Реабилитация
Глава IV
Твайлайт лежала на своей кровати. Открытые немигающие глаза были направленны в потолок. Звенящая пустота в голове пыталась подражать жужжанию лампы.
Недавно закончился ужин, но до отбоя была ещё пара часов. Напрягать голову не было никакого желания. И так за день надумалась. Вот единорожка и пыталась «очистить разум от всего лишнего». Она как-то читала в кантерлотском журнале «Cosmoponytan» (спасибо Рэрити), что подобные упражнения позволяют лучше контролировать эмоции.
Громкий щелчок открывающегося замка был неожиданностью.
Раньше такого не случалось. Обычно, в период с ужина до утренних таблеток её существование никого не волновало.
В очищенный разум полезли ненужные мысли. Это расстроило Твайлайт, но ни позы, ни выражения глаз она не изменила.
Вошедший медленно подошёл к кровати и встал в нерешительности, оставаясь вне поля зрения. Наконец, перед взором появилась бледно-зелёная больничная роба, которую держало оранжевое копыто. Роба медленно опустилась на одеяло, и взор Твайлайт проследовал за ней.
– Вставай, – голос был смутно знаком. За его сухостью слышались обида и твёрдый характер. – Твоя неделя наказания прошла. Сегодня ты будешь спать в своей палате.
Смысл произнесённых в стенах изолятора слов ещё ускользал от единорожки, но она поняла, что её хотят переодеть.
Твайлайт послушно села, не отрывая глаз от зелёной рубахи. Оранжевые копыта начали расстёгивать ремни смирительной рубашки, затем заботливо сняли с пациентки белую хламиду и помогли надеть зелёную.
– Пошли.
Чужие копыта помогли Твайлайт встать на все четыре ноги. С непривычки ощущение в отвыкших, передних конечностях было странным, но приятным, несмотря на лёгкую дрожь.
Пациентка смотрела под ноги, чтобы не упасть. Она так и не удостоила вошедшую взглядом. Ей было не интересно, кем является эта очередная молчаливая, бесчувственная благодетельница. Её интересовало только одно – когда эта формальная медицинская процедура закончится, и её оставят одну.
Не отрывая глаз от пола, Твайлайт последовала за выглядывающими из под белого халата оранжевыми копытами.
Они шли по кафельным коридорам. Прошли через двойные двери, у которых, кажется, стоял охранник. Эти двери были входом в крыло одиночных камер – снаружи кафель имел другой узор.
– Доктор Роуз очень переживал из-за твоего психического состояния. Мне нужно, чтобы ты ответила на несколько простых вопросов.
Твайлайт молча кивнула головой, не заботясь о том, увидела ли собеседница этот жест или нет.
– Ты знаешь, где мы находимся?
– В больнице Бродхуф.
– Ты помнишь, кто такой доктор Роуз?
– Доктор, который пытается мне помочь.
– Можешь примерно описать, каков распорядок дня для пациентов в больнице?
– Утренний осмотр, ванная комната, завтрак, процедуры с докторами, обед, занятия, групповые терапии, прогулки на свежем воздухе, ужин, игры, отбой.
Собеседница одобрительно хмыкнула. Похоже, ответы её удовлетворили.
– Ты помнишь, почему ты оказалась в изоляторе? – вопрос был задан гораздо более тихим голосом. Медработнице было боязно теребить свежие воспоминания Твайлайт.
– Я оказалась в изоляторе, потому что пыталась что-то украсть из кабинета доктора Роуза, и из-за меня пострадал санитар.
На этом вопросы закончились.
Скоро они оказались перед какой-то белой дверью и зашли внутрь.
Туалетная комната. Определила Твайлайт по характерной только для этого помещения крупной плитке.
– Тебе нужно принять душ. Вода ещё тёплая. Затем я отведу тебя в твою палату.
Единорожка послушно сняла больничную робу и прошла в душевую кабинку.
Принять тёплый душ после недели в изоляторе было очень даже приятно. Но на её настроение это никак не повлияло.
Туалетную комнату от её палаты отделяло всего несколько палат других пациентов.
Вот нужная железная дверь уже открыта, и Твайлайт уже встречают знакомые ароматы книг и пергамента.
