Вещи, что Тави говорит
Мелодичные вещи (Melodious Things)
Поезд подъезжает к станции, шипя громко и а́ло.
Я хватаю свою седельную сумку и выхожу из вагона.
Холодный горный воздух встречает меня восхитительным покалыванием. Пони хотяд взад и вперёд, одетые в официальную одежду высшего класса.
Я бросаю взгляд на своё отражение в окне пассажирского вагона. С моей заплетённой в косу гривой и голубым шёлковым шарфом я полагаю, что более-менее вписываюсь в эту компанию. С улыбкой я поправляю свои седельные сумки на спине и направляюсь вперёд лёгкой пружинистой походкой.
Улицы Кантерлота покрыты тонким слоем снега. Белый иней цепляется за отполированные синие крыши. Изогнутые фасады бледных зданий сверкают в солнечном свете, придавая ослепительный блеск сердцу Эквестрии. На улице холодно, достаточно холодно, чтобы видеть, как моё малиновое дыхание принимает осязаемую форму. Улицы в основном пусты, что облегчает поиск... Я прочёсываю холодный воздух в поисках цвета.
Наконец... я чувствую его. Смутный всплеск фиолетового. Она в хорошем настроении. Я рада.
Я заворачиваю за угол и нахожу её. Она единственная кобылка, которой взбрело в голову сидеть на веранде кафе. Она задирает нос, потягивая горячее какао из кружки, и чуть не давится. Неуклюже, она встаёт со своей любимой дорожной подушки.
– Вот и ты! – Октавия выдыхает с облегчением. – Богиня живая! Я уж боялась, что поезд упал в овраг или что-то подобное!
– Прости, что опоздала, – говорю я, слегка морщась. – Принц Флэш организовал дополнительные проверки безопасности по всему маршруту.
– Ну, разве можно винить капитана? – Октавия ухмыляется. – В конце концов, Твайлайт уже на одиннадцатом месяце.
– Тебе действительно не стоило сидеть здесь на холоде и ждать меня.
– Ты что, шутишь? – она садится на свою подушку и поправляет пальто. Оно хорошо смотрится на ней. На ней даже снежинки хорошо смотрятся. – Находиться здесь, на таком холоде? – она обхватывает себя передними ногами и улыбается, несмотря на лёгкую дрожь. – Это напоминает мне, что я жива, – подмигивание. – И ты знаешь, как сильно я люблю чувствовать себя живой.
Я хихикаю.
Она выгибает бровь.
– Что?
– Ничего, – я подмигиваю сквозь её фиолетовые вздохи. – Я просто обожаю, какой непосредственной ты можешь быть, когда говоришь правду.
– Снова подрабатываешь живым детектором лжи, да? – Тави ухмыляется, когда она снова подносит кружку к губам. – Держу пари, это раздражает Бо до чёртиков.
– Ммммм... – я сажусь напротив неё. – Он слишком занят.
– Что, у него уже есть новый статный кавалер?
– Не-а, – я качаю головой. – Это всё его новый сольный альбом, над которым он работает. Я рада за него и всё такое, но я хотела бы, чтобы он не проводил ночи напролёт в студии.
– А разве Каприкорн могла заставить тебя пойти на свидание с постелью, пока ты создавала Циан Сейвс?
– Хммм, – я улыбаюсь. – Туше́.
– Не хочешь зайти внутрь, любимая? – Тави указывает на заиндевевшие окна кафе. – Не нужно страдать только из-за того, что я чувствую себя отважной.
– Нет. Это... – я улыбаюсь, потирая передние копыта и глядя на яркие здания, – это здорово. Когда я здесь на гастролях, у меня никогда нету времени просто полюбоваться видами.
– Что ж, в эти выходные у нас будет столько времени, сколько мы захотим, – она улыбается. – Кстати говоря, я обожаю твою гриву.
– Хи-хи-хи... – я перебрасываю косу через шею. – Спасибо...
– Кого я должна поблагодарить на этот раз? Каприкорн? Рэрити?
– Ммммм... – я улыбаюсь ей, разрумянившись. – Свити Белль.
