Утро

Не играйтесь с этанолом, этот парень - шут с приколом

Рассвет. Скажете, самое ординарное событие, что мы лицезреем день ото дня. И всё же, несмотря на фактическую обыденность, не перестаём им любоваться. Как будто каждый новый рассвет отличается от предыдущего…ха. Конечно, это не так, ну, или не совсем так. Скорее беда в том, какова обстановка и наши чувства в момент созерцания рассвета. Понятно, что какой-нибудь средний работник одного из офисов Мэйнхэттэна вряд ли будет зацикливаться хоть пару секунд столь прекрасным, и, в равной степени, столь же простым и понятным действом, как рассвет. Ему банально не до этого, его ждёт завтрак, а после – 8-часовая рабочая смена в одном из многих небоскрёбов этого прекрасного, и, в равной степени, ужасного города.

Но со мною ситуация была отнюдь не схожей. Нет, рассвет я созерцал прямо сейчас, равно как и герой моего примера. Вот только обстоятельства были иные.

Открыв глаза и тут же слегка прищурившись от бившего сквозь не до конца закрытые жалюзи солнечного света, я огляделся. Вид комнаты был, не побоюсь сего слова, удручающим. Нет, она не навевала тоску, просто походила скорее на порождение Дискорда, нежели на спальню в дачном домике. Я начал свой осмотр с постели. Левая половина была занята мной (неожиданность), а вот одеяло на правой половине сейчас вздымалось, выдавая спящую душу. Правда, само одеяло было распределено не слишком равномерно, ибо большая часть попала к лежащей справа, но я не жаловался – всё равно сейчас лето, а ради любимой не жалко.

Окно чем-то походило на шедевр современного искусства. Держащиеся на двух петлях из пяти жалюзи (вот и причина моего раннего подъёма) висящая на подставнике для светильника гитара без двух струн. Подоконник с лежащими на нём не то журналами, не то газетами Эквестрийских новостей – сложно различить не вставая. Благо, что окно цело, иначе пришлось бы выложить круглую сумму и выслушать нравоучения от Чарра на тему вреда алкоголя собственной варки. Поражаюсь нашему гитаристу – все в группе такими вещами балуются и почему-то без потерь. Но Чарр, видать, пони со стальными…кхм-кхм…принципами, а не то, о чём вы подумали!

Мысли о нашем гитаристе и желание осмотреть урон правой части комнаты заставили меня пошевелить головою. Лучше бы я этого не делал. Стоило мне нарушить покой вестибулярного аппарата, как тот тут же дал о себе знать и голова разразилась непомерной, острой болью. У меня на глазах даже выступили слёзы, так как я зажмурился, пребывая в агонии. Н-да, надо было остановиться после пятого бокала, но нет же. Теперь, Базз, будешь расхлёбывать, что затеял вчера.

Стараясь не думать о том, что было часов эдак двенадцать назад, ибо думать нынче и лично мне весьма больно, я сфокусировался на правой стороне комнаты. Дверь была открыта нараспашку, как и платяной шкаф, где мы с друзьями хранили наше собственно сваренное пойло. По законодательству Эквестрии, крепко алкогольные напитки запрещены к употреблению, производству и хранению, но, ответьте честно, Вас бы это остановило перед желанием сделать нечто подобное? Вот и нас нет. Рядом со шкафом висели крючки с вешалками и одеждой. Халат белого цвета, химические очки, цилиндр с пришитыми к нему шестерёнками – часть моего образа на концертах. Ума не приложу, откуда он тут, впрочем, как и лабораторная одежда. Трюмо, благо что целое, а на нём стоят аккурат виновники моего нынешнего состояния – литровые бутылки из цветного стекла, а около них соучастники преступления – пара гранённых бокалов собственной персоной. Задержавшись на бутылках я понял, что из семи литров в живых остались лишь пять. Сквозь боль подумав головой я понял, что вчера мы выпили около двух литров тридцатиградусного (по замерам Шкипа) самогона нашего с ним производства. Вернее, в сумме, ибо я, судя по моему состоянию выпил больше, нежели одну бутылку. Чувствую, моя печень скоро пойдёт умывать копыта. Надо будет с этим что-то делать.

Шорох справа заставил меня оторвать взгляд от злосчастных преступников, стоявших на трюмо и перевести его чуть ближе. Одеяло начало шевелиться, и через пару мгновений из-под него показалась виновница. Кремового цвета шёрстка, каштановая грива, обычно заплетенная, а сейчас растрёпанная после вчерашнего и аккуратные крылышки, сейчас немного взъерошенные от пробуждения. Ярко-зелёные глаза выражали некоторую сонливость, а на мордочке играла улыбка. Что сказать – Кали была прекрасна даже в сонном виде. Порою, она представала передо мною такой и после некоторых опытов, когда я навещал её в Университете, где она работает химиком-практиком. И всегда это вызывало и вызывает у меня умиление.