А в палатах кафель тоже отличается. Здесь он мелкий и ромбовидный.
– Спокойной ночи, Твайлайт, — произнесла сопроводившая и закрыла дверь.
Твайлайт. Что-то было в том, как она произнесла её имя. Какие-то неподдельные грусть и забота.
Пациентка, наконец, с интересом посмотрела в смотровое окошко, но провожатая уже ушла дальше по коридору.
Всё равно это не имеет никакого значения.
Ничто не имеет значения.
Твайлайт опять повезло. Ей опять ничего не приснилось. Яркий свет штурмовал закрытые веки, и немного посопротивлявшись, она открыла глаза, чтобы увидеть знакомые, обитые мягкой, белой материей стены и дверь…
Но вместо этого увидела ломящиеся от книг книжные шкафы, бело-зелёные стены и чёрную металлическую дверь.
Да и жужжание светодиодной лампы звучало не привычно противно, а тихо и еле заметно.
Моя палата.
В памяти постепенно вставали картинки событий вчерашнего дня в хронологическом порядке. Пробуждение, воспоминания о провале авантюры, картины из сна, неожиданная посетительница после ужина…
Значит, неделя изолятора закончилась. Теперь опять начнутся доктора, разговоры и … друзья.
Мысль о друзьях заставила встрепенуться какие-то непонятные чувства, но, сквозь не отпускающую единорожку со вчерашнего вечера апатию, эти чувства не пробились.
Начинался очередной обычный день в больнице, когда всё подчиняется строгому распорядку дня. И первым пунктом стоял утренний осмотр.
Вскоре Твайлайт уже стояла со сменной рубахой и умывальными принадлежностями в очереди на лекарства и утреннюю гигиену в окружении смутно знакомых пациентов с разного рода нервными тиками.
На губах Твайлайт даже появилась небольшая улыбка, когда она обнаружила, что после четырнадцати проигнорированных попыток поздороваться, её неадекватная соседка, Силвер Глоу, всё-таки оставила её в покое.
После утренних процедур, у поста медсестры её встретил лечащий доктор – Эпплджек.
– Привет, Эпплджек, – безэмоциональным голосом сказала единорожка.
– Идём. Завтрак ждать не будет, – тот же самый сухой, обиженный голос. – Затем тебя ожидает беседа с доктором Роузом.
Они направились в кафетерий, находящийся на первом этаже больницы.
Значит Эпплджек всё ещё мой лечащий доктор. Или они так беспокоятся из-за моих бредовых рассказов, что не рискнули передавать меня другому психиатру?
До окончания завтрака некогда близкие подруги не проронили ни слова.
Правда, на мордочке Эпплджек промелькнуло удивление, когда Твайлайт без каких-либо видимых усилий съела свою порцию сборной из разных круп пережаренной каши сомнительной консистенции с аналогичными вкусовыми свойствами. Кажется, буфетчицы просто смешали вместе всё старое и почти простроченное.
Ни Пинки Пай, ни Рейнбоу Деш в кафетерии Твайлайт не увидела. Правда, она не особо-то их и выискивала.
Из кафетерия они направились в кабинет доктора Роуза по знакомому маршруту.
– Слушай, – вдруг обратилась доктор к пациентке, когда они прошли уже половину пути, – я, конечно, понимаю, что неделя в изоляторе это то ещё наказание. Но мы все надеялись, что ты вынесешь из этого свой урок. И, хотя бы, попросишь прощения за свои поступки.
Попросить прощения? Непонятные чувства снова заскреблись на задворках сознания. Может попробовать ей объяснить? Хуже всё равно уже не будет.
Твайлайт медленно направила на Эпплджек взгляд, который как бы смотрел сквозь неё.
– Моего дома больше нет, – тихо сказала единорожка.
– Как это нет? – смутилась земнопони. – Конечно есть. У тебя есть любящие родители и старший брат.
– Ты не понял, – взгляд, наконец, перестал разглядывать нечто, никому не видимое, и устремился в глаза собеседнице. – Моего дома больше нет. Мне некуда возвращаться.
Через несколько секунд непонимающее выражение мордочки Эпплджек сменилось на угрюмое.