– О? – Октавия моргает. – Она что, решила найти новое призвание?
– Нет, она просто… – глупый вздох. – Она просто Свити Белль, – я прочищаю горло, преодолевая малиновый взрыв. – Лира вносит последние штрихи в её дебютный альбом.
– Она всё-таки решила стать её звукорежиссером?
– Да. Лучше иметь прочное основание в Понивиле, прежде чем быть брошенной на растерзание акулам музыкальной индустрии.
– Лунное пойло, и это говоришь ты!
– Тссс… – я морщусь, оглядываясь по сторонам. – Тави! Вот надо тебе?
– О, перестань, любимая, – она машет копытом, посмеиваясь. – Не похоже, чтобы Королевские Сёстры могли услышать нас изнутри своего бастиона из слоновой кости. Кроме того... если бы ты выступала на стольких Гала, как я... то знала бы, что они поощряют подобное легкомыслие.
Тем не менее я вздрагиваю.
– Поверю тебе на слово.
– Кстати, о мисс Хартстрингс, – Октавия наклоняется вперёд, её глаза блестят. – Ты принесла фотографии?
Я смотрю на неё. Я ухмыляюсь. Лёгким движением телекинеза я достаю из своей седельной сумки пачку фотографий и держу перед ней.
Октавия берёт их в свои копыта. Она охает.
– О! О, боже! – она тянется за невидимым бокалом вина, затем жуёт своё копыто. – Они... они просто потрясающие!
– Из тебя лучший судья, чем из меня, – говорю я. – Я бы показала тебе раньше, но... с этим моим турне и твоими репетициями...
– О, Рэрити просто превзошла саму себя! – Октавия поднимает голову. – И это только для подружек невесты?
– Угу...
– Я содрогаюсь при мысли о том, каким неподражаемым будет свадебное платье Бон-Бон! – Октавия откидывает чёлку в сторону. – Разве недостаточно того факта, что церемония назначена примерно на то же время, когда принцесса должна родить?
– Ну, у Лиры имеется план действий на случай непредвиденных обстоятельств.
Октавия поднимает голову.
– И в чём он заключается?
– Три слова. Восстание. Воинствующих. Му́лов.
– Ха-ха-ха-ха! – Октавия швыряет фотографии обратно в меня, а затем ахает от своего жеста. – О! Чтоб меня! Снкккт… извини! Хи-хи-хи!
Я смеюсь, легко возвращая фотографии обратно своим телекинезом.
– Это будет потрясающе. Вот увидишь.
– Что угодно, лишь бы увидеть Бо в розовом костюме, – сверкают оскалённые зубы Октавии. – Ты же знаешь... он обещал.
– Он был пьян, – бормочу я. – Не все так хорошо переносят вино, как ты.
– Это да, но-о-о... что-то что-то газированные напитки, любимая.
Я прочищаю горло.
– Ты же знаешь, что я бросила это дело больше года назад, – я прикусываю губу. – После... после той неприятной поездки в больницу, из-за моих почек.
Октавия вздрагивает.
– Как быстро я всё забываю. Богиня... кажется, прошла целая вечность с последнего раза, когда мы вот так сидели вместе. Никакого давления... никакого нависающего графика или чего-то ещё.
– Да. Эмм... извини, – я прочищаю горло. – Последний тур уже подходит к концу. Обещаю.
– Я не хотела пробуждать в тебе чувство вины, дорогая, – говорит Октавия. – Кроме того… – она выгибает бровь, наклоняясь за очередным глотком какао, –...мы уже не раз и не два подводили итог этому разговору, не так ли?
– Да. Подводили, – я смотрю на неё. Я борюсь с лёгкой волной головокружения и спрашиваю: – И-и, как продвигаются репетиции?
Она допивает свой глоток и поднимает на меня глаза.
– Гладко.
Я склоняю голову набок.
– Насколько гладко?
– Позволь мне сформулировать это так, – Октавия откидывается назад, скрестив передние ноги на груди. – По словам Харшвинни, к этому лету я должна занять ведущее место.
Я наклоняюсь вперёд.
– На этот раз по-настоящему?
