Дорога на Кантерлот
Дорога на Кантерлот. Глава II: Разведка боем.
Запись от 20.10.11
Эскадра продолжает действовать в том же районе, что и в предыдущий период. Частота вражеских вылетов растёт, что приводит и к росту потерь. За прошедшие сутки произошли следующие боевые эпизоды:
В 9.07 по местному времени вражеская штурмовая группа совершила серию ударов в полосе наступления 3-ей панцердивизии. На перехват брошена 158-я эскадрилья. Командир — гауптман Кехтис. В 9.15-10.18 произошла серия воздушных схваток, окончившихся успехом Люфтваффе. Потери эскадрильи составили 4 машины сбитыми и 3 повреждёнными. Враг потерял около 6-ти штурмовых самолётов и 7-ми истребителей прикрытия сбитыми и повреждёнными.
В 10.30 по местному времени эквестрийские ВВС снова наносят удары по нашим колоннам, но это происходит уже в полосе 20-й панцердивизии. Против неприятеля выступает 157-я эскадрилья. Командир — гауптман Хартис. Неприятельские звенья частично удаётся перехватить ещё до атаки, эквестрийцев захватили врасплох, успех снова оказался за Люфтваффе: эскадрилья потеряла всего 2 машины повреждёнными. Враг потерял 7 штурмовиков и 9 истребителей сбитыми. Столкновение продолжалось с 10.34 до 11.01.
С 11.00 по 13.00 в небе продолжается затишье. Совершив две неудачных вылазки, эквестрийское ВВС сворачивает свою деятельность.
Однако, в 13.10 по местному времени находящееся в патруле звено из 160-й эскадрильи (Командир — гауптман Артиде) сталкивается в бою с превосходящими силами неприятеля. Лётчики успевают сообщить об этом, но их сбивают. Через 3 минуты (13.03) вся эскадрилья Артиде втягивается в бой. В 13.15 схожий эпизод происходит в зоне ответственности 157-й эскадрильи. Силы неприятеля оцениваются от двух до трёх истребительных эскадрилий: 158-й эскадрилья так же выдвигается на помощь. В 13.18 командир I-й группы майор Пестис сообщает в штаб эскадры о начале крупного боестолкновения. Все резервные звенья и эскадрильи III-й группы (160-я, 162-я и 179-я эскадрильи. Командиры: майор Ликтиде, гауптманы Хирс, Керикс и Рекнис.) поднимаются в воздух. От действующей в другом районе II-й группы отделяется 180-я эскадрилья. Командир — гауптман Дектрис. Сражение происходило над поселением Роузбридж и далее будет упомянуто вместе с этим названием.
Первое время противнику способствовала удача и фактор внезапности: эскадрильи Пестиса понесли тяжёлые потери от самолётов неприятеля, на поверку оказавшихся машинами северян. Однако, когда крупная вражеская группировка лишилась своего построения и бой перерос в единичные дуэли — остаткам 158-й, 157-й и 160-й удалось удержать неприятеля на месте и отвлечь его внимание до подхода резервных сил эскадры. Едва заметив наше подкрепление коммунисты немедленно начали ретироваться. Часть их самолётов оказалась медленнее наших, либо повреждена в ходе сражения, поэтому лётчики Люфтваффе добили их при отступлении.
В итоге, потери Эскадры за 20.10.11 составили в общей сложности около двадцати истребителей сбитыми и повреждёнными. Потери неприятеля превышают эту цифру почти в полтора раза.
Краткий отчёт 17-й истребительной Эскадры Люфтваффе, действовавшей в районе Хоуп Холлоу. Активные действия эквестрийской и северянской авиации вынудили чейнджлингов перенаправить часть своих сил на прикрытие наземных войск от угрозы с воздуха.
— Вопросы есть? — Акрис убрал карту в планшет и внимательно оглядел лица своих бойцов, ожидая утвердительного молчания. Как и обычно, никто не проронил ни слова: цугфюрер остался этим доволен. — Разобраться в цепь. Идём аккуратно и медленно: неизвестно, насколько они далеко от нас. Выполнять!