– Опять эти твои фантазии. Что ж, надеюсь, доктор Роуз сможет найти какое-нибудь решение.
Далее был разговор с доктором Роузом.
Сначала он задавал стандартные вопросы о прошлом Твайлайт, а она просто отвечала то, что помнила.
– Сколько тебе лет?
– Семнадцать, – поймав на себе удивлённые взгляды с застывшим в них вопросом, Твайлайт добавила. – Я всё ещё не помню, чтобы раньше жила в больнице. Но если мне говорят, что на самом деле я семнадцатилетняя, то я не вижу причин не верить.
Потом пошли неприятные вопросы про то, о чём она говорила во время панической атаки.
– Я иногда вижу странные вещи, которые мне казались реальными. С этим связаны и мой кошмарный сон, о котором я не захотела говорить, и инцидент с зеркалом в туалете, и тот случай, когда я панически испугалась выключившегося света.
Доктор Роуз с интересом расспрашивал о подробностях этих галлюцинаций, и с радостью рассказывал какие именно застарелые психические травмы и подсознательные комплексы Твайлайт олицетворяют эти образы.
Также из этого разговора Твайлайт выудила для себя немного полезной информации. Сегодня суббота. Поднимался вопрос о том, снимать ли с Эпплджек обязанности её лечащего врача. Доктор Роуз говорил, что для этого нет возможности из-за нехватки персонала, пока что. И, самое главное, после обеда её ожидает воспитательная лекция старшей сестры Ратчет.
В общем, оба доктора остались довольны беседой. Испугавшие их бредовые высказывания Твайлайт оказались не рецидивом болезни, а обострившимися на эмоциональной почве остаточными симптомами. К тому же пациентка выказала готовность к сотрудничеству на новом доверительном уровне. Конечно, вызывала небольшую озабоченность её ярко выраженная апатия, но она являлась довольно распространённой реакцией на изолятор.
Об украденной Твайлайт истории болезни пациентки Винд Сонг не было произнесено ни слова.
Когда лавандовая пациентка и оранжевый доктор, наконец, вышли из кабинета Роуза, оказалось, что время уже подходит к обеду.
– И зачем ты молчала об этих, преследующих тебя кошмарах? – рассуждала вслух Эпплджек, пока бело-зелёный коридор выводил их на лестницу. – Мы бы добавили в твоё лечение антипсихотических препаратов. Назначили бы личные сеансы для борьбы с фобиями. Может быть, удалось бы разубедить тебя в целесообразности предприятия, которое ты выкинула неделю назад.
Ответом было апатичное молчание.
В обед Твайлайт ждал неприятный сюрприз. И он касался не супа с недоваренной перловой крупой.
Когда она с подносом во рту прошла за Эпплджек к столу, то оказалось, что за ним уже сидит парочка очень знакомых пони.
Пинки Пай, гладкая грива у которой стала ещё более гладкой и бледной. Её мордочка не выражала никаких эмоций. Глаза лениво изучали содержимое ложки, застывшей на полпути от тарелки. Если бы поблизости было зеркало, то Твайлайт обнаружила бы поразительное сходство состояния Пинки со своим апатичным состоянием.
Карточка пациента-ассистента НЕ висела на её шее.
И Рейнбоу Деш, тяжёлый взгляд которой буравил ненавистную похлёбку. Казалось, она специально сосредоточила всё своё внимание на этой тарелке, чтобы её злость не перекинулась на что-либо ещё.
Эпплджек и Твайлайт уселись напротив знакомой парочки и молча принялись за свою еду.
– Зачем мы едим ложками из тарелок? – вдруг сформулировала свою мысль Пинки. – Если бы мы делали огромные ложки и маленькие тарелки, то можно было бы есть тарелками из ложек. И это было бы удобней, – грустный тон голоса плохо сочетался с глубоким смыслом высказывания.
– Об удобстве пациентов здесь дум-м-м-мают в последнюю очередь. Если вообще думают, – не смотря на внешний вид, голос Рейнбоу Деш казался вполне спокойным.
