как правильно придавливать педаль газа. И, поскольку мы не могли полагаться на надёжность тормозов инопланетного корабля, то, как только мы вообще трогались с места, то не осмеливались двигаться быстрее одного километра в час.
Что подводит нас к третьей проблеме: колёса. Ровер – это большой, высокосидящий транспорт с огромным клиренсом и независимой подвеской всех колёс, что позволяет ему без проблем проезжать над, а то и прямо по довольно-таки большим камням. Что вполне объяснимо при колёсах диаметром почти в полтора метра.
Шасси инопланетного корабля, напротив, примерно вдвое меньше, чем шины дорожной фуры. И уж точно меньше, чем шины на реактивном лайнере или старом шаттле. И если задние стойки шасси были ровно такой длины, что колёса только-только выдвинулись из своих ниш, то стойка переднего гораздо длиннее и тоньше, и из какого бы хренсломания она ни была сделана, даже небольшой камень, попавший под эту фиговину, угробит всё.
К счастью, дракон на пару с жукопони смогли как-то включить рулевое управление своего корабля, что облегчало уклонение от камней. Но это, опять же, означало, что я не мог ехать быстро, потому что мне приходилось объезжать камни, о которых раньше я бы даже не задумался, чтобы держать корабль на ровной поверхности.
И это подводит нас к последней и наиболее ужасной проблеме: рельефу.
Издали Ацидалийская равнина выглядит плоской, как блин. Это один из наименее обезображенных кратерами регионов Марса. Мы специально приземлились здесь недалеко от долины Мавра, потому что это часть древнего аллювиального веера, где сток с Земли Аравия изливался в некогда самый большой океан Марса, и где накапливались всевозможные осадочные отложения.
Но дело в том, что океан высох, когда Марс замёрз. И точно так же, как на всех тех фотографиях с потрескавшейся почвой в репортажах о засухе, когда Ацидалийская равнина высохла, она тоже треснула… правда, в более крупных масштабах. Таким образом, сегодня поверхность представляет собой большие участки почти идеально плоской поверхности (за исключением пары кратеров, да разлетевшихся от них обломков), пересечённые широкими, но, к счастью, неглубокими оврагами. Ширина у них, в среднем, около метра, а дно на удивление рыхлое. Это меня озадачило, учитывая, насколько прочная основа находится под верхним слоем пыли и песка, но, опять же, геолог миссии не я, а Льюис.
Ровер в одиночку способен справиться с этими оврагами, даже не замедляя хода. (Напомню, максимальная скорость 25 километров в час, помните? Я мог бы ехать на велосипеде быстрее, чем на ровере). Но буксировать инопланетный корабль? Тут уж без шансов.
По пути от зоны “Эпсилон” до Дома мы пересекли их ровно десять штук, так что, не будь Суперъящера и Капитана КейвЙоды, первый же из них стал бы и последним. Каждый раз нам приходилось останавливаться, тщательно планировать спуск в овраг, чтобы не допустить переворачивания инопланетного корабля, подтаскивать его как можно ближе к краю, отцеплять ровер, заезжать на нем на дальнюю сторону и снова впрягать. А затем, с помощью Файрбола, толкающего сзади, и Старлайт, использующей Силу, чтобы поднимать нос корабля, пока переднее шасси не перевалит через край, мы перетаскивали эту громадину через всю эту рыхлую почву, в которой вязли колеса. Затем мы несли нашу маленькую храбрую единорожку обратно в марсоход, чтобы она могла прийти в себя, и проводили ещё час или около того, двигаясь по марсианской поверхности к следующему оврагу, после чего всё повторялось снова.
Мы и не надеялись сделать всё это за один раз. Каждый вечер мы возвращались в Дом, чтобы перезарядить ровер и скафандры, не говоря уже о нас самих. Но это действительно было нужно. Слава Богу, всё закончено. Теперь, вместо того чтобы полчаса ехать на ровере, мы можем добраться до инопланетного корабля просто пройдя на север мимо солнечной фермы – максимум три минуты на свежем воздухе.
Старлайт сейчас в своей койке, а Спитфайр выглядит так, словно собирается её к ней привязать. Правда, я не думаю, что это надолго её остановит. Между подъёмами она ехала со мной в ровере. Все последние три дня единорожка не использовала на мне свою мозгомагию – вероятно, приберегала для поддомкрачивания корабля – но на 14-й сол она взяла с собой планшет и маркер.
Плюс вождения по Марсу со скоростью один километр в час заключается в том, что ты вряд ли собьёшь собаку или ещё чего-нибудь, если надолго отвлечёшься от дороги. Поэтому, когда Старлайт и я не рисовали всякие пиктограммы, мы начали учить друг друга математике.