— Доброе утро. – проговорил я и попытался встать, но моя голова была иного мнения, разразившись новой вспышкой боли.

— Доброе. – ответила Кали и, видя мои попытки встать, легко поднялась и направилась на кухню – за противоядием. Ей повезло больше, нежели мне, ибо выпила она меньше. Я же смог, наконец, подняться и, держась одной ногой за голову, направился следом.

— Так, Базз. Вспомни, что тебе советовал накануне Шкип. Вода, обезболивающее для головы, а после неплохо бы себя в порядок привести.

— Ты это с кем? – Кали выглянула с кухни и сейчас с недоумением глядела на меня, стоявшего в проёме.

— Вспоминаю рецептуру против похмелья. – просто ответил я и прошёл на кухню к уже осушенному на треть графину с водой. Поскольку единорогов в домике не было, от идеи с обезболивающим пришлось отказаться. Что же, в таком случае его роль заменит святой воздух.

Отпрянув от уже третьего стакана с заветной водой, я вышел на крыльцо. Так как над ним был козырёк, да и солнце сейчас светило с противоположной стороны, меня окружила приятная прохлада. Воздух был свежим и влажным от росы. Простояв в забвении пару минут и едва не задремав я услышал, как дверь за мной скрипнула, а после послышался наигранный кашель.

— Не хочешь привести себя в порядок?

— А то как же. – я открыл глаза и посмотрел на пегаску. Вид у неё стал получше. Глаза утратили сонливость, хвост и грива были расчесаны, хоть последняя и осталась распущенной. Такой она мне нравилась даже больше. Дополнял картину светлых тонов бант, сейчас сидящий на макушке.

— Тебе очень идёт распущенная грива. – я не смог удержаться от комплимента.

— Спасибо. – на мордочке Кали заиграла стеснительная улыбка, вызвав у меня очередной приступ трогательности.

Полюбовавшись ею ещё пару секунд я направился в ванную. Допускаю на все сто, что выгляжу я как самый последний бомж из Мэйнхэттэна. Дойдя до заветной ванной и глянув на себя, я понял, что бомж – это ещё мягко сказано. Свалявшаяся шерсть, сонные и пустые зеленые глаза с огромными мешками, растрёпанная и с вихрами грива и хвост. Последний вообще был, такое ощущение, что заплетён одним небезызвестным драконикусом.

Окончив с водными процедурами, я вышел из ванной в почти здоровом состоянии. Даже запах перегара почти перебился, хотя какие-нибудь сутки он будет давать о себе знать. Что поделать, такова цена за безрассудство.

Кали же к этому времени приготовила нам завтрак. Вообще её любовь к экспериментам не ограничивалась одной лишь химией, а потому дух экспериментаторства перетекал и в смежные, бытовые вопросы, как, скажем, кулинария. Порою получалось не очень, и тогда пегаска отчаянно просила меня относиться непредвзято к её блюдам, мотивируя это чистотой выводов. Я, конечно, соглашался, но параллельно чувствовал себя неловко. Меня воспитывали благодарить за проделанную работу по умолчанию, а критике подвергать лишь в самых особых случаях. Наверное, поэтому, а может из-за общей робости, поначалу у нас возникали ну совсем комичные ситуации. Доходило до того, что Кали едва ли не подкупала меня, чтобы я “честно” высказался о её детище.

Сев около пегаски и принявшись за смесь из кукурузы, салата и помидоров я задумался. Кали очень добрая пони. Она безусловно любит меня, и эта любовь взаимна. С ней интересно и у неё можно многому научиться. Это же ведь, буквально, идеальный вариант. Да, она часто чрезмерно увлекается работой, но все мы не без греха. Она постоянно заставляет меня стать лучше. Действительно, может-таки пора?..

— О чём задумался? – Кали подняла взгляд на меня.

— …

— Ба-а-а-а-з!

— А! Что? – Я встрепенулся.

— Говорю, о чём задумался?

Я выдержал паузу. Сказать правду, или обождать для сюрприза? Сюрприз – штука такая, не для всех. А правда хотя бы покажет отношение. Может, лучше вообще не раскрывать все карты сразу? Вроде, лучший вариант. Попробуем.

— Об одном довольно важном событии.

— Каком, если не секрет?

— Скорее, это наполовину секрет. —  я поиграл бровями. У меня назрел отличный план.

