Вещи, что Тави говорит
Зверские вещи (Beastly Things)
Диджей Каприкорн уже проснулась?
Может быть. Может быть, и нет.
Не могу сказать.
Я считала время походами в туалет... и мне кажется, что их было слишком мало.
Я просто слишком много потею.
И вместе с потом выходят вся моя мечтательность и паранойя...
Сдерживаемые слёзы, подобны пулям. Каждая из них стучит по внутренней поверхности моего черепа.
Прошлое это мигрень, скатанная в грубый клубок, который тянут за оба конца сразу. Мой мозг кричит с каждой нотой, которую я видоизменяю, трансформирую, калечу, превращая в подобие нового шума.
Столетия назад это было легко. Но теперь, когда мне приходится собирать всё это воедино, чтобы присяжные могли сложить мозаику во что-то похожее на портрет пони, которая всю свою карьеру была мертва...
Я чувствую, как все пустые уголки моего существа наполняются булавками и иголками. Мне больно двигаться, каждое вращение диска заставляет меня истекать кровью изнутри.
Думала ли я когда-нибудь, что это будет легко?
Я говорю себе: "Ещё один трек".
"Ещё одно сведение сэмплов", и я пойду прогуляться.
Выйду подышать.
Выйду, чтобы с криком пробежаться по улицам, пока малиновый не превратит содержимое моего черепа в кашицу. Окончательное освобождение. Утешение...
Но что-то меня удерживает. Звук? Цвет?
Дело не в том, что фиолетовый опьяняет. Он знакомый, да. Но с чего я взяла, что он так хорош?
Потому что так чертовски болит.
О, Селестия на байке...
Я чувствую, как всё ускользает. Каждая минута, каждый час. Я – фарфоровые осколки, каждый край которых обращён на север... и всё же я пытаюсь запихнуть их всех в круглое отверстие в надежде, что оно пролезет.
Богиня, помоги мне. Это такая катастрофа. Как мне вообще пришло в голову, что есть реальная надежда закончить это.
Закончить это означало бы одно и только одно: закончить себя.
И судя по тому, как всё кровоточит, звук, гам, царапанье в моём черепе, думаю, что я предпочла бы замерзающую реку.
И всё же я не ухожу.
Не вырываюсь из квартиры Каприкорн.
Небеса, помогите мне, я потная, тяжело дышащая куча. От меня, должно быть, пахнет, как от свалки. Даже у бомжей хватило бы здравого смысла не позволять себе жариться в таких условиях интенсивной инкубации безумия.
Я не должна была делать всё в одиночку.
Каприкорн здесь.
Я должна позволить ей разделить этот груз... как я позволила Лире.
Не вся моя студийная работа технически "моя". Даже на турах я сама не своя без Роуди Бо, выступающего в роли моей половины.
И всё же... Я не могу заставить себя позвать её.
Так же, как я не могу заставить себя думать о Тави.
Это болезненно и жа́лко.
Потому что это касается меня... и я слишком долго позволяла ей гнить. Очистка от всей этой гноящейся заразы оставляет в воздухе тошнотворное зловоние, и я вдыхаю его с каждым вдохом. Гниль тает в моих венах, распространяется по каждому органу и пропитывает кожу этим скользким потом.
И всё это время мои ноги продолжают двигаются... рог продолжает светится...
…и что-то мистическое прорастает. Сливается. Превращается в чудовище, слишком громоподобное для моих ушей.
И всё же я знаю, что... спустя несколько месяцев... недель... дней...
...я всё равно буду слушать этого зверя.
Убьёт ли она меня или только попытает?
Полагаю, время покажет... по крайнем мере это не даёт мне уснуть прямо сейчас.
Семь лет и двенадцать баллад позади, и я всё ещё стою на краю пропасти.
Ритм продолжается. Моё сердце учащённо бьётся. И я цепляюсь за проигрыватель, чтобы удержаться на плаву.
Я должна сделать это.
Я должна закончить... закончить с ней... закончить со собой...
Я должна... должна...