Чейнджлинги последовали приказу и быстро рассеялись в широкую цепь, чей центр несколько выдавался вперёд. После короткого объяснения поставленной задачи, взвод погрузился в молчание, далее полагаясь лишь на язык жестов. Их камуфляж не очень подходил к местности и времени года, но грязь и земля быстро сделали своё дело. На это задание егеря не взяли ни миномёта, ни взрывчатки: даже пару взводных пулемётов решено было оставить на базе, дабы не нагружать группу. Большая часть бойцов шла без касок, зато командиры отделений поставили на свои карабины оптические прицелы, да и штатных снайперов никто не отменял. Это был очередной разведывательный рейд, но все шли на него с каким-то особенным чувством спайки и товарищества, с особенной решимостью довести до конца начатое четыре месяца назад. Тем более, в войсках ходили упорные слухи, что танки и мотопехота сумеют добраться до Кантерлота всего через два-три дня...
Рейнис шёл по засыпанной опавшими листьями земле, вслушиваясь в каждый шорох и смотря вперёд. Вокруг него шумел лес: ветер бессмысленно завывал среди облетевших ветвей и стволов, птичье пенье давно сменилось вороньим карканьем. Как опытный охотник, чейнджлинг чувствовал, что жизнь ушла из этого места. Нет, это была не подготовка к зиме или чему-то подобному. Это выглядело так, будто звери бежали от чего-то. Что-то подобное случалось во время лесных пожаров, когда за сотни и десятки километров от очага пламени всё затихало и замолкало. Животное более чувствительно: оно может предугадать многие напасти и катаклизмы. И на этот раз оно предугадало их.
Взвод подошёл к опушке: за ней начинался небольшой участок нераспаханного поля, свежая вырубка. Егеря ушли на задание в четыре часа пополудни, рассчитав поход на половину дня и одну ночь. С того времени пришлось дважды останавливаться и менять маршрут следования. Ни в двух, ни в семи километрах километрах от деревни Йеллоупич, где размещались передовые части дивизии, ни разведки, ни застав встречено не было. Обычно чейнджлинги располагали свежими фотосъёмками с самолётов, но сейчас приходилось пользоваться устаревшими, и строить план по предположениям и продуманному расчёту, что было намного труднее. Расстояние, которое можно было бы покрыть за час-два быстрой ходьбы, пришлось преодолевать на протяжении трёх часов. В данный момент времени уже темнело, солнце быстро закатывалось за горизонт.
Цепь залегла и поползла между бугров, с целью добраться до заветных деревьев. С каждым пройденным метром обстановка накалялась: Рейнису опять пришла в голову мысль, что их взвод остался один, что роту расщепили чтобы обеспечить хоть какую-то разведку в ущерб боевой силе. А ещё они с каждым шагом становились всё ближе к врагу, и чутьё охотника говорило стрелку о том, что он где-то впереди. Он не может быть не там. Они наткнутся на него рано или поздно — и тогда им станет уж всяко легче, чем сейчас, среди воющих деревьев и звенящей, лживой тишины. Сбоку от Рейниса скользил по земле Хильф. Он чувствовал почти то же самое, эти мысли были общими для всех. Они могли бы смутить менее подготовленных солдат, но не бойцов егерского корпуса.
Вот и новый участок леса, кажущийся ещё более маленьким и пустым чем тот, по которому они двигались до этого. Под Мейрчестером и Марипозой они были более густыми, но к востоку редели всё сильнее, снова превращаясь в небольшие острова посреди бескрайнего моря распаханных полей. Вдруг, в звенящей тишине послышался гул мотора. Акрис тут же узнал этот гул: он глухо ругнулся про себя, и жестом приказал всему взводу залечь и спрятаться. Егеря последовали команде: невысокие, едва заметные силуэты вмиг окончательно слились с пейзажем, прикинувшись обычной землёй. Жужжание вдалеке постепенно превращалось в жужжание над их головами: Рейнис чуть-чуть приподнялся и взглянул вверх: над лесом бурой молью кружилась этажерка. Самолёт висел высоко в небе и лес явно не был основным объектом его наблюдения. Тем не менее, какое-то время егерям пришлось пролежать в укрытиях, ожидая, пока враг не улетит восвояси. Настроение и без того омрачённое, ещё сильнее ухудшилось тем, что враг битый час безнаказанно летал здесь, и никто не выдвинулся ему на перехват, будто бы истребители, отвечавшие за этот участок, будто резко куда-то делись.
Дождавшись ухода разведчика, егеря продолжили путь. Этажерка в каком-то смысле даже успокоила их. Её присутствие имело ввиду то, что противник недалеко, но этой близости всё никак не удавалось обнаружить...