– Ложки не такие устойчивые, как тарелки, – Твайлайт сама не знала, зачем она поддержала эту тему разговора. Просто его тон совпадал с её настроением. – А у тарелок нету удобной ручки, чтобы можно было за неё держать и не бояться испачкать копыто в супе.
– Значит, просто нужно сделать ложки устойчивыми и приделать к тарелкам удобные ручки, – пыталась развить свою мысль Пинки.
– И чем бы тогда получившиеся ложка с тарелкой отличались от изначальных тарелки с ложкой? – нанесла единорожка новый удар своей неоспоримой логикой.
– Материалом и формой, конечно же! – неоспоримая логика – не самое эффективное средство против логики Пинки Пай.
– Если бы тарелки были метал-л-л-лическими, то санитарам понадобились бы защитные костюмы к их дубинкам, – усмехнулась Рейнбоу Деш.
– У нас же и так есть металлические ложки! Чем же тарелка была бы лучше? – от всего этого разговора веяло каким-то смутно знакомым теплом.
– Всё дело в массе, – объясняла пегаска. – Ложки гораздо л-л-л-легче. А взять без спросу сразу десяток метательных снарядов, не вызывая подозрений, не представляется возможным.
На этом тема разговора оказалась исчерпана. Пациентки погрузились в свои мысли. Добавить было нечего.
– Сейчас, после обеда мы все пойдём в комнату для групповой терапии, где сестра Ратчет прочитает вам лекцию о дисциплине.
От этих слов, сказанных Эпплджек, веяло неприятных холодом, несмотря на профессиональную доброжелательность в голосе доктора. Остатки душевного тепла сдуло без следа.
Две другие пациентки также быстро спрятали свои только-только показавшиеся чувства за масками отчуждённости.
Остаток обеда прошёл в тишине.
Привычный тихий звоночек сигнализировал об окончании приёма пищи, и наша разношёрстная компания направилась к выходу из кафетерия.
Вскоре цокот шестнадцати копыт по кафельному полу растворялся в звуках оживлённых коридоров больницы.
Повсюду ходили группы пациентов, сопровождаемые санитарами на прогулки, музыкальные занятия, занятия по копытоделию, занятия по рисованию, занятия в тренажёрном зале…
Сегодня была суббота, а не будний день, когда большинство пациентов отправлялись на обучение у больничных педагогов или на групповые терапии.
Сегодня групповая терапия ожидала только наших, особо выделившихся пациенток.
За очередным поворотом показалась конечная точка маршрута. Санитар и медсестра тихо о чём-то беседовали у входа в неприметный кабинет, в котором, как помнила Твайлайт, находилось два десятка стоящих по кругу стульев. Похоже санитар был за охранника, а медсестра за чью-ту провожатую.
Внутри уже ожидали старшая медсестра Ратчет, её верный помощник Силас, и, неожиданно, Флаттершай, которая вжалась в свой стул, находящийся на наибольшем расстоянии от сестры Ратчет и входа одновременно, и еле заметно тряслась.
– Доктор Эпплджек, рада вас видеть, – не стала терять времени старшая медсестра. – Полагаю, никаких неприятностей, вроде споров и обвинений, наши особенные гостьи не доставили.
– Не доставили. Они наоборот вели себя очень тихо и порядочно, – Эпплджек пропустила пациенток вперёд, оставшись стоять у двери.
Гостьи стали рассаживаться. Рейнбоу Деш поспешила сесть рядом с Флаттершай, и приобнять её подрезанным крылом, что помогло последней побороть свою дрожь.
Твайлайт и Пинки Пай же выбрали места случайно, держась подальше от медсестры и друг друга.
– Приятно слышать, – профессионально-сладким голосом продолжала сестра Ратчет, ожидая пока все рассядутся. – Итак, как вы все знаете, неделю назад было совершено страшное дисциплинарное нарушение, к которому вы все причастны…
Далее последовала долгая, нудная лекция о дисциплине, о поддержании порядка, об особенностях отношений между медперсоналом и пациентами, о необходимости дисциплинарных наказаний, о положительном влиянии самодисциплины на психическое состояние…
Твайлайт слушала в пол уха, виновато склонив голову, чтобы скрыться от взгляда лекторши. Глаза лавандовой пациентки гуляли по комнате, пытаясь уловить настроение остальных слушателей.