— Так-так-так. – Кали даже придвинулась поближе ко мне, боясь упустить хоть слово.

— И ты должна будешь поклясться, что не проболтаешься.

— Клянусь всем, что имею.

— Хорошо, мы…в этом году…будем выступать в Кантерлоте…с новым альбомом…вместе…с…

— Давай-давай, не тяни. – чуть ли не простонала Кали, сгорая от любопытства.

— Вместе с…Кантерлотским оркестром! – закончил я.

Спустя какую-то секунду я оказался в объятиях своей особенной пони.

— Святая Селестия, как же я за тебя рада! Как вам удалось?! Как вы?!

— Спасибо, но это ещё не всё. – я сверкнул глазами. – Я заполучил тебе билет прямо в первый ряд, где обычно сидит вся местная элита.

— Ох, Базз, не нужно было… — я не дал ей закончить, прикрыв рот копытом.

— Не-не-не, главный сюрприз ещё впереди, так что подготовься морально. – И с этими словами я вернулся к своему завтраку. Кали, несмотря на полный любопытства взгляд, последовала моему примеру.

Окончив завтрак, нам предстояло самое нудное – уборка. Жаль, что Дискорд не выполняет функции наёмного уборщика. У него же куча копий, не уж то нет ни одной, которая была бы не против убраться по щелчку. Так или иначе, мы приступили.

— Мне кажется, бутылки лучше спрятать. Мало ли, что скажут Шкип и Чарр. – я поставил заветное пойло в платяной шкаф, а пустые тары – к проёму, дабы не забыть их.

— Ага, это мне сейчас нужно думать, что сказать родителям. – Кали вторила моим опасениям. – Что они подумают, если поймут, что их дочь колдырила, да не абы что, а тридцатиградусный самогон, что любезно состряпали её кольтфренд и его друг?

— Не знаю, но допускаю, что ничего хорошего. – банальный ответ, но уместный, в такой-то ситуации. – Можно, конечно, на обратном пути до города, залететь к лавочникам и купить тебе духи, как знак крещения.

— Чем?

— Нашим самогоном конечно же! – мы рассмеялись.

— Что же, шутка зачтена, но если уж ты настаиваешь…я бы не отказалась. – Кали похлопала ресницами.

— Да, а я именно, что настаиваю. – я повторил жест. Очередная порция смеха.

Через добрую четверть часа мы отвоевали у беспорядка примерно половину комнаты. Шкаф был в надлежащем виде, трюмо убрано, одежда сложена и убрана, а постель застелена.

— Ну-с, теперь финальный раунд. – сказал я и мы, выдохнув, ринулись в битву с новой силой.

Найти струны для гитары оказалось куда сложнее, чем я думал. Пребывая в поисках я вспомнил, почему на гитаре вместо шести заветных оказалось лишь четыре. Я же снял их вчера, когда учил Кали игре. Получалось пусть и не очень, но это дело такое. Глаза страшатся, а копыта делают.

— Вот она где! – поликовав, я достал одну из струн из-под кровати.

— Не это ищешь? – Кали показала на ещё одну, что завалилась за трюмо.

— Её самую. – ответил я и, взяв оставшуюся заветную, принялся вдевать их.

Окончив с инструментом, я принялся за жалюзи. Одна петля оказалась безвозвратно испорчена нашими вчерашними похождениями, но две других были ещё в норме. Благо мы располагали крыльями, ибо какой-либо стремянки или банальной лестницы у нас не было. А не было потому, что домик нашей группы, где пятеро из шести умеют летать проектировался именно что исходя из этой мысли. Зачем пегасам и фестралу лестница, спрашивается? Вот и я не понимаю. Так или иначе, мы закончили с жалюзями и теперь комната приобрела свой первозданный вид до нашего появления. Наводить порядок было, на удивление, не так уж и скучно, особенно учитывая факт того, что делали мы это согласовано.

— Готов? – Кали в последний раз проверяла, не забыли ли мы чего перед отлётом к нам домой, в Понивилль. После того, как наш второй альбом разошёлся неплохим тиражом я смог себе позволить домик в этом спокойном городке и, спустя несколько месяцев, предложил Кали ко мне переехать.

— Вроде как нет…нет, ничего. – я закрыл домик на ключ и сложил его в седельную сумку.

— Ну, тогда полетели! – Кали взмыла в воздух и зависла в паре метров надо мною.

— Полетели. – повторил я и мы взяли курс на восток, удаляясь от заветного дома, и столь же заветного солнечного диска.

В полёте я думал, как бы обыграть всё, что мне предстоит через каких-то три месяца – в октябре будет заветный концерт, а с ним, если всё пойдёт как надо – заветное предложение.