Вот уж где начинаются настоящие странности. Потому что у инопланетян есть не только земная еда, но и земные числа.
Ну, во всяком случае, достаточно близкие. Их “два” и “три” немного отличаются – там острые углы вместо кривых. Но всё-таки это десятичная система счисления с узнаваемыми индо-арабскими цифрами. То же самое с основными математическими операторами. Нам пришлось добраться до сложной алгебры, прежде чем некоторые из символов стали различаться, но даже тогда они сохранили сходство с греческим алфавитом. Старлайт опознала большую часть того, что писал я, и часто забегала вперёд меня.
Но в обратную сторону это не сработало. Она написала несколько выражений, которые я не опознал и до сих пор понятия не имею, что это. Очевидно, это были достаточно сложные концепции, поэтому объяснить их смысл с помощью простых картинок не вышло, поэтому каждый раз, когда мы достигали этой точки, Старлайт переходила к чему-то другому.
Я сделал фотографию планшета, заполненного математическими выкладками, которые она нарисовала самыми последними. Половину занимал круг, окружающий семиконечную звезду. Наверное, чем-то таким положено вызывать демона, чтобы продать душу за пятёрку по тригонометрии. Вместо рун лучи были полны уравнений, записанных символами, из которых я смутно узнал от силы половину. Cколько бы лет ни прошло, прежде чем ты найдёшь этот журнал, о бесстрашный читатель, подозреваю, что разбираться в этом ты будешь ещё дольше.
Но дело сделано. Инопланетный корабль припаркован на своих колёсах с милой посадочной лесенкой, развёрнутой от шлюзового люка, всего в нескольких минутах ходьбы, и теперь его можно не торопясь потрошить на запчасти. Ровер подключён к питанию Дома для подзарядки, а я сижу над своим полным рационом впервые за несколько дней, потому что, чёрт возьми, я его заслужил.
Драгонфлай до сих пор не съела даже одного полного рациона с тех пор, как мы все тут оказались. Я предложил ей часть из своей доли, но она махнула копытом, хотя всё равно после поблагодарила, обняв. Это было так мило, в стиле "исчадье ада хочет обнимашек", что у меня аж ноги подкашиваются.
Но что всё-таки с ней такое? Её мучает чувство вины? Нет, конечно, она не творила чудес, как её друзья – единорог и дракон, но трудилась она по крайней мере так же усердно, как и я. Надо всё-таки расспросить об этом Старлайт.
Но сначала есть и спать. Я голоден и очень, очень устал. Думаю, завтра я расслаблюсь и займусь чем-нибудь весёлым.
Копание в земле первым приходит мне на ум.
Приложения:
Да, первая глава, которая охватывает более одного дня на Марсе.
“Гермес” пока что покидает нашу историю. Я всё ещё не могу решить, вернутся они или нет.
Несколько читателей предложили экипажу "Гермеса" собрать побольше еды в МВМ и отправить его обратно на Марс. Проблема с этим планом в том, что у НАСА нет веских причин, чтобы устанавливать на МВМ систему, которая позволила бы уже взлетевшему модулю безопасно вернуться в атмосферу, и целая куча других веских причин для того, чтобы так не делать. Кроме того, если они не смогут каким-то образом сообщить Уотни о его посадке, то Марк никогда не узнает, что МВМ вообще там есть... А если сажать его рядом с Домом, то есть риск врезаться в жилой модуль и вообще убить всех.
Буксировка “Амицитаса”, тут я признаю, наименее вероятная часть истории на настоящий момент, но вы сами понимаете, что Уотни, по крайней мере, сделал бы попытку. К счастью, на его стороне магия... вроде как. Временами.
Драгонфлай работает не только с Уотни.
Когда Энди Вейр писал книгу, он опирался на фотографии Марса эпохи 1990-х годов. С тех пор у нас появились снимки получше. Оказывается, кратеров гораздо больше, чем рассчитывал Вейр, и, конечно, овраги на поверхности (которые на самом деле гораздо сложнее преодолеть, чем я представил в этой истории). Лучшая гипотеза об образовании оврагов, как я уже говорил: высыхание древнего океана около трёх миллиардов лет назад. (Кроме того, в книге Марк делает несколько замечаний о невыразительных равнинах, на которых находится Дом... хотя, если посмотреть точные координаты, которые приводятся в книге, то они оказываются как раз внутри небольшого, в основном занесённого илом кратера.)
Математика, которую Уотни не понимает, связана с магией. Я только что дописал главу, которая даст ему лучшее представление о том, что это значит.