На Пинки не было лица. Она пыталась слушать очень внимательно. Однако, всё, что она слышала, было одной и той же фразой, замаскированной в разные слова. «Ты – плохая пони».
Рейнбоу Деш почти не скрывала своё полное безразличие к теме лекции. Она просто не слушала. И хоть взгляд её был направлен куда-то в центр комнаты, всё её внимание занимала сидящая рядом жёлтая пегаска.
По внешнему виду Флаттершай было крайне сложно определить хоть что-то. Она наверняка слушала, но не слова, а тон, с которым говорила сестра Ратчет. И очень боялась, что тот станет суровым.
Зачем я на них вообще смотрю? Чего я от них хочу? Странное чувство опять вызывало в голове неприятный зуд непонимания.
– А теперь, дорогие мои нарушители, я очень хотела бы услышать ваши искрение извинения, – сестра Ратчет обвела ледяным взглядом присутствующих. – Пинки Пай, – розовая пациентка-неассистент чуть не подпрыгнула от собственного имени. – Не хочешь ничего сказать?
– Д-да. Конечно, сестра Ратчет, – как же неприятно было слышать столько страха в голосе вечно весёлой подруги. – Я хотела сказать, что больше никогда не буду взламывать замки в больнице. И, вообще, никакие замки! И я не буду помогать другим пациенткам в их неправильных замыслах, какими бы смешными и интересными они не были. И если я снова узнаю, о чём-то плохом, что задумывает кто-то-мне-не-безразличный, то я тут же сообщу об этом медработникам, чтобы кому-то-мне-не-безразличному помогли не совершить эту страшную ошибку.
– Хорошо сказано, Пинки, – взгляд медсестры оторвался от розовой земнопони, к облегчению последней, и направился на парочку пегасов. – Рейнбоу Деш, не хочешь извиниться?
– Простите м-м-м-меня за то, что я стукнула санитара. Взрослая кобылка не должна решать проблемы силой. Мне не стоило связываться с сом-м-м-мнительной компанией хулиганов, и принимать участие в их глупой выходке, – радужногривая пегаска проговорила эту фразу, как зазубренную шпаргалку, не вкладывая в слова никакого смысла, но сестру Ратчет, кажется, такой ответ устроил.
– Рада, что ты это поняла.
Теперь настал черёд самой молчаливой и беззащитной пациентки.
– Флаттершай, – дрожь названной пациентки вернулась, и даже стала сильней. Радужногривая подруга постаралась обнять её крепче, но это не помогло. – Ты ведь больше не будешь принимать участие в сомнительных авантюрах и помогать дебоширам нарушать больничные порядки? Не будешь?
Несмотря на тряску, жёлтая пегаска нашла в себе силы выразительно утвердительно кивнуть.
– Вот и славно, – пугающий холодный взгляд отпустил несчастную. Её дрожь начала утихать.
Наконец старшая медицинская сестра Ратчет посмотрела на виновницу всего произошедшего.
– Твайлайт Спаркл. По-моему все, присутствующие здесь, очень хотят услышать твои извинения. Тебе есть что сказать?
Вдруг Твайлайт обнаружила, что и вправду все присутствующие в комнате, а именно три пациентки, доктор, старшая медсестра и санитар, внимательно смотрят на неё.
– Я…
Мысли предательски путались. Единорожка не находила слов для извинений.
Непонятное чувство медленно подгрызало защитный слой апатии.
– Я…
– Ну же, Твайлайт. Ты разве не хочешь попросить прощения? – попыталась подсказать Эпплджек.
Хочу ли я попросить прощения?
И тут пришло понимание, что это было за чувство, вызываемое её друзьями.
Раскаяние.
Я хочу прощения! Я хочу не просто извиниться. Я очень хочу, чтобы мои друзья поняли и простили меня. Я хочу объяснить им всё. Объяснить, почему я всё это делала.
Я не хочу оставаться одной!
Чувство стыда и угрызения совести пробились наружу, заметно изменив голос.
– Я хотела сказать, что…
Громкий стук в дверь прервал несостоявшуюся исповедь. Дверь резко открылась и на пороге появилась… Рэрити?