Часы Акриса показывали десять пополудни, взвод всё ещё продвигался вперёд. Вдруг, шедший перед цепью Акрис передал всем приказ остановиться. Чейнджлинги замерли и залегли, лейтенант прислушался: сквозь шум ночного леса слышались какие-то негромкие, но высокие звуки, добиравшиеся сюда. Они походили на стук топора о дерева или просто лязг железа — трудно было определить. Цугфюрер подозвал к себе командиров отделений. Подполз к нему и Викрис, командир отделения Рейниса.
— Какой-то звук. На лесной не похож. Отсюда ничего не видно, нужно разведать. — Тихим шёпотом проговорил лейтенант, стараясь не шуметь.
— На дерево лезть опасно — заметят сразу. Моё отделение доползёт до опушки и выяснит источник звука. — Снова вызвался Викрис, Акрис посмотрел на него и, после короткого раздумья, кивнул:
— Вы не подводили до этого. Исполняйте.
— Слушаюсь! Возьму отделение и разведую. Вы пойдёте следом?
— Так точно. Остальной взвод будет следовать за отделением. Не отходите слишком далеко.
Викрис коротко кивнул и начал отползать назад. Через две минуты его отделение быстрым и тихим шагом перегнало взвод и залегло в десяти метрах перед ним: здесь так же слышался тот самый стук, но к нему прибавилось едва слышное журчание воды. Сопоставив карты, Викрис понял, что это может быть та узкая речка, пролегающая в десятке километров от их позиций и отмеченная на старых фотографиях с разведчиков. Прислушавшись и осмотрев местность вокруг, унтер приказал двигаться вперёд.
Рейниса окружала почти кромешная темнота: луна светила тускло, к вечеру облачность повысилась. Егеря то припадали к земле, прячась в ложбинках и под кустами, то прятались за деревьями. Снайпер и пулемётный расчёт шли несколько позади, прикрывая остальных стрелков. Лес постепенно расступался, переходя в свою опушку. Ощущение опасности нарастало всё сильнее, но разведчики неуклонно шли вперёд, не забывая смотреть по сторонам и прикрывать друг друга.
Рейнис выглянул из-за поваленого клёна, и увидел впереди пустое пространство, окаймляемое чёрными силуэтами стоящих в отдалении домов. Где-то поблизости от отделения журчала набухшая от дождей река, а за ней виднелись огни...
"Стоять!" — Шёпотом приказал Викрис, и все замерли, пытаясь различить очертания того, что развернулось перед ними. Ликтидец посмотрел на своего товарища, тот обернулся: его глаза блеснули в темноте. В этот растянувшийся миг все и каждый поняли, что перед ними был противник.
Линии окопов чернели на черноте, расчерчивая поле неправильными изогнутыми линиями. Стук, услышанный Акрисом, действительно оказался стуком топора: видимо кто-то из вражеских солдат рубил или обтёсывал какое-то дерево. Викрис занял позицию поудобнее, вытащил бинокль и начал смотреть в него: "Вот их первая линия... за ней виднеется вторая... Вон там блиндаж или... Что-то навроде, не могу различить. Похоже, но чёрт их знает..." — Диктовал он своему помощнику, который зарисовывал всё это на карту. Старый ефрейтор с острым и опытным глазом мог неплохо писать в почти кромешной темноте без всякого фонарика. "Так... Общее представление есть. А теперь нужно отходить к Акрису." — наконец решил унтер-офицер, закончив свой слепой осмотр. Действительно: на карту удалось нанести совсем немного общих мест, всё из-за того, что противник плохо освещал свои траншеи. "Что-то темнят." — Подумал Рейнис, глядя в прицел. — "Эквестрийцы могли через каждые метров двадцать ставить по фонарю, а эти..."
"Тра-та-та-та-та-та!" "Тра-та-та-та-та-та-та!" "Тра-та-та!" "Паф-паф!" — Противоположный берег вдруг вспыхнул огнём. Над головами егерей засвистели пули: кто-то сдавленно зашипел от боли. Егеря мгновенно среагировали: забил их пулемёт, стрелки начали отбиваться из ружий.