– Разумеется, – Октавия закатывает глаза. – Если бы это было во власти Харшвинни, я бы заняла его больше года назад. Но... как ты уже знаешь... здесь замешано гораздо больше политики, чем я когда-либо ожидала.
– Ну, конечно. Закономерно, полагаю.
– Это не вопрос таланта, – взгляд Октавии мечется между синими крышами. – Это вопрос... старого капризного пердуна, обогревающего сиденье впереди меня.
– Тавииии...
Она хихикает. Она наклоняется вперёд, помахивая копытом.
– Но, со всей серьёзностью, это… – она вздыхает. Она смотрит на меня снизу вверх с тёплой улыбкой. – Это просто волшебно, Вайн, – она выдыхает, её голос серьёзный и пурпурный. – Каждый день... вся эта элегантность... утончённость, – её губы мягко изгибаются. – Я окружена красотой со всех сторон. Это как... принимать тёплый, ароматный душ для моих глаз и ушей каждую секунду, что я провожу с этим оркестром.
Я ухмыляюсь.
– И мы все знаем, как сильно ты любишь тёплый, ароматный душ.
– Или, с другой стороны… – она прочищает горло, – ...мы все знаем, как сильно я люблю быть в месте, которое я обожаю больше всего на свете… – её рот открывается, – ...за исключением одного другого места.
Я чувствую, как у меня в горле образуется комок.
– Знаешь… – вздыхает она, не сводя с меня глаз, –...такое ощущение, будто только вчера мы удивляли большую толпу посетителей на другой свадьбе, – она улыбается. Её голос дрожит. – Уверена, Крэнки и Матильда и не подозревали, на что подписываются.
Я тереблю свой шарф, одаривая её застенчивой ухмылкой.
– Как думаешь, Понивиль готов к выходу на бис?
– Уж лучше бы ему быть готовым, чёрт побери, – выпаливает Октавия.
Я смеюсь.
– Иначе Лира будет не единственной кобылой, жаждущей воинственного восстания.
– Разве Флэшу недостаточно своих проблем на копытах?
– Судя по всему, нет.
Хихиканье. Малиновое и фиолетовое.
– Оооо, боже мой… – Октавия делает ещё один глоток из своей кружки. – Это здо́рово. Мне не терпится показать тебе квартиру.
– Ты имеешь в виду тот чердак, куда ты переехала? – я пристально смотрю на неё. – Ты всё продолжала и продолжала писать о том, что вид из восточного окна сражает наповал.
– Если выражаться поэтичным языком, – она прочищает горло. – Однако, тебе лучше следить за своими копытами по пути внутрь.
– Хм? Почему это?
– Скриблер. Вот почему.
– Что? – я моргаю. Затем я чувствую, как у меня опускаются уши. – О боже... она снова за своё?
– Она так карает, говорю тебе, – стонет Октавия. – Она это делает каждый раз, когда я переезжаю. И я много переезжала с тех пор, как присоединилась к оркестру. Тебе это хорошо известно, Вайн.
Я придвигаю свой стул поближе и кладу улыбающийся подбородок на пару копыт.
– Расскажи мне поподробнее.
– Ну… – Октавия откидывается назад, жестикулируя копытами, и её фиолетовый голос наполняет заснеженный воздух. – Поначалу это не было такой уж проблемой, но потом это стало ежедневным явлением. Особенно в этом новом месте. Сначала я думала, что, возможно, у неё кошачья боязнь высоты. Звучит глупо, знаю. Но потом мне пришло в голову, что, возможно, ей одиноко. Потому что меня полдня нету, а когда я возвращаюсь домой, то тут же бросаюсь в душ, как какая-нибудь грязная кошёлка. Лично я не понимаю, почему какая-либо кошка может чувствовать себя неуютно в таком замечательном месте жительства. Разве кошки не обожают высокие места? Я имею в виду, так ли ей сложно оставить более понятную подсказку? Эхехех... В конце концов, она определенно любит оставлять подарочки в самых неудобных местах, так что я не понимаю, почему бы не... – она замолкает, затем моргает в мою сторону. – Эмм... пожалуйста, любимая, останови меня если я начну ходить кругами...