Три пули насквозь прошили дерево в метре-двух от Рейниса: егерь будто бы не заметил этого, за долю секунды наведя мушку на возникшую вспышку и автоматически нажав на скобу. Карабин привычно ударил в плечо, вспышка исчезла, а темнота вокруг неё стала ещё чернее, не позволяя разглядеть результат выстрела. Ещё пара пуль пробила поваленный клён, очередь просвистела у егеря над головою. Поняв, что его укрытие недостаточно надёжно, он начал отползать назад и влево, к кустам, где залегал другой его товарищ по отделению. За их спинами послышалась стрельба других частей взвода, почти сразу же пришедших Викрису на помощь. Егеря вынуждены были стрелять почти вслепую: опыт ночных боёв подводил их, они не ожидали того, что неприятель их заметит и атакует первым. Из перелеска, стоявшего на восточном берегу вдруг ударило ещё несколько пулемётов, оттуда стали доноситься крики команд, в траншеях кто-то завозился и забегал: будто бы чейнджлинги разворошили целый осиный улей.
Бой шёл уже десять минут, десять минут постепенно перетекли в пятнадцать. Чейнджлинги будто стреляли в молоко, в пустоту, но ответные пули поражали егерей более точно: Рейнис услышал справа от себя стон Хильфа, и обернувшись увидел, как раненого товарища оттаскивает назад другой боец. Егерь понял: его отделение постепенно отходит, оно не выдерживает огневого напора. В первый раз их принимали так горячо, и всё выглядело так, будто противник видел их чуть ли не как на ладони...
"Трра-та-та-та-та... паф-паф-паф... тра-та-тат... паф-паф... тр-р-рт... паф-паф паф!" — Ночь в какой-то момент стала походить на день: вспышки выстрелов с вражеской стороны озаряли силуэты окопов, пулемётов и фигуры в касках и пилотках, непохожих на эквестрийские. Рейнису бросился в глаза силуэт громадной крылатой твари с горящими глазами: существо было похожим на птицу или пегаса, но не было ни тем, ни другим.
"Ур-ра-а-а-а-а!!!" — С той стороны послышался новый звук, на этот раз он был похож на крик десятков или даже сотен глоток. Из окопов врага будто бы даже кто-то поднялся, будто бы что-то зашлёпало по воде... Вражеские действия трудно было распознать, но захваченному врасплох взводу этого хватило: Акрис скомандовал отступление, и егеря начали быстро ретироваться, прикрываясь пулемётным и снайперским огнём. Решение было принято быстро и без лишней спеси: план егерей хоть и был нарушен, но кое-что сделать они всё же успели. Нужно было уходить, пока не прибавилось новых раненых и убитых. Как-никак, а враг был в окопах, а они — почти в чистом поле, так что игра не стоила свеч.
Отряд быстро отошёл на двести метров назад. Шедшее позади отделение под командой лично Акриса установило, что погони за ними нет. Раненых пересчитали, перевязали и поместили на складные носилки. Рейнису досталось тащить раненого Хильфа: тот добросовестно сдерживался от крика, но всё равно сипел и шипел, при каждом неосторожном шаге носильщиков. Ночной рейд закончился, и егеря не чувствовали себя проигравшими, но какое-то странное ощущение поселилось среди них. Это чувство делало их мрачными и молчаливыми.
Холодный ночный воздух ударил комбату в лицо и в секунду заполнил его лёгкие. Он стоял вертикально, широко расставив задние ноги. Его острые глаза смотрели туда, откуда ещё минуту назад доносились выстрелы. До его ушей доносились отдалённые крики "А-а-а!..", похожие на боевой клич. Грау с трудом осознавал происходящее вокруг, но его мозг в миг принял одно твёрдое решение: "Нужно бежать туда и разобраться."
— Белов, за мной! — Крикнул командир, и сорвался с места. от блиндажа Грау до позиций ротного Пежин было достаточно далеко, но грифону показалось, что он покрыл это расстояние в пару шагов. Миг — и перед ним уже стоял Пежин, прикладывавший копыто к впопыхах нахлобученной каске.
— Что у вас тут стряслось? — Громко спросил у него Иоганн, стараясь выказывать спокойствие перед подчинённым.
— Перестрелка! Наши пулемётчики схватились с разведкой врага, вот в лесу буквально! — Молодой комроты не сдерживал своих чувств: он был одновременно и напуган, и взволнован и обескуражен, но вместе с тем его глаза блестели от вспыхнувшего в нём лихого задора. Этот блеск понравился Иоганну: "Вот так храбрость побеждает страх." — Мысленно решил лейтенант.
— Отлично, проведите меня к месту боя!
— Слушаюсь! — Радостно ответил Пежин, и повёл Иоганна по окопам.
Схватка случилась на самом правом участке их линии, бой приняло размещённые там пулемёты сержанта Шмульке — грифона, жившего через улицу от дома Грау. Шмульке всегда отличался прытью и зоркостью, до войны учился на инженера-машиностроителя. Теперь же он хвастал своим умением разбирать, собирать и чинить пулемёты, чем порой навлекал на себя недовольство. Увидев входящего в их окоп комбата, Шмульке вытянулся и козырнул:
— Здравья желаю товарищ командир!
— Здравия! — приняв общий задор ответил ему Иоганн. — Рассказывай теперь — что у вас было?
Грифон-пулемётчик выпятил грудь и, дождавшись команды "Вольно!", залихвацки облокотился на тело ещё не остывшего пулемёта:
— Дело было так, товарищ комбат. Стоит мой подчинённый в дозоре, я сплю, но рядом. Тишина, спокойствие, порядок, а тут мой Тилль как возьмёт, да как даст очередь! Тут я и подскочил. Кричу ему прямо в ухо, мол, что он творит. А потом и сам увидел, и сам за гашетку бросился...
— Что увидел? — Сходу спросил Грау.
— Разведчиков. — одним словом ответил Шмульке. Его глаза при этом упали на сапоги комбата, но миг спустя уже снова глядели на его лицо. Тон сержанта стал несколько более серьёзным. — Их была группа, морд где-то с десять. Только вылезли из леса и уже хотели через речку перемахивать — тут-то мы их и взяли. Я кричу всем тревогу, все — кто куда, кто-то даже струсил наверное, но бой мы им дали, ударили первыми!
— А они что?
— А они... ничего. — Сержант сделал значительную паузу между словами. По мере пересказывания прошедшего боя, ему всё меньше и меньше хотелось выглядеть весело. — Дали бой, всё как положено. Потом к ним и подмога подошла — три-четыре пулемёта да винтовок одних десятка три насчитать успели.
— Взвод. — Подметил один из присутствующих. Шмульке утвердительно кивнул.
— То есть, вы тут дрались.
— Да ещё как! Стрельба такая, что из-за щитка не высунуться. Умеют они, сволочи, стрелять...
— И какие потери? — Без лишних слов и ненужного затягивания спросил Грау. Шмульке совсем потупил взгляд и не сумел ответить сразу. На помощь пулемётчику пришёл Пежин:
— Раненые в основном, товарищ комбат. Они в потёмках отстреливались, видимо им без света тяжело... Но троих ребят насмерть прибили, и ещё штыков восемь раненых, но это не такая уж беда.
— Перевязали, доставили куда положено?
— Да как же! Пока вы просыпались, тут уже весь батальон на уши встал. Мы их даже в санчасть унести успели.
— Это похвально. Утром я отмечу вашу роту. — Кивнул Грау. "Вот и первые потери... Должно же было когда-нибудь такое произойти... Но они молодцы. Всё равно молодцы. Трусить не стали — отбились от вражины! И Пежин не струсил — храбрец, воин, и солдаты ему подстать. Эквестрийцы трусят, а мы — нет. И этот раз — не последний.
— Да все итак знают, товарищ комбат. — Улыбнулся пони, но Иоганну эти слова не понравились.
— Пусть знают получше. Можете идти, и держите ухо востро! — Пежин козырнул и удалился. Грау обернулся к стоявшему у пулемёта Шмульке:
— Вы не чейнджлингов отогнали — вы страх свой отогнали, товарищ сержант. — Коротко и твёрдо заявил ему комбат, и сжимая свою лапу в крепком кулаке.
— Служу Северяне. — Снова козырнул грифон, но взгляд его был уже скорее печальным. Комбат мог как-нибудь его напутствовать, но предпочёл этому молчаливый короткий кивок. Этот жест намного лучше выразил его мысль, нежели какие-либо слова.
Этой же ночью покойников похоронили на эплстокском кладбище: им наскоро вырыли могилы, и опустили туда замотанные в простыню тела. Всё это было проделано без каких-либо особых церемоний, разве что пара участвовавших в погребении грифонов-прайвенцев тихо бормотали какие-то молитвы. Вскоре после этого, старший лейтенант Иоганн Грау подписал три похоронки: первые похоронки этой войны. Запечатывая конверты, в голове комбата мелькнула мысль: "Сколько же их ещё будет?" — Он попытался отвязаться от него, но она крепко засела в уставшей голове грифона. Тогда он сам ответил на свой вопрос. Ответил единственным словом:"Много".
Остаток ночи для него прошëл в относительно спокойном сне без сновидений: Грау не увидел ни жены, ни далекого дома — даже заветный синий карандаш во вражеском копыте будто бы ушëл куда-то далеко, спрятался в подпол его рассудка.
Когда лейтенант проснулся ранним утром, то обнаружил, что за те несколько часов его сна успел выпасть снег. Грязевую колею схватило внезапно нагрянувшим морозцем, а пейзаж превратился из буро-серого в сплошную серо-бело-чëрную пелену, сливавшую воедино небо и землю. Батальон проснулся вместе с ним: зазвучали команды подъемов, солдаты начали просыпаться и приводить себя в порядок. То же самое сделал и Иоганн: он вышел из блиндажа и умылся в ведре холодной воды, пробив перед этим намёрзшую на ней корку льда. А потом было построение...
Роты построились на поле за позициями. Командир батальона вышел перед ними вместе со своим штабом, он осмотрел своих бойцов с бодрым чувством гордости и вдохновения. Грифон встал перед строем, окинул взглядом всех присутствующих и произнёс:
— Товарищи красноармейцы! Сегодняшней ночью к нашим позициям подобрался взвод вражеских разведчиков. Враг выслал этот отряд вперёд с целью нанести нам свой первый удар, намереваясь вселить в нас страх и нерешительность, показать, что сила находится на его стороне... — Грау вдохнул грудью холодный октябрьский воздух. Солдаты стояли перед ним в полном молчании. — Рота старшины Пежина, взвод сержанта Шмульке — выйти из строя!
Стоявшие на правом фланге пежинцы и часть построения пулемётчиков подались вперёд.
— Посмотрите на них! Сегодня ночью именно эти воины встретили врага огнём, и в тяжёлом бою вынудили вражескую разведку бежать от своих позиций! Той ночью они потеряли троих своих товарищей, попали под огонь трёх вражеских пулемётов, но это не помешало им успешно выполнить свою задачу! А теперь скажите мне, разве ваши товарищи чем-то от вас отличаются? Разве есть в них что-то особенное?
— Никак нет, товарищ комбат! — Отвечал ему хор из сотен голосов.
— Верно! Эти защитники трудового народа — такие же красноармейцы, как и вы. Они не испугались и дали бой, разве вы не сможете поступить так же?!
— Сможем! — Снова грянул строй.
— Славно! В таком случае, я скажу вам вот что. Наш враг силён, хитёр и умел. Но чейнджлинги — это существа которые немногим отличаются от нас. Они развращены ложной и разрушительной идеей, они ведомы злобной, грабительской целью, но при этом им так же ведом страх, и более того — он действует на них сильнее, ведь они хоть частью своего ума, но понимают, что им нечего делать в этой стране, что они переступили за чужой порог без спроса, что разно или поздно им придётся ответить за это. Прошлой ночью мы избавились от страха, а они — приобрели его, и теперь никогда уже от него не избавятся! Мы будем драться с ними храбро и умело, мы остановим их на этой земле, ведь с нами правда и справедливость, а с врагом — ненависть и ложь. Товарищи, скажите мне, что двигает бойца вперёд, что заставляет его стоять против силы врага?
Строй ответил не сразу: "Долг... Родина... Приказ..." — В некотором замешательстве восклицали бойцы, обнаружив неожиданную трудность ответа на этот вопрос.
— Вы правы, но не до конца. Я скажу вам, что сильнее всего нам помогает любовь. Долг и воинская присяга не имеют силы, если боец не любит страну, которой присягает. Приказ тоже не имеет абсолютной силы, если солдат не верен своему Отечеству, если он не любит его. Что же есть Родина? Родина — это не только наше государство, но и ваш дом, ваши родные: жёны, дети и родители. Город или деревня, где вы родились — это ваша Родина. И из любви к ней вы будете противостоять врагу, блюсти свой солдатский долг, дабы не опозорить свои семьи. Смерть лучше позора, но мы стоим на этом рубеже не с целью умереть, а с целью победить. Ура, товарищи!
По строю пронеслось троекратное "Ура!". В этом крике Иоганн услышал силу и волю. Он услышал голос тех, кого не стыдно повести за собой. После речи комбата началось рутинное распределение обязанностей, но вместо того, чтобы отправить командиров рот к своим подразделениям, лейтенант приказал им собраться в штабе. Военным предстояло серьёзное обсуждение вещей, о которых нельзя было молчать. Ещё вчера положение батальона казалось относительно безопасным, но ночной бой ясно и чётко дал понять, что противник намного ближе и активнее, чем